Аннотация

Документы, происходящие из недр тайных обществ, всегда несут на себе отпечаток загадки. Собранные в этом томе легенды московских тамплиеров не являются исключением, причем не только для их современного исследователя, но и для тех, к кому они были некогда обращены. Из показаний на допросах арестованных известно, что основным содержанием работы «рыцарских кружков» было ознакомление с этими легендами, которые в определенной последовательности рассказывал собравшимся старший рыцарь.

ПРЕДИСЛОВИЕ

Документы, происходящие из недр тайных обществ, всегда несут на себе отпечаток загадки. Собранные в этом томе легенды московских тамплиеров не являются исключением, причем не только для их современного исследователя, но и для тех, к кому они были некогда обращены. Из показаний на допросах арестованных известно, что основным содержанием работы «рыцарских кружков» было ознакомление с этими легендами, которые в определенной последовательности рассказывал собравшимся старший рыцарь. Вступающий в Орден выслушивал три первые основополагающие легенды – о Золотой лестнице космосов, об Атлантиде и о Древнем Египте (№№ 1.1‑3). Последующие циклы, состоящие из 10–12 легенд, которые он выслушивал вместе с другими, готовили ученика к принятию очередной степени посвящения, сопровождавшегося определенным обрядом. Однако здесь начинаются загадки.

Когда оставшиеся в живых члены Ордена (Г.В.Гориневский, Б.М. и Е.В.Власенко, В.С.Пикунов, В.И.Филоматова, О.С.Пахомова и др.) в конце 1950‑х и в начале 1960‑х гг. предприняли попытки собрать весь корпус легенд, оказалось, что ни один из тамплиеров, переживших репрессии, не обладал всей совокупностью легенд, так что тексты приходилось собирать из разных источников. Кроме того, единственным, кто помнил о «степенной» последовательности легенд, был Б.М.Власенко, обладавший, как следует из показаний М.И.Сизова, наивысшей, 10‑й степенью посвящения. Более того, некоторые легенды оказались утерянными полностью (в данном издании №№ 111 – о Параклете, и 124 – о совершенных людях), а другие, о которых речь будет идти ниже, весьма сомнительны по своему происхождению. Вот почему сохранившиеся на подлинниках их номера – зачеркнутые, переправленные и опять восстановленные, свидетельствуют о попытках установить их общую последовательность.

Одновременно Б.М.Власенко, как следует из его сохранившегося письма к М.Н.Жемчужниковой от 01.04.64 г., предпринял более глубокую систематизацию содержания легенд, результатом чего явилась его так и не завершенная работа «Введение в познание», в которой он попытался выделить из ткани художественного текста позитивные данные, позволяющие судить как об истоках знаний, содержащихся в легендах, так и о времени сложения некоторых из них. К сожалению, и эта работа, высветив ряд интересных моментов, не была закончена автором скорее всего потому, что он столкнулся не просто с текстами, утерявшими свою последовательность, но с текстами разного происхождения, в том числе и со стилизациями, выполненными самими тамплиерами.

Но что вообще известно о происхождении этих легенд?

Согласно орденской традиции, как ее передавала Е.А.Шиповская, эти тексты были привезены в Россию из Франции А.А.Карелиным и существовали только в исходившей от него устной передаче, поскольку участники кружков не имели права их записывать, а должны были запоминать. После смерти Карелина в 1926 г. были предприняты первые попытки записать и собрать эти легенды, используя память старших рыцарей, которые их рассказывали в кружках. В последующем легенды распространялись в виде машинописных копий на восковой или папиросной бумаге, использованной с обеих сторон листа, позволяя их перевозить и хранить в тайниках. Однако далеко не все здесь соответствует действительности, как она представляется сейчас на основании следственных дел и других документов, в том числе и воспоминаний самих членов Ордена.

