Марина Князева

Кризис

Черная культура

Светлый человек

 

 

Марина Князева

Кризис. Черная культура. Светлый человек. — М..: Издательство Академии Науки и Искусства XXI века «Норма», 1999 г., — 32 стр.

Общероссийское общественное политическое движение «За гражданское достоинство»

 

 

Предисловие

Кто мы? Зачем мы пришли в этот мир и почему мы живем? Какова истинная цель нашей жизни? Эти и многие другие вопросы волнуют каждого из нас, и поиск ответа на них ведется, прежде всего, в сфере науки и культуры, являющихся главными достижениями нашей цивилиза­ции.

Мы сейчас находимся на очередном витке падения, мучаясь вопросом, а почему все так плохо и беспросветно? Кризис, о котором так много говорится и, который, так больно ударил по всем нам, наступил не только и не столько в политике и экономике, сколько в душах людей. Мы утратили систему прежних духовных ценностей и ориентиров, а новые так и не сумели создать. Между тем, время, отпущенное нам на возрождение страны, уходит безвозвратно. Несколько поколений мы уже потеряли и в настоящее время ситуация обострилась настолько, что под угрозой исчезновения находится вся наша страна.

В чем причина всего происходящего? Попыткой ответить на этот вопрос является настоящая книга. Я давно знакома с ее автором и должна особо подчеркнуть, что мы имеем возможность ознакомиться с абсолютно новой и поистине уникальной системой анализа истории развития мировой цивилизации и ее культуры.

Существуют различные пути исследования того, что происходит с нами сегодня. Наиболее многообещающим мне кажется подход   именно культуролога.

Культурология предполагает самый общий взгляд на происхо­дящее. Пожалуй, такого обобщенного видения мира людей у нас еще не было. Культура — не область развлечения и досуга, это то, как мыслят и действуют люди. Она не довесок к экономике или политике. Наоборот — и экономика и политика — это части культуры.

Разруха, как говорил известный герой Булгакова, происходит в голове человека. Как мы мыслим и переживаем мир, так и живем.

Что тревожит меня в последнее время — это расслоение лю­дей. Но не экономическое, социальное. А именно духовное, эмо­циональное. Ответ на природу этого процесса дает автор. Она выявила и описала тревожное явление современности — «чер­ную культуру». Мы все в большей или меньшей степени стано­вимся ее жертвами. Особенно она опасна для детей. «Черная культура» — плод развития технократической цивилизации, ос­нованной на  культе потребления.

Она болезненно искажает душу человека. В мире создается система ложных ценностей, где нет места здоровому человеку, со  здоровой и благополучной семьей.

Понять и осмыслить причины происходящего, значит, воору­жить себя Знанием и противостоять духовной гибели. Эта цель должна быть достигнута каждым жизнеспособным и достойным человеком.

Только через осознание собственного достоинства мы придем к силе и достоинству страны.

 

Председатель общероссийского общественного политического движения «За гражданское достоинство», депутат Государственной Думы РФ

Элла Памфилова

 

 

Вступление

 

Разговоры о всестороннем кризисе нашего времени стали общим местом, о кризисе не спорят, его констатируют экономисты и социологи, медики и демографы, юристы и политологи, учителя и музыканты... Он состоит из разных процессов. Эти процессы складываются и воздействуют друг на дру­га. — Не поняв отдельные составляющие, не разобрав глубокую природу каждого из них, мы не поймём парадокс. Феномен современности — мно­гие частные усилия, осуществляемые в разных направлениях, вполне пози­тивные, приводят в реальности к отрицательным результатам. Причины это­го явления, в частности, в том, что они не согласованы с той общей идейно-духовной ситуацией, которая сейчас сложилась в обществе.

В череде множества кризисных эпох истории человечества специфика современного кризиса состоит в его глубинном зарождении, многомерном характере, в глубокой цивилизационной логике его формирования, в том, наконец, что он затронул саму духовную сущность человека. Вопрос о при­роде и сути человека, человечности из области абстрактных построений рез­ко и весомо ворвался в повседневье рядового обитателя нашей современности.

Сейчас, наверно, трудно найти человека, не испытывающего в России чувство душевного дискомфорта и нравственного дисбаланса. Природа это­го переживания, охватывающего каждого из нас, коренится в тех процессах, которые происходят как на поверхности культуры, так и в глубинных слоях её бытования и самоопределения.

Именно этим, зачастую неочевидным процессам, посвящено моё много­летнее исследование.

Его аспект — культура в психологическом ракурсе, в том, как она влияет на душевно-духовное состояние человека, на его здоровье, как соотносится с тем психологическим давлением на личность, которое целеустремлённо ока­зывает современная цивилизация, и в частности ситуация в России. Наука, которой я занимаюсь — психология культуры — это новая область знаний, сосредотачивающаяся на исследовании культурных явлений в их преломле­нии в психологии отдельного человека.

Большая часть изложенного здесь — это разработки, гипотезы и выводы, которые выношу на общественный суд с тем, чтобы они явились предметом обсуждения, а, возможно, способствовали более отчётливому пониманию целого ряда явлений и тенденций, разворачивающихся сегодня в сфере духа, непосредственно затрагивающих каждого россиянина, повседневно касаю­щихся любого из нас, составляющих условия нашего нелёгкого выживания.

 

 

I. Яростная реальность. Технократическая цивилизация

 

Мы можем сегодня говорить о целом ряде тревожных, опасных и даже патогенных явлений в духовной сфере. Прежде всего ощущение нравствен­ного, эмоционального дискомфорта рождает деятельность части средств мас­совой информации. Именно СМИ во многом определяют духовный климат общества. Роль и значение СМИ в современности и будущем невозможно переоценить: цивилизация будущего века будет информационной. В инфор­мационном обществе как никогда прежде скажется личная зависимость каж­дого гражданина не только от информации, но и от тех эмоциональных и нравственных потоков, которые будут нести СМИ. Поэтому особенно важно оговорить некоторые тревожные тенденции, проявляющиеся в работе части СМИ России последних лет.

Человек нашего времени живёт в отрицательном информационном поле. Его преследуют плохие новости. И дело не только в общественно-политичес­кой ситуации, но в самих принципах работы с фактами, событиями, их отбо­ра и подачи на страницах печати и с экрана телевидения.

По самой природе своего труда журналист, чтобы привлечь внимание к событию, должен его заострить и драматизировать. Это особенность про­фессиональной работы с фактом. Но сегодня зачастую он не может ограни­читься простым заострением — по условиям и установкам, сложившимся в СМИ последних лет, от него требуется определённая степень эскалации не­гативности происходящего.

На мой взгляд, работу средств массовой информации последнего десяти­летия отличает ряд особенностей. Современная технократическая цивилиза­ция справедливо называется цивилизацией соблазнов. Один из соблазнов, активно работающих в средствах массовой информации — это соблазн силь­ного переживания и соблазн ужаса. Тенденция их работы сегодня — это отбор преимущественно отрицательных или сомнительных фактов. Рассказ о благой акции, о позитивной работе конкретного человека в принципе име­ет гораздо больше трудностей при прохождении на страницы печати, на радио или телевидение, чем событие, связанное с разрушительными прояв­лениями. Существует некоего рода негласный запрет на положительные эмоции. Это исходит из концепции работы СМИ: информация должна вы­зывать очень сильный, резкий отклик человека, она должна его выводить из инертного, уравновешенного состояния, взволновать. Поэтому средства мас­совой информации фокусируются на деструктивных событиях. Эту систему воздействия я предложила бы назвать «системой отрицательного давления». Ежедневные новостные передачи, телевизионные программы, подбор кино­фильмов, рассказов — все это система, взвинчивающая, оказывающая отри­цательное давление на человека, — она сосредотачивает его на фактах тер­рора, насилия и катастроф, то есть на моментах неравновесности мира. Работа российских средств массовой информации опирается на западную теорию журналистики, которая говорит — «хорошая новость — это не новость. Новость — это то, что задевает человека за больное.» Почему? Западные средства массовой информации исходят из концепции стабильного равно­душного человека, обывателя, которого можно затронуть только методом болевого синдрома. Средства массовой информации создают определенную «отобранную реальность». В результате возникает ложная реальность, и мир в ней обладает такими качествами, как опасность, угроза. Я назвала бы эту реальность яростной. Стрессовой реальностью. Создание яростной, опасной реальности — есть задача работы средств массовой информации, особенно «желтой прессы». В ее изображении мир открывается разверзнутым — в своих трагедиях, в своей неприглядности. И эмоциональная палитра у чело­века складывается такая — страх, ужас, обида, разочарование, чувство непосредственной угрозы, опасности, недоумения, бессилия, и наконец завис­ти — её провоцируют скандальные рассказы из жизни сильных мира сего. Конечный результат сложения отрицательных воздействий всех средств мас­совой информации таков — возникает мнительно-тревожный тип личности: агрессивный или безразлично-агрессивный. Такие «информаторы» ведут к торможению нравственной, интеллектуальной, творческой активности чело­века, замедляют или даже пресекают его личностный рост и формирование независимой индивидуальности.

