Блаватская Елена

Логика против перипатики

      Вряд ли в сферу деятельности нашего журнала входит упоминание о мимолетных выходках случайных корреспондентов в ежедневных газетах, хотя иногда отдельные статьи содержат некоторую полезную или весьма интересную и совершенно объективную информацию. До сих пор мы придерживались этого хорошего правила и надеемся так же поступать и далее. В соответствии с этим принципом, мы едва ли обратили бы какое-либо внимание на заметку в Bombay Gazette (16 марта 1881 г.), подписанную ваш Перипатетик, и озаглавленную Ходячая философия, если она не позволила бы нам хорошо проиллюстрировать тот порочный дух, называемый почтительным уважением к общественному мнению, который мы для краткости называем лицемерием. Автор бросает камни в наш огород, и лишь потому, что у нас сегодня появилось некоторое безразличие к такого рода вещам, мы могли бы найти в его выпадах достаточное оправдание для наших возражений против него. Но мы имеем ввиду много более серьезное намерение, и это спекулятивное, вымученное произведение ходячего философа сослужит нам лучшую службу, чем это, вероятно, ожидала его партия. Ибо для нас, конечно, Перипатетик безусловно представляет некую партию. Он является рупором того большинства в нашем современном обществе, которое проводит тщательно разработанную политику, полную софистики и парадоксов, за которой каждый из его членов неуклюже скрывает свои собственные личные взгляды. Слова их Откровения, Знаю твои дела, ты ни холоден и ни горяч, приложимы к нашему современному обществу много лучше, чем к Лаодикийской церкви; и зная их труды, и то, что они ни холодны и ни горячи, но подобны легковерному термометру, следующему за изменениями моральной температуры дня, мы проанализируем теперь некоторые отрывочные рапсодии автора Ходячей философии.

      Если бы мы это сделали, он был бы свободен порадоваться своему перу, которое создало довольно пошлое обличение простоты м-ра ---- и оккультистов из Симлы! Простота джентльмена, которого Перипатетик называет в газете полным именем (дурной пример, которому мы, конечно, не будем следовать), будучи определением, которое он применил по отношению к человеку с исключительно острым и выдающимся интеллектом, тому, чьи способности и таланты признаются повсюду в Европе и Индии, свидетельствует, между прочим, о его недостаточной способности к различению. Если кто-либо считает возможным подписываться именем Перипатетик, ему следует уважать свой классический псевдоним и по меньшей мере позаимствовать немного логики, если уж он не имеет своей собственной. Бегло упомянув таким образом о его жалко выпаде против простаков из Симлы, мы представим теперь читателю образец логики этого мнимого ученика Аристотеля, которую он парадоксальным образом приписывает себе.

      Цитируя знаменитое утверждение Карлейля (который мог иметь ввиду таких Перипатетиков) о том, что население Великобритании состоит из 30 миллионов, в большинстве своем дураков, и принеся на алтарь патриотизма при помощи самовосхваления свой собственный постулат о том, что интеллект среднего британца, однако, значительно выше, чем средний интеллект человечества в целом, критик переходит к разоблачению тех, кто верит в феномены. Он признает, однако, что простота Симлских оккультистов была превзойдена неведением некоторых ~титулованнных людей~, которые, в соответствии с данными какого-то свидетельства в опыте Флетчера, ~поверят во что угодно~ заявление, которое представляется весьма точным.

