Ссылки Обмен ссылками Новости сайта Поиск |
Рихард Рудзитис
ВСТРЕЧИ С ЮРИЕМ РЕРИХОМ
Минск «Лотаць» 2002
Рудзитис Р. Встречи с Юрием Рерихом. Мн.: УП «Лотаць», 2002. с. – 224 с.
Перевод с латышского Л. Р. Цесюлевича под редакцией Г. Р. Рудзите.
В книге публикуются полные записи бесед Р. Я. Рудзитиса с Ю. Н. Рерихом, состоявшихся в период с 1957 по 1960 гг.
Издание адресовано читателям, интересующимся культурным и духовным наследием семьи Рерих.
Издательство выражает благодарность Гунте Рудзите за помощь при подготовке настоящего издания.
Знак Агни на титульном листе книги печатается с разрешения президента Латвийского общества Рериха Гунты Рудзите.
ISBN 985-6307-58-9
© Рудзите Г.Р., 2002.
© Цесюлевич Л.Р., перевод на русский язык, 2002.
© УП «Лотаць», 2002.
Огромным счастьем в жизни Рихарда Рудзитиса были встречи с востоковедом Юрием Рерихом, старшим сыном Елены Ивановны и Николая Константиновича Рерих. Вскоре после своего приезда в Москву 8 августа 1957 г. Юрий Николаевич изъявил желание увидеть Рихарда Рудзитиса.
Первая их встреча состоялась вечером 27 августа. Случилось так, что Рихард Яковлевич вместе со старшей дочерью Гунтой вынуждены были оставаться около месяца в Москве. Дочь Рудзитиса Илзе, приехавшая с друзьями на Всемирный фестиваль молодежи и студентов, заболела и попала в больницу, и отец должен был заботиться о ней. Но это были счастливые дни. Юрий Николаевич потребовал, чтобы Рихард Яковлевич и Гунта переселились к нему (он уже получил квартиру из 4 комнат). Но хотя условия жизни в Москве у Рихарда Яковлевича были затруднительные, маленькая комнатка с разбитым окном и единственная на всех кровать, он все же постеснялся затруднять Юрия Николаевича, который, как и его родители, для Рудзитиса был полубогом. Денег у Рихарда Яковлевича было в обрез, после лагеря трудно было устроиться на работу, пришлось занять на дорогу для себя и Гунты. Хорошо, если на обед была бутылка кефира и булка. Но он не мог жить за счет другого, хотя и близкого ему человека. Поэтому и жена Рудзитиса Элла так и не увидела Юрия Николаевича, она всегда жертвовала собою – пусть едут дочери.
Рихард Яковлевич записывал беседы в небольшие тетради; вернувшись в Ригу и посоветовавшись с дочерью, пополнял заметки и переписывал начисто. Гунта призналась, что, возвращаясь после бесед, записывала меньше, лишь кое-что. Ей больше хотелось наблюдать движения, жесты, свет глаз Юрия Николаевича. Молодые не знают, как внезапно может оборваться жизнь. И Юрий Николаевич, и отец казались ей еще настолько молодыми и должны были жить еще долгие годы. Потому записи Рихарда Яковлевича для современного читателя имеют особую ценность, как достоверное изложение слов Юрия Николаевича и рассказ о его жизни в Москве в течение трех лет.
Пять коричневых тетрадей небольшого формата с текстом бесед хранились в семье 30 лет. В 1988 г. было возобновлено Латвийское общество Рериха, бессменным президентом которого стала Г. Рудзите. Одним из первых изданий Общества стал журнал «Свет Огня» на двух языках (латышском и русском). В 1990 и 1994 гг. в журнале была опубликована часть воспоминаний Рихарда Рудзитиса о Юрии Николаевиче Рерихе, правда, в сокращенном виде. К сожалению, следующий номер журнала не увидел свет, хотя и был подготовлен, и воспоминания не были напечатаны полностью.
В этой книге впервые даны полные записи бесед Р.Я. Рудзитиса с Ю.Н. Рерихом. Записи сверены с черновиками Рихарда Рудзитиса и являются ценнейшим материалом для ознакомления читателя с весьма плодотворными и важными, хотя и трудными для Юрия Николаевича Рериха последними годами его жизни на родине.
Пятого августа Гунта с Илзе уехали на фестиваль[1]. Среди ряда причин их мечтой было познакомиться и подружиться с индусами. Наладить связи с Индией, может быть, и с Источником[2]. Второе задание, которое также чрезвычайно интересовало меня, – посетить гомеопата Мухина, Бабенчикова и других. Были подготовлены письма для них, репродукции и т.д. Нам казалось, что эта поездка имеет величайшее значение. Сердце что-то предчувствовало.
Девятого августа Илзе заболела. Познакомиться с индусами не удалось. Да это и не было легким делом в том громадном городе: среди толп и толчеи отыскать и подойти.
Около 12 августа Гунта сходила к Мухину. Посчастливилось встретиться, ведь большую часть недели он проводит на своей даче. Она застала Мухина в радостном настроении, как раз в то время он думал, как встретиться со мною. Даже собирался ехать в Ригу, может быть, посмотреть и картины в музее. Дело в том, что после долгого перерыва он снова получил письмо от Юрия, который написал, что в конце будущего месяца думает приехать. (Письмо написано 2 июля.) Дал Гунте прочесть письмо. Юрий извиняется, что долго не писал. Но уже в дорожном настроении и намерен поселиться здесь. Будто бы будет писать и с дороги. Лаконично и сердечно. Гунта договорилась, что придет с друзьями в следующий понедельник посмотреть 15 картин Николая Константиновича <из коллекции Мухина>.
Но когда Гунта явилась, первыми словами Мухина были: «Юрий уже приехал, поселился в гостинице "Ленинград"». Дал даже номер телефона. Юрий будто бы очень хочет меня видеть, читал и мое письмо, адресованное Мухину, стало быть, знал и о приезде моих дочерей. Просил послать мне письмо. Мухин показывал картины, монографию. На этот раз – нервничал. Возможно, потому, что, кроме Гунты, были и ее друзья – Поль и Эдуард, видимо, боялся доверять <незнакомым>. Относительно самого Мухина можно было чувствовать, что он большой почитатель Н.К., но истинной его сути не понимает.
Тем временем в Риге я получал грустные вести: Илзе заболела, встречи с индусами не получилось. Бабенчиков, к великому сожалению, в прошлом году умер, о Мухине тоже не было никаких конкретных сведений. И другие знакомые были недостижимы, жили на дачах. Было грустно. Казалось, поездка провалилась.
Затем я получил письмо, что приедет Эдуард. Подчеркивалось, чтобы я ждал, что обязательно ему надо меня видеть. 21 августа, поздно вечером, ко мне наконец явился этот стеснительный, неразговорчивый, но очень преданный юноша, которому действительно можно доверять. Со мною в комнате были еще другие люди, потому он не спешил сообщить самое главное. Только приглашал меня ехать в Москву. Когда другие ушли, он немедля раскрыл смысл своего поручения: Юрий приехал! Живет здесь уже с 8 августа. Ждет меня. Разумеется, в эту ночь я не мог уснуть. Решил сейчас же ехать. Притом надо было внести ясность относительно болезни Илзе. Писали даже, что у нее «воспаление легких в легкой форме».
26 августа рано утром я прибыл в столицу. Оказалось, что врач поликлиники и еще другая, вызванная за плату, даже не поставили правильного диагноза. Главврач констатировала, что – мокрый плеврит. 27 августа увезли в больницу. Перед поездкой в больницу появилась мысль: всем троим найти Юрия. Оказалось, что Мухин не знает адреса его новой квартиры, куда он из гостиницы переехал. Мог только сказать, что где-то в районе новостроек, что спешно устраивается, ищет мебель и т.д. С ним вместе будто бы и две женщины. Я сейчас же догадался – Богдановы, Рая и Людмила. Сердце возликовало. Рая – секретарь Елены Ивановны. Вторая – «экономка». Мухин обещал разузнать адрес, сказал подойти к нему в девять вечера.
Увезли мы Илзе в больницу. Окрыленные, с взволнованным сердцем, мы еще успели на несколько часов сходить в Третьяковскую галерею. Выходя из музея, мы наблюдали, что в ближней церкви сверкают огни, церковь переполнена, толпа стоит у дверей и окон, слушает пение церковного хора.
Когда я со своим спутником, Гунтой, после сотни волнений в чужой столице отправился в гости, мы оба уже были чрезвычайно уставшими. Но при входе в докторский особняк усталость, как «по мановению волшебной палочки», исчезла. Я беседовал с женой доктора об искусстве, пока сам доктор занимался еще каким-то пациентом. Картины Н.К. здесь не из лучших, за исключением панно «Половецкий стан». Большинство маленьких картин вряд ли можно будет представить на выставке. Затем пришел сам доктор, человек энергичный, поклонник искусства Н.К. в высшей мере, однако внутренне ощущаю – «не наша кровь». После краткой беседы он вдруг воскликнул: «Ну что же, поедем!» В качестве гостинца взял с собой бутылку вина. Во дворе стояла его собственная машина, но он все же взял такси. Так началась наша «историческая» поездка через всю Москву. Доктор все время показывал мне значительные здания, по дороге остановились, и его супруга вышла купить торт. Затем мы еще долго, долго ехали «вдоль по Калужской дороге». Началась вереница новостроек, без номеров, без обозначения улиц. Уже совсем стемнело. Мы блуждали, спрашивали номера домов. Оказалось, что новостройка заселена только частично, и таков весь квартал. В конце концов во дворе одного дома мы нашли, что искали, на лифте поднялись на четвертый этаж. Доктор звонит один раз, второй, третий – никто не отвечает. Время уже больше десяти. Доктор начинает нервничать: наверно, ушел в гости или куда-то по делам. Наконец, двери открываются, показывается мужчина среднего роста, с маленькой бородкой, с монгольскими чертами лица, сильно напоминающий своего отца. Увидя целую толпу людей, как бы вздрогнул (было уже двадцать минут одиннадцатого). Но затем вежливо улыбнулся: «Немного подождите». Оказалось, что уже собирался спать, еще читал. Затем двери открываются и нас, по-восточному приветствуя, принимает Сын своего Отца. Изумляет его удивительная простота, скромность, сердечность и человечность, чувствуется: с ним можно мгновенно близко подружиться. В беседе с доктором – сдержан, представителен, но можно чувствовать, как тысяча потоков энергий струится сквозь его академический облик.
Большая комната – кабинет – еще пустовата, письменный стол, четыре мягких стула с голубой обивкой, на столе книги по Тибету, словари хинди, турецкого и другие.
Поскольку мы приехали поздно, то гостили только около получаса. Разговоры (поначалу больше с гомеопатом) имели общий характер. Доктор положил на круглый столик свои «хлеб-соль». В шутку сказал: «Теперь Вам придется привыкать к вину». Юрий ответил: «Я уж больше не научусь».
Затем рассказал о себе. Он взял с собой чемодан с книгами. На границе его спросили: «Какая у вас литература?» Он достал «Листы Сада Мории», первую часть, и подал: «Вот, взгляните!» Повторил еще раз. Таможенники посмотрели, ничего не ответили. В скором времени придет вся его громадная библиотека, картины Н.К. и другие вещи. Все стены будут в книгах. Он взял с собой и все книги Учения, и статьи Н.К. Я ему дал каталог нашего музея с перечнем всех картин Н.К., которые ныне находятся в музее. Приложил и документы: копии протокола комиссии по приему картин (40‑го года), где признавалась собственность авторов на картины, и телеграмму Н.К. Гаральду по поводу картин, заверенную нотариусом. Я кратко рассказал о судьбе книг и картин. Они ничего не знали о нас, о том, что мы арестованы.[3] Первый раз были слухи, что я умер, второй раз – из Польши, что я приехал из ссылки (конечно, в Польше обо мне знали). Н.К. хотел приехать сюда в 47‑м году, затем Е.И. с Юрием – в следующем, но удивлялись, что больше не давали разрешения (по-видимому, по той причине, что нас арестовали). Он встретился с Булганиным и Михайловым. Будет работать в Академии наук и в университете. Новое здание университета находится совсем близко, ведь живет на углу Университетского проспекта. И Академия недалеко. Пригласил меня и Гунту в гости завтра, к 11 часам.
После этого гомеопат вез нас домой через город окольной дорогой. Ехали мы мимо Кремля и других выдающихся мест. Так этой ночью мы видели Москву вдоль и поперек, сверкающую огнями.
За десятки лет этот день для нас был величайшим. Эти пять часов нервного напряжения, которые раскрыли новый мир – после столь долгого времени.
Прежде всего – о Е.И.
Е.И. – человек воистину бесстрашный.
Она систематизировала свои рукописи. Руководила переводом «Писем»[4] на английский язык, вышел первый том, на английском вышли также «Община» и «Беспредельность». У нее была громадная переписка с последователями со всех концов света. Популярных очерков об Учении не писала. На русском языке последней книги Учения не было напечатано. «Надземное» все же подготовлено в рукописи. Может быть еще сборник Учения, то есть печатание оставшихся рукописей Е.И., конечно – тогда, когда будет необходимо.
Выставка картин Н.К. будет. Надеется, что уже в декабре (в связи с памятным днем). С Михайловым встретился в Индии, он ввел в заблуждение, что в Москве организуют выставку Н.К., что выходит монография (!). Но ничего подобного не происходило. У него будут связи с художниками. Ныне в дороге из Одесского порта 200 картин, главным образом из гималайской серии. Конечно, если будут устраивать выставку, то стремительно. Отрицательно охарактеризовал Герасимова, бывшего председателя Союза художников, который все тормозил. Высокомерный и завистливый. Теперь Союз художников ведет Юон – человек пошире духом, он будет помогать. Есть и ученики Н.К., которые относятся доброжелательно. Отчасти и Грабарь (который все же своей книгой навредил). Может быть, запросят картины из Риги, Ленинграда, Горького (где тоже много картин Н.К.).
Относительно меня Е.И. говорила, что я для будущей монографии мог бы написать о «необычности» и «космичности» художественного мира Н.К. Поначалу обо мне думали, что я умер, но Е.И. не верила этому, говорила: «Еще подождем!» Вторая весть была из Польши, что я вернулся из лагеря и ищу мускус (?).
(Гофмейстер в немецкие времена через каких-то офицеров получил точные сведения, что Клизовский замучен в тюрьме.)
Юрий подробно осведомился о всех старших друзьях, прежде всего о Гаральде и Екатерине. О Клизовском ходили слухи, что он, как офицер царских времен, в начале войны мобилизован и погиб в боях за Ригу. (Я поведал и вторую версию, что после ареста 22 июня он погиб в тюрьме.)
Я кратко рассказал также историю нашей ссылки...
В Наггаре семья жила до 19 ноября 1948 года, затем уехала в Дели. В то время в окрестностях Наггара происходили великие сражения между индуистами и мусульманами. Деревня, расположенная ниже, сгорела. Местные жители из уважения к ним спасли их гараж. Наггар совсем опустел. Они взяли с собой все рукописи и необходимые вещи. Инвентарь, разумеется, остался. В будущем управляющим там будет Шибаев, который после нескольких приключений женился на приятной женщине, опять приближается, переписывается, даже гостил.
Из Дели, где они пробыли 4 месяца и снимали частный домик, переехали в Бомбей, но вскоре – в Калимпонг в Сиккиме, вблизи Дарджилинга, и тоже снимали домик с садом. Там Е.И. и провела последние годы своей жизни, принимала посетителей, писала письма, там и умерла 5 октября 1955 года, тело ее было предано огню. (Родилась 12 февраля 1879 года.) На месте ее кремирования, на просторном холме, возведена большая круглая буддийская ступа, по обеим сторонам – камни со знаком Огня. (Дал мне фотографию.) Эта «голубая комната» Матери, откуда открывается чудесный вид на Канченджангу, значит, находится в Калимпонге (не в Наггаре).
Н.К. умер в Наггаре, 13 декабря 1947 года («похоронен» – предан огню 15 декабря). Не выдержало сердце. Его сердце не смогло пережить предательства в Америке, особенно – «продажу с молотка» картин. Часть полотен осталась еще в бывшем Музее, другая – продана с аукциона. Большинство картин купил какой-то друг Н.К., часть отдал в распоряжение нового Музея Н.К., которым заведует Зинаида Григорьевна Фосдик (первый ее муж – Морис Лихтман, который тоже участвовал в первой экспедиции, умер раньше, и второй муж – Фосдик, умер недавно). В собственности упомянутого друга еще находится часть картин, которые он согласен продать новому Музею по той же цене.
Н.К. предан огню в Наггаре. На месте его кремации установлен большой четырехугольный камень с надписью на хинди о великом друге индусов.
Показывал небольшой альбом, где засняты Н.К. на смертном одре, место его сожжения, памятник – ступа, посвященная Е.И. Последняя фотография Н.К. с длинной белой бородой – истинный патриарх, старец, Святой. Сфотографирован незадолго до ухода.
Перед смертью уже чувствовал приближение своего часа, зов Высшего.
Н.К. написал Дневник в трех томах – «Моя жизнь», перед уходом передал Юрию. Сказал просто: «На, возьми!»
В Бомбее в 1947 году вышла книга Н.К. «Himalayas – Abode of Light» («Гималаи – Обитель Света»). Напечатанный экземпляр он получил за день перед уходом.
Ныне в Аллахабаде печатают на английском языке его книгу «Heroica».
В Индии картины Н.К. находятся в следующих городах: в Бенаресе, в Музее индийского общества, здесь ему посвящен небольшой зал, в Аллахабаде – в городском музее, в Дели – в Национальной галерее, в Индауре (?), в дворцовой коллекции, в Хайдарабаде, в городской коллекции музея Траванкора, на юге Индии.
Святослав ныне живет в Бангалоре, в штате Майсур, на юге, в отдельном доме с чудесным садом. Вместе со своей женой – совсем одни. Женился на родственнице Тагора (племяннице) – Девике Рани, актрисе. На фотографии Святослав – стройный, с большой белой бородой, немного напоминает Альфреда Хейдока. Родился в 1904 году. Жена небольшого роста, «очень индийская». Она будто бы большая националистка, не хочет расставаться с Индией. Потому Святослав так скоро не приедет. Притом у Святослава все наследие Е.И., которое ныне ведь невозможно везти на Родину.
Когда два государственных мужа[5] гостили в Индии, Юрий сам их не искал, но произошла «случайность» (разумеется – Высшая Помощь!). Губернатор штата поручил Святославу организовать комитет для их встречи. Таким образом Святослав провел целый день с этими мужами. Говорил и относительно встречи Юрия с ними. Юрий в это время находился в Тибете. Булганин сам сказал, пусть телеграфирует брату в Тибет и назначает встречу в Калькутте с помощью местного русского представителя. Когда Юрий прилетел в Калькутту, представитель притворился, что ничего не знает, встречу не организовал, очевидно, из‑за интриг. На следующее утро Юрий поехал сам на такси во дворец – резиденцию губернатора, где остановились русские. У него был знакомый адъютант. Произошел анекдотический случай. На улицах Калькутты было будто бы два миллиона народу, дворцовая площадь забита толпой. Такси не могло продвинуться вперед. Полицейские напрасно пытались освободить путь. Тогда Юрий открыл дверцу и вышел, обратился к толпе на хинди. Один индус воззвал: «Маршал просит вас его пропустить». И народ его приветствовал, думая, что едет сам маршал, и мгновенно освободили дорогу, еще возмущались, что маршалу приходится ехать на такси. Так «борода его спасла». Явившись во дворец, он показал адъютанту телеграмму Святослава и свою визитную карточку. Булганин его принял, дал разрешение вернуться на Родину. Но консульство из‑за различных интриг долгое время затягивало возвращение. Например – первая заполненная анкета «пропала» и т.д. (Это могли быть и интриги англичан, которые очень не хотят, чтобы кто-то возвращался в Россию.) Наконец, даже корабль запоздал на несколько недель, возникли неожиданные препятствия – пришлось спасать какой-то другой корабль и т.д. В Одессе его сердечно встретил какой-то представитель Академии наук, специально приехавший из Москвы. Вначале ему предлагали работу в Ленинграде, в Академии наук, но правительство пригласило в Москву.
Он создал капитальный труд (1900 (?) страниц) в двух томах «История буддизма в Тибете» («Голубой Дептер»). Вышел в 1950-1953 годах. Затем – грамматику тибетского языка. Теперь в Риме на французском языке печатают книгу о тибетских диалектах. В Индии на английском языке печатают переведенную с тибетского языка книгу «Путешествие Чаг-лоцавы в Индию».[6]
Музей будет здесь (в Москве) или на Алтае. Имя Алтая упоминал несколько раз.
Конечно, Город Будущего и Музей надо строить на «чистой земле» – на Алтае. Там будущий Центр. Надо смотреть на Восток, а не на Запад. Несколько раз повторил: приближаются большие события.
Я спросил о судьбе некоторых стран. Юрий ответил, что государства – это живые организмы, они рождаются, достигают расцвета и затем умирают.
Когда я сказал о пророчестве Е.И., что катастрофа может быть, когда «Огонек[7] станет бабушкой», он молча покачал головой. (Значит – намного раньше.)
Первой будто бы может погибнуть Англия. Уже теперь английская молодежь не учится. Говорят, к чему учиться, если две атомные бомбы могут потопить острова. Часть бежит в Канаду. Потому Канада ограничивает выдачу виз.
Америка резко катится вниз. В ней во всем сдвиги к темному. И не только из‑за разгрома Музея тяжкая карма. В молодежи полная пустота, нет интересов и устремлений. Панический страх перед русскими. Преследуют всех, кто произносит слово «мир», <подозревают>, что у таких связи с коммунистами.
Юрий скептически смотрит и на индийскую молодежь. Там нет стремления к новому, пережевывают старое. Учение, разумеется, не принимается, ибо у индусов уже есть свои Учения.
У русской молодежи есть круг интересов и тяга к подвигу. Многое здесь происходит из того, что в Учении предвидено, например – «освоение целинных земель на Алтае», однако все идет по-другому, не совсем так.
После ухода Е.И. он получил, к примеру, из Харбина «отчаянное» письмо от Абрамова: «Что же мы будем делать, Е.И. больше нет, мы – сироты». Он ответил: «Вы были офицером армии, а так малодушно рассуждаете». (Я заметил: «Конечно, мы и человечество ни на мгновение не остаемся без Руководства, как в физическом, так и в духовном плане. Как только один уходит, тотчас же на его место иерархически становится другой». Юрий утвердительно кивнул, молчал... Затем я еще сказал, что среди наших друзей не только не было ни малейшего роптания, но после огненного испытания все чувствуют себя на подъеме, оптимистами даже, благословляют прошлое как великую школу, лишь бы в чем-то быть полезными в будущем.)
Сказал: «Пусть молодежь накапливает духовные силы, умножает энтузиазм и устремление. Лучше с молодежью делиться в личных беседах. Если собрания не разрешают, то и не надо. Многого можно достичь индивидуальными разговорами».
Рая, секретарша Е.И., милая, одухотворенно-утонченная, с ясным сердцем, большими, лучезарными глазами, немного напоминает Е.И. Людмила – все еще главная хозяйка. Обе они, прожившие всю жизнь в Горах, среди чистейших эманации, тишины, в жестокой атмосфере большого города чувствуют себя такими беспомощными. Даже в магазинах огромные очереди, не могут достать, чего хотят, и всюду большие расстояния. Иногда приходят домой «без ничего». Понятно, мы предложили свою помощь, но они вежливо отказались. <Мы бы сделали сами, купили бы что-то – но у нас не было денег. – Г.Р.> К примеру, еще не решили проблему занавесок и т.д. Обычные полки уже готовы, но расстояния оказались слишком широкими. Нет телефона, и неизвестно, когда будет. Ходит звонить на улицу. Даже газетного киоска нет, газеты приобретает, выезжая в город. Однако они получили четырехкомнатную квартиру, и в лучшем районе новостроек. И воздух здесь относительно чище. Окна в комнатах выходят на север, только в кабинете на солнечную сторону. Уже теперь мерзнут. Хотят приобрести валенки. Иногда им мешает радио у соседей.
Я передал «бурное» письмо Илзе: как ускорить пробуждение, как предотвратить возможную катастрофу – мысли, которые ее давно мучили. Юрий с радостью его принял, можно было заметить, с каким сердечным чувством положил в карман. У него много знакомых, но друзей наверняка нет, и его больше всего интересует молодежь, на нее он надеется. Святослав с Девикой живут в отдельном красивом доме, в чудесной местности в Бангалоре. Там находится и архив. Учрежден трест из 7 человек – Святослав с женой и другие индусы. Предполагается участие Юрия, но у него, как у иностранного подданного (России), будут трудности. Эта комиссия, в случае необходимости, будет издавать материалы. Архив, может быть, позже перевезут на Алтай.
Все тома «Моя жизнь» Н.К. привезены сюда, будут изданы в Москве.[8]
Михайлов дал согласие на проведение выставки. Единственно может мешать еще часть художников. Поэтому надо поднять и укрепить вопрос проведения выставки в среде художников. Часть из них относится дружественно. Больше всего завистливы Герасимов и его товарищи. Но если обстоятельства заставят, и Герасимов изменит отношение.
Не понимают Н.К. и потому, что некоторые русские художники не различают красок. Чуйков относится доброжелательно.
Ожидает прибытия 200 картин из Одессы, они задержались в дороге. Часть картин разместят в квартире, но большинство, с разрешения Михайлова, на складе.
Хотел бы, чтобы выставку устроили уже 10 декабря. Если не тогда – то она все равно будет!
Индусы очень любили Н.К. в последние годы его жизни, называли «Хималайя-путра» – Сын Гималаев. К нему приходили паломники, как к святому.
После увольнения Шибаева Н.К. было трудно. Не было секретаря. Временами его обязанности выполнял Юрий, иногда – Рая. Юрий ведал и делами Наггара.
Шибаев после нескольких приключений женился на русской (?), которая держит его в «крепкой узде». Он переедет жить в Наггар, будет заведовать музеем памяти Н.К. и Е.И. Ныне там остался только сторож.
Картины из того русского музея, который находился около Праги и которым заведовал Валентин Булгаков, все перевезены в Москву и хранятся здесь, в том числе работы Н.К. и Святослава.
Ученик Льва Толстого – Валентин Булгаков, с которым они когда-то переписывались, теперь живет в Ясной Поляне, заведует музеем Толстого. Вместе с дочерью он был в немецком концлагере. Юрий дал мне прочесть только что полученное письмо Булгакова.
–––––––––––––––
В Белграде и Загребе есть картины Н.К. Их хотят перевезти в Москву.
В Брюгге (в Бельгии) сохранилось 25 картин. От немцев их спасла королева Бельгии. Конечно, их считают собственностью сыновей. Все руководители Общества, Тюльпинк и другие, из старшего поколения, уже умерли.
В Париже картины уцелели. И часть архива. Другая часть, видимо, погибла. Г. Шклявер, профессор международного права, еще жив, был мобилизован во французскую армию в чине капрала, затем попал в немецкий плен, был увезен в Бельгию, сбежал из больницы, вступил в движение французского Сопротивления, проявлял бесстрашие, несколько раз награждался орденами.
Зинаида Григорьевна Лихтман – «светлая, мужественная личность», на ней держится все движение в Америке. (Ее не сломило даже то, что сестра мужа перешла в лагерь предателей.)
В Румынии есть группа Учения под руководством Тарасова. Издает книги Учения на румынском языке.
Карма Дордже (которого Святослав неоднократно изображал на своих картинах и о котором есть статья в «Оккультизме и Йоге») дважды жил в Наггаре. Ночью спал на природе в пещере. Теперь поселился в пещере около Эвереста, живет на мускусе и воде. Конечно, для такой жизни надо заранее упражняться. Есть обитатели пещер, отшельники, которые после долгих тренировок и дисциплинирования себя питаются только водой и праной. Для таких упражнений есть какой-то особый Ашрам у границы с Монголией.
Четыре Ашрама, один на Западе, второй у Эвереста, третий – в Таши Лумпо (?).
В Тибете есть секта йогов – Ваю-йоги, «ветряные», которые путем упражнений достигают способности быстро передвигаться – они в полутрансе перемещаются прыжками, не так, как обычные люди. И Юрий встречал подобную личность в Дели в гостях. Следующим утром, прогуливаясь в парке, он его увидел вдали, приближающегося быстрыми странными шагами. (Когда подошел, то сказал: совершает утреннюю прогулку.)
–––––––––––––––
Среди индусов только отдельные личности проявляют интерес к Учению.
Молодежь Индии возродится, если отвернется от западного влияния.
О преподавании этики:
«Если человек морален, он таким и будет, учи его или не учи. Сделать моральным нельзя, так же как и храбрым».
Выразившись так, он подразумевал, что в потенциале русских этические основы вообще-то уже есть.
«У русских грубость соединена с подвигом. Связь подвига с культурой еще не утвердилась в сознании».
В основе смысла русского слова «подвиг» – жертвенность, такого понятия в других языках нет. Они с Отцом пробовали русское слово «подвиг» перевести на другие языки, но тщетно, несколько ближе «heroism», но и это полностью не выражает сути.
В Западной Европе рушится понятие героизма. «Untergang des Abendlandes!»[9]
Америка совсем уже не та, какой ее видел и в какую верил Н.К. Она стремительно идет вниз, тем временем как Россия поднимается. В Америке большая ненависть к русским. Преследуют всех, кого подозревают в связях.
Англия совсем разрушается. Старые еще как-то поддерживают колониальную систему, но молодые ничем уже не интересуются – полная пустота. Так Англии суждена гибель.
Германия готовится к реваншу. Но часть молодежи все же не хочет войны. Германия ничего не умеет и не может решить без войны. «Огрубела». Наука у них сильная, но аналитическая. В прусском характере жестокость соединена с сентиментальностью! Палачи способны ронять слезы. В Германии могла бы временно существовать федеративная республика – соединение двух систем. Но только в случае, если бы Германия стала нейтральной, демилитаризованной.
–––––––––––––––
Восстание в Венгрии руководилось главным образом из‑за рубежа. Если бы оно не было остановлено, то началась бы третья мировая война. Неру сказал, что человечество три раза было на грани третьей войны, в том числе у Суэцкого канала. Только категорическое заявление Булганина, что Советская Армия примет участие, остановило агрессию англичан.
На Украине было движение бандеровцев, подстрекаемых греко-католическими священниками, целью его было отделение от России. Если бы у них было хоть какое-то внутреннее «горение»! Дошло до того, что бандеровцы считали себя не славянами, а украми (не «Окраина», но «Укри»).
Вообще, за рубежом – страх перед русскими. Вспоминает случай, когда даже в Индии какая-то английская леди ужасалась русскими.
Здесь преследовали интеллигенцию, но в Китае поняли, какое значение она имеет, там руководство пыталось всю интеллигенцию собрать вокруг себя, привлечь к себе. Там знают, что у Китая столько силы, насколько сильна его интеллигенция, его духовные силы. Вообще, Китай – старая, умирающая страна. Они сами знают, что единственное их спасение – Россия. Китай будет держаться до тех пор, пока будет связан с Россией.
У Японии нет будущего.
Поездка Булганина и Хрущева в Индию – историческое событие, произвела перелом в отношениях.
Русский язык становится международным. Ученые и культурные деятели на форумах за рубежом начинают говорить по-русски.
Все вырождения – «знамения времени», о которых давно пророчествовано. Перед великими событиями появляются «тени» и уходят. (Я сказал: «Живые мертвецы». Ответил: «Именно так».)
Я задал вопрос, нельзя ли все же как-то «отсрочить катастрофу»? Например, заключить новое соглашение?
Ответ: «Булганин уже предлагал программу разоружения, но ее отвергли. Постепенно, неотвратимо мир приближается к катастрофе. Устранить невозможно, ибо слишком велика уже дегенерация в таких странах, как Англия, Германия, Северная Америка. Она накапливалась уже столетиями. Катастрофу мы еще увидим, и старшее поколение». (И кивает на меня. Можно было понять, что она уже в ближайшие годы.)
В России многое происходит по Плану. Исполняются предсказания. Хотя и не совсем так, как предполагалось. Теперь так много говорят об Алтае, Сибири: «Новые люди на новом месте».
Следующий центр – на Алтае. Все, у кого есть возможность, пусть едут на Алтай.
И Полю, который сегодня единственный раз присутствовал, он сказал: «Серьезно вам говорю, поезжайте на Алтай. Конечно, силою гнаться не надо, но когда представится возможность, не отказывайтесь. В Новосибирске усиливается филиал Академии наук, если бы мне предложили, я охотно поехал бы». «Про Алтай – это решено!»
Вообще, через два года будет видно, что многое изменится. Будут большие перемены. К примеру, будет свобода культуры, реформы, можно будет печатать свои книги. (В университете будут преподавать даже Йогу.)
Вообще думает, что после выставки картин будет возможность организовать и Общество, посвященное Рериху, наподобие нынешнего общества Скрябина. Тогда можно будет создать и Музей Рериха. Надеется, что потом организуют и выставку картин Святослава.
«Все придет».
Главное – не хватает кадров, не хватает людей. Все же условия создадут людей. Придет время – появятся новые люди. (Я прибавил: и Магнит притянет новые сознания, которые уже готовы, и таких немало.)
В русской молодежи есть искание, есть интересы, она самостоятельно мыслит. «Крепитесь, накапливайте опыт, и все придет!»
Пусть готовятся, работы хватит. «Пусть созревает». (Это он сказал о нас.) Пусть работают, готовятся, ждут, все пригодятся.
«Лучше личные беседы. Для собраний нужны серьезно подготовленные люди».
«Время лекций, докладов, даже собраний частично ушло в прошлое».
(Теперь необходим ускоренный метод пробуждения сознаний. Нет времени, чтобы слишком долго углубляться в лекции, даже в книги. Необходимо быстро овладеть квинтэссенцией, синтезом духа, истинной методикой стремительной подготовки себя к труду.)
«Искусство облагородит людей».
Университетское образование иногда мешает йогическим достижениям, ибо развивает узкоспециальный ум, мышление привыкает двигаться по одному определенному каналу, не умеет свободно, интуитивно думать. Эти мысли излагал некий молодой йог, который жил в Гималаях.
–––––––––––––––
Никогда не забудем его тяжкого вздоха: «Если бы Отец и Мать были здесь!» (Все было бы по-иному.)
–––––––––––––––
30 августа мы были в Святыне Сергия. Солнце чудесно сверкало на куполах и белых стенах. Была мысль пригласить с собой Раю и Людмилу, но из‑за застенчивости не передали письмо. Может быть, и не надо было, ибо оказалось, что они сами решили ехать туда на день Сергия – 24 сентября. «Преподобный Сергий трижды спас Россию».
Немцев во Второй мировой войне разгромили у Загорска. Перед войной Е.И. ясно сказала, что ни Ленинграда, ни Москвы не возьмут. «Свершится чудо». (Ибо, истинно, странно – немцы ведь уже почти окружили Москву, Загорск расположен на северо-восток от Москвы.) На какой-то русской картине изображен момент отступления немцев.
Сегодня были некоторые сокровенные моменты. Пророчество, которое Е.И. сказала перед смертью: когда покажется новая звезда, тогда время ехать. Перед отъездом, в Индии, она действительно была видна. Когда он приехал сюда, вечером в газете прочел, что ученые открыли новую звезду.
(Ныне припоминаю, что в августе в газете «Циня» была большая статья о новой открытой комете. Очевидно, это та предвиденная звезда?)
Прабабушка Юрия со стороны Е.И. была монголкой (Ельчанинова?), вторая – татаркой. Обе были очень воинственными. Эта черта передалась и последующим поколениям. (Потому и Е.И. говорила: «Мое самое любимое слово – "дух воинствующий"».)
«У Е.И. – удивительное мужество, страстно любила слово "подвиг"».
«Замечательно вела себя при преодолении трудностей в экспедиции».
«После окончания гимназии кончила музыкальные курсы Боровки (цех музыкантов), много работала, играла на фортепьяно. Была музыкально высоко одарена, очень артистична».
«Удивительный человек. Никакие обстоятельства не могли ее сломить. Она больше всего не любила, если кто-нибудь проявлял малодушие».
Как Е.И. познакомилась с Н.К.?
«В молодости она получила Указание: "Ляля, выходи за Н.К.!" Когда семья воспротивилась этому, вторично было Указание: "Благовесть, все уладится!"»
(Я передал ему воспоминания Наталии Шишкиной о Е.И., о романтических обстоятельствах ее знакомства с Н.К. Шишкина эти воспоминания год назад переслала теософу Луцкой. Ныне Шишкина живет в доме инвалидов в Средней Азии. Знала Е.И. только в юности, по большей части – случайно. В своих письмах к Луцкой Шишкина упоминает о светлом уходе Е.И., это – из зарубежных источников, там родилась уже легенда.)
«В молодости Е.И. была немного революционной. Дед боялся, что пойдет по пути революционеров».
«Е.И. вела переписку не только по-русски, но и по-английски, эти письма пересылала и через Зинаиду Лихтман».
С Ригой и Литвой Е.И. вела переписку по существенным вопросам, по тематике Учения, и потому письма писала легко и радостно. Но из других стран корреспонденты часто писали о себе, жаловались на свою личную жизнь, и отвечать им было трудно. Она ведь не могла знать чужого человека, его условий. Такого рода переписка очень утомляла Е.И. Авторов подобных писем было много. Были и частные посетители (в Калимпонге), которые являлись непрошеными, они утомляли.
Н.К. любил стихотворение графа Алексея Толстого «Помещичий дом». (Стихотворение называлось иначе.) Когда незадолго до своего ухода Н.К. его прочитал, он пристально посмотрел на Юрия. Можно было ощутить, что в этом стихотворении настроение самого Н.К. – его прощание.
Юрий хочет прочесть еще раз стихотворения Владимира Соловьева «Три свидания» и «Кукунор». Соловьев сам не был у Кукунора, но написал пророчески.
Видение Е.И., которое должно исполниться. На юге сгустились черные тучи, борьба, на северо-востоке – свет. В пространстве над Америкой два громадных катафалка с черными лошадьми, – судьба Запада жуткая.
Самое страшное теперь в Америке – американский шовинизм. Среди большинства американцев – цивилизация, но не культура.
Америка повсюду распространяет свой яд – разложение, особенно своими отрицательными фильмами, также и пропагандой пустой, комфортной, богатой жизни, где вино и наслаждения. В Китае очень уважают интеллигенцию. В Китае собирают интеллигенцию и указывают ей ее истинное место.
Среди всех стран свобода ныне, может быть, единственно в Индии, но до тех пор, пока там будет Неру.
Неру был в Наггаре. Показывал фотографию, где Неру, его дочь, секретарь, Святослав, Юрий и Н.К., за ними – Е.И., прикрывающая лицо белым зонтиком от солнца.
Юрий неоднократно бывал у Неру. Неру, как бы ни был занят, для приемов и бесед всегда находит время, а у чиновников – «времени нет».
В Индии ныне нет той молодежи, которую мы ждем. Если индийская молодежь освободится от англосаксонского влияния, то спасется.
Индусы «пережевывают» свою древнюю культуру. Это задерживает их прогресс.
Неру запретил отрицательные американские (comic) фильмы. Их будто бы смотрят тибетцы, и на них они тлетворно влияют. Далай-лама восторгается американскими фильмами, духовные индийские фильмы ему скучны. Таши-лама, наоборот, будто бы серьезен и мудр, хотя еще молод – ему восемнадцать лет. Когда пришли советские китайцы, он сказал: «Все хорошие реформы я приму, но если затронут наш духовный мир – буддизм, я никогда не уступлю». Юрий встречался с Таши-ламой.
Недалеко от Лхасы, в каком-то ашраме, жила старая индуска, в возрасте 105 лет, которая во всей округе славилась как святая. Когда большевики пришли, местные жители приходили к ней за советом – что делать, не позволять заходить и бороться против них (пусть и своими совсем слабыми силами)? Она их успокоила; «Будет хорошо!»
Теперешний представитель Тибета в Индии – ученик Юрия. Показывал фотографию – еще молод, лицо одухотворенное.
Е.И. хотела все делать сама. Конечно, в последние годы это было трудно. Когда жили в Америке, сама готовила еду.
Теперь об Аиде, которая прислала снимок вида на Канченджангу из «голубой комнаты» Матери. Аида сама в Индии не была. Эту фотографию ей, видимо, прислала Марта Стуран, которая в нашем Обществе состояла недолгое время, она будто бы человек хороший, но без глубины, подвержена неудачным любовным связям. Она приехала к Е.И. из Америки, в Калимпонге и умерла после заболевания дизентерией, слабое сердце не выдержало, там же и предана огню в 1951 году. Аида жила в Америке у знакомых Матери – Кэмпбелл и Фричи на какой-то ферме под Нью-Йорком, не желала помогать (тем людям по хозяйству). Хотела, чтобы ее обслуживали. Ей деликатно делали замечания, чтобы она приводила свою комнату в порядок. Она не убирала ни за собой, ни в своей комнате. Потому ее друзья не понимали Аиду. В Америке ведь простые люди не имеют обычая держать служанок, сами себя обслуживают. И Е.И. такое в Аиде очень не нравилось, ибо она ранее, насколько только была способна, работала и физически. Аида, конечно, происходила из богатой семьи, где все делают служанки. Отношение друзей к ней было хорошим, ее приняли в свою семью. Аида писала Е.И. экзальтированные письма, она ей отвечала. Затем приехал ее брат, который изучал механику (?), взял Аиду с собой, и под его влиянием она перестала писать. «Они поступили малодушно».
