Там Я посреди них

Поклонение есть подтверждение неба и его жителей, будь то ангелы или спасенные; это уже здесь, на земле, признанное благословенное преимущество, по мере данной нам благодати. Поклонение есть благоговейное превознесение Бога, основывающееся на значении его личностей для тех, кто преклоняется перед ним. Поклонение есть благодарное излияние сердец тех, кто Бога-Отца познал как дающего, Сына его – как подарок Бога, кто пил живую воду Святого Духа, кто в нем нашел источник живой воды и с детской простотой благодарит его за это (ср. Иоан.4:10,14,21). Другими словами, поклонение есть ответ человеческих сердец, которые осознали и испытали в жизни, что они спасены и освящены по воле Бога, что эта воля нашла отражение в жертве Сына, что все грехи их более не упоминаются, и что Бог дал им чистую совесть, в то время как Дух Святой им свидетельствует: "И грехов их и беззаконий их не воспомяну более" (Евр.10:7-10,12-17).

В Новом Завете для объяснения "поклонения" применяется два слова: одно означает – посредством поклона оказывать благоговение или воспроизводится словами "боготворить, преклоняться" (ср. Матф.2:2,11; Иоан.4:20-21; Откр.4:10). Другое более взаимосвязано со служением в скинии или в храме, встречается довольно часто в Евр.9 и 10 и воспроизводится словами "служить" и "служение" (ср. Лук.1:74; 2:37; Деян.26:7; Фил.3:3). Общий смысл обоих выражений, как уже было сказано, следующий: принести славу и благодарение Богу, ему служить в познании того, кто Он есть для них и для всех тех, кто ищет его.

Мы видим, что поклонение не может быть сравнено с молитвой и прошением, вероятнее всего, это противоположное понятие, а именно: во время молитвы мы что-то просим у Бога, а при поклонении что-то приносим ему. Без сомнения, настоящее поклонение всегда взаимосвязано с молитвой, за исключением, когда молитва не соответствует характеру поклонения, когда я не признаю суть его существа и, таким образом, не выражаю свое доверие ему. Не является поклонением и то, когда я иду на богослужение слушать проповедь евангелиста. Евангелист обращается с доверенной ему благой вестью к погибающим, удаленным от Бога грешникам, в то время как поклонение возносится Богу из сердец его детей. Смешивать эти два фактора довольно опасно. Это ослабляет, даже разрушает сознание отделения церкви (собрания) от мира. Не может быть поклонением и то, когда я с другими верующими собираюсь, чтобы рассуждать над словом Бога, хотя такое рассуждение, как и проповедь евангелиста, может содействовать поклонению. При служении в этих двух случаях поток информации исходит от Бога к слушающим, тогда как при поклонении служение идет от собрания к Богу. О собравшихся я говорю потому, что истинное служение и поклонение лично каждого обуславливает общение малого и большого числа людей. Именно откровение Отца о Сыне, умершего на кресте, чтобы собрать воедино рассеянных детей Бога, и действие Святого Духа, крестившего верующих в одно тело, являются основой поклонения.

Отец ищет сегодня поклонников, поклоняющихся ему в Духе и истине, то есть тех, кто это служение совершает в силе и ведении Духа Святого, живущего в них лично, а также в познании того, что Бог открылся через Иисуса Христа тем, кто ему поклоняется. Наверное, сами израильтяне находились уже в особых отношениях с Богом. Они поклонялись ему, и Он сам жил среди них. Однако, обстановка, которая обуславливала иудейское богослужение, дает ясно понять, что израильтяне не были в состоянии приблизиться к Богу. Они жили в темноте. Путь в священство еще не был открытым, благодать и правда еще не были осуществлены во Христе, завеса еще не была разорвана. Мы уже говорили, что поклонение в подлинном смысле есть всеобъемлющий обряд. Можно добавить: общение есть неотъемлемая часть поклонения, потому что благословение, под которым находятся поклоняющиеся, доступно для всех; радость, которую имеешь в благословении другого, становится часто собственной радостью. Мое сердце отвечает на благодать, которая стала не только моей, но и достоянием моих единоверцев.

Любовь, являющаяся источником и движущим механизмом всего, была бы без этого не удовлетворена. Это и есть общее достояние, которое нам дано через откровение Бога, оно связывает наши сердца и направляет наш взор к небу, где мы видим главу небесной семьи. Его, кто сам сказал: "Возвещу имя Твое братьям Моим, посреди церкви воспою Тебя" (Евр.2:12).

К сожалению, это понятие истинного поклонения, подлинного богослужения потеряло свое значение в христианстве. Чтобы поклоняться Богу, приглашается мир. Христиане вступают в сообщество с неверующими, с миром, пред Богом, чтобы служить ему, и нередко в этих же собраниях проповедуется евангелие для неверующих. В то время, как слово Бога делает ясное различие между поклонением и собранием, человек смешал все в одно, и сатане удалось даже сердца многих детей Бога настолько затуманить в этом понятии, что некоторые это смешение одобряют и защищают. О, если бы они подчинились слову Бога и были бы ему послушны во всей простоте, они бы поняли, что эти действия ведут к бесчестию Господа. Написано: "Жертва нечестивых – мерзость, особенно когда с лукавством приносят ее" (Пр.21:27; ср. Ис.1:10-15; Пс.50:14-21). Совсем по-другому выглядят примеры поклонения, которые дает нам слово Бога.

Рассмотрим некоторые из них вкратце, и пусть Дух Святой в своей силе применит их в наших сердцах и нашем сознании! Заглянем сначала во Втор.26. Там мы слышим, что израильтяне получили указание по прибытию в обетованную землю первый плод приносить на то место, которое изберет Иегова, где будет жить его имя, туда и приносить эти дары. Израильтянин должен прийти к священнику, поставить корзину с плодами перед алтарем и потом засвидетельствовать, что он пришел в страну, которую Господь завещал его отцам. Какое это прекрасное свидетельство! Он приходил как человек, уже находящийся в завещанной стране, который это знал и об этом свидетельствовал, и приносил Господу эту корзину с первыми плодами. После того, как корзина была опущена пред жертвенником Господа, он должен был сказать: "Ты же отвечай и скажи пред Господом Богом твоим: отец мой был странствующий Арамеянин, и пошёл в Египет и поселился там с немногими людьми, и произошёл там от него народ великий, сильный и многочисленный; но Египтяне худо поступали с нами, и притесняли нас, и налагали на нас тяжкие работы; и возопили мы к Господу Богу отцов наших, и услышал Господь вопль наш и увидел бедствие наше, труды наши и угнетение наше; и вывел нас Господь из Египта рукою сильною и мышцею простёртою, великим ужасом, знамениями и чудесами, и привёл нас на место сие, и дал нам землю сию, землю, в которой течёт молоко и мёд; итак вот, я принёс начатки плодов от земли, которую Ты, Господи, дал мне. И поставь это пред Господом Богом твоим, и поклонись пред Господом Богом твоим, и веселись о всех благах, которые Господь Бог твой дал тебе и дому твоему, ты и левит и пришелец, который будет у тебя" (Втор.26:5-11). Смотри, читатель, ведь в этом установлении можно видеть прекрасную картину поклонения. Израильтянин приходил в полной убежденности своего спасения от рук своих врагов, в полном сознании того, что он со своим народом уже находится в Ханаане, в стране, где течет молоко и мед. Он приходил с начатком всех плодов этой земли (в корзине) и со свидетельством: "Я был беден и нищ, но Ты, о Боже, в Своей благодати и Своем милосердии сделал меня бесконечно богатым и счастливым". Да, он приходил как спасенный, как освобожденный, как благословенный гражданин Ханаана, и молился Господу, своему Богу. Он восхвалял благодать и доброту Бога и радовался пред лицом Господа за все добро, что дал Бог ему. Это и есть поклонение. А теперь я хотел бы спросить: что-нибудь в этом изменилось в течение столетий? По характеру, наверное, да, но в принципе – нет. На место иудейского поклонения пришло христианское. Все, чем владел израильтянин, было земным; все, чем владеет христианин, небесное. И место поклонения теперь – не земная скиния, но скиния в небе. Поклоняющийся христианин перенесен во Христе в небесный Ханаан и благословлен всеми дарами неба. Он освобожден от власти сатаны и спасен из плена греха, очищен и сделан праведным. И, как таковой, он приносит Господу драгоценные плоды хваления и боготворения, которые исходят из сердца, занятого Христом. На основании благодати, которая дана ему, и в сознании славных благословений он предстает пред Богом и одновременно возвращает Господу, что он получил от него, с глубоким чувством благодарности за все ему данное. Христианин знает Бога не только как Всемогущего, как Авраам знал Иегову, но как Бога и Отца нашего Господа Иисуса Христа. Таким образом, он снова и снова слышит его имя через апостолов и пророков нового завета.

Прекрасный пример поклонения мы встречаем в Матф.2:1-11. После того, как пришедшие издалека мудрецы нашли Христа, которого они искали, в яслях Вифлиема, отдаленного от иудейского религиозного центра поклонения – Иерусалима, они падают ниц и молятся ему, и приносят свои драгоценные подарки: золото, ладан и смирну, как свои дары.

В обоих случаях это были ценные примеры того, что значит поклонение вообще. Теперь же вникнем в Откр. 4 и 5. В этих двух главах мы видим, каково будет поклонение спасенных в небе, и поистине следовало бы нам эти эпизоды рассматривать с особым вниманием уже сейчас, и по мере наших возможностей стремиться подражать этому поклонению. В Откр.4:11 речь идет о поклонении Творцу: "Достоин Ты, Господи, принять славу и честь и силу, ибо Ты сотворил все, и все по Твоей воле существует и сотворено". В этих словах нет и следа молитвы или прошения. Это исключительно восхваление и благодарность за все то, что есть сам Бог и что Он сделал. В 5 главе потом следует поклонение за спасение. В образе двадцати четырех старцев спасенные пали пред Агнцем и пели новую песнь, говоря: "Достоин Ты взять книгу и снять с нее печати; ибо Ты был заклан, и Кровию Своею искупил нас Богу из всякого колена и языка, и народа, и племени. И соделал нас царями и священниками Богу нашему, и мы будем царствовать на земле" (ст.9-10). И, наконец, тогда, когда все, что есть на небе, на земле, и под землей, и в море, поклонится ему, мы читаем: "...говорило: Сидящему на престоле и Агнцу благословение и честь, и слава и держава во веки веков. И четыре животных говорили: аминь. И двадцать четыре старца пали и поклонились Живущему во веки веков" (ст.13-14).

Эти прекрасные явления обращают наше внимание на наше собрание в день Господа за его трапезой. Каждый раз, когда мы там собраны, мы счастливы и с благодарным сердцем предвкушаем то, что будет нашим достоянием потом, во славе. Отреченные от мира, собранные вокруг закланного Агнца, который своей кровью искупил нас для Бога, члены одного тела, навечно взаимосвязанные друг с другом посредством Духа Святого, главой которого является Он среди нас, пред лицом Отца, взирая на смертные раны нашего Господа и спасителя, вспоминая о нем и его смерти – кто бы мог достойно описать это достоинство, эту красоту и серьезность такого собрания? Потому-то по праву трапеза Господа снова и снова значится центром всего христианского поклонения на земле. И великой, неописуемо великой стала радость, когда столетие назад Богу было угодно открыть глаза и сердца его слуг на эту правду, забытую столетиями. Таким образом, закономерно направить их мысли на его постановления через Христа и его церковь. Прекрасные песни поклонения во славу Отца и Сына под влиянием Духа исходили из счастливых сердец, которых не было слышно даже во времена реформации, несмотря на то, что эти сердца были благословенны. Они были ответом на ту любовь, которая ищет поклонения и действует во имя отца. Они (песни) были по сердцу Сына, который как "первенец среди многих братьев" в собрании желает восхвалить Отца. В них можно было опознать действие Духа, которого в наши сердца вселил Бог, и который восклицает: "Авва, Отче"! Как прекрасна та мысль, что и самый молодой верующий, и слабый христианин делается способным поклоняться Отцу! "Пишу вам, отроки, потому что вы познали Отца" (1Иоан.2:13).

Вследствие всеобщего разложения христианства, конечно же, эти собрания становятся все малочисленнее, иногда это два или три человека, собравшихся во имя Иисуса Христа. Но они могут это делать с сознанием необратимой верности и неизменной правды Бога, убежденные, что по предусмотрению Бога они символизируют "всех святых", независимо, в каких христианских церквах и обществах они рассеяны, а, может быть, и не признаны. В сравнении с тем, что будет когда-то в небе или что было увидено "в начале", все это примитивно и незначительно. Но если мы собраны действительно во имя Иисуса, то Он является нашим центром и связующей нитью всех членов среди нас, и мы, несмотря на малочисленность, чувствуем себя объединенными через Его любовь со всеми членами этого Тела. "Одно тело и один дух, как вы и призваны к одной надежде вашего звания" (Еф.4:4).

Однако, можно было бы сказать, не умаляется ли таким образом великая жертва нашего возвеличенного Господа? Разве это возможно? Она (жертва) есть основа и исходный пункт всех поклонений! Как же мы можем с внутренним миром приближаться к Богу, петь ему наши песни благодарности и хвалы, не думая о нем, который нас возлюбил и отдал самого себя в жертву за нас?

О нем, который, вопреки греху, своей смертью прославил Бога, и который, прославленный, теперь находится на престоле Отца, смерть которого мы возвещаем, доколе Он придет?

Но еще одно: когда апостол в 1Кор.10 говорит о трапезе Господа, он напоминает о приносимых в ветхом завете жертвах умиротворения и благодарности (ст.18). Во взаимосвязи с пасхой жертва умилостивления – один из лучших прообразов истинного характера трапезы Господа. Когда пасха нам представляет Агнца, кровь которого оградила Израиль от суда, плотью которого питался народ, мы в жертве умилостивления видим праздник, который следовал жертвоприношению. Бог, священник, приносящий жертвы, семья священнослужителей, приносящие жертву, и все находящиеся с ним участвовали в этом. "И сожжет их священник на жертвеннике; это пища огня, приятное благоухание Господу; весь тук Господу" (Лев.3:16). Это напоминает нам о глубоком удовлетворении, которое имел Бог в благоухании жертвы Христа. "Тук сожжет священник на жертвеннике, а грудь принадлежит Аарону и сынам его. И правое плечо, как возношение, из мирных жертв ваших отдавайте священнику" (Лев.7:31-32). Остатки же поедались приносящими жертву и остальными присутствующими. Действующий священник есть прообраз Христа, Который делит радости с собравшимися, семья священников есть прообраз церкви в общем, а приносящий в жертву и участвующий в ней – прообраз каждой поместной церкви верующих. Таким образом, все принимают участие в одном и том же жертвоприношении. Какая прекрасная картина общей радости, когда мы собраны вокруг Иисуса пред лицом Бога, в поклонении воспоминая о нашем возвышенном Господе и питаясь его благодатью. Всем верующим следовало бы таким общением очень дорожить! Но увы! Как мало таких богослужений мы встречаем в большом кругу христианства! Окончательно забыто, что значит истинное поклонение. Как мало тех, кто еще способен видеть и слышать эту истину. Как умаляется имя Бога посредством так называемых богослужений, где на первом плане человек, а не Бог!

Дорогой читатель! Понимаешь ли ты, впрочем, что значит истинное поклонение? Совершаешь ты это поклонение Богу в общении с другими верующими? Осознаешь ли ты свое место как член тела Христова? И если ты это осознаешь, принимаешь ли ты в верности и простоте твоего сердца, с благодарностью, это право преимущества? Приносишь ли ты Богу, твоему Отцу, и Иисусу Христу, твоему Господу, жертвы благодарности, ожидаемые от тебя, в общении с верующими за трапезой Господа? Эти важные факторы можно понять и, однако, потерять вследствие личной неверности. Существует опасность – полученный свет снова потерять. Враг душ человеческих усердно старается сегодня, как и раньше, – через познание истины умом, а не сердцем, – в конце концов у одного или другого это познание похитить. Сильнее, чем прежде, дуют "ветры различных учений", против которых следует быть начеку, быть непоколебимыми. Поэтому, "держи, что имеешь, дабы кто не восхитил венца твоего"! Даруй, Господь, нам благодать сохранить правду в любви до тех пор, пока "маленькое стадо" покинет эту арену и будет перемещено туда, где не будет больше опасности и никаких врагов! Господь близок! (ср. Еф.4:14-15; Откр.3:11). Он, грядущий, стал для всех верующих мудростью от Бога, праведностью и освящением и спасением. Он является для малого стада мерилом обособления во имя Бога, а также его позиции и свидетельства. Как Он обособился для Бога, так и мы освящены посредством жертвы его жизни один раз и навсегда. Мы имеем дерзновение войти во святилище через его пролитую кровь. Мы, как уже было сказано, вместе с ним перенесены в небесные обители. Принесем же в общении нашему Господу плоды земли, на которой мы живем, как жертву наших сердец. Признаем же Иисуса Христа единственным авторитетом и центром нашего общения, как это будет у всех спасенных на небе. Сохраним же в верности благодать Бога, данную нам в эти последние дни. "Итак, братия, имея дерзновение входить во святилище посредством Крови Иисуса Христа, путем новым и живым, который Он вновь открыл нам чрез завесу, то есть, плоть Свою, и имея великого Священника над домом Божьим, да приступаем с искренним сердцем, с полною верою, кроплением очистивши сердца от порочной совести, и омывши тело водою чистою..." "Итак будем чрез Него непрестанно приносить Богу жертву хвалы, то есть, плод уст, прославляющих имя Его..." (Евр.10:19-22; 13:15).

Молитва – это атмосфера, в которой живет верующий, она также необходима для новой жизни, как воздух для естественной жизни. Однако первостепенное значение здесь играет молитва каждого в отдельности, о которой Господь говорит в Матф.6:6. Это есть практическое начало жизни в святости (ср. Деян.9:11). Без этого жизнь для Господа вообще немыслима. В своей комнате, наедине с Богом мы можем приблизиться к Отцу, там мы и разумеем данное для нашей души его слово. Можно сказать, что мы в этот час приобретаем белый камень завещания с именем, которое никому неизвестно, кроме приобретающего (Откр.2:17). С внутренней силой мы можем встречать и многочисленные изменения событий и неожиданности дня, если мы с утра имели общение с Богом и напитались его таинственной манной. Это и есть поистине необходимый хлеб для нашей души. Основной причиной наших заблуждений и ошибок является наше пренебрежение сокровенной молитвой наедине.

Безразличие в этой сфере духовной жизни способствует развитию всевозможного зла в нашем сердце, вступающее в компромисс с плотью. Результат мог быть бы губительным, если бы мы не были под благодатью. Никакое усердие, никакая активная деятельность в служении не может заменить потерю, которую мы имеем вследствие небрежного отношения к сокровенной молитве. Ведь усердие без молитвы только отталкивает, потому что оно – не под благодатью, и деятельность без молитвы является лишь результатом плотской энергии. Таким образом, сокровенная молитва каждого в отдельности является основополагающим условием и имеет неоценимое значение для жизни в святости. Не меньшее значение имеет и общая молитва, прошение и моление, с целью чего собираются верующие для так называемого молитвенного собрания. Уже часто подчеркивалось и, пожалуй, верно, что здоровое состояние церкви определяется по активному посещению собрания.

Часы толкования и общего рассуждения над словом Бога могут иметь большую силу притяжения и вызывать большой интерес. Да, в такие часы не только обнаруживаются соответственные дары, но и даются нашим душам наставления. Однако, эти собрания не являются доказательством хорошего духовного состояния. Даров у коринфян было достаточно, но моральное состояние и духовная зрелость были на низкой ступени. При наличии всех даров апостолу пришлось говорить: "Вы еще плотские".

Бог однажды дал церкви (собранию) высокое звание быть "столпом и утверждением истины". Что могло сохранить ее в этом положении? Только продолжительная, настоятельная молитва. И что остается еще, спрашиваю я, держать как самое необходимое, как общую молитву, чтобы находиться в состоянии молитвы в то время, когда наступило губительное разложение и сам Господь дал понять, что церковь не вернется в прежнее духовное состояние, следующим высказыванием: "...не наложу на вас иного бремени; только то, что имеете, держите, пока приду" (Откр.2:24-25).

Молитва – это влиятельная защита против проникновения мирского, она запирает двери от хищника, пытающегося проникнуть внутрь и рассеять стадо, она предохраняет от лжеучения и раскола, она сохраняет силу объединенного свидетельства под благодатью Христа, она является наилучшим выражением нашей зависимости от Бога и открывает нам одновременно небесные окна, откуда к нам течет все, в чем мы нуждаемся. Разве было бы среди нас сегодня столь много разделений, которые, к сожалению, так удручают нас и вызывают в нас столько боли, если бы верующие с самого начала со всей серьезностью и усердием участвовали в общей молитве? Разве ушли бы столь многие, которые шли вместе с нами с радостным сердцем, туда или еще куда-либо? Разве нельзя было противостоять многому злому и задушить в зародыше некоторый уродливый плод? Дай, Господь, нам по этому поводу глубокое чувство и серьезное осознание в тайне нашего сердца пред Богом, да и общее признание в церкви (собрании). Однако, если разделения и другие злые деяния не будут сообща или полностью устранены, Бог, конечно же, будет на стороне тех, кто из-за этих деяний кается пред ним. Они будут иметь богатое благословение, если не будет подавлено чувство стыдливости за оказанную неверность.

Пренебрежение молитвенным часом означает превратное понятие о нуждах церкви. Ничто не может быть драгоценнее, чем общение с Богом, без него мы напрасно ожидаем благословение для церкви.

Спасение душ, насколько важно оно бы ни было, однако, не единственное, что лежит в намерениях Бога.

Он строит свою церковь, и мы, живые камни, все едины во Христе. Это единство не наружное, это единство духа. И если по привычке, безо всякой причины, пренебрегать молитвенным часом, может ли это быть стремлением сохранить единство духа и узы мира? Общая молитва есть одно из значительных "обрядовых" исполнений церкви. Обрядовое исполнение нечто другое, чем преимущественное право, хотя первое может быть и вторым. Существуют отправления естественные, которые имеют важное значение для плотской жизни. Если одна из этих функций нарушена, для всего тела возникает ряд проблем и слабостей. Разве не так же оно бывает в собрании? Духовное состояние церкви находится в зависимости от здоровых обрядовых исполнений, если это так можно назвать. Поклонение же – нечто иное, и то, что оно является преимущественным правом, наверное, нет необходимости говорить. Если даже оно не является такой острой необходимостью, как молитва, оно имеет, однако, более возвышенный характер, чем молитва. Это не значит, что это выражение более высокого ранга, но оно (поклонение) возвышается над нашими настоящими заботами и потребностями и славит Бога как источник всего доброго и создает ситуацию поклонения ему, который сам открылся нам. В молитве мы приближаемся к Богу как просители, чтобы получить что-либо; как поклоняющиеся мы предстаем пред ним, принося ему жертву. "Итак, будем чрез Него непрестанно приносить Богу жертву хвалы, то есть плод уст, прославляющих имя Его" (Евр.13:15).

Без сомнения же, мы благодарим и во время молитвенного собрания (ср. Фил.4:6), так же, как и во время поклонения мы выражаем свои просьбы, однако, речь здесь идет о характере собрания. В наших молитвенных собраниях прошения и исповедания имеют, естественно, свое особое место. Мы молимся за процветание и рост церкви, за распространение евангелия, за наши дома и семьи, за правительство, за людей вокруг нас, за больных, и т.д. При этом не может быть исключено и то, что мы благодарим Бога за все его благодеяния и воспеваем его. Однако, это еще не поклонение. Если Господь говорит: "Отец ищет таких поклонников Себе", то при этом Он не имеет в виду приношение наших нужд в наших молитвах и прошениях (ср. Фил.4:6). Святые это делали уже "до и во времена" закона. Нет, Отец имел другое намерение – создать на земле нечто совершенно новое, поклонников, которых до того никто не знал, детей, приносящих поклонение Отцу. И небо не видело раньше чего-либо подобного. И что самое примечательное: ищет Отец, а не люди.

И это – благодать, что поклонение детей Бога совершается в духе и истине.

Творение славословило Бога, но не сознательно. В Израиле поклонение сопровождалось определенным сознанием, но оно не происходило в духе и истине. В настоящее время поклонение верующих происходит в духе и истине. Однако, следует помнить, что поклонение каждого в отдельности, насколько оно важно и благословенно, не может быть тем, что ищет Бог. Поклонение, которое хочет видеть Отец, может происходить только в его семье и наедине, где все объединены в одном Духе и крещены в одно тело. Конечно же, каждый член должен иметь дух поклонения, иначе в церкви будет разногласие, и только в общей благодарности верующих (это значит – в поместной церкви, являющейся выражением всех верующих) заключается истинный смысл поклонения, которое хочет видеть Отец. Здесь и полнота благословений, потому что присутствует сам Господь, как и написано: "Буду возвещать имя Твое братьям моим, посреди церкви восхвалять Тебя" (Пс.21:23; Евр.2:12). Место поклонения, если мы можем говорить о таковом на земле, находится, во всяком случае, вне стана и необходимо выйти за стан, чтобы найти его. И когда мы это делаем, мы выходим к нему, который страдал за воротами города.

Это место позора, однако, тех, которые поистине там находятся, Дух Святой призывает принести Богу жертвы благодарности, плод уст, свидетельствующих о его имени. Что стали бы говорить о человеке, который называл бы имя своего благодетеля, от доброты которого он живет, выражая при этом лишь скупую благодарность в момент получения очередного подаяния? Не стали бы говорить о нем, что он чужд настоящего чувства?

Недооценивать поклонение или даже преднамеренно пренебрегать этим преимуществом значит утаивать от Бога ему принадлежащее и жить не согласно нашему призванию. Церковь теряет в целом богатые благословения, и отдельные верующие не меньше. Поклонение, это их особенность, никогда не прекратится. В небе не будет молитвенных собраний, подобных тем, которые на земле.

Прошений, исповедей и т.п. там больше не будет, просьбы о том или другом там более не будут высказываться. Но поклонение, которое мы начинаем здесь, будет продолжаться во веки вечные.

Самым возвышенным моментом поклонения Отцу является празднование вечери Господа в первый день недели. Здесь объединяется все, чтобы сердце верующего наполнилось хвалой и благодарностью: любовь Отца, жертвенность Сына, воспоминания о безграничных страданиях Христа на кресте, прославление Бога чрез его смерть, благословенные результаты этой смерти за нас, осознание присутствия Господа в церкви, постановления Бога в связи с ролью его Сына "среди многих братьев", его намерения по отношению его тела, церкви – все это и многое другое наполняет сердце и настраивает его к радостной благодарности и глубокому поклонению.

Этим, однако, не сказано, что поклонение Богу может быть принесено только за трапезой Господа. Ни в коем случае, и все же празднование вечери Господа есть и остается здесь, на земле, самым возвышенным моментом поклонения. Если задаться вопросом: не может ли быть и других собраний верующих с однозначной целью поклонения? То мы хотели бы это не только не отрицать, но даже подтвердить, что верное самоотверженное хождение в отчуждении от этого мира, в общении с Отцом и Сыном вызывает потребность к таким собраниям и возбуждает желание хвалить Бога.

Крест, который стоит между грешником и грехом, и примиряет грешника с Богом, отделяет его от мира и указывает ему во Христе место отвержения и ненависти со стороны мира. Потому, что верующий распят со Христом, – он распят для мира и мир распят для него, потому, что он со Христом воскрешен, он взаимосвязан с Богом в силе новой жизни в новом естестве. Неразрывные узы связывают его со Христом и делают его причастным Богу, а так же отверженным в этом мире.

Поклоняющийся в ветхом завете никогда не входил во святилище и не приближался к Богу, только первосвященник имел туда доступ, и он имел этот доступ только один раз в год, и, притом, не без жертвенной крови. Завеса, за которой были сокрыты лучи славы Бога, преграждала ему доступ туда. Снаружи, в преддверии, где находились раньше жертвенник и умывальница, это было его место встречи с Богом, только здесь он мог приблизиться к Богу посредством силы и действия крови примирения.

Только тогда, когда Иисус, как совершенный первосвященник, посредством вечного Духа, без остатка отдал себя безгрешного в жертву Богу, функция прежнего жертвенника закончилась, и Бог выразил свое удовлетворение в том, что Он разорвал завесу в этом святилище. Своей собственной кровью Иисус вошел во святилище небесное и был там принят Богом как "Великий Первосвященник" по чину Мелхиседека. Как "основоположник вечного священства" для всех, кто ему послушен, Он вошел предшественником туда, в истинный храм, который устроил Господь, а не человек.

Именно здесь, в полном свете лица Бога, наше место поклонения, здесь мы предстаем пред ним, притом в любое время, благодаря силе драгоценной крови, не теряющей цены в очах Бога, благодаря силе жертвы, удалившей наши грехи и очистившей нас от них. Здесь, "за завесой", мы благодаря силе Духа Святого предстаем пред Богом со Христом и приносим Богу поклонение, которое Он ожидает от познавших его во Христе Иисусе. Освобожденные от грехов и нечистоты, мы, как священники, можем постоянно приближаться к священству, там поклоняться и радоваться полноте и величию откровения во Иисусе Христе. Мы можем его видеть во всей полноте его любви, во всем достоинстве его ходатайства.

Мы можем о нем размышлять не только как об исполнившем требования божественной справедливости в прошлом, но и отвечающем на наши нужды в настоящем. Мы можем им питаться, наслаждаться, вкушать его плоть и кровь. И когда мы это совершаем, радуется наше сердце, поют с ликованием наши души и умиляются. Как велики и славны плоды дела Христова! Бог прославлен; вопреки греху, нам дан, как подарок, непосредственный доступ к нему; наше сознание очищено совершенно, приготовлено вечное спасение, вечная жизнь и слава являются и нашим достоянием.

От нас не требуется выхода за стан, чтобы возвещать о добродетели того, который призвал нас в свой чудный свет, прежде, чем мы не находимся за завесой. Нам следует осознать наше преимущественное право на жительство вблизи Бога, чтобы, исходя из этого, показать миру, что мы лишь пришельцы в нем. Твердое сознание того, что мы находимся в полном мире с Богом, должно нас сопровождать в борьбе с мирским, потому что борьба не исключена. И благодаря тому, что мы рассуждаем и заняты Господом "внутри завесы", и питаемся его благодатью, мы соглашаемся на земле занять позицию, которую занимал Он, выйти "за стан" из всех религиозных уз этого мира.

Уже в начале апостольских времен души христиан вводились в заблуждение через прекрасные иллюзии мирской и человеческой религии, стремившейся проникнуть в их среду, связать их с миром, который распял Иисуса. Прошло не так уж много времени, и дьявол воздвиг свой престол в церквях, и Господь был вынужден предупредить пергамскую церковь: "...что ты живешь там, где престол сатаны, где живет сатана…" (Откр.2:13).