      Флетчера и Компанию, вместе с двумя третями коммерческих профессиональных медиумов, мы можем предоставить его милости. Обличая их в течение последних шести лет, мы в некоторых отношениях искренне соглашаемся с автором, например, тогда, когда он резко осуждает тех, кто поверил бы во что угодно. Ни один из этих чересчур доверчивых людей, которые столь охотно узнают, во время сеансов в темноте, в каждой тени на стене или в носовом платке медиума своих тетю или дядю, или еще кого-нибудь, никто из них не имеет права жаловаться, если их считают дураками, хотя даже в таких случаях намного более достойно оказаться искренним дураком, чем обманщиком-медиумом. Также мы не осуждаем автора, когда он смеется над теми, кто столь легко верит... что, когда медиума просили завести музыкальную шкатулку, один из этой интеллектуальной аудитории уверял, что он чувствовал исходящую из него силу, и что этот магнетизм завел шкатулку; как бы это ни было жестоко, это все же естественно. И если бы Перипатетик прекратил свои философские изыскания таким замечанием... И все же вероятно эти ~титулованные~ глупцы были бы не против того, чтобы поговорить о темных предрассудках невежественных индусов или, если бы они оказались горячими протестантами, о предрассудках их католических соседей, полагая, без сомнения, что сами они занимаются научным исследованием, то эту рецензию на Ходячую философию не следовало бы публиковать. Мы бы даже не заметили ту странную ошибку, в которую он впадает вместе со многими другими критиками, смешивая явления, в отношении которых утверждается деятельность бестелесных духов, с естественными феноменами, в отношении которых отвергается любой намек на сверхъестественное. Мы могли бы не заметить его неведения, поскольку ему, может быть, никогда не говорили, что единственное, что принимают теософы, это естественные феномены, и что это единственный способ, которым они пытаются проникнуть в тайну; что их цель состоит в ниспровержении каждого элемента суеверия или веры в чудесное и сверхъестественное, а вовсе не в одобрении этого, как он считает. Но что мы должны думать о философе, считающем себя перипатетиком, который после своих резких высказываний о глупости суеверий спиритуалистов и оккультистов, заканчивает в высшей степени неожиданным прыжком. Утверждение, которое он делает не переводя дыхание, кажется до такой степени нелогичным и монструозным, что мы можем охарактеризовать его лишь уместными здесь словами Southey, а именно, как одно из наиболее несостоятельных, которое когда-либо было выдвинуто извращенным, парадоксальным разумом. Послушайте его и рассудите, вы, логики и истинные ученики Аристотеля: Нет-нет! восклицает наш философ... Религиозные верования, которые мы впитали с молоком матери, и которые принимает большинство из нас, не могут рассматриваться как суеверие. Для ума человека естественно рассматривать учения, одобренные авторитетом прошедших поколений, как вероятные и естественные. Самая искренняя вера такого рода не всегда может заслуживать нашего уважения, но она должна неизменно привлекать нашу симпатию, а суеверные глупости столовращателей и спиритистов всех мастей могут заслужить лишь наше искреннее осуждение. Сколько нужно времени для того, чтобы объяснить людям такого сорта, что тайны природы, скрытые от таких исследователей, как Ньютон, Деви, Фарадей и Тиндаль, вряд ли будут открыты им? И мы просим разрешения сказать ему, что тот, кто не верит в спиритуализм, не может верить в христианство, ибо истинной основой этой веры является материализация Спасителя. Христианин, если он вообще имеет право нападать на духовные феномены, может поступать так лишь на основе догм своей религии. Он может сказать такие проявления от дьявола; он не может сказать, что они невозможны и не существуют. Ибо, если спиритуализм и оккультизм являются суеверием и ложью, то именно таково христианство, христианство, с чудесами Моисея и Аэндорскими ведьмами, воскрешениями и материализациями ангелов, и сотнями других спиритуальных и оккультных феноменов.

      Не забывает ли Перипатетик, что хотя есть много истинных исследователей среди всем известных ученых, таких, как Уоллес, Крукс, Вагнер, Бутлеров, Цельнер, Hare, Фихте и Камилл Фламмарион, которые глубоко изучили и глубоко верят в феномены, названные спиритуальными, пока им не найдено лучшее имя (а в некоторых случаях они сами являются спиритуалистами), но ни Тиндаль, ни Гексли, ни Фарадей, и никакой исследователь, с тех пор как был создан мир, не были способны доказать не только какую-либо из религиозных человеческих догм, но даже существование Бога или души?

      Мы не спиритуалисты и поэтому говорим беспристрастно. Если религиозная искренняя вера неизменно приобретает нашу симпатию, даже не внушая нам уважения, то почему же не должна привлекать нашу симпатию также искренняя вера в духовные феномены то наиболее утешительное, наиболее священное из всех верований, надежда на сохранение тех, кого мы больше всего любили на земле? Потому ли, что это является ненаучным, и точная наука никогда не может доказать этого? Но религия является еще более ненаучной. Является ли вера в Святого Духа, спросим мы, менее слепой, чем вера в духов наших умерших отцов и матерей? Является ли вера в абстрактный принцип, который никогда не может быть доказан наукой, более респектабельной или достойной симпатии, чем эта другая вера людей столь же искренних, как христиане, вера в то, что духи тех, кого они больше всего любили на земле, их матерей, детей, друзей, постоянно находятся около них, хотя их тела и отошли? Конечно, мы впитываем с молоком матери такую же любовь к ней, как и к мифической Матери Божьей. И если одна из них не рассматривается как суеверие, то сколь же далека от этого и другая! Мы полагаем, что если бы профессора Тиндаля или м-ра Гексли заставили выбирать между верой в воплощение Девы Марии в Лурде или Кноке, и воплощением их собственных матерей в комнате для сеансов, то они рискнули бы оказаться дураками в этом последнем месте. Ибо сколь бы редко это ни было, но все же более, чем однажды, такие феномены оказывались реальными, и об этом было заявлено людьми, обладающими бесспорным авторитетом в науке. Феномены базируются на научных основаниях, на фактах, имеющих отношение к точной науке, физиологии, патологии, магнетизму, связанных с психологическими проявлениями. Физические феномены, как и психологические, стремятся сблизиться с экспериментом и научным исследованием, тогда как сверхъестественная религия боится и избегает их. Первые не требуют никаких чудес, ничего сверхъестественного для подтверждения своей веры, в то время как религия категорически требует их и терпит безусловный крах, когда лишается такой веры.