Авантюристически вел себя Ренц. Он снова женился. Натворил много бестактного. Послал (из Германии) телеграмму Е.И. – пусть она поможет вылечить кого-то от рака. Подписался: «Ваш Алеша». Они вначале думали, что же это за Алеша? Он переписывался с Зинаидой Лихтман, представлялся ей делегатом от Рижского общества. Начал писать Е.И. Она получила Указание с ним не переписываться. Затем он хотел переписываться с Юрием. Требовал от министерства иностранных дел Индии адреса Юрия. Написать не успел, ибо Юрий уехал.
(Поучение для нас: не знакомить с Учением «малосильных», людей слабой воли и характера, а также и психистов, с «видениями». Очень осторожно подходить к отбору людей. Раньше или позже, особенно после испытаний, неуравновешенные нанесут вред себе, и тем более – всему делу.)
Гофмейстер работал в Западной Германии, переводил книги Учения на немецкий язык, издавал журнал, вел кружок. Вместе с ним был кто-то из Австрии. На Гофмейстера хорошее влияние оказала госпожа Инге, которая вместе с мужем переехала из Харбина в Германию. Об Инге Е.И. была хорошего мнения, переписывалась с ней. Только сожалела, что Инге уехала в Германию. Там она жила в нищете, возможно, в доме для инвалидов (ее муж – немец, она сама – русская). (Я с ней активно переписывался. Она перевела на русский язык статью Конлана о Н.К. Она чистая душа.) Нельзя сказать, что в Западной Германии к духовным движениям относятся лояльно. Их терпят до тех пор, пока они растут и «не бросаются в глаза». (Я добавил, что в свое время Е.И. не предвещала будущего немецкому языку. И не рекомендовала переводить книги Учения на немецкий. Когда Раман с Мюллером начали переводить «Листы Сада», Е.И. писала: если желают, то пусть переводят. Переводить помогал Шибаев. Позже Раман и Мюллер «репатриировались» в Германию, где и пропали.)
(В Харбине, кроме Инге и Хейдока, был и некто Абрамов, я с ним несколько раз обменялся письмами. Хейдок о нем рассказывал как о со-руководителе харбинского кружка. И Н.К. к нему относился доброжелательно.)
Хейдок был полон устремления. (Я добавил, что он называет себя «вечным странником».) Абрамов, напротив, при всех своих хороших свойствах стремился к удобству, «к уюту». Жена Абрамова – тоже последователь Учения (о ней Юрий был хорошего мнения) – сильно болела. Когда Абрамов узнал об уходе Е.И., он это пережил как сокрушительный удар. В отчаянии, «в диком ужасе» писал Юрию, что после ухода Е.И. все рухнуло, что же делать? Юрий ответил: «Вы же бывший солдат и знаете, как действовать после гибели полководца». (Относительно письма Абрамова я уже упоминал в начале.)
Асеев живет в Парагвае, наверное, тоже в трудных условиях. Е.И. рекомендовала ему остаться в Югославии, не ехать в Америку – не послушался. Асеев готовился издать книгу памяти Е.И. Юрий просил его познакомить с содержанием рукописей, чтобы «настроить» сборник, тем более что часть материалов получил сам Юрий. Асеев обиделся, что, мол, хотят его «обезличить». Лихтман пыталась его «образумить», была между ними острая переписка. После Лихтман просила ее работу в сборнике не печатать. Книга все же выйдет, но уже не под редакцией Асеева и не столь скоро.
Из Шанхая часть людей уехала в Южную Америку. Многим там было трудно, попали в плачевное экономическое положение. В Южной Америке много испаноязычных групп Учения. Кроме «Агни-Йоги», на испанском вышли и другие книги Учения.
В Северной Америке молодежь ничем не интересуется. Если кто-то случайно и подойдет к Учению, то это – из старшего поколения, «шестидесятилетние». В Америке вышли еще другие книги Учения на английском языке.
В Париже было «Оборонческое движение», которое считало, что нужно защищать Русскую землю, какое бы ни было ее правительство. Молодое поколение, которое в нем участвовало, читало Учение. Многие из них погибли в Испании и в борьбе с немцами. Часть из них получила разрешение вернуться в Россию за заслуги в борьбе с Гитлером. Теперь они разбросаны по Сибири и другим местам.
В Париже жил профессор биологии Метальников, который написал книгу «О бессмертии» на русском языке, переведена и на французский. Он написал книгу и о Йоге. Немцы его пытали, он сошел с ума, после ухода немцев из Парижа прожил еще несколько лет.
В Париже истинным другом был и Марк Шено (Marc Chesnesn) – ныне профессор французской литературы и языка в Стокгольме. Он написал чудесную книгу о Н.К. «Lumiere humaine» («Свет человечности»).
Конлан (Conlan), написавший для нашей английской монографии возвышенную статью о Н.К., теперь живет в Париже. Утонченный человек.
О Борисе Георгиеве, болгарском художнике, сведений нет. По одной версии – он в Италии (куда до 40‑го года я ему писал, он тогда еще обещал картину для нашего Музея[10]). По другой – он в Америке. (Борис Георгиев – ученик Н.К., я видел репродукции его картин – братство людей и природы и одухотворенный портрет Тагора.)
Кто же доброжелателен к Н.К.?
Бабенчиков хотя и был благожелателен к Н.К., однако «немало навредил в смысле слухов, болтовни». У него, кажется, не было такта, чувства – что можно, а чего нельзя.
Грабарь и Пильский (ныне умерший) написали плохо о Н.К., «принесли вред». Однако Грабарь теперь изменит свое отношение, будет поддерживать, ибо от этого ему прямая выгода. К тому же Грабарь – один из ближайших знакомых Н.К. И как художник он меньше, нежели критик искусства.
Есть какой-то художник Вольтер, ученик Н.К., который относится к Н.К. с симпатией.
Михайлов обещал, что выставку можно будет устроить. Наверняка потом издадут и монографию. Юрий думает, что в этом случае мне обязательно надо написать о «космичности» работ Николая Константиновича.
Я рассказал, что мне теперь пишут: Эглит, заместитель директора Рижского музея, вернувшись с фестиваля, запретил без его разрешения впускать посетителей в отдел графики, где висят картины Н.К., ибо он будто бы эмигрант и т.д. Юрий ответил, что это, очевидно, влияние художников Москвы, ибо у него ведь много завистников. «Верхи» относятся все же доброжелательнее.
Юрий сильно интересовался какой-то лекцией о «Мире искусства», ведь в этом объединении участвовал и Н.К. Позже мы разузнали, что лекция уже прошла, но о Н.К. не говорили ни слова. «Сдвиг будет. Мы еще увидим».
Показывал нам множество фотографий из Калимпонга, на которых Юрий и Святослав, друзья-тибетцы, Н.К., и самая впечатляющая – последняя фотография. Показывал место сожжения Е.И., где стоит Юрий, на другой – Святослав и Рая. В этой местности в горах с одной стороны пустынный простор. Еще снимки Неру и других деятелей. И Портрет Е.И., который у меня уже есть. Видел я и репродукции многих новых картин Святослава. В нескольких композициях есть и Рая. Она одухотворенная и красивая. Много аллегорических картин, тибетской тематики, а также картина, которая осталась в моей комнате, – «Карма Дордже». (Можно чувствовать, что Святослав больше всего тяготеет к тематике предчувствий приближения катастрофы.)
Был рад, когда я показал одолженную у Антонюка Бхагавад-Гиту, которую издала Туркменская Академия наук, в двух переводах, с предисловием Смирнова. Антонюк сказал, что Смирнов тоже интересуется Агни-Йогой. Знаменательно, что в книге в качестве виньеток помещены многие санскритские знаки, главным образом – АУМ (произносится – Ом).
Я рассказал также, что видел изданную в прошлом году в Москве Библию – фолиант в роскошном переплете и на хорошей бумаге. И в Риге в этом году напечатают новый перевод Евангелия.
На этот раз мы пришли неожиданно, около половины седьмого вечера. Было воскресенье. Нас встретили очень сердечно. Сказали, что сегодня они часто о нас вспоминали, ждали. Мы принесли ему большую карту Алтая, недавно изданную. Он сразу же показал места, где дважды был с Отцом. В связи с этим рассказал о некоторых эпизодах. Я обмолвился, что в Урге когда-то были напечатаны две книги. Он сказал, что большое число экземпляров «Основ буддизма» послано в Китай. Я рассказал об истории «Общины» у нас. Что мы наконец достали первое издание в рукописи, но она погибла. Об этом издании он сказал: «Знаменательная книга».
Затем я показал ему только что изданную Академией наук книгу Дамдинсурэна «Исторические корни Гэсэриады». К большой неожиданности и радости, в этом труде были упомянуты и книги Юрия, и легенда о Шамбале, которая «была очень популярной среди тибетских буддистов». Я сказал, что ради этой одной легенды стоило ехать в Москву. Он подробнее рассказал о некоторых версиях из Гэсэриады.
Я показал статью в журнале «В защиту мира» (VII–VIII, 57) – «Хунзакуты – народ, не знающий болезней». Они живут вблизи Наггара. В статье указывались и питание этого народа, и образ жизни. Юрий знал этот народ, рассказал еще о некоторых его особенностях. Но журнал он видел впервые. Я сказал, что этот журнал до сих пор дает самое объективное отражение зарубежья.
Он рассказал, что только что был в министерстве культуры у Лебедева, ведающего делами искусства. Он согласился на организацию выставки, но, в связи с октябрьскими праздниками и выставками, рекомендовал отложить открытие выставки на начало января. Завтра у него опять встреча с Михайловым.
И в Ленинградском музее имеется достаточно много старых картин Н.К. Можно будет привезти и из Риги. Вот-вот придет и посланное им из Индии.
Дано распоряжение открыть буддийский храм в Ленинграде. Этот храм когда-то строился при участии Н.К. Теперь подыскивают подходящих монгольских священников.
Я спросил о Пакте Мира. Осенью 1954 года ООН в Париже подписала Пакт об охране культурных ценностей во время войны (Пакт Рериха). Его ратифицировал и Советский Союз в 1956 г. Этот Пакт все же несколько видоизменен. К тому же и на знамени, кроме трех сфер, добавлен еще какой-то знак – эмблема. (Юрий сказал: «Теперешний человек не может обойтись без подобных придатков!») Позже Юрий предложит дело Пакта Советскому правительству, пусть оно продвигает дальше дело Пакта.
Он напомнил, что в свое время через Рижское общество было передано предложение относительно Пакта маршалу Егорову (которого позже осудили, теперь – реабилитировали).
Два года назад в Мюнхене проходила Международная конференция юристов, участвовал и Шклявер. Конференция решила издать крупный сборник статей, для которого Шклявер написал обширный очерк – «История движения Пакта Рериха». Но немцы отказались печатать эту книгу. (Я добавил, что в 1942 году немцы конфисковали мою книгу «Николай Рерих – Водитель Культуры», мотив – пацифизм.)
Недавно (9.VIII) он получил письмо от Шклявера, который послал его брату на имя Юрия. Святослав это письмо присовокупил к своему. Адрес Шклявера: 397, Rue de Vangirard, Paris. XV.
В Бангалоре у Святослава ныне живет Радхакришнан, Святослав пишет его портрет.
Я поинтересовался, какие праздники отмечались в Наггаре? Я добавил, что мне писали относительно 24 Марта: «Усиленным трудом на общее Благо, а потом ставили музыку из "Парсифаля"».
На празднике особенно любили проигрывать сцену из «Парсифаля» «Шествие в храм». Е.И. в последние годы сама мало играла. Она посвящала себя другому заданию. Е.И. завещала на ее похоронах исполнить «Заклятие Огня» из «Валькирии». Но не было такой возможности, играли что-то другое. Позже, на памятном вечере, Зинаида Григорьевна этот отрывок воспроизвела с помощью патефонной пластинки.
Еще праздновали 17 ноября – день открытия Нью-Йоркского Музея. (Мне кажется, что в этот же день открыта Теософская ложа в 1875 году.)
Праздник в честь Будды отмечается в апреле-мае, каждый год в разное время, южные буддисты в одни числа, северные – в другие, согласно тибетскому календарю (19 месяцев в году). Этот праздник обычно отмечается во время полнолуния.
Е.И. болела недолго. Плохо себя чувствовала только последние два дня.
О похоронах Е.И. – Е.И. дала особое указание насчет своих похорон. Уже заранее сказала, как подготовить, как предать сожжению. Конечно, Юрий не верил, несколько раз прерывал: этого не может быть, этого не случится. Спустя некоторое время опять повторила. Наконец, с болью выслушал неотвратимое.
Интересно отметить, что на второй день после ухода Е.И. какой-то индусский садху прислал письмо, чтобы ему описали обряд похорон.
Е.И. не хотела, чтобы кто-то прикасался к ней руками. Рая и Людмила покрыли тело тканью, положили на носилки из бамбука, засыпали цветами (розами и другими – фризий не было, они цветут только весною). Все должно было быть абсолютно чистым. Носилки понесли далеко в гору. Потому и было несколько смен несущих. Случайно совпало, что из присутствовавших несли – 6 буддийских лам, 6 тибетцев, 6 членов индийской коммунистической партии. По дороге по заданию индийского правительства военная часть оказала Е.И. последние почести. Провожало в последний путь огромное количество людей из Индии и Тибета, которых никто не приглашал.
Поднявшись на гору, носилки положили на помост, который построили тибетцы (вырыли ров, чтобы ветер сильнее раздувал пламя, сверху положили дрова; деодара не было, как на похоронах Н.К.). Цветы положили на тело по тибетскому обычаю. Как всегда, старший, первый сын зажег костер (как Е.И., так и Н.К.). Огромной силы пламя, очень красивое – последнее – вырвалось из костра (костер сгорел за какие-то полтора часа). (Ю.Н. добавил, что он хотел бы только так, потому что крематорий – это ужасно.) Е.И. и Н.К. были сожжены без гроба, так намного чище...
Е.И. очень уважали. Целую неделю приезжали люди с цветами к месту ее сожжения.
В газетах на первой странице были только сообщения и краткие биографические справки.
«Сохрани земля свою светлую...» – последняя песня, которую Н.К. услышал из России перед своим уходом. Два раза Юрий видел Н.К. – через месяц после смерти и перед уходом Е.И.
Е.И. говорила, что был и еще продолжается «отлив тонких энергий», период тишины, смены усталости и бодрости.
«Отец церкви Сирии сказал: "Благодать – пугливая птица". Нельзя гореть искусственно ровно – есть и пралайя». «Все замечательное приходит нежданно». Есть Ахамкара – она оформляет вещи, как она хочет. Не так, как хочет человек, но несколько иначе. Все лучшее всегда неожиданно, так и наша встреча.
«Надо дать вещам развиваться. Если бы даже было разрешение – кадры нужны. А то – протолкнуть некому».
«Нужно, чтобы человек пострадал. Сперва его ранят, потом реабилитируют».
(Я напомнил, что Н.К. сказал Хейдоку: «Они только мертвых умеют почитать».)
Я спросил о «Шамбале Сияющей». Ответил, что есть русский перевод, который идет вместе с библиотекой. Даст и мне. (Я рассказал, что мы перевели с английского на русский и латышский, читали по праздникам.)
Я задал вопрос о Тибетском Евангелии Нотовича[11]. Он думает, что кое-что сам Нотович прибавил. Юрий спрашивал главу монастыря, где эта рукопись найдена. Тот ответил, что такая рукопись существует. Но какому-то итальянскому тибетологу Туччи (Tucci), наоборот, – отрицал.
Я поинтересовался следующим: в старые времена в какой-то рижской газете была статья, что будто бы Н.К. сам нашел новое Тибетское Евангелие. Ответ: Н.К. сам не находил, но писал об Иисусе и Его знаках пути по Азии. (Даже в Западном Тибете на скале высечен христианский крест.) Эта статья подняла большую волну ненависти.
Обратил н{аше} внимание на статью «Держатели» в книге «Врата в Будущее». «Очень правдиво, имеет глубокий смысл». «Держатели Учения» в буддизме были учеными людьми, учителями, «наставниками». Они путешествовали, появлялись в разных местах нежданно. Еще до сих пор в буддизме есть духовные учителя.
«Будда своим отрешением от физического питания почти дошел до грани смерти. Потом понял, что по этому пути не пройти, и стал снова принимать пищу».
Во времена Петра Первого из Швеции приехал Рерих (Roerich) – шведский генерал. Он сражался с русскими у Шлиссельбургской крепости. Затем у него произошел конфликт с начальством, ибо отказался уничтожить какую-то церковь: «С Богом не воюю». Петр его пригласил на службу в Россию. Он поехал в Кострому, где ему дали поместье. Во время Первой мировой войны из Костромы к Н.К. приехала молоденькая сестра милосердия, как к родственнику, передала письмо от своей матери. Тогда еще Н.К. не обращал внимания на свое «древо жизни». Некоторые из предков переселились в Балтийские страны.
Я спросил, что это за «Костромские записи», о которых Н.К. упоминает в своем «Сердце Азии», которые и мне Указано отметить в книге о Граале? Эти записи оставил человек, который был в Ашраме. Ответил, что видел, как в 1926 году сам Н.К. эту рукопись держал в руках. Где она теперь – не знает.
–––––––––––––––
«Кутузов – мой прапрадед». Сен-Жермен на заседании масонской ложи в России участвовал в избрании Кутузова полководцем (?). Кутузов и сам масон – «Зеленеющий Лавр». Александр I его очень уважал. Когда Кутузов в каком-то немецком городе лежал смертельно больной, его навестил сам Александр I. Сказал ему: «Простишь ли ты мне, что я Пруссию оставил свободной?» Кутузов ответил: «Я тебе прощу, но русский народ никогда не простит». (Так и было – от пруссаков русские немало натерпелись.)
Александр I отрекся от престола потому, что на него очень сильно повлияла смерть его отца, к которой он сам косвенно причастен. Слухи о его тайном уходе верны.
Суворов – масон высокой степени, учитель Кутузова. Когда писали его портрет, сказал: «Пусть рисуют моего внутреннего человека». (Я спрашивал о Суворове в связи с его высокогуманными высказываниями о благородстве воина и т.д.)
Какой-то йог, живущий у Кайласа, часто заявлялся оттуда в Калькутту и возвращался назад. Он не любил ночевать у знакомых. Однажды в Калькутте он навестил какого-то профессора. Тот его сердечно, настойчиво приглашал остаться ночевать, потому что было уже поздно. А йог все «нет» и «нет». Наконец, согласился. Йога отвели на второй этаж, откуда вниз вела только одна лестница. Он попросил принести ему стакан воды. Бочка с водой находилась под лестницей, так что пройти мимо незамеченным никто не мог. Когда профессор вернулся – йог исчез. На другой день йог пришел попрощаться. «Как же было вчера вечером?» – спросил хозяин. «Об этом лучше говорить не будем», – ответил йог. (Ушел через стену в «уплотненном астрале».)
Юрий сам видел случаи левитации. Например, они со Шклявером были у русского художника Койранского в Лондоне (обычного человека, но с несколькими врожденными феноменальными способностями). Он сел на стул, который поднялся вверх до потолка. Юрий со Шклявером ухватились за стул, хотели стащить его вниз, но сами повисли в воздухе.
Несколько раз видел, как йог сидит (частично погруженным) на воде, как на картине Н.К. Они и подыскали хатха-йогов для показа обоим русским государственным мужам, которые гостили в Индии.
Серафим Саровский развил внутреннее тепло, которое ему позволило ходить над цветами, как об этом рассказывает его ученик Мотовилов. И тибетские йоги упражняются в развитии внутреннего тепла, есть и особые школы, где сдают экзамены. Потому эти йоги даже в зимние морозы ходят одетыми в легкие, тонкие белые одежды. Их внутренняя температура – 39°.
Какой-то тибетский чиновник (близкий знакомый Юрия), которого англичане арестовали и позже замучили в тюрьме, явился к Юрию после ареста, в тот же день. Юрий вначале увидел тень снаружи за стеклянной дверью, подумал, что это служащий. Оказалось, тибетец. Тот подошел к кровати Юрия, пристально посмотрел на него и опять ушел, не сказав ни слова. (Пример уплотненного астрала.) Через несколько лет он умер. В Тибете многое знают.
В Тибете еще есть духовные ашрамы. Есть места, недоступные для обычных людей.
У буддистов Тибета существует убеждение, что есть двое Махариши – Махатм, в физическом теле, которые постоянно поддерживают связь с тибетскими буддистами и заботятся о них. Некоторые буддисты Тибета навещают их.
«Голос Безмолвия» Юрий зачитывал какому-то тибетцу. Тот указал на одну тибетскую священную книгу, откуда Блаватская по памяти черпала сведения для этой своей статьи.
Некоторые англичане пытаются отрицать, что Блаватская была в Тибете. Юрий в каком-то британском правительственном вестнике за 1850 год читал, что два молодых британских офицера, которые в том году ездили в Тибет, неожиданно встретили там русскую путешественницу Блаватскую.
Теософское движение теперь будто бы идет вниз. Упоминает о нескольких случаях плачевных последствий теософского движения в Индии. И русский теософский журнал, который выходит в Швейцарии, не на высоте. После смерти Каменской там редактором теперь кто-то другой.
Упоминает и о латвийском эстонце, буддийском монахе Теннсоне, который живет в Сиаме и выдает себя за буддийского епископа. В нем есть что-то от авантюриста. Жаль юного поколения, которое у него учится основам Учения Будды, это может только вредить.
В Монголии, в Улан-Баторе, есть несколько картин Н.К., его там вспоминают с уважением. Оттуда какая-то молодая монголка – архитектор написала Н.К. сердечное письмо и просила прислать ей монографии Н.К., изданные в Индии.
Какая-то средневековая святая (не Тереза и не Екатерина), по-видимому, на французском языке писала о Тибете.
Я рассказал, что мы были в Музее искусства Востока, и ближе всего нашему сердцу там показался маленький уголок Тибета, а также комната современного индийского искусства. Он сказал, что на шитой шелком тибетской иконе неправильная подпись – «Падма Самбхава». Должно быть – «Владыка Шамбалы». Он сделает замечание дирекции музея, чтобы исправили.
Я рассказал, что в разделе индийского искусства нам больше всего понравились картины Бирешвар Сена: «Волшебный пруд», «Святая Святых» (Гималаи!), «Благословение Святого» (на фоне Гималаев – к ногам тибетца (вокруг головы у него аура) склонился какой-то человек). Юрий сказал: «Бирешвар Сен и Халдар – ученики Н.К.».
–––––––––––––––
Я спросил: «Последняя война будет за истинное Учение?» – «Это будет борьба Нового Мира со старым».
Видел, как по Калужскому шоссе мчалась черная американская машина с флажком. Над ней неслась черная туча.
Какой-то индийский ясновидящий сказал: «Если Америка начнет войну, то это будет ее концом».
Блаватская в «Разоблаченной Изиде» рассказывает о каком-то загипнотизированном мальчике. Его спрашивали: «Будет ли третья мировая война?» Он ответил: «Да». – Кто победит? – «Американский солдат убит».
Уоллес, который подписал Пакт Мира, позже сменил несколько партий и все предал.
У Юрия удивительно широкий размах сознания. С академиками говорит на их научном языке по самым профессиональным вопросам, с нами – начиная с самого сокровенного до вопросов о мускусе и соде. Обо всем дает заключение духовного синтеза.
«Старший научный сотрудник Академии наук со званием профессора». Надо будет участвовать в издательских делах, но и воспитывать новые кадры аспирантов. Вздыхает: «Будем надеяться, что окажутся достаточно интеллигентными».
И к тому же сам в сердце согласен с мыслью, высказанной неким тибетским отшельником, – чтобы стать йогом, университетский специализированный ум зачастую не годится. Потому в нем великая простота, сердечность, непретенциозность, ибо он поверх всего признает – синтез духа.
При встрече сказал: «Сегодня я видел два хороших знамения. В Институте востоковедения встретил старую знакомую, сотрудницу института Шастину, у нее на груди был медальон – знак Шамбалы – Калачакры, на тибетском языке». Юрий нарисовал пальцем наверху знак АУМ в овале, под ним – какой-то другой, вертикальный. Конечно, другие этого не понимают. Шастина редактировала только что вышедшую книгу Рубрука про путешествие в Восточные земли[12], Юрий рекомендовал и мне ее приобрести, там будто бы есть и о Пресвитере Иоанне (легендарном восточном правителе, связанном с Братством). Затем он встретил какого-то восторженного ценителя искусства Н.К., который в Ташкенте познакомился с монографией Н.К. В конце он сказал: «А там было о Шамбале». (Я добавил: «В "Сердце Азии" сказано, что европеец открывает сердце азиата этим сокровенным словом, но теперь тем самым открывается сердце европейца».)
Я упомянул, что легенда рождается уже сразу после ухода Е.И. Оставил ему выписку из письма Натальи Владимировны Шишкиной Раисе Луцкой: «Сообщаю Вам, что в 54‑м или 55‑м году Елена Ивановна скончалась доблестной славной смертью, приняв на себя удар, направленный на Учителя», – муж ее тоже скончался и «близок при дверях».
Письмо написано весной этого года. В минувшем году Шишкина писала: «Скончалась святой смертью».
Я высказал мнение, что эти сведения могли быть получены из‑за границы, к тому же Шишкина живет около Караганды. Он сказал: «Вряд ли из‑за границы, быть может, и телепатически». Прочтя письмо, стал очень серьезным. Тихо сказал: «Может быть, правдоподобно». Попросил копию для себя.
Я спросил: «В Учении сказано, что Ашрамы были в Гималаях, на Кавказе, Алтае. Значит, на Алтае?» Ответил: «На Алтае тоже были Ашрамы. В старые времена тут жили старообрядцы, также буддисты».
Спросил я относительно пророчества, связанного с Сергием («Криптограммы Востока»), в будущем ли еще: «Три корня, разделенные проклятием, срастутся любовью»? Согласился, что в будущем.
В «Листах Сада Мории» сказано: «Смотрите на события на сорок сроков». Я сказал, что многие сроки еще не раскрыты, может быть, здесь об этом? Согласился, но все же – «многие сроки уже исполнились».
Об атомной энергии – ее открытие не было ли преждевременным? Ответ: «Все новые открытия человечество может использовать как во благо, так и во зло. Давно Указано, что в мир идет новая энергия».
–––––––––––––––
Затронули мы и вопрос тибетской медицины. Как известно, в царские времена у Бадмаева была даже своя больница, где он лечил методами тибетской медицины, особенно эффективно – туберкулез и рак. Вышли две его книги: 1) «Основы тибетской медицины» и 2) перевод «Чжуд‑ши». Теперь выйдет «Архив д‑ра Бадмаева». На немецком языке напечатана книга: «Tibetische Medizin Badmajev». Автора не помнит, фамилия польская.
У немцев был еще некто Unkrieg (перешел в православие), который занимался тибетской медициной, написал брошюру: «Lamaizmus in Russland».
На больших высотах рак исчезает. Выдающимся средством в лечении туберкулеза является кумыс. Это средство особенно применяется в Монголии. Известны случаи, когда полностью излечивались.
Лучшая книга об Акбаре – на хинди, автор Сан-критиен {Санкритиен ???}, интересно, что Акбара он сравнивает с Петром Первым.
Наггар все же принадлежит Индии. Пенджаб разделен на две части. Наггар почти у пакистанской границы.
Много рассказывали о сражениях индусов и мусульман. Было ужаснее, чем во времена революции, – убивали детей и женщин. Уничтожено все. Даже верующий индуист, который обычно считается медлительным, пассивным фаталистом, в своем фанатизме именно бесновался («впадал в бешенство»). Обе стороны одинаково фанатичны. Кучи трупов. Никто не был в безопасности. «Когда по долине Кулу я час ехал на машине – только руины домов, намеренно сожженных». Нападения происходили почти всегда по ночам. Кто-то сказал о долине Кулу: «Прекрасная долина богов превратилась в долину ужасов».
Когда Н.К. лежал больной, кругом велась стрельба, «происходили ужасы». Н.К. ничего не знал, от него скрывали. Сыновья ходили вооруженные, на поясе – патронташи. Две недели не снимали оружия. Е.И. проводила ночи в комнате больного мужа. Она часто, и ночью, звала Юрия помочь. Заходя в комнату больного, он обычно снимал оружие. Только однажды в спешке забыл. Н.К. спросил: «Для чего это у тебя?» Юрий как-то нашелся. – <Появились медведи.>
Эти жуткие столкновения – результат подстрекательства англичан. Знаменательно, что в 1847 году в синайских полках мусульмане дружно вместе с индусами боролись против англичан. Сто лет спустя – в результате науськивания англичан произошел раскол.
После смерти Н.К., в 1948 году, семья отправилась в Дели. Когда они там жили, произошло покушение на Ганди. Могли последовать громадные беспорядки, «резня», если бы виновником был мусульманин. Но им оказался ученик Ганди, индуист крайне правого крыла, который, «сдувая пыль с его ног», предательски его застрелил. Е.И. это очень переживала.
Пока Юрий уходил разговаривать с гостем, который прибыл из института, чтобы Юрий заполнил анкеты, Рая рассказала о Е.И. (Я раньше ее об этом просил.)
Из Дели они переехали в Бомбей, где в период муссонных дождей были повреждены рукописи. Е.И. позже пришлось своей рукой их переписать. В Бомбее они оставили большую часть библиотеки, картин и других вещей и отправились «временно» в Калимпонг, в Сикким, где сняли двухэтажный домик с садом. Думали сейчас же ехать в Россию, но так прошло восемь лет! «Все получается по-иному». Наверно, Е.И. не впускали в Россию, считая «теософкой». В Калимпонге было трудно, ибо не хватало многих вещей, оставшихся в Бомбее (и о них беспокоились). Они всего с собой и не брали, ибо думали переселиться на Родину.
Комната Е.И. в Калимпонге была белая, занавески – небесной голубизны. Длинноватая, небольшая, в конце одно большое окно, по бокам с каждой стороны – по одному маленькому. Из большого и второго маленького окна были видны Гималаи во всем царственном величии.
Е.И. вставала очень рано, еще до восхода солнца. «На рассвете слушала...» Весь день – одна в своей комнате. В последние годы и по вечерам поздно ложилась. Таким образом, спала только 4–5 часов.
Завтракала рано – в 7 часов, иногда пила чай наверху, но к обеду спускалась вниз. На ужин приходила также в 7 часов, затем какой-то час, бывало, посидит с другими и – опять работает до поздней ночи.
Иногда выходила немного прогуляться, или рано утром, или поздно вечером, ибо днем очень жарко.
Работала чрезвычайно много.
В Наггаре книги Учения, которые давались, Е.И. писала от руки, затем сама переписывала на машинке, только после этого отдавала Рае переписать. Рая часто переписывала без копий, по несколько раз, например «Надземное». Рая перепечатывала и письма Е.И., которые она потом исправляла. Все книги Учения, всю «Тайную Доктрину» Рая переписала.
Но в Калимпонге Е.И. писала сама. Учение еще продолжено, еще много книг написано, но пока не время издавать. Уже и так дано слишком много. Когда сознание будет соответствовать, тогда и издадут. Рая подробнее не знает, подготовлены ли уже какие-то книги для печати или они только в рукописи. Это будут знать те, в ведение которых передано. Великое сокровище осталось в Индии. После Е.И. продолжения Учения не будет.
Как уже упоминалось, в Калимпонге она переписывала от руки и залитые водой в Бомбее манускрипты.
На английском языке письма писала мало. Главным образом по-русски. После 40‑го года больше всего переписывалась с Америкой и Китаем (с русскими эмигрантами). На все письма не отвечала, была осторожной (ведь время было военное, действовала цензура, еще и потому, что были и нежелательные люди).
В Наггаре каждый вечер «перед Беседами» слушали музыку, ставили патефон. Е.И. любила «Валькирию», «Парсифаля», «Лоэнгрина» <Вагнера> и других композиторов. В Калимпонге слушала радио, патефон вместе с любимыми пластинками остался в Бомбее.
В Наггаре и Калимпонге приходили часто духовные индусы, беседовали с Е.И., изредка приходили также русские, последователи Учения. Разумеется, Рая не знает, кто они. Были люди и из Тибета.
Шибаев, который преподавал в университете в Дели русский язык, присылал им русские книги, даже журналы из университетской библиотеки, последние приходилось отсылать обратно.
Е.И. больше всего любила розы, фризии, также и цинерарии всевозможных оттенков, которые специально выращивались в горшках вокруг дома. В Калимпонге роз было мало, зато в Наггаре – много.
За ужином Юрий показывал нам только что полученную посылку с письмом от Святослава. Там были и фотографии Святослава и Девики Рани. Затем показывал еще другие снимки, которых мы не видели. Несколько снимков, где у ступы Е.И. проводится богослужение тибетских лам, освящающих ступу. Затем опять – много видов Калимпонга, семьи и т.д. Есть и ряд снимков, сделанных во время приезда русских государственных мужей в штат Майсур – там и Святослав вместе с Булганиным.
Считается на работе в институте с 14 сентября. (23 сентября Юрий сказал, что получил новое распоряжение, что считается на работе с 1 октября. Он только сказал: «Спасибо», ибо, как знать, не изменят ли еще сроки!!) Из‑за него происходила «борьба» между Ленинградом и Москвой. Притом такого второго специализированного тибетолога нигде нет. В последнее время к тому же двое тибетологов умерли.
Прощание. Кроме меня и Гунты, была еще и Илзе, которая приехала из больницы. Завтра отправляемся обратно.
Оказывается, что вагон с вещами Юрия находится все еще в Одессе. Одно учреждение здесь постоянно обещало, второе – тормозило. Теперь требуют сведений о содержании груза. Таким образом, картины мы не смогли увидеть.
«Предрассветные часы – самые сокровенные».
«Сохраните утренние часы. Лучше быть утренником, чем ночником».
«В Индии ночь разделена на три части: 1) для домашних дел, 2) для воров, 3) для йогического».
«В Индии все, и Неру в том числе, встают очень рано из‑за жары».
«Е.И. совсем мало спала. Постоянно работала».
Перед уходом Е.И. разразилась ужасная гроза, какое-то большое дерево сломалось в их саду. Юрий его использовал для костра.
Перед уходом Н.К. со стены упало изображение Будды, которое висело у него в комнате.
В молодости Е.И. один врач сказал: «Вы – горная птица». Она, хотя ее сердце было слабым, лучше чувствовала себя на горных высотах, чем у моря.
Картина «Fiat Rex» находится в Наггаре, в гостиной. Показывали фотоснимок, где Н.К. сидит, за ним эта картина. (Можно представить, что чувствует посетитель, впервые входящий в это помещение!)
Наггар – на высоте 2 километров, Калимпонг – 1,7, Бангалор – 4000 футов. В Наггар, наверх, теперь проведена автомобильная дорога.
(9.Х.74 – 13.XII.47 – игра чисел.)
Три вещи случились перед уходом Н.К.: 1) он зачитал графа А. Толстого «Шумит на дворе». (Не «Помещичий дом». Гунта его нашла в Ленинской библиотеке.) Н.К. это стихотворение прочел и пристально посмотрел. Вообще Н.К. любил стихотворения А. Толстого, насыщенные одухотворенной мыслью, любил и Соловьева «Три свидания», «Кукунор». 2) Отдал Юрию свой дневник в трех больших папках и сказал: «На, сохрани!» 3) «Тебе нравятся некоторые мои картины: выбери, напиши свое имя».
Девика Рани – первая киноактриса, которая учила другие поколения, создала большую школу, где учила детей. Играла в старые времена, еще теперь кое-где показывают фильмы с ее участием. Семья Юрия их не видела.
Иоанн Кронштадтский – замечательный человек, был духовником матери Н.К. Спас Н.К., когда он учился в гимназии. Иоанн Кронштадтский приехал в гимназию, устроил молебен, обедал у бабушки Юрия. Спросил: «Нет ли у вас хорошего портвейна?» Принесли. К всеобщему изумлению, велел, чтобы Н.К. выпил целый стакан. Тетя возражала, что малому мальчику нельзя давать портвейна, однако послушались. На следующий день Н.К. заболел брюшным тифом. Врач выписал портвейн. Уже заранее принятая порция укрепила сопротивляемость организма Н.К.
Однажды, когда Н.К. уже учился в Академии, был на богослужении, стоял зажатым среди людей. Иоанн Кронштадтский увидел на расстоянии Н.К. и сказал: «Ну что, смотри, не болей, придется много потрудиться на благо Родины». Иоанн Кронштадтский вылечил еще и двоих родственниц Н.К.
Святослав создал два портрета Неру, теперь пишет Радхакришнана.
Неру агностик, но испытывает симпатии к буддизму. По его указанию проводились праздники, посвященные Будде.
Нью-Йоркский музей закрыли в 1947 году. В телефонной книге еще встречается название. Эстер Лихтман – сестра Мориса Моисеевича, первого мужа Зинаиды. Из‑за того, что поссорилась с Зинаидой, возненавидела и Е.И.
Надо обращать внимание на настойчивые мысли. Когда Юрий был в Монголии, сидел как-то в комнатушке у окна, три раза слышал в мыслях: «Отойди в сторону!» Он подумал: куда здесь еще идти, здесь книги и кровать? На третий раз мысль была столь сильной, что нечаянно нагнулся. В этот момент пуля пробила стекло и ударилась в печь. Оказалось, что за высоким зубчатым бревенчатым забором кто-то стоял и целился в него. Кто это был и почему стрелял, он до сих пор не знает.
Перед отъездом, в Индии, у него в мыслях часто звучала песнь: «По дороге Калужской». Позже ему выделили квартиру на Калужском шоссе, в «кутузовских местах»[13].
Рассказывал о монгольских «затворниках», которые медитируют сидя, замурованные в течение многих дней, спят мало. Нельзя с ними заговаривать, чтобы не прервать.
Говорил о Кадампе, школе секты в тибетском монастыре, которая по возможности мало говорит. Скажут только самое минимальное из того, что можно сказать.
Также рассказывал о школе секты в Тибете, которая сознательно развивает бесстрашие и чувство великой ответственности. Они отправляются на кладбище, к диким зверям, к больным холерой, вообще – туда, где опасно.
Но буддистам ведь легче проститься с жизнью, чем европейцу, ибо верят в реинкарнацию. Мы говорили о «страхе смерти» Льва Толстого.
Еще раз о столкновениях индусов и мусульман в Индии. Перед «резней» в долине Кулу священнослужители уходили из бесчисленных храмов, унося в процессиях изображения богов. Когда «Охранители» ушли, эта долина на самом деле превратилась в «долину ужасов».
«Нельзя отделить мысль от материи, которая мыслит» (Маркс). И в буддизме сознание является одной из функций мирового вещества.
Приводил цитату известного места из Гераклита, о котором Ленин говорил, что тот дал хорошее изложение философии: «Мир един... вечно живой огонь». Гераклит очень близок буддизму и Учению.
Лучшая книга о буддизме на русском языке: Розенберг, «Основы буддийской философии», 1918. Переведена и на немецкий. Очень талантливо написана. Розенберг и Щербатской первыми постигли философию буддизма.
Рассказывал, сколь легкомысленно к буддизму относятся в Японии, даже доходят до кощунства. Например, в связи с 1000‑летним юбилеем буддизма выпущены папиросы с изображением Будды.
Я спросил о монастырях дзен. Это будто бы очень интересное явление. В Индии монахи обычно собирают милостыню. В монастыре дзен – наоборот, живут плодами своего труда. Обрабатывают землю. Занимаются и современной наукой. Связаны с лучшими самурайскими традициями. Патриоты, очень воинственные. Американцы хотели уничтожить движение дзен. Н.К. и Юрий были в монастыре дзен. Чтобы его посетить, требовалось разрешение начальства. Им очень понравилось, что настоятель монастыря показывал пример: они его встретили за работой в огороде.
И в Швеции молодежь ничем не интересуется, говорит: зачем учиться? Все очень консервативны. Нет нового, лучшего прогресса. «Все есть, но внутри полная пустота». Еще в старые времена Ковалевская говорила о Швеции: «Нечем дышать».
Греки и итальянцы тоже опускаются. Об Эйзенхауэре кто-то сказал: «Улыбающееся ничтожество». Он еще живет ссорой и войной, не любит созидания.
Таким образом в Европе, вне круга демократических стран, нет прогресса. (Все лучшее притянуто к магниту России.) «Относительно работы не печальтесь, всем хватит».
«Новые появятся, когда будут условия».
«Берегите здоровье. Будьте осторожны».
«Все повернулось. Пути обратно нет».
(Екатерина[14].)
«У меня тайн нет. Я ничего не скрываю. Самое лучшее – действовать совершенно открыто».
Ему передана для редактирования книга о буддизме, в которой много пренебрежительного. Он дал заключение, что печатать нельзя. Затем и институт решил – не печатать! Позже он встретил в институте автора, тот смущенно сказал: «Это и хорошо, что не печатают».
Работает с двумя группами аспирантов.
«Собираться не надо, встречаться надо, единение необходимо».
«Многие мыслят о свободе. Внутренний человек всегда свободен. Главное – внутренний человек».
«Очень рад, что есть молодые. Не надо сразу давать книги, но – говорить, говорить».
«Пусть в искусстве и культуре проявляются искания и устремления, это – самое главное».
Михайлов после возвращения из Риги еще раз пообещал ему выставку, притом – в присутствии других. Выставка будет в конце декабря или в начале января, в Третьяковской галерее или в Музее им. Пушкина. (Следует отметить, что Михайлов, когда посетил музей в Риге и остановился перед картинами Рериха, спросил Эглита, заместителя директора: «Как, по вашему мнению, можно ли устраивать выставку?» Тот ответил утвердительно.) В скором времени будет юбилей Московской Академии художеств с выставкой произведений академиков, наверно, там будут и работы Н.К.