Очень интересные соображения я нашла у крупнейшего культуролога XX века А. Дж. Тойнби, который пишет: «В настоящее время огромная масса людей все еще остается на том интеллектуально-нравственном уровне, на котором они пребывали и 150 лет назад, когда новые гигантские социальные силы только начали появляться. Мера нравственного убожества и деграда­ции современного человека в полной мере видна на страницах «желтой прес­сы». В извращенности западной прессы ощущается властная сила современ­ного западного индустриализма и демократии, стремящейся удержать ос­новную массу людей, и без того ущербную в культурном отношении, на как можно более низком уровне духовности». Тойнби приходит к выводу: стаг­нация масс является фундаментальной причиной кризиса, с которым столк­нулась западная цивилизация в наши дни. Итак, результатом действия яростной реальности является стагнация человеческой личности, то есть пресе­чение роста становления человека. В противовес ему развивается невротизированный, неустойчивый тип личности.

 

 

II. Мода на патологию. Чёрная культура.

 

Для анализа современной духовной ситуации считаю плодотворным опи­сать огромный блок явлений, который я назвала «чёрной культурой». С «чёр­ной культурой» каждый из нас сталкивается ежедневно, когда включает те­левизор и видит агрессивные детские мультфильмы, фильмы ужасов, боеви­ки, навязчивую нескромную рекламу, которая склоняет человека к употреб­лению огромных масс товаров и услуг. «Чёрная культура» — это определён­ный массив символической деятельности людей. Это спекулятивная деятель­ность, которая основывается на определённых закономерностях, правилах воздействия на человеческую личность. В ее появлении есть своя законо­мерность. Мы наблюдаем возрастающий интерес мировой культуры к пато­логии, к нездоровым проявлениям человеческой личности. Его корни уходят к началу XIX —го века, когда возникает интерес к ущербным, распадным явлениям человеческой психологии.

Тенденция к исследованию патологических процессов, происходящих в обществе и личности, каким-то, не до конца исследованным образом, возра­стает к концу XIX — го века, и к моменту перехода к XX-му веку превраща­ются всё более очевидно в стратегию искусства. Исследователи пишут, что если в XIX -ом веке искусство более интересуется социальными болезнями, то в XX —ом веке оно уходит глубже и начинает сосредотачиваться на пато­логических процессах, происходящих в глубинах человеческого сознания. Вот мнение одного из исследователей: «Слово «декаданс» привлекло многих критиков, в частности, потому, что (начиная с «Цветов зла» ) искусство при­сматривалось к патологии, злу и смерти. Между тем для поэзии конца XIX -го — начала XX -го века такое увлечение закономерно. Литература всегда устремляла своё внимание на болезнь — только в XX -ом веке она интере­совалась болезнями социальными. Когда изменился статус её героя и герой стал человек внесоциальный, недуги общественные уступили место психоло­гическим и физиологическим. Из обнаружения социальной язвы можно сде­лать вывод о необходимости борьбы за лучшее, более справедливое и здоро­вое общество. Недуг, свойственный человеку как таковому, излечить беско­нечно труднее; во всяком случае, труднее найти пути для оздоровления чело­веческой натуры, нежели общественного организма. Тут невозможны ни революции, ни даже реформы». (Эткинд Е. «Там, внутри. О русской поэзии XX века» — СПб 1997 — с. 17-18)

В конце XX —го века изображение патологических процессов в челове­ческой душе становится все более очевидной задачей искусства. Искусство не только исследует, но все больше становится провокатором такого дест­руктивного развития человеческой личности.

На мой взгляд, эта тенденция к получению патологизированной, деструк­тивной личности совпадает с тайными интересами цивилизации потребле­ния, технократической цивилизации, которая получила одно из наименова­ний — «цивилизация инстинктов», потому что, чтобы развивалось неограни­ченно производство, а следовательно и капитал, нужно получить потребите­ля, который способен безгранично потреблять. Безгранично потреблять будет только деформированная личность, потому что гармоничный человек, устойчивый человек, всегда имеет естественные ограничители, он умерен в потреблении, и принцип аскетизма на самом деле, как органический прин­цип, заложен в структуру всех здоровых культур. Мало потребляющий чело­век — это человек, способный к каким-то широким контактам с миром, не нуждающийся в специальных допингах. Для того, чтобы получить человека, способного поглотить все эти баллоны «Пепси-колы», прожевать фуры этих жвачек, нам нужно получить потребителя, в котором будет какой-то внут­ренний зуд, то есть этой цивилизации нужен невротизированный человек, ей нужен человек боящийся, тревожный, постоянно чем-то неудовлетворен­ный, для того чтобы он заедал, запивал и искал другие способы анестезиро­вания той духовной неустойчивости, которая в нем должна поддерживаться. Технократической цивилизации необходим неврастеник. Он — ее главный продукт. Чтобы изжить тревогу, мы бросаемся в магазин. «Товарная анесте­зия» — так я назвала этот путь самоуспокоения. «Чёрная культура» призва­на создавать нужный цивилизации ущербный, траченный, неустойчивый тип личности.

С художественной точки зрения ориентация на личностную дисгармо­нию, на дисбаланс, на анестезирование искусственными способами выража­ется в лозунге «новизны». Фетишизируется «новизна» как таковая — еще нарушить какие-то границы, выйти еще в какую-то запретную зону, то есть должен быть элемент механического потрясения. Тогда это хорошо. Других существенных критериев в оценке произведений искусства для последовате­лей этого направления не существует.

Каким образом реализует себя «черная культура», как она работает с человеком? Она функционирует на системе подмен. Первая подмена, кото­рую осуществляет эта культура — это подмена естественных форм реагиро­вания — то есть нарушение, разрушение естественной эмоциональности человека, его естественной контактности. Это качество можно назвать — «контрэмоциональность», разрушение органических эмоциональных связей. Эта культура учит не связыванию, а нарушению отношений между людьми. Первое, чего достигает эта культура — разрушение эмоциональной среды.

Второе: любое произведение искусства представляет собой энергетичес­кую структуру, которая построена определенным образом. Любое произве­дение искусства есть энергетическая ловушка: человек должен войти в нее с одной энергетикой, пережить определенный эмоциональный и энергетичес­кий вираж, и выйти в другом состоянии. Этот вираж в эстетике называется «катарсис»: очищение через сострадание. Энергетический сдвиг предпола­гается и в «чёрной культуре», но происходит он без катарсиса, на другом механизме — это механизм шока. Причем этот шок приводит не к очище­нию, а к очень сильному деструктивному переживанию. Самая яркая ситуа­ция, которая передается нам в «чёрной культуре» — это бесконечные сцены драк, насилия, погонь, — ситуация, когда человек становится в патовое по­ложение. Например: на экране действуют двое — жертва и мучитель. По законам катарсиса человек должен отождествлять себя с кем-то. Человек, который смотрит, как палач мучает жертву, не может идентифицировать себя ни с тем, ни с другим, потому что он не может представить себя жерт­вой и стать соответственно мазохистом, и в то же время он не может стать палачом, потому что это жестоко, аморально и т.д. Человек переживает, не сопереживая, происходит эмоциональная сшибка. Почему эти произведе­ния «черной культуры» действуют как анестезия? Люди как бы глохнут, у них теряется чувство естественного взаимодействия.

Третье составляющее «чёрной культуры» — это подмена материала изоб­ражения. Объектами воспроизведения оказываются пограничные, крими­нальные или патологические обстоятельства: акты насилия, кровь, трупы -все эти зоны боли и сверхболи. И — смерть, смерть!... Шоковые объекты переживания вводятся в повседневный оборот, неумеренно тиражируются, варьируются, приобретая всё более откровенный, то грубый, то изощрён­ный характер. Современный россиянин видит сцены насилия около 100 раз в сутки — 4 раза каждый час.

Сам по себе множественный показ убийств и мёртвых тел, смерти — угрожающий для здоровой психики. Он подрывает уравновешенность пси­хических процессов, смещая их в сторону тревожности и мнительности. Но не только этим опасна прикованность к смерти и актам насилия, характер­ная для «чёрной культуры».

Прицельная демонстрация ужасов и насилия приводит к тому, что я бы назвала кризис сочувствия. Многожды перейдя порог восприимчивости, че­ловек эмоционально оглушается, его запас эмоций истощён, он растрачива­ет природную сострадательность, утрачивая жар живой реакции — он ста­новится не просто холоден, но в него закладывается тотальное равнодушие к проявлениям зла.

Таким образом, «чёрная культура» обслуживает и культивирует идею смер­ти. Смерти физической — и предшествующей ей смерти духовной, нрав­ственной.

Четвёртое качество, которое мы можем видеть на огромном материале — больное воображение, больное видение. Нам показывают бесконечное коли­чество видений, которые сходны с теми галлюцинациями, бредовыми пере­живаниями, которые в психиатрии называются продуктивной симптомати­кой при шизофрении, то есть происходит искусственная шизоизация обще­ства, людей заставляют переживать состояния, схожие с галлюцинациями, которые свойственны больному воображению.

Пятое — это отсутствие скрытых вещей. Надо сказать, что один из прин­ципов, по которому развивается любая культура — тайнодействие. Любая культура основана на принципе тайных вещей, которые не могут быть пред­метом повседневного касания. «Чёрная культура» снимает все тайные по­кровы. Открытость и доступность всего приводит к таким вещам, как ци­низм. Все дозволено, все открыто. Рядом с цинизмом присутствует такое качество, к,ак аморализм. В «черной культуре» хорошо то, что делает силь­ный. Поэтому часто элемент шока основан на том, что показывается победа вероломства. Воспевается предательство — тот, кто стал более страшным хищником, тот и прав.

Еще одно качество этой культуры — это эротизм и открытый показ, по­стоянная демонстрация интимных сторон человеческой жизни. Об этом пи­сал О. Шпенглер в «Закате Европы». Он говорил, что один из признаков кризиса и распада цивилизации — превращение всех сторон человеческой жизни в спорт. Политика — спорт, наука — спорт, любовь — секс, спорт. Как спортивные фигуры, лишенные всякой окраски, показываются интим­ные моменты человеческой жизни.

