Бехтерев В. М. — Избранные произведения

лет он потерял отца, и семья, состоявшая из 5 человек—матери и четверых сыновей, испытывала большие материальные трудности. Однако умная и культурная мать с большим трудом все же обеспечила детям хорошее образование.

Владимир Михайлович учился в Вятской гимназии. С детства он любил природу и обнаруживал большой интерес к естествознанию, читал с увлечением естественно-научную литературу и, в частности, 'труды Дарвина. В юности он познакомился с произведениями революционных демократов-материалистов— Н. А. Добролюбова, Д. И. Писарева и других, оставившими глубокий след в его теоретических и общественно-политических взглядах.

По окончании гимназии В. М. Бехтерев поступил в Медико-хирургическую, позже Военно-медицинскую, академию в Петербурге. Здесь он с большим увлечением занимался естественными и медицинскими науками, а на четвертом курсе сосредоточил свое внимание на клинике нервных и психических болезней.

В студенческие годы Владимир Михайлович участвовал в выступлениях студентов, демонстрациях рабочих, например, в вошедшей в историю революционного движения в России демонстрации на Казанской площади в декабре 1876 г.

В период весны и лета 1877 г. В. М. Бехтерев прервал свои занятия в Медико-хирургической академии и отправился на театр военных действий на Балканы. В корреспонденциях, которые он присылал оттуда в периодические издания, он отразил свое глубокое преклонение перед героизмом русского солдата и горячую симпатию к славянским народам.

В 1878 г. В. М. Бехтерев окончил Медико-хирургическую академию с отличием и премией и был оставлен при академии для подготовки к профессорской деятельности.

Свою научную работу В. М. Бехтерев начал под руководством И. П. Мержеевского. В 1880 г. он защитил диссертацию на тему «Опыт клинического исследования температуры тела при некоторых формах душевных болезней», в которой психические нарушения и изменения температуры тела рассматривает в единстве, как проявления болезни мозга. Эта диссертация явилась продолжением исследований И. П. Мержеевского, изложенных в работе «Клинические исследования неистовых больных (vesanici)». В этой работе заметно влияние идей С. П. Боткина, заложившего основы учения нервизма в медицине. Вскоре после защиты диссертации В. М. Бехтерев получил звание приват-доцента и был избран профессором Казанского университета.

В Казани Б. М. Бехтерев развернул широкую научную и научно-общественную деятельность. Он превратил окружную психиатрическую больницу в базу психиатрической клиники, используя ее для педагогических и научных целей. Научную работу в области невропатологии он развернул в Казанском военном госпитале. В Казанском университете В. М. Бехтерев

устроил первую в России психофизиологическую лабораторию. Из кафедры, руководимой В. М_; Бехтеревым, вышло много научных трудов, она привлекала к себе большое число сотрудников. По инициативе В. М. Бехтерева в Казани было организовано общество невропатологов и психиатров, которое начало издавать журнал «Неврологический вестник».

Казань в этот период являлась одним из важнейших культурных центров России. В. М. Бехтерев работал там в тесном содружестве с замечательными учеными, медиками и естествоиспытателями — Н. А. Виноградовым, Н. О. Ковалевским, Е. В. Адамиком, К- Н. Арнштейном, А. М. Зайцевым и др. Особенно тесен был научный контакт его с крупным казанским физиологом Н. А. Миславским, совместно с которым В. М. Бехтерев провел ряд важных исследований.

В. М. Бехтерев содействовал привлечению в Казань на кафедру невропатологии впоследствии одного из виднейших невропатологов Л. О. Даркшевича.

Казань в то время была немаловажным участком пробуждающегося революционного движения; в 80—90-е годы революционная пропаганда казанских народовольцев охватила много рабочих. Создавались нелегальные типографии. В студенческие народнические кружки проникали идеи марксизма. Н. Федосеев в 1888 г. сформировал первый марксистский кружок, в котором участвовал В. И. Ленин.

В. М. Бехтерев привлекал к себе на работу прогрессивно настроенную молодежь. Так, его ученик П. А. Останков, подвергавшийся аресту за участие в студенческих беспорядках, с трудом, лишь при активной поддержке Владимира Михайловича, получил утвержденную в штате кафедры должность; В. М. Бехтерев никогда не сообщал о студентах, отсутствующих на его лекциях вследствие участия в сходках. Уже в этот период В. М. Бехтерев считался неблагонадежным и его не награждали при царском режиме, хотя его научная и педагогическая деятельность была исключительно продуктивной.

В Казани В. М. Бехтерев работал 8 лет. За это время он выпустил двухтомный труд «Нервные болезни в отдельных наблюдениях», а также подготовил первое издание своего классического труда «Проводящие пути спинного и головного мозга».

В 1893 г. В. М. Бехтерев начал работать в Петербурге в Военно-медицинской академии. Несколько позже он был избран также на вновь открывшуюся кафедру нервных и душевных болезней Женского медицинского института. В этот период размах его педагогической, научной, научно-организаторской и научно-общественной деятельности значительно расширился. В Военно-медицинской академии он реорганизовал психиатрическую клинику и построил новую клинику нервных болезней, открыв при ней одно из первых в мире нейрохирургическое отделение, большое физиотерапевтическое отделение и ряд лабораторий,

а именно: анатомо-гистологическую, физиологическую, психологическую, биохимическую, большой фотографический кабинет, а позже, в 1908 г., первый в России электрокардиографический кабинет.

Преподавание невропатологии и психиатрии в Военно-медицинской академии и в Женском медицинском институте было поднято В. М. Бехтеревым на большую высоту. Он знакомил студентов со всеми новейшими достижениями в клинике нервных и психических болезней, с перспективами развития этих областей медицины, стремился прививать молодежи материалистическое понимание сущности нервных и психических заболеваний, прогрессивные общественные взгляды.

Научная работа в клинике привлекала множество врачей со всех концов России, нередко из-за границы. За 20 лет руководства клиникой Военно-медицинской академии В. М. Бехтеревым в ней занималось больше тысячи врачей, а ежегодно не менее 40 человек работали над различными научными вопросами в области невропатологии, психиатрии и смежных дисциплин. Под руководством Владимира Михайловича было написано и защищено большое число диссертаций на соискание степени доктора медицины. Исследования, проводившиеся в клинике, докладывались и обсуждались в Обществе психиатров и невропатологов, в Русском обществе нормальной и патологической психологии, на научных заседаниях врачей клиники нервных и душевных болезней Военно-медицинской академии, которыми руководил В. М. Бехтерев, а также в других обществах, на пироговских съездах, на съездах невропатологов и психиатров.

В. М. Бехтерев основал ряд специальных журналов и изданий и являлся их главным редактором. Из них наиболее известны журналы «Обозрение психиатрии, невропатологии и экспериментальной психологии» и «Вестник психологии, криминальной антропологии и гипнотизма». Владимир Михайлович был также членом редакционной коллегии ряда других русских и зарубежных журналов.

За этот период В. М. Бехтеревым были изданы труды «Основы учения о функциях мозга», «Психика и жизнь», «Объективная психология», «Внушение и его роль в общественной жизни» и написано более 200 разнообразных статей, посвященных вопросам анатомии, физиологии, психологии, психиатрии и невропатологии.

Прогрессивные общественно-политические позиции В. М. Бехтерева особенно ярко выявились в период революции 1905 г. Вместе с рядом ученых им был подписан протест, в котором характеризовалось положение школы того времени, освещалась недопустимая политика царизма в области просвещения, опирающаяся на полицейский режим, указывалось на несовместимость академической свободы с государственным строем России, выдвигалось требование политической свободы и народного пред-

ставительства в органах государственной власти. В бурный период 1905 г. В. М. Бехтерев по избранию совета Военно-медицинской академии исполнял обязанности начальника академии. В этом же 1905 г. на II съезде отечественных психиатров, происходившем в Киеве, он выступил с докладом «Об условиях развития личности». Этот доклад Бехтерева представлял не только научный интерес —он явился также выражением политического протеста, смысл которого ясно выразился в словах, которыми Бехтерев закончил свой доклад: «Отворите мне темницу, дайте мне сиянье дня». Доклад окончился бурной овацией докладчику, вслед за которой начался митинг, повлекший за собой запрещение съезда.

Широкая известность и авторитет позволили В. М. Бехтереву собрать общественные средства для организации задуманного им нового, прогрессивного научного и учебного учреждения — психоневрологического института и привлечь лучших передовых, демократически настроенных ученых разных областей знания к работе в этом институте.

Задачей основанного в 1908 г. психоневрологического института как научного учреждения было всестороннее изучение личности и разработка вопросов нормальной и патологической неврологии и психологии на широкой основе естественных и общественных наук. Задачей института как высшего учебного заведения являлась подготовка юристов, педагогов и врачей, широко образованных в области естественных и общественных наук и особенно психоневрологии. В институт принимались лица без ограничения пола, возраста и национальности. Студенты через своих представителей в совете института могли участвовать в руководстве жизнью института.

В состав профессоров и преподавателей института входили такие прогрессивные и талантливейшие русские ученые, как Н. Е. Введенский, В. Л. Комаров, П. Ф. Лесгафт, П. А. Останков, Н. Н. Петров, Л. М. Пуссеп, Е. В. Тарле, А. А. Ухтомский и др.

1912 год был годом величайшего гнета со стороны царского правительства и началом нового подъема революционного движения. Речь В. М. Бехтерева, произнесенная в этом году на Московском съезде психиатров, имела важное общественное значение. Говоря о причинах самоубийств, опираясь на официальные данные, он предъявил обвинительный акт самодержавию, показав, что причиной роста самоубийств являются условия жизни царской России, чем вызвал не только широкий сочувственный отклик общественности, но и агрессивную реакцию по отношению к себе со стороны полиции и Министерства просвещения. Воспользовавшись тем, что у В. М. Бехтерева закончился установленный срок службы, его уволили из Военно-медицинской академии; царское правительство не утвердило его президентом созданного и руководимого им института. Наконец,

за три дня до февральской революции царское правительство вынесло постановление о закрытии института, которое благодаря революции так и не осуществилось.

Общественная деятельность В. М. Бехтерева выходила далеко за пределы его родины. Он поддерживал активную связь с учеными славянских стран, привлекал их на отечественные съезды, участвовал в организованных ими научных конгрессах. В. М. Бехтерев наметил план связи Российской академии с академиями Балканских стран, разработал единый проект замещения кафедр профессорами в России и других славянских странах, что диктовалось недостатком научных кадров в этих странах и было возможно благодаря близости языков, а главное, разрешало задачи культурного объединения славян и освобождения их от подавляющего немецкого влияния.

Встретив с огромным подъемом Великую Октябрьскую социалистическую революцию, В. М. Бехтерев был одним из первых ученых, которые сразу перешли на сторону молодой Советской республики и отдали все свои силы великому делу построения социализма. Свой доклад на публичном заседании конференции основанного им Государственного института по изучению мозга и психической деятельности в январе 1919 г. В. М. Бехтерев закончил такими словами: «На переломе истории нельзя стоять на перепутье и ждать — нужна воля к действию, к строительству и созидательной работе; и для нас, научных деятелей, которые всегда отдавали свои силы на служение человечеству, не должно быть колебаний. Мы должны отдавать себе отчет, будем ли мы с народом, который, завоевав себе свободу, хочет строить свое будущее сам и зовет нас соучаствовать в этом строительстве. Может ли быть сомнение в ответе на этот вопрос? Мы поэтому должны стремиться к тому, чтобы сократить, по возможности, время разрухи, отдавая всю сумму наших знаний и все умение на созидательную работу в настоящих условиях страны и на пользу народа» ^г.

1 января 1920 г. было опубликовано в газетах и передано по радио за границу обращение В. М. Бехтерева к врачам всего мира с призывом протестовать печатно и устно против затеянной империалистами Антанты блокады Советской Страны — «неслыханного злодеяния цивилизованных стран, организующих массовое убийство наших граждан, особенно ни в чем не повинных детей и инвалидов» ².

Огромные возможности для научной, общественной и организаторской работы, которые открылись после Великой Октябрьской социалистической революции, еще больше расширили деятельность В. М. Бехтерева. Совместно с коллективом своих сотрудников он активно включился в разработку вопросов о новой

¹ Вопросы изучения и воспитания личности, 1919, № 1, стр. о!.

² «Петроградская правда» от 1 января 1920 г.

культуре, новых задачах здравоохранения, воспитания и т. д.» которые возникли перед молодым Советским государством. Владимир Михайлович руководил созданием новых научных и практических учреждений, организацией научных обществ, съездов, специальных курсов и т. д. В то же время он не оставлял ни лечебной, ни повседневной научной работы, к которой Советское государство предъявляло новые требования. Значительное развитие получил Психоневрологический институт. Молодая советская власть с особым вниманием отнеслась к прогрессивным идеям создателя института и его последователей, направленным на пользу широких трудящихся масс, улучшение здоровья населения, поднятие его культурного уровня на основе широкого развития советской науки.

Научная деятельность В. М. Бехтерева так обширна и многостороння, что не представляется возможным перечислить хотя бы названия его научных работ, а тем более достаточно полно осветить их значение.

Исследования В. М. Бехтерева по анатомии, напечатанные в различных русских и иностранных изданиях, были объединены в большом труде «Проводящие пути спинного и головного мозга». За этот труд он получил премию Бера Российской академии наук. В этой работе В. М. Бехтерев впервые дал полное и систематическое описание связей, соединяющих различные отделы спинного мозга, и хода нервных путей в различных отделах центральной нервной системы, представил систему строения головного и спинного мозга. Он показал неодновременность развития и тем самым разную функциональную роль различных проводящих систем и неодновременность созревания различных клеточных образований мозга, из которых корковые клетки развиваются позже всех.

В. М. Бехтерев убедительно опроверг положение Вирхова: «каждая клетка из клетки», доказав, что кора головного мозга в раннем периоде не имеет клеточного строения ^х. В этом отношении его работы близки к современным исследованиям О. Б. Ле-пешинской.

В. М. Бехтереву также принадлежит ряд плодотворных идей и исследований в области динамической морфологии. Так, им совместно с сотрудниками были произведены исследования изменения структуры мозговых клеток в связи с изменением их деятельности (В. И. Нарбут), указана изменчивость шиловидных отростков (синапсов), осуществляющих контакт между нев-ронами.

Начатое под руководством В. М. Бехтерева еще в Военнс-медицинской академии изучение окончаний нервов во внутрен-

¹ Обозрение психиатрии, невропатологии и экспериментальной психологии, 1899, № 2.

них органах (С. А. Михайлов) было затем продолжено и развито в ряде работ отдела морфологии руководимого В. М. Бехтеревым Института мозга и вылилось в обширный круг вопросов о связи внутренних органов с центральной нервной системой.

В процессе морфологических исследований В. М. Бехтеревым открыт ряд нервных образований; некоторым из них присвоено имя В. М. Бехтерева. Так, им были описаны: ход задних корешков и их расчленение на отдельные группы; названная псзже его именем группа клеток в наружной части шейки заднего рога; три ранее неизвестных пучка в спинном мозгу. В. М. Бехтерев подробно изучил так называемое сетевидное образование, описал ряд нервных пучков и ядер в мозговом стволе. Одно из них — ядро вестибулярного нерва — носит его имя. Изучая строение мозжечка, В. М.. Бехтерев установил связи червячка и центральных ядер мозжечка как рецепторов центростремительных импульсов, исходящих с периферии (суставы, мышцы и сухожилия, полукружные каналы); он показал, что полушария мозжечка связаны с варолиевым мостом и большими полушариями. Он же описал четыре пучка в brachia conjunctiva и установил, что striae medullares служат для соединения различных частей мозжечка.

В. М. Бехтерев показал, что бледное ядро соединяется с мозговой корой большими пучками, в то время как хвостатое тело и скорлупа получают из коры коллатеральные пучки, проходящие, вероятно, через внутреннюю капсулу. Он показал также, что наружный отдел мозговой ножки, считавшийся раньше центростремительным, на самом деле является центробежным проводником. Наружный корешок обонятельного нерва идет, по Бехтереву, прямо в крючковидную извилину, бахрома, а также свод являются центрифугальными пучками. В наружных слоях мозговой коры В. М. Бехтеревым найдена полоска, которая названа его именем.

Заслуживает большого внимания открытая им особенность строения мозговой коры, заключающаяся в том, что во всех участках ее имеются двоякого рода проводники — нисходящие и восходящие.

В. М. Бехтереву принадлежит ряд работ по физиологии, в которых теснейшим образом сочетаются вопросы морфологии и физиологии, клиники и экспериментального исследования. Так, совместно с П. Я. Розенбахом он установил трофические функции спинномозговых узлов.

Важное место занимают исследования В. М. Бехтерева в об" ласти функции органов равновесия. На основании экспериментов, имеющих не только физиологическое, но и клиническое значение, установлена роль полукружных каналов и лабиринта, дна третьего желудочка и мозжечка.

Большое значение имеет открытие В. М. Бехтеревым функции зрительных бугров, их роли в деятельности внутренних органов и в выразительных реакциях. Значение зрительных бугров как

подкоркового вегетативного центра освещено им задолго до работ Карплуса и Крейдля.

Нельзя не отметить роли В. М. Бехтерева в развитии электроэнцефалографии. Работы, вышедшие из его лаборатории (В. Е. Ларионов, С. А. Тривус, П. Ю. Кауфман), показали, что биоэлектрические явления обнаруживаются не только в коре полушарий, но что они не одинаково выражены в различных областях мозга в зависимости от характера воздействий и деятельности мозга.

В ряде работ совместно с проф. Н. А. Миславским и самостоятельных, а также на основе исследования ряда учеников В. М. Бехтерев установил влияние раздражения предлежащих участков коры головного мозга на деятельность многих внутренних органов. Физиологические исследования В. М. Бехтерева подытожены в его большой работе.состоящей из 7 томов: «Основы учения о функциях мозга», представляющей энциклопедию экспериментальной и клинической физиологии мозга на этапе методов экстирпации и раздражения. В своем отзыве об этой работе И. П. Павлов указывал, что «она представляет изложение, единственное по своей полноте не только в русской, но и в иностранной литературе», основанное не только на литературном знании, но и на личном опыте. Считая что эта книга «должна стать главным руководством при специальном ознакомлении врачей и естественников с центральной нервной системой», И. П. Павлов делает ряд важных критических замечаний, из которых особенно существенны замечания, относящиеся к деятельности высших отделов центральной нервной системы, указывающие на смешение В. М. Бехтеревым психологической и физиологической точки зрения, на встретившее в литературе оппозицию представление о корковых центрах и на недостаточность методики их исследования. Применявшаяся В. М. Бехтеревым методика не давала возможности установить физиологические механизмы связи коры головного мозга и внутренних органов.

А. Г. Иванов-Смоленский об этом руководстве пишет: «Здесь дана находящаяся на уровне знаний того времени, почти исчерпывающая сводка исследований, посвященных локализации рецепторно-сензорных, вегетативных, скелетно-двигательных, сочетательных и высших психических функций в различных отделах мозга» ^х. В это время И. П. Павлов уже создал свой классический метод условных рефлексов, обеспечивающий строго объективное исследование высшей нервной деятельности животного и позволивший ему открыть корковую условнорефлектор-ную регуляцию деятельности внутренних органов и тканевых процессов. Этот вопрос впоследствии был широко разработан рядом его сотрудников, особенно М. К. Петровой, К. М. Быковым и М. А. Усиевичем.

¹ Журнал высшей нервной деятельности, 1953, т. II, в. 6.

В. М. Бехтерев в дальнейшем основывается на методе и учении об условных рефлексах, называя их сочетательными. Он писал: «Неприменимость (по тому времени.—В. М.) слюноотделительной методики к человеку заставили нас искать возможность выработать для лабораторных исследований сочетательно-двигательный рефлекс» ^х.

Нет необходимости говорить о том, что термин «сочетательный рефлекс» представляет синоним условного рефлекса, хотя термин «условный рефлекс» правильнее отражает лежащую в основе его временную связь между очагами возбуждения, возникающими в коре головного мозга при действии раздражителей на организм, тогда как термин «сочетательный рефлекс» не раскрывает сущности высшей нервной деятельности.

Первая публикация об исследовании условных двигательных рефлексов у человека на основе исследования глотательного рефлекса у детей принадлежит одному из виднейших учеников И. П. Павлова — Н. И. Красногорскому ². В. М. Бехтерев с сотрудниками сначала сделал попытку образования условных дыхательных рефлексов как у собак, так и у людей (В. Я. Анфи-мов, И. П. Спиртов), а затем остановился на методике двигательного условного рефлекса на животных и на людях (В. П. Протопопов, Н. И. Добротворская, А. Г. Молотков и др.).

В дальнейшем В. М. Бехтерев трактует все материалы своего прошлого опыта, клинических проблем и психической деятельности человека, основываясь на рефлекторной теории и прежде всего на учении об условных рефлексах.

В физиологических исследованиях на животных В. М. Бехтерев с самого начала, исходя из интересов неврологической клиники, был занят вопросами локализации, разрешая их с помощью методов раздражения и экстирпации.

Но в дальнейшем в понимании как физиологических, так и клинических фактов он все более преодолевает статические односторонне морфологические взгляды современных ему невропатологов и приближается к динамическому физиологическому пониманию, которое было последовательно развито в физиологическом учении И. П. Павлова о высшей нервной деятельности.

Так, установленную его исследованиями роль коры головного мозга в деятельности внутренних органов он начинает трактовать как условнорефлекторную (сочетательнорефлекторную) ³. Корковые центры В. М. Бехтерев первоначально рассматривал как место проекции афферентных и исходное место эфферентных

¹ В. М. Бехтерев, Русский врач, 1909, № 31, 33 и 36.

² Н. И. Красногорский, Русский врач, 1907, № 36.

³ В. М. Бехтерев, Исследование функций мозговой коры с помощью естественных сочетательных рефлексов. Значение этого метода по-отношению к центрам внутренних органов и различных секреций, Обозрение психиатрии, невропатологии и экспериментальной психологии, 1908, № 8.

импульсов. Затем он выдвинул понимание их как «диференциру-ющих площадок» в коре головного мозга. Размеры их различны для различных органов, а главное, динамически изменяются в зависимости от степени возбудимости. В. М. Бехтерев указывал на то, что центр представляет сложное образование, расположенное в различных этажах нервной системы. Если раньше он рассматривал центры только как место проекции того или иного органа, то в дальнейшем говорит о них как о местах образования связей между раздражителем и ответной реакцией. При этом Бехтерев различает первичные центры, где образуются простые сочетания раздражений одного рецептора, и вторичные, в которых возникают сочетания сложных разнородных раздражений. Ассоциационных центров Флексига Бехтерев не признавал, так же как и И. П. Павлов.

В настоящее время работы В. М. Бехтерева, основанные преимущественно на методах раздражения и экстирпации, имеют главным образом историческое значение. Однако собранный в этих исследованиях большой фактический материал, объединяющий анатомию, физиологию и клинику, до сих пор имеет ценность для разрешения важнейшей проблемы связи структуры к функции, значение которой неоднократно подчеркивалось И. П. Павловым и разрешение которой сейчас осуществляется на основе созданной И. П. Павловым физиологии головного мозга.

Работы В. М. Бехтерева по психологии вначале не выходили за рамки объективного экспериментального психо-физиоло-гического исследования и были направлены преимущественно на экспериментальное изучение вопросов чувствительности, восприятия, ассоциативных процессов, моторных актов. Лишь с конца 90-х годов В. М. Бехтерев приступил к перестройке системы психологии на основе объективного метода. Основным его трудом в этой области является «Объективная психология», в которой делается попытка построить систему объективно-материалистического учения о рефлексах, особенно тех, которые приобретаются в индивидуальном опыте, т. е. условных или, как он называл их, сочетательных рефлексов.В дальнейшем В. М. Бехтерев заменил термин «объективная психология» термином «психорефлексология» и позднее ввел термин «рефлексология». Различные виды психической или высшей нервной деятельности В. М. Бехтерев рассматривал как различные виды условных (сочетательных) рефлексов.

Бесспорную заслугу В. М. Бехтерева представляет его стремление найти за мистифицированной системой понятий субъективно-идеалистической психологии их объективное содержание, заключающееся в актах взаимодействия индивидуума со всей окружающей его действительностью.

Однако, стоя в основном на материалистической позиции объективного исследования, В. М. Бехтерев не был вооружен

единственно правильной методологией марксизма-ленинизма, поэтому он полностью не преодолел идеалистических и механистических ошибок, не был достаточно последователен в своих материалистических позициях, обнаруживал эклектизм. Борясь с вульгарным материализмом, он не был знаком с диалектическим материализмом; критикуя энергетизм Оствальда, Лас-свица и других, он свои взгляды называл также энергетизмом.

В. М. Бехтерева не удовлетворяла старая субъективная психология. Разрабатывая объективную психологию, он в вопросе о взаимоотношении между психическими и физиологическими процессами высказал (в своей работе «Психика и жизнь», 1902) «энергетическую концепцию», ничего общего не имевшую с диалектическим материализмом.

Стоя на позициях объективно-материалистического исследования личности, В. М. Бехтерев допускал возможность существования, наряду с объективной психологией, которую он позднее назвал рефлексологией, субъективной психологии, т. е., даже борясь с параллелизмом, он не мог полностью преодолеть его и стать на позиции последовательного материалистического монизма.

О недостаточности естественно-научного материализма В. М. Бехтерева свидетельствуют наиболее серьезные его ошибки в объяснении общественных явлений как рефлекторных актов, допущенные им в работе «Коллективная рефлексология».

Рефлексологическая концепция В. М. Бехтерева резко отличалась от созданной И. П. Павловым физиологии высшей нервной деятельности. Она возникла в результате попытки эклектически использовать физиологию головного мозга и данные субъективной психологии. Противопоставление явлений «нервного тока», т. е. «сочетательных» рефлексов, субъективным психологическим процессам привело В. М. Бехтерева к высказываниям, относящимся к психо-физиологичес-кому параллелизму. На ложных методологических позициях была создана Бехтеревым и так называемая коллективная рефлексология.

В работе «Коллективная рефлексология» В. М. Бехтерев пытался установить общие для мертвой материи, органической природы и общества законы, например, законы инерции, тяготения и др. Несмотря на признание их качественного различия, попытка распространить одни и те же законы и на явления неорганического и животного мира, и на общественные явления свидетельствует о непонимании Бехтеревым своеобразия этих явлений, о механицизме, биологизме и психологизме, особенно ясно выступающих при разрешении им социальных проблем.

Оттеняя преимущественную роль в развитии человека общественных условий, В. М. Бехтерев говорил о биосоциальной природе человека. При этом он не учитывал, что такое определение приемлемо и для эклектической теории двух факторов, не пытался

отмежеваться от нее и стать на позиции последовательного исто-рико-материалистического понимания общественной природы человека.

Будучи выдающимся клиницистом невропатологом и психиатром, В. М. Бехтерев выдвигал важные прогрессивные и чрезвычайно ценные и для настоящего времени общие медицинские идеи.

То направление, которого придерживался В. М. Бехтерев в медицине, нередко называют анатомо-физиологическим. Однако такая характеристика его взглядов не может быть признана вполне правильной. Об этом свидетельствует ряд высказываний В. М. Бехтерева, в которых он указывает, что «следует совершенно отказаться от анатомического принципа объяснения психических расстройств...» и что «основа психических болезней должна быть патологофизиологическая, а не патологоанатоми-ческая...» *.

Критикуя целлюлярную патологию Вирхова, В. М. Бехтерев указывал на то, что психические болезни, выражающие «нарушения "отправлений мозга, лишь относительно редко стоят в связи с анатомическими нарушениями самого мозга» ². «Центр тяжести болезненного процесса в огромном большинстве душевных заболеваний лежит вовсе не в изменениях мозга» (имеются в виду анатомические изменения.—В. М.), и даже по отношению к заболеваниям с «более или менее очевидными, сравнительно легко открываемыми патологоанатомическими изменениями мозга мы не видим в самом мозгу корней заболевания, а должны искать их в нарушенных условиях жизнедеятельности всего организма»³. Таким образом, в основу психоза кладется единство нарушенной деятельности мозга и всего организма, единство соматического и психического. В единстве организма, помимо регулирующей его жизнедеятельность центральной нервной системы, в частности, коры головного мозга, В. М. Бехтерев подчеркивал значение «биохимических систем». Эти биохимические системы связаны главным образом с эндокринными железами, роль которых и связь их с нервной системой были оценены В. М. Бехтеревым на заре эндокринологии. Также понимал он и значение обмена веществ.

В. М. Бехтерев указывал на то, что « в происхождении приобретаемых под влиянием внешних условий особенностей организма играет роль тот же гормонизм, который лежит в основе прирожденных отличительных признаков». При внешних воздействиях функциональная роль тех или иных железистых органов зависит от «внешних условий развития при известных данных питания, температуры, солнечной энергии, большей или мень-

¹ Обозрение психиатрии, невропатологии и экспериментальной психологии, 1908, № 1.

² Там же.

³ Русский врач, 1912, № 6.

шей влажности окружающего воздуха и т. п.» ^х. Соответственно этому В. М. Бехтерев решительно утверждал в согласии с И. М. Сеченовым и И. П. Павловым наследственное закрепление приобретенных особенностей.

Исходя из рефлекторной теории, В. М. Бехтерев освещал генез заболеваний, включающий как более элементарные, так и сложнейшие рефлекторные механизмы психических заболеваний. Основываясь на учении об условных (сочетательных) рефлексах, В. М. Бехтерев освещал патогенез психозов, их диагностику и терапию.

Заслуги его во внедрении теории условных рефлексов в клинику справедливо отметил А. Г. Иванов-Смоленский: «Впервые учение о высшей нервной деятельности было распространено на человека в виде начальных попыток экспериментального исследования корковой динамики у детей в 1907 г. Н. И. Красногорским (одним из старейших учеников И. П. Павлова). Но первый опыт введения этого учения в область невропатологии и психиатрии принадлежит (1908—1909) В. М. Бехтереву и его ученикам. Можно, и даже должно, не соглашаться с ним в его склонности, с одной стороны, к чрезмерному упрощению столь сложной задачи, а с другой стороны, к слишком широким и неправомерным обобщениям при попытках разрешения ее, но вместе с тем необходимо признать следующее: непререкаемая и бесспорная заслуга В. М. Бехтерева состояла в том, что он был первым представителем невропатологии и психиатрии, правильно оценившим огромные перспективы, открываемые учением И. П. Павлова для этих медицинских дисциплин. В этом его несомненная и большая заслуга перед отечественной наукой⁴» ².

В. М. Бехтерев является также крупнейшим представителем общественно-гигиенического направления в психиатрии и невропатологии.

На заре своей деятельности он обнаружил правильное понимание значения общественных условий для здоровья, возникновения болезни и борьбы с ней и с большой смелостью высказывал эти взгляды при царском режиме. Уже в 1885 г. в Казани в своем первом публичном выступлении он указывал на тяжелые экономические условия жизни населения в царской России как на причину распространения психических заболеваний. Он правильно утверждал, что в основе нервно-психической заболеваемости населения лежит «экономическое рабство, обусловленное значением капитала в жизни современного общества. Капиталистический строй — вот основное зло нашего времени»².

¹ Русский врач, 1913, № 7.

² А Г. Иванов-Смоленский, Очерки [патофизиологии высшей нервной деятельности, Медгиз, 1952, стр. 258.

³ Вопросы невро-психического здоровья в населении России, 1911.

Мысль о пагубных условиях капиталистического строя высказывалась В. М. Бехтеревым неоднократно. Так, в 1908 г. он говорил, что все усилия в борьбе с вырождением населения и за улучшение жизненного уровня населения «должны быть направлены на устранение капиталистического режима»¹. В 1912 г. он пишет:«..несама культура и цивилизация,не умственная работа и просвещение масс, не мозговое переутомление служат условиями, приводящими в современном обществе к развитию душевных болезней, а те отрицательные стороны, которые ослабляют организм вообще и связаны с капиталистическим строем общества»².

Эти слова В. М. Бехтерева, произнесенные им на больших собраниях в период господства царской реакции, когда революционное движение было загнано в подполье, свидетельствуют о глубине его мысли, о мужестве, с каким он отстаивал свои взгляды и интересы народных масс.

Принципиальные клинические позиции В. М. Бехтерева складывались в процессе разносторонних конкретных исследований. Здесь В. М. Бехтереву принадлежат многочисленные открытия, принесшие ему заслуженную славу. Остановимся лишь на наиболее важных из них.

В области невропатологии В. М. Бехтеревым описаны нормальные и патологические рефлексы: бехтеревский (сгибательно-пальцевой), ранее неправильно называвшийся мендель-бехте-ревским, лопаточный, метакарпальный, тибиальный, сакролюм-бальный, орбикулярный, носовой, ментальный, губной, щечный, гипогастрический или субингвинальный. Им описан ряд симптомов ранней стадии сухотки спинного мозга, заболеваний основания мозга, невралгии седалищного нерва, невритов. Вместе с П. А. Останковым им был описан симптом Pseudomelia para-esthetyca, вместе с Г. Е. Шумковым — симптом мелких шагов при паркинсонизме.

К впервые описанным В. М. Бехтеревым болезненным формам в клинике нервных болезней относятся: бехтеревская форма неподвижности позвоночника, сифилитический множественный склероз, апоплектическая гемитония, хореическая падучая, акроэритроз, особая форма лицевого тика, острая мозжечковая атаксия при алкоголизме, невроз местной контузии и др.

В психиатрической клинике им выделено значительное число синдромов: бред «гипнотического очарования»; ряд форм с галюцинациями периферического происхождения (вследствие поражения шнейдеровской мембраны, болезней среднего уха, поражения слизистой оболочки носа и т. д.); рептилофрения (одержимость гадами), психические нарушения в связи с раздражением со стороны желудочно-кишечного тракта; сомато-френия и др.

¹ Вопросы вырождения и борьба с ним, 1908.

² Основные задачи психиатрии как объективной науки, Русский врач, 1912.

2 В. М. Бехтерев

Большая роль принадлежит В. М. Бехтереву в разработке вопроса о неврозах и пограничных состояниях. Так, им впервые описаны объективные признаки расстройств чувствительности при неврозах на основе изменения вегетативных, в частности, сосудистых, потовых, температурных рефлексов в областях измененной чувствительности (1893). Им же предложена на основе условных рефлексов диагностика симуляции, функциональных и органических параличей и расстройств чувствительности. В. М. Бехтереву принадлежит описание разнообразных обсес-сивных нарушений. Он же предложил применить учение об условных рефлексах для объяснения природы обсессий, половых извращений и ряда истерических расстройств. Заслуживает особого внимания то, что В. М. Бехтерев для объяснения истерических расстройств привлек теорию парабиоза Н. Е. Введенского. Различные состояния парабиоза соответствуют переходным фазам или гипноидным фазам И. П. Павлова.

В. М. Бехтерев широко применял принцип условных рефлексов при лечении ряда болезненных состояний. Сюда в первую очередь должны быть отнесены лечение расстройств чувствительности и движения при неврозах, а также лечение наркомании, особенно алкоголизма и курения. Как известно, еще в 1915 г. В. М. Бехтерев предложил лечение алкоголизма путем сочетания алкоголя с рвотным средством *.

Благодаря открытиям В. М. Бехтерева отечественная психоневрология заняла одно из ведущих мест в мировой науке. Однако ряд открытий В. М. Бехтерева до сих пор не связывается с его именем и часто приписывается зарубежным авторам.

Можно, например, указать, что агнозия пальцев, которая считается установленной Герстманом, описана Бехтеревым в его труде «Основы учения о функциях мозга» ²; синдром психического автоматизма, приписываемый Клерамбо, правильнее называть именем Кандинского-Бехтерева ³; описание подкорковой эпилепсии принадлежит не Пенфильду, а В. М. Бехтереву и Иценко ⁴; синдром поражения боковой нижней части продолговатого мозга описан впервые Бехтеревым, и лишь через 10 лет он был описан Валленбергом и неправильно получил его имя⁵; сгибательный рефлекс ноги, описанный Бехтеревым в 1900 г., считается «открытым» Мари и Фуа ⁶ в 1910 г.

В своей работе о роли органов равновесия в восприятии пространства В. М. Бехтерев явно предвосхищает идеи Магнуса о

¹ Обозрение психиатрии, неврологии и экспериментальной психологии, 1914—1915, № 10—12.

² Основы учения о функциях мозга, 1906, т. VI, стр. 826.

³ Обозрение психиатрии, невропатологии и экспериментальной психологии, 1896, № 10.

⁴ Там же.

⁵ Нервные болезни в отдельных наблюдениях, 1894.

^β Обозрение психиатрии, невропатологии и экспериментальной психологии, 1900, № 9.

рефлексах положения ¹. Современные энцефало- и ангиография имеют свои корни в заявлении В. М. Бехтерева о том, что можно будет изучать состояние мозга и его сосудов, вводя в сосуды вещества, не пропускающие рентгеновых лучей².

В. М. Бехтерев является крупнейшим практиком-психиатром. Он посвятил многочисленные работы и осуществил ряд мероприятий по организации системы нестеснения и улучшения режима психиатрических учреждений, внедрению в психиатрическую практику многообразных видов терапии, организации культ-и трудотерапии в психиатрических учреждениях, разработке вопросов профилизации психиатрических отделений, призрения и патронажа психически больных, организации психо-невроло-гических диспансеров. В этой деятельности В. М. Бехтерева тесно связывались лечебно-организационная практика и гуманные ■ общественные идеи.

В терапии психических болезней В. М. Бехтереву свойственна большая активность и огромная настойчивость, с которой он боролся за восстановление здоровья нервно- и психически больных. Он применял все, что давала ему современная наука. Физиотерапия, механотерапия и психотерапия, рентгенотерапия и нейрохирургия, фармакотерапия, трудотерапия, серотерапия, опотерапия и др.—весь этот богатый арсенал средств использовался гибко и диференцированно с соблюдением принципа гуманности и осторожности в отношении к больному. В. М. Бехтерев был одним из активнейших организаторов рентгенотерапии нервно- и психически больных, цвето- и светолечения. Большое внимание он уделял лечению музыкой — метод, до сих пор недостаточно развитый и оцененный.

В фармакотерапии В. М. Бехтерев проводил принцип комбинированного действия рядом лекарственных веществ. Примером такой комбинации является его знаменитая микстура. Он активно внедрял трудовую терапию. Творческая инициатива В. М. Бехтерева в области психотерапии проявлялась во введении ряда методических вариантов психотерапии — гипноза, лечения отвлечением.

В. М. Бехтерев сделал чрезвычайно много для пропаганды и популяризации науки. Он опубликовал многочисленные популярные статьи по вопросам воспитания, гигиены нервной системы, научного понимания нервно-психической деятельности.

Будучи выдающимся организатором, В. М. Бехтерев привлекал к себе широкий коллектив, на который он всегда опирался в своей работе. Из коллектива сотрудников В. М. Бехтерева вышли выдающиеся советские невропатологи, психиатры и психологи.

¹ Вестник клинической и судебной психиатрии, 1884, № 1.

² Отчеты научных собраний Санкт-Петербургской клиники нервных и душевных болезней за 1895—1896 и 1896—1897 гг.

В кипучей деятельности В. М. Бехтерева сочетались теория с практикой, изучение с лечением и воспитанием. Ученый-общественник, он объединял в себе индивидуальные и общественные устремления, личное творчество с трудом на благо народа.

Стоя на рубеже двух эпох, он соединял в себе лучшие традиции русской дореволюционной научной интеллигенции с энтузиазмом молодого социалистического поколения. Он первый из крупнейших русских ученых после статьи В. И. Ленина «Великий почин» откликается на нее статьей, в которой с подъемом пишет об огромном значении субботников, видя в них проявление творчества народных масс, «шествие труда свободного, коллективного, бескорыстного, почти героического».

Когда в Америке разразился знаменитый своим обскурантизмом «обезьяний процесс», В. М. Бехтерев немедленно откликается на него статьей «Борьба за науку». Бичуя фанатиков церкви и политически реакционные группы американских шовинистов, он заявляет: «Материалистические выводы и положения современной науки должны быть самым решительным образом выдвинуты на борьбу с грозной эпидемией фанатического изуверства, идущей с дальнего запада из Америки, кичащейся своими техническими достижениями и свободами» ^г. Как близки эти слова нашей современности и о какой чуткой прозорливости они свидетельствуют !

В. М. Бехтерев является выдающимся деятелем отечественной науки и культуры, тружеником, которым всегда будет гордиться наша великая социалистическая родина.

Трудящиеся Ленинграда оказали В. М. Бехтереву высокое доверие, избирая его при каждых выборах депутатом Петроградского, в дальнейшем Ленинградского совета депутатов трудящихся.

Умер В. М. Бехтерев 24 декабря 1927 г. в полном расцвете творческих сил.

В речи, произнесенной у гроба В. М. Бехтерева, председатель ЦИК М. И. Калинин дал высокую оценку его деятельности. Товарищ Калинин сказал: «Осознание единства науки и социализма и практическое претворение в жизнь этого сознания — вот что является одной из огромнейших заслуг покойного. Академик Бехтерев много помог сближению труда и науки и этим самым укреплению рабоче-крестьянского строя» ².

В. Мя с ище в

¹ Железнодорожная техника и экономика, 1919, № 3. • «Известия» от 25 декабря 1927 г.

время Гудден¹ считали возможным установить существование неполного перекреста, другие авторы, как Бизиадецкий²>Мандель-штам³ и Мишель⁴, высказались в противоположном смысле, т. е. за существование полного перекреста.

С целью примирить эти разноречивые взгляды некоторые авторы в отношении перекреста волокон в chiasma предполагали даже существование индивидуальных различий, подобно тому как существуют количественные различия перекреста волокон в пирамидах (Флексиг). Подобное предположение в отношении chiasma, впрочем, до сих пор еще не имеет за себя никаких положительных данных.

Из числа анатомических работ исследования Гуддена, несомненно, заслуживают наибольшего внимания ввиду того, что они были выполнены по принципу экспериментальной гистологии. Автор, разрушая bulbi oculi новорожденным животным, мог выделить из всего ствола tractus opticus те волокна, которые подвергались последовательному перерождению, от тех, которые избегли подобного перерождения. На основании полученных результатов Гудден мог констатировать, что каждый tractus opticus состоит из четырех частей: 1) волокон, которые, собственно говоря, не принадлежат самому tractus, а только сопровождают его на некотором протяжении, входя в состав так называемой спайки Мейнерта; 2) волокон, которые принадлежат самому tractus, но не входят в состав п. optici, а, переходя в заднем углу chiasma с одной стороны на другую, составляют так называемую commissuram infer. Guddeni; 3) волокон, переходящих из tractus через chiasma без перекреста, которые лежат в наружной части соответствующего п. optici, и 4) волокон, перекрещивающихся в chiasma и занимающих самую внутреннюю часть п. optici.

Эти исследования, таким образом, говорят в пользу существования неполного перекреста волокон п. optici в chiasma более высших позвоночных, хотя они не дают еще права утверж? дать, что количественное отношение перекрещивающихся и не перекрещивающихся волокон у высших животных должно быть то же самое, как и у человека.

Несмотря на совершенство приведенных исследований Гуддена, многие авторы признают вполне справедливо, что анатомические данные не могут еще служить к окончательному выяснению спорного вопроса, решение которого всецело находится в руках экспериментальной физиологии.

¹ Gudden, Arch. f. Ophtalmologie, 1874, Bd. 25.

² Biesiadecki, Ueber das Chiasma nervorum opticorum d. Men-sc.hen u. d. Thiere, Wiener Sitzungsb. d. Mathem. u. Naturwiss., 1861, Bd. XLII.

•Mandelstamra, Arch, f. Ophtalm., 1873, Bd. XVI. ⁴ M i s с h e 1, Ibid.

Действительно, вопрос о перекресте зрительных волокон в chiasma мог быть решен экспериментальным путем весьма просто, если бы удалось сделать перерезку или одного из tractus opticus, или разрезать всю chiasma ηπ. opticorum в передне-заднем направлении. Такие исследования производились, но, к сожалению, и они не привели к согласному результату. Кнолль ^гпервый начал исследования подобного рода. Производя в одном ряде опытов перерезку п. optici и убедившись, что у животного под влиянием указанной операции наступало вместе со слепотой соответствующего глаза расширение зрачка и неподвижность его при непосредственном раздражении светом, автор произвел в другом ряде опытов перерезку tractus opticus, причем наблюдал те же явления, но только на противоположном глазу. Несколько позже Броун-Секар ² опубликовал результаты своих опытов над кроликами и морскими свинками, которым он производил как перерезку одного из tractus opticus, так и рассечение chiasma в передне-заднем направлении, а также разрушение согр. genicul. и согр. quadrigemini. Во всех этих случаях автор наблюдал различного рода нарушения зрительной способности: то полную слепоту соответствующего или противоположного глаза или обоих вместе, то половинную слепоту одного или одностороннюю половинную слепоту обоих глаз. При этом он не определяет в подробностях, каким поражениям соответствует то или другое нарушение зрения, но утверждает, что перерезка chiasma в передне-заднем направлении вызывала полную слепоту обоих глаз, а перерезка одного tractus — полную слепоту противоположного глаза ³.

Оба приведенные исследования говорят, таким образом, в пользу существования полного перекреста зрительных волокон в chiasma ηη. opticorum. Напротив того, исследования Никати* привели к совершенно противоположному результату. Производя рассечение chiasma в передне-заднем направлении у кошки, автор не наблюдал прекращения зрительной способности как со

¹ Knoll, Beitr. z. Anat. u. Physiol, v. Eckhard, Giessen, 1869, Bd. IV.

• Brown-Sequard, Arch, de physiol. norm, et pathol., 1872, vol. IV, 2, p. 261.

⁸ Автор, впрочем, придерживается совершенно особенного взгляда относительно происхождения упомянутых зрительных расстройств. По его мнению: П одного полушария мозга достаточно для зрения обоими глазами, и каждый tractus opticus, будучи связан с соответствующим полушарием мозга, находится в сообщении с обеими половинами обеих сетчаток; 2) amaurosis в случае повреждения tractus opticus, corp. quadrig. или других частей соответствующего мозгового полушария зависит не от прекращения функции проводников зрительных впечатлений или центра, воспринимающего эти впечатления, но от влияния на питание глаза или п. optici, вследствие раздражения, происходящего в месте повреждения. Подобный взгляд, сколько мне известно, до сих пор, однако, не разделяется никем из современных физиологов и в пользу его не существует пока никаких положительных фактов.

* Nicati, Zbl. f. med. Wissensch., 1878, S. 449.

стороны того, так и со стороны другого глаза, из чего можно заключить только о существовании у оперированных животных неполного перекреста волокон в chiasma ηη. opticorum.

Недостаток приведенных исследований очевиден уже из того, что экспериментаторы производили свои опыты над такого рода животными, относительно которых уже анатомические данные заставляют сомневаться в существовании неполного перекреста зрительных волокон в chiasma. По моему мнению, вопрос этот может быть решен окончательно только на основании экспериментальных исследований, произведенных над более высшими животными, как, например, собаками, над которыми подобных исследований еще не производилось.