Тот факт, что какая‑то часть тамплиерских легенд переведена с французского языка, подтверждается устойчивым сохранением в некоторых списках типичного для французского синтаксиса постпозитивного места определения по отношению к определяемому и даже наличия отдельных французских слов, оставленных в скобках, как то бывает при поливариантности перевода. Уже из этого можно заключить, что источником таких легенд, к слову сказать, насыщенных буквами греческого алфавита, обозначающими различные иерархии небесных чинов, безусловно был письменный текст, переводы которого хранились у Карелина в тетрадях, а копии циркулировали в его окружении до 1926 г. Об этом мне рассказывала В.И.Филоматова, пользовавшаяся этими тетрадями, когда она дежурила возле умирающего командора, и то же самое можно заключить из показаний Н.А.Ладыженского 11–12.08.30 г., получавшего некоторые тексты легенд от Н.К.Богомолова в середине 20‑х гг. Сейчас можно предположить, что к этому, так сказать, исходному пласту легенд, связанному с какими‑то орденскими традициями (и структурами?) во Франции, относятся комплексы преданий об Атлантиде и древнем Египте, восходящие ко времени не ранее середины XIX в., космогонические легенды, включающие структуры космосов Золотой Лестницы и, возможно, средневековые сюжеты, хотя именно последние (битвы в Палестине, истории в монастырях, описание шабашей и т.п.) своей квази‑историчностыо (использование известных антропонимов и топонимов вне какой‑либо конкретики времени и места) заставляют предполагать литературные источники их происхождения.

Последнее не должно смущать, поскольку изначально речь идет не о наследии исторического Ордена тамплиеров, погибшего в XIV в., а о возрожденном в середине XIX в. его аналоге, опиравшемся на книжную (литературную) традицию при выработке своих ритуалов, символов и постулатов. Последнее, т.е. отсутствие подлинной традиции, идущей из древности, и необходимость создания новых ритуалов, проходит красной нитью через многие легенды, где поднимается и положительно разрешается на собраниях космосов вопрос «о новых ритах» (т.е. ритуалах), причем более высокие духи, к которым обращаются низшие космосы за советом, неизменно указывают, что создание новых ритуалов вполне закономерно, если они отвечают идеям, которые должны утверждать и отражать.

С этих позиций можно понять и включение в состав легенд сюжетов, действие которых происходит в Париже конца XIX или самого начала XX века, равно как отражение в повествовательной ткани научных реалий первой четверти XX века – рентгеновских лучей, радиоактивности, микроорганизмов, технических достижений той эпохи и т.д., объяснимые только спецификой сознания человека нашего времени. В самом деле, если для сознания человека эпохи XII–XIV вв. любая легенда являлась повествованием о реальном событии, то для новых тамплиеров текст являлся всего только условной формой, подобной театру с его картонными декорациями, гримом, масками, способного однако потрясти человека до глубины души не этим дешевым реквизитом и напыщенными словами, а раскрывающейся за этими символами трагедией человеческих судеб.

Легенды тамплиеров никогда не являлись «литературой», не могут и не должны с этой точки зрения рассматриваться, – вот главное, что должен иметь в виду их исследователь или человек, желающий познакомиться с ними, иначе он ничего в них не поймет. Главное в них – не сюжет, не язык, не нагромождение поистине примитивной фантастики, не полное отсутствие достоверности в описаниях, а те поведенческие и этические модели, которым следуют или пытаются следовать их персонажи. При внимательном знакомстве с этими текстами приходишь к убеждению, что все они имеют в своей основе несколько взаимосвязанных и постоянно повторяющихся структурных образований, сравнимых с кристаллическими решетками минералов, которые незаметно формируют сознание слушателя, его отношение к мирозданию, к окружающим его людям, к природе и к обществу, раскрывая этическое содержание понятия «рыцарь» как человека, принимающего на себя ответственность за свои мысли, устремления и поступки.

В этом плане легенды так же дидактичны, как букварь, чьи картинки помогают запоминать сначала буквы, потом слова, а затем и действия со словами, которые незаметным образом переносятся в жизнь. Точно так же и здесь: за фантасмагорией невероятных (кому‑то может показаться – примитивных) событий в обстановке, исключающей возможность какой‑либо реальности, в сознание слушателя закладывается мотивация поступков, универсальная для любой обстановки или ситуации, требующей от человека принятия осознанного решения, наличия сил, помогающих пойти не по более легкому, а более достойному человека пути – «пути рыцаря». Эти легенды вносили в сознание человека понятие о свободе личной воли, об отсутствии субстанциального зла, как такового, чья иллюзорность порождается лишь отсутствием добра и незнанием, т.е. невежеством, подобно тому, как не является сущностью тьма, означающая лишь отсутствие в данном пространстве света, в отличие от нее носящего материальный, субстанциальный характер. Эти легенды закладывали представление о бессмертии и божественности заключенной в человеке монады, которую он несет и взращивает в своем физическом теле, чтобы через нее становиться «со‑работником Бога», пусть даже столь далекого от людей и от остальных небесных иерархий, что само обращение мыслями к Нему оказывается мощной силой на путях преодоления косности земного сознания человека… Именно отсюда вытекала необходимость для человека активного, все более расширяющегося познания мира как единственного пути к постижению воли и предначертаний Того, кого нельзя постигнуть разумом или верой, легко вводящей в соблазн и ошибки из‑за отсутствия критериев различения добра и зла.

