Ключников С. Ю.

ПРОВОЗВЕСТНИЦА ЭПОХИ ОГНЯ

(Повесть-исследование о Е.И.Рерих)

 

СОДЕРЖАНИЕ

Введение

Глава 1. Первый зов

Начало пути

Город юности

Встреча с Николаем Рерихом

Первые годы после замужества

Глава 2. Прикосновение вечности

Восточный "магнит"

Восток в "русской идее"

Весть Шамбалы

"...И жар божественных видений"

Глава 3. Годы странствий

Карельский период

Новый Свет

Трансгималайское путешествие

Московская миссия

Алтай

Снова в пути

Глава 4. Белая Индия

Кулу

Мир горний

Огненное откровение

Испитие чаши с ядом

Глава 5. Ступени бессмертия

Перед войной

Дар предвидения

Война

Калимпонг

Феномен личности

* * *

Наиболее трудные, кризисные и драматические периоды в истории человечества почти всегда были ознаменованы появлением высоких духовных учений, откровений и провозвестий. Эти откровения не отрицали полностью предыдущих религиозных и нравственно-философских истин, но наполняли их новыми импульсами, придавая им более глубокое содержание, созвучное изменившейся эпохе. Пришедшие вслед за ветхозаветной мудростью заповеди Христа не отменили ее, но вывели из плоскос­ти воздаяния на более высокий план любви и тем помогли исполниться глубинному закону бытия. В точности так же буддийское учение, заставившее потесниться брахманизм, утративший к тому времени живой эволюционный дух, не отвергло его идеи, но вдохнуло в них свежую энергию. Преемственность каждого нового учения по отношению к предыдущему выражалась в наличии единого круга идей, а также в общности источника и представлений о будущем. Все они говорили о высоком наз­начении человека, связанном с его восхождением к духовным мирам, постижением невидимых сфер вселенной и реализацией закона божественной любви. Учителя и провозвестники новых религий часто указывали на единый с предшествующим уче­нием источник провозглашаемых знаний и называли его Абсолютом, Отцом или Не­бесной Иерархией. Все они очень сурово оценивали свои эпохи и говорили о нравственном кризисе человечества, погрязшего в гордыне и своекорыстии. Они сходились также в оценке, перспектив, ждущих планету: зло должно погибнуть, добро - расцвести, и мрачная эпоха тьмы и заблуждений смениться эрой торжест­ва истины, света и красоты. Провозвестие, возвещенное в XX веке - Учение Жи­вой Этики (Агни Йоги), связанное нитями преемственности и с восточными рели­гиями, и с христианством, назвало эту эпоху "Эрой Огня".

Символ "огня" как очищающей и высветляющей божественной силы прошел сквозь все религии мира. Достаточно вспомнить библейское определение: "Бог есть огнь поядающий" или высокую патетику Вед, зороастризма, ислама, алхимии, повеству­ющих об огне, который лежит в основании вселенной. Агни Йога рассматривает этот огонь как энергию, разлитую в каждом атоме космоса и сконцентрированную в человеке. В настоящий момент, когда и экологическая, и нравственная атмос­фера на планете достигли максимально критического состояния, естественная ре­акция космоса проявляется в огненном воздействии на Землю, в приближении кос­мических очищающих энергий. Сегодняшнее состояние Земли в Агни Йоге уподобле­но тяжелой болезни, огненное воздействие и реакция космоса - хирургической операции, в результате которой будут сохранены здоровые органы и удалены больные. Энергия огня призвана остановить на планете разрушительные тенденции и очистить ее от всех видов накопившихся за долгую историю человечества зла и дисгармонии, начиная от агрессивной эгоистической психологии и кончая техно­генными проявлениями. Агни Йога утверждает, что будучи сознательно восприня­той человеком огненная энергия превращается в духовную силу, энергетически обеспечивающую процесс эволюции.

Эти кажущиеся неискушенному человеку фантастическими знания о космическом огне и возможных в связи с его приближением планетных катастрофах с древней­ших времен хранились в тайне. Они так и назывались эзотерическими, то есть тайными, известными лишь небольшому числу посвященных. Сокровенная духовная традиция утверждает, что существовали специальные центры, ашрамы, школы, не только хранившие эти знания, но и стремящиеся содействовать эволюции челове­ческого сознания народов, наций и всей планеты. Главный центр и средоточие этих эзотерических знаний, являющийся родиной огненной йоги, носит на Востоке имя священной Шамбалы.

Согласно мистическим учениям Индии и Тибета, Шамбала - это одно из самых высоких и почитаемых понятий Азии, в котором воплотилась мечта человечества о возможности существования Добра, Истины и Красоты на Земле. Однако те же уче­ния утверждают, что Шамбалу нельзя считать одной лишь мечтой-она представляет собой реальный духовный центр планеты, расположенный в Гималаях и существую­щий там с незапамятных времен. Здесь, в удаленном от цивилизации горном реги­оне, находится община Великих Учителей Востока - Гималайских Махатм (что зна­чит в переводе - "великие души"), а также их ближайших учеников и сотрудни­ков.

Агни Йога утверждает, что все мировые откровения, религии и учения, а так­же приходившие на землю учителя, апостолы и пророки зримо и незримо были свя­заны с Шамбалой. Являясь неприступной твердыней, надежно защищенной от злой воли и пустого любопытства, Шамбала не является недосягаемой для чистого че­ловеческого сердца. Путь в Шамбалу и установление связи с нею необходимо, по словам Учения, искать не столько в географической области, сколько в духовной сфере. Он начинается с устремления к красоте, с желания постичь высшие истины бытия и зов к свету, звучащий в глубине сердца. Если зов к совершенству ста­новится ведущим началом человеческой деятельности, а заветы Учения реализова­ны в системе конкретных поступков, называемой судьбою, то человек становится сотрудником Великих Учителей. При условии полной самоотверженности служения это сотрудничество постепенно восходят на более высокий уровень, и тогда че­ловек может рассчитывать на установление прямых контактов со Старшими Брать­ями человечества, Гималайскими Махатмами. Иначе говоря, он становится, сог­ласно Агни Йоге, учеником Белого Братства-содружества сил Света, простираю­щихся от земли в космическую беспредельность.

В процессе превращения обычного человека в сотрудника и ученика Белого Братства, способного исполнить ответственную Миссию, участвуют обе стороны: и сам человек, выбирающий Великих Учителей в качестве главных путеводных мая­ков, и Великие Учителя. Стремясь ускорить человеческую эволюцию, Махатмы из­бирают наиболее продвинутых в духовном отношении и устремленных к совершенс­тву людей, во время ученичества помогают им подниматься по крутым ступеням познания, обучают их сокровенной науке жизни. Затем, когда их сознание созре­вает для высоких поручений, а истины прежних Учений извращаются человечест­вом, Учителя провозглашают через подобных учеников новое, соответствующее планетной ситуации Учение. Такое обнародованное через земных людей-посредни­ков Учение выглядит для людей понятнее и убедительнее, чем если бы Великие Учителя, в существовании которых человечество в большинстве случаев сомнева­ется, провозгласили его от своего имени. Агни Йога считает: подобный путь распространения Учения воплощает в себе важнейший эволюционный принцип наших дней - "руками и ногами человеческими", что весьма полезно для развития ду­ховной самостоятельности и находчивости учеников.

Роль ученика - посредника Великих Учителей, благодаря деятельности которо­го Учение появляется на свет, не следует отождествлять с ролью медиума, авто­матически регистрирующего идущие свыше откровения. Опубликованное Учение - результат совместного творчества Учителя и ученика, ибо Великие Учителя могут дать только ту часть хранимой ими истины, которую способен воспринять чело­век. Кроме того, ученику из всего объема полученных знаний доверяется сделать отбор материала, наиболее необходимого в настоящий момент людям и подлежащего публикации. Потому ученика, взявшегося осуществить труднейший подвиг глашатая учения, по праву можно считать соавтором Учителей, дающих человечеству Уче­ние. Задача, стоящая перед подобным учеником, не ограничивается необходи­мостью провозгласить обновленную Истину, но предполагает, чтобы глашатай сам был столпом Учения, подтверждающим высоту огненного завета собственной жизнью. Те из учеников, кому удается выполнение столь высоких миссий, навсег­да вписывают свое имя в Пантеон мировой духовной культуры.

Такие подвижники, имеющие не только национальное, но и всемирное значение, были и в России. О жизни и личности одной из самых великих дочерей отечества, возвестившей наступление Эры Огня, наш рассказ.

Глава 1

ПЕРВЫЙ ЗОВ

"Жизнь полна зова, огонь приводит к вершинам тайн".

Листы сада Мории

НАЧАЛО ПУТИ

Вся наша страна знает имя Николая Константиновича Рериха - крупнейшего ху­дожника, мыслителя, ученого, археолога, путешественника, общественного деяте­ля, горячего патриота отечества. Большим уважением в Советском Союзе пользу­ются имена его сыновей - Юрия и Святослава. Явление всей семьи Рерихов ви­це-президент Общества советско-индийской дружбы Е.П.Челышев назвал "уникаль­ным явлением в мировой культуре". Справедливо высказывание биографа художника

П.Ф.Беликова о том, что "само имя Рерих давно уже приобрело собирательный ха­рактер". Однако жизнь и деятельность жены Николая Константиновича - Елены Ивановны до самого последнего времени оставались в тени, да и само ее имя, за исключением отдельных упоминаний в нашей печати, по сути дела было неизвестно широкой общественности. Даже сейчас, в эпоху гласности, разрешившей открытие любых имен, когда в свет вышли некоторые из ее работ и статьи, посвященные ее жизни и творчеству, до сих пор нет публикаций, подробно воссоздающих судьбу и системно рассматривающих наследие этой замечательной женщины. Очень хорошо необходимость подобных публикаций выразил еще сам Николай Константинович в своем очерке "Великий облик", посвященном жене:

"...сколько прекрасных, истинно великих обликов проходит в поучение чело­вечеству вовсе не в каких-то седых веках, но тут, совсем близко. Казалось бы, эти облики своей осязаемостью и реальностью должны бы еще более воодушевлять многих. Но это случается редко.

И не только в каких-то официальных представительных должностях, но в скромной жизни сияют незабываемые, вдохновляющие облики. И лишь немногие по­нимают все их глубокое значение для человечества. Когда-то и как-то эти весы справедливости придут в равновесие, но все же странно, что люди сравнительно мало пользуются тем, что уже им предоставлено, щедро дано и могло бы быть ши­роко использовано".

Духовное лидерство и ведущую роль Елены Ивановны в семье не раз подчерки­вали и сыновья, и сам художник, посвятивший ей картину с одноименным названи­ем - "Ведущая". Это лидерство было связано с тем, что Е.И.Рерих была выдаю­щимся русским мыслителем XX века, еще не оцененным в полной мере; мыслителем особого подвижнического склада, сумевшим осуществить в своей философии духов­ный синтез. Ее главный жизненный и нравственный подвиг состоял в умении восп­ринять и донести до человечества сокровенное Учение Востока и Гималайских Ма­хатм, соединив его с современными научными достижениями Запада. Четырнадцать книг этого нового Учения - Живой Этики, или Агни Йоги, навсегда обессмертили имя Елены Ивановны Рерих, хотя ее фамилия намеренно не ставилась на титульных листах томов. Убежденная сторонница принципа анонимности в творчестве, она считала, что океан восточной мудрости, излагаемой в Учении через посредни­ка-ученика (к таким посредникам она относила себя), не должен носить характер личного авторства и является общечеловеческим достоянием.

Книги Живой Этики, издаваемые в 20-30-е годы в Риге и в Западной Европе на русском языке, получили широкое распространение. Они были переведены с русс­кого на многие европейские языки. Во всем мире, от Соединенных Штатов Америки до Японии, созданы общества по изучению основ Живой Этики. Советскому читате­лю книги Учения становятся известными лишь в самые последние годы.

Писать о Елене Ивановне трудно, во-первых, потому, что сведений о ней сох­ранилось очень мало * (она всегда избегала всяческой шумихи вокруг себя, стремясь оставаться в тени), а во-вторых, потому, что ее судьба, заставляющая переосмысливать сегодняшнее назначение женщины, по масштабу дерзновений и свершений не вмещается в размер обыденных представлений. В этой судьбе было все: и богатые внешние события - энергичные творческие свершения в самых раз­личных областях, множество встреч с разнообразными человеческими судьбами, яркие путешествия, география которых охватывала несколько континентов, и не менее яркие путешествия мысли по неизвестным для большинства людей духовным сферам и культурам и, наконец, внутренняя жизнь великой интенсивности и пол­ноты.

* Среди немногочисленных источников нельзя не выделить превосходный, но, к сожалению, до сих пор неопубликованный труд П.Беликова "Семья Рерихов" (опыт духовной биографии).

12 февраля 1879 года в Петербурге в дворянской семье Шапошниковых родилась дочь, названная родителями Еленой, что, как известно, в переводе с греческого означает зажженный факел, свет, огонь. (Кстати, дальнейшие биографические со­бытия подтвердили иногда проявляющуюся тонкую закономерность между именем и сущностью человека, ибо вся жизнь Елены Ивановны, и в прямом, и в переносном смысле связанная с огнем, была озарена высоким пламенем служения людям.) Отец девочки, Иван Иванович Шапошников, предок которого был бургомистром Риги еще при Петре Первом, окончил Академию Художеств и, постепенно поднимаясь по слу­жебной лестнице, стал академиком архитектуры. Мать Елены, Екатерина Васильев­на, принадлежала к старинному роду Голенищевых-Кутузовых, восходящему к Нов­городу XIII века. К наиболее ярким и заметным представителям рода принадлежа­ли великий русский полководец Михаил Илларионович Голенищев-Кутузов (двоюрод­ный дед Елены Ивановны), дочь полководца Екатерина Михайловна (в замужестве Хитрово), известная как друг Пушкина и хозяйка блистательного литературного салона, популярный поэт конца XIX века Арсений Аркадьевич Голенищев-Кутузов и, наконец, гениальный русский композитор Модест Петрович Мусоргский (двою­родный дядя Е.И.Рерих).

Конечно, столь богатый генетический потенциал, духовные и культурные тра­диции рода не могли не отметить юную душу Елены Шапошниковой печатью одухот­воренности и разнообразными творческими наклонностями. Рассматривая самые ранние годы жизни Елены Ивановны (хотя о них известно очень мало), можно ви­деть, что уже тогда в ее душе и характере, словно в зерне, были заложены мно­гие наклонности и силы, которые впоследствии столь блестяще проявились и расцвели. Как писал о ней П.Ф.Беликов, "известно, что росла она живым и лю­бознательным ребенком". Эта любознательность, помноженная на самостоятель­ность и целеустремленность при овладении новыми областями знаний, позволила ей с детства читать серьезные, "взрослые" книги художественного, историческо­го и духовно-философского характера, свободно говорить на четырех иностранных языках, прекрасно играть на фортепиано. С малых лет ей был присущ дар распоз­навания людей и примирения конфликтов. Известно также (и это подтверждает

С.Н.Рерих), что она от рождения была одарена многими способностями, которые нередко относят к области "сверхъестественных сил" - ясновидением и яснослы­шанием. Свойство ощущать тонкие токи бытия проявилось у Елены в виде обост­ренного восприятия мировой истории, в зрелые годы ставшего почти пророческим. Уже на склоне лет, пройдя путь тяжелейших исторических испытаний XX века, она сама признавалась, что "от раннего детства находилась под гнетом предчувствия мировой катастрофы".

Ближайшими родственниками семьи Шапошниковых, в обществе которых с раннего детства и до замужества Елена Ивановна провела немало времени, были семьи родных сестер Екатерины Васильевны - Евдокии, Людмилы и Анастасии. Все четыре сестры были дружны с Мусоргским, который шутливо называл их "Додонский, Лю­донский, Катонский, Стасенский". Разговоры о Мусоргском, воспоминания о всег­да интересных и веселых вечерах с ним среди Голенищевых-Кутузовых велись пос­тоянно и постепенно стали семейной легендой, притягивающей юную Елену Иванов­ну к миру музыки. Она часто посещает дом своей тетки Екатерины Васильевны, напоминавший, по свидетельствам современников, дом Ростовых в "Войне и мире" Льва Толстого. Екатерина Васильевна, окончившая Петербургскую консерваторию по классу пения, а затем выступавшая в Мариинском театре, с удовольствием стремилась передать свои знания и опыт детям родственников, в общении с кото­рыми прошли детские и отроческие годы Елены Шапошниковой. Музицирование, праздники, участие в устроении домашних спектаклей, новогодние елки и летние поездки на дачу - словом, золотая атмосфера дворянского детства с его сгущен­ной культурностью, великолепно выраженная Блоком.

Одной примечательной особенностью Елены Ивановны уже с детства была ее роль скрытого лидера среди сверстников: в случае конфликтов и ссор друзья шли к девочке за советами и помощью. И почти всегда ей удавалось вовремя найден­ным словом примирения погасить детскую вражду.

Свое образование, качеством которого восхищались впоследствии многие оте­чественные и зарубежные сотрудники Рерихов, Елена Шапошникова начала с Мари­инской женской гимназии. Учение давалось девочке легко. В сохранившейся в ар­хивах выпускной ведомости об успехах и поведении учениц 1-го (т. е. последне­го, заключительного) класса гимназии за 1895 год преобладают отличные отмет­ки. Гимназия была окончена Еленой в 16-летнем возрасте с золотой медалью. Хо­тя столичное гимназическое образование давало знания на исключительно высоком уровне *, целеустремленная и любознательная девушка много занималась самосто­ятельно. Она была прекрасно начитанна, хорошо знала русскую и европейскую ли­тературу, погружалась в изучение истории религии и философии, пробовала себя в искусствах - с увлечением рисовала и продолжала, как сама, так и с помощью частных педагогов, начатые с малых лет музыкальные занятия. Дарование Елены в музыке было столь ярким, что домашние и учителя прочили ей блестящее будущее в фортепианном исполнительстве.

По завершении гимназического образования Елена Шапошникова поступает в Санкт-Петербургскую музыкальную школу. Директором школы был выпускник столич­ной консерватории, профессор игры на фортепиано И.А.Боровка. Приметная фигура тогдашней музыкальной жизни Петербурга, учившийся у таких крупных музыкантов, как Ф.О.Лешетицкий (в свою очередь, ученик знаменитого Черни в Вене) и

Ю.И.Иогансен, он долгое время работал в консерватории, но затем после конф­ликта с тогдашним ее ректором Рубинштейном уволился и основал свою частную музыкальную школу, просуществовавшую четверть века, вплоть до Февральской ре­волюции. Боровка лично занимался с молодой одаренной пианисткой. Школа имела солидный штат преподавателей и насыщенную учебную программу, включавшую в се­бя помимо музыкальных предметов - оперы, истории музыки, пения, всего комп­лекса фортепианных дисциплин - еще классы эстетики, танцы, лирическую декла­мацию, итальянский и английский языки. Учащиеся школы давали симфонические концерты, проводили в зимнем зале школы оперные спектакли, литературно-музы­кальные вечера. Это делалось как в обычном порядке отчета и пробы сил перед публикой, так и, по свидетельству документов, "в пользу населения местностей, пострадавших от неурожая". Без сомнения, такая творческая концертная деятель­ность помогла оформиться музыкальному дарованию Елены и развивала ее лучшие человеческие качества.

* Современные американские ученые, недавно обобщившие весь опыт мировой педагогики, пришли к выводу, что наиболее качественно обучение было поставле­но в русской гимназии.

Девушка с увлечением занималась в музыкальной школе. Упорный труд и напря­жение иногда увенчивались творческими озарениями. Природное свойство Елены Шапошниковой - склонность к необычным психологическим переживаниям, приливам вдохновения, высоким экстатическим состояниям - чаще всего проявлялось во время музыкальных занятий. Об одном из таких случаев она сама рассказала че­рез много лет:

"Однажды мне предстоял публичный экзамен, и я должна была исполнить нес­колько музыкальных произведений, в том числе прелюдию и фугу Баха. Но семей­ные обстоятельства так сложились, что я не смогла разучить самое трудное, именно, фугу Баха. Оставался всего один день до экзамена. В отчаянии я села за рояль, зная отлично, что в один день разучить и выучить наизусть Баха не­мыслимо, но все же решила сделать все, что в моих силах. Проиграв несколько раз по нотам, я решила испробовать насколько я могла запомнить, и тут сверши­лось чудо - вся фуга встала четко передо мною, и мои пальцы как бы сами захо­дили по клавишам, и от начала до конца, без единой ошибки, и с необычайным воодушевлением я проиграла и прелюдию, и фугу. Но помимо необычности такого мгновенного заучивания, когда я исполняла эту фугу на экзамене перед целым конклавом профессоров, я снова исполнилась особого вдохновения и удостоилась восторженного приветствия со стороны профессоров".

После окончания школы, одной из главных задач которой было выявление наи­более талантливых претендентов на получение высшего музыкального образования, Елена Шапошникова собиралась поступать в Петербургскую консерваторию.

ГОРОД ЮНОСТИ

Человек развивается, слагается как личность не только в "малом", "семей­ном", мире (родные, близкие, друзья), но также в "среднем", "географическом" (улица, город, местность) и, наконец, в "большом", "историческом" (время, эпоха). Все эти три мира, пересекаясь в точке человеческого сознания, форми­руют и пробуждают к жизни его индивидуальность. Первые тридцать семь лет жиз­ни Елены Ивановны (до 1916 года) были связаны с Петербургом.

Таинственный, "мистический" Петербург, бесстрашной волей царя-реформатора воздвигнутый на болотистом пустынном берегу Невы, имел, по мнению большинства его жителей, два лика, что и отразилось в противоречивых оценках современни­ков. Пушкинское "Петра творенье", его "строгий, стройный вид", "странно-пош­лый мир" Аполлона Григорьева, гоголевский "гром и блеск" Невского, которому - "не верьте!", ибо "все обман, все мечта, все не то, что кажется", горячечный, преступный, жалкий и великий Петербург Достоевского, блоковские "кабаки, пе­реулки, извивы, электрический сон наяву"... Есть свидетельства, что Елена Ивановна, по натуре всегда устремленная в будущее, через много-много лет, уже находясь в Индии, мысленно с любовью возвращалась в родной город, где прошла первая половина жизни. Есть все основания думать, что так же, как у Гоголя, Достоевского, Блока, Андрея Белого, был свой Петербург и у Е.И.Рерих. Навер­ное, он виделся ей средоточием российской культуры и отечественных контрастов "дна", утонченного дворянского величия и русской дремотной тайны, казался столпом державной мощи и окном не только в Европу, но и в остальной огромный мир. зовущий к познанию и путешествиям.

Шапошниковы долго жили на улице Разъезжей, 23/30, а затем с 1899 года пос­ле смерти Ивана Ивановича, к которому Елена была очень близка, - на Лиговке, 19/38. Оба адреса находились неподалеку от Николаевского (ныне Московского) вокзала, откуда Елена Ивановна летом ездила на дачу в Бологое к родственни­кам. Дом на Разъезжей находился в довольно мрачном районе столицы, который принято считать Петербургом Достоевского. Можно только удивляться, как Елена Шапошникова, проведя детство, отрочество и юность в давящей атмосфере камен­ных дворов, лишенных зелени и простора, сформировалась при этом жизнерадост­ным, гармоничным и во всех смыслах здоровым человеком. По-видимому, она умела восполнять свою потребность в красоте и гармонии в других привлекательных для нее местах Петербурга. И одним из таких мест, весьма насыщенных в истори­ко-культурном и эстетическом плане, наверняка была Музыкальная школа, нахо­дившаяся в самом центре города в доме графа Зубова по адресу: Невский прос­пект, 16. Буквально рядом со школой находилась знаменитая кондитерская Вольфа и Беранже, где 27 января 1837 года перед роковой дуэлью произошла встреча Пушкина со своим секундантом Данзасом. Неподалеку от Невского, 16 в здании голландской церкви размещалась редакция журнала "Отечественные записки". А напротив школы сиял своей красотой Строгановский дворец. Сама школа находи­лась в здании с очень интересной судьбой. Многие учреждения культуры арендо­вали его помещения. Посещая школьные музыкальные занятия, Елена Шапошникова вплоть до их завершения летом 1901 года могла быть на мероприятиях таких ор­ганизаций, как Музыкально-историческое общество графа А.Д.Шереметьева, Петер­бургское общество музыкальных собраний, членами которого состояли А.К.Глазу­нов и Н.А.Римский-Корсаков, Литературно-художественный кружок имени Я.П.По­лонского, возглавляемый вдовой поэта, а также знаменитым адвокатом А.Ф.Кони.

Но, может быть, наиболее интересным фактом в истории "музыкального дома" на Невском * было то, что здесь с 1898 по 1904 год проводились знаменитые еженедельные "Беляевские вечера". Не вызывает сомнений, что Елена Шапошникова хотя бы иногда ходила на эти известные всему Петербургу музыкальные мероприя­тия, проходившие в том же доме, где она несколько лет училась. Самое удиви­тельное состоит в другом. В любой более или менее подробной биографии Н.К.Ре­риха засвидетельствован факт его посещений в годы юности вечеров, проводимых Митрофаном Петровичем Беляевым, крупным отечественным промышленником и музы­кальным меценатом. Иными словами, и Николай Константинович, и Елена Ивановна примерно в одно и то же время посещали этот музыкальный салон еще до знакомс­тва друг с другом. Может быть, привлеченные таинственным магнитом судьбы, они не раз сидели в одном зале, не подозревая, что рядом находится человек, кото­рый вскоре станет самым близким на земле.

* Об этом подробно говорится в статье А.Н.Чесноковой в журнале "Ленинг­радская панорама", 1988, № 8.

Так в сердце юной Елены Ивановны постепенно входили живительные токи оте­чественной истории и культуры. Думается, что Петербург наложил отпечаток сво­ей двойственной природы (где сплелись жесткие черты тяжелой, подавляющей че­ловека державности и одновременно призрачной, словно вобравшей отсвет белых ночей ирреальности) и на чуткую душу Елены Шапошниковой. Не потому ли она уже с ранних лет стремилась к познанию тайн мира, к области загадочного и неиз­вестного и в то же время умела воспринимать жизнь и людей такими, какие они есть, ясно и трезво?

Время личностного формирования Елены Ивановны приходилось на последние два десятилетия XIX века. Эти годы в России, словно пронизанные отзвуком траги­ческого выстрела, прервавшего жизнь царя-освободителя, и совпавшие по времени со сроком царствования Александра III, несмотря на хрестоматийное их опреде­ление как эпохи реакции, были годами вызревания в духовном самосознании ин­теллигенции нового миропонимания с его последующей грандиозной переоценкой ценностей. Старая русская классическая культура начинает все больше оттес­няться новыми формами сознания, где частнопредпринимательские инстинкты при­чудливо смешиваются с различными поветриями декаданса. Грозовое ожидание пе­ремен и предощущение начала конца, что называется, носилось в воздухе, и Еле­на Ивановна, остро чувствуя его всем существом, внутренне все дальше отходит от господствующих ценностей своего круга. Однако родственники девушки, в осо­бенности те из них, что принадлежали к высшему петербургскому свету, были весьма далеки от всяческого предчувствия грядущего переустройства мира. Круг общения князя Путятина - мужа тетки Елены Евдокии Васильевны (в их доме де­вушка проводила многие вечера), хотя и включал в себя людей искусства, но в большей степени здесь преобладали титулованные аристократы, банкиры, промыш­ленники и землевладельцы - среда, где ценности светские явно предпочитались духовным. Поэтому непросто было юному и живому сознанию познать зов высокого жизненного предназначения, пробиться к пониманию истинных ценностей и не заб­лудиться среди ложных. Во взаимоотношениях Елены со средой все больше накап­ливался тонкий, внешне малозаметный, но ощутимый внутренне разлад. Интенсив­ное самообразование, напряженные духовные искания углубляло его.

По достижении известного возраста девушке того круга, к которому принадле­жала Елена Ивановна, открывалась светская жизнь с балами, приемами и праздни­ками. Казалось бы, сама судьба подталкивала в накатанную колею "блистанья" и благополучия. Признанная красавица, Елена Шапошникова имела большой успех в свете и привлекала всеобщее внимание. Вот портрет ее тех лет, до замужества, нарисованный младшей современницей:

"Полная изящества, женственности, грации и какого-то внутреннего обаяния всего ее облика, она невольно притягивала к себе все взоры. У нее были рос­кошные светло-каштановые, с золотым отливом волосы и пышная прическа по моде того времени, прелестный небольшой ротик, жемчужные зубы и ямочки на щеках; когда она улыбалась, а улыбалась она часто, все лицо ее освещалось теплом и лаской. Но что было самое примечательное в ее лице-это ее глаза, темно-карие, почти черные, миндалевидные, продолговатые, как бывают у испанок, но с другим выражением. Это были лучезарные очи с длинными ресницами, как опахала, и нео­бычайно мягким, теплым, излучающим сияние взглядом.

В ней было какое-то очарование, шарм и необычайная женственность всего ее облика. Любила наряды, всегда по последней моде одетая, очень элегантная, но­сила серьги, ожерелья и вообще драгоценные украшения. В ней было сильно раз­вито чувство красоты, которой она всюду проявляла как своим внешним обликом, так и своим внутренним содержанием".

Восемнадцати-двадцатилетнюю Елену Шапошникову отмечали безупречные манеры, деликатность, такт, сдержанность, сочетавшаяся с общительностью. Ее мечта­тельность и романтический настрой нисколько не мешали четкому распознаванию жизненных обстоятельств, твердости в решениях и определенности в поступках. Среди ее черт следует отметить ясный ум, хорошо развитую логику, находчивость в конфликтных ситуациях, возрастающую способность к миротворчеству, проница­тельность в отношении людей, умение увидеть за их светской любезностью истин­ные пружины поведения. Одновременно с этим ей (погруженной в атмосферу об­щества, подспудно разъедаемого нарастающим нигилизмом и кризисом веры) уда­лось сберечь в себе веру в человека и основы духовной взаимопомощи. Постоян­но, с раннего детства мечтала она о создании женской общины сестер-подвижниц, которые могли бы бескорыстно служить людям.

Естественно, что магнит красоты и обаяния Елены Ивановны притягивал мно­гих: нередко ей делали предложения руки и сердца, сулившие очень выгодные партии. В свете было немало завистниц ее положению. Но она, хотя и отдавала светской жизни какую-то внешнюю дань и посещала балы, все же продолжала удив­лять окружающих и самостоятельностью, и видимым безрассудством поступков. Родные и знакомые были в большом недоумении, когда она отказала просившему ее руки блестящему молодому человеку, миллионеру и наследнику крупного пароходс­тва на Волге.

Действительно, духовные ориентиры Елены Ивановны уже в юности были столь высоки и серьезны, а предощущение служения иной задаче-столь явно, что светс­кие "магниты" не могли ее увлечь. Сказывался и юношеский романтизм. Современ­ники вспоминали, что она всегда имела вид "наблюдающей жизнь, ищущей чего-то другого, более вдохновенного, более глубокого содержания". Потому, по тем же воспоминаниям, "на балах она мало танцевала, больше сидела где-нибудь в конце зала", словно ожидая какой-то перемены или встречи. Но на самом деле не прос­тое томительное ожидание "новизны", но глубокая скрытая внутренняя работа-вот что определяло тогда ее душевное состояние. Николай Константинович впоследс­твии емко обозначил суть этого процесса: "среди шумного, казалось бы, развле­кающего обихода самосоздается глубокое, словно бы давно уже законченное миро­созерцание".

Замужество даже для мыслящей русской дворянки того времени было едва ли не единственным способом творческой самореализации. По словам тех, кто близки знал Елену Ивановну в годы молодости, она приняла серьезное жизненное реше­ние-выйти замуж за человека высокого художественного таланта, чтобы беско­рыстно служить ему и вдохновлять на великие цели. По светской логике такие мечты расценивались как утопия и блажь. Но Елена Ивановна подходила к жизни с совершенно иной логикой и. мерками. Через много лет в книге "Зов", открываю­щей серию Живой Этики, появились слова, которые с достаточной уверенностью можно отнести к облику юной Елены Ивановны:

"Когда девушка вечерами и ночами стремится принести пользу Миру, когда она мечтает о несказанном, прекрасном и высоком, далеко ли это от жизни? Если эти мечты прекрасны, не будет ли прекрасен и ответ на них?" Сумев пронести сквозь сутолоку столичного света свою прекрасную мечту о совместном служении Миру с близким по духу человеком, она дождалась ее исполнения.

Сегодня остается только гадать, как протекала самостоятельно проделанная Еленой Ивановной внутренняя работа к моменту встречи с художником. Ясно одно

- без этого большого душевного труда дальнейший совместный путь обоих Рерихов был бы затруднен. И что еще очень важно - противостояние Елены тонкому гнету среды, света, окружения никогда не было болезненным и надломным. Во всех сво­их поступках и духовных проявлениях она отличалась удивительной гармонич­ностью и цельностью облика. Именно эту внутреннюю складность и красоту ее ду­ши зорким взглядом живописца отметил Рерих, вскоре после знакомства назвавший ее Ладой.

ВСТРЕЧА С НИКОЛАЕМ РЕРИХОМ

Время летнего отдыха Елена Ивановна вместе с многочисленной родней обычно проводила в своем любимом месте-имении князя Путятина и Евдокии Васильевны, которое находилось в Бологом Новгородской губернии на берегу живописного озе­ра. Здесь в обществе двоюродных братьев и сестер она с удовольствием стряхи­вала с себя оцепенение петербургской зимы с ее сыростью и напряженным темпом жизни и впитывала целительные силы природы. И вот однажды, возвращаясь с про­гулки, она заметила в прихожей дома скромно одетого человека, дожидавшегося князя. Как оказалось, это был молодой, но уже известный в столичных художест­венных кругах живописец Николай Рерих, приехавший по делам раскопки курганов к Путятину, члену Петербургского археологического общества. Князь был в отъ­езде и задержался, поэтому художник, ожидая его, провел в усадьбе несколько дней. Вынужденная пауза оказалась решающей для судеб молодых людей. Время пролетело для Рериха в оживленном общении с Еленой Ивановной. Красота, тон­кость, ум и такт девушки произвели на него глубокое впечатление. Встречи и беседы оставляли пронзительное чувство внутреннего родства и общности устрем­лений. Художник был взволнован вниманием, проявленным новой знакомой к его творчеству и поискам, она же благодаря встрече обрела, наконец, долгожданный выход из "светского плена" в мир высокого искусства.

Дневник Рериха и сохранившаяся переписка доносят до нас многое из жизни и взаимоотношений Елены Ивановны и Николая Константиновича двухлетнего досва­дебного периода. Рождение любви редкой чистоты и взаимности, которая, пройдя через горнило многолетних испытаний и трудов, в зрелом возрасте стала еще бо­лее светлой и нерушимой, сопровождалось, однако, поначалу и колебаниями, и тревогами, и сомнениями. В первые месяцы знакомства, продолженного осенью в Петербурге, Рерих, дороживший своей творческой свободой, делает неспокойную запись в дневнике: "Сегодня была Е.И. в мастерской. Боюсь за себя - в ней очень много хорошего". Но чуть позже запись уже другой тональности: он приз­нается себе, что хочет видеть Елену Ивановну "как можно чаще".