Интерес будто бы велик и симпатии к Н.К. большие.
Об упущенных сроках. Многое упущено, многое должно было быть иначе, теперь будет гораздо труднее, придется принести большие жертвы, чтобы достичь назначенного.
В политике теперь поворот будто бы в хорошую сторону. Может быть кратковременная «гроза».
Уход Е.И. был такой болью, что нет сил вспоминать. Ночью был приступ, приглашенный врач не пришел, сказал, что нет шофера, ей дали какие-то лекарства. На следующий день – новый приступ!
Юрий был озабочен моей болезнью. Прощаясь, сказал: «Берегите Рихарда Яковлевича!»
(Гаральд, второй раз – с сыновьями[15].) Выставка обещана на начало марта. Наверное, устроят на улице Горького, в каком-нибудь небольшом музее.
В индийском посольстве был праздник, на котором Хрущев дружески поздоровался с Юрием. Говоря о политическом положении, положительно высказался об У Ну.
Относительно одного нашего бывшего товарища (Блюменталя), которого арестовали последним и которого Гаральд резко осуждал, Юрий сказал, что не надо к нему подходить столь категорично; если он попытается вновь приблизиться – не отвергать.
С Раей Гаральд встречался мало.
Юрий снова несколько раз повторил: «Берегите Рихарда Яковлевича!»
(22 февраля Рижский музей получил из московского министерства культуры уведомление – прислать список и размеры картин Н.К. Заместитель директора Эглит выбрал из фондов десять картин поменьше и еще одну большую – «На высотах». Не хотел нарушать выставленную коллекцию. По моей просьбе секретарша еще прибавила – «Сострадание». Узнав это, я был рад, но одновременно и встревожен, ибо в списке не упомянуты: «Кулута», «Сергиева пустынь», «Брамапутра». 3 марта я послал Юрию письмо. После этого долго был глубоко взволнован.)
Все время с тревогой слежу за ходом подготовки к выставке. Подробную информацию мне давала Татьяна Качалова, научный сотрудник Рижского музея. Она уехала в Москву, где сама будет участвовать в устройстве выставки. О сроках выставки были всякие сведения. Первое – что откроется 5 апреля, с уменьшенным количеством картин, в помещении Союза художников, на Кузнецком Мосту, 20. Позже <Рижскому> музею сообщили, что выставка отложена до 10 апреля. Наконец пришла копия приказа Михайлова, что выставка окончательно определена на 12 апреля. Очевидно, за кулисами происходили какие-то сражения. Позже я узнал, что устроители хотели выставку картин Н.К. отложить на более поздние сроки, а вместо нее открыть выставку Родионова. Юрий об этом узнал, отправился опять к Михайлову, который созвал своих работников и издал приказ. Таким образом дугпа все еще стараются тормозить.
Качалова писала мне из Москвы, что виделась с Юрием и он сказал, что мне надо бережно относиться к здоровью и что если чувствую себя не очень хорошо, то лучше не ехать. (Может быть, он предчувствовал мое новое заболевание?) Во втором письме она сообщала, что музей все же высылает «Кулуту» и «Брамапутру». Истинно, наши старания увенчались победой, и это было радостно. Я написал Юрию второе письмо, чтобы он требовал лично, тогда будет успех. Оказалось, что устроители выставки все же послали от имени Юрия телеграмму, чтобы выслали упомянутые картины.
Срок выставки определенно известен, итак – мы собираемся в путь.
Это были истинно исторические дни! Современному сознанию осмыслить явление невозможно, ибо оно не обладает чувством дистанции и существует в границах материалистических традиций, которые отняли у народа мерило истинной, великой духовности. И все же есть еще несчетные сердца, которые тайно горят и воистину жаждут героически прекрасного и благого. Сердце знает. Сердце предчувствует приближение небывалого. Сердце зачаровано, захвачено сказкой беспредельной красоты. Поэтому не случайно в книге для гостей появилась запись, что поздравляют посетителей с началом новой эры, с давно ожидаемым истинным искусством.
По этим дням уже давным-давно тосковало наше сердце. Ибо, воистину, если «русский народ воскреснет через искусство», то первый, пламенный тон к пробуждению чувства красоты у народа даст искусство Рериха.
Потому понятно, что мы всю эту зиму прислушивались к каждой малейшей весточке об устройстве выставки в Москве. И сами готовились как к высочайшему празднику, который может принести счастье всем народам.
Итак, мы отправились в путь. Я уже без провожатого – Гунты – ехать не мог. Присоединилась и Карлина, Гаральд с Бруно в день открытия отправились на самолете. Илзе после фестиваля все еще болела, врачи считали, что температура от гланд, она хотела лечь в больницу на операцию. Но, пока она ожидала очереди, я предложил ей ехать с нами на выставку. К тому же в последние дни я опять чувствовал себя совсем больным: давило голову, мучили головокружения. Временами находила такая усталость, что начинал сомневаться – смогу ли ехать? Но в поезде, вместе с солнцем, стала подниматься и психическая энергия.
11 апреля утром мы приехали в Москву. К двум часам дня были в квартире Юрия. Как обычно, принял нас очень сердечно, вежливо. От имени друзей я передал Юрию 14 роз[16]. Затем – свою «Аспазию»[17] на русском языке, которую недавно перевела Осташева, еще – замечательную книгу Шулемана об истории Далай-лам, на немецком языке.
Рабочий кабинет Юрия уже изменился. Сотни книг на полках до потолка. Главным образом – восточная литература. Много тибетских текстов, завернутых в желтую и красную ткань. Справа – статуя Кришны с двумя танцовщицами, известная нам по портрету Е.И. У дверей, в ящике, упакованная большая статуя Будды, которую Юрий поставит в своей спальне. Размещена на полках, но по большей части на полу, большая коллекция этюдов Н.К. Их застеклят и разместят по комнатам.
На письменном столе, между другими, чья-то одухотворенная фотография – «дядя Степан Степанович», его матушка и матушка Е.И. были сестрами, он был очень близок Е.И.
Юрий велит мне сесть в кресло Н.К., в котором он сидел в Петербурге, в Школе Общества поощрения художеств. Теперь – привезено, отреставрировано.
Юрий рассказывает о своей борьбе за выставку, пока – победил. Михайлов, каким бы ни был, все же слово держит. Когда Юрий узнал, что вместо выставки Н.К. хотят устроить выставку Родионова, немедля отправился к Михайлову. Тот издал приказ открыть выставку 12 апреля. Пригласил выступить и президента Академии художеств Иохансона.
Каталог напечатан за несколько дней, в нерабочее время. Для обложки использовано старое клише.
Быть может, в будущем году приедет и Святослав с выставкой своих картин.
Кто-то из молодых искусствоведов попросил у Юрия разрешения писать о картинах Н.К. Другие старшие работники досадовали, что опоздали.
Юрий спешил и вскоре ушел по делам.
Так мы остались в обществе столь сердечных, милых Раи и Людмилы.
Нам разрешили осмотреть коллекцию небольших картин, которые были на полу. Это – подарок Н.К. своему Сыну. Целый Музей! Некоторые так чудесны! Какая эфирность, лучезарность, вибрация красок! Поэзия гор, краски гор! Мы долго созерцали: «Христос у Генисаретского озера». Проясненный, предрассветный час, серовато-сияющая, но чрезвычайно живая и насыщенная воздухом поверхность воды.
Как прекрасна наша планета! Легенда гор! «Отчего же художники могут быть столь тупыми и не видеть...» – слышу вздох Гунты.
За один день Н.К. не создавал готовых картин. Маленькие картины начинал по несколько штук сразу. Чтобы улеглось в воображении. Некоторые иногда набрасывал, затем отставлял и начинал заново.
Потом Рая и Людмила повели нас в свое святилище – спальню. Кровати покрыты индийскими сари. На стенах ряд оригинальных этюдов Н.К. и Святослава.
Показывали нам свои личные альбомы из Наггара и Калимпонга. И также – со времен экспедиции. Там – «Fiat Rex», который был в комнате Учителя в Наггаре, теперь находится у Святослава. Кресло Учителя в комнате Е.И. в Калимпонге. Мне подарили снимок комнаты Е.И.
На рабочем столе портреты друзей, можно заметить и мою фотографию.
Рая часто не выдерживает наплыва воспоминаний, уходит в другую комнату, плачет. И Людмила часто не показывается, на глазах слезы, сказала, что не пойдет на открытие выставки, не выдержит. Пойдет позже. Она, по-видимому, очень нервничает. Она всю жизнь была очевидцем того, как Н.К. творил, а теперь его первая выставка на родине будет без него самого.
Е.И. говорила:
«Не может быть, чтобы я не приехала. Я должна приехать!»
Так изменился План, «Пути Господни неисповедимы».
Открытие было назначено на 4 часа. Разослано 1000 приглашений. Некоторым лицам Юрий послал записки со своей подписью.
Гунта и Илзе днем по моему поручению поехали к Юрию. Юрий их не отпустил, многое рассказывал, вместе пообедали. Затем вместе поехали на выставку.
Карлина по заданию Гаральда еще сумела найти и подарить Юрию хрустальную вазу. Розы все же решили на выставку не нести.
Я пришел на выставку вместе со своим знакомым, у которого гостил, – с седым теософом и другом Учения С.Ю. Антонюком. Встретились с Юрием, который указал место для наших пальто «за кулисами». Накупили мы каталогов для рижских друзей (напечатано всего 2000 экземпляров!). Обошли залы выставки. В первом, меньшем зале, портрет Н.К. из пражской коллекции, который воспроизведен в нашей монографии[18]. Под ним – вазы с голубыми цинерариями. Впереди – столик с книгой для гостей.
Дальше – большой зал с картинами царских времен. Некоторые – знакомые, любимые нами. Но когда мы зашли в оружейный зал, нас ослепило чудо! Истинно – чудо красоты! Как лучится, горит нам навстречу, звучит густо-фиолетовыми красками – «Помни!». И в других картинах апофеоз цвета! Гималаи сверкают, сияют в сверхпространственном измерении. Гэсэр-хан – стрелок, наполняющий пространство предельным напряжением своей энергии, розовыми, багровыми волнами своей мощи. Или – «Гуга-Чохан», лучезарная симфония весеннего цветения. Или наша собственная «Кулута», в неземном спокойствии гор пылающая синей, голубой гаммой. Или – «Борис и Глеб», святые, обвитые кругами света широкой, золотистой ауры, через которую виднеется восход солнца.
Как много невиданной доселе красоты! Чье сердце, еще не совсем уснувшее, не затрепещет, соприкоснувшись с самым Прекрасным?!
Собираются гости. Чувствуется – представители интеллигенции. Первый зал и вестибюль – переполнены.
Начинаются речи. Заместитель министра культуры Пахомов упоминает о популярности Н.К. за рубежом, также – о Пакте Рериха, принятом ООН в 1954 году и ратифицированном Советским Союзом в 1956 году. О выставке выдающегося художника говорит Иохансон, президент Академии художеств.
Секретарь Союза художников Сергей Герасимов говорит, что слава Рериха распространилась по всему миру. «Умел схватывать глубину природы, глубокую философию. Мы восторгались его древнерусскими картинами. Рерих имеет свое лицо, которое он пронес по всему миру. Эта выставка со своими прекрасными картинами истинно замечательна». Наконец он поздравляет сына Рериха – Юрия Николаевича, который очень похож на своего отца, каким он был лет 50 назад. (Звучат аплодисменты.)
Затем посол Цейлона Малаласекера произнес чудесную речь по-английски. Столь высоких одухотворенных слов этот город, наверное, не слышал со времен революции. Позже речь повторили в переводе на русский. Впоследствии Юрий подарил нам запись этой речи, перепечатанную на машинке, потому не хочу здесь повторять.
«Иногда на земле появляются люди, которые не принадлежат определенной нации или народу, но – всему человечеству. Он одновременно был пророком и первопроходцем, который мечтал красотой объединить все человечество в одно единое братство, ибо для него истина была Красотой, а Красота – истиной....»
Наконец первый секретарь индийского посольства на русском языке выражает благодарность за выставку.
«Мы считаем Рериха не только русским, но и индусом. Это – праздник и для Индии».
В завершение Пахомов от имени министерства культуры благодарит всех и открывает выставку.
Посетители расходятся по залам. Знаменательно, что открытие выставки выпало на субботу перед православной Пасхой.
Истинно – семикратный праздник.
Слышу рядом с собой: «Такого потрясающе сильного впечатления не ожидал».
Гаральд и Бруно явились только к закрытию выставки. Оказалось, что московский аэропорт несколько часов не принимал.
На второй день в 11 часов мы опять гостили у Юрия. Были также Гаральд и Бруно. Приглашают нас на чай. После, на некоторое время, мы с Гаральдом остаемся одни с Юрием.
Из Ленинграда и Тбилиси получены требования, чтобы выставку перевезли туда. И Риге, если она хочет, надо требовать.
Оказалось, что храм в Талашкино уцелел. В Индии через русское посольство ему сообщили, что он разрушен. Единственная печаль, что русские сами его попортили. «Сельсовет устроил склад и забелил фрески». Когда Михайлов приедет из Египта, Юрий ему предложит, чтобы Талашкино реставрировали.
Мы рассказали, что говорил один немецкий офицер. Во время наступления немцы старались целиться в церковь, но снаряды шли мимо, пока все вокруг храма не было разрушено. Позже ворвались в церковь, увидели там 12 сидящих седых людей, они что-то им сказали пророческое.
Гаральд спрашивает то, о чем давно думал: «Во всех сферах деятельности проявлялись высокодуховные люди, близкие к Братству. А в музыке и поэзии такие были?» Упоминает Вагнера.
«Вагнер мог подойти близко, но тяжкие стороны жизни его опять отдалили. Вообще, Вагнер – человек тяжелого характера.
Бетховен по своему огню может быть кандидатом, ближе всех других.
В искусстве человек не всегда соответствует своему внутреннему облику. Судить надо по внутреннему облику».
Задатки Лермонтова уже ближе. Пушкин – только талант. Лермонтов выше Пушкина, хотя бы сравнить обоих «Пророков».
В русской литературе в то время больше всего как человек выделялся Чаадаев. Герцен где-то говорит, что не заметить его в толпе было невозможно, уже по его глазам.
У Рафаэля – тоже свои слабости.
«Главное – внутренний облик».
«Подвижник тот, у кого все качества уже соответствуют его кредо».
Кардинальный вопрос – новая, духовная церковь. Православные священники ничем не интересуются, в том числе и работами Н.К. От православной Пасхи остались «яйца и куличи». Однако есть и некоторые духовные священники.
Ученые сознают, что они находятся на рубеже.
Опарин (?) на закрытии съезда биологов после всех речей сказал в заключение, что этот вопрос очень сложен.
Поездка Юрия в Лавру в сентябре прошлого года произвела на него большое впечатление. Троицкий собор был великолепен, хор – сильный, было много молодежи, военных.
Картина Н.К. «Св. Сергий» из пражской коллекции в хранилище Третьяковской галереи, там эта картина висит рядом с другими. Сотрудники, когда идут в хранилище, говорят: «Пойдем к Сергию».
Когда думали о новом музее Рериха, упоминали Архангельское в окрестностях Москвы. Другое предложение – устроить филиал в Сибири. Новый центр – на Алтае. Тогда и он сам согласен переехать туда.
Всего будто бы имеется 3000 картин Н.К. В Брюгге – около 30, их во время войны спасла королева Бельгии, она – гуманный человек.
В Париже картины-то спасли, но архив и библиотека – погибли. Еще картины есть в Лувре и Люксембурге.
Есть и в Лондоне, в музее.
Из Югославии картины перевезут в Москву.
Алпатов отказался писать вводную статью для каталога. Взялся за это 83-летний Юон. Он в нервном напряжении торопился закончить работу и вскоре умер. Это была его «лебединая песнь».
Посол Цейлона, произнесший чудную речь, – друг Юрия, работал с ним вместе, высоко ценил и Н.К. На Цейлоне был профессором университета. Символично, что они приехали почти одновременно, он поселился в той же гостинице «Ленинград», что и Юрий. Он нарушил традиции, существующие в посольском сословии, и теперь в Москве читает курс лекций по буддизму и сингалезскому языку. Юрий устроил его в университет. Хотя и посол, но ведет себя просто, без этикета, дружествен к русским.
(Во время открытия выставки у меня появилось желание подойти к послу и кратко по-английски поблагодарить, но он все время был не один. Я просил Юрия передать ему мою книжечку «Культура»[19] на английском, с моей благодарственной надписью. Эту книжечку я позже послал Юрию через друзей.)
В то время как посол Цейлона – человек духовный, в индийском посольстве в основном чиновники.
Картину «Будда в подводном царстве» устроители выставки назвали «Садко».
Я спросил о дальнейших планах Юрия по продвижению искусства Н.К.
Он ответил: «Я продвигаюсь поэтапно. Где фронт противников, там приходится прикладывать больше сил. Нужна соизмеримость в том, что можно, а чего нельзя».
(Я ему сказал: «Вы ведь старый полководец».)
Позже, наедине, Юрий советовал поторопиться с моей работой об искусстве Н.К. «В скором времени пригодится». Может быть, он предвидит монографию? В минувшем году он напомнил мне завещание Е.И. писать на тему «Космичности в искусстве Н.К.Р.».[20]
Он задавал вопрос представителю ВОКС (Всесоюзное общество культурной связи с заграницей) – были ли запрещены в Москве книги Н.К.? Тот долго рылся в каталогах и сказал: «Нет». К тому же все время в Москве продавалась рижская монография. Теперь ее продают за 500 рублей. И это в то время, когда в Риге все беспощадно перемололи на бумажной фабрике.
В Америке только что выставлены 40 картин Н.К. из той коллекции, что пропала в 1904 году. Большинство собрано из музеев.[21]
В Нью-Йоркском Музее было около 1500 картин, часть из них до сих пор в руках Хорша. На аукционе некоторые купил Боллинг, швед, друг Н.К., из купленного часть передал Лихтман для нового музея, где ныне около 200 картин, остальные оставил у себя, но при случае он согласен их уступить.
В Америке в настоящее время экономическая депрессия. Сравнивают с банкротствами 1929 года. Если будет катастрофа, всеобщая безработица, если начнется революция, то будет намного страшнее и безжалостнее, чем в России, ибо не будет Ленина, который бы обуздывал.
«Судьбу конем не объедешь».
Чан Кайши – хитрый. Мао Цзедун – намного выше.
Юрий – пример великой терпимости. Гунта рассказала о какой-то женщине-экскурсоводе, которая иногда вещает совсем превратные вещи о картинах Н.К. Юрий на это только улыбнулся и припомнил анекдотический случай из царских времен, когда на выставке какой-то генерал никак не мог понять и возмущался картиной Н.К., но когда узнал, что Н.К. является директором «императорской» Школы Общества поощрения художеств, стал извиняться и сразу же изменил свое мнение.
Вообще, Юрий не осуждает, но внимательно оценивает. Так, он защитил Наполеона от резких нападок Гаральда. Даже Кутузов хорошо отзывался о Наполеоне, какому-то офицеру сказал: «Кто вам дал право его судить?!»
(Я сказал, что был в Париже и в пантеоне Наполеона чувствовал, что все сословия французов его очень уважают.)
Юрий воплощает в себе истинную буддийскую доброжелательность и благородство. Когда я думаю о Юрии, всегда вспоминаю, что Будда в ученики принимал только тех, кто был способен на свою волю надеть «золотые вожжи». Я внутренне пожелал и некоторым нашим по-европейски слишком необузданно воинственным сородичам пройти суровую школу Будды.
С квартиры Юрия мы отправились на выставку. Опять сияюще встречала нас великая красота. Юрия окружила большая толпа молодежи, задававшая ему нескончаемые вопросы. Мы сделали запись в книге для гостей. Гаральд, я и Якобсон подписались полным именем. Гаральда сильно вдохновила картина «Огни на Ганге».
«Огни Н.К. Рериха, пущенные по Ганге, плывут по рекам, морям, океанам.
Да воспримут народы величественные Огни Н.К. Рериха!»
У меня была целая страница:
«От повседневности нашей жизни Рерих ведет нас к вершинам беспредельной лучезарной красоты, в мир более реальный, чем все то, что ощущают и постигают наши органы чувств. Ибо это мир самых дорогих сердцу вибраций, самых возвышенных наших мыслей, сокровенных наших чувств и чаяний.
Искусство Рериха – это музыка, преображенная в плоть: тут все звучит, переливаясь самыми утонченными красками, мыслями, идейной цельностью.
В гималайских картинах Рериха чувствуется веяние космичности: как будто каждый предмет, озеро или скала, цветок или облако, даже сам человек, превозмогая земное притяжение, тянется ввысь к новому, еще не открытому наукой закону левитации (невесомости).
Истинно, никто не пройдет мимо великого самобытного магнита творчества Рериха. Слава сердцу, искра которого от соприкасания с ним превратилась в пламя.
Гениального Мастера уже давно нет среди нас, но мы являемся свидетелями его могучего подвига красоты. Пусть он вдохновляет сознание зрителей-энтузиастов на подвиг претворения жизни и культуры в самые лучшие, прекрасные тональности, овеянные духом высокой гуманности».
Гунта («О»)[22]:
«Даже те, кто уже знал искусство Н.К. Рериха и носил его в сердце как самое большое и дорогое, остановились, ошеломленные, изумленные до слез великою красотою огня духа. Весь зал сверкает языками пламени. Земля исчезает из-под ног, открывается необычная беспредельная даль. Впервые истинно понимаешь, что означает сила искусства, – сила, которая перерождает человека, дает ему импульс стать героем, который может все».
В день открытия, когда книга для гостей еще была нетронутой, Гунта всем сердцем желала начать ее записью: «С новой эрой, друзья!» Но мы пришли к единому мнению, что это будет излишне «пропагандистски». И все же, во вторник, в день нашего отъезда, когда у книги для гостей стояло шесть человек в очереди, Гунта подошла, попросила кого-то, взяла из рук книгу и на первой странице под текстом написала упомянутые восклицания: «Дерзайте, молодые!»
Как много там было еще записей, полных энтузиазма, все перечитать я не успел. Например:
«Наконец-то! (Студент МГУ)».
«Русский художник вернулся через 11 лет».
«Радуюсь настоящему искусству».
«Русское искусство до сих пор следовало традициям, теперь Рерих ломает их, создает новое искусство. Оно необходимо, ибо молодежь должна учиться».
«Новая эпоха в русском искусстве».
Позже в письме Юрию я предложил собрать все книги со всех выставок. Будет весьма значительный, внушительный том. Больше всего там отзывов молодежи, полных энтузиазма.
Давно лелеянное в сердце, ожидаемое – сбылось.
Сегодня выставка закрыта, поскольку понедельник. Я с дочерьми был в гостях у старых теософов, которые интересуются и Живой Этикой: у анималиста Ватагина, у скульпторов Арендт и Григорьева – чутких людей, я был и в их мастерских, они нам кое-что подарили.
Еще здесь я встретился с теософами Рачинской и гомеопатом Бубновым из Ленинграда, «оккультистом» Нагелем, другом Хейдока.
Я переночевал у Антонюков, тоже старых теософов, которые многое делают на пользу Учения.
Вечером позвонил Юрию, чтобы проститься. Я сказал, что завтра уезжаем. Он пригласил с утра, в 9 часов, еще его навестить.
Был у Юрия с Гунтой и Илзе. Рассказал о литовских друзьях и их несогласиях. Один из них, Стульгинский, приехал на выставку и познакомился с Юрием. Также в разговоре я затронул 1940 год в нашем Обществе. Юрий опять спрашивал о Блюментале.
Затем я сказал, что вчера познакомился со скульпторами Григорьевыми, что видел у них эзотерический Портрет, который когда-то Арендт и Григорьеву подарила Буткевич, руководительница русских теософов.
Затем Юрий рассказал, что второй Герасимов, Александр, который все время относился враждебно к Н.К., кому-то говорил, что он в восторге от выставки. Истинно, если у человека есть хоть немного художественного понимания, он не может не восторгаться. Даже Эглит из Рижского музея, хотя и не признает Н.К. по идейным соображениям, все же высоко ценит его гений.
Я спрашивал о некоторых местах из «Шамбалы Сияющей». Русский текст находится в Индии.
Нотович в своем Тибетском Евангелии многое что присочинил. По своему усмотрению записывал традиции. Потому и версия Тибетского Евангелия другая, чем «Криптограмм Востока».
В 11 часов нас на такси увезли в музей. Так мы расстались.
Я еще не успел по-настоящему углубиться во все картины. Да, надо было еще остаться на несколько дней. Но я чувствовал себя все время больным. Давило на голову. К тому же я совсем мало спал; мои рачительные хозяева, хотя и последователи Учения, следуют московской традиции, сами ложатся спать около часу ночи, думая, что гости в полумраке отдаленной части комнаты смогут уснуть. Да, сколько еще всем, даже самым сознательным, следует перестраивать свою жизнь. Гунте надо было идти в школу[23]. Илзе осталась еще на один день, пробовала фотографировать картины.
В поезде я находился в необычном, высоком настроении духа. Писал письма Юрию, Рае и Людмиле. Дома их еще дополнил.
Вернувшись, два дня я писал очерк о выставке. Получился длинным, мог бы еще многое сказать. Отдал Судрабкалну, чтобы подал в «Literatura un Maksla»[24].
Из Москвы пришла весть, что выставку официально предполагают закрыть уже 22 апреля, то есть она просуществует всего 11 дней. Разумеется, надо продлить, но – кто знает?
Потому наши друзья, которые думали ехать позже, спешно отправились в путь в субботу, 19 апреля. Среди них были Екатерина, Мета и другие. Дал им с собой книги, письмо для Юрия, также и «Culture».
Благословение им в путь!
«Советская культура» за 17 апреля перепечатала статью Юона, «Вечерняя Москва» за 18 апреля дала статью Грабаря, которая заканчивается словами: «Выставка произведений Н.К. Рериха – это подлинный праздник искусства». (Ах, Грабарь, утверждал бы ты то самое и раньше, особенно, когда писал автобиографическую книгу, где Ты не особо порядочно отнесся к своему Другу!) В «Известиях» за 20 апреля есть небольшая фотография с выставки.
Эглит из Рижского музея официально запросил, чтобы выставку послали в Ригу.
Да воссияет Свет!
Да восторжествует имя Рериха!
Только что приехала Екатерина с друзьями. Я чрезвычайно ждал новых вестей. Первое, что Екатерина мне сказала: «Знаешь, что происходит в Москве – на выставку не протолкнуться. Стоят по три-четыре часа. Километровая очередь на улице!»
Юрий велел сказать, что сердечно благодарит за письма, просил передать мне свое краткое ответное письмо. И Гунта получила ответ от Раи и Людмилы.
Выставка будет в Ленинграде, Таллине, Риге, Киеве, Тбилиси и, возможно, за Уралом.
Когда Екатерина приехала, позвонила Юрию. Он сказал, что на улице громадная очередь, пусть скажут на вахте: «Мы к Юрию Николаевичу». Они воспользовались предложением. Когда в очереди начали роптать, вахтерша несколько раз громко сказала: «Это люди Рериха!»
По телефону Екатерина договорилась о встрече с Юрием. 22 апреля утром вместе с Метой и Ольгой Крауклис она явилась к нему. Позже, на такси, Юрий отвез их в музей.
27 апреля Екатерина была второй раз – одна.
Будет фильм о картинах Н.К., наподобие того, как засняли произведения Дрезденской галереи.
Издадут монографию, репродукции будут цветные.
В принципе решено, что будет постоянный музей. Неизвестно еще – где. Думается, в пригороде Москвы, в Архангельском, а филиал – в Сибири.
Михайлов приглашал Юрия к себе, восхищался искусством Рериха. Сказал: «Я очень рад, что имею возможность поговорить с настоящим русским человеком».
Когда Юрий вместе с Михайловым ходили по выставке, последний его спросил: «Все ли картины выставлены?» Юрий ответил: «Нет, еще есть в Риге. Они ценою больших жертв сохранены». – «Великая благодарность тем, кто сохранил картины».
Относительно американских картин Михайлов сказал: «А может быть, запросить американского посла, возможно, он что-то сделает?»
К выставке Михайлов проявил интерес, но его жена подошла к картинам с восторгом.
Когда она спросила заведующую, почему при столь многих разосланных приглашениях не все явились, последняя сказала: «Некоторые не пришли из принципа». Жена Михайлова ответила: «Это возмутительно, как это они из принципа не пришли!»
Юрий рассказал, что у него в помещении исторического факультета была лекция об искусстве и личности Н.К. После лекции к нему подошел какой-то высокий чин из управления госбезопасности и сказал: «Я очень благодарен, что Вы помогли мне разъяснить многие недоразумения».
Стульгинский, из числа наших друзей в Литве, который еще не реабилитирован, пришел с новым заявлением к военному прокурору Москвы. Тот ему ответил: «Не примешивайте сюда имя Рериха». И Юрий удивлялся такому ответу.
«Волна так пошла вверх, мы можем радоваться, но нельзя их напугать. Впоследствии, возможно, сможем и что-то напечатать, но пока еще не то...»
Когда Екатерина ехала в Загорск, она наблюдала окружающую жизнь и думала, как бесконечно много будет здесь работы в будущем. И Юрий это отметил.
«Все идет по Указу. Если бы даже началась война, хотя и трудно об этом судить, но у нас нет причин для беспокойства».
Девушку-экскурсовода, которую прислали на выставку из министерства культуры, Юрий заранее обучил. Конечно, многого она так и не поняла. По вечерам она очень устает от посетителей: «Я совсем ошалела».
Его спрашивали, почему Н.К. пишет темперой – «Это самая стойкая краска. Хотя техника эта очень трудная, ничего исправить нельзя. Нельзя наложить поверх новый слой краски. Что положено, то положено».
Парижская темпера будто бы самая лучшая. Н.К. сам готовил краски.
Людмила сказала Екатерине:
«Картины создавал не один Н.К., но вместе с Е.И. Она была рядом, и по общему чувству создавали картину».
Людмила очень стеснительная, тихая, редко выходит к гостям, но очень разумная.
Во время выставки часто фотографировали с прожекторами. Когда на картины направляется свет – они светятся, переливаются, как будто краски волшебные.
Вечером, после закрытия выставки, проводятся эксперименты со световыми эффектами: красота картин тогда чудесно расцветает! Сюда и жена Михайлова приходила.
Екатерина слышала на выставке разговор. Какой-то юноша сказал: «Прямо возмутительно, что до сих пор нет обстоятельной статьи о Рерихе».
Второй: «Не напечатали бы».
Третий: «Напечатали бы, но с купюрами».
В книге для гостей все высказывают одну мысль:
такой выставки никогда еще не было.
«Рерих имеет что сказать. Все молодые художники должны у него поучиться».
Все нападают на министерство, что выставку проводят в столь тесных помещениях, на такое короткое время, все требуют музея.
Выставка продлена до 4 мая. Теперь открыта ежедневно, с 9 утра до 9 вечера.
Екатерина сказала Юрию, что Элла озабочена, не предчувствует ли он чего-то плохого, что проявляет такую заботу о моем здоровье?
Юрий ответил: «Нет. Рихард Яковлевич еще очень нужен для будущего».
Ко мне еще приходили Мета, Лония Андермане, Милда Бонзак. Они дополнили сказанное Екатериной. Особенно – по картинам. Лония и Милда, когда Юрий был на выставке, ходили за ним, охраняли от толпы и запоминали его слова.
Юрий стал очень популярным на выставке. Посетители, особенно молодежь, толпами собираются вокруг него. К вечеру он чувствует себя очень уставшим.
Глаза молодежи сияют и горят.
«Я смотрю, и мне хочется, чтобы все было по-другому. Пробуждается такая тоска, такая тоска».
Юрий часто бросает по «искорке». Быстро находит контакт с молодежью. Бесконечно много молодежи. С книгами в руках, с нотами – стоят в очереди.
«Глазами это не воспринять, – сказал кто-то о картинах Рериха. – Это воспринимается шестым чувством, сердцем, душой». О шестом чувстве учил Станиславский, который был теософом, как Качалов и Чехов.
В очереди говорят: «Звезда брошена в сердце России». Двое посетителей все время подходят к картинам: «Как это возможно, как это возможно?!»
Какой-то старичок изучает картины с лупой. «Изумительная техника. Мало линий, но какой эффект!»
Дама бегает в восторге по всей выставке. Не обращает внимания на толпу, которая собралась вокруг Юрия, только говорит: «Не хочу ничего слышать, только удержать в сердце». Затем узнает, что в этой толпе сам сын Рериха. Она мчится к нему и восклицает: «Ой, что я пропустила!»
Какой-то интеллигентный мужчина подходит к делающему запись в книге для гостей и говорит: «Пишите только свою фамилию целиком, это войдет в мировую историю».
– Разве такие краски бывают в природе?
Юрий: «Поезжайте в Индию, увидите».
Относительно необычайно сложного колорита изумленно вопрошают многие зрители. Юрий неизменно подтверждает, что Н.К. свои краски брал с натуры.
Кто-то удивляется йогу, сидящему на снегу – «На высотах». Юрий говорит, что это на высоте 5 километров. «А как можно полураздетым находиться на такой высоте, притом сидеть на снегу?» – «Соответственно подготовившись. Это не фантазия. И я сам поднимался на такие высоты. Но для этого следует соблюдать определенный режим жизни. Курить тоже нельзя. И я не курю».
Когда Юрий глянул на юношей, те опустили глаза. Посетители ослеплены цветущим садом на картине «Гуга-Чохан» – «Это персики, абрикосы. Здесь, на переднем плане, наш дом (он ранее построен). Здесь место сожжения Н.К. Часть пепла я привез с собою».
Эти слова Юрия произвели магическое впечатление. После них долго молчали, не спрашивали. Деревья на этой картине, сад посажен семьей самого Н.К.
Представленная картина «Борис и Глеб» – это второй вариант. Здесь широкая общая аура, чудесный круг сияния, просвечивает вода и небо. Первый вариант, где аура вокруг головы, в Америке.
Аура – несколько разноцветных кругов. Один просвечивает через другой. Ауры тают, расходятся по пространству (будто несут благословение человечеству). Над рекой розовато-золотистый туман. Относительно этой картины часто звучат вопросы:
– Что же это вокруг святых?
– Неужели сквозь это излучение духа видны даже горы?
Одна дама спросила: «Как же может быть такое свечение?»
Юрий с улыбкой ответил: «Со святыми иногда такое случается».
Еще сказал: «Это наше старое сказание о святых Борисе и Глебе».
Один посетитель, в восторге от «Бориса и Глеба», говорит: «Такое написать может только тот, кто сам святой».
«Поход Игоря» (во время солнечного затмения).
Юрий: «Видите, Н.К. Россию не забыл. В сороковые годы, незадолго до смерти, он опять вернулся к русским темам, к древнему русскому искусству, но в иных образах».
Посетители интересуются «Настасьей Микуличной», задают много вопросов.
Юрий: «Это древнерусская легенда, женщина-богатырь. В руке – знак мощи».
Я еще не углубился в эту картину. Быть может, правильным будет такое толкование:
От языков бушующего пламени, от тревожной атмосферы битвы уезжает вверх, к покою гор женщина-богатырь на тяжелом коне – русская Жанна д'Арк, могучая и вооруженная. В руке она держит как бы две фигурки, возможно, равновесие и власть, быть может, – символ новой России (?). От непокоя долин она идет к ясному летнему дню.
Красный конь. «Мощь пещер».
Юрий: «Это наступление новой эры. А дальше понимайте, как хотите».
– Что это за пещеры?
«В этих пещерах живут великие отшельники и в них сохраняются великие святыни, много рукописей».
«Держательница Мира», 1933.
Скромно-чуткая, простая, но величественная, корона на голове, священный ларец в руках. Вышла на гору, в мир. Несет сокровище человечеству.
«Это Женщина. Мать. Защитница Мира. Восхождение на Гималаи».
– Ашрам – что означает это слово?
«Ашрам – это люди единомыслящие. Это могут быть и ученые, и художники».
Затем остановился и добавил:
«Люди, объединенные мыслью и верой».
В другой раз, кажется, сказал: «Святая обитель».
Эта картина нравилась самому Н.К.
Здесь будто бы особый вид бамбука, что растет на Цейлоне. Но в горах только в этом месте. Истинно, что-то магически привлекательное, вечное в этой картине. Золотистый городок над спокойной рекой. Сердце созерцает долго, не может оторваться.
«Помни!»
Пять высочайших вершин Гималаев.
Путник, отправляясь на подвиг жизни, еще раз оглядывается. Буддийский флажок над хижиной – «священный знак», словно благословение путнику, уезжающему в жизнь. Кажется, мать благословляет его и говорит: «Помни горы, неси их всю жизнь в сердце». В этот момент, когда внизу еще дремлет симфония фиолетовых облаков, в предрассветный час, гранита горных вершин уже касается восход солнца.
Юрий: «Это у нас еще не восход солнца, но сияние вершин, момент перед утренней зарей, самое прекрасное мгновение в горах».
О йоге («На высотах»).
– Позировали ли святые, позволяли ли себя изображать?
Юрий: «К Н.К. все относились с необычайным уважением. В этом можно убедиться и по статьям о нем».
«Гэсэр-хан».
– Неужели такие оранжево-красные краски вообще бывают?
«Да, они из природы, из пустыни. Гэсэр-хан – герой народного эпоса. Символ справедливости». «Майтрейя» (из коллекции Горького).
– Что это имя означает?
«По древнетибетской легенде – Владыка грядущей эпохи».
«Явление срока» («Пробуждение Востока»). Здесь голова великана пробуждается в пустыне. Посетители обращают внимание на то, что голове присущи черты лица Ленина.
«Меч Гэсэр-хана».
Юрий: «Меч духа, сила духа, символ героизма». «Брамапутра» (1941).
Будто бы свет утренней зари вливается в душу. Мерцают чистые воды, кажется – движутся на картине, куда-то далеко уносят мечту странника. Плывет кто-то по реке в вечные дали.
И для Юрия она из тех, что больше всего нравятся.
Юрий: «Как это прекрасно!»
«Река жизни».
Юрий; «Эту тему Н.К. очень любил, часто к ней возвращался».
«Полунощная» («Северное сияние»).
– Разве в горах бывает северное сияние?
Юрий: «Мой отец видел настоящее северное сияние в Скандинавии. В Индии писал по памяти. Может быть, что-то добавил. Настоящее магнитное сияние, но это то же самое, что и северное сияние».
«Весна Священная».
Какие бархатно-пламенеющие, сияющие краски! Мотив этой картины объясняют так: девушка в середине с гирляндой цветов устремляется ввысь – принцип женственности. Мужчины играют, задают ритм танцу, но танцуют девушки. Национальное выдвигается и вливается в общемировое.
«Заморские гости».
Юрий: «Есть три варианта. Прибытие Рюрика на Русь».
«Ченрези».
Святые люди. Богослужение, высекают огонь из скалы.
«Огни на Ганге».
Человек в сумерках ночи на берегу пускает по Ганге огоньки – добрые мысли. Белый огонь на другом берегу – наверное, там кто-то сидит и размышляет.
«Лхаса».
Всевозможные оттенки красок.
Две картины – о Конфуции и Лао-цзы.
Конфуций, пребывающий в вечном конфликте с правящими князьями, едет спокойно в своей повозке по холмам Китая. Мыслитель Лао-цзы путешествовал на буйволе. В конце жизни поехал в Тибет.
О Мухаммеде.
Ислам не разрешает изображать человеческое лицо. Это считается идолопоклонством. Потому Мухаммед изображен со спины.
О картинах из музея города Горький. Н.К. в 1926 году подарил их государству. Но ни один музей не принял. Тогда Н.К. подарил их Максиму Горькому. Тот, умирая, завещал картины Горьковскому музею.
В Гималаях над облаками сверкают горы. Двое художников ходят по выставке и восторгаются, изумлены техникой: «Это бесподобно, невероятно, как это возможно!»
Какой-то старый художник подошел к «Знакам Гэсэр-хана»: «Я вместе с ним сидел в Академии, и он тогда говорил, что черного цвета нет. И действительно, черного нет». (Здесь – насыщенный фиолетовый.)
Н.К. маленькие этюды писал два часа, большие картины – два дня. Некоторые наброски писал на цветной бумаге – сразу. Большие холсты на природу не выносил, ибо в горах сильный ветер.
Юрий: «Все картины, что под стеклом, – из Латвии».
– Так много?
«Там была и большая библиотека».
Михайлов с женой пришел на выставку до обычного времени ее открытия. Были званые гости. Других на выставку еще не пускали.
Заведующая бегала за Михайловым, показывала книгу отзывов.
Жена ему говорит: «Смотри, здесь и про тебя пишут! Просят музей, монографию».
Когда окружающие торговались относительно продления выставки, жена энергично поддержала. Решили продлить до 4 мая. «А там посмотрим». Жаловались Михайлову на тесные помещения. Требуется расстояние и свет.
Как только Михайлов ушел, Юрия опять окружила молодежь.
Если наши друзья были поражены выставкой, то как же должны чувствовать себя те, кто видит картины впервые! Один юноша сказал: «Как же теперь вернуться в эту жизнь?» Другие: «Когда видишь такую великую красоту, то не хочется быть!»
«Изумительно, изумительно, изумительно».
В книге для гостей на всю страницу – запись:
«Рерих – гений. Кириленко». (Не из ЦК ли?)
«Как нас грабили до сих пор!»
Лония Андермане записала: «Спасибо! Это родник орошающий. Это искусство – огонь сердца. Да, красота спасет мир».
