АФОН И КОНЕЦ СВЕТА ЭСХАТОЛОГИЧЕСКИЙ ОЧЕРК Часть 1

      Верхний, раскаленный краешек солнца еще едва виден. И вот – погас за синим горизонтом Эгейского моря. На Афоне, живущем по византийскому времени, наступила полночь. Нас, четверых странников из России, милостью Божьей и с помощью объединения «Русский паломник» оказавшихся на Святой Горе, она застала в греческом монастыре Ксиропотам.
      В архондарике – гостинице для паломников – тихо. Многие спят. Впереди всенощная. Она будет особенно торжественной и длительной: завтра здесь престольный праздник – Воздвижение Животворящего Креста Господня.
      Среди ночи – всех будит деревянный стук колотушки. Пора на службу. Афон молится за благостояние мира ночью. Афон бодрствует, когда сам несведующий в тайнах своей остойчивости мир спит или развлекается.
      Мы входим в храм. Здесь хранится крупнейшая, пробитая гвоздем частица Креста Господня.
      Все во мраке. Только маслянистые блики от лампад падают на золото окладов и икон. Два греческих монаха поют низкими голосами. Они как бы перекликаются. Вот голос звучит справа от алтаря. А вот – слева: «Кирие елейсон!» – «Господи помилуй!» Вдоль стен – стасидии, высокие резные кресла. В них можно и стоять, опираясь на закругленные подлокотники, и сидеть. Службы длятся иногда по пятнадцать – семнадцать часов.
      Сейчас здесь, наверно, все так, как было в Византии тысячу лет назад.

      ...Отчалив от курортного городка Уранополиса, первые полчаса судно шло вдоль афонских берегов, принадлежащих русскому Пантелеимонову монастырю. Здесь же – грандиозные сооружения русского скита Новая Фиваида. Сейчас он в запустении.
      Во время диктатуры «черных полковников» греческое правительство вознамерилось провести на Афон шоссейную дорогу. Тогда патриарх Пимен выступил с официальным протестом. Строительство было отменено. Русские владения, идущие прямо от перешейка, который соединяет афонский полуостров с материком, защитили этот бастион благочестия. Каков символ: антихристовы слуги и здесь не смогли продвинуться к своей цели, не пройдя русской земли!
      В наши дни аккуратный, но мощный бульдозер Европейского сообщества двинулся по стопам «черных полковников». Мы видели, как рядом с Салониками уже строят прямое как стрела шоссе. Стрела эта нацелена на Афон. Дорога, если ее сооружение будет попущено, принесет с собой все прелести и удобства современного мира. Ее конечным пунктом называют лавру Афанасия Великого. Однако в метафизическом смысле эта дорога – к Концу Света. Почему – разговор впереди.
      Монахи прекрасно представляют себе, как пестрая, одетая в шорты толпа цивилизованных дикарей двинется на Афон за новыми впечатлениями. Святую Гору поглотит пучина страстей. Будет нарушен и запрет, данный самой Богородицей полторы тысячи лет назад.
      В 422 году дочь императора Феодосия Великого царевна Плакидия посетила здешний монастырь Ватопед. Но войти внутрь она не смогла. Строгий голос от иконы Божией Матери остановил ее на пороге. После этого афонские отцы издали закон, запрещающий доступ женщинам на Святую Гору.