В 1900 году, в известной анкете, предложенной ему сестрами Шнейдер, салон которых он посещал, на вопрос о самом любимом женском имени Николай Констан­тинович решительно называет имя "Елена". В том же году он делает избраннице своего сердца предложение и получает согласие.

Предполагаемый срок свадьбы пришлось отодвинуть на год - это было связано со смертью отца художника и необходимостью привести в порядок финансовые де­ла, а также с поездкой Рериха за границу для завершения художественного обра­зования. Вначале намечалось превратить эту поездку в совместное свадебное пу­тешествие. Счастливые молодые люди, не замыкаясь в сфере личных чувств, дума­ют о совместном будущем как о творческой взаимоподдержке. Художник пишет не­весте:

"Опять думал о нашем будущем заграничном житье и все более восторгаюсь им. Мы на покое укрепим нашу технику (имеется в виду живопись и игра на фортепиа­но. - С.К.), совместно проштудируем всю историю живописи и музыки, а также наиболее важные философии... И таким образом проработав год, мы вернемся до­мой во всеоружии, более близкие к выполнению нашей задачи..."

По тем же причинам, совместной поездки не получилось, и Рерих поехал за границу один.

В письмах из Парижа сквозит чувство тоски и тревоги, наполнявших сердце художника, разлученного с любимой. Ряд высказываний Николая Константиновича в письмах показывает, что он с самого начала своей безошибочной художнической интуицией почувствовал в незаурядной натуре невесты ту Ведущую, которой он в будущем за успешное духовное водительство посвятит картину, именно так и наз­ванную:

"Без Тебя не сдвинуть этих громад, висящих надо мною. Помнишь ли в сказ­ке... требовалась молитва чистой девушки, чтобы спасти кого-то откуда-то. Чистая женщина невидимой рукой ведет мужчину далеко".

"Как я горжусь, что Ты подала мне руку именно на этом слове "бороться"!"

"...Ты поведешь меня вперед!"

"Я верю, что Ты явилась, чтобы дать мне новые силы... и помочь в жизненной битве".

Приступы потери веры в свои силы, иногда посещавшие Елену Ивановну, имели исток не только в разлуке с любимым человеком, но и во влиянии родственников, называвших все планы совместного устройства жизни, построенные Рерихом, "нес­носными химерами". Они подвергали художника всевозможной критике, стараясь принизить его в глазах девушки. С целью помешать предстоящему браку они все активнее старались увлечь девушку круговертью светской жизни, усиленно внуша­ли ей, что она не более чем женщина и потому должна следовать примеру окружа­ющих дам. Улавливая отголоски этих влияний в ее письмах, Рерих старался вдох­нуть в нее уверенность в высоком предназначении, о котором она пока еще смут­но догадывалась. Он писал ей:

"...Для наших успехов мы сами не должны считать себя заурядными людь­ми,-тогда пропадет смелость и уверенность, а без этих качеств никакого города не возьмешь... По счастью, мой обыденный человек, дух еще царит над практикой и до той поры и думать не смей о своей обыденности, и думай сколько разнооб­разных счастливых чувствований можешь ты дать человеку и среди общей радости создать и свою".

Было бы не слишком правильным идеализировать духовную прозорливость моло­дых людей, каждый из которых к моменту встречи прошел известную часть пути к постижению законов бытия самостоятельно. Не стоит приписывать юной Елене Ша­пошниковой строгий трудовой образ жизни, просветленную мудрость и другие уже зрелые ее качества. В ранний период были и "девичья рассеянность" ("забрасы­вание музыки"), за что упрекал невесту художник, и чувство удовольствия от успехов в обществе, и подверженность чересчур "светским" и чересчур "практи­ческим" влияниям родственников. Но было главное, что помогло Елене Ивановне и Николаю Константиновичу преодолеть все жизненные преграды на пути к счастли­вому союзу, - высота сердец, подлинность их единства, самостоятельность при­нимаемых решений.

В итоге, по возвращении Рериха из заграницы, несмотря на сопротивление всего клана Голенищевых-Кутузовых, недовольных скромным финансовым положением художника, молодые люди твердо решили связать свои судьбы. И 28 октября 1901 года в церкви Академии Художеств на Васильевском острове состоялось венчание. Две устремленные жизни слились, подобно платоновским половинчатым душам, в единое целое. С этого момента биографии каждого можно рассматривать как общую биографию семьи Рерихов.

ПЕРВЫЕ ГОДЫ ПОСЛЕ ЗАМУЖЕСТВА

После свадьбы супруги вначале поселяются на квартире матери Рериха. Потом немало пришлось и "покочевать" .по квартирам, словно бы предваряя грядущие многочисленные путешествия. Жили на 16-й Линии Васильевского острова, затем на Галерной улице, после вновь вернулись на Васильевский, теперь уже на 4-ю Линию, пока, наконец, в 1906 году не обрели постоянный адрес на Мойке.

В августе 1902 года в семье родился первенец, названный Юрием - будущий всемирно известный востоковед; а в октябре 1904 года - второй сын, Святослав пошел за отцом стезею живописи. Труд воспитания детей мать сумела превратить в увлекательный и радостный процесс созидания детского характера. "Вы - луки, из которых ваши дети, как живые стрелы, посланы вперед" - слова эти замеча­тельного арабского писателя Джебрана Халиль Джебрана можно поставить как бы девизом рериховских основ воспитания. В метафоре отражена лишь суть, или даже результат влияния родителей, сумевших задать высокую и верную траекторию жиз­ненного пути, направить устремление полета юных душ к нравственным вершинам. Но на деле воспитание проходило отнюдь не с линейной заданностью: чтобы "стрела" призвания точно попала в цель, недостаточно было одной дисциплины, предполагалось также постижение искусства свободы полета...

"Рериховский" подход к детям заключался в том, чтобы помочь каждому ребен­ку открыть себя, выявить у него доминирующие интересы и склонности, создать наиболее благоприятные условия для их развития. Вместо кажущихся неизбежными в этом возрасте запретов действовал принцип, основанный на переведении внима­ния с вредных или ненужных увлечений и объектов на полезные и необходимые. Елена Ивановна много читала детям, занималась с ними иностранными языками и музыкой, брала с собой в музеи, возила на лучшие концерты и выставки. Летом семья иногда бывала за границей, обычно в Швейцарии, где новые впечатления раздвигали детский кругозор. Рерихи широко вводили детей в мир картинных га­лерей и выставочных залов, как зарубежных, так и отечественных. Каждый из мальчиков рисовал, пробуя писать с натуры и копировать работы отца. Немалое место в жизни семьи занимал театр, посещать который любили и юное, и старшее поколение. Это увлечение вылилось в создание детского домашнего театра, где ставились спектакли классиков драматургии, причем костюмы и декорации созда­вали сами дети.

Такая забота и условия помогли, по единодушному признанию сыновей, не только быстрому усвоению основ мировой культуры, но и раннему профессиональ­ному самоопределению. "Мы были с детства окружены мыслями Елены Ивановны и Николая Константиновича", - с особой теплотой и благодарностью вспоминает Святослав Николаевич. Именно эта внимательная любящая мысль родителей позво­лила им быстро выявить разные сферы увлечения у детей: если Юрий с самого на­чала тяготел к филологии, лингвистике, военной истории, то Святослава интере­совала живопись, ботаника, собирание минералов и трав. Заметив, что один предпочитает исторические романы о полководцах, а другой - литературу о путе­шествиях, природе и древних животных, Елена Ивановна старалась мягко и нена­вязчиво руководить этим процессом, помогая в выборе необходимых произведений. В знаменитой гимназии Мая, куда дети направились по стопам отца, наметившаяся специализация была продолжена. Юрий начал заниматься у известных русских вос­токоведов, а Святослав брал уроки живописи, изучал такие виды искусства, как архитектура и балет, осваивал естественные науки. Постепенно, в достаточно раннем возрасте, дети стали самостоятельными и зрелыми помощниками в нелегком деле, начатом родителями.

Забота о доме и детях не обернулась у молодой женщины, как это нередко случается, всепоглощающей погруженностью в быт и не исчерпала, да и не могла исчерпать духовного и творческого потенциала Елены Ивановны Рерих. Наоборот, роль ее, как вдохновительницы гениального художника, с каждым прожитым годом все глубже проявляется в творчестве мужа. Она поддерживает все его начинания, вникает во все дела. В 1903-1904 годах супруги совершают путешествие по русс­ким городам: художник в напряженном поиске истоков национальной истории и культуры. Кострома, Казань, Нижний Новгород, Псков, Ростов Великий, Смоленск, Суздаль, Владимир, Ярославль, Углич, Тверь - всего не менее сорока городов за два года. Во время путешествий Елена Ивановна вполне профессионально освоила искусство фотографии, снимая церкви, памятники архитектуры, их роспись и ор­намент. Часть снимков, сделанных ею в поездке по России и Прибалтике, была впоследствии использована И.Э.Грабарем в его "Иллюстрированной истории ис­кусства".

Помимо этого занятия Елена Ивановна овладевает также мастерством реставра­тора. Рерих вспоминал позже ряд случаев, когда ей удалось открыть на некото­рых холстах "под слоем позднейшей мазни" шедевры великих мастеров. Так, сов­местно, супругами были обнаружены работы Ван Орлея, Брейгеля, Рубенса, Ван Дейка. Большое художественное чутье проявляет Елена Ивановна в роли коллекци­онера произведений искусства и предметов старины. Рерихов часто можно было видеть в антикварных магазинах и на художественных аукционах. Постепенно сло­жилась превосходная семейная коллекция - свыше 300 произведений, переданная после революции супругами в Эрмитаж.

Письма Елены Ивановны к Николаю Константиновичу тех лет говорят и о ее от­личной осведомленности в археологии. Почти каждое лето выезжает она с худож­ником на раскопки (обычно в Новгородскую и Тверскую губернии), участвует во всех мужских работах. Современница, близко знавшая ее, вспоминает об этом факте со смешанным чувством недоумения и уважения: "С самого первого года за­мужества она проводила лето на раскопках в Новгородской губернии, живя с ним (Рерихом. - С.К.) в землянках, просто одетая, как того требовала их совмест­ная работа, на удивление всех родных ее, которые не понимали, как она могла мириться с такими, на раскопках, первобытными условиями жизни". Кстати, сын Юрий родился в одной из таких поездок, прямо в походных условиях.

Необходимо сказать, что в критических жизненных ситуациях Елена Ивановна проявила удивительные для молодой женщины бесстрашие и хладнокровие. Николай Константинович упоминает несколько случаев проявленной ею смелости, особо ос­танавливаясь на одном:

"Однажды... посреди бурного Новугородского озера потекла лодка. Вода быст­ро прибывала. Пробовали заткнуть течь - не помогло! А ветер крепчал. Гребцы сумрачно переглядывались. Один греб изо всех сил, другой вместе с нами двумя откачивал воду. "Не доедем".

"Говорил, нужно было взять у Кузьмы новую лодку". "Не доехать. Сиверко захлестывает". "А плавать умеете?" "Нет, не умеем". "Ну, тогда еще хуже".

Моя милая Лада и тут проявила твердость и спокойствие.

"Все-таки глупо тонуть", - только и сказала, а сама работала не хуже греб­ца. Вот у кого учиться мужеству. И почему это слово от мужа, когда пример часто идет от женщины?

...Не прошло и часу, как мы причалили к илистой косе".

Воспитывая детей, Рерихи воспитывали друг друга. На первых порах в силу возрастного старшинства, большей образованности и жизненного опыта роль ду­ховного главы семьи принадлежала Николаю Константиновичу. Он помогал жене в выборе книг для чтения, побуждал продолжать занятия музыкой, развеивал сомне­ния в творческих силах. Чутко впитывая советы, Елена Ивановна и сама влияла на мужа.

Юношеские дневники Николая Рериха говорят нам и о сильном честолюбии моло­дого художника, и о его излишне самолюбивых чертах характера, доходящих до неприятия всякой критики в свой адрес, что многим затрудняло контакты с ним. Зрелый Рерих предстает перед нами человеком большой самоотверженности, терпи­мости, с колоссальным кругом общения и непобедимым обаянием. Нередко он прив­лекал к себе людей совершенно противоположных группировок и лагерей. Зная ми­ротворческий талант Николая Константиновича, друзья поручали ему улаживать самые запутанные вопросы и конфликты, за разрешение которых уже никто не брался,- и почти всегда получали благой результат. И трудно уже было предпо­ложить в нем острые углы характера и былые вспышки самолюбия, - они перепла­вились в нещадном огне самосозидания, побежденные духовным усилием и волей к добру.

Не многие знали, что в этой "огранке" души и характере Николая Константи­новича огромную роль сыграла жена его, названная им Лада, сумевшая "принести помощь, ободрить, разъяснить, не жалея сил", смягчить жесткую мужскую волю красотой, гармонией, любовью.

Какую роль сыграли первые годы семейной жизни в воспитании и подготовке духа Елены Ивановны к последующей высокой миссии? Пружиной внутреннего разви­тия молодой женщины стал закон естественного следования судьбе. Такая естест­венность, конечно, ни в коем случае не предполагала пассивного подчинения жизненному потоку. Экзюпери говорил: единственный способ поладить со своей совестью - это не уклоняться от страданий, идти им навстречу. Доверие сужден­ной судьбе как лучшему скульптору духа было в высшей мере свойственно и Елене Ивановне. Старательно, последовательно и терпеливо овладевала она самыми обычными житейскими умениями, не минуя ни одной предназначенной судьбою обя­занности, напротив, стремясь исполнить каждое действие как можно красивее и совершеннее. И при этом - никакой искусственности, насильственности, лишь стремительное движение к постепенно проясняющейся цели.

Хранительница очага, любящая мать, спутница и вдохновительница мужа-вечны­ми ступенями женской судьбы поднималась Елена Ивановна, и в таком постепенном подъеме и состояла ее подготовка к главному делу жизни.

В 1906 году Рерихи, как уже говорилось, переезжают на Мойку, в квартиру, которая располагалась в здании Общества поощрения художеств, куда Николай Константинович был назначен директором художественной школы. В этом сером ка­менном доме с винтовой лестницей супруги прожили их последнее петербургское десятилетие. Оно прошло под знаком напряженных творческих исканий, участия в общественных и культурных движениях, дружбы и общения с интереснейшими людьми того времени. "На наших глазах,- писал Рерих, - были Менделеев, Ключевский, Невелик, Костомаров, Стасов, Владимир Соловьев. Тут около были Бородин, Римс­кий-Корсаков, Глазунов, Лядов". Среди друзей и знакомых семьи Рерихов - Се­ров, Васнецов, Врубель, Дягилев, Стравинский, Сергей Соловьев, Городецкий, Ремизов, Леонид Андреев, Блок, Клюев, Горький, Андрей Белый. Рерихи в курсе всех отечественных интеллектуальных и духовных направлений и веяний эпохи.

Елену Ивановну, большую любительницу чтения еще с детства, в эти годы мож­но было часто встретить в книжных лавках и букинистических магазинах. Семей­ная библиотека пополняется серьезными и ценными изданиями. Большой радостью для обоих Рерихов окажется приобретение вышедшего в русском переводе сборника Рабиндраната Тагора "Гитанджали". Быстро сделавшуюся редкостью книгу индийс­кого поэта-мыслителя Елена Ивановна сумела отыскать в "букинисте" на Мойке. Пройдут годы, и заочное знакомство с автором "Гитанджали" увенчается личной встречей с ним, и он станет другом семьи.

Рерихи совершают несколько поездок в Смоленскую губернию, в Талашкино, - там находилось поместье известной собирательницы предметов искусства княгини Марии Клавдиевны Тенишевой. Княгиня, помимо собирательства предметов, любила собирать вокруг себя талантливых русских художников. Ее поместье было своеоб­разным центром эстетического и идейного формирования мастеров кисти, и Рерих, стремительно набиравший в те годы мастерство и признание, конечно, не мог ми­новать внимательного взгляда Тенишевой. Позднее Мария Клавдиевна приглашает его для росписи талашкинской церкви. Вместе с княгиней Рерихи разрабатывают программу школы искусств для крестьянских детей, имея целью создать школу-об­щину (еще одно свидетельство близости к толстовским идеалам!). Цепкая память Николая Константиновича сохранила фразу восторга, вырвавшуюся у его жены пос­ле посещения Тенишевой: "Вот уж истинная Марфа Посадница. И сколько в ней сил и строгости!"

Художественные занятия и активная общественная деятельность не могут заг­лушить непреодолимого тяготения супругов к миру таинственного. Они проявляют интерес к загадочным и "тонким" проявлениям человеческой психологии, считая, что проникновение в нее может помочь найти ключ ко многим тайнам бытия. Елена Ивановна следит за всеми проявляющимися в обществе формами интереса к "тон­кой" сфере с ее гипнотизмом, месмеризмом, волевым самовнушением, личным маг­нетизмом и прочими "оккультными" феноменами. Быстрое разочарование в легко­мыслии и спекулятивном подходе большинства занимающихся подобными вещами лю­дей не погасило огонь увлеченности, хотя и внушило известную долю критичнос­ти. Рерихи общаются с некоторыми известными в то время "ясновидящими", кото­рые, бесспорно, не были шарлатанами, но обладали определенными "тонкими" уме­ниями. В попытках понять сущность этих феноменов, а также разобраться в при­роде собственных сходных переживаний Елена Ивановна вместе с Николаем Конс­тантиновичем обращаются к знаменитому русскому физиологу и психиатру Бехтере­ву, который был довольно близок их семье.

Глава 2

ПРИКОСНОВЕНИЕ ВЕЧНОСТИ

"Зов любви приносит ответ Возлюбленного".

Листы сада Мории

"Проследите, как на Востоке произносится слово Шамбала. Попытайтесь хотя бы немного проникнуть в идеологию этого понятия. Пы­тайтесь понять ритм построения речи о Шам­бале, и вы ощутите великую реальность, ко­торая потрясет струны человечества".

Община

ВОСТОЧНЫЙ МАГНИТ

Один из главных признаков внутреннего настроя Елены Ивановны Рерих в те годы - ее нарастающий интерес к Востоку и восточной философии, в которой она все больше находила философское объяснение "тонким" феноменам. Этот интерес поддерживался многими идущими из древности и свято хранимыми семейными преда­ниями. Дело в том, что одна из ветвей рода Голенищевых-Кутузовых была связана родственными узами с ханами Золотой Орды. В родословной Елены Ивановны зафик­сирован факт венчания московской барыни Марии Алексеевны Голенищевой-Кутузо­вой в 1553 году с касимовским царем, получившим при крещении христианское имя Симеон (такие браки поощрялись русскими государями, привлекавшими в ту пору выходцев из знатных татарских родов к делам управления страной). Другое, бо­лее позднее сведение относилось к дяде Елены Ивановны. Николай Константинович упоминает об этом загадочном родственнике своей жены, который "в середине прошлого столетия отправился в Индию, затем он появился в прекрасном раджапу­танском костюме на придворном балу в Питере и опять уехал в Индию. С тех пор о нем и не слыхали". И наконец еще одно важное свидетельство Елены Ивановны, касавшееся родовых связей ее семьи с графом Воронцовым, интереснейшей фигурой русской истории, который, по некоторым данным; совершил длительное путешест­вие по Индии и вообще был посвящен в мистические традиции Востока. Елена Ива­новна, владевшая некоторыми ритуальными предметами Воронцова, вспоминала так­же: "...в детстве я любила повторять отрывки привезенных им из Индии ритуаль­ных напевов, каким-то образом дошедших до нашей семьи. Конечно, никто уже не помнил их происхождения и значения".

На первых порах увлечение Елены Ивановны Востоком выражалось в чтении эк­зотической литературы о путешествиях по Индии, нашумевших книг "Йога Рамача­раки" (американца Аткинсона), наивно-увлекательных романов о магах русской писательницы Веры Ивановны Крыжановской, более известной в то время под псев­донимом Рочестер. Затем наступила пора для проработки серьезных трудов, среди которых наибольшее впечатление произвели "Провозвестие Рамакришны", труды Ви­векананды (самые известные среди них "Карма Йога", "Бхакти Йога", "Жнана Йо­га", "Раджа Йога"), "евангелие" индуизма "Бхагават Гита", духовно-философский трактат ламаизма "Лам-рим Чен-по", написанный тибетским реформатором буддизма Цзонкавой. Впоследствии Елена Ивановна назвала эти книги "своими первыми учи­телями". С большой симпатией относились Рерихи к движению "Миссия Рамакриш­ны", развернутому в 1897 году группой учеников этого выдающегося деятеля Ин­дии во главе с Вивеканандой. Супруги предприняли ряд энергичных шагов по соз­данию в Петербурге специального Индийского музея и реализации проекта перево­за буддийского храма в столицу.

Годы, предшествовавшие первой мировой войне, стали определенным рубежом в духовной эволюции обоих Рерихов. К этому времени Николай Константинович вы­растает в крупнейшего художника и общественного деятеля национального значе­ния. Творчество и жизненные задачи семьи становятся все более масштабными, наполненными глубины и зрелости. Рерихи, остро чувствуя приближающийся всеоб­щий кризис, понимают, что в изменившихся условиях больше невозможно жить и мыслить в рамках какой-нибудь одной группировки художественной интеллигенции или религиозно-философского общества, где занимаются, как метко определил в беседе с Рерихами Блок, разговорами "о Несказуемом". На первый план выдвига­ются мысли о всеобщих, всемирных путях развития культуры, о судьбах челове­чества, новых путях его развития. Имея возможность непосредственно наблюдать, как многие одаренные и принадлежащие к интеллектуально-духовной элите русско­го общества люди связывают эти пути либо с легковесно-безответственным призы­вом разрушительной революционной стихии, либо с утверждением декадентских эс­тетских идеалов и субъективистских форм сознания, Елена Ивановна все больше проникается идеей, что расцвет культуры немыслим без реальных, основанных на синтезе знаний, без овладения наукой духовного преображения. Она отчетливо видит ограниченность традиционного европейского гуманизма, поставившего глав­ным мерилом всех вещей индивидуальное, личностное начало, оторванное от мира как единого целого. Причину тупиковой ситуации эпохи она связывает с обнища­нием духа и стандартизацией мышления большинства людей, устремившегося в лож­ном направлении механической цивилизации. Рассудочный европоцентризм многих образованных русских людей она воспринимает не только как досадный перекос развития, но и как самообольщение ума, чреватое грядущим возмездием.

"...Двадцатый век. Еще бездомней, еще страшнее жизни мгла..." Эти написан­ные позже строки Блока с необыкновенной точностью выразили тревожную музыку эпохи начала двадцатого столетия. Елена Ивановна остро чувствовала эту музы­ку, тем более что трагические оттенки времени и горечь утрат коснулись и ее внутреннего мира. Наступил 1910 год, унесший с собой жизни нескольких людей, близких Рерихам по духу. Одной из таких потерь была кончина Врубеля, родс­твенного Елене Ивановне своим мистически-обостренным восприятием мира и неу­ловимой близостью к Востоку. Другая потеря - смерть учителя Николая Констан­тиновича и в жизни, и в живописи - Архипа Ивановича Куинджи: к нему Елена Ивановна успела привязаться всем сердцем и всегда высоко почитала его яркую самобытную личность. И, наконец, третья утрата-завершение жизненного пути Толстого, которого она считала не только великим писателем, но и духовным ориентиром, "вехой на пути эволюции человека", совестью русской нации. Нико­лай Константинович вспоминал, как жена первая принесла ему горестную весть, повторяя: "Не верится, не верится! Точно бы ушло что-то от России. Точно бы ограничилась жизнь".

А русское общество готовилось к худшим временам, думало о будущем и пыта­лось понять меру своей вины за прошлое. Предчувствие неизбежного возмездия за утерю интеллигенцией своего жизненного назначения и связи с народом, пожалуй, с наибольшей силой прозвучало у Блока. Сходясь с великим поэтом в оценке нас­тоящего, Елена Ивановна не разделяла настроений безысходности и трагично-ги­бельных оттенков его видения будущего. Так же, как и он, вместе с лучшими людьми страны искала она в глубине своего сердца выход из гнетущего кризиса. Так же, как и он, сохраняла она мужественное достоинство и бесстрашие, пре­возмогая сердечную боль от предчувствия мировых катастроф. И однако в самой глубине ее существа разгоралась надежда и пробуждалось внутреннее знание, что гибель не является неизбежной и что спасительный выход есть. Постепенно на­дежда становилась отчетливой внутренней уверенностью и выстраданным понимани­ем: восходящее солнце Востока - вот тот духовный свет, что может вывести на­роды из лабиринта истории. Восток мыслился ей прежде всего как хранитель древнейших знаний о той составляющей скрытую сущность человека "тонкой реаль­ности", путь к познанию которой лежит через сложные системы духовной практики и которая недостаточно учитывалась в европейской философии. Но и восточный, чисто созерцательный подход казался ей односторонним, если не опирался на лучшие достижения активной западной мысли и подвижнического опыта. При этом Елена Ивановна все яснее понимала синтетическую миссию России, самим ходом истории и географическим положением определенной быть "мостом" между Западом и Востоком, сердцем, соединяющим материальный и духовный полюс устремлений человечества.

ВОСТОК В "РУССКОЙ ИДЕЕ"

Обращение Рерихов к Востоку не было чужеродным явлением в русской культу­ре, как это могло показаться на первый взгляд, но опиралось на целую традицию отечественной мысли. Эта традиция представляет особый взгляд на Россию, осо­бую оценку ее исторической роли во взаимоотношениях между Европой и Азией. Будет весьма интересно рассмотреть в этом смысле предшественников Рерихов в их движении на Восток, подробнее проследить его эволюцию.

Одним из первых, осознавших срединное положение России между Европой и Азией, был Карамзин. Его взгляды оказали влияние на последующих приверженцев и творцов "русской идеи". Общеизвестно сильное увлечение Востоком Пушкина и Лермонтова. Помимо излюбленного русской литературой "кавказского колорита", в значительной степени окрасившего сочинения двух русских поэтов, высокой пате­тикой Востока дышат такие шедевры Пушкина, как "Пророк", "Анчар", "Подражание корану", Лермонтова - "Демон", "Ветка Палестины", "Спор", "Три пальмы", "В полдневный жар в долине Дагестана". Под влиянием интереснейшего отечественно­го китаеведа, путешественника и составителя истории Тибета Иакинфа Бичурина Пушкин очень готовился к поездке в Азию, мечтая побывать в Китае. Знамена­тельны слова Лермонтова, сказанные им незадолго до смерти: "Зачем нам все тя­нуться за Европой?.. Я многому научился у азиатов, и мне хотелось бы проник­нуть в таинства азиатского миросозерцания".

Чрезвычайную роль Востока в духовно-историческом развитии нашего отечества признавали литераторы и мыслители славянофильского направления. "С Востока, - утверждал Иван Аксаков, - широкое поприще открывалось для зиждительства наше­му национальному духу... Нельзя не видеть в этом поприще деятельности, отк­рывшемся для русского национального духа, по направлению к Востоку, с самого начала бытия России не покинутом ею и до сих пор-особого, вселенско-истори­ческого значения". Сходные мысли можно найти у Данилевского, братьев Киреевс­ких, Самарина, высоко почитаемого Рерихами за самобытность и независимость духа Константина Леонтьева. Последний говорил: "Историческая связь наша с Востоком... до того жизненна, до того глубока, что всякое неведение, всякое непонимание наше может со временем, если не сейчас, отозваться вредно, сперва на внешней деятельности нашей, а потом и на внутренних наших делах".

Судьбоносную роль Азии в духовно-историческом развитии России видел Досто­евский, автор глубочайшего и пророческого определения сути русского характера как "всемирной отзывчивости", близкий Елене Ивановне как яркий выразитель на­циональной идеи. Он утверждал: "...Россия не в одной только Европе, но и в Азии, и... в Азии может быть больше наших надежд, чем в Европе..." В послед­ней предсмертной статье писателя мы видим "указующий перст", "страстно подня­тый": "А между тем Азия - да ведь это и впрямь может быть наш исход в нашем будущем - опять восклицаю я!"

О серьезном освоении духовно-философского наследия Востока Львом Толстым говорят многие его труды и прежде всего знаменитый "Круг чтения", где среди любимых художником высказываний множество восточных афоризмов. Толстого можно без преувеличения назвать крупнейшим в ту пору в России знатоком буддизма, если иметь Б виду не столько книжную осведомленность в источниках, сколько проникновение в суть философии "освобождения". Кроме того, Лев Николаевич уг­лубленно изучал Веды, Упанишады, Конфуция, Лао-Цзы, Шанкарачарью и современ­ных ему подвижников Индии - Рамакришну, Вивекананду. Органично переплавившее в себе элементы восточных учений с христианством мировоззрение Толстого полу­чило силу обратного влияния на духовных учителей Востока, к примеру Ганди, быть может, большего, чем родное, индийское.

Владимира Соловьева, тяготевшего в разные периоды жизни к христианскому платонизму, трудно причислить к приверженцам восточного миросозерцания. Более того, в отдельных работах можно найти немало критического в адрес азиатского квиетизма. И все же восклицание: "Панмонголизм! Хоть имя дико, но мне ласкает слух оно" - вырвалось у русского мыслителя не случайно. Подтверждение - его путешествие в Египет, где и случилось с ним "самое значительное событие" его жизни, позднее великолепно описанное в поэме "Три свидания", а также одно из лучших программных стихотворений поэта-философа "Lux in oriente" ("Свет с востока"). Н.К.Рерих оставил свидетельство о пристальном внимании Владимира Сергеевича к восточной мысли. Проблема безбожного человечества на Западе и бесчеловечного божества на Востоке разрешится в российском синтезе - эта лю­бимейшая соловьевская идея не могла не быть близка Рерихам, как мыслителям, и, хотя сквозит в ней некое недопонимание, или, скорее, недооценка истины Востока, но самая суть ее весьма плодотворна. Не могло не импонировать супру­гам и то предпочтение, которое оказывал Вл. Соловьев индийскому Востоку перед турецко-исламским.

Особое место в "восточном" ответвлении русской мысли и формировании миро­воззрения Елены Ивановны занимают произведения Елены Петровны Блаватской. На русском языке под псевдонимом Рада-Бай неоднократно издавались ее путевые очерки "Из пещер и дебрей Индостана", "Загадочные племена на голубых горах". По сию пору эти очерки можно считать лучшими книгами об Индии на русском язы­ке. Восточные страны, где Блаватская провела много лет, приоткрыли ей свои сокровенные тайны, поверяемые ими в редчайших случаях даже местным мудрецам. Сюжеты книг составляют подлинные путешествия, встречи, шарлатанства и настоя­щие чудеса; герои - колдуны, факиры, йоги, философы и мудрецы Индии, ламы и священнослужители Тибета - все до единого реальные люди. Большая писательская удача Елены Петровны Блаватской - в органичном единстве серьезного и живо-ув­лекательного, философии и поэзии, мысли и образа, тайны и обыденности, цве­тистой роскоши стиля и его простоты - и в той естественной пропорции, в какой все это перемешано на Востоке.

Яркий изобразительный талант, новизна темы, страстный патриотизм, идущая от русской литературы традиция всечеловечности, проявляющаяся в умении про­никнуть в сердце братского народа и показать нравственное превосходство ко­ренных жителей Индии над англичанами-все это восхищало в Блаватской ее изда­теля-журналиста с монархическими взглядами Каткова, писателя Лескова, нахо­дившегося под впечатлением от религиозно-философских трактатов Востока (в его рассказе "Скоморох Панфалон" - эпиграф из Лао-Цзы). В повести "Интересные мужчины" Лесков писал: "Если вы читали, что... пишет о загадочных вещах наша соотечественница Рада-Бай, то вы, может быть, прислушались к тому, что она повествует "о психической силе" у индусов и о зависимости этой силы от "умс­твенного настроения".

Глубина, достоверность и убедительность изложения привлекли к Блаватской внимание Елены Ивановны, став впоследствии и их творческим принципом. Позднее Рерихи, досконально изучив все изданные на английском труды Блаватской и ис­торию возглавляемого ею теософского общества, сумели первыми в России в пол­ной мере по достоинству оценить героическую фигуру, трудную судьбу и великий духовный подвиг Елены Петровны, принесшей человечеству свет эзотерических знаний. Николай Константинович посвятил ей картину под названием "Вестник", а Елена Ивановна перевела с английского на русский ее капитальный двухтомный компендиум космо- и антропогенезиса, рассмотренный в свете восточных фило­софских учений, - "Тайную Доктрину".

XX век принес новую волну интереса к Востоку в среде творческой интелли­генции. Увлечение восточной литературой пережили Вячеслав Иванов, пробующий писать в стиле японской танка, Валерий Брюсов, мечтавший создать антологию поэзии всех времен и народов, куда вошли бы поэты Индии, Китая, Японии, Пер­сии, Николай Гумилев, которого восхищала китайская поэзия. Максимилиан Воло­шин собирался после учебы в Париже, "отбросив все европейское" и оставив только человеческое, идти учиться к другим цивилизациям, "искать истины - в Индию и Китай", причем "идти не в качестве путешественника", а пилигримом, "пешком, с мешком за спиной, стараясь проникнуть в дух незнакомой сущнос­ти..." Восточные мотивы и влияния звучат в поэзии Бальмонта и Белого, который задумал написать трилогию под общим названием "Восток или Запад", в бунинской поздней прозе, в пришвинском "Черном арабе". Интенсивный и в высшей степени своеобразный поиск вели в этом направлении Николай Клюев и Велемир Хлебников. Первый, певец "Белой Индии" и "России в багдадском монисто с бедуинским изло­мом бровей", совершил в 1908-1910 годах несколько путешествий на Восток, до­ходя до Западного Китая и Тибета. Цели путешествий до сих пор не вполне ясны, но выводы Клюева неожиданно категоричны:

"Сгинь Запад-змея и блудница!

Нам сужденный отрок - Восток".

Бродил по пескам Северной Персии в первые годы революции, вдыхая пряные запахи Востока, и Велемир Хлебников. "Шагай через пустыню Азии, где блещет призрак Аза", - писал он, понимая под "Азом" первопричину сущего. А чего сто­ят его научные предвидения: "В пласте науки предвидится пласт азийский" или неожиданные для непрактичного странника политические призывы: "На кольцо ев­ропейских союзов можно ответить кольцом азиатских союзов - дружбой мусульман, китайцев и русских". Мережковский убеждал читателя, что в новом столетии нуж­но, не противопоставляя, по его мнению, на манер Петра 1, Азию - Европе, по­пытаться соединить созерцательный мистицизм Востока с деятельной активностью Запада. И можно ли пройти мимо знаменитых "Скифов" Блока, воплотивших весь драматизм взаимоотношений "двух враждебных рас" - и несмотря на то, ставших высоким манифестом евразийского единения?! Чуть позднее Персией бредил Сергей Есенин...