Из всех заблуждений, господствующих в христианстве, из всего, что можно назвать "станом", мы должны выйти ко Христу, неся Его поношения. Он находится вне всяких этих явлений и факторов.

И если бы заблуждения еще расширялись, наше утешение заключается в словах: "познал Господь Своих" (2Тим.2:19). Мы не можем и не должны прилагать усилия и руки, чтобы что-то улучшить, не пытаться искоренить зло, нашим принципом должно быть: очищение себя, чтобы стать сосудом, благоприятным для пользования, и обособившись, перейти на сторону Иисуса, и именно с теми, кто любит Господа от чистого сердца. Наше призвание – быть свидетелями Господа "вне стана" в этом мире.

Седьмая глава книги Судьи, описывая победу Гедеона и его трехсот воинов над мадианитянами, показывает нам, в чем заключается истинное и действующее свидетельство. Гедеон дает своим воинам в руки три предмета: трубы, пустые кувшины, и светильники в кувшины (ст.16). Если же мы три этих предмета станем рассматривать в библейском аспекте как элементы свидетельства Бога в борьбе с дьяволом и с этим миром, то можно обнаружить следующее: трубы – это слово Бога в свидетельстве, пустые кувшины – мы сами, светильники же – жизнь Иисуса, свет Христа в нас.

Первые две части служат для того, чтобы этот свет распространять посреди темноты вокруг нас.

Эти три элемента свидетельства Бога должны объединиться в нас. Мы знаем функцию трубы: она собирала израильский народ у вражеских позиций, определяла наступление войска, управляла им и возобновляла пред Богом память о народе. И если дети Бога, находясь вне стана в послушании слову Бога, на основании единства собираются во имя Господа Иисуса, по предписаниям слова, они исполняют эту важную часть свидетельства. В определенной степени они затрубили, и, став представителями народа Бога, засвидетельствовали миру о намерениях Бога, что только слово Бога, и ничто другое, является указателем и правилом во всех случаях жизни.

Однако, если бы они на этом остановились и не воспользовались вторым элементом свидетельства Бога, они бы не соответствовали своему призванию. Бог прославляется только через немощные надломленные орудия, и как его свидетели в этом мире мы должны стоять пред ним в качестве пустых сосудов, годных только для того, чтобы их разбить. Если Павел о своем свидетельстве в этом мире говорит, что это – его призвание: "открывать правду", "Свет Евангелия и славу Христову распространять среди людей", то он добавляет: "Но сокровище сие мы носим в глиняных сосудах, чтобы преизбыточная сила была приписываема Богу, а не нам" (2Кор.4:7).

Да, Бог может наполнить наши сосуды, если часть их не заполнена взятым из плотских источников.

В чем мы особенно нуждаемся – это в полном отказе от собственного, чтобы дать место Святому Духу нас заполнить и через нас действовать. Только пустые сосуды могли быть заняты светильниками Гедеона, и только нами же освобожденные сердца могут принять свет Христов и распространять его как свидетельство.

Потому не будем довольствоваться только тем, что мы трубим и возвещаем миру о нашем послушании слову Бога, выходя "за стан" и проводя наши богослужения для прославления Бога.

Более того, будем служить в покорности, как пустые и разбитые сосуды, готовые принять светильники со светом свыше, чтобы далеко вокруг нас распространялся этот свет Христов, "чтобы и жизнь Иисусова открылась в теле нашем" (2Кор.4:10).

Я хотел бы еще раз повторить, что мы только как верные поклонники способны "за завесой" и "вне стана" быть живыми свидетелями правды, и это при сознании, что наше жительство – на небе, а здесь мы – только пилигримы и пришельцы.

Оказать влияние на людей мира сего мы можем лишь тогда, когда мы в силе благодати будем жить обособленно от них. Убедить этот мир в его греховности, оставаясь ради собственного удовольствия с ним связанным, было бы абсурдом.

При этом нас постигло бы то же самое, что и Лота, который в глазах своих родственников и окружающих его людей оказался шутником.

Чем больше мы будем смотреть на Христа, находясь "за завесой", тем меньше у нас будет интереса ко всему мирскому, и тем вернее будет в нас выражаться дух и характер небесных пришельцев. Отверженность нашего Господа со стороны мира все более должна определять наши позиции и хождение.

Однако, к нашему стыду, следует признать, что в нас часто пробуждаются земные интересы и мы с удовольствием устраиваемся как можно уютнее. Разве не бывает так, что мы себя улавливаем на чувстве одиночества, вызванном именно нашим обособлением от этого мира? У Авраама это чувство чужбины было не потому, что он покинул землю своих родственников, Месопотамию, но потому, что он искал другую родину.

Будем же возможно бдительнее пребывать "за завесой" и видеть богатые благословения любви нашего Бога и Отца. Будем здесь на земле ходить перед Богом в верности по вере, "вне стана", основываясь на надежде, данной нам Духом Святым, как якорь, проникающий в глубину души. Тогда мы станем настоящими гражданами неба, правдивыми поклонниками в вышних и верными свидетелями, настоящими пилигримами здесь, на земле.

В книге Левит нам показано, какими путями человек может приблизиться к святому Богу, который возвышается над херувимами. Во всяком случае, при исследовании этой книги мы видим шаг за шагом, что путь к священству действительно еще не был открыт (ср. Евр.9:8). Это могло произойти только после того, когда Сын Бога воззвал на Голгофе: "Свершилось!", и тут же, в качестве ответа, была разорвана завеса в храме, отделявшая вторую скинию святилища от первой.

Однако в проообразе этот путь нам здесь показан так ясно, как ни в каком-либо другом месте ветхого завета. Потому-то уже в начале книги нам встречается точное описание различных видов жертв, и в завершение этого повествуется об устройстве священства. Аарон и его сыны помазываются и посвящаются этому служению (гл.8 и 9). Между прочим, следует подметить, что первосвященник и его сыны, – Аарон и его дом, – являются неизменными прообразами Христа и его Церкви.

Временами они кажутся разделенными, как это показано в гл.8 нашей книги.

Аарон подвергается помазанию без предшествующего окропления его кровью, сыны же его были окроплены елеем и кровью. В этом мы узнаем полноту личности Христа, Он мог получить полноту Духа Святого без взаимосвязи с кровью примирения, мы же ее получаем благодаря его совершенству и заветам, приобретенным пролитой кровью его. Именно в Аароне мы видим прообраз Христа, а в нем и его сыновьях – прообраз Церкви.

Все мы – "священники" Бога. Это наше благословенное место, наше драгоценное преимущество детей Бога. Мы не должны забывать свою позицию постоянного, непрерывного служения. Посредством введения священников в Израиле в близость к Богу они становились слугами всего народа. Так сам Иисус, ставший "Первосвященником по чину Мелхиседека" (царь и священник, стал служителем скинии истинной, которую воздвиг Господь, а не человек (Евр.8,2), по примеру священнослужителя Аарона.

И мы, ставшие Богу "царями и священниками", находимся в той же позиции, что и сыны Аароновы.

В конце 9 главы повествуется, как Аарон после помазания приносил предназначенные жертвы и потом с Моисеем уходил в скинию собрания. Царь и священник исчезали от взглядов народа, ожидавшего вне святилища, а когда они снова выходили и благословляли народ, слава Господня открывалась всему народу, и огонь исходил от Иеговы и пожирал на жертвеннике жертву всесожжения и весь тук.

"И вышел огонь от Господа и сжег на жертвеннике всесожжение и тук, и видел весь народ, и воскликнул от радости, и пал на лице свое" (Лев.9:24) – захватывающая картина тысячелетней славы, величия и радости, которая откроется в конце дней, когда Христос, истинный Царь и Священник, сокрытый теперь в скинии, придет к своему народу Израилю и благословит его.

Все – в величии и славословии! Но увы! Прежде чем закатилось солнце того много значащего дня, славу и величие сменило темное облако суда, славословие превратилось в траур и вопль. Слово Бога от начала до конца повествует о греховности и несовершенстве человека. В какие бы условия и ситуации Бог не ставил человека, везде он грешил. Адам, Ной, народ израильский и церковь – все, все они говорят одним языком и печально и смиренно поучают нас. Греховность и несовершенство постоянно характеризуют пути человеческие. И предстоящая глава показывает нам это в серьезной, захватывающей форме. Надав и Авиуд, сыны Аароновы, принесли пред Господом "огонь чуждый, которого Он не велел им. И вышел огонь от Господа, и сжег их, и умерли они пред лицем Господним" (Лев.10:1-2).

Это приводит нас к одной из важнейших частей священнослужения: к поклонению.

Однако, прежде чем мы этим вопросом займемся подробнее, нам следует немного поразмыслить над его основой.

Этой основой является смерть, смерть как жертва примирения за нас. Без этого поклонение невозможно. Смерть должна выступить между нами и Богом. Поразмыслим над Каином и Авелем. Каин принес плоды проклятой земли, отвоеванные у нее в поте лица – именно то, что всегда старается принести Богу душевный человек. Его богослужение обошлось ему гораздо дороже, чем богослужение Авеля. Но во всем этом деле не было веры, познания падшего человека, никакой мысли о справедливости Бога или благодати. Жертва Каина свидетельствовала о полной бесчувственности его сердца по отношению к его состоянию в очах Бога. Он принес "жертву глупца", и это все, что может принести религиозный человек и неверующее сердце.

Если задаться вопросом: в чем заключалось "преимущество" жертвы Авеля, то следует ответ: в вере, действовавшей в этом человеке. Авель признавал чрез свою жертву, что между ним и Богом должна вступить смерть, что он грешный, виновный человек пред Богом, заслуживающий смерти. Так он стал истинным поклонником, и так оно должно быть постоянно: без смерти не может быть поклонения.

Для того, чтобы человеку иметь доступ к Богу, необходимо при любых условиях посредничество смерти. Иначе дверь к Нему останется запертой, дорога загражденной. Так это было прообразно в ветхом завете, так оно должно быть в действительности и сегодня.

Под законом существовал ряд различных жертв, подобно тому и смерть Христа представлена в различных прообразах.

Два основных вида жертв были: жертва за грех и жертва всесожжения, обе самые святые, обе жертвы сожжения, однако "последние" жертвы сожжения – "как благовонные". Без жертвы за грех, посредством которой решался вопрос греха, не было бы, разумеется, доступа к Богу и возможности поклонения ему.

Она (жертва) есть "входная дверь", путь, на котором только мы, спасенные, можем приближаться к нему.

А жертва всесожжения есть жертва в "приятное благоухание", прообраз полной отдачи и посвящения Христа Богу, которая в конечном итоге характеризует наше поклонение. Мы имеем доступ к Богу не только через примирительную силу крови Христа, но и через нашу приемлемость во Христе. Говоря другими словами: мы имеем доступ не только как прощенные, но и как находящиеся под благодатью и "возлюбленные", через спасительный подвиг Христа мы причастны приятному для Бога-Отца благоуханию.

Постиг ли ты это и стало ли оно достоянием твоего сердца, мой дорогой верующий читатель? Ведь верно, эта действительность создает в богослужении верующих атмосферу сердечности и возвышенности, которую можно себе только представить. Всесожжение, таким образом, придает поклонению характер собственного "приятного благоухания". Нет, наверное, необходимости напоминать, что все, созданное Христом и его жертвой – совершенно; у нас, однако, в любых отношениях все носит печать несовершенства. Однако, что сделало жертву Христа для Бога такой приемлимой? Что же придает ей это приятное благовоние? Это было совершенство его святой воли, связанной и открытой нам его полной отдачей Богу. Он мог сказать: "Потому любит Меня Отец, что Я отдаю жизнь Мою, чтобы опять принять ее. Никто не отнимет ее у Меня, но Я Сам отдаю ее: имею власть отдать ее и власть имею опять принять ее; сию заповедь получил Я от Отца Моего" (Иоан.10:17-18). Он был не только этой чистой, безупречной, Богом избранной жертвой, но и способным: "Который Духом Святым принес Себя непорочного Богу" (Евр.9:14). Таким образом, Он содействовал любви Отца к нему. Никто не мог взять у него жизнь. Он отдал ее добровольно – в силе его божественной личности.

"Он, будучи образом Божиим, не почитал хищением быть равным Богу; но уничижил Себя Самого, приняв образ раба, сделавшись подобным человекам и по виду став как человек; смирил Себя, быв послушным даже до смерти, и смерти крестной" (Фил.2:6-8).

Исполнить волю Отца было его радостью. Закон Бога был в его сердце и Он пришел тем, о ком написано в книге завета.

Наше грешное состояние своеволия (ведь по натуре мы в своем своеволии способны только ко злому) вынудило его к самопожертвованию, совершенному послушанию. В любых ситуациях в образе Христа мы находим совершенство. Он был совершенным во всех своих путях, во всей своей жизни, в своем посвящении себя Богу.

И этот совершенный пожертвовал сам себя Богу в совершенном послушании: "Да будет не Моя воля, Отец, но Твоя!"

Точно так, как своевольное намерение первого Адама вызвало смерть, замысел и намерение последнего Адама – служить Богу, принесло нам жизнь чрез его смерть. Первый человек прислушался ко лжи сатаны и оскорбил этим самым величие Бога – ведь сатана отвергал, что Бог правдив и благороден.

Сам же Господь Иисус в жесточайших испытаниях ни на миг не колебался в своем послушании Богу и в своей надежде на него, Он прославил Бога во всем, что Он имеет. Потому-то Он и мог в момент ухода Иуды, предавшего его, сказать: "Ныне прославится Сын Человеческий, и Бог прославился в Нем" (Иоан.13:31). Кто бы мог быть способным в состоянии греховного окружения прославить самого Бога, взаимосвязать мир и справедливость, как не Он, сын человека? И в этом служении Бог нашел удовлетворение.

На кресте Бог был прославлен в совершенстве. Он однажды сказал, что возмездие за грех есть смерть. Сатана же противоречил этому – "нет, не умрете" (Быт.3:4). А теперь, мой читатель, взгляни на того, который висел на кресте! Говорил Бог правду? Да, и любовь Бога к человеку сатана тоже поставил под сомнение. И вот, смотри, Иисус умирает на проклятом древе! Сатана искушал человека, обманывая его обещаниям, что, как только он, человек, отведает плоды древа познания добра и зла, он будет сам как Бог.

А что сделал Бог? Он отдал Сына своего возлюбленного и сказал, что мы должны стать ему подобными. Таким образом, Бог имеет оправдание для человека не к его погибели, а к его вечному спасению.

Когда Господь Иисус чрез вечного Духа принес Себя в жертву без пятна, Бог и в этом нашел удовлетворение, и: "Там, где Бог находит успокоение, нахожусь в Его мире и я". На этом-то и базируется поклонение, оно приобретает свое благоухание из того, кто был Христос сам и что Он сделал.

Чем сильнее был огонь жертвы всесожжения, тем яснее чувствовалось ее благоухание. "Это всесожжение, жертва, благоухание, приятное Господу" (Лев.1:9).

Так это было в совершенстве во Христе. Огонь святости Бога, пронизывающий и испытывающий все его духовное, нес только приятное благоухание Богу. В этом и заключается наша приемлимость в очах Бога. В значении этой личности и этой жертвы мы имеем доступ к Богу и, приближаясь к нему, мы наслаждаемся этим общением. Во время жертвоприношений часть принадлежит Богу, часть священнику, и приносящие жертву тоже могли есть от этой жертвы. Так оно происходит еще и сегодня, но все наше празднование может основываться только на величии, которое в очах Бога есть Христос, и мы в нем (Христе).

И в заключение еще одно. Смерть, хотя она и свидетельствует о греховности человека, теперь, вследствие смерти Христа, стала нашей служанкой, "...или мир, или жизнь, или смерть, или настоящее, или будущее, – все ваше" (1Кор.3:22), потому что Иисус вкусил смерть, смерть за нас, – как она когда-то была против нас. Да, все, что было против нас, исчезло. Христос, "по благодати Божьей, вкусил смерть за всех" (ср. Евр.2:9).

В его смерти мы видим благодать Бога, хотя эту смерть Он претерпел ради наших грехов. Все то, к чему прикасается наш верный Господь, превращается для нас в благословение. И там, где себя во всей мощи проявила смерть Иисуса, проявилась одновременно и грандиозная сила благодати.

Как мы уже заметили, любой вид поклонения приобретает "приятное благоухание" из того, кто был Христос и что Он сделал. Аарон и его сыны должны были брать уголь с жертвенника первой скинии, на котором совершались жертвы всесожжения, мирные жертвы и другие, чтобы принести жертву приятного благоухания Господу. Так оно должно было быть по усмотрению Бога (ср. гл.16:12). Однако, Надав и Авиуд, два старших сына Аароновых, пренебрегли божественной заповедью (если эта заповедь еще не была дана Богом, то они, не дождавшись указаний Бога, стали совершать свое служение по собственному усмотрению). Они "принесли пред Господом огонь чуждый, которого Он не велел им" (ср. ст.1).

Может быть, они нарушили указания Бога, о которых говорится в гл.10,9 и, будучи нетрезвыми, потеряли рассудок? Было ли это только недостаточное благоговение пред Богом, или они совсем забыли о своей зависимости от Него? Мы этого не знаем. Однако, мы видим, как серьезно и строго Бог наказывает их за грех. Тот же огонь, который во время жертвоприношений (см. гл.9:24) возносил приятное благоухание Богу, исходит теперь от него, чтобы пожрать беззаконников. "И умерли они пред лицом Господним" (10:2).

Да, "Бог наш есть огонь поядающий", "страшен Бог в великом сонме святых, страшен Он для всех окружающих Его" (Пс.88:8). И Господь сказал: "в приближающихся ко Мне освящусь и пред всем народом прославлюсь" (ст.3). Невозможно умалить требования его святости, Он должен оставаться верным самому себе. И если Он в своей безграничной благодати позволяет нам приближаться к нему, то мы не должны ни на минуту забывать, что Он есть свет и нет в нем никакой тьмы. "Будьте святы, потому что Я свят!"

Благословенное, драгоценное отношение, посредством которого мы приближаемся к Богу, влечет за собой для нас серьезную, святую ответственность. Мы – дети Бога, свидетели Бога, священники Бога, человеки Бога и т.д. Однако во всех этих отношениях мерило нашей ответственности исходит из естества и характера того, кто создал эти отношения.

Нет никаких сомнений в том, что оба сына Аарона потеряли из поля зрения эту серьезную истину. Они были священниками Иеговы, и только за ним было право определять, как следует ему поклоняться и его прославлять. Каждое самовольное действие было дерзким вмешательством в его права, пренебрежением к его величию и святости. Это дает нам возможность понять, почему Бог так серьезно и строго судит.

Надав и Авиуд хотели служить Господу по собственному усмотрению, потому-то и настигло их безжалостное осуждение. Чем ближе мы к Господу, тем больше требуется от нас. С глубочайшим сознанием его святости и строжайшим осуждением своего собственного "я" мы должны приближаться к нему.

Как уже было сказано, брать огонь было позволено только с жертвенника всесожжения, на котором сжигалась приятно благоухающая жертва (прообраз драгоценного благовония Христа, которое величественно восходило из огня судилища). Какой огонь принесли несчастные сыны Аарона и откуда они его взяли, нам не сказано, достаточно знать, что он был не с алтаря Бога. Это был огонь чуждый, а потому и неприемлемый для Бога. Его (огонь) нельзя было приносить пред лицо Господа, с ним (огнем) нельзя было приближаться к Богу.

Как это все серьезно для нас!

Только так может наше служение быть приемлемым для Бога, несмотря на то, что с нашей стороны всегда будут обнаруживаться недостатки и ошибки.

Ведь даже глубочайшее познание личности Христа, самое нежное любвеобильное отношение к его любви, его жертве, самые теплые симпатии нашего благодарного сердца, все это было бы несовершенным и неприемлемым, если бы оно не исходило из того источника, которым является сам Он.

Каждое жертвоприношение, как это сказал сам Господь, должно быть приправлено солью. Все другое, что исходит из естества человека, или рассчитано на то, чтобы возбудить его естественные человеческие чувства, есть "чуждый огонь", мерзость пред Богом. Кто такую жертву принесет, будет встречен огнем истребления Бога.

А что, хотелось бы мне спросить, есть в нас, что не заслуживало бы огня суда? Ничего! Однако, если наше собственное "я", и все, что в нас есть, пройдет через огонь судилища во Христе, как этому огню судилища подвергнут был Он сам, победив грех и прославив Бога, то в нас не останется ничего более, чем драгоценное благоухание Христово. Могли бы мы быть настолько глупыми и самонадеянными и желать нечто другое? Могли бы мы принести Богу что-то другое, заменяющее то приятное благовоние или что-либо удовлетворяющее запросы Бога? Нет. Во Христе, и благодаря его смертному подвигу, мы предстаем пред Богом, его (Христа) мы приносим в нашем поклонении пред Богом, и чем полнее наши кадильницы наполнены огнем жертвенника всесожжения, тем чище и сильнее будет к Богу подниматься приятное благовоние с нашего маленького жертвенника.

Ужасно сознавать, что свидетельствующая церковь пошла по пути Надава и Авиуда! Исчезло приятное благовоние Христа из их собраний, и его место заняли жалкие результаты "чуждого огня". На место богобоязни стало своеволие; человеческие мероприятия и религиозные ритуалы вытеснили простое, но славное священнослужение верующих и сделали это служение совсем невозможным. Все рассчитано на то, чтобы центром внимания сделать человека, его религиозные набожные чувства, а Христа вытеснить совсем. Совсем забыта позиция, в которую Бог поставил своих поклонников.

Не приходится удивляться тому, что описанное нами положение царит в среде тех, кто упражняется в богослужениях, однако не знает Бога. Но какова атмосфера среди тех, которые вышли из среды их, согласно заповеди (2Кор.6:17) и недотрагивающихся к нечистому? Не находится ли там грех Надава и Авиуда? Дай Бог, чтобы это было не так! Однако, к сожалению, мы должны признать, что "чуждый огонь" и среди нас является небезызвестным фактором. Как свидетельствуют некоторые факты, среди детей Бога распространяются деяния пред Господом, несовместимые с жертвоприношением с алтаря всесожжения.

Но слушатели не тронуты, здесь невозможно настоящее участие в молитве. Чувствуется, что на первом плане здесь человек. Где должна бы быть принята за основание крестная смерть, звучит собственное "я". Это – чуждый огонь! Кто-то другой сидит и со счастливым сердцем поет благодарственные прекрасные песни, даже предлагает такую песню или читает отрывок из св. писания в то время, как его душа не имеет мира во Христе с Богом. Его голос звучит громко, поднимается его фимиам, но это – чуждый огонь!

Поднимается третий, чтобы сказать слово, и ему хочется, чтобы его хоть раз услышали в общении верующих, или, что еще хуже, ему самому нравятся его речи, и, как он думает, у него есть дар, потому он и имеет право его практиковать. Ему нельзя противоречить, его рассуждения правдивы, но они – чуждый огонь!

Другие же озабочены, чтобы возбудить в себе пылкие набожные чувства с тем убеждением, что они таким образом служат Господу. Они рассуждают преимущественно о телесных страданиях Христа, и, если они по-настоящему углубились в эти чувства, они думают этим самым как-то особенно послужить Богу. Все это – чуждый огонь!

Однако, что можно сказать, если христианин как священник хочет приблизиться к Богу, а его сознание обременено, его сердце нечисто. Если он даже к трапезе Господа приходит под тяжестью неосужденного сердца, не осудив самого себя (1Кор.11:28), он делает себя особенно виновным в грехе двух сыновей Аароновых, и суд над ним должен случиться тут же, на месте, "ибо, кто ест и пьет недостойно, тот ест и пьет в осуждение себе, не рассуждая о теле Господнем" (1Кор.11:29).

"И вышел огонь от Господа, и сжег их, и умерли они пред лицем Господним". Какая ужасная захватывающая сцена!

"Чуждый огонь" встречается со святостью и с истинным огнем суда Бога. Очень серьезной является эта мысль! Бог проявляется здесь, и, впрочем, именно на месте благодати, как Бог – судья.

И не может быть ничего иного. Бог есть Бог, и все, что пытается пред ним занять ложное место, должно встретиться с его справедливым гневом. Несмотря на то, что благодать нас ввела в его присутствие, это место, как было сказано, остается святым местом, местом судилища. "В приближающихся ко Мне освящусь". "Ибо, если бы мы судили сами себя, то не были бы судимы" (1Кор.11:31).

Дай Бог, чтобы все мы обратили самое серьезное внимание на эти факторы! Однако как много "чуждого огня" обнаруживается в нашем поклонении, сколько равнодушия и своеволия в нашем служении. Потому-то Богу приходится часто говорить с нами так строго. Бог, который нас призвал, свят и остается святым. Он, которого мы зовем Отцом, судит, невзирая на личность, каждого по делам его.

"Но, по примеру призвавшего вас Святого, и сами будьте святы во всех поступках; ибо написано: "Будьте святы, потому что Я свят".

"И если вы называете Отцем Того, Который нелицеприятно судит каждого по делам, то со страхом проводите время странствования вашего" (1Петр.1:17). Наша ответственность должна соответствовать месту, которое мы занимаем. Господь судит нас соответственно той позиции, в которой мы находимся. Ведь в наших ситуациях здесь, на земле, происходит то же самое. Ответственность человека возрастает в зависимости от его положения и широты его потребностей.

Да, даже людей, живущих в моем доме, я оцениваю совсем по-иному, нежели живущих вне его. Чужой мог бы себе позволить то, что я бы запретил делать своему жильцу или даже члену моей семьи.

Бог поступает с нами на основании благодати и святости, и не будем забывать, что святость и для нас есть часть благодати, как и всякое другое благословение. Если Бог нас призывает: "Будьте святы, потому что Я свят", – то это для нас не только заповедь, но и показывает нам, в каких отношениях доверия с ним мы находимся. Святость прилична нам и отвечает глубочайшим запросам нашего нового естества.

Благодать должна сделать нас "причастными Его святости" (ср. Евр.12:10).

Не то, чтобы Бог потребовал эту святость от человека, как это часто практикуется или этому учат, а именно: Он сделал нас причастными к его святости, и притом в любви.

И что еще бы могли или хотели мы себе пожелать, как отчуждение от всего того, что неприятно для самого Бога? Речь не идет о невиновности нашей – эта прекрасная одежда испорчена навсегда через грех человека, речь идет о святости. Невиновность есть недостаточное познание зла и добра. До своего падения человек был невинным, мы же считаем безвинным ребенка до тех пор, пока он начинает различать добро от зла. Никто не будет называть Бога невинным. Бог свят, и Он делает нас причастными его святости.

Его святость есть познание зла, как оно выглядит в его очах, и способность возвыситься над ним. Разве это не что-то возвышенное и прекрасное?

А потому я смею утверждать, что святость есть так же часть благодати, как и любовь, которая является ее началом. Что же усугубляет состояние впадшего в грех человека, так это то, что он, имея познание добра и зла, все-таки неспособен оставить одно и делать другое.

"И сказал Моисей Аарону: вот о чем говорил Господь, когда сказал: в приближающихся ко Мне освящусь и пред всем народом прославлюсь. Аарон молчал" (ст.3). Да и что он мог сказать? Это были его сыны, которые согрешили, его собственная плоть и кровь. Они, которые были непосредственно с ним как свидетели славы Господа, принявшие помазание, лежали теперь пред ним, пожранные огнем наказания! Язык первосвященника не мог произнести ни слова, хотя сердце отца истекало кровью. Аарон здесь ясно видел руку Бога в суде: "Я стал нем, не открываю уст моих; потому что Ты соделал это" (Пс.39:9). Бог говорил, а Аарону следовало молчать.

"Аарону же Елезару и Ифамару, сынам его, Моисей сказал: "голов ваших не обнажайте и одежд ваших не раздирайте, чтобы вам не умереть и не навести гнева на все общество; но братья ваши, весь дом Израилев, могут плакать о сожженных, которых сожег Господь; и из дверей скинии собрания не выходите, чтобы не умереть вам: ибо на вас елей помазания Господня" (Лев.10,6-7). Молча стоял Аарон возле трупов своих старших сынов, низко склонив свое чело пред судом Святого Духа. Тихо, как немые, два его двоюродных брата Мисаил и Елцафан вынесли трупы братьев своих из святилища за стан. Совершенно естественно было бы, если бы отец и братья углубились в страдания и траур по этому случаю. Не было ли бесчеловечно в такой ситуации требовать от них терпеливого проведения священнослужения? Естественно и разумно это могло бы показаться так, но только не возрожденному мышлению. Оно все связывает с Богом, и судит по естеству того, который есть свет и хочет быть прославлен пред всем народом.

Аарон и его сыны были священнослужителями, и елей помазания Господня был на них. И им предъявляются совершенно иные требования, нежели к народу и даже левитам. Однако, их братья, даже весь народ и весь дом Израилев, имели право оплакивать "испепеление", но Аарон и его сыновья должны были воздерживаться от всякого видимого траура. И, если бы даже их сердца обливались кровью, их наружное, видимое, должно было всегда соответствовать той святости, в которой они служили. И из дверей скинии собрания они не должны были выходить, другими словами, – их священнослужение не должно было прерываться ни на миг из-за суда, произведенного над их братьями. Немедленная смерть была бы и их участью. Требования Бога выше, чем требования природы, пред ними все должно уходить на задний план.

Действует ли Он по благодати или судит, священство (семья священнослужителей) находится пред его лицом, видит его действие и поклоняется ему.

В этом и во многом другом, выявляется большое различие в том, что исходит от Бога, а что от человека! Каждая человеческая религия делает уступки, исключения, позволяет извинения самым высоким чинам и их представителям, в определенной степени – развязанность и своеволие. Совершенно по-другому это выглядит у праведного Бога. Серьезные требования его характера Он не предъявляет никому другому, как только приближающимся к нему и находящимся в его привилегиях.

Плоть пугает такие серьезные, испытывающие сердце действия, обновленное мышление же приветствует их как единственно приемлемые и правильные.

И мы являемся священниками, такими, которые совершенно приближены к Богу и несут святую ответственность. В этом смысле между нами нет никакой разницы, все верующие являются сынами Аароновыми, священниками Бога.

Если же нас рассматривать как левитов, то существуют различия: все являются служителями, слугами, все в равной близости Бога, но не все выполняют одно и то же служение, одни носят ковчег, другим доверены доски, канаты, колья скинии.

Если же речь идет о нас как о священниках, то при всей разновидности способностей, выполнения служения и духовных познаний мы находимся на совершенно равной ступени в смысле положения нашего служения. Все являются поклоняющимися, все призваны находиться в священстве и приносить жертвы благоугодные Богу чрез Иисуса Христа.

