Карако П. С.

ФИЛОСОФИЯ И МЕТОДОЛОГИЯ НАУКИ

В. И. ВЕРНАДСКИЙ. УЧЕНИЕ О БИОСФЕРЕ

 

Минск «Экоперспектива»

2007

 

Рецензенты:

доктор философских наук, профессор Ю. А. Гусев;

доктор философских наук, профессор Е.З. Волчек.

Карако, П.С.

Философия и методология науки: В.И. Вернадский. Уче­ние о биосфере / П.С. Карако. – Минск: Экоперспектива, 2007. – 208 с.

В пособии раскрываются актуальные проблемы философии и методологии науки. Их обоснование и освещение проводится на основе постижения творческого наследия выдающегося ученого и мыслителя XX в. В.И. Вернадского, в первую очередь его учения о биосфере и ноосфере. Показано, что разработанные им методоло­гические установки познания биосферы стали универсальными для научного знания. Они и представления Вернадского о биосферных процессах являются теоретической основой ряда современных научных и учебных дисциплин (философия и методология науки, социальная экология, экономика природопользования и др.).

Адресуется студентам, магистрантам и аспирантам, изучаю­щим философию и методологию науки, социальную экологию. Представит интерес для преподавателей вузов, читающих данные курсы, и всех тех, кто разрабатывает проблемы философии и мето­дологии науки, философии природы, социально-экологического знания, интересуется экологическими проблемами современности.

©КаракоП.С.,2007

© Оформление. УП «Экоперспектива», 2007

 

 

ВВЕДЕНИЕ

В истории научного знания было немало ученых, кото­рые обогатили науку своими трудами. Среди них особое ме­сто  занимает В.И. Вернадский. Со второй половины XX в. его естественно-научные и философские идеи были предме­том анализа специалистов многих областей науки. Особенно пристальное внимание к ним стало проявляться в конце века. Причиной повышенного интереса явилось  осознание угрозы существованию человечества со стороны  его само­го. Именно нарастающее воздействие техногенной циви­лизации на природу следует считать одним из факторов, определивших поиск более разумных форм отношения че­ловека к ней, и необходимости оптимизации социоприродных взаимодействий.

Научным сообществом было установлено, что теорети­ческой основой решения данных проблем могут стать воз­зрения Вернадского на биосферу и возможности ее перехо­да в ноосферу. Вот почему его мысли относительно органи­зации  и функционирования биосферы, места и роли чело­века  в ее структуре и будущего существования привлекли внимание многих его учеников и последователей. Они ана­лизировались и развивались в работах М.И. Будыко, В. П. Казначеева, Н.Н. Моисеева, В.Н. Сукачева. Н.В. Тимофеева-Рес­овского. А.Л. Яншина и многих других видных ученых.

В конце XX в. к творчеству Вернадского начали  прояв­лять интерес и философы. Это связано с тем, что те пробле­мы, которые обсуждались им в 20-30-е гг. данного века, к концу его приобрели глобальную выраженность. В настоя­щее время глобальные проблемы, и прежде всего экологи­ческая, находятся в центре внимания и представителей ряда областей гуманитарного знания, в том числе и философов. Их обсуждение философами осуществляется в тесной связи с анализом биосферных и ноосферных идей Вернадского. Более того, они являются и предметными для многих пред­ставителей философии. В научных статьях и монографиче­ских изданиях П. А. Водопьянова, Э.В. Гирусова, А.А. Горело­ва, А.И. Зеленкова. И.Д. Лаптева. И.К. Лисеева, Ю.В. Олей­никова. B.C. Степина и других философов даются объектив­ные оценки идей Вернадского. Особого внимания заслуживают специальные статьи и книги Ф.Т. Яншиной, в том числе монография «Развитие философских представлений В.И. Вер­надского» (М., 1999). В ней анализируется ряд философских тем и проблем, бывших предметом обсуждения Вернадского. Значительный вклад в разработку творческого наследия Вернадского внес И.И. Мочалов. Его публикации, касающи­еся содержания естественно-научных и философских идей Вернадского, способствовали их более глубокому постиже­нию и осмыслению другими исследователями. В данной ра­боте автором использованы некоторые биографические сведения о Вернадском периода начала Отечественной войны, которые содержатся в опубликованной Мочаловым научной биографии академика Вернадского (Мочалов И.И. Владимир Иванович Вернадский. 1863-1945 гг. М., 1982). Биографи­ческие сведения приводятся и в работах Р.К. Баландина, в них же освещаются естественно-научные и философские мыс­ли Вернадского. Краткий перечень основных проблем есте­ствознания и философии, которые были в центре внимания Вернадского, дается ив книге В.П. Яковлева «В И. Вернад­ский» (М., Ростов н /Д., 2005).

В последние годы биосферные и ноосферные идеи Вер­надского находят свое освещение в научной и учебной ли­тературе по экологии, социальной экологии, философии. На рубеже XX-XXI вв. переизданы его основные научные тру­ды. В предисловиях к ним современными авторами отмеча­ется вклад Вернадского в развитие многих отраслей науки, раскрытие истории научного знания и т.д. Все это способ­ствует не только осмыслению содержания научного творче­ства Вернадского, но и ознакомлению с ним все большего числа людей, особенно учащихся и студентов.

Но вместе с тем нельзя не отметить и того, что в совре­менной литературе, особенно по философии, еще слабо рас­крывается вклад Вернадского в разработку методологиче­ских основ научного знания, которые были выработаны им при анализе закономерностей развития науки, раскрытии их места и роли в постижении биосферных процессов. Обо­снованные Вернадским методологические установки оказа­лись универсальными для всего научного знания. Вот поче­му освещение истории их формирования и использования самим Вернадским в его научной деятельности, определение значения в развитии современной науки следует счи­тать и важной задачей философии и методологии науки. Су­щественной стороной данного исследования является и ос­мысление составляющих сторон творчества Вернадского, его социальных позиций и культурных устремлений.

Несомненно, что многие проблемы биосферы, ее орга­низации и функционирования становились предметом вни­мания исследователей и после Вернадского, что представ­ляет определенный интерес к выявлению их вклада в раз­витие биосферных идей.

Положения Вернадского о биосфере и ноосфере находят свое использование и в современных стратегиях социаль­но-экологического развития. Данный аспект научного на­следия Вернадского следует не только раскрывать в соответ­ствующих исследованиях, но и доводить их до сознания широкого круга людей.

Необходимость анализа отмеченных и других вопросов диктуется не только задачами постижения научного твор­чества великого русского ученого и мыслителя. Вопросы философии и методологии науки стали приобретать высо­кую социальную значимость. Они становятся предметом внимания не только представителей научного знания, но и включаться в систему образования. В Республике Беларусь вопросы философии и методологии науки являются пред­метом изучения студентами, магистрантами и аспиранта­ми. Решением ВАК Беларуси в процесс подготовки молодых кадров науки включен курс «Философия и методология на­уки» и утвержден по нему кандидатский экзамен.

Степень усвоения этого курса находится в прямой связи с содержанием той научной и учебной литературой, в кото­рой раскрываются философские и методологические пробле­мы науки, человека, общества, культуры и т.д. При этом важным будет и усвоение «примера» ученого, у которого научное и философское творчество было неразрывно связа­но. Поэтому обращение к творческому наследию Вернадско­го, анализ его вклада в развитие философских и методоло­гических вопросов науки может иметь не только чисто тео­ретическое, но и методическое значение. На примере его научного творчества студенты, магистранты и аспиранты могут получить реальный «урок» того, как относятся вид­ные ученые к философским и методологическим проблемам науки, соотношению естественно-научного и философско­го творчества в постижении ими объектов своего исследования и выражения результатов полученного знания в со­ответствующих научных концепциях. Они могут убедиться и в причастности Вернадского к обоснованию парадигмальных установок современной науки и определению стратегии ее развития. Все это имеет прямое отношение к курсу фило­софии и методологии науки.

Представления Вернадского о биосфере и ноосфере яв­ляются и теоретической основой социальной экологии. Она становится не только научной, но и учебной дисциплиной. На многих факультетах высших учебных заведений Белару­си социальная экология включена в число изучаемых сту­дентами дисциплин. Но в Беларуси не издано ни одного учеб­ного пособия по социальной экологии. Это негативно ска­зывается в работе по формированию у студентов научных воззрений на биосферу и современные экологические про­блемы.

Все вышесказанное определило и выраженность нашей работы. Она не только научное исследование, но и учебное пособие по курсу философии и методологии науки и соци­альной экологии. Данной цели подчинена и ее структура. Каждый из ее разделов может рассматриваться в качестве самостоятельной учебной темы. Вот почему и список исполь­зованной литературы приводится конкретно к ней. Все это будет содействовать концентрации внимания читателя на той или иной проблеме, способствовать улучшению самосто­ятельной работы по ее усвоению (написание реферата, под­готовка к практическим занятиям и экзамену и т.д.).

Основные положения и выводы, содержащиеся в этом из­дании, апробированы автором в учебной работе со студен­тами и аспирантами Белгосуниверситета в процессе пре­подавания им курсов социальной экологии, философии и методологии науки.

Глава 1. В.И.ВЕРНАДСКИЙ КАК ЧЕЛОВЕК И МЫСЛИТЕЛЬ

Основные вехи жизни и деятельности

Владимир Иванович Вернадский (1863-1945) – выдаю­щийся естествоиспытатель и мыслитель, окончил естествен­ное отделение физико-математического факультета Петер­бургского университета (1 885), профессор Московского уни­верситета (1898-1911), академик Российской АН (1912). На становление его научных интересов и мировоззрения боль­шое влияние оказал профессор Петербургского университе­та В.В. Докучаев. Под его влиянием и руководством Вернад­ский провел и свои первые научные исследования.

В деятельности Вернадского особое место занимает орга­низаторская работало созданию научных учреждений и на­правлений исследований. Им была основана Украинская АН (1918), в 1919 г. он стал ее первым президентом. С 1922 по 1939 г. – директор основанного им Государственного радие­вого института. В 1927 г. организовал в АН СССР Отдел жи­вого вещества, преобразованный в 1929 г. в Биогеохимиче­скую лабораторию, ее директором он был до 1945 г. Прини­мал активное участие в организации и работе Комиссии по урану АН СССР, Комиссии по истории науки, философии и техники, Биогеохимической лаборатории. Комиссии по изу­чению вечной мерзлоты и т.д.  Многие из них впоследствии стали институтами АН СССР. Избирался действительным членом ряда зарубежных академий (Чехословацкой – 1926 г., Парижской – 1928 г.).

В.И. Вернадский является основоположником генетиче­ской минералогии, геохимии, космохимии, биогеохимии, учения о живом веществе, биосфере и других научных на­правлений. Еще при его жизни коллеги по академии гово­рили, что Вернадский в своем лице олицетворяет всю Ака­демию наук СССР. Его труды обогатили науку, особенно есте­ствознание, оригинальными идеями и положениями, сыгра­ли значительную роль в становлении многих современных научных дисциплин и современной научной картины мира. В.И. Вернадского волновали не только вопросы науки и научного творчества. Как лучший представитель передовой либеральной интеллигенции России. Вернадский жил инте­ресами народа, боролся за социальную справедливость и ут­верждение демократических принципов жизни в обществе. Будучи студентом, он активно работал в студенческих общественных организациях, критиковал политический ре­жим в России. В последующие годы Вернадский становится одним из видных деятелей либерального земского движения, активно выступает против вмешательства властей и неве­жественных чиновников в жизнь университетов и научных обществ. В знак протеста против репрессий по отношению к студентам и преподавателям Московского университета со стороны чиновников от образования он прекратил учебную работу и покинул университет. Тем не менее он продолжал вести борьбу за повышение грамотности населения, изменение системы народного образования и просвещения и России.

Пребывая во Временном правительстве России в долж­ности заместителя министра просвещения, Вернадский вы­явил активное желание и стремление служить человеку и социальному прогрессу. Он очень резко осуждал мировые войны XX в. Во многих его работах отмечались разрушитель­ные для природы и человечества последствия Первой миро­вой войны.

В период интенсивной работы над вопросами перехода биосферы в ноосферу Вернадский неоднократно подчерки­вал важность исключения войн из жизни общества. Данное положение выступало у него в качестве одного из важней­ших условий этого перехода. Он с горечью воспринял сооб­щение о нападении фашистской Германии на СССР. Уже 24 июня 1941 г. в газете «Правда» было опубликовано заяв­ление видных советских ученых, среди которых был и Вер­надский, осуждавших Германию за развязанную войну. В по­следующие дни его патриотическая деятельность еще более возрастает. Так. 29 июня в «Правде» публикуется воззвание АН СССР «К ученым всех стран», подписанное ведущими учеными страны. Под ним стояла и подпись Вернадского. 19 июля Вернадский совместно с академиком Н.Д. Зелин­ским обращаются к ученым Великобритании с письмом, в котором призывают их способствовать уничтожению фа­шизма и утверждению мира между народами.

В тяжелое для страны время военных поражений и не­восполнимых потерь Вернадский не терял оптимизма и уве­ренности в победе советского народа над фашизмом. Для этой победы он в 1943 г. передал 100 тыс. р. из присужден­ной ему Сталинской премии первой степени на нужды обороны. В телеграмме И.В. Сталина Вернадскому от имени Красной Армии была высказана благодарность за сделан­ный вклад в столь благородное дело. В военные годы Вер­надский вел и огромную научную работу – написал завершающий труд «Химическое строение биосферы Земли и ее окружения» (1944) и ряд других работ. Через их содержание проводится и оптимистическая уверенность в победе над фашизмом и ином социальном устройстве мира в будущем. Так, в одной   из последних прижизненных публикаций («Несколько слов о ноосфере». 1944) он писал, что нынеш­нее человечество живет в «грозное время, в эпоху разруши­тельной мировой войны». Здесь же он выражает и свое вос­хищение победами советского народа в этой войне. При этом Вернадский высказывает мысль, что последующее развитие общества будет происходить в соответствии с «идеалами демократии»  и в «унисон со стихийным геологическим про­цессом, с законами природы» [1, с. 315]. Это состояние раз­вития общества и природы он называл состоянием ноосфе­ры. Вернадский не скрывал и своего оптимизма в возмож­ности осуществления такого характера социоприродного развития. Его позиция в этом вопросе была четкой. Он пи­сал: «Можно смотреть поэтому на наше будущее уверенно. Оно в наших руках. Мы его не выпустим» [там же].

В осуществлении ноосферного состояния природы и об­щества Вернадский видел предназначение научного знания и смысл своей научной работы. Его активная социальная позиция определяла и то, что он не мог воспринять те фор­мы политического устройства многих стран мира, которые ограничивали свободу научного творчества. А с ней Вернад­ский связывал и возможности созидания ноосферы. Вот по­чему он резко протестовал против политики, направленной на ограничение научной деятельности. «Интересы научно­го знания, – писал он, – должны выступить вперед в теку­щей государственной политике. Свобода научного искания есть основное условие максимального успеха работы. Она не терпит ограничений. Государство, которое представляет ей максимальный размах, ставит минимальные преграды, достигает максимальной силы в ноосфере, наиболее в ней устойчиво» [2, с. 407]. В этой связи им подвергалась крити­ке и политика советского государства в отношении обеспе­чения свободы научного творчества своих ученых. Со всей определенностью Вернадский заявлял, что этой свободы в нашей стране «никогда не было, нет и сейчас» [2. с. 406]. Особое возмущение у него вызывало отсутствие свободы в области «философских исканий», превращение философии в СССР в «официальную», «государственную философию». Все это, по его убеждению, негативно отразится и на разви­тии научного знания.

Отмеченные и другие аспекты деятельности Вернадско­го, широта размышлений и устремлений ученого вызывают особый интерес к его научному творчеству и личностным качествам. Их осмысление может помочь и нынешним ис­следователям более глубоко постигнуть содержание особен­ностей современного этапа развития научного знания, его места и роли в решении актуальных проблем наших дней.

Вершины  естественно-научного и философского творчества

В научном творчестве Вернадского значительное место занимали философские вопросы естествознания, истории и закономерностей развития научного знания, соотношения эмпирического и теоретического в научном познании, вза­имосвязь философии и естествознания, социальные функ­ции научного знания, проблемы социальной ответственно­сти ученых. Глубокие философские мысли были высказа­ны им относительно пространственно-временной структу­ры мира, роли симметрии и асимметрии в явлениях жизни и т. д. Идеи Вернадского о характере развития научной мыс­ли и научного мировоззрения, природе научных революций, структуре научного знания явились крупным вкладом в фи­лософию и науковедение.

Для понимания смысла последних следует учитывать время их выдвижения и обоснования. Научная деятельность Вернадского осуществлялась в период перехода естество­знания от классического этапа его развития к не классиче­скому. Этот переход был по своему существу переломным, революционным в истории его развития. Заслугой Вернад­ского является то, что он, вслед за В.И. Лениным, весьма обстоятельно раскрыл содержание осуществлявшейся на его глазах революции в естествознании.

В ряде работ 20-х гг. и последующих трудах начавшаяся революция в естествознании связывается Вернадским с его бурным развитием. В работе «Мысли о современном значе­нии истории знаний» (1926) он подчеркивал, что есть все основания «говорить о взрыве научного творчества, идуще­го в прочных и стойких, не разрушающихся рамках, зара­нее созданных» [3, с. 185]. Этот «взрыв» сопровождается ко­ренной ломкой установившихся в классической науке теоретических представлений на материю, природу, Универсум и заменой их новыми. Далее он пишет, что в «переживаемое нами время» происходят «коренные изменения в миропони­мании нового времени», так как особенно интенсивно осуществляется «перестройка нашего научного миросозерца­ния», идет «глубокое изменение картины мира» и «коренная ломка идей»  относительно строения и организации природ­ного мира. В этой связи он дает высокую оценку идей А. Эйн­штейна в утверждении новой картины мира. В новых усло­виях познания природы обнаружилась и несостоятельность той картины мира, которую обосновал И. Ньютон. Вот по­чему стал происходить и отказ от нее. Вернадский отмечал, что «отказ от ньютоновских идей является не менее крутым поворотом в ходе научного мышления, чем было их приня­тие. Он кладет грань между двумя мировоззрениями, как положила такую грань для мировоззрения новых веков и средневековая победа И. Ньютона» [3, с. 188]. Этот «отказ» распространялся Вернадским и на методологические осно­вы классической механики (механистический детерминизм, однозначную причинную связь и т.д.).

Проявлением начавшейся революции в естествознании Вернадский считал и «наблюдаемый огромный скачок науч­ного творчества»  в осмыслении «положения человека в на­учно создаваемом строе мира» [3, с. 189]. Конкретно место и роль человека в мире было раскрыто самим Вернадским в его учении о биосфере и ноосфере. Но это было осуществле­но им в работах 30-х – начала 40-х гг. А в 20-е гг. он сосредо­точил внимание на анализе характера преобразований представлений о материи. Так, в незавершенной работе «На­учная революция и философия» (20-е гг.) он весьма подробно раскрывает сущность происходящих изменений на мате­рию и энергию: «Изменяются в корне идеи материи и энер­гии: свет, теплота, электричество получают новое содержа­ние, далекое от представления, которое было создано в XIX столетии... Открываются негаданные и нежданные источ­ники энергии – мертвая инертная материя, непроницаемая и занимающая определенное пространство, уходит в про­шлое, на ее место становится вечно изменяющийся – могу­щий бесследно исчезнуть – самоисточник сил, перед кото­рым давно известные нам великие силы природы являются ничтожными и мелкими. Они служат простым отблеском материи. Время вторгается в область мертвой материи – для нее поднимаются вопросы о пределах ее бытия. Нe только организмы, но и элементы материи имеют свое время и ус­ловия существования. Космогонические схемы, которыми жило человечество в XIX столетии и которые в основе своей являются переработкой спекуляций XVII столетия, кажутся детскими призраками перед совершенно новыми вопроса­ми, какие ставит нам область радиоактивности» [1, с. 56].

В.И. Вернадский отмечал, что в процессе ломки старых воззрений на материю и природу создаются и включаются в систему научного знания понятия и представления, кото­рых не было в предшествующие периоды развития науки. Он подчеркивал значение и роль таких понятий, как «элек­трон», «квант» и других для выражения характера нового этапа развития естествознания. Он писал, что начавшееся «победоносное шествие в современном научном творчестве» отмеченных понятий «есть одно из интереснейших событий в истории научной мысли» [3, с. 187]. Вернадский призывал своих последователей изучать данное «событие» в науке.

В ходе научных революций разрушаются и отбрасывают­ся только те теоретические воззрения и представления, ко­торые оказались ложными и несовместимыми с новыми эм­пирическими фактами. При этом некоторые из старых тео­рий и концепций могут получить новые импульсы к своему развитию. Данный аспект научных революций нашел свое освещение и в трудах Вернадского. Им был сделан вывод о созидательном характере научных революций: «Научная работа этих эпох (научных революций. – П.К.) имеет яркий созидательный, а не разрушительный характер. Строится и создается новое; оно для своего создания часто использу­ет, перерабатывая до конца, старое. Обычно выясняется неожиданно для современников, что в старом давно уже та­ились и подготовлялись элементы нового. Часто сразу и вне­запно это старое появляется в новом облике, старое сразу освещается» [3, с. 184]. По Вернадскому, не все старые зна­ния разрушаются. В новых исторических условиях развития научного знания некоторые старые понятия и представле­ния обогащаются новым содержанием.

В.И. Вернадским по-новому было «освещено» содержание понятий «биосфера» и «ноосфера», которые ввели в систему научного знания другие ученые. Это стало возможным бла­годаря освоению им истории развития научного знания, и прежде всего учения о биосфере. Вернадский демонстриру­ет глубокое знание истории зарождения и развития науч­ных знаний. Его оценки научных идей многих ученых отли­чаются корректностью и объективностью, раскрывают их значение для нынешнего этапа развития науки. Так, во мно­гих работах Вернадского используется положение И. Канта о естественном теле. У Канта оно выражало зарождение и саморазвитие Солнечной системы. «Естественное тело – писал Кант? – обладает способностью самостоятельно увеличивать в себе силу, возбужденную в нем извне причиной его движения, так что в нем могут оказаться степени силы, которые не были вызваны внешней причиной движений, и притом большие, чем эта причина» (4, C.79). Саморазвитие естественного тела выступало у Канта выражением природ­ного явления, его процессуального бытия.

Отмеченная мысль Канта была использована Вернад­ским для определения предмета как собственных исследо­ваний, так и всего естествознания. В отношении последне­го он писал, что «в основу современного точного естество­знания кладется представление об естественном (природном) теле или естественном (природном) явлении». По его убеждению, «только такие тела изучаются натуралистом ре­ально, будь это астроном, геолог или физик, который каса­ется природных тел. Естественное или природное тело – это есть всякое природное, независимое от нас обособленное в пространстве и во времени от других природных тел и при­родных явлений, материальное или материально-энергети­ческое проявление» [5, с. 176]. Таким образом, Вернадский не только конкретизировал идею Канта о естественном теле, но и подчеркнул ее методологическую роль для естество­знания. На ее основе развились и биосферные представле­ния Вернадского.

Учение о биосфере является одним из крупнейших науч­ных и философских обобщений. Оно впитало в себя эволю­ционные идеи Дарвина, представления о природе Гете, Гум­больдта, Ламарка, Зюсса, Докучаева и других ученых. В него были включены и собственные биогеохимические исследования природы. Тем самым Вернадский не только продол­жил материалистическую тенденцию познания природы, но и поднял ее на новую высоту. Логическим завершением этой тенденции явилось обоснование Вернадским перехода био­сферы в ноосферу.

Учение о переходе биосферы в ноосферу – вершина его естественно-научного и философского творчества. Вернад­скому удалось вскрыть космопланетарную роль научной мысли как новой геологической силы, единство природных и социальных законов эволюции, возможности человека и человечества управлять природными и социальными про­цессами. Тем самым он продолжил традицию русского кос­мизма поиска взаимосвязанного развитию природного (кос­мического) и социального, естественно-научного и гумани­тарного знания. Учение Вернадского о биосфере и ноосфе­ре явилось основанием его антропокосмической идеи.

Представления Вернадского о биосфере и ее эволюции были восприняты и далее развивались и такими видными представителями русского космизма, как П.А. Флоренский. Н.Г. Холодный, А.Л. Чижевский. Использование ими труда Вернадского «Биосфера», личное общение с ним позволило придать и их работам, касающимся природы и взаимоотно­шения с нею человека, оригинальность и научный статус. Особенно плодотворно биосферные идеи Вернадского раз­рабатывались Н.Г. Холодным [6]. Результаты его исследова­ния биосферы использовались и Вернадским. Но он был «ведущим» в разработке аитропокосмической идеи. Все это и определило особое место и роль Вернадского в развитии того идейного течения мысли, которое получило название «рус­ский космизм».

«Вопросы широкого масштаба» в развитии научного знания

В творческом наследии Вернадского существенное мес­то занимают вопросы не только истории знаний, но и свое­образия их современного и будущего развития. Необходи­мость анализа последних определялась вступлением науч­ного знания, и прежде всего естествознания, в период революционных преобразований. В этих условиях важное зна­чение приобретало появление общих закономерностей его развития. «В эпоху «взрыва научного творчества», – писал он, – особенно проявляются вопросы широкого масштаба, вопросы основных научных проблем» [1. с. 256].

Среди «основных» проблем научного знания первостепен­ное место отводилось вопросам логики и методологии есте­ствознания. Для Вернадского они были самостоятельными разделами знания, отдельными научными дисциплинами. При этом он отмечал, что они пока «отсутствуют в современном строе науки». Со всей ответственностью он заявлял, что методологии естествознания «совсем нет», а логика - «не от­вечает современному содержанию наук о природе». Это свя­зано с тем, что существующая логика занимается только разработкой правил пользования понятиями. Такая логика, по его убеждению, не может содействовать развитию есте­ствознания. А между тем при «всерастущем значении есте­ствознания в жизни человечества и в истории планеты та­кое положение дел не может долго длиться. К созданию этих дисциплин должна быть направлена научная работа» [I.c. 256]. Важность создания и развития логики и методологии ес­тествознания Вернадский связывает с возрастающим зна­чением естественных наук в жизни человечества, необходимостью постижения ими законов развития нашей планеты. Способствовать этому могут логика и методология есте­ствознания. Так, «логика естествознания должна прежде всего научить правильно строить – описать понятием – ес­тественное тело или естественное явление, причем совсем не безразлично, где оно имеет место – в биосфере или в не­бесном пространстве» [2, с. 539-546]. Результативность осу­ществления такого познания он соотносит с уровнем разра­ботки логики и методологии естествознания.

При этом особое внимание Вернадский уделяет логике естествознания, ориентированной на познание той приро­ды, которая окружает человека. Ее постижение и является «конечной задачей» данной области знания: «Логика есте­ствознания, имеющая своей конечной задачей научное познание окружающей человека природы, прежде всего той планеты, на которой человек живет – Земли, и той ее среды – биосферы – области его жизни, с которой стихийно и нераз­рывно связан человек и его сообщества» [1, с. 262]. Созда­ние такой логики Вернадский считал «очередной задачей ближайшего будущего».

В.И.Вернадский определил не только «конечные задачи» естественных наук. По его убеждению, проблемы биосферы привлекут внимание и представителей других областей на­учного знания. В работе «Научная мысль как планетное яв­ление» (1938) он отмечал, что в XX в. происходит «рост наук о биосфере», а сама биосфера становится «основной обла­стью научного знания». При этом им был очерчен и круг на­учных дисциплин, ориентирующихся на исследование био­сферы. По Вернадскому, «науками о биосфере и ее объектах» станут «все науки гуманитарные без исключения, науки естественные в собственном смысле слова»   и «все науки технические – прикладные науки в широком их понимании» [2, с. 437].

Особое значение научного знания Вернадский видел в постижении им процесса перехода биосферы в ноосферу. Его осуществление связывалось с уровнем развития науки, ее интеграцией и возможностями способствовать совместно­му развитию человека и биосферы. Он оптимистически смотрел на эти возможности научного знания. В этой связи нельзя согласиться с мнением некоторых современных ав­торов, которые высказывают весьма пессимистические суж­дения по данным вопросам. Например, Р.К. Баландин на поставленный им вопрос: «Готова ли современная наука к решению чрезмерно запущенных задач, связанных с познанием биосферы, места в ней человека?», дает отрицатель­ный ответ. Основанием для него он приводит следующие суждения: «Рыночные отношения в сфере интеллектуальной деятельности, основанные на принципах экономической (а не экологической) рентабельности, скорейшей финансо­вой отдачи – это и есть один из факторов деградации науч­но-философской свободной мысли» [7, с. 115]. Все это якобы и не позволяет перестроить сознание современного челове­ка на формирование качественно новых форм его взаимо­отношений с природой.

Ухудшение состояния окружающей среды, осознание опасностей, которые грозят человечеству от усиления дес­табилизации биосферы, наложило свой отпечаток и на со­знание людей. В настоящее время, хотя и медленно, но, тем не менее, идет процесс формирования экологического созна­ния у людей многих стран мира. Происходит переоценка традиционных для индустриальной цивилизации ценно­стей. Как отмечает активный деятель Римского клуба и основатель Будапештского клуба Э. Ласло. «новое сознание уже появилось на передовом созидающем рубеже общества... Происходит сдвиг от потребительства, основанного на ко­личестве, к избирательности – предпочтению по качеству, определяемому безвредностью товара или услуги для окру­жающей природной среды, эффективности в производстве и потреблении» [8, с. 120].

Э. Ласло называет и те конкретные старые представле­ния и мифы, которые тормозят развитие нового сознания и от которых следует отказаться. Это – миф о неисчерпаемо­сти природы, устройстве природы по принципу механизма, понимания жизни как борьбы за выживание и некоторые другие. Человечеству, полагает он, следует научиться жить в разнообразном мире, усвоить положения планетарной эти­ки и качественно новые формы мышления, организации социальной жизни и взаимоотношения с окружающей его при­родой. Успех в освоении отмеченных и иных ценностей Лас­ло связывает с уровнем развития научного знания и его ис­пользования человеком. «Лучшее миропонимание, – пишет он, – подсказанное новейшими научными теориями, прида­ло бы позитивный импульс эволюции сознания людей и при­близило бы нас к более адекватному пути всего обществен­ного развития» [8, с. 140].

Данный вывод соответствует и мыслям Вернадского о роли науки в жизни человека. А вот выше процитированное суждение Баландина идет «вразрез» с ними, подрывает веру в возможности научного знания содействовать социальному прогрессу и строить качественно новые формы взаимоотношений человека с биосферой.

Современная наука в состоянии обсудить и предложить реальные пути решения вышеотмеченных проблем. Есте­ственно, что существующее социально-политическое уст­ройство мира, появление все новых угроз человечеству тор­мозят использование достижений науки для решения про­блем биосферы и человека. В будущем они будут приобре­тать еще большую актуальность, и биосфера, закономерно­сти ее эволюции и проблемы взаимоотношения с нею чело­века будут центром притяжения всего научного знания. Об­щность предмета познания определяет и общность позна­вательных установок в науке.

«Общность закономерностей для разных проявлений знаний»

Вопросы познавательных установок в системе научного знания всегда были в центре внимания Вернадского. Ана­лизируя состояние науки своего времени и тенденции ее развития, он отмечал, что в ней стали утверждаться единые познавательные подходы. Научная революция, охватившая все естествознание XX в., находит свое проявление в ин­теграции его многих областей, утверждении в нем единых познавательных методов, общего стиля мышления ученых и т.д. Вернадский констатировал, что в науке XX в. «все ярче выдвигается общность закономерностей для разных проявлений знаний» [2. с. 151].

«Общность закономерностей» в развитии научного зна­ния наиболее очевидно стала проявляться на рубеже XX-XXI вв., когда человечество столкнулось с глобальными проблемами и необходимостью их решать. При этом перво­очередное значение приобретает определение теоретиче­ских основ концепций единого социоприродного разви­тия, роли и возможностей научного знания способствовать их осуществлению. Вот почему анализ сформулированной Вернадским тенденции научного знания приобретает осо­бую актуальность.

В современной философии науки наиболее общие уста­новки на процесс познания и выражения его результатов получили свое закрепление в понятии «парадигма». Данное понятие было предложено в 1962 г. американским истори­ком науки и философом Т. Куном для обозначения совокуп­ности фундаментальных знаний, теоретических, методологических и аксиологических установок, принятых научным сообществом для решения назревших научных проблем. В этой связи возникает вопрос: имеем ли мы право связывать понятие «парадигма» с научным творчеством Вернадского? Ведь такое понятие он не использовал в своих научных тру­дах. Ответ на данный вопрос можно получить при анализе следующей проблемы философии науки, которую обсуждал Вернадский.

В труде «Научная мысль как планетное явление» он рас­сматривал философию холизма, которая была обоснована южноафриканским философом и политиком Я.Х. Смэтсом. Вернадский называл ее «любопытным философским течени­ем, могущим иметь большое значение для решения частной проблемы о непроходимой грани, разделяющей живые и кос­ные естественные тела биосферы, т.е. живое и мертвое в их научном реальном выявлении» [2, с. 509]. Он полагал, что данное философское течение может «дать новый облик тео­рии познания» и помочь натуралистам в познании «реаль­ной биосферы».

Оценка Вернадским философии холизма существенно от­личалась or ее оценок другими учеными того времени. На­пример, И.И. Шмальгаузен в работе «Организм как целое в индивидуальном и историческом развитии» (1938) холис­тические идеи Смэтса называл «дальнейшей фазой развития неовитализма» [9, с. 14]. Ученому-материалисту И.И. Шмальгаузену было чуждо виталистическое (идеалистическое) толкование соотношения целого и части в организме, кото­рого придерживался Смэтс.

Для Вернадского же философия холизма с ее «пониманием живого организма как единого целого в биосфере» (2, с. 508] была созвучна с его собственными представлениями о био­сфере: не только организм, но и вся биосфера является це­лостной системой. Его концепция биосферы была, по существу, холистической. На эту ее особенность обращают вни­мание некоторые современные ученые. Так, активные сто­ронники международного экологического движения Н. Полу­нин (Великобритания) и Ж. Гриневальд (Швейцария) в ста­тье, посвященной творчеству Вернадского, пишут: «Порази­тельно и прискорбно то, что западная научная культура, для которой английский язык в настоящее время наиболее ши­роко употребляем, до недавнего времени игнорировала ра­боты Вернадского и то, что ими символизируется: холисти­ческую концепцию биосферы, изучение биогеохимических циклов биосферы и их усиления под влиянием человеческой деятельности, а также интегрирующие исследования Зем­ли, как целого» [10. с. 122].

Холистическая концепция биосферы Вернадского была опубликована в 1926 г., а работа Смэтса «Холизм и эволю­ция» – в 1927 г., что свидетельствует о приоритетности рус­ского ученого в использовании холистической идеи в конк­ретном познании биосферы и выражении полученного знания в последовательно материалистической трактовке. У Вернадского холизм был составной частью его научных ис­каний, «пронизывал»  их.

Холистическая познавательная установка находит свое применение и у современных ученых. Некоторые из них под­черкивают ее универсальный характер. Так. Э. Ласло пишет, что «научное мышление развивается как холистическое, стремясь воспринимать мир как целое» [8. с. 140]. В цитируемой работе анализ природного и социального мира осу­ществляется ее автором с учетом их взаимосвязей и как единого целостного образования. Причем холистическая уста­новка трактуется в качестве парадигмальной. Ласло рас­крывает и ее выраженность: «Холистическая парадигма в науках утверждает лишенную Примитивизма сложность в противовес механистическим мировоззрениям. Мы неотде­лимы друг от друга и от планетарной окружающей среды. Мы все участники действа природы: взаимодействуя друг с другом, мы простираем свое воздействие на биосферу, которая, в свою очередь, уходит корнями во Вселенную» [8, с. 160]. Холистическое понимание мира он считает «пе­редним краем современной науки». Этот вывод получает подтверждение при осуществляемом им исследовании осо­бенностей познавательного процесса в современной биоло­гии, физике и психологии.

В работах Вернадского холистические идеи нашли выра­жение в системной методологии. Следует отметить, что и в современной философии науки холистические идеи чаще всего реализуются в системном подходе. Но ученые обраща­ют внимание и на то, что системный подход является «яд­ром» системной парадигмы [11. с. 3 1]. К ее обоснованию «причастен» и Вернадский. Особое внимание он уделял де­терминистской, эволюционистской и некоторым другим методологическим установкам в науке XX в.

«Я никогда не жил одной наукой»

Духовные устремления и творческие усилия великого ученого XX в. не ограничивались только наукой. В конце жизни (1943) он писал: «Я никогда не жил одной наукой». И на вопрос, что же он любит, кроме своих научных занятий, отвечал: «Художественную литературу люблю и за ней вни­мательно слежу. Очень люблю искусство, живопись, скульп­туру. Очень люблю музыку, сильно ее переживаю. Большое мое лишение, что редко мне ее приходится слушать по моим годам» [12, с. 97]. В центре его внимания были вопросы ис­тории материальной культуры, религии, философии, этики, психологии научного творчества и т.д. Выявление места и роли отмеченных видов искусств в мировоззрении Вернад­ского является весьма важным направлением постижения его творчества и раскрытия личностных качеств.

Об отношении Вернадского к художественной литерату­ре могут свидетельствовать его оценки творчества ее вид­нейших представителей. Так, в работе «Мысли и замечания о Гете как натуралисте» он характеризует его не только как «крупного натуралиста», но и его художественное творче­ство. Вернадский называет Гете «великим поэтом» и «худо­жественным гением». В научных работах Вернадского упо­минаются также Ф. Шиллер, А. С. Пушкин и А. Мицкевич, Ф.М. Достоевский и Л.Н. Толстой и многие другие выдаю­щиеся писатели и поэты.

Через всю свою жизнь он пронес любовь к художествен­ной литературе. Даже в первые трудные годы Отечествен­ной войны им были прочитаны «Былое и думы» А.И. Герце­на, «Падение Парижа» И.Г. Эренбурга, «Тихий Дон» и «Под­нятая целина»  М.А. Шолохова и др.

От чтения художественной литературы Вернадский по­лучал не только эмоциональное наслаждение. Художествен­ная литература была для него источником и роста, и расширения его духовных исканий. Он писал, что во время чте­ния многих художественных произведений у него «роятся» не только собственные мысли по поводу прочитанного, но и в «другом направлении» [13. с. 421]. Так, на характер пости­жения и выражения им биосферных процессов (их взаимо­связи, организованности и направленности) существенное влияние оказывали образы природы в поэзии И.Гете и Ф.И. Тютчева. В этом отношении становится понятным, почему эпиграфом к труду «Биосфера» Вернадский взял сле­дующие замечательные строки Ф.Тютчева:

Невозмутимый строй во всем,

Созвучье полное в природе.

Именно «созвучье» структур и процессов в биосфере было предметом пристального внимания Вернадского, которое он раскрыл и описал языком науки. Но он использовал и язык художественной литературы, его образность. Уже на первых страницах работы «Биосфера» мы встречаем выражения: «небесные светила», «небесные пространства», «люди как дети Солнца» и т. д., которые являются по своей сути худо­жественными образами. Но их употребление Вернадским позволило не только вызвать интерес читателя к научному труду, но и раскрыть своеобразие биосферы как естествен­ного тела, ее место в «мировой среде». В работе Вернадского «Мысли о современном значении истории знаний» (1926) часто встречаются словосочетания: «бурный поток нового», «геометрический образ атома», «нити древних исканий», «ду­ховная личность человека» и многие другие, которые мож­но отнести к разряду выражений «изящной словесности». В данном труде они использовались для раскрытия тех изме­нений, которые имели место при переходе науки от класси­ческого этапа ее развития к неклассическому.

Художественные образы продуктивно применялись Вер­надским и во многих других его научных трудах. Сочетание языка науки и художественной литературы, особенно при описании природы, позволяло ему выразить многообразие связей и процессов в ней, и даже красоту ее явлений. Все это делает его научные произведения понятными и доступ­ными для восприятия широкими кругами читателей.

В.И. Вернадский подчеркивал влияние художественной литературы не только на свое самосознание, но и всего рус­ского народа. В речи, произнесенной 2-го января 1927 г. на открытии выставки, посвященной видному биологу XIX в. К.М.Бэру, он говорил, что Академия наук «не может остав­лять без внимания то жизненное значение», которое имеет для «нашей страны» и «нашего народа» русская художествен­ная литература.

«Выявление» ее роли в духовной жизни народа, станов­лении «народного самосознания» и влиянии на мировую культуру Вернадский считал одной из важных проблем на­уки. При этом он подчеркивал, что уже «настала пора выяс­нения» и роли других видов художественного творчества русского народа в современной духовной жизни «нашего народа» и его «научном творчестве» [13. с. 425-427].

В научном творчестве Вернадского особое место занимала музыка. Музыкальные звуки часто использовались Вер­надским в его научных трудах для описания природных процессов. Характерной в этом плане может быть его «Биосфе­ра». Анализ и описание биосферы, ее места в Космосе Вер­надский начинает с констатации всех космических излуче­ний, принимаемых нашей планетой как музыкальные зву­ки. Своеобразие последних он выражает числом октав. Вер­надский считал, что все космические излучения можно вы­разить с помощью существующих в природе и музыке соро­ка октав. Например, световые лучи Солнца он принимал за одну октаву, тепловое излучение – три октавы, ультрафио­летовое – пол-октавы. Отсутствие остальных октав Вернад­ский связывал с тем, что многие космические излучения по­глощаются материальной средой высших слоев земной ат­мосферы. Так с помощью языка музыки и науки он выразил свое восприятие места Земли и ее биосферы в Космосе.

О месте музыки в своих духовных исканиях говорилось им и во многих других его работах и письмах. Но особенно выразительно – в письме к внучке Т. Н. Толь от 30-го декаб­ря 1943 г.: «Я мало понимаю в музыке, но она мне много дала. Я пережил не раз, слушая хорошую музыку, глубокое влияние ее на мою мысль. Некоторые из основных моих идей, как идея о значении жизни в космосе, стали мне ясными во вре­мя слушания хорошей музыки. Слушая ее, я пережил глубо­кое изменение в моем понимании окружающего. И сейчас, в старости, мне очень недостает, что я так редко могу слу­шать хорошую музыку. Хорошее пение птиц вызывает то же самое; это другой язык» [13, с. 427].

В цитируемом высказывании Вернадский утверждает влияние музыки и пения птиц на свое эмоциональное состо­яние, роль последнего в его интеллектуальной деятельно­сти. В этом отношении его научное творчество может быть и примером сочетания рациональных и эмоциональных сто­рон в духовной деятельности ученого. Процесс постижения им природы, как объективно существующей реальности и отражения полученного знания в самых разных научных формах, осуществляется не только благодаря рациональным сторонам мышления, но и эмоциональным «переживаниям». Вернадский не только отмечал роль своих личных «пережи­ваний» в познании им природы, но и говорил о важной роли эмоционально окрашенного характера мышления в научном познании. Эмоции ученого, их глубину он считал и важней­шим стимулом развития науки. При этом он считал, что фактором формирования эмоций выступает не только искус­ство, но и природа.

Общение с природой является, по признанию Вернад­ского, источником его «личных переживаний», так как только в таком психическом состоянии становится возможной «своеобразная и интенсивная» «творческая внутренняя ра­бота» ученого. Вернадский полагал, что в научном творчестве отдельных ученых-натуралистов «этот субъективный элемент выдвигается на первое место» [2, с. 183].

Исходя из этого становится понятным и тот интерес, ко­торый проявлял Вернадский к выявлению роли эмоций в творческой деятельности естествоиспытателей. Он считал, что постижение ими природы должно быть сходным с ее вос­приятием художником. «Видение природы, особенно нату­ралистом, – писал он, – отражает в себе всегда психический уклад художника. В связи со своей духовной личностью или с состоянием знаний в свою эпоху натуралист дает нам ту или иную картину одного и того же природного явления, подобно тому как живописец разной эпохи и разного на­строения совершенно разно рисует одну и ту же великую картину природы» [2. с. 187]. При этом он отмечал и то, что в каждом конкретном «научном описании природы есть лирический элемент».

О наличии «лирического элемента» у самого Вернадско­го можно судить по характеру его восприятия и описания Днепра и Волги, которое он приводит в дневнике (20-е июля 1884 г.): «Тихо, медленно, изо дня в день размывая и слагая твердый материал своих берегов, они текут, несут свои воды, несут награбленное у земли, у материка и сносят его в море, загромождая свои устья. Велика река ночью, когда ясная ее поверхность едва колеблется от расходящейся зыби, когда пароход скользит по ней и, разбивая ее поверх­ность, отбрасывает волны на берега реки. Здесь они нахо­дят одна на другую, сливаются, сцепляются, и шум от них едва-едва слышится нам вдали». А вот «когда заходит солн­це и разноцветные облака востока неба отражаются в зыби реки, когда они, сливаясь, дают пеструю картину отражен­ных цветов, когда ничего не видно на берегах, тогда в душу проникает какое-то спокойствие...». Качественно иной пред­стает перед Вернадским река ночью. В это время «все живое перед ней отступает, ночью птица не скользит по ее поверх­ности, рыба спит, а ты идешь и гонишь к берегам ее воды – они расступаются и плачут монотонно о начале своего по­корения» [14. с. 57-58].

Вдумчивый читатель может соотнести описание Волги и Днепра Вернадским с образами рек в художественных про­изведениях Н. Гоголя (Днепр). Я. Колоса (Припять). Л. Тол­стого (Терек), А. Чехова (Енисей) и т.д. На наш взгляд, эле­менты «изящной словесности» демонстрирует и Вернадский.

Более того, он выражает и свое предчувствие негативного характера отношения человека к «своим» рекам. Человек, уже в недалеком будущем, «покорит» их. Вот почему они «мо­нотонно плачут» по этому поводу.

«Лирическое» восприятие и описание Вернадским вод из­вестных рек в ранние годы наложило отпечаток и на его на­учные размышления в последующие годы его жизни. Вер­надского интересовали вопросы происхождения и геологии воды, взаимодействия природных вод и живого вещества, места и роли воды в структуре и функционировании биосфе­ры и т.д. Результатом его исследования отмеченных и дру­гих вопросов стал труд «История природных вод» (1933). По широте и глубине постижения затронутых проблем и раз­витых в нем идей он не имеет аналогов в мировой научной литературе.

В.И. Вернадским выявлена была, прежде всего, плане­тарная роль воды и ее значение в существовании биосфе­ры. Свои мысли по данному вопросу он выразил весьма определенно: «Вода стоит особняком в истории нашей пла­неты. Нет природного тела, которое могло бы сравниться с ней по влиянию на ход основных, самых грандиозных, гео­логических процессов. Нет земного вещества – минерала, горной породы, живого тела, которое бы ее не заключало. Все земное вещество – под влиянием свойственных воде ча­стичных сил, ее парообразного состояния, ее вездесущно­сти в верхней части планеты – ею проникнуто и охвачено.

Не только земная поверхность, но и глубокие – в мас­штабе биосферы – части планеты определяются, в самых су­щественных своих проявлениях, ее существованием и ее свойствами» [15, с. 20].

Суждения Вернадского о воде, ее месте и роли в бытии природы являются еще одним свидетельством того, что его научное творчество развивалось во взаимодействии с дру­гими элементами культуры. Зависимость от них развития науки многократно подчеркивалась ученым. В лекциях по истории научного мировоззрения, прочитанных в Москов­ском университете еще в 1902- 1903 гг., Вернадский гово­рил, что «научное мировоззрение развивается в тесном об­щении и широком взаимодействии с другими сторонами духовной жизни человечества. Отделение научного миро­воззрения и науки от одновременно или ранее происходив­шей деятельности человека в области религии, философии, общественной жизни или искусства невозможно. Все эти проявления человеческой жизни тесно сплетены между собою и могут быть разделены только в воображении» [2, с. 34].

Последующее творчество Вернадского как раз и осуще­ствлялось на сочетании отмеченных им сторон духовной культуры. В силу этого он и достиг высоких результатов в науке, определил стратегию ее развития на далекую перс­пективу. Его путь в науке может быть и примером для современных ученых, особенно научной молодежи, в их твор­ческих исканиях.

Все вышесказанное следует учитывать и при анализе на­учного творчества самого Вернадского, его роли в развитии научного знания. Необходимо обратить внимание и на со­циокультурные аспекты его научного творчества. При этом первостепенное значение приобретает вопрос об истории развития учения о биосфере и того нового, что внес в него Вернадский.

Литература

1.  Вернадский В.И. Труды по философии естествознания  М., 2000.

2.  Вернадский В.И. О науке. Дубна, 1997. Т. I.

3.  Вернадский В.И. Труды по истории науки. М., 2002.

4.  Кант И. Собр.  соч.: В 8 т. М., 1994. Т. I.

5.  Вернадский В.И. Химическое строение биосферы Земли и ее окружения. М., 2001.

6.  Холодный Н.Г. Избранные труды. Киев, 1982.

7.  Баландин Р.К. Ноосфера или техносфера //Вопросы философии. 2005, № 6.

8.  Ласло 3. Макросдвиг: (К устойчивости мира курсом перемен). М., 2004.

9.  Шмальгаузен И. И. Организм как целое в индивидуальном и историческом развитии: Избр. тр. М., 1982.

10. Полунин И., Гриневалъд Ж. Биосфера и Вернадский // Вестник РАН. 1993. № 2.

11.Заварзин Г.А. Индивидуалистический и системный под­ходы в биологии // Вопросы философии. 1999, № 4.

12. Историческая анкета В.И. Вернадского // Природа. 1967,  № 9.

13. Вернадский В.И. Мысли и замечания о литературе и искусстве // Пути в незнаемое. М., 1966.

14. Из дневников В.И. Вернадского // Природа. 1967. № 12.

15. Вернадский В.И. История природных вод. М., 2003.

 

Глава 2. ИСТОРИЯ СТАНОВЛЕНИЯ УЧЕНИЯ О БИОСФЕРЕ

«Природа» и «биосфера»: тождество и различие понятий

В условиях все большего обострения экологических про­блем особую актуальность приобретают вопросы формиро­вания научных воззрений на биосферу и определение воз­можных путей оптимизации социоприродных взаимодей­ствий. Но для этого нужно получить глубокие знания о сущ­ности биосферных процессов. Только опираясь на эти зна­ния, можно будет формировать у людей и соответствующие воззрения. В связи с этим возникает и следующий вопрос. Обладает ли нынешнее поколение людей такими знаниями и представлениями? В качестве ответа на поставленный вопрос может быть утверждение Н. Полунина и Ж. Гриневальда: «Есть множество подтверждений тому, что научная концепция биосферы так и неизвестна, к сожалению, огром­ному большинству людей» [1, с. 122].

В чем же причины такого положения? На наш взгляд, одной из них следует считать место биосферных идей в систе­ме научного знания. В первой половине XX в. они разделя­лись и развивались узким кругом исследователей. В бывшем СССР, например, приверженцами этих идей были только некоторые представители естественно-научного направле­ния русского космизма (Флоренский, Холодный. Чижев­ский), ученики и последователи Вернадского. Представите­лям многих других областей научного знания они были не­известны. Не находили они своего использования и в учеб­ной работе с учащимися и студентами.

