В. А. Росов

Маньчжурская экспедиция Н.К. Рериха:

в поисках «новой страны»

 

 

Статья о Маньчжурской экспедиции (1934-35) вызвана несколькими обстоятельствами. Это прежде всего публикация на страницах журнала «Ари-аварта» уникальных дневников Н.К. Рериха, относящихся к периоду полуто-рагодового странствия по Китаю и Монголии. Об их существовании до сих пор вообще не было известно. Практически полный текст дневника недавно обнаружился в Музее Н.Рериха в Нью-Йорке. Впервые знаменитый путе­шественник и художник предстает перед нами не только исследователем Центральной Азии, но и крупным политиком. Причем именно статус полити­ка вполне соответствует масштабу его личности. Известно, Рерих прославил­ся как международный деятель культуры, предложивший Пакт Мира. Но Пакт Рериха это всего лишь звено в большой политике, в которую оказались вовлечены известные люди Америки — президент Франклин Делано Руз­вельт, министр земледелия и сельского хозяйства Генри Уоллес, сенатор Уильям Бора. Геополитический характер деятельности Рериха есть как раз то, что предстоит осмыслить в самое ближайшее время.

В целом такое понимание, с уклоном на политику, складывается до­вольно трудно. Жизненные задачи семьи Рерихов применительно к Азии пока еще не осознаны. Хотя оснований для этого вполне достаточно. Не­сколько лет назад вышла книга К.Н. Рябинина «Развенчанный Тибет» (1996). Она перевернула наши представления о Центральноазиатской экспедиции академика Рериха, и во всеуслышание было заявлено о Буддийской миссии в Лхасу. Публикация увесистого тома произвела эффект разорвавшейся бомбы. Однако «взрывная волна» еще не достигла ищущих умов... Тем не менее, не стоит уповать на физическую механику. Как всегда бывает, при разрушении старых догм первыми появляются интеллектуальные мародеры. Только в этом году уже издано две книги, выставляющие Рерихов в ложном свете, — Олега Шишкина «Битва за Гималаи. НКВД: магия и шпионаж» и Антона Первушина «Оккультные тайны НКВД и СС». Первая делает Н.К. Рериха агентом советских спецслужб, осуществляющим свою Центральноазиатскую экспедицию «под руководством» террориста Я. Блюмкина. Вторая отводит Рериху роль не ограниченного властью сатрапа, стремящегося «единолично решать судьбы мира». И то и другое — ложь, от начала до конца. Чтобы противостоять надвигающемуся хаосу подобных интеллектуалов, читателю и предлагается настоящее исследование. Оно построено исключительно на до­кументальной основе, на использовании архивных материалов, извлеченных из собраний США, Индии и России.

Нельзя обойти молчанием появление еще одной книги, принадлежащей перу американских исследователей Грэхема Уайта и Джона Мейза, — «Ген­ри Уоллес: поиск нового мирового порядка» (1999). На ее страницах дан анализ взаимоотношений Уоллеса и Рериха, которые достигли своего траги­ческого апогея на фоне Маньчжурской экспедиции. По правде сказать, налет легковесности (при одновременном цитировании редких документов) и нацио­нальная гордыня не позволили авторам пойти вглубь. Все оценки личности Рериха красноречиво суммированы в названии одной из глав — «Фальши­вый пророк». И это именно та капля, которая является последней и перепол­няет чашу научного терпения по другую сторону океана, в России, на родине нашего великого соотечественника.

I

 

Маньчжурская экспедиция академика Н.К. Рериха явление нео­бычное в ряду путешествий и изучении Центральной Азии. О ней сегод­ня почти ничего не известно. Основная идея — сбор засухоустойчивых трав и лекарственных растений по окраинным районам Гоби — мало что объясняет. Эта экспедиция в Северную Маньчжурию и Внутрен­нюю Монголию была организована по инициативе Департамента сельс­кого хозяйства США при личном участии министра Г.Э. Уоллеса. Хотя намерения исходили от самого Н.К. Рериха, и заслуга в ее прове­дении принадлежала именно ему.

Поездка по Центральной Азии в середине 30-х годов стала логи­ческим продолжением всей экспедиционной политики, начатой еще в 1923 году. Семья Рерихов отправилась странствовать по Индии и Вос­току. На время обосновалась в Дарджилинге, а затем в 1925-м двину­лась в Кашмир и Лех, откуда путь лежал в глубины Азии. Первая Центральноазиатская экспедиция Н.К. Рериха проходила в несколько этапов. По прибытии в Монголию она переросла в самостоятельное Тибетское путешествие, известное теперь как Миссия Западных буддис­тов в Лхасу (1927-28). Из Урги Рерихи отправились на переговоры с Владыкой Тибета, восседающим в заоблачной Потале. Назревала необ­ходимость реформирования буддизма в Азии, и Н.К. Рерих намеревался учредить «Орден Будды Всепобеждающего», договориться с Далай-ла­мой о самостоятельной параллельной ветви Западных буддистов. Это был завершающий шаг перед тем как приступить к грандиозному строи­тельству в пустынной гобийской Азии. Создание независимого государ­ства, названного условно «Новая Страна», — таков Великий, или Миро­вой План Рерихов, задуманный для того, чтобы перекроить карту Восточ­ной Сибири и Дальнего Востока. Каким бы ни казался сегодня подоб­ный «план», утопическим или, наоборот, своевременным, — это предмет серьезных раздумий об исторических судьбах России.

Встреча с Далай-ламой не состоялась, караван был задержан на высотах Чантанга. И экспедиционный отряд оказался вынужден, минуя Лхасу, ценой неимоверных трудностей и потерь пробиваться в Индию. Буддийский поход на просторы Сибири и в монгольские степи был отло­жен до лучших времен, до тех пор, пока ситуация в тибетском регионе не станет более благоприятной. Мировой План претерпел изменения, и Мань­чжурская экспедиция сделалась необходимой и главной его частью.

Очень важно прояснить истоки Мирового Плана, чтобы понять, как всё начиналось. В дневниках Е.И. Рерих уже с 1921 года встречаются упоминания о «Тибете», о «пути к Лхасе» и о ее муже, Н.К. Рерихе, которому «суждено руководить Россией» [I]. Начало 20-х это факти­чески период самоопределения всей эмиграции, когда поток наших сооте­чественников устремился в Европу, Америку и Азию. Рерихи не были исключением в общей массе, но в отличие от обычных людей, они, люди искусства, страстно верили в свою духовную миссию. Такая вера была вполне оправдана. Весной 1920-го в Лондоне Рерихи встретились с Учителями, Махатмами Морией и Кут Хуми, прибывшими из Индии в составе военной делегации. И с этого момента их существование напол­няется бессознательными импульсами и образами индийской жизни. Они используют любую возможность, чтобы отправиться на Восток вослед своим высоким Руководителям.

Наконец, осенью 1921-го намечается в общих чертах перспектива путешествия в Индию. (Н.К. Рерих с семьей находился в Соединенных Штатах в связи с приглашением провести серию художественных выс­тавок по городам Америки). Отныне вслух ведутся разговоры о научно-художественной экспедиции. Но в кругу семьи обсуждаются планы дру­гого рода — думы «о русском походе» и «путь из Индии через Китай и Харбин» [2]. И только через год, когда положение Рерихов в США укрепилось — основан Институт Объединенных искусств и начата рабо­та по открытию Музея, — оформляются мысли о Мировом Плане, который на первых порах назывался «Великий». «Не много призванных, найдется не более 100 человек. Кто поймет Великий План?! План не для слов, но для дел» [З]. В основе этого «Плана» лежит идея об объединении народов Азии в Союз Востока. Е.И. Рерих осенью 22-го в письме к сыну Юрию, который в то время получал востоковедческое образование в Сорбонне, сообщала: «Союз народов Востока назревает» [4]. Ю.Н. Рерих, обладая глубокими знаниями восточных языков (ки­тайского, монгольского, тибетского, урду, персидского и др.), выдвигается одной из главных фигур, он включен в состав будущей экспедиции. План только намечается. Летом 1923-го, незадолго до Индии, вся семья Рери­хов отправляется в краткую поездку по Европе — осмотреть памятники Италии и отдохнуть в Швейцарских Альпах. В это время происходит нечто особенное. «В Виши закладывается идея Величайшего Союза... Народы будут помнить 17-е июня» [5]. Такова еще одна запись в днев­нике Е.И. Рерих, с которой начинается грандиозное политическое и духовное действо, длившееся целых 12 лет.

Остается вопрос, откуда все-таки появилась идея «Мирового Пла­на»? Применительно к Рерихам трудно себе представить механическое повторение мыслей и указов Махатм. Должно было быть творческое понимание истории и огромные знания. И еще — счастливые обстоя­тельства, чтобы зародившаяся идея проросла и набрала силу. У Рерихов налицо оказалось всё необходимое.

К концу XIX столетия Россия стала постепенно принимать в свои недра доктрину «восточничества». В светских кругах российского обще­ства обсуждалась докладная записка П.А. Бадмаева «О присоединении к России Монголии, Тибета и Китая» (1893), поданная императору Алек­сандру III. Но еще за десятилетие до этого знаменитый путешественник Н.М. Пржевальский, будучи выразителем военных настроений Главного штаба, оправдывал необходимость нового жизненного пространства для России — Китайского Туркестана и северной части Тибета. На рубеже XX века русский философ Соловьев выносит на суд высшего света «панмонголистские» взгляды, почерпнув от французских миссионеров Гюка и Габэ сведения о буддийском «братстве келанов», которое «завоюет Тибет, Китай, Монголию и великое государство Ороса (Россию)». Пос­ле «большой революции» воцарится всемирный владыка перед прише­ствием Будды Майтрейи [б]. В 20-е годы становится популярной тео­рия Карла Гаусгоффера о существовании «великой гобийской цивилиза­ции ариев», основанная частично на легенде о таинственном подземном царстве Агарти. Эта цивилизация процветала примерно 3-4 тысячи лет назад, и после того как нынешняя Гоби некогда обратилась в пустыню, она тоже исчезла. Арии переселились в Индию и на север Европы, а в Тибете еще сохраняются остатки арийской культуры [7].

В 1921 году представитель Тибетского правительства в Советской России Хамбо-лама Агван Доржиев обратился в Народный комиссари­ат по иностранным делам РСФСР с предложением о расширении тер­ритории Монголии «в целях уменьшения пространственного разъедине­ния буддийских народов Центральной Азии и установления тесного контакта и сообщения между ними» [8]. В записке сообщалось, что при наличии дружественной поддержки и содействия со стороны России вполне возможно объединение западных ойратских племен, простираю­щихся вплоть до Тибетского нагорья (Цайдама и Кукунора) как окра­инного пункта расселения монголов. Образование расширенного Мон­гольского государства могло бы обезопасить границу России на всем протяжении от Маньчжурии до Тянь-Шаня.

Политика установления широкой монгольской автономии очевидно направлялась из Тибета, и Агван Доржиев являлся тонким инструментом в ее осуществлении. Примечательно, что именно с ламой Доржиевым Рерих был тесно связан еще со времени строительства Буддийского храма в Петербурге. (С 1909 года Николай Константинович входил в Комитет для руководства постройкой храма). В 1914 году Рерих полу­чил через Доржиева в дар от Далай-ламы XIII священный хадак — знак высоких почестей и заслуг в деле возведения буддийской святыни, посвященной Калачакре. Тогда же он впервые услышал о Шамбале от «высокого бурятского ламы». Не был ли этим ламой Доржиев? Еще раньше, в начале века, японский монах Кавагучи дал описание своего путешествия в Лхасу и сообщил, что Агван Доржиев, получивший почет­ный титул «Цанни кэнбо» как наставник малолетнего Далай-ламы, пере­дает повсюду пророчество о приходе в Россию «могучего князя, который создаст великую буддийскую державу Чан Шамбала» [9]. Вероятно, Рерих слышал это пророчество о Чан Шамбале, или Северной Шамба­ле, которая отождествлялась с Россией, и вполне мог задумываться о новой буддийской стране.

В то время когда рождались дерзновенные замыслы Рериха, зака­тилась звезда «Бога Войны», эстляндского барона Р.Ф. Унгерна, став­шего властелином Монголии. В 1919-21 годах Унгерн во главе своей «Азиатской дивизии» сражался за то, чтобы на карте Азии появилась «Великая Монголия». Но это лишь первый шаг на пути к будущему. Барон Унгерн хотел принести в Россию «на кончике монгольской сабли» учение Будды и затем образовать «федерацию кочевых народов Цент­ральной Азии». Главный пункт политической программы Унгерна — воссоздание державы Чингисхана, и в этот «союз азиатских народов» должны были войти «китайцы, монголы, тибетцы, афганцы, племена Тур­кестана, татары, буряты, киргизы и калмыки» [10]. Повсюду в Монголии стали известными крылатые слова барона, которые уместно будет проци­тировать: «Дело уже начато и не умрет. Я знаю пути, по которым пойдет оно. Племена потомков Чингисхана проснулись. Ничто не потушит огня, вспыхнувшего в сердцах монголов. В Азии образуется громадное госу­дарство от Волги до Тихого океана» [10].

История с бароном Унгерном имела бы лишь косвенное отношение к Мировому Плану, если бы не один факт. Обозом Азиатской дивизии командовал родной брат Н.К. Рериха, Владимир Константинович (!). Без сомнения, начальник дивизионного обоза — высокая должность, при­ближенная к Унгерну. Это обстоятельство, возможно, является решаю­щим, чтобы разобраться в появлении внешнего стимула к Мировому Плану (внутренним, конечно, были указы Махатм). К тому же, В.К. Рерих впоследствии стал одним из главных лиц, осуществлявших План в Харбине.

Последнее, что необходимо уяснить — какова расстановка полити­ческих сил в регионе Центральной Азии и на Дальнем Востоке накану­не Маньчжурской экспедиции. Это подтвердит или опровергнет право­мерность замыслов Н.К. Рериха и его Мирового Плана. С начала 20-х до середины 30-х годов ситуация в межгосударственных отношениях азиатских стран сложилась уникальной. Центром политической активно­сти и вооруженных столкновений стала территория некогда единой Мон­голии. После периода смут, вызванных нашествием Джа-ламы, атамана Семенова и барона Унгерна, страна получила независимость (1924). Вспых­нувшая китайская революция 1925-27 годов оказала влияние на судьбу Монголии и определила будущее разделенного на части монгольского народа. (Внутренняя Монголия находилась до 1911 года под властью Цинской династии, а затем — Пекинского правительства). Революци­онные события в Китае дали новое развитие проблеме «панмонголиз-ма». И руководство Монгольской Народной Республики (большая его часть) выступило за объединение монгольских племен.

В конце 20-х в полный голос заявила о себе Япония, и в течение последующих 10-ти лет ее деятельность на Дальнем Востоке стала опре­деляющим фактором. В 1931 году коминтерновская печать опубликовала меморандум генерала Танаки (1927), содержавший программу военно-политической экспансии Японии в Азии. Вскоре, в сентябре 31-го, япон­ская агрессия стала свершившимся фактом. Роль Японии оказалась на­столько важной, что Н.К. Рерих не мог ее не учитывать в своих полити­ческих построениях. В маршрут Маньчжурской экспедиции была вклю­чена поездка в Японию в мае 1934-го. Для плавания из Сиэтла в Иокагаму первоначально были заказаны билеты на пароход японской компании (а не американской!). Всё это вызвало резкое противодей­ствие по отношению к Рериху и его покровителю Уоллесу со стороны президентской администрации США, вплоть до отказа Белого Дома финансировать экспедицию в Северную Маньчжурию. Устройство выс­тавки рериховских картин в Киото и визит к императору Японии вряд ли могут объяснить настойчивость и простоту намерений главы экспедиции. Посещение Японии для него — это больше, нежели успех всей экспеди­ции, ибо ее срыв в какой-то момент казался неизбежным. Ставка на Японию, вероятно, была велика. Рерих был готов вообще отказаться от услуг Вашингтона, если бы нашлись 12 тысяч долларов. Он имел в запасе другой вариант. План мог осуществляться «через кооператив, а не экспедицию» [10].

К началу Маньчжурской экспедиции ситуация в Центральноази-атском регионе определялась как взрывоопасная. Обозначились новые политические реалии, и произошел целый ряд значительных событий. На границе с Монгольской Народной Республикой образовалось марионе­точное государство Маньчжоу-Го. Выдвинулся национальный лидер Внут­ренней Монголии Дэмчиг Донрова (князь Дэван), ставший во главе автономного государства с центром в монастыре Пайлан провинции Суйюань. Политика Токио и прояпонского правительства Маньчжоу-Го по установлению дипломатических отношений с МНР шла вразрез с интересами Москвы. Такая ситуация подталкивала Японию и СССР в средине 30-х годов к разделу «сфер влияния». И монголо-маньчжурский регион вполне мог сделаться полем крупномасштабного столкновения Японии с Советским Союзом или с Китаем [12]. В силу общей ситуа­ции в мире и формирования политической оси «Рим—Берлин—Токио», угроза войны в Азии к осени 1936 года становится вполне реальной.

Идеология строительства «Новой Страны» требовала от Рериха четкой позиции. Он неизбежно должен был стать на сторону Японии в надвигающемся возможном конфликте. Его вера в то, что события раз­вернутся по определенному политическому сценарию, подхлестывалась ре­лигиозной атмосферой на Востоке. Буддийская Азия ожидала прише­ствия Майтрейи. Рерих не только хорошо знал о «Священной войне Шамбалы», он приложил немалые усилия, чтобы собрать сведения об этой легендарной стране, затерянной в горных долинах Тибета и Гима­лаев. На страницах его книг «Алтай—Гималаи» и «Сердце Азии» щедро рассыпаны пророчества лам о «грядущей эпохе Шамбалы». «Наблюдайте время, когда на шлеме воинов появятся красные звезды». В 1921 году в монастыре Таши-лунпо, тибетской резиденции Таши-ламы, воздвигается гигантское изваяние Майтрейи. При этом было объявлено, что царствование Благословенного Владыки начнется через 15 лет, то есть в 1936 году.

Пророчества и предсказания на 36-й год, возможно, не относятся ни к научному характеру статьи, ни к творческой натуре Рериха (хотя у него определенно мистическая интуитивная природа, как у любого насто­ящего художника). Однако в распоряжении историков остается досто­верное собрание фактов.

Итак, всё сходилось на 1936 год. Маньчжурская экспедиция пла­нировалась сроком на три года. Рерихи предполагали, что они останутся на Дальнем Востоке до 1937-го. В Харбине был сформирован экспеди­ционный отряд из местных русских (помимо отца и сына Рерихов и двух американских ботаников). Первая летняя экскурсия в Баргу состоялась в половине июля и августе 34-го. Вторая, в Гоби, — в конце ноября. Возникает естественный вопрос: что же делал Н.К. Рерих в Харбине пять месяцев? Является ли Маньчжурская экспедиция именно экспеди­цией в полном значении слова? Или она нечто совсем иное...

Путь на «Китай и Харбин» намечен был еще на Рождество 1921 года. Конкретного плана не существовало, только магистральное направ­ление. Как представлялось, судьба будущей России, и прежде всего ее Азиатской части и Сибири, зависела от центров русской эмиграции на Дальнем Востоке. Самым крупным из них, причем сложившимся есте­ственным историческим образом, являлся Харбин. Он возник в связи с прокладкой в конце XIX века Китайско-Восточной железной дороги (КВЖД). Вполне закономерно, что именно этот чисто русский город для Рерихов стал наиболее притягательным. «Харбин избран центром в строительстве будущей культуры России» [2]. Так свидетельствует днев­ник Е.И. Рерих.

Как раз осенью 1921 года в Нью-Йорке появился П.А. Чистяков, приехавший в командировку из Харбина по делам «организации между­народной опеки над дорогой». (Он занимал крупный пост в управлении КВЖД). Его встреча с Н.К. Рерихом — знакомы они были еще по Петербургу — обнаружила общность взглядов и духовных стремлений.

Е.И. Рерих подарила Чистякову портрет Учителя Мории, который она хранила в нагрудном медальоне как самую ценную вещь, очень дорогую для нее реликвию, полученную от самого Мастера. А ее супруг сумел убедить харбинского гостя в необходимости учреждения высшей школы на Дальнем Востоке. При благоприятных условиях она могла стать цен­тром культуры, где Рерих «укажет новый путь учения» [2]. Конечно, как всегда, расчет строился на чуде. Но помимо чудесных обстоятельств, в Америке начал устанавливаться комитет будущей «школы», получившей в устных беседах статус университета. В состав комитета, кроме самого Чистякова и Н.К. Рериха, предложено было ввести бывшего русского посла в США Б.А. Бахметьева. С ним прошли переговоры. Налади­лись также подступы к крупному магнату Рокфеллеру.

По возвращении из Америки, где Чистякову пришлось пробыть це­лых семь месяцев, он с удивлением обнаружил, что за время его отсут­ствия произошла резкая «китаизация» полосы отчуждения КВЖД. Си­туация кардинально менялась. «Идея учреждения в Харбине на амери­канские средства университета для русских студентов особого сочув­ствия здесь не встретила», — сообщал впоследствии Чистяков в письме к Рериху (1.4.1923) [13]. Причина оказалась вполне прозаическая — в русском Китае уже «влачат свое существование зародыши высших школ», такие как Русско-Китайский Техникум, Экономическо-Юридические Курсы и Медицинские Курсы. Появление еще одного высшего учебно­го заведения только осложнило бы положение и создало нездоровую конкуренцию. Русские профессора из Америки, в числе которых несом­ненно предложены были Н.К. Рерих и Ю.Н. Рерих, оказались в Хар­бине ненужными.

Существовали и политические мотивы отказа. У новой админист­рации дороги сложилось мнение, что китайцы не позволят открыть на своей территории русский университет, ибо это нарушило бы их суверен­ность. Однако слухи о проекте, в согласии с которым из-за границы приглашаются русские профессора, быстро проникли в молодежную сре­ду. Вскоре вспыхнуло «мятежное движение» студенчества за замену некоторых «никчемных профессоров», в пользу ученых, выписанных из Америки и Европы. Но Рерихи уже держали курс на Индию.

Летом 1922 года Чистяков стал посещать лекции в только что открывшемся Харбинском Теософском обществе, а осенью вступил в Орден Розенкрейцеров. Не прошло и года, Чистяков поменял пристрас­тие, избрав своими наставниками старших Рерихов. К ученикам причис­лил себя и В.К. Рерих, который тоже обосновался в Харбине. «Индия кажется нам ближе, чем Париж или даже Америка, — писал Чистяков своим учителям, — и нам хотелось бы верить, что у Вас найдется воз­можность хоть изредка издали руководить нами» (12.11.1923) [13]. В ноябре 1924-го к ищущим духовных впечатлений харбинцам присоеди­нился инженер В.Н. Грамматчиков. Образовалась крепкая ячейка из трех человек, которые жили надеждой, «внушенной», как непосредственно выразился Чистяков, словами Рериха «о великом будущем Сибири» (19.12.1923) [13].

К середине 20-х годов на Дальнем Востоке усилиями сотрудни­ков Рериха разворачивается коммерческая и хозяйственная деятельность. В Харбине открылись филиалы сразу нескольких организаций, инкорпо­рированных Музеем Рериха в Нью-Йорке, — книгоиздательства «Алатас» и торгово-транспортной конторы «Мировая Служба». Это была проба сил на будущее. Рерихи подступались на практике к «Мировому Плану», полагая, что «Союз Востока начинается в Сибири в виде частно­го общества» [14]. «Новая Страна», как и любая другая, должна была вначале иметь собственную территорию, хотя бы небольшой клочок зем­ли. Именно в это время, незадолго до Центральноазиатской экспедиции 1925-28 годов, стала витать идея об организации сельскохозяйственного кооператива «Алатырь» и акционерного общества «Белуха» (для разра­ботки серебряных руд и для опытов по использованию радиоактивности в сельском хозяйстве).

Только по возвращении экспедиции из Тибета снова встал вопрос об интересах рериховских учреждений в Монголии и Китае. Сразу же после поездки в Америку в 1929-30 годах, где Рерих заручился финан­совой поддержкой Л.Л. Хорша и приобщенных к Музею состоятель­ных американцев, он обратился с деловым предложением к своему брату В. К. Рериху. Суть предложения — организация сельскохозяйственной фермы. Гарантом выступил Нью-йоркский Музей.

Агроном В. К. Рерих был подходящим кандидатом на роль органи­затора кооперативного движения. Пройдя с армией всю Монголию, он поселился в Харбине с начала 20-х годов. За долгие годы жизни на Дальнем Востоке «собрал много знаний о крае». В 1922-м поступил на службу в Земельный отдел КВЖД. Открыл опытное поле на Западной линии дороги и масло дельно-сыроваренный завод в Харбине, которым заведовал до прихода большевиков. «Сельскохозяйственная ферма и ее организация меня очень интересуют, — откликался В.К. Рерих на сде­ланное ему предложение в письме к племяннику Юрию. — Начиная с/х дело здесь, в Маньчжурии, можно надеяться вполне на успех» [15].

Устройство хозяйства на первых порах предлагалось начать в райо­не Шара-Сумэ, в Алтайском округе Монголии. Примечательно, что это ближайший крупный населенный пункт с южной стороны Белухи, вблизи границы с СССР. Указание пришло из Индии. Однако В.К. Рерих отклонил Шара-Сумэ. Ссылаясь на хорошее знание местности, он выд­винул соображения экономического порядка. (В 1921-м Владимир Кон­стантинович шел с конным обозом из Чугучака через Шара-Сумэ и Кобдо). «Этот пункт отовсюду очень отдален от железных дорог, — писал В.К. Рерих в Кулу, — и потому сбыт продуктов будет затруднен и очень дорог, там на доходность рассчитывать трудно» [15]. Альтернати­вой Монгольскому Алтаю стала Маньчжурия, плодородные земли вдоль Хинганского хребта (пахотные поля, пастбища для скота, ископаемые богатства). Окончательный выбор пал на район Трехречья, расположен­ный по рекам Ган, Дербул и Хаул.

Однако в начале 30-х в Америке разразился финансовый кризис. И «великая депрессия» отодвинула планы еще на неопределенное вре­мя. В течение нескольких лет, в 1932-33 годах, шла серьезная подготов­ка к Маньчжурской экспедиции. В этот период В.К. Рерих пытался продвинуть дела «Трехреченских артелей», оказавшиеся не особенно ус­пешными. Весной 1934-го Н.К. и Ю.Н. Рерихи прибыли в США, где окончательно должны были согласовать все детали предстоящей экспе­диции в Департаменте сельского хозяйства. 15 марта в Вашингтоне состоялась встреча с главой Департамента Г.Э. Уоллесом. Имея в руках все санкции на проведение экспедиции, в том числе финансовые, Н.К. Рерих получил и «Проект организации сельскохозяйственного коопера­тива в Маньчжурии» [16], составленный В.К. Рерихом. Николай Кон­стантинович писал брату в Харбин:

«Только что получен план кооператива, и я очень рад, что [проект] сделан в хорошей форме. Сейчас он будет переведен, чтобы показать соот­ветствующим полезным людям... Действительно приходят большие сроки, и нужно встретить их в сердечной готовности» [17].

Как только Н.К. Рерих прибыл в Маньчжурию летом 1934-го, сразу же полетело письмо в Нью-йоркский Музей. Глава экспедиции направил документы об учреждении под его покровительством Сельско­хозяйственного кооператива «Алатырь», на который «желательно было бы получить американских долларов 10-15 тысяч» [18]. Начиналось это письмо указанием «для передачи куда следует». Адресат был известен лишь доверенным сотрудникам Музея. Им оказался министр Генри Эдгар Уоллес. В Вашингтоне при встрече с Н.К. Рерихом он получил из рук своего Гуру «кольцо, Портрет и порошок йога» [II]. Это мисти­ческие атрибуты ученичества, переданные по указу с Гималаев. При таких обстоятельствах все принимало совершенно иной оборот. Маньч­журская экспедиция походила на тайную Харбинскую Миссию.

Действительно, так оно и было. Две новые встречи Уоллеса и Рериха, 21 марта и 14 апреля 34-го, на этот раз уже в Нью-Йорке, скрепили будущие намерения. Министру были даны указания, «как гото­вить себе президентство, как идти в общем Плане, ибо его успех не будет вне Плана» [II]. В Америке, в канун Маньчжурской экспедиции, утвер­ждалась расстановка сил. Вот-вот должна была начаться основная фаза Мирового Плана.

Как отдельного документа «Мирового Плана» не существовало. Он оставался в обиходе Рерихов. Но сохранились дневниковые записи их близкой сотрудницы З.Г. Фосдик [II]. Конечно, далеко не полные, обрывочные сведения. По ним можно получить лишь отдаленное пред­ставление об участниках и месте событий, которые, предполагалось, раз­вернутся в Центральной Азии.

«План — это поездка в Киото для выставки картин, затем в страну Ачаира [Маньчжурию], оттуда Юрий [Рерих] едет в глубь Монголии тре­нировать, организовывать — Н.К. [Рерих] глава всему. Конечно, Япония на стороне дружбы, ибо они единственные против большевиков. Америка могла бы иметь первое место, но потеряла его из-за признания [СССР]... Ни Юрий, ни Н.К. не вернутся в Индию скоро, указан срок 1936 года...» (14.3.1934).

«Какой Н.К. великий дух — понятно, почему он явится представите­лем Новой Страны... Н.К. посетил японского консула и очень доволен сви­данием... Н.К. ему говорил о Сибирском центре — тот понял» (19.3.1934). «Юрий заходил, беседовали о разном, он говорил о будущем. Вначале пой­дут 30 человек, потом в Харбине все расширится, потом Внутренняя Монго­лия или Алтай — на месте будет видно» (19.3.1934). «Я имела чудный разговор с Юрием о будущей Стране и управлении ею — весь план так прост и вместе с тем будет весь чуть ли не завершен в 1936 году. Не верится во всю эту чудесную сказку» (22.3.1934).

«Вечером была Беседа. Н.К. опять писал. Дано вновь 11 июня 1936 года» (31.3.1934). «У меня днем был на чае Завада (японский консул) с женой. Говорила с ним о Н.К. — мировом лидере, что о нем говорил Метерлинк, о значении Японии и России в будущем» (9.4.1934). «Н.К. сказал: вдруг появится непобедимая монгольская армия, начнет побеждать, действовать — знаменательно!» (17.4.1934).

«Мы с Н.К., Юрием и Таруханом [Г.Д. Гребенщиковым] поехали к Завадским* слушать его гимн "Да воскреснет Бог и расточатся врази Его". Превосходная вещь... Н.К. сказал Завадскому, после того как он сыграл часть своей симфонии: "И назовите это — 1936 год"» (19.4.1934). «Н.К. говорил о необходимости выполнения всего Плана... Велел помнить сказанное, ибо сроки последние, и если мы не выполним всего, мы не люди вообще. [Николай Константинович и Юрий] уехали на великую миссию — спасение России» (22.4.1934).

Вполне очевидно, что Н.К. Рерих отводил себе роль мирового лидера. Да и все ближайшие сотрудники так и называли его — «наш Великий Вождь». На таком фоне фактическое руководство Рериха кор­порациями «Панкосмос», «Белуха», «Ур», «Новый синдикат», «Между­народное информационное агентство» и «Алатырь» нисколько не выгля­дело внушительным. Масштаб Азии покрывал любые международные проекты и связи.

Подготовка почвы для лидерства началась активно в самом конце 20-х годов, особенно после того как Буддийская миссия в Лхасу оказа­лась неудавшейся. Рерих объективно завоевывал симпатии людей, бросив в массы девиз «Мир через Культуру» и выдвинув идею Пакта и Знаме­ни Мира о защите культурных ценностей. В 1931 году в Брюгге про­шла Международная конференция, которая сделала Пакт Рериха достоя­нием широкой общественности и политиков. Королевские дворы Бель­гии, Дании, Югославии, Норвегии ответили Рериху посланиями и некото­рые даже наградили его своими национальными орденами. «Мировое значение Н.К. достигло наивысших границ, — сообщала З.Г. Фосдик на Дальний Восток В. К. Рериху, — он возведен повсюду как вождь мировой культуры» [19].

Приезд Н.К. Рериха в Харбин во главе экспедиции был встречен с великим энтузиазмом и восторгом. С первого же дня знаменитый соотечественник стал желанным гостем на всех городских собраниях и торжествах. Он выступил в Христианском Союзе Молодых Людей, на старейшем Юридическом факультете, в приюте-училище «Русский Дом», в Институте Св. Владимира — в местах, где была прежде всего моло­дежь. Повсюду Рерих подчеркивал мысль о том, что Харбин как средо­точие культуры находится «в особом положении».

«Харбин исключительный центр. Я проехал 24 страны и констатирую это перед вами... Я видел много русских колоний, но здесь ощутил — очаг русской культуры» [20].

____________________________________________________________________________

*композитор Василий Васильевич Завадский и его жена Мария Алексеевна, пианистка

 

Именно в этом, одном из самых первых своих выступлений по прибытии на Дальний Восток, Рерих обратил «особое внимание» ауди­тории на «реальную ценность истинного русского вождя». Хотим мы этого или нет, но Рерих предстал перед харбинцами настоящим вождем, готовым вести свое воинство.

Есть особые обстоятельства, о которых нельзя умолчать. Когда ранней весной 1934-го Н.К. Рерих прибыл в США, он привез с собой из Индии рукопись «Напутствие Вождю». Она была собрана Е.И. Ре­рих незадолго до его отъезда, в конце 33-го. Текст, составленный из отдельных параграфов, целиком посвящался мировой роли Водительства и роли Вождя, который «даст новые пути». Первый, предварительный вариант рукописи был еще раньше послан в Нью-Йорк. З.Г. Фосдик, не дожидаясь указаний, предприняла было шаги для ее издания, но это пока не входило в планы Рерихов. Только спустя несколько лет книга «На­путствие Вождю» вышла в Риге незначительным тиражом, немногим более 50 экземпляров (каждый экземпляр был нумерованным). Кому же и для чего предназначалась книга, изданная, что называется, «для служебного пользования»?..

Конечно, можно предположить, что книга в виде руководства или пособия подготовлена для некоего абстрактного вождя. Но дар Учителей человечеству, каким несомненно явилось «Напутствие», бы­вает только конкретным. Он всегда имеет своего адресата. И эта книга тоже предназначалась для определенного, пусть избранного круга лиц и руководителей рериховских обществ. (Для того чтобы они смогли вместе с Рерихами принять грандиозный План переустрой­ства жизни). По существу на ее страницах была изложена программа социальных преобразований для «Новой Страны». Поощрялись де­ловые кооперативы и Братства для культурного общения. «Устрем­ление к истинному кооперативу лежит в основе эволюции. Коопера­тивное устройство — единое спасение» [21]. Значение кооператива в развитии государства, согласно концепции книги, настолько велико, что ему отводится ведущая роль в самых разных отраслях хозяйства, даже таких, например, как строительство дорог.

И все-таки, кто этот Вождь, кого «напутствуют» Учителя?.. Несом­ненно, этот Вождь — сам Рерих. Завершая первый этап экспедиции в Северную Маньчжурию, в Баргу и Хинганские горы, он находился на вершине славы и почитания. 29 сентября 1934 года Нью-йоркский Музей Рериха извещал свой филиал в Париже: «Так триумфально и торжественно шествует великий Мировой План нашего вождя» [22].

 

II.

 

Пребывание Рерихов в Харбине имело одну особенность — склон­ность к военному делу и военным. Конечно, это не было простой любо­вью к воинскому искусству (Юрий Рерих окончил специальный военный факультет в Сорбонне), а таило в себе далеко идущие планы.

Н.К. Рерих был принят интеллигенцией Русского Китая и Маньч­журии с распростертыми объятиями, его деятельность оказалась популяр­ной во всех харбинских кругах, и прежде всего — в военных. Друже­ственную поддержку он получил в лице председателя местного отделе­ния Российского Общевоинского Союза (РОВС) генерала Г.А. Верж-бицкого. Наладил также близкий контакт с другими генералами — В.Д. Косьминым (Военно-Монархический Союз), Е.Г. Сычевым (Восточно-Казачий Союз), генералом Соболевским (Легитимисты). В первые же дни по приезде Рерих не забыл и о главе русской эмиграции на Даль­нем Востоке генерале Д.Л. Хорвате, который в 1921-22 гг. оставался непоколебимым оплотом Белой армии в Сибири (наравне с атаманом Г.М. Семеновым и бароном Унгерном). Случаен ли такой целенаправ­ленный интерес к генеральской верхушке?

«Отбор генералов» начался еще задолго до приезда в Харбин. Летом 1932 года вице-президент Музея Рериха З.Г. Фосдик (Лихтман) направила письмо брату Н.К. Рериха, Владимиру Константиновичу, в котором она просила передать книги Юрия Рериха «По тропам Сре­динной Азии» не кому-нибудь, а двум уважаемым генералам — Хопра и Мори. Приведем здесь письмо к начальнику охранных войск по Южно-Маньчжурской железной дороге генералу Мори, так как эта фигура имеет важное значение для понимания Харбинской миссии.