Потому-то и наставления нашей главы имеют для всех равное серьезное значение. Всем нам, в совершенстве приближенным к Богу, не подобает углубляться в наше естественное горе, чтобы не потерять способность поклоняться, и в первую очередь тогда, когда речь идет о познании праведных путей Бога.

Нет, Бог не ожидает от нас бездушия и бесчувственности, напротив, Он хочет, чтобы мы чувствовали боль, даже плакали с плачущими. Но как священники, приближенные к Богу, и на которых излит елей помазания Господа (прообраз Святого Духа), мы должны всегда находиться вне сферы естественных влияний, так, чтобы и самое большое горе и глубокий траур не повлияли на исполнение нашего служения, как поклоняющимся Богу и находящимся вблизи его. Равно этому, не подобало приближающимся к Богу показательное отношение к трауру, возбуждение плотских чувств и употребление вина и крепких напитков.

"И сказал Господь Аарону, говоря: вина и крепких напитков не пей ты и сыны твои с тобою, когда входите в скинию собрания, чтобы не умереть. Это вечное постановление в роды ваши. Чтобы вы могли отличать священное от несвященного и нечистое от чистого, и научать сынов Израилевых всем уставам, которые изрек им Господь чрез Моисея" (Лев.10:8-11). Таким образом, все, что возбуждает плоть и находится вне согласия с духовными понятиями и убеждениями, должно быть удалено от тех, кому подобает вступать в священство. Непринужденно мы чувствуем, что "вино" и "крепкий напиток" неуместны в близости Бога.

Читатель, вероятно, подумает, что мы, говоря о вине и крепком напитке, не говорим о них в буквальном смысле (хотя христианин и по отношению к этим вещам должен быть очень внимательным), а о том, что две эти вещи представляются образно, и что в равной степени, как вино, так и крепкий напиток действует на естество человека. Кто знает, как часто уже и мы через "употребление вина" были удержаны приблизиться к Богу. Как только появляется нечто подобное, действующее на нас, мы даем волю нашим плотским наклонностям, даже ищем радость и удовлетворение в разнообразных вещах, кажущихся безобидными (неважно, что это, ведь плоть может быть занята чем угодно), мы пьем "вино и крепкий напиток". Наша способность различать поддается этому влиянию и через это мы становимся неспособными к здравому суждению.

Существуют тысячи вещей и ситуаций, способных на нас воздействовать, например, так называемые изящные искусства, как: архитектура, художество, скульптура, поэзия, музыка, пение, красноречие, не говоря уже о многих других, не имеющих ничего общего с религией вещах, которые воздействуют на нас: коммерческие дела, политика, личные развлечения и т.д.

А сколько уже названных вещей и дел связаны с религиями этого мира! Поднимающиеся к небу здания и башни, залы с прекрасными колоннами и изваяниями, превосходные картины и множество резных изделий, громкие органные звуки и захватывающее хоровое пение, прекрасные одежды и праздничные церемонии, возвышенные процессии, святые предприятия – все это "вино и крепкий напиток". Все это лишь прекрасное зрелище, ласкание слуха, удовлетворение плоти, религиозных и естественных желаний сердца, и потому для человека самое драгоценное и незаменимое.

Разве надобно говорить, что все эти вещи неуместны во священстве, потому что они совращают сознание, отвлекают взор и сердце от него, который в единственном роде достоин внимания и рассуждения.

Все, что не соответствует характеру тихой святой радости, настоящего духовного наслаждения и не развивает этот характер, несовместимо со святым присутствием Бога. Среди того, что на нас может воздействовать как "вино и крепкий напиток" мы называем и музыку, пение, красноречие. Что первых два на нас могут воздействовать одурманивающе, каждому из наших читателей ясно из примеров личной жизни. Однако почему красноречие? Можно красноречие отнести к тем вещам, против которых следует быть начеку? Само по себе красноречие безвредно. Напротив, если Аполлос в Деян.18,24 назван "мужем красноречивым", то это, конечно, не сарказм и опровержение, а признание. Но когда этот дар используется для возвышения человека, с целью воздействия на его чувства и т.п., то этот дар превращается в зло. Его воздействие может стать таким же одурманивающим, как и воздействие музыки и пения. Стали бы, например, преподносить ту же правду о Христе, его деле, его личности, так просто, без красноречия, число слушающих вскоре бы уменьшилось, ведь правда без фасадов не отвечает вкусам человека. С другой стороны, те, кто остались, имели бы глубокие, надолго остающиеся впечатления. Сердце и сознание пришли бы к действию и принесли бы плоды для вечности.

Мы уже подметили, что красноречие само по себе не может быть осужденным. И все-таки апостол Павел говорит: "И когда я приходил к вам, братия, приходил возвещать вам свидетельство Божие не в превосходстве слова или мудрости, ибо я рассудил быть у вас не знающим ничего, кроме Иисуса Христа, и притом распятого. И был я у вас в немощи и в страхе и в великом трепете. И слово мое и проповедь моя не в убедительных словах человеческой мудрости, но в явлении духа и силы, чтобы вера ваша утверждалась не на мудрости человеческой, но на силе Божией" (1Кор.2,1-5).

О, если бы некоторые наши евангелисты верно следовали этому примеру великого апостола; нам пришлось бы гораздо меньше жаловаться на фальшивые и неустойчивые покаяния. Конечно же, со стороны большой общественности признание этого было бы намного скупее, а это не льстит нашей душе.

Итак, от всего, что нас окружает и способно испортить здоровый "вкус" нового человека и отрицательно повлиять на духовную способность различать (пусть оно будет беззлобным и безвредным), следует сторониться и воздерживаться семье священнослужителей Бога как "вина и крепкого напитка".

Не станем же обманываться тем, что мы способны наши священнослужения, будь-то в отдельности или в общении с другими, исполнять, не бодрствуя со всей серьезностью и не будучи трезвыми, не воздерживаясь от всего, что действует на нас пагубно и возбуждает наше естество. Невозможно в этот момент быть занятым тем, чему – не место в святилище Бога, делая вид, будто ничего не произошло.

Мало того, что эти факторы для человека являются препятствием для близости со святым Богом, они делают его неспособным различать святое от несвятого и чистое от нечистого (ст.10).

Подобно тому, как дерево может развиваться только в условиях здоровой почвы, света и под согревающими лучами солнца, так развиваются и способности духовного естества, силы нового человека – только с помощью соответственного питания вблизи Бога, его оживляющего и оберегающего света. В Евр.5:14 мы слышим о таких: "Твердая пища свойственна совершенным, у которых чувства навыком приучены к различению добра и зла".

Апостол Павел молится, чтобы верующие в Колоссах "исполнились познанием воли Его, во всякой премудрости и разумении духовном, чтобы поступали достойно Бога, во всем угождая Ему, принося плод во всяком деле благом и возрастая в познании Бога" (гл.1:9-10).

А филиппийцам он пишет: "И молюсь о том, чтобы любовь ваша еще более и более возрастала в познании и всяком чувстве, чтобы, познавая лучшее, вы были чисты и непреткновенны в день Христов" (гл.1:9-10). Верующих же в Риме он увещевает: "И не сообразуйтесь с веком сим, но преобразуйтесь обновлением ума вашего, чтобы вам познавать, что есть воля Божия, благая, угодная и совершенная" (гл.12:2).

Таким образом, апостол предполагает, что чистое, пристойное хождение в познании и исполнении доброй и совершенной воли Бога возможно до пришествия Господа. Однако каково условие для этого? Такое тесное общение с Богом, при котором познаешь его намерения и волю, можешь различать преимущественное от менее доброго. И в этом, как и во всей христианской жизни, необходим рост. Гораздо больше требований предъявляется к зрелому во Христе, нежели к дитя. Чем больше тренируется духовное мышление посредством навыков, тем острее и яснее становится способность различать. И наоборот, чем равнодушнее мы эти навыки тренируем, тем больше исчезает свет и происходит отупение духовных способностей. Почему мы так часто сомневаемся каким путем идти, какие шаги нам делать и какое решение принимать? В большинстве случаев причина не в недостатке путеводителей и предписаний со стороны Бога, а в недостатке нашей трезвости мышлений и духовного суждения.

Если бы мы в присутствии Бога и в общении с ним в священстве научились лучше различать святое от несвятого, нам было бы не так трудно чистое отличать от нечистого. Но потому, что первого в нас так недостает, второе создает нам большие проблемы.

Мы не можем сказать: "Мы живем еще во плоти, так оно и есть, все мы блуждаем". Это бы означало оправдывать наш грех, по крайней мере, нашу нерешительность и нетрезвость, а от этого сохрани нас Бог в благодати своей! Не имеем мы право искать прикрытия и в повседневных наших трудностях и искушениях. Потому что: "Вас постигло искушение не иное, как человеческое, и верен Бог, Который не допустит вам быть искушаемыми сверх сил, но при искушении даст и облегчение, так, чтобы вы могли перенести" (1Кор.10:13). Если христианин, находясь под благодатью и вблизи Бога, принимает увещевания об опасности действия плоти, он будет делать уверенные шаги и станет благословенным свидетельством для других. Однако, как больно, если эти поучения человек должен получить на пути серьезных заблуждений и извращений! В этом заключается секрет жизни во святости для многих христиан. Речь здесь не идет об успехе на какой-либо ступени, помыслах только о себе, своей святости, своем личном прогрессе, как это часто можно услышать. Ведь святость, которой мы должны стать причастны, является святостью Бога (Евр.12:10). Секрет здесь очень простой: верующий должен жить в тесном общении с Богом. В этом и следует искать истинную силу его хождения. Чем теснее это общение, тем меньше будет проявляться слабость его плоти. Как уже было сказано, человек познает свою плоть в присутствии Бога, а не в присутствии сатаны. И поступая так, он все яснее познает благодать Бога, противопоставленную плоти, и идет свой путь, черпая силу у Бога, вместо того, чтобы кичиться собственным опытом и оправдываться своей слабостью. Обособляясь от всего того, что возбуждает плоть, он в сознательном общении с Богом учится познавать его святые намерения, отличать святое от несвятого, чистое от нечистого.

Сам познавший все это, он способен тогда научать других и может им со всей решительностью указать: вот так рассуждает Господь по отношению того или иного, как написано здесь в Лев.10:10-11: "Чтобы вы могли отличать священное от несвященного и нечистое от чистого, и научать сынов Израилевых всем уставам, которые изрек им Господь чрез Моисея". Или в Мал.2:7 сказано: "Ибо уста священника должны хранить ведение, и закона ищут от уст его, потому что он вестник Господа Саваофа".

Дорогой верующий читатель, обратим же внимание на серьезное увещевание Бога в адрес Аарона и его сынов: "Дабы вина и крепких напитков не пили, входя в скинию собрания". Обратим внимание также на дополнение: "Это вечное постановление в роды ваши".

"И сказал Моисей Аарону и Елеазару и Ифамару, оставшимся сынам его: возьмите приношение хлебное, оставшееся от жертв Господних, и ешьте его пресное у жертвенника; ибо великая святыня. И ешьте его на святом месте; ибо это участок твой и участок сынов твоих из жертв Господних, так мне повелено от Господа. И грудь потрясания и плечо возношения ешьте на чистом месте, ты и сыновья твои и дочери твои с тобою; ибо это дано в участок тебе и в участок сынам твоим из мирных жертв сынов Израилевых. Плечо возношения и грудь потрясания должны они приносить с жертвами тука, потрясая пред лицом Господним; и да будет это вечным участком тебе и сыновьям твоим с тобою, как повелел Господь" (Лев.10:12-15).

Семья священнослужителей была призвана есть жертвы "как участники жертвенника" (1Кор.10:18). Она (семья) не только приносила жертвы, но и ела их. Если же в этой жертве участвовал Бог, то первосвященник, его сыновья, во время мирной жертвы, и его дочери и жертвующий, не выходили оттуда пустыми.

Точно также это происходит и с нами. "Мы имеем жертвенник, от которого не имеют права питаться служащие скинии" (Евр.13:10). Есть? Да, есть жертву, – мы питаемся от Христа распятого. Мы едим его плоть, пьем его кровь (Ис.6). С этой целью нам подарен Христос. Как и в ветхом завете, Бог и приносящий жертву – оба участвовали в жертвоприношении. Бог и сегодня имеет часть в том же – Христос, от Которого мы питаемся.

А здесь есть пункт, который часто непонятен детям Бога. Им кажется слишком высокопарным быть призванными Богом и иметь часть с ним в его трапезе. И в самом деле, это очень возвышенно, невообразимо велико, однако не возвышеннее нашего Бога. Да, если мы хорошо над этим задумаемся, оно не может быть иначе. Новая жизнь, которую они получили, нуждается в поддержке и в питании.

Подобно, как отвлеченное богатство не может содержать мою жизнь: мне необходимо питание; недостаточно и для духовной жизни, чтобы Христос был моей жизнью только в настоящем; я им владел – и Он должен быть моей повседневной пищей.

Я должен от него питаться, и слово мне говорит, что Он дан мне для этого. Он является не только частью Бога, но и нашим достоянием.

Какая драгоценная мысль! "У нас есть общение с Отцом и Его Сыном Иисусом Христом".

"И возьмет священник из сей жертвы часть в память, и сожжет на жертвеннике. И принесет он из мирной жертвы в жертву Господу тук, покрывающий внутренности, и весь тук, который на внутренностях, и обе почки и тук, который на стегнах, и сальник, который на печени, с почками он отделит это" (Лев.2 и 3).

Таким образом, первым свою часть жертвы получал Бог, а потом священник и его семья вместе с приносящими жертву ели эту жертву. Было невозможно отделить друг от друга – Бога от приближающихся к нему. То же самое происходит и сегодня. Я не могу отделиться от Бога и его радости во Христе, да и от семейства Бога, которое имеет вместе со мной часть во Христе. Это характерно для каждого акта поклонения. Оно включает в себя Бога, Христа, также и все семейство Аароново – это значит церковь. Это общее торжество, если оно правдиво и не фальшиво. Так молится Апостол и о церкви в Ефесе: "Чтобы вы укорененные и утвержденные в любви, могли постигнуть со всеми святыми, что широта и долгота, и глубина и высота, и уразуметь превосходящую разумение любовь Христову, дабы вам исполниться всею полнотою Божиею" (гл.3:18-19).

Как я могу говорить о всех святых, когда я некоторых из них исключаю. Я не могу отделиться от них без того, чтобы умалить свое сознание о полноте любви Бога Отца. Однако сколько недостатков у нас в этом отношении! Как мало способны наши бедные сердца уразуметь намерения Бога!

Однако рассудим еще немного над этими двумя видами жертвоприношений, которые здесь названы: приношение хлебное и жертва мирная. О жертве всесожжения мы уже говорили вначале, как о прообразе полного посвящения и отдаче самопожертвования Христа Богу в его смерти примирения на кресте. Хлебное приношение не было кровавой жертвой, речь здесь не шла о примирении грехов и прощении, соделанном посредством принесения в жертву святой жизни, а о самой жизни, посвященной Богу полностью. Эта жизнь есть Христос, воплощенный в человеке на этой земле. Она, эта жизнь, есть тесто из мельчайшей муки, помазанное маслом и приправленное драгоценным елеем благоухания.

Хлебное приношение могло быть сделано в форме печеного в печке или пирога на сковороде, как лепешка, или в своем первоначальном состоянии – в виде муки. Было исключено употребление как закваски, как образа распространения злого, так и меда – прообраза естества сладкого и приятного.

Причину того, что нельзя приносить Богу в жертву закваску, можно легко понять, однако почему нельзя жертвовать мед? – Как может быть благоугодно Богу то, что приносит удовлетворение нашему естеству в этом греховном мире? Естественная любовь, какую бы важную роль она не играла на своем месте, не может быть принесена в жертву. Так оно выглядит по отношению ко всем прекрасным свойствам и выражениям человеческой натуры, все оно – ничто пред Богом.

Уместно в связи с этим вспомнить одно событие из жизни нашего Господа, которое как раз по этому вопросу часто неверно трактуется. Речь идет здесь о его ответе своей матери, когда та сказала, что кончилось вино. Его ответ: "Что Мне и тебе, жено?" – был самым выразительным доказательством того, что во Христе отсутствовало это естественное отвлеченное достоинство жизни. Он пришел, чтобы исполнить волю пославшего его. Будучи ребенком, Он был послушен Иосифу и Марии, когда же Он приступил к своему служению, исполнение просьбы его матери было подобно смешению меда с "хлебным приношением". Он не пришел для того, чтобы доказать отвлеченное достоинство своей жизни и отчитываться за это, но во всем и во все времена исполнять волю Бога. Там не было ни закваски, ни меда, там была "соль завета", без которой не могло быть приношения хлебного (ср. Лев.2:13).

Итак, в приношении хлебном мы видим человека Иисуса Христа в его совершенной человеческой натуре, без закваски, без греха, приправленной маслом, рожденной от Святого Духа, получившей помазание Святого Духа и приправленной фимиамом благоухания его совершенства на всех его путях. Этот фимиам, вместе с "частью в память", сжигался полностью на жертвеннике, все остальное было для Аарона и его сыновей "самое святое", которое должно было быть съедено им на святом месте рядом с жертвенником. В то время, как благоухание фимиама поднималось к Богу, священники съедали остатки жертвы.

Приношение хлебное, как мы это видели, могло жертвоваться в различных состояниях, но всегда эта жертва была связана с огнем, прообразом суда. Оно относилось, как и мирная жертва и жертва всесожжения, к жертвам "воскурения приятного благоухания Господу". Все, что приносилось в жертву приятного благоухания Богу, было проверено огнем и не могло быть несовершенным.

А наш возвеличенный Господь был на всем своем пути, до самого креста, испытан самыми изощренными методами, но во всем, даже в самых незначительных ситуациях, Он остался совершенным. Все жарче и жарче становились испытания, чем ближе подходил Он к концу своего свидетельства и служения на этой земле. Однако, каков был результат? Что выявил огонь? Ничего, кроме, совершенной справедливости и незапятнанной чистоты, ничего, кроме благородства, любви и послушания, доверия и отдачи себя – одним словом, все качества совершенного, зависимого, послушного, безгрешного человека, рожденного от Духа Святого, имеющего помазание Духа Святого.

Во всех ситуациях своего пути здесь на земле Он действовал и говорил в силе Святого Духа, и его стимул, мысли и внутренние чувствования были приятным благоуханием нескончаемой благодати.

И от этого Иисуса мы должны питаться! Разве можно еще удивляться, что это должно происходить только на святом месте, в присутствии Бога, "рядом с жертвенником", и что это самое святое жертвоприношение предусмотрено только для Аарона и его сынов, священников, определено на вечные времена жертвоприношения Господу (ср. Лев.6:11).

Дорогой верующий читатель, задумывался ли ты над этим, и познал ли ты суть употребления хлебного приношения на святом месте? Ты являешься священником Бога, членом семейства священнослужителей, призванным в общение с Отцом и Сыном. И для тебя предназначена эта пища. Бог хочет, чтобы ты употреблял ее в общении с ним, без закваски, на святом месте. Это может происходить только в полном обособлении от всего несвятого, под руководством и влиянием Святого Духа.

Трезвость и богобоязненное бодрствование, взаимосвязанные со святым усердием, чтобы вникнуть во все глубины и высоты прекрасной жизни, являются неопровержимыми условиями для этой части священнослужения. И где эти факторы присущи делу, следует богатое вознаграждение и добыча. При этом познаешь частицу захватывающей красоты, святой, посвященной Богу жизни, чистоты и любвеобильной прелести человека Иисуса Христа, Сына Бога.

Это можно сравнить с ситуацией невесты из книги Песни Песней, которая восклицает: "...имя твое, как разлитое миро", и как сыны Кореевы поют: "Ты прекраснее сынов человеческих, благодать излилась из уст Твоих" (Песн.1:3; Пс.45:2).

А что остается сказать о тех людях, число которых в наши дни ужасающе увеличивается, которые живут без веры во Христа, без сознания своей греховности и необходимости своего спасения. Они, не задумываясь о величии и прославлении Бога, берутся за исследование жизни Христа, чтобы перенять что-либо для подражания, с другой стороны – спотыкаются о его человеческую "слабость" и "несовершенство".

К сожалению, эти люди еще никогда не были рядом с алтарем, еще не осознали, что то, о чем они думали верно рассуждать – самое святое, к чему можно приближаться только с великим благоговением, "сняв обувь". Они никогда еще не были на этом "святом месте" в присутствии Бога. Ведь можно сказать, что жертву они едят с закваской, на несвятом месте. Какой серьезной будет расплата за это! Ревностно бодрствует Бог над славой Сына своего и его святым именем.

"И грудь потрясания и плечо возношения ешьте на чистом месте, ты и сыновья твои и дочери с тобою, ибо это дано в участок тебе, и в участок сынам твоим из мирных жертв сынов Израилевых" (ст.14).

Мирная жертва, или благодарственная жертва, так же, как и жертва всесожжения и приношение хлебное, относится к рангу, как сказано в Лев.3:11 и 16: "Священник сожжет это на жертвеннике; это пища огня – жертва Господу". "И сожжет их священник на жертвеннике; это пища огня – приятное благоухание Господу". Потому что в них (этих жертвах) в глубочайшем смысле выражено поклонение.

Семье священника и приносящим жертву Бог дал тоже свою часть. Она связывала всех, принимающих в ней участие, Бога и людей, в общей радости, и, что касается людей, – в славословии и благодарении.

Мирная жертва, таким образом, в особом смысле символизирует и вводит общение общего торжества. Что эта жертва по своему значению и святому обособлению не приравнивается приношению хлебному, свидетельствует сама ситуация, что следовало ее есть на чистом месте, что участвовали в ней и дочери Аароновы (символ слабых). Заслуживает же внимания в мирной жертве то, что она была приятна Богу без всяких условностей. Как уже было сказано, называется эта жертва: "благоухание, приятное Господу", – это значит нечто такое, в чем Он, святой, находил свое удовлетворение.

В своей благодати Он дал нам право участия в ней, хотя осуществление служения с нашей стороны всегда будет в слабости и несовершенстве. При мирной жертве речь идет уже не о вопросе греха. Этот вопрос считается уже решенным и упорядоченным через добровольную и полноценную жертву Христа.

"И обе почки и тук, который на них, который на стегнах, и сальник, который на печени, священник сожжет это на жертвеннике".

Подобно этому мы приближается к Богу, так сказать, во Христе, и питаемся от него, который приятен Богу во всем. Все внутренности животного, принесенного в жертву, иначе говоря, все, что во Христе есть, приносилось на жертвеннике пред Богом. Кровью следовало покропить пред завесою святилища, а сальник, самое лучшее и ценное, т.е. внутренняя сила, отдача (по чему судилось о состоянии животного), сжигалось на жертвеннике. Каждая мысль, каждое стимулирование, каждое действие Христа становилось фактором прославления Отца. "Тук сожжет священник на жертвеннике, а грудь принадлежит Аарону и сынам его. И правое плечо, как возношение, из мирных жертв ваших отдавайте священнику. Ибо я беру от сынов Израилевых из мирных жертв их грудь потрясания и плечо возношения" (Лев.7:31,32,34).

Итак, каждый получал свою часть. Это был всеобщий праздник радости. Вместе с Богом все ели от этой жертвы. Не все получали те же самые части, не все могли наслаждаться в одинаковой мере, там была кровь, сальник, грудная, бедренная части, там были сыны и дочери из семьи священника и, наконец, жертвующие и приглашенные, но всех объединяло одно чувство и единое мышление.

Таким образом, в мирной жертве символизировался совершенный союз между Богом, Христом и молящимися. Да, она раскрывает нам, что значит настоящее поклонение, при котором всех объединяет любовь, сердце готово объять всех святых.

Обратим внимание, что при поклонении, в конечном итоге, речь идет не об освобождении от греха (хотя, само собой разумеется, поклонение основано только на деле примирения наших грехов). Да, мы собираемся для того, чтобы обрести нашу радость в том, в чем находит свою радость Бог, да, свою совершенную радость.

Как прекрасна картина такого общего торжества пред входом в скинию собрания в те древние времена! И насколько прекраснее сегодняшняя картина, когда верующие с Иисусом, "Сыном дома Отца", собраны пред лицом Отца, принимают с свое общение всех, принадлежащих к семье и народу Бога и желающих принимать участие в этой радости.

Наверное, вы задали бы вопрос: "Разве не все собрания верующих должны собираться таким образом, чтобы способствовать исполнению слова Господа?"

"Посреди церкви воспевать Тебя!" Но это лишь признак того поклонения святых, которое будет в вечности. О, если бы верующие желали больше понять, что значит поклонение, настоящее богослужение по намерению и желанию Бога!

Мы уже говорили, как мало верующих, в общей сложности, понимают, что они призваны находиться за одной трапезой с Богом и питаться тем же, чем питается Он. Стоит, однако же, на мгновение нам об этом задуматься, и мы поймем, что речь при поклонении идет не о моих грехах, но о драгоценности Христа. Мы говорим с Богом о его возлюбленном Сыне, мы общаемся и имеем связь с Ним, ради него. Мы "едим" его, в которого мы верим, и который умер за нас. И делая это, мы приобретаем драгоценный опыт того, как жить тем, что услаждает само сердце Бога и дает силу. Дух радуется в том, в чем радуется сам Бог; приносящий жертву, приближается к Богу и имеет связь с Богом.

Итак, поклонение – это не просто молитва. Когда я молюсь, я приближаюсь к Богу, чтобы сказать ему о своих нуждах. И потому-то молитва в том смысле может сопровождать поклонение, что при рассуждении о моем Господе я невольно взываю к нему: "О, чтобы я мог быть похожим на Него!", – или при мысли о раздробленности детей Бога, – "Дай, Боже, чтобы все пришли к познанию истины!" И все же молитва отличается по существу от поклонения. Я молюсь о том, в чем я нуждаюсь, я совершаю поклонение за то, что мне подарено, мне дано. Бог радуется тому, что Он нашел во Христе, конечно же, в совершенстве, в только ему присущей, для меня недосягаемой форме. Однако, я приближаюсь к нему чрез Христа и осознаю, что нахожусь с ним на одном и том же пути (хотя осознаю и свою постоянную слабость), думаю и чувствую, как Он.

Разве это что-то обычное, дорогой читатель? Знаешь ли ты о таком поклонении, о еде мирной жертвы, хлеба Бога, как лично, так и в общении с народом Бога? Если нет, то пусть Бог возбудит в твоем сердце этот серьезный вопрос, чтобы задуматься над ним. Твоя потеря неисчислима. Но более того, Бог не может в твоей жизни вступить в свои права. Он желает видеть тебя пред собой и дать тебе часть того, что является самым драгоценным для его сердца, а ты не следуешь его призыву.

Предпосылкой поклонения, истинного поклонения может быть добрая совесть; все, принимающие в нем участие, не могут уже больше иметь никакого сознания греха. И пока вопрос "принят ли я Богом?" для меня еще не решен, невозможно мне со счастливым сердцем принимать участие в поклонении. Для истинного поклоняющегося вопрос греха решен один раз и навсегда. Это не значит, что поклоняющиеся не грешат и не влекут на себя наказание. Однако, вопрос обвинения его в грехе решен навсегда. Бог "не вспоминает его грехов".

Приступая пред Богом, он делает это в сознании того, что прославленный Сын Бога понес его грехи сам на древе, и что он теперь может в нем быть принят Богом. Когда-то Авель принес в жертву от первородных стада своего и от тука их. И Господь призрел на Авеля и на дар его.

Сегодня же поклоняющийся приходит к Богу и приносит пред ним Иисуса, питается от него, который является и питанием Бога. А какая разница между христианством и иудаизмом? Иудей никогда не имел права войти во святилище, христианин же имеет всегда радость войти во святилище чрез кровь Иисуса. Приходит Он с пустыми руками? Нет, он приближается к Богу, представляя пред лицо Бога Христа, в котором Отец имеет большую радость и наслаждение.

Эту часть нашего рассуждения мы не можем закончить, пока не обратим внимания на еще один важный пункт по отношению к мирной жертве. В законе об этом жертвоприношении в Лев.7:13 сказано: "Кроме лепешек, пусть он приносит в приношение свое квасный хлеб, при мирной жертве благодарной!" Как известно, закваска в священном писании дается всегда как символ злого и греха. Почему это к мирной жертве следовало добавлять квасный хлеб? А потому, что жертвующий включен в происходящее, и в нем есть грех. Мы не можем сказать, что мы безгрешны, как Христос. Напротив тому, мы приближаемся к Богу в сознании нашего несовершенства и недостаточности, но также с тем, через кого мы стали благоприятны пред ним. Грех – в нас, и в этом мы ничего не можем изменить. Однако, мы в ответе за то, чтобы он (грех) не осуществился в действительности.

"Если говорим, что не имеем греха, – обманываем самих себя, и истины нет в нас" (1Иоан.1,8).

Мы получили прощение грехов наших, за грех нет оправдания. Но "Бог послал Сына Своего в подобии плоти греховной в жертву за грех и осудил грех во плоти" (Рим.8:3).

Таким образом, мысль о наличии в нас греха не может нам помешать, потому что мы знаем, что Бог осудил грех, когда умер за нас Христос. Мы не можем сказать, что в нас нет греха, но мы можем сказать: мы "умерли во Христе" и "мы уже не во плоти".

Таким образом, мы приближаемся к Богу, не отрицая, что в нас нет закваски, а напротив, в полном сознании этой действительности. Однако, благодарение Богу, что мы ему приносим не наше личное. Оно не может быть приятным благоуханием для Бога, поэтому мы приносим Христа. Итак, мы имеем право забыть о самих себе, о состоянии нашего естества, потому что Бог произвел суд над всем этим, чтобы прийти и без закваски праздновать это торжество. "И козла жертвы за грех искал Моисей, и вот, он сожжен. И разгневался на Елеазара и Ифамара, оставшихся сынов Аароновых, и сказал: почему вы не ели жертвы за грех на святом месте? Ибо она святыня великая, и она дана вам, чтобы снимать грехи с общества и очищать их пред Господом. Вот, кровь ее не внесена внутрь святилища, а вы должны были есть ее на святом месте, как поведено мне. Аарон сказал Моисею: вот, сегодня принесли они жертву свою за грех и всесожжение свое пред Господом, и это случилось со мною; если я сегодня съем жертву за грех, будет ли это угодно Господу? И услышал Моисей и одобрил сие" (ст.16-20).

Так заканчивается повествование о захватывающем событии этого первого дня священнослужения в Израиле. Сначала и до конца – ошибки, гнев и траур! Мы читаем его и закрываем рот руками. Нам не дано осуждать и судить, лишь только покориться и учиться. Наш взор совершенно отвлекается от человека и его несовершенства к нему, великому священнику своего дома, в котором мы видим совершенство и потому находим благодатный покой!