Более широкий интерес к проблемам биосферы, ее науч­ной концепции стал проявляться во второй половине XX в. Причем некоторые исследователи обосновывали важность выдвижения многих концепций биосферы с целью успеха ее познания. Так, еще в 70-е гг. Г.Ф. Хильми постулировалось положение о наличии биогеохимической (Вернадский), биогеоценотической (Сукачев), кибернетической (Ляпунов), тер­модинамической (Хильми) и геофизической (Будыко) концепций биосферы. Все они считались самостоятельными и независимыми друг от друга.

Но выдвижение большого числа концепций биосферы оказалось малопродуктивным направлением ее познания и

таким же условием формирования научных воззрений на ее сущность. В современной науке предпочтение отдается кон­цепции биосферы Вернадского. Автор разделяет точку зре­ния уже цитировавшихся западных экологов, что в наши дни использование понятия «биосфера» и его содержания может быть плодотворным только «в том полностью научном смыс­ле, в каком его употреблял Вернадский» [1, с. 123]. Пости­жение этого «смысла» и является предметом нашего внимания, в том числе история зарождения и становления учения о биосфере, отношение Вернадского к своим предшествен­никам и его оценка их вклада в создание основ научной кон­цепции биосферы.

Действительно, все своеобразие концепции биосферы Вернадского может быть выявлено при анализе ее истоков, правильной оценке того, что сделали другие ученые, какую «почву» они подготовили для становления его идей о биосфе­ре. Анализ научной и учебной литературы показывает, что нет единого подхода в трактовках относительно первых ав­торов понятия «биосфера». Часто таковым называется из­вестный французский естествоиспытатель Ж.Б.Ламарк (1744-1829). Даже в «Предисловии» к последнему изданию работы Вернадского «Биосфера» его авторы утверждают, что «впервые понятие «биосфера» как «область жизни» было вве­дено в науку Ж. Б. Ламарком в начале XIX века» [2, с. 6]. Иног­да приоритет Ламарка в выдвижении рассматриваемого по­нятия «подкрепляется» якобы высказыванием Вернадского. Так, Э.И. Колчинский пишет: «Само понятие "биосфера", по мне­нию Вернадского, сформулировано Ж.Б. Ламарком» [3. с. 7]. Данное утверждение не имеет под собой реальных основа­ний. Здесь налицо искажение мыслей Вернадского относи­тельно истории появления этого понятия.

Число подобных трактовок приоритета Ламарка харак­терно и для других авторов, в том числе учебной литерату­ры. Так, в одном из учебных пособий для студентов педаго­гических вузов приводятся следующие положения: «Поня­тие о биосфере как области жизни на Земле связано с именем французского естествоиспытателя Ж.Б. Ламарка. Оно появилось в начале XIX века, означало мир живых существ, населяющих Землю, и имело общебиологический характер. В научный лексикон термин «биосфера» был введен австрийским геологом Зюссом позже – в 1875 г. Под биосферой ста­ли понимать поверхностный слой Земли, в котором обита­ют организмы, т.е. представление о биосфере приобрело гео­логический смысл» [4, с. 392]. Верным, на наш взгляд, явля­ется только положение, касающееся приоритета Зюсса в от­ношении авторства термина «биосфера». А что высказывал сам Вернадский в отношении авторства понятия «биосфе­ра» и кого он видел в качестве своих предшественников?

Мнение Вернадского по первой части поставленного во­проса было однозначным: «Биосфера и ее приближенный си­ноним – Лик Земли – оба понятия, введенные Э. Зюссом ...» (5, с. 64). Но в другом месте он пишет и о том, что на нали­чие биосферы как «особого и реального явления на нашей планете – естественного тела» указывалось «намного рань­ше, в конце XVIII – начале XIX в.» [6, с. 393].

Приоритет Зюсса во введении в систему научного зна­ния понятия «биосфера» Вернадский подтверждает на мно­гих страницах своих работ. Но он пишет и о наличии био­сферных идей в науке рубежа XVIII-XIX вв. Но в ней не было термина «биосфера». Естествоиспытатели того времени чаще всего имели дело с понятием «природа». Но Вернад­ский, характеризуя их воззрения на природу, весьма часто называет их «биосферными». Такие представления развивал, например, известный немецкий поэт и мыслитель И. Гете (1749-1832). Природа у Гете выступает в форме биосферы. На эту сторону его видения природы обращал внимание и Вернадский. Он писал: «Природа Гете есть только биосфе­ра, имеющая определенное строение, и он был прав, когда стремился, рассматривая любое природное явление, искать проявления целого – природы – строения биосферы – в бес­численных частных ее проявлениях. В эпоху Гете такое по­нимание природных явлений было исключением» [7. с. 260]. Отмеченное Вернадским «понимание» природы Гете было характерным и для Ламарка. В отношении последнего он писал, что Ламарком «дано яркое представление значения биосферы в истории нашей планеты» [5, с. 76].

Все сказанное позволяет сформулировать новый вопрос. Почему Вернадский представления Гете и Ламарка на при­роду характеризует как биосферные? Ответ может быть по­лучен при анализе воззрений самого Вернадского на понятия «природа» и «биосфера». Для этого приведем некоторые из его суждений. Так, в работе «Химическое строение био­сферы Земли и ее окружения», он писал: «Биосфера – это сре­да нашей жизни, это та "природа", которая нас окружает, та "природа", о которой мы говорим в разговорном языке. Человек – прежде всего своим дыханием, проявлением всех своих функций – неразрывно связан с этой "природой", хотя бы он жил в городе или в уединенном домике» [5, с. 75].

Цитируемое положение, несмотря на его ясность, Вер­надский конкретизирует на многих страницах своих книг. Например, в работе «Научная мысль как планетное явление» он подчеркивает тождество и различие этих понятий, их «широкий» и «узкий» смысл. «Биосфера отвечает тому, – пишет он, – что в мышлении натуралистов и в большинстве рассуждений философии в случаях, когда они не касались Космоса в целом, а оставались в пределах Земли, отвечает Природе в обычном ее понимании. Природе натуралистов в частности» [8. с. 385]. Нет необходимости комментировать приведенные положения Вернадского. Его мысли относи­тельно «широты» понятий «природа» и «биосфера» будут по­нятны и читателям данной работы. А вот пониманию при­роды натуралистом Ламарком и некоторыми другими сле­дует уделить внимание с целью внесения «ясности» в вопрос об истоках учения о биосфере.

При осуществлении такого исследования важно руковод­ствоваться положениями Вернадского о сходстве и разли­чии понятий «природа» и «биосфера», его оценками своих именитых предшественников. Ведь многие ошибочные суж­дения относительно времени введения в науку понятия «био­сфера» выносятся в силу того, что их авторы не учитывают истории развития учения о биосфере, соотношения понятий «природа» и «биосфера», их содержания, конкретных сужде­ний Вернадского по отмеченным вопросам.

Природа – «это необъятная совокупность различных существ и тел...»

В творчестве Ламарка вопросы природы, ее бытия, струк­туры и развития были одними из важнейших. Их он подни­мает и обсуждает как в философских, так и естественно-на­учных работах. При знакомстве с ними обнаруживается де­истическое видение им природы. Деизм Ламарка проявился, прежде всего, в том, что становление природы он связы­вал с деятельностью творца: Природа в целом, – писал он, – не что иное, как продукт творчества верховного творца. По­этому я хочу предположить существование первопричины, иными словами – высшего могущества, создавшего природу и сделавшего ее во всем такой, какая она есть» [9, с. 442].

Какой же видится природа Ламарку? Для него природа – «это необъятная совокупность различных существ и тел, во всех частях которой поддерживается вечный, закономерный цикл движений и изменений» [9, с. 339-340]. Но, провозгла­шая изменчивость природы, он считал, что названная «со­вокупность» частей природы «остается неизменной, посколь­ку это угодно будет ее верховному творцу». Короче говоря, природа только воспроизводит свои сотворенные части. Подобное понимание природы было типичным для многих естествоиспытателей рубежа XVIII-XIX вв. Но в своем по­стижении природы Ламарк демонстрирует и качественно новое ее понимание. Последнее определило и пристальное внимание к его идеям и трудам ученых XIX в.

В ряду таких новаций нельзя не отметить особую оценку им роли знаний о природе, их значения в развитии науки и формировании нравственности человека. Для Ламарка зна­ния о природе и ее процессах были предпочтительнее всех других знаний. «Из всех знаний, – писал он, – наиболее полезно для нас знание природы, ее законов, словом, – всех ее деяний при всякого рода обстоятельствах» [10, с. 404]. «По­лезность» таких знаний он видел в том, что они должны определять поступки и поведение человека в природе. Он по­лагал, что чем полнее будут у человека знания о природе, тем в большей мере «его поступки будут соответствовать за­конам природы». А при соблюдении последних и весь «жиз­ненный путь» человека будет «счастливым». При отсутствии таких знаний все поступки человека будут «отклоняться» от законов природы, а его «жизненный путь» будет «менее сча­стливым».

При этом особую роль Ламарк отводил знаниям живой природы: организации частей в животных и растениях, яв­лений жизни, причин «жизненных движений» и т. д. Для ис­следования всего этого должна быть «единая и обширная» область знания. Ламарк назвал ее биологией. В обосновании этой научной дисциплины – несомненный приоритет Ламар­ка. Впервые термин «биология» он употребил в труде «Гидрогеология» (1802), затем в «Философии зоологии» (1809) и последующих работах.

Пристальное внимание Ламарка к живому позволило ему обосновать мысль и об особом месте животных и растений в системе природы. Ту ее часть, с которой соприкасался че­ловек, он видел состоящей из двух компонентов. Первый он называл неорганическим – он создавался «простым соеди­нением молекул»; другой – органическим – он образовывал­ся «исключительно из остатков живых тел, в основном пос­ле смерти их индивидов». В «Гидрогеологии» Ламарк отме­чает, что и продукты жизнедеятельности растительных и животных организмов занимают существенное место в структуре природы.

Бытие значительного числа ее компонентов Ламарк свя­зывал только с деятельностью живых организмов. «Я глубо­ко убежден, – писал он в названной работе, – и не испыты­ваю никаких колебаний, утверждая, что огромные массы известняков, встречающихся в не покрытых водой частях земной коры и образующих там подземные пласты и столь широко распространенные меловые горы, являются главным образом продуктом деятельности животных...» [9, с. 821]. С их жизнедеятельностью он увязывал и формирование осо­бенностей рельефа морского дна, наружных пластов земной коры и т.д.

Столь же последовательно доказывал Ламарк и влияние растительных организмов на внешнюю кору земного шара. Он весьма категорично утверждал, что продукты «органи­ческой деятельности этих живых тел» занимают важное ме­сто в природе. Они существенно меняют поверхность зем­ного шара, так как не только покрывают ее своими продук­тами жизнедеятельности, но и преобразовывают ее неорга­нические вещества. Так Ламарком была отмечена геологи­ческая роль животных и растений в преобразовании повер­хности нашей планеты. Значительно позже (в XX в.) такая деятельность живого была обозначена как его геохимиче­ская активность. А та область Земли, где она осуществля­лась и сама ее живая часть, была названа биосферой. Но все эти положения были обоснованы Вернадским.

Идеи Ламарка высоко оценены Вернадским, а его труд «Гидрогеология» он назвал «замечательным по многим мыс­лям». Особенно импонировало Вернадскому то, что в нем раскрыта роль живого в «создании главных пород нашей планеты» [6. с. 311]. В другой работе Вернадский отмечает и вклад Ламарка в становление учения о биосфере. Он пи­сал, что Ламарк «ярко и верно указал на значение живого вещества в Лике Земли, в биосфере, на его теснейшую связь с веществом планеты и на его проникновение в глубь планеты. Ламарк первый заговорил и о биологии как особой науке и создал это слово, не зная о своих предшественни­ках» [5, с. 76].

В приведенной оценке Вернадским заслуг Ламарка в становлении учения о биосфере отмечается, что им было только «указано» на роль живого в формировании «облика» той части природы, которую сам Вернадский назвал биосфе­рой. В этом плане Ламарка следует считать одним из пер­вых натуралистов, которые ввели в научное знание био­сферные представления. А вот утверждения авторов о при­оритете Ламарка в формировании понятия «биосфера» ли­шены оснований.

В суждениях Ламарка о природе следует отметить и его оценки роли в ней человека. Для Ламарка человек – часть природы. Но часть весьма специфическая, он – «властелин земли, на которой обитает». Занимая господствующее мес­то в природе, человек, по Ламарку, оказывает на нее и ог­ромное воздействие. Он указывает, прежде всего, на его природоразрушительную деятельность. Разрушая природу, че­ловек уничтожает «средства» своего «самосохранения». Та­кая деятельность человека приводит и к «истреблению сво­его вида». Именно «ради минутной прихоти он уничтожает полезные растения, защищающие почву, что влечет за со­бой ее бесплодие и высыхание источников, вытесняет оби­тавших вблизи них животных, находивших здесь средства к существованию, так что обширные пространства земли, некогда очень плодородные и густо населенные разного рода живыми существами, превращаются в обнаженные, бес­плодные и необитаемые пустыни. Подчиняясь своим страс­тям, не обращая внимания ни на какие указания опыта, он находится в состоянии постоянной войны с себе подобны­ми, везде и под любым предлогом истребляя их, вследствие чего народности, весьма многочисленные в прошлом, мало-помалу исчезают с лица земли. Можно, пожалуй, сказать, что назначение человека как бы заключается в том, чтобы уничтожить свой род, предварительно сделав земной шар непригодным для обитания» [10. с. 142]. Но чтобы этого не произошло, человека следуют вооружать знаниями о приро­де и ее процессах. Отсюда становятся понятными и высо­кие оценки Ламарком роли таких знаний в формировании нравственности человека.

«Сфера органической жизни» как планетное явление

Непосредственное отношение к развитию учения о био­сфере имеет и видный немецкий естествоиспытатель и мыс­литель А. Гумбольдт (1769-1859). Хотя в его трудах и не было термина «биосфера», но его вклад в становление био­сферных представлений и развитие знаний о природе весь­ма значим. Но почему-то одни исследователи не отмечают его роли в развитии учения о биосфере, а другие, наоборот, пытаются противопоставить Гумбольдта Зюссу в приори­тетности формулировки понятия «биосфера» и его включе­нии в научное знание. Но такого понятия Гумбольдт не вы­двигал. Им был использован термин «сфера жизни» (1826). На этом основании И. В. Круть и И.М. Забелин пишут, что «понятие "сфера жизни", "жизнесфера" или "биосфера" по­явились в науке на пятьдесят лет раньше, чем принято счи­тать, и введено в науку не Э. Зюссом (1875), а Гумбольдтом. Зюсс лишь как бы лингвистически подправил термин, за­менив "лебенсферу" – "биосферой", в чем был вполне логи­чен» [11, с. 321].

Конечно, Зюсс и был «логичен», но только в «лингвисти­ческом» аспекте рассматриваемых понятий, а вот в содер­жательном смысле понятия Гумбольдта и Зюсса качествен­но различны. Вот почему их анализ приобретает особое зна­чение для понимания истории развития учения о биосфере. Однако плодотворным он будет при оценке общих воззрений этих ученых на природу. Поскольку представления Гумболь­дта были высказаны раньше Зюсса, постольку и исследова­ние мы начнем с первого.

Имя Гумбольдта в связи с его вкладом в познание при­роды упоминается во многих работах Вернадского. Он на­зывал Гумбольдта «одним из величайших натуралистов XIX столетия» [5, с. 75], ученым «поразительной многосторон­ности знаний и точных, научных исканий» [7, с. 246]. При этом Вернадский отмечал, что некоторые работы и мысли Гум­больдта не были в должной мере оценены учеными XIX в. Только в XX в., писал Вернадский, «многое» в них было «вновь найдено» и должным образом оценено. Последнее касалось, прежде всего, роли Гумбольдта в развитии представлений о биосфере.

В научном творчестве Гумбольдта особое место занима­ли вопросы взаимосвязей между компонентами природы, их выявления. Он говорил, что сама природа «налагает» на уче­ного обязанность их постигать. Так, в предисловии к своему многотомному труду «Путешествие в равноденственные об­ласти Нового Света» (1812), он отмечал, что природа «на­стойчиво побуждает» естествоиспытателя «возвыситься до общих идей о причине явлений и об их взаимной связи» [12. с. 33]. Эта мысль повторяется и в других его работах. Она буквально «пронизывает» их.

Осознание идеи взаимной связи как познавательной установки особенно четко формулируется Гумбольдтом в его замечательной работе «Картины природа» (1808). Здесь он писал, что человек будет получать даже «наслаждение» от «уразумения внутренних связей между естественными си­лами природы» [13, с. 23]. Постижение таких связей, их различных типов, подчеркивал он. есть необходимое усло­вие для создания целостного «учения о космосе». При этом Гумбольдт утверждал, что «материалом для этого учения служит описание жизни организмов (животных и растений) в условиях ландшафтных и местных взаимосвязей с различ­ными формами земной поверхности, каждая из которых представляет лишь незначительную часть жизни нашей планеты» [13, с. 92-93]. Так Гумбольдт ограничивает свой анализ природы только той ее частью, где находятся живот­ные и растения.

Исследование этой части Гумбольдт начинает с конста­тации многообразия форм живого. Он восхищается и пора­жается этим явлением природы и демонстрирует свое эмо­циональное состояние от восприятия такого явления: «Когда неутомимый ум человека исследует природу или измеряет в своем воображении обширные пространства органического мира, то среди многообразия воспринимаемых им впечатле­ний ни одно не действует на него так глубоко и властно, как всюду разлитая полнота жизни» [13. с. 106].

Такой вывод делается Гумбольдтом на основании уста­новленного наукой его времени существования различных форм живого во всех исследованных естествоиспытателями и им самим участках земного шара. Он пишет, что поверхность суши, естественные пещеры, глубинные зоны земли, нижние слои атмосферы, горные вершины, морские глуби­ны и даже «неподвижные льды Южного полюса», да и вооб­ще «куда бы ни проник взгляд исследователя природы – всю­ду жизнь или зародыши жизни». Так Гумбольдт выражает всепланетную форму существования живого. Его понятие «полнота жизни» есть одно из первых положений научного знания о наличии этой формы бытия живого.

Следующим шагом Гумбольдта в постижении данной формы бытия было обоснование тесных взаимосвязей меж­ду животными и растениями. Он указывал на зависимость существования животных от растений, демонстрируя на многих примерах эту зависимость. Растения, писал он, «усваивают грубое вещество Земли» и после «тысячи превра­щений» доводят его далее до «деятельности нервных волокон» животных. Анализ зависимости существования животного мира от растительного завершается им следующим выво­дом: «Взор, который мы обращаем на растительный покров, раскрывает нам и полноту животной жизни, которая пита­ется и поддерживается им» [13, с. 111].

Столь же убедительно пишет он и о зависимости суще­ствования растительного мира от животного. Для Гумболь­дта взаимосвязь этих форм живого была несомненным на­учным фактом и мировоззренческой установкой. «Наука, – подчеркивал он, – изучая физические свойства животных и растительных веществ, показывает, что они тесно связаны между собой; она снимает завесу тайны с того, что нас изум­ляет и, пожалуй, лишает его части очарования. Нет ничего обособленного; химические элементы, казалось бы, свой­ственные животным, мы обнаруживаем и в растениях». Далее им делается весьма значимое заключение: «Вся органи­ческая природа объединена общей связью» [14. с. 77].

Таким образом. Гумбольдт формулирует принципы един­ства и всеобщей связи органического мира. Планетная фор­ма его существования и связывается им с этими исходными материалистическими принципами. Более того. Гумбольдт демонстрирует и диалектическое восприятие реальных свя­зей разных форм живого и стихийно-материалистический стиль своего мышления. Подтверждением сказанному может быть его видение связей органической части природы с ее неорганическими структурами. В работах Гумбольдта при­водятся многочисленные примеры влияния растений на поверхностный слой суши Земли. «Земля, – говорил он, – пере­обременена растениями: ничто не останавливает их свобод­ного развития. Громадный слой перегноя свидетельствует о непрерывной деятельности органических сил» [14, с. 341]. Растения, отмечал он, влияют и на состав нижних слоев ат­мосферы. Хотя наука его времени не давала конкретных зна­ний о характере обогащения растениями воздуха, но он не­однократно подчеркивал, что растения дышат воздухом и «состав которого при этом изменяют» [12, с. 385].

Преобразующее воздействие живого на остальную часть природы является существенным моментом видения приро­ды Гумбольдтом. Им отмечалась и его весьма активная роль в ее изменении. «Органические силы», – подчеркивал он, – спо­собны «оживить» даже «мертвую скалу». Именно они опреде­ляют и общую «физиономию Природы». Так выразил Гум­больдт место и роль живых организмов в системе наблюда­емой им природы.

Во втором издании книги «Картины природы» (1826) Гум­больдт делает еще один принципиально важный вывод. Он пишет, что установленная научным знанием «полнота жиз­ни» на планете, воздействие живого на свое окружение, его роль в формировании «физиономии природы» позволяет рас­ширить и «наше представление о сфере органической жиз­ни и ее пределах» [13, с. 110]. Данное положение воспроиз­водится и в первом томе незавершенного труда «Космос» (1845). Только здесь он использует понятие «сфера жизни». Для Гумбольдта «сфера жизни» – это планетное явление и первое выражение будущего понятия «биосфера», его наибо­лее точный эквивалент. Но только в том смысле, который сформулировал Вернадский.

Биосфера – самостоятельная и обособленная оболочка планеты Земля

Впервые понятие «биосфера» было введено в науку авст­рийским геологом Э.Зюссом (1831-1914) в 1875 г. В работе «Происхождение Альп» он к обоснованным им оболочкам Земли (литосфере, гидросфере и атмосфере), прибавляет еще одну – биосферу. Необходимость ее выделения он объясняет следующим образом: «Одно представляется инородным на этом большом, состоящем из сфер, небесном теле, а имен­но органическая жизнь. Но и она ограничена определенной зоной – поверхностью литосферы. Растение, корни которо­го в поисках питания проникают в почву, одновременно поднимаясь в воздух для дыхания, является хорошим образом положения органической жизни в области взаимодействия вер­хних сфер и литосферы, тем самым давая основание на поверхности тверди в качестве ее самостоятельной сферы выде­лить биосферу. Таким образом, она распространяется на по­верхности как суши, так и дна моря» [Цит. по: 11, с. 275].

В обосновании биосферы Зюсс употребляет термин «сфера», но его смысл не раскрывает. А многие современные ис­следователи пытаются приписать ему свое видение смысла данного понятия. Так, авторы одной из специальных работ пишут, что «Зюсс понимал под биосферой область, пронизанную жизнью» [15, с. 3]. Здесь Зюcсу приписывается утверждение, что биосфера включает в себя как живые орга­низмы, так и то пространство, в котором находится все жи­вое. Но Зюсс так не считал. Для него биосфера – это само­стоятельная оболочка Земли, включающая всю совокуп­ность населяющих ее организмов. Эта оболочка четко огра­ничивалась им как в пространстве, так и во времени. Она противопоставлялась трем другим оболочкам Земли – лито­сфере, гидросфере и атмосфере. В этом плане понимание биосферы Зюссом намного беднее содержания понятия «сфера жизни» Гумбольдта.

Тем не менее в науке рубежа XIX-XX вв. термин Зюсса стал упоминаться в трудах многих исследователей. Им пользовались немецкие географы Г. Вагнер (1900) и Ф. Ратцель (1912), геолог И. Вальтера (1892-1911), русские био­географы Д.А. Коропчевский (1901), А. А. Крубера (1918) и др. Но более активно пользуются этим термином ученые XX в. Среди последних нельзя не назвать П. Тейяра де Шардена. У него понятие «биосфера» используется для выражения определенной стадии развития Земли. Биосфера, считал он, фиксирует и закрепляет появление на планете особого живого пласта. Вот почему для Тейяра де Шардена биосфера – это «живая пленка, образованная растительным и животным войлоком земного шара» [16, с. 148]. При этом он заявлял, что «биосфера в такой же степени универсальная оболочка, как и другие «сферы» Земли».

Тейяр де Шарден, как и Зюсс, ставил биосферу в один ряд с другими оболочками Земли. Кроме того, он ошибочно ут­верждал, что такого понимания биосферы придерживался и Вернадский. Данное утверждение имело негативные по­следствия для восприятия идей Вернадского: западные кри­тики религиозно-философских представлений Тейяра де Шардена долгие годы игнорировали учение Вернадского о биосфере, не замечали его значения для понимания и реше­ния современных экологических проблем. К тому же Тейяр де Шарден многократно упоминается в работах Вернадского – связывала и личная дружба. Видимо, все это спо­собствовало отчуждению многих западных ученых от Вернадского.

На протяжении всего XX в. они продолжали пользовать­ся идеями Згосса о биосфере. Как отмечают современные западные экологи, многие ученые этих стран и в наши дни продолжают придерживаться представления на биосферу как совокупности всех живых организмов. «Этот смысл, – пишут они, – до сих пор превалирует в некоторых справочни­ках и даже научных трудах, ставящих, например, в один ряд литосферу, гидросферу, атмосферу и биосферу» [1, с. 123]. Подобную традицию пользования смыслом термина Зюсса они называют «пагубным недоразумением». Последнее сле­дует считать и одним из факторов, который тормозит фор­мирование научных воззрений на биосферу.

Резкое разграничение основных оболочек Земли не по­зволяет видеть их взаимосвязь и изменение. Природа ока­зывается «разорванной» на обособленные части. Можно только сожалеть, что подобное понимание природы еще име­ет место в воззрениях современных ученых. Качественно иное ее видение и пути преодоления механистических представлений на бытие природы было намечено в трудах В.В. Докучаева.

Познание «вековечных и закономерных связей в природе – высшая прелесть естествознания»

Основы современных представлений на природу, в том числе и биосферу, были заложены В.В. Докучаевым (1846 -1903). В их разработке он опирался на труды Гумбольдта. Его описания природы Докучаев называл «классическими». Он многократно упоминает имя Гумбольдта в своих научных трудах, советует изучать его «Космос». Но термин Гумболь­дта «сфера жизни» он не употребляет. Не пользовался он и понятием «биосфера» Зюсса.

В.В. Докучаевым была отмечена ограниченность суще­ствующей методологии познания природы, ее механицизм. Он говорил, что современные ему естествоиспытатели изу­чают только отдельные части природы – минералы, горные породы, растения и животных, воды, воздух и т.д. На этом пути, считал он, были получены и «удивительные результа­ты». Но при этом из их поля зрения выпадала «вековечная и всегда закономерная связь, какая существует между сила­ми, телами и явлениями природы». А между тем «именно эти соотношения, эти закономерные взаимодействия и составля­ют сущность познания естества, ядра истинной натурфилосо­фии – лучшую и высшую прелесть естествознания [17, с. 203]. По его мнению, такому состоянию знания соответствует «новейшее почвоведение». К концу XIX в. этой области есте­ствознания в наибольшей степени удалось раскрыть основ­ные формы связей между различными частями природы, которые имели место при образовании почв и складывают­ся в их современном существовании. Приоритет в познании этих связей Докучаев отводит русским ученым. Только бла­годаря их исследованиям стало возможным считать «уста­новленным и понятным» тот факт, что «почвы и грунты есть зеркало, яркое и вполне правдивое отражение, так сказать, непосредственный результат совокупного, весьма тесного, векового взаимодействия между водой, воздухом и землей (материнской горной породой, иначе – надпочвой), с одной стороны, растительными и животными организмами и воз­растом страны – с другой, этими отвечными и поныне дей­ствующими почвообразователями» [18. с. 267]. Нынешние почвы он считал «функцией» от перечисленных природных факторов.

Особую роль в образовании почв Докучаев отводит рас­тениям, животным и микроорганизмам. Выделения и отмер­шие остатки первых микроорганизмами разлагаются до простейших органических соединений, которыми обогаща­ются косные горные породы. Они «пронизываются» органи­ческим веществом, становятся областью жизни для многих форм живого. Именно благодаря биогеохимическим процес­сам косные образования литосферы преобразуются в почвы.

Таким образом, у Докучаева две, ранее казавшиеся обо­собленными оболочки Земли, – литосфера и биосфера (Зюсса) – оказались взаимосвязанными. В обосновании механиз­мов взаимосвязи этих природных оболочек следует видеть и вклад Докучаева в развитие учения о биосфере.

В почвообразовании существенную роль Докучаев отво­дит и таким природным объектам, как вода и воздух. Ведь гниение и разложение органических остатков растений и животных происходит только при наличии влаги и кисло­рода воздуха. Но последние есть элементы гидросферы и атмосферы, их материальные носители. У Докучаева, сле­довательно, четыре оболочки Земли оказались взаимосвя­занными. В почвообразовательных процессах и самих по­чвах налицо единство и взаимосвязь разных природных обо­лочек – литосферы, гидросферы, атмосферы и живого. При­чем связующим звеном между ними выступают биогеохими­ческие процессы. Так исследованиями Докучаева наука кон­ца XIX в. была продвинута до осознания необходимости интеграции отмеченных оболочек Земли, чтобы раскрыть на­личие единой, комплексной оболочки – биосферы. Эту зада­чу разрешил Вернадский на основании созданной им науки – биогеохимии.

Биосфера – «особая земная оболочка»

Впервые понятие «биосфера» Вернадский употребил в специальной статье по истории накопления химического элемента рубидия в земной коре (1914). Он писал: «На са­мой поверхностной корке земного шара – в области биосфе­ры – едва ли можно говорить о сохранении химически неиз­менным какого-нибудь вещества в течение миллионов лет» [5, с. 7]. Здесь понятие «биосфера» употребляется в самом общем виде.

С 1916 г. Вернадский начинает активно исследовать вли­яние живого на косную часть природы. Химическая актив­ность живого вещества – совокупности всех существующих в данное время форм живого – становится в центр его науч­ных исследований. Для перехода Вернадского к такому познанию природы огромную роль сыграло освоение им био­геохимических представлений на образование почв своего учителя и руководителя его первых геохимических исследо­ваний – Докучаева. От Зюсса им был взят только термин «биосфера», но наполненный другим содержанием – биогео­химическим, развивающим биогеохимическую концепцию биосферы. Первоначально она была изложена им в 1926 г. в работе «Биосфера». В последующие годы он продолжал ра­ботать по проблеме биосферы и ее эволюции. Особенно мно­го внимания уделял учению о биосфере в предвоенные и во­енные годы. Окончательный вариант своих представлений на биосферу он изложил в работе «Химическое строение био­сферы Земли и ее окружения». Данная работа была впервые издана только через двадцать лет после смерти Вернадско­го – в 1965 г.

В работах Вернадского дается высокая оценка тем есте­ствоиспытателям XIX в., которые закладывали основы биосферных представлений. В частности, ему импонирова­ла идея Зюсса о важной роли биосферы в формировании «об­лика» Земли. В труде «Лик Земли» (1909) Зюсс подчеркивал, что благодаря наличию биосферы, картина Земли, или «Лик Земли» становится уникальным явлением в природе. Имен­но биосфера, полагал Зюсс. определяет своеобразие Земли как особого космического тела.

Такое видение роли биосферы в формировании Лика Зем­ли было высоко оценено Вернадским. Но он отметил и огра­ниченность воззрений Зюсса на эту картину Земли. «Э. Зюсс и геологи того времени, – писал он, – могли смотреть и на проявление жизни и на Лик Земли как на независимые друг от друга явления. Сейчас для нас ясно, что Лик Земли не является результатом «случайных явлений», а отвечает оп­ределенной, резко ограниченной геологической земной оболочке – биосфере – одной из многих других, имеющих оп­ределенную структуру, характерную для земных планет» [5, с. 64].

Новое понимание картины Земли Вернадский связыва­ет с тем, что в научном знании произошло «коренное изме­нение» воззрений на биосферу. Изменилось и понимание смысла понятия «биосфера». Причем все эти «изменения» осуществил сам Вернадский. Им не только подтверждались идеи Ламарка, Гумбольдта и Докучаева на природопреобразующую роль живого на нашей планете, но и раскрывалась его ведущая роль в биосфере Земли.

Биогеохимический подход к познанию биосферы позво­лил Вернадскому вскрыть реальную связь между уже назы­вавшимися оболочками Земли и обосновать наличие цело­стной ее оболочки – биосферы. «Биосфера в биогеохимии, – писал он, – выявляется как особая, резко обособленная на нашей планете земная оболочка, которая состоит из ряда концентрических, всю Землю охватывающих, соприкасаю­щихся образований, называемых геосферами. Она облада­ет существующим в течение миллиардов лет таким совер­шенно определенным строением. Строение это связано с активным участием в нем жизни, ею в значительной мере обусловлено в своем существовании» [6, с. 393].

Для Вернадского биосфера – это не только совокупность всех форм живого, но и среда их обитания. Более подробный анализ представлений о структуре, организации и функци­ях биосферы был осуществлен нами в специальной работе [19].

Но определенные выводы методологического и этическо­го плана можно сделать и на основании проведенного ана­лиза истории становления учения о биосфере. Прежде все­го, обратим внимание на характер оценок Вернадским вкла­да своих выдающихся предшественников. Он объективно оценил их приоритет в разработке отдельных проблем био­сферы. Опираясь на обоснованные ими положения и свои исследования. Вернадский развил подлинно научную кон­цепцию биосферы. Именно знание им истории развития идей о биосфере стало одним из значимых факторов появления его концепции биосферы. Такое знание есть необходимое условие формирования современных научных воззре­ний на биосферу. Оценки Вернадского и характер исполь­зования идей и мыслей других ученых в своей научной ра­боте – это и наглядный «урок» этики в научном творчестве для новых поколений ученых, особенно молодых. Все это важно учитывать и в процессе изложения представлений Вернадского о биосфере в средней и высшей школе.

Литература

1. Полунин Н., Гриневальд Ж. Биосфера и Вернадский // Ве­стник РАН. 1993,  № 2.

2.Вернадский В.И. Биосфера: Мысли и наброски. М., 2001.

3.  Колчинский Э.И. Эволюция биосферы. Л., 1990.

4.  Любушкина С. Г., Пашканг К.В. Естествознание. Землеве­дение и краеведение   М., 2002.

5.  Вернадский В.И. Химическое строение биосферы Земли и ее окружения.   М., 2001.

6.  Вернадский В.И. Труды по философии естествознания. М., 2000.

7.  Вернадский В.И. О науке. Дубна. 1997. Т. I.

8.  Вернадский В.И. Биосфера и ноосфера. М., 2002.

9.  Ламарк Ж.Б. Избр. произведения: В 2-х т. М.. 1955. Т. I.

10.  Ламарк Ж.Б. Избр.  произведения: В 2-х т. М., 1959. Т. 2.

11.  Крутъ И.В., Забелин И.М. Очерки истории представлений о взаимоотношении природы и общества. М., 1988.

12.  Гумбольдт А. Путешествие в равноденственные области Нового Света в 1799-1804 гг. М., 1963. Т. 1.

13.  Гумбольдт А. Картины природы. М., 1959.

14.  Гумбольдт А. Путешествие в равноденственные области Нового Света в 1799-1804 гг. М., 1964. Т. 2.

15.  Богатырев Л.Г. и др. О некоторых тенденциях в изучении биосферы // Экология. 2004, № I.

16.  Тейяр де Шарден П. Феномен человека. М.. 1987.

17. Докучаев В. В. Дороже золота русский чернозем. М., 1994,

18.Докучаев В.В. Соч. В 9 т. М., 1953. Т. 7.

19. Карако П.С. В. И. Вернадский: биосфера, человек, соци­альная экология // Чалавек. Грамадства. Свет. 2004, №2.

 

Глава 3. В.И. ВЕРНАДСКИЙ И ПАРАДИГМЫ СОВРЕМЕННОЙ НАУКИ

3.1. ДЕТЕРМИНИСТСКАЯ ПАРАДИГМАИ ФОРМЫ ЕЕ ПРОЯВЛЕНИЯ

В ЕСТЕСТВОЗНАНИИ

Какой детерминизм «исчезает» для современной физики?

В.И. Вернадский имеет прямое отношение к обоснованию детерминистской парадигмы в современной науке. Характе­ризуя особенности классического этапа развития науки, он отметил и ее парадигмальные основы, в частности причин­ность и детерминизм. Но уже в 20-е гг. XX в., под влиянием бурного развития естествознания, и, прежде всего физики, вскрылась ограниченность их прежнего понимания и ис­пользования в качестве методологических основ науки. Вер­надский писал, что в новых условиях познания «перестает прилагаться в обычном понимании закон причинности. Этот закон – альфа и омега ньютоновской картины мира. Идею, лежащую в основе его, ярко выразил П.С. Лаплас, до­пуская возможность охватить Вселенную в одной формуле, решая которую можно вычислить и движение планет и те­чение мысли, движение тростника и изменение спиральной туманности. Такой детерминизм исчезает для современной физики для определенной категории физических явлений» [1, с. 96].

В суждении Вернадского подчеркивается не только огра­ниченность и необходимость отказа от детерминизма клас­сической науки, но и той формы причинной связи, на кото­рой он строился. Детерминизм, хотя и опирается на прин­цип каузальности, но, как будет показано далее, к нему не сводится. Всеобщая связь и обусловленность вещей и явле­ний, которая фиксируется детерминизмом, выражается це­лостной системой специфических категорий, которые отра­жают отдельные формы этой связи. Но существенную роль среди них играет причинная связь. Она выражает механизм порождения, генезис явлений. В классической науке детер­минизм целиком и полностью сводился к причинным свя­зям, причем связям линейным, однозначным. На эту особенность понимания причинности и детерминизма в классиче­ской науке обратил внимание Вернадский.

Он отмечал, что в новых условиях познания прежнее по­нимание причинности перестает служить науке. В труде «Очерки геохимии» (1924, 1934) он писал, что в современ­ном ему естествознании «понятие физической причиннос­ти резко меняется, углубляется путем разрушения вековых о нем представлений, как только мы научно проникаем в мир атомов» [2, с. 12]. Именно постижение «мира атомов», их сложности и раскрытие форм связей между его элементами привело к новому пониманию причинности. Вернадский указывал, что в новых исторических условиях развития на­учного знания «старое» представление о причинной связи как однозначной, механической зависимости одной вещи или явления от других вещей или явлений обогащается новым содержанием. Он писал, что еще «никогда в истории человеческой мысли идея и чувство единого целого, причин ной связи всех научно наблюдаемых явлений не имели той глубины, остроты и ясности, какой они достигли сейчас, в «XX столетии» [2, с. 11].

В.И. Вернадский подчеркивал, что отказ от классиче­ского механического детерминизма, опиравшегося на од­нозначную форму причинной связи, произошел после рас­крытия физиками второй половины XIX в. (Л. Больцман, Дж. Максвелл) ограниченности динамических законов. Оказалось, что более глубокие связи в природе отражают не ди­намические, а статистические законы. Утверждение в 20-х гг. XX в. квантовой механики позволило вскрыть и статисти­ческий характер законов микромира. Этим самым в сферу научного знания была введена и качественно новая форма причинной связи – статистическая причинность. Посколь­ку статистические закономерности являются выражением вероятностного характера проявления физических явлений, постольку и детерминизм в статистических закономерно­стях представляет качественно отличную от механистиче­ского детерминизма форму детерминации. Уже в 20-е гг. та­кой детерминизм назвали вероятностным. В обоснование и утверждение этой новой формы детерминизма и ее парадигмального статуса существенный вклад вносит Вернадский. Данный аспект его научного творчества до сих пор не по­лучил должного анализа и оценки. Но он является состав­ной частью разработанного Вернадским учения о биосфере. Именно в рамках этого учения и была обоснована им ве­роятностная форма детерминизма. В чем она выражается?

Учение о «живом веществе» и вероятностный детерминизм

Содержание вероятностного детерминизма может быть выявлено при анализе понятия «живое вещество». Данное понятие является одним из основных в биогеохимичеекой концепции биосферы, развитой Вернадским. Для него жи­вое вещество – это совокупность существующих в данный момент живых организмов биосферы. Внутри этой совокуп­ности и в ее взаимоотношениях с неживыми частями био­сферы складываются и более сложные причинные связи. В совокупностях живого проявляются и другие типы законо­мерностей – статистические. В постижении последних Вер­надский видел и основную цель исследователей биосферы. Более того, статистические закономерности выступали у него и парадигмальными. Они принимались им в качестве методологической установки в познании биосферы. «Биогео­химик, – писал Вернадский, – имеет дело с совокупностями и со средними – статистическими – выражениями явлений. Он обращает при этом основное внимание на математическое выражение явлений: выражение средними числами или геометрическими образами» [3. с. 481].

Весьма плодотворно отмеченные методологические при­емы были использованы и самим Вернадским. Уже в начале 20-х гг. они были положены им в основу исследования гео­химической энергии живого, скорости передачи жизни в биосфере, давлении живого вещества в ней и т.д. Однако эти и другие свойства живого можно было выявить, исследуя не отдельный организм, а их совокупности. При исследовании совокупностей «каждый предмет в отдельности для нас ис­чезает и вместо него выступает нечто новое, обладающее такими свойствами и проявлениями, которые не заметны и не существуют для отдельного предмета, составляющего совокупность» [4. с. 52].

Исследуя живое вещество как совокупность всех живых организмов нашей планеты. Вернадский выявил и его роль в становлении биосферы, поддержании ее устойчивого функционирования и эволюции. Он сформулировал и развил биогеохимическую концепцию биосферы   Последняя была изложена Вернадским в труде «Биосфера» (1926).

В работах 20-х гг. им подчеркивалась и общность мето­дологических принципов познания природных объектов и процессов. Именно понимание их как совокупностей и ис­пользование статистических приемов их познания и описа­ния позволяет вскрыть в них и общие закономерности. В совокупностях, будь то живые организмы или «газовые сме­си, песчаные массы, звездные потоки, раз только мы изуча­ем их как законы совокупностей, они подчинены законам больших чисел» (4. с. 52). Даже случайное поведение отдель­ного элемента этой совокупности оказывается подчинено определенному статистическому закону. Так случайность стала предметом научного познания.

Внутри отмеченных Вернадским совокупностей и дру­гих складываются и более сложные причинные связи. В них нельзя предсказать появление какого-либо единичного со­бытия, так как оно случайно. Молено установить только ве­роятность его наступления. В этих исследованиях «совокупность с входящими в нее случайными явлениями предстает как вероятностная система» [5. с. 16].

В таких системах и детерминация процессов предстает в другой форме. Ее своеобразие связано с наличием статис­тических закономерностей в различного рода совокупно­стях. В результате постижения таких закономерностей к се­редине 20-х гг. была сформулирована развитая теория вероятностей. Вернадский не только показал эвристическую ценность вероятностных идей в познании биосферных про­цессов, но и сформулировал на их основе и развил подлин­но научную концепцию биосферы. Это было переломным, революционным явлением в науке первой половины XX в. Вот почему автор согласен с выводом Ю.В. Сачкова, что «вхождение вероятности в науку произвело в ней великую концептуальную революцию» [6. с. 7].

Одной из сторон этой революции было утверждение в системе научного знания вероятностной формы детерми­низма. На место механистического детерминизма класси­ческого периода развития науки в 20-е гг. XX в. в систему ее методологических основ был введен детерминизм, опираю­щийся на статистические закономерности. Такой детерми­низм отражал специфические особенности детерминации в разного рода совокупностей объектов и процессов. Причем отражал глубже и полнее, чем это осуществлялось механис­тическим детерминизмом. В силу этого вероятностный де­терминизм е самого начала своего обоснования становился парадигмальным для научного знания.

Методологическую роль вероятностного детерминизма для естествознания отмечают и видные ученые современ­ности. Так. И. Пригожий и И. Стенгерс пишут, что в настоящее время при осуществлении исследований природных процессов «мы не можем говорить более о причинности в каждом отдельном эксперименте. Имеет смысл говорить лишь о статистической причинности. С такой ситуацией мы столкнулись довольно давно – с возникновением квантовой механики, но с особой остротой она дала о себе знать в по­следнее время, когда случайность и вероятность стали играть существенную роль даже в классической динамике и химии. С этим и связано основное отличие современной тенденции по сравнению с классической» [7, с. 274-275].

Далее авторы указывают, что эта «современная тенден­ция» в химии находит свое выражение в использовании по­ложений статистической теории при описании скоростей химических реакций. По их мнению, «только статистиче­ское описание» таких реакций позволяет наиболее полно вы­разить сущность химических процессов. Вот почему и в по­нятийном аппарате современной химии надежно «прописа­лись» и качественно новые для нее термины – «бифуркация», «флуктуация», «распределение вероятностей» и т.д., которые используются для описания статистического характера хи­мических реакций и процессов.

И. Пригожий подчеркивает важность вероятностных идей для всего научного знания. «Вероятность, – пишет он, – игра­ет существенную роль в большинстве наук – от экономики до генетики. Тем не менее, до сих пор бытует мнение, что вероятность – всего лишь состояние ума. Теперь нам необ­ходимо сделать еще один шаг и показать, каким образом вероятность входит в фундаментальные законы физики, классической или квантовой» [8. с. 22]. Он раскрывает ме­ханизм «вхождения» вероятности в современную физику. Вопросы вероятностной детерминации физических процес­сов и явлений рассматривали также исследователи С.Т. Мелюхин. Ю.В. Сачков и др.

Эвристическую ценность вероятностного детерминизма для многих областей научного знания видел и Вернадский. Он утверждал, что «закономерности совокупностей», уста­новленные одной областью знания, следует «путем научной аналогии... переносить в область, мало изученную, подчиненную этим законам» [4, с. 52]. Для Вернадского такой «мало изученной» областью являлись особенности организменного и видового уровня организации живого.

Основные концепции их жизнедеятельности и развития в 20-е гг. еще строились на методологической основе меха­нистического детерминизма, что приводило к весьма упро­щенным трактовкам новейших достижений биологии, осо­бенно в познании явлений наследственности, противостоя­нию научных и антинаучных (виталистических и ламарксистских) идей. Все это сдерживало развитие биологических знаний, на что неоднократно указывал Вернадский. Так, в работе «Биосфера» он писал, что «господствующие» витали­стические и механистические представления о жизни «ока­зывают в изучении явлений жизни тормозящее влияние, за­путывают эмпирические обобщения» [9, с. 29].

Выход из сложившейся ситуации в области наук о живом Вернадский связывал с освоением биологами идей и пред­ставлений лидирующей в это время в естествознании физи­ки. «Переворот, совершающийся в нашем XX в. в физике, – писал он, – ставит в научном мышлении на очередь пере­смотр основных биологических представлений» [1. с. 89]. Особенно представлений, базировавшихся на прежней ме­ханистической методологии (каузальная эмбриология, клас­сическая генетика и т.д.).

Отход физики от механистического детерминизма и вос­приятие ею вероятностного детерминизма, опирающегося на статистические закономерности, обеспечило и ее бурное развитие. Включение таких закономерностей в методологи­ческие установки биологии и систему ее теоретических представлений способствовало бы, по убеждению Вернад­ского, такому же развитию и этой области знания. Ведь «в комплексах организмов – в живом веществе, да и в отдель­ных организмах – размножение, рост, т. е. работа превра­щения ими энергии солнечной в земную, химическую, – все подчиняется неизменным математическим законностям» [9, с. 39]. В мире живого, пишет далее Вернадский, все «подчиняется мере и гармонии, какую мы видим в стройных дви­жениях небесных светил и начинаем видеть в системе ато­мов вещества и атомов энергии». Эти общие закономерно­сти организации и движения природных объектов должна учитывать, по его убеждению, и биология.

Вероятностный детерминизм и биологическое познание

Обоснованные Вернадским «рекомендации» были плодо­творно использованы биологами. Заслуживает внимания работа известного русского и советского биолога С.С. Чет­верикова «О некоторых моментах эволюционного процесса с точки зрения современной генетики» (1926). В ней на ос­нове методологических положений вероятностного детерми­низма было разработано «синтетическое» понимание эволю­ционного процесса и осуществлен синтез идей генетики и дарвиновской теории эволюции, что было новым для биоло­гии того времени. «Ничего нет принципиально недопусти­мого в том, – писал он, – что в основу закономерного процес­са эволюции мы ставим случайное появление геновариаций (мутаций. – П.К.), ибо теория вероятности учит нас тому, что случай подчиняется таким же законам, как и все на свете. И строить закономерный процесс эволюции на случайной игре отдельных возникающих геновариаций не менее зако­номерно и логично, чем строить закономерную теорию уп­ругости газов на игре случайных ударов молекул газа о стен­ки сосуда. И не надо забывать, что в наших рассуждениях мы все время имели дело с массовыми явлениями, с громад­ными числами» [10, с. 169].

С.С. Четвериковым было вскрыто, что геновариаций, их «громадное число», протекают в особых природных совокуп­ностях живого – популяциях, которые являются элемен­тарной единицей эволюционного процесса. В последующих исследованиях Дж.Б.С. Холдейна. Р. Фишера, С. Райта, Н.П. Дубинина, Н.В. Тимофеева-Ресовского, И.И. Шмальгаузена и других ученых это положение получило дальнейшее развитие. Ими было показано, что эволюционный процесс, хотя и основывается на мутациях, протекающих в отдель­ных организмах, но к ним не сводится. Материалом для эво­люции являются изменения генетического состава не отдельной особи (Г. Де Фриз. Т.М. Морган), а совокупности опреде­ленным образом связанных между собой особей данного вида – популяции. Именно высокая степень гетерогенности природных популяций, вызванная мутационным процессом, составляет основу для действия других факторов эволюции, и, прежде всего, естественного отбора. Вот почему элементар­ной единицей эволюционного процесса являются не отдель­ные особи, а популяции. «3акономерное изменение струк­туры популяции соответственно историческим изменени­ям соотношений с внешней средой и называется эволюци­ей», – писал И.И. Шмальгаузен [11, с. 189].

Качественный скачок в трактовке исходной единицы эво­люционного процесса произвел изменения и в стиле мыш­ления современных биологов. Характеризуя его содержание, известный американский биолог-эволюционист Э.Майр писал: «Замена типологического (организмоцентрического – Я.Я.) мышления мышлением в популяционных поняти­ях явилась, вероятно, величайшей концептуальной револю­цией, когда-либо происходившей в биологии. Даже Дарвин, который более чем кто-либо способствовал проникновению в биологию популяционного мышления, часто скатывался назад к типологическому мышлению» [12, с. 13].

Утверждение популяционного стиля мышления в биоло­гии способствовало вычленению популяций и изменений их генотииического состава в качестве элементарных эволю­ционных структур и элементарных эволюционных измене­ний. Все это открывало широкий простор для использова­ния статистических закономерностей и математики в сфе­ре исследования сущности эволюционного процесса. Популяционные представления легли в основу современного ва­рианта дарвинизма – синтетической теории эволюции. Она гораздо глубже и полнее отражает закономерности эволю­ционного процесса, чем это осуществлялось в прежней, дар­виновской концепции эволюции.