«9 июня 1932. Дорогой генерал Мори, согласно распоряжениям докто­ра Джорджа де Рериха, я с удовольствием пересылаю Вам, через В. К. Рериха, его новую книгу "По тропам Срединной Азии", снабженную при­ветствием автора. Д-р Дж. де Рерих, который относится с величайшим по­чтением к Вам и Вашей великолепно осуществляемой работе, будет очень благодарен, если Вы примете его труд, и надеется на отклик по прочтении книги. Искренно уважающая Вас, Зинаида Лихтман» [23].

Весьма вероятно, генерал Мори был выбран не случайно. Этот выбор имел под собой некоторую мистическую подоплеку. Фамилия генерала практически совпадала по транслитерации с именем Учителя Мории. И хотя такие фамилии, как «Мори», «Морев», и даже на фран­цузский лад «Моруа», были широко распространены в светской среде, среди интеллигенции, но Рерихи избрали именно армейского генерала. Он являлся крупным военным деятелем и был, следовательно, идеальной фигурой для претворения в жизнь их замыслов. Любой генерал — это, прежде всего, армия и ее солдаты, а Рерихам нужна была армия.

Весной 1934-го, по пути на Дальний Восток, Рерихи встретились в Париже с целым рядом русских генералов, исповедующих философию «утвержденцев». (Находясь на чужбине, «утвержденцы» стремились к защите отечества и помощи ему всеми средствами). Встреча произвела на всех глубокое впечатление. За Н.К. Рерихом закрепилось имя, данное ему полковником Шмаковским, — «Богатырь духа». Генеральный секре­тарь Французской Ассоциации друзей Музея Рериха Г. Г. Шклявер начал сближаться с этим политическим движением, вероятно, по настоя­нию Н.К. Рериха. 7 и 14 марта, а затем 30 мая он посетил собрания «утвержденцев», вдохновленный недавней встречей «со своим Гуру» и горячо веря в то, что «начинается новая страница в исторических судь­бах Родины». И в дальнейшем продолжал регулярно посещать эти со­брания. 28 ноября Шклявер даже выступил на заседании «утвержден­цев» и прочитал «обширный» доклад «О перспективах российской на­циональной внешней политики». Тема говорит сама за себя. Он писал Н.К. Рериху, который находился уже в Харбине: «Генерал Оприц про­сил передать Вам привет, а также атаман Богаевский... и генералы Акулинин, Хорошкин, Черячукин и проч.» [24]. Кстати, будучи в Париже, Рерих посетил Казачий музей и имел беседу с его главой, генералом графом Граббе. В дальнейшем они обменялись письмами. Генерал бла­годарил за «Знак» (чаша со змеем на лиловой ткани), преподнесенный в дар музею. Уже в Харбине Рерих опубликовал свой очерк «Утвержде­ние», прославляя «рост живых начал» в организациях «утвержденцев».

Все эти незначительные, на первый взгляд, события, происходившие в Париже, приобретают совершенно другой оттенок, а может быть, даже вписываются в стройную систему, если учесть, что Шклявер причисляет­ся к создателям «Российского Эмигрантского Оборонческого движе­ния». Важнейшим постулатом этого «движения патриотов» являлась идея сохранения «русской территории», невзирая на большевиков («больше­визм сам кончится») [25].

Однако самый тесный контакт в Париже был установлен с генера­лом Н.Н. Головиным. Повод нашелся удобный — Ю.Н. Рерих слушал курс его лекций во время обучения в Сорбонне в 1922/23 годах. Этот генерал, известный всей русской эмиграции как крупный военачальник и педагог, прославился своими знаниями в области стратегии и тактики ведения военных действий. Еще в средине 20-х он предпринял попытки создания «положительной науки» о войне. В Белграде вышла знамени­тая книга Головина «Мысли об устройстве будущей Российской воору­женной силы» (1925). Естественно, что Н.К. Рерих включил генерала в орбиту своих действий. Он попытался организовать для Головина курс лекций (на иностранных языках) в Америке, а может быть, и на Дальнем Востоке, в Японии и Маньчжурии. Через неделю по прибытии в Нью-Йорк Рерих направляет И.А. Кирилову, брату председателя недавно об­разованного Сибирского Общества при Французской Ассоциации, от­крытку с просьбой сообщить ему биографические сведения, касающиеся Н.Н. Головина.

«20 марта 1934. Дорогой Иван Акимович, сейчас получил запрос от­носительно "Куррикулум Вите" генерала Головина. Это необходимо для бу­дущих лекций. Будьте добры прислать эти данные с ближайшей почтой. Привет всем друзьям. Сердечно, Ваш Н. Рерих» [26].

Этот запрос несколько раз повторяется в последующих письмах к Кирилову, что говорит об исключительной важности намеченного лекци­онного турне.

Именно И.А. Кирилов, вместе со своим братом А.А. Кириловым ответственный за сибирское направление работы в Обществе, берется упрочить контакт с Дальним Востоком, с японской и харбинской печа­тью. Ему помогает Г.Г. Шклявер, делая ставку на представителя посла Японии во Франции господина Судзуки. «Сейчас я укрепляю позиции по всему нашему широкому фронту, — пишет Шклявер Н.К. Рериху. — С Ал. Ак. Кир[иловым] мы обсудили наметившиеся благодаря Вам новые пути сотрудничества... Мне удалось создать мост между сибиряка­ми и Судзуки» [27]. Нужно сказать, что во Франции Николай Кон­стантинович лично встретился с японским послом. «Посол был чрезвы­чайно доволен встречей» [28]. А Шклявер впоследствии стал получать от посольства «различные материалы о Маньчжоу-Го».

И.А. Кирилов принимается за составление книги «Сибирь и ее будущее». Она задумывается как сборник статей, в который будут вклю­чены очерк самого Рериха «Сердце Азии», а также статьи «Сибирь. Краткий географический и исторический очерк» (И.А. Кирилов), «Же­лезнодорожные и речные пути сообщения Сибири» (П.Ф. Козловский), «Казачество в Сибири» (генерал Хорошкин), «Дальний Восток и Япо­ния» (архиепископ Нестор), «Вклад Сибири в мировую культуру» (А.А. Кирилов). Что называется, гвоздем программы планируется в сборник огромная по объему (по существу две отдельные статьи) работа генерала Головина «Современная стратегическая обстановка на Дальнем Восто­ке». Оформить Сибирский сборник И.К. Рерих предлагает своей карти­ной «Ойрот, Вестник Белого Бурхана» и рисунком «Белухи» из путевого альбома, что вполне будет отвечать, по выражению художника, «чувству Азии». Книга намечена к выпуску в издательстве «Рерих Музеум Пресс» на английском и французском языках, дабы «позволить иностранцам оце­нить значение Сибири в судьбах мира» [29]. Срок ее выхода в свет — конец 1934 или начало 1935 года. Однако ноябрьские события в Хар­бине — о них еще пойдет речь далее — заставили Рериха отказаться от издания книги «Сибирь и ее будущее». Она навсегда была похоронена в архивных бумагах американского издательства.

Чтобы усилить и провести в жизнь сибирскую идею, Рерих осенью 1934-го предпринял издание самостоятельной книги «Священный До­зор». В нее вошли в основном его харбинские очерки и выступления. Причем даже взгляд мельком не упустит программный характер боль­шинства статей. В книгу было включено приветствие Н.К. Рериха «Слав­ное Сибирское казачество» (речь в Харбине 3 октября 1934 года), в котором он напоминал о «великом еще несказуемом значении Сибири», о знамени Ермака Тимофеевича, о Сибирских кооперативах и алтайской вершине Белухе. «Белуха стоит белоснежным свидетелем прошлого и поручителем будущего» [30].

Эта речь стала залогом высокого авторитета Рериха в кругах мест­ных казаков. Доверительные отношения установились с руководством Сибирского Казачьего Войска. В ноябре состоялось новое выступление академика перед казаками в театре «Весь Мир». И вскоре он профинан­сировал издание «Войскового Юбилейного Сборника». Сохранился в копии один редкий документ, письмо председателя Войскового пред­ставительства в Харбине Сибирского Казачьего Войска, адресованное Рериху.

«26 февраля 1935 года. Глубокоуважаемый Николай Константинович. С большой радостью получил я Ваше письмо от 21 января с.г. Я поспешил сейчас же ознакомить с ним членов Войскового Представительства, а затем и всех станичников нашей здешней станицы.

Войсковое Представительство в своем заседании, заслушав Ваше пись­мо и мой доклад, постановило:

"Просить Председателя засвидетельствовать великому русскому худож­нику академику Николаю Константиновичу Рериху наше глубокое уважение и искреннюю признательность за его щедрый дар на издание нашего Войско­вого Юбилейного Сборника. Воспоминание об этой помощи нам в нашем войсковом деле Сибирские казаки унесут с собою в родные станицы вместе с образом великого русского художника и большого мыслителя, просветленно­му и умудренному взору которого ясно видно, что возрождение нашего по­верженного в бездну греха русского народа, восстановление нашего Великого Отечества близится. Русский народ отшатнется от измышленных кумиров и вернется к истинному Богу и будет строить свое государственное существо­вание на основах Веры, Доблести и Труда. И верный сын Родины, Сибирс­кий казак, в бодрости, имея дальних и ближних друзей, дойдет до Родной земли и под сенью знамени Ермака Тимофеевича будет верно и преданно служить Ей как встарь".

Копию Вашего письма ко мне и постановления по нему Войскового Представительства я сообщаю всем станицам Сибирского Войска, вынуж­денно находящимся в Великом Русском Рассеянии. Прошу принять наши уверения в неизменно глубоком к Вам уважении и преданности. Председа­тель Войскового Представительства, полковник Березовский» [31].

Еще в сентябре 1934 года, по завершении первого этапа экспеди­ции в Баргу, произошло событие, которое спутало карты сразу всем политикам. РОВС перекупил харбинскую газету «Русское Слово» на пожертвование, сделанное руководству Союза академиком Рерихом из его личных средств. Пожертвование в размере 1000 американских дол­ларов [32], по тем временам огромное. Фактически был приобретен собственный печатный орган, который мог формировать общественное мнение в среде русской эмиграции. Добавим, что в благодарность РОВС избрал Рериха почетным членом редакции, а уважаемый академик, в свою очередь, «рекомендовал» газете трех корреспондентов. Это были Г. Шклявер, В. Шибаев и И. Муромцев — сотрудники рериховских учреждений соответственно во Франции, Индии и Америке. Таким об­разом, покупка газеты стала серьезной политической акцией Н.К. Рери­ха, «решившего подчинить Союз своему влиянию» [33], как писала впос­ледствии местная пресса.

Первый номер возобновленной газеты вышел незадолго до Дня Непримиримости, который отмечался повсеместно 7 ноября 1934 года молебнами и заседаниями. (День русской скорби и траура выражал идею скорейшего освобождения России от большевизма). Но газета явилась только начальным шагом к согласию политических партий и разрозненных сил азиатского зарубежья. Момент был решительный, и Рерих выступил главным идеологом собрания, состоявшегося в День общеэмигрантской непримиримости. Заседание было устроено в поме­щении Русского клуба по инициативе Общевоинского Союза, Трудовой Крестьянской партии и Союза Младороссов. Свою солидарность выра­зили и другие организации: Военно-Монархический Союз, Легитимисты, Союз Нового поколения, Беженский Комитет. Харбинская пресса писала, что на собрании «особенно ярко выявилось стремление русской эмигра­ции к необходимому объединению... во имя России» [34]. Некоторые считали объединение уже свершившимся фактом.

Газета «Русское Слово» вышла с заголовком «День Непримири­мости объединил всю эмиграцию» (8.11.1934). Она опубликовала пол­ный текст речи высокого покровителя РОВСа академика Рериха. Речь начиналась словами: «Да воскреснет Бог и расточатся врази Его!». Впрочем, этими же словами и заканчивалась. (Вспомним гимн композитора За­вадского!) Она была посвящена религиозным основам сотрудничества. Фактически в речи содержался призыв к близкой борьбе «под знаменем Духа Святого» с богоборческими силами.

«Не однажды человечество, обуянное тьмою, выступало на богоборче­ство... Не однажды народы обрекали себя на одичание и утеснение. Гидра безбожия пыталась поднимать свою ядовитую голову, но каждый раз под­тверждалась истина, что Свет побеждает тьму. После темноты еще ярче Свет.

В сиянии солнца солнц невозможно спать, и встает человек в бодрство­вании к новому труду, к созиданию. И теперь расточатся все враги Бога. Народы поймут светлую ответственность созидания. Созидание требует со­трудничества. Сотрудничество требует доверия... Не будет повторением твер­дить об единении. Даже пчелы и муравьи малые знают эту основу...

Оружие Света, заповеданное Апостолом, куется в сотрудничестве. Иду­щие за Бога не могут рассеяться. Воинство светлое может проверять доспехи свои, но движение добра и строительства замирать не может. Не всегда заметны обычному глазу сроки и внутренние движения... В час сужденный, в час близкий зазвучат бранные трубы в светлом приказе: "Да воскреснет Бог и расточатся врази Его!"» [35].

Полный пафоса клич Рериха показался харбинцам несколько абст­рактным. Некоторые эмигрантские круги, в частности, партия харбинских фашистов К.В. Родзаевского, расценили «траурное заседание» как «по­пытку создания антифашистского блока». Сам же Рерих знал опреде­ленно, чего он хочет, возможно, собирая воинство для будущих азиатских походов. По крайней мере, он хорошо усвоил по приезде в Харбин настроение разнородных слоев русского общества, которое очень точно выразил глава Академической группы проф. Г.К. Гинс: «Мы, солдаты, ждущие своего призыва...» [36].

Накануне отъезда рериховской экспедиции в глубь Монголии, 17-го ноября 1934 года начали происходить события, которые нанесли удар по «военным замыслам» Рериха, связанным с его идеей построения нового

Сибирского государства. Русская фашистская партия раздула в прессе травлю Рериха и его учреждений в Харбине. Провокационный матери­ал появился сразу в трех газетах, финансируемых японцами. Можно предполагать, что это было делом рук японской разведки, которая сняла фотокопии частных писем Рериха в почтовой конторе на японском суд­не «Катору Мару» осенью 1924 года. И ровно через 10 лет эти письма всплыли как компромат на «легата Белого Братства» в связи с его планами «захвата Сибири». Военная ориентация Рериха и его сына, их работа среди эмиграции, вероятно, становилась помехой в намерениях Японии постепенно подчинить молодое государство Маньчжоу-Го свое­му влиянию.

Что именно предприняли Рерихи, чтобы противостоять выпадам, спровоцированным японской стороной, сказать с определенностью невоз­можно. Известно, Николай Константинович обратился по дипломатичес­ким каналам к правительству Японии с просьбой дать официальную оценку развязанной против него кампании. Министерство иностранных дел Японии ответило Рериху через свое посольство в Пекине письмом господина Сайто, в котором заверяло, что «инциденты такого рода не повторятся» (14.2.1935). Однако дело было сделано, и все остались при своих интересах. Харбинские газеты в апреле и мае 1935-го снова выступили с обличением великого «масона и розенкрейцера». А Рерих отправился в длительную экспедицию на окраины Гоби. Основной сезон полевых работ начался в марте, когда экспедиционный отряд тронул­ся из Пекина на Калган, и длился до сентября 1935 года. Именно этот период является крайне важным для понимания «военных интересов» Рериха в Азии.

В нашем распоряжении имеется копия неопубликованного маньч­журского дневника (1934-35) Ю.Н. Рериха. Он представляет собой небольшую записную книжку, 60 листов, на развороте форматом в половину тетрадной страницы. Этот дневник — действительно малого объема, на каждый день приходятся записи в среднем по 3-10 предложений. В отличие от дневника отца, Н.К. Рериха, и экспедиционных дневников подобного рода, у Юрия Николаевича подробно представлен материал, пригодный для составления военных маршрутов (карт) или ведения боевых действии (топография местности, замеры высот, расстояния в милях от характерных природных объектов, русла пересыхающих рек, повороты дорог, роза ветров). Наибольшее удивление вызывает подсчет японского транспорта, а также план-схема ставки Барун-сунитского князя Дэвана, каменные постройки которой потенциально могли использоваться для обороны и укрепления военных отрядов. Учитывая предельную крат­кость дневниковых записей, приходится отдать должное их автору в при­оритете сведений военного характера перед ботаническими и этнографи­ческими.

Для наглядности приведем выборочно цитаты из дневника Ю.Н. Рериха за 1935 год.

«31 марта. Дорожная застава Хоруг-суму. Выехали на Калганский тракт двумя милями западнее Улан-нурской заставы. Возле Улан-нура встре­тили два японских автомобиля, ехавших из Долон-нура.

2 апреля. Значительные перемены [настроения] у местных монголов. Рост милитаризма.

9 апреля, [Князь] Ван ожидал приезда губернатора Калгана, генерала Сунь-чи-ина, который, по слухам, находится в пути, с 800-ми солдатами.

12 апреля. 11-го через Хатан-суму проехало два японских грузовика по направлению в ставку.

13 апреля. Вечером пришло известие, что калганский генерал-губерна­тор вернулся в Калган, простояв в ставке неполный день. Всего с ним шло 11 машин, из них б грузовых с солдатами конвоя.

14 апреля. Рано утром две японские машины из ставки прошли в Долон-нурском направлении (одна грузовая и одна легковая).

6 мая. Сильный W-NW ветер. Ожидаем сегодня возвращения маши­ны из Калгана. Начали собирать монгольские кличи... К вечеру в направле­нии на Сунитскую ставку прошли 4 японских грузовика, следовавшие по Долон-нурской дороге.

7 мая. Сильный NW ветер продолжается. Утром 4 японских грузовика прошли в обратном направлении.

9 мая. [Высота] 4600 футов. 14890 миль [по спидометру]. Выехали в 8.20 утра... Выехали на Ургинскую дорогу. 14897,47 м. — налево Ларсе-новская заимка (скот). 14904,04 м. — Хоток-суму по левую руку. Азимут с точки на дороге 250°. [Высота] 4300 футов. 14913,12 м. — сухое русло реки. 14913,13 м. — колодец по левую руку. Пески. Дорога вдоль сухого русла реки... 9.45 утра. Налево от дороги у подошвы холма Даянги-хит азимут с точки на дороге 180°. 4100 футов (25 миль от Цаган-Куре). 9.55 утра. Тронулись. Направление на NW... 14918 м. — дорога пересекает сухое русло реки, песок. Сарингол. По левую руку от подошвы горы аил. 14926 м. — колодец. 14927 м. — ставка. 4000 футов... В ставке виделись с новым мейреном... Любопытный разговор с представителем Таши-ламы.

12 мая. Утром прошли два японских грузовика с людьми. Оказалось, что партия топографов, занимается съемкой и переписью населения и скота... Говорят, что в марте князя посетили четыре японских чиновника и привезли ему титул полковника маньчжурской армии. В январе месяце 30 мальчиков из Барун-Сунита были отправлены в Японию для обучения.

13 мая. Ночью и утром снежная вьюга с N ветром. В 8 утра + 1°С. Чертил маршрут на ставку Барун-Сунит. Прошли обратно четыре японских грузовика.

26 мая. В 6 часов выехали в Pai-lin mien. 46-я миля [пути] — колодец. 59-я миля — колодец слева. Горы по левую руку. 86,5 м. — песок. Шара-мурен — 4000 футов. 121 м. — колодец. 135 м. — монас­тырь. Перед монастырем сухое русло. Дорога в общем хороша. Пески около Болтай-суму и около Шара-мурена. Живописный монастырь Шара-мурен, резиденция воплощенца Чу-чжи-стон ринпоче.

12 июня. Дождь. Утром сменная езда [на лошадях]. Два японских грузовика по направлению к Долон-нуру. Вечером еще одна машина.

16 июня. Теплый безветренный день. С утра сменная езда. Прошли в направлении Барун-сунитской ставки две японские машины: одна грузовая, другая легковая военная» [37].

Цели написания экспедиционного дневника Ю.Н. Рериха не вы­зывают никакого сомнения. Он носит исключительно военный характер.

И предназначался, видимо, для будущих операций на дальневосточном театре военных действий. Во всяком случае, это — закономерное пред­положение, которое подтверждается и другими косвенными фактами из биографии Юрия Рериха.

Во время пребывания в Харбине Ю.Н. Рерих прочитал цикл лекций на Юридическом факультете (возникшем еще в 1920-м году под названием «Высшие экономическо-юридические курсы»). Эти лекции читались с сентября 1934 года по ноябрь включительно. Они были озаглавлены «Средняя Азия — колыбель великих кочевых империй древности». Причем некоторые из них докладчик посвятил «Великим ханам» — жизни и завоеваниям Чингисхана и Тимура.

Ю.Н. Рерих не упускал случая, чтобы выступить на собраниях и юбилеях, которые часто устраивались в среде русской эмиграции. Так, на вечере Сибирского казачьего союза он прочел лекцию «Казачество в Средней Азии» (14.11.1934).

Тема казачества вообще была излюбленной для выступлений. Эт­нографический материал свидетельствовал, что у казаков, в их быту «со­хранилось все наиболее лучшее из великого азиатского наследия». Такой сравнительный подход в лекциях Ю.Н. Рериха давал ему возможность легко перекинуть мостик к военным сюжетам и привлечь симпатии рус­ских казаков, сделать их своими союзниками. В интервью харбинской газете «Заря» Ю.Н. Рерих сказал:

«Для нас русских, особенно военных, очень интересно, что в тибетских кочевых дружинах мы встречаем много знакомого. Лет 60 назад Российской Академией Генерального Штаба была издана книга ген. Иванина о тактике кочевых народов. С тех пор этой областью никто не заинтересовался. После моего многолетнего пребывания среди кочевников Тибета, дружеских встреч и боевых столкновений с ними, я продолжил эти исследования и в свое время прочел в Америке небольшую [лекцию] "Тактика кочевых дружин в Сред­ней Азии". Если мы понаблюдаем за обстановкой вокруг всадника и боевого коня среди [тангутских] племен Кокунора, в северо-восточном Тибете, то мы можем увидеть прямую параллель с нашими казачьими частями» [38].

Ю.Н. Рерих нарабатывал в Харбине политический капитал, точнее говоря, использовал любой повод, чтобы представить себя публике про­фессиональным военным. Это ему с блеском удавалось. Он даже добил­ся большего, чем можно было ожидать. В эмиграции среди русских бытовала странная легенда о личности Юрия Рериха. Журналист Н.М. Языков в газете «Новая Заря», в статье, посвященной выходу рижской монографии «Рерих» (1939), вспоминал о своей встрече в 1934 году с Н.К. Рерихом и его сыном. В Шанхае, в отеле «Астор-Хаус», он взял у академика Рериха интервью.

«Постучав в номер, я был встречен сыном ученого, молодым человеком с бородкой, по внешности необычайно похожим на императора Николая II. Русая бородка клинышком, такие же красивые глаза...

Сын Рериха, бывший его секретарем во время поездки, также был весьма колоритным человеком, и его наружность приводила многих прямо в смущение своим сходством с покойным царем...» [39].

Возможно, одного из Рерихов предполагалось «возвести» на буду­щий Российский престол? Этот улыбчивый риторический вопрос приоб­ретает больше смысла, если обратиться к записям Зинаиды Фосдик. В ее дневнике есть пометка о Николае Константиновиче, сделанная 11 апреля 1934 года, — «Николай Третий» [40]. Запись достаточно убе­дительная и здравая, с намеком на императорское наследование. Вопро­сы и предположения можно расширить. Не мог ли стать во главе госу­дарства Рерих-младший? Может быть, Юрий Рерих — это потаенный запасной вариант «Мирового Плана»... В канун Рождества Георгий Шклявер писал своему названому брату Юрию: «Радовался, читая в "Рус­ском Слове" о Твоих успехах в Харбине, о лекциях, которые Ты прочел там. Каждый год приносит Тебе новую славу, а 1935-й год — подготови­тельный к великим событиям 1936 года, когда Имя Твое прозвучит во всем мире» [41].

III.

 

Для понимания харбинской миссии Н.К. Рериха придется еще раз возвратиться к ноябрьским событиям 1934 года, которые сотрясли весь Русский Китай (а позже докатились и до Америки) и фактически пред­решили судьбу Маньчжурской экспедиции.

Что же произошло в Харбине? Почти одновременно три рус­скоязычные газеты, существующие на японские концессии, — «Хар­бинское Время», «Возрождение Азии» и «Наш Путь» опубликовали клеветнические статьи. Они были направлены не только против Н.К. Рериха, но и той части русской эмиграции на Дальнем Востоке, кото­рая сумела «оценить миссию этого великого Посла, несущего им веру и надежду на идущие исторические события и грядущее освобожде­ние» родины [42]. На Рериха посыпался шквал обвинений в том, что он является представителем «тайных сил», легатом Великого Белого Братства — АМОРК (Античного Международного Ордена Розы и Креста*).

В первой же своей публикации газета «Харбинское Время» ста­вила риторический вопрос, на который никакого ответа не требовалось:

«Не связан ли приезд академика Рериха сюда с образованием нового государства Маньчжоу-Го?» (17.11.1934). После редакционной статьи были помещены фотокопии писем Н.К. Рериха, адресованные его брату в Харбин. Взрыв подозрительности основывался на том, что в посланиях к В.К. Рериху встречались непонятные выражения об «Учителе М.», кооперативе «Белуха» и рекомендация «до срока побывать на службе у Чжан Цзолина». Что такое «Белуха», помимо того, что это название самой высокой горы на Алтае, эмиграция не знала. Зато все прекрасно были осведомлены о китайском генерале Чжан Цзолине, который, бу­дучи маньчжурским наместником, в начале 20-х предпринял попытку объединиться с бароном Унгерном для свержения правительства Мон­голии.

Одно из этих писем представляется настолько важным, что будет уместно привести весь практически полный его текст, восстановленный по газетным оттискам (в самой газете напечатаны разрозненные вы­держки).

«Катори Мару, 12 января 1925. Родные мои, приближаемся к Цейло­ну. Опустим это письмо на борту — пусть оно на том же корабле плывет к Вам. В последнем письме П.А. [Чистяков] жалуется на материальное поло­жение. Пока мы не признаем, что материальные испытания на благо, до тех пор нам трудно идти вперед. А между тем, сейчас в мире происходит такая перемена, что и мы не должны отставать в понимании.

Не могу доверить бумаге многое происходящее, но одно можно ска­зать, что мы на границе совершенно новых достижений. Уже слово «Белуха» произнесено на бумаге, и невидимый шаг к Сибири уже сделан. Все протека­ет в правильных сроках, и Вы не поверили бы, если бы я описал только что бывшее со мною в Нью-Йорке, Чикаго, Париже и Берлине. Прошло два месяца напряженной работы и достижений. При Водящей Руке можно было сделать многое для будущего. Слушайте чутко все происходящее в Азии. Из этого центра Мира развернется будущее. Среди трудностей жизни мечтайте и о строительстве, и о сельском хозяйстве, и о жизни на новых местах.

Письмо это лучше уничтожить, ибо многое еще не следует произносить в пространстве. Пишите пока по прежнему адресу в Дарджилинг. После мая пишите: с/о Kashmiri General Agency. Srinagar, Kashmir, India. Они перешлют в горы, где мы будем искать летопись о Будде и о жизни Христа в Тибете. Плывем хорошо. Шлем Вам стрелы бодрости. Духом с Вами, Н. Рерих» [43].

_______________________________________________________________________________________

* Русский вариант расшифровки аббревиатуры. AMORC — Ancient Mystical Order Rosae Crucis, Древний Мистический Орден Розы и Креста. В 30-е годы штаб-квартира Ордена Розенкрейцеров находилась в Калифорнии, США.

 

Опубликованием перехваченного письма был нанесен первый удар по планам Рериха. Началась травля уже признанного лидера и его учреждений в Харбине — Комитета «Пакта и Знамени Мира» и отделения издательства «Алатас».

На следующий после «разоблачения» день «Харбинское Время» озаглавило полосу на своих страницах «План Аморк — создать в Сиби­ри масонское государство», переопубликовав повторно те же самые вы­держки из письма Рериха. Газета упивалась неизвестным словом «Белу­ха», смакуя его на все лады, и пришла к заключению, что его таинствен­ный смысл не что иное как название новой ложи масонов. А сам Рерих "принадлежит к числу величайших заговорщиков, поставивших целью ов­ладеть всей политической властью над Сибирью" (18.11.1934). В тече­ние недели ежедневно газеты публиковали аналитические обзоры, в ко­торых разбиралась деятельность Рериха в Харбине и задачи его экспедиции в Северную Маньчжурию и Монголию. Выводы сводились к следующему — существует реальный план образования из Сибири, при поддержке американского капитала, самостоятельного государства. «Это Государство ложится разделом между враждебной коммунистической сти­хией Европо-Азии и Императорским монолитом Ниппон, где находит приют многотысячная масса русской эмиграции» [44]. В белоэмигрант­ских кругах никто не сомневался, что главой будущего «Сибирского правительства» должен стать академик Рерих. Здесь же вспомнили и о книгоиздательстве «Алатас», которое распространило свое влияние на ; Сибирь, Китай и Японию (директор издательства писатель Г.Д. Гребенщиков — тоже «масон»), о неправославных взглядах Рериха и его посещении красной Москвы в 1926 году.    Как часто и бывает в таких случаях, нет дыма без огня. Газетная шумиха имела под собой некоторую правдивую подоплеку. За две недели до разразившегося скандала, 2 ноября 34-го Н.К. Рерих направил рез Департамент сельского хозяйства США письмо президенту Ф.Д. Рузвельту. Вместе с письмом он послал очерк «Да процветут пустыни» русском языке и его английский перевод.

Этой своей статье Рерих придавал очень большое значение, настолько большое, что оценке оно сегодня, пожалуй, не поддается. Девиз "Да процветут пустыни» стал жизненно важной формулой, которая использовалась при каждом удобном случае — в письмах к сотрудникам, в интервью прессе и в публичных выступлениях. Именно такое название Рерих хотел вынести на обложку книги очерков, посвященной Маньч­журской экспедиции. И конечно, это не могло быть простой случайнос­тью. Именитый путешественник писал о некогда цветущей стране, о которой осталось смутное воспоминание лишь в старых китайских хрони­ках. Она существовала в бывших владениях Чингисхана и со временем была поглощена пустынной Гоби. Ровно через полгода после первого Рерих написал еще один очерк — «Сад будущего», где вернулся к теме оживления пустынь. Ссылаясь на авторитет другого исследователя, Свена Гедина, он вторил ему: «Огромные пустыни Центральной Азии когда-то были обитаемы миллионами людей и могут зацвести опять, вызвав нару­жу исчезнувшие реки» [45]. Публично Рерих изложил стратегический план образования нового азийского государства. Он даже упомянул о «шамбалинской войне» и о вожде «с большим сердцем» [30]. Но люди еще не научились читать между строк.

В ответном послании 7 декабря 1934 года Г.Э. Уоллес сообщал профессору Рериху, что «президент очень заинтересовался письмом». И суть его вопросов сводится к следующему: «Была ли страна, являюща­яся сегодня пустыней, покрыта деревьями, полями и более пышной расти­тельностью, чем в настоящее время?» [46] и «в каких монастырях, где хранятся рукописи», в которых дано описание страны, ушедшей в пески в XVI веке?.. Уоллес также упоминал и о других подобных вопросах, заданных Рузвельтом г-же Е.И. Рерих. Вскоре с Гималаев президенту Соединенных Штатов было направлено письмо. В нем содержался от­вет на запрос о «Новой Стране». Точнее говоря, это было пророчество, а может быть, и давно выношенный всей семьей Рерихов далеко идущий замысел.

«Великое государство возродится на Востоке. Это начало принесет то равновесие, которое столь неотложно необходимо для построения великого Будущего... Итак, наступило время реконструкции Востока... Союз народов Азии — решенное дело, союз племен и народов будет осуществляться посто­янно, это будет нечто вроде Федерации стран. Монголия, Китай и Калмы­кия создадут противовес Японии...» [47].

По странному стечению обстоятельств как раз 7 декабря 1934-го в дневнике Н.К. Рериха впервые появилось упоминание о проекте «Кан­зас» [48]. Этот проект — обставлен глубочайшей конспирацией, которая была, естественно, необходима после харбинских скандалов и разоблаче­ний. Даже в своем собственном дневнике Николай Константинович пи­сал иносказательно. «Требуется осмотрительность в выражениях, чтобы  не было недоразумений» (8.4.1935). Он завуалировал понятие «Новая Страна» и заменил его на отвлеченные — «дело Канзаса», «штат Кан­зас», «Канзас скул» и т.д. Кстати, на эту деталь уже обратили внимание современные американские исследователи. «Определенно, что "Канзас" не имеет отношения к Канзасу в Соединенных Штатах» [49]. Однако истинный смысл этого географического термина у Рериха остается до конца не разгаданным. Некоторые справедливо считают, будто бы так называлась Монголия. Если и Монголия, то это будет только половина правды. Идея гипотетической «страны» имела отношение к огромной пустынной территории, включающей Внутреннюю и Внешнюю Монго­лию, часть Китая (провинция Синьцзян), окраинную область Северо-Восточного Тибета и Сибирь (Алтай, Калмыкия, Тува и пр.). Означен­ный ареал охватывал исконные земли буддистов и лам.

Еще за 10 лет до Маньчжурской экспедиции в дневнике Е.И. Рерих появилась запись: «Давайте управлять областью от Алтая до Гоби» [14]. Именно тогда и обозначилось название для нового государства — Священный Союз Востока (ССВ). Идея этого «Восточного Союза» выношена как самая сокровенная и важная, главное дело всей жизни Рерихов. Упор делался на пустынные «каракорумы». Решено было об­воднить пустыню, укрепив границы с Китаем. Затем дать политическую свободу Монголии, т.е. провозгласить ее независимость от соседей (в том числе от большевиков). И наконец, призвав под знамена монголов, отсто­ять с оружием в руках Тибет от китайских притязаний. Венец Плана — обнародование Священного Союза Востока в Звенигороде в 1936 или 37-м году.

Первый этап проекта «Канзас» четко был изложен в дневнике Е.И. Рерих. Конечно имеется в виду суть проекта, а не его название. Речь шла об аграрной стране, которая будет ориентироваться в своей жизни на сельское хозяйство.

«Семь раз М[ория] предводительствовал народами. Опять почти опустевшая страна получит чашу Славы. Занятые государства упустят рождение нового государства. Позабыли, как система озер легко дает орошение, и реки с гор могут легко нанести целую сеть каналов. Проверив уровни земли Г естественные наклоны, даже плохой инженер догадается, как можно оросить явленную пустыню. Только надо шире мыслить и не забывать, что многие эки стали подземными. Их не трудно на поверхность вызвать» [50].

Камнем преткновения любого дела являются, конечно, люди. И в рериховском проекте тоже надо было «думать о народе, который заселит эту пустыню». По подсчетам требовалось 10 миллионов «отборных людей»,

чтобы в «Новой Стране» обрабатывать землю и сеять хлеб. Не совсем понятен вопрос о национальном составе населения. Похоже, что «отбор» предполагался по религиозному принципу. «Новая Страна поставлена на помощи лам» [51]. Быть может, это те самые поклонники Будды, кото­рые готовы были сражаться на священной войне, — монголы, русские, калмыки, буряты, татары и небольшая часть китайцев и тибетцев.

Финансирование проекта «Канзас» намечалось осуществить через Америку. Основной капитал обещал предоставить Л.Л. Хорш, крупный финансист и президент Рериховского Музея. А идеологическое покрови­тельство ложилось на самых влиятельных граждан США Ф.Д. Руз­вельта и Г.Э. Уоллеса. В начале декабря 1934-го Н.К. Рерих запраши­вал своих сотрудников в Нью-Йорке о «Канзасе», подчеркивая, что «это обстоятельство чрезвычайно спешно и полезно; нужно бы знать ваш ответ по этому канзасскому делу как можно скорей» (8.12.1934) [48]. Требовалась сумма до двух миллионов американских долларов в виде займа на пять лет. Так определил Рерих. Ставка делалась на хозяй­ственную деятельность в монгольских степях и алтайских предгорьях. «В Канзасе и уголь, и всякие прочие ископаемые, — писал Николай Константинович. — Вы лучше меня знаете и о скотоводстве тех мест» (8.12.1934). Прибыльная статья — разведение животных (баранов и маралов), выращивание лекарственных и кормовых трав (например, востреца, травы полезной для скота).

Гарантией под займ выступает предполагаемый доход с соляных озер. При установлении границ «Новой Страны» появится возможность дохода от таможенных сборов. В середине января 1935-го Ю.Н. Рерих направляет письмо З.Г. Фосдик для передачи сведений в Белый Дом. Связь с министром Уоллесом осуществляет лично Ф.Р. Грант, сотрудни­ца Музея, постоянно курсируя между Нью-Йорком и Вашингтоном. Преж­де чем процитировать письмо Юрия Рериха, заметим, что в нем исполь­зуются духовные имена Генри Уоллеса и Франсис Грант — Галахад и Модра. Это штрих к разговору о конспирации и духовных взаимоотно­шениях.