      ...В соборном храме Ксиропотама зажигают свечи. Восковые, не менее метра длиной. Монах наделяет их огнем при помощи длинного шеста. Загорается паникадило. Затем – хорос, огромный, не менее шести метров в диаметре обруч, окружающий паникадило. На нем – кресты, двуглавые орлы, затейливые литые узоры. Засвечиваются и большие лампады, находящиеся с трех сторон от хороса.
      ...У Ксиропотама, первое упоминание о котором относится к пятому веку, – удивительная судьба. В 1280 году монастырь принял унию с латинянами. Монахи отслужили вместе с ними в присутствии императора Михаила Палеолога латинскую мессу. Но тут сотряслись камни обители. Монастырь был разрушен до основания. Император в ужасе бежал с Афона. Его сын восстановил стены Ксеропотама, но все же урок, данный царю на Святой Горе, не пошел его потомкам впрок. Когда унию с Римом приняла вся Византийская империя, ее стены пали.
      А Афон – незыблемая твердыня древнего византийского благочестия – остался. Ему суждено «пребывать» до Конца Времен. Разве не чудо? И разве неудивительно, что этот крохотный островок еще пополняется такими удивительными насельниками, с которыми мы встречались и о которых еще расскажем?!
      Как попадают на Святую Гору русские? Чаще всего – через послушание в Афонском подворье в Москве. Но бывает и иначе.
      ...Мы вышли из Кареи, крохотной столицы монашеской республики. Рядом – принадлежавший ранее русским монахам Андреевский скит, где хранится Честная Глава апостола Андрея Первозванного. Здесь нам и повстречался этот человек в скуфейке и залатанной рабочей одежде. Удивительно голубые глаза на загорелом лице.
      – Русские?
      – Да, из Москвы. А вас как звать?
      – Отец Герасим.
      – Откуда вы?
      – С Афона.
      – А раньше?
      – С Афона. Я афонский.
      – Пять лет назад молодой паломник из России отстал от парохода. Попросил греческих монахов подвести на попутке. Проехали не более десяти минут и вдруг – машина летит в пропасть.
      С переломами и ушибами паломник пришел в себя в клинике Салоник. Через некоторое время его отправили в Пантелеимонов монастырь. А еще через полгода в обитель пришел греческий старец отец Нектарий, который ехал в той же самой машине. Взял парня с собой. В послушники. Отец Нектарий уже полвека подвизается на Святой Горе. А когда-то был послушником последнего великого русского старца на Афоне, отца Тихона, которого греки уже при жизни считали святым. (Некоторые слышали, как во время службы ему сослужили ангелы).
      В трудах и молитвах прошли два года, с металлическим штырем в больной ноге бывший паломник проделал альпинистский подъем на вершину Святой Горы. И вот – стал отцом Герасимом, монахом греческого монастыря Котломуш.
      Сейчас этот русский монах с Афона получил благословение строить свою келью. Храм во имя святого Серафима Саровского и жилые помещения. Скромная помощь кинота, афонского правительства; скудные пожертвования; много труда... Первый этаж уже готов.

      ...Паникадило в храме Ксиропотама, впрочем, как и в других афонских церквах, висит низко. Цепи уходят в полумрак купола. Туда, откуда каждый ощущает на себе строгий взгляд Пантократора-Вседержителя. Во время палеелея монах, выйдя в центр храма, начинает медленно раскручивать пылающую громаду. Другой шестом раскачивает хорос, соседние лампады. И вот все это торжественное пламя начинает вращаться. Вступает хор. Низкий гудящий звук. Кажется, что издают его вращающиеся светильники. Перед тобой – движение Вселенной, и ангельские хоры славят ее Создателя. Звучит тирирем – неизъяснимая песнь пророков. В этом пении нет понятных человеческому разуму слов. Это отзвук ангельских хоров. Это то, что боговдохновенные молитвенники смогли запомнить во время озарения.
      Радость! Чудо! На земле мы или на Небе?
      Не это ли торжество особенно поразило послов князя Владимира под сводами святой Софии?!

      Символика светильников имеет на Афоне особое значение. Несколько монахов рассказывали нам о чудесной лампаде, что висит над Царскими вратами Соборного храма Иверского монастыря. В преддверии мировых потрясений она начинает раскачиваться. Причем иногда так, что расплескивается масло. Так Матерь Божия упреждает афонских монахов, а через них – всех христиан об испытаниях, которые Господь попустит за наши прегрешения...