Способ, при помощи которого удается достигнуть рассечения tractus opticus у такого рода животных, может быть двояким: один состоит в том, что проникают обоюдоострым ножом из пасти животного внутрь черепа в месте, соответствующем турецкому седлу, и перерезывают или самый tractus opticus, или, что удается только в некоторых счастливых опытах, рассекают chiasma пп. opticorum в передне-заднем направлении. Другой способ требует трепанации черепа тотчас над arcus zygomaticus, в промежутке между глазом и ухом животного, после чего внутрь черепа проводят загнутый по краю нож с притуплённым концом и, скользя им по внутренней поверхности средней черепной ямки с целью обойти височную область мозгового полушария, достигают, наконец, боковой стенки турецкого седла; на месте последней поворачивают нож лезвием кверху и производят перерезку tractus opticus одним движением ножа в обратном направлении; затем снова поворачивают нож плашмя и, держась стенки черепной покрышки, осторожно выводят его обратно.

Каждый из этих способов имеет свои выгоды и невыгоды. Первый, несомненно, имеет преимущество в том отношении, что дает возможность произвести вполне изолированную перерезку не только tractus opticus, но и opticus (внутри черепной полости), а также сделать рассечение chiasma в том или другом направлении. Невыгода же этого способа состоит в том, что он требует особенного навыка и при всем том, пользуясь этим способом, не всегда удается действовать наверняка. При употреблении второго способа, напротив того, почти всегда можно рассчитывать на успех в отношении перерезки tractus, но при этом обыкновенно в большей или меньшей степени повреждается также и соседняя ■мозговая ткань. Впрочем, от руки экспериментатора зависит свести эти посторонние повреждения до возможного минимума.

Результаты сделанных мною опытов над собаками по тому и другому способу заключались в следующем.

При перерезке п. optici у животного вместе с полной слепотой соответствующего глаза наступало значительное расширение зрачка и неподвижность его по отношению к свету, если последний падает непосредственно на исследуемый глаз. Напротив

того, если свет проникает через здоровый глаз, то зрачок глаза с перерезанным п. opticus суживается, вследствие чего при открытых обоих глазах неравномерность зрачков почти совершенно исчезает. Но достаточно животному закрыть здоровый глаз и немедленно наступает расширение зрачка оперированной стороны ad maximum и вместе с тем зрачок перестает реагировать на свет.

При рассечении chiasma ηη. opticorum в передне-заднем направлении не наступает полной слепоты ни в том, ни в другом глазу. Животное, несомненно, видит и хорошо обходит препятствия, если оба глаза остаются открытыми; животное,-таким образом, почти никогда не натыкается на мебель и заворачивает еще прежде, чем достигнет стены комнаты. Глазные оси животного обыкновенно направлены прямо вдаль, зрачки большей частью не представляют резких изменений в ширине и заметно реагируют на свет, иногда не только при непосредственном раздражении светом исследуемого глаза, но и при раздражении другого глаза.

При перерезке одного из tractus opticus точно так же у животного не наблюдается полной слепоты ни в том, ни в другом глазу, и при открытых обоих глазах оно хорошо обходит препятствия. Без внимательного исследования подобного рода животное даже трудно отличить от здорового. Но достаточно завязать ему тот или другой глаз, чтобы оно начало натыкаться преимущественно на те препятствия, которые лежат в направлении неповрежденной стороны. Таким образом, при перерезке правого tractus opticus животное натыкается на препятствия, встречаемые с левой стороны, безразлично — будет ли при этом закрыт правый или левый глаз; при перерезке левого tractus, напротив того, оно наталкивается на препятствия, лежащие с правой стороны животного. Точно так же существующее ограничение поля зрения у животного легко удается обнаружить, заставляя его подбирать с полу при закрытом одном глазе разбросанные куски пищи или производя вблизи глаза угрожающие жесты рукой то с одной, то с другой стороны. В последнем случае животное обнаруживает сохранившуюся часть поля зрения миганием или стремлением отстраниться от угрожающего жеста.

,. Таким довольно сложным путем удается, наконец, убедиться, что у животного с перерезанным tractus opticus существует ограничение поля зрения в обоих глазах на стороне, противоположной в отношении к перерезанному tractus, иначе говоря — наблюдается выпадение функции одноименных отделов обеих сетчаток на сторонах, соответствующих перерезанному tractus. Мне казалось при этом, что выпадение функции в каждом глазу строго ограничивается целой половиной сетчатки, но утверждать этого с положительностью я не могу ввиду того, что более точное исследование зрительной способности у животных, вообще говоря, в высшей степени затруднительно.

ОБ ОДНОЙ.'ДО СИХ ПОР НЕИЗВЕСТНОЙ СВЯЗИ МЕЖДУ ГЛАВНОЙ ОЛИВОЙ И ГОЛОВНЫМ МОЗГОМ

При исследовании мозга новорожденного примерно месячного возраста удается доказать наличие объемистого, четко отграниченного пучка миэлиновых волокон, проходящего по всему длиннику покрышки моста и мозговых ножек. Этот пучок известен, вернее, описан правильно лишь на части своего протяжения¹, но его значение до настоящего времени еще неизвестно. Принимая во внимание расположение этого пучка в верхней части моста и нижней части мозговых ножек, я его хочу назвать «центральным пучком покрышки». Центральный пучок покрышки обнаруживается в продолговатом мозгу на дорзальной, гезр. наружной, стороне главной оливы, его пучки видны между ее завитками. Начиная от середины оливы, волокна центрального пучка покрышки собираются главным образом на ее дорзальной поверхности в компактный пучок, который быстро увеличивается в поперечнике; на уровне верхнего края оливы, достигнув той толщины, которая обнаруживается и выше — в мосту и мозговых ножках, он переходит в мост. Центральный пучок покрышки первоначально расположен здесь между верхней оливой и медиальной петлей (т. е. в петлевом слое минус нижняя петля); вентраль-но он отграничен трапециевидным телом. Далее кверху центральный пучок покрышки располагается более дорзально, в верхней части моста он расположен в середине сетевидной формации; еще далее кверху он все более и более приближается к центральному серому веществу полостей, к которому, наконец, прилегает на уровне верхних холмов четверохолмия, непосредственно снаружи от заднего продольного пучка. Центральный пучок покрышки на своем пути с вентральной на дорзальную поверхность покрышки переплетается с волокнами верхней мозжечковой ножки (brachium conjunctivum) и, наконец, подходит к дорзальной поверхности красного ядра, способствуя образованию дорзальной капсулы последнего. На нижних отрезках моста с центральным пучком покрышки граничит дорзально другой, меньший

^] На препаратах головного мозга взрослого этот пучок также довольно легко обнаружить. У Штиллинга он очень хорошо изображен (на табл. 11, е), но ошибочно обозначен как продолжение бокового канатика. Вернике ошибочно описывает один из участков этого пучка как «пучок покрышки нз задней комиссуры».

2ft

пучок, который у плода миэлинизируется гораздо раньше, у новорожденного же, примерно месячного и более старшего возраста, он представляется частично слившимся с центральным пучком покрышки. Этот пучок очень резко выделяется от остальных отделов сетевидпой формации, особенно у семимесячного плода, и, таким образом, выходит, что он не имеет никакой связи с центральным пучком покрышки. Напротив того, он состоит из волокон, которые исходят из серых масс боковых отделов ромбовидной ямки на уровне вхождения тройничного нерва, дугообразно вступают в сетевидную формацию, далее идут косо книзу к одноименной главной оливе и пронизывают ее сзади и снаружи вперед и внутрь, исчезая в межоливном слое петли (formatio reticularis).

Там, где пучки вентральной части ^г задней комиссуры мозга идут к заднему продольному пучку, они частично переплетаются с центральным пучком покрышки, так что оба пучка кажутся как бы переходящими друг в друга (отсюда и ошибка Вернике). Однако изучение плода примерно семимесячного возраста, у которого в это время указанные волокна задней комиссуры обладают толстыми миэлиновыми оболочками, в то время когда центральный пучок покрышки еще совершенно лишен миэлина, показывает, что оба пучка не связаны друг с другом. Больше того, центральный пучок покрышки продолжается дальше кверху по направлению к большому мозгу, в котором он между дном III желудочка и красным ядром, в некотором отдалении от первого, загибается вперед, resp. вентрально; я, однако, не могу указать место его центрального окончания.

В пользу того, что центральный пучок покрышки в периферических отделах связан с главными оливами, говорит следующее: центральный пучок покрышки получает миэлиновые оболочки непосредственно после той системы волокон, которая соединяет перекрестно большие оливы с мозжечком (главная часть верев-чатого тела), т. е. в последний месяц утробной жизни. Только к этому времени миэлинизируются и пучки волокон, исчезающие в сером веществе олив. Также можно с достоверностью исключить переход центрального пучка покрышки в спинной мозг. Кроме того, поперечное сечение центрального пучка покрышки и пучка, осуществляющего соединение мозжечка с большой оливой, примерно одинаково.

Центральный пучок покрышки особенно хорошо выделяется в мосту как раз у новорожденного месячного возраста. Это связано с тем, что проходящие медиально и латерально от центрального пучка покрышки довольно объемистые пучки волокон покрышки или совершенно лишены миэлина, или бедны^им; лишь позже они становятся богатыми миэлином.

¹ Ср. Darkschewitsch, Ueber die hintere Commissura des-Gehirns, Neurol. Zbh, 1885, λ^η<>5.

^Schleifenschicht немцев) мякотными являются только волокна боковой или нижней петли, можно утверждать с положительностью, что эти последние волокна не происходят из межолив-чатого слоя, как волокна других частей петельного слоя,.а обракуют собой совершенно самостоятельный пучок, обнаруживающийся впервые только на уровне трапециевидного тела.

Волокна этого пучка, как я убедился, берут начало главным образом в сером веществе верхней оливы соответствующей стороны; некоторые же из них, входя в состав поперечных волокон трапециевидного тела, повидимому, происходят и из противоположной верхней оливы.

В направлении кверху от трапециевидного тела волокна боковой петли, отодвигаясь постепенно кнаружи вместе с верхним концом верхней оливы, вскоре поворачивают к заднему четверохолмию; затем большинство их оканчивается в ядре последнего, а меньшая часть рассеивается в окружающем сером веществе. Несомненно, что волокна боковой петли не переходят в область переднего четверохолмия, как это допускалось некоторыми авторами¹.

Второй пучок, поднимающийся от верхних олив к мозжечку, был уже описан мною в статье «О двух пучках, входящих в состав внутреннего отдела задней ножки мозжечка»². Он располагается между волокнами наружного отдела мозжечковой ножки и особенным пучком, выходящим к мозжечку из области описанного мною скопления клеточных элементов, расположенного непосредственно позади наружного слухового ядра, или ядра Дейтерса. По вступлении в мозжечок волокна рассматриваемого пучка, берущего начало главным образом в соответствующей, а частью, быть может, и в противоположной верхней оливе, проходят над передней ножкой мозжечка и направляются затем к кровельным ядрам как соответствующей, так и противоположной стороны.

Кроме двух только что описанных пучков, принадлежащих верхним оливам, на разрезах из мозгов зародышей удается еще рассмотреть отношение этих образований, во-первых, к переднему ядру слухового нерва (nucleus anterior Meynerti, nucleus acustici «accessorius» Schwalbi), во-вторых, к ядру отводящего

¹ Необходимо заметить, что волокна нижней петли на весьма значительном протяжении кверху сопровождаются группой клеточных элементов, исчезающих только в области заднего четверохолмия, на небольшом расстоянии от его ядра. Так как при этом на непрерывном ряде разрезов не удается найти свободного промежутка между этой группой клеточных элементов и соответствующей верхней оливой, то первую и следует, по моему мнению, рассматривать как прямое продолжение последней. Верхние оливы, таким образом, заходят кверху значительно далее, чем считали до настоящего времени.

² Врач, 1885, стр. 131; Neurol. Zbl., 1885, № 7.

нерва¹ и, в-третьих, к волокнам основного пучка боковых столбов спинного мозга².

волокна, связывающие верхние оливы с передним ядром слухового нерва, выходят из последнего в поперечном направлении наперекрест с передним корешком слухового нерва и рассеиваются затем в соответствующей верхней оливе. Часть этих волокон, впрочем, переходит и в поперечные волокна трапециевидного тела, направляясь к противоположной оливе.

Соединение верхних олив с ядром отводящего нерва на препаратах из мозгов зародышей, окрашенных гематоксилином по Вейгерту, видно с поразительной наглядностью. Волокна, при посредстве которых происходит это соединение, поднимаются от оливы к ядру отводящего нерва в виде довольно широкого пучка, проходящего почти параллельно нисходящей части корешка лицевого нерва. Повидимому, однако, не все эти волокна оканчиваются в самом ядре отводящего нерва: некоторая часть их переходит и в область заднего продольного пучка, направляясь, быть может, к ядрам глазодвигательного нерва.

Наконец, что касается до отношения верхних олив к основному пучку боковых столбов спинного мозга, то его без труда удается показать на препаратах из мозга зародышей приблизительно в 25—28 см длиной, у которых из всех частей белых столбов спинного мозга представляются мякотными только корешковая область пучков Бурдаха и основной пучок передних и боковых столбов. Делая разрезы из таких мозгов, мы убеждаемся, что при переходе спинного мозга в продолговатый самая задняя часть основного пучка боковых столбов отделяется от других волокон этого пучка, переходящих во внутренние части сетевид-ной формации, и затем в виде обособленного пучка поднимается по периферии продолговатого мозга, проходя между нижними оливами и восходящим корнем тройничного нерва. На непрерывном ряде разрезов легко доказать, что этот пучок продолжается кверху только до области верхних олив, в которых он и оканчивается³.

Вышеописанные соединения верхних олив позволяют нам сделать некоторые заключения об их отправлении, оставшемся до настоящего времени еще совершенно неизвестным.

¹ На отношение волокон трапециевидного тела (происходящих главным образом из верхних олив) к переднему ядру слухового нерва указал еще Флексиг в своей работе «Die Leitungsbahnen im Gehirn und Rflcken-mark»(Leipzig,1876); соединение же верхних олив с ядром отводящего нерва описывалось уже Дином, но все другие авторы о нем не упоминают совсем.

² Основным пучком бокового столба я называю ту часть остаточной области последнего (Seitenstrangrest Флексига), которая остается за вычетом из нее пограничной области (Grenzschicht der grauen Substanz)n описанного мною периферического пучка передней области бокового столба, облагающегося миэлином в относительно позднем возрасте (см. протоколы заседаний Общества психиатров в С.-Петербурге за ноябрь 1884 г.).

³ Непосредственное продолжение его в боковую петлю невероятно уже и ввиду того обстоятельства, что волокна последней облагаются миэлнном несколько позже, чем волокна рассматриваемого пучка.

^ В. М. Бехтерев

Некоторые из волокон этого пучка, повидимому, имеют отношение только к противоположной оливе, так как, вступая в состав поперечных волокон трапециевидного тела, они огибают соответствующую оливу и переходят затем в противоположную сторону. Но во всяком случае значительная его часть, несомненно, берет начало в соответствующей верхней оливе. По крайней мере на многих препаратах удается видеть довольно значительное число волокон, выходящих из соответствующей верхней оливы, которые, проникая частью через студневидное вещество (substantia gelatinosa) между волокнами восходящего корня тройничного нерва, частью же проходя снаружи от последнего, продолжаются затем в пучке, поднимающемся к кровельным ядрам мозжечка.

Необходимо заметить еще, что некоторые из волокон упомянутого пучка не переходят в трапециевидное тело, а, поворачивая кнутри тотчас при основании ядра Дейтерса, вскоре исчезают на пространстве между последним и восходящим корнем тройничного нерва.

Слуховой нерв по развитию своих волокон может быть разделен на два отдельных корня: один, соответствующий переднему корешку авторов, представляется мякотным уже у зародышей в 25 см длиной, тогда как другой, соответствующий заднему корешку авторов, облагается впервые миэлином только у зародышей приблизительно в 30 см. Первый из этих корешков происходит из предцверной части слухового нерва и потому может быть назван корешком преддверного нерва; второй же происходит из улитковой ветви слухового нерва, вследствие чего может быть назван корешком улиткового нерва.

Ни один из этих корешков не имеет прямого соединения с мозжечком. Корешок п. vestibularis большинством своих волокон оканчивается в упомянутом выше скоплении клеточек, расположенном непосредственно сзади ядра Дейтерса; другая же часть его волокон спускается вдоль последнего к продолговатому мозгу, сопровождаясь на некотором протяжении волокнами ранее развивающегося пучка внутреннего отдела задней мозжечковой ножки. Корешок же п. cochlearis оканчивается значительной частью своих волокон в так называемом переднем ядре слухового нерва (nucleus anterior, по Мейнерту, nucleus acustici acces-sorius, no Швальбе).

О других соединениях я сообщу позднее. Здесь же следует упомянуть еще, что волокна striae acusticae облагаются миэлином много позднее обоих корешков слухового нерва, вследствие чего они и не могут представлять собою прямого продолжения последних.

О ЗАДНИХ КОРЕШКАХ, МЕСТЕ ИХ ОКОНЧАНИЯ

В СЕРОМ ВЕЩЕСТВЕ СПИННОГО МОЗГА

И ОБ ИХ ЦЕНТРАЛЬНОМ ПРОДОЛЖЕНИИ

Имея значительное количество препаратов мозгов человеческих зародышей и новорожденных, я поставил себе, между про^ чим, целью выяснить на этом материале окончание задних корешков и их дальнейшее распределение внутри серого и белого вещества спинного мозга. В этом направлении исследования мои начались еще в течение зимы 1884/85 г.; предварительное же сообщение о результатах этих исследований было сделано мною в начале 1885 г. в заседании Психиатрического общества¹. Кроме того, позднее была напечатана мною относящаяся сюда же работа: «Об особенной составной части боковых столбов спинного мозга»'². До сих пор, однако, мне не удалось опубликовать свои исследования по этому предмету в более полном объеме, чем я и желал бы оправдать появление настоящей работы.

За указанный промежуток времени были обнародованы три исследования, относящиеся к данному предмету: подробная работа Лиссауэра³ и краткие сообщения Такакса⁴ и Россолимо⁵. Эти работы я считаю здесь необходимым прореферировать, прежде чем перейти к изложению данных, полученных при своих исследованиях.

Лиссауэр, занимавшийся исследованием патологоанатомиче-ских изменений при tabes dorsalis, приводит в своей работе подробное описание анатомического отношения задних корешков

¹ См. протоколы этого общества за 1885 г.

* См. Врач за 1885 г. и Du Bois-Reymond's Arch., Anat. Abt., 1886. ³ Lissauer, Beitrag zum Faserverlauf im Hinterhorn d. mensch-

lichen Rfickenmarks etc.. Arch. f. Psych, u. Nervenkrankh., Bd. XVII, Hft. 2 (ранее этой работы Лиссауэ'ром были опубликованы краткие сообщения в Neurol. Zbl., 1885, № 11, и в Verhandlungen des IV Kongresses f, innere Medizin zu Wiesbaden).

* T a k а с s, Ueber d. Verlauf d. hinteren Wurzelfasern im Ruckenmark etc., Neurol. Zbl., 1887, № 1.

⁸ Россолимо, Zur Frage uber den weiteren Verlauf der Hinter-wurzelfasern im Rflckenmarke, Ibid., 1886, № 17. После того как настоящая статья была приготовлена к печати, появилась уже и подробная работа Россолимо в виде диссертации: «Экспериментальное исследование по вопросу о путях, проводящих чувствительность и движение», М., 1887.

в поясничном утолщении спинного мозга, следовательно, в той части последнего, в которой преимущественно и локализуется патологический процесс в начальном периоде tabes.

При этих исследованиях автор убедился, что тонкие, вертикально поднимающиеся волокна в окружности наружного края желатинозного вещества заднего рога или в краевом поясе (resp. в описанной мною заднекорешковой части боковых столбов¹) принадлежат задним корешкам. Эти волокна, по исследованиям Лиссауэра, большей частью переходят в желатинозное вещество заднего рога.

Не касаясь подробно рассматриваемого автором вопроса о строении желатинозного и спонгиозного вещества заднего рога, мы остановимся здесь только на результатах его относительно содержания в последнем задних корешков.

Задний рог, по автору, содержит корешковые волокна двух родов: 1) толстые волокна, проникающие пучками непосредственно до substantia spongiosa и здесь изменяющие свое горизонтальное направление на вертикальное; 2) тонкие волокна, которые тотчас по вступлении в спинной мозг отклоняются кнаружи, образуя собой восходящие волокна краевого пояса (Randzone).

Здесь эти волокна проходят на большем или меньшем протяжении вдоль спинного мозга и затем вступают в задний рог. Дальнейшее же распределение этих волокон в сером веществе спинного мозга остается еще во многих отношениях невыясненным.

Что касается исследований Такакса, то они опубликованы только в виде коротких положений, часть из которых я приведу здесь дословно.

1. Задние корешки при вступлении в спинной мозг разделяются на две части. Одна часть проникает в серое вещество, тогда как другая загибает внутрь и кнаружи в белое вещество, окаймляющее задние серые рога.

2. Корешковые волокна, вступающие в серые рога, проникая через substantia gelatinosa, достигают клеток кларковых столбов и, повидимому, в них предварительно оканчиваются.

3. Корешковые волокна, вступающие в белое вещество, окаймляющее серые задние рога (клиновидный пучок Бурдаха и задний отдел остаточной области боковых столбов), загибаются тотчас кверху, поднимаются на нем по крайней мере на высоту трех корешков и затем входят в вещество заднего рога.

Из кларковых столбов, по автору, часть волокон направляется во внутренние области пучков Бурдаха, образуя здесь крыловидную часть разреза (fliigelformigen Flachenabschnitt), из которой позднее создается пучок Голля; другая же часть волокон из кларковых столбов, направляющаяся к периферии боковых столбов, образует собой мозжечковый пучок.

¹ В последующем изложении мы будем называть эту область «наружной заднекорешковой областью» в отличие от «внутренней заднекорешковой области», или корешковой области пучков Бурдаха.

Как пучок Голля, так и мозжечковый пучок боковых столбов составлены, по автору, из однородных волокон, служащих при посредстве клеток заднего рога продолжением задних корешков. Пучки же Бурдаха и задний отдел остаточной области боковых столбов образованы преимущественно из непосредственного продолжения задних корешков, которые на большем или меньшем расстоянии выше места вхождения вступают в серое вещество заднего рога. Автор допускает также, что в упомянутых частях спинного мозга к корешковым волокнам присоединяются еще волокна, связывающие между собой различные уровни серых задних столбов.

Следует еще заметить здесь, что оба цитированные автора делают из своих исследований соответствующие выводы относительно патологии tabes dorsalis, подкрепляя их патологоана-томическими исследованиями.

Относительно работы Россолимо необходимо упомянуть, что на основании опытов с перерезками задних корешков у морской свинки он доказывает, что пучки Голля не служат непрерывным продолжением волокон задних корешков — положение, которое было высказано мною еще раньше на основании исследований с помощью метода развития (см. цитированное выше сообщение)¹.

Мои исследования, как было уже упомянуто, произведены на мозгах зародышей и младенцев различного возраста, причем препараты окрашивались преимущественно гематоксилином по Вейгерту, частью же хлористым золотом по Фрейду. Результаты, полученные при этих исследованиях, я постараюсь изложить здесь в возможно сжатой форме.

При исследовании мозгов зародышей прежде всего выяснилось, что задние корешки составлены не из однородных волокон. Одни из них развиваются очень рано, представляясь мякотными уже к началу пятого месяца утробной жизни плода (у зародышей 25 см длиной), тогда как другие облагаются миэлином много позднее, незадолго до времени рождения.

Рис. 1.

¹ В более подробной работе о том же предмете (loc. cit.) автор указывает на следующие изменения вслед за упомянутой операцией: перерождение корешковых волокон, входящих в задний рог, атрофию большинства клеток этого рога, уменьшение объема заднего столба соответствующей стороны за счет наружных его волокон, атрофию пояса, прилежащего к периферии заднего рога, уменьшение количества волокон в заднем углу соответствующего бокового столба и разрежение сети в переднем роге той же стороны.

Таким образом, задние корешки по времени развития волокон могут быть разделены по крайней мере на два строго диференци-рованных пучка. Волокна этих пучков на поперечном разрезе заднего корешка не выделены отдельно, а смешаны между собой более или менее равномерно. В спинном же мозгу оба упомянутые пучка имеют различное анатомическое распределение. Так, большинство волокон ранее развивающегося пучка, как это видно из рис. 1 (rpi), тотчас по вступлении в спинной мозг отклоняется кнутри и вступает в корешковую область пучков Бурдаха, меньшая же часть проникает непосредственно в substantia gelatinosa, преимущественно в ее внутренние, а отчасти (преимущественно в нижних областях спинного мозга) и в наружные области. Между тем большинство волокон позднее развивающегося пучка (гре) при вступлении в спинной мозг поворачивает кнаружи, входя в наиболее заднюю часть боковых столбов, и здесь поднимается на некотором протяжении кверху; меньшая же часть или входит непосредственно в substantia gelatinosa, или поворачивает кверху уже непосредственно по вступлении в спинной мозг, располагаясь между корешковыми волокнами ранее развивающегося пучка. В нижних областях спинного мозга (в поясничном утолщении и в нижнем отделе грудной области) небольшая часть рассматриваемого пучка отклоняется даже кнутри от последних, занимая самую наружную часть пучков Бурдаха.

Тот и другой пучок различаются между собой не только по времени развития, но и по калибру волокон: первый, т. е. ранее развивающийся пучок, состоит из волокон значительной толщины, тогда как позднее развивающийся пучок содержит сравнительно очень тонкие волокна. Для краткости в последующем изложении первый пучок мы будем называть внутренними толстыми корешками, а второй — наружными тонкими корешками.

Следует, впрочем, иметь в виду, что название «внутренние и наружные корешки» в данном случае не вполне соответствует действительности, так как волокна первых, как упомянуто, заходят частью и в наружные области substantiae gelatinosae, а волокна вторых частью располагаются даже кнутри от первых, занимая самую наружную, прилежащую к корешкам область пучков Бурдаха¹.

Вопреки распространенному мнению, мы считаем, что все волокна задних корешков, вступая рано или поздно в серое вещество спинного мозга, прерываются содержащимися здесь клеточ-

¹ Это замечание имеет силу главным образом по отношению к поясничной части спинного мозга; в других же областях последнего топография того и другого пучка задних корешков более или менее полно соответствует их названию. Нелишне еще заметить, что мое разделение на внутренние толстые и наружные тонкие корешки, как легко видеть из описания, не вполне соответствует общепринятому в учебниках анатомии делению зад-, них корешков на внутренний наружный пучок.

ными элементами. Противоположное мнение, как известно, высказывалось нередко относительно внутреннего пучка задних корешков, часть волокон которого будто бы непрерывно поднимается в задних столбах, именно в пучке Голля, к продолговатому мозгу.

Это мнение основывалось главным образом на том обстоятельстве, что при перерезке п. ischiadic! у животных и при сдавлении caudae equinae у человека с течением времени обнаруживается вторичное перерождение задних столбов, причем перерождение пучков Голля распространяется вверх до продолговатого мозга¹.

Подобные случаи, однако же, по моему мнению, ничуть не могут служить доказательством непрерывного продолжения задних корешков к продолговатому мозгу. Последнее очевидно, по крайней мере, из того обстоятельства, что вторичное перерождение волокон далеко не всегда оканчивается в сером веществе, в элементах которого прерываются перерождающиеся волокна; напротив того, весьма нередко случается, что за перерождением определенной системы волокон следует перерождение или атрофия элементов серого вещества, а затем и перерождение волокон, лежащих по другую сторону клеточных элементов. Известно, например, что перерождение передней ножки мозжечка обыкновенно влечет за собой атрофию красного ядра и принадлежащих ему волокон; при повреждении мозговой коры (лобных извилин) наблюдали перерождение венечных волокон зрительного бугра, атрофию его переднего ядра и перерождение выходящего из последнего к corpus mamillare пучка Вик-д'Азира; наконец, перерождение пирамидных пучков боковых столбов спинного мозга в некоторых случаях, как известно, вызывает последовательную атрофию клеток передних рогов и перерождение волокон передних корешков.

В пользу того, что задние столбы спинного мозга не могут быть рассматриваемы как непрерывное продолжение волокон задних корешков к продолговатому мозгу, говорит с очевидностью тот факт, что волокна пучков Голля и большинство волокон периферической части пучков Бурдаха облагаются миэлином много позднее волокон внутренних толстых корешков. Только передне-наружная часть пучков Бурдаха становится мякотной одновременно с волокнами внутренней части задних корешков и, очевидно, составляется по преимуществу из корешковых волокон². Последние, однако, в этой части задних столбов, как показывают точные гистологические исследования, поднимаются кверху только на незначительном протяжении и затем, снова

¹ Что это перерождение ничуть не может считаться обязательным, по крайней мере для некоторых животных (морских свинок), доказывается недавними исследованиями Россолимо (см. выше).

² О разделении пучков Бурдаха на передне-наружную, или корешковую, и заднюю, или периферическую, части см. мою работу «О составе задних столбов спиниого мозга», Врач, 1885, и Neurol. Zbl., 1885, № 2.

принимая горизонтальное направление, рано или поздно вступают в серое вещество спинного мозга.

Что касается места окончания волокон задних корешков, то изучение препаратов из мозгов новорожденных и зародышей убеждает нас в следующем.

Большинство волокон внутренних толстых корешков, как упомянуто, вступает в передне-наружную часть пучков Бурдаха или внутреннюю корешковую область (rpi'), меньшая же часть проникает непосредственно в substantia gelatinosa Rolandi. В передне-наружной части пучков Бурдаха многие из корешковых волокон загибаются кверху, после чего они снова принимают горизонтальное направление, устремляясь к серому веществу заднего рога. Другая же часть корешковых волокон, обогнув выдающуюся кнутри часть заднего рога, проникает прямо в серое вещество последнего.

По вступлении в серое вещество заднего рога волокна внутренних толстых корешков получают двоякое направление.

Одни из них, располагающиеся более кнутри и проходящие через передне-наружную область пучков Бурдаха в виде компактного пучка, подходят к серым кларковым столбам (kl) и здесь рассеиваются между клеточными элементами последних; в областях же спинного мозга, где отсутствуют кларковы столбы, этот пучок оканчивается в соответствующих ядрах шейной и сакральной части спинного мозга. Напротив того, более наружные волокна внутренних толстых корешков из передне-наружной части пучков Бурдаха, прямо или временно изменяя свое направление на вертикальное, направляются впереди роландова вещества (загибаясь кверху или книзу) далее вглубь серого вещества. Некоторые из волокон этого пучка теряются уже в средней области серого вещества, вступая в соединение с расположенными здесь клеточными элементами, тогда как другие волокна достигают его передних рогов и здесь входят в состав сети нервных волокон, раскинутой между тремя большими группами клеток. Наконец, часть волокон этого пучка задних корешков по достижении средней области серого вещества поворачивает к передней комиссуре и, присоединяясь к ее волокнам, переходит в основной пучок противоположного переднего столба, а оттуда в передний рог другой стороны (см. рис. 1).

Что касается позднее развивающихся наружных тонких корешков, то исследование мозгов новорожденных младенцев показывает, что эти корешки с самого начала поднимаются на некотором протяжении кверху внутри задней части боковых столбов (в пучке, названном мною наружной задне-корешковой областью) или в краевом поясе Лиссауэра {гре') и затем снова вступают в серое вещество заднего рога. Проходя через наружные отделы sub-stantiae gelatinosae, частью же по наружному краю ее, эти волокна прерываются в небольших клетках заднего рога, располагающихся частью рассеянно, частью более или менее скученно

тотчас впереди роландова вещества (см. рис. 1). Небольшая часть этих волокон, повидимому, направляется также вглубь •серого вещества, подходя к боковой группе клеток переднего рога.

Таким образом, волокна того и другого пучка задних корешков имеют крайне разнообразное распределение в сером веществе спинного мозга; они вступают в соединение почти со всеми более или менее значительными группами клеток последнего и, кроме того, при посредстве передней комиссуры переходят на другую сторону спинного мозга.

Из кларковых столбов, служащих местом окончания значительной части толстых внутренних корешков, в свою очередь возникают многочисленные волокна, устанавливающие соединение их серого вещества с другими областями центральной нервной системы. От кларковых столбов эти волокна расходятся по трем главным направлениям. Прежде всего в них берут начало волокна, служащие к образованию мозжечкового пучка боковых столбов (Флексиг). Эти волокна выходят с передней и частью наружной стороны кларковых столбов и, заворачивая затем дугообразно к наружным отделам серого вещества (между задним и боковым рогом), переходят через белые боковые столбы, направляясь к периферии задней их части. В особенно обильном количестве эти волокна встречаются в области перехода поясничного утолщения в грудную часть спинного мозга, где их и удается лучше всего исследовать. Несомненно, впрочем, что волокна, •образующие прямые мозжечковые пучки (fc), выходят из кларковых столбов и на более высоких уровнях спинного мозга, хотя и «в значительно меньшем количестве.

Другие волокна выходят также в виде довольно значительных •пучков с задней и частью внутренней стороны кларковых столбов во внутренние и задние части пучков Bypnaxa(fpe). Небольшая часть этих волокон, по всей вероятности, переходит и в пучки Голля (fpi), в которых среди поздно развивающихся волокон мы всегда находим известное количество волокон, облагающихся ми-элином одновременно с волокнами периферической или задней части пучков Бурдаха. Несомненно, однако, что большая часть волокон пучков Голля, развивающаяся много позднее волокон пучков Бурдаха, берет начало не из кларковых столбов, а, как увидим впоследствии, из рассеянных клеток задних рогов.

Наконец, третьи волокна выходят с передней стороны кларковых столбов и, направляясь с самого начала почти прямо вперед, частью продолжаются затем в область соответствующего переднего рога, частью заворачивают в область передней комиссуры (са), вместе с волокнами которой они переходят на другую сторону спинного мозга (в противоположный передний рог).

Те и другие из только что упомянутых волокон удается встретить почти на всех з'ровнях грудной части спинного мозга, хотя

в более низких ее отделах они встречаются, повидимому, в большем количестве, нежели в верхних.

Из мелких клеток задних рогов, частью рассеянных, частью скученных непосредственно впереди роландова вещества и служащих местом окончания наружных тонких корешков, возникают волокна также тонкого калибра, которые, огибая кларковы столбы изнутри, а частью и снаружи, проходят в серую спайку (как в ее задний, так и в передний отдел — commissura anterior et posterior grisea). Из последней, как показывает сравнение большого ряда разрезов, они направляются в боковые столбы спинного мозга в область пограничного слоя, где образуют особую систему волокон, лежащих более или менее рассеянно между волокнами задней части основного (ff) и внутренней части пирамидного пучков (fpl).

Из рассеянных клеток заднего рога берет свое начало также и большинство волокон пучков Гол ля (jpi), в чем легко убедиться на разрезах из сакральной области спинного мозга.

Волокна, служащие для образования последних, проходят, подобно предыдущим, по серому веществу заднего рога в ближайшем соседстве с внутренним краем последнего; внутри задней комиссуры вблизи срединной линии (но не переходя через нее) они круто поворачивают почти прямо кзади и преходят затем вблизи задней перегородки до периферических областей срединной части задних столбов, где впервые и обозначаются пучки Голля¹.

Таким образом, как внутренние толстые, так и наружные тонкие задние корешки (не говоря о волокнах, идущих непосредственно к клеткам средней части серого вещества и передних рогов и имеющих, по всей вероятности, значение рефлекторных связей) служат для образования двух самостоятельных систем: первые дают начало волокнам задне-внутренней, или периферической, части пучков Бурдаха и мозжечковым пучкам боковых столбов, вторые служат для образования волокон особой системы в противоположном боковом столбе и волокон внутреннего пучка задних столбов или пучка Голля соответствующей стороны.

Несомненно, что два пучка задних корешков, развивающиеся в различное время утробной жизни плода, должны иметь и различное функциональное значение. До сих пор, однако, мы не имеем еще достаточно данных, чтобы решить окончательно вопрос о функциональном значении того и другого пучка задних кореш-

¹ Часто высказываемое мнение, что пучки Голля впервые образуются в поясничном утолщении спинного мозга, я считаю ошибочным. Исследование мозгов зародышей раннего возраста, где пучки Голля представляются еще безмякотными, в то время как другие части задних столбов уже обложились миэлином, показывает с несомненностью, что эти пучки находятся и ниже поясничного утолщения, в сакральной части спинного мозга, в виде двух узких клиньев, расположенных по обе стороны задней перегородки.

ков. Но одно обстоятельство, по моему мнению, заслуживает в указанном отношении полного внимания: при опытах с перерезкой задних столбов спинного мозга у различных животных меня всегда поражал тот факт, что повреждения, несомненно, касавшиеся корешковой области пучков Бурдаха, не вызывали у жи- „ вотных криков и, следовательно, ощущений. Последние обнаруживались только в том случае, когда повреждались части спинного мозга, лежащие при apex cornu posterioris или же когда режущий инструмент продвигался слишком далеко вперед и вместе с задними столбами повреждал серое вещество задней спайки или основания задних рогов.

На основании этих данных можно предполагать, что для проведения кожной чувствительности служат наружные тонкие, а не внутренние толстые корешки. Роль же последних, быть может, кроме рефлекторной функции, ограничивается проводимостью мышечного чувства.

В пользу этого последнего предположения, мне кажется, говорят до известной степени патологоанатомические данные при tabes dorsalis, когда процесс в самом начале ограничивается нередко поражением одной передне-наружной или корешковой области пучков Бурдаха (содержащей волокна внутренних толстых корешков), а начальным симптомом является всегда более или менее значительное поражение мышечного чувства.

Если наши предположения верны, то спрашивается, какие из двух систем, являющихся центральным продолжением той или другой части задних корешков, должны служить проводниками обоих родов чувствительности?

Из двух систем, принадлежащих внутренней части задних корешков мозжечкового пучка и периферической части пучков Бурдаха, первый не может служить проводником мышечных ощущений на том основании, что он поднимается непосредственно в мозжечок, поражение которого (и даже почти полное удаление у животных) не нарушает мышечной чувствительности. Следует, таким образом, полагать, что проводником последней является задняя, или периферическая, область пучков Бурдаха, мозжечковый уже пучок имеет, очевидно, рефлекторное значение; по нему, по всей вероятности, проходят центростремительные импульсы к мозжечку, участвующие при выполнении функции равновесия.

Что касается проведения кожной чувствительности, то из. двух систем, служащих продолжением наружного пучка задних корешков и заложенных — одна в соответствующем пучке Голля, другая в противоположном боковом столбе,— первая не может быть принята в расчет: 1) ввиду отрицательных физиологических и патологических данных и 2) ввиду того что эта система волокон не содержит перекреста в спинном мозгу, тогда как все физиологические данные говорят за существование такого перекреста для чувствующих волокон.

нением к fibrae propriae Meynerti, но расположенные внутри мозговой коры, представляются даже более развитыми, чем сами fibrae propriae.

Не лишним считаю здесь заметить, что еще несколько лет тому назад в составленной мною главе о мозговых полушариях, помещенной в «Основаниях микроскопической анатомии», изданных под редакцией М. Лавдовского и Ф. Овсянникова (см. стр. 928), мною указано на существование волокон, проходящих в лучистом слое аммонова рога наперекрест с длинными верхушечными отростками пирамидальных клеток. Как по своему расположению, так и по направлению эти волокна, без сомнения, вполне аналогичны волокнам, описываемым Каесом для других областей мозговой коры.

Я, впрочем, не вполне согласен с Каесом в том отношении, что поперечные волокна мозговой коры принадлежат к числу тонких волокон. По моим исследованиям, в состав наружных ассоциа-ционных волокон, проходящих внутри мозговой коры как в глубоких, так и в более наружных ее отделах, входят как тонкие, так и более толстые волокна, местами же последние преобладают.

В существующих анатомических описаниях мозговой коры (Экснер, Швальбе, Раубер, Тучек и др.) я не встречаю, кроме того, указаний на существование в некоторых областях заднего отдела полушарий особого слоя довольно толстых мякотных волокон, располагающихся довольно тесными рядами при основа-' нии первого слоя (на границе его со вторым). Направление этих волокон (на существование которых мною было указано впервые также в цитированной выше главе о мозговых полушариях и которые уже тогда в отличие от подкорковых fibrae propriae Meynerti были названы мною наружной ассоциационной системо й) представляется приблизительно параллельным поверхности мозговых извилин и обычно соответствует длине последних; поэтому на разрезах, проведенных поперек мозговых извилин, рассматриваемые волокна являются в большинстве случаев поперечно перерезанными. Поразительного развития этот слой достигает в особенности в subiculum cornu Ammonis и в самом аммоновом роге, где он располагается при основании так называемого мелкозернистого слоя, соответствующего первому слою других областей мозговой коры. Здесь этот слой был описан Оберштейнером¹ под названием stratum medullare medium и совершенно независимо от него — мною². Достойно внимания, что в аммоновом роге направление волокон рассматриваемого слоя соответствует длине извилины аммонова рога, вследствие чего на поперечных разрезах они оказываются перерезанными

¹ Оберштейнер, Руководство к изучению строения центральной нервной системы, М., 1888, стр. 363.

² См. рисунок и описание аммоиова рога в составленной мною главе о мозговых полушариях в «Основаниях микроскопической анатомии», под ред. М. Лавдовского и Ф. Овсянникова (стр. 928 и след.).

В первом случае дело идет, собственно, о волокнах, которые-были описываемы также мною в цитированной статье¹ и которые действительно образуют собой центральные продолжения волокон задней ветви слухового нерва после прерывания их в переднем ядре (и tub. acusticum). Волокна эти огибают веревчатое тело снаружи и сверху, после чего, углубляясь в мозговое вещество, переходят в дугообразные волокна сетевидной формации и перекрещиваются затем в шве над трапециевидным телом (corpus trapezoideum)². По Монакову, они образуют затем тыльное мозговое вещество верхней оливы противоположной стороны и, присоединяясь к нижней или боковой петле, вместе с волокнами последней поднимаются к заднему четверохолмию³.

Между тем у человека мы имеем пучки волокон, которые хотя также огибают веревчатое тело снаружи и сверху, но зато протягиваются по дну ромбовидной ямки до средней линии и затем углубляются в шов. Относительно этих истинных striae medulla-res человека еще в 1885 г.⁴ в работе, опубликованной из лаборатории П. Флексига, я заметил, что они развиваются много позднее корешков слухового нерва и потому, очевидно, не могут быть в прямой связи с ним. Затем в позднейшей своей работе⁵, в которой, между прочим, мною указано, что упомянутые выше волокна, отожествляемые Монаковым с striae medullares, на самом деле не должны быть смешиваемы с истинными striae medullares, я вновь подтверждаю, что эти последние striae medullares, s. acu-sticae человека в силу их позднего развития не могут служить прямым продолжением корешковых волокон слухового нерва. Эти указания я и теперь считаю безусловно верными, несмотря на то, что со времени опубликования моих работ появились цитированные нами исследования Монакова, повидимому, находящиеся в противоречии с вышеизложенными замечаниями.

К подобным же выводам пришел затем и Онуфрович в работе, опубликованной им в 1886 г.⁶. Он признает, подобно мне, за непреложный факт, что striae medullares не должны быть рассматриваемы как прямые продолжения слухового нерва; они могут быть или вторичными путями, возникающими из tub. acusticum, или же не имеют с п. acusticus ничего общего. Наконец, не очень

¹ См. мою работу в Neurol. Zbl., 1887, № 9, и в Вестнике психиатрии, а а тот же год.

² Багинский, впрочем, как мы видели, отрицает перекрещивание striae medullares в шве.

⁸ Высказанное мною предположение (см. Neurol. Zbl., 1887, К» 9,-S. 194) об окончании этих волокон после перекрещивания их в шве в осо--бой группе клеточных элементов верхнего этажа я считаю в настоящее время, после вышеуказанных исследований, мало правдоподобным.

⁴ 'См. мою работу: «Ueber die innere Abteilung des Strickkorpers und des achten Hirnnerven», Neurol. Zbl., 1885, S. 147.

⁵ См. мою работу в Neurol. Zbl., 1887, S. 194, и в Вестнике психиатрии за тот же год.

⁶ Onufrowitcz, Arch. . Psychiatrie, Bd. XVI, 3.

4* -?t

Давно проф. Флексиг¹ в статье, посвященной выяснению отношения заднего четверохолмия к слуховым нервам, подтверждая вновь, что striae medullares у человека получают мякотную обкладку лишь спустя долгое время после рождения, указывает на возможность их связи с нижним четверохолмием, при этом он замечает, что striae medullares по большей части происходят в raphe до передней периферии продолговатого мозга и переходят затем, как допускалось и Мейнертом, в librae arcuatae externae. По Флексигу, вопреки мнению Багинского, они перекрещиваются с брюшной стороны (вентрально) от corpus trapezoidei, в то время как малая (непостоянная) часть их перекрещивается тотчас под серой почвой желудочка, проникая в боковые части продолговатого мозга.

Исследуя за последнее время ход волокон striae medullares на человеческих мозгах, я убедился, что они на самом деле не имеют ашкакого отношения к волокнам слухового нерва.

В этом нетрудно убедиться, уже сравнивая размеры striae medullares и задней ветви слухового нерва. Известно, что первые представляют собой образования довольно непостоянные по своим размерам, в то время как толщина слухового нерва и задней его ветви, в частности, не подвергается заметным для простого глаза колебаниям. Довольно распространено мнение,что колебания в размерах striae medullares объясняются тем, что часть их нередко скрывается в глубине продолговатого мозга и потому представляется невидимой па поверхности желудка, но в этом я не мог убедиться на своих препаратах. Во всяком случае заслуживает внимания то обстоятельство, что не совсем редко встречаются мозги, в которых striae medullares достигают необычайного развития и по своим размерам не могут быть и сравниваемы с задней ветвью слухового нерва. Для своих исследований я именно и пользовался такими мозгами. Уже при наружном осмотре в этих случаях нередко удается вполне убедиться, что волокна striarum rnedullarum не служат продолжением задней ветви слухового нерва. В боковой своей части striae medullares проходят по верхней и наружной поверхностям веревчатого тела над волокнами задней ветви слухового нерва и затем, располагаясь снаружи от tuberculi acustici переходят непосредственно в белое вещество мозжечка в соседстве с flocculus, что иногда удается видеть простым глазом с необычайной ясностью. Дело в том, что те и другие волокна большей частью удается различить друг от друга уже по внешнему виду при внимательном осмотре соответствующей части продолговатого мозга простым глазом или с помощью лупы. Так, волокна задней ветви слухового нерва представляют собой крайне нежные, в заднем своем отделе не покрытые волокнами striarum rnedullarum, сероватые пучки, которые, обогнув снаружи и сверху веревчатое тело при внутренней его границе, вноеь

¹ FlechsigP., Neurol. Zbl., 1890, № 4.