Вычленение элементарных эволюционных структур и элементарных эволюционных изменений открыло возмож­ность для использования математики в сфере исследования закономерностей эволюционного процесса. В настоящее время создано даже особое направление исследований – эволюционная математика. С ее помощью стало возмож­ным моделировать и делать прогнозы относительно состояния отдельных популяций и биоценозов, испытывающих антропогенные воздействия.

С 30-х гг. XX в. статистические закономерности стали ак­тивно использоваться и в учении о наследственности. В про­цессе анализа статистического характера генетических яв­лений сформировалось даже отдельное направление позна­ния – статистическая генетика. Используя ее методы в ис­следовании явлений наследования, мутационных процессов, генетической структуры популяций и их изменений под вли­янием отбора и других факторов, генетики убедились, что «нередко биологические закономерности только и осуществ­ляются в форме статистических» [13, с. 8].

Если генетики убедились в существовании статистиче­ской формы проявления биологических закономерностей, то в экологии утверждение данного положения несколько «за­держалось». Определенный «вклад» в эту «задержку» внес американский эколог Б. Коммонер. В начале 70-х гг. XX в. он ввел в экологию положения, которые многие его привер­женцы назвали «законами Коммонера». Такой их статус под­вергался сомнению некоторыми исследователями. В част­ности, видный эколог Н.Ф. Реймерс писал, что «законы» Ком­монера скорее афоризмы, чем строго сформулированные положения» [14, с. 170]. Тем не менее, они считались после­дними достижениями экологии и теоретической основой технологической деятельности человека. Даже в одном из учебных пособий утверждается, что «гармонирующие с ок­ружающей средой производство и потребление должны ос­новываться на законах экологии, в том числе и сформулированных известным экологом Б. Коммонером» [15, с, 514]. Один из «законов» Коммонера сводится к утверждению, что «все связано со всем». В этой формулировке выражается жесткая форма связи в природных системах, и прежде все­го экологических. Все многообразие связей между их элемен­тами и систем между собой и окружающей их средой сводит­ся, по сути, к однозначным, линейным связям. Но системы, устроенные на таких жестких формах связи, не смогли бы существовать и эволюционировать. Данными свойствами могут обладать только такие системы, в которых склады­ваются иные, нежесткие формы связей. «Функционировать и развиваться подобные системы могут только благодаря вариабельности их элементов, – пишет A.M. Гиляров, – стохаотичности многих событий и определенной (хотя и огра­ниченной) автономии организмов от окружающей среды» [16. с. 216].

Таким образом, Гиляров признает наличие статистиче­ских закономерностей в экологических системах и важность использования качественно новых подходов при их иссле­довании и описании. Действительно, в последние годы ряд экологов и математиков стали говорить и писать об ограниченности математических моделей роста численности попу­ляций, предложенных А. Лотка (1925) и В. Вальтера (1931). В их моделях взаимоотношения между двумя популяциями выражались в форме жесткой причинной связи по типу «хищник-жертва». Вот почему эти модели были далеки от описания реальных связей и зависимостей в таких системах. В них допускались бесконечно большие значения численно­сти популяций и не учитывались случайные процессы, как в самих системах, так и окружающей их среде. Все это может быть учтено и описано при помощи стохастических моделей [17. с. 13, 17]. Современная математическая экология как раз и ориентируется на раскрытие и описание с помощью диф­ференциальных уравнений стохастических состояний экологических систем. Все это – свидетельство включения идей вероятностного детерминизма в современную экологию.

Органический детерминизм и целевая причинность в науке о жизни

На методологической основе вероятностного детерми­низма по-другому стала решаться и «старая» проблема био­логии – взаимоотношение организма и окружающей его сре­ды. Оказалось, что организм не однозначно реагирует на факторы внешней среды. Благодаря наличию сложной системы регуляции и управления процессами жизнедеятель­ности он опосредует воздействия внешних факторов. Тем самым качество результата его взаимодействий со средой определяется самим организмом, особенностями его наслед­ственности. В биологическом познании такой характер де­терминации явлений жизни получает свою специфическую форму и обозначается как органический детерминизм [18, с. 126]. В его обоснование существенный вклад внес И. Т. Фролов.

Включение этой формы детерминизма в систему методо­логических установок современной биологии может иметь существенное значение для решения более широкого круга проблем философии науки. Одной из них является вопрос о статусе целевой причинности. В настоящее время на эту причинную связь стали обращать внимание многие исследо­ватели. Так. Л. В. Фесенкова пишет, что «введение в науку це­левой причинности настоятельно требуется всей логикой ее дальнейшего развития» [19, с. 42]. Она ставит даже вопрос о придании целевой причине парадигмального статуса.

В современной методологии науки цель и целевые уста­новки признаются в качестве одной из характеристик на­уки. Например, B.C. Степин связывает с ними особенности постнеклассического типа научной рациональности, так как в нем учитывается «соотнесенность получаемых знаний об объекте не только с особенностью средств и операций дея­тельности, но и с ценностно-целевыми структурами. При­чем эксплицируется связь внутринаучных целей с вненаучными, социальными ценностями и целями» [20, с. 634]. Здесь категория «цель» используется для выражения сознательно­го отношения человека к своей деятельности и результату, ради которого эта деятельность совершается.

Другие исследователи предлагают использовать данную категорию для характеристики особого класса природных систем. Так, В.А. Красилов считает, что все открытые термодинамические системы могут «рассматриваться как теле­ологические, стремящиеся к определенному состоянию, ко­торое и является целью их развития. Например, биотиче­ское сообщество, проходящее в своем развитии серию про­межуточных стадий, стремится к климаксному состоянию, выступающему в качестве цели» [21, с 27].

Целенаправленность развития в наибольшей степени ха­рактерна для организменного уровня организации живого. Она проявляется в структурных и физиологических измене­ниях живого. Особенно зримо она выступает в поведении живого. Как писал Э. Майр, «птица, начинающая свой пере­лет; насекомое, находящее свое растение – хозяина: животное, спасающееся от хищника: самец, старающийся при­влечь внимание самки, – все они действуют целенаправлен­но» [22. с. 52]. Характер этих действий у каждого организма соответствующим образом запрограммирован в их генети­ческих структурах. Кроме того, осуществление целенаправ­ленных действий будет означать и решение организмом определенных целей. «При наличии генетически запрог­раммированной целесообразности все формы жизни от мо­лекулярного до организменного уровня оказываются в состоянии решать целевые задачи, без чего невозможна жизнь» [23, с. 440].

В живом эти «целевые задачи» выступают в форме гене­тической информации. В ней зафиксировано прошлое, ис­торическое развитие организма, опыт взаимодействия мно­гих поколений данного вида организмов со средой. Но гене­тическая информация организма – не только следствие его прошлого, она обращена и в будущее. Связывая прошлое, настоящее и будущее организма, она является носителем и выражением биологической цели. Целенаправленность раз­вития организма и его поведения есть не что иное, как реа­лизация выработанной им цели. Ее осуществление достига­ется только при совершении организмом определенных и. направленных действий. Поскольку эти действия запрог­раммированы, то биологическая цель выступает в форме той причины, которая направляет процессы развития живого. В этом отношении можно сказать, что в живом цель проявляет себя в специфической форме причинности, выступает как це­левая причина.

Целевую причину нельзя понимать как форму влияния будущих состояний живого на настоящие. В целевой причи­не, или генетической информации, кодируется не конечный результат развития, а процесс его движения к определенным результатам. В силу этого последние не могут выступать в качестве детерминирующих факторов развития. Будущее, или цель развития есть результат прошлого и настоящего развития. При этом особое значение имеет прошлое (историческое) развитие. Оно является одной из причин разви­тия системы в ее настоящее время. Прошлое состояние жи­вой системы выступает одним из тех факторов, который определяет характер ее развития в настоящем и возмож­ность достижения своего будущего, конечного состояния.

Это свойство живой системы быть зависимой от ее про­шлого развития в своем движении к определенному конеч­ному состоянию, к которому система стремится в онтогене­зе как своей «цели», отражает целенаправленный, или телеономический характер развития живого. Причем своего конечного состояния развивающийся организм достигает, опираясь на запрограммированный в его генотипе «опыт» прошлого развития, «опыт» прошлых взаимосвязей с факто­рами внешней среды. В этом отношении онтогенез всегда носит целенаправленный (телеономический) характер.

Направленность процессов развития живого детермини­рует целевая причина. Но «опыт» прошлого развития живой системы зафиксирован в ее генотипе. Поэтому он и высту­пает в качестве целевой причины. А материальным носите­лем этой причины являются молекулы ДНК, генетический код. Такой вывод находится в соответствии с результатами современного биологического познания.

Генетическая информация, или целевая причина, опре­деляет развитие организма по выработанной его прошлым (историческим) развитием программе на основе структур­ных преобразований элементов, действием которых орга­низм способен преодолевать возмущающие воздействия сре­ды, которые стремятся отклонить систему от ее целенаправ­ленного развития. Эта способность системы сохранять це­ленаправленный характер развития есть свидетельство ее целесообразной организации. Она обеспечивает своеобра­зие взаимодействия живой системы со средой.

Способность организма опосредовать воздействие вне­шних факторов осуществляется на основе сложной системы обратных связей. «Являясь информационной причиной де­ятельности кибернетической системы, цель в обычной, ве­роятностной (стохастической) среде может быть достигну­та лишь путем использования обратной связи, так как при этом необходимо получать осведомительную информацию о ходе достижения цели по каналам обратной связи и соответ­ственно посылать корректирующую информацию по кана­лам прямой связи» [24, с. 34]. Как отмечал далее Н.И. Жу­ков, наличие механизмов обратных связей является необ­ходимым условием и средством достижения системой своей цели. У живых систем имеются самые разнообразные фор­мы обратных связей. Уже на молекулярном уровне их организации через обратные связи осуществляется аллостерическая регуляция синтеза веществ в клетке, регуляция ген­ной активности и т.д.

Наличие механизмов обратной связи обнаруживается во всяком направленном процессе активного приспособления, связанного с выбором оптимального варианта изменения структурных и функциональных свойств системы. Посколь­ку при помощи механизмов обратной связи осуществляется приспособление системы к тем или иным условиям среды, постольку системы с обратными связями можно характери­зовать как целесообразные. В таких системах устанавлива­ется соответствие между результатом деятельности систе­мы и процессами, которые обеспечивают этот результат.

Обратные связи – это информационно-вещественные связи между функционирующими элементами кибернети­ческой системы и системы со средой. В живых системах об­ратные связи отражают не только зависимости между фун­кционирующими компонентами системы в их настоящем, но и зависимости от тех функций, которые осуществлялись в историческом прошлом (филогенетическом развитии) систе­мы. В этом смысле обратные связи в живой системе являют­ся в некоторой степени и фиксированными.

С информационной точки зрения обратные связи в жи­вой системе предетерминированы или фиксированы в нор­ме реакций генотипа. В этом и состоит качественное отли­чие механизмов обратной связи в живой системе от обрат­ных связей в самоуправляющихся технических системах. Вследствие фиксированности обратных связей в генотипе организма создаются устойчивые механизмы развития, обеспечивающие его надежность даже при наличии некото­рых отклонений от нормальных условий внешней среды. Живые системы пассивно не подчиняются влиянию вне­шних факторов. Они активно противодействуют им, следуя своим собственным законам, определяемым исторически сложившейся организацией с ее нормой реакции.

Эти особенности организма, его развития запрограмми­рованы в генетических структурах в форме генетической ин­формации, или целевой причины. В них фиксируется не только опыт прошлого (филогенетического) развития данно­го вида организмов, но и возможности его реализации в настоящем и будущем. Прошлое развитие организма является одной из причин его развития в настоящем и будущем. Но прошлое не однозначно определяет настоящее и будущее. Как справедливо писал С.Т. Мелюхин, «однозначной детер­минации будущего прошлым в мире нет, детерминация имеет вероятностный характер» [25. с.228].

Отсюда становится ясным, что рациональное истолкова­ние целевой причины несовместимо с представлением о ее однозначности и прямолинейности. Целевая причина как фактор, определяющий направленность развития, содержит в себе возможность выбора поведения, а поэтому реализа­ция цели в развивающейся живой системе носит вероятно­стный характер. Реализация цели «происходит в порядке стохастического процесса, означающего своего рода «блуж­дание» в некотором поле возможностей. И если блуждание в большинстве случаев завершается достижением результа­та, ведущего к сохранению и продолжению жизни, то это в значительной мере объясняется действием механизмов об­ратной связи» [26, с. 81].

Целенаправленный характер развития живого носит стохастический процесс выбора наиболее вероятных для него состояний в меняющихся условиях среды. Этим самым исследование сущности целенаправленного развития живо­го требует использования вероятностного подхода, катего­рии вероятности. В настоящее время вероятностный подход в наибольшей мере используется при исследовании законо­мерностей исторического развития живого. Но такой под­ход необходим и при исследовании закономерностей инди­видуального развития организма.

Исследование механизмов целенаправленного развития живого приводит к вычленению целевой причины, инфор­мационных, вероятностных и других форм связей. Анализ их места и роли в процессах развития живого способство­вал обоснованию концепции вероятностного детерминизма в эволюционной биологии и органического детерминизма в сфере наук о жизни. Как показано в работах А.И. Филюкова и И.Т. Фролова, эти формы детерминизма существенно обо­гащают и конкретизируют диалектико-материалистический принцип детерминизма. В этой связи нельзя согласиться с выводом В.П. Огородникова, что попытки «модернизиро­вать» концепцию детерминизма «путем введения представ­лений о «вероятностной», «информационной», «целевой» и тому подобных «причинах», не дало положительных резуль­татов» [27. с. 52]. Именно выявление роли такого рода при­чин в процессах детерминации живого способствует разви­тию и конкретизации принципа детерминизма. Более того, их анализ позволяет раскрыть многообразие форм связей в живом и в его взаимоотношениях со средой.

Особое значение имеет выявление различных типов слу­чайностей в детерминации целенаправленного развития. Его необходимый характер осуществляется, прежде всего, при наличии связей развивающегося организма с фактора­ми внешней среды. Вступит организм во взаимодействие с теми или иными факторами среды или не вступит – все это подвержено изменениям. Взаимодействие может произой­ти так. а может произойти иначе или совсем не произойти. Все это носит случайный характер. Однако внешняя среда является одним из необходимых факторов развития орга­низма. Экспериментальный анализ эмбрионального разви­тия позвоночных животных показывает, что «по отношению к каждому морфогенетическому акту, каждому множествен­ному механизму развития, среда выступает не как «шум», а как необходимый участник этого механизма» [28. с.257]. Через случайные связи организма со средой осуществляет­ся необходимый характер его развития.

Но процесс познания механизмов целенаправленного развития живого не может ограничиться выявлением толь­ко внешних, случайных связей. Случайности имеют как вне­шнюю, так и внутреннюю обусловленность. Последний тип случайных связей следует также учитывать при анализе процессов развития живого. Их проявление в развивающем­ся организме связано с системным характером развития, наличием множества взаимодействующих элементов. Их взаимодействия могут быть и случайными. Такие случайно­сти обусловливаются специфическими внутренними про­цессами, протекающими в развивающемся организме.

Например, образование некоторых тканей организма в его эмбриональном развитии зависит от направления миг­рации отдельных клеток или групп клеток из одной части зародыша в другую. Миграция клеток в первичных полос­тях зародыша – необходимое условие формообразовательно­го процесса. Но реализация возможностей мигрирующих клеток для специфической дифференцировки и образования тканевых структур зависит от окружения клеток и их лока­лизации относительно первичных зачатков зародыша. Од­нако все эти факторы являются случайными для клетки, которая предназначена для дифференцировки и образова­ния специфической ткани. Мигрируя в полостях зародыша, клетка может случайно оказаться в том или ином окруже­нии, вступить во взаимодействие с тем или иным участком первичного зачатка. Но если взаимодействие мигрирующих клеток с определенными участками зачатков зародыша нач­нется, то их последующее развитие уже с необходимостью приведет к образованию специфической ткани. Изменения (дифференцировка) клеток, вступивших во взаимодействие и при их случайных связях, образуют необходимую после­довательность событий.

В явлениях эмбрионального развития организма обнаружи­вается, что «причинности момент случайности присущ столь же органично, как и момент необходимости» [29, с. 215]. Слу­чайные и необходимые взаимодействия структур развива­ющегося организма составляют основу формообразователь­ного процесса. В результате различных взаимодействий за период эмбрионального развития организма происходят все возможные формообразовательные акты, которые необходи­мы для становления его целостной организации. Эта необ­ходимость прокладывает себе путь через различные типы случайности и благодаря им.

Но возможности развития организма заложены в его генетических структурах в форме генетической информа­ции, или целевой причины. Реализация этих возможностей есть процесс реализации целевой причины. Через взаимо­действия структур живой системы и системы со средой про­исходит раскодирование генетической информации и ста­новление действительной организации живого. Анализ ре­альных связей, имеющих место в развитии живого, свиде­тельствует, что его необходимый и целенаправленный ха­рактер осуществляется в процессах реализации возможно­сти в действительность. Этим самым необходимость пред­стает как «единство возможности и действительности» [30, с. 217]. Единство реальной возможности генотипа и дей­ствительности процессов его реализации лежит в основе необходимого характера развития организма. В свою оче­редь, необходимость является выражением целенаправлен­ного развития живого.

Таким образом, целевая причина раскрывает свое содер­жание через другие типы связей. Тем самым она находится не только в рамках органического детерминизма, но и су­щественно обогащает его. Вероятностный характер реали­зации целей в живом свидетельствует и о том, что органи­ческий детерминизм является по своей сути вероятностным детерминизмом. Вот почему, на наш взгляд, нет необходи­мости ставить вопрос о признании парадигмального стату­са целевой причинности. Все содержание этой формы при­чинности может быть выявлено в системе органического детерминизма. В нем фиксируется, прежде всего, своеобраз­ный характер развития живого и его взаимоотношения со средой своего обитания.

Универсальность детерминистской парадигмы

Сформулированная Вернадским новая детерминистская стратегия познания живого на различных уровнях его орга­низации оказалась весьма результативной. Ее реализация исследователями живого способствовала не только сближе­нию биологии с физикой и химией, но и раскрытию универ­сальности статистических закономерностей, их вероятност­ного характера выражения. Детерминистская парадигма входит в саму ткань научного познания. Причем сами есте­ствоиспытатели показали ее методологическую ценность в познании исследуемых ими объектов и явлений природы. В этом отношении правомерно утверждение Ю. В. Сачкова, что «вероятность лежит на магистральных путях развития науки». Но далее он отмечает, что вероятностная установка «еще не ассимилирована должным образом современным учением о бытии и познании, не ассимилирована нашим ми­ровоззрением» [6, с. 9].

Такая ситуация с освоением важнейшей парадигмы со­временной науки объясняется, на наш взгляд, низким уров­нем философской культуры нынешних представителей на­уки, особенно научной молодежи. Вот почему в процессе подготовки кадров науки следует обращать более присталь­ное внимание и на усвоение ими уже обоснованных методо­логических основ научного знания.

Важность осмысления и усвоения рассматриваемой ме­тодологической установки определяется и тем, что в научной литературе высказываются положения о «кризисе детер­минизма», «отходе» современного научного знания от детер­минизма и утверждении в нем индетерминизма. При этом указывается, что фактором данного процесса выступает синергетика и формируемый ею нелинейный стиль мышле­ния в науке. Наиболее последовательно данную точку зре­ния отстаивают С.А. Лебедев и И.К. Кудрявцев. Они счита­ют, что «с философских позиций нелинейность современной науки означает все более четкий ее отход от детерминист­ских взглядов на мир как универсально истинных и дополнение их индетерминизмом, утверждающим фундаменталь­ную и вместе с тем конструктивную роль случайности в структуре и эволюции реальных систем» [31, с. 18].

Исходя из сказанного, можно сделать вывод, что станов­ление синергетики приводит к «отходу» научного знания от современного детерминизма и его положений об объектив­ности и многообразии форм причинных связей. Ведь инде­терминизм и есть отрицание данного положения, а следовательно, и роли причинного объяснения в науке. В связи с этим возникает вопрос: в какой связи находятся синергети­ка и современный детерминизм?

Ответ можно получить, проанализировав некоторые вы­воды создателей синергетики. Об отношении И. Пригожина к современному вероятностному детерминизму уже говори­лось. Его по праву следует считать не только сторонником такого детерминизма, но и тем ученым, который показал универсальность детерминистской парадигмы в постиже­нии природных и социальных систем.

Здесь будет уместным и анализ некоторых положений со­временного физика Г. Хакена, внесшего значительный вклад в обоснование синергетики. Для темы нашего исследования первостепенное значение имеет его объяснение принципов работы лазерной установки. Им было выявлено, что при увеличении силы тока, подаваемого в лазерную трубку, нахо­дящиеся в ней атомы газа приходят в возбужденное состоя­ние и начинают испускать световые волны. Дальнейшее уве­личение силы тока приводит к тому, что эти отдельные вол­ны накладываются друг на друга, в результате чего получа­ется синхронизированное по фазе световое излучение. Скла­дывающиеся в этом процессе взаимосвязи между отдельны­ми световыми волнами и общим световым потоком названы Хакеном циклической причинностью. Механизм ее порожде­ния и действия связан с тем, что в лазере «с одной стороны, световая волна (параметр порядка) подчиняет себе атомы: с другой стороны, эта же волна (параметр порядка) сама ока­зывается результатом взаимодействия отдельных атомов» [32, с. 30]. В другой работе отмеченную форму взаимосвя­зей в лазере он называет круговой причинностью [33. с. 51]. Различия между названными Хакеном формами причинно­сти мы не видим. Последняя по своей сущности есть цикли­ческая причинность. Она имеет место во всех самооргани­зующихся системах – от лазера до работы мозга человека.

Следующей важной особенностью работы лазера являет­ся то. что при дальнейшем увеличении подаваемого в него тока световое излучение становится совершенно неупоря­доченным. Световые вспышки вырождаются в неупорядо­ченное движение, которое Хакен называет детерминирован­ным хаосом. Оно представляет собою нерегулярное, хаоти­ческое движение отдельных излучений атомов газа и одно­значно определено исходной причиной – увеличивающейся силой тока. Но состояние детерминированного хаоса весь­ма характерно для многих природных систем. В настоящее время данное явление становится предметом познания ряда научных дисциплин (физика, химия и т.д.).

Таким образом, анализ работы лазера показывает, что при действии на него одного и того же фактора (силы тока), но разной степени интенсивности одна и та же система ве­дет себя качественно различно. Подобные изменения весь­ма часто встречаются в природе. Особенно характерны они для нелинейных систем. На выявление их сущности и зако­номерностей, осуществляющихся в них процессов и ориен­тируется синергетика. А вскрытая ею новая форма причин­ной связи и состояния детерминированного хаоса может быть еще одним свидетельством объективности причинной связи и ее проявления в разных формах. Причем цикличе­ская причинность раскрывает свою сущность через случай­ные связи. Все это означает и то, что познание самооргани­зующихся систем может осуществляться только на методо­логической основе современного детерминизма. Синергети­ка не только не отрицает новейшую форму детерминизма, а, наоборот, подтверждает ее универсальную выраженность и парадигмальный статус в современной науке.

Детерминистская парадигма ориентирует познаватель­ный процесс на выявление различных форм связей и взаи­мообусловленностей предметов и явлений объективного мира, опосредованности этих связей самими исследуемы­ми предметами и явлениями. Такая стратегия познания по­зволяет наиболее полно отразить реальную картину этого мира и его отдельных компонентов. Сами исследователи убе­дились, что в процессе постижения, например, статистиче­ских закономерностей в изучаемых ими объектах открыва­ются и глубинные основы их организации. Еще И.И. Шмальгаузен по этому поводу писал, что данные закономерности выражают не только множественный характер случайных явлений, их массовость, ной «строение системы» [11, с. 183].

Более определенно взаимосвязь между статистическими закономерностями в предметах и процессах и особенностя­ми их внутреннего строения выразил один из создателей общей теории систем, австрийский биолог и философ Л. фон Берталанфи. На основе анализа характера многих биологи­ческих, физических, химических и других процессов им был подчеркнут, прежде всего, всеобщий характер статистиче­ских закономерностей. «Все законы природы, – писал он, – имеют статистический характер. Они предсказывают не неуловимо детерминированное будущее, а определенные вероятности, зависящие от природы рассматриваемых со­бытий и имеющихся законов и которые или приближаются к достоверности, или оказываются весьма далекими от нее» [34, с 71]. Далее он отмечал, что «приближающееся к досто­верности» знание о характере «массового поведения» разно­го рода объектов природы можно получить при использова­нии в процессе их исследования «системных законов» или системной парадигмы. В настоящее время к такому исследованию ориентирует научное знание и синергетика.

Именно реализация новой детерминистской парадигмы в познании объектов живой и неживой природы приводит научное знание к необходимости включения в число его ме­тодологических установок и системной парадигмы. Данная парадигма, хотя и вырастает из детерминистской, но не от­меняет ее. Она ориентирует научное знание на анализ но­вых сторон и граней предметов познания.

Литература

1.Вернадский В. И. Труды по философии естествознания. М., 2000.

2. Вернадский В. И. Очерки геохимии. М., 1983.

3. Вернадский В.И. О науке. Дубна, 1997. Т. I.

4.  Вернадский В. И. Живое вещество. М., 1978.

5.  Рокицкий П.Ф. Специфика современного этапа развития биологии // Биология и современное научное познание. М., 1980.

6.  Сачков Ю.В. Вероятностная революция в науке. М., 1999.

7.  Пригожин И., Стенгерс И. Порядок из хаоса. М., 2003.

8.  Пригожин И. Конец определенности. Ижевск, 2001.

9.  Вернадский В. И. Биосфера: Мысли и наброски. М., 2001.

10.Четвериков С.С. О некоторых моментах эволюционного процесса с точки зрения современной генетики // Классики советской генетики. М., 1968.

11.Шмальгаузен И.И. Кибернетические вопросы биологии. Новосибирск, 1968.

12.Майр Э. Популяции, виды и эволюция. М., 1974.

13.Рокицкий П.Ф. Введение в статистическую генетику. Мн., 1978.

14.Реймерс Н.Ф. Экология: (теории, законы, правила, принципы и гипотезы). М., 1994.

15.Агроэкология. М., 2000.

16.Гиляров A.M. Перестройка в экологии: от описания видимого к пониманию скрытого // Вестник РАН. 2005. № 3.

17.Хотунцев Ю.Л. Экология и экологическая безопасность. М., 2004.

18.Фролов И.Л. Жизнь и познание. М., 1981.

19.Фесенкова Л.В. Методологические возможности биологии в построении новой парадигмы // Методология биологии: новые идеи: (синергетика, семиотика, коэволиция). М., 2001.

20.Степин B.C. Теоретическое знание. М., 2000.

21.  Красилов В.А. Охрана природы: принципы, проблемы, приоритеты. М., 1992.

22.  Майр Э. Причина и следствие в биологии // На пути к теоретической биологии. М., 1970.

23.  Дубинин Н.П. Общая генетика. М., 1970.

24. Жуков Н.И. Философские основания кибернетики. М., 1985.

25. Мелюхин С.Т. Диалектика единства и многообразия свойств пространства и времени // Философские проблемы ес­тествознания. М., 1985.

26.  Волкова Э.В., Филюков А.И., Водопьянов П.А. Детермина­ция эволюционного процесса. Мн., 1971.

27.  Огородников В.П. Познание необходимости. М.. 1985.

28.  Лопашов Г.В. Эмбриология и кибернетика // Клеточная дифференцировка и индукционные механизмы. М., 1965.

29.  Материалистическая диалектика: В 5 т. Объективная диалектика. М, 1981. Т. 1.

30.  Широканов Д.И. Необходимое и случайное // Материали­стическая диалектика. Законы и категории. Ташкент, 1982.

31.  Лебедев С.А., Кудрявцев И.К. Детерминизм и индетерми­низм в развитии естествознания // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 7. Философия. 2005. №6.

32.  Хакен Г., Хакен-Креллъ М. Тайны восприятия. М., 2002.

33.  Хакен Г. Принципы работы головного мозга. М., 2001.

34.  Берталанфи Л. Общая теория систем – критический об­зор // Исследования по общей теории систем. М., 1969.

3.2. БИОСФЕРНЫЕ ИДЕИ В. И. ВЕРНАДСКОГО И СТАНОВЛЕНИЕ СИСТЕМНОГО ПОДХОДА В НАУКЕ XX ВЕКА

Системная парадигма – «новая философия природы»

О парадигмальном характере идеи системности писал Л. фон Берталанфи. Он указывал, что уже к середине XX в. все области научного знания пришли к осознанию важно­сти рассмотрения сложных объектов как системных обра­зований. А их включение в предмет познавательной деятельности «ведет к фундаментальной переориентации научного мышления» [I.с.32]. Последнее связывалось им с тем, что анализ системных объектов сопровождается «введением в науку организмических и системных понятий», которые сродни парадигмам Т. Куна.

Названные понятия были получены Берталанфи в про­цессе разработки им концепции системы и включения ее в научное знание, что существенно повлияло на восприятие природных, технических и многих социальных образований. Они стали пониматься как системы, а понятие «система» превратилось в новую парадигму науки. В результате всего этого в науке произошла и смена ее мировоззренческих и методологических ориентации. Берталанфи весьма опреде­ленно указывает корни этих изменений: «Концепция «сис­темы», представляющая новую парадигму науки, по терминологии Т. Куна, или, как я ее назвал, «новую философию природы», заключается в организмическом взгляде на мир «как на большую организацию» и резко отличается от механистического взгляда на мир как на царство «слепых зако­нов природы» [2, с. 33].

«Механистический взгляд на мир» развивался классиче­ской наукой. В этот период развития научного знания по­нятие «система» использовалось и некоторыми ее видными представителями. Но первостепенную роль при этом они отводили индивидуальным объектам, а систему рассматри­вали как нечто вторичное и порожденное такими объекта­ми. Например, И.Кант писал: «В настоящем трактате («Всеоб­щая естественная история и теория неба». – П.К.) я часто буду применять выражение системное устройство мироздания». Что же понимается под сформулированным им выражением? Его смысл весьма четко раскрывается самим Кантом: «В сущ­ности, все планеты и кометы, принадлежащие нашему мироз­данию, образуют систему уже по одному тому, что они враща­ются вокруг общего центрального тела» [3, с. 138]. В качестве такого «тела» у него было Солнце, к которому «все тяготеет». Вот почему и в обосновываемой Кантам концепции «мироздания» понятие «система» выступало как производное от Солнца и не имело собственной значимости. Тем самым оно и не станови­лось предметом познания.

В науке последующего времени возобладающей тенден­цией познания стала ориентация на исследование только отдельных частей в системных объектах. Это приводило к противопоставлению части целому, а целого своим частям, возведению их в абсолют, что способствовало усилению ме­ханицизма в научном знании. На его основе строились и многие теоретические концепции. Так, в биологии середи­ны XIX в. концепция организма опиралась на отмеченную методологическую установку. А один из создателей клеточ­ной теории строения растительных и животных организмов Т. Шванн считал, что все организмы, в сущности, состоят из одинаковых частей – клеток. Они обладают «собственной силой» и «самостоятельной жизнью». Поэтому «основа пита­ния и роста лежит не в организме как целом, а в отдельных элементарных частях – в клетках» [4. с. 341]. По Шванну, организм – всего лишь сумма самостоятельных и независи­мых друг от друга частей (клеток).

В физических концепциях того времени исследуемые объекты рассматривались как независимые от своего окру­жения. Достаточно отметить, что классическая термодина­мика исследовала и оперировала представлениями о физи­ческих системах как закрытых образованиях, не обменива­ющихся веществом и энергией с внешней средой. Закрытой была и Вселенная в воззрениях Ньютона. Такие системы неизбежно переходят к состоянию с наибольшей энтропи­ей, т.е. к термодинамическому равновесию или наибольше­му хаосу. На этой основе вырастали идеи «тепловой смерти» Вселенной. Вся их несостоятельность стала понятной толь­ко в период утверждения новых представлений на сущность природных систем.

Практически в то же время развивались и качественно иные идеи относительно системности. В частности. К. Маркс продемонстрировал диалектическое понимание об­щества как системы и показал плодотворность применения системного подхода к его анализу. Учение Маркса об обще­ственно-экономических формациях может быть примером вышесказанному. Маркс показал, что система является це­лостным образованием, в котором составляющие части, их взаимодействие между собой и формирует это целое, высту­пает источникам его развития. Он полагал, что такие особенности присущи «любой органической системе». А «сама эта органическая система как совокупное целое имеет свои предпосылки, и ее развитие в направлении целостности со­стоит именно в том. чтобы подчинить себе все элементы об­щества или создать из него еще недостающие ей органы. Таким путем система в ходе исторического развития пре­вращается в целостность. Становление системы такой це­лостностью образует момент ее, системы, процесса, ее раз­вития» [5. с. 229].

Сформулированное Марксом понимание системы было дополнено Ф. Энгельсом при обосновании им наличия раз­ных форм движения материи, их взаимной связи, биосоци­альной сущности человека и т.д. Его понимание природы как системы, образованной совокупной связью различных тел, может быть примером применения системного подхода к ее постижению. Более того. Энгельс призывал представителей науки выявлять эти связи как в отдельных частях природы, так и ее целостной организации. Но все это, по разным при­чинам, не было воспринято естествоиспытателями второй половины XIX в. Многие из них, вплоть до 30-х гг. XX в., про­должали придерживаться механистических воззрений на систему как суммативного объединения независимых друг от друга частей,

Подобное понимание систем было наиболее характерным для биологии. Так, Берталанфи писал, что когда он начинал карьеру ученого, биология опиралась на механистическую методологию: «Механистическая точка зрения, но существу, заключалась в сведении живых организмов к частям и час­тичным, процессам, организм рассматривался как агрегат клеток, клетки – как агрегат коллоидов и органических мо­лекул, поведение – как сумма безусловных и условных реф­лексов и т.д.» [6, с. 27]. На данной методологии строились целлюлярная патология Р. Вирхова, целлюлярная физиоло­гия М. Ферворна, механика развития В. Ру, хромосомная тео­рия наследственности в период своего зарождения и т.д.

В названных и других биологических концепциях меха­нистически трактовалось соотношение целого и его частей. Целое понималось как сумма независимых друг от друга ча­стей (клеток, органов, тканей и т.д.). На основе такого по­нимания целого вырастали разного рода идеалистические (виталистические) концепции живого. В начале XX в. широ­кую известность приобрела виталистическая концепция жизни немецкого эмбриолога Г. Дриша. Методологические и гносеологические основы этой концепции были раскрыты в специальной работе [7].

Л. Берталанфи писал, что уже в середине 20-х гг. он при­ходил в «недоумение» от знакомства со сложившимися ме­тодологическими основаниями биологии. Уже тогда им была осознана «недостаточность механистической схемы изоли­рованных причинных цепей и меристских концепций, осо­бенно для биологических наук и практических проблем, по­ставленных современной техникой» [1, с. 35] и важности выработки новой парадигмы для биологии и других научных дисциплин. В качестве последней в 30-е гг. им была предло­жена теория открытых систем. Она опиралась на обоснован­ное им положение об организме как открытой системе. Исследование процессов жизнедеятельности организмов, фун­кционирования технических объектов и многих соци­альных образований позволило Берталанфи сделать вывод, что все они есть системы. А любая система «может быть оха­рактеризована только через свои связи в широком смысле слова, т.е. через взаимодействие составляющих элементов» [2, с. 34].

В качестве системных образований у Берталанфи вы­ступали не только отдельные организмы, но и популяции, разного рода экосистемы, социальные образования и т.д. Анализ особенностей отмеченных и других систем позволил установить наличие у них функциональных, корреляцион­ных и иных типов связи и разных форм регуляции, которые обеспечивают равновесное существование системы со сре­дой ее обитания, иерархичность организации и т.д. Вклю­чение этих представлений в научное знание было принци­пиально новым для классической науки. Следовательно, можно считать, что переход от классического этапа разви­тия науки к неклассическому этапу был связан и с обосно­ванием и включением в последний системной парадигмы.

Биосфера - «организованная» система

Как соотносится учение Вернадского о биосфере с сис­темной парадигмой? Данный вопрос практически не рас­сматривался даже теми исследователями, которые занима­лись анализом становления и развития системных идей. В их работах первостепенная роль отводится анализу идей Л. Берталанфи, А.А. Богданова и некоторых других предста­вителей системной методологии. А вот роль Вернадского в развитии системных представлений ими не выявляется. Только в трудах одного из лидеров системного движения в бывшем СССР И.В. Блауберга есть утверждение, что систем­но-структурные принципы развивались Вернадским и дру­гими видными советскими учеными [8. с. 176]. О роли Вер­надского в обосновании системного видения мира пишет и Э.Н. Мирзоян (9).

Но конкретного анализа вклада Вернадского в разработ­ку системной парадигмы сделано не было. Во многих спе­циальных работах по системному анализу Вернадский даже не упоминается. Не отмечается и роль его учения о биосфере в обосновании идей системности. Характерной в этом плане является работа В.Н. Спицнаделя (10). Поэтому вы­явление места и роли учения Вернадского о биосфере в обо­сновании системной парадигмы в науке XX в. представля­ется весьма важной познавательней задачей. Кроме того, системные идеи Берталанфи и его общая теория систем были сформулированы в 30-е гг. Опубликованы они были только в середине XX в. А системные идеи Вернадского были в основном сформулированы и опубликованы в труде «Био­сфера» (1926). Уже в этой работе биосфера предстает не только как естественное тело, но и системное образование. По Вернадскому, «биосфера – единственная область земной коры, занятая жизнью. Только в ней, в тонком наружном слое нашей планеты жизнь сосредоточена; в ней находятся все организмы...» [11, с. 34].

В данном определении биосферы обращается внимание на ее системную выраженность. Более того, биосфера ока­зывается и открытой системой. Она «открыта», прежде все­го, для космических излучений. Среди них особая роль при­надлежит излучениям Солнца. «Солнцем, – писал Вернад­ский,  – в корне переработан и изменен лик Земли, прониза­на и охвачена биосфера. В значительной мере биосфера яв­ляется проявлением его излучений; она составляет планет­ный механизм, превращающий их в новые разнообразные формы земной свободной энергии, которая в корне меняет историю и судьбу нашей планеты» [11, с. 24]. Биосфера ока­зывается той системой, которая перерабатывает излучения Солнца в разные формы земной энергии.

Поскольку излучения Солнца усваивает и преобразует в разные формы энергии живое вещество биосферы, постоль­ку и ее Вернадский рекомендует понимать соответствующим образом. Именно учитывая отмеченную роль живого в био­сфере, он писал, что «организм фактически, реально, неотделим от биосферы» [12, с. 17]. Он компонент целостной си­стемы – биосферы. Выполняет в ней те функции, которые присущи самой биосфере.

Как видим, трактовка биосферы у Вернадского лишена всяких механистических наслоений. На эту сторону пони­мания биосферы обращает внимание и сам Вернадский. «Биосфера, – писал он, – не может рассматриваться как механизм». Вот почему и при ее анализе и описании не следует прибегать к механистической методологии и термино­логии. Даже само «слово «механизм» поэтому научно удобно отбросить, говоря не только о живом организме, но и о сре­де жизни – биосфере» [12, с. 17]. Для исследования после­дней более «удобно» будет, по его убеждению, использование слова «организованность», что является исходным и принци­пиальным положением концепции биосферы Вернадского.

В труде «Биосфера» и последующих работах он неодно­кратно подчеркивал закономерный характер становления и существования биосферы. Именно ее организованность и означает то, что она «не случайна», а «имеет определенное строение, сопряженное с явлениями жизни» [12, с. 18]. Био­сфера охватывает нижнюю часть атмосферы, всю гидросфе­ру и верхнюю часть литосферы. Вернадский показал, что все эти оболочки связаны между собой циклами миграции ве­ществ и энергии биогенного и абиогенного происхождения. В своей взаимосвязи и изменении они составляют среду для существования живого. Исходя из этого он рассматривал биосферу не только как область жизни, но и как среду оби­тания живых организмов. Все это находит свое выражение и в ее строении. Биосфера, писал Вернадский, «обладает со­вершенно определенным строением, существующим таким в течение миллиардов лет. Строение это связано с активным участием в нем жизни, ею в значительной мере обусловле­но в своем существовании...» [13, с. 431].

Далее Вернадским раскрывается содержание основных положений системной методологии. Анализ он начинает с обоснования структурных составляющих биосферы, выяв­ления в ней ведущего элемента и раскрытия его роли в ее целостной организации. Он выделил семь основных струк­турных компонентов биосферы: живое вещество; биогенные вещества (каменный уголь, битумы, нефть и т.д.); косное вещество абиогенного происхождения в твердом, жидком и газообразном состоянии; биокосное вещество, создаваемое живыми организмами и косными процессами (почва, вода и т.д.); радиоактивное вещество; рассеянные атомы, обра­зующиеся из земного вещества, и, наконец, вещество кос­мического происхождения (космическая пыль) в виде отдель­ных атомов или молекул, попадающих на Землю.

Однако в теоретических построениях Вернадский чаще всего включал в состав биосферы только три структурные компоненты. «Биосфера, – писал он, – состоит из резко огра­ниченных областей, образованных живыми, косными и био­косными телами – водами, живым веществом, горными по­родами, воздухом и т.п.» [12, с. 61]. Но ведущим среди них Вернадский считал живое вещество – совокупность суще­ствующих в данный момент живых организмов. «Живые организмы, – подчеркивал он, – являются функцией биосфе­ры и теснейшим образом материально и энергетически с ней связаны, являются огромной геологической силой, ее опре­деляющей» [14, с. 64].

Особое место живого вещества в биосфере Вернадский связывал с его энергетической и геохимической функция­ми. Первая находит свое выражение в ассимиляции зелены­ми растениями солнечной энергии, ее запасании в продук­тах фотосинтеза и передаче их по цепям питания и рассеивания. Благодаря этой функции в биосфере накапливается биогенное и биокосное вещество. Геохимическая функция живого проявляется в его участии в миграции химических элементов между основными структурными компонентами биосферы: «Живые организмы одними такими миграциями атомов неразрывно и неразделимо связаны с биосферой, составляют закономерную часть ее структуры» [13, с. 442].

Геохимическая функция живого в биосфере связана и с его другими функциями. Вернадским были выделены следу­ющие функции живого: газовая, концентрационная, окис­лительно-восстановительная и биохимическая. Осуществ­ляя эти функции, «живое вещество охватывает всю биосфе­ру, ее создает и изменяет» [13. с. 308]. Хотя в общей массе вещества биосферы живое вещество составляет лишь незначительную часть, но его геологическая роль чрезвычайно важна. Вернадский считал, что оно «является самой огром­ной силой в биосфере», определяет все идущие в ней процес­сы. Именно под влиянием живого вещества биосфера ста­новится целостной системой. В ней становится возможной создание и существование биокосных тел. Вот почему и «сама биосфера есть сложное планетное биокосное природ­ное тело» [13. с. 309]. Для Вернадского биосфера – это обо­лочка Земли, состав, структура и энергетика которой опре­деляются совокупной жизнедеятельностью организмов.

Наличие в составе биосферы живого, биокосного и кос­ного вещества есть свидетельство ее неоднородности. Следует отметить, что вывод Вернадского о неоднородном со­ставе биосферы является принципиальным положением. Вернадским учитывалась, прежде всего, сложность струк­турных компонентов биосферы. Ведь каждый из них состо­ит из частей меньшего порядка. Например, живое вещество представлено огромным числом видов, выполняющих в био­сфере разные функции: синтез органического вещества, его передачу по цепям питания и разложения до простейших молекул. Значит, организмы, выполняющие такие функции, входят в состав больших групп живого: автотрофы, гетеротрофы и деструкторы.

Вещество биосферы распределено в ней также неравно­мерно. В наибольшей мере это характерно для живого ве­щества. «Сгущения жизни» имеют место только в особых кли­матических условиях. Но иная картина ее наличия наблю­дается в приполярных и полярных зонах, нижних слоях ли­тосферы и гидросферы, верхних – атмосферы. Вещество био­сферы существует и в разных агрегатных состояниях и т.д. Неоднородность строения биосферы Вернадский считал весьма важной ее особенностью. В ней он видел источник ее развития. Именно взаимодействие разнородных структур и обеспечивает ее изменение и эволюцию.

Многообразие разнородных структур в биосфере, их вза­имосвязь между собой цепями миграции вещества и энер­гии есть свидетельство целостности биосферы как системы. Биосфера относится к органическому типу систем. Как под­черкивал Вернадский, она – саморегулирующаяся открытая система. С этой особенностью биосферы он связывал и ее организованность, которая «должна рассматриваться как равновесия, подвижные, все время колеблющиеся в истори­ческом и в геологическом времени около точно выражаемо­го среднего» [13, с. 307]. В настоящее время такие равнове­сия и способность открытых систем их поддерживать назы­вают гомеостазом. Гомеостатические особенности биосфе­ры связаны с теми свойствами и функциями живого вещества, которые были отмечены Вернадским.

Представления Вернадского об организованности и рав­новесиях биосферных процессов берутся многими современ­ными исследователями в качестве теоретической основы для решения задач оптимизации социоприродных взаимодей­ствий и разработки соответствующих концепций. При их обосновании принципиальное значение имеют мысли Вернадского о месте и роли человека в биосфере. Для него био­сфера – не просто оболочка Земли. Она есть и среда жизни человека. Человек уже своим происхождением «обязан» био­сфере, и его нынешнее существование возможно только в ней. Он, как и «всякое живое вещество», есть «функция био­сферы», и во всех своих проявлениях «составляет определен­ную закономерную часть строения биосферы» [13, с. 335].

Важное место в биосфере Вернадский отводил и научной мысли: «Научная мысль есть часть структуры – организован­ности – биосферы и ее в ней проявления, ее создание в эво­люционном процессе жизни является величайшей важно­сти событием в истории планет» [13, с. 433]. Еще большую роль научная мысль будет играть в будущем биосферы. Вер­надский полагал, что только под влиянием научного знания (научной мысли) биосфера перейдет в новое качественное состояние – ноосферу.

Включая человека и научную мысль в число структурных компонентов биосферы, Вернадский тем самым «расширя­ет» и свою биогеохимическую концепцию биосферы. В свя­зи с этим постижение биосферы научным знанием предпо­лагает учитывать в ней не только природные, но и антропо­генные характеристики. Биосфера – это организованная система, включающая природные компоненты, их связи и человека, результаты его технической деятельности. Дан­ные аспекты биосферы стали учитываться и многими совре­менными учеными, особенно экологами.

Системный подход в современной экологии

Включение антропогенных аспектов биосферы в предмет исследования экологии существенно изменило и ее страте­гию познания. Как пишет А.И. Зеленков, «переход от биогео­химической картины исследуемой реальности в экологии к современной, для которой характерна установка на изуче­ние глобальной экосистемы (биосферы в целом) в контексте единства ее естественных и антропогенных характеристик, означал подлинную научную революцию» [15, с. 118].

Следствием этой революции следует считать расширение предметной области исследований в экологии, ориентации многих экологов на познание такой природной глобальной системы, как биосфера, применение системного анализа к исследованию динамики биосферных процессов, которая складывается в результате ее естественной эволюции и де­ятельности человека. Наличие взаимодействия человека и био­сферы, существование сверхсложной системы «человек – био­сфера» или «общество – природа» стало не только призна­ваться, но и оказалось возможным выразить данную систе­му в форме математической модели. Показательными в этом плане могут быть модели мирового развития системы «об­щество – природа» Дж. Форрестера, работы Н.Н. Моисеева по созданию моделей современной биосферы и возможных сценариев ее будущих состояний. Их анализ осуществлен в исследовании А.И. Зеленкова и многих других работах.

Стремление современной экологии выявить влияние ан­тропогенных факторов на динамику биосферных процессов способствовало утверждению в ней системной парадигмы. Все это обусловило и качественно новый этап ее развития.

Существенной стороной экологии конца XX в. – начала XXI в. стало ее сближение с общей теорией систем, исполь­зование ею системного подхода. Экологи по-иному воспри­няли и определение экологии, которое дано Э. Геккелем. «Э. Геккель, – пишет В.А. Красилов, – не только основал но­вую дисциплину, но и открыл новую страницу в истории ес­тествознания. Ведь до появления экологии объектами есте­ственных наук были материальные тела, формы движения, процессы. Здесь же впервые в качестве объекта исследова­ния заявлены системные взаимоотношения» [16, с. 5].

Но от «заявленности» Геккелем системной методологии до ее использования в конкретных исследованиях прошло более 100 лет. Только в наши дни стало возможным делать выводы, что системная парадигма стала методологической основой экологических исследований (15; 17). А понятия «система» и «экологическая система» стали основополага­ющими в современной экологии. Даже в определениях эко­логии данная тенденция находит свое выражение. Так, по А.Ф. Алимову, экология есть «фундаментальная биологиче­ская наука, исследующая системы надорганизменного уровня, их структуру и функционирование в пространстве и времени в естественных и изменяемых человеком усло­виях» [18. с. 1078]. В данном определении обращается вни­мание на то, какие системные образования изучает экология и с какими факторами среды они взаимодействуют, а также на важность их познания.

Экологами подчеркивается и специфичность экологиче­ских систем. Они есть не что иное, как разного рода биогео­ценозы. При этом они отмечают, что системообразующей структурой биогеоценоза является растительное сообщество. Процессы его развития могут контролироваться и управлять­ся человеком. «Человек, – пишет И.Б. Арчегова. – может регулировать скорость развития растительности и спо­собствовать более устойчивому природовосстановлению» [19. с. 116]. Так экологи подтверждают возможность коэво­люции человека и экологических систем.

Именно знания о законах функционирования и развития биологических систем разного уровня сложности позволя­ют ориентировать и человеческую деятельность в такую сто­рону, при которой человек не будет оказывать негативного воздействия на эти системы. Уже сегодня «экология, опира­ясь на весь комплекс биологических и смежных с ними наук, создает фундаментальную научную базу, с помощью кото­рой можно будет управлять хозяйственной деятельностью современного человека, не считавшегося с законами приро­ды, в свою очередь управляющими биосферой» [18, с. 1078]. Таковы лишь первые теоретические выводы и прогнозы, которые делаются экологами и которые стали возможными благодаря использованию ими системного подхода.

Системная методология и биологическое познание

В системных представлениях Вернадского о биосфере нельзя не отметить его идею дискретности живого вещества, иерархичности уровней его организации. «Морфологически в биогеохимии, – писал он, – живое вещество проявляется как вид, род, раса и т.п. Мы различаем живое вещество однород­ное  - родовое, видовое, и т.п. и живое вещество неоднородное, как лес, степь, биоценоз вообще, состоящее из однородных живых веществ, их закономерные смеси» [12. с. 57].