      В день Рождества Пресвятой Богородицы каменистые афонские тропы вывели нас на высокий берег. Перед нами – небольшая бухта и рядом каменные стены Иверона. Именно сюда приплыла по волнам икона Божией Матери, названная Иверской.
      Во времена византийского иконоборчества воин, ворвавшись в благочестивый дом, ударил этот образ копьем. И тут же, к его ужасу, по лицу Богородицы заструилась кровь. Он пал на колени. По его совету, вдова, владелица этой иконы, спасая образ от поругания, пустила его с молитвой по волнам. Прошли несколько веков. И вот он чудесным образом, в столбе света, поднимавшемся до самых небес, приплыл к берегам Афона. Икону поместили в алтаре храма Иверского монастыря, но наутро она оказалась над вратами обители. Так продолжалось несколько дней. Наконец Матерь Божия явилась во сне старцу и сказала: «Я не желаю быть охраняема вами, а хочу быть вашею Хранительницею... Доколе будете видеть икону Мою в обители сей, дотоле благодать и милость Сына Моего к вам не оскудеют».
      Русский инок Парфений, постриженник афонский, свидетельствовал, что во время греческого восстания 1822 года, когда Иверский монастырь был полон турецких солдат, они не смогли потревожить наряженной в драгоценные ризы, украшенной многими великолепными дарами Вратарницы. А несколько лет спустя служащий при иконе монах с изумлением увидел одетую в черное Женщину. Она усердно подметала обитель. «Пришло время хорошенько вымести весь монастырь. Уж столько лет стоит неметеный», – сказала Жена и сделалась невидимою. Вскоре султан издал указ, чтобы все солдаты покинули Святую Гору, хотя до этого не раз грозился разрушить до основания его обители.
      По преданию, перед Концом Света и Афон погрузится в пучину страстей. И тогда икона таким же чудесным образом, как явилась, покинет Святую Гору. Это будет одним из предзнаменований Второго Пришествия.  

      Теперь те старые врата заложены. Рядом с ними – небольшая церковь, в которой и находится Иверская икона. Когда мы вошли, храм был пуст. Каждый мог вглядеться в чудесный образ. Он отличается от большинства известных нам списков. На подбородке – как будто свежая пробоина. На шее застыл ручеек темной запекшейся крови.
      Матерь Божия, моли Бога о нас!
      В соседнем, также безлюдном храме – та самая чудесная серебряная лампада. Недвижима. Слава Богу!
       Перед выходом из монастыря нас подозвал отец Иосиф, старец со внешностью древнего пророка. Журналисты? (Откуда узнал?) Манит за собой, дарит иверские фотографии. Наш путь лежит в монастыри Ставроникита и Пантократор, и мы просим старца благословить на дорогу, а он качает головой: «I am zero». (Я – это «ноль»).

      ...В Ксиропотаме, кажется, проходит час. Вращение паникадила, хороса и лампад постепенно затихает. И вот под едва заметные покачивания светильников хор негромко выдыхает последний звук. Все? Конец Света? Несколько секунд длится мертвая тишина. А может быть, минут? Времени больше нет. Никто не шелохнется.

 

 

 

			АФОН И КОНЕЦ СВЕТА ЭСХАТОЛОГИЧЕСКИЙ ОЧЕРК Часть 2

      Сумерки застали нас у подножья Святой Горы врасплох. Стучимся в ворота одной кельи – тишина, никто не открывает. В другой – то же самое. Вдруг откуда-то сверху, из зарослей, по-русски: «Кто такие?»
      – Паломники из Москвы.
      И после небольшой паузы: «Поднимайтесь сюда».
      Так мы оказываемся в сложенной из плоских камней, не скрепленных раствором, келье русского отшельника игумена Венедикта. Впрочем, старца нет дома. Нас принимает его послушник отец Кукша.
      – А мы уж совсем было собрались прилечь на полянке...
      Наш собеседник покачивает головой: «Здесь, особенно на Каруле, за стенами келий лучше не ночевать».
      – Змеи?