Несколько забегая вперед, необходимо сказать, что уже после Октябрьских событий огонь устремления к Востоку, временно погасший в России после револю­ции, вновь вспыхнул в эмигрантской среде, из которой выделилась группа лите­раторов, философов, историков, публицистов, экономистов, назвавшая себя евра­зийцами. К наиболее видным представителям евразийства принято относить Петра Савицкого, Георгия Вернадского (сына знаменитого академика), Георгия Флоровс­кого, Льва Карсавина, Николая Трубецкого, Петра Сувчинского. Евразийцы счита­ли, что Россию необходимо рассматривать как часть гигантского континента Ев­разии с особой, не похожей на западный путь, исторической судьбой. Они пола­гали также, что самые благоприятные возможности для отечества связаны с вос­точными влияниями, обогатившими этнический состав народов России и в конечном счете укрепивших русскую государственность. Евразийское движение вело в ряде городов Европы - Париже, Праге, Белграде - активную пропагандистскую и лите­ратурную деятельность, имело свое издательство и было заметным, хотя и неод­нозначно оцениваемым явлением в эмиграции. Елена Ивановна Рерих была знакома с евразийской литературой и положительно оценивала многие высказываемые в ней идеи.

Конечно, Рерихи хорошо знали своих устремленных к познанию Востока пред­шественников. Но даже те, перечисленные выше, произведения их младших совре­менников, с которыми они не успели познакомиться, все равно оказывали на них свое влияние через атмосферу эпохи, стимулируя духовный поиск. Подытоживая культурно-исторический обзор родственных Рерихам исканий в среде гуманитарной интеллигенции, можно сделать вывод: русская культура выстрадала идею необхо­димости синтеза отечественной духовности с лучшими накоплениями Востока. Взгляды Николая Константиновича и Елены Ивановны, представлявшие собой куль­минацию восточных устремлений русской мысли, развивались полузнаком усвоения этого завета отечественной культуры, все больше осознаваемого ими как личный долг перед обществом.

Именно под влиянием могучего, вошедшего в сердце завета Рерихи начинают собирать сведения о том, как многие русские паломники-сектанты уходили искать неведомую страну справедливости и счастья в горах Алтая, в далекой Сибири, в Иерусалиме, в Индии и в Тибете. Кто-то, возвратившись, хранил молчание об увиденном, а кто-то, перейдя границу, навсегда терялся в безбрежных азийских просторах. Легенды о Беловодье были очень распространены среди старожилов Си­бири и Алтая, писал Короленко. А Мельников-Печерский утверждал, что многие старообрядцы жили надеждой уйти в святые места на Восток, где находится оби­тель православных людей, в чистоте сохранивших свою веру. Он приводил случай, когда уральские казаки из секты "никудышников" упорно пытались найти эту та­инственную страну. Не слушая отговорок, не смущаясь насмешками, они рвались в Индию, в Китай, в Японию, преодолевая всевозможные препятствия, а за советами ездили в Петербург к профессору востоковедения Ольденбургу.

Да, сведения о сектах были разрозненны. Но свод воедино всех собранных Ре­рихом источников привлек за собой вывод: "В песнях русских сектантов сказыва­лись; целые санскритские песнопения, хотя и в очень искаженном виде". Другой вывод состоял в поразительном сходстве русских казацких и раскольничьих ска­заний о Беловодье с восточными легендами и свидетельствами о священной стране Азии - Шамбале. Это слово отныне навсегда вошло в сознание Елены Ивановны и Николая Константиновича.

В поисках истоков тяготения России к Востоку Рерихи обращаются к истории. Что заставляло огромные массы людей в XVII-XIX веках устремляться в направле­нии восходящего Солнца, переселяться в глубь Азии, осваивая все новые терри­тории загадочного континента? Какая сила вела самоотверженных путешественни­ков - Козлова, Ядринцева, Грумм-Гржимайло, Пржевальского, Кафарова, Певцова, Потанина, дерзновенно рвавшихся все туда же - в область Центральной Азии и Трансгималаев? Какая надежда заставила еще Афанасия Никитина после многотруд­ного путешествия воскликнуть: "И от всех наших бед уйдем в Индию!"?

Исторические изыскания причин великого переселения народов, занятия архео­логией и этнографией, изучение символики и древнейших орнаментов постепенно помогли оформиться гипотезе Рерихов о существовании в древние времена единой индо-славянской цивилизации и культуры, впоследствии расколовшейся надвое. Зримые следы далекого единства во многом стерлись, но память о золотом веке живет в народных песнях, обрядах, узорах, звучит в самой народной душе как могучий зов к сокровенному сердцу Азии. В догадке крылась истина, считавшееся утраченным оказывалось лишь забытым; сокровищница древних ариев - прародите­лей современных европейцев, хранящая родовые корни славянства, ждала мудрого и бережного исследования. Увлечение Востоком, казавшееся обывателю скороспе­лой новацией, на поверку оказывалось неизмеримо глубже и старше. Не случайно одним из любимых изречений супругов стал тезис: "Новое есть хорошо забытое старое". Свойство русской "всемирной отзывчивости", убеждались Рерихи, позво­лило народу впитывать какое-то религиозное или культурное влияние извне, та­ким образом перерабатывая и извлекая из него лучшее, что оно наконец станови­лось своим, как бы исконным и родным. Ярчайший пример - византийское христи­анство, не без труда завладевшее языческой Русью, но в итоге ставшее основа­нием православной веры - одного из мощнейших источников русской нравственнос­ти и культуры. Потому Рерихи в своем устремлении на Восток не уходили от Рос­сии, а лишь искали путей ее духовного обновления, рассматривая помощь Родине как помощь всему миру.

Но подлинная любовь к Востоку предполагает знание, лишь мода довольствует­ся экзотикой и колоритом. Знания" России начала века в этой области были еще достаточно поверхностны. Восток манил, притягивал, но был подернут густой дымкой неизвестности. Даже образованные русские не разделяли Восток на "даль­ний" и "близкий", относя к последнему российские земли, принадлежащие азиатс­кому континенту. Еще не были переведены крупнейшие восточные каноны, но глав­ное - солидные исследования теоретиков-востоковедов никак не могли восполнить отсутствие знатоков живых практик и школ духа Индии или Тибета. Подобное зна­ние предполагало освоение духовного опыта по старинной, священной в Азии тра­диции "от учителя к ученику", все остальное дало весьма чахлые плоды, носило характер либо примитивный, либо спекулятивный, в духе того же "йога" Рамача­раки-Аткинсона. Кто-то должен был взять на себя миссию сближения, устранения препятствий, лежащих между двумя родственными культурами. Необходимо было, наконец, не книжное, живое, непосредственное проникновение в сердце Азии, по­ка еще не известное для России, в сокровенный Восток.

Следует сказать, что погружение Рерихов в индийский и тибетский духовный космос не заслонило от них ощущение исторической почвы, не увело от нацио­нальных традиций. Не менее пристально они изучают духовную практику христиан­ства, в частности русского православия. Уже говорилось о поездках семьи по старинным русским городам и работе в монастырях и храмах, которые сам Николай Константинович впоследствии назвал "паломничеством". Одновременно с археоло­гическими изысканиями, трудом по спасению древних икон и других памятников старины идет освоение летописей, монашеской литературы, патристики. Николай Константинович и Елена Ивановна высоко ценили духовный опыт великих русских подвижников Сергия Радонежского и Серафима Саровского; эти имена часто будут упоминаться в их сочинениях. Капитально был освоен обширный сборник писаний святых отцов церкви"Добротолюбие", присланный Елене Ивановне староверами из крупнейшего центра православия - Нового Афона, связи с которым она поддержи­вала многие годы. Рерихи сохраняли прочные контакты со многими представителя­ми современного христианства и очень сожалели по поводу "обмирщения" и форма­лизации "учения любви", постепенно утрачивающего чистый дух своих первооснов. Высоко почиталась в семье деятельность и личность русского святого Иоанна Кронштадтского, известного в народе и христианском мире своим пророческим да­ром. По некоторым свидетельствам, он был духовником Николая Константиновича и после длительной болезни художника, не видев его несколько лет, при внезапной встрече сделал ему следующее предсказание-напутствие: "Не болей, придется для Родины много потрудиться".

ВЕСТЬ ШАМБАЛЫ

Постепенно складывается и "специализация" поисков, разделение их на сферы влияния, конечно, взаимно-проникающие и взаимообогащающие каждого из супру­гов. Если Николай Константинович готовился к непосредственному постижению "азийского" мира через изучение его археологии, этнографии, народных обычаев и, конечно, через решение художественных задач, то центр внимания Елены Ива­новны все больше смещался в область постижения внутреннего ядра восточной фи­лософии, мифологии и религии. В особенности ее интересовал реальный источник многочисленных легенд и сказаний о священной стране Востока Шамбале. Весь об­ширный свод тщательно проштудированных Еленой Ивановной литературных источни­ков на эту тему будет впоследствии детально рассмотрен в книге латвийского поэта Р. Рудзитиса "Чаша Грааля" (книга была написана по совету Елены Иванов­ны). Среди них - средневековые произведения о Святом Граале, короле Артуре и рыцарях Круглого Стола, легенды об ушедшем под воду граде Китеже и подземном мире, где сохранилась покинувшая видимую действительность мудрость и чистота, сказание о Владыке сокровенного царства Востока пресвитере Иоанне, описания путешествий в эту легендарную страну реальных исторических людей - Парацель­са, Христиана Розенкрейца, Аполлония Тианского, вышедшие в свет с английскими комментариями древние карты с обозначением географического местоположения Шамбалы и предполагаемым маршрутом к ней. Упоминания о Шамбале Елена Ивановна встречает и в более современных книгах - воспоминаниях путешественника Прже­вальского и трудах крупнейшего исследователя буддизма профессора В. Василь­ева. Из расширяющегося числа прочитанных западных и восточных работ она узна­ет о существовании посланий западным правителям "сердца Азии", об исторически зарегистрированных фактах участия Шамбалы в земных делах людей, особенно та­ких, которые имели крупное значение для судеб различных государств (события французской революции, а также провозглашение независимости Америки). В том, что источник легенд реален, ее убеждали не только письменные свидетельства, но и постепенно пробуждающаяся интуиция.

Художническая прозорливость Николая Константиновича, его способность к сквозному видению сущности людей и событий, точность оценок и решений, столь поражавшие окружающих, позволили Горькому назвать художника "величайшим инту­итивистом" в связи с его пророческой предвоенной серией картин. Не в меньшей, а, пожалуй, в еще большей степени определение Горького применимо к Елене Ива­новне. Ведь упоминаемая пророческая серия картин была создана художником на основе "пророческих" снов супруги, которая всем существом чутко улавливала и видела в образах сгустившееся грозное предвоенное время. Вот яркое описание сна Елены Ивановны, на основе которого Николай Константинович создал свою за­мечательную картину "Ангел Последний":

"...вижу себя стоящей на балконе нашего дома. Улица как-то расширилась, и передо мною оказалась широкая и далекая перспектива. Над городом навис злове­щий сумрак и стал быстро сгущаться. Толпы людей видят что-то необычное и спе­шат укрыться. Небо стало черно-бархатным, внезапно на нем поднялся гигантский красно-огненный Ангел, грозный-прегрозный, и занял весь западный небосклон. Ноги его опирались на два столба червонного света, расширившегося книзу, у пояса Его висел ключ. В одной руке держал Он весь исписанный свиток, в другой

- меч.  Невольно я повернула голову к востоку.  Но там тьмы не было, лишь су­мерки и...  брезжил слабый свет, и над той землею стал молодой месяц и на нем лежал младенец..."

В Шамбале виделась ей духовная твердыня Азии, где собраны эзотерические знания о глубинной связи человека и Вселенной. В ней - лучшие нахождения че­ловечества, ведущие его к духовному преображению. В ней - воплощение мечтаний народов всех времен о невидимой основе мира, ядро великого восточного магни­та, действие которого имело сильное влияние и на русскую духовную культуру. Елена Ивановна все сильнее ощущает глубочайшую внутреннюю правду всех явле­ний, связанных с Шамбалой, воспринимая их как исход жизненных исканий. С того момента, как она узнает о существовании в самых разных уголках света целой традиции ученичества, приводящей к твердыням священной страны, в ее жизни на­чинается новый этап, связанный с поисками сознательных контактов с Великими Учителями - Гималайскими Махатмами. Ее внимание, мысли, чувства и воля посте­пенно сливаются в один поток устремления к этой Обители света. Предчувствие встречи с зовущим ее миром высоких идеалов и возвышенных людей, сопровождав­шее ее с самых ранних лет (впоследствии в книгах Агни Йоги будет сказано, что Елена Ивановна "хранит озарение детства, что где-то живет Светлый Учитель"), по мере погружения в мир сокровенных понятий Востока нарастает. И, тем не ме­нее, первая встреча, а точнее прикосновение к священному для нее миру Учите­лей, произошло, как, видимо, это всегда бывает, неожиданно. В неопубликован­ной "Духовной биографии" семьи Рерихов" П.Ф.Беликова кратко описано это вели­чайшее внутреннее событие в жизни Елены Ивановны.

"Примерно между 1907 и 1909 г. Е.И. имела Видение, потрясшее все ее су­щество. Вечером она осталась одна (Н.К. был на каком-то совещании) и рано легла спать. Проснулась внезапно от очень яркого света и увидела в своей спальне озаренную ярким сиянием фигуру Человека с необыкновенно красивым ли­цом. Все было насыщено такими сильными вибрациями, что первой мыслью Е.И. бы­ла мысль о смерти. Она подумала о маленьких детях, которые спали рядом в ком­нате, о том, что перед смертью не успела дать нужных распоряжений. Однако вскоре мысль о смерти отступила, заменилась необычным, ни с чем не сравнимым ощущением присутствия Высшей Силы. Так состоялось Посещение Учителем Елены Ивановны, которое, несомненно, многое для нее открыло".

"...И ЖАР БОЖЕСТВЕННЫХ ВИДЕНИЙ"

Какое объяснение может получить это необычное переживание с позиции здра­вого смысла? Тему видений, озарений и таких тонких психодуховных феноменов, как ясновидение и яснослышание, раскрыть не просто. Вульгарный подход к ним, наблюдаемый в популярной атеистической литературе, несмотря на ее сегодняшнюю достаточно резкую критику вообще, в данном вопросе пока не преодолен. В ре­зультате - видения и озарения у таких великих фигур в истории религии и церк­ви, как Святая Гертруда, Святая Екатерина, Святая Тереза, Франциск Ассизский, Сергий Радонежский, Серафим Саровский, порой рассматриваются на уровне клини­ческих проявлений или в лучшем случае - на уровне самовнушений исступленного ума. Далеко не всегда остаются на должной высоте ученые и при исследовании духовного опыта мистиков, например, Беме, Сведенборга, Томаса Вогана, кото­рые, как известно, были далеки от церковных канонов. Но рассматривать внут­реннее событие Елены Ивановны на фоне переживаний "профессиональных" мистиков будет не совсем правильно. Не только потому, что на этом направлении лежит сегодня печать критического отношения, но и потому, что сама Елена Ивановна, всегда с большим уважением относившаяся к перечисленным именам, себя к разря­ду мистиков никогда не относила и в дальнейшем резко высказывалась против ув­лечения оккультизмом. Поэтому будет понятней и справедливей, учитывая ее тя­готение именно к миру культуры, пытаться истолковать описанное высокое пере­живание в сопоставлении с аналогичным опытом людей, составляющих гордость об­щечеловеческой духовной культуры и не принадлежащих к определенным религиоз­ным конфессиям. Образец строгого, объективного, выдержанного и одновременно тонкого подхода к незримой и возвышенной сфере психики мы можем наблюдать в работах крупнейшего советского философа, который, вне всякого сомнения, оста­вил яркий след в истории и мировой философии, - Алексея Федоровича Лосева. Попробуем дать краткий очерк на тему - история видений и озарений в мировой культуре, опираясь именно на лосевскую концепцию и подход.

"Ясный и светлый", по выражению Маркса, Сократ, счастливо соединивший в себе горячее сердце и холодный ум, как свидетельствует Ксенофонт, имел в себе пророческий дар: советы, которые он давал своим друзьям, всегда оправдыва­лись. Вот как сам Сократ в "Апологии" Платона объясняет происходящее с ним:

"Началось у меня это с детства. Возникает какой-то голос, который всякий раз отклоняет меня от того, что я бываю намерен сделать, а склонять к че­му-либо никогда не склоняет. Вот этот-то голос и возбраняет мне заниматься государственными делами".

Если греческому философу ведущий его голос, "даймон" (называемый также "божественным знамением" и позднее утративший в сознании отцов церкви свое высокое происхождение, став воплощением дьявола, демоном), возбранял вмеши­ваться в дела государства и ход истории, то героической Орлеанской деве - Жанне Д'Арк голоса двух святых, ведущие ее с самого детства, властно повеле­вали принимать важнейшее участие в государственных делах Франции, меняя самый ход истории. Закованной в железные латы 17-летней девушке суждено было спло­тить сильнейшую армию, выигрывать сражение за сражением и в результате осво­бодить Орлеан от осады. По рождению крестьянка, совершенно неграмотная, но ведомая неведомой верховной волей и поразительно твердым духом, она призвана короновать дофина - не кто иной, как она! И она является во дворец, в толпе придворных безошибочно отыскивает наследника и в конце концов возводит его на престол! Канал "яснослышания" у народной героини Франции был развит в чрезвы­чайной степени - такого рода духовные достижения представляют собой во всех духовно-эзотерических школах мира плод упорнейшей работы по воспитанию созна­ния. Но, очевидно, как и во всяком деле, в духовной практике существует при­родный дар. И когда проданная в плен англичанам и обвиненная ими в ереси юная Жанна была возведена на костер инквизиции, два высоких Голоса до последней минуты не оставляли ее и помогли ей с молитвой, в полном самообладании при­нять огненную смерть.

Величайшие поэты-творцы Данте и Мильтон, перед тем как воплотить в слове свои грандиозные космогонии, созерцали рождение и гибель миров в ярких виде­ниях вплоть до мельчайших подробностей. Рафаэль писал свою "Сикстинскую ма­донну" на основании видения прекрасной женщины, которая, однажды возникнув перед его мысленным взором, с тех пор постоянно являлась ему. Прекрасный анг­лийский поэт Уильям Блейк отрекался от авторства своих удивительных по глуби­не стихотворений, считая себя лишь секретарем, записывающим под диктовку свы­ше создания небес. А вот переживания Фридриха Ницше, когда ему нежданно в полном всеохватном блеске явился впервые Заратустра: "Наступает откровение, это значит, что внезапно человек видит перед собой нечто, потрясающее его до глубины души, переворачивающее душу. Мысль вспыхивает как молния, человек ис­пытывает восторг, совершенно утрачивает над собой власть. Тогда все соверша­ется помимо его воли, а между тем он весь проникнут чувством свободы".

Могучий жизнелюб Гете, подобно Сократу, также считал себя ведомым. У одно­го великого грека он взял определение ведущего его Голоса как "даймона", у другого великого грека, Аристотеля, он позаимствовал понятие "энтелехии" - духовной и творческой силы, и был глубоко убежден, что те, в ком энтелехия сильна и развита, сохраняют права на "вечную молодость" и "неутомимую продук­тивность". "Озарение" Гете рассматривает, как "чистое божье дитя", которое "надлежит встретить с радостью и благоговением". Он пишет: "Все это сродни даймоническому; оно завладеет человеком, делая с ним что вздумается, он же бессознательно предается ему во власть, уверенный, что действует в согласии с собственным побуждением. Таким образом, человек нередко становится орудием провидения, и его следует рассматривать как сосуд для приема той влаги, кото­рую вольет в него Господь".

Нельзя пройти мимо того, связанного с видениями и озарениями духовного опыта, который прошли отечественные искатели Истины. Можно вспомнить держа­винскую оду "Бог", бьющая через край, торжественная мощь речи которой выдает состояния духовной полноты и экстатического взлета, переживаемого в момент ее написания. Причастившись обжигающего огня духовности. Державин, как известно, уже "в гроб сходя, благословил" Пушкина и как бы передал ему огненную чашу творчества, от которой и занялось высокое жертвенное пламя российской словес­ности. Пушкинский "Пророк" - быть может, самое яркое, самое концентрированное в мировой литературе поэтическое отражение огненного озарения, пронизанного чувством всеведения и всеединства. Стихотворение, уникальное в своей гениаль­ности и огненности, иногда кажется состоящим не из материи слов, а из ослепи­тельного света, прикоснуться к которому суждено было сыну гармонии Пушкину. "Пророк" известен каждому школьнику и, похоже, столь затвержен, что уже не­достает воли взглянуть на этот шедевр не просто как на переложение VI главы библейской книги пророка Исайи, а как на реальный факт или акт духовной жизни поэта, столь же реальный, каким стали для Владимира Соловьева его три "мисти­ческие свидания".

Пушкинский "Странник", так и не опубликованный при жизни и оставшийся в черновиках, куда менее известен. А между тем, в нем запечатлено то высокое состояние духа, которое в христианстве именуется "видением света", в дзен-буддизме - "сатори", у даосов - "сиянием правды" ("мин"), в неоплатониз­ме - эманацией Мировой Души, внезапно сошедшей на человека.

"Я оком стал глядеть

Болезненно-отверстым,

Как от бельма врачом

Избавленный слепец.

"Я вижу некий свет", -

Сказал я наконец", -

запечатлел пережитое Пушкин в своей маленькой поэме "Странник".

Мистическая настроенность Гоголя, усилившаяся под конец жизни, известна достаточно, однако еще недавно ее объясняли помрачением рассудка, вызванного внутренним уходом писателя в религиозные искания. Между тем, погруженность в духовные глубины не помешала Гоголю с безупречной логической ясностью опро­вергнуть легковесные атеистические пассажи Белинского в их переписке. Глубо­кой тайной окутан уход Гоголя, незадолго до которого русский духовидец удос­тоился высокого знака, словно напоминающего о лестнице Иакова и Небесной Ие­рархии Дионисия Ареопагита - видения сияющей лестницы, уходящей в бесконеч­ность.

Интереснейшее описание своих высоких экстатических состояний соприкоснове­ния с незримой огненной реальностью оставил Достоевский, страдавший "священ­ной болезнью" - эпилепсией. Если внимательно изучить намеки писателя, то не­вольно возникает желание посмотреть на эпилепсию как на мгновенное в своей внезапности (ведь и у Пушкина - "как труп в пустыне я лежал", и у многих жи­вых святых высокие видения сопровождались физическим и духовным потрясением с последующим временным выключением сознания) постижение огненного измерения бытия, нечто вроде ожога при касании к нему. Писатель вложил своему "идеаль­ному герою" князю Мышкину в душу и тело все тончайшие и многомерные предэпи­лептические переживания, то есть те, когда сознание еще присутствует и фикси­рует первые проблески огненного сияния:

"...как бы воспламеняется мозг и с необыкновенным порывом напрягались ра­зом все жизненные силы его. Ощущение жизни, самосознание почти удесятерялось в эти мгновения, продолжавшиеся как молнии. Ум, сердце озарялись необыкновен­ным светом, все волнения, все сомнения его, все беспокойство как бы умиротво­рялись разом, разрешались в какое-то высшее спокойствие, полное ясной гармо­ничной радости и надежды, полное разума и окончательной причины". Далее Дос­тоевский называет эти состояния "восторженным слитием с высшим синтезом жиз­ни" и делает поистине поразительный вывод: "Да, за этот момент можно отдать всю жизнь!" Князь Мышкин признается также, что в этот момент ему как-то "ста­новится понятно необычайное слово о том, что времени больше не будет!"

Богатый внутренний опыт Достоевского привлек внимание не только религиозно настроенных людей, но и клиницистов-психиатров, последователей экзистенциаль­ной философии и даже современных мастеров дзена, например, Сэкиду Кацуки и его европейского ученика - интерпретатора Гримстоуна, которые в книге "Прак­тика дзен" исследуют трансовые переживания писателя в сравнении с традицией дзенских просветлений.

Владимир Соловьев, о котором уже шла речь, по словам А.Ф.Лосева, "как лич­ность, как человек был ко всему происходящему необычайно чуток и чувствите­лен. Его сенситивность доходила до огромных размеров". Пытаясь определить субъективные истоки его философии и ее взаимосвязь с мистикой, ученый утверж­дает: "Он был поэт в чрезвычайно остром и сенситивно напряженном смысле. Он мог погружаться в эту синеву, в бесконечную лазурь и находить в ней не только нечто интимное, для себя близкое, не только исток для своих чувств в любви и восприятии красоты, но и нечто космическое, даже божественное. И тогда его железная логика всеединства сразу превращалась в восторг, в какое-то наитие, в нечто такое, что уже было превыше всякой философии и превыше самого челове­ческого ума. К такого рода духовным состояниям Владимира Соловьева слово "мистика", конечно, уже применимо".

И далее исследователь говорит о чрезвычайно жизнерадостном, жизнелюбивом отношении Соловьева к своей мистике. Его уже упоминавшаяся поэма "Три свида­ния" выдержана в юмористическом ключе; шутливый тон относится к рассказу о поисках поэта космической Софии. Но совершенно по-иному, с высокой торжест­венностью, не оставляющей никаких сомнений в реальности пережитого, звучат запечатленные в стихах моменты видений:

"Пронизана лазурью золотистой, В руке держа цветок нездешних стран, Стояла ты с улыбкою лучистой, Кивнула мне и скрылася в туман".

"Вульгарное и обывательское представление о мистике, конечно, может многих навести на мысль о какой-то соловьевской психопатологии или о каких-то лите­ратурных выкрутасах. Но неопровержимые биографические данные свидетельствуют о том, что Вл. Соловьев был в то время духовно здоровым и веселым молодым че­ловеком, у которого умозрительные чувства соединялись с обыкновеннейшим быто­вым поведением", - заключает в итоге Лосев.

Александр Блок в письмах к близким людям со свойственной ему сдержан­ностью, крайне скупо, даже закодированно, говорил иногда о "странном напряже­нии мистических переживаний", иных из которых "не знает никто на свете" (из письма А.Белому); и здесь же: "Я здоров, и прост, становлюсь все проще как только могу". (Согласно восточным доктринам, чем крепче психическое, нравс­твенное и телесное здоровье человека, тем выше качество его тонких пережива­ний и степень Истины, воспринятой через озарение духа.)

Помимо ранних видений, связанных с циклом "Стихов о Прекрасной Даме", не­обходимо сказать и об одном из самых поразительных поздних видений Блока. Речь идет о явлении Христа в столбе метели на черном ночном небе, когда Блок во время прогулки мучительно обдумывал концовку "Двенадцати". В понимании са­мого поэта происшедшее нельзя рассматривать как художнический образ или сим­вол; он воспринимал видение как знак, указ неба и настаивал на реальности этого события, сам будучи поражен именно этим образом, тогда как ожидался "совсем Другой". Вскоре после видения он записал в своем дневнике: "Христос с красногвардейцами". Едва ли можно оспорить эту истину, простую для людей, чи­тавших Евангелие и думавших о нем".

Можно ли всех перечисленных людей на основании их переживаний отнести к категории мистиков?

Понятие мистика достаточно расплывчато. В него могут входить и обыватель­ские представления о сверхъестественных чудесах, и более серьезный философс­кий взгляд по поводу реальности невидимого мира, таящегося за покровом види­мого, иллюзорного. Однако этот взгляд, в какой-то мере соответствуя юношеско­му романтическому периоду в развитии человечества, не есть последняя ступень в поисках основы людей. Еще глубже такой подход к миру, который вмещает в се­бя его зримые и незримые стороны и воспринимает мир как единое целое. Очень глубокое философское описание подобного подхода к миру как единому организму на примере учения Владимира Соловьева дает все тот же Лосев:

"...В.Л.Соловьев понимает под мистикой учение о всеединстве, которое стро­ится у него с употреблением строгих философских понятий, диалектически так, что у нас нет никаких оснований считать его в этом отношении мистиком. Дейс­твительно, если все присутствует во всем, то каждый предмет этого всего явля­ется предельно насыщенным изменениями всеединой общности. Тогда каждый пред­мет получает огромную символическую нагрузку и в этом смысле всякий может сказать, что здесь есть нечто мистическое. Вообще говоря, мистика, как ее здесь понимает В. Л. Соловьев, есть просто учение о действительности, о всее­дином организме, и, мы бы сказали, слово "мистика" здесь, пожалуй, неуместно. Иначе все вполне материалистические учения о целом и частях, об общем и еди­ничном, о сущности и явлении придется обозначить термином "мистика".

Конечно, было бы большой натяжкой относить всех упомянутых в связи с фак­том видений людей, которые, так же как и Соловьев, исповедовали целостное по­нимание мира, к убежденным материалистам. Их взгляд раздвигал границы этого целого, включая в него более тонкие области бытия, и в каком-то смысле смещал центр тяжести с видимого плана на невидимый. В результате космический орга­низм мироздания в его зримой части казался им неполным фрагментом, намеком, видимой стороной айсберга, скрывающей глубоко свои незримые сферы, части и силы. Если добавить при этом пронзительное пантеистическое чувство, благодаря которому этот космос-организм казался им не только живым, но и разумно устро­енным, гармоничным и одухотворенным, то к такого рода мистикам можно отнести длинный список великих имен. В нем - и греки Сократ, Платон, Аристотель, Пи­фагор, и немцы Николай Кузанский, Шеллинг, Фихте, Беме, Новалис, Ницше, и англичане Уильям Блейк и Томас Карлейль, и шведы Сведенборг и Стринберг, и норвежец Ибсен, и итальянцы Данте, Пико делла Мирандола, Фиччино, Петрарка, и русские Гоголь, Иван Киреевский, Тютчев, Николай Федоров, Флоренский, Николай Трубецкой, Белый, Циолковский, Даниил Андреев, и только ли они? Весь этот слепящий каскад огней мировой культуры можно считать мистиками, причем мисти­ками убежденными, с теорией, не только с практикой, ибо их необычный личный опыт переживаний всеединства мира глубоко осознан и обоснован.

Этого рода мистики почти всегда были до известной степени еретиками по от­ношению к религиозным догматам и канонам. Очевидно, непосредственное видение фрагментов высокой реальности и переживание всеохватной целостной полноты бы­тия выходит далеко за пределы узкоцерковного окна в небе. Слово таких деяте­лей духа и культуры было исполнено необыкновенной силы убедительности. Оно нередко оказывало прямое влияние и на общественную мысль, и на социальные процессы. Достаточно вспомнить Эпоху Возрождения или события Реформации.

В попытках объяснения сущности источника видений и озарений было создано немало диаметрально противоположных доктрин и теорий. Диапазон их широк. От признания божественного происхождения описанных феноменов до сведения их к нейрофизиологическим процессам. Но если быть честным, то ни одно из объясне­ний не остается на уровне тонкости, диктуемой самими феноменами. На современ­ном рубеже развития научного знания мы не можем с достаточной степенью точ­ности объяснить этот тончайший психодуховный механизм. Поэтому наибольший ин­терес и убедительность представляют те из объяснений, авторы которых сами лично имели подобные переживания. И даже если предположить, что в ближайшем будущем ученые научатся объективно регистрировать подобные явления с помощью приборов (как известно, на западе активно проводятся эксперименты, например, по фотографированию галлюцинативных процессов) или найдут материально-энерге­тический носитель видений (неизвестные частицы, токи, волны, поля), можно ли свести к ним духовное значение этих переживаний? Очевидно, что роль естест­веннонаучных объяснений будет здесь в лучшем случае вспомогательной. Поэтому если мы хотим разобраться в сути экстатических переживаний любого человека (в данном случае в озарении Елены Ивановны Рерих), мы должны говорить на единс­твенно точном общечеловеческом языке духовности и культуры.

Однако начиная собирать воедино объяснения испытавших "вкус" предельных состояний духа, можно столкнуться с удивительным единодушием. Практически все из перечисленных людей не сомневались, что видения и озарения, сквозь которые они прошли, не есть творения их возбужденной психики, но относятся к другому, более высокому измерению или духовной области. Они ощущали также, что этот невидимый мир не есть нечто совершенно отдельное от их внутреннего мира, а напротив, воспринимали его как продолжение самых тонких слоев собственного духа. Суфийский мистик Халладж пережил в экстатическом состоянии столь силь­ное чувство единения с первоосновой миров, что публично объявил: "Я есмь Он" (т.е. Аллах), за что и был сожжен по приказу исламских ортодоксов. Духовная реальность, как иногда казалось чутким, склонным к высоким переживаниям лю­дям, имеет энергетическую космическую природу и порой словно ищет возможность проявиться через их сонастроенное сознание, чтобы побудить их к творческому труду. Вот, например, какую гипотезу поэтического характера, во многом совпа­дающую с вибрационно-энергетической теорией Агни Йоги, высказывает немецкий поэт Райнер Мария Рильке, сообщая одному из корреспондентов о недавно создан­ных им "Дуинских элегиях", сопровождавшихся целым потоком видений:

"Элегии и рисуют нас в этом деле, в деле непрестанного превращения любого видимого и ощутимого мира в невидимые вибрации и возбуждения нашей природы, вводящей новые частоты вибраций в невидимые сферы Вселенной. А так как всякие виды материи во Вселенной суть лишь различные проявления вибраций, то мы, та­ким образом, готовим не только интенсивности духовного рода, а, кто знает, может быть, новые тела, металлы, звездные туманности и созвездия".

В дальнейшем Елена Ивановна запишет целиком посвященную этой теме книгу, продиктованную ей Великими Учителями, которая так и называется "Озарение" и будет содержать в себе следующие слова:

"В древних магических книгах можно найти термин - "Illuminacio Regale", что значит Царственное озарение. Настолько важный принцип, что Гермес оканчи­вает трактат словами: "Благословенны избравшие путь Озарения".

Символ помазания царей имеет то же основание. Решительно все знатоки Тай­ной Силы сходятся на утверждениях высшей гармонии в проявлениях мощи Озаре­ния. Потому царь - помазанник, что, не удаляясь от земли, выражает волю не­бес. Поверх формул условных, застывших в коре предрассудков, имеются знания, как бы разлитые в воздухе.

Поставь громоотвод и собери небесную стрелу. Для одного она опасна, но другому она лучшее вооружение. И все будущее основано на овладении озарения. Самый трудный телефон будет в руках человека".

Естественно, что форма, которую принимает видение в сознании человека, за­висит от особенностей его личности - у религиозно настроенного человека будут преобладать одни образы, а у поэта или художника другие. Будут отличаться своеобразием и видения человека, основная жизненная "специальность" которого связана с духовным совершенствованием, самопознанием и поиском высших идеа­лов. Наиболее одаренный человек этого типа по справедливости может быть наз­ван художником духа, творящим себя в соответствии с представлениями о наибо­лее прекрасном - ведь не зря, например, молитвенная духовная практика в ви­зантийском исихазме называлась старцами "художеством художеств". Для челове­ка, устремленного на поиски контактов с миром Великих Учителей Востока, при особой тонкой организации его психики установление подобного контакта чаще всего начинается как раз с плана видений. Вот что пишет об этой стороне внут­ренней жизни Елены Петровны Блаватской ее биограф Е.Писарева: "Уже в детстве с глубочайшим чувством рассказывала она о том, как перед ней нередко появлял­ся величественный образ индуса в белой чалме, который она знала так же хоро­шо, как и своих близких, и который неоднократно спасал ее в минуты опаснос­ти". Впоследствии этот тонкий контакт-предчувствие Блаватской увенчался впол­не реальными встречами.