:-2

скрываются внутри ткани продолговатого мозга. Между тем striae medullares в тех, конечно, мозгах, в которых они хорошо» выражены, представляют собой толстые мякотные пучки, проходящие от наружных границ веревчатого тела большей частью вплоть до шва и обычно поражающие своим белым цветом. При этом нередко можно видеть, что на уровне веревчатого тела эти пучки не спускаются по наружной стороне последнего вместе с волокнами задней ветви слухового нерва, а, отклоняясь несколько кпереди* переходят непосредственно в прилежащие области белого вещества мозжечка и здесь почти тотчас же исчезают, углубляясь в мозговую ткань. Делая микроскопические срезы из тех мозгов, где striae достигли крайнего развития, также нетрудно убедиться, что с задней ветвью слухового нерва они не имеют ничего общего, а проходят снаружи от нее и от tub. acustici, возникая из соседней с клочком (flocculus) области.

В направлении кнутри striae medullares, как было уже выше упомянуто, обычно достигают средней линии, затем углубляются в шов. На удачных поперечных срезах можно убедиться с положительностью, что striae medullares пучками проходят внутри шва в брюшном (вентральном) направлении и, перекрестившись в нем, спускаются до передней поверхности продолговатого мозга. Обогнув затем противоположную пирамиду снутри и спереди, частью же проникая тонкими пучочками между ее волокнами, striae medullares, несомненно, переходите librae anteriores противоположной стороны продолговатого мозга. На этом пути их удается легко проследить до входа корешков слухового нерва, где striae быстро прерываются и таким образом ускользают от дальнейшего исследования на поперечных срезах.

Необходимо иметь в виду, что внутри шва striae medullares собственно не образуют перекреста в настоящем смысле этого слова, но, следя за отдельными волокнами и пучками, можно все же убедиться, что они переходят внутри шва на другую сторону. Достойно внимания также то обстоятельство, что шов на всем своем протяжении в месте прохождения striatum medullaruni занят серым веществом, внутри которого собственно и проходят striae. Имеет ли это серое вещество, стоящее в непрерывной связи с серым веществом мозга, непосредственное отношение к волокнам striae, я решить не берусь, но несомненно, что так называемое ядро пирамиды (п. arciformis) служит местом прерывания части волокон striae. По крайней мере на препаратах можно видеть, что в упомянутое ядро вступает часть волокон последних и рассыпается в нем в тончайшую сеть, тогда как и с другой стороны ядра выходят из него волокна, присоединяющиеся к пучку striae. Впрочем, большинство волокон последних минует ядро пирамиды, переходя непосредственно в librae arcuatae anteriores. Несомненно, что ни к п. funiculi teretis, ни к п. vagus и glossopharyngeus, ни к п. trigeminus striae, medullares, вопреки мнению некоторых авторов, не имеют решительно никакого отношения. Я сомне-

ваюсь также, чтобы они имели ближайшее отношение к заднему двухолмию. Более всего правдоподобным мне кажется предположение, что striae medullares служат для связи между собой основных областей мозжечка. С этим вместе было бы нетрудно объяснить как непостоянство в относительном развитии этих пучков, так и нередко встречающиеся своеобразные отступления в ходе их.

Известно, например, что в некоторых случаях часть striae medullares по достижении шва непосредственно переходит на другую сторону. В иных случаях striae medullares в виде более или менее компактных пучков идут от срединной бороздки в косвенном направлении кпереди и кнаружи, погружаясь в среднюю ножку мозжечка на довольно значительном расстоянии от тыльной поверхности веревчатого тела (так называемый Klangstab немцев, conductor sonorus Бергмана, непостоянный корень тройничного нерва, по Штиллингу).

Выше было упомянуто, что striae возникают из белого вещества мозжечка, соседнего с клочком (flocculus). He следует, однако, смешивать волокна striarum с ножкой клочка. Последняя представляет собой вполне самостоятельный и хорошо обособленный пучок, облагающийся миэлином в относительно раннем возрасте, во всяком случае за несколько недель до рождения (у зародышей величиной за 38—40 см он представляется уже мякот-ным), в то время как волокна соседних частей мозжечковых полушарий и striae medullares, развивающиеся лишь после рождения, представляются еще совершенно безмякотными. Благодаря этому на окрашенных по Вейгерту или Палю разрезах, приготовленных из мозгов незрелых новорожденных, указанный пучок волокон всегда выступает с поразительной ясностью, причем нетрудно убедиться, что он образуется из волокон, берущих начало в задне-основной области клочка (flocculus). Выходя из коры извилинок последнего, волокна этого пучка, как я мог проследить на целом ряде разрезов, приготовленных частью мною самим, частью студентом-медиком Купревичем, направляются первоначально прямо кнутри по основной поверхности клочка, а затем поднимаются по краю мозжечкового полушария, облегающему веревчатое тело при вступлении последнего в мозжечок, и таким образом достигают бокового края дна IV желудочка. Отсюда большинство волокон описываемого пучка поднимается по кровле желудочка в мозжечок, где их удается проследить вплоть до уровня corpus dentati cerebelli.

В заключение скажу несколько слов по поводу неоднократно затрагиваемого в последнее время вопроса о первенстве открытия некоторых фактов, имеющих отношение к центральным окончаниям слухового нерва.

Еще в 1885 г. в № 7 «Neurologisches Zentralblatt» мною была опубликована вкратце работа из лаборатории профессора Флек-сига,.существенные результаты которой сводятся к следующему:

1. Слуховой нерв распадается по времени развития на д в а хорошо различимых отдела: а) несколько ранее развивающийся отдел этого нерва соответствует в существенном «переднему» корню слухового нерва, обнимает собой все входящие в центральный орган кнутри corpus restiforme волокна и происходит из п. vestibularis, вследствие чего он и назван был мною корнем п. vestibularis; б) познее развивающийся отдел слухового нерва, соответствующий «заднем у» корню авторой, содержит все расположенные кнаружи от corpus restiforme волокна и выходит из п. cochlearis, вследствие чего он был назван мною корнем п. vestibularis.

2. Ни один из этих корней не имеет прямой связи с мозжечком.

3. Корень п. vestibularis частью оканчивается в серой массе, которая расположена в боковой части IV желудочка дор-зально от ядра Дейтерса, частью же спускается вдоль последнего к продолговатому мозгу. Корень п. cochlearis оканчивается большей частью в переднем ядре слухового нерва, из которого выходит corpus trapezoideum (Флексиг).

4. Striae medullares развиваются много позднее обоих корней слухового нерва и потому, очевидно, не могут стоять в прямой связи с последним.

Две недели ранее того в моей работе под заглавием «Zur Ana-tomie der Schenkel des Kleinhirns, insbesondere der Bruckenarme {Neurol. Zbl., 1885, № 6, S. 122), приведено указание следующего рода: «Corpus trapezoideum берет, в основном, начало в переднем ядре слухового нерва и представляет собой центральный проводящий путь слухового нерва, иначе говоря, VIII пары черепных нервов» (Флексиг).

Далее в моей работе «О петельном слое» («Ueber die Schlei-fenschicht»); сообщенной проф. П. Флексигом в заседании Королевского саксонского ученого общества 4/V 1885 г.¹ указывается впервые, что исследование мозгов, принадлежащих зародышам 26—30 см, принуждает к принятию, что ядро нижнего четверохолмия через боковую петлю соединяется с верхней оливой и corpus trapezoideum (а через то с восьмым нервом)³. Затем в работе «О соединении верхних олив и их вероятной физиологической роли», опубликованной в том же году на русском языке* и реферированной в № 21 «Neurologisches Zentralblatt» за 1885 г., я выяснил, между прочим, на основании исследования зародышевых мозгов, что нижняя или боковая петля образует собой пучок волокон, который берет начало главным образом из соответствующей, отчасти же из противоположной верхней оливы и устанавливает, таким образом, связь между этими сб-

1 См. реферат в Neurol. Zbl., 1885, № 3, S. 353.

² Все подчеркнутое в вышеприведенных цитатах было подчеркнуто и в тексте работ, из которых заимствованы эти выдержки.

³ Врач, 1885, № 32; реф. Neurol. Zbl., 1885, № 21.

оо

разованиями и задним четверохолмием. С другой стороны, там же указана мною связь между верхними оливами и передним ядром слухового нерва при посредстве поперечных волокон corpus trapezoidei. Наконец, в статье «О нервных путях спинного и головного мозга», помещенной в «Основаниях к изученю микроскопической анатомии человека и животных» (под ред. М. Лавдов-ского и Ф. Овсянникова), на стр. 949 я буквально говорю следующее: «на разрезах из зародышевых мозгов удается показать связь верхних олив с наружным, ядром слухового нерва (передним Мейнерта), принимающим в себя задний корень последнего, и с ядром отводящего нерва. Волокна, соединяющие верхние оливы с наружным слуховым ядром (18, фиг. III и VI), выходят из последнего прямо кнутри наперекрест с передним корнем слухового нерва; они только частью рассеиваются в соответствующей верхней оливе, большинство же переходит в поперечные волокна трапециевидного тела и, перекрещиваясь затем в raphe, поднимается в нижней или боковой ^г петле к заднему четверохолмию». Нелишним считаю заметить здесь, что на приложенном к статье схематическом рисунке вышеозначенный путь, соединяющий слуховое ядро с задним четверохолмием, и дальнейшие его продолжения в коре-обозначены вполне соответственно содержанию текста.

До опубликования первой из этих работ появилось в печати лишь краткое сообщение Фореля ³, опередившее опубликование моей работы на один месяц. Но в этом сообщении Фореля я нахожу лишь то общее с данными моей работы, что слуховой нерв имеет два корня, которые, как известно, различались уже и прежними авторами, и что задний корень большей частью своих волокон оканчивается в переднем ядре слухового нерва. Об отношении же переднего корня к преддверной части и заднего корня к улитковой части слухового нерва в этой работе не упоминается ни полсловом.

Таким образом, очевидно, что, за указанным исключением, вышеприведенные факты были заявлены мною и Флексигом впервые и притом заявлены вполне категорично в столь распространенном реферирующем печатном органе, как «Neurologisches Zentralblatt». Ввиду этого кажутся в высшей степени странными сделанные в свое время со стороны Онуфровича заявления, клонящиеся к умалению значения наших исследований и к отрицанию первенства (Prioritat) сделанного нами открытия, что улитковая часть слухового нерва имеет своим центральным продолжением задний корешок, а преддверная часть — передний корешок слухового нерва. Эти заявления в свое время встретили совершенно справедливый протест со стороны проф. Флексига,

¹ Тождественные указания можно найти и в моей статье «Le cerveau de l'homme dens ses rapports et connexions intimes», Arch, slaves de biolo-gie, 1887.

² Cm. Neurol. Zbl., 1885, № 5.

высказанный им в статье «Zur Lehre vom zentralen Ve/lauf der Sinnesnerven» ^г.

He очень давно, однако же, Багинский в одной из своих работ² снова прибегнул к подобному же приему, как и Онуфрович, в отношении доказанной мной и Флексигом связи слухового нерва с задним четверохолмием. Несмотря на то, что в вышеци-тированных наших работах, как мы видели, связь переднего ядра слухового нерва с задним четверохолмием при посредстве волокон corpus trapezoidei и задней или боковой петли многократно и категорически утверждалась, Багинский силится доказать, что мы высказали лишь предположение или гипотезу, а что доказательство связи слухового нерва с задним четверохолмием принадлежит ему: «Охотно признаю, что эта гипотеза принадлежит Бехтереву и Флексигу; однако доказательство она нашла лишь в моих экспериментальных исследованиях».

В чем же причина того, что Багинский наши заключения считает лишь простым предположением, а не доказанным фактом? Виной тому оказываются скобки, в которые заключены шесть слов в одной из цитированных выше работ.

Этому, конечно, не всякий поверит, а потому считаю не лишним привести слова Багинского целиком: «Будучи далек от того, чтобы вступать в спор о приоритете, я все же позволю себе заметить, что в отчете о заседании Саксонского королевского научного общества, на который ссылается Флексиг и который в момент первичного сообщения о моей работе был мне неизвестен³, попав мне в руки лишь позднее благодаря любезности Флексига, слова «и тем самым с VIII парой черепных нерЕов» взяты в кавычки, опущенные лишь после опубликования моей работы (sic!). Таким образом, совершенно очевидно, что Флексиг (и я!) в 1885 году не наблюдал связи между слуховым нервом и задним четверохолмием. Кроме того, выражение „заставляет предположить", как мне думается, приведено лишь для того, чтобы дать повод для сомнения».

Всякие пояснения к этой выдержке я нахожу совершенно излишними, так как и без того ясно, что ближайшим поводом к такого рода заявлениям может служить лишь совершенно неуместная и неоправдываемая фактами погоня за первенством.

¹ Neurol. Zbl., 1886, № 23.

² В a g i η s k у , Ueber den Ursprung und den zentralen Verlauf des-N. acusticus des Kaninchens und der K.atze,Virch. Arch., Bd. 119, S. 81 u.f.f.

³ Неизвестной Багинскому, собственно, осталась не одна цитируемая им моя работа, но и три других моих сообщения, касающиеся того же предмета (см. выше).

при переходе в продолговатый мозг достигает даже до области' передних пирамидных пучков.

Что касается tro внешней формы на поперечных срезах, то название «треугольный», даваемое этому пучку Гельвегом, может быть применимо только к незначительному отделу этого пучка, заложенному в средней части шейной области спинного мозга; ниже, при своем исходе, пучок этот утрачивает треугольную форму, а имеет вид скорее небольшого мениска (см. рис. 1, /о); точно так же и при переходе в продолговаты]'! мозг он совершенно утрачивает свою треугольную форму.

Как упомянуто, при переходе спинного в продолговатый мозг рассматриваемый пучок постепенно смещается все более и более вперед; в нижней части продолговатого мозга он уже почти соприкасается с пирамидой, а затем, при появлении большой "оливы, быстро исчезает, скрываясь в передне-наружном отделе последней.

Ввиду того что наш пучок быстро нарастает по направлению снизу вверх, он, несмотря на свое относительно короткое протяжение, при переходе в продолговатый мозг занимает довольно значительные размеры.

Его волокна, как справедливо замечает Гельвег, принадлежат в большинстве случаев к числу очень тонких волокон, но я сомневаюсь пока, чтобы тонкие волокна, рассеянные в окружающей области основного пучка, в так .называемой смешанной системе Флексига (gemischtes System) и в соседстве с передним рогом, принадлежали, как думает Гельвег, к одной системе с рассматриваемым пучком. Дело в том, что у новорожденных в возрасте первого месяца этот пучок представляется еще безмякотным, волокна же основного пучка уже почти сплошь обложены мякотью.

Благодаря ближайшему отношению рассматриваемого пучка к большим или нижним оливам, я нахожу правильным называть его оливчатым п у ч к о м шейной части спинного мозга.

Так как с другой стороны нижних олив из последних выходит в черепном направлении описанный мною впервые центральный пучок покрышки, то очевидно, что оливчатый пучок шейной части спинного мозга вместе с последним принадлежит к системе волокон, прерываемой на своем пути нижними оливами, от которых, кроме того, как известно, отходят многочисленные волоки.?, направляющиеся в противоположное веревчатое тело и затем в мозжечок.

В заключение необходимо упомянуть, что, благодаря относительно позднему развитию, рассматриваемый пучок на мозгах новорожденных в высшей степени легко выделяется от рано развивающегося передне-наружного пучка, описанного впервые Говерсом и мною ^х. Должно, впрочем, заметить, что Говерс не

¹ В е с h t е г е w W. M., Neuro!. Zbl., 1885, S. 155, u. Go w e r s. ibid, 188(i, S. 97—98 v. 150.

ядро принадлежит, несомненно, к брюшному отделу задней спайки, который, как я показал впервые, развивается в очень раннем возрасте, представляясь мякотным уже у зародышей около 28 см, следовательно, много ранее тыльного отдела задней спайки¹.

Заметим здесь, что некоторыми авторами, как Вестфалем и Зимерлингом², под названием nucl. ventralis post. nucl. oculo-motorii опсывалось содержащее большие многоугольные клетки ядро, расположенное несколько ниже или позади главного ядра и лежащее частью с тылу, частью внутри заднего продольного пучка. Ядро это, как мы впоследствии увидим, в действительности принадлежит боковому нерву и не имеет ничего общего с п. oculomotorius.

Большая часть корешковых волокон п. oculo-motorii возникает из ядер той же стороны и направляется частью в брюшном, частью в наружно-брюшном направлении к месту выхода из мозга; меньшая часть волокон п. oculomo-torii подвергается перекрещиванию между тыльными ядрами и, следовательно, зозникает из ядер противолежащей стороны (рис.7).

К перекрещивающимся волокнам принадлежат собственно задние корешковые волокна п. oculomo-torii, на что в последнее время обратил внимание Бернгеймер; к неперекрещивающимся принадлежат все располагающиеся более кпереди. Первые берут начало в задней половине главного ядра, вторые — в передней его половине, в срединном ядре и в обоих добавочных ядрах.

Задний продольный пучок, несомненно, скрывается частью своих волокон в ядрах п. oculomotorii, преимущественно в глав-

¹ См. Даркшевич, Ueber die hintere Komrnissur, Neurol. Zbl., 1884.

² Arch. f. Psych., Bd. XXIJ.

Рис. 6. Срез из мозга несколько недельного младенца на уровне красного ядра pulv — pulvinar thalami; stz — str. zonale.

fbp—волокна задней ручки; //g—волокна петлевого слоя, начинающие рассеиваться при переходе в thalamus; lsp—волокна петлевого слоя, перешедшие в нижний этаж мозговой ножки; fsn—волокна subst. nlgrae; р—пирамидный пучок; «—нижний отдел corp. subtha-lamici; sn—subst.nigra; nr—n. ruber; fc — волокна центрального пучка покрышки; пер— ядро задней спайки; ср — задняя спайка; Is—пучок, выходящий из ядра заднего двухолмия к зрительному бугру. Окраска по Weigert'y.

О В. В. Бехтерев

вещества так называемый фонтановидный перекрест и спускается затем в нисходящем направлении во внутренних отделах сете-видного образования к спинному мозгу. Меньшая же часть, несомненно, вступает в ядра п. oculomotorii. Таким образом, часть волокон заднего продольного пучка, возникающего из ядер п. oculomotorii, является, по крайней мере частью, продолжением волокон глубокого отдела переднего двухолмия.

Что касается ядер блокового нерва, то в этом отношении до позднейшего времени существовали не незначительные разноречия в литературе; так, например, за главное ядро п. trochlearis неко торыми авторами и, между прочим, Вестфалем и Зимер-лингом признавалось ядро, содержащее довольно большие закругленные клеточные элементы и располагающееся на уровне заднего двухолмия внутри центрального серого канала в тыльном и отчасти в тыльно-наружном направлении от заднего продольного пучка. С другой стороны, кругловатая группа мелких клеточных элементов, прилежащая к хвостовой части выше описанного ядра, была описана Вестфалем под названием заднего мел ко клеточного ядра п. trochlearis. В последнее время против принадлежности того и другого ядра к trochlearis высказался Кауш \ который за истинное ядро п. trochlearis признает ядро расположенное на тех же уровнях внутри заднего продольного пучка и признаваемое некоторыми авторами за п. centralis posterior п. oculomotorii (см. выше). Эти исследования Кауша, однако, не остались без возражения, в силу чего, мне кажется в этом отношении могут иметь значение указания, сделанные на основании эмбриологического метода.

Вопрос о принадлежности вышеупомянутого ядра к п. trochlearis может быть с точностью выяснен на зародышевых мозгах в силу того обстоятельства, что корешковые волокна, как известно,

Рис. 9. Косвенный разрез через мозговой ствол сверху и сзади вперед и вниз из мозга несколько недельного младенца.

nse—область верхняя внутреннего центрального ядра; flp—задний продольный пучок; !с—центральный пучок покрышки; IV—корешки блокового нерва после перекреста над aq. Sylvii; II—боковая петля; /—главная петля; lsp — волокна петлевого слоя, переходящие в мозговую ножку; р—пира мидиый пучок; /sp'— рассеянные пучки тонких волокон внутри петлевого слоя; сгса — перекрест волокон передней ножки мозжечка. Окраска по Weigert'y.

К a u s с h, Neurol. Zbl., 1894, № 14.

6'.'

Из этого издания я заимствую здесь следующие строки (см. стр. 99 «Проводящих путей мозга»).

«Основной пучок кзади распространяется частью также и на область, известную под названием пограничного слоя. В последнем, однако, следует различать особый пучок, который в силу его положения я называю внутренним пучком. Волокна этого пучка развиваются позднее волокон основного пучка, но ранее волокон других соседних пучков, благодаря чему он легко может быть выделен на зародышевых мозгах соответствующего возраста (рис. 48 и 49)»¹.

«Рассматриваемый пучок с ясностью обнаруживается уже в грудной области спинного мозга, где он располагается непо средственно снаружи от серого вещества между боковым и задним рогом, занимая собою, таким образом, часть пространства, заключающегося между пирамидным пучком и серым веществом спинного мозга, далее же кверху пучок этот продвигается более кпереди, располагаясь все время вблизи серого вещества».

Что касается происхождения волокон внутреннего пучка, то я высказался в том же издании следующим образом:

«Надо думать, что он имеет отношение к клеточным элементам, располагающимся в более задних областях серого вещества, и состоит из коротких волокон, так как перерождение его у человека до сих пор еще не наблюдалось. Впрочем, при перерезке спинного мозга у кролика мне случалось наблюдать восходящее перерождение этого пучка на коротком протяжении кверху от места разрушения».

Ввиду всего вышеуказанного нельзя не признать совершенно ошибочным утверждение А. Брюса², будто бы до сих пор не было сделано подразделения пограничного слоя на составные части. Последний автор, между прочим, опубликовал случай амиотро-фического бокового склероза, в котором вместе с перерождением боковых пирамидных пучков и клеток передних рогов обнаруживалось также перерождение волокон основного пучка передне-боковых столбов спинного мозга и одновременно с тем перерождение волокон передней части пограничного слоя; между тем как волокна его задней части, стоящей в связи с клетками задних рогов, представлялись неперерожденными

Благодаря этому автор описывает заднюю часть пограничного слоя в виде особого пучка, широкий конец которого располагается в углу, образованном передним и задним рогом, задний же конец, постепенно истончаясь, протягивается почти до верхушки заднего рога.

¹ Упомянутые здесь рнсункн приведены там же, на стр. 99 «Проводящих путей мозга».

² А. В г и с е, Revue neurol., 1896, № 23.

к образованию ее ядра, вещество же нити, обволакивающее зародышевое тельце, служит к образованию клеточной протоплазмы и ее отростков. Благодаря этому во всех клетках наиболее раннего возраста клеточные ядра представляются совершенно неокрашенными, количество же окружающей его протоплазмы по сравнению с размерами ядра оказывается весьма незначительным.

4. В дальнейшем периоде развития от овального остова тела клетки при их росте выступают в виде толстых шипов боковые отпрыски, развивающиеся в протоплазменные отростки, тела же клеток, благодаря этому, становятся угловатыми или близкими по своей внешней форме к пирамидкам. Вместе с тем и узловатости первичных нитей при дальнейшем росте служат началом шипо-образных выступов, которые со временем становятся боковыми побегами верхушечных протоплазменных отростков. Коллатера-ли осевых цилиндров вырастают всегда позднее самих цилиндров на месте четкообразных вздутий последних.

5. Богатое развитие протоплазменных клеточных отростков и их дальнейших разветвлений есть также продукт позднейшего развития клеток, так как более молодые клетки, имея уже сравнительно хорошо развитый верхушечный отросток, почти вовсе лишены как основных, так и боковых протоплазменных отростков или же имеют лишь весьма ограниченное количество основных коротких отростков (согласно Маджини ^г, Кахалю² и др.³). Лишь со временем, вместе с ростом тела клетки, развиваются или удлиняются основные отростки и затем ветвится верхушечный отросток, как это мы видим у вполне развитых клеток.

6. Что касается так называемых грушевидных придатков (appendices pyriformes), то они совершенно отсутствуют у более молодых клеток и развиваются на клеточных отростках лишь в позднейшее время, когда клетки уже приобретают вид взрослых. Ранее всего и притом в большом изобилии они развиваются, по-видимому, на верхушечном отростке как более раннем по своему развитию. С развитием протоплазменных отростков число этих придатков все более и более увеличивается⁴.

7. Различные области мозговой коры развиваются далеко не в одинаковое время. Тогда как в одних областях, например, в чувство-двигательной, мы встречаем уже ясные зачатки клеток, в других областях (например, в subiculeum аммонова рога) мы

¹ М a g i π i, Sur la neurologic et les cellules nerveuses cerebrales chez le foetus, Arch. ital. de biol., IX, p. 59.

² Ramon у Cachal, Sur la structure de 1' ecorce cerebrale de quel-ques mamumiferes, La cellule, 1891, v. VII.

³ К аналогичным результатам пришла в позднейшее время и Стефанов-ская на основании исследований, произведенных над молодыми крысами (М. S t e f a η owsk a, Evolution des cellules nerveusses corticales, Bru-xelles, 18ОД).

⁴ M. Стефановская, там же, стр. 33 н следующие.

ОБ ОТПРАВЛЕНИИ ЗРИТЕЛЬНЫХ БУГРОВ

В физиологии нервной системы нет более темной области, как отправление зрительных бугров. Различные авторы высказали в этом отношении самые разноречивые мнения, что, повиди-мому, давало возможность предполагать о весьма многосторонней роли упомянутых узлов в мозговой деятельности. Между тем до настоящего времени только отношение этих узлов к зрению может считаться более или менее прочно установленным, что, впрочем, очевидно уже из анатомических данных. Все же остальные указания, сделанные теми или другими авторами, относительно значения зрительных бугров в отправлениях нервной системы оспаривались с самых различных сторон и далеко не могли послужить к действительному выяснению отправления этой важной части мозговых полушарий.

Мы считаем здесь необходимым вкратце упомянуть только о наиболее существенных данных, встречающихся в физиологической литературе зрительных бугров.

Начиная с Роландо, многие авторы (из более новых Ренци¹, Нотнагель и Ферье²) упоминают о слепоте противуположного глаза, наступающей у животного вслед за повреждением зрительного бугра, даже и в том случае, если разрушению подверглась только передняя его часть. Вместе с тем, некоторые из физиологов думали также установить влияние зрительных бугров и на движение зрачка. Так, Лонже³ при разрушении бугра наблюдал неподвижность зрачка при прямом раздражении светом. Между тем Ренци указывает, что подобное явление наступает только при разрушении передней части узла, тогда как возможно полное разрушение задней его части вызывает продолжительное и сильное расширение противуположного зрачка. Последнее наблюдал также и Ферье в опыте над обезьяной.

Далее, приводили множество данных, говорящих в пользу влияния зрительных бугров на различные роды чувствительности.

¹ Renzi, Saggio di fisiologia, Annalt univers. di medicina, m. 186.

² Ferrier, Die Funktionen des Gehirns; нем. перев. Obersteiner'a, Braunschweig, 1879, стр. 265 и ел.

⁸ Longet, Anatomie et physiologie du systeme' nerveux, т. 1, стр. 500 и ел. ^У

⁶ В. М. Бехтерев 81

Утверждали, например, что, помимо значения бугра для зрения, он влияет также на слух, обоняние, вкуси кожные ощущения.

Представителями взгляда, допускающего чувствительную функцию зрительных бугров, могут считаться Ренци, Фурнье¹, Ферье и в особенности Люи². Мнение этих авторов основывается, главным образом, на том, что при экспериментальных 'исследованиях, в особенности над низшими животными, вслед за разрушением бугра нередко наблюдали притупление или полное прекращение чувствительности на всей противуположной половине тела. Люи в пользу своего взгляда приводит также несколько патологических наблюдений.

В литературе существуют также весьма многосторонние указания о влиянии зрительных бугров на двигательную сферу. Оставляя в стороне взгляды старых авторов (Сосерот, Серре и др.), локализировавших в этих узлах центры для движения передних конечностей, мы находим много указаний на появление вслед за разрушением бугров различных вынужденных движений. Так, Мажанди³ при своих опытах наблюдал круговые движения на сторону поврежденного узла, а Лонже — в противуположной направлении; между тем Шифф⁴ утверждает, что только повреждение задней части бугра, подобно повреждению мозговой ножки, вызывает кружение животного на здоровую сторону (согласно с мнением Лонже); повреждение же передней трети узла сопровождается кружением животного в противупо-ложную сторону (согласно синением Мажанди). Впрочем указания Ренци более согласуются с мнением Лонже. Кроме того, Ренци в опытах над птицами с разрушением мозговых полушарий вместе с зрительными буграми наблюдал полную неспособность животных стоять, ходить и летать, несмотря на то, что они могли еще производить отдельные движения и махали крыльями при бросании их на воздух.

Наконец, не очень давно были опубликованы опыты Нотнаге-ля (над кроликами), в которых разрушение бугров производилось впрыскиванием хромовой кислоты. Существенные результаты этих опытов состояли в том, что оперированные животные не представляли никаких явлений двигательного или чувствительного паралича, но. отличались от здоровых тем, что при пассивном вытягивании или передвижении их передних конечностей-оки долгое время сохраняли новые положения своих членов. Принимая, что исправление положения членов у нормальных животных выполняется отраженным путем под контролем мышечного чувства, ав-

¹ F о u r η i ё, Recherches experim. sur le fonctionnement du cerveau, Paris, 1873.

² Luys, Recherches sur le systeme nerveux, стр. 538.

³ Magendie, Legons sur les fonctions etc., Paris, т. I, 1839.

⁴ Schiff, Lehrbuch der Physiologie des Menschen, т. I, 1858—1859.

тор приходит таким образом к заключению об отраженном отправлении зрительных бугров.

Нетрудно видеть, что, на основании столь разноречивых данных, нет никакой возможности дать себе правильный отчет об явлениях, следующих за разрушением зрительных бугров. Таким образом, необходимость новых исследований, с соблюдением самой строгой осмотрительности при вскрытии оперированных животных, становится неизбежно, если в занимающем нас вопросе желают достигнуть хоть сколько-нибудь удовлетворительных результатов.

С этой целью я предпринял ряд опытов над различными животными: лягушками, голубями, курами, кроликами и собаками. Полученные мною результаты, как мне кажется, в достаточной мере уясняют значение зрительных бугров в отправлениях нервной системы вообще.

Во многих опытах я пользовался способами как раздражения, так и разрушения. Опыты с разрушением зрительных бугров делались по 2 принципам: в одних разрушение производилось без предварительного разрушения мозговых полушарий. В других же — над менее высоко стоящими животными (лягушками и птицами) — предварительно, тем или иным способом, удалялись полушария головного мозга, и только затем уже подвергались разрушению зрительные бугры, чтобы определить, какие отправления из числа тех, которые еще оставались у животного после удаления мозговых полушарий, исчезают вместе с разрушением зрительных бугров.

Так как при своих опытах, между прочим, я стремился проверить и существовавшие до сих пор в литературе мнения относительно отправления и значения зрительных бугров, то прежде, чем изложить существенные результаты своих опытов, я скажу сначала, к каким выводам привели эти опыты в указанном отношении.

Что касается до отношения бугров к зрению, то, ввиду несомненно доказанного количественного различия в перекресте зрительных волокон в chiasma у различных видов животных, мне казалось наиболее важным и интересным произвести опыты над вышестоящими животными, над которыми, сколько мне известно, до сих пор еще не было производимо систематических исследований подобного рода. Один опыт над обезьяной, приводимый Ферье, конечно, не может считаться в этом отношении достаточным,— тем более, что в этом опыте одновременно с зрительным бугром было произведено и разрушение gyri angula-ns (коркового зрительного центра).

В опытах над собаками я прежде всего убедился, что разрушение, как передней и в особенности средней части узла, так и его заднего отдела, вызывает расстройства со стороны зрения. Но при разрушении передних отделов узла расстройства со стороны зрения были в высшей степени кратковременны и нередко

6* 83

уже по истечении 1—2 дней исчезали настолько, что не могли быть обнаружены, даже при внимательном исследовании. При разрушении же заднего отдела узла нарушение зрительной способности животного представлялось более или менее стойким и могло быть обнаружено даже по прошествии целых месяцев после операции. В таких случаях у животных по большей части наблюдалось половинное ограничение поля зрения на сторонах про-тивуположных в отношении разрушенного бугра (исчезновение отправления одноименных половин сетчаток на соответствующей стороне). Иногда, впрочем, при меньших повреждениях слепота ограничивалась половиной сетчатки только одного глаза. Таким образом, результаты моих опытов в этом отношении находятся в полном согласии с недавно полученными мною фактами, несомненно говорящими в пользу существования неполного перекреста зрительных волокон в chiasma собаки ¹.

Что касается до указаний авторов о влиянии бугров на состояние зрачков и происхождение различных вынужденных движений и расстройств в равновесии тела, то, хотя в некоторых моих опытах, действительно, и наблюдались явления, сходные с теми, о которых упоминают авторы, но я убедился, что они не зависели от разрушения самой массы бугра, а находились в связи с одновременным повреждением прилежащего отдела центрального серого вещества, окружающего наиболее глубокую часть 3-го желудочка².

Относительно перемен в чувствительной сфере мои опыты с разрушением бугров у собак привели к совершенно отрицательным результатам. То же я должен сказать и о наблюдении Нотнагеля касательно сохранения животными положения своих членов при пассивном их передвижении. Наконец, я не наблюдал у оперированных мною животных и никаких явлений двигательного паралича конечностей.

На основании этих отрицательных данных я прихожу к заключению, что все подобного рода явления, упоминаемые в опытах авторов, не составляют последствий разрушения самого бугра, а, по всей вероятности, находятся в зависимости от совместного повреждения волокон, проходящих в соседней части внутренней сумки.

Таким образом, из всех имеющихся в литературе указаний относительно значения зрительных бугров наши опыты подтверждают только непосредственное отношение их к зрению. Но естественно, что нельзя удовольствоваться одним влиянием зрительных бугров на зрение, так как опыты нам показывают,

¹ См. мою работу «О перекресте зрительных" волокон в chiasma ηη. opticorum» в еженедельной клинической газете и в Neurologisches Zentralblatt за 1883 г.

² См. мою работу: «Die Bedeutungder Trichterregion des 3 Ventrikels f. die Erhaltung des Korpergleichgewichtes» в St.-Petersb. Med. Wochen-schrift, N 12, 1882. О влиянии центрального серого вещества на состояние зрачка было сделано мною сообщение в Обществе психиатров в 1882 г.

что только' повреждение незначительной их части — именно задней (может быть, даже исключительно одних corpora geniculate) — сопровождается стойким нарушением зрительной способности. В настоящее время вообще признано, что название зрительного бугра меньше соответствует собственно бугру, нежели corpus quadrigeminum или bigeminum.

Нижеследующие факты, которые мне удалось получить при опытах над различными животными, могут пополнить существовавший до сих пор пробел относительно отправления зрительных бугров.

До сих пор утверждали, будто зрительный бугор вовсе невозбудим электрическими токами; но я нередко замечал, что при механическом повреждении этого узла, как у высших животных, так и у низших, получались те или другие, свойственные этим животным, крики. Голуби при указанной операции нередко произносят протяжный звук «гуль, гуль», похожий на воркование; курица издает своеобразный крик; собака начинает визжать, лаять или ворчать. Такого же рода результаты, но только с большим постоянством, получались и при раздражении зрительных бугров фарадизационным током *. У птиц своеобразные крики получались даже и при раздражении бугров после предварительного удаления мозговых полушарий; кроме того, в опытах над собаками я мог убедиться, что вслед за перерезкой на уровне мозговых ножек, тотчас позади зрительных бугров, раздражение последних уже не в состоянии более вызывать своеобразных криков животного. Все эти данные заставили меня подозревать, что зрительные бугры служат центрами таких движений, при помощи которых выражается эмоциональная сторона душевной жизни. Чтобы проверить это предположение, я и произвел мои позднейшие опыты.

Известно, что еще Лонже и затем Вульпиан² обратили внимание на тот факт, что кролики, лишенные мозговых полушарий, способны обнаруживать крик под влиянием сильных болевых раздражений. Так как эти авторы вместе с тем убедились, что перерезка варолиева моста прекращает жалобный крик животного, вызываемый болевыми раздражениями, то они и локализировали в варолиевом мосту центр, при помощи которого животное становится способным выражать ощущения боли.

Вслед за тем Гольц, производя опыты над лягушками, показал, что вслед за удалением мозговых полушарий животное квакает каждый раз после механического раздражения кожи на боковых частях спины; рассечение же мозговой ткани в области четверохолмия (собственно-двухолмия) прекращало этот звук

¹ С указанной целью я пользовался тонкими, проволочными электродами, уединенными на всем своем протяжении, за исключением самых окончаний, при помощи особенного дурно проводящего состава; электроды эти погружались в мозговую ткань до массы узла.

Vulpian, Lecons sur la physiologie gener. et сотр., Paris, 1865.

навсегда. На этом основании автор локализировал отраженный центр кваканья лягушки в четверохолмии Ч

Наконец, в недавнее время Ферье, основываясь на своих опытах, высказал гипотезу, по которой задние отделы corporum quadrigeminum (а у нижестоящих животных corpus bigeminum) служат центром для отраженного выражения ощущений и чувствований. Фактические основания этого взгляда, однако, не могут считаться достаточными. Автор основывает свое заключение, главным образом, на опытах с раздражением заднего отдела четверохолмия, причем у животного, кроме различных судорожных явлений (расширение противуположного зрачка, отклонение головы и глаз вверх и в противупрложную сторону, оттягивание уха, сжатие челюстей, стягивание углов рта и, наконец, общий opisthotonus), замечались еще и различные крики, от короткого слабого стона — при слабом действии электродов — до самых различных, свойственных оперированным животным, криков — при продолжительном и сильном раздражении. Напротив, опыты с разрушением этой области (которые, кстати сказать, должны бы иметь гораздо больше цены, нежели опыты с раздражением), повидимому, не привели к удовлетворительным результатам, так как автор выражается по этому поводу следующим образом: «если же четверохолмие удалялось совершенно при помощи поперечного разреза, то спустя 2—3 часа после операции кожные раздражения, достаточные, чтобы вызвать отраженные движения членов, не могли уже возбудить никакого крика, что все-таки удавалось позднее при сильных кожных р а з д р а ж е н и-я х» ².

Если принять во внимание только одни факты, сообщаемые цитированными авторами, то, мне кажется, что их исследования нисколько не противоречат нашему предположению об отправлении бугров, ибо несомненно, что отраженные волокна, подходящие к каждому бугру, должны проходить через нижележащие области (продолговатый мозг и варолиев мост) и что раздражение этих волокон в указанных областях может вызывать отраженные крики, тогда как глубокая перерезка, производимая в той или иной части моста, должна привести к совершенной неспособности животного выражать свои ощущения криками.

Таким образом, мне оставалось только найти фактическое подтверждение сделанному мною предположению об отправлении зрительных бугров.

Я много раз производил замечательный опыт Гольца над кваканьем лягушки и убедился, что разрез мозга, производимый Гольцем у этих животных, должен проходить впереди зрительных бугров, оставляя последние совершенно нетронутыми.

¹Goltz, Beitr3ge~ z. Lehre v. d. Funktionen d. Nerven zentren des Frosches, Berlin, 1869.

² Ferrier, Die Funktionen des Gehirns, стр. 86.

Чтобы убедиться, что двухолмие в этом опыте не играет никакой роли в произведении отраженного кваканья, как это утверждает Гольц, я вскрываю вслед за тем черепную покрышку лягушки и, осторожно захватив тонким пинцетом поочередно каждое из возвышений обнаженного двухолмия, постепенно раздавливаю их между ножками пинцета до совершенного уничтожения. Спустя немного времени после подобной операции кваканье животного снова удается вызвать, раздражая кожу спины. Если же вслед затем в области разрушенного двухолмия провести глубокий разрез, который должен таким образом проходить позади зрительных бугров, то кваканье прекращается навсегда, и его не удается уже вызвать никакими способами.

Подобные же опыты я мог произвести и на многих других животных. В особенности пригодны для этого различные птицы (воркующие голуби, куры и пр.), выражающие свои ощущения самыми разнообразными криками.

Разрушая голубю мозговые полушария с сохранением зрительных бугров, я убедился, что вслед затем у такого голубя удается вызвать крик «гуль, гуль» каждый раз, когда его поднимают на воздух за одно крыло и когда он начинает сильно биться. Подобный же крик у оперированного голубя удается вызвать и при помощи быстрого щипка за кожу верхней части шеи. Другие кожные раздражения (за исключением крайне болезненных) не в состоянии вызвать этого крика. Затем я разрушал у такого голубя corpora bigemina и мог получать тот же своеобразный крик при вышеуказанных условиях. Точно так же разрушение обоих corpora bigemina у здоровых голубей никогда не нарушает способности их издавать крики. Напротив, воркующие голуби, которым я производил разрушение бугров, как при сохраненных мозговых полушариях, так и после предварительного удаления их навсегда утрачивали способность издавать звуки, которые не удавалось уже вызывать даже и сильными болевыми раздражениями.

Подобные же опыты, с совершенно тождественным результатом, я производил на курах, у которых вслед за удалением мозговых полушарий с сохранением зрительных бугров своеобразные крики могли быть вызываемы с неменьшим постоянством, как у безмозглой лягушки кваканье, механическим раздражением боковых частей спины, щипком кожи в верхней части шеи или даже быстрым захватыванием перьев в той же области. Разрушение corp. bigemina в этих опытах также не нарушало машинообразных криков животного, которые прекращались только вслед за разрушением зрительных бугров.

Из высших животных, бывших в моем распоряжении, собаки оказались наиболее пригодными для опытов с указанной целью, так как, кроме разнообразных криков, они обнаруживают свои ощущения еще различными выразительными движениями и способны даже к мимической игре мышц лица, которую у них легко

вызвать щипком за кожу щеки или за крыло носа или сильными вкусовыми и обонятельными раздражениями.

Прежде всего я убедился, что и у собак после весьма значительного разрушения поверхности мозговых полушарий легко удается вызвать отраженные крики (визг, лай, ворчание) при помощи сильных болевых раздражений. Раздражения кожи лица или вкусовых нервов вызывали мимическую игру мышц на стороне раздражения (сморщивание носа, оскаливание зубов). Особыми опытами я мог также убедиться, что изолированное разрушение четверохолмия нисколько не нарушало способности животного выражать свои ощущения.

При разрушении одного бугра или при перерезке тотчас позади его животное в состоянии еще произносить звуки под влиянием болезненных ощущений, хотя, повидимому, и значительно слабее, нежели здоровое животное, но мимические движения лица на стороне, противуположной разрушенному бугру, прекращаются совершенно. Их не удается вызвать даже и сильным щипанием кожи щеки или крыла носа, за которым наступают только слабые движения с характером простых рефлексов. При этом никакой асимметрии в покойном положении лица не замечается, и собака в состоянии произвольно сокращать мышцы обеих сторон, что можно заметить, например, при облизывании животного. Такие животные, даже и после того, как они оправятся от операции, становятся вялыми и не выражают своих ощущений различными движениями и звуками с той живостью, как это делают здоровые собаки.

С разрушением обоих зрительных бугров или при глубокой перерезке мозговых ножек у собак совершенно прекращаются те разнообразные, отраженные крики, которые всегда обнаруживают нормальные животные при болевых раздражениях кожи. Только крайне болезненные раздражения иногда вызывают у них еще короткий звук, похожий на звуки, которые можно вызвать у собак сильным и быстрым надавливанием на грудную клетку.

Опыты над кроликами с разрушением обоих зрительных бугров привели к подобным же результатам, как и опыты на собаках.

Итак, из всех вышеприведенных данных очевидно, что животные, лишенные мозговых полушарий, если у них сохранены в целости зрительные бугры, могут еще под влиянием внешних раздражений издавать те разнообразные крики, которыми нормальные животные пользуются для выражения своих ощущений. Эти крики удается вызвать у животных даже и в том случае, если вслед за удалением мозговых полушарий подверглись разрушению и возвышения corp. quadrigeminum. Только после разрушения зрительных бугров способность животного издавать отраженные крики прекращается навсегда. Животные же, у которых полушария головного мозга оставлены в целости и

Данные Герценштейна были проверены и расширены наблюдениями Демченко ^х. Опыты этого автора были произведены на наркотизированных морфием собаках, кошках и кроликах. Подтвердив Герценштейна по вопросу о влиянии раздражения п. lacrimalis на отделение слез, Демченко отрицает слезоотделительное значение п. subcutanei malae. В его опытах лишь иногда вслед за раздражением этого нерва глаз казался несколько влажным, но и то в такой степени, что трудно было сделать какие-либо положительные заключения. С другой стороны, обнаруживающееся вслед за перерезкой п. lacrymalis слезотечение Демченко объясняет параличом век вследствие неизбежного при операции повреждения нервов, заведующих движением последних. Что касается до влияния п. sympathici, то Демченко с положительностью утверждает, что раздражение этого нерва вызывает ясное отделение слез, безразлично, был ли при этом п. lacrimalis предварительно перерезан или же оставался невредимым. Наконец, рефлекторное слезоотделение Демченко получал при раздражении ηη. frontalis infraorbitalis lingualis, glossopharyngeus и vagus (?) ². У людей при раздражении носовой полости появлялось слезоотделение сначала на соответствующей стороне, а несколько позднее и на противоположной. Из спинномозговых нервов можно было получить отделение слез с п. auricularis magnus, хотя и слабее, чем с вышеупомянутых го-ловно-мозговых нервов; между тем с п. dorsalis pedis рефлекс уже не получался. Наблюдения на людях точно так же будто бы показали, что рефлекторное отделение слез возможно при операциях на голове и лице; при операциях же на туловище и конечностях (даже без наркоза) рефлекторного отделения слез не наблюдается. Следует еще заметить, что рефлексы получаются только при целости п. lacrimalis, с перерезкой же его они пропадают. Напротив того, перерезка п. sympathici остается без влияния на рефлекторное слезоотделение.

Вольферс³, работа которого появилась почти одновременно с работой Демченко, также нашел, что п. lacrimalis и п. sympathies при раздражении вызывает отделение слез, причем sympathies обнаруживает действие после перерезки п. lacrimalis, следовательно, волокна его направляются отдельным путем к железе. По Вольферсу, также и п. subcutaneus malae действует на железу, вызывая отделение слез, которое обнаруживается сильнее у овец; у собак же эффект раздражения этого нерва проявляется слабее. Что касается рефлексов, то Вольфер-сом были изучены только рефлексы с ветвей п. trigemini. При этом он убедился, что целость ηη. lacrimalis и subcutanei ma-

¹ Демченко, Z. Innervation der Tranendrflse, Pfluger's Archiv, 1872, Bd. VI, S. 191.

¹ Вопросительный знак в подлиннике.

