Блаватская Е.П.

Избранные статьи

Часть II

 

 

 

Блаватская Е. П.

Избранные статьи. Часть II / Пер. с англ. — М.: Новый Акрополь, 1996. - 208 с. В сборник включены статьи, которые проясняют сложные аспекты традиционных учений: Каббалы, зороастризма, буддизма, алхимии и других. Для пытливого и непредвзятого ума эти неизмеримо глубокие работы Е. П. Блаватской приоткроют многие тайны Природы и человека и станут первым этапом на пути философского поиска.

В начале книги помещен очерк руководителя Российского отделения классической философской школы «Новый Акрополь» профессора Елены Сикирич об удивительной личности Е. П. Блаватской — человека, посвятившего свою жизнь выполнению Долга.

Перевод, предисловие, примечания и оформление. Новый Акрополь, 1996.

 

 

 

 

 

 

 

Елена Сикирич

ЗАГАДКА, НОСЯЩАЯ ИМЯ Е.П.Б.

 

ВЕСТНИК И ЕГО МИССИЯ

I. Пролог

В переломные моменты истории человечества, в хаотические  периоды поворота, когда старые застывшие формы культуры и цивилизации разрушаются, чтобы предоставить место новым, рождаются Вестники — скромные, великие, светлые и загадочные души, принадлежащие одновременно предыдущей и последующей эпохе. Они появляются словно звезда Волхвов, чтобы показать нам Путь...

Они исчезают так же мгновенно, как и появляются, чтобы души наши искали новые приоткрытые ими дали— те, на пороге которых Они будут нас ждать, чтобы указывать Путь и опять исчезать до новой встречи. Жизнь и Дело таких людей не поддаются описанию — слов недостаточно, да они и не нужны: для света, горящего во тьме, достаточно того, что он светит, и этим сказано все.

Эта статья посвящается одному из этих Вестников, жившему и выполнявшему свою миссию в XIX веке: философу, мистику, проро­ку, реформатору, титану — загадке, известной как Елена Петровна Блаватская. Жизнь Е.П.Б. — подлинный духовный поиск, а ее дело и учение воистину колоссальны, они потрясают, восхищают своей целостностью, актуальностью и применимостью на всех планах существования.

Появление загадочной фигуры Е.П.Б. на культурной сцене XIX века вызвало настоящий шок, всеобщее смятение и может быть сравнимо с действием подлинной силы Природы: так потрясти и расшатать до основания застывшие религиозные, научные, социаль­ные, философские и этико-моральные структуры общества, как это сделала Блаватская, может только личность, являющая собой нечто титаническое, несущая в себе подлинность и силу импульса Природы, и импульс этот действует подобно весенней грозе: сначала тучи, столкновение, гром, молнии... а потом благословенный ливень, при­носящий очищение, новую возобновляющую силу жизни, как знаме­ние солнца и ясного неба, которые обязательно придут затем. Ее учение о Боге, о метафизических основах и Божественной эволюции Космоса, Природы и Человека приводило в бешенство самые разнооб­разные религиозные институты, защищавшие, как раненый зверь, свои односторонние, наивные и мертвые догмы и изливающие всю свою злость на одинокую Даму-Рыцаря, разоблачавшую их.

Официальная наука оставалась в состоянии замешательства, не находя достойных ответов на смелые пророческие утверждения о скрытых закономерностях Микро- и Макрокосмоса, которые только в наше время физика, биология, медицина и психология начинают воспринимать всерьез как элементы, достойные строгого исследования. Многие из них получили уже подтверждение как научные факты.

Сколько стереотипов надо было сломать, сколько истинных внутренних переломов пережить, сколько раз через испытания нужно было выйти за пределы собственных сил, сколько импульсов истин­ной любви, сострадания и неэгоистического служения всему сущему нужно было проявить тому, кто пытался понять и применить в жизни принцип подлинного Пути Ученичества; этот принцип пронизывает все учение Е.П.Б. как стержень духовной эволюции любого человека, как единственная возможность целостного познания и целостного формирования, единственный способ осуществления своего внутрен­него долга перед Богом и перед человеком, как выполнение своей жизненной миссии.

Сколько интуиции и тонкости души должен был проявить тот, кто пытался понять, не профанируя и не искажая, истину о существова­нии Учителей Мудрости— вдохновителей каждого подлинного ду­ховного импульса, ту священную истину, осознание которой озаряло всю жизнь Е.П.Б. как святая святых, как Звезда, сияющая во мраке, облегчающая многочисленные ее страдания.

Поделившись этой истиной со всеми, передав таким образом самую священную и самую таинственную часть эзотерических учений в распоряжение масс как величайший подарок— чтобы пробудить их от духовной инерции, Е.П.Б. разделила участь многих Вестников до нее: священная истина была растоптана, словно жемчуг под ногами свиней, нуждающихся только в своей грязи и не умеющих отличить драгоценные камни от мусора, попавшего в корм. А вместо отклика и благодарности — насмешки, издевательства, недоверие и бесконеч­ные фарисейские дискуссии типа «А как Вы докажете, что Учителя действительно существуют и что Вы не придумали их сами?»

 

П. Душа Вестников — тайна

Вестники не любят, когда им приписывают достоинства, принад­лежащие на самом деле Природе и Божественному. Их жизнь и дело полностью отданы служению высшим Мечтам и Идеалам, благу всего сущего. И хотя, выполняя свою миссию, они находятся у всех на виду, отдают себя другим, Душу их никто не может познать. Чем больше пытаешься уловить ее, тем больше она ускользает; чем больше пытаешься познать ее, тем более она остается загадкой и в жизни, и в смерти.

«...Когда сталкиваешься с воспоминаниями и суждениями тех, кто лично знал Е.П.Б., — пишет А.Безант,— будь то ее друзья или недруги, поражает многообразие существующих о ней мнений, словно речь идет не об одном, а о многих совершенно различных людях, носящих одно имя. Для одних она была великой личностью, открыв­шей миру новые пути, для других — опасной разрушительницей религии. О ней отзывались как о блестящей собеседнице, а кто-то считал ее заумной толковательницей темных метафизических теорий. По мнению одних, ее сердце всегда полно сострадания, по мнению других, ему незнакома жалость. То ясновидящая, которой дано проникать в самые потаенные уголки человеческой психики, то незадачливая натура, верящая любому, кто к ней обращается. Одни восхищаются ее бесконечным терпением, другие — стремительной непоследовательностью, и так без конца. Вплоть до того, что, кажется, нет ни одной отличительной черты человеческого характера, которой не обладала бы эта удивительная женщина. В действительности же никто не знает ее ПОЛНОСТЬЮ, со всеми ее качествами и особен­ностями, так что даже самые близкие и любимые, общаясь с нею, нередко чувствовали себя растерянными и смущенными. Трагедия ее одиночества очевидна...»

«...Я любил в ней другое, высшее существо, в высокой степени таинственное и чудесное!  Несмотря  на видимое полное доверие между нами, на совместную жизнь и ежедневную общую работу в течение  17 лет, до последнего дня своей жизни она продолжала оставаться для меня загадкой.  Иногда мне казалось,  что я уже достаточно хорошо ее знаю, но вслед за тем я убеждался, что в ней таились еще большие глубины, неведомые мне. Я никогда так и не знал, кто же она, я имею в виду не ее происхождение — внучка генерала Фадеева и княжны Долгорукой, — а загадку ее индивидуаль­ности, писавшей книги и совершавшей чудеса» (Г.С.Олькотт).

Полное непонимание сложной, загадочной натуры Е.П.Б., этого «сфинкса»  XIX века,  со стороны многих,  не привыкших из-за ограниченности  и  односторонности  своих  подходов  к  тому,  что внутри одной и той же личности может существовать такое почти бесконечное множество параллельных миров и самых разнообразных качеств, очень напоминает притчу Будды о слепцах, пытающихся понять, что такое слон тот, кому при ощупывании попался хобот, утверждал, что слон — это что-то длинное, мягкое и подвижное, другой, кому попалось бедро, с полной серьезностью возражал, что слон — это что-то похожее на неподвижную гору, а третий, которому, по-несчастью, попалась известная часть тела, критиковал запах и несовершенную анатомию титана; в целом же представить слона никто из них не смог.

 

III. Вестник — природа Гения

Если Душа Вестника — загадка и в жизни, и в смерти, то самые тонкие и разнообразные проявления скрытых в ней потенциалов и целостных способностей «гения»  столь очевидны и столь резко отличаются от стереотипных бесцветных шаблонов повседневности, что завораживают и приводят в восторг тех, кто не владеет ими. Или же, наоборот, вызывают самую глубокую ревность, ненависть и отрицание со стороны тех, кто, подобно фарисеям, пуритански пытаются все заключить в выдуманные ими узкие рамки.

Проявление гениальных всесторонних способностей Вестника — событие, заслуживающее величайшего внимания, подобно цветку, распускающемуся в пустыне, на сухой и неплодородной почве, один раз на своем веку. Свидетели расценивают его как чудо, забыв о том, что оно является результатом длинного и мучительного процесса преображения и борьбы. Сколько страданий, сколько опасностей и испытаний, сколько сверхчеловеческих усилий и долгих лет тяжелейшего формирования лежит за каждой проявленной способностью Вестника, за каждым чудом, совершенным им с улыбкой, спокойно, легко и естественно, словно благословение, неожиданно пришедшее с Неба.

«...Жить рядом с Е.П.Б. означало быть в постоянном соседстве с чудесным...» — писал один из ее биографов. Она владела неза­урядными парапсихологическими способностями настоящего Мага и удивляла всех эрудицией, интеллектом и глубокими целостными знаниями истинного Ученого, «Мудростью Души» подлинного Учителя. Известны были ее музыкальные и художественные талан­ты, все признавали ее искренний, острый и увлекательный стиль писателя.

Другой ее биограф рассказывает: «...Она очаровывала и покоряла всех, кто соприкасался с ней более или менее близко. Рядом с ней человек переставал верить своим глазам. Она окутывала разум сферой захватывающих образов, вне которой самая очевидная дейст­вительность начинала казаться нелепой и фантастичной. Она облада­ла сильным, нам непонятным даром ментального внушения и чувст­вовала себя в этой области (в которой ни на шаг не смогли продвинуться современные психологи) абсолютно легко и свободно... По ее повелению вокруг начинали раздаваться звуки, возникали волшебные замки и сказочные пейзажи. Эта великая жрица мечты одной лишь силой своего всепроникающего и бездонного взгляда творила самые непостижимые чудеса: бутоны цветов раскрывались у вас на глазах, и самые отдаленные предметы по одному лишь зову стремились к ее рукам... Комнаты ее дома были наполнены звучанием невидимых колокольчиков, а воздух напоен благоуханием. Иногда она сама внезапно исчезала на долгое время, и тщетным было пытаться ее разыскать. Затем появлялась вновь, а пораженные очевидцы бросались безуспешно расспрашивать ее об этом порази­тельном исчезновении. Улыбаясь, она спокойно отвечала, что была звана по тайному делу своим Учителем...

...Гномы, сильфы, ундины и саламандры всегда повиновались ей, ведали ее письмами и хозяйничали на кухне. Не было ни одного события на свете, о котором не знала бы Е.П.Б...

...Хотя и невозможно понять до конца даже маленькую толику чудес, совершенных Еленой, их можно приблизительно классифици­ровать:

1.  Прямые ответы, изложенные либо устно, либо письменно, на вопросы, заданные в уме, то есть „чтение мыслей";

2.  Произнесенные на латыни рецепты для лечения различных заболеваний,  благодаря  которым  болезнь  была действительно излечена;

3.  Открытие некоторых никому не известных секретов, совершен­ное попутно, без всякой заинтересованности с ее стороны;

4.  Произвольное изменение веса людей и предметов;

5.  Чтение книг на расстоянии;

6.  Беседы на два голоса с невидимыми существами;

7.  Письма, написанные неизвестными, не поддающимися рас­шифровке знаками, пришедшие издалека и сверхъестественным спо­собом;

8.  Ошеломляющие предсказания будущего...

Большинство произведенных ею феноменов сама Е.П.Б. называла „обыкновенными психологическими ловушками", относясь к ним скорее даже не равнодушно, а с пренебрежением... Действительно, вместо того, чтобы придать ей популярность, перечень поразительных явлений, совершенных основательницей Теософского Общества, только навредил делу. Из-за них не только скептики, но и многие здравомыс­лящие люди посчитали все сплошным вымыслом, обвинив Е.П.Б. в шарлатанстве...» (А.П.Синнет).

 «...Вся история литературы,— пишет Олькотт,— не знает более замечательного персонажа, чем эта русская женщина... Она обладала необыкновенной живостью ума, и водопад идей бурлил в ней с такой силой, что в ее книгах, как правило, трудно найти какой-либо литературный метод... Ее произведения, всегда до крайности суггес­тивные, отличал блестящий неженский стиль, сверкавший еще ярче оттого, что тонкая ирония искрилась в любой самой серьезной работе, соседствуя с изящной образностью. Она могла раздражать привык­ших к методичности ученых, но никогда не казалась ни банальной, ни скучной. На протяжении всей жизни стиль ее письма и речи подвергался поразительным изменениям...»

Ее тетя, Н.А.Фадеева, делится непосредственным впечатлением от экзистенциальных перемен, переломных моментов в жизни и личности Е.П.Б., являющихся еще одним подтверждением того, насколько значима была для той эпохи ее миссия Вестника и насколько истинно и целостно она была к ней подготовлена.

«...Моя племянница Елена— существо совершенно особенное, ни с кем не сравнимое... Она получила обычное для детей из хороших семей образование, но, несмотря на то, что была прекрасно воспитана, никогда не считалась высокообразованной и совершенно не обладала так называемой эрудицией... Что касается ее неизмеримо глубоких знаний, то в то время, о котором я говорю, ничто на это не указывало и даже не намекало. Елена была обычной светской, а значит довольно поверхностно образованной женщиной. Любовь к абстрактным науч­ным исследованиям, религиозным тайнам древности, александрий­ской теургии, архаическим философиям, интерес к науке иероглифов, ивриту, санскриту, греческому, латыни и так далее... — ей не могло такое привидеться даже во сне. Я повторяю, и готова поклясться, что она не имела даже элементарных представлений обо всех этих вещах...»

Письмо Е.П.Б. к Н.А.Фадеевой подтверждает вышесказанное: «Скажи мне, милый человек, интересуешься ли ты физиолого-психологическими тайнами? А ведь следующее для любого физиоло­га удивительная задача: у нас в обществе есть очень ученые члены, и все они являются ко мне с вопросами и уверяют, что я лучше их знаю и восточные языки, и науки, положительные и отвлеченные. Ведь это факт, а против факта не пойдешь, как против рожна!.. Так вот, скажи ты мне: как могло случиться, что я, до зрелых лет, как тебе известно, круглый неуч,— вдруг стала феноменом учености в глазах людей действительно ученых?.. Ведь это непроницаемая мистерия!.. Я— психологическая задача, ребус и энигма для грядущих поколений — сфинкс!.. Подумай только, что я, которая ровно ничего не изучала в жизни, я, которая ни о химии, ни о физике, ни о зоологии как есть понятия не имела, — теперь пишу обо всем этом диссертации. Вхожу с учеными в диспуты и выхожу победительницей... Я не шучу, а говорю серьезно: мне страшно, потому что я не понимаю, как это делается?.. Все, что я ни читаю, теперь мне кажется знакомым... Я нахожу ошибки в статьях ученых, в лекциях Тиндаля, Герберта Спенсера, Гексли и др... У меня толкутся с утра до вечера профессора, доктора наук, теологи. Входят в споры — и я оказываюсь права... Откуда же это все? Подменили меня, что ли?»

 

IV. Вестник — звено в Цепи

Речь  здесь  пойдет  не  просто  об  одном  из  многочисленных феноменов, окружавших Е.П.Б., а об одном из величайших Таинств Природы. Вестник не может выполнить свою миссию до тех пор, пока не переживет тот священный долгожданный переломный момент трансформации, считающийся апофеозом ученичества, когда человек перестает быть просто учеником, а становится каналом, проводником Божественного импульса.  Хотя  публично  он работает один,  как Вестник своей  эпохи,  давая  целостный толчок,  способствующий духовному развитию всего человечества, метафизически и реально он становится лишь одним из звеньев в Цепи других проводников и Учителей, Великих Душ, одухотворяющих и обучающих его самого и выполняющих параллельно еще более высокие задачи. Целостные знания о Природе, Вселенной и Человеке, Универсальная Мудрость, передающаяся по метафизическому принципу сообщающихся сосу­дов, не принадлежит ни Ученику-Вестнику, ни Учителям, вдохновля­ющим его.   Она является универсальным духовным достоянием всего человечества и представляет собой многочисленные проявления одного и того же Вечного метафизического Божественного Творца.

Вестникне есть просто задача. Это состояние души, это долг чести Ученика перед Судьбой, человечеством и своей собственной совестью.

Е.П.Б. говорила: «С той минуты, как теософ решает стать канди­датом как в Чела, так и на приобретение связанных с этим благ, он должен помнить о взаимном молчаливом Пакте, принятом обеими сторонами. ЭТОТ ПАКТ СВЯЩЕНЕН... Наши Учителя - не «небесные Боги». Это простые смертные, но они нравственнее, умнее, духовнее кого бы то ни было на этом свете; это святые смертные. Но при их святости и значении в науке Таинств они остаются людьми, членами Братства, и первыми повинуются его законам и порядкам, установленным временем».

Свою миссию Е.П.Б. рассматривала как свободный выбор служе­ния высокому Идеалу и Великим Душам— его вдохновителям. Она сама говорила: «...Для меня уже не имеет значения ничего, кроме моего долга перед Учителями и Делом Теософии. Им принадлежит вся моя кровь до последней капли, им будет отдано последнее биение моего сердца...»

В своих письмах Учителя не раз говорили о качествах Е.П.Б. как Чела. Потрясает глубокая связь, взаимное слияние душ, связующее Ученика с Учителем. Из письма Учителя Г.С.Олькотту:

«...Вы призваны не нами, а верностью делу Истины. Дайте понять людям, что у нас нет более любимых или менее любимых учеников, нет привилегированных и что не сам человек лично привлекает нас, а только его добрые дела и гуманность в целом. Для этого мы прибегаем к помощи лучшего, что у нас есть,— к Вестникам. Главнейшая среди них последние тридцать лет известна в мире под именем Е.П.Б. (мы зовем ее иначе). При всем ее несовершенстве и, без сомнения, большой беспокойности, невозможно допустить мысль о том, чтобы найти на будущее кого-нибудь лучше нее, и это должны хорошо понять теософы. Она всегда была верна нашему делу, ей пришлось много страдать, и ни я, ни мои Братья никогда ее не покинем и не оставим. Я уже говорил, что неблагодарность не относится к числу наших пороков... Я не пропустил ни одной из Ваших мыслей о «Тайной Доктрине». Уверяю Вас, все, что не было привлечено ею из научных и других изданий, было предложено нами. Все ошибки и ложные понятия... исправленные и объясненные ею, были исправлены либо мной, либо по моим указаниям. Эта книга ценнее предыдущей, в ней изложена суть Оккультной Истины. Еще долгие годы эта книга будет источником знания и информации для будущих учеников...»

«...Самое большее, что мы можем сделать для человека, посвятив­шего всю свою жизнь служению нам и делу, которое живет в нашем сердце, это охранить, когда необходимо, ее тело и здоровье. Это наше общее желание. Пусть Теософское Общество лучше погибнет, чем будет неблагодарным к Е.П.Б.!»

А.П.Синнет добавляет: «...Е.П.Б. не была ни гениальной, ни сверходаренной, но она обладала качеством, о котором, к сожалению, не догадывается большинство ее критиков, — МУДРОСТЬЮ ДУШИ. Эта область науки еще не открыта современными учеными и псевдо­философами... Душа, которая жила в ней, была Великой Душой, МАХАТМА (от Маха — великая и Атма — душа). Великая Душа Е.П.Б., а не внешняя ее оболочка, будет темой нашего исследования. Оно предпринято не с целью удовлетворить профессиональное любопытство, а с желанием принести, насколько возможно, пользу предмету разговора...»

 

V. Личность Вестника — одиночество непонимания

Вестник — не стерильное божество, а человек, как и любой другой, со светлыми и теневыми сторонами своей личности. Только в отличие от других его личные желания и интересы отходят на второй план, а теневая сторона личности находится под строгим контролем созна­ния во имя Высокого Идеала и Мечты, которым Вестник отдает всего себя. Это становится стержнем его жизни и Духовным Принципом, руководящим всеми проявлениями его человеческой личности. Одна из трудностей, которые Вестник сознательно принимает на себя, выполняя свою роль, состоит в том, что его рассматривают и пытаются понять с помощью стереотипного мышления, черно-белой логики крайностей. Или слишком слепо идеализируют, вплоть до идолопоклонства, не признавая существования в нем никаких чело­веческих черт, не давая права на малейшую ошибку,— или каждая, даже самая незначительная черта его характера, не укладывающаяся в общие стереотипные представления о том, как должно выглядеть и вести себя «святое существо», приобретает характер мировой катас­трофы, этико-моральной недопустимости. Как следствие этого появляются разочарования, кризисы, сомнения, осуждение, скандальные фарисейские призывы к моральной ответственности, а самые любя­щие друзья превращаются в жестоких врагов.

Одна из трудностей жизненного пути Вестника — в том, что он выставлен всем напоказ и находится в ситуации здорового человека, которого провозглашают больным, укладывают на хирургический стол и анализируют до мельчайших психологических деталей. При этом роль неопытного хирурга-дилетанта играет именно та толпа, которой Вестник посвящает всю свою жизнь и вверяет свою судьбу. Толпа берет на себя роль судьи, а Вестнику остается лишь положение подсудимого.

Личность Е.П.Б. не была исключением из этого правила. Своим неприятием неискренности и условностей она шокировала, приводи­ла в смятение даже самых благосклонных к ней людей.

В своем дневнике Г.С.Олькотт рассказывает о первой встрече с той, которая станет любимым Учителем бесценным другом, Звездой, указывающей путь: «...Мое зрение с самого начала было обмануто красной гарибаль-дийской хламидой, которую Е.П.Б. носила вместо рубашки. Она резко контрастировала с темнотой всего, что ее окружало... Волосы у нее были рыжие, мягкие, словно шелк, и вьющиеся, как шерсть у котсволдских ягнят. Эти волосы и рубашка привлекли мое внимание раньше, чем ее лицо с калмыцкими чертами, немного тяжеловатое, дышавшее силой, величием и культурой по контрасту с обычными лицами окружавших ее людей... Войдя, я остановился, чтобы сказать Каппесу: „Посмотрите только на это удивительное существо",— и быстро сел прямо напротив нее, чтобы предаться моему любимому занятию— изучению характеров... Пожилая женщина сорока, пяти­десяти... девяноста лет, неважно. Старуха, чье калмыко-буддийско-татарское лицо не было привлекательным даже в молодости. Одним словом, передо мной сидела женщина, чье некрасивое лицо, медвежий облик и мужская одежда, казалось, были предназначены для того, чтобы приводить в ужас изящных, затянутых в корсет барышень... Е.П.Б. свернула себе сигарету. Я обратился к ней со словами: „Позвольте, сударыня", — поднеся огонь к ее папиросе. Так из огонька папиросы родилось наше знакомство, превратившееся затем в пламя, которое не погасло по сей день...»

Многочисленные «недостатки» личности Е.П.Б. уже много раз обсуждались, заполняли колонки скандальной прессы, на основании их строились самые абсурдные и жестокие обвинения ее врагов. Обвиняли ее в том, что она слишком много курит, что безответствен­но относится к деньгам...

«...В утренние часы... она писала, сидя за столом в своей комнате, пол которой был усыпан окурками, приводившими в отчаяние ее близких, опасавшихся, что загорятся покрывало и ковер... Е.П.Б. имела привычку выбрасывать еще горящую спичку, не заботясь о месте, куда она упадет...»

Говорили, что она «...ругалась, как последний извозчик, а ее приступы ярости были настоящими извержениями вулкана... Она имела обыкновение,— добавляет Олькотт,— говорить без обиняков все, что думает... При том, что она мало заботилась о своей внешности, весь  ее  облик  носил  печать  истинно  высокого  происхождения, которую невозможно подделать, и при желании она вела себя с достоинством принцессы. В нормальной жизни, напротив, ее язви­тельные колкости могли сразить наповал. Самым непростительным преступлением для нее был обман и людская поверхностность, по отношению к коим она вела себя так беспощадно, что не стеснялась прибегать к ругани на самых разных языках, чтобы устыдить свою „жертву". Ее дар ясновидения позволял различать тайные пороки всех мужчин и женщин, встречавшихся на ее пути, с той же легкостью, с которой обычный человек видит свое отражение в зеркале...  Ее приводили в ужас так называемые „благопристойные люди", тогда как для любого бедняка или совершенно простого человека, если только он был честен, у нее всегда находилось ласковое слово и даже подарок. В самом деле, ее нелюбовь к стереотипам доходила до такой степени,

что превратилась в подобие культа, так что самым большим удоволь­ствием для нее было шокировать лицемерно стыдливых неожиданны­ми словами и поступками... Ругалась она как последний извозчик, чего, разумеется, не делала бы, если бы не внешне „благопристойные" люди, лицемерно приходящие в ужас при такого рода „аморальном" поведении, но сами поступающие гораздо хуже: благодаря своему дару ясновидения Е.П.Б. знала, с каким коварством и ненавистью они обливали грязью ее и других, сохраняя внешнее приличие и вежли­вость благородных людей... Е.П.Б. всегда восставала против всех стереотипов, всегда ставила себя „вне закона" своими вкусами, манерой одеваться, своими идеалами и поведением и „отыгрыва­лась" на критиканах с помощью своего блестящего ума и удивительных сверхъестественных способностей, коими приводила в ужас общество...»

Об отношении Учителей к недостаткам их Учеников свидетель­ствует следующая цитата из письма Учителя К.Х.: «...Некоторые несправедливо пытаются сделать Е.П.Б. и Олькотта ответственными за сложившуюся ситуацию. Эти двое, бесспорно, далеки от совершенства, иногда даже ближе к противоположному. Но они (прошу извинения за повторы, но это более всего меня трогает) имеют то, что встречается слишком редко, — полное отсутствие эгоизма и полную преданность. Они всегда готовы к самопожертво­ванию на благо других: сколько „грехов" может проститься только за одно это!»

Достоинства личности Е.П.Б. не могли не затронуть до глубины души всех знавших ее. Потрясала подлинная чистота всех ее поступ­ков и намерений, истинная аутентичность, простота и естественность. Любящие ее не могли отделаться от впечатления, что перед ними проявляется вечно юная, невинная, искренняя душа Мудреца-Ребенка.

«...Случалось, весь ее облик подвергался неожиданным изменени­ям. В один день она переживала все этапы человеческого возраста. Только что перед вами стояла семнадцатилетняя девушка, которая через мгновение превращалась в столетнюю старуху, а еще через некоторое время могла предстать мужчиной с бородой...— рассказы­вал Олькотт.— ...При том, что Е.П.Б. действительно обладала состра­дательным сердцем, так что иногда жертвовала самым необходимым ради абсолютно незнакомых людей, если они были в беде, главной чертой ее характера было не сострадание, а авторитет, могущество, воля. Она была энергичным человеком в самом полном значении этого слова, и эта бьющая из нее энергия часто оказывалась мощным моральным подспорьем тем, кто был неуверен и слаб... Мир когда-нибудь узнает, чем была для него Е.П.Б. В ней жила душа героя, и люди, не обладавшие подобным душевным богатством, инстинктивно чувствовали эту титаническую природу и мощь... Открытая и бесхит­ростная до неосторожности и слишком искренняя, чтобы подозревать других в лицемерии, она часто оказывалась объектом обвинений и непорядочного хитроумия своих врагов. К тому же, несмотря на свой незаурядный ум и широчайшие знания, она была ранимой и уязви­мой, как ребенок. Поразительно бесстрашная, она всегда была полна жалости и нежности. И так во всем, каждый недостаток ее характера возмещался сотней ярчайших достоинств...»

«...Я видела ее в присутствии злейшего ее врага, пришедшего к ней в минуту нужды, и видела, каким неземным светом сострадания осветилось лицо ее...— писала А.Безант. — Если бы враги ее знали, кого они закидывают грязью! Такое тонкое чувство чести, какое было у нее, нужно искать в тех мечтах, которые создают образ „рыцаря без страха и упрека"...  Ее правдивость и чистота намерений были поразительны, и в то же время сила ее характера не поддавалась никаким ударам судьбы... Ее обвиняли в том, что ее сила идет от нечистого источника; в таком случае нечистый должен был сильно обеднеть, потому что служение ее плохо оплачивалось. Она была так бедна, что постоянно нуждалась в деньгах, а когда деньги были, они немедленно исчезали. Щедрость ее была воистину царской: все, что у  нее  было,—  вещи,  деньги,  платье—  все  отдавалось  первому встречному, находившемуся в нужде... Мне всегда казалось забавным, когда говорили о ее способности ошибаться в людях и доверять тем, кто впоследствии обманывал ее... Они не понимали, что она считала долгом давать каждому человеку возможность исправления и ни­сколько не интересовалась тем, что в случае неудачи она может оказаться в неудобном положении...»

Ее племянница Н.В.Желиховская говорит о ней следующее: «...У тети была одна поразительная черта: она позволяла себе шутить или быть наивной, совсем не заботясь при этом о производимом эффекте. Бывало, что мы вместе хохотали до упаду, слушая ее ответы во время интервью с лондонскими журналистами. Моя мать часто упрекала ее, спрашивая, зачем она все это выдумывает. Она на это отвечала: „Брось, нужно же им как-то зарабатывать на хлеб и сочинять эти истории для бедных!" В иных случаях она рассказывала невероятные истории своим же друзьям теософам единственно чтобы повеселить их. Мы тоже смеялись. Но иногда во время этих розыгрышей рядом оказывались посторонние люди, которым было невдомек, что речь идет о шутке. Им обязаны своим появлением многие неправдоподоб­ные рассказы и интерпретации, ставшие затем причиной ее неприят­ностей, и даже больше, чем неприятностей. Многие из тех, кого она разыгрывала, перешли в лагерь ее врагов...»

Особенно трогательна была ее сильная любовь к Родине, к России. Невозможность вернуться проявлялась как постоянная тихая боль, которую она никогда не скрывала. Узнав о событии, произошедшем в России 1 марта 1888 г.,— убийстве Александра И, — Е.П.Б. тяжело заболела. Она писала: «Господи! Что ж это за ужас? Светопреставление, что ли, у вас?.. Или сатана вселился в исчадие земли нашей русской! Или обезумели несчастные русские люди?.. Что же теперь будет? чего нам ждать?!.. Горько мне! Жаль Царя-Мученика, семью Царскую, жаль всю Русь православную!.., чувствую в незаслуженной, мученической смерти Царя Самодержавного такую жалость, такую тоску и стыд, — что в самом сердце России люди не могут их сильнее чувствовать».

«И действительно, она доказала это, заболев»,– рассказывает А.П.Синнет.

Говоря об исключительной личности Е.П.Б., невозможно не согласиться со словами Олькотта: «...Удивительно ли, что я любил ее как друга, высоко ценил как Учителя и навсегда сохраню память о ней как о святыне!..»

 

VI. Жизнь и судьба Вестника— мученичество

История уже показала на многих примерах, что судьбу и жизнь Вестника можно охарактеризовать двумя символами: Мученичество и Жертвенность. Страшнее всех физических мучений— страдания души, рождающиеся вследствие огромной коллективной силы нена­висти, догматизма, непонимания и жестокости, которые Вестник вызывает на себя в своей борьбе против невежества, эгоизма и инертности человеческой души.

Жизнь Е.П.Б. была подлинным страданием, жертвоприношением своего существа на алтарь человечества. Туманные и смутные упоми­нания в письмах ее Учителей говорят о том, что ей лично приходилось перенести, через какие тяжелые и опасные испытания ей пришлось пройти для того только, чтобы подготовиться к миссии Вестника — и к еще более мучительным страданиям. Бог, Судьба и ее Учителя знают, какая сила жертвы и любви к человечеству помогли Е.П.Б. в ее инициатическом проходе через бездну жизни и смерти, где не было другого выхода, кроме как либо самой умереть, либо победить смерть. Один Бог знает, как упрямо и скромно Е.П.Б. молчала о пережитом ею, не требуя взамен ничего. Как велика неблагодарность человечес­кая! Из писем Учителей Олькотту: «...Наша Сестра только что послала своему брату Генри письмо, в котором он найдет подписанный ею чек на 500 долларов... Подарок на случай ее смерти... Возможность ее скорой кончины не пустые слова, брошенные нашей благородной Сестрой... Страж Порога смотрит бдительно и никогда не упустит этой возможности, если нашей Сестре изменит мужество. Это испытание явится одним из самых тяжелых для нее... Сколь опасным может быть ее долг победить, и насколько возможно, что вы оба потеряете Сестру и земное провидение.

...Она вновь должна встретиться лицом к лицу с кошмаром, который надеялась больше никогда не видеть. И она должна будет победить или погибнуть, став его жертвой... Какой она будет одино­кой и беззащитной, наша Сестра, перед всеми таинственными стра­хами и неизвестными опасностями, но, вместе с этим, какой отваж­ной... Брат мой, я ничем не могу помочь нашей бедной Сестре. Она предстала перед строгим Законом Ложи, и этот Закон ни для кого не делает исключений. Как Эллорианец она должна заслужить свои права... Грустно и мучительно видеть страдания нашей бедной Сестры, но что поделаешь!.. Ты еще не знаешь, Брат мой, всех тайн и всей мощи человеческой мысли... И наша Сестра будет спасена!... Исход этого ужасного испытания зависит от нее и только от нее, а также от силы любви, которую испытывают к ней двое из наших Братьев— Генри и Эллридж, от силы их воли и от их желания видеть ее победившей и придать ей сил в трудный миг, где бы она ни находилась. Знай же, Брат мой, что сила воли, подкрепленная и усиленная истинной любовью, окружит ее непробиваемым и неуязви­мым щитом, прочной защитной оболочкой, скованной из сочетания добрых желаний двух Бессмертных Душ. Он будет столь же крепок, как сильно будет желание видеть ее победу... И если она вернется живой и победившей... Молитесь оба за нашу Сестру, как она того заслуживает...»

«Ее самопожертвование так дорого ей обошлось, что было бы жестоко и излишне подвергать ее другим испытаниям...»

О подвижничестве Е.П.Б. пишет графиня К. Вахтмайстер: «...В 1885 году я посетила Е.П.Б. в Вюрцбурге. Я нашла ее слабой, страдающей телом и духом и утомленной. Она осознавала, как необъятна ее задача и как трудно найти людей, которые согласились бы пожертвовать собой для великой цели.

Я часто спрашивала ее, почему она продолжает страдать, когда в ее распоряжении все средства, чтобы облегчить свои страдания? Почему, работая над таким важным трудом (она писала тогда „Тайную Доктрину"), который требует спокойствия и здоровья, она пальцем не пошевелит, чтобы улучшить условия своей жизни и прогнать слабость и физическую боль, которые каждого, кроме нее, давно бы довели до полного изнеможения?                                   |

Ответ ее на такие вопросы всегда один и тот же: „Каждый ученик оккультизма дает торжественное обещание никогда не употреблять полученные знания и силы для своего личного блага. Сделать это — все равно что ступить по крутому спуску, который ведет в пропасть... Я дала обет и никогда не нарушу его, потому что знаю его святой смысл... И гораздо легче для меня перенести всевозможные мучения, чем нарушить его. И не только телесные мучения, но и гораздо более тяжелую нравственную пытку: быть посмешищем и предметом поругания..."

В этих словах не было ни тени преувеличения. В нее, стоявшую всегда впереди всех в Теософском Обществе, попадали все ядовитые стрелы насмешек и клеветы, как в живой щит, принимающий на себя все удары и прикрывающий собой всех слабых и споткнувшихся. Это была добровольная жертва, на незаслуженных мучениях которой строились и крепли жизнь и успех Теософского Общества. Немногие знали это...

...Все 17 лет, что Е.П.Б. боролась с эгоизмом, невежеством и догматизмом как в науке, так и в религии, она не переставала быть жертвой свирепых нападок и отвратительной клеветы, и не только со стороны тех, кто боялся за свои материальные блага, людей лживых и хитрых, подобных тем, о которых Библия говорит нам, что они белоснежны снаружи и гнилы внутри, но также и со стороны значительной части псевдодеятелей официальной науки...»

Думая о мученической судьбе Е.П.Б., нельзя не почувствовать справедливость слов графини Вахтмайстер:

«Только те, кто, как я, день за днем жили с ней, кто видел ее постоянные телесные страдания и нравственные муки, переносимые ею с таким мужеством и непобедимым терпением, и кто в то же время мог наблюдать за ростом и успехом Общества, возникшего единствен­но благодаря ее великой Душе,— только они поймут, как велик наш долг перед ней и как мало осознается этот долг...»

 

В качестве заключения

Из слов учеников: «...Что сделала для меня Е.П.Б.? ...Вступив в жизнь со скептическим умом конца XIX столетия, отвергавшим все, что не могло быть доказанным, в особенности религиозное представ­ление о бессмертии души, вооруженный только той моралью, кото­рую мы получаем в хорошо воспитанной семье, с неясными мечтами об альтруизме, которые беспощадная логика материализма постоянно выедала из моего сердца,— что выработалось бы из меня? Конечно - величайший эгоист.

До того, как я узнал ее, жизнь не имела для меня никакой идеальной цели: полное уничтожение, которое виделось в конце мирового процесса, убило во мне всякое благородное стремление... Я видел только бессмыслицу и бесцельность мировой борьбы... Благодарность моя к ней за то, что она сделала для меня, так велика, что потребовалось бы несколько жизней, полных безграничной предан­ности, чтобы заплатить ей мой долг...» (Б. Китли).

Мнение индуса, брахмана, написанное во время нападок на Е.П.Б.: «А если подумают о том, что я— индус и притом брахман высшей касты, то ясно, что ничто кроме истины не могло заставить меня сказать слово в пользу личности, которая высокие учения моих предков выдает тем, кто, несмотря на всю науку и цивилизацию, все же— насквозь варвары.

Но кто называет Е.П.Б. обманщицей, тот не понимает, что говорит. Я бы отдал все в жизни тому, кто научил бы меня так обманывать. И неужели людям Запада недостаточно, если гордый брахман, который никогда ни перед кем не склонял головы, кроме Высшего Существа, если он перед этой белой Йогиней Запада складывает руки, как послушное дитя? Что же побуждает его к этому? То, что в наших глазах она более не женщина варваров, она переступила порог, и каждый индус, даже чистейший из чистейших брахманов, сочтет для себя честью и радостью назвать ее матерью».

От имени ее любимой России автор этой статьи преклоняет голову перед великой Душой Учителя Е.П.Б. — с безграничной благодарностью.

 

ИЗБРАННЫЕ СТАТЬИ

 

ДРЕВНЯЯ МАГИЯ В СОВРЕМЕННОЙ НАУКЕ

Потье, французского индолога, можно упрекнуть (а можно и не  упрекать) в излишнем энтузиазме, когда он говорит о том, что Индия представляется ему великим изначальным центром человечес­кой мысли, отдавшим свое ровное пламя всему древнему миру и воспламенившим его,— хотя он совершенно прав в своем утвержде­нии. Именно арийская метафизика1 привела человеческий разум к оккультным знаниям — древнейшей, материнской науке, ибо она заключает в себе все другие науки. И именно оккультизм — синтез всех открытий в области природы и, в первую очередь, духовной силы внутри и вне каждого физического атома материи— является тем первоначальным связующим звеном, которое объединяет в единый краеугольный камень основы всех религий древности.

Изначальная искра поистине воспламенила каждую нацию, и магия теперь лежит в основе каждой веры, древней или новой. Египет и Халдея выделяются в ряду тех стран, которые со всей очевидностью показали это, но, в отличие от Индии, оказались бессильны защитить свои палеографические реликвии от осквернения. Мутные воды Суэцкого канала принесли к британским берегам магию ранних дней Египта фараонов, заполнив своей каменной пылью британские, французские, немецкие и русские музеи. Древняя, историческая Магия нашла свое отражение в научных трудах нашего все отрица­ющего века. Она напрягает руку и изнуряет мозг ученого, смеясь над его  попытками  истолковать  ее  с  помощью  материалистического метода, хотя и помогает оккультисту понять современную магию, эту слабую, рахитичную внучку своей могущественной древней прабаб­ки. Едва ли найдется иератический папирус, извлеченный вместе со спеленутой мумией фараона или жреца-Иерофанта, или поврежден­ная непогодой и нечитаемая уже надпись из истерзанных областей Вавилонии и Ниневии, или древний черепок, — который не дал бы изучающему оккультизм новой пищи для ума или какой-то наводя­щей на размышления информации. И при всем этом магия отверга­ется и объявляется «суеверием» невежественных древних философов. Итак— магия в каждом папирусе, магия во всех религиозных догматах, магия в герметически закрытых тысячелетия назад сосудах, магия в  элегантно  переплетенных  современных трудах,  магия  в популярных романах, магия на собраниях, магия — и хуже того, колдовство— витает в самом воздухе Европы, Америки, Австралии: чем более цивилизована и культурна нация, тем ужасней и сильней миазмы бессознательной магии, испускаемые ею и накапливающиеся в окружающей атмосфере.

Конечно, запрещенная, осмеянная магия никогда не будет призна­на под своим законным именем. Тем не менее, наука уже начала контактировать, и весьма значительно, с этой гонимой наукой, правда, скрывшейся под современной маской. Но что значит имя? Если мы называем волка животным из семейства псовых, делает ли это его собакой? Ученые мужи предпочитают называть магию, исследовав­шуюся Порфирием и объясненную Ямвлихом, истерическим гипно­зом, но это не делает ее менее магической. Следствием первоначаль­ного    Откровения  первым  расам  со  стороны  их  «божественных династий», королей-наставников, стали врожденные знания Четвер­той  расы,  расы  Атлантов.  И  эти  знания  в  редких  случаях  их «сверхнормального», подлинного проявления называют сейчас меди­умизмом. Тайная история мира, хранимая в отдаленных, скрытых убежищах, — лишь она одна,  если говорить откровенно,  может поведать нынешним поколениям о силах, которые скрыты — и в большинстве своем неизвестны — в человеке и в природе. Именно страшное злоупотребление атлантами магией и привело их расу к полному уничтожению — и забвению. Рассказы об их волшебстве и злых чарах дошли до нас отрывочно через классических авторов — в виде легенд и детских сказок, а также преданий о предках меньших наций. Отсюда — презрение к некромантии, гоэтейе (черной магии) и теургии. В наше время над фессалийскими ведьмами смеются не меньше, чем над современными медиумами или легковерными теосо­фами,— опять же благодаря колдовству. Нужно иметь достаточно мужества, чтобы повторить это слово. Ибо именно трагическое злоупотребление магией заставило адептов, «Сыновей Света», после того как грешные ее служители навсегда упокоились в глубинах океана, глубоко укрыть ее и таким образом сделать недоступной для непосвященных представителей расы, следующей за атлантами. Именно колдовству мир обязан сегодняшним своим неведением. Но кто или какой класс в Европе или Америке поверит сейчас этой легенде? Никто — за единственным исключением. И это исключение мы найдем в служителях католической церкви. Но даже они, понуждае­мые религиозными догмами верить в ее существование, приписывают ей дьявольское происхождение. Без сомнения, именно эта теория вплоть до сего дня не позволяла заняться магией научно.

Тем не менее, науке волей-неволей приходится сталкиваться с магией. Археология в наиболее интересных ее разделах — египтоло­гии и ассириологии — роковым образом неразрывно связана с ней. Ибо магия так тесно переплетается с мировой историей, что если последняя когда-либо будет записана во всей полноте, сообщая только правду и ничего кроме правды, то здесь уже некуда будет деваться. Если археология рассчитывает на то, что открытия и сообщения, связанные с иератическими папирусами, будут свободны от этого одиозного предмета, то история, боюсь, никогда не будет написана.

