ХАОС (греч., chaos, от корня cha-, отсюда chaino, chasco, «зеваю», «разеваю»; Xаос поэтому означает прежде всего «зев», «зевание», «зияние», «разверстое пространство», «пустое протяжение»). Согласно Гесиоду, Xаос располагается среди первопотенций наряду с Геей, Тартаром и Эросом (Theog. 116); им даётся одновременно и физическое (Xаос как бесконечное и пустое мировое пространство; 700), и мифологическое понимание Xаоса (он порождает из себя Эреб и Ночь, а они Эфир и Гелиру-день, Theog. 123 - 124). У схолиастов Xаос мыслится то как вода (с фантастической этимологией от cheo, «лью», «разливаю»), то как разлитой воздух (со ссылкой на Вакхилида и Зенодота), то по-платоновски как место разделения и расчленения стихий. Из досократиков Акусилай (9B2D) и Ферекид (7В1а) считали Xаос началом всякого бытия. При этом Ферекид отождествлял Xаос с водой, т. е. с заполненным пространством. Ни Гомер, ни Пиндар, ни Эсхил, ни Софокл ни разу не употребляют этот термин. У Еврипида Xаос является пространством между небом и землёй (TGF, frg. 448 N.-Sn.), а Проб, который приводит этот фрагмент из Еврипида, считает Xаос воздухом, заполняющим место между небом и землёй.

В космогонии Аристофана («Птицы», 691-702) Xаос фигурирует в качестве первопотенций наряду с Эребом, Ночью и Тартаром (о Земле говорится, что вначале её не было). От Эреба и Ночи - мировое яйцо, а из мирового яйца - Эрос. Эрос же из смеси всего порождает Землю, небо, море, богов и людей. От Xаоса Эрос порождает в Тартаре птиц, которые тоже, очевидно, понимаются здесь как одно из первых космогонических начал (так, Xаос у Аристофана выступает уже как мифологический персонаж, порождающий мировую жизнь, на пародийном языке Аристофана - птиц). Либо это собственная космогония Аристофана, либо это пародия на орфическую космогонию, где тоже фигурирует мировое яйцо, порождённое Ночью. В «Облаках» Xаос вместе с Облаками и Языком является богом Сократа (Nub. 424), и тот даже им клянётся (627). Так, к концу классического периода в Греции существуют две концепции Xаоса, исходящие из гесиодовской концепции. Одна выдвигает на первый план понятие Xаоса как физического пространства, пустого или чем-нибудь наполненного; а другая понимает Xаос как нечто живое и животворное, как основу мировой жизни.

Первая концепция углубляется Аристотелем и ещё больше Платоном. Аристотель («Физика» IV 208 b 31) понимает Xаос Гесиода просто как физическое место, где находятся те или другие физические тела. Платон же, хотя сам и не использует этого понятия (в Conv. 178 b он говорит о гесиодовском Xаосе), по свидетельству гесиодовского схолиаста, под Xаосом понимал свою «всеприемлющую природу», т. е. то, что обычно называется у Платона материей (Plat. Tim. 50 be). Это - то невидимое и неосязаемое, лишённое всяких физических качеств начало, которое получается после исключения из физического тела всех его реальных свойств, то, что нельзя даже назвать каким-нибудь именем, ибо всякое имя предмета всегда приписывает ему то или иное свойство. Это - чистая материя, самый факт существования тела, не зависимый ни от каких его реальных свойств. Xаос - не какое-нибудь тело, но принцип непрерывного становления тела.

Стоики не вышли за пределы классического определения Xаоса. Хаос объявлялся либо «влагой», либо просто «водой» (натуралистическое понимание Xаоса). Зенон так понимал гесиодовский Xаос: из оседания Xаоса, по его мнению, получался ил, из отвердения его - земля (Stoicorum veterum fragmenta, SVF, I frg. 103-104 Arn., II frg. 564). Другое понимание стоиками Xаоса как пространства - вместилища вещей (ср. у Секста Эмпирика «Против учёных» Х 11-12: «...Хаос есть место, вмещающее в себя целое. Именно, если бы он не лежал в основании, то ни земля, ни вода, ни прочие элементы, ни весь космос не могли бы и возникнуть. Даже если мы по примышлению устраним всё, то не устранится место, в котором всё было. Но оно остается, содержа три измерения: длину, глубину и ширину, не считая сопротивления»). У ряда авторов обе точки зрения совмещены, т. е. Xаос есть вода, первоэлемент, но вода путём сгущения или разрежения превращается в разные тела, так что сам по себе «Хаос есть расчленение и разделение на элементы» (SVF II frg. 564) и, по Корнуту (Ibid. I frg. 103), - «Хаос есть возникшая до разделения влага». Ср. у Манилия: «Хаос некогда расчленил смешанные первоначала вещей при их возникновении» («Астрономия» Х 125).