      Отец Кукша смотрит на нас пристально и серьезно. Похоже, взвешивает, как мы отреагируем на услышанное. Наконец отвечает: «Бесы... Здесь ведь как: становишься на молитву, а вокруг кельи стук копыт. Вроде мул скачет кругами. А какой тут мул: с одной стороны пропасть, с другой – скала.
      Пугают... Порой над ухом рыкнет так, что волосы дыбом встанут. Однажды без видимой причины в сердце вошел неописуемый ужас. Тут же упали нары. По полу заметались полчища крыс. А я стою и Иисусову молитву вспомнить не могу. Буквально по букве высвечиваю ее в сердце. Наконец осилил до конца, и страх отступил.
      Недавно в соседней келье у нас священник один ночевал, тоже паломник. Он, похоже, счел, что я тут от одиночества мышиного писка пугаюсь. А наутро пришел – весь синий.
      Ночью, говорит, кто-то схватил за руки – за ноги и пытается выволочь из кельи. А что значит выволочь: в двух шагах за дверью – пропасть! Ничего не видно, хоть глаз выколи. Перекреститься священник не может, так крепко держат. В конце концов все же сотворил крестное знамение, включил фонарик – никого...
      А старцы бесов гоняют. Да и как врагам не боятся таких, как наш сосед отец Стефан! Ему сама Богородица являлась. Когда-то власти хотели выселить его. За то, что он занял участок карульской земли, не заплатив денег. Тогда Матерь Божия встала на пути изумленных полицейских».
      Про отца Стефана мы слышали и раньше, в нашем Пантелеимоновом монастыре. Некоторые считают, что у него дар прозорливости. Во всяком случае, когда у старца был наш монах отец Софроний, тот вдруг нарисовал ему какую-то карту и дорогу. Потом написал: «120 километров». Вскоре монаха увезли в Салоники на операцию.
      «Впрочем, заговорились мы, – говорит отец Кукша. – Тесно у нас. Двоим в ту самую келью идти надо. И, обращаясь ко мне: а вы ляжете тут, у входа. Видите, дверь я запираю. Ночью, если кто войдет, вы помните: дверь заперта. Надо успеть перекреститься. Тут заходят ночью».
      Свет погас. Где-то заскреблись мыши. Читаю Иисусову молитву...
      Среди тревожного зыбкого сна слышу человеческие шаги за дверью. Может, кто-то из наших? По узкой тропинке над обрывом в такой темноте пройти без фонарика невозможно. Я приподнимаю голову: света не видно. А шаги слышны. Рука крестится, пока снова не охватывает сон. Все это повторяется еще два раза. Рассвет встречаю с облегчением.
      Через несколько дней один из моих попутчиков, ночевавших в соседней келье, человек уже немолодой, серьезный, сказал: «А знаешь, что со мной той ночью было? Проснулся, а рядом со мной – жена. Она умерла полтора года назад. Я чувствую тепло ее тела, ее плоть. Во мне просыпается такое чувство, как тогда, когда она была жива. Она манит меня. Я наклоняюсь к ней и целую ее... И тут же видение исчезает».

      «В первые дни на Каруле я боялся бесов. Хотел уйти отсюда. А потом думаю: это мой дом, пусть они уходят. Креста они не выносят. Я как-то ночью смотрю: штук сорок спускается по дороге. Ничего, думаю, подойдите поближе. А потом – крестным знамением их. Они бегут, злобствуют, грозят. Кричат так: вы, монахи, хотите наши места занять»...