Можно только посочувствовать нашим ученым мужам, членам Королевского научного общества, академикам и востоковедам, кото­рые постоянно оказываются в весьма затруднительном положении: вынужденные расшифровывать, переводить и истолковывать древ­ние, рассыпающиеся в прах папирусы, надписи на стелах и вавилон­ских цилиндрических печатях, они то и дело оказываются лицом к лицу с магией Жертвоприношения, различные изображения, иерог­лифы, заклинания —  все эти атрибуты ненавистного «суеверия» буквально лезут в глаза, требуют внимания, приводят в неприятное замешательство. Представьте только, что они должны испытывать в таком,  например,  случае:  обнаружен явно  ценный  папирус.  Это посмертный «пропуск» осирифицированной души2 новопреставившегося принца или даже фараона, записанный красными и черными знаками знаменитым и весьма образованным писцом, скажем, IV династии  под  наблюдением  египетского  жреца —  представителя класса, который среди древних мудрецов и философов во все века считался ученейшим из ученых. Положения этого документа были записаны в торжественные часы смерти и погребения царя-Иерофанта, фараона и правителя. Целью его написания было введение «души» в ужасную область Аменти пред очи судей, туда, где ложь, говорят, перевешивает любое другое преступление. Востоковед берет папирус и посвящает его расшифровке дни, а возможно, и недели труда,  и  все  это  для  того,  чтобы  в  конце  концов  обнаружить следующее заявление, написанное сотни лет назад: «В XIII год, второй месяц шему, в 28-й день, мы, главный верховный жрец Амона, царя богов, Пенотман, сын представителя3 верховного жреца Пионкимоана, и писец храма Соссер-су-Хонсу и некрополя Бутегамонму, начали обряжать усопшего принца Усирмари Пионоха, и пр. и пр., приготовляя его к вечности. Будучи подготовлена, мумия с радостью встала  и  поблагодарила  своих слуг,  а  также  приняла  покров, изготовленный  для  нее  собственноручно  певицей4 Нефрелит Нимута, ушедшей в вечность тогда-то и тогда-то». И все это записано иероглифами.

Конечно, такое прочтение может быть и ошибочным, хотя суще­ствуют десятки папирусов, подлинность которых установлена, содер­жащих еще более любопытные тексты, чем приведенный выше; они принадлежат Санхуниафону5 и Манефону, Геродоту и Платону, Син-целлию и десяткам других писателей и философов, затрагивавших этот предмет. Эти папирусы очень часто упоминают— причем так же серьезно, как любой исторический факт, не требующий специального подтверждения,— целые династии царей-манов, то есть призраков и привидений. То же самое обнаруживается и в истории других наций.

Все они настойчиво говорят о первых и самых ранних династи­ях6 правителей и царей, тех, кого греки называли манами, а египтяне — урваганами, «богами». Роселлини попытался истолковать это загадочное положение, но тщетно. Он заявляет: «Слово „manes" означает urvagan, и, поскольку этот термин буквально означает внешний образ, мы можем предположить — если бы было возможным привязать эту династию к какому-то определенному историческому периоду,— что это слово относится к некоей форме теократического правления, представленной образами богов и жрецов»!!7

Чтобы признать факт существования династии царей (со всех точек зрения   живых, во всех событиях активно действующих и правящих), которые оказываются просто манекенами и образами,] потребуется гораздо более эластичное легковерие, чем нужно для! принятия царей-призраков».

Неужели все эти Иерофанты и писцы, фараоны и цари-Посвящен­ные были дураками или мошенниками, сговорившимися лжецами, верившими или заставлявшими верить других в подобные небыли­цы? И неужели в их основе не было ни капли правды? И это все] продолжалось многие и многие тысячелетия, от первой до последней династии?

О божественных династиях манов более подробно говорит «Тай­ная Доктрина»8, но кое-что можно почерпнуть и из оригинальных папирусов и результатов археологических открытий. Востоковеды нашли выход: хотя они и вынуждены публиковать содержание некоторых знаменитых папирусов, они теперь называют их «романа­ми времен фараона такого-то». Прием гениальный, хотя и не вполне честный. Саддукеи от литературы могут возрадоваться.

Одним из таких папирусов является так называемый папирус Лепсиуса9 из Британского музея, приобретенный последним у наследников Ричарда Лепсиуса. Он написан иератическими знаками древнеегипетского (древнего коптского) языка и считается одним из важнейших археологических открытий нашего времени, поскольку он предоставляет нам даты для сравнения и устраняет некоторые ошибки в порядке династической преемственности. К несчастью, наиболее важные его фрагменты не сохранились. Египтологи, с боль­шим трудом расшифровавшие его, пришли к выводу, что это «исторический роман XVI века до н. э.,10 описывающий события, происходившие во времена правления фараона Хеопса, предполагаемого строителя пирамиды его имени, который жил в XXVI веке до н. э.». В нем показана египетская жизнь и состояние общества при дворе этого египетского фараона почти за 900 лет до той небольшой неприятности, которая случилась с Иосифом и миссис Потифар.

Первая сцена начинается с того, что Хеопс восседает на троне и приказывает окружившим его сыновьям развлечь его рассказами о седой старине и о тех сверхъестественных силах, которыми пользо­вались прославленные мудрецы и волшебники при дворе его предше­ственника. Принц Хефрен рассказывает присутствующим, как маг эпохи фараона Небка слепил из воска фигурку крокодила, наделил ее жизнью и заставил повиноваться. Некий муж подложил этого кроко­дила в комнату своей неверной супруги, тот схватил жену и ее любовника и утащил в море. Другой принц рассказал историю о своем деде, отце Хеопса фараоне Снофру. Как-то, почувствовав себя утом­ленным, он сказал об этом своему волшебнику, и тот в качестве лекарства присоветовал ему посмотреть, как двадцать прекрасных дев из числа придворных будут плавать в лодке по близлежащему озеру. Девы повиновались, и сердце старого владыки «возвеселилось». Но вдруг одна из дам вскрикнула и начала громко плакать. Она уронила в воду (а глубина в этом месте была 120 футов) свое драгоценное ожерелье. Тогда волшебник произнес заклинание, призвал на помощь духов воздуха и воды и, опустив руку в волны, вытащил ожерелье. Фараон был сражен. Его больше не интересовали двадцать красавиц, «лишенные одеяний и облаченные в сети, с двадцатью веслами из черного дерева и золота»; он приказал принести жертву   манам покойных волшебников. На это принц Хардедеф заметил, что высо­чайшие из подобных волшебников никогда не умирают и что один из них, хотя ему уже более ста лет, живет до сих пор в городе Дед-Снофру. Его имя Деди, он обладает чудодейственной силой присо­единять отрубленные головы к телам и возвращать их к жизни и может повелевать львами пустыни. Он, Деди, знает также, где найти ценные материалы для храма бога Тота (божества мудрости), вели­чественного сооружения, которое фараон Хеопс мечтал воздвигнуть рядом со своей великой пирамидой. Услышав это, могущественный царь Хеопс выразил горячее желание увидеть старого мудреца при своем дворе. Поэтому принц Хардедеф пустился в путешествие и привез с собой этого великого волшебника.

После долгих приветствий и взаимных восхвалений и знаков уважения, как сообщает папирус, последовала долгая беседа между фараоном и мудрецом, которая вкратце сводилась к следующему:

«Мне сказали, о мудрый, что ты способен присоединять отрублен­ные головы к телу».

«Я могу делать это, великий царь», — отвечал Деди.

«Немедленно приведите сюда преступника», — промолвил фараон.

«Великий царь, моя власть не распространяется на человека. Я могу оживлять только животных», — заметил мудрец.

Принесли гуся, отрубили ему голову и положили ее в восточном углу зала, а тело — в западном. Деди простер свою руку поочередно в обоих направлениях и прошептал заклинание. Тотчас тело птицы поднялось и двинулось к центру зала, а голова покатилась ему навстречу. Затем голова вспрыгнула на кровоточащую шею, они соединились, и гусь начал прогуливаться вокруг, не испытывая никаких неприятных ощущений от недавнего лишения головы.

Такое же чудо Деди совершил с канарейкой и быком, после чего фараон пожелал услышать о возводимом храме Тота.

Мудрец-волшебник знал о древних остатках храма, укрытых в каком-то доме в Гелиополе, но не имел права открыть этого царю. Открытие это должно было прийти от старшего из трех сыновей-близнецов Раддедет. «Раддедет — жена жреца Солнца из города Сахебу. Она зачнет сыновей-тройняшек от бога Солнца, и эти дети сыграют важную роль в истории страны Кем (Египта), ибо они будут призваны править ею. Старший, прежде чем стать фараоном, будет верховным жрецом Солнца в Гелиополе.

Услышав это, фараон Хеопс в скорби разорвал на себе одежду: его династия будет свергнута сыном божества, которому он воздвигает храм!»

Здесь папирус обрывается, большая часть его утеряна, а оставшаяся лишает нас возможности узнать, что же предпринял фараон Хеопс в этой критической ситуации.

Следующий отрывок повествует о том, что, очевидно, является основным предметом этого древнего источника,— о рождении трех сыновей бога Солнца. Когда Раддедет почувствовала приближение родовых мук, великий бог Солнца призвал богинь Исиду, Нефтиду, Месхенет и Хекет и послал их на помощь жрице со словами: «Она в муках рождает трех моих сыновей, которые однажды станут прави­телями этой земли. Помогите ей, и они воздвигнут вам храмы, сделают бесчисленные возлияния вина и принесут жертвы». Богини сделали, как он сказал, и три мальчика, каждый высотой в один ярд и с очень длинными руками11, появились на свет. Исида дала им имена, Нефтида благословила их, а две другие богини подтвердили их блестящее будущее. Трое молодых людей стали в конце концов царями V династии, и их имена были Усеркаф, Сахура и Какай. После того как богини вернулись в свою небесную обитель, произошли великие чудеса. Зерно, принесенное в жертву матерям-богиням, оказалось в хлебных корзинах в служебных помещениях дома верхов­ного жреца, а слуги доложили, что голоса невидимых существ пели там гимны, которые звучали при рождении наследных принцев, и что были отчетливо слышны звуки музыки и танцев, относящихся к этому ритуалу. Позже это явление поставило под угрозу жизнь тройня­шек — будущих царей.

Служанка, наказанная верховной жрицей, убежала из дома и заявила собравшейся вокруг толпе: «Как она посмела наказать меня, эта женщина, которая дала жизнь трем царям? Я пойду и расскажу об этом фараону Хеопсу, нашему повелителю».

На этом интересном месте папирус вновь обрывается, и читатель вновь остается в неведении относительно того, что вышло из этого обвинения и как три мальчика-претендента избежали преследования всемогущего владыки12.

Другой пример магического искусства дает Мариэтт-бей. Он взят из таблички в Булакском музее, рассказывающей об эфиопском царстве, основанном потомками верховного жреца Амона, где процве­тала абсолютная теократия. В ней говорится, что сам бог выбирал царей по своему вкусу, и «стела 114, которая является официальным заявлением об избрании Асфалота, показывает, как это происходи­ло». (Джебель-Баркал.) Армия, собравшаяся около священной горы в Напате, выбирает шесть офицеров, которые должны объединить других представителей государства, и предлагает перейти к избранию царя:

«Давайте выберем господина, который будет подобен непобеди­мому молодому быку». И армия начала горько сокрушаться: «Наш господин с нами, но мы пока еще не знаем его! Как можем мы знать его?» И каждый говорил другому: «Никто не знает его, кроме самого Ра; да защитит его бог от любой напасти, где бы он ни находился!..» Тотчас вся армия Его Величества воскликнула в один голос: «Но вот бог Амон-Ра, бог Священной горы, бог Эфиопии! Давайте пойдем к нему; не будем говорить о нем невежественно, ибо слово, сказанное о нем невежественно,— плохое слово. Пусть он выберет, кто будет богом Эфиопского царства, с дней Ра. Он возглавит нас, ибо все эфиопские цари— его творение, и он даст царство сыну, которого любит...» А вся армия сказала: «Воистину, это многажды превосход­ная речь».

Затем в повествовании говорится о том, как офицеры, должным образом очистившись, проходят в храм и, распростершись перед огромной статуей Амона-Ра, произносят свою просьбу.

Эфиопские жрецы умели создавать чудесные образы, способные двигаться и говорить [и служившие богам посредниками]; это искус­ство они переняли у своих египетских предшественников (Maspero. Notes sur diffe'rents points de Grammaire et d'Histore. Dans le Recueil, 1.1, pp. 152—160). Все члены царского рода проходят по очереди перед статуей, но она остается неподвижной. Но как только Асфалот приближается к ней, статуя хватает его и восклицает: «Вот ваш царь! Вот ваш Господин, который даст вам жизнь!» И вожди армии приветствуют фараона. Он входит в святилище и коронуется самим богом. Затем он присоединяется к своим воинам. Праздник заканчи­вается— как заканчиваются все праздники — раздачей хлеба и пива.

Эта стела была полностью переведена Г. Масперо (Maspero G. Sur la stele de l'lntronisation, trouvee au Djebel-Barkal//Revue Archeologique. Vol. XXV, 1873. - Pp. 300 et seq. Reproduced in the «Records of the Past», vol. VI, pp. 71-78).

Существует значительное количество папирусов и древних над­писей, несомненно доказывающих, что на протяжении тысячелетий верховные жрецы, маги и фараоны— как и простые люди— не только использовали магию, но и верили в нее; ныне же к последней положено относиться как к хитроумному обману. Статуи должны были делаться особым образом, поскольку, если они были изготовлены не из вполне определенных элементов и камней и не под определенными созвез­диями, в соответствии с условиями, предписываемыми магическим искусством, божественные (или дьявольские, если кому-то больше это нравится) силы, или Силы, которые, как считалось, оживляли эти статуи и образы, не могли действовать там. Если кто-то хочет, чтобы гальваническая батарея проявила свой магический эффект, она долж­на быть сделана из специальных металлов и материалов, а не из чего попало. Фотографию следует проявлять в специальных условиях — в темноте и с помощью определенных химикатов, и лишь тогда будет достигнут желаемый результат.

Около двадцати лет назад археологам посчастливилось обнару­жить весьма любопытный египетский документ, представляющий взгляд этой древней религии на привидения (манов) и на магию в целом. Он называется «Магический папирус Харриса»13 и исключительно интересен тем, что в нем содержатся эзотерические учения оккультной теософии, заставляющие задуматься. Но оставим его рассмотрение для нашей следующей статьи – «Египетская магия».

 

 

ЕГИПЕТСКАЯ МАГИЯ*

Мало кто из изучающих оккультизм имел возможность  ознакомиться с египетскими папирусами — этими живыми или, лучше сказать, вновь ожившими свидетельствами того, как магия, хорошая или плохая, применялась много тысяч лет назад, во тьме времен. Использование папируса продолжалось до VIII века нашей эры, когда его производство прекратилось. Наиболее любо­пытные из обнаруженных при раскопках документов были немед­ленно раскуплены и вывезены из страны. Хотя в Булаке и Каире осталось некоторое количество прекрасно сохранившихся папиру­сов, большинство из них даже никогда не были должным образом прочитаны1.

Другие — те, что были вывезены и которые можно найти в музеях и публичных библиотеках Европы, — находятся не в лучшем состо­янии. В дни виконта де Руже, каких-нибудь двадцать пять лет назад, только некоторые «были расшифрованы на две трети», и среди них — несколько интереснейших легенд, вставленных в Реестр Священных Счетов в целях оправдания царских расходов.

Доказательства этому можно найти в так называемых коллекциях Харриса2  и Анастаси, а также в некоторых недавно найденных папирусах; один из них содержит описание целой серии магических действий, исполнявшихся перед фараонами Рамсесом II и Рамсе­сом III. Папирус XV в. до н. э., написанный во время царствования Рамсеса, последнего царя XVIII династии, представляет собой работу писца Тотмеса, который зафиксировал некоторые события, касаю­щиеся растратчиков, обнаруженных в 12-й и 13-й дни месяца паофи. Документ показывает, что в те дни «чудес» налогоплательщиками в Египте считались не только живущие, но также и мумии. Все и вся было обложено налогом, и хоу одной из мумий за неплатеж был наказан «жрецом-заклинателем, который лишил его свободы действий». Кем же был этот хоу? Просто астральным телом, или эфирным изображением тела или мумии — тем, что в Китае называется хуэн, а в Индии — бхут?

Читая этот папирус сегодня, востоковед скорее всего с раздраже­нием отбросит его, приписав всю эту историю дремучему суеверию древних. Поистине феноменальными и необъяснимыми должны были быть тупость и легковерие этой (в остальном в высшей степени философской и цивилизованной) нации, если она смогла пронести через столько веков, через столько тысячелетий подобную систему всеобщего обмана! Систему, посредством которой люди вводились в заблуждение жрецами, жрецы — своими царями-Иерофантами, а последние сами были обмануты привидениями, которые, в свою очередь, являлись лишь «плодом галлюцинаций». Вся античность, от Менеса до Клеопатры, от Ману до Викрамадитья, от Орфея до последнего римского авгура, была, как нам заявляют, истерична. Это могло быть так, если бы в целом не было системой обмана. Жизнью и смертью руководило и управляло священное «колдовство». Вряд ли существует папирус, будь то простой документ купли-продажи или акт, относящийся к ежеднев­ным сделкам самого обычного характера, в который не вмешивалась бы белая или черная магия. Создается впечатление, что священные писцы Нила намеренно, в пророческом порыве расовой вражды, выпол­нили самую (для них) неблагодарную задачу — ввести в заблуждение и озадачить еще не родившиеся поколения будущей белой расы неверую­щих! Во всяком случае, папирусы, как и стелы, полны магии. Более того, мы узнали, что папирус был не просто пергаментом с гладкой поверх­ностью, а материей, изготовленной из «древянистого материала кустар­ника, тонкие пленки которого накладывались одна на другую, образуя подобие писчей бумаги» (Des Esprits... Vol. V, p. 81), и что сам кустарник, принадлежности и инструменты для выделки пергамента и т. д. заранее подвергались процессу магической подготовки — в соответствии с таинством богов, которые обучили этому искусству, как и всему другому, своих жрецов-Иерофантов.

Тем не менее, некоторые современные востоковеды, похоже, догадываются об истинной природе таких вещей, а в особенности об аналогиях и отношениях между магией древности и явлениями наших дней. Шаба — один из них, поскольку он позволяет себе при переводе «Папируса Харриса» следующие размышления: «Не прибегая к помощи впечатляющих церемоний с жезлом Гермеса или к неясным формулам необъяснимого мистицизма, мес-мерист наших дней посредством нескольких пассов нарушает органи­ческие свойства субъекта, внушает знание иностранных языков, переносит в далекие страны или тайные места, угадывает мысли отсутствующих, читает запечатанные письма и т. д. Пещера современ­ной сивиллы — скромная комната, треножник пифии уступил место маленькому круглому столу, шляпе, блюдцу, самой обычной мебели, причем современный прорицатель даже превосходит оракула анти­чности [и откуда только мсье Шаба это знает?], потому что тот только произносил 3, а оракул наших дней пишет свои ответы. По приказу медиума духи умерших спускаются, чтобы заставить мебель скрипеть, а авторы ушедших веков передают нам работы, написанные по ту сторону могилы! Человеческое легковерие сегодня ничуть не меньше, чем на заре исторических времен... Подобно тому как тератология 4 является важной частью общей физиологии, так называемые ок­культные науки заняли в анналах человечества немаловажное место и вполне заслуживают внимания философа и историка»5.

Выбрав обоих Шампольонов, Ленормана, Бунзена, виконта де Руже и некоторых других египтологов в качестве наших свидетелей, давайте посмотрим, что они говорят о египетской магии и колдовстве. Они, конечно, могут выйти из положения, называя все это «суеверны­ми верованиями» и обычаями и относя их на счет хронического психологического и физиологического расстройства и коллективной истерии, если им угодно, но факты существуют, смотрят на нас из сотен таинственных папирусов с их магическим содержанием и свидетельствами допотопной магии, открытых после четырех, пяти и более тысяч лет покоя.

Небольшая библиотека, обнаруженная в Фивах, обеспечила нас фрагментами всех видов древней литературы, многие из которых датированы, а некоторые могут быть отнесены ко времени, которое принято называть эпохой Моисея. Книги или манускрипты по этике, истории, религии и медицине, календари и реестры, стихи и рома­ны — все можно найти в этой драгоценной коллекции, равно как и старые легенды — традиции давно забытых веков (заметьте: легенды, записанные во времена Моисея), — которые, как считают, принадле­жат глубокой древности, периоду династий Богов и Титанов. Основ­ное их содержание составляют заклинания против черной магии и описания погребальных ритуалов — настоящие требники или путе­водители по загробному миру для каждого пилигрима-странника. Эти ритуальные тексты, как правило, написаны иератическим письмом. В верхней части папируса неизменно помещались серии сцен, изобра­жавших покойного, который последовательно предстает перед сон­мом божеств, испытывающих его. Затем идет сцена суда над Душой, а третий раздел начинается отбытием этой Души в божественный свет. Длина таких папирусов часто достигает сорока футов.

Ниже мы приводим основную схему описаний. Она покажет, как современные люди понимают и интерпретируют египетскую (и другую) символику.

Для этой цели можно взять папирус жреца Неволу (или Неволе­на) из Лувра. Там есть ладья, несущая гроб — черный ящик, в котором содержится мумия умершего. Его мать, Аменбем-Хеб, и его сестра, Хуссануб, находятся рядом, возле головы и в ногах покойного стоят Нефтида и Исида, одетые в красное, а стоящий рядом с ними жрец Осириса,  облаченный  в  шкуру  пантеры,  держит  в  правой  руке курительницу; четыре помощника несут внутренности мумии. Бог Анубис (с головой шакала) принимает гроб из рук плакальщиц. Затем душа поднимается из своей мумии ихоу (астрального тела) умершего и  начинает  свое  служение  четырем  духам  Востока,  священным птицам и духу Амона в виде Овна. Доставленный в «чертог Истины», умерший предстает перед своими судьями. Пока душа — скарабей — стоит в присутствии Осириса, его астральное хоу находится у двери. На Западе много смеются над поклонением различным божествам, управляющим каждым органом мумии и живого человеческого тела. Посудите сами: в папирусе мумии Петаменофа «анатомия становится теогеографической»,  астрология  применяется  к  физиологии  или, скорее, к анатомии человеческого тела и человеческого сердца вместе взятых. «Волосы умершего принадлежат Нилу, его глаза — Венере (Исиде), его уши — Македо, стражу тропиков, его левый висок — Духу, обитающему на солнце, его нос — Анубису... Что за череда несносных нелепостей и низменных молитв... к Осирису, умоляющих его дать умершему на том свете гусей, яйца, свинину и т. д.»6

Но, может быть, было бы благоразумнее подождать и удостове­риться, не имеют ли все эти «гуси, яйца и свинина» какого-нибудь другого, скрытого смысла. Индийского йога, которого в экзотеричес­кой работе призывают пить до потери чувств некий спиртной напиток, также считали пьяницей, характерным представителем своей секты и класса, до тех пор пока не обнаружилось, что эзотерический смысл этого «спирта» был совершенно другой, что он означал Божественный свет и представлял амброзию Тайной Муд­рости. Символы голубка и ягненка, которыми изобилуют сейчас восточная и западная христианские церкви, также могли бы быть открыты через много веков и считаться объектами поклонения сегодняшних дней. И некоторые «западноведы» в грядущие века высоко развитой Азиатской цивилизации могут кармически писать следующее: «Невежественные и суеверные гностики и агностики сект «Папы» и «Кальвина» (двух исполинских богов Динамитно-Христианского периода) поклонялись голубю и овце!» Всегда, в каждом веке будут существовать портативные, карманные фетиши для удовлетво­рения черни, и боги одной расы всегда будут низводиться до дьявола последующей расой. Циклы вращаются в пределах глубин Леты, и Карма достигнет Европы, как она достигла Азии и ее религии.

Тем не менее, «этот величественный и облагороженный язык [Книги Мертвых], эти полные величия картины, эта традиционность, с очевидностью доказывающая весьма ясную доктрину бессмертия души и ее личного спасения», как показали де Руже и аббат ван Дриваль, очаровали некоторых востоковедов. Психостазия (или суд над Душой) — это целая поэма для того, кто может правильно читать ее и интерпретировать заключенные в ней образы. На рисунке мы видим Осириса с рогами, со скипетром, загнутым на конце, — прототипом пастырского посоха или жезла епископа; над ним парит Душа, воодушевляемая Тмеи7, дочерью Солнца Справедливости и богиней милосердия и справедливости; Гор и Анубис взвешивают деяния души. На одном из этих папирусов показана Душа, которую нашли виновной в обжорстве и приговорили родиться на земле вновь — в виде борова; тотчас появляется ученое заключение востоковеда: «Это бесспорное доказательство веры в метемпсихоз, в переселение души в животное», и т. д.

Возможно, оккультный закон Кармы мог бы объяснить этот приговор иначе. Он может, как знают все наши ориенталисты, относиться к физиологическому пороку, уготованному реинкарнирующей душе, — пороку, который ввергнет эту личность в тысячу и одно приключение и несчастье.

«Для начала пытки, потом метемпсихоз в течение 3000 лет в виде ястреба, ангела, цветка лотоса, цапли, аиста, ласточки, змеи и кроко­дила: очевидно, что подобный прогресс малоутешителен», — убеждает де Мирвилль в своей книге о сатанинском характере богов Египта8. И вновь простое предположение может пролить на это яркий свет. Вполне ли уверены ориенталисты, что они правильно прочли слова о «метемпсихозе в течение 3000 лет»? Оккультная доктрина учит нас, что Карма ждет у порога Девахана (Аменти у египтян) 3000 лет, после чего вечное Эго воплощается вновь, чтобы в своей временной личности получить воздаяние за грехи предшествующего рождения, страдания за которые в той или другой форме искупают проступки прошлого. И ястреб, лотос, цапля или змея — короче говоря, всякий объект природы — имел свой символический и многообразный смысл в древних религиозных эмблемах. Человек, который всю свою жизнь лицемерил и слыл за добряка, но в реальности не упускал шанса наброситься как коршун на своих собратьев и лишить их собственнос­ти, будет за лицемерие и алчность приговорен Кармой к наказанию в будущей жизни. Каким оно будет? Поскольку каждое человеческое объединение в конечном счете должно прогрессировать на пути своей эволюции и поскольку человек вновь родится в будущем хорошим, честным, с добрыми намерениями, его воплощение в виде ястреба должно рассматриваться метафизически. Вопреки его реальным, положительным внутренним качествам, он будет — возможно, в течение долгой жизни — несправедливо и ложно обвиняться и подозреваться в жадности, лицемерии и тайном вымогательстве, что заставит его страдать больше, чем он может вынести. Закон возмездия никогда не ошибается, и все же сколько таких невинных жертв фальшивой наружности и человеческой злобы встречаем мы в этом мире бесконечной иллюзии, ошибки и нарочитой греховности! Мы видим их каждый день, их можно найти и в нашем личном опыте. Какой востоковед может сказать с какой бы то ни было уверенностью, что он понял религии древних? Метафорический язык жрецов никогда глубоко не раскрывался, а иероглифы до сих пор изучены очень плохо9.

Что говорит «Разоблаченная Изида» о египетском возрождении и переселении, и расходится ли это с тем, о чем мы говорим сейчас?

«Следует отметить, что эта философия циклов, которая египет­скими иерофантами была аллегоризирована в „Круге необходимос­ти", в то же самое время объясняет аллегорию „грехопадения челове­ка". По арабским описаниям, каждая из семи комнат в египетских пирамидах, в этих величайших космических символах, носила имя одной из планет. Своеобразная архитектура пирамид сама по себе показывает направление метафизической мысли их строителей. Вер­шина теряется в ясном голубом небе страны фараонов и символизи­рует изначальную точку, затерявшуюся в невидимой Вселенной, откуда возникла первая раса духовных прототипов человечества. Каждая мумия с того момента после бальзамирования теряет свою физическую индивидуальность — в одном значении она становится символом человеческой расы. Мумия помещается так, чтобы наилуч­шим образом помочь выходу „души" из тела. Душа должна была пройти семь комнат, символизирующих планеты, прежде чем совер­шить свой выход через символическую вершину. Каждая комната символизировала одну из семи сфер, а также один из семи высших типов духовно-физического развития человечества, более высокого, чем наше, нынешнее. Каждые 3 000 лет душа, представительница своей расы, может отправляться к своему первичному исходному пункту, прежде чем начать другую эволюцию, более усовершенство­ванное духовное и физическое преображение. Мы должны основа­тельно  углубиться  в  сложную  метафизику  истоков  мистицизма, прежде чем мы будем в состоянии полностью понять бесконечность тем, на которых древние мудрецы сосредотачивали всю силу своей величественной мысли»10.

С одной стороны, когда сразу даются все детали, это называется магией; с другой стороны, сказанное относится к эволюции наших семи коренных рас, каждая из которых имеет специального стража или «Бога» со своей планетой. Астральное тело каждого Посвящен­ного после смерти должно в своей погребальной мистерии вновь сыграть драму рождения и смерти каждой расы — прошлой и будущей— и пройти через семь «планетарных камер», которые, как сказано выше, олицетворяют также семь сфер нашей Цепочки.

Мистическая доктрина восточного оккультизма учит, что «духов­ное Эго (не астральное хоу), перед тем как воплотиться в новое тело, должно вновь посетить места, покинутые им при последнем развоплощении. Оно должно следить за собой и учитывать все последствия, произведенные причинами (ниданами), которые порождены его действиями в прошлой жизни; при этом оно должно признать справедливость приговора и помогать закону Возмездия (Карме), а не препятствовать ему».

Переводы виконтом де Руже нескольких египетских папирусов, возможно, и несовершенные, имеют одно важное достоинство: они несомненно показывают присутствие в них белой, божественной Магии и волшебства, а также использование того и другого на протяжении всех династий. Книга Мертвых, которая гораздо старше Книги Бытия11 или любой другой книги Ветхого Завета, доказывает это каждой своей строкой. Она полна молитв и заклинаний против черной магии. В ней Осирис является победителем «воздушных демонов». Молящийся просит его о помощи против Матат, «из глаза которого исходит невидимая стрела». Это «невидимая стрела», что исходит из глаза волшебника (живого или мертвого) и «распростра­няется по всему миру», является глазом зла — космическим по своему происхождению, земным по своему воздействию на микрокосмичес­ком плане. И не католикам называть это суеверием. Их церковь допускает то же верование, и есть даже молитва против «стрелы, кружащейся во мгле».

Наиболее интересным из всех подобных документов является «Папирус Харриса», называемый во Франции «Магический папирус Шаба», поскольку впервые он был переведен последним. Эта руко­пись, написанная иератическими знаками, была переведена, проком­ментирована и опубликована в 1860 г. мсье Шаба, но приобретена в Фивах в 1855 г. г-ном А. С. Харрисом. Ее возраст оценивается в двадцать восемь— тридцать веков. Мы цитируем несколько отрывков из этих переводов: «Календарь счастливых и несчастливых дней... Тот, кто работает на быках 20-го числа месяца фармути, определенно умрет; тот, кто в 24-й день того же месяца произнесет вслух имя Сета, с того дня узрит неприятности в своем доме..., тот, кто в пятый день пахона покинет свой дом, — заболеет и умрет». [Op. cit., pp. 156-157].

Переводчик, чьи культурные инстинкты восстают, восклицает: «Не видя эти слова собственными глазами, никогда не поверишь в подобную закрепощенность мысли в эпоху Рамессидов»12.

Мы принадлежим девятнадцатому столетию христианской эры и поэтому находимся на вершине цивилизации и под милосердной властью и просвещающим влиянием христианской церкви, а не страдаем под гнетом языческих богов древности. Тем не менее мы лично знаем десятки и слышали о сотнях образованных, высокоин­теллектуальных людей, для которых начать какое-либо дело в пятни­цу, пообедать за столом, где сидят тринадцать человек, или отпра­виться в длительное путешествие в понедельник равносильно самоубийству. Наполеон Великий бледнел, когда видел на столе три зажженных свечи. Более того, мы можем с радостью согласиться с де Мирвиллем в том, что такие «суеверия» являются «результатом наблю­дения и опыта». Если бы последний не подтверждался фактами, авторитет Календаря, думает он, не продержался бы и недели. А вот еще: «Гироскопические предсказания: ребенок, рожденный на 5-й день паофи, будет убит быком; на 27-й день — змеей. Рожденный на 4-й день месяца атир умрет от побоев». [Pap. magique, p. 158.]

Это уже вопрос гороскопических предсказаний; в судебную астрологию, доказанную как научно возможную Кеплером, в наш век твердо уверовали.

Выделялись два вида хоу: первый — оправданные хоу, то есть те, кому Осирис отпустил грехи, когда они были приведены на его суд; они жили вторую жизнь. Другой вид — осужденные хоу, «хоу, умершие во второй раз»; они были прокляты. Вторая смерть не уничтожила их, но они осуждены блуждать и мучать людей. Их существование разделя­лось на этапы, аналогичные этапам жизни человека. Связь между мертвым и живым столь тесна, что изучение религиозных погребаль­ных обрядов, заклинаний и молитв (или, скорее, магических закля­тий), видимо, должно стать необходимым 13. Одна из молитв гласит: «...не позволяй, чтобы яд сковал его [умершего] члены, чтобы в него проник мертвый или мертвая, чтобы тень какого-либо призрака обитала в нем [или в ней]...» [Pap. magique, p. 164.]14.

Мсье Шаба добавляет: «...Эти хоу были существами такого рода, к которому принадлежат и человеческие существа после смерти. С ними боролись с помощью божественной силы; бог Хонсу за подоб­ные избавления пользовался особым уважением. Хоу, повинуясь приказам бога, тем не менее не терял драгоценной способности, присущей его природе, — занимать другое тело по своему усмотре­нию. [Op. cit., p. 168.] Маны... могли входить в тела живых или часто посещать их, делать их одержимыми. Против этих страшных вторже­ний использовались заклинания и талисманы, а особенно статуи или божественные фигуры». [Op. cit., pp. 168-169.]

Наиболее часто употреблялось следующее заклинание. Оно весь­ма интересно. «Люди, боги, избранные, мертвые духи, amous, негры, ментиу, не смотрите на душу, чтобы не показать жестокость к ней». [Des Esprits... Vol. Ill, p. 66.]

Адресуем это всем, кто познакомился с магией.

«Амулеты и мистические имена». Эта глава называется «очень таинственной» и содержит мольбы к Пенхакахакахерхеру и Уарауаакарсанк-Робити и другим столь же простым именам. Говорит Шаба: «У нас есть доказательства, что мистические имена, подобные этим, были в ходу во времена пребывания евреев в Египте». [Op. cit., р. 162.] А мы можем добавить, что это колдовские имена, неважно, египетские или еврейские они по происхождению. Ученик может обратиться к работам Элифаса Леви, таким, как его «Grimoire des Sorciers». В заклинаниях, приведенных там, Осириса называют Мамурам-Кахабу, и используют их, чтобы оградить оправданное хоу и его ближайшее окружение от нападения дважды мертвого хоу, поскольку проклятый (астральное привидение) «может принимать любую форму, какая ему нравится, и проникать по желанию в любое место или тело». [Op. cit., p. 163.]

Изучая египетские папирусы, обнаруживаешь, что подданные фараонов не были слишком расположены к спиритизму или спири­туализму тех дней. Они страшились «святого духа» мертвых больше, чем католик страшится дьявола! Но насколько неуместно и неспра­ведливо направленное против богов Египта обвинение в том, что они являются этими дьяволами, а против жрецов — в использовании их магической силы с помощью «падших ангелов». А ведь эти обвинения встречаются не в одном папирусе. Мы часто находим в них записи о волшебниках, приговоренных к наказанию смертью, как будто они жили под покровительством святой христианской инквизиции. Вот один из случаев времен правления РамсесаШ, заимствованный де Мирвиллем у Шаба.

Начало первой страницы, дошедшей до нас, повреждено. Вторая строка начинается со слов «...из места, где я нахожусь, людям моей страны». Есть основания полагать, что человек, который говорит здесь от первого лица, был чиновником, дававшим отчет согласно принятому образцу и свидетельствовавший в том перед людьми. «Отчет» гласит: «Этот Хай, скверный человек, был надсмотрщиком [или, возможно, хранителем] стад, он сказал: „Могу ли я иметь книгу, что даст мне великую силу?" И книга заклинаний Рамсеса Мери-Амона, великого бога, его царственного учителя, была дана ему. И он добился с ее помощью божественной силы, власти над людьми. Он также преуспел в строительстве дома и нахождении очень глубокого места и сотворил людей мете [волшебные гомункулы?] и любовные заклинания, украв их из Хен [оккультной библиотеки дворца] руками каменотеса Атирмы, заставив одного из надзирателей отойти в сторону и воздейст­вуя магически на других... Все ужасы и отвратительные вещи, о которых он только мог помыслить в сердце своем, он сотворил в действительности; он совершил и другие великие злодеяния, такие, что держались в ужасе всеми богами и богинями. Пусть великий [суровый?] приговор к смерти будет исполнен для него, как и божест­венные слова будут исполнены для него». Обвинение не останавливается на этом, оно точно определяет преступление. Первая строка говорит о руке, парализованной с помощыолюдем менх, о чем было просто сказано: «Пусть так будет», — и это произошло. Затем следуютвеликие мерзости, такие, что заслуживают смерти... Судьи, допрашивавшие его [обвиняе­мого], говорят: «Пусть он умрет по приказу фараона и в соответствии с тем, что записано божественным языком...» [op.cit, p. 169-73].

Мсье Шаба отмечает: «Документов подобного рода — масса, но задача проанализировать их все не может быть выполнена с теми ограниченными средствами, которыми мы располагаем15 [Pap. magi-que, p. 177.].

Существует надпись, обнаруженная в Фивах в храме Хонсу, бога, имевшего власть над элементалами. Она была представлена мсье Приссом д'Авенном в Императорскую — ныне Национальную — библиотеку в Париже и впервые была переведена г-ном С. Берчем. В ней содержится целый роман о магии. Он дошел до нас со времен Рамсеса XII16, фараона двадцатой династии. Мы приводим его перевод в изложении мсье де Руже, процитированном де Мирвиллем.

Этот памятник рассказывает нам о том, как один из Рамсесов двадцатой династии, собирая в Нахарине (Месопотамия) дань, кото­рую платили Египту азиатские народы, влюбился в дочь правителя Бехтена, одного из своих плательщиков, женился на ней и, взяв ее с собой в Египет, возвел в сан царицы под царским именем Ранефру. Вскоре после этого правитель Бехтена послал сообщение Рамсесу, умоляя о помощи египетской науки для Бентрешт, младшей сестры царицы, все члены которой поразила болезнь. Посланец передал просьбу прислать «мудреца» [Посвященного — Рехехет]. Царь приказал, чтобы послали за всеми писцами дворца и хранителями тайных книг Хен, и, выбрав из них царского писца17 Тот-эм-Хеба, человека умного, хорошо владеющего письмом, поручил ему исследовать болезнь. Прибыв в Бехтен, Тот-эм-Хеб обнаружил, что Бентрешт была одержима хоу (Эм-сех'еру кер х'оу), но объявил, что он слишком слаб, чтобы вступать в борьбу с ним 18.

Прошло одиннадцать лет, а состояние девушки не улучшилось. Правитель Бехтена снова отправил посланника, и на его официаль­ный призыв Хонсу-пе-ири-сехер-эм-Зам, одна из божественных форм Хонсу — Бога-Сына в фиванской Троице — был послан в Бехтен...

Бог [воплощенный] приветствовал (besa) больную, и ей немедлен­но стало легче; хоу, бывший в ней, тотчас проявил свое намерение повиноваться приказам бога. «О великий Бог, который заставил призрак исчезнуть, — сказал хоу, — я раб и вернусь туда, откуда пришел!»19

Очевидно, Хонсу-пе-ири-сехер-эм-Зам был настоящим Иерофантом из класса «Сынов Бога», поскольку его называют одной из форм бога Хонсу; это означает, что он считался воплощением бога — Аватаром, либо был высшим Посвященным. Тот же текст показывает, что храм, к которому он относился, был одним из тех, при которых существовала школа Магии. В нем был Хен или часть храма, недоступная ни для кого кроме высшего жреца, библиотека или хранилище тайных книг, для изучения и хранения которых были назначены специальные жрецы (те, с кем консультировались все фараоны в делах большой важности), место, где они общались с богами и получали от них советы. Разве Лукиан, описывая храм Иераполя, не говорит о «богах, которые свободно обнаруживают свое присутствие»?20 Более того, он путешествовал однажды со священни­ком из Мемфиса, который сказал ему, что провел двадцать три года в подземных криптах своего храмй, получая наставления по Магии от самой богини Исиды. И еще мы читаем, что великого Сезостриса (Рамсеса II) обучал Тайным Наукам сам Меркурий. На что Яблон­ский замечает, что в этом причина того, что Амун (Амон) — от имени которого, как он полагает, произошло наше «Аминь» — был действи­тельно призыванием света21.

В папирусе Анастаси, который изобилует различными формула­ми призывания богов и заклинаниями против хоу и демонов-элементалов, седьмой раздел ясно показывает разницу между насто­ящими богами, планетарными ангелами и теми оболочками смертных, которые остаются в камалоке, будто для искушения человеческого рода — чтобы как можно более безнадежно запутать его в тщетной погоне за истиной вне оккультных наук и покрова Инициации. Этот седьмой стих говорит о подобном божественном призыве или проро­ческих прозрениях.

Это божественное и великое имя22 нужно призывать только в случаях абсолютной необходимости и только когда призывающий чувствует себя абсолютно чистым и безупречным.

Иначе обстоят дела с формулой черной магии. Рювенс, говоря о двух ритуалах магии в коллекции Анастаси, отмечает, что они, «...бесспорно, представляют самый поучительный комментарий к „Египетским Мистериям", приписываемым Ямвлиху, и лучшее до­полнение к этому классическому источнику, служащее для понима­ния чудотворности философских сект — нехристианских, полухрис­тианских, гностических и независимых — первых веков нашей эры, чудотворность, основанную на древней египетской мифологии...».

Согласно Ямвлиху, чудо осуществлялось служением подчинен­ных духов, αίμоνεσ, которые по природе являются слугами и исполнителями повелений богов: τόδαίμоνιоν  διακоνικо, ύπμρετικόν(De mysteriis, I, 20; II, 7)23.

Рювенс заканчивает замечанием, заставляющим задуматься и очень важным для оккультистов, которые защищают древность и подлинность своих документов; он говорит: «Все, что он [Ямвлих] выдает за теологию, мы обнаруживаем в наших папирусах в виде истории».

Но как мы можем отрицать достоверность, правдоподобие и, более того, надежность тех классических писателей, которые все писали о Магии и ее таинствах в духе восхищения и благоговения?

Послушайте Пиндара, который восклицает: «Счастлив, кто схо­дит в могилу таким посвященным, поскольку он знает конец своей жизни и царство24, дарованное Юпитером»25 .

Или Цицерона: «Посвящение не только учит нас быть счастливы­ми в этой жизни, но также и умирать с лучшей надеждой»26.

Платон, Павсаний, Страбон, Диодор и десятки других авторов приводят свои доказательства великого блага Посвящения; все вели­кие, как и частично посвященные адепты разделяют энтузиазм Цицерона: «Разве Плутарх, думая о том, что он постиг в своей инициации, не утешался в утрате жены? Не получил ли он в мистериях Вакха уверенности в том, что „душа" [дух] остается нетленной и что существует грядущее?»27 ...Аристофан пошел еще дальше: «Все, кто участвовали в Мистериях, — говорит он, — вели невинную, спокойную и святую жизнь; они умерли, ища свет Елисейских полей [Девахана], в то время как остальные не могли ожидать ничего, кроме вечной тьмы [невежества?]»28.