Идея дискретности живого вещества оказалась эвристи­ческой для биологических наук. В середине XX в. она при­вела к постановке и разработке проблемы структурных уровней организации живых систем. В соответствии с ней жи­вое стало пониматься как форма существования организменного, популяционно-видового, биоценотического и биосферного уровня организации жизни. Выявление особенно­стей связей между составляющими их частями, позволило раскрыть многоступенчатость организации каждого из уровней живого. В биологии получила признание идея иерархического строения живого. Раскрытие иерархично­сти и соподчиненности последовательных уровней органи­зации живых систем следует считать крупным достижени­ем биологии второй половины XX в.

Современная биология стала исследовать не один, а це­лый ряд уровней организации жизни, каждый из которых занимает свое положение в целостных процессах биосферы. Утверждение положения об иерархичности организации живых систем привело и к отказу от идеи какого бы то ни было «центризма» и придания одному из уровней ведущей роли в системе живой природы. Кроме того, системная орга­низация жизни стала считаться в биологии таким же ее атрибутивным свойством, как способность живого сохра­нять свои наследственные особенности и эволюционировать. Системная выраженность жизни становится возмож­ной благодаря взаимодействию составляющих живую сис­тему компонентов. Только в такой системе каждый из них может воспроизводиться. Сложность живых систем обуслав­ливает и множественность проявлений жизни, их дискрет­ность. «Жизнь, – пишет Г.А. Заварзин, – дискретна в своей основе и в своих простейших проявлениях. Она существует только в виде организмов» [20, с. 91]. Вот почему все разго­воры о «живых молекулах» белка, РНК или ДНК лишены на­учных оснований. Они несовместимы с системными пред­ставлениями о живом. Но самым существенным моментом утверждения системной парадигмы в биологии стало изме­нение стратегии познания ею сущности живого.

Для стратегии современного биологического познания все более характерным становится стремление исследова­телей раскрыть системную организацию объекта своего ис­следования. Эта тенденция стала проявляться даже в молекулярно-биологических исследованиях. Осуществление по­следних было связано с ориентацией биологического позна­ния на анализ строения и свойств отдельных макромолекул живого. Методологической основой этого направления ис­следования являлись принципы редукционизма. Их исполь­зование в биологическом познании имело огромное значе­ние. Как отмечал В.А. Энгельгардт, «прямым детищем» редукционизма является молекулярная биология, на долю ко­торой «выпали все те эпохальные успехи и достижения, ко­торые составляют сущность нынешней революции в биоло­гии» [21. с. 204].

Однако по мере развития молекулярной биологии сами исследователи стали осознавать односторонность редукци­онизма. Хотя явления жизни связаны с простейшими физи­ко-химическими процессами, но к ним они не сводятся. Уже на уровне клетки ее жизнедеятельность есть результат ин­теграции этих элементарных процессов, их упорядоченно­сти в целое. Закономерным ходом своего развития молеку­лярная биология подошла к необходимости познания меха­низмов интеграции структур и процессов в клетке, приро­ды ее организации. Но «понятие интеграции неразрывно связано с представлением о наличии системного начала, поскольку всякая целостность построена на системе связей. Изучение закономерностей, которым подчиняются свойства и поведение систем, в настоящее время является областью, привлекающей особенно большое внимание... В познании живого мира принципы системного подхода приобретают совершенно исключительное значение» [21, с. 211].

Исследование системных связей становится стратегией не только молекулярной биологии, но и тех направлений биологической науки, которые изучают организменный и надорганизменные уровни организации живого. В настоя­щее время системный подход наиболее плодотворно используется при исследовании организменного уровня организа­ции живого. Важным результатом его применения на этом уровне исследований явилось обоснование П.К. Анохиным теории функциональной системы. На системных представ­лениях строится современное учение о популяциях. Эти представления легли в основу кибернетических моделей эво­люции живого, разработанных И.И. Шмальгаузеном, кон­цепции ассоциативного отбора (В.К. Савченко), дестабилизирующего отбора (Д.К. Беляев). Использование системно­го подхода свидетельствует, что он стал составной частью теоретических построений современной биологии, компо­нентом познавательных установок и действий исследовате­лей живого.

Включение в саму практику биологических исследований анализа системных связей различных уровней организации живого и его отношений к окружающей среде стало возможным благодаря изменению стиля мышления биологов, В мышлении современных биологов объекты их исследования предстают как бесконечно сложные системы, находящиеся во взаимосвязи с другими системами и окружающей их сре­дой. Более того, сама жизнь на Земле предстает как функционирование систем различного уровня сложности. «Сис­темный подход к исследованию, – писал П.К. Анохин, – яв­ляется прямым следствием перемены теоретического под­хода к пониманию изучаемых объектов, т.е. в какой-то сте­пени следствием изменения самой формы мышления экспериментатора» [22, с. 53].

В современной биологии системный подход осознается как один из ведущих в изучении живого. «Из современных методологических течений, – отмечал А.А. Баев, – систем­ный подход представляется более всего отвечающим запро­сам и нуждам биологов, но при этом его следует рассматри­вать не как самостоятельное мировоззрение, эквивалент диалектического материализма, а как его интерпретацию применительно к определенному кругу явлений» [23, с. 289]. Системный подход становится существенным элементом экспериментальных исследований и теоретических обобще­ний. Он проникает в ткань биологического познания. Через него в сферу биологического познания включаются пред­ставления материалистической диалектики о сложности материальных объектов, их целостности, многообразия свя­зей с другими объектами и т.д. Тем самым системный под­ход связывает материалистическую диалектику с конкрет­ными методами исследования живого, способствует диалектизации познавательного процесса в современной биологии. Именно ориентация биологов на системный анализ объек­тов своего исследования – одна из линий диалектизации про­цессов познания живого и мышления исследователей.

Исследование системной организации живого предпола­гает и выявление того, как она сложилась в процессе его исторического развития. Отсюда в современном биологиче­ском познании системный подход тесно сливается с исто­рическим, в результате чего образуется единый системно-исторический методологический комплекс. На его важность для биологического познания обращают внимание многие биологи. Так, П.Ф. Рокицкий подчеркивал, что «структурно-системный подход в сочетании с историческим, осуществляемый на диалектико-материалистической основе, наибо­лее ценен в современном биологическом познании» [24. с. 19].

Использование системно-исторического методологиче­ского комплекса при исследовании закономерностей эволю­ции онтогенеза позволило И.И. Шмальгаузену разработать учение об организме как целом в индивидуальном и истори­ческом развитии. Опираясь на этот комплекс, П.К. Анохин вскрыл гетерохронный принцип развития тканей и органов в эмбриональном развитии позвоночных животных и чело­века и сформулировал концепцию системогенеза. Сочетание системного и исторического подходов позволило поставить вопросы об изменяемости роли отдельных факторов в ходе исторического развития живого. Ныне эти вопросы стали предметом активного обсуждения многими представителя­ми молекулярной биологии и теории эволюции. Системно-исторический подход проникает во многие направления со­временной биологии и становится одним из важнейших на­правлений научного поиска в науке о живом.

Результаты использования системно-исторического подхода в познании явлений жизни обогащают не только био­логию. Они стали привлекательными и для других есте­ственных наук. Так, Г. Николис и И. Пригожий отмечают, что знания о системной организаций живого и ее «исторической» обусловленности «дают импульс физическим наукам для лучшего понимания сложности» [25, с. 42]. Постижение сложности физических и химических систем позволило им установить «связь между физико-химической организацией и биологической упорядоченностью»; По убеждению этих выдающихся ученых XX в., такая связь «просматривается особенно четко». Все это позволяет говорить о системной организованности физико-химических объектов и процес­сов и проникновении системной парадигмы в физику и хи­мию. Работа названных естествоиспытателей может быть примером использования системной методологии в позна­нии биологических, физических и химических объектов и процессов.

Познание сложных систем позволило вскрыть очень важ­ную черту их существования. Оказалось, что «чем выше уро­вень усложненности системы, чем такая система совершен­нее, тем отчетливее выступают «нелинейные» эффекты, и это в первую очередь относится к биологическим иерархиям. Их важнейшей особенностью является возникновение новых свойств, которые никак не могут быть выделены или пред­сказаны на основе прямого проявления свойств тех элемен­тов, из которых построена рассматриваемая иерархическая система» [21, с. 232]. Например, первичная структура моле­кулы белка (последовательность аминокислот в полипептид­ной цепи) предопределена кодом молекулы ДНК. А вот даль­нейшее превращение линейной немодифицированной цепи в полноценный функциональный белок осуществляется в форме многостадийного процесса и протекает под воздей­ствием большого числа внутриклеточных структур. Кроме того, формирующаяся организация молекулы белка оказы­вает воздействие на составляющие ее компоненты (амино­кислоты). Оно выражается в том, что в системе высшего иерархического уровня (молекулы белка) аминокислоты те­ряют многие присущие им свойства (растворимость, подвижность и т.д.). Но в новом системном образовании появ­ляются и новые свойства (пластичность структуры, катали­тические, ферментативные и другие функции). Из совокуп­ности этих свойств складывается специфика целого – бел­ковой молекулы и ее возможность быть компонентом в следующих звеньях иерархической цепи и новой сложности.

Данный пример может быть свидетельством проявления «нелинейных» эффектов на молекулярном уровне процессов живого. Именно их нелинейность приводит к усложнению организации структур клетки и становлению их биологиче­ских функций. Нелинейность процессов в живом является выражением наличия самоорганизации в явлениях жизни на самых низких уровнях их осуществления. Подобные про­цессы имеют место и в химии (автокатализ, реакция Белоусова-Жаботинского и т.д.). В настоящее время их природа раскрывается такой междисциплинарной областью знания, как синергетика. Получает признание и синергетическая парадигма в современной науке. При этом нельзя не видеть и того, что становление синергетики стало возможным в результате развития идей системности. В этом плане осо­бое значение имели открытые И. Пригожиным и Г. Хакеном явления самоорганизации, происходящие в самых разных сферах (неживой и живой природы, в обществе), что способ­ствовало не только становлению синергетики, но и утверж­дению эволюционной парадигмы в современном научном знании.

Всеобщность системной парадигмы

Использование системной парадигмы не ограничивает­ся биологией, физикой и химией. В настоящее время она весьма результативно осваивается и в географии. Стремле­ние географов постичь особенности природных объектов различной степени сложности и размерности привело их к признанию системных образований и включению в поня­тийный аппарат географии понятия «геосистема» (В.Б. Сочава). Хотя данным термином обозначается традиционный для географии объект ее познания (ландшафт, природный комплекс и т.д.), но он «содержит в себе особый акцент, ука­зывающий на принадлежность этих объектов к общенауч­ной категории «система», и ориентирует географов на осво­ение принципов и методов общей теории систем» [26, с. 100].

Использование в географии системных идей способству­ет усилению внимания географов к выявлению системооб­разующих связей внутри природных объектов, роли внут­ренних и внешних факторов в их динамике и особенностям функционирования в прошлое и настоящее время. Все это приводит не только к получению нового знания, но и упоря­дочению и расширению понятийного аппарата самой гео­графии, усилению интеграционных связей между ее отдель­ными направлениями и другими смежными с нею науками.

Системный подход позволяет географии выявлять не только специфические особенности природных территорий, но и освоенных человеком. В настоящее время своеобразие освоенных и используемых человеком отдельных природных территорий, взаимосвязь в них природного и антропогенно­го находит свое выражение в понятиях «единая транспорт­ная система», «территориальная рекреационная система», «территориальная система населения» и т.д. Обоснование специфичности такого рода систем способствует не только конкретизации системной методологии, но и включению географии в решение современных экологических проблем отдельных территорий, оптимизации взаимодействий обще­ства и природы. В каких еще областях знания используется системная парадигма? Возможно ли ее применение в пости­жении человека?

Значимость реализации системной методологии в позна­нии целостной природы человека подчеркивал еще Берталанфи. Он писал, что общая теория систем может быть использована и при научном постижении человека. Он был уверен, что в познании последнего «эта теория продемонстрирует свою ценность, если она откроет новые перспекти­вы и обнаружит новые точки зрения, способные к экспери­ментальному и практическому применению» [1, с. 60]. Со­ображения Берталанфи являются методологическими уста­новками современного анализа человека. Их реализация осуществляется в комплексных междисциплинарных иссле­дованиях человека. На этом пути познания сотрудниками Института человека РАН сформулирована целостная кон­цепция человеческого потенциала. Под человеческим потен­циалом они понимают «интегральную характеристику фи­зических, психических, интеллектуальных, духовных и т.д. способностей человека» [27, с. 31]. Опираясь на эту концеп­цию, можно вычленять те факторы, которые благоприят­ствуют или тормозят развитие и реализацию человеческого потенциала, осуществлять гуманитарную экспертизу таких факторов и их воздействия на человека. Данная концепция может быть примером продуктивности использования сис­темной парадигмы в познании человека.

Характер проявления и использования системной пара­дигмы во многих других естественных и гуманитарных на­уках раскрывается авторами коллективной работы («Систем­ный подход в современной науке». М., 2004). Ее содержание свидетельствует, что системная парадигма становится мето­дологической основой современного научного знания.

Таким образом, Вернадскому принадлежит одна из клю­чевых ролей в обосновании системной парадигмы. Хотя он исследовал только одну систему – биосферу, но ему удалось на ее основе раскрыть основные характеристики системной методологии. Он обосновал положение, что биосфера явля­ется открытой системой. Она существует благодаря обмену веществом и энергией со своим окружением. Биосфера име­ет сложное строение и иерархическую выраженность. Вы­явить, что ведущим структурным компонентам ее органи­зации является живое вещество, а в настоящее время чело­век и его деятельность.

Рассмотренные и другие положения составляют содержа­ние системной парадигмы. Ее утверждение в современном научном знании приводит к его ориентации на познание любых объектов и процессов как системных образований, выявление их дискретного строения, иерархичности уров­ней организации и особого характера управления в них. Открытые системы – это развивающиеся, эволюционирую­щие системы. Вот почему их дальнейший анализ предпола­гает исследование особенностей процессов эволюции таких систем, универсального характера их осуществления.

Литература

1 Берталанфи Л. Общая теория систем – обзор проблем и ре­зультатов // Системные исследования. Ежегодник. 1969. М., 1969.

2.  Берталанфи Л. История и статус общей теории систем // Системные исследования. Ежегодник. 1973. М., 1973.

3.  Кант И. Собр. соч.: В 8 т. М., 1994. Т. 1.

4.  Шванн Т. Микроскопические исследования. М.; Л., 1939.

5.  Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 46, ч. I. M., 1963.

6.  Берталанфи Л. Общая теория систем – критический обзор // Исследования по общей теории систем. М., 1969.

7.  Карако П.С. Категории целое и часть в курсе философии // Вестн. Бел. гос. ун-та. Сер. 3. 1995., № I.

8.  Блауберг И.В. Проблема целостности и системный подход М., 1997.

9.  Мирзоян Э.Н. Стратегия системного подхода в теоретической биологии // Системный подход в современной науке. М., 2004.

10. Спицнадель В.Н. Основы системного анализа. М., 2000.

11. Вернадский В.И. Биосфера: Мысли и наброски. М., 2001.

2. Вернадский В.И. Проблемы биогеохимии. М., 1980.

13.  Вернадский В.И. О науке. Дубна. 1997. Т. I.

14.  Вернадский В.И. Химическое строение биосферы Земли и ее окружения. М., 2001.

15.  Зеленков А.И., Водопьянов П.А. Динамика биосферы и социокультурные традиции. Мн., 1987.

16.  Красилов В.А. Охрана природы: принципы, проблемы, приоритеты. М., 1992.

17.  Каверин А.В. Системная парадигма в экологических исследованиях // Системный подход в современной науке. М., 2004.

18.  Алимов А.Ф. Об экологии всерьез // Вестник РАН. 2002, № 12.

19. Арчегова И.Б. Экологическое мировоззрение – основа развития // Вестник РАН. 2003. № 2.

20.   Заварзин Г.А. Индивидуалистический и системный под­ходы в биологии // Вопросы философии. 1999. № 4.

21.   Энгелъгардт В.А. Познание явлений жизни. М., 1984.

22.   Анохин П.K. Избранные труды. Философские аспекты те­ории функциональной системы. М., 1978.

23.   Ваев А.А. Обострение идеологической борьбы в современ­ной биологии и медицине // Биология и медицина: философские и социальные проблемы взаимодействия. М., 1985.

24.   Рокицкий П.Ф. Специфика современного этапа развития биологии // Биология и современное научное познание. М., 1980.

25.   Николис Г., Пригожин И. Познание сложного. Введение. М., 2003.

26.   Исаченко А.Г. Теория и методология географической на­уки. М., 2004.

27.   Многомерный образ человека: Комплексное междисциплинарное исследование человека. М., 2001.

3.3. ЭВОЛЮЦИОНИЗМ В СОВРЕМЕННОЙ НАУКЕ И ПОСТИЖЕНИИ БИОСФЕРНЫХ ПРОЦЕССОВ

XX век и «оживление эволюционных представлений»

В современной литературе по философии и методологии науки положения В.И. Вернадского о биосфере и ее эволю­ции считаются одним из источников становления идеи уни­версального (глобального) эволюционизма. Так, B.C. Степин пишет, что учение Вернадского об эволюции биосферы и ноосферы «следует рассматривать как один из существен­ных факторов естественно-научного обоснования идеи уни­версального эволюционизма» [1, с. 658]. Соглашаясь в целом с этим выводом, мы, тем не менее, обращаем внимание и на то, что в работах многих ученых не всегда фиксируется «уни­версальность» эволюционных идей Вернадского, их место и роль в становлении эволюционной парадигмы в современ­ном научном знании. Отмеченный аспект творчества Вернадского и будет предметом нашего анализа.

Эволюционные идеи занимали весьма существенное ме­сто в научном мировоззрении Вернадского. Будучи представителем материалистического естествознания, он воспринял и эволюционные идеи Дж. Дана – в обосновании эволю­ции нервной системы и ее центрального аппарата – мозга. Ч. Дарвина – биологических видов, В.В. Докучаева – образо­вания и эволюции почв, А.П. Павлова – геологической роли человечества и многих других своих предшественников и учителей.

Эволюционные идеи стали парадигмальными и для са­мого Вернадского. Они были положены в основу его учения о биосфере и ноосфере. К тому лее следует иметь в виду, что Вернадский был очевидцем становления новых, эволюцион­ных воззрений на картину Космоса. В работах 20-х – нача­ла 30-х гг. он писал о коренных изменениях воззрений на Космос, происходящей революции в космологии. Он отме­чал, что благодаря «новым могущественным методам наблю­дения» и использованию достижений физики в познании Космоса в XX в. мы стали «переживать» и «новый расцвет звездной астрономии» [2, с. 247-248]. В эту область зна­ния вошли представления русского физика и математика А.А. Фридмана о нестационарности наблюдаемой Вселен­ной, ее расширении, установленном американским ученым Э.П. Хабблом!

Идеи Фридмана и Хаббла были предметом внимания Вернадского. Ему импонировало развиваемое ими представ­ление об эволюции неживой природы, в данном случае мо­дель нестационарности и развития наблюдаемой Вселенной. Он писал, что в XX в. идет «оживление эволюционных пред­ставлений в космологических построениях» [2, с. 251]. По­следние открытия в космологии, подчеркивал далее Вернад­ский, подготовили «почву» и для распространения «теории эволюции видов» на наблюдаемый Космос.

Универсальный характер процессов эволюции

Эволюционные воззрения Вернадского не ограничива­лись пониманием только космологических процессов. Утвер­ждение в системе научного знания начала XX в. идеи спон­танного распада химических атомов (явление радиоактив­ности) было еще одним свидетельством объективности процесса изменения неживого, необходимости включения временного параметра в характеристику его бытия, даже на таком уровне его организации, как атом. «Время, вторгает­ся в область мертвой материи, – писал Вернадский, – для нее поднимаются вопросы о пределах ее бытия. Не только организмы, но и элементы материи имеют свое время и условия существования. Космогонические схемы, которыми жило че­ловечество в XIX столетии и которые в основе своей явля­ются переработкой спекуляций ХVП столетия кажутся дет­скими призраками перед совершенно новыми вопросами, какие ставит нам область радиоактивности» (3, с. 56).

Среди этих вопросов первоочередным стал вопрос о при­знании необратимости физико-химических процессов. В 1931 г. в докладе, прочитанном в Московском обществе естествоиспытателей, Вернадский говорил, что в ньютонов­ской картине мира все физические и химические процессы считались обратимыми. Даже в начале XX в. в ней «не было места необратимым процессам». Но под влиянием откры­тий физики и химии, их теоретических обобщений к концу 20-х гг. в этих областях науки происходят коренные изме­нения представлений и по этому вопросу. «Сейчас, – гово­рил Вернадский, – необратимые процессы в физике получа­ют иное место, вероятно, чрезвычайно значительное. Это допущение имеет огромное значение для проблем, нас за­нимающих. Из него еще не сделаны все выводы. Возможно, что в мире даже господствуют необратимые процессы, так как они как будто составляют сущность явлений в молеку­лярной физике, в физике микроскопических явлений, в яв­лениях теплоты и лучистой энергии света» [3, с. 96].

«Выводы» были сделаны наукой только в конце XX в., ког­да необратимые процессы стали строгим эмпирическим фактом. Включение представлений о необратимости физи­ко-химических и биологических процессов в научное знание сыграло существенную роль в обосновании глобального эво­люционизма и утверждении эволюционной парадигмы. К сожалению, в работах по глобальному эволюционизму не фиксируется то, что предположение о существовании таких процессов сделал Вернадский.

Для Вернадского «совершенно новые вопросы» порожда­ли и процессы осмысления явлений жизни. В XX в. станови­лось очевидным, что их объяснение следует осуществлять на качественно иной методологической основе. Для нас ста­новится «ясным, – писал Вернадский, – что старые схемы чисто механистического характера должны быть заменены новыми построениями, ибо в самой материи открывается источник таких изменений, который несовместим с чисто механическим построением из нее организма» [3, с. 57]. Он полагал, что даже на атомном и молекулярном уровнях орга­низации материи имеется «источник» их изменений, эволю­ции. Кроме того, «земные и космические» процессы стано­вятся возможными только благодаря объективно существующей «эволюции вещества». На данной идее, писал он, «прочно стоит вся наука нашего времени» [4, с. 83].

Таким образом, эволюционные представления Вернад­ского по своему существу изначально были универсальны­ми. Они распространялись на земные и космические объек­ты, их разные уровни организации. Они опирались на дос­товерные естественно-научные положения его времени и легли в основу видения им окружающего мира и его позна­ния. Но собственное развитие Вернадским идеи эволюции сосредоточилось на анализе только такого естественного тела, как биосфера. В связи с этим возникают и следующие вопросы. Какие новые эволюционные положения были раз­виты Вернадским при исследовании им биосферы? Как по­влияли полученные им эмпирические и теоретические по­ложения на последующие стратегии научного познания при­родных объектов и процессов?

Биосфера – эволюционирующая система

Ответы на поставленные вопросы связаны с констата­цией того факта, что биосфера есть результат закономерно­го развития планеты Земля и ее взаимодействий с другими космическими объектами. Поскольку важнейшим призна­ком биосферы является наличие в ней жизни, постольку и становление жизни было закономерным и естественным процессом. Как писал Вернадский в работе «Биосфера», жизнь является «не внешним, случайным явлением на зем­ной поверхности. Она теснейшим образом связана со стро­ением земной коры, входит в ее механизм и в этом механиз­ме исполняет величайшей важности функции, без которых он не мог бы существовать» [5, с. 36]. При этом под терми­ном «жизнь» Вернадский имел в виду все живое, живое ве­щество как совокупности всех его видов.

Вот почему в его учении о биосфере существенным мо­ментом было положение об одновременном появлении жиз­ни на Земле и биосферы. С возникновением жизни начина­ется и процесс ее эволюции. Вернадский выделил следую­щие формы эволюции живого: 1) эволюционный процесс в отдельных организмах; 2) эволюцию видов и 3) эволюцию всей биосферы. Первую форму он только отметил. Осо­бенности ее осуществления фундаментально исследовал И.И. Шмальгаузен. При анализе эволюционных процессов, осуществляющихся на видовом уровне организации живо­го, Вернадский подчеркнул геологическую роль этого про­цесса. «Благодаря эволюции видов, непрерывно идущей и никогда не прекращающейся, – писал он, – меняется резко отражение живого вещества на окружающей среде. Благо­даря этому процесс эволюции – изменения – переносится в природные биокосные и биогенные тела, играющие основ­ную роль в биосфере, в почвы, в наземные и подземные воды (в меря, озера, реки и т. д.), в угли, битумы, известняки, органогенные руды и т.п.» [6, с. 312]. Так, «эволюция видов, – писал далее Вернадский, – переходит в эволюцию био­сферы».

Эволюционный процесс в биосфере охватывает все со­ставляющие ее компоненты: живое вещество, биокосное и косное вещество. Причем одним из факторов эволюции кос­ного и биокосного веществ выступает эволюционирующее живое вещество: «Эволюционный процесс живых веществ непрерывно в течение всего геологического времени охва­тывает всю биосферу и различным образом, менее резко, но сказывается на ее косных природных телах. Уже по одному этому мы можем и должны говорить об эволюционном про­цессе самой биосферы в целом» [6. с. 312].

Тенденции эволюции биосферы

В. И. Вернадский пытался вычленить и некоторые тен­денции в эволюции биосферы. Одной из них он считал «про­цесс непрерывного расширения границ биосферы, заселе­ние живым веществом» [6, с. 307]. Данный процесс он назы­вал «давлением жизни». Именно с ним Вернадский связывал расширение биосферы. Особенно активно оно шло в период формирования биосферы. В XX в. расширение пространства биосферы происходит, как полагал Вернадский, благодаря «захвату человеком стратосферы». Но как «глубоко и далеко пойдет этот захват, мы не знаем» [7, с. 508].

В настоящее время фактором экспансии жизни, действи­тельно, становится человек. Освоение им недр Земли, мор­ских глубин и космического пространства приводит к про­никновению, прежде всего, простейших форм живого в ка­чественно новые среды их обитания. Но нужно иметь в виду, что границы биосферы определяются теми условиями, в ко­торых могут существовать хотя бы простейшие формы жи­вого. Сегодня можно вести речь о возможности увеличения биомассы биосферы за счет формирования более продуктив­ных агроценозов, создания более сложных биоценозов в за­сушливых и пустынных зонах и т.д.

К важной тенденции в эволюции биосферы Вернадский относил усиление геологической роли живого вещества в преобразовании окружающей его среды и изменении био­сферы. Живое вещество он называл «мощным геологическим фактором, от биосферы неотделимым» [4 с. 305]. Он убедительно показал, что под влиянием живых организмов и продуктов их жизнедеятельности многие геологические и геохимические процессы на поверхности Земли трансфор­мировались в биогеохимические и биогеологические. Осо­бенно очевидна эта роль живого в формировании газового состава нижних слоев атмосферы. «Мы знаем сейчас, – пи­сал Вернадский, – что подавляющая масса кислорода – О₂ есть создание земной хлорофильной растительности, и боль­ше чем вероятно, хотя это не может считаться окончатель­но доказанным, что азот – N₂ создается в подавляющей сво­ей части или целиком в подземной тропосфере и в планкто­не океанов и водных бассейнов суши, в обоих случаях дея­тельностью грибов и бактерий» [4, с. 223].

Живое вещество преобразует не только атмосферу и гид­росферу. Оно, по утверждению Вернадского, «охватывает и перестраивает все химические процессы биосферы». Оно создает биокосное вещество биосферы. Вернадский отмечал и то, что в «ходе геологического времени» увеличивается и его «воздействие на косное вещество биосферы» [6, с. 311].

Последнее изменяется и оказывается тем самым «включен­ным» в систему эволюционных преобразований биосферы. При этом Вернадский подчеркивал, что данный процесс «до сих пор мало принимается во внимание» исследователями. Но без его учета эволюция биосферы будет сводиться толь­ко к изменениям живого вещества. Подобная трактовка эво­люции биосферы проводится в работах некоторых современ­ных авторов [В.И. Данилов-Данильян и др.]. Но она не отра­жает сути ее эволюции, так как в ней не учитывается изме­нение всех структурных компонентов биосферы.

В.И.Вернадский обосновал и взаимосвязь важнейших компонентов биосферы. В ее основе лежат процессы жизнедеятельности организмов, осуществления ими своих основ­ных функций: питания, дыхания и размножения. В этих про­цессах происходит движение разных атомов. Вернадский называет их «биогенной миграцией атомов». Благодаря им косное, биокосное и живое вещество «связывается» в целост­ное системное образование – биосферу. После отмирания организмов и их разложения до отдельных молекул и ато­мов происходит и «переход» живого в косное и биокосное ве­щество. Биогенная миграция атомов в биосфере есть одно из условий ее существования и эволюции. Причем эволюция биосферы сопровождается и усилением биогенной миграции атомов. Факторами последней Вернадский считал «давле­ние» и «напор» живого на свое окружение, которое усилива­ется в ходе создания приспособленных и устойчивых форм живого. Именно «эволюция видов в ходе геологического вре­мени, приводящая к созданию форм жизни, устойчивых в биосфере, идет в направлении, увеличивающем биогенную миграцию атомов биосферы» [4, с. 283]. Возрастание био­генной миграции атомов следует считать и одной из закономерных тенденций эволюции биосферы.

С предшествующей тенденцией эволюции биосферы свя­зано и положение об увеличении энергии в биосфере. «Живое вещество, – писал Вернадский, – увеличивает действенную энергию земной коры» [8, с. 255]. Это возрастание энергии Вернадский соотносил с процессами фотосинтеза и выделе­нием зелеными растениями свободного кислорода, который обладает высокой химической активностью.

Другой путь «роста действенной энергии» биосферы он видел в процессах «растекания жизни по планете путем раз­множения» живых организмов. Усиливающийся «охват» живым веществом все новых территорий Земли приводит к тому, что «поверхностный слой планеты» становится «полем кинетической и химической энергии» [8. с. 255]. Эта энер­гия не только аккумулируется в биогенном веществе, но и концентрируется в более простых углеродистых соединени­ях, «распыленных» в биосфере. Такие соединения обладают и высокой химической активностью. Они, по выражению Вернадского, «становятся центрами химической деятельно­сти» в биосфере.

Накопление энергии в биосфере происходило не только в период ее становления или только «былыми биосферами». Данный процесс активно происходит и в нынешний период бытия биосферы. Его осуществление способствует и усиле­нию эволюционных процессов на нашей планете. Как писал Вернадский, только «действием живого вещества на земной поверхности создается мощное развитие свободной энергии, способной производить и соответственно производящей огромные изменения – химические и физические на нашей планете, непрерывно действующие, по крайней мере, три миллиарда лет. Эта биогенная энергия находится как в дей­ственном состоянии, способном производить работу, так и в пассивном (потенциальном), которое может переходить и постоянно переходит в действенную форму» [4, с. 299]. Она выражается в непрерывно протекающей биогенной мигра­ции атомов и, уже отмечавшихся, функциях живого.

Производство и накопление энергии в биосфере обеспе­чивает ее относительную независимость, автономность от окружающих ее оболочек. Все это есть проявление возрас­тания организованности биосферы. Хотя Вернадский и не раскрыл конкретных механизмов данного процесса, но воз­растание организованности биосферы он считал одной из тенденций в ее эволюции.

Особое место в осмыслении эволюционных процессов Вернадский отводил такой их закономерности, как направ­ленность. Он писал, что данная закономерность не получа­ет своего признания в науке XX в. «В наших представлениях об эволюционном процессе живого вещества, мы недоста­точно учитываем реально существующую направленность эволюционного процесса» [4, с. 284]. Она, хотя и «реально существует», но до сих пор «не вошла в сознание натуралис­тов». В этой связи Вернадский отметил роль американского ученого XIX в. Д. Дана, который установил, что в эволюционном процессе непрерывно изменяется и усложняется цент­ральная нервная система животных, их мозг. Дана называл этот процесс цефализацией, а Вернадский – принципом Дана, В науке XIX в. принцип Дана не получил своего при­знания. Даже Дарвин не обратил на него внимания. В его эволюционной теории не было места для этого принципа. А между тем с цефализацией связано появление человека в биосфере и усиление в ней биогенной миграции атомов. На основании рассматриваемого принципа и раскрытия его роли в эволюции биосферы Вернадский сделал вывод, что «эволюция видов живого вещества должна идти в опреде­ленном направлении, увеличивающем биогенную мигра­цию атомов в биосфере, т.е. должна иметь направлен­ность» [4, с. 285]. Результатом ее станет переход биосфе­ры в ноосферу.

Современные трактовки идеи ноосферы

Исследование представлений Вернадского о ноосфере яв­ляется логическим продолжением анализа его эволюцион­ных идей. При этом следует отметить, что в творческом на­следии Вернадского эти представления занимают особое место. Его концепция ноосферы – вершина и завершение научного творчества выдающегося ученого и мыслителя. Но в его работах она не успела воплотиться в строгие научные понятия и формулировки, поэтому многие современные ав­торы дают самые произвольные трактовки понятию «ноо­сфера», его ценности для современной науки, практическо­го решения задач оптимизации социоприродного взаимо­действия и т.д. На анализ истории формирования концеп­ции ноосферы, ее места в системе эволюционных воззрений среди современных исследователей имеет место самый ши­рокий спектр мнений. Можно отметить следующие:

1.                       Концепция ноосферы Вернадского формировалась на основе биологической эволюционной теории. Так. B.C. Степин пишет, что «эволюционная теория и созданная на ее основе концепция биосферы и ноосферы вносят вклад в обо­снование идеи универсальной взаимосвязности всех процес­сов и демонстрируют необратимый характер эволюционных процессов» [1, с. 661]. Принимая вторую часть цитируемого положения, нельзя согласиться с его первой частью. Наш предшествующий анализ свидетельствует, что даже концеп­ция биосферы Вернадского формировалась на основе не од­ной только эволюционной теории Дарвина. Она опиралась и на положения науки первой половины XX в. о наличии эволюционных процессов в неживой природе.

2.   Ноосфера – чисто социальное явление, определенное  устройство общества. Так, по А.К. Скворцову, хотя ноосфера есть «порождение биосферы», но это уже «господство
более высоко организованной материи: человеческого мозга и его продукта, разума. Сам Вернадский понимал под ноосферой, прежде всего, некий грядущий миропорядок, когда вся жизнь человечества будет благоразумна, бесконфликтна и подчинена научно установленным истинам» [9, с. 22].
Получается, что ноосфера, сформировавшись на основе эволюционирующей биосферы, к последней уже не будет иметь отношения. А Вернадскому приписывается иное «понимание» ноосферы.

3.   Ноосфера не есть результат эволюции биосферы. Она – одно из проявлений Космического Разума. Для В.Н. Де­мина, например, ноосфера – разумное начало Космоса. «В беспрестанном борении противоположных космических сил, в преодолении бессознательного начала в биосфере, в опре­делении судьбы человечества и отдельных индивидов последнее и решающее слово принадлежит разумному началу мироздания – ноосфере!» [10. с. 419]. Подобные трактовки ноосферы, хотя и имеют многих сторонников, но они находятся за пределами научного анализа.

4.   Отождествление представлений В.И. Вернадского и П. Тейяра де Шардена на Сущность ноосферы. Делаются за­явления, что в концептуальном плане «оба исследователя близки: ноосфера – эволюционный этап планетарного значения, в котором одной из действующих выступает сознательная сила, способная оценить последствия своей деятельности». Вот почему «резкое противопоставление Вернадского Тейяру неправомерно и необоснованно» [11, с. 1007].

5.         Учение Вернадского о ноосфере лишено объективного смысла. В.И. Данилов-Данильян утверждает, что ни для бу­дущего состояния биосферы, а тем более для ее современного состояния «название ноосфера не подходит. Оно вообще не подходит ни для какого возможного состояния биосферы» [12. с. 151]. А для А.А. Горелова «концепция ноосферы напоминает натурфилософские системы или сциентистские уто­пии. Становление ноосферы – возможность, но не необходи­мость» [13, с. 261). Вот почему рассматриваемое понятие, по утверждению названных авторов, лучше не употреблять в научной литературе. Данилов-Данильян допускает его при­менение только к состоянию человеческого общества, что будет «несколько ближе подходу П. Тейяра де Шардена, чем взглядам В.И. Вернадского и Э. Леруа». В «духе Тейяра де Шардена» рекомендует понимать ноосферу и Горелов.

Мы привели наиболее типичные современные трактов­ки концепции ноосферы. Они вошли в научную литературу, многие учебники и учебные пособия по философии, социаль­ной экологии, философии и методологии науки. Но от под­линных мыслей Вернадского о ноосфере, истории ее станов­ления и роли его ноосферных представлений в системе гло­бального эволюционизма они весьма далеки. Вот почему выявление отмеченных аспектов рассматриваемой нами проблемы приобретает принципиальное значение. При этом первостепенную роль имеет раскрытие истории появления понятия «ноосфера» и учения о ноосфере.

История появления понятия и учения о ноосфере

Историю появления термина «ноосфера» раскрывает сам Вернадский. В последней из своих работ [«Несколько слов о ноосфере», 1944] он писал, что в 1922-1923 гг. в лекциях, читаемых им в Сорбонне, он развивал идею о возрастающей роли человеческой деятельности в эволюции биосферы. Под влиянием этой деятельности биосфера перейдет в каче­ственно новое состояние. Вернадский не назвал это новое состояние. Но слушателем лекций Вернадского и почитате­лем его идей, особенно биогеохимической концепции био­сферы, был французский математик и антрополог Э. Леруа [3, с.313-314]. Он был и приверженцем философии А. Берг­сона, автора известной концепции «творческой эволюции». В ней эволюция мира связывалась с проявлением инстинк­тов, интуиции и даже какого-то «бессознательного духа». Отмеченные идеи Вернадского и Бергсона нашли свое от­ражение и в книге Леруа «Необходимость идеализма и факт эволюции» (1927). В этой работе был впервые употреблен термин «ноосфера» и в ней Леруа обосновывает вывод, что с появлением человека в биосфере ее дальнейшая биологическая эволюция прекращается, а начинается эволюция пси­хических свойств человека, его разума. Это и будет ноосфе­ра. Следовательно, под ноосферой Леруа понимал следую­щую за биосферой стадию развития человеческого разума, его интуиции, идей и т.д. Усилием человеческого ума ноо­сфера будет постепенно отделяться от биосферы и стано­виться все более независимой от нее. Но конечных целей со­здания ноосферы Леруа не определил, не проанализировал он и условий ее становления. Поэтому нельзя считать Ле­руа автором концепции ноосферы. Он предложил лишь по­нятие «ноосфера» и не более того.

Э. Леруа отмечал, что к такому пониманию ноосферы он пришел вместе со своим другом, видным палеонтологом и католическим философом П. Тейяр де Шарденом. Но воззре­ния последнего на ноосферу существенно отличаются от представлений Леруа. Формирование ноосферной идеи Тейяра де Шардена последовательно изложено в его книге «Феномен человека», опубликованной после смерти ее авто­ра. Идею ноосферы он выводил из своих общих эволюцион­ных воззрений и эволюции живых существ в частности. Он считал, что эволюция планеты Земля шла в направлении становления жизни, а эволюция последней закономерно привела к появлению психики. Эту направленность эволю­ционного процесса Тейяр выразил в следующей форме: «Геогенез переходит в биогенез, который в конечном счете не что иное, как психогенез... Психогенез привел нас к человеку. Теперь психогенез стушевывается, он сменяется и поглоща­ется более высокой функцией – вначале зарождением, затем последующим развитием духа – ноогенезом. Когда в живом существе инстинкт впервые увидел себя в собственном зер­кале, весь мир поднялся на одну ступень» [14, с. 148].

Результатом ноогенеза является образование качественно новой оболочки Земли – ноосферы. По Тейяру, ноосфера – это «новый покров, «мыслящий пласт», который, зародившись в конце третичного периода, разворачивается с тех пор над ми­ром растений и животных – вне биосферы и над ней» 114, с. 149]. С образованием ноосферы начинается процесс ее разверты­вания. Он выражается в «завоевании мыслью» все новых и новых форм пространства и ее «единении», конвергенции «каждой человеческой души» в единой точке – точке Омега. Именно в этой точке достигается «переворот равновесия, отделение сознания ... достигшего совершенства, от своей материальной матрицы, чтобы отныне иметь возможность всей своей силой покоиться в боге – омеге» [14, с. 225]. Таков конечный итог эволюции ноосферы видит Тейяр де Шарден.

Следовательно, у Тейяра, в отличие от Леруа, имелась це­лостная концепция ноосферы. Она формировалась на осно­ве его идеи эволюции Универсума и планеты Земля в част­ности. Этапом этой эволюции было и образование биосфе­ры Земли. В этой связи возникает вопрос, мог ли Вернад­ский принять представления Тейяра де Шардена на ноо­сферу? Сознательный материалист Вернадский не мог раз­делить идеи католического философа о ноосфере. Он при­нял лишь понятие, предложенное Леруа и Тейяром. Причем сделал он это только в 1936 г. В письме к своему ученику и другу Б.Л. Личкову, он писал: «Я принимаю идею Леруа о ноосфере. Он развил глубже мою биосферу» [15, с. 178]. В по­следующих письмах к тому же Личкову, А.Е. Ферсману и дру­гим ученым, дневниковых записях и научных публикациях Вернадский развивает качественно новую, материалисти­ческую концепцию ноосферы.

Деятельность человека как фактор эволюции биосферы

Концепция ноосферы Вернадского была логическим за­вершением его учения о биосфере. В нем, как уже отмеча­лось, особое место отводилось человеку. Причем у Вернад­ского человек выступал не только результатом эволюции биосферы, но и ее фактором. Так, он писал, что самым ха­рактерным событием в недалеком прошлом биосферы «яв­ляется создание эволюционным путем человека, приводя­щее в конце концов к новой стадии биосферы, к ноосфере» [4. с. 68]. С появлением человека в биосфере Вернадский свя­зывал и становление новой закономерности в ее эволюции. Содержание последней он видел в ускорении эволюционных процессов биосферы. Опираясь на выводы своих предше­ственников (А.П. Павлов. Ч. Шухерт) о геологической роли человека в изменении лика Земли, Вернадский отмечал уси­ление этой роли в новейшее время. Антропогенную деятель­ность он называл «фактором первостепенной важности». Она не только ускоряет, но и меняет геохимический состав био­сферы. «В течение последнего десятка-двух тысяч лет геохимическое воздействие человечества, захватившего по­средством земледелия зеленое живое вещество, стало не­обыкновенно интенсивным и разнообразным. Мы видим удивительную быстроту роста геохимической работы чело­вечества. Мы видим все более яркое влияние сознания и кол­лективного разума человека на геохимические процессы» [8, с. 257].

Особенно резко деятельность человека стала проявлять­ся в связи с зарождением и развитием научной мысли – важ­нейшего события в истории биосферы. С момента своего возникновения научная мысль, считал Вернадский, стано­вится частью структуры биосферы и фактором ее организо­ванности. Кроме того, в ней он видел и одну из мощных гео­логических сил. Поскольку человек «строит науку», а она «воплощается в технике», постольку и происходит усиление его «давления на биосферу».

Человек, писал далее Вернадский, стал влиять на «обмен» атомов живого вещества с косной материей биосферы. Он «расширил» круг химических элементов неживой природы для использования в технике и «создания цивилизованных форм жизни». Более того, он «расширяет свое влияние на все химические элементы» и «образует» новые их соединения, которых нет в природе. При этом производит их больше, чем сама природа. Вот почему с человеком, его разумом и дея­тельностью связано и «невероятное изменение земного лика». По убеждению Вернадского, «под влиянием научной мысли и человеческого труда биосфера переходит в новое состояние – в ноосферу» [15, с. 185].

Становление ноосферы как эволюционный процесс

Что же понимает Вернадский под ноосферой? Для него ноосфера – это не особый «мыслящий пласт» Тейяра де Шардена, а «последнее из многих состояний эволюции биосферы в геологической истории – состояние наших дней. Ход этого процесса только начинает нам выясняться из изучения ее гео­логического прошлого в некоторых своих аспектах» [3, с. 314]. Своеобразием этого состояния биосферы является то, что ход естественных процессов будет протекать в ней уже не стихийно, а под контролем человека и его сознательной деятельности. Иначе говоря, ноосфера – это управляемое, сопряженное развитие человека и биосферы. При этом Вер­надский отмечал, что мы еще только «входим в ноосферу».

Современные исследователи заявляют и пишут о том, что мы уже «вошли» в ноосферу. Для них ноосфера – реальность наших дней. По утверждению А.К. Скворцова, становление ноосферы началось с появлением в биосфере человека и за­рождения материальной культуры. Это время и надо счи­тать «началом эпохи ноосферы». Решающее значение в ее зарождении сыграло «приручение огня». «Именно Прометей принес на Землю ноосферу» [9. с. 22], – делает вывод Сквор­цов. По А.К. Адамову, нынешнее человечество сформирова­ло принципиально новую социальную организацию людей – ноосферную общественно-экономическую формацию, кото­рая «устраняет капиталистическую общественно-экономи­ческую формацию» [16, с. 199]. По его заявлению, наиболее зримо данный процесс происходит в современной России.

Авторы процитированных и аналогичных суждений не учитывают того, что Вернадский процесс становления ноо­сферы связывал с осуществлением целого ряда предпосы­лок. Их содержание анализировалось нами в специальной работе (17). Для Вернадского ноосфера – это длительный и направленный процессе эволюции, прежде всего общества, его «включения» в систему биосферной эволюции и управ­ления ее процессами.

Вот почему говорить сегодня, что мы живем в эпоху ноо­сферы не приходится. Но от этого не снижается научная ценность идей Вернадского о характере становления ноо­сферы. Они существенно подкрепляют идею глобального эво­люционизма, становятся ведущими в определении эволюцион­ной парадигмы в системе современного научного знания.

Эволюционные идеи в современном естествознании

В утверждении эволюционной парадигмы существенное значение имело подкрепление идеи Вернадского о необра­тимости физико-химических и биологических процессов. Наукой конца XX в. было установлено, что необратимые про­цессы стали строгим эмпирическим фактом. В этом плане особое значение имели работы И. Пригожина. Им было обо­сновано, что необратимые процессы являются универсаль­ными процессами природы. Они есть выражение «самопро­извольной внутренней активности, проявляемой природой» [18, с. 113]. Причем они присущи всем уровням организа­ции неживой и живой природы. Благодаря им, становится возможным образование из хаотических состояний упоря­доченных структур и процессов.

Необратимые процессы приводят к возникновению осо­бого рода динамических систем, которые были названы Пригожиным диссипативными структурами. Они являются не­равновесными структурами и в ряду многих своих свойств обладают способностью к самоорганизации и самоусложне­нию. Образование их в физических и химических процессах является, по его мнению, установленным научным знанием фактом, с которым следует считаться. Более того, станов­ление диссипативных структур – это «путь, который свиде­тельствует о последовательности эволюционных ветвлений. О структуре, сформированной вследствие такого развития, можно сказать, что ее деятельность есть продукт ее истории, поэтому в ней самой можно различать ее прошлое и буду­щее» [19, с. 90].

Образование таких структур начинается с момента Боль­шого взрыва и начала формирования Вселенной. Пригожий подчеркивал, что основные траектории изменений диссипа­тивных структур «могут быть выведены из свойств образу­ющих их молекул». В силу этого и «все диссипативные структуры, по существу, отражают глобальную ситуацию в порож­дающей их неравновесной системе» [18, с. 133]. «Глобаль­ность ситуации» в данных структурах находит свое выраже­ние в том, что в них фиксируются прошлые, настоящие и будущие их состояния. А все это есть свидетельство и их способности к эволюционным изменениям. Обоснованные фак­ты необратимости процессов самоорганизации и эволюции структур физического мира открывают теперь «возможность установить эволюционную парадигму в физике, причем не только на макроскопическом, но и на всех уровнях описа­ния» [8. с. 262] физических объектов.

Если в физике возможность утверждения эволюционной парадигмы только создается, то в химии эволюционный под­ход получил свое конкретное выражение в форме обоснован­ной теории химической эволюции. Обращение химиков к эволюционным представлениям вызвано необходимостью выявления степени организованности химических соедине­ний, их каталитической активности. Знание таких особенностей химических соединений крайне важно для решения многих проблем катализа, управления химическими процес­сами и т. д. Поскольку реакционные способности химических соединений формируются в процессе их эволюции, по­стольку для постижения путей образования химических со­единений различной степени сложности очень важными являются представления о необратимости и направленно­сти химических процессов. Вот почему «на самом высоком уровне своего развития – в русле учения о химических про­цессах и эволюционного катализа – химия принимает в ка­честве своего главного орудия познания эволюционные идеи, принцип историзма, а в качестве одной из основных целей ставит решение проблемы биогенеза» [20. с. 256].

Решение данной проблемы привело к становлению в совре­менной химии самостоятельного научного направления – эво­люционной химии. Право гражданства получила и теория химической эволюции. Причем основу концептуального ап­парата последней составляют понятия биологической тео­рии эволюции.

Таким образом, современная химия переходит на прин­ципиально новый путь своего развития. На этом пути она не только опирается на тот опыт исследований, который накоплен биологией, использует ее идеи и представления, но и значительно расширяет область эволюционных процес­сов, раскрывает особенности их проявлений в неживой при­роде. Уже в настоящее время попытки использования в эво­люционной химии представлений об отборе и его факторах, селективной ценности эволюционных изменений состава, строения, структурной и функциональной организации эле­ментарных открытых каталитических систем дали возмож­ность А.П. Руденко построить теоретическую модель само­развития таких систем. В этой модели нашли отражение ка­чественно новые свойства объектов химии: системные, ди­намические и эволюционные.

Исследование эволюционных возможностей объектов химии показало, что «по ряду признаков они ближе стоят к свойствам живых организмов, чем стабильных молекул. Так, способом их существования является беспрерывный обмен веществ и энергии с окружающей средой. Они представля­ют собой динамические образования с неравновесной струк­турной и функциональной организацией вещества. Эти образования отличаются цельностью, функциональной неде­лимостью и устойчивостью динамического типа. Они обла­дают сложным химическим поведением, способны реагиро­вать на воздействия различных факторов внешней среды как единое целое и приспосабливаться к ним и, кроме того, обладают гомеостазисом. Объекты способны эволюционировать и запечатлевать эволюционные изменения в физико-хи­мических изменениях своей конституционной сферы и т. д.» [21. с. 283-284]. Все эти свойства элементарных открытых каталитических систем свидетельствуют о наличии в нежи­вой природе механизмов самодвижения и саморазвития.

Успехи химии по исследованию механизмов саморазви­тия элементарных каталитических систем, разработка тео­рии эволюционного катализа, химической эволюции и био­генеза подтверждают тот факт, что эволюционный подход приложим ко всем уровням организации материи. Его реализация в познавательной деятельности естествоиспытате­лей приводит и к становлению эволюционной парадигмы в современной науке. Утверждение ее происходит не только в биологии, но и физике и химии, геологии и других естествен­ных науках. Интеграция данных многих естественных наук о процессах эволюции их объектов исследования приводит исследователей к убеждению, что эволюция носит глобальный характер. Она охватывает как мир живого, так и неживого.