Еще такое качество «черной культуры», как механистичность. Каждое про­изведение не является единственным, уникальным и неповторимым, органи­чески выращенным произведением. Существуют некие принципы, по кото­рым можно снять боевик, сериал и т.д. Он может быть сфабрикован поточ­ным способом и человек не ждет индивидуальной работы, а ждет новых комбинаций, узнаваемых блоков, которые будут бить по тем же точкам в его разрушающемся сознании. Связанный с этим серьезный момент — тенден­ция тривиализации, упрощения отношения к жизни, к людям, отказ от вы­соких чувств, высмеивание высоких переживаний. На этом работают боль­шие массивы изданий — адаптированная «Анна Каренина», «Война и мир» выходит в примитивном изложении, то есть сложные структуры человечес­кого сознания становятся не нужны. На этом в очень сильной степени осно­вана культура, например, рокеров. Происходит интеллектуальная редукция, огрубление, упрощение и уплощение сознания. И вместе с этим заложен большой заряд недоверия к интеллектуализму, к умным образованным лю­дям. Это культура, которая насмехается над ребенком, который хорошо учится.

Еще один важный момент — разрыв связи по вертикали, то есть связи между поколениями. Создаётся система подростковых субкультур, или тинейджерского общения, которые делают тинейджерские группы замкнуты­ми на себя. Нередко подросток целенаправленно противопоставляется роди­телям. У нас постоянно звучит реклама «не говори родителям!». Всегда госу­дарственная политика во всех странах противостояла тенденции отрыва де­тей от родителей, потому что эта связь — основа устойчивости государства и социума. «Чёрная культура» работает на поддержание подросткового нигилизма, более того, усугубляет его тем, что тинейджерская культура, которая формируется — чрезвычайно затратная. Все атрибуты полноценности под­ростка в его подростковой среде дорого стоят — дорогая одежда, дорогая обувь. Это ставит подростка в конфликтное отношение с экономическим положением его семьи, когда самой дорогой статьей расходов становится не просто одевание ребенка — семья должна оплатить его место в социуме. Слабые в экономическом отношении семьи интеллектуалов, бюджетников оказываются самым уязвимым звеном и их конфликт с подростками стано­вится наиболее острым, поэтому подростки образованных и альтруистичес­ки работающих людей как бы оказываются во враждебной позиции к своим родителям. Это очень серьезный механизм подрыва не только естественного единства людей, но и остановки духовных традиций, препятствие к интел­лектуальной преемственности поколений, когда быть сыном образованных и порядочных — невыгодно и непристижно.

Как работает эта культура? «Чёрная культура» основана на принципиаль­ном отсутствии низшего и высшего, высших ценностей.

Любая культура мира, в частности, русская культура, строится на системе вертикали. Есть обыденные вещи, есть низшие вещи, есть высшие вещи в структуре восходящей, работающей здоровой культуры. «Черная культура» не признает высших вещей в принципе. Ничего высшего быть не может. Все, что находится выше уровня понимания обычного человека — смешно, недостойно. Поэтому обращение с высшими ценностями одно — ёрничество, высмеивание, опошление. Эта культура вообще не предполагает выс­шего ранга человеческих отношений. Она создает клише, поведения.

Говоря о росте культуры, Фрейд писал, что культура возникает между двумя полюсами, располагаясь между «табу» и «тотемом». То есть когда есть храм, куда человек может пойти, и есть то, чего он сделать не может, что запрещено. На мой взгляд это не полная картина культуры. По моему мне­нию, у культуры есть три координаты. Я назвала это «система трех К». Это Купол — место возвышенное, куда человек может прийти и пережить состо­яние благодати, это Кладбище, табуированное — нельзя, погибнешь, опасно, и это — Канализация — то, что смешно, стыдно. То есть поведение человека определяется благодатью, (восхищением), страхом (стыдом) и смехом (из­дёвкой). Так вот «чёрная культура» смещена и работает вокруг одной точки — нет возвышенного, нет ничего стыдного, есть только смешное или очень смешное.

«Чёрная культура» направлена на разрушение традиционных устойчивых культурных форм и связей между людьми. Она воспитывает в человеке страх и проистекающее из него равнодушие к жизни, хамство в поведении, гру­бость чувств. То есть «черная культура» нацелена на стагнацию личности, она заглушает и выжигает тонкие духовные вибрации, обездушивает чело­века, превращает в зомби, раба силы. Всякая культура — это способ суще­ствования, это версия мира, она охватывает все стороны жизни человека, она говорит ему, как нужно жить, дает ему механизмы переживания и пове­дения. Воспитывая в человеке версию «яростного мира», «черная культура» вдыхает в него психологию страха, постоянного страха, подавленности, а это есть психология раба. Сочетание системы информационного давления и «чер­ной культуры» формирует скрытым образом новый тип рабства — рабство в чистом виде — психическое рабство.

Не следует объединять или, тем более, отождествлять «чёрную культуру» с массовой культурой. В ядре массовой культуры — простое переживание радостной повседневности, в ней выражен светлый, жизнерадостный ра­курс мировосприятия.

Чёрная культура — явление другого рода. В её стволе — культ смерти и зла, стремление к расщеплению человеческой личности, зомбированию, пси­хической редукции, рна закладывает в подсознание человека программу саморазрушения. «Чёрная культура» вырабатывает агрессивно — бездуш­ного, деформированного, невротизированного человека, её работа — патологизация личности, распространение психического рабства.

 

 

III. Культура общества и выживание человека

 

Среди сотен определений культуры, накопленных к нашему времени, здесь следует выделить понимание культуры в психологическом аспекте: культура как основа национального менталитета и коллективной психологии, проеци­рующихся в личный психический мир каждого человека. Культура этноса существует как некое смысловое поле, жизненная формула, составленная из взаимосвязанных, взаимонапрягаемых составляющих. Именно в этом смыс­ловом энергетическом поле приобретают ценность и значение жизненные события, получают освещение, оценку, понимание, психологическую вален­тность поступки и мысли людей.

Здесь я хочу отнести вас к мысли Эйнштейна, который дал свое определе­ние духовной деятельности людей: «Человек стремится каким-то адекват­ным способом создать себе простую ясную картину мира. Это не только для того, чтобы преодолеть мир, в котором он живет, но и для того, чтобы в известной мере попытаться заменить этот мир созданной им картиной. На эту картину и ее оформление человек переносит центр тяжести своей духов­ной жизни, чтобы в ней обрести покой и уверенность, которые он не может найти в слишком тесном, головокружительном круговороте собственной жизни».

Культура каждого времени вырабатывает свою версию мира, давая чело­веку формулы существования, определяя способы его поведения, типы реа­гирования и переживания — т.е. психологический каркас личности, ее эмо­циональный, нравственный, интеллектуальный «профиль».

Отошлю вас к статье К. Леви-Стросса «Колдун и его магия», где он пишет, что мы встречаемся с парадоксом человеческой психики — человек фикси­рует не весь поток действительности, он избирателен, и он избирает в пото­ке событий то, что объяснено ему в формулах культуры того народа, того племени, в котором он существует. Более того, Леви-Стросс приходит к вы­воду, что личный опыт человека остается неосвоенным и неосмысленным, если он не совпадает с той версией мира, с той формулой мира, которую человек получает через культуру. То есть культура — не внешний по отно­шению к человеку момент, а — структурообразующий, внутренний фактор того, как живет человек, как он выживает, как он воспринимает мир, как он его формулирует, каковы его психологические реакции. И в этом смысле здоровая, сбалансированная культура является защитой человека. Она за­щищает его как от травмирующих воздействий жизни, так от событий, ко­торые происходят в его собственном организме, и от тех переживаний, тех стихий, которые заключает в себе его внутренний психологический мир, стихий его внутреннего существования. Культура — это система выжива­ния.

На мой взгляд, существующие великие теории культуры, в частности, се­миотическая школа, которая трактует культуру как систему знаков, может быть дополнена. Мы можем говорить о культуре как о системе концентра­ции, хранения и передачи жизненной энергии, то есть я предлагаю вашему рассмотрению энергетическую теорию культуры. Культура передает челове­ку запас чувств, амплитуду переживаний. Произведение искусства может окрылить человека, насытить его энергией, может его абсолютно деморали­зовать, выбить почву из-под ног и обессилить. То есть говоря о культуре, мы говорим о самом главном, о ключевом — об энергии человека, о способах его поведения, переживания мира. Многие из великих культур мира несли в себе этот момент защиты, гармонизации отношений человека с миром и с самим собой. Таким защитным-психотерапевтическим потенциалом наделе­на, в частности, культура русского народа.