      Мы у сербского отшельника схиархимандрита Стефана. На Афоне он полвека. На Каруле, в одиночестве своей кельи, – сорок лет.
      О старце говорят разное. Одни, что впал в прелесть, слишком много говорит, постоянно в беспокойном движении. Другие называют его юродивым. А какой покой от юродивых? Впрочем, не нам судить.
      Встретил он нас действительно необычно: в мирской одежде сбежал по тропинке навстречу. Что-то напевает, посвистывает. Издали кажется стройным юношей. Вот только борода и длинные волосы, превратившиеся в настоящий войлок.
      Мы познакомились. «Георгий? – переспрашивает старец. – Это хорошо, святые мученики по молитве приходят на помощь раньше всех».
      Он приглашает нас к себе. С пристани, если задрать голову, его келья видна, но самим ее найти было бы невозможно. Наш хозяин раздвигает густые кусты. За ними – едва заметная каменистая тропинка. Крутая! Местами надо подтягиваться, держась за веревку. Наконец мы в его владениях.
      Основой кельи является пещера, в которой два небольших озерца. У входа в пещеру старец десятилетиями и строил свои лабиринты. Здесь храм, небольшая гостиница для паломников, многочисленные хозяйственные постройки. Отшельник говорит быстро, на смеси русского и сербского, но понятно практически все.
      «Землю на огород носил издали. Пять тысяч раз ходить пришлось! А камни – снизу поднимал, от пристани. По ночам таскал. Прохладно, луна светит, хорошо! Я сильный был. Не лечился никогда».
      Старец стоит рядом с крестом, на котором написано: «1922. Схиархимандрит Стефан». Могилу себе уже подготовил.
      Хозяин на минуту оставляет нас и возвращается в облачении. В его одеянии – одна необычная деталь. На вязаной шапочке – значок четников, сербских партизан-монархистов времен второй мировой. Отец Стефан командовал таким отрядом.
      «Меня и расстреливали, – рассказывает он о своей жизни. – Поставили к стенке, и с нескольких метров двое из автомата. Никак попасть не могут. Я бросился бежать. Пули вокруг тела свистят, одежду прожигают. Так и ушел. Без единой царапины».
      Мы оказываемся в комнатке с видом на море. Она вся в иконах. Много и фотографий. Их оставляют, присылают этому необычному монаху паломники, благодарные за духовную помощь. На одном снимке – сам отец Стефан. Что- то пишет, а рядом – голуби.
      «Птички любят, когда я пишу», – говорит келиот.
      Тут же – множество книг. Карульский старец известен своими богословскими трудами. Он пишет их на греческом, английском, немецком языках.
      «Сейчас готовлю книгу о Конце Света, – говорит отец Стефан. – Люди боятся двух зол – болезни и войны. А их надо использовать во благо. Недавно, после урагана, когда я таскал поваленные деревья, заболело вдруг сердце. Голова горячая. Я говорю: «Слава тебе, Господи!» И все прошло. И за болезнь, и за смерть – за все благодарить надо.
      А война? Вот Америка всегда завидовала громадности России. В начале века американские масоны дали денег Японии для войны с Россией. Во время сражений многие видели, как ангелы забирали души погибших христиан на небо. Во время Второй мировой войны, когда воевали безбожники, подобного не было. Исповедуйся, причащайся и ничего не бойся. Исповедь – это ключ от Царствия Небесного.
      Запомнили вы или нет, я вам сказал все. Будет война или нет – знаете, – что делать.
      А Америка, кстати, скоро рухнет. Пропадет страшно, начисто. Американцы будут бежать, стараться спастись в России и Сербии. Так будет».
      Наш хозяин направился приготовить неприхотливый обед: «У меня любят останавливаться. Я богатый».
      В отличие от большинства монахов старец разрешил сделать фотоснимки. Только с условием – чтобы видны были посаженные им цветы.
      С каким послушанием он исполнял все наши просьбы, отвечал на вопросы! Вспоминается и острый взгляд его. Казалось, что про каждого из нас он знает. А разговаривал с нами, как с детьми. Неожиданно запел: «Ты, товарищ мой, не попомни зла...» Запел невероятно высоким дискантом. Потом сказал: «Раньше у меня был хороший мужской голос, потом я его лишился. Пою детским».
      На прощание карульский схимник подарил нам по иконке Божией Матери Троеручица.