...И когда думаешь о значении, которое придавали государства принципу и правильному празднованию Мистерий, условиям, соблю­даемым в своих переговорах для обеспечения безопасности их празднования, видишь, до какой степени эти Мистерии в течение долгого времени были их первой и последней мыслью.

Для народа это было так же важно, как его частная жизнь, и это только естественно, поскольку, по Деллингеру, «Элевсинские мисте­рии рассматривались как расцвет всей греческой религии, как чистей­шая сущность всех ее концепций»29.

Доступ туда был запрещен не только заговорщикам, но и тем, кто не разоблачил их, а также предателям, клятвопреступникам, развратникам30... так что Порфирий мог сказать: «Наша душа должна быть в момент смерти такой, какой она была во время Мистерий, — освобожденной от страсти, зависти, ненависти или гнева»31.

Действительно, «Магия считалась божественной наукой, которая вела к разделению свойств самой Божественности».

Геродот, Фалес, Парменид, Эмпедокл, Пифагор — все они уходи­ли, каждый в свой срок, на поиски мудрости великих египетских Иерофантов, в надежде раскрыть тайны вселенной.

Филон говорит: «Мистерии были известны как способ раскрытия процессов природы, ведущий к созерцанию небесных сил»32.

Чудеса, совершаемые жрецами теургической магии, настолько достоверны и их очевидность (если свидетельства людей вообще чего-нибудь стоят) настолько ошеломляюща, что вместо того, чтобы признать, что языческие теурги далеко превзошли в чудесах христи­анских, сэр Дэвид Брюстер благоговейно признает за первыми большие успехи в физике и во всем, что касается природной философии естествознания. Наука оказывается в весьма щекотливом положении...

«Магия, — говорит Пселл, — сформулировала последний раздел жреческой науки. Она изучала характер, силу и качество всего сущего под луной: химические элементы и их состав, животных, различные! виды растений, камни. Короче говоря, она исследовала квинтэссен-1 цию и мощь всего. Поэтому она обладает такой силой воздействия. Маги делали намагниченные статуи, которые приносили здоровье, создавали фигурки и вещи (талисманы), которые в одинаковой мере могут приносить болезнь и также здоровье. Часто также небесный огонь заставляли проявляться через магию, и тогда статуи смеялись, а лампы самопроизвольно загорались»33.

Утверждение Пселла, что Магия создавала статуи, «которые могут приносить... здоровье», как теперь доказано миру, не является ни сном, ни тщеславным хвастовством галлюцинирующего теурга. Как говорит Рювенс, это становится «историей», поскольку обнару­жено в «Магическом папирусе Харриса» и на вышеупомянутой стеле. И Шаба, и де Руже утверждают, что «в восемнадцатой строке этого сильно разрушенного памятника найдено описание молчаливого согласия бога (Хонсу), который выразил свое соизволение движением собственной статуи»34.

Между двумя востоковедами даже возник спор на эту тему. В то время как мсье де Руже хотел перевести слово «Хан» (Han) как «расположение» или «благосклонность», мсье Шаба настаивал на том, что «Хан» означало «движение» или «знак», поданный статуей.

Избыток силы, злоупотребление знанием и личные амбиции очень часто приводили эгоистичных и недобросовестных Посвящен­ных к черной магии — точно так же, как те же причины приводили к тому же христианских пап и кардиналов; и именно эта черная магия, а не христианство, как часто ошибочно думают, привела в конце концов к отмене Мистерий. Читайте «Римскую историю» Моммзена, и вы обнаружите там, что именно язычники положили конец осквер­нению Божественной науки. Еще в 560 г. до н. э. римляне открыли тайную организацию, школу черной магии самого отвратительного характера; она праздновала мистерии, принесенные из Этрурии, и очень скоро духовная зараза распространилась по всей Италии.

Более семи тысяч членов этой организаций были переданы суду, и большинство из них были приговорены к смерти...

Позднее Тит Ливии говорит еще о трех тысячах, осужденных в течение одного только года за отравление 35.

И тем не менее черная магия осмеивается и отрицается!..36

_____________

 

КАББАЛА И КАББАЛИСТЫ1 В КОНЦЕ ДЕВЯТНАДЦАТОГО ВЕКА

 

Универсальные стремления, особенно когда им мешают и  подавляют их свободное проявление, умирают, чтобы возвра­титься с удесятеренной силой. Они цикличны — так же как любое другое природное явление, ментальное или космическое, вселенское или национальное. Перегородите реку в одном месте — и вода пробьет дорогу в другом, прорвавшись бурным потоком.

Одним из таких универсальных стремлений, возможно, наиболее сильным в природе человека, является жажда поиска неизведанного, неискоренимое желание проникнуть за внешнюю сторону вещей! познать то, что скрыто от других. Девять детей из десяти ломают свои игрушки, чтобы посмотреть, что внутри. Это врожденное чувство, подобное Протею по форме. У необразованных людей оно восходит от нелепого (или, скорее, предосудительного) к возвышенному, так как сводится к нескромному любопытству при выведывании сосед­ских секретов, а у образованных превращается в любовь к знаниям, которая приводит их к вершинам науки и наполняет академии и королевские институты учеными мужами.

Но все это относится к объективному миру. Человек, в котором метафизический элемент сильнее, чем физический, движим этим естественным стремлением к мистическому— к тому, что материалист с удовольствием назовет «суеверной верой в сверхъестественное». Церковь, поощряя наши устремления к священному— конечно, в строго теологических и ортодоксальных рамках,— в то же время начинает осуждать их, как только человеческий поиск отходит от ее собственных установок. Память о тысячах неграмотных «колдуний» и сотнях ученых алхимиков, философов и других еретиков, которых в средние века пытали, сжигали и казнили другими способами, останется вечным свидетелем этого своевольного и деспотичного вмешательства.

В настоящее время и церковь, слепо верящая, и наука, все отрицающая, выступают единым фронтом против Тайных Наук, хотя и церковь, и наука верили в них и использовали их, особенно Каббалу, и не так уж давно. Одна сейчас говорит: «Это от дьявола!», другая утверждает, что «дьявол придуман церковью и является позорным предрассудком»; то есть отрицает и дьявола, и оккультные науки. Первая забывает, что всего 400 лет назад она публично провозгласила еврейскую Каббалу величайшим свидетельством истинности христи­анских догматов2; вторая— что все наиболее яркие личности в науке были алхимиками, астрологами и магами, о чем свидетельствуют Парацельс, Ван Гельмонт, Роджер Бэкон и другие. Но постоянство никогда не было отличительным свойством современной науки. Она свято верила во все, что сейчас отрицает, и отрицала все, во что верит сейчас, начиная от циркуляции крови и кончая паром и электричес­кой энергией.

Подобные перемены в отношении обеих этих сил к явлениям жизни не могут предотвратить естественного хода событий. Последняя четверть нашего века являет небывалый всплеск оккультных исследований, и магия опять обрушивает свои могучие волны на скалы церкви и науки, которые она медленно, но верно разрушает. Всякий, кого природный мистицизм побуждает искать близкий по духу контакт с другими умами, с удивлением обнаруживает, какое огромное количество людей не просто интересуются мистицизмом, но фактически являются каббалистами. Река, перегороженная в средние века, все это время бесшумно текла под землей и сейчас вырвалась неудержимым потоком. Сотни людей сегодня изучают Каббалу, а каких-нибудь пятьдесят лет назад, когда страх перед церковью в человеческой жизни был все еще сильным фактором, едва можно было найти одного-двух. Долго сдерживаемая река разделилась на два потока— восточный оккультизм и еврейскую Каббалу; на традицию Религии Мудрости рас, предшествовавших «падению» Адама, и систему левитов древнего Израиля, гениально скрывших часть рели­гии пантеистов под маской монотеизма.

К несчастью, многие призваны, но немногие избраны. Две системы грозят миру мистики скорым конфликтом, который, вместо распро­странения единой вселенской Истины, только помешает ее развитию. Ибо вопрос, повторим, не в том, которая из истин является единст­венной. Обе основываются на вечных истинах доисторического знания и обе, в настоящее время и при существующем состоянии ментального перехода, переживаемого человечеством, могут открыть только часть этих истин. Вопрос в том, которая из двух систем содержит наиболее подлинные факты и— что особенно важно — которая из двух представляет свое учение в наиболее всеобъемлющей (то есть внеконфессиональной) и беспристрастной манере. Одна— восточная система— веками скрывала свой глубокий пантеистичес­кий унитаризм за изобилием экзотерического политеизма; вторая— как уже сказано выше— за завесой экзотерического монотеизма. Обе служили масками для сокрытия священной истины от профанов; ни арийские, ни семитские философы не признавали ни антропоморфиз­ма множества богов, ни личности одного бога в качестве философско­го предложения. Бессмысленно вступать в дискуссию по этому вопросу, располагая тем немногим, что есть у нас. Мы должны довольствоваться  более скромной  задачей.  Обряды  и  церемонии еврейского закона кажутся бездной, которую многие поколения христианских отцов церкви, и особенно протестантских реформато­ров, безуспешно пытались заполнить своими надуманными измышле­ниями. Хотя все ранние христиане, павликиане и гностики рассмат­ривали и объявляли еврейский Закон коренным образом отличающимся от нового христианского Закона. Св. Павел назвал еврейский Закон аллегорией, а св. Стефан сказал евреям за час до того, как его побили камнями, что они даже не сохранили Закон, полученный от ангелов (эонов), и отрицали Святой Дух (безличный Логос или Христа, как учит Посвящение), как и их отцы (Деян 7). Фактически им было сказано, что их Закон стоит ниже христианского. Несмотря на то что Книги Моисеевы, которые, как мы думаем, содержатся в Ветхом Завете, не могут быть старше христианства более, чем на двести или триста лет, протестанты создали из них свой Священный Завет, равный Евангелиям или даже превосходящий их. Но когда было написано Пятикнижие, или, скорее, переписано после Ездры, то есть после того, как раввины выступили за новый исход, было сделано несколько дополнений, взятых целиком из персидского и вавилонско­го учений; это произошло после колонизации Иудеи царями Персии. Новая редакция была осуществлена тем же способом, каким создава­лись все подобные Священные Писания. Изначально они были написаны с использованием тайного ключа или шифра, известного только Посвященным. Но вместо адаптации содержания к высшим духовным истинам, которым учат на третьей, высшей ступени Посвящения и которые выражаются символическим языком (это можно увидеть даже в экзотерических индийских Пуранах),— соста­вители Пятикнижия, пересмотренного и исправленного, радевшие лишь о земной и национальной славе, смогли только адаптировать к астро-физиологическим символам предполагаемые события из исто­рии Авраамов, Иаковов и Соломонов и фантастические истории их немногочисленной расы. Таким образом под маской монотеизма они создали религию сексуального и фаллического культа, скрывавшую поклонение богам, низшим зонам. Никто не станет утверждать, что нечто похожее на дуализм или персидское поклонение ангелам, принесенное евреями из плена, содержится в настоящем Законе — Книгах Моисеевых. Иначе как бы в таком случае саддукеи, почитавшие Закон, отрицали как ангелов, так и душу и ее бессмертие? И если не бессмертная природа души, то по крайней мере ангелы и их существование отчетливо проявляются в Ветхом Завете; их можно найти также и в современных еврейских свитках3.

Наличие последовательных и значительно отличающихся друг от друга редакций того, что мы называем Книгами Моисеевыми, и их тройную адаптацию к первому (низшему), второму и третьему, высшему, уровню Содалийского посвящения и еще более загадочный факт диаметральной противоположности верований саддукеев и других иудейских сект, признающих тем не менее одно и то же Откровение,— все это можно понять только в свете нашего эзотери­ческого объяснения. Оно также проясняет, почему Моисей и пророки принадлежали к Содалитетам (великим Таинствам), причем пророки, кажется, весьма часто порицали мерзости содалов и их «Сода». Ибо если бы Ветхий Завет был переведен буквально, как требуется, а не адаптирован к монотеизму, в нем отсутствующему, и к духу каждой секты, как подтверждают разночтения в Септуагинте и Вульгате, к сотням других несоответствий в «Священном Писании» можно было бы добавить следующие противоречивые фразы: «Сод Ihoh [тайны Iohoh, или Яхве] для тех, кто боится его»,— гласит Псалом 24, 14, неправильно переведенный как «Тайна Господня— боящимся его». А также «Аль [Эль] ужасен в великом Соде кадошей» переведено как «Страшен Бог в великом сонме святых» (Пс 88, 8). Название кадош (мн. ч.— кадоши) означает в действительности нечто совершенно отличное от святого, хотя трактуется как «священник», «святой» и «посвященный»; кадоши были просто галлами отвратительных мисте­рий (Сод) экзотерических обрядов. Короче говоря, они были научами— мужчинами-танцовщиками в храмах, и во время их посвящения обнародовались таинства (arcanum), Сод (возможно, от него образо­вано слово «Содом») физиологической и сексуальной эволюции. Эти обряды относились к первой ступени Мистерий, столь сильно обере­гаемых и любимых Давидом — «другом Бога». Иудеи практиковали их с древнейших времен, но истинные Посвященные всегда отвергали их; так, мы находим молитву умирающего Иакова о том, что его душа не должна попасть в совет (в оригинале — Сод) Симеона и Левия (каста священнослужителей) и в их собрание, во время которого они «убили мужа» (Быт 49, 5, 6)4. И Моисей еще объявляется каббалис-тами главой Содалов! Отвергните объяснения «Тайной Доктрины», и все Пятикнижие предстанет перед вами отвратительной мерзостью.

Таким образом, Яхве, антропоморфного бога, мы находим в Библии повсеместно, но об Эйн Софе там нет ни слова. Кроме того, еврейская метрология всегда отличалась от численных методов других народов. Вместо того чтобы служить приложением к другим установленным методам, проникать, словно ключ, в скрытое или предполагаемое значение, содержащееся в обычных фразах— как до сих пор поступают посвященные брахманы, читая свои священные книги,— численная система евреев сама по себе является, как пишет нам автор «Древнееврейской метрологии»,— Священным Писанием: «...эта самая вещь, in esse5, на основе которой, из которой и в результате продолжительного использования которой явился сам текст Библии, с первого слова Бытия до заключительного слова Второзакония»6.

Правда, авторы Нового Завета, которым пришлось смешать свою систему с еврейской и языческой, заимствовали большинство своих символов не из Пятикнижия и даже не из Каббалы, а из арийской астросимвологии. Одного примера будет достаточно. Где искать истоки двойственного значения Перворожденного, Агнца, Нерожден­ного и Вечного — когда все это относится к Логосу или Христу? Мы считаем, что они кроются в санскритском слове Аджа, которое имеет следующие значения: (а) Овен или Агнец, первый знак зодиака, именуемый в астрономии Меша; (б)Нерожденный, наименование первого Логоса, или Брахмы, самосущей причины всего, описанной в Упанишадах.

Древнееврейские каббалистические Гематрия, Нотарикон и Тмура представляют собой весьма изощренные методы, дающие ключ к тайным значениям еврейской символики, которая соотносила их сакральные образы только с одной стороной природы — физической. Мифы, имена и события, приписываемые ими библейским персона­жам, были приведены в соответствие с астрономическими циклами и сексуальной эволюцией и не имели ничего общего с духовными состояниями человека; следовательно, в их священном каноне не может быть найдено никаких соответствий. Настоящие моисеевы иудеи из содалов, чьими прямыми потомками по линии посвящения были саддукеи, не несли в себе духовности и, вероятно, не испыты­вали в ней необходимости. Читатель, чье представление об Инициациях и адептах тесно связано с таинствами загробной жизни и сохранения души, поймет теперь причину значительных, хотя и естественных несоответствий, встречающихся почти на каждой странице Библии. Так, в Книге Иова, каббалистическом трактате о египетско-арабской инициации, символизм которой скрывает выс­шие духовные таинства, мы находим следующую важную и чисто материалистическую фразу: «Человек, рожденный женою, как цве­ток, он... опадает; убегает, как тень, и не останавливается» (Иов 14, 1, 2 ). Но Иов здесь говорит о личности, и он прав; ибо ни один Посвященный не скажет, что личность намного переживает смерть физического тела; бессмертен только дух. Эта фраза из Книги Иова, старейшего документа Библии, звучит еще более материалистично в Екклесиасте, одном из наиболее поздних документов. Автор пишет от имени Соломона: «Участь сынов человеческих и участь животных — участь одна: как те умирают, так умирают и эти… и нет у человека преимущества перед скотом» (Еккл 3, 19). Эта мысль вполне соответ­ствует идеям нашего современника Геккеля.

Никакое знание каббалистических методов не поможет обнару­жить в Ветхом Завете то, чего там нет с тех времен, как Книга Законов была переписана (а не найдена) Хилкией. Точно так же средневеко­вые каббалистические системы не смогут помочь и в прочтении египетских символов. Поистине, все, кроме слепоты благочестивой иллюзии, сможет привести человека к открытию любого духовного и метафизического соответствия или значения в чисто астрофизиологической еврейской символогии. С другой стороны, все так называе­мые древние языческие религиозные системы построены на абстракт­ных духовных рассуждениях, причем их грубые внешние формы были, возможно, наиболее надежной завесой для сокрытия их внут­реннего значения.

Опираясь на работы наиболее образованных каббалистов наших дней, можно наглядно показать, что Зохар и почти все каббалистичес­кие труды прошли через руки христианства. Следовательно, они не могут более считаться универсальными, а являются просто сектант­скими. Это наглядно доказывает тезис Пико делла Мирандолы о том, что «никакая наука не представляет более убедительных доказа­тельств божественности Христа, чем магия и Каббала». Это истинно по отношению к божественности Логоса, или Христа гностиков, поскольку Христос остается тем же самым Словом вечно непроявленного Бога, независимо от того, как мы его называем— Парабрахман или Эйн Соф— или от того, как он называет себя сам— Кришна, Будда или Ормазд. Но этот Христос не является ни церковным Христом, ни евангельским Иисусом. Это только имперсональный Принцип. Тем не менее, римско-католическая церковь заработала капитал на этом тезисе, результат чего сейчас в Европе и Америке тот же, что и в прошлом веке: почти каждый каббалист сейчас верит в личностного бога, несмотря на существование изначального безлично­го Эйн Софа, и является более или менее неортодоксальным, но все равно христианином. Всем этим мы полностью обязаны невежеству большинства людей, не знающих, что, во-первых, Каббала, а особенно Зохар, который мы имеем, не является первоначальной Книгой Сияния, записанной со слов Шимона бен Йохай; и, во-вторых, что последняя, будучи выражением скрытого смысла так называемых писаний Моисея, является также толкованием эзотерического смысла, таящегося под скорлупой буквального значения писаний любой языческой религии. Современные каббалисты, похоже, не знают и того факта, что существующая ныне Каббала с ее многажды пересмот­ренными текстами, добавлениями как к Новому, так и к Ветхому Завету,  ее  нумерологический  язык,  применимый  к  обоим,  и  ее искусная маскировка не в состоянии более доносить ее древний, исконный смысл. Короче говоря, ни одна каббалистическая книга из распространенных сейчас на Западе, не может открыть больших таинств природы, чем те, которые Ездра и Ко., а также — позднее — сотрудники Моше де Леона, захотели бы открыть; Каббала не содержит более того, что сирийские и халдейские христиане и экс-гностики тринадцатого столетия захотели бы в ней открыть. То, что они открыли, едва ли стоит жизни, проведенной за ее изучением. Ибо если они и представляют огромный интерес для масонов и математи­ков, то вряд ли могли бы научить чему-нибудь ученика, жаждущего духовных таинств. Использование всех семи ключей для открытия таинства Бытия в этой жизни и в последующих, так же как и в прошедших, показывает, что халдейская Книга Чисел и Упанишады, несомненно, скрывают наиболее божественную философию— ибо она исходит из Религии Вселенской Мудрости. Зохар же, сейчас настолько изуродованный, не может показать ничего подобного. Кроме того, кто из западных философов или учеников располагает всеми этими ключами? Они вверены ныне только высшим Посвя­щенным в Гуптавидья7, великим адептам; и, конечно же, ни новичок-самоучка, ни даже уединившийся от мира мистик, незави­симо от того, насколько велики его гений и природная сила, не могут надеяться открыть за одну жизнь более одного или двух утерянных ключей8.

Ключ к еврейской метрологии был, без сомнения, найден, и это был очень важный ключ. Но, как мы можем заключить из вышепри­веденных слов обнаружившего его, хотя ключ (содержащийся в «Священной Метрологии») раскрывает тот факт, что в «Священном Писании» заключена «рациональная наука огромного значения», он помогает открыть духовную истину не выше той, на которой астро­логи настаивали в любую эпоху,— речь идет о тесной связи звездных и земных тел, включая людей. История нашей планеты и ее жителей имеет свой прототип в астрономических небесах, хотя Королевское физическое общество не узнает об этом, возможно, еще несколько столетий. По словам уже упомянутого ученого, «суть этой тайной доктрины, этой Каббалы, содержит чистую истину и подлинный разум (ибо это есть геометрия с применяемыми верными числами), астрономию и систему мер, viz., масонский дюйм, двадцатичетырех­дюймовую меру (или двойной фут), ярд и милю. Это было объявлено божественным откровением и даром, и благодаря тому, что Авраам обладал им и применял его, про него могло быть сказано: „Благосло­венна высшим Богом, Авраам, мера небес и земли"»— «созидатель­ный закон меры». Неужели это все, что содержала изначальная Каббала? Нет, так как автор в другом месте замечает: «Кто может сказать, каким было первоначальное и правильное прочтение [Пятикнижия]?» [Там же, с. 68.] Таким образом, автор позволяет читателю заключить, что бук­вальное экзотерическое значение древнееврейских текстов никоим образом не сводится к раскрываемому в метрологии. Будет справед­ливо сказать, что еврейская Каббала с ее нумерологическими метода­ми является лишь одним из ключей к древним таинствам и что только восточная или арийская система может снабдить нас остальными и открыть всю истину Сотворения9.

Что представляет собой эта нумерологическая система, пусть объяснит ее исследователь: «Как и другие человеческие творения подобного рода, древнеев­рейский текст Библии был написан знаками, которые могли бы послужить звуковыми обозначениями слогов или букв. Во-первых, каждый из этих оригинальных знаков являлся также изображением; эти изображения выражали мысли, которые могли быть средством общения— аналогично оригинальным китайским иероглифам. Гус­тав Сейффарт показывает, что египетская иероглифика насчитывала более шестисот изображений, которые включали модифицированное (слоговое) использование первоначального числа букв древнееврей­ского алфавита. Знаки древнееврейского текста Священных Скрижа­лей были поделены на классы, причем знаки каждого класса были взаимозаменяемы;  одна форма могла быть заменена другой  для выражения модифицированного значения как буквой, так и изобра­жением и цифрой. Сейффарт показывает измененную форму очень старого древнееврейского алфавита в древнем коптском по правилу взаимозаменяемости знаков10. Это правило допустимой взаимозаме­ны букв довольно часто используется в словарях древнееврейского языка... Хотя и общепризнанное... это правило весьма запутанно и сложно для понимания, ибо мы утеряли особое использование и силу такой замены [Sic!]. Во-вторых, эти знаки использовались как циф­ры— так же, как мы используем специальные цифровые обозначе­ния — хотя многое доказывает, что древние евреи обладали так называемыми арабскими цифрами в том виде, как они есть у нас, от прямой линии 1 до нуля; вместе эти цифры составляют 1+9=10... В-третьих, говорится, и это представляется убедительным, что эти цифры означали музыкальные ноты; так, например, расположение букв в первой главе  Бытия может быть передано музыкой или песней11.  Другим  правилом,  касающимся  букв  древнееврейского языка, было то, что записывались только согласные знаки— гласные не записывались, но представлялись. Если кто-нибудь захочет прове­рить, он обнаружит, что согласная не может звучать сама по себе, без гласной12; поэтому... согласные составляли „каркас" слова, но чтобы дать ему жизнь, произнести, чтобы передать мысли разума и чувства сердца, нужны гласные»13.

Если даже предположить, что «каркас», то есть согласные буквы Пятикнижия, сейчас тот же, что и при Моисее, подумайте только, какие изменения могли произойти с этими свитками— написанными таким бедным языком, как древнееврейский, с его двумя десятками букв— раз за разом переписывавшимися, причем и гласные, и знаки препинания в нем располагались каждый раз в новом сочетании! Нет двух одинаковых умов, и даже ощущения одного сердца меняются. Так что же могло сохраниться, спрашиваем мы, от первоначальных писаний Моисея, если даже таковые и существовали, после того как они были утеряны почти на 800 лет и найдены, когда даже воспоми­нания о них должны были исчезнуть из наиболее образованных умов, и после того как Хилкия переписал их с помощью писца Шафана? Снова утерянные, они еще раз были переписаны — Ездрой; опять утерянные в 168 году до нашей эры, свитки (или книга) были уничтожены; и когда они окончательно появились, мы находим их обряженными в масоретическую маску. Возможно, мы что-то знаем о бен Хайиме14, который в пятнадцатом веке опубликовал Масору со свитков; но мы уж точно не можем ничего знать о Моисее, если только не станем Посвященными Восточной школы.

Арене, говорящий о том, что буквы в древнееврейских священных свитках расположены таким образом, что сами по себе являются музыкальными нотами, сам, вероятно, никогда не изучал арийскую индусскую музыку. В санскрите нет необходимости располагать буквы в священных оллах таким образом, чтобы они стали музыкаль­ны. Весь санскритский алфавит и Веды, с первого слова и до последнего, являются музыкальными обозначениями,   преобразованными для письма, и эти два их значения неразделимы15. Индусы, как и Гомер, различали «язык богов» и язык людей16.

Деванагари— буквы санскрита— это «Речь Богов», санскрит - священный язык17. Древнееврейский язык позволил современному Исайе вскричать: «Горе мне!»— и признать, что этот «недавно открытый тип языка (древнееврейская метрология), скрытый под словами священного Текста», теперь проявился достаточно ясно. Прочтите «Источник Мер», прочтите другие трактаты того же автора по этой теме, и вы обнаружите, что после многолетнего обучения и непрестанных попыток прилежный ученик, преисполненный рвения, проникнув под маску системы, сможет найти в ней немногим больше простого антропоморфизма. В человеке и на человеке покоится вся схема Каббалы, и все в ней относилось к человеку и его деятельности, вне зависимости от масштаба. В человеке как Архетипальном Чело­веке или Адаме заключена вся каббалистическая система. Он являет­ся величайшим символом и тенью проявленного космоса, который сам есть отражение имперсонального и вечно непознаваемого прин­ципа; и эта тень по своему строению — персональное, выросшее из имперсонального— представляет собой нечто вроде объективного и осязаемого символа всего видимого и невидимого во вселенной. «Поскольку Первопричина была совершенно неизвестна и неназывае-ма, имена, которые были приняты в качестве наиболее священных [в Библии и Каббале] и обычно употреблялись для обозначения Боже­ственного Существа, в сущности, не были таковыми»18, а являлись простыми проявлениями непознаваемого «...в космическом или при­родном смысле и могли стать известными человеку. Следовательно, эти имена были не настолько священны, как обычно считалось, поскольку представляли собой лишь названия или произнесения известных вещей... Что касается метрологии, то вместо того, чтобы быть ценным дополнением к библейской системе... она не только наполняет как систему весь текст Священного Писания, в книгах Моисея, но сама система есть метрология en esse...»19 — от первого и до последнего слова.

«...Например, рассказы о первом дне, шести днях, седьмом дне, сотворении Адама, мужчины и женщины, Адаме в саду, самом саде, создании женщины из мужчины, периоде времени до потопа (с генеалогией), Арарате, Ковчеге, Ное с его голубем и вороном, о месте и событиях путешествия Авраама из халдейского Ура в Египет до фараона, о жизни Авраама, о трех наследиях, о строительстве скинии и обиталища Яхве, о знаменитой цифре 603 550 — количестве муж­чин, способных носить оружие, которые вместе с семьями осуществи­ли исход из Египта, и тому подобном— все они являются не чем иным, как многочисленными способами выражения этой геометри­ческой системы, прикладных числовых соотношений, мер и различ­ных способов их применения...»20

Автор «Древнееврейской метрологии» заканчивает словами: «Каким бы ни был еврейский способ полной интерпретации этих книг, христианская церковь приняла их такими, какими они кажутся на первый взгляд,— и только... Христианская церковь никогда не применяла к этим книгам расширительного толкования, и в этом заключалась ее великая ошибка».

Западноевропейские каббалисты и многие из американских (к счастью, не все) заявляют, что исправили эту ошибку их церкви. Насколько они преуспели и где свидетельство их успеха? Перечитайте все книги о Каббале, опубликованные в течение этого века; за исключением нескольких томов, выпущенных недавно в Америке, обнаружится, что ни один каббалист не проник сколь-нибудь глубоко даже под поверхность «первого Лика». Их сборники полны рассуж­дений и гипотез — и ничего более. Один основывает свое толкование на масонских откровениях Рагона; другой берет в качестве пророка Фабра д'Оливе— при том, что этот автор никогда не был каббалистом, хотя он был гением замечательной, почти чудесной эрудиции, а также лингвистом-полиглотом, значительнее которого не было с тех пор даже среди филологов Французской Академии, которая отказа­лась признать его работу. Третьи считали, что не родился более великий каббалист среди сынов человеческих, чем покойный Элифас Леви — очаровательный и умный автор, который, однако, в своих многочисленных трудах по магии больше мистифицировал, чем учил. Пусть читатель не делает из этих утверждений вывода, что ни в Старом, ни в Новом Свете нельзя найти настоящих знающих каббалистов. Посвященные оккультисты, являющиеся каббалистами, рассеяны по всему свету, особенно в Германии и Польше. Но они не станут публиковать то, что знают, не назовут они себя и каббалис­тами. «Содалийская клятва» третьей степени сдерживает сейчас так же, как и всегда.

Но есть и те, кто не обязался хранить тайну. Это единственные авторы, на чью информацию каббалисты должны полагаться, какими бы неполными ни были их утверждения с точки зрения полного откровения, то есть семеричного эзотерического смысла. Меньше всего их заботили секреты, которых только и жаждут современные каббалисты— трансмутация в золото, эликсир жизни, или философ­ский камень, — для физических целей. Ибо все главные секреты оккультных учений относятся к высшему духовному знанию. Они имеют дело с ментальными состояниями, а не с физическими процесса­ми и их трансформациями. Одним словом, учение настоящей, подлин­ной Каббалы, единственный экземпляр которой содержится в халдей­ской Книге Чисел, относится к царству духа, а не материи.

Чем же тогда является Каббала в действительности и позволяет ли она достичь откровения в высших духовных таинствах? Автор дает категоричный отрицательный ответ. Какими были каббалистические ключи и методы в оригинальном Пятикнижии и других священных свитках и документах евреев, ныне не существующих,— это одно; то, чем они являются сейчас,— это совершенно другое. Каббала — это многоплановый язык; более того, его прочтение определено мертвым текстом, требующим расшифровки. Он учит и помогает распознать подлинный эзотерический смысл под маской мертвой буквы; но он не может создать текст или заставить найти в изучаемом документе то, чего там никогда не было. Каббала— в том виде, в каком мы имеем ее сейчас, — неотделима от текста Ветхого Завета, переделанного Ездрой и другими. А поскольку древнееврейское Священное Писание, его содержание, многократно изменялось— несмотря на древние похвальбы, что ни одна буква Священного Писания не изменена ни на йоту,— никакой каббалистический метод не сможет нам помочь прочесть в нем что-либо кроме того, что там содержится. Тот, кто делает это, не каббалист, а фантазер.

Наконец, непосвященный читатель должен научиться улавливать разницу между Каббалой и каббалистическими работами, прежде чем он будет готов встретиться с другими аргументами. Потому что Каббала не является ни специальной книгой, ни даже системой; она состоит из семи различных систем, примененных к семи различным интерпретациям любой эзотерической работы или темы. Эти системы всегда передавались устно от одного поколения Посвященных к другому с обязательством «Содалийской клятвы», и они никогда никем не записывались. Те, кто говорят, что перевели Каббалу на тот или иной язык, могут с тем же успехом сказать, что перевели бессловесный напев бедуинских разбойников на какой-то определен­ный язык. Слово «Каббала» происходит от корня Kbl {Rebel) — «передавать» или «принимать» устно. Будет ошибочным сказать, как это делает Кеннет Маккензи в своей «Королевской Масонской Энциклопедии», что «доктрина Каббалы относится к системе, пере­даваемой устно, и связана с... традицией»; потому что в этой фразе только первое положение верно, тогда как второе— нет. Она связана не с «традицией», а с семью покровами или семью истинами, устно открываемыми при Посвящении. Из этих методов, относящихся к универсальным пиктографическим языкам, — подразумевая под «пиктограммой» любой знак, число, символ или другой глиф, который может быть представлен объективно или субъективно (ментально),— только три сейчас существуют в еврейской системе21. Таким образом, если слово «Каббала» является древнееврейским, сама система не более еврейская, чем солнечный свет; она универсальна. С другой стороны, евреи могут заявить, что «Зохар», «Сефер Йецира» («Книга Сотворения»), «Сифра де-Цниута» и некоторые другие являются каббалистическими трудами и их неоспоримой собственностью.

Е.П.Б.

 

Заметки составителя английского издания

«Зохар» («Сияние»), известный также как «Мидраш ха-Зохар» и «Сефер ха-Зохар», является крупным собранием древнееврейской теософии, дополненным философскими доктринами средневековых еврейских раввинов. Вместе с «Сефер Йецира», или «Книгой Сотво­рения», одним из наиболее древних каббалистических трудов, собра­ние «Зохар» представляет древнейший из сохранившихся трактатов, освещающих древнееврейские эзотерические доктрины. Он состоит из нескольких самостоятельных, но связанных между собой тракта­тов, разрабатывающих отдельные направления предмета; каждый из этих трактатов в свою очередь состоит из нескольких частей и содержит ядро древних учений, дополненное комментариями и объяснениями, написанными разными авторами в разные эпохи. С большой долей уверенности можно утверждать, что ядро этих док­трин очень древнее и объединяет остатки одной из древнейших философских систем, дошедших до нас. Существуют убедительные подтверждения того, что некоторые из этих учений связаны с эпохой возвращения из вавилонского плена, поскольку они носят отпечаток еще более древнего халдейского тайного знания.

«Зохар» в значительной степени является мистическим и аллего­рическим комментарием к «Пятикнижию». Вместе с различными приложениями, которые были добавлены к собранию в более позднее время, он касается большого числа тем, таких, как Эйн Соф, Эмана­ции, Сефирот, Адам Кадмон, превращение душ (гилгалим), использо­вание чисел и букв, бросание жребия, Добро и Зло и т. д. Большая часть этого собрания написана на одном из арамейских диалектов; другие части — на древнееврейском языке; присутствие других диа­лектов сильно затрудняет точный перевод.

Традиция, существовавшая у средневековых раввинов, приписы­вает авторство «Зохара» рабби Шимону бен Йохай, который жил в период правления римского императора Тита (70-80 гг. н. э.) и был одним из наиболее значительных танаев в пост-адрианический пери­од. Он родился в Галилее и умер в Мероне, возле Сафида, в Палестине, где, как принято считать, находится его могила. Его основным учителем был Акива, чью академию в Бене-Бераке он посещал много лет. Посвященный в духовный сан Иудой бен Бавой после смерти Акивы, он бежал из Иерусалима во время ожесточенной борьбы евреев с римлянами и тринадцать лет прятался в пещере. Именно там Шимон бен Йохай, уже ставший выдающимся каббалистом, обучался, согласно традиции, у самого пророка Илии. В свою очередь он обучал своих последователей— рабби Элеазара и рабби Абу, посвятивших себя записи этого традиционного учения, которое в последующем стало известно как Зохар. Позже Шимон бен Йохай поселился в Галилее и основал свою школу, заслужив репутацию чудотворца. Он был направлен в Рим вместе с Элеазаром бен Йоси, чтобы добиться отмены императорских указов, запрещавших некоторые еврейские церемониальные обряды, и возвратился, успешно завершив свою миссию.

Хотя имя Шимона бен Йохай неразрывно связано с историей «Зохара», тем не менее, несомненно, что значительная часть этого собрания не старше примерно 1280года, когда она была добавлена в рукопись Моше бен Шем-Тоб де Леоном. Последний был знаменитым каббалистическим автором, который родился в Леоне (Испания) примерно в 1250 году, жил в Гвадалахаре, Вальядолиде и Авиле и умер в Аревало в 1305 году. Будучи знаком со средневековой мистической литературой, он был особенно сведущ в трудах Соломо­на бен Иуда ибн Гебироля (Авицеброна), Иуды ха-Леви и Маймонида. Помимо работы над «Зохаром» он также известен своими трактатами, среди которых «Ха-Нефеш ха-Хохма» (Базель, 1608 г.) — о человеческой душе как подобии своего божественного прототипа и о переселении душ. Он вел удивительную жизнь и был человеком блестящего интеллекта и возвышенного религиозного идеализма.

Вероятнее всего, Моше де Леон был первым, кто представил «Зохар» в полном виде, но многие составляющие его части относятся ко времени Шимона бен Йохай и Второго Храма, хотя мы не располагаем историческими свидетельствами о других шагах на пути передачи этих доктрин с доримских времен.

Зохар в его нынешней древнееврейской форме был впервые напечатан в Мантуе (1558-1560) и Кремоне (1558); до первого издания существовал только один рукописный вариант; другое изда­ние появилось в Люблине в 1623 году. Барон Христиан Кнорр фон Розенрот (1636-1689), весьма компетентный и внимательный гебра­ист, перевел некоторые трактаты «Зохара» на латынь и напечатал их вместе с древнееврейским текстом под названием «Каббала Денуда-та» (Kabbalah Denudata. Vol. I, Sulzbach, 1677-1678; vol. II, Frankfurt, 1684). С. ЛидделМакГрегорМатерс напечатал под названием «Разо­блаченная Каббала» (The Kabbalah Unveiled& London: George Red-way, 1887. 8vo., viii, 359 pp.) перевод на английский трех трактатов: «Сифра де-Цниута», или «Книга Сокровенной Тайны», «Идра Раб-ба», или «Великое Священное Собрание», и «Идра Зута», или «Малое Священное Собрание», вместе с оригинальным введением в предмет.

Другими важными трактатами, составляющими «Зохар», являют­ся: «Сокрытый Мидраш», «Таинства Пятикнижия», «Верный Пас­тырь», «Тайна Тайн», «Беседа старцев в Мишпатиме», «Янука, или Дитя» и «Эш Мецареф», посвященный алхимии.

Избранные части «Зохара» были переведены на французский Жаном де Поли и напечатаны Элифасом Леви как «Книга Сияния» (Le Livre des Splendeurs. Paris, 1894) и на английский Гарри Сперлин-гом и М. Симоном (5vols., London, 1931-1934). Переводы избранных отрывков могут быть найдены в ценной и редкой работе Исаака Майера «Qabbalah. The Philosophical Writings of Solomon Ben Yehu-dah Ibn Gebirol or Avicebron» (Philadelphia, 1888, xxiv, 499 pp.), важной особенно по причине своей обширной исторической обзорности. Е.П.Б. написала весьма подробный очерк о ней [см. статью в настоящем издании «Каббала. Философские труды Соломона бен Иуда ибн Гебироля (или Авицеброна)».— Прим. ред.].

В связи с рассмотренной выше темой изучающему можно пореко­мендовать следующие работы: Adolf Jellinek. Moses ben Schem-tob de Leon und seine Verhaltniss zum Sohar. Leipzig, 1851; E. Muller. Der Sohar und seine Lehre. 2nd ed., 1923; С D. Ginsburg. The Kabbalah: Its doctrines, development, and literature. London and Liverpool, 1866; Adolphe Franck. La Kabbale. Paris, 1843 (Eng. tr., Leipzig, 1844); и A. E. Waite. The Doctrine and Literature of the Kabbalah. London, 1902; и Secret Doctrine in Israel. London, 1913.

Что касается «Сефер Йецира», или «Книги Сотворения», счита­ется, что это старейшая из известных каббалистических работ, приписываемая традицией как самому Аврааму, так и Акиве. Она посвящена теме перестановки чисел и букв и является нашим первым источником по доктрине Эманации и Сефирот. Она написана на иврите Мишны и, несомненно, имеет очень древнее происхождение. Первое издание быле осуществлено в Мантуе в 1562 году, затем последовали другие. Текст и комментарии, принадлежащие Дунашу бен Тамим, были опубликованы М. Гроссбергом (London, 1902), части текста были переведены В. Винном Вескоттом (London, 1893). См. также перевод П. Давидсона (Loudsville, Ga., and Glasgow, Scot­land, 1896).

 

 

КАББАЛА.

ФИЛОСОФСКИЕ ТРУДЫ СОЛОМОНА БЕН ИУДА ИБН ГЕБИРОЛЯ

(ИЛИ АВИЦЕБРОНА)1

 

Так называется удивительно содержательный, серьезный и добросовестный труд г-на Исаака Майера (Филадельфия, США). Поскольку эта новая работа имеет большое значение для всех изучающих Каббалу и герметическую науку вообще, предполагается посвятить ей довольно широкий обзор. В данном случае «овчинка стоит выделки», и краткий очерк не будет отвечать ни целям автора, ни его предмета. Поэтому его «Каббала» должна быть изучена и с точки зрения собственной ценности — которая весьма велика, — и с точки зрения цели, с которой была написана. Мы начнем с последней, основывая свои заметки на заявлениях самого автора. Вот что говорит г-н И. Майер во «Введении»:

«Моим стремлением является пробудить высшие духовные чув­ства к исследованию таинств древнего Израиля, скрывающих тайны Нового Завета, которые помогут пробудить в христианском мисти­цизме его фундаментальные элементы... и построить обширную доктрину теологии на глубоких философских принципах и вере в Истину, а не на переменчивых человеческих убеждениях и формули­ровках, и таким образом подготовить общий центр объединения всех разделенных ныне религиозных сект» [pp. IX-X].

Такое исследование таинств было бы в высшей степени полезно для мира в целом и для уточнения и очищения противоречивых убеждений, особенно в христианстве. Но поскольку это приведет к полному и окончательному раскрытию языческого происхождения христианства и языческому воздаянию кесарю кесарева, готовность христианского левита к такой возможности довольно сомнительна. Однако автор, очевидно, был другого мнения по этому поводу, поскольку он посвящает свою книгу тем, кто, как он расчитывает, хотя бы может оценить ее содержание. Насколько замечателен был его искренний оптимизм, можно предполагать по нескольким строкам, которые гласят, что этот труд автор «с уважением посвящает всем искренним, непредвзятым и независимым искателям истины, теоло­гам, священникам и т. д.»

Прилагательные в первой части посвящения парадоксально не соответствуют существительным во второй. «Искатели истины», которым адресована книга, вряд ли могут быть «священниками и теологами», чьи ортодоксальность и продвижение в церковной иерархии в основном зависят от степени их приверженности и непоколе­бимой лояльности застывшим догмам. Истина не может быть целью тех, чьи предшественники горделиво хвастали credo quia impossibile2 и кто сам благоговейно следует предписаниям.