Таким образом, стоики объединили понятие Xаоса с элементами, так что Xаос представлялся им как бы пределом разреженного состояния элементов и, с другой стороны, творческим началом (принципом) разделения элементов, хотя сам он и лишён всякого разделения и расчленения.

Понимание Xаоса как бесконечной протяжённости, причём не относительно пространства, как обычно, а времени, встречается у Марка Аврелия (IV З): «Обрати внимание на то, как быстро всё предаётся забвению, на Хаос времени, беспредельного в ту и другую сторону...», Xаос мыслится как некоего рода вечность.

Далее Xаос понимается как беспорядочное состояние материи. Этот момент в скрытом виде находился во всех тех учениях, которые вообще понимали Xаос как принцип становления. Досократики Эмпедокл или Анаксагор и поэт Аполлоний Родосский (I 494- 500) уже оперируют с первозданной беспорядочной смесью материальных стихий.

Но у Овидия его мироздание прямо начинается с хаоса вещей и сам Xаос трактуется как rudis indigestaque moles, «нерасчленённая и грубая глыба», хотя уже с животворными функциями (Ovid. Met. I 5-9).

В обстановке надвигающегося монотеизма в религии и принципата в политике Овидий уже чувствует необходимость некоего специального, творческого начала для превращения беспорядочной материи в упорядоченный космос. Для этих целей выступает у него сначала некий deus et melior natura (21, «бог и лучшая природа»), затем quisquis ille deorum (32 - «тот какой-то из богов»), даже сига dei (48 - «промысел бога»), а потом и прямо raundi fabricator (57 - «устроитель мира») и opifex rerum (79 - «мастер вещей»). Это оформляющее и организующее начало получает в «Фастах» Овидия глубокую философскую формулировку.

Античная мысль вообще двигалась в направлении тех формул, которые можно было бы привлечь для характеристики Xаоса как принципа становления. Стали замечать, что в Xаосе содержится своего рода единство противоположностей: Xаос всё раскрывает и всё развёртывает, всему даёт возможность выйти наружу; но в то же самое время он и всё поглощает, всё нивелирует, всё прячет вовнутрь. Образ Xаоса в виде двуликого Януса, выступающего как творческое начало, имеется у Овидия (Fast. I 89-144). Янус называет себя res prisca (103, «древняя вещь») и Хаосом. Когда все стихии распределились по своим местам и образовался стройный космос, то Янус, который раньше был globus et sine imagine moles (111, «глыба и безликая громада»), получил определённый facies (113, «лик») и достойный бога вид (112-114). Но и теперь, говорит он, имеется у него остаток прежнего состояния, а именно: способность видеть всё вперёд и назад. Кроме того, Янус своей собственной рукой всё открывает и закрывает, являясь как бы мировой дверью. Он может развернуть мир во всей его красоте и может придать его уничтожению.

Античная концепция Xаоса выдвигала на первый план творческие и животворные моменты этого понятия. У орфиков Xаос оказался в самом близком отношении к мировому яйцу, породившему из себя весь мир. Интересно рассуждение у Климента Римского («Беседы» VI 3-4), излагающего эти древние учения: «Орфей уподобляет Хаос яйцу. Ведь в яйце - слияние первых элементов. Гесиод предположительно называет Хаосом то, что Орфей называет порождённым яйцом, выброшенным из безграничности материи». Климент Римский пишет о первоначальном беспорядочном состоянии материи, которое постепенно превратилось в этот Хаос-яйцо, а отсюда появляются и все реальные формы мира. О гесиодовском Xаосе у Симпликия в Комментарии на «Физику» Аристотеля (IV 1) говорится: «Ясно, однако, что это - не пространство, но беспредельная и изобильная причина богов, которую Орфей назвал страшной бездной». Симпликий развивает мысль, что Эфир и Xаос являются теми тезисом и антитезисом, из слияния которых образуется всё бытие: из Эфира - эманации богов, а из Бездны-Хаоса возникает вся беспредельность. В окончательной форме эта концепция сформулирована у Гермия Александрийского (Комментарий к «Федру» Платона 246е): монада - Эфир, диада - Xаос, триада - яйцо. Следовательно, Xаос диадичен в орфико-пифагорейском смысле этого слова. Однако исходным пунктом является здесь не диада, а монада, и уже в монаде заключено в свёрнутом виде всё развёртываемое в диаде. Поэтому и неоплатоники представляли Xаос как монаду. В Комментарии к «Государству» Платона (II 138, 19-24) Прокл говорит о noeton chaos, т. е. об «умопостигаемом Xаосе» как об исходном пункте всех эманации и как о той конечной точке, к которой возвращаются все эманации (ср. о нисхождении и восхождении душ из Xаоса и в Xаос - II 141, 21-28).