      От карульской пристани и начинается подъем на Святую Гору. Кругом огромные кактусы. Их головки с семенами, покрытые мириадами мельчайших иголок, съедобны. По вкусу немного напоминают хурму. На Каруле, которую всегда называли суровой и голодной, кактусы – подспорье в питании аскетов, рацион которых веками состоял из оливок и сухарей. Раньше из своих «ласточкиных гнезд» отшельники на длинных веревках спускали корзины, и проплывавшие мимо рыбаки оставляли припасы. Такой подъем и получил название «каруля».
      Крутая каменистая тропа обильно унавожена мулами. На них погонщики- албанцы возят наверх камень и продовольствие. Впрочем, албанцы появились здесь недавно. Раньше и камни, и землю носили монахи. Иной раз смотришь на какую-то остроконечную вершину, куда, кажется, и забраться-то невозможно, а на ней – калива.
      Бесчисленные развалины построек, выложенные камнем террасы мы встречали в наших путешествиях по Афону постоянно. А находящиеся в запустении пятиэтажные, сложенные из огромных монолитов здания нашего Пантелеимонова монастыря! В его старой мастерской, где стоит оборудование начала века, – множество кожаных ремней от грыжи. Тяжелы иноческие послушания! Весь Афон вымощен камнем монашеских трудов. И это – лишь видимый образ молитв.

      Молитвы вознеслись к Небу, камни остались на земле.
      ...Выше Карули начинается Катунакия. Добравшись сюда под палящим солнцем, мы остановились, обливаясь потом. Из кельи навстречу вышел молодой монах. Обычное афонское приветствие: «Эвлогите (Благословите)». Наш собеседник отвечает: «О Кириос (Господь благословит)». Мы показываем наверх и произносим одно из немногих знакомых нам греческих слов: «Атос (Афон)». Но, оказывается, монах немного говорит по-русски. Тут же появляется традиционный набор для паломников – стопка вкуснейшего ликера (в нашем монастыре подают анисовую), рахат-лукум и стакан холодной воды, которая сейчас ценнее всего.
      Наш новый собеседник, отец Василий, – грузин. Шестилетним ребенком его вывезли из Казахстана. Последние несколько лет – на Афоне. Мы оказались в келье, где подвизаются иконописцы. Их называют «климеосы» по имени старца, основавшего эту обитель. Рядом с нами за столом – нынешний настоятель, отец Хризостом.
      Отец Василий показывает мастерские. В ходе разговора выясняется, что именно здесь была написана знаменитая Иверская Монреальская икона. И именно отсюда вместе с Иосифом Муньосом Кортесом она начала свой путь по миру. Буквально за пять дней до нашего прибытия точная копия чудотворного образа, исчезнувшего после убийства брата Иосифа, была отправлена отсюда в Америку. Ее заказал Дом Иконы, созданный друзьями и соратниками покойного Муньоса Кортеса. Как и первую икону, ее написал отец Хризостом.
      Братья, подвизающиеся в Катунакии, – зилоты, непримиримые. Об этом феномене – разговор особый.

 

 

 

 

			АФОН И КОНЕЦ СВЕТА ЭСХАТОЛОГИЧЕСКИЙ ОЧЕРК Часть 3

      Поднимаемся от Кирасии лесом, из тенистой чащи то и дело выныриваем на яркие поляны, словно вытопленные жаркими лучами в прохладной зелени. Сразу обдает сладким запахом. Может быть, это не просто аромат цветов? Может, благовоние молитв, возносимых кем-то невидимым?
      Афон полон преданий о незримых старцах. Говорят, их сорок или пятьдесят, и подвизаются они как раз на склонах Святой Горы.
      Один из известных сюжетов таков. Однажды молодой послушник встретил в горах похоронную процессию. «Пойдем с нами», – позвали шедшие за гробом. «Сейчас, только спрошу благословение своего старца». Послушник рассказал учителю о встрече. «Неразумный! – воскликнул тот. – Ты видел по соседству хоть одну келью? Это же были старцы! Беги следом!» Но процессии на горной тропинке уже не было. Говорят, когда умирает один из аскетов (порой их называют восками, то есть пасущимися, питающимися лишь дарами природы), незримое братство забирает с собой еще одного афонского монаха.