Поскольку ни один христианский теолог или священник никогда не признавал (по крайней мере, открыто) ни ведического Парабрахмана, ни каббалистического Эйн Софа, которые эквивалентны друг другу в оккультизме и оба означают абсолютное отрицание, это посвящение оказывается совершенно обманчивым. Тотчас видение «персонального Абсолюта», подобного средневековому YHVH, попав­шему в руки некоторых христианских каббалистов, проплывает перед мысленным взором теософов и оккультистов, которые почти испыты­вали искушение оставить работу непрочитанной. И это только благодаря «Посвящению». Что же это как не признание, молчаливое подтверждение того, что работа написана так, чтобы получить церковное одобрение? Поскольку сегодня все знают, что немногие священники или проповедники, если только они не последователи Эльсмера, когда либо признают Эйн Соф или Парабрахман в качестве замены Яхве, тревога ученика вполне естественна. В нашем веке Каббала, или, как пишет автор, Qabbalah, не имеет худших оппонен­тов, чем сами раввины, чьи предки были составителями и летописца­ми того великого источника света, сиявшего в темноте, который назывался «Зохар» Шимона бен Йохай, и других аналогичных работ. Более того, кроме некоторых духовных лиц, которые являются франкмасонами, ни один христианский священник или теолог никог­да не позволит, чтобы какое-либо благо проистекало из каббалисти­ческого Назарета — Книги Сияния, или Захара. Ученик все это знает. И зная это, так же как и то, что только горстка священников и теологов (если таковые вообще есть) сможет оценить великую работу г-на Майера по перечисленным выше причинам, он едва ли может подавить невольное чувство недоверия, узнав, кому посвящена рабо­та. Он подозревает, что «Каббала» г-на Майера является всеобщим «избиением младенцев», напоминающим о тех германских и англий­ских умниках, которые, зная о Зохаре только то немногое, что они нашли у Розенрота, постарались изо всех сил неправильно понять это немногое.

Но если, преодолев первое впечатление, ученик изучит хотя бы поверхностно этот том форматом в 1/8 листа, его опасения исчезнут, как серый туман под восходящим солнцем. Из пятисот страниц работы едва ли найдется одна, не содержащая новых фактов или не бросающая новый свет на старое учение, предлагая то свежую точку зрения для изучения, то неожиданное подтверждение некоторых восточных принципов. Прочтите на странице xiii и след. «Введения» определение каббалистического Бога, данное автором. Как он сообща­ет нам, «движимый жаждой познания каббалистической философии, переводы положений как Ветхого, так и Нового Завета часто ошибоч­ны»; ...это даже более очевидно в свободном переводе словом «Бог» (ед. ч.) слова «Элохим» (мн. ч.), а также просто словами «Господь Бог» или «Господь» других, более значительных древнееврейских терминов, чем в том, что он называет «убедительным улучшением пересмотренных вариантов». Так, автор пишет: «Ближайшим приближением к невидимому, которого человек может достичь, является та внутренняя связь, которая действует неслышно в его душе, но которая не может быть выражена никаким языком или словами и которая находится вне символических словес­ных формулировок и в то же время на границе между ними и неизвестным духовным миром. Это концептуализм. Мы испытываем эти чувства только в наших сердцах и затаенных мыслях... Тишина, медитация, взаимодействие с собой — вот ближайшие подходы к невидимому. Они возвышенны. Многие наши мысли являются только отрицанием, Высшее Божество в своей сущности и проявлении скрыто для ограниченной мысли. Хотя даже эти отрицания являются утверждениями...

„Есть духовное тело, и есть физическое тело", но даже это положение не выводит нас за пределы материального мира; дух может представляться чем-то неясным, туманным, в противопо­ложность материи, хотя нашим внутренним двигателем является дух. Божество и его свойства не могут быть определены, они являются для нас абсолютным отрицанием всего нашего так называемого абсолютного знания, потому что все наше абсолютное знание основано, возникло, концентрируется и продолжается с помощью нашего знания материального мира и его символизма; например, Вечность не есть прошлое, настоящее, будущее — это понятия времени; Вечность может быть представлена только как полное отрицание всех мыслей о времени, а на это способна только духовность путем полного отрицания всех мыслей материального мира и самого его существования. Не-Эго является ближайшим приближением к невидимому, Эго является проявлением» (Intro­duction, pp. xii, xiii).

Это великолепное описание «непознаваемого». Но заговорите о таком божестве — о Не-Эго — с современным священником и теологом или даже с простым масоном из школы масонской мысли генерала Пайка и посмотрите, не объявит ли вас первый безбожником, а

последний — еретиком из Великого Востока Франции3. «Творческий Принцип» франкмасонов привел десять или двенадцать лет назад к окончательному расколу и вражде в единственно приличном прибли­жении к «Всеобщему Братству» человека — в масонстве. Боевой клич против этого безличного Творческого Принципа — гораздо более благородного, чем личный «Отец, который в Раю» шотландских масонов, — только в США, должно быть, разбудил и наполнил ужасом все «скелеты», которые спали и обращались в прах в шкафах банкетных залов «сыновей вдовы»4. Те, чьи осуждения были наибо­лее резкими и злобными, как раз и являлись «священниками и теологами», которым посвящен сей замечательный труд и которые в большинстве своем были масонами. Изменились ли они за последние 10 лет?

Ученый автор «Каббалы», сам являющийся масоном, заметив, что Новый Завет и ранняя литература отцов церкви, очевидно, имеют общие корни и происходят от эзотерических учений евреев, показы­вает общее происхождение всех религий. Это как раз то, чем занимается теософия. С самого начала г-н Майер смело выходит на арену вселенских истин и признается, что «читатель, вероятно, будет ошеломлен моими [его] утверждениями, которые могут иногда про­тиворечить общепринятым религиозным представлениям. По этому поводу, — добавляет он, — могу только сказать, что я описываю предмет так, как я его вижу, и поскольку это не полемическая работа, не надо критики» (Introduction, p. xiii). Co времен мудрого и праведного Рагона ни один масон, за единственным исключением, не осмелился так открыто заняться современными левитами и левитизмом. Однако существует заметная разница между изложе­нием выдающегося бельгийского масона и нашего не менее выда­ющегося американского масона и автора. Последний бесстрашно спрашивает: «Мои ученые собратья, каким образом получается, что единствен­ный Бог, объявленный в древних Мистериях, в схоластичных храмах новой (то есть христианской) веры, в собраниях „СвященногоЛогоса" источником мира, даже „Божьими избранниками" в раю провозгла­шен ужасным богом войны, Саваофом, владыкой воинства?»5

Но в «Каббале» г-на Майера Яхве даже не назван по имени. Тем не менее, автор достоин благодарности за мужество, которое он проявил, написав эту книгу. Все в мире странно изменилось со времен появления древнего масонского стихотворения «Свод над миром был воздвигнут масоном», а масонское братство изменилось вместе со всем миром. В наши дни «сын вдовы» опасается сдвинуть даже самый маленький камешек в первоначальном своде, который воздвигал он когда-то вместе с теологом. Масон поколения 1889 года мудрее, чем тринософ6 1818-го; ибо обычный масон без причины опасается, что, если смести паутину веков со «священнного свода», замковый камень не выдержит и все строение, рухнув, погребет их самих и их церкви под развалинами.

К счастью, автор «Каббалы» — не «обычный» масон. Он один из немногих — действительно очень немногих, — кто имел мужество проследить путь недосягаемых до сих пор таинств как религии, так и масонства, чьи корни, как утверждается, были утеряны во тьме веков: «Храм его бесконечен, как вечность, и безграничен, как Вселенная». Поэтому вдвойне огорчительно, что ему пришлось печатать работу почти без комментариев, ибо от них она бы только выиграла. В то же время, приведенные новые факты представляют огромную ценность для тех каббалистов и теософов, которые не знакомы ни с восточно-арийскими, ни с семитскими языками — арабским и древнееврейским. Для них «Каббала» г-на Майера станет голосом, доносящимся из глубин далекой древности и подтверждаю­щим то, во что их учили верить. Ибо автор, будучи масоном, является еще и известным юристом, выдающимся антикваром и человеком широкого и разнообразного образования, на чьи утверждения можно положиться.

В книге приводятся размышления практически всех известных философов  и метафизиков,  охватывающие длинную цепь веков христианского периода. Космогония и антропогенез, теогония и таинства загробной жизни рассмотрены последовательно и представ­лены в хронологическом порядке. Как и в Тайной Доктрине Востока, показано, что материальный и духовный миры происходят из непо­знаваемого и скрытого (от нас) Абсолюта. Что касается приведенного выше отрывка относительно Бога, довольно любопытно, что некото­рые обозреватели в Америке до сих пор неправильно понимают это положение. Они настаивают на том, что это «Непознаваемое», или Эйн Соф, является божеством мужского рода. Его называют, в силу привычки или метафизической необразованности авторов, «Он», то есть абсолютное и беспредельное показано ограниченным и обуслов­ленным. Крупнейшая газета Филадельфии (Пенсильвания), расска­зывая о работе г-на Майера, доводит этот парадокс до того, что излагает на едином дыхании следующее: «Доктрина (Каббала) во многих отношениях совершенно схожа с учением буддизма — да и фактически всех восточных религий», и добавляет в том же абзаце, что она (доктрина) «отличается от большинства пантеистических систем тем, что является попыткой поставить Дух выше материи, а _: Творца представить более великим, чем созданное». Говорить о схожести каббалистической системы с буддизмом и пантеистически­ми религиями, а затем обнаружить в ней личного Творца или Дух, отделенный от материи, означает верить и Зохару, и автору книги (даже если последняя является компиляцией) с нелогичной ошибоч­ностью. Эйн Соф не является Творцом в Зохаре. Эйн Соф как Абсолют не имеет ни желания, ни воли создавать, поскольку ни одно качество не может быть творчески обосновано в Абсолюте. Отсюда система периодических и бессознательных эманации Сефиры-Адама-Кадмона и других из Эйн Софа. Как древнейшие языческие филосо­фы говорят, что «есть много богов, но один Бог», так и каббалисты показывают десять Сефирот, но один Эйн Соф. Отказаться от созидательных богов ради одного «Творца» означает ограничить последнего и представить его — в лучшем случае — гигантской копией человека; это означает превратить Бога в карлика и унизить его; это означает утверждать нелепость, искажать, уродовать, так сказать, Абсолют и принуждать его появиться в ограничении. «Творец» не может быть определенным. Поэтому «Творец», один из Космократоров, или создателей Вселенной, может выглядеть, при некотором воображении, более великим, чем мир форм или материи, из которой он создает форму или формы; но если мы сделаем его совершенно отличным от разнообразной материи, которую космический бог должен создать и построить, тогда он становится енекосмическим богом, что абсурдно. Эйн Соф есть вездесущая бесконечность, Душа и Дух и сущность Вселенной. Такова в точности мысль, выраженная на странице 175 «Каббалы», где термин «Элохим», переведенный словом «Бог» в английских вариантах Библии, описывается как «низшее предназначение или бог в Природе». Таким образом, различие между Эйн Софом, бесполым Принципом, Нечто, и сонмом Создателей или Сефирот четко сохраняется на протяжении всей книги.

Особенную ценность представляют отрывки из работ рабби Ш. бен Иуда ибн Гебироля, или, как его обычно называли, Авицеброна, — которые перекликаются как с Зохаром, так и с восточными эзотерическими учениями*. Ибн Гебироль из Кордовы, первый «араб­ский» философ в Европе, который жил и творил в XI веке, был также одним из наиболее выдающихся еврейских поэтов средневековья. Его философские труды, написанные по-арабски, ясно показывают неви­новность Мошеде Леона (XIII век), обвиненного в подделке Захара рабби Шимонабен Йохай.

Как известно, ибн Гебироль был испанским евреем, которого большинство авторов в последующие века ошибочно принимали за арабского философа. Поскольку его считали последователем Аристотеля, многие его труды были осуждены Парижским универси­тетом; его имя дошло до наших дней, но очень мало известно за пределами круга образованных каббалистов. Г-н Майер предпринял попытку реабилитировать этого средневекового ученого, поэта и мистика и преуспел в этом. Идентифицируя учение забытого мудреца с универсальной «Религией Мудрости», наш автор отмечает, что мистическая теософия и тайная наука иудеев-танаев была обнаруже­на последними в школах Вавилона. Позднее эта Мудрость была воплощена Шимономбен Йохай, главой танаев (посвященных), в Зохаре и других работах, ныне утерянных. Для теософов наиболее важен тот факт, что автор подтверждает в своей книге положения, выдвинутые двенадцать лет назад в «Разоблаченной Изиде» и разви­тые в «Тайной Доктрине», а именно то, что истоки всех каббалисти­ческих идей и учений, описанных в Захаре, прослеживаются скорее в арийской, чем семитской, мысли. В действительности эти идеи не аккадские, не халдейские и даже не египетские. Они являются всеобщей собственностью, принадлежат всем нациям. Покойный автор «Гностиков и их наследия» (Кинг) защищал ту же идею, только более яростно, поскольку он проследил каждое гностическое рассуж­дение, семитское, туранское или западно-арийское, до Индии. Но г-н Майер более скромен: не отдавая приоритета никакой из наций, он показывает идентичные идеи в универсальных символах. Не отрицая их древности у евреев, мы все же вынуждены сказать, что доктрины, выраженные в Захаре, являются самыми поздними. Вряд ли они появились раньше 400 или 500 г. до нашей эры, когда евреи заимствовали их у Вавилона. Китайская Ицзин и книги даосизма содержат их все и являются гораздо более древними. Их также можно обнаружить как в клинописях Месопотамии и Персии, в ведических Упанишадах, в книгах Зенд зороастрийцев и в буддийских учениях Сиама, Тибета, Японии, так и в иератических папирусах египтян. Одним словом, они являются общим достоянием и плодом самой древней мысли, дошедшей до нас.

Тем не менее, автор не восхваляет Зохар, когда говорит, что «многое из тайн практической Каббалы будет, несомненно, обнаруже­но в [индуистских] тантрах» (Introduction p. xiii). Очевидно, что он «еще не имел возможности увидеть какие-либо из последних». Если бы он изучил их, то скоро обнаружил бы, что тантры в их настоящем виде есть воплощение церемониальной черной магии самого отврати­тельного характера. «Тантрист», тот кто практикует тантры, их мертвую букву, в индийской фразеологии является синонимом «колдуна». Кровь, человеческая и животная, трупы и призраки занимают важнейшее место в атрибутике практической некромантии и обрядах тантрического культа. И абсолютно точно, что те каббалис-ты, которые балуются церемониальной магией, подобно тому как это описано у Элифаса Леви, есть такие же махровые тантристы, как и бенгальские.

Уже одна III глава, в которой автор кратко описывает историю переписи этой ценной работы Мошеде Леоном, интриги его врагов-современников и критику позднего периода, стоит того, чтобы приобрести «Каббалу» г-на Майера. Эта до сих пор не написанная страница истории каббалистической литературы ярко свидетельству­ет о том, что воистину «нет ничего нового под солнцем»*, даже злобная политика преследований сегодня такая же, как и тогда. В XIX веке враг называет теософа или оккультиста фальсификатором и плагиатором потому, что человек четверть века назад поссорился со своей тещей, или курил, или якобы использовал богохульный (читай «библейский») язык; так же и враг Мошеде Леона, рабби Давид Рафон из Кофру, чтобы показать малую значимость «Зохара», говорит: «Рабби М. де Леон транжир, который зарабатывает много денег своими книгами, но придумал Зохар сам и плохо обращается с женой и дочерью» (pp. 55-57). Другие называли Мошеде Леона распутником, лжецом, неучем и так далее, как в средние века, так и в наши дни. Тем не менее, он — признанный автор более десятка научных трудов, среди которых наиболее выдающимися являются «Ха-Нефеш ха-Хохма», то есть «Душа Мудрости», и «Сефер ха-Содот», то есть «Книга Тайн», кроме того, что он был признанным автором и фальсификатором Зохара, бездонного колодца философии. Как отмечает г-н Майер, «эти книги были написаны на древнееврей­ском, но „Зохар" и зохарические книги — главным образом на арамейском. Многочисленные книги были написаны этим якобы необычайно образованным человеком; этот «невежда», как о нем говорят, смог написать огромный научный труд о Тайном Учении — «Зохар» — и другие книги, с ним связанные... Противники древности «Зохара» говорят, что автор вел беспорядочную жизнь, переезжая с места на место... Они никогда не писали книг на арамейском в то время, но понимали его как язык Талмуда. «Зохар» является объем­ной работой, более объемной, чем все книги Мошеде Леона вместе взятые, и их составление заняло девять лет... (р. 60). «Зохар» и другие книги, связанные с ним, были приняты еврейскими мудрецами почти сразу  после  их  опубликования  в  рукописях,  если  не  как  труд каббалиста рабби Шимонабен Йохай, то, по меньшей мере, как часть принятой древней тайной традиции, идущей через него. Все указыва­ет на это и отрицает авторство и фальсификацию, приписываемые многими критиками рабби Моше бен Шем-Тоб де Леону из Испании, который в своих работах заявил, что является только переписчиком и редактором древних каббалистических книг, а не их автором. Эти странные, замечательные, таинственные письмена требовали для своего написания больше, чем только интеллект, и содержат целые залежи древней восточной философской мысли... Собственно «Зохар» является комментарием к пяти книгам «Пятикнижия», затраги­вая одновременно многие проблемы философских размышлений самого глубокого и священного свойства, и представляет многие идеи и учения с проницательностью, присущей величайшим умам... «Зохар» и его фрагменты не публиковались в рукописях более 225лет после смерти Гебироля... Книги ибн Гебироля представляют огром­ную ценность для восточных ученых, начиная с помощи в решении вопросов по поводу подлинности, авторства и авторитетности кабба­листической философии, ее первоначальных идей и ее происхожде­ния» (pp. 7-9).

Будучи опытным юристом, автор составил полное досье для каббалистов. Тот, кто внимательно прочитает его обращение, не сможет пройти мимо того, как он обосновал свою позицию и показал существо дела в «Йохасине» и других книгах, враждебных и Захару, и Моше де Леону — враждебных безосновательно. Он не обошел своим вниманием и экзотерический Новый Завет, показав, что, наряду с другими книгами, такими, как Септуагинта, Таргум, старей­шая из Сивиллиных книг и т. д., он произошел от Каббалы; автор доказывает, что основные учения последней, ее символы и идеи идентичны изложенным в Ведах, древнейших брахманических фило­софиях, египетских, греческих и халдейских языческих системах и проистекают из них (р. 234 etc.).

Каждое слово и каждый факт, приведенные там, есть не что иное, как правда, в чем каждый может убедиться, читая интереснейшую книгу г-на Майера. Когда мы узнаем из авторского «Введения» о трудностях, которые он испытал при опубликовании своей книги, мы не  удивлямся.  Первое  издание  —  всего  350  экземпляров  по  6 долларов— и второе, еще меньшим тиражом, но более качественное (по 10 долларов), были опубликованы самим автором. Мы узнаем, что он не смог найти издателя, как он сам говорит, по причине «робости тех, кто занимается издательским бизнесом, вследствие неосве­домленности о предмете и опасениях относительно его финансового успеха» (р. XIV). С точки зрения мелкого издателя, заботящегося только о бизнесе, даже одной из этих двух причин вполне достаточно. В устах же крупных американских издателей, глав фирм, сравнимых с большими континентальными издательскими домами, начитанных и образованных людей, подобный предлог настолько прозрачен, насколько и абсурден. Это еще одно подтверждение преобладающей и фантастической нетерпимости нашего «просвещенного» века. Пе­ред лицом усиливающегося света, распространяемого исследованием и изучением древних книг и фрагментов древних религий, делаются отчаянные попытки погасить истину и затемнить нежелательные факты. Это проявляется явно и тайно. Это заставляет издателей отказываться иметь дело с большинством таких работ; это бойкоти­рует любые усилия в этом направлении — от книг, полных самых ценных исследований, таких, как упомянутая «Каббала», до сравни­тельно невинного «Люцифера». Даже последний изгнан в «свобод­ной» Англии из всех железнодорожных книжных киосков только потому, что в Соединенном Королевстве эти киоски — исключитель­ная монополия и собственность благочестивого и праведного благо­родного джентельмена, который является главой Палаты общин, но более знаком путешествующей публике как «Старый Смит».

Народная мудрость находит выражения в пословицах, и в наш век, называющий себя «просвещенным», для их объяснения можно ис­пользовать самонадеянные подвиги «скромных» издателей и сверх­благочестивых членов парламента под девизом «власть всегда права». Тот факт, что «умирающая муха кусает больнее», может в какой-то степени стать утешением для жертв, как и фраза «Когда обнажается фундамент здания, ему грозит скорый развал». В таком контексте догматическое и сектантское христианство должно быть близко к своему концу. Ибо лишь в немногих книгах упомянутое здание настолько видимо и таинства экзотерической религии настолько обнажены, как в той ценной книге, о которой идет речь. В ней много цитат из Нового Завета и, как отмечает «Американский Антиквар», приводится большое количество «интересных толкований соотноше­ния этой мистической философии с фрагментами Нового Завета, показывающих явно, что многие высказывания Христа и апостолов имеют отношение к эзотерической древнееврейской теософии и могут быть поняты только с ее помощью».

Мы должны отметить в этой книге еще одну важную особенность, которая сослужит хорошую службу ученику, озабоченному тщатель­ным сопоставительным анализом идей универсальной идеографии и символов. Приводится около пятидесяти символов, из которых некоторые знакомы каббалисту, а некоторые до нас не дошли. В каждом случае отмечается эквивалент каждой идее Зохара, выражен­ный древними индийскими, египетскими, мексиканскими и даже китайскими символами. Каждое пифагорейское число находит свое место и классифицируется, и мы можем видеть поразительное сходство мысли у наций, которые никогда не общались друг с другом. Выбор символов для иллюстрации описываемых идей весьма удачен.

В заключение этого довольно длинного обзора скажем, что г-н Майер создал своего рода шедевр. Будучи масоном и юристом, эрудированный автор тщательно придерживается благоразумия, ко­торое, по словам Мильтона, «есть добродетель, с помощью которой мы определяем, что должно быть сделано в различных обстоятельст­вах времени и места», не спорит и не говорит чего-либо нового; с другой стороны, большинство приведенных отрывков и цитат либо являются новыми для читателя, незнакомого с оригинальными языками, с которых автор переводит, либо представлены в совершенно новом аспекте даже для большинства западных каббалистов. В результате он создал и подарил читающей публике уникальную работу. Если в «Посвящении» и выражается излишний оптимизм по части совместимости прилагательных с существительными, то содержание книги наносит смертельный удар заявлениям «теологов и священников», даже «непредубежденных и независимых», если такие rarae aves7 существуют в недрах ортодоксальности и вне мифического.

Таким образом, «Каббала» является настоящим благом для тео­софов и каббалистов; а таковой она и должна быть для каждого о древнее знание. Но благодаря голым фактам и доказательствам  она является полынью горькой для каждого сектанта и

начетчика.

 

 

ШЕСТИКОНЕЧНЫЕ И ПЯТИКОНЕЧНЫЕ ЗВЕЗДЫ1

 Представляя пентаграмму (пятиконечную звезду) как микрокосм и шестиконечную (двойной треугольник) как макрокосм, мы можем сослаться на авторитет всех наиболее известных западных каббалистов— средневековых и современных. Элифас Леви (аббат Констан) и, как мы полагаем, Кунрат, один из величайших оккультис­тов прошлого, приводят в пользу этого свои основания. В «Розенкрей­церах» Харгрейва Дженнингса дается правильный разрез микрокосма с человеком в центре пентаграммы. Единственное, что мешает опубли­ковать их здесь, — это недостаток места в нашем журнале, ибо подобная публикация потребовала бы бесчисленного количества пояснений для выявления их эзотерического значения. Но всегда найдется место для исправления некоторых неверных представлений, которые могут естественным образом возникнуть в сознании наших читателей вследствие вынужденной краткости наших редакционных заметок. В этих заметках мы касаемся каждого вопроса, но поверх­ностно, если только поднятый вопрос не вызывает дискуссии по интересующему нас предмету. Высокое качество опубликованной статьи и многие ценные замечания, содержащиеся в ней, дают нам теперь возможность исправить некоторые ошибки в авторском пони­мании.

Как считается на Западе, для настоящего каббалиста основные символические значения Духа и Материи заключены в соответствующих цветах двух переплетающихся треугольников и никоим обра­зом не соотносятся ни с одной из линий, составляющих сами фигуры. Для каббалиста и герметического философа все в природе проявля­ется в триедином виде, все есть множественность и триединство в единстве и символически представляется различными геометричес­кими фигурами. «Бог — Геометр», — говорит Платон. «Три каббалис­тических Лика»2 — это «Три Света» и «Три Жизни»   Эйн Софа (Парабрахмана на Западе), также называемого «Центральное Неви­димое Солнце». «Вселенная — это его Дух, Душа и Тело», его «Три Эманации». Эта триединая природа — чисто духовная, чисто мате­риальная и промежуточная (или неопределимая материя, составляю­щая астральную душу человека) — представлена треугольником, три стороны которого равны, так как эти три принципа распределены во вселенной  в  одинаковой  пропорции,  причем  так  как  в  природе соблюдается единый закон равновесия, то они являются вечными и сосуществующими. Таким образом, западная символика абсолютно тождественна арийской, за исключением небольших вариаций. Могут меняться названия и прибавляться несущественные детали, но основ­ные идеи остаются теми же. Двойной треугольник, символически представляющий Макрокосм, великую вселенную, содержит в себе, помимо идеи дуальности (как показано в двух цветах и двух треуголь­никах — вселенной Духа и вселенной Материи), также идею единства, троичности, пифагорейского  Тетрактиса — совершенного Квадра­та— и так далее, вплоть до двенадцатиугольника и додэкаэдра. Древние халдейские каббалисты — учителя и вдохновители древне­еврейской Каббалы— не были антропоморфистами Ветхого Завета или современности. Их   Эйн Соф — Бесконечность и  Безгранич­ность— «имеет форму и затем не имеет формы», — говорится в книге «Зохар», и загадка тотчас объясняется добавлением: «Невидимое приняло форму, когда Оно вызвало вселенную к существованию», то есть  Божественное может быть  увидено  и  постигнуто  только  в объективной природе — чистый пантеизм. Три стороны треугольников

представляют для  оккультистов,  равно  как  и  для  арийцев, духовную, материальную и промежуточную природу (последняя по своему значению идентична пространству); а следовательно, и сози­дательную, сохраняющую и разрушительную энергии, олицетворяе­мые «Тремя Светами». Первый Свет зарождает умственную, созна­тельную жизнь во вселенной, тем самым соответствует созидательной энергии; второй Свет постоянно производит формы из космической предсущей материи и внутри космического цикла, следовательно, является сохраняющей энергией; третий Свет производит всю все­ленную грубой физической материи. По мере того как этот последний Свет постепенно удаляется от центрального духовного Света, его яркость спадает и он становится тьмой, Злом, ведущим к Смерти. Следовательно, он становится разрушительной энергией, с которой мы всегда сталкиваемся, когда речь идет о работе над формами и образами — временными и изменяющимися. Три каббалистических Лика «Древнейшего из Древних», который «не имеет лица», — это арийские божества, соответственно называемые  Брахма, Вишну и Рудра (Шива). Двойной треугольник каббалистов заключен в круг в виде змеи, глотающей свой хвост (египетская эмблема бесконечнос­ти), а иногда — в простой круг (см. теософскую печать). Судя по авторскому объяснению, единственное различие между арийской и западной символикой двойного треугольника, которое мы можем увидеть, проистекает из его (автора) оплошности: если мы правильно его поняли, он не заметил глубокого и специального значения того, что он называет «зенитом и нулем». У западных каббалистов вершина белого треугольника, как и у египетских пирамид3, уходит далеко в зенит, мир чистой нематериальности или чистого духа, в то время как нижний угол черного треугольника, указывающий вниз в направле­нии   надира, показывает, если использовать весьма прозаическое выражение средневековых герметиков, чистую, или, скорее, «гряз­ную»  материю  как  «грубое  очищение  Небесного  Огня»  —  Дух, погруженный в водоворот аннигиляции, в тот низший мир, где формы, и образы, и сознательная жизнь исчезают, чтобы распасться и вернуться к материнскому источнику — космической материи. То же относится и к центральной точке, и к центральному пространству, которое, согласно пураническому учению, «рассматривается как местонахождение Авьяктабрахмы — непроявленного Божества. Оккультисты,

 

 

 

которые обычно рисуют эту фигуру таким образом, вместо простой центральной геометрической точки (которая, не имея длины, ширины, толщины, представляет невидимое «Центральное Солнце», свет «Непроявленного Божества») часто помещают crux ansata (ручной крест или египетский Тау), в зените которого простую верхнюю линию они заменяют кругом— символом беспредельности, несотворенного

 

 

 

пространства; этот крест, подобным образом модифициро­ванный, имеет почти то же значение, что и «земной» крест древнеегипетских герметиков, крест в круге. Поэтому ошибочно заявление, что в «Заметках редактора» утверждается, что двойной треугольник представляет «только Дух и материю», ибо он представляет так много символов, что в этой книге не хватит места для их объяснения.

Наш критик говорит: «Если, как вы говорите, „двойной треуголь­ник" создан для представления только универсального духа и мате­рии, то возражение, что две стороны — или любые две вещи — не могут составить треугольник или что треугольник не может служить для представления чего-то одного — только Духа или только Материи — как, похоже, сделали вы путем различения белого и черного, — это возражение остается необъясненным». Полагая, что теперь мы доста­точно объяснили некоторые трудности и показали, что западные каббалисты всегда рассматривали «триединство в единстве» и наобо­рот, мы можем добавить, что пифагорейцы разъяснили «возраже­ние», на котором особенно настаивает автор вышеприведенных слов, более 2500 лет назад. Сакральные числа этой школы, основная идея которой — существование вечного принципа единства в основе всех сил и феноменальных изменений вселенной, не включают число два (или дуаду). Пифагорейцы отказывались признать это число даже как абстрактную  идею  именно  на  том  основании,  что  в  геометрии невозможно построить фигуру из двух прямых линий. Очевидно, что в символизме число два не может идентифицироваться ни с какой замкнутой фигурой, ни плоской, ни объемной, и, таким образом, так как оно не может представлять единство во множественности, как любая другая многоугольная фигура, оно не может считаться сакраль­ным числом. Число два представлено в геометрии в виде двойной горизонтальной линии =, а в римских цифрах — двойной верти­кальной линией || и линией, имеющей длину, но не имеющей ни ширины, ни толщины; необходимо добавить к нему какое-либо иное число, прежде чем оно может быть принято. Лишь в соедине­нии с числом один, становясь равносторонним треугольником, оно может быть названо фигурой. Становится очевидным, почему для символического представления духа и материи — альфы и омеги космоса — герметики должны были использовать два пересекаю­щихся треугольника, каждый из которых представляет «триедин­ство в единстве», и делать первый, олицетворяющий дух, белым при помощи мела, а второй, олицетворяющий материю, черным при помощи угля.

На вопрос, что обозначают две другие белые точки, если одна «белая точка, направленная к Небесам, символизирует Дух», мы ответим, что, согласно учению каббалистов, две нижние точки означают «Дух, падающий в зарождение», то есть чистое божествен­ное сияние, смешанное уже с материей феноменального мира. Такое же объяснение вполне применимо к двум черным углам на горизон­тальной линии и к обеим третьим точкам, из которых одна символи­зирует постепенное очищение духа, а другая — постепенное уплотне­ние материи. И говорить, что «любая мысль о наличии высшего и низшего» в «высокой идее космоса» кажется «не только возмутитель­ной, но и невозможной», — значит возражать против возможности выразить что-либо абстрактное в конкретном образе. Тогда почему бы не отбросить сразу все знаки, включая знак Вишну, вместе со всеми научными пураническими объяснениями, данными по этому поводу автором? И почему каббалистическая идея должна быть более возмути­тельной, чем идея «Смерть-Поглотитель-Время», где последнее слово является синонимом бесконечной непрерывности в виде круга, окружа­ющего двойной треугольник? Странная непоследовательность, к тому же абсолютно не согласующаяся с остальной частью статьи! Если автор не встретился «нигде с идеей, что один треугольник белый, а другой — черный», то это просто потому, что он никогда не изучал и, возможно, даже не видел писаний западных каббалистов и иллюстраций к ним.

Данные нами объяснения содержат ключ к пифагорейской общей формуле единства во множественности, где единица развивает мно­жество и пронизывает множество и все в целом. Их мистическая Декада 1+2+3+4=10 выражает общую идею; она не только далека от того, чтобы быть «возмутительной», но и безусловно великолепна. Один есть Божество; два — материя (цифра, которую они так презирали, ибо материя per se4 никогда не может быть

сознательным началом)5;   три (или треугольник),  сочетая   Монаду и  Дуаду и частично заимствуя природу каждой, становится триадой, или фено­менальным миром. Тетрада, сакральный Тетрактис, совершенная форма у пифагорейцев, выражает в то же время пустоту всего — Майя; Декада, сумма всего, включает весь космос. «Вселенная — это комбинация тысячи элементов и все же выражение одного элемен­та— абсолютной гармонии Духа — хаос для чувств и совершенный космос для разума», — пишем мы в «Разоблаченной Изиде»6. Пифагор изучал философию в Индии. Отсюда — сходство основных идей посвященных брахманов древности и пифагорейцев. И когда, определяя Шаткой (шестиконечную звезду. — Прим.ред.), автор пишет, что тот «представляет великую вселенную (Брахманда) — всю Бесконечность (Махакаша), содержащую все планетарные и звездные миры», то он всего лишь повторяет другими словами объяснение, данное Пифагором и герметическими философами для гексагональ­ной звезды, или «Двойного Треугольника», показаного выше.

Для нас не представляет трудности заполнить пробелы, оставшиеся в нашей короткой заметке в августовском номере, ни в отношении «оставшихся трех вершин двух треугольников» и трех сторон каждого из «двойных треугольников», ни в отношении окружности, описываю­щей фигуру. Так как герметики символически представляли все видимое и невидимое, они не могли не подойти также и к макрокосму в его завершенности. Пифагорейцы, включившие в свою Декаду весь космос, еще больше почитали число 12, так как оно представляет сакральный Тетрактис, умноженный на три, что дает триединство точных квадратов, называемых Тетрадами. Герметические философы и оккультисты, следовавшие по их стопам, представляли число 12 в виде «Двойного Треугольника» — великой вселенной или Макрокос­ма, как показано на рисунке, и включали в него пентаграмму, или микрокосм, называвшийся ими малой вселенной.

Разделив двенадцать букв внешних углов на четыре группы триад или три группы Тетрактисов, они получили двенадцатиугольник, правильный геометрический многоугольник, ограниченный двенадцатью

 

 

равными сторонами и имеющий двенадцать равных углов, которые символизируют для древних халдеев двенадцать великих богов 7, а для иудейских каббалистов десять Сефирот (творческих сил Природы, эманировавших из Сефиры, Божественного Света, самой являющейся главой Сефирот и эманацией из Хохмы), Высшую Мудрость (непроявленную Мудрость)8 и Эйн Соф, Бесконечность; таким образом, выделяются три группы триад Сефирот и четвертая триада, составленная из Сефиры, Эйн Софа и Хохмы, Высшей Мудрости, «которая не может быть постигнута путем размышлений» и которая «скрыта   внутри и  снаружи черепа Длинного Лика9. (Сефиры. — Прим. ред.)»; самая верхняя часть верхнего треугольника сформировала «Три каббалистических Лика», образуя двенадцать. \ Более того, двенадцать фигур дают два квадрата, или двойной Тетрактис, представляющий, по пифагорейской символике, два мира— духовный и физический; 18 внутренних и 6 центральных углов его составляют 24, дважды священное макрокосмическое число, или 24 божественных непроявленных силы. Перечислить их все в нашей небольшой статье не представляется возможным. К тому же в наше скептическое время гораздо разумнее следовать намеку Ямвлиха, который говорит, что «божественные силы всегда относились с негодованием к тем, кто показывал и объявлял композицию икосагонии, то есть к тем, кто раскрывал способ вписывания в сферу двенадцатигранника (додэкаэдра) — одной из пяти пространственных (трехмерных) фигур в геометрии, содержащих двенадцать или менее равных правильных пятиугольников, — скрытое каббалистическое значение которого нашим оппонентам хорошо было бы изучить»10.

Кроме того, как показано выше в «Двойном Треугольнике», пентаграмма в своем центре дает ключ к пониманию того, о чем говорят герметические философы и каббалисты. Хорошо известен и весьма распространен двойной знак, который можно найти над входной дверью Лха-Кханга (храма, где хранятся буддийские образы и статуи) в каждом гомпа (ламаистском монастыре) и часто над шкафчиками с реликвиями, зовущимися в Тибете дун-тин. Средневековые каббалис­ты в своих записях дают нам ключ к его значению.

«Человек — это маленький мир внутри большой вселенной, — учит Парацельс. — Микрокосм внутри макрокосма, подобно плоду в утробе вселенной, скреплен с ней тремя своими главными сущностя­ми». Три эти сущности описываюся как двойные: (1) элементарная сущность (земное тело и жизненный принцип); (2) звездная сущность (звездное, или астральное тело и желание, управляющее им); (3) сущность духовного мира (истинные11 и духовные души) — причем седьмой принцип является почти нематериальным духом, или Боже­ственным Аугоэйдосом, Атмой, представленной центральной точкой, которая соответствует пупку человека. Этот седьмой принцип — личный Бог каждого человека, говорят древние западные и восточные оккультисты.

Поэтому объяснения, данные нашим критиком Шаткону и Панчкону (пентаграмме. — Прим. ред.), скорее поддерживают нашу теорию, чем разрушают ее. Говоря о пяти треугольниках, составленных из «пятью пять» (двадцати пяти) точек, он замечает, что пентаграмма — это «число, иначе соотносящееся с двадцатью пятью элементами, составляющими живое человеческое создание». Мы предполагаем, что под «элементами» автор подразумевает то же, что и каббалисты, когда они говорят, что эманации 24 божественных «непроявленных сил», при 25-й «несуществующей» или «Центральной Точке», созда­ют совершенного человека. Но в каком еще отношении вышеизложен­ная фраза (если оставить в стороне споры об относительном значении слов «элемент» и «эманация»), подкрепляемая дополнительным авторским замечанием о «целой фигуре микрокосма.., внутреннем мире индивидуального человека,., фигуре — знаке Брахмы, обожест­вленной созидательной энергии», — в каком отношении, спрашиваем мы, это так уж расходится с нашим утверждением, что некоторые знатоки герметической философии и каббалисты рассматривают пять точек пентаграммы в качестве символов пяти основных частей человеческого тела? Мы не являемся горячими поклонниками или последователями западных каббалистов, но, тем не менее, мы призна­ем, что в этом они правы. Если 25 элементов, представленные пятиконечной звездой, создают «живое человеческое существо», то все эти элементы — ментальные или физические — жизненны, и фигура, символизирующая «творческую энергию», дает больше силы каббалистической идее. Каждый из пяти основных элементов — земля, вода, огонь, воздух (или «ветер») и эфир — входит в состав человека, и говорим ли мы «пять органов действия», или «пять частей тела», или даже «пять чувств» — это всегда будет просто копанием в мелочах, так как все это означает одно и то же. Нет сомнения в том, что «знатоки» могут объяснить свое утверждение по меньшей мере так же успешно, как успешно автор оспаривает и опровергает его, давая свое объяснение. В Назарейском Кодексе — самой каббалисти­ческой из книг, Высший Король Света и главный Эон — Мано — производит пять Эонов; он сам и Владыка Ферхо («неизвестная бесформенная жизнь», эманацией которой он является) составляют семь, что также обозначает семь принципов в Человеке, причем пять из них — чисто материальные и полуматериальные, а высшие два — почти нематериальные и духовные (см. «Fragments of Occult Truth»12). Пять сияющих лучей света исходят от каждого из семи Эонов — от головы, двух вытянутых рук и двух ног Человека, представленного в пятиконечной звезде, еще один окутывает его, как туман, а седьмой подобен сияющей звезде у него над головой. Подобную иллюстрацию можно увидеть в некоторых старых книгах по Назарейскому Кодексу и Каббале. Нет ничего удивительного в том, что электричество, или животный магнетизм, исходящие наиболее мощно от пяти основных частей человека, и проявления того, что сейчас называют «месмерической» силой, изучались в храмах Древнего Египта и Греции и использовались так, как никогда бы не могли использоваться в наш век идиотского и априорного отрицания. И что удивительного в том, что древние каббалисты и философы, символически представлявшие каждую природную силу, в целях совершенно очевидных для тех, кто знает что-либо о тайных науках и загадочных связях между числами, фигурами и идеями, для представления «пяти основных частей тела человека» — головы, двух рук и двух ног— должны были выбрать пять точек пентаграммы? Элифас Леви, современный каббалист, идет в этом едва ли не дальше своих древних и средневековых собратьев, ибо он пишет в своих «Догмах и Ритуалах Высокой Магии» (Dogme et Rituel de la Haute Magie, p. 175): «Каббалистическое использование пентаграммы может определить внешность неродившегося еще ребен­ка, и посвященная женщина могла придать своему сыну черты как Нерея или Ахилла, так и Людовика XIV или Наполеона». Астраль­ный свет западных оккультистов — это Акаша индусов. Многие из последних не будут изучать его таинственные корреляции ни под руководством посвященных каббалистов, ни под началом своих собственных посвященных брахманов, предпочитая Праджняпарамите (трансцедентальной Мудрости. — Прим. ред.) свое собственное тщеславие. И все же и то, и другое существует и является тождествен­ным, несмотря на глупые и невежественные отрицания Дж. К., лондонского «адепта».

 

 

ТЕТРАГРАММАТОН

«Я бы посоветовал всем без исключения глубоко осознать истинные и подлинные цели познания и стремиться к нему не ради удовольствия, соперничества или презрения к другим, не ради выгоды, славы, почета, повышения в чине или иных фальшивых и дурных целей, а чтобы щедро отдавать его на благое дело упорядочивания и усовершен­ствования жизни».

Бэкон

 

В настоящей статье я «не поеду в Тулу со своим самоваром». Это  значит, что я не предлагаю учить ученых брахманов таинствам их религиозной философии, а возьму в качестве предмета рассмотре­ния некоторые вопросы универсальной Каббалы. Что касается упомя­нутых брахманов, то с ними трудно вести спор. Если только вместо головы у них не энциклопедия, набитая цитатами, иллюстрациями, цифрами и выдержками из десятков миллионов страниц, то такие споры принесут вам скорее ущерб, чем пользу. Каждый из спорящих останется с таким же количеством сторонников своих взглядов, какое было у него до этого, как и не сможет переубедить ни одного из своих оппонентов.

Повторяя слова сэра Т. Брауна: «Я не завидую тем, кто знает больше меня, но жалею тех, кто знает меньше»,— я сейчас буду рассматривать вопросы, с которыми действительно хорошо знакома и в подтверждение которых могу процитировать авторитетные источники.

Я изучаю Каббалу около тридцати или даже сорока лет и, наверное, за мной уже можно признать право говорить о Зохаре. В данном случае, однако, это будет не обсуждение, а просто изложение некоторых фактов. Для того, чтобы оспорить нашу семеричную доктрину, были выдвинуты в качестве аргументов четыре имени и положения из Каббалы. Нам говорят, что:

I.Тетраграмматон13 «мешает окончательному соединению с Лого­сом», потому что его мистическая «природа, представленная священ­ной Тетраграммой, не имеет семеричной основы».

П.«Одним из самых старых указаний древней Религии Мудрости является то, что макрокосм должен быть объяснен в соответствии с планом, открывающимся в Малхуте14».

III. (а) «Шехина есть андрогинная сила», и (б)ее надо принять как ключ к объяснению строения микрокосма».

IV.«Ee (Шехины) мужская форма представляет собой фигуру мужчины, восседающего на таинственном престоле в видениях Иезекииля»15 .

Боюсь, что среди вышеперечисленных утверждений нет ни одного верного. Я вынуждена сказать, что все они вместе и каждое в отдельности совершенно ошибочны. Мои доказательства будут осно­вываться на трех главных книгах Зохара: «Книге Сокровенной Тайны», «Великом Священном Собрании», «Малом Священном Собрании», а также книге Кнорра фон Розенрота «Каббала Денудата»16, книгах «Сефер Йецира» с комментариями к ней и «Эш Мецареф», содержащей ключ к каббалистическому символизму; все книги имеют дополнительные комментарии [codices].