* Wolfe rs, Experimentelle Untersuchungen fiber die Innerva-tionswege der Tranendrflse. Dissert., Dorpat, 1871.

lae необходима для получения рефлексов. Между тем опыты с влиянием самих перерезок ηη. lacrimalis] и subcutanei malae Вольферс считает мало доказательными ввиду больших повреждений, связанных с этими операциями.

Что касается до влияния центральных частей нервной системы на слезоотделение, то в литературе мы нашли только указание Экхарда, по которому центр для отделения слез помещается в верхнем отделе шейной части спинного мозга, начиная с 5-го шейного позвонка до начала п. trigemini.

Таким образом, центральная иннервация слезных желез остается до сих пор наименее всего изученной, а влияние высших мозговых центров на деятельность этих желез и совершенно неизвестным. Между тем отделение слез связано теснейшим образом с психической деятельностью и служит, как известно, наиболее характеристичным выразителем разнообразных душевных волнений. Ввиду этого мы и приступили к изучению локализации высших мозговых центров слезоотделения и тех путей, посредством которых передается возбуждение этих центров на слезоотделительные нервы.

Опыты наши производились на собаках, умеренно кураризи-рованных. Мы должны были прибегнуть к кураризации животных ввиду того, что судороги, развивающиеся при раздражении коры и подкорковых центров, неизбежным образом нарушали бы чистоту наблюдения. К тому же из своих опытов мы убедились, что усиление отделения слез при кураризации наступает далеко не всегда в такой степени, чтобы могло затруднять наблюдения, а нередко его даже и вовсе не обнаруживается.

Что касается до способа наблюдения, то мы в своих опытах следили за отделением слез по преимуществу непосредственно глазом, слегка оттянувши нижнее веко; при этом мы считали за несомненный эффект только те результаты раздражения, при которых наблюдалось обильное отделение слез. Небольшие же изменения во влажности глаз мы не считали доказательными в каком-либо отношении уже потому, что они могут зависеть и не от выделения слезных желез. По крайней мере из опытов и наблюдений Бернарда, Гекстора, Фрерикса и Демченко видно, что и после вылущения этих желез глаз все же представляется увлажненным, да и некоторое увеличение влажности глаза, как показал Чермак, может зависеть от увеличенного отделения конъюнктива л ьных желез.

Трепанация и удаление верхней части полушария для исследования центров основания мозга в наших опытах выполнялись обычным порядком, раздражение же производилось ясно ощутимым на языке током, взятым от санного аппарата Дюбуа-Реймона с одним элементом Грене.

Прежде всего путем особых опытов мы убедились в несомненном влиянии шейного ствола п. sympathici на слезную железу. В наших опытах при раздражении периферического конца

η. sympathici вместе с расширением зрачка, выпячиванием глаза и уходом третьего века кнутри обнаруживалось вполне ясное слезоотделение в соответствующем глазу. Нечего и говорить, что раздражение п. trigemini всегда вызывало обильное отделение слез на стороне раздражения.

Что касается до рефлекторного отделения слез, то, подтверждая в общем указания, сделанные нашими предшественниками, мы должны указать на то обстоятельство, что в наших опытах раздражение центрального конца п. ischiadici всегда вызывало слезоотделение, сопровождаемое заметным выпячиванием глаз, расширением зрачков и уходом третьих век внутрь. При этом слезоотделение хотя и обнаруживалось в обоих глазах, но в противоположном оно всегда наступало несколько ранее и было сильнее, нежели в соответствующем глазу.

Мы не можем далее согласиться с Демченко и Вольферсом, что для получения рефлекторного действия безусловно необходима целость п. trygemini (ηη. lacrimalis и subcutanei malae). Хотя и не во всех опытах, но мы получали не один раз ясное рефлекторное отделение слез в обоих глазах, несмотря на предварительную одностороннюю перерезку п. trigemini. При этом слезоотделение представлялось даже обильнее на стороне перерезанного п. trigemini при условии, если раздражение чувствительного нерва (п. ischiadici) производилось на той же стороне.

Перейдем теперь к изложению результатов нашего исследования в отношении мозговых центров.

Из опытов выяснилось, что в отношении отделения слез наиболее деятельными областями мозговой коры являются внутренние части переднего и заднего отдела сигмовидной извилины. Несколько слабее действуют в этом отношении более кнаружи расположенные отделы той же извилины. С других же областей мозговой коры мы не могли в своих опытах получить вполне ясного отделения слез.

При раздражении вышеупомянутых деятельных областей мозговой коры слезоотделение наступает весьма быстро вслед за началом раздражения, и притом оно часто обнаруживается настолько сильно, что слезы выливаются наружу. Обыкновенно слезоотделение наблюдается в обоих глазах, но почти всегда оно сильнее выражено на стороне, противоположной раздражению. Вместе с прекращением раздражения коры слезоотделение вскоре приостанавливается совершенно, и если затем глаз осушить пропускной бумажкой, то в дальнейшем периоде он представляет уже нормальную степень влажности.

Следует здесь заметить, что вышеописанный эффект в отношении отделения слез при раздражении мозговой коры обыкновенно сопровождается резким двусторонним расширением зрачков, выпячиванием обоих глаз и уходом третьих век кнутри. Впрочем, в противоположном глазу только что упомянутые яв-

ления наступают несколько раньше и, повидимому, обнаруживаются с большей резкостью, нежели в соответствующем глазу *.

Исследование мозговых узлов показало, что центры, вызывающие отделение слез, заложены в зрительных буграх. Раздражение одного из этих образований на весьма ограниченном пространстве в глубине внутренней его части, на уровне серой спайки, вызывает слезоотделение в обоих глазах, хотя и здесь эффект всегда обнаруживается с большей силой на стороне, про-тивополжной раздражаемому зрительному бугру.

Как и при раздражении мозговой коры, слезоотделение, вызванное раздражением зрительного бугра, сопровождается расширением зрачков, уходом третьих век кнутри и выпячиванием глаз ².

Таким образом, из приведенных опытов очевидно, что при раздражении вышеуказанных областей мозговой коры и зрительных бугров представляются заинтересованными центральные продолжения шейного симпатического нерва.

Для того чтобы выяснить, в какой степени эти центральные симпатические волокна оказывают влияние на слезоотделение при раздражении мозговой коры и зрительных бугров, мы в особых опытах производили предварительную одностороннюю перерезку шейного ствола п. sympathies

Как и можно было ожидать уже a priori, в этом случае при раздражении коры и бугров отделение слез обнаруживалось на обоих глазах, хотя расширения зрачка, выпячивания глаза и ухода третьего века кнутри, само собою разумеется, более уже не наблюдалось на стороне перерезки.

В других опытах, поставленных с целью уяснения интересующего нас вопроса, мы производили перерезку п. trigemini внутри черепа перед gangl. Gasseri, оставляя оба п. sympathici в целости. И в этом случае раздражение коры противоположного мозгового полушария вызывало слезоотделение на обоих глазах, хотя на стороне перерезки оно выражалось гораздо слабее. Тот же эффект в этом случае вызывался и раздражением зрительных бугров.

В одном опыте после перерезки п. trigemini мы первоначально не получили отделения слез на стороне перерезки при раздражении коры и зрительного бугра противоположной стороны, но

¹ Считаем здесь необходимым заметить, что в одном случае у молодого щенка (приблизительно 2—3-месячного возраста) мы не получили с коры ни отделения слез, ни расширения зрачков, ни выпячивания глаз и ухода третьих век. Интересно, что и симпатический нерв в этом случае оказался совершенно бездеятельным как в отношении слезоотделения, так и в отношении расширения зрачка, выпячивания глаза и ухода третьего века, между тем раздражение п. trigemini внутри черепа вызывало ясное слезоотделение.

² В вышеупомянутом опыте над молодым щенком мы не получили никакого эффекта не только при раздражении мозговой коры, но и при раздражении зрительных бугров.

рта, неба и зева (2 и 3 ветви п. trigemini, glossopharyngeus и чувствующие волокна vagi); центробежный же его путь лежит в двигательных ветвях глоточного сплетения.

В настоящем кратком сообщении мы коснемся лишь влияния коры большого мозга на акт глотания. В этом отношении заслуживают внимания указания, содержащиеся в работе Крау-зе¹, который при раздражении слабым током gyr. praefronta-lis теменной доли в «своем вниз направленном побеге» получал повторные глотательные движения, сокращения передней мускулатуры шеи с поднятием гортани, мягкого неба, сжимателей глотки, задней части спинки языка и arcus palato-glossi. В вышеназванной части мозговой коры, по автору, содержится область чувствующей сферы как для передней мускулатуры шеи, так и для движений гортани и глотки. При этом нелишне заметить, что при удалении этой части коры, как и следовало ожидать, не обнаруживалось никаких расстройств в глотательных движениях.

При своих опытах мы пользовались методом, близким к тому, который применялся при исследовании различных вопросов, касающихся акта глотания, Г. Кронекером и С. Мельцером². Собаке, наркотизированной смесью хлороформа с эфиром, вводился в полость глотки тонкий резиновый баллон, навязанный на конец обыкновенного желудочного зонда. Животное предварительно было трахеотомировано на случай искусственного дыхания. Баллон вводился в пищевод и затем, путем обратного движения (для лучшего расправления баллона), помещался при верхнем его конце. Другой конец желудочного зонда после предварительного наполнения его вместе с баллоном водой соединялся с водяным манометром, второе колено которого связывалось с воздушным мареевским прибором. Таким образом, перо последнего и отмечало толчки и давление, испытываемое баллоном при глотательных движениях животного в течение опытов.

Что касается остальной обстановки последних, то она состояла в том, что после введения баллона в верхний конец пищевода мы трепанировали животному переднюю часть черепной покрышки, после чего твердая мозговая оболочка разрывалась крестообразно и отворачивалась на края костной раны. Для раздражения мозговой коры мы пользовались двумя тонкими изолированными электродами санного аппарата Дюбуа-Рей-мона с элементом Грене.

¹ Krause, Du Bois-Reymond's Acrh. f. Anat. u. Physiol., 1884, S. 203.

"Kronecker H. und Meltzer S., Der Schluckmechanis-mus, seine Erregung und seine Hemmung, Arch, fur Anatom. und Phy-siologie, 1883; Ueber den Schluckmechanismus und dessen nervose Hem-mungen, Monatbericht der Konigl. Akadem. der Wissenschaften zu Berlin, 1881.

В. М. Бехтерев

Поставленные нами опыты дали следующие результаты.

Раздражая различные участки корковой поверхности мозга у собаки, первоначально мы не получали никаких результатов, т. е. вовсе не замечали движений рычага мареевского прибора; но уже в первый же день исследования (вначале июля 1893 года) мы имели возможность отметить область коры, вблизи переднего края второй борозды (считая снутри), при раздражении которой получалась вполне ясно выраженная кривая глотательного акта (рис. 1). Во всех других исследованных нами случаях область эта всегда занимала тождественное положение на мозговой поверхности как того, так и другого полушария. При этом считаем нужным заметить, что при раздражении вышеуказанной области коры не только получалась кривая глотательного движения, но

Рис. 1.

и ad oculos можно [было убедиться, что животное производило глотание, тем более что последнее обыкновенно сопровождалось характеристичным звуком. При перемещении электродов на соседние участки мозговой поверхности эффект быстро исчезал.

Что касается более точной локализации открытого нами глотательного центра, то наши опыты показывают, что он расположен на передне м отделе второй извилины, кнаружи от сигмовидной извилины, у самого переднего конца второй| борозды (см. а на рис. 2).

Если борозду sulci cruciati мысленно продолжить далее кнаружи, то эта линия проходит как раз через ту область, которая содержит глотательный центр. Последний находится, таким образом, в ближайшем соседстве с открытыми Ферье центрами для движений углов рта, для движения челюстей и языка и с так называемым «ротовым центром» (Mundzentrum), служащим для открывания рта и передвижения языка (по Ферье). Мы убедились, кроме того, что в непосредственном соседстве с открытым нами глотательным центром помещается и выдыхательный центр (см. ниже).

Раздражением основных частей мозга также удается вызвать глотательный акт. Так, в наших опытах при погружении электродов в область зрительного бугра после предварительного удаления большей части полушария вызывались с постоянством глотательные движения. Кроме того, в одном случае при раздражении основных частей мозга тем же способом нам удалось вы-

О ВЛИЯНИИ МОЗГОВОЙ КОРЫ ЧЕЛОВЕКА

НА СЕРДЦЕБИЕНИЕ, ДАВЛЕНИЕ КРОВИ

И ДЫХАНИЕ

В литературе имеется уже целый ряд указаний относительно влияния мозговой коры на сердцебиение. Эти наблюдения сделаны на животных, которым производилось раздражение мозговой коры. Производя сам такого рода опыты у собак, я наблюдал учащение пульса, которое обыкновенно происходило вместе с поднятием кровяного давления при раздражении корковой области на месте gyri sygmoidei и соседних с ней областей. До сих пор, однако, не имелось наблюдений относительно подобных же влияний мозговой коры у человека. Ввиду этого мне кажутся не лишенными интереса наблюдения относительно влияния на сердцебиение поверхностных разрушений мозговой коры у человека, произведенных при операциях над мозговой корой.

В заведываемой мною клинике было произведено с 1895 г. три таких операции со вскрытием черепной покрышки в области корковых двигательных центров и с последующим удалением, вслед за вскрытием твердой оболочки, определенной части мозгового вещества. Во всех этих случаях, особенно же в двух случаях, вслед за операцией обнаруживалось крайне резкое учащение и полнота пульса, которое не могло быть объяснено ни состоянием температуры тела, остававшейся или на нормальной высоте, или же лишь короткое время державшейся на субфеб-рильном уровне, ни какими-либо иными поводами. Равным образом и со стороны дыхания у больных обнаруживались резкие изменения, которые должны быть поставлены в прямую зависимость от мозговой операции. Я приведу здесь и самые случаи, о которых идет речь.

Больной ребенок, 12 лет, с детства страдает тяжелыми и частыми эпилептическими приступами с судорогами, начинающимися с левой верхней конечности и поворачивания головы в левую сторону и затем быстро обобщающимися. 18 марта в 1 час дня ему сделана была в заведываемой мною клинике трепанация в области правых центральных извилин, причем по вскрытии мозга был удален центр поворачивания головы в противоположную сторону, обнаруженный мною с помощью фарадического тока при заднем отделе второй лобной извилины, и вместе с тем была удалена также часть центра для верхней конечности в среднем отделе передней центральной извилины. Вслед за тем твердая оболочка была зашита, костный лоскут вставлен на место, края кожной раны сшиты и на всю рану наложена

103

асептическая повязка. Утром того же дня с больным был небольшой припадок, состоявший в судорогах верхних и нижних конечностей, но без поворачивания головы. Затем до 1 мая, т. е. почти в течение около 2'/₂месяцев, припадков с больным не было вовсе. Впоследствии же они возобновились, но случались редко и под влиянием лечения Adonis vernalis с бромом даже и совсем прекратились на продолжительное время. Что касается его пульса, то он представлял крайнее учащение, вследствие чего после операции потребовалось назначение Inf. digitalis, который он принимал 21, 22 и 23 марта. Исследование пульса первоначально производилось три раза ежедневно в 9 часов утра, в 4 часа пополудни и в 8 или 9 часов вечера вместе с дыханием и температурой тела и дало следующие результаты.

	9 часов утра			4 часа пополудни			9 часов вечера
Дата	пульс	температура	дыхание	пульс	температура	дыхание	пульс	температура	дыхание
18 марта				90	36,8		120	37,5
19 »	120—136	37,6	—	130	37,6	—	126	37,8	—
20 »	110—120	37,0	—	126	38,0	—	■—	—	—
21 »	120	36,7	—.	104	37,4	—	108	37,3	—
22 »	106	37,1	—	103	37,4	—	108	37,4	—
23 »	96	36,7	—	104	37,4	—	102	37,2	- —
24 »	100	37,0	—	106	36,9	28	90	37,1	28
25 »	106	36,7	27	110	36,9 '	36	102	37,2	25
26 »	104	36,7	24	108	37,2	30	102	37,3	28
27 »	102	37,4	27	108	37,5	30	120	37,0	33
28 »	104	87,2	26	114	37,3	33	90	37,1	24
29 »	94	37,1	24	96	37,0	26	87	37,1	26
30 »	96	36,9	30	90	37,1	27	94	37,0	30
31 »	90	37,0	28	102	—	28	80	37,2	24
1 апреля	104	—	30	100	—	26	96	—	241
2 »	104	—	30	96	—	26	96	—	24
3 »	96	—	24	86	—	24	75	—	26
4 »	86	—	24	90	—	27	96	—	27
5 »	90	—	27	88	__	24	90	—■	26
6 »	80	—	24	90	—	27	84	—•	24
7 »	90	—	27	80	—	29	84	—	26
8 »	88	—.	24	90	—	27	90	—■	26
9 »	90	—	27	88	—	26	75	—	26
10 »	86	—	24	90		27	96	—	27
11 »	90	—	27	60		24	84	—	26
12 »	86	—	24	90	—	27	96	—	27
13 »	90	—.	27	86	—	26	90	—	26
14 »	66	—	24	86	—	24	90	•—	26
15 »	90	—	27	88	—	21	90	—	26
16 »	90	—	27	—	—	—	94	—	24
17 »
18 »	90	—	27	—	—	—	80	—■	24
19 »	86		27	"	~		80		26

¹ Температура тела все остальное время держится с колебаниями от 36,8° Д0^37,3° и лишь однажды, а именно 2 апреля, поднялась до 37,5°.

Из этих данных нетрудно убедиться, что, несмотря на нормальную температуру тела, пульс у больного вслед за операцией представлял поразительное учащение, потребовавшее первоначально даже применения дигиталиса. Это учащение могло быть поставлено в связи исключительно с раздражением корковой поверхности, так как до операции пульс у больного, будучи неоднократно исследуем, не превышал е общем 80—86 ударов в 1 минуту.

Следует иметь в виду, что у нашего больного обращало на себя внимание то обстоятельство, что, несмотря на значительное учащение, пульс всегда представлялся полным и напряженным, что могло указывать на повышение бокового давления в сосудах.

Нельзя не отметить в этом случае и значительного учащения дыхания, наблюдавшегося вслед за операцией. Это учащение дыхания у больного может быть объяснено только тем, что корковый центр поворачивания головы был разрушен как раз в той области, в которой у животных, по моим исследованиям, произведенным совместно с Останковым¹, помещается центр, раздражение которого вызывает резкое учащение дыхания. Отсюда очевидно, что и учащение дыхания, наблюдавшееся в вышеуказанном случае, следует рассматривать как результат раздражения мозговой коры в области дыхательного центра.

Перейдем теперь к рассмотрению другого случая, в котором было произведено повреждение мозговой коры на более обширном протяжении, но исключительно на центральных извилинах.

Больной, молодой субъект, с давних пор страдавший постоянными судорожными движениями правой половины тела, временами переходившими в настоящие падучие приступы, имевший рубцы на гглове хак следы бывших ушибов, был оперирован в заведываемой мною клинике проф. Вельяминовым в 1 час дня 4 февраля 1898 г. По остеопластическому способу была выдолблена лоскутообразная фигура в черепе соответственно левым центральным извилинам, затем нижняя стенка черепа надломлена и вместе с кожным лоскутом отворочена вниз. Вслед за тем твердая мозговая оболочка разрезана в форме подобного же лоскута и отворочена, после чего фарадическим током были определены мною центры для движения руки и лица. Под контролем фарадического тока эти центры затем были удалены, после того твердая оболочка была зашита, кость вложена на место и кожный лоскут сшит с краями раны. С самого момента операции пульс сильно участился, хотя температура держалась на нормальной или субфебрильной высоте и только однажды достигла 38,2°. Так, уже в день операции в 4 часа 15 минут пульс достиг 106 в 1 минуту при температуре 37°; в 5 часов 15 минут пульс 122 в 1 минуту; в 9 часов вечера—• 124 в 1 минуту, полный, дыхание 22, температура 37,7°; в 1 час 16 минут ночи пульс 128, полный, дыхание 36 при температуре 38,2°; в 2 часа 45 минут пульс 100 в 1 минуту, полный, дыхание 24 в 1 минуту, ровное, температура 37,9°; в 5 часов утра пульс 100 в 1 минуту, температура 37,6°; в 7 часов утра пульс 125 в 1 минуту, полный и значительно напряженный, дыхание 22, температура 37,7°.

¹ Неврологический вестник, 1893; Neurol. Zbl., 1893; см. также сообщение доктора Жуковского (из моей лаборатории) в научном собрании врачей клиники душевных и нервных болезней за 1897 г.

105

На другой день, 5 февраля, в 9 часов утра пульс 120 в 1 минуту, полный, дыхание 20 в 1 минуту, температура 37,4 ; в 4 часа пополудни пульс 134 в 1 минуту, температура 37,2°; в 9 часов вечера пульс 108 в 1 минуту; 6 февраля в 11 часов утра пульс 108 в 1 минуту, вечером около' 100 в 1 минуту; 7 февраля пульс учащен, но не был сосчитан; 8 февраля пульс 86 в 1 минуту; 10 февраля утром пульс 108 в 1 минуту; 11 февраля пульс 108, температура 36,1°. 13 февраля с больным было 3 судорожных приступа, после чего наступил продолжительный сон.

14 февраля в 12 часов дня пульс 84 в 1 минуту, температура 37,5°. После того был судорожный приступ; в 3 часа дня пульс 72 в 1 минуту, полный, дыхание 24 в 1 минуту.

jib 15 февраля к 12-му часу с больным случился судорожный приступ, после которого пульс 106 в 1 минуту, аритмичный, температура 36,5°; 16 февраля пульс 86, температура 37°.

Остальные дни пульс представлялся нормальным, около 72—84 в 1 минуту, обыкновенного напряжения.

Таким образом, в приведенном случае пульс тотчас же вслед за операцией удаления мозговой коры достиг 106 в 1 минуту и затем перешел к вечеру того же дня за 120 в 1 минуту при нормальной и субфебрильной температуре тела. Также и на другой день вслед за операцией пульс достиг 120 в 1 минуту и даже 134 в 1 минуту при температуре 37,2—37,4°; остальные же дни до 13—14 февраля, следовательно, в течение около 9—10 дней вслед за операцией, держался выше 100 при нормальной температуре тела. Достойно внимания, что и в этом случае пульс, несмотря на частоту, представлялся вслед за операцией все время полным и напряженным, что указывает на повышенное давление крови.

Что касается дыхания, то здесь не обнаруживалось резкого учащения, как в первом случае, что вполне гармонирует с тем обстоятельством, что разрушение ограничивалось исключительно областью центральных извилин, следовательно, было произведено позади дыхательного центра.

Оба вышеприведенные наблюдения, таким образом, не оставляют сомнения в том, что двигательные области мозговой коры у человека, как и у животных, обнаруживают влияние на сердцебиение, давление крови и дыхание.

Что касается собственно центров сердцебиения и давления крови, то, имея в виду, что в обоих вышеприведенных случаях разрушение было произведено на различных участках двигательной области мозговой поверхности, необходимо притти к выводу, что и у человека, подобно тому, как у животных, центры, управляющие движением сердца и давлением крови, раскинуты на значительном протяжении двигательной площади мозговой коры и соседних с нею областей. Что же касается центра для дыхания, то у человека он, как и у животных, очевидно, располагается в передних отделах двигательной площади, по всей вероятности, на заднем отделе второй лобной извилины, как показывает первое из наших наблюдений.

три от него. У собаки, так же как у кролика, со стороны gyrus sigmoideus можно вызывать как возбуждающий, так и тормозящий эффект. В первом случае он проявлялся в более или менее выраженном усилении нормальных движений влагалища, во втором случае раздражение коры обусловливало замедление и ослабление, вплоть до полного прекращения движений влагалища на некоторое время.

Увеличение сокращений влагалища под влиянием раздражений коры головного мозга выражается обычно в виде довольно высокой и длинной волны сокращения, то появляющейся, то исчезающей и имеющей даже несколько вершин неравной высоты. В дальнейшем, после того как нанесение раздражений прекращалось, обычно наступало удлинение и ослабление сокращений влагалища, иногда даже их полное исчезновение.

В случае тормозного эффекта проявления были иного характера. Сначала при нанесении раздражений сокращения влагалища становились слабее и медленнее. Далее они вовсе прекращались, причем в большинстве случаев на все время, пока наносились раздражения. После прекращения раздражений обычно наступало значительное усиление сокращений, выражавшееся в виде волны с рядом вершин или в виде ряда волн различной высоты и длительности.

В некоторых наших опытах после периода полного прекращения сокращений влагалища наступал настоящий тетанус влагалища в форме сильного, длительного сокращения.

Если раздражение коры, оказывающее тормозящее влияние, наносилось в момент сокращений влагалища, то последние моментально уменьшались и даже полностью прекращались. По прекращении раздражений, как обычно, наступали усиленные сокращения.

Коротко —явления, обнаруженные при раздражении коры головного мозга, с несомненностью показывают, что влияние коры головного мозга на движения влагалища осуществляете? посредством локального нервного механизма, поддерживающего определенный мышечный тонус влагалища и его самостоятельные периодические сокращения. Если раздражения наносятся слишком длительное время, то возникающее усиленное возбуждение этих механизмов приводит, вследствие утомления, в конечном счете к преобладанию тормозного эффекта. Приостановка сокращений под влиянием кортикальных импульсов приводит к преобладанию сил, вызывающих процесс возбуждения, что ведет к усилению и ускорению сокращений.

Относительно локализации полей, оказывающих тормозящее или возбуждающее влияние, из наших опытов следует, что возбуждение движений влагалища с последующим их торможением наиболее постоянно возникает при раздражении задней части gyrus sygmoideus, за исключением его боковой части, и не столько-постоянно при раздражении наиболее медиальной части перед-

108

него отдела извилины. Наоборот, торможение движений влагалища с последующим усилением движений в наших опытах вызывалось чаще всего раздражением латеральной части заднего отдела gyrus sigmoideus, области, переходной от задней к передней части, а также наружно-передней части gyrus sigmoideus.

В отношении топографии действующих корковых полей существуют значительные индивидуальные особенности. В большой мере эффект, помимо того, зависит также от возбудимости коры головного мозга: иногда при раздражении одной и той же точки коры головного мозга то получают соответствующий эффект в виде возбуждения, то не получают, а иногда даже возникает противоположный эффект. Это свидетельствует о том, что в коре головного мозга нет, собственно говоря, строго диференцирован-ных тормозных и возбуждающих полей. Можно полагать, что в коре существует лишь активная область, связанная с движениями влагалища, из которой могут исходить импульсы как возбуждающие, так и тормозящие движения влагалища. При этом в нормальных условиях при определенной силе раздражителей из одних пунктов вызывается преимущественно возбуждающий, из других —тормозной эффект. При изменении возбудимости поля или силы тока вместо одного эффекта может возникать противоположный.

В отличие от сокращений влагалища, наступающих под влиянием раздражения спинного, продолговатого мозга и зрительного бугра, при раздражении коры наступает не однократное длительное сокращение, а либо волна сокращения значительной длины и высоты, имеющая ряд вершин, либо ряд сильных, быстро следующих друг за другом сокращений. При этом обнаруживается отчетливый латентный период; это также говорит в пользу того, что с одной и той же точки могут возникать как возбуждающие, так и тормозящие влияния и что наступающий эффект зависит от преобладания то одних, то других.

Таким образом, в период времени, соответствующий латентному периоду, происходит как бы борьба между тормозящими и возбуждающими влияниями. Если одни из них начинают преобладать, то наступает более или менее значительное колеблющееся в своей интенсивности изменение кривой.

В связи с вопросом о влиянии коры головного мозга на двигательные способности влагалища стоит вопрос о влиянии коры головного мозга на движения матки.

По этому вопросу до последнего времени имелись лишь весьма неопределенные данные. Некоторые авторы вообще отрицали возможность влияния коры головного мозга на движения матки.

Хотя Гедус еще в 1852 г. во время одного опыта наблюдал сокращения матки при раздражении коры головного мозга, однако эти опыты оставались в литературе незамеченными, и

109

позднейшие авторы пришли вообще к отрицанию возможности влияния коры на движения матки.

По Гауху¹, движения матки наступают при раздражении мозжечка, продолговатого мозга и всего спинного мозга, особенно его поясничного и крестцового отделов, в то время как раздражения коры головного мозга в его опытах не приводили к появлению каких-либо движений матки. Наоборот, раздражение глубоких частей полушарий обычно вызывало появление сокращений матки.

Кроме того, в литературе имеются отдельные замечания у Бошфонтэна, которому удалось в своих опытах вызвать сокращения матки путем раздражения gyrus sigmoideus. Сам Бошфон-тэн пытался объяснить эти явления рефлекторными влияниями.

Влияние коры головного мозга на движения матки подтверждается также клиническим наблюдением.

Известно, что сильные аффекты, как испуг, радость и т. п.„ могут резко усилить родовую деятельность и даже привести к аборту или преждевременным родам.

С другой стороны, общеизвестно также тормозящее влияние психических факторов на родовой акт. Появление незнакомого человека в родильной комнате приводит иногда к моментальному уменьшению или полному прекращению схваток. Это нельзя иначе объяснить, как торможением движений матки, исходящим со стороны корковых центров.

Для того чтобы проследить влияния коры головного мозга на движения матки, по моему предложению доктором Плохин-ским² в нашей лаборатории были поставлены опыты на кроликах с применением графической регистрации.

После вскрытия брюшной полости и выведения рогов матки наружу в один из рогов вставлялся маленький резиновый баллончик. Для этого производился небольшой разрез по овариаль-ному концу рога. Брался катетер, на один конец которого надевался маленький баллон; второй конец катетера оставался свободным. Этот свободный конец катетера выводился через разрез в роге матки, шейку матки, влагалище и половую щель наружу настолько, чтобы баллон на другом конце катетера оказался в полости матки. Введенный в полость матки баллон заполнялся водой, после чего катетер соединялся с манометром. Колебания манометра, т. е. объема баллона, записывались на барабане. Сокращения матки, естественно, уменьшали объем баллона и вызывали подъем кривой, расслабления матки позволяли баллону расширяться, в связи с чем кривая падала вниз (аналогично тому, что имело место в вышеуказанных опытах с регистрацией движений влагалища).

¹ Н а и с h, Ueber den Einfluss des Riickenmarks und Gehirns auf die Bewegungen des Uterus. Inaug. Dissertation, Halle, 1879.

² Плохинский, Обзор психиатрии, СПБ, 1902.

110

Для опытов брались обычно либо беременные, либо в прошлом рожавшие животные. В первом случае баллон вводился непосредственно в рог, без введения катетера в матку.

Все опыты ставились без наркоза, под местной анестезией 2% раствором кокаина.

Наши опыты показали, что медиальная сторона задней части gyrus sigmoideus, т. е. моторное корковое поле, является той действенной областью, из которой могут быть получены сокращения матки. Иногда это место находится в задней части моторной зоны на внутреннем крае полушария, иногда лежит более кнаружи.

Если уже были спонтанные сокращения матки, то раздражение этого места вызывало усиление сокращений.

Если же во время опыта спонтанных сокращений матки не было, то раздражение вышеуказанных мест коры нередко вызывало ряд ритмических сокращений. Изредка в этих случаях наблюдалось единичное сокращение, но и тогда при повторных раздражениях вызывался ряд ритмических сокращений.

В некоторых случаях многократные раздражения вызывали все более и более сильные сокращения матки. С прекращением раздражений сокращения матки становились обычно слабее и в конце концов полностью прекращались. Если кора вновь подвергалась раздражению, то в некоторых случаях удавалось вновь вызвать ритмические сокращения матки. Возбудимость центров при этом в процессе опыта все более и более падала.

Действие центров матки является двусторонним, так как из каждого полушария можно получить одинаковый эффект.

Латентный период в этих случаях, так же как и в случаях вызывания сокращений влагалища путем раздражения коры, крайне длительный —от 10 до 16, 30 и даже 45 секунд.

Из отдельных опытов следует, что кора головного мозга может являться источником тормозных влияний на ритм сокращений матки.

В этом случае мы также можем различать тормозящее и возбуждающее действие. При этом первое выражается в появлении новых или усилении уже имевшихся сокращений матки, второе — в ослаблении или полном подавлении ритмических сокращений.

Ритмика маточных сокращений, зависящая от автоматической деятельности ганглиев матки, также находится под известным влиянием корковых центров. Уже в обычных условиях раздражения, идущие от центральных органов, могут оказывать то усиление и ускорение, то уменьшение и замедление сокращений матки. Этим объясняется то, что после раздражения корковых центров, так же как и центров в зрительном бугре, влияние которых установлено вышеуказанными исследованиями, ритм нарастает или вновь выступает, в то время как в других случаях он более или менее подавляется или вовсе приостанавливается.

Что касается длительности латентного периода сокращений матки при раздражении коры, то она объясняется, вероятно, тем, что под влиянием раздражения возникают как возбуждающие, так и тормозящие влияния, и что при этом в конце концов начинает преобладать возбуждающее действие.

Влияние коры головного мозга на сокращение матки может быть обнаружено и у собак, но в общем у них оно менее выражено, чем у грызунов.

Во время эпилептических припадков у собак постоянно отмечается появление или повышение сокращений матки. При этом непрерывных тетанических сокращений не наблюдается. Последние носят периодический характер и имеют обычную длительность.

Так как активность сокращений матки зависит, как вытекает из соответствующих исследований, не только от гладких мышечных волокон, но и от соответствующей величины притока крови, корковые центры, влияющие на сокращения матки, должны оказывать влияние и на физиологические процессы, именуемые менструациями. В этом отношении нет специальных экспериментальных исследований, но клинический опыт с несомненностью указывает на эту связь.

Менструации могут под влиянием чийто психических воздействий, страха и т. п. внезапно прекратиться вследствие тормозных влияний, исходящих от мозга. С другой стороны, известно, что психические моменты могут оказывать и противоположное влияние —вызывать преждевременное наступление менструаций, что, несомненно, стоит в связи с возбуждающим действием на менструации импульсов, идущих из мозга.

Исследования в области гипнотизма и внушения показали, что даже обильные маточные кровотечения могут быть приостановлены путем гипнотического внушения, как мне приходилось неоднократно наблюдать¹.

Разумеется, в коре головного мозга должны быть центры, оказывающие влияние на мужской половой аппарат. В этом нельзя сомневаться хотя бы потому, что психические факторы оказывают огромное влияние на половую сферу. Так называемое половое влечение по своей природе является психорефлекторным процессом.

Как показывают опыты Гольца, удаление полушарий у самца лягушки сопровождается утратой им полового влечения к самке. Даже в присутствии последней оперированный самец остается индиферентным. Из этого следует, что половое влечение связано с полушариями, которые оказывают на него влияние под дей-

¹ В. М. Бехтерев, О сдавлении поясничных центров спинного мозга и др.; Значение гипноза в качестве лечебного средства, в кн.: Нервные болезни в отдельных наблюдениях, Казань, 1884.

В. М. Бехтерев, Терапевтическое значение гипноза, СПБ.

112

ствием внешних раздражителей. Более низшие центры в той или иной степени подчинены высшим.

В животном царстве в качестве возбудителя полового влечения особенную роль из органов чувств играет обоняние.

Обоняние у большинства млекопитающих имеет несравнимо большее значение для возбуждения половой функции, чем зрение.

Что касается влияния коры головного мозга на эрекцию полового члена, то оно весьма вероятно еще и потому, что сокращения мышц, участвующих в акте совокупления, в известной мере подчинены воле. С другой стороны, п. errigens возбуждается не только рефлекторным путем, но и под влиянием соответствующих представлений.

Специальные исследования устраняют всякие сомнения относительно существования особого кортикального центра эрекций полового члена.

Я сам во время опытов на собаках имел возможность убедиться в том, что раздражение задней доли gyrus sigmoideus в месте, соответствующем расположению центров влагалища у самки, вызывает у самца напряжение и увеличение в размерах полового члена.

Исчерпывающее исследование коркового эрекционного центра у собак с применением графического метода было, по моему предложению, проведено в нашей лаборатории доктором Пуссепом¹.

Регистрация напряжений penis производилась с помощью охватывающего его наполненного водой сосуда, соединенного резиновым рукавом с манометром, а через него —с мареевским барабанчиком.

Из этих исследований вытекает, что раздражение упомянутого поля в заднем отрезке gyrus sigmoideus вначале влечет за собой некоторое снижение кривой, что соответствует уменьшению объема члена, а затем большее или меньшее повышение кривой, соответствующее наступившему напряжению и увеличению объема члена.

Что касается начального падения кривой, то оно может зависеть от сокращения относящихся к penis мышц или от сокращения сосудов penis.

Для решения этого вопроса имело смысл произвести исследования с кураре, который парализует произвольные мышцы. Проведенные опыты показывают, что кривая в этих случаях обнаруживала значительно меньшее падение, но и дальнейший подъем кривой был тоже меньше, чем без применения кураре. Другими словами, кураре ослаблял эрекцию penis в большей или меньшей степени. Так как и прямое наблюдение не указывало на зависимость падения кривой от состояния мускулатуры penis, то следовало отнести начальное падение кривой за счет сужения сосудов. Этот факт приводит к заключению, что

¹ П у с с е п , InaUg. Dissertation, СПБ, 1902.

8 В . М. Бехтерев

113

внешние раздражения коры имеют также тормозящее действие на половой член.

Дальнейшее исследование показало, что при раздражении коркового центра током слабым или средней силы (от 10 до 1? К—А) начальное падение кривой менее сильно и продолжительно, чем в случаях раздражения более сильным током (от 6 до 8 К—А). В то же время обнаружилось, что в упомянутой области коры имеются два поля, из которых верхнее или внутреннее при умеренном раздражении всегда вызывает более длительное падение кривой, наряду с тем, как раздражение нижнего или наружного поля влечет сравнительно больший подъем кривой. Таким образом, в первом поле сконцентрированы сосудосуживающие элементы, во втором —сосудорасширяющие. Но оба поля вызывали в итоге одинаковое напряжение полового члена при значительном отклонении интенсивности и длительности первого, т. е. сосудосуживающего эффекта.

Здесь, как и при влиянии мозговой коры на движения влагалища, также видно, что возбуждающее и тормозящее действие проявляются не в чистом виде, а более или менее смешанными.

Исследование состояния сосудов penis способом, подобным методу измерения давления крови в мозгу по Гюртле, приводит к аналогичным данным: раздражение нижнего поля вначале дает меньшее сужение сосудов и впоследствии большее расширение их, в то время как раздражение верхнего поля обусловливает сужение сосудов.

Еще поучительнее были данные, полученные при одновременном исследовании давления в v. dorsalis penis ива. cruralis, причем выяснилось, что раздражение нижнего поля очень повышает давление в вене, общее же давление в артерии голени мало изменяется; в то же время раздражение верхнего поля влечет за собой незначительное повышение давления в вене.

Отмечено, что оба полушария оказывают приблизительно одинаковое действие на penis, из чего проистекает, что центр эрекции полового члена —двусторонний.

При удалении у собаки самца центра эрекции из обоих полушарий он по исчезновении операционного шока не обнаруживает склонности приближаться к самке и во время течки, хотя механическая возбудимость полового члена у таких собак даже повышена. Собаки с подобными повреждениями головы и мозга, но в других областях коры обнаруживают такое же половое влечение, как и во время здоровья. При более сильном раздражении центра эрекции, именно его нижнего отрезка, наступает вместе с напряжением полового члена и эякуляция семени, причем можно наблюдать даже соответствующие coitus движения задних конечностей.

Поскольку особый центр эякуляции в коре не найден, надо считать, что центр эрекции одновременно представляет и эякуляцию.

114

Из упомянутых прежде исследований вытекало также, что если половой член эрегирован путем раздражения спинального центра, то раздражение коркового центра еще повышает возбуждение его. Ясно, что кортикальные, т. е. психические, импульсы не только не понижают рефлекторное возбуждение полового члена, но еще и усиливают его.

Раздражение обонятельной доли не имеет влияния на эрекцию полового члена, как показывают аналогичные опыты. Двустороннее удаление обонятельных долей также не нарушает половых функций у собаки. Подобным образом оперированные животные обнаруживают такое же libido, как здоровые, с той лишь разницей, что, не имея возможности пользоваться обонянием, они удовлетворяют свое половое влечение не только с самками в периоде течки, но и с теми, которые не находятся в этом состоянии.

Утверждение многих авторов, что обоняние играет главную роль в половом влечении, является,_ видимо, неприемлемым.

Можно считать, что обоняние играет роль важного вспомогательного момента при возбуждении полового влечения у некоторых животных, но не больше, так как при недостатке обоняния у этих же животных возможно удовлетворение полового влечения.

Кроме обонятельных впечатлений, для возбуждения полового влечения некоторое значение имеют зрительные, осязательные и даже слуховые воздействия (пение, музыка); у животных (и у извращенных людей) —также вкусовые ощущения. Но во всех этих случаях речь, очевидно, идет о возбуждениях, которые освобождают и поддерживают половое влечение, в существенных же своих проявлениях половое влечение, видимо, подчинено упомянутым центрам мозговой коры.

Далее, не подлежит сомнению, что секреция половых органов также находится в зависимости от коры больших полушарий. Значение психики для выделения спермы настолько известно, что нет. необходимости говорить об этом. Однако в последнее время не имелось, насколько мне известно, исследований о зависимости секреции спермы от мозговой коры. В моей лаборатории был в этом направлении предпринят вновь ряд исследований, осуществленных, по моему предложению, доктором Пус-сепом.

Методически речь шла о введении тончайшей канюли в семя-выводящие протоки с обнажением яичка.

Опыты показали, что раздражение коркового поля, расположенного по соседству с центром, возбуждающим эрекцию, и частично ему идентичного, вызывало повышенное выделение семени наряду с видимым простым глазом расширением сосудов яичка. Действие всегда выявлялось на стороне раздражения. Совсем иные явления наблюдаются по соседству с центром, затормаживающим эрекцию. Здесь сосуды яичка той же стороны

115

обнаруживают вьпаженное сокращение. Предположение, что это действие должно совпадать с уменьшением секреции спермы, вполне возможно, но точно проследить это не удается, так как секреция семени вообще очень незначительна.

Для того чтобы точно установить, не является ли повышенное выделение семени при раздражении окружности возбуждающего эрекцию центра следствием какой-либо механическойпричины, например, результатом сокращения семенных канальцев, в опытах вводился атропин. Выявилось, что, несмотря на это, при раздражении коркового центра секреция семени увеличивалась. О зависимости раздражающего действия от мускулатуры яичек здесь не может быть речи, так как во время опытов яички были отпрепарированы и высвобождены.

Действие коры, по крайней мере в этих случаях, должно быть отнесено частично к повышению секреции семени, а не только к простому внешнему выражению. Что касается вопроса, имеем ли мы здесь дело с секреторным эффектом в собственном смысле или с вазомоторным действием,, которое также ведет к повышению выделения спермы, то он еще не может быть полностью разрешен. Во всяком случае, из проведенных опытов, несомненно, вытекает, что в мозговой коре в области двигательной зоны имеется истинный центр секреции спермы, возбуждающий деятельность семенных желез.

Исследованиями, проведенными в моей лаборатории, открыт кортикальный центр секреции предстательной железы по соседству с центром секреции спермы.

Исследования относительно локализации этого центра принадлежат доктору Пуссепу. Все опыты проведены на собаках в возрасте от 2 до 4 лет, когда предстательная железа особенно активна; в большинстве опытов применялся кураре. Требовалось устранить признанное в более ранней методике неудобным введение канюли в уретру, так как при этом секрет железы мог смешаться с выделениями мочевого канала. С этой целью подопытному животному производится разрез по средней линии под симфизом, причем после отделения околопузырной клетчатки обнажались шейка пузыря и предстательная железа. Затем мочеточник перевязывался ниже простаты, также и семенники; разрезался мочевой пузырь и в него вводилась канюля, которая прикреплялась к cervix vesicae швом, наложенным между слоями пузыря, во избежание повреждения нервов. Канюля соединялась с тонкой трубкой, после чего количество секрета устанавливалось путем счета вытекающих капель. В другой разрез вводилась канюля, соединенная с резиновой трубкой.

Организованные таким образом опыты привели к следующему результату: раздражение маленького поля, расположенного приблизительно на 0,5 см кзади от sulcus cruciatus и отстоящего примерно на 1 см от большой продольной борозды мозга, вызывало всегда повышенное выделение секрета предстательной

И6

железы. В общем это поле находится кзади и несколько книзу от места, которое оказывает влияние на выделение семени.

Здесь, так же как и в других случаях, раздражение коры сопровождается значительно большим скрытым периодом, чем раздражение тех спинальных и подкорковых областей, которые воздействуют на секрецию предстательной железы. Применение более сильного тока от 4 до 5 К—А прекращало выделение секрета, видимо, вследствие тормозящего действия. В некоторых опытах создавалось впечатление, что кора книзу и позади от упомянутого места оказывала в известной мере тормозящее влияние на секрецию prostatae, но это положение требует еще проверки дальнейшими исследованиями.

С половым аппаратом тесно связана служащая для питания ребенка деятельность молочной железы.

Гладкая мускулатура грудных сосков, способствующая выделению молока, также находится под явным воздействием корковых импульсов, за что говорит уже связь с психическими моментами. Известно, что при некоторых психических состояниях молоко струей истекает из сосков. Трудно сказать, идет ли здесь речь о мускульном влиянии или о собственно секреторных процессах. Возможны оба эти случая. Однако ясно, что мозговая кора должна иметь особый центр для грудной железы. Никто не сомневается в том, что отделение молока в некоторой степени находится под влиянием коры, так как известно, что психические состояния, сопровождающиеся приятным чувством, способствуют набуханию грудных желез и вызывают обильное выделение молока; в то же время противоположные эффекты уменьшают секрецию молока. Внезапные психические потрясения, как страх и т. п., прекращают секрецию молока.

При виде плачущего голодного ребенка грудные железы многих женщин явственно набухают. Известно также, что коровы дают больше молока, когда они кормят теленка, в то время как беспокойство животного или доение чужими руками уменьшают количество молока.

Бушю сообщает о случае, когда у кормящей женщины сразу пропало молоко при виде того, как ее ребенок упал; молоко вновь появилось, когда ребенок потребовал грудь.

В литературе имеются наблюдения, из которых вытекает, что не только количество, но и качество молока может изменяться в связи с психическими моментами, особенно при состояниях душевного угнетения. Бордо рассказывает, что молоко у кормилицы свернулось. Известны случаи, когда молоко при печальном настроении становилось кислым, причем у ребенка возникли эпилептические припадки (Месли). Берлин видел эклампти-ческие судороги у младенца, которому дала грудь раздраженная женщина. Левре наблюдал такие судороги у щенка после того, как животное сосало грудь женщины, находившейся в гневном возбуждении.