Если все части книги для гостей, которые ежедневно меняют, опубликовать, то была бы революция!
Студенты пригласили Юрия прочесть лекцию о Н.К. в кабинете исторического факультета. Народу собралось так много, что лекцию провели в самой большой аудитории факультета.
Юрий на лекции дал хронику дат и событий жизни Н.К. Затем читал статьи Н.К. о труде, об искусстве, наконец – статью «Оборона». Показывал американскую гималайскую монографию.
В Индии картины находятся в семи музеях.
После лекции были чрезвычайные овации.
Беликов (из Эстонии) в июне 1957 года говорил с директором Третьяковской галереи. Спрашивал, почему так мало картин Н.К. выставлено. Тот ответил: «У нас есть еще картины, но я не хочу смущать наших художников и молодежь».
Беликов своими собственными глазами видел список запрещенных книг, изданный «Книжной палатой» (Библиографический указатель устаревших изданий, № 9 (19). Издание Всесоюзной книжной палаты, 1952 г.). Там указывается, что в начале 50‑х годов рижская монография изымается из оборота. (Но Юрию представитель БОКС сказал совсем обратное, что в свое время 500 рижских монографий было выслано в Москву.)
Эстонский художник Роот свою переписку с Н.К. передал в Центральный Государственный архив литературы и искусства в Москве.
Пришла Ольга Крауклис и рассказала чудесные вещи. Приехала Милда три дня назад. Выставка продлена снова до 20 мая. Громадные толпы стоят по 4-5 часов. Много и военных. Большинство билетов приобретается по предварительной записи. В книге для гостей постоянные протесты, что не продлевают, упрекают министерство.
13 мая она была у Юрия. Привезла мне сердечное письмо. В нем он приводит замечательные слова писателя Панферова о Н.К.
Состоялось закрытое собрание писателей и художников, куда пригласили и Юрия. По заданию ЦК речь держал Панферов. Решение ЦК – объявить Н.К. великим народным художником, его искусство – принадлежащим всему народу. Из письма Юрия:
«Хочу кратко рассказать Вам о наших делах. Выставка все еще открыта, как говорят – "народ не отпускает". Действительно, все слои общества отдали должное ей. Как говорят: "грандиозный успех". Подготовляется монография с цветными репродукциями, будет выпущена серия открыток и подготовлен фильм. Имел беседу с писателем Ф.И. Панферовым. Подготовляем номер "Октября" со статьями о Николае Константиновиче и его творчестве. Как говорил Панферов – "Нужно воссоздать образ Великого Труженика, человека громаднейшей души". "Искусство его – это неореализм". "Молодежь должна учиться". "Пусть будут последователи Репина, Сурикова и Рериха". "Пусть подражают". Несколько раз говорил по радио, и очень много раз по музеям и институтам. И вот хочется поделиться с Вами и со всеми Вашими нашей радостью. Говорили о Музее (Москва или Ленинград) с отделом-филиалом в Сибири, на Алтае. Часто говорим о Вас. Привет душевный всем от всех нас».
Еще из речи Панферова: седьмой номер «Октября» будет специально посвящен искусству Н.К., будут писать лучшие художники, в том числе – Юрий. Потом будет статья и репродукции в пятом номере «Искусства».
В Ленинграде выставка предполагается полтора-два месяца. Возможно, там будет и постоянная экспозиция. Директор Русского музея приехал сам в Москву и заботится о выставке. Обещает 4–5 залов.
22 мая по московскому телевидению – фильм о картинах Н.К. Интересно было бы знать, не Кириленко ли предложил столь важное решение ЦК?
Летом Юрий ненадолго поедет в Монголию. Поедет и на выставку в Ленинград. Обещает присутствовать также на открытии выставки в Риге. Юрия пригласил к себе ректор Московского университета. Сказал, что откроет две новые кафедры: Египта и Индии – последнюю предложил Юрию.
Представитель какой-то комсомольской организации приходил к Юрию с просьбой: не может ли он прочесть две лекции на тему: 1) Йога, 2) религии Индии. Юрий согласился.
На выставку Юрий приходит почти каждый день. И противники становятся друзьями. Известный искусствовед и критик Алпатов, который недавно ответил Ольге Крауклис: «Меня эта выставка не интересует», позже прислал вежливое письмо. Сам Юрий как-то стоял у входа на выставку и не мог пройти. Помог делегации молодежи попасть на прием к Михайлову. Это было в какой-то очередной день закрытия выставки. Михайлов перенес закрытие с 9 на 11 часов вечера. Потом продлили еще на неделю. Так все время, под «давлением посетителей», выставку продлевают неделю за неделей. В день предполагаемого закрытия будто бы стоит цепь студентов и милиционеров.
Тираж первого издания каталога быстро раскупили, наши друзья, которые приехали позже, его не получили. Потом вышло второе издание, которое в открытой продаже вообще не появилось. Сам Юрий получил всего 25 экземпляров, два прислал мне. На выставке в двух местах под картинами размещены плакаты с биографией Н.К. На одном написано:
«По инициативе Рериха в 1935 г. был создан Пакт Рериха в защиту культурных ценностей, подписанный в расширенном виде в Гааге в 1954 г. и ратифицированный Советским правительством в Париже в 1956 г. (издан Государственным юридическим издательством в 1957 г. отдельной брошюрой)».
Книга для гостей стала журналом, где каждый выражает боль своей тоски. Части книги быстро заполняются, дирекция их собирает.
Вот еще одна запись: «Такого гениального художника засунули в курятник, а в Третьяковской галерее – всякая бездарь».
Однако если бы устроили в Третьяковской галерее, то не было бы такой рекламы, сутолоки, напряжения. Люди стоят в очереди, ругают министерство, выражают свои чаяния, давние желания.
Юрий сказал: «Все сословия побывали на выставке, исключая духовенство». Признательно отозвался о Тихоне как о светлом человеке.
Кто-то привез Юрию из Ленинграда письма Н.К., упакованные с этикетками, на которых Юрий увидел свою собственную подпись. Письма 1926 г. (?). Пришелец за письма просил путевку в санаторий.
Запад погружается во тьму. Вокруг Гофмейстера в Западной Германии собираются русские эмигранты, потому у него успехи с Учением. У Гофмейстера ведь большая группа последователей Учения, издает журнал на немецком языке, переводит книги Учения.
Небольшой частной группе Юрий рассказывал о «снежном человеке». Это будто бы человекообразное животное.
Наши психологические состояния часто связаны с электрофорными космическими явлениями.
В «Literatura un Maksia» в номере за 17 мая помещена моя статья о выставке Н.К. Редакция сама поставила в качестве заголовка – «Выставка памяти великого художника». Весьма сильно сокращена. Но в наших условиях, когда еще пару лет назад имя Н.К. было опасно даже произносить, появление этой статьи – большое событие.
Рижский музей готовится к устройству выставки Н.К., которая сможет открыться только в августе после Ленинграда. Подготовили к печати буклет – «листовку» с воспроизведениями 14 картин, находящихся в Рижском музее, с вводной статьей Эглита. Последний все же пишет сухо, упоминая только факты. Еще до появления моей статьи его приглашали в министерство культуры и остерегали от излишнего возвышения Н.К.
Выставку в Риге откроют 16 июня, в понедельник, в час дня. Отложили на понедельник, ибо тогда сможет явиться министр культуры.
Выставку проводят теперь, ибо Эглит в Москве потребовал, чтобы прислали сначала в Ригу, поскольку в августе помещения будут заняты. Притом и в Ленинграде залы заняты другой выставкой.
Сегодня шлю телеграммы, приглашения, письма. Во-первых – Юрию.
Великий День близок! Еще сегодня воздушной почтой я послал в редакцию «Советской культуры» свою статью «О жизненной правде в искусстве Рериха», – в известной степени как ответ на отрицательную статью Ольшевского, которая там появилась в конце мая. Конечно, все мы были возмущены. Писал напряженно, хотя чувствовал себя больным. Увидим, что ответят.
Только будущие поколения смогут по-настоящему оценить величие этого дня. Несколько лет назад еще боялись на улице произносить имя Н.К. Наша реабилитация еще не до конца развеяла подозрения и опасения «в высших кругах». Провинциальный дух. Как и можно было предположить, министр культуры не явился, вместо него выставку открывал Стродс, назвавший Рериха «талантливым художником». Кто же из художников без таланта? Затем говорил Иванов, тоже – осторожничая.
Рерих уже проложил лучезарный путь к сердцу русского народа, а здесь все еще – словно ощупью.
Гостей было очень много. Из известной интеллигенции – все же мало. Конечно, были все рериховцы. Госпожа Лидия Калнс поздравила меня с победой.
Истинно, выставка Рериха – пробный камень для каждого сознания. К экспозиции прибавлены все картины Н.К., находящиеся в Рижском музее. Всего их 35. Кроме того, выставлен портрет работы Святослава. Прохожу мимо музея, и кажется чудом – в нашем городе теперь сокровище мира. Как же люди могут этого не ощутить сердцем, как могут не посмотреть, как могут пройти мимо равнодушно?!
Не присланы «Гэсэр-хан» и «Держательница Мира», и еще некоторые маленькие. Оказалось, что первые придержал сам Юрий. Наверное, эти чудесные картины были из самых близких ему, притом – эзотерические.
Юрий сказал Ольге Крауклис, что думает приехать на открытие выставки. Однако дирекция музея отказалась послать телеграмму, пригласить от своего имени. Я отослал одну телеграмму со сроком открытия, без подписи, вторую – за подписью Татьяны Качаловой. Также послал напечатанный пригласительный билет. Мы много мудрили, как принять Юрия. Идти в аэропорт встречать было нельзя. Там были бы «наблюдатели». Ему следует поселиться в гостинице. И еще – среди официальных лиц он чувствовал бы себя неудобно и одиноко. Как бы мы ни хотели встретить Юрия, однако лучшее решение дал он сам. Татьяна Качалова ему позвонила. Сказал, что не приедет, может быть – позже.
Посмотрим, как отзовется молодежь. Жаль, что время посещения (с 12 до 5 <часов дня>) недоступно для служащих.
Группа художников:
«Нам говорили, что он сектант. Но какой же он сектант, ведь такая глубина и широта мысли! Как бы познакомиться с его мировоззрением, ибо его искусство и философия неразделимы».
Другие художники:
«И мы ощущаем иногда нечто великое, но разве мы смеем, нам ведь надо трудиться ради хлеба насущного».
В книге для гостей одним из первых сделал запись Беликов:
«Наши далекие предки уже умели чувствовать значимость космоса. Лучшие умы нашей эпохи добились первых успехов в его освоении.
Рерих своим творчеством раскрывает перед нами этот многотрудный путь эволюции человеческого сознания, претворяющего мечты в действительность. Он с доступной только истинному искусству убедительностью утверждает, что этот путь красоты и бесстрашия является истинным путем устремленного в беспредельность пространства человеческого разума. То, что делают наши ученые в сфере науки, Рерих уже сделал в сфере искусства».
Не могу представить, что уже в скором времени надо будет прощаться с выставкой. Каждый день прихожу. «Место великих встреч», лучшие из тех, кого я знал, приходили сюда. Была и старая духовная интеллигенция. И – почти все из литовцев. Здесь рождается единение. Здесь обновляется сознание, обретает импульс труд ради жизни.
За первую декаду посетителей было мало – 4.000. В Москве, не в пример этому, стояла очередь в 700 человек! Теперь все же лето, молодежь уехала, для служащих – неудобное время посещения (12.00 – 5.00). И все же сердце, если оно горит, не знает преград.
Качалова в понедельник звонила Юрию. Он не приедет. Через три дня отправляется в Монголию и еще куда-то. Будет присутствовать на открытии выставки в Ленинграде 10 августа.
Кроме того, звонила еще позавчера. Сказала, что выставку в Риге хотят закрыть 14 июля. В таком случае пусть Москва даст распоряжение послать «Кулуту», которую Пределис хочет оставить здесь. Что это за директора в Рижском музее! Человек, лишенный огня, подобен куску камня.
Делегация студентов хочет идти к министру культуры, чтобы выставку продлили.
Не могу выразить то, что чувствую! Как могло случиться, что вчера, неожиданно, выставку закрыли?
Вчера у министра культуры была наша Ольга Крауклис с двумя дамами, отнесла просьбу посетителей с более чем ста подписями. Затем отправилась молодежь – Илзе со своими друзьями. Не уходили, просили продлить хотя бы на два дня. Была и Качалова. Все напрасно! Все упирается в волю четырех темных людей. Директор музея Пределис с чрезвычайным упорством защищал своего друга, еврея Ф., школа которого хотела на государственные праздники устроить выставку выпускников училища прикладного искусства в тех помещениях, где теперь выставка Рериха. Ухудшению ситуации способствовало и пребывание в Риге начальника Всесоюзного управления искусства Лебедева. Оказалось, что и он – против Рериха!
Ответственность ложится на высшие круги правительства Латвии, которые, хотя и выступают от имени культуры, не имеют об истинной культуре ни малейшего понятия. К примеру, позавчера в Ригу прибыла индийская делегация – по дороге на конференцию мира. Ее водили всюду, единственно на выставке Рериха она не была. Не пришел и сам министр культуры.
В последнюю неделю число посетителей было большим. Вчера, в день закрытия, появились и неожиданные гости[25]. Все взволнованы закрытием.
Некоторые из нас остались и после 5 часов. Больно было наблюдать, как торопливо снимают любимые наши картины. Так они будут лежать без дела несколько недель, пока их не отправят в Ленинград.
Качалова вместе с Эглитом вывесили в музее все лучшие картины, в том числе и «Путь». Пределис увидел, рассвирепел, велел оставить только те, что были раньше.[26] Истинно, борьба с тьмою еще не кончена.
Беликов отослал в «Советскую культуру» остроумную полемическую статью. Конечно, из‑за этого или еще чего-то Ольшевский сделался еще злее. Он послал Беликову ответ, что сожалеет единственно о том, что еще слишком высоко оценил искусство Н.К. Мы не знали, что Ольшевский там один из главных редакторов. В таком случае его лучше не трогать. Так, в Москве начеку и противники: Лебедев, Ольшевский, быть может, еще кто-то.
Юрий теперь, вероятно, все еще в Монголии.
Сегодня картины отправляют в Ленинград.
Качалова звонила Юрию относительно открытия выставки в Ленинграде. Оно отложено на 27-28 августа. Еще сказал: «Все хорошо». Велел поздравить друзей. Выставка, по-видимому, отложена с той целью, чтобы ее могла посещать и школьная молодежь.
По радио сообщили, что картины Н.К. с выставки подарены государству, что эта коллекция привезена из Индии. Так и было задумано.
Наконец нам стало известно, что открытие выставки в Ленинграде назначено на 29 августа. Мы засобирались в дорогу (кроме меня, еще Гунта и Илзе). Приехали 27 августа. Долго, пока не устали, блуждали по Эрмитажу. Там была выставка из Демократической Германии – Пергамский Алтарь. Больше всего привлекали нас обе мадонны Леонардо. Оказалось, что он, как и Н.К., писал темперой. Побывали и в Лавре Александра Невского. Нашли могилы Куинджи и Римского-Корсакова, в создании надгробных памятников которых участвовал и Н.К.
Второй день мы провели в Русском музее. Выставку будто бы откроют завтра, в 3 часа, рядом с выставкой Репина, в отделе музея у канала Грибоедова.
В музее сказали, что Сын приедет только завтра (он же обещал приехать двумя днями раньше).
Были в Исаакиевском соборе, с его купола открывается панорама всего прекрасного города. Заглянули и в Казанский собор, который ныне превращен в цитадель хаоса и тьмы[27].
29 августа утром в антиквариатах искали труды Н.К. Достал я только сборник статей, издание царских времен.
Удивлялись мы, что выставка так замалчивается. Даже когда уезжали, в городе еще не было афиш. Каталога, разумеется, тоже не было. Только в «Ленинградской правде», на следущий день после открытия, маленькая заметка. Гунта достала пригласительные билеты и две афиши для нашего архива.
В половине третьего я вышел из залов экспозиции Репина и подошел к дверям выставки Н.К. В глубине зала увидел Юрия одного. Он меня заметил и поспешил навстречу. Столь сердечен! Спрашивал о моем здоровье. Две недели был в Монголии, чрезвычайно сердечно его принимали, много повидал. На реактивном самолете пролетел за 6,5 часов. В воздухе было необычное ощущение. Спрашивал, слышал ли я по радио, что Правительство решило создать музей Рериха в Москве или Ленинграде, филиал в Сибири, наверное, в Барнауле, где будет построен новый музей. Поговорили о встрече. Юрий приглашал в гостиницу «Октябрьская», где его поселили. Я сказал, что официально в гостинице неудобно встречаться. Надеялся относительно встречи договориться позже. Но как-то судьба не дала в этот день еще свидеться. Нахлынуло много народа, среди них – и старые знакомые Н.К. На открытии с довольно сухими речами выступили двое сотрудников музея, затем – несколько фраз было сказано от Союза художников. Позже мы видели, что Юрий с каким-то человеком вышел. Оказалось, что Юрий искал меня в 6 часов, когда я только что ушел. Таким же образом нам не везло и на следующий день. С половины девятого до двенадцати Юрий читал лекцию о Н.К. для гидов выставки в переполненном помещении, в музее. Затем он снова меня искал и – ушел. Я появился на несколько минут позже. Я ведь не мог представить, что Юрий в музее не задержится подольше, я не знал того, что он уже приходил, все время ждал в музее, нервничал. Вечером Гунта искала его в гостинице, удалось созвониться только в 11 вечера. Договорились о встрече в музее 31‑го числа в 5 часов. Я понял, что теперь его занимали новые и старые знакомые, с каждым днем все больше. Он ведь ходил по родному городу, давно не виденному.
Так наконец мы встретились в день нашего отъезда. Он извинился, что у него только час времени. Только что прибыл из Павловска. Я его пригласил в близлежащий парк, сопровождала нас Гунта.
Я спросил, сколько он не был в Ленинграде – 40 лет. Но, идя по улицам родного города, полностью ориентируется, хотя названия их и другие.
Я сказал, что в Русском музее было бы неудобно создавать постоянную выставку работ Н.К., здесь они потеряются среди громадных помещений. Кажется, и руководство здесь относится холодно. Юрий тоже думает, что лучше отдельный музей. Однако ему кажется, что руководство настроено доброжелательно.
Я хвалил хорошую атмосферу Ленинграда, просветленность в человеческих лицах, невозможно сравнить с Москвой. Юрий ответил, что и ему здесь нравится больше, но здесь он не добился бы того, что в Москве. Там – поддержка правительства.
Мы сидели на скамейке в парке, и я спешно проходил по всем вопросам, которые наметил заранее. Рассказал об Ольшевском и его ответе Беликову. Юрий сказал, что Ольшевский – простой корреспондент. Михайлов ему подчеркивал: «Если кто-то мешает, создает препятствия, немедля сообщайте, я вмешаюсь».
В «Творчестве» предполагалась хорошая статья Смирнова, но напечатали другую, где Н.К. опрометчиво назван эмигрантом.
Я рассказал о завершении выставки у нас, что Лебедев и другие помешали ее продлению. Юрий знает, что Лебедев – против.
Я заметил, что нашей целью является не мешать «великому шествию». Не упоминая даже имени Юрия. Стульгинский уже вернулся в Литву, распускает слухи. Литовцы не реабилитированы. Московский прокурор хвалил рижан, что спасли картины, но у литовцев было «проамериканское» настроение. И Иван Блюменталь недавно подавал прошение о пересмотре, дело переправили в Ригу, но его не реабилитировали. Может быть, он сам виноват, не упомянул, что другие члены Общества реабилитированы.
Я поведал о судьбе нескольких картин в Риге, которые один человек в панике уничтожил[28]. И в Литве официально ответили, что уничтожены две картины, подаренные Юлии, и также другие, которые приобретены позже <литовцами в Ленинграде>. Юрий рекомендовал не подавать пока жалобы прокурору. Если картины еще не уничтожены, то теперешние их владельцы со страху могут их ликвидировать. Конечно, Юрию очень грустно было это слышать.
Еще я рассказал о болезненном вопросе Сокровенного Портрета, который какая-то Дитиненко в Москве многим раздарила. Юрий опечалился: «Ничего не поделаешь».
Его интересовала статья об общине Рамакришны в журнале «В защиту мира», в номере за май. Там упоминается и о Белом Братстве.
Аллал-Минг – тибетец, родился в седьмом веке. В книгах по истории не упомянут.
Юрий дал для Риги журналы, где есть о выставке.
Я обещал послать с кем-нибудь репродукции картин Н.К. и «Пути Благословения».
Теперь о самом Юрии. У него чрезвычайно много работы, потому не было времени ехать в Ригу на выставку. Не поедет и в Киев, где выставку откроют в октябре. Обратно в Москву будет возвращаться в понедельник вечером.
Сестрички чувствуют себя хорошо. Временами выезжают на природу. Хотел взять их с собой в Ленинград, но не было где остановиться, ибо троюродные сестры[29], которые живут в Ленинграде, поехали в Крым.
Институт востоковедения, кроме обучения аспирантов, поручил ему еще сектор истории буддийской философии и истории религии. Ему не надо читать лекций, но надо руководить, редактировать книги и т.д.
На это я ему с улыбкой сказал: «Это чудесно, я теперь смогу Вам дать на отзыв мою книгу о Братстве Грааля»[30]. Он ответил: «Ну хорошо, хорошо!» (Конечно, я уже давно задумал просить его просмотреть, кто знает, не появится ли возможность ее издать!)
Институт ему подарил легковую машину, факт, который среди его коллег вызвал великий восторг и признательность, тогда как назначение руководителем сектора восприняли как само собой разумеющееся. Я спросил, не придется ли ему сдавать экзамен на шофера? – Он уже немного практиковался.
Ему предложили в одно и то же время командировку в Монголию и в Германию. Я заметил, что невозможно одновременно ехать в противоположные стороны. Он выбрал Монголию. В конце года выйдет альбом репродукций. Уже завершен цветной фильм.
Статьи будут в десятом номере «Октября» и в августовском номере «Искусства». Представитель ВОКС ему сказал, что после войны в Москву было прислано 500 (!) экземпляров монографии.
Я рассказал о картинах Н.К. в фондах Рижского музея, о противодействиях директора. Юрий ответил: «Если музей картины хранит в фондах, тогда министерство потребует передать их в Москву». (Так будет и лучше. Наша мечта о музее в Риге еще далека. И главное, чтобы больше картин было в центре.)
Я спросил о Святославе. Он завершил портрет Радхакришнана. Живет по-прежнему в Бангалоре.
Теперь будто бы в Ленинграде восстанавливают буддийский храм.
В конце я рассказал сон Екатерины (от 1 июля), в котором Е.И. ей сказала: «Вскорости можно ожидать главные события». Екатерина спросила: «А что же нам делать?» – «Будьте готовы». Я заметил, что этот сон нас тогда встревожил.
«Не беспокойтесь. Будет хорошо. Все пойдет по нужному руслу. Но все возможно. Не надо ничему удивляться».
– Не могут ли быть и потрясения?
«Е.И. уже предвидела».
Прощаясь, еще сказал: «Не надо удивляться». Я добавил: «Nihil admirari!»[31] Он улыбнулся.
Эти три дня в маленькой комнате музея, где портрет Н.К. и книга для гостей, – толчея. Есть уже много чудесных отзывов. Но все же есть люди, кажется – художники, которые возражают, называя искусство Рериха «декоративным». И кто-то там все время так настойчиво дебатировал, словно являлся агентом. Но молодежь принимает с большим энтузиазмом. Интерес нарастает. Посмотрим, какой еще будет наплыв.
Все время слежу за выставкой в Ленинграде. Несколько раз продлевалась. Недавно получил телеграмму о крайнем сроке – 20 октября. Если это окончательно, то отправится в путешествие в Киев. Все время собираю сведения: у кого есть знакомые в Киеве.
В середине сентября вместе с экскурсией выставку посетила Карлина Якобсон. Затем – наш молодой друг Эдуард. Он тоже привез выписки из книги для гостей. Было будто бы чрезвычайно много посетителей. Как всегда, у книги для гостей происходили дебаты. В целом ленинградцы пишут культурно, широко.
3 и 4 октября в Ленинграде второй раз гостил Юрий вместе со своими сестричками.
В сентябрьском номере «Советской женщины» была статья «На Родине» (интервью). На внутренней стороне обложки цветные репродукции картин «Сострадание» и «Гуга-Чохан».
Неожиданно я получил ленинградскую газету «Смена» от 17 сентября, где помещена большая статья о выставке.
Собираю все, даже отзывы и письма, для своего архива и для Юрия.
16 ноября выставку открыли в Киеве. В десятом номере «Октября» помещена статья о Н.К. и его «Листы Дневника». Сердце взволновалось, прикоснувшись после столь долгого времени к дарам величественного духа. Кто прочтет, тот его полюбит. В восьмом номере «Искусства» есть хорошая статья с критическими примечаниями в конце от редактора.
«Культура и жизнь», № 8.
Много репродукций было и в «Советском Союзе» на английском языке, предназначенном для заграницы. «Вокруг света», № 42.
В воскресенье опять приезжала Бируте. Привезла копию 16 номера «Оккультизма и Йоги». Он меня чрезвычайно встревожил – вызвал возмущение. Хотел об этом немедля сообщить Юрию. Асеев совершил непростительный проступок: опубликовал очерк памяти Е.И. и два ее портрета (не знаю какие). Известно, что некоторые статьи он помещал против воли авторов. Встревожила и статья бывшего члена Гофмейстера об истории нашего Общества. Пишет он сердечно, но с ошибками, по своей наивности вредит, ибо еще не время об этом писать, тем более – ему, который такое короткое время был в Обществе. Затем – пошлая, развязная статья Асеева о движении Агни-Йоги за рубежом. Сколь оскорбительно он пишет о Юрии и Святославе! Где он взял сведения об «актерской группе» в Латвии – «работают как титаны и радостны как ангелы»?! Конечно, он творит только зло. И в конце, среди писем читателей, кто-то призывает жертвовать в «фонд нового издания книг Учения». Опять самоуправство! Неужели все это делается без контроля Зинаиды Григорьевны Фосдик? Оказывается, в 14-й номер она сама дала подробную информацию о деятельности движения Агни-Йоги в Америке. В конце упоминается, что 15-й номер вышел с Портретом Учителя. Мало назвать это сумасшествием и кощунством!
И еще, но уже из других источников: Асеев просит всех присылать ему копии писем Е.И., готовится издать третий том писем, стало быть, совершенно самовольно решил продолжить нашу работу! Более всего по этой причине надо было спешно поехать и предупредить. Неужели невозможно Асеева обуздать?! Оказывается, он не слушался и Е.И. Но ведь тогда, после ухода Е.И. и выпуска последних кощунственных номеров, надо было прервать с ним связь.
Поездку снова отложил. Затем Гаральд надумал ехать 4 декабря. Однако изменил свои намерения и передал билет мне. Конечно, съездить – для меня это было бы счастьем. Но, среди разных токов, я чувствовал себя совсем больным. В день отъезда была кульминация. Очень сожалел, что не могу ехать. С Гаральдом связаться не смог, как позже оказалось, он уехал со своей женой в Киев. Таким образом, я мгновенно решился и вместо себя послал Гунту. Она из всех нас больше всего подружилась с Юрием и его сестрами. Пусть меня простят, если кому-то это не нравится, но Гунта свое задание выполнила отлично.
Она приехала вместе с Индаром. Приняты были очень сердечно. Индар скоро ушел. (Он ведь еще не следует Учению, и ему там «было неинтересно».) Гунта осталась переночевать у них, спала на кровати Людмилы, тем временем как последняя – на раскладушке во второй комнате. Гунта все описала с великим романтическим энтузиазмом. Еще раз рассказала о спальне сестричек, их святилище, со многими картинами, иконами и т.д. Людмила вечером повела и в комнату Юрия, чтобы Гунта увидела статую Будды. Велела обратить внимание на его нежную улыбку. Там висит картина с московской выставки: «Держательница Мира», которая больше не выставлялась, ибо слишком значительна и сокровенна. Еще на стене – голубая шелковая тибетская икона, танка, которую Юрию подарил новый Таши-лама, кроме нее, здесь и другие танки. На буфете – восточные сувениры. Простая, восточного характера походная кровать с полосатым одеялом. В кабинете над дверью чудесный, в пурпурных красках – «Гэсэр-хан».
Юрий был очень рад Гунте. Просил, чтобы вообще время от времени кто-нибудь приезжал. Он уже думал, как передать, чтобы я приехал. Чувствовалось, что в его сердце накопилось многое что сказать, и он увлеченно, несколько часов, сердечно беседовал с Гунтой.
Постоянную экспозицию Рериха решено делать в Ленинграде при Русском музее. Он все же хотел, чтобы для музея отвели отдельные помещения, но затем подумал, что это вызовет большую зависть и ненависть противников. У Репина, мол, нет, а Рериху уже сразу устраивают музей. Второй музей будет в Сибири, в Барнауле или Новосибирске.
Михайлов всюду защищает Н.К., иногда даже ругает противников, но Юрий не хочет их раздразнить, чтобы они не стали открытыми врагами. Лучше по-другому – своим дружелюбием Юрий скорее их обезоружит. Так, в связи с примечанием в «Искусстве» Юрий ходил в редакцию спросить, кто же автор его. Все молча указывали рукой на человека, который сидел в стороне за столом. Юрий спросил, что он имеет против Н.К.? Тот, совсем растерявшись, оправдывался, что возражал автору статьи, но позже был вынужден признаться, что выступал против «религиозных воззрений» Н.К. Юрий сказал: «Принимайте Николая Константиновича таким, какой он есть, или вообще не прикасайтесь». Позже тот человек позвонил Юрию и сказал, что хочет ближе познакомиться с «Листами Дневника» Н.К.
Ныне готовят к печати сборник статей из книг «Врата в Будущее», «Нерушимое» и т.д.
В Таллине и Вильнюсе выставки не будет, в Тбилиси – под вопросом. Может быть, из Киева возвратится прямо в Ленинград. Причина – картины большого размера быстро портятся без стекла, а в Москве не нашлось материала, чтобы застеклить. Некоторые картины поцарапаны, вину возлагают на Ригу, где отнеслись наиболее небрежно. Потому в Киев картины сопровождает сотрудник, который будет заботиться о них.
С репродукций картин Рериха готовят диапозитивы. Альбом с репродукциями будто бы уже вышел. Обещает один мне выслать. Интерес велик. Предварительная подписка давно закончилась. Не может ручаться, что получит все, что заказывал. Таким образом, может получиться, что до Риги ничего не дойдет.
Юрий сделал запрос в Третьяковскую галерею, почему они картины Н.К. держат в фондах, например – «Сергия». Обещали выставить.
Через полгода приедет в Москву Святослав с выставкой своих картин. Возможно, картины повезут вместе с рамами (что затруднительно), ибо обрамлений в Москве нет. Девика будет сопровождать Святослава. Его будто бы официально посылает Правительство Индии. Булганин ведь лично пригласил Святослава, когда они встречались, но он первым делом заботился о брате.
В Москве большой интерес к йогизму. Журнал «Знание – сила» снова дал статью. 2 декабря был доклад по радио: «Белые пятна в науке». Биофизик Головкин (клиника Боткина) готовит серьезное обозрение о йогическом дыхании и его медицинском применении. В институте Бехтерева опять возобновлены исследования в этом направлении. Врач Ажаров (из психиатрической больницы при Академии наук) был в Индии и изучал йогизм. Индус Н.Н. Даси читал доклад: «Условный рефлекс в йогизме». Интересовался и Ковригин из министерства здравоохранения. Есть и другие доклады.
Читаются и лекции о философии буддизма. Академики, особенно физики и математики, интересуются Учением, ездят в Лавру, уважают буддизм. Много и молодежи. Вначале надо давать совсем немного, лучше меньше, чем слишком много. Юрий часто выступает, принимают его доброжелательно.
5 декабря, в половине шестого вечера, Юрий с Раей ушел в гости к какому-то академику. В гостях беседовали о пятнах на Солнце, влиянии космических лучей на человека и т.д.
На вопрос, переводить ли книги Учения на латышский, ответил: пусть обязательно переводят, и спешно, ибо возможности не за горами, хотя и не известно, когда.
Также относительно моей статьи «О космичности в творчестве Н.К.» ответил, чтобы я поторопился. Даже был несколько встревожен, что я еще не начал серьезно работать. (Я ему писал, что столь философский труд теперь еще не напечатают. Но мне кажется, что это время может наступить уже скоро.)
Если о чем-то был сон или настойчивая мысль, особенно если это подтверждается и другими факторами, то надо быть очень внимательным.
Увлекшись, Юрий многое что поведал. И то, что 1959 год будет решающим – годом катастроф. (Таким образом, получается, что сон Драудзинь – истина. Е.И. там говорила: «Вскорости можно ожидать главные события». – А что же делать? – «Будьте готовы!»)
Монголии отведена большая роль в будущем. Где-то на юге Советского Союза устраивалась этнографическая выставка. Был выставлен и Образ Майтрейи. Об этом узнали верующие, расстелили свои коврики, становились на колени перед Образом Майтрейи и читали молитвы. Это руководству выставки не понравилось, изображение сняли. Однако верующие приходили и молились Невидимому Образу. Тогда руководству пришлось выставку закрыть.
В Москве гостила индийская делегация и просила Юрия отвезти их в Лавру. Индусы были в своих национальных одеждах. Зажигали свечи и ставили их.
Гунта провела там только одну ночь, утром поехала за билетом. Купила пластинки «Град Китеж» и другие. Когда вернулась назад, положила у их радиолы.
Оказалось, что у Юрия есть только первый том «Писем». Гунта моментально достала второй, который я приготовил для кого-то, и подарила его Юрию. Ему были очень нужны и вторые экземпляры «Писем». Когда Гунта вернулась, мы с Качаловой послали «Письма», пластинку «Заклятие Огня» (любимое музыкальное произведение Е.И.), Девятую симфонию <Бетховена> и другие. (9 декабря Качалова уехала в Москву и Тбилиси организовывать латышскую выставку.)
Можно представить, с какими сокровенными чувствами Гунта приехала домой! Она привезла письма мне и Гаральду.
6 декабря 1958 г.
Очень обрадовало нас нежданное посещение Гунты Рихардовны, которая и расскажет Вам о всех наших делах, о нашем житьи-бытьи. Тема «Космичность в творчестве Н.К.» была особенно близка Е.И., и она всегда говорила, что именно Вы это могли сделать, хотя бы для будущего. О большой монографии уже думаем, и Вс. Ник. Иванов писал мне, что очень думает об этом. На днях выходит альбом произведений в издательстве «Изогиз». Спрос на него очень большой. Сейчас идут очень ответственные переговоры о Музее, как в Ленинграде, так и в Сибири. Знаю, что дойдем, и эту уверенность хотелось бы передать и Вам. Часто вспоминаем всех наших друзей, и всем шлем наши самые сердечные пожелания. Да будет всем светло в наступающем году.
Духом с Вами. Юрий.
Все еще слежу за шествием Выставки. В Киеве закрыли 8 января. Размещалась в тесноватых помещениях Русского музея. Из наших там побывал Гаральд с женой. Студент Художественного института Л. прислал мне афишу, пригласительный билет на открытие, рецензию в украинской газете. И еще недавно – несколько выписок из книги для гостей. Небывалый энтузиазм, особенно у молодежи. Многие записи как чудесные искры сердца.
«Я взволнован до глубины души и могу сказать: Да. Это большой художник и человек, который мог все постичь, чувствовать и передать это народу. Пусть же картины Рериха будут бессмертны!»
«Поразительно!»
«Я смотрел чудный сон!»
«Невыносимо хорошо! Великий творец! Своей глубоко-эмоциональной, необычной манерой письма, присущей только Рериху, он подарил каждому сердцу самое дорогое – любовь и радость...»
«Возмутительно, что такие потрясающие творения нашего художника – русского так долго прятали от нас».
«Цвет гор в тумане синем,
Диск луны на небе желтом.
Есть ли что-нибудь красивей
Этих гор? И где нашел ты
Эти стройные аккорды,
Эти сумрачные сказки,
Как свежи они, и горы,
Словно тысячи кристаллов,
Ты на холст рассыпал прочный,
И они вдруг заблестели
Ярким заревом полночным,
Словно огненное знамя
В темных пропастях Тибета
Ты воздвигнул над горами.
И залил багровым светом
Живописные сонаты,
Фиолетовые гимны,
В них стихи Рабиндраната,
В них поэзия глубоких,
В бородах, столетних дедов,
В ликах жителей пещерных
Ты зажег огонь победы
Кистью пламенной и нервной,
Покорил верхи Алтая
И похитил Ганги берег.
Как назвать тебя?
– Не знаю...
Чародей! Волшебник Рерих.
(Наташа –ученица 10‑го класса)».
А на выставке в Ленинграде в книге для гостей кто-то записал: «После Рериха хочется сжечь все то, перед чем преклонялся раньше».
«Рерих – сверкание мира, парад природы, величие человеческого духа».
«Искусство Рериха учит нас красоте, и это помогает нам завоевать Космос».
«Чтобы завоевать Космос, прежде всего надо знать, что такое красота. Ибо что такое Космос, если не красота (И.Л.)».
«Искусство Рериха способно делать людей лучше».
«Посмотрев выставку Рериха, хочется писать стихи и петь песни».
28 декабря Гаральд был у Юрия. Ему присуждено звание профессора. В остальном – сообщил ему то же, что и Гунте. Неприятно, что Юрию начали досаждать некоторые теософы. Нагеля (друга Хейдока) я в письме уже предупреждал, что Юрия можно посещать только в крайнем случае. Все же он обиделся, ходил к Юрию, расспрашивал. Действительно, старое поколение теософов болеет великой самоуверенностью. Больше всего у меня страдает сердце о том, что столь безответственно они раздают Портрет Учителя. Какая-то Дитиненко послала Портрет в Ленинград не очень достойным личностям. Где только могу, я (разумеется, тактично) предупреждаю.
Гаральд привез мне письмо Юрия, которое он писал (знаменательно) Рождественским вечером. Наверно, хотел передать его через Качалову, которая, возвращаясь с латышской художественной выставки в Тбилиси, обещалась к нему зайти.
24 декабря 1958 г.
Дорогой Рихард Яковлевич.
Спасибо Вам за Ваши письма. Очень нас всех порадовал неожиданный приезд Гунты Рихардовны в наши края. После ее отъезда обнаружили приумножение грампластинок, и долго не могли объяснить это явление. Ваша приписка как будто объясняет это. Спасибо Вам! Особенно за «Заклятие Огня» – любимую вещь Елены Ивановны. От Гунты Рихардовны Вы знаете о всех наших делах. Был в Киеве. Встретил очень теплый прием со стороны художественной общественности. Многие «болеют Рерихом». Провел три беседы. Была хорошая телевизионная передача, в которой показали 51 картину. Выставка в Киеве продлится до начала января. Затем поедет в Тбилиси, после чего предстоит организация мемориального музея – Ленинград и Сибирь (Алтай). К концу года всегда много работы, особенно заседаний. Но во всем идет поступательное движение. Советую прочесть книгу Мелюхина «Проблема конечного и бесконечного» – «Госполитиздат», 1958. Шлю Вам и всем Вашим мысли крепости в наступающем году.
Всего Вам светлого – Юрий.
В Москве готовятся издать сборник избранных очерков Николая Константиновича. Гаральд привез для перепечатывания на машинке список более 20 очерков из «Нерушимого» и «Путей Благословения». Этот список передал Мете. Мета приступила к новому поручению спешно и с радостью, хотя и так перегружена (печатает книгу Гаральда о путешествии по Памиру, индекс Екатерины, ранее печатала мои труды и т.д.). Разумеется – это ныне самая главная задача, поэтому она очень, очень спешила. Только очерки были перепечатаны (хотя мы еще не успели их сверить с книгами), как Гаральд снова внезапно решил ехать в Москву: ему в этом году больше не хотели возобновлять практику, и он поехал к министру здравоохранения и к гомеопату Мухину, другу Юрия. Сначала Гаральд направился к Юрию, а затем – к Мухину, получил от него свидетельство, что является врачом-гомеопатом (Мухин – «старший консультант в гомеопатической поликлинике»), и уже утром вернулся в Ригу. Это свидетельство ему пригодилось в рижском министерстве, и, после длительного «препирательства», он опять получил право на частную практику.
Гаральд сообщил, что Академия строит для Юрия дачу в 60 (?) километрах от Москвы, будет 4 комнаты. В середине января Юрий поедет в Ленинград. Дал Гаральду с собой список очерков из «Твердыни Пламенной» и просил нас самих подобрать из других книг. Это я и сделал. Мета печатала в громадной спешке, ибо мы узнали, что в Москву едет Милда Бонзак, из наших «самых новых». Я хотел дать ей с собой для Юрия и список некоторых мест в этих и ранее посланных статьях, которые не вписываются в теперешнюю психологию. Разумеется, пусть Юрий сам решит, как поступать. Статьи ему были переданы 26 января. В великой спешке я не подумал, что и сам мог бы съездить. Главным мотивом было то, что нельзя же так часто навещать. Гаральд только что был два раза.