Аксиома, доносящаяся эхом со времен седой античности, учит нас, что первая ступень к знанию— понять, что ничего не знаешь, и признаться в этом. Я, видимо, уже прошла эту ступень, поскольку в полной мере сознаю, насколько я невежественна во многих вещах, и, признаюсь, как мало я знаю. Однако то, что я знаю, я действительно знаю.

И, наверное, будь я мудрее, я должна была бы радоваться, что знаю так мало, потому что, если «...невежество— проклятие Господне», как сказал Шекспир17, а слишком много «знаний, когда мудрости не хватает, чтобы управлять ими, подобны упрямой лошади, сбрасываю­щей наездника...»18

Однако в данном конкретном случае я не боюсь быть выбитой из седла. Я даже рискну сказать, что это совершенно невозможно, когда имеешь перед собой Захар и сто семьдесят ссылок и несколько сот пунктов комментариев и толкований, и это только что касается истинного значения Тетраграмматона. В тоже время, так как «ни один человек не знает всего»— errare humanum est 19— и ни один из нас, насколько мне известно, не достиг возвышенного состояния всеведу­щего Будды или Шанкарачарьи, то наше дело лишь сопоставлять мнения и разоблачать те факты, которые с полным основанием можно разоблачить. В этой связи я и попытаюсь показать истинную природу «Тетраграмматона» и доказать, что его четыре буквы— это всего лишь знак, маска, метафизически скрывающая его связь и его отношение с Божественным и низшим мирами. Я не раскрою ничего из моих собственных теорий или знаний, они принадлежат только мне, они — плод моих исследований и потому они не для публики. Я лишь покажу, что говорится о Тетраграмматоне в Зохаре, как он был объяснен автору этих строк в Палестине посвященным раввином и как он разъясняется каждому продвинутому каббалисту.

1.Тетраграмматон в Каббале имеет разные имена. Это IHVH, Микропросопус, в отличии от АШН, Макропросопуса. Он — Короткий Лик, отражение (замутненное материей, илиМалхут,— его невестой, матерью-Землей) большего, даже беспредельного Лика. Поэтому он противоположен Макропросопусу. Но кто или что такое сам Макропросопус?

П.Этоне «Эйн Соф» — Не-Существующий илиНе-Сущий— и не более, чем Тетраграмматон, так как и АНШ, и IHVH являются лишь знаками существования,  символами земных андрогинов,  а также мужского и женского начал жизни. Таким образом, они оба соединены с Малхут — Я-eva (Ева), которая есть «мать всего живущего», и в нашем духовном восприятии мы не должны путать их с Эхие (Eheieh)— он есть единственное Абсолютное Esse, или Бытие, как еще его называют, хотя раввины очень старались набросить покров на их экзотерического Бога. Макропросопус и Микропросопус— это отра­жения Эйн Софа, древнееврейского Парабрахмана, так как Эйн Соф отрицательная, а они — действительно положительная жизнь — и, следовательно, Майя, Иллюзия.

Это доказывается их двойным присутствием в кресте, древнейшем фаллическом символе,20

как показано в предисловии к «Разоблаченной Каббале» (Introd., p. 31).

III.В Каббале есть два «Тетраграмматона», или, скорее, он дуален, и даже троичен, четверичен и семеричен. Он становится девятью или тринадцатью лишь к концу, когда «тринадцать», или Единство, разрушает семеричность, символом которой является «Низшая Се­мерка», где семь — это «семь царей Эдома» (когда речь идет о расах) или семь «низших Сефирот», когда речь идет о человеческих прин­ципах. Первый Тетраграмматон — вечно скрытый, Отец, сам — эманация вечного света, то есть он не Эйн Соф. Он не есть четырехбуквенный Тетрактис, а лишь Квадрат, так сказать, на плоскости. Это идеальная геометрическая фигура, образованная четырьмя воображаемыми линиями, абстрактный символ абстрак-ной идеи, или четыре «математические» линии, заключающие «математическое» пространство, что по сути «равно ничему, за­ключающему ничто», как говорит д-р Генри Пратт о треугольнике в своей работе «Новые аспекты жизни и религии». Призрак, прикрытый четырьмя вздохами. Это что касается «Отца», Макропросопуса-Тетраграмматона.

IV. Ммкроиросош/с-Тетраграмматон — «Сын», или Логос,— это треугольник в квадрате, развернутый куб, состоящий из семи квадра­тов, или, как показывает г-н Дж. Р. Скиннер,— шестигранный куб в развернутом виде превращается в крест, разделенный на семь час­тей21, когда андрогин разделяется на два противоположных пола.

Как говорится в комментарии к «Тайной Доктрине», «круг излучает свет, который наше зрение представляет как четырех­угольник, он разворачивается и становится семью». Здесь круг— это первая Сефира, Кетер, или «Корона», Ригиа Хавура, или «Белая Голова», и «верхний череп». [Он не беспределен, а преходящ в этом феноменальном мире.] Он испускает два более низших Сефирот (Хохма и Бина, которые есть «Отец-Мать»). Так образуется треугольник, первая, или верхняя, триада Дерева Сефирот. Это Единица, или Монада, Пифагора. Но она произошла от семи Элохимов, мужского и женского начал, которые называются «Выс­шие Отец-Мать». Сами же они являются отражением женского Святого Духа, о котором в «Сефер Йецира» сказано: «Один есть Она, Дух Элохима Жизни»22. Однако как еще далеки от Эйн Софа, Всеобъемлющего, эти числа23 еврейской Каббалы, так как фактичес­ки они суть лишь тайные цифры и знаки. Микропросопус является четвертым.

Пусть любой из вас обратится к таблице IV в английском переводе книги «Каббала Денудата», начерченной г-ном Матерсом. Пусть он посмотрит на «символические Божественные формы», размещенные в зависимости от их отношения к четырем каббалистическим ми­рам,— и тогда он увидит, что Тетраграмматон, или Микропросопус, «Короткий Лик», идет четвертым. Чтобы это было яснее, приведу небольшую часть вышеупомянутой таблицы.

 

 

Отсюда следует, что хотя Макропросопус, или Кетер, Корона чисел, ибо он есть «Белая Голова» или О, ноль24, далек от Эйн Софа, будучи лишь его универсальным отражением или светом, тем не менее он не есть тетраграмма. Это просто Пространство, безграничное и непостижимое, небесная почва, в которой скрыты архетипы идей или форм всего и откуда произрастает Корень космоса, вселенское Древо жизни в творческом мире. Ствол этого дерева— это «Отец и Мать», второй и третий Сефирот, Хохма и Бина», соответственно, Яхве и «Яхве Элохим»25.

V.тец-Мать» принадлежат миру творческому, ибо они явля­ются творцами, то есть они— двуполая материя, сущность, из которой создается «Сын» (вселенная). Этот Сын и есть Микропросо-пус, или Тетраграмматон. Почему же он представлен етырехбуквенным символом? Откуда происходит сакральность Тетрактиса? Есть ли это невыразимое имя, или оно как-то связано с этим непроизноси­мым именем? Я сразу же отвечаю отрицательно. Это просто занавес, символ, за которым скрыто семеричное строение человека и его происхождение, так же как и различные связанные с этим таинства. Его имя, Тетраграмма, составлено из четырех букв, но каково их тайное, эзотери­ческое значение? Каббалист, нисколько не сомневаясь, ответит: «Подхо­дите к нему счисловым методом, считайте цифры и числа, и вы узнаете».

Итак, «Тетраграмматон» есть «Отец-Мать» и «Сын» в одном. Это Яхве, чье имя пишется IHVH, буквами, имеющими символическое значение и читающимися двояко; метод для его понимания открыва­ется во время четвертой инициации26. Он [Тетраграмматон] состоит из двух мужских (I и V) и двух женских букв (двеЯ, Хе), или высшей и низшей Хе. Первая Хе — это «божественная мать», или «женский Яхве, как Бина», а вторая Хе — это «низшая Хе», или 10-й Сефирот Малхут, материальное основание. Невозможно на печати показать первоначальное прочтение, когда пишется АНШ; можно сказать только, что экзотерически оно связано со словами «Я есмь то, что Я есмь» и с Эхие, «Абсолютным Бытием пли Cam». Он может читаться двенадцатью различными способами, каждое изречение будет иметь своим символом один из знаков Зодиака. Эти различные способы выражения имеют отношение к тайне бытия, или существования, как абстрактного понятия.

Но IHVH, Тетраграмматон созидательного мира и жених «Невес­ты», чье царство — Асия, материя, хотя и легко объяснить, но гораздо труднее раскрыть словами не из-за его сакрального смысла, но, скорее, из-за его непристойности. Я отсылаю читателя к книге г-наДж. Р. Скиннера «Источник Мер» (Sourse of Measures, p. 10), где ясно изложен символизм четырех букв IHVH. Индусы ежедневно видят его в лингамах и йони. Это Яхве Саваоф, Семеричный Элохим, скрытый в святая святых — Арга, или Ноевом ковчеге. Таким образом (см. plate III в Kabbala Unveiled, pp. 28-29), он — седьмой Сефирот «высшей» семерки, так же как Малхут седьмая в «низших» Сефирот27. Микропросопус— третья буква V (Bay) и называется лишь тетраграммой, ибо это одна из четырех букв, которые объемлют все девять Сефирот, но он не Сефира. Он есть тайная семерка, которая была до сих пор оккультной, а теперь до конца раскрыта. На скрижалях, где даны соотношения Сефирот с десятью именами Божьими, десятью архан­гелами, их десятью рангами, планетами, и т. п., демонами и десятью архи-дьяволами,— Нецах, седьмой Сефирот, имя которого экзотери­чески «Твердость и Победа», а эзотерически нечто большее, назван своим божественным именем Яхве Саваоф и соответствует Ханиилу (человеческой физической жизни), андрогинному Элохиму, Венере-Люциферу и Ваалу и, наконец, букве Bay или Микропросопусу, Логосу. Все это принадлежит миру созидательному.

Они все семеричны, все связаны с творческим созиданием и Материей — их «Невестой». Последняя есть «низшая мать» Аима, «жена с младенцем» из 12-й главы Откровения, которую преследует большой Дракон (мудрости). Кто этот Дракон? Дьявол, Сатана ли это, как нас учит верить Церковь? Конечно, нет. Это Дракон эзотерической Мудрости, который не хотел, чтобы «жена» (вселен­ная) родила младенца, ибо этот младенец и есть человечество, то есть невежество и иллюзия. Но Михаил и его ангелы, или Яхве Саваоф («воинство»), которые отказались творить, как и семь бесстрастных сыновей Брахмы, порождений разума, стремясь воплотиться в людей, чтобы стать выше богов, — борются с Драконом, побеждают его, и рождается младенец — материя. И Дракон эзотерической Мудрости воистину вновь канул во тьму 28.

Таким образом, хотя у меня нет ни малейшего возражения против любого мистического желания соединиться с Логосом, называемым «Тетраграмматон», или Микропросопус, я лично предпочитаю соединение с Макропросопусом, исходя из общих принципов, по крайней мере, в этом цикле инкарнации. После чего с помощью «совершенного числа» я надеюсь увидеть, как божествен­ный свет испепелит не только мою «низшую семерку» (Микропро­сопус), но и даже подобие тринадцати в союзе, которые «ведут войну с семью» (Book of Cone. Myst., Chap. V, 27), и вместе с ними Макропросопический квадрат. Из-за того, что буква Йод на пути к девятой Сефире имеет явно фаллическое значение, я отклоняю союз с низшим семеричным и семибуквенным Iehovah (Яхве) и предпочитаю твердо держаться моей веры в Эйн Софа, чистого и простого, иначе для чего вообще покидать лоно ортодоксальной церкви. Это все равно, что вступить в «Армию Спасения» и целый день распевать «Кровь, кровь».

Логос, который мы признаем,— не Тетраграмматон, а Корона, Кетер, который не имеет ничего общего ни с материальным планом, ни с Макро- или Микропросопусом, но связан лишь с про – архетипальным миром. Говорится, что «в Гематрии29 AHIH равен IHV без Н.., символа Малхут», «Невесты» (р. 31). «Тесную связь с вопросом о буквах Тетраграмматона имеет вопрос о четырех Херувимах... Херувимы представляют силы букв Тетраграмматона на материаль­ном плане... Херувимы— живые формы этих букв, символизируемые знаками Зодиака: Телец, Лев, Водолей и Скорпион» (The Kabbalah Unveiled. Introd., pp. 32, 34).

Опять же известно, что символизируют четыре этих животных «на материальном плане».

Телец — называют ли его Быком Шивы, египетским быком Аписом или зороастрийским «Быком», убитым Ахриманом,— всегда является символом семени жизни, обладающим и производящей, и разрушительной силой, в то время как Скорпион— это символ греха (в сексуальном смысле), зла и духовной смерти, а Скорпион— это четвертый знак в Тетраграмматоне, соответствующий Малхут.

«„Тайна земного и смертного человека подобна тайне небесного и бессмертного Человека". Тетраграмматон можно найти и в форме тела. Голова— это I [буква Йод], руки и плечи подобны божест­венной Н, туловище -V, ноги представлены конечной Н [Хе]». (Kab. Unv., p. 34).

В «Шкале числа Семь» имя Бога представлено семью буквами. Шкала семерична в любом направлении, от первоначального, или архетипального до седьмого, или преходящего мира.

«Древо жизни» имеет семь ветвей и семь плодов. В Книге Тайн Brashith, начальное слово Книги Бытия написано как «Bern Shith, „Он создал шесть", от них зависят все вещи внизу» (Chap. I, 16), все эти вещи созданы Малхут— Седьмым— Микропросопусом.

Микропросопус образован шестью Сефирот, тремя мужскими и тремя женскими. Части Тетраграмматона называются шестью члена­ми Микропросопуса, а 6 — это числовое значение V (Bay), его буквы. Когда они (части) касаются земли, они становяться семью. (Kab. Unv. Introd., p. 32, and Book of Numbers. Comm. XXII, verse 9.) В Книге Тайн много таких изречений. «Микропросопус шестери­чен... Ибо он образован из шести Сефирот, которые вместе с Малхут называются низшей семеркой. Эти члены происходят от первых шести (творящих) произнесенных слов. Его седьмой принцип пред­ставлен десятым Сефирот,.. который в экзотерической системе явля­ется Евой, или же низшей матерью...» Отсюда седьмая неделя называется Тысячелетие, Суббота, а также Седьмое Царство (Book of Cone. Myst., verse 22).

Каббалисты всегда делали различие не только между Эйн Софом, неисчислимым и Непостижимым, но даже и между Макропросопусом и низшим Тетраграмматоном, «Сыном», т. е. Логосом. В Великом Священном Собрании (Chap.VII, 83) написано:

«И об этом сыны Израилевы желали спросить в сердцах своих, как и написано [Исход 17, 7], „Есть ли Тетраграмматон среди нас, или же это Отрицательно Сущий?" [Тем самым они различали] Микропросо­пус, которого называют Тетраграмматон, и Макропросопус, которого называют Эйн, Отрицательно Сущий» (р. 121). Но «Йод Древнейшего спрятан и скрыт» (Introd., p. 35).

(Chap. XLV, 1152) «Мы узнали, что было десять (рабби) [спутни­ков, Сефирот], которые вошли в Сод [Мистерии творения] и что семь вышли».

(Chap. XLV, 1158) «И когда рабби Шимон раскрыл Тайны (Arcana), никого не нашли там, кроме этих (спутников)».

(Chap. XLV, 1159) «И рабби Шимон назвал их семью глазами Тетраграмматона, подобно тому, как и сказано в Книге Пророка Захарии 3, 9: „Это — семь очей Тетраграмматона"».

В Библии это последнее слово переведено как «Господь», что ясно показывает, что христиане признают своим «Господом Богом» чет­вертую сефиротическую эманацию и мужскую букву «Bay».

Есть ли это тот «Логос», соединение с которым каждый Посвя­щенный рассматривает как «высший результат своих трудов»? Если так, пусть тогда остается в своемсемеричном смертном теле как можно дольше.

Что касается других «препятствий», то они также отмечены неправильно. «Фигура человека на престоле» в Книге пророка Иезекииля в эзотеризме соответствует плану архетипов, миру Ацилут, а не Шехине в Малхут и Асия на материальном плане, как становится очевидно любому, кто проанализирует это видение кабба­листически. Поскольку, прежде всего, весь символизм видения можно разделить на четыре части: форма человека, престол, на котором он восседает, огненное сияние над головами животных, сами животные со своими колесами. Все эти символы четко соответствуют четырем каббалистическим мирам или планам: Ацилут, план архетипов— туманная фигура человека; Брия, мир творческий— престол; Йецира, мир созидательный— сияние; Асия, мир материальный— животные. Они также соответствуют четырем буквам тетраграммы: самая выс­шая точка Йод в IHVH— фигуре человека, Н (Хе) — престолу, V (Bay)— сиянию, последнее Н (Хе)— животным. (См. The Kabbalah Unveiled. Plate IX).

«Фигура человека» не есть «мужская форма Шехины». Шехина— не «андрогинная сила»30. Шехина— бесполая или, в крайнем случае, женская сила. Это изначальный свет, исходящий от вечно скрытого Эйн Софа. В мире архетипов это Сефира, в материальном и созида­тельном она становится Шехиной, скрытой жизнью и светом этого низшего мира материи, «покровом Эйн Софа» и «божественным присутствием» на пути Малхут от материального к высшим мирам. Она является Буддхи физического тела, Душой или искрой, горящей в сосуде, и после того, как сосуд разбит, она сливается с седьмым принципом (в соответствии с теософским расчетом), а каббалисти­чески— с первым, или Макропросопусом, так как она есть первый от скрытого луч31 .

План, открывающийся через Малхут, дан в Книге Сокровенной Тайны (Siphra Dtzenioutha. Chap. V, 31-32) следующим образом: «Древо, наказание которого смягчается (то есть Путь царства или Шехины, который суть Древо познания Добра и Зла, существующий вследствие наказаний, но который смягчается женихом через поток милосердия), пребывает внутри (внутри скорлуп, потому что царство владычествует над всеми вещами, а ступни его спускаются в смерть). В его ветвях (в низших мирах) живут птицы и строят свои гнезда (обитают души и ангелы). Под ним те животные, у которых есть власть, ищут тьмы (т. е. скорлупы [келипот]), „во время нее бродят все лесные звери" (Пс 103, 20).

Это дерево имеет два пути, ведущие к одной цели (то есть пути Добра и Зла, потому что это Древо познания Добра и Зла). А вокруг него семь колонн (то есть семь дворцов) и четыре сияния (то есть четыре живот­ных) вращаются вокруг него (в четырех колесах) каждое в свою сторону (по четверичному описанию колесницы [в Книге пророка] Иезекииля)».

У этого дерева семь ветвей32, на каждой из которых по четыре листа и по три плода. Более того, имеется явная аналогия между вышеприведенным стихом из «Сифра де-Цниута» и главами 1-4 Откровения. Ибо семь церквей «Асии» совпадают с «семью дворцами в Асия», или материальным семеричным местом. Семь звезд в правой руке «фигуры» в четвертой главе— не эти семь церквей, а семь ключей к ним; а обоюдоострое (андрогинное) слово, выходящее из уст его, есть Йод в IHVH. Эта «фигура» есть семеричный «Тетраграмматон», V (Bay)33.

Но эта фигура совершенно не та, которую видел Иезекииль на престоле. Потому что первая (фигура из первой главы Откровения) находится на плане Йецира (мир созидательный, обитель ангелов, которые не творят), а фигура Иезекииля— на плане Ацилут и описывается в 4-й главе Апокалипсиса как «сидящий на престоле».

Чтобы разделить с кем-то ответственность за утверждения, сде­ланные выше, я обратилась к г-ну С. Л. Мак регору Матерсу (пред­почтя его другим, более знающим, но немногочисленным английским каббалистам; хотя я не всегда полностью согласна с ним, но по данному вопросу у нас почти полное единодушие). Наш брат любезно согласился изложить свое мнение в письменном виде; и вот как он описал Дерево Сефирот:

 

Здесь фигуре на престоле в видении Иезекииля соответствует Кетер, престолу — Хохма и Бина, мир Брия, который еще называется Корсиа — «престол»; огненное сияние — это Микропросопус, кото­рый состоит из шести Сефирот — Хесед, Гевура, Теферэт, Нецах, Ход и Йесод — путь вхождения в Малхут, или созданный материальный мир, а Шехина представляет из себя Присутствие в Малхут, Присутствие

 

 

 

 

Королевы, ибо Шехина— женский, а не андрогинный принцип. И печать Макрокосма, шестиконечная звезда34, является эмблемой Микропросопуса, Тетраграмматона — Bay из IHVH, который стоит внутри семи несущих свет в Малхут, которые суть не что иное, как семь последних Сефирот, или шесть Сефирот, составляющих Микропросопус, а Малхут прибавлена как седьмой Сефирот 35.

По-моему, ничего не может быть проще. Каковы бы ни были трансцендентальные и метафизические рассуждения и толкования, они, конечно, могут быть удовлетворены Тетрактисом на плане мира архе­типов, но, когда мы опускаемся в мир астрала и проявленного оккульт­ного, мы должны опираться не менее чем на семь принципов. Я изучала Каббалу под руководством двух ученых раввинов, один из которых был Посвященным, и в данном случае не было никакого различия между двумя учениями (эзотерическим Восточным и Западным).

Конечно, хорошо известно, что любой человек, наделенный хотя бы умеренной изобретательностью, может, если он изучал три каббалистических способа толкования, в особенности Нотарикон, понимать, как он хочет, неоднозначные древнееврейские слова и буквы. Однако мои объяснения не требуют никакого Нотарикона, достаточно лишь знания седьмого эзотерического ключа. С помощью масоретических точек36 можно превратить астрального Яхве Савао­фа и даже Яхве Элохима в «Единосущего» и высочайшего Бога, «Бога богов», в то время как он лишь один из созидательных или порожда­ющих богов. Показательный случай подобной недобросовестности приводится в книге Кнорра фон Розенрота «Каббала Денудата» в| переводе r-на Матерса. Он дает нам шесть образцов различных чтений одного только первого слова Книги Бытия (B'rashith). Из] фразы, открывающей Книгу Бытия, «B'rashith Bara Elohim eth hashamayim v'eth h'areto37 или «Вначале сотворил Бог небо и землю», с помощью правил Нотарикона можно сделать все что угодно, поскольку из одного-единственного слова B'rashith искусственно выжимают шесть догматов западной церкви.

Как показал упомянутый ранее автор, Соломон Меир бен Моше, обращенный в римское католичество в 1665 году и взявший имя Проспер Рюгер, успешно доказал, опираясь на Нотарикон, что данное первое слово (B'rashith) обнаруживает шесть христианских значений. Первое из них— «Сын, Дух, Отец, их тройственный, совершенный союз»; третье— «Вы будете поклоняться Моему первенцу, Моему первому, чье имя Иисус»; пятое— «Я изберу деву, достойную произвести на свет Иисуса, и вы назовете ее благословенной» [Kab. Unv., Introd., p. 81]. Шестое дается в сноске. Два других лишь повторяют предшествующие.

Такая же эластичность толкования допускается по отношению к эзотерическим текстам других народов. Каждый символ или знак имеет семь ключей, и из этого вытекает, что одна группа людей может пользоваться каким-то одним ключом к предмету спора, а затем обвинить другого ученика, который использует другой ключ, в том, что он преднамеренно неверно истолковывает предмет.

Это, однако, немой метод. В эзотерических вопросах я скорее буду искать примерения, чем ссориться из-за допущенных ошибок, дейст­вительных или вымышленных, ибо процесс поиска истины и ее торжество для настоящего оккультиста и теософа должны быть дороже жалкого успеха в споре.

Ни один оккультист, если он верен своему долгу чести, не может выдать значения всех «Семи Таинств Мудрости» — даже если он сам и знаком совсеми из них, что на самом деле было бы удивительно. Ибо эти «Семь Таинств» in toto38 подробно знают только Учителя Мудрости, которые вряд ли позволили бы себе вступать в полемичес­кие обсуждения в газете или в любом другом периодическом издании.

Какой же смысл тогда терять время и силы на доказательство того, что одна грань бриллианта блестит ярче, чем соседняя, вместо того, чтобы всеми силами стараться обратить внимание непосвященного на сияние самого алмаза. Мы, изучающие священную науку, должны помогать друг другу, поощрять поиски и сообща пользоваться добы­тыми знаниями, а не критиковать их впустую для удовлетворения личной гордости. Таково мое мнение; ибо в противном случае наши враги, назвавшие нас хвастунами единственно по причине своих сектантских и материалистических предрассудков и фанатизма, пос­ле наших взаимных обвинений окажутся правы.

Материализм поднимает свою ужасную голову выше, чем когда-либо.

«Knowledge», один из лондонских научных журналов, дает нам представление о том, что ожидает оккультиста. В обзоре книги «Разобла­ченная Каббала» журнал во весь голос обличает «необычайные интел­лектуальные причуды еврейских комментаторов их священных писа­ний». Тяжестью своей материалистической ненависти он сокрушает идею д-ра Гинзбурга из книги «Каббала» о том, что тайны бытия были «вначале открыты самим Богом избранной группе ангелов, которые сформировали теософскую школу в раю!»39, и заканчивает обзор, в скобках(!) высказывая притворное восхищение. Несколькими стра­ницами раньше г-н Эдвард Клодд предлагает нам вместо учения «теософских ангелов» учение дарвинистов геклианской школы. Об­следовав «огромное поле» в Космосе, «границы которого незаметно переходят в бесконечность со всех сторон» этот антикаббалистический поборник современной науки заканчивает свой «опус» следующим сенсационным заявлением: «Мы начали с примитивной туманности, мы заканчиваем высочайшими формами сознания; история творения ока­зывается [!?] цельной летописью эволюции газа в гения» [!!!].

Этот пример показывает, в каких отношениях мы находимся с людьми современной науки и как нам необходимо единение наших сил, чтобы сдерживать материалистов.

Еще несколько слов, и я закончу. Меня постоянно просят указы­вать книгу, страницу, номер стиха, подтверждающие эзотерическую доктрину «Семеричности». Это все равно что сказать человеку в пустыне: «Докажи, что в воде есть инфузории»,— тогда как ему негде взять микроскоп. Те, кто предъявляют подобные претензии, лучше других знают, что нигде, за исключением немногих мест, где тайные манускрипты сохраняются веками, никакие эзотерические доктрины никогда не были написаны или явно объяснены; в противном случае они уже давно перестали бы быть эзотерическими. Даже на Западе существует не только записанная, но и «неписаная» Каббала. Многие вещи всегда объяснялись и объясняются устно. Тем не менее, по всем эзотерическим писаниям разбросано множество ссылок и намеков на нее [неписаную каббалу. — Прим. ред.]. Классификация зависит, конечно, от школы, но еще более — от личной интуиции и понимания. Вопрос не в том, сколько цветов вспектре луча — три, пять или семь, ибо каждый знает, что на самом деле в природе есть только один-бесцветный белый. Хотя наука различает все семь призматических лучей так же ясно, как и семь нот в гамме, известны очень большие ученые, которые настаивали, что их всего четыре или пять, — до тех пор, пока не обнаружилось, что они страдали дальтонизмом.

 

 

ЗОРОАСТР В «ИСТОРИИ» И ЗАРАТУШТРА ТАЙНЫХ ПИСАНИЙ

Злагонамеренные ошибки в истории часто имеют не менее  тяжелые последствия, чем преднамеренные искажения, по­скольку создают в умах изучающих ложное представление, которое затем трудно искоренить. Так, некоторые из наших европейских филологов не в силах найти более философского толкования названия Зенд-Авеста, чем «трутница».

Профессор Моньер Уильяме в журнале «Девятнадцатый век», говоря о религии великого арийского реформатора, после совершенно справедливого замечания о том, что «лишь немногие открытия, сделанные при критическом исследовании нехристианских религиоз­ных систем, имеют такое же значение, как открытие высочайшей духовности древнего религиозного учения, обычно называемого рели­гией Зороастра», в дальнейшем делает некоторые замечания, которые при серьезном анализе.....................* оказываются ошибочными.....................**; как это обычно бывает с профессорами-христианами, полная правда умело замаскирована и дух слепой приверженности, всегда ищущий возможности тенденциозно преподнести имеющиеся скупые факты, упорно стремится, пусть и неявно, возвеличить еврейскую Библию ценой умаления других религий. Так, например, он говорит:

«Лишь прогресс, достигнутый в иранизме за несколько последних лет, позволил увидеть истинное значение текста Авесты (широко известной как Зенд-Авеста), являющейся для зороастризма тем же, чем  Веды являются для брахманизма. При этом стало ясно, что одновременно с иудаизмом по крайней мере одна из ветвей арийской расы сумела создать неидолопоклонническую монотеистическую ре­лигию, характеризуемую высоким моральным кодексом и имеющую много черт, сходных с иудаизмом.

Несомненность этого факта подтверждается не только зороастрийскими писаниями. Об этом же свидетельствуют и многочисленные указания в трудах греческих и латинских авторов. От самого „отца истории", писавшего за 450 лет до христианской эры, мы знаем, что у персов „нет обычая почитать идолов, строить храмы или воздвигать алтари; они даже обвиняют в нечестии тех, кто так поступает". Причина такого поведения, как объясняет Геродот, кроется в том, что персы не считают, подобно эллинам, будто боги похожи на людей, но отождествляют всю небесную сферу с Верховным Божеством.

Мы знаем также, что Кир Великий, который, по всей видимости, исповедовал зороастризм, проявлял большое сочувствие к евреям. Исайя называет его „мужем правды" (Ис 41, 2), „пастырем Господним" (Ис 44, 28), „помазанником Господним" (Ис 45, 1), которому предначертано „вершить волю Господню" и исполнить Его указание о перестройке храма и возвращении избранного народа на свою землю»1 .

Сотни учеников могли прочитать цитируемый отрывок и не заметить духа предвзятости, которым неявно проникнуты эти несколь­ко строк. Оксфордский профессор хотел бы, чтобы его читатели думали, будто «неидолопоклоннический и монотеистический» зороа­стризм развился «одновременно с иудаизмом», что означает, если только мы правильно понимаем смысл слов, что первая религиозная система возникла в тот же исторический период, что и вторая,— крайне ошибочное и вводящее в заблуждение утверждение. Существо­вание религии Заратуштры подтверждено в работах многих греческих и латинских авторов, у которых, кстати сказать, напрасно было бы искать ссылок на иудаизм или на «избранный народ»— так мало был он известен до возвращения (?) из вавилонского плена. По свидетель­ству Аристотеля, Зороастр жил за 6 000 лет до Платона2. Гермипп Александрийский, утверждающий, что читал подлинные священные книги зороастрийцев, называет великого реформатора учеником Агонация (Agonach или Агон-бог) и относит расцвет его деятельности за ! 5 000 лет до падения Трои. Его утверждение, таким образом, подтверждает свидетельство Аристотеля, поскольку Троя пала в 1194году до н. э. Кроме того, по мнению Климента, некоторые считают, что Эр или Эрус, сын Армения, видение которого пересказывает Платон в книге X, 614 своего «Государства», есть не кто иной, как Зардошт3 . С другой стороны, мы находим у Александра Полигистора, что Пифагор (жив­ший за бООлет до н. э.) был учеником ассирийского назарея4. Диоген Лаэртский5 подтверждает, что самосский философ был посвящен в таинства «халдеями и магами». Наконец, Апулей говорит, что именно Зороастр был наставником Пифагора. Все эти противоречивые указания, будучи собраны вместе, говорят нам, что:

1)  «Зороастр» является неким родовым именем;

2)      было несколько пророков, носивших это имя.

Существовал первоначальный, чистый магизм и существовал магизм, искаженный  духовенством, как это бывает со всякой религией, которая утратила истинный дух и сохранила лишь мертвую букву. Подтверждение этому  мы находим в примере Дария Гистаспа, который, как известно из истории, сокрушил магов и ввел чистую религию Зороастра, учение Ормазда.  Тем не менее,  в надписи,  высеченной  на его  недавно найденном надгробии, Дарий утверждает, что он являлся «учителем и Иерофантом магизма». Но самое серьезное доказательство мы нахо­дим в тексте самой Зенд-Авесты. Хотя Авеста— не самое древнее зороастрийское писание, она не содержит ни малейшего намека на знакомство автора с названиями каких бы то ни было наций, которые впоследствии приняли эту форму богопочитания (подобно тому как Веды хранят полное молчание о потопе 6). И это несмотря на сущест­вование нескольких исторически реальных Заратуштр: того, кто ввел культ Солнца среди парсов, того, кто появляется при дворе Гуштаспа, и того, кто был учителем Пифагора.

Точно так же и эпитеты, расточаемые Исайей в адрес Кира, — «муж правды» и «пастырь Господень» — ничего не доказывают человеку, не верящему в божественность библейских предсказаний 7, поскольку Исайя жил за 200 лет до Кира (с 760 по 710 г. до н. э.), тогда как начало царствования великого перса относится к 559 г. Если Кир защищал евреев после завоевания Вавилона, то лишь потому, что еще задолго до этого евреи были обращены в его веру. И если он и отослал их назад (а многие знающие археологи высказывают сомнения, что евреи когда-либо жили в Палестине до времени Кира), то опять-таки по той же причине. После своего возвращения евреи представляли собой просто персидскую колонию, проникнутую всеми идеями магиз­ма и зороастризма. Большинство их предков когда-то согласились с сабеями, приняв вакхический культ, почитали Солнце, Луну и пять планет, Саваофа царства света. В Вавилоне они переняли культ семилучевого бога, откуда идет семеричная система счета, пронизы­вающая Библию и Гептактис Книги Откровения. Отсюда же и секта фарисеев (150г. до н.э.), чье имя с гораздо большей вероятностью может происходить от «фарси» или «перс», чем от арамейского нерушим— отделившиеся. Их величайшим учителем был Гиллель Вавилонянин, их «верования и ритуалы, передаваемые от отцов.., не записаны в законе Моисеевом» — так говорит Иосиф, сам фарисей (Иудейские древности. XIII, х, 5 и 6). Они унаследовали всю ангелологию и символизм персов, точнее, зороастрийцев. И халдейская Каббала, усердно читавшаяся и изучавшаяся в их секретной ложе, члены которой именовались Кабирим (от вавилонского и ассирийского «Кабейри» — великие таинственные боги) служит подтверждением сказанного выше 8. Современные евреи яшяютсяталмудистами, при­держивающимися позднейшего толкования Закона Моисеева 9, и осталась лишь горстка ученых рабби-каббалистов, которые дают изучающим отдаленное представление об истинной религии евреев, исповедывавшейся за два века до и век спустя после Христа.

Настоящая история Зороастра и его религии пока еще не написана. Сами персы потеряли ключ к пониманию своей веры, и за информа­цией по этому вопросу им надлежит адресоваться вовсе не к собствен­ным ученым и мудрецам. Примем ли мы, что Заратуштра жил за 6 000 лет до н. э., основываясь на сведениях Аристотеля, или, следуя более современным воззрениям Наурозджи Фаридунджи (см. его «Tareekh-i-Zurtoshtee», «Дискуссии об эпохе зороастризма»), будем считать временем деятельности Зороастра VI век до н.э.,— все покрыто мраком неизвестности и любое утверждение наталкивается на непреодолимые противоречия. И «Рахнуман Маздайаснан Сабха», общество, организованное в 1851 году для возрождения учения Зороастра в его первоначальной чистоте, вовсе не было удачливее других в своих изысканиях. Стоит ли в таком случае удивляться противоречиям, а часто и полной бессмыслице в работах наших современ­ных ученых, если те в своих исследованиях опираются лишь на немного­численные свидетельства древних классических авторов, которые от своей канонической прославленности не становятся более надежными и которые в своих произведениях лишь мельком упоминают о том, что слышали о грандиозной доисторической фигуре Зороастра.

Аристотель, Диоген Лаэртский, Страбон, Филон Иудейский, Тертуллиан и, наконец, Климент Александрийский и некоторые другие авторы— вот источники, которые имеют в своем распоряжении наши европейские ученые. О том же, насколько можно доверять этим отцам-вероучителям, легко судить по тому, что говорит о зороастризме преподобный доктор X. Придо в своем труде о Саддаре. Пророк, объявляет он нам, проповедует кровосмесительство] Заратуштра, по его словам, учит, что «ничего в природе не противоречит закону и что человек может жениться не только на сестре или на дочери, но и на собственной материи» 10. «Мудрец далекой древности», как его именует Платон, превращается христианскими ханжами в «раба Даниилова», самое существование которого рассматривается ныне как миф. Эти ханжи обвиняют «персидского пророка» в том, что он — «лжепророк» и что он проповедовал «учение, украденное у евреев»! (Д-р Придо.) Истинно замечает Уорбертон в своей «Божественной миссии», что «все это чистая выдумка и противоречит сообщениям древних». «Один христианский сочинитель, — жалуется он, — утверждает, будто Зороастр — современник Дария Гистаспа и слуга одного из еврейских пророков, и тут же, в новом приступе вранья, говорит, что Зороастр — современник Моисея или даже что он — Авраам. Не останавливается и перед утверждением, что им построен Вавилон». Зороастр д-ра Придо, считает Фабер, «как кажется, совершенно иная личность, чем древнейший Зороастр» (On the Mysteries of the Cabiri. II, 154).

В этой путанице противоречий следует задаться вопросом о том, во-первых, остается ли еще возможность достоверно выяснить что-либо хотя бы о последнем, если уж не о первом Заратуштре 11. И во-вторых, каким способом истинная религия, проповедуемая в Авесте (вместе с ее более древней частью— Татами), может быть истолкована исходя из аллегорических диалогов Вендидада. Ответ известен заранее: «Там, где потерпели неудачу наиболее знающие ориенталисты— Гауг, Мюллер и другие, — бесполезно надеяться что-либо сделать». Авеста стала и должна остаться закрытой книгой древних парсов, а учение Зороастра— мертвой буквой для последующих поколений.

Мы же думаем, что подобное мнение ошибочно, во всяком случае, в части, касающейся ответа на второй вопрос. Даже если все относящееся к личности самого основателя, хотя бы и многократно подтверж­денное совпадающими сообщениями и материальными свидетельства­ми в виде статуй в разных частях света, но особенно в Центральной Азии, даже если все это считать просто традицией (а что же тогда мы называем историей), то уж во всяком случае основанная им религия может быть воссоздана с такой же точностью, с какой современная наука воссоздает облик допотопных животных по их окаменелым останкам, найденным в сотне различных мест. Время, терпение и, в особенности, подлинное желание— вот единственное, что нужно для успеха. Наши ориенталисты ни разу не удосужились обратиться к единственному сохранившемуся остатку подлинного зороастризма. Более того, до самого последнего времени они презирали этот источ­ник и всячески высмеивали самое его имя. Еще полвека назад он даже не был переведен, а содержание его понимают лишь весьма немногие истинные оккультисты. Мы говорим о халдейской Каббале, само название которой неизвестно даже образованным людям. Невзирая на протесты невежд, мы говорим и повторяем, что ключ к верному пониманию Авесты и ее частей лежит в верной интерпретации Каббалы 12, состоящей из книги Зохар («Сияние», написанной рабби Шимоном бен Йохай), книги Сефер Йецира или Книги Сотворения 13 (приписываемой прародителю Аврааму, но на самом деле составлен­ной халдейским жрецом), и из «Комментария Сефирот» (эти послед­ние означают созидательные Принципы или силы, идентичныеЛтиешя Спента). Авеста в целом пронизана этикой и философией Вавилона, а потому ее истоки следует искать в халдейском каббалистическом учении, так как зороастризм, распространившись через проповедь Заратуштры, пятого Вестника (жившего в 5 400 г. до н. э.), от Бактрии до Мидии и оттуда— под именем магизма (от Magavas— «могуще­ственные») — по всей Центральной Азии, стал ее общей религией. Эту религию ныне называют монотеистической на том же основании, на котором вульгаризированный магизм стал монотеизмом позднейших израильтян. Если черты Ахурамазды (Ормазда) напоминают, как говорят, черты еврейского Яхве (хотя последний более близок к реальности), то вовсе не потому, что один из них был истинным «Таинственным Божеством», олицетворяющим Непознаваемое Все, а просто потому, что оба человеческих идола произошли от единого корня. Как Ормазд произошел от Первоначального Света, который в свою очередь исходит от высшей непостижимой сущности, именуемой Зерван Акарана, Вечное или Безграничное Время, и является, следовательно, лишь третьим в божественной эволюции, так же и Яхве, по Зохару, является третьим Сефирот (более того, олицетворяющим женское пассивное начало). Он называется «Разум» (Бина) и имену­ется божественным именем Яхве и Аралим. Следовательно, ни один из этих богов никогда не был Единственным, Высшим Богом. Для Яхве таким богом является   Эйн Соф, Безграничный, Единственный, из которого эманирует Аур — «Первоначальный Свет» или «Первона­чальная Точка»— который, содержа в себе все Сефирот, эманирует их один за другим, совокупность, представляющую Архетипального человека,  Адама Кадмона.  Яхве,  следовательно,  составляет лишь десятую часть Адама или Мир разумный (по Каббале —   седьмую часть, так как первые три составляют единое целое). В то же время Ормазд стоит во главе семи Амеша Спента или их духовной общности, и, таким образом, он выше Яхве, хотя все равно не самый высший.

Давайте сразу признаем, что, будучи в нашем миропонимании грубо материалистичными, мы придали всем великим религиозным идеям, пришедшим из древности, антропоморфный и, если можно так выразиться, анималистический оттенок. Физически и умственно мы развиваемся, наши сила и знание непрерывно растут, но так же непрерывно утрачивается духовность. Можно «расслабиться в силе», но никогда не в духе. Лишь изучая остатки прошлого, сравнивая без сектантской предвзятости и личных предрассудков религиозные идеалы всех наций, можем мы в конце концов убедиться, что все они— только различные потоки, вытекающие из одного источника. Много­образна и переменчива игра света и тени, за которой с трудом успевает следить наш глаз в залитой солнцем долине. Глупец воскликнет: «Это тень моя, она рядом с моим домом!..» Мудрец же поднимет взор к небесам и спокойно заметит: «Это всего лишь мимолетное отраже­ние», — [и] обратится к истинной причине всего — к великому «Духовному Солнцу».

 

* * *

 

Парсы справедливо жалуются, что даже сами мобеды забыли истинное содержание своей религии; хотя среди них и есть известное количество сведущих людей, пытающихся раскрыть тайны зоро­астризма, но как они это делают?! Не с помощью чтения манускриптов, а развивая идеи, высказанные западными исследователями! О том, как извращены представления религии Зороастра, можно судить на не­скольких примерах. Вспомним, как преподобный д-рПридо в коммен­тариях к Саддару уверяет своих читателей, что Заратуштра призывал последователей практиковать кровосмесительство] Правда, в под­тверждение своих слов он не цитирует зендские рукописи или что-либо написанное парсами, а прибегает вместо этого к таким христиан­ским авторитетам, как Филон Иудейский, Тертуллиан и Климент Александрийский (см. An Universal History). Евтихий, архимандрит монастыря в Константинополе, живший в V веке, пишет: «Нимрод нашел пламя, бьющее из земли, и почитал его, и с тех пор Маги начали поклоняться огню. И он назначил человека по имени Ардешан жрецом и служителем огня. И вскоре после этого дьявол заговорил из пламени (так же, как Яхве с Моисеем из горящего куста!), провозглашая, что никто не может стать жрецом огня или постигнуть Истину моей религии, доколе не совершит кровосмешение со своей матерью, сестрой и дочерью. С тех пор это вошло в обычай у жрецов-магов, но первым создателем этого учения был Ардешан».