Формула народной русской культуры — синтез православия и индоевро­пейской культуры. Русская народная культура выработала, на мой взгляд, продуманную, многоуровневую систему психотерапевтического воздействия на человека. Сама по себе эта культура являлась системой духовной защиты. Например, очень подробно разработана эмоционально-знаковая структура русского дома. Русский дом представлял собой и место существования, и в то же время систему оберегов. Коньки, которые были на крыше, полотенца, которые были под крышей — изобилуют символикой, которая постоянно окружала семью. Дом становился защитной зоной человека, это было про­диктовано работой культурного сознания на протяжении тысячелетий. Вто­рым психотерапевтическим моментом оказывается формула русского года. Сам по себе народный календарь содержит череду предписанных человеку способов поведения и переживаний, которая работает как психотерапевти­ческая система. Человеку положено определенное количество раз в опреде­ленное время года вспоминать ушедших, и каждый человек знал, что в эти дни вспомнят и его. Исследуя долгое время русскую ментальность и занима­ясь реконструкцией русских праздников, я пришла к выводу, что русский календарный год содержит в себе формулу смехотерапии — около двух ме­сяцев в году человеку положено смеяться! Существовали обряды, ритуалы, которые рождали позитивные эмоции, и светлый смех предписывался чело­веку традицией. Вся эта система праздников заставляла человека пережи­вать свое единение с природой, вводила его в природный мир как в среду его духовного обитания — человек естественным образом входил в здоровую систему отношений с миром, с самим собой. Существовало множество праз­дников, которые связаны с отношениями соседей между собой. День Брати­ны— когда нужно было испечь пирог, и все соседи должны были отламывать его или кусать. То есть шло братание хлебом, и работали психологические механизмы, которые предписывали людям здоровые, добрые отношения друг с другом. Одна из лубочных картин прямо называлась: «Аптека духовная», то есть в эту народную культуру входило понимание лечебных, целебных воздействий, которые содержит духовная жизнь человека. Здоровая культу­ра постоянно ищет точки радости, умиротворения, создает позитивные, ох­ранительные ситуации, магические формулы, она ищет их источники.

Я хочу обратить ваше внимание на это словосочетание — «магические формулы». Каждая культура, в конце концов, вырабатывает те магические формулы, в которые человек вписывает свой внутренний мир. Вспомним известные русские поговорки «семь бед — один ответ», «пришла беда — отворяй ворота», «не было бы счастья, да горе помогло» — вот они, нацио­нальные магические формулы взаимного уравновешивания и самоутеше­ния, формулы духовного равновесия.

Здоровая равновесная культура создает позитивное поле вокруг человека, укутывает его, дает ему спокойствие и благодать существования, помогая преодолеть страх, тревожность, сомнения, чувство неустойчивости, угрожа­ющей неясности будущего. Такая культура становится своего рода невиди­мым покровом над человеческой жизнью.

В стволе устойчивой здоровой культуры лежит идея ценности жизни, пе­реживания жизни как дара. Жизнепоклонничество, лелеяние жизни и фор­мирование терпеливого отношения к жизни как к благодати — вот черта позитивной культурной модели. Тут лежит водораздел, который разделяет здоровую позитивную культуру от разрушительной, деформирующей, чер­ной. Культ жизни или культ смерти, поклонение рождению и радости или гибели и мучению — вот основная ось различия, вот линия, разводящая культурные явления разной природы.

Здоровая культура нацелена на жизнесбережение, жизнесобирание, со­здание множественных контактов и связей человека с миром и другими людьми.

На мой взгляд, важная особенность здоровой культуры — ее нацелен­ность на укрепление единения людей. Такая культура выстраивается вокруг человека как суперсемья, в которой он получает систему дополнительных родственных отношений.

На благодати строится здоровая культурная модель, на чувстве позитив­ного и радостного переживания мира. В чем состоит фантастическая благо­дать русской культурной модели? Она дает человеку множество бессмерт­ных родственников. У русского человека в этой модели оказывается целое множество мам — мать сыра земля, мать Россия, наконец, мать небесная — Богородица, то есть он в принципе не может пережить самое страшное на свете, он не может стать сиротой, потому что у него есть много-много любя­щих его женщин, его мам. Также у человека есть множество отцов — отец небесный, отец-священник, крестный отец, то есть у человека получается то, что он никогда не может пережить в реальности — большая, огромная се­мья, и следовательно — защита. Таким же образом у него оказывается мно­жество братьев и сестер, в русской культуре содержатся специальные обря­ды обретения родственников не по крови, а по симпатии, то есть она создает человеку его надежное место и долгосрочную систему межчеловеческих от­ношений, человек со всех сторон окружен разнообразными формулами род­ства. Вот эти формулы родства являются, на мой взгляд, принципиальной основой позитивной, здоровой культурной модели.

Здоровая культура делает три вещи — она утешает, благословляет, моби­лизует человека на высокие проявления, добрые дела. Не только русская народная, так называемая «традиционная», культура была такой устойчивой версией существования, но и высокая профессиональная культура действу­ет на человека, ведя его через сопереживание к самоисцелению. Таким це­лительным, психоуравновешивающим потенциалом наделена и поэзия Пуш­кина, и классическая, в первую очередь духовная, музыка; и городской ро­манс, и русская театральная и балетная Школа, и современная бардовская песня...

Самобытными психотерапевтическими системами обладают культуры дру­гих стран. Франция, Испания, Италия, Англия — народы каждой страны создали механизмы духовной балансировки человека и мира, человека и человека, человека и космоса, человека с самим собой.

Здесь мы сталкиваемся с таким парадоксальным явлением. Советская куль­тура была выстроена грамотными людьми, была сделана на основании пони­мания психологических законов, и в этом смысле это было устойчивое куль­турологическое построение. Советская культура давала человеку эти «маги­ческие формулы» существования. «Народ и партия едины», «Партия — ум, честь и совесть эпохи» — это все на самом деле защитные формулы, человек рядом с ними мог чувствовать себя спокойно. И, наконец, такая формула — «Идеи Ленина бессмертны, ибо они верны». Прошу вас обратить особое внимание на эту формулу, потому что я пришла к следующему выводу — как ни была рационально утопична, материалистична, атеистична советская культура, она пришла к тому, что начала искать звено бессмертия. Любая мировая устойчивая культурная модель всегда в своем ядре содержит кате­горию бессмертности. Смена культурных моделей в мире связана с тем, что приходили новые персонажи, обладающие бессмертием. Так, на смену ан­тичным богам пришел Христос. То есть любая культурная модель в своем ядре содержит вот такую запредельную идею — найти формулу бессмертия, преодоление конечности жизни, преодоления смерти, ненадежности, зыбко­сти. Так вот, и советская идеология пришла к необходимости выдвинуть звено — что-то должно быть бессмертным. В данном случае бессмертным было марксистско-ленинское учение. Если мы с вами обратим внимание на нашу культурную ситуацию, то у нас сегодня нет звена бессмертия, мы не можем сказать, кто и что у нас сегодня бессмертно. Может быть, зло?

Культура существует в двойственном качестве. Мы воспринимаем культу­ру как ряд событий — выступил певец, художница нарисовала картину. То есть культура во внешнем проявлении у нас существует как череда каких-то фактов, а в своем внутреннем толковании культура представляет собой сис­тему. Одна из версий состоит в том, что культура — это организм, живой организм, в котором разные органы взаимодействуют. Мне кажется, имеет смысл говорить о культуре как о модели, как о матрице, в которой есть определенные ячейки, определенный способ существования элементов. Не­которые элементы этой матрицы — это существование «магических фор­мул», это определенный способ поведения и определенного рода персонажи, которые символизируют определенные переживания, персонифицируют их и т. д. Мы оговорили некоторые компоненты культурной матрицы. Здесь мы вступаем в зону, очень мало исследованную культурологией, и многое из того, что я говорю, является моими гипотезами. Так вот, была устойчивая культурная модель русского общества, была более или менее устойчивая модель, созданная советским обществом. Что же произошло в нашем обще­стве и почему мы оказались сегодня в этом вихре зомбирующей «черной культуры»? Мы сталкиваемся с такой интересной закономерностью — нача­ло распространения этих явлений, проявлений «чернухи» мы все помним — это было перестроечное время, но тенденция, которая позволила этому про­изойти, оформилась раньше. Как ее можно объяснить? При том, что советская культура была построена грамотно, у этой культуры было несколько недочетов. Первый недочет — не была учтена закономерность культуры: пульсирование. Культура движется пульсированием, скачками. В культуре сменяются поколения. Примерно каждые 11 лет приходит новое поколение, которое должно по-своему назвать явления окружающего мира. Язык куль­туры, язык описаний должен естественно заменяться.

Советская цивилизация совершила гигантскую ошибку, когда объявила войну модернизму, то есть вступила в борьбу с эволюцией и таким образом набрала огромную отрицательную энергетику, потому что невозможно со­хранять язык. С другой стороны — устойчивые формулы существования советского общества были построены на системе пафоса. Это был заказан­ный позитив. Людей очень сильно эксплуатировали в пафосном отношении. И получилось, что быть позитивным — значило быть ангажированным. Люди объективно, социальной системой ставились в такое положение — если ты выражаешь положительные эмоции, значит, ты ангажирован, куплен, зна­чит, ты неискренен. А одна из стержневых ценностей русской культуры — это установка на искренность.