Эволюционизм и перестройка стратегий исследования

Использование эволюционного подхода в современном естествознании сопровождается не только выдвижением идеи глобального эволюционизма, но и перестройкой стра­тегий исследований во многих естественных науках. Наи­более очевидно становление таких стратегий происходит в современной биологии. Ходом своего развития она подошла к концу XX в. к необходимости использования эволюцион­ной идеи в познании основных свойств живого. Так, позна­ние наследственности как биологического явления не может осуществляться только при помощи физико-химических методов исследования молекул ДНК или других эксперимен­тальных методов.

Получило обоснование представление, что в строении и организации молекул ДНК отражено прошлое развитие организма, его история. «Несомненно, – писал И.И. Шмальгаузен, – молекула ДНК является химической основой специ­фичности развития каждого данного организма. Однако сама по себе она не определяет ни самовоспроизведения, ни развития организмов и не может рассматриваться как ос­нова жизни. Жизнь и все жизненные процессы гораздо слож­нее. Даже самые простые современные организмы являют­ся результатом длительного исторического развития (эволюции) и без этого не могут быть поняты» [22, с. 209].

Вне истории своего становления не могут быть поняты и особенности других структур живого. Вот почему только в процессе исторического (эволюционного) исследования ста­новится возможным вскрыть взаимосвязь структуры и ее биологической функции. В настоящее время данный подход реализуется не только на организменном и последующих уровнях организации живого, но и в молекулярной биоло­гии. Эволюционный подход избавляет молекулярную биоло­гию от упрощенства, схематизации трактовок элемен­тарных явлений жизни.

Осознание биологами необходимости включения истори­ческого параметра в анализ основных структур живого и его свойств приводит к постановке частными биологическими дисциплинами эволюционных программ исследования. Их реализация сопровождается появлением новых областей биологического знания. Эволюционная физиология, эволю­ционная биохимия и другие научные дисциплины становят­ся важнейшими направлениями современного познания жизни.

Эволюционный подход определяет не только стратегию исследований живого, но и стиль мышления биологов. По­следнее подчеркивают представители многих направлений современной биологии. Их позицию весьма убедительно выразили видные английские биологи П. и Дж. Медавар. По их убеждению, «биолог может мыслить только эволюционно – другой альтернативы для него не существует» [23. с. 31].

Сознательное включение эволюционного подхода в стра­тегию исследований живого, его проникновение в стиль мышления биологов приводит их к тому, что свой объект познания они стали рассматривать в становлении и разви­тии. Пронизывая биологический объект, эволюционизм становится важнейшим элементом биологического позна­ния и мышления биологов. Поскольку принцип развития (эволюции) является одним из основных в материалистиче­ской диалектике, постольку его использование в современ­ной биологии есть одно из свидетельств ее диалектизации,  ее стремления постигнуть диалектическую сущность явле­ний жизни.

Аналогичные тенденции происходят и в современной химии. Применение «диалектического принципа развития к проблеме химической эволюции приводит не только к уточ­нению, но часто даже к радикальному пересмотру многих представлений об эволюции природы, включая те, которые казались незыблемыми» [24, с. 111]. В мышлении химиков прочное место занимают представления о направленности количественных и качественных изменений объектов хи­мии, их эволюции, необратимости химических процессов, их способности к самоорганизации и т.д. Все это может служить подтверждением начавшейся диалектизации химии.

Диалектизация современного естествознания и стиля мышления естествоиспытателей есть свидетельство про­никновения человеческой мысли в самые глубинные осно­вы бытия природы, раскрытия в ней механизмов самораз­вития, направленности и необратимости процессов ее эволюции. Вот почему дальнейшие успехи в постижении эво­люционных процессов природы будут зависеть и от степени освоения естествоиспытателями диалектического стиля мышления. В этой связи весьма актуально звучит напоми­нание И. Пригожина, что современным естествоиспытате­лям «необходим более диалектический взгляд на природу» [25, с. 158]. Осознание данного факта ученым, который в течение полувека развивал диалектическое воззрение на природу, заслуживает внимания.

Итак, развитие науки во второй половине XX в. привело к утверждению в системе научного знания эволюционной парадигмы. В ней аккумулированы представления о харак­тере бытия и развития, прежде всего природных систем. Более того, в настоящее время весь Универсум стал пред­ставляться изменчивым. Его эволюционная сущность про­является на всех уровнях организации – от атомно-молекулярного до всей наблюдаемой Вселенной. В эволюционной

парадигме слились идеи биологической и химической эво­люции, эволюции физических объектов и т.д. Все эти идеи настолько схожи, что стало возможным их объединить в це­лостную, единую концепцию развития, которая получила название глобальный эволюционизм.

Данная идея становится и методологическим подходом к исследованию всех существующих материальных и духов­ных образований. Она приобрела парадигмальный статус. Эволюционная парадигма – одна из современных познава­тельных установок научного знания. Она ориентирует его на рассмотрение всех объектов и явлений материального мира в их становлении и развитии (эволюции). Эволюцио­низм является и тем универсальным подходом, который де­лает возможным объединить разрозненные концепции раз­вития в целостную систему, что позволяет отразить не только прошлое, но и настоящее, и будущее состояние природ­ного и социального мира в их противоречивом взаимодей­ствии и единстве. У истоков эволюционной парадигмы были идеи Вернадского. Именно его представления о развитии неживой и живой природы, общества и научного знания были одними из важнейших теоретических основ современ­ной эволюционной парадигмы.

В конце XX в. стала осознаваться и важность положений Вернадского о необходимости совместной эволюции биосфе­ры и общества для их сохранения и дальнейшего развития. Теоретическая разработка путей их совместной эволюции будет способствовать и развитию эволюционной идеи. Эво­люционная стратегия может стать по настоящему глобаль­ной, если она будет включать знания о характере и возмож­ных направлениях сопряженной эволюции природного и социального бытия, их коэволюции. Вот почему анализ этой формы эволюции становится необходимым этапом дальней­шего постижения сущности эволюционизма.

Литература

1.   Степин В.С. Теоретическое знание. М., 2000.

2.   Вернадский В.И. Проблемы биогеохимии. М., 1980.

3.   Вернадский В.И. Труды по философии естествознания. М., 2000.

4.   Вернадский В.И. Химическое строение биосферы Земли и ее окружения. М., 2001.

5.   Вернадский В.И. Биосфера: Мысли и наброски. М., 2001.

6.   Вернадский В.И. О науке. Дубна. 1997. Т. 1.

7.   Вернадский В.И. Живое вещество и биосфера. М., 1994.

8.   Вернадский В.И. Очерки геохимии. М., 1983.

9.   Скворцов А.К. Биосфера и ноосфера глазами биолога // Природа. 2004. №1.

10.  Демин ВН. Тайны биосферы и ноосферы. М., 2001.

11.  Контримавичус В.Л. Истоки учения о ноосфере // Вестник РАН. 2003. №11.

12.  Данилов-Данильян В.И., Лосев К.С. Экологический вызов и устойчивое развитие. М., 2000.

13.  Горелов А. А. Концепции современного естествознания. М., 2003.

14.  Тейяр де Шарден П. Феномен человека. М., 1987.

15.  Вернадский В.И. Биосфера и ноосфера. М., 1989.

16.  Адамов А.К. Ноосферная Республика Россия. Саратов,2001.

17.  Карако П.С. Социальная экология в свете учения В.И. Вер­надского о ноосфере // Чалавек. Грамадства. Свет. 2000. № 2.

18.  Пригожин И., Стенгерс И. Порядок из хаоса.  М., 2003.

19.   Пригожин И., Стенгерс И. Возвращенное очарование мира // Природа. 1986. №2.

20.   Кузнецов В.И., Печенкин А.А. О возрастающей роли принципа историзма в развитии химии // Диалектика в науках о природе и человеке. Эволюция материи и ее структурные уровни. М.,1983.

21.   Руденко А.П. Роль химии в решении проблем химической эволюции и биогенеза // Химия и мировоззрение. М., 1986.

22.   Шмальгаузен И.И. Кибернетические вопросы биологии. Новосибирск, 1968.

23.   Медавар П., Медавар Дж. Наука о живом. М., 1983.

24.   Федина Г.А. Проблема развития в химии. Л., 1989.

25.   Пригожин И. Конец определенности. Ижевск, 2001.

3.4. КОЭВОЛЮЦИОННАЯ УСТАНОВКА В НАУКЕ И КУЛЬТУРЕ: ИСТОКИ И СМЫСЛ

Проблема коэволюции в современной науке

В систему теоретических представлений о специфике процессов эволюции, взаимодействия общества и природы, будущего характера их взаимоотношений стала включать­ся идея коэволюции человека и биосферы. «Не случайно про­блемы коэволюции человека и биосферы, – пишет B.C. Степин, – постепенно становятся доминирующими проблема­ми не только современной науки и философии, но и самой стратегии человеческой деятельности» [1, с. 661]. Это и опре­деляет внимание к данной проблеме. Первостепенное зна­чение при этом будет иметь выявление истоков и смысла коэволюционной идеи.

Первоначально коэволюционный подход сложился в рам­ках биологического знания для объяснения механизмов воз­никновения взаимно адаптивных, оптимально подогнанных частей в целостной живой системе. Так, в генетике геном любого организма рассматривается как организованный, взаимно слаженный ансамбль разного рода генетических информационных единиц. Причем эта слаженность и согла­сованное функционирование каждой из такого рода единиц есть результат их адаптивной коэволюции в системе клетки или многоклеточного организма. Коэволюционные формы связей структур и систем имеют место на всех уровнях орга­низации живого: от молекулярного до биосферного. Благо­даря таким связям все формы жизни и уровни ее организации предстают как целостные системы.

Биологами установлено и то, что адаптивные формы свя­зей структур внутри живых систем и между самими систе­мами возникли в процессе их эволюционного развития. Дан­ный факт подчеркивают экологи. Они используют его при определении понятия «коэволюция». Так, по Ю. Одуму, «коэ­волюция – это тип эволюции сообщества... заключающийся во взаимных селективных взаимодействиях двух больших групп организмов, находящихся в тесной экологической взаимозависимости, таких, как растения и травоядные, круп­ные организмы и их микроскопические симбионты, парази­ты и их хозяева» [2, с. 208]. Примерами коэволюционных взаимоотношений могут быть отношения цветковых растений и опыливающих их насекомых, бобовых растений и азотфиксирующих микроорганизмов на их корневой системе и т.д.

В результате таких взаимоотношений каждая из взаимо­действующих сторон получает свою «выгоду». «Взаимовыгод­ное сотрудничество, – пишет Одум, – стратегия, способству­ющая выживанию, очень распространено в природных сис­темах, и человеку следовало бы перенять ее» [3. с. 208]. Че­ловек, полагает Одум, мог бы «индуцировать» образование клубеньков с азотфиксирующими микроорганизмами у ку­курузы, пшеницы, риса и других продовольственных куль­тур. Решив такую задачу, человеку было бы под силу созна­тельно управлять процессами круговорота азота, а затем фосфора, серы и других химических элементов в биосфере. Тем самым изменились бы и его формы взаимоотношений с биосферой. Одум такого вывода не сделал, но его понима­ние смысла коэволюции и сфер приложения данного поня­тия заслуживает внимания.

Вывод о необходимости коэволюции человека и биосфе­ры был впервые сделан еще в 1968 г. Н.В. Тимофеевым-Ре­совским. В его докладе «Биосфера и человечество» была про­ведена мысль относительно стратегии разумного характе­ра взаимоотношения между человеком и человечеством и биосферой. В частности, он обосновал возможность совмест­ного, сопряженного развития всего человечества и биосфе­ры. В этом и состоит смысл коэволюционного сосущество­вания и развития данных материальных систем. Поскольку человечество – часть биосферы, постольку и его развитие с другими компонентами биосферы может быть только совме­стным. Обеспечить такой характер их развития – одна из ак­туальных проблем современного человека и человечества. По Тимофееву-Ресовскому, она есть одна из «комплексных проблем, решение которой является задачей всего есте­ствознания, включая математику» [4, с. 378]. Он призывал своих слушателей включаться в ее реализацию.

Первоначально призыв выдающегося ученого не был услышан и поддержан. Но уже в 80-е гг. в многочисленных публикациях Н.Н. Моисеева и других ученых проблема коэ­волюции человека и биосферы была вновь поставлена в центр внимания научного сообщества. Термин «коэволюция» стал использоваться во многих естественно-научных и фи­лософских работах. Однако чаще всего он трактовался го­лословно, его научный смысл не раскрывался. Сказанное относится и к идеи коэволюции человека и биосферы. В этой связи вывод С.Н. Родина, что «сколько-нибудь строгой и стройной теории коэволюции человека и биосферы не суще­ствует» [5, с. 225], был правомерным.

Коренного изменения в разработке идеи коэволюции че­ловека и биосферы не произошло и в последующие 90-е гг. В научной литературе приводились только многочисленные определения понятия «коэволюция». Н.Н. Моисеев, напри­мер, писал: «...произнося слово коэволюция, я имею в виду такое поведение человечества, такую его адаптацию к есте­ственным процессам, происходящим в биосфере, то есть в развитии окружающей среды, которые сохраняют биосфе­ру (или содействуют сохранению) в окрестности того аттрак­тора, который оказался способным произвести человека» [6, с. 26]. Заумный характер данного определения затрудняет и его восприятие. Кроме того, фиксация в нем только необ­ходимости адаптации человека к окружающей среде не вы­ражает самой сути идеи коэволюции человека и биосферы.

Но уже в первые годы XXI в. эта идея стала браться в ка­честве познавательной установки для естественных и мно­гих гуманитарных наук и концентрирующей в себе глобаль­ный характер эволюции. Так, И.К. Лисеев пишет, что «идея коэволюции ныне все больше осознается в своей философ­ской глубине и становится центральной для всего эволюци­онистского способа мышления. Коэволюционная установка оказывается ныне и регулятивным методологическим прин­ципом биологических наук, задающим способы видения ими своих идеальных объектов, объяснительных схем и методов исследования. И одновременно новой парадигмой культуры, позволяющей осмысливать взаимоотношения человека с природой, единство естественно-научного и гуманитарно­го знания» [7. с. 29]. Парадигмальный статус рассматривае­мой идеи подчеркивает и А.П. Огурцов. Он утверждает, что «идея коэволюции становится парадигмой естественных и социальных наук на рубеже XX и XXI вв. Это означает кар­динальное изменение мировоззренческих и методологичес­ких образцов» [8, с. 192].

Принимая выводы выше цитированных авторов о парадигмальном статусе идеи коэволюции, нельзя не отметить их декларативный характер: они не проводят научного обо­снования своих выводов. Общие заявления подобно рода вызывают отторжение самой возможности коэволюции че­ловека и биосферы со стороны других исследователей. Здесь будет уместным напомнить о полемике В.И. Данилова-Данильяна с Н.Н. Моисеевым. Данилов-Данильян выступил с резким осуждением идеи коэволюции человека и биосферы, которую выдвигал Моисеев. Он считал ее лишенной научного характера, а потому и неприемлемой. Более того, он вообще отвергал и саму идею коэволюции. Поскольку его возражения против использования этой идеи в системе на­учного знания печатались в научных и научно-популярных изданиях и учебном пособии, постольку их следует рассмот­реть более внимательно.

Несостоятельность идеи коэволюции человека и обще­ства с биосферой Данилов-Данильян связывает с наличием разных темпов их эволюции. Он правомерно главенствую­щую роль в эволюции биосферы отводит ее биотической ча­сти. Но все содержание данной эволюции сводит только к процессам видообразования. «Эволюция биоты, – пишет Да­нилов-Данильян, – реализуется через процесс видообразо­вания». Он отмечает, что в естественных условиях для об­разования нового вида необходимо не менее 10 тыс. лет. А средняя продолжительность существования вида составля­ет около 3 млн лет.

Другие скорости изменений характерны для общества, особенно системы материального производства. Его эволю­ция осуществляется, прежде всего, через инновационный процесс. По убеждению Данилова-Данильяна, он «некоторы­ми своими чертами напоминает видообразование в биоте». В передовых отраслях материального производства на иновационный цикл требуется порядка 10 лет.

Отметив разные скорости биоэволюции и техноэволюции, он делает вывод, что факт наличия такого разрыва в темпах их эволюции «обусловливает бессодержательность и внутреннюю противоречивость постановки вопроса о коэ­волюции биосферы и человека» [9, с. 143]. Более того, –под «понятием коэволюция обществах природы», по его убежде­нию, «нет научной основы». А потому нет и убедительных оснований для «использования термина коэволюция приме­нительно к человеку и биосфере» [9, с. 149].

Насколько убедительны положения Данилова-Данильяна? Ответ может быть получен при более строгом анализе характера протекания эволюционных процессов в современ­ной биосфере, мыслей Вернадского и его последователей по данному вопросу. При этом первостепенное значение будет иметь выявление особенностей современной эволюции биосферы. Поскольку Данилов-Данильян выводы относительно статуса понятия «коэволюция» сделал на основании своего видения эволюции биоты биосферы, постольку и мы огра­ничим свой анализ только кратким рассмотрением особенностей ее современной эволюции.

Эволюционные процессы в современной биосфере

Как уже отмечалось, все содержание эволюционных про­цессов в биосфере Данилов-Данильян сводит только к видо­образованию. Но видообразование есть завершение много­численных микроэволюционных процессов в биосфере, что упускает Данилов-Данильян, поэтому его видение эво­люционных процессов в современной биосфере носит спор­ный характер. Он не учитывает того факта, что под влия­нием человеческой деятельности в современной биосфере происходит существенное ускорение эволюционных преоб­разований многих видов живого. Так, вопреки желаниям человека, в окультуренных агроценозах интенсивно формиру­ются новые формы сорных растений, вредителей сельскохо­зяйственных культур и возбудителей заболеваний культур­ных видов растений и домашних животных.

Широкий размах приобретает отбор таких организмов, которые способны выжить и оставить потомство в изменен­ной человеком окружающей среде. Под ее влиянием усили­ваются микроэволюционные преобразования многих видов живого. Они вынуждены приспосабливаться к качественно новой для них природной среде: меняется внешняя окраска (индустриальный механизм), идет выработка ядоустойчивых рас насекомых и грызунов, повышается устойчивость многих видов микроорганизмов и вирусов к лекарственным препаратам и т.д.

В настоящее время даже трудно представить, каким бу­дет конечный итог данного направления эволюционных пре­образований. Мы можем только допустить, что человек не сможет контролировать такую форму эволюции живого и столкнется с весьма трудной проблемой своего взаимоот­ношения с биотической частью биосферы.

В природных биоценозах меняется численное соотноше­ние видов. Так. в лесных биоценозах уменьшается число хо­зяйственно ценных видов древесных растений и увеличивается численность малоценных. Данный процесс особенно очевидно происходит в лесах Беларуси. Загрязнение атмос­ферного воздуха, почвенных и грунтовых вод, засоление почв, радиоактивное загрязнение значительных территорий республики стало существенно сказываться на физиологи­ческих, биохимических и репродуктивных свойствах хвой­ных деревьев. Все это приводит к их усыханию и гибели. Сегодня в древостое сосны стали преобладать сильно по­врежденные и отмирающие деревья. На данный процесс, его усиление стал влиять и такой антропогенный фактор, как изменение водного режима обширных территорий нашей страны, вызванное проведенной в 60-70-х гг. XX в. осуши­тельной мелиорацией.

В водоемах увеличивается численность «сорных» видов рыб и снижается численность промысловых популяций. Многие внутренние водоемы из-за их загрязнения становят­ся вообще непригодными для рыборазведения. Эволюцион­ные преобразования происходят и в популяциях птиц и мле­копитающих. Меняются места их обитания, стереотипы по­ведения, размеры тела, сокращается продолжительность жизни и т.д.

Под прогрессирующим воздействием человеческой дея­тельности на природу происходит изменение экологической структуры популяций многих видов живого. Данная форма изменений является причиной изменения генетической структуры таких популяций, а тем самым и их эволюции. Причем чем сильнее оказывается воздействие человека на биосферу, тем выше и темп эволюционных преобразований ее биотической части. При этом процесс ее эволюции совер­шается под направляющим влиянием качественно меняю­щейся среды. Но направленность многих микроэволюционных преобразований биоты, ее эволюция чаще всего не соответству­ет потребностям и целям человека. Он даже не в состоянии пред­видеть последствия начавшихся изменений живого.

Нужно иметь в виду и то, что и в наши дни эволюцион­ные изменения живого завершаются и видообразованием. Так, ботаники фиксируют появление новых рас, подвидов и ряда «молодых» видов растений и кустарников, которые не только выдерживают конкурентную борьбу со «старыми» видами, но и превосходят их в адаптации к среде обитания.

Несомненно, что под влиянием резко меняющейся среды характер эволюционных преобразований стал осуществ­ляться более ускоренно, чем во все предшествующие геоло­гические эпохи. Это ускорение коснулось и видообразова­ния. Человеческая деятельность резко повышает многие типы обменных процессов в природных системах, что уско­ряет протекание эволюционного процесса в них. Этим са­мым повышаются и темпы видообразования.

Но в современной биосфере усиливается и обратный про­цесс – выпадение видов. Многие виды живого оказались не в состоянии адаптироваться к среде, измененной человеком. Процесс их выпадения приобретает катастрофический ха­рактер. Ежедневно исчезает один вид животных и ежене­дельно один вид растений. Многие виды становятся редки­ми. Данный процесс имеет место и у нас. Так, за последние 100 лет с территории Беларуси исчезли 70 видов сосудис­тых растений. Среди них были редкие и хозяйственно цен­ные. Число редких и исчезающих видов живого стало значительно возрастать в последние годы. О динамике данного процесса можно судить по Красным книгам Беларуси. На­пример, в первое ее издание (1981) было включено 80 видов животных и 85 видов сосудистых растений. Во второе изда­ние (1993) было включено 182 вида животных, 180 – расте­ний, 17 – грибов и 17 видов лишайников. А в третье издание (2004) в том «Животные» включено 189 видов фауны Белару­си, нуждающихся в охране. В томе «Растения» (2005) содер­жатся сведения о 274 видах растений, подлежащих охране. По оценкам специалистов, в тех или иных формах охраны нуждаются свыше 500 видов белорусской флоры [10, с. 15].

Основными антропогенными факторами, влияющими на структуру и состояние флоры и фауны Беларуси, являются: разработка полезных ископаемых открытым способом, осу­шительная мелиорация, сенокошение, выпас скота, выруб­ка леса, промышленное и радиоактивное загрязнение и т.д. Особую тревогу вызывает состояние природных биоценозов вокруг крупных промышленных центров республики, солеотвалов, шламохранилищ, военных баз и т.д. Микроэволю­ционные процессы в популяциях таких биоценозов идут весьма интенсивно.

Мировое сообщество особенно волнует проблема унич­тожения лесной растительности планеты. Ежегодно теряет­ся 16-17 млн га только тропических лесов. Все это подрыва­ет устойчивость биосферы. Потеря биологического вида – существенный фактор дестабилизации биосферы и понижения ее устойчивого развития. При наметившейся тенденции потери биологического разнообразия биосферы перед чело­веком и обществом встают острые проблемы его дальнейше­го экологического и экономического благополучия, сохране­ния природной среды жизни.

Проблема сохранения существующего разнообразия жи­вого становится одной из глобальных проблем современно­сти. На Международной конференции ООН по окружающей среде и развитию (Рио-де-Жанейро, 1992) была принята спе­циальная резолюция по данной проблеме. Вопросы сохра­нения сложившегося разнообразия живого включаются в национальные стратегии устойчивого развития многих стран мира.

Таким образом, перестройки в современной биосфере весьма многоплановы и идут в самых разных направлени­ях. Причем фактором многих форм преобразований в био­сфере становится человек. Но чаще всего эволюционные процессы в биосфере протекают стихийно. Они идут против воли и желаний человека. Ему приходится порой прилагать огромные усилия для нейтрализации негативных послед­ствий многих типов перестроек живого в биосфере. Здесь достаточно будет только указать на то, сколько сил и средств нужно тратить человеку на «борьбу» с вредителями сельско­хозяйственных культур, которые постоянно повышают свою устойчивость к применяемым против них химическим пре­паратам, и т.д. Все это позволяет сделать вывод, что чело­век еще не контролирует эволюционные процессы в биосфе­ре. Тем самым коэволюция человека и биосферы не стала реальным фактом. Ведь такое развитие будет возможным, если изменения во взаимодействующих частях будут согла­сованы. Применительно к человеку и биотической части биосферы такое согласование станет реальным, если чело­век и общество смогут, прежде всего, контролировать, управлять эволюционными процессами в противостоящей им части. Вот тогда можно будет говорить о коэволюции че­ловека и биосферы.

О возможности управления такими процессами писал и Вернадский. Обращение к его мыслям по данной проблеме может иметь существенное значение для выяснения смыс­ла понятия «коэволюция» и обоснования коэволюционной парадигмы в современной науке. При этом мы подчеркива­ем, что термин «коэволюция» он не употреблял в своих рабо­тах. Однако его учение о переходе биосферы в ноосферу включало положение об управляемости этим процессом че­ловеком. Тем самым идея коэволюции человека и биосферы была впервые высказана им.

Коэволюция как управляемое развитие

Учение Вернадского о переходе биосферы в ноосферу строилось на идеи коэволюции человека и биосферы. Он ее понимал как управляемое человеком развитие живого вещества в биосфере. Усиление геологической роли чело­века в биосфере связывалось им и с возможностями чело­века управлять развитием живого. «В основе своего охвата живой природы, – писал он, – человек резко меняет ход ес­тественных процессов и создает для культурных растений и животных удобные условия для размножения, освобождая от других организмов участки планеты для культурного живого вещества. Он стремится при этом... добиться мак­симального урожая и приплода, максимального создания размножением максимального количества сильных и здоро­вых неделимых на гектаре» [11, с. 320].

Данное положение Вернадский подтверждает математи­ческими уравнениями, выражающими скорость размноже­ния и заселения пахотных площадей культурными форма­ми растений. При этом он отмечает, что данный процесс есть свидетельство «вмешательства человека в природные явления размножения». Причем с каждым годом оно все больше и больше увеличивается. Культурные виды организ­мов, пишет далее Вернадский, «уже сейчас занимают боль­шие пространства, чем дикая растительность, регулируемая только законами жизни». Под влиянием человека находит­ся и «подавляющее большинство лесов» земного шара.

Особо резкое вмешательство человека в природу он ви­дит в умении человека осуществлять «регулировку размно­жения животных организмов». Он перечисляет многие виды, которые стали объектами управления человеком. Сейчас «регулируется человеком и морская, океаническая жизнь», только «пока мелей и прибрежных частей». Перечислив ос­новные объекты живой природы, развитие которых стало «охватываться» человеком и управляться им. Вернадский делает вывод, что по мере перехода биосферы в ноосферу, «эта работа человека должна будет господствовать» [11. с. 321]. Тем самым будут расширяться и его возможности управлять биосфер­ными процессами.

Управляя процессами развития живого, человек, по Вер­надскому, значительно повышает и свою геохимическую функцию в биосфере. Он становится способным «регулиро­вать биогенную миграцию атомов» в ней, «свое размножение и размножение всех других организмов, в среде которых он живет». Все это приводит к тому, что перед ним «открылись перспективы, каких еще никогда не существовало на нашей планете, и в пределах планеты не видно границ, которые могут быть поставлены биогенной миграции атомов... руко­водимой человеческим разумом» [11, с. 286].

В суждениях Вернадского понятие «человеческий разум» чаще всего отождествляется с наукой, научной мыслью. Только с помощью науки человек будет управлять «биоген­ной миграцией атомов» в биосфере и строить свое совмест­ное с ней развитие. Данная установка научного знания счи­талась Вернадским первостепенной по своей значимости. Следовательно, в его работах заложены представления и о будущей коэволюционной парадигме в научном знании.

На идеях Вернадского Тимофеевым-Ресовским в уже упо­минавшемся докладе были сформулированы основополага­ющие положения, касающиеся взаимоотношений человека и биосферы, их коэволюции. Им была предложена и конк­ретная стратегия коэволюции человека и биосферы. Ее осу­ществление связывалось с возможностями человека повы­шать «плотность зеленого покрова Земли» и биологическую продуктивность биосферы, постигать механизмы, обеспечи­вающие равновесные состояния сообществ живых организ­мов и его умения переводить такие сообщества «из одного, менее выгодного для человека и менее продуктивного, в бо­лее выгодное и более продуктивное равновесное состояние» [4, с. 385]. Последнее означает и то, что человек «сознательно, научно, на рациональных основах» сможет «изменять и улучшать биологические сообщества, населяющие Землю». А в недалеком будущем человек будет и в состоянии контро­лировать поток органических веществ в биосферном круго­вороте. Он не допустит деградации таких веществ в нем до состояния малоценных молекул, а сможет «ловить выходя­щие из круговорота биосферы вещества в формах, значитель­но более ценных, в виде больших органических молекул – уг­леводородов, белков и жиров, бесконечно более полезных людям». Тем самым будет повышаться биологическая про­дуктивность биосферы, а человек получит дополнительный источник пищи.

С реализацией поставленных задач Тимофеев-Ресовский связывал будущее биосферы и человека, возможность их коэволюционного развития. Его концепция коэволюции про­никнута оптимистической уверенностью в возможности су­ществования и развития человечества и биосферы. Для него обеспечение данного процесса было «проблемой номер один, и проблемой срочной», а решение ее он видел в развитии и ис­пользовании науки. Он говорил: «Нам нужно уже сейчас бро­сать все научные силы на решение этой проблемы» [4, с. 387]. Далее он перечислял те области научного знания, которые могут внести свой вклад в ее осуществление. «Нужна боль­шая работа зоологов, ботаников, гидробиологов, которые бы точно и хотя бы полуколичественно инвентаризовали виды растений, животных, микроорганизмов, населяющих раз­ные территории и акватории, разные регионы нашей пла­неты, в первую очередь – обширного нашего Отечества. Нуж­ны физиологи, биохимики, биофизики, генетики, которые бы изучили интимные, глубинные механизмы жизни, которые по­зволили бы селекционерам, сельским хозяевам, биотехникам, промысловикам рационально, полно и намного богаче, чем сей­час, использовать живые ресурсы Земли» [4, с. 387-388]. Не обойдены вниманием математики и кибернетики. Им ста­вится задача исследовать механизмы равновесий между биологическими системами разного уровня сложности, че­ловеком и биосферой.

Из всего приведенного можно сделать вывод, что для Ти­мофеева-Ресовского идея коэволюции была не просто про­блемой научного знания. Она виделась им и в качестве по­знавательной установки для многих областей научного знания. Он, как и Вернадский, считал ее парадигмальной для науки. А их убежденность в способности человека повышать биологическую продуктивность биосферы и управлять про­цессами ее эволюции опиралась на факты подобного рода деятельности человека.

Действительно, вся история взаимоотношений человека и природы свидетельствует о том, что деятельность челове­ка может приводить к благоприятным для него изменениям в биосфере. Так, благодаря бессознательному и сознатель­ному отбору человеку удалось вывести огромное число по­род животных и культурных сортов растений, которых ра­нее не было в биосфере. Процессы сознательной селекции значительно ускорились после появления такой области научного знания, как генетика. Новый виток коренных пре­образований в селекции связан с использованием методов генетической инженерии. С их помощью становится воз­можным создавать трансгенные формы живого. Такие орга­низмы ранее вообще не существовали в природе. Сегодня они стали реальностью. Трансгенные формы растений и животных могут значительно пополнить разнообразие окультуренных агроценозов, повысить их биопродуктив­ность. Поэтому уже сегодня можно говорить о реальных воз­можностях человека существенно влиять на разнообразие органических форм в биосфере, и прежде всего в сторону его увеличения.

В этом плане особую значимость приобретает деятель­ность человека по включению в процессы селекции многих видов дикорастущих растений, доместикации животных. В настоящее время сложились целые научно-производствен­ные комплексы по одомашниванию, разведению и использованию многих диких животных и насекомых. Последние становятся объектом внимания человека в силу того, что они могут быть использованы для борьбы с вредителями сельско­хозяйственных культур и ценных видов лесной раститель­ности. Объектами селекции становятся многие штаммы микроорганизмов. Все это способствует сохранению суще­ствующего разнообразия живого. Именно благодаря созна­тельной деятельности селекционеров становится возмож­ным направлять природные закономерности животных и растений в желаемую для человека сторону. Как говорил Н.И. Вавилов, «селекция представляет собой эволюцию, направляемую волей человека». Человек, вмешиваясь в при­родные процессы живого, оказывается и в состоянии управ­лять ими.

Отмеченные аспекты взаимоотношения между челове­ком и живой природой были предметом внимания и Вернад­ского. Их анализ позволил ему сделать вывод, что «идет рост культурной биохимической энергии человечества», резуль­татом которого является «рост сознания», и что «этому рос­ту нет непреодолимых пределов». Но здесь же он отмечает, что пока все это «стихийное геологическое явление» [12, с. 461]. Далее он ставит вопрос о важности осуществления «плано­вой, единообразной деятельности для овладения природой и правильного распределения богатств, связанных с созданием единства и равенства всех людей, единства ноосферы» [12, с. 462]. Он полагал, что данный вопрос «стал на очередь дня», и его решение связывалось им с «научным охватом био­сферы» человеком.

Знание механизмов управления и регуляции процесса­ми жизнедеятельности у животных и растений обеспечива­ет огромную власть человека над живой природой, по­зволяет ему создавать управляемые сообщества из разных видов живого. На ограниченных территориях человек создал многие типы агроценозов, отличающихся более высокой продуктивностью по сравнению с природными биоценоза­ми, ранее существовавшими на этих территориях. Рост их продуктивности связан с внедрением в земледелие биологи­ческих методов повышения почвенного плодородия, селекцией и использованием устойчивых против вредителей и болезней сортов растений, применением биологических приемов защиты растений от вредителей и болезней, посад­ками полезащитных лесных полос в степных и засушливых зонах и т.д.

Человеком созданы искусственные агроценозы, а во мно­гих местах восстановлены разрушенные ранее природные биоценозы. В этом отношении особую роль имеют лесопо­садки и лесовосстановительные работы. Во многих типах естественных биоценозов человек научился регулировать численность промысловых видов рыб, птиц и млекопитаю­щих, что позволило восстановить их на уровне, достаточном для дальнейшего сохранения и промысла. Примером может быть восстановление беловежского зубра. В настоящее вре­мя он реаклиматизируется в ряде заповедников Беларуси и за ее пределами. Именно благодаря принятым мерам охра­ны зубр не только сохранен как вид, но и восстановлены места его прежнего обитания. При его расселении создают­ся и поддерживаются соответствующие экологические усло­вия, а по сути – новые биоценозы.

Создание новых типов биоценозов может быть одним из свидетельств реальности управляемой эволюции в ограниченных природных системах. Человек в состоянии управ­лять эволюцией не одного какого-то вида, а целым комплек­сом их, биоценозами. Примерами могут быть заповедники и заказники. Создание сети заповедников, национальных парков и других охраняемых человеком природных терри­торий позволяет сохранять уникальные виды живого, сло­жившееся в них разнообразие органических форм. Сохра­нение видового разнообразия биосферы есть одно из важнейших условий поддержания ее устойчивости. Поскольку на охраняемых территориях человеческая деятельность зна­чительно снижена, то соответственно темпы и масштабы микроэволюционных преобразований их биоты будут мень­ше, чем на урбанизированных территориях. Именно путем понижения адаптивных преобразований биоты биосферы можно решать задачи сохранения ее разнообразия и устой­чивости.

Данным целям может служить изменение наших пред­ставлений на эволюционный процесс. На эту сторону вопроса обращал внимание видный эколог академик С.С. Шварц. Он писал: «До последнего времени эволюция рассматривалась как процесс преобразования населяющих Землю организ­мов. Пристальное внимание к проблемам глобальной эколо­гии заставляет нас подойти к теоретическому анализу об­щих проблем эволюции с иной точки зрения. Имеется достаточно оснований рассматривать эволюцию как про­цесс прогрессивной экспансии жизни на нашей планете, совершающийся на основе создания в ходе филогенеза от­дельных групп новых экологических ниш. Таким путем в круговорот биосферы вовлекаются все новые и новые потенциальные среды жизни, повышается продуктивность и ста­бильность отдельных биогеоценозов и биогеоценотического покрова Земли в целом и создаются предпосылки созда­ния все новых экологических ниш. Это гарантирует беско­нечность эволюции в пространстве и во времени» [13, с. 253].

Повышать продуктивность и стабильность отдельных биоценозов может и человек. Опираясь на знания об эколо­гических особенностях отдельных видов, возможностях их изменчивости и взаимоотношениях с другими видами в со­обществе, экология в настоящее время может предложить такую структуру биоценозов, которые и в урбанизирован­ной среде будут обладать повышенной продуктивностью и устойчивостью. Такие биоценозы в полной мере смогут вы­полнять и свою планетарную, биосферную функцию. Но в целом управлять эволюцией всей биосферы человек еще не может.

Направленное изменение хода эволюции – задача буду­щего. Научное знание пока не разработало методы управ­ления даже микроэволюционными процессами непосред­ственно в природе. Все это еще не в силах человека. Такая проблема будет решаться на пути перехода биосферы в ноо­сферу. Своеобразием последнего состояния биосферы явля­ется то, что течение природных процессов протекает в ней уже не стихийно, а под контролем человека и его сознатель­ной деятельности. Следовательно, овладение человеком ме­ханизмами управления природными процессами в биосфе­ре есть одно из необходимых условий становления ноосфе­ры. Коэволюционное развитие человека и биосферы – это предпосылка и условие ноосферного развития.

Данный вывод будет иметь силу, если человек и челове­чество будут в состоянии изменить свой вектор развития, выработать и осуществить такую его стратегию, которая была бы сопряжена с эволюцией биосферы, соответствова­ла ей. Исследование смысла коэволюционной парадигмы предполагает анализ и такой формы эволюции.

Коэволюция как сопряженное развитие общества и природы

Коэволюция человека и биосферы будет реальной толь­ко тогда, когда человек и все человечество станут развивать­ся сопряжено с биосферой, соответствовать ее процессам. При этом первостепенное значение будет иметь обеспече­ние соответствия технологий материального производства биосферным процессам. Идеальным оно будет при включе­нии этих технологий в биотический круговорот биосферы и если они не станут его нарушать. Этим самым уменьшится антропогенная нагрузка на биотическую часть биосферы, снизится уровень адаптивных преобразований в ней и т. д. Конечным результатом всего этого станет повышение устой­чивости биосферы, а ее переход в ноосферу примет законо­мерный характер. В связи со сказанным возникает вопрос. Возможно ли включение технологий современных матери­альных производств в биотические процессы биосферы?

В настоящее время уже можно давать положительный ответ на поставленный вопрос и делать оптимистические прогнозы будущего характера взаимоотношений биосферы и техносферы. Причем этот оптимизм опирается на реаль­ные факты использования достижений науки, и прежде все­го биологии, в коренном преобразовании технологий про­мышленных и сельскохозяйственных производств, подклю­чении их к биотическому круговороту биосферы. Так, в ряде своих работ (14; 15) мы показали, что использование после­дних достижений биологии в сельском хозяйстве в настоя­щее время позволяет значительно уменьшить использова­ние ядохимикатов в борьбе с вредителями, болезнями и сор­няками сельскохозяйственных культур. Например, в борь­бе с вредителями растений биологией предложены различ­ные биопрепараты, многообразные приемы разрушения ге­нетической структуры популяций вредителей, стимуляции размножения хищников, уничтожающих вредителей и т. д. Использование биологических методов защиты растений становится фактором интенсивного развития растениевод­ства, овощеводства и других отраслей земледелия. Масшта­бы их применения с каждым годом увеличиваются. Все это позволяет снизить использование химических препаратов, а в будущем исключить их из употребления.

Биологические методы защиты растений, биологические приемы повышения почвенного плодородия, селекция ус­тойчивых против вредителей и болезней сортов растений, биоконверсия отходов животноводства и свиноводства и многие другие факторы интенсификации сельского хозяй­ства свидетельствуют о возможности направить научно-тех­нический прогресс в данной отрасли производства в такую сторону, где человеческая деятельность не будет подрывать законы функционирования биосферы, а соответствовать им. Тем самым есть все основания и для утверждения возмож­ности реальной коэволюции одного из важнейших видов деятельности человека в сфере сельского хозяйства с биосфе­рой. К тому же возможности современной биологии в обес­печении такой коэволюции весьма широкие. Эта наука мо­жет дать рекомендации по разработке таких технологий об­работки почвы, осуществлению ирригационных и мелиора­тивных работ, использованию удобрений, которые были бы выгодны как в экономическом, так и экологическом плане. Биология может прогнозировать экологическое состояние вновь осваиваемых для сельскохозяйственного производ­ства территорий. В основу подобных прогнозов положены представления о механизмах поддержания устойчивых со­стояний естественных биоценозов. Биоценотические подхо­ды к формированию и управлению агроценозами позволя­ют строить интегрированные системы борьбы с вредителя­ми сельскохозяйственных культур и т. д.

Использование достижений биологии для обеспечения сопряженного развития сельского хозяйства и биосферы свидетельствует и о том, что в этой области знания склады­вается и новая познавательная установка – коэволюционная парадигма. Именно она стала ориентировать биологов не только на решение задач повышения урожайности возделы­ваемых сельскохозяйственных культур, но и повышения биологической продуктивности агроценозов, их включения в биотические процессы биосферы. Это качественно новые для них задачи.

Особое значение приобретает задача включения техно­логий промышленных производств в биосферные процессы. Ведь основным загрязнителем окружающей среды и факто­ром дестабилизации биосферы как глобальной системы яв­ляются современные промышленные предприятия. Их тех­нологии в основном оказываются несовместимыми с зако­нами функционирования биосферы. Поэтому обеспечение их сопряженного взаимоотношения с биосферой становит­ся насущной проблемой современности.

Осуществить включение технологий современных про­мышленных производств в биотические процессы становит­ся возможным на пути их биологизации. Биологизированные производства (предприятия микробиологической промышленности и др.) являются безотходными производствами. В них в максимальной степени имитируются биосферные процессы. Все это делает их весьма перспективными для решения задач коэволюции человека и биосферы.

Важно, чтобы и современные небиологизированные про­изводства включались в биотические процессы биосферы. Их соответствия закономерностям эволюции биосферы мож­но достигнуть при коренном изменении технологии произ­водства. Основы такой технологии технические науки мо­гут разрабатывать, опираясь на данные современной био­логии. Ее представления о биотическом круговороте ве­ществ в биосфере, особенностях преобразования энергии в живом и многие другие положения могут стать теоретиче­ской основой для создания технологий оборотного водоснабжения, безотходных и других технологий. Производства, базирующиеся на таких технологиях, будут по своей приро­де экологизированными.

Круг экологизированных производств может быть значи­тельно приумножен при использовании достижений биотех­нологии. Использование ее методов позволяет создавать специальные формы микроорганизмов, способных осуще­ствлять биотрансформацию и биоаккумуляцию определен­ных веществ из отходов предприятий пищевой промышлен­ности, цветной металлургии и т.д. С использованием био­логических методов очистки промышленных отходов неко­торые ученые связывают возможности решения задач управления качеством природной среды в недалеком буду­щем. Все это позволяет сделать вывод о перспективности стратегии создания биологизированных и экологизирован­ных производств как одного из условий совместного и сопряженного развития общества и биосферы. Переход ряда от­раслей материального производства на такие технологии позволяет делать и оптимистические прогнозы в отношении его адаптации к биосферным процессам.

Аналогичные суждения можно высказать и в отношении возможности человечества регулировать свою численность, а тем самым способствовать осуществлению коэволюции человека и биосферы. Стремительный рост населения на­шей планеты, начавшийся со второй половины XX в., при­водит к тому, что оно стало фактором дестабилизации при­родной среды во многих регионах мира. В связи с этим че­ловечество должно активно заниматься и своей демографической политикой. Сознательное регулирование рождаемо­сти и народонаселения Вернадский считал одним из усло­вий перехода биосферы в ноосферу. Необходимость осуще­ствления такой политики стала не только осознаваться, но и в определенной форме решаться международным сообще­ством. Но данный процесс весьма длительный и трудный. Об этом говорят многие демографы, политики и обществен­ные деятели на международных форумах, посвященных про­блеме народонаселения. Ее решение связывается с осуще­ствлением многих социально-экономических вопросов, по­вышением культурного уровня населения, особенно разви­вающихся стран, обеспечением занятости женщин в обще­стве и т.д. Первые успехи Индии и Китая по снижению ко­эффициента рождаемости в конце XX в. вселяет оптимизм в способности человечества управлять демографическими процессами.

Примеры сознательной деятельности людей по ограни­чению своего негативного воздействия на природную среду позволяют сделать вывод, что человек и общество в состоянии обеспечить коэволюционное взаимоотношение с био­сферой. Но его организация и становление – весьма длитель­ный процесс. Ожидать того, что в ходе естественной эволю­ции биосферы и социальной эволюции осуществится их со­вместное, сопряженное развитие – человечеству не следу­ет. Современные темпы деградации природных систем тре­буют принятия самых неотложных мер по снижению антро­погенных воздействий на биосферу и осуществлению их ре­альной коэволюции. В их ряду первостепенным следует счи­тать экологический императив.

Экологический императив как условие коэволюции

Роль экологического императива в осуществлении коэво­люции человека и биосферы отмечал Н.Н. Моисеев. В сис­тему научного знания им был введен и термин «экологиче­ский императив». Для него экологический императив обо­значал «ту границу допустимой активности человека, кото­рую он не имеет права переступать ни при каких обстоятель­ствах» [16, с. 78]. Выход человека за эти границы приводит к разрушению сложившихся механизмов саморегуляции биосферы и дестабилизации природных систем уже во многих регионах мира. Вот почему и осознание необходимости включения в действие экологического императива приходит в связи с нарастанием кризиса во взаимоотношениях обще­ства и природы, усилением разрушительных процессов во многих типах природных систем, ухудшением здоровья че­ловека и т.д. Эта необходимость порождается и начавшими­ся реальными процессами коэволюционного бытия челове­ка и биосферы.

Но чтобы человек не вышел за «границы допустимой ак­тивности» в биосфере, ему следует не только ограничить эту активность, а некоторые виды своей деятельности вообще поставить под запрет. В этой связи под экологическим им­перативом следует понимать систему запретов на те виды человеческой деятельности, которые подрывают механиз­мы протекания биосферных процессов и делают невозмож­ной коэволюцию человека и биосферы. Этим самым эколо­гический императив устанавливает такие параметры пове­дения и деятельности человека в биосфере, которые обеспе­чивают их совместное, коэволюционное существование.

Человек оказывается перед выбором стратегии своей де­ятельности и поведения в природе, а все человечество – стра­тегии развития современного общества и сохранения его природных основ. Все это приводит к постановке ряда но­вых вопросов. Например, что следует предпринять челове­ку, чтобы остановить начавшиеся процессы деградации природной среды? Следует ли ограничивать отдельные виды деятельности людей, которые приводят к такой деградации? Можно ли вообще запретить такие виды деятельности?

В научной и учебной литературе часто приводятся суж­дения многих авторов, что если бы в свое время были введе­ны запреты на ряд технократических стратегий развития материального производства, то в наши дни вопросы сохра­нения биосферы, коэволюции человека и биосферы обсуждались бы в совершенно другой плоскости. Заслуживает признания и постановка вопросов о запрете на военные дей­ствия, прекращение крупномасштабных вторжений чело­века в природные комплексы, строительство экологоопасных промышленных и других объектов, которые поднимаются многими политиками, общественными деятелями и учеными.

Число таких запретов можно значительно умножить. Но встает вопрос: готов ли современный человек их определить и осуществить? Реальная практика взаимоотношений лю­дей между собой и окружающей их природной средой сви­детельствует, что они еще не в состоянии реализовать мно­гие формы запретов. Человек оказывается еще нравствен­но не готовым нести ответственность за состояние природ­ной среды и коэволюционное развитие общества и приро­ды, так как осуществление такого развития находится в пря­мой связи с уровнем нравственного сознания людей, их нравственным императивом. На важность последнего в осу­ществлении коэволюции человека и биосферы особое вни­мание обращал Н.Н.Моисеев. Экологический императив, отмечал он, – это «такая система ограничений человеческой деятельности, система запретов, выполнение которых необ­ходимо для продолжения процесса развития общества, не­избежно приведет к выработке нравственных критериев, то есть повлечет за собой появление нового – нравственного императива» [17, с. 8].

Все вышесказанное позволяет поставить новый вопрос. Что представляет собой этот императив и какие возможные формы его реализации? На наш взгляд, под нравственным императивом следует понимать способность человека осу­ществлять свое поведение и деятельность в природе на основе принципов бескорыстного и благоговейного отноше­ния к ней и ее ресурсам, особенно живым. Человеку уже се­годня следует менять нравственные нормы и принципы сво­его поведения не только в обществе, но и природе. Но это длительный процесс и сам по себе он не может быть реали­зован. Однако у человечества нет времени для ожидания того момента, когда у людей сформируется нравственный императив в ходе развития общества. Экологический кри­зис, процессы его углубления и расширения не дают чело­вечеству времени на эволюционные формы становления нравственного императива. Его идеалы нужно формировать и развивать у современного человека.

Наиболее реально данная задача может решаться в про­цессе формирования экологического сознания и экологиче­ской культуры как у отдельной личности, так и всего обще­ства. Ведь нравственный императив – это один из важней­ших элементов экологического сознания. О наличии такого сознания у личности можно говорить только тогда, когда у нее будет сформирован нравственный императив. Значит, экологический императив – это не только условие коэволю­ции человека и биосферы, но и важнейшая нравственная проблема для современного человека.

В ее решение определяющий вклад могут внести средняя и высшая школа, сориентировав учебный и воспитательный процесс на формировании у школьников и студентов эколо­гического сознания. Но все это будет возможным при орга­низации и осуществлении экологического образования и воспитания, включении соответствующих дисциплин и кур­сов в учебный процесс. Моисеев подчеркивал особое значе­ние формирования у школьников этического и эстетическо­го отношения к природе, повышения роли художественной литературы в этом процессе.

Действительно, важность художественной литературы в формировании нравственного императива личности весьма высокая. Хотя в учебном процессе она в основном выполня­ет воспитательные функции, тем не менее в ходе ее препо­давания могут решаться и вопросы формирования ценност­ных знаний о природе, этического и эстетического отноше­ния человека к ней, чувства ее красоты, благоговейно бескорыстного отношения не только к «братьям нашим меньшим», но и ко всему миру живого, своему бытию и бытию всего че­ловечества. Художественная литература может способство­вать и более глубокому постижению сущности природных процессов. Все это есть свидетельство ее роли в обеспече­нии коэволюции общества и природы.