Жертвы за грех, как известно, классифицировались особо, в отличие от других. Жертвы "благоприятного благоухания" были добровольными жертвами, при которых приносящий жертву, подобно поклоняющемуся, сливался воедино с драгоценностями и приятным курением жертвы.

Жертва за грех и жертва повинности были обязательными, их следовало приносить за грех народа или за вину отдельного человека. Приносящий жертву представал пред Богом не как поклоняющийся, а как грешник, нечистый и виновный.

Несмотря на то, что через возложение рук приносивший в жертву сливался в жертвой, это слияние происходило в обратном порядке, невинность жертвы переносилась на него, а вина и проклятие – ложились на жертвенное животное, которое несло эти последствия.

Существовало несколько видов жертвы за грех: такие, кровь которых для примирения вносилась во святилище; такие, которые потом сжигались вне стана и такие, кровь которых кропилась на жертвенник и выливалась у его подножия, – последние должны были быть съедены священником на святом месте, в первой скинии собрания. Закон об этом гласил так: "Все потомки Аароновы мужеского пола могут есть ее". Это были жертвы различного характера за провинности отдельных или всего народа.

Живущий среди своего народа святой Бог не мог смотреть на грех и нечистоту. И потому-то ежегодно, в великий день примирения, было необходимо закладывать основание для пребывания в скинии собрания посреди народа. И ежедневно должна была литься кровь за определенные преступления и грехи. "И всякий священник ежедневно стоит в служении и многократно приносит одни и те же жертвы" (Евр.10:11).

Закон имел тень будущих благ, а не самый образ вещей. В Иисусе же мы находим осуществление этой тени. Он взял на себя нашу проблему, на него легли все наши грехи. Он их понес и удалил раз и навсегда. На основании этого поклоняющийся, как это было видно при мирной жертве, может приближаться к Богу с миром и питаться от Христа. Однако в то время, как вера познает эту драгоценную действительность и радуется в этом, мы на этом пути познаем, что в нас живет грех. Мы ошибаемся часто, и чаще всего неосознанно, вследствие нашей духовной слепоты сердец. И теперь осознаем, какую благодатную заботу проявил Господь на нашем пути по поводу этих ошибок. Священник, принесший жертву за грех, должен был ее и есть. Другими словами: священник принимал участие в жертве за грех и показал прообразно, что Иисус "слился" с грехом, который нарушил наше общение с Богом. Это Он совершил навсегда, когда Он вознес нашу вину на крест и был соделан грехом за нас. Таким образом, была подготовлена благословенная почва для восстановления и общения.

Однако, не только священник, приносящий жертву, но и священнослужители мужского пола должны были есть жертву за грех. Вся семья священнослужителя (за исключением дочерей) должна была участвовать в этом служении.

Говоря другими словами: мы призваны, в определенном смысле, нести грехи и боль наших братьев, разумеется, не в духе примирения – это может только Христос. Его кровь внесена во святилище, однако так, что мы можем рассуждать об участии в этой жертве.

Конечно же, может быть, что мы ошибаемся в этом больше, чем в других вопросах. Мы не хотим как Надав и Авиуд приносить пред Господом чуждый огонь, но мы делаем упущение, если не едим жертву за грех на святом месте, как Елеазар и Ифамар.

Однако, как следует это понимать? При рассуждении о мирной жертве мы видим, каким единодушным был народ Бога: радость, славословие, благодарение и поклонение – все общее, и эта связь чувствительна. И вот, похожее мы находим при рассуждении о жертве за грех.

Если брат или сестра грешат, то я не могу сказать, что это меня не касается, какое мне до этого дело. Как поступил при этом Даниил? Говорил он: "Израиль согрешил"? Нет, будучи сам безвинным, он полностью слился с народом и молился: "Согрешили мы, поступали беззаконно, действовали нечестиво, упорствовали и отступили от заповедей Твоих и повелений Твоих, ... у нас на лицах стыд... потому, что мы согрешили пред Тобою". Это наше место. К этому мы и призваны. Разумеется, этому призванию мы можем только тогда соответствовать, когда мы находим общение с Богом и в сознательном хождении пред ним исполняем свои обязанности, порученные нам. Так оно будет всегда. Только непорочный муж мог водой очищения окропить нечистого (Числ.19:18-19), только священник, занимающий свое место и служащий Богу в святости и верности, может есть жертву за грех. Не забудем, что это – великая святыня и должна быть съедаема на святом месте. Великий прообраз этой стороны священнослужения, т.е. увещевания в сочувствии и любви по поводу согрешений наших единоверцев, мы находим в Иоан.13, где Господь по окончании своего служения говорит: "Итак, если я, Господь и Учитель, умыл ноги вам, то и вы должны умывать ноги друг другу". Если в каком-либо верующем обнаружится грех, мы должны быть готовы и даже стремиться предпринять это омовение. Но, как уже было сказано, это невозможно. Мы абсолютно непригодны для этого служения, если мы не находимся в святой близости Бога и духовно не готовы взять на себя весь груз грехов и ошибок тех, кого мы хотим привести к сознанию. Не стану напоминать, что не может быть и речи о том, чтобы мы со своей стороны брали на себя эти грехи в смысле примиренческой функции. Эту жертву за грех мог принять на себя только один, наш великий первосвященник. Омовение ног не есть акт примирения. Однако, как отстаем мы и в этой части священнослужения! Если я действительно в практической жизни нахожусь там, где должно находиться, вижу грех своего брата и падаю на колени, чтобы молиться, я невольно вспоминаю, что он со Христом взаимосвязан, одежда Христа, если можно так выразиться, запачкана, слава Христа унижена, имя его обесславлено, радость во Христе нарушена – все это в этом смысле испорчено, исчезло благоухание общения. Это нечто ужасное – видеть, как святые Бога могут обесславить Христа. И если я действительно это чувствую, то эта боль и унижение будут тяжестью в моем сердце, как будто этот грех совершил я сам. Равно будут и мои чувства углубляться в той же степени, как я в личной святой обособленности от всего злого приближаюсь к Богу и учусь у того, кто подал мне совершенный пример служения любви. Любовь идет именно туда, где находится грешник, и его грех становится для любящего сердца поводом сострадания грешнику и причиной молить Бога о благодати за виновного.

Часто приводится по этому случаю пример о матери, ребенок которой находится в телесных страданиях. Она видит, как маленькое тело содрогается в болях, она слышит захватывающие душу вопли, и хотя у нее самой нет болей, она в любви и сострадании своего материнского сердца страдает более, чем ребенок.

Подобное должно происходить и с нами. И мы должны это глубоко чувствовать, когда мы видим, как другие верующие страдают под влиянием жестокого лжеучения или недостойного хождения. Конечно же, Христос вознес все на крест. Но разве не должны мы стать с ним едины в том, что мы в определенной степени несем боль этого греха, т.е. "едим жертву за грех"?

Моисей строго упрекает Елеазара и Ифамара за то, что они не следовали заповедям Бога. Но тут вступается за своих сыновей Аарон и берет всю вину на себя. Так или иначе окруженный слабостями, он должен был вспомнить об ужасной смерти двух своих старших сыновей, и, вследствие этого, о своих ошибках, однако, он является для нас прообразом великого первосвященника. Христос заступается за нас. Он становится ответственным за все. Но какая утрата постигает Елеазара и Ифамара в тот памятный день! Они имели бы это преимущество: "есть жертву за грех", как это преимущество имеем и мы. Им было дано "нести прегрешения общины", так и нам это дано. В избытке своей бесконечной благодати Бог нас не только благословляет, но и использует нас, мы можем быть тружениками под его благословенным руководством. Так, Павел мог "сеять", Аполлос "поливать", а Бог давал возрастание. Бог есть тот, кто все делает и радуется, когда уверует один человек. Тот, кто мог этого человека привести к Иисусу, разве не радуется? "Ибо вы слава наша и радость", – пишет Павел фессалоникийцам. Павел не был их освободителем, но он наслаждался радостью, которую вкушает любовь, служащая другим.

Но наше служение заключается не только в проповеди евангелия погибающим грешникам, – это служение посланника или апостола. Существуют еще другие виды служения: священника, учителя, назидателя и увещевателя, и как раз эти-то стороны служения попадают в круг наших рассуждений здесь. Молитва за согрешившего брата – священнослужение любви, причем молящееся сердце приносит этот чужой грех пред Господом как свой собственный. Как раз в этой ситуации заблуждение нашего брата является поводом для проявления любви к нему в практической жизни, и тогда исполняется слово: "Любовь покрывает множество грехов" (1Петр.4:8 и ср. Иак.5:19-20). Вместо того, чтобы грех попал под суд, Бог по Своей доброй воле удаляет и покрывает его.

Многие верующие почти не имеют понятия об этом служении любви, другие доверчивые души несут это служение в верности, не отдавая себе отчета в этом. Но увы! Совсем немногие несут это служение трезво и с ревностной любовью. Да, много, очень много недостатков у нас в этом служении в прошлом. Как часто оказывалось противоположное. Это сказано к нашему стыду. Разве мы не судили наших братьев по строгой букве закона, с хладнокровием "ломали над ними жезл", вместо того, чтобы в присутствии Бога "во священстве" с любовью взять их грех на себя?

Ежедневные испытания жизни, траур и страдания не должны нам помешать в такой форме священнослужения предстать пред Господом. Обычно эти испытания нами так овладевают, что мы уже не видим и не слышим, что делается с нашим братом. Конечно же, Господь сочувствует нам и понимает наши слабости, однако, нам никогда не следовало бы прикрываться ими. С другой стороны, мы должны быть внимательными, чтобы не увлекаться радостями плотскими, "вином и крепкими напитками", которые встают преградой на нашем пути. И они становятся опасными ловушками. Употребление жертвы за грех есть нечто, чего пугается наше естество, причем оно не отдает себе в этом отчета.

Она (жертва) требовала самоотреченной любви, а мы живем в век, когда самолюбие и тщеславие занимает особое место в жизни. Как мало мы скорбим по поводу упущений нашего дорогого брата, дорогой сестры, не воспринимая их грех как собственный.

Мы слышим о нем (грехе), вздыхаем по нему, но мы не становимся под эту тяжесть вместе с Богом, не воспринимаем это горе со всей серьезностью.

Неправда ли, в этом нам многого не достает?

Дай, Господь, нам всем это осознать и почувствовать, – осуществить взаимосвязь и единство верующих в тесной связи с ним! Это бы нас побудило чаще на основании ходатайства заступаться в любви и преданности друг за друга!

Богу хвала за то, что наш великий первосвященник всегда заступается за нас, и что его голос всегда бывает услышан, как нам прообразно говорит наша история.

Моисей, через которого даны заповеди, он же одновременно и представитель требований Бога, был утешен словами Аарона: "И услышал Моисей и одобрил" (ст.20). Так и наш Бог успокаивается, когда Он слышит голос "нашего Аарона". И это дает честному сердцу ободрение и надежду. Но сохрани нас, Бог, от того, чтобы сознание этого у нас оказалось поверхностным или давало повод к легкомыслию по отношению к согрешениям наших братьев.

Одной из драгоценнейших истин, которую Бог в эти последние дни поднял как светильник, является присутствие Святого Духа в собрании святых.

Отрицание этой истины большей частью и является причиной, одновременно и признаком распада свидетельствующей церкви. Каждое верующее сердце должно бы из-за греха христианства находиться в постоянном трауре, глубоко преклониться пред Богом и как Даниил сказать: "Мы согрешили".

Упразднить зло и возвратить всех верующих к тому, что было вначале, не в наших силах. Однако мы можем, каждый лично, подчиниться божественным принципам и отделиться от всех человеческих устройств, которые препятствуют Святому Духу распространять в своей высшей силе благословение над святыми и над миром сим. Это должно происходить со всеми святыми. Какое печальное состояние – быть связанным порядками, где авторитетом является человек, который отвергает послушание слову Бога и навязывает христианству ярлык, напоминающий о грядущем судилище над ним. Где святое собрание в истинном благословении во имя Иисуса Христа, там и присутствие Духа Святого является действительностью.

Кто может полностью познать его широту и драгоценность? Господь намеревается своих детей благословлять во время их собраний. Он хочет через своего Духа дать им откровения премудрых планов Бога и открыть его славу, как в отношении своей личности, так и совершения его дела спасения, его драгоценных связей с ним и Отцом, его позицию по отношению к миру, премудрости путей Бога и его любви, благодати и верности. Это может произойти только по его благодатной воле и по его намерениям, где присутствие Святого Духа реально и руководство передано ему. Конечно же, Он благословит своих через одаренного святого, проводящего это служение с благословением.

Но дело в другом: везде ли они способны принять это благословение, предназначенное им от него? Здесь следует сказать: нет! Это может произойти только там, где собираются во имя Иисуса и ясно признается его авторитет. Для богобоязненного сердца является благословением осознавать, что сейчас присутствие Святого Духа в собрании святых, собранных во имя Иисуса, так же реально, как присутствие Христа среди своих когда-то на этой земле. Эта истина может быть осуществлена только через веру во всей простоте. Где эта вера отсутствует, там христианин "привязывает" себя лучше к видимому, – к слабым людям, глупым устройствам вместо того, чтобы полностью положиться на ведение Святого Духа. Это делается точно так, как Израиль когда-то в пустыне, во время отсутствия Моисея, т.е. находясь на горе Синае, стал искать утешение в золотом тельце вместо того, чтобы с верой довериться великому доброму Богу. Это объясняется очень просто. Реальное присутствие Духа Святого требует святости и благоговения, а также глубокого осознания зависимости от него и полного доверия ему. А человеческие порядки с их официально назначенными проповедниками в противоположность этому более или менее освобождают его (человека) от ответственности и позволяют ему свободный выбор. Ему не нужно заботиться о служении, ведь есть люди, которые это все исполняют официально. Однако в какой-то степени вследствие этого унижен Бог, отстранен Дух Святой и верующий теряет благословение, предназначенное ему. Об этом, к сожалению, никто не задумывается, и за это никого не мучает совесть.

Разрешите еще раз обратить внимание на две благословенные истины:

1. Дух Святой действительно находится в собрании святых.

2. Только Он хочет руководить общением.

Значит, исключено, чтобы был установлен какой-либо порядок, который управляет собранием.

К тому же не каждый верующий может нести по своему усмотрению какое-либо служение, и не может быть каких-то человеческих ограничений в нем. Никто не имеет права в богослужении и при разборе слова или при молитвенном общении занимать место служения, которое ему не определено Богом и для которого он не одарен им (Богом). Свобода служения заключается в том, чтобы Святой Дух мог свободно действовать. О, какими благословенными мы были бы, если бы мы в своих собраниях сознавали присутствие Святого Духа и подчинялись его руководству!

В ветхом завете сказано: "Наблюдай за ногою твоею, когда идешь в дом Божий, и будь готов более к слушанию, нежели к жертвоприношению; ибо они не думают, что худо делают" (Еккл.4,17).

"Не торопись языком твоим, и сердце твое да не спешит произнести слово пред Богом; потому что Бок на небе, а ты на земле; поэтому слова твои да будут немноги" (Еккл.5:1).

Так должен был думать израильтянин, когда он шел в храм. О присутствии Святого Духа посреди святых ему ничего не было известно. Однако же нам, у которых больше благословений и более тесные связи с Богом, присутствие Святого Духа среди святых должно стать большим стимулом святого благоговения и богобоязни, чем мысль, что Бог на небе, а мы на земле. И если бы его присутствие могло быть полностью осознано нашим умом и наши глаза могли бы видеть его, как Господа однажды на земле видели его ученики, нами владели бы более серьезные мысли. Как торжественно тихо мы сидели бы, как внимательно мы бы слушали его действия. И мы полностью надеялись бы на него.

Никто не позволил бы себе опрометчивую речь. Никто не допустил бы в своем сердце зависть или какое-либо плотское расстройство по поводу выступления того или иного брата. Не было бы равнодушной критики. И, конечно же, никто не блуждал бы своими мыслями и обкрадывал себя благословениями. Разве может его присутствие иметь на нас меньшее влияние, потому что мы это осознаем посредством веры, а не видения?

Драгоценна и благословенна реальность вышеупомянутой правды. Это, конечно, испытали уже и мы все. Могли там быть и паузы, кажущиеся несведущим неприятными, при которых мы еще яснее ощущаем присутствие Господа. Никто не позволил бы себе листать в книге или нарушить тишину поспешной речью, чтобы сократить паузу.

Нельзя было увидеть там беспокойных движений и никакого любопытства по поводу того, что случится дальше, т.е. какой из братьев теперь встанет для молитвы или наставления. Все сердца были бы заняты Господом. И, конечно же, Он (Дух Святой) тогда задавал бы песню, предлагал бы наставление или побуждал к молитве, производя то, что соответствовало бы состоянию собрания и нуждам святых. Это стимулировало чувства и желания так, что собрание заканчивалось славословием, благодарностью и молитвой за других.

Мы знаем из Писания, что Святой Дух дал церкви духовные дары для ее ободрения и наставления.

Только Он имеет право на это действие. Кто-то может быть и одарен, хорошо говорит. Если же он для ближнего не служит назиданием, то, значит, Святой Дух не предопределил его для назидательного служения в церкви. И если он все-таки возьмет на себя такое служение, он обесславит Господа, огорчит Духа Святого и презрит церковь Бога. Он не подчинен Духу Святому, а поступает по своей воле, о которой Писание говорит: "Ибо непокорность есть такой же грех, что волшебство, и противление то же, что идолопоклонство" (1Цар.15:13).

Дух Святой наделяет дарами тех, кого Он хочет, а именно – так, чтобы дар одного не мешал применению дара другого. Число даров (талантов) ограничено.

В 1Кор.12:29-30 мы читаем: "Все ли Апостолы? Все ли пророки? Все ли учители? Все ли чудотворцы?" Нет, не все верующие имеют дары. Некоторых Бог поставил в церкви: "во-первых Апостолами, во-вторых пророками, в-третьих учителями..." и т.д. (ст.28).

В организованной церкви обычно один человек поставлен для обслуживания свидетельствующей общины. В этом случае, число даров ограничено по слову Бога.

Какое извращение! Можно было бы еще многое говорить об устройствах в церквах не по Библии. Однако сегодня мы хотим рассуждать о служении в собрании, которое основывается на слове и где признается авторитет Святого Духа и слова. И здесь могут братья при всем соблюдении основ писания практически ошибаться. Довольно часто случается, что кто-то из собственных побуждений предлагает песню, говорит молитву или читает отрывок из писания, не будучи водим или побуждаем Духом Святым. Посредством своего служения в собрании брат свидетельствует, что он водим и побуждаем Духом Святым.

Если же это свидетельство лживо, он поступает самонадеянно, он грешит против Господа. Кто имеет хотя малейшее понятие, что значит настоящее общение, тот знает, насколько трудно предложить песню и говорить молитву, которые соответствовали бы в очах Бога истинному состоянию и нуждам собрания. Кто мог бы это делать без непосредственного ведения Духа Святого?

Все собрание должно бодрствовать над тем, чтобы сохранить ответственность за это служение и полную зависимость от Бога при исполнении этого служения. Если же собрание этого не делает и пускает все самотеком, в любви, мудрости и благодати не увещевая виновных, – это служение принесет не назидание, а только несчастье. Каждый одаренный Духом Святым и ходящий в страхе Бога брат должен иметь возможность практиковать свое служение.

Если он служит под благословением, собрание будет его ободрять и для служения на других местах. Ведь (талант) дар дан ему не только для одной поместной церкви, а для всего тела Христа.

Приходится очень сожалеть о том, что брат с особым дарованием в поместной церкви берет на себя все служение и менее одаренным братьям вообще не дается слово. Здесь, кстати, высказывание апостола: "Никто не ищи своего, но каждый пользы другого" (1Кор.10:24). Это значит, что каждый может давать возможность служения другому. Это может произойти тогда, когда более одаренный брат не занят самим собою, а несет служение в зависимости от Господа. И если мы даже осуждаем равнодушную критику, то в этом случае церковь все-таки вынуждена со всей любовью дать брату наставление и указать на вышесказанное слово.

Уже в первой части нашего рассуждения было изложено, что Христос дал дары членам его тела.

Однако нигде мы не можем представить все тело, лишь только частицу. И если даже церковь могла символизировать это единство, – как во дни апостолов, – могло бы быть и так, что в одном поместном собрании не было бы евангелиста, в другом пастыря или учителя. А теперь, когда церковь так расколота, эта проблема видна еще явнее. Однако Христос заботится о своем теле и наделяет его необходимыми и полезными дарами. Все верующие на одном месте составляют церковь или собрание. Может быть и так, что среди собирающихся во имя Иисуса мало или нет вовсе даров, в то время как в той же местности в некоторых общинах, будь-то официальная церковь или методисты или баптисты, таких даров достаточно, а может быть и наоборот.

И если собираются по воле Бога, т.е. во имя Иисуса, то это не значит, что размножаются дары.

Брат, которому Господь не предопределил стать евангелистом, пастырем или учителем, не станет им даже и тогда, когда он в общении с теми, которые собраны во имя Иисуса и где признается присутствие Духа и свобода служения. Никогда не будет служить назиданию собрания то, что те, кому Господь не дал дара, будут пытаться занять место такого служения. Это внесет только неразбериху: "Потому что Бог не есть Бог неустройства, но мира. Так бывает во всех церквах у святых" (1Кор.14,33).

Трудности по вопросу даров и служения ими возникают только там, где собираются поистине на основании слова. Где, однако, уже через церковный порядок все запланировано заранее, идет все по шаблону. Это приятно неверующему человеку, да и верующему, если он не духовен. Однако Бог хочет всех святых постоянно держать в обучении. Это служение должно проходить в общении с ним и по его слову. А это ставит собрание в позицию учащихся, что неприятно для плоти, потому что она любит спокойствие и удобство. Потому-то человеку не составляет труда пожертвовать деньги для назначенной на это служение личности, если этим упраздняется его ответственность.

Однако есть некоторое различие между служением и богослужением. При богослужении верующий говорит с Богом и приносит ему хвалу, благодарение и поклонение. Однако при одностороннем служении Бог говорит с человеком посредством его служителей, проповедующих слово.

Отправлять богослужение имеет право каждый верующий. Оно дано ему через благодать Бога, который сделал его достойным для этого служения на основании пролитой крови Христа.

На служение в церкви (собрании) имеет право только тот верующий, кому Господь дал дар для этого служения. Каждый богобоязненный брат имеет право предложить песню, молиться и сказать благодарение. Это следует ожидать не только от одаренных способностью служить. В любом случае Дух Святой должен брату положить на сердце стать рупором собрания, принести Богу благодарность или молитву, или даже предложить песню, в которой выражены действительные желания, чувства и нужды собрания. Если мы, с одной стороны, утверждаем, что только Святой Дух имеет право на определение даров служения и содействие этому служению, то, с другой стороны, при свободе служения возникает опасность, что кто-либо может быть поспешным и действовать без ведения Святого Духа. Святой Дух имеет право выбора: одного брата побудить предложить песню для пения, другого помолиться, а третьего сказать поучение и наставление. Но так как мы, люди, живущие еще во плоти унаследованной злой натуры, существует опасность, что кто-то может руководствоваться не Духом, а своей плотью. Он может предложить песню, потому что ему нравится мелодия, или молиться, потому что на первый план выходит его личность. Да, он может даже взяться и наставлять, потому что он слышит сам себя. В этом случае источником служения являлась бы плоть. Как печально и скорбно для Бога, когда к действию приходит плоть, причем Он говорит, что "оно без пользы", что оно есть зло и враждует против Бога. Для того был вынужден умереть Христос: в его смерти было все осуждено. Теперь верующий должен почитать себя мертвым для греха. Для каждого служителя важно, из какого источника он черпает силу. А все святые обязаны определять, проявляется ли при этом Дух или плоть. "Возлюбленные! Не всякому духу верьте, но испытывайте духов, от Бога ли они" (1Иоан.4:1).

Если никакому брату нет препятствия для служения, может случиться, что тот, кто не хочет обуздать свою плоть, эту свободу использует, предложив песню, сказав благодарение, прочитав раздел из слова Бога и комментировав его. Таким образом, во время собрания за трапезой Господа может быть много пения или много чтения, но не будет дано духовному брату время для богоугодной благодарности. Это было бы печальным явлением. А каким было бы такое богослужение в очах Бога?

Его сердце было бы опечаленным, да и все духовно настроенные сердца тоже. В таком случае должно быть что-либо предпринято рассудительными братьями, чтобы подобное не повторялось. Это должно делаться так: об этом рассуждается в кругу братьев, а потом в мире и любви наставляют виновных. Не следует и думать, что если во время собрания святых наступает тишина, то следует ее прервать. Эта опасность приходит особенно тогда, когда присутствуют посторонние личности, о которых думают, что эту тишину они считают угнетающей и нелепой. Может быть, через эту тишину обнаружится беднота собрания и тогда верующим необходимо смириться. Если же она (тишина) от Господа, она, конечно же, послужит к назиданию в том, что каждая душа имеет возможность рассуждать о Господе.

Далее предстоит другая опасность, и она заключается в том, что брат, предложив песню или прочитав абзац из слова Бога будет того мнения, что послужившее ему когда-то в назидание должно быть теперь всем в назидание. Если это становится основополагающим мышлением, то это уже заблуждение. Песня или абзац из писаний должны соответствовать нуждам и состоянию святых. В тот момент, когда эта песня или соответствующее слово послужили благословением, могло быть, что я находился под определенным давлением или в трудности и Бог использовал песню и слово для моего назидания и ободрения. Потому-то я не должен в другое время свои прошлые проблемы и печальные ситуации навязывать собранию. Более того, мне следует выбор песни и слова передать полностью руководству Святого Духа, чтобы Он мог действовать по нуждам и обстоятельствам в собрании.

Из опыта известно, что братья, находившиеся под таким давлением, пытались от своего "груза" освободиться во время молитвенного часа. При этом в их состояние втягивалось все собрание. Личная просьба по поводу какой-либо трудности и бремени должна приноситься Богу втайне, а не во время молитвенного собрания святых.

Чтобы служить рупором собрания, выразить чувства и состояние святых пред Богом, этот брат должен слиться воедино со всеми. Богослужение может быть чистосердечным и истинным лишь тогда, когда он со всей верностью является выражением состояния и чувств собравшихся. В общем это можно выразить так: Бог дал услышать более высокий тон, который отозвался эхом во всех сердцах и, таким образом, придал богослужению более возвышенный характер. Однако совсем досадное впечатление создается тогда, когда состояние собрания настолько подавленное, что оно не соответствует выражению хвалы, высказанной духовным братом пред Богом, потому что единоверцы рассеянно утонули в своих собственных мыслях.

Иначе выглядит дело при служении. Оно не ограничено из-за нашего состояния. Здесь может Бог, который говорит с нами, нам проповедовать правду, которую мы еще никогда не слышали, или уже давно на нас не действовавшую с такой силой. Потому-то все мы должны быть водимы Святым Духом.

Необходимыми для служения являются любовь к Господу и знание слова его. Из любви к нему тогда исходит и любовь к святым и грешникам.

О себе лично и о своих сотрудниках Павел мог сказать: "Ибо любовь Христова объемлет нас…" (2Кор.5:14). Ни развлечение, ни сила привычки, ни нетерпение, ни терпеливое спокойствие, а лишь любовь к Господу должна быть побуждением для служения.

А что касается слова Бога, то апостол Павел пишет Тимофею: "И что слышал от меня при многих свидетелях, то передай верным людям, которые были бы способны и других научить" (2Тим.2:2). Пресвитер или епископ должны иметь следующие качества: "Страннолюбив, любящий добро, целомудрен, справедлив, благочестив, воздержан, держащийся истинного слова, согласного с учением, чтоб он был силен и наставлять в здравом учении и противящихся обличать" (Тит.1:8-9). Если кто говорит, то пусть он говорит, как высказывания Бога. При этом следует понимать, что он должен не только говорить по учению писания, но и его мысли, как высказывания, воспринимаемые собранием, должны быть такими, какими он хочет их выразить соответственно состоянию собрания. Может быть, что кто-то имеет совсем мало человеческих знаний или неспособен выразиться в правильной грамматической форме, однако является хорошим служителем. И все-таки необходимо, чтобы служитель руководствовался духом рассудительности и, например, в молитве не обращался к Отцу и потом говорил, что Он умер на Голгофе, или обращался ко Христу и потом говорил, что Он отдал своего Сына на крест. Эта молитва не была бы водима Святым Духом.

Где существует истинное благоговение и покорность Святому Духу, там богослужение и служение будут во славу Бога и для благословения служащих. Не будет здесь и бессердечной критики. Но здесь будут ободрять для служения и слабых братьев, имеющих дар от Господа и живущих в страхе Господнем, для благословения и молитвы не имеющих даров, но ходящих пред Господом в верности. Печально то состояние, когда братья, посещающие десятилетиями собрания, ни разу не предложили песню для пения и ни разу не молились. В этом случае чаще всего недостает верности и духовного мышления. Дай Господь, чтобы все спасенные во время собрания находились бы сознательно перед Богом всем сердцем и мышлением, делая ему благоугодное во славу его имени, будучи благословением для святых и неверующих. И если в собрание войдет несведущий или неверующий, он должен быть побужден атмосферой пасть пред Богом и открыть ему самые сокровенные тайны своего сердца. Этим он засвидетельствует, что среди них действительно находится Бог (1Кор.14:24-25).

Как пишет апостол Павел коринфянам: "Все мы одним Духом крестились в одно тело, Иудеи или Еллины, рабы или свободные, и все напоены одним Духом". И все мы являемся членами одного тела, тела Христа, и каждый член этого тела имеет свое предназначение по замыслу Бога. Никакой член тела не может выбрать себе место и самовольно сменить это место. И только там, где его поставил Бог, он может принести пользу для всего тела, для его роста.

Эта истина нам стала снова известной на протяжении нескольких лет, и почти, хотелось бы сказать, утвердилась в нашу плоть и кровь. Так же стала известна и другая истина, что образует это тело только один Дух, что всех его членов связывают одни узы, и что мы призваны сберечь единство этого Духа, основанное на узах мира.

Однако между учением (теорией) и практическим осуществлением есть разница. Да, часто между этими двумя полюсами обнаруживается значительное противоречие.

В смысле практического руководства Духом Святым существуют моменты, которые могут быть усвоены только посредством тренировки. Практическая жизнь сначала делает для нас ощутимыми наши нужды, которые может восполнить только учение Бога.

Уже упомянутая истина, что Дух Святой живет в "теле" собрания, присутствует и руководит собраниями верующих, пусть является не самой важной истиной, однако одной из важных, которая характеризует христианство. Опровержение этой истины в учении или в практической жизни является поэтому серьезным сигналом наступающего распада.