117

К сожалению, во всех этих случаях, большинство из которых относится к более давнему времени, не было произведено химическое исследование молока. Тем не менее изложенное не оставляет сомнения в том, что психические моменты имеют большое влияние на количество и, вероятно, также на качество молока. Фогель был частично прав, когда сравнивал секрецию молока в ее зависимости от аффективных состояний психики с выделением слез.

К сожалению, нет еще специальных исследований корковых областей, воздействующих на секрецию молока.

Однако, поскольку деятельность грудной железы, как и всех других желез, должна находиться под вазомоторным влиянием со стороны нервной системы и поскольку мы знаем, что вазомоторные центры для различных областей тела следует искать в большом чувствительном поле мозговой коры, можно принять, что в сензо-моторной области могут располагаться и центры, способствующие повышенному выделению молока. Этот вопрос должен быть разрешен лишь специальными экспериментальными исследованиями.

Такие исследования по моему предложению были проведены недавно в нашей лаборатории доктором Никитиным *.

Для опыта использовались овцы в периоде лактации. В молочные железы им вводилась стеклянная канюля и количество молока определялось или простым счетом вытекавших из канюли капель, или с помощью особого регистрирующего прибора, который отмечал падавшие капли на вертящемся барабане. После введения канюли выжидали время до прекращения спонтанного выделения молока. Всего вместе с предварительными опытами было проведено 28 исследований с раздражением коры. При этом оказалось, что секреция молока, хотя и не с очень большим постоянством (в 5 из 28 опытов), могла быть вызвана раздражением двигательной зоны мозговой коры по соседству с лицевым центром (область губ).

Обычно секреция появляется после длительного скрытого периода, причем сильнее из противоположной железы, чем из расположенной на одноименной стороне, хотя и последняя тоже увеличивает свою деятельность при раздражении коры. Иногда можно было наблюдать и consecutive последовательное выделение молока.

Заслуживает внимания, что более поздние периоды лактации не благоприятствуют корковому влиянию на секрецию молока.

Состав молока при этих опытах исследовался, но полученные результаты еще не могут считаться окончательными. Предстоит также провести опыты с одновременным измерением кро-

¹ Никитин, О влиянии мозга на секрецию молока. Сообщение на научном заседании психиатрической и нервной клиник в С.-Петербурге, март 1905.

118

О ЗНАЧЕНИИ ОРГАНОВ РАВНОВЕСИЯ

В ОТНОШЕНИИ РАЗВИТИЯ НАШИХ ПРЕДСТАВЛЕНИЙ

О ПРОСТРАНСТВЕ¹

Уже с самых первых своих шагов в исследовании физиологической роли органов равновесия, результатом которых явился ряд моих статей, помещенных в различных русских журналах и в «Archiv fur die gesamte Physiologie» ², я пришел к выводу о важном значении этих органов в образовании наших представлений о пространстве. В 1884 г. в «Вестнике судебной и кли-

¹ Настоящая статья представляет собою собственно переработку статьи, помещенной в Вестнике психиатрии за 1884 г. и вышедшей в том же году отдельным изданием под заглавием «Теория образования наших представлений о пространстве». Первоначально она была приготовлена мною собственно для иностранной печати, в которой я до сих пор еще не имел возможности заявить о своих взглядах в указанном отношении. Так как, однако, со времени обнародования вышеуказанной статьи иа рус-ком языке истекло уже более десятка лет, то естественно, что за такой период времени не могло не произойти некоторого изменения взглядов в теоретических воззрениях на указанный предмет, а следовательно, и в отношении тех или других частностей в объяснениях явлений, наблюдаемых при поражении органов равновесия. Естественно поэтому, что и переработка вышеуказанной статьи, не говоря о некоторых дополнениях, основанных на позднейших научных данных, оказалась незначительной, в силу чего я счел за правильное напечать настоящую статью не только на немецком языке, но и на русском, тем более, что упомянутое выше отдельное издание работы на русском языке давно уже вышло из продажи.

² См. мои статьи: «Исследования вынужденных или насильственных движений (Zwangsbewegungen) у животных при разрушении стенок воронкообразной части третьего желудочка в мозгу», Еженедельная клиническая газета, 1892; см. также труды Общества русских врачей за 1882 г. — «Tierversuche iiber zwangsweise Rollbewegungen um diej Langsachse», St.-Petersb. med. Wschr., 1882; «Die Bedeutung der Trichterregion des 3-ten Venlrikels fur die Erhaltung des Korpergleichgewichtes», St.-Petersb. med. Wschtr., 1882 — «К физиологии равновесия тела. Отправление центрального серого вещества третьего мозгового желудочка», Военно-медицинский журнал, 1883; Pfliiger's Arch., 1883, Bd. XXXI.—«Об отправлении оливчатых тел продолговатого мозга», Врач, 1882, № 35; Pflii-ger'sArch., 1882, Bd. XXIX.—«Опыты над перерезкой слухового нерва у собак», Протоколы заседаний Общества психиатров за 1882 г.; Труды Общества русских врачей, 1882.—«Об отправлении полукружных каналов перепончатого лабиринта»,-Международная библиотека, 1882; Pfliiger's Arch., 1882, Bd. XXX. —«О связи так называемых периферических органов равновесия с мозжечком», Русская медицина, 1884, 3; Pfliiger's Arch., 1884, Bd. XXXIV.

120

нической психиатрии» я посвятил этому предмету специальную работу, в которой старался выяснить свои взгляды в этом отношении \ Так как, однако, вопрос о роли органов равновесия в образовании пространственных представлений является в высокой степени важным в научном отношении и его лишь изредка касаются в физиологической литературе последнего времени, то я позволю себе в этой статье отчасти воспроизвести в сокращенном виде, отчасти развить те отделы только что указанной работы, которые и по настоящее время, на мой взгляд, сохраняют свою научную ценность и интерес; все же остальное да позволено мне будет или опустить или изменить соответственно научным данным новейшего времени.:

Продолжительные экспериментальные исследования, предпринятые мною относительно так называемых органов равновесия, привели меня к тому заключению, что эти органы не только-служат для целей равновесия, но и доводят до сознания определенные ощущения, характер которых до сих пор еще оставался недостаточно выясненным в физиологической литературе. Последнее обстоятельство и побуждает меня представить в настоящей работе анализ субъективных явлений, следующих за разрушением периферических органов равновесия, чтобы таким, образом, насколько позволяют нам данные опытов над животными и наблюдений над человеком, возможно ближе определить специфический характер тех ощущений, которые в нормальном состоянии возбуждаются при посредстве упомянутых органов.

Прежде всего я нахожу, однако, необходимым упомянуть вкратце о тех общих выводах, к которым привело меня изучение рефлекторной деятельности органов равновесия. В этом отношении мы должны иметь ввиду главным образом следующие основные факты и положения.

1. Для равновесия тела служит несколько специально приспособленных периферических органов, в числе которых мы различаем: 1) черепные органы, к которым относятся: а) полукруглые каналы перепончатого лабиринта и в) область воронкообразной части третьего желудочка и 2)внечерепные органы, к которым мы относим нервные аппараты, заложенные в коже и мы шц а х.

Значение полукружных каналов для равновесия тела в настоящее время представляется в такой степени выясненным на основании экспериментальных и патологических наблюдений,, что здесь нет никакой надобности останавливаться на этом предмете. Равным образом и значение области третьего желудочка

¹ «Образование наших представлений о пространстве». См. также протоколы Общества психиатров за тот же год.

для равновесия тела я считаю выясненным на основании целого ряда опытов, произведенных мною над животными (преимущественно собаками), и некоторых клинических наблюдений. Что касается периферических кожно-мышечных органов, то существование их доказывается, между прочим, следующими фактами. Известно, что если лягушке снять кожу с лапок, то она утрачивает способность поддерживать равновесие тела. Этот известный опыт я повторил над голубем с тем же результатом. Отсюда ясно, что в коже должны содержаться нервные аппараты, которые при посредстве центростремительных путей, поднимающихся в восходящем направлении (по всей вероятности, к мозжечку, по крайней мере у позвоночных высшего типа), обнаруживают резкое влияние на равновесие тела. Эти-то аппараты мы и называем кожными органами равновесия. Более чем вероятно, что и в мышцах содержатся также нервные аппараты, обнаруживающие влияние на равновесие тела, что очевидно по крайней мере из того влияния, которое обнаруживает на равновесие тела нарушение мышечного чувства. Должно заметить, что присутствие на периферии тела особых кожно-мышечных органов равновесия доказывается, между прочим, и тем, что перерезки и патологические процессы в задних столбах спинного мозга приводят к расстройствам в равновесии тела .^сопровождающимся иногда и нистагмом глаз¹. При своих опытах "я убедился также, что повреждением боковых частей верхних отделов спинного мозга, в которых заложен так называемый мозжечковый пучок, можно вызвать у животного характеристичные вынужденные движения вокруг продольной оси тела с своеобразным отклонением и нистагмом глаз².

Здесь необходимо еще заметить, что под именем кожно-мышечных органов равновесия мы понимаем заложенные в коже, в мышцах и, вероятно, в связках периферические нервные аппараты, которые могут быть даже совершенно обособленными от тех чувствительных нервных аппаратов или органов, при посредстве которых воспринимаются осязательные раздражения. На возможность существования на периферии обособленных нервных аппаратов, служащих для функции равновесия тела, я уже указывал в своей работе: «О связи так называемых периферических органов равновесия с мозжечком». В пользу этой обособленности, по моему мнению, говорят с некоторой вероятностью два следующих соображения: 1) закон специфических энергий весьма дурно мирится с тем предположением, чтобы один и тот же нервный аппарат в коже мог служить одновременно и как орган, предназначенный для специальных, т. е. осязательных, ощущений, и как орган равновесия; подобное предположение для

¹ См. мою работу «О явлениях, обнаруживающихся при перерезке задних столбов спинного мозга» и пр., Вестник психиатрии, 1890; Pfliiger's Arch., 1890.

² См. мое исследование «Значение сочетаний методов развития и перерождения» и пр., Неврологический вестник, 1895; Neurol. Zbl., 1895.

122

нас представляется тем более маловероятным, что, как будет выяснено, периферические органы равновесия суть также чувствующие органы, доводящие до сознания определенные ощущения; 2) аналогия с другими периферическими органами равновесия, представляющими собой, как мы знаем, совершенно обособленные от соответствующих органов чувств аппараты, была бы неполною, если принять, что одни и те же органы кожи предназначены и для ощущений прикосновения, и для функции равновесия.

Впрочем, как бы ни был решен вопрос о существовании в коже и мышцах нервных аппаратов для целей равновесия, мы должны иметь в виду, что раздражителями этих органов, по всей вероятности, служат в общем те же самые внешние импульсы, которые являются и раздражителями для специальных органов осязания (прикосновение, давление, растяжение и пр.). Это необходимо принять уже ввиду того влияния, которое оказывает чувство прикосновения и мышечное напряжение на равновесие тела вообще.

2. Все вышеупомянутые «периферические органы равновесия» суть, повидимому, не что иное, как приводы одного и того же центрального механизма, заложенного в мозжечке, в котором импульсы, получаемые от этих органов, передаются на центробежные пути.

Справедливость этого положения, высказанного мною уже в работе «О связи так называемых периферических органов равновесия с мозжечком»¹, очевидна как из анатомических отношений периферических органов равновесия к мозжечку, так и из этого обстоятельства, что двигательные явления, обнаруживающиеся при разрушении того или другого из периферических органов равновесия, отличаются замечательным сходством между собой и в свою очередь вполне аналогичны явлениям, следующим за разрушением различных отделов мозжечка.

Этим самым, впрочем, ничуть не исключается возможность и более непосредственной связи упомянутых органов с важнейшими центрами нашего сознания, т. е. с мозговыми полушариями².

3. Все периферические органы равновесия, служа 'приводами одного и того же центрального механизма, в нормальном состоянии обычно функционируют совместно друг с другом, вызывая импульсы, результатом которых является поддер-

¹ Русская медицина, 1884, № 3—5.

² Анатомические данные о связи периферических органов с мозжечком и последнего с мозговыми полушариями можно найти, между прочим, в моей книге «Проводящие пути мозга», Лейпциг, 1893.

1?Я

жание и исправление нарушенного равновесия.

Это заключение, на которое я указал в своей работе «К физиологии равновесия тела»¹, вытекает прямо из того обстоятельства, что возбуждение рефлекторной деятельности всех вообще периферических органов равновесия, если только оно не обусловливается внешними импульсами, передаваемыми при посредстве специальных органов чувств, обычно происходит под влиянием одних и тех же условий, именно при нарушении равновесия тела.

Таким образом, например, при внезапном толчке вправо и нарушении равновесия в этом направлении, вследствие наклона всего тела в правую сторону, приводящего к перенесению центра его тяжести на правую ногу, и обусловленного этим большого сдавливания суставных поверхностей и подошвы правой ноги, приходят в возбуждение, с одной стороны, кожно-мышеч-ные органы правой стороны, с другой —вследствие одновременно происшедшего усиления давления со стороны эндолимфы в левых полукружных каналах возбуждаются также и последние, а вместе с тем приходят в возбуждение, по всей вероятности, и органы, заложенные в правой стенке третьего желудочка (вследствие усиленного давления со стороны черепно-спинной жидкости?). Результатом этих одновременных возбуждений со стороны трех вышеуказанных органов происходит рефлекторная передача импульсов через мозжечок на органы движения, результатом чего и является то непроизвольное напряжение мышц, которое служит к выравниванию нарушенного равновесия тела.

4. Центральный орган равновесия, или мозжечок, находится под непрерывным влиянием импульсов, возникающих в периферических органах равновесия. В мозжечке эти импульсы в свою очередь передаются на двигательные или центробежные приводы, отходящие к мышцам, вызывая, таким образом, отраженные сокращения мышц, направленные к цел и поддержания равновесия тела.

Это общее положение должно быть принято ввиду следующих обстоятельств: обычное положение нашего тела (при движении, стоянии и сидении) в физическом смысле слова представляется в высшей степени неустойчивым, и, не будь центрального, саморегулирующего механизма для равновесия тела, мы, без сомнения, теряли бы его ежеминутно. Последнее, действительно, и происходит вслед за разрушением у животного центрального

¹ Военно-медицинский журнал за июнь 1883; Pfluger's Arch., 1883, Bd. XXXI.

124

•органа равновесия —мозжечка, или даже одной пары его периферических приводов (например, полукружных каналов или стенок третьего желудочка). Если, с другой стороны, мы знаем, что всякое нарушение равновесия тела неизбежным образом связано с возникновением импульсов в периферических органах равновесия, то мы и принуждены принять, что при нормальных условиях органы равновесия находятся в непрерывно-деятельном состоянии.

Так как раздражителем одних из этих органов (полукружных каналов и, по всей вероятности, также области третьего желудочка), как мы принуждены пока допустить, служит давление со стороны жидкости на нервные окончания, раздражителем же других (кожно-мышечных органов) являются периферические раздражения, возникающие при всех обычных условиях положения нашего тела (может быть, также в виде давления на нервные окончания в коже и мышцах), то нетрудно понять, что все вообще органы равновесия уже по самому устройству своему представляются в высшей степени приспособленными для возбуждения непрерывного ряда импульсов.

5. Двигательные расстройства, наступающие вслед за разрушением того или другого из органов равновесия, суть прямые последствия дисгармонии в импульсах, получаемых мозжечком от всех вообще периферических органов той и другой стороны.

В работе под заглавием «Результаты перерезки слухового нерва»¹ я впервые указал на то обстоятельство, что явления, наступающие при разрушении полукружных каналов одной стороны или при перерезке одного из слуховых нервов, стоят в прямой зависимости как от прекращения функции разрушенных (или отделенных от своего центра) каналов, так и от нормального, непрерывно действующего возбуждения со стороны каналов неоперированной стороны. В другой работе² я указал, что подобное же объяснение применимо и к явлениям, следующим за разрушением других органов равновесия. Ввиду того, однако, что, как было уже выяснено выше, все периферические органы равновесия суть, повидимому, только приводы одного центрального органа —мозжечка, причем каждый из них составляет только одну часть общего механизма равновесия, и так как, с другой стороны, все эти органы одновременно участвуют в поддержании равновесия тела, вышеуказанное положение относительно явлений, следующих за разрушением того или другого

¹ Медицинская библиотека за декабрь 1872; Pfluger's Arch., 1882, Bd. XXX.

¹ К физиологии равновесия тела, Военно-медицинский журнал за июнь 1883. Pfluger's Arch., 1883, Bd. XXXI.

125

из органов равновесия, представляется более соответствующим действител ьности.

Согласно с этим положением, непосредственная причина явлений, следующих за разрушением того или другого из органов равновесия, заключается в том, что вместе с уничтожением известного рода импульсов со стороны разрушенного органа нарушается гармония в деятельности всех вообще органов равновесия. Результатом происходящего при этом несоответствия в силе импульсов, возникающих в органах равновесия оперированной и неоперированной стороны, и являются рефлекторные движения подобно тому, как при внезапном нарушении равновесия у совершенно здоровых животных несоответствие в импульсах от органов равновесия той и другой стороны приводит к рефлекторным движениям, служащим к исправлению нарушенного равновесия.

6. Постепенное ослабление двигательных расстройств, обнаруживающихся вслед за разрушением того или другого-из органов равновесия, очевидно, н аходит-ся в связи главным образом с тем, что оставшиеся органы равновесия мало-помалу приспособляются к новым условиям в организме, благодаря чему и устанавливав т-ся относительная гармония в силе импульсов от органов равновесия той и другой стороны.

Справедливость этого положения вытекает из всех наблюдений над животными с разрушением тех или других органов равновесия. Правда, очень распространено мнение, что ослабление двигательных расстройств у животных, которым были разрушены полукружные каналы, обусловливается тем, что раздражение в последних, вызванное операцией, постепенно ослабевает и, наконец, прекращается совершенно; но это объяснение является прямым отголоском теории, объясняющей все вообще симптомы у животных, вызванные перерезкой полукружных каналов, состоянием раздражения в перерезанных каналах. Мне кажется, однако, что в статье «Об отправлении полукружных каналов перепончатого лабиринта»¹ я выставил достаточно веские доводы против этой теории и вместе с тем доказал, что явления, наблюдаемые у оперированных животных, обусловливаются главным образом происшедшей вследствие устранения полукружных каналов дисгармонией между нормально притекающими импульсами от органов здоровой стороны и ослабленными импульсами от органов оперированной стороны. Я не имею возможности вновь возвращаться здесь к этому вопросу; замечу лишь, что с теорией возбуждения не вяжется ни необычайная длитель-

¹ Международная библиотека, 1882; PHOger's Arch., 1882.

126

ность многих явлений, наблюдаемых у животных (некоторые из них, как известно, остаются даже навсегда, как постоянное явление), ни крайняя медленность и постепенность в улучшении двигательных расстройств, происшедших в результате операции. Единственную опору теория возбуждения находит, собственно, в припадочном течении некоторых из двигательных расстройств, обусловленных разрушением полукружных каналов, как, например, нистагм глаз и вынужденные движения, но припадочный характер этих явлений еще лучше объясняется выставленной мною теорией, имеющей в виду главным образом дисгармонию в импульсах от органов здоровой и оперированной стороны, благодаря чему двигательные расстройства, наблюдаемые у оперированных животных, с одной стороны, являются результатом недостаточного возникновения импульсов в органах оперированной стороны, с другой —результатом перевешивающих по силе эти импульсы возбуждений, исходящих из органов здоровой стороны. Выравнивание этой дисгармонии, очевидно, и происходит путем постепенного приспособления неразрушенных органов равновесия, следовательно: 1)на счет заменяющей функции со стороны оставшейся в целости части оперированного органа равновесия, если таковая имеется, и 2) на счет заменяющей функции со стороны других одновременно функционирующих с ним органов равновесия, благодаря чему происходит медленное и постепенное восстановление нарушенных функций движения и равновесия у животных ^х.

7. Хотя все периферические орга н'ы р"а в-новесия одинаково служат для целей равновесия, тем не менее они не могут считаться органами равнозначными или тождественными в физиологическом смысле.

Уже в прежних своих работах я указывал на существование связи между каждым из периферических органов равновесия и соответствующим органом чувств. Благодаря этой связи, дана возможность для возбуждения органов равновесия внешними импульсами, передаваемыми при посредстве соответствующих органов чувств —слуха, зрения, кожной поверхности тела и, по всей вероятности, также мышечных сокращений. В этом обстоятельстве, повидимому, и заключается существенное различие относительно рефлекторной функции тех или других периферических органов равновесия. Естественно поэтому, что, хотя двигательные расстройства, следующие за разрушением одного из этих органов, и могут со временем в более или менее значительной

¹ Вместе с этим, без сомнения, не исключается и возможность влияния раздражения со стороны операционной раны на движения животного; но мы признаем во всяком случае, что это влияние далеко не играет той видной роли, которое ему обыкновенно приписывают, и если оно вообще и обнаруживается при операциях над органами равновесия, то лишь в первые дни после произведенного разрушения.

127

степени ослабеть под влиянием заменяющей функции других подобных же органов, но рефлекторное влияние внешних импульсов с соответствующего органа чувств на механизм равновесия при посредстве разрушенного периферического органа должно быть уже утраченным навсегда.

Ознакомившись со всеми приведенными данными, относящимися до рефлекторной функции органов равновесия, нам будет легче уяснить себе значение этих органов в другом отношении.

В начале работы я упомянул, что предпринятые мною исследования относительно периферических органов равновесия привели меня к заключению, что эти органы, помимо своей рефлекторной функции, служат еще источником определенных ощущений. Справедливость этого вывода может быть доказана на животных следующим образом:

Представим себе, что у данного животного мы произвели обширное разрушение одного из органов равновесия, например, всех полукружных каналов, или слухового нерва, или повреждение задне-боковой части стенки третьего желудочка на одной стороне. Вслед за этой операцией животное обычно начинает производить вынужденные вращательные движения вокруг продольной оси тела, причем со стороны глазных яблок обнаруживается своеобразное скошение (одно —обращено кверху и кнаружи, другое — книзу и кнутри), сопровождаемое резким нистагмом. По истечении некоторого времени вращение прекращается и животное принимает покойное положение на той стороне туловища, в направлении которой происходило вращение. При этом замечаются нистагм и упомянутое отклонение глазных яблок, голова и передняя часть туловища поворочены вокруг продольной оси в направлении бывшего вращения, противоположные конечности вытянуты и напряжены, соответствующие же подогнуты и легко поддаются пассивным сгибаниям и разгибаниям. Спустя короткое время (обыкновенно не более нескольких минут) вращение снова развивается с прежнею силою, возникая или самопроизвольно, или под влиянием известных внешних раздражений (толчка, испуга, болевого раздражения и пр.).

Такова последовательность явлений в первые дни вслед за операцией; дальнейший же ход двигательных расстройств и постепенное их выравнивание здесь могут быть оставлены без внимания.

В своих прежних работах я настойчиво указывал, что все описанные явления суть по преимуществу рефлекторной природы. Действительно, та же самая операция у животных, которым предварительно были удалены мозговые полушария, обыкновенно вызывает подобные же двигательные расстройства, как и у животных с неповрежденными полушариями. Было бы, впрочем, ошибочно думать, что операция удаления мозговых полушарий вовсе не обнаруживает влияния на двигательные расстройства, являющиеся последствием разрушения органов равновесия.

J 28

Напротив того, если у животного с вращением вокруг оси тела мы удалим оба мозговые полушария, то вслед за этой операцией нистагм глаз и приступы вращения всегда резко ослабевают и часто уже не появляются иначе, как под влиянием тех или других внешних раздражений; своеобразное же отклонение глазных яблок, поворачивание головы и передней части туловища вокруг продольной оси тела, а равно и вынужденное положение на одной стороне туловища при этом еще обнаруживаются почти с прежнею силою.

Указанное ослабление двигательных расстройств в данном случае, без сомнения, легче всего объяснить тем, что вместе с удалением мозговых полушарий устраняется ряд импульсов, выходящих из этого органа и побуждающих животное к продолжению вращательных движений. Это заключение, в свою очередь, заставляет нас принять, что разрушение органов равновесия не только вызывает у животных рефлекторные двигательные расстройства, но и действует определенным образом на психическую сферу, вы з ы в а я в ней изменения, которые до известной степени служат моментом, усиливающим рефлекторные двигательные расстройства.

Спрашивается, какие же изменения психической сферы могут быть результатом разрушения органов равновесия?

Ответ на этот вопрос дают нам наблюдения поражений мозжечка или тех или других его приводов, resp. периферических органов равновесия, опыты с электризацией в затылочной области головы у человека и, наконец, опыты с пассивным и активным вращением вокруг оси тела.

Уже с давних пор известно, что поражение лабиринта, мозжечка и его ножек у человека, кроме расстройств в равновесии тела, вынужденных движений и явлений нистагма глаз, сопровождается в высшей степени резкими явлениями головокружения. Известны также случаи поражения продолговатого мозга в области нижних олив, связанных теснейшим образом с мозжечком и, повидимому, также с областью третьего желудочка при посредстве описанного мною центрального пучка покрышки; в этих случаях рядом с характеристичными двигательными расстройствами обнаруживались также приступы резкого головокружения. Наконец, в работе «Об отправлении центрального серого вещества третьего мозгового желудочка» я привел случаи поражения названной области, в которых также с постоянством замечались явления сильного головокружения.

В настоящее время вообще можно считать доказанным, что головокружение при поражении мозжечка и его приводов составляет симптом столь же характеристичный, как и двигательные расстройства в виде нарушения равновесия тела. Многие из

Э В. М. Бехтерев

129

больных в состоянии с подробностью описать это головокружение и говорят в таком случае или о кажущемся отсутствии прочной опоры под ногами, или о ненормальном ощущении движения собственного тела в известном направлении: то в виде падения вперед или назад, то в виде вращения в ту или другую сторону. К этим явлениям нередко присоединяется еще кажущееся движение всех окружающих предметов, которое, по моим наблюдениям, обычно происходит в сторону, противоположную в отношении направления субъективного движения тела.

Явления, обнаруживающиеся при гальванизации в затылочной области головы у человека, были уже известны Пуркинье ¹и с тех пор изучались различными наблюдателями; в особенности же Бреннеру² и Гитцигу³ мы обязаны наиболее обстоятельными работами в этом направлении. Не имея возможности входить здесь в подробное обсуждение всех сюда относящихся исследований, я ограничусь только сжатым описанием самих явлений, имея при этом в виду наблюдения, сделанные над самим собою.

Если электроды гальванического тока приставлены к затылочной области головы, вблизи сосцевидных отростков, то в момент замыкания цепи и во все время прохождения тока мы испытываем ряд ощущений в виде сильного головокружения. Последнее состоит в ложном ощущении движения собственного тела в направлении положительного полюса или анода и в кажущемся движении всех Еообще видимых предметов в противоположном направлении. Если мы в эту минуту закроем глаза и прикоснемся к какому-либо из окружающих нас предметов, то осязаемый предмет нам кажется движущимся в сторону катода. Наконец, если во время опыта в комнате помещается какой-либо предмет, издающий однообразный и продолжительный шум (например, дребезжащий стук молоточка от индукционного аппарата, шум газовой горелки и пр.), то и самый источник шума в случае более сильного головокружения (в особенности при закрытых глазах) кажется как бы удаляющимся от нас в том же направлении, как видимые и осязаемые предметы.

Объективно при этом наблюдается действительное и нередко в высшей степени резкое движение тела в сторону положительного полюса или анода и отклонение глаз с нистагмом в противоположном направлении.

Размыкание цепи сопровождается вообще явлениями тождественного характера, но менее продолжительными и противоположными по направлению.

1 Ruest's Magazin f. d. ges. Heilkunde etc., Berlin, 1827, Bd. XXIII; H i t z i g, Untersuchungen iiber das Gehirn, Berlin, 1874, S. 197.

⁸ Brenner, Untersuchungen und Beobachtungen auf dem Gebiete der Elektrotherapie, Leipzig, 1868, d. I и II.

³ H i t z i g, Reichert's η. Du Bois-Raymond's Arch., 1871, Hft. 5u. 6; Untersuchungen iiber des Gehirn, Berlin, 1874.

130

Если опыт делается при закрытых глазах, то субъективное ощущение движения тела еще более усиливается, действительное же его движение обнаруживается во всяком случае с неменьшей резкостью, как и при открытых глазах. В обоих случаях ко всем упомянутым явлениям присоединяется еше в высшей степени неприятное чувство тошноты. Связь всех выше описанных явлений с нарушением функции полушарий мозжечка или его приводов вполне очевидна и вообще не может подлежать какому-либо сомнению. Между различными наблюдателями по этому поводу возникали только разногласия совершенно частного характера. Так, например, Бреннер и Мах, вопреки другим авторам, думали свести описанные выше яиления на раздражение-одних полукружных каналов. Впоследствии, однако, это мнение было сильно пошатнуто возражениями Гитцига. Наконец, не очень давно Шпамер ^х показал, что и после удаления всех перепончатых каналов у голубей еще удается наблюдать вращение при поперечном прохождении тока через голову. Новейшие исследования с электризацией мозжечка, произведенные над глухими, у которых явлений головокружения при этом будто бы не обнаруживается, снова говорят в пользу того, что в происхождении этих явлений, действительно, участвуют полукружные каналы; тем не менее, ввиду вышеприведенных опытов Шпамера, вряд ли можно сомневаться в том. что и мозжечок играет известную роль в происхождении этих явлений. Для нашей цели, впрочем, безразлично, будет ли окончательное решение этого вопроса в том или ином смысле, так как мы знаем, что волокна полукружных каналов проходят в мозжечок и сами каналы представляют собою не что иное, как один из периферических приводов мозжечка. Мы заметим лишь, что непосредственная причина наблюдаемых расстройств при гальванизации затылочной области головы, без сомнения, заключается в различном влиянии катэлектротона и анэлектротона на нервные приводы. Неопровержимым доказательством этого служит, между прочим, тот факт, что если к сосцевидным отросткам приставить одинаковые полюсы тока (для чего удобнее гсего пользоваться раздвоенным проводником), противоположный же полюс отвести к безразличной части тела, например, к задней части шеи или к грудине, то уже не удается наблюдать вышеописанных явлений (Бреннер, Гитциг).

Явления, обнаруживающиеся при вращении вокруг оси тела, как увидим ниже, также находятся в непосредственной связи с нарушением функции органов равновесия. Так как эти явления хорошо известны всякому наблюдателю, то здесь нам достаточно будет упомянуть о них только вкратце. !

Если мы сделаем несколько быстрых Еращательных движений вокруг оси тела, то в момент остановки мы почувствуем, как буд-

¹ Spamer, Pfluger's Arch., 1878, Bd. XXI, Hft. 10—12.

131

то^?бы тело каше внезапно получило сильный толчок в противоположном направлении. Вместе с тем все видимые нами предметы кажутся движущимися в сторону бывшего вращения. Закрывши глаза, мы можем убедиться, что подобный же обман замечается и в органах осязания и слуха. Так, если мы прикасаемся к какому-либо из окружающих предметов, то мы чувствуем, что он движется под нашими пальцами в сторону бывшего вращения; точно так же источник шума, если последний продолжается известное время, кажется нам удаляющимся в том же направлении.

Вместе с ощущением толчка или кажущегося падения в направлении, противоположном вращению, мы, действительно, непроизвольно отшатываемся в этом направлении и можем даже упасть, если не успеем во-время предупредить это падение соответствующими телодвижениями. Глаза при этом отклоняются в сторону вращения и обнаруживают нистагм. Совершенно подобные же явления замечаются и в том случае, если вращение производят с закрытыми глазами и открывают их только в момент остановки; если же глаза остаются закрытыми и после вращения, то чувство падения в противоположном направлении для нас становится еще более ясным, и при этом мы почти неизбежно падаем, если только не успеем во-время ухватиться за какой-либо предмет.

После более или менее продолжительного вращения вместе с сильным головокружением почти всегда развивается в высшей •степени тягостное чувство тошноты и в то же время видимые предметы нам кажутся неясными, как бы со стертыми краями. Дело может дойти, наконец, до потемнения зрительного поля в такой степени, что остается, повидимому, только субъективное ощущение света, при этом слух и осязание также притупляются весьма заметным образом. Слабые звуки в этом состоянии почти вовсе не достигают до нашего сознания, более сильные — субъективируются, а шероховатая поверхность нам кажется гладкою.

Как эти последние явления, так и все вообще симптомы головокружения в только что указанном случае довольно быстро исчезают под влиянием нескольких оборотов в направлении, противоположном прежнему вращению тела и, следовательно, в направлении, противоположном кажущемуся движению окружающих предметов.

Со своей стороны я замечу, что и в случаях головокружения, вызванного гальванизацией затылочной области головы, а равно и при головокружении, вызванном патологическими процессами, оно всегда заметным образом ослабевает при вращении тела и вообще при движениях, противоположных кажущемуся движению предметов.

Явления, наблюдаемые при пассивном вращении тела, были с подробностью изучены пражским физиком Махом ¹. Мы за-

¹ М а с h, Crundlinien d. Lehre von den Bewegungsernpfindungen, Leipzig, 1875.

132

имствуем здесь только наиболее интересные для нас результаты его исследования.

Подвергаемый вращению наблюдатель, если он помещен в бумажном ящике, следовательно, вполне изолирован от зрительных впечатлений, при начале вращения обыкновенно еще в состоянии определить его направление. При дальнейшем же вращении это ощущение утрачивается и вместе с тем появляется субъективное чувство вращения в противоположном направлении. Вслед за внезапной приостановкой вращения это субъективное чувство движения или вращения еще более усиливается. Если в этот момент быстро открывают бумажный ящик, то все окружающее нас пространство представляется также вращающимся. Впечатление, получаемое при этом, может быть выражено следующим образом: «кажется, как будто все видимое пространство вращается в другом неподвижном, хотя и видимом» *. При этом ось вращения всегда совпадает с положением нашей головы, что было известно уже по опытам Пуркинье и Дарвина (старшего) ².

Все только что описанные явления, наблюдаемые при активном и пассивном вращении тела, без сомнения, имеют полнейшую аналогию с явлениями, наступающими при гальванизации в затылочной области головы. В свою очередь, и те, и другие явления поражают своим сходством с явлениями, обнаруживающимися в патологических случаях поражения мозжечка или принадлежащих ему периферических проводников. И там, и здесь наблюдаются вынужденные движения тела с отклонением глаз и явлениями нистагма. Точно так же и характер головокружения в обоих случаях отличается полнейшим сходством.

Таким образом, не может подлежать сомнению, что явления, наступающие при активном и пассивном вращении вокруг оси тела так же, как и явления, наблюдаемые при гальванизации в затылочной области головы, находятся в зависимости от нарушения функции органов равновесия, следовательно, мозжечка, или его периферических приводов.

Некоторые авторы, как Мах и Бреннер, допускавшие зависимость явлений, обнаруживающихся при гальванизации в затылочной области головы, от нарушения функции полукружных каналов, также и явления, наступающие вслед за вращением вокруг оси тела, старались объяснить расстройством функции одних каналов, происходящим под влиянием перемен в давлении содержащейся в них жидкости. С тех пор, однако, как мы знаем о существовании других периферических органов равновесия,

¹ М ас h, loc. cit., p. 26.

² Хотя Max в своем описании не делает указаний относительно объективных явлений (как отклонение тела, изменения в положении глаз и др.), но, без всякого сомнения, эти явления должны были обнаруживаться в его опытах так же, как и при активном вращении вокруг оси тела.

133-

по функции совершенно сходных с полукружными каналами, подобный взгляд, без сомнения, уже не может быть более защищаем. Против него, впрочем, имеются и фактические данные, так как у животных с перерезанными слуховыми нервами при вращении удается еще наблюдать все те объективные явления (отклонение тела и головы, нистагм глаз и пр.), которые обнаруживаются при вращении здоровых животных.

Ввиду этих данных явления, наблюдаемые при вращении вокруг оси тела, мне кажется, правильнее рассматривать как явления сложной природы, находящиеся в зависимости от нарушения функции всех вообще органов равновесия, следовательно, и полукружных каналов, в области третьего желудочка и кожно-мышечных органов. Возможно думать также, что и мозжечок принимает некоторое участие в обнаружении указанных явлений, так как вследствие развития центробежной силы при вращении тела, как предполагал уже Пуркинье, полушария мозжечка могут подвергаться сдавливанию, равным образом и при гальванизации затылочной области головы ток может достигать не только до полукружных каналов, но и мозжечковых полушарий.

Все приведенные выше факты убеждают нас в том, что при самых различных влияниях, действующих па органы равновесия, кроме объективных явлений, обнаруживаются еще в высшей степени резкие изменения психической сферы в виде характеристического головокружения. Естественно поэтому заключить, что у животных при повреждении мозжечка или его приводов рядом с рефлекторным расстройством движения должны существовать подобные же субъективные явления в психической сфере, которые в свою очередь не остаются без влияния на двигательную сферу, усиливая наклонность к продолжению вынужденных движений.

Короче, явления, следующие за разрушением полушарий мозжечка или его периферических приводов как у человека, так и у животных, распадаются на два отдела: 1) объективные явления, состоящие в расстройстве равновесия тела и в непроизвольных или вынужденных движениях, сопровождаемых своеобразным отклонением глаз и явлениями нистагма; 2) субъективные явления в виде головокружения, состоящего в ложном ощущении движения собственного тела в определенном направлении, именно — в направлении действительного непроизвольного или вынужденного движения тела — и вместе с тем кажущемся движением в противополож-

!;м

ную сторону всех окружающих предметов, воспринимаемых нами при посредстве органов зрения, осязания и слуха.

Перейдем теперь к более подробному анализу и взаимной связи этих явлений.

В физиологии, как известно, существовала теория, по которой двигательные расстройства, в особенности же вращение животных с повреждением мозжечка или каналов, объяснялись развитием головокружения, иначе говоря, объективные явления ставились в прямую зависимость от явлений чисто субъективного свойства. При этом одни авторы, как Грасиоле и Левая *, допускали, что развитие головокружения у оперированных животных стоит в связи с своеобразным отклонением глаз; по мнению же других, это головокружение имеет своим источником полушария головного мозга ².

Подобная теория, однако, не может быть нами принята главным образом ввиду следующих фактов:

1. Я убедился, что у оперированных животных с вращением вокруг продольной оси последнее не прекращается и вслед за вылущением глазных яблок ³.

2. Удаление мозговых полушарий у подобных животных, как мы упоминали, вызывает только известное ослабление двигательных расстройств; все же характеристические явления у них еще обнаруживаются и вслед за этой операцией.

3. Наконец, мы знаем, что в патологии мозжечка существуют такие случаи, в которых обнаруживаются вполне ясные двигательные расстройства при совершенном отсутствии головокружения.

Нельзя согласиться также с мнением Гитцига ⁴ и Вундта⁵, по которым вынужденные движения, обнаруживающиеся при гальванизации затылочной области головы, должны быть рассматриваемы как движения произвольные, направленные к исправлению кажущегося нарушения равновесия.

При всех моих опытах с гальванизацией в затылочной области головы так же, как и в опытах с вращением вокруг оси, отклонение тела всегда происходило в направлении субъективного движения и, следовательно, никак не могло служить к цели исправления равновесия. Кроме того, указанное отклонение тела мы всегда сознаем уже как совершившийся факт, не имея никакой возможности предупредить его или задержать. Последнее, очевидно, также мало говорит в пользу того, чтобы вынуж-

¹ Gratiolet et Leven, Mouvements de rotation sur l'axe determines par les lesions du cervelet, L'Institut, I860, v. 28.

² V u 1 p i a η, Lecons sur la physiologie gen. et сотр., Paris, 1866, p. 599 et suiv.

³ На этот факт указывает также Вульпиан (там же, стр. 596). « Hitzig, Unters. uber das Qehirn., S. 225.

* Вундт В., Основы физиологической психологии, СПБ, вып. 1.

135

денные движения зависели от нашей воли. Наконец, больные с поражением мозжечка или полукружных каналов никогда не определяют вынужденные движения как произвольные. Многие из них вовсе не могут дать ясного отчета о происхождении этих движений, тогда как другие для обозначения их употребляют стереотипное выражение: «как будто бы какая-то невидимая сила постоянно их толкала в известном направлении»".

Приводя эти данные, я вовсе не имею в виду совершенно отрицать влияние произвольных импульсов на движения, обнаруживающиеся при указанных условиях. Я хотел только сказать, что упомянутые движения, так же как и движения животных с разрушением органов равновесия, носят по преимуществу рефлекторный характер, но, без сомнения, кажущееся движение видимых предметов, 'а равно и субъективно сознаваемое непроизвольное движение тела, обманывая относительно положения собственного тела в окружающем мире, в свою очередь может служить причиной произвольного импульса, способствующего движению тела в том же направлении, в котором совершается и непроизвольное или рефлекторное вынужденное движение.

Следовательно, произвольные движения в данном случае являются движениями вторично обусловленными, тогда как непосредственно вызванные вышеуказанными влияниями движения всегда носят на себе характер движений непроизвольных или рефлекторных, вследствие чего они и понимаются как движения вынужденные или насильственные.

Но если двигательные расстройства, обнаруживающиеся при нарушении функции органов равновесия, как мы только что выяснили, носят по преимуществу рефлекторный характер и только отчасти могут зависеть от субъективных явлений головокружения, то, быть может, не следует ли рассматривать эти последние как результат появляющихся у животного двигательных расстройств.

Действительно, некоторые из авторов высказывались в том смысле, что головокружение, появляющееся при нарушении функции органов равновесия, находится в прямой зависимости от движения глазных яблок. Вот, например, как Гитциг в своем классическом труде говорит о причине головокружения при гальванизации мозжечка: «Наступление такого рода кажущегося движения при описанных движениях глазных яблок представляет в такой мере физиологический постулат, что объяснение этой части головокружения движениями глаз я считаю не только вероятным, но и необходимым».

На мой взгляд, однако, все подобные теории не могут считаться вполне удовлетворительными. Дело в том, что хотя и могут быть приведены неоспоримые доказательства в пользу возможности развития головокружения под^ влиянием непроиз-

136

больных движений глазных яблок¹, но не в этом, повидимому_гзаключается главная причина головокружения, наступающего-как при вращении тела, так и под влиянием гальванизации мозжечка, а равно и вообще при нарушении функции органов равновесия.

Мы знаем, в самом деле, что больные, страдающие периферическим нистагмом, уже вскоре после развития своей болезни не испытывают головокружения. Далее известно, что при головокружении, развивающемся под влиянием вращения вокруг оси тела, фиксирование глаз не прекращает кажущегося движения окружающих предметов. Некоторые авторы говорят даже об усилении головокружения при этом условии (Мах, Цион). Здесь уместно привести также интересный опыт Маха: если при вращении вокруг оси тела давлением на глазное яблоко вызвать в поле зрения фосфен, то оказывается, что последний участвует в кажущемся движении предметов даже и при том условии, если глаз фиксирован прочно и вследствие того все время остается неподвижным.

Бреннер, впрочем, и этот факт старался объяснить с точки зрения вышеупомянутой теории, допуская, что фосфен смещается в таких случаях под влиянием только одних иннерва-ционных ощущений, хотя бы при этом и не происходило действительного движения глазного яблока. Но Цион² мог наблюдать смещение фосфена даже и в том случае, если во время опыта при закрытых глазах фиксируют близко отстоящий палец или кончик носа. Без сомнения, при подобном условии ощущения иннервации, как замечает сам Цион, могут дать только представление о неподвижности глаз и, следовательно, зрительное головокружение может происходить и без активного участия зрительных органов.

Здесь нельзя упустить из виду еще следующего обстоятельства: как известно, при вращении вокруг оси тела наступает не одно только зрительное головокружение, но также осязательное и слуховое; вряд ли при этом можно сомневаться в том, что все эти ложные ощущения, происходящие в различных органах

¹ Примером могут служить, например, случаи развития головокружения, появляющегося при смотрении на движущиеся перед глазами предметы, на быстрое течение водопада и пр. В работе «К физиологии равновесия тела» (Pfluger's Arch., 1883, Bd. XXXI) я объясняю подобное головокружение непосредственным влиянием движений глазных яблок на функцию области третьего желудочка. Ввиду признания в настоящее время волокон, выходящих из зрительных нервов позади chiasma непосредственно в серое вещество области третьего желудочка (см. мои «Проводящие пути мозга»), можно думать и о возможности передачи при посредстве этих волокон к органу равновесия, заложенному в области третьего желудочка, самих зрительных импульсов, независимо от всяких движений глазных, яблок.

² Ц и о н, Об отправлении полукружных каналов и т. д., Военно-медицинский журнал за июль 1879; также These pour le doctorat, Paris, 1878.

13?

•чувств, должны быть результатом одной и той же общей причины. Спрашивается теперь, как же мы должны объяснить происхождение осязательного и слухового головокружения при вращении тела, если кажущееся движение окружающих предметов мы поставим в зависимость от неправильного отклонения глазных яблок?

Наконец, я должен указать на многочисленные, известные всем клиницистам, факты из патологии человека, доказывающие, что при поражениях мозжечка и полукружных каналов характеристическое головокружение нередко обнаруживается при отсутствии каких-либо объективных явлений. Точно так же в приведенных выше опытах с вращением вокруг оси тела и в опытах с электризацией в области мозжечка, если только применяют слабый ток, явления головокружения обнаруживаются прежде, чем удается заметить какие-либо изменения в положении глазных яблок.

Все эти данные приводят нас к тому выводу, что симптом головокружения в указанных случаях в такой же мере составляет прямое последствие нарушения функции органов равновесия, как и своеобразные двигательные расстройства. Последние, быть может, служат только моментом, усиливающим до известной степени приступы головокружения, но ничуть не составляют главной причины его развития, как допускали некоторые авторы.

Итак, объективные и субъективные явления, обнаруживающиеся при нарушении функции или при разрушении органов равновесия, не относятся друг к другу как причина к следствию. Оба ряда явлений представляют собою только сочетанный симптом, будучи в то же время прямым следствием одной и той же причины. При разрушении органов равновесия, следовательно, мы имеем явления, совершенно аналогичные тому, что наблюдается при поражении других чувствующих органов: с одной стороны, прекращение известного ряда рефлексов, источником которых служит данный орган, с другой — нарушение восприятия определенных ощущений. Это в свою очередь говорит в пользу того, что органы равновесия не только служат в организме постоянным источником рефлекторных движений, направленных к цели поддержания равновесия тела, но •они должны быть также рассматриваемы и как органы, воспринимающие известные ощущения.

Здесь мы займемся еще на короткое время характером субъективных явлений, обнаруживающихся при тех или других влияниях на органы равновесия, а затем перейдем к выяснению тех •ощущений, которые воспринимаются этими органами.

Головокружение, обнаруживающееся при нарушении функции органов равновесия, как мы видели, состоит, собственно

J 38

говоря, из двоякого рода ложных ощущений: 1) из ощущений движения собственного тела в известном направлении и 2) из кажущегося движения в противоположном направлении всех предметов, которые мы в состоянии видеть, осязать и звуки которых мы слышим.

Спрашивается теперь: в каком отношении состоят друг к другу оба ряда ощущений и не существует ли между ними внутренней связи?