Все эти примеры и постулаты воспринимались слушателями, как они говорили сами, не сразу. Но они западали в память, в душу, заставляли мыслями постоянно возвращаться к услышанному, вызывали потребность в медитациях, которые в свою очередь порождали новые тексты, подражания услышанным легендам, развивая их или варьируя. Возможно, я впадаю в гиперкритицизм, полагая, что около половины представленных здесь легенд (если не больше) были созданы уже на российской почве самим А.А.Карелиным и людьми из его ближайшего окружения, однако для такого утверждения есть, по меньшей мере, два серьезных основания.

Первое – это частое использование физико‑математических (и специально математических) примеров, понятий и сравнений, вполне естественных в языке профессиональных математиков, какими были Д.А.Бем, АА.Солонович, Е.К.Бренев, С.Р.Ляшук, каждый из которых вел не один «рыцарский» кружок уже в самом начале 20‑х годов. Другим столь же примечательным моментом, постоянно проступающим в легендах, является подчеркнутый акратизм космических сообществ, картины анархической организации жизни, что вряд ли могло интересовать французских тамплиеров, но прямо касалось российских анархистов, какими были не только перечисленные математики, но сам А.А.Карелин и другие его сподвижники, не случайно получившие название анархомистиков.

Наконец, сейчас можно уже вполне определенно говорить о существовании легенд‑подражаний, вышедших из круга Карелина. Такова легенда «О рыцаре Гуго де Лонкле», написанная Н.И.Проферансовым, которая печатается по – видимо – не совсем исправному тексту, опубликованному в сборнике экуменистов.

Проферансову могут принадлежать и другие легенды на сюжеты европейского средневековья, поскольку в своей научной деятельности он занимался изучением идеологии крестьянских и еретических движений той эпохи. Не исключено, что им была написана и легенда «О голубом Арлеге», поскольку ее списки под названием «Голубой Арл» были обнаружены при обысках у мистиков Северного Кавказа, с которыми поддерживал связь и к которым приезжал Проферансов. Сложнее обстоит дело с авторством Карелина, поскольку в корпусе легенд три являются прямым заимствованием из его пьес‑диалогов (об Атлантиде, о гностиках, об Орфее), которые публикуются в этом же томе, а сами пьесы были широко распространены между читателями, причем не только между тамплиерами или анархо‑мистиками, так что естественно искать продукты его творчества и далее. Две легенды своего сочинения (правда, написанные в конце 50‑х гг.) оставил и В.С.Пикунов; ряд легенд, вошедших в издаваемый ныне корпус (№№ 51, 55, 69 и др.) являются безусловными медитациями, некоторые из которых по своим интонациям могли принадлежать перу А.С.Поля, хотя круг претендентов на авторство может быть гораздо шире. Наконец, в стилистике ряда легенд отчетливо прослеживаются женские интонации, заставляя вспомнить, что в окружении Карелина были М.В.Дорогова, М.Н.Жемчужникова, В.В.Губерт‑Поспелова, возможно – Н.М.Костомарова, а также другие пишущие дамы‑мистики тех лет.

Конечно, было бы чрезвычайно интересно проследить историю каждой легенды, выяснить последовательность их появления в составе корпуса, места, которые они первоначально занимали, поскольку сейчас, например, легенда «О недах» (№ 44), отстоит весьма далеко от первого о них упоминания, а легенда «О серафах и херубах» (№ 53) на самом деле является продолжением легенды «Сверхнебесная дорога» (№ 104), и это только два наудачу взятых примера, каких весьма много (например, серия путешествий «недов» по планетам, разнесенная по корпусу). Все это можно было бы учесть при публикации, выстроив логически вероятную последовательность сюжетов, однако в данном случае я предпочел следовать той нумерации легенд, на которой остановились последние тамплиеры, связывавшие эту последовательность еще и со степенями посвящения. Судя по классификации Б.М.Власенко, каждой степени посвящения соответствовала своя группа легенд, всего девять: I (1‑15), II (16‑30), III (31‑42), IV (43‑57), V (58‑66), VI (67‑81), VII (82‑99), VIII (100‑110), IX (111‑127). Однако при этом остается вопрос, к какому времени сложился весь этот корпус, в котором, как я показал выше, безусловно находятся продукты творчества московских тамплиеров. К сожалению, ответить на этот и на другие вопросы о происхождении легенд и истории сложения имеющегося в наших руках собрания можно будет лишь после того, когда станут доступны другие их списки, быть может, до сих пор хранящиеся в частных и государственных собраниях.