Русская культура все время ищет настоящее. Настоящую любовь, настоя­щую дружбу, настоящую семью. Скажем, итальянец ищет изысканной люб­ви, необычной любви. Француз ищет красивой любви, англичанин ищет до­стойной любви, американец ищет яркой любви, а русский ищет настоящей любви. Он ищет фазу искренности. Англичанин ищет себя респектабельно­го, американец себя ищет успешного, француз себя ищет красивого, рус­ский себя ищет настоящего, свое настоящее «я». В недрах культуры заложе­на ставка на постоянно обновляющуюся искренность. Когда установилась такая культурная матрица, что быть положительным значило быть неиск­ренним, то она спровоцировала, что все искренние проявления должны были уйти в негатив. Социокультурная ситуация смоделировала такое явление, которое я предлагаю назвать «система отрицательных ценностей». Все жи­вое, самобытное должно было уйти в формы неприятия. На рубеже 70 — 80-х годов у нас параллельно с системой официального искусства сложился целый пласт живых, самобытных, талантливых людей, которые работали с отрицательными ценностями. Я могу привести в пример Галича, который был очень патриотичным человеком, у него была масса романтических, ли­рических мотивов, но для того, чтобы он состоялся как крупный деятель искусства, как знаковая фигура времени, он должен был стать фигурой зап­ретной, он должен был петь на частных квартирах, он должен был вступить в противодействие с существующими структурами, и наконец, должен был быть выслан, изолирован из этой культурной ситуации для того, чтобы его признали как искреннего, настоящего лидера. Официальная советская госу­дарственная политика в области культуры спровоцировала значимость отри­цательных ценностей. Позже именно отсюда возник удивительный сплав между явлениями «черной культуры» и этих самобытных деятелей советско­го искусства, которые воплощали свою индивидуальность таким образом. Произошло взаимное усиление процессов, которые происходили в советс­кой и постсоветской культуре и феномена «черной культуры».

 

 

IV. Современное состояние культуры: неполнота формулы.

 

Следует выделить важный фактор, который послужил проводником, ката­лизатором того, что в России победоносно развилась «черная культура».

Эта ошибка была, на мой взгляд, заложена в эпоху перестройки. Люди, которые пришли к активной политической деятельности в эти годы, не обла­дали достаточным знанием закономерностей формирования духовной ситу­ации. Именно поэтому была совершена огромная ошибка. В том, как была выдвинута идея развития — идея рыночной экономики.

Эта идея абсурдна, ибо она бескрыла. Вряд ли какая-либо страна в мире не строила рыночную экономику, историческое развитие ни в одной стране не шло под этим знаменем. Все страны, все культуры поднимались на идее строительства царства божьего или идее высшей справедливости, свободы и т. д. — на светлой, великой, бессмертной идеальной модели.

Они строили идеальную модель — получалась рыночная экономика.

Утилитарные идеи в области духа не работают! Они являются сопутству­ющими в реализации пассионарной идеи. Потому что культура — это не есть сфера реализации чего-то. Это как в физике.

Для того, чтобы понять, как живет Галактика, физика ввела систему иде­альных точек, идеальных тел и на них она изучает законы строения мира. Точно так же в основании культуры заложена идеальная версия мира. Для того, чтобы общество жило, над ним должна стоять эта система идеальных построений. Тогда, как говорил Толстой, жизнь все сносит вниз, мы получа­ем реальное воплощение. Западное общество строило мир Христовый, вели­кую Римскую империю, то есть оно всегда строило великие утопии. Это не частный случай в какой-то стране.

Существует мировой закон: нация, этнос, государство восходит на вели­ких, героических идеальных моделях — тогда оно может реально что-то праг­матически построить. Когда западный мир брал идеальную модель, он пост­роил рыночную экономику. Когда мы взяли идею рыночной экономики, мы построили криминальную систему, и получается один-единственный лозунг: обогащайтесь! После великой советской идеи (тоже царства божьего на зем­ле) грамотно было бы построить другую великую идею. У нас была выдвину­та довольно хилая, прагматическая идея.

Не была учтена и еще одна закономерность построения модели общества. По моим наблюдениям общество не структурируется вокруг одной фигуры. Наше время выдвинуло одну фигуру — «нового русского». Она как-то рабо­тает. Есть человек, который себя реализует в прагматической сфере, дости­гает финансового успеха. Когда западный мир строил себя, там была не одна фигура. Была фигура буржуа процветающего, но он не был носителем фла­га, он довольно скромно двигался в тени. В западном обществе была фигура «рыцаря». То есть человека чести, для которого интересы его личного досто­инства стояли на первом месте. А буржуа мимикрировал под него и шел рядом с ним. И в этой идеальной конструкции рыцарство было как идея, как вот та идеальная точка в физике.

Рядом с ними существовал еще один персонаж — человек тоже не утили­тарных целей, не земных интересов — это монах, алхимик. Три человека формировали собой формулу развития западной модели цивилизации, кото­рую называют «фаустовской».

Три «Д». В одном из культурологических исследований я нашла интерес­ную мысль. Чем отличается восходящая культура от распадающейся? В рас­падающейся модели человек переживает чувство бездомности, обездолен­ности. В восходящей у него есть чувство обустроенности. Я думаю, что здо­ровая культура — это символический «дом» человека, дом его души. Вот этот «дом» формируется из трех «Д»: человек Дела, человек Духа, человек Доблести. Их должно быть трое. Их объединяет самое универсальное качество ценности человека — идея его достоинства. Мы же сегодня не постро­или культурной модели, мы не знаем, кто у нас человек Доблести, у нас нет культа человека Духа. Сегодня мы не знаем, кто у нас духовные учителя. Более того, само ничтожное, унизительное положение учительства как клас­са в нашей стране свидетельствует о том, что мы имеем дело с распадной, не состоявшейся культурной моделью. Итак, то что происходит в нашей стране — есть в высокой степени результат ошибок в моделировании общественно­го устройства.

 

 

V. Культурный кризис и жизнь человека

Культурный кризис переживали многие цивилизации на земле, мы мо­жем проследить параметры того, что происходит в этом случае, выявить явления, которые свойственны культурным кризисам, равно как и сделать предположения о том, как этнос, страна может выйти из этой ситуации.

Можно вычленить несколько типов культурного кризиса. Это, во-первых, падение цивилизации, культурная катастрофа.

Второй тип — вхождение культуры в тесный контакт с другой культурной системой. Здесь может быть два варианта выхода. Первый — то, что мы видим на примере малых народов, когда более сильная культура поглощает слабую. Происходит ассимиляция, растворение одной культуры в более мощ­ной культуре. Второй вариант — это то, что случилось с нашей, русской культурой в 988 году и в последующие годы, когда соединились на одном пространстве две культурные матрицы, а именно русская ведическая индо­европейская культура и христианская культура, пришедшая из Византии. Здесь произошел процесс, который можно назвать аккультурацией, то есть сращение двух культур и образование их синтеза. Этот процесс аккультура­ции переживается тоже как определенного рода кризис. И наконец, третий тип культурного кризиса — это переход одной культурной модели в другую, одного культурного цикла, этапа в другой. Например, как кризис пережива­ла Европа — переход от классицизма к романтизму, сопровождавшийся ос­трыми столкновениями. Мы имеем целый ряд примеров культурных катаст­роф в мире и взаимодействий культур, перехода одной в другую. Нам важно понять, что конкретно происходит сейчас с нашей культурой и какие могут быть разрешения этой ситуации. Я предлагаю вам очень краткую картину кризиса культуры, как он проецируется на психику человека.

В целом можно говорить об общих закономерностях, признаках культур­ного кризиса. Кризис культуры переживается как этап ослабления смысло­вой энергетики, как этап стирания культурных элементов, архетипов. А это приводит к ослаблению связей между людьми, происходит потеря плотнос­ти человеческих контактов. Далее, на почве кризиса развивается поляриза­ция общества, усиливается расслоение, этнос исторгает людей, концентри­рующих в себе энергетику. То есть стирание элементов культуры порождает центробежные стремления людей, ослабление межличностных связей и от­ношений. Потому что интерес и пассионарность поддерживаются в обще­стве активностью культурных объектов, то есть сама по себе энергетика архетипов является строительным фактором человеческих отношений.

Падение активности культурных элементов сопровождается другими раз­рушительными процессами — культура не только теряет силу в выражении своих процессов, но изменяется сама ее ценностная структура. На первый план выходят подавляемые ранее отрицательные ценности, а также из пас­сивного положения активизируется то, что называется «генитальная идеоло­гия». То есть в каждом обществе в период культурного кризиса она приоб­ретает актуальность и яркие рельефные формы и выходит на поверхность сознания.

Происходит перебалансировка национальных сил в обществе. Если этап становления культуры проходит на романтических чувствах, на чувствах восторга, восхищения, то этапы усталости культуры развиваются как энер­гетика скепсиса, то есть культура движется как человек — от восхищения к иронии. Зона жизненности переходит с верхних этажей культуры вниз. В этот же период кризиса культуры происходит преобладание потребления предметов культуры над их творчеством. В этот период все больше людей выходит из ценностно-смыслового языка данной культурной модели, выхо­дит из ее знаковой матрицы, выходит, чтобы распределиться по-разному — часть людей приобретают опознавательные методы других культурных реги­онов, другие люди принимают идеологию разрыва с культурными ценностя­ми. Люди выходят из матрицы, чтобы вернуться вновь в мир природы, в мир естественной психологии. Идеология природное™, естественного человека существует как значимая сфера в структуре любых культур. Все, что делает­ся в здоровой культуре, соотносится с понятием естественности, и культура здоровая, восходящая, воспринимает себя как активную созидательную силу трансформации человека. А вот культура, которая входит в фазу надлома, не работает с естественностью, не преломляет ее, она воспринимает ее как новую данность, то есть происходит вторичная вандализация человека, вто­ричная варваризация общества.

В периоды кризиса культуры отношение соподчинения естественности и творческой трансформации оказываются перевернутыми. Культура отказы­вается от взаимодействия с естественностью, но декларируется идея высво­бождения естественной природы человека. Эта идея присутствовала и в Древ­нем Риме, самый наглядный пример, с которым сейчас все сравнивают Рос­сию. То есть высвобождение всех природных инстинктов, всей природной необузданности человека. Эта естественная природность воспринимается как сила доминирующая, универсальная, единственно верная. Декларируется превосходство естественности над культурностью. Это победа натуральнос­ти над ментальностью. Она означает отказ от высоких исторических куль­турных качеств, победу первичного над творимым. Идет своего рода фети­шизация естественных склонностей, потребностей, отправлений человека. Итак, происходит вторичное одичание человека, победа цивилизованного варварства над культурным творчеством человека.