Я думаю, что в этом случае мы, действительно, имеем тесную связь одного явления с другим, т. е. что одно из них находится в прямой зависимости от другого. Это ясно уже из того обстоятельства, что ощущение движения собственного тела и кажущееся движение окружающих предметов прямо противоположны по направлению.

Известно, что пассивные движения своего тела мы обыкновенно переносим на окружающий нас мир, причем все предметы нам кажутся движущимися в противоположном направлении. •С другой стороны, и движение окружающих предметов мы нередко переносим на самих себя. Достаточно припомнить здесь всем известный пример, что во время остановки на станции железной дороги, при передвижении поездов мы нередко поражаемся следующим явлением: нам кажется, что видимые нами поезда стоят на одном месте, тогда как наш вагон пришел в движение.

Таким образом, легко представить себе, что если при известных влияниях на органы равновесия мы получим с самого начала ложное ощущение движения собственного тела в известном направлении, то вместе с тем все окружающие предметы нам должны казаться движущимися в обратном направлении. Наоборот, если бы при тех же условиях мы получили первичное ощущение в виде движения окружающих предметов, то мы перенесли бы его на самих себя и таким образом ощущали бы вместе с тем движение собственного тела.

Для нас важно поэтому выяснить — какое из двух упомянутых ощущений в данном случае мы должны считать первичным или основным? Этот вопрос представляется возможным разрешить на основании следующего соображения.

Если бы кажущееся движение окружающих предметов при нарушении функции органов равновесия было ощущением первичным или основным, то, без сомнения, как при опытах с вращением вокруг оси тела, так и при гальванизации в затылочной области головы ложное ощущение движения собственного тела должно было бы исчезать или по крайней мере уменьшаться в более или менее резкой степени вместе с закрытием глаз. Между тем опыт, как мы видели, показывает, что при подобных условиях чувство движения собственного тела не только не уменьшается, а, наоборот, еще в значительной степени усиливается.

139

Последнее обстоятельство заставляет нас с положительностью заключить, что при влияниях, действующих на органы равновесия, основным ощущением является чувство движения собственного тела в известном направлении, кажущееся же движение окружающих предметов в противоположную сторону есть неболее, как ощуще ниевтор и чное, составляющее прямое последствие первого ощущения.

Итак, различные нарушения в деятельности органов равновесия вместе с рефлекторными двигательными расстройствами возбуждают прежде всего ощущения движения тела в том или другом направлении. Выяснив этот факт, нам уже не трудно будет определить и специфическую энергию рассматриваемых органов, а вместе с тем выяснить себе и характер тех ощущений, которые в нормальном состоянии воспринимаются при посредстве этих органов.

Некоторыми авторами уже были предприняты попытки определить специфический характер ощущений одного из органов равновесия, именно —полукружных каналов. Упомянем здесь прежде всего о двух более распространенных мнениях Гольца, Маха и Бреннера. Первый автор высказался в том смысле, что полукружные каналы представляют собою чувствительные органы для равновесия головы и косвенным образом всего тела («sind, so zu sagen, Sinnesorgane fur das Gleichgewicht des Kop-fes tmd mitlelbar des ganzen Korpers»).

Нетрудно видеть, что подобное определение имеет в виду явления нарушения равновесия, следующие за разрушением каналов. Мы знаем, однако, что эти явления суть по преимуществу рефлекторной природы и не стоят в прямой зависимости от каких-либо ощущений.

Спрашивается поэтому, существует ли какая-либо возможность определять по этим явлениям специфический характер тех ощущений, которые воспринимаются при посредстве органов равновесия? Конечно, нет. В пояснение сказанного представим себе следующий пример: вместе с перерезкой зрительного нерва,. как известно, вполне прекращается рефлекторное сокращение зрачка под влиянием света; но можно ли заключать отсюда, что зрительный нерв представляет собою чувствующий орган для поддержания радужной оболочки в сокращенном состоянии?

Гипотеза Маха и Бреннера, без сомнения, представляет уже значительный шаг вперед, хотя и она имеет свои слабые стороны.

По мнению Маха, полукружные каналы суть органы, при посредстве которых мы определяем движение собственного тела и, следовательно, специфические ощущения этих органов суть ощущения движения тела. Главное основание, на которое опирается этот взгляд, очевидно, имеет в виду одно из положений

140

автора, а именно: как бы мы ни изменяли во время пассивных вращений характер тактильных и мышечных ощущений наблюдателя, последний тем не менее еще сохраняет способность определять направление движения. Отсюда автор и заключает, что в организме нашем должен существовать особый специфический орган, при помощи которого мы определяем направление движений нашего тела. Путем дедукции Мах приходит к заключению, что этот орган должен представлять собою полукружные каналы. В более полном развитии теории Маха и Бреннера, приписывая полукружным каналам задачу воспринимать ощущения вращения и движения тела вообще, признает вместе с тем за отолитами функцию, благодаря которой мы ориентируемся в пространстве. То и другое выполняется благодаря следующим условиям: каждый полукружный канал, как известно, представляет собою дугообразную полость, наполненную эндолим-фой. При всяком вращении головы, благодаря инерции, происходит обратное относительное движение жидкости, передающееся на выступающие в просвет нервные волоски, служащие нервными окончаниями п. vestibuli; благодаря этому механическому раздражению нервных окончаний, и сознается вращение жидкости, а вместе с тем и вращение головы. Так как далее человек обладает тремя полукружными каналами, расположенными в направлении трех перпендикулярно пересекающихся плоскостей, то, очевидно, таким образом при посредстве полукружных каналов воспринимается вращение вокруг каждой оси тела. С другой стороны, нервные окончания отолитов, как известно, вступают в желатинозную массу, образуя с последней пластинку, на которой покоится отолит. Каждое ускорение движения вызывает смещение отолита как более тяжелого тела, причем смещение отолита также производит механическое влияние на подлежащие нервные волоски. Таким образом, движения отолитов, механически раздражая нервные окончания, в свою очередь, дают нам возможность заключать о движении головы. Должно заметить, что теория эта подкрепляется опытными исследованиями над глухонемыми со стороны Джэмса и Крейдля¹, но лишь в отношении влияния полукружных каналов на развитие головокружения и рефлекторных движений глаз, появляющихся при вращении тела вокруг оси. Это влияние, без сомнения, должно признать бесспорным, хотя уже из вышеприведенных данных представляется очевидным, что, кроме полукружных каналов, на развитие тех и других явлений обнаруживают влияние и деятельность других органов равновесия, по функции совершенно аналогичных полукружным каналам. Вышеприведенную гипотезу Маха и Бреннера мы считаем ошибоч-

¹ S. А. К г е i d 1, Zur physiol. Bedeutung d. Ohrlabyrinthes, Wiener klin. Wschr., 1892, №2; ProtoK. d. K- K- Gescllsch. d. Aerzte in Wirnam, 12 Febr. 1892.

141

ной в той части, которая касается объяснения субъективных, явлений, обусловливаемых функцией полукружных каналов. Дело в том, что представление о движении нашего тела мы можем составить себе не иначе, как при посредстве ощущений положения его в пространстве. Без подобных ощущений немыслимо было бы и представление о движении тела. Иначе говоря, прежде чем ощущать движение тела, мы должны ощущать его положение.

Что ощущения положения тела действительно присущи нашему организму, мне кажется, не может подлежать сомнению. Известно, что в каких бы условиях равновесия мы ни находились, мы всегда в состоянии определить с известной точностью положение своего тела даже в том случае, если при этом мы не пользуемся ни зрительными, пи осязательными или мышечными ощущениями. Так, при пассивном погружении в воду с закрытыми глазами мы все еще в состоянии с известной точностью определить в каждую данную минуту как направление, так и величину уклонения своего тела по отношению к вертикальной линии. Вряд ли, кроме того, можно сомневаться в том, что в подобных случаях мы ощущаем прежде всего положение своей головы;, определение же положения других частей тела в отношении головы, очевидно, может быть уже достигнуто при посредстве ощущений, исходящих с нашей кожной поверхности и от мышц.

В действительности органы равновесия по своему устройству представляются в высшей степени хорошо приспособленными для ощущений положения головы, а вместе с тем и всего тела.

Если принять, что давление жидкости в полукружных каналах и в воронкообразной части третьего мозгового желудочка служит естественным раздражителем для нервных окончаний этих органов, в пользу чего, по моему мнению, существуют вполне веские соображения, то легко представить себе, что, сообразно положениям нашей головы, давление на те или другие чувствительные приборы, заложенные в стенках упомянутых органов, должно изменяться, что и служит нам источником специфических ощущений положения головы.

Что касается кожно-мышечпых органов равновесия, нормальным раздражителем которых, как следует думать, является прикосновение и вообще давление на кожную поверхность и суставы и растяжение мышц и связочного аппарата, то, очевидно, они более приспособлены к определению положения отдельных членов по отношению к положению головы. Весьма вероятно, что при посредстве этих именно органов мы и воспринимаем специфические ощущения положения своих членов, которые мы относим к так называемому мышечному чувству. Во всяком случае, ощущения, возникающие при посредстве кожно-мышечных органов равновесия, должны служить прямым дополнением к тем ощущениям поло-

142

жения головы, которые мы получаем на основании импульсов от полукружных каналов и области третьего желудочка.

Само собою разумеется, что эти ощущения положения головы и прочих частей тела, воспринимаемые при посредстве органов равновесия, лежат, между прочим, и в основе того чувства, которое мы называем чувством равновесия тела. С этой стороны Гольц, признававший в полукружных каналах чувствительные органы для равновесия головы и косвенным образом всего тела, без сомнения, был весьма близок к истине.

Допустив, что периферические органы равновесия служат нам прежде всего источником особых ощущений положения головы и тела вообще, мы вместе с тем должны'принять, что при посредстве тех же самых органов мы определяем и перемену этого положения, т. е. движение тела. Дело в том, что при всяком движении тела в наших органах равновесия должен возникать последовательный ряд импульсов, на основании которых создаются ощущения положения тела в различные промежутки времени. Это и дает нам возможность иметь представление о движении нашего тела.

Совершенно подобно тому, как наша сетчатка, будучи приспособлена для восприятия зрительных впечатлений, в состоянии определять не только положение окружающих предметов, но и движение их, так точно и наши органы равновесия, приспособленные для восприятия ощущений положения головы и прочих частей тела, в состоянии определять также и движение последнего, а равно и скорость этого движения.

Необходимо, впрочем, иметь в виду, что наша способность определять скорость движения тела представляется, вообще говоря, довольно ограниченною. Мах доказал своими опытами, что мы в действительности не способны определять постоянную скорость движения тела, а замечаем только ускорение этого движения. Следовательно, только колебания в скорости движения тела могут служить источником ощущений, по которым мы определяем направление этого движения¹. Крайне медленное ускорение движения, повидимому, мы также не в состоянии определить с точностью; при более же быстром движении, в особенности при известной его форме, именно при вращении вокруг оси, мы начинаем испытывать головокружение, выражающееся ложным ощущением движения нашего тела.

¹ «Путешествуя по железной дороге, — говорит Мах, — мы ощущаем только маленькие сотрясения, которые вызывают замедления или ускорения в движении нашего тела; но так как средняя скорость их остается неизменною при движении поезда вперед или назад, то эти сотрясения друг друга уравновешивают. И действительно, с закрытыми глазами мы можем легко представить себе то или другое движение поезда и даже без труда перейти от одного представления к другому. Последнее становится невозможным, когда поезд только что начинает двигаться или когда замедляет свой ход перед остановкой; в этом случае ускорение ие равно нулю и имеет определеннее направление.^ (Mach, 1/с, р. 23).

14Я

Таким образом, органы равновесия не могут считаться приспособленными к восприятию ощущений движения тела; они лишь воспринимают ускорение этого движения, а не самое движение, и лишь этим путем дают нам возможность определять направление движения.

То обстоятельство, что разрушение или угнетение функции того или другого органа равновесия на одной стороне, как мы видели, сопровождается ложным ощущением движения тела, еще ничуть не говорит в пользу гипотезы Маха. Дело в том, что органы равновесия, как уже я выяснил, при нормальных условиях находятся в непрерывно деятельном состоянии; при этом обычное покойное положение тела, например, вертикальное, предполагает почти одинаковые или тождественные ощущения от органов равновесия той и другой стороны. Всякая же перемена покойного положения вперед или назад, вправо или влево, а тем более вращение тела вокруг оси сопровождается уже усилением центростремительных импульсов в органах одной стороны и ослаблением их в органах другой стороны.

При одностороннем разрушении и вообще при угнетении функции одного из органов равновесия мы должны предполагать подобные же отношения: вместе с прекращением возникающих •в этом органе ощущений импульсы, посылаемые к центрам от органов равновесия другой стороны, не будут в достаточной мере уравновешиваться импульсами от неповрежденных органов равновесия на стороне разрушения, вследствие чего в этом случае должна произойти дисгармония в ощущениях, исходящих от органов равновесия той и другой стороны, совершенно такого же рода, как и при быстром движении в сторону и в особенности при вращении тела вокруг оси у здоровых животных.

Подобная же дисгармония в ощущениях должна произойти и при неполных двусторонних разрушениях одного из органов равновесия (перерезка передней или задней пары каналов, разрушение передней или задней стенки третьего желудочка и пр.). Естественно поэтому, что как одностороннее разрушение или вообще угнетение функции органов равновесия, так и двустороннее, но ограниченное их повреждение должны сопровождаться не чувством ненормального положения тела, а ложным ощущением движения, иначе говоря, ощущением непрерывной перемены положения тела. Напротив того, в случаях двусторонних и значительных разрушений органов равновесия мы должны предполагать более или менее полную утрату чувства положения головы и тела вообще. Таким образом, весь анализ фактов приводит нас к выводу, что такназываемыеперифе-рическиеорганы равновесия, являющиеся приводам имозжечк а, помимо их рефлектор-

144

ной функции, служат органами, восприн и мающими ощущения положения тела.

В пользу такой роли органов равновесия говорит, безусловно, и анализ явлений, наблюдаемых при головокружении, развивающемся как под влиянием вращения тела вокруг оси, так и при гальванизации в области затылочной части головы.

Мы уже видели выше, что явления головокружения в этих случаях зависят от нарушения функции органов равновесия. Мы выяснили, кроме того, что основное ощущение, возникающее под влиянием этого нарушения функции органов равновесия, именно субъективное чувство движения тела в известном направлении, переносится нами на внешний мир или объективируется, вследствие чего происходит кажущееся движение в противоположном направлении тех из окружающих предметов, которые мы видим, осязаем и звуки которых мы слышим; при этом само восприятие внешних впечатлений (зрительных, осязательных и слуховых) не страдает в значительной степени, за исключением только случаев сильного головокружения.

Но что же такое в действительности это кажущееся движение предметов окружающего мира, • как не постоянное нарушение проицирования наших специальных ощущений? Не значит ли это явление то, что мы в состоянии еще воспринимать внешние впечатления, которые возбуждают в нас зрительные, слуховые и осязательные ощущения, но что проекция этих ощущений представляется нарушенною? Иначе говоря, при головокружении вместо того, чтобы относить наши зрительные, слуховые и осязательные ощущения или образы в том направлении, в каком располагаются воспринимаемые нами объекты внешнего мира, мы относим эти ощущения в другие точки пространства, причем проекция их не представляется уже устойчивой, а как бы постоянно нарушается в известном направлении.

Так как все вообще органы равновесия функционируют одновременно, причем получаемые нами ощущения положения тела являются результатом их совместной деятельности, то естественно, что даже в том случае, когда мы имеем дело с поражением одного лишь органа равновесия (например, одних полукружных каналов), головокружение всегда является в виде нарушения проекции всех вообще пространственных ощущений (зрительных, слуховых и осязательных). С разрушением или поражением одного из этих органов, как было выяснено, нарушается гармония в доходящих до сознания импульсах, исходящих из органов равновесия, результатом чего, с одной стороны, являются рефлекторные движения, с другой — в нашем сознании возникает постоянное нарушение чувства положения тела и проекции наших ощущений в пространстве. Эти расстройства со временем, однако, могут выровняться благодаря тому, что неповрежденные органы равновесия принимают на себя функцию утраченного или поврежденного органа. В таком

10 В. М. Бехтерев

145

случае как двигательные расстройства, так и субъективные явления головокружения постепенно исчезают. Это и объясняет нам, почему в случаях старых поражений мозжечка и полукружных каналов головокружение иногда совершенно отсутствует.

Таким образом, в головокружении, зависящем от нарушения функции органов равновесия, мы встречаем самый поразительный пример восприятия наших ощущений, получаемых при посредстве специальных органов внешних чувств (зрения, слуха и осязания), с нарушением того именно процесса, который понимается под названием проекции ощущений и который лежит в основании всех наших пространственных представлений.

Но раз существует возможность изолированного нарушения проекции наших ощущений при нарушении функции органов равновесия, то очевидно, что процесс проицирования ощущений никак нельзя ставить в исключительную зависимость от функции специальных органов, которые служат для восприятия внешних впечатлений.

Проекция ощущений наружу, по нашему мнению, должна зависеть главнейшим образом отфункцииособых органов нервной системы, называем ыхнамиорганамиравно-в е с и я.

Это заключение само по себе представляет только неизбежный вывод из наблюдаемых фактов. Как на основании двигательного или чувствительного паралича, являющегося результатом повреждения определенных частей мозга, мы заключаем об отношении этих частей к функции движения или чувствительности, так и на основании нарушения в проекции ощущений при головокружении, составляющем последствие нарушения функции органов равновесия, мы заключаем, что эти последние органы играют выдающуюся роль в процессе отнесения наружу наших специальных ощущений.

Значение органов равновесия в отношении проицирования зрительных ощущений, между прочим, прекрасно выясняется на слепорожденных, подвергнутых операции. Известно, что такие лица уже с первых моментов после операции относят свои зрительные образы наружу или объективируют их, хотя и очень несовершенно, определяют форму, размеры и расстояние видимых ими предметов. Так как в этом случае воспри'ятию зрительных объектов не предшествовало никакого опыта со стороны органа зрения, то, очевидно, это обстоятельство говорит в пользу того, что в нашем организме должны существовать особые условия, благодаря которым сознание тотчас же убеждается, что дело идет о восприятии, источник которого находится вне нас. Эти-то особые условия и даны в ощущениях положения нашего тела, воспринимаемых органами равновесия.

Мы не говорили до сих пор о теоретических воззрениях Циона, близко относящихся к предмету нашего исследования,

146

только потому, что находили удобнее обсудить их вслед за указанными теориями.

Упомянутый автор в последней своей работе о полукружных каналах¹ впервые довольно подробно изложил гипотезу об отношении этих органов к образованию наших представлений о пространстве. Он сам формулировал выводы этой части своей работы следующим образом: «полукружные каналы суть периферические органы пространственного чувства, т. е. ощущения, вызываемые раздражением нервных окончаний в ампулах, служат для образования наших понятий о трех измерениях пространства. Ощущения каждого каналасоответствуют одному из этих измерений. Помощью этих ощущений в нашем сознании образуется представление идеал ь-ногопространства, на котороепереносятся как все ощущения о расположении предметов в пространстве, доставляемые нам другимиорганами чувств, так и ощущения о положении нашего тела в пространств е».

Факты, на которых основывалась эта попытка объяснить образование наших представлений о пространстве, далеко не многочисленны и притом наиболее существенные из них, по моему мнению, не имеют того значения, которое приписывает им сам автор. Главнейшие основания, на которых покоится гипотеза Циона, им самим были выражены в следующих словах: «Раз несомненно, с одной стороны, что наши представления зависят прежде всего от бессознательных иннервационных ощущений или ощущений сокращения глазных мышц, с другой стороны,—* что каждое, даже минимальное, возбуждение полукружных каналов вызывает сокращение и иннервацию этих же мышц, то очевидно, что нервные центры, в которых оканчиваются нервные волокна, разветвляющиеся в полукружных каналах, должны со¹стоятьвинтимной связисглазодвигатель-ным центром, и что, следовательно, их возбуждение должно оказывать преобладающее влияние на образование наших пред-ставленийопространстве».

Хотя сам Цион, признавая это положение простым выра-¹жением фактов, считает его безупречным, тем не менее от внимательного читателя не может, однако, ускользнуть то обстоятельство, что если первая часть этого вывода, относящаяся до связи центральных окончаний нервных волокон, принадлежащих полукружным каналам, с глазодвигательным центром, в действительности не может подлежать сомнению,

¹ Ц и о и, These pour le doctorat, Paris, 1878; Воеино-медицинский журнал,- 1879.

10*

147

то далеко нельзя сказать того же о второй части вывода. Трудно, в самом деле, понять, каким образом на основании связи центров для полукружных каналов с глазодвигательными нервами можно выводить заключение о влиянии каналов на образование представлений о пространстве.

Быть может, вследствие неубедительности представленных Ционом доводов в пользу своего взгляда или по каким-либо другим причинам его гипотеза не только не получила широкого распространения, но и упоминается только немногими из авторов, писавших о полукружных каналах позднее Циона.

Действительно, уже в основании своем эта гипотеза имеет одну слабую сторону, на которую я намерен здесь указать. Допуская прирожденную нам организацию для возникновения идеи о пространстве, гипотеза Циона в сущности вовсе не выясняет нам, каким образом полукружные каналы служат для восприятия пространства и создания пространственных представлений. Цион, правда, говорит в одном месте, что ощущения каждого канала соответствуют одному из трех измерений пространства; но какие это ощущения по существу и в каком отношении они соответствуют одному из трех измерений пространства —на это мы не находим ясного ответа.

С другой стороны, мы встречаем у Циона указание, что полукружные каналы представляют собою «специальный орган пространственного ощущения». По его воззрению, трудности, с которыми сталкиваются эмпирические и нативистические теории об образовании наших представлений о пространстве, «совершенно исчезают, если допустить существование органа чувств, специально предназначенного для того, чтобы доставлять ощущения, служащиепрямодля образов ания понятия о пространстве с тремя измерениям и». Подобный орган Цион и видит в системе полукружных каналов. Несколько ниже автор говорит: «Мы можем очень хорошо понять, каким образом рядволокон, расположенных в направлении трех измерений, дает нам при возбуждении ряд бессознательных ощущений о пространстве, имеющем подобные измерения». Однако вряд ли кто может согласиться с этими заключениями автора. Легко решить вековую задачу, сказав, что мы имеем «специальный орган пространственного ощущения», благодаря которому «в нашем сознании образуется представление идеального пространства», на которое переносятся все наши ощущения, но такой способ понимания весьма трудно помирить с нашими общими воззрениями об отправлениях нервной системы. Если бы мы, например, могли еще представить себе, что и другие органы чувств с самого уже начала дают в нашем сознании нечто готовое «идеальное», с чем бы только сравнивались остальные ощущения, то выше указан,-

148

ный взгляд еще мог бы иметь какую-нибудь почву под собою, а так как подобных органов мы не знаем, то самая сущность гипотезы Циона противоречит основным понятиям об отправлениях нервных центров вообще.

Помимо того, против гипотезы Циона может быть выставлено и множество других возражений. Если, в самом деле, в полукружных каналах мы обладаем органом пространственного чувства, при посредстве которого создается в нашем представлении идеальное пространство, на которое только переносятся ощущения, получаемые нами от органов внешних чувств, то как можно объяснить себе то обстоятельство, что одни ощущения мы локализируем во внешнем пространстве, другие же —нет?

Наконец, с чисто физиологической стороны гипотеза Циона не выдерживает критики уже потому, что в настоящее время мы знаем еще и другие органы, по функции совершенно сходные с полукружными каналами.

Высказывая эти замечания по поводу гипотезы Циона, мы, однако, ни на одну минуту не сомневаемся, что органы равновесия, действительно, играют известную роль в отношении образования наших представлений о пространстве, но роль их в этом отношении мы понимаем совершенно иначе. Прежде всего органы равновесия играют несомненную роль в том процессе, который может быть назван проекцией наших ощущений наружу и который лежит в основе всякого пространственного восприятия. В последнем, на наш взгляд, должно различать два процесса: а) проекцию ощущений наружу и б) локализацию их в окружающем пространстве. Первый процесс есть основной, так как на основании его впервые и создаются представления о «я», как субъекта, и «не я», или объекте, иначе говоря представления о внутреннем и внешнем мире. Без этого первоначального различения немыслима была бы и локализация ощущений в пространстве.

Объяснить закон проекции — значит объяснить первоначальное восприятие пространства. Большинство теорий локализации ощущений в пространстве предполагает проекцию ощущений как данную нам, между тем с нее собственно и следовало бы начинать исследование. В самом деле: почему мы воспринимаем ощущения в виде внешних образов, т. е. образов, относимых нами наружу, во внешний мир, а не в виде внутренних состояний, каковы, например, чувствования? Когда мы разрешим этот вопрос, то сделаем тем самым первый и существенный шаг в объяснении локализирования наших ощущений.

Проще всего, конечно, изучать явление на проекции предметов, доступных нашей руке. Представим себе, что мы осязаем данный предмет. Почему он кажется нам прикасающимся снаружи? Потому что, изменяя положение руки, мы изменяем и самое ощущение; мы отнимаем руку — оно исчезает, приближаем, и оно вновь является. Ясно, следовательно, что предмет

149

ощущения лежит вне нас. Следовательно, мы делаем здесь заключение, но это заключение возможно лишь благодаря ощущению положения своей руки. Подобную же роль должны играть и органы равновесия, дающие нам ощущения положения головы и тела. Очевидно, прежде чем относить ощущения наружу, мы должны иметь ощущение положения собственного тела. Без таких ощущений немыслимо и отнесение ощущений кнаружи от нас.

Но мы уже видели, что мы ощущаем с точностью положение своего тела при посредстве органов равновесия. Очевидно, таким образом, что, благодаря деятельности этих органов, мы и относим или проицируем наши ощущения наружу.

Так как органы равновесия даны нам от природы, то отсюда ясно, что закон проекций ощущений имеет для себя готовую органическую основу. С другой стороны, представляется более чем очевидным, что если мы имеем специальые органы, функция которых столь тесно связана с проекцией ощущений наружу, то эти же органы должны играть видную роль и в образовании наших представлений об окружающем пространстве.

Постоянно возбуждаясь при всех обыкновенных условиях и функционируя в общей гармонии друг с другом, органы равновесия, как мы видели, доводят до сознания в каждый данный момент ощущения положения головы и тела. Эти ощущения меняются с каждым перемещением нашего тела, благодаря чему это перемещение и воспринимается нами как таковое. Следовательно, благодаря нашим органам равновесия, мы непосредственно чувствуем, что мы двигаемся где-то, а это самое и служит нам первым шагом к образованию представлений об окружающем нас пространстве. Таким образом, с помощью непосредственно воспринимаемых нами ощущений положений головы и тела мы и с о-здаем понятие об окружающем нас пространстве с тремя измерениями, которое, согласно мнению Канта, является «необходимым предположением» и от которого сознание наше даже не может отрешиться ни на одну минуту.

В этом отношении черепные органы равновесия (полукружные каналы и область третьего желудочка) разделяют свою роль с тем сложным чувством, которое дает нам возможность отделять положение своих членов и которое, как мы видели, по всей вероятности, также должно быть сведено на функцию особых нервных аппаратов, которые мы называем кожно-мышечными органами равновесия. В самом деле: двигая своими членами вправо и влево, вверх и вниз, взад и вперед и получая каждый раз ощущения о положении своих членов, мы одинаковым образом убеждаемся, что вне нас имеется пространство, в котором движутся наши члены.

150

Трудно сказать, ощущения ли положения головы и тела, воспринимаемые нами главным образом при посредстве черепных органов равновесия, или же чувство положения членов играют более важную роль в отношении создания наших представлений о пространстве. Можно лишь сказать, что от первых органов мы получаем более интенсивные ощущения в том случае, когда наше тело испытывает массовое перемещение (например, при ходьбе), тогда как чувство положения членов дает нам особенно резкие ощущения при перемещении последних (например, при движениях рук. ног1. В известных случаях, как, например, при пассивном массовом передвижении тела, мы получаем ощущения перемещения тела только от черепных органов равновесия, но, с другой стороны, имеются также случаи, где мы получаем ощущения перемещения частей своего тела исключительно с помощью чувства положения членов, как, например, при простом передвижении глазных осей, при перемещении кисти или пальцев руки.

Очевидно, таким образом, что черепные органы равновесия и кожн о-м ышечные органы в отношении восприятия ощущений положения тела него членов взаимно до-полняютдругдругаислужатводинаковой мере к созданию наших представлений о пространстве.

В этом-то пространстве, т. е. в пространстве, созданном ощущениями положения тела и его членов, мы. и локализируем наши специальные ощущения, причем более точное размещение в пространстве зависит главным образом от соответствующих приспособлений в органах чувств и воспитания последних согласно учению эмпирической теории.

В чем же причина того, что наши ощущения мы неизбежным образом располагаем в пространстве по трем измерениям?

Когда общее представление пространства уже создалось на основании получаемых нами ощущений положения тела и его членов, то необходимость расположения в трех измерениях пространства наших специальных ощущений, получаемых нами от органов чувств, обусловливается уже тем, что вместе с перемещением нашего тела или его органов, следовательно, вместе с изменением ощущений нашего положения изменяется каждый раз и положение воспринимаемого впечатления в отношении соответствующего органа, а вместе с этим, следовательно, оно должно сопровождаться уже иными «местными знаками». Отсюда неизбежно устанавливается известное соотношение между ощущением положения нашего тела и его членов и определенным изменением местных знаков в ощущениях, воспринимаемых органами внешних чувств, а это в свою очередь дает сознанию ясное указание о направлении источника внешнего раздражения по отношению к нам самим. Следовательно, в соотношении между ощущениями положен ия с о б-

Г5Г

ственноготелаиегочленовиместнымиз на-ками в ощущениях и заключается причина того, почему мы располагаем свои ощущения по трем измерениям пространства.

Мы знаем, однако, что наши ощущения не только размещаются нами в окружающем пространстве по трем измерениям, т. е. относятся во внешний мир по тому или иному направлению, но некоторые из ощущений, как, например, зрительные и осязательные, мы локализируем также в известных пунктах окружающего нас пространства и можем в то же время определить с известной точностью как расстояния внешних предметов от нас самих, так и размеры этих предметов.

В этой части пространственного восприятия, кроме местных знаков, наиболее деятельную роль играет прежде всего чувство положения членов; но, очевидно, также и черепные органы равновесия принимают здесь некоторое участие.

Перемещаясь в пространстве и протягивая руку к окружающим предметам, мы получаем возможность на основании воспринятых нами ощущений определить расстояние того или другого из предметов до нас самих, следовательно, можем локализировать его в известной части окружающего пространства. С другой стороны, на основании ощущений о положении глаз в орбитах, дающих нам понятие о степени сведения глазных осей, и на основании напряжения аккомодации мы можем локализировать предметы в известном расстоянии от нас самих и не приближаясь к ним.

Но, как известно, и при неподвижном положении нашего тела и наших глазных осей мы до известной степени оцениваем относительное положение прикасающихся к нам и видимых нами предметов по тем местным знакам в соответствующих ощущениях, значение которых так прекрасно оценил Гельмгольц. Эти местные знаки играют, очевидно, также известную роль и в определении размеров окружающих предметов, в чем, впрочем, немаловажное значение должно принадлежать также чувству положения членов (обхватывание предметов, перемещение глазных осей на различные части предмета и т. п.), а также ощущениям положения головы и тела, воспринимаемым при посредстве черепных органов равновесия (перемещение головы и туловища при осматривании и прикосновении к различным частям предметов). Утрата чувства положения членов в пространстве лишает нас не только возможности оценивать размеры схватываемых нами предметов, но и возможности оценивать расстояние от нас и относительное положение по отношению к нам тех предметов, до которых мы касаемся. Точно так же и утрата того или другого из черепных органов равновесия лишает нас не только ощущения прочности нашего положения, но, как мы видели, сопровождается также нарушением проекции наших ощущений в пространстве, выражающемся сильным головокружением.

152'

Когда последнее достигает наибольшей степени развития, то мы временно утрачиваем даже способность объективировать наши ощущения, появляется потемнение в глазах и дело может дойти до помрачения сознания.

Таким образом, ощущения, получаемые нами от черепных органов равновесия, кожно-мышечные ощущения, в основе чувства положения членов, и местные различия в ощущениях, получаемые при раздражении различных частей того или другого из органовчувств, илитак называемые местные знаки, суть главнейшие виновники нашего пространственного восприятия.

Справедливость этого заключения, между прочим, выясняется и из того, что все те ощущения, как, например, центральные чувства, которые по самому характеру своему не вступают в постоянное соотношение с ощущениями положения тела и его членоч и в то же время лишены местных знаков, не могут быть относимы к внешнему пространству. Они суть вполне субъективные ощущения, лишенные всякой локализации даже и в нас самих, если не считать за таковую локализирование в определенных частях тела их периферических соощущений (чувство сжатия и стеснения в сердечной области при тоске и т. п.).

Уже в начале работы мы обращали внимание, между прочим, на близкое отношение периферических органов равновесия к высшим органам чувств (полукружных каналов — к органу слуха, области третьего желудочка — к органу зрения, кожно-мышечных органов — к чувству прикосновения и давления), что говорит с вероятностью в пользу функциональной связи между теми и другими. Существование такой связи выясняется в особенности из того обстоятельства, что впечатления, воспринимаемые тремя высшими органами внешних чувств, resp. зрительные, слуховые и осязательные импульсы, нередко оказывают прямое влияние на функцию равновесия. Последний факт в свою очередь может быть объяснен или путем непосредственной передачи упомянутых импульсов к соответствующим органам равновесия, или одновременным раздражением этих органов. В том и другом случае наши впечатления, служа, так сказать, внешними раздражителями органов равновесия, в свою очередь должны возбуждать в последних соответствующие ощущения.

Возможно и даже вероятно, что и эти ощущения, возбуждаемые при посредстве внешних раздражений органов равновесия, не остаются без значения в отношении локализации соответствующих им специальных ощущений, но во всяком случае вопрос этот нуждается еще в специальном исследовании.

рого в организме, помимо участия в развитии падучевидных судорог, представлялось совершенно загадочным. В новейшее же время с выяснением важной роли двигательных областей мозговой коры в развитии падучевидных судорог возникает, естественно, вопрос, как должно смотреть на те падучевидные судороги, которые развиваются при раздражении судорожного центра?

Уже многие авторы, признававшие особо важное значение двигательных областей мозговой коры в развитии падучевидных судорог, выражали сомнение в том, что судороги, наблюдаемые при раздражении основных частей мозга, а следовательно, и области так называемого судорожного центра, имеют действительно падучевидный характер. Наблюдения над кроликами представлялись, между прочим, недостаточными потому, что у этих животных будто бы не удается вызвать даже и с мозговой коры типичного падучного приступа. Исследования же, производимые с этой целью на собаках, у которых производилось непосредственное раздражение области продолговатого мозга, как будто говорили в пользу упомянутого сомнения, так как вышеуказанным путем у них вызывались лишь общие тонические судороги, прекращавшиеся тотчас же вслед за прекращением раздражения. Эти данные, таким образом, как бы разрешали вопрос в том смысле, что раздражение судорожного центра само по себе не может дать настоящего падучного приступа. При этом существование самого судорожного центра не подвергалось сомнению, а исключалось лишь его участие в развитии судорог, наблюдаемых в течение падучного приступа.

Исследования, произведенные в заведываемой мною лаборатории первоначально доктором Сущинским, а затем доктором Вырубовым, которым они, собственно, и были доведены до конца, разъясняют самый вопрос по существу. Эти исследования подтверждают вполне тот факт, что путем вкола иглы в область варолиева моста у кролика вызывается настоящий падучевидный приступ. По описанию доктора Вырубова, вслед за указанным вколом у кролика тотчас же развивается приступ общих судорог, выражающихся первоначально резким спинным столбняком (opisthotonus) и тоническим вытяжением мышц конечностей, после чего развиваются клонические судороги, распространяющиеся на мышцы большей части тела. При этом глазные яблоки стоят неподвижно, роговица становится нечувствительной, зрачки расширяются и не реагируют на свет. Вместе с этим потухают совершенно или по крайней мере резко понижаются и другие рефлексы, как, например, коленные, которые, согласно ранее сделанным Говерсом и мною наблюдениям, а также наблюдениям доктора Васильева (из моей клиники), совершенно прекращаются или резко понижаются непосредственно вслед за падуч-ными приступами. Словом, у кроликов после вкола в варолисв мост существовали налицо все характерные признаки падучного

155

приступа, и есть полное основание думать, что и сознание при этом утрачивалось; в пользу этого говорит то обстоятельство, что при вышеуказанных приступах выражение лица животного становилось как бы безжизненным, маскообразным.

Таким образом, не подлежит сомнению, что у кроликов механическим раздражением области варолисва моста удается вызвать настоящий падучевидныи приступ, ничем по существу не отличающийся от обыкновенного падучного приступа.

Неоднократно присутствуя при опытах, производимых докторами Сущинским и Вырубовым, я могу с положительностью утверждать, что вызванные вышеуказанным образом судорожные приступы совершенно аналогичны по своим проявлениям и течению падучным приступам, вызванным у тех же животных иным образом, например, раздражением мозговой коры, с помощью которого, вопреки утверждению некоторых авторов, а у кроликов, подобно другим животным, могут быть вызваны настоящие падучные приступы. Но если даже иметь в виду сравнение вызванных у кролика вколом в область варолиева моста судорожных приступов с падучными приступами, например, собаки, то и в таком случае нельзя провести существенного различия между теми и другими приступами.

Надо, впрочем, заметить, что и у собак, у которых простой вкол в варолиев мост обычно не дает падучного приступа, электрическим раздражением области варолиева моста, произведенным путем вкола в него нескольких игл и соединения их с электродами от катушки Дюбуа-Реймона, доктору Вырубову удавалось вызывать настоящие падучные приступы. Ясно, следовательно, что нельзя более говорить о том, что путем раздражения варолиева моста у собак не могут быть вызваны падучные приступы, как это утверждали некоторые авторы.

Возникает, однако, вопрос, чем обусловливаются эти падучные приступы, которые с таким постоянством наблюдаются у кроликов при вколе в pons Varolii. Действительно ли здесь дело идет о раздражении особого «судорожного» центра и не участвуют ли в происхождении этих приступов двигательные области мозговой коры? Опыты, произведенные с этой целью в заведываемой мною лаборатории доктором Вырубовым, вполне разъясняют этот вопрос. Оказывается, что если предварительно животному произвести перерезку на уровне четверохолмия, то у него развивается резкий спинной столбняк (opisthotonus) и быстро исчезающие клонические судорожные подергивания.

Если вслед за тем кролику произвести вкол в область варолиева моста, то в этом случае весь эффект выражается лишь некоторым усилением спинного столбняка, клонических же судорог уже не наблюдается; иначе говоря, при данных условиях падучных приступов не наступает.

Равным образом, если у кролика предварительно удалить мозговые полушария, сохранив в целости узлы основания мозга,

156

то и в таком случае вкол в область варолиева моста не вызывает падучного приступа; появляется лишь несколько разбросанных судорожных подергиваний.

Из этих данных вытекает с несомненностью, что падучные или падучевидные приступы, развивающиеся у животных при раздражении области варолиева моста, ничуть не обусловливаются раздражением лежащего здесь «судорожного» центра, а вызываются благодаря передаче этого раздражения на мозговые полушария и, в частности, на двигательные области мозговой коры, что, собственно, и служит причиной развития падуче-видных приступов при раздражении области варолиева моста.

Другой ряд исследований с целью выяснения того же вопроса был произведен в заведываемой мною лаборатории доктором И. К- Мейером над токсической падучей, вызванной отравлением с помощью впрыскивания животным абсента и цинхонина.

Если у собак или кошек вызвать с помощью вышеуказанных средств падучный приступ и затем быстро, в момент самого приступа, произвести перерезку на уровне четверохолмия, то вслед за тем тотчас же клонические судороги прекращаются, и у животных остается лишь общий спинной столбняк и вытяжение конечностей, т. е. явления, которые вызываются операцией перерезки и без предварительного вызывания падучного приступа. С другой стороны, у животных, которым предварительно была произведена перерезка на уровне четверохолмия, а равно и в тех случаях, когда производилось полное и двустороннее удаление двигательных областей мозговой коры, введением вышеуказанных средств в кровь животных уже не удавалось вызвать настоящего падучного приступа.

Таким образом, эти исследования стоят в полном согласии с вышеизложенными данными и также, как и эти последние, не оставляют сомнения в том, что развитие судорог в течение падучных приступов обусловливается главным образом участием мозговой коры; основные же части мозга если и принимают какое-либо участие в развитии падучевидного приступа, то лишь в той его части, которая выражается развитием тонических судорог.

Спрашивается теперь, чем объяснить передачу раздражения с области варолиева моста на мозговую кору, когда вызывается падучный приступ вколом иглы в область варолиева моста? Ввиду того что произведенные в заведываемой мною лаборатории опыты доктора Тодорского и в последнее время доктора Боришпольского доказывают с несомненностью, вопреки взгляду других авторов, что в основе падучных приступов — будут ли они вызваны введением яда в кровь (например, абсента) или же электрическим раздражением мозговой коры — всегда лежат явления прилива крови к мозгу при активном сужении артериальных сосудов тела, я склонен думать, что при уколе в варолиев мост у кроликов дело идет также о приливе крови к мозгу при

157

активном сужении артериальных сосудов в остальных частях тела, что и обусловливает развитие падучного приступа.

Если у собаки не удается достичь того же результата с помощью простого вкола в варолиев мост, то это объясняется, по моему мнению, лишь тем, что у более высших животных, благодаря большим размерам мозга, простым вколом в варолиев мост нельзя привести в возбуждение сосудодвигательный центр; при более же значительном повреждении вовлекаются в последнее и двигательные проводники, что препятствует само по себе развитию падучных приступов. Ввиду этого и требуется у таких животных применение совершенно специального способа электрического раздражения области варолиева моста для вызывания падучного приступа, как делал в заведываемой мною лаборатории доктор Вырубов в отношении собак.

Но как бы ни смотреть на способ передачи раздражения с варолиева моста на область мозговой коры, не подлежит сомнению, что вышеуказанные опыты делают существование судорожного центра варолиева моста совершенно невероятным. В самом деле, какую же роль должен исполнять судорожный центр в организме, если даже общие падучевидные судороги зависят не от раздражения этого центра, а от раздражения мозговой коры? Ясно, что с этим вместе утрачивается наиболее веский довод в пользу существования особого судорожного центра на уровне варолиева моста.

Само собою разумеется, что этим мы ничуть не хотим сказать, что в основных частях мозга и, в частности, в области варолиева моста, не содержится вовсе двигательных элементов. Напротив того, мы считаем несомненным, что такие элементы существуют, но признавать их за особый судорожный центр было бы также неправильно, как неправильно называть судорожными центрами двигательные клетки передних рогов спинного мозга.

Не подлежит никакому сомнению, что на уровне верхних частей продолговатого мозга и варолиева моста имеется особый двигательный центр, но он представляет собою не судорожный центр, а центр передвижения. В самом деле, существование такого центра может быть доказано уже у лягушек.

Последние, как известно, могут еще ползать и прыгать даже и после удаления мозжечка, но лишь в том случае, если у них сохранена верхняя треть продолговатого мозга; с разрушением же последней лягушки совершенно лишаются способности передвижения. По Тарханову, даже в том случае, если у лягушки мы удалим вместе с соответствующей половиной мозжечка прилежащий отдел верхней части продолговатого мозга, животное еще не утрачивает способности ползать; последнее обстоятельство доказывает существование в этих областях мозга парного сочетательного механизма передвижения, причем от каждой половины этого механизма отходят нервные проводники ко всем четырем конечностям. Следует, однако, заметить, что опериро-

158

ванные вышеуказанным образом лягушки могут лишь ползать, но не могут производить прыжков, для которых, очевидно, требуется участие обеих половин сочетательного механизма передвижения. С другой стороны, определенными разрезами, нарушающими связь перекрестных путей в спинном мозгу, можно лишить лягушку, у которой верхние части продолговатого мозга сохранены, способности ползания, тогда как она будет еще в состоянии производить прыжки (Тарханов). Ясно, что последние хотя и требуют участия обоих парных центров передвижения, но могут происходить лишь при сохранении прямой их связи с нижележащими спинномозговыми центрами конечностей, тогда как ползание может происходить и при сохранении в целости одного из центров передвижения; но зато необходимым условием для этого движения является сохранение перекрестных связей в спинном мозгу.

Не подлежит никакому сомнению, что и у высших животных имеется такой же центр передвижения, как и у лягушек, на уровне варолиева моста. И здесь удаление всех частей мозга до уровня моста хотя и лишает животное способности стоять вследствие нарушения равновесия тела, благодаря отделению области третьего желудочка, содержащей особый орган равновесия¹, но при всем том у животного еще сохраняется способность правильного сочетаннсго движения конечностей, как при беге под влиянием болевых раздражений. Между тем при перерезке на уровне продолговатого мозга вышеуказанная способность совершенно утрачивается. Таким образом, приблизительно в тех частях мозга, в которых признается существование так называемого «судорожного» центра, мы имеем, несомненно, особый парный центр для передвижения тела, который приводит в сочетательную деятельность все конечности животного.

Очевидно, что раздражением этого двигательного центра для перемещения животного и могут обусловливаться судорожные движения, развивающиеся после сильных кровотечений при перевязке всех четырех мозговых артерий и при перевязке мозговых вен даже у тех животных, которым предварительно были удалены все части мозга впереди варолиева моста. Но ввиду вышеприведенных опытов Вырубова и Мейера не подлежит сомнению, что возбуждение этого центра не может дать в результате падучевидных судорог, выражающихся правильной сменой общих тонических судорог общими же клоническими мышечными сокращениями. Самое большее, этот центр может принимать участие лишь в развитии тонического периода падучного приступа, а ничуть не в развитии мелких клонических судорог, являющихся последствием ненормального возбуждения двигательных областей мозговой коры.

¹ См. мою работу в Военно-медицинском журнале, 1883, и в Pfluger's Archiv, 1883.

159

значительное количество строго диференцированных центров, вызывающих сокращения определенных мышечных групп, у новорожденных щенят в первое время мы находим ограниченное число возбудимых центров, причем раздражение каждого из них вызывает общее сокращение мышц соответствующего члена, а не отдельных мышечных групп. Лишь постепенно, с течением времени происходит диференцирование двигательных центров для отдельных мышечных групп, участвующих в тех или других движениях. Далее я убедился, что с коры новорожденных животных до известного возраста нельзя вызвать клонической судороги членов, столь характеристичной для раздражения коры взрослых животных, а получаются всегда лишь медленные и одноразовые сокращения целого члена. Из других явлений заслуживает внимания отмеченное мною последовательное нарастание возбудимости двигательных центров, начиная с первого их появления, и поразительная истощаемость, обыкновенно тем большая, чем моложе животное, и, наконец, полная невозможность до известного времени вызвать у них падучные приступы. Надо заметить, однако, что наблюдения Панета¹, Маркаччи² и Ле-муана³, также проверявших исследование Зольтмана, говорят в пользу того, что возбудимость двигательных центров мозговой коры у большинства щенят появляется сравнительно рано. Лемуан, исследуя 2 новорожденных щенят и 2 новорожденных котят, убедился даже, что эффект раздражения коры у них был тот же салый, что и у взрослых животных.