Как только какое-либо христианское общество, пусть оно даже состоит из истинных верующих, вместо руководства Святого Духа признает какое-либо человеческое руководство "духовности", президиум, заседание и т.п. или следует каким-либо церковным формам и обрядам, оно уже не основывается на божественной истине и делает невозможным общение с Богом всем тем, кто желает следовать только слову и воле Бога.

Обособленная от этого зла позиция влечет за собой всякого рода трудности. Однако сердце, верное и покоряющееся истине, не дрогнет в своей убежденности. У него и не возникнет необходимости возвратиться к какому-либо человеческому авторитету, посредством которого христианская церковь допускала серьезные ошибки и прегрешения.

Впрочем, можно признавать истинность и важность присутствия Святого Духа и все-таки забывать, что это действительность.

Вера, которая от нас требуется для осуществления этой действительности, должна быть очень простодушной. Только беда, мы теряем эту действительность очень быстро из нашего поля зрения. Если бы мы постоянно собирались с тем глубоким убеждением, что Бог Сам находится среди нас и это сознание владело бы нами на протяжении всего собрания, мы бы обнаружили, какое святое благоговение распространялось бы на всех собравшихся. И остается неопровержимой действительностью то, что Святой Дух живет среди верующих, собирающихся в простодушии во имя Иисуса, как Христос был действительно среди своих учеников на земле.

Во всяком случае, это присутствие нашими ушами не воспринимается, так как это было у учеников. Ведь наши глаза не видят Святого Духа, как Иисуса видели его ученики. Какие серьезные чувства овладели бы нами, если бы это было действительно так! Какая благоговейная тишина, какое благоговейное внимание, какое покорное ожидание его было бы результатом этого! Действительно, исчезли бы поспешность, всякое беспокойство и плотские наклонности, которые еще что-то значат.

А теперь разрешите вопрос: может ли действительность присутствия Святого Духа иметь на нас меньше влияния, потому что это дело веры, а не видения? Разве Он, потому что Он невидим, менее реален? Бедный мир не может его принять, "потому что не видит Его и не знает". Но разве мы хотим занять место мира сего и поступиться нашим правом преимущества? Господь Иисус говорит: "И Я умолю Отца, и даст вам другого Утешителя, да пребудет с вами вовек, Духа истины, Которого мир не может принять, потому что не видит Его и не знает Его; а вы знаете Его, ибо Он с вами пребывает и в вас будет" (Иоан.14:16-17).

"Но вы знаете Его". Хорошо! Если бы у нас это стало большей реальностью! Чего нам в последнее время так недостает, это нашей личной веры в его присутствие. Конечно же, каждый из нас пережил моменты жизни, когда его присутствие среди нас было реальностью.

И какими благословенными были такие часы!

И если наступали тихие паузы, то они проходили в благоговейном ожидании от Бога. Не проходили они в беспокойном ожидании того, что какой-либо брат, наверное, будет молиться или говорить, не в листании Библии или сборника песен, чтобы найти что-либо прочитать и спеть. Также не было страха за то, как воспринимает любой из присутствующих это долгое молчание. Присутствовал Бог, и сердца были заняты им. И если бы кто в этот момент открыл рот, чтобы нарушить молчание, это было бы воспринято как настоящая помеха.

Совсем другим было впечатление, когда эта тишина нарушалась через молитву, которая выражала чувства и желания собравшихся. Или эта тишина нарушалась предложением спеть песню, которую могли петь все от всего сердца, или словом, которое затрагивало сердце и сознание (с силой помазания). И хотя при пении и в беседах принимали участие разные люди, у собрания все-таки было ощущение того, что всем этим руководил один Дух.

Было это так, будто эти личности заранее обговорили и друг другу определили место служения. Дух Святой действовал через каждый орган тела на своем месте, выражая нужды собрания и его поклонения.

И теперь я хочу спросить еще раз: почему так оно не может быть всегда? И я повторяю: присутствие Святого Духа является действительностью, а не только голым учением. И, конечно же, по отношению к нашим собраниям нет действительности большей важности, чем эта. Присутствие Святого Духа значит не только то, что собрание не управляемо человеческими, заранее подготовленными порядками. Если Он присутствует, никто не может занимать места, которое Он не предназначил и для которого не сделал способным. Если Он присутствует, Он претендует и на руководство собранием. В том-то и состоит свобода служения, чтобы Святой Дух мог действовать свободно, через кого ему угодно. Эта свобода нарушается не только тогда, когда руководство собранием берет на себя одна личность, но и тогда, когда это руководство берут на себя несколько личностей. В обоих случаях действуют люди, возможно, с наилучшими намерениями, потому что они считают, что имеют право на это. Вместо того, чтобы это руководство передать Святому Духу и подчиниться его воле, они вступают в его функцию и действуют согласно своим мыслям.

Настоящая добродушная вера в реальность присутствия Святого Духа все ставит на свои места. Он никогда не будет посрамлен, как это мы знаем из опыта жизни. Он не воздерживается от своей функции потому, что здесь присутствуют тот или иной брат.

Чтобы "не о себе только каждый заботился, но каждый и о других" (Фил.2,4). Это верно, но не должно случиться, чтобы давалось чрезмерное преимущество какой-либо личности или дарованию. Было бы лучше, если бы существующие предписания всякого рода, содействовали выявлению состояния собрания, чем вследствие присутствия этой личности это состояние осталось бы скрыто. Станем же всегда присутствие Святого Духа реализовывать так, чтобы никто не открыл рта, кроме как под его водительством и влиянием. И пусть все, что недостойно его и имени Иисуса, будет удалено от нас.

В связи с последней мыслью следовало бы напомнить еще об одном месте в ветхом завете. Оно хорошо знакомо, часто упоминалось, однако быстро забыто. Оно гласит: "Наблюдай за ногою твоею, когда идешь в дом Божий, и будь готов более к слушанию, нежели к жертвоприношению; ибо они не думают, что худо делают" (Еккл.4:17). "Не торопись языком, и сердце твое да не спешит произнести слово пред Богом, потому что Бог на небе, а ты на земле; поэтому слова твои да будут немноги" (Еккл.5:1). Благодать, под которой мы находимся, открыла нам доступ к Богу. Однако, мы никогда не должны забывать, что тот, которого мы называем Отцом, есть триединый святой Бог. Воспоминание об этом сохранит нас от всякого непочтения и всякой поспешности. Со всей серьезностью мы будем остерегаться злоупотреблять своей свободой, будь-то в отношениях к Богу или в его служении другим. Если в ветхом завете верующий должен был помнить, что Бог на небе, а он не земле, то нами должно быть осознано: с одной стороны – присутствие в нашей среде Святого Духа, и с другой стороны – право вхождения во святилище в небе. Поистине, это должно быть еще большим стимулом для святого страха и благочестия.

Прежде, чем сказать несколько слов о назидании собрания (церкви) через данные Богом дары, я хотел бы здесь привести отрывок из диалога, который появился в печати несколько лет назад:

– Я слышал, что вы утверждаете, что каждый брат вправе быть учителем в собрании верующих?

– Тут вы неверно информированы, – при таком утверждении я как раз бы отвергал то, что для меня особенно важно, а именно: присутствие и ведение Святого Духа. Никто не имеет права учить, за исключением того, кому это право дано Богом.

– Хорошо, однако же, вы того мнения, что каждый брат, имеющий дар для этого, имеет право говорить в собрании?

– Ни в коем случае! Никто не имеет такого права. Только Святой Дух вправе действовать, и именно через кого ему угодно. Да, человек может обладать природным даром речи, но только если он угождает "ближнему, во благо к назиданию" (Рим.15:2). Если же он не получил какой-либо духовный дар "к назиданию церкви" (1Кор.14:12), то он не призван говорить в собрании. И если он это все же делает, то он поступает своевольно и огорчает Святого Духа. Его служение будет абсолютно бесплодным.

– Могли бы вы быть настолько любезны, чтобы изложить ваши особые понятия по этому вопросу подробнее?

– Мои особые понятия? Считаете вы особым понятием с моей стороны то, если я верю, что принадлежащей Христу Церкви Он дал дары, через которые совершается ее домостроительство и руководство ею?

– Нет, я признаю, что это верно, но я желал бы, чтобы в церкви Христа больше стремились к этим дарам.

– Слово Бога в 1Кор.12:11 нас поучает: "Все же сие производит один и тот же Дух, разделяя каждому особо, как Ему угодно". Из этого следует, что дверь должна быть открыта и для реализации малых дарований, и далее, что дар одного брата не должен мешать практикованию дара другого брата.

– Это само собой разумеется.

– Вы говорите, что это само собой разумеющееся. Но делается ли это так в официальных церквах или в других маленьких обществах, как учит нас 1Кор.14? Разрешите мне в этой связи еще сказать, что любой дар может быть реализован без особого признания и торжественного подтверждения того со стороны церкви. Если он (дар) от Бога, то Он (Бог) его предопределит и подтвердит, а церкви остается его признать с благодарностью.

– Хотите ли вы этим сказать, что не должно быть вообще никакого назначенного чина?

– Если вы имеете в виду, что имеющие дар непосредственно от Бога назидать или учить встречаются в любом собрании в ограниченном количестве и они признанны верующими, тогда я с вами согласен. Однако, если вы имеете в виду какую-то исключительную должность, для которой подходят лишь немногие люди, которые занимают место учителей таким исключительным образом, что другой дар кажется излишним, то тогда я должен ответить на ваш вопрос решительным отрицанием.

– На чем основываете вы это различие?

– Среди прочего на Деян.13,1. Мы видим, что в Антиохии было только 5 личностей, которых Святой Дух признавал пророками и учителями: Варнава, Симеон, Луций, Манаил и Савл. Без сомнения, эти 5 мужей были теми людьми, от которых верующие во время собраний хотели слышать речи и поучения. Их служение было признано таковым, однако это не было какой-то особенной должностью, потому что, когда Иуда и Сила прибыли в Антиохию, они без труда смогли занять свое место среди других (гл.15:32), так что число признанных учителей сразу увеличилось.

– А как вы рассматриваете предложение спеть песню, участие в молитве или чтение текста из Библии? При этом же нет необходимости иметь особое дарование.

– Конечно же, нет. Однако и это все должно происходить под водительством Святого Духа. Приходится глубоко сожалеть, да и несет оно за собой вредные последствия, если кто-то предлагает песню или читает текст из писания, да и молится лишь потому, что ему внезапно вспомнилась эта песня, этот текст. Каждое такое действие в отдельности должно происходить в полном осознании зависимости от ведения Святого Духа. А тот или другой, кто действует без этого предводительства, поступает рискованно. Кто имеет хоть немного понятия, что значит истинное общение, тот знает, как серьезно и трудно ввести собрание в пение, в молитву и т.д. Обращаться от имени собрания к Богу или предложить песню, чтобы посредством этого выразить пред Богом чувства и сердечное состояние собрания – это, конечно, действия, которые требуют непосредственного водительства со стороны Бога.

Если же теперь далее рассуждать над вопросом, призваны ли все верующие нести служение проповеди, хотелось бы обратить внимание читателя на 1Кор.12:29 и 30, где мы читаем: "Все ли апостолы? все ли пророки? все ли учители? все ли чудотворцы? все ли имеют дары исцелений? все ли говорят языками? все ли истолкователи?" В предыдущем стихе апостол сказал: "И иных Бог поставил в Церкви во-первых апостолами, во-вторых пророками, в-третьих учителями; далее, иным дал силы чудодейственные, также дары исцелений, вспоможения, управления, разные языки". Потом он спрашивает: "Все ли апостолы?" и т.д.

Итак, именно в этой части священного писания, где до мельчайших тонкостей рассматривается величие Святого Духа по отношению распределения духовных даров и их использования в собрании (церкви) живого Бога, в этой части, на которой базируется служение по праву на свободу, данную Богом, нам сказано, что Бог только "иных… в Церкви" определил для служения.

После того, как апостол Павел, основываясь на Пс.67:18, по отношению ко Христу говорит: "Посему и сказано: восшед на высоту, пленил плен и дал дары человекам", он продолжает: "И Он поставил одних апостолами, других пророками, иных Евангелистами, иных пастырями и учителями, к совершению святых, на дело служения, для созидания тела Христова, доколе все придем в единство веры и познания Сына Божия, в мужа совершенного, в меру полного возраста Христова" (Еф.4:11-13). Во второй главе этого же послания сказано, что апостолы и пророки Нового Завета являются основанием домостроительства Бога, "на котором все здание, слагаясь стройно, возрастает в святой храм в Господе". Таким образом, остаются на наше время только еще евангелисты, пастыри и учителя. И покуда тело Христа (его церковь) будет обитать на этой земле и нуждаться в служении таких мужей, Он не упустит их назначать, и все, что требует это тело – даст ему, как невесте, – питание и уход (ср. гл.5:29). Это Он будет делать, "доколе все придем в единство веры и познания Сына Божия, в мужа совершенного, в меру полного возраста Христова" (ст.13).

Итак, через служение людей, которые предопределены и призваны для этого, Христос заботится о своей пастве и питает ее точно так же, как Святой Дух посредством этого служения это делает в собрании, в котором Он живет и сам. Может быть, они занимаются каким-либо ремеслом (как Павел), а может, и нет.

Во всяком случае, они далеки от того (если они не по-иному понимают свою позицию), чтобы претендовать на официальный церковный чин. Их использует Христос, и Святой Дух направляет их, как евангелистов, звать погибших из этого мира, как пастырей и учителей служить святым для назидания и достижения их совершенства. А истинная мудрость верующих состоит в том, чтобы различать дары и признавать их там, куда поставил Господь по принципу любви Отца небесного. Потому что "...Бог расположил члены, каждый в составе тела, как Ему было угодно. А если бы все были один член, то где было бы тело? Но теперь членов много, а тело одно. Не может глаз сказать руке: "ты мне не надобна"; или голова ногам: "вы мне не нужны" (1Кор.12:18-21). Все члены тела исполняют свою функцию на своем месте, хотя и не так, как те, которых Бог "наделил" духовными дарами. И это признавать или не признавать значит признавать или отвергать того, кто наделяет этими дарами.

Однако следует помнить, что Господь свои духовные дары дает не отдельным поместным церквам или какой-то части своего тела. И никогда не может какой-либо круг верующих, будь он даже довольно обширным, называться собранием Бога, и уж вовсе это общение не может называться телом Христа. Будь даже так, что церковь, как и во времена апостолов, составляла бы еще то видимое единство, – может быть, что в одном месте не достает евангелиста, в другом – пастыря или учителя. Тем более это явный факт при существующей сегодня раздробленности.

Отвернулся ли Он от своего собрания, потому что оно – в таком состоянии? Отклоняет ли Он эти полезные и необходимые дары? Конечно же, нет. Он питает и заботится о своем теле с неустанной любовью. Но нам постоянно следует помнить, что эти дары нам даны в единстве всего тела. Все верующие на одном месте составляют поместную церковь независимо от того, осознают или реализуют это все, или нет. И может быть, что истинные евангелисты, пастыри и учителя есть среди тех членов тела Христа, которые формально еще принадлежат официальной государственной церкви или к другому религиозному обществу. Но какою пользу извлекают теперь из этих даров другие верующие, которые не принадлежат ни к какой из названных группировок? И, наоборот, какую пользу имеют верующие этих группировок от тех даров, которые Дух распределяет между верующими, которые находятся вне всяких группировок. Хорошо было бы рассуждать над этим по замыслу Бога, а не на основании наших понятий, которые затуманены развитием всяких событий вокруг нас.

Из всего сказанного ясно, что верующий, не призванный самим Христом к служению евангелиста, учителя, пастыря, не станет им и тогда, если он отделится от всего сделанного человеком и будет собираться с теми, которые признают только одно имя Иисуса, присутствие и предводительство Святого Духа и тем самым свободу служения в церкви. Будь-то в какой-либо религиозной группировке или даже там, где нет человеческих ограничений, – если евангелистами, пастырями или учителями подвизаются те, кого для этого служения не предопределил Господь, служение не будет для назидания. Их деятельность вызовет только беспорядок. Однако, "Бог не есть Бог неустройства, но мира. Так бывает во всех церквах у святых" (1Кор.14:33).

А что же нам делать, если этих, столь необходимых, дарований недостает в нашей среде? Осознаем же нашу нищету, и будем просить Господа, главу собрания, об этих дарованиях. Дал нам Господь два или три дарования, признаем их с благодарностью в той позиции, в которую Бог поставил их, и будем просить о многих других дарах. Но сохрани нас Бог от самодеятельности, от всякой самопомощи. Самая ревностная и хорошо продуманная деятельность не призванного Богом служителя не может восполнить нужду в этих дарах.

Напротив, через эти действия огорчается Святой Дух и препятствуется его действие через тех, кто мог действительно быть употреблен для благословенного служения святым. С другой же стороны, нам следует дарования, данные Богом, не презирать. Это такая же оплошность. Практически мы огорчаем и отвергаем дающего.

Бог верен. В трудностях, в которые нас бросило всеобщее разложение, Он нас не оставит. Если мы только в кротости и с болью в сердце осознаем наше состояние и не возвысимся в своих глазах, то Он будет с нами в позиции обособления, в которую поставил нас Святой Дух и Его Слово. Будем же скромны и добродушны и не будем претендовать на то, что нам не дано видеть. Не будем браться за то, к чему мы не призваны!

Существуют различные, отрицательные и положительные, признаки того, управляет ли Святой Дух или нет. Рассмотрим для начала отрицательные признаки. Но прежде, чем к этому приступить, я хотел бы обратить наше внимание на два пункта, а именно: различие между служением словом и богослужением.

Богослужение, в своеобразном понятии, есть поклонение, благодарение и славословие. Существенное различие между богослужением и служением словом заключается в том, что в первом случае человек обращается к Богу и говорит с ним, во втором – Бог обращается к людям и говорит с ними через своих служителей. В любом случае единственное и полноценное право на богослужение дано нам через безмерную благодать, которая нас приблизила к Богу чрез кровь Иисуса. Она приблизила нас так, что мы знаем нашего Отца и поклоняемся ему, так, что мы стали царями и священниками. В этом все святые равны, как самый слабый, так самый сильный христианин с большим опытом жизни.

Отказаться от этой действительности – это значит прийти к тому, к чему пришло христианство в такой форме, а именно: к введению служительских санов между церковью и Богом. У нас есть первосвященник. И единственное священство, существующее рядом с его священством, есть то, к которому причастны все верующие в равной степени.

Потому-то и невозможно утверждать, что в собрании в служении песен, молитвы или благодарения могут участвовать только те, которых Бог предопределил быть учителем, наставником или евангелистом. Бог, Дух Святой, принимает и служение других братьев, чтобы посредством песни или молитвы выразить соответствующие чувствования и нужды собравшихся.

И если эти действия угодны Богу, то кто мы, чтобы на это сказать "нет"? Однако эти богослужебные действия не дают особых преимуществ тем, кто имеет дары Святого Духа, и они, несомненно, должны быть подчинены руководству Духа Святого и изложенным 1Кор.14 принципам, подходящим для всех времен, чтобы все было "благопристойно и чинно".

Служение словом, – служение, посредством которого Бог через Своих служителей говорит с людьми, – есть результат распределения духовных даров, за которые в ответе их получатели. Итак, повторяю: права на несение богослужения у нас всех одинаковые, ответственность же за служение словом исходит из того, в какой степени мы отличаемся друг от друга. "По данной нам благодати, имеем различные дарования..." (Рим.12:6). Уже само это место писания нам ясно показывает различие между служением словом и богослужением, которое, к сожалению, так редко соблюдается.

Второй пункт, на который бы мне хотелось обратить внимание, это свобода в служении. Истинное понятие этой свободы, по писанию, включает в себя не только свободу реализации духовных даров, но и развитие таковых. Соответственно этому понятию мы должны постоянно собираться, осознавая руководство и величие Святого Духа, чтобы не препятствовать его воле и действию. И вполне понятно, что проявление и последующее развитие духовного дара должно быть действием Святого Духа в том, что Он пользуется инструментом, который до этого еще не был в употреблении. Любой другой принцип противоречит преимуществу и правам Святого Духа в корне.

С другой стороны, верующие, собирающиеся по этому принципу, находятся в большой опасности. Желая дать свободу действиям Святого Духа через предложение одного брата спеть песню, другого помолиться, третьего сказать слово назидания, они рассчитывают на его водительство в употреблении даров для назидания собрания, однако создают возможность для проявления поспешности и самодеятельности. И где-то здесь становится важно различать, что побуждаемо плотью, а что Духом.

Наше действенное участие в собрании святых может исходить из одного или другого – этих двух источников (духа и плоти). И очень важно правильно различать их. Принимаем ли мы участие в служении постоянно или только от случая к случаю, нам всегда следует себя проверять в этом отношении. Да, никто из нас не может сторониться этой ответственности полностью, потому что мы все призваны "испытывать духов", это значит, всем нести ответственность, признавать то, что – от Бога и отклонять то, что исходит из другого источника.

Обратимся теперь к значительным, основополагающим принципам, с помощью которых мы можем отличить водительство Духа от самодеятельности и подражания плоти. Сначала несколько слов о том, что нам не дает права принимать участие в управлении или назидании собрания.

Конечно же, мы не уполномочены действовать только на том основании, что существует свобода. Не стоило бы даже об этом говорить, однако следует об этом напомнить. Способность читать, может быть, даже читать хорошо, не дает никому права прочитывать главу за главой. Прочесть одну главу не трудно – это может сделать и ребенок. Но прочесть нужную главу и прочесть в нужное время – это совсем другое дело. И также предложить песню, которая в данный момент выражает чувствования собравшихся и руководит ими, невозможно без водительства Святого Духа. Поэтому я повторяю: свобода для участия в служении собранию – это не означает, использовать каждую данную возможность.

Да и сам фактор существующего перерыва (пауз), когда никто из братьев ничего "не делает", не должен быть стимулом для того, чтобы приступить к самостоятельной деятельности. Молчание, впрочем, может, как и многое другое, стать формальностью. Однако молчание в общем-то лучший вариант, чем просто говорить и делать, чтобы только прервать тишину. Я хорошо знаю, что значит, когда присутствуют многие личности, которые не собираются с нами, или даже необращенные, и как тогда при продолжительном молчании нами овладевает неприятное чувство. Где это явление встречается часто или становится обычным явлением, следовало, может быть, устроить специальные собрания для служения неверующим.

Однако, присутствие посторонних не может быть основанием для того, чтобы говорить, молиться или предложить песню ради необходимости "чего-нибудь делать". И не могут в этой ситуации быть надежным руководством ни наш опыт, ни наше личное состояние.

Может быть, какая-либо песня мне стала особенно дорогой, потому что ее искреннее исполнение я слышал в каком-либо собрании. Однако, это не может быть основанием для того, чтобы эту песню предложить в следующем собрании, где я присутствую потом. Может, она вообще не соответствует существующему состоянию собравшихся или Святой Дух вообще не предусмотрел пение песни. Если песня не выражает настоящих чувств собравшихся, то и участие в пении не может быть истинным и откровенным.

Точно так это выглядит по отношению к молитве. Кто молится в собрании, является рупором всех собравшихся и выражает их чувства, будь-то в молитве, мольбе, благодарении или поклонении.

Ведь может же быть, что мои личные нужды, заботы или тяжести, которые я с полным правом приношу Господу у себя дома, было бы неуместно напоминать на собрании, потому что это, вероятно, потянуло бы всех моих единоверцев на то дно, на котором нахожусь в этот момент я сам.

С другой стороны, мое сердце может быть счастливым в Господе тогда, когда общее состояние собрания соответствует тому, что все нужды собрания я могу принести Богу, находясь в полном единении со всеми собравшимися.

Этим и сказано, что моя молитва под водительством Святого Духа в собрании – нечто совсем другое, нежели когда я молюсь Господу у себя дома за закрытой дверью. В последнем случае предметами моей молитвы могут быть только мои личные нужды, упоения и благодарения.

А в собрании, водимый Святым Духом, я буду молиться, свидетельствовать и благодарить так, чтобы все соответствовало истинному состоянию тех, рупором которых я являюсь. Ничто при этом не может быть обманчивей, чем уверенность в том, что моя личность и мои условия могут быть руководством для моей активности в собрании.

Может быть, чтение определенного текста Библии меня особенно заинтересовало и ободрило. Однако это не значит, что этот текст я должен на следующий день прочитать во время вечери Господа или на другом собрании верующих. Может, даже в собрании или еще раньше какой-либо фактор привлек мое особое внимание и принес существенную пользу моей душе. И все-таки не следует утверждать, что это тот фактор, на который Бог хочет обратить внимание всех собравшихся. При этом, однако, не смею отрицать необходимость практики некоторой активности служения, которую в собрании хочет использовать Бог.

Хотелось бы даже утверждать, что для служителей Бога эти тренировки периодически необходимы, но в этом не заключается достаточное водительство Святого Духа.

Разрешите еще добавить, что Дух Бога никогда не будет руководить мною так, чтобы я предложил песни, выражающие мои особые взгляды, или чтобы я подчеркнул эти понятия в молитве, зная, что не все собравшиеся делят со мной эти взгляды.

Следует помнить, что следствием этого было бы не единогласие, а чувство разобщенности, которое влияло бы отрицательно на пение и молитву, и результатом всего этого было бы неблагословение.

Сказанное относится в большей мере к ситуациям поклонения и богослужения.

Так будем же всегда, и особенно в собрании, прилежны, чтобы сохранить единство Духа в союзе мира.

И не будем забывать, что наш путь нам следует проходить "со всяким смиренномудрием и кротостью и долготерпением, снисходя друг ко другу любовью" (Еф.4:2).

Мы не должны упускать из виду, что во время пения, молитвы или поклонения само собрание обращается к Богу, независимо от того, кто является представителем или рупором собравшихся. Значит, богослужение может быть истинным только тогда, если оно не выходит из рамок состояния собрания.

Однако, благодарение Богу, нередко случается и так, что Бог сам через своего Духа задает более возвышенный тон, которому внимают сердца, в результате чего становится возвышенней и тон поклонения. Однако если собрание не настроено на этот возвышенный тон, случается нечто печальное. Похоже, что один и тот же брат продолжает высокопарными словами выражать благодарение и поклонение, в то время как другие сердца остаются холодными, пустыми и безразличными. Выражающий поклонение всего собрания должен увлекать за собой сердца присутствующих. Иначе происходящее не будет истинным поклонением.

Но иначе это выглядит по отношению к служению словом. В этом случае с нами говорит Бог, потому-то говорящий может выходить из рамок наших понятий. Кто-то единственный говорит с нами, будучи его рупором, и если это действительно так, нам, конечно же, будет сказана правда, которую до этого мы еще не осознали. Или нам будет напомнена другая правда, которая потеряла воздействие на нашего духовного человека. Однако совершенно ясно то, что при любом случае, как в первом, так и во втором, необходимо во всем водительство Святого Духа.

По поводу действия Святого Духа во время пробуждения и покаяния души Господь говорит: "Дух дышет, где хочет, и голос его слышишь, а не знаешь, откуда приходит и куда уходит: так бывает со всяким, рожденным от Духа" (Иоан.3,8).

Подобное происходит и в отношении действия Святого Духа. Кто мог бы определить способы и методы влияния Святого Духа в тех сердцах, которые Он побуждает к деятельности, будь-то в самом богослужении или в совершении какого-либо служения?

Однако, и в этом случае писание не оставляет нас в неведении о признаках настоящего, им (Духом Святым) содействованного служения. Некоторые их этих признаков относятся к содержанию служения, другие к стимулирующим факторам, которые побуждают верующих активно участвовать в собрании. В некоторых случаях упражняющимся дается в руки "пробный камень", на основании которого они могут проверить сами себя. В других случаях самому собранию дается возможность отличать происходящее под водительством Святого Духа от исходящего из другого источника. Одни готовы помочь имеющим дар благодати решать вопрос активности, другие помогают опознать тех, кого Христос определил служить его собранию словом.

В былые времена истории церкви, конечно же, существовали духовные дары, которые не были непосредственно связаны с духовным разумением. При этом хочу напомнить только о "дарах говорить на незнакомых языках", в том случае, когда говорящий не может изложить сказанное. Вероятно, коринфяне очень любили практиковать этот дар и кичиться этим. Этот дар, конечно же, производил на людей больше впечатления и был достоин восхищения по сравнению с другими. Потому Апостол и увещевает их следующими словами: "Благодарю Бога моего: я более всех вас говорю языками; но в церкви хочу лучше пять слов сказать умом моим, чтоб и других наставить, нежели тьму слов на незнакомом языке" (1Кор.14:18-19).

По крайней мере, следует ожидать от тех, кто хочет принимать участие в служении, самые элементарные знания священных писаний и понятия о намерениях Бога. (Впрочем, такое понятие может иметь и брат, не имеющий дарования "говорить перед многими" или даже неспособный ясно излагать свои мысли).

В Матф.13:51: "И спросил их Иисус: поняли ли вы все это? Они говорят Ему: так. Господи! Он же сказал им: поэтому всякий книжник, наученный Царству Небесному, подобен хозяину, который выносит из сокровищницы своей новое и старое". Они приобрели сокровищницу, из которой можно черпать.

Когда Господь Иисус отправил своих учеников, чтобы они были свидетелями для всех народов, Он дал им способность понимать писания. И как часто мы читаем, что апостол Павел, проповедуя евреям, постоянно с ними беседовал о писаниях и на их же основании им доказывал, что Иисус есть Христос.

Как он был бы на это способным, если бы он не имел этого сокровища? И когда мы спрашиваем, как же римляне были способны ободрять друг друга, то мы находим следующий ответ: "И сам я уверен о вас, братия мои, что и вы полны благости, исполнены всякого познания и можете наставлять друг друга" (Рим.15:14). И далее мы читаем в 1Кор.12:8: "Одному дается Духом слово мудрости, другому слово знания, тем же Духом". И если апостол перечисляет дела, через которые он и другие проявили себя служителями, он дополняет: "Мы во всем являем себя, как служители Божии ... в Духе Святом, ... в слове истины, в силе Божьей" (2Кор.6:4,7), а в Еф.6 он перечисляет все предметы всеоружия Бога: "правда", "меч духовный, который есть Слово Божье, ... дабы мне дано было слово – устами моими открыто с дерзновением возвещать тайну благовествования".

