Башкова Наталья Валентиновна

Эскиз одного переживания или преображение ужаса

Это случилось давно, около восьми лет назад, в мое последнее пребывание в Киргизии. Страна Тянь-шаньских гор, хранящих голубую жемчужину – озеро Иссык-Куль – осталась в духовной памяти одним необычным переживанием…

Если бы случай не свёл в жизни и сознании два глубоких чувства-проникновения, то, наверное, не удалось бы постичь переживания «величия бытия, Бога, Учителя», как тогда определилось оно в моей душе.

…Мы поднимались с моим напарником на эту высокую гору около пяти часов. Часто останавливались, чтобы насладиться великолепнейшей панорамой голубого озера, окружённого хребтами гор. Ни деревья, ни людские строения не заслоняли прекрасного вида. Южные склоны гор, обожженные солнцем, были покрыты только стелющейся травой, переходящей на высотных плоскогорьях в чудесные альпийские луга. Селения же остались далеко внизу – в целом, это ещё не обжитый, не тронутый человеком край. Чарующий, нежный аромат чабреца, возникавший как будто из ниоткуда, усиливал чувство таинственности и необычности. Внечеловеческая сила проплывавших могучих облаков, как бы застывавших в своем движении на вершинах и окружавших нас своим влажным «дыханием», уносила в иное, природное, само-в-себе целостное течение бытия.

И вот мы на самой вершине. Моё сознание не могло охватить всей красоты, простора и величия открывшегося. Огромное озеро, которое здесь называют морем, оказалось лежащим в чаше, уместившимся в одном человеческом взгляде, как бы «покорённым» высотой и безграничностью вышнего пространства. Мне пришлось держаться за камни – сознанию нужна была опора, иначе оно «терялось» в кружении свободного, открытого пространства.

 

А на следующий день утром мы уехали на катамаране далеко от берега так, что люди на берегу были уже почти не различимы. Я всматривалась в спокойную гладь воды, как вдруг пришла мысль, что дна нет, там, под катамараном, только синяя толща воды, а дна-то нет. Опора земной тверди не всевластна, и с ней может случится – что её нет; для человека её нет, потому что  в живом состоянии ему не достичь дна… Для него земли нет… Она – вдруг – ушла, «просела».

И вот тут мне вспомнилось вчерашнее восхождение – произошло слияние двух впечатлений, чувств, проникновений. На мгновение мне представилось моё «я» находящимся между небом и землёй, между верхом и низом, но ни сверху, ни снизу, нигде не чувствовалось ни дна, ни конца ни начала. Небесная высь уходила беспредельно вверх. Вышнее пространство, которому я вчера поражалась, огромное делает малым; оказывается, в нем ничтожна любая опора, явление или какая бы то ни было форма. Это оно – оно одно – вмещая в себе все формы (то, что «есть»), одновре-менно «ничтожит» их. Там, наверху, не было границ. Высь только уходила, распространяясь ввысь. И внизу, где обычно так твердо и уверенно стояло «я», вдруг не оказалось дна, оно уходило вглубь, исчезало в неведомой и невидимой глубине, поглощая с собой всё, что на нём «стояло» и «было». На мгновение я ощутила ужас. Негде было «быть» «я» (мне). Это только казалось всё устойчивым, явным, навсегда данным. Тогда вдруг всё стало ускользать, исчезать, уходить в собственную беспредельность, в раскрывающуюся глубь.

Мгновение ужаса (здесь неприменима временнáя характеристика, ибо это было чувство, состояние) сменилось яркой мыслью, насколько мы, люди, совершенно не понимаем силы и величия Бога или Учителя (тогда эти понятия сосуществовали в моём сознании). Ведь о Них (Учителях) утверждается как об овладевших природными стихиями; им доступны океанская глубина и воздушная высь. Они это – охватывают. Мы, люди, с легкостью такое постижение либо отрицаем как миф и нéбыль, либо принимаем как веру как чудо; и в том, и в другом случае не осознавая, чтó это значит. Велик Божий мир и таинствен! Ужас сменился проникнутостью величием мира, непознанного нами и неохваченного вот так – целостно, беспредельно – в нашем сознании. Так и запечатлелось во мне это переживание – как «величие бытия, Бога, Учителя».