30 января Екатерина «неожиданно» приехала на «юбилей» Меты. Явился и Гаральд. Они решили послать Екатерину в Москву. Так – «ex promtu»[32], уже на следующий день. Я пришел позже. Переживал, что теперь ехать слишком рано, нельзя же так часто. И к тому же совсем без всякого задания. Инициатором был Гаральд, он часто поступает эмоционально. И все же – хорошо. Когда-нибудь Екатерине надо съездить. Но теперь уж я так скоро не смогу поехать. Я хотел – к 80-летию со дня рождения Е.И., к 12 февраля. К тому же я писал Юрию, что буду в феврале. Я дал Екатерине с собой письмо. Там упомянул и о своем сне в новогоднюю ночь, который считаю пророческим на весь год. А именно, я был на третьем этаже какого-то огромного музея, приподнялся в воздух и летел вниз по лестнице, держа в руке небольшое Знамя Мира. Внизу меня кто-то догнал и спросил: «Вы тоже один из йогов?» Я ответил: «Вы знаете только низшие йоги. Есть и другие». Я упомянул этот сон, чтобы можно было спросить: не начнут ли после организации Музея заниматься Знаменем Мира? Думаю, что теперь самый подходящий момент в международном положении. Екатерина привезла ответ.
4 февраля 1959 г.
Дорогой Рихард Яковлевич.
Радовались приезду Екатерины Яковлевны и Вашему письму. Весь переписанный материал для книги получили. Спасибо всем вам большое! Остается подобрать статьи. Несколько задержал грипп, т.е. те мои друзья, которые помогали с материалом, заболели. Будем ожидать Вашу статью. Пишите так, как звучит она внутри Вас. Выставка сейчас пошла в Тбилиси. Затем вернется в Москву и тогда предстоит отбор вещей на Ленинград и Сибирь (Новосибирск). Вышли еще открытки и ожидается альбом, который несколько задержался. О Знамени Мира известный Вам Conlan написал статью, которую думаю пустить в нашу прессу. И к этой проблеме придем. Ожидается и сборник по истории движения Знамени Мира. Как видите, действуем по мере сил и возможностей. Летом брат мой будет в Кулу организовывать Дом-Музей. Всего светлого Вам и всему дому Вашему.
Духом с Вами – Юрий.
Перепечатанные нами статьи Юрий дал для просмотра какой-то даме, «доверенному лицу». Сборник, наверно, так скоро не выйдет, быть может, в течение года. Нигде Юрий не встретил такой сердечности и отзывчивости, как на выставке в Киеве.
И Харьков чрезвычайно ждет и просит, чтобы выставку послали и туда. Была выставка репродукций и лекция о Н.К. Может быть, после Тбилиси устроят и в Харькове.
В Ленинграде Юрий был на юбилее какого-то академика.
Юрий заходил в дом, где когда-то жила семья Рерих. Шел, оглядываясь по сторонам, восстанавливая в памяти картины прошлого. Шла навстречу пожилая женщина и спросила, что он ищет? Юрий ответил: «Я пришел домой!» Женщина в изумлении воскликнула: «Неужели Рерих?!»
Буддийский храм в Ленинграде в запущенном состоянии. Юрий просил высшее начальство, чтобы реставрировали. Сказали, пусть прошение подпишет Юрий и еще какой-то сотрудник из института. Последний очень перепугался, что надо подписывать. Это услышал и упомянутый начальник.
Гаральд сказал Юрию: «Нельзя ли скорее?» Юрий ответил: «Нельзя все зерна высыпать сразу в одну кучу, надо внедрять в сознание!»
Екатерина показывала ему и некоторые тетради своего индекса Учения. Юрий подтвердил, что это отличная работа. В качестве заглавия предложил: «Тематический словник Живой Этики».
(Милда Бонзак[33].)
Милда Бонзак, передавшая Юрию перепечатанные работы, после того, как два месяца гостила в Москве, решила позвонить ему. Он ее пригласил к себе, чтобы передать письмо для меня. Кое-что рассказал. 25 марта будет читать в Московском университете о творчестве Николая Константиновича. 5 апреля в Доме ученых – лекция Юрия о Н.К., кинофильм, который он будет комментировать, затем – записанные на магнитофонную ленту музыкальные произведения, которые нравились Н.К. В апреле собирается читать лекции в Ленинграде. Летом у него будет много поездок – в Новосибирск и Монголию. Из Тбилиси картины вернутся в Москву, больше выставок не будет. Решено: автономная экспозиция при Русском музее в Ленинграде и музей в Новосибирске. Пригласил нас приехать на открытие в Ленинград.
В фондах Третьяковской галереи будто бы еще много картин Н.К. Борется, чтобы их выставили. Одна сильно повреждена, ее реставрируют. Видел в нижних помещениях и «Сергия», повернутого лицом к стене. Просил «Сергия» ему отдать. Служащие говорили: «Пойдем, пойдем скорее, а то нашего "Сергия" унесут». Картина опять повешена, как полагается. Сотрудники, проходя мимо, крестятся.
Когда Бонзак к нему явилась, он спросил, не приехал ли я.
Скрябин – выдающийся теософ. Также Чехов, Качалов, Станиславский. «Все растет, все пробуждается». Какой-то старый академик переписывает книги Учения.
Бонзак рассказала ему о девушке – музейной контролерше, которая подошла к ней, когда она сидела и долго смотрела на «Варфоломея» Нестерова, и спросила о смысле картины. Почему ее этот мальчик так привлекает, но Врубель – отпугивает?
Когда, прощаясь, Бонзак высказала сожаление, что так мало можно сделать, Юрий, немного подумав, сказал: «Мы еще поработаем, скоро».
16 марта 1959 г.
Дорогой Рихард Яковлевич.
Хочу кратко сообщить Вам наши новости. Выставка закрылась в Тбилиси, где прошла с большим успехом. Теперь картины пойдут в Москву, где предстоит сортировка вещей на Ленинград и Сибирь. Возможно, что несколько вещей останутся в Третьяковке (конечно, при условии экспозиции). Последнее решение министерства: автономная экспозиция при Русском музее и музей в Новосибирске. Начинаю получать письма из разных музеев с требованием картин. Переписанная рукопись передана в издательство. Скоро предстоит совещание по этому вопросу. Альбом репродукций еще не вышел, но ожидают. Если у Вас сохранились экземпляры сборника «Мысль»[34], хотелось бы иметь. Специально можно и не посылать, ибо, вероятно, будут оказии. Предстоит большая выставка работ моего брата в Дели. Затем и Москва. Надеюсь, у Вас все благополучно. За последнее время было несколько хороших встреч. Работы много, и, видимо, она будет нарастать. В апреле буду в Ленинграде, читать лекции в ЛГУ. Снова зовут в Киев. А осенью четыре международных съезда. Шлю Вам и всему Вашему дому пожелания самого светлого. Привет Гаральду Феликсовичу. Рад, что у него все устроилось. Сестры мои приветствуют Гунту Рихардовну и всех друзей.
Духом с Вами – Юрий.
В Риге начали показывать фильм о Н.К. Великий Мастер был виден как живой. Мудрец Гималаев. Некоторые картины хорошо репродуцированы, фосфоресцируют. Жаль, что в кинотеатре «Октябрь» демонстрируют только на последнем сеансе, вместе с мексиканским фильмом. Я был там 6 апреля и сегодня – в Булдури. На фильм приехали и дальние гости.
Я писал в Тбилиси директору музея, чтобы сообщил о сроках открытия и закрытия выставки, но ответа не получил. Также не повезло и Качаловой добыть более конкретные сведения. Просто – невоспитанные люди. Сотрудники Рижского музея, которые были в Тбилиси в связи с выставкой латышского искусства, рассказывали, что, когда они были на выставке Рериха, посетителей было мало, все картины были втиснуты в один зал.
Я хотел ехать на лекцию 5 апреля в Доме ученых, но неожиданно заболел гриппом, на самом деле не понимаю, как схватил температуру в 39°? Пришли к нам сведения относительно лекции. Наши друзья не могли попасть, было так переполнено, что пропускали только по пригласительным билетам. Даже гостям было очень тесно, заполнен и весь вестибюль. Поэтому и лекцию сократили на полчаса, и концерта не было. Юрий рассказывал больше о ходе путешествия. Затем показывались диапозитивы, и в связи с экспозицией – рисунки, фотографии, картины. Потом – фильм, где демонстрировались эпизоды из путешествия по Индии и Тибету, также – где художник в своем саду в Наггаре (в Риге показывали в основном картины). Люди толпились вокруг аппарата, мешали показу. Позже Юрий зачитал «Обращение к молодежи». «Н.К. – образец художника, свято чтившего культуру и любовь к Родине». В вестибюле была организована небольшая выставка репродукций, но было так тесно, что не было возможности подступиться. В конце Юрий объявил, что в мае вечер будет повторен в другом, более просторном зале. Все это описал Милде Бонзак муж ее знакомой – «мастер слова» И.Я. Поленов. В конце письма он прибавил: «Приятно, что здесь проявилось большое внимание определенной группы москвичей к Н.К. Рериху».
Скульпторша Арендт пыталась попасть, но люди «шли непрерывным потоком, и пускали по пропускам. Народ стоял сплошной массой и нечем было дышать».
Она попала на лекцию 25 марта в Географическом обществе, лекция была увлекательной, показывались диапозитивы из путешествия.
1 мая, самолетом, приезжал в Москву Гаральд, чтобы договориться с Коровиным об участии в экспедиции на Алтае. Один час он гостил и у Юрия. Лекцию повторит 17 мая. Гаральд вернулся обновленным, кротким и нежным, все резкости растаяли.
Этой зимой мне не везло с поездкой в Москву. В мае – опять великие огненные приливы. Что же происходит в моем организме? Или опять это связано со взрывами на Солнце, как в феврале 1956 года? (Взрыв действительно был, и Юрий тогда ощущал падение гемоглобина и ослабление психической энергии.) Нападения тьмы. Наших врачей это не интересует. Наконец, 15 мая, всё преодолев, я отправился в путь. Хотел попасть на важный вечер. Ехал в великом подъеме энергии. В субботу, по приезде в Москву, нас встретила знойная жара. Я себя почувствовал легче, когда к вечеру прогремела гроза со столь сильным градом, что в парке позже видел газоны, покрытые побитыми листьями.
Мы с Гунтой везли подарок Гаральда – палатку для экспедиций, целый ряд бутылочек его лекарств, монографию и репродукции, периодические издания о выставке в Тбилиси, Киеве, выписки из книг отзывов, перепечатанные на машинке (из Риги – полностью, в переводе на русский), и т.д.
Как за год изменился этот квартал Ленинского проспекта! Как много новых больших зданий! Магазины, насаждения. С сердечным трепетом направились по знакомой лестнице вверх. Сколь много чувств было пережито на этой лестнице! Мы позвонили. Встретила нас Людмила, она одна. Юрий и Рая пошли прогуляться в университетский парк. Но вот и они приходят.
Оказалось, что у Юрия малокровие (гемоглобин – 37!!). Поэтому он чаще прогуливается, получил месячный отпуск. Лечится. Больше всего его утомили долгие, скучные, но обязательные заседания, где к тому же помещения в табачном дыму. Конечно, повлияла и смена климата, и нехватка праны.
Мы приехали в счастливый момент: в этот день (в субботу) предвиделся вечер, посвященный Н.К., в Доме художника на Кузнецком Мосту, 11, а в воскресенье в половине пятого вечера – в Доме ученых. Будет двойное переживание.
Квартира Юрия преобразилась. Стены теперь покрыты холстом. Много новых картин. Есть и сделанные самим Н.К. варианты: «Сергий-Строитель», «Terra Slavonica». Над дверями кабинета чудное огненное сказание – «Гэсэр-хан». Справа – группа маленьких статуэток.
Опять Юрий проявил свое сердечное гостеприимство – я сидел в старом кресле Н.К. и – слушал. У меня самого накопилось немало вопросов.
В апреле Юрий прочел в Ленинградском университете две лекции: «История буддизма» и «Введение в буддийскую философию». Каждая продолжительностью в два часа. Слушателей оба раза было около 500 человек, пришлось из малого помещения перейти в большой зал. Для небольшой группы студентов читал и о тибетском языке. Удивлялся, почему этим языком интересуются две девушки, ибо он имеет только специальное научное значение. Обычно студентки изучают индологию или какой-то иной, более романтический восточный язык.
Картины из Тбилиси вернулись только теперь. Там был большой успех, ибо выставка длилась два месяца, до начала апреля. Было много посетителей. Он встретил двух девушек-грузинок, которые кое-что рассказали. Было несколько статей в газетах. Снят документальный фильм. Была передача по телевидению. Юрий в своем письме директору тбилисского музея настоятельно просил прислать материалы, но ничего так и не было получено.
В связи с этим я отметил, что и в Риге за последнюю неделю был большой наплыв людей, в общем количестве – около 2000[35].
В мае-июне состоится совещание относительно фондов картин. В Ленинграде будет постоянная экспозиция картин Н.К. в виде филиала при Русском музее или в отдельном здании («на Мойке»), где жил Н.К. Еще не решено. Здесь нужна и поддержка ленинградской общественности.
В Русском музее теперь вывешен портрет Н.К., написанный Кустодиевым. Портрет показывают и в кинофильме.
Третьяковская галерея теперь требует картины и для себя. Прислали список, в котором указаны лучшие картины. Конечно, это невозможно. Директор галереи еще сказал: «Если местные музеи не могут "освоить" всех картин, то пусть присылают их сюда».
Юрий хотел потребовать от Третьяковской галереи картину Н.К. «Сергий» в обмен на пейзаж. Они хранили ее в подвальных помещениях лицом к стене. Не дали, но повесили более достойно.
Самыми большими энтузиастами являются будто бы харьковчане. Там были лекции, выставка репродукций, телепередача. Киев приглашает его приехать, читать лекции – на более длительное время.
Недавно состоялся вечер, посвященный Тагору, где, кроме русского лектора, выступал какой-то индус со своей женой и – сам Юрий. На майские праздники у него гостили друзья из Индии. Когда-то гости привезли от брата коротенький фильм о Н.К. и Кулу.
«Мне все еще необходимо пробивать повсюду толщу интеллигенции, которая не продвинулась в понимании искусства. Собственного мнения у многих нет. Пахомов (на открытии выставки) произнес прекрасную речь, но написал ее другой».
Выставку Святослава в Дели откроют в декабре этого года, затем она отправится в Советский Союз.
Сборник очерков Н.К. включили в план 1960 года. Юрий встретится с редакторами отдела иностранной литературы издательства и обсудит конкретнее.
Книгу Юрия об экспедиции, которая когда-то вышла на английском и французском, теперь издает Географическое издательство на русском, переводить будет какая-то ленинградка. Интересно отметить, что эта книга была подготовлена для издания на немецком языке. Гитлер запретил.
Мы говорили о Пакте Мира, который в 1956 году подписала ООН, в том числе и Советский Союз. Панамериканские страны подписали его в 1935 году, Индия – в 1948. Статью Конлана Юрий хочет опубликовать в русской прессе. Нынче будто бы нет переводчика с английского. Я сказал, что в Риге перевод могла бы сделать Мета. Взял статью с собой.
Я спросил также, из какого материала сделана памятная ступа Е.И. Она – из местного серого камня, но покрыта какой-то специальной белой краской. Теперь к памятному месту Е.И. совершаются «целые паломничества».
Затронул я и вопрос Асеева, его вопиющую бестактность в издании журнала, о чем осенью я очень тревожился. Асеев даже готовится самовольно издать третий том писем Е.И. Юрий сказал, что Святослав и Фосдик знают, как действовать. Асеев непростительно нагрешил, посвятив без разрешения номер журнала памяти Е.И. Там помещены, между прочим, статьи Фосдик и Шклявера, хотя они категорически требовали вернуть их рукописи. Даны эзотерические цитаты и два портрета Е.И. Но величайшее кощунство, что в одном из номеров напечатан Портрет Учителя. Можно понять наше бесконечное возмущение, когда мы об этом узнали. Поэтому в декабре я писал письмо Юрию, посланное вместе с Гунтой.
Из журнала Асеева я узнал, что вышли в свет две брошюры: «Матерь Мира» и о Матери Агни-Йоги. Я был поражен, ибо знал, что ранее Е.И. была против подборок излишне эзотерической тематики и их публикации. Юрий сказал, что о Матери Агни-Йоги уже был собран материал и отпечатан на машинке. <...> Я этим так живо интересовался потому, что сам написал очерк о Е.И. и в сердце лелеял мысль написать более обширный труд, но не знал, какие можно давать цитаты из Учения, какие – нет, конечно же, очень немного[36]. Так и оказалось:
«Е.И. всегда говорила, что некоторые вещи надо оставить в сокровенном пользовании, не выносить на улицу».
Мы говорили о недавнем восстании в Тибете. Причина главным образом национальная, тибетцы против господства китайцев. Однако поверх географически-национальных целей люди Востока были озабочены, как бы не началась серьезная война и не затронули бы Сокровище, сокрытое в тибетских Гималаях. «Будут большие сдвиги, по-моему, большие энергии спускаются на Землю».
Прилив этих энергий пробуждает и накал сил противодействующих – пропаганду атеизма. Юрий присутствовал на каком-то собрании атеистов. Там ставилось в упрек, что в брошюрах религию трактуют с позиций прошлого века, но полагается освещать ее с точки зрения 20‑го столетия. Наиболее воинственные атеисты часто являются наиболее верующими, они читают Библию, но борются против чего-то иного в церкви. Атеистическая пропаганда направлена против католиков и баптистов, которые связаны с заграницей. Буддистов оставили в покое. В Ленинграде будто бы решено реставрировать буддийский храм, в строительстве которого участвовал Н.К. Теперь в этом здании размещается радиостанция, но убрать ее обещано только через несколько лет[37]. Если найдут помещение, то и раньше.
У буддистов нет узкого понимания Бога, потому им легче принять марксизм.
Юрий говорил о людях, у которых «в верхней части головы пустота», они живут без смысла жизни, без духовных и трудовых интересов, не знают, для чего работают. Когда Юрий был школьником, все мальчики мечтали о великих делах.
Я упомянул о недавно вышедшей «Истории индийской философии» Роя, написанной атеистически. Юрий назвал ее «ужасной книгой». Его просили дать рецензию – отказался. Единственное – изъять из оборота. Недавно пришли письма от индийских коммунистов, которые возмущены этой книгой.
Мы говорили о том, хорошо ли говорить человеку заранее о его уходе, как это было с Ольгой Крауклис, которую Гаральд Лукин предупредил уже за четыре месяца до ухода. Юрий сказал: «Это индивидуально – некоторым помогает, в других – пробуждает ужас». «Если человек грамотный, он сам поймет». Обычно не принято предупреждать заранее. Может быть, так и лучше. Особенно, когда составляют гороскоп, лучше не пророчествовать будущих событий. Юрий упоминает случай с одним выдающимся астрологом в Индии, который в своих гороскопах предсказывал и смерть. Конечно, этим пугал людей. Этот человек как-то переходил улицу, где в этот момент был остановлен поток людей. Он увидел, что у какой-то машины стоит индус в белой одежде садху. Тот глянул на него и сказал – составляя гороскопы, пусть оставляет будущее только для своего сведения, не рассказывает людям. Ибо иначе могут быть последствия.
«Восточные люди очень боятся произносить сокровенное. Скорее даже солгут, чем предадут».
Портрет Учителя можно давать только тем, кто от Учения уже никогда не отойдет.
Я передал Юрию свой конспект «Космических струн в творчестве Н.К.». Прочтя его, он сказал, что некоторые места очень ему понравились. «Продолжайте». Эту работу я закончил приблизительно в середине апреля. Надо еще кристаллизировать по-русски.
В связи со своей работой я попросил разрешения ознакомиться с Памятной книгой на английском, посвященной Н.К., которая издана в 1948 году[38]. Ночуя у скульпторов Арендт и Григорьева, по утрам рано я пытался выписать значительные места. Неру выступал с речью на открытии выставки Н.К. в Дели 20 декабря 1947 года. Она была подготовлена еще до ухода Н.К. Речь Неру помещена в сборнике, а также многие другие статьи. Индусы величают Н.К. – Риши, Махариши и т.д. Здесь две статьи Святослава. Неожиданным для меня было то, что помещен фрагмент и из моей брошюры на английском языке «Николай Рерих – Водитель Культуры».
Е.И. была в Париже в 1923 году. Феликс Лукин встречался с Н.К. и Юрием в Париже весной 1930 года.
Е.И. ушла 5 октября 1955 года, не достигнув 77-летнего возраста. В записях Е.И. сохранилась пометка карандашом о 6 октября. (Знаменательно, что годом позже, ночью с 5 на 6 октября, я видел Е.И. многократно во сне, очень переживал, утром, встав, написал свой очерк о ней.)
Я рассказал о друзьях. Хейдок, наверно, поедет вместе с семьей сына в Монголию. Беликов хорошо знает Учение, энергичный организатор, мог бы когда-нибудь руководить Музеем и т.д. Большинство литовцев не реабилитированы. И Иван Блюменталь, который живет очень уединенно, тоже.
У Юрия много доброжелателей среди восточных народностей. Даже по лицу судят, что в нем есть нечто восточное. Прабабушка была татаркой. Конечно, завоевывает симпатии и тем, что умеет разговаривать по-монгольски.
Какая-то татарка снабжает их провизией с базара и т.д. Недавно сообщили, что дача скоро будет готова. Юрий ее еще не видел. Наверно, неудобно самому спрашивать, ведь – подарок. Приглашает нас погостить там летом. «Если будут еще гости из Индии, то поставлю палатку», – прибавляет он с улыбкой. После отпуска, с 15 июня, две недели Юрий будет на работе. В конце июля поедет в Монголию. Для этой цели палатка и предполагалась. Ничего более подробного о планах не сообщил. Возможно, и сестрички поедут с ним. Я предложил ему, чтобы кто-нибудь из наших друзей стерег квартиру во время их отсутствия. Эта идея ему понравилась.
Так мы гостили у Юрия три раза, каждое утро, но недолго, ибо в субботу и воскресенье предполагались его выступления.
Прощаясь, я рассказал, что в последние недели ощущаю чрезвычайные огненные токи, часто весь как бы горю. Это произвело впечатление на Юрия, он меня хорошо понял, заметил, что теперь быстро исчерпывается психическая энергия. Наконец, прощаясь, еще сказал: «Крепитесь!»
Его машина уже ждет внизу. Юрий и Людмила провожают нас по лестнице, машут нам. И шофер столь учтив, чувствуется, что к Юрию – великое уважение.
Теперь – относительно обоих вечеров.
15 мая – в Доме художника, в выставочных залах молодых советских художников. Большой зал был почти полон, немного помешала гроза. На афише: «Сообщение Ю.Н. о работе Н.К.Р. в Тибете». В своем кратком докладе Юрий дал биографические сведения, немного шире – об экспедиции. В конце зачитал Обращение к русской молодежи об обороне Родины. После этого на экране были показаны некоторые репродукции и короткий фильм, привезенный из Индии. Последний – повторили. Н.К. опять живым был среди нас. Цветущие сады Кулу. Народные праздники в Наггаре. Некоторые виды и эпизоды жизни в Гималаях. Фильм снят в 1943 году.
Просмотру мешал свет, который слабо проникал сквозь потолочные стекла. И механик действовал неловко. Однако впечатление и переживание были большими.
Я познакомился с художником-инженером Смирновым, который называет себя учеником Н.К. В воскресенье мы были в гостях у него. Оказалось, что вместе с тремя другими студентами он в 1926 году познакомился с Н.К. и Е.И., был посвящен в первые понятия об Учении. Из‑за своей «группы» попал на десять лет в лагерь. Юрий дает ему книги. Он и его друзья читали мою «Сознание Красоты спасет». В картинах чувствуется влияние Н.К. Он вместе с Качаловой участвовал в устройстве выставки.
В воскресенье мы посетили уютный Дом ученых на Кропоткинской улице, напротив музея Льва Толстого. Вечер был закрытым; и хотя посетителей, по всей видимости, было около 700, большой зал все же не был целиком заполнен. Кроме седых ученых, было и много молодежи. Организован вечер был стопроцентно отлично. Слава директору! Царили культура и торжественность. В вестибюле была небольшая выставка – 16 новых картин Н.К. из собрания Третьяковской галереи, их будто бы не успели включить в минувшую выставку. Опять манили нас озаренные вершины Гималаев. Больше всего мне понравилась «Стрела» – образовавшийся в облаках, просвечиваемый лучами солнца образ женщины, направляющей стрелы вдаль.
Юрий зачитал свой доклад, на этот раз несколько шире. Его голос в микрофоне звучал так отчетливо. Затем – литературно-музыкальная часть. Программа следующая:
Ирина Масленникова, солистка Большого театра, спела арию Снегурочки из оперы Римского-Корсакова.
Марк Эсташи (?) читал стихи Н.К. «Пора», «Оставил».
Бебутов, артист, – очерк «Гималаи».
Елена Слешнева – стихотворение «Подвиг».
Григорий Нестеров, солист филармонии исполнил три вещи Римского-Корсакова: «На холмах Грузии», арии Мизгиря из «Снегурочки».
Сергей Дорецкий, лауреат международного конкурса в Рио-де-Жанейро, – на рояле (Stainway) сыграл два этюда Скрябина, два – Шопена (си- и ре-бемоль), Листа – «Забытый вальс».
После этого показывали короткий фильм из Наггара и большой фильм, который мы видели в Риге. Впечатление было великолепным. Я сидел рядом с Раей и Людмилой. Рая короткий фильм видела в первый раз, глубоко переживала. Позже рядом сел и Юрий, несколько взволнованный. Ведь в Москве еще не было вечера, посвященного памяти Н.К. Ко мне подошли двое художников, выразили желание, чтобы я их посетил. Они знакомы и Юрию. Грядет новый мир. Мир Красоты Духа.
Приблизительно 23 июня Гаральд ездил в Москву в связи с ожидаемой экспедицией. Я просил его передать переведенную статью Конлана вместе с моим замечанием, что она не подходит. Поэтому Юрий и сказал, чтобы я написал новый труд о Пакте. Я это выполнил спешно, так что успел передать Гаральду, когда он в конце июня поехал на Алтай. Юрий от своей новой дачи отказался, оказалась слишком мала. Наверное, лето проводит в своей квартире.
Наконец, мы получили альбом репродукций Н.К. Позже, наложенным платежом, его прислали и книжные магазины. Альбом впечатляющ, только цветовая гамма репродукций могла бы быть лучше подобрана. Случайно я купил книгу Орестова «Семь лет в Индии», где две страницы посвящены Наггару и семье Рерих. Все же, через полгода, я получил ответ от директора музея в Тбилиси относительно выставки Н.К. Спасибо ему за подробную информацию. Выставка продолжалась с 25 января по 4 мая. Посетителей было 20 000. Отзывы хорошие. Упоминает многие газеты и журналы, где опубликованы или теперь печатаются статьи о выставке.
Большое и радостное переживание принесла нам весть, что 20 июля в Третьяковской галерее открылась выставка Н.К., расширенная за счет гималайских картин, которые были на вечере в Доме ученых, а также и других. Продлится полгода. Успех понятен, ибо теперь директор Третьяковской галереи борется за то, чтобы в его музее открыли постоянную экспозицию работ Н.К. Но еще два года назад директор Третьяковской галереи (может быть, тот же самый) говорил, что Рерих опасен для молодежи?!
Радостно было мне и оттого, что 25 июля через Москву направлялись на Кавказ мои дочери: Гунта, вместе с Метой и Бонзак, и Марите – с группой студентов. У них теперь двойная радость. Разумеется, Гунту я послал к Юрию с письмом, передал и письмо директора из Тбилиси. Спутницы Гунты из‑за душевной чуткости отказались сопровождать ее к Юрию. Вот некоторые сведения из письма Гунты:
Все говорят, что эта выставка все же не производит такого впечатления, как предыдущая. Здесь много думали о цветовых эффектах, некоторые картины освещены лампами, например, над «Помни!» помещена зелено-серая лампа, чтобы ярче выделить солнечную лучистость вершин.
Открытие выставки было очень торжественным. Говорил <индийский посол> Менон и другие.
Выставка в этих «застывших» стенах, среди «окостеневших», грустных картин казалась «маленьким оазисом среди пустыни». «И в других залах чудно», но «полностью утолить жажду могу только здесь». Выставка размещена на нижнем этаже, с одной стороны – советское искусство, с другой – Врубель, иконы. Врубель все же силен, захватывающ, человечен в своей грусти и мечтах, но словно стоит на месте. Тем временем Н.К. берет за руку и ведет вперед: «Пожалуйста – здесь вход, и впереди золотая радость горных вершин». И одновременно он дает силу идти этим путем. Выставка занимает четыре зала. «Но надо было бы картинам Н.К. все же каждой дать по залу или по дому. А вокруг – природу и цветы».
У Юрия Гунта была два раза. Первый раз застала только сестричек, его не было дома. Но второй раз, засидевшись в гостях у Юрия, чуть было не опоздала на поезд. В тот день пришло письмо от Святослава с фотоснимками из Кулу, где он недавно был с женой. Выставка Святослава в Москве состоится в апреле. Отпуск Юрия начинается первого августа. У них гостила троюродная сестра из Ленинграда, вместе с сестричками приводила в порядок архив. Все они ведь живут в будущем. Юрий добивается, чтобы Музей был обязательно автономным, чтобы там были выставлены и книги, фотоснимки, письма и т.д. Сетует, что нет работников. Снова идет война между Москвой и Ленинградом из‑за Музея. Москва готова даже построить отдельное здание. Разумеется, в Москве пока нельзя, ибо другие художники завидовали бы такому исключительному отношению. Значит, самое надежное – в квартире Н.К. в Ленинграде. В августе выйдет «листовка» с репродукциями картин Н.К., затем – каталог с 15 цветными иллюстрациями. На Пасху Юрий видел во сне видение, подобное картине Н.К. «Он сам вышел» из серии «Sancta». Возможно, ему показалось, что этот сон может иметь значение в ближайшем будущем? Здоровье Юрия будто бы улучшилось. Гунту все принимали чрезвычайно сердечно.
26 августа Гунта снова виделась с Юрием. На обратном пути с Кавказа она на всякий случай позвонила. Оказалось, что он никуда еще не уезжал. Поедет в Монголию только 30 августа. Задержался оттого, что хотел до конгресса съездить туда с сестричками, они там родились и выросли. Обещали дать разрешение и на них, но когда дело дошло до документов, то дали только на 8 дней. Так сестрички останутся в Москве одни.
Дача предвиделась в Звенигороде. Юрий просил, чтобы разрешили перестроить веранду в комнату. Но возникли формальности, так прошло лето, и они никуда не ездили. Самое далекое – в Ясную Поляну.
Юрий чрезвычайно перегружен. К нему приезжает много людей, как к тому, кто знает больше, чем говорит. Так вокруг личности Юрия уже вьются легенды. Когда он читает популярные, объективного содержания доклады об искусстве Н.К., об экспедиции и т.д., все ждут от него чего-то необычного. После доклада все оживляются, задают неожиданные вопросы, не имеющие ничего общего с темой. Например, кем является его мать, что такое Йога и т.д. Разумеется, Юрию очень трудно в условиях, когда он не имеет права упоминать нечто большее, чем ряд фактов, когда надо говорить по сознанию, но все ждут от него именно чего-то большего. К Юрию приходят и на дом, спрашивают даже о смысле жизни и т. д. Но что же отвечать чужим сознаниям?
Следующий год будет юбилейным годом Тагора. В устройстве праздника участвует и Юрий.
На каком-то собрании историков выступающие выдвигали мысль, что зря в Советском Союзе умалчивают о Чингисхане, в то время как в Монголии его глубоко уважают. Выступил и Юрий, привел цитату из письма Маркса к Энгельсу, в котором Маркс ставит последнему в упрек, что он не рассматривает Чингисхана, ибо это великий полководец и у него можно учиться военному искусству. Противники, опасаясь взять на себя ответственность, с собрания ушли, и все оставшиеся, главным образом востоковеды, единогласно приняли решение, что надо изучать Чингисхана как историческую личность.
В Сергиевой лавре есть духовная семинария. Студенты-семинаристы сказали Юрию, что знакомятся с трудами Н.К. Не читают, но изучают.
В Ленинградской Академии художеств студенты начали подражать приемам работы Н.К. Преподаватели этого не разрешали. Тогда студенты в возмущении обратились к руководству Академии: почему не позволяют применять художественных приемов Н.К., когда его официально признают? Наконец им разрешили писать так, как они желают.
Вечером у Юрия Гунта встретилась и со знакомыми Юрия Борисом Смирновым и Виктором Черноволенко.
Конечно, можно понять радость Гунты. Там ведь мечта и тоска всех нас. Вернувшись, она сказала, что вся ее поездка была – из Москвы через Кавказ и в Москву. Там магнит. Потому и не уехала в Крым. Надо было идти и в университет.
В воскресенье, 27 сентября, я опять посетил то, что мы в своем сердце называем Ашрамом. Я вез лекарства Доктора, альбом, письма и комплект книг. Эти дни, проведенные в Москве, были чудесны, в великой динамике, сияло даже давно не виденное солнце.
Юрий как раз писал отчет о своей поездке на съезд. Отсутствовал две недели, вернулся 14 сентября. В Улан-Баторе проходил Первый международный съезд монголоведов. Участвовало около ста делегатов из 25 стран, в том числе из Америки. Говорили в основном по-монгольски. Первой неожиданностью было то, что съезд открылся богослужением буддийских лам. Хотя церковь и отделена от государства, все же руководство относится благожелательно. Вторая неожиданность, что всем делегатам раздали следующие памятные дары: 1) Коричнево-пурпурные кожаные папки с золотым тиснением в верхнем правом углу – знаком Шамбалы, который вмещает санскритскую формулу. Эту самую священную формулу Юрий мне написал по-тибетски. 2) Такого же размера и вида жетон с розовым обрамлением. 3) Продолговатый бронзовый знак с надписью на монгольском языке; такие в древности вручали послу хана. 4) Когда после посетили монастырь Гундена, всем делегатам там еще подарили жетон: «Будда с колесом возрождения в руке». (Колесо Будды – знак его Учения.) 5) Маленькую белую фарфоровую статуэтку Будды с голубой чашей в руке. Конечно – событие небывалое. С этих знаков Новой Эры начался съезд.
На съезде в основном обсуждались вопросы языкознания.
Столица Монголии хорошо выстроена, но в степях живут, как и раньше, – в юртах. В городе в квартирах встречал неоднократно репродукции картин Н.К. Распространены и «Основы буддизма», первое, напечатанное в Урге, издание. Я спросил, нельзя ли эту книгу, которая в переработанном виде литографически была напечатана в нашем Обществе, издать и в Москве?
К Юрию относились очень сердечно. Монголы ведь его считают своим. Это же заметно и среди бурят. Бурятский институт в Улан-Удэ, в Забайкалье, просил его – по дороге на съезд посетить и их. Его пригласили сотрудничать. Решено, что, кроме сотрудничества в области научной литературы, он летом будет жить в Улан-Удэ и читать лекции. Тогда уж, наверно, с сестричками. Показывал вырезки из газет, где сфотографирован вместе с двумя бурятами, также снимки представителей высшего бурятского духовенства, с которыми он встречался. Ему подарили небольшую бронзовую отливку буддийской ступы. Строят будто бы новый буддийский храм, деньги собраны за несколько дней. До Иркутска долетел на ТУ‑104, конечно, за счет государства.
Рассказал в связи с этим, что недавно состоялась свадьба дочери цейлонского посла. Было приглашено около 500 человек, в том числе все послы восточных стран. Церемонию бракосочетания – буддийскую – вел Юрий. Согласно традиции, это выполняет ближайший друг семьи. Священники, буддийские ламы, которые специально для этого случая были приглашены из Бурятии, сидели, читали молитвы, благословили молодоженов. Были представители и от правительства – Зорин, заместитель Громыко, и другие. Об этих празднествах десять минут сообщалось по радио. Этот ритуал Юрий проводил на языке пали и, чтобы не перепутать чего-то, заранее репетировал дома.
Я спросил относительно того, что в каталоге Академии наук упоминается, что в этом году выйдут его книги по языку пали и тибетскому. О языке пали – ошибка. Выйдет в этом году его учебник тибетского.
Институт востоковедения возобновляет серию книг по буддизму «Bibliotheca Buddhica», которая выходила во времена Ленина и где давались древние буддийские тексты. Ответственным редактором будет Юрий, будут и младшие редакторы.
В институте он руководит сектором, который теперь называется – сектор индийской культуры и философии буддизма. Сектор делится на три подгруппы. Все же научных сил, которые могли бы работать и помогать, в секторе мало.
Группы аспирантов хотят объединить. Теперь их уже около 16 человек. Трудно им учиться, ибо школа слабо подготавливает. Иногда у них не хватает даже элементарных знаний. Цель Юрия – чтобы проводилось по возможности меньше заседаний Совета института: они скучные, полные пустословия, там курят, происходит уничтожение психической энергии.
Повсеместно необходимы две вещи:
1) поднять общий уровень культуры;
2) дисциплина, равновесие.
В сборнике статей Географического общества будет статья Юрия об экспедиции. Вторая статья – о Гималаях – в альпинистском сборнике[39].
Вышел диафильм или диапозитивы о картинах Н.К. для домашнего пользования. На днях выйдет и малый каталог выставки. Обещал для нас все зарезервировать.
О выставке были отзывы в газетах: «Советская культура» за 21 июля; «Литературная газета» за 25 июля; «Комсомольская правда» за 30 августа. Юрий достал только номер «Литературной газеты». Вообще, знакомые не помогают искать, но ведь все это нужно для архива.
Выставка продлена до 1 января. Вообще, дирекция Третьяковской галереи не очень хочет расставаться с нею. Поэтому дипломатия будет заключаться в продолжении еще и еще. Из выставочных работ ведь несколько десятков – собственность Третьяковской галереи.
Юрий еще раз упомянул о картине «Святой Сергий», находящейся в подвальном помещении Третьяковской галереи. Просил директора отдать ее ему в обмен на пейзаж. Тот не дал и ответил: «Все же вывесим; что невозможно сегодня, может быть возможным завтра». Думается, что директор боится вывешивать и из‑за подписи на картине. А именно, на старославянском там написано: «Дано Св. Преподобному Сергию трижды спасти землю русскую. Первое при князе Димитрии. Второе при Минине. Третье...» Это многоточие может быть по-разному истолковано. Все же известно, что немецкие войска в 1941 году дошли до Лавры, но чудесным образом ее не взяли и повернули назад. С этого времени и начался развал их войск. Но можно толковать, что это пророчество еще впереди.
В Наггаре закончили ремонтировать дом, будет музей, около тридцати картин. Инвентарь сохранился, за ним кто-то присматривал. Шибаев управляющим не будет. Нужен человек, который любит одиночество. Шибаев со своей женой, «индийской англичанкой», уехал в Европу. Наггар когда-то называли «малой Россией», это был центр культуры.
Мы говорили о прогнозах будущего. О поездке Хрущева. Пока будут вестись переговоры глав государств, что может тянуться годами, – будет мир. Затем он сказал: «Сейчас в мир вошли большие конструктивные силы, которые способствуют умиротворению. Но возможны вспышки; думаю, что мы еще это переживем. Но России не угрожает опасность, все послужит на пользу».
«Мы живем в самое интересное время, поворота обратно быть не может».
«Я – оптимист».
«Была эпоха веры, поклонения. Ныне у современного человека – единственно знание. Все дело теперь за наукой – особенно физикой, математикой, биологией и психологией. Наука должна дать ответ на тонкие явления. Если только наука начнет исследования, некоторые вещи она больше отрицать не сможет».
Так, институт Бехтерева в Ленинграде существовал всегда, но «замкнулся». Теперь хотят восстановить свою славу – начать изучение психических явлений. Из этого института недавно кто-то обращался к Юрию с тем, чтобы он заинтересовал высшие инстанции. Это был его старый знакомый, академик, с которым он когда-то в молодости сдружился в Финляндии.
В Киеве живет профессор химии Вераксо, ему за семьдесят, старый, очень хороший человек, знает Учение; у него есть в переписанном виде несколько книг Учения, он – восхищен.
Я спросил Юрия и о Ефремове. Да, Юрий дважды его искал, но не мог встретить. Кроме того – он болел. Попытается все же найти. Ефремов теперь от профессуры отказался, полностью переключился на писательскую работу.
В Москве все еще увлекаются йогическими упражнениями. Какой-то врач обратился к Юрию: «Как же это получается, что я проделываю все позы йоги, но достижений никаких?» Юрий ответил, что необходимо и духовно-нравственное возрождение.
Какие-то две матери рассказывали Юрию, что их дети помнят прошлую жизнь.
К лектору общества «Знание» однажды пришла группа студентов с письмом и вопросом о реинкарнации, утверждая, что они в этом убеждены.
«Хотелось бы именно молодежь пробудить, среди них имеются люди прозревшие. Молодежь восприимчива. Искусство Н.К. особенно воспринимается молодежью».
Неру сам очень не хотел резкого выступления против штата Керала. Трижды он откладывал решение вопроса в парламенте. В конце концов его вынудили.
Конфликт на индо-китайской границе оттого, что не проведена широкая приграничная полоса. Такое положение отчасти и из‑за тибетских беженцев. Сам Далай-лама живет в Массури, около Дели.
Я спросил, как буддизм относится к проблеме войны. – Монахи на войне не являются монахами, свои монашеские обеты и знаки они отдают на хранение настоятелю монастыря, так же как и у православных. Какой-то генерал однажды спросил Будду: «Что делать в случае войны?» – «Исполняй свой долг», – ответил Будда.
Встретившись второй раз с Юрием, я спросил о покушении на премьер-министра Цейлона. Это совершил один из его противников, член какой-то мелкой партии. Сказал – хорошо, что я ему напомнил, надо позвонить в посольство Цейлона и выразить соболезнование. И он отправился к телефону.