И далее, когда Павел своих единоверцев призывает ободрять друг друга, то он прежде всего напоминает о слове в Кол.3,16: "Слово Христово да вселяется в вас обильно, со всякою премудростью; научайте и вразумляйте друг друга псалмами, славословием и духовными песнями, во благодати воспевая в сердцах ваших Господу". Это он говорит и в 1Тим.4: "Внушая сие братиям, будешь добрый служитель Иисуса Христа, питаемый словами веры и добрым учением, которому ты последовал. Негодных же и бабьих басней отвращайся, а упражняй себя в благочестии ... Слово сие верно и всякого принятия достойно. ... Проповедуй сие и учи. ... Доколе не приду, занимайся чтением, наставлением, учением. ... О сем заботься, в сем пребывай, дабы успех твой для всех был очевиден. Вникай в себя и в учение, занимайся сим постоянно; ибо, так поступая, и себя спасешь и слушающих тебя". А в своем втором послании 2,2 он увещевает свое дитя по вере: "И что слышал от меня при многих свидетелях, то передай верным людям, которые были бы способны и других научить". И далее: "Старайся представить себя Богу достойным, делателем неукоризненным, верно преподающим слово истины". И, наконец, в Тит.1:9 упоминается о качествах пресвитера и епископа: "Держащийся истинного слова, согласно с учением, чтоб он был силен и наставлять в здравом учении и противящихся обличать".

Из всего этого следует, что для питания и руководства паствы Дух Бога желает использовать таких братьев, сердца которых натренированы в прилежном изучении Слова. "Твердая же пища свойственна совершенным, у которых чувства навыком приучены к различению добра и зла" (Евр.5:14). И следующее, что мы можем дополнить: простейшее, что следует ожидать от каждого желающего нести служение в собрании, это знакомство со словом Бога и его знание на том уровне, о котором упоминается в вышеизложенном. Что, однако, эти знания от личности к личности будут совершенно разными, должно быть само собой понятно каждому {Я далек от той мысли, чтобы обескуражить кого-либо из братьев, – преподнести слово для назидания, будь оно даже совсем коротким. Однако, братья, которые отдаются служению от всего сердца, всегда – последние из тех, кто воображает, что это служение ему дается как само собой разумеющееся, или что всем нуждам святых служит преимущественно только он}. Однако такое знание, каким бы оно ни было, является недостаточным. Слово должно быть преподнесено сердцам и мышлениям на том уровне, который соответствует настоящей обстановке. Потому-то необходимо знать состояние тех, кому это служение предназначено (чего никогда не удастся достигнуть в совершенстве) или же подчиниться руководству свыше. Особенно это касается тех братьев, которые явно получили духовный дар евангелиста, пастыря или учителя, чтобы этим служить собранию или церкви Христа. Один Бог может обратить их внимание на те важные факторы действительности, которые в данный момент соответствуют нуждам сердец и достигают их сознания. Он один может способствовать тому, чтобы преподнесенная правда произвела нужный эффект.

Неспроста же сказал Господь: "Кто верный и благоразумный домоправитель, которого господин поставил над слугами своими раздавать им в свое время меру хлеба?" (Лук.12:42).

Бог, Дух Святой, знает нужды церкви в общем, как и каждого ее члена. И Он может мысли говорящих направить на ту правду, которую необходимо изложить в соответствии с состоянием слушающих, независимо от того, известно говорящим это состояние или нет. Как все-таки серьезно нам следует стремиться постоянно, честно и безусловно подчиняться руководству Духа.

Особым признаком благословенного служения является личная, сердечная любовь ко Христу и благоговение пред его личностью, достойной поклонения. Если исходным пунктом служения не является этот источник, то это служение оказывается пустым и бесплодным. "Симон Ионин! любишь ли ты Меня?" Так звучал трехкратный вопрос Господа по отношению к Петру, когда Он доверил ему паству и охрану своего стада. А Павел пишет коринфянам: "Ибо любовь Христова объемлет нас..." (2Кор.5:14).

Почему же мы так часто управляемы другими побуждениями, исходящими от нашего естества (старого человека)? Однако, как важно, когда при исполнении какого-либо служения сознательно можно сказать: "Не тщеславие, не желание понравиться, не обычай или традиция и не нетерпеливость, не умеющая молчать, не обязанность что-то делать руководили мною, а любовь ко Христу (какой бы она слабой ни была) и его, кровью омытая, церковь стимулировали мои действия".

У злого слуги, который закопал талант своего господина, этой любви не было.

Любое служение, побуждаемое Святым Духом, и любая деятельность в церкви в этом смысле будет характеризоваться глубоким чувством ответственности перед Христом.

Представим себе случай, что кто-то спросил нас после собрания: "Почему предложил ты именно эту песню? Почему прочитал ты именно эту главу и говорил по этому поводу? Почему молился ты именно так?" Могли бы мы тогда ответить без сомнения: "Я предложил эту песню потому, что чувствовал к тому внутреннее побуждение. Я читал эту главу потому, что я был убежден, это была воля Бога. Я так молился потому, что глубоко чувствовал, что мною руководил Святой Дух, чтобы высказать именно эти нужды или таким образом благодарить Господа"?

Дорогие братья! Разве мы не действуем часто без чувства этой ответственности пред Христом, нашими братьями и сестрами? Апостол Петр говорит: "Говорит ли кто, говори как слова Божии; служит ли кто, служи по силе, которую дает Бог" (1Петр.4:11). Этим сказано, что не только мои слова соответствуют правде, а более того, они являются божественными высказываниями через меня в его силе. Если во мне нет того твердого убеждения, что Бог хочет, чтобы сейчас говорил я и чтобы я поделился с собранием тем, что Он сказал мне, то лучше мне молчать. Наверное, не стоит напоминать о том, что в этом вопросе мы снова и снова будем разочарованы через нашу поспешность или медлительность.

Однако, если собрание желает получить наставление и ободрение, этот принцип остается в силе и его следует придерживаться.

Не следует забывать и то, что сказанное должно испытываться на основании слова Бога. Иной раз необходимо и ободрение, чтобы полученный дар "разогревался". Опасности для нас существуют со всех сторон. В любом случае говорящий или принимающий участие в собрании должен сознательно быть убежденным, что Бог поручил ему говорить или что-то делать. Если бы в нашем сознании господствовало это чувство ответственности, был бы предупрежден ряд ошибок и "деятельностей". А с другой стороны – оставалось бы больше места для Бога, для проявления его присутствия, выходящего из рамок, привычных для нас.

Как определенно и непосредственно проявляется это чувство ответственности у апостола Павла! Коринфянам он пишет: "Ибо, если я благовествую, то нечем мне хвалиться, потому что это необходимая обязанность моя, и горе мне, если не благовествую! Ибо, если делаю это добровольно, то буду иметь награду; а если недобровольно, то исполняю только вверенное мне служение" (1Кор.9:16-17).

И как трогательны его слова, обращенные к этим же людям: "Я был у вас в немощи и в страхе и в великом трепете" (1Кор.2:3). Какой упрек нашему беспечному сердцу и самодовольству, с которым мы так часто обращаемся к слову Бога. "Ибо мы не повреждаем слова Божия, как многие, но проповедуем искренно, как от Бога, пред Богом, во Христе" (2Кор.2:17).

В заключение я бы хотел затронуть еще один пункт. Тимофею апостол Павел пишет: "Ибо дал нам Бог духа не боязни, но силы и любви и целомудрия" (2Тим.1:7).

Духа благоразумия (целомудрия)! Возможно, что кто-то не имеет достаточного, а может быть, и вовсе никакого человеческого образования, может быть, он не способен делать взаимосвязанный доклад или грамматически правильно выражать свою речь. И если всего этого в нем недостает, он все-таки может быть добрым служителем Христа. Однако дух благоразумия у него не должен отсутствовать.

Разрешите при этом напомнить об одной вещи, которая меня часто огорчает в моем и в любом другом собрании. Речь здесь идет о путанности, которая наблюдается в молитвах отдельных братьев по отношению к личности Бога. Например, брат в начале своей молитвы обращается к Богу-Отцу, но в продолжение ее говорит с ним, как с тем, который умер и воскрес за нас. Или он обращается в своей молитве к Господу Иисусу и благодарит его за единородного Сына, которого Он послал в этот мир. Должен признаться, слушая это, я часто задавался вопросом: "Могут ли под руководством Духа Бога произноситься такие молитвы?" Вот, как сильно все мы, будучи активными в собрании, нуждаемся в этом духе благоразумия, чтобы избежать подобных запутанных ситуаций. Никто из нас, конечно же, не думает, что Отец умер на Голгофе, а Христос послал Сына на эту землю. И разве здесь не однозначно понятно, что отсутствует собранность и благоразумие у того, кто является рупором в служении святых, когда он говорит вещи, в которые он сам не верит, да и верить в которые было бы настоящим безумием?

Так будем же постоянно молить Господа, чтобы этот дух благоразумия нами управлял и оживотворял больше, чем доселе!

Некоторые пункты, которые не удалось обсудить в связи с рассуждением над предыдущими темами, остались неразрешенными.

Прежде всего следует напомнить, что все, происходящее в собрании для обоюдного назидания, должно быть исключительно плодом Святого Духа.

Этим сказано, что если я желаю прочитать главу, я не могу выбрать ту, которая мне бросилась в глаза во время листания Библии. Соответствующий текст или главу я должен получить от Духа Бога. Не иначе обстоит дело с предложением спеть ту или иную песню. С трудом представляю себе, что может быть что-то большим препятствием для влияния Духа Святого, как ситуация, когда видишь нескольких братьев, листающих песенник и Библию, чтобы подобрать соответствующую песню или главу. Из-за недостаточного знания содержания, может быть, я вынужден найти указанную мне Духом Святым песню или главу текста. Однако большего не следует делать во время собрания, чтобы не помешать обоюдному назиданию. Иначе как мы можем говорить о руководстве Духа?

Из сказанного непременно следует следующее: любой брат, открывающий свой песенник или Библию, намеревается предложить песню или прочитать текст. Это, однако, помешает другому брату что-то делать до тех пор, пока ищущий осуществит свое намерение или откажется от него.

Это обстоятельство напоминает нам об обоюдной предупредительности, о которой говорит апостол в 1Кор.11:33: "Посему, братия мои, собираясь на вечерю, друг друга ждите".

В упомянутом тексте речь идет не о служении проповеди, а об общей трапезе, т.е. о вечере. Вопрос служения обсуждается уже в главе 14. Однако как в первом, так и во втором случае причиной беспорядка было одно и то же. Коринфяне не поняли значение тела Господа, – каждый был занят самим собой. Всякий спешил прежде других есть свою пищу. Результат этого: "иной бывает голоден, а иной упивается". Так позволялось своему ничтожному "я" производить плоды, которые были настолько злыми, что оскорбляли естественные чувства. Однако, когда я прихожу на собрание и там сижу, занятый только одной мыслью, какую главу я прочитаю или какую песню я предложу, или что я могу сделать еще, то в этих духовных вопросах я точно также кружусь вокруг своего "я", как это было у братьев в Коринфе. Они приносили с собой богатую еду и ели, в то время как братья победнее и не имевшие этого изобилия уходили ни с чем.

Снова и снова мы забываем, что мы являемся членами одного тела Христа, оживленные и водимые одним Духом. И конечно же, когда мы так собираемся, помышлением моего сердца не должна быть забота о еде, которой я хотел бы наслаждаться, и не деятельность, которую я хотел бы проявить в собрании, а удивительная забота и благодать того, кто поручил нас покровительству и заботе Святого Духа. И если мы будем терпеливо ждать, этот Дух каждому из нас покажет наше место деятельности без нашего усиленного беспокойства об этом.

Каждый из нас – лишь член тела Христа. И если бы коринфяне это поняли и осуществили, то, конечно же, богатый брат подождал бы бедного и поделился бы с ним. Также и я стану остерегаться поспешной активности, если моя душа воплощает это драгоценное единство тела Христа, и я в покорности занимаю предопределенное мне место.

И если я даже в своих чувствах буду убежден, что Господь дал мне слово или поручил какое-либо служение, я тем не менее буду помнить о том, что у других может быть то же чувство, и уступлю им. И конечно же, увидев в руках брата Библию или песенник, я никогда не стану его опережать, а подожду его.

Даже в те первые дни христианской церкви, когда еще на основании им данных откровений говорили пророки (см. 1Кор.14:30), первые молчали, если другому давалось откровение. В общем, то предупреждение из Иак.1:19 ("Итак, братия мои возлюбленные, всякий человек да будет скор на слышание, медлен на слова...") должно нас постоянно побуждать быть предупредительными.

В-третьих, мы никогда не должны забывать, что целью нашего собрания является назидание. Этот фактор снова и снова подчеркивается в названной 14 главе Коринфянам. В 12 главе апостол Павел развивает мысль о единстве тела Христа, подчиненного ему как Господу, и пребывающего здесь, на земле, как свидетеля его величия, в силе Святого Духа: "Все же сие производит один и тот же Дух, разделяя каждому особо, как Ему угодно". И глава эта заканчивается перечислением различных даров, таких, как дар апостола, пророка и т.д., которые Бог определил для тела по своему усмотрению, чтобы они служили и действовали на своих местах. Дается совет "ревновать о дарах больших", но одновременно и показывается самое важное – это любовь (гл.13), без которой превосходнейший дар – ничто. Если практикование даров не стимулируется любовью, не может быть и назидания.

О назидании речь потом идет во всей 14 главе. Дар "говорить языками" возбуждал в глазах людей, естественно, самое большое удивление. Отсюда и стремление коринфян иметь этот дар. Они были, как дети, тянущиеся ко всему, что блестит. Вместо любви, которая ищет назидания всех, ими руководило тщеславие, хвастающееся дарами. Говорить иными языками – это был действительно дар Святого Духа.

Из этого для нас следует серьезный вывод, что, может быть, для служения дана сила Духа, однако его предводительство в служении может отсутствовать. Это предводительство будет проявляться лишь там, где осуждено собственное "я", где сердце наполняет Христос. Целью действия Святого Духа является не заострение внимания на самом немощном сосуде, получающем дар, но через самоотверженное служение прославление того, кто дает этот дар.

И далее, каждый служитель, если он хочет быть преданным, должен действовать по указаниям своего Господа. В собрании я не имею права исполнять какое-либо служение на основании, которое мне не дает твердого убеждения, что это по воле Господа.

"По данной мне благодати, всякому из вас говорю: не думайте о себе более, нежели должно думать; но думайте скромно, по мере веры, какую каждому Бог уделил" (Рим.12:3). Мерилом того, что я делаю, должна быть моя вера, которую даровал мне Бог, и Он позаботится о том, чтобы его слуги знали, как себя вести. Потому повторяю: только ясное убеждение, что это – воля Бога, может уполномочить служителя быть активным в собрании или выступить еще где-либо.

И потому, что мы – люди, легко впадающие в заблуждения, Бог злоупотреблению этого принципа в церкви поставил благую преграду в своем слове: "И пророки пусть говорят двое или трое, а прочие пусть рассуждают" (ст.29). Вначале, конечно же, можно узнать по мне, должен ли я то делать или другое. Однако, если я уже проявил какую-либо активность, судить об этом дано уже и моим братьям.

И в большинстве случаев следует тогда уже довольствоваться их суждением. Случается довольно редко, когда я не могу подчиниться их суждению. Если Бог меня действительно призвал в собрании говорить или молиться, то эту же убежденность Он пошлет и моим братьям. Если мною руководит Он, то Он же будет руководить и ими, чтобы они проявили чуткость к моему служению, ведь Дух, побуждающий меня, действует и в моих братьях. Если же я вдруг осознаю, что мое служение вместо назидания принесло святым отягощение и пустоту, то следует мне сделать вывод, что из ста случаев девяносто девять раз я обманывался и мне следовало лучше молчать.

Возьмем к примеру редкий случай, когда причиной непризнания служения является состояние не единственного брата-служителя, а всего собрания.

Предположим, что брат-служитель намного духовнее, чем само собрание, и собрание потому не в состоянии понять или оценить его служение. И, может быть, в этом случае служителю Христа следовало бы себя проверить, необходимо ли ему учиться, стать более похожим на своего учителя, учить слушающих и преподносить им слово, насколько они могут слышать (ср. Марк.4:33) или недостает ли ему мышления апостола, который мог сказать: "Мы могли явиться с важностью, как апостолы Христовы, но были тихи среди вас, подобно как кормилица нежно обходится с детьми своими". И далее: "Я питал вас молоком, а не твердою пищею, ибо вы были еще не в силах, да и теперь не с силах" (1Фес.2:7; 1Кор.3:2).

И если бы, несмотря на все заботы и предупредительность в служении, это служение не получило бы ожидаемого признания, он даже не подумал бы им навязывать свое служение. Эта ситуация для него (служителя) стала бы первым серьезным испытанием веры, однако для познания того, что целью служения всегда является назидание и что верующие не могут получить назидания, если это служение не соответствует их совести. Любое действие вопреки этому принципу принесло бы возбуждение и даже огорчение в ситуацию, и без того полную горечи.

В любом случае, я хотел бы серьезно предупредить о другом наваждении, которое в этих случаях вплетает дьявол, а именно: речь идет о строгой критике всего того, что происходит (делается) в собраниях верующих. Усилия сатаны всегда направлены на то, чтобы загнать нас в какую-либо крайность; иной раз мы страдаем от безразличия, не видя ничего, что происходит вокруг нас – мы довольствуемся тем, что время собрания было заполнено. Другой раз мы несемся к другому "утесу", готовые рассматривать все острым критическим глазом, ориентируясь бездушными соображениями.

Да сохранит нас Господь в своей милости от того и другого! Ничто не свидетельствует так ярко о печальном состоянии моего собственного сердца и не препятствует благословению, как дух сварливости. Конечно же, если плоть хочет себя показать, то она достойна осуждения. Но этот процесс для нас всегда будет унижающим и болезненным, когда это становится необходимым вместо того, чтобы радоваться драгоценному преимуществу, наслаждаться полнотой и величием нашего Господа и главы собрания. Потому будем остерегаться этого духа сварливости и критики.

Все мы знаем, что существуют дары: (малые) незначительные и выдающиеся. Но мы знаем и того, кто "соразмерил тело, внушив о менее совершенном большее попечение" (ср. 1Кор.12:24), несмотря на то, что нам эти члены кажутся невидными. Не все, что брат делает в собрании, можно назвать плотским, если даже этот брат в том или другом пункте допустил проявление чего-либо плотского. При этом мы поступали бы правильно, если бы прислушивались к высказыванию одного уважаемого служителя нашего Господа, который говорит: "Прежде всего необходимо обратить внимание на два фактора: сначала на характер нашего духовного дара, а потом на его меру". Я думаю, что тот или иной дар был бы более признан, если бы брат, получивший его, не выходил за его пределы. "И как, по данной нам благодати, имеем различные дарования, то имеешь ли пророчество, пророчествуй по мере веры" (Рим.12:6). Все, что сверх того, то – плотское. Если на передний план человек ставит себя, это чувствуется, и духовный дар пренебрегается полностью, потому что брат не смог ограничиться этим даром.

Действует его плоть, и потому не следует удивляться, что все, им сказанное, приписывается плоти. То же самое относится и к природе духовного дара. Если брат, имеющий дар увещевания, начнет учить, то это действие не может и не будет служить наставлению. Я бы очень радовался, если бы брат, несущий служение проповеди, обратил серьезное внимание на последнее замечание, потому что по причине его неверности эти проповеди никогда не достигли бы его слушателей.

В заключение я с любовью хотел бы обратить внимание еще на некоторые мелкие детали. По различным причинам желательно, чтобы обслуживание во время вечери Господней, особенно в больших собраниях, производилось не только одной и той же личностью (или двумя). Мы должны заботливо избегать всего того, что создавало бы впечатление духовного разногласия и преимущества среди верующих. Если возможно, это служение должен бы нести один из старших братьев, имеющий доверие собрания (церкви). Об этом, с другой стороны, уже неоднократно упоминалось. Однако уместно сказать, что где-то нам следует остерегаться традиционных действий, особенно тогда, когда может создаться впечатление, что обслуживающий брат занимает более видное положение, нежели другие.

Далее мы читаем в Матф.26:26-27: "И когда они ели, Иисус взял хлеб и благословив преломил и, раздавая ученикам, сказал: приимите, ядите: сие есть Тело Мое. И взяв чашу и благодарив, подал им и сказал: пейте из нее все" (ср. Марк.14:22-23).

А в Лук.22:19 написано: "И взяв хлеб и благодарив, преломил и подал им..." (ср. 1Кор.11:24).

Все эти места писания говорят о том, что Господь возблагодарил, когда Он взял хлеб и вино. А в 1Кор.10 вино называется чашей благословения и благодарности. "Чаша благословения, которую благословляем, не есть ли приобщение Крови Христовой? Хлеб, который преломляем, не есть ли приобщение Тела Христова?" (ст.16). Из этого, несомненно, следует, что брат, который берет хлеб и вино, никогда не должен это делать без благодарения. С другой стороны, это не должен делать один брат, чтобы он не рассматривался единственно действующим, как Господь, но так, чтобы действующим было все собрание. Обслуживающий вечерю Господню брат преломляет хлеб и благодарит за чашу, но делает это от имени и по поручению собрания. Это общее действие.

Потому и говорится: "хлеб, который преломляем" и "чаша благословения, которую благословляем". И мы, конечно, понимаем, что как раз потому-то и не безразлично, кто проводит это служение.

А если речь идет о руководстве или попечительстве в собрании, или о другом важном служении среди верующих, то для всех было бы полезно прочитать с молитвой 1Тим.3 и Тит.1. В первом месте Писания особенно примечательно следующее высказывание, оно гласит, что "епископ не должен быть из новообращенных, чтобы не возгордился и не подпал осуждению с диаволом" (ст.6). Возможно и то, что Бог призывает на служение молодого человека, как мы это видим у Тимофея и в Ветхом Завете у Иеремии, и сказанные им слова: "Никто да не пренебрегает юностью твоею" (ст.12), – актуальны, конечно же, еще и в наше время. Но не забудем, однако, что именно Тимофею пишутся эти слова: "Не быть новичком". Однако для тех, кто не получил ни этих даров, ни этой благодати, соответственная им юность Тимофея не должна стать поводом брать на себя эту ответственность. Да и само интуитивное чувство молодого человека побудит его лучше занять место подчиненного, чем руководящего и управителя.

По этому поводу примечательное наставление нам дается в 1Петра: "Также и младшие, повинуйтесь пастырям; все же, подчиняясь друг другу, облекитесь смиренномудрием, потому что Бог гордым противится, а смиренным даем благодать" (5:5).

Заканчиваю я с чистосердечным желанием, дабы Господь послал нам благодать, чтобы мы могли ходить пред ним и друг другом в кротости, чтобы мы не препятствовали действию Святого Духа и не ставили ему никаких преград на пути.

"Один хлеб, и мы многие одно тело; ибо все причащаемся от одного хлеба" (1Кор.10:17)

Это место из писания всем очень известно, часто цитируется, кажется очень просто понятным, однако часто по-разному понимается.

Следует, между прочим, сказать, что разное понимание имеет свое основание в неточном переводе второй части этого предложения. Заимствованное из перевода Лютера выражение: "мы все причащаемся от одного хлеба" не соответствует греческому тексту, где сказано: "мы все едим от одного хлеба".

То, что апостол хочет сказать верующим Коринфа что-то особо важное, вытекает из следующих слов: "Я говорю вам как рассудительным; сами рассудите о том, что говорю". Пусть в этих словах и слышится осторожный упрек самоуверенным в своих познаниях коринфянам, но эти слова, однако же, доказывают, что апостол старается дать им информацию чрезвычайно широкого аспекта. Так оно и есть на самом деле.

Самонадеянность всегда была источником опасности. "Посему, кто думает, что он стоит, берегись, чтобы не упасть" (ст.12). Рассуждая так, что идол и ему принесенное в жертву "ничего не значит", "умные" коринфяне считали, что им предоставлена свобода есть идоложертвенное, а также принимать участие в самой трапезе идолослужения (гл.8:10). Но апостол их торжественно предупреждает: "Берегитесь идолослужения!" Недостаточно того, чтобы самому воздерживаться от идолослужения – приношения жертвы идолам, но следует и избегать всякого общения с теми, кто это делает, всякого прикосновения ко злому, каждую ситуацию искушения.

Эта мысль приводит озабоченного апостола к воспоминанию о впечатляющем общении, в котором находится верующий и которое находит свое выражение в праздновании вечери Господа.

При этом он говорит: "Чаша благословения, которую благословляем, не есть ли приобщение крови Христовой? Хлеб, который преломляем, не есть ли приобщение тела Христова?" (ст.16)

Кровь Христа текла за нас, тело Христа было принесено за нас в жертву, и все соединено в одно целое.

Осознаем ли мы, что этот факт находит свое выражение в том, что мы пьем вино – символ его крови, и едим хлеб – символ его тела. Эта мысль настолько проста и ясна, насколько она и нежна.

Неужто мы не желаем от всего сердца возблагодарить Господа за данную нам возможность, при которой, мы можем не только вспомнить об этой действительности, но и подтвердить это, пусть и внешним, но торжественным актом? Что мы посредством этого акта возвещаем смерть Господа, является вторым особо важным фактором. Однако об этом апостол в этих стихах не говорит. Здесь основной мыслью явлется общение – общение посредством крови и тела Христа, параллельно общению друг с другом. Согласно Иоан.6:53, лично каждый верующий ел плоть сына человека и пил кровь его посредством того, что он поверил в распятого. Иначе в нем самом не было бы жизни. Теперь же мы вместе благословляем чашу и преломляем, разумеется, с благодарением, хлеб.

На первый план апостол выставляет чашу, и, наверное, потому, что кровь Христа, будучи основой, на которой зиждется наше спасение, имеет глубокое значение и возбуждает наше сердце. Однако, и для того, чтобы свое последующее учение о теле связать непосредственно с понятием "хлеб": "Один хлеб, и мы многие одно тело". Таким образом, апостол напоминает коринфянам об этом символе христианского общения, чтобы наглядно сравнить и объяснить разницу между мирной жертвой Израиля и жертвоприношением язычников. Во всех трех случаях речь идет об общении. Как это выразил некий признанный автор: "Принимающий участие в трапезе находится во взаимосвязи с тем, что находится на столе". Поклоняющиеся иудеи вступали в общение с жертвенником или трапезой посредством того, что они ели жертвенное со стола Господа, на котором жертвовались "хлеб" или "пища" Господа (ср. Лев.3:11; 21:6; Иез.41:22; 44:7,16; Мал.1:7,12).

Также это делается у язычников. Посредством еды идоложервенного они выражали свою взаимосвазь с идолами, которым они приносили эти жертвы. А за этими идолами (изображениями) скрывались злые духи (ср. Лев.17:7; Втор.23:17; Пс.105:37,38). Жертвенник язычников потому апостол и назвал трапезой бесовской, а вино, приносимое в жертву, чашей бесовской. Это подобно тому, как неверные иудеи (см. Ис.65:11) "оставили Господа, забыли святую гору Его, приготовляли трапезу для Гада и растворяли полную чашу для Мени". Потому, наверное, нам и понятно возмущение апостола при мысли, что коринфяне, с одной стороны, участвуют в трапезе Господа, а с другой стороны, спокойно едят идоложертвенное в языческом храме. Его предупредительные высказывания "... но я не хочу, чтобы вы были в общении с бесами..." и "не можете пить чашу Господню и чашу бесовскую ...", – показывают нам глубокое значение этих действий и серьезность апостола (ст.20-21, гл.10).

Или коринфяне в самом деле хотели раздражать Господа, как это сделали в свое время израильтяне, когда они его святую трапезу перемешали с трапезой бесовской? Неужто они думали действительно, что они могут противиться Богу? "Разве мы сильнее Его?" Другими словами говоря, неужто Он настолько бессилен, чтобы мы могли так безнаказанно обращаться с ним? Потому-то: "... я не хочу, чтобы вы были в общении с бесами".

"Не можете пить чашу Господню и чашу бесовскую; не можете быть участниками в трапезе Господней и в трапезе бесовской", это противоречит всяким моральным нормам. Если бы не существовала эта реальная возможность смешивания этих двух действий, то к чему это серьезное беспокойство апостола? К чему его глубокая озабоченность, выраженная в его словах? То и другое было бы абсолютно напрасным и бесцельным.

"Вы не можете!" Точно так можно было бы сказать и сегодня тем, кто принял Иисуса Христа своим спасителем и поверил ему, что Он принес жертву, чтобы спасти их от мира сего. "Вы не можете снова приобщиться к этому миру, который пригвоздил его ко кресту и все еще ненавидит его". Делать подобное невозможно! Однако, практика нам показала, что, к сожалению, часто делались попытки совместить эти два несовместимых явления. Эта озабоченность апостола касалась именно только коринфян в той особой ситуации, в которой они находились: "... я, не хочу, чтобы вы были в общении с бесами" и "не можете пить чашу Господню и чашу бесовскую". Во всех других случаях он верующим пишет "мы".

Однако, вернемся к стиху 17: "Один хлеб, и мы многие одно тело; ибо все причащаемся от одного хлеба". Если чаша в сердцах верующих возбуждает самые теплые чувства и серьезные мысли, то хлеб обращает наше внимание на самое сокровенное общение в теле Христа, и, прежде всего, через буквальное тело, которое за нас было отдано на смерть, а далее – в смысле духовного тела, членами которого мы стали и о котором апостол говорит далее подробно в главе 12. Из стиха 17 следует ясно, что только верующие имеют право участия в чаше Господа и преломлении хлеба, однако же, все, принадлежащие Господу, имеют основополагающее право участия в его трапезе. Ясно, что по незнанию или безответственности может в трапезе участвовать и неверующий или лицемер. Но также ясно и то, что сам характер ее исключает участие всех, не принадлежащих к телу, и что их действия влекут за собой большую ответственность, подобно тому, как верующий недостойно ест и пьет в осуждение себе, не рассуждая о теле Господа (1Кор.11:29).

Итак, я повторяю: хлеб, который мы преломляем, – для нас прежде всего прообраз отданного в жертву тела Христа. И мы преломляем его, чтобы он предстал пред нашими глазами в том состоянии, в котором наш Господь подал его своим: "…взяв хлеб и благодарив, преломил и подал им, говоря: сие есть Тело Моё, которое за вас предаётся". Итак, этот преломленный хлеб, от которого мы едим, чаша, поданная нам, из которой мы пьем, то и другое – символы той реальности, которую мы имеем как часть в умершем Христе, кровь которого текла за нас. И если разделение тела и крови само по себе является выразительным прообразом смерти, то каждый фактор сам по себе указывает нам на эту смерть.

Однако почему же апостол так выразительно подчеркивает, что это только один хлеб, от которого мы едим? До этого он говорит ведь только о хлебе, который мы преломляем. "Один хлеб, и мы многие одно тело". В своем учении он, как уже было сказано, ведет нас от физического тела Христа к духовному. А потому оно, естественно, нам может быть прообразно представлено только в одном неделимом хлебе. В том, что мы многие причащаемся от одного хлеба, мы выражаем, что мы, как один хлеб, являемся одним телом. И если мы даже каждый по себе являемся малой частицей целого, мы все-таки действуем в сознании того, что мы в совокупности с верующими образуем единое целое, это единое тело. Поэтому апостол здесь говорит "мы многие", включая себя и многих других, а не "вы", как он это употребляет позже.