Что же все это означает? Всего-навсего неверное, буквальное прочтение. В тайном учении, частично записанном в хранящихся по сей день в Эчмиадзине старинных армянских рукописях (так называе­мые Месроповы рукописи; следует сказать, что до 312 г. н. э. армяне были последователями парсов), говорится о Посвященном или Маге: «Тот, кто хочет проникнуть в тайны (священного) Огня и соединиться с ним (подобно тому как йоги сливают свою душу со Всемирной Душой), должен прежде соединить свои душу и тело с Землей, своей матерью, человечеством, своей сестрой, и наукой, своей дочерью». Не требуется доказывать, что речь идет о символическом слиянии. Каж­дый знает, как почитал Заратуштра Землю, как он учил быть добрым ко всему сущему. Знание же и Наука никогда не станут дочерью или потомством человека, никогда не появятся в полной чистоте из его мозга, пока он не постигнет тайны природы и человека, порождающие Знание и Науку.

 

О Древе жизни

Как Иггдрасиль является Древом жизни в скандинавской Эдде, так и Хаома есть священное Древо жизни зороастризма, которое мы можем видеть изображенным на ассирийских памятниках (см. Layard. Nin­eveh, p. 472). Божество или Бог — это огонь. Розенкрейцеры хорошо это поняли и переняли от магов, последователей Заратуштры. Существовало несколько Заратуштр (общее родовое имя). Это подтвержда­ет и он сам, говоря: «Я тот, кто живет и умирает». Но Зороастр парсов явился в 5400 г. до н. э., а Персеполь («Город Сияния»), в соответст­вии с традицией тайных писаний, был основан в 5000 г. до н. э. Джамшидом, жрецом Оаннеса или Дагоиа. Его древнее название — Истахар (Ista-char), место, посвященное Иштар, или Астарте, или Эсте, ставшей в конце концов Вестой, во имя которой римляне поддерживали неугасимый огонь. Веста была антропоморфным олице­творением Божественного Огня или Святого Духа. Хар (Char) на ассирийских памятниках означает Солнце. Поэтому Иштар (Ista) или Иста-Хар (Ista-Char) — то есть Веста Солнца или «трон Солнца» — греки перевели как Персеполис. «Харис» (Charis) — это Город Огня. Церера также была божеством огня, всеоплодотворяющего пламени природы, и в Книде она называлась Корой , именем Солнца. Ее римское имя — Керера (Keres), а не Церера (Ceres) (как Цицерон на самом деле Кикерон), что первоначально было именем города— Charis. По-арабски значение составного слова Charis — сохранять, а haris— «защитник», «хранитель» (огня). Отсюда имя Кир (Cyrus), что является мужским соответствием Цереры, женского имени. Но на самом деле имя это индийское (Heres— то же, что Char-is), a Хара (Нага) или Хари (Hari)— имя Хара-Дева (Hara-Deva), где Хари, как я полагаю, означает «Спаситель». Кора (Koros)— имя Вакха, сына Кереры или Цереры, а Кора (Koros)— это «Божествен­ная мудрость» или «Святой Дух». В первом томе «Разъяснения древностей» отца Бернара де Монфокона говорится, что на блюде с изображением Матери Богов приведено одно из ее имен— Сурья, индийское имя Солнца. На другом блюде она названа Mater Suriae и изображена черной, с длинными волосами (отсюда страна Сирия). Красное одеяние католических кардиналов— того же происхожде­ния, что и бронзово-желтые одежды саннъяси и буддистов. Они берут начало от Священного Огня— знания. Подобно тому, как Зера (Zerah) по-еврейски — рассвет, так и Сурья (Surya) означает Солнце, и имя Заратуштры (Zarathushta)— сочетание индийского и еврейского названий. Сэр Уильям Драммонд показывает, что Хайд совершенно ошибочно считал Зороастра современником Дария. Свида относит время его жизни за 500 лет до Троянской войны, Плутарх — за 5 000 лет, а Плиний— за много тысячелетий до Моисея. Все эти противоречия показывают, что существовало несколько Зороастров, и один из них, Зороастр парсов, был истори­ческим лицом, Посвященным, которого сэр Уильям Драммонд в «Иудейском Эдипе» относит за много веков до Моисея. Назвав Зороастра сначала величайшим математиком и философом своего времени, преподобный Придо далее величает его «самозванцем и фокусником», как теперь обзывают и нас в христианских газетах.

Абдул Фаражд (Бар-Эбраи) в «Книге династий» (с. 54) утвержда­ет, что Заратуштра показал персам проявление Мудрости (Божий помазанник— Сын или Логос), «Хоновер» (живое проявленное Слово или Божественная Мудрость), и предсказал, что Дева должна непороч­но зачать (Саошйанта) и что при рождении этого Вестника появится шестиконечная звезда, сияющая и в полдень, а в центре ее — фигура Девы. В Каббале Дева - то Астральный Свет или Акаша, а шести­конечная звезда — эмблема Макрокосма. Логос или Саошйант означает Тайное Знание или Науку, проистекающую из Мудрости Бога. Пророчество Богоявления содержится в Зенд-Авесте.

Когда Вестник, пророк Заратуштра, наполнял кадило огнем от священного алтаря, как это делали потом древние парсы— мобеды (и как делают католики сейчас, с той, правда, разницей, что огонь они берут из кухонного очага), то совершалось действо, имеющее глубокий символический смысл: огонь означает небесную истину, а дым от благовоний, веющий в лицо верующим, доносит до них сокровенное знание: Вечное Слово-Огонь Заратуштры. «Смертный, приближаю­щийся к Огню, получит свет от Божества».

В Гите Кришна разъясняет Арджуне что Бог— в огне алтаря. «Я есмь Огонь, я есмь жертва». Фламины14 (жрецы этрусков) назывались так потому, что они должны были освещаться языками пламени (Святого Духа), и христиане позже переняли от них шапку и пунцовые одежды своих кардиналов, которые должны были символизировать Огонь Божественного эзотерического Знания. Персидский поэт Фирдоуси пишет: «Чисты и счастливы те, кто, поклоняясь Единой Высшей Мудрости, размышляют у священно­го пламени— символа Божественного Света»,— Хиранъягарбха в Ведах (спросите Дамодара о его санскритском соответствии). «Маги,— пишет Павсаний,— когда входят в храм, совершают заклинания, и по окончании их дрова в очаге загораются без огня и испускают чудесное пламя» (Elis, I, XXVII, 6). Прометей, или Пра-Ма-Та-Исса, божествен­ный сын Иссы на санскрите, ирмнес огонь с неба. В древнем ирландском манускрипте Заратуштру пазывающего …, или «Золотая Рука», рука, которая принимает и распространяет небесный огонь (Sir Wm. Ouseley. Oriental Collections. I, p. 303). Его также называют Mogh Nuedhat, Маг Нового Таинства или Закона. Заратуштра был одним из первых реформаторов, открывшим людям то, что он узнал при Посвящении, — существование шести периодов эволюции мира, гахамбаров. Первый из этих периодов —Маидйой-аремайа, когда небо, небесный свод был создан. Во втором цикле, Маидйойшема, влага из облаков стала источником вод на земле. В третьем периоде, Паитишахйа, из изначальных космических элементов образовалась земля. В четвертом периоде, Айатрима, земля дала жизнь растениям. В пятом, Майдйарйа, постепенно появились животные. Наконец, в шестом цикле, Хамаспатмаедайа, низшие животные развились в людей. Седьмой период начинается после завершения определенно­го цикла, когда должен явиться персидский Мессия верхом на коне,— иными словами, Солнце нашей солнечной системы будет разрушено (период называется Пралайя).

Тот, кто захочет раскрыть тайны священных парсийских книг, должен обязательно изучить и священные писания других народов, в особенности индийцев. Тогда он поймет существо понятий Солнце, Огонь и Конь. Подобно тому, как Саошйант, Спаситель человечества, должен появиться на белом коне во главе воинства добрых гениев на молочно-белых жеребцах, так же и Иоанн в Откровении описывает белого коня, на котором скачет «истинный и верный»; за ним следует войско на белых лошадях. И Вишну как Калки Аватара явится в виде воина на белом коне, и т. д., и т.п. Белый конь — это конь Солнца. «И увидел я одного Ангела, стоящего на солнце»,— пишет Иоанн (Откр 19, 17). И он «отменил коней, которых ставили цари Иудейские солнцу» (IV Цар 23, 11), «огненному источнику Жизни-Духа». Жер­твоприношение коней солнцу, Асвамедха. Солнечные кони известны во всех религиях (греческий Фаэтон, управляющий Колесницей). Верховный жрец, мобед, выезжающий каждый день верхом встречать и приветствовать встающее Солнце,— типичное явление, поскольку колесница олицетворяет тело, конь - одушевляющий Принцип, а четыре его ноги— четыре человеческие расы: черную, красную, желтую и белую, или негритянскую, индейскую, монголоидную и кавказскую (отсюда происходят и четыре касты Ману). У китайцев та же идея проявляется в четырех орденах священнослужителей, одетых в черное, красное, желтое и белое. В Откровении Иоанна четыре символических коня имеют именно эти цвета.

У персидских парсов есть книга более древняя, чем нынешнее писание зороастризма. Называется она Джавидан Храд, «Вечная Мудрость». Это труд по практической философии магии с естествен­ными разъяснениями. Т. Хайд говорит об этой книге в своем предисло­вии к «Historia Religionis Veterum Persarum». Четыре зороастрийских века — это четыре расы. Говоря о Зороастре, которого он считает обладателем обширнейших научных и философских знаний, препо­добный Джордж Оливер передает рассказ о пещерных храмах, о которых много говорится в зороастрийском учении.

«[Зороастр] удалился вкрутую пещеру или в грот в горах Бохара. Пещеру эту он обильно украсил символическими и астрологическими изображениями и посвятил срединному богу или Посреднику, Митре, которого в других местах именуют еще невидимым божеством, роди­телем вселенной. Сам он, как утверждается, был рожден из пещеры, высеченной в скале. Солнце здесь изображалось драгоценным камнем, который, излучая непереносимый блеск, находился в самом центре крыши. Планеты располагались в строгом порядке вокруг центра и были исполнены золотыми гвоздиками на лазурном фоне. Созвез­дия Зодиака были сделаны из червленого золота, и среди них Лев и Телец с золотыми Солнцем и Луной, встающими из-за их спин, были особенно великолепны. Четыре века мира изображались соответствующим количеством шаров— из золота, серебра, бронзы и железа»15.

Эти четыре века, как говорилось ученикам, означают четыре человеческих расы. Золото изображает монголоидов, серебро— белую или кавказскую расу, бронза — индийцев и железо— негров. Минос получил божественные законы в пещере в горе. Эгерия передала таблицы Нуме в гроте или пещере, расположенной в холмах, Моисей получил скрижали на горе Синай, и т. д.

Дугда (Daghday)— имя матери Заратуштры, и Валансэ показыва­ет, что это написание означает Святой Дух (или Мудрость). Фабер же, который пишет это имя как Day-dae, утверждает, что его значение— Божественная Рыба, и парсы, насколько мне известно, принимают это толкование. Спросим, почему Зороастр освящал во время ритуальных обрядов вино {истину), происходящее от винограда (символ Христа?), розу (фаллос), чашу (чрево) и ядрышко граната (Вестника (?)). Роза была посвящена Солнцу. Зороастр удалился в Армянские горы (Ариман), чтобы говорить с Ормаздом. Когда гора загорелась, это не причинило ему вреда. Затем в Гордиейских горах он написал первую Зенд-Авесту.

[Далее следует примечание Елены Петровны Блаватской к опуб­ликованному тексту лекции полковника Олькотта «Дух зороастрийской религии»].

В самой старой иранской книге, называемой Десатир и представ­ляющей собой собрание учений четырнадцати древнейших иранских пророков (включение в их число Симкендеша или «Секандера» является глубокой ошибкой, что нетрудно доказать, опираясь на свидетельства самого Заратуштры, приведенные в этой книге), — Заратуштра стоит в списке тринадцатым. Этот факт имеет большое значение. Относительно личности первого Зороастра мы не имеем надежных сведений от западных ученых, а их свидетельства противо­речат друг другу самым вопиющим образом. Среди наиболее противо­речивых я бы отметила труды классических греческих авторов, кото­рые говорят нам, что Заратуштра жил то за 600, то за 5 000 лет до Троянской войны или за 6 000 лет до Платона. Или вот Берос, халдейский жрец, утверждает, что Зороастр был основателем индий­ской династии в Вавилоне в 2 200 г. до н. э. Местная же традиция считает его сыном Пурушаспы и современником Гуштаспа, отца Дария, что уже приводит нас в 600 г. до н. э. Наконец, Бунзен утверждает, что Заратуштра родился в Бактрии до переселения бактрийцев в Индию, которое, как показывает этот высокообразован­ный египтолог, произошло в 3784 г. до н. э. Какие выводы можно сделать на основании столь разноречивых сведений? Очевидно, остается только одна гипотеза: все эти сообщения ложны, и подтверждения тому я нахожу в тайных традициях эзотерических учений. Не подле­жит сомнению, что существовало несколько учителей с этим именем. Трудно себе представить, что Платон или Аристотель перепутали 200 лет с 6 000 лет! Что же до собственно персидской традиции, делающей великого пророка современником отца Дария, то она совершенно абсурдна. Хотя ошибочность этой традиции столь очевидна, что не нуждается в серьезном обсуждении, скажу все же несколько слов в пояснение. Позднейшие исследователи показывали, что персидские надписи называют Вистаспа последним в линии Кеянидских царей, правивших Бактрией до ассирийского завоевания в 1200 г. до н. э. Уже одно это доказывает, что Зороастр жил за 12-13 веков до н. э., а не за 600 лет, как утверждается, и что, следовательно, он не мог быть современником Дария Гистаспа, чьего отца так часто и долго путали в данной связи с Вистаспом, жившим на 600 лет раньше. Добавим к этому противоречие между историческим свидетельством Аммиана Марцеллина, утверждающего, что Дарий разгромил магов и ввел культ Ахурамазды, и надписью на гробнице этого царя, в которой говорится, что он был «учителем и Иерофантом магизма». Вспомним также не менее значительный факт, что нигде в Авесте не найдем мы указаний на знакомство ее автора с мидийцами, персами или ассирийцами. Опять-таки отметим, что древние рукописи персов вообще не дают основания предполагать, будто автору известен какой-либо из наро­дов, обитавших в Западном Иране. И сделаем для себя вывод, что дата «600 лет до н. э.», указываемая как время жизни пророка, абсолютно не может считаться убедительной.

Следовательно, без риска ошибиться можно заключить следующее.

(1) Существовало несколько (в общей сложности семь, как говорят Тайные писания) Ахуру-астеров или духовных учителей Ахурамазды, которые позже выродились в Гуру-астеров или Зуруастеров (от «Зера-Иштар» (Zera-Ishtar)— титула халдейских или магианских жрецов).

(2) Последним из этих учителей был Заратуштра книги Десатир, тринадцатый пророк и седьмой по счету с таким именем. Именно он был современником Вистаспа, последнего царя династии Кеянидов, и именно он составил Вендидад, комментарий к которому утрачен, вследствие чего смысл книги не ясен. Некоторые из фактов, приводимых в Тайных писаниях, хотя для ученого-схоласта довольно традиционны, тем не менее представляются весьма интересными. Так, утверждается, что существует некая полая скала, внутри которой, в гигантской пещере, носящей имя Заратуштра в его магическом вари­анте, хранится множество табличек и что в один прекрасный день эти таблички могут быть найдены. Эта пещера со множеством настенных надписей находится на вершине одного из пиков где-то в восточных отрогах Тянь-шаня, далеко за его соединением с Белортагом. Одно из полунарисованных, полунаписанных пророчеств, приписываемых само­му Заратуштре, относится к потопу, превратившему некогда сущест­вовавшее внутреннее море в кошмарную пустыню, называемую Шамо или Гоби. Эзотерический ключ к пониманию таинственных учений, произвольно именовавшихся то сабеизмом или Планетарной религией, то солнце- или огнепоклонничеством, «находится в этой пеще­ре»,— утверждает легенда. В легенде пророк изображается с золотой звездой на груди; он принадлежит к тем допотопным гигантам, о которых упоминают священные книги и халдеев, и евреев. Неважно, принимаем мы эту гипотезу или отвергаем. Мы посчитали нужным упомянуть здесь о ней, поскольку отрицание не делает противополож­ное утверждение в большей степени заслуживающим доверия.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

ЗОРОАСТРИЗМ В СВЕТЕ ОККУЛЬТНОЙ ФИЛОСОФИИ

 

Получив от одного джентльмена-парса письмо, где он интересу­ется определенными философскими проблемами, мы публи­куем отрывки из него, сопровождая их нашими объяснениями. Мы надеемся, что работа, построенная таким образом, облегчит нашу задачу и поможет читателю более правильно воспринимать и вопрос, и предложенное разъяснение, чем в случае публикации письма целиком или ответов на заданные читателями вопросы через сноски, как это обычно делалось.

«Можете ли Вы или кто-то из Ваших сотрудников объяснить, чем является зороастризм с точки зрения оккультной философии— монотеизмом, пантеизмом, политеизмом или атеизмом? Из лекции полковника Олькотта, Дух зороастризма" я не смог для себя этого уяснить» 1.

Ответ зависит от того, как поставлен вопрос. Если нас спрашива­ют, является ли зороастризм тем, чем его неточно и беспорядочно называют— магизмом, маздеизмом, огнепоклонничеством и парсиз­мом,— мы отвечаем: «Да, он является всем тем, что вы перечислили». Он является «монотеизмом, пантеизмом, политеизмом» и даже «атеиз­мом», если противопоставлять его современному теизму, и каждое соответствующее определение зависит только от эпохи. Так, если бы нам нужно было описать происхождение этой религии с точки зрения и в свете оккультного учения, мы бы назвали ее изначальным, первичным именем— магизм. Связывая его первоначальное распространение с теми обширными землями, что простираются от Персидского залива до Охотского моря и охватывают неисследованные районы между Алтаем и Гималаями, время его появления мы относим к тому периоду, который современная наука представить себе не может и который поэтому не признается антропологами, кроме наиболее абстрактно мыслящих и смелых. Мы не вправе раскрывать в этом журнале информацию о том, сколько, в соответствии с доктринами Тайной Науки, лет или, скорее, веков назад первые зерна магизма были посеяны рукой Всевышнего, чьей заботой является выращивать, пестовать и направлять неуверенные шаги человеческих рас, которые заново пробуждаются к жизни на каждой новой планете после ее периодических «затемнений». К периоду нашей локальной Манвантары относятся те времена, когда семена, посеянные среди Первой «коренной расы», стали прорастать в ее младенческом сознании и, начав приносить плоды уже к завершению Второй расы, полностью развились внутри Третьей 2 в тот феномен, который оккультистам известен под названием «Древа познания» и «Древа жизни», чей подлинный смысл был так жестоко искажен впоследствии как зороастрийцами, так и христианами. Но мы можем сообщить нашему корреспонденту сле­дующее: во времена своего наивысшего расцвета 3 и за много веков до появления первой из двенадцати великих религий, его непосред­ственных продолжателей (упоминаемых и нечетко описанных Музи-ном-Фани в «Дадестане»), и даже задолго до появления первых приверженцев религии Хушенга4 , которая, по мнению В.Джонса, «возникла гораздо раньше религии Заратушты» 5— пророка совре­менных парсов, магизм был «атеизмом», и мы можем неопровержимо это доказать. Во всяком случае, так его теперь рассматривают те, кто называет частиками или атеистами Капилу и Спинозу, Будду и наших Махатм, Брихаспати (из учения чарвака) и современных адвайтистов. Без сомнения, настоящие Маги6 не проповедовали доктрину о персонифицированном Боге — человеке-гиганте (хотя некоторые так называемые божественные сущности признавались и раньше, и теперь). Таким образом, Зороастр— седьмой пророк (и тринадцатый по классификации Десатира, чьи составители смешали и перепутали четырнадцать Заро-Иштаров 7, высших священнослу­жителей и Посвященных халдейского культа магов-Иерофантов) — будет считаться атеистом в современном смысле этого слова. Все востоковеды во главе с Гаугом соглашаются, что в самой старой— второй— части Ясны ничего не говорится о Боге и не упоминаются никакие теологические доктрины.

«Лекция прояснила с точки зрения оккультной философии многие непонятные и даже абсурдные моменты в Авесте. Но эти лекции бывают так редко, что те молодые люди, к которым обращался полковник, не стали мудрее, я убежден в этом. Может ли кто-нибудь объяснить мне, имел ли полковник в виду, что ради понимания своей религии молодые парсы должны изучать йогу и оккультизм?»

Наш Президент никогда не имел в виду, что они должны практиковать йогу. Он требовал от них только того, чтобы прежде, чем глумиться над своей собственной религией, о которой они знают так мало, и становиться современными агностиками или ярыми корпореалистами, им следует изучить зороастризм как философию в свете эзотерических наук, которые одни могут научить их истине, давая правильное объяснение различным символам и знакам.

«Уважаемый полковник сказал, что парсы являются наследниками учения халдеев и что халдейская и древнееврейская Каббала могут в значительной степени пролить свет на смысл Авесты. Может ли кто-нибудь объяснить мне, где и на каких языках можно найти эти книги и не являются ли они слишком аллегорическими — можно ли постичь их смысл, не прибегая к помощи оккультной философии?»

Лектор констатировал факт. Парсы являются наследниками хал­дейского знания даже в большей степени, чем брахманы, поскольку они прямые, хотя и более поздние, потомки арийского магизма. Оккультисты не придают особого значения тому факту, что магов-«халдеев», включая всех их священников и посвященных, принадле­жали ли они к мидийцам, скифам или вавилонянам, востоковеды относят к семитской группе, в то время как древние иранцы были арийцами. Разделение этих народов на туранские, аккадские, семит­ские и какие-то еще в лучшем случае случайно. Слово «халдейский» относится не столько к уроженцам или жителям Халдеи, а скорее к «халдеизму» — древнейшей астрологической и оккультной науке. И в этом смысле зороастрийцы — подлинные наследники халдейской мудрости, «света, во тьме воссиявшего», хотя (современная) «тьма этого не ощутила» и сами парсы ничего не знают об этом теперь. Древнееврейская Каббала есть не что иное, как звучное эхо халдей­ской, эхо, которое, проходя по коридорам Времени, вбирало в себя по пути множество посторонних звуков, примешавшихся к основному, первоначальному тону, что уходит глубоко в прошлое, в эпохи, не известные нашим теперешним непосвященным поколениям. Поэтому оно достигло ушей современного исследователя древнееврейской доктрины в виде каких-то неясных и искаженных отголосков. Тем не менее, и из них многое может извлечь тот, кто имеет терпение и упорство, поскольку прежде всего ему придется изучать Гематрию, Нотарикон и Тмуру8. Говоря о Каббале, лектор подразумевал под ней универсальную, а не какую-то специальную, эзотерическую систему, уже адаптированную к позднейшему экзотерическому верованию, каковой представляется сегодня иудейская тайная наука. Слово «Каббала» происходит от древнееврейского корня, означающего «восприятие знания»; собственно говоря, так можно назвать любую древнюю систему, передававшуюся устным путем, и слово это очень близко к санскритскому «Смрити» и «Шрути» и к халдейскому «Зенд» 9. Для парса или индуса мало пользы начинать обучение только с Нового Завета или даже халдейской Каббалы, поскольку эти писания дошли до нас лишь на древнееврейском или латинском языках. Но гораздо больше пользы они получат, если углубятся в изучение идентичного знания, скрытого за экзотерическими символа­ми Зенд-Авесты и брахманических книг. Они могут делать это, объединяясь в сообщества добросовестных и пытливых исследовате­лей символики, особенно символики языков Зенд и санскрит. Они могут узнать эзотерический смысл значения и названия необходимых книг у некоторых продвинутых членов нашего Общества.

«Полковник рекомендует переводить молитвы. Считает ли он, что перевод молитв в их настоящем виде лучше просветит молодых? Если нет, то имеет ли он в виду, что вдумчивый оккультист сможет объяснить и сделать понятным смысл всей Зенд-Авесты?»

Именно это он и имел в виду. Точный перевод или, вернее, точное объяснение литургических молитв и знание истинного значения даже нескольких из наиболее важных символов (обычно тех, которые кажутся самыми бессмысленными и абсурдными с точки зрения наших современников, изучающих Зенд, как, например, «собака»— понятие, играющее очень важную роль в церемониях парсов 10),— вот метод, с помощью которого «парсийская молодежь» может обрести ключ к истинной философии, которая лежит в основе их «жалких предрассудков и мифов», как их называют миссионеры, желающие взамен навязать миру свои.

«Молитва несовместима с принципами атеизма. Как же тогда понять совет уважаемого полковника парсам вкладывать больше души в молитву? Имеет ли он в виду также и то, что оккультная философия оправдывает молитвы в Зенд-Авесте, обращенные к солнцу, луне и почти всем априорно чистым объектам мироздания? Если он думает, что концентрация внимания на таких объектах способствует осво­бождению от земных желаний и мыслей, считает ли он при этом, что современное поколение поверит в эти идеи или молитвы и будет поступать в соответствии с ними?»

Полковник Олькотт никогда не был атеистом в нашем понима­нии, но является эзотерическим буддистом, отрицающим личностного Бога. И настоящая молитва, то есть настойчивое направление своей воли к событиям (обычно происходящим в результате слепого случая) с целью определить их русло, никогда не была неприемлемой для него. Даже молитвы в их общепринятом понимании являются, по его мнению, просто бессмысленными, но не «неприемлемыми», хотя и не такими абсурдными и смешными, как молитвы о прекращении или вызывании дождя и т. п. Под «молитвой» он подразумевает Волю, магнетически выражаемую через пожелание или команду, чтобы такая-то или такая-то вещь, полезная нам или кому-либо, осуществи­лась. Солнце, Луна и звезды в Авесте являются символическими образами, особенно Солнце— конкретный и наиболее подходящий символ универсального, дающего жизнь принципа, тогда как звез­ды— это неотъемлемая часть оккультных наук. Йима никогда не «молился», но ходил «встречаться с Солнцем» в просторе небес, принося с собой вниз «науку звезд, ставил на землю золотую печать» и вынуждал (таким образом) Спента Армаити (Гения Земли) прости­раться и рождать скалы, и стада, и людей (Фрагард II, 10).

Но поскольку в наше время не все знают «науку звезд» и существует мало школ Зенд, лучше всего начинать хотя бы с перевода «молитв». Лектор, насколько мы знаем, не собирался рекомендовать кому-то верить или «поступать, как советуют» молитвы в их сегодняшнем, экзотерическом виде. Именно потому, что сегодня большинство людей бормочут их как попугаи, не вникая в суть, их следует или правильно переводить, или предать забвению, когда они начинают вызывать равнодушие или отвращение. Слово «молитва» получило свое современное значение («обращение с просьбой к Высшему или любому другому божеству») только когда его общеизвестное и действительно эзотерическое значение стало покрываться экзотери­ческим туманом, после чего было погребено под непроницаемым панцирем плохо переваренного антропоморфизма. Маг не имел представления о Высшей «персонифицированной» личности. Он знал лишь Ахура — «Господа»— седьмой Принцип в человеке и «молил­ся», то есть прилагал усилия во время многочасовых медитаций к тому, чтобы соединиться и слиться вместе с остальными своими принципами (которые зависят от физического тела и даже от Ангра-Маинйу, материи) в единственно чистый, святой и вечный принцип в себе, в свою божественную монаду. Кому еще он может молиться? Кто был «Ормазд», как не верховный Спента-Маинйу, монада, наш собственный божественный принцип? Как парсы могут рассматри­вать его сейчас в аспекте «одного Высшего Бога», независимого от человека, если даже в жалких остатках тайных книг маздеизма достаточно подтверждений того, что он никогда так не рассматривал­ся. Эти книги полны упоминаний о его недостатках, о его бессилии (во время его зависимой индивидуальности, связанной с человеком) и его частых промахах. В каждом вопросе, задаваемом ему Заратуштрой, он называется «творцом материального мира». Он взывает к Вайю (Святому Духу маздеев), «богу— покорителю света (или подлинного знания и духовного просвещения), победителю демонов (страстей), состоящему целиком из света» 11, о помощи в борьбе с Ангра-Маинйу; и при рождении Заратуштры он умоляет Ардвисуру Анахиту 12, чтобы она не оставляла новорожденного, но была рядом с ним в его вечных сражениях с Ахриманом.

Предложения Ахурамазды Йиме (первому человеку) принять от него наставления были отвергнуты. Почему? «Потому что,— как объясняет тот,— я не был рожден, я не был обучен быть последова­телем и носителем твоей религии» 13. Да, он не был рожден, говорит нам оккультная наука, поскольку от кого он мог быть рожден, если он был первым человеком (пусть современные антропологи и физиологи объяснят это, если смогут)? Но он был создан из пред-существовавшей формы, и в таком виде ему не нужно было никаких законов и учений о его седьмом Принципе. «Высший» и «Всемогущий» может быть доволен! Его только заставляют пообещать, что он позаботится о своих созданиях  и сделает их счастливыми, что и выполняется «сыном Вирангванта». Разве все это не свидетельствует о том, что Ахурамазда— это что-то, что может быть объяснено и определено только оккультной доктриной? И разве все это не объясняет нам, что Ахура— это наша собственная внутренняя часть, действительно личностный Бог, и что он — наш Духовный свет и «Творец матери­ального мира», то есть архитектор и создатель Микрокосма — Чело­века, —  когда  тот  знает,  как  противостоять  Ангра-Маинйу,  или Каме — страстям, материальным желаниям: полагаясь на того, кто защищает его — Ахурамазду, или Духовную Сущность. Последний взывает к «Вайю», который в маздеистском оккультном смысле является Всеобщим, поскольку он— Индивидуальность, свет в чело­веке. Отсюда — молитва Ахуры к «Вайю», которую Заратуштра, существо, обучающее истине своих последователей, должен разделить с Ахурой и которая поможет ему в борьбе с Ахриманом, без помощи которого (то есть Вайю) даже «Он» (7-й Принцип) бессилен спасти человека от самого себя, поскольку Ахриман — это аллегорический образ низших человеческих принципов, тогда как Ахурамазда — воплощение высших. Поэтому подумайте о Йиме — символической аллегории, представителе Первой  нерожденной человеческой расы нашего Четвертого глобуса 14. Он слишком одухотворен и не знаком со злом после своего первого пробуждения к жизни, чтобы нуждаться в истине тайной науки, давшей общую основу всем великим религи­ям. «Великий пастырь» Йима отказывается воспринять наставления Ахуры, поскольку Ахриман еще не имеет силы против его младенчес­кой невинности, не осознающей и не воспринимающей моральную и физическую опасность. Он «отстраняет (духовную) смерть и болез­ни» от людей и «в три раза увеличивает землю», ибо первоначальная раса множится и «дает семь раз по семь ветвей рас». Но Заратуштра принимает и Ахурамазду и поклоняется ему вВендидаде и повсемест­но, потому что этот пророк, в родовом значении своего имени, является представителем последней части Второй расы. А теперь пусть парсы-математики вычисляют, насколько давно жил первый Зара-Иштар, или Зороастр; и пусть они изучают истинный маздеизм, а не поздние его наросты, в виде которых он распространился по циклам веков и рас. Который Заратуштра был действительным законодателем халдейского маздеизма? Несомненно, не тот, к которо­му Ахурамазда обращается: «Справедливый Йима... О, святой Зара­туштра, он был первым смертным до тебя... с которым я, Ахурамазда, общался, которого я обучал религии Ахура —религии Заратуштры»15. Обучение закону Заратуштры самого Заратуштры, да еще и за много веков до того, как Заратуштра был рожден, напоминает то, как Моисей должен рассказывать в своем Пятикнижии о собственной смерти и похоронах. Если Ахура в Вендидаде является «Творцом материального мира», то есть человека-Микрокосма, то Йима — это истинный создатель земли. Там он изображен хозяином Спента Армаити — Гения Земли— и тем, кто силой своего внутреннего врожденного света и знания, просто в силу отсутствия Ангра-Маинйу, который приходит позже, заставляет «землю расти и рождать скалы и стада, и людей по их воле и желанию, в том количестве, как он хотел»16. Ахурамазда также — отец Тиштрйи, бога, дарующего дождь (6-й Принцип), который оплодотворяет иссушенную почву 5-го и 4-го и помогает им дать хорошие плоды своими собственными усилиями, то есть вкусив от Хаомы, Древа вечной жизни, через духовное просветление. В конечном счете вопрос решается, если Ахурамазду определить как главу и отца «Амеша Спента», — шести Принципов, среди которых он является седьмым. Он— «Ахура» или, скорее, Асура — «живой дух в человеке», первое среди двадцати имен которого звучит как «Ахм», «Я есмь». Внимавшим ему внушалась особая важность понимания и доверия одному Богу (отсюда и важность обращения оно в «молитвах»), от которого происходят и в котором сосредоточены Хумате, Хухте и Хувареште 17, высшая кон­денсация всех человеческих и общественных законов, которые пол­ковник Олькотт рекомендовал «парсийской молодежи» изучать в качестве молитв. Весьма вероятно, по мнению Дармштетера, что «Геродот мог слышать, как маги в пятом веке до н. э. пели Гаты, очень напоминающие те, которые в наши дни поют мобеды в Бомбее». Но вряд ли в их теперешнем виде они являются чем-то большим, чем просто «оболочками» древних Гат, живого духа, исходившего из них, и они никогда не вернут свой прежний вид, если только их не вызовет к жизни оживляющая сила «Оккультных Наук».

«Не будет ли уважаемый полковник так любезен объяснить, представляет ли Зенд-Авеста подлинные наставления Зороастра или она содержит сильные искажения и добавления, включенные до того и после того, как она была записана?»

Мы считаем, что выразим мнение полковника (поскольку мы обучались у одного Учителя и знаем, что г-нОлькотт разделяет наши взгляды), если скажем, что Зенд-Авеста представляет сейчас только общую схему, так сказать, мертвую букву наставлений Зороастра. Согласятся ли востоковеды, что большая часть Авесты является досасанидской, или нет, они не смогут точно определить время ее появления.

Как верно выразился Дармштетер, «священные книги парсов — это руины религии». Авеста, пересмотренная и переведенная на пехлеви Ардаширом Пабаганом, не есть Авеста современного парсиз­ма с ее бесчисленными вставками и произвольными комментариями, которые вводились вплоть до последних дней сасанидской династии; Авеста Ардашира также не идентична той, которая была обнародова­на и дана Гуштаспу Зара-Иштаром (13-м пророком Десатира), как не была она подобна первоначальному Зенду, хотя даже он был лишь только экзотерической версией доктрин Сензара. Как показал Бюр-нуф, пехлевийский вариант встречается почти во всех случаях сильного отклонения от подлинного смысла первоначальных (?) текстов Зенда, тогда как этот подлинный смысл сам в такой же степени отклонился от эзотерического текста (или лучше сказать - был скрыт?). Это было сделано по причине того, что текст Зенда— это не что иное, как секретный код, заключающийся в определенных словах и выражениях, принятых составителями; ключ к этому коду находится только у Посвященных. Западные ученые могут заметить: «Ключ к Авесте — не пехлеви, а Веды»,— но оккультисты отвечают так: «Конечно, но ключ к Ведам — это Тайная Доктрина». Первые достаточно справедливо утверждают, что «Веды происходят из того же источника, что и Авеста»; ученики оккультных наук в свою очередь могут спросить: «А знаете ли вы хотя бы азы этого источника?»

Чтобы доказать, что оккультисты имеют право на такое неуважи­тельное замечание, достаточно привести только один пример. В §7 Введения (ni.IV) к Части I Зенд-Авесты — Вендидаду — г-н Дж. Дарм-штетер замечает: «Предкам индо-иранцев позволили говорить о семи мирах, верховный Бог часто имел семеричную структуру, так же как и миры, которыми он правил... Семь миров превратились в Персии в семь каршваров земли: земля поделена на семь каршваров, и только один из них известен и доступен человеку— тот, на котором мы живем, а именно „Хванирата"; это равнозначно тому, как если бы мы сказали, что есть семь земель». Последнее верование, конечно, объясняют невежеством и суеверием. Мы не вполне уверены, что это мнение не разделят те наши читатели, которые не являются ученика­ми и не читали «Фрагменты оккультной истины». Но мы оставляем ученикам судить, является ли это семеричное разделение (см. Фрагард 1Х) азбукой оккультных доктрин. Совпадение между утвержде­ниями Плутарха и переводом Авесты Анкетиля только показывает правильность последнего; но это вовсе не доказывает, что Плутарх дал правильное представление о тайном смысле зороастрийской религии. И сэр В. Джонс был вправе воскликнуть, что Авеста Анкетиля, изобилующая глупыми россказнями и абсурдными законами, не могда принадлежать перу такого мудреца, как Зороастр!

Первый Зара-Иштар был индийцем, рожденным в Pare, говорят греки, относившие время расцвета его деятельности за пять или шесть тысячелетий до Троянской войны, тогда как, согласно учению Тайной Доктрины, этот «первый» Заратуштра был «последним»,   седьмым (13-м Десатира), хотя после него был еще один  Зуруастара или Сурьяхария (чье имя естественным образом было переделано в Зуриастера и снова в Заратуштру), который жил во времена первого Гуштапса  (правда,  не  отца Дария,  как  представляют  некоторые ученые)*. Последнего ошибочно называют «основателем» современ­ного монотеистического парсизма, поскольку, будучи приверженцем и выразителем современной философии, он также являлся последним из тех, кто отчаянно пытался возродить чистый магизм. Он, как известно, ушел из Шиза к горе Себилан, в пещеру, куда удалялись маги-Посвященные; и, когда он вернулся, у него уже был заново переведенный и прокомментированный им вариант  Зенд-Авесты. Этот  оригинальный  комментарий,  как утверждают,  до  сих  пор хранится среди других древних трудов в тайных библиотеках. Но его копии, которые теперь доступны непосвященному миру, так же похожи на него, как сегодняшнее христианство — на то, которое было при его Создателе. Нам задают вопрос: «Если на самом деле сущест­вуют  люди,  в  чьей  власти  дать  правильную  версию  истинного зороастризма, то почему они не делают этого?» На это мы отвечаем: «Потому что в наши дни мало кто поверит в нее». Вместо того, чтобы помочь людям, они только ранят приверженцев этих истин. Что касается сообщения миру большей информации о местности, извест­ной под названием Ариана-Вайджа, нам остается только сослаться на то место в Фрагарде I, где Ахурамазда говорит Спитаме, «самому великодушному», что он сделал все земли дорогими их обитателям.

Сейчас в ходу теория, представляющая царя Вистаспа (или Гуштаспа) отцом Дария; в соответствии с ней живший за 600 лет до н. э. Вистаспа был последним из рода Кеянидских царей, которые правили в Бактрии; Бактрия была завоевана ассирийцами за 1200 лет до н. э. Наши старейшие ученые-зендологи допускают более чем одну столь серьезную ошибку. Таким образом, Гистаспу пришлось в истории сокрушить магов и заново внедрить чистую религию Зороастра, как будто это были две различные религии; и в то же время на могиле Дария или Дарайавуша была обнаружена надпись, гласящая, что он (сокрушитель магизма!) сам был «учителем и Иерофантом магии» или магизма! (См. «Разоблаченная Изида», т. II.), хотя в них не было ничего особенно привлекательного, поскольку иначе «весь живой мир вторгся бы в Ариана-Вайджа» (I, 2)18. Будучи не в состоянии полностью удовлетворить любопытство наших чита­телей, мы здесь можем сказать совсем немного. Если наше мнение хоть чем-то поможет нашему корреспонденту, мы готовы поделиться им и сообщить, что мы убеждены в том, что, вопреки мнению исследователей Зенда и востоковедов, персидские теологи конца сасанидской династии не только полностью исказили свои священ­ные книги, но что благодаря присутствию фарисейского элемента и благодаря рабби на протяжении всего дохристианского, да и пост­христианского периода в Персии и Вавилонии они заимствовали у евреев по крайней мере столько же, сколько те заимствовали у них. Если священные книги фарисеев обязаны своей ангелологией и другими рассуждениями вавилонянам, то современные «Коммента­рии к Авесте», несомненно, обязаны евреям как своим антропоморф­ным творцом; так и своими незрелыми представлениями о рае и аде.

«Уважаемый полковник окажет парсам большую услугу, если согласится высказать свое мнение о следующем отрывке из „Истории конфликта между религией и наукой" В.Дрейпера: „Персия, как и все империи с продолжительной историей, прошла через многие смены религий. Она исповедовала монотеизм Зороастра, затем приняла дуализм, а позже заменила его магизмом. Во времена македонских походов она признавала один универсальный Разум, Создателя, Хранителя и Правителя всех вещей, самую святую сущность истины, подателя всего доброго. Он не должен был представляться ни в виде образов, ни в виде статуй.

В последние годы империи принципы магизма постепенно стали все более и более вытеснять идеи Зороастра. Магизм представлял собой поклонение стихиям, из которых огонь считался наиболее достойным представлять Высшее Начало" (с. 15-16)».

Полковник Олькотт, вероятно, ответил бы, что профессор Дрей-ер был прав в отношении многих этапов, которые пережила великая религия Персии (если нам приходится называть ее так). Но Дрейпер упоминает только монотеизм, дуализм, магизм (вид утонченной вишишта-адвайты) и Огонь, или почитание стихий, хотя он должен был назвать не менее десятка основных этапов. Более того, он начинает свое перечисление не с того конца. Если монотеизм когда-либо и был религией парсов, то именно сейчас, а не тогда, во времена Зороастра.

«Зенд-Авеста, за некоторыми исключениями, не содержит никаких существенных отличий от Вед. Боги, обряды, церемонии, виды молитв и сами молитвы есть не что иное, как отражение Вед. Естественно, отход Зороастра от брахманизма не имел целью принятие того же пантеизма или политеизма в другом выражении. Несомненно, учение Зороастра должно было быть чем-то совершенно иным. Некоторые могут сказать, что он восстал против идолопоклонничества брахма­нов; но я думаю, история может подтвердить, что брахманы были идолопоклонниками до того, как покинули Ариану. Не оказывается ли так, что маги, которые наследовали зороастризму, скопировали учение своих ближайших соседей— брахманов— и смешали его с близким и надежным именем Зороастра, забыв, вероятно, под влиянием распро­странившихся в ту эпоху предрассудков, истинное учение Зороастра. Уважаемый полковник, или Вы сами, или кто-нибудь из Ваших коллег (обладающих, могу сказать без лести, завидной ученостью) окажет парсам услугу, если объяснит, каким, по Вашему мнению, было истинное учение Зороастра».