К сходному типу людей можно было отнести и Елену Ивановну Рерих. Ее пере­живание явилось ответом на ее внутренний запрос. Как повествуют духовные тексты, Великие Учителя, в полном смысле этого слова являясь Старшими Брать­ями человечества, далеко опередили людей в умениях управлять тончайшими энер­гетическими структурами организма и психики. В своих духовных достижениях и психических возможностях каждый из Великих Учителей неизмеримо раздвинул рам­ки привычных границ пространства, времени и вещества и потому его можно счи­тать Полным, Цельным Человеком, в то время как обыкновенный индивид на сегод­няшней стадии эволюции пока еще представляет собой фрагмент подлинного Чело­века. По свидетельству эзотерических Учений и духовному опыту многочисленных учеников Махатмы могут (как это ни кажется сказочным) в случае необходимости выделять из своего физического тела пребывающие в глубинах психики тонкие ма­териально-энергетические оболочки ("эфирные", "астральные" и "ментальные" те­ла), свободно путешествовать в этих оболочках по миру, с огромной скоростью преодолевая любые расстояния, и, когда этого требует созревший дух устремлен­ного ученика, посещать таких учеников в подобном необычном и невесомом состо­янии. Посещение ученика Учителем может состояться во время сна, молитвы, ме­дитации, духовной работы, а то порой и в совершенно неожиданной ситуации. Достаточно вспомнить евангельское предупреждение о неожиданности прихода Выс­ших сил ("Приду как тать во нощи") с вытекающей отсюда необходимостью бодр­ствования. Кстати, опыт мировых религий подтверждает эти эзотерические предс­тавления, тем более, что Будда и Христос, не раз являвшиеся в светящихся те­лах своим последователям ("три тела Будды", "тело славы" Спасителя), согласно той же Агни Йоге входят в Общину Великих Учителей человечества. Возвращаясь к переживанию Елены Ивановны, следует сказать также, что одним из подтверждений реальности этого акта ее общения с Учителями явилась несказуемая, обжигающая сила впечатления, которую невозможно придумать или искусственно вызвать у се­бя. Ее коснулась вечность, а такие касания не могут проходить бесследно. Дальнейшим подтверждением истинности касания была ее последующая жизнь, в ко­торой с определенного момента все отчетливее просматривалась высокая миссия. Эта жизнь по мере укрепления духовной связи с Учителями вбирала в себя их мощные творческие силы и становилась еще целенаправленнее, продуктивнее и одухотвореннее. Супруги постоянно обмениваются между собой крупицами тонких знаний, добытого опыта и внутренних достижений. В 1913 году в дневнике худож­ника появляется первая запись о "Великом Индийском пути". Решение зреет, но контуры его еще не вполне ясны.

Глава 3

ГОДЫ СТРАНСТВИЙ

"Именно переживание путей дает лучший ключ к осознанию космических жизней. Истинный путник четко представляет путь прошлый и ясно выражает направление желанное".

Листы сада Мории

"Как Мы прошли через пустыни? Как Мы уме­ли миновать черные стрелы? Как Мы могли объ­езжать неученых коней? Как Мы могли спать с предателем под одним шатром? Как Мы могли усилить камни потока? Как Мы могли найти путь в ночной мгле? Как Мы могли постичь не­понятные желания? Как Мы могли узнать тропу жизни? Истинно, бодрствованием духа".

Листы сада Мории

КАРЕЛЬСКИЙ ПЕРИОД

Пережитые высокие состояния не уводят Елену Ивановну от жизни с ее извеч­ными проблемами. Подрастают дети, разнообразные интересы и увлечения которых требуют постоянного внимания родителей. Режим дня художника был весьма напря­женным: помимо хлопотной директорской работы в Школе Общества Поощрения худо­жеств он был членом всевозможных культурных обществ и организаций Петербурга, потому вечерами часто отсутствовал. Вся домашняя нагрузка ложилась на Елену Ивановну. Вечерние часы она старалась посвящать чтению, особый упор делая на духовную литературу. Уединенная жизнь и будни были прекрасной школой воспита­ния характера. Требовал своего внимания и душевных затрат и обширный круг об­щения с тогдашней интеллигенцией, где у семьи Рерихов были не только друзья и союзники, но и завистники, недоброжелатели, скрытые и явные противники. Елена Ивановна как могла - и делала она это блестяще - поддерживала мужа в его мно­гочисленных делах и начинаниях. Немало трудностей и бессонных ночей вызвала тяжелая болезнь матери Елены Ивановны. Дочь проявила большую самоотвержен­ность и волю, в течение долгих месяцев почти круглосуточно дежуря у материнс­кой постели.

Дает о себе знать и нагнетание внешних событий, заставлявших все учащенней биться пульс Большой Истории. Политическая обстановка в Европе накаляется и завершается выстрелом, знаменующим новый отсчет времени и начало первой все­мирной бойни... День 1 августа 1914 года Николай Константинович встретил в Талашкино, завершая там алтарную роспись "Царица Небесная". Супруги восприня­ли происшедшее как прелюдию к мировой катастрофе, за которой должно последо­вать переустройство уклада жизни - "новая земля и новое небо". Елена Ивановна чувствовала, что сейчас завязывается важнейший узел мировой истории. В это время здоровье Николая Константиновича резко ухудшилось - сказалось и общее длительное перенапряжение, и утончение организма, все труднее переносящего тяжелую, сырую атмосферу Петербурга. В 1915 году Рерих пережил тяжелое воспа­ление легких, едва не окончившееся трагически. Очищающее пламя жизни и стра­даний выводило на новые витки судьбы, суля внешние перемены.

В 1916 году семья Рерихов для поправки здоровья Николая Константиновича переезжает в Сердоболь (Сартавалу) и проводит в Карелии два года. Супруги с детьми побывали за это время в местечке Ихинлахти, в Валаамском монастыре, на острове Тулола, где прожили несколько месяцев в очень уединенной обстановке. Это время запомнилось очень светло и радостно каждому члену семьи. Николай Константинович с теплом и благодарностью вспоминал "карельские снега 1916-1917 года", которые помогли ему "переломить отвратительную пневмонию".

Именно в Карелии Рерихов застали вначале Февральские, а затем и Ок­тябрьские события. Карелия, как часть Финляндии, вдруг стала "зарубежьем", поскольку граница была перекрыта: вести из революционного Петрограда доноси­лись самые разнообразные. Пресса полнилась описанием ужасов, творящихся в России, объятой пламенем гражданской войны и "красного террора". Разобраться в реальной обстановке, тем более возвратиться домой из невольной заграницы, не было возможности. Приходилось ждать. Правда, Николай Константинович все же выезжает в Петроград, где получает приглашение войти в состав формируемого Горьким Революционного Временного правительства и даже сделаться Министром Изящных Искусств. Елена Ивановна с тревогой ожидает мужа. Предложение не было принято, во-первых, по причине очевидной нестабильности обстановки, которую интуитивно ощущал художник, а во-вторых, потому, что у семьи вызревали совер­шенно иные планы и намерения.

Зиму 1918 года Рерихи провели в Выборге. В том же году Николай Константи­нович был приглашен в Стокгольм для участия в выставке, которая завершилась триумфом художника - картины имели большой успех, а их автор, до этого кава­лер трех русских орденов (Святого Станислава, Святого Владимира, Святой Ан­ны), был награжден шведским королевским орденом Полярной Звезды первой степе­ни.

Если рассматривать финско-карельский период Рерихов с точки зрения его значения в эволюции сознания, то можно эти годы в каком-то смысле уподобить периоду затворничества, который проходит каждый духовный подвижник и творец, готовясь к новой форме служения или к созданию новых произведений. Оба супру­га настроились на постижение семейной миссии: первые знаки о ней шли из глу­бин собственного духовного существа. В эзотерической индийской традиции эта ступень характеризуется слышанием "Голоса Безмолвия", а в европейской филосо­фии - понятием сократовского "даймона" или "гения", осеняющего человека соз­нанием всеобъемлющей мудрости целого. Даже сами названия картин художника то­го периода носят знаменательные названия: "Облако-вестник", "Приказ", "Посла­ние Федору Тирону", "Ждут", "Клад захороненный", "Победители клада".

В итоге "Голос Безмолвия", или голос пробужденной высшей природы человека, был услышан каждым из супругов. Уединение, особая тишина и величественная красота северной природы помогли не только физическому, но и нравственному исцелению от последних сомнений, вплотную подвели к осознанию жизненной зада­чи и правильному пониманию зова времени, устремляющего к преодолению популяр­ной, почти гипнотической формулы Киплинга: "Запад есть Запад, Восток есть Восток и вместе они не сойдутся..." Длительное тяготение к Востоку кристалли­зуется в твердое решение - совершить большое путешествие в Индию, Тибет и Монголию, чтобы проникнуть в "сердце Азии", соприкоснуться с глубинными плас­тами индийской культуры, получить ключ ко многим знаниям о человеке и мире и, наконец, приблизиться к сокровенным гималайским ашрамам. Весь процесс, рожде­ния этого решения, нахождения "священных знаков" жизни, приводящих на путь служения и познания, описан в сборнике стихов Николая Константиновича "Цветы Мории", вышедшем в Берлине в 1921 году. Ведущую же роль в истолковании зова Востока в это время уже в полной мере играет Елена Ивановна, "чувствознание" которой укреплялось по мере приближения сроков. Николай Константинович в свя­зи с этим писал: "...жена моя, Лада, прозревала на всех путях наших. Нашла она водительство духа и укрепила она путь наш".

Во время пребывания Рерихов в Карелии наступил момент, когда изоляция ста­ла невыносимой, а все существо требовало движения. Николай Константинович вы­разил это настроение в следующих словах: "Мечты о деятельности) И покрытые снегом скалы Финляндии, как первые вестники будущих гималайских высот, Елена Ивановна была так нетерпелива идти, она хорошо знала тяжкие лишения пути, но ничто не могло ее остановить". Она собиралась записать во время путешествия старинные легенды, притчи, обычаи разных народов, проанализировать современ­ное ей состояние восточных религиозно-духовных исканий, проникнуть в монасты­ри и встретиться с самими подвижниками.

Естественно, что такая серьезная экспедиция требовала тщательной подготов­ки. Немедленная поездка в Индию была невозможна по многим причинам - отсутс­твовала необходимая дорогостоящая экипировка, не завершили свое образование дети и, кроме того, сам въезд людей из "красной республики" в страны Юго-Вос­точной Азии была весьма нежелателен для западных покровителей этих госу­дарств. Первым промежуточным пунктом на пути в Индию стала Англия, куда Рери­хи приехали в 1919 году. Семья поселилась в Лондоне, в районе Гайд-парка. Де­ти продолжают образование в столичном университете, а родители устанавливают новые знакомства, интенсивно общаясь с прибывшими в английскую столицу Ра­биндранатом Тагором и увлеченным восточной метафизикой Гербертом Уэллсом.

В Англии происходит первая встреча Рерихов с представителями Белого Братс­тва и Великих Учителей Востока. Во многом под их влиянием определяется отно­шение супругов к Октябрьской революции. Ни Николай Константинович, ни Елена Ивановна, как известно, не присоединились к числу критиков революции, подобно большинству русских эмигрантов. Однако в их оценке революционных событий в России на первых порах сквозили ноты сомнения и неприятия происходящего. И дело не в том, что западная и эмигрантская информация была по неизбежности негативной - Рерихи, к тому времени достаточно зрелые и мудрые люди, могли прекрасно фильтровать полученные сведения. Но им, нацеленным на культурную эволюцию человечества, трудно было понять братоубийство гражданской войны, варварское разрушение памятников культуры и старины. Повесть Николая Констан­тиновича "Пламя", написанная в этот период, отразила смятение художника.

После встречи с представителями Великих Учителей супруги осознали, что перспективы будущего выздоровления и расцвета родины следует рассматривать в рамках свершившегося выбора, что выбор этот достаточно прочен и надежды на реставрацию прежнего уклада жизни иллюзорны, и что, наконец, самые трагичес­кие страницы и стороны революции необходимо воспринимать не как уклонение от плана мировой эволюции, а как Голгофу, призванную в конечном счете ускоренно развязать самые трудные узлы истории, как путь распятия, из которого в крова­вых муках рождается Будущее. Рерихи сумели увидеть, что происшедшее с оте­чеством есть временное, допущенное Провидением для испытания и закала нацио­нального духа погружение в бездну, которое рано или поздно приведет к взлету: ведь именно России, принявшей на себя грехи всего мира, несмотря на самое не­выгодное с внешней точки зрения положение назначено возглавить процесс духов­ной эволюции на планете. Эту грядущую высокую миссию России чувствовали и пророчески предсказывали многие выдающиеся люди Земли - Тагор, Вивекананда, Ницше, Шпенглер; о ней чуть позднее заговорит Агни Йога. Полученное наставле­ние на всю жизнь определило высокий пафос Рерихов по отношению ко всем поло­жительным свершениям в Стране Советов и большую сдержанность в оценках всех негативов *. По прошествии ряда лет Елена Ивановна в очерке "Преподобный Сер­гий Радонежский" напишет: "Через многие тяжкие испытания прошла Земля Русс­кая, но все они лишь послужили к ее очищению и возвеличению - так было, так будет". "История повторяется, - утверждала она, - и кто может сказать, что наступившие с началом XX столетия годы развала, гонения и кощунственного раз­рушения Святынь снова не сменятся великим, еще небывалым духовным подъемом, который в стихийности своей превысит все до него бывшие подвиги?"

Упомянутая встреча скорректировала маршрут семьи, поначалу стремившейся попасть в Индию как можно скорее. И хотя билеты на пароход, отправляющийся в Бомбей, были уже куплены, обстоятельства сложились так, что плавание пришлось отложить. Совет, данный Рерихам при встрече, состоял в том, чтобы не упорс­твовать, не форсировать события, а вначале поехать в Америку, где сложились благоприятные возможности для дальнейшего выполнения миссии. В дальнейшем Ре­рихи хорошо помнили этот совет - чутко всматриваться и вслушиваться в обстоя­тельства, никогда не торопить их, но и не запаздывать.

Почти одновременно со встречей Рерих получает приглашение принять участие в турне по США с выставкой своих картин. Таким образом, Америка становится следующим промежуточным пунктом на пути в Индию. Рассчитывая получить опреде­ленные денежные суммы от продажи картин и тем самым обеспечить материально дорогостоящую экспедицию, Рерихи приезжают в Америку с мыслью, что это нена­долго и... задерживаются там почти на три года.

* Не следует думать, что Рерихи не знали всех ужасов, сопряженных с тог­дашними революционными событиями. Они пытались смотреть на революции вообще в контексте всего хода земной человеческой эволюции. О всем сложном и неодноз­начном отношении Е.И.Рерих к самому феномену революции свидетельствует ее следующая фраза письма: "Именно вследствие низкого состояния человечества, взятого в целом, а также по причине часто неразумного водительства, на рево­люции приходится смотреть как на восстание здоровых клеток на защиту всего организма".

НОВЫЙ СВЕТ

Выставки картин Николая Константиновича проходят с триумфальным успехом, средства на экспедицию откладываются. Но задумано новое грандиозное предприя­тие - учреждение Пакта мира, иногда его называют Пактом Рериха, - межгосу­дарственной конвенции, призванной сохранять культурные ценности народов во время войн. Елена Ивановна активно включается в культурно-просветительскую деятельность по пропаганде русского искусства, руководит возникающими в США женскими организациями. К ее мнению прислушиваются постоянно собирающиеся в доме Рерихов известные американские ученые, писатели, журналисты, художники и даже представители деловых кругов, втянутые в мощную орбиту нового, доселе неведомого в прагматическом мире культурного движения.

Одновременно продолжаются начатые в Лондоне в 1920 году записи первой кни­ги Учения Живой Этики "Зов". Книга представляет собой как бы призыв Учителя к ученикам нести Провозвестие Востока.

Среди новых знакомых Рерихов в Нью-Йорке 3.Г.Фосдик - будущий директор ре­риховского музея в этом городе. Сама уроженка России (родители увезли ее в Соединенные Штаты в раннем возрасте), Зинаида Григорьевна так описала свою первую встречу с Рерихами:

"Николай Константинович сердечно поздоровался с нами, а Елена Ивановна ра­достно улыбнулась, когда мы заговорили на нашем родном языке. Как сейчас вижу перед собой эту красивую женщину... Ее лучистые карие глаза, тонкие черты ли­ца, пышные волосы, каштановые, с проседью, румянец на слегка смугловатой коже

- все привлекало в ней".

Зинаида Григорьевна вспоминала, насколько внимательна была к ней посланни­ца из России, как пристально она вникала во все ее проблемы, как плодотворны были их беседы об искусстве (ведь обе они профессионально занимались музы­кой). Елена Ивановна учила ее началам восточной философии, принципам культур­ного строительства, основам художественной перспективы в живописи (Фосдик во­обще утверждает, что Елена Ивановна прекрасно рисовала и что в ее записной книжке она видела яркие выразительные рисунки).

Кульминацией деятельности Рерихов в Америке становится создание таких культурных организаций, как Международное общество художников "Пылающее серд­це", Институт объединенных искусств и Художественный центр "Венец мира". Но, конечно, особая успешность всей американской деятельности супругов во многом объяснялась пристальным вниманием и постоянной поддержкой Великих Учителей, с посланниками которых состоялись еще две встречи - в Нью-Йорке и в Чикаго; Ре­рихи знали об этой поддержке и всегда ценили ее. Вот что рассказал об одной из встреч в дневниковых записях "Вехи" Николай Константинович, скрыв себя за определением "мой знакомый друг":

"...Было указано открыть в одном городе просветительное учреждение. После всяких поисков возможности к тому он решил поговорить с одной особой, прие­хавшей в этот город. Она назначила ему увидеться утром в местном музее. Придя туда "в ожидании", мой знакомый друг заметил высокого человека, несколько раз обошедшего вокруг него. Затем незнакомец остановился рядом и сказал по поводу висевшего перед ним гобелена: "Они знали стиль жизни, а мы утеряли его". Мой друг ответил незнакомцу соответственно, и тот предложил ему сесть на ближай­шую скамью. И, положив палец на лоб (причем толпа посетителей - это был воск­ресный день - не обратила внимания на этот необычный жест), сказал: "Вы приш­ли сюда говорить об известном вам деле. Не говорите о нем. Еще в течение трех месяцев не может быть сделано ничего в этом направлении. Потом все придет к вам само". Затем незнакомец дал еще несколько важных советов и, не дожидаясь, быстро встал, приветливо помахал рукой со словами "хорошего счастья" и вышел. Конечно, мой знакомый воспользовался его советом... Через три месяца все свершилось, как было сказано. Мой друг и до сих пор не может понять, каким образом он не спросил имени чудесного незнакомца, о котором больше не слыхал и не встречал его. Но именно так и бывает".

Постепенно к супругам пришло понимание и того факта, что "досадная задерж­ка" Рерихов в Америке имела глубокий смысл. Без серии выставок-продаж не наш­лось бы средств на центрально-азиатскую экспедицию, без американских культур­ных учреждений не состоялся бы будущий институт Урусвати, большую поддержку которому оказали ученые Нового Света. И наконец, зерна духовного созидания, брошенные Рерихами в американскую почву, дали поздние всходы культурного сот­рудничества двух народов, хотя супруги действовали как представители "народ­ной дипломатии" без какого бы то ни было официального представительства. И как знать, полновесный урожай от этих всходов, может быть, еще предстоит соб­рать в наши дни.

Америка стала важным этапом внутреннего роста Николая Константиновича и Елены Ивановны, явилась "огранкой" их культурно-просветительного энтузиазма, воли, зоркости, умения строить отношения с людьми. Ведь все культурные начи­нания приходилось разворачивать в весьма душной атмосфере и "плотной" среде, мало приспособленной для восприятия "тонких" идей складывающегося синтетичес­кого Учения. Новый Свет - родина бизнесменов и деловых людей, где то, что на­зывается гражданской позицией, чаще всего есть почти синоним свободного предпринимательства. Правда и то, что сознание молодой и энергичной амери­канской нации было еще не столь заблокировано интеллектуальными стереотипами, как у представителей коренной Европы. Среди бизнесменов, встреченных Рерихами на пути, было немало ярких психологических типов, умных и волевых людей с ин­тересными биографиями. С одним из них, знаменитым миллиардером Генри Фордом, у Рерихов установились дружеские отношения. Обладая широкими взглядами, сво­бодный от привязанности к узко-материальным устремлениям и чисто "денежной" психологии, он по достоинству оценил размах культурно-просветительной и ду­ховной деятельности супругов и оказал существенную финансовую поддержку при организации трансгималайской экспедиции.

Но в целом, обращение американского сознания к иным основам жизни, попытки (притом довольно успешные!) переключить внимание деловых людей от культа зо­лотого тельца к культу света требовали от Рерихов и находчивости, и терпимос­ти, и такта, и горения. Сработал закон: уча, учишься сам.

ТРАНСГИМАЛАЙСКОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ

В 1923 году, когда созрели подходящие условия, Елена Ивановна вместе с Ни­колаем Константиновичем отправляются в давно спланированную экспедицию, сна­ряженную на средства общественных организаций США и под американским флагом. В Париже к родителям присоединяется Юрий, завершивший к тому времени в Сор­бонне свое востоковедческое образование, начатое в Петербурге и продолженное в Лондоне. Младший сын, Святослав, остается в Америке для продолжения учебы в Гарвардском университете и продвижения многочисленных дел, предпринятых роди­телями.

В Индии Рерихи изучают древние памятники искусства и культуры, производят археологические раскопки, посещают монастыри, проходят маршрутом, по которо­му, согласно преданиям, шел, проповедуя "четыре благородные истины", Будда. Состав экспедиции, продлившейся в общей сложности пять с половиной лет, все время менялся, но Елена Ивановна вместе с мужем и сыном была ее постоянным участником от первого до последнего дня. Вместе с мужчинами ей приходилось преодолевать опасные обледенелые перевалы, взбираться на высокогорные хребты, замерзать под холодными ветрами, терпеливо побеждать сопротивление местных властей, обороняться от нападений бандитов. Ввиду исключительной трудности маршрута первоначально предполагалось, что какую-то часть пути Елену Ивановну в специально оборудованных носилках понесут носильщики-провожатые. Но с пер­вого же дня она заявила, что "на людях не поедет", пересела на лошадь и, хотя до этого никогда не занималась верховой ездой, прошла в седле в составе экс­педиции по территории азиатского континента 25 тысяч километров!

Знаменитое трансгималайское путешествие Рерихов, в полном объеме представ­ляющее поистине необъятную тему, в многочисленных публикациях описано доволь­но подробно. Остановимся на фактах, связанных с участием Елены Ивановны в экспедиции. Дневниковые записи Юрия Николаевича пестрят следующими записями:

"Шли одиннадцать часов. Елена Ивановна едет не слезая с коня более 13-ти часов. Значит, так называемая усталость побеждается чем-то иным, более силь­ным".

"Елена Ивановна все 10 дней на коне. Она не любит малых решений".

"Елена Ивановна - первая русская женщина, проделавшая такой путь. А тропы азийские часто трудные узкие горные подъемы, и речные обрывы, и тарбаганьи норы. Ну да и встречи с разбойными голоками тоже не очень приятны".

Но замечательное присутствие духа позволяло мужественной женщине поддержи­вать тех, кто начинал поникав волей. Случалось, при сердечных приступах и пульсе, доходившем до 145 ударов в минуту, где-нибудь на высокогорном плато она поднималась на привале первая, подбадривала проводников и погонщиков. А людей она видела, что говорится, насквозь. Юрий Николаевич упоминает о проце­дуре отбора людей в состав экспедиции, которую семья доверила своей проница­тельной "ведущей":

"Мы объявили на базарах о найме караванщиков, и ежедневно нас стали осаж­дать толпы желающих. Из этого сборища балтов, кашмирцев, аргунов и тюрок Е.И. выбрала несколько человек, впоследствии оказавших нам неоценимые услуги... Эти люди никогда не унывают, даже во время затяжных буранов в горах, доволь­ствуются малым и никогда не жалуются на усталость. В наших последующих странствиях мы часто вспоминали ладакских погонщиков, их удивительное мужест­во и стойкость".

Путь был столь насыщен опасностями, что лишь исключительная выдержка помо­гала справиться со всевозможными препятствиями. Можно представить, что пере­жила Елена Ивановна, когда лошадь старшего сына вместе с наездником начала медленно съезжать в пропасть. Наблюдательность и острота восприятия Елены Ивановны, ее предельно утонченные земные органы чувств, ставшие преддверием к развитию различных "тонких" чувств, позволяли ей первой замечать приближение опасности, улавливать самые отдаленные звуки, различать притаившихся в зарос­лях бандитов. Во время долгого пути Рерихи не однажды были свидетелями так называемых необычных атмосферных явлений. Среди них - встреча с пролетающим в небе огненным диском, о чем впоследствии красочно рассказал в книге "Ал­тай-Гималаи" Николай Константинович, а также явление "непалящего" огня, опи­санное Еленой Ивановной в одном из писем:

"Нежгучее пламя (горящая Купина Моисея) есть так зазываемый небесный огонь, который может проявиться лишь при соприкосновении с аурой определенно­го напряжения. Н.К. и я явились свидетелями такого огня во время нашего путе­шествия по Тибету. Вспыхнул он совершенно неожиданно в нашей палатке поздно вечером. Муж уже дремал. Я подошла к своей кровати и протянула руку, чтобы отдернуть одеяло, и вдруг посреди поднялся столб, вернее костер, чудесного серебристо-лилово-розового пламени. Сразу я не поняла, в чем дело, и с возг­ласом - огонь, огонь! принялась тушить его руками, но огонь не потухал, языки пламени не обжигали моих рук, и я лишь ощущала приятное живое тепло. Мой возглас разбудил мужа, и он увидел меня, стоящую на фоне этого пламени. Явле­ние это продолжалось не более четверти минуты, может быть меньше, и так же внезапно исчезло, как появилось".

Николай Константинович, тоже описавший этот случай, заметил: сила огня бы­ла так велика, что "палатка была вся освещена".

Вообще, ощущение чего-то необычного, почти волшебного, и чудесные знаки судьбы сопровождали экспедицию на каждом шагу, скрашивая суровый реализм труднейшего маршрута. Ярким подтверждением этому является следующий случай, о котором рассказывает художник:

"Жена моя хотела иметь старинное изображение Будды. Но это не так легко, ибо старинные изображения редки и собственники их не расстаются с ними. Мы поговорили между собою на чуждом здесь языке и оставили дело до лучшего слу­чая. Каково же было наше изумление, когда через несколько дней к нам приходит лама и с поклоном достает из-за пазухи отличное изображение Будды тибетской работы со словами:

"Госпожа хотела иметь Будду. Во сне мне явилась Белая Тара и указала от­дать вам изображение Благословенного с моего алтаря".

Так мы получили давно желанное изображение". В многотрудном пути иногда приходилось не только принимать чудеса в дар от щедрой гималайской фортуны, но и совершать собственные, необычайные для местного населения действия, ко­торые оно воспринимало как проявления чудесных сил. Юрий Николаевич вспоми­нал, как во время путешествия по Тибету мать, пользуясь своими тонкими "пси­хическими способностями", излечивала людей от болезни. Однажды пришлось ле­чить сына губернатора, и результат был благоприятный: "Мальчик скоро попра­вился. Впоследствии губернатор намекнул, что доброта Е.И. спасла нас от мно­гих неприятностей". Свойство отвечать добром на зло было вообще в натуре Еле­ны Ивановны, ведь многие представители китайских и тибетских властей отнюдь не походили на откровенного губернатора. Миролюбивую и доброжелательную экс­педицию часто подвергали обыскам, задержкам и другим притеснениям.

Справедливости ради отметим, что многочисленные затруднения экспедиции не стоит относить лишь на счет тяжеловесной бюрократической машины или произвола местных чиновников. Известно, с каким подозрением следила английская и ки­тайская дипломатия за появлением любого русского человека в Индии и в Тибете. Об этом писала еще Е.П.Блаватская в книге "Из пещер и дебрей Индостана" в XIX веке. А после революции подозрение вдвойне окружало людей, не скрывающих сим­патии к "красной России", да и не порвавших с ней даже формально-гражданских связей. При выезде из России Рерихи отказались оформить так называемый "нан­сеновский паспорт", служивший официальным документом для русских эмигрантов, как бы подтверждающим их разрыв с большевиками. Отказались они и принять под­данство другой страны, продолжая считать себя гражданами Родины с новым об­щественно-политическим строем. Более того - было составлено завещание, сог­ласно которому в случае гибели Рериха во время пути все экспедиционное иму­щество и картины становятся собственностью русского народа. Конечно, такая позиция осложняла судьбу семьи, и, несмотря на мировую известность Николая Константиновича, подозрения, брань и клевета со стороны определенных кругов всегда сопровождали любые инициативы Рерихов.

Начало экспедиции в Индии было ознаменовано одним замечательным событием, изменившим ее предполагаемый маршрут и планы. В Дарджилинге в местном храме на окраине города состоялась ожидаемая всю предшествующую жизнь земная встре­ча Елены Ивановны и Николая Константиновича с самими Великими Учителями. Пос­ледняя книга Агни Йоги "Надземное" позднее передала внутренний трепет всего существа Елены Ивановны, с первых мгновений ситуации сердцем почувствовавшей присутствие чего-то необычного и невыразимо высокого, хотя явившийся на встречу Учитель по внешнему виду и одеянию не отличался от других находивших­ся рядом лам. Совместное глубокое впечатление от встречи выразил и Николай Константинович: "Люди, встречавшие в жизни Учителей, знают, как просты и как гармоничны, и как прекрасны Они. Эта же атмосфера красоты должна окутывать все, что касается их области". После продолжительной (в отличие от кратковре­менных лондонской, нью-йоркской и чикагской) встречи в Дарджилинге Рерихи по­лучают еще одно важное задание - передать Советскому правительству ларец со священной гималайской землей на могилу Ленина, имя которого высоко почиталось на Востоке, а также послание руководителям СССР, где Новой Стране была пред­ложена помощь, основанная на знаниях, накапливаемых тысячелетиями. Впервые напечатанный в нашей стране в 1965 году в журнале "Международная жизнь" текст послания затем неоднократно публиковался в других изданиях.

Многое в этом послании сегодня может вызвать недоумение и даже протест с точки зрения обыкновенной человеческой логики - ведь оно содержит благослове­ние ряда разрушительных процессов и тенденций революции, о которых в наши дни стало известно гораздо больше, нежели ранее. Неужели мудрые и всеведущие Учи­теля не знали о них? Почему они допустили хаос разрушения?

Эзотерические учения говорят, что при рассмотрении такого сложного явле­ния, как духовная эволюция земного человечества, порой необходимо смотреть на вещи поверх обыденной логики и обыденных представлений о добре и зле. Великие Учителя, направляя эволюцию планеты и помогая людям, действуют, строго при­держиваясь принципа свободной воли, и никогда не вмешиваются в исторический процесс насильно, даже имея в виду благую цель. Средства есть продолжение це­ли, и если они .недостойны, то они бросают тень на саму цель. Всякое насиль­ственное добро или насильственное сдерживание направленной ко злу свободной воли отдельных людей, правителей или государств по закону причинно-следствен­ной связи увеличивает дисгармонию мира. Оно допустимо лишь в случаях защиты от явной вооруженной агрессии людей от себе подобных, но никак не со стороны Высших форм сознания и Старших Братьев человечества, наблюдающих за свободным выбором того или иного пути развития каким-либо государством. Принцип работы Великих Учителей с человечеством состоит прежде всего в многообразных духов­ных импульсах, посылаемых в виде различных откровений, религий, учений, а также в виде насыщения "тонкой" психосферы планеты высокими идеями, образами и энергиями. В отдельных случаях подобная помощь может заключать в себе конк­ретные предложения, советы или даже программы на государственном уровне. Что касается возможных недоумений по поводу сотрудничества с запятнавшим себя кровью советским режимом, следует отметить, что Учителя работают не с идеаль­ным, существующим в сознании утопистов человеком, а с реальными людьми, какие они есть, не упуская случая бросить одухотворяющие зерна знаний даже в лишен­ную освещения и сухую почву. Тем более, если эти люди облечены государствен­ной властью и отвечают в данный момент за судьбу великой державы.

Нельзя не предположить также, что приветственный тон Послания объясняется и тем, что Учителя рассчитывали на возможный диалог, а не на немедленный от­каз. Можно представить себе, насколько малоуспешной и даже трагической была бы миссия Рерихов, если бы свой разговор с агрессивным, неуступчивым и догма­тически мыслящим советским руководством начался с обличения его просчетов и ошибок. Один из принципов, запечатленных Агни Йогой, - всегда говорить по сознанию собеседника.

Но не одни лишь тактические цели преследовала примирительная тональность Послания. Ряд высказываний, касающихся "эволюции общины", "угаданной" Новой Страной, а также поощрение идей, направленных против излишней привязанности к собственности и нацеленных на построение Общего Блага, представляют собой одобрение ряда стратегических замыслов вождей революции, прежде всего, конеч­но, самого Ленина *. (К ближайшему окружению Ленина и Рерихи, и Учителя отно­сились весьма критически, если не сказать больше: "В окружении чуждых ему сотрудников Ленин один нес негасимое пламя подвига".) Видимо, авторы Послания выделяли эти идеи из прочих советских начинаний и считали, что, несмотря на все их несовершенство, они, при соответствующей духовной поддержке, с эволю­ционной точки зрения ведут дальше, нежели прежние во всех отношениях более комфортные принципы государственного устройства. Ведь основное направление эволюции состоит, согласно Агни Йоге, не столько в совершенствовании внешних форм жизни, связанных с экономическим довольством и научно-техническим прог­рессом, сколько в улучшении внутреннего человека, его бессмертного духовного начала, а пробуждение духа (индивидуального или народного) обычно происходит не в сытости и благополучии, а в суровых, порой жестоких жизненных обстоя­тельствах, именно они высекают из застывшего в развитии сознания искру духов­ности, помогают ему осознать и преодолеть собственную самость, обуздать алч­ную привязанность к "несуществующей" (по определению Учения) собственности и раскрыть в себе общинное альтруистическое начало.

* Конечно, отношение Рерихов к Ленину не было умильно-апологетическим. Ряд намеков свидетельствует о неоднозначности отношения. Без восторгов Рерихи воспринимали философское наследие Ленина. "Книги Ленина ценим меньше" (по сравнению с его способностями деятеля), - говорится в книгах Живой Этики. По­тому Рерихи постоянно говорили о необходимости одухотворения диалектического материализма и познании тонких форм материи. А осквернение Троицко-Сергиевс­кой Лавры, когда были потревожены мощи Сергия Радонежского (это сделали по распоряжению Ленина) Елена Ивановна в очерке назвала деянием "кощунственных рук" И тем не менее Рерихи считали, что действия Ленина (даже в своем разру­шительном аспекте) были оправданы высшей эволюционной необходимостью, что благодаря им была сохранена целостность России в условиях хаоса и что это ра­но или поздно будет осознано в будущем. "Расчленение России - гибель для все­го мира", - писала Елена Ивановна. Сходной точки зрения придерживалось правое крыло русской эмиграции (например, В.Шульгин, И.Ильин, евразийцы и младорос­сы).