«Уверен, что при содействии Галахада весь вопрос примет скорый и полезный оборот. Эти дни пытался выяснить сведения, о которых просил Модрин друг [Уоллес] для своего физико-географического исследования: глав­ным обеспечением является доход с соляных озер. Так, озеро в Алашани (Чжарента-нур) приносит Мексиканских] $ 500.000 таможенного сбора за год; Ихе и Бага Шикир-нур в Ордосе приносят до М$ 300.000 в год; озеро Хара-мангнай приносит М$ 200.000—$ 150.000 в год; Ирене Дабасун-нур столько же; Чонхор Дабасун-нур — М$ 200.000 таможенного сбора. Име­ется также каменный уголь хорошего качества и другие полезные ископае­мые, о которых сообщу дополнительно» [52].

Не прошло и трех дней после письма в Америку, Н.К. Рерих высказывает новое соображение, которое дополнило «вопрос о гаранти­ях». Он рекомендует начать образование кооперативного банка. Вдогонку письму летят телеграммы. По прошествии месяца Рерих снова торопит с банком для «Канзаса». «Должен быть создан банк, тогда многое станет еще проще» (22.2.1935) [48].

В начале марта экспедиция покидает Пекин и направляется в глубь Монголии для наблюдения за растительностью Гоби и сбора се­мян. Из Америки еще нет ясных решений относительно всего проекта в целом. Уоллесу и Хоршу недостает гарантий. Рерих же непрестанно то­ропит. В его дневнике слово «Канзас» мелькает очень часто, в записях буквально на каждый день. «Опять повторяю: Канзас, Канзас... У нас ежедневно десятки раз упоминается Канзас. Сейчас построение этого культурного дела особенно значительно и неотложно...» (15.3.1935).

На фоне борьбы за «Канзас» идет подготовка к подписанию в Вашингтоне «Пакта Мира», предложенного Н.К. Рерихом. Этот доку­мент в защиту культурных ценностей во время вооруженных конфликтов утверждается странами Американского континента 15 апреля 1935 года. От имени США его подписывает Г.Э. Уоллес (по поручению президен­та Рузвельта). Но именно в силу этой международной акции руководи­тели Соединенных Штатов оказываются крепко-накрепко связанными с Рерихом в глазах мировой общественности. Следовательно, любой но­вый шаг, где затронуто политическое лицо целой страны, причем такой могущественной, как Америка, должен быть тщательно выверен. Накану­не подписания Пакта, 14 апреля, в Цаган Куре приходит телеграмма, которая требует у Рериха уточнения деталей плана. Уоллес занимает выжидательную позицию, что для политика его масштаба вполне есте­ственно.

«Требуются детали в состав администрации место отношение прочих штатов проценты займа истрачиваемые здесь и для чего дополнительные гарантии возможность концессий и как именно гарантируется стоп Требуется средство для телеграмм о Канзасе» (14.4.1935) [48].

На первый взгляд текст телеграммы — просто набор слов, который способен вызвать, по меньшей мере, смущение ума. Однако оно легко рассеивается при внимательном изучении Записных листов Н.К. Рериха

и дневников Е.И. Рерих. Краеугольный вопрос, поставленный в теле­грамме, это вопрос о власти. Административное управление новым госу­дарством — «штатом Канзас» — осуществляет его глава. Столица, центральный город «штата» Звенигород, будет выстроена у подножья Белухи, на русском Алтае. Отношений с другими «штатами», т.е. госу­дарствами, в момент зарождения «Новой Страны» никаких нет. В даль­нейшем в состав Восточного Союза предполагается ввести Корею. Свя­щенный Союз Востока «просуществует семь лет», после чего преобразу­ется в Страну Мории, или Содружество Майтрейи.

Получается, «Новая Страна» приуготовлялась Рерихами для при­хода грядущего Будды — Майтрейи (!). Фантастическая, почти не человеческая по своему замыслу идея... Рерих превзошел даже Томмазо Кампанеллу с его смелой мечтой о «Городе Солнца», потому что на просто­рах Азии должно было появиться нечто гораздо большее, великое — Страна Солнца.

В эмиграции за успехом Рериха зачастую следовала тень неудачи. Конечно, это относится к его социальной деятельности, а не к художе­ственному творчеству. Как только Пакт в Вашингтоне был подписан, нахлынула новая волна газетных фальшивок.

Острие атак теперь было направлено против Г.Д. Гребенщикова, одного из сотрудников Нью-йоркского музея. Хотя и Рериху досталось не меньше. 11 мая 1935 года «Харбинское Время» опубликовало статью «Гребенщиков "протестует" против разоблачения Н. Рериха». Фор­мальным поводом послужило письмо писателя с Помперага, озаглавлен­ное «Протестую!» [53] и обошедшее русскоязычную прессу Америки и Маньчжурии. Газета намекала на «масонскую сеть» в Харбине, перво­начально возникшую вокруг Христианского Союза Молодых Людей (ХСМЛ) при посредничестве книгоиздательства «Алатас». (Кроме того, директор издательства Гребенщиков состоял в личной дружбе с помощ­ником секретаря ХСМЛ «масоном» А.А. Ачаиром-Грызовым). Автор очередной разгромной статьи некий Романов отстаивал честь газеты, имевшей целью «для будущей истории... поставить в известность слиш­ком доверчивых людей о таинственных задачах и передвижениях Н.К. Рериха, который так энергично принялся за организацию харбинской секции Пакта Рериха или Знамени мира для охраны культуры» [54]. Нити «масонского заговора» вели в Москву.

«Н.К. Рерих под покровительством "власть имущих" посещал Советс­кую Россию в 1926-1927 годах, как он сам сообщает в своей книге, написан­ной по-английски под заголовком "Сердце Азии", изданной в 1929 году, и

благополучно вернулся за границу, что, как известно, немыслимо эмигранту, будь он даже великим профессором, великим художником или великим писа­телем» [54].

Как могли реагировать президент Рузвельт и министр Уоллес на подобные утверждения?.. Ведь на их рабочий стол постоянно ложились обзоры русской прессы, консульские сводки и донесения агентов. Такие документы в большом количестве хранятся в архивах США [55]. Тем более что агрессивный тон дальневосточных газет подхватила американ­ская «Чикаго Трибьюн». 24 июня 1935-го она писала, что Рерих и его окружение, бравируя дипломатическим покровительством Америки, «воз­будили значительное подозрение» среди монгольских властей [56]. Н.К. Рерих назвал этот выпад «величайшей инсинуацией». Очень короткое время спустя после публикации газеты Уоллес получил сведения от аме­риканского военного атташе в Москве, который сообщал: Советский Союз обеспокоен экспедицией и опасается того, что «вооруженный отряд» Рериха намеревается «сплотить разрозненные белоэмигрантские элемен­ты и недовольных монголов» [57].

Для каждого обывателя становилось очевидным — деятельность Рериха на Востоке далеко не похожа на экспедицию по сбору засухоус­тойчивых трав и злаков. Что должен был думать рядовой американец, если одновременно с «Чикаго Трибьюн» посыпались другие публикации, утверждающие, будто бы в экспедиционный отряд включены русские казаки и «семеновцы»... Были даже намеки на «шпионскую деятельность профессора» в Маньчжоу-Го (вспомним дневник Юрия Рериха). Еще один шаг, и отделения Пакта и Знамени Мира в Маньчжурии и Японии могут быть признаны форпостами, связанными с военными при­готовлениями на Дальнем Востоке. А ведь экспедиция шла под американским флагом...

     В конце июня 1935 года Рузвельт срочно вызывает телеграммой в  Вашингтон руководителей Рериховского Музея. 3-го июля министр Уоллес Цвстречается с Луисом Хоршем. И в тот же день из Департамента сельского хозяйства Рериху в Калган была отправлена телеграмма [58] о переводе его экспедиции в провинцию Суйюань, поближе к Китаю и дальше от Монголии. Возможно, от встречи в Белом Доме не осталось бы никаких следов, если бы не министерский протокол. По завершении беседы Департамент сельского хозяйства подготовил официальное письмо подписью Г.Э. Уоллеса на имя президента Музея Л.Л. Хорша. Копия была отправлена Н.К. Рериху в адрес Гонконг-Шанхайского банка в Пекине (туда стекалась вся корреспонденция).

«З июля 1935. Уважаемый господин Хорш! Для вашего сведения я прилагаю здесь копию телеграммы, отправленной мной сегодня профессору Рериху... Я не знаю, имеются ли какие-либо основания для разного рода инсинуаций относительно политической активности профессора Рериха в Мон­голии. Однако я крайне озабочен тем, чтобы он занимался, как в действи­тельности, так и официально, именно тем, чем он должен заниматься, нахо­дясь на службе в Департаменте сельского хозяйства США, то есть исследо­ванием семян, представляющих ценность для Соединенных Штатов.

Я буду Вам очень признателен, если вы окажете мне содействие в том, чтобы это было тактично и ясно доведено до сведения профессора Рериха. Говоря это, я конечно же осознаю, что большинство, а скорее всего все эти инсинуации, появившиеся в прессе в конце июня, не имеют под собой ника­ких оснований. Тем не менее, в столь беспокойные времена на Востоке, как сейчас, представляется благоразумным не рисковать, и поэтому Департамент просит профессора Рериха, принимая все меры безопасности, направиться с экспедицией в более спокойный район провинции Суй-юань, который, как предполагается, богат семенами засухоустойчивых трав. Искренне Ваш, Г.Э. Уоллес» [59].

Не прошло и недели, как решено было свернуть Маньчжурскую экспедицию. Научный советник Е.Н. Брессман просит Рериха до 1-го января 1936 года «покинуть Центральную Азию» [60]. Сотрудники Музея М.М. Лихтман и Ф.Р. Грант срочно выезжают в Вашингтон для встречи с Уоллесом. Но двери Белого Дома закрылись для них навсег­да. Ни через неделю, ни через месяц они так и не смогли добиться аудиенции. Уоллес, близкий сотрудник и ученик Рериха, в одночасье повернулся спиной к своему «Гуру». Морис Лихтман сообщал 10 июля в Нью-Йорк своей жене: «Родная Радна, прости, что не пишу всё [это] время, но если бы ты знала, как здесь все напряжено. Вчера и сегодня добиваюсь видеть Гал[ахада], но он избегает меня... Бедная Модра очень потрясена этой историей, и поверь, есть чем — это страшная вещь, обер­нуться врагом, как Гал[ахад]» [61].

В середине августа Департамент сельского хозяйства предписал экспедиции Рериха продвинуться в район Синина, местности Кукунор, богатый засухоустойчивыми травами. Однако судьба всей Миссии была предрешена. Уоллес 1 сентября 35-го телеграфировал Рериху: «Следуйте немедленно в Пекин. Завершите там работы как можно скорее и от­правляйтесь не позже 15 октября по самому прямому маршруту в Ин­дию» [62]. Это означало полный провал экспедиции, которая была рас­считана как минимум еще на два года. «Мировой План» Рериха окон­чательно рухнул.

Существуют разные версии, объясняющие эту неудачу. Немаловаж­ное значение имели, вероятно, и финансовые аппетиты Хорша, и прези­дентские амбиции Уоллеса. Впереди были выборы, и трудно вообразить, чтобы Уоллес, претендующий на кресло президента Соединенных Шта­тов в 1936 году, продолжал называть русского художника Рериха «От­цом» и «Учителем». Дело «Канзаса» отошло в анналы истории.

В заключение дадим обзор писем Ю.Н. Рериха к З.Г. Фосдик [63], относящихся к окончанию Маньчжурской экспедиции. Юрий Ре­рих являлся координатором проекта «Канзас» и осуществлял связь с Америкой. Для понимания всей ситуации важна именно его оценка событий. Это необходимый штрих в довершение полной картины.

«Последние телеграммы от Модры и Друга [Уоллеса] нас повергли в большое удивление. Отсюда просто не придумать, что могло произойти в Ваших краях. Неужели тыл разлагается? При таких обстоятельствах продви­жение становится невозможным, а сроки близки. Начавшееся культурное строительство в Кан[засе] нельзя бросить... Поддержите друг друга в час испытаний. Ведь наступает грозный год, и нужна большая внутренняя подго­товка. А то легко унестись вместе с вихрем, который уже начинается во многих местах нашей планеты» (23.7.1935).

«Получили Ваше письмо с описанием перемен, происшедших в Г[ала-хаде]. Все это чрезвычайно непонятно. Видимо, кто-то очень потрудился, совершенно не отдавая себе отчета, что делает. Ведь с таким сознанием ко  всему вопросу К[анзаса] подходить нельзя. Были даны большие возможнос­ти... Итак, как всегда в истории событий, тыл развалился скорее фронта и требует экстренных мер для водворения порядка» (16.8.1935).

«Дело в том, что мы получили совершенно неожиданно радиограмму из министерства с предложением перевести экспедицию к началу сентября в Сннин, в Кукунор. "Радио" было датировано 22 августа и достигло нас 23-го. Итак, вопреки времени и пространству и всем географическим условиям и другим соображениям и формальностям, кто-то нам предлагает "перелететь" Синин через горы и пески. К сожалению, как увидите из письма, это вне веческих возможностей, а собирать семена астрально вряд ли возможно. Видимо, у кого-то развинтили гайки , как говорят казаки, и нас начинают кидать по всему необъятному пространству Средней Азии... Слышу положительное по делу К[анзаса], но не могу действовать, по известным Вам обстоятельствам. Двери были открыты, возможности были, но не сумели войти. делать-то нужно руками человеческими» (29.8.1935).

Можно только удивляться превратностям судьбы. Именно 3 июля 1935 года, в день злополучной встречи Уоллеса и Хорша в Вашингтоне, Рерих сделал в дневник короткую запись о том, что он «мысленно» посвящает Канзасу свой Записной лист «Строитель» [48]. Случайность это или нет, но очерк начинается словами: «Строители чудных храмов, твердынь не знали, будет ли им дано завершить их» [64]. Проект «Кан­зас» завершить не удалось. «Зачатка строительности» оказалось недо­статочно, чтобы оживить пустыни. И Новая Страна «руками человечес­кими» так и не поднялась из мертвых песков Азии.

Санкт-Петербург, 24.Х.1999

* * *

Мысли, изложенные в статье о «Новой Стране», являются предвари­тельными или заявочными. Это лишь подступы к работе над книгой о Мань­чжурской экспедиции и ее истинных целях. За рамками данного исследова­ния остается огромное поле неосвоенного материала, который еще более ре­льефно очерчивает фигуру Н.К. Рериха как политика и мыслителя государ­ственного масштаба.

Сюжетная линия статьи уже представлена автором на суд и научной, и широкой общественности. В конце 1999 года в Москве были прочитаны два доклада — 24 ноября в Институте востоковедения РАН на ежегодных чтениях, посвященных памяти Ю.Н. Рериха, и 13 декабря в Центральном Доме журналиста на вечере «Будущее за Россией», организованном редак­цией журнала «Дельфис». Сами выступления и резонанс вокруг них вызвали неоднозначную реакцию. И здесь требуются некоторые пояснения.

Действительно, Новая Страна, или Священный Союз Востока, как реальное понятие только обозначена, и показаны пути, по которым шли Рерихи. Что представляет собой независимое «Сибирское государство», ка­ковы принципы его построения и многое, многое другое — это предмет специального изучения и отдельной капитальной работы. Система рериховских построений, возможно, напомнит нечто вроде платоновского «Государ­ства».

Немало страниц в будущем придется посвятить и взаимоотношениям Н.К. Рериха и Г.Э. Уоллеса, главных действующих лиц Мирового Плана. В этих взаимоотношениях скрыта философия, способная оказать влияние на судьбы отдельных людей и целых народов. Уоллес достиг на посту министра сельского хозяйства больших высот и заложил основы материального процве­тания Соединенных Штатов. Он задействовал новый социальный механизм, который открыл возможности «вселенского изобилия». Однако осуществле­ние изобилия для всех требовало глубокой духовной трансформации обще­ства. На вооружении у министра была некая концепция, говорившая о пло­дах просвещения. Эпоха всеобщего просвещения должна наступить вследствие исторического события — появления великого духовного лидера, который придет из «центра Азии». Это будет Мессия, несущий божественное откро­вение. И в этом пункте построения Уоллеса полностью совпадали со взгляда­ми Рериха. Именно Н.К. Рерих стал носителем знаний о Шамбале и ее Владыке Майтрейе, распространяя их на Западе, в Европе и Америке. Для подготовки миссии духовной реформации Рерих и Уоллес организовали экс­педицию в Центральную Азию, которую З.Г. Фосдик очень точно назвала «Канзасской».

Остается самый щепетильный вопрос, поднятый в статье о Маньчжур­ской экспедиции. Автора неоднократно спрашивали, не является ли Новая Страна политической авантюрой, а сам радетель ее — авантюристом? Ответ всегда однозначный — нет. Со времени Платона и Конфуция одними и теми же словами говорилось о Новой Стране. Вечная идея не может быть только достоянием философов и мечтателей. И Рерих — первый, кто пытался осу­ществить ее на практике. Однако социальное воплощение лучших идей часто не зависит от их носителей, мир находится в состоянии меняющихся возмож­ностей. То, что вчера было приемлемо для Азии и в силу определенных политических условий выполнимо, сегодня становится невозможным. Образ Новой Страны претерпевает изменения, исторически могут меняться терри­ториальные и религиозные акценты. И кто знает, возможно завтра Новую Страну начнет строить вся православная Россия...

 

Примечания

1. Рерих Е.И. Дневник. 1921 // Amherst Centre for Russian Culture (ACRC). Note-book, 3. Автограф. Записи от 29.9.21, 3.10.21, 5.11.21.

2. Рерих Е.И. Дневник. 1921-1922 // ACRC. Note-book, 4. Автограф. Записи от 15.11.21, 25.12.21.

3. Рерих Е.И. Дневник. 1922 // ACRC. Note-book, 8. Автограф. Запись от 27.10.22.

4. Рерих Е.И. Письмо Ю.Н. Рериху. 11.11.1922 // Nicholas Roerich Museum (NRM) (New York). Автограф.

5. Рерих Е.И. Дневник. 1923 // ACRC. Note-book, 16. Автограф. Запись от 17.6.23.

6. Гюк и Габэ. Путешествие через Монголию в Тибет к столице Тале-Ламы. М., 1866. С. 246.

7. Pauwels L., Bergier J. Ausbruch ins dritte Jahrtausend. Von der Zukunft der phantastischen Vemunft. Bem-Mtlnchen, 1962. S. 375-376.

8. [Доржиев А.] Записка в Народный комиссариат по иностранным делам. 28.10.1921 // Национальный архив Республики Бурятии. Ф. 643, д. 5, л. 5-6.

9. Кузнецов B.C. Японо-тибетские отношения в первой половине XX века // Вопросы истории. 1999. № 3. С. 127.

10. Юзефович Л.А. Самодержец пустыни (Феномен судьбы барона Р.Ф. Унгерн-Штернберга). М., 1993. С. 5, 132, 133.

11. Фосдик З.Г. Мои Учителя. Встречи с Рерихами. (По страницам дневни->: 1922-1934). М., 1998. С. 608-667.

12. Лузянин С.Г. Россия—Монголия—Китай: внешнеполитические отноше­ния в 1911-1946 гг. Диссертация на соискание уч. степ. д.и.н. М., 1997. С. 316.

13. Чистяков П.А. Письма Н.К. и Е.И. Рерихам. 1923-1924 // NRM. Машинопись, автографы. 22 л.

14. Рерих Е.И. Дневник. 1924-1925 // ACRC. Note-book, 20. Автограф. Записи от 15.11.24, 6.4.25.

15. Рерих В.К. Письмо Ю.Н. Рериху. 6.12.1930 // NRM. Машинопись, автограф. 2 л.

16. Рерих В.К. [Проект организации сельскохозяйственного кооператива в Маньчжурии]. Пояснительная записка .№ 1 и 2. [1934] // NRM. Машинопись. 5 л. Приложение: сметы (автограф, копия; рука М.М. Лихтмана).

17. Рерих Н.К. Письмо В.К. Рериху. 23.3.1934 // NRM, Копия. 1 л.

18. Рерих Н.К. Письмо сотрудникам Музея Рериха в Нью-Йорке. 8.7.1934 // Н.К. Рерих. Письма в Америку. 1923-1947. М., 1998. С. 33-34. Приложение: Сельскохозяйственный кооператив «Алатырь».

19. Фосдик (Лихтман) З.Г. Письмо В.К. Рериху. 26.11.1931 // NRM. Машиноп. копия. 1 л.

20. Харбин — очаг русской культуры. На докладе академика Н.К. Рериха в Христианском Союзе // Заря (Харбин). 1934. 4 июня.

21. Напутствие Вождю. 1933. Рига, 1937. С. 26. Переопубл.: Напутствие Вождю. Ленинград—Извара, 1990.

22. Фосдик (Лихтман) З.Г. Письмо И.А. Кирилову. 29.9.1934 // NRM. Машиноп. копия. 1 л.

23. Фосдик (Лихтман) З.Г. Письмо генералу Мори. 9.6.1932 // NRM. Машинописная копия. 1 л.

24. Шклявер Г.Г. Письмо Н.К. Рериху. 4.6.1934 // NRM. Автограф, л.1-1об.

25. Назаров М.В. Миссия русской эмиграции. Ставрополь, 1992. С. 276.

26. Рерих Н.К. Письмо И.А. Кирилову. 20.3.1934 // NRM. Машинопись, почтовая открытка. Также см. о генерале Н.Н. Головине — копии писем Н.К. Рериха к И.А. Кирилову от 21.3.1934 и 7.4.1934 (NRM).

27. Шклявер Г.Г. Письмо Н.К. Рериху. 19.3.1934 // NRM. Автограф, л.1-1об.

28. Шклявер Г.Г. Письмо Н.К. Рериху. 2.4.1934 // NRM. Автограф, л. 2об.

29. Шклявер Г.Г. Письмо Н.К. Рериху. 12.3.1934 // NRM. Автограф, л. 1об.

30. Рерих Н. Священный Дозор. Харбин, 1934.

31. Березовский Е.П. Письмо Н.К. Рериху. 26.2.1935 // NRM. Машиноп. копия. 1 л.

32. Часть суммы на покупку газеты внес также секретарь Христианского Союза Молодых Людей американец Х.Л. Хейг — 5 тыс. иен.

33. Ю.М. На каких началах «Русское Слово» перешло Общевоинскому Союзу? // Наш Путь (Харбин). 1934. 19 ноября. № 300 (393).

34. Что сокрушит большевизм — эту фабрику физического и морального угнетения? // Харбинское Время (Харбин). 1934. 8 ноября.

35. День Непримиримости объединил всю эмиграцию // Русское Слово (Харбин). 1934. 8 ноября. № 2605. Текст речи Н.К. Рериха приводится в сокра­щении.

36. В.Э. Празднование Дня русской культуры // Гун-Бао (Тяньцзинь). 1934. 8 июня.

37. Рерих Ю.Н. Дневник Маньчжурской экспедиции, 1934-1935 // Му­зей-квартира П.К. Козлова (Санкт-Петербург). Автограф, копия. 60 л.

38. Шмидт М. Шесть лет в Индии, Тибете и Монголии. Ю.Н. Рерих о результатах многолетней Среднеазиатской экспедиции // Заря (Харбин). 1934. 2 июня.

39. Языков Н.[МЛ О Николае Рерихе // Новая Заря (Сан-Франциско). 1939. 10 июня. (РГАЛИ. Ф. 2408, on. 1, д. 40).

40. Фосдик З.Г. Дневник. 1934 // NRM. Тетрадь 46. Автограф.

41. Шклявер Г.Г. Письмо Ю.Н. Рериху. 9.12.1934 // NRM. Автограф, л. 1.

42. Фосдик (Лихтман) З.Г. Письмо И.А. Кирилову. 7.8.1934 // NRM. Машинопись, копия, л.1.

43. Тайны в письмах академика Н.К. Рериха // Харбинское Время. 1934. 17 ноября. № 311.

44. Шаги Н.К. Рериха во исполнение плана организации масонского госу­дарства в Сибири // Харбинское Время. 1934. 19 ноября. № 313.

45. Рерих Н. Листы дневника. Т. 1. М„ 1995. С. 279.

46. Уоллес Г.Э. Письмо Н.К. Рериху. 7.12.1934 // NRM. Машинопись,

47. Рерих Е.И. Письма в Америку. Том 1. М., 1996. С. 406-407.

48. Рерих Н.К. Дневник Маньчжурской экспедиции. 1934-1935 // NRM. Рукопись. Машинопись.

49. White G., Maze J. Henry A. Wallace: His Search for a New World Order. Chapel Hill—London, [1999].

50. Рерих Е.И. Дневник. 1924 // ACRC. Note-book, 19. Автограф. Запись от 20.7.24.

51. Рерих Е.И. Дневник. 1925-1926 // ACRC. Note-book, 21. Автограф. Запись от 15.9.25.

52. Рерих Ю.Н. Письмо З.Г. Фосдик (Лихтман). 19.1.1935 // NRM. Автограф, л. 1об.

53. Гребенщиков Г.Д. Протестую! // Новая Заря (Сан-Франциско). 1935. 23 марта. Переопубл.: Рериховский вестник. Выпуск 4. СПб, 1992. С. 68-73.

54. Романов Е.В. Гребенщиков «протестует» против разоблачения Н. Рери­ха // Харбинское Время. 1935. 11 мая. № 122.

55. Hyde Park Archive (New-York), Roosevelt Papers, Official File 723; National Archives (Washington D.C.), File: Expedition to the Far East Headed by Nicholas K. Roerich.

56. Chicago Tribune. June 24, 1935.

57. Walker J. Samuel. Henry A. Wallace and American Foreign Policy. Westport— London, 1976. P. 59.

58. Текст телеграммы был также приведен в письме Е.Н. Брессмана к Н.К. Рериху от 9 июля 1935 г. См. прим. 60.

59. Уоллес Г.Э. Письмо Л.Л. Хоршу. 3.7.1935 // NRM. Машинопись, копия.1 л.

60. Брессман Е.Н. Письмо Н.К. Рериху. 9.7.1935 // NRM. Авториз. машинопись. 1-1об. л.

61. Лихтман М.М. Письмо З.Г. Фосдик (Лихтман). 10.7.1935 // NRM. Автограф, л. 1-1об.

62. Уоллес Г.Э. Телеграмма Н.К. Рериху. 1.9.1935 // NRM. Копия.

63. Рерих Ю.Н. Письма З.Г. Фосдик (Лихтман). 23.7.1935, 16.8.1935, 29.8.1935 // NRM. Автографы.

64. Рерих Н. Врата в Будущее. Рига, 1936. С. 243. Переопубл.: Николай Рерих. Листы дневника. Т. 1. М., 1995.

 

 

Н.К. Рерих

ДНЕВНИК МАНЬЧЖУРСКОЙ ЭКСПЕДИЦИИ (1934-1935)

 

Публикуется с сокращениями и редакторской правкой

 

2 декабря 1934. Постепенно погружаемся в атмосферу старого города Пекина. Прежде всего прикоснулись к клану Бенуа, посетив генерала Хорва­та и его жену Камиллу Альбертовну [I]. Завтра сюда же приезжает компози­тор Черепнин [2], их родственник, и таким образом мир оказывается опять очень мал. Здесь русских сравнительно мало, всего, как говорят, до 300 человек, из которых многие остались здесь из прежних посольских времен. Здешние обитатели, так же как и мы, совершенно не могут понять смысла и происхождения атаки японских газет в Харбине [3] и перепечатываний того же самого в японской газете Тяньцзиня. Произошла какая-то странность, в результате которой враги (вместо друзей) произнесли многие вещи. Трудно понять, почему все это должно было случится именно так, как это случилось. Во всяком случае, повторяю, нужно всеми доступными способами приоткры­вать истину, причем откроется, вероятно, и многое другое любопытное. Среди этих открытий, вероятно, будет вам любопытно узнать отношение к этому делу со стороны Вонсяцкого [4]. Нам только что пришлось слышать три отзыва о нем, от генерала Краснова [5], генерала Дитерихса [6] и поэтессы Колосовой [7]. Все эти отзывы определенно отрицательны. Во всяком случае, он, насколько мы знаем, имеет американское гражданство, и его газета весьма неосторожно затрагивает интересы наших американских учреждений, именно в этом смысле ему и следует писать. Ведь так или иначе, за ложь его и субсидируемых им фашистских изданий вполне естественно спрашивать ответ именно с него как являющегося главою русского фашизма.

Сегодня воскресенье, и потому мы не знаем, имеется ли в Гонконг-Шанхайском банке какая-либо почта для нас. Между прочим, сегодняшняя газета имела сведения о каком-то финансовом неблагополучии этого банка. По нынешним временам просто беда — не знаешь, где держать деньги, если даже такие самые крупные банки допускают о себе неблагополучные сведения в печати. Относительно Кооператива будем иметь в виду, что если он оказал­ся невозможным в одном месте, то это еще не значит, что та же идея не будет применена в других местах. Именно идея Кооперативного банка очень упорно сидит в нас, и вы, надеюсь, скоро что-нибудь к этому услышите. Если бы только быть уверенным в совершенстве почты, то можно было бы посылать и ожидать обратные ответы гораздо планомернее.

Возвращаясь к происшедшему газетному эпизоду, можно лишь искрен­не изумляться, что кем-то предприняты столь грубые шаги. Люди, желающие рассчитывать на культурное сотрудничество, не могут же допустить именно таких способов, которые так выявились. Вообще, все построение этого эпизо­да необъяснимо. Все построение производится какими-то ложными и старыми материалами. Тогда спрашивается, зачем нужно было ожидать шесть месяцев. Кроме того, зачем допускать такие явно лживые сообщения, которые совсем нетрудно опровергнуть ближайшими фактами. Или остается предположить какую-то невероятную степень подлого невежества, или какое-то непонятное нам злобное ухищрение мысли. Конечно, и в этом эпизоде ясно одно, что тьма организована, а положительные силы терроризованы и разъединены, как об этом я не раз и писал в своих статьях. Совершенно нельзя предвидеть, какое течение может получить эта ложь в невежественных кругах. Пусть и в Латвии, и в Югославии, и, конечно, в Париже наши друзья последят очень прилежно. Смеху достойно было наименование японской газетки в Тяньцзине врагом Православной церкви. Когда вспоминаешь все письма от иерархов именно этой церкви, то такая заботливость от нецерковных, а может быть, и неправославных людей становится достойной удивления.

Как Вы видите, я повторяю некоторые мысли, уже бывшие в предыду­щих письмах, но делаю это умышленно, так как не уверен, всё ли с письмами благополучно. Также думается, не имела ли значения для этой кампании пересылка корреспонденции двух негодяев [8]. По времени эти обстоятель­ства как раз совпадают, а в этой корреспонденции было такое же множество всяких злостных измышлений. Конечно, на это мне могут возразить, что их письма могли читаться и ранее, но может быть, полный комплект был после­дним толчком. Кто может знать эти извилины, важно только одно, чтобы как следует помочь этой небывалой тактике адверза [9]. Происшедшее даст еще один повод, чтобы последить за всевозможными учреждениями, чтобы они не злоупотребляли моим именем.

За эту неделю мы не имели никаких вестей из Харбина, да и сами это место не трогали. Если там вся корреспонденция выкрадывается, фотографи­руется, извращается, перетолковывается, то, конечно, какие же могут быть сношения с таким местом. Еще раз прошу Вас избежать всего, что могло бы быть злостно перетолковано.

Напишите В.К. [Рериху] [10] официально от Луиса [Хорша] [11] и по-английски, что извещаете его как представителя Музея, что все необходимые меры для раскрытия злоупотреблений вами приняты и что за все время вам известно, что я ни в каких масонских организациях не состоял. Вами приняты меры к ограждению авторских прав на неприкосновенность портрета, писанного Святославом [Рерихом] [12], и приняты меры, дабы с моим именем не были связываемы никакие посторонние наименования или добавления.

Надеюсь, что это мое письмо дойдет до вас сохранно и вы примете к ис­полнению его.

Непременно ознакомьте нашего Друга [Г.Э. Уоллеса] [13] в общих чертах с происшедшим, пусть он видит, что семена злобы, посеянные врагами, очень легко вырастают чертополохом. Скажите ему, что работу мы продолжа­ем бодро. Пригласим китайского ботаника, и это будет особенно удачно для местных условий. Конечно, жаль, что вследствие неподчинения и запоздания ботаника все так затягивается и, вероятно, нам придется пробыть особо холодное время в городе. Но это нисколько не помешает основным нашим задачам. Здесь очень хорошее отношение как к секретарю (министру) Уолле­су, так и к президенту [Рузвельту] [14], о чем при случае так и передайте. Странно подумать, что именно культурная работа может вызывать около себя такие уродливые нагромождения, впрочем и во всей истории человечества именно добро вызывало особые судороги тьмы.

3 декабря. Чем больше мы вдумываемся в газетный эпизод, тем менее объяснимым и сложнее он представляется. Именно эта сложность эпизода обязывает обратить на него особое внимание и всесторонне расследовать его. Невозможно допустить, чтобы в нем действовала лишь одна шайка крими­нальных типов. Также трудно объяснить, если предположить участие какого-либо правительства. Сам по себе этот эпизод настолько ярок, что расследова­ние его, наверно, раскроет и какие-нибудь другие замечательные условия и подробности. Заговор двух негодяев и «старых домов» [15] до известной степени, наверно, имел значение. Также несомненно участие людей выставки [16], но почему оно началось и к чему ведется, можно будет узнать лишь постепенно при всестороннем расследовании. Трудно предположить, чтобы наши друзья в Нью-Йорке или Париже действовали двусмысленно или не имели бы никакого значения. Между тем, делается совершенно очевидным разногласие различных кругов. Запросите Г.И. Черткова [17], чтобы он, насколько возможно, осветил и Вам положение вещей на местах... Теперь надо приложить все усилия, чтобы эта необыкновенная тактика Адверза разрешилась именно так, как должно. Вчера приходил редактор большой китайской газеты, по-видимому, он относится очень дружелюбно. В тяньцзиньской газете откуда-то мелькнуло сведение, что мы будем жить в Пекине шесть месяцев. Откуда сие?..

К вечеру до нас дошли экземпляры «Харбинского Времени» от 28 и 30-го ноября. К сожалению, не могу их послать, ибо их нам дали здесь для прочтения. В одном из них рассказываются злостные нелепицы о нашей поездке в Баргу. По обыкновению, преступный автор вообще не считается с фактами. В другом номере рассказывается о докладе некоего легитимиста Лавошникова о розенкрейцерах и обо мне. При этом автор особенно нападает на меня за мой привет обществу имени Оригена и, судя по газете, цитирует не мою книгу «Община». Ориген причтен Учителем церкви, и потому даже с любой христианской точки зрения, казалось бы, нелепо нападать за доброе слово об этом великом лице. Но, конечно, во всей этой травле мы не должны искать правду или логику. Там, где выступают бесовские силы, именно истина отсутствует. Но одно остается очевидным, а именно, что сатанинская кампа­ния продолжается с полною яростью. С полною яростью именно в японской газете «Харбинское Время». Казалось бы, даже с точки зрения простого приличия это недопустимо. Я убежден, что производимое вами и нами рассле­дование откроет многое знаменательное. Потому продолжайте расследование полным ходом — ведь оно обнаружит многое имеющее огромное значение. Нельзя забыть, что травля ведется именно японской газетой, на заголовке которой написано — «ежедневная ниппонская газета».

Сегодня мы сделали визиты посланникам, и в тот же день американс­кий посланник и французский министр ответили. В китайских официальных местах мы были встречены очень дружелюбно.

6 декабря. Среди выпадов «Харбинского Времени» обратите внимание и на то, что эта японская газета яро нападает на Пакт и на Знамя [18]. Подобные выпады, после известного вам поднятия Знамени и речей на конвенции и всяких прочих дружественных заверений, представляются осо­бенно странными и необъяснимыми. Среди запросов местному генеральному консулу следует выделить в особый запрос это неприличное отношение к Пакту. Если бы вам ответили, что это писалось русскими, а не японцами, то следует указать, что местная японская цензура необыкновенно сильна и без нее никакое сведение, а тем более затрагивающее международный интерес, попасть в газету не может. Нам доподлинно известно, что даже самая малень­кая хроникерская заметка подвергается строжайшей цензуре. Авторы заметок говорили нам, что их писания часто бывают до неузнаваемости изуродованы цензурой. Поэтому факты ярых нападок на Пакт и Знамя, приветствованные на международной конвенции, не могут быть следствием какого-то выступле­ния русской преступной шайки. Мы имеем поводы предполагать нечто гораз­до более глубокое, требующее дознания и компенсации. Также невозможно предположить, чтобы местные официальные лица не имели ничего общего с деятелями центральных мест. Обо всем этом следует запросить генеральное консульство. Чем больше вникаем мы в безобразные выпады определенной части харбинской прессы, тем более становится ясным, что требуются дли­тельные, тактические дознания. Повторяю, если кто-то начнет уверять, что это деяние лишь каких-то русских отбросов, то это оправдание будет непра­вильным, ибо эти отбросы являются послушными наемниками. Но, спрашива­ется, чьими. Не забудем, что кроме поругания Пакта и Знамени выдвинуты всевозможные явно нелепые обвинения, до кощунственных замечаний над именами Св. Сергия, Оригена и пр. При этом сами же эти газеты подчерки­вают, что русские эмиграционные группы признают меня своим духовным вождем. Иначе говоря, это значит, что кому-то политически необходимо добиться обратного...