Летом дважды его посещали Бируте Валушите и Стасис Городецкас из Литвы. Он уже знал о несогласиях среди литовских друзей. Я сказал, что охотно поехал бы к ним в гости, но как же к одним зайти, а к другим – нет? Это вызвало бы огорчение. В минувшем году во время выставки в мою квартиру даже явилась группа литовцев и просила помочь поддержать единение. Я сказал, пусть поверх всего приближаются друг к другу сердцем. Больше всего я хотел съездить в Вильнюс, чтобы увидеть Серафинене. Сведений о ней у меня мало, она в последнее время живет уединенно. В минувшем году она хотела приехать на выставку, но не нашлось никого, чтобы ее сопровождать. И теперь Бируте рассказала, что Серафинене в июле умерла.[40]
Сама Бируте уехала на Кавказ. Посещение было для нее полезным – «послужило на пользу». Подробнее Юрий, как обычно, ничего не сказал.
Конечно, первое, о чем спросил Юрия, – это о состоянии его здоровья. Теперь будто бы чувствует себя хорошо, гемоглобин – 53, у Раи – 51. В питании употребляют усиленные дозы всякой зелени и т.д. В этом году в два периода – во время взрыва и пятен на Солнце, 15 мая (когда и я чувствовал себя больным) и 15 июля, когда он чувствовал себя усталым, – в это время отмечалось стремительное падение гемоглобина. Исчерпанность психической энергии привела к исчезновению физической энергии. Люди обычно такое не наблюдают, это испытали только некоторые.
Какой-то врач ему сказал, что малокровие иногда бывает даже лучше, чем полнокровие. В Монголии он чувствовал себя оживленнее и бодрее других.
В институте сейчас ищет себе помощника. Я сказал, что он столь перегружен, и многие из Риги его посещают, к тому же еще многие хотели бы к нему поехать; некоторые «завидуют» тем, кому посчастливилось, что он их принял, хоть на краткое время. Юрий ответил: «Я действительно стараюсь теперь ограничивать число посетителей».
«Все так трудно, – не в государственном строе причина, но в беспорядке жизни. Нет устроения. Все люди не устроены, нет дисциплины. Масса времени уходит потому, что нет организованности».
Мы затронули вопрос о картинах американского Музея, Не все доверяли Хоршу, но Юрий единственный не передал ему своих полномочий. Многие лучшие картины остались у него, в том числе и «Матерь Мира». И противникам не благостно. Эстер Лихтман почти слепая. И дети Хорша...[41] Я упомянул о жуткой карме. На это Юрий немедля ответил православным изречением: «Мне отмщение и Аз воздам»... Богу принадлежит вся справедливость и суд, не нам. Я сказал, что Феликс Лукин когда-то нам говорил, что есть два принципа, которые ведомы истинно только высоким посвященным, – это закон воли и кармы. Юрий ответил: «Все карма – наши накопления, наша воля».
В октябре в Третьяковской галерее устраивается вечер, посвященный искусству Н.К.
Все были убеждены, что альбом репродукций Н.К. давно распродан. В Риге и в Даугавпилсе мы получили из магазина по почте. Теперь, проходя по улице Кирова, к великому изумлению, я увидел в витрине книжного магазина несколько экземпляров альбома. Купил двадцать экземпляров и еще отдельные открытки. И Юрий пообещал туда сходить. Рекомендовал сохранить «в резерве», ибо будут важные случаи. Он спросил меня, не сохранился ли еще экземпляр нашей монографии с текстом Конлана, надо бы подарить послу Цейлона.
Теперь об обоих уже упомянутых знакомых Юрия. С первым – Смирновым – я познакомился в квартире Юрия, второй – Черноволенко – подошел ко мне в Доме ученых в мае. Смирнов – приятный человек, познакомился с Н.К. в 1926 году, он подарил ему «Листы Сада». Смирнов мне показывал коллекции своих этюдов. В этом году на Урале он писал «портреты» стволов деревьев и камней, а также мшистые лесные тропы. Больше всего мне понравились его ранние виды Днепра возле Киева.
Вечером второго дня я пошел к Виктору Тихоновичу Черноволенко. У него, так же как у Смирнова, есть симпатичный друг жизни[42], но их духовные устремления, кажется, созвучат еще больше. В красивой комнате Черноволенко первым делом замечаешь весьма своеобразные рисунки, которые развешаны по стенам. Они выполнены пастелью или карандашом, совершенно без композиции, но привлекают единственно переходами цветовых оттенков, эфирностью, солнцестремительностью линий. Он их рисовал будто бы совершенно «интуитивно». Два лучших подарил Юрию, они висят в столовой на стене. Но меня гораздо больше поразило и привлекло нечто другое – его музыка. Оказалось, он изумительный импровизатор, хотя не знает нот. И рояля у него нет. Ходит играть к соседям, когда появляется «настроение». Приобрел магнитофон, записал некоторые композиции. Я сидел и вслушивался в записанные на магнитофонной ленте звуки сфер. В пространство изливались как бы мендельсоновские мелодии без слов. Но еще прозрачнее, завлекательнее. Давно я так не переживал музыку. Черноволенко читает «Листы Сада Мории» и начинает понимать Учение.
Юрий слышал импровизации Черноволенко. Он будто бы играет, когда сильно внутреннее побуждение и настроение.
«У Виктора Тихоновича – музыка пространства, – говорит Юрий. – И некоторые вещи он сыграл с большим настроением».
Я высказал мысль, что у него, очевидно, развит центр яснослышания, «центр колокола», посредством которого он воспринимает. Юрий согласился. Он когда-то в Лондоне слышал, как рояль играет без исполнителя. Вначале так была исполнена Девятая соната Скрябина, затем – незнакомые вещи, некоторые по своему характеру напоминали импровизации Черноволенко. Я спросил: в этом случае играет какое-то астральное существо или кто-то из присутствующих – своей психической энергией? (Мне пришло на ум, что в 20-е годы в Лондоне была и Е.И.) Или же это происходит посредством невидимого агента? Юрий сказал – «Или через энергию присутствующего», но факт, что такие феноменальные явления происходят. В этой связи я рассказал, что когда-то в юности я писал об искусстве будущего, когда больше не будет картин и музыки в нашем понимании, когда человек сможет «подключать свое ухо к пространству и слышать чудесные созвучия сфер». Юрий: «Так и будет».
Еще о выставке в Третьяковской галерее. Чтобы попасть в эти четыре благословенных комнаты, надо пробираться через лабиринт множества других помещений. Большинство новых картин дала сама Третьяковская галерея, некоторые одолжил Юрий. Опять сердцем я соприкоснулся с милыми друзьями, опять сердце чувствовало себя в Гималаях, как дома. Знаменательно, что варианты, сделанные в последние годы, повторяющие некоторые прежние выдающиеся работы, поражают и привлекают удивительной насыщенностью своих красок, «огневидением», высочайшим расцветом мастерства. Таковы «Помни!», «Будда в подводном царстве». В квартире Юрия подобные им – «Сергий-Строитель», «Тень Учителя» и другие. Созерцая, я увидел и новые, ранее не замеченные особенности картин. Некоторое время я задержался и среди молодежи, у книги для гостей, продолжающей пополняться новыми записями. Как обычно, много возвышающего, величайшей хвалы.
Привожу несколько выписок из первой книги и из второй, которая заполнена наполовину. Большинство пишущих – студенты.
«Из картин Рериха идет Свет».
«Учитесь, юноши (художник)».
«Писать о Рерихе то же самое, что писать о Рембрандте, Тициане, Веласкесе».
«Бесконечно благодарны за изображение гор (альпинисты)».
«Вот так люди делают, когда им не мешают».
«Волшебство».
«Сантана – Рерих – 20 век! (китаец)».
«Нет слов... Я тоже за Рериха!»
«Великолепно!»
«Массы поддерживают».
«Если бы Рерих был членом Союза художников, у нас не было бы Рериха».
«Сначала удивляет, потом очаровывает, покоряет, потрясает. Он дважды велик, как художник и поэт. Пожалуйста, поймите».
«Трудно поверить, что это написал человек».
«Велик Человек!»
«И да святится Имя Человека».
«Это чудо, это сон, это музыка, подслушанная волшебником!»
«Хочу стать альпинистом».
«Какое тонкое понимание цвета. Какая это чудесная сказка по сравнению с грубой и бессмысленной возней художников-натуралистов».
«Рерих дорог нам тем, что он покрывает серую пелену тусклого соцреализма».
«Волшебник и чародей, похитивший краски природы».
«Замечательно! Потрясающе! Гениально!»
«Не хватает слов, чтобы передать все то волнение, которое охватывает тебя, когда ты попадаешь на эту выставку. Невероятно великолепно, это не передать словами».
«Рерих – это сказка, хотя так и есть в жизни, но только такие люди и могут показать все чудеса природы. Потрясен. Спасибо, Рерих!»
«Рерих – явление исключительное во всем мировом искусстве. Никто до него и никто после не может создать ничего подобного (студент Московского политехнического института)».
«Спасибо тем, кто открыл для России изумительного русского художника Н.К.Р.».
«Восхищен жизнью, которая встает за этими замечательными картинами. Я как будто окунулся в океан мыслей, чувств, ощущений. Восхищен искусством Рериха».
«Я полагаю, что надо судить – просто как судят уголовных, тех, кто прятал картины Рериха...»
«Полотна Рериха – большие философские и эстетические мысли. Как радостно на душе, что в нашей жизни опять сверкнул этот изумительный художник».
«Горящая палитра этого художника вносит смятение в душу человеческую, очаровывает ее, охватывает и стремительно уносит в иной мир».
«Искусство Рериха – это ключ к огненной космической красоте Грядущей Эпохи. Да, да, да (Рудзитис)».
Надо отметить, что на открытии выставки выступил с речью посол Индии Менон. Он и первым сделал запись в книге для гостей.
Заместитель директора Рижского музея Эглит в Москве встречался с директором Третьяковской галереи и с другими. Последний будто бы замыслил после выставки часть картин Рериха оставить для постоянной экспозиции, а остальные раздать другим музеям (?!). Вполне возможно, что директор галереи – человек двуличный, открыл выставку больше в целях коммерческих, чем из уважения. Во-вторых, наш Рижский музей, в связи с финансовыми затруднениями, не имеет возможности покупать новые картины, но хочет обменивать картины Рериха на работы других художников (!). Качалова, которая мне это рассказала, выразила мысль, что это все же может случиться только позже, после намечавшегося объединения двух рижских музеев. Жутко было все это слышать. Возможно, это были всего лишь пересуды, но не намерения? Надо бы предупредить Юрия. Ведь рижские картины юридически принадлежат ему, государство присвоило их незаконно.
Позже мне рассказали, что музею предлагали какую-то картину <латышского художника> Гуна. Директор сказал: «Нельзя ли обменять на Рериха?» Этот же директор вел себя столь неуважительно и во время выставки в Риге.
Приехала Бируте Валушите и рассказала подробнее о пребывании у Юрия. Главное, она запомнила многие его тезисы по этике, которые попыталась воспроизвести.
1. Надо забыть все прошлое, не надо думать о причиненных тебе обидах. Лишь бы можно было сотрудничать. Также и народ должен забыть о своих прошлых обидах. Будущее светло, надо все ему принести.
2. Надо перекинуть мост в будущее, не надо оглядываться назад. Если ты совершил ошибку, подумай, как надо было поступить, и в следующий раз так и поступай.
Не надо жалеть о прошлом. Изменяется отношение, изменяется и аура.
3. Каждый день для развития мышления надо брать какой-нибудь вопрос и рассматривать его со всех сторон, сопоставлять с другими вопросами. Советовать это и другим.
4. Надо изучать психическую энергию, наблюдать за ее выявлениями. Записывать.
5. Надо следить, чтобы каждое действие, даже малейшее, было осознанным. Если берешь книгу или протягиваешь руку, чтобы это происходило осознанно.
6. Надо построить свой внутренний устав, или правила поведения, чтобы знать, чем руководствоваться.
7. Живая Этика – норма поведения, приложенная к жизни.
8. Выберем себе несколько раз в день время для молчания духа. В безмолвии откроем сердце Указу Владыки. Иногда своими желаниями мы заграждаем голос Учителя.
9. Если случайно появляется новая мысль, новое настроение, переживание, надо записать, потом конкретно явится ответ в жизни. Особенно внимательным надо быть к повторным мыслям.
10. Вечером надо продумать, что ты сегодня сделал по Учению. Не то, что уже по твоей натуре согласно с Учением, но то, что ты по Учению совершил наперекор своей натуре.
11. Самое главное – выдержка во всем. Мы многое хорошо начинаем, но не кончаем.
12. Когда человек начинает заниматься Учением, происходит будто сгущение теней. У каждого выявляются сильнее его плохие качества. Так же, когда вспахивают землю, появляются сорняки. Происходит переоценка. Потому надо знать свой путь и обрести терпение.
13. Самая сердечная беседа – это с глазу на глаз. Так любят беседовать на Востоке. Не надо читать вместе, но отдельно, потом делиться.
14. Требовать, приказывать другому не надо, но высказать так, чтобы другой понял. Найти такую формулу, которую другой принял бы.
15. Убедить личным примером.
16. Важно подобрать слова, чтобы не увеличить самость другого. А то вместо помощи можно ухудшить дело.
17. Кто руководит, должен иметь чуткость, чтобы видеть, хватит ли у другого огня и сил для дальнейшего развития. Каждый приходящий приносит свою ношу– карму; прежде чем приобщить, надо узнать, кто он.
18. Что же делать? Принимая во внимание теперешние условия, возможности, стараться говорить на понятном языке.
Надо путем науки, искусства, морали воздействовать на окружающих и поднимать энтузиазм и героизм. Надо во всем поддерживать энтузиазм, если он направлен на общее благо.
19. Западные философы говорят высокие слова, но живут обыденной жизнью. А оттого Запад не преуспевает. Напротив, Восток сразу применяет в жизни.
20. Вряд ли западным путем можно освободиться от своих ошибок. Запад советует раскаяние, но это – цепь. Восток же не думает об ошибках, но сразу, всем существом, старается жить так, как надо.
Еще надо отметить, что Бируте нам привезла письмо Инге с выписками из весьма важных писем Е.И., начала 1955 года. Она говорит о критическом положении планеты, о возможных потрясениях, но что мировой войны не будет. События, как всегда, будут на «пользу лучшей страны».
В октябре в Третьяковской галерее состоялся вечер, посвященный Н.К. Выступал Юрий, затем секретарь индийского посольства сообщил, что есть замысел издать большой альбом, куда войдет сто цветных репродукций, в составлении его примут участие музеи СССР, Индии и Америки.
С 15 по 21 ноября выставку посетили Лония Андермане и Аустра Вернер. С восторгом рассказывали об экскурсоводах, особенно молодой, простой, «очкастой» девушке, которая с великой чуткостью и жаром объясняла содержание картин Н.К. Рассказывала о Будде, Майтрейе, Индии, как будто бы сама сердцем с этим соприкоснулась. Вторая – больше раскрывала психологию ауры и цвета. Третья, седая, подчеркивала славянский характер картин Рериха. За ними следуют большие толпы молодежи. Вероятно, Юрий их проинструктировал в таком духе. И я получил кое-что новое в понимании картин.
Книгу для гостей уже давно не выставляют. Этого и следовало ожидать. Ибо слишком открытыми, увлеченными, возвышающими были отзывы юных сердец.
В начале декабря на выставку отправились Милда Лицис и Екатерина. От души радуюсь, что и Милда испытала величайшее переживание в своей жизни – смогла лицезреть в действительности образ своих устремлений – «Сына Е.И.». Екатерина представила ее как друга, у которой хранились картины. Второй раз Екатерина была у Юрия одна. Екатерина отвезла ему монографию на английском языке, лекарства Га-ральда и мое письмо вместе с газетными статьями о выставке. Я поведал о своих опасениях в связи с положением картин в нашем музее, затем – о подделках картин Н.К. (Скульпторша Арендт видела, как кто-то вез копию «Бхагавана» из Таллина в Ленинград.) Еще сообщил о статье в «Комсомольской правде» – «Передача мысли», а также о своей статье. Получил от Юрия следующее письмо:
Дорогой Рихард Яковлевич,
Спасибо за письмо от 30/XI и за память. Рад был узнать, что у Вас все благополучно. О намерениях Вашего Музея пустить некоторые картины в обмен еще не слыхал, но побеседую по линии Министерства. Делать это они, во всяком случае, не имеют права, так как передача картин в Музей не оформлена юридически. Об этом мне здесь говорили, и если находящиеся у них на складе картины им не нужны, их возьмет Музей имени Н.К. Пусть Татьяна Качалова посмотрит за этим. Вышел новый каталог с цветными репродукциями. Посылаю Вам несколько экземпляров через Екатерину Яковлевну. Скоро должен выйти номер «Советского Союза» с цветными репродукциями. Как видите, работа идет и все движется вперед. Скоро выйдут несколько книг на буддийские темы под моей редакцией – перевод Дхаммапады и «Гирлянда джатак». Пошлю Вам. Решена и выставка моего брата в апреле-мае будущего года.
Будущий год вообще обещает быть значительным. За последнее время было много знаков. Было несколько моих выступлений о творчестве Н.К. В начале года выйдет альманах, посвященный горам, в котором пойдут 5 репродукций картин Н.К., статья Н.К. «Гималаи» и моя статья. Тираж – 120 000. Крепко жму руку. Большой привет Вашим дочкам.
Духом с Вами. Юрий Рерих.
Был у меня Б.Н. Абрамов, который также вернулся на родину. Книгу «Семь лет в Индии» читал еще в рукописи, но книгу не имею. Автор обещал послать мне экземпляр, но, видимо, забыл это сделать. Бывает.
Юрий в беседе с Екатериной предложил друзьям выписать из Учения «этические правила жизни, приспособленные к различным школьным возрастам».
Когда Екатерина сказала, что друзья желают, чтобы она переехала жить в город, Юрий ответил: «Ни в коем случае не переезжайте». Екатерина ведь живет в Юмправе, в двух часах езды от Риги, хотя постоянно поддерживает с городом связь.
Юрий перегружен работой еще больше. Но он находит время не только для друзей, но и для всех, ищущих совета.
В «Moscow News» за 22 августа была статья Смирнова о выставке. В этой же газете за 9 декабря мы нечаянно нашли фотографию Юрия вместе с вице-президентом Всемирного Братства буддистов и статью о пребывании последнего в Советском Союзе.
О выставке отмечалось и в газете «За педагогические кадры» от 30 октября.
В эти дни выставку посетил и Гаральд. 25 декабря в Третьяковской галерее он слушал доклад Плетневой, читала два часа – скучно.
От меня он отвез Юрию «Семь лет в Индии», статью из «Комсомольской правды», мой ответ ему и другое. Выставка еще будто бы продолжится в январе. 20 августа должна состояться в Москве монгольская конференция, возможно, выставку дотянут до этого времени.
В журнале «Советский Союз», в номере за январь, помещены четыре репродукции и текст.
5 марта, в субботу, я опять попал в Москву. Все эти дни было солнце, явление, здесь давно не виданное. На улице очень холодно.
Поезд запоздал больше чем на час. Когда я явился, Юрий с Людмилой как раз собирался идти в гости к Петру Фатееву – странному художнику, который днем спит, а ночью работает. Однажды он и меня приглашал к себе, есть у него будто бы много коллекций для показа, у меня просто не было случая сходить.
Оказалось, что еще вчера, вместе с багажом Никиты Хрущева – государственными подарками, самолетом привезены картины Святослава – 42 ящика (более 100 работ) – и теперь находятся во Внуково. Неизвестно, куда переместят. Скоро приедет Михайлов, тогда все выяснит.
Выставку собираются устроить в помещении Академии художеств (первый вариант был – в Музее искусства Востока). Открытие планируется на начало мая. Сначала приедет Святослав, он и организует. Он и скажет, что делать с рижскими картинами. (В музее находится около 8 его картин, у меня дома – «Карма Дордже».) Останется не дольше как до конца июня. Давно не писал. Прислал только телеграмму.
Выставка в Москве могла бы быть один месяц, так же как и в Дели. Потом повезут в Ленинград. Когда Фурцева ехала в Индию, просила дать ей с собой письмо к Святославу.
Я сказал, что теперь выставку Святослава устроить легко. Юрий: «Совсем не так легко. Некоторые чиновники не хотели давать разрешение на выставку. Мотив – работы сына ведь будут слабее, чем отца» (?). Тогда Юрий сам вмешался, и после этого разрешили.
Я сказал: «Первый раз Хрущев привез из Индии Йогу. Второй подарок – привез картины Святослава вместе со своим багажом. Это многое значит». Юрий: «Кроме картин Святослава, есть еще другие события – он посетил буддийский храм и т.д.».
В мае откроется буддийский храм в Ленинграде. Учреждение освобождает помещение. Юрий сам будет участвовать в открытии. Выставку Н.К. в Третьяковской галерее закрыли 2 марта. Грустно было об этом слышать. Знал бы, то приехал бы раньше. Я просил одного моего знакомого сообщить мне о сроках, но не получил ответа. Но часто и само руководство принимает решения в последний момент.
Аспирантов Юрий теперь принимает в институте. Туда он ходит почти каждый день.
Выйдет книга Юрия – Русско-тибетский словарь[43]. Когда Юрий ушел, я пару часов беседовал с Раей. Сижу в кресле Юрия, солнечные лучи сквозь балконные рамы столь приятно касаются моего лица, усталость сегодняшнего утра и некоторое разочарование рассеиваются в чудесной атмосфере. Здесь ведь действительно симфония излучений – книг, тибетских пергаментов, рукописей, картин, образов, благородных мыслей.
Я спросил Раю, как она попала в эту семью? Когда Е.И. жила в Урге и искала себе помощницу, было Указание: «Людмила придет». Наконец, кто-то порекомендовал знакомую девушку. В изумлении Е.И. слышит, что ее зовут Людмилой. Людмила стала истинной помощницей, ибо ей уже было 20 лет. Рае тогда было всего 11. В Урге они жили уже три года, пока не присоединились к экспедиции Н.К. Людмила взяла с собой и маленькую сестру. Раньше они жили в Сибири – сибирячки. Поэтому и привычные к холоду, могли выдержать трудности экспедиции. Они переехали в Монголию после смерти родителей. Была и третья сестра, она вышла замуж, у нее дети, переселилась в сельскую местность. Когда они приехали в Москву, пытались о ней собрать какие-то сведения, но пока ничего не получилось[44].
В Тибете, в холодное время, Н.К. делал только рисунки или маленькие этюды – когда экспедиция останавливалась. Работал в перчатках, и даже в седле на лошади.
Я рассказал об удивительной трудоспособности Н.К. и о художественной готовности. В один только 1924 год он создал 125 своих лучших картин. Словно они уже были готовы в его воображении, и он их оттуда только списывал.
Я рекомендовал Рае написать личные воспоминания о Е.И. В будущем каждая такая строчка мемуаров будет иметь чрезвычайное значение. Конечно, можно пока другим не показывать. Об этом пусть решает Юрий. На второй день я то же самое сердечно советовал и Людмиле. Рая возражает, что ничего никогда не писала. Отвечаю: «Ведь письма Вы пишете? Пишите просто, сердечно, лаконично. Вы ведь столь многое видели. Каждое Ваше слово когда-то будет сокровищем». Напоминаю, что о Сен-Жермене писала Д'Адемар.
Мы говорили о художнике Рокотове и его Матери. Я сказал, что даже в Третьяковской галерее, рассматривая его картины, искал, нет ли где портретов его Матери и жены.
У Святослава в Бангалоре большой красивый сад, много цветов. Земельные реформы, возможно, затронут и его. Бангалор находится в нескольких километрах от Голубых гор, о которых упоминает и Елена Блаватская. И народности там такие, как она описала.
В воскресенье меня пригласили в гости после 12 <часов>. Оставался у них больше чем до 6-ти вечера. Велись весьма оживленные, зачастую – сокровенные беседы. Я подготовил и много вопросов.
Юрий рассказывал о вечере-диспуте в Третьяковской галерее 1 марта. Были даже напечатаны пригласительные билеты. От администрации выступала Плетнева. В целом она пыталась стушевать влияние Н.К. На нее нападало несколько слушателей. Оппоненты получали всеобщие аплодисменты. Ю.Н. пришел в начале диспута, сел в последних рядах зала. Временами поднимался такой шум и протесты, что Юрий опасался – не начнут ли свистеть. Кто-то подал ему записку: «Ю.Н., осадите эту даму и говорите сами». Какой-то полковник говорил воинственным тоном: «Если вы считаете, что вам не по пути с искусством Н.К., но все же по пути с Кустодиевым (работы которого были выставлены в Академии художеств), то приходится думать, что вам по нутру ближе жизнь торговцев». Позже он подошел к Юрию и рассказал, что он давно интересуется искусством Н.К. и у него есть список его картин[45].
Об этом вечере мне рассказывали и Антонюки, которые пообещали прислать подробный обзор. Докладчица, которая вела дебаты, побуждала особенно молодежь, но большинство из них – молчали. Оппоненты иногда говорили столь откровенно, что Плетнева краснела. Знаменательно то, что люди начали говорить свободнее, употреблять даже такие слова, за которые ранее угрожал арест. Кто-то сказал: «Признаком великого художника является то, что никто к нему не относится равнодушно – или хвалят, или хулят».
Затем Юрий рассказал о других лекциях. Я его просил назвать точные даты, ибо я «пишу хронику».
13 февраля в Московском университете состоялся съезд атеистов кафедр научного атеизма – на базе преподавателей университетов СССР. К Ю.Н. обратились с просьбой прочесть доклад об основах буддийской философии. Просили несколько раз. Он послал копию своей статьи. Затем ему позвонили по телефону: «Вы прислали не такой материал, какой нам нужен. Надо писать о мифах и т. д.». Юрий ответил: «Я слишком перегружен, пожалуйста, попросите другого!» На следующий день опять звонок: «Мы посовещались с соответствующими органами и просим зачитать тот же доклад».
Произошло нечто неожиданное. После доклада задавали много вопросов. Даже в коридоре его останавливали. Оказалось, что эти самые атеисты таковы – кто увлекается Гераклитом, кто Бергсоном, Гегелем, приводили цитаты даже из Мережковского. Книги по атеизму будто бы больше всего покупают именно верующие.
Я сказал, что и в нашем университете какая-то молодая женщина читает краткий «курс атеизма». Хотя сама не обладает глубокими знаниями, все же старается давать серьезный обзор истории религий. Большинство студентов, которые ничего не знают, все же чему-то научаются, так пропаганда атеизма дает противоположные результаты.
17 февраля Юрий читал лекцию о буддизме в «Доме дружбы» (бывший ВОКС).
2 марта был вечер в посольстве Цейлона. Говорил посол, Ю.Н. – по-английски, затем были общие дебаты.
17 марта Ю.Н. читал лекцию для физиков об искусстве Н.К. и о восточной философии.
Паустовский и Леонов читали Агни-Йогу, также Максимилиан Волошин. В 1926 году Волошин уже был поэтом-теософом, познакомился с Н.К., когда он был в Москве.
Я спросил, где же они доставали Агни-Йогу? Ведь наши друзья не давали им. Юрий: «Агни-Йога все же путешествует по Москве». Нина Павловна Шастина (которая издала книгу о Гэсэр-хане) написала письмо Паустовскому, где высказала свою признательность за то, что он упомянул Н.К. в каком-то (3-м) томе своих трудов. (От Марии Антонюк я получил запись личной, «не для печати», речи Паустовского в связи с романом Дудинцева: эта резкая речь распространяется из рук в руки. Гунта пишет дипломную работу о прекрасной книге Паустовского «Золотая роза».)
Ефремов издал новый сборник рассказов «Юрта ворона» (?). У него будто бы много книг по восточной философии, которые есть и у Ю.Н. Недавно скульпторша Арендт привела к нему Ефремова. (Арендт мне рассказывала, что Ефремов когда-то в Монголии, в экспедиции, познакомился с буддизмом. Переписал на машинке «Агни-Йогу». Прочел и один том «Мира Огненного». Я сказал: «Жаль, что в "Андромеде" все еще механические роботы, мало духовной фантазии».)
Самое неприятное – это некоторые сотрудники, которые всего боятся и своим страхом смущают и начальство. Юрий видел, как кому-то дали в руки книгу о русских иконах – тот вздрогнул и немедля положил ее на стол.
Завтра, 7 марта, у него будет экзаменоваться по буддизму какая-то аспирантка-грузинка.
Я снова спросил об институте Бехтерева, который задумано открыть. Инициатором является дочь Бехтерева, которая, прежде всего, хочет реализовать огромный архив отца. Приходила к Ю.Н., просила его участвовать в этом деле, но он ведь так перегружен. В молодости он знал Бехтерева, были совместные прогулки и беседы.
Я спросил об Абрамове (Борисе Николаевиче), с которым я тоже когда-то переписывался. В октябре он явился из Харбина и поселился в Новосибирске у знакомых. Получает пенсию. Будто бы приедет на выставку Святослава. Юрий его назвал «настоящим человеком».
В мае приедет будто бы и Зинаида Григорьевна Фосдик из Америки. Тогда же будет и Святослав. Я сказал: «Великие встречи».
О Пакте Мира. Шклявер в письмах упоминает, что написал большой очерк о движении Пакта Мира, обещает прислать Юрию, удивляется, что еще не получено. Возможно, у Шклявера финансовые затруднения. Я сказал: «Не самый ли теперь подходящий момент, в связи с поездкой Хрущева, выдвинуть проблему Пакта в ООН?» Юрий ответил, что он неизменно в своих публичных выступлениях этот вопрос затрагивает. Но все должно созреть. Первейшее дело – это Музей. Слишком много сразу нельзя. После будет выдвинут и Пакт.
Все убеждены, что выставка Н.К. действительно была не напрасной. Влияние ее большое. В Ленинграде была выставка советского искусства, где в высказываниях проводились сравнения с Н.К.
Я рассказал, что спешно писал книгу о психической энергии. Еще собираю примеры и ищу научный подход. Он тоже подчеркивал, что необходим строго научный подход. Надо ознакомиться с физикой, где много новых достижений. Полупроводники и т.д. Тайно печатаются труды только для ученых, без широкой огласки.
Единственная сила и единственный способ, посредством которых можно приобщить человечество к духовности, – это через науку. Мне самому он сказал: «Теперь придется вспомнить физику». Такие знания теперь нужны повсеместно. Подчеркивает учение Гераклита об огне, которое и Ленин признавал.
В психической энергии – в силе жизни, в пране – надо рассматривать ее космичность и приблизить к науке современности.
Я спросил, а как же не упоминать о главном факторе умножения психической энергии – о Высшем Принципе – Иерархии? Он говорит: «Все ведь можно потом прибавить. Вначале надо – по возможности понятнее для теперешней науки».
В какой книге упомянуты феноменальные способности Будды? – Называет Щербатского, Ольденбурга и других.
Я спросил о книге инженера Брандштетера о психической энергии, которая вышла в Вене в 50-е годы и имела большой успех. Автор переписывался с Е.И., и, наверное, в этом труде отразились некоторые новые осознания Е.И. Ю.Н. знал об этой личности и, к великому моему изумлению, сказал, что слышал, что эта книга, которую я так ищу, находится в фундаментальной библиотеке Академии.
Меру – географически это Кайлас. Там живет Учитель йога Карма Дордже.
Упоминал о трех духовных центрах в Тибете, четвертый – географически неизвестен. (См. труд Н.К. – «Держатели Мира»!)
Я рассказал, что после смерти Серафинене ее книги, наверное, перенял Еайткус. Может быть, сохранилось и «Надземное», и письма. Если литовцы сообщат, что «Надземное» есть, то буду просить, чтобы его передали Юрию. Он согласился. Позже оказалось, что это не так, и где книги, неизвестно.
О картинах Н.К.:
«Ченрези» – это по-тибетски, а по-санскритски – «Авалокитешвара», что означает Бодхисаттва Сострадания.
«Часовой» (Cipane – «Часовня») – это ему показывается белая дама, просто – легенда.
«Тень Учителя» – Майтрейя.
Альманах о горах будто бы выйдет в марте, в издательстве «Молодая гвардия». Будет 5-7 репродукций Н.К. и портрет. Когда материал был уже готов, заместитель редактора не давал разрешения поместить портрет, ибо в одежде Н.К. узрел «культовое облачение». Юрию пришлось вмешаться.
– Когда выйдет сборник очерков Н.К.? «У того, кто продвигает это дело, уже давно был инфаркт».
– Что есть «умная молитва»?
«Это та же пранаяма – "Господи Иисусе Христе, помилуй меня" – ритмический способ дыхания. Вдох, задержка, выдыхание. Эту молитву надо поместить в сердце. Ритм молитвы в сердце никогда больше не должен умолкнуть, стать частью нормального, повседневного».
Я сказал, что меня всегда смущала одна строка в Учении: «Сознание красоты очень редко живет среди духовности» («Листы Сада», II, 114). – Среди теософов полностью атрофировалось то, что касается красоты, – полная безвкусица. Труды Анни Безант лишены сознания красоты. В 1919 году, будучи 17-летним юношей, он слушал лекцию Безант. Было трудно на нее смотреть, столь безвкусно она была одета. Также в Адьяре в Мадрасе – невообразимая безвкусица.
«Е.И. часто говорила: "Чувство красоты – настоящая проба. Если у человека истинная духовность, то у него должно быть и чувство красоты"».
Я спросил: «Но как же тогда духовность может не включать чувства красоты?»
–Упомянутая духовность обладает другим качеством – она слишком интеллектуальна, не вмещает красоты. У Анни Безант нет и напряженного качества прозрения, это – ее трагедия. По этой причине она полностью доверилась Ледбитеру, когда они писали труд «Человек, кто он и откуда?». Оба валялись на пляже, и Безант записывала визии Ледбитера.
Еще другое – люди часто ныне теряют простоту. «Об отсутствии простоты часто возмущался также Н.К.; особенно о вегетарианцах – об их культе еды».
Я сказал, что и святые отрицали красоту. Как же может быть духовность, но без чувствознания?
–Тех, у кого нет чувствознания, нельзя назвать духовными. Они направлены интеллектуально. Е.И. хотела вступить в Петербургское Теософское общество. Ей было отвечено: «Просто так ведь нельзя вступить, на вас будет наложен искус». – В чем же этот искус? – «А это знают старшие братья». Е.И. перестала к ним ходить.
Мы обсуждали и то, как же это получается, что некоторые друзья, обладающие духовностью, совершенно не распознают людей, рассуждают опрометчиво (Хейдок).
Мы опять затронули тему Иоанна Кронштадтского. Он часто приезжал в гости к бабушке Е.И. В детстве спас тетю Ю.Н. от холеры. Когда она заболела, был приглашен Иоанн Кронштадтский. Сказал: «Оставьте меня одного с девочкой». Пробыл с ней наедине полчаса, вышел и сразу уехал. Когда родственники зашли в комнату, то увидели, что девочка спокойно лежит, жара больше не было. Кризис миновал.
Я задал вопрос: почему один может лечить психической энергией, тем временем как другой, который тоже ее имеет, не способен?
«Быть может, и был бы способен, но не концентрируется. К тому же его психическая энергия, возможно, действует в ином направлении».
Е.И. рассказывала такой случай. Одна родственница, 16‑летняя девушка, сильно испугалась и перестала ходить. Тогда ее бабушка пригласила священника, они молились перед чудотворной иконой Богоматери, но девушка все еще не могла двигаться. Тогда бабушка с воодушевлением взяла икону, подошла к ней и сказала: «Не я, но Владычица тебе говорит – встань и иди!» После этого девушка встала, поначалу ее еще шатало, но начала ходить.
Я спросил о Всеволоде Никаноровиче Иванове, который написал прекрасный очерк о Н.К., – теперь он живет в Хабаровске. «Немного опустился. Главным образом пишет романы в духе Шерлок-Холмса».
В связи с приездом Святослава я рассказал о мечте Илзе и ее друзей – учиться в студии Святослава. В Академии угнетает стандарт.
– Если Святослав позже приедет жить в Москву, то у него, скорее всего, будет и студия.
Прощаясь, я еще сказал, что на открытие выставки Святослава приеду вместе со своими дочерьми.
Я узнал, что Виктор Черноволенко болен. (Сердечные приступы.) Рая диктовала, и Ю.Н. записывал для меня подробный план «маршрута». Черноволенко дал мне возможность еще раз услышать «музыку пространства» – новые импровизации. Ему посчастливилось взять в аренду рояль. Однако ему, с его чувствительной нервной системой, следовало бы жить среди праны и тишины.
Я посетил и других друзей.
В своем сердце мы давно готовились к открытию выставки. Следим за событиями по сообщениям в газетах и позже – по интервью. В конце апреля Качалова позвонила Ю.Н. Узнала радостную весть: Святослав уже прибыл (26 апреля)! Качалова звонила по заданию музея с просьбой, чтобы выставку позже устроить и в Риге.
Итак, 10 мая мы снова приехали в Москву: Екатерина, Мета, Гунта и я. Я сразу же позвонил. У аппарата Рая. Сказал, что приехало нас несколько человек, нельзя ли достать билеты на открытие выставки. Ответила, чтобы мы приехали после двух часов, когда Ю.Н. будет дома. Он очень занят.
Когда я прибыл, Ю.Н. еще не было. Рая сказала, что сегодня – большой день. Ю.Н. на академическом заседании опять боролся за издание серии книг по буддизму. Дхаммапада напечатана, частично уже распространена, но мелкие душонки снова хотели запретить. Говорят: мы боремся против религии, но разрешаем издавать буддийские тексты? На этом заседании, после дебатов, наконец все же разрешили продолжать серию.
Позже Ю.Н. рассказал, что перевод Дхаммапады вышел тиражом 40 тысяч экземпляров, но в академическом магазине продают неохотно, часто говорят, что больше нет.
Я вновь был в комнате Ю.Н., напитанной чудесными эманациями, и ждал его. Сидел в кресле, в котором долгие годы сидел Н.К., и куда теперь Ю.Н. сажает своих друзей. Какая утренняя проясненность лучится из маленькой картины «Генисаретское озеро» – истинный шедевр. На нее можно смотреть часами. У дверей комнаты Ю.Н., – новый вариант «Сергия-Строителя». Какая величественность и насыщенность цветовой гаммы в работах последних лет художника. Как будто бы гений вложил в них всю конденсацию своей психической энергии. Потому так впечатляющи и «Помни!», «Тень Учителя», «Будда в подводном царстве» – все в новой, магнетически напряженной трактовке. Над дверью кабинета – огненный «Гэсэр-хан», одна лишь эта картина стоит тысячи других.
Позже меня пригласили в маленькую столовую к столу, где я познакомился с Воробьевой-Десятовской – молодым тибетологом из Ленинграда. Все время звонил телефон, просили пригласительные на открытие.
Оказалось, что Людмила болеет – ослабевшая. Нет аппетита. Ее состояние вызывает серьезные опасения. Опять уговариваю ее обратиться к врачам. Не полагаться только на Мухина. Пригласить хотя бы домой специалиста. Я напишу обо всем Гаральду, который собирается приехать в субботу на один день.
Наконец открывается входная дверь и входит Ю.Н., за ним следует его брат. Стройный, с длинной седой бородой, по-юношески бодр. Глаза искрящиеся. Встаю, иду навстречу. Ю.Н. говорит – Рихард Яковлевич. Мы обнимаемся. Было громадное переживание. Все время я думал, как же будет со Святославом, с которым я даже не переписывался, будет ли такое же соприкосновение сердец? Контакт был чрезвычайным! Затем мы минут пятнадцать оживленно беседовали в столовой. На шесть часов они с братом приглашены в индийское посольство.
Святослав сказал, что в Советском Союзе не может оставаться более двух месяцев. В июле его ждут дела. Хочет быть в Москве до 20 мая, затем на неделю – съездить на Кавказ. (Позже эту поездку все же отставил, наверное, Девике начали нравиться москвичи!) Выставку здесь закроют 31 мая, затем, к 4 июня, перевезут в Ленинград. Там он тоже какое-то время побудет. Обратно в Индию 28 июня. Девика сама помогает упаковывать картины.
Спрашивали о нашей жизни, о судьбе книг, о картинах. О тех, которые он дарил Лукину. Разумеется, обо многом он не знал.
Недавно был в Наггаре, там в трех комнатах открыт музей. Я спросил о «Fiat Rex». – Да, она там среди других картин. В следующем году откроют еще одну комнату. Есть замысел построить новую картинную галерею. В Наггар теперь ведет автомобильная дорога, но в ясную погоду туда летает и маленький самолет. Музеем памяти Н.К. заведует какой-то индус. Музей Н.К. будто бы будет и в Бангалоре.
Е.И. оставила 240 рукописей. Совершила «неимоверный труд». В конце жизни работала все больше и больше.
В Бомбее у Девики есть связи со школой кино. Также работает и в Академии художеств. Два месяца в году она проводит в Дели.
Выставку в Риге устроить не получится, ибо мало времени. Позже не было возможности выставить картины Рижского музея, ибо мало помещений. Свою картину «Карма Дордже» пусть я и далее храню у себя.
Затем мы говорили о прогнозах будущего. Для новых сознаний начнется новое время. Эволюция будет непрестанно ускоряться. Будут большие сдвиги в народе. Придет свобода мысли, когда произойдет обогащение через знания, жизнь изменится.
Главное – чтобы было устремление, все остальное придет само собой.
С Ю.Н. в этот день беседовал мало. Я просил четыре пригласительных билета. Пришлось даже «поторговаться». Оказалось, что из большого тиража в 2000 почти ничего уже не осталось. Я чувствовал, как Ю.Н. перегружен. Напомнил, чтобы он берег себя и всегда использовал свою психическую энергию. Движением руки он показал, что неизменно так и делает.