В основу публикуемого корпуса легенд московских тамплиеров были положены тексты собрания Е.А.Шиповской, как можно понять, некогда сверенные с текстами О.С.Пахомовой, М.В.Дороговой и Г.В.Гориневского. В свою очередь, тексты Шиповской были сверены и отчасти пополнены за счет корпуса легенд, собранных в 50‑60‑хх гг. В.И.Филоматовой, похоже, из тех же источников. Незначительные разночтения в написании имен небесного воинства и структуры космосов Золотой Лестницы отражены в комментариях Е.С.Лазарева. Тексты легенд издаются практически в том виде, в котором они дошли до нас. Но поскольку легенды именно рассказывались, их стилистика несет отпечаток живой речи, как видно, зафиксированной стенограммой со всеми стилистическими огрехами и ошибками, часто мешающими восприятию содержания. Вот почему, рассматривая такую запись как документ эпохи, публикатор, в отличие от текстов, приведенных в его собственной книге7, прибегал к стилистической правке только в случае явных погрешностей и нелепости фразы.

Кроме того, при подготовке к печати были раскрыты все многочисленные сокращения слов, сняты титла, указывающие на обитателей Темного Царства, заменены греческие буквы, обозначающие обитателей ступеней Золотой Лестницы (напр.: α – люди, β – леги, γ – Арлеги, θ – Араны, κ – Отблески, λ – Нирваны, μ – духи Инициативы, τ – духи Света и т.д.). Впрочем, обо всем этом подробнее сказано в комментариях Е.С.Лазарева и в составленном им словаре‑указателе. Что же касается указателя имен, встречающихся в тексте легенд, то от него решено было отказаться, поскольку все имена, в том числе исторических лиц, упоминаемых в текстах, на самом деле несут лишь «декоративную» нагрузку.

Существенным дополнением к легендам и в целом к формированию мировоззрения российских тамплиеров служили, с одной стороны, уже упоминавшиеся пьесы‑диалоги А.А.Карелина, а с другой – недавно обнаруженный второй курс лекций А.А.Солоновича, распространявшийся как среди участников «рыцарских кружков», так, по‑видимому, и более широко среди анархического студенчества.

Как можно судить по протоколам обысков, пьесы‑диалоги А.А.Карелина, лишь частично публиковавшиеся на страницах русскоязычной газеты «Рассвет» в Чикаго (США), широко расходились в машинописных копиях по подпольной России в составе «орденского самиздата», причем находили своих читателей далеко за пределами кружков тамплиеров и анархо‑мистиков, так что их относительно свежие перепечатки можно было встретить еще в начале 70‑х гг. XX века. Подобно тому, как в квартире их автора в первой половине 20‑х гг. собирались представители самых различных политических и духовных движений, начиная от анархистов‑«набатовцев» и кончая ученым богословом П.А.Флоренским, или, что столь же правомерно, начиная от атеистов и кончая убежденными оккультистами, такими как В.А.Шмаков или В.В.Белюстин, причем каждый из них в беседе с хозяином находил для себя что‑то важное, необходимое, точно так же и эти его произведения, по собственному признанию Карелина, были написаны им отнюдь не для сценического зрелища, а для лучшего понимания и уяснения идей, о которых многие из читавших их, может быть, ранее даже не задумывались.

Действительно, эти «картинки прошлых времен», отчасти напоминающие Платоновские диалоги, рассчитаны не на рационализм современного мышления, а в первую очередь на природную эмоциональность восприятия читателя или слушателя, который представляет сцену, движущиеся фигуры, присутствует при столкновении характеров и мнений, начинает кому‑то из действующих лиц сопереживать, соглашается или противится доводам его оппонентов, поражаясь алогичности решений, казалось бы невозможных в обыденной ситуации… И постепенно в его душе и в его сознании начинают прорастать зерна новых идей, настойчиво требуя решения вопросов, а часто и совершения поступков, о которых у человека ранее и мысли не возникало8.