В тяньцзиньской газете «Наша Заря», говорят, появилась хорошая заметка о нашем пребывании в Пекине. Странно замечать явное разделение прессы на порядочную и на преступную.

Сегодня горло мое все еще не в порядке, и потому сижу дома.

В одной из неоконченных повестей Пушкин говорит: «Перед чем же я робею?» — «Перед недоброжелательством», — отвечал русский. Это черта наших нравов. В народе она выражается насмешкой, а в высшем кругу — невниманием и холодностью. Не могу не добавить несколько строк из пуш­кинского «Путешествия в Арзрум», которое кончается так: «...на столе нашел я русские журналы. Первая статья, мне попавшаяся, была разбор одного из моих сочинений. В ней всячески бранили меня и мои стихи... Таково мне было первое приветствие в любезном отечестве» — так говорит Пушкин.

Передайте Уоллесу, что уже вчера у нас были двое очень симпатичных китайских ученых, один ботаник, а другой — культурный деятель, и обещали нам рекомендовать подходящего ботаника для следования в экспедицию. Ко­нечно, этот ботаник будет не только пригоден для сбора растений и семян, но и для составления своего доклада о лучших засухостойких растениях для заживления пустынь. Таким порядком на окраинах Гоби будет проведена очень полезная работа. Не оставляем мысли и о кооперации, для которой здесь находятся отличные перспективы. Таким образом, широкая работа для пользы человечеству может порадовать как Уоллеса, так и президента.

«Собаки лают — караван идет».

7 декабря. Послали в Нью-Йорк телеграмму, чтобы Друг был извещен о хороших возможностях Скул-Канзас. Действительно, для Америки эти возможности могут быть чрезвычайны. Конечно, для всего требуется, прежде всего, известное время, но нам хотелось, чтобы и Друг был подкреплен хорошими сведениями. Конечно, при нынешнем построении Луис [Хорш] должен занять одно из главных мест. Не худо было бы ему и Франсис [Грант] [19] повидаться с Другом и предварительно поговорить об этих возможностях. Предполагаю, конфиденциально, что не только возможности Друга, но и новые друзья Луиса могут подкрепить это дело. В смысле гарантий все будет обследовано и сообщено.

Переходя к газетному эпизоду, мы должны прийти к заключению, что указанные вам вчера две партии, фашистов и легитимистов, ни в коем случае и не могли бы быть нашими друзьями, и потому их ярость и свойственная им ложь являются вполне нормальными, но тем не менее заслуживают и дозна­ния, и внушения. Главным же образом, остается совершенно непонятным, что ареною выпадов оказалась именно группа японских газет, и это обстоятель­ство заслуживает совершенно особого расследования...

Газетный эпизод превысил по своему безобразию всякие меры и попут­но затронул как достоинство Америки, так и Франции. Предложите, чтобы Друг (если можно обойтись без «старого дома») сам снесся бы с послом и запросил бы его разъяснения, почему именно группа газет его страны посту­пила так грубо, хотя бы в международном отношении. Конечно, предоставляю это действие всецело Другу, ибо ему виднее местные условия. Можно лишь пожалеть, видя, как люди теряют свои возможности. Уже неоднократно нам приходилось быть свидетелями этого.

При подписании Пакта в апреле, не следует ли дать Знак I степени всем главам, подписавшим Пакт (если они ранее этого Знака не имели). Запросите по этому поводу и наш Парижский центр.

Также спросите Друга: следует ли в отношении Скул-Канзас ограни­читься возможностями США или же возможно также в какой-либо мере привлечь и внимание Франции. На месте Другу виднее, что проще и ближе к делу.

8 декабря. Как странно, что из Китая мне приходится вам писать о Канзасе, да еще о Кооп. Скул. Между тем, это обстоятельство чрезвычайно спешно и полезно. Нужно бы знать ваш ответ по этому канзасскому делу как можно скорей. Я убежден, что ответ будет не только положителен, но как Друг наш, так и новые друзья Луиса [Хорша] примут ближайшее участие. Не мне вам напоминать, что в Канзасе и уголь, и всякие прочие ископаемые. Вы лучше меня знаете и о скотоводстве тех мест. Нужная и гарантированная сумма относительно невелика, всего до двух американских миллионов. Друг мог бы сообщить своему начальнику, чтобы не упустить благое и просвети­тельное школьное дело. Помню, что именно у вас уже являлись и ранее добрые мысли — способствовать учебному делу, а в случае Канзаса это является не только добрым делом, но и вполне хозяйственным. Вполне есте­ственно, что люди спешат с решениями, а так как мне в этом случае придется быть попечителем этого школьного дела, то я, прежде всего, и направляю его именно в ваши руки. Наверно, Друг найдет к нам свои каналы сообщения, но хотя бы в телеграфной форме мы должны знать ваше принципиальное реше­ние. Конечно, все ближайшие цифры гарантий будут сообщены вам, но помню о ваших давнишних, к таким школьным делам, устремлениях и потому уверен, что ваше решение будет благоприятным. Друг также поймет, что во всех отношениях такое финансово-просветительное дело даст и ему, и его началь­нику необыкновенную возможность.

Бывают же такие странные обстоятельства, что о близком для вас Канзасе приходится писать так издалека. Думается, что многие новые знако­мые Луиса также заинтересуются этим учебным делом, но смотрите, чтобы кто-нибудь под видом ложной дружбы не перебил его, потому совещайтесь лишь с подлинными друзьями. Помнится, что именно Луис со своими и просветительными, и банковскими способностями мечтал о таком деле, кото­рое сейчас в полной мере выявилось.

Наверное, и начальник Друга будет серьезно заинтересован в таком добром деле. Для нас будет истинно прекрасным Новым годом получить вашу принципиальную телеграмму. Так хотелось бы помочь добрым хорошим лю­дям, да еще на вполне деловых основаниях. Вы ведь знаете, что я не очень ценю необоснованную благотворительность. Гораздо лучше сотрудничество, при котором люди выявляют свои истинные дарования.

Чтобы письма случайно не терялись, нельзя ли их тогда направлять через государственную вализу, ведь мы, как сотрудники Департамента агрикультуры, вероятно, имеем на то право. Спешу послать вам эти неотложные строки и буду ждать для начала вашу телеграмму.

9 декабря. Сижу сегодня дома с маленькой температурой, с утра 37,2. Может быть, простуда, а может быть, легкая инфлюэнца. Вчера были на завтраке в американской легации, и когда все присутствовавшие закурили различные сигары и сигареты, мне сразу показался этот фимиам невыноси­мым. Посижу сегодня и завтра дома.

Уже пошла третья неделя, как мы выехали из Харбина, но кроме записочки от В.Н. Грамматчикова [20] ничего не было получено. Странно, что из всех наших друзей Василий Николаевич — болящий и прикованный к постели, нашел нужным и возможным написать. По его словам, травля в блоке японских газет прекратилась...

В записи вчерашнего дня говорилось о Скул-Канзас. Не только наде­юсь, но убежден, что предполагавшийся «Алатырь» состоится в более подхо­дящем месте, но и радуемся этому. Может быть множество выполнении, начиная от общественного и государственного и до частного. Как по нынеш­ним временам легче, так пусть и будет. Главное, чтобы творилось добро. Силы тьмы особенно негодуют, когда что-либо доброе и строительное возни­кает. В таких случаях особенно нужно, чтобы ночные Никодимы находили в себе силы и обращались в действенных воинов.

Скоро уже будет год, как я не писал картин. За все это время про­изошли лишь два проекта церквей [21]. Но именно это обстоятельство и побудило бесовскую рать обвинять меня в безбожии. Наш друг архиепископ Нестор [22] пишет на портрете своем, данном мне, — «Боголюбивому и прекраснодушному». Так говорит просвещенный иерарх церкви, а Родзаевс-кий и К° [23] называют антихристом. Когда-то кто-то будет читать эти напечатанные нелепости и будет изумляться глубокой степени дикости, ца­рившей и в наш век.

Кроме метких замечаний Пушкина, я возобновил в памяти многие горько-справедливые слова Гоголя о том же. Неужели же каждое столетие нисколько не утончает сознание человеческое. Жалею, что до сих пор нам не прислали из Тяньцзиня газетку «Возрождение Азии», издаваемую на японс­кой концессии. Странно видеть, что именно на этой концессии допускаются такие безнравственно-кощунственные писания. Опять-таки, кто-то когда-то, перечтя такие «памятники словесности», очень пожалеет о случившемся.

Конечно, для Канзаса одинаково приемлемы или заем, или шеры, или любая хозяйственная форма.

Мы обеспокоены, не получая ваши телеграммы по поводу пресловутого газетного эпизода. Конечно, следует терпеливо и упорно выяснить происшед­ший непозволительный эпизод. Он очень прискорбен, но предложение из Канзаса как бы является светлым лучом...

16 декабря. ...Проходящий 34-й год унес многих друзей Пакта. Коро­ли Альберт и Александр, митрополит Платон, архиепископ Иоанн, о. Георгий Спасский, доктор Лукин, а в Тяньцзине мы узнали о смерти Филиппа Вертело [24]. Все это очень существенные потери. Дай Бог, чтобы все эти ушедшие друзья могли бы быть, для дела, замещены новыми. Конечно, и новое внимание Рузвельта, и последние шаги Уоллеса, и действия Гиля Бор­геса [25] и других южно-американских друзей дали новую подвижку Пакту. Но в смысле Европы отсюда мы мало усматриваем, в чем произошли полез­ные движения. Ведь все сказанные потери относятся именно к Европе, и потому восполнение их должно, прежде всего, происходить там же. Надеюсь, что последние газетные эпизоды воспринимаются по справедливости и из них производится новая польза.

Сегодня воскресенье — все закрыто, а кроме того, идет снег. Мы все сидим дома. Почему-то все эти дни просыпаемся около двух часов ночи. Где и что может происходить в это время? В Наггаре тогда бывает около 10 ч. вечера. Сегодня есть сильное ощущение того, что где-то что-то творится, но, как часто бывает, при многом происходящем трудно отнести к чему-то опре­деленному. Конечно, из Харбина сведений опять нет, и мы как-то привыкаем к тому, что эта часть оказалась отрезанной. Во всяком случае, изучение ее весьма и весьма поучительно. Ведь прежде всего, нужно знать...

5 января 1935. Получены письма от 9 декабря от Зины [Лихтман] [26], а также от Франсис [Грант], с русскими и американскими газетными вырезками. Не пригодилась ли моя статья «Да процветут пустыни» с фото­графиями для какого-либо журнала. Очень рад слышать, что президент инте­ресовался этой статьей и сопровождавшей ее беседой. Конечно, Галахад [13] должен глубоко понять, что широкое будущее у дверей, но его нужно достой­но принять. Кто бы ни стучался в дверь, но если он не будет принят, то и самые лучшие возможности могут искривиться. Итак, к чему делать в одну десятую то, что суждено полностью.

Я уже писал, что мы получаем очень ценного китайского сотрудника. Рад слышать, что наша китайская ассоциация оживляется. Ведь каждой стра­не мы воздаем должное, и ни одно культурное достижение не должно быть забыто. Сегодня читаем в газетах о сильном землетрясении на севере от Эвереста и в Лиссабоне. Надеемся, что оно не очень отозвалось на сердце Елены Ивановны [Рерих] [27]. Рад был узнать, что число учеников в Школе увеличивается. Уверен, что происходит по всем учреждениям приток новых людей, ибо невозможно было бы пребывать в одних и тех же пределах. Надеюсь, что апрельское действо с Пактом также явится блестящим привхо­дящим событием, которое отзовется на всем. По-прежнему нет сведений из Харбина...

9 января. Пекин. Писатель Латтимор [28] вчера говорил Юрию [Ре­риху] [29], что в местной газете была, с неделю тому назад, любопытная корреспонденция о харбинской интриге. Пробовали мы искать в этой газете, но ничего не нашли. Может быть, это было или в какой-либо другой газете, или что-нибудь устное. Будем разыскивать, ибо, насколько можно было понять, там был полезный для нас намек, который можно бы сообщить кое-кому как в Нью-Йорке, так и в Париже.

Посылаю список уже имеющихся статей и листов дневника под общим заголовком «Да процветут пустыни». Все это еще в английские книги не входило. Не торопясь можно думать и подыскивать издателя для следующего английского тома. Конечно, желательно, чтобы книга была не очень дорогая, чтобы быть доступнее... Елена Ивановна укажет, что именно следовало бы дать в первую очередь. Так как под заглавием «Да процветут пустыни» будет надпись «Листы дневника», то и заглавия отдельных листов можно не выде­лять слишком крупно, а именно как разделы между отдельными днями, хотя и под особым названием. Конечно, это вполне предоставляю издательству. Кро­ме того, в оглавлении можно бы выделить отделы по месту написания этих листов. Иначе говоря, получатся отделы: Гималаи, Париж, Америка, Харбин, Пекин и, может быть, дальше. Впрочем, не стою непременно за такое подраз­деление. Нужно делать, как легче и полезнее для книги. Помнится, что в Наггаре оставалось еще несколько статей, которые не вошли в «Твердыню пламенную». Не вполне помню, какие именно они были. Елена Ивановна решит, что лучше и сильнее использовать...

10 января. Пекин. Вчера обедали у голландского посланника. Внутрен­не я позавидовал Голландии, что у нее имеются представители с такими живыми интересами. Количество и качество книг в его кабинете показывают, что это не случайная выставка, но нечто ему действительно нужное. Книги, к тому же — в хороших переплетах, всегда будут одним из лучших украшений комнаты. Тут были и Пифагор, и Флобер, и Штейнер, и многие другие знакомцы.

Вчера же приехал один бурят с хадаками и очень трогательным пись­мом, напоминающим письмо другого бурята, однажды процитированное в книге. В это же время у нас сидела корреспондентка французской газеты — Майар, очень милая швейцарка из Женевы. Появление бурята с хадаками для нее было необычно...

14 января. И сегодня, вероятно, и завтра останусь дома, ибо горло все еще раздражено. Вчера происходила встреча Нового года, по старому стилю, у генерала Хорвата. Конечно, я не мог быть по простуде, и единственным нашим представителем оказался В.И. Грибановский [30]. Рассказывает, что Камилла Альбертовна к 12-ти часам оделась в виде русской мамки и вынесла куклу, якобы в виде нового рожденного года. Комментарии излишни.

Пришло письмо из Харбина от В.Н. Грамматчикова, в котором сооб­щается, что темные силы передают, что я вообще не видался с генералом Хорватом, ибо он глава русской эмиграции. Так неустанно изобретают кле­ветники. Посвящаю им мой сегодняшний Записной листок. Впрочем, В.Н. Грамматчиков добавляет, что и работа светлых сил делается очевидностью, и что Свет побеждает тьму. Конечно, так и будет; но совершенно необходимо, чтобы светлые силы так же деятельно и в таких же сильных, но благих формулах неусыпно строили благо. Ведь благо не отвлеченность, но его нужно так же ежедневно творить, как ежедневную пищу.

Некая дама Л. пишет из Харбина, что если ее муж не будет включен в состав экспедиции — она его застрелит. Надо отдать справедливость, что с такой формулой мы встречаемся впервые.

Являлась у меня мысль послать к новому году открытку — изображе­ние Преподобного Сергия, по всем нашим обществам, но оказалось, что мы не знаем нынешних адресов некоторых из них. Потому эта идея была отставлена, но все время думаю, насколько должны быть питаемы сотрудники, хотя бы даже самыми краткими извещениями. Хорошо бы оповестить все наши обще­ства и организации об апрельском дне Пакта, предложив им, что Музей будет рад передать и их приветствие к этому дню. Таким образом явится еще одно обстоятельство из разных стран, которое скажет в правильных формулах и с должными пожеланиями неотложности...

Сегодня пошлю еще одно наше письмо В. К. Рериху с предложением в кратчайший срок указать, когда именно была выслана из Харбина первая часть коллекции и когда именно будет выслана остальная часть. Первая часть должна была быть выслана через три дня после нашего отъезда (иначе говоря, она должна была давно достигнуть Америки), а вторая часть должна была быть выслана 20-го января, ибо ботаник Гордеев [31] сообщил, что ранее этого срока он не сумеет закончить определения. Конечно, если бы два негодяя оказались бы не негодяями, а людьми, то многое сложилось бы иначе.

К 18-му января ждем известий из Канзаса. Они запаздывают уже на целый месяц, так всегда бывает, когда имеешь дело с дальними расстояниями, да кроме того, для некоторых людей, как вам известно, время и сроки не существуют. Конечно, и без того мы не могли бы выехать сейчас дальше вследствие холодов и, естественно, Галахад это понимает.

Вчера был у нас древний лама, бурят, и гадал. Я ему задал вопрос о 36-м годе, и вышло очень хорошо. Конечно, вы понимаете, что для меня этот вопрос был и ненадобен, но такое подтверждение для монголов очень значи­тельно...

16 января. ...Каждый день ждем канзасских сведений. Покупаем здесь для нашего Друга танку «Колесо жизни», монгольской работы. Надеюсь, она дойдет к нему до апреля и еще раз напомнит ему о том большом Колесе жизни, к которому он прикоснулся.

Посылаю вырезку из местной газеты о том, что американские банки опять начали давать капитал за границу для поддержания иностранных торго­вых сношений. Ведь это обстоятельство нужно всячески подчеркнуть в разго­ворах с теми друзьями, о которых писала Франсис [Грант] в последней телеграмме...

18 января. Пекин. Хотя с горлом и лучше, но еще остаюсь дома, тем более что сильные ветры и много пыли.

В местной газете «Пейпинг Хроникл» хорошая рецензия о вчерашнем выступлении Юрия [Рериха] в клубе ротариев. Прилагаю вырезку об этом.

Также прочтите внимательно и другую приложенную вырезку из той же газеты, которую вы вполне оцените. В связи с ней вы вспомните также, что в харбинской истории приняли такое активное участие легитимисты «Кириллов -цы». Значит, происходило какое-то противопоставление — да вы это и сами поймете. Во всяком случае, хорошо, когда происходит движение, — хуже всего мертвенный застой. А сейчас Канзас — более чем вовремя.

Необходимо, чтобы Галахад понял, насколько подробности, которые будут посланы, полезны решительно во всех отношениях. И в смысле частной промышленности, и в смысле пользы государственной, и в смысле взаимопонимания и сближения. Нужно всячески избежать хотя бы малейшего недоумения, когда и это дело начнет развиваться. Ведь, наверное, найдутся какие-то злоумышленники, которые захотят нечто посеять. Вот тут-то и нуж­но проявить необыкновенную бдительность, осторожность и деятельность. Если два ничтожных негодяя могли устроить такой разнообразный посев, то каждое злоумышление может пытаться вносить какие-либо осложнения. Что­бы рассеивать их, и нужно ясное убеждение, насколько глубоко полезно происходящее...

19 января. Пекин. Итак, речь идет об американских долларах 1.100.000 под от 6% до 10% с обязательством погашения по истечении трех лет. Последовательность выплаты может быть установлена. Обеспечение очень солидное — естественные богатства. Вы понимаете большую спешность.

Очень рады были получить утром телеграмму из Наггара. Замечатель­но, что наша телеграмма в Наггар была отправлена после телеграммы в Харбин, в которой мы спрашивали о точном сроке отправления первой части коллекции. И вот из далекой Индии телеграмма уже дошла, а из близкого Харбина до сих пор нет ответа. Не понимаем, чем объяснить это, тем более что харбинский ответ был даже оплачен. Странный город, странные люди — а между тем, в Вашингтоне справедливо ждут нашего ответа и, наверное, изумляются, почему запоздал ответ на их телеграмму. Итак, Вы уже знаете, в чем дело с Канзасом, и понимаете, насколько оно спешно и для всех полезно...

27 января. Пекин. ...Вчера мы побывали в здешней духовной миссии;

между прочим, мне показали портрет антихриста! По-моему, это не что иное, как довольно известная картина мюнхенского художника Гофмана, изобража­ющая Христа. Но когда я заикнулся об этом, то мне было строго замечено, что это вещь несомненная и этот портрет воспроизведен в книге Нилуса. После такого пресловутого авторитета, как Нилус, конечно, я бросил разго­вор. Как неимоверно трудно с изуверами. Сами того не замечая, они-то и служат антихристу, как Елена Ивановна правильно о них пишет. Тут же мне было замечено, что книга Всеволода Иванова об Антонии Римлянине [32] — ужасная. А мне-то она во многом понравилась. Посылаю копию письма Всеволода Иванова ко мне и копию моего ответа к нему. Имейте в виду как то, так и другое. Также посылаю мой ответ в Тяньцзинь о банке. Может быть, в будущем все это может пригодиться.

Неужели американский доллар так падает. Вчера, при размене чека, мы получили на 27 пекинских долларов меньше, нежели в ближайшем прошлом. Неужели это относительно всех валют; ведь наши бюджеты в Индии и Франции могут быть опрокинуты...

31 января. Пекин. У нас опять лазарет. У Юрия вчера было 38,5, сегодня с утра 38. Ночь спали мы оба плохо, кто его знает, отчего здесь нет обычного сна; вот-вот, кажется, уже засыпаешь, а по неизвестной причине опять бодрствуешь. На всякий случай позвали доктора Судакова, посмотрим, что он скажет.

Послали вам и следующий номер газеты, все-таки вам любопытно, что именно здесь пишется. Посылаю копию моего письма В.К. [Рериху].

Нам так полезно было бы знать все харбинские очертания, а в конце концов, даже отсюда, на небольшом расстоянии, мы с трудом можем ориенти­роваться. Все ждем письма из Харбина, от разных друзей, чтобы больше распознать происходящее. Ведь хотя бы один эпизод с книгой «Священный Дозор» необыкновенно характерен...

б февраля. Любопытнейшее сведение из Харбина. Все это интересно, более что привез их достоверный человек, который пробудет с нами до вечера 8-го. Все-таки происходят вещи небывалые. Книга «Священный До­зор», вся состоявшая из уже напечатанных статей, цензурою не пропущена. Хуже того, цензурою воспрещены статьи, посвященные Пакту. Причем неко­торые наши друзья дошли до такой степени расстройства, что соглашались на то, чтобы вырвать из книги эти 12-15 страниц. Конечно, мы немедленно телеграфировали, чтобы из книги ничего не вырезать. Хорошо, что у нас имеется один экземпляр книги с собою, и таким образом все злостное дей­ствие цензуры делается еще очевиднее. Подумываем, не переиздать ли нам книгу здесь с отметкой, что первое ее издание не пропущено харбинской цензурой.

Разве не замечательно, что темные силы именно не выносят Пакта и Знамени Мира. Для биографов — любопытная подробность, что десятый том сочинений не пропущен цензурою из-за упоминания Пакта и Знамени Мира...

9 февраля. Читаем в газетах о прекращении американского консульства в некоей стране. Не сомневаемся, что наш Друг благотворно действует и в этом направлении. Пусть он где-то у себя хранит памятную записку о всех его действиях и выступлениях или выражениях в этом направлении. Будет день, когда именно эта его деятельность сделается особо исторической.

Не буду повторять о том, как неотложно нужен Канзас. Каждый день мысленно ожидаю какой-то подвижки. Если я посылаю что-нибудь без особо­го упоминания или назначения — просто храните в нашем внутреннем архиве до дальнейших указаний. Если темные силы так сосредотачивают свою дея­тельность, то пусть и светлые легионы восстанут и сверкнут доспехами Света.

Понимаю, что лама Мингюр едет в отпуск без содержания. Можно бы дать ему, как общее поручение, — пожелание, чтобы он при посещении монастырей интересовался как местными легендами, так и лекарствами. Впол­не понятно, что члены Института не сидят на одном месте, но собирают всё, где можно...

10 февраля. Начался страшный ветер, такой типичный для февраля в Азии. При будущих сборах предполагаю сделать некоторый опыт. Кроме сбора, который будет производить китайский ученый, думаю предложить местным монголам сделать набор тех трав, которые, по их мнению, наиболее стойкие и полезные. Таким образом может получиться еще одна интересная характеристика.

Прилагаю копию моего письма генералу Хорвату, содержащую заявле­ние по поводу оскорбительного выражения В.Ф. Иванова [33] на банкете эмиграции. Также прилагаю, к тому же предмету, две копии моих писем архиепископу Мелетию и епископу Дмитрию [34]. Пишу им как председате­лям института Св. Владимира, в котором Головачев, поместивший заметку, является ректором. Когда будете делать опять соответственное заявление, следует указать, что Иванов — официальное лицо, банкет — официальный, газета «Гун-Бао» — официоз, редактор Головачев является официальным лицом. Таким образом, помимо чисто эмиграционного обстоятельства, харак­терно и то, что в отношении самого Маньчжуди-Го все четыре подробности официальны или официозны.

Так же точно и цензура относительно «Священного Дозора» уже не является газетной кучкой, а опять-таки государственным установлением. Раз­ве допустимо, чтобы и государственные установления принимали участие в травле. Не забудем, что статьи о Пакте уже появлялись в «Харбинской Заре» и тем самым однажды уже прошли цензуру. Остается предположить, что сейчас это не вопрос цензуры, как таковой, а нечто другое. Итак, будем по-прежнему поражать тьму и добиваться справедливости...

12 февраля. Пекин. Только что послали телеграмму в Наггар к 13-му, а также с запросом, получены ли задержавшиеся на две недели письма, как получили телеграмму оттуда: оба письма дошли, и добавка в Пакт вставлена. Итак, с Пактом как будто все обстоит благополучно. Конечно, нужно ожи­дать, что «обезьяны», «тигры» и всякие «зверюшки» [35] рано или поздно опять выскочат, и потому всякие защитные средства нужно держать наготове.

Думаю, что, вероятно, сегодня или завтра в Нью-Йорк дойдет мое письмо касательно Канзаса. Конечно, многое приходится писать между строк, зная, что вы понимаете всякие местные условия. Надеемся, что и Друг наш вполне понимает, что дело Канзаса так глубоко полезно для его страны, хотя бы в промышленном значении. Ведь всем приходится думать о рынках, и каждые двери к тому должны быть очень приветствованы и оберегаемы. Думается, что, наверное, всё будет понято и пройдет безотлагательно...

13 февраля. Пекин. Письмо от В.К. [Рериха]. Пишет, что 12-го февра­ля мракобес [Василий] Иванов читает публичную лекцию, в которой разобла­чит всех вредителей, начиная от Л.Н. Гондатти [36]. По сему поводу Гондатти замечает, что он предпочитает быть слоном, на которого лают шавки, нежели оказаться такою шавкою. Не знаем, чем кончится эта лекция, но она еще раз напоминает о том, что этот Иванов связан с советскими кругами и потому старается оклеветать всех деятелей эмиграции, а в книге своей оклеветал всю Россию, начиная от императоров, Голенищева-Кутузова, Пушкина, всех уче­ных и пр. ...

15 февраля. Сейчас послали телеграмму о том, что успешное решение по Канзасу спешно ожидается. Действительно, с этим обстоятельством нужно спешить чрезвычайно. Ведь оно должно быть приведено в порядок еще до нашего отъезда. А ведь без определенного указания об успехе невозможно предпринимать многое впустую. Потому так ждем изо дня в день и коррес­понденты так беспокоятся. Ждем!..

18 февраля. Вчера были на завтраке у барона фон Сталь-Холстейна. Были Бранд, доктор Судаков. Все было в хороших пределах. Приятно было видеть на стенах много тибетских танок, что напоминало наши стены. Баро­несса Сталь вдруг вспомнила, что я художник. Оказывается, ей попала книга Розы Ньюмарч «Душа России», где мои «Человечьи праотцы». Затем мы зашли, там же по соседству, к генералу Хорвату. Он сказал, что ответил мне на письмо об Иванове и что злоречие этого типа не выражает мнение обо мне Национальной Общины.

Сегодня сдадим полученные чеки в банки. Конечно, цифры этих чеков для нас остаются неясными. Например, я получил 1935 долларов — чему соответствует эта цифра, понять невозможно. Конечно, не спрашивайте, ибо будущее само покажет. Почему-то курс американских долларов продолжает стремительно падать. Так например, на сумме 237 долларов получается раз­ница на 41 местный доллар, сравнительно с декабрем. Но все, видимо, к этому привыкли и только машут рукой. Воображаю, какая будет разница, когда сегодня мы переведем на местные доллары полученный чек...

20 февраля. Пекин. Опять разговоры о Канзасе. Мы сообщили, что ждем письма и уверены, что все идет благоприятно. Еще раз скажите нашему Другу, что при этом я учитываю всю истинную пользу для его страны.

Удивительные сведения получаются. Например, одна сестра мило­сердия спрашивала нашего полковника Грибановского, не может ли она у меня получить четыре больших тома моих сочинений под названием «Ги­малайские Братья». Эти книги очень дорогие и стоят 400 американских долларов. Они есть и в продаже, но те, которые продаются, неверны, и лишь у меня правильный экземпляр. Эти сведения она получила от своего учителя из Шанхая. Вот какие замечательные легенды где-то существуют в пространстве.

Всеволод Никанорович Иванов, автор книги «Мы» [37], мне пишет, что он хочет написать небольшую книгу, посвященную мне («Рерих художник и мыслитель»). Такая книга, именно теперь изданная в Харбине, была бы любопытным явлением. Посмотрим, что из этого выйдет [38].

Редактор «Нашей Зари» пишет, что моя статья «Болезнь клеветы» вызвала всеобщее внимание. О том же писал нам и полковник Бендерский, председатель национальной общины в Тяньцзине.

К сожалению, получены неблагоприятные сведения об архиепископе Несторе. Проверю и сообщу их. От митрополита Антония вчера получено поздравление с прошедшими праздниками и благословение...

25 февраля. Ваши сообщения мы сообщили сохранным путем В.Н. Грамматчикову. Действительно, необходимо, чтобы там вполне осознали очень важное обстоятельство, что первое сообщение обо мне пришло (увы) из Харбина. Для вашего внутреннего сведения прилагаю, как именно мы сооб­щили. Конечно, ответ будет не ранее 8-10 дней и попадет в следующую мою почту. Действительно, Харбину нужно очень подумать, чтобы не взорваться. Вчера у нас были опять большие разговоры о Канзасе — как спешно это дело.

Сегодня телеграмма от Луиса [Хорша] о новой победе. Именно как третьего [дня] Елена Ивановна телеграфировала об идущем успехе. Прило­жим все силы, чтобы каждый со своей стороны, в разных местах земли, положил бы все свои возможности к тому же благому направлению. Послали в Америку телеграмму, радуясь победе и ожидая таких же добрых вестей о Канзасе. Какое это огромное и светлое дело.

Теперь о другом. Во время наших поездок можно бы при случае рекомендовать американские машины, земледельческие орудия и всякие аппа­раты. Тем самым хотелось бы всячески помочь Америке. Может быть, «Хар-ватер К°» или какие-либо другие хорошие предприятия можно бы упоминать при этом. Подумайте о другом, что полезнее можно сделать.

Завтра я запишу о благоволении [39]. Будем применять его во всех областях. Ведь хорошие люди приходят за советом. Будет ли совет по ботани­ке, медицине, археологии или вообще жизни — безразлично, по человечеству мы должны подать его, а где можно — то и помочь.

Для Друга, наверно, приятно знать, что его страна так хорошо помина­ется. Тем более нужно сделать все во благо. Хотелось бы, чтобы со временем и Главный [14] понял полезность страны. Наверно, такой момент придет, когда и он скажет большое спасибо за все благо сделанное.

/ марта. Пекин. С утра думаю о Пакте. Именно о состоянии Пакта в Европе. Из письма Шклявера [40] вчера невозможно представить, что имен­но там делается и делается ли. Даже о Балтийских странах вдруг получилось опять нечто неопределенное. Ведь мы знаем, что делается с Южной Амери­кой, но если спросите меня, знаю ли я доподлинно, что творится в Европе, я должен сказать — не знаю. А между тем, сегодня первое марта, иначе говоря, уже меньше полутора месяцев до 14 апреля [41]. Вообще, если подвести итог от нашего пребывания в Париже за целый год, то я не уясняю себе, как там протекают дела Пакта, и даже не знаю действия Парижского Комитета. Были отрывочные сведения, но какие именно результаты этого, не знаю. Конечно, за дальними расстояниями многое скрадывается, но сроки так г близки, и, естественно, беспокойно о результатах. Ведь годовой срок — очень  большой срок...

    Сейчас пришла телеграмма о Галахаде и Канзасе. Будем надеяться, что и более определенные ответы не за горами. Мне кажется, если бы Галахад  вполне усвоил действительное значение этого дела, он бы нашел в себе новую энергию, чтобы найти всё нужное. Ведь для дела такого искательного значения нужна и исключительная устремленность. Я бы написал ему сам, но меня стесняют некоторые выражения, которые гораздо легче выяснять в личных беседах. Вопрос гарантий можно всячески закрепить, а по ближайшим собы­тиям, как скоро увидите, многие значения еще углубятся.

Вчера были на одном китайском обеде, где опять говорилось о падении доллара. Как-то незаметно для многих, но ощутительно для некоторых оно  происходит.

Прилагаю письмо к Галахаду, по почтовым условиям предпочитаю этот язык. Хорошо переведите его и передайте, при этом еще раз выразите мою надежду о том, что он понимает значение Канзаса и его спешность.

     2 марта. Пекин. Заключаем эту посылку словом «спешность». О чем ни подумать, все звучит этим приказом: и Канзас, и Пакт, и зерно, и дипломатия по ликвидации клеветы. Решительно во всем этот призыв о спешности. А следующий призыв о дружности; хотелось бы его сказать по всем странам и по всем  городам. Дружелюбие, а за ним и дружная работа требуется как никогда. Последние победы Луиса еще раз говорят, что и в трудные времена работа может не только идти, но и развиваться. Даже в Харбинском содружестве развивают свою работу. Итак, спешность и дружная работа, в этом мое пожелание к 24 марта. Это число напомнит о всех победах.

4 марта. Пекин. Имели несколько писем из Харбина. Там все очень сложно и удивительно. Опять была беседа о Канзасе. И еще раз выявились новые неотложные соображения. Занесли карточки Джонсону, американскому посланнику, только что вернувшемуся из Штатов. Сегодня у нас чай у миссис Харрисон, во вторник обед у Вальтера Янга, в среду в Шведской миссии, в четверг чай у генерала Томашевского. Соображаем об отъезде, но определен­но говорить не будем, дабы не вызывать ненужностей.

6 марта. Пекин. Повторные выпады тяньцзиньской газеты показыва­ют, что чье-то благословение на это продолжается. Никто здесь не верит, чтобы газета это допускала без благословения.

Вчера приходил генерал Томашевский, очень уважаемый человек, и прямо спрашивал: «Кто же это такой, кто испугался Вашего приезда на Дальний Восток». Можно бы при этом предполагать разные обстоятельства, но упоминаемые нами газеты находятся в японском распоряжении.

Вчера же мы узнали, что четверо живущих в нашем отеле едут приблизи­тельно в том же направлении, как и мы. Это напоминает встречу по дороге в Лех.

Свен Гедин [42] в Китае. Словом, целый ряд старых персонажей.

Прочтите мои листы «Напутствие» и «Удача». И о том и о другом можно думать на разных материках. Ко всему нужно быть готовым, как сказано в «Напутствии», и нужно беречь удачу сознательно и торжественно.

Постоянно приходится слышать, что и в харбинских содружествах, и в других кружках появляется вредное соревнование, взаимное утеснение и подо­зрение. Всячески намекаю в Харбине, что удача зависит от согласованности действий, а главное, сердечной согласованности. Ведь действительно, нельзя же ограничиваться только формальною организацией. Ведь всюду нужно осознать, насколько требуется сердечная согласованность. Потому напоминай­те и предлагайте по всем нашим организациям внутреннюю сознательную согласованность.

Не знаю, успеваете ли переводить все мои записи. Ведь в каждой из них включено что-нибудь, как общее, так и многие советы по частным случа­ям. Приходится держаться часто эзоповой формы, но вы ее понимаете.

Одно никому здесь не понятно, каким образом уже почти четыре месяца продолжается организованная травля в японских газетах. Можно ли хотя на минуту допустить, что все дипломатические представления не могут обуздать темные силы. Как видно из посещения генерала Томашевского, даже самые терпеливые люди и те понимают, что творится нечто преднаме­ренное и предуказанное.

Мы можем внутренне не огорчаться, но практически должны прини­мать достаточные меры. Ведь ясно, что некто хочет нападать. Значит, как нам еще давно говорил Флорио, «нужно защищаться»...

9 марта. Пекин. Уже идет укладка, запасаемся нужным на несколько месяцев. Опять повторю Канзас, Канзас. Не допускает ли кто-нибудь орди­нарного порядка мышления, где требуется совершенно экстраординарный.

Приезжает Свен Гедин. Нам предложили его верблюдов. Юрий вспом­нил свой сон об этом...

В письме Елены Ивановны столько блестящих указаний. Мой Запис­ной листок «Бережливость» еще раз напоминает, насколько в особые времена нужна особая бережность. Пусть хранят согласованность. Радостно видеть, когда дела света не подражают делам тьмы. Идите бордо и торжественно.