Синтез знаний и идей как одно из проявлений коэволюции

Выдающиеся представители естествознания указывали на особую роль художественной литературы в познании и описании природы. При использовании языка художествен­ной литературы научным знанием возможности рациональ­ного познания и описания природы значительно усиливаются. Так, А. Гумбольдт отмечал, что язык науки не позво­ляет описать все многообразие и красоту природных явле­ний. В силу этого за пределами рационального знания оста­ются их многие стороны и аспекты. Поэтому он обосновы­вал важность описания природы как с помощью языка науки, так и средствами художественной литературы. Имен­но «пылкая фантазия поэта и изобразительное искусство художника, – писал он, – открывают богатый источник для восполнения недостающего. Из этого источника наше вообра­жение черпает картины экзотической природы» [18. с. 136].

Использование естественнонаучного и гуманитарного подходов, языка науки и художественной литературы, осо­бенно ее «образности», позволило Гумбольдту представить в цитированной работе своим современникам и будущим по­колениям настоящую Картину Природы. Научный, образо­вательный и воспитательный потенциал этой Книги Приро­ды сохраняется и в наши дни. Она может быть примером коэволюционного соотношения разных форм постижения и описания природы.

Одним из тех, кто высоко оценил воззрения Гумбольдта на природу, его выводы о роли художественной литературы и научного знания в познании и описании природы, был Вернадский. С уважением он относился к художественным очеркам природы А.Н. Краснова, А.П. Павлова и многим дру­гим. Да он и сам писал, что «мир художественных построе­ний... оказывает огромное влияние на научный анализ ре­альности» [12, с. 465]. Более того. Вернадский резко осуж­дал тех естествоиспытателей, которые игнорировали худо­жественную литературу и искусство в познании и описании природы. «Нередко в наш век точного знания, – писал он, – мы смотрим с излишней небрежностью на художественное творчество в научном искании и в научной литературе. Мы забываем, что это творчество не только является элементом, помогающим открывать научную истину, но что оно и само по себе представляет великую ценность, имеет значение независимо от того, что достигается благодаря ему при ре­шении научной задачи» [12. с. 186-187].

Все сказанное Вернадским касается и «описания приро­ды или воссоздания ее процессов». Вернадский полагал, что только совместное научное и художественное творчество может создать «великую картину природы». При этом он от­мечал, что синтез этих видов творчества особенно важен для познания биосферы и «еще более ноосферы». Им ставилась задача не только использовать их в постижении процессов биосферы и ее перехода в ноосферу, но и научиться управ­лять взаимодействием данных видов творчества, хотя он и считал, что «управление этим, мало отражающимся в логи­ке аппаратом познания для научного понимания реально­сти есть дело будущего» [12. с. 465]. Но это «будущее» надо осваивать и приближать уже сегодня.

В решении поставленной Вернадским задачи нельзя не видеть роли художественной литературы, ее освоения и ис­пользования естествоиспытателями. Она. среди многих сво­их достоинств, обладает способностью делать прогнозное описание природы. У писателей и поэтов высоко развито умение наблюдать природу, фиксировать мельчайшие изме­нения в ней. Уже по таким изменениям они, порой, замеча­ют и определенные тенденции – разрушительные для при­роды или, наоборот, положительные для нее. Так. И. Гете в бессмертной трагедии «Фауст» показал, что человек, опира­ясь на научное знание и свой разум, обеспечит переход при­роды в качественно новое состояние. Почти через 100 лет это состояние было названо ноосферой. Великий поэт и ес­тествоиспытатель оказался настоящим провидцем и был впереди науки своего времени. В этом отношении становит­ся понятным и то, почему Вернадский в период интенсив­ной разработки своего учения о биосфере и ноосфере занимался анализом научного и художественного творчества Гете. Он отмечал, что и в XX в. идеи Гете о природе «пред­ставляют для нас живой интерес современности» [12, с. 261]. Такими они остаются и для XXI в.

Для человека XXI в. актуальными становятся и мысли Гете о зависимости природы, ее будущего существования от человека, уровня его духовности. Им ставилась задача сбли­зить «духовный путь» человека и развитие природного мира. Так, в романе «Годы странствий Вильгельма Мейстера» он писал, что все те, «кто заставил эти миры сблизиться и об­наружить присущие обоим свойства в преходящем феноме­не жизни – тот воплотил в себе высший образ человека, к какому должен стремиться каждый». Здесь ясно просматри­вается идея коэволюции человека и природы, ответственность человека за ее осуществление.

Художественная литература может способствовать и уси­лению интеграции гуманитарного и естественно-научного знания. Не об этом ли рассуждал зоолог фон Корен – один из персонажей повести А.П. Чехова «Дуэль». Он говорил, что гуманитарные науки «тогда только будут удовлетворять че­ловеческую мысль, когда в движении своем они встретятся с точными науками и пойдут с ними рядом». Хотя эту «встре­чу» он и относил к весьма отдаленному будущему, но его надо приближать. Способствовать этому может творчество само­го А. П. Чехова, его отражение природы в своих художествен­ных произведениях.

В творчестве Чехова представлены и примеры сочетания разных форм деятельности человека, которые были ориен­тированы на сохранение природы и осуществление совмест­ного развития человека и природы. В этом отношении весь­ма впечатляющим может быть образ доктора Астрова («Дядя Ваня»), который считал, что «человек одарен разумом и твор­ческою силой, чтобы преумножать то, что ему дано». Для самого Астрова природовосстановительная деятельность (посадка леса) была равнозначна его врачебной работе. Бо­лее того, она была смыслом его жизни. «Преумножение» ре­сурсов природы – вот, по Астрову, предназначение «разума» человека и проявление его «творчества».

С результатами природовосстановительной деятельно­сти людей в настоящее время Астров связывает и будущее природы, и человека. Он говорил: «Когда я прохожу мимо крестьянских лесов, которые я спас от порубки, или когда я слышу, как шумит мой молодой лес, посаженный моими руками, я сознаю, что климат немножко и в моей власти, и что если через тысячу лет человек будет счастлив, то в этом не­множко буду виноват и я. Когда я сажаю березку и потом вижу, как она зеленеет и качается от ветра, душа моя на­полняется гордостью...»

Уверенность Астрова, что состояние природной среды се­годня «немножко и в его власти» и что «счастье» человека далекого будущего «немножко» зависит и от него, его приро­доохранительной и природовосстановительной деятельно­сти – свидетельство постановки и обсуждения Чеховым проблемы, которую мы сегодня называем коэволюция человека и биосферы. Можно только сожалеть, что отмеченные и мно­гие другие положения, касающиеся взаимоотношения чело­века и природы, синтеза естественно-научного и гуманитар­ного знания, поднятые Чеховым, да и другими известными писателями (Л.Леоновым, М.Пришвиным и др.), не были ре­ализованы в науке и социальной практике XX в. Наука это­го века чаще всего игнорировала гуманистические и ценно­стные аспекты природы, которые поднимались и обсужда­лись в художественной литературе. В конечном итоге все это привело к технократической стратегии развития материаль­ного производства и усилению антропогенного воздействия на природу.

Во второй половине XX в. научная и художественная культура стали антиподами друг другу. Вот почему физик и известный писатель Ч. Сноу вынужден был отметить, что у обеих групп сложилось не только «странное, извращенное представление друг о друге», но их разделяет и «стена непо­нимания» «одних и тех же вещей» [19. с. 197]. Такое «непони­мание» особенно очевидно по их отношению к природе.

Отчуждение этих культур друг от друга не позволяет определить гуманистическую стратегию развития обще­ства, его отношения к природе. «Поляризация культуры, – писал Сноу, – очевидная потеря для всех нас. Для нас как народа и для нашего современного общества. Это практи­ческая, моральная и творческая потеря, и я повторяю: на­прасно было бы полагать, что эти три момента можно пол­ностью отделить один от другого» [19, с. 202]. В связи со ска­занным им обосновывалась задача синтеза научной и худо­жественной культур. Он подчеркивал, что «думая о буду­щем», представители этих культур должны чувствовать «пе­ред ним свою ответственность» и стремиться к созданию «об­щей культуры». Последняя будет создаваться в процессе реализации коэволюционной установки в научном знании, культуре и деятельности человека.

Ее утверждение в художественной литературе будет со­провождаться и существенными изменениями формы и со­держания литературных произведений. Их неизбежность весьма убедительно обосновывал Сноу: «Когда люди по-на­стоящему поставят под свой контроль силы природы, тогда расцветет такое искусство, какое мы себе и представить не можем. Романы будут писаться людьми, резко отличными от нас. Наши романы в сравнении с романами будущего покажутся детскими поделками. Бесспорно, что во всем мире возрастут критерии художественных оценок. Мировая культура углубится, в нее вольются потоки культур, оставав­шихся до сих пор как бы безгласными. Таким образом, ро­ман, бывший до наших дней европейской литературной фор­мой Толстого, Бальзака и Диккенса, станет предметом соб­ственной творческой разработки для писателей, которые сегодня, возможно, не знают даже имен этих мастеров...» [19. с. 308].

Несомненно, коэволюционное взаимоотношение челове­ка и природы будет накладывать свой отпечаток на харак­тер восприятия природы будущими писателями и поэтами. Ценностные аспекты природы, необходимость утверждения рациональных форм потребления ее ресурсов станут ведущими темами их творчества. Способствовать такому виде­нию и отражению природы и ее процессов будут и те «кар­тины природы», которые создавались названными Сноу и другими «мастерами» художественной литературы. Их приемы описания природы и ее процессов являются достояни­ем мировой культуры и только на ее основе возможно фор­мирование будущих «мастеров» «изящной словесности», их умения выразить ноосферный этап развития природы и характер отношения к ней человека. Роль классической ху­дожественной литературы будет не только сохраняться, но и возрастать в формировании нравственного императива современных и будущих поколений людей.

Основной смысл коэволюционной парадигмы

Коэволюционная стратегия задает качественно новые установки в науке и культуре. Она существенно меняет ха­рактер осмысления всего спектра вопросов социального и природного развития, взаимоотношений человека и обще­ства с природой. Ее реализация требует, прежде всего, от­каза от традиционного понимания развития природы и со­циума как двух независимых или слабо зависимых друг от друга типов развития. В свете данной стратегии развитие этих материальных систем следует понимать как совмест­ное, сопряженное. Причем развитие общества все в большей мере становится зависимым от его природного окружения, поэтому возникают и новые вопросы о характере сопряже­ния эволюции биосферы, человека и общества.

В коэволюционной парадигме учитывается огромная от­ветственность человека, его разума, да и всего общества, за пути не только социального, но и природного развития. Ведь коэволюционное развитие – это управляемое развитие. Че­ловек может управлять не только развитием социальных, но и природных процессов. При этом социальное развитие дол­жно соотноситься с развитием природы, соответствовать ему. Особенно важно, чтобы технологии материального про­изводства соответствовали природным процессам, и преж­де всего круговороту веществ в биосфере, включались в него. В этой связи открываются новые познавательные задачи перед многими естественными и техническими науками за обеспечение такого соответствия.

Коэволюционная стратегия не только повышает интерес к тем «картинам природы», которые давались наукой и куль­турой прошлого. Она задает и новые направления для по­стижения ими совместного развития мира природы и чело­века в новый период их совместного развития. Реализация коэволюционной парадигмы приводит к необходимости уси­ления интеграции естественных, технических и гуманитарных наук. Она выступает основой для формирования эволюционно-экологического стиля мышления у представителей современной науки и культуры. Тем самым она существен­но подкрепляет идею глобального эволюционизма, которая занимает все большее место в системе научного знания и культуры. В свете этой парадигмы становится очевидной и важность реализации новых познавательных установок в от­меченных областях знания и культуры.

В новых условиях эволюции биосферы существенно ме­няется роль человека и тех наук, которые его непосредствен­но касаются. «Исторически, – писал Вернадский, – т.е. в ходе геологического времени, в своей жизни человек подошел к резкому изменению понимания своего положения на нашей планете вследствие перехода ее в новое состояние, в ноо­сферу. В ноосфере геологическая роль человека ведущая. В этих новых условиях главная геологическая сила человече­ства строится ростом той части гуманитарных наук, кото­рые связаны с науками о природе, с математикой и наука­ми техническими. В них, можно сказать, стихийно идет бы­строе создание новых научных дисциплин» [11, с. 167]. Так, следует отметить появление новых направлений в современ­ной философии. Проблема коэволюции становится предме­том анализа в философии природы, философии науки, фи­лософии культуры и т.д. Ее реализация может привести к оформлению и соответствующих направлений в данных раз­делах философии. Например, обосновывается роль коэволю­ции в качестве методологического принципа построения конструктивной (позитивной) онтологии [20].

Коэволюционная познавательная установка стала рас­пространяться и на такой вид человеческой деятельности, как образование. Она стала «пронизывать» и культуру. В последней она «стимулирует» появление новой исследова­тельской задачи – выявление сущности экологической культуры [21]. В философском осмыслении сознания стала вы­деляться его особая форма – экологическое сознание [22: 23]. Некоторые исследователи обращают внимание на роль коэволюционной установки в новом осмыслении характера раз­вития всей Вселенной, раскрытии условий появления жиз­ни на Земле и глобальности процессов эволюции. Так, Э. Ласло пишет, что «в современном научном представлении эволюция – больше, чем результат случайных мутаций, подвергнутых естественному отбору. Коэволюция всех со всеми в интегральной сети жизни есть системный процесс, обладающий собственной динамикой. Это – часть развития Вселенной от частиц до галактик и звезд с их планетами. На нашей Земле это развитие произвело физические, химиче­ские и тепловые условия, которые были достаточны для изумительной согласованности биологической эволюции» [24. с. 156].

Это положение существенно подкрепляет диалектико-материалистическую концепцию происхождения жизни и мо­жет служить примером использования коэволюционной идеи в качестве методологической установки ее постижения.

В западной философии науки все большее признание по­лучает положение о генно-культурной обусловленности про­исхождения генотипа и поведения человека. Авторы данной идеи (Ч. Ламсдэн и Э. Уилсон) считают, что познать особен­ности становления механизмов поведения человека можно только с учетом отбора таких его генов, которые соответ­ствуют той культуре, где осуществляется его развитие. По их мнению, естественный отбор закреплял в человеке толь­ко те гены, которые обеспечивали его сохранение в том или ином типе культуры. Тем самым «генетическая эволюция «находится на привязи» у культурной эволюции» [Цит. по: 25, с. 364].

На данном положении базируется их идея генно-культур­ной коэволюции и предмет специальной научной дисципли­ны – социобиологии, занимающейся выявлением особенно­стей такого рода эволюции. Но эту идею нельзя называть коэволюционной, так как культура считается неизменной, статичной стороной, а эволюционирующими признаются только гены человека.

Критики рассматриваемой идеи обращают внимание на важность признания наличия культурной эволюции, имев­шей место в процессах антросоциогенеза, да и проявляющий себя и в нынешних социальных общностях. Причем эта эво­люция считается решающей в становлении человека, его генома и поведения: «Эволюция культурных институтов мо­жет вызвать такие изменения в геноме, которые благопри­ятствуют культурной приспособленности» [25, с. 364]. Сторонники данной идеи убеждены, что «в наши гены встраи­ваются культурные императивы» (25, с.365].

Оказывается, что эволюция генотипа человека и той культурной среды, в которую он попадает после рождения, осуществляется совместно. Только признав наличие коэволюционного соотношения генов человека и культуры, мож­но, по их мнению, добиться прогресса в познании объектив­ных причин того или иного характера поведения не только отдельных людей, но и социальных общностей.

Хотя цитируемые авторы называют свою концепцию генно-культурной эволюции всего лишь гипотезой, тем не ме­нее их призыв к использованию коэволюционной установки в анализе происхождения человеческой социальности и по­ведения людей заслуживает внимания, и прежде всего пред­ставителей культурологи и биологии. Они специально под­черкивают важность объединения их усилий в познании своеобразия генно-культурной коэволюции: «Культурологи не должны пугаться возрождения своего союза с биологией. Культуре не угрожает опасность быть «сведенной» к генам. Равным образом биологи-эволюционисты не должны пугать­ся культурологов, так как именно биологи владеют метода­ми, которыми культурологи пренебрегали из-за отрицатель­ного отношения ...к дарвинизму. Любые заимствования из биологии, сделанные обществоведами, скорее всего окажут­ся полезными» [25, с.369-370]. Но «полезными» будут не «лю­бые заимствования», а лишь те, которые позволят объективно решать вопросы соотношения социального и биологического в человеке, особенностей его развития в прошлом и настоящем.

Следовательно, коэволюционная установка в современ­ной науке и культуре находит все большее признание, а спектр ее приложения к анализу научных, общекультурных и философских проблем радикально меняется. Она стано­вится привлекательной для представителей многих областей знания и культуры. Уже в наши дни она стала опреде­лять и стратегию их развития. Все это и позволяет сделать вывод, что данная установка есть реальная парадигма на­учного знания и культуры.

Таким образом, коэволюционная парадигма есть долго­срочная программа совместного развития общества и природы, которая задает научному знанию и культуре новые направления исследования и ценностные установки на осмы­сление путей такого развития и их реализацию. Она выра­жает стратегию ноосферного развития биосферы, челове­ка и общества, ориентирует научное знание и культуру на его осуществление. Коэволюционная парадигма выступает и теоретической основой формирования экологической па­радигмы и экологического идеала в современной науке.

Литература

1.  Степин В.С. Теоретическое знание. М., 2000.

2.  Одум Ю. Экология: В 2 т. М., 1986. Т. 2.

3.  Одум Ю. Экология: В 2 т. М., 1986. Т. 1.

4.  Тимофеев-Ресовский Н.В. Воспоминания. М., 2000.

5.  Родин С.Н. Идея коэволюции. Новосибирск, 1991.

6.  Моисеев Н.Н. Еще раз о проблеме коэволюции // Экология и жизнь. 1998. №2.

7.  Лисеев И.К. Новые методологические ориентиры в современной философии биологии // Методология биологии. М., 2001.

8.  Огурцов А.П. Тектология А.А. Богданова и идея коэволюции // Системный подход в современной науке. М., 2004.

9.   Данилов-ДанильянВ.И., Лосев КС. Экологический вызов и устойчивое развитие. М., 2000.

10. Сергейчик С.А. Растения и экология. Мн., 1997.

11. Вернадский В.И. Химическое строение биосферы Земли и ее окружения. М., 2001.

12. Вернадский В.И. О науке. Дубна, 1997. Т. 1.

13.  Шварц С.С. Экологические закономерности эволюции. М., 1980.

14. Карако П.С. Современная биология как фактор научно-технического прогресса // Научно-технический прогресс: взаимодей­ствие факторов и тенденции развития. Мн., 1989.

15. Карако П.С. Современная биология как фактор гуманиза­ции научно-технического прогресса в сельском хозяйстве // Общество и наука: проблемы взаимодействия в условиях формирования рыночных отношений. Мн., 1993.

16.  Моисеев Н.Н. Судьба цивилизации. Путь Разума. М., 1998.

17.  Моисеев Н.Н. На пути к нравственному императиву // Эко­логия и жизнь. 1998. № 1.

18.  Гумбольдт А. Картины природы. М., 1959.

19.  Сноу Ч. Портреты и размышления: художественная публи­цистика. М., 1985.

20.  Глосикова О. Онтологическая сущность коэволюции социо­-культурной реальности и природы. Мн., 2004.

21.  Карако П. С. Экологическое образование как фактор гуманитаризации и гуманизации учебного процесса // Чалавек. Грамадства. Свет. 1998. № 3.

 

22.  Карако П. С. Экологическое сознание и его место в системе форм общественного сознания // Вестн. БГУ. Сер. 3. 1994. № 1.

23.  Карако П.С. Экологическое сознание и экологическое образование // Чалавек. Грамадства. Свет. 1999. № 3.

24.  Ласло Э. Макросдвиг: (К устойчивости мира курсом перемен). М., 2004.

25.  Ричерсон П., Бойд Р. Культура – часть биологии человека // Вызов познанию: Стратегии развития науки в современном мире. М., 2004.

3.5. ЭКОЛОГИЗАЦИЯ НАУЧНОГО ЗНАНИЯ И НАПРАВЛЕНИЯ ЕЕ ОСУЩЕСТВЛЕНИЯ

3.5.1. ЭКОЛОГИЧЕСКАЯ ПАРАДИГМА В СОВРЕМЕННОМ ЕСТЕСТВОЗНАНИИ

Истоки экологической парадигмы

О парадигмальной выраженности современной экологии, ее влиянии на другие области научного знания и деятель­ность людей утверждается во многих типах научных и учеб­ных изданий, средствах массовой информации. В научных изданиях дается и определение выражению «экологическая парадигма», но чаще всего это выражение сформулировано весьма абстрактно и в голословной форме. Так, по опреде­лению Н. М. Мамедова, экологическая парадигма есть «со­вокупность идей, убеждений, ценностей, мировоззренче­ских позиций, формирующая особое видение реальности и задающая ориентиры познавательной и преобразователь­ной активности. Она нацеливает на постижение смысла мира, на выявление места человека в нем, задает опреде­ленную исследовательскую позицию» [1, с. 195]. Это опре­деление носит чрезмерно «широкий» характер. Оно соизме­римо с понятием «мировоззрение». А постулируемая уста­новка на «преобразовательную активность» ассоциируется с научно несостоятельным лозунгом – «покорение и преоб­разование природы».

Авторы подобных определений экологической парадиг­мы не учитывают идей Вернадского о биосфере, роли эколо­гии в постижении биосферных процессов и обосновании рациональных форм взаимоотношений человека и биосфе­ры, поведения человека в ней. Хотя следует отметить, что термин «экология» в трудах Вернадского встречается очень редко. Это связано с тем, что уровень развития экологии в 20 - 30-е гг. XX в. был невысоким. Экология только начина­ла свое развитие в форме экологии животных и экологии растений. Но концепция биосферы Вернадского в эти годы уже становилась теоретической основой экологии. Особен­но тесные связи установились между ними во второй поло­вине XX в., что отмечают даже западные ученые [2, с. 124]. При этом они пишут и о наличии связи между биосферны­ми идеями Вернадского и другими областями научного зна­ния, «включая экономику».

Последнее практически не отражается в современной ли­тературе по экологии. А между тем сам Вернадский фикси­ровал связь между экологией и другими науками даже в сво­ем определении предмета экологии. Данная связь отража­лась и в определении экологии, которое дал немецкий биолог Э. Геккель. Возникает вопрос. Есть ли общее и различ­ное в понимании предмета экологии Геккелем и Вернад­ским? Чтобы дать ответ, обратимся к тем определениям эко­логии, которые они сформулировали.

Как известно, первое определение предмета экологии было предложено Геккелем в работе «Всеобщая морфология организмов» (1866). В ней он предложил назвать весь круг вопросов борьбы за существование и влияние на животных физических и биотических факторов новым термином «эко­логия». Позже в выступлении по теме «О пути развития и задаче зоологии» (1869) он дает свое классическое опреде­ление экологии: «Под экологией мы подразумеваем науку об экономии, домашнем быте животных организмов. Она ис­следует общие отношения животных как к их неорганиче­ской, так и к их органической среде, дружественные и враж­дебные отношения к другим животным и растениям, с кото­рыми они вступают в прямые или непрямые контакты, или, одним словом, все те запутанные взаимоотношения, кото­рые Дарвин условно обозначил как борьбу за существова­ние» [Цит. по: 3, с. 413].

Сформулированное Геккелем понимание экологии как науки об отношении животных с окружающей их внешней средой позже было распространено на отношения всех орга­низмов и надорганизменных уровней организации живого со средой их обитания, а наука, изучающая эти отношения, стала называться экологией. Экологию как область знания воспринимает и Вернадский. Он определяет ее как отрасль знания, ориентирующуюся на «изучение отношения орга­низмов к внешнему миру и изменение организмов, их фи­зиологических функций и морфологической структуры в связи с внешней средой – влагой, теплом, почвой» [4, с. 66]. В процессе такого изучения должны, полагал он, выявлять­ся и количественные воздействия живого и продуктов его жизнедеятельности на окружающую внешнюю среду. Вер­надский считал, что количественный учет воздействий жи­вого даст «возможность глубоко проникнуть в явления круговых процессов, идущих в коре нашей планеты» [4, с. 83]. Этим самым будет достигнуто и более глубокое знание о «жизни Природы».

Следует отметить, что представление Вернадского о предмете экологии разделяется и современными представи­телями этой науки. «В буквальном смысле экология, – пишет Ю. Одум, – это наука об организмах "у себя дома", наука, в которой особое внимание уделяется "совокупности или характеру связей между организмами и окружающей их сре­дой"...» [5, с. 11].

В.И. Вернадский использует и выражение «экономия Природы». Но оно не имеет ничего общего с выражением Геккеля «наука об экономии». У Геккеля это выражение яв­ляется образным иносказанием. Выражение Вернадского означает глубокое и всестороннее знание о «жизни Приро­ды». Получение таких знаний он связывал с развитием эко­логии, исследованиями ею количественных закономерно­стей, которые сложились в процессах обмена живого с окру­жающей его средой. Значение этих исследований он видел не только в том, что они составят «базу» для «понимания це­лого ряда явлений Природы, но и для решения ряда вопро­сов, важных для человечества с прикладной, практической точки зрения» [4, с. 83]. Так Вернадским была обоснована будущая социальная значимость экологии, ее причастность к решению «практических» проблем человечества.

Существенным моментом представлений Вернадского об экологии является и то, что он предвидел ее особое положе­ние в системе научного знания. Он был одним из первых ученых, отметивших влияние экологии на развитие других областей знания, изучающих природу. Он писал, что уже существующая экология «невольно направляет мысль нату­ралистов» на исследование «влияния жизнедеятельности организмов на окружающую их среду, т.е. на влияние жи­вого на мертвую природу» [4. с. 15]. Но такими исследова­ниями естествоиспытатели не могут ограничиваться. Они должны ориентироваться и на анализ «влияния внешней среды – живой и мертвой – на организмы». Вернадский был уверен, что только благодаря полученным при таких иссле­дованиях знаниям человек будет в состоянии управлять дан­ными процессами, поставить их под свой контроль.

Но Вернадский отмечал и то, что подобные исследования не под силу одной какой-либо науке. Они будут успешными при включении в них многих областей научного знания. В этой связи он приводил пример совместной работы ботани­ков и химиков по исследованию газового обмена в зеленых растениях, осуществленной в XIX в. «Эти исследования, – писал он, – имели вообще огромное значение для истории человеческой мысли и вызвали расцвет химии и физики, так как были связаны с открытием газов и их свойств, выясни­ли природу атмосферы» [4. с. 15]. Будущий расцвет этих наук он также связывал с их совместным с экологией изучением биосферных процессов. Как видим, Вернадским была зало­жена идея парадигмального статуса экологии. Исследование механизмов и направлений ее реализации в современной науке представляется весьма важным аспектом и методоло­гии науки. Вот почему мы и обращаемся к их выявлению. Но начнем это исследование с анализа тех преобразований, которые происходят в самой экологии, ее познавательных установок.

Особенности современного этана развития экологии

В обоснованиях парадигмального статуса экологии не учитываются особенности современного этапа ее развития, системы складывающихся в ней методологических устано­вок. Некоторые авторы сущность экологической парадигмы связывают только с процессами экологизации научного зна­ния, но трактовки их характера дают порой в спорной фор­ме. Так, по утверждению Н.М. Мамедова, решение экологи­ческих проблем отдельными научными дисциплинами, их экологизация становятся возможными только в «результате частичного видоизменения предмета и методов конкретной области науки» [1, с 197]. В чем конкретно выражается это «видоизменение предмета и методов» в отдельных науках? Ведет ли это «видоизменение» к потере дисциплинарной формы организации научного знания? Вопросы, которые возникают при знакомстве с предложенным пониманием сущности экологизации отдельных научных дисциплин, можно продолжить.

В.А. Лось процесс экологизации научного знания видит в «проникновении экологических законов, правил и принци­пов в сложившуюся систему естествознания, техникознания и человекознания» [6, с. 303]. Данное определение процесса экологизации научного знания не подкрепляется конкрет­ными примерами. На самом деле, разве в современную фи­зику или химию уже «проникли» законы, правила и принци­пы экологии? Ответ может быть только отрицательным.

Но более серьезные недостатки многих исследований данной проблемы состоят в том, что в них не раскрывается характер изменений в самой экологии. За XX в. экология от описания взаимоотношений животных и растений с окру­жающей их средой поднялась до их объяснения. Причем «объяснение касалось как непосредственных механизмов, лежащих в основе тех или иных явлений, так и возможно­стей их эволюционного происхождения. От описания стати­ки экологи перешли к анализу динамики, в том числе к тем скрытым процессам, которые поддерживают стационарное состояние популяций, экосистем и биосферы» [7, с. 221].

Успехи экологии были связаны не только с ее ориента­цией на исследование общих закономерностей, характерных для всех уровней организации живого. Принципиальное зна­чение сыграло и то, что она стала включать в арсенал своих методологических основ и уже устоявшиеся парадигмы науч­ного знания, обоснованные в науке второй половины XX в. Все это позволило экологии не только поднять свой теоре­тический уровень, но и заложить возможности ее интегра­ции с другими областями знания. При этом первостепенное значение имело включение в предмет исследования эколо­гии эволюционных аспектов становления приспособлений популяций живого к окружающей их среде, осуществление синтеза идей эволюции и экологии.

В первой половине XX в. «эволюционное начало» в эколо­гии «практически отсутствовало» [7, с. 217]. В силу этого она была наукой «статичной». А ведь еще Геккель при определе­нии предмета экологии указывал, что она должна исследо­вать «все те запутанные взаимоотношения, которые Дарвин условно обозначил как борьбу за существование». Тем самым он стремился увязать эту новую область знания с эволюци­онным учением. Но в последующие годы идея Геккеля не получила реализации.

Качественно иное отношение к его идеи произошло во второй половине XX в. Только в это время экология стала ориентироваться на анализ и объяснение отмеченных Геккелем «запутанных взаимоотношений» живого со средой его обитания. На пути таких исследований сложился и самостоятельный раздел в экологии – эволюционная экология. Ее предметом явилось изучение взаимоотношений между из­менениями экологической структуры природных популяций живого и соответствующих изменений их генетического со­става, благодаря чему стало возможным раскрыть сущность элементарных эволюционных явлений.

Исследование элементарных процессов и эволюционных последствий экологических взаимодействий существенно продвигается с использованием математических методов в экологии. На «стыке» математики и экологии обосновалась и специальная дисциплина – математическая экология. Ее использование для изучения взаимоотношений в системе «хищник-жертва» и других систем, состоящих не более чем двух компонентов (например, бактерий и лимитирующих их рост субстрата и т.д.), позволяет не только выразить в фор­ме математического уравнения их взаимосвязи, но и делать прогнозные выводы о характере их будущих отношений.

Хотя описание более сложных процессов в реальных со­обществах живого математическая экология пока не дела­ет, но, по утверждению видного эколога Г.Г. Винберга, она, «усовершенствовав свои построения, вновь вступит в кон­такт с исследованиями реальных экосистем, и тогда крите­рий практики придаст ей ранг действенной теории эколо­гии» [8, с. 557]. Эти «усовершенствования» будут зависеть и от темпов утверждения в экологии вероятностной формы детерминизма. Важность последнего для развития экологии признают и многие современные экологи.

В современной экологии, как уже отмечалось, надежно «прописались» и эволюционная методологическая установ­ка, и системный подход. Кроме того, в экологии утвердились и общие для всего естествознания методологии. Причем в «основе этих методологий лежат базовые понятия современ­ного естествознания: законы сохранения, принципы термо­динамики, закономерности структурно-функциональной организации живых организмов (при особом внимании к процессам обеспечения их энергией и нужными химически­ми элементами), а также некоторые более специфические для экологии правила» [7, с. 221].

Особенно широко стали использоваться в экологии по­нятия и положения термодинамики. Ведь и отдельные орга­низмы, и надорганизменные уровни организации живого являются открытыми неравновесными термодинамически­ми системами, которые постоянно обмениваются с окружа­ющей их средой веществом и энергией. Они способны умень­шать энтропию внутри себя и этим самым поддерживать свое существование. В связи с этим биолог, в том числе и эколог, при исследовании живых систем вынужден исполь­зовать представления термодинамики. Об этом убедитель­но пишет Ю. Одум: «Сущность жизни состоит в непрерыв­ной последовательности таких изменений, как рост, само­воспроизведение и синтез сложных химических соединений. Без переноса энергии, сопровождающего все эти изменения, не было бы ни жизни, ни экологических систем» [5, с. 105].

Экология, пишет далее Одум, ориентируется на изучение связей между энергией Солнца и экологическими системами, способов превращения энергии внутри таких систем. Он подчеркивает, что отношения между животными и растени­ями, хищником и жертвой, численностью и видовым составом организмов в каждом конкретном их местообитании «ли­митируются и управляются потоком энергии, превращаю­щейся из ее концентрированных форм в рассеянные» [5, с. 106]. Но понятие «энергия» широко используется в физике и химии. Более того, эти области знания стали активно включаться в исследование вещественно-энергетических процессов биосферы. Результаты таких исследований ста­новятся достоянием и экологии. В ней стали общеприняты­ми выражения: «энергетика биосферы», «химический состав биосферы», «биогеохимические циклы в биосфере» и т. д. Все это может быть и свидетельством сближения экологии с физикой и химией.

Интеграции экологии с другими естественными науками способствует и то, что за XX в. значительно расширился предмет исследования экологии. К настоящему времени она подошла к анализу самого высокого уровня организации живого – биосферы. Для ее познания в рамках экологии сформировалось и особое направление – глобальная эколо­гия. В ее становлении важную роль сыграли исследования М.И. Будыко изменений климата нашей планеты, вызывае­мых антропогенными факторами. Потребность изучения подобных изменений и обусловила появление и развитие глобальной экологии. Будыко считал, что основная задача ее будет заключаться в «разработке прогнозов возможных изменений биосферы под влиянием деятельности человека при различных вариантах хозяйственного развития» [9, с. 15]. Такие прогнозы должны быть положены в основу ме­роприятий по предотвращению негативных изменений био­сферы, сохранению сложившихся констант ее функциони­рования и как среды жизни человека, так и общества.

Глобальная выраженность современной экологической проблемы существенно повлияла на характер научного зна­ния, его организацию. Данная проблема не может решаться только одной экологией. Она становится предметом иссле­дования смежных с нею областей естествознания и многих гуманитарных наук. Подобную тенденцию в развитии науки предвидел и Вернадский. Он писал: «Рост научного знания XX в. быстро стирает грани между отдельными науками. Мы все больше специализируемся не по наукам, а по проблемам. Это позволяет, с одной стороны, чрезвычайно углубляться в изучаемое явление, а с другой – расширять охват его со всех точек зрения» [10, с. 369].

В настоящее время экологическая проблема как раз и становится предметом «охвата» многими областями научно­го знания. Но лидирующей среди них остается экология, так как она исследует ведущий структурный компонент биосфе­ры – ее живое вещество и весь спектр его взаимоотношений с окружающей средой. В наибольшей мере она обсуждает и предлагает решения задач сохранения биосферы, обеспече­ние ее дальнейшего развития. Все это имеет существенное значение для поиска ответа на вопрос о парадигмальном статусе самой экологии.

Парадигмальнын статус экологии в других естественных науках

Реальный вклад современной экологии в решение акту­альных проблем биосферы и широкие возможности его рас­ширения обеспечивают ей приоритетное, лидирующее по­ложение среди других естественных наук. Но понятие «ли­дер естествознания» имеет и другое содержание. Оно каса­ется вопроса о месте той или иной науки в системе научно­го знания. О лидерстве науки можно говорить только тогда, когда «она накладывает свой отпечаток на другие связанные с нею отрасли науки, сообщает им свои масштабы и крите­рии, передает выработанные ею понятия, словом, ведет их за собой и прокладывает путь для их дальнейшего развития» [11, с. 201]. В этой связи возникает вопрос: занимает ли эко­логия лидирующее положение в системе современного есте­ственно-научного знания?

Ответ можно дать утвердительный. Под влиянием био­сферных идей Вернадского экология к концу XX в. стала выходить за рамки биологии и «накладывать» свой «отпеча­ток» на развитие других наук, осуществлять их экологиза­цию. Все это приводит к изменению стиля мышления представителей таких наук, характера их мировоззренческих ориентации.

В настоящее время наиболее очевидной тенденцией в развитии ряда областей знания является их экологизация. Она находит свое выражение в процессах проникновения идей и представлений экологии в другие науки. Причем наи­более интенсивно происходит экологизация самой биологии. В генетике, биохимии, физиологических науках и многих других областях биологического знания появляются «эколо­гические разделы и направления» – экологическая генетика, экологическая биохимия, экологическая физиология и т.д. Некоторые из них приобрели дисциплинарный статус.

Тем самым расширяется круг биологических дисциплин, ориентирующих свои исследования на познание экологиче­ских закономерностей всех уровней организации живого.

Экологическая ориентированность биологического зна­ния приводит к тому, что многие ее направления стали вы­полнять и качественно новые функции. Так, наряду с зада­чами интеграции знаний о живом эволюционная теория формирования и развития диалектико-материалистического мышления у биологов приобретает и чисто практическое значение – функцию предотвращения глобального экологи­ческого кризиса. Юна, – писал М.М. Камшилов, – становит­ся теорией, призванной помочь выработать правильные ре­шения глобальной проблемы взаимных отношений приро­ды и общества» [12, с. 235).

Вскрывая объективные закономерности развития орга­нического мира, современная эволюционная теория опреде­ляет основные пути научного управления развитием живой природы и закономерностями функционирования биосфе­ры. Кроме того, с эволюционно-экологическихпозиций мож­но решать проблемы характера технологий материального производства с целью включения их в биотические процес­сы биосферы. Это принципиально новые функции эволюци­онизма. В условиях все большего воздействия на биосферу антропогенных факторов данные функции эволюционной теории приобретают исключительное значение.

Экологическая выраженность становится характерной и для ботаники, зоологии, микробиологии и других биологи­ческих наук. Они включаются не только в исследование вза­имных отношений живого со средой его обитания, но и в решение современных экологических проблем, обеспечение коэволюции общества и природы. В данной ориентирован­ности биологического знания следует видеть еще одну сто­рону процесса экологизации научного знания. Именно с включением современной науки в раскрытие механизмов и обеспечением совместного развития общества и природы в наибольшей мере проявляется сущность ее экологизации и проявление экологической парадигмы в ней. Проблема коэ­волюции общества и природы становится не только предме­том анализа экологии и других биологических наук, но и центром интеграции экологии с другими областями знания и современных междисциплинарных исследований. Многие из них являются научными и учебными дисциплинами.

В их ряду существенное место занимает физическая эко­логия. В центре ее внимания – вопросы характера процессов взаимодействия различного рода физических полей (шу­мов, вибраций, электрических и магнитных полей, радио­активных излучений и т.д.) антропогенного и естественного происхождения с человеком [13. с. 323]. Эти факторы стали существенно влиять не только на состояние человека, но и на физические параметры биосферы. В результате вопросы уменьшения их негативного воздействия на биосферу и че­ловека приобретают особую значимость. Включение физи­ки в их исследование и решение есть свидетельство начав­шейся ее экологизации. Успешность данного процесса бу­дет зависеть и от степени использования физикой идей и представлений экологии. В ней сложился и соответствую­щий понятийный аппарат, в котором отражен широкий спектр взаимоотношений живого со средой его обитания и который может использоваться физикой для выражения полученных ею знаний в данной области исследований.

Экологические идеи проникают и в современную химию. Эта область знания стала включать в предмет своих иссле­дований химический состав биосферы, влияние тех или иных химических веществ на живые организмы, их сообще­ства- На этом направлении исследований сложилась и новая область знания – экологическая химия. Их осуществле­ние приобретает особую актуальность. Ведь складывается реальная угроза сдвига химического состава биосферы в нежелательную для ее дальнейшего существования сторо­ну. Так, повышение содержания окислов азота и серы в атмосфере становится одной из причин повреждения и гибе­ли лесов на значительных территориях Германии. Повреж­дение хвойных и еловых лесов происходит в Беларуси (окре­стности Новополоцка, Солигорска и т.д.).

В настоящее время выявление источников химического загрязнения окружающей среды, содержания разных хими­катов в ней, накопления их в организмах и окружающей их среде, снижения вредных для живого выбросов нынешними производственными объектами, улучшение переработки отходов многих типов производств – вот лишь некоторые вопросы, которые решаются экологической химией [14]. Причем она не только изучает содержание химических веществ в биосфере и его изменение, но и в состоянии делать прогнозы относительно последствий таких изменений для неживых и живых компонентов биосферы, в том числе и че­ловека.

Ориентация химии на решение экологических проблем приводит к тому, что и классические разделы химии – органическая и неорганическая химия, физическая и коллоид­ная и другие – стали заниматься исследованиями и реше­ниями вопросов качества окружающей среды, производства безвредных для человека и всего живого химических соеди­нений и их включения в биотические процессы биосферы, обезвреживания и захоронения радиоактивных отходов и т.д. Совместными усилиями химиков, биологов и медиков раскрываются последствия накопления радионуклидов живыми организмами, в том числе и человеком, на территори­ях, пострадавших от аварии на Чернобыльской АЭС. Соци­альную значимость приобретают прогнозы химиков относи­тельно изменения химизма атмосферы (увеличение содержа­ния «парниковых газов», расширения «озоновых дыр» и т.д.).

Рассмотренный материал о включении химии в решение экологических проблем и обеспечение коэволюции челове­ка и биосферы позволяет сделать вывод о становлении эко­логической парадигмы и в этой области знания.

Экологические идеи стали активно восприниматься и географией. В соответствующей литературе пишется об ее экологизации, экологическом мышлении географов, форми­ровании экологической парадигмы в географии и т.д. Но реальный смысл интеграции экологии и географии остает­ся неопределенным, не выявлена и сущность процесса эко­логизации географии.

Современные исследования на стыке экологии и геогра­фии оформляются в направлении под названием геоэколо­гия. Анализ его определений свидетельствует об отсутствии четкости у их авторов относительно целей и задач данного направления исследований. Так, А.Д. Потапов под геоэколо­гией понимает «междисциплинарное научное направление, объединяющее исследования состава, строения, свойств, процессов, физических и геохимических полей геосфер Зем­ли как среды обитания человека и других организмов» [15, с. 27]. Но перечисленные Потаповым исследовательские за­дачи нового научного направления являются традиционны­ми для географии, особенно физической. Поэтому и предло­женное им определение геоэкологии лишено четкости. В нем не видится осмысления сущности экологии, ее влияния на географию.

Более подробный анализ существующих определений геоэкологии проводит А.Г. Исаченко. Он делает заключение, что «сложилось впечатление о теоретической неразберихе вокруг данного понятия. При этом явственно усматривает­ся тенденция к подмене некоторых устойчивых традиционных направлений в географии и даже самой географии не­коей искусственной наукой с модным экологическим назва­нием» [16. с. 278]. Все это может, по его мнению, подорвать доверие к подобной области знания и внести сумятицу к та­кому процессу в развитии экологии и географии, который получает название – «экологизация географии».

Сказанное, однако, не означает отрицание наличия вза­имосвязей между экологией и географией. Реальные меха­низмы их интеграции имеют место. Более того, на стыке этих наук формируется и специальное научное направление с четкими задачами и познавательными установками – экологическая география. Ее предмет Исаченко определяет как «изучение географической среды с гуманитарно-эколо­гической точки зрения и в целях решения экологических проблем человечества» [16, с. 278]. За этой краткой форму­лировкой предмета экологической географии скрывается весьма важное содержание. Оно касается, прежде всего, сущности процесса экологизации научного знания и станов­ления экологической парадигмы в нем.

В определении предмета экологической географии, кото­рое дает Исаченко, обращается внимание на то, что в гео­графии появляется новая функция – включение ее в решение современных экологических проблем, а тем самым и теоре­тическое обоснование необходимости обеспечения коэволю­ции общества и природы. На основе этого в ней и появляет­ся новое для нее «экологическое направление». Эколого-географические исследования как раз и ориентируются на ре­шение задач сохранения сложившихся констант и парамет­ров биосферы, что является условием сохранения всего жи­вого в ней, в том числе и человека. География подошла к такому состоянию своего развития, когда стала не только интегрироваться с экологией, но и включать экологическую парадигму в систему своих познавательных целей и задач.

Экологизация прикладных областей естественно-научного знания

Данный процесс наиболее очевидно происходит в при­кладных областях биологии, физики, химии и т.д. Так, в сельскохозяйственных науках, особенно растениеводческо­го направления, на механизмах их интеграции с экологией сложилась и дисциплинарная область знания – сельскохо­зяйственная экология, или агроэкология. Специалистами этой области знания она определяется как «комплексная научная дисциплина, изучающая взаимодействие человека с окружающей средой в процессе сельскохозяйственного производства, влияние сельского хозяйства на природные комплексы и их компоненты, взаимодействие между компо­нентами агроэкосистем и специфику круговорота в них ве­ществ, перенос энергии, характер функционирования агро­экосистем в условиях техногенных нагрузок» [17. с. 6].

Следовательно, в агроэкологии основное внимание ис­следователей направлено на изучение характера взаимодей­ствия разнородных компонентов внутри агроэкосистем, по­следних со своим окружением в процесс – измененные человеком биогеоценозы. Кроме того, они являются и структурными компонентами биосфе­ры. От того как они функционируют, зависит и состояние всей биосферы. Вот почему и целями агроэкологии являет­ся не только решение задач получения качественной биоло­гической продукции, но и обеспечение сохранения природ­ной основы аграрного сектора, включение технологий сель­скохозяйственных производств в биотические процессы био­сферы. Все это будет достигаться при использовании поло­жений и принципов экологии, биоценологии и других био­логических наук в системе агротехнических мероприятий при возделывании тех или иных культур. Поскольку агро­экология не только аккумулирует такие знания, но и способ­ствует их внедрению в сельскохозяйственное производство, постольку ее и следует считать наиболее экологизированной областью знания.

Экологические проблемы, особенно вопросы качества окружающей среды, могут решаться не только чисто эколо­гическими, но и инженерными методами. Их осуществление приводит к становлению инженерной экологии. Это не но­вое научное направление, а всего лишь система техниче­ских мероприятий, направленных на сохранение и улучше­ние качества окружающей среды. Тем самым и технические науки могут включаться в решение экологических проблем. Для этого представителям технических наук необходимо, прежде всего, овладеть экологическими знаниями, сформи­ровать определенный уровень экологического мышления.

Утверждение экологических идей в прикладных областях знания и экологического подхода в них может иметь важные социальные последствия. Весьма точно их содержание выразил И.Т. Фролов: «Охватывая не только естественные науки, но и их технологическое применение – сферу технических наук, а через них – практику промышленного произ­водства, экологический подход в максимальной степени спо­собствует такой их качественной перестройке, которая в состоянии обеспечить, по крайней мере в научно-технических аспектах, решение экологической проблемы, гармонизацию взаимодействия человека и природы» [18, с. 189]. Экологи­ческая ориентированность научного знания является необ­ходимым условием соответствующей ориентации научно-технического прогресса, его отхода от технократических и природоразрушительных стратегий развития.

Становится очевидным тот факт, что теоретической осно­вой всех мер по охране природы и гармонизации отношений человека и общества с ней является экология. «Научные основы охраны природы, – пишет А.С. Степановских, – бази­руются на данных экологии и особенно биоценологии, по­этому экологи стали занимать заметное место в развитии научных принципов охраны окружающей среды, нередко рассматривая охрану окружающей среды как прикладную экологию» [19, с. 42]. Поскольку идеи охраны окружающей среды проникают во все области естественных и технических наук, определяют характер познавательных действий у их представителей, постольку все это может быть еще одним свидетельством их экологизации и утверждения в них эко­логической парадигмы.

Для более обстоятельного обоснования положения о на­личии экологической парадигмы в современном научном знании следует обратиться к анализу состояния интеграции экологии с гуманитарными науками. Мысль Вернадского о влиянии экологии на все научное знание и решение важней­ших для человечества проблем стимулирует познавательные действия на анализ проблемы экологизации гуманитарного знания. Здесь будет уместной и следующая оценка экологии, которую дает Ю. Одум. «Хотя и сейчас экология уходит сво­ими корнями в биологию, – пишет он, – она уже вышла из ее рамок, оформившись в принципиально новую интегриро­ванную дисциплину, связывающую физические и биологи­ческие явления и образующую мост между естественными и общественными науками» [5, с. 13]. Если такой «мост» су­ществует, то следует выявить его «прочность» и широту той «дороги», по которой «движется» современное научное знание.

Литература

1.  Мамедов Н.М. Основы социальной экологии. М.. 2003.

2.  Полунин Н., Гриневалъд Ж. Биосфера и Вернадский // Вест­ник РАН. 1993. № 2.

3.  История биологии с древнейших времен до начала XX века. М., 1972.

4.  Вернадский В.И. Живое вещество. М., 1978.

5.  Одум Ю. Экология: В 2 т. М.. 1986. Т. I.

6.  Лось В.А. История и философия науки. Основы курса. М., 2004.

7.  Гиляров А.Д. Перестройка в экологии: от описания види­мого к пониманию скрытого // Вестник РАН. 2005. № 3.

8.  Винберг Г.Г. Многообразие и единство жизненных явлений и количественные методы в биологии // Журнал общей биоло­гии. 2000. № 5.

9.  Будыко М.И. Глобальная экология. М., 1977.

10. Вернадский В.И. О науке. Дубна, 1997. Т 1.

11. Кедров Б.М. Классификация наук. Прогноз К.Маркса о на­уке будущего. – М., 1985.

12. Камшилов ММ. Биология в век научно-технического про­гресса // Биология и современное научное познание. М., 1980.

13. Куклев Ю.И. Физическая экология. М., 2003.

14. Экологическая химия. М., 1997; Фелленберг Г. Загрязнение природной среды. Введение в экологическую химию. М.,1997.

15. Потапов А.Д. Экология. М., 2004.

16. Исаченко А. Г. Теория и методология географической на­уки. М., 2004.

17. Агроэкология. М., 2000.

18. Фролов И.Т. Перспективы человека. М., 1983.

19. Степановских А.С. Прикладная экология: охрана окружа­ющей среды. М., 2003.

3.5.2. ЭКОЛОГО-ЭКОНОМИЧЕСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ И ЭКОЛОГИЧЕСКИЙ ИДЕАЛ СОВРЕМЕННОЙ НАУКИ

Живая природа в системе экономики

Решение вопросов оптимизации взаимодействия челове­ка и биосферы приводит к необходимости поиска механиз­мов интеграции экологии и экономической науки, экологи­зации последней. Сегодня становится очевидным, что, толь­ко вводя все богатства и ресурсы биосферы в мир экономики и количественных показателей, можно продуктивно об­суждать и решать задачи их рационального использования и сохранения. Но все это будет возможным при учете поло­жений современной экологии, осуществлении интеграции экологии и экономической науки. Важность данного направ­ления исследований отмечается и экологами современно­сти. Так Ю. Одум пишет, что «экология и экономика должны идти рука об руку» [1. с. 11]. Но далее он высказывает сожа­ление по поводу того, что «мосты между ними» строятся не так быстро, как бы нам того хотелось.