Мы считаем, что в наших предыдущих объяснениях было доста­точно хорошо показано, что мы в действительности думаем о «подлинном учении Зороастра». Частицы подлинного учения Заратуштры Спитамы, или первоначального магизма, могут еще быть обнаружены в таких редких нелитургических фрагментах, как, напри­мер, Хадохт Наск, но даже их следует воспринимать как священный   I код,  к которому надо подбирать ключ.  Поэтому любое слово  в I догматах, представленных в Хадохт и относящихся к пути нашей души после смерти, имеет свое скрытое значение. Даже о позднейших вариантах Зенд-Авесты будет неверно сказать, что ее боги, молитвы и  обряды являются лишь  «отражением  Вед».  Ни  брахманы,  ни зороастрийцы не копировали друг друга.  За исключением слова Зерван в его более позднем значении  «Беспредельного»   времени  вместо «Беспредельного» духа, «Единой Вечности», в смысле брахманической чакры, или бесконечного круга, из Вед не было заимствова­но ничего. И Веды, и Зенд-Авеста исходят из одного источника, оперируют фактически одними и теми же символами, только по-разному трактуемыми, и, следовательно, обладают одинаковой эзоте­рической значимостью. Профессор Макс Мюллер, говоря о парсах, называет их «лишенными наследства сыновьями Ману» и повсемест­но заявляет, что зороастрийцы и их предки вышли из Индии в ведический период, что «можно доказать так же легко, как и то, что население Массалии вышло из Греции»19. Мы ни в коем случае не хотим подвергать сомнению эту гипотезу, хотя он сам представляет ее как свое личное мнение. Несомненно, зороастрийцы «жили в Индии до того, как переселились в Персию» много веков спустя, и возвратились назад в Арьяварту, когда, действительно, «под влияни­ем  распространившихся в ту эпоху предрассудков забыли истинное учение Зороастра». Но эта теория отрезает оба пути, поскольку она не доказывает  ни  того,  что  зороастрийцы  поселились  в  Индии одновременно и вместе с первыми брахманами, пришедшими туда с далекого севера, ни того, что последние не «жили» ни в Персии, ни в Мидии, ни в Вавилонии, ни где бы то ни было еще до своего переселения в Страну Семи Рек. Между Зороастром, первым основа­телем культа «Солнца», и Заратуштрой, первым толкователем ок­культных качеств и трансцендентных сил божественного (Прометее­ва) Огня, пролегает пропасть веков. Последний был одним из ранних Иерофантов, одним из первых атраванов (жрецов или учителей «огня»), в то время как Зороастр «Гуштаспа» жил около 4000 г. до н. э. Бунзен связывает Зороастра с Бактрией, а переселение бактрийцев в Индию относит к 3784 г. до н. _э. И этот Зороастр учил тому, что он узнал не «от», но вместе с брахманами, то есть в Ариана-Вайджа, поскольку то, что идентично символизму брахманов, находят только в самих ранних Ведах и ни в одном из более поздних Комментариев. О самих Ведах можно сказать, что, несмотря на то, что они были написаны в Стране Семи Рек, они существовали за многие века до этого на севере. Таким образом, если и можно обвинить кого-либо в том, что он попал «под влияние распространившихся в ту эпоху предрассудков» брахманов, _{То не} зороастрийцев того времени, а именно Гистаспов, которые после посещения «брахманов Верхней Индии», как повествует Аммиан 20, и восприняв их учение, привнесли их обряды и идеи в уже искаженный магический культ.

«Харгрейв Дженнингс, мистик, провозгласил огонь наилучшим сим­волом для почитания, но он нигде не говорит о том, что символ огня может быть оправдан как непосредственный объект почитания и одна из сотворенных стихий, как это представлено в Зенд-Авесте. Уважае­мый полковник в своей лекции о духе зороастризма защищает огнепо­клонников, но считает ли он, что они отправляли свой культ именно таким образом? Огнепоклонничество заимствовано из Вед».

Мы думаем, что нет. Огнепоклонничество, или, скорее, почитание огня, было в древние времена повсеместным. Огонь и вода, как учит оккультная наука,— это те две стихии, где сконцентрированы соот­ветственно активная и пассивная созидательные силы вселенной. Гиппократ говорит (De Diaete. Book I, iii): «Все живые существа... животные и люди имеют в основе два Принципа, различающихся в возможностях, но согласующихся в цели. Я имею в виду Огонь и Воду... Отец— огонь дает жизнь всем вещам, а Мать - вода вскармли­вает их». Изучал ли наш дру_Г( выказывающий столь очевидное презрение к символам своей собственной религии, символы других? Говорили ли ему когда-нибудь, что никогда не было религии, не испытывающей благоговения перед Солцем и Огнем как самыми точными символами Жизни, дающего жизнь принципа; более того, на сегодняшний день не осталось ни одной веры на земле (включая христианство), которая сохранила бы это благоговение в своей обрядовости, хотя символы с течением времени менялись и искажались. Единственная существенная разница между современным мобедами парсов и христианским духовенством состоит в том, что первые, будучи глубоко преданными своей старой религии (хотя они, скорее всего, забыли ее корни), честно позволили эзотерическому зороа­стризму предстать разоблаченным в своей явной наготе перед миром, который судит только по внешнему виду, тогда как христианские теологи, более изощренные, постоянно модифицировали христианст­во в точном соответствии с уровнем развития науки и степенью просвещенности мира до тех пор, пока их религия не оказалась скрыта j под толстой, хотя и очень непрочной маской. Все религии— от Йревней ведической, зороастрийской и иудейской до современного христианства, незаконного и отвергнутого отпрыска последней,—  произошли из древнего магизма, религии, основанной на знании оккультной природы, называемой иногда сабеизмом— «поклонени­ем» (?) Солнцу, Луне и звездам. Прочитайте, что говорит Эван  Пауэлл Меридит в своей книге «Переписка, касающаяся божествен­ного происхождения христианской религии».

Если наш корреспондент хочет обнаружить следы древнего огнепоклонничества в ритуалах современной христианской теологии,    советуем ему почитать «Розенкрейцеров» Харгрейва Дженнингса с более пристальным, чем прежде, вниманием к этой теме. Огонь — это суть всей активной энергии в природе. Огонь и вода— это стихии, которым все высокоорганизованные и одушевленные существа обязаны своим существованием на земле. Во всяком случае, солнце — единст­венный видимый и неоспоримый Творец и Возродитель жизни.

«Если бегло просмотреть перевод Зенд-Авесты Шпигель-Блика, можно увидеть, что отрывки на языках, не имеющих отношения к Зенду, выделены курсивом. Можно также обнаружить, что некоторые отрывки в Авесте, в том числе все, связанные с покаянием, выделены курсивом, что указывает на то, что эти отрывки и доктрины, в них заключенные, были внесены в более поздний период. Не мог бы уважаемый полковник, или Вы сами, или кто-нибудь из Ваших коллег объяснить, что представляет собой зороастризм, лишенный доктрины покаяния. А если еще очистить его от всего, что было заимствовано магами из Вед, то, как мне кажется, в нем не останется ничего ценного для познания».

Мы бы сформулировали последнее предложение по-другому и сказали бы, что, «если очистить Авесту от немногих оставшихся нелитургических фрагментов», при сохранении лишь немногих эзоте­рически объясняемых Фрагардов и Яшт, не останется ничего ценного для познания в Авесте в ее современном варианте. Продик и некото­рые ранние гностики были последними из тех, кто держал в руках тайные книги Зороастра. То, что те «тайные» книги не были Авестой в ее теперешнем виде, подтверждается непривлекательностью ее текстов, в которых сейчас нет ничего, что могло бы увлечь мистика. Продик имел тайный код и ключ к нему. Очень немногие адепты раннего магизма жили и были известны людям в те времена, поскольку Климент Александрийский говорит о тех, кто следует ереси Продика и «хвастается тем, что владеет тайными книгами Зоро­астра»20.

«Вы и ваши братья-теософы часто говорили, что христиане живут в доме из стекла, а теософы знают, что из себя представляют христиане. То же самое говорится о зороастризме, индуизме и буддизме. Но нам никогда не говорят, что такое христиане в дейст­вительности и каким должно быть их настоящее учение. Неужели теософы думают, что такие общие фразы без малейшей попытки подтвердить их более существенными доказательствами, чем неза­тейливые истории, принесут в конечном итоге какую-то пользу? Если аргументы должны отличаться от тех, что основаны на оккультной философии, тогда, мне кажется, трудности на вашем пути должны быть подобны тем, которые возникали перед христианскими миссио­нерами в Индии».

Последователи любой современной великой экзотерической ре­лигии «живут в доме из стекла». И мы должны сказать, что недоверие к ним вызвано их же обитателями, которые к настоящему времени повыбивали все стекла у своих соседей, причем те ответили им тем же. Мы считаем, что необходимо изучать христианство и сравнивать его многочисленные, часто конфликтующие и воинствующие секты, чтобы выяснить, что они из себя представляют или, скорее,— чем они не являются, так как действительно настоящий, христоподобный христианин— большая редкость в наши дни, чем белая ворона. Однако на страницах этого журнала мы не можем рассказать, «что они в действительности из себя представляют», более того, мы никогда не собирались (даже если представлялась такая возможность) сводить свою задачу к «общим фразам», но, поскольку правда всегда неприятна и в связи с тем, что они своими действиями лучше, чем мы можем это сделать словами, проявляют свои подлинные моральные качества, мы считаем потерей времени служить им зеркалом. Эту задачу взяли на себя и наилучшим образом выполняют атеисты; в их литературе в качестве доказательств можно найти все что угодно. Наше дело — отделять зерна от плевел с помощью оккультной философии, чтобы показать, чем не являются вещи, и таким образом дать непосвящен­ным возможность самим увидеть и решить, чем они являются.

«Выше были изложены вопросы, которые не давали мне покоя долгое время, и я надеюсь, что, несмотря на их расплывчатый характер, вы сделаете мне одолжение и поместите их в следующем выпуске „Теософа". Если они смогут заинтересовать парсов-ученых (а я, к сожалению, не принадлежу к их числу), я буду удовлетворен».

Мы постарались удовлетворить нашего корреспондента. Вопрос этот весьма интересует любого мыслящего парса, но он должен помочь себе сам, если хочет узнать больше. Его религия еще не мертва, и под безжизненной маской современного зороастризма все еще бьется пульс древних магов. Мы стремились как можно более кратко дать точное, хотя и очень беглое описание сути и духа истинного магизма. И здесь нет ни одного предложения, которое не было бы обосновано.

 

 

 

ТИБЕТСКИЕ УЧЕНИЯ

«Те, кто находятся на вершине горы, могут видеть всех людей; так же и те, кто умны и свободны от печали, способны подняться над раем богов; и когда они увидели, что человек подвержен рождению и смерти и печалям, от которых он страдает, они открывают двери бессмертия».

Из «Tched-du brjod-pai-tsoms» Канджура.

 

В январском номере «Теософа» за 1882 г. мы обещали познакомить наших читателей со взглядами преподобного чохан-ламы — главы архивариусов библиотек, где хранятся рукописи эзотерических доктрин, принадлежащих Далай- и Ташилунпо-ламам Римпоче Тибета,— относительно некоторых выводов, к которым пришел автор книги «Будда и ранний буддизм». Благодаря братской доброте ученика почтенного чохана, который как никто в Тибете сведущ в науке эзотерического и экзотерического буддизма, мы теперь имеем возможность привести несколько доктрин, которые имеют непосредственное отношение к этим выводам. Мы твердо убеждены в том, что письма ученого чохана и записи, сопровождаю­щие их, не могли прибыть в более подходящее время. Помимо многочисленных и разнообразных неправильных толкований наших доктрин, на нас неоднократно обрушивались упреки некоторых наиболее знающих спиритуалистов за введение их в заблуждение как в отношении действительного подхода и веры индусов и буддистов, так и в отношении «душ умерших». В самом деле, согласно утверж­дениям некоторых спиритуалистов, «буддийская вера проникнута характерным признаком современного спиритуализма— присутстви­ем и руководством духов умерших», а теософы обвиняются в том, что неверно преподнесли эту веру. У них хватило дерзости, например, утверждать, что эта «вера в воздействие развоплощенных человечес­ких душ» была anathema maranata1 на Востоке, в то время как она «в сущности является принципом, которым проникнуты все положения буддизма».

Что думает каждый индус любой касты и уровня образованности о «воздействии духов умерших», известно по всей Индии настолько хорошо, что было бы пустой тратой времени повторять это еще раз. Существует несколько новообращенных в современный спиритуа­лизм, таких, как Бабу Пири Чанд Митра, великая личная чистота жизни которого сделала бы такое взаимодействие безвредным, даже не будь он безразличен к физическим явлениям, придерживаясь только чисто духовной, субъективной стороны этого общения. Но если исключить это из рассмотрения, мы можем вновь смело говорить о том, что мы всегда утверждали: нет ни одного индуса, который не чувствует отвращения к самой идее повторного появления «души» умершего, которую он всегда будет считать нечистой; и что за упомянутыми исключениями, ни один индус не верит в то, что, кроме как в случаях самоубийства или случайной смерти, чья-либо душа, если это не дьявол, может вернуться на землю. Поэтому, оставляя индусов вне обсуждения, мы приведем мысли северных буддистов по этому вопросу, надеясь позже добавить к ним мнение южных буддис­тов. Говоря о «буддистах», мы не имеем в виду те многочисленные еретические секты, которыми изобилуют Япония и Китай и которые потеряли всякое право на это название. С ними у нас нет ничего общего. Мы говорим только о буддистах Северных и Южных храмов — так сказать, католиках и протестантах буддизма.

Тема, которую развивает наш ученый тибетский корреспондент, основывается на нескольких конкретных вопросах, предложенных нами вместе с покорной просьбой об ответе на них, и приведенным ниже абзацем из «Будды и раннего буддизма»:

«Я подробно остановился на этой вере в сверхъестественное, потому что она в нашей теме особенно важна. Буддизм был совершен­ным инструментом нейтрализации действий злых духов с помощью духов добрых, которые действовали с наибольшей эффективностью, когда главные помогающие духи использовали мертвое тело или части тела. Буддийский храм, буддийские обряды, буддийская литур­гия — все они, как кажется, основаны на единственной идее о необходимости использования мертвого тела или его части. Что это были за помогающие духи? Каждый буддист, древний или современ­ный, согласится с тем, что не может быть хорошим дух, который еще не достиг Бодхи, духовного пробуждения. Он не может сделать ничего доброго; более того, он должен творить злые дела».

Ответом Северного буддизма будет то, что хорошие духи — это Будды, умершие пророки. Они приходят из разных «областей Будд» для общения с землей.

Наш ученый тибетский друг пишет: «Позвольте мне сразу сказать, что монахи и миряне дают наиболее нелепую трактовку „Закона Веры", распространенного на Тибете верования. Сообщение, сделанное капуцином Делла Пене, о братстве „Джанчуб" просто абсурдно. Взяв из Канджура или из других книг тибетских законов некоторые буквальные описания, он приукраши­вает их своей интерпретацией. Так, он говорит о вымышленных мирах „духов", в которых живут „Лха, похожие на богов", добавляя, что тибетцы представляют эти места „находящимися в воздухе над великой горой, около 160 тыс. лиг высотой и 32 тыс. лиг в окружнос­ти, состоящими из четырех частей, хрустальной на востоке, красно-рубиновой на западе, золотой на севере и драгоценного зеленого камня — ляпис-лазури — на юге. В этих жилищах блаженства они— Лха— пребывают столь долго, сколь пожелают, а затем переходят в рай других миров" 2.

Это описание гораздо больше напоминает — если моя память периода посещения миссионерской школы в Лахуле не обманывает меня — „Новый Иерусалим, сходящий от Бога с неба", в Откровении Иоанна описанный как город окружностью „двадцать тысяч фарлонгов", стены которого были выполнены из „ясписа", здания — из „чистого золота", основания стен „украшены всякими драгоценными камнями", а „двенадцать ворот — двенадцать жемчужин"3, — чем город Джанчуб как в Канджуре, так и в представлениях тибетцев. Во-первых, Канджур и Танджур, священные каноны тибетцев, состоят из 1 707-ми отдельных трудов — 1 083-х открытых и 624-х тайных томов, первый состоит из 350-ти, а последний — из 77-ми фолиантов.

Даже если случайно они и видели их, я могу уверить теософов, что содержание этих книг никогда не мог понять никто, кому не был дан ключ к их особым знакам и их скрытому значению.

Каждое описание местности в нашей системе метафорично; каждое имя и слово намеренно завуалировано; и ученик, прежде чем ему дадут дальнейшие указания, должен изучить метод расшифровки, а затем понимания и заучивания соответствующих тайных терминов или синонимов почти для каждого слова нашего религиозного языка. Египетская демотическая или иератическая система— детская игра в сравнении с расшифровкой наших священных загадок. Даже в тех книгах, которые доступны массам, каждое предложение имеет двой­ное значение: одно предназначено для непосвященных, а другое для тех, кто получил ключ к этим записям.

Если усилия столь серьезных, добросовестных и имеющих добрые намерения людей, как авторы „Буддийских записей западного мира" и „Будды и раннего буддизма"4, чьи поэтические гипотезы с величайшей легкостью могут быть развенчаны и опровергнуты одна за другой,— если даже их усилия завершились ничем, то попытки предшественников и последователей аббата Гюка, Габэ и других поис­тине должны были доказать их обидное поражение: ибо они, первый не намеренно, а последний намеренно пытались исказить непревзойденное и великолепное учение нашего благословенного учителя Сакьятубпа 5.

В „Теософе" за октябрь 1881 г. корреспондент информирует читателя, что Гаутама Будда, мудрый, „настаивал на том, чтобы инициация была открыта для всех, кто подтвердился". Это правда; таким был первоначальный замысел, введенный на некоторое время великим Саньяем 6 еще до того, как он стал Всемудрым. Но спустя три или четыре века после того, как он покинул свою земную оболочку, когда Ашока, великий приверженец нашей религии, оставил этот мир, посвященные Архаты, вследствие тайной, но непримиримой оппози­ции брахманов их системе, вынуждены были по одному бежать из страны и искать спасения за Гималаями. Таким образом, хотя до седьмого века массовый буддизм и не распространился в Тибете, буддийские посвященные в таинства и эзотерическую систему Арья дважды рожденного, покидая свою родину— Индию, искали прибе­жища у добуддийских отшельников, которые владели Благим Учени­ем еще до времен Шакьямуни. Эти отшельники обитали за горными цепями Гималаев с незапамятных времен. Они были прямыми потомками тех арийских мудрецов, которые, вместо того чтобы сопровождать своих братьев-брахманов в их доисторическом пересе­лении из окрестностей озера Манасаровар через Снежный хребет в жаркие равнины Семи Рек, предпочли остаться в своих недоступных и никому не известных цитаделях. В самом деле, неудивительно, что арийская эзотерическая доктрина и доктрины наших Архатов на­столько совпадают. Истина одна, как и солнце над нашими головами; но кажется, будто этот вечный трюизм нужно постоянно повторять, чтобы заставить и темных, и светлых людей запомнить его. Только эту истину можно сохранить чистой и не загрязненной человеческими преувеличениями — причем преувеличениями самих ее последовате­лей, поскольку они сразу же стали извращать и искажать ее чистое лицо и приспосабливать для своих эгоистических целей; поэтому она должна была быть спрятана подальше от глаз непосвященных. Со времен самых ранних всеобщих мистерий вплоть до эпохи нашего великого Шакья Татхагата Будды, который сократил и интерпрети­ровал систему во имя всеобщего спасения, был слышен божественный Голос „Эго", известный как Гуань-инь, но был слышен лишь в священном уединении предварительных мистерий.

Наш  всемирно  почитаемый  Цзонхава,  завершая  свой  пятый Дамнган 7, напоминает нам, что „каждая священная истина, которую невежественные люди не в состоянии понять в ее истинном свете, должна быть спрятана в ларец с тройными стенками, скрывая себя подобно черепахе, втягивающей голову в панцирь, и должна откры­вать свой лик лишь перед теми, кто жаждет обрести состояние Аннутара-самьяк-самбодхи" — самого милосердного и просветленно­го сердца.

Далее, существует двойное значение, даже в каноне, открытом людям, а совсем недавно — и западным ученым. Я сейчас попытаюсь исправить допущенные авторами — иезуитами ошибки, ошибки, к сожалению, явно умышленные. Нет сомнений в том, что китайские и тибетские писания, так называемые классические работы Китая и Японии, некоторые из которых были переписаны нашими самыми образованными учеными (многие из них— непосвященные, но ис­кренние и благочестивые — комментировали то, что сами никогда правильно не понимали), содержат большое количество мифологи­ческого и легендарного материала, подходящего больше для детских сказок, чем для изложения Религии Мудрости, проповедовавшейся Спасителем мира. Но в каноне ничего этого мы не находим; и хотя подобные труды сохранились во многих библиотеках тибетских монастырей, их читают и в них безоговорочно верят только доверчи­вые и набожные люди, чья простота не позволяет им перешагнуть порог реальности. К этой группе относится „Космос Буддизма", написанный бонзой Чин-Чжаном из Пекина; „Шин-Таоки" или „Записи Просвещения Татхагата" Ван-Пу (VII в.), „Хишай Сутра", или „Книга Сотворения", вымысел по мотивам символизма, раскры­того задним числом.

Но записи, которые цитирует, я бы сказала даже, неверно цити­рует наш ученый автор монах Делла Пене, не содержат никакого вымысла, а лишь информацию для будущих поколений, которые, возможно, к тому времени добудут ключ к правильному их прочте­нию. „Лха", о которых лишь с целью осмеяния говорит Делла Пене и которые „достигли состояния святости в этом мире", были просто посвященными Архатами, адептами различных уровней, в основном известными под именем Бханте, Братьев. В книге „Аватамсака-сутра", в разделе о „высшем Атмане — Самости — как он проявляется в характере Архатов и Пратьекабудд", утверждается: „Потому что от начала все чувствующие существа перепутали правду и усвоили ложь, поэтому пришло в мир скрытое знание, называемое Алайя-виджня-на". „Кто обладает настоящим скрытым знанием?" — „Великие учи­теля Снежной Горы" — ответ Книги Закона. Снежная Гора — это „гора высотой в 160 тысяч лиг". Давайте посмотрим, что это означает. Если последние три цифры просто опустить, то остается 160лиг; тибетская лига составляет около пяти миль, это дает нам 780миль от опреде­ленной священной точки, по определенной дороге на запад. Даже в описании Делла Пене это становится предельно ясно любому, у кого есть хотя бы проблеск истины. „Согласно их закону, — говорит монах,— на западе этого мира находится вечный мир, рай, а в нем святой, прозванный Опадма8, что означает Святой Великолепия и Бесконечного света. У этого святого есть много разных учеников, которых называют джанчуб", что означает,— как он добавляет в примечании, — „души тех, кто в силу своего совершенства не стремят­ся стать святыми, а готовят и наставляют тела вновь рожденных лам, чтобы те могли помочь живущим" [с. 85].

Становится ясно, что эти, предположительно мертвые, „джанчубы" и есть живые Бодхисаттвы или Бханте, известные под разными именами у тибетцев, а в том числе и под именем „Лха", „души", так как предполагается, что они существуют скорее духовно, чем телесно. В смерти они часто отказываются от Нирваны — блаженства вечного покоя или забвения личности, — для того чтобы оставаться в своих одухотворенных астральных Эго во имя своих учеников и человече­ства в целом.

По крайней мере, для некоторых теософов мое объяснение должно быть понятно, хотя другие, безусловно, восстанут против него. Все же мы настаиваем на том, что нет иной возможности для совершенно чистого Эго, остающегося в земной атмосфере после освобождения из физического тела, своей собственной персональное, в которой он жил на земле. Есть только три исключения из этого правила:

Во-первых, святой мотив, побуждающий Бодхисаттву, шраваку или Архата помогать живущим, оставшимся позади него; в этом случае он останется, чтобы наставлять их — либо внутренне, либо извне.

Во-вторых, те, кто, как бы они ни были чисты, безвредны и относительно свободны от греха в течение своей жизни, были настолько поглощены некоей определенной идеей, связанной с одной из человеческих иллюзий, что даже умерли с этой всепоглощающей мыслью; и,

в-третьих, лица, в которых сильная и святая любовь, такая, как любовь матери к своим осиротевшим детям, создает или накап­ливает неукротимую волю, подкрепленную этой беззаветной любо­вью, чтобы остаться среди живущих в их внутренних „Я".

Периоды, определенные для этих исключительных случаев, раз­личаются. В первом случае, благодаря знанию, приобретенному в состоянии Аннутара-самьяк-самбодхи — самого святого и просвет­ленного сердца, — Бодхисаттва не имеет определенного ограничения. Привыкнув в течение жизни оставаться часами и днями в своей астральной форме, он обладает силой и после смерти создавать вокруг себя свое собственное состояние, рассчитанное на то, чтобы сдержи­вать естественные тенденции остальных своих принципов к повтор­ному воссоединению, с соответствующими им элементами, и может опускаться на землю или даже оставаться там в течение веков и тысячелетий. Во втором случае период будет длиться до тех пор, пока всепоглощающая магнетическая тяга субъекта мысли — чрезвычайно сконцентрированная в момент смерти — не ослабеет и постепенно не исчезнет. В третьем случае влечение нарушается либо смертью, либо моральными недостатками тех, кого любят. В любом случае оно не может длиться больше одной человеческой жизни.

Во всех других случаях видений или взаимодействий „дух" оказывается злобным „бхутом" или, в лучшем случае, „ролангом" — бездушной оболочкой „элементария". „Благое Учение" отвергают на основании бездоказательного обвинения в том, что только „адепты" претендуют на привилегию бессмертия. Но никогда такое требование не выдвигалось ни одним восточным адептом или Посвященным. Действительно, наши Учителя учат нас, что „бессмертие условно" и что шансы адепта, который стал искусен в Алайа-виджняна, вершине мудрости, в десять раз выше тех, что имеет тот, кто, не зная о потенциальных возможностях, сконцентрированных внутри своего „Я", позволяет им оставаться нереализуемыми и неразвитыми до тех пор, пока не становится слишком поздно пробуждать их в этой жизни. Однако адепт на земле не узнает и не сможет больше, чем будет знать и уметь средний добрый человек, когда достигнет своего пятого, а особенно шестого цикла или круга. Современное человечество пока находится на четвертом из семи циклических кругов. Человечество — это дитя, едва вышедшее из пеленок, и самый „высокий" адепт нынешней эпохи знает меньше, чем он будет знать, будучи ребенком седьмого круга. И подобно тому, как человечество является ребенком на коллективном уровне, в том же состоянии находится и человек индивидуально в его текущем развитии. Так же, как трудно предпо­ложить, что маленький ребенок, каким бы развитым он ни был, будет помнить свое существование день за днем с часа своего рождения, и весь опыт, с которым он сталкивался, и одежду, которую он носил в любой из дней, так же никакое Эго, если только это не Эго адепта, достигшего состояния Самма-Самбодхи, во время которого просвет­ленный видит долгие серии своих прошлых жизней сквозь все свои предыдущие рождения в других мирах, не в состоянии вспомнить определенные и различные жизни, которые оно прошло. Но такое время должно однажды прийти. До тех пор человек остается неиспра­вимым сенсуалистом, вследствие этого обрекая себя на абсолютное уничтожение после каждой из таких грешных жизней; но настанет день, когда, достигнув состояния полной свободы от какого-либо греха или желания, он увидит и восстановит в памяти все свои предыдущие жизни так же легко, как человек нашей эпохи возвраща­ется к прошлому и вспоминает шаг за шагом каждый день своего существования».

Мы можем добавить несколько слов к объяснению одного из предыдущих абзацев, относящегося к Гуань-инь. Эта божественная сила была в конце концов антропоморфизирована китайскими при­верженцами буддийских обрядов в виде некоего двуполого божества с тысячью рук и тысячью глаз, названного Гуань-ши-инь Бодхисаттва, Голос Божества, что в действительности означает голос постоянно присутствующего скрытого божественного сознания в человеке, голос его истинного «Я», который можно полностью пробудить и услышать только благодаря великой нравственной чистоте. Поэтому о Гуань-инь говорят, что он сын Амитабхи Будды, который породил того Спасителя, милосердного Бодхисаттву, «Голос» или «Слово», распространенное по миру, «Звук», который вечен. Он имеет то же мистическое значение, что и Вач брахманов. Если брахманы отстаивают вечность Вед, исходя из вечности «звука», то буддисты по аналогии настаивают на вечности Амитабхи, ибо он был первым, кто удостоверил вечность «Я-рожденного», Гуань-инь. Гуань-инь— это Вачишвара, или Голос Божества, брахманов. Оба происходят из того же источника, что и Логос греков-неоплатоников; «проявленное божество» и его голос обнаруживается в человеческом «Я», его сознании; «Я», невидимый Отец, и «голос Я», Сын, родствен­ны друг другу и соотносятся один с другим. Вачишвара и Гуань-инь составляли и все еще составляют существенную часть в Обрядах Посвящения и Мистериях в брахманических и буддийских эзотери­ческих доктринах.

Мы можем также подчеркнуть, что Бодхисаттвы и Архаты не нуждаются в том, чтобы быть адептами, а еще меньше брахманами, буддистами или даже «азиатами», но это просто святые и чистые люди любой нации или веры, отдавшие жизнь тому, чтобы делать добро человечеству.

 

Доктрины Святого Лха

 

«Форм, в которых может вновь родиться любое живое существо, шесть:

1. Самый высокий класс— это Лха, „духи, высочайшие существа, боги", на санскрите— Девы; они почти равны Буддам и населяют шесть небесных сфер (на санскрите— Девалок). Две из этих сфер принадлежат земле, но другие четыре, которые считаются высшими обителями, лежат в атмосфере, далеко за пределами земли. [С. 91.] ...Как следствие преждевременной кончины, „Бардо" про­длевается. Это срединное состояние между смертью и новым рождением, которое не наступает немедленно, но есть интервал, который короче для хороших людей и длиннее для плохих...» [С. 109.]

Эмилия Шлагенвейт «Буддизм в Тибете»

Записи, которые следуют дальше, составлены или, скорее, переве­дены настолько точно, насколько позволяют идиоматические разли­чия, из тибетских писем и рукописей. Они были присланы в ответ на несколько вопросов, касающихся неправильного восприятия на запа­де северного буддизма или ламаизма. Информация исходит от гелонга1 Внутреннего Храма— ученика Ба-па Дхармы, Тайной Доктрины.

«Братья, проживающие в Чжапелин— Британской Индии, по­чтительно привлекли внимание моего Учителя к определенным неверным и приводящим в заблуждение утверждениям относительно „Благого Учения" нашего благословенного Пхагпа Саньяй2 — само­го святого Будды, которое, как утверждают, по-прежнему проповеду­ется в Бодъюле, земле Тибета; мне приказано почтенным Нгагпа 3 дать им ответ. Я сделаю это, насколько наши правила позволят мне открыто обсуждать такую священную тему. Я не могу сделать больше того, ибо до того дня, когда наш Панчен-римпоче вновь родится в землях пелинг (чужеземцев) и, появившись как великий Чомданда, завоеватель, разрушит своей всемогущей рукой вековые ошибки и заблуждения, будет мало пользы, если вообще кто-то будет пытаться вскрывать подобные заблуждения».

Пророчество Цзонхавы, распространенное в Тибете, гласит, что истинная доктрина будет сохраняться в своей чистоте лишь до тех пор, пока Тибет останется свободным от вторжения западных наций, чье грубое понимание основополагающей идеи неизбежно запутало бы и смутило бы последователей Благого Закона. Но когда западный мир станет более зрелым в плане философии, тогда произойдет инкарнация Панчен-римпоче — Величайшего Сокровища Мудрости, одного из Таши-лам, и великолепие истины осветит весь мир. Мы обладаем теперь подлинным ключом к тибетской исключительности.

Наш корреспондент продолжает:

«Из множества ошибочных взглядов, представленных на рассмот­рение нашего Учителя, мне разрешено трактовать следующее: во-первых, ошибка, широко распространенная среди роланг-па— спири­туалистов, заключается в том, что те, кто следуют Благому Учению, общаются с ролангами— привидениями (призраками) умерших людей, и почитают их; и, во-вторых, в том, что Бханте— Братья, или, как их обычно называют, Лха, — являются либо отделенными от тела духами, либо богами».

Первая ошибка обнаруживается в «Будде или раннем буддизме», так как эта работа породила неверное представление о том, что спиритуализм лежит в основании буддизма. Вторая ошибка найдена в «Сжатом Изложении Великого Хаоса Тибетских Законов», написанном монахом-капуцином Делла Пене, и в оценках, данных его окружением, чья абсурдная клевета на тибетскую религию и ее законы, написанная в течение прошлого века, была воспроизведена позже в книге г-на Мархама «Тибет» 4.

«Я начну с первой ошибки,— пишет наш корреспондент.— Ни южные, ни северные буддисты Цейлона, Тибета, Японии или Китая не признают западных идей, касающихся способностей и ограниче­ний „обнаженных душ".

Поэтому мы категорически и полностью осуждаем все невежест­венные связи с ролангами. Ибо кем являются те, кто возвращаются? К какому виду созданий относятся те, кто может общаться по своей воле — непосредственно или через физические проявления? Они являются нечистыми, грубыми грешными душами („ацзарами"), самоубийцами и теми, кто скоропостижно скончался от несчастного случая и должен оставаться в земной атмосфере до полного истечения естественного срока своей жизни.

Ни один правильно мыслящий человек, будь то лама или чхипа — не буддист — не рискнет защищать практику некромантии, которая, исходя из естественного инстинкта, была проклята во всех великих Дхармах— законах или религиях, а связь с ними и использование силы этих привязанных к земле душ является не чем иным, как просто некромантией.

Далее, существа, относящиеся ко второму и третьему классам — самоубийцы или жертвы несчастного случая,— не завершили полностью отмеренного им времени жизни и вследствие этого, даже не будучи злобными, связаны с землей. Преждевременно изгнанная душа находится в неестественном состоянии; первоначальный импульс, давший толчок к развитию человека и бросивший его в земную жизнь, не был израсходован — необходимый цикл не был завершен но тем не менее завершиться он должен.

Привязанные к земле души, эти несчастные существа, жертвы, добровольные или нет, только временно зависли в магнетическом притяжении Земли. В отличие от первой группы, их не влечет к живьщ существам жестокая жажда насытиться жизненными силами. А посколь­ку они в основном находятся в состоянии ошеломленности и шока, то их единственное и слепое побуждение — попасть в круговорот перерож­дений, и как можно скорее. Мы называем их состояние „ложная Бардо" — период между двумя инкарнациями. В соответствии с кармой человека, на которую влияют его возраст и заслуги в прошлой жизни этот интервал будет либо короче, либо длиннее.

И только непреодолимо сильное влечение, например, святая любовь к дорогим и близким, находящимся в опасности, может притянуть их, причем с их согласия, к живым людям; но только с помощью месмерической силы ванпо— некроманта (это слово используется умышленно, так как некромантическое заклинание— это цутюл), или как еще вы называете месмерическое тяготение,— моясно заставить их вернуться в нашу действительность. Такой вызов, однако, целиком и полностью осуждается теми, кто придерживается Благого Учения. Вызванные таким образом души вынуждены стра­дать чрезвычайно, даже хотя страдают не они сами, а только их образы, которые были оторваны от них и стали привидениями. Из-за такого преждевременного насильственного отделения от тела „чжанкхо"— животная душа— тяжело нагружена материальны частицами и не происходит естественного разделения грубых и тонких молекул; некромант, принуждающий душу к такому неестест­венному разделению, заставляет ее страдать— подобно тому, как если бы с кого-то из нас заживо содрали кожу.

Поэтому вызывать первый класс — грубые грешные души — опасно для живых людей, принуждать же существа второго и третьего — невыразимо жестоко по отношению к мертвым.

В том случае, когда человек умер естественной смертью, все происходит совершенно иначе. Душа почти всегда находится вне досягаемости некроманта, особенно в том случае, если она очень чиста, а следовательно и вне пределов досягаемости вызывающих души, или спиритуалистов, неосознанно практикующих настоя­щую санга некроманта, магическое колдовство. Согласно карме предыдущего воплощения, латентный интервал, в основном проте­кающий в состоянии оцепенения, длится от нескольких минут до нескольких недель и даже месяцев. В течение этого времени „чжанкхо" — животная душа — в торжественной тишине готовится к своему переходу либо в высшую сферу (если она достигла седьмой ступени локальной человеческой эволюции), либо в новое, более высокое рождение (если она еще не прошла последний локальный цикл).

Во всяком случае, в это время у нее нет ни сил, ни желания передавать свои мысли живущим. Но после окончания этого латент­ного периода и новое „Эго" вступает в полном сознании в благосло­венную страну Девахана, где рассеиваются все земные заблуждения и перед ее духовным взором предстают сцены и связи прошлой жизни — тогда она может (и это иногда происходит), завидев тех, кого она любила на земле и кто любил ее, притягивать к себе — единствен­но силой любви — души живущих, которые, вернувшись затем в свое обычное состояние, воображают, что душа спускалась к ним.

Поэтому мы радикально отличаемся от западных ролангпа-спиритуалистов со всем тем, что они видят или с чем общаются в своих кружках посредством бессознательной некромантии. Мы гово­рим, что это лишь материальные отбросы или бездуховные останки того, что недавно было существом, выделенные, отброшенные и оставленные позади, в то время как его тонкие части перешли в великую Запредельность.

В них задерживаются некоторые фрагменты памяти и интеллекта. Они, конечно же, некогда составляли часть существа и представляют определенный интерес, но это не есть в действительности живое существо. Сформированные из материи, хотя и эфирной, они должны, рано или поздно, быть увлечены в водоворот, где существуют условия для их атомической дезинтеграции.

Из мертвого тела исчезают одновременно и другие составляющие. Через несколько часов второй принцип — жизненный — полностью угасает и отделяется от человеческой и эфирной оболочек. Третья составляющая — жизненный двойник — окончательно рассеивается, когда распадаются последние частицы тела. Теперь остается 4, 5, 6, 7 принципы — тело желаний, человеческая душа, духовная душа, чистый дух, который граничит с Вечным. Последние два либо соединены с персональным Эго, формирующим вечную индивидуаль­ность, которая не может умереть, либо отделены от него. Оставшаяся часть переходит в состояние созревания — астральное Эго и все, что сохранилось в нем от желаний до момента разрушения физического тела.

Следовательно, для осуществления сознательного действия в этом состоянии требуется квалификация адепта или сильная, неумираю­щая, возвышенная и святая любовь к человеку, которого умерший оставил на этой земле, поскольку иначе астральное Эго либо стано­вится „бхутом" — „ролангом" на Тибете,— либо отправляется в свое дальнейшее перемещение в высшие сферы.

В первом случае Лха, или „человек-дух", может по своему собственному желанию остаться на неопределенное время среди живых, во втором же так называемый дух может отложить свое окончательное перемещение, но только на короткий срок; тело желаний находится в сжатом состоянии пропорционально силе любви, испытываемой душой, и ее нежеланием расставаться с люби­мыми.

При первом же ослаблении желания оно рассеется, и духовное Эго, временно потерявшее свою индивидуальность и память о ней, вознесется в высшие области. Таково учение. Никто не может защитить смертных, кроме избранного „совершенного", „джанчуб", или самих „Бодхисаттв", тех, кто постиг великую тайну жизни и смерти, поскольку они в состоянии продлить по своему собственному желанию свое пребывание на земле после „смерти". Переводя на язык вульгарной фразеологии, такая защита состоит в том, чтобы „снова и снова" рождаться для блага человечества».

Если бы спиритуалисты вместо того, чтобы предоставлять воз­можность управления живыми людьми любому духу, зовущему себя «Джоном» или «Питом», доверили бы право побуждать и вдохнов- II лять некоторых избранных чистых мужчин и женщин только таким  "' Бодхисаттвам  или  Святым  посвященным,  будь  они  буддистами, христианами, брахманами или мусульманами, и лишь в исключитель­ных случаях— святым людям, тем, чьим побуждением является осуществление действительно благодетельной миссии после смерти, тогда они были бы ближе к истине, чем в настоящее время.

Приписывать же, как они делают, эту священную привилегию каждому «элементарию» или «элементалу», обряженному в павлиньи перья и появляющемуся лишь для того, чтобы сказать: «Как поживае­те, г-н Снукс?» — и выпить чаю или съесть поджаренный ломтик хлеба, — есть не что иное, как кощунство и печальное зрелище для того, кто обладает интуитивным чувством благословенной сакральности физического перехода, не говоря уже об учениях адептов.

«Далее Делла Пене пишет: „Эти джанчубы— ученики главного святого— еще не стали святы­ми, но они в высшей степени обладают 5-ю добродетелями: милосерди­ем — как мирским, так и духовным, точным соблюдением закона, величайшим терпением, огромным усердием в работе над совершенст­вованием и чрезвычайно возвышенным сосредоточением" [с. 55-56]».

Мы хотели бы знать, как они смогли овладеть всеми этими качествами, особенно последним— трансом, если они физически мертвы?!

«„Эти джанчубы завершили свой путь и освободились от дальней­ших перевоплощений из тела одного ламы в тело другого; но лама [имеется в виду Далай-лама], всегда одарен душой одного и того же джанчуба; хотя последний может находиться в других телах для блага живущих, обучая их закону, что и является причиной их нежелания стать святыми, ибо тогда они не могли бы обучать их. Побуждаемые жалостью и состраданием, они хотят остаться джанчубами и учить живущих Закону, чтобы помочь им быстрее завершить трудный путь их перевоплощений. Более того, если эти джанчубы захотят, они вольны перемещаться в эти или иные миры и в тоже самое время перемещаться в другие места с той же целью".

Из этого довольно путаного описания следуют два факта: во-первых, тибетские буддисты— мы говорим об образованных классах— не верят в возвращение умерших духов, так как до тех пор, пока душа не станет настолько чистой на земле, чтобы создать в себе состояние Бодхисаттвы— высшее состояние совершенства, близкое к Будде,— даже святые в общепринятом значении этого слова не в состоянии обучать или направлять живущих после своей смерти, и, во-вторых, отвергая, как они это делают, теории сотворения, Бога, душу — в христианском и спиритуалистическом смысле— и дальней­шую жизнь личности умершего, они, однако, признают в человеке такой потенциал воли, что именно от самого человека зависит, стать ли ему Бодхисаттвой и овладеть ли силой для регулирования его будущего существования как в физической, так и в полуматериальной форме.

Ламаисты верят в нерушимость материи как элемента. Они отвергают бессмертие и даже выживание персонального Эго, уча при этом, что может выжить только индивидуальное Эго— то есть коллективная совокупность многих персональных Эго, которые пред­ставлены Единым, в течение долгих последовательностей различных существований. Последнее может даже стать вечным— слово „веч­ность" подразумевает период великого цикла — вечным в своей интегральной индивидуальности, но этого можно достичь только став Дхиан Чоханом, „небесным Буддой", или тем, кого христианский каббалист назовет планетарным духом или одним из Элохимов; частью „Сознательного целого", состоящего из совокупности разумов в их универсальном единстве, в то время как Нирвана является „бессознательным целым". Тот, кто становится Тонпануи, — тот, кто достигает абсолютной свободы от любого желания живого существа, высшего состояния святости,— существует в не-существовании и не может более приносить пользу смертным. Он находится в „Нипане" 5, поскольку он достиг конца „тарлама", дороги, ведущей к освобожде­нию, избавлению от перевоплощений. Он не может осуществлять тулпу (добровольную инкарнацию) — временную или на период одной жизни— в тело живого человеческого существа, ибо он данма, — абсолютно очищенная душа. С этих пор он свободен от опасности „далчжора" — нового человеческого рождения, поскольку семь форм существования (непосвященным открыты только шесть), являющихся причиной перевоплощений, счастливо им пройдены. „Он с безразличием взирает на каждую из сфер восходящих переме­щений в течение всего периода времени, охватывающего более короткие периоды человеческого существования", — говорит книга Кхиути.

Но поскольку „необходимо больше мужества, чтобы принять бытие, чем небытие, жизнь, чем смерть", то среди Бодхисаттв и Лха „есть те, кто так же редок, как цветок удамбара, с которым они должны встретиться на своем пути", те кто добровольно отказывается от блаженного достижения совершенной свободы и остается в своем индивидуальном Эго в видимых или невидимых смертному взгляду формах, чтобы учить и помогать своим слабым братьям.

Некоторые из них продлевают свою жизнь на земле, хотя и не до неестественного предела, другие становятся Дхиан Чоханами— клас­сом планетарных духов, Девами — теми, кто, становясь, так сказать, ангелами-хранителями людей, являются единственными из семи классов иерархии духов в нашей системе, кто сохраняет свои личнос­ти. Эти святые Лха вместо того, чтобы наслаждаться плодами своих действий, приносят себя в жертву в невидимом мире, как сделал это на земле владыка Саньяй— Будда, оставшийся в Девахане, ближай­шем к Земле мире блаженства».