Только что получено официальное письмо из министерства иностранных дел Токио, копию которого вам посылаем. Как видите, это письмо чрезвычай­ного значения. Ведь оно подписано официальным спикером министерства. Мы ответили на это письмо, что нам очень приятно было слышать о рассле­довании этого безобразия газетной кампании и мы рады слышать, что приня­ты меры для прекращения этих безобразий, но при этом с большим огорчени­ем мы должны сообщить, что как «Харбинское Время» от февраля поместило вновь клеветническую статью по поводу Пакта по охранению культурных сокровищ, так и тяньцзиньская газета, издающаяся на японской концессии, от 24, 22 и 28 февраля и 3 марта продолжает невежественно клеветнические

выпады. Мы вполне согласны с определением г-на Амо [43] о том, что именно крайняя невежественность порождает подобные антикультурные вы­пады, и мы верим, что и в данном случае будут приняты те же справедливые меры для обуздания людей, вносящих разложение.

Таким образом, это письмо дает как нам, так и вам возможность добиваться воздействия для обуздания нечестивых невежд. Конечно, письма Амо посылаем, кроме Нью-Йорка, Индии, в Харбин (В.К. Рериху и В.Н. Грамматчикову), а также Черткову и Шкляверу. Конечно, и здесь оно будет показано некоторым соотечественникам. Итак, еще раз видим, что где неуто­мимость, там и победа.

12 марта. Посылаю фотостат министерского письма и копию нашего ответа. Также посылаю две копии моих писем доктору Хи и доктору Зену об их избрании в почетные члены нашего Общества. Примите это во внимание. На случай — адреса их находятся на копиях.

Видели вчера вечером Свена Гедина, который был дружелюбен. Я ему послал воспроизведение картины «Помни» с надписью.

Посылаю также копию моего письма к В.К. [Рериху]. Очень жаль, что он куда-то уехал, как раз перед нашим отъездом, и таким образом деловой обмен прервался. А ведь теперь это будет совсем не так легко.

По некоторым письмам друзей из Харбина чувствую, что занятие представительством ему не очень улыбается. К тому же и действия по отчету, уже за четыре месяца, ни мы, ни вы не имели, а ведь это было время прямо исторических событий.

14 марта. Завтра американский посланник чествует обедом Свена Ге­дина. Гитлер прислал Гедину какую-то звезду. Очень хорошо, что многие стра­ны, а также и Америка, приветствуют выдающегося путешественника.

Посылаю вам медленной почтой в Нью-Йорк длинное письмо Черт­кова, а также оригиналы ответных писем от вновь избранных наших почетных членов докторов Хи и Зена. Оба письма, как видите, хорошие. Их можно бы поместить в прессе, т.к. оба эти лица здесь пользуются известностью.

Пишу нашим друзьям в Харбин, чтобы они сохраняли между собою крайнее содружество как лучшее оружие против сил темных. Мое письмо Луису [Хоршу] для Постоянного Комитета он может или сообщать Комите­ту, или оставить в делах, сказав содержание письма Другу.

Замечательно, что в разных частях вспыхивают добрые победные зна­ки. Охраним и произрастим этот сад добрый.

Сейчас получили от Франсис [Грант] копию ценного посольского пись­ма. Очень нужное письмо. Спасибо Другу, что это было сделано. Как видите, там, где выражена крайняя твердость, там и следствия хороши. Конечно, мы не можем опубликовать этого письма, но кое-кто, частным порядком, его увидит. Оно еще больше подкрепит письмо, здесь нами полученное. Действи­тельно, все происходящее может послужить на особенную пользу, если только доводить действия до конца.

В день отъезда пошлем последние записи и наши лучшие приветы.

Сегодня в газетах имеется длинная статья о проекте какой-то особы считать Рим центром мира, и такие проекты очень длинно обсуждаются.

Между прочим, Джонсон, когда мы ему принесли книгу Пакта, сказал, что она у него уже имеется. Комментариев никаких не было.

Ожидаем, сообщит ли нам что-нибудь японская легация по поводу наших заявлений о тяньцзиньской газете.

Спешим с укладкой. Как всегда, много маленьких задержек с вещами...

15 марта. В здешней «Пейпинг Хроникл» перепечатка из вчерашней «Зари» о бумаге из японского министерства. Посылаю вырезку. Опять же нужно смотреть на эти развития дела как на тактику адверза, соображая все ее преимущества. Предупредите и Друга нашего, чтобы и он так же смотрел на это дело. Подобное начало пусть доведется до конца. Последние судороги тигра бывают очень свирепыми.

В письме Франсис [Грант] относительно Канзаса есть упоминание, что без Главы дело не может свершиться. Конечно, Елена Ивановна к этому будет знать лучшие сроки. Во всяком случае, у нас ежедневно десятки раз упоминается Канзас. Сейчас построение этого культурного дела особенно значительно и неотложно, как для вас, так и для нас.

Блестящая победа, одержанная Луисом [Хоршем] на одном фронте, сразу переносит внимание на последующие действия. По нынешним временам вы сами знаете, что «промедление — смерти подобно». Я не сомневаюсь в том, что всеми делается всё возможное, но теперь нужно Канзас — для всего...

17 марта. Дни последних сборов. Конечно, как всегда, множество и малых и больших соображений.

В «Харбинской Заре» хорошая статья о нашей экспедиции.

Вчера комиссар почт Полетти делал нам прощальный завтрак. Вечером был большой обед, даваемый разными пекинскими организациями Свену Гедину. Мы на обед не пошли.

Не придумаю, в каких бы еще более ясных словах сказать Другу о значении Канзаса. Во что бы то ни стало нужно достигнуть удачи в этом деле...

Только подумать, что этот дневник дойдет до вас уже почти к 15 апреля. Конечно, вы передадите мои приветствия в наилучшей форме. Ведь все зерновые вопросы тоже нужно решать с каких-то новых точек зрения. Твердо уверены, что и эти вопросы разрешатся. Не забудем о продвижении.

Ни в Харбин, ни в Тяньцзинь и в Шанхай никаких книг не посылай­те. Слишком много вероятия, что они могут попасть в самые злонамеренные руки и подвергнуться злобным выходкам. Любопытно, что мы так и не получили десяти книг Пакта, посланных из Нью-Йорка в Харбин. Теле­графно мы запрашивали В.К. [Рериха] немедленно их нам переслать, но никаких книг не получили. Значит, в Харбине они не были получены. Если

не были получены в Харбине — это ко благу. Во-первых, по-английски там читают мало, а во-вторых, пять опечаток, о которых я уже писал вам, как и все опечатки в мире, — неуместны...

19 марта. Скажите Другу, что экспедиция пока только получила [сред­ства] до июля. Значит, еще должны быть средства до ноября. Также еще раз скажите, что, желая блага, мы будем продолжать всякие полезные изыскания и после этого срока.

Из соответственных моих статей можно сказать и самому Главе [14], как высоко я ценю его заботы о будущем. Среди всяких мировых смущении особенно ценны заботы g будущем процветании.

Посылаю в Нью-Йорк из «Шанхайской Зари» мою статью «Ученые». Хорошо бы ее переправить Ростовцеву [44] в Нью-Хэвен.

Сегодня ночью и еще теперь гремит сильный ураган — явление обыч­ное. Укладываемся, собираемся. Вчера пришла телеграмма от Елены Иванов­ны — пламенная и убедительная к успехам. Дружно идите по этому пути.

23 марта. Калган. Как и подобает, уже выяснилось, что в понедельник 25-го нам не выехать из-за машины. Отъезд положен на вторник 26-го. Много вещей набирается, особенно с мукой, картофелем и тому подобными предметами, которых в Монголии не имеется.

Сюда приехал из своего монгольского имения Ларсен [45], который называется «дюк оф Монголия». Книга о нем была у Юрия. Он бывший миссионер, занявшийся потом торговым делом; швед, а жена его, тоже быв­шая миссионерша, — американка. Конечно, это совершенно особый мир.

Завтра повсюду в наших обществах помянется 24-е марта. Знают ли об этом сроке и разные вновь учрежденные общества? Ведь есть какие-то теперь в Филадельфии, в Тулузе и еще каких-то местах, которые я совсем себе плохо представляю.

Горло мое здесь несомненно лучше, но все еще смазываем и полощу. Странно, ведь никаких внешних признаков как будто нет.

Поставьте в конец Записного листка «Калган» прилагаемую легенду о белом коне. Если выехали за пределы стены под знаком белого коня, то найдем опять и монгольский камень.

25 марта. Хорошо бы послать для Светика журнал «Азия» от января 35-го. Его заинтересуют две статьи, одна «Пандит Таранат» и другая, о происхождении человека в Азии, — известного геолога Грабау.

По некоторым сведениям в Монголии еще лежит снег, но во всяком случае Ларсен, только что приехавший оттуда, видел снег лишь в низинах. Собираемся выехать завтра ранним утром. Хочется закончить еще раз упоми­нанием о Канзасе. В Китай приезжает целая группа американских банкиров и мануфактуристов для восстановления деловых сношений и устройства займов. Конечно, возможности Китая и всех его областей необыкновенно обширны.

Помните, во всем спешность очень велика. Шлем еще раз привет бодрости и торжественности.

27 марта. Цаган. Уже в юрте у Ларсена. Прошлая ночь в Чапсере напомнила некоторые в Китайском Туркестане. Из-за ненужных задержек в таможне не успели доехать до Эриксона (шведская Миссия) и должны были остаться в грязном Чапсере. Утром в 7 ч. двинулись до Эриксона, куда подоспели и две отставшие машины. У Эриксонов нас покормили, и в двенад­цатом часу мы добрались до Ларсена. Он приспособил старый монастырь тибетского стиля — своеобразно.

Сейчас Монголия черно-пегая — всюду палы — выжигают траву. Холмы, холмы во всех извилистых линиях. Ночью холодно. Кое-где остатки снега. Сейчас мы предпочли юрту, ибо в храме мозгло. Завтра [поедем] до ставки князя Девана [46]. Высота от 4000—5000 футов. Горлу моему сразу лучше. В прошлом здесь грабили хунхузы.

30 марта. Вчера вечером приехал хутухта от князя, прося нас навес­тить его сегодня или не позднее [чем] завтра. Оказывается, князь приехал через четыре часа после нашего отъезда, и потому осталось совсем непонят­ным утреннее радио из Батухалки о том, что князь еще в 10 ч. утра был там. Конечно, во всем могут быть разницы языка, недоговорки и всевозможные непонимания.

Если достанем машину — поедем сегодня же; если не достанем — будем стремиться сделать это завтра.

На солнце — тепло; в тени — два градуса холода по Цельсию.

Машины достали, едем в ставку. Имели хорошую беседу с князем. Остаемся ночевать. Назавтра установим место нашей будущей ставки. Для работ местность вроде Аризоны или Нью-Мехико. Песчаные барханы с растительностью поистине сухостойкою. Эти травы и кустики, если выдержа­ли здесь, то выдержат повсюду. Сама ставка князя напоминает ставку Кара-шарского Тайн Ламы. Чисто. Кушанья китайские. Около ставки новый, выстроенный князем для Таши-ламы [47] дворец, где его святейшество еще не был.

31 марта. База для работ избрана в двадцати милях от ставки. Около монастыря Пинцог Деделинг, что значит: прекрасное место, приятное. Напо­минает стан около Шарагольчжи. Нам поставят пять юрт. Жаль, что пере­водчик-бурят еще не приехал и это затрудняет переговоры. На обратном пути из монастыря пришлось ехать через горы и буераки, что для стареньких фордов было почти не под силу. Вот Минухину Форд подарил какую-то замечательную машину. Что же делать, мы ведь не скрипачи.

Возвращаясь вечером в Цаган Куре, мы встретили три японских маши­ны, следовавших в ставку князя, по-видимому, из Далай Нора. Ночью дозор­ные видели лучи прожектора, верно, опять какая-нибудь машина.

В монастыре имеется изображение Майдари.

1 апреля. Ясный солнечный день. Стоим в Цаган Куре. Будем ждать, пока поставят юрты на нашем месте и князь пришлет машины. Перед нами безбрежное море монгольских холмов. На здешнем воздухе горло мое окончательно прошло. На склонах появляется первый зеленоватый налет. Жаворон­ки. Клушицы. Вчера по пути видели много дзеренов. Если бы Канзас скорее. И здесь о нем думаю.

2 апреля. Ветреный день. Сидим в ожидании или вестника об установке юрт в назначенном монастыре, или бурят с конями. Конечно, все это не так скоро делается. Юрий [Рерих] уже достал ботанические книги. Между про­чим, на самом месте нашей будущей ставки мы нашли эфедру. Наши наскоро учат монгольский язык, ибо без языка везде трудно.

Полагаю, что в Харбине должны быть какие-то отзвуки министерского письма. Но вопрос почты остается довольно смутным — как она будет доставляться. Например, когда мы ехали к князю, по дороге нас остановил верховой гонец одной из местных почтовых контор и вручил нам телеграмму на имя Ларсена, за что ему и следовало получить четыре доллара.

Тогда же я подумал, что и наша телеграмма таким же образом, чего доброго, может быть вручена проезжающим. Конечно, у нас нет никаких особых тайн, но какое-либо нужное или радостное известие может укатить куда-то далеко в степь. Ну как-нибудь, по обыкновению, и этот вопрос наладится. Конечно, когда мы обоснуемся в нашей ставке, мы примем все меры для наилучшей, по местным условиям, почтовой доставки. Она особенно будет нужна для известий о Канзасе, ибо эти сведения, конечно, будут нуждаться в особо верной доставке. Не сомневаюсь, что наш Друг вполне понимает, как для себя, так и для страны, эту полезность. Сравнительно с малыми средствами можно иметь большие результаты. Конечно, в данном случае слово «большие» не годится. Наверное, Записные листы не только попадают в прессу в Америке, но и частью из Индии, частью из Нью-Йорка идут и в Латвию, и во Францию, Югославию, а когда полезно, то и в Южную Америку. Наверное, за это время создались новые отношения в американской прессе.

Я уже писал, что из Харбина извещали о напечатании в Калифорнии моей статьи «Мутатис мутандис». Вспоминаю это опять лишь к тому, что и статья архиепископа Нестора о Японии, помимо нашего желания, чуть было не попала в книгу о Сибири [48]. Хотя бы этот один факт показывает, как трудно уследить за движениями в разных странах, так удаленных друг от друга. Конечно, мы, неся Знамя Мира, не будем ссориться, но там где нужно, надо со всем достоинством сохранять лицо. Вы понимаете, о чем и к чему я говорю. Жаль, что Джонсон остался лишь в пределах приличия. Ясно, что старые дома не вмещают новых жильцов. Пусть наш Друг это не только имеет в виду, но и блюдет дозор.

Конечно, вам хочется знать, как и где пишется этот дневник. Пишем в упраздненном храме тибетской архитектуры. Конечно, все изображения выне­сены, но остаются расписные столбы и карнизы. Посередине — железная печь. Перед храмом две юрты, в которых мы все и помещаемся. Позади храма небольшой дом хозяина этого места, Ларсена — сам он все еще в Калгане.

Могу себе представить, сколько вопросов и действий является у вас перед пятнадцатым апреля. Мысленно соучаствуем с вами.

4 апреля. Ясный, но ветреный и более холодный день. По словам мон­голов, холод будет еще месяц. Хотелось бы знать, какие именно новые сотрудни­ки выдвинулись за прошлый год в разных странах. Обычно каждый год прино­сил очень многое. А за прошлый год потери и смерти были велики. Очень интересно знать, как пополнялись эти потери. Опять хочется напомнить, чтобы при переводе моих Записных листов не происходило ненужного повторения. Ведь кое-что переводится в Наггаре и кое-что в Америке. Было бы жаль, если потратилась бы двойная энергия. Держите взаимное ознакомление.

Уже не повторяю о Канзасе и о зерне, конечно, всем эти обстоятельства очень близки. После 25-го марта не имею газет, а между тем всюду оставалось такое сложное положение...

б апреля. Цаган Куре. К вечеру ожидали дождя. Как будто в окрестно­стях и пролились тучи, но до нас не хватило, а вечером опять вызвездило. Смотрели небесную карту. Сегодня утро ясное. О бурятах по-прежнему ничего не слышно. Даже не придумаем, где это они могли запропаститься.

В последних газетах, то есть от 25 марта, видно, что последние действия Германии опять займут внимание Европы. Хотя именно это обстоятельство и должно бы подвинуть вопрос Пакта, но, к сожалению, не произойдет ли обрат­ное? Опять начнутся разговоры о неотложных «важных» делах. Между тем, если и в то время, когда наш председатель в составе министерства [49], трудно, то что же было бы без него. После письма министерства иностранных дел, конечно, вопрос выставки в Париже несколько улучшается. Но всё же очень странно, что мы вообще не знали, кто же именно выставку собирает, кто ее страхует, кто отвечает за нее — все подобные существенные вопросы остались совершенно неясными...

8 апреля. Хотя и не холодный, но очень ветреный день. Вчера наши разведчики обнаружили остатки древнего леса, причем пни достигали почти до двух аршин в диаметре. Значит, и здесь было то же самое — были леса и источники, но древняя бесхозяйственность все это запустила и уничтожила.

Луис [Хорш] пишет, что для дела Канзаса необходимы сведения о доходности обеспечении за пять лет и «блю принты». Первое условие, конечно, вполне выполнимо, и мы этот вопрос поставим. Но какие именно «блю принты» требуются, придумать не могу. Когда речь идет о целом штате, то ведь можно представить лишь карту всего штата, которая всюду и имеется. Цифры доходно­сти ведь были вполне указаны в письме Юрия [Рериха]. Если бы мы знали все требуемые подробности, нам тем легче было бы ставить эти условия. Ко­нечно, вы понимаете, что речь идет не о частной движимости или недвижимости, но о целом штате — ведь Канзас в большом штате. Так или иначе, это куль­турное полезное дело нужно спешно продвигать. Никакого письма, о котором были сведения от Друга, мы не получали. Конечно, требуется осмотрительность в выражениях, чтобы не было недоразумений.

9 апреля. ...Продолжаем после отправки почты. Сейчас двое из наших пошли в шведскую миссию и там отдадут пакеты. У нас проявляется справед­ливое нетерпение: почему так долго наша ставка еще не устроена. То место будет для всех изысканий еще удобнее.

Вернулся наш посланный. Нам придется еще постоять в этом месте, ибо проезжает местный генерал-губернатор. Даже в самых простых условиях все-таки многое не так просто. Хорошо еще, что мы выехали сюда так рано, и потому для ботанических работ эти проволочки вреда нанести не могут.

Выяснилось, что у нас со статьями произошла еще одна ошибка. Видимо, в Америку была выслана вторая страница Записного листа «Зов Роланда». Будьте добры, пришлите нам эту вторую страницу, чтобы у нас был один пол­ный комплект. Кто знает, может быть нам здесь придется пробыть и до 15-го апреля — не для того ли, чтобы успеть получить какие-либо вести из Америки по делу Пакта.

10 апреля. И вчера и сегодня повернуло вдруг на холод. Ночью мороз и целый день холодный, почти северный ветер. Таким образом, и по этой причине совсем недурно, что нам приходится стоять здесь, в уже обжитом месте. Кроме того, конечно, и встреча с генерал-губернатором лишь оторвала бы нас от обыч­ных работ. Словом, как всегда, все делается к лучшему. Если только это «луч­шее» усмотреть. Остается совершенно непонятным, куда девались буряты с уже купленными лошадьми. Никто о них здесь и не слыхал. Конечно, на этих днях и это обстоятельство так или иначе выяснится. При случае расскажите нашему Другу, что даже, казалось бы, и при обычных передвижениях могут быть всякие неожиданности. Ведь теперь всюду очень много осложнений. Почему-то нам перестали высылать газету из Тяньцзиня, и, таким образом, после 25-го марта мы не знаем новостей. Может быть, уже Негус сражается с Муссолини или что-нибудь подобное.

Как бы ни прошло 15-е апреля, нужно сразу идти на тех же полных парусах вперед. Если бы даже откуда-то почуялась обструкция, нужно преодо­леть и это зло. Характерно, что Латвия не получила бумаги от «старого дома». Любопытно, какие именно страны эту бумагу вообще получили. Мне почему-то кажется, что и в Китае о ней не знали. Значит, нужно и эту загадку раскрыть. Князю [Девану] мы передали Знак первой степени и знамя. Жаль, что с нами не оказалось ни одной медали [50]. Вышлите нам четыре экземпляра — они пригодятся...

11 апреля. Вчера вечер и сегодня утро очень холодные. Продолжается северо-западный студеный ветер. Вечером, к нашей радости, появился почтарь на ослике. Привез несколько писем из Харбина (опять с упоминанием впечат­лений от министерского письма), а также письмо Фридлендера и две телеграм­мы из Америки. Телеграмма от Франсис [Грант] извещает: «Подписание Пак­та в Белом Доме при участии президента». Это знак большого значения. Этим президент Рузвельт доказывает свое личное участие в культурном деле. Тем самым он приобщает себя к тем главам правительств, которые справедливо оценивают значение культуры. Я был глубоко тронут этим обстоятельством. Так хотелось послать президенту приветственную телеграмму. Но сегодня уже одиннадцатое, и отсюда потребовалось бы во всяком случае не менее недели, чтобы доставить телеграмму хотя бы в Калган. Во всяком случае, прошу вас через Уоллеса передать президенту мое сердечное приветствие. Теперь у нашего Постоянного Комитета прибавится еще более работы. Вероятно, этот же Коми­тет в пополненном составе будет ведать фактическое применение Пакта в Со­единенных Штатах.

Вторая телеграмма нам осталась менее понятной. В ней значилось: «С нашей стороны нет промедления в деле Канзаса. Мы задержаны неполуче­нием ваших подробных сообщений требуемых с самого начала». Не понимаем, какие именно данные нужны для принципиального продвижения дела. Сумма займа была определена. Предлагаемые проценты были сообщены. Были опре­деленно указаны сроки возвращения займа и перечислены те обеспечения, ко­торыми гарантируется заем. Эти обстоятельства достаточно характеризуют все дело, и мы, со своей стороны, всё время ожидали, какие дополнительные вопросы воспоследуют от заинтересовавшихся лиц. С тех пор был запрос, через кого предпочтительнее действовать, и мы телеграфировали, что действовать вернее через Никольсона [51]. Затем, в последних письмах, уже полученных здесь, было два обстоятельства, упомянутых в заседании Луисом [Хоршем]. Первое из них: цифры доходности указанных гарантий за пять лет (на что мы и отве­тим), и второе, как я уже отмечал, непонятное для нас обстоятельство о блю принтах. Должны ли эти так называемые блю принты представлять общеизве­стную карту штата или что другое, понять никак невозможно. Эти соображения я хотел послать вдогонку приезжавшему почтарю, но он ушел еще рано утром, и потому это останется до следующей почты. Не буду повторять, что дело Кан­заса является чрезвычайно существенным, более того, основным. Если имеются какие-либо еще вопросы, сообщите их как можно скорее, ведь времени так мало. Конечно, для многих это звучит так странно, что для американского штата приходится переписываться через Китай, но что же делать, если дело базируется на личных отношениях.

Здесь получилось сведение, что генерал-губернатор проезжал. После его возвращения передвинемся на новые места.

Как говорят, зима здесь была необычайно теплая, а зато сейчас завернул холод и значительный мороз ночью. Как бы не подмерзли травы, которые нача­ли уже зеленеть.

Из харбинских писем интересно отметить, что редактор газеты «Гун-Бао» Головачев сообщил В.К. [Рериху], что появившаяся в газете вредная заметка была напечатана уже после его ухода из редакторства. Конечно, подоб­ные заявления есть не что иное как одно из следствий министерского письма. Опять указывается, что статья «Мутатис мутандис» была снабжена тем же титулом. Конечно, за такие уснащения мы отвечать не можем. Вообще, иногда хотелось бы напомнить людям, обращающим внимание на всякие несообразно­сти, пресловутую легенду о чилийском оружии, или об экспедиции в Абиссинию, или о моей троекратной смерти, или измышления о том, что я — не Рерих. Мало ли какая чепуха произносится невежественными или злонамеренными людьми. «Коль слушать все людские речи, придется и осла себе взвалить на плечи».

12 апреля. Как будто бы немного потеплело, но все же есть угроза ветра. И вчера к вечеру, и сегодня под утро замечали какие-то автомобили. Ночью дозорный слышал как бы или пропеллер, или вторую скорость грузовой машины. Все это по направлению к ставке. Ясно одно, что нам пока что лучше побыть здесь. У меня является предположение, что одна из причин — чтобы скорее получить известие о 15 апреля. Продвинувшись дальше, мы окажемся еще более отрезанными от почты. Наверное, за время посещения Вашингтона еще лучше наладится и наше местное Общество. Очень желательно, чтобы именно там Общество было бы деятельным.

14 апреля. Ясный день. Вдали пробежали утром две машины от ставки по Далайнорской дороге. Вчера вечером видели фары машины, как будто подо­шедшей к миссии Эриксона. Не вернулся ли из Пекина Эриксон. Тогда можно было бы ожидать и почту.

Мы послали опять нашего монгола в ставку. Совершенно непонятно, где остался бурятский нойон, с бурятами и конями. Любопытно, что в лошадиной стране такие трудности именно с конями.

Приготовили знамя, чтобы завтра поднять его над байшином. Местный монгол вовсе не удивился, но сейчас же признал Чинтамани, или, по его, — Эрдени. Осведомился, какой у нас праздник. Между прочим, у нас сделана кайма в цвет знака, и это получается очень эффектно. Приходит мысль, не оставить ли вообще эту кайму. Помню, что и в Бельгии, и во Франции, и в Пан-Американ Юнион знамена наши были с золотой бахромой, но красно-вишневая кайма, по­жалуй, лучше золотой бахромы. Предоставляю это обстоятельство на общее со­ображение. Завтра мы снимем фотографию, и вы увидите, как оно все выглядело.

Мне чуялось, что вчера, в субботу, в вас было какое-то напряжение. Конечно, это вполне возможно перед знаменательным днем. Если раньше было общественное признание, то сейчас это уже государственное признание.

Сейчас получены телеграмма о подробностях Канзаса и письмо Зины [Лихтман]... Телеграмма о Канзасе читается: «Требуются детали в состав администрации место отношение прочих штатов проценты займа потрачивае-мые здесь и для чего дополнительные гарантии возможность концессий и как именно гарантируется стоп Требуется средство для телеграмм о Канзасе». Выясняю место — главный город штата. В администрации глава управления штатом. Отношений с другими штатами нет. Сумма займа уже сообщена. Сумма гарантий тоже имеется в письме Юрия [Рериха]. Концессии возможны, гарантированы штатом. Фонды нужны. Конечно, этот телеграфный язык вам понятен. Как вы понимаете, уже имеются конкуренты, допущение которых было бы губительно. Цифры доходов означенных гарантий за пять лет сообщу при первой возможности.

15 апреля. День Пакта. Над занимаемым нами байшином уже водрузи­лось Знамя. Снимем фото и пошлем вам. Сколько бы стран ни подписало Пакт сегодня, все равно этот день сохранится в истории, как памятное культурное достижение [52]. Вероятно, сегодня же обнаружатся и какие-либо темные попытки. Этот отбор Света и тьмы неминуемо должен происходить. Это не есть разделение мнений, но именно отбор созидательного и разрушительного, положительного и отрицательного. Как успех подписания Пакта, так и какие-либо противодействия, и то и другое должно одинаково поощрять всех сотруд­ников к дальнейшему преуспеянию. Будем хранить в памяти этот день как знак светлого будущего. Продолжаю соображения в Записном листе «Знамя».

18 апреля. Вчера к вечеру, как всегда неожиданно, появился почтальон с письмами из Наггара и от В.К. [Рериха], а также с журналом для вас. Как всегда, письмо Елены Ивановны от 12 марта заключало в себе многие знаме­нательные сообщения. Всем нужно помнить замечательную фразу о том, что «мед нельзя оставлять долго открытым». Поистине, это относится ко много­му. Мы могли бы добавить к этому явные признаки. Итак, всюду приложим усилия, чтобы не оправдать замечательное изречение. Все знают, сколько мух появляется, в особенности в летнее время. Было и письмо от Шклявера. В нем он сообщает о нелепых междоусобных выпадах эмиграции в Париже. Прямо безумие! Серьезный человек Ильин называет Бердяева большевиком. Известный провокатор Павлов в своем подкупном «Едином фронте» обруши­вается на нашего Шеринского. Прямо больно смотреть, что если кто-нибудь хоть что-нибудь делает, то немедленно его стараются опорочить.

В.К. [Рерих] сообщает, что «Священный Дозор» все еще не разрешен. Как же это сопоставить с любезностью известного министерского письма. Наши биографы должны очень не забыть весь харбинский танец смерти, а также проделку со «Священным Дозором». Думаем, что в этом случае, конечно, действуют фашисты и прочие «компатриоты». Хорошо, что у нас имеется один экземпляр «Священного Дозора», и таким образом полное содержание книги известно. Прилагаю для Владимира Анатольевича [Шиба­ева] [53] ответ на его вопросы о статьях. Очень рад слышать, что перевод статей подготовляется в Наггаре.

Какие прекрасные снимки с картин Светика [С.Н. Рериха] прислал Владимир Анатольевич. В них хорошо передана вся сила самих оригиналов. Какой мощный художник Светик! Неужели сейчас все искусство в Америке замерло, если продажи картин невозможны...

19 апреля. Вчера к вечеру приехал монгол с неожиданным сообщением о какой-то битве между монголами и китайцами около монгольского центра Батухалки. Трудно определить размеры такого сражения. По-видимому, с той и с другой стороны действовало по одному конному полку. Может быть, само по себе это и не так серьезно, но зависит от того, что кто-то и где-то захочет что-либо придать этому событию. Во всяком случае, известие было нежданным, ибо только что газеты объявляли о полном соглашении.

Сегодня ночью дозорный видел метеор, упавший с большим светом в восточном от нас направлении. На днях уже был найден кусок метеорного железа...

Юрий втроем сейчас пошли на экскурсию, ибо уже появляются первые травки и даже цветы. При таких неожиданных воинственных вестях, как вчера, может быть и очень хорошо, что провидение пока оставляет нас там, где мы стоим. Даже не может быть, а это даже так и есть...

20 апреля. Получились сведения, что в пятидесяти верстах появилась шайка хунхузов, около ста человек. Как обычно бывает, это бывшие солдаты какого-то распущенного полка. Примем во внимание.

Удивляемся, что, несмотря на наши многократные запросы, мы все же не получаем ответ из Пекина о купленных нами и почему-то до сих пор не доставленных лошадях. Получается нечто странное. Человек, их продавший, является лицом известным и по своему положению не решился бы просто обмануть нас, т.к. ему скрыться некуда. Но почему теперь всё запоздало уже на три недели, мы и придумать не можем. Кроме устных поручений, данных проезжающим в Пекин, было послано радио, кроме того, письмо должност­ным лицам в хошун, где пасутся купленные лошади, — но все это, очевидно, куда-то проваливается.

Конечно, еще вчера писался Записной лист о терпении [54], потому нужно применить это качество, но обидно видеть, как из-за каких-то проволочек теряются разные возможности. Ведь за эти три недели мы могли бы уже основаться на новом месте, располагая способами передвижения. Конечно, было бы хорошо иметь хотя бы одну свою машину, но при других больших расходах трудно решиться на такую затрату. Конечно, одна машина значила бы лишь передвижение легкое для оповещений, но для переездов одна маши­на все равно не могла бы сочетаться с конским или верблюжьим караваном.

Вчера к вечеру и ночью подымалась сильная песчаная буря, но сейчас опять прояснило, при свежем северном ветре...

21 апреля. Цаган Куре. Вчера появилось новое сведение. За Алашанью на итсенгольских торгоутов нападают несколько тысяч мусульман. Грабят и уничтожают. Трудно понять, киргизы ли или дунгане. Конечно, размеры происходящего из устной передачи приезжих понять нельзя, но характерно, какие именно сведения циркулируют в пространстве.

Ровно год, как мы уехали из Америки. Год тому назад освящена и часовня Преподобного Сергия [55]. Одно обстоятельство при этом остается для меня удивительным. В устройстве и в заботах о часовне, кроме ближайшего круга сотрудников, приняли заботливое участие Катрин [Кемпбелл], Инге [Фриче], Зейдель, Дон... [56]. Является вопрос, а где же были, за все это время, русские. Почему это Имя Преподобного Сергия должны были прославлять иностранцы. Русские же в виде Шнарковского, Москова [57] и некоторых других лишь пытались вносить те или иные затруднения, совершенно забывая, что тем они умаляют имя Святого Сергия. Как бы ни объяснять этот факт, он все же остается в истории учреждений и вообще в истории Культуры весьма занимательным. Если бы не сочувствие покойного митрополита Платона [24], то, кто знает, может быть, и духовенство проявило бы лишь препятствия.

Сибирское общество [58] тоже как-то совершенно не приблизилось к часовне, которая могла бы быть местом сердечного единения. Ведь никому не запрещалось о часовне позаботиться. Также характерно, что из Завадских лишь Нина [59] утвердила в себе прочные формулы. Надеюсь, что вы видаетесь с нею. Всякие такие факты очень характерны и объясняют многое.

Весь день продолжался сильный песочный буран. Одну юрту снесло. Другую, несмотря на укрепленное основание, значительно подвинуло. Из прошлых экспедиций вспоминаю такие же бураны в китайском Туркестане.

23 апреля. Хотелось бы хоть издалека услышать какую-либо метерлинковскую песнь. Все равно, в какой именно стране раздаются хорошие поэти­ческие песни. За последнее время нам приходилось слышать вой и рычание всяких Родзаевских, Ивановых, Голицыных. Конечно, этот вой не страшен. Часто именно как противовес вою в природе раздается какая-либо хорошая песнь. Такие поэты, как Метерлинк, со всем его героическим укладом, могут давать отличные задания, а кроме того, их талант может проникать в сердца самых различных народов. Особенно ценно, когда именно среди различных народов раздается такая мощная объединяющая песнь. Отсюда нам, конечно, трудно судить, образуются ли такие поэтические кружки, преданные Метер" линку, или Тагору, или другим выдающимся поэтам. Знаю, как многие из вас чтут Метерлинка и его глубокие суждения, и потому буду рад слышать, как именно в разных странах народы в лице своих хороших представителей отзы­ваются на истинную поэзию.

Очевидно, до отправки этой почты мы не сумеем получить почту из Калгана, в которой должны быть сведения о 15 апреля. Если бы эти почты встретились, мы попытаемся написать вам еще дополнительно...

Верстах в трех от нашего места, кажется, найден расколовшийся метеор. Будет снята фотография, а также отколоты некоторые куски. Ведь Светик [С.Н. Рерих] всегда интересовался этими особыми сочетаниями металлов. Надеемся, что нездоровье Елены Ивановны прошло, а также и в Нью-Йорке все здоровы и преуспевают. Шлем бодрые мысли.

24 апреля. Опять сильный буран при ясном небе. Очевидно, минувшая мягкая зима сейчас возмещается неспокойною весною.

Сегодня ждем почту, а также нашего посланца в ставку. 24-го всегда совпадает что-либо значительное.

Сегодня чем-то заболел Грибановский. Трудно сказать, лежит ли в основе нечто желудочное, но мы скорее склонны к признакам грудной жабы или, во всяком случае, чему-то сердечному. Он просил впрыснуть морфий, но мы опасаемся такого воздействия. Дали строфант. Все мы с удивлением вспоминаем, что в Пекине мы несколько раз направляли его в Рокфеллеровс­кий Институт на освидетельствование, но он под всякими предлогами уклонялся. Конечно, для всякой сердечной деятельности нужно последить за качеством мысли.

26 апреля. В ночь ударил сильный мороз — даже часы мои останови­лись, и это мне очень напомнило наше тибетское стояние. Выпал нежданный снег. Продолжается резкий северный ветер. Очень сурово. Хуже всего то, что от резкого мороза померзла первая весенняя трава и первые цветы. А ведь теперь это обстоятельство так важно.

У Грибановского пульс продолжает быть 120, и выглядит он очень темно. Трудно решить, что делать. При его необычной для военного человека мнительности ему не говорят о пульсе, а между тем, после припадка грудной жабы такое состояние весьма чревато последствиями. Миссионер Эриксон в практике с грудной жабой вообще не встречался, да и вообще, кто может помочь в таком случае. Только что мы жалели, что не удалось переехать на новое место, но выходит, что наша остановка здесь прямое благодеяние, как по причине мороза, так и по болезни Грибановского. Здесь все-таки обжитое место. Сейчас я диктую в большом теплом бывшем монгольском храме. Кроме того, здесь есть очень толковая монгольская прислуга Ларсенов, и это тоже помогает. В юрте, при зажженных свечках, у нас было три градуса тепла.

27 апреля. Вчера вечером приехал Ларсен. Хотя он и проезжал ставку, но для нас никаких новых сведений не привез. Также и о бурятс­ких конях, купленных нами, ни слуху ни духу. Этот эпизод становится тем более странным, что лицо, продавшее коней, всем известно и по положе­нию своему никуда исчезнуть не может. Конечно, и такой день, как сегодня, хорошо пробыть в обжитом месте. Ветер продолжается, хотя мороз полегчал и вместо десяти градусов вчерашних сегодня, в то же время, пять градусов. И в юрте было теплее. Будем надеяться, что замерзшие травы или отойдут, или будущее тепло принесет новые. Ведь рано или поздно тепло должно начаться. Видимо, май все-таки придется встретить в шубе. Это очень обидно, ибо некоторые цветы уже распускались, а теперь эта работа опять будет задержана.