Только Людмила не пошла на празднество к Менону. Она пригласила Гунту к себе. Вернувшись, я сказал ей об этом. Конечно, Гунта немедленно, с великой радостью, умчалась. Позже пришел и Ю.Н., беседовал, подарил Дхаммападу.
Открытие выставки 11 мая.
В Музее изобразительного искусства было множество народу. Представьте себе: если по каждому билету можно было пройти двоим и еще плюс 500 дополнительных билетов, которые распределялись по месту работы! Поэтому понятно, откуда вся эта шумная толпа, переполнившая большой зал Музея и балконы. С речью выступило около десяти человек, присутствовала и новый министр культуры – Фурцева. Яснее других через микрофон был слышен голос Святослава. Затем началась ужасная давка. Милиционеры несколько раз закрывали вход в зал выставки.
Первое впечатление – нечто «невыразимо прекрасное». Ослепительное сверкание чистых красок. Портреты «говорят», как живые. Ликующая природа Южной Индии. Все наполнено великой динамикой, невыразимой тоской стремления. Даже в тяжелом труде – устремление и красота.
После открытия Ю.Н. меня с друзьями пригласил к себе на завтра, на 8 часов вечера. Святослава я искал дольше, пока наконец не нашел в кабинете директора. Там он меня познакомил с Девикой Рани, с той, о которой я столь долгие годы слышал и которую упоминал среди своих добрых мыслей по утрам и вечерам.
Святослав пригласил нас к себе в гостиницу «Украина», в 228-ю комнату, в пятницу на 9 утра.
12 мая утром на выставку пришли двенадцать женщин из индийского и цейлонского посольств, в изумительных цветных нарядах, вместе с детьми. Они попали под перекрестный огонь фотографов. Чаще всего позировала Девика, но она и бывшая «кинодива».
Святослава постоянно окружали толпы вопрошателей. Когда казалось, что становится слишком тяжело, появлялась Девика и приглашала его уйти.
Позже Святослав перешел в лекторий, где почти каждый вечер выступал с импровизированными речами или отвечал на вопросы.
Приближался долгожданный вечер. На этот раз мы поехали на метро до станции «Университет», и поскольку было еще много времени, то достаточно большой кусок дороги до квартиры Ю.Н. мы прошли пешком. Конечно, в основном говорили о Ю.Н.
Кроме нас четверых, у Ю.Н. были в гостях: Черноволенко, Смирнов, Кира – родственница Беликова и троюродная сестра Ю.Н. из Ленинграда[46].
Ю.Н. сказал, что выставка открылась в знаменательный день, который на Востоке считают днем Будды. Этот день ежегодно выпадает в мае на полнолуние. В этом году пришелся на 11 мая. Уже очень давно Е.И. указывала, что выставка Святослава будет в мае, в лучшие сроки.
После открытия выставки все отправились в посольство Цейлона, где отмечался праздник Будды. Ю.Н. читал о философии буддизма. Демонстрировался и фильм, посвященный буддийскому церемониалу.
Менон хорошо сказал, что международная политика Индии основана на буддизме.
Ю.Н. говорил, что в связи с индо-китайским конфликтом многие горцы с Гималаев перешли на сторону Индии. Переговоры могут затянуться.
В отношениях Советского Союза с Америкой, сказал Ю.Н., момент теперь очень острый (шла речь о сбитом самолете) и очень интересный. Со стороны американцев это было актом безумия.
Однако тревога ныне неуместна, ибо все послужит на пользу нашей Земли. Все это подтверждает то видение, которое имела Е.И. много лет назад – на Западе сгущаются тучи.
Черноволенко: «Эти события приближают к решающему моменту». Ю.Н.: «Выставка Святослава устроена именно в такой интереснейший момент».
Восток говорит о рождении Новой Эры, что, однако, может произойти через катаклизмы, но сектантство говорит о конце света.
Еще Ю.Н. рассказывал о борьбе на заседании в Академии. Хотели запретить «Bibliotheca Buddhica», и хотя решили продолжить, но еще многие сопротивляются.
Наконец всех пригласили к столу ужинать. Удивительно, как в маленькой комнатке могло поместиться столько людей. Было так дружно, торжественно и хорошо. Странно, но на этот раз Ю.Н. ни за что не хотел садиться в конце стола. Я сидел с ним рядом. Я чувствовал, что Ю.Н. устал; все же он остроумно пытался поддержать общий разговор.
Так мы расстались.
13 мая, в пятницу утром, мы отыскали небоскреб, где поселился Святослав с Девикой.
Святослав рассказывал, что слышал о каком-то Коктере (?) – враче-гинекологе в Риге, у которого будто бы есть несколько вещей Н.К., но могут быть и копии. Несколько советских физиков в разговорах высказались, что они пришли к выводу, что их взгляд на беспредельность мира является неправильным.
Русский врач Котик при помощи гипноза старается постепенно довести пациента до прежнего опыта и воспоминаний детства, и затем – к памяти прежней жизни. Теперь этот опыт опубликовал какой-то швейцарский ученый, вышел и русский перевод, но не для широких масс.
Так проявляется новый подход к старой истине. По спирали.
Святослав очень рад, что многие среди молодежи интересуются Индией, совершенно свободно говорят о буддийской философии.
Когда Святослав пошел говорить по телефону, вышла Девика Рани. Неумело поздоровалась по-русски. Оказалось, что, кроме английского, она хорошо знает и немецкий.
Она рассказывает о Е.И. – о сне «своей матери», что спустя пять лет после приезда Ю.Н. будет Свет (Licht). Вначале еще была темнота, затем показалась луна, на ней младенец, который спустился вниз. Значит – еще два года.
Нашим дамам она говорит: «Приезжайте к нам помогать, у нас работы бесконечно много». Кто-то отвечает: «Конечно, с великой радостью, но как это сделать?»
В конце Девика еще говорит: «Молитесь за нас, чтобы мы сделали все так, как надо, на благо (zum Guten)». Она здесь совсем недолго, но признает, что ощутила прикосновения столь многих теплых сердец.
Прощаясь, она поцеловала наших дам. Подхожу и я, долго держу ее руку в своей. Говорю, что Индия является и моей родиной. Е.И. мне писала, что я несколько раз жил в Индии.
Она заметила, что здесь встретила нескольких людей, в которых почувствовала индийскую кровь, что и они когда-то жили в Индии.
Кому-то еще Девика сказала: «В 22 года я решила перестроить свою жизнь так, чтобы каждый день для меня был лучше предыдущего».
«Приезжая сюда, я молилась, чтобы мне помогли увидеть то, что я еще могла бы познать».
И этот день был для меня столь значительным. Днем мы съездили в Сергиеву лавру. Вечером – гостили у Черноволенко. С нами была еще Волынская, последовательница Учения и художница. Черноволенко импровизировал как никогда. Пальцы и сердце пламенели, касаясь клавиатуры.
Из‑за билетов нам пришлось остаться до воскресного вечера.
Никогда не забуду, как в узком коридоре музея, среди толпы, повернувшись, я нечаянно встретил Ю.Н. и он тепло взял меня за локоть и дружески потряс. Его улыбка останется в моем сердце на века. Вспыхнула радость, но затрепетала в глубине и какая-то скорбная струна.
Еще в последний день, проходя мимо телефона, Гунта внезапно воскликнула: «Знаешь, я позвоню Ю.Н.!» – Зачем? – «Просто чтобы еще услышать его голос». Ее сердце в это мгновение предчувствовало, что этот голос, пронизанный бесконечной лучезарной лаской, она не услышит больше никогда, никогда, никогда.
О нет, не может стереться из сердца в веках тот Образ Света, который для него был столь реальным и столь близким.
Упомяну здесь некоторые мысли из ответов Святослава посетителям, они хорошо характеризуют его мировоззрение. Эти выступления подробнее записали друзья. К тому же Кира стенографировала его речи в лектории.
«Нам надо изображать красивую жизнь. Я стараюсь изображать красивые состояния».
«Если в природе и в жизни видим некрасивое, мы стараемся отойти от этого, исправить, помочь».
«В картинах ведь фиксируется мгновение, но фиксировать что-то некрасивое, отрицательное я не могу. Может быть, я неправ, но это так».
«Я верю в жизнь, в богатство жизни. В жизни я нахожу наиболее интересные, выдающиеся, красивейшие моменты. Надо увидеть то, что наполняет богатством жизнь».
Вопрос: «В ваших вещах обязательно присутствует философское чувство. Кто из индийских философов вам ближе?»
«Это зависит от того, что мы хотим вложить в произведение искусства. Может быть, мне ближе буддизм. В конце концов, у меня есть своя философия, которая образовалась из жизненного опыта. Главной задачей человека является улучшение, совершенствование жизни. Сделать лучше свое отношение к жизни и усовершенствовать жизнь».
Подробнее рассказывает о своем «Триптихе» (1942), который состоит из трех частей: «Освобожденное человечество», «Распятое человечество», «Куда ты идешь, человечество?». В этой картине в центре распятый человек, слева – он освобождается, внизу все еще утопает во тьме, сверху лучи солнца пробиваются сквозь сумерки. Справа – люди среди скал в дороге. Теперь человечество зашло в тупик. Слева – человек поднимается вверх, он на это способен, если только желает, но он должен работать над собой. Освобожденный своими усилиями человек – это его главная задача.
«Справа – человечество в поисках истины. Чтобы создать великое общество, общее, необходимо, чтобы и частное, единицы, были великими».
«Всей природе присуще стремление к красоте, к совершенствованию».
«Птичка <шалашник> обкладывает гнездо свежими цветами, ракушками, когда цветы завянут – обновляет».
Спрашивают: «Разве есть в природе такие краски (как на ваших картинах)?»
«Все зависит от того, что человек старается видеть. Я сожалею, что не способен выразить той цветовой палитры, которая существует в природе».
«Черного цвета в природе нет. Я стараюсь по возможности работать чистыми оттенками цвета».
Вернувшись из Москвы, я на несколько дней погрузился в неотложную физическую работу. Я очень устал. Этим объясняю то, что чувства моего сердца могли молчать на событие, ввергнувшее нас в чрезвычайное переживание.
В воскресенье, 22 мая, я поздно вернулся из Юрмалы в Межапарк. По дороге зашел еще куда-то в гости. Неужели сердце ничего не предчувствовало? В это время Гаральду пришла невероятная весть. Гунта поехала искать меня в Юрмалу. В половине третьего я пошел к Гаральду.
Весть, которую я услышал, показалась столь невозможной, что даже в первый момент не смогла смутить. Ю.Н. простился с нами. Ю.Н. – наш Друг, столь живой, столь незабываемый, часть нашего бытия, часть нашей жизни и души. Его больше нет! Прибежала Элла со срочной телеграммой, которую нам адресовали Антонюки. Уже завтра будут похороны.
Взволнованный Гаральд высказал странные мысли относительно причины ухода. Разве мог он умереть естественной смертью? Как же это возможно?
Мы решили немедленно отправиться в путь. Через полтора часа отходил поезд. Мне чудесным образом еще удалось достать билет. Гунта, которая пришла только проводить меня на станцию, поехала со мной вместе. Гаральд достал билет на вечерний самолет.
В дороге было достаточно времени обдумать чрезвычайную весть. Гунта упомянула несколько знаков, которые могли свидетельствовать об уходе Ю.Н. Почему в этот последний общий вечер он не хотел садиться в конце стола? В тот вечер он казался уставшим и задумчивым. Вторая половина подаренной ему пластинки «Парсифаля» представляла собой траурный марш, слушая его, Ю.Н. стал таким странным. Тяжко было вспоминать и о том, что Мета подарила ему красивый альбом о Братском кладбище. И Ю.Н. ведь говорил об отъезде, мы тогда думали, что – в Бурятию. Рае несколько раз сказал, что миссию завершил.
Нет больше Друга, который с невыразимо доброй улыбкой всегда нас встречал, когда мы, стеснительно-взволнованные, звонили в дверь ставшей уже легендой квартиры 35 дома номер 62 на Ленинском проспекте.
– А, Рихард Яковлевич! – как он всегда, радостно изумленный, восклицал, складывая руки по-индийски для приветствия. – Пожалуйста, пожалуйста!
На его лице можно было заметить трудовую заботу и торопливость, покрытую буддийской дисциплиной и вежливостью.
Улыбка, которая побеждала даже врагов, – обновляла, успокаивала.
Отражение взгляда Е.И...
Когда мы прибыли, мы узнали от друзей подробнее о случившемся.
Черноволенко был у Ю.Н. еще в пятницу вечером. Ушел от него около половины одиннадцатого. Ю.Н. был в очень веселом настроении. Не было и намека на возможность ухода. Он только что пришел с партийного собрания в Академии, где еще раз обсуждался вопрос Дхаммапады и «Bibliotheca Buddhica». Он был рад, что все теперь уже будет хорошо, что нападок больше нет. (Действительно, после ухода Ю.Н. Дхаммападу, которую какое-то время прятали, можно было достать в магазинах, но, о ужас, в журнале «Наука и религия», уже в номере за июнь, появилась варварская статья против буддийских святынь – как бы выдержало сердце Юрия Николаевича?! Как каждое его завоевание и победа требовали от него напряжения всех нервов и сил духа!)
Ю.Н. и другим еще пару дней назад говорил, что обстоятельства могут сложиться так, что ему придется уехать из Москвы. Это можно было понять и так, что ему придется вообще направиться куда-то подальше отсюда.
Еще он говорил: «Что-то надвигается. Все же придется складывать книги!»
Ю.Н. неоднократно говорил Черноволенко, что у Н.К. был гороскоп, где был указан и срок ухода, который почти совпал с днем его смерти. Черноволенко думает, что, по всей вероятности, такой гороскоп был и у Юрия. Однако если бы он знал, что его ожидает, то поступал бы иначе.
21 мая, в субботу утром, Ю.Н., вроде бы в хорошем настроении, позавтракал, затем, около 11, внезапно начался сердечный приступ, были боли. Знаменательно, позже об этом Рая напомнила, что в этот же час в Чили началось землетрясение. Ю.Н., однако, не думал, что боли связаны именно с сердцем, но – с животом, который был вздут, потому и поначалу ходил по комнате. Позже Людмила рассказала мне несколько случаев, имевших место в Индии, когда у него начинался приступ будто бы в связи с животом, он даже терял сознание. Но причина могла быть и в переутомленном, ослабленном сердце.
Пригласили Мухина, который небрежно послушал, констатировал, что «лучше», и – уехал. Опять начался приступ. Позвонили Мухину. То ли он, то ли кто-то другой ответил, что он теперь занят. Тогда вызвали врача из поликлиники. Юрий не разрешил делать ему укол. Боли усилились. Ю.Н. лежал в своей комнате. Начался новый приступ. Рая побежала к соседям за помощью. С Ю.Н. осталась Людмила. В 17 часов 40 минут Ю.Н. ушел.
Теперь уже бессмысленно упрекать гомеопата Мухина, друга семьи, которому Ю.Н. во время жизни в Москве так доверял. Видно, что Ю.Н. и также сестрички так мало внимания обращали на состояние своего здоровья. Когда в прошлом году весной гемоглобин у него был намного ниже 50, как и у Раи, никто им не рекомендовал более настойчиво прибегать к зелени, витаминам и т.д. Гаральд настоятельно просил их расширить диету, в ином смысле достаточно богатую, также – сделать анализы. И я напоминал. Но мы ведь были столь редкими гостями. Еще в марте Людмила жаловалась на свою слабость, я просил ее вызвать домой хотя бы частного врача, специалиста, ибо и состояние Людмилы могло стать угрожающим. Но ведь ничего не было сделано! Разумеется, здесь больше всего мог бы помочь настоящий друг семьи – врач.
Святослав в этот вечер был в лектории музея, когда ему между записками с вопросами была подана еще одна. Прочтя ее, он замолк и некоторое время стоял с совершенно неподвижным лицом. Тогда его спросили: «Вы, наверно, не можете разобрать почерк, разрешите, мы поможем». Наконец, он поднял голову и сдержанно сказал: «Мне сообщили, что мой брат тяжело болен, мне надо прервать лекцию». Но на самом деле это была весть о неожиданном уходе Ю.Н.
В квартиру после Святослава, около 7 часов, пришел Черноволенко. Получасом позже – и Беликов с Кирой, своей родственницей, которым Ю.Н. на этот вечер назначил встречу. Беликов дал ему на отзыв главу из своей книги об отношениях марксизма и восточной философии. Показательно, что Ю.Н. за несколько дней успел просмотреть эту главу, и она лежала у него на столе.
Кира, о которой Ю.Н. был хорошего мнения и в прошлом году в августе посвятил в Учение, осталась переночевать у сестричек, и с того времени больше не расставалась с этой квартирой. Она отказалась от своей работы в Таллине и стала секретаршей Святослава на время его пребывания в России. Кира стенографировала и переписывала на машинке импровизированные выступления Святослава. И Девика ее полюбила, ибо, между прочим, она знала и английский.
И Черноволенко, будучи другом семьи, после этого долгое время ночевал в квартире, помогая сестричкам. Приехали и троюродные сестры – Митусовы, одухотворенная Людмила Степановна, которую называли просто – «Зюма»[47], к ней Ю.Н. испытывал самые сердечные чувства дружбы, она и часто гостила у них.
Действительно, Ю.Н. был чрезвычайно перегружен. Эта нагрузка с каждым днем умножалась. Знала это и Рая; где только могла, отказывала посетителям. И мы старались, чтобы наши люди меньше мешали. Конечно, встречи с людьми горячего сердца не утомили его. Скорее, они давали ему радость и энергию. Утомляли любопытствующие, особенно – мелкие душонки. Те, кто внешне казались вежливыми, но за спиной нередко пытались тормозить его деятельность. Как тяжко иногда приходилось вести битву! Конечно, в конце концов он добивался победы, но какой ценой?! Всегда страдало сердце. Сердце, которое билось только ради блага других, в физическом отношении вовсе не было крепким. Странно, что он сам не обращал на это внимания. Неизменно он говорил, что чувствует себя хорошо. Но уже в «Сердце Азии» отмечается, что во время экспедиции Ю.Н. переутомился и получил сердечный приступ, он потерял сознание, пульс остановился, врач его с трудом оживил.
Действительно, его сердце, возможно, терзали «нападения псов», которых путали решительные успехи Ю.Н. в пропаганде буддизма и искусства Н.К. Кто-то в рабочей комнате Ю.Н. раскрыл книгу «Нерушимое», где оказался очерк «Зверье», в котором повествовалось, как сердце могучего льва не выдержало непрестанного злобного лая собак.
Особенно утомляли Ю.Н. скучные собрания в прокуренных табаком помещениях, в которых было много ненужного, даже безобразного. На это он сетовал. И кто знает, что он пережил, встретившись со своим братом, вспоминая родителей. Ведь не случайно он ушел в Мир Засолнечный именно во время пребывания здесь брата, ведь если бы это произошло, когда брата не было, беда была бы несравненно большей, ибо куда бы делись священные вещи и что случилось бы с его квартирой?!
Ю.Н. никого никогда не отвергал, всем помогал, хотя бы советом, спокойно отвечал на все вопросы, даже если они были неуместны. Круг подобных вопросов был бесконечно широк. Кроме аспирантов по тибетскому, санскритскому и китайскому языкам, он ведь читал доклады по буддизму и по искусству своего отца и еще рецензировал рукописи и книги. А на дебатах – на какие только вопросы ему ни приходилось отвечать, но он со всеми ситуациями мудро справлялся, иногда приходилось изумляться его ответам, простым и по существу. Наши друзья в этом убедились во время выставки картин Н.К., где он умел так доходчиво, просто объяснить посетителям высокие понятия и образы.
У него не было времени даже на летний отдых, на пребывание среди праны. Он мне рассказывал, что отпуск у него в этом году начнется только в сентябре, до конца июня у него гости из Индии, но в июле надо будет готовиться к съезду востоковедов, который состоится в августе в Москве. Я сказал, что было бы хорошо ему когда-нибудь приехать в нашу Юрмалу, здесь среди праны можно было бы работать намного продуктивнее.
Были еще две вещи, которые встревожили Ю.Н. В понедельник ему стало известно, что без его ведома уже отобраны для Новосибирского музея «маловажные» картины. Он ведь надеялся для «Алтая – Сибири», этого центра Страны будущего, оставить настоящие магниты сердца – Н.К. и его самого.
Во-вторых, его беспокоило и то, что расстроилась Парижская конференция. Еще 12 мая вечером обсуждались наши события в связи со сбитым самолетом и жесткий ответ Эйзенхауэра. Тогда Ю.Н. сказал: «Серьезное, но интересное время». Он предчувствовал приближение чего-то тяжкого, но впоследствии выравнивающегося в Свете.
Беликов рассказал мне из своих бесед с Ю.Н. о его видениях будущего.
«Когда я о чем-то думаю, ответы мне даются в физических образах.
Так, когда я однажды думал о мире, то услышал, как кто-то на улице говорит: "Посторонитесь, идет караул!" Такой вот мир приходит».
«Как-то весь день меня одолевало беспокойство, я ехал по Комсомольской площади и думал о мире, и увидел, что через мост идут танки, везут пушки». Рассказывая это, Ю.Н. сказал: «Пусть останется между нами».
«Об одном у меня беспокойство, что у нашей молодежи мало патриотизма, но этот патриотизм пригодится».
Напротив, Святослав Беликову сказал: «Будьте покойны, до 62‑го года ничего не произойдет».
В разговоре с нами 24 мая Святослав несколько раз подчеркивал: «Уже в индийских священных писаниях пророчествовалось, то же самое вытекает из положения светил – война неизбежна».
Я возразил: «Но как же тогда Е.И. еще в 55‑м году, перед своим уходом, писала на Запад, что будут отдельные потрясения, но войны не будет?»
Святослав: «Она могла это сказать в связи с условиями того времени и в качестве ответа на форму вопроса».
(Но Девика уже нам поведала: Alles wird Licht sein[48]. Стало быть, после возможных катастроф? Но, разумеется, о последних думать не следует, ибо сама мысль есть магнит, который может способствовать событиям. Во-вторых, ведь все, и великие сроки, зависит от свободной воли человечества и от создаваемой человечеством новой кармы. Кто знает, не миновали ли уже некоторые сроки, и не только Света, но и разрушающей тьмы?)
Беликов еще вечером, во время последней встречи, спросил Ю.Н.: «Не может ли планета взорваться?» Тот ответил: «Это исключено».
Рая поведала Гаральду: «Е.И. сказала о себе, что она больше не воплотится на Земле. Но Ю.Н. весьма скоро родится вновь, его воплощение очень необходимо будущей России».
Ю.Н. как-то сказал: «Если бы я прибыл в Россию шестью годами раньше, физических сил у меня было бы больше».
Святослав сказал, что уход иногда ускоряет события.
«Ю.Н. ушел на гребне волны, когда он успел выдвинуться».
Возможно, что в будущем у него было бы очень много препятствий.
Ему здесь уже было трудно. «Он завершил свой труд. В Индии он оставил ряд своих научных работ – свои памятники».
Святослав: «И у Е.И. было лучшее время для ухода». (Приехать сюда, в Россию, и войти в этот темп жизни ей было бы очень трудно.)
Сразу после ухода Ю.Н., часов в десять вечера, позвонил корреспондент Рейтера. Святослав дал информацию на английском языке. От советской стороны позвонили позже, обещали поместить некролог в «Известиях» и в «Советской культуре», но – обманули. Вышло только краткое сообщение ТАСС. (Позже в журнале «Проблемы востоковедения», №3, появился краткий некролог с портретом.)
Явились восточные послы. Звонила Фурцева, выразила соболезнование.
Утром останки Ю.Н. увезли в морг. Это очень грустно, но факт. По закону туда увозят и тех, у кого нет официального врачебного диагноза.
Сестрички и друзья хотели отложить похороны на 24‑е, на вторник. Святослав настоял – чтобы уже в понедельник.
Мы с Гунтой явились в квартиру 23 мая, после 12. Там уже был Гаральд, который здесь оставался на ночь, Беликов, Кира, Черноволенко, троюродные сестры и еще несколько других.
Сестрички после всего пережитого, казалось, держатся героически.
Готовились ехать в морг. Тогда мы (Рая, Черноволенко, Беликов и я) сели в «Волгу» Ю.Н. – в последний раз. Рая и Черноволенко взяли с собой рубашку и простыни, но заведующая не разрешила одевать, сказала, что сама все сделает, наверно, потому, что была сделана резекция.
Пока укладывали в гроб, мы прогуливались по асфальтированному двору, коротали время за тревожными и грустными разговорами. Беликов и Черноволенко многое рассказали. Нам показали и заключение комиссии: склероз артерий сердца![49] Гаральд подверг сомнению столь простой диагноз – не скрывают ли чего-то? К тому же почему звонили Рае и спрашивали о предыдущем состоянии здоровья Ю.Н.? Почему же он жаловался на живот? Гаральд достал номер телефона врача, однако позже решил далее не расследовать, чтобы не вредить делу. И кроме того – слишком поздно.
Наконец, мы входим в зал. Лицо Ю.Н. совсем как живое. Удивительно свежее, одухотворенное, кажется, что веки глаз движутся, еще проснется. Таким он остался до последнего мгновения в крематории.
Заказан небольшой гроб (согласно пожеланию Святослава), обитый белой тканью и обвитый золотистой индийской орнаментальной лентой.
Рая покрывает бледно-желтыми гиацинтами. Разливает благовония.
Затем началась наша самая печальная поездка – в Институт востоковедения на Армянской улице. Мы сидели на скамейках у бренных останков Друга, и все казалось таким невероятным – как же это возможно, что человека столь внезапно больше нет?!
Время уже больше трех часов.
У института собрались провожающие. Входим в зал, навстречу нам звучит, откуда-то издалека, трогающая душу скорбная музыка. Все наполнено в высшей мере торжественным настроем. На стене, над цветами, большой портрет Ю.Н. с надписью «Великому Ученому». Гроб ставят на декорированной сцене.
Меняется почетный караул. Чувствуется – все переживают истинное горе.
Один за другим говорят ученые. «Имя Рериха – величайшее на Востоке». «Юрий Рерих – крупнейший востоковед».
Первым говорит представитель института:
«Мы потеряли крупного востоковеда, большого человека. Он написал много трудов, приобрел много учеников. Он укрепил дружбу народов. Мы глубоко опечалены этой тяжелой утратой».
2. Профессор Лебедев от имени Министерства культуры и Союза художников.
«...Юрий Рерих приобрел заслуженный авторитет, уважение и любовь всех, кто его знал. Пропагандировал творчество своего отца. Много сил отдал организации его выставки. Принес в дар государству около 200 картин отца. В последнее время немало потрудился, чтобы организовать выставку брата. Осуществил патриотическую задачу содействия русской культуре».
3. Прочли телеграмму на имя Святослава Николаевича от Фурцевой, где она искренне выражает соболезнование.
4. Посол Индии Менон долго говорит по-английски, сердечно, проникновенно.
5. Профессор Шимков от имени Академии наук читает биографию Ю.Н.
6. Профессор Толошевич (?):
«Ю.Н. совершил научный подвиг, работу над тибетско-русско-английским словарем, который будет издан учениками.
Мы предлагаем учредить Кабинет имени Юрия Николаевича Рериха при институте. Имя Ю.Н. Рериха будет навсегда в наших сердцах». (Кабинет – живой музей, где будут работать сотрудники института.)
7. Посол Цейлона (в белом национальном костюме) в своей речи говорит, что он приехал в Москву в июне 1957 года и договорился со своим правительством, что останется на год, но в сентябре он познакомился с Ю.Н. и подружился с ним, и с тех пор не мог уже с ним расстаться, часто встречался и не уезжал. Каждый контакт с Ю.Н. его обогащал, и невозможность этих встреч в будущем наполняет его скорбью.
8. Профессор Ашарин от Института востоковедения:
«Трудно выразить потерю, которую понесла советская наука. Юрий Николаевич заложил многие начинания. Вместе с нами скорбят народы Индии и Цейлона. Отдавал все силы на осуществление связи с этими народами».
«Ушел человек кристальной чистоты, боялся даже жестом задеть своего собеседника».
«Мы потеряли сотрудника и близкого друга каждого из нас».
9. Посол Непала:
«Юрий Николаевич одним своим присутствием облагораживал нашу жизнь».
10. Профессор Хадаров (?) от Монгольской Академии наук:
«Мы вместе наметили издать перевод большого труда индийских ученых по буддийской философии».
«Юрий Николаевич молнией вспыхнул среди нас. Вспыхнул яркой звездой и погас».
11. Профессор Королев (?), заведующий географическим отделом Академии наук:
«В нашей стране люди не знают о великой экспедиции, совершенной Николаем Константиновичем и Юрием Николаевичем в Тибете, Монголии и Гималаях, о всех опасностях, связанных с таким высокогорным прохождением, о всем великом значении не только для культуры и знания языков этих азиатских народов, ибо она дала прикосновение к самому сердцу их – ознакомление европейских народов с самой их сущностью».
«Истинно, значение и заслуги Юрия Николаевича не меньше, чем у Пржевальского».
Речи кончились. Речи, в которые каждый вложил лучшие дары сердца великому Другу человечества.
Вдали хор исполняет «Реквием» Моцарта. Все встают. Начинается прощание. Так много любви и благодарности!
Девика в траурном облачении окуривает сандаловыми благовонными свечами. Разбрасывает землю Индии над уходящим, разливает ароматические масла. Погружается в молитву.
Прощается Святослав, сестрички. Венки, на лентах:
1. от Министерства культуры СССР;
2. незабываемому Ю.Н.Р. от отдела Индии;
3. от отделения исторических наук АН СССР;
4. от дирекции и сотрудников Института востоковедения;
5. от Института китаеведения;
6. от редакций журналов;
7. дорогому Ю.Н.Р. от любящих Зелинских;
8. дорогому и любимому Учителю, замечательному человеку и ученому от учеников;
9. дорогому и незабываемому Ю.Н.Р. от друзей (теософов);
10. от Государственной Третьяковской галереи;
11. от посла Индии и офицеров индийского посольства.
Началась поездка в крематорий. У гроба я сижу рядом с Девикой, Святославом. Еще Гаральд, сестрички, Гунта, Бируте и другие. За нами едут легковые машины.
Последние действия Мистерии. Когда нес гроб, казалось все вне времени и мира, странно. Навстречу нам звучат органные гимны. Maestozo. Океан любви и переживания. Как же еще можно любить человека – чистого, преданного, доброго, бесконечно сердечного, Универсального, огненного духом. Было чудо, что в одном месте стеклось так много любви к человеку. Если бы все это сказали когда-то ему самому, еще живому! Но, о Боже, как мало мы еще умеем приносить радость другому – исполнять высокий завет Е.И. – весть радости!
Здесь началось главное прощание, неофициальное, от глубин сердца, как кому подсказывало сердце. Если бы все это записать, была бы возвышенная Песнь Песней.
Представитель Института востоковедения – «Замечательный ученый, в ряду блестящих ученых-востоковедов. Его уход – великая потеря».
«Ваш светлый образ, образ крупного советского ученого, образ замечательного человека, останется в наших сердцах».
Зелинский, сын профессора химии, поклонился, перекрестился сам и перекрестил и тело Ю.Н.
«Вы учили нас проходить жизнь, как по струне бездну – красиво, бережно и стремительно. Вы прошли свою жизнь прекрасно и стремительно, но не бережно, не берегли себя, и оттого стали нам еще ближе».
«Ю.Н. был очень светлый человек, передавал свет и другим».
«Даем обет, что будем стремиться осуществлять все его заветы».
Говорит школьный учитель юности Ю.Н.:
– Передо мной незабываемый образ юного Рериха. Я помню двух мальчиков, оба учились в моей школе. Это были прекрасные дети. Потом они оказались вне России. И вот, как только представилась возможность, Юрий Николаевич вернулся на Родину, и я встретил такого же прекрасного человека, каким он был в детстве. Прощай, мой мальчик!
От аспирантов:
– Юрий Николаевич больше не откроет двери со своей милой улыбкой. Обещаем отдавать все силы той науке, которую дал Юрий Николаевич.
Другой аспирант:
– Юрий Николаевич был для нас вестником Индии. Мы постараемся завершить те работы, которые им начаты.
Затем выступала женщина:
– Я сельский библиотекарь, и как-то я была на лекции Юрия Николаевича. Когда она кончилась, я стояла со своими друзьями и почему-то оглянулась – не знаю почему.
Оглянулась, и увидела Юрия Николаевича, – я не знаю, что он прочел на моем лице, но, взглянув на меня, он вдруг поклонился мне. Вот так – и я стала счастливой. Мне захотелось стать лучше, чище, стало радостно, светло на душе и захотелось передать этот свет, эту радость другим людям. Я уехала домой – и все время со мной этот свет его улыбки, его привета. Как благодарна я за эту встречу на земле!
Как благодарна я Юрию Николаевичу, его брату Святославу Николаевичу за тот свет, который они несут нам!
Кто-то еще говорил такие слова:
«Я был потрясен этой добротой...»
«Светлая память человеку за то, что мы имели громадное счастье встретить его на земле».
Прощались и некоторые наши московские друзья. Простился и наш Сергей Антонюк и его жена. Он переживал глубоко, напряженно, вместе со всеми сердцами. Не предчувствовал, что скоро оборвется и его нить жизни. 1 июня я получил телеграмму о его уходе. Недавно ему исполнилось 75 лет. Болел сердцем. Вокруг него собирались московские последователи Живой Этики. Светлый человек.
Некоторые подходили к Святославу и что-то ему говорили. Подошла и сельская библиотекарша, ничего не сказала, просто обняла его, и он сердечно ее обнял.
В шесть часов в недрах крематория исчезли бренные останки нашего Друга.
Сердце было переполнено невыразимыми тяжелыми чувствами. Как же так внезапно может не стать человека? Но если так случилось, значит, в этом есть какой-то смысл.
Черноволенко, человек великих чувств и импровизатор, позже сказал: жаль, что в крематории не было рояля. «Но что осталось бы от меня после этого?» – прибавил он. (У него были сердечные приступы.)
Мы отправились на квартиру. После всего пережитого Святослав выглядел дисциплинированным, бодрым. Но и его сердце переутомляется. Он ведь однажды потом не явился в музей из‑за сердца.
Он сказал:
«Я все думал: если Ю.Н. ушел, значит, так нужно было. Так совпал мой приезд и его уход. Он ушел в полном расцвете своей творческой работы.
Как ни болезненны эти расставания, но если подумать, то, может быть, так и лучше. Ю.Н. уже чувствовал возможность перемены».
(Беликову Святослав однажды сказал, что уход иногда ускоряет события.)
Далее Святослав говорил, что его задачей является создание в Индии центра, который был бы подобен аккумулятору. Его главная задача – сохранить архив и все сокровенное. Понятно, по этой причине он и не может надолго отлучаться из Индии, где его ожидает много важных задач. И так уже несколько месяцев он вне дома. В Дели была выставка, в Наггаре устраивал музей.
Некоторые высказали желание, чтобы он пока, хотя бы на месяц, ежегодно приезжал на родину. Я тоже сказал, что в будущем ему надо жить в России. Но Святослава привязывают к месту не только прямые обязанности, но и то, что вряд ли Девика захочет расстаться с Индией.
Святослав думал уезжать уже 28 июня. Теперь, в связи с уходом брата, отъезд он откладывает.
Вначале думали квартиру Ю.Н. ликвидировать и библиотеку перевезти в Индию. Теперь, в связи с учреждением Кабинета, часть книг передадут институту. Вообще будут большие решения. Также вначале думали, что сестрички уедут в Наггар, теперь они останутся, может быть, будут получать пенсию.
Хрущев обещал посетить выставку Святослава 23 мая, но, в связи с похоронами, надо было отложить. (Он пришел 1 июня, вместе с ним – ЦК, незадолго до закрытия выставки.) Святослав хотел говорить с ним о Музее Н.К. в Ленинграде, о мемориальном Музее – отдельной квартире, где еще проживают художники и нужен ремонт. Сам Ю.Н., как известно, боролся за отдельный музей на Мойке, подавал разные заявления. Пока будут 3-4 комнаты в Русском музее.
Святослав хочет говорить с Хрущевым и о буддийском храме, будет говорить и с Фурцевой.
Между разговорами за столом я сказал Святославу, что ему, вместе с отцом, надо задать тон и советскому искусству. Здесь много талантов, но они не могут развернуться. Раньше ездили учиться в Париж. В Академии царит стандарт.
Святослав: «Пусть развиваются. Найдут все же свое лицо».
«Чем выше в горах, тем воздух прозрачнее. Эту прозрачность и звонкость можно выразить только темперой, но не маслом».
«Наше время потеряло вкус красоты – стиль жизни».
«Когда Н.К. изучал древние гобелены, кто-то ему сказал: у этих людей был стиль жизни, но у нас его нет. В Индии когда-то был истинный, высший стиль жизни. Теперь этот стиль потерян».
24 мая мы были в квартире с 2 часов до 10 вечера.
Был длинный разговор с Девикой. Об уходе Ю.Н. она думает, что так, может быть, и было нужно. Свое звено работы он завершил.
Гаральд: «Как?»
Девика: «Так же как мать, проводив своих сыновей в мир, завершает свою первую задачу». Она еще раз подчеркивает, что после ужасов войны придет Свет.
Я ее просил, чтобы она написала воспоминания о Е.И. и Н.К.
Она ответила, что хотела бы больше заботиться о живых, думать, писать, помогать им.
О Н.К. Девика говорит: «Великий Свет!» Два года она жила в Наггаре. Затем переселилась на юг. В Калимпонге проводили два месяца в году ежегодно. Рассказывает о своей работе в Индии. Она много работает. У нее большой опыт.
Люди не любят думать. Не знают и настоящих чувств. Как если бы открыть маленькое окошко, а другие окна держать закрытыми.
Сегодня приехал Абрамов Борис Николаевич, имя которого я уже несколько раз здесь слышал. Ю.Н. о нем упоминал. Он когда-то вместе с Хейдоком руководил Рериховским движением в Харбине.
Первое впечатление от него – большая сдержанность, знает много, но любит поучать других. Позже я соприкасался с более сокрытыми струнами. У него будто бы есть «сорок сокровенных писем Е.И.».
Со Святославом мы говорили о йогах. Я сказал, что Е.И. когда-то писала: во всей Индии можно найти хорошо если двух-трех йогов.
Святослав упомянул о женщине Анандамои, которая еще живет в горах. Е.И. уважала три личности, которые жили в одно время, но теперь уже ушли: Рамани Махарши, Мадам Рихард – матерь ашрама в Пондишери и Джагадис Боше. Конечно, в горах есть еще йоги, но о них никто ничего не знает.
Ю.Н. знал одного йога, учителя Карма Дордже, который жил в пещере и был способен совершать разные феномены.
Ю.Н. учился десять лет у ламы Мингиюра.
Спальня Ю.Н. – сокровенное помещение, никто из нас там не был. За все эти годы из нас всех только Гунту однажды Людмила туда завела. Теперь это будет памятной комнатой.
На стене портрет Ю.Н., чудная, характерная его улыбка. Какой-то художник за несколько дней до ухода Ю.Н. рисовал его, пока беседовал с ним.
До последнего момента Ю.Н. собирал книги, даже давал переплести. Здесь все новые интересные научные книги, которые я держал в руках или которые он рекомендовал: об Эйнштейне, о новых достижениях в физике, «Млечный Путь» Бока и т.д. Я всегда жаждал зарыться в фолианты библиотеки Ю.Н. Как мне когда-то была необходима эта восточная литература, когда я писал «Братство Грааля».
Ю.Н. ранее неоднократно говорил друзьям: «Берегите Рихарда Яковлевича». Но сам себя не берег. Гаральд ему всегда посылал свои лекарства. И многие друзья просили его беречь себя. Но у него не было времени об этом думать.
Людмила рассказывала Гунте, что Ю.Н. нас любил. Да, но как это может теперь помочь, что мы можем дать ему, тому, кто в Засолнечном Мире? И Е.И. и Н.К. дарили мне бесконечно много ласки сердца. Но мы выявляем слишком мало любви. Мы свершаем слишком мало достойных, непреходящих деяний. Наша жизнь зачастую недостойна великой любви.
Действительно, в эти финальные дни Армагеддона надо сконцентрировать все свои силы любви и творчества духа на мыслях заботы о других, о человечестве.
Гунта: «Каким же великим магнитом Света являлся Ю.Н., который всю квартиру превратил в Свет и повелел затрепетать Светом каждому сердцу, к которому прикасался».
Незабываем вечер 12 мая, когда Ю.Н. всех нас пригласил, собрал, вновь укрепил в дружбе. Там еще были ближайшие друзья из Москвы, Риги, Ленинграда, Таллина.
25 мая мы еще несколько часов побыли на выставке. Приехала и Илзе. Я познакомил ее со Святославом и Девикой. Она сердечно обняла обоих девушек, Гунту и Илзе, и благословила.
В тот день, после всего пережитого, и мои силы оказались исчерпанными. Скоро наш с Гунтой поезд должен был отходить. Еще в последний момент она вместе с Илзе решила съездить на квартиру. Там их ожидало самое последнее величайшее переживание: в комнате Юрия на маленьком столике стояла привезенная урна.
Квартиру и выставку Святослава в Москве еще посетили Марите, Осташева, Лония и Аустра. От Осташевой эта поездка требовала много сил, ибо и ее сердце больное. Из своих учениц в Даугавпилсе она создала новый «филиал Света».