Рерихам, выступающим в качестве посланников Махатмы, было очевидно, что даже наиболее здоровым начинаниям Новой Страны грозит крах, ибо после ухода Ленина среди советских руководителей нет обладающих достаточными знаниями о том, как необходимо строить провозглашенное будущее. Главная помощь, которую заключало в себе Послание, состояла в готовности Учителей Востока передать знания о путях, законах и принципах правильного строительства жизни во имя Общего Блага, которое молодая страна пыталась строить на фундаменте "разру­шенного до основания" старого мира. Кстати, к 1926 году этот фундамент, нес­мотря на многие потрясения, все же не был разрушен до основания - еще не прошла коллективизация, окончательно уничтожившая прежний уклад жизни, и представлявшая собой по сути "насильственную общину", - понятие, подвергнутое в Агни Йоге суровой критике. Еще оставался шанс продолжить строительство Но­вого государства с принципами духовной общины на здоровой, естественной, ис­торически сложившейся в России почве крестьянской общины. Потому слова Посла­ния об угаданной Советами "эволюции общины" следует понимать не столько как реальную угаданность, сколько как тонкую подсказку направления пути. Соот­ветствующее вселенским законам бытия сокровенное знание должно было поддер­жать самоотверженный, но стихийный порыв народа, сделать его постройку неру­шимой, уберечь государство от наметившихся ошибок и перекосов в сторону еще незримого для большинства, но уже замеченного для мудрого взгляда культа лич­ности, культа грубой материи, ведущего к отрыву от космических задач *. Впер­вые в современной человеческой цивилизации возникла уникальная возможность расширить духовное водительство Старших Братьев человечества с небольшого числа отдельных продвинутых учеников до размеров огромной страны.

* Кстати, к атеизму в СССР, несмотря на всю его разрушительную нелепость, Учение относилось спокойнее, чем к застарелому европейскому религиозному ли­цемерию, ибо считало его поверхностной, легко проходящей болезнью, не способ­ной проникнуть в сокровенные мистические пласты русской души: "Где мнимое от­рицание, там жатва Господня. Но где фальшивое благолепие, там меч занесен".

МОСКОВСКАЯ МИССИЯ

Получив визы на въезд в Советский Союз, Рерихи 13 июня 1926 года прибывают в Москву, где останавливаются в Гранд-отеле. Несмотря на внешне стабильную ситуацию в стране, которую отделяли еще несколько лет от ожидавшего ее внут­риполитического произвола, отношение к людям, прожившим долгое время за гра­ницей вроде Рерихов, было со стороны властей достаточно напряженным. Семья понимала, что их приезд небезопасен и может обернуться непредсказуемыми пос­ледствиями, поэтому само решение пересечь границу, как будет видно чуть даль­ше, - свидетельство известного мужества. Следующий непростой шаг состоял в правильном выборе конкретных официальных лиц, которые обладали бы достаточной широтой сознания, культурой и терпимостью к иной системе взглядов, а также были бы способны хоть в какой-то мере оценить открывающиеся в случае принятия послания перспективы. Главное лицо государства не подходило для этой цели по причинам, не требующим особых комментариев. Еще более определенное мнение у Рерихов было по отношению к популярному тогда Троцкому: они отчетливо видели враждебность его идеологии тем идеям, с которыми они приехали. Для них, ве­ривших в высокую историческую миссию русского народа, "Ивана Стотысячного" и преображающую силу культуры, было совершенно неприемлемо стремление Троцкого к массовой милитаризации крестьянства и рабочего класса, его откровенно анти­народные, антирусские политические взгляды. К троцкизму у семьи всегда было непримиримое отношение. В книге В.Сидорова "На вершинах" приведен отрывок из делового письма Николая Константиновича по поводу включения различных матери­алов, писем и приветствий в юбилейный рериховский сборник, посвященный 40-ле­тию его творческой деятельности. Вот что рекомендует он сделать с присланным в провокационных целях троцкистским письмом:

"Письмо Клечанды, конечно, можно поместить среди приветствий, но троцкист­ское словоизвержение Дефрис, конечно, выбросьте совсем, имени ее не поминайте и вообще прекратите с ней всякие сношения. Эта личность сродни нью-йоркским троцкистам, а мы дали ее адрес, лишь чтобы убедиться в троцкистских мировозз­рениях...

Если бы троцкистка опять стала к Вам приставать, то Вы ответьте ей, что ее письмо вообще запоздало, чтоб на этом и кончить всякие сношения".

Конечно, больше всего Рерихи сожалели о том, что им не удалось встретиться с Лениным, который смог бы оценить всю важность "единения Азии". Но выбирать не приходилось. К наиболее восприимчивым и культурным людям, которые могли бы чем-то помочь делу и к тому же были ближе других к решению проблем, затрону­тых Рерихами, по своему официальному статусу, супруги отнесли Крупскую (как человека, "изнутри" лучше всех знавшего Ленина), наркома просвещения Луна­чарского (в силу его образованности и прямого отношения к руководству сферой культуры) и наркома иностранных дел Чичерина (как тонкого политика и культур­ного человека). Последнего Рерих знал еще по Петербургскому университету и, видимо, потому нашел с ним в беседах все же большее взаимопонимание, чем с Луначарским.

В Кремле, во время бесед с двумя наркомами, Николай Константинович выпол­нил высокое поручение, вручив ларец с гималайской землей и послание Махатм Советскому правительству. Одновременно с посланием он приносит государству в дар серию картин. Однако Луначарский не нашел для них ничего лучшего, как ос­тавить полотна пылиться в углу. Лишь благодаря счастливой случайности Горький узнал о существовании этого рериховского дара и забрал картины в личное поль­зование: в дальнейшем они некоторое время украшали его подмосковную дачу в Горках, а затем были переданы на его родину в Горьковскую картинную галерею.

В итоге помощь не была отвергнута, но не была также и принята. Чичерин от­ложил вдумчивое рассмотрение предложений, привезенных из Гималаев, до лучших времен, когда подойдут подходящие условия. "Лучшие времена" обернулись для страны тяжелейшими испытаниями.

И еще один важный штрих, дающий возможность почувствовать, какова могла быть официальная реакция, если бы Рерихи проявили чуть больше настойчивости и неосмотрительности или вышли бы на других людей со своими предложениями. Ког­да срок пребывания семьи в Москве уже подошел к концу, неожиданно в гостиницу пришло официальное приглашение посетить Наркомат внутренних дел для беседы с Дзержинским. Конечно, Рерихи хорошо понимали, что такое приглашение вряд ли означает, что все предложенные ими идеи с восторгом встречены в "верхах". Но жизненный принцип, повелевающий встречать все испытания судьбы лицом к лицу, не уклоняясь ни от одной из трудностей, выпавших на пути, помог им пересилить сомнения и пойти на встречу. Пошли вдвоем - отец и сын. Елена Ивановна с тре­вогой ожидала их возвращения. В приемной на Лубянке после продолжительного ожидания они услышали, что на сегодняшний день встреча не состоится. А когда она будет, их известят письменно позднее. На следующее утро газеты сообщили о кончине Дзержинского.

После семейного совета было решено - так как все намеченные дела и поруче­ния выполнены, пора покидать столицу и отправляться в путь, ведь централь­но-азиатская экспедиция еще не закончилась. И поскольку экспедиционные пас­порта и разрешение пересечь границу СССР и Китая были уже получены, Рерихи решили не откладывать. В самое ближайшее время они собирают вещи и выезжают из Москвы. Как показали дальнейшие события, их скорый отъезд представлял со­бой единственно правильное решение. Забегая вперед, скажем, что через полтора месяца в Монголию, где в это время находилась экспедиция Рерихов, пришла пра­вительственная телеграмма из Москвы, где содержалось требование по распоряже­нию Сталина немедленно вернуть художника Рериха в СССР, а в случае отказа с его стороны подчиниться - применить все меры вплоть до ареста и насильствен­ного препровождения через границу. Понимая, чем это грозит для всей семьи Ре­рихов, консул Быстров в Урумчи, с огромной симпатией относившийся ко всем троим, решился на следующий шаг: дал ответную телеграмму, что экспедиция уже несколько дней, как покинула Монголию, а самим Рерихам он предложил в целях безопасности побыстрее исчезнуть из поля внимания и действительно выехать из страны.

...Поезд, на котором Рерихи уезжали из Москвы, вез их через всю Россию на восток. Наблюдая за переменами в жизни страны, Елена Ивановна испытывала ра­дость, которая в какой-то степени помогала ей легче перенести чувство горечи по поводу утраченных для России возможностей. Конечно, она сознавала, что ми­ровая история - естественный творческий импульс, создаваемый свободной волей людей, и насильственное вразумление их ничего не даст. Но она сознавала также всю уникальность шанса, предоставленного родине, и всю тяжесть бремени, кото­рое выпало теперь на любимое отечество, чьи вожди так и не сумели понять пре­имущество кратчайшего пути знания и духовности...

АЛТАЙ

Обратный путь в Индию лежал через Алтай. Чуть больше двух недель провели Рерихи в Усть-Коксинском районе Горного Алтая в селе Верхний Уймон, где их принял в своем доме зажиточный крестьянин Вахромей Атаманов. Красота и сво­еобразие алтайской природы навсегда покорили сердце Елены Ивановны. Вместе с мужем и сыном она совершает поездки в окрестности села, исследует близлежащие невысокие горы и лесистые холмы, собирает целебные травы, общается с местными жителями, записывает распространенные на Алтае поверья и легенды о Белом Бур­хане, Ойроте и Беловодье.

Приезд заграничных путешественников, к тому же русских по национальности, да еще из Индии, привлек внимание всей округи. Но в памяти местных жителей, большей части староверов, отложился не только этот факт сам по себе: привлек­ли простота, сердечность, которые излучали приезжие. Елена Ивановна дарила местным жителям цветные шали и платки, расспрашивала их о медицинских сна­добьях, давала советы о воспитании детей. Вот что вспоминала о ней алтайская старожительница - крестьянка Агафья Вахромеевна Зубакина:

"Шибко хорошие люди были. Молодолицые, разговорчивые. Сама была вся бе­ленькая, светлая. И волосы светлые, и глаза. Шибко красивая была. Длинный са­рафан у нее был, долгая одежда. Широкое очень длинное носила. Вся одежда здешняя. Окошки открывать любила. Возле окна обычно сидела, писала. Все на свете рассказывала. По младшему сыну скучала, плакала. Три года его не виде­ла. Учился все где-то.

В шесть часов утра вставали. Шибко много работали. А придут вечером, пере­оденутся и опять за работу. Три минуты им дороги...

Среди этих во многом женских свидетельств памяти отметим неточные вроде бы детали: "вся беленькая... и волосы, и глаза". Возможно, так ощутила простая крестьянка свет, исходивший от темноволосой и кареглазой Елены Ивановны, что отмечали все встречавшиеся с ней.

Фекла Семеновна Атаманова, сноха Вахромея Атаманова, рассказывает о Нико­лае Константиновиче:

"Вперед видел. Ехал однажды, кнутом указал место, говорит: "Здесь люди жить будут". И точно, деревня Тихонькая через несколько лет появилась".

Сам Николай Константинович в книге "Алтай-Гималаи" позднее напишет, что виделся ему в долине Катуни город Знания и центр культуры, которому они вмес­те с Еленой Ивановной дали название - Звенигород. Супруги почувствовали гро­мадные перспективы этого края в развитии Сибири и всей страны. Впоследствии Елена Ивановна говорила об Уймонской долине и долине Кулу как о двух нераз­дельно связанных между собой точках обширного горного континента Азии.

Мысли о городе Знания, который необходимо построить именно в наиболее бла­гоприятной для исследования зоне - в горах, как бы предваряли будущее созда­ние в долине Кулу института Урусвати, задуманного как международный центр, где будут представлены все виды наук. Алтай помог оформиться и другой мечте Елены Ивановны. Озабоченная мыслью - как поднять сознание женщины к пониманию своего высокого духовного назначения в жизни, она приходит к идее создания в этих местах, как, впрочем, и повсюду, женских ячеек, объединенных идеей со­вершенствования и почитания культуры. Их участниц она стала называть теперь "сестрами Золотой Горы" (имелась в виду самая высокая и почитаемая гора Алтая

- Белуха).

Да, два самых сильных впечатления Елены Ивановны во время пребывания в благословенном горном крае - это мощная, вознесенная в небо Белуха, которую она воспринимала как русскую сестру гималайской вершины Канченджанги, и кра­савица Катунь, стремительно несущая свои белые воды по Уймонской долине. В этих двух связанных между собой незримой связью священных творениях алтайской природы виделись ей особые места и магниты, концентрирующие в себе тонкую жизненную силу. В назначенный срок эта сила поможет в грядущих построениях центров Культуры. Поэтому все легенды алтайцев и староверов о Белухе и Катуни были зафиксированы с особой тщательностью. Одна из легенд позднее была в яр­кой поэтической форме воспроизведена Еленой Ивановной в книге "Криптограммы Востока" под названием "Белая Гора":

"Гора Белая, Гора, познавшая откуда вода белая пошла.

Пошлет Гора камни Катуни.  Сносят камни берега белые, разделяют камни брат от брата. Закраснела кровью Катунь, идет война.

Белая Гора, ты ли послала красные камни? Где твое Беловодье?

Возьму посох кедра, окручусь белою одеждою, подымусь на Белую Гору, у нее спрошу - откуда пошла белая вода?

От Горы, от самой вершины показались сорок сороков вершин. За ними светит­ся Гора Белая!

Камень ли горит?  Тайна обозначилась.

Пойдем, братие, на тот Свет сияющий!

Невиданное увидено.  Неслыханное услышано.

На Белой Горе стоит град. Звон слышен. Петух в срок закричал.

Удалимся в город и послушаем Книгу Великую".

Белая вода словно белая чистая вера, вышедшая из неведомого горного истока всех начал, страннический посох кедра, почему-то заставляющий вспомнить кедр ливанский, сорок сороков безмолвных снежных вершин, в своей неслышной музыке сфер удивительно перекликающиеся с малиновым звоном колоколов стольного града

- Москвы, которых также было "сорок сороков"; чудесный камень Востока, так похожий на горючий Камень Алатырь из древних отечественных сказаний, - сколь­ко исконных русских символов заключено в маленькой легенде!

А Николай Константинович в книге "Сердце Азии" напишет о другой легенде, которая "шепчется в разбросанных юртах", что "на реке Катуни произойдет пос­ледняя битва людей и что из-за далекой Белой Горы сияет свет Белого Бурхана".

После экспедиции Рерихов сегодня прошло уже шестьдесят с лишним лет, и хо­тя деревня Тихонькая действительно возникла через 5 лет после предсказания, городу Знания, видимо, еще не пришли сроки. Однако спустя полвека после пре­бывания Рерихов в Верхнем Уймоне застучали топоры - началось строительство дома-музея Николая Константиновича. Строили приверженцы идей Рерихов, прие­хавшие из Новосибирска, Пензы, Москвы, Таллинна, из других городов и сел страны. Сначала возникла естественная идея отреставрировать сохранившийся дом Вахромея Атаманова с мемориальной доской о пребывании в нем Рериха. Но потом решили строить совершенно новое здание из "вечного" леса - лиственницы. И вы­рос в селе на берегу протоки Катуни нарядный двухэтажный терем, где каждая тесинка любовно обработана руками строителей. Символика Индии и Алтая переп­лелась в резьбе, а конструкция здания сохранила старообрядческий стиль дома Атаманова.

Увлекательная и во многом драматичная история строительства в будущем, на­верное, станет предметом исследования историков-рериховедов, а сегодня музей еще не открыт, хотя строительство здания было завершено в 1982 году.

Тревога нависла и над Катунью. Лучшая, быть может, жемчужина в ожерелье отечественной природы и один из немногих нетронутых уголков страны, Алтай, видимо, не дает покоя технократам. Был задуман проект строительства каскада гидроэлектростанций на реке. Когда под давлением общественности от каскада пришлось отказаться, авторы проекта стали настаивать на сооружении хотя бы одной электростанции, действуя по принципу: "лиха беда начало". Когда же и эту идею возвратили на повторные экспертизы, строители, не дожидаясь утверж­дения проекта, развернули энергичную деятельность и начали подготовительные работы. Интересен и поучителен следующий факт: строительству здания музея, которое украсило старинное село и велось бескорыстно, методом народной строй­ки, местные власти, до определенного момента помогавшие, начали чинить мно­жество препятствий. Музей, как уже говорилось, не открыт до сих пор. А доро­гостоящему проекту, грозящему расшатать экологическое равновесие прекрасного уголка страны, и проекту не утвержденному, уже дана кем-то зеленая улица. По­истине, странные дела творятся под родными небесами!

Уникальность природы Алтая говорит сама за себя: опасность реализации про­екта Катунской ГЭС для экологического будущего страны ничуть не меньше той угрозы, которую несет в себе печально знаменитый проект переброски северных рек. Построение ГЭС предполагает также затопление прекрасной долины (места прохождения в прошлом великого шелкового пути) и погребение под водами (к этому времени уже отнюдь не белыми) археологических памятников, курганов, культовых сооружений, которые в обилии хранит алтайская земля - в прошлом ве­ликий исторический узел переселения народов. Конечно, навсегда будет похоро­нена и сама идея основания в этом наиболее чистом и биологически активном месте Звенигорода - Города Знания, Культуры и, быть может, цивилизации Буду­щего. Воистину "закраснела кровью" Катунь, идет война, усиливается натиск не­вежества... И все это на глазах хозяина "лесов, полей и рек" своей "необъят­ной родины" - русского народа, которому в очередной раз не хватает разумения осознать, какая опасная, зловещая перспектива ожидает его, если он отдаст на растерзание важнейшую водную артерию Алтая, не хватает воли увидеть, как важ­но сейчас объединить усилия, чтобы противопоставить их хорошо организованной технократической тьме. Вопрос с Катунью перешел в разряд вопросов о нацио­нальной совести и духовной состоятельности народа. Если вопиющее .недомыслие безответственных чиновников возобладает над здравым смыслом битва на Катуни может на самом деле стать последней, и уже ничем невозможно будет остановить сползание страны в экологическую пропасть.

СНОВА В ПУТИ

После посещения Алтая путь, растянувшийся еще на два года, продолжился по высокогорью и каменистым плато. Рерихи двинулись на Восток, через Барнаул и Новосибирск. Дальнейший путь пролегал через Улан-Удэ и Монголию. В Монголии, в типографии, предоставленной правительством, Рерихи издали две книги. В пер­вой, написанной Еленой Ивановной под псевдонимом Натальи Рокотовой, с позиций сегодняшних научных достижений и широкого мировоззрения рассматривалась сущ­ность древнего учения. Другая работа, "Община", как и все книги Учения, была опубликована анонимно. Над обеими книгами Елена Ивановна работала в экспеди­ции, одновременно выполняя наравне со всеми ее членами прочие обязанности и участвуя в научных изысканиях, порой делая важные открытия. В путевом дневни­ке Юрия Николаевича есть такая запись:

"25 марта Е.И. нашла интересную медную фибулу с двуглавым орлом в круге... Это изображение часто встречается среди древностей Северного Кавказа и восхо­дит к искусству хеттов Малой Азии. Находка стала важным фактом, доказывающим проникновение азиатских мотивов в искусстве "звериного стиля" кочевников Ти­бета".

Работоспособность Рерихов, хотя и вызывает восхищение, все же укладывается в обычные человеческие представления. Но некоторые факты трансгималайской экспедиции выходят за рамки таких представлений. Еленой Ивановной в экспеди­ции была завершена начатая ранее еще одна книга "Озарение" - это вторая часть "Листов сада М.".

"Зов", "Озарение" и "Община" составили подготовительную триаду к собствен­но книгам Учения, открывающегося "Знаками Агни Йоги".

Выехав из Монголии на автомобилях, экспедиция приняла в дальнейшем обычный в Тибете вид каравана из лошадей и яков. На пути попадались факиры и монахи, йоги и паломники, торговцы и разбойники - вся многоликая Азия. Удалось побы­вать в монастырях, где не ступала еще нога европейца. Немалую роль сыграла в этом Елена Ивановна, чье открытое сердце и обаяние располагали к себе самых недоверчивых и малообщительных аскетов. Рерихи жаждали попасть в Лхасу - та­инственную цитадель северного буддизма и резиденцию далай-ламы. Однако в Лха­су путешественников не пустили. Исходило ли это решение от самих тибетских властей, было ли принято под давлением китайского императорского двора или дипломатов Англии - об этом Рерихи так и не узнали. Но они сполна познали и лютую стужу, и голод, и издевательство местных властей. Пять месяцев простоя­ла экспедиция на высоте 15 тысяч футов, не получая разрешения на дальнейшее продвижение. Жестокие морозы унесли жизни пяти проводников, погибли почти все вьючные животные. И неудивительно - экспедиция экипировалась для долгих пере­ходов и кратковременных стоянок, а пришлось всю зиму зимовать в летних палат­ках. Не менее тяжкими, чем холод, были неопределенность и томительное ожида­ние. Но в точности так же, как во время длительных передвижений Елена Иванов­на праздновала победу над пространством, теперь она училась побеждать время, на практике познавая относительность этих понятий. В итоге труднейший участок пути - крест жизненных испытаний - был в конце концов преодолен. После долгих странствий в мае 1928 года Рерихи снова прибывают в Дарджилинг.

Глава 4

БЕЛАЯ ИНДИЯ

"Благословенна Индия! Ибо ты одна сохранила понятие Учителя и ученика".

Знаки Агни Йоги

"На дне всех миров, океанов и гор

Хоронится сказка - алмазный узор,

Земли талисман, что всевышний носил,

И в Глуби Глубин, наклонясь, обронил".

И. Клюев. "Белая Индия"

КУЛУ

Вначале Рерихи поселяются в Сиккиме. Однако географическое положение этого региона не совсем устраивает их, намеренных обрести в Индии длительное прис­танище. С этой целью они изменяют первоначальное местожительство и приобрета­ют на севере Индии в долине Кулу дом, собственность местного раджи. Дом рас­полагался в предгорьях Гималаев над священной для индусов рекой Биас, а сама долина была знаменита древними легендарными памятниками и событиями. Здесь, по преданиям, великий мудрец Вьяса, известный в Европе как Биас, писал "Ма­хабхарату" и многие пураны-сказания. По другим преданиям, в долине бывали Будда и основатель красношапочной секты буддизма Падма Самбхава, жил главный персонаж "Бхагават Гиты" пандавский князь Арджуна. Помимо богатых историчес­ких традиций долина Кулу привлекала умеренным и благоприятным для европейцев климатом, изобилием в ботаническом и археологическом смысле.

Итак, многолетние странствия по Азии были завершены, Естественно, что пос­ле окончания путешествия со всей остротой встала задача научной обработки его результатов. Во время экспедиции были собраны редкие книги, манускрипты и ру­кописи, многочисленные коллекции трав, минералов, археологических находок, предметов восточных культов и произведений искусства. С этой целью и для дру­гих научных исследований в будущем Рерихи постепенно создают институт, наз­ванный духовным именем, которое дали Елене Ивановне на Востоке, - "Урусвати", что означает в переводе с санскрита - "Свет утренней звезды". Это название было призвано как бы осветить ту научную деятельность, что будет вестись в институте, подчеркнуть ее высокую духовную направленность. Елена Ивановна становится почетным президентом-основателем Института и его душой. Основанный на принципах международного сотрудничества и комплексного, синтетического подхода к человеку, Институт явился как бы прообразом Института человека, о котором сегодня мечтают многие ученые мира. Елена Ивановна предвидела опасные тенденции, наметившиеся в науке XX века, ее технократический крен, ставшую тупиковой ее раздробленность на отдельные, слабо связанные между собой отрас­ли, и существенную утрату гуманистического духа. Науке разрушения, поэтому, она мечтала противопоставить одухотворенную науку, построенную на нераздель­ности понятий познания и нравственности. Институт занимался проблемами архео­логии, искусства, геомагнетизма, растениеводства, биохимии, медицины и други­ми отраслями знания, а его сотрудниками были такие ученые, как Альберт Эйн­штейн, Луи де Бройль, Николай Вавилов, индийский биофизик и нобелевский лау­реат Джагадис-Боше, американский профессор Милликан. Нередко Институт прини­мал у себя делегации зарубежных специалистов, приезжавших проводить научные изыскания в благоприятных условиях горной лаборатории.

МИР ГОРНИЙ

Более пяти лет своей жизни Елена Ивановна провела в путешествии по вели­чайшим горным массивам планеты. Но и остальные годы в Индии она пробыла по большей части за рабочим столом кабинета, из которого открывался вид на зеле­ные горы, увенчанные сверкающими снежными пиками. В ясную погоду была видна знаменитая вершина Канченджанга. Сюда, в этот благословенный горный мир, Еле­на Ивановна стремилась всем существом с самых ранних лет.

Всемирный характер лучших устремлений человечества к горным высотам можно видеть в преданиях и легендах, сложенных разными народами о священных горах - обители богов. В них - образ реально существующих гор переплетается с горами легендарными. Олимп древних греков, центр земли - гора Меру индусов, японская Фудзияма, древнееврейский Синай, предмет восхищения духа армянского народа - гора Арарат, Эльбрус древних персов, золотая космическая гора алтайцев Ал­тын-ту, объект поклонения зороастрийцев волшебная гора Таэра, Куль-Лунь ки­тайцев времен Лао-Цзы и Конфуция. Можно вспомнить глубинную связь евангель­ского образа Иисуса Христа с горным миром, его преображение и "явление в теле божественной славы" на горе Фавор, знаменитую Нагорную проповедь, молитву на Елеонской горе в Гефсиманском саду.

Что значат горы в жизни духовного человека? Такой вопрос задавал читателю Павел Флоренский.

"Бывал ли ты на высоких горах, - у снеговой линии и выше? Тогда тебе дол­жен быть понятным испытанный, хотя бы в бледном предчувствии тот переполняю­щий душу восторг и то мужественное и трезвое восхищение, которое готово, вот-вот, совсем унести молящуюся на высотах душу и разметать ее в синем эфи­ре! Ты знаешь также то, что нет тогда ни усталости, ни печали, ни тревоги. Самое тело словно провеивается животворным и бодрящим эфиром высот и, теряя в весе, не то скользит по скалам, не то уносится таинственным вихрем. В эти ча­сы, полные как вечность и составляющие одно единственное мгновение, вся кос­ность плоти, вся бренность земного бытия, весь туман души, все накопившиеся месяцами и годами миазмы страстей развеиваются, и омытое в эфире Солнце про­низывает лучом в самое сердце и убивает гнездящегося там змея. И девственную тогда и прозрачную душу, возлюбившую хлад тонких царственных вершин, уносит в себе в творческую пещеру эфирородное восхищение, то трезвенное и могучее и великодушное восхищение, которое приходит от стран Гиперборейских и которого ждут ныне растленные мелочностью и торгашеством народы".

Этот изумительный, как стихотворение в прозе, отрывок из работы крупнейше­го отечественного мыслителя глубинно перекликается с торжественными строками Пушкина:

"Высоко над семьею гор,

Казбек, твой царственный шатер

Сияет вечными лучами.

Твой монастырь за облаками,

Как в небе реющий ковчег.

Парит, чуть видный, над горами.

Далекий, вожделенный брег!

Туда б, сказав прости ущелью,

Подняться к вольной вышине!

Туда б, в заоблачную келью,

В соседство Бога скрыться мне!.."

Так сердца двух великих сынов России отозвались на зов могучего сердца Кавказа, который, согласно Агни Йоге, вместе с Алтаем и Гималаями составит область будущего средоточения центров человеческой цивилизации и культуры.

Мир не случайно поделен в сознании людей на "горний" - духовный и "доль­ный" - земной, на "горних" ангелов полет" и "дольной" лозы прозябанье". Раз­реженный, ионизированный, хрустально ясный воздух снеговых вершин, "хлад тон­кий" (в Новом завете это знак приближения самого высшего) не случайно влек отшельников, гуру, святых всех времен, был наилучшим условием для постижения Голоса Безмолвия. Ступенями Бога называли на Востоке величественные горные массивы.

Учение Агни Йоги на своем, более современном и близком нам языке передает сущность этого "горнего полета", как бы соединяющего физические и духовные высоты в неделимое целое:

"Сам воздух гор не только благотворен некоторым сердцам, но он напоминает о высотах после десяти тысяч футов - так сходятся и духовные, и телесные пот­ребности. В вышине стихии огненная и воздушная очищают пространство не только физически, но и внутренне. Познавшие сердца стремятся ввысь, ибо знание гово­рит им о целительной сфере. К тому же каждый возлюбивший Братство отовсюду будет стремиться к Нам".

"...Мечта снова войти в горную долину, где можно увеличить знание, будет постоянно вести к достижению. Упомнить надо, чтобы пополнение знания текло беспрерывно. Главное, сохраните устремление, которое движет всеми системами познавания. Устремление - ключ к замку".

Желая передать неукротимую мощность "внутреннего искания прекрасных Гор", присущую Елене Ивановне, Великие Учителя называли ее "горной птицей". Именно среди высоких полетов духа выковывалась ее необычайная преданность Учителям сил Света, называемым в Учении Белым Братством. Каждая гора напоминала ей о тех беспредельных рубежах восхождения, которые все же предназначены к посте­пенному одолению. Но устремляясь к горному миру, она не уходила от "долины страданий", как называли землю восточные философы, а мечтала о том времени, когда два мира сольются в один, а люди науки и люди искусства заговорят на одном языке - языке Истины и Красоты.

Внешняя сторона жизни Елены Ивановны была хорошо организованной и глубоко продуманной. По свидетельству личного секретаря Рерихов Шибаева, распорядок в семье отличался четкостью и пунктуальностью, все было взвешено настолько тща­тельно, что не терялось ни минуты. Елена Ивановна прекрасно знала ценность времени. Вставая с восходом солнца в пять часов утра, она плотно работала над рукописями до позднего вечера, разрешая себе только краткие перерывы на слу­шание пластинок классической музыки и игру на фортепиано, любовь к которой она сохранила на всю жизнь. Как утверждала Зинаида Григорьевна Фосдик, она щедро расходовала себя и совершенно не щадила своих сил.

Весь ритм жизни Рерихов был пронизан особой духовной атмосферой, царившей в доме. С самого начала дня каждый из четырех расходился по своим комнатам и сосредоточенно работал. Николай Константинович шел к мольберту или диктовал Шибаеву деловые письма. Юрий Николаевич - в свой кабинет, где он писал восто­коведческие труды или решал вопросы, связанные с институтом "Урусвати", Свя­тослав Николаевич также занимался живописью, а Елена Ивановна погружалась в духовные записи. Через окно ее рабочего кабинета доносился шум священной реки Биас, напоминавшей о стремительном потоке жизни, той самой Сантаны, что запе­чатлена на полотне Николая Константиновича. Зеленая долина Кулу по вечерам, после трудового дня, особенно располагала к прогулкам. В это время члены семьи обсуждали результаты, проблемы и находки дня, намечали планы на буду­щее, говорили на духовно-философские темы. Многолетний свидетель происходив­шего в Кулу Шибаев писал: "Сам Николай Константинович и Елена. Ивановна вели размеренный, трудовой, можно сказать суровый, образ жизни. Никогда не жалова­лись ни на какие лишения, совершенно не считались с ними. За долгий период времени, проведенный в доме Рерихов, я наблюдал всегда лишь степенную тор­жественность во всех их действиях и разговорах, а также чувство глубокого че­ловеческого достоинства... И это создавало между беседующими какую-то обста­новку благородства и доброжелательности".

Жизнь в долине не походила на затворничество. Елена Ивановна чутко ловила отзвуки духовных исканий мира. Со всех концов света приходили письма, и пос­кольку ее добровольно взятый на себя "священный дозор" продолжался ежедневно и бессрочно, практически ни одно письмо не оставалось без ответа. Рерихи вы­писывали множество книг, журналов и газет на нескольких языках. В Кулу посто­янно приезжали ученые из разных стран, приглашенные поработать в институт "Урусвати", а также представители международных рериховских обществ. Бывали в доме Рерихов бродячие садху, ученые пандиты, буддийские монахи. Уважение и даже почитание, которое окружало семью художника в Индии, было огромным. К слову сказать, во всем мире Рерих был известен в первую очередь именно как замечательный живописец, в Индии же его именовали "гуру-дэвом" или "махари­ши", что значит "божественный учитель" или "великий мудрец". А Елену Ивановну местные жители называли воплощением Белой Тары - верховной богини в буддийс­ком пантеоне. Имена супругов были окружены легендами. Тибетцы рассказывали, что когда во время экспедиции в Рерихов летели пули разбойников, они словно отскакивали или изменяли траекторию под действием невидимой силы. Такие ле­генды доходили иногда до Европы, превращаясь здесь в слухи и небылицы, что, конечно, создавало для всей деятельности семьи дополнительные проблемы.

Но в Индии почитание со стороны простых людей совпадало с самым теплым, сердечным отношением индийской интеллигенции, а также с официальным признани­ем. (Так, Всеиндийский конгресс культурного единства одобрил рериховский Пакт мира.) И сама Елена Ивановна, в свою очередь, очень любила Индию, хорошо зна­ла ее историю, культуру, народ. Ее духу были очень близки облики Тагора и Ганди. Последнего она называла "совестью Индии". Главное, что, по ее мнению, мешало развитию этой страны, - колониальное рабство и система каст. Она ут­верждала, что если бы Индии "удалось излечить разлагающие ее язвы, то расцвет ее изумил бы весь мир".

В тиши гималайского уединения Елену Ивановну все чаще посещает мысль о Ро­дине, хотя она отчетливо понимает, что возвратиться туда в это время нет ни­какой возможности - там их ждет верная гибель или в самом лучшем случае, пре­сечение их миссии, связанной с обнародованием Учения Живой Этики. Предстояло завершить публикацию всей серии Учения в Риге на русском языке, наладить дея­тельность института "Урусвати". Для возвращения на Родину приходилось ждать более благоприятных времен. И семья продолжала трудиться для России вдали от нее в надежде, что работа в конце концов будет оценена и принята Родиной.

Чистый воздух и полная уединенность одного из самых великолепных уголков горной Индии создали благоприятные возможности для сосредоточения на главном? записи текстов Агни Йоги становятся отныне регулярными. Вдобавок к трем из­данным книгам выходят в свет и остальные десять книг серии - "Знаки Агни Йо­ги" (1929); "Беспредельность", части 1 и 2 (1930); "Иерархия" (1931); "Серд­це" (1932); "Мир Огненный", часть 1 (1933), часть 2 (1934), часть 3 (1935); "Аум" (1936); "Братство", часть 1 (1937). Вторая часть книги "Братство" и последняя в серии - "Надземное" - осталась незаконченной в рукописи.

ОГНЕННОЕ ОТКРОВЕНИЕ

Участие в создании и обнародовании Живой Этики, или Агни Йоги, - главный жизненный подвиг Е.И.Рерих. Эта многотрудная миссия была выполнена столь блестяще, что Махатмы, желая подчеркнуть уникальность судьбы Елены Ивановны, говорили, что в целом двадцатом столетии ее некем было бы заменить, и назвали ее "Матерью Агни Йоги", предоставившей себя "на испытание пространственному огню".