Ввиду этих разноречивых данных я предложил работающему в моей лаборатории доктору Бари заняться систематическим исследованием вопроса о развитии двигательных центров мозговой коры у новорожденных животных.

Сделав до сего времени большое число опытов преимущественно над новорожденными щенками и котятами, он убедился, что у новорожденных щенят в возрасте до 20 дней из 38 опытов положительный результат раздражения корковых центров был получен в 25 случаях, в 12 же случаях, т. е. приблизительно в ¹/₃ случаев, был получен отрицательный результат; при этом все отрицательные опыты приходились на возраст до 9 суток. Отрицательный результат, по его мнению, мог зависеть в известных случаях от мозговой грыжи, кровоизлияния или охлаждения мозговой поверхности, но тем не менее в 4 опытах эффект получился отрицательный, несмотря на все предосторожности при опытах. Что касается опытов с положительным результатом, то в отдельных случаях удавалось получать сокращения членов даже у щенят в возрасте одних суток. При этом считаю необходимым заметить, что некоторые из этих опытов были произве-

¹ Arch. i. d. ges. Phys., Bd. XXXVII, S. 203.

² Marcacci, Giorn. d. R. Acad, di Torino, 1882.

³ These de Paris, 1880.

162

зывалась специфичность реакции собак по отношению к тонам любого числа колебаний.

Ясно, что специфичность по отношению к одной из реакций организма ничуть не обусловливает подобной же специфичности по отношению к какой-либо другой реакции. Отсюда очевидно, что и отсутствие специфичности на определенную реакцию по отношению к одним раздражителям (например, цветовым раздражителям на слюноотделение у собак) * ничуть не исключает существования специфичности на какую-либо иную реакцию по отношению к тем же раздражителям.

Аналогичные результаты по отношению к вызыванию сочетательной реакции на индиферентное кожное раздражение после того, как оно совмещалось со звуком (выстрел), получены в нашей лаборатории в одном случае и на человеке (доктор Анфимов).

Имея в виду вышеуказанные результаты в отношении дыхательной функции, казалось вполне естественным перенести исследование и на обыкновенную двигательную реакцию у людей.

Для этой цели мы обратились к сгибательному движению положенного на резиновый баллон пальца у человека, которое регистрировалось на вращающемся закопченном барабане, благодаря воздушной передаче. Самое же исследование велось таким образом, что предварительно условливались с испытуемым, чтобы он реагировал сгибательным движением пальцев всегда лишь на данный звук, повторяемый с известной скоростью друг за другом, и после того, как он привыкал кэтой реакции, прекращали звук через тот или другой промежуток времени.

Оказывается, что при известной скорости следования звуковых раздражений друг за другом после внезапного прекращения их мы получаем еще в течение некоторого времени репродуктивную двигательную реакцию со скоростью следования бывших звуков, но постепенно ослабевающую.

При этом, чем чаще давался звук, тем большее число воспроизведений двигательной реакции наступает после прекращения звука. С другой стороны, число воспроизведений стоит в прямом соотношении с количеством произведенных звуков и с интенсивностью звуковых раздражений.

Таким образом, число воспроизведений двигательной реакции стоит в прямой зависимости от скорости следования бывших звуковых раздражений, от интенсивности взятого звука и от числа предварительно произведенных звуковых раздражений.

Само собою разумеется, что при работах этого рода мы не можем не встретиться с индивидуальными особенностями орга- • низма, но во всяком случае заслуживает внимания известная законность, о которой сказано выше.

¹ О р б е л и, Доклад в Обществе русских врачей, 1907.

165

Подобные опыты ныне производятся в нашей лаборатории слушательницей Женского медицинского института Васильевой и результаты их будут сообщены впоследствии подробно.

С другой стороны, в работе слушательниц Женского медицинского института Нерпин и Добротворской имелось в виду выяснить, как такого же рода двигательная реакция у людей обнаруживается при замещении последовательного ряда звуковых раздражений, на которые должна происходить двигательная реакция, рядом раздражений иного рода, например, световых.

При этом в опытах, произведенных Добротворской, имелось в виду три случая:

1. В одном ряде опытов вместе с повторяемым через известные промежутки времени основным звуковым раздражением, на которое испытуемый должен был реагировать, давался одновременно и свет от электрической лампочки, на который реакции не требовалось и который время от времени оставлялся один, без звукового раздражителя, но со скоростью последнего.

2. В другом ряде опытов при повторении через известные промежутки времени основного звукового раздражения сопут-ствуемый ему свет давался не одновременно со звуковым, а всегда предшествовал ему за некоторое время, причем, как и в предыдущем случае, световой раздражитель время от времени оставлялся один, без звукового раздражителя.

3. В третьем ряде опытов при повторении через известные промежутки времени основного звукового раздражения каждый раз предварительно давался свет, который длился вплоть до наступления звукового раздражения, причем и здесь время от времени оставлялся один световой раздражитель.

При всех опытах в виде звукового раздражителя был взят обыкновенный электрический звонок, а для светового раздражителя пользовались обыкновенной же электрической лампочкой в 25 свечей, устроенной на уровне глаз испытуемого. Отметка испытуемыми производилась всегда сгибанием пальца правой руки.

Опыты делались в одних случаях при сосредоточении испытуемого на основном звуковом раздражителе, в других случаях при отвлечении от него посторонними раздражителями. Для последней цели на тыльной стороне предплечья левой руки писались волосяной кисточкой различные фигуры, за которыми испытуемый должен был следить, называя рисуемые фигуры.

В иных опытах для отвлечения испытуемого пользовались другим приемом; ему давали три трехзначных числа, причем к первому заставляли его присоединять по единице, из последнего отнимать по единице, а ко второму снова прибавлять по единице.

При данных опытах имелось в виду выяснить как скорость образования, так и стойкость сочетательной двигательной реак-

166

ции, в зависимости от силы света, продолжительности его как раздражителя, продолжительности антрактов между светом и звуком, их равномерности или неравномерности при повторениях, скорости следования звуковых раздражений друг за другом, количества данных комбинаций обоих раздражителей, навыка к движениям и тех или других индивидуальных особенностей.

Все опыты производились при одинаковых условиях, причем испытуемые во время опытов помещались в темной комнате. В'общей сложности слушательницей Добротворской было произведено 145 опытов над 3 испытуемыми.

Результаты этих опытов пока дают возможность сделать следующие заключения:

1. Появлению сочетательных двигательных реакций благоприятствует число произведенных опытов, благодаря чему с нарастанием числа опытов количество сочетательных реакций на один свет увеличивается.

2. Эти сочетательные реакции при повторении одного светового раздражителя постепенно слабеют, прекращаясь совершенно то раньше, то позже. Нередко угасание сочетательной реакции является лишь временным, так как та же реакция может появиться вновь без всяких внешних поводов, при дальнейших световых раздражениях.

3. Для возобновления угасшей сочетательной реакции требуется новое комбинирование прежних раздражителей, которое числом может быть менее числа комбинаций, вызвавших первоначальную сочетательную реакцию на свет.

4. Интенсивность света благоприятствует развитию и обнаружению сочетательных двигательных реакций.

5. Большая частота следования комбинированных световых и звуковых раздражений друг за другом также благоприятствует развитию и обнаружению сочетательных двигательных реакций на свет.

6. Равным образом и абсолютное количество комбинированных раздражений стоит в прямом отношении к развитию и обнаружению сочетательных двигательных реакций.

7. Из всех вышеуказанных комбинаций наиболее благоприт-ным для развития и обнаружения сочетательных двигательных реакций на свет является тот случай, когда свет предшествует звуку за две секунды, тогда как менее благоприятным оказалась комбинация с одновременным раздражением света и звука.

8. В случае предшествующего длящегося до звукового раздражения света оказалось, что как слишком большая длительность света, например, в 10—15 секунд, так и незначительная его длительность, например, в 2 секунды, представляются менее благоприятными условиями для развития и обнаружения сочетательных двигательных реакций, нежели промежуточная между вышеуказанными пределами длительность света.

167

нию его с другими внешними раздражениями. Вид кошки возбуждает в собаке сильную двигательную реакцию опять-таки вследствие бывшего ранее действия когтей кошки на спине или морде собаки. Этот род рефлексов мы называем сочетательными рефлексами, именно благодаря тому, что они являются результатом сочетательной деятельности мозговой коры.

В лаборатории И. П. Павлова эти явления в области слюноотделения называют «естественными условными рефлексами»; но я не вижу никакого основания держаться этого термина, так как понятие «условности» в данном случае мало что-либо говорит в пользу характеристики этих рефлексов, —тем более, что связь эффекта с раздражением здесь вовсе не «рыхлая», как полагается это принимать по отношению к так называемым «искусственным условным рефлексам», а напротив того, эти рефлексы, развиваясь под влиянием бывших ранее сочетанных раздражений, в известных случаях могут отличаться поразительным постоянством.

Возьмем ту же реакцию на бич. Достаточно хотя однажды собаке почувствовать влияние бича на своей спине, чтобы вызванная им реакция затем повторялась многое число раз с поразительным постоянством.

В упомянутых сочетательных рефлексах, как показывают исследования, несомненно, принимает участие мозговая кора.

Если мы удалим у собаки височные доли с обеих сторон в области так называемого слухового центра, то оказывается, что животное становится безразличным к звукам бича, зову и пр., тогда как оно еще реагирует на звуки общей двигательной реакции (исследования Ферье, Мунка, Лючиани, мои и др.).

Точно так же, если у животного удалить обе затылочные доли, то хотя оно и может обходить препятствия, но оно не реагирует на поставленную перед ним пищу, а равно и не реагирует насвоего хозяина (исследования Ферье, Мунка, Лючиани, мои и других авторов).

В этом смысле говорят и многочисленные клинические исследования с так называемой «психической» глухотой и «психической» слепотой.

Должно, однако, иметь в виду, что так дело представляется лишь при удалении так называемых чувственных, resp. воспринимающих, центров мозговой коры, но ничуть не представляется возможным переносить полностью эти результаты и на двигательную сферу мозговой коры, расположенную на сигмовидных, resp. центральных, извилинах.

Дело в том, что двустороннее удаление двигательных областей не вполне устраняет осуществление этой реакции, так как животное в этом случае реагирует еще на звук бича и на вид пищи или своего хозяина, но так как двигательная его сфера утратила известную часть мимики и лишилось отдельных движений, то и не обнаруживается на звук бича в этом случае всей той полноты двигательной реакции, которая наблюдалась до операции.

170

Так, животное с удаленными двигательными областями при звуках бича убегает от него, а при виде хозяина подходит к нему, но не выражает испуга в первом случае, ни ласки во втором случае. Если бросить собаке кость, то она тотчас же набрасывается на нее, но не может пользоваться своими лапами, чтобы удерживать кость между ними.

Иначе говоря, в двигательной реакции на внешние раздражения животное испытало соответственный ущерб, выражающийся утратой части своей мимики и утратой отдельных движений, но реакция в более элементарном виде все еще проявляется. Факты эти объясняются, очевидно тем, что для движения мы имеем центры не в одной только сигмовидной извилине, но в других частях полушарий, так как удаление сигмовидной извилины не лишает животного ходьбы и бега.

Исследование сочетательных рефлексов приобретает особенную важность, между прочим, по отношению к изучению корковых центров, имеющих отношение к иннервации внутренних органов, а равно и по отношению к секреторным центрам мозговой коры.

Дело в том, что растительные и в том числе секреторные функции имеют назначение выполнять наиболее важные жизненные потребности организма, обеспеченные простыми рефлексами. Благодаря этому, удаление соответствующих корковых центров не отражается существенным образом на проявлении относящихся к ним элементарных функций организма, а между тем известный недочет в более сложных проявлениях нервной деятельности в отношении этих функций выступит тотчас же, как только мы обратимся к исследованию сочетательных рефлексов.

Возьмем дыхательные центры. Ныне не может подлежать сомнению, что, кроме спинномозговых и основного координирующего дыхательного центра, заложенного в продолговатом мозгу и управляющего дыханием при посредстве спинномозговых центров, имеются подкорковые центры, заложенные в области среднего и межуточного мозга, и, кроме того, имеются еще и корковые центры дыхания, указываемые рядом авторов и подробно исследованные у нас доктором Жуковским¹.

Роль спинномозговых и основного координирующего центра продолговатого мозга в настоящее время представляется уже достаточно выясненной.

Имеются факты, говорящие в пользу важной рефлекторной деятельности и подкорковых дыхательных центров среднего и межуточного мозга ².

Но роль корковых центров дыхания представлялась до позднейшего времени неясной, тем более, что вслед за их удалением не обнаруживается видимых расстройств в деятельности

¹ Жуковский, Диссертация, СПБ, 1898.

² В. Бехтерев, Основы учения о функциях мозга, в V.

171

дыхания. Однако исследования не оставляют сомнения в том, что корковые дыхательные центры играют известную роль в отношении сочетательных рефлексов.

Так, производившиеся у нас опыты показали, что вслед за удалением дыхательных корковых центров в обоих полушариях не только сохраняются общие рефлексы на дыхание, получающиеся, например, раздражением п. ischiadici и твердой оболочки, но и раздражение таких нервов, как обонятельного, электричеством и специфическими раздражителями (сероуглерод, жженое перо и пр.) вызывают еще экспираторную задержку дыхания. Равным образом и раздражение слухового и зрительного нервов вызывало инспирацию с замедлением дыхательного ритма.

Далее исследования показали, что в вышеупомянутом случае удаления у животного дыхательных корковых центров в обоих полушариях приближение кошки к собаке уже не производит того обычного эффекта на дыхание, который наблюдается у здоровых животных (Жуковский) ¹.

Ясно, что мы имеем здесь дело с центрами, играющими известную роль в отношении так называемых психорефлекторных, точнее —сочетательно-рефлекторных движений со стороны дыхания.

Играют ли эти центры исключительную роль в деле передачи этих рефлексов или же, что вероятнее, возможно со временем образование для этих рефлексов других путей, которые постепенно компенсируют вышеуказанный недочет, —это нуждается еще в дальнейшем выяснении.

Не менее поучительные факты известны и по отношению к центрам половых органов, функция которых теснейшим образом связана с состоянием сосудистой системы.

Исследования, произведенные у нас (мною и доктором, Л. М. Пуссепом²), не оставляют сомнения в том, что в коре полушарий в пределах так называемой двигательной области имеется особый центр половых органов, существующий для обоих полов. У кобелей этот центр помещается в верхней трети gyr. posteruciati вблизи центра хвоста.

Роль полового центра опять-таки выясняется при испытании сочетательного полового рефлекса. Дело в том, что и после двустороннего удаления вышеуказанного центра, как показали у нас опыты доктора Пуссепа, половая возбудимость не исчезает, так как при механических раздражениях в области полового органа последний обнаруживает нормальную и даже повышенную возбудимость; но тем не менее естественные возбудители полового чувства в период течки у собак, как они даются в природе зри-

¹ Жуковский, Диссертация, СПБ, 1908.

² Бехтерев В., Основы учения о функциях мозг,), в. VI..

172

тельными раздражениями, оказываются уже недействительными, и кобель кажется при этих условиях, по крайней мере, вначале, утратившим свою половую возбудимость (Пуссеп) ^х-

Имеются положительные указания в пользу того, что и зрачковые центры, заложенные в передней части полушарий, играют известную роль при выполнении естественных сочетательных рефлексов. Известно, что зрачки расширяются при внешних раздражениях, приводящих животное в испуг. При этом оказывается, что предварительная перерезка п. oculomotorii не устраняет расширяющего зрачок влияния раздражений, возбуждающих аффект, откуда очевидно, что здесь дело идет об активном расширении зрачка, а не обусловленном одним только угнетающим действием на центры, сокращающие зрачки.

Если мы затем удалим у животного корковые центры зрачков в лобной области, то оказывается, что определенные внешние раздражения, приводящие животное в испуг, уже не вызывают расширения зрачков (Браунштейн)².

При этом случае необходимо, однако, заметить, что вопрос ■о зрачковых центрах в действительности не так прост, как это может показаться с самого начала, так как, кроме лобных зрачковых центров, имеются еще затылочные и теменные зрачковые центры ³, которые, без сомнения, также должны играть известную роль в отношении сочетательных зрачковых рефлексов, но какие именно рефлексы передаются при посредстве тех и других центров—этот вопрос мы должны предоставить еще будущим исследованиям.

Далее, как уже ранее упоминалось, метод специальных сочетательных рефлексов имеет применение и к исследованию секреторных центров мозговой коры.

По крайней мере, по отношению к нескольким исследованным у нас секреторным центрам удалось с успехом применить метод исследования специальных сочетательных рефлексов. Я говорю о слюноотделительном, желудочно-сокоотделительном и молочноотделительном центрах, роль которых в этом отношении была указана исследованиями, производившимися в нашей лаборатории (Бари⁴, Спиртов⁵, Белицкий^в, Гервер⁷, Никитин ⁸).

¹ Бехтерев В., Основы учения о функциях мозга, 1906, стр. 1055—1093.

²Браунштейн, К учению об иннервации движений зрачка. Диссертация, 1893.

³ Бехтерев В., Основы учения о функциях мозга, в. VII.

⁴ Бари, Неврологический вестник, 1899, VII. 'Спиртов, Научное собрание врачей клиники душевных болезней, май 1908.

⁶ Белицкий, Обозрение психиатрии, 1905.

⁷ Гервер, Обозрение психиатрии, 1906.

⁸ Никитин, Научные собрания врачей клиники душевных болезней, 1906; его же диссертация, СПБ.

173

Допустим, что мы удалили у собаки с выведенным наружу протоком слюнных желез (подчелюстной и parotis) установленный нами¹ и затем более точно локализированный работой доктора Спиртова корковый слюноотделительный центр с обеих сторон². Испытывая оперированное животное на обычные рефлексы, например, путем дачи ему еды, мы убеждаемся, что слюна течет из трубок каждый раз, когда животному дают что-нибудь съесть. Равным образом, если мы будем вливать животному слабый раствор соляной кислоты, слюна потечет из трубок каплями. Точно так же и обонятельные раздражения способны вызвать отделение слюны.

Но в отличие от нормальных животных, у оперированных вышеуказанным образом собак в ближайшие после операции дни, когда животное сделается доступным для исследования, обнаруживается следующий факт. Если мы будем показывать им на расстоянии непахучие пищевые продукты (сахар) или хотя бы и пахучие (мясо), но плотно закупоренные в банке, то животное, как бы голодно оно ни было, не обнаруживает слюноотделения. Равным образом, стук тарелки или склянки, из которой давалась пища оперированному животному, не будет вызыввть у него слюноотделения, несмотря на то, что в здоровом состоянии те и другие раздражения у животного в периоде голода возбуждали обильное слюноотделение, особенно после того, как вместе с показыванием пищи звуки посуды повторялись неоднократно при еде животного ³.

Только что указанный эффект наблюдается в течение первых 5—6 дней, после чего наступает постепенное восстановление нормальных отношений (доктор Спиртов).

Таким образом, здесь дело идет о временной утрате тех же сочетательных рефлексов, которые, как мы- видели выше, выпадают и при удалении корковых центров для движения внутренних органов.

Вышеуказанные данные относительно слюноотделительного центра оспаривались доктором Тихомировым при исследованиях с так называемыми искусственными условными, resp. сочетательными, рефлексами⁴,'но без достаточных оснований, так как и по описанию, и по рисункам, приложенным к работе, можно видеть, что автором не удалялся весь слюноотделител!--

¹ В одном из майских заседаний научных собраний клиники душевных болезней за текущий год при большом собрании врачей и студентов была произведена демонстрация по методу раздражения упомянутого центра доктором Спиртовым (из нашей лаборатории), при исследованиях которого выяснилось, что наиболее деятельной частью коры в отмеченной нами области является gyr. сотр. anter.

² Бехтерев иМиславский, Основы учения о функциях мозга, в. VI.

³ Доктор Белицкий.

⁴ Тихомиров, Опыт строго объективного исследования мозговых функций. Диссертация, СПБ.

174

ный корковый центр, а оставлялась неудаленной вполне самая важная его часть, именно: gyr. сотр. ant.

В устранение вышеуказанного возражения я предложил доктору Спиртову вновь проделать исследование над выяснением роли корковых слюноотделительных центров, причем в результате этого исследования факты, сообщаемые ранее из нашей лаборатории, вполне подтвердились.

При этих исследованиях прежде всего выяснилось, что из всей области, отмеченной ранее нами в виде слюноотделительной, чаще всего особенно деятельной в смысле вызывания слюноотделения является область gyri compositi ant. Если эту область устранить, причем, очевидно, дело идет об устранении ничуть не всей слюноотделительной области, а лишь ее наиболее деятельной части, то в течение вышеуказанного периода у животного не удается вызвать ранее хорошо получавшихся естественных слюноотделительных рефлексов на звуковые и на зрительные раздражения, тогда как на обоняние, а тем более на вкус они получаются хорошо.i

Предположение, что дело сводится здесь к одному угнетению подкоркового слюноотделительного центра, опровергается следующим образом: специальные исследования на раствор кислоты, возбуждающий подкорковый слюноотделительный рефлекс, показали, что у животного раствор кислоты в течение всего послеоперационного периода возбуждает слюноотделение, причем он должен быть вслед за операцией несколько усилен, но это продолжается лишь 2—3 дня в период общего угнетения собаки, после чего вполне восстановляется прежняя, т. е. бывшая до операции, возбудимость подкоркового слюноотделительного рефлекса, тогда как сочетательный корковый рефлекс на зрение и слух остается еще утраченным в течение, как упомянуто, 5—6 дней.

Должно иметь в виду, что вышеуказанный эффект относится только к естественным рефлексам, о чем и заявлялось ранее в работе доктора Белицкого; между тем как путем многократного вливания животному в рот кислоты и возбуждения этим путем подкоркового слюноотделительного центра одновременно со зрительным раздражением пищей удается через некоторое время снова привить животному сочетательный зрительный слюноотделительный рефлекс. Этот факт может быть объяснен тем, что и помимо корковых секреторных центров, имеющих в указанном отношении несомненное значение, упомянутый рефлекс при последовательном упражнении животного находит иные пути для своего обнаружения, очевидно передаваясь в этом случае непосредственно от зрительного и слухового коркового центра к подкорковому слюноотделительному центру.

Точно так же и по отношению к корковому центру желудочного сокоотделения, легко демонстрируемому по методу раз-

175

дражения, работой доктора Гервера (из нашей лаборатории) "было доказано, что вместе с удалением этого центра у животного прекращается отделение так называемого психического сока (по терминологии И. П. Павлова), которое обнаруживается при раздражении животными пищевыми продуктами на расстоянии, тогда как другие рефлексы на сокоотделение при этом остаются сохраненными.

И этот факт был оспариваем из лаборатории И. П. Павлова, но работа, производимая ныне у нас доктором Трекером со специальною целью еще раз проверить полученные результаты, вполне подтвердила ранее сообщенные данные, причем выяснилось, что отсутствие сочетательного сокоотделительного рефлекса на показывание пищи у оперированных собак наблюдается лишь в течение первых нескольких дней, приблизительно около 6—8, тогда как у контрольных животных, которым производилось удаление других, хотя бы и соседних частей мозговой коры, ничего подобного не наблюдалось. Но и с течением времени еще обнаруживается у некоторых животных, по наблюдениям доктора Трекера, заметная количественная разница между собакой с удалением коркового желудочного центра и собакой, оперированной в других областях коры, в смысле более позднего появления желудочного сока при раздражении пищей на расстоянии у первой собаки. Заслуживает внимания, что собаки с удаленным сокоотделительным центром в первое время вообще менее охотно едят по сравнению с оперированными в других частях мозговой коры и при показывании им пищи даже отворачиваются от нее.

Тот факт, что с течением времени эффект операции постепенно выравнивается, служит объяснением тому, почему другие авторы не наблюдали этих явлений при удалении коркового сокоотделительного центра. Дело в том, что, по заявлению И. П. Павлова в майском научном собрании врачей клиники душевных болезней, исследование сочетательного сокоотделительного рефлекса в его лаборатории начиналось лишь с 6-го дня, так как до этих пор оперированные собаки не принимали пищи вовсе.

Далее работой доктора Никитина из нашей лаборатории было доказано по методу раздражения в ряде опытов над молочными некураризированными и кураризированными овцами существование особого молочноотделителыюго центра в передних отделах мозговой коры, значение которого также было выяснено с помощью исследования сочетательных рефлексов. Оказалось, что вместе с удалением этих центров в обоих полушариях мозга у молочной овцы в первое время не выделяется молоко ни при виде сосущего ее ягненка, ни при обнаруживании им своего голоса, что наблюдалось с постоянством у того же животного до произведенной операции. Для выяснения того,

176

нием невралгического приступа, иногда незадолго предшествует или следует за ним. Но herpes zoster, несмотря на частоту ее появления при различных нервных поражениях, далеко не составляет единственную сыпь, распространяющуюся по ходу пораженных нервов. Положительные наблюдения указывают, что иногда подобное же распространение принадлежит сыпи, отличающейся всеми характерными признаками pemphigus. Сюда принадлежит известный случай Шарко \ Также Деже-рин ² при симметричном склерозе боковых пучков наблюдал высыпание пузырьков этой сыпи в области sacrum, затем на обеих верхних и потом на нижних конечностях. При вскрытии этого субъекта, погибшего от маразма, были найдены патологические изменения в нервах конечностей на уровне развития пузырьков. Затем Бриссо сообщил наблюдение о гемиплегике, подверженном начинающейся атрофии мускулов плеча, у которого наступило высыпание пемфигоидных пузырьков на парализованной половине туловища; при этом конечности оставались не пораженными, никаких болей у больного не существовало. Положение и распространение сыпи в данном случае •было настолько характерно, что автор не без основания предложил дать этой редкой форме название «Pemphigus zoster». К той же категории фактов относятся наблюдения относительно других форм накожных сыпей и, между прочим, крапивной сыпи. Шарко по этому случаю говорит: «Нередко случается видеть, что кожа голени и бедра временно покрывается ■более или менее сливною папулезною и лишаевидною сыпью вслед за приступами стреляющих болей, характеризующих атаксию (ataxie locomotrice). У одной женщины, находящейся на излечении в больнице Сальпетриер, каждый раз после приступа появляются большие бляшки крапивной сыпи на уровне тех мест, в которых ощущалась самая сильная боль» ³. Также Вуль-пиан ⁴ у своих больных наблюдал высыпание розеолезнои сыпи на туловище, совпадающее с наступлением crises gastriques. •Случаи, аналогичные предыдущим, известны и в истерии ^δ. При травматических же повреждениях периферических нервов эритематозные сыпи составляют явление далеко не редкое. Наконец, в тех же случаях весьма часто появляется страдание кожи, известное у английских писателей под названием glossy skin, выражающееся утончением кожи, особенною гладкостью и блеском эпидермиса. В других случаях, напротив, наблюдают чрезмерное утолщение с опуханием кожи и подкожного

¹ Charcot, Journal de physiologie, 5 Janvier 1859, t. II; Болезни нервной системы, т. I, стр. 19.

² D е j ё г i η e, Paralysie generale, troubles trophiques cutanes. Pemphigus, Arch, de physiologie, 1876, p. 307.

³ Шарко, Болезни нервной системы, т. I, стр. 66.

⁴ V и 1 р i a η, Maladies de la moelle, Observ. d'ataxaie locomotrice ⁶ Annales de dermatologie, 1880, 20.

182

слоя, нередко сопровождающееся более или менее значительным отеком.

Относительно экземы мы еще не имеем положительных данных с указаниями на связь ее с нервными поражениями. Впрочем, одно наблюдение, занесенное в литературу, заслуживает быть упомянутым. «Человек 60 лет никогда не страдал экземой. Сильный ушиб плеч. Боли, распространяющиеся по длине плеча; 40 часов спустя "появление, экземы по направлению п. га-dialis, быстро сделавшейся сливною и прошедшей в течение 15 дней без последовательного рецидива» ^х.

Зато несомненные сведения в том же направлении имеются относительно ichtyosis и ectimae. Уже американские хирурги наблюдали, что вследствие травматических поражений нервов кожа может принять вид настоящего ихтиоза. На основании некоторых данных Арнозан предполагает, что во всех подобных случаях ichtyosis соответствует развитию медленно идущего неврита ². Лелуар ³ недавно сообщил также о двух случаях местного ихтиоза вследствие неполных ранений нервов. Мы не приводим здесь других аналогичных фактов, которых в литературе имеется множество. Также всем более или менее известны случаи появления ихтиоза у старых параплегиков. Но вот наблюдение, принадлежащее Дюге, которое заслуживает в этом отношении особенного внимания. Больной с детства страдал ichtyosis serpentina, представлявшей характерное расположение в форме лент параллельно межреберным пространствам. Поражение не переходило срединной линии ни спереди, ни сзади и занимало собою семь или восемь межреберных промежутков, оставляя между ними-параллельные участки здоровой кожи ⁴.

Что касается эктимы, то уже давно известно, что у табетиков она иногда распространяется соответственно различным нервам по коже нижних конечностей. Шарко передает следующий факт: женщина 61 года 8 лет тому назад была принята в больницу Сальпетриер с атрофией оптических нервов; в настоящее время она одержима чрезвычайно характеристической двигательной атаксиею. Болезнь развивалась очень быстро. Один из приступов болей, случившийся первого июня 1867 г. был особенно сильный. Жестокие боли в течение нескольких дней были ощущаемы больною на"пути кожных ветвей малого седалищного нерва и правого нерва m. levateris ani. В то же

¹ Brouardel, cit. par Arnozan, De lesions trophiques consec. aux maladies du systeme nerveux, These, Paris, 1880, p. 124.

² См. случаи Arnozan и Eulenburg в Deutsche klini-sche Wochenschrift, 1871; A r η о z a η, [Des lesions trophique, These, 1880, 151.

³ L e 1 о i r, Arch, de physiol. norm, et pathol., 1880, № 3, pp. 409 et 411.

⁴ Duguet, cit. par L e 1 о i r, Arch, de physiol. norm, et pathol., 1881, № 3, p. 411.

183

время соответствующие места кожи покрылись многочисленными, аналогичными с эктимой, пустулами, из коих некоторые превратились в глубокие изъязвления. Кроме того, в крестцовой области с правой стороны, на расстоянии нескольких сантиметров от срединной линии и непосредственно над оконечностью копчика, образовалась кругловатая эшара, имевшая около 5 см в диаметре и занимавшая почти всю толщу кожи. Эта язва по отделении омертвевших частей зажила только в конце второго месяца. В другой раз приступ стреляющих болей распространился по направлению вертикальной ветви п. sapheni interni sinistri и вскоре на этом пространстве появилась пустулезная сыпь» *.

Известны также другие примеры кожных поражений, находящихся в прямой зависимости от страданий нервной системы.

Что касается теории и патологоанатомической основы страдания во всех подобных случаях, то сведения наши в этом отношении крайне ограниченны. Тем не менее, для того чтобы интересующиеся могли лучше ориентироваться в этом предмете, считаю нужным привести здесь взгляды некоторых авторов и результаты вскрытий, которые до сих пор известны. Из того факта, что часть указанных изменений в коже нередко сопровождается сильными чувствительными раздражениями (как, например, стреляющими, молниеносными болями при tabes), выводили заключение, что причина их находится в раздражении трофических волокон. Такой взгляд по преимуществу был развиваем Шарко и его учениками. В пользу этого мнения приводили в особенности частое наступление трофических расстройств в коже при травматических повреждениях, неполных перерезках и ушибах нервов, вообще при всех условиях, производящих ирритативный процесс в нерве или воспаление, и указывали на появление herpes при невралгиях и neuritis. Но, с другой стороны, существуют несомненные как патологические, так и физиолого-экспериментальные факты, доказывающие, что аналогичные изменения в коже могут происходить и при условиях, в которых становится в высшей степени вероятным существование паралича трофических нервов. Таким образом, по всей вероятности, как функциональное возбуждение, так и инертность трофических волокон могут приводить к ну-тритивным изменениям в коже, хотя до сих пор мы не имеем возможности определить, в частности, какое участие при каждом из этих изменений принимает то или другое явление. Относительно анатомической стороны вопроса известные до сих пор факты приводят к следующим выводам. Периферические пути для трофических импульсов, идущих к коже, без сомнения, лежат в чувствительных волокнах. В пользу этого говорят с по-

¹ Шарко, Болезни нервной системы, т. I, стр. 65 и 66.

184

ложительностью результаты многих вскрытий. При herpes zoster, например, нередко находили сдавливание нерва опухолями, как в случаях Гернера и Шиффера, абсцессом в случае. Эсмарха, раком в случае Оливье. Далее, Броун-Секар указал на менингит, который мог действовать раздражающим образом на задние корешки \ Наконец, известно множество случаев травматического миэлита, сопровождающегося появлением herpes на местах кожи, соответствующих распространению пораженного нерва ². Вопрос наиболее важный и в то же время наиболее трудный, где помещаются трофические центры кОжи, в настоящее время еще не может быть решен утвердительно. Здесь достаточно только сказать, что французская школа, основываясь на результатах некоторых вскрытий, обращает внимание, с одной стороны, на серые задние столбы спинного мозга, на так называемые внутренние лучистые пучки (fais-ceaux radiculaires internes) ³, с другой стороны ■—на спинномозговые ганглии ⁴.

Наблюдение, которое недавно мне удалось сделать, благодаря особенной любезности проф. Полотебнова, относится к случаю с несомненным трофическим поражением кожи в виде сыпи, распространяющейся по направлению нервов нижних конечностей. Случай этот, как мне кажется, не лишен интереса и заслуживает быть приведенным 'наряду со всеми вышеупомянутыми.

Больная П., женщина 50 лет, пришла на амбулаторный прием в клинику 7 мая. Мать ее умерла в холере, отец — от апоплексического удара; две сестры всегда были нервные; из них старшая умерла в чахотке. В детстве,будучи лет 10, больная перенесла какую-то общую болезнь с опуханием всего тела. Кроме того, она всегда страдала частыми головными болями и расстройством желудка, что продолжается и до сих пор. Наконец, с давних пор больная имеет припадки головокружения, сопровождавшиеся тошнотой и даже рвотой. В последние годы она начала жаловаться

¹ В а г t h, Etudes de l'herpes, Mernoire pres. au concours pour les prix de Pinternat, 1878.

^г Относительно pemphigus ср. цитированный случай Дежерина.

³ Ш а р к о, Болезни нервной системы, т. I, стр. 65.

⁴ Arnozan, De lesions trophiques consec. aux maladies du systeme nerveux, These, Paris, 1880, p. 130 e. suiv. В литературе имеется уже несколько счастливых вскрытий, в которых herpes zoster можно было поставить в связь с поражением спинномозговых ганглиев. Таковы случаи Шарко (Болезни нервной системы, т. I, стр. 69, 70), Висса (Arch. d. Heil-kunde, 1871, Bd. IV und V), Затлера (Vierteljahrschrift f. d. Mat. und Syph., 1878), Шанделе (Arch, de physiol. norm, et pathol., 1879, p. 674) и др.

В последнее время Лелуар (Contribution а 1 'etude des affections cuta-nees d'origine trophique, Arch, de physiol. norm, et pathol., 1881, № 3, p. 391), задавшись целью определить причинное нервное поражение, лежащее в основе трофических кожных изменений, находил в случаях ichtyosis и ectimae дегенеративные явления в кожных нервах и отчасти в задних корешках (последние, по предположению автора, может быть, составляют последствие поражения межпозвоночных ганглиев, которые, к сожалению, не были исследованы).

J 85

на частые судороги в нижних конечностях, в особенности в икрах, что иногда случается и теперь, но в слабой степени. Года четыре или пять тому назад появилась боль в пояснице, сопровождаемая чувством сдавли-• вания; боль особенно беспокоит больную при усидчивом труде. В последнее время, кроме того, довольно часто появляются боли в области живота, а с неделю тому назад боль распространилась на правую половину таза с наружной его стороны, продолжаясь в течение 4 дней кряду. Иногда невралгические боли появляются и в конечностях. Так, 3 дня тому назад больная испытывала сильную боль в стопе правой конечности. Прежде, до наступления этих болей нередко появлялись различного рода парестезии в виде ползающих мурашек в различных частях тела, преимущественно в спине и в конечностях. Год тому назад во время развития сильных опоясывающих болей в области живота наступило продолжительное задержание мочи, причем в течение около двух месяцев моча выходила каплями. Кроме того, с давних пор больная страдает сильными запорами. В настоящее время, кроме всех указанных симптомов, у больной иногда появляются приступы сердцебиения, случавшиеся и прежде. Головокружения в настоящее время почти вовсе не появляются, но иногда наступает тошнота. Чувство общей тягости постоянное. Больная чувствует слабость в конечностях и при ходьбе быстро утомляется. Сон всегда тревожный, и больная просыпается почти каждый час, чувствуя при этом общее недомогание и боли в руках, спине и ногах. Аппетит часто расстраивается. Регул больная не имеет уже два года. В последнее время у нее появилась сыпь на всей внутренней стороне правой ноги, сопровождаемая зудом; от расчесов, впрочем, больная строго воздерживалась.

П. женщина среднего роста, худощавая; слизистые оболочки губ и век довольно бледные, кожа повсюду сухая и вялая. На лице и в особенности на шее замечается легкая■ темножелтоватая пигментация кожи которая, по словам больной, наступила в последние два года. Такого же рода пигментация замечается на плечах рук, на туловище и на ногах, но в меньшей степени. На правой стороне лба небольшой шрам вследствие сильного ушиба о мебель, случившийся года два тому назад. В волосах замечается незначительная седина. Небо слегка седлообразное, верхние резцы испорчены; язык покрыт маленькими язвочками. В легких прослушиваются хрипы и местами жесткое дыхание: в сердце ничего патологического. Печень выстоит на полтора пальца из-под края ребер по мамми-лярной линии и болезненна. Правая почка подвижна и прощупывается; в моче отсутствие белка и сахара. На пояснице, в области glutaei в особенности же в окружности anus и на местах, соответствующих гребешкам подвздошных костей, обращают на себя внимание густо рассеянные пятна темнобурого цвета в виде пигментированных рубцов; такого же рода пятна, местами сливающиеся, распространяются в виде полосы вдоль всей внутренней поверхности правой ноги. Начинаясь от паховой области, эти пигментированные пятна полосой спускаются вниз по внутренней поверхности бедра; затем, обходя с задне-внутренней стороны колена, переходят на задне-внутреннюю поверхность голени, оканчиваясь вершка на 3 выше malleolus internus; в виде продолжения этой полосы несколько рассеянных пятен замечается также на внутренней и верхней поверхности стопы. Точное исследование топографии этой полосы пигментированных Рубцовых пятен показало, что она соответствует распространению п. ileo-hypogastrici и кожных ветвей п. sapheni majoris, преимущественно п. cutaneus femoris interni и п. surae interni. Кроме столь характеристично расположенных пигментированных рубцовых пятен, в небольшом количестве встречаются подобного же рода пятна, рассеянными иа других частях правой, также левой нижних конечностях, в особенности ниже колен, на стопе и, наконец, в локтевых сгибах обеих верхних конечностей. Относительно характера этих пигментированных пятен я должен сказать следующее: больная в первый раз в начале апреля явилась на амбулаторный прием в клинику проф. Полотебнова с пигментированными пятнами на правой ноге в виде той же полосы, как мы ее видим теперь. В пояс-

186

яичной области, между тем, этих пятен не замечалось, а вместо них была замечена сыпь в виде плоских пупырышек со всеми характерными признаками lichen ruber и была диагносцирована за таковую профессором Поло-тебновым. Больной был назначен мышьяк в виде пилюль. Затем, в следующий раз, несколько недель спустя на месте указанной сыпи в поясничной области обнаружились такого же рода пигментные рубцовые, слегка углубленные пятна, как и на ноге. Следовательно, с большей вероятностью можно было заключить, что пигментированная полоса, начинающаяся в области кожных ветвей п. ileo-hypogastrici и спускающаяся вниз по направлению ветвей п. sapheni majoris, составляет след протекшего lichen ruber. Впоследствии вновь появившиеся незначительные высыпания по соседству с Рубцовыми пятнами вполне подтвердили точность сделанного заключения. Из явлений со стороны нервной системы, кроме данных, указанных в анамнезе, замечается еще следующее. На каждой ноге в отдельности при закрытых глазах больная удерживается заметно хуже, нежели при открытых. Также походка с закрытыми глазами немного шаткая и нетвердая. Сила обеих рук одинакова. В общей чувствительности кожи резких изменений не замечается. Сухожильные рефлексы с ligament, patellare заметно усилены. Спинные позвонки в поясничной области при давлении немного болезненны. Также получается довольно резкая боль в области, соседней с crista ilei, при давлении по направлению нервов поясничного сплетения и по всей правой ноге вдоль п. ischiadicus и в особенности cruralis.

Итак, у нашей больной, судя по анамнезу и данным исследования, можно с положительностью заключить о центральном спинномозговом страдании. Вместе с тем у ней замечаются пигментированные рубцы от бывшей lichen ruber в поясничной области и по всей вероятности такого же происхождения рубцы, распространенные преимущественно в направлении ветвей болезненного при давлении п. cruralis. Такое характеристическое распределение Рубцовых пятен как последствия протекшей сыпи по болезненным нервам правой нижней конечности доказывает с несомненностью их трофическую природу и совершенно аналогично вышеприведенным случаям с другими формами сыпей. Что касается характера самой сыпи, то, насколько мне известно, в литературе еще нет никаких указаний относительно распространения lichen ruber по направлению кожных нервов. Эта форма сыпи, впервые описанная Гебра, как болезнь sui generis еще до сих пор остается весьма мало изученною, в особенности со стороны ее этиологии. Мы знаем, что lichen ruber не обусловливается конституциональными моментами, так как поражает видимо здоровых людей. Кроме того, известно, что она не заразительна и не наследственна ^х. На основании же приведенного наблюдения возможно предполагать, что по крайней мере для некоторых случаев этой болезни, расстройство нервной системы играет видную роль в этиологии.

¹ К а п о з и, Патология и терапия накожных болезней, перевод Кузнецова, Харьков, 1881, стр. 325.

187

II. А н о м а л и я кожного пигмента

Количественное изменение кожного пигмента в некоторых случаях поражений нервной системы обращало на себя внимание многих авторов. Наиболее замечательным примером в этом отношении может служить случай Ростана, приводимый Ли-коком ^х: женщина, приговоренная к смерти во время французской революции, быстро почернела под влиянием сильного нервного потрясения: окраска кожи в этом случае оставалась до самой ее смерти, наступившей 30 лет спустя после отмены смертного приговора. Барлоу²в доказательство влияния нервной системы на окраску кожи приводит следующего рода наблюдения. Человек год тому назад во время сильных болей приобрел темную пигментацию кожи (как у мулата) и почти одновременно с тем у него появилась параплегия нижних конечностей; при этом не замечалось ни явлений общей слабости, ни сильного душевного угнетения, что исключает возможность предположения о развитии бронзовой болезни. Другое наблюдение, сделанное тем же автором, относится к чернокожему, кожа которого на некоторых местах, как, например, в области бровей и на груди, сделалась белею. При этом не существовало никакой внутренней болезни, но замечалась необыкновенная слабость и упадок сил, как при бронзовой болезни. Кроме того, автор цитирует интересный случай Гэлла: женщина, страдавшая lepra anaesthetica, имела темную окраску кожи на местах анестезии. В той же статье приводится случай (опубликованный в Indian annales of med. science) анестезии пятой пары черепномозговых нервов, сопровождавшейся отложением пигмента в области ram. frontalis. Замечательно,, что при возвращении способности ощущения у больного снова восстановился нормальный цвет кожи. У помешанных, в особенности с симптомами мозгового возбуждения, Морселли ³ наблюдал особенную форму vitiligo, причем бесцветные пятна, резко пигментированные по окружности, захватывали симметричные участки кожной поверхности, преимущественно в области шейного симпатического нерва. Также у ипохондриков нередко встречают темную окраску кожи, которая, повидимому, не имеет никакой связи с расстройством отправления печени, а зависит, по всей вероятности, от нарушенной иннервации. Наконец, в последнее время были опубликованы весьма интересные случаи образования кожного пигмента (nigrities) у помешанных, в особенности при прогрессивном параличе ⁴. Су-

¹ Britisch med. and foreign review, April 1861.

² Barlow, Med. times and gaz., Nov. 1 1862: Schmidt's Jahrb., Bd. 126.

³ Мог sell i, Vitiligo des alienes, Rivista di freniatria, 1879, fasc. 12, p. 77.

⁴ См. случай Февра (Fdvre) в Annales med. psych., 1876, p. 26 et 197; 1877, p. 375.

188

ществуют также примеры аномалий кожного пигмента в течение различного рода чисто нервных расстройств. Так, местные обескрашивания кожи иногда наблюдались при существовании мозговых опухолей (случай Бурневиля) ^г. Дюмениль наблюдал изменения кожного пигмента при хроническом неврите. Куиба указывает на пигментацию, происходящую в направлении локтевого и срединного нервов при существовании гиперестезии в той же области ². Деламар недавно описал случай травмы головы в лобно-теменную область. Вскоре после того у больного появилось темное пигментированное пятно соответственно foramen mentale с выпадением волос на правой брови отчасти на правом ухе и на подбородке с правой стороны, за исключением нижней его поверхности, обращенной к шее. Впоследствии присоединились явления прогрессивной атрофии, развились головные боли, и больной в конце концов помешался причем у него появилось другое пигментированное пятно с левой стороны, а также соответственно foramen mentale ³. Наконец, здесь следует упомянуть, что еще несколько лет тому назад Симон описал интересную форму naevus, названную им пае-vus nervosus, которая встречается большею частью на одной половине тела и располагается по ходу нервов ⁴. Подобные случаи наблюдались также Береншпрунгом, Томсоном, Рай-ером и др. Кроме того, во времени Бигеля стали известны случаи альбинизма и нигризма, ограничивающихся определенными нервными участками. Все эти случаи доказывают, что существует известное влияние со стороны нервной системы на образование и количественное отношение кожного пигмента⁸. Условия, при которых поражение нервной системы отражается на содержании кожного пигмента, нам пока еще малоизвестны, но нельзя не видеть здесь полной и несомненной аналогии с тем, что известно под названием питательных или трофических расстройств, в зависимости от поражений нервной системы. С этой стороны указанные факты имеют для нас живой интерес и побуждают к собранию наибольшего числа точных наблюдений, что заставляет меня опубликовать следующий случай.