Списки пьес А.А.Карелина были обнаружены в Нижнем Новгороде у членов «Ордена Духа», которые получили их из Москвы, по‑видимому, через Н.И.Проферансова, найдены в библиотеках теософов, антропософов и толстовцев Северного Кавказа, куда они, скорее всего, попадали из того же источника, у анархо‑мистиков Ташкента и Ленинграда. Произведения Карелина в подпольном «самиздате» ходили наряду с тамплиерскими легендами, перемешивались с ними и в ряде случаев замещали их, как то случилось, например, с «Гностиками», фрагментами «Атлантиды» и легендой об Орфее («Одинокий»), уже безо всякого упоминания имени Карелина вошедших в основной орденский корпус.

Что касается второго цикла лекций А.А.Солоновича, которому здесь дано условное название «Критика материализма» (так этот курс назван в документах «нижегородского дела»), то его место в числе других лекционных курсов этого автора устанавливается из различных упоминаний: ему предшествовал цикл «Элементы мировоззрения»), а за ним следовал цикл лекций по восточной философии, как и первый цикл пока не обнаруженный. Основные положения публикуемого цикла были использованы его автором в ряде статей, публиковавшихся в газете «Рассвет» и в журнале «Пробуждение», однако в целом он дает законченное представление о взглядах автора как. на уровни сознания общества и составляющих его индивидуумов, так и на задачи тайных орденов и их роль в истории развития человечества.

Большой объем публикуемого материала, а также его специфика, определившая отбор и структуру издания, не позволили включить в данный том литературное творчество других российских тамплиеров (П.А.Аренского, С.А.Кондратьева, В.А.Завадской, Б.М.Власенко, И.Н.Иловайской, А.В.Уйттенховена и др.), непосредственно связанное с идеями Ордена, тем более, что частично оно уже получило отражение на страницах отдельного издания (Никитин A. Rosa mystica: Поэзия и проза российских тамплиеров. М., «Аграф», 2002).

Использованные при подготовке издания оригиналы легенд находятся в фонде публикатора (РГАЛИ, ф. 3127).

А.Л.Никитин

Золотая лестница космосов.

В стране Кеми – древнем Египте – существовало две касты жрецов и три отличавшихся друг от друга учения.

Одно из них было внешним, предназначенным для народа, и гласило, что после смерти человека его душа переселяется в другое тело в зависимости от того, какую жизнь вел этот человек. Если он вел себя благородно, то в своей последующей жизни он мог подняться на более высокую общественную ступень, воплотиться в жреца и даже фараона; если же он вел себя недостойно, нарушал законы, то его душа должна была возродиться в теле слуги, раба, животного или растения.

Однако сами жрецы в это не верили. Они полагали, что переселение душ совершается не на нашей земле, а на других небесных телах, куда те переносятся в зависимости от поступков предыдущей жизни.

Но среди верховных жрецов была группа посвященных, которые знали, что наш мир – мир желтых солнц – всего только песчинка в мироздании; что существуют иные вселенные, иные космосы. Их количество бесконечно, их разнообразие безгранично, как безграничны космические пространства, их разделяющие. И все эти миры – только светильники у подножия Бога Элоима, расположенные по «Золотой лестнице», идущей к престолу Бога Великого и Неизреченного.

И учили жрецы, что ступенями этой Золотой Лестницы являются космосы, которые населяют снизу вверх люди, Леги, Арлеги, Араны, Отблески, Нирваны и Нирваниды, духи Инициативы, духи Силы, духи Познания, духи Гармонии, духи Света и, наконец, Зоны3. В некоторых из указанных разрядов Духов существуют еще свои подразделения. Так Леги делятся на вестников, магов стихийных сил, магов потухших солнц, водителей планет, богов лун и туманностей, звезд знания и проводников света. Арлеги делятся на начала, власти, силы, господства, многоочитых, престолы (троны), керубов, серафов и так далее.

Вот как возникла населяемая нами бесконечность.

Однажды в ней появились два Элоима (В данном случае подразумеваются два демиурга (творца). – А.Н.), чтобы создать вселенную. Элоим Верха выделил Логос, из которого вверх поднялась эманация Слова и океан душ высших. Элоим Низа выделил Хаос и океан душ низших. Элоим Верха поместил свое творение внизу, а Элоим Низа – наверху.