Живая Этика несводима ни к науке в ее традиционной форме, ни к религии. Не следует ее рассматривать и как сборник экзотических легенд и притч или как уложение житейских предписаний и советов. Еще менее уместно включать Учение в ряд новейших модернизаций классических школ йоги Востока, которыми пестрит наш век, или видеть в ней философскую систему на европейский манер. Однако, несмотря на, так сказать, беспрецедентность Йоги Огня в мировой культуре, она, несомненно, представляет собой систему воззрений и практик, уходящих своими корнями в далекую древность, с одной стороны, и в новые космические условия, сложившиеся на Земле сегодня, - с другой. Живая Этика - это прежде всего нравственно-духовное Учение, синтезирующее древнюю мудрость Востока с научными и философскими достижениями Запада, поэтические легенды прошлого с современными формулами точного знания, этические основы поведения со средс­твами углубленного самопознания. По богатству конкретных приемов и методов работы человека над собой Агни Йога может быть уподоблена своеобразной энцик­лопедии совершенствования и восхождения. Другими словами, ее можно считать реальной наукой духа и преображения человеческой природы.

Однако данная характеристика не исчерпывает всей многогранности и полноты данной духовной системы. Живая Этика - это Учение о неиспользованных ресурсах и возможностях человека, о скрытой энергии его организма и психики, о твор­ческих силах, живущих в глубинах сознания и души. Совокупность этих сконцент­рированных в человеке и в то же время наполняющих беспредельное мироздание сил называется в книгах огненной йоги "психической энергией". Это еще и кос­мическое Учение, в полном соответствии с традицией русского космизма, ставя­щее и решающее такие проблемы, как онтологические основы бытия, многомерность материи, связь человека и вселенной, целостность мироздания, бессмертие. Сре­ди учений и направлений, которые в той или иной мере предшествуют рериховско­му космическому взгляду на мир, можно найти и древнерусскую святоотеческую традицию, и античную философию. представленную фигурами Гераклита, Пифагора, Анаксагора и Платона, и зороастризм, и индо-тибетские эзотерические доктрины.

И, наконец, Живая Этика - это эсхатологическое Учение, возвещающее о за­вершении данного цикла Большой Истории, грядущем наступлении Новой Эры Огня и огненной духовности, а также о кризисах сегодняшнего переходного периода и путях выхода из него. Вряд ли стоит специально доказывать, что переживаемый людьми нынешний исторический отрезок - один из самых трудных и опасных пере­ходных этапов. Происходящий кризис имеет множество измерений, среди которых и темный призрак гибели Земли в результате мировой войны, и другие кровоточащие язвы - экологическая пропасть, межнациональные распри, нравственный распад людей. Этот период может закончиться либо гибелью всего живого (а о возмож­ности такого финала красочно пророчествуют самые разнообразные эзотерические Учения), либо обновлением всех основ бытия и медленным оздоровлением планеты.

По закону мировой справедливости человечество не оставлено в такой сложный момент без Высшей поддержки и помощи, а Живая Этика как раз и содержит такую концентрированную помощь.

Заложенный в Агни Йоге принцип спирали (постоянного углубления и расшире­ния тем и понятий от первой книги к последующим) обретает силу в самой архи­тектонике Учения. Разбивка на параграфы (шлоки), каждый из которых, являясь как бы отдельным целым, в то же время есть звено единой, цельной цепи знания, естественным образом побуждает читающего к медитации над каждым таким отрез­ком. Под медитацией здесь разумеется не умственное усилие и мистический транс, но полная, всеохватная духовно-эмоциональная "жатва" смысла, заложен­ного в шлоке. Но это медитативное углубленное освоение текстов Агни Йоги неп­ременно должно сопровождаться приложением основ ее к жизни каждого дня - лишь тогда начнет осуществляться та благодетельная внутренняя трансформация, кото­рая характеризуется тремя степенями, а именно, очищением, расширением и утон­чением сознания.

Краеугольное понятие Учения, "психическая энергия", называемая также "ог­ненной" и представляющая собой дифференциацию (проявление, разновидность) пространственного космического огня, - не только символ неукротимой челове­ческой воли к совершенствованию, но и объективный природный вид энергии. Об­мен энергиями между высшим и низшим уровнями организации мироздания составля­ет главный двигатель эволюции. Огонь имеет космическую природу и действует в человеке как проявление изначальной силы, разлитой в космосе и проникающей в каждый его атом. Энергия эта в силу своей тонкой сущности не уловима грубыми приборами сегодняшнего дня, потому лучший способ ощутить ее - усовершенство­вание самого сложного и эффективного аппарата природы - самого человека. Уче­ние гласит:

"Когда говорим об образовании психической энергии в сознательное оружие, могут спросить - с чего начать? Нужно начать с осознания присутствия ее. Для этого осознания необходимо дотронуться до одного из основных понятий. Иногда это называли неудачно верой, но лучше назвать доверием. Вера отвечает само­гипнозу. Вера неопределенна в своем существе. Доверие подтверждает непрелож­ность. Нет суеверия осознать мощь человеческого аппарата. Достаточно заду­маться над процессами мышления или рефлекса, или хотя бы пищеварения. Можно легко заметить проявления нервных центров, но нечто объединяет их деятель­ность сознательно, не входя в пределы разума".

Агни Йога призывает также: "Не уходите от жизни, развивайте способности вашего аппарата и поймите великое значение психической энергии - человеческой мысли и сознания, как величайших творящих факторов".

И все-таки, почему "огонь", агни? Конечно, в Агни Йоге нет ничего родс­твенного огнепоклонничеству, хотя и языческое благоговение перед огнем, пожи­рающим и творящим, как могущественной стихией, вполне объяснимо. Но корни Учения не здесь, они в мировоззрении древних индусов, персов, греков, у Зоро­астра, Гераклита, европейских алхимиков... Не зря гениальный диалектик древ­ности Гераклит, считавший, что все вещи возникают из огня путем сгущения и возвращаются к первоисточнику разрежением, говорил: "Этот космос, один и тот же для всего существующего, не создал никто из богов и никто из людей, но всегда он был, есть и будет вечно живым огнем, мерами вспыхивающим и мерами гаснущим".

Двойное название Учения указывает на две главные стороны человеческого со­вершенствования - этическое преображение, принятие нравственных основ бытия как непреложный закон совести и овладение психической энергией. По существу - это двуединый процесс, ибо одно непреложно вытекает из другого. Такая двуеди­ная направленность совершенствования превращает Учение из обычной этики или филантропической теории, каких было немало и какие в силу своей абстрактной умозрительности так и не были приняты человечеством, в Этику с большой буквы, Этику Живую. Любое нравственное движение души человека в сторону улучшения подкрепляется мощными психоэнергетическими импульсами, потому добро, творимое подлинным агни-йогом, всегда прочно и жизнестойко.

Соединительным звеном между этикой и психоэнергетикой является, согласно Агни Йоге, человеческая мысль и мыслетворчество. Согретая высокими нравствен­ными эмоциями мысль может достичь исключительной мощи и влиять даже на миро­вые события. Мысли описываются в Учении как тонкоматериальные образования, создающие духовно-психологическую атмосферу планеты. Современный человек ред­ко мыслит высоко и чисто, и подобное коллективно-безответственное отношение к мышлению способствует образованию удушающе плотной непросветленной психичес­кой атмосферы земли, почти физически ощущаемой чувствительными людьми как ду­ховный вакуум. Агни Йога утверждает необходимость науки о мысли, ибо такая отрасль сразу превращается в "науку о Бытии". Оценка мысли как фактора, уп­равляющего жизнью, восходит не только к духовно-культурным традициям Востока, но и к учению Платона об идеях. Недаром имя мыслителя не один раз упоминается и в книгах Агни Йоги, и в комментирующих Учение письмах Е.И.Рерих, где уже с первых страниц приводится его излюбленное изречение: "Мысли управляют миром". Живая Этика развивает платоновские представления, давая при этом не только философию мысли, но и ее психомеханику, т.е. научную методологию развития творческой мощи мыслей. Завет наступающей Новой Эры состоит в том, чтобы мыс­лить не просто лично, как если бы мысли принадлежали одному человеку, но и пространственно, вкладывая очищенные мыслеобразы в общую копилку и тем оду­хотворяя пространство и ноосферу (сферу труда и мысли, по определению

В.И.Вернадского). Учение гласит: "Безвыходность положения представляется тем, кто полагает опереться на людей, вместо мощи мыслей. Огорчения от состояния людей текут как волны реки. Но образы Истины, которые называют идеями, власт­вуют над кормой мира. Можно поражаться, как образы истины борются в прост­ранстве. Пока множество людей доживают в исступлении невежества и предатель­ства, мысли Истины вьют свои небесные гнезда, которые для реальной эволюции гораздо насущнее, нежели преклонение целых народов".

Пространственное мышление неизбежно приведет человека к осознанию еще од­ной "важнейшей эволюционной задачи", сформулированной в Живой Этике, - к вос­питанию космического сознания. Учение говорит не только о земной, но и о кос­мической этике и вообще уделяет космическим темам значительное место. Физи­ческий мир и биологические формы жизни с этой точки зрения не являются единс­твенными в бесконечном мироздании и потому не должны заслонять человека от иных перспектив и эволюционных возможностей. Смысл человеческого бытия в ко­нечном счете - в приближении к космической беспредельности, в постижении иных форм материи, в познании других измерений, определяемых в Учении как Тонкий (связанный с чувствами) и Огненный (пронизывающий мысли и дух) Миры.

Приближающиеся к Земле пространственные огненные энергии, призванные очис­тить планету от накопившегося зла, накладывают на поведение сегодняшнего че­ловека особую ответственность. Все болезнетворное, неочищенное от зла и хао­са, ослабленное в результате неправильного образа жизни должно будет уходить с планеты - таков категорический императив эволюции, вышедший на новый виток. Единственная защита в этой ситуации - нравственное здоровье, чистота и повы­шение психоэнергетического потенциала. Человек должен встретить и сделать для себя безопасным пространственный огонь благодаря зажженному огню собственного сердца, энергетической и духовной мощи. Помочь ему в достижении этого высоко­го состояния могут Учителя Света, объединенные в единую беспредельную цепь, или космическую Иерархию. Учение дает подробное описание принципов взаимоот­ношений ученика с Учителем, составляющих нелегкую науку ученичества. Оно ста­вит целью утвердить на Западе и в России институт духовных Учителей, игравший и продолжающий играть огромную роль на Востоке. Благодаря ему Восток лучше, чем самомнительный Запад, сохранил свою самобытную культуру, характер и ду­ховность. Сердцевину этого не закрепленного в положениях конституций, но пи­тающего души восточных народов института составляет чувство преданности уче­ника к Учителю, или, говоря словами Агни Йоги, почитание Иерархии. Этот прин­цип, не имеющий ничего общего с насилием или рабством личности, основан на чувстве добровольного выбора идеала. Из прочих принципов (краеугольных камней Учения) он считается в Живой Этике самым мощным расширителем сознания. Глав­ным методом духовной работы, способным приблизить несовершенную душу ученика к просветленному сознанию Учителя, Елена Ивановна, комментирующая положения Учения, считала "концентрацию на избранном Высшем Идеале в неуклонном и неп­рестанном стремлении подняться до Него". Положительный результат будет дос­тигнут только в том случае, если "такая концентрация продолжается безостано­вочно" и если ученик достигает такого состояния сознания, когда "мысль его неотступно держится около Идеала". Полезны испытательные сроки, которые, сог­ласно восточной традиции, длятся три года или семь лет. Письма Елены Ивановны полны предупреждений о вреде половинчатых устремлений:

"Учитель ждет лишь того, кто идет твердо, неуклонно в своем всепоглощающем устремлении к единой цели, чтобы протянуть ему руку, когда он пройдет послед­нее препятствие, отделяющее его от Учителя. Много толпящихся и идущих по пу­ти, но, конечно, Учителя не ждут их, ибо вершина высока и узка, и многие уст­рашатся крутого подъема и уклонятся, не дойдя и половины пути. Лишь перейдя известную черту, ученик может надеяться обратить на себя внимание Учителя".

"Известная черта" состоит, по мысли Елены Ивановны, именно во внутреннем преображении себя. Никакие внешние миры, притворство, ухищрения, высокие сло­ва, так же как и благочестивая религиозность, не затрагивающая основ души, не помогут приблизиться к огненному рубежу.

Немалое место в Учении отведено воспитанию качеств, необходимых для объ­единения духа ученика с духом Учителя и строительства Нового мира на общинных началах. Обширность перечня качеств говорит о нелегкости этого пути и о мно­госторонности подхода к совершенствованию. В одном случае называется семь главных качеств:

"Укажу качества взыскующих общего блага. Первое - постоянство устремления. Второе - способность вмещения, ибо плох отрицающий, но ищущий правды достоин общего блага. Третье - умение трудиться, ибо большинство не знает ценности времени. Четвертое - желание помочь без предрассудков и присвоение. Пятое - отказ от собственности и принятие на хранение плодов творчества других. Седь­мое - бодрствование явите среди тьмы".

В иных школах и книгах Живой Этики среди самых важных черт духовного прод­вижения указана триада"простота, красота, бесстрашие", а еще - человечность, доброжелательство, мужество, ответственность, совесть, умение быть благодар­ным, преданность. Преданность идеалам света и любовь рассматриваются как ос­нова духовности. Обширен синодик и качеств - антиподов, подлежащих сожжению (трансмутации) в огне устремления.

"Итак приступим к трансмутации всех наших энергий, - писала Елена Иванов­на. - Начнем с самой упорной энергии эгоизма, этого свирепого дракона самости со всем его хвостом - самомнением, властолюбием, себялюбием, обидчивостью, раздражением, опасением, сомнением и тому подобными "украшениями" и заменим его крыльями утверждения единства, полной солидарности со всеми сотрудниками, признанием Иерархии, радостным закреплением дел данных, терпимостью и призна­тельностью к справедливым указаниям и заключим доверием до конца".

Приобретение эволюционно необходимых светлых психологических качеств и преодоление эгоизма невозможно без очищения мышления. Любому человеку знаком постоянный бессвязный умственный диалог с самим собой, хаотический поток бес­порядочно прыгающих образов и мыслей, этих "блох сознания", по выражению Уче­ния. Данный принцип работы ума есть принцип организации сознания несовершен­ного человека на сегодняшней стадии его эволюции как "гомо сапиенс", тормозя­щий выход на новый интеллектуально-духовный уровень. Этот мыслительный хаос чрезвычайно вреден для всех видов творчества, поскольку оригинальные идеи и открытия, как известно, почти всегда приходят к человеку именно в ясном, бодрствующем сознании или в отключенном (во сне), не отягощенном мыслительны­ми шлаками. Живая Этика не один раз подчеркивает, что человек с неорганизо­ванным мышлением не может действовать организованно, быть твердым и принципи­альным в поступках - все они будут нести на себе печать неустойчивости и бес­порядочности.

Очищение мышления начинается с умения пристально и отстраненно наблюдать за собственным "броуновским движением мыслей". Благодаря отстраненности и внимательному самонаблюдению человек постепенно высвобождает свое сознание и свое "Я" из-под гнета этого хаоса, перестает питать своей эмоциональной энер­гией и заинтересованностью мыслительный поток. Постепенно сутолока мыслей ус­покаивается, весь сор ненужных образов отсеивается, мышление становится более организованным и способным подчиниться воле. Теперь его гораздо легче устре­мить к высоким духовным целям и вообще сосредоточить в определенном направле­нии.

Приобретенная власть над мыслями позволяет не только приводить их в нужное движение, но и останавливать, поворачивая вовнутрь, в глубину внутреннего ми­ра и сферу скрытых ресурсов психики. Длительные остановки мыслительного про­цесса, представляющие собой разновидность медитации, ведут к так называемому состоянию безмолвия: мыслительный хаос словно облако, застилающее солнечный свет, рассеивается, и человек входит в соприкосновение с глубинными слоями сознания, ноосферой, миром тончайших энергий. Эти скрытые силы психики и по­токи энергии настолько мощно входят в человеческое сознание через "окна без­молвия", что воспринимаются как звучание "незримого космического оркестра". Поэтому в духовных школах прошлого модуляции этого звучания получили имя - "музыка сфер" или "Голос Безмолвия".

Культура безмолвия или молчания была весьма распространена во многих тра­дициях Востока и Запада - в учении Йоги, ведантизме, византийском исихазме, институте православного старчества. Можно вспомнить еще и древнерусских бога­тырей, например, знаменитого Святогора, который, согласно сказаниям, "едет на коне и молчит, силу копит". Мощь молчания, которое превосходит любое, даже самое высокое произнесенное слово, относясь к нему как сущность к явлению, пытался выразить едва ли не каждый из великих поэтов: вспомним хотя бы тют­чевский шедевр "Silentium!". Агни Йога также утверждает, что ничто не может заменить силу напряженного огненного молчания, одаряющего человека чувством полноты и мощи. Когда человек достигает этого состояния, его мысли приобрета­ют силу огненного быстродействия. При этом новое учение не отождествляет без­молвие с экстатическим блаженством бездействия, а рассматривает его как сту­пень расширения сознания, раскрывающего в человеке в полной мере все творчес­кие способности. Мысленно-эмоциональное быстродействие реализуется в обычной жизни в росте способностей, силе вдохновения и повышении качества деятельнос­ти - человек действует словно подключенный к могучему творческому потоку бы­тия.

Говоря почти на каждой странице о раскрытии огромного психоэнергетического потенциала человека, Агни Йога содержит в себе суровую критику увлечения ма­гией и всеми чисто механическими западными методами пробуждения скрытых сил. Опасность этого пути в постепенной потере внутреннего равновесия и нравствен­ного здоровья. Человек делается рабом искусственно вызванных, неизвестных для него сил и рискует превратиться в безвольного медиума. Итак, прежде очищение характера, улучшение обычной жизни, забота о других людях, а затем уже разви­тие скрытых сил.

В духовной работе и в жизни Агни Йога ориентирует человека на бесстрашие и готовность к преодолению препятствий. Она предлагает пересмотреть все обыден­ное отношение к трудности и напряжениям. "Друзья! - призывает Живая Этика. - Пока нам препятствия не являются рождением возможностей, до тех пор Мы не по­нимаем Учения". Сквозь все книги Агни Йоги постоянно проходит стержневая мысль, девиз: "Благословенны препятствия, ими растем". Речь идет и о внешних, и о внутренних, связанных с личностными: недостатками человека, препятствиях, и о сопротивлении так называемых темных сил. С подобным темным противодейс­твием рано или поздно неизбежно сталкивается любой, кто обращается на путь духовного служения. С точки зрения Учения существующие в мире классификации и деления людей на различные классы, типы, группы и прослойки. как правило, опираются на второстепенные признаки. В действительности, главным признаком, отвечающим эволюционному назначению человека, является принцип светотени. Лю­дей, борющихся против добра и света, Агни Йога называет темными, а достигшее сегодня своей кульминации сражение света и тьмы во всех сферах бытия, вслед за библейской традицией, - Армагеддоном. Советуя не пренебрегать размерами и мощью темных сил. Учение возвещает неизбежную конечную победу Света.

Заповеданные и столь необходимые в борьбе мужество и бесстрашие невозможно воспитать без постепенного открытия и пробуждения беспредельного потенциала сердца, которое по своей природе космично и которому в Агни Йоге посвящена целая книга с одноименным названием. Сердце названо там "средоточием жизни", "мостом миров", "оружием света, которое посрамит тьму", "чашей с пламенем, рвущимся кверху", "солнцем солнц". Вообще, отношение к сердцу, высказываемое в Живой Этике, перекликается с христианским подходом к сердечному центру *. Говоря о нерасторжимости в человеке двух важнейших духовно-психологических факторов - сердца и сознания, которые в наш рационалистический век чаще нахо­дятся в конфликте, нежели в гармонии, Елена Ивановна в письмах подчеркивает: "Также многие не понимают, что под развитым сердцем нужно прежде всего пони­мать расширенное сознание. Именно сердце есть престол СОЗНАНИЯ, а не сенти­ментальности, этого суррогата простоты. Характерно, что все восточники, гово­ря о высших, сокровенных думах, полагают руку на сердце, ибо они помещают сознание в сердце". Сердце рассматривается в Учении как крылья духа, благода­ря которым он постепенно возносится в пылающие сферы Огненного Мира - своей истинной родины и тем выполняет свое космическое назначение.

* Вспомним П.Флоренского, в "Столпе и утверждении истины" выделявшего "мистику живота" (ей соответствовали, по его мнению, оргиастические культы древности), "мистику головы" (к ней он относил некоторые школы йоги) и "мис­тику груди" (связанную с церковно-православной традицией и отвечающую за об­ласти сердца).

Важно подчеркнуть, что, согласно Живой Этике, всю работу по внутренней трансформации своего сознания и характера человек должен вести, не выходя из внешней жизни и не отключаясь от обычной деятельности. Здесь Учение выступает как "социальная йога" (по определению увлекавшегося Востоком замечательного писателя-фантаста И.А.Ефремова), значительно отличающаяся от прежних класси­ческих разновидностей йоги (жнани, бхакти, раджа, кундалини, мантра, лайя и крийя йог), которые условием высоких достижений во многом ставили отключение ученика от внешнего мира. Напротив, новая огненная Йога настаивает на строгом выполнении всех жизненных обязанностей и долга по отношению к людям. Духовная работа должна протекать не отдельно от жизни, а параллельно с практической деятельностью, во время прочих видов труда. Трудность такого двойного сосре­доточения иллюзорна и может проявляться только в начале пути, медленно отсту­пая по мере расширения сознания, которое постепенно охватывает своим ясным бодрственным светом внешнюю и внутреннюю жизнь человека, объединяя их в не­расторжимый сплав. Всякое противоречие между внутренним чувством и поведен­ческим актом, между принятым решением и противоположным поступком по мере раскрытия сердца и пробуждения совести становится непереносимым и при пра­вильном развитии постепенно исчезает. Достижения духа, приобретенные в горни­ле жизни, по мнению Агни Йоги, более соответствуют сегодняшним задачам и счи­таются эволюционно выше, ценнее монастырско-аскетических опытов.

Большое место в Живой Этике занимает понятие Природы и вопросы восстанов­ления гармоничных взаимоотношений с ней. В каком-то смысле Учение можно расс­матривать как продолжение на современном уровне традиций натурфилософии. При­рода и дух в нем выступают как два взаимодополняющих Начала, которые в единс­тве составляют целокупность мира. Великая Природа, Матерь всего сущего, тво­рительница форм проявленных, рассматривается в Учении как Начало, которое не­возможно обойти при совершенствовании. Устремление к одному лишь духовному началу, игнорирующее живительные силы природы, неизбежно окажется бесплодным. Особенно это касается жителя больших городов, чей организм остро нуждается при восхождении к духовным мирам в питании тонкими природными энергиями, на­зываемыми в Учении в соответствии со словарем восточной философии "праной". Лишь сердечное, благоговейное отношение к природе и следование ее законам, помноженное на труд по ее возделыванию, может помочь человеку и в эволюции духа. Конечно, это возделывание не стоит понимать в одном только буквальном смысле, речь идет и о возделывании внутренней человеческой природы и взращи­вании лучших психологических качеств. Корни экологического кризиса, тогда еще слабо осознаваемого человечеством, дальнозоркий взгляд Учителей отнес к нео­чищенному мышлению и чрезмерным потребностям. Образованию природной пустыни предшествует, с этой точки зрения, пустыня душевная. Агни Йога дает весьма суровые прогнозы относительно экологического будущего планеты: даже если че­ловечество немедленно одумается и перестанет разрушать природу, все равно частичных катастроф и разрушений по закону причинно-следственной связи не из­бежать - слишком много бомб замедленного действия заложено под здание природы в результате бездумной технократии. Учение гласит:

"Не только людская безработица образуется в пределах опасности, но также безработица природы должна, наконец, обратить внимание. Нужно представить се­бе, как быстро растущая растительность сменяется мертвыми песками. Не бесхо­зяйственностью, но самоубийством нужно назвать это омертвление коры земной. Пески, льды, оползни не являют блестящее будущее. Ведь невозможно ускорить излечение природы, даже если бы люди обратились к здоровому мышлению; потре­буются десятки лет, чтобы оздоровить разрушение коры планеты. Но для таких особо благих мер необходимо человеческое сотрудничество. Но разве видны приз­наки такой совместной работы? Разве разрушение и разъединение не владеют ума­ми? Разве каждая попытка объединения не встречается насмешкою? Люди не желают мыслить о реальности будущего".

Согласно Живой Этике, процветание государства зависит от того, насколько правильно экономические науки учитывают природный фактор и насколько бережно само государство относится к природе: "...Политическая Экономия должна начи­наться с выявления ценностей природы и разумного использования, иначе госу­дарство будет на песке".

Проблема соотношения духа и природы в Агни Йоге рассматривается с позиции космического закона равновесия двух начал. "Все величие Космоса, - утверждала Елена Ивановна в письмах, - слагается двумя Началами. Основа Бытия зиждется на равноценности двух Начал - мужского, представляющего собой проявление Ду­ха, и женского, ответственного за творение форм и восходящего к Великой При­роде, Материи. Сливаясь, Дух и Материя перестают существовать в прежнем виде и составляют в состоянии растворения единое, далее неделимое начало - Абсо­лют, начало и конец мироздания. А в состоянии проявления и творения космоса Абсолют делится на мужское и женское начало, которые, чтобы любой космический процесс проходил успешно, должны находиться по отношению друг к другу в гар­монии и равновесии. Однако на протяжении всей видимой человеческой истории закон этот нарушался людьми, следствием чего стало духовное порабощение и унижение женщины". В свою очередь, это привело к торжеству жестокости, огру­бению нравов и оскудению духа. "Велика справедливость космическая! - писала Елена Ивановна. - Унижая женщину, мужчина унизил себя! В этом нужно искать объяснения скудости "проявления мужского гения в наши дни".

Именно поэтому Агни Йога, где уделяется огромное внимание возрождению женской духовности, может быть определена как Учение о Матери Мира. Елена Ивановна, с юных лет бережно взращивая в себе импульсы духовного материнства, преосуществив их в собственной семье, а затем расширив их до размеров небыва­лой огненно-космической любви к человечеству, в зрелом возрасте получила пра­во возвестить истину о новой эволюционной роли женщины на земле:

"Женщина должна осознать свое значение, свою великую миссию Матери Мира и готовиться к несению ответственности за судьбы человечества. Мать, жизнь даю­щая, имеет право распоряжаться судьбой своих детей. Голос женщины-матери дол­жен раздаваться в рядах вершителей судеб человечества. Разве не мать заклады­вает первые зерна сознательной жизни ребенка?.. Но мать, лишенная культуры мысли, этого венца человеческого существования, может способствовать лишь развитию жизненных проявлений человеческих страстей.

Женщина, стремящаяся к знанию и красоте, в полном сознании своей ответс­твенности, высоко подымет нравственность и уровень всей жизни".

Хотя Живая Этика придает огромное значение внутренней индивидуальной рабо­те человека над собой, такая работа - не единственная цель. Не менее важно устроение жизни на общинных, коллективистских началах, согретых любовью и красотой. Социальный идеал, выдвигаемый Учением, многогранен и жизнерадостен, лучше всего его выражает понятие община. Такая агнийогическая община - это энергичный творческий труд, братские отношения между людьми, новые принципы организации быта и свободного времени, творческий подход к проблемам образо­вания и воспитания детей. Не обойден вниманием и необходимый в общине высокий уровень развития техники, но при этом подчеркивается, что технический труд должен быть соединен с широким распространением ремесел, рукоделия, с заняти­ем искусствами.

Агни Йога содержит в себе целую государственную теорию, своеобразную мо­дель идеального государства в свете эзотерических знаний. Идеальное государс­твенное устройство с этой точки зрения должно основываться на сочетании де­мократического и иерархического принципов, т. е. на власти народа, возглавля­емого просвещенным духовным вождем, высокая и чистая воля которого соединена с Огненной волей Космической Иерархии. Именно благодаря такой высшей поддерж­ке его народоводительство успешно. Свод государственных советов Агни Йоги сосредоточена примыкающем ко всей серии книг труде "Напутствие вождю".

Елена Ивановна, без сомнения, предвидела, что многим людям такое описание общины будущего может показаться еще одной прекраснодушной утопией, каких че­ловечеству предлагалось немало. Но она была убеждена: в отличие от утопичес­ких идеалов * план общины, предлагаемый Живой Этикой, реален хотя бы потому, что он осуществлен, - именно по таким принципам существует и действует Гима­лайская Община Великих Учителей, их ближайших учеников и сотрудников. Кроме того, план общины будущего подкреплен в Учении разнообразными и доселе во многом неизвестными для человечества средствами и методами, с помощью которых его можно осуществить. Подробно разработана и техника борьбы с главным тормо­зом всех общинных идеалов - инертной эгоистической природой человека. Потому план построения прекрасного общежития на планете вполне реален, причем в той мере, в какой реальна вера в него и желание людей принять его в качестве ос­новной жизненной цели. Агни Йога и Великие Учителя не скрывают, что и этот план может не сбыться, ведь эволюционный процесс - это все-таки не только развертывание категорических императивов Абсолютной Истины, но космическое творчество, в котором участвуют люди, и где вердикты Мировой Необходимости корректируются свободной волей человечества. И если оно предпочтет анархию вражды общине, а прекрасное будущее военной или экологической катастрофе, то план построения эволюционной общины на планете будет отложен на полку нереа­лизованных возможностей.

Как же должно распространяться Учение на планете? Кто понесет его в мир? На какие страны и народы рассчитывали Давшие Агни Йогу в первую очередь?

Внимательное изучение Живой Этики и всего философского наследия Елены Ива­новны позволяет предположить, что один из наиболее мощных факторов, на кото­рый надеялись и Рерихи, и Учителя, дающие высокое Учение во многом еще не го­товому к этим обжигающим истинам человечеству, - это огромный потенциал Рос­сии и русской души. Учение Агни Йоги не есть узконациональная религия, оно всечеловечно и давалось всему миру и всем народам, и все же главные надежды связывались с одной страной - Россией. Ведь первая книга Учения "Зов" начина­лась со слов Учителя: "В новую Россию - Моя первая весть". Надежды эти объяс­нялись многими причинами. Елена Ивановна считала, что народы России, и прежде всего русский народ, прошли, может быть, самый тяжелый во всей мировой исто­рии путь, опалившись огнем жестоких страданий, а страдание - один из самых лучших учителей. Если оно не ломает духовный стержень человека и народа, а дух России еще никому не удалось сломить, то оно научает людские сердца сост­раданию, способности чувствовать чужую боль как свою, жертвенному умению по­лагать душу "за други своя". Россия, с самого начала создаваемая как многона­циональная страна, дала народам, ее населяющим, незабываемые уроки братства. Потому русский народ лишен национальной чванливости, шовинизма и готов учить­ся у других народов их мудрости и умениям. Он никогда не будет порицать чужую веру и не на словах знает, что такое соборность. Он обладает страстностью и готовностью идти до конца в своих религиозных устремлениях. Даже в ошибках и заблуждениях он сохраняет живой огонь веры. Не зря о нем говорят, что он го­тов быть либо с Богом, либо даже против Бога, но никогда без Бога. Может быть, именно поэтому русский народ называют народом-богоносцем. Формальному праву и закону он предпочитает закон совести. Его не прельстишь чисто матери­альными идеалами и приманками, у него романтичная душа, потому русское раз­дольное поле, простор и уводящая вдаль дорога есть прямое преддверие завещан­ной в Учении космической беспредельности.

* Другим существеннейшим отличием агнийогических общинных идеалов от евро­пейских утопических построений является их принципиальная ненасильственность, добровольность, ориентация на свободу выбора.

Конечно, русский народ никогда не считал себя абсолютно святым и не был им, есть в нем и темная демоническая сторона. Елена Ивановна связывала ее со стихийным анархизмом, нередко выливающимся в кровавые разрушительные бунты, а также с самоедством, с пренебрежением к своему же более талантливому брату­россиянину, которое в интеллигентных кругах порой перерастало в склонность к национальному нигилизму. Но величие российского духа, его нерастраченные мо­гучие силы перекрывают все негативы. К тому же история распорядилась так, что в XX веке народ прошел сквозь главные, самые тяжкие испытания, временно ли­шился духовной пищи и подошел к решающему моменту столетия духовно изголодав­шимся и потому более подготовленным, нежели многие другие пресыщенные благо­получные страны. Потому космический эволюционный План сделал на Новую Россию главную ставку. Елена Ивановна писала, что если великий потенциал русской ду­ши, пока еще пребывающий в захороненном нераскрытом состоянии, не будет про­бужден к концу века, то, возможно, придется ставить крест на спасении всей будущей расы, т. е. на перспективе дальнейшей человеческой эволюции.

Философское наследие Елены Ивановны, созданное за время путешествия и осо­бенно за довоенный период жизни в Кулу, - огромно. Помимо 14 томов Живой Эти­ки, составивших в общей сложности более трех с половиной тысяч страниц, ею были написаны и изданы под псевдонимом несколько книг духовно-философского содержания. Это уже упоминавшаяся книга "Основы буддизма", посвященная вели­кой религии освобождения и светлой личности ее основателя (1927); сборник ле­генд и апокрифов "Криптограммы Востока", насыщенный неизвестными и малоиз­вестными фактами жизни Христа. Будды, Аполлония Тианского, Сергия Радонежско­го, правителя Индии Акбара (1929); очерк "Преподобный Сергий Радонежский", освещающий жизнь замечательного духовного деятеля и "собирателя Земли Русс­кой" (1934). "Любовь и Родина" - вот что двигало жизнью и судьбою Преподобно­го Сергия", - писала Елена Ивановна. видевшая главную сокровенную миссию Ра­донежского в строительстве им русской духовной культуры, национального харак­тера и государственности. Замечательный очерк, который, без сомнения, войдет в золотой фонд отечественной агиографической литературы, завершался призывом ко всем русским людям - принять Сергия как высочайший национальный идеал, "сплотиться вокруг Преславного Водителя и Заступника" и под его знаменем "устремиться к новому подвигу, новому строительству Страны Светлой".

Особую роль в наследии Елены Ивановны Рерих занимают два тома ее опублико­ванных в Риге в 1940 году писем, охватывающих 1929-1939 годы, общим объемом более 1000 страниц. Но это лишь малая часть ее разбросанного по миру эписто­лярного наследия, которого хватило бы на много томов. Письма эти можно оцени­вать с разных сторон. Если смотреть на них с чисто литературной точки зрения, их можно отнести к духовной традиции русской литературы, заставляющей вспом­нить "Выбранные места из переписки с друзьями" Гоголя, "Дневник писателя" Достоевского. С точки зрения психологии нравственного самовоспитания в них можно найти целую программу действий, где пламенные воззвания к пробуждению духа чередуются с описанием приемов и методов этой кропотливой работы. В фи­лософском плане письма выступают прежде всего как обширный комментарий к Уче­нию. И конечно, для конкретных адресатов они были мощным средством помощи, поддержки и водительства в решении индивидуальных проблем.