     – «Предания о старцах мы воспринимаем всерьез, – говорил духовник Пантелеимонова монастыря отец Макарий. – Когда новые поколения русских монахов в 80-х, начале 90-х годов стали прибывать на Афон, они еще застали в живых великих молитвенников, сохранивших святогорскую традицию в самые тяжелые времена. И они относились ко всему, что касается незримых старцев, как к абсолютной истине. Предания эти берут начало в откровениях Матери Божьей подвижникам Афона, в том числе старцу Паисию...» Афонские монахи чутко прислушиваются к знамениям последних времен. С сокрушением нам рассказали о судьбе древней оливы, выросшей из косточки того дерева, под которым была усечена глава святого Пантелеимона. До недавнего времени она зеленела на территории русского монастыря рядом с храмом, где хранится честная глава великомученика. В нынешнем году олива засохла. Этот факт соотносят и со смертью Мамврийского дуба в Палестине.

      Первый удел Пресвятой Богородицы, Афон своими сокровенными знаками всегда символизировал происходящее в России, стране, ставшей последним Ее уделом. В Покровском храме Пантелеимонова монастыря – удивительная икона Спаса Нерукотворного. Черный, почти неразличимый лик. Кажется, он немного светлеет, когда стоишь на молитве, из темной бездны проступают очертания лица, глаза глядят на тебя в упор. Икона потемнела в день убийства Царской Семьи. Суждено ли ей обновиться? «В кельях, – говорит отец Лазарь, – словно затишь, но мы духовно чувствуем, что происходит в нашей стране и в мире. Из России привозят все больше синодиков для поминовения, в которых то и дело – «убиенный», «пропавший без вести»...
      Какова роль загадочных незримых молитвенников? Рассказывают, что в последние времена, когда пучина страстей захлестнет и Афон, старцы поднимутся на самую его вершину. Там, в маленьком храме Преображения Господня, они отслужат последнюю литургию перед Концом Света. Ежегодно во образ грядущего события монахи всех афонских обителей в праздник Преображения поднимаются на вершину для торжественной службы.
      А пока – молитвами монахов мир держится. Молитвами живых и усопших. В костнице Пантелеимонова монастыря, всегда с Псалтырю в руках, несет послушание отец Павел, пожилой человек, приехавший из Чернигова. «Мощи усопших монахов через три года откапывают и омывают вином, – рассказывает он. – Афонской земле даровано свидетельствовать о благочестии почивших. Когда череп белый – достойный был монах. Если слегка желтоватый – за него надо молиться. А восковая, благоуханная глава принадлежит настоящему подвижнику. Вот они, подвижники, и молятся за нас», – голос отца Павла дрожит.
      На Афоне, запретном для женщин, люди не рождаются уже полторы тысячи лет. Здесь только умирают. Не умерев, человек не может воскреснуть.
      «Афон не для жизни, – говорил монах Зенон. – Здесь живешь, ожидая Конца Света. Ночью прогрохочет низко летящий реактивный лайнер, а у тебя мысль: вдруг это Ангел Смерти?!»