Таким образом, Господь во время его трапезы дал нам возможность не только воспоминания о нем и возвещение его смерти, но и чудную возможность засвидетельствовать принадлежность к этому телу, наше вечное единство со спасенными уже в теперешнем домоуправлении. Будем же снова радоваться от всего сердца тому, что мы и сегодня еще (да и намерения Бога не могут быть изменчивыми) просто как члены тела Христа можем собираться в день Господа за его трапезой и иметь это славное преимущество, не только его воспоминаний, но и, поскольку это зависит от нас, претворять в жизнь планы Бога, предназначенные для Христа и его церкви. Чтобы это действительно осуществить в жизни, конечно же, необходимы не только уверенность в спасении и личная чистая совесть, но и духовные понятия об этих планах и намерениях Бога. Только так сердце может быть открытым, только так мы будем сохранены от сектантских наклонностей бессердечности по отношению к другим верующим. Вовсе не дается предписания определенной нормы духовных понятий, чтобы вообще участвовать в трапезе Господа. Ни в коем случае! Однако же, чем лучше мы понимаем намерения в этом отношении, тем совершеннее становится поклонение, наслаждение и шире наше сердце.

Разве не драгоценно в первый день недели, в день воскресения нашего спасителя, быть собранными за трапезой Господа пред очами любвеобильного Отца и здесь воочию выражать единство, которое создал Он и которое было запечатлено в день пятидесятницы по пришествии Святого Духа. Ведь это же неописуемо великое преимущество – хотя бы на час забыть всю растерзанность, являющуюся следствием своеволия человека и нашей непреданности. Разве это не преимущество – углубиться молитвенно в незыблемые завещания Бога – разумение тайны Христовой, как это сказано в Еф.3, объявшее всех святых, признающих это преимущество, т.е. всю церковь Бога живого, независимо от ее величины? Ведь нередко, дорогие братья и сестры, несмотря на наше несовершенство и слабость, мы могли испытывать благословение в такие часы, когда тому, который все превозмог, по той силе, которая действует в нас, возносилась слава и восхваление чрез Иисуса Христа. Враг душ человеческих стремится отнять у нас этот дар, но сохрани нас всех Господь в верности, доколе Он придет!

"Для того я никогда не перестану напоминать вам о сем, хотя вы то и знаете и утверждены в настоящей истине. Справедливым же почитаю, доколе нахожусь в этой телесной храмине, возбуждать вас напоминанием" (2Петр.1:12-13)

Это прекрасное слово апостола Петра, верного и любящего пастыря паствы Христа, ободряет меня опубликовать нижеследующие мысли о трапезе Господа. Эти мысли были написаны по поводу воспитательного вопроса, решение которого повлекло за собой болезненное, широко распространившееся разделение. Они были написаны обеим сторонам еще раз как напоминание об основах слова Бога как по отношению празднования вечери и собраний во имя Иисуса "вне стана", так и некоторых истин трапезы Господа. Если эти напоминания были необходимыми в первые дни христианства, то сколь необходимее они стали в наше равнодушное и поверхностное последнее время, в которое мы живем.

Однако, хотелось бы, чтобы эти простые объяснения, выходя из обычных рамок узких понятий, послужили любящим Господа, старым и молодым, благословением, т.е. для одних ободрением, другим – укреплением в истине. Ведь приходится слышать и читать слова, которые раньше не приходилось читать или слышать в среде братьев. Высказываются понятия, которые заставляют бояться того, что основы, которые раньше утверждались как божественные, ныне уже не принимаются всерьез. Так, например, возникли учения, связанные с вопросом, который мы обсуждаем, как-то: "Трапеза Господа когда-то была предназначена для всей церкви, а не для какого-либо узкого объединения верующих, исключая других". Или: "Трапеза Господа является достоянием христианина на основе его положения, а не его верности в хождении". Да, даже позволяют себе писать: "Если объединение (собрание) христиан, которое базируется на основах, которые осуждает слово Бога, или действует несправедливо и противится в послушании Богу, покается и отступит от этого зла, то мы не можем себе позволить сказать, что они (эти христиане) не могут более быть вблизи Господа и иметь части в его трапезе". Это, как говорится, высказывания, которые явно противоречат тому, что мы до сих пор слышали и чему были научены. Это довольно серьезное дело, передвигать границы, установленные отцами. Слово Бога предупреждает нас по этому поводу в Пр.22:28. Конечно же, могут ошибаться и отцы, однако это место писания предупреждает нас быть осторожными. Давайте посмотрим, что нам говорит слово Бога по этому поводу и что нам дано в трапезе Господа.

Когда Господь учредил вечерю, не было еще и речи о церкви, как таковой. Она еще не существовала и была создана лишь семь недель спустя по сошествии Святого Духа на землю. Простая, нам всем известная истина заключается в следующем: Господь дал своим, которых Он по возвращению к своему Отцу должен был оставить здесь (Иоан.13:1), на время его отсутствия, завещание воспоминания о нем. Мысль о теле Христа и его единстве в то время еще не имела того значения. В хлебе и вине мы узнаем распятого Господа. Эти два символа напоминают нам о его любви до смерти крестной. Этим мы, каждый раз, когда мы едим хлеб и пьем вино, возвещаем смерть Господа, доколе Он придет снова. Это и есть то, о чем нам сказано в евангелиях и в 1Кор.11. Что Христос умер, чтобы собрать воедино всех детей Бога, конечно же верно, но мы ни в одном из этих мест писания не находим указания на это.

Право участия в вечере принадлежит всем верующим, и не в смысле членов одного тела (хотя они во время празднования вечери и выражают это единство), а как спасенным ценою тела и крови Господа. Потому-то и требуется их личная ответственность в этом. Они призваны совершать это с благодарной любовью, для воспоминания о их Господе и достойно его смерти. Потому часто по праву говорится, что серьезные верующие, находящиеся в официальных церквах или объединениях, принимают участие в этой вечере с большей искренностью и благоговением, нежели братья и сестры, знающие и признающие истину о единстве тела. Достойное участие зависит от состояния сердца: ответственны тут сердце и совесть, и каждый лично отвечает за то, как он участвует в вечере. Если он ест и пьет недостойно, значит, ест и пьет в свое осуждение, ведь он делает себя виновным против тела и крови Господа.

Итак, мы повторяем: если речь идет о вечере Господа, то первостепенное значение имеет личное состояние участника. Поэтому мы и читаем: "Да испытывает же себя человек" (находится ли он в соответствующем состоянии), чтобы принимать участие в этом святом деле, тогда пусть ест. Это забыли коринфяне, и потому они, с одной стороны, ели и пили недостойно, с другой стороны – не несли ответственности за зло в их среде, вследствие чего пришли суды Бога на них.

В общем-то, в христианстве очень скоро забыли значение трапезы Господа. Сделали из нее сакрамент (таинство) или средство благодати, принимают в ней участие ради прощения грехов или духовного подкрепления и т.д.; однако мысль, что хлеб и вино символизируют распятого Христа, остается основополагающей. Таким образом, вечеря Господа осталась и на сегодня достоянием всего христианства; ее празднуют в официальной церкви, в христианских объединениях, общинах и т.д., а Господь судит (или будет когда-то судить) каждого, принимающего участие по тому, что свидетельствуют его уста.

Если же теперь эту вечерю рассматривать с позиции трапезы Господа, то пред нашими глазами предстанет совсем другая картина. Вечеря и трапеза Господа имеют внешнее выражение в одном и том же событии (преломлении хлеба), однако, это – совершенно разные вещи. Если с первым выражением (вечерей) ассоциируется личная, индивидуальная ответственность, то второе выражение возбуждает мысль об общей ответственности объединения, которое, однако, по своей натуре сочетается из отдельных лиц и поддерживается уровнем познаний каждого. Авторитет Господа за его трапезой и над его собранием признается абсолютным. Потому-то в учении апостола в 1Кор.11 и в 1Кор.10 выявляется значительно глубокая разница. Начиная в 1Кор.10 говорить о вечере Господа, как о трапезе Господа, апостол говорит об общении и о возможности смешения святого с несвятым. Вместо наставления "человек, испытывай себя сам" здесь говорится: "Один хлеб, и мы многие одно тело; ибо все причащаемся от одного хлеба" и "я не хочу, чтобы вы были в общение с бесами... и не можете пить чашу Господню и чашу бесовскую". Наставление это сказано в общем, как собранию.

Однако следует сделать здесь еще некоторые примечания.

Апостол, как известно, в 1Кор.1-10 говорит о собрании как о "доме Бога".

А в главе 10, начиная со стиха 16, мы впервые читаем о теле Христа и общении с этим телом, и именно в связи с вечерей Господа. Здесь-то мы впервые и единственный раз в Новом Завете встречаем выражение "трапеза Господня". Что это имеет глубокий смысл, нет необходимости подчеркивать. Здесь апостол выдвигает на первый план истину, подчеркивающую смысл общения с Господом и друг с другом, а не в смысле воспоминания. Трапезу Господа он сравнивает, с одной стороны, с иудейским жертвенником (Мал.1:12), с другой стороны, он противопоставляет ее жертвеннику язычников, трапезе бесовской. Каждый из двух жертвенников, будь-то иудейский или языческий, был непосредственно связан с тем, что приносилось в жертву – или Богу или духам бесовским. И все, кто ел это жертвенное, символизировали, этим самым, свое общение с соответствующим жертвенником, т.е. с Господом или с бесами. Точно так дело обстоит с трапезой Господа, если хотите – с жертвенником христианским. Кто ест хлеб сей, свидетельствует, что он, основываясь на спасительной жертве, принадлежит этому телу, телу Христа. Апостол здесь не говорит о возвещении смерти Христа, а о свидетельстве и демонстрировании единства тела Христа. Первое – это действие: мы едим и пьем, а второе – это основа и почва, на которой производится действие. "Хлеб, который преломляем, не есть ли приобщение тела Христова?" Причащаясь от одного хлеба, мы свидетельствуем, что здесь, на земле, мы составляем одно тело, духовное тело Христа. Согласно учению, которое нам позже было дано через Духа Святого, невозможно думать о теле Христа, не представляя себе духовное тело Христа. Поэтому нам и становится понятна серьезность, с которой апостол предостерегает от смешивания трапезы Господа с жертвой идолослужения. Нам не грозит в настоящее время натуральное смешение трапезы Господа с жертвой идолослужения, как тогда, однако связь с принципами, которые противоречат этому единству, вытесняет из поля зрения или даже отвергает единственный авторитет Господа по отношению его трапезы.

Различные религиозные объединения, придерживающиеся своих собственных убеждений, а также общения, руководствующиеся принципом независимости от этой истины о единстве тела и присутствии Христа, как это завещано в Матф.18:20, где двое или трое собраны во имя его, – практически уже давно поступились этой истинной. Восприятие этого единства тела Христа, символизирующегося в хлебе, или вообще отсутствует, или оно не реализуется, вопреки сознанию. Поэтому и нельзя сказать, что они собираются за трапезой Господа. Они собираются на вечерю, и, как уже было сказано, некоторые из них имеют больше благоговения, нежели признающие принцип единства. Однако истина, содержащаяся в выражении "трапеза Господня" вообще не реализуется ими, она просто отвергается их существованием. И если бы у них это была действительно трапеза Господа и присутствие Господа, среди них, согласно Матф.18:20, то было бы священной обязанностью каждого дитяти Бога присоедениться к ним. Любое обособление от них было бы ничем иным, как разделение, как это когда-то сказал наш брат Д.Н.Д.

И что же можно сказать по поводу того "учения", о котором мы напоминали выше, когда какое-либо объединение верующих придерживается антибиблейских принципов, творит зло и сопротивляется оставить нечистоту, можно ли и тогда еще утверждать, что эти верующие имеют право участия в трапезе и посреди них находится Господь?

Разве это не есть явное смешение имени Господа с несправедливостью? Почему же Моисей воздвиг скинию (шатер) вне стана? И почему Бог встретился там с Моисеем? Если Бог нам, своим слугам, повелевает держаться вдали от несправедливости, то как же Он может терпеть связь с системой, которая сопротивляется покаянию не желая оставить несправедливость?

А то, что присутствие Господа и его трапезы еще реально там, где существует зло и несправедливость, показывает нам собрание в Коринфе. И потому, когда в собрании появляется зло, нам не следует начинать с того, чтобы уходить от него, а занять соответствующую позицию против этого зла, чтобы оно было удалено из нашей среды. Однако, что следует ожидать тогда, если собрание противится собственному очищению? Что произошло бы в коринфянской церкви, если бы она сопротивлялась очиститься от явного зла? И если бы послание апостола не содействовало божественному покаянию и не возбудило бы ревность, чтобы избавиться от этого зла? И стал бы апостол далее еще называть коринфян "собранием Бога" и признавать общением святых, имеющих посреди себя праведного и святого, согласно Матф.18:20? Конечно же, нет! И где сопротивляются содержать святость, подобающую дому Бога, где не хотят смириться и отступиться от зла, присутствие Бога, а вследствие этого, и его трапеза, не могут иметь места. Отсюда становится ясно, что трапеза Господа связана не с положением верующих, а с их преданностью в хождении пред Богом.

В этой связи хочется спросить: "Что же побуждало наших уважаемых, давно ушедших в вечность братьев из Англии, Германии, Голландии и т.д. уже почти сто лет назад "выйти за стан"? Не было ли это – выйти ко Христу и нести с ним его поругания? Не был ли это Дух Бога, открывший им глаза на потерянную народом Бога истину о духовном теле Христа, которое символизируется через трапезу Господа? Что оставалось им делать после того, как они последовали требованию отступиться от всякой несправедливости и освободиться от всяких нечистых сосудов? Основать новую церковь? Это внесло бы еще больше путаницы и поставило бы их ноги на "песок" человеческих рассуждений и устройств. Оставалось одно: вернуться к тому, что было "вначале", и, смирившись под тяжестью общего разложения, но и под благодарным признанием неизменной истины Бога, стать снова на основание, данное им через Христа. Даже если внешнее единство было уже утрачено со дней апостолов и, вместе с ним, символическое осознание того, что намерения Бога остаются прежними.

Наверное, можно сказать, что трапеза Господа всегда базировалась на этом понятии. Возможно, что на протяжении столетий отдельные души имели правильное понятие о ней, и пусть даже маленькие группы собирались на основании Матф.18:20 и с верой осуществляли драгоценную истину по 1Кор.10:17, церковная история об этом, однако, ничего не писала. И проще бы сказать, для нас сохранена одна песня, которая выражает наше совместное поклонение Отцу, когда мы собраны вокруг Иисуса. Лишь только в первой половине прошлого столетия произошло то "обращение" под сильным влиянием Духа Святого и нашло свое выражение в песнях поклонения.

Наши братья, конечно же, не вернули в жизнь трапезу Господа, и было уже подчеркнуто, что под этим выражением подразумевается доброе, однако неправильное. Но они начали по двое или трое, поскольку Бог пробуждал их сознание, собираться вокруг Иисуса и "праздновать" вечерю на основании, данном Богом, это значит, не только как воспоминание о его страданиях и смерти, но и как выражение единства тела Христа.

Говоря возвышенным языком пророка Ездры (гл.3), они снова воздвигли на своем месте жертвенник Бога, или, как сказано во Втор.16, начали праздновать Пасху на избранном Богом месте, дабы там жило его имя. И Бог оправдал их действия, признал и вознаградил их верность.

И что же, должны мы теперь возвращаться к тому, чем поступились наши предки, где мы – сейчас в этом вопросе? Может, мы и не думали бы этого делать, однако, если это правда, что общение христиан, описанное выше, имеет в своей среде трапезу и присутствие Господа, как тогда я могу верующему сказать, что его место – не там? Как я могу потребовать от него, чтобы он вышел оттуда, если его Господь – там?

И да поможет нам Бог верно держаться божественных принципов, на которые Он, по своей милости, обращает наше внимание в эти "последние дни", дабы нам жить вдали от всего злого и с открытым сердцем идти по пути истины. Пусть Он хранит нас от духа раскольничества и сектантских чувств, чтобы мы могли за трапезой Господа приветствовать каждого искреннего верующего, если он здоров духовно, несмотря на его еще малые познания. Не следует нам более сужать границы за этой трапезой, нежели их определил Господь! Однако, будем со всей серьезностью остерегаться попасть на основание беспринципности, на котором построено утверждение, что сам Господь и его трапеза находится во всех церквах и объединениях, существующих в современном христианстве.

Соглашение с этим утверждением было бы равносильно быстрому или медленному возвращению в тот стан, который мы оставили. Это утверждение противоречит Матф.18:20 и 1Кор.10:15-22; Евр.13:13 и другим местам писания.

Эту тему следует разбирать, базируясь в основном на 1Кор.10. Публикуемое здесь есть практически подробное повествование того, что обсуждалось в некоторых кругах братьев.

Предмет обсуждения, который здесь должен анализироваться, благородный. И несмотря на то, что величие этой задачи меня подавляет, я все-таки решаюсь сделать попытку. Опасность заблуждения будет наименьшей, если я выскажусь кратко.

В 1Кор.10:15-22 апостол Павел противопоставляет хлебопреломление идолослужению – трапезе бесовской. Это даже было моральным парадоксом – принимать одновременно участие в "трапезе бесовской" и в "трапезе Господней" (ст.21). Откуда же происходит выражение "трапеза Господня"? Взято оно из Мал.1:7-12, где так называется жертвенник Саваофа. Это не стол опресноков. Этот жертвенник всесожжения само писание называет "трапезой". Таким образом, мы автоматически приходим к мысли: во время хлебопреломления мы в духе стоим перед жертвенником всесожжения. Сам Христос через смерть прославил там Бога. Там Он претерпел суд над грехом и приобрел одновременно мир, чтобы обосновать наше общение с Богом. Это и есть то общение, которое Павел выдвигает на первый план в 1Кор.10. Из этих побуждений он и говорит сначала о чаше, а потом о хлебе. Драгоценная кровь Христа примирила нас с Богом и положила, таким образом, основу для общения, которое настолько совершенно, что речь теперь может идти об "одном теле". Воскресший является главой этого своего тела, членами которого являются спасенные (ср. 1Кор.12:12).

Это благословенное преимущество (так сказать, в духе стоять перед жертвенником всесожжения) – посредством причащения от одного хлеба символизировать единство этого тела и при участии в "чаше благословения" в поклонении вспоминать о том, кровь которого нас примирила с Богом. И здесь следует особенно подчеркнуть, что преимущество участия в этом имеет лишь тот, кто "ест и пьет". Кто с другими поклоняющимися появлялся перед храмом или скинией и ел от "мирной жертвы", тот имел общение с жертвенником (ст.18). И кто во времена первых христиан принимал участие в языческих жертвоприношениях, – что могло произойти, – имел таким образом общение с жертвенником бесовским, вследствие чего и общение с бесами, скрывавшимися за этими идолами. Как же мог такой человек появиться за трапезой Господа противоположностью жертвеннику всесожжения? (ср. 1Кор.10:18 с Мал.1:7). Иметь одновременно общение с бесами и с Господом было морально недопустимо.

И если в гл.10 речь идет об истине – единый хлеб символизирует единство тела, то в 11 главе мы приходим к рассуждению, что такое

"... вы собираетесь так, что это не значит вкушать вечерю Господню". Из лексики этого предложения становится ясно, что апостол хочет сказать: не любое общение, а собрание, центром которого является Христос, может служить благородной цели участия в трапезе Господа. И даже в этих собраниях становилось очевидным, как плохо понимали друг друга собравшиеся и какой беспорядок господствовал среди них.

Вместе с другими авторами я думаю, что собрание для вечери Господа можно считать самым возвышенным из всех собраний, в котором в высшей степени мог выразиться характер собрания детей Бога. Коринфяне "презирали" это собрание и принизили трапезу Господа до сходки, чтобы есть и пить, как это подчеркивают слова в 1Кор.11:18-34.

И можно ли предполагать, что апостол свое высказывание в стихе 20: "вы собираетесь так", – обосновывает на словах других писаний, которые мы часто находим: например, в Исх.20:24; Втор.12:5 и 16:2,6? Думаю, что да.

Когда множество верующих "собраны в имя Его", Он находится посреди них согласно Матф.18. Там – то место, где собираются для трапезы Господа. Призадумывались бы над этим всегда – не было бы столько разделений. Тогда и было бы стремление – собираться на одном этом месте.

Как израильтянин, приходя на поклонение, испытывал присутствие Бога лишь на одном определенном месте, должны бы мысленно видеть это место все верующие и сегодня. Все "собрание", вся Церковь, собранная на одном месте – какая прекрасная мысль! И как это выразил апостол: "Один хлеб, и мы многие одно тело; ибо все причащаемся от одного хлеба" (ст.17).

И пусть даже на некоторых местах, прежде всего, в больших городах, многим верующим невозможно собираться на одном месте – следует им, однако, придерживаться принципа единства тела согласно писания. Действительно, трудно понять, как серьезные верующие могут поддерживать разделения, другими словами говоря, эти различные церкви, церковные организации и общества. Выражение: "шагать врозь, бить сообща" – здесь, конечно, неуместно.

В Откр.1:10 Иоанн пишет: "Я был в духе в день воскресный ...". В примечании к этому стиху написано: "В день Господень". Таким же образом можно сделать примечание и к предложению: "участвовать в трапезе Господа" – трапезе, принадлежащей Господу. Как лексически, так и по смыслу это выражение имеет одинаковое значение. "День Господень" – это день, называемый воскресеньем, первый день недели.

В Деян.20:7 этот первый день недели мы встречаем как день, когда принималась трапеза Господа. Высказывание подчеркивает, что это стало обычаем, укоренившимся в те времена. Особых предписаний для празднования этого дня Новый Завет не предусматривает. Однако, не следует сомневаться в том, что Святой Дух привел верующих к тому, чтобы день воскресения Господа выделялся среди других и освящался. Суббота и старые порядки закона ушли в прошлое. Из 1Кор.16:2 можно понять, что и сбор пожертвований для дела Господа и нуждающихся были приурочены к этому дню.

Начиная со стиха 20 (1Кор.11), имя "Господь" мы находим в тексте повествующего абзаца не менее семи раз. Своим ошибочным поведением коринфяне дали Богу повод эти значительные вопросы обсудить в посланиях ап. Павла. Гостевое празднество, связанное с трапезой Господа, приводило равнодушные сердца в заблуждение: "Далее, вы собираетесь, так, что это не значит вкушать вечерю Господню; ибо всякий поспешает прежде других есть свою пищу, так что иной бывает голоден, а иной упивается. Разве у вас нет домов на то, чтобы есть и пить? Или пренебрегаете церковь Божью и унижаете неимущих? Что сказать вам? похвалить ли вас за это? Не похвалю".

"Ибо я от самого Господа принял то", – продолжает автор в стихе 23, и этим самым подчеркивает, что он апостол язычников, как исключение, осведомленный с неба по поводу ведения трапезы Господа, хотя при первоначальном введении ее он еще не присутствовал. Можно сказать, что это откровение несомненно связано с его особым положением "блюстителя тайны Бога".

То, что в очах Господа было важно до такой степени, что Он своему апостолу дал как особое откровение, должны бы уметь ценить и все истинные дети Бога, и прежде всего потому, что сам Господь выразительно сказал: "...сие творите в Мое воспоминание!" (Лук.22:19; 1Кор.11:24-25). А в каких обстоятельствах Он говорил это, в какой трудный час!

Один из двенадцати был тот, который предал Иисуса в руки его обозленных врагов. Иуда знал, что эти враги хотят убить его Господа. Может быть, он рассчитывал на чудо, которое совершит Иисус, чтобы можно было избежать самого страшного. Но эта ситуация не оправдывает его действия. Ведь слова и поведение Иисуса ему ясно доказывали, что предательство Сына Бога в руки человеческие его (Иисуса) постоянно и глубоко тревожили. Итак, один из учеников предал Господа, как и было предсказано. "Один из вас", говорит Господь (Матф.26:21 и т.д.). Этот человек даже сам предложил предать его. Из содержания Матф.26:14-16 это подтверждается в сговоре в первосвященниками.

В ту страшную ночь, во время ареста Господа, дезертирства его учеников и различных допросов, до самой ужасной смерти – как величествен Господь от начала до конца! И мне кажется, самым величественным является то, что Он ввел это новое именно до того, как произошло все, что предстояло ему пережить, и сказал: "сие творите в Мое воспоминание!"

"В воспоминание" – это выражение объясняется наилучшим образом, если мы станем изучать порядок проведения Пасхи в Исх.12:14. И все-таки как велика разница между тем, что – "там" и тем, что – "здесь"! Для нас совершено не временное спасение, а вечное, которое нас приводит совместно с благоговением благодарить за это великое спасение.

Господь различал хлеб от чаши. О первом Он говорил: "Сие есть тело Мое, за вас ломимое" (1Кор.11:24). Я не пытаюсь решать, правильно ли это выражение или нет. Однако, я прошу не пугаться, если кто-то в благодарственной молитве скажет следующие слова: "Его тело ... ломимое за нас".

Конечно же, не следует забывать, как и написано: "Кость Его да не сокрушится", (ср. Иоан.19:36 и Исх.12:46). Это слово исполнилось. У Господа не перебили голеней, как это сделали у разбойников, чтобы ускорить смерть в ожидании наступающей субботы. У него, истинной Пасхи в этом смысле, не должна "сокрушиться кость". Однако, во всем другом, как издевались над этим святым телом, пригвоздили, разбили и, наконец, еще пронзили копьем! И, конечно же, если мы в настоящее время избегаем в наших молитвах выражения, "за нас ломимое" и вместо этого говорим "закланный за нас", мы поступаем правильно. Основной мыслью этой главы и является: Он отдал свое тело за нас.

Потом Он подал своим чашу с вином, оставшимся от Пасхи: "Также и чашу после вечери". Так же, как и хлеб, взяв чашу, Он возблагодарил. Эта чаша символизирует его драгоценную кровь, ставшую примирением, одновременно и законным основанием Нового Завета (который с народом Израильским будет заключен в будущем). Как прообраз можно читать Исх.24:8. Так же, как посредством его крови заключен Новый Завет, кровь жертвенных животных была посвящена первому Завету.

Этой кровью спасен верующий, драгоценной кровью Агнца, который – без пятна и порока (1Петр.1:19). Кто может это достаточно оценить? И снова Господь добавляет: "сие творите в Мое воспоминание!"

Понятие "кровь" дифференцируется от понятия "тело" – это символ смерти, о которой мы свидетельствуем, потому что примирение с Богом для святого должно было произойти только через его драгоценную кровь. "Без пролития крови не может быть прощения". Чтобы спасти одну единственную личность из многих, должно было совершиться полноценное примирение, духовно символизируемое в чаше, которую мы пьем (1Кор.11:25).

В 10 главе апостол говорит о "чаше благословения", но не о благословляющей чаше, как гласит перевод Лютера. Я напоминаю об этом, между прочим, потому, что последнее выражение способствует извращенным представлениям. Правильно это звучит так: "чаша благословения", это значит – благодарения. Эта чаша говорит о благословении, вызывая в нас благодарение тому, кто нам дал ее. Однако, какой ужасной была его (Христа) чаша! Все злые деяния людей были взвалены на него, но Он смиренно принял эту чашу страдания из рук Отца (Иоан.18:11). Чудесный Господь, который мог мирно принять эту чашу страданий из рук Отца! Когда мы сегодня пьем "чашу благословения", мы вспоминаем о его смерти и также о его великой любви. Преклоняемся мы не пред крестом, не пред шипами, не пред самой кровью, и не пред его (Христа) потом, как бы потрясающи эти явления ни были; мы поклоняемся ему, его личности, в его воспоминание.

При трапезе Господа мы, и все участвующие в вечере, свидетельствуем: Христос, Господь, умер. Ошеломляющая действительность! Отдав себя добровольно. Он заложил новый характер восхваления и прославления Бога-Отца. Теперь, как спасенные дети Бога, мы можем его прославлять, как Отца. А сам Христос воспевает теперь Бога посреди собрания (Пс.21:22). Подняв нас до уровня своих братьев, – какое снисхождение и милосердие! – Он на основании своей смерти и воскресения становится на одну ступень с нами. Его Отец – наш Отец, его Бог – наш Бог (Иоан.20:17). Это была первая весть для разочарованных учеников, принесенная через Марию Магдалину.

Спрашивается, следует ли поклоняться Отцу в собрании, посвященном основной цели: участию в трапезе Господа в его воспоминание?

Не следует сомневаться , что в 1Кор.11 не говорится о любви Отца. Однако мысли о любви Сына нас, конечно же, приводят к любви великого Бога-Отца, пославшего своего единородного Сына в этот мир скорбей. Сам акт хлебопреломления, несомненно, связан только с личностью Христа, и то, что вечеря есть воспоминание наше о Господе на протяжении всех наших собраний, не следует выпускать из виду. Но, несмотря на это, за нами сохраняется преимущественное право – именно в этих собраниях молитвенно приближаться и к Отцу, основываясь на высказываниях самого Господа: "…истинные поклонники будут поклоняться Отцу в духе и истине, ибо таких поклонников Отец ищет Себе" (Иоан.4:23).

В связи с этим позвольте мне напомнить мысли по поводу понятия "поклонение", написанные несколько лет назад в "Вестнике", прекрасно иллюстрирующие роль посредника-Сына при поклонении Отцу.

Поклонение – это нечто, что человек приносит Богу. Он может ему что-то принести. Это должно быть то, что приносит Богу удовлетворение и радость, его славит. Не следует ли при этом нам прежде всего поразмыслить над ценностью того, которого Он дал нам? Он и есть его наивысший дар. Хотим мы чтить Бога, прославлять его, действительно радовать его сердце? Это мы не сможем сделать иначе, как углубиться в его помыслы и чувства по отношению к его Сыну. В нем, единородном, Он всегда находил свое вожделение. Это вожделение в нем Он особенно находил и засвидетельствовал, когда его единородный стал человеком и пришел исполнить его (Отца) волю. Для него Он, который без пятна отдал себя Богу в жертву полной любви и в полном послушании, стал полноценной жертвой всесожжения и приятного благоухания. "Потому и любит Меня Отец, что я отдаю жизнь Свою". Решалась судьба Отцовской славы. Эту славу Он чрезвычайно возвысил. Он дал этой славе триумф. Слава норм морали Бога нашла свое полное отражение в нем. Через человека Он был обесславлен. Грешный человек никогда бы не смог его так прославить. "Я прославил Тебя на земле". Это мог сказать только Сын. Он прошел в совершенной любви и полном послушании. Путь его вел к ужасному кресту. Чтобы мы могли быть спасены, следовало ему вступиться за нас. Он должен был умереть, потому что мы были грешниками, бедными, без надежды на спасение грешниками, грешными насквозь. Он, "не знавший греха", сделался для нас "грехом". Осуждение пало на него, осуждение святым Богом этого греха. Бог не только отвернул от него лицо свое, но весь справедливый гнев Бога против греха пал на него. Бог был вынужден его "поразить" (Ис.53:10).