Выставка Святослава в ленинградском Эрмитаже была намечена на 4-5 июня. Затем ее отложили на 7-е и, наконец, открыли только 12‑го числа. Мы, рижане, были в неведении относительно времени открытия, и получилось, что некоторые друзья поехали туда раньше срока.
В день открытия был чрезвычайный наплыв народа, так что не было никакой возможности видеть картины. От наших и из Литвы выставку посмотрело много друзей. Гунта и позже Илзе ночевали у сестер Митусовых. Рассказывали о великом почитании памяти Е.И. и Ю.Н. в комнате Людмилы, где с любовью и сердечностью хранятся фотографии и мемориальные вещи. Троюродные сестры в детстве встречались с Е.И. У Людмилы были книги Учения.
Святослав, встретившись с нашими молодыми в Ленинграде, выразил мысль: пусть учат русский и английский языки и историю философии, через несколько лет появится возможность работать в институте Н.К. в Наггаре и приводить в порядок наследие Е.И. и Н.К. Конечно, это могут быть только те из молодых, у кого Живая Этика звучит в сердце, для кого она – единственный смысл, но они должны обладать и широким культурным диапазоном.
Ю.Н. ушел, и открытым остался вопрос – кто теперь продолжит грандиозную всестороннюю работу, начатую Ю.Н.? Разумеется – нет никого. Главное, нужен человек более-менее авторитетный, который был бы способен обращаться к государственным лицам и директорам. И впредь надо будет бороться, особенно с мелкими душонками – чиновниками, которые будут стараться тормозить высокий накал.
Ю.Н. не указал достойного преемника не только в духовной области, но и в Институте востоковедения, ибо там, кажется, ни один из его восторженных учеников и аспирантов не является приверженцем Живой Этики, значит, не способен внести духовную линию во все дела.
Потому у Святослава и Девики появилось искреннее желание, чтобы в Кабинете при Институте работала и Кира, личность, которая действительно взяла бы на себя ответственность за духовное наследие Ю.Н. и умела бы его мужественно защищать. Кира еще неопытная девушка (29 лет), но она целеустремленная и разумная, зажженная искрой Живой Этики, и среди практических обязанностей она может быстро расти. Конечно, Рая и Людмила свято хранят память Ю.Н., но Рая – еще неиспытанный жизнью горный цветок, она не годится для битвы, и образования у нее слишком мало. К тому же Рая страдает малокровием, а Людмила готовится к трудной операции.
Поэтому, конечно, моим самым горячим желанием было – попасть еще раз, и весьма скоро, в квартиру Ю.Н.
Когда 25 мая я прощался со Святославом, он сказал: «Ну, мы еще встретимся в Ленинграде». Я молчал. В моем сердце теплилась иная мысль. Ведь говорили, что перестроят квартиру. Надо встретиться еще раз и с сестричками, судьба которых еще не была до конца известной, поедут ли они в Индию или останутся здесь. И еще – надо попрощаться со Святославом и Девикой, позже мой замысел укрепила и весть, что в Москве некоторые обстоятельства усложнились. Конечно, это меня сильно огорчило. Очень хотелось хоть чем‑то помочь! Хоть маленьким лучом сердечной любви.
Святослав все время провел в Ленинграде, каждый день посещал выставку, но вечером читал лекции в лектории. Мне было неспокойно, ибо хотелось узнать, когда он поедет обратно в Москву. Были сведения, что 21 июня, но в связи с пребыванием в Ленинграде президента Индии Прасада поездку отложили на 25 июня. И, встретив Мету на выставке, он велел мне передать, что ожидает меня после 25‑го числа.
Снова – в пути. Красоту планеты впитывает мой взгляд.
Приближаясь к Москве, я глубоко пережил нечто неожиданное. В поезде, по радио, зазвучал рассказ Лоэнгрина о Граале. Чудо мира!
Когда-то моей мечтой было свою книгу о Братстве Грааля передать для редактирования Ю.Н. Потому еще раз мой совет молодым: никогда не откладывайте, если мысль горит в сердце. Когда я узнал, что он назначен в Институте руководителем сектора индийской философии, я ему (конечно, с улыбкой) сказал: «Ну, теперь я буду обращаться к Вам, чтобы Вы издали мою книгу». Кто знает, кто знает, не придет ли вскоре это время. Поэтому так сильно надо торопиться со всеми работами. И так много уже упущено. Громада дел горит в сердце. Но сроки уже у врат.
Таким образом, я опять попал в Москву. Позвонил. Узнал, что Святослав теперь находится в квартире, куда является каждое утро в связи с тем, что надо разбираться с книгами и с другими вещами. Поэтому я немедля поторопился туда.
Я нашел здесь целую «артель», спешно работающую. Впустила меня, как обычно. Рая. В маленькой гостиной сидела Людмила Степановна и составляла список книг. Позже зашел Святослав. На круглом столе была разложена часть «личных» книг, которые не включались в состав Кабинета, но будут храниться в отдельном шкафу. В их числе я увидел и свои книги в нескольких экземплярах. Оказалось, что, кроме тех, что Ю.Н. держал на полке или которые я привозил, у него еще были книги в ящиках, которые он не успел распаковать со времени приезда из Индии. Там была вся литература, связанная с движением Н.К. Большинство было сложено в стопках на полу, их Святослав отобрал, чтобы взять с собой. Нечаянно я увидел воспоминания Блаватской на английском языке, которые давно искал. Попросил одолжить их мне. Эта книга очень нужна для моего труда о Братстве Грааля.
В рабочем кабинете Ю.Н. такая же картина. Кира на машинке перепечатывала какие-то письма. Она показала и стенографированные речи Святослава, он их потребовал для проверки, потом, может быть, даст другим.
За письменным столом сидела Воробьева-Десятовская, которая по просьбе Святослава определена для приведения в порядок Кабинета. Она, наверное, в Ленинград больше не вернется, сейчас составляет списки книг на тибетском и других восточных языках. Все эти списки, так же как инвентарь и памятные вещи, необходимо привести в порядок спешно, до отъезда Святослава, ибо один список надо отдать Институту, второй – остается ему.
Я встретил здесь и Девику. Спросил, когда она возвращается на родину. – «4 июля», – отвечает она и показывает индийские паспорта, которые держит в руках. Поговорили мы еще о будущем. Через несколько лет откроются все возможности. Но до этого человечеству придется пройти через самые тяжкие испытания. Это может начаться в следующем году. Но будем верить в скорое наступление Света.
Пришел Святослав и изменил срок отъезда – определенно позже, когда будут решены все дела. Все еще в стадии становления. Многое им обещано, но он уже предупрежден (это делал и я) не полагаться только на обещания чиновников этой страны, все должно иметь ясную документацию.
Бедная Девика, она ведь столь активна, в Индии у нее осталось бесконечно много обязанностей, а здесь, в бездействии, она уже начинает скучать. Святослав говорит, что «Кабинет будет с Кирой». Кузнецов, заместитель министра культуры, в принципе это обещал. Надо добиться и того, чтобы Киру здесь прописали: она будет жить в рабочем кабинете Ю.Н., спать на раскладушке. Сама Кира тоже озабочена тем, как уладится ее судьба. Пенсия сестричкам обещана, но пока не оформлена. Всю собственность: библиотеку, памятные вещи и другое Святослав хочет оформить на свое имя. В договоре с институтом предусмотрел несколько пунктов.
Я сказал, что это хорошо и в том плане, что к иностранцу и его собственности ведь будут относиться с большим уважением, каждый предмет тогда будут больше беречь. Особенно надо проверить книги, как бы не изъяли из оборота.
Выставка в Ленинграде будет открыта еще до 4 июля. Картины упакуют и пошлют в Индию на самолете, независимо от отъезда Святослава.
Я говорил о том, что у нас неизменно встает вопрос: что делать? Особенно жгучим этот вопрос был, когда я приехал с Севера. Выписал все из Живой Этики. В конце концов появилось решение: возможно, теперь необходимо сосредоточиться лишь на мыслях. Святослав: «Главное – личный пример. Это может быть в сто, в тысячу раз действеннее всего остального».
Я сказал, что это и в конце концов «сводится к ментальному». У нас до 40‑х годов было столь много динамичности. Перевернули бы мир. Это преображало и людей, сжигало недостатки. Теперь остается работа над собой, над книгами Учения. Узкий круг. У некоторых даже нет возможности встречаться, чтобы проявлять этот «личный пример».
Я продолжил, что с 40‑го года у нас нечто похожее на «пралайю». Возможно, известным людям или группам из народа дается определенная миссия; когда она исполнена, то зачастую и другие их возможности временно закрыты.
С.Н.: «Да, все идет по кругу. Один малый круг входит в большой. Не знаешь, что и где принесет пользу».
«Насильно и пропагандой ничего не достичь. Надо дать изжить свои недостатки. Сказано, что Учитель сам приходит, когда ученик готов».
Мы говорили о молодежи. Я сказал, что вопрос молодежи самый болезненный. Мало устремленных. Даже теперь, когда мы среди русского народа, мы мало способны будить сознания. Е.И. в последних письмах сетовала, что нет молодых кадров, которые были бы способны заменить старые.
Я спросил о молодом Зелинском, который сопровождал Святослава на выставках. – «Очень хороший человек. Его мать – жена известного химика, который умер в возрасте 90 лет. У нее дома есть книги Живой Этики».
Просит меня писать в Индию. Оставил свой адрес в моей тетрадке. Если что-то надо послать ему, то передать через индийское посольство.
Я пытался познакомиться ближе с Кирой Молчановой. Привлекает ее неуклонность, устремление. И она все оценивает с точки зрения «личного примера». Святослав уже говорил, что именно личным примером человек совершенствует и окружающее. Это самый верный путь. Миссионерство не помогает. Ей будет трудно, пока не обретет опыта. Будет трудно и среди «академических умов». Надо будет стараться и интеллектуально многого достичь. Надо расширить образование. И главное – надо победить среди окружающих друзей. Раю, которая ее еще не понимает, надо победить любовью. Говорю это потому, что ощущаю известный диссонанс с ней. Это меня очень и очень огорчает. И вообще – некоторые отношения здесь еще надо перенастроить, прежде всего, что касается обид. Но ведь все со временем уравновешивается само собой. И сама Кира еще не прошла испытаний своих свойств. Она здесь недавно пришедшая, и еще столь чужой себя чувствует. Но она со своей энергией могла бы быть полезной делу. Однако и у других друзей впереди большие испытания. Поняли бы они, что Святослав бескорыстно борется за решение чрезвычайно важных проблем, что он несет тяжкое бремя ответственности.
Я был в памятной комнате Ю.Н., которую сестрички называют «неприкосновенной». На столике, покрытая белой тканью, стоит Урна. Все, что осталось от физической формы Великого Духа. Часть пепла будто бы повезут в Гималаи, вторую часть – в Новодевичий монастырь.
Цветы. Над столиком еще два портрета Е.И. в юном возрасте. Портрет Е.И., написанный Святославом. «Сергий», Н.К. с Камнем. Дальше на стене рисунок с характерной улыбкой Ю.Н., статуя Будды, рельеф. Над дверьми картина Н.К. «Держательница Мира», литографический портрет Сен-Жермена. Книги. Некоторая одежда Ю.Н. Складная кровать, которая сопровождала его в путешествиях.
Ночлег я нашел у Марии Григорьевны Антонюк. После ухода мужа она стала одухотвореннее. Она будет той, которая объединит, поможет женским сердцем, своим опытом. У нее несколько раз был Виктор Адамович Вераксо, профессор из Киева, который интересуется Живой Этикой и которого и Ю.Н. уважал. У него в Киеве есть своя группа, нужны книги. Мария Григорьевна обещала помогать и сестричкам, хотя бы советом. Предложит Людмиле лучшего хирурга. Через нее и я буду получать известия.
Утром я решил, что поеду обратно ночным поездом. Некоторые знакомые, которых я хотел посетить, были в отъезде. И Святослав был сильно занят, никаких продолжительных философских разговоров и не могло быть. Поэтому сегодня я хотел только проститься.
Когда я приехал на квартиру, Святослав на этот раз пребывал в комнате брата. Оказалось, что кое-что переставил. Портреты Е.И. исчезли. На их месте – два портрета мальчиков трех-четырех лет.
Я принес алые розы.
Святослав был одет празднично, в новой индийской одежде. Через полчаса ему надо было уходить – спешить в Кремль, где Прасад устраивал большой прием.
Мы еще затронули вопрос пробуждения сознаний – один из основополагающих постулатов в Живой Этике. Затем говорили о теософах, как трудно им освободиться от привычек.
Святослав: «Люди не понимают, в чем основа духовности. Они вегетарианство и многое другое принимают за духовность».
Прощаясь, я ему сказал: «Передайте мой привет сердца Гималаям, к которым мы, в особенности я, всю жизнь мечтали прикоснуться».
Святослав сказал, что выполнит это. Затем с улыбкой прибавил: «Я посмотрю на Гималаи вместо Вас».
Я ответил: «Посмотрите на Гималаи и моими глазами».
Затем он велел передать сердечные приветы друзьям. Возможно, что в следующем году вернется сюда, конечно, без картин.
Мы проводили его по лестнице вниз до лимузина – «Волги» Ю.Н. Тут узнали, что шофер его называет русским индусом.
Я пробовал разобраться глубже в психологии жильцов квартиры. Говорил с Раей, но на глазах ее слезы, подробнее не спрашивал, успокаивал, напоминал изречение Соломона: «Все пройдет!»
Кире я несколько раз высказывал сердечное пожелание: «Проявите максимум любви и ласки к Рае и другим». Ей это надо было бы понять как бальзам. Не знаю, насколько это было в ее природе, – она была сдержанной. (Позже выяснилось, что она больше в этой квартире не живет и в институте испытания тоже не выдержала.) Таким образом, выдающаяся роль, отведенная ей, не была выполнена. Если бы она все же была потенциально крепкой, то пусть бы проявила силу и неотступность, устремляясь к знаниям и гармонизируя свой «личный пример». Но, как оказалось, у нее свои недостатки.
И Черноволенко помрачнел. И Смирнов. Почему ближайшие друзья Ю.Н. не приглашены для более тесного сотрудничества? Но Святослав ведь сумел оценить их сознания достаточно реально. Разве они были способны много ему помочь? Он привык распоряжаться самостоятельно. У него самого есть свои твердые и находчивые решения. Все, однако, уляжется.
Я беседовал и с Людмилой. Хотел, чтобы она рассказала о Е.И.
Она только сказала:
«Все лучшее, что человеку можно приписать, то можно и Е.И. Она – самая замечательная женщина».
«Но говорить о ней – ее умалять».
«В мыслях только ее любить».
Я сказал: «Тогда будут виться легенды вокруг ее жизни. Через столетие будут вспоминать ее как самое чудесное явление под Звездой Матери Мира».
Людмила:
«Пусть легенда вьется. Е.И. много помогала бедным людям, детишкам. Когда ей говорили – почему так много, она отвечала – пусть людям останется легенда».
Людмила действительно существо духовное. Но в этом воплощении ее задачей было только – служить. Она тиха, неизменно закрыта в себе. Бесконечно сердечна, проста. Она никогда не знала чувства обиды. Ибо она была без самости. Прикоснулся я еще к душе троюродной сестры Ю.Н. – Людмилы Степановны. Она приехала сюда провести свой учительский отпуск, помогая приводить все в порядок в квартире Ю.Н.
Я сказал ей, что Ю.Н. мог быть иногда суров. Что он, вероятно, в прошлой жизни был и славным полководцем.
Людмила Степановна: «Ю.Н. был суров, но суров к себе. Он светился для всех».
Она меня неожиданно удивила, когда под конец, прощаясь, сказала:
– Я хотела Вам наедине задать несколько вопросов. Я интересуюсь Учением. У меня есть несколько книг. Меня познакомил с этим Ю.Н. Раньше я с вопросами обращалась к нему. Теперь разрешите обращаться к Вам. Ко мне подходит молодежь, как к учительнице, спрашивают, как это так получается, что Ю.Н. и С.Н. – люди столь светлые и этически высокие? Они, наверное, знают какие-то высокие принципы? Что собой представляет Учение, которое их такими сделало? Я хотела бы давать им книги. Но Учение давать еще слишком рано. Не можете ли Вы предложить нечто начальное, простое?
Я сказал, что попытаюсь что-нибудь прислать. Но пока пусть обращается к Марии Григорьевне. Она – светлый человек, знает Учение и у нее есть все книги.
Я уезжал с глубокой ноющей болью в сердце: суметь бы и там помочь, поднять, успокоить.
Второе – еще динамичнее надо работать над завершением книг. Надо переводить на русский. Как много новых, зажженных сердец ожидает.
4 июля Квартиру посетил Арвид Калнс. Он в прошлом году, будучи проездом в Москве, дошел до дверей Квартиры, сфотографировал дом, но постеснялся навестить Ю.Н. В этом году я просил его отвезти Святославу драгоценные вещи: голубой блокнотик Е.И., в котором запечатлено создание второй части «Листов Сада», и письма Н.К. 20‑х годов, адресованные Шибаеву. Все это написано от руки. Я сознавал великую ценность этого, потому просил Святослава взять эти вещи, оставшиеся от архива Общества, с собой в Индию, где уже хранятся другие сокровенные ценности.
Вернувшись, Калнс рассказал о своей встрече, где каждый жест для него был великим переживанием. Он был и в неприкосновенной комнате.
Прощаясь, Святослав велел передать привет и сказал, что надеется, что с Рудзитисом он еще не однажды встретится. Девика: «Ubergeben Sie ihm meine beste Gedanken und meine Liebe»[50].
Я получил от Святослава такое письмо:
4.7.60
Дорогой Рихард Яковлевич!
Спасибо большое за пакеты.
Шлю Вам всем лучшие мысли, будем думать о Вас и передадим Ваш особый привет Гималаям.
Очень и очень было радостно встретиться с Вами.
Да хранят Вас светлые силы.
Пишите.
Ваш Святослав Рерих.
Я получил сведения, что 12 июля Святослав уехал, уладив все дела.
Я получил уведомление, что в тот же день откроют и Кабинет. Заведующей Кабинетом назначена Воробьева-Десятовская. Стало быть – простому смертному, в данном случае и мне, навряд ли он будет доступным.
30 июля Людмиле сделана серьезная операция. Потом проведен курс облучения. Держится героически. Болит сердце за нее, но и за положение в Квартире. Лишь бы все было хорошо. Я написал письмо Рае – ответа не получил. Послал письмо Людмиле, когда узнал, что она вернулась из больницы. 24 сентября обе сестрички уехали в санаторий около Звенигорода. В Квартире остался дежурить Черноволенко, который вышел на пенсию. Двери кабинета Ю.Н. закрыты. Когда вернутся сестрички, кабинет окончательно оформят. Жаль и Черноволенко, он одаренный человек, но если бы он по-настоящему знал Учение, то преодолел бы некоторые свойства характера и переменил свое настроение по отношению к Кире, Беликову и также – к Девике. Почему людям недостает широты и способности вмещения? Потому, что нет провода к Иерархии.
Гаральд посетил Квартиру в середине августа. Почувствовал, что там все еще есть сильный магнит Ю.Н. В больнице беседовал с врачом Людмилы, который заверил, что все будет хорошо. С ней самой не виделся.
В конце сентября я получил письмо от Черноволенко. Они вместе читали мое письмо Людмиле. Сообщил о решении правительства от 5 августа:
1) о пособии и пенсии сестричкам;
2) о памятнике и мемориальной доске;
3) о передаче дачи сестричкам (она принадлежала Ю.Н.).
Перед этим я узнал, что вся квартира Ю.Н. остается по решению правительства мемориальной квартирой.
На этом записи Рихарда Рудзитиса обрываются. 5 ноября 1960 г. он ушел из жизни.
Conlan – см. Конлан Барнет
Абрамов Борис Николаевич (1897-1972) – участник Рериховского движения на Дальнем Востоке.
Аида – см. Виестур-Принце Аида
Алпатов Михаил Владимирович (1902-1986) – русский искусствовед.
Андермане Лония (1907-1996) – актриса. Была репрессирована как член Латвийского общества Рериха, хотя формально в Обществе не состояла.
Антонюк Мария Григорьевна – теософ, жена С. Антонюка.
Антонюк Сергей Юлианович – теософ.
Арендт Ариадна Александровна (р. 1906) – скульптор.
Асеев Александр Михайлович (1902-ок. 1993) – врач, издатель альманаха «Оккультизм и Йога».
Аустра – см. Вернер Аустра
Бабенчиков Михаил Васильевич (1890-1957) – искусствовед, художественный критик. Переписывался с Н.К. Рерихом вплоть до 1947 г.
Безант Анни (1847-1933) – президент Теософского общества в Адьяре с 1907 по 1933 гг.
Беликов Павел Федорович (1911-1982) – исследователь творчества Н.К. Рериха, жил в Эстонии.
Бехтерев Владимир Михайлович (1857-1927) – русский невролог и психиатр.
Бехтерева Наталья Петровна (р. 1924) – физиолог, академик АН СССР с 1981 г. Внучка В.М. Бехтерева.
Бирешвар Сен (1897-1960) – индийский художник.
Бируте – см. Валушите Бируте
Блаватская Елена Петровна (1831-1891).
Блюменталь Иван Георгиевич (1905-1973) – член Латвийского общества Рериха, в 1940 г. – член правления. Репрессирован в 1950 г.
Богдановы Людмила Михайловна (1904-1961) и Ираида (Рая) Михайловна (р. 1914) – сестры. Члены Центральноазиатской экспедиции Н.К. Рериха. Жили вместе с семьей Рерих в Кулу.
Боллинг Балтазар (1890-1969) – промышленник из Мичигана, член Комитета Пакта Рериха в Нью-Йорке.
Бонзак Милда – медсестра, из друзей Латвийского общества Рериха.
Боше Джагадис (1858-1937) – выдающийся индийский ученый, сотрудник института «Урусвати».
Брандштетер Леопольд – участник Рериховского движения в Австрии и Германии.
Бруно – см. Якобсон Бруно
Бубнов Михаил Иванович – врач-гомеопат из Санкт-Петербурга.
Булгаков Валентин Федорович (1886-1966) – русский литератор и мемуарист, секретарь Л.Н. Толстого. Основал Русский культурно-исторический музей в Праге, в коллекции которого были картины Н.К. Рериха, ныне находящиеся в Третьяковской галерее.
Булганин Николай Александрович (1895-1975) – председатель Совета Министров СССР в 1955-1958 гг.
Буткевич Ольга Александровна (ум. 1954) – председатель Московского Теософского общества.
Вайткус Стасис (ум. 1989) – художник, скульптор. Член Литовского общества Рериха. Был репрессирован.
Валушите Бируте (1912-1977) – член Литовского общества Рериха. Была репрессирована.
Ватагин Василий Алексеевич (1883-1969) – график и скульптор, член Академии художеств СССР.
Вераксо Виктор Адамович – теософ.
Вернер Аустра – из друзей Латвийского общества Рериха.
Виестур-Принце Аида (1911-1995) – член Латвийского общества Рериха с 1932 г. В 1944 г. выехала в Германию, затем в США.
Вольтер Алексей Александрович (1889-1973) – художник.
Волынская, художница.
Воробьева-Десятовская Маргарита Иосифовна – ныне доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник СПб. филиала Института востоковедения РАН.
Ганди Мохандас Карамчанд (1869-1948) – лидер индийского национально-освободительного движения.
Гаральд – см. Лукин Гаральд Феликсович
Георгиев Борис Харлампиев (1888-1962) – болгарский художник. Ученик Школы Общества поощрения художеств. В 1931-1935 гг. жил в Индии, посетил Кулу.
Городецкас Стасис – член Литовского общества Рериха.
Гофмейстер Владимир Генрихович (ум. 1969) – член Латвийского общества Рериха. В 1939 г. репатриировался в Германию.
Грабарь Игорь Эммануилович (1871-1960) – русский живописец и искусствовед.
Григорьев Анатолий Иванович – скульптор, муж А. Арендт. Сделал мемориальную доску для дома, где жил Ю.Н. Рерих.
Грубе Эдуард (р. 1935) – ныне художник, живет в Риге.
Гунта – см. Рудзите Гунта
Девика – см. Рани-Рерих Девика
Дитиненко Варвара Петровна – теософ.
Доктор – см. Лукин Гаральд Феликсович
Драудзинь Екатерина Яковлевна (1882-1969) – врач-стоматолог. Член Латвийского общества Рериха, с 1938 г. – член правления. В 1949 г. была репрессирована, освобождена в 1954 г.
Дроздова-Черноволенко Мария Филипповна – жена В. Черноволенко.
Екатерина – см. Драудзинь Екатерина Яковлевна
Ефремов Иван Антонович (1907-1972) – писатель, палеонтолог.
Зинаида – см. Фосдик Зинаида Григорьевна
Иванов Всеволод Никанорович (1888-1971) – писатель, автор книги «Рерих. Художник. Мыслитель».
Илзе – см. Рудзите Илзе
Инге Екатерина Петровна – участница Рериховского движения на Дальнем Востоке. Под руководством Е.И. Рерих занималась переводами теософской литературы.
Индар – см. Лукин Индар
Калнс Арвид.
Калнс Лидия Петровна (р. 1912) – член Латвийского общества Рериха. Была репрессирована.
Каменская Анна Алексеевна (1867-1952) – первый председатель Российского Теософского общества.
Карлина – см. Якобсон Карлина Яновна
Карма Дордже,–тибетский лама.
Качалов Василий Иванович (1875-1948) – русский актер.
Качалова Татьяна Александровна (р. 1905) – искусствовед.
Кира – см. Молчанова Кира Алексеевна
Кириленко Андрей Павлович (р. 1906) – советский государственный деятель.
Клизовский Александр Иванович (1874–1942) – один из первых членов Латвийского общества Рериха. Руководил группой. Арестован 22 июня 1941 г., расстрелян в 1942 г. в Астрахани.
Ковалевская Софья Васильевна (1850-1891) – русский математик. – 55
Конлан Барнет (ум. 1973) – ирландский поэт и писатель. Член Французского общества Рериха.
Крауклис Ольга Никаноровна (1890-1959) – член Латвийского общества Рериха с 1934 г. Была репрессирована (1950-1956).
Кэмпбелл Кэтрин (1898-1996) – вице-президент Музея Николая Рериха в Нью-Йорке.
Ледбитер Чарльз (1854-1934) – англиканский священник, член Теософского общества с 1883 г.
Лихтман – см. Фосдик Зинаида Григорьевна
Лихтман Морис (ум. 1948) – вице-президент Музея Рериха в Нью-Йорке, первый муж З.Г. Фосдик.
Лихтман Эстер – член правления Музея Рериха в Нью-Йорке, сестра М. Лихтмана. В 1935 г. вступила в сговор с Луисом и Нетти Хорш с целью присвоения ценностей и здания Музея. В конце жизни стала полным инвалидом, умерла в доме престарелых в начале 80‑х гг.
Лицис Милда (1891-1975) – актриса, одна из первых членов Латвийского общества Рериха. Во время войны хранила картины и книги Общества у себя. Репрессирована в 1949-1955 гг.
Лония – см. Андермане Лония
Лукин Гаральд Феликсович (1906-1991) – врач-гомеопат, сын Ф. Лукина. Член Латвийского общества Рериха с 1935 г. Репрессирован в 1949-1956 гг.
Лукин Индар (р. 1936) – сын Г. Лукина, ныне нейрохирург.
Лукин Феликс Денисович (1875-1934) – врач-гомеопат. Первый председатель Латвийского общества Рериха.
Луцкая Раиса Васильевна – теософ, учительница немецкого языка. Была репрессирована, отбывала срок в одном лагере с Э. Рудзите.
Малаласекера Гунапала Пийасена (1899-1973) – посол Цейлона в СССР в конце 50‑х гг.
Марите – см. Рудзите Мария
Мария Григорьевна – см. Антонюк Мария Григорьевна
Менон, посол Индии в СССР.
Мета – см. Пормалис Мета Яновна
Метальников Сергей Иванович (1870-1940) – биолог, профессор Института Пастера в Париже.
Милда – см. Бонзак Милда
Мингиюр Лобзанг Дордже – лама, профессор Дарджилингского университета, сотрудник института «Урусвати».
Митусов Степан Степанович (1878-1942) – двоюродный брат Е.И. Рерих.
Митусовы Людмила Степановна (р. 1909) и Татьяна Степановна (1913-1994) – дочери С.С. Митусова.
Михайлов Николай Александрович (1906-1982) – министр культуры СССР в 1955-1960 гг.
Молчанова Кира Алексеевна (р. 1931) – ныне председатель Эстонского общества Рериха.
Монтвидене (Монтвид) Юлия Доминиковна (1893-1947) – оперная певица, педагог. По рекомендации Е.И. Рерих была избрана председателем Литовского общества Рериха.
Мухин Сергей Алексеевич – врач-гомеопат, собрал коллекцию полотен Н.К. Рериха, впоследствии переданную в музей г. Горловка (Украина).
Мюллер – член Латвийского общества Рериха до 1939 г.
Нагель – теософ.
Неру Джавахарлал (1889-1964) – премьер-министр Индии. Дочь Неру Индира Ганди впоследствии также была премьер-министром страны.
Нотович Николай Александрович (1858-?) – русский журналист. В монастыре Хеми (Ладак) обнаружил буддийский манускрипт «Жизнь святого Иссы, лучшего из сынов человеческих».
Осташева Фелиция Викентьевна (1888-1963) – учительница русского языка, член отделения Латвийского общества Рериха в Даугавпилсе с 1934 г.
Панферов Федор Иванович (1896-1960) – главный редактор журнала «Октябрь» (1931-1960, с небольшими перерывами).
Паустовский Константин Георгиевич (1892-1968) – русский писатель.
Поль – см. Цесюлевич Леопольд Романович
Пормалис Мета Яновна (1897-1993) – филолог, член Латвийского общества Рериха с 1930 г. Репрессирована в 1950-1956 гг.
Прасад Раджендра (1884–1963) – президент Индии в 1950-1962 гг.
Пределис – директор Государственного музея латышского и русского искусства.
Радхакришнан Сарвапали (1888-1975) – вице-президент Индии в 1952-1962 гг.
Раман – член Латвийского общества Рериха до 1939 г.
Рани-Рерих Девика (1899-1994) – супруга С.Н. Рериха.
Ренц Алексей – член Латвийского общества Рериха. В 1939 г. репатриировался в Германию.
Рерих Святослав Николаевич (1904-1993).
Рокотов Федор Степанович (1735?-! 808) – русский живописец.
Роот Николай Федорович (1870-1960) – живописец и керамист. Преподавал в Школе Общества поощрения художеств.
Рудзите Гунта (р. 1933) – старшая дочь Р. Рудзитиса, ныне искусствовед, президент Латвийского общества Рериха.
Рудзите Илзе (р. 1937) – средняя дочь Р. Рудзитиса, ныне художница, живет на Алтае.
Рудзите Мария (Марите) (р. 1939) – младшая дочь Р. Рудзитиса, ныне врач.
Рудзите Элла Рейнгольдовна (1900-1993) – актриса, жена Р. Рудзитиса. Член Латвийского общества Рериха с 1930 г. Была репрессирована (1949-1955).
Святослав – см. Рерих Святослав Николаевич
Серафинене (Серафинина) Надежда Павловна (ум. 1959) – врач, основательница Литовского общества Рериха.
Смирнов Борис Леонидович (1891-1967) – врач, академик, переводчик Махабхараты.
Смирнов (Русецкий) Борис Алексеевич (1905-1993) – художник.
Станиславский (Алексеев) Константин Сергеевич (1863-1938) – русский актер и режиссер.
Степан Степанович – см. Митусов Степан Степанович
Стульгинский Степан (1908-1995) – член Литовского общества Рериха, был репрессирован. Председатель Общества в 90‑х гг.
Стуран Марта (ум. 1951) – член Латвийского общества Рериха с 1935 по 1937 гг. Эмигрировала в США, затем уехала в Индию, в Калимпонг.
Судрабкалн Янис (наст. имя и фамилия Арвид Пейне) (1894-1975) – известный латышский поэт, журналист.
Тарасов Мирон Емельянович – русский эмигрант.
Тихон (Белавин Василий Иванович) – патриарх Московский и всея Руси в 1919-1925 гг.
Тюльпинк Камилл – президент Международного совета Пакта Рериха.
У Ну (р. 1907) – премьер-министр Бирмы. В 1973 г. стал буддийским монахом.
Уоллес Генри (1888-1965) – министр сельского хозяйства США (1933-1940), вице-президент (1941-1945). Покровительствовал Л. Хоршу.
Фосдик (Лихтман) Зинаида Григорьевна (1889-1983) – директор Музея Николая Рериха в Нью-Йорке.
Фосдик Дедлей (ум. 1957) – сотрудник Музея Николая Рериха в Нью-Йорке. Второй муж З. Фосдик.
Фричи Гизела Ингеборг (1899-1996) – с 50‑х гг. член Совета директоров Музея Николая Рериха в Нью-Йорке.
Фурцева Екатерина Александровна (1910-1974) – с 1960 г. министр культуры СССР.
Халдар Асит Кумар (1890-?) – индийский живописец и график.
Хейдок Альфред Петрович (1893-1990) – русский писатель латышского происхождения, руководитель Харбинской группы Живой Этики в 30‑х гг.
Хорш Луис (наст. фамилия Леви) – президент Музея Рериха в Нью-Йорке. В 1936 г., в сговоре со своей женой Нетти и Э. Лихтман, объявил Музей своей собственностью. Умер в 1979 г.
Хорш Флавий, сын Луиса и Нети Хорш.
Хрущев Никита Сергеевич (1894-1971) – в 1953-1964 гг. первый секретарь ЦК КПСС.
Цесюлевич Леопольд Романович (р. 1937) – ныне художник, живет на Алтае.
Черноволенко Виктор Тихонович (1900-1972) – художник.
Чехов Михаил Александрович (1891-1955) – русский актер и режиссер.
Чуйков Семен Афанасьевич (1902-1980) – художник, жил в Киргизии.
Шено Марк (Marc Chesnesn) – профессор.
Шибаев Владимир Анатольевич (1898-1975) – один из основателей Латвийского общества Рериха, с 1928 г. – секретарь Н.К. Рериха. В 1939 г. за недостойное поведение был уволен. Последние годы жизни провел в Кардиффе (Англия).
Шишкина Наталия Владимировна – до революции жила в Петербурге, была репрессирована как дочь банкира. Отбывала срок в одном лагере с Э. Рудзите.
Шклявер Георгий Гаврилович (ум. 1970) – юрист, секретарь Французского комитета Пакта Рериха и Европейского центра при Музее Рериха в Нью-Йорке.
Эглит Артур (р. 1907) – заместитель директора Государственного музея латышского и русского искусства.
Эдуард – см. Грубе Эдуард
Элла – см. Рудзите Элла Рейнгольдовна
Юлия – см. Монтвидене Юлия Доминиковна
Юон Константин Федорович (1875-1958) – художник, академик живописи.
Якобсон Бруно (1906-1985) – член Латвийского общества Рериха с 1937 г. Был репрессирован (1949-1956).
Якобсон Карлина (Каролина) Яновна (1902-1991) – член Латвийского общества Рериха с 1937 г. Репрессирована в 1950-1956 гг.
__________
Встречи Рихарда Рудзитиса с Юрием Рерихом
[1] Всемирный фестиваль молодежи и студентов в Москве.
[2] С семьей Рерих, проживавшей в Наггаре.
[3] 10 октября 1937г. при Латвийском обществе Рериха был открыт музей, для которого из Наггара были присланы произведения Н.К. и С.Н. Рерихов (к концу 30‑х гг. в коллекцию музея входило 55 работ). В августе 1940 г. Общество было ликвидировано советскими властями, картины переданы в Рижский городской художественный музей. В июне 1941 г. Латвия была оккупирована немецкими войсками, и год спустя картины Н.К. Рериха были взяты из музея для украшения военных комиссариатов. Узнав об этом, члены Общества обратились к Н.К. Рериху, и он прислал заверенную нотариусом телеграмму о том, что картины являются его собственностью. В апреле–октябре 1943 года 46 полотен были возвращены Обществу и помещены в доме Милды Лицис. После возвращения советской власти, в 1948 году начались аресты членов Общества (было репрессировано более 40 человек), картины были конфискованы и в 1950 г. переданы в государственный музей. В 1999 г. в издательстве «Угунс» вышел альбом «Николай Рерих. Картины из коллекции Государственного музея Латвии (включая картины Святослава Рериха)».
[4] Речь идет об изданном Латвийским обществом Рериха в 1940 г. двухтомнике писем Е.И. Рерих.
[5] Никита Хрущев и Николай Булганин.
[6] G.Roerich. The Blue Annals. V. 1, 2. Calcutta, 1949, 1953. Ю. Рерих. Тибетский язык. – М., 1961. G.Roerich. Le parler de 1'Amdo. Roma, 1958. Biography of Dharmasvamin (Chag lo tsa-ba Chos-rje-dpal). Transl. by G.Roerich. Patna, 1959.
[7] Огонек – дочь Р. Рудзитиса Гунта.
[8] Ныне издано 914 очерков (из 999): Н. Рерих. Листы Дневника. В 3 т. – М.: МЦР, 1995-96.
[9] Закат Запада (нем.).
[10] Б. Георгиев обещал написать портрет Феликса Денисовича Лукина для Музея Общества.
[11] Нотович Н. А. Неизвестная жизнь Иисуса Христа. (Тибетское сказание.) – СПб., 1910.
[12] Путешествие в Восточные страны Плано Карпини и Рубрука. Под ред. Н.П. Шастиной. – М., 1957.
[13] Ленинский проспект – бывшее Калужское шоссе.
[14] Записано со слов Е. Драудзинь, встречавшейся с Ю.Н. Рерихом.
[15] Записано со слов Г. Лукина.
[16] По числу книг Живой Этики.
[17] «Аспазия из Милета» – работа Р. Рудзитиса, посвященная Е.И. Рерих.
[18] Рерих. Часть I. Издательство Музея Рериха. – Рига, 1939.
[19] R.Rudzitis. Culture. NY., 1936. (Перевод главы из книги Р. Рудзитиса на латышском языке «Николай Рерих – Водитель Культуры».)
[20] Работа «Космические струны в творчестве Н. Рериха» была завершена Р. Рудзитисом в 1960 г.
[21] Впоследствии 42 картины из этой серии («Древняя Русь») были приобретены К-Кэмпбелл и в 1976г. подарены Музею искусства народов Востока (Москва).
[22] Так подписаться – «О» (Огонек) – велел дочери Р. Рудзитис, опасавшийся новых преследований.
[23] В университет.
[24] Рижская газета «Литература и искусство»
[25] Из органов госбезопасности.
[26] На картине «Путь» изображен Иисус Христос.
[27] В Казанском соборе был расположен музей атеизма.
[28] Жена Г. Лукина Магдалена сожгла одну картину Н.К. Рериха и три – С. Н. Рериха, подаренные мужу.
[29] Людмила и Татьяна Митусовы.
[30] Книга была издана в 1994 г.
[31] Ничему не удивляться (лат.).
[32] Экспромтом, без предварительной подготовки (лат.).
[33] Записано со слов М. Бонзак.
[34] Альманах, изданный в Риге в 1939 г. Латвийским обществом Рериха.
[35] В своем письме к Ю.Н. Рериху от 30.06.1958 г. Р. Рудзитис называет другую цифру– 12 тысяч.
[36] Речь идет о работе Р. Рудзитиса «Матерь Живой Этики»
[37] В 1962 г. там помещался Ихтиологический институт.
[38] Nicholas Roerich: Memorial vol. – Bombay, 1948.
[39] Листки воспоминаний // Приключения в горах: Литературно-художественный альманах. – М., 1961.
[40] О Серафинене говорили, что она после ареста рассказывала на допросах все, что знала, не понимая, что этим выдает друзей.
[41] Сын Хоршей Флавий (Фрэнк) сильно пил. В феврале 1975 г. был застрелен в подъезде здания Музея, присвоенного его родителями.
[42] Мария Филипповна Дроздова.
[43] Ю.Н.Рерих. Тибетско-русско-английский словарь с санскритскими параллелями. В 10 вып. – М.: Наука, 1983-1987.
[44] Впоследствии нашлась сестра Анна (Нюра), проживавшая в Сибири.
[45] Позже полковник составил каталог.
[46] Л.С. Митусова.
[47] Маленькую Людмилу в семье называли «Изюминкой».
[48] Все станет Светом {нем.).
[49] Так говорили, но оказалось – обширный тромбоз.
[50] Передайте ему мои лучшие пожелания и мою любовь (нем.).
Внимание! Сайт является помещением библиотеки. Копирование, сохранение (скачать и сохранить) на жестком диске или иной способ сохранения произведений осуществляются пользователями на свой риск. Все книги в электронном варианте, содержащиеся на сайте «Библиотека svitk.ru», принадлежат своим законным владельцам (авторам, переводчикам, издательствам). Все книги и статьи взяты из открытых источников и размещаются здесь только для ознакомительных целей.
Обязательно покупайте бумажные версии книг, этим вы поддерживаете авторов и издательства, тем самым, помогая выходу новых книг.
Публикация данного документа не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Но такие документы способствуют быстрейшему профессиональному и духовному росту читателей и являются рекламой бумажных изданий таких документов.
Все авторские права сохраняются за правообладателем. Если Вы являетесь автором данного документа и хотите дополнить его или изменить, уточнить реквизиты автора, опубликовать другие документы или возможно вы не желаете, чтобы какой-то из ваших материалов находился в библиотеке, пожалуйста, свяжитесь со мной по e-mail: ktivsvitk@yandex.ru