География писем охватывала несколько континентов - Северную и Южную Амери­ку, Западную и Восточную Европу и множество стран. Среди корреспондентов Еле­ны Ивановны новички и опытные сотрудники, по много лет занимающиеся Учением, неизвестные представители различных групп и кружков Живой Этики, деятели культуры и политические лидеры - рижский поэт Рудзитис, проживающий в Праге последний секретарь Л.Н.Толстого Булгаков, президент США Рузвельт (правда, переписка с ним не вошла в издание 1940 года), директор рериховского музея в Нью-Йорке Фосдик. Вся светоносная, духовно щедрая личность Елены Ивановны раскрывается здесь в своем обаянии. Она стремится ободрить каждого сотрудни­ка, помогает советами осуществлению его лучших глубинных замыслов, радуется вместе с ним каждой его удаче и любому достижению. Под влиянием переписки ряд сотрудников написали яркие талантливые труды, посвященные различным темам Учения.

Помимо оригинального литературного творчества Елена Ивановна проявила себя и как талантливый переводчик. С английского языка на русский ею была переве­дена обширная выборка из вышедших за рубежом в конце прошлого века "Писем Ма­хатм к Синнету", посвященная изложению восточных доктрин и истории основания Теософского Общества, в котором принимали участие Учителя. Выборка составила отдельную книгу под названием "Чаша Востока". Главный переводческий труд Еле­ны Ивановны, уже упоминаемый ранее, - два тома "Тайной Доктрины" Е.П.Блаватс­кой - содержит в общей сложности более 2000 страниц. Один указатель терминов, встречающихся в книге, составляет отдельный том в 326 страниц. Целые абзацы гигантского трактата даны были Блаватской на разных, чаще всего древних язы­ках. Чтобы справиться со сложнейшей переводческой задачей, нужно было обла­дать знаниями по крайней мере на уровне оригинала, а в чем-то и больше его. Необычайную глубину знаний Елены Ивановны всегда подчеркивали остальные члены семьи. Известно, что Юрий Николаевич Рерих, мировой авторитет в востоковеде­нии, в случаях затруднений истолкования тех или иных символов, легенд, преда­ний обращался за помощью к матери. Огромный переводческий труд был блестяще завершен Еленой Ивановной за рекордно быстрые сроки - менее двух лет.

Общее число неопубликованных работ Елены Ивановны, по словам Святослава Николаевича, приближается к двумстам.

ИСПИТИЕ ЧАШИ С ЯДОМ

В 1934-1935 годах Николай Константинович вместе с Юрием Николаевичем со­вершает экспедицию, предложенную ему департаментом земледелия США для сбора новых видов семян фермерам этой страны. Инициатором путешествия был сам ми­нистр земледелия Генри Уоллес (позднее ставший вице-президентом США), который объявил себя учеником Рериха и последователем Живой Этики. Несмотря на огром­ную занятость (завершение работы над одной из частей "Мира Огненного", а так­же обширная переписка мужа, которая легла на ее плечи), Елена Ивановна прис­тально следила за предпринятыми ранее международными делами и начинаниями. "Волны жизни", как называл Рерих ветры славы и клеветы, успехов и неудач, бы­ли весьма изменчивы. В 1935 году "Пакт Рериха" по охране культурных ценностей в военное время был подписан Соединенными Штатами Америки, а также Аргенти­ной, Бразилией, Уругваем, Перу, Чили, всего 21 страной. Президент Рузвельт выступил по этому поводу по радио перед всей страной. Могло показаться, что симпатии Америки Рерихами завоеваны прочно и окончательно. Тем не менее, год подписания Пакта стал годом одного драматического события семьи. С болью в сердце Елена Ивановна узнала о предательских махинациях бывшего товарища и близкого сотрудника их семьи Луи Хорша, который вместе с женой входил в Совет директоров нью-йоркского музея Рериха.

В свое время Хорш, американский бизнесмен, исключительно деловой человек, принадлежавший к иудаистскому вероисповеданию, разорвал с ним и объявил себя последователем Живой Этики. Рерихам не могла не импонировать решительность Хорша в отказе от прежних узких догм и принятии более широкого мировоззрения, и, конечно, его бескорыстная помощь во многих практических делах. В течение ряда лет он выказывал самому Рериху и Живой Этике самое восторженное отноше­ние, вошел, как уже говорилось, в Совет директоров музея в Нью-Йорке и взял на себя ведение всех хозяйственных и финансовых дел. Постепенно доверие было завоевано. Однако здесь у бизнесмена начали проявляться черты, которые насто­рожили Рерихов. Так, например, Хорш предложил сделать на верхнем этаже не­боскреба, где размещался музей, ресторан с баром, чтобы увеличить доход, взи­мая дополнительную плату с любителей искусств за увеселения. Конечно, супруги воспротивились этому замыслу, и Хорш, почувствовав твердость их позиции, не стал настаивать. Но, по словам Беликова, с определенного периода влияние Хор­ша, подкрепленное значительными финансовыми вложениями, было уже не так прос­то устранить.

К сожалению, неизжитые меркантильные инстинкты бизнесмена возобладали над его непрочными духовными устремлениями.

Как уже говорилось, Елена Ивановна состояла в переписке с президентом США Рузвельтом, причем она посылала ему не только свои личные письма, но и советы Великих Учителей по руководству страной. Посредниками в этой переписке были Хорши, благодаря своим связям близко стоявшие к президенту. В течение двух лет они честно выполняли данную важную миссию, однако затем встали на путь предательства. Как обстояло дело, подробно объясняет письмо Елены Ивановны Рузвельту, написанное в самый разгар борьбы Хоршей против Рерихов, уже после того, как главные шаги измены Хоршами были осуществлены. Вот что она писала:

"С полным доверием и с открытым сердцем, но на этот раз в глубокой печали, я пишу Вам. Уже несколько месяцев я пытаюсь найти возможность предупредить Вас, что те двое, которые передавали мои послания, оказались предателями на 14-м году сотрудничества, и я вынуждена лишить их моего доверия.

Поддавшись жадности и амбициям, они нарушили святое доверие и передали Вам в апреле свой собственный совет касательно некоторых финансовых вопросов (се­ребро), выдавая, что это исходит от меня из Истинного Источника. Этот Источ­ник предупредил меня о совершенном предательстве, и мне было приказано запро­сить их, оба они признались мне письменно, что передали Вам свое собственное послание, создавая у Вас впечатление, что оно исходит из Истинного Источника через меня.

Я была потрясена и возмущена таким предательством и немедленно телеграфи­ровала о запрещении передавать какие-либо послания без полного моего ведения и предварительного санкционирования. Эти два лица очень хорошо знали, что по всем вопросам они должны были обращаться ко мне, более того, один из них дол­жен был возвратиться сюда летом и привезти с собой возможные вопросы. Когда эти лица увидели мое возмущение их поступком и осознали серьезное последствие последнего, они, движимые страхом и мщением, повернули на путь открытого пре­дательства и решили не только порвать с нами все отношения, но начали отвра­тительную кампанию по дискредитации нашего имени, чтобы уничтожить нас, как свидетелей их предательских действий.

В своей ненависти они не останавливаются ни перед чем. Г-н Хорш воспользо­вался отъездом в экспедицию Основателя Учреждений и снял имя Основателя. Да­лее г-н Хорш который, начиная с 1923 г., имел все полномочия нашего адвоката и который постоянно следил за нашими персональными счетами и налогами, вдруг спустя 9 лет ложно представил в налоговый Департамент фонды экспедиции за 1926 и 1927 гг. (когда мы были в Тибете), как наши личные доходы, вводя нас в заблуждение все эти годы, что (наши) налоговые дела в порядке. В результате его акций на нашу собственность - наши картины в Америке, без предварительно­го уведомления был наложен арест. Это всего лишь два примера того, на что они идут, чтобы дискредитировать наше имя. Такова месть людей, чье предательство было раскрыто".

Как видно из письма, Хорши выдали за слова Великих Учителей собственные советы, касающиеся экономической программы Рузвельта относительно серебра, рассчитывая с помощью Высокого авторитета изменить конъюнктуру в свою пользу.

Контрольный пакет акций, юридически подтверждающих право на владение музе­ем, распределялся между семью равноправными членами Совета директоров - суп­ругами Рерих, супругами Фосдик-Лихтман, Френсис Грант и самими Хоршами. Хорши и сестра мужа Зинаиды Фосдик - Эстер Лихтман задумали устранить Рериха из ру­ководства музеем, чтобы втроем сделаться его единоличными хозяевами. Докумен­ты, ставшие достоянием Рерихов, свидетельствовали, что преступный план был задуман давно, значительно раньше инцидента с письмом к Рузвельту.

Оказалось, что экспедиция, совершенная художником и его старшим сыном и организованная при активном участии Хорша и Генри Уоллеса, была нужна послед­ним не столько для исследовательских целей, сколько для политических и финан­совых интриг против музея. Хорши просто ожидали удобного случая. Возмущение, выраженное Рерихами по поводу совершенного подлога, было воспринято как сиг­нал для атаки. Пользуясь длительным отсутствием художника, Хорш, вместе с же­ной, по сути дела двумя голосами тайно вывел из Совета директоров пятерых че­ловек - самих Рерихов и преданных им сотрудников, переписал документы на себя и сообщников и таким образом оказался владельцем здания небоскреба - музея вместе с 1000 картин. Все это происходило с благословения и при поддержке Уоллеса - оказывается, Эстер Лихтман незадолго до описываемых событий побыва­ла в Кулу, взяла у Елены Ивановны рекомендательное письмо к министру земледе­лия и, встретившись с ним по возвращении в Америку, сумела настроить его про­тив Рерихов.

Супруги решили бороться за восстановление справедливости. Дело было пере­дано в суд. Поскольку Николай Константинович и Елена Ивановна находились вда­ли от Америки (что очень облегчало аферы Хорша), интересы Рерихов защищали их американские сотрудники - Френсис Грант, Зинаида Фосдик и Морис Лихтман, от­рекшийся от своей родной сестры и сумевший поставить истину выше кровных предрассудков и личных чувств. Но, как сообщала Елена Ивановна, "когда злоу­мышленники убедились, что мы будем защищать права своих сотрудников, то злоба их перешла всякие границы, и они решили уничтожить всех нас". Хорши пишут на супругов доносы в различные организации, в рериховские общества многих стран, распространяя клевету и "буквально безумствуя от злобы". В бывшей комнате Ни­колая Константиновича, еще хранящей эманации красоты, которую творил худож­ник, "захватчики", словно осуществляя свои давнишние замыслы, устроили бар. Друзья из Америки писали Рерихам, что Хорши дошли до открытых проклятий по адресу Живой Этики и, отвергнув ее, вернулись к прежнему мировоззрению и "ве­ре предков".

Процесс получил широкую огласку. Общественность, стоящая на стороне Рери­хов, выступала в печати с опровержениями клеветы, и махинаторы, запутавшиеся в своих измышлениях и припертые к стенке, были вынуждены то и дело брать свои слова обратно. Размах случившегося и явная несправедливость обвинений со сто­роны Хоршей дали обратный эффект задуманному ими и привлекли внимание к начи­наниям двух провозвестников из России новых сотрудников и почитателей. Всем непредубежденным становилось ясно, на чьей стороне правда. Но, увы, этого нельзя было сказать о Фемиде Нового Света. В борьбу вовлекались крупные поли­тические фигуры. Помимо Уоллеса к процессу подключались и могущественные сио­нистские круги Америки, почувствовавшие в светлых идеях Пакта мира и в нео­бычном "деле с музеем" угрозу своей "духовно-денежной монополии". "Чувствует­ся присутствие какой-то организованной банды", - приходил к выводу Николай Константинович, подчеркивая, что "преступным трио" и всеми силами, которые стояли за ним, владела "русофобия", "ненависть ко всему русскому". "Преступ­никам потребовалось уничтожить русское дело и это не может быть забыто", - объяснил он американским сотрудникам, советуя им создать летопись с описанием предательства для напоминания потомкам.

В ход были пущены все нечистоплотные методы, отлично знакомые миру дель­цов, - интриги, шантаж, подкуп, взяточничество. Рерихи продолжали борьбу, хо­тя и понимали, что исход ее предрешен - слишком подвержено американское пра­восудие культу доллара, заслонившего, по выражению Елены Ивановны, "размеры солнца". В итоге было принято решение, объявившее картины и музей художника, который он собирался подарить американскому народу, собственностью "гангсте­ра", как назвал Николай Константинович Хорша.

Тяжелый удар, полученный Рерихами, не сломил их мужества, не привел к пе­рехлесту личных чувств и обид. "Случившееся не сделало меня антисемиткой", - писала Елена Ивановна в ответ на недоумения друзей. В этом и заключалась их нравственная победа над захлебнувшимися в злобе предателями, несмотря на внешне неблагоприятный исход дела. Постигая на личном примере сущность непи­санного закона бытия, согласно которому предательство обязательно сопровожда­ет каждое крупное светлое начинание и даже необходимо, чтобы подчеркнуть его величие, Елена Ивановна сумела произнести хвалу своим испытаниям и врагам:

"Так мы испиваем чашу яда, преподнесенную руками бывших сотрудников. Но несмотря на это, бодрость и мужество живут в сердцах наших, ибо какой же под­виг без предательства... И дух наш не устрашается никакими битвами, мы даже успели полюбить их, ибо на чем ином мы можем закалить дух, испытать свои спо­собности и приобрести великий опыт для венца завершения. Итак, скажем еще раз: благословенны препятствия, ими растем".

Поучительным является итог Хорша, своими руками вырывшего могилу для себя и своих близких. Возмездие наступило: в конце концов в подвале небоскреба, за право обладания которым "гангстер" Хорш продал свою душу, был убит реальными гангстерами его родной сын. Сам Хорш тихо и одиноко угас и канул в бесславие, оставив по себе память современного иуды, лишь оттенившего красоту рериховс­кого подвига.

Глава 5

СТУПЕНИ БЕССМЕРТИЯ

Ты несешь внутри себя высочайшего дру­га, которого ты не знаешь, ибо Бог обитает внутри каждого человека, но немногие могут найти Его. Человек, который приносит в жертву свои желания и свои действия Едино­му, Тому, из Которого истекают начала всех вещей и Которым создана вселенная, дости­гает такой жертвой совершенства, ибо тот, кто находит в самом себе свое счастье, свою радость и в себе же несет свой свет,

- тот человек в единении с Богом. Познай же: душа, которая нашла Бога, освобождает­ся от рождения и смерти, от старости и страдания и пьет воду бессмертия".

Бхагават Гита

"Велики нахождения Елены Ивановны. Ее записи найдут живой отклик в серд­цах искателей-мыслителей".

Н.К.Рерих. "Четверть века"

ПЕРЕД ВОЙНОЙ

Тревога за судьбы мира, делающего новые опасные шаги к возможной катастро­фе, все сильнее звучала в письмах Елены Ивановны. Она ощущала нагнетание со­бытий и поляризацию сил света и тьмы, подводившей к самой крупной битве миро­вой истории - второй мировой войне. Чувствуя ее приближающееся дыхание, Рери­хи умножают усилия по продвижение Пакта мира. Чтобы распространить идеи Пакта в создании широких масс, Елена Ивановна предлагает учредить международную об­щественную организацию - Лигу культуры. Создание такой организации мыслилось как единение всех светлых сил против натиска тьмы. "Мысли о Лиге культуры бо­лее, нежели своевременны, ибо, с одной стороны, можно почти повсеместно наб­людать чудовищные, мертвящие проявления самости, с другой же, не менее страш­ные и губительные проявления грубейшего материализма, отрицание животворного огня духа при насаждении полного обезличивания и уравнения по ничтожеству".

Вот как виделась ей структура этой организации: "Первый отдел - мира; вто­рой - духовного совершенствования, вмещающий в себя религию и философию; тре­тий - науки; четвертый - искусство; пятый - материнство и воспитание; шестой

- ремесла и труд; седьмой - кооперация и промышленность; восьмой - охрана бе­зопасности; девятый - землеустройство и строительство; десятый - здравие и охранение".

Но хотя организация была создана и какое-то время просуществовала, планам этим в тридцатые годы осуществиться не было суждено. Они остались "тонким построением" до времен грядущих. А в то время значение действующих междуна­родных организаций стремительно падало. Разваливалась Лига Наций и, наоборот, укреплялась военно-фашистская ось. Теряли значение политические договоры. Елена Ивановна писала: "Не знаю, кто может верить сейчас в какие то ни было договоры... Мы видим, что ориентации сменяются, как апрельская погода".

Однако главная тенденция была ясна. Друзья из Франции писали Рерихам о нравственном разложении, царящем в Европе, о военных приготовлениях Германии. Елена Ивановна еще в 1934 году отчетливо понимала, какие тяжелые последствия они могут иметь для всего мира и, прежде всего, для агрессивной стороны: "Уз­кий национализм Германии унизил ее, он же, вновь воскрешенный, может погубить ее". Следует сказать, что ее слова нельзя понимать как общую, проникнутую беспокойством, фразу: смысл сказанного был куда более конкретен. Уже говори­лось о тончайших духовных способностях Елены Ивановны и высоких видениях, пе­реживаемых ею. Не менее высокими были ее способности предвидения. Она могла своим дальнозорким духовным зрением проникать в сферу причин, порождавших то или иное событие, прежде чем оно проявлялось на внешнем плане, и таким обра­зом знала их сроки. Так, она писала одному корреспонденту:

"1936 год - чрезвычайно знаменательный год. Интересно отметить, что эти вычисления найдены в пирамиде Хеопса. Так мы находимся в полном развитии этой битвы, которая будет только усиливаться".

В другом случае, говоря по поводу 1936 года, она конкретизировала свои предвидения, предсказав приход власти в этом году фашистской хунты в Испании. Той же тревоги и пророческого предвидения полны следующие параграфы из книг Агни Йоги, появившиеся гораздо раньше роковой осени 1939 года:

"Нужно устремить внимание на надвигающиеся события. Нужно понять, что че­ловечество вступает в период постоянных войн. Очень разновидны такие войны, но один принцип их - вражда везде и во всем".

"Война оружием, война торговая, война безработицы, война знания, война ре­лигии, разновидны войны и уже не имеют значения границы земные".

ДАР ПРЕДВИДЕНИЯ

Способности к предсказываниям, в особенности касающимся крупных историчес­ких событий, появились у Елены Ивановны, как уже было сказано раньше, еще во времена первой мировой войны, когда на основании ее основ художником была создана "пророческая" серия. Рерих вспоминал об этом двадцать с лишним лет спустя: "Тогда же и в начале 1914 года спешно пишутся: "Зарево" - с бельгийс­ким львом, "Крик Змия", "Короны" - улетевшие, "Дела человеческие", "Город об­реченный" и все те картины, которые мы после поняли".

В особенности интересны подробности, связанные с написанием картины "Заре­во", созданной за несколько месяцев до начала первой мировой войны. Сновиде­ние далекого от политики человека запечатлело еще не происшедшие, но уже за­писанные на невидимых скрижалях истории события, которым вскоре суждено омра­чить эпоху. Рерих так рассказывал о своем художественном воплощении этого сна:

"В марте 1914 года мною была закончена картина "Зарево". На фоне бельгийс­кого замка, около изваяния бельгийского льва на страже стоял в полном воору­жении рыцарь. Все небо было уже залито кровавым, огневым заревом. На башнях и окнах старого замка уже вспыхивали огненные иероглифы. Но благородный рыцарь бодрствовал в своем несменном дозоре. Через четыре месяца все уже знали о том, что этот благородный рыцарь конечно, был сам король Альберт, охранявший достоинство бельгийского льва".

Следует пояснить, что речь идет о короле Бельгии Альберте, который дейс­твительно пытался защитить честь своего государства и едва ли на единственный а Европе с мужеством обреченного принял на себя в начале первой мировой войны удар во много раз превосходящих сил завоевателей.

По прошествии многих лет список тонких к точных предсказаний Елены Иванов­ны значительно расширился. Николай Константинович в своем очерке "Сорок лет", посвященном этой круглой дате совместно пройденной большой жизни с Еленой Ивановной, приоткрывает некоторые из них:

"...Нигде не записаны труды и познания моей Лады... Уже не говорю о фило­софских достижениях... Нигде не сказано о даре прозрения. А все мы свидетели, как до русских потрясений были указаны грядущие события. В 1927 году в Тибете были указаны события в Испании. В 1929 году были подробно указаны бедствия великих армий под Дюнкерком. И с какими показательными подробностями прозрены события. А Финляндия, Англия, резня в Хотане, вступление русских войск в польское Полесье, прохождение войсками Ирана, не тогда знали его как Персию. Были предуказаны намерения Японии и судьбы Китая. Много чего. Люди получали предупреждения и, как обычно, не обращали на них внимания. Однако за годы прозревались события. Как всегда определились они не календарными сроками, а сопутствующими жизненными знаками. Все это не записано. А ведь кто-то пожале­ет, что так многое замечательное не было запечатлено. Из ученых Бехтерев прислушивался внимательно, а затем несколько врачей и исследователей проходи­ли мимо равнодушно".

ВОЙНА

Слова Елены Ивановны о том, что она никогда всерьез не интересовалась по­литикой, можно отнести разве что за счет ее скромности. Ряд других высказыва­ний в письмах говорит не только о ее пристальном и сосредоточенном интересе ко всем мировым событиям, но и о большой тонкости в понимании многих полити­ческих явлений. Очень тяжело она восприняла Мюнхенское соглашение 1938 года: "Сердце болит и плачет за Чехословакию... Тяжело переживать капитуляцию мощ­ных держав перед бронированным кулаком фашистской Германии". Причем точность ее исторических прогнозов была обеспечена не только интуитивными прозрениями и своеобразным "политическим ясновидением", как это могло показаться, но и большой житейской проницательностью и мудростью. Сегодня, когда прошло уже более пятидесяти лет со времени этих одновременно и трагических и позорных для Европы событий, можно оценить, насколько реалистичными были оценки слу­чившегося, данные Еленой Ивановной: "Лично я не верю, чтобы "бронированный кулак" мог бы противостоять всем соединенным силам Европы и Востока... Но сейчас лучшие позиции уже сданы и как отразится на психологии некоторых стран такое несоблюдение державами своих обязательств". Рерихи, всегда считавшие, что успешная политика того или иного государства есть сочетание здравого смысла и высоких нравственно-духовных национальных идеалов, ясно видели, что Мюнхенское соглашение основано на одном лишь трусливо-близоруком и потому ги­бельном здравомыслии. Как писала Елена Ивановна, "доблесть духа", которая од­на могла противостоять грубой силе, "утрачена Европой", и с этой точки зрения "бронированный кулак" правильно учел психологию некоторых стран и лиц". Чуть позднее, в ситуации, когда "прошел первый туман", наброшенный Мюнхенским по­зорным соглашением, и уже показались "очертания нового, еще более грозного призрака", Елена Ивановна с сожалением отмечала, что ряд европейских госу­дарств вместо объединенного противостояния агрессору начинают оглядываться и думать - нельзя ли снова заставить "кое-кого таскать каштаны для себя)" Лишь по цензурным соображениям (ибо переписка Рерихов была под контролем английс­кой разведки) Елена Ивановна не назвала - кого.

Несмотря на ясное видение назревающей военной катастрофы, развившееся в точное знание конкретных сроков, Рерихи надеялись на лучшее, а надежда, как известно, умирает последней. Совместное потрясение, вызванное разрушением этой надежды на человеческий инстинкт самосохранения, выразил Николай Конс­тантинович в "Листах дневника".

"Первое августа 1914 года встретили в храме, первое сентября 1939 года встретили перед ликом Гималаев. И там храм, и тут храм. Там не верилось в бе­зумие человеческое, и здесь сердце не допускает, что еще один земной ужас на­чался".

С начала второй мировой войны связь Рерихов с обществами и кружками разных стран резко ослабела, а затем практически прервалась. Была законсервирована деятельность института "Урусвати", перестали приезжать приглашенные туда ра­ботать специалисты из разных стран. Долина Кулу погрузилась в напряженное молчание. Рерихи явно предчувствовали смертельную опасность, нависшую над Ро­диной, руководство которой, увы, не хотело видеть масштабы угрозы, все еще придавая значение тогдашним международным соглашениям. Елена Ивановна видела ситуацию иначе. За год до заключения советско-германского Пакта о ненападении она писала: "...В самое короткое время были нарушены уже шесть договоров и обязательств. Почему новые договоры должны быть крепче, какие к этому основа­ния?"

К приведенному списку предвидений следует добавить еще одно - картина, на­писанная Рерихом в 1940 году, "Весть Тирону" (Федор Тирон, римский легионер, при императоре Диоклетиане, гонителе христиан, принял христианство и умер му­ченической смертью за новое учение). Смысл картины - в показе трагического небрежения к вести о готовящемся нападении. Проясняя ее суть, художник пишет в книге "Алтай-Гималаи"; "В Монголии поход объявлялся посылкой стрелы кня­зю-нойону. Стрела, прилетевшая к Федору Тирону, шла с востока". Так Рерихи послали и свою стрелу-весть Востока любимому Отечеству, которое, увы, не име­ло возможности обратить на нее должного внимания.

Тем пронзительнее отозвались в Кулу события 1941 года. И хотя в течение всех пяти лет войны Рерихи ни на минуту не усомнились в победе Родины и, бо­лее того, несмотря на многочисленные прогнозы "всяких бед и поражений", в на­чале событий предсказали: "Москва устоит!", "Ленинград устоит!", "Сталинград устоит!" - отсутствие вестей в первые месяцы войны далось всей семье очень тяжело. "Знаем, что гибельная беда не коснется народа русского. Знаем, знаем! Но болит сердце в ожидании волн", - записывал художник в дневник 4 июля 1941 года. Прилив патриотизма заставил каждого из семьи действовать еще активнее. Находясь вдалеке от Советского Союза, Рерихи поставили перед собой цель сде­лать все, что в их силах, для поддержки Отечества и приближения победы. "До чего же хочется сделать что-то на пользу русского воинства, русского Красного Креста, русского народа", - писал Николай Константинович. Он перечислял день­ги, полученные от продажи картин, в фонд Советского Красного Креста и фонд помощи Советскому Союзу, выступал с лекциями и радиообращениями политического характера, писал вдохновенные статьи, посвященные обороне Родины. Юрий Нико­лаевич и Святослав Николаевич трижды обращались в Советское посольство в Ве­ликобритании с просьбой зачислить их в ряды Красной Армии. По вечерам вся семья собиралась у радиоприемника и слушала сводки Совинформбюро о сражениях между советскими и гитлеровскими войсками. Елена Ивановна со скорбью узнавала о зверствах, творимых фашистами на оккупированных территориях. Особое напря­жение вызвали у Рерихов военные события конца 1942 года и Сталинградская бит­ва. Дело в том, что по всем древним пророчествам этот год считался годом ре­шающего столкновения на внешнем плане между силами света и тьмы, знаменующего победу света, и наступления новой эпохи. С самого начала войны Рерихи утверж­дали: "Сталинград устоит!", хотя понимали, что сражение будет тяжким и кро­вопролитным. Разгром фашистов под Сталинградом они восприняли не только как торжество Родины, после которого (по словам Николая Константиновича) "не най­дется более безумца, который дерзнул бы ополчиться на Русскую землю", но и начало отсчета нового времени на всей планете.

Патриотические выступления Рерихов нажили им немало врагов и привели к разрыву с некоторыми прежде верными сотрудниками, которые и во время войны остались на антисоветских позициях. Так произошло с эмигрировавшим в Америку сибирским писателем Гребенщиковым и знаменитым путешественником Свеном Геди­ным. Но теперь, в критический для родины час, семья не боялась идти на раз­рыв, если видела хотя бы малейшее проявление неприятия Новой Страны.

В самый разгар войны, еще в 1942 году, все в заботах о помощи Советскому Союзу, Рерихи уже думали о будущем, о сотрудничестве между народами и после­военных перспективах развития культуры. В мае этого года для восстановления здоровья дом Рерихов посетил Джавахарлал Неру вместе с дочерью Индирой Ганди. Встреча была подготовлена Святославом Николаевичем, у которого в ту пору сло­жились очень хорошие отношения с рядом выдающихся представителей индийской интеллигенции. Неру провел в Кулу около месяца. Рерихи беседовали с ним о создании индо-русской культурной ассоциации. Память о встрече сохранила фо­тография, изображавшая Николая Константиновича, Святослава Николаевича, Неру с дочерью и Елену Ивановну на заднем плане в тени большого зонтика, защищаю­щего от солнца и излишнего внимания. Свою нелюбовь к фотографиям она пронесла через всю жизнь...

Другая инициатива Рерихов во время войны состояла в создании Америка­но-русской культурной ассоциации (сокращенно АРКА). Она должна была, по мысли Рерихов и их американских друзей, стать местом духовного и культурного сбли­жения народов. Ассоциация включала в себя сотни видных деятелей Америки, в число которых входили Эрнест Хемингуэй, Рокуэл Кент и Чарли Чаплин, К сожале­нию, из-за наступившей "холодной войны" она просуществовала недолго.

После Сталинградского сражения и наметившегося перелома в ходе войны в Ку­лу снова начинает поступать корреспонденция. Приходят письма из Праги от Ва­лентина Булгакова, вызывающие у всегда мужественной и твердой Елены Ивановны слезы от тех ужасов, которые выпали на долю последнего секретаря Толстого и его семьи в концентрационном лагере. Горечь скрашивалась радостью, когда из Москвы с (большим трудом поступает посылка с четырьмя жадно, от корки до кор­ки, прочитываемыми номерами "Нового мира".

Радость долгожданной победы над фашизмом совпала с семейным торжеством. Николай Константинович писал об этом друзьям: "Святослав женился па Дэвике Рани, самой блестящей звезде Индии в фильмовом искусстве. Помимо великой сла­вы в своем искусства Дэвика - чудный человек, и мы сердечно полюбили ее. Та­кой милый задушевный член семьи с широкими взглядами, любящий новую Русь. Елена Ивановна в восторге от такой дочери:".

После войны вся семья засобиралась на Родину, чтобы поселиться там оконча­тельно. Все, что было создано и накоплено Рерихами за долгие годы путешествий и проживания за границей - тексты, картины, предметы древнего искусства, ре­зультаты научных исследований, редкие манускрипты, переведенные восточные тексты и собственные философские произведения, - предназначалось для Отечест­ва. Уже были упакованы чемоданы, заколочены и отправлены в порт ящики с кар­тинами. Но судьба распорядилась иначе - в хлопотах о переезде Николая Конс­тантиновича застигла смерть.

В 1948 году после смерти мужа Елена Ивановна с Юрием Николаевичем делают еще одну попытку вернуться в Новую Страну. Они прибывают в Бомбей, где сдают вещи в местную таможню до отправления парохода и ожидают визу. Одну за другой шлют они телеграммы в Москву на имя Ворошилова. Однако длительное ожидание не принесло результата - ответ так и не был получен. Лишь через долгие 10 лет мечту всей семьи о возвращении на Родину удастся осуществить Юрию Николаеви­чу, который во время пребывания в Индии делегации из СССР во главе с Хрущевым обратился к нему с просьбой разрешить вернуться и получил согласие.

КАЛИМПОНГ

...Возвращаться в Кулу, где вместе с Николаем Константиновичем было прожи­то почти два десятилетия и где каждая вещь, каждый камень и дерево напоминали о нем, было тяжко даже для испытанного духа Елены Ивановны. Кроме того, не угасала надежда на возвращение в СССР, а жаркий климат Калькутты был невыно­сим для здоровья. Поэтому вместе с Юрием Николаевичем она переезжает в Вос­точные Гималаи и поселяется в небольшом доме на склоне горы, из окна которого была видна высочайшая и священная для каждого индуса Канченджанга. В городе Калимпонге, где обосновались мать с сыном (Святослав Николаевич вместе с Дэ­викой Рани-Рерих переехал в Бангалор, на юг Индии), имелся университет, и Юрий Николаевич начинает в нем работать, сотрудничая с известным тибетологом и специалистом по буддизму Рахулой Санкритаяна. Елена Ивановна продолжает ак­тивную переписку, руководит рериховскими обществами, рассеянными по всему свету, делает записи духовного характера, ведет дневник и пишет новые труды. В своих последних письмах она все чаще обращается к миссии России, Новой Страны, которой суждено великое будущее:

"Свет стоит над Родиной. Людские чаяния и ожидания расходятся с решениями космическими. Следует привыкать, что все человеческие опасения и угрозы часто оказываются такими потому, что их считают таковыми, вместо того, чтобы му­жественно встретиться с ними и приложить свое умение в жертвенном труде на общую пользу..."

"Не легко входит Новый Мир в сознание людей. Все же все чаще и чаще разда­ются голоса против войны, ибо справедливый мир не может быть принесен на кон­це меча. Война не может решить никаких проблем жизни. Решение придет, как Космическое утверждение. А пока что безответственные индивиды продолжают раз­дувать пожары нетерпимости и ненависти, покрывая свои истинные вожделения ус­тарелыми лозунгами. Испытания человечества еще не закончились, и приготавли­ваются новые столкновения в широком масштабе. Но мы твердо знаем о победе на­шей страны и о краткости предстоящих столкновений, иначе мир не выдержит. Но Новый Мир грядет в сиянии лучей новых".

"Шлю Вам самые светлые мысли и радость мою о близкой, прекрасной Новой Эре, которая явит кипучую строительную деятельность в наших любимых странах. Чую победу Славянства, нашей великой страны".

"Тяжкие сроки, тяжкие времена! Но лучшая страна станет космической основой равновесия в мире. Страна лучшая станет страною самой строительной и самой прекрасной..."

"...Наша страна будет охранена, будет победной страной: так заповедано и начертано в звездных руках. Все, кто с нею, разделят победу".

"События сложатся неожиданно, не так, как мы ожидаем, но как всегда на пользу лучшей страны. Страшное время пронесется очищающим вихрем. Трудность в том, что многие еще не понимают причину и смысл совершаемого на всей планете. Новые сознания должны полюбить волну нового строительства. Новое строительст­во должно раскрепостить мышление, отсюда произойдут благие перемены. Накопив­шаяся злоба в мире разрешится потрясениями. Но не опасайтесь! Щит Света над новыми сознаниями, отказавшимися от злобы, зависти и понявшими, куда устрем­ляется поток эволюции. Распространение зла будет остановлено. Космическая справедливость приведет в действие новые рычаги, и новая карма начнет утверж­даться..."

Последнее письмо датировано 18 февраля 1955 года. Незадолго до своего ухо­да Елена Ивановна возложила на Зинаиду Григорьевну Фосдик руководство движе­ниями, группами и кружками Живой Этики во всем мире. 5 октября 1955 года ста­ло днем завершения земного пути Елены Ивановны Рерих. Юрий Николаевич, как старший сын, по восточному обычаю совершил обряд кремации. Так жизнь, посвя­щенная служению Огню, была отдана его пламени до последнего атома. На месте могилы, на горе Турпиндора была сооружена белая ступа-субурган, представляю­щая собой буддийский могильный памятник, сделанный в виде полусферы, увенчан­ной шпилем. На угловых камнях памятника вырезаны священные знаки горящего сердца и чаша с пламенем. Фотография могилы помещена в прекрасном альбоме "От Алтая до Гималаев", выпущенном в 1986 году Л. В. Шапошниковой. Однако могила эта имела больше символическое значение, ибо урна с прахом Елены Ивановны хранилась все эти годы у Святослава Николаевича и ныне передана им в СССР, чтобы быть погребенной на Родине.