Вопросы интеграции экологии и экономической науки являются одними из важнейших в системе современного научного знания. Но до настоящего времени они не стали предметом внимания со стороны специалистов в области философии и методологии науки, социоэкологического зна­ния и не нашли своего обсуждения и освещения в соответ­ствующей научной и учебной литературе. Вот почему зада­чи поиска механизмов интеграции этих областей знания составили предмет нашего исследования.

Но на пути их осуществления имеются и определенные трудности. Одной из них является природа механизма вклю­чения положений современной экологии в содержание эко­номических категорий, а живых ресурсов биосферы в число экономических показателей и экономических приоритетов. Хотя бесспорен тот факт, что, включая все ресурсы биосфе­ры в систему экономических категорий и экономических оценок, можно существенно влиять на отношение к ним людей, определять экономические и экологические приори­теты общества.

Все это очевидно и не может вызывать каких-либо воз­ражений. Однако позиция экономистов и специалистов в области экономики природопользования по данным вопро­сам во многом затрудняет их решение. До сих пор они при­держиваются концепции трудового происхождения стоимо­сти. В соответствии с последней считается, что стоимостью обладают только те вещи и предметы, в которые вложен труд человека и которые включены в систему общественного разделения труда. По их мнению, человек не причастен к фор­мированию и существованию современных естественных биоценозов, а потому и населяющим их видам не должна да­ваться и стоимостная оценка. Так, один из известных специа­листов в области экономики природопользования П.С. Олдак пишет: «Экономические нормативы природопользования не нужны. Нельзя оценивать природу в стоимостных показателях; нельзя оценивать плату за пользование природными ресурсами как основной регулятор рационального природо­пользования...» [2, с. 116].

Подобные утверждения свидетельствуют, что их авторы придерживаются обыденных представлений о природных ресурсах как дармовых, неисчерпаемых и т.д. Исключая их из системы экономических оценок, мы не сможем преодо­леть и потребительское отношение к ним. В этой связи нельзя согласиться и с подходом некоторых экономистов к определению понятия «рациональное природопользование». Во многих определениях оно лишено «экологического содержания». Например, авторы одного из учебников по экономи­ке под рациональным природопользованием понимают «со­вокупность мероприятий по снижению потерь сырья (материалов) на транспорте, уменьшению отходов производств, полноте повторного использования отходов производства в строительстве, промышленности, непроизводственной сфе­ре и сельском хозяйстве и охране окружающей среды от от­рицательного антропогенного воздействия» [3, с. 51].

Под данное определение не попадают живые ресурсы биосферы, а ведь они потребляются человеком, являются сырьем для многих типов современных производств. При­том потребляются они еще хищнически, нерационально, что приводит к обеднению биосферы, ее дестабилизации. На эту сторону такого потребления ресурсов биосферы, обратил внимание и Н.В. Тимофеев-Ресовский в уже упоминавшем­ся докладе «Биосфера и человечество». Он говорил, что «мы, люди, хозяйствуем пока что очень небрежно, уничтожаем или подрываем воспроизводимые запасы животных и рас­тений на нашей планете, небрежно и часто неумно использу­ем промысловые запасы лесов, зверей, рыб и т.д.» [4. с. 383]. Трудно что-либо добавить к данной оценке характера пользования живыми ресурсами планеты. Можно только сказать, что на рубеже XX-XXI вв. негативные процессы в биосфере от такого их использования значительно усугуби­лись.

Далее Тимофеев-Ресовский подчеркнул важность для че­ловечества осуществление рациональной формы потребле­ния живых ресурсов биосферы: «Только путем рационализа­ции использования «дикой» живой природы можно сделать очень много. При общем повышении плотности зеленого покрова Земли легко будет повысить плотность и животно­го населения Земли, которое в конечном счете питается ра­стительным покровом, прямо или косвенно. Путем точного изучения воспроизведения масс растительности, воспроиз­ведения полезных человеку животных, пушных зверей, ко­пытных, морских зверей, птиц, рыб и целого ряда беспозво­ночных, особенно в океане, мы сможем резко повысить по­лезную для человека продуктивность этого гигантского кру­говорота в биосфере» [4, с. 383].

Столь же обстоятельно Тимофеев-Ресовский раскрывал и возможности человека повышать биологическую продук­тивность культурных форм растений и домашних животных. Причем успехи человечества в осуществлении отмеченных форм деятельности он связывал с уровнем развития биоло­гических знаний и ускорением селекции культурных форм растений и домашних животных.

В суждениях Тимофеева-Ресовского о характере рацио­нального использования биотических ресурсов биосферы обращается внимание на их экономическую ценность для человека и их значение для сохранения биосферы. Все это должно быть отражено и в определении понятия «рациональ­ное использование живых ресурсов биосферы». Однако со­держание данного понятия пока еще не нашло должного об­суждения в литературе по экологии и экономике. А ведь оно должно быть базовым в этих областях знания. Выявление его смысла и содержания имеет существенное значение для по­нимания экологического идеала современной науки и эко­логической парадигмы.

Ресурсы биосферы как носители стоимостей

На необходимость учета экологических и экономических сторон при анализе состояния ресурсов биосферы и возмож­ностей их сохранения и использования в материальном про­изводстве ориентирует и материалистическая диалектика. Именно ее положения о полноте охвата изучаемых явлений, учета их связей и отношений с другими явлениями, всесто­ронности анализа указывают на комплексный и системный подход в обсуждении поставленных вопросов. В нашем ис­следовании экономическая сторона не рассматривается в отрыве от экологической, технической и других сторон. Но при этом первостепенное значение имеет выявление точек соприкосновения экологической и экономической сторон.

На наш взгляд, они могут быть найдены на пути стоимо­стной оценки ресурсов живой природы. Именно стоимост­ная оценка может вскрыть тот реальный механизм, где со­прикасается экология и экономическая наука в определении их рационального использования и сохранения и который может лечь в основу экономической стратегии общества уже в наше время.

Исходным для такого анализа следует считать положе­ние, что животный и растительный мир имеет экономи­ческую ценность, так как их представители, будучи вклю­ченными в систему общественного производства, удовлет­воряют определенные материальные потребности людей. В силу этого им может быть дана стоимостная оценка. Но мож­но ли применять эту оценку ко всем живым ресурсам био­сферы? Например, число видов высших растений земного шара составляет около 300 тыс., из них используется в пищу лишь 3 тыс. и только 150 видов широко культивируется. В целом же человечеством используется лишь 7 % от всего ви­дового разнообразия растений планеты. В связи с этим воз­никают следующие вопросы: какие биологические виды мо­гут быть предметом экономического анализа? может ли под­лежать экономическому анализу вся живая природа?

В поисках ответа следует, прежде всего, выяснить основ­ные формы использования человеком этих ресурсов биосфе­ры. Здесь мы не будем давать оценку культивируемым рас­тениям и разводимым человеком домашним животным, а обратимся к видам живого из естественной природы. В на­стоящее время одним из направлений их использования яв­ляется вовлечение их генов в селекцию новых сортов расте­ний и пород животных. В этом плане нельзя не отметить роль Н.И. Вавилова и созданной им коллекции семян куль­турных форм растений и их диких сородичей для селекци­онной работы. Весь этот видовой, сортовой и популяционный фонд используется для выведения качественно новых сортов, отвечающих требованиям интенсивного земледелия. Для этих целей возможно использование и дикой флоры. Ее многие представители могут быть источником постоян­ного пополнения генофонда культурных форм растений ря­дом хозяйственно полезных признаков: устойчивостью к болезням и вредителям, высоким и низким температурам, засолению почв и т.д. При отдаленной гибридизации эти ценные признаки и свойства диких растений можно ввести в генотип культурных. Результатом таких работ будут но­вые формы культурных растений, произойдет значительное обогащение их генофонда. Так гены многих видов дикой флоры, будучи использованы человеком, могут существен­но влиять на экономический потенциал общества. В этом плане показательным может быть создание пшенично-пырейных гибридов, которые стали культивироваться в тех северных широтах, где не могут произрастать обычные чистые линии сложившегося разнообразия растительного и животного мира является условием поддержания длительного экологи­ческого равновесия природных систем и биосферы в целом. Современной экологией установлено, что разнообразие ви­дов растительного мира является условием поддержания разнообразия животного, и наоборот. Как отмечает извес­тный эколог Р. Уиттекер, «разнообразие порождает разно­образие. Разнообразие видов – это самоусиливающийся эволюционный феномен; эволюция разнообразия делает воз­можным дальнейшую эволюцию разнообразия» [6, с. 118].

В этой связи нельзя согласиться с мнением о наличии в биосфере «бесполезных» и «вредных» для нее и человека ви­дов живого. От таких видов якобы и сама биосфера избав­ляется. «Любые организмы, – пишет К.М. Петров, – которые неблагоприятным образом влияют на окружающую среду, делающие ее менее пригодной для живого вещества, в кон­це концов, исчезают, так же как слабые неприспособленные виды» [7. с.23]. Можно только сожалеть, что данное утверж­дение приводится им в учебном пособии.

Некоторые авторы делают выводы, что такие виды не должны подлежать и охране. Так, И.П. Сосновский предла­гает исключить из сферы охраны «те виды, которые обще-признаны вредными из-за воздействия на те или иные эле­менты биосферы, на саму жизнь» [8, с. 17]. Цитируемый ав­тор не оригинален в трактовке особенностей взаимоотноше­ния видов живого в биосфере. В 1931 г. М. Горький в статье «О борьбе с природой» писал: «Земля наша засорена бесчис­ленным количеством бесполезных и вредных растений – они паразитически истощают плодотворные соки земли. Их нуж­но уничтожить». Советскому человеку, отмечал он далее, следует предпринять все меры к тому, чтобы такие формы живого вообще не могли появиться: «Слепое стремление при­роды к размножению на земле всякой бесполезной или опре­деленно вредной дряни – это стремление должно быть оста­новлено, вычеркнуто из жизни» [9, с. 61]. Нет необходимо­сти комментировать приведенное. Отметим только то, как глубоко отложились подобные суждения в нашем сознании и как долго определяют они наше отношение к миру живой природы.

Выводы о наличии «вредных» для биосферы видов живого нельзя признать научными. В биосфере нет и не может быть «вредных» для нее видов. Только при определенных условиях и численности некоторые виды могут оказывать негативное воздействие на развитие других видов, наносить ущерб че­ловеку и народному хозяйству. Сегодня становится все более очевидным и тот факт, что каждый вид живого может быть реально использован человеком для своих нужд. Поэто­му определяющим в нашем отношении к живой природе сле­дует считать суждение о ценности всех ее представителей. Ее ресурсы являются важным источником удовлетворения разнообразных потребностей человека, в том числе и науч­ного познания.

В этой связи не следует ставить вопрос о полном уничто­жении тех видов, которые в настоящее время наносят опре­деленный вред народному хозяйству и человеку. Нужно на­учиться регулировать их численность. Но для этого необхо­димо знать экологические особенности таких видов, их взаимоотношение с другими видами, место в системе есте­ственных биоценозов и агроценозов. Такие сведения край­не важны для исключения потери любого вида. Ведь теряя вид, мы теряем возможность получения определенного объе­ма знаний о природе живого, некоторого количества мате­риальных благ. В результате этого как отдельной стране, так и обществу в целом наносится большой урон. Ощутим этот урон и для биосферы.

Для биосферы потеря вида – это уменьшение разнообра­зия ее структурных элементов. При наметившейся тенден­ции выпадения многих видов из природных систем может произойти необратимое нарушение экологического равно­весия. С потерей даже одного вида утрачивается не только ценнейший генетический фонд, но и расшатывается тон­чайший механизм функционирования биосферы, являю­щейся условием и средой развития человека и общества. При этом следует иметь в виду, что виды в природе суще­ствуют в тесной связи с другими видами. Сохранение одно­го из них без сохранения связанных с ним других видов не­возможно, поэтому для сохранения отдельного вида нужно сохранить то сообщество организмов (биоценоз), в которое входит охраняемый вид. Поскольку виды существуют в фор­ме интегрированных популяций, постольку охранять нуж­но не отдельные виды, а популяции всех соседних видов.

При такой форме охраны станет возможным сохранение существующего разнообразия животных и растений, их ге­нетического фонда. Этим самым будет поддерживаться эко­логическое равновесие природных систем, сохраняться база для генетических и селекционных работ и, наконец, будут удовлетворяться разнообразные потребности человека. Био­логический потенциал ресурсов биосферы создает опреде­ленный фон для деятельности человека, в том числе и в сфере экономики. Развитие последней находится в зависимо­сти от состояния ресурсов биосферы, динамики ее процес­сов. Их стабильность определяется многообразием живого и его генетическим разнообразием. Причем сохранение это­го многообразия и разнообразия диктуется как потребностями экономического развития общества, так и необходи­мостью поддержания устойчивости биосферы.

Учет экологической и экономической сторон при реше­нии задач охраны и использования живых ресурсов биосфе­ры позволяет сформулировать гармоничное отношение че­ловека и общества к миру живой природы. Это отношение может сложиться при рациональном использовании ее ресурсов. Под ним следует понимать такое их использование, при котором человек и общество получают необходимые для своего существования материальные и другие блага, но при этом поддерживается существующее разнообразие живого и повышается его продуктивность.

Важность осуществления такой формы использования живых ресурсов биосферы подчеркивал и Вернадский. Так, в одной из последних прижизненных публикаций («Несколь­ко слов о ноосфере», 1944) он писал, что в XX в. усиливается воздействие человека на природу, но особенно интенсивно оно идет на моря и океаны. Все это приводит к тому, что «рез­ко стали меняться (химически и биологически) прибрежные моря и части океана». В таких условиях человек, отмечал он далее, «должен теперь принимать все большие и большие меры к тому, чтобы сохранить для будущих поколений ни­кому не принадлежащие морские богатства» [14, с. 314]. В цитируемой мысли формулируется основной принцип раци­онального природопользования – сохранение существующе­го разнообразия живого. В конце века вопросы его сохранения становятся предметом пристального внимания экологов.

Сохранение существующего многообразия живого и его генетического разнообразия, поддержание и повышение численности редких видов – эти и другие принципы эколо­гии уже в наши дни могут стать теоретической основой всех форм взаимодействия человека с миром живой природы. Природопользование, опирающееся на них, будет идеаль­ным, поскольку при его осуществлении воспроизводится и сохраняется все существующее разнообразие живого, а следовательно, и устойчивость биосферы. Этот идеал формули­рует экология. Именно ее представления о биосферной цен­ности каждого из ныне существующего вида живого и стра­тегии его сохранения выступают эталоном и для других наук, ориентирующихся на решение проблем рационализа­ции природопользования. Обеспечение такой формы ис­пользования природных ресурсов можно считать и экологи­ческим идеалом всей науки. Но его реализация будет зави­сеть от степени проникновения идей экологии в другие об­ласти научного знания, их экологизации.

Социальная значимость эколого-экономических исследований

Формулировка понятия «рациональное использование живых ресурсов биосферы» – это только один из результа­тов системного обсуждения возможностей интеграции эко­логии и экономической науки. Наш анализ рассматривае­мой проблемы позволяет сделать вывод и о необходимости конкретизации категории «стоимость». Эта категория дол­жна использоваться не только при оценке результатов по­требления ресурсов биосферы в современном материальном производстве, но и оценке их состояния в природных систе­мах на определенных территориях, в целом по стране. Сто­имостная оценка этих ресурсов должна служить основой для принятия плановых решений по созданию банков данных о состоянии живого мира страны, осуществлению строго научных мер по его охране, стимулированию научных иссле­дований по вовлечению многих его представителей в про­цессы материального производства, повышению численно­сти редких видов и т.д.

Развитие представлений о ценности всех форм живого имеет большое значение для формирования экологического и экономического сознания личности, ее нравственности. Отношение людей к объектам живой природы должно быть таким же. как и к предметам, в которых овеществлен труд че­ловека в его различных формах. Осознание ценности каждого из существующих видов живого – это необходимое условие для осуществления рационального взаимодействия человека с биосферой. Формирование экологического и экономическо­го сознания не может не опираться на глубокие экологиче­ские знания закономерностей функционирования биосферы, экономических и иных связей в системе «общество-природа». Такие знания могут быть получены в процессе дальней­шего развития эколого-экономических исследований. При этом важно, чтобы их результаты становились достоянием людей. А это будет возможным при преподавании элемен­тов экономики природопользования учащимся средней школы и в более полном объеме – студентам вузов. Только при овладении всеми и каждым членом общества экономико-эко­логическими знаниями можно будет сознательно регулиро­вать и контролировать процессы коэволюции человека и биосферы, определять разумную стратегию отношения лю­дей к ее ресурсам и осуществлять их рациональное исполь­зование.

На этом пути может решаться и задача преодоления «эко­логической неустойчивости» современного природного и социального мира. Одну из ее причин Э. Ласло связывает с «перепотреблением» ресурсов биосферы и прежде всего био­логических. В настоящее время, пишет он, – «человечество живет «не по средствам», его потребности превышают спо­собности планеты к воспроизводству воды, продовольствия, древесины, поглощению загрязнений, не оставляя места для нового жилья и инфраструктуры» [10, с. 39].

Именно знания об экологической и экономической цен­ности живых ресурсов биосферы могут быть тем фактором, который станет стимулировать преодоление сложившейся тенденции современного человечества жить «не по сред­ствам», а в разумной гармонии с биосферой и ее живыми ресурсами. В этом отношении существенную роль может выполнять и зарождающийся экологический идеал науки. Последний призван ориентировать научное знание на обеспе­чение рациональных форм потребления ресурсов биосферы.

С осуществлением интеграции экологии и экономики у некоторых исследователей порождается и оптимизм в отно­шении экологического будущего человечества. Так, по мне­нию Ю. Одума, «когда «наука о доме» (Экология) и «наука о ведении домашнего хозяйства» (Экономика) сольются, и ког­да предмет Этики расширит свои границы и включит в себя наряду с ценностями, произведенными человеком, ценно­сти, создаваемые окружающей средой, тогда мы на самом деле сможем стать оптимистами относительно будущего че­ловечества» [12, с. 247]. Но за это будущее нужно бороться всем и каждому, нужны согласованные действия мирового сообщества по сохранению сложившегося биоразнообразия. Проблема его сохранения стала одной из глобальных про­блем современности. На Международной конференции ООН по окружающей среде и развитию (Рио-де-Жанейро, 1992) была принята специальная резолюции по данной проблеме. В ней изложена рекомендация о включении проблемы сохра­нения сложившегося разнообразия живого в национальные стратегии устойчивого развития всех стран мира.

Во исполнение данной резолюции Республика Беларусь подписала и ратифицировала (1993) Конвенцию о биологи­ческом разнообразии. Вопросы сохранения и использования биологического разнообразия нашли свое отражение и в Национальной стратегии устойчивого развития Республики Беларусь (1997). В пси определены приоритетные направления деятельности научных учреждений, государственных управленческих структур, законодательных органов по раз­работке и исполнению конкретных мер в области использо­вания и сохранения биоразнообразия нашей страны.   При этом особая роль отводится системе образования, которая призвана «помочь общественности, специалистам всех про­филей и уровней понять важность биологического разнооб­разия и необходимость принятия мер по его сохранению» [13. с. 74-75].

В перечне предлагаемых мер одна из них излагается так: «Правительству, деловым кругам, неправительственным структурам следует приобрести дополнительные знания об оценках воздействия проектов развития на состояние биоразнообразия и о стоимости утраты биологического разно­образия». Данное предписание вызывает ряд вопросов. На­пример, почему только члены правительства и других управ­ленческих структур должны приобрести такие «дополнительные знания»? Кем вырабатываются такие знания и где они фиксируются? Поиски ответа на первый вопрос мы пре­доставим читателям. Что касается второго вопроса, то не­сомненна первостепенная роль экологов, экономистов и спе­циалистов в области социальной экологии в разработке от­меченного вида знания. В настоящее время такие знания фиксируются и в социальной экологии.

В ряду современных проблем эколого-экономических ис­следований нельзя не назвать и вопрос о дальнейшем раз­витии экономической науки. По свидетельству видного французского философа и социолога Э. Морена, в настоящее время экономика «в социальном и гуманитарном отношении оказывается наиболее отсталой наукой, поскольку она аб­страгируется от социальных, исторических, политических, психологических, экологических условий, неотделимых от экономической активности» [14, с. 12-13]. Все это не позво­ляет экономистам-экспертам объяснить причины и след­ствия финансовых потрясений, «предвидеть и предсказывать экономические тенденции, даже на достаточно короткий срок» [14, с. 13]. Так, по Морену, «отсталость экономической на­уки» усугубляет реальную «экономическую практику».

Отрыв экономики от экологии и экологических проблем окружающей среды приводил к обоснованию и реализации технократических стратегий развития общества. Проекты «покорения» и «преобразования» природы, а в бывшей БССР – сплошной осушительной мелиорации, базировались на идеях быстрой экономической окупаемости и последующей вы­годе. Но когда подобные проекты были реализованы, то об­щество этой выгоды не получило, прибавились только весь­ма затратные экологические проблемы.

В этом отношении заслуживает внимания идея Морена включения в мышление людей представлений об «экологии действия» [14, с. 22]. Для экономиста «экологии действия» будет означать принятие в расчет данных экологии о состо­янии природной среды в настоящее время и возможных ее изменений при реализации того или иного экономического проекта в будущем. Экономическая выгода не может быть получена за счет ухудшения качества окружающей среды. Экономические и экологические выгоды неразрывно связа­ны между собой. Учет этой взаимосвязи экономистами бу­дет способствовать и дальнейшему развитию экономической науки, откроет для нее новые исследовательские темы и про­блемы.

Вопросы интеграции экологии и экономической науки становятся значимыми и в исследованиях, касающихся при­роды парадигм современной науки, ее идеалов. Анализ дан­ных вопросов позволил сформулировать сущность экологи­ческого идеала современного научного знания. Его выявле­ние и обоснование является важным моментом в постиже­нии экологической парадигмы науки, ее статуса в системе научного знания. Но для более глубокого осмысления ее сущ­ности следует обратиться к анализу характера взаимоотно­шения экологии с другими областями гуманитарного зна­ния, и прежде всего правом.

ЛИТЕРАТУРА

1.   Одум Ю. Экология: В 2-х т. М.. 1986. Т. 1.

2.   Олдак П.С. Колокол тревоги: Пределы бесконтрольности и судьбы цивилизации. М., 1990.

3.   Нестеров П.М., Нестеров А.П. Экономика природопользования и рынок.   М., 1997.

4.   Тимофеев-Ресовский Н.В. Воспоминания. М., 2000.

5.   Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 19.

6.   Уиттекер Р. Сообщества и экосистемы. М., 1980.

7.   Петров К.М. Экология и культура. СПб., 2001.

8.   Сосновский И.П. Редкие и исчезающие животные. М., 1987.

9.   Горький и наука: Статьи, речи, письма, воспоминания. М., 1964.

10. Вернадский В. И. Труды по философии естествознания. М., 2000.

11. Ласло Э. Макросдвиг: (К устойчивости мира курсом пере­мен). М., 2004.

12. Одум Ю. Экология. В 2 т. М., 1986. Т. 2.

13. Национальная стратегия устойчивого развития Республики Беларусь. Мн., 1997.

14. Морен Э. Принципы познания сложного в науке XXI века // Вызов познанию: Стратегии развития науки в современном мире. М., 2004.

3.5.3. ЭКОЛОГИЗАЦИЯ ПРАВА КАК ФАКТОР СТАНОВЛЕНИЯ НООСФЕРЫ

Правовая охрана природы и ее специфика

Обострение противоречий в системе «общество-природа» привело к осознанию необходимости усиления функций го­сударства в управлении процессами охраны природы, рас­ширения роли права в регулировании экологических отно­шений. Последнее привело к становлению в системе права такой новой его отрасли, как экологическое право. Основа­телями и первыми представителями этой отрасли права ему придавалось весьма большое значение в преодолении совре­менного экологического кризиса и гармонизации взаимоот­ношений общества с природой. Как писал известный юрист США У. Дуглас, «только переворот в умах людей принесет желанные перемены. Если мы хотим спасти себя и биосферу, от которой зависит наше существование, все... должны стать настоящими, активными и даже агрессивными бор­цами за охрану окружающей среды» [1. с. 237]. «Переворот в умах» он связывал и со становлением правового сознания у людей, неукоснительным соблюдением ими природоохран­ных законов.

На важную роль права в решении современных экологи­ческих проблем указывалось на Международной конференции ООН по окружающей среде и развитию (Рио-де-Жанейро. 1992). В Декларации конференции отмечено, что всем «го­сударствам следует ввести эффективное законодательство в области охраны окружающей среды» [2, с. 6]. В нем должны быть выражены и своеобразие экологической политики того или иного государства, условия в которых она будет реализовываться.

Выполнение поставленной задачи привело к зарождению и развитию экологического права. В настоящее время оно становится самостоятельной отраслью права, научной и учебной дисциплиной. В связи с этим возникает вопрос. Является ли появление экологического права свидетель­ством экологизации права и утверждения в праве экологи­ческой парадигмы? Ответ на поставленный вопрос можно получить при исследовании специфики правовой охраны природы, анализа ее состояния, хотя бы в одной отдельно взя­той стране, и составляющих сторон экологического права.

Выявление роли права в охране природы – весьма акту­альное направление исследований. Но при его реализации первостепенное значение будет иметь раскрытие специфи­ки такой меры охраны природы. Вот почему возникает но­вый вопрос. В чем конкретно она проявляется?

Специфической особенностью правовых мер охраны при­роды является то, что их осуществление связано с задача­ми формирования правового сознания людей, уровнем его развития. Для проведения такой формы охраны природы государство в лице своих органов издает общеобязательные правила поведения (правовые нормы), в которых отражено отношение человека к природным объектам. Путем установ­ления обязательных норм и предписаний, прав и полномо­чий, запретов и дозволений право может обеспечить нуж­ную для общества экологическую обстановку. Именно воз­действуя на сознание и поступки людей, право формирует и их определенное отношение к природе. Этим самым госу­дарство в процессе своего функционирования оказывается в состоянии контролировать социальные процессы, в том числе и отношение людей и общества в целом к природе.

Существенной стороной правовой охраны природы сле­дует признать и то. что она должна строиться с учетом эко­логических требований. В соответствии с ними должны осу­ществляться и отношения людей к природе, их поведение в окружающей природной среде. Все сказанное вызывает сле­дующий вопрос. Какое поведение человека будет соответ­ствовать экологическим требованиям? Экологическим тре­бованиям может соответствовать только такое поведение человека, которое строится с учетом законов природы. В настоящее время, пишет профессор права США Н. Робинсон, важно «осознать, что возникновение и развитие природоохранительного права является не игрой случая, а не­обходимостью», понять которую можно, лишь познав зако­ны природы. «Человек должен признать свою зависимость от природных систем, функционирующих в атмосфере, гидросфере и литосфере...» [3, с. 36].

Экологические требования с необходимостью вытекают из законов природы. Эти требования и должны быть поло­жены в основу природоохранительных законов. В своей со­вокупности они составляют экологическую сущность права. Приобретая форму права, экологические требования могут стать регулирующим фактором отношения людей к приро­де, определять природоохранительную деятельность госу­дарства, его экологическую политику.

Анализ роли природоохранительного законодательства в становлении новых типов отношения человека к природе может занять существенное место в системе социально-эко­логического знания и выявления смысла экологической па­радигмы в современном праве. Необходимость его дальней­шего развития и выявление механизмов экологизации права требуют оценки состояния правовой охраны природы в Республике Беларусь.

Состояние правовой охраны природы в Беларуси

Потребность оценки состояния правовой охраны приро­ды определяется, прежде всего, тем, что в настоящее время она отсутствует в учебной литературе. В научно-популяр­ных источниках можно найти хвалебные оценки указам кня­зей. Статуту Великого княжества Литовского, постановле­ниям нашего государства в деле охраны природы. Все это. однако, не раскрывает реальных возможностей права в деле охраны природы. Обратимся к истории и современному состо­янию природоохранительного законодательства Беларуси.

Так, уже Н. Гусовский в поэме «Песнь о зубре» (1523) конста­тировал охрану зубриц и их приплод существующей властью:

Княжий указ, охраняющий мать и потомство,

Приумножает тем самым сокровища края.

Но эти «сокровища» были объектами уничтожения санов­ными особами того времени. Гусовский рисует дикие сцены охоты на одного из редких обитателей белорусских пущ – зубра. Он резко осуждает таких охотников, их корыстолюбие и пренебрежение к природе родного ему края.

Нельзя признать обоснованным и вывод о важной роли Статута Великого княжества Литовского (1588) в охране природы и становлении природоохранительного законода­тельства в Беларуси. На чем же строятся подобные сужде­ния? На факте наличия в законодательстве соответствую­щих статей. Действительно, в разделе 10-м под названием «О пущах, о ловах, о бортном дереве, об озерах и лугах» по­мещено 18 статей, которые якобы направлены на охрану природы. Но давайте проанализируем одну из таких статей, например, 2 «Цена диким зверям». В ней фиксируется: «Ус­танавливаем цену диким зверям, которые были бы убиты кем-либо в чужой пуще: за зубра – двенадцать рублей гро­шей, за лося – шесть рублей... за соболя – два рубля грошей, за куницу – полкопы грошей» [3. с. 424].

Как видим, данная статья направлена не на охрану жи­вотных, а частной собственности на них. Данное положение проходит через все 18 статей названного раздела. В них за­прещается использование животного и растительного мира местным населением, но разрешается это осуществлять вла­дельцам пущ, земель и т.д. А кто были владельцы? – князья, многие сановные особы, крупная шляхта и т.д. Они хищни­чески потребляли природные ресурсы страны, игнорирова­ли всякие регламентирующие нормы охоты, рыбной ловли, использование ценных пород деревьев и т.д.

Об отношении их к природе страны очень ярко писал еще А. Мицкевич в поэме «Пан Тадеуш» (1834):

Охотятся у нас, как и во время оно.

Не выждав времени, без правил и закона...

Запретов никаких охотники не знают.

Бесстыдно бьют лисиц, когда они линяют.

И не дают уйти они зайчихам котным.

Натравливают псов расправиться с животным!

Дичь переводится! У москалей найдете

Цивилизацию – законы об охоте,

Там для охотников указы есть царевы

И нарушителя ждет приговор суровый...

 

Так характеризовал правовое сознание белорусской шляхты и состояние природоохранного законодательства своего времени наш выдающийся поэт.

С XVI в. на территории Беларуси исчезло более 20 видов наземных позвоночных животных. Были полностью истреб­лены: лесной бык – тур, дикая лошадь – тарпан. Эти виды бесследно исчезли для биосферы и человечества. Здесь пе­рестали встречаться соболь, песец, росомаха, лань и другие виды млекопитающих, а также многие виды птиц. В начале XX в. был убит и последний зубр в Беловежской пуще. Со­временное их стадо есть результат целенаправленного вос­становления из сохранившихся в зоопарках Европы отдель­ных экземпляров зубра. С начала XX в. в водоемах страны перестали существовать 11 видов рыб, в том числе белуга, балтийский осетр, лосось и др.

В настоящее время нет подтверждения наличия ранее су­ществовавших 238 видов почвенных беспозвоночных живот­ных. Ботаниками констатируется исчезновение только за последние 100 лет 70 видов сосудистых растений. Среди них были редкие и хозяйственно-ценные виды. Список потерь можно продолжать, но и отмеченные позволяют сделать вывод о низкой степени правовой охраны ресурсов живой природы страны в ее недалеком прошлом.

А как обстоит дело с природоохранительным законода­тельством в современной Республике Беларусь? Следует от­метить, что за короткий период своего независимого суще­ствования ее законодательной системой был принят целый ряд природоохранительных законов: «Об охране окружаю­щей среды» (1992), «Об охране и использовании животного мира» (1996), «Об охране атмосферного воздуха» (1997). «Об обеспечении населения питьевой водой» (1999) и др. Был принят ряд соглашений со странами СНГ по вопросам охра­ны окружающей среды, подписаны многие международные конвенции и протоколы природоохранного характера.

Но результативность законов весьма низкая. Они не ста­ли фактором существенного изменения отношения людей к природе, гармонизации этих отношений. На наш взгляд, причину следует искать, прежде всего, в содержании зако­нов. В них нет четкости и ясности относительно характера отношения человека к тем или иным ресурсам природы, их использования. Например, в законе «Об охране и использо­вании животного мира» в одних его статьях говорится об «использовании животного мира», других – «рациональном использовании», третьих – «устойчивом использовании». Как видим, законодатели не определились в том, каким должно быть использование данного ресурса биосферы. Все это только выгодно незаконопослушным гражданам.

Значительный «простор» для природоразрушительной деятельности таким гражданам представляет закон «О рас­тительном мире» (2003). Центральное место в нем занимает глава 9 «Пользование объектами растительного мира». В ней введено понятие «пользование» и определены значительные права граждан на пользование объектами растительного мира страны. Причем оно весьма многопланово: заготовка древесных соков, сбор дикорастущих растений и их частей, сенокошение, пастьба скота и т.д. А вот что касается обя­занностей пользователей, то закон предписывает им только «соблюдать установленные нормативы и лимиты» на пользо­вание объектами растительного мира, выполнять «условия» и «указания» местных исполнительных и распорядительных органов, «предписания» Министерства природных ресурсов и охраны окружающей среды, касающиеся растительного мира, и выполнять «иные обязанности», предусмотренные законодательством Республики Беларусь. А вот знают ли наши граждане эти «лимиты» и «нормативы», «предписания» и «иные» свои обязанности?

Законодатели не продемонстрировали четкости и в вопро­се о том, кто осуществляет управление и контроль за состо­янием природной среды. В законах эта ответственность воз­лагается на Президента Республики Беларусь. Совет Министров, местные Советы и т.д. При таком количестве ответственных управленческих структур природа и ее ресур­сы чаще всего оказываются ничейными, бесхозными. В за­конах не прописан механизм доведения их содержания до населения страны. Они не включены в систему образования, а потому остаются неизвестными для многих категорий на­шего населения. Все это приводит к тому, что имеет место повсеместное игнорирование существующего природоох­ранного законодательства жителями страны. Множество промышленных и других типов предприятий нарушают его требования, не всегда проявляется и политическая воля государства в исполнении принятых им законов. Складыва­ется парадоксальная ситуация: приняты многие природоох­ранные законы, а экологическая ситуация в стране не улуч­шается. В чем тогда дело?

Заслуживает внимания мысль видного гуманиста XX в. А. Швейцера, который писал: «Наступило безотрадное вре­мя опровержения, выхолащивания и деморализация право­сознания. Мы живем в период отсутствия права. Парламен­ты легкомысленно фабрикуют противоречащие праву зако­ны. Государства обходятся со своими подданными по соб­ственному произволу, нисколько не заботясь о сохранении у людей хоть какого-нибудь ощущения права... В результате вера в право оказалась у нас совершенно подорванной» [5, с. 89]. Констатируя отсутствие правосознания у людей, он указы­вал и на возможный путь преодоления этого недостатка. «Мы должны приступить к поискам такого понятия права, – писал он, – в основе которого лежала бы некая непосредственная, вы­текающая из мировоззрения идея». На наш взгляд, такая «идея» должна быть положена и в основу экологического права.

Учение о ноосфере как теоретическая основа экологического права

Анализ современных теоретических концепций экологи­ческого права показывает, что в них как раз и отсутствует «мировоззренческая идея». Так, авторы учебного пособия по экологическому праву пишут, что «источниками экологиче­ского права являются нормативные акты, служащие формой выражения юридических норм, которыми регулируются эко­логические отношения» [6, с. 26]. В качестве таких источ­ников называются конституционные нормы, законы Респуб­лики Беларусь, декреты и указы президента, постановления правительства, нормативные акты министерств и госкоми­тетов, местных органов управления.

Подобным образом трактуют источники экологического права и российские авторы учебника по экологии. В разде­ле, касающемся роли экологического права в охране приро­ды, называются те же самые его источники [7, с. 502-505]. При этом не сказано ни единого слова о роли экологии, ее положений в формировании экологического права. Получа­ется, что экологическое право формируется из уже суще­ствующих правовых норм и решений органов власти. Этим самым оно лишается своей «экологической основы», утвер­ждающей и направляющей «мировоззренческой идеи».

Экологическое право может стать действенным факто­ром гармонизации отношений человека с природой, если в нем будет реализована идея естественного права природы и ее объектов на свое существование, гуманного и бережно­го отношения к ним человека. Данная идея в наибольшей мере нашла свое воплощение в учении о ноосфере. Осново­положники этого учения становление ноосферы связывали с обеспечением человеком и обществом «права природы». Последнее особенно четко обосновывалось И. Гете. Он пи­сал, что человек обязан «обеспечить права природы. Только там, где она свободна, будет свободен и он. Там, где ее свя­зывают человеческими установлениями, он будет связан и сам» [8, с. 340].

Идею Гете о «праве природы» и ее «свободе» разделял и поддерживал его друг и единомышленник Ф. Шиллер. В по­эме «Дон Карлос» он советует:

Всмотритесь в жизнь природы.

Ее закон – свобода. Все богатства

Дала свобода ей...

 

Ф. Шиллер утверждал, что природа может творить и ум­ножать свое многообразие и богатство только будучи «свободной» от человека. Поскольку «свободу» и «права природы» стал ограничивать человек через наметившиеся уже в то время формы нерационального природопользования и технического прогресса, постольку и Гете, и Шиллер выступи­ли в защиту природы. Их мысли по этому вопросу, особенно Гете, высоко оценил и Вернадский. В работе, посвященной творчеству Гете, он писал, что в мыслях Гете о природе мож­но найти многое, что нам нужно сегодня. Более того, «совре­менный мыслящий человек может найти для себя неожидан­ное и важное, о чем не думал писавший тогда Гете» [9. с. 208]. Это «неожиданное» и «важное» сумел найти у Гете и развить далее сам Вернадский. Он не только увидел в бессмертной трагедии Гете «Фауст» истоки ноосферного будущего приро­ды, но и роль человека, его деятельности в достижении это­го состояния.

В.И. Вернадский процесс перехода биосферы в ноосферу увязывал с утверждением в обществе «свободы научного ис­кания», демократических норм, участием всего населения в решении государственных и социально значимых проблем, «сознательным» отношением людей к природе и повышени­ем их ответственности за развитие природных и социальных процессов. Эти аспекты учения о ноосфере пока не отража­ются в природоохранительном законодательстве, что при­водит к их обособленности и отрыву от других отраслей пра­ва. Да и сами природоохранные законы изолированы друг от друга. Они ориентированы на регулирование обществен­ных отношений, складывающихся по поводу отдельных природных объектов: земли и ее недр, вод, атмосферного воз­духа, животного мира и т.д. Но такие важнейшие компоненты биосферы, как растения лесов, лугов и пастбищ, многие виды беспозвоночных животных вообще не охраняются законом.

Выпадение из биосферы ее элементов будет существен­но сказываться на ее функционировании. Поэтому нельзя признать достаточным охрану правом только «выгодных» человеку объектов природы. Следует иметь в виду, что «невы­годные» для права компоненты биосферы являются не толь­ко условиями существования «выгодных», но и средой оби­тания человека, фактором экологической безопасности его и всей биосферы. Именно целостность биосферы, систем­ность ее перехода в ноосферу ставят на повестку дня созда­ние единого экологического права, регулирующего экологи­ческие отношения в целях обеспечения гармоничных взаи­моотношений человека и общества с природой.

Процесс перехода биосферы в ноосферу Вернадский свя­зывал и с темпами развития гуманитарного знания [10, с. 167]. Благодаря этому процессу станет возможным «охват» разумом человека и «всей биосферы». Именно единство и целостность научного знания, его все большая ориентация на исследование биосферы, обеспечит, по убеждению Вер­надского, ее переход в ноосферу. Осуществлению этой тен­денции может способствовать и экологическое право.

В связи с вышесказанным возникает вопрос. Какие ре­альные механизмы связывают экологическое право и уче­ние о биосфере? Ответ может быть найден при выявлении места и роли экологии в системе экологического права. Все это будет иметь первостепенное значение и для преодоле­ния «слабых сторон» некоторых современных природоохран­ных законов и формирования их качественно новых вари­антов. Так, уже отмеченный «разнобой» в отношении трак­товок характера использования животного мира есть сви­детельство того, что белорусские экологи или не принима­ли участия в создании закона «Об охране и использовании животного мира», или к их мнению не прислушались зако­нодатели. А ведь в современной экологии обоснована раци­ональная форма использования ресурсов биосферы. Поло­жения и принципы такого использования могли бы стать естественно-научной основой соответствующих норм дан­ного закона.

Существенным является и форма применения природо­охранных законов на практике, умение юристов пользовать­ся знаниями естественных наук. В этом отношении заслу­живают внимания положения, высказанные уже цитировав­шимся Н. Робинсоном. Он пишет, что «для юриста-практика очень важно иметь общее представление о том, что лежит в основе природоохранительного законодательства. Никакой учебник права не может заменить экологических знаний, полученных из учебников по экологии, гидробиологии, бо­танике и т.п.» [3, с. 32].

Размышления о формах связи экологии и права, касаю­щегося проблем охраны и использования живой природы, приводят к выводу о необходимости их диалектического вза­имоотношения. С одной стороны, природоохранные законы могут формироваться только с учетом данных экологии и других биологических наук. Они должны учитывать научно обоснованные экологией меры по охране и использованию ресурсов биосферы. С другой стороны, их правовая охрана и правовая регламентация использования создает благопри­ятные условия для реализации положений экологии по организации научных мер их охраны, формулировании эколо­гической политики государства, формировании у граждан стра­ны экологического и правового сознания, бережливого и гуман­ного отношения людей и общества в целом к живой природе.

На такой интегральной основе может создаваться и эко­логическое право (как область научного знания). Аккумули­руя современные знания о сущности биосферных процессов, юридических нормах охраны, пользовании и воспроизвод­стве природных ресурсов, это направление знания стано­вится одним из ведущих в системе наук о биосфере.

Отмечая диалектическую форму связи между экологией и правом, экологическую сущность права, следует подчерк­нуть, что природоохранные законы принимаются для того, чтобы их предписания строго выполнялись всеми и каждым. Неисполнение предписаний закона влечет меры юридичес­кой ответственности. Этим самым они становятся фактора­ми, определяющими деятельность людей и общества не только по сохранению современной биосферы, но и ее пере­ходу в ноосферу.

Экологическое право как фактор становления ноосферы

Процесс перехода биосферы в ноосферу – это не только геологический, но и социально значимый процесс. В выяв­ление его особенностей и механизмов осуществления дол­жны включаться и представители социально-экологическо­го знания, в том числе и правоведы. В этом плане заслуживает признания мнение, что «создание ноосферы немыслимо без уяснения этических и правовых сторон верховенства че­ловеческого разума, принимающего на себя миссию опреде­лять развитие мира, направлять и регулировать его движе­ние» [11. с. 90]. Какую же роль в становлении ноосферы мо­жет выполнять экологическое право? Нами она видится в следующем.

Осуществление предусмотренных экологическим законо­дательством мер по охране биосферы и ее ресурсов не мо­жет быть успешным без опоры на знания экологии и других естественных наук. Они, как уже отмечалось, имеют самое непосредственное отношение к формированию природоохранительного законодательства. Будучи естественно-науч­ной основой экологического права, многие области совре­менного естествознания, в свою очередь, получают новые импульсы к развитию в связи с принятием и практическим выполнением природоохранных законов. В них должны фиксироваться положения об организации новых научных на­правлений исследований, касающихся охраны природы. Их осуществление будет служить и свидетельством эффектив­ности таких законов, но, что особенно важно, повышения степени научной обоснованности перехода биосферы в ноо­сферу.

Данный процесс становится и фактором совершенство­вания самого экологического права. Так, уже в настоящее время очевидна необходимость охраны всего видового раз­нообразия живого. Эту задачу в наибольшей мере могло бы решать фаунистическое и флористическое право. Пока та­ких форм права нет. Но их формирование и принятие позво­лило бы взять под охрану все биологические ресурсы био­сферы и исключить их потерю. Очевидна и необходимость совершенствования международного права, ориентирован­ного на охрану ресурсов биосферы.

Особую актуальность приобретают разработка и приня­тие нормативно-правовой базы устойчивого развития. Важ­ность такого развития и его цели были сформулированы уже упоминавшейся Международной конференцией ООН по окружающей среде и развитию. Следуя рекомендациям этой конференции, многие страны мира обосновали и приняли национальные концепции устойчивого развития. С осуще­ствлением устойчивого развития ими связывается экологическое благополучие человечества, будущее человека и природы и становление ноосферы. Последнее отражено в Концепции перехода Российской Федерации к устойчивому раз­витию (1996). При этом в качестве одного из условий пере­хода России к такому развитию называется «создание правовой основы» устойчивого развития.

Важность права в становлении устойчивого развития и достижении его целей отмечается и в Национальной стра­тегии устойчивого развития Республики Беларусь (1997). Но конкретная роль права в осуществлении устойчивого раз­вития здесь не формулируется. Не подчеркивается и его роль в формировании разумных отношений человека и общества к природе, совершенствовании общественных отношений. Пока и само понятие «устойчивое развитие» не использует­ся в новых природоохранных законах Беларуси. Все это тор­мозит реализацию целей устойчивого развития. ГЗот поче­му следует согласиться с выводом, что «нечеткое понимание роли, содержания и перспектив развития нормативно-правовой базы устойчивого развития, игнорирование в законо­дательстве самого термина «устойчивое развитие» ведет к умалению значения НСУР (Национальной стратегии устойчивого развития. – П.К.) в качестве программного докумен­та деятельности государства на современном этапе разви­тия, что недопустимо. Очевидно, назрела необходимость разработки раздела НСУР «Нормативно-правовая база устойчивого развития» [12. с. 23].

Эта проблема стоит не только перед Республикой Бела­русь, но и Россией и многими другими странами. Например, в Концепции устойчивого развития США (1996) нет даже упоминания права как фактора осуществления такого раз­вития. Этим самым принижается значение права в перехо­де США к устойчивому развитию.

Пренебрежительное отношение к праву как одному из средств решения современных экологических проблем при­водит и к игнорированию выработанных мировым сообще­ством согласованных международных конвенций и протоко­лов природоохранного характера. Так, те же США вышли из процесса осуществления Киотского протокола (1997), в ко­тором определены количественные обязательства по сокра­щению выбросов парниковых газов для промышленно развитых стран и стран с переходной экономикой. Данный про­токол ими не подписан. Но суммарный выброс США в био­сферу Земли таких газов составляет 36.1 %. Поэтому нельзя согласиться с выводами авторов Концепции устойчивого развития США, что их страна является «мировым лидером» в осуществлении системы «экологической защиты» своего народа и природной среды и служит «образцом для подра­жания» другим странам [13. с. 135].

Не присоединились к Киотскому протоколу Индия. Ки­тай и некоторые другие страны. Все это может быть свиде­тельством пренебрежительного отношения данных стран к международным обязательствам.

Нарушение требований национального и международно­го экологического права, нежелание его совершенствовать в современных условиях приводит к тому, что оно пока не занимает должного места в системе наук о биосфере, а сле­довательно, и не превращается в фактор становления ноосферы. Сделать его таковым - насущная задача юристов и экологов, да и государств.

Реализация отмеченной задачи будет способствовать и расширению научного знания, более объемному «охвату» им «всей биосферы» (Вернадский). Ее переход в ноосферу в боль­шей степени был бы управляемым и контролируемым науч­ным знанием процессом.

В.И. Вернадским ноосфера мыслилась не как область «чи­стого разума» и не как экологическая ниша автономно раз­вивающейся ее социальной части (общества), а как область совместного коэволюционного развития природного и соци­ального в единой системе. В связи с этим созидание ноо­сферы предполагает исключение всяких деструктивных про­цессов не только во взаимоотношениях между людьми, но и в их отношении к природе. Экологическое право, закрепляя гуманное и бережное отношение людей ко всему живому миру планеты, будет содействовать утверждению гуманистических принципов и идеалов в обществе, служить гума­низации социального прогресса.

Становление ноосферного будущего зависит и от субъек­тивного фактора, воли и желания каждого жителя планеты не только выбрать научно обоснованный путь спасения и развития современной цивилизации, но и предпринять кон­кретные действия по его реализации. Экологическое право, воздействуя на волю и поступки людей, может влиять и на характер их отношений к природе, поведения и действия в ней, а тем самым способствовать утверждению их каче­ственно новых форм. Ведь только в процессе исполнения норм и предписаний природоохранных законов у человека может формироваться и нравственная ответственность за состояние и сохранение природных основ своей жизни. Высокий уровень нравственности у людей, наличие у них нрав­ственного императива – это, пожалуй, одно из важнейших ус­ловий ноосферного развития. К формированию нравственно­го императива людей причастно и экологическое право.

Оно имеет прямое отношение к формированию экологи­ческого и правового сознания личности. От наличия у нее этих форм сознания будет зависеть и процесс созидания ноосферы. Поскольку отмеченные формы сознания могут быть сформированы у личности в процессе ее обучения и воспитания в школе и других учебных заведениях, постоль­ку возникает потребность знакомить учащихся и студентов с положениями экологического права. Его включение в учеб­ный процесс будет способствовать выработке у них теоре­тических представлений о сущности современных экологических проблем, роли права в их разрешении и реализации на практике объективной тенденции развития биосферы. Все это и определяет значимость экологического права как фактора созидания ноосферы.

Проведенный анализ взаимодействий экологии и права еще не позволяет сделать однозначный вывод об экологиза­ции права и утверждении в нем экологической парадигмы как реальном явлении. Но в словосочетании «экологическое право» весьма удачно выражена начавшаяся «подвижка» в сторону интеграции экологии и права, осознания суще­ственной роли формирующегося экологического права в ре­шении настоящих и будущих проблем биосферы. При этом важным моментом следует признать то, что экологическое право признается в качестве одного из факторов созидания ноосферы.

Таким образом, процесс экологизации естественных и многих гуманитарных наук принимает направленный ха­рактер. Практически все эти области знания и их приклад­ные разделы в той или иной степени стали ассимилировать идеи экологии и включаться в решение современных экологических проблем. Экологизация научного знания суще­ственно меняет и ориентиры научной деятельности, ее цен­ностные установки и мировоззренческие позиции ученого. Современный ученый, и прежде всего естествоиспытатель, уже не ставит задачу покорения и преобразования окружа­ющей нас природной среды. В его деятельности все большую значимость приобретают вопросы ценности природы, ее со­хранения и гармонизации взаимоотношений с нею челове­ка и общества, обеспечение их коэволюционного сосуще­ствования.