Больная девица Н., 14 лет, для своего возраста малого роста, плохого сложения и мало упитанная. Родители больной в настоящее время живы и отличаются здоровьем; сифилиса и пьянства в семье не было. Мать имела роды 15 раз, но из всех детей только 7 родились живыми. Первые пять родов протекли нормальным образом; при следующей же беременности,

¹ Bourneville et Poirier, Tumeur du lobe fronto-parie-tal gauche, Progres medical, 1879, N 24.

² Arnozan, Des lesions trophiques, Paris, 1880, p. 153.

^s Delamare, Virch. Iahresber., 1880, Art. Psychiatrie und Nervenkrankheiten, bearb. v. Westfahl.

⁴ Arch. f. Dermat. u. Syphilis, 1872.

⁵ В болезни, известной под названием бронзовой или аддисоновой, причина явления, по всей вероятности, заключается в подобном же влиянии со стороны нервной системы.

189

по счету шестой, мать была испугана и ребенок родился мертвым и недоношенным. Все следующие 5 детей родились также мертвыми недоносками. После того родилась наша больная доношенною; за год до этих родов мать перенесла тиф, а во время беременности страдала воспалением печени; в остальном была здорова, и роды, вообще говоря, протекли правильным образом. После того мать имела еще двух детей, которые в. настоящее время здоровы. Вообще все оставшиеся в живых дети теперь здоровы и не страдают никакими нервными явлениями. В детстве наша больная перенесла корь, коклюш и страдала рахитизмом с явлениями незначительной головной водянки. Затем до десятилетнего возраста оставалась почти совершенно здоровою и, по словам матери, развивалась в умственном и физическом отношении довольно правильно, но отставала от других своим ростом; только в последние годы рост ее значительно подвинулся вперед. Девочка всегда отличалась резвым и веселым характером. С давних пор у нее стали замечать неправильность стула, которая в последнее время начала усиливаться. Два года назад в первый раз, без видимой причины, начались частые головные боли; около того же времени мать заметила темножелтоватую окраску кожи, в виде пятна на спине, между лсттками. Пятно со временем стало разливаться, и темножелтоватая окраска распространилась в виде пятен на ббльшую часть спины, живота, а затем и на другие части тела. Среди этой пигментированной кожи местами выделялись пятна, резко отличавшиеся своей белизною. В результате иа некоторых частях тела, в особенности на животе, получилась картина пестрой «тигровой кожи», как ее называли домашние. Кроме того, вместе с развитием головных болей у девочки обнаружилась седина среди ее черных густых волос, сопровождавшаяся выпадением их. Желтоватая окраска кожи, между тем, постепенно делалась более и более интенсивною, в особенности на животе, груди, спине, шее, и в последнее время захватила ббльшую часть тела. Зубы также пожелтели и затем многие из них искрошились. Белки глаз и ногти всегда оставались с нормальной окраской. Вместе с развитием болезни девочка начала худеть, сделалась вялою, а в последнее время раздражительною. От умственных занятий она была освобождена по совету врачей и об успешности их мать не может сказать ничего определенного. Месяца три назад присоединились нервные расстройства: больная стала испытывать парестезии, чаще всего в виде ползания мурашек в кистях обеих рук, также в щеках и в кончике носа, вскоре затем время от времени начали появляться настоящие судороги и контрактуры в пальцах обеих рук, вследствие чего некоторое время больная не могла их ни разогнуть, ни согнуть и совершенно лишалась свободного употребления конечностей. Описанные явления судорог и контрактур, всегда начинаясь ощущением мурашек, наступали почти ежедневно, без исключения, и продолжались по нескольку часов кряду, а в последнее Время иногда даже по целым дням. Ночью, когда больная просыпалась, она тоже часто жаловалась матери на судороги в пальцах. Кроме того, в последнее время стали замечать судорожные подергивания в губах и дрожание век. Головные боли в настоящее время повторяются довольно часто; попрежнему постоянные гастрические расстройства, слабит чрезвычайно жидко. Тошноты и рвоты никогда не замечалось. Общая слабость заметно усиливается; больная легко устает при ходьбе и при всяком физическом усилии; умственные занятия служат ей в тягость. Сон большей частью не совсем спокойный и сопровождается грезами.

При исследовании на амбулаторном приеме в клинике в первых числах апреля месяца найдено следующее: больная представляется недостаточно развитою соразмерно своему возрасту. Рост ее едва превышает 2 аршина; телосложение вообще слабое, слизистые оболочки бледны, вся мышечная система в плохом развитии; грудные железы малы и не вполне сформировались. Регул до сих пор еще не появлялось. На лице обращает на себя внимание общий бледновато-желтый оттенок кожи, в особенности заветный под глазами, около носа и в области верхней и нижней губ. Кожа лба представляется желтого цвета, местами с белыми пятнами,

190

лишенными пигментов; шея пигментирована гораздо сильнее: вся задняя часть ее, отчасти и передняя, темножелтоватой окраски, также с белыми пятнами. При обнажении тела оказывается, что подобная окраска имеет весьма обширное распространение. Вся кожа спины, также груди, обоих боков и в особенности поясничной области и живота имеет сплошную тем-ножелтую окраску, за исключением нескольких, различной величины, кругловатого очертания пятен, лишенных пигмента; плечи также пигментированы, но слабее; на предплечьях же и кистях рук пигментации или вовсе не замечается, или только весьма слабая. Эта окраска не изменяется при давлении пальцем и не исчезает при поверхностном царапании: при этом никакого шелушения и вообще видимых изменений в ткани самой кожи не замечается. Вниз темножелтоватая окраска распространяется до колен; кожа обеих голеней представляется бледнорозового цвета; на ступнях же снова замечается явственная желтоватая окраска. При исследовании полости рта оказывается, что спинка языка и в особенности, края его пигментированы в розоватожелтый цвет; кроме того, в языке замечаются слабые фибриллярные сокращения мышц. Из зубов верхние резцы совершенно испорчены, так же как и многие из коренных зубов; нижние резцы совершенно желтые, и мать уверяет, что они выпадут, так как верхние сначала также пожелтели, а затем начали крошиться. Белые пятна, о которых сказано выше, в особенности распространены по коже передней и задней стенки груди и на животе; здесь они достигают от едва заметной величины до 2 — 3 пальцев в поперечнике. По большей части эти пятна имеют симметричное распределение. Так, замечается несколько маленьких пятен на обеих сторонах шеи среди темножелтоватой окраски и по одному большому пятну в обеих подмышечных областях; кроме того,, оба соска представляются совершенно обескрашенными; затем несколько различной величины пятен встречается на обеих сторонах задней части грудной клетки, в особенности в области лопаток; далее — 3 пятна, величиной с копейку, симметрично расположены по обеим сторонам Ппеа alba, на боковых стенках живота; по одному большому пятну (в ладонь величиною) замечается в области больших вертелов и, наконец, несколько маленьких пятен в обеих подколенных ямках. Почти все остальные пятна расположены по средней линии тела преимущественно в верхней части позвоночника, также по sternum, вдоль linea alba и одно пятно в области pubis. На некоторых из этих пятен почти вовсе не замечается признаков существования волос; на других только весьма слабое проявление светлого пушка. Чувствительность, как на местах пигментированных, так и лишенных пигмента, не обнаруживает резких изменений. На волосистой части головы обращает на себя внимание довольно значительная седина среди темных волос. Кроме того, на макушке головы заметна плешина, величиною с двугривенный, появившаяся недели две тому назад; другая, меньшей величины, плешинка расположена в середине теменной области. Кожа на местах плешин совершенно чистая, гладкая; матово-белая, не шелушится и с нормальной чувствительностью. В других частях головы волосы довольно редкие. Подмышками также замечается несколько поседевших волос. Мне остается прибавить, что кожа у нашей больной повсюду сухая и вялая; подкожный слой жира чрезвычайно тощий. Общая худоба в особенности резко обнаруживается на туловище: ключицы, ребра и лопатки обрисовываются рельефно; на реберных хрящах прощупываются четкооб-разные утолщения. Сухожильные и мышечные рефлексы повсюду нормальны. При исследовании внутренних органов не замечено никаких патологических изменений ни в грудных, ни в брюшных органах, в области живота никакой болезненности. Пульс большей частью слабый, около ста ударов в 1 минуту. В моче отсутствие белка и сахара. Назначено: мышьяк с железом в виде solut. arsen. Fowled cum tinct. tonicae Bestuch., бромистый калий и питательная диэта.

23 апреля — судороги и контрактуры в пальцах не повторялись уже с неделю; также последние дни не было ощущений мурашек в кистях рук,. но еще бывают на несу и щеках. В последние дни нередко случались голов-

191,

ные боли. Сон попрежнему с грезами, но крепкий. Во время амбулаторного приема иногда замечаются дрожание век и судорожные подергивания губ.

8 остальном все попрежнему.

25 апреля. В прошедший раз больная на приеме за короткое время утомилась настолько, что еще дорогой начала испытывать большую наклонность ко сну. Затем в тот же день к вечеру появилось колотье в правом боку, которое, впрочем, скоро прекратилось само собою. Ни судорог, ни ощущения мурашек до сих пор не появлялось. Окраска кожи в прежней степени, но белые, не пигментированные пятна в некоторых местах заметно расширились.

5 мая. За последнее время у больной развилась otitis externa subacute в обоих ушах, замечается незначительная течь из левого уха. Больная держится бодрее прежнего; раздражительности не замечается.

9 мая — девочка жалуется на головную боль, вялая и скучная. По словам матери, вчера она утомилась в игре со своими товарками. Снова замечается раздражительность и по временам ощущение мурашек в руках. Течь из левого уха продолжается. Слух с этой стороны немного ослаблен.

12 мая. Больная снова с головной болью, по временам появляется ощущение мурашек в пальцах рук. Сегодня во время снятия гипсового слепка со стана девочки у ней появились кратковременные судороги в пальцах, захватывающие преимущественно экстензорные мышцы предплечья.

В течение второй половины мая месяца больная почти все время жаловалась на головную боль. Кроме того, время от времени у девочки появлялись приступы судорог в обеих руках и ощущение мурашек как в руках, так и в лице. Под влиянием нескольких приемов хинина все эти явления начали снова уменьшаться. Пигментация кожи у больной в прежней степени; на местах же головы, лишенных волос, появился довольно густой белый пушок. Неправильность стула попрежнему. Все лето больная провела на даче, исполняя соответствующие указания терапии (приемы железа, мышьяка, хинина и питательная диэта). Я мог видеть ее снова только

9 сентября. Больная в это время представлялась пополневшей; вес ее тела увеличился на несколько фунтов. Сама она чувствовала себя гораздо бодрее сравнительно с прежним временем; угнетенного состояния давно уже не замечалось. Головные боли также прошли; ни ощущения мурашек, ни судорог больная не испытывала уже в течение около двух месяцев; желудок исправился почти совершенно, так что больная считает себя значительно поправившеюся. Пигментация кожи почти в прежнем положении, но только интенсивность окраски сделалась немного слабее. Точно так же области, лишенные пигмента, остались почти в том же положении или только немного расширились. Пигментация слизистой оболочки языка выражена еще в значительной степени и зубы попрежнему остаются интенсивно желтыми. На голове седина значительно увеличилась, в особенности в лобно-теменной и височной областях, а бывшие две плешинки совершенно заросли нежными белыми волосами. В последнее время больная имела в первый раз регулы, протекшие совершенно нормальным образом.

Как мы видели, у больной Н. существовал совершенно особенный симптомокомплекс нервных явлений, выражающихся ненормальной раздражительностью, общей слабостью, головными болями, судорогами и парестезиями в конечностях вместе с нутритивными изменениями общих покровов —усиленной пигментацией кожи и слизистых оболочек рядом с местной атрофией пигмента, преждевременным поседением и облысением головы на известных местах. Случай этот нас интересует в данную минуту главным образом в отношении рас-

.192

стройств питания кожи и прежде всего в отношении аномалии кожной пигментации. Здесь мы имеем как распространенную гипертрофию кожного пигмента, более или менее разлитую, так и местную атрофию его (vitiligo). Известно, что в обыкновенных случаях гипертрофия кожного пигмента может происходить: 1) как последствие различного рода сыпей, в особенности сопровождающихся зудом (вследствие чесания); 2) пигментация кожи усиливается под влиянием некоторых раздражителей, действующих непосредственно на кожу (солнечные лучи), и, наконец, 3) развитие пигмента находится в некотором отношении с известными физиологическими состояниями организма, как, например, с развитием половой деятельности у женщин (так называемые печеночные пятна или chloosmata uterina). О первых двух из этих источников образования кожного пигмента по отношению к нашей больной не может быть и речи. Что касается третьего, то, помимо того, что chloosmata uterina, локализируясь преимущественно на лице, почти никогда не достигают столь обширного распространения, как у нашей больной, необходимо еще иметь в виду, что появление этих пятен обыкновенно находится в известном отношении с развитием половой сферы, тогда как наша больная при начале болезни не имела даже менструаций.

Итак, в данном случае мы не находим другого источника для развития ненормальной пигментации кожи и слизистой оболочки языка, помимо нервной системы, влияние которой в этом отношении, как мы видели на многих цитированных случаях, может быть доказано с очевидностью. Следовательно, ненормальную пигментацию покровов у нашей больной мы рассматриваем как трофоневроз. Справедливость этого взгляда, с одной стороны, подтверждается также существованием различного рода нервных симптомов у нашей больной, с другой стороны —одновременным появлением других, несомненно, трофических, расстройств, к рассмотрению которых мы сейчас перейдем *.

¹ Здесь необходимо сказать, что понятие о трофоневрозе в отношении к аномалиям кожного пигмента в настоящее время не может считаться лишенным патологоанатомической основы. Мы подразумеваем в данном случае недавние исследования Лелуара (Arch, de physiologie normal, et patholog., 1881, N 3, p. 391), который в двух случаях vitiligo (наблюдавшимися также и в нашем случае) находил кожные нервы измененными: волокна их представляли с большой ясностью явления атрофического неврита; в некоторых из них осевой цилиндр совершенно исчез, миэлин представлялся разломанным и в каплях, кроме того, замечалось размножение ядер, и шванновское влагалище содержало вещество, окрашивающееся пикрокармином в желтый цвет, которое обыкновенно встречается в нервах, подверженных регенерации. На основании этих положительных данных, автор присоединяется к взгляду Алибера, Райера, Гебра, Робина, Неймана, Дюжарден-Бомеца, Февеоля, Морселли, Бурневиля, Пуарье, Бьюкли, Гаскойна и Висса, считающих vitiligo заявление трофического свойства.

13 В. М. Бехтерев

193

III. Преждевременное поседение и выпадение волос

В приведенном наблюдении, как мы видели, кроме аномалий кожного пигмента, замечалось еще преждевременное поседение волос, сопровождавшееся местным выпадением их. Явление это, наступившее в нашем случае почти одновременно с развитием головных болей и других нервных симптовов, как мы уже сказали, принадлежит к числу трофических изменений. В литературе вообще существует немало примеров относительно нутритивных изменений волос при различных патологических процессах в нервной системе. Так, при травматических невралгиях, преимущественно лицевых нервов, нередко замечают большую их ломкость, грубость и весьма часто особенную болезненность. В других, менее частых, случаях наблюдали изменение цвета волос. Известен пример Энети, который на себе самом наблюдал, что каждый раз во время приступа надглазничной невралгии волосы соответственной брови с той же стороны седели. Это изменение цвета продолжалось всегда в течение нескольких дней и затем волосы снова принимали прежний цвет (без малейшего выпадения) ^г. Гюблер и Бордье наблюдали замечательный случай местного обесцвечения волос на голове во время приступа мигрени, которое впоследствии еще более усилилось. По истечении нескольких месяцев, на большей части головы больного можно было наблюдать вперемежку поясы белых и черных волос ². Но еще более поразительными представляются те случаи, когда изменение цвет?! волос наступает быстро, под влиянием сильного нервного потрясения, например, страха ³. Весьма интересным представляется также случай Целера —с периодическим душевным расстройством, где во время отдельных приступов болезни цвет волос менялся с черного на серебристый ⁴. Ландау описывает другой случай, где у больного, страдавшего белою горячкою, уже на второй день после приступа буйства темные волосы поседели. Выпадение волос точно так же наблюдали в таких случаях, где связь с поражением нервной системы представлялась

¹ См. Эйленбург, Руководство к нервным болезням, в отделе о мигрени.

² G О b 1 е г et Bordier, Art. Migraine, Diet, encycl., t. VII, 2 serie, p. 630.

³ См. интересные случаи, собранные Пуше в Revue des deux mondes, Janvier 1872.

Капози (Патология и терапия накожных болезней, Харьков, 1881) в недавнее время высказал сомнение в возможности существования подобного рода случаев потому только, что он считает их невозможным для себя удовлетворительно объяснить. Между тем факты такого рода были засвидетельствованы такими авторитетными и осторожными наблюдателями, как Шарко (De la conitie rapide, Gaz. nebdom., 1861), Пинкус (Virch. Arch., Bd. 43, 44), и др.

⁴ См. Ill ю л е, Руководство Цимсена, т. 16, стр. 156.

194

очевидною. Так, довольно обыкновении случаи выпадения волос вследствие травматического неврита или при невралгиях, в особенности на конечностях. В таких случаях выпадение волос почти всегда бывает временным и исчезает вместе с прекращением нервного страдания ^г. Описаны также, случаи выпадения волос при травматических повреждениях спинного мозга на всей парализованной поверхности тела ². О случае Деламара, где выпадение волос осталось последствием травмы головы, было уже сказано выше. Здесь следует упомянуть еще, что Раватон вслед за сотрясением головы наблюдал развитие амавроза на одном глазу и выпадение волос с головы, бровей и ресниц на больной стороне. Ромберг приводит случай одностороннего выпадения волос при paralisis facialis. Далее всем известно, что под влиянием угнетающих аффектов, тяжелых душевных испытаний, забот и также вследствие усиленной умственной деятельности весьма нередко наступает преждевременное выпадение волос. В этом отношении Фреде опубликовал замечательное наблюдение одной девочки, у которой вслед за внезапным испугом в течение несколько дней выпали волосы не только на голове, но также и на теле. Данные, подобные предыдущим, были подтверждены также и экспериментальной физиологией. Известно, что перерезка седалищного нерва у животных почти всегда вызывает последовательное выпадение волос, которые, впрочем, снова вырастают как в случаях, где нерв возрождается, так и в случаях противоположных. Наконец, выпадение волос в болезни, известной под названием alopecia areata s. area celsi (la pelade), наблюдавшейся также у нашей девочки, из-давна считалось большинством дерматологов за явление трофического свойства, вследствие расстройств нервной системы, В недавнее время, впрочем, явились некоторые опровержения (Бюхнер, Гарди) упомянутого взгляда в пользу паразитической теории, —опровержения, до сих пор, однако, не имеющие твердой фактической почвы. Во всяком случае, факты, когда выпадение волос без всякой внешней причины и воспалительных явлений в коже наступает рядом с развитием или в течение нервных расстройств, сохраняют свою положительную силу и значение в смысле трофических изменений, тем более, что влияние нервной системы на выпадение волос, как мы видели, подтверждается также экспериментальной физиологией. Для иллюстрации я желал бы привести здесь еще один поразительный по своим последствиям случай выпадения волос (alopecia) с ясной этиологией со стороны нервной системы ³.

¹ Poinsot (cit. par Arnozan), Des lesions trophiques, 1880, p. 155.

^a Jelly, Britisch. med. journ., 1873.

⁸ Случай этот в течение прошедшего года можно было наблюдать в клинике профессора Полотебнова,_ куда больной был впоследствии помещен. Подробное исследование его было призведено там же.

13* 195

Мальчик крепкого сложения, довольно полный на вид, 11 лет, был приведен в конце мая месяца нынешнего года в Георгиевскую общину для совета с доктором Томашевским относительно общего выпадения волос. Из рассказа отца можно узнать следующее. Мальчик был блондин. Волосы начали выпадать с великого поста прошедшего 1880 года. Раньше мальчик почти никогда ничем не страдал; только четыре года тому назад он перенес какую-то лихорадочную болезнь, сопровождавшуюся сыпью по телу, но волосы после нее не падали и оставались совершенно крепкими, как и прежде. Ушибов в голову никогда не было. Недели за четыре до выпадения волос он изредка начал жаловаться отцу на головные боли и частые головокружения. Сам больной в настоящее время, впрочем, отрицает головные боли, но говорит, что в течение всего великого поста страдал чрезвычайно сильными головокружениями. По его словам, вдруг вокруг него все закружится; его самого начинает шатать из стороны в сторону, иногда он падает и на некоторое время теряет сознание. Такого рода припадки с ним происходили почти каждый день в течение нескольких недель. Вскоре начали выпадать волосы целыми прядями, и в короткое время выпали совершенно. Несколько времени спустя на гладкой поверхности головы появился темный пушок, но затем снова выпал совершенно. Позднее начали выпадать волосы на бровях, подмышками и на других частях тела. Почти одновременно с этим появились парестезии в области глаз, в виде ощугцения холода, — как он выражается «глаза как будто мерзли», на что больной нередко жаловался своему отцу.

Во время исследования кожа головы представлялась совершенно гладкою и чистою, без всякого следа волос; ни малейшего признака воспалительных явлений на ней не замечается. Точно так же на бровях, подмышками, в области genitalia и вообще на всей поверхности тела нельзя различить ни одного волоска, за исключением ресниц, которые остались почти в целости. Других каких-либо аномалий не замечено. Подробное исследование чувствительности не указало никаких патологических уклонений.

Случай этот, помимо своей редкости, в особенности интересен в отношении своей этиологии. Как мы видели, кроме чисто нервных расстройств, выражавшихся головными болями и весьма сильными и частыми головокружениями в течение многих недель, нельзя было отыскать у нашего больного никакой причины для наступившего выпадения волос. Будущее, может быть, разъяснит нам как значение вышеуказанных этиологических моментов в подобных случаях, так, может быть, и точнее укажет патологическую основу рассматриваемого страдания.

ОДЕРЕВЕНЕЛОСТЬ ПОЗВОНОЧНИКА С ИСКРИВЛЕНИЕМ ЕГО КАК ОСОБАЯ ФОРМА ЗАБОЛЕВАНИЯ

В течение последних лет я имел возможность наблюдать заболевание, выражающееся в развитой форме искривлением кзади и неподвижностью или одеревенелостью позвоночного столба и целым рядом расстройств со стороны нервной системы. Так как при обзоре подходящей литературы я не нашел более или менее подробных и вообще точных указаний по поводу этого своеобразного страдания, то, интереса ради, я и считаю не лишним сообщить свои наблюдения по сделанным мною записям о больных этого рода, из которых трое были пользуемы мною на домашнем приеме.

I. Больная Ш., 56 лет, явилась ко мне на прием с жалобами на мучительное чувство тяжести в задней части шеи, отдающееся в спинной хребет и в заднюю часть головы; кроме того, по временам больная испытывает ощущение стягивания в горле и ее как бы душит. Более же всего она жалуется на то, что за последнее время ей стало трудно поддерживать голову, которую постоянно клонит вперед. С первого же раза у больной обращает на себя внимание резкое искривление позвоночника кзади в верхней его части, в особенности в нижней шейной и лопаточной областях, причем голова представляется как бы выдвинутой вперед и слегка опущенной. Мать больной тоже страдала искривлением позвоночника кзади, хотя и более, слабым; затем подобным же искривлением позвоночника страдала сестра больной и, кроме того, с детства страдает им и ее дочь.

Сама больная была несколько сутуловата еще с молодости, но в пос-следние годы искривление позвоночника, как она замечает, стало резко усиливаться. Вместе с этим усилением искривления вначале были боли в правой руке; кроме того, в течение последних 5 лет больная нередко испытывала чувство тяжести в голове, которое усилилось в особенности за последнюю зиму. Теперь тяжесть обнаруживается преимущественно в затылочной области головы и в задней части шеи. Сверх того, в последнее время больную стало постоянно беспокоить своеобразное и тягостное чувство стягивания в боковых частях шеи, преимущественно под нижней челюстью, в особенности слева. Из других явлений следует отметить, что прежде у больной бывали сильные мигрени. Лет 20 назад она мгновенно ослепла на правый глаз, но затем зрение ее стало возобновляться, хотя еще и в настоящее время правый глаз видит хуже левого. Явлений истерии не было никогда.

Status praesens. Выпуклая горбатость (искривление кзади) позвоночника в нижней шейной и верхней грудной областях, благодаря чему голова сильно выдвинута вперед. Лордоз в нижней части позвоночника если и есть, то весьма незначительный. При более внимательном осмотре тулс-

197

вища замечается лишь некоторое опущение лопаток и как бы расхождение их в стороны, но ясной атрофии мышц, поддерживающих лопатки, под жировым покровом незаметно; только на шее справа заметно некоторое исхудание мыши по сравнению с левой стороной. Болевая чувствительность в лопаточных областях спины незначительно понижена; никаких других расстройств чувствительности нет, кроме упомянутого выше чувства стягивания под нижней челюстью и ощущения тяжести в задней части шеи и затылочной области головы. При выпрямлении, т. е. поднятий головы кверху, чувство тяжести в ней всегда усиливается. Точно так же, по заявлению больной, чувство тяжести заметно усиливается и при ходьбе. Самородных болей в спине больная не испытывает; при надавливании на позвоночник и при постукивании по нем боли тоже не ощущает. Органы чувств в порядке, за исключением ослабления зрения на правый глаз, которым видит неясно, причем верхние части предметов кажутся как бы затянутыми легкой пеленой. В области движения главная жалоба больной сводится на то, что голову тянет вперед, так что трудно поддерживать ее в естественном положении. Выпрямлять голову ей тоже трудно; И, как я уже сказал, при этом всегда является чувство тяжести в задней части шей и головы. Движения шеи в стороны довольно свободны. Тип дыхания исключительно брюшной: плоская грудь больной почти вовсе не участвует в дыхательных движениях. Позвоночник* в грудной области поразительно мало подвижен. Повороты в сторону, выпрямление и сгибание его чрезвычайно ограничены В лежачем положении горбатость не исправляется. Других двигательных расстройств незаметно. Сухожильные рефлексы без существенных изменений. В течение последнего года у больной стали обнаруживаться запоры. В остальном никаких расстройств. Лечилась электричеством, но улучшения не было; скорее даже от электричества ей стало хуже.

Во время наблюдения, продолжавшегося около месяца, больная принимала йодистый калий, а против болезненных ощущений —временам хинин с антифебрином. Кроме того, делались прижигания по позвоночнику в шейной области. Прочного улучшения не последовало, но прижигания, несомненно, облегчали, хотя и временно, тягостные ощущения стягивания в шейной области.

II. Больная М., 52 лет, обратилась ко мне за советом в начале августа 1890 г. по поводу приступов сердцебиения, тоски и бессонницы, которыми она страдает уже несколько месяцев. Резкое искривление позвоночника кзади, преимущественно в верхней части грудинной области. Из расспросов по этому поводу выяснилось, что она уже более 10 лет стала замечать, что верхнюю часть ее туловища постепенно клонит вперед. Незадолго перед этим (лет 12 назад) больная упала в бане и сильно ушибла спину, которая после того была черного (кровоподтек). Вслед за тем больная стала испытывать боль в нижних шейных позвонках, если долго оставалась в сидячем положении. В то же время стала обнаруживаться впервые небольшая сутуловатость. Эти болезненные явления сама больная относила к тому, что, живя без прислуги, она должна была много хлопотать по хозяйству, причем часто приходилось работать в согнутом положении. Два года назад, отворяя дверь, она случайно упала на спину и ушибла себе руку, после чего почувствовала боль в спине с месяц и должна была лежать в постели. От боли она не могла даже повертываться в кровати без посторонней помощи; кроме того, полученные при падении повреждения руки осложнились рожею. Во время лежания в постели у больной появились месячные, которых ранее не было уже 8 лет. Через месяц больная поправилась настолько, что при лежании уже не чувствовала боли в спине, но при ходьбе и сидении боль еще была. Эта боль в меньшей степени продолжается и по сие время, вследствие чего больная и не может подолгу сидеть. Со времени падения сутуловатость стала быстро усиливаться до резкегэ искривления позвоночника кзади, причем это искривление, по заявлению больной, и в настоящее время постепенно усиливается все более и более. Из анамнеза больной выясняется далее, что ее мать тоже стра-

198

дала искривлением позвоночника кзади, но в меньшей степени, тетка же больной страдала подобным искривлением в крайне резкой степени. Больная заявляет, что в настоящее время она чувствует по временам жар в теле, не исключая и головы, сопровождающийся потением. Это явление обыкновенно наступает внезапно, в различное время дня и, продолжаясь не более 10 минут, сопровождается чувством общей слабости в такой степени, что больная в это время не может сидеть. Только что указанное явление в особенности стало обнаруживаться после второго падения; теперь оно бывает иногда по нескольку раз в день. После второго падения у больной бывает также сильная бессонница и тоска. Что же касается до сердцебиения, то больная! страдает им уже с давних пор. Следует еще упомянуть, что в руках нередко появляется чувство онемения, а по временам бывает и дрожание; в последнее время в руках стала обнаруживаться даже некоторая слабость. Кроме того, больная чувствует, как будто голову €е гнет вперед, так что нужно некоторое усилие, чтобы поддержать ее в прямом положении.

Первое, что бросается в глаза, — это упомянутое уже резкое искривление позвоночника, преимущественно в верхней грудной области. При осмотре туловища сбоку можно сказать, что верхняя часть позвоночника образует выпуклую кзади дугу с радиусом приблизительно в ²/₄. Вместе •с тем голова больной заметно выдвинута вперед, шея кажется укороченной, подбородок же слегка опущен. В поясничной области ясного уравновешивающего лордоза нет. Таз стоит более прямо и как бы несколько выдвинут вперед; расстояние же между мечом и лобком укорочено, причем живот как бы выпячен вперед, тогда как грудь, наоборот, предствляется плоскою, почти впалою. Выпрямление позвоночника невозможно ни при каких условиях, даже и при лежании. Небольшое наклонение туловища вперед и назад возможно лишь благодаря некоторой сгибаемости позвоночника в нижней грудной и поясничной частях. Повороты позвоночника возможны также лишь в слабой степени, благодаря подвижности его нижней части. Верхняя же половина грудной и нижняя часть шейной областей позвночника почти совершенно неподвижны. При попытках к поворачиванию туловища чувствуется некоторая боль в шейной области. Поднятие головы кверху и повороты ее в стороны заметно ограничены; последние совершаются почти исключительно за счет сочленения атланта со вторым позвонком, вследствие чего движение головы делает впечатление флюгера, движущегося на неподвижной оси. На спине заметна некоторая атрофия мышц в надлопаточных областях. Подостные мышцы тоже слегка атрофированы, в особенности правая. Шея и руки кажутся несколько исхудавшими. Реберные промежутки почти всюду ясно очерчены. Лопатки и наружные части ключиц сильно опущены, благодаря чему плечи стоят несколько ниже обыкновенного. Чувствительность всех родов, не исключая и болевой, ясно понижена на спине, в особенности соответственно уровню первых 4 грудных нервов. В меньшей степени понижение чувствительности обнаруживается и в верхней половине груди, а также в надключичных областях шеи; в нижней части груди ясного понижения чувствительности нет. Из субъективных расстройств чувствительности обращает на себя внимание по временам бывающее чувство ползания мурашек по спине и онемение в руках. Кроме того, у больной уже с давних пор по временам бывают боли в ногах, в особенности в подколенных областях и в вертлугах. Органы чувств в порядке. В позвоночнике самородных болей не чувствует вовсе; лишь при сильном постукивании в области 4 верхних грудных позвонков обнаруживается некоторая болезненность, остальные же позвонки и при постукивании безболезненны. В области движений обнаруживается уже упомянутое ослабление силы рук. Хотя все движения рук и возможны, но движения их, в особенности вверх, за голову и кзади, за спину, крайне слабы и вызывают обыкновенно общую усталость. Фарадическая и гальваническая возбудимость мышц не изменена; лишь в мышцах лопаточных областей заметно некоторое ослабление электрической возбудимости. В походке заметных расстройств

199

нет. На левой ноге два пальца согнуты и обнаруживают неподвижность суставов. Дыхание исключительно брюшное: грудная клетка почти вовсе не участвует в дыхании. Сухожильные рефлексы без существенных изменений, но при ударе молоточком по внутреннему краю нижнего угла лопатки не получается отраженного движения руки, бывающего у людей здоровых. Мочевой пузырь работает совершенно правильно. С давних пор больная страдает запорами. В матке — полип. В остальном ничего патологического.

За время наблюдения, продолжавшегося около 3 недель, больная принимала против тоски и сердцебиения бромистый натрий с кодеином и настойкой ландышей, а против бессонницы и запоров — бромистый хинин с ревеием; кроме того, были назначены общие спиртные растирания, тепловатые ванны в 28°Р с солью и прижигания по позвоночнику в верхней грудной области. Под влиянием этого лечения тоска стала значительно меньше, серцебиение совершенно прекратилось, бессонница прошла, запоры уменьшились. Неповоротливость же спины и все другие явления остались без изменения.

III. Больной Г., 39 лет, много раз падал и ушибал спину, 15 лет тому назад получил ушиб вьюком в левое плечо, так что упал и не мог сам подняться. Кроме того, нужно упомянуть, что, служа с 1870 по 1888 г. составителем поездов, больной часто должен был работать с наклоненным туловищем. Мало-помалу у него стало развиваться искривление позвоночника кзади, а несколько позднее, лет 10 назад, впервые появились и боли в туловище, руках и ногах. Боли эти частью были стреляющие и блуждающие, а частью сосредоточивались в локтевых и бедренных сочленениях, вследствие чего и признавались врачами за ревматические. Вследствие боли в суставах больной года \^г/₂ ходил с трудом. Спустя год появились и поясничные боли, затем года четыре спустя к поясничным болям присоединились боли в боках, столь сильные, что больной почти не мог ездить на извозчиках вследствие тряски. Кроме того, временами бывали парестезии в подошвах в виде щекотания.

Так как все боли, как упомянуто, признавались за ревматические, то в 1889 г. больной врачами был послан из Казани в Астрахань на Тина-кские грязи, но, как и следовало ожидать, никакого улучшения на грязях не последовало; скорее даже боли обострились и общее состояние ухудшилось. Между прочим, после Тинакских грязей появились приступы сердцебиения и боли в грудной доске и в левой половине груди, продолжающиеся и по сие время. Суставные боли были еще прошлой зимой, но облегчились от горчичников и в настоящее время бывают лишь изредка и на минуту, ие более. Чаще всего больного беспокоят теперь боли в пояснице и в боковых частях живота, бывающие приступами на довольно продолжительное время (до нескольких дней). Слета прошлого года,т. е. с год i:a-зад, больной стал замечать общую слабость, выражающуюся усталостью при ходьбе.

Мать больного, которой в настоящее гремя 70 лет, за последние 15 лет сгорбилась, подобно сыну, причем и у нее по временам бывают бели в ногах и чувство щекотания в подошвах; отец больного, повидимому, в чахотке; о других родных больной не межет дйть точных сведений. Status pracsens 12 мая 1891 г.; больной среднего роста, довольно порядочного сложения, с умеренным развитием подкожного жира. Рсзгая горбатость спины с выпуклостью кзади, преимущественно в лопаточной области; вследствие этого голова, благодаря уравновешивающему отклонению шеи вперед, кажется выдвинутой кпереди и слегка опущенной. В поясничной области ясного лордоза нет; скорее можно бы говорить об уплощении поясничной части хребта. Таз как бы несколько выдвинут вперед, и потому живот кажется выпяченным. Передняя часть груди резко уплощена и даже кажется несколько вдавленной. Лопатки заметно выстоят кзади Еследхт-вие исхудания мышц. Дыхание исключительно брюшное, г следствие чего живот в верхней его части постоянно втягивается и выпячивается. Грудная же клетка придыхгнии остается неподвижной; даже и при уст ленном вды-

200

хании она не принимает заметного участия в дыхательных движениях.. Вместе с тем обращают на себя внимание поразительная неподвижность-позвоночника, который не сгибается ни взад, ни вперед, ни вправо, ни влево. При попытках согнуться больной лишь слегка сгибает туловище. Движения головы кверху ясно ограничены. В лежачем положении разгибания позвоночника не происходит. По заявлению больного, сгибать спину ему что-то не дает, несмотря на то, что при попытках к сгибанию особенной боли в позвоночнике он не чувствует. При постукивании позвоночника особенной болезненности не обнаруживается; лишь в нижней грудной области чувствуется при этом некоторая боль в глубине. Больной заявляет, что его туловище как бы клонит вперед и что ему трудно выпрямиться и приподнять голову. Вместе с тем он жалуется на общую слабость и слабость ног в частности. Хотяпоходка его и не представляется резко расстроенной, но, вследствие неподвижности позвоночника при ходьбе и стоянии, колени подгибаются, а потому и самая походка кажется совершенно своеобразной. Благодаря той же неподвижности позвоночника и частью вследствие слабости ног больному трудно подниматься с постели и даже со стула; при этом больной обыкновенно помогает себе руками. В особенности трудно больному вставать после долгого сидения. При этом вставании почти всегда появляется боль то в пояснице, то в боках. Мышцы рук и ног худы и дряблы на ощупь.Болевая и осязательная анестезии на спине, начиная с области II грудного и до области нижних поясничных нервов, но на уровне XI — XII грудного нерва чувствительность значительно лучше, нежели в выше- и нижележащих областях, и может даже считаться повышенной. При этом на левой стороне спины чувствительность вообще притуплена более, нежели на правой. На ягодицах и в нижних конечностях чувствительность сохранена; в плечевых же областях замечается некоторое притупление болевой чувствительности. На груди ниже области II грудного нерва хотя и обнаруживается анестезия, но в значительно меньшей степени, нежели на спине. На животе нижняя граница анестезии определяется линией, идущей над остями подвздошных костей, ниже пупка приблизительно пальца иа три.

Из субъективных расстройств обращают на себя внимание: почти постоянное чувство как бы электризации в шейной области, направляющееся от головы вниз, затем ощущение тяжести в груди («как бы доска положена на грудь») и чувство опоясывания, появившиеся за последнее время. Креме того, во время сидения и лежаиия больной испытывает почти постоянное неприятное щекотание в подколенных областях, при усилении которого он невольно делает иногда дергающее движение негой (судорожное сокращение).Подобное же щекотание ощущается в локтях, причем больной нередко, чтобы облегчить себя, тоже производит дергающие движения рукой. Далее, у него «можжат» голени, в особенности после ходьбы. С другой стороны, при сидении или неловком шаге чувствуется некоторая боль в области бедренного нерпа под пупартоьой связкой, с той или другой стороны, но более с левой. При давлении в этой области, действительно, обнаруживается болезненность. Позвоночник при постукивании безболезнен, кроме области, соответствующей уровню XI и XII позвонков, где сильное постукивание сопровождается ясною болью. На этом же уровне чувствуется глубокая боль и при давлении по обеим сторонам позвоночника, причем всегда является и потребность вдохнуть или задержать воздух в груди, как бы для облегчения болезненного ощущения. Точно так же чувство боли в вышеуказанных областях и та же своеобразная потребность задержать воздух в груди появляются и при езде на извозчике. Органы чувств без изменений; 'зрачки несколько неравномерны, но на свет реагируют правильно. Деятельность мочевого пузыря не нарушена. С некоторых пор заметна половая слабость. Коленные рефлексы на обеих сторонах повышены.

Во время наблюдения, продолжавшегося около недели, больной принимал йодистый калий и хинин с фенацетином. Кроме того, производились прижигания по позвоночнику прибором. Паклена. Существен-

201

''лого улучшения за такой короткий срок, конечно, последовать не могло, но прижигания, все-таки, несомненно, на некоторое время облегчали признаки раздражения чувствительных нервов.

В дополнение к приведенным наблюдениям считаю необходимым заметить, что еще прежде я наблюдал 2 больных с подобными же явлениями, но, к сожалению, ке сохранил о них подробных записей. Тем не менее,, в связи с предыдущими наблюдениями, и эти случаи не лишены интереса.

В одном из них у душевнобольного более 10 лет существовала выпуклая горбатость позвоночного столба в плечевой и шейной областях, достигавшая такой степени, что подбородок почти прикасался к грудной доске. При этом совершенно безболезненный позвоночный столб отличался полной неподвижностью: больной не мог не только повертывать туловища, но даже повертывать и выпрямлять голову, вследствие чего он производил впечатление человека, с упорством смотрящего на свои ноги. Достойно также внимания, что грудная клетка не принимала никакого участия в дыхании, которое совершалось исключительно благодаря Сокращениям грудобрюшной преграды. Чувствительность была значительно притуплена почти на всей поверхности тела, в особенности же в области шеи, спины и боковых частей груди. Мышечная сила рук была Заметно ослаблена. О субъективных ощущениях больной не мог давать показаний вследствие своего психического расстройства. Анамнеза получить не удалось. Больной умер от присоединившейся бугорчатки легких; вскрытия не было.

В другом случае были явления paralysis agitans и вместе с тем крайне резкая горбатость позвоночника в грудной и шей--ной областях, благодаря чему голова в сидячем и стоячем положениях представлялась опущенной прямо вниз, а взор устремлялся в пол. При этом замечалась поразительная неподвижность позвоночного столба: больной был лишен возможности сгибать и поворачивать туловище в стороны в сидячем или стоячем положениях, не мог поднимать головы и только слегка .двигал ею в стороны. По той же причине больной не мог без посторонней помощи повертываться в постели с одного бока на другой или переменить лежачее положение на сидячее; вставать же на ноги он мог, только помогая себе руками. В чувствительной сфере у больного наблюдались частые и разнообразные парестезии в области спины, груди и рук и ясное притупление чувствительности преимущественно на спине. Вместе с тем бросалось в глаза общее исхудание, в особенности же мышц лопаточных областей. Боли в позвонках не было ни при постукивании, ни при попытках сгибания. Дыхание было исключительно брюшным. Сила рук значительно ослаблена; да и в ногах заметна была паретическая слабость. Коленные рефлексы с обеих сторон были повышены. С течением времени паретическая слабость рук и ног значително усилилась, и развились

202

сгибательные сведения нижних, а затем и верхних конечностей. Впоследствии, как я слышал, больной умер от какого-то осложнения, причем вскрытие сделано не было. К сожалению, в этом случае причина, вызвавшая одеревенелость и искривление позвоночника, как и в предыдущем случае, осталась не выясненной; явления же paralysis agitans впервые начали обнаруживаться, как это часто случается с подобными больными, после внезапного и сильного душевного потрясения.

Из приведенных наблюдений ясно, что тяжесть болезни у моих больных была далеко не одинакова. Наименее тяжелую картину представляла первая больная, у которой заболевание в то же время было и более свежее по времени; последний же случай следует признать самым тяжелым. Тем не менее, не подлежит сомнению, что во всех приведенных случаях мы имели одно и тоже заболевание. В этом убеждает нас то, что во всех случаях картина и развитие болезни представляли много общего между собою. Так, почти во всех случаях существовали: 1) большая или меньшая неподвижность или, по крайней мере, недостаточная подвижность всего или только известной части позвоночного столба при отсутствии в нем резкой болезненности при постукивании и сгибании; 2) дугообразное искривление позвоночника кзади, преимущественно в верхней грудной области, причем голова представлялась выдвинутой вперед и опущенной; 3) паретическое состояние мышц туловища, шеи и конечностей, большею частью с небольшою атрофией спинных и лопаточных мышц; 4) небольшое притупление чувствительности преимущественно в области разветвления кожных ветвей спинных и нижних шейных нервов, а иногда и поясничных; наконец, 5) разнообразные признаки раздражения со стороны тех же нервов, в виде парестезии, даже местных гиперестезии и болей в спине и в шейной области, а также в конечностях и в позвоночном столбе; в последнем в особенности при долговременном сидении. В некоторых случаях были, очевидно, и признаки раздражения со стороны двигательных нервов. Так, в одном случае был род судорожного подергивания рук и ног; появлявшегося вслед за чувством щекотания в локтевых и подколенных областях; в другом случае имелись сведения верхних и нижних конечностей.

Что касается до этиологии болезни, то выдающимися причинами в тех трех случаях, в которых имеются анамнестические данные, были наследственность и травматическое повреждение спины. Последнее, очевидно, играло существенную роль в развитии болезни в 2 случаях; к сожалению, в третьем случае при собирании анамнеза на это обстоятельство не было обращено внимания больного, и потому остается неизвестным, не имела ли эта причина и в данном сучае известного значения? Наследственность отмечена во всех трех случаях. В дальней-

20J

шем обсуждении вышеприведенных наблюдений прежде всего возникает вопрос о причине искривления позвоночного столба. Так как об английской болезни здесь не может быть и речи, то уже из того обстоятельства, что во всех случаях было дугообразное, а не угловое искривление позвоночника и не было сколько-нибудь резкой местной болезненности его при давлении и постукивании, следует заключить, что мы имели дело с так называемым мышечным искривлением позвоночника. Мышечные формы искривления позвоночного столба, как мы знаем, в свою очередь, делятся по своему происхождению на привычные, ревматические и паралитические. О привычном искривлении позвоночника в моих случаях, конечно, не может быть и речи. Хотя некоторые больные и указывали, что им приходилось, много нагибаться при своих занятиях, но, без сомнения, правильнее всего смотреть на эти объяснения лишь как на желание больных подыскать наиболее доступную их пониманию причину для искривления позвоночного столба. Дело в том, что другие проявления болезни, как-то: боли, парестезии, анестезии, па-ретическая слабость, заметная, хотя и слабая атрофия мышц,, неподвижность позвоночного столба и совершенная невозможность произвольного его выпрямления положительно исключает мысль о привычном искривлении позвоночника. Надо думать поэтому, что указываемая некоторыми из больных необходимость частого сгибания спины, быть может, до некоторой степени только способствовала усилению искривления; основная же причина этого искривления во всяком случае должна быть иная. С другой стороны, в моих случаях не может быть речи и о ревматическом мышечном искривлении, которое обыкновенно развивается более или менее быстро, почти внезапно,, после простуды, одновременно с болями в спине, причем исправление кривизны позвоночного столба становится невозможным даже и на короткое время вследствие болей, появляющихся при малейшем сокращении произвольных мышц. Таким образом, путем исключения я прихожу к выводу, что в описанных выше случаях горбатость, по всей вероятности, обусловлена параличной слабостью мышц спины. В пользу этого, без сомнения, говорят: паретическая слабость в мышцах шеи, спины и конечностей (в особенности верхних), анестезия кожи и некоторая атрофия спинных мышц. Но в обыкновенных случаях паралитической горбатости имеются два существенно важные и характерные признака, отличающие это заболевание от всех других форм горбатости: отсутствие боли и неспособности выпрямлять позвоночник вследствие паралича мышц ¹. В моих же случаях были налицо боли и парестезии в области спины,, шеи и отчасти в конечностях, а невозможность выпрямления позвоночного столба обусловливалась, повидимому, не столько-

¹ Eulenburg, Real-Enzyklopadie. Bd. XI, ?. 5 ГА

204