ФЕНОМЕН ЛИЧНОСТИ

В жизни философа, особенно если она была яркой и богатой, конечно, хочется понять не только масштабы его знаний и образованности, но и масштабу личнос­ти, тайны характера и души. Ведь философия как творчество всегда интимно свя­зана с индивидуальностью мыслителя. Тем более, в том случае, если перед нами особый тип мыслителя, поднимающего на новый уровень традиции прошлого фило­софствования, когда каждое слово мудрости было оплачено судьбой и кровью сердца по самой высшей мере.

Итак, что составляло сердцевину личности Елены Ивановны? Каким же был ее человеческий облик?

Художник Серов, писавший ее портрет в начале века, определил душевную ос­нову молодой женщины как постоянное движение. Николай Константинович, уточняя его мысль уже через много лет, заметил: "Вернее сказать - устремление. Она всегда готова. Когда она говорит об алтайских сестрах для всенародной помощи, то в этом призыве можно видеть ее собственные черты. Принести помощь, обод­рить, разъяснить не жалея сил, - на все это готова Елена Ивановна. Часто ос­тается изумляться, откуда берутся силы, особенно же зная ее слабое сердце и все необычные явления, которым врачи лишь изумляются".

Постоянство устремленности, преданности духовной истине невозможны без са­мопожертвования и готовности к борьбе за свои убеждения. Подобная светлая во­инственность была важной чертой правнучки великого русского полководца, су­мевшей впитать его дух. Важно увидеть, что эта черта проявлялась, прежде все­го, в тех случаях, когда нападки противников касались священных для нее поня­тий Учения, высоких имен Учителей и нравственных принципов. На выпады личного характера против нее - а их было немало - она умела отвечать величественным спокойствием, храня равновесие и достоинство.

Яркое описание еще одного источника и примера для подражания, вдохновляю­щего героиню нашего повествования на подвиг самопожертвования и духовные бит­вы, дает Валентин Сидоров:

"В рабочем кабинете Елены Ивановны Рерих на ее столе стояла небольшая ста­туэтка Жанны д'Арк. Стройная фигурка худенькой девушки в рыцарских доспехах.

По признанию Елены Ивановны, из всех женских обликов прошлого облик фран­цузской девы-воительницы был для нее самым притягательным и любимым. В детс­кие годы, читая жизнеописание Жанны д'Арк, всей силой своего воображения она растворяла себя в этом образе; она даже вздрагивала от боли, потому что физи­чески ощущала прикосновение языков пламени костра".

Нравственное и жизненное кредо Елены Ивановны хорошо передают следующие ее слова:

"Разве возможен подвиг без трудностей? Я так люблю слова замечательного подвижника Тибета, по имени Миларепа, который предавался великим подвигам, и когда люди уговаривали его пожалеть себя, свое здоровье и прекратить тяжкую жизнь, он отвечал: "Так как все мы должны умереть, то я предпочитаю умереть в преследовании прекрасной цели".

Истинно, если бы сотня людей осознала эту формулу и применила ее к жизни, мир преобразился бы в кратчайший срок. Так мы будем сражаться за Свет до пос­ледней капли крови, до последнего дыхания".

Сосредоточенность Елены Ивановны на выполнении жизненной задачи была столь велика, что совершенно исключала малейшую остановку и отвлечение внимания на посторонние цели. Слова, успех, признание духовных и творческих достижений не вызывали у нее никакого интереса. Она сама постоянно подчеркивала, что счита­ет себя прежде всего проводником, транслирующим духовную мудрость Востока, и призывала тех, кому это лучше поможет сосредоточиться на Учении, забыть о ее существовании.

Люди, лично встречавшиеся с Еленой Ивановной, отмечали ее обаяние, сердеч­ность и необыкновенную теплоту в общении. Секретарь Рерихов Шибаев, впервые познакомившись с ней, вспоминал: "Елена Ивановна по этой первой встрече так и осталась у меня в памяти навсегда, как светлая, радостная, сияющая. Она вышла мне навстречу, протянув обе руки, с улыбкой приветствуя меня". Сходные впе­чатления высказывали и художник Смирнов-Русецкий, который встречался с ней в Москве в 1926 году и после этого на всю жизнь проникся рериховскими идеями, и Зинаида Григорьевна Фосдик, и даже буддийский монах, в 1945 году побывавший в долине Кулу и оставивший краткие воспоминания "С Рерихами в Гималаях".

Обладательница нежного, мелодичного голоса, она любила называть близких ласковыми уменьшительными именами, любила одинокие утренние прогулки на расс­вете, солнечные лучи, распахнутые окна в доме, фризии и розы. Не любила поло­винчатых решений в жизни, состояния уныния, конфликтов между сотрудниками, сладкой сентиментальности в отношениях, дыма керосиновой лампы и затхлого воздуха светских гостиниц. Она никогда не принимала стиля приторной сглажен­ности и округлости в общении с людьми противоположных взглядов, в особеннос­ти, если они первыми нарушали непроходимую для нее границу между светом и ть­мой и нападали на силы света. Также никогда не шла она на уступки в принципи­альных вопросах ради сохранения светских приличий и хороших отношений с людь­ми. Во всех проявлениях бытия она предпочитала определенность расплывчатости. Еще в молодые годы, отвечая на письмо Николая Константиновича, где тот спра­шивал ее, понравились ли ей леса какой-то местности, она говорила: "Но я во всем, даже в листве, люблю более определенные контуры". Она могла быть пря­мой, даже резкой с теми, кто по невежеству или умышленно допускал кощунство по отношению к Высшему. Так, одной христианской миссионерке, с театральной исступленностью бившей тебя в грудь со словами: "Христос пострадал за нас", она сурово сказала: "Вы ошибаетесь, Христос пострадал не за вас, но из-за вас", имея в виду малопривлекательный тип сентиментальных фанатиков, полагаю­щих, что Высшие силы готовы бесконечно возиться с их маленькой эгоистичной личностью. Весьма вежливую, но в то же время очень решительную и твердую от­поведь дала она одному невежественному дилетанту в области эзотерических зна­ний, самонадеянно посягнувшему на высокий авторитет книги "Письма Махатм".

Многие психологические особенности человека, незаметные в обычной жизни, "прочитываются" в его художественных пристрастиях и вкусах, тем более что ис­кусству, в его одухотворяющем влиянии на человека, Елена Ивановна придавала огромное значение. Первое, что можно отметить в ней, всю жизнь прожившей в атмосфере искусства рядом с двумя выдающимися мастерами кисти, - широту ее художественных интересов и кругозора. Ее восхищает и жизнерадостная палитра античности, и работы лучших живописцев Европы, и сокровища русской культуры, и своеобразие художников Востока. По характеру она предпочитала творения ярко выраженного героического склада и напряженных духовных исканий: в музыке - Бетховен и Вагнер, в литературе - Достоевский и Толстой, в философии - Виве­кананда, который своим огненным темпераментом был ей ближе Тагора, и, что мо­жет показаться странным для ее гуманистических взглядов, - Ницше. Немецкому мыслителю она прощала очевидные перекосы мировоззрения за неистовое обличение ненавистной и ей буржуазной удушливой морали, рождающей, по ее выражению, "пигмеев духа". Очень близки были ей фигуры синтетического плана, такие как Леонардо да Винчи и Гете. Ценила она и творчество Врубеля, художника, далеко­го от идеалов гармонии: видимо, он привлекал ее глубинным космизмом мировосп­риятия. Интересно, что Елена Ивановна смогла разглядеть литературное дарова­ние математического гения России Софьи Ковалевской и предсказать ее повестям "Нигилистка Вера Воронцова", "Сестры Раевские" и "Vos Vistis" читательскую известность в будущем. Недавно вышедший том избранных произведений Ковалевс­кой и благожелательные отзывы о нем читателей и критиков - свидетельство точ­ности эстетических прогнозов Елены Ивановны.

Одним из самых любимых произведений Матери Агни Йоги была "Поэма Огня" Скрябина, который, как известно, мечтал устроить в Индии мировую мистерию, чтобы объединить человечество в духовном порыве к совершенству.

Насколько дороги для Елены Ивановны были произведения народного искусства, безымянные творения мастеров прошлого - от наскальных рисунков и древних ста­туй Азии до героического эпоса и сказаний разных народов, - настолько ее от­талкивали быстро растущие на древе подлинного искусства побеги массовой куль­туры. Она считала, что сознание людей разлагается от двух злейших врагов ду­ховности - увлечения роскошью и пошлости, в чем повинны усиливающие их средс­твами искусства безответственные писатели и художники. Чтобы в полной мере оценить строгость и взыскательность нравственных и эстетических критериев Елены Ивановны, следует представить, что заговорила она об этом еще в 20-е годы, когда массовая культура еще далеко не исчерпала свой "потенциал тьмы" и не дошла до современной степени упадка,

Все, кто встречался с Еленой Ивановной, находили ее превосходной собесед­ницей, умеющей заворожить людей интересным рассказом, отмечали 8 ней удиви­тельный такт, умение входить в проблемы другого человека.

Любовь к тонкому, утонченному шла у нее не только от воспитания, но и была также следствием исключительной, обостренной тонкости ее организма и психики, свойства, которое не могло не отразиться на характере ее философских построе­ний. Вот что она доверительно рассказывала о некоторых своих природных тонких качествах, усиленных многолетними занятиями духовной йогой:

"Я всегда знаю, когда будут землетрясения или другие бедствия. Не только по видению насыщенной красной атмосферы и выбивающимся красным огням, но и по физическим ощущениям... Так, когда я вижу черные звездочки, они часто означа­ют идущую неприятность и предостережение в отношении здоровья. Чем крупнее они, чем больше их, тем больше осторожности следует проявлять. Иногда можно видеть даже как бы большие, чернобархатные пятна, плавающие в пространстве. Лиловые, синце и серебристые, иногда золотистые, - всегда благие посланники или близость эманаций Учителя. Желтые предостерегают о возможной опасности, красные указывают на чрезвычайное напряжение в атмосфере, и можно ожидать землетрясений, бурь и даже восстаний.

Обычно, когда я о чем-нибудь думаю или принимаю решение, или читаю что-ни­будь, и если нужно что-либо подтвердить, появляется сине-серебристая искра, как бы подчеркивая нужное понятие или решение. Иногда целое место как бы за­черкивается светящейся полосой, и я знаю, что место это нужно изъять. Бывает, что вся страница светится необычайно ярким серебряным светом. Да, много зна­ков посылается Иерархией Света в заботе об идущих по Пути Света..."

Однако утонченность сочеталась у Елены Ивановны с демократизмом и откры­тостью поведения, умением найти общий язык с любым самым простым и даже диким человеком (не зря дети гор, неграмотные азиаты - проводники в экспедиции от­носились к ней с огромным уважением и безоговорочно ей подчинялись). Интелли­гентам, беседовавшим с ней, порой было трудно поверить, что за хрупкой внеш­ностью и безукоризненным аристократическим благородством манер Елены Иванов­ны, за отличным знанием родного языка собеседника (а к ней приезжали англича­не, немцы, французы...) скрыта недюжинная воля женщины, первой в Европе прое­хавшей в седле по высокогорным районам Азии, а том числе по таким уголкам "крыши мира", где не ступала нога ни одного мужчины-европейца, и не убоявшей­ся ни пуль бандитов, ни зияющих бездн, ни слепящих вершин. Бесстрашие и му­жество Елены Ивановны в опасностях во многом объяснялись ее особым отношением к смерти, в котором совершенно отсутствовал страх.

Может показаться, что за исключением тягот трансгималайского путешествия Елена Ивановна развивалась в самых благоприятных условиях. В самом деле, рож­дение в обеспеченной дворянской семье, прекрасное образование, совместная жизнь со знаменитым художником, постоянные контакты с выдающимися людьми эпо­хи, увлекательные поездки по разным странам и наконец благотворное творческое уединение в "долине богов" - Кулу...

Но у всякого настоящего подвижника духа есть еще скрытая жизнь, связанная с так называемым "возгоранием центров". Наивысшее проявление мужества Елены Ивановны заключалось именно в этой внутренней жизни, в том, что она была, по сути дела, первопроходцем духовных Гималаев, осваивающим новый вид йоги - йо­ги Огня. Путь овладения огнем, или психической энергией, был связан с колос­сальным напряжением всех физических и духовных сил и прохождением так называ­емого "огненного мученичества"; сжигания всех несовершенств неочищенной пси­хологической природы вплоть до телесного уровня и клеточной памяти о них, что сопровождается мучительными болями. Современной науке еще предстоит разоб­раться в природе этих болей, которые подвижники прошлого называли "священны­ми". Для того, чтобы получить" хотя бы примерное представление о них из пер­вых рук, будет полезно ознакомиться с обширными фрагментами из письма Елены Ивановны, которая сочла нужным поделиться некоторыми сокровенными подробнос­тями этой обычно хранимой в тайне сокровенной жизни, имея в виду, что в буду­щем такой опыт может понадобиться всем, устремленным к духовному служению лю­дям:

"...Во время войны и в годы революции я изредка начала испытывать приступы сильной боли в желудке, вернее в солнечном сплетении. По так как я очень не люблю лечиться, будучи от природы очень здоровой, и к тому же эти боли до­вольно скоро проходили, то я не обращала на них внимания... Но в начале 24 года уже в Индии началось новое ощущение в области солнечного сплетения. Его можно было сравнить с ощущением движения и даже как бы вращения чего-то живо­го у подложечки... Ощущение очень неприятное... Конечно, боли эти появляются дня за два до больших землетрясений или других стихийных катаклизмов, также и при вспышках народных смятений. При этом бывают и другие ощущения, как, нап­ример, сильная головная боль и мучительное тянущее чувство в руках и ногах, сопровождающееся горением их. Много разных болей пришлось испытать в связи с раскрытием и воспалением того или иного центра, но одно из самых мучительных

- это воспаление центра легких. Боль настолько сильна, что не знаешь, какое положение принять. Лежать невозможно, и малейшее движение вызывает невольный крик, Однажды такая боль продолжалась три недели, было очень трудно, но отме­тить следует, что легкие у меня идеальные и я не страдала никогда даже прос­тым бронхитом. Также болезненны центры оплечий. При этих болях можно тоже ле­жать лишь на спине, ибо часто оба оплечия воспламеняются одновременно (...). Сейчас мое слабое место - сердце. Оно немного пострадало при огненном опыте, особенно после прошедшего общего возгорания центров, которое случилось у меня на высотах Тибета из-за отравления организма дымом, которым наполнена была стоянка местечка Нагчу (...). Несколько дней я изредка глотала льдинки моро­женого молока. Центр гортани был настолько воспален и запух, что с трудом могла проглотить слюну. Там же случилось и второе возгорание, но менее силь­ное (...). Да и весь 29-30 год с весны до самой зимы я спала на мешках, на­полненных ледяной водою, а у кровати моей стояли лоханки, наполненные снегом, чтобы я могла охладить ноги и руки".

Опыт Елены Ивановны неоценим для каждого, вступающего на путь духовного преображения; он помогает быстрее избавиться от иллюзий по поводу быстрых ре­зультатов и выгод, якобы вознаграждающих за перенесенные трудности. Между тем, издавна было известно, что путь служения символизируется крестом, т. е. распятием низшей природы во имя высшей. Формы распятия могут быть различными

- от известного деревянного сооружения и костра в прежние времена до травли, клеветы или нечеловеческой работы для неблагодарных ближних в наши дни. Это на внешнем и доступном для всех плане. На незримом духовном плане подвижника, решившего совершить подвиг преображения, ожидают испытания, подобные описан­ным Еленой Ивановной. Тернии, через которые она прошла в своем восхождении, - неизбежный спутник рождения "Духовного человека", как боли матери, рождающей ребенка. Сам растущий дух как бы приспосабливает, трансмутирует плотную мате­рию физического тела к новой духовной высоте.

Вообще, одно из главных достижений Елены Ивановны состояло в том, что ее путь к озарению был пройден ею, не выходя из жизни. Хотя ее индийский период протекал в некотором удалении от цивилизации, вся ее деятельность, вплоть до последнего мгновения, была наполнена служением человечеству. В этом соедине­нии тонкого духовного бытия с яркой, насыщенной событиями деятельностью - от­личие ее огненного опыта от многих разновидностей системы йоги прошлого: ведь их достижения предполагали аскезу, изоляцию, насильственнее ограничение пот­ребностей, короче ту или иную форму ухода от жизни, которую сегодня иногда называют снижением социальной активности.

В итоге полный непредсказуемых опасностей эксперимент был выдержан нас­только блестяще, что позволил Великим Учителям Востока назвать Елену Ивановну "Матерью Агни Йоги", ибо она предоставила себя на испытание пространственному Огню. Поясняя это утверждение в другом месте, Гималайские Махатмы свидетель­ствуют:

"Имеем перед собой пример знаменательной степени так называемого Самадхи без удаления из жизни. Можно понять, что явление Матери Агни йоги не легко достижимо в условиях Великой Битвы. Ценность такого проявления в том, что со­вершенно превзойдены обычные правила сосредоточения. Именно, все значение пе­ренесено в сердце, иначе говоря туда собрано значение всего сближения миров".

Так путь, которым могут следовать все устремленные люди, был проложен и запечатлен личным примерам жизни Елены Ивановны, а его подробности и законо­мерности зафиксированы 8 дневнике, который занимал не менее 40 тетрадей.

Подобный опыт, конечно, не имел одного лишь личного значения или узкой ориентация на небольшую группу последователей. Общечеловеческий характер опы­та был связан с приходом новых космических условий на землю, которые одинако­во коснутся всех людей. Предвидя те необратимые разрушительные изменения, ко­торые внесет в биосферу и энергетический взаимообмен с космосом непродуманная техногенная активность человека, Елена Ивановна и специальными записями, и всей своей жизнью как бы предупреждала: необходимо повышать психоэнергетичес­кий потенциал, служащий защитным экраном от мощных космических лучей. В кни­гах Николая Константиновича есть упоминание об открытии лучшими астрономами того времени "лучей смерти", представляющих собой излучения дальних светил и звезд. Рерихи не могли не видеть, что цивилизация дает все более сильный тех­нократический крен, ведущий к необратимому изменению экологической обстанов­ки, когда самочувствие и активность человека будут постоянно ухудшаться. По­тому они били тревогу: наступают времена, когда альтернативы повышению психо­энергетического потенциала и защитных сил организма у людей не будет. Так за полвека до наших дней, в предвидении того, как "новое небо", устав спокойно осенять безумие землян, разверзнет перед человечеством свои грозящие гибелью "озонные дыры", Елена Ивановна дала людям подробный психоэнергетический кате­хизис спасения. С этой точки зрения весь ее земной путь и труд следует расс­матривать как деятельность врача-испытателя, который творит новые защитные доспехи человеческому духу.

Подвиг Матери Агни Йоги нельзя себе представить без успешного сотрудни­чества всех членов семья - без огромного международного авторитета, художест­венного мастерства и прозорливости Николая Константиновича, без уникальной востоковедческой образованности Юрия Николаевича и, наконец, без прекрасных организаторских способностей и подвижнической работы Святослава Николаевича, с ранних лет до сегодняшних дней терпеливо продвигающего идеи Культуры и ду­ховности в Новую Страну. Степень сгармонизированности семьи четырех людей заставляет задуматься об ее источнике. Какой невидимый садовник подобрал та­кие оттеняющие друг друга цветы духа и сложил их в нерушимое сочетание?

Союз Николая Константиновича и Елены Ивановны и их успешное сотворчество подтвердили, насколько важен великий принцип сотрудничества женского и мужс­кого начал. Его следует понимать не только как духовное взаимодействие с близким человеком противоположного пола, но и как взаимодействие с противопо­ложным началом в самом себе. Иначе говоря, внутренняя гармония в браке, вза­имное нравственно-психологическое влияние пробуждают в каждом из супругов са­мые высокие качества противоположного начала. Так, мужчина, не теряя своих лучших, природой данных качеств, впитывая в себя женские свойства, становится более тонким, сердечным, эмоциональным, а женщина, соответственно, более ум­ной, мужественной и активной. Эту почти идеальную степень согласованности между своими родителями хорошо выразил Святослав Николаевич:

"Сотрудничество Николая Константиновича и Елены Ивановны было редчайшей комбинацией полнозвучного звучания на всех планах. Дополняя друг друга, они как бы сливались в богатейшей гармонии интеллектуального и духовного выраже­ния. Вы знаете, как возрастают наши силы от некоторых контактов, как обогаща­ется и озаряется наш духовный мир, как разрешаются, казалось бы, неразрешимые проблемы, и все приобретает совсем особое значение".

Весьма значительно творческое участие Елены Ивановны в художнической рабо­те Николая Константиновича. Лучше всего об этом сказал личный секретарь Рери­хов Владимир Алексеевич Шибаев:

"Во всех отношениях Елена Ивановна была ведущей, как это Николай Констан­тинович изобразил на некоторых своих полотнах. Часто, занимаясь в своем каби­нете по соседству со студией художника, где он работал над новыми картинами, я видел, как он отходил на несколько шагов от мольберта, чтобы примерить расстояние, и стоял, что-то обдумывая. Затем шел наверх и возвращался с Еле­ной Ивановной. Бывало, что она подсказывала и какую-то новую тему, за которую всегда особенно горячо принимался Николай Константинович. Нигде и никогда раньше или позже я не видел такой согласованности, взаимопонимания и единства устремлений".

Упоминаемый раньше буддийский монах при первом знакомстве с Рерихами отме­тил: "Я удивляюсь, как Елена Ивановна смотрела таким же жаждущим взглядом на картину, как и я, как будто видит впервые, хотя ведь много раз видела".

Ранее говорилось о том, что ряд картин Рериха был в прямом смысле "подска­зан" Еленой Ивановной, ведь они представляли собой зарисовки ее снов. "Други­ня, спутница и вдохновительница", как называл супругу художник, всегда от на­чала до завершения присутствовала в его полотнах, словно являя древний мисте­риальный закон, согласно которому ни одно теургическое действо, значительное жизненное начинание или творческий акт не могут быть совершены без участия женского начала. Все это позволило Рериху, посвятившему своей жене множество работ, сказать, что, по справедливости, на его картинах "должно стоять два имени - мужское и женское".

Если вся жизнь Елены Ивановны состояла в непрерывном совершенствовании се­бя, то возникает естественная мысль - значит, существовало и то, что нужда­лось в улучшении. Что же можно сказать о подробностях внешней и внутренней жизни Елены Ивановны, связанных с преодолением несовершенств? С чем она боро­лась в себе и как боролась?

Нравственная безупречность поведения Матери Агни Йоги и ее сдержанность, идущая от нежелания хоть как-то обременять окружающих своими внутренними проблемами, переводит разговор о ее преодолеваемых в тяжком труде несовер­шенствах в зыбкую область предположений. Самое пристальное изучение ее жизни оставляет совсем немного материала даже для приблизительных выводов. Можно только догадываться, как на самом деле происходил процесс "сжигания" несовер­шенных свойств души и черт характера. Елена Ивановна всегда была против широ­кого оповещения личных опытов и в обнародованных материалах старалась донести до людей именно общечеловеческие стороны совершенствования. Никто из близко знавших ее не оставил свидетельств об этой деликатной стороне внутренней жиз­ни. Друзьям и сотрудникам она казалась человеком, неизмеримо выше их продви­нутым на эволюционной лестнице бытия. Удивительно, но и отзывы врагов и про­тивников. которые, словно кривое зеркало, могли бы донести отблеск реальных внутренних проблем, построены на внешне выдуманных событиях, нелепых обвине­ниях и клевете. Так, например, в эмигрантских кругах о ней говорили, что она сестра последнего русского царя; что она возглавляет теософский центр в Адь­яре, хотя на самом деле она там ни разу не была и находилась в более чем прохладных отношениях с теософской верхушкой; что она хочет завоевать духов­ную популярность, хотя почти все свои труды она публиковала анонимно. Но она оставила врагам право на одну лишь клевету и не дала повода сослаться ни на один реальный поступок, который с какой-либо стороны отрицательно ее характе­ризовал. Здесь она была верна семейному принципу: наши дела должны быть крис­тально чисты, ибо мы живем на глазах всего мира.

Если постулат - меру света можно определить только в сравнении с тенью - принять в качестве закона, помогающего познать человека, то в отношении Елены Ивановны важно почувствовать и увидеть то, что субъективно не совпадало с традиционным взглядом на недостатки как свойства, причиняющие ближним непри­ятности. Точнее, говорить о них, как о несовершенствах или психологических проблемах, отвлекающих ее от главной цели бытия и более ощутимых в юный пери­од жизни - рассеянности, недостаточной устойчивости в труде, неуверенности в себе, подверженности влияниям родственников. Жизненный путь Елены Ивановны начинался в обычных для людей ее круга условиях, и при всех выдающихся спо­собностях она в молодости разделяла несовершенства и проблемы ближайшего ок­ружения, потом в огне устремления эти несовершенства сжигались, и, наконец, на зрелом этапе она, ведя за собой тысячи людей, как бы вбирая в себя их не­достатки, помогала преображать их в горниле подвига (конечно, при их согласии на труд и совершенствование). Последняя стадия преодоления недостатков имела еще в древнейшие времена множество определений - "испитие чаши с ядом мира", "принятие на себя ноши мира", "искупление грехов мира сего". Степень духовно­го слияния с человечеством, достигнутая на этом пути Еленой Ивановной. зас­тавляет вспоминать опыт Рамакришны, который, страдая неизлечимым заболеванием и не будучи в состоянии без адской боли принимать пишу, молил Творца даровать ему силы вынести испытание, и в итоге почувствовал, что сил достаточно; он настолько растворил свою личность в людях и проникся ощущением единства, что во время еды ему казалось - он ест "миллионами ртов".

Очень важный ключ к пониманию подхода Елены Ивановны к собственным несо­вершенствам дает ее личное признание: когда она видела в человеке какой-ни­будь недостаток, она тотчас же примеряла его к себе, задумываясь, - нет ли у меня чего-либо подобного? Логика большинства людей предполагает иную реакцию: в лучшем случае тактично промолчать, чаще всего - указать человеку на недос­таток, а нередко случается и так, что человек собственные недостатки подозре­вает у другого. Логика Елены Ивановны состояла в том, чтобы непрерывно дер­жать перед собой свечу совести и проверять себя на чистоту отношения к миру и людям..

Из всех многообразных видов творческого труда самым высоким и сложным Ма­терь Агни Йоги считала работу над собой. О том, насколько трепетным и проник­новенным было ее отношение к этой работе, можно судить по следующей обширной цитате из письма:

"Современному Цицерону, восклицающему - О, Катилина, когда ты кончишь нас преследовать - могу ответить - надеюсь, что никогда, ибо конец преследования означал бы начало разложения. Существует земной закон, по которому с того мо­мента, как прекращается всякое преследование и достигается всеобщее призна­ние, начинается и разложение. Борьба есть основа существования и продвижения, и потому человек без борьбы обращается в ничтожество и произвол. Борьба в на­ши дни, конечно, усилилась и расширилась, ибо сейчас нельзя назвать ни одной отрасли жизни, где бы не происходило столкновение различных начал. Потому Учение говорит - полюбите борьбу. Но борьбу эту мы должны перенести на более высокий план, и для этого необходимо выработать и утвердить свою внутреннюю правду при посредстве углубления в Учение и самоуглубления и лютой борьбы с самим собой. Этим мы поднимем себя и всех приходящих в соприкосновение с на­ми. Итак, мы снова вернулись к великому понятию воспитания и самовоспитания".

Глядя на результат внутренней работы, слагавшей личность Елены Ивановны, можно быть уверенным, что работа эта была проделана с великой тщательностью. Ее характер воплощает в себе лучшие черты русской женщины - милосердие, стро­гость, самоотверженность, достоинство, великодушие, и совершенно лишен даже малейших признаков того, что можно отнести к худшим проявлениям женской пси­хологии, истоком которых служит мелочность. Сам ее облик вызывает мысли о женщине будущего и содержит в себе указание того восходящего направления, в котором должна двигаться и развиваться сегодняшняя женщина. Своеобразие ее личности состоит также в отсутствии какой бы то ни было раздвоенности и в исключительной нравственной цельности, здоровье души. Весь ее жизненный путь, несмотря на огромное, возрастающее к концу напряжение, вызывает ощущение пол­ной естественности каждого шага и особой прозрачности душевной ткани. Тем не менее эта прозрачность, чем больше в нее вглядываться, оставляет непреходящее впечатление загадки. Светлая загадка, необъяснимая тайна цельной индивидуаль­ности, наряду .с героизмом и нравственной высотой, венчает соцветие ее духов­ных качеств.

Совместные усилия в преображении жизни отметили особым своеобразием под­виг, совершенный Рерихами, добавили этому понятию новые грани в ряду лучших нахождений человечества. Подвижники прошлого для того, чтобы лучше запечат­леть в сознании людей величие провозглашенных ими истин, чаще всего кончали костром или героической гибелью. Во всяком случае жизнь их, как правило, нес­ла на себе отпечаток мученической аскезы или своего рода социального пораже­ния. Однако сегодня вериги утратили убедительность: для того, чтобы увлечь людей, требовалось большее - красота и полнота победы на всех планах бытия.

Но на внешнем плане такая победа оказалась бы недостижима при сражении с тьмою врагов и трудностей один на один - лишь содружество гармоничных индиви­дуальностей смогло успешно противостоять злу. В этом случае неизбежное при одолении жизненных преград духовное одиночество уравновешивалось общинным на­чалом, во много раз усиливающим единичную волю.

...Победа на внешнем плане еще не означает реализации абсолютно всех за­мыслов, обеспеченного благополучия или непременного всеобщего признания. Только ничтожный человек способен прожить жизнь без возмущения противодейс­твующих стихий, клеветы и серьезных противников. В этом смысле жизнь Елены Ивановны была полна опасностей и самых сложных препятствий даже в относитель­но спокойный индийский период, только эти препятствия после этапа пройденных внешних испытаний естественным образом перешли во внутренний план. При этом духовный путь Матери Агни Йоги и всей семьи, пройденный по завету Учения "как по струне бездну: красиво, бережно и стремительно", отрицал малейшее проявле­ние нравственных компромиссов. Каждый из Рерихов сумел одержать победу и над собой, и над обстоятельствами, преобразить себя и выстроить жизнь по законам красоты, избежав внешнего ущемления. Такая победа, завершающая долгий путь земной судьбы на мажорной ноте, - самая высокая и трудная победа. Она явилась отражением победного шествия Эпохи Огня, о наступлении которой Елена Ивановна Рерих принесла благую весть человечеству.

ОСНОВНЫЕ ДАТЫ ЖИЗНИ И ДЕЯТЕЛЬНОСТИ Е.И.РЕРИХ

1879 - родилась 31 января (12 февраля по н. ст.) в Петербурге.

1895 - 1899 - училась в музыкальной школе при Петербургской

консерватории.

1893 - знакомство с Н.К.Рерихом.

1901 - вступление в брак с Н.К.Рерихом.

1902 - рождение первого сына Юрия.

1903-1904 - совместно с Н.К.Рерихом путешествие по русским городам.

1904 - рождение второго сына Святослава.

1906 - путешествие в Швейцарию.

1907 - поездка в Финляндию.

1907-1912 - пристальное изучение восточной философии.

1916 - переезд в Карелию в связи с болезнью Н.К.Рериха.

1919 - отъезд из Финляндии в Лондон. Знакомство с P.Тагором.

1920 - начало работы над первой книгой Живой Этики "Листы сада Мории"

("Зов").

1923 - отъезд из Лондона в США.

1920 - 1922 - продолжение работы над книгой "Листы сада Мории".

Культурно-просветительная деятельность.

1923 - отъезд из США в Париж, а затем в Индию.

1924 - пребывание в Сиккиме и Бутане. Работа над второй книгой Живой

Этики "Листы сада Мории" ("Озарение").

1925 - путешествие по Центральной Азии. Выход в свет книги "Листы сада

Мории" ("Озарение").

1926 - приезд в Москву, посещение Алтая и Бурятии на обратном пути.

1926 - 1927 - продолжение Центрально-Азиатской экспедиции. Выход в свет

книги "Основы буддизма" и "Община".

1928 - прибытие в Дарджилинг и завершение экcпедиции. Приобретение

дома в долине Кулу. С 1928 года Е.И.Рерих безвыездно живет в

Индии.

1929 - выход в свет книги "Криптограммы Востока".

1929 - 1937 - работа над серией книг Агни Йоги и их публикация в

Латвии и Западной Европе. Обширная переписка с рериховскими обществами всего мира.

1940 - издание двухтомника Писем и "Тайной Доктрины" Е.П.Блаватской в русском переводе.

1947 - переезд в Калимпонг вместе с Юрием Николаевичем после смерти

Н.К.Рериха. Руководство рериховскими обществами.

1955 (5 октября) - уход Елены Ивановны Рерих.

КРАТКАЯ БИБЛИОГРАФИЯ

I. Книги серии Живой Этики:

1,  Листы сада М.: ч. 1 (Зов). 1924. - Париж, б. д.

2.  Листы сада М.: ч. 2 (Озарение). 1925. - Париж, б. д.

3.  Община. 1926. - Рига, б. д.

Серия Агни Йоги:

4.  Знаки Агни Йоги. 1929. - Рига, б. д.

5.  Беспредельность: ч. 1. 1930. - Париж, б. д.

6.  Беспредельность: ч. 2. 1930. - Париж, б. д.

7.  Иерархия. 1931.- Париж, б. д.

8.  Сердце. 1932. - Париж, б. д.

9.  Мир Огненный: ч. 1. 1933. - Париж, б. д.

10. Мир Огненный: ч. 2. 1934. - Рига, б д.

11. Мир Огненный: ч. 3. 1935 - Рига, б. д.

12. Аум. 1936. - Рига, б. д.

13. Братство. 1937. - Рига, б. д.

14. Надземное (подготовлена к печати, издание не состоялось).

II. Книги Е.И.Рерих:

1. Рокотова Н. (псевдоним). Основы буддизма, -  Урга, 1926.

2.Сент-Илер Ж.(псевдоним). Криптограммы Востока. - Париж, 1929.

3. Яровская Н. (псевдоним). Преподобный Сергий Радонежский// Знамя

Преподобного Сергия Радонежского. - Париж, 1934; с. 33.

III. Письма Е.И.Рерих, т. 1-2. - Рига, 1940.

IV. Переводы Е.И.Рерих:

1. Чаша Востока. - Нью-Йорк, 1925.

2. Блаватская Е.П. Тайная доктрина, т. 1-2. - Рига, 1940.

V. Литература о семье Рерихов:

1. П. Беликов, В. Князева. "Рерих". Жизнь замечательных людей М.,

1972.

2. П.Беликов. "Семья Рерихов". Опыт духовной биографии (рукопись).

3. С. Эрнст. "Рерих". Пг., 1918.

4. М. Кузьмин. "Рерих". М., 1923.

5. В. Князева. "Рерих". М" 1968.

6. В. Сидоров. "На вершинах". М" 1974; "Семь дней в Гималаях". М"

1982; "Рукопожатие на расстоянии", М., 1986; "Мост над потоком".

М., 1988.

7. Л. Шапошникова. "От Алтая до Гималаев". М" 1987.