 

 

 

 

 

АЛХИМИЯ В XIX СТОЛЕТИИ

 

Язык древней химии, или алхимии, как и язык древних  религий, всегда был символическим. В «Тайной Доктрине» мы показали, что все в этом мире следствий имеет три атрибута, или представляет собой тройственный синтез семи принципов. Чтобы сформулировать это более понятно, скажем, что все существующее в этом мире образовано из трех принципов и четырех аспектов, в том числе и человек. Как человек, будучи сложным существом, состоит из тела, разумной души и бессмертного духа, так и каждая вещь в природе обладает объективной внешней формой, живой душой и божественной искрой, чисто духовной и субъективной. Первое из этих утверждений бесспорно, едва ли можно отрицать и второе, ибо если официальная наука допускает, что металлы, дерево, минералы и лекарства способны оказывать воздей­ствие, то она молчаливо признает его истинность. Что же касается третьего, присутствия квинтэссенции абсолютного в каждом атоме, — материализм, который не нуждается в anima mundi, категорически отвергает его.

Здесь есть и своя положительная сторона. Поскольку материа­лизм лишь служит доказательством моральной и духовной слепоты, мы вполне можем позволить слепому поводырю вести слепых и на этом успокоиться.

Итак, любая наука, как и все в мире, имеет три фундаментальных принципа и может практически применяться с использованием всех трех или только одного из них. Прежде чем алхимия стала существо­вать как наука, ее квинтэссенция уже действовала (и, конечно, действует и поныне) в природных взаимосвязях на всех планах. Когда на земле появились люди, наделенные высшим разумом, они предоставили этой силе возможность действовать и таким образом полу­чили свои первые уроки. Все, что от них требовалось, — это подражать, и только. Но для того, чтобы достигать тех же результатов по собственной воле, они должны были развить в себе силу, именуе­мую в оккультизме Крия-Шакти1. Это способность творческая уже потому, что является активным агентом соответствующего свойства на объективном плане. Подобно молниеотводу, ведущему электричес­кий флюид, способность Крия-Шакти служит проводником творчес­кой Квинтэссенции и направляет ее. Будучи оставлена на волю случая, она может убить, будучи руководима человеческим разу­мом — способна созидать, сообразуясь с его предначертаниями.

Так родились алхимия, магнетическая магия и многие другие ветви древа оккультной науки.

Когда с течением веков возникли народы, в своей самовлюблен­ности и непомерном тщеславии убежденные в полном превосходстве над всеми остальными (будь то предшественники или современники), когда развитие Крия-Шакти стало все более и более трудным и сей божественный дар почти исчез с лица земли, — они постепенно забыли науку своих далеких предков. Более того, они совершенно отвергли традицию праотцов, презрительно отрицая присутствие духа и души в этой древнейшей из наук. Из трех великих атрибутов природы они признавали только существование материи, вернее, ее иллюзорного аспекта, ибо по отношению к подлинной материи, или субстанции, как раз именно материалисты исповедуют полное неве­жество, и на самом деле они никогда не улавливали ни малейшего ее отблеска, даже самого отдаленного.

Так родилась современная химия.

Все меняется в результате циклической эволюции. Совершенный круг становится Единицей, треугольником, четырехугольником и пятиугольником. Творческий принцип, истекающий из бескорнего корня абсолютного Существования, не имеющего ни начала, ни конца, или perpetuum mobile, который символически изображается в виде существа, поглощающего свой хвост, дабы достичь головы, превра­тился в Азот средневековых алхимиков. Круг становится треугольником: один эманирует из другого, как Минерва из головы Юпитера. Круг олицетворяет Абсолют; правая линия обозначает метафизичес­кий, левая — физический синтез. Тогда, когда мать-природа делает из своего тела горизонтальную черту, соединяющую их, наступает момент пробуждения космической активности. До этого Пуруша, Дух, отделен от Пракрити, еще не проявленного материального начала. Его ноги существуют лишь в потенциале; неспособный двигаться, он не имеет и рук, чтобы работать над объективной формой земных вещей. Лишенный членов,Пуруша не может начать строить, пока не оседлает слепую2 Пракрити, и тогда треугольник станет пятиугольником, звездой микрокосма. Но прежде, чем они достигнут этой стадии, ими должна быть пройдена фаза четверичности, где зарождается крест. Это крест земных магов, щеголяющих своим поблекшим символом (крестом, разделенным на четыре части, складывающиеся в слова «Таго», «Тога», «Ator» и «Rota»). Первичная Материя, или Земля Адама, Святой Дух древних алхимиков-розенкрейцеров благодаря каббалистам, этим лакеям современной науки, стали ныне содой (Na₂CO₃) и спиртом (С₂Н₆О).

Ах! Утренняя звезда, дочь зари, как утратила ты ныне свое высокое положение — бедная алхимия! На нашей старой планете, трижды обманутой, все обречено прискучивать и проходить. И. все-таки то, что было когда-то, до сих пор существует и будет существо­вать всегда, до скончания времен. Слова меняются, их - значение быстро искажается. Но вечные идеи остаются, и они не исчезнут. Под ослиной шкурой, в которую, как в волшебной сказке Перро, облеклась Принцесса Природа, чтобы вводить в заблуждение глупцов, ученик философов прошлого всегда распознает истину и будет поклоняться ей. Эта ослиная шкура, казалось бы, больше по вкусу новейшему философствованию и материалистичным алхимикам, приносящим живую душу в жертву мертвой форме, чем Принцесса Природа в своей наготе. И поэтому шкура спадет только перед Очарованным Принцем, который узнает символ помолвки в присланном кольце. Всем тем придворным льстецам, что толпятся вокруг Дамы Природы, когда разрывается ее материальная оболочка, ей нечего предложить, кроме ослиной шкуры. Именно по этой причине они утешаются, давая новые имена вещам старым как мир и громогласно возвещая об открытии чего-то нового. Некромантия Моисея стала современным спиритизмом, а наука Посвященных древних Храмов, магнетизм индийских гимнософистов, целительный месмеризм «Спасителя» Асклепия принимаются теперь, только если их называют гипнотиз­мом, то есть настоящим именем черной магии.

Фальшивые носы везде и всюду! Но давайте порадуемся: чем больше в них фальши и чем они длиннее, тем скорее отвалятся и упадут сами собой!

Сегодняшние материалисты хотели бы заставить нас поверить, что алхимия, или трансмутация основных металлов в золото и серебро, с самых давних пор была лишь чистой воды шарлатанством. Это не наука, говорят они, а суеверие; следовательно, все, кто верят или делают вид, что верят в нее, — либо простофили, либо мошенни­ки. Наши энциклопедии полны оскорбительных выражений в адрес алхимиков и оккультистов.

Ну что ж, господа академики, это все, конечно, превосходно, но тогда будьте любезны представить хоть какое-нибудь доказательство абсолютной невозможности трансмутации. Поведайте нам, как случи­лось, что металлические основания найдены даже в щелочах. Мы знаем некоторых ученых-физиков, которые считают идею приведе­ния элементов к их первичному состоянию, и более того — к единой изначальной сущности (например, мистер Крукс с егометаэлементами), не столь уж нелепой, как кажется на первый взгляд. Господа, эти элементы — коль скоро вы однажды позволили себе предположить, что все они исходно существовали в виде огненной массы, из которой, как вы утверждаете, сформировалась земная кора, — могут быть снова возвращены в первоначальное состояние и проведены через ряд превращений, дабы стать когда-нибудь чем-то большим, нежели то, чем они были вначале. Нужно только найти растворитель, достаточно сильный, чтобы за несколько дней или пусть даже лет осуществить то, для чего природе требуются века. Химия, и прежде всего мистер Крукс, убедительно доказали: родственные связи между металлами настолько заметны, что свидетельствуют не только об общем источ­нике, но и об одинаковом происхождении.

Далее, господа, — вы, кто так громко смеется над алхимией и алхимиками и отвергает эту науку, — как случилось, что один из крупнейших ваших химиков, автор «Химического синтеза» месье Бертло, весьма сведущий в алхимии, не может отказать алхимикам в самом глубоком знании материи?

И как случилось, что месье М.-Э. Шеврель 3, этот почтенный ученый, чьи познания не менее, чем его преклонный возраст, при полном использовании всех способностей, заставили восхищаться нынешнее поколение, до которого с его высокомерной самонадеян­ностью так трудно достучаться, — как случилось, скажите на милость, что он, сделавший так много полезных открытий для современной промышленности, мог стать обладателем такого количества алхими­ческих трудов?

Так ли уж невероятно, что ключ к его долголетию может быть найден в одном из этих трудов, каковые, по-вашему, являются лишь кучей суеверий, столь же вздорных, сколь и нелепых?

Тот факт, что этот большой ученый, патриарх современной химии, взял на себя труд завещать библиотеке Музея4 находившиеся у него многочисленные работы по этой «лженауке», в высшей степени показа­телен. Не приходилось пока слышать и о том, чтобы светила науки, приставленные к этому святилищу, выбросили эти книги по алхимии в мусорную корзину как ненужный хлам, будто бы полный фантастичес­ких грез — порождений болезненного и неуравновешенного ума.

Кроме того, наши ученые мужи забыли о двух вещах: во-первых, не имея ключа к особому языку алхимических книг, они не имеют и права решать, истинно или ложно проповедуемое на этом языке; во-вторых, Мудрость, безусловно, не с ними родилась, да и не должна умереть вместе с нашими современными мудрецами.

Любая наука, повторим, имеет три аспекта; два — объективный и субъективный — признают все. К первому мы можем отнести алхимические превращения (вне зависимости от участия в них порошка проекции 5); ко второму — все интеллектуальные построения.

В третьем сокрыто значение высочайшей духовности. Теперь, раз символы первых двух внешне идентичны и, сверх того, как я постаралась показать в «Тайной Доктрине», допускают семь толкова­ний, различающихся по значению применительно к тому или иному плану природы (физическому, психическому или чисто духовно­му),— будет легко понять, что только высокие посвященные способ­ны интерпретировать особый язык философов-герметиков. А так как, кроме того, в Европе больше ложных алхимических сочинений, чем подлинных, то запутался бы сам Гермес. Кто не знает, например, что определенный набор рецептов может найти вполне конкретное прак­тическое применение в технической алхимии, в то время как, будучи использован для передачи идеи из области психологии, тот же самый символ приобретает совсем иной смысл. Наш покойный собрат Кеннет Маккензи хорошо выразил это в следующих словах, относя­щихся к герметическим наукам:

«...Для алхимика-практика, чьей целью было получение богатства при помощи особых правил его искусства, развитие полумистической философии являлось делом второстепенной важности и совершалось безотносительно какой-либо окончательной системы теософии; тогда как мудрец, достигший высот метафизического умозрения, отказы­вался от чисто материальной части этих занятий как недостойной более его внимания» 6.

Отсюда ясно, что символы, взятые в качестве руководящих принципов трансмутации металлов, имеют очень мало общего с методами, которые мы сейчас называем химическими. Здесь, кстати, возникает вопрос: кто из наших видных ученых осмелился бы объявить мошенниками таких людей, как Парацельс, Ван Гельмонт, Роджер Бэкон, Берхау и многих других знаменитых алхимиков?

Несмотря на то, что господа академики насмехаются над Кабба­лой, как и над алхимией (в то же самое время черпая из этой последней свое вдохновение и лучшие открытия), каббалисты и вообще оккультисты Европы начинают sub rosa 7 преследовать тайные науки Востока. Действительно, мудрость Востока не существует для наших западных мудрецов; она умерла вместе с тремя Волхвами. Тем не менее, алхимия, которая при тщательном исследо­вании оказывается основой всех оккультных наук, пришла к ним 8 с Дальнего Востока. Некоторые утверждают, что она является просто посмертной эволюцией магии халдеев. Мы постараемся доказать, что последняя — лишь преемница, предшествовавшая допотопной алхи­мии и позднейшая по отношению к алхимии египтян. Олаф Борричий, авторитет в этом вопросе, призывает нас искать ее истоки в глубочайшей древности.

К какой эпохе мы можем отнести происхождение алхимии? Ни один из современных авторов не в состоянии дать точного ответа. Одни указывают на Адама как на ее первого адепта; другие приписы­вают ее возникновение неблагоразумию «сынов Божиих, которые увидели дочерей человеческих, что они красивы, и брали их себе в жены» 9. Моисей и Соломон — более поздние адепты этой науки, поскольку им предшествовал Авраам, а его, в свою очередь, опередил в Науке Наук Гермес. Разве мы не знаем со слов Авиценны, что Изумрудная Скрижаль— самый старинный алхимический трактат из ныне существующих — была найдена на теле Гермеса, похороненного в Хеброне много веков назад, Саррой, женой Авраама? Однако слово «Гермес» никогда не служило именем какого-либо человека: это родовое название, подобное использовавшемуся в прежние времена слову «неоплатоник» и применяемому ныне — «теософ». Что в действительности известно о Гермесе Трисмегисте, «трижды вели­чайшем»? Меньше, чем об Аврааме, его жене Сарре и наложнице Агари, которых Св. Павел признает аллегорией 10. Даже во времена Платона Гермес уже отождествлялся с Тотом египтян. Но слово «thoth» означает не только «ум»; оно также значит «собрание» или «школа». На самом деле Тот-Гермес есть просто персонификация голоса (священного учения) жреческой касты Египта, голоса Великих Иерофантов. Но коль это так, то разве мы можем сказать, в какую доисторическую эпоху эта иерархия посвященных жрецов стала процветать в земле Кем? Даже если бы мы смогли ответить на ьтот вопрос, то были бы все еще далеки от решения наших проблем. Ибо древний Китай не менее, чем древний Египет, претендует на роль родины алкагеста и физической и трансцендентальной алхимии; и весьма возможно, что Китай прав. Давний житель Пекина миссионер Уильям А.П.Мартин называет его «колыбелью алхимии». «Колы­бель», пожалуй, едва ли подходящее слово, но несомненно, что Небесная Империя вправе числиться среди самых древних школ оккультных Наук. Во всяком случае, как мы покажем, в Европу алхимия проникла из Китая.

Между тем, наш читатель может выбирать, так как другой благочестивый миссионер, Худ, торжественно уверяет, что алхимия родилась в саду, «посаженном в Эдеме, в стороне, обращенной к Востоку». По его словам, она есть порождение Сатаны, искушавшего Еву в образе Змея; но он (Сатана) забыл запатентовать свое открытие, как наш великолепный автор показывает нам самим названием этой науки. «Змей» по-древнееврейски — «Нагаш», во множественном числе — «Нагашим». Очевидно, что как раз от этого слога «шим» происходят слова «химия» и «алхимия». Разве это не ясно как день и не установлено согласно строжайшим правилам современной филологии?

Теперь давайте перейдем к нашим доказательствам.

Крупнейшие специалисты по древним наукам, в том числе Уильям Годвин, представили нам неоспоримые свидетельства того, что, хотя алхимия была широко развита почти у всех народов древности задолго до новой эры, греки приступили к ее изучению только после начала христианской эры и она не становилась общедо­ступной вплоть до гораздо более поздних времен. Конечно, имеются в виду миряне, непосвященные греки. Ибо адепты эллинских храмов Великой Греции знали ее со дней аргонавтов. Так что возникновение алхимии в Греции относится к этому времени, как хорошо поясняет аллегорическое сказание о «Золотом Руне».

Таким образом, нам нужно лишь процитировать то, что говорит Свида в своем «Лексиконе» относительно экспедиции Ясона, слиш­ком хорошо известной, чтобы ее требовалось пересказывать здесь: «Δέρας, Золотое Руно, добытое Ясоном и аргонавтами после путешествия по Черному морю в Колхиду с помощью Медеи, дочери царя Ээта. Только вместо того, о чем говорят поэты, они взяли написанный на коже (δέρμασι) трактат, объяснявший, как получить золото химическим путем. Современники назвали ту овечью шкуру Золотым Руном, по всей видимости — из-за огромной ценности, приписывавшейся этим указаниям».

Такое объяснение несколько яснее и гораздо правдоподобнее, чем ученые причуды наших современных мифологов 11, ибо мы должны помнить, что Колхида греков — это нынешняя Имеретия на Черном море, а пересекающая ее большая река Риони — это античный Фасис, до наших дней несущий следы золота; и что все предания местных народов, живущих на черноморском побережье — таких, как мингре­лы, абхазы и имеретинцы, — полны древних легенд о золотом руне. Их предки, говорят они, все были «делателями золота», то есть владели секретом трансмутации, что сегодня зовется алхимией.

В любом случае, бесспорно то, что греки, за исключением посвя­щенных, были невежественны в герметических науках вплоть до времени неоплатоников (до конца четвертого — пятого веков) и ничего не знали о настоящей алхимии древних египтян, чьи тайны не раскрывались, конечно, перед широкой публикой. В третьем веке христианской эры император Диоклетиан издает свой знаменитый эдикт, повелевающий провести в Египте самый тщательный поиск книг, в которых говорится о производстве золота, и сжечь их на публичном аутодафе. По словам У. Годвина, после этого в земле Фараонов не осталось ни единого труда по алхимии и в течение двух столетий о ней ни разу не упоминали 12. Он мог бы добавить, что под землей оставалось еще множество таких трудов, написанных на папирусе и похороненных вместе с мумиями десять тысяч лет назад. Весь секрет — в способности распознать подобный алхимический трактат в том, что представляется лишь волшебной сказкой, будь то история золотого руна или «небылицы» о первых фараонах. Но не тайная мудрость, сокрытая в иносказаниях папирусов, познакомила Европу с алхимией или герметическими науками. История свиде­тельствует, что в Китае алхимия развивалась более шестнадцати столетий до нашей эры и никогда не достигала большего расцвета, чем в первые века христианства. И именно к концу четвертого века, когда Восток открыл свои ворота для торговли с романскими народами, алхимия снова проникла в Европу. Византия и Александрия, два главных центра этой торговли, неожиданно оказались наводнены сочинениями по трансмутации, хотя было известно, что в Египте их больше нет. Откуда тогда появились эти трактаты, полные наставле­ний по получению золота и продлению человеческой жизни? Уж конечно, не из святилищ Египта, раз тех египетских трактатов больше не существовало. Мы утверждаем, что большинство из них были лишь более или менее верными интерпретациями аллегорических расска­зов о золотых, синих и желтых драконах и розовых тиграх, алхими­ческих символах китайцев.

Все трактаты, которые сегодня можно найти в публичных библи­отеках и музеях Европы, представляют собой лишь сомнительные гипотезы некоторых мистиков разных времен, остановившихся на полпути к великому Посвящению. Стоит лишь сравнить какие-нибудь из так называемых «герметических» трактатов с теми, что недавно были вывезены из Китая, чтобы убедиться, что Тот-Гермес (а вернее, наука, носящая его имя) здесь абсолютно ни при чем. Из чего следует, что все, что было известно касательно алхимии со средних веков до девятнадцатого столетия, попало в Европу из Китая и позднее трансформировалось в герметические писания.

Большинство этих писаний, созданных греками и арабами в восьмом-девятом веках, в средние века подверглись переработке и в девятнадцатом столетии остаются непонятными. Сарацины, чья са­мая известная школа алхимии находилась в Багдаде, хотя и принесли с собой более древние традиции, сами же и потеряли ключ к ним. Великий Гебер заслуживает скорее титула отца современной химии, чем герметической алхимии, хотя считается, что алхимическая наука попала в Европу именно благодаря ему.

Со времени диоклетиановского акта вандализма ключ к тайнам Тота-Гермеса покоится, глубоко захороненный, лишь в инициатичес-ких криптах древнего Востока.

Теперь давайте сравним китайскую систему с так называемыми герметическими науками.

1.  Двойная цель, к которой стремятся обе школы, одна и та же: получение золота и омолаживание человека и продление его жизни с помощью menstruum universale 13 или lapis philosophorum 14. Третья цель, или истинный смысл «трансмутации», совершенно игнорирова­лась адептами христианства, так как, будучи удовлетворены своей верой в бессмертие души, последователи алхимиков былых времен никогда не понимали эту цель должным образом. В наше время — отчасти из-за пренебрежительного отношения, отчасти из-за неупот­ребления — она была полностью исключена из summum bonum 15, к которому стремились алхимики христианских стран. Тем не менее, только эта последняя из трех целей привлекает внимание истинных восточных алхимиков. Все Адепты-Посвященные, презирая золото и испытывая полное безразличие к жизни, очень мало заботились о достижении первых двух целей алхимии.

2.  Обе школы признают существование двух эликсиров: великого и малого. Использование второго на физическом плане имеет отно­шение к трансмутации металлов и восстановлению молодости. Вели­кий «Эликсир», являющийся таковым лишь символически, дарует наивысшее благо —  сознательное бессмертие в Духе, Нирвану на протяжении всех циклов, предшествующую Паринирване, или абсо­лютному слиянию с Единой Сущностью.

3.  Принципы, лежащие в основе двух систем, тоже одинаковы, а именно: составная природа металлов и их развитие, проистекающее из одного общего зародыша. Иероглифы китайского алфавита tsing («зародыш») Ht'ai («матка»), с которыми мы постоянно сталкиваемся в китайских сочинениях по алхимии 16, являются прародителями таких же слов, которые мы столь же часто встречаем в алхимических трактатах герметиков.

4.   Ртуть и свинец, ртуть и сера одинаково используются на Востоке и на Западе, причем, как мы видим и на примере многих других общих элементов, обе школы алхимии признавали за ними тройственное значение. Последнее, третье из этих значений как раз и не понимают европейские алхимики.

5.  Алхимики обеих сторон принимают также доктрину цикла трансмутаций, в течение которого драгоценные металлы возвращают­ся к своим первоэлементам.

6.  Обе школы алхимии тесно связаны с астрологией и магией.

7. Наконец, у обеих в ходу экстравагантная фразеология — факт, отмеченный автором «Изучения алхимии в Китае», полагающим, что язык европейских алхимиков, так сильно отличающийся от языка всех других западных наук, является превосходной имитацией мета­форического языка восточных народов, будучи блестящим доказа­тельством того, что европейская алхимия ведет свое происхождение с Дальнего Востока.

Не должно возникнуть возражений и относительно указанного нами близкого родства алхимии с магией и астрологией. «Магия» — древний персидский термин, означающий «знание» и объемлющий все науки, изучавшиеся в те времена, как физические, так и метафи­зические. Халдейские жрецы и ученые халдеи обучали магии, от которой произошли магизм и гностицизм. Разве Авраама не называли «халдеем»? И не кто иной, как Иосиф 17, благочестивый еврей, говоря об этом патриархе, сообщает, что он учил в Египте математике (т. е. эзотерической науке), в том числе науке звезд: ученому магу необхо­димо было быть астрологом.

Но было бы большой ошибкой смешивать средневековую алхи­мию и алхимию допотопных времен. В соответствии с сегодняшними представлениями, в алхимии существует три основных агента: фило­софский камень, используемый при трансмутации металлов; алкагест, или универсальный растворитель; и эликсир жизни, обладающий свойством неограниченно продлевать человеческую жизнь. Однако ни настоящие философы, ни посвященные не уделяли внимания двум последним. Подобно единой и неделимой Троице, три алхимических агента стали действовать отдельно друг от друга исключительно благодаря падению науки под влиянием человеческого самомнения. В то время как каста жрецов, алчных и честолюбивых, антропомор-физировала духовное и абсолютное Единство, разделив его на три персоны, лже-мистики отделили божественную Силу от универсаль­ной Крия-Шакти и превратили ее в три фактора. В своей «Magia naturalis» Джамбаттиста делла Порта ясно говорит следующее:

«Я не обещаю тебе ни золотых гор, ни философского камня... ни даже прекрасного напитка, дающего бессмертие тому, кто выпьет его... Все это просто грезы; ибо мир непостоянен и подвержен изменениям, всему, что он порождает, суждено разрушиться».

Гебер, великий арабский алхимик, высказывается еще более определенно. Следующие его слова, приведенные нами, производят впечатление пророческого предсказания будущего:

«Если мы утаили нечто, вы, сыны учения, не удивляйтесь; ибо не от вас утаили мы это, но передали таким языком, дабы могло быть сокрыто от злых людей и дабы не смог узнать его несправедливый и низкий. Но вы, сыны истины, ищите и вы обретете сей прекрасней­ший дар Божий, который он предназначил для вас. Вы же, сыны глупости, нечестия и богохульства, да избегнете вы искать это знание; губительным будет оно для вас и ввергнет вас в презрение и нищету»18.

Посмотрим, что говорили по этому вопросу другие авторы. Решив думать, что алхимия в конечном счете была лишь философией, всецело метафизической, а не физической наукой (в чем они ошиба­лись), они заявили, что удивительная трансмутация основных метал­лов в золото была просто метафорой трансмутации человека, освобождающегося от своих наследственных пороков и приобретенных недостатков, чтобы суметь достичь ступени возрождения, которое возвысит его до божественного существа.

Здесь действительно дается синтез трансцендентальной алхимии и ее главной цели; однако все цели, преследуемые ею, этим не исчерпываются. Аристотель, рассказывавший Александру, что «фи­лософский камень вовсе не камень, он существует в каждом человеке, везде, во все времена и зовется конечной целью всех философов», ошибался в своей первой посылке, хотя и был прав во второй. На физическом плане тайна алкагеста производит элемент, называемый философским камнем; но для тех, кто заботится не о тленном золоте, алкагест, как поясняет профессор Уайлдер 19, есть лишь algeist, или божественный дух, уничтожающий любую более грубую природу, с тем чтобы ее нечистые принципы могли быть устранены...» Elixir vitae, следовательно, есть только живая вода, являющаяся, по словам Годвина, универсальным лекарством, обладающим силой омолажи­вать человека и бесконечно продлевать жизнь».

Около сорока лет назад доктор Герман Копп издал в Германии «Историю химии». Рассуждая об алхимии, рассматриваемой им в качестве предтечи современной химии, немецкий ученый употребля­ет многозначительное выражение, которое сразу поймут пифагореец или платоник: «Если слово мир означает микрокосм, представлен­ный человеком, тогда становится легко истолковать сочинения алхимиков».

Иреней Филалет заявляет следующее:

«Философский камень представляет большой космос (или макро­косм) и обладает всеми свойствами большой системы, собранными и включенными в меньшую систему. Последняя имеет магнетическую силу, притягивающую к ней то, что ей сродни в космосе. Это божественная сила, которая простирается на все творение, но вопло­щенная в уменьшенном и ограниченном подобии себя (каковым является человек)».

Послушаем, что пишет Алипилий в одной из своих переведенных работ: «Кто познал Микрокосм, не может долго оставаться в неведении относительно Макрокосма. Это то, о чем так часто говорили египтя­не— неутомимые исследователи Природы, громко провозглашав­шие, что каждый должен познать себя. Этот призыв неразумные ученики их восприняли в моральном смысле и в невежестве своем выбили на стенах своих храмов. Но я напомню тебе, кто бы ты ни был, желающий погрузиться в сокровенные глубины природы: если то, что ищешь, не находишь ты внутри себя, ты никогда не найдешь его вне себя. Если не познал ты совершенство своего собственного дома, зачем ищешь совершенства других вещей? Вся сфера земная не вмещает столько великих тайн и совершенств, сколько суть в маленьком Человеке, созданном по образу Божьему. И жаждущий первенство­вать средь изучающих Природу — нигде он кладезя бесценней не обрящет для исполнения желанья своего, чем во себе самом.

Поэтому я последую здесь примеру египтян и от всей души, руководствуясь истинностью скромного опыта, полученного мною, обращаюсь к ближнему своему их словами и во всеуслышание сейчас провозглашаю: „О Человек, познай самого себя; в тебе сокрыто сокровище сокровищ..."»20

Иреней Филалет Космополит, английский алхимик и философ-герметик, намекая на преследование, которому подвергалась филосо­фия, писал в 1669 году:

«...Многие действительно верят, будучи невеждами в Искусстве 21, что если бы пожелали они воспользоваться им, то сделали бы то-то и то-то; и даже мы сами раньше именно так полагали, но, становясь все более осторожными из-за опасности, подстерегавшей нас, мы избрали более тайный метод...»22

И алхимики были достаточно мудры, чтобы действительно так поступить. Во времена, когда за малейшее отличие во взглядах на религиозные вопросы к мужчинам и женщинам относились как к еретикам, подвергали их анафеме и объявляли вне закона и когда науку клеймили как колдовство, было вполне естественно, как гово­рит профессор А. Уайлдер, «... что люди, вынашивавшие идеи, кото­рые выходили за рамки общепринятых, изобрели специальный язык символов и паролей, с помощью которого можно было общаться друг с другом, оставаясь незаметными для своих кровожадных врагов» 23.

Автор напоминает нам об индусской аллегории, которая расска­зывает, как Кришна однажды повелел своей приемной матери загля­нуть к нему в рот, и она увидела там всю вселенную. Это находится в полном соответствии с каббалистическим учением, подтверждаю­щим, что микрокосм есть лишь точное отражение макрокосма — фотографическая копия для того, кто понимает. Вот почему Корнелий Агриппа, пожалуй, самый известный из всех алхимиков, отмечает:

«Существует одна вещь, сотворенная Богом, исполненная всею чудесностью земной и небесной; она воистину животная, раститель­ная и минеральная; вездесущая, известная немногим, никем не названная надлежащим именем, но сокрытая в числах, изображениях и загадках, вещь сия такова, что без нее ни алхимия, ни натуральная магия не могут достичь своей настоящей цели» 24.

Намек становится еще яснее, когда мы читаем следующий отры­вок из «Алхимического Энхейридиона» (1672 г.):

«Сейчас, в этих словах, открою я тебе то положение, что занимает в природе философский камень, облеченный тройным покровом, даже этот камень богатства и милосердия, могучее лекарство от увядания, содержащий все тайны; он сам объявляется божественной тайной и даром Божьим, выше которого нет ничего в мире сем. Поэтому с усердием внимай моим словам, а именно тому, что облечен он тремя покровами, каковые суть тело, душа и дух» 25.

Иначе говоря, этот камень содержит секрет трансмутации метал­лов, тайну эликсира долгой жизни и сознательного бессмертия.

Философы прошлого считали необходимым разгадывать единст­венно эту последнюю тайну, оставляя меньшим  светочам  с  их современными фальшивыми носами удовольствие изнурять себя в попытках разрешить первые две. Она есть то самое Слово, или «неизреченное имя», о котором Моисей сказал, что нет нужды далеко ходить за ним, «но весьма близко к тебе слово сие; оно в устах твоих и в сердце твоем» 26.

Филалет, английский алхимик, говорит о том же, но другими словами: «...Подобны искусно заточенному ножу окажутся сочинения наши в мире сем; одним лакомства доставят они, другим послужат лишь для того, чтобы отрезать пальцы свои; и нет в том вины нашей, ибо со всей серьезностью возглашаем мы всякому, кто подступится к этому труду, что на высочайшую часть философии, что есть в природе, покушается он, и хотя по-английски пишем мы, труден, как греческий, будет он для иных, которые думать будут, что хорошо понимают нас, когда наипревратнейше истолкуют нас; ибо мыслимо ли, чтобы они, неискушенные в Природе, оказались бы сведущи в писаниях наших, каковые суть свидетельства Ее?»27

От того же предостерегает своих читателей д'Эспанье: «Пусть любящий Истину использует лишь немногих авторов, но с наилучшей репутацией и подлинно достоверных. Пусть усомнится он в легко понятном, особенно когда таинственных наименований и тайнодействия касается оно; ибо под покровом темноты сокрыта истина; и ничто и никогда в писаниях философов не было более лживым, чем их ясность, и более истинным, чем темнота» 28.

Истина не может быть выставлена на всеобщее обозрение; и сегодня более, чем тогда, когда апостолам советовали не метать бисер перед свиньями.

Все процитированные нами фрагменты дают, как мы полааем, весьма многочисленные доказательства выдвинутого нами положе­ния. Если не считать школ адептов, почти недоступных для западных исследователей, то в целом мире — а в Европе и подавно — не существует ни единого сочинения по оккультным наукам, и прежде всего по алхимии, написанного ясным и точным языком либо обнародующего систему или метод, которому можно было бы следо­вать, как в естественных науках. Любой трактат, который исходил от посвященного или адепта минувших или нынешних времен, будучи не в состоянии раскрыть все, ограничивается тем, что проливает свет на некоторые вопросы, которые позволяется открыть, когда это необхо­димо, тем, кто достоин знания, оставляя в то же время сокрытыми от недостойных вместить истину из опасения, что они захотят злоупотребить ею. Следовательно, тот, кто выражает недовольство неяснос­тью и путаницей, которые, как кажется, преобладают в трудах учеников Восточной школы, и сравнивает их с работами средневеко­вых или современных авторов, которые кажутся написанными более понятно, лишь докажет одно из двух: либо он вводит в заблуждение других, пав жертвой самообмана, либо рекламирует современное шарлатанство, ни на минуту не забывая, что обманывает своих читателей. Легко найти полусовременные сочинения, где есть чет­кость и метод, но излагаются лишь собственные идеи автора, имею­щие ценность только для тех, кто абсолютно незнаком с подлинной оккультной наукой. Мы начинаем много говорить об Элифасе Леви, который знал, вероятно, больше, чем все наши великие европейские маги 1889 года вместе взятые. Однако когда полдюжины книг аббата Луи Констана уже прочитаны, перечитаны и выучены наизусть, насколько далеко мы продвинулись в практической оккультной науке или хотя бы в понимании теорий каббалистов? Его стиль поэтичен и совершенно очарователен. Его парадоксы — а парадоксом является почти каждая фраза в его книгах — насквозь проникнуты француз­ским духом. Но даже если мы изучили их так, что сможем повторить по памяти от начала до конца, чему, скажите на милость, он в самом деле научил нас? Ничему, ровным счетом ничему — кроме, быть может, французского языка. Мы знаем несколько учеников этого великого мага современности — англичан, французов и немцев, людей глубокого ума и железной воли, посвятивших целые годы такому изучению. Один из его последователей назначил ему пожизненную ренту, которую он получал свыше десяти лет, и вдобавок платил ему сто франков за каждое письмо, когда вынужден был уезжать. Этот человек по прошествии десяти лет знал о магии и Каббале меньше, чем чела, обучавшийся десять лет у индийского астролога. В библи­отеке Адьяра у нас есть его письма по вопросам магии в нескольких рукописных томах, переведенных с французского на английский, и мы ручаемся, что поклонники Элифаса Леви не покажут нам ни одного человека, кто мог бы стать оккультистом (даже теоретически), следуя учению этого французского мага. Почему это так, если очевидно, что он получил свои тайны от Посвященных? Да просто потому, что ояникогда не получал права посвящать других. Те, кто что-нибудь знают об оккультизме, поймут, что мы подразумеваем под этим; те же, кто только претендуют на это 29, оспорят нас и, возможно, возненавидят еще более за то, что мы изрекли столь суровые истины.

Оккультные науки, или, вернее, тот ключ, который единственно объясняет их особый язык, не может быть обнародован. Подобно Сфинксу, умирающему в тот момент, когда загадка его существования разгадана Эдипом, они остаются тайными 30 лишь до тех пор, пока неведомы непосвященным. Кроме того, их нельзя ни купить, ни продать. Розенкрейцером «становятся, а не делаются» — гласит старинное изречение философов-герметиков, к которому оккультист добавляет: «Наука Богов берется силою, она должна быть завоевана и не дается сама». Именно это хотел передать автор «Деяний Апостолов» в ответе Петра Симону Магу: «Деньги твои да будут в погибель с тобою, потому что ты помыслил дар Божий получить за деньги» 31. Оккультное знание не должно использовать ни для получения денег, ни для достижения какой бы то ни было личной цели, ни как средство удовлетворения своего тщеславия.

Мы даже пойдем дальше и скажем, что (за вычетом тех исключи­тельных случаев, когда золото могло бы быть средством спасения целой нации) даже самый акт трансмутации, если единственным мотивом служит приобретение богатства, становится черной магией. Так что тайны магии, оккультизма или алхимии едва ли могут быть раскрыты в период существования нашей расы, поклоняющейся золотому тельцу со все возрастающим неистовством. Поэтому какую ценность имели бы сочинения, обещающие дать нам ключ к посвящению в ту или иную из этих двух наук — магию или алхимию, которые в действительности едины?

Мы прекрасно понимаем таких Адептов-Посвященных, как Парацельс и Роджер Бэкон. Первый явился одним из великих предвестни­ков современной химии, а второй — физики. Роджер Бэкон в своем «Трактате о замечательных силах Искусства и Природы» ясно показывает это. Мы находим в нем провозвестие всех наук наших дней. Здесь он говорит о порохе и предсказывает использование пара в качестве движущей силы. Гидравлический пресс, водолазный коло­кол и калейдоскоп — все они описаны здесь; он предсказывает изобретение летающих машин, сооруженных таким образом, что сидящий в середине этого механического приспособления, в котором мы легко узнаем модель современного воздушного шара, должен лишь поворачивать механизм, чтобы привести в движение искусственные крылья, которые немедленно начинают колотить по воздуху наподо­бие птичьих. Кроме того, он защищает своих собратьев-алхимиков от обвинения в употреблении загадочной тайнописи.

«Причина же, почему мудрецы скрывали свои тайны от масс людских, — осмеяние и пренебрежение секретами мудрости мудрых, а равно невежество приискать сообразное употребление столь высо­ким материям. Ибо если игрою случая узнавали они соответственную тайну, то искажали и извращали ее на потребу суете муравейника человеческого. И неосмотрителен вверяющий тайну перу своему, если не утаил от заурядного ума и не заставил более разумного потрудить­ся и попотеть прежде, нежели уразумеет ее. От начала всего проплы­вает в потоке этом целая флотилия мужей мудрых, что путями многими труднейшие части мудрости от большинства укрывают, дабы не уместило их. Одни знаками и стихами много тайн поведали. Другие— словами загадочными и образными. Третьи — способом писания своего сокрыли свои тайны, ведь, например, никто не знает, как прочесть Сочинение без гласных, если значение тех слов неведомо ему (имеется в виду тайный язык герметиков) 32...»

Этот род тайнописи был в ходу у евреев, халдеев, сирийцев, арабов и даже греков и широко применялся в прежние времена, особенно евреями.

Доказательством этого служат древнееврейские рукописи Вет­хого Завета, книг Моисея, или Пятикнижия, которые введение масоретических точек сделало в десять раз более фантастичными. Но как случилось с Библией, понуждаемой, благодаря Масоре и отцам церкви, говорить все, что потребуется, кроме того, что там сказано на самом деле, так же было и с каббалистическими и алхимическими трудами. В Европе ключ к ним был утерян много веков назад, и Каббала {хорошая Каббала маркиза де Мирвилля, как полагает бывший раввин, благочестивый шевалье Драх, самый ревностный католик из всех гебраистов) служит теперь свидетель­ством, подтверждающим Новый и Ветхий Заветы. По мнению нынешних каббалистов, Зохар является книгой современных про­рочеств (связанных главным образом с католическими догмами римской церкви) и краеугольным камнем Евангелия. Это и на самом деле могло бы быть так, если бы признавалось, что и в Евангелиях, и в Библии каждое имя есть символ и каждый рассказ — аллегория (точно так же, как во всех священных писаниях, предшествовавших христианскому канону).

"Прежде чем закончить эту статью, уже изрядно затянувшуюся, давайте сделаем  краткое резюме сказанного.

Я не знаю, возымеют ли наши доводы и многочисленные цитаты какое-то действие на наших читателей в их общей массе. Однако же я знаю наверняка, что на каббалистов и сегодняшних «Учителей» они подействуют, как красная тряпка на быка; но мы давно перестали бояться рогов и пострашнее этих. Эти «Учителя» всей своей наукой обязаны мертвой букве Каббалы и принадлежащим перу нескольких мистиков нашего и прошлого столетий фантастическим интерпрета­циям, в которые «Посвященные» библиотек и музеев, в свою очередь, внесли изменения; поэтому они готовы сражаться за них не на жизнь, а на смерть. Люди услышат лишь шум битвы, и победителем выйдет тот,  кто перекричит всех. Тем не менее —   Magna est veritas et praevalebit 33.

1. Утверждалось, что алхимия проникла в Европу из Китая и что, попав в руки профанов, алхимия (как и астрология) уже не является больше чистой и божественной наукой школ Тота Термеса эпохи первых египетских династий.

2.   Столь  же  несомненно,  что  Зохар,  фрагментами  которого располагает Европа и другие христианские страны, не тождествен Зохару Шимона бен-Йохай, а есть лишь компиляция, составленная в тринадцатом веке на основе старинных текстов и устной традиции Моше де Леоном из Гвадалахары, во многих случаях, как считает Мошейм, следовавшим толкованиям, которые были даны ему христи­анскими гностиками Халдеи и Сирии. Подлинный, древний Зохар содержится в своей целостности только в халдейской «Книге Чисел», от  которой до  нас дошли  всего две  или  три  неполные копии, хранящиеся у посвященных раввинов. Один из них жил в Польше в строгом уединении и перед смертью, в 1817 году, уничтожил свой экземпляр; что касается другого, мудрейшего раввина Палестины, то он уехал из Яффы несколько лет назад.

3. Из подлинных герметических книг уцелел лишь отрывок, известный как «Изумрудная Скрижаль», о котором и следует сегодня говорить. Все труды, составленные по книгам Тота, были уничтожены и сожжены в Египте по приказу Диоклетиана в третьем веке нашей эры. Все остальные, включая Поймандр 34, в своем нынешнем виде есть просто воспоминания, более или менее смутные и ошибочные, различных греческих или даже латинских авторов, зачастую без смущения выдававших собственные интерпретации за подлинные герметические фрагменты. И даже если эти последние случайно сохранились, они были бы столь же непонятны теперешним «Учите­лям», как сочинения средневековых алхимиков. В доказательство чего мы процитировали их («Учителей») личные, притом вполне искренние, признания. Мы указали причины, имевшиеся для того, чтобы использовать столь непонятный язык: (а) их тайны, слишком священные, чтобы позволить невеждам профанировать их, были записаны и объяснены только для немногих адептов-посвященных; к тому же эти тайны были слишком опасны, чтобы позволить им попасть в руки тех, кто мог использовать их не по назначению; (б) в средние века принимавшиеся меры предосторожности десятикратно усилились, ибо в противном случае алхимики рисковали оказаться изжаренными заживо к вящей славе Господа и Его церкви.

4. Ключ к тайному языку алхимиков и истинному значению символов и аллегорий Каббалы должно искать лишь на Востоке. А раз этот язык не был вновь открыт в Европе, что же тогда могло бы послужить путеводной звездой для наших современных каббалистов, чтобы они умели распознать истину в сочинениях алхимиков и той малой толике написанных настоящими посвященными трактатов, которые все еще можно встретить в наших библиотеках? Отсюда следует, что, отвергая помощь из единственного источника, откуда в этом столетии можно надеяться получить ключ к древнему эзотериз-му и Религии Мудрости, они — будь то каббалисты, «избранники Божий», или нынешние «Пророки» — упускают единственный шанс усвоить изначальные истины с пользой для себя.

Во всяком случае, мы можем быть уверены, что отнюдь не Восточная школа оказывается пострадавшей стороной.

Позволим себе заметить, что многие французские каббалисты часто высказывают мнение, что Восточная школа — как бы она ни кичилась обладанием тайнами, неизвестными европейским оккуль­тистам — немногого стоит, потому что принимает женщин в свои ряды.

На это мы могли бы ответить басней, рассказанной братом Жозефом Наттом, «великим магистром» Женской Масонской ложи в Соединенных Штатах 35, с целью показать, на что способны женщины, если они свободны от мужских оков — человеческих или Божьих: «Лев, проходивший мимо скульптуры, которая изображала атле­тическую,  могучую фигуру человека, разрывающего пасть льва, сказал: „Если бы эта композиция создавалась львом, то эти двое поменялись бы местами!"»

Подобное замечание справедливо и по отношению к женщине. Если бы ей только позволили создавать композицию человеческой жизни, она бы расположила ее части в обратном порядке. Именно она первая привела мужчину к Древу познания и заставила его познать Добро и Зло; и если бы ее не трогали и позволили делать то, что она пожелает, — она привела бы его к Древу жизни и тем самым сделала его бессмертным.