      На полках костницы – черепа поколений русских монахов, на лбу – имя и дата смерти. Вот как бы светящаяся, действительно словно восковая глава монаха, почившего в конце прошлого века. Читаем: «схимонах Исидор». Моли Бога о нас, отче Исидоре.
      Скит Старый Руссик, откуда вышли монахи, основавшие Пантелеимонов монастырь, наши соотечественники получили еще в 1169 году. Акт, подписанный всеми игуменами Святой Горы, гласит, что монастырь «дарован на вечные времена русским как людям усердным, тщательнейшим в делах житейских и ведущих жизнь похвальную». Русские появились на Афоне еще до крещения киевлян святым Владимиром, возможно во времена императора Михаила III (около 842 года), когда «приходила Русь на Царьград и многие русы крестились». А уже в 1016 году под актом монастыря Ксилургу стоит подпись «монаха Герасима, пресвитера и игумена обители Русской».
      Именно отсюда пошло русское монашество. В монастыре Есфигмен подвизался основатель Киево-Печерской Лавры преподобный Антоний. Именно на Афоне с греческого на русский переведены важнейшие церковные книги, отсюда русские паломники вынесли сказания о святых, их подвигах, монастырские обычаи и уставы. Символично, что здесь находится стопа первокрестителя Руси апостола Андрея. Здесь на верхнем этаже братского корпуса хранятся и другие святыни: глава евангелиста Луки, частицы мощей Иоанна Крестителя, Николая Чудотворца, Козьмы и Дамиана, старца Силуана... Многих и многих угодников Божьих. «Когда мы поднимаем стекла, разносится удивительный аромат, – говорит отец Лазарь. – Сильнее всего благоухают мощи мучеников».

      Последнее строение перед вершиной Афона – Панагия. Маленький храм и помещение для ночлега, есть матрацы и одеяла, но ночуют редко – холодно. Даже в разгар дня облака, окружающие нас со всех сторон, заставляют поеживаться. Наверху, говорят, температура ниже нуля. Далеко ли еще? Все устали. Слышно – вверху нестихаемый ветер, шум довольно далекий и мягкий, будто облака шуршат о скалы. Наконец проходим белую, влажную, клубящуюся полосу. Последние могучие, часто искривленные сосны. Далее – сплошной камень, словно выгоревший на солнце. Путь помечен маленькими металлическими стрелочками, но чаще – пятнами красной краски.
      Неожиданно из-за скалы открывается долгожданная вершина. На ней – православный металлический крест. Отсюда в просветах облаков виден весь полуостров, на всем своем восьмидесятикилометровом протяжении. Светлые точки монастырей. Нас предупреждали: чтобы посмотреть вниз, придется буквально подползать к краю – порыв ледяного ветра может сбросить в пропасть. На самом же пике устоишь, лишь прочно держась за крест. Однако нам таких искушений не выпало. Ветерок совсем слабый, взятые с собой ватники ни к чему, тепло и в майках.
      На вершине одновременно могут разместиться несколько десятков человек, как раз столько, сколько незримых старцев. А вот и Преображенский храм, куда сойдутся они в последние времена. Помолившись в этой церквушке, построенной в конце прошлого века, оставляем здесь ладан и иконки, привезенные из России. С местом, где стоит храм, связано еще одно предание. Здесь в языческие времена высилась гигантская статуя Аполлона. Когда Матерь Божия отправилась к Лазарю Четверодневному на Кипр, в море разразилась страшная буря, корабль прибило к каменистым берегам Афона, тогда он назывался Аполлониадой. Но как только Пресвятая Богородица сошла на эту землю, кумир рассыпался в прах.

      Богородица ходит по Афону. 21 августа 1903 года монахи раздавали милостыню у Великих ворот Пантелеимонова монастыря. Инок Гавриил сделал снимок и изумился: на серебряной пластине проявилась фигура Богоматери, смиренно получавшей благословенный ломоть хлеба! Незадолго до этого некоторые из подвижников видели Дивную Жену наяву. Спустя 95 лет поразительную фотографию нам подарил русский афонский монах Лазарь.
      Говорят, вершина Святой Горы находится между землей и раем. Каждому, кто поднялся сюда, приходится спускаться вниз... Спускаться туда, где веками молятся монахи. Где неподвижна пока лампада в Ивероне. Где во образ движения Вселенной вращается паникадило и огненный круг хороса.