Тойнби сказал, что признаком надлома культуры является ее милитариза­ция. Когда агрессия становится ведущим началом — это симптом того, что культура от созидательного периода развития переходит к периоду кризиса и разрушения.

В момент кризиса происходит такое завершение движения. Если культура рождается в фазу преодоления немоты, она ищет язык описания мира, как написано в Библии — Адам называет мир вокруг себя, здесь этот цикл раз­вития завершается, и от немоты культура снова приходит к безмолвию, про­исходит такой виток развития, когда люди от невыраженности приходят к невыразимости и от отсутствия слова культура приходит в новую бессловес­ность. Это, что мы видим сегодня — переход к аудиовизуальным формам культуры, то есть отсутствие словесного ряда. В принципе, мы сегодня снова живем в неназываемом мире, в мире, который показывают. В период одного из кризисов средневековья, когда культурный цикл был завершен, преобла­дала система изображений. И тогда появился термин «хомо идиотикус», то есть «человек смотрящий». Осуществляется переход культуры на позиции смотрения, а не называния, к новой фазе бессловесности.

В этот же период меняется соотношение между культурой и цивилизаци­ей — машинное, механическое, прагматическое начало в жизни преоблада­ет над духовным, над потребностями духовного самоопределения человека.

В эти же эпохи мы наблюдаем следующую закономерность — рост мисти­ческого мироощущения, оккультных знаний, и в целом ощущение невоз­можности познать законы, по которым ты живешь.

Изучая эпохи культурных катастроф разных цивилизаций, я обратила вни­мание на следующую закономерность: вообще культурное знание и высшее знание всегда существуют как тайное учение. Культура развивается в зак­рытых зонах. Но когда начинается кризис, то происходит как бы двоичная и троичная кодировка. Знание уходит в сокрытую среду и происходит разрыв между высокими знаниями посвященных и бытовым сознанием масс. Это очень интересная закономерность, которую мы можем видеть и пережить как одну из трагедий. Вот, в частности, гибель ассирийской культуры. Там была такая система шифровки — все знание было изложено в письменном виде; письменностью, чтением не владела основная масса людей, но записи были сделаны таким образом, что, даже прочитав, их невозможно было по­знать без истолкователя. В результате знаковое содержание культуры оказа­лось полностью недоступно большинству населения. И в какой-то момент произошел полный разрыв духовного содержания посвященных и жизни масс. Катастрофы во многих цивилизациях произошли потому, что массы, потеряв связь с высшим знанием, сами отдавали свою страну другим культу­рам, более низко организованным сообществам, смысл действий которых им был более понятен. Если наша культура пойдет по пути дальнейшей коди­ровки знаний, по которому сейчас идет наша андеграундная культура — она все больше превращается в закрытую секту, касту, упоенную нарциссизмом — то это путь к катастрофе.

Культурные кризисы уже не раз происходили в истории человечества. Многие из них кончились полным упадком этноса, катастрофой и гибелью цивилизаций. Однако, не все и не всегда. Ряд крупных этносов, пройдя поло­сы кризиса и истощения, заново возрождался к жизни путем смены куль­турной модели, заложенной в поведение людей культурной психологии, транс­формации культурной матрицы.

Любая жизнеспособная культура опирается на систему положительных ценностей. Это тотальный закон Земли. Я не знаю ни одного народа, кото­рый вознесся бы на системе разрушения. Как бы кто с кем ни воевал, кто бы кому ни противостоял, но рост этноса может быть только на яркой пассио­нарной идее.

 

 

VI. Позитивная (устойчивая) культурная модель. Ее параметры и магические формулы.

 

Логика культурологической мысли сложилась таким образом, что перио­ды культурных кризисов и деструкции начали в последнее время получать разработку.

Равновесные же и созидательные моменты жизни культур, законы их фор­мирования и бытования до сих пор белое поле, целина, неосвоенное наукой пространство.

Думаю, что сейчас с необходимостью наступило время осмысления этих процессов. Позволю себе предложить вашему вниманию несколько своих наблюдений и предположений на этот счет.

Любая устойчивая культурная модель базируется на позитивном образе человека и его устойчивых связях с миром. Основа такой модели — пред­ставление о достойном человеке, чья ценность постоянно демонстрируется и доказывается. В центре такой культуры оказывается герой-деятель, светлый человек. Наблюдения над большим массивом культурного материала приве­ли меня к парадоксальной гипотезе: как бы ни менялись конкретные истори­ческие обстоятельства, культурная психология, духовное творчество наро­дов отвечает на них созданием и поддержанием центрального образа куль­турного строительства — образа светлого человека.

Светлый человек — это величина постоянная. Он не зависит ни от поли­тического климата, ни от социального сезона. Всегда и во все эпохи люди заново создают и осмысливают идею душевной чистоты и духовного света, светлой души, чистого сердца, светлого ума и чистых помыслов своего героя.

В основе нисходящей культурной модели лежит идея тотальной непроч­ности человеческих связей и отношений, преходящего характера человечес­ких чувств. Она порождает вывод: если связи и чувства так непрочны, то их можно отбросить в любой момент, нарушить и разрушить. Каждый человек постоянно чувствует эту опасность: быть отброшенным.

Устойчивая позитивная культурная модель создает противоположный ме­ханизм: она формирует множественную систему связей человека и мира, охватывающую его со всех сторон, создающую у него ощущение тотальной защищенности и такой же тотальной вписанности, включенности в мир. Отсюда следует вывод о ценности и устойчивости человека, о том, что он с необходимостью может быть востребован в любой момент. Эта идея бесконечной применимости человека, несомая культурой, важное звено в преодолении тревожности, зыбкости его душевной жизни, в превозможении чув­ства одиночества и страха.

 

 

VII. Некоторые слагаемые устойчивой культурной матрицы и советская культурная

модель.

 

Я предприняла попытку рассмотреть и обобщить ту систему идеальных позитивов, или тех условных модельных образов, вокруг которых строится устойчивая культурная матрица.

Вот к какой гипотезе я пришла. Предлагаю вашему вниманию своеобраз­ную таблицу идеальных психологических морально-поведенческих коорди­нат, повторяющихся в разных культурах. В Советской матрице эти коорди­наты были учтены.

Первое — добрый позитивный правитель. В советской матрице это были Ленин, Сталин, Брежнев — все были очень позитивны. В наше время — Президент-алкоголик. Второе — это круг поддерживающих и защищающих фигуру правителя позитивных сановников. Члены Политбюро. Третье — это фигура позитивного взрослого. В советской матрице это был член партии. Четвертое — обязательный образ, на котором держится любая культура это позитивная женщина. В советской идеологии — это Мать-героиня, Жен­щина-труженица. Пятое — обязательный уровень: местной святой. В совет­ской матрице эту нишу занимали — председатель колхоза, профорг. Шестое — позитивный юноша. В советской формуле — это комсомолец. Седьмое — позитивные дети (пионеры). Восьмое — пророки и предтечи. Тоже было продумано в советской системе — Лев Толстой как зеркало русской револю­ции, вольнолюбивый Пушкин, мятущийся Лермонтов — все работали на эту формулу. Наконец, обязательная фигура — страстотерпица, жертва, тот, кто пострадал. Дальше. Праведник, носитель правды. Сюда можно отнести Мак­сима Горького. Наконец, обязательный чин — это праотцы. Ну, это обяза­тельно Маркс, Энгельс, Ленин — триада. И, наконец, погубленный ребенок, святой ребенок — Павлик Морозов.

Таким образом, положительные образы, ориентиры охватывают все сто­роны жизни человека, создают универсальную защитную структуру вокруг него, своего рода защитный покров. В основе формирования устойчивой культурной модели лежит суггестирующая роль культуры. Формируется но­вая культура в поиске зон блаженства и ускользающем зените недостижи­мости.

 

 

VIII. Восходящая культурная модель и ее формирование.

 

Когда и как начинает выходить культура из тупика, из катастрофического положения в строительное? Одно из необходимых слагаемых этого процесса — это высокий уровень ущемления. Когда возникает ущемление этноса, тогда этнос стоит перед необходимостью ответа. Причем, ущемление бывает двух типов — это природное ущемление, скажем, смена климата, и челове­ческое ущемление, когда какая-та часть этноса оказывается ущемлена в сво­их правах. И мы с вами созерцаем развернутую картину такого ущемления. У нас в стране ущемление носит сегодня тотальный характер. Потому что это не только ущемление, ставшее ежедневным мироощущением жителей России, но это общечеловеческое ущемление всего человечества перед ли­цом того, что оно сотворило; то есть мы имеем сегодня в России высокую остроту ситуации ущемленности. Все мировое сообщество находится сегод­ня в ситуации, когда нужно выйти на формирование новых моделей разви­тия, потому что все старые привели его к критическому состоянию.

Что происходит с этносом, с культурой, когда она в ситуации ущемления не хочет погибнуть? Происходит то, что я назову «знаковый голод». Культу­ра начинает искать новый язык описаний мира. Мне кажется, что сегодня каждый из нас ощущает этот знаковый голод. Все ищут новый культурный язык или языки описания мира.