 

Конечно, вряд ли мне удалось передать то моё ощущение ужаса-величия, ведь прошло уже так много лет. Однако такое не забывается. Оно потрясает всё существо. Тогда я несколько дней находилась под сильнейшим впечатлением от пережитого. Оно может «затереться» в суете каждодневной жизни, но само по себе неизгладимо.

Тогда, очнувшись от ужаса и проникнувшись величием мира, я вдруг испугалась глубины воды. Потребовала плыть быстрее к берегу, и только когда темная синева сменилась светлой водной полосой, я успокоилась. Это уже был самый обычный страх. Это обычный – слабый человек испугался бездонности сущего-бытия.

Это переживание не осталось в дневниковых записях и вряд ли бы я его описала, если бы не некоторые интонации в речи Н.В.Н. о фундаментальном переживании Ничто (по работе М. Хайдеггера «Что такое метафизика?»). «Проседание», «ускользание сущего» - и вдруг в моём сознании сверкнул солнечный отблеск водной глади; да-да, это было, или во всяком  случае очень близкое. Когда на следующий день читала Хайдеггера – уже повторно, но вдруг, охватило волнение узнавания. Меня поразило сходство и в том, что «опыт ничто оказывается в нем же самом опытом бытия»[1]. И тогда я решила это как-то попробовать описать.

Еще мне кажется, что подобное переживание есть и приближение мира-после-смерти. Разве возможно, что и после смерти мы будем пребывать в телесных формах, наподобие земных. Но что мы можем сказать о том состоянии – без каких-либо фактов и данных, просто исходя только из описанного опыта? Мы можем сказать то, что там всё по сути не так – не так, как на Земле. Прежде всего, там нет устойчивости – ибо там нет твердых, вещественных форм; окружающее, наверное, пластичнее, изменчивее, раз оно тоньше и разреженнее.

И если мы на Земле, будучи окруженными явными формами сущего – такими конкретными, устойчивыми почти до неподвижности – могли постичь себя «потерянными» в общей массе разбегающейся материи как единой безграничной стихии, то каково же будет приоткрывание Ничто там, в том, ином мире.

И не есть ли оно (это переживание) отзвук неких иных, а-рупа[2] миров, высших по отношению к земному, которые с древности утверждали индийские мудрецы?..

 

 

Перечитывала написанное – и возникло ещё одно воспоминание. Но оно совсем из детства, лет 5-6. Я несла небольшое прямоугольное зеркало, размером несколько больше книги, (перед которым брился мой папа), по коридору. (Это бывало не раз.) Несла его параллельно полу так, что в нем отражалась белизна потолка. При этом я давала себе задание не смотреть на окружающее, - только в зеркало. И вот мне надо сделать шаг, а меня вдруг охватывал ужас – куда делать шаг, ведь там внизу, как и наверху, – н и ч е г о – белизна, пустое пространство. Помню физическое головокружение при этом. И настолько сильным был ужас, что я делала шаг с громким вскриком, с мукой. Взрослые отбирали зеркало. Но это повторялось неоднократно. Мне снова и снова хотелось испытать это ощущение вне вещей, пространства без границ, где собственно, нет ни верха, ни низа. Сейчас у меня складывается впечатление, что мне хотелось таким образом проверить своё «я» (самосознание) на целостность, прочность, найти его собственные опознавательные знаки, его собственное (а не вещей) пребывание «здесь» или «там», его «верх» и «низ».

То «я», которое хотело обнаружить себя здесь, как и позже, в опыте на иссык-кульском озере, «я» – простертое в расширяющемся, ускользающем пространстве, но само неисчезающее как источник сознания и мысли – не есть ли то «чистое существо» («чистое присутствие»), которое единственное в человеке не рушится в опыте «приоткрывания Ничто»[3]?

Эти внутренние опыты свидетельствуют мне о той действительной многомерности, к изучению которой я и подошла не так давно. «Преображение человека»… не является ли это преображение проявлением, выражением некоего внутреннего «я» – иного, пока слабо осознаваемого нами по его принадлежности к иным сферам.

 

А сейчас уже очень поздно – два часа ночи.

Наверное, так и должно быть – писать об этом,

когда все и всё давно спит, спит яркое сущее…

11-12 сент. 2003 г.                Башкова Н.В.