Вышеотмеченные аспекты позволяют сформулировать и сущность рассматриваемой здесь парадигмы. Экологиче­ская парадигма – это совокупность современных идей и представлений о биосфере как ценности и среде жизни че­ловека и ориентирующая его деятельность на осуществление рациональных форм природопользования и обеспечение перехода биосферы в ноосферу. Эта парадигма как форма гно­сеологического, экологического, экономического и правово­го отношения человека к природе уже в наши дни предлага­ет подлинные ориентиры решения проблем биосферы и по ведения в ней человека.

ЛИТЕРАТУРА

1. Дуглас У. Трехсотлетняя война: Хроника экологического бедствия. М., 1975.

2. Декларация Рио-де-Жанейро // Мир науки. 1992. № 4.

Робинсон Н. Правовое регулирование природопользования и охраны окружающей среды. М.. 1990.

4.  Статут Вялікага княства Літоускага . 1588. Мн.. 1989.

5.  Швейцер А. Благоговение перед жизнью. М , 1992.

6.  Балашенко С.А., Демичев Д.М. Экологическое право. Мн., 1999.

7.  Коробкин В.И., Передельский Л.В. Экология. Ростов н/Д., 2000.

8.  Гете И. Избранные философские произведения. М., 1964.

9.  Вернадский В.И. О науке. Дубна, 1997. Т. 1.

10. Вернадский В.И. Химическое строение биосферы Земли и ее окружения. М., 2001.

11. Теория и право государства. М., 1995.

12. Стратегия устойчивого развития Беларуси: Преемственность и обновление. Мн., 2003.

13. Америка и устойчивое развитие // ЭКОС. 1996. № 1-2.

Глава 4. РАЗВИТИЕ И ИСПОЛЬЗОВАНИЕ ИДЕЙ В.И. ВЕРНАДСКОГО О БИОСФЕРЕ В НАУКЕ И СОВРЕМЕННЫХ СТРАТЕГИЯХ

СОЦИАЛЬНО-ЭКОЛОГИЧЕСКОГО РАЗВИТИЯ

В.И. Вернадский – «один из самых выдающихся ученых нашего столетия»

В сферу постижения творческого наследия Вернадского должны входить вопросы, касающиеся развития его идей о биосфере и характера их использования в науке и социаль­ной практике. Исследование этих вопросов – весьма обшир­ная и многоплановая познавательная задача. Тем не менее ее следует поднимать и обсуждать не только в чисто науч­ном плане, но и использовать полученные результаты иссле­дования в учебной работе с учащимися и студентами.

Для последних значимыми будут сведения о том, как идеи Вернадского о биосфере осваивались учеными и наукой ве­дущих стран мира и какое влияние они оказали на станов­ление новых исследовательских программ и социальную практику. Так, известно, что после первого издания его кни­ги «Биосфера» в 1926 г. в СССР, она была переиздана в 1929 г. во Франции, а в 1930 г. – в Германии. Представления Вер­надского о биохимических процессах в биосфере были восприняты и в США, особенно экологом Л. Линдеманом. В работе «Трофико-динамический аспект экологии» (1942) он пытался раскрыть особенности круговорота энергии и пищи в природных биологических системах, неоднократ­но цитируя работу Вернадского.

Но особый интерес к его идеям проявил крупный амери­канский биолог и близкий друг Г.В. Вернадского, профессо­ра русской истории Йельского университета, сына В.И. Вернадского, Дж. Хатчинсон. Он многое сделал для пропаганды идей Вернадского в англоязычных странах. В 1944 и 1945 гг. в ведущих научных изданиях США были опубликованы две работы Вернадского. В предисловии к работе «Биосфера и ноосфера» Хатчинсон дает высокую оценку идеям Вернадско­го и называет его «одним из самых выдающихся ученых наше­го столетия» [Цит. по: 1, с. 139J. В последующие годы он опуб­ликовал и некоторые работы Вернадского по биогеохимии.

Дж. Хатчинсон не только издавал работы Вернадского. Он был и сторонником его идей. В одной из публикаций Хат­чинсон писал: «Концепция биосферы, которую мы принима­ем сейчас, в основном опирается на идеи Вернадского, раз­витые им спустя 50 лет после работ Зюсса» [2, с. 9]. Хатчин­сон высказывает сожаление, что человечество не прислуша­лось к предостережениям Вернадского о недопустимости крупномасштабных вмешательств в биосферу и важности установления разумных взаимоотношений человека с ней. Разделял он и представления Вернадского о переходе био­сферы в ноосферу. Сегодня «мы могли убедиться в том, - писал Хатчинсон, – насколько неразумными были почти все изменения, внесенные человеком в биосферу. И все же пред­сказанный Вернадским переход – в его глубочайшем смыс­ле – единственный выход для человечества, продолжающе­го укорачивать свою жизнь на миллионы лет» [2, с. 25].

Представления Вернадского о неизбежности перехода биосферы в ноосферу принимает и Ю. Одум. Ему импониру­ет идея Вернадского о человеке как «мощном геологическом факторе», который будет «переводить» биосферу в ноосферу. Но Одум говорит о ноосфере как о далеком будущем. По его мнению, современное человечество еще не готово «строить» разумные взаимоотношения с биосферой. Более того, «нельзя не признать, что мы еще не обладаем достаточной прозорливостью, чтобы понимать все последствия наших действий; мы также не можем оперировать с биосферной системой жизнеобеспечения и поддерживать ее в рабочем состоянии или заменить полностью искусственной средой» [3. с. 67-68]. Последнее, он считает, будет пагубным для бу­дущего человека и человечества.

Приоритет Вернадского в обосновании понятия «биосфе­ра» отмечает и французский ученый Ф. Рамад. Именно «со­ветский ученый Вернадский, – пишет Рамад, – ввел этот тер­мин в употребление, систематизировал проблему и заложил научную основу экологии» [4. с. 19]. Здесь Рамад допускает ошибку. В систему научного знания термин «биосфера» ввел австрийский геолог Э. Зюсс (1875). Все остальные положе­ния его утверждения являются верными.

О значимости биосферных представлений Вернадского для становления и развития экологии пишут и многие дру­гие западные ученые. Но анализ их собственных воззрений на биосферу показывает, что они понятие «биосфера» пони­мают и используют не в том смысле, который вкладывал в него Вернадский. Например, для немецкого ботаника и эко­лога Г. Вальтера биосфера – всего лишь «тонкий слой у по­верхности Земли, образующий жизненное пространство для растительных и животных организмов» [5, с. 150]. Нет не­обходимости комментировать данное понимание биосферы. Оно не имеет ничего общего с идеями Вернадского.

Не соответствуют представлениям Вернадского о биосфе­ре и определения понятия «биосфера», которые приводятся в работах Хатчинсона и Одума. Все это не могло не привес­ти западных ученых к трудностям в объяснении сущности современных глобальных процессов биосферы, хода их протекания. Здесь достаточным будет привести пример с кон­цепцией Геи (Гея – древнегреческая богиня Земли), иници­ированной английским химиком Дж. Лавлоком в начале 70-х гг. XX в. Лавлок и его сторонники выдвинули гипотезу о важ­ной роли первых живых организмов Земли в насыщении нижних слоев атмосферы кислородом, поддержании в них низкого (до 0.03%) содержания углекислого газа, умеренных констант температуры и кислотности. Именно эти организ­мы подготовили, по их мнению, условия для появления бо­лее развитых форм живого. Живые организмы и в настоя­щее время, полагают они, играют основную роль в развитии и регуляции геохимической среды, необходимой для их су­ществования.

Но авторы гипотезы Геи обнаруживают незнание того факта, что Вернадский еще в первой половине XX в. раскрыл исключительную роль живого в насыщении нижних слоев атмосферы и всей гидросферы Земли кислородом. «Газовая функция» живого – одно из важнейших положений Вернадского о биосфере. У него биосфера, хотя и биокосное есте­ственное тело, но она саморегулирующаяся система. Обосно­вание «регулятивной функции» живых организмов в биосфе­ре было также осуществлено Вернадским.

Как видим, сенсации в науке Лавлок и его соавторы не произвели. Их понимание биосферы как «области существо­вания жизни», а Земли как «живого организма» внесло пута­ницу в осмысление глобальных проблем биосферы. Позже Лавлок вынужден был признать приоритет Вернадского по обоснованию рассматриваемых вопросов и значимость его концепции биосферы. В рецензии на последний английский перевод «Биосферы» Вернадского он писал: «Когда Линн Маргулис и я предложили гипотезу «Гея» в 1972 г., никто из нас не был знаком с работами Вернадского и ни один из на­ших глубокообразованных коллег не привлек нашего внима­ния к этому недостатку. Лишь в 80-х годах мы открыли, что Вернадский был нашим прославленным предшественником» [Цит. по: 6, с. 123].

В откровенном признании Лавлока звучит укор всей за­падной научной общественности и культуре за игнорирова­ние идей Вернадского о биосфере. Западными учеными от­мечается не только то, что Вернадский был их «прославленным предшественником», но и значение его идей для современности. Приведем одно из суждений других видных западных эко­логов: «Жизненная важность и широкое значение концепции биосферы в нашем современном мире не может вызывать ни­каких сомнений. Эта концепция актуальна для компонентов жизнеобеспечения Человека и Природы» [6. с. 124]. В каких же современных положениях и социально значимых установ­ках реализуются идеи Вернадского о биосфере и ноосфере?

«Веха интеллектуальной истории и понимания глобальных систем»

Современные экологические проблемы, их обострение обусловили качественно иное отношение к теоретическому наследию Вернадского. Сложившиеся в середине XX в. у западных ученых представления о биосфере не способствова­ли теоретическому осмыслению кризисных явлений в био­сфере и определению путей гармонизации отношений чело­века и человечества с ней. Но к концу XX в. ситуация с по­ниманием проблем биосферы стала существенно меняться. В разных изданиях все чаще стали появляться публикации, в которых отмечается важность освоения идей Вернадского о биосфере и постижения их смысла. Так, в одной из них подчеркивается и значение труда Вернадского «Биосфера» для современной науки и социальной практики. Этот труд называется «важнейшей вехой интеллектуальной истории и понимания глобальных систем». В цитируемой работе кон­статируется и то, что «Вернадский пришел к новому уровню постижения проблемы и размаху восприятия, рассматривая Землю как «живую планету» солнечной системы и представляя концепцию биосферы как «научную революцию» [6, с. 123].

Далее авторы вводят выражение «вернадскианская рево­люция» как фиксация того нового в учении о биосфере, ко­торое развил Вернадский. Они отмечают и то, что усвоение этого учения «может эффективно привести к прогрессу в об­разовании, касающемся окружающей среды, и в конечном итоге к улучшению жизни людей». По их мнению, концеп­ция биосферы Вернадского «должна была бы составлять важный и особый аспект всемирного движения за охрану окружающей среды» [6, с. 123]. С такими выводами нельзя не согласиться. Можно только сожалеть, что осознание зна­чимости отмеченных сторон «вернадскианской революции» в XX в. непозволительно затянулось.

Тем не менее на рубеже XX-XXI вв. происходит корен­ной сдвиг в характере использования биосферных идей Вер­надского в системе образования. В настоящее время в учеб­ной литературе, особенно по курсу «Экология», введены раз­делы и темы, в которых раскрывается смысл и содержание концепции биосферы Вернадского. Она находит свое осве­щение и в курсах по социальной экологии, экономике при­родопользования и т.д. Все это может быть и свидетельством «прогресса» в области экологического образования. Эти тен­денции характерны для системы образования Республики Беларусь и Российской Федерации. В законе об образовании в Республике Беларусь определено, что одной из целей об­разования является формирование экологического сознания у всех обучающихся.

Развитию природоведческих знаний и их использованию в образовании большое значение придавал и Вернадский. Он считал, что уровень образованности людей – одна из важ­ных предпосылок перехода биосферы в ноосферу. В нынеш­них условиях, когда около миллиарда жителей нашей планеты являются неграмотными, вопросы образования, в том числе и экологического, становятся отнюдь не риторически­ми. Поэтому мировому сообществу предстоит многое сделать в этом направлении. А мысли Вернадского о роли природо­ведческих знаний в оптимизации социо-природного взаи­модействия и эволюции биосферы могут стать теоретиче­ской основой современной системы образования и воспи­тания людей.

Биосферные идеи Вернадского становятся и фактором «всемирного движения за охрану окружающей среды». Дей­ствительно, благодаря работам Вернадского биосфера пред­стает перед нами как объективная реальность, от наличия которой зависит жизнь человека в настоящем и будущем. В этой связи охрана биосферы, поддержание сложившихся параметров ее функционирования – насущная проблема для человечества. Нынешние угрозы биосфере порождают не только интерес к работам Вернадского, но и активные дей­ствия, прежде всего, ученых за сохранение биосферы. Региональные и международные конференции, посвященные анализу тех опасностей, которые грозят дестабилизацией природным системам отдельных частей планеты и биосфе­ры в целом, научно-исследовательские программы «Человек и биосфера» под эгидой ЮНЕСКО, национальные программы такого же рода – знаменательные явления в науке и прак­тике конца XX в.

Учеными и политиками предлагаются и долгосрочные стратегии взаимоотношения человека и биосферы. При этом их теоретическую основу составляют идеи Вернадского. Так, его положение о необходимости перехода от «бессознатель­ного» к «сознательному» взаимоотношению человека и человечества с биосферой буквально «пронизывают» нынешние концепции решения глобальных экологических проблем. Свидетельством сказанному может быть Международная конференция ООН по окружающей среде и развитию (Рио-де-Жанейро, 1992). В ее программном документе – «Повест­ка дня на XXI век» – все основные установки базируются на теоретических положениях учения Вернадского о биосфере и ноосфере. Да и Концепция устойчивого развития, предло­женная данной конференцией всему мировому сообществу, опирается на отмеченные положения Вернадского.

Идеи Вернадского о биосфере и неизбежности ее перехо­да в ноосферу нашли свое отражение и в некоторых нацио­нальных стратегиях устойчивого развития. Так, в Концеп­ции перехода Российской Федерации к устойчивому разви­тию (1996) подчеркивается, что в наши дни «биосфера воспринимается уже не только как поставщик ресурсов, а как фундамент жизни, сохранение которого должно быть непре­менным условием функционирования социально-экономи­ческой системы и ее отдельных элементов» [7, с.391]. В ней определены научные, социально-экономические, политические и правовые механизмы, которые призваны обеспе­чить переход России к устойчивому развитию. Здесь же фор­мулируется и оптимистическая мысль о том, что «движение человечества к устойчивому развитию в конечном счете приведет к формированию предсказанной В.И. Вернадским... ноосферы» [7, с. 396].

Принципиальное значение в рассматриваемой концеп­ции имеет положение о соотношении социального развития и устойчивого развития биосферы. В ней подчеркивается, что стабильное социально-экономическое развитие и улуч­шение качества жизни людей должно обеспечиваться только в пределах «хозяйственной емкости биосферы». Превыше­ние последней может привести к необратимым нарушени­ям ее организации, обеспечивающей устойчивость биосфе­ры, а следовательно, и усилению ее глобальных изменений. Наличие отмеченного положения существенно отличает концепцию перехода РФ к устойчивому развитию от других аналогичных документов. В текстах некоторых из них вооб­ще понятие «биосфера» не употребляется. Характерными в этом плане могут быть Концепции устойчивого развития Республики Беларусь и США.

В них не фиксируется важность согласования природно­го и социального бытия, их коэволюционного развития. Это приводит к тому, что социально-экономическое развитие чаще всего осуществляется за счет перепотребления ресур­сов природы и усиления антропогенного воздействия на нее. В настоящее время такой путь развития характерен для Китая. Природная среда этой страны находится в глубочай­шем кризисном состоянии. Есть основания говорить и о на­чавшемся глобальном изменении всей биосферы.

Все сказанное вызывает обеспокоенность. Ученые, обще­ственные деятели, представители неформальных объедине­ний творческих людей (Римский клуб. Будапештский клуб и др.) подчеркивают опасность для будущего человека и био­сферы данной тенденции. Так, организатор и руководитель Будапештского клуба Э. Ласло пишет, что из-за чрезмерно­го использования ресурсов природы и деградации окружа­ющей среды человек и нынешнее человечество стали пред­ставлять угрозу для биосферы. Уже сегодня, заявляет он, – «наше влияние на ресурсы Земли совершенно не пропорци­онально нашим «размерам», и мы не можем бесконечно уве­личивать наши потребности» [8, с. 38]. Отмеченная «непро­порциональность» и является, по убеждению Ласло, одной из причин экологической неустойчивости и нежизнеспособ­ности современного мира.

Другой представитель этого клуба Р. Мюллер считает справедливым рассматривать сложившийся характер вза­имоотношения человека и природы как «открытую войну – третью мировую войну – против природы, войну, которой необходимо положить конец» [9, с. 176]. Для этого он пред­лагает осуществить ряд срочных мероприятий: «объявить о кризисной ситуации на Земле», и «созвать новую всемирную конференцию по биосфере, и документально зафиксировать изменения в состоянии биосферы по сравнению с данными 1978 года, представленными на первой конференции» (Рио-де-Жанейро. 1992. – П. К.). Несомненно, что идеи Вернад­ского о биосфере и ноосфере вновь будут востребованы и ста­нут методологической основой теоретических положений и практических решений вопросов стабилизации природной среды всем мировым сообществом.

Такой вывод подтверждается идеями других западных ученых. Так, сотрудники Института экотехники (США) Дж. Аллен и М. Нельсон в своей работе ставят задачу не толь­ко ознакомить читателей с «важнейшими биогеоконцептуальными исследованиями В.И. Вернадского», но и показать их значение для решения современных экологических про­блем. В этом плане особую роль они отводят идеи Вернад­ского об эволюции биосферы в ноосферу, роли разума чело­века в осуществлении этой эволюции. Они убеждены, что на ее пути «человечество сможет использовать свои богатые природные способности, взяв на себя роль творческого по­мощника и представителя интересов эволюции», а «нарас­тающее противоречие между техносферой и биосферой было бы в этом случае преобразовано в их сотрудничество» [10, с. 50]. Возможность подобного «преобразования» не вызывает у них сомнений. Оно может стать и реальным. Но для этого нужны коллективные и согласованные действия всех и каждого жи­теля нашей планеты.

Идеи Вернадского о биосфере составляют теоретическую основу и ряда современных областей научного знания. Именно на них базируется и развивается современная эко­логия. С конца 70-х гг. XX в. стала самостоятельным разде­лом науки социальная экология. Хотя это и гуманитарная область знания, но она опирается на естественно-научные и философские представления Вернадского о биосфере и ноосфере. Ее задачей является постижение общих законов взаимодействия общества с природой и определение путей гармонизации их отношений. В настоящее время соци­альная экология стала и учебной дисциплиной. О влиянии рассматриваемых идей Вернадского на другие области зна­ния и методологию научного познания говорилось раньше.

Положительные примеры использования представлений Вернадского о биосфере и ноосфере в современных страте­гиях социально-экологического развития и научном знании есть свидетельство их жизненной важности. Его концепция биосферы и ноосферы становится теоретической основой долгосрочных стратегий развития общества и решения за­дач взаимоотношения человека и биосферы, поворота ин­теллекта человека в сторону обеспечения сохранения себя и окружающей его природной среды. Но, чтобы выполнять такую роль, концепция биосферы должна сама развивать­ся. В этой связи представляет интерес выявление того но­вого, что было внесено учеными в научную концепцию био­сферы Вернадского, ее уточнение и конкретизацию.

Новые «правильности» в организации биосферы

На необходимость дальнейшего развития своей концеп­ции биосферы обращал внимание и Вернадский. В последней работе, касающейся химического состава и организации биосферы, он подчеркивал важность выявления закономер­ностей этих сторон биосферы: «Химический состав биосфе­ры закономерен и должны быть правильности, которые мо­гут быть численно выражены и сравнены с другими геоло­гическими оболочками, с которыми биосфера генетически связана. Мы пока их не знаем. Надо их найти» [11. с. 78]. Без такого знания, полагал он, не может строиться научная кон­цепция биосферы.

О наличии закономерных «правильноcтей» в составе хи­мических элементов биосферы писал и Дж. Хатчинсон. В уже цитировавшейся работе он подчеркивал: «Чтобы биосфера продолжала существовать, чтобы движение в ней не прекра­щалось, здесь должен существовать круговорот биологиче­ски важных веществ, которые после использования должны вновь переходить в форму, пригодную для дальнейшего уча­стия в круговороте» [2, с. 20]. Он уточнил и конкретизиро­вал представления Вернадского об энергетической и геохи­мической функции живого в биосфере, роли растений в кру­говороте ряда химических элементов. Благодаря его иссле­дованиям идеи Вернадского об исключительной роли расте­ний в накоплении и сохранении энергии, создании биоген­ного и биокосного вещества в биосфере были не только под­тверждены, но и получили свое более глубокое обоснование.

Ю. Одум обращает внимание на роль Хатчинсона в «за­креплении» в системе научного знания представлений Вер­надского о природе биогеохимических циклов химических элементов между живыми и неживыми компонентами био­сферы. Хатчинсоном были выявлены и негативные последствия для биосферы от вмешательства человека в естествен­ные биохимические циклы. Они связаны с тем, что человек использует практически все химические элементы, имею­щиеся в природе. К тому же он вносит в нее и такие соеди­нения, которых в ней нет. Все это стало существенно вли­ять на характер биогеохимических циклов в биосфере.

Обобщая результаты данных исследований Хатчинсона. Одум пишет, что «человек так ускоряет движение веществ, что круговороты становятся несовершенными или процесс теряет цикличность и складывается противоестественная си­туация: в одних местах возникает недостаток, а в других – из­быток каких-то веществ» [3. с. 203]. В качестве примера Одум приводит ситуацию с производством фосфорных удобрений, когда добыча и переработка фосфорсодержащих пород со­здает «вблизи шахт и заводов сильнейшие локальные загряз­нения».

Подтверждением сказанному может быть работа Гомель­ского химического завода по производству фосфорных удоб­рений. К настоящему времени им произведено и накоплено миллионы тонн отходов. В форме фосфогипса они становят­ся причиной весьма сложных экологических ситуаций в Го­меле и его окрестностях. Нарушают естественные циклы круговорота химических элементов в природной среде Бе­ларуси Гродненское ПО «Азот», Новополоцкое ПО «Нафтан», Мозырский НПЗ, ПО «Беларуськалий» и другие промышлен­ные объединения.

Развитие представлений Вернадского о геохимических циклах химических элементов в биосфере привело современ­ное научное знание к раскрытию глобальных круговоротов не только отдельных химических элементов, но и их соеди­нений. Учеными обращается внимание на роль таких круговоротов в поддержании целостности биосферы и будуще­го человечества. Одум, например, подчеркивает значение знаний о круговороте воды и углекислого газа в биосфере, роли человека в их изменении. От всего этого, полагает он, «зависит будущее человека на Земле» [3, с. 225]. Мировое сообщество стало реагировать на те угрозы биосфере и об­ществу, которые могут быть вызваны дальнейшим увеличе­нием выбросов углекислого газа в атмосферу современны­ми производствами. Здесь будет уместным назвать Киотский протокол (1997) и трудности, которые сложились по вопросу присоединения к нему Индии. Китая. США и неко­торых других стран.

В ряду направлений развития идей Вернадского нельзя не отметить стремления некоторых его современников и по­следующих ученых уточнить смысл положений о характере связей организмов с окружающей их средой. Вернадский неоднократно делал упреки биологам за их нежелание рассматривать организмы во взаимосвязи со средой их обита­ния. Он полагал, что только такой подход даст объективное знание жизни. Особое значение он придавал исследованию особенностей взаимосвязи комплексов организмов (биоце­нозов) со средой. При таком исследовании возникала потреб­ность выработать и соответствующее понятие, в котором бы фиксировалась и их связь со средой обитания.

Эту задачу в какой-то мере решил английский ботаник А. Тенсли. Еще в 1935 г. он ввел в биологию термин «экосистема», который обозначал природный комплекс организмов и среду их обитания. Тенсли отмечал, что в экосистему вхо­дит «не только комплекс организмов, но и весь комплекс фи­зических факторов, образующих то, что мы называем сре­дой биома, – факторы места обитания в самом широком смысле». Он обращал внимание на то, что подобный подход в понимании живого особенно важен для исследования организменного уровня его организации и постижения его сущности. «Когда мы пытаемся проникнуть в самую суть ве­щей, – писал Тенсли, – мы не можем отделить организмы от их особой среды, в сочетании с которой они образуют некую физическую систему» [Цит. по: 12, с. 20]. Такую систему он и назвал экосистемой.

Многие западные ученые экосистему трактуют как основ­ную функциональную единицу биосферы. При этом под ней понимают самые разнообразные природные системы – и от­дельный гнилой пень в лесу с населяющими его муравьями, и пруд с его обитателями, и лес и т.д. У Одума экосистемой выступает и космический корабль с космонавтом на борту, и город с его населением, парками, газонами и промышлен­ными отходами, да и вся биосфера в целом. Но при изуче­нии экосистем ученые, особенно экологи, столкнулись с про­блемами установления их границ, учета всех их живых оби­тателей и т.д. Исходя из этого некоторые из них вынуждены были говорить о наличии «трудностей в изучении экосистем» и признать, что «они лишь в очень редких случаях оказываются исследованными с удовлетворительной полнотой» [13. с. 116].

Не столкнулись с такими трудностями те исследователи, которые последовательно развивали идеи Вернадского. В этом плане нельзя обойти работы В.Н. Сукачева. Им были восприняты положения Вернадского о «цепях жизни» в природ­ных системах, которые он называл биоценозами [11. с. 303]. В них он видел проявление «планетного значения жизни». Хотя самим Вернадским отмеченные «цепи» и не были рас­крыты, но его мысли об их роли в поддержании устойчиво­сти биоценозов были развиты именно Сукачевым.

Опираясь на представления В.В. Докучаева о целостно­сти природы, взаимосвязи живого и неживого в конкретных явлениях природы, их зональности, мысли Вернадского, Су­качевым были высказаны положения о существовании в биосфере сложных целостных систем. Живые организмы в них неразрывно связаны с окружающими их физическими факторами, характерными для мест обитания этих организ­мов. Такие структурные единицы были названы им биогео­ценозами. Именно в них осуществляются биогеохимические циклы, обеспечивающие их устойчивость.

По определению Сукачева, «биогеоценоз – это совокуп­ность на известном протяжении земной поверхности одно­родных природных явлений (атмосферы, горной породы, гидрологических условий, растительности, животного мира, мира микроорганизмов и почвы), имеющая свою особую специфику взаимодействий этих слагающих ее компонентов, свою особую структуру и определенный тип обмена веще­ством и энергией их между собой и с другими явлениями природы и представляющая собой внутренне противоречи­вое диалектическое единство, находящееся в постоянном движении, развитии» [14, с. 575].

В.Н. Сукачевым было обосновано, что биогеоценозы – это структурные единицы биосферы. Последняя есть совокуп­ность связанных между собой различных биогеоценозов. В биогеоценозах происходит накопление энергии, обмен веще­ством и энергией. «Биогенная миграция атомов», о которой писал Вернадский, как раз и осуществляется внутри биогео­ценозов и между смежными биогеоценозами. Только в био­геоценозах и становится возможной «планетная» сущность жизни. «В биогеоценотическом покрове, – писал Сукачев, – осуществляется не только земная, но и космическая роль живых организмов, роль «живого вещества», как говорил Вернадский» [14, с. 576]. С процессами, происходящими в биогеоценозах, должен соотносить, писал далее Сукачев, свою хозяйственную деятельность и человек.

В.Н. Сукачевым было обосновано и научное направле­ние, которое призвано изучать организацию и жизнедея­тельность таких компонентов биосферы. Оно было названо им биогеоценологией. Задачей этой науки Сукачев считал системное описание биогеоценозов, исследование характе­ра обмена веществом и энергией внутри этих природных единиц и со смежными биогеоценозами. При этом особое внимание он обращал на выявление характера внутренних и внешних противоречий биогеоценотического уровня орга­низации биосферы. С глубиной их знания он связывал и сте­пень постижения сущности биогеоценотического процесса. Биогеоценозы существуют до тех пор, пока сохраняются присущие им биогеоценотические процессы. Противоречи­вость биогеоценозов состоит в том, что «каждое воздействие одного компонента биогеоценоза на другой нарушает уста­новившийся тип взаимоотношений компонентов и создает новый тип взаимоотношений. Все время идет процесс раз­рушения одних взаимоотношений и созидание других, что в конечном счете выливается в непрерывную перестрой­ку биогеоценозов, в разрушение одних биогеоценозов и в созидание новых» [15, с. 506].

Раскрытие источников и движущих сил эволюции биогео­ценозов позволило Сукачеву и другим советским ученым углу­бить положение Вернадского о непрерывной эволюции био­сферы. Как известно, содержание эволюционных процессов в биосфере Вернадский не связывал только с организменным и видовым уровнями организации живого. Он неодно­кратно подчеркивал, что «эволюция видов переходит в эво­люцию биосферы». Оформление биогеоценотических представлений и их развитие позволило установить, что «струк­тура биогеоценоза с первых шагов развития жизни на Зем­ле оказывала на ход эволюции организмов обратное воздей­ствие. Поэтому понятие «эволюция» нельзя ограничивать филогенезом отдельных видов или групп организмов, оно включает в себя и эволюцию природных сообществ, изме­нение флоры и фауны в целом, эволюцию биосферы. Эволюци­онный процесс в обычном смысле слова в значительной степе­ни детерминируется эволюцией биогеоценозов» [16, с. 222].

Исследования характера эволюционных процессов в био­геоценозах, осуществленные М.М. Камшиловым, С.С. Швар­цем и другими учеными, позволили наполнить положение Вернадского о непрерывном характере эволюции биосферы конкретным содержанием. В свете отмеченных и других ис­следований биосфера предстает в наши дни как сложная са­морегулирующаяся динамическая система, все части кото­рой взаимно скоррелированы между собой. Современная биосфера – результат эволюции предшествующих типов био­сфер. Их история начинается с простейших форм жизни, появившихся на планете Земля. Под влиянием внутренних и внешних (космических) факторов осуществлялось форми­рование структуры и организации современной биосферы, обеспечивающих ее устойчивое развитие.

Биосфера не «механизм», а «организованное» целое

Антропогенные воздействия на биосферу, их усиление вновь ставят на повестку дня вопросы характера своеобра­зия эволюционных процессов в биосфере. Их исследование привело к включению в систему современного научного знания представлений о былых и будущих биосферах. Так, Дж. Аллен и М. Нельсон выделяют 49 типов биосфер, среди которых – настоящие и прошлые биосферы Земли и других планет, астероидов, естественных спутников и обитаемых космических станций. Достоинство предложенной класси­фикации типов биосфер ее авторы видят в том, что она «точ­но указывает, где следует искать и как следует сопоставлять данные по биосферам, а также помогает в составлении дол­госрочной программы практических мероприятий, предсто­ящих исследователям в этой области» [10, с. 111]. Иначе го­воря, она задает направления новых стратегий познания биосферы.

Предметом внимания исследователей становится и во­прос о границах биосферы. Его решение имеет прямое от­ношение к выявлению специфичности биосферы как особой оболочки Земли, роли живого в ее становлении и функцио­нировании. Наличие в биосфере живых существ и их воздей­ствие на окружающую среду приводит и к изменениям пос­ледней, ее эволюции. В силу этого происходит и расшире­ние границ биосферы. Экспансия живого в другие оболочки Земли сопровождается и их изменением, особенно тех их частей, которые включаются в процессе обмена веществом и энергией с живыми организмами. Благодаря данному про­цессу усложняется структура и организованность биосфе­ры. «Всюдность жизни» Вернадский считал самой «характер­ной чертой строения биосферы» [17, с. 507]. При этом он ут­верждал, что одним из факторов расширения границ био­сферы является деятельность человека.

Особенно заметна эта роль человека стала проявляться в XX в. Освоение человеком космического пространства, его проникновение в глубинные слои литосферы и гидросферы сопровождается и «заносом» простейших форм живого в ка­чественно новые среды их обитания. Сейчас установле­но, что некоторые виды микроорганизмов в состоянии по­коя находятся в атмосфере на высоте 80 км, а в водной сре­де различные формы живого наблюдаются на всей ее глубине – вплоть до максимальной глубины Мирового океана (11 022 м). При этом следует учитывать следующее положе­ние Вернадского. Оно касается констатации того факта, что даже простейшие формы жизни существуют только в виде сообществ. «Проникновение жизни, – говорил Вернадский, – всегда несет с собой своеобразный биоценоз» [17, с. 508].

Выявление особенностей организации и функционирова­ния таких биоценозов может существенно пополнить наши знания относительно химического состава биосферы, харак­тера миграции химических элементов в ней, роли ее ниж­них и верхних слоев в процессах эволюции биосферы как целостной системы и поддержании ее устойчивого функци­онирования. Следовательно, современные подходы к выяв­лению границ биосферы могут существенно расширить и границы наших знаний о ней.

В центре внимания современных исследований продол­жают оставаться вопросы химического состава биосферы, его изменений, вызываемых деятельностью человека, струк­турно-функциональной организации биосферы. Формулиру­ются обобщенные аксиомы, принципы и законы такой орга­низации. Активно обсуждаются вопросы повышения биоло­гической продуктивности агроценозов и перевода всего сельскохозяйственного производства на биоценозную осно­ву, осуществления биосферной концепции природопользо­вания [18]. Их решение будет способствовать конкретизации и развитию учения Вернадского о биосфере.

Наряду с перечисленными исследованиями и теоретиче­скими положениями нельзя не отметить концепцию био­тической регуляции окружающей среды (В.Г. Горшков, К.С. Лосев и др), которая весьма активно пропагандирует­ся ее авторами. Описываемый в этой концепции механизм биотической регуляции биосферных процессов противоре­чит, на наш взгляд, основополагающим положениям Вер­надского об организованности и эволюции биосферы. В рассматриваемой концепции все ныне существующие фор­мы живого объявляются «механизмом управления окружа­ющей средой, основанным на отобранных в процессе эволю­ции видах, содержащих необходимую для управления сре­дой генетическую информацию» [19, с. 112].

Благодаря этому «механизму» в биосфере якобы сохраня­ется практически неизменным содержание неорганическо­го углерода, углекислого газа, кислорода и других химиче­ских веществ в атмосфере, водной среде и осадочных поро­дах в течение сотен миллионов лет. Отсюда делается вывод, что при сохранении нынешней биоты и расширении ее гра­ниц, потенциал биотической регуляции окружающей среды будет достаточным для компенсации современных антропо­генных воздействий на биосферу. Вот почему, по мнению авторов рассматриваемой концепции, в настоящее время «главной экологической задачей человечества должно счи­таться не сокращение антропогенных загрязняющих вы­бросов, а сохранение естественной биоты Земли» [19, с. 112].

Важность сохранения биоты Земли не вызывает сомне­ний. Сохранение сложившегося разнообразия живого – это одна из глобальных проблем современности. На ее решение направляются усилия всего международного сообщества. Многие страны мира приняли национальные программы и законодательные акты по сохранению существующего био­разнообразия на своих территориях. А вот первая часть вы­вода вызывает и возражение. Его авторы не желают при­знать тот факт, что рост промышленных и других выбросов, загрязнение природной среды человеком является одной из причин понижения биологической продуктивности биосфе­ры, дестабилизации многих локальных и региональных при­родных систем. В настоящее время живое Земли не может включить в биотический круговорот биосферы поступающие в нее многие вещества антропогенного происхождения. В результате в атмосфере наблюдается рост содержания уг­лекислого и других «парниковых» газов, уменьшение количе­ства кислорода над отдельными территориями, особенно за­нятыми крупными городами и т.д. Все это неоспоримые фак­ты. Но они почему-то игнорируются авторами концепции биотической регуляции окружающей среды.

Нельзя не видеть еще одной «слабой» стороны данной кон­цепции. В ней биосфера предстает как самоорганизующая­ся система, а биота выступает только в качестве «механиз­ма», обеспечивающего ее функционирование по раз и навсег­да установленным параметрам. Биосфера оказывается лишенной источников развития, перехода на другие парамет­ры своего существования.

На недопустимость подобного понимания биосферы, роли живого в ней обращал внимание и Вернадский. Он от­мечал, что в системе научного знания более «удобно гово­рить об организованности, а не о механизме биосферы». Только для ее организации присуще «непрерывно меняюще­еся равновесие, динамическое равновесие, никогда не при­ходящее к точно тождественному в прошлом или будущем состоянию. В каждый момент времени – прошлого и буду­щего – равновесие иное, но близкое. Оно содержит столько компонентов, столько параметров, столько независимых переменных, что строго точное возвращение какого-нибудь состояния в прежнем виде немыслимо» [17, с. 483].

Биосфера у Вернадского не только саморегулирующая­ся, но и развивающаяся динамическая система. Последнее не фиксируется в концепции биотической регуляции окружа­ющей среды. В ней биосфера предстает статичным, неизмен­ным образованием, а живое – всего лишь «механизмом», который обеспечивает сохранение подобной системы. Вот по­чему картина биосферы, нарисованная авторами анализиру­емой концепции, существенно отличается от той картины, которая представлена в трудах Вернадского.

Все сказанное позволяет сделать вывод, что современные теоретические обобщения эмпирических фактов, получен­ных при исследовании тех или иных аспектов биосферы, войдут в систему научного знания и станут содействовать дальнейшему развитию учения о биосфере, если они будут опираться на фундаментальные положения Вернадского о ее организованности и развитии.

Как не следует «дополнять» Вернадского

В современной литературе, особенно учебной, проводит­ся идея автотрофности человечества. Ряд авторов эту идею считают обоснованной самим Вернадским истиной. Так, Н.М. Мамедов пишет: «Время, когда человеческая цивили­зация станет способной полностью обеспечить себя искусственными пищевыми продуктами будет принципиально важным поворотным моментом в истории развития обще­ства и его взаимоотношений с природой. Заменив в основ­ном сельскохозяйственное производство продуктов питания промышленным, человечество уменьшит негативные явле­ния в биосфере. При этом человечество, изменив источник питания, перестанет быть исключительно гетеротрофным, поддерживающим свое биологическое существование за счет продукции естественной биосферы, и сделается автотрофным, независимым от биосферы» [20. с. 203-204]. Идея автотрофности преподносится Мамедовым в качестве един­ственной стратегии развития человечества и условием его перехода «в глобальную автотрофную цивилизацию».

Другие авторы автотрофность человечества считают даже одним из важнейших условий становления ноосферы. «Автотрофный характер производства, – пишет Г.В. Стадницкий, – одно из условий гармонизации отношений в сис­теме «природа–человек» при переходе биосферы в ноосферу» [21. с. 47].

Третьи авторы полагают, что автотрофное производство позволит сформировать и качественно новую среду обита­ния человека. Исходя из этого мнения, природная среда жизни человека будет «изменяться в широких пределах вплоть до полного преобразования геологической оболочки Земли и биосферы в целом» [22. с. 137]. В этой «преобразо­ванной» биосфере будут и другие физические и химические константы. А вот сможет ли человек адаптироваться к ним и существовать в такой биосфере? Ответ в работе не содер­жится.

Мы привели лишь некоторые суждения относительно идеи автотрофности человечества, но все они подаются как современный этап развития учения Вернадского о биосфе­ре и ее перехода в ноосферу. С этим нельзя согласиться. Здесь налицо прямое искажение представлений Вернадско­го по этому вопросу. Более того, суждения названных авто­ров не совсем соответствуют истинным положениям Вернад­ского об идее автотрофности. А как выражал Вернадский идею автотрофности человечества?

Не все в творчестве Вернадского является научно обосно­ванным и выраженным в форме объективной истины. Не­которые из высказанных им положений носят форму всего лишь размышлений. Именно в таком виде и выражена его идея автотрофности человечества. Она была изложена в ста­тье под таким названием и опубликована в 1925 г. на фран­цузском языке. На русском языке с некоторыми дополнени­ями она была переиздана в 1940 г. В данной статье Вернад­ский пишет о причинах ее появления. Среди них отмечает­ся усиление воздействия человека на биосферу и охватив­ший многие страны Европы голод. С целью решения пробле­мы обеспечения людей продовольствием и уменьшения не­гативного воздействия человека на биосферу Вернадский и ставил вопрос о возможности искусственного синтеза пищи. «Его создание, – писал он, – освободило бы человека от его зависимости от другого живого вещества. Из существа со­циально гетеротрофного он сделался бы существом социаль­но автотрофным» [17, с. 306].

Но далее он писал, что все его рассуждения о возможно­сти автотрофного бытия человека могут оказаться и «утопи­ческими», так как химический состав пищи из живых орга­низмов и синтезированной человеком будет качественно различным и человек не сможет питаться последней. И он делает вывод, что «зависимость человека от живого целого благодаря питанию определяет все его существование» [17, с. 298]. Еще более конкретно свою позицию относительно зависимости человека от всех других живых существ он вы­ражает и в последней прижизненной публикации («Несколь­ко слов о ноосфере», 1944). Здесь он пишет: «Человечество, как живое вещество, неразрывно связано с материально-энергетическими процессами определенной геологической оболочки Земли – с ее биосферой. Оно не может физически быть от нее независимым ни на одну минуту» [23, с. 309].

Можно только сожалеть, что современные приверженцы идеи автотрофности не считаются с приведенными и дру­гими положениями Вернадского. Именно поэтому их пред­ставления об автотрофности человечества и следует считать утопическими. Поскольку их суждения излагаются в науч­ной и учебной литературе, постольку все это затрудняет и усвоение научной концепции биосферы Вернадского.

Качественно иной характер ее понимания демонстриру­ет ученик и последователь Вернадского, выдающийся уче­ный XX в. Н.В. Тимофеев-Ресовский. Опираясь на идеи Вер­надского и данные научного знания второй половины этого века, он сформулировал основополагающие положения, касающиеся взаимоотношений человека и биосферы: «Биосфе­ра Земли формирует все окружение человека. И небрежное отношение к ней, подрыв ее правильной работы будет озна­чать не только подрыв пищевых ресурсов и целого ряда нуж­ного людям промышленного сырья, но подрыв газового и водного нашего окружения. В конечном счете люди без био­сферы или с плохо работающей биосферой не смогут вооб­ще существовать на Земле» [24, с. 387]. Он предложил стра­тегию коэволюции человека и биосферы. Тем самым Тимо­феев-Ресовский продемонстрировал подлинное развитие учения Вернадского о биосфере и характере взаимоотноше­ний человека с ней в новых условиях познания и развития биосферных процессов.

Заслуживает внимание и мысль Э. Ласло о взаимоотно­шении человека и биосферы. «Биосфера рождается в лоне Вселенной, – пишет он, – а разум и сознание – в лоне био­сферы. Все взаимосвязано. Нет ничего, что было бы неза­висимо от любого другого элемента. Наше тело – часть био­сферы, и оно резонирует с планетарной сетью жизни. Наш разум – часть нашего тела и находится в контакте с други­ми разумами, а также с биосферой» [7, с. 140-141].

Столь же критической оценки заслуживают и авторы, ко­торые пытаются «развить» положения Вернадского о нача­ле и вечности жизни на Земле. Но нынешним сторонникам идей вечности жизни на Земле необходимо более вниматель­но читать работы Вернадского, особенно по проблеме эво­люции Земли и биосферы, соотносить изложенные там по­ложения с данными современного научного знания. Только на таком пути возможно и подлинное развитие идей Вернад­ского о биосфере.

Мы отметили характер восприятия биосферных пред­ставлений Вернадского в науке XX в. и основные направле­ния их практического использования, конкретизации и раз­вития его последователями. Пристальное внимание ученых к представлениям Вернадского диктовалось не только чисто научными и познавательными целями, но и потребностями разработки стратегии отношения человека и общества к природе. Именно это обуславливает и наш сегодняшний интерес к творчеству великого ученого. Научную значи­мость представлений Вернадского о биосферных процессах, возможности человека управлять ими, востребованность этих идей для формирования долгосрочных программ социо-природного развития следует раскрывать учащимся и сту­дентам.

Литература

1.  Вернадский В.И. Биосфера и ноосфера. М., 1989.

2.  Хатчинсон Дж. Биосфера // Биосфера. М., 1972.

3.  Одум Ю. Экология: В 2 т. М., 1986. Т. 1.

4.  Рамад Ф. Основы прикладной экологии: Воздействие человека на биосферу. Л., 1981.

5.  Вальтер Г. Общая геоботаника. М., 1982.

6.  Полунин Н., Гриневалъд Ж. Биосфера и Вернадский // Вест­ник РАН. 1993. №2.

7. Концепция перехода Российской Федерации к устойчивому развитию // Данилов-Данильян В.И., Лосев К.С. Экологический вызов и устойчивое развитие. М., 2000.

8.  Ласло Э. Макросдвиг: (К устойчивости мира курсом перемен). М., 2004.

9.  Мюллер Р. О сознании и глобальном кризисе // Ласло Э. Макросдвиг. М., 2004.

10.       Аллен Дж., Нельсон М. Космические биосферы. М., 1991.

11.   Вернадский В.И. Химическое строение биосферы Земли и ее окружения. М., 2001.

12.   Риклефс Р. Основы общей экологии. М., 1979.

13.   Дрё Ф. Экология. М., 1976.

14.   Сукачев В.Н. Структура биогеоценозов и их динамика // Структура и формы материи. М.. 1967.

15.    Сукачев В.Н. Биогеоценология и ее современные задачи // Журнал общей биологии. 1967. № 5.

16.    Шварц С.С. Эволюция и биосфера // Проблемы биогеоценологии. М., 1973.

17.    Вернадский В.И. Живое вещество и биосфера. М., 1994

18.    Богатырев Л.Г. и др. О некоторых тенденциях в изучении биосферы // Экология. 2004. № 1.

19.    Горшков В.В. и др. Биотическая регуляция окружающей среды // Экология. 1999. № 2.

20.    Мамедов Н.М. Основы социальной экологии. М., 2003.

21.    Стадницкий Г.В. Экология. СПб., 1999.

22.      Олейников Ю.В. Экологические альтернативы НТР. М.,1987.

23.      Вернадский В.И. Труды по философии естествознания. М., 2000

24. Тимофеев-Ресовский Н.В. Воспоминания. М., 2000.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Прошли десятилетия после завершения земной жизни В. И. Вернадского, но продолжается жизнь его научных идей. Они определили развитие многих направлений естествознания XX в. Не потеряли они своего значения и для начавше­гося XXI в. В наши дни в научном наследии великого русского ученого и мыслителя видится гораздо больше того, что видели в нем его современники. Эта особенность наследия всех именитых ученых. Творческое наследие Вернадского не является в этом плане исключением.

Современникам Вернадского было трудно оценить мес­то и роль его учения о биосфере в системе научного знания и социальной практики. Видимо, то время, в какое они жили и творил Вернадский, не позволяло осознать и предвидеть значение этого учения. Теоретическая и практическая зна­чимость данного учения выявилась только тогда, когда вза­имоотношения человека и общества с природой пришли к состоянию крайнего напряжения и встал вопрос о их даль­нейшем существовании.

Именно в современных условиях обнаружилось все зна­чение представлений Вернадского о биосфере и ноосфере в решении задач оптимизации социоприродного взаимодей­ствия и определения стратегии дальнейшего бытия и раз­вития природного и социального мира. Вот почему к этим представлениям, выявлению их сущности и роли в решении отмеченных задач обращают свой взор не только предста­вители научного знания, но и политики. В настоящее время биосферные и ноосферные идеи Вернадского становятся теоретической основой долгосрочных программ социально-экологического развития как отдельных стран, так и всего мирового сообщества.

Обнаруживается значимость и многих философских идей Вернадского. Хотя философом Вернадский себя и не считал, но в процессе постижения природы, ее целостности и закономерностей эволюции он осознавал, что без философ­ских обобщений ему не обойтись. Поэтому в отдельных его философских работах и научных трудах мы встречаем весь­ма значимые мысли о роли философии в развитии научного знания. Его положения и выводы относительно методологи­ческих оснований научного знания долгое время не были предметом анализа исследователей, хотя и такие вопросы его интересовали. Причем не только в чисто духовном плане.

В.И. Вернадский считал философию, ее принципы и по­ложения чрезвычайно важным фактором развития науки. Он сам прекрасно знал историю философии. В его трудах упоминаются мысли и положения всех виднейших пред­ставителей философии - от Конфуция до философов начала XX в. Он демонстрирует знания и философии своего времени. Мы отмечали его оценки «философии холизма» Я. Смэтса, Вернадский обращался и к «философии организма» А.Уайтхеда, так как ее положения открывают, по его мнению, «лю­бопытные подходы» в науке. Импонировала ему и идея X. Ортега-и-Гассета о народных массах как социальной силы на исторической арене. Она нашла свое воплощение в поло­жениях Вернадского о роли трудящихся масс в переводе био­сферы в ноосферу и созидании ноосферы. Но особенно вы­соко им ценилась философская концепция времени А. Бергсона. Она использовалась Вернадским при обосновании им теоретической модели пространственно-временной структу­ры мира.

Перечень видных философов, идеи и концепции которых были предметом внимания Вернадского, можно продолжить и дальше. Но мы ограничимся вышеперечисленными. Сле­дует только отметить, что до последних дней своей жизни он следил за ходом развития философской мысли. Все это только подтверждает вывод о многогранности интересов Вернадского, неразрывности философских и научных сто­рон в его творчестве.

Для Вернадского философия была не только предметом осмысления и духовных исканий, но и тем лучом, который направлял его мысль на решение проблем научного знания. Именно благодаря сочетанию научного и философского творчества ему удалось определить стратегию многих областей естествознания, особенно тех, которые он сам заложил и развивал.

Наше обращение к анализу некоторых аспектов научного и философского творчества Вернадского – всего лишь первый шаг к постижению огромного кладезя его мыслей и идей для современных философов. Изучение творчества Вернад­ского в области философии и методологии науки будет спо­собствовать выявлению новых источников приращения фи­лософского знания. Так, его мысли о саморегуляции и орга­низованности биосферы, возможностях человека управлять ее процессами могут стать теоретической основой для кон­кретизации и расширения предметной области использова­ния синергетической парадигмы. Ведь в настоящее время эта парадигма распространяется на исследование узкого круга природных и социальных систем. А вот выявление синергетических закономерностей в такой системе, как био­сфера, или системе «общество–природа» будет содействовать утверждению подлинной универсальности синергетической парадигмы. На наш взгляд, данный вопрос – всего лишь одно из перспективных направлений исследования методологи­ческих основ современного научного знания. Анализ научного и философского творчества Вернадского позволит вы­явить и другие перспективные направления философских исследований.

При этом важным будет и то, если их результаты найдут свое применение в учебной работе со студентами и аспиран­тами. Современные курсы социальной экологии, философии и методологии науки, да и всей философии, будут суще­ственно подкрепляться и конкретизироваться полученными в ходе таких исследований знаниями. Их включение в учеб­ный процесс – это одно из условий повышения образован­ности современных специалистов и молодых ученых, фор­мирования у них ноосферного мышления.