Второе — происходит обострение общефилософской проблематики. Воп­росы: зачем жить, как жить — становятся вопросами повседневного пере­живания каждого жизнеспособного человека данного этноса. То есть проис­ходит омоложение культурного стержня. Из области знания мудрецов, из области отстраненного знания эта проблематика превращается в материал повседневного обсуждения и переживания.

Смею утверждать: мы сегодня живем в неизвестной стране, потому что никто точно не знает, что сейчас происходит. Почему? Во-первых, потому, что то, что мы получаем с экрана, из газет — та самая яростная реальность, которая создается по определенным правилам. Второе — мы получаем вто­рой источник информации — это наш личный опыт. Который во многом структурируется на основе нашей личности. И третий канал — это канал специально заказанных исследований, которые отрабатывают то, что было заплачено. Таким образом, можем смело говорить о том, что мы — жители неизвестной страны и можем попытаться описать процессы, которые сейчас происходят. На мой взгляд, одна из закономерностей культурного движения заключается в том, что процессы распада, кризиса культуры и становления новой культурной модели происходят одномоментно, параллельно, не свя­занно друг с другом. Как параллельные миры. И до конца они идут невиди­мыми друг для друга потоками. Певцы конца и поэты начала зачастую суще­ствуют в одном реальном историческом времени. Мне кажется, что мы се­годня и живем между певцами конца и поэтами начала. Мы не можем сказать. умираем мы или возрождаемся, мы можем сказать, что в нашей сегод­няшней реальности существуют три тенденции: первое — это элементы кри­зиса, второе — движение национального возрождения или реставрации, и третье — моменты становления новой культурной матрицы, культурного роста. Говоря о тех строительных процессах, которые сегодня идут, я хочу остано­виться на целом комплексе явлений, которые я бы назвала возрождением или реставрацией. По-другому я бы назвала это так — это современный русский неотрадиционализм. Для него характерны попытки воспроизвести, воссоздать национальную жизнь в тех формах, в которых она существовала сто лет тому назад. В книге известного русского философа Арсения Гулыги, которая так и называется «Русская идея», он прямо предлагает нам вернуть­ся к формуле православия, самодержавия, народности. Я хочу высказать свое мнение по этому поводу. Формула самодержавия, православия, народ­ности привела нашу страну к Великой Октябрьской социалистической рево­люции. Потому что была создана некая матрица исторического развития, которая не отвечала напору жизни. Она имела драматическую историю и трагический конец. Вернувшись к такой формуле, мы приобретаем шанс повторить историю. Более того, она утопична в современной действительно­сти, когда самым реальным моментом для всех нас стало создание мирового информационного пространства, появление людей, которые живут не в сво­их квартирах, а живут в Интернете. Мне представляется — сегодня воспро­изведение национальных идей, уз ко национальных моделей — это возврат к средневековому сознанию. Обратите внимание, что во многих странах такие уз ко национальные идеи приобретают острый, агрессивный характер, пото­му что они вступают в противоречие с законами развития всей земной куль­туры. А эти законы всеземного развития идут следующим образом: если 200 лет тому назад мы могли вырастить национальную личность, то современ­ный ребенок может быть только искусственным путем выдернут из инфор­мационного пространства Земли. Мы можем создать некий гетто, заповед­ник и вырастить там бурята в чистом виде, который не будет ни к чему приобщен. Он не сможет жить полноценно в современном мире. Человече­ство необратимо перешло эпоху своего развития, когда оно шло по замкну­тым национальным формулам. Сегодня человек может быть полноценен в силу того, что он имеет шанс сознательно сделать для себя культурный вы­бор. Мы перешли от работ в рамках узких национальных моделей к тому, что я бы назвала индивидуальной культурной моделью. То есть человек мо­жет создать свое культурное поле, исходя из природной организованности своей личности. Это совершенно новый этап в понимании наших возможно­стей.

Мне кажется, что эпоха, в которую мы вступаем, это другое время, это — «новая современность»¹. Мне представляется, что эта «новая современность» может быть понята и осмыслена нами как новое осевое время. Потому что человечество в целом стало перед необходимостью поиска новых координат своего существования. Многие рецепты, которые были выработаны в про­шлом осевом времени, оказались отработанными и перед нами встает потребность создания принципиально новых формул существования и ответов на принципиально новые вопросы.

В период поиска новой культурной модели происходит расширение гори­зонта, возникает новое культурное поле. Границы культуры сдвигаются, ос­ваиваются новые области жизни, ранее табуированные или считающиеся незначительными. Поиск новой культурной модели продвигается в незначи­тельные события, в то, что считалось раньше малозначимым. Происходит поиск новых референтных личностей и значимых культурных образов, идет в целом перегруппировка культурных ценностей и структур, видоизменяет­ся система культуры, происходит пересмотр культурной биографии народа. Этот момент был описан Бахтиным, который писал, что для того, чтобы куль­тура совершила новый виток развития, она должна сделать кольцо и вер­нуться к изначалу. Она исходит из начала, но идет к новым руслам. Вот эта петля развития — необходимое звено для появления новой культурной мо­дели. В период пересмотра культурной модели изменяется отношение куль­туры с другими мирами, меняется место культуры в ряду других культур. Культурная проблематика приобретает остроту первостепенных повседнев­ных вопросов жизни, культура становится живой зоной дискуссионности. Все это обеспечивает если не выживание культуры в целом, то сохранение ее знаковой системы.

Какой может быть и должна быть эта новая культурная формула?

Ее создание — дело коллективных усилий, сотворческого напряжения вы­сокоинтеллектуальных, одаренных людей. Можно говорить о принципиаль­ных координатах, качествах и условиях рождения такой формулы, такой новой культурной модели.

Здесь следует преодолеть одно предубеждение, популярное заблуждение, что поиск ответа на сложные и сверхсложные вопросы современности мож­но искать в виде простых истин.

Я уверена: создание новой культурной модели никак не сопряжено с выд­вижением простой идеи или насущного лозунга. Тезис о «простоте», якобы необходимой для развития, неточен. Наоборот, если мы хотим разрушить нацию, уничтожить этнос, то одним из усилий в этом направлении следует признать работу разрушения сакральной сложности национальной матри­цы, подмену ее утилитарной простотой и идеологической примитивностью.

Культура развивается не по формуле смены сложности простотой, или наоборот простоты — сложностью. Наблюдения над большим историко-куль­турным материалом свидетельствуют: новый этап культурного движения, процесс обновления культурной матрицы происходит как работа замены одной сложности на другую. Отработанные звенья предыдущей формулы редуцируются, но на их место встает новая жизненная проблематика.

Движение культуры выглядит как модификация когнитивного стиля, в рамках новой культурной формулы происходит новое взаимодействие пси­хологических элементов, определяющееся новыми соотношениями сложно­го и простого, старого и нового.

Если мы займемся работой культурного моделирования, выдвигаем зада­чу строительства новой культурной формулы российского сознания, мы дол­жны следовать этому общему культурно-психологическому закону: смена одной матрицы другой должна выглядеть как замена одной сложности на другую.

Поэтому на мой взгляд выдвинутая в последние годы задача поиска «на­циональной идеи», направляет силу общества на ложный путь. Национальная идея — это приложение к пассионарной идее, ее проекция. Не эффектный лозунг или пафосные призывы организуют жизнь нации, мобилизуют чело­века на жизнедействие, но именно полифункциональная, многоуровневая объемная версия мира и человека в нем.

Я не случайно говорила о том, что один из параметров перехода к новой культурной модели — это изменение соотношений между культурами. Что касается нашей русской национальной культуры и «черной культуры», мне кажется, здесь ответ однозначный — эти культуры могут только противосто­ять.

Я придерживаюсь точки зрения, которая следует из глубины логики раз­вития этноса. Дмитровский собор во Владимире, на мой взгляд, есть матери­ализованная формула культурного русского движения, потому что здесь видны несколько начал, присущих именно русской модели развития. В основу это­го собора была положена романская шкатулка, подаренная одному из кня­зей, она попала на глаза русским мастерам, которые взяли ее как организу­ющий мотив и трансформировали, вплели народное русское мастерство и реализовали оригинальную идею, создали полистилистическое явление, со­единив в нем как символику православную, так и огромный массив идей, магических формул из «мудрости волшебной», из старинной русской куль­туры. Русская культура всегда развивалась по принципу синтеза, трансфор­мации, впитывания и перерабатывания разнообразных импульсов. Именно эта модель развития русской культуры мне представляется тем перспектив­ным началом, которое может говорить не только о ее жизненности, но и о ее большом стратегическом значении в том новом поле нового осевого време­ни, в которое мы уже практически вступили.

Чтобы возникло новое культурное поле, новый культурный язык, нам нужно развитие ощущения органической жизненности. Новая культурная волна приносит с собой новую естественность.

Следует сформулировать такую черту роста культуры. Это — этерификация. Это слово может быть объяснено так: перенос энергии. Культура выте­кает одна из другой следующим образом: происходит перенос энергии из более низкой сферы бытия в сферу действия более высокого уровня. Это можно проследить на фигуре Сократа (см. А. Тойнби «Постижение исто­рии»). Сократ, который начинал изучать физику, законы взаимодействия природных тел, потом переключился на изучение духовных явлений. И ска­зал, что духовные явления — это энергии более высокого уровня. Вот это есть принцип движения культуры — переход ко все более и более тонким энергиям, к сферам действия более высокого уровня. В каждом следующем круге влияние действия на внешнее поле понижается, а действие на внут­реннее поле оказывается решающим в ходе борьбы.