В будущую среду, наверное, уже получим сведения о 15-ом апреля. Это даст мне возможность некоторых дальнейших соответственных движений. Ведь многое зависит от того, как именно и что именно было. Могло быть и очень хорошо, но с какой-нибудь неожиданной стороны.

Припадок Грибановского прошел. Но все же остается большая дилем­ма, ибо как же будет подверженный такой болезни человек вскакивать и слезать с лошади или быть у горячей аргальной печки. Кроме того, не думаю, чтобы он и воздержался от курения или раздражающей пищи. Несмотря на то что он, казалось бы, военный человек, он не любит кашу и весь устремлен к мясу, а это, Вы знаете, не помогает. Обстоятельства покажут дальнейшее.

28 апреля. Воскресенье. Сегодня Пасха по старому стилю. У нас есть куличи и даже очень изысканно обработанный торт, со всякими на нем узорами. Понемногу теплеет, но все еще далеко до уже бывшего тепла. Является вопрос, не купить ли нам от Ларсена его машину. Для подвижности здесь это прямо необходимо, и даже монголы имеют свои автомобили. Курь­езнее всего, что эту машину мы уже однажды видели в Монголии, — в свое время она была куплена Перси Френч, которую мы видели в Харбине. Это «додж» хорошего старого выпуска, и говорят, что машина прошла всего 15 тысяч миль. Кажется, цена выйдет в две тысячи местных долларов. Конечно, новый «додж» стоил бы здесь шесть тысяч. Прежде покупки вполне осмот­рим его, ибо наш Миша Чувствии испытанный шофер. Машину ожидают сюда сегодня, и тогда поговорим. Для ботанических экскурсий по здешним равнинам машина совершенно необходима. Конечно, будем покупать ее не на экспедиционные деньги, ибо такие способы передвижения недоступны казна­чейскому мышлению. Курьезно, что это мышление протестует даже против палатки и непромокаемых сапог. Впрочем, казначеям и бухгалтерам редко приходится выезжать из городов. Как же без палаток существовать в пусты­не. Как же при сезонных дождях не иметь обуви. Даже с санитарной точки зрения это недопустимо.

Хочется двигаться дальше, хочется, чтобы для трав потеплело.

29 апреля. В тяньцзиньской газете «Норде американ стар» была теле­грамма о подписании президентом Рузвельтом, с восемнадцатью странами, Пакта. Не сказано, какие именно страны. А будущая почта почему-то будет, как говорят, не в среду, а в пятницу — тем позднее что-нибудь узнаем. Чрезвычайно интересно получить список стран, ибо из этого можно будет судить о многих подкладках. Также интересно, участвует ли Китай, который уже, как нам вы писали, изъявлял готовность присоединиться.

Так или иначе, теперь нужно, не теряя времени, начать кампанию в разных, еще не присоединившихся странах для дальнейшего постепенного накопления подписей. Постепенное накопление подписей докажет и постепен­ность истинной культурности стран. Поучительно, кто окажется наиболее не берегущим свои культурные ценности. В данном случае мы встречаемся с большим испытанием мировой психологии. Во всяком случае, нужно отдать справедливость, что начало ратификаций более успешно, нежели при начале Красного Креста... Очень рад, что президент Рузвельт, сам лично, приоб­щился к заботе о Культуре.

У нас пока нового нет. Машина Ларсена еще не пришла, и мы ее не могли исследовать. Без машины же здесь невозможно никакое передвижение.

Вам всем надлежит произвести многие соответственные исследования, кто именно, кроме «тигров» и «обезьян», в числе противодействующих охра­нению культурных ценностей. В этом смысле всякие наши иностранные обще­ства должны оказать свое содействие. Им всем прекрасное испытание в их боеспособности за Культуру. И так, камень за камнем, складывается храм Культуры. Помните, как тяжелы были стальные колонны нашего учреждения. Да и построение пирамид было не легким.

У нас понемногу теплеет. Чувствуем необходимость дальнейшего пере­езда. Пульс Грибановского после приема дигиталиса 86, а между приемами опять 110. Конечно, это знак неважный.

1 мая. Машина Ларсена все еще не пришла. Сам он, видимо, очень ждет ее и не понимает причины задержки. Так как машина была недалеко от границы Халхи, то он даже смеется: «Не халхасцы ли ее захватили». Бурят­ские кони тоже все еще не пришли — ни слуху ни духу. Итак, мы остаемся пока без средств передвижения. Еще в Пекине являлась мысль о приобрете­нии машины, но тогда мы побоялись такого большого расхода — ведь нужно быть очень экономными. Думали, что управимся конями. А теперь выясни­лось, что — ни машины, ни коней. Конечно, мы могли бы сейчас же купить машину от миссионера Эриксона, но она пробежала уже 97000 миль — форд старого выпуска. Между тем, машина Ларсена, как он говорит, пробежала всего 15000. Хорошо еще, что неожиданный холод задержал всю раститель­ность. Передайте Другу, какие бывают непреоборимые, непредвиденные об­стоятельства. Много чего бывает!

2 мая. Цаган Куре. Машина Ларсена наконец-то пришла. Наш Чув­ствии, опытный шофер, ее осматривает. Если она окажется хорошей (прошла всего 15 тысяч миль) и нам удастся ее купить — это будет очень хорошо, ибо даст подвижность. Конечно, все Эндрюсы, Свены Гедины и Латиморы в этом смысле вполне оборудованы.

Жалею, что пошлем эту почту, еще не получив вашей, в которой, наверно, будет что-либо о 15-ом апреля. Вообще теперь почта еще более будет расходиться в пути, и это приходится принять во внимание. Очень надеемся, что у вас все ладно. Листы дневника при случае рассылайте по прессе и по тем нашим обществам, где они наиболее нужны. Шлем сердечный привет. Погода теплеет.

7 мая. Опять был сильный ветер с бураном. Пришлось посидеть вза­перти, ибо в таком море песка невозможно отлучаться. Даже четыре военные японские машины, зачем-то опять шедшие в ставку, двигались очень медлен­но, ибо дорога была занесена песком.

Записной лист «Продвижение» не только пригодится для печати, но и может быть кое-где цитирован. Следует всячески подчеркивать, что мнения делегатов тех правительств, [которые] еще не подписали, являются решитель­ным шагом, ибо эти делегаты, приветствуя Пакт, как бы взяли на себя обязательство всячески рекомендовать его своему правительству...

9 мая. Цаган Куре. Очень жаркий день. Ездили в ставку к князю. Сам он находится в Батухалке. Заместитель амбаня встречает нас словами: «Когда к нам переезжаете». Мы отвечаем: тогда, когда вы юрты поставите. Предста­витель Панчена предлагает нам переехать в дом, данный Панчену. Провели очень долгое время в разных разговорах. Особенно жаль, что нет сведений о буряте, который так нужен для разговоров. В результате послали из местной радиостанции две телеграммы в Батухалку о письме из Америки, требующем

У нас понемногу теплеет. Чувствуем необходимость дальнейшего пере­езда. Пульс Грибановского после приема дигиталиса 86, а между приемами опять 110. Конечно, это знак неважный.

1 мая. Машина Ларсена все еще не пришла. Сам он, видимо, очень ждет ее и не понимает причины задержки. Так как машина была недалеко от границы Халхи, то он даже смеется: «Не халхасцы ли ее захватили». Бурят­ские кони тоже все еще не пришли — ни слуху ни духу. Итак, мы остаемся пока без средств передвижения. Еще в Пекине являлась мысль о приобрете­нии машины, но тогда мы побоялись такого большого расхода — ведь нужно быть очень экономными. Думали, что управимся конями. А теперь выясни­лось, что — ни машины, ни коней. Конечно, мы могли бы сейчас же купить машину от миссионера Эриксона, но она пробежала уже 97000 миль — форд старого выпуска. Между тем, машина Ларсена, как он говорит, пробежала всего 15000. Хорошо еще, что неожиданный холод задержал всю раститель­ность. Передайте Другу, какие бывают непреоборимые, непредвиденные об­стоятельства. Много чего бывает!

2 мая. Цаган Куре. Машина Ларсена наконец-то пришла. Наш Чув­ствии, опытный шофер, ее осматривает. Если она окажется хорошей (прошла всего 15 тысяч миль) и нам удастся ее купить — это будет очень хорошо, ибо даст подвижность. Конечно, все Эндрюсы, Свены Гедины и Латиморы в этом смысле вполне оборудованы.

Жалею, что пошлем эту почту, еще не получив вашей, в которой, наверно, будет что-либо о 15-ом апреля. Вообще теперь почта еще более будет расходиться в пути, и это приходится принять во внимание. Очень надеемся, что у вас все ладно. Листы дневника при случае рассылайте по прессе и по тем нашим обществам, где они наиболее нужны. Шлем сердечный привет. Погода теплеет.

7 мая. Опять был сильный ветер с бураном. Пришлось посидеть вза­перти, ибо в таком море песка невозможно отлучаться. Даже четыре военные японские машины, зачем-то опять шедшие в ставку, двигались очень медлен­но, ибо дорога была занесена песком.

Записной лист «Продвижение» не только пригодится для печати, но и может быть кое-где цитирован. Следует всячески подчеркивать, что мнения делегатов тех правительств, [которые] еще не подписали, являются решитель­ным шагом, ибо эти делегаты, приветствуя Пакт, как бы взяли на себя обязательство всячески рекомендовать его своему правительству...

9 мая. Цаган Куре. Очень жаркий день. Ездили в ставку к князю. Сам он находится в Батухалке. Заместитель амбаня встречает нас словами: «Когда к нам переезжаете». Мы отвечаем: тогда, когда вы юрты поставите. Предста­витель Панчена предлагает нам переехать в дом, данный Панчену. Провели очень долгое время в разных разговорах. Особенно жаль, что нет сведений о буряте, который так нужен для разговоров. В результате послали из местной радиостанции две телеграммы в Батухалку о письме из Америки, требующем немедленного ответа. Вернулись к 8-ми вечера; машина шла хорошо. Очень удачно, что Миша Чувствии отличный шофер. Вообще он очень славный человек.

10 мая. Чем-то болеют коровы у Ларсена, и потому мы отставили местное молоко. Наверное, Франсис [Грант] заинтересуется Записным лис­том «Монголия». Кроме того, Юрий [Рерих] непременно пришлет директору «Пресса» и свою статью. Ведь здешними краями так интересуются. День теплый, но сильный ветер опять угрожает бураном.

12 мая. Эриксон в рейтеровской телеграмме не признал нашего Пакта. Встречает меня словами: «Вот и в Америке что-то делается в той же линии, как Вы делаете». Вероятно, и во многих других местах будут такие же недоразумения.

Из Индии нас спрашиваете, храбра ли наша собака Нухор. Он у нас феномен. Прежде мы слыхивали о волке в овечьей шкуре, а теперь у нас чудо — овца в волчьей шкуре. Даже мух боится. А когда вчера на него пошел жук, то страху было на целый вечер. Будем надеяться, что подрастет и поумнеет. Многие вещи очень медленны, но берем вещи так, как они есть. Никакими искусственными силами вы не обратите течение вспять.

Из копий прилагаемых писем вы видите некоторые мои соображения. Если книга Всеволода Иванова будет закончена так же, как она началась, то получится очень полезное издание. Нам будет принадлежать триста экземп­ляров, часть из которых, конечно, придется дать как в наши общества, так и добрым друзьям. Будет очень забавно, если в Харбине эта книга будет пропущена цензурою, тогда как «Священный Дозор» до сих пор без движе­ния. Как видите из копий моих писем, я запрашиваю точную формулу причин запрещения книги. При случае можете о том же спросить В.К. [Рериха]...

13 мая. Цаган Куре. У нас всё новости. С утра настоящая вьюга. Снег и ветер. Вчера проехала экспедиция японская от агрикультурного Департа­мента в Дайрене. Даже наша здешняя хозяйка — Ларсен пришла в удивление о количестве ботанических и агрономических экспедиций. В японской экспе­диции около 20 человек участников. Во главе агроном, затем геолог, журна­лист и т.п. Все это очень удивительно. Где мед, там и мухи.

Сегодня Эриксон поехал в Пекин и обещал там навести справки о пропавшем буряте. Любопытно, как эта вьюга отзовется на траве и цветах. Может быть, здесь не только сухостойкость, но и снегостойкость.

14 мая. После переменного дня снега и града опять солнце. Но на горах еще снег остается. До мороза, по-видимому, не дошло, и будем надеяться, никакого вреда для трав не случилось.

Даже при нашем навыке к местным промедлениям некая медлитель­ность кажется совершенно необъяснимой и, во всяком случае, даже раздража­ющей. Конечно, при наличности машины мы не чувствуем себя уже оконча­тельно стесненными. Но куда могли деваться лошади и буряты и почему письма и телеграммы без ответа. Ведь эти люди отлично знают, что убежать они никуда не могут и рано или поздно им придется дать ответ.

Вчера мимо нас прошло четыре японских машины. За это время мы их заметили уже много. Где мед, там и мухи.

Все еще вожусь с раздражением горла. По виду — ничего особенного, но какое-то раздражение беспричинно вызывает откашливание. Смазываю и полощу.

Прилагаю значительные слова Муссолини о культуре. Пожалуйста, вклейте их после черты в конец статьи «Симфония жизни». Этими словами статья и закончится. Между прочим, не мешало бы эту статью в итальянском переводе дать итальянскому послу для соответственной прессы. Муссолини сказал эти значительные слова, должен бы не опоздать с Пактом.

19 мая. Вчера вечером приехал неожиданно Ларсен с каким-то амери­канцем из Манилы. Наши ездившие в ставку не привезли никаких особых новостей, кроме того что приехавший с ними маленький чиновник из ставки предлагал нам для базы еще один монастырь, но, к сожалению, еще более удаленный. Будем рады, когда всякие сложности кончатся. В ставке японский доктор спрашивал нашего кукунорца.

Слышим, что через два-три дня Ларсен едет в Батухалку. Вероятно, и мы поедем с ним одновременно, ибо все равно в тех местах побывать придет­ся. Очень жалели, что вчера Ларсен привез только газеты, никаких писем, а по времени могли быть письма из Индии, а также от Луиса [Хорша] и Эстер [Лихтман] [60].

21 мая. Цаган Куре. Прилагаю исправленное вступление к книге «Да процветут пустыни» (150 Записных листов). Таким образом ряд статей, бывших до Пекина, мог бы впоследствии войти, когда соберется дополненный «Священный Дозор». Сейчас о нем не будем думать, ибо даже не можем до сих пор добиться точной формулы запрета. А ведь для будущего издания очень важно будет отметить причину запрета в Харбине. Когда закончится перевод 150 листов для Х-го тома «Да процветут пустыни», тогда и покажете издателям для английского издания. В этой почте идет 150-й лист. Все последующие, от 151-го, вряд ли могут войти в ту же книгу, иначе она будет чересчур объемиста.

Мы надеялись отослать почту уже вчера, но предположенная Ларсеном поездка не состоялась — значит, и почта пойдет в обычный срок. Мы надеемся выехать в Батухалку в ближайший четверг. Поездка должна взять три или четыре дня. Езды на машине часов 12, а затем день или два на самую Батухалку. Пора двигаться. Приезжий из Манилы оказался немецким докто­ром Хассельманом — беседовали с ним.

25 мая. Последнее письмо Луиса [Хорша] было от 12 апреля. В нем еще не было сообщений о самой процедуре подписания и о действиях Посто­янного Комитета. Как вы уже знаете из моих Записных листов — Постоян­ный Комитет, после подписания Пакта, наверное, проявит большую деятель­ность. Если Комитет именно в это время окажется бездеятельным, то это может дать созреть всяким злоумышлениям. Не забудем, что всякие колема-ны и разные директора музеев могут заподозрить, что нечто делается без них, и могут начать всякие злоумышления. Кроме того, раз сам президент [Руз­вельт] принимал участие в подписании, то ему надлежало бы утвердить и состав Постоянного Комитета, тем самым укрепилось бы значение этого учреждения уже как государственного. Это было бы тем удачнее, что Посто­янный Комитет не исключал бы существования и всех прочих общественных комитетов, которые являлись бы полезными для него органами. Во всяком случае, для Постоянного Комитета сейчас настало время больших возможнос­тей. Как я уже и писал, после подписания Пакта, наверное, состав Комитета был соответственно увеличен разными полезными людьми, как художествен­ными деятелями, так и дипломатами.

Каким образом были переданы главам стран Знаки Музея [61]? Во всяком случае, Пакт вошел в такую большую новую фазу, что это повлечет за собою всякие произрастания. Надеюсь, что официальное извещение с пригла­шением присоединиться теперь действительно послано всем правительствам. Интересно бы знать полный текст этого извещения, который будет полезен для архива Постоянного Комитета. Будем надеяться, что в составе этого текста не будет отзвуков рейтеровской телеграммы, которая, как мы все время убеждаемся, ввела множество людей в заблуждение. Очень поучительно, как доктор Кевенс благородно реагировал на это обстоятельство. Вполне ли пони­мает положение вещей наш Друг. Участие его в Постоянном Комитете дает ему такие возможности, которые он будет в состоянии использовать в бли­жайшем для него будущем...

28 мая. Ездили в очередную поездку. Между прочим, видели живо­писный монастырь Шара Мурен. Думаем, что в течение лета недели две постоим около него, ибо любопытно понаблюдать растительность и около реки. Говорят, что геген этого монастыря прекрасный человек — будет полезно и с ним познакомиться.

Сегодня утром получили почту. Письмо от Елены Ивановны от 3 мая и письмо от Зины [Лихтман] от 18 апреля, а также письмо от В.Н. Грамматчикова и В.К. [Рериха], со вложением второй части поклепов «Харбинского Времени» на Гребенщикова [62]. Конечно, можно лишь поздравить Гребен­щикова с тем, что такая отъявленная шайка не признаёт его отличную книгу «Гонец» [63]. Было бы гораздо печальнее, если бы «Харбинское Время» вдруг оповестило, что Гребенщиков является выразителем этой газеты — мерзость которой «благоухает» в каждой ее странице. Сейчас в особенности нужно понять, что всякая похвала со стороны негодяев была бы лишь самым ужасным и нестираемым доказательством. Прочтите Г.Д. [Гребенщикову] эти мои слова и скажите, что, хотя и в цитатах «Харбинского Времени», мы были рады еще раз прочесть из книги «Гонец» такие прекрасные суждения. Конеч­но, отвечать на этот пёсий лай совершенно невозможно, ибо это значило бы войти в сношения с преступной шайкой. Ведь не забудем, что Голицын формально уличен в злоупотреблении чеками, а также в похищении детей Кулаева [63]. А ведь это только один образчик «Харбинского Времени». Конечно, каждый порядочный человек, прочтя цитаты из книги «Гонец», должен захотеть немедленно прочесть и всю книгу, если он еще ее не читал.

Благодарю Зину за присылку вырезок из газет и за ее подробное описание церемонии в Белом Доме. Речь президента Рузвельта я приведу в одном из моих Записных листов, ибо в ней выражена очень глубокая идея, вполне отвечающая нашей идее Знамени Мира. Итак, и секретарь Холл [65] уже произнес наши формулы. Замечательно наблюдать, как эти форму­лы совершенно различными путями, но все же доходят до сознания. В статье «Америкэн» напрасно они поминают меня умершим. В их же собственной редакции имеются наши друзья, которые отлично знают о том, что я суще­ствую. Следует им об этом напомнить, чтобы газета не вводила в заблужде­ние своих многочисленных читателей. Мы убеждены, что теперь Белый Дом официально оповестит все правительства о подписании и предложит им при­соединиться...

У нас теплеет, и травы поднимаются. Мы очень рады были получить в сегодняшней почте одобрение от Департамента нашим сборам. Надеемся, что и конечные результаты этого сезона будут удовлетворительные...

Вы, из всех моих и Юрия последних сообщений, знаете сведения о Канзасе, а также знаете, что этого культурного построения нельзя избежать. Оно стоит по пути. Не будем делать никаких врагов и в то же время ускорим все поступательные движения. Вероятно, наступит и такой момент, когда наш Друг будет в состоянии намекнуть своему Главе о значении культурных дел. Вероятно, этот момент наступит, и Елена Ивановна будет его ждать...

30 мая. Цаган Куре. Вчера к нам подошел грузовик, полный людей. Приехали представитель чахарского губернатора, один из министров монголь­ского правительства и секретарь их собрания. Была интересная беседа. Я получил от китайского представителя губернатора красивые четки. Вообще визит был очень благоприятный. Затем представитель губернатора и монголь­ский министр уехали с солдатами и сопровождающими на Калган. Секретаря собрания на нашей машине отвезли в недалеко лежащую от нас английскую миссию. Оказывается, там немало монголов, отлично говорящих по-английски.

В почте имеются сведения о Канзасе. Чтобы напомнить себе границы штатов, беру карту и убеждаюсь, что граница штата, где Канзас, необыкно­венно знаменательна. Советую Вам точно ознакомиться с границами штатов.

Сейчас наши осматривают грузовик «форд» из экспедиции Гедина. Не будет ли он теми самыми символическими верблюдами Гедина, о которых когда-то Юрий слышал.

Вечером слушали радио, имеющееся на этом грузовике. За полтора часа лишь откуда-то прозвучал кусочек «Лоенгрина», остальное же все была ка­кая-то ресторанная фокстротная чепуха. Чем засоряются пространства!..

31 мая. Опять ветер. Если за все время от марта было два-три дня безветренных, то это уже много. Ветер и пыль довольно неприятны. Сейчас будем делать перекладку наших вещей, ибо часть останется в юрте у Ларсена, а мы будем иметь с собой более подвижной состав.

Уже третий день не можем отправить нашу почту, потому что почтальон почему-то не появился. Таким путем происходят нежелательные задержки. Грузовик из экспедиции Гедина не пришлось купить, ибо многие внутренние части оказались изношенными. Может быть, удастся купить из Пекина.

Вчера мы обратили внимание на то, что, очевидно, ни в одной харбинс­кой газете не появилось сведения о подписании Пакта. Это обстоятельство тем характернее, что рейтеровская телеграмма, конечно, была механически разослана всюду. Значит, цензура эту телеграмму вообще не пропустила. Все это показывает, что кроме злоумышлении русской шайки, несомненно, есть обдуманные действия хозяев.

Во время писания дневника пришла почта... Присланные газетные вы­резки очень хороши — вероятно, подобные же сообщения обойдут и все другие страны. Рад слышать, что даже несмотря на труднейшие времена, наше издательство выпустит три книги [б6]. Действительно, времена всюду представляются наитруднейшими, тем более надо дружными усилиями пере­скочить в будущее.

Относительно Канзаса, в предыдущих письмах вы уже нашли некото­рые сообщения. Могу добавить к ним, что цифра обеспечения приблизительно одинакова за пять лет. Очень рад слышать, что вы все, и наш Друг, понима­ете внутреннее значение этого культурного дела. При случае прошу передать Галахаду, чтобы он сообщил президенту [Рузвельту] мой самый душевный привет и поздравление за его просвещенное вдохновенное слово при подписа­нии Пакта. Если я получу от них привет, я отвечу телеграфно. Такие вещи пусть себе проходят через все телеграфы, и пусть всякие темные их читают себе на пользу. Очень много писем, а в особенности все из Харбина, прихо­дят в поврежденных конвертах. Примем и это во внимание.

Итак, твердо и отважно — в будущее, чтобы ничто из прошедшего не мешало новым прекрасным построениям...

2 июня. Цаган Куре. Вихрь и вьюга. Три градуса по Реомюру. Вот так второе июня. Неужели травы выдержат и такое испытание. Когда читаешь о снеге в Париже, о наводнениях и черных бурях в Америке, о всех таких неожиданностях небывалых, — удивляешься, что люди внутренне не придают значения таким явным действиям.

Читали в газетах, что эрмитажные сокровища из России не будут более распродаваться, а Софийский собор в Киеве не будет разрушен. Оба эти сведения совпадают с подписанием Пакта и, наверное, имеют внутреннее отношение к нему. Конечно, некто в этом не сознается, но имейте в виду, что эти газетные сведения именно совпали с подписанием Пакта и со всеми нашими, о таких делах, призывами и протестами...

4 июня. Погода опять наладилась — потеплело. Ждем лишь грузовик, чтобы подвинуться. Вчера приезжал Эриксон, сообщивший, что князь Деван три дня тому назад проехал в Нанкин. Является вопрос, когда он оттуда вернется. Также Эриксон сообщил, что дня три-четыре тому назад в этой местности летали японские аэропланы. Правда, и мы тогда же слышали как бы шум машины, но, помнится, смотрели не в ту сторону. Также Эриксон сообщил, что японцы устроили недалеко еще один медицинский пункт.

Держим наготове это письмо к отправке, ибо один монгол собирался, сегодня или завтра, ехать в Джапсер, где почта. Для ускорения пользуемся каждою возможностью. Наверное, в следующей почте будут еще разные ваши соображения о Пакте, а может быть, и о Канзасе. Во многих отношениях продолжаем учиться терпению. Сколько бы ни постигать терпение и терпи­мость, но всякое упражнение в этих качествах всегда полезно...

Пусть Владимир Анатольевич [Шибаев] сообщит журналу «Туенти Сенчури» мой отзыв об этом издании: «В нашу пустыню дошел пока лишь один номер журнала «Туенти Сенчури». Среди других полученных изданий этот журнал производит самое живое впечатление. Содержание его и разно­образно, и высоко интеллигентно. Участие в нем испытанных авторитетов дает убедительность, а широкие взгляды, выраженные в разных областях, дают возможность и справедливого, и углубленного обзора. Есть большая потреб­ность в изданиях такого порядка. Журнал может не только радовать высокий интеллект, но и питать самые широкие круги. Мне уже не раз приходилось высказывать свое восхищение перед большим количеством философских и интеллектуальных изданий в Индии. Древняя глубокая мысль, давшая столько прекраснейших образов и решений, продолжает жить. Вспоминая об Индии, невольно переносишься на прекрасный цветочный луг, где собраны лучшие образцы ума и воображения человеческого. Из Монгольских пустынь шлю привет дорогой Индии»...

5 мюня. В сорока милях от Батухалки в горах имеются леса, а в десяти милях — трава у реки. Собираемся непременно посетить эти места, как говорят, еще не посещенные европейцами. Будет очень полезно наблюсти те травы, а также лес и подлесье. Может быть, получатся интересные семена.

Вчера Юрий отписывался в Департамент по поводу того, что тибетские медицинские книги, посланные в Департамент, не приняты ревизионною час­тью. В то же время Брессман [67] хвалил медицинскую коллекцию, уже дошедшую. На этой коллекции можно видеть тибетские надписи и перевод их. Спрашивается, каким же способом можно бы обойтись без медицинских тибетских книг, чтобы сохранить верность наименований. Книги же посланы в Департамент как собственность Департамента. Было бы совершенно нелепо, если бы медицинские, а также книги местные по флоре, посланные в Департа­мент, должны были бы быть оплачены из частных сумм. Наверное, ревизион­ная часть имеет малое касание к науке, и все это, конечно, выяснится, но такие мелочи, к сожалению, лишь засоряют внимание...

6 июня. ...Думаем, что приближается время, когда Галахад может найти момент, чтобы утвердить культурное значение дел. Когда так много всяких измышлений и подкопов, то и такой момент — во благо — должен наступить. Не буду повторять, что ему самому такое обстоятельство не толь­ко полезно, но может явиться государственно превосходным. При случае скажите Галахаду, насколько я о нем сердечно думаю и как рад был слы­шать его прекрасные слова. Вполне понимаю, почему именно был указан Москов [57]. Благодаря этой работе он приблизился и утвердился. Хочется, чтобы руководимый им Русский институт искал бы еще новые возможности и расширялся. Мой лист дневника «Летопись Искусства» мог бы служить напоминанием, что в таком институте могут быть производимы и большие исторические работы. Как ни странно, но иногда находятся издатели именно на такие обширные труды, которые являются достоянием библиотек и учеб­ных заведений. Следует наполнять все окружающее новыми возможностями. Только в этом обновлении и еще большем расширении пути и есть справед­ливое решение.

7 июня. Никогда еще в июне мне не приходилось носить свитер и коричневое теплое пальто с вязаным шарфом. Конечно, дело не столько в самой температуре, сколько в ветрах.

Не могу не остановиться на эпизоде приезда Очирова. Мы уехали из Пекина на том, что он через неделю последует за нами и мы найдем уже на месте нанятых слуг и купленных лошадей. С тех пор до вчерашнего дня все это совершенно провалилось, и мы были в большом затруднении, тем более что на наши письма ответов не получалось. Наконец мы решили сделать энергичный формальный запрос, о чем в ближайшей почте и послали письмо в Пекин. Не успело это письмо даже тронуться в Пекин, как нежданно на моторе прикатил Очиров, уверявший, что коней наших не пропускали местные монголы, Через два часа по приезде Очиров тронулся к своему хошуну, но не успел он проехать и одной версты, как увидел спускающегося с холма своего бурята с двумя конями. Оказалось, что кони, с противоположной стороны, подходят. Нельзя себе представить ничего более неожиданного, как чтобы после двух с половиной месяцев ожидания Очиров с одной стороны, а буряты с противоположной, случайно встретились бы в версте от нас, на наших глазах. Именно так нежданно происходят всякие дела.

Характерно, что Очиров еще в Пекине слышал рассказ от одного хутухты, что я, охраняемый вооруженными бурятами, не принял визита мест­ного князя. Рассказ очень длинный, с разными подробностями, по фантастич­ности напоминающий Майн-Рида, не имеет в себе ни доли правды. Любо­пытно, что не только сочинена небывалая история, но измышлена со всевоз­можными, как бы убедительными подробностями. Если такие небывалости существуют в пространстве, то можно предположить, сколько и всяких иных слухов циркулирует.

По поводу о программах некоторых наших учреждений ясно вижу, что для скорейшего процветания нужно бывшие задачи еще более расширять и покрывать обширнейшим куполом. Удивительно наблюдать, как в жизни или нечто увеличивается, или уменьшается. Победоносный момент с подписанием Пакта как бы сам собою предполагает еще целый ряд победоноснейших моментов, к которым и нужно стремиться. Конечно, развитие и упрочение последствий Пакта уже представляет из себя огромнейшее культурное начи­нание.

Вы писали, что Галахад посылает мне привет от президента [Рузвель­та]. Как только получу его, немедленно же, со своей стороны, отвечу.

8 июня. Проезжали два ламы, спрашивали о разбойниках. Сейчас поблизости разбойников не слышно, но вопрос лам был не без оснований. Еще в прошлом году большая банда не дошла до этих мест всего пять верст. Между прочим, тогда была уничтожена в 30 верстах шведская миссия.

Наш пекинский корреспондент сообщает: «Рад услышать, что все разговоры о Ваших каких-то затруднениях — досужая сплетня «доброже­лателей», которыми, само собою разумеется, хоть пруд пруди. В Харбине танец смерти. Островитяне закусили удила и создали там такие условия жизни и работы, что возопили даже экстерриториальные. Пресловутая политика Открытых Дверей в Маньчжурии сохраняется в неприкосновен­ности, как заявляет японская газета, но только для государств, признаю­щих Маньчжуди-Го. Что сей сон значит — понять, конечно, нетрудно. Двери-то открыты, но только в сторону Японии. Ваш «Дозор», по всем имеющимся у меня сведениям, не выйдет. Рясофорным жандармам из «Дома Милосердия», открестившимся от всех Ваших начинаний без вся­кого для того удобного случая, нужно сейчас делать вид людей, вовлечен­ных в крайне невыгодную сделку... скажем, со своей совестью, если тако­вая у них еще имеется».

Вот вам «столб и утверждение всех харбинских истин». Так сообщается от 29-го мая. Хорошенькие дела творятся...

Пусть Морис [Лихтман] [68] выпишет в одну тетрадь все касающееся Канзаса, бывшее и в письмах, и в телеграммах, и в дневниках, начиная с декабря. Когда сложатся воедино все эти сведения, то вы увидите, что их было совсем не так мало. По обстоятельствам времени они носили разрознен­ный характер, но [если прочесть] их все соединенными, получится совсем другая картина...

11 июня. Вчера, во время ботанической проездки, наткнулись и на старинные могилы. Вообще какое-то давно жилое место.

К вечеру получили записку от секретаря Совета в Батухалке, просивше­го прислать ему машину. Такие любезности приходится делать, и сегодня утром его повезли от нас в ставку. Опять слышали кое-какие легенды. Видимо, он знает о культурных начинаниях, о школе. Вообще, как только приедет грузовик, нам немедленно надо продвинуться в этом направлении...

16 июня. Грузовик все еще не пришел, а между тем погода хороша и хочется продвинуться в другие районы. Опасаемся также, что мобилизация местных войск может мешать доставке грузовика. Ведь грузовики в таких обстоятельствах прежде всего конфискуются. Вообще всё наполнено такими обстоятельствами, которые никак не предусмотреть. Каждый день какие-то газетные сенсации, а ведь до нас газеты доходят через две недели. Впрочем, как всегда, местные слухи довольно точно, хотя и своеобразно, опережают газеты. Уже много раз я удивлялся этой быстроте передачи в Азии. Последняя газета была от 9 июня, полная всяких сенсаций, как местных, так и о Франции, и об Америке. Никогда еще не бывало, чтобы такой ответственный подсчет голо­сов, как случилось во Франции, оказался бы ошибочным. Это какие-то знаки времени. В Америке, видимо, тоже чрезвычайно напряженно. Может быть, среди напряженности вспомнят и о культурных возможностях Канзаса.

В одной из присланных вами газет было подчеркнуто, что единодушие подписания Пакта произошло потому, что это была частная инициатива. Может быть, люди поймут, что и другая частная инициатива может быть так полезной в государственном смысле. Да, будущее приближается. Многие так мечтали о будущем. Пусть же они почувствуют себя как дома среди этого будущего, несмотря на всю его сложность. Посмотрите, чтобы среди друзей не было падений как раз на пороге будущего. Эти пороги вообще в жизни человеческой полны всяких значений.

18 июня. Вчера приехал Теляпагеген, который в прежнее время играл в Урге большую роль. Уехал он лишь сегодня утром, и мы имели с ним продолжительные беседы. Он говорит на халхаском монгольском наречии, потому Юрию особенно легко с ним беседовать. Кроме того, как бывший министр старого Богдогегена [69], он не только знает о России, но и знает мое положение. Во время беседы выяснилось много любопытного. В местных аилах немедленно распространилось известие, что приехал почитаемый геген, и началось появление многих пилигримов, разодевшихся по этому поводу. Лишний раз пришлось убедиться, наблюдая всех этих пришедших, что леген­ды о 90% сифилисе в Монголии несомненный вымысел. Столько видно здоровых лиц, что они не могут составлять лишь 10% населения.

По местным сведениям, китайские войска выходят из Пекина и Тяньц-зиня на юг. Трудно решить, есть ли это замирение или же демилитаризация всего северного Китая. Впрочем, указывается, что в Тяньцзинь уже прибыло 30 военных японских аэропланов — сведение, как будто, не совсем мирное.

Вчерашний день закончился немирным эпизодом с бешеной собакой. Приехавший монгол сообщил, что в соседней миссии сбесилась собака и по аилам бегает в нашем направлении. Вскоре появились всадники монголы с шестами, а затем показалась и сама черная собака. В конце концов ее при­стрелили около нашего места, причем она успела покусать двух ларсеновских собак. Вероятно, и их придется пристрелить. Кроме того, как видно было в бинокль, бешеная собака дралась с собаками соседнего аила. Итак, и в этом отношении приходится быть осторожными.

Слышно, что наш грузовик задержался вследствие мобилизации войск.

21 июня. Спешим с укладкою. Чем скорее выехать — тем лучше. Эриксон рассказывает, что по пути он встретил князя с семьею и четырьмя гружеными машинами. Очевидно, поездка вглубь. У миссионеров есть опасе­ние, что калганские войска — китайские, которых там 70 тысяч, — после чего-нибудь могут шайками разойтись по местности. А впрочем, никто ничего толком не знает, да и откуда же знать.

Из нашего нового стана мы будем дней через десять посылать за почтою. Если же удобнее будет перевести почту вообще по другой дороге, мы вам, при первой возможности, телеграфируем адрес...

Оказалось, что у нас нет маленького моторного американского флага. Может быть, у Эриксона сошьют.

Шлем вам лучшие приветы, бодрость и спешность во всех делах...

22 июня. Вчера приходил местный бродячий певец с оригинальным инструментом тамару. Спел несколько своеобразно звучащих песен, а затем так же спокойно заявил, что он, в сущности, по профессии разбойник, а сейчас возвращается из паломничества в Утайшан. Это циническое заявление всех очень удивило.