Учение о совпадении начал и концов в Xаосе для античного мышления - одна из типичнейших тем. Из этого видно, что Xаос действительно есть принцип непрерывного, неразличимого и бесконечного становления, т. е. то, что пифагорейцы и орфики называли диадой и без чего невозможно существование ни богов, ни мира, ни людей, ни божественно-мировой жизни вообще.

Xаос получил яркое развитие и в качестве мифологического персонажа, начиная ещё с Гесиода. У орфиков Xаос вместе с Эфиром был порождением Хроноса, но сам Хронос рисовался как крылатый дракон с головой быка и льва и с лицом бога, который к тому же именовался ещё и Гераклом (Дамаский, «О первых принципах», 317, 21-318, 2). С другой стороны, Xаос и Эфир порождали из себя некоего Андрогина, муже-женское начало, являвшееся началом всех вещей, сам же Xаос у орфиков трактовался как «страшная бездна» (chasma pelorion).

Отсюда уже очень близко до того нового значения слова «хаос», которое встречается по преимуществу в римской литературе и которое либо очень близко связывает Xаос с видом, либо прямо отождествляет его с ним. Xаос есть та бездна, в которой разрушается всё оформленное и превращается в некоторого рода сплошное и неразличимое становление, в ту «ужасную бездну», где коренятся только первоначальные истоки жизни, но не сама жизнь. Римляне прибавили к этому ещё и острый субъективизм переживания, какой-то ужасающий аффект и трагический пафос перед этой бесформенной и всепоглощающей бездной. Уже у Вергилия перед самоубийством Дидоны жрица взывает к богам, Эребу и Xаосу - характерная близость Xаоса к подземному миру (Аеп. IV 509-511, VI 264 след.). У Овидия (Met. Х 29-31) Xаос прямо отождествляется с Аидом. У Сенеки Xаос - общемировая бездна, в которой всё разрушается и тонет (Sen. Thyest. 830- 835). В других текстах Сенеки Xаос понимается как Аид.

В трагедиях Сенеки Xаос из абстрактной космической картины превратился в предмет трагического пафоса («Медея» 9; «федра» 1238; «Эдип» 572 и др.), в тот мифологический образ, который одновременно и универсален, и космичен, и переживается глубоко интимно, мрачно и экстатически. Последним этапом в развитии античного представления о Xаосе является его неоплатоническое понимание. Поскольку неоплатонизм является позднейшей реставрацией всей древней мифологии, он по необходимости превращал живую и конкретную мифологию в философскую систему абстрактных понятий и по необходимости становился абсолютным идеализмом, в котором главную роль играла теория чистого мышления. Но и в области чистого мышления тоже имеются свои формы и своя бесформенность, свой предел и своя беспредельность, свои законченные образы и своё непрерывное и бесконечное становление. Именно в этом плане древний образ Xаоса опять начинал играть свою основную роль, но уже как один из организующих принципов чистого мышления.

Xаос представляется как величественный, трагический образ космического первоединства, где расплавлено всё бытие, из которого оно появляется и в котором оно погибает; поэтому Xаос есть универсальный принцип сплошного и непрерывного, бесконечного и беспредельного становления. Античный Xаос есть предельное разряжение и распыление материи, и потому он - вечная смерть для всего живого. Но он является также и предельным сгущением всякой материи. Он - континуум, лишенный всяких разрывов, всяких пустых промежутков и даже вообще всяких различий. И потому он - принцип и источник всякого становления, вечно творящее живое лоно для всех жизненных оформлений. Античный Xаос всемогущ и безлик, он всё оформляет, но сам бесформен. Он - мировое чудовище, сущность которого есть пустота и ничто. Но это такое ничто, которое стало мировым чудовищем, это - бесконечность и нуль одновременно. Все элементы слиты в одно нераздельное целое, в этом и заключается разгадка одного из самых оригинальных образов античного мифологически-философского мышления.


ЛИТЕРАТУРА:

Лосев А. Ф., Гесиод и мифология, в кн.: Эстетическая терминология ранней греческой литературы, М.. 1954 («Учёные записки МГПИ им. Ленина», т. 83, в. 4);
Lossew A. F„ Chaos antyczny, «Meander», 1957. № 9, S. 283-293;
Bortzler F., Zu den antiken Chaoskosmogonien, «Archiv fur Religionswissenschatten», 1930, Bd. 28;
Jager W., Die Theologie der fruhen griechischen Denker, Stuttg., 1953;
Frankel Н., Drei Interpretationen aus Hesiod, в его кн.: Wege und Formen fruhgriechischen Denkens, Munch., I960.


Мифы народов мира: Энциклопедия. М., 1980. - Т. 2. - С.579-581.