Кризис культуры заканчивается бессловесностью, рядом с ним возникает множество культурных явлений, связанных с экстазом. У молодежи нет на­званий для высоких переживаний, но они реализуются на уровне междоме­тий. Интересное наблюдение в начале двадцатого века сделал драматург Метерлинк, который сказал, что для того, чтобы перейти от застывших, мерт­вых культурных формул и от форм кликушеств, нужно создать культуру тишины, безмолвные картины, безмолвный спектакль, чтобы люди просто входили в это. То есть в ситуации безмолвия, когда культура уже зашла в бессловесную фазу, ей предлагается безмолвная же формула с другой энер­гетикой. Вот отсюда, из новых зон тишины, и рождаются культурные моде­ли.

Вижу еще одну закономерность, которую я назвала «Законом трех «П». Если посмотрим на историю мировой культуры, историю искусства, мы уви­дим, что обновление даже конкретных жанров происходит через боковые явления, через провинциальные, периферийные точки. Если мы посмотрим на советскую, например, культуру, то увидим что шла советская песня, пано­рамный роман — официальные формы. А жизнь ушла в КСП. Ростовая сила культуры реализуется в побочных областях. Новые крупные имена возника­ют не в центральных зонах, не в культурных очагах, а в местах, где, с одной стороны, минимальное давление отживших культурных форм, а с другой стороны, высокая степень ущемленное™. Таким образом, три «П» — это Предвосхищающая Пассионарность Периферии. Итак, выявляется совер­шенно особое значение периферийных зон и областей в эту эпоху смены культурной модели.

Смена культурной модели происходит с обязательной перестройкой онто­логических картин мира. Онтология мира должна поменяться в новом осе­вом времени. Мы перестали быть обитателями своей страны, мы на сегод­няшний день уже люди галактического сознания. И мне кажется, что та фигура, которую может выдвинуть Россия в этой новой культурной ситуа­ции, это не новый русский, а новый землянин.

И еще одна особенность —гармонизация мира. Каждая культура предла­гает свою формулу гармонии, свои системы координат, и новая культурная модель должна разработать эту новую систему гармонизации мира, мироз­дания через культурные моменты. Для того, чтобы был совершен путь к развитию новой культурной модели, новой культурной матрицы, нам нужна сверхидея, героическая, романтическая, то есть необходим пассионарный прорыв. К которому, в принципе, Россия и подошла, потому что у нее выхо­да другого нет. Она либо прорыв этот осуществит, либо степень ущемленности достигнет такого уровня, что культурный кризис перерастет в культур­ную катастрофу, она прекратит свое существование как культурный регион мира. Вот эта наша ущемленность, наша зависимость от результатов того, что мы с вами сотворили, — а мы наиболее пострадали от рукотворности, когда все человечество пожинает плоды того, что оно сотворило, то мы, люди пострадавшие еще и от своей социальной рукотворности, мы вплотную подошли к тому, что сознание человека, живущего в ноосфере, и должно быть другим — я назвала его ноопсихология, в отличие от той потре­бительской психологии, которая у нас есть. То есть, живи, как живется, используй то, что дано, потребляй, наслаждайся. Мы сталкиваемся с тем, что пока мы живем на земле, система наших возможностей ограничена, закрыта экологической выработанностью. Ноопсихология исходит из ба­зисной идеи — это целомудренное и ответственное отношение к природе, потому что человек — это одна из последних природных единиц на Земле. Отсюда идут следствия — разумное ограничение потребления, отказ от непрерывного повышения комфортности — все более теплых помещений, все более комфортабельных средств передвижения, все более удобных средств связи. Повышение комфорта — один из признаков кризиса цивилизации. То же самое, как повышение техногенного уровня является не признаком роста культуры, а признаком ее оцивилизовывания. Это проблема дезадаптации.

Отсюда — непризнание ложных потребностей и фальсифицированных ценностей цивилизации.

Ноопсихология — это приобретение новой естественности. Новая естественность, исходит из того, в каких условиях ты теперь существуешь. Обращение к идеям саморегуляции и самоизлечения, стремление сузить химическое и медикаментозное влияние на организм, не препоручать свое здоровье врачам, а самим здоровым образом жизни сохранять себя, признание глубинных связей взаимозависимости физических и духовных сфер человека, разумное отношение к больным, слабым, сострадание и побуждение к действию и признание личности как саморазвивающейся, самоопределяющейся единицы, которая находится в новой системе отношений с миром, потому что земная цивилизация стоит перед выходом в мировое галактическое пространство, и таким образом каждый человек становится информационной структурой земной истории, земных отношений. То есть каждый человек становится единицей, равной мировой цивилизации. Человек приобретает такое качество, которое я бы назвала диахронностью его сознания.

 

 

Заключение

 

Для того, чтобы культура двинулась в рост, она должна найти новый вари­ант ответа на извечный вопрос жизни: вопрос преодоления человеческого одиночества, найти новую версию соединения людей. Культура дает формы для реализации заложенной в человеке генной программы отождествительного слияния. Я — как ты, мы вместе, мы — римляне, мы американцы, мы — советские люди, мы — земляне. То есть культура развивается на великом посыле бескорыстного объединения. Не может возрасти культура на прин­ципе стяжания или принципе богатства — это разделяет. Культура может состояться тогда, когда она выполняет эту программу отождествительного слияния больших масс людей.

Каждая культура по-своему ставит вопрос о ценности человеческой лич­ности. При переформулировании культурной матрицы меняются конфигу­рации этого понимания, заново поднимается проблема природы этой ценно­сти. Чтобы уловить и оформить ее, культура совершает следующую работу: она выдвигает опосредующую идею. Сквозь призму этой идеи заново выяв­ляется ценность отдельного человека.

 

***

 

Вывод мой такой, что мы, возможно, присутствуем при рождении и ста­новлении новой цивилизации. Шанс такой у нас есть. Мы можем участво­вать в её строительстве, зная основные законы формирования восходящей культурной модели. Если мы не думаем о культурной формуле, то у нас возникает либо агрессия внутренних сил, либо экспансия внешних чуждых, разрушительных моделей. Культура обеспечивает здоровье человека, устой­чивость этноса, безопасность государства, выживание человечества, досто­инство каждого.

 

 

КНЯЗЕВА Марина Леонидовна — директор программы «Культура» Общероссийского общественного Движения «За здоровую Россию».

Кандидат филологических наук, старший научный сотрудник кафедры литературно-художественной критики и публицистики факультета журналистики МГУ. Поэт, прозаик, публицист.

Автор более 100 газетных и журнальных публикаций по проблемам современной культуры и 18 книг. Основные издания:

Книги: «200 лет плюс двадцать» (книга о студенческом театре МГУ) (М.,1979);

«Театр и зрители» (М., 1980);

«Театр студентов сегодня» (М., 1981);

«Театральные студии» (М._г 1983) (Эти книги написаны в соавторстве с Г. Виреном и В. Климовым); «Увлечённые познанием» (М., 1986);

«Ключ к самосозиданию» (М., Эврика, 1990) (эта книга признана в 1991 году лучшей книгой года СССР);

«Азбука искусств» (М., 1995);

 «Человек и портрет» (М., 1997);

«Твой герб и псевдоним» (М.,1997);

«Никин дом» (М.,1998).

Поэтические сборники: «Превращения» (1994); «Сладкие речётки» (1997); «Мистерии камня» (1998); «На небе нет столиц и окраин» (1999).

В основу книг «Азбука искусств», «Человек и портрет», «Твой герб и псевдоним», а также «Методики» (М.,1998) положена авторская методика преподавания искусства и художественной культуры ЛИИРА, которая победила на конкурсе «Гуманитарное образование» Фонда «Культурная инициатива» (Фонд Сороса) в 1992 — 93 гг. и принята за основу преподавания предметов «Изобразительное искусство» и «Мировая художественная культура» в ряде школ России.

Сборники: «Молодость театра» (1983); «Майя Плисецкая» (1986); «Владимир Высоцкий» (М., 1990); «Александр Галич» (М., 1994).

Статьи и исследования: «Театральная ситуация: на перекрестке культур» («Journal of Communication» (Mass Culture and Perestroika in the Soviet Union) USA, NY, 1991); «Психология культуры: новые взгляды и понятия» (сборник «Культурология сегодня. Основы. Проблемы. Перспективы.» М., 1993). «Культурные потребности человека как система» (сборник «Анализ систем на пороге XXI века: теория и практика.» Материалы международной конференции. М., 27 — 29 02 1996г.); «Человек в информационном пространстве: культурный модус личности» (там же).

Марина Князева — член Художественного Совета и хозяйка литературного салона Центрального Дома Ученых Российской Академии наук. Она часто выступает с авторскими поэтическими программами, в том числе состоялись выступления в залах: «Театр поэтов» — Музей имени Маяковского, Музей А.С. Пушкина, ДК им. Курчатова, галерея «Кросна», Центральный Дом Медиков, Центральный Дом Работников Искусств, Центральный Дом Учёных, Политехнический музей и др., в городах России, а также Польши и Франции («Дом жеста и образа» и «Театр поэзии» в Париже).

Участвовала в международных проектах: «Советская культура в эпоху перестройки» (советско-американское исследование 1990 — 1991 гг.), «Гуманитарное образование» (1992-1993гг.), Метаморфозы XXI век (русско-французский художественный проект 1994-1999 г), «Пушкин без границ» (1995- 1999 г).

Создала авторские лекционные курсы:

«Культура и личность», «Художественная культура и СМИ», «Русская культура и русская ментальность», «Психология культуры».

Автор исследования «Кризис в России и культура как система выживания» (М. 1998).