Сейчас получена почта. Открытка от Эстер [Лихтман] и Луиса [Хор-ша] из Осло [70], а также длинное письмо от Зины со многими вложениями статей, с письмом Ростовцева. Очень радуюсь бодрому тону письма. Имен­но и среди мировых смятений нужно находить способы продолжать и развивать культурные дела. Всеми мерами надо находить возможности к их развитию.

Уже давно посылал вам список Записных листов от № 1 «Светочи», а теперь уже идет 183. Этого списка и следует придерживаться. Никаких разногласий в списке и не может быть, ибо этот список был послан в точных копиях и в Индию, и в Америку.

Возвращаюсь к вопросу о Канзасе. Теперь уже имеете имя и портрет лица подписывающего. Имеете и цифры гарантий. Уже знаете, что насколько справедливость потребует, настолько гарантии могут быть увеличены. Знаете срок займа и погашения его. Знаете, что часть припасов и машин может быть и от нью-йоркских фирм. Знаете, насколько Канзас спешит. Знаете, что цифры гарантий за пять лет существовали. Мне совершенно ясно, что когда вы точно выпишете на один лист решительно все бывшие сообщения, как из писем, так и статей, то увидите, что сведений дано очень много, лишь стоит их выписать последовательно, не пропуская. Конечно, я уверен, что эта выпись сведений и без того сделана, но все же мне хочется еще раз подчеркнуть, насколько много сведений разновременно было дано.

Теперь о другом, по поводу известного вам банковского письма. До сих пор мы не имели разъяснении, получилось ли оно через Луиса или Галахада. Также остается неизвестным, можно ли его рассматривать как серьезнейшее рассмотрение дела, или же это, как часто бывает, очередная банковская отписка. До разъяснения этих обстоятельств затрудняюсь дать ответ, который уже мог бы дать. Все мы знаем, насколько нужно быть осторожным с банком. Так часто они хотят выведать какие-то сведения, воспользоваться чьим-то материалом, а затем применить это в свою пользу. Лицо, подписавшее бума­гу, мне незнакомо, и я совершенно лишен возможности знать, насколько оно заслуживает полного доверия, а особенно в таком деле, где должны участво­вать не только бизнес, но и большое сердечное понимание. Очень надеюсь, что в ближайших почтах, вероятно, будут по этому предмету разъяснения, и это подскажет мне, насколько именно доверчиво я могу ответить на известное вам письмо. Не сомневаюсь, что Галахад, с его широким пониманием, все чувствует и взвешивает. Передайте ему мой привет.

Грузовик наш уже нагружается — завтра передвигаемся. С почтовыми сношениями будет затруднительнее, но все же надеюсь, что внешние обстоя­тельства не прибавят в этом вопросе еще каких-то трудностей...

23 июня. Прекрасное утро. Выехали в 6 ч. В течение 14 часов добра­лись, с некоторым трудом, до Шара Мурена, т.е. преодолели 114 миль. Решили простоять около этого красивого монастыря целый день, а затем двинуться на Батухалку, ибо князь там. А нам тот район будет интересен. По дороге несколько раз наши грузовики застревали в руслах рек. День был очень жаркий. Здешнее место дало Эндрюсу много палеонтологических находок.

24 июня. Осматриваем монастырь и окрестные скалы. Как всегда, 24-е приносит какие-то знаки. В монастыре, среди росписей — несколько картин битвы Шамбалы. Над храмами — монограммы Калачакры. И уже нечто совсем особенное: в середине монастыря, на скалистом бугре — на каждом камне знак нашего Пакта. Мы его, конечно, фотографировали, но т.к. знаки сделаны синим, то я не убежден, как они выйдут на снимках. Во всяком случае, мы были поражены обилием именно этого знака, в виде трех соеди­ненных сфер. Над входом в один из храмов также этот знак, но в виде трех фруктов с ростками, лежащих на столе.

День исключительно жаркий, так что в палатке вещи стали совсем горячими — вероятно, Светик [С.Н. Рерих] вспомнит нашу поездку мимо Гвалиора. По сбору растений день тоже удачный. Завтра едем в Батухалку.

25 июня. С некоторыми путевыми затруднениями — пески и речки — добрались до Батухалки. Большой монастырь, о котором местный американс­кий миссионер уверяет, что там сильно развита черная магия. Монгольское правительство пока помещается в юртах, ибо в нескольких милях сейчас

строится новая столица.

Пока остановились около миссионера Гонзелло, а затем подыщем более удобное место для лагеря. Здесь речка хотя и не близко, но все-таки не дальше мили от монастыря по течению. Устроив стоянку, к вечеру проехали К князю Девану (в газетах он пишется «тех», портрет его вы имеете). Друже­ственная беседа.

Ночью сильный ветер, а после полуночи и дождь.

27 июня. С некоторыми автомобильными трудностями переехали на новое место. Среди скал вулканического происхождения — отличная поляна с материалом, а затем применить это в свою пользу. Лицо, подписавшее бума­гу, мне незнакомо, и я совершенно лишен возможности знать, насколько оно заслуживает полного доверия, а особенно в таком деле, где должны участво­вать не только бизнес, но и большое сердечное понимание. Очень надеюсь, что в ближайших почтах, вероятно, будут по этому предмету разъяснения, и это подскажет мне, насколько именно доверчиво я могу ответить на известное вам письмо. Не сомневаюсь, что Галахад, с его широким пониманием, все чувствует и взвешивает. Передайте ему мой привет.

Грузовик наш уже нагружается — завтра передвигаемся. С почтовыми сношениями будет затруднительнее, но все же надеюсь, что внешние обстоя­тельства не прибавят в этом вопросе еще каких-то трудностей...

23 июня. Прекрасное утро. Выехали в 6 ч. В течение 14 часов добра­лись, с некоторым трудом, до Шара Мурена, т.е. преодолели 114 миль. Решили простоять около этого красивого монастыря целый день, а затем двинуться на Батухалку, ибо князь там. А нам тот район будет интересен. По дороге несколько раз наши грузовики застревали в руслах рек. День был очень жаркий. Здешнее место дало Эндрюсу много палеонтологических находок.

24 июня. Осматриваем монастырь и окрестные скалы. Как всегда, 24-е приносит какие-то знаки. В монастыре, среди росписей — несколько картин битвы Шамбалы. Над храмами — монограммы Калачакры. И уже нечто совсем особенное: в середине монастыря, на скалистом бугре — на каждом камне знак нашего Пакта. Мы его, конечно, фотографировали, но т.к. знаки сделаны синим, то я не убежден, как они выйдут на снимках. Во всяком случае, мы были поражены обилием именно этого знака, в виде трех соеди­ненных сфер. Над входом в один из храмов также этот знак, но в виде трех фруктов с ростками, лежащих на столе.

День исключительно жаркий, так что в палатке вещи стали совсем горячими — вероятно, Светик [С.Н. Рерих] вспомнит нашу поездку мимо Гвалиора. По сбору растений день тоже удачный. Завтра едем в Батухалку.

25 июня. С некоторыми путевыми затруднениями — пески и речки — добрались до Батухалки. Большой монастырь, о котором местный американс­кий миссионер уверяет, что там сильно развита черная магия. Монгольское правительство пока помещается в юртах, ибо в нескольких милях сейчас

строится новая столица.

Пока остановились около миссионера Гонзелло, а затем подыщем более удобное место для лагеря. Здесь речка хотя и не близко, но все-таки не дальше мили от монастыря по течению. Устроив стоянку, к вечеру проехали К князю Девану (в газетах он пишется «тех», портрет его вы имеете). Друже­ственная беседа.

Ночью сильный ветер, а после полуночи и дождь.

27 июня. С некоторыми автомобильными трудностями переехали на новое место. Среди скал вулканического происхождения — отличная поляна с хорошими вязами. Тут же русло пока сухой реки, но, вероятно, через месяц, в дождливое время, и здесь покажется вода. Пока что за водой приходится ездить на быке, что берет часа полтора времени.

День с утра даже холодный и ветреный, но к вечеру все успокоилось.

29 июня. Местная новость. Караван Таши-ламы с четырнадцатью ты­сячами винтовок, при следовании в Тибет, где-то в пределах Синина, раз­граблен или разбойниками, или дунганскими войсками генерала Ма. Во время нашей экспедиции мы имели дело с амбанем Мафусином, отцом нынешнего амбаня сининского Ма. Тогда мы счастливо прошли через все их попытки. Остается странным, что такой большой караван Таши-ламы, с таким специ­альным грузом, сравнительно легко мог попасть в посторонние руки. Неужели такой караван не был сопровожден достаточно сильным конвоем...

30 июня. Ходили на Наран Обо. Высокий холм с белым субурганом. Оттуда открывается широкий вид на всю окрестность. Видна Батухалка, за нею небольшое взгорье, а там и Алашаньские пески. В западном направлении граница Халхи — всего в одном дне конного пути. По другую сторону — бесконечное море скал и холмов. Небольшие зеленые пятна вязовых рощ. В окрестности найдется немало и археологических памятников. Кроме древнего несторианского города, развалины которого от нас в тридцати верстах, на западе имеются какие-то развалины, называемые станом Чингиз-хана. Там же находится так называемая Плодовая гора, с лесными порослями. Непре­менно нужно побывать там, ибо в смысле растительности, как говорят мест­ные жители, это место замечательно.

Получили от миссионера газету, от 22 июня. Надеемся, что, может быть, завтра уже дойдет и к нам почта из Калгана. Надеемся, но время слишком коротко. При переменах адресов всегда несколько дней выпадает.

Искали воду, ибо речка довольно далеко, да и довольно безводна. Наши объедут местность, говорят, что имеются какие-то колодцы и источники.

1 июля. Оказывается, скала, около которой мы стоим, называется Ти­мур Хада, т.е. Железная скала. Удивительно видеть, как по пути появляются давно известные имена и изображения. Вообще многое можно припомнить. Так например, еще в 22 году, в июне, была беседа о замене золота. Разве это теперь не произошло? Также потом все слова о серебре разве не были знаменательны, только теперь можно убедиться в этом. Замечательно, как всё можно найти, а оценить можно лишь сейчас. Сейчас же переведите статью «Наран Обо». Покажите ее кому следует, дайте в печать. Также покажите друзьям Канзаса, чтобы они видели, как я оцениваю каждое строение. В конце концов, лишь то строение крепко, которое делается ради созидания, а не ради временной случайной выгоды. История в том дает многие примеры. Надеюсь, что Морис [Лихтман] уже выписал воедино всё, о чем я просил, и таким образом для тех, кому нужно, получилась ясная картина.

Здесь интересуются, были ли переведены по-монгольски мои статьи о Монголии. Конечно, этого не было. Сейчас пробуем дать для перевода «Наран Обо». Что получится — трудно сказать. Вот уже первое июля, но затяжной жары еще не было. Наоборот, по утрам свитер совершенно не лишний. Вчера бродили грозовые тучи, а сегодня небо безоблачное.

Отослали вчера двух бурят, из которых один оказался нехорошо боль­ным, а другой глухим. Вместо них уже взят один бежавший из Халхи.

Конечно, почта наша еще не могла дойти, но местный миссионер Гон-зелло любезно дает нам свою газету. От 23 июня мы прочли длинную статью о притеснениях, которым подвергается Христианский союз в Харбине. Загла­вие статьи гласит: «Христианский союз обвинен во всех смертных грехах». Тут и антирелигиозное направление, и масонство, и космополитизм, — реши­тельно все, что может придумать злоумышление, лишь бы разрушить все исходящее от Америки. Невозможно понять, почему именно такая ярость против всего американского. Конечно, в числе обвинителей опять проявляется пресловутый провокатор Родзаевский. В конце газета замечает, что, по-видимому, решено принять какие-то меры для прекращения полезной деятель­ности Союза. Эта антиамериканская кампания, с «Харбинским Временем» во главе, еще раз напоминает выпады этой же мерзостной газеты против нас. Конечно, гораздо лучше, чтобы эти темные элементы были враждебны, неже­ли оказались бы друзьями. Вот тогда было бы действительно прискорбно...

3 июля. Окрестные скалы мне все больше и больше напоминают Санта Фе или Урумчи, или даже Италию. Около Фаэнци были такие неожиданно причудливые очертания, увенчанные развалинами замков. Правда, здесь этих развалин нет, но зато много каких-то каменных сооружений, не то могил, не то пограничных знаков — ведь когда-то эти места были очень обитаемы.

Постепенно обследуется близлежащая местность. Интересно отметить, что местные кони держатся в хорошем теле на одних травах. Приписываю это вострецу и овсянке. Кроме того, вострец отличается длинными корнями, очень полезными для удержания поверхностей. Скажите Другу это наблюдение.

Мысленно посвящаю Записной лист «Строитель» и Канзасу. Впрочем, эти мысли посылаются и всем нашим учреждениям. Тем из них, которым сейчас почему-либо трудно, можно советовать начинать новые отрасли строи­тельства, хотя бы и в малых размерах. Как бы ни были сложны времена, но новые фазы строительства всегда возможны. Также всегда имеются новые люди — пусть им будут широко открыты входы.

11 июля. Вчера произошло два значительных эпизода. По приглашению д-ра Кианга и князя мы приехали на собрание, в котором д-р Кианг произнес свою речь монголам. В большой юрте, под председательством князя, собра­лось человек 70 монголов, разных служебных рангов. Д-р Кианг говорил очень хорошо и особенно много говорил об Америке, которую он так любит. Постоянно слышалось давно нам знакомое [«мэндэ»] (монгольский возглас одобрения). Затем, неожиданно для меня, князь просил сказать собранию. Конечно, в этих случаях нужно говорить очень осторожно. Главным образом я сосредоточился на похвале каждому благотворному строительству, а в частности приветствовал построение новой монгольской столицы. Конечно, упомя­нул о движении «Новой жизни» Чан Кай Ши [71] и о письме его и Таши-ламы, приветствовавших Знамя Мира. Присутствовавшие аплодировали. После этого князь пригласил нас на завтрак у него, перед которым через д-ра Кианга была значительная беседа об экономической реконструкции Монго­лии, в которой друзья Монголии могут с пользой, как для себя, так и для Монголии, участвовать. Беседа закончилась особенно дружественно, и мне показалось, что князь только теперь понял значение Пакта и Знамени Мира, о которых он очень тепло отозвался. Затем князь условился, что мы поедем на годовой монгольской праздник 12 июля в его машине с ним в ставку. Д-р Кианг изменил свой маршрут, для того чтобы поехать с нами и продолжить беседы о возможных кооперативах, которые он очень понимает.

Затем мы побывали в монастыре — очень хорошее впечатление. Хра­мы отделаны заново и чисты. Потом послали старому князю Юн-Вангу большую жестянку печения Сан-Лайт, которое, в бытность его у нас, очень ему понравилось. При этом князь опять спрашивал, когда мы к нему еще соберемся.

На обратном пути — все время под дождем — мы заехали к миссионе­ру Гонзелло. Он нам передал последнюю почту. По пути домой мы прочли очень значительную телеграмму от Департамента, конечно, изменившую наши старые планы на поездку в ставку князя. За подписью Уоллеса нас просили в кратчайший срок, избрав наиболее безопасное время, перевести экспедицию в Сейуанскую провинцию, избрав для нее безопаснее место. Конечно, мы уже предвосхитили это указание, ибо наша ставка у скалы Тимура и находится в Сейуанской провинции. И мы вполне понимаем, почему из прежней провин­ции — из Чахара — нужно было передвинуться. По категорическому тексту телеграммы, конечно, мы отменили поездку в ставку князя, которая по геогра­фическим картам уже находится под названием Чахара. По существу, она уже не в Чахаре, но на картах это место почему-то тоже сопричислено к Чахару. Значит, если кому-то пожелается признать это Чахаром, то, на основании карт, он может это сделать. Кроме того, в самой ставке князя уже установле­на, за последнее время, японская радиостанция. Может быть, наши друзья об этом уже знают. Во всяком случае, по возвращении в наш стан Юрий оседлал коня и поскакал предупредить князя и д-ра Кианга о том, что мы в ставку не поедем. Князь был видимо огорчен, но вы знаете мою лояльность к советам и указаниям, ведь после получения этой телеграммы вновь ехать в Чахар было бы прежде всего нелояльно. Из Пекина наши корреспонденты по-прежнему предупреждают о плохом положении вещей, так что все это вполне совпадает. Здесь мы, по крайней мере, имеем тыл на Ордос и Алашань, в случае надобности. Сегодня к вечеру князь и д-р Кианг приезжают к нам для дальнейшего собеседования.

Из телеграммы мы не могли понять, что подразумевается под словом «департамент». Только ли агрикультуры или и государственный. Наде­юсь, что мы скоро получим вырезки о недружелюбных газетных телеграммах, о чем сообщала Франсис [Грант]. Это нам даст возможность и на местах произвести полезное дознание. Во всяком случае, всюду времена серьезные, требующие исключительной бодрости, понимания иерархии и осмотрительнос­ти. Наверное, в заграничных газетах поминается многое, чего мы не знаем здесь, и наоборот. Тяньцзиньская газета говорит, что в Англии являлся вопрос, куда тянется Внутренняя Монголия, к Советам или к Японии. Мы не поняли, почему поминается только такая альтернатива. Ведь Монголия, преж­де всего, хочет быть таковой и по естественному своему положению имеет все шансы стремиться к такому вполне почтенному желанию. Конечно, очень трудно верить газетам. Мы сами так часто убеждались в абсолютной неверно­сти газетных сообщений. Если это было в нашем частном случае, то насколь­ко больше оно возможно в широких общественных вопросах.

12 июля. Вчера, уже поздно вечером, приехал князь Деван с тремя молодыми секретарями. Один из них говорил немного по-английски, а другой, тоже немного, по-русски. Была интересная беседа. Князь еще раз приглашал ехать на неделю к нему, в его ставку, и мы еще раз объяснили, что это было бы, по причине, указанной из Департамента, для нас неудобным. Расстались на том, чтобы продолжить хорошую беседу по его возвращении...

Теперь вернусь к Канзасу. Представляю себе, что там будет основан или кооперативный банк, или кооперативная корпорация, гарантированная штатом. Но следует, чтобы это учреждение зависело лишь от одного источни­ка. Там может участвовать и учреждение, дающее заем, и корпорация Ур, и другие возможности товарообмена и промышленных предприятий. Соответ­ственно вложенным суммам и товарам, штатом будут даны естественные гарантии, соответствующие в валютном отношении. Ведь Канзас сити строит­ся, а потому каждое строение вызывает и всякие обмены, и строительные потребности, как в машинах, так и в прочих орудиях и материалах. Если бы даже это предприятие началось и не в самых больших размерах, то, во всяком случае, важен факт нового культурного насаждения. В то время когда в мире столько разъединении и разрушения, каждый культурно-созидательный, на­правленный к преуспеянию штата шаг должен приветствоваться всеми истин­ными созидателями и предпринимателями. Вы знаете мои всегдашние настро­ения при таких построениях. Ведь в них предусматривается как часть финан­совая, так и часть культурно-просветительная. Видно, насколько обе эти задачи, прямо в государственном смысле, могут идти рука об руку, под Знаменем Мира. Вспомним, что говорил Уоллес и даже Холл 15 апреля. Именно в этих больших строительных и утверждающих рамках должно возво­диться новое достижение. Для сводки Мориса этот весь параграф дневника очень необходим. Конечно, основы гарантий должны быть проверены и заве­рены. Некоторые уже известные цифры за пять лет существуют, не уменьша­ясь. Этим отвечаю на один из вопросов.

Вам будет интересно, что князь Юн-Ванг, глава правительства, в мест­ном монастыре назвал меня Хамбо, что значит настоятель. Таковое название быстро распространилось среди лам, и вчера наш кукунорец Чамба был очень, видимо, рад сообщить таковые прозвания...

13 июля. Вчера получили почту из Америки... Радуюсь, что задание о Канзасе живет и, конечно, должно закончиться огромною пользою. От Мо­риса слышали о приезде Луиса [Хорша] и Ояны [Эстер Лихтман] и об успехе их поездки. Милый Морис, я так люблю, когда он в сердечных, любящих выражениях говорит о друзьях и сотрудниках. Конечно, столько лет благотворной работы должны создать в сознании новые широкие, крепкие ступени.

Сегодня пришли наши двое бурят с обмененными конями. Там все ладно.

Ездили мы к развалинам древнего города. Те, кто не представляет себе, в какие осколки и черепки может превращаться целый город, могли бы научиться этому представлению, ходя по буграм, усеянным бесчисленными черепками, обломками и надгробиями. Интересны несторианские гробницы с уйгуро-монгольскими надписями XII, а может быть и XI века.

Рад, что папка дошла в целости и понравилась Галахаду. Именно Колесо жизни надо понимать со всеми удачами и опасностями, со всеми оборотами и восхождениями. Какой замечательный символ Колесо жизни.

14 июля. Завтра нам придется ехать в шестом часу утра в монастырь. Там годовой цам, и в шесть часов начнется так называемое круговращение Майдари. Послезавтра опять придется посетить танцы, раз Юн-Ванг пригласил.

Каждое утро ходят тучи. Ночью накрапывал дождик. Травы — сырые. Конечно, конец июля — обычное дождевое время, служащее обновлению растительности в августе.

В Канзасе, мне представляется, что комбинация участвующих гораздо лучше, нежели одно, а тем более банковское учреждение. Конечно, я был бы более спокоен, если бы уже что-то сложилось, но будем надеяться, что промедление хотя бы в серьезном принципиальном интересе не причинило вреда. Кроме того, мы не можем отсюда знать, что у вас отмечается в газетном мире. Например, относительно здешних мест. В газетах оно называ­ется «Бойлинг пот»*, но на месте никакого особого варения и кипения не видим. Франсис [Грант] думает, что в деле Лат[тимора], может быть, сыгра­ла зависть; вероятнее всего, что кроме зависти, которая странна в совершенно незнакомом человеке, имело значение и какое-то воздействие. Во всяком случае, нужно продолжать розыски, ибо не найдутся ли опять «обезьянки». Ко всему этому, как мы, так и вы уже привыкли, и даже в маленькой мелочной лавочке существует своего рода зависть и всякие неизбежные тре­ния. Всегда будем помнить, как много пользы приносит это круговращение. Хорошо, что Галахад именно, по-видимому, понимает это круговращение сил.

22 июля. Вернувшись вчера из поездки, мы нашли в стане два автомо­биля шведа Содербома [72], немцев из Гуйхуачена, которые привезли нам долгожданного профессора-ботаника Кенга [73].

_______________________________

* boiling pot — кипящий котел (англ.)

 

Вы можете себе предста­вить, как мы были рады такому подкреплению нашей экспедиции. Ведь он известный профессор ботаники, член Китайской Академии наук — образова­ние получил в Америке. Знает Мерела и Хичкока [74] — первое впечатле­ние очень благоприятное. Сегодня с утра он уже ходил в первую местную экскурсию и сейчас с Юрием разбирает и знакомится с уже собранным гербарием. Ехавший с ним второй ботаник Юнг [73] по болезни горла задержался в Гуйхуачене, откуда, по выздоровлении, ему нетрудно будет доехать к нам.

Итак, за эти дни мы имели несколько очень хороших местных знаков. Профессор Тьянг хочет кооперировать и заинтересован нашими сколаршипа-ми. Затем вчера, куда мы ездили, было продолжение очень душевных разго­воров, а теперь еще и пришло подкрепление в лице такого бесспорно извест­ного китайского ученого ботаника. Дай Бог, чтобы на всех остальных фронтах было бы такое же стечение добрых знаков. Всячески нужно призывать к себе все добрые силы, чтобы с их помощью продвигаться победоносно. Между прочим, наш знакомый по Америке д-р Веллингтон-Ху едет китайским по­слом в Париж. Не забудем, что у нашего итальянца был друг в Лиге Наций, а голландский посланник Хубрехт сейчас находится в Будапеште. Такие почерпнутые из прошлого встречи всегда при случае могут пригодиться. Итак, напряжем все силы во благо.

23 июля. Продолжается странная погода — по утрам ясно, а после обеда тучи дождливые. Утром профессор Кенг с Шурой Моисеевым уже собирает, а после обеда с Юрием разбирается уже собранный гербарий. Вероятно, окажется около 350 номеров. Сегодня подошли уже первые сезон­ные семена.

Ожидали сегодня почту, но посланный за нею до пяти часов не вернул­ся, а между тем, чувствуется, что почта будет значительная.

24 июля. Конечно, каждое 24-е число приносит что-то особенное. Сегодня мы получили из Харбина фашистскую газету «Наш путь», из кото­рой узнали, что моя статья «Лучшее будущее» не что иное как безбожная философия. Так и написано крупным шрифтом. Посылаю один полученный экземпляр в Индию. Если нужно — можно его переписать в Наггаре. В результате этого нелепого злопыхательства получается какая-то чудовищная реклама. Очевидно, какие-то темные шайки опасаются, что мои статьи для многих являются гашишем — так они выражаются. Конечно, каждый мало-мальски мыслящий человек понимает всю нелепицу и невежество этой хар­бинской газеты. Если же найдутся настолько темно-нечеловекообразные сущ­ности, которые согласятся с этим писакой, то будет очень поучительно узнать и таких двуногих...

Итак, даже о лучшем будущем мыслить нельзя, а мы все-таки будем мыслить не только о будущем, но и посильно строить его во всей бодрости неотложности.

По-видимому, где-то недалеко были большие ливни, ибо вода в реке необычайно прибыла.

Думайте всеми силами о лучших построениях и преоборите все темные преграды.

29 июля. День прошел под знаком застрявшего в песках автомобиля. Ботаник выехал на экскурсию, но в нескольких милях машина села в песке и в конце концов освободилась посредством другой посланной машины к 10-му часу вечера. Всякая машина хороша, покуда она действует.

30 июля. В Записных листах была статья, кончавшаяся изречениями Муссолини. Она была уместна до известных событий. Теперь же не печатай­те ее и даже пока отложите для книги. Конечно, можно бы сделать к ней оговорку, что каждый, изрекший мысли о культуре, должен полностью, в полной терпимости и вместимости и доказать их в деле. Но, пожалуй, проще отложить. Ведь нужно считаться с очень узкими пониманиями, для которых всякая ирония была бы непонятой.

Из Харбина пишут, что в Бариме строится церковь во Имя Святого Сергия, Осталось недосказанным, строится ли она по моему проекту, как было еще прошлой осенью условлено, или же и в данном случае поступлено по примеру «Дома Милосердия» в Харбине. Запрошу более подробные описания. В том же письме сообщается, что на экзаменах в Христианском Союзе архиепископ Мелетий выразил свое восхищение по поводу отличных знаний Закона Божия, чего он не встречал в других учебных заведениях. Тем не менее, добавляют в письме, Христианскому Союзу угрожают закрытием как «масонскому учреждению». Конечно, здесь дело не в масонстве, а в том, что это учреждение американское. Совершенно непонятна такая ненависть ко всему американскому. Во всяком случае, и такое знание необходимо. Не будем удивляться всему происходящему, ибо в сегодняшней газете заявление Муссолини о том, может ли Лига Наций стать трибуналом для негров, дикарей и прочих отсталых народностей. После такого заявления остается лишь развести руками. Неужели Муссолини не слыхал о большой духовности Абиссинии, о негритянских духовных песнях, о прекрасных чертах американ­ских индейцев и о народностях Азии. Таким своим заявлением он сразу вычеркнул свои рассказы о культуре. Вероятно, так же как и некоторые другие, вместо культуры он подразумевал просто цивилизацию. Помним, что о нем давно было сказано. Также поражает газетное сведение о происходя­щем в Германии. Как бы стерилизующие не стерилизовали самих себя. Тако­ва злоба мира сего. Если на песке нельзя строить дома, то и человеконенави­стничество не доведет до добра.

1 августа. Вчерашний день был содержательным не только потому, что гербарий увеличился несколькими хорошими видами, но также и по находке нигде ранее не указанных мраморных больших изображений — черепахи, двух львов и двух сломанных и обезглавленных человеческих изображений. Всё это, видимо, из Минской династии. Спрашивается, кто мог растащить эти изображения по полю на таком далеком расстоянии от старинного города. В самом старинном городе была перевернута мраморная стелла на другую сторо­ну, причем обнаружилась хорошо сохранившаяся китайская надпись. Д-р Кенг с Юрием ее списали. Она говорит о какой-то родословной, с упомина­нием многих как китайских, так и монгольских имен. Заметив вдалеке инте­ресные своими очертаниями скалы, мы проехали туда и к нашему изумлению оказались около развалин старинного горного монастыря, очень живописного. Говорят, что эти разрушения, так же как и уничтожение мраморных статуй, произведены мусульманами-дунганами лет шестьдесят тому назад. По харак­теру развалин и трещин на фигурах думается, что они были разрушены гораздо ранее, но весьма вероятно одно из очередных мусульманских восстаний.

К вечеру на маленьком «форде» Содербома подъехал и второй китайс­кий ботаник Янг (он был болен в Гуйхуачене). Таким образом в настоящее время оба китайских специалиста на работе.

Чем больше мы думаем о присланных газетных вырезках, тем яснее чувствуется работа Старого дома.

8 августа. Не успели мы запечатать письма, как миссионер Гонзелло прислал нам свежую вырезку из «Норде Чайна Стар», с корреспонденцией из Пекина от 17 июля. Длинная статья в три столбца, наполненная тою же клеветою, но заново склеенною. Такое активное продолжение кампании пока­зывает, что действительно необходимы какие-то противодействия. Последняя часть статьи приводит опровержение М. Лихтмана, бывшее в американских газетах. К сожалению, взята именно та версия, в которой даны неверные сведения о французских паспортах. Между прочим, вся часть статьи о фран­цузских паспортах почему-то крупным шрифтом. Опять широко оповещается, со слов американских властей, что они были чрезвычайно встревожены нами. Затем, как бы в опровержение слов М. Лихтмана, говорится, что, по кон­сульским дознаниям, посылок семян через Тяньцзинь не производилось. За­тем опять подчеркивается о казаках атамана Семенова [75]. Затем говорится, что, по враждебности местного князя Девана, мы должны были переехать в другое место. Затем рассказывается о том, как военные чины не хотели дать нам ружья и сделали это лишь по особому требованию из Вашингтона. Затем говорится, что американские официальные лица, чрезвычайно встревоженные, запросили Вашингтон о дальнейшем. Главным образом подчеркнуты 3 пункта. Первый — чрезвычайная встревоженность американских властей, второе — казачья гвардия атамана Семенова, третье — враждебность князя Девана, заставившая нас переменить стоянку экспедиции. Затем высказывается изум­ление, что почему-то экспедиция была первоначально замолчена прессой, из чего выводят о каких-то особенных поручениях и задачах. Сожалеем, что не можем приложить всю вырезку этой тяньцзиньской газеты, ибо должны иметь в руках материал. Если получим номера газеты, то дошлем.

Еще раз становится очевидным, что в сведениях слишком часто упоми­наются американские официальные лица, военные власти, консульские служащие. «Семеновские казаки» слишком напоминают упоминание казаков в пре­словутой переписке двух ботаников. Кстати, в этой статье выходит, что ботаники вовсе не были отозваны Департаментом, но отказались следовать с экспедицией. Так же возмутительна ложь о том, что по требованию Квантун-ской армии мы должны были покинуть Маньчжоу-Го. Вы уже несколько раз от меня слышали, что мы не только не ускорили свои отъезд, но наоборот, дела экспедиции задержали нас на целый месяц дольше, нежели предполага­лось. Остается ясным одно, что кампания существует и продолжается, и потому настоятельным образом требуются какие-то деятельные и справедли­вые меры...

9 августа. Каждый день отправляются в ботанические экскурсии. Уже теперь не менее пятидесяти пакетов семян. Во время сбора трав к нам подъехал верховой от местного князя Сулахчи Бейсе и просил от имени князя навестить его, если мы те самые, которые живут у Наран Обо. Мы, конечно, заехали. Князь принял нас в прекрасно обставленной юрте. Такую обширную обставленную юрту редко приходится видеть. Князь был чрезвычайно любе­зен. Подарил свой портрет, который надеемся потом воспроизвести в какой-нибудь фотогравюре. Интересно, что когда наши посещали развалины монас­тыря, в двух пещерах, как бы из глубины, слышался ритмичный звук бараба­на. Князь снова говорил о местном камне, который, по его словам, показывал­ся в одной из падей около Тимур Хады — места нашей стоянки.

Вдали грозовые тучи. Днем очень жаркое солнце.

11 августа. Вчера во время нашей вечерней ботанической прогулки за семенами к нам прибежал один из бурят с сообщением, что князь Дэ и Оч[иров] приехали. Мы их встретили уже на некотором расстоянии от лагеря и присели с ними побеседовать. Первый вопрос, поставленный мною, был о том, не проявил ли князь где-либо какой-то враждебности к нам, о чем так ясно сообщила американская газета в Тяньцзине «Норде Чайна Стар» (enmity* — так было сказано.) Князь самым определенным образом подчер­кнул, что не только не было никакой враждебности со стороны автономного правительства Внутренней Монголии, но наоборот, было и дружелюбие, и желание содействии. При этом князь выразил готовность подтвердить это газетно. В прилагаемых выражениях представитель князя пошлет в «Норде Чайна Стар» и в «Нашу Зарю» в Тяньцзине. Та же формула может быть передана нашему Другу и использована в печати, как американской, так и русской. Таким образом темные силы опять получат ими заслуженное. Если же вы уже прибавили кое-где соответственные места из японского письма, то клеветнические статьи будут разбиты в своих главных пунктах. О семеновс­ких же казаках можно утверждать в самых определенных выражениях, ибо действительно ни одного не имеется. Конечно, если посмотрите в глубину этой клеветы, то опять же увидите конечную ее пользу. Ведь без нее ни министерство иностранных дел Японии, ни — теперь монгольское не имели бы повода высказаться. Так оно на свете и бывает, и Свет всегда побеждает тьму.

_________________________

* неприязнь, вражда (англ.)

 

Получили мы сообщение Департамента — как бы возражение на кле­ветнические статьи. Неясно одно, где именно было напечатано это сообщение и широко ли разошлись противодействующие правильные вести. Не могу не вспомнить из прошлого, как клевета печаталась на первой странице, а затем правда — на 35-й мелким шрифтом.

Семена усиленно собираются. Конечно, здесь не может быть такого численного разнообразия растительности, но зато она действительно засухостойка, а скот, питаемый ею, находится в хорошем состоянии. Во всяком случае, что можно собрать — будет собрано. В Туркестане и Турции другою частью экспедиции Департамента были собираемы даже и посевные семена. При этом, как видно из сообщений Департамента, им были доставляемы и семена местными властями. Конечно, этого мы совершенно лишены, как в прошлом, так и в этом году. Тем не менее, сборы идут удачно.

Надеюсь, что декларация монгольских властей с полным удовольствием прочитается и усвоится в Департаменте. Также, в Батухалке печатается моя краткая биография по-монгольски, в которую вошли некоторые отзывы. Лю­бопытно будет посмотреть, в каком виде по-монгольски такие брошюры изда­ются. Еще вчера секретарь Ванга сообщил мне о таковом печатании. Сегодня едем с ответным визитом. Опять побеседуем. Наши китайские ботаники на грузовике с утра выехали для сбора семян. Словом, всё — в движении.

13 августа. Вчера как раз над нашим лагерем довольно низко пролетел небывалый для этой местности гость — японский аэроплан. Потом мы узна­ли, что он спускался в Батухалке, а затем последовал к старому князю.

Продолжаем собирать семена. Прочтете об этом в Записном листе «Добро», который следует перевести, дать Галахаду и вообще использовать...

21 августа. Каждый день собираются семена. В Батухалке усилили караулы на юг и юго-запад, опять появились разбойники, так обычные для южной стороны. Д-р Кенг дал свое заключение о здешних засухостойких травах. Оба китайских ботаника оказались очень приятными для кооперации. Невольно думалось, если бы Макмиллан был им подобен, — насколько многое было бы проще. В Батухалке печатается краткая биография, которую со временем вышлют. Итак, работа идет.

23 августа. Вчера мы были посещены итальянским морским офицером из итальянской контрразведки. В сопровождении одного русского он совер­шенно неожиданно спустился с соседней горы. Оба были в настолько неожи­данных одеяниях, что вначале, издалека, их легко можно было принять за бандитов. Обедали с нами. Затем итальянец купил нашу юрту, которая поедет в Италию. Вот как нежданно бывает на свете. Если бы три часа перед этим кто-нибудь нам бы сказал, что наша юрта поедет в Италию, то, конечно, мы сочли бы это за шутку плохого разбора. А в жизни и такие нежданности происходят. Такие факты всегда еще раз напомнят, насколько люди должны быть готовы ко всевозможным неожиданностям. Эти неожиданности добрым мышлением претворятся и в полезное.

Повсюду разговоры о каких-то бандитах. Некоторые считают их совсем близко. Чуть ли не по дороге в Гуйхуачен, но другие дают им более отдален­ные расстояния. Итальянец привез сведение о том, что захваченный разбой­никами Гаррет Джонс — убит. Все-таки он был не только корреспондент большой газеты «Манчестер Гардиан», но и секретарем Ллойд Джоржа. Не так-то просто это убийство. Итальянец сомневался в том, чтобы война с Абиссинией состоялась.