      Мы лично, как уже было сказано ранее, не верим в действие бестелесных духов в физических медиумических феноменах, но это не дает нам права догматизировать это и пытаться заставить других отказаться от своих убеждений. Все, что мы можем сейчас сказать, это то, что последнее слово об этих феноменах все еще не было сказано; и как теософы, то есть искатели истины, не претендующие на непогрешимость, мы говорим, что спиритуалисты в конце концов могут быть столь же правы на своем пути, как, по нашему мнению, мы правы на своем. То, что никто из спиритуалистов никогда не верил в чудеса и сверхъестественные воздействия, хорошо доказывает их многочисленная литература. Может ли Перипатетик сказать то же самое о христианской вере? Послушаем епископа Бомбея, публично провозглашающего свой символ веры: Мы, говорит он своему духовенству, те, кто благодаря своей профессиональной чести обязан утверждать и объяснять превосходство сверхъестественного над естественным... упрочили свое исключительное общественное положение реальностью и требованием сверхъестественного. Наше одеяние, наш статус, наша работа, все наше ежедневное окружение, это постоянное заявление миру о важности духовных вещей, о том, что они превосходят, по крайней мере в наших глазах, агрессивные претензии всего, что является преходящим. Следовательно, мы обязаны для нашего собственного самоуважения подтверждать то, что мы ежедневно провозглашаем. И это обязан делать каждый верующий, во что бы он ни верил, если он просто честен.

      Но положение современной веры в целом отражается в этих иезуитских словах Перипатетика. Вера в сверхъестественное не может внушать ему уважение, но он чувствует себя обязанным симпатизировать ей; ибо это вера тех, кто его окружает, и это считается заслуживающим уважения; короче говоря, это общепринятая государственная религия, и, возможно, религия его собственных принципов и предпочтений. И все же к такой честной и искренней вере, как спиритуализм, у него есть лишь презрение. Почему? Потому что она непопулярна; потому что люди из его общества, которые были вовлечены в такую веру благодаря очевидности фактов, скрывают это от остальных и подобно Никодемусу идут к ее профессорам лишь под покровом ночи. Это не модно. Религия и спиритуализм в обществе это, соответственно, как бы питье коньяка с содовой или курение сигарет. Дама, которая не покраснеет, опустошив на виду у всех двухколесную телегу крепкого бренди с содовой, будет вытаращив глаза и в шоковом изумлении смотреть на представительницу ее пола, курящую невинную сигарету! Не потому ли автор статьи в газете, которому следовало бы назвать себя Софистом, ставит подпись Перипатетик. Очевидно, что он не является христианином, ибо если бы он был им, он никогда не отважился бы на lapsus calami (описку), которая заставляет его признать, что христианство не всегда может заслуживать нашего уважения: и все-таки он считается таковым. И такова тенденция нашего девятнадцатого века: человек образованного, цивилизованного мира скорее выскажет самый нелогичный, абсурдный софизм, чем искренне признает свою веру того или иного рода! Для ума человека естественно, считает он, рассматривать учения, одобренные авторитетом прошедших поколений, как вероятные и естественные. Если это так, то мы приглашаем всех перипатетиков в прошлом, настоящем и будущем, указать нам какую-либо другую доктрину, хоть наполовину столь же живучую, или такую, в какую верили бы столь повсеместно бесчисленные ушедшие поколения во всем мире, чем вера в привидения и духов. Поистине, и на самом деле, мы тысячу раз предпочтем искреннего, бранящегося, бескомпромиссного фанатика говорящему мягким голосом, глумливому лицемеру.

Теософист, апрель 1881 г.