Думаешь ли ты о всех твоих грехах? Человек пытается их скрыть от Бога. Бог думал о всех, и за каждый грех Христос должен был страдать, быть наказан. Ни один не был для него исключен. Он принес их все непосредственно Богу, святому, справедливому Богу. Он нес наказание за них, твое и мое наказание.

Исаии 53 является тому неопровержимым документом. Чем чаще я ее читаю, тем больше это слово схватывает меня за все "жилы" моего сердца. Неописуемая темная сцена там на кресте захватывает мою душу. Разве может она вызвать что-либо иное, как чувство глубокой благодарности и, вместе с тем, сочувствие к его страху и болям. Этот поток должен излиться к нему в восхищении, славословии и прославлении, должен, так сказать, потонуть в необъятном море его любви. Это и есть поклонение.

Обобщая вышеприведенные рассуждения, мы можем с уверенностью сказать: слово Господа Иисуса из Иоан.4:23 применимо также по отношению к поклонению за трапезой Господа. Собранные как церковь, мы пред нашим взором имеем Христа, как жертву. Тот же огонь суда, от которого должен был страдать Христос, зажег огонь поклонения, пылающий на золотом жертвеннике.

В Евр.13 написано: "Итак будем чрез Него непрестанно приносить Богу жертву хвалы", – требование для каждого в отдельности. Итак, при чтении Иоан.4 с полным правом можно говорить о всеобщем богослужении, потому что в этой главе речь идет о конкретном месте поклонения (Иерусалим и "гора"). Такое совместное богослужение, конечно же, содействует наивысшему выражению вечери Господа и поклонению Отцу, отдавшему Сына на суд и смерть. Определять методы и направление поклонения – не наша задача. Определять их надлежит Святому Духу. Будем внимательны к его руководству, с другой же стороны, и осторожными в суждении по поводу той или другой благодарственной песни, выражающей какую-либо "крайность" понятий. Да поможет нам Бог заботливо относиться к нашим высказываниям и песням на этом святом месте!

Наше сердце должно быть научено выражаться в Духе Бога. Одного разума при этом следует остерегаться. Наш Бог является верным Отцом, дающим нам правильное понимание его истины и давшим нам своего Святого Духа для того, чтобы быть его поклонниками "в Духе и истине" – тесно взаимосвязанными двумя позициями.

Пусть же Дух Святой в нашей личной жизни приобретает больше места, чтобы любовь Отца, давшая нам этот высший неизъяснимый дар, среди нас нашла правильный ответ! Разве наш Бог и Отец не желает видеть выражение наших любящих сердец, когда мы собраны вокруг трапезы Господа, его любимого Сына?

"Посему, кто будет есть хлеб сей или пить чашу Господню недостойно..."

Последующие стихи 1Кор.11 предупреждают нас и подчеркивают личную ответственность христианина в этом святом деле. И если апостол Павел здесь употребляет слово "недостойно", то он имеет в виду характер участия в трапезе Господа. Коринфяне, как и все истинные верующие, достойны принимать участие в трапезе. Истинный христианин достоин участия в ней, потому что Господь и его дело обеспечили ему полное достоинство. Однако, коринфяне сделали свое участие неуместным посредством своего недостойного поведения, так что даже осуждение от Бога пришло на них. То, что это предупреждение касается и нас, постоянно находящихся в опасности, само собой разумеется. Потому-то и самоосуждение уместно. "Ибо, если бы мы судили сами себя, то не были бы судимы" (ст.31).

После обращения апостола в ст.28 и 29 к каждому лично, он обращается ко всем, напоминая нам о касающемся всех незыблемом принципе, применяя его к самому себе, потому что трапеза Господа есть святой акт поклонения Господу. Потому-то при всей важности участия следует помнить, что это есть акт, связанный со святостью и величием Господа и его именем. Бог взирает на это явление, это следует постоянно помнить, если нам это даже давно известно. В Коринфе Бог привлек церковь к ответственности (ст.30). Он хотел ее исцелить и все упорядочить. Этот суд только преходящий, его цель – "наладить дисциплину", как это перевел один из братьев. Суд Бога здесь преследует цель святого воспитания, подобно тому, как в Евр.12:5,6,10,11.

Мир должен ожидать проклятия. Умирающий в неверии человек будет проклят, как это сказано в Иоан.3,36. Однако Бог воспитывает сегодня своих святых как "Отец духов" – это нам следует знать, чтобы благоговеть перед его именем. Цель его воспитания – та, чтобы "мы стали причастны его славе". Оно происходит для нашей пользы. Однако преходящий суд мы можем избежать, если мы научимся сами себя осуждать. Святой Дух хочет нам пояснить эту истину. Зависит от нас, насколько мы можем быть водимыми Духом.

Что по этому поводу говорит апостол во 2Кор.7 вначале? Напоминая о завещанном в гл.6,18, он все обобщает и ободряет: "Итак, возлюбленные, имея такие обетования, очистим себя от всякой скверны плоти и духа, совершая святыню в страхе Божием".

Если кто-то становится беспорядочным, следует превратным наклонностям ветхого человека – нечестен, лжив и часто даже вращается еще в более ужасных деяниях, и все-таки принимает участие в вечере без честного самоосуждения, – что должен делать Бог с таким человеком? Оставит Он его в покое? Не вынужден ли Бог после многократных увещеваний и предупреждений прибегать к наказанию?

То, что каждый должен осознать пред Господом свои прегрешения, хорошо известно из 1Иоан.1. Однако то, что следует признаваться друг перед другом, известно меньше. Тут каждый должен для себя изучить Иак.5:16. В итоге, наверное, нас охватит страх перед собственным безразличием. Хорошо, если придет к тому! А если мы в своей гордости замкнемся против предостережений слова, может случиться, что сатана использует эту гордость, чтобы помешать исцелению и полностью разрушить практическое общение с Богом и со святыми, если Бог сам не предотвратит этого.

Так же, как важно слово: "если бы мы судили сами себя", – важно по отношению и к другим обращать внимание на то, что апостол написал своим возлюбленным коринфянам перед тем в гл.4.

То, что суд Бога в Коринфе начался с его дома (ср. 1Петр.4:17), подтверждает 30 стих нашей главы. "Оттого многие из вас немощны и больны, и немало умирает". Однако, кто хотел и мог точно установить, кто из христиан в Коринфе был обременен больше? Были ли умершие или больные этими виновниками? В общем-то, оно могло быть и так. Однако, будем остерегаться сегодня в этой связи делать преждевременные выводы. Господь часто оставлял в живых тех, кто шел запутанным путем. Вместо этого, Он забирал часто несущих благословение, чтобы воспитать ставших неблагодарными в церкви. Нам не поручено судить других, а сказано: "Если бы мы судили сами себя ...".

Невозможно переоценить значение этого слова: "Если кто ест и пьет недостойно, тот ест и пьет осуждение себе, не рассуждая о теле Господнем".

Это, по высказываниям апостола, и есть ситуация, когда они "едят и пьют недостойно". Все страдания злые люди возложили на Господа, свидетеля Бога, отдав его на смерть. А беспечный христианин, в свою очередь, участвуя с неосужденным грехом, повторяет это. Он грешит при этом против тела и крови своего Господа, потому что участвует в этом акте без подобающего благоговения. Этого не может делать истинный христианин. Но апостол предупреждает нас, давая душам глубоко осознать действительность, что над телом и кровью Христа ужаснейшим образом издевается этот мир, который когда-то предстанет за это пред Богом. Беспечные верующие могут служить в пустой форме. Они могут даже прочитывать подходящие места писания и предлагать хорошие песни. Какое-то время это возможно без присутствия Святого Духа.

Помоги нам Господь приблизиться к действительности Святого Духа! При этой ситуации я напоминаю о свидетельстве Бога против "чуждого огня" в Левит 10. Только то, что было взято с жертвенника всесожжения, могло как чистый огонь, быть перенесено на золотой жертвенник поклонения и умилостивления. Собственный огонь приносить было запрещено. Сегодня это не менее недостойно.

В заключение следует указать еще на одно слово, которое часто связывают с трапезой Господа. Это требование апостола в 5 главе нашего послания, стих 8: "Посему станем праздновать..."

Придерживаться мнения, что вышеизложенное требование относится к трапезе Господа, пожалуй, никто не сможет, если эту главу читать в контексте. Лишь только в 11 главе апостол говорит о праздновании трапезы Господа. В главе 5 Павел говорит о Пасхе: "Христос заклан за нас". С большой решительностью он пишет об избавлении от старой закваски, от закваски порока и лукавства, другими словами, о самоосуждении. Как, – прообразно, – отсутствовать должна всякая закваска, так должно быть у нас и в духовном. Если они тогда, празднуя Пасху, ели агнца, то мы празднуем ее нашими душами. Но это не причащение к хлебу от вечери, что должно бы представлять нашу Пасху.

Нет, речь здесь идет о духовных вещах.

Приглашение "посему будем праздновать", вероятно, в большей степени связано с продолжением мысли о Пасхе, это значит празднование "опресноков": в противоположность Пасхе (ср. Лев.23:5-6). Как известно, "праздник опресноков" продолжался семь дней, Пасха же только один день. Эти же семь дней указывают на жизнь, которую спасенный теперь ведет, – точнее, должен вести, – в "опресноках", в чистоте и праведности до конца своих дней. Такая жизнь становится праздником для души, потому что эта чистота гарантирует практическое счастье души.

Кто внимательно читает Левит 23:5,6, тот, вероятно, согласится со мной, что "празднование" в 1Кор.5:8 есть освященная жизнь христианина, а не вечеря Господня. Однако, хочется спросить: не должна ли у меня после каждого участия в трапезе Господа повышаться энергия и желание жить в этой чистоте?

И еще следует спросить: называется ли вообще в слове Бога вечеря Господа празднованием? Кто этим выражением пользуется, пусть делает это; однако, рассуждая, о чем напоминает эта вечеря, – о его смерти, его страданиях, его бесчестии, его кресте, – мне трудно говорить о "празднике". Однако наша христианская жизнь может стать таким праздником через благодать.

И еще одно примечание: часто говорят о "празднике" нашего спасения. Об этом писание ничего не говорит.

И если бы пред нашим взглядом яснее была картина того, что является причиной страданий и крестной смерти нашего Господа, – мои грехи, мое грешное, безнадежное, испорченное состояние, – и как Он преодолел суд и смерть, ради моего исцеления и славы Бога, то в чем стало бы выражаться это воспоминание во время вечери Господа, которая на все времена стала и остается его последним и драгоценнейшим завещанием?!

Вечеря и трапеза Господа – одно и то же событие, но – различные действия. Имея по смыслу одно значение, эти два выражения имеют существенные различия. Внимательный читатель Библии это очень скоро поймет. Когда Господь учредил вечерю, мы не находим еще ни одного слова о трапезе Господа. В первый и единственный раз это выражение мы находим в 1Кор.10:21. И более в Новом Завете оно нигде больше не встречается; в Ветхом Завете оно применимо к понятию жертвенника, – месту, где приносились жертвы, пища или хлеб Бога (Мал.1:7,12; ср. Иез.41:22; 44:16).

И, конечно же, ясно, что такое изменение выражения в слове Бога не без определенного значения. Оно нам говорит, что вечеря – не то же самое, что трапеза Господа, и трапеза Господа – не то же самое, что вечеря. Уже сами эти два слова "вечеря" и "трапеза" говорят за себя.

Поэтому неверно высказывание, хотя это иногда случается: "Мы празднуем трапезу Господа". Нет, мы празднуем вечерю Господа за трапезой Господа.

Первое, говоря конкретнее, есть воспоминание о распятом Христе и свидетельство о его смерти. Другое – символическое выражение единства его тела.

В 1Кор.10 апостол говорит, что мы (верующие) преломляем хлеб; в 11 главе он напоминает только фактор, что хлеб преломил Господь и в этом виде раздал своим ученикам. Итак, первое есть общее действие. В соответствии с этим мы только в первом случае встречаем выражение "трапеза Господня". Но эти слова не следует понимать в буквальном смысле и не представлять себе при этом деревянное устройство, на котором находятся хлеб и чаша. Наверное нет необходимости объяснять, что это – прообразное выражение, символизирующее общение: стол (трапеза) или место, возможность, где Господь собирает своих вокруг себя, подобно тому, как отец – свою семью, хозяин – своих гостей. Потому в 10 главе и идет речь об этом действии, символизирующем общение: хлеб, который мы преломляем, чашу, которую мы благословляем, в то время как в 11 главе речь идет о вечере воспоминания об отсутствующем Господе. То, что делает каждый в отдельности, ест хлеб и пьет чашу, выступает на первый план, в чем и выражается ответственность: "…вы едите… и пьете", и "кто ест и пьет недостойно", и "Да испытывает же себя человекДа испытывает же себя человек" и т. д.

Различие между этими двумя вещами настолько велико, сколько его только можно себе представить. Общение имеется в виду в главе 10, воспоминание является основной мыслью в главе 11, – и в обоих случаях – вытекающая отсюда общественная или личная ответственность, а потому может случиться, что собираются для воспоминания о Господе, базируясь на главе 11, однако, упускают из виду наставление в главе 10. Другими словами говоря: можно праздновать вечерю Господа для воспоминания Христа, однако, не свидетельствуя и не напоминая о трапезе (общении тела). Это первое в кругу верующих (не беря во внимание при наших сегодняшних рассуждениях мировую церковь) довольно признано, хотя стоит беспокоиться, что именно в этом аспекте этой великой истины существуют довольно скупые познания, что снова и снова выявляется в личных связях отдельных душ между собою. И если даже вечеря Господа принимается для воспоминания нашего Господа, то это еще не значит осуществление истины о трапезе Господа, т.е. это еще не собрание, символизирующее единство тела.

Во времена апостола существовало три группы людей на земле. Это были: во-первых, христиане – Церковь живого Бога, только что возникшая через благодать Бога; во-вторых, Израиль, ветхоозаветный народ Бога; и в-третьих, другие народы, так называемые язычники, служившие своим идолам. К какой-либо из этих трех групп относился каждый отдельный человек. Принимал кто-то участие в хлебопреломлении, как христиан, значит, знали – это христианин; шел он в храм или в синагогу, знали – это иудей; принимал он участие в праздновании язычников, – можно было узнать – это язычник. Все три группы имели трапезу, и во всех трех трапезах происходило причащение. Садиться за стол, – значит иметь общение с теми, кто находится за этим столом. При этом человек находится на том же основании и приравнивается своим товарищам по столу. И все-таки были в Коринфе верующие, считавшие себя свободными и позволявшими себе сидеть в языческом храме за трапезой язычников, это значит, принимать участие в трапезе язычников, (гл.8:10). Апостол поучает их и говорит, что это вовсе не так безвредно, как они думали. В их познании сам идол и жертва, принесенная этому идолу, ничего не значили, – и в определенной степени они были правы. Апостол с этим безупречно соглашается в стихе 19 – однако они забывали, что за идолами скрывались злые духи, и что язычники, не зная или даже не предполагая это, приносили жертвы этим злым духам (ср. Втор.32:17). Итак, если христиане участвовали в языческих трапезах, они связывались с жертвенником бесовским: они ели идоложертвенное и пили чашу бесовскую!

Точно также выглядело дело с жертвенником Бога в Ветхом Завете. Если израильтянин, – "Израиль по плоти", как это выразил апостол, – приносил мирную или благодарственную жертву и ел это жертвенное, он, таким образом, вступал в связь с жертвенником, трапезой Иеговы и с Богом, который имел часть в этом жертвоприношении; его хлеб или его пища приносилась на этом жертвеннике (Лев.21:6,21,22; Мал.1:12).

По пришествию Христа на землю все жертвоприношения Ветхого Завета нашли свое завершение в нем. На место закона, который ничего не мог привести к совершенству, пришла приносящая исцеление благодать, и кто теперь верит в Иисуса, владеет, согласно Евр.13,10, "жертвенник, от которого не имеют права питаться служащие скинии". Для служения же Иисусу Христу сооружен жертвенник, к которому дан доступ каждому верующему. Во Христе нет иудея, ни грека, ни раба, ни свободного, ни мужчины и женщины, но все – одно в нем (Гал.3:28; Кол.3:11). К израильскому жертвеннику приводило происхождение, к христианскому – вера. Но об этом здесь апостол не говорит, он напоминает только об иудейском жертвеннике, чтобы определить принцип общения и обосновать свое предупреждение. Поэтому будем остерегаться каждой фальшивой свободы! С чем я связываюсь и за что держусь, по тому обо мне и судят. Истинная мудрость избегает всего того, что фальшиво в религиозном смысле, избегает даже всякой видимости участия. За трапезой Господа мы свидетельствуем о нашем единстве во Христе и друг с другом. Имя, которое дано здесь, да и в главе 11, Иисусу свидетельствует, что Он есть Господь. Это хлеб Господа или трапеза Господа и чаша Господа, как и, далее, вечеря Господа, тело Господа и кровь Господа и т.д. Это не трапеза Бога, не трапеза Отца, не трапеза церкви, это не наше, это – его трапеза, трапеза Господа. Только Господь распоряжается своей трапезой. Если Он удостоил нас чести присутствовать там, то это великое преимущество. О наших правах за его трапезой не может быть и речи. Иисус претендует один на право быть Господином. Если мы это поняли, мы будем бодрствовать, чтобы его трапеза не стала нашей трапезой в наших мыслях и действиях. Опасность опуститься на человеческие принципы очень велика и увеличивается, тем больше чем больше прогрессирует разложение в христианстве. Поэтому апостол обращается к "рассудительным", способным различать эти ситуации и явления.

Вначале Павел говорит о чаше, – и это неспроста, – он прежде всего указывает на основание, на котором Господь учредил свою трапезу. Кровь является основанием спасения, это и есть то, что в связи с личностью Христа имеет глубочайшее значение: "без пролития крови не бывает прощения". Чаша, общение в крови Христа, называется чашей благословения, которую мы сообща благословляем. Ее содержание – вино, но оно символизирует драгоценную кровь Христа, агнца без порока и пятна. Поэтому она и называется чашей благословения и благодарения. Принимая ее из рук Господа, мы можем сказать: "Благодаренье Богу за неизреченный дар Его!" Мы вспоминаем о величественной несравненной личности того, кто пошел за нас на смерть, плоть которого мы, согласно Иоан.6,53 и т.д., ели и кровь которого пили, познав его в вере. И, воспринимая то, что эта чаша есть общение в крови Христа, мы углубляемся в его мысли, имеем в этом часть и наслаждаемся тем, что Он приобрел для нас своей кровью. Только спасенные имеют преимущество пить чашу Господню, ведь только они находятся в общении с ним в его смерти, только они омыты кровью Иисуса.

Положив общение в крови Христа в основу нашего общения, апостол переходит к понятию хлеба и называет его общением тела Христа. Здесь один хлеб, не несколько хлебов; и даже не ломоть, а целый неделенный хлеб. По словам самого Господа этот хлеб представляет его тело, в которое Он был облечен на этой земле: "сие есть тело Мое, за вас ломимое". Но это – не все! Во взаимосвязи с трапезой Господа этот хлеб имеет здесь еще другое значение. Кроме того, что этот хлеб представляет это реальное тело Иисуса Христа на этой земле, он является прообразом его духовного тела, которое находится сейчас на земле. Мы многие являемся одним хлебом, одним телом. "Одно тело и один дух", пишет апостол Ефесянам (гл.4:4). Из кого состоит это тело? Из всех тех, кто принадлежит Христу, которые спасены его кровью. Все верующие составляют это собрание (церковь), "которая есть Тело Его" (Еф.1:23). Это собрание собрано и будет всегда собираться под водительством Духа Святого, пришедшего на землю в день Пятидесятницы: "Ибо все мы одним Духом крестились в одно тело" (1Кор.12:13). Христос на небе – прославленная глава этого тела. И каждый верующий через Духа Святого неразрывно связан со всеми детьми Бога, как с членами этого тела. И относится это не только к поместной церкви, где мы живем, а ко всем местностям на земле, где только есть верующие. Потому 1Кор., которое развивает в особенности мысль об одном теле, адресовано не только коринфянам, но и всем святым, которые в любой местности призывают имя Господа.

Один хлеб за трапезой Господа означает как общение с Господом, так и общение со святыми. Мы взаимосвязаны со Христом, и мы являемся членами друг другу. Однако, чтобы быть тем и другим, следует быть спасенным, омытым кровью Иисуса. Потому-то, как уже было сказано, чаша (кровь) упоминается раньше чем хлеб (тело). Как идеально точно все в слове Бога! Теперь мы знаем, почему в евангелиях еще не могло быть речи о трапезе Господа. Истина об одном теле, как единстве с Господом-главой, а также с его членами, не могла быть еще открыта. Мы находим ее (истину) только в посланиях Павла, которому эта тайна была открыта через непосредственное откровение и доверено ею заведовать (Еф.3:3-9). Из этих побуждений апостол в данном абзаце и противопоставляет трапезу Господа трапезе иудеев и трапезе язычников. Последнее, как мы уже видели, было даже трапезой бесовской.

Таким образом, в 1Кор.10 мы находим, если так можно выразиться, описание внешних отношений, основание и выражение общения верующих, в то время как в 11 главе речь идет о внутреннем сердечном состоянии, необходимом для этого общения. Апостол дает коринфянам наставление, как следует есть и пить. Ведь они совершенно уклонились от достойного участия и превратили трапезу Господа в собственную трапезу. Если выразиться кратко, это будет звучать так: в главе 10 речь идет о трапезе Господа, в главе 11 – о вечере Господа; и хотя это одно и то же явление, рассматривается оно с различных точек зрения. С этим мы должны считаться, если хотим правильно понимать учение апостола. В каждой главе речь идет о своеобразной истине. Поэтому я уже говорил, что можно участвовать в вечере Господа, не реализируя вообще истины, свидетельствующей о трапезе Господа. (В общем, это происходит во всем христианстве).

Если мы хоть раз поняли этот пункт, мы значительно приблизились к славной истине о трапезе Господа. И совершенно автоматически в нас возникнет желание или станет слышной молитва: "Господи, дай же нам каждый раз, когда мы собираемся для хлебопреломления, праздновать не только вечерю для воспоминания твоих страданий, но и выражать истину о твоей трапезе, единстве твоего тела!" Мы не только спасенные, но и "члены друг другу". Хотя эти две истины тесно взаимосвязаны, они совершенно отличаются друг от друга. Наш дорогой Господь не приглашает нас прийти как отдельные чада есть и пить каждый "для себя" и вспоминать только то, что касается нашего личного спасения. Нет, каждое дитя Бога приглашается за трапезу Господа, чтобы там, в общении с другими в единомыслии и любви, вспоминать о прославленном Господе, свидетельствовать о его смерти и одновременно выразить, что мы все – одно тело. Это исключает иудейство и этот мир, таким образом, и неверующих, неспасенных, и показывает нам единственное основание, на котором могла быть учреждена и базируется трапеза Господа. Там, где не признаются божественные принципы единства тела, не может и быть трапезы Господа. Можно с благоговением, серьезностью и благодарной любовью праздновать вечерю Господа, но ничего не знать об общей радости спасенных, собранных вокруг Христа и поклоняющихся Отцу. До тех пор, пока я, будучи членом тела Христа, еще принадлежу какому-либо особому вероисповеданию, я нахожусь в противоречии с истиной о едином теле. Эту истину я, может быть, знаю и признаю на словах, но практически отвергаю. Однако, давно пора прекратить это и словами и делом не желать ничего другого, как быть членом тела Христа.

Слово Бога не признает никаких особых титулов, независимо от их названий. Если Бог в своей благодати дает спасение человеку, то Он не делает из него ни католика, ни лютеранина, ни кальвиниста и т.д., а только христианина. И как таковой, он является не членом какого-либо религиозного общества с каким-либо названием, будь оно малое или большое, старое или молодое, признанное или непризнанное, – но только членом тела Христа. Все дети Бога убеждены в том, что на небе не будет церквей и церквушек. Так почему же на этой земле они восхваляются и даже прославляются как "многоцветные прекрасные цветы одного сада"? Если Бог их когда-нибудь отстранит и выбросит, не следовало ли нам их уже сегодня оставить? Каждое духовно чувствительное сердце с глубокой скорбью чувствует, какое бесчестие для славы Господа приносят эти бесчисленные разделения среди детей Бога. Слава Господу за то, что все разделения и особые позиции скоро придут к концу! На небе можно будет увидеть только одно тело, церковь (собрание) Христа, невесту Агнца. Какая надежда! Господь близок, близится и момент, когда каждый верующий должен отказаться от своего особого вероисповедания, за которое он еще держался. А это нас ставит перед первым вопросом: послужит такой отказ славе или позору? Была бы эта особая религиозность угодна Господу, нашла бы она у него признание? Но именно потому, что она – человеческое изобретение и относится к тому, что писание называет деревом, сеном, соломой, – она сгорит. И если это так, так почему же уже сегодня не оставить этот превратный путь?

Зачем же держаться за то, что не имеет основания? Почему не вернуться к тому, "что было вначале"? Почему же и в этом отношении не встать на почву правдивого слова? Мой возлюбленный друг по вере! Не слушай больше голоса человеческие и собственных воображений, но пусть определяющим для тебя будет только авторитет слова Бога!

Из всего этого вытекает, что трапеза Господа может быть лишь там, где, с одной стороны, не участвует неверующий мир, с другой стороны – удалено всякое сектантство. В Коринфе была только одна трапеза. Тело Христа едино, потому и может быть только одна трапеза Господа. В Ефесе и Трое не было другой трапезы, это была та же трапеза, что и в Коринфе. Да и не могут в одной окрестности быть различные, независимые друг от друга, тем более противоречащие друг другу трапезы. То, что приходится собираться в различных помещениях из-за количественного состава или по другим причинам, не может повлиять на единство. Если все базируются на библейской основе истины, сохраняя единство духа в союзе любви, то это все еще одна трапеза.

Однако, некоторые говорят: "Мы в своем общении при праздновании вечери также благословлены, как и вы, признающие, что собираетесь только во имя Иисуса".

Этому понятию я должен прежде всего возразить, ведь цель собрания во время хлебопреломления, как известно, не получение благословения. Верующие собираются, чтобы вспомнить о своем Спасителе и принести жертву благодарности Богу-Отцу. Что с этим связано гораздо большее благословение, чем во время другого собрания – это само собой разумеется. Однако получение благословения не может быть самоцелью этого собрания.

Католик может быть благословлен в своей церкви, но это не значит, что надо стать католиком. Сам факт, что верующие получают благословение свыше, еще не доказательство занимаемой верной позиции. Мы охотно соглашаемся, что каждый верующий, где бы он ни преломлял хлеб, если его сердце занято личностью Господа и Спасителя, получает благословение. Разве может быть по-другому?

Но, – и это очень серьезно, – воплощение единства и общения всех членов тела Иисуса Христа не встречается ни в больших государственных церквах, ни в многочисленных христианских общениях различных наименований. Их хлебопреломление несет характер вечери Господа и (не везде) воспоминания; но о трапезе Господа не может быть и речи (1Кор.10). Пусть даже громко говорят о единстве народа Бога (о единстве тела говорят реже), однако принадлежащий к какому-либо особому вероисповеданию это единство практически отвергает. В этом смысле мы поступились учением апостолов и настоящим общением; и ко всем, принадлежащим к какому-либо наименованию, со всей серьезностью звучит вопрос апостола: "Разве разделился Христос?" (1Кор.1:12). Разве мы все не причастны к этому хлебу? "Один хлеб, и мы многие одно тело; ибо все причащаемся от одного хлеба". И вместе с апостолом я хотел бы воззвать: "говорю вам как рассудительным; сами рассудите о том, что говорю" Каждый верующий в ответе за свою позицию по отношению к истине, связанной с трапезой Господа. Признать ее и практически ее осуществлять, конечно же, для некоторых не так-то просто. Часто при этом приходится поступиться любимыми привычками и старыми связями. Друзья, с которыми до сих пор были крепкие связи, отворачиваются. Путь становится уже и скучнее. Тебя больше не понимают и обвиняют даже в замкнутости и нетерпеливости, но кто будет победителем? Не забудем, однако, что драгоценнее всего иметь признание Господа, чем с десятками тысяч стоять на человеческом основании.

Лишь с болью и огорчением можно думать о многих дорогих детях Бога, которые не поняли той славной истины о значении трапезы Господа и потому не могут занять должной позиции, угодной воле Бога. Это место за трапезой Господа. Воля Господа – именно здесь видеть всех, им искупленных, и омытых его кровью, славящих его и возносящих ему хвалу в общении, как членов единого тела. Так где же эта трапеза? Тут я привожу не мои слова: "Там, где двое или трое собираются только во имя Иисуса"; где это святое имя является связывающей нитью, но не смешивается с несправедливостью, и где существует должное в доме Бога благоговение; где не стремятся к независимости, которая бы обкрадывала Господа, и где подчиняются друг другу в страхе Господа без разделений и ссор, воспринимая в духе всех спасенных как одно тело, где стремятся сохранить единство духа в союзе мира, где счастливы все, рождены от Бога, – находиться за трапезой Господа, будучи здоровыми в хождении и учении. Если такие христиане есть, то они имеют в своей среде трапезу Господа, несмотря на общее разложение и все недостатки, вредящие их свидетельству. Значит, они олицетворяют посредством этой святой трапезы, что они – один хлеб и одно тело со всеми возлюбленными Господа на всей земле.

Но не рисуем ли мы себе этим самым картину состояния, которого практически нет на земле? Я больше, чем уверен, что действительность почти не соответствует элементарным принципам даже там, где следовало ожидать совсем другое. Ведь можно знать о единстве тела Христа, громко об этом проповедовать и все-таки не иметь права утверждать, что являешься участником трапезы Господа. Но будем искать таких христиан, которые преданно стремятся соответствовать картине, нами рассмотренной! Благодарение Богу! Трапеза Господа – еще действительность. Ее можно праздновать, как во времена коринфян, но и отвергать, какой была опасность и в те времена. Но слово говорит к нам, как и тогда, как к "рассудительным". Недостаток понятия заключается в том, что отвергается разница между трапезой и вечерей Господней и даже пытаются эти явления смешать, не остерегаясь связать трапезу Господа с факторами, отвергающими ее.