Вчера опять мы собрали целый ряд пакетов семян. Лишь бы только пролетающие ливни и холодная сильная роса по утрам не вредили. Но уже и теперь имеется хорошее собрание семян. Опять-таки радуемся кооперативности китайских сотрудников. Если бы такая же доброжелательная кооперативность обнаруживалась бы и в разных других местах. Сейчас поспела дикая красная смородина, барбарис, дикий абрикос — всякие такие кусты, заполня­ющие овраги.

24 августа. Дни, полные неожиданностей. Телеграмма из Департамен­та, переданная послом Джонсоном. Предложение передвинуть немедленно экспедицию в Сининг-Кукунор. По этому поводу сегодня посылаем дополни­тельный запрос — Юрий [Рерих] сам везет его в Батухалку, чтобы прове­рить, действительно ли наши радио идут. Есть сомнение, что предыдущее радио наше как бы не получено в Вашингтоне. Относительно немедленного передвижения экспедиции в Сининг. Дело в том, что таким порядком мы потеряем весь конец семенного сезона здесь, а туда могли бы доехать лишь к концу сентября, иначе говоря, — уже после семенного сезона. Значит, мы потеряли бы удачно идущие сборы здесь, а после дорогостоящего пути доеха­ли бы до мест уже по закрытии семенного сезона. Ведь в тех местах мы как раз были бы в конце сентября и начале октября, когда вся растительность пожелтела, высыпалась и замерла от ночных морозов.

Кроме того, прежде чем ехать, нужно бы сдать в Пекине все здесь собранные коллекции, на что потребуется несколько дней. Ведь до Пекина отсюда два дня по моторной дороге и сутки поездом. А теперь, ввиду плохих размытых путей, машина губернатора Гуйхуачена была в пути целых три дня. Кроме того, потребовалось бы приобрести еще грузовик для газолина, ибо после Баотоу, через Нинся, да и потом никакого газолина достать нельзя. Мы знаем, насколько заблаговременно Свен Гедин рассылал партии газолина по пути следования. Кроме того, на Сининг-Кукунор требуется новое особое разрешение. Не забудем, что в Сининге сидит генерал Ма, мусульманский дунганин, один из всесильных династий многочисленных мусульманских гене­ралов. Конечно, с пустыми руками к нему тоже не приедешь.

Кроме того, если рассуждать с точки зрения безопасности, то тамошний район гораздо более угрожаем со стороны многочисленных банд. Там и китайские красные, отступающие от генерала Чан Кай Ши, там же еще

недавно был разграблен, по-видимому дунганами, караван самого Таши-ламы. А ведь его караван был весьма многочисленный и в сопровождении многих вооруженных людей. Таким образом, и со стороны безопасности здешние места, по крайней мере до сих пор, были несравненно более покойны.

В научном отношении, как справедливо усматривает и член Китайской Академии наук д-р Кенг, здешние места более значительны в отношении засухостойкости, ибо все, приближающееся к Цайдаму, будет носить уже более болотистый характер. Все мы помним Цайдамские болотистые озера. Еще тогда мы удивлялись, что на высотах возможны такие обширные болоти­стые местности. Помним огромные кочки, между которыми иногда погружа­лись лошади в мокрый грунт.

В сегодняшней радиограмме предлагаем департаменту закончить сбор се­мян здесь и продолжить работу согласно их письму от 9-го июля. Кроме того, не забудем, что всесильный и всегда стремящийся к самостоятельности гене­рал Ма, по примеру своего хатангского родственника, может не удовлетвориться бумагой от Нанкина, а потребует предъявления его согласия, для чего потре­бовалось бы значительное время. Такую поездку нужно бы подготовить, на­чиная с июля, ибо, как и д-р Кенг утверждает, семенной сезон там начинает­ся уже с середины августа и протекает очень быстро, заканчиваясь во второй половине сентября, иначе говоря, ко времени самого скорого нашего приезда. Не забудем также и необыкновенные наводнения в Китае, которые, по сло­вам газет, превышают все бывшие за многие года. Было бы печально произ­вести многие затраты, для того чтобы приехать на место уже по миновании смысла приезда.

Итак, по совещании с д-ром Кенгом, мы отправили сегодня обстоятель­ную телеграмму в Вашингтон, через посредство посольства в Пекине. Если же, по каким-либо неизвестным отсюда соображениям, требуется ускорение работ здесь, то мы могли бы произвести их спешно к половине сентября. Увидим из ответа на нашу телеграмму, что делать дальше...

25 августа. Вчера получили последние газеты. Читали, что Таши-лама должен отложить свой отъезд через Сининг-Тибет по причине чрезвычайных ливней, размывших пути. Удивительно, насколько в этом году Китай постра­дал от наводнений, в самых различных частях. Обычно были наводнения Хуанхэ и Янцзы, но в этом году и многие другие районы оказались захвачен­ными этим бедствием.

Замечательно читать газеты о том, какое уничтожающее бедствие гро­зило всей планете 26 мая при стремительном приближении метеора. Ведь не только Америка могла быть уничтожена, но почти и вся планета. Вот такие катаклизмы ежечасно висят над планетой, а люди по-прежнему не отдают себе в этом отчета.

Каждый день собираются семена. В Батухалке все время какие-то иностранные приезжие гости. Получены №№ 64 и 65, а также статья о Святом Сергии и, в отдельном пакете, журналы и оттиски статей. Вчера мы

слышали, что в Батухалке печатают и уже заканчивают биографию по-мон­гольски, переведенную и составленную большим знатоком дела. Когда полу­чим — вышлем экземпляр для библиотеки. Очень трогательно получить индусский журнал со статьею о Св. Сергии. Поистине, великое имя растет всемирно. Вообще, наряду с кажущимися трудностями вырастают новые за­мечательные обстоятельства.

26 августа. Опять дождь, необычный по здешним местам в конце августа. Уже летят журавли, что показывает раннюю осень.

Наши ботаники собрались в путь. Очень приятно было видеть, что у них остается большое дружелюбие и действительное благорасположение, с надеждою опять встретиться. Если бы сотрудничество всегда кончалось таки­ми же добрыми знаками. За несколько дней ботаники соорудили на месте лагеря обо, которое и мы все совместно закончили. Трогательно было видеть, что при сооружении обо китайцы о чем-то молились, как-то церемониально кланялись. Ценно, когда и член ученой академии все же сохраняет какие-то высшие устремления. Ведь и Чан Кай Ши приводит слова из Конфуция и тем объединяет новшество с седою мудростью. Конечно, для кого-то незнающего Конфуций мог бы показаться отвлеченным, а может быть, и непрактичным философом. Но целые века показали, насколько его философия была жизнен­на и практична. И сейчас, когда генерал-фельдмаршал Чан Кай Ши воздви­гает свое «Движение Новой Жизни», то его ссылки на древние изречения нисколько не противоречат современным заданиям для преуспеяния страны. Правда всегда та же. В правде мы храним залог будущего. Велики и дей­ственны Указания.

28 августа. Ко вчерашним сведениям о мобилизации в Сининге приба­вилось еще одно местное сведение. Князь Д[еван] отправляет несколько сот солдат на юго-запад. Так что эти южные районы оказываются куда менее обеспеченными, нежели здешнее место.

Прибавляются семена. Думается, что агропирум, который почему-то любит соседство ирисов и подчас растет на совершенно песчаных и каменис­тых местах, может быть одним из самых полезнейших злаков. К тому же он чрезвычайно любим скотом и, видимо, дает хорошее питание. Замечательно видеть, насколько местные табуны сейчас находятся в прекрасном теле, а ведь они питаются одними травами и никто их зерном никогда не кормит. Кусты низкорослой крушины и крепкий чий тоже хороши для почвы. Мы заметили, что скот с удовольствием поедает полынь...

31 августа. Интересные обстоятельства происходят. Всюду все это меняется, как морские волны. Только что можно было думать, что харбинс­кий фашистский орган почему-то враждебен, а сейчас мы получаем из Харби­на полуфашистский журнал «Луч Азии», в котором в двух номерах идет статья нашего друга Хара Девана «Священная Шамбала», всецело основан­ная на моем «Сердце Азии», со всеми ссылками и упоминаниями. Редакция журнала делает выноску — примечание об особом интересе этой статьи. Поистине, выходит — врагов и друзей не считай. Таким образом, вполне своеобразно содержание второй части «Сердца Азии» обнародывается через орган, который мы имели основание считать враждебным. Чтобы подчеркнуть свою к нам дружбу, сейчас в Батухалке печатается монгольская брошюра, как бы «трибьют* Востока». Таким образом злоумышленники, старавшиеся кле­ветать о каких-то враждебностях, как всегда и бывает, в конце концов сядут в лужу. Нужно сказать, что все происходит очень замечательно, а главное, даже там, где предполагалась враждебность (как например, с «Лучом Азии»), вместо того в двух номерах (июнь-июль) получается длиннейшая, многозначительная статья. Таким образом наши парижские группы оказали и на далеких пространствах свое доброе влияние.

Сегодня к нам приезжает местный хутухта. Вообще здесь все закончит­ся в самых лучших тонах. Количество мешков семян произвело на Содербома сильное впечатление. Он обещал тоже разузнать о мистическом Джоне Пау-елле [76]. Во вчерашней газете упоминался какой-то Джон Пауелл в Шан­хае, против которого японцы начинали какое-то преследование за статьи. Не есть ли это тот же самый клеветнический писатель, который пытался повре­дить нашей экспедиции. Конечно, никакой разумный человек здесь не прида­вал серьезного значения инсинуациям явным.

Во вчерашних газетах появилось еще одно сообщение о мобилизации, происходящей по границам Шаньси, по Желтой реке — как раз в тех местностях, где пришлось бы нам ехать в Сининг. Судя по газетам, красные китайские войска стремятся с юга в этом направлении. Конечно, сейчас, когда август кончается, кроме всего прочего, даже по времени поездка была бы невозможной.

/ сентября. Уже первое сентября, а мы все еще не имеем радиограммы от Департамента. Предполагаем всякие случайности, которыми телеграмма могла быть задержана. Во-первых, могло случиться, что здешняя радиостан­ция почему-то не приняла этой радиограммы. Может быть, радиографист просто отсутствовал или что-нибудь другое, совершенно обиходное, помешало. Так как в наших двух радиограммах от 19 и 21 [августа] мы спрашивали адвайс (совет), то, конечно, ответ, наверное, был, но почему-то до нас до сих пор не дошел. Отправляем сегодня радиограмму уже не через легацию, а прямо Брессману, в которой еще раз извещаем о том, что уже невозможно бы было попасть в Сининг — семенной сезон уже был бы упущен, а кроме того, согласно газетам, в Сининге, в Шаньси, в Нинся и Ганьсу происходит мобилизация для отражения китайских красных. Значит, прежде всего нужны и местные специальные разрешения на проезд, которые потребовали бы дли­тельного времени...

Вчера приезжал местный хутухта, а затем еще два члена автономного правительства. Попили чай, дружески побеседовали. Собеседования постоянно затрагивают вопрос, какая именно темная сила пыталась клеветать и сеять недоверие. Впрочем, как всегда бывает, каждая клевета лишь ярче зажигает дружбу.

_______________________________

* tribute — дань, подношение (англ.)

 

Жаль, что местные реки и болота набухли от дождей и потому почти каждая машина где-то заседает. Удивительны эти повсеместные в этом году наводнения в Китае...

2 сентября. Газета принесла новые сведения уже не только о мобили­зации, но о битве, происходящей в Сининге. Видимо, красные китайские войска прорываются в довольно больших партиях, по две-три тысячи. Не идут ли они в Синкианг (Синьцзян). Кроме того, газеты принесли сведения, что лопнули какие-то дамбы в притоках Желтой реки и уже между Гуйхуаченом и Баотоу пути затоплены. Будем надеяться, что это наводнение не продвинется дальше Гуйхуачена. Для нас это очень существенно, ибо этот путь сейчас единствен­ный на Пекин. Через Чахар ездить вообще не советуют. Во всяком случае, можно лишь благодарить судьбу за то, что мы вовремя узнали, насколько сейчас невозможно было бы ехать в Сининг. Впрочем, Жорж Содербом даже и без газет предупреждал нас о невозможности сейчас этой поездки.

Из посольства получено письмо о передаче двух известных нам теле­грамм из Вашингтона. К сожалению, в этом письме не упоминается, получены и переданы ли наши ответные телеграммы. Сегодня идет еще наша телеграм­ма через Содербома Брессману с вопросом, дошли ли две наши радиограммы. Ведь от 20 августа до 2 сентября для обмена радиограммами срок достаточ­ный. Опасаемся, все ли дошло благополучно.

3 сентября. Каждый день какое-либо сведение все о тех же неблагопо­лучиях по направлению к Синингскому району. Уже из четырех номеров последних газет сделаны вырезки для отправки в департамент. Вот уже 3 сентября, а мы еще не имеем ответа на нашу радиограмму, которая пошла отсюда 21-го. Если почему-либо радиограмма не была отправлена (квитанцию нам в Батухалке не выдали), то, во всяком случае, теперь мог бы быть уже ответ и на повторение этой телеграммы в письме, которое тогда же было послано на имя посла Джонсона.

Странно, что в самых различных местностях происходят затопления. По-видимому, большинство из них происходит от необычных ливней, хотя и быстро добегающих, но зато оставляющих за собою целые моря. Во всяком случае, уже собрано до 250 мешков семян, из них некоторые очень полновес­ны. Так как при этом же идут и образцы почв, которые могут помочь первому посеву, то во всяком случае результаты могут быть хороши.

Сейчас миссионер Гонзелло привез радиограмму из Пекина. Передано указание департамента немедленно двинуться отсюда в Пекин, а оттуда пря­мым пароходом в Индию, для продолжения экспедиции там. Конечно, мы сейчас же ответили радиограммой о том, что примем сообщения к немедлен­ному исполнению. Будем всячески спешить с укладкой. Главное же, нужно достать грузовик до Гуйхуачена. Юрий сейчас поехал в Батухалку с этой

миссией. Также является вопрос, как в наискорейший срок ликвидировать наш легковой додж, лошадей и две палатки. Думается, что самое практичное будет — передать эти вещи представителю Форда в Гуйхуачене Ж. Содербо-му. Он постоянно устраивает всевозможные экспедиции и потому легче дру­гих найдет применение и сбыт по лучшим ценам. Если же продать их во что бы то ни стало немедленно, то, как всегда бывает, цены могут оказаться ничтожными. Остается вопрос, с каким американским пароходом нам выехать из Шанхая. 24 сентября идет «Президент Монро», а 8 октября — «Ван Бирон». К сожалению, оба парохода идут с заходом в Манилу. Потому до Бомбея выходит 22 дня пути, вместо 12 дней итальянского парохода. Посове­туемся об этом в Пекине в посольстве. Хотелось бы сделать все как лучше.

Архив Музея Н. Рериха, Нью-Йорк. Машинопись.

 

ПРИМЕЧАНИЯ

 

1. Хорват Дмитрий Леонидович (1858-1937), генерал, председатель Восточного отдела Российского общевоинского союза на Дальнем Востоке (Пекин). Занимался землеус­тройством в Маньчжурии, управляющий Китайско-Восточной железной дорогой. Камилла Альбертовна (1878-1963), племянница русского художника Бенуа, дочь акварелиста Аль­берта Николаевича Бенуа, тоже художница-акварелистка.

2. Черепнин Николай Николаевич (1873-1945), русский композитор и дирижер, муж Марии Альбертовны (1876-1958), старшей сестры Камиллы Альбертовны Бенуа-Хорват. Автор балета «Павильон Армиды». В 1909-14 гг. дирижировал балетными и оперными спектаклями «Русских сезонов» в Париже. С 1921 года жил во Франции.

3. В 20-х числах ноября 1934 года ряд русскоязычных газет на Дальнем Востоке, существовавших на японские концессии, — «Харбинское Время», «Возрождение Азии», «Наш Путь» и др. — выступили с нападками на Н.К. Рериха и обвинили его в планах создания «масонского государства» на территории Сибири.

4. Вонсяцкий Анастасий Андреевич (1898-1970), участник Белого движения, руко­водитель Всероссийской фашистской организации в Америке и редактор журнала «Фашист» (Путнам, Коннектикут). В апреле 1934 года в Токио вел переговоры с К.В. Родзаевским о создании объединенной фашистской партии.

5. Краснов Петр Николаевич (1869-1947), генерал-лейтенант, один из главных организаторов Белого движения в Гражданскую войну. В 1918-ом атаман Войска Донского и командующий белоказачьей армией. В 1919 эмигрировал в Германию. Автор большого числа исторических и приключенческих повестей.

6. Дитерихс Михаил Константинович (1874-1937), один из организаторов Белого движения в Гражданскую войну, генерал-лейтенант (1919), ближайший сподвижник А.В. Колчака. Глава Временного Приамурского правительства (1922) на Дальнем Востоке.

7. Колосова Марианна Ивановна, харбинская поэтесса, автор ряда поэтических сборников: «Армия песен» (1928), «Господи, спаси Россию» (1932) и др. Жена А. Покровского, лидера Союза национальных синдикатов — организации профашистского толка на Дальнем Востоке.

8. Н.К. Рерих имеет в виду прикомандированных к его экспедиции двух ботаников, сотрудников Департамента земледелия и сельского хозяйства США доктора Макмиллана (H.G. MacMillan) и м-ра Стивенса (J.L. Stevens), которые в результате конфликта с ним летом 1934 года были отозваны Департаментом обратно в Америку по указанию Г.Э. Уоллеса.

9. Тактика адверза (от лат. adversus — противоположный, противостоящий) применя­ется как метод использования неблагоприятных факторов для получения благоприятных результатов. См.: Tactica adversa // Рерих Н. Нерушимое. 1936. Рига; переопубл.: Николай Рерих. Листы дневника. Т. 1. М„ 1995, 1999.

10. Рерих Владимир Константинович (1880-1951), брат Н.К. Рериха. Участник Белого движения, сражался в армиях генерала Дутова и барона Унгерна. После Гражданской войны оказался в эмиграции в Харбине, Возглавлял Земельный отдел КВЖД (1922), а затем — сельскохозяйственный кооператив «Алатырь» (1934), созданный под покровительством Н.К. Рериха. Секретарь Русского общественного комитета Пакта Рериха в Харбине.

11. Хорш Луис„(род. ок. 1889), американский бизнесмен, президент Музея Ни­колая Рериха в Нью-Йорке. В 1920-30-е годы финансировал Рериховские учреждения в США и других странах.

12. Рерих Святослав Николаевич (1904-1993), художник, общественный и культур­ный деятель; младший сын Н.К. Рериха. Речь идет о воспроизведении написанного им портрета Н.К. Рериха в одежде тибетского ламы с ларцом в руках, который на страницах журнала «Rosicrucians Digest» издатели оформили масоно-розенкрейцерской символикой, что вызвало нападки на Рериха в дальневосточной прессе.

13. Уоллес Генри Эгард (1888-1965), в дневнике Н.К. Рериха — Друг, Галахад. В 1933-40 гг. министр сельского хозяйства США, приверженец политики Ф. Рузвельта; в 1941-45 гг. вице-президент Соединенных Штатов. В 30-е годы продвигал идею Пакта и Знамени Мира в правительстве и осуществлял покровительство Маньчжурской экспедиции Н.К. Рериха, которая финансировалась его Департаментом.

14. Рузвельт Франклин Делано (1882-1945), в дневнике Н.К. Рериха — Главный, Глава; 32-й президент США (1933), четыре раза избирался на этот пост. Правительство Рузвельта в 1933 году официально признало СССР и установило дипломатические отноше­ния с Москвой. Состоял в переписке с Е.И. Рерих (1934-36); см.: Митрохин Леонид. Предупреждения, достойные памяти // Мир через Культуру. М., 1990. Сост. Э.Балашов.

15. По-видимому, здесь имеются в виду Китай и Маньчжурия, находившиеся под властью старых императорских династий. В других случаях название «Старый дом» исполь­зуется как синоним Белого Дома в Вашингтоне.

16. Имеются в виду японцы. Весной 1934,года Н.К. Рерих по пути в Маньчжурию сделал остановку в Японии, а в сентябре из Нью-Йорка прибыли 17 картин художника. Они экспонировались на выставке, которая проходила с 10 января по 28 февраля 1935 года в Музее изящных искусств города Киото.

17. Чертков Георгий Иванович, принадлежал к русской колонии эмигрантов на Даль­нем Востоке. Представитель Комитета Пакта и Знамени Мира в Японии.

18. Идея Пакта и Знамени Мира оформилась по приезде Н.К. Рериха в Европу в 1929 г. Возникло движение в защиту культурных ценностей и охранения памятников культу­ры во время вооруженных конфликтов. В 1931 г. в Брюгге (Бельгия) прошла первая международная конференция Пакта, третья — в 1933 г. в Вашингтоне. Во многих странах были образованы комитеты Пакта Рериха, в том числе в Маньчжурии (1934) — Русский общественный комитет Пакта Рериха в Харбине (председатель Комитета — Л.Н. Гондатти, почетный председатель — архиепископ Нестор).

19. Грант Франсис (1896-1993), журналистка, вице-президент Музея Рериха в Нью-Йорке, директор издательства «Roerich Museum Press». Близкий сотрудник Рерихов, организатор движения Пакта и Знамени Мира в Латинской Америке. Осуществляла непос­редственную связь с министром Г.Э. Уоллесом.

20. Грамматчиков Василий Николаевич (1865-1938), отец Н.В. Грамматчикова, уча­стника Маньчжурской экспедиции Н.К. Рериха. После Октябрьской революции проживал в Харбине, работал инженером горных разработок. С 1931-го года из-за тяжелой болезни был прикован к постели. Н.К. Рерих посвятил ему два очерка — «Семидесятилетие» (1935) и «Славный уход» (1938). См.: Николай Рерих. Листы дневника. T.I. М., 1995; т.З. М., 1996.

21. В 1934 году, во время пребывания в Харбине, Рерих создал проекты двух церквей: храма в честь Сергия Радонежского в Бариме и часовни в память великомучеников российского императора Николая II и короля Александра I (Сербского) при Доме Милосердия.

22. Нестор (Анисимов) (1884-1962), архиепископ Харбинский; с 1920 года в эмиг­рации в Харбине, где организовал Камчатское подворье. Дом Милосердия и Трудолюбия, сиротские приюты, школу прикладных искусств и ремесел. В 1934-35 гг. — почетный председатель Комитета Пакта и Знамени Мира в Харбине. См.: Нестор (Анисимов). Мои воспоминания. М., 1995.

23. Родзаевский Константин Владимирович (1907-1946), лидер Российской фашист­ской партии в Харбине (1932), сотрудник Бюро по делам российских эмигрантов в Маньч­журии. Главный редактор ежедневной профашистской газеты «Наш Путь» (1933-38).

24. Король Бельгии Альберт I (1875-1934) способствовал проведению первых меж­дународных конференций Пакта и Знамени Мира в Брюгге (1931, 1932). После его кончи­ны Бельгийскому комитету Пакта было присвоено имя Альберта I. Рерих посвятил ему очерк «Король Альберт» (Рерих Н. Нерушимое. Рига, 1936);

Александр I Карагеоргиевич (1888-1934), король Югославии. Очерк Н.К. Рериха «Светлой памяти короля Александра» опубликован в его книге «Священный Дозор» (Хар­бин, 1934);

Платон (Рождественский) (1866-1934), митрополит Северо-Американский и Аляс­кинский (Алеутский). В 1920-м эмигрировал в Америку; в 30-е годы выступал за автоно­мию Американской православной церкви и независимость ее от Московской патриархии;

Иоанн (Поммер) (1876-1934), архиепископ Рижский и Митавский; погиб от рук дружинников латвийского президента Ульманиса в октябре 1934 г;

Георгий (Спасский) (1877-1934), русский священник, живший в эмиграции в Пари­же. См.: Издательский комитет по увековечению памяти о. Георгия Спасского. Париж, 1938. 368 с. Н.К. Рерих в 1934 году называл его одним из последних своих духовников;

Лукин Феликс Денисович (1875-1934), врач-гомеопат. Первый председатель Лат­вийского рериховского общества в Риге. Его памяти посвящен очерк Н.К. Рериха «Доктор Ф.Д. Лукин», см. в книге «Николай Рерих. Листы дневника», т. II, М., 1995;

Вертело Филипп де, Генеральный секретарь министерства иностранных дел Фран­ции; почетный член Общества им. Рериха.

25. Боргес Гиль (Borges Ghil), генеральный исполнительный директор Пан-Амери-каиского Союза; активно участвовал в движении Пакта и Знамени Мира.

26. Лихтман (урожд. Шафран, с 1939 — Фосдик) Зинаида Григорьевна (ок. J889-1983), директор Института Объединённых Искусств при Музее Н. Рериха в Нью-Йорке и вице-президент Музея. Ближайшая сотрудница Н.К. и Е.И. Рерихов.

27. Рерих Елена Ивановна (урожд. Шапошникова) (1879-1955), жена Н.К. Рериха, писательница; ее имя связано с появлением философского учения Живой Этики, или Агни-йоги. Во время Маньчжурской экспедиции находилась в Наггаре (долина Кулу), в Гималаях.

28. Латтимор Оуэн (1900-1989), американский синолог, исследователь Центральной Азии; в 1920-30-е годы советник Чан Кайши и экономический советник Комиссии по япон­ским репарациям.

29. Рерих Юрий Николаевич (1902-1960), востоковед, старший сын Н.К. Рериха. Принимал участие в Маньчжурской экспедиции в качестве руководителя проекта и осуществ­лял связь с Департаментом сельского хозяйства США.

30. Грибановский Виктор Иванович, полковник 2-го Сибирского казачьего полка, эмиг­рировал в Париж (1926) и Харбин (1930); участник Маньчжурской экспедиции Н.К. Рери­ха (начальник охраны).

31. Гордеев Тарас Петрович (1875-1967), ботаник, почвовед. В экспедиции Н.К. Рериха занимался сбором засухоустоучивых и лекарственных растений и проводил почвенно-флористические исследования.

32. Иванов Всеволод Никанорович (1888-1971), русский, советский писатель. Жил в эмиграции в Китае (1922-1945). Член Русского общественного комитета Пакта Рериха в Харбине. Упоминаемая книга Вс. Иванова «Антоний Римлянин» при жизни автора не была издана; вероятно, Н.К. Рерих читал ее в рукописи. Первая публикация в сборнике: «Вс. Иванов. Из неопубликованного» (Л., 1991).

33. Иванов Василий Федорович, адвокат, автор скандальных книг «От Петра I до наших дней», «Православный мир и масонство» и др. Премьер-министр Временного

116Н.К. Рерих. Дневник Маньчжурской экспедиции

Приамурского правительства (1920-21), в 1930-е советник Бюро по делам Росс. эмигрантов. См. очерк «Свет побеждает тьму» в кн.: «Николай Рерих. Листы дневника» (I; M., 1995).

34. Мелетий (Заборовский) (1869-1946), архиепископ (с 1939 — митрополит) Харбинский и Маньчжурский, инициатор создания Богословского факультета Института Св. Владимира в Харбине;

Дмитрий (Вознесенский) (1871-1947), епископ Хайларский, настоятель Свято-Ивер-ской церкви в Харбине, преподавал в Коммерческом училище КВЖД.

35. Н.К. Рерих использует «кодовый» язык: обезьяны — англичане, тигры — Советы, всякие зверюшки — немцы и проч.

36. Гондатти Николай Львович (1860-1946), приамурский генерал-губернатор, началь­ник земельного отдела КВЖД (до 1925), крупный общественный деятель русской эмиграции в Китае; в 1934-35 гг. председатель учрежденного по его инициативе Русского общественного комитета Пакта Рериха в Харбине. С 1918 г. был дружен с В.К. Рерихом.

37. Иванов Всеволод. Мы. Культурно-исторические основы русской государственно­сти. Харбин: изд-во «Бамбуковая роща», 1926.

38. Монография Be. Иванова «Рерих художник мыслитель» в Харбине не была издана. Опубликована впервые в Риге в 1937 г., позже вошла в книгу «Рерих. Статьи Всев. Н. Иванова и Э. Голлербаха» (Рига, 1939; часть 1).

39. Речь идет о Записном листе «Лучшее будущее». См.: Рерих Н. Врата в будущее. Рига, 1936. Переопубл. «Николай Рерих. Листы дневника» (Т. I; M., 1995, 1999).

40. Шклявер Георгий Гаврилович (ум. 1972), юрист, генеральный секретарь Фран­цузской Ассоциации друзей Музея Рериха.

41. На 14 апреля 1935 года первоначально было намечено подписание в Вашингтоне документов международной конвенции Пакта Рериха и Знамени Мира.

42. Гедин Свен (1865-1952), шведский ученый, путешественник, исследователь Центральной Азии. Ему посвящен очерк Н.К. Рериха «Вперед!» (Рерих Н. Нерушимое. Париж, 1936). Состоял в краткой переписке с Ю.Н. Рерихом. См.: Андреев А.И. Русские письма из архива Свена Гедина в Стокгольме // Ариаварта. 1997. № 1. С. 61-62.

43. Амо Эйдзи (Amau Eiji), представитель Министерства иностранных дел Японии. Речь идет о письме Э. Амо к Н.К. Рериху от 14 февраля 1935 г.

44. Ростовцев Михаил Иванович (1870-1952), русский историк античности и археолог, после 1917 г. проживал в эмиграции, в Европе и в США; профессор Иельского университета. Во время пребывания в Америке в 1929-30 гг. Н.К. Рерих с сыном Юрием дважды посетили М.И. Ростовцева в Нью-Хейвене, штат Коннектикут.

45. Ларсен Франц Август (1870-1957), швед, посвятивший Монголии более сорока лет своей жизни. Бывший моряк, переменивший множество профессий. В 20-е годы возглавлял в Монголии торговую фирму «Ларсен и К°». В США вышла его автобиографи­ческая книга «Duke of Mongolia» (Бостон, 1930).

46. Дэмчиг Донров (Дэван), князь Западного сунита Силингольского сейма. 23 апреля 1934 года Дэван объединил монгольских князей, не вошедших под японское покровительство, и добился от Нанкинского правительства права на создание автономного государства во Внутренней Монголии.

47. Чокьи Нима (1883-1937), Шестой Таши-лама, в буддийской иерархии второе лицо после Далай-ламы; традиционно настоятель монастыря Таши-лумпо в Тибете. В 1924 году бежал от преследований Тибетского правительства и поселился в окрестностях Пекина.

48. Речь идет о статье архиепископа Нестора «Дальние Восток и Япония», включенной в предполагавшийся к изданию Музеем Рериха в Нью-Йорке сборник «Сибирь и ее будущее». Издание не состоялось из-за начавшейся в эмигрантской дальневосточной прессе кампании против Н.К. Рериха.

49. Имеется в виду министр Г.Э. Уоллес, который был почетным председателем Постоянного Комитета Пакта Рериха.

50. Речь идет о памятной медали, выпущенной в 1929 году к открытию нового высотного здания Музея Н. Рериха в Нью-Йорке. На лицевой стороне медали барельеф Н.К. Рериха, на оборотной стороне — символическое изображение постройки Музея и надпись: «Музей Рериха. В честь Творца и Строителя. Нью-Йорк. 1929».

51. Никольсон Майкл, сотрудник Рерихов в Монголии; точных сведений о нем нет.

52. 15 апреля в Вашингтоне, в присутствии президента США Ф.Д. Рузвельта представители 21-го государства Северной и Южной Америки подписали Пакт Рериха. От Соединенных Штатов подпись поставил Г.Э. Уоллес.

53. Шибаев Владимир Анатольевич (1898-1975), секретарь Института Гималайских исследований «Урусвати» в Кулу (Индия), личный секретарь Н.К. Рериха (1928-1939).

54. Очерк «Терпение» опубл. в кн. «Николай Рерих. Листы дневника» (Т. I; М., 1995,1999).

55. Освящение часовни Преподобного Сергия в здании Музея Рериха в Нью-Йорке, на Риверсайд 310, состоялось 19 апреля 1934 г. по благословению митрополита Платона.

56. Кемпбелл-Стиббе Катрин (1898-1996), одна из ближайших сподвижниц Рерихов в Америке, многие годы главный попечитель и вице-президент Музея Н. Рериха;

Фричи Гизелла Ингеборг (1899-1996), в 20-е годы секретарь президента Чехослова­кии Т. Масарика; в 30-е принимала участие в деятельности Музея Н. Рериха в Нью-Йорке;

   Зайдель Элен, ассистент директора Мастер Института при Музее Н. Рериха в Нью-Йорке; в середине 30-х годов занималась организацией выставок картин Н.К. Рериха для продажи;

Киммель Донн, секретарь нью-йоркского филиала Института Гималайских исследова­ний «Урусвати» при Музее Н. Рериха.

57. Шнарковский Владимир, полковник, участник Белого движения; сотрудничал с Музеем Н. Рериха в Нью-Йорке, учредил при Музее Общество Св. Сергия (1934), основанное на религиозных и национальных началах;

Москов Евгений Александрович, журналист, автор статей, посвященных Н.К. Рери­ху; соредактор газеты «Русский Вестник» (Нью-Йорк). Инициатор создания и ректор Русского Института при Музее Н. Рериха в Нью-Йорке, в котором велось преподавание русского языка, литературы и истории для американцев (1934-35).

58. Сибирская группа, объединившая сибиряков, живших в эмиграции в Америке, возникла в рамках Общества друзей Музея Н. Рериха в Нью-Йорке в 1929 г.; ее возглавил писатель Г.Д. Гребенщиков.

59. Завадские Василий Васильевич, композитор, и его жена Мария Алексеевна, пианистка, в эмиграции проживали в США. Нина — сестра М.А. Завадской.

60. Лихтман Эстер, в дневнике Н.К. Рериха также — Ояна, журналистка, близкая сотрудница Рерихов, вице-президент Института Гималайских исследований «Урусвати».

61. Знак Музея (металл, позолота с эмалью) представлял собой символическое изображение двойной ваджры с монограммой в центре из латинских букв «М» и «R»; один из вариантов прочтения монограммы — Roerich Museum, Музей Рериха.

62. Гребенщиков Георгий Дмитриевич (1882-1964), русский сибирский писатель, проживавший в эмиграции во Франции и в Америке; директор издательства «Алатас». В газете «Харбинское Время» 11 мая 1935 г. была опубликована статья Е.В. Романова «Гребенщиков "протестует" против разоблачения Н. Рериха».

63. Гребенщиков Г.Д. Гонец. Письма с Помперага. Чураевка: Алатас, 1928. 187 с.

64. Кулаев И.В., содержатель ломбардов в Харбине, владелец «Гранд Отеля».

65. Холл Корделл (1871-1955), госсекретарь в правительстве США (1933-44), лауреат Нобелевской премии мира (1945).

66. Издательство «Рерих Музеум Пресс» в 1935-36 гг. выпустило ряд книг на русском и английском языках, в том числе книги Н.К. Рериха: «Твердыня пламенная» (Бостон, 1935; на англ. яз.); «Врата в будущее» и «Нерушимое» (Рига, 1936). Предполага­лось также издать сборник очерков Рериха «Да процветут пустыни», посвященный Маньч­журской экспедиции, но издание не состоялось; очерки были частично опубликованы в других книгах.

67. Брессман Е.Н., научный советник Департамента земледелия и сельского хозяй­ства США, куратор Маньчжурской экспедиции Н.К. Рериха.

68. Лихтман Морис Моисеевич (ум,. 1948), пианист, директор Института объединен­ных искусств при Музее Рериха в Нью-Йорке. Автор ряда публикаций об Н.К. Рерихе в американских газетах и журналах. Первый муж З.Г. Фосдик.

69. Богдо-геген (1870-1924), последний глава ламаистской церкви Монголии, Восьмой Джебцзун Дамба Хутухта.

70. Летом 1935 года президент нью-йоркского Музея Рериха Л. Хорш и вице-президент Института «Урусвати» Э. Лихтман посетили Норвегию и Швецию, где про­вели переговоры о выдвижении Н.К. Рериха кандидатом на Нобелевскую премию мира.

71. Чан Кайши (1887-1975), глава гоминьдановского правительства Китая (1927-49). После китайской революции бежал на о. Тайвань под покровительство США.

72. Содербом Жорж (ум. ок. 1970), швед, глава Американской миссии методистов; в качестве эксперта принимал участие в Центральноазиатских экспедициях Свена Гедина (1927-35).

73. Кенг и Юнг (Янг), китайские ученые-ботаники, работавшие в экспедиции Н.К. Рериха по найму; сведения о них отсутствуют. В 30-е годы проф. Кенг являлся членом-корреспондентом Института Гималайских исследований «Урусвати».

74. Вероятно, имеются в виду: д-р Е.Д. Мерилл, директор Нью-йоркского Ботани­ческого сада, член-корреспондент Института «Урусвати»; Хичкок Альфред (1899-1980), англо-американский кинорежиссер, известный как создатель фильмов ужасов.

75. Семенов Григорий Михайлович (1890-1946), атаман, участник Белого движения на Дальнем Востоке.

76. Пауелл Джон, автор статьи о Маньчжурской экспедиции, опубликованной в газете «Чикаго Трибьюн» (24 июня 1935), в которой он поддержал клеветническую кампа­нию против Н.К. Рериха, начатую в дальневосточной эмигрантской прессе в ноябре 1934 г.