И стал Хаос опускаться на Логос душ высших, чтобы соединиться с ним. Но насколько опускался Хаос, настолько же уходил вниз Логос, так что соединение оказалось невозможным. Тогда переместили свои творения Элоимы, так что Логос душ высших стал опускаться на Хаос, который недвижно ожидал его. Казалось, сольются они, но при дальнейшем сближении слияние оказалось невозможным: Хаос не допускал до себя Логос бушеванием стихийных сил.

Элоим Низа захотел создать новое начало, которое, слившись с Хаосом, стало бы началом посева, а Элоим Верха водил создать духов, которые разложили бы Хаос на его составные части и тем упорядочили бы его. И согласился Элоим Низа. Оба Элоима вне сферы прежнего творчества создали новую сферу, в которую упали семена Логоса. От них произошли прекрасные и могущественные духи Света, которые начали жить в этом космосе. Но когда Элоимы предложили им разложить Хаос, те отказались, говоря: «Это вам надо, чтобы появились другие духи. Но творить стоит только равных нам или более совершенных. А поскольку лучше нас вы уже ничего не создадите, то и творить не следует». И стали подниматься в верха, откуда пришли Элоимы.

Тогда в новую сферу были брошены другие семена Логоса, давшие начало духам Гармонии, Познания, Силы, Инициативы. Эти духи стали выполнять волю Элоимов, изменяя Хаос. Духи Гармонии реют над Хаосом, смиряя его, а духи Познания, Силы, Инициативы разлагают его на свет абсолютный с прослойками света простого, на свет обыкновенный, на огонь, воду, движущийся воздух, материю земель, пространство, время. Они выделили из Хаоса мир безумия, куда вошел самый страшный элемент Хаоса, мир тьмы, мир мглы, мир причинности и все, что только есть в мирах тяжелого и материального.

Когда духи Гармонии увидели разложенный Хаос, их так восхитил свет абсолютный с прослойками света простого, что они решили сохранить его, зная, что свет абсолютный не потерпит в себе никакого мрака и отразит его. Для этого отразили они свет абсолютный в спокойной поверхности водного зеркала и увели воду. А в отраженное начало упали семена Логоса и появился в нем свет Логоса, превратившийся в непобедимых Аранов.

В свете простом появились Арлеги и Леги, соответствующие нашим представлениям об архангелах и ангелах. Четыре основные стихии вместе с прочими началами образовали земли, на которых нашли приют воплотившиеся души людей и животных. Океан душ высших дал людей, а океан душ низших – животных. Из других семян Логоса появились духи Времени и Причинности.

Во мгле, извлеченной из Хаоса, зародились лярвы, а там, где мгла соприкасается с тьмой, возникли лярвы, подобные Легам. Семена Логоса падали и в абсолютную тьму, и во тьму простую, и там возникали могучие духи, которые тотчас же начинали борьбу с мглой и тьмою, не желая оставаться в этих началах и стремясь подняться, чтобы занять место рядом с Элоа. Это были темные Арлеги, Князья Тьмы, и темные Леги. Они поднимались очень быстро, так что по своей мощи темные Арлеги стали превосходить светлых Арлегов. Но на своем пути восхождения они не научились различать добра и зла, неся в себе неизжитые элементы Хаоса.

Так поднимались они до тех пор, пока не встретились с Аранами.

Араны зародились из семян Логоса, упавших в отражение света абсолютного. Но уведенная духами Гармонии стихия воды постоянно возвращалась в космос Аранов, заливая вновь созданный мир. На помощь Араны призвали стихию огня, который изгнал воду, и часть его осталась в их космосе. Из этого огня в сплаве с огнем мистическим, в водной стихии отраженным, выковывают свои огненные мечи Араны.

Но Элоимы продолжали создавать все новых и новых духов, и духи эти в поисках, где бы им поселиться, появлялись в космосе Аранов. К ним приходили духи Причинности, Времени, Кармы, даже духи Темного Царства. Но когда ворвались к ним духи Безумия, истощилось терпение Аранов, и потребовали они от Элоима Низа, чтобы он оградил их от порождений Хаоса. Но тот не ответил Аранам, и они прокляли Элоима Низа за его творения, так что тот вынужден был покинуть нашу вселенную вместе с главными духами стихий Хаоса.

Тогда сплотились Араны против оставшихся и изгнали их из своего космоса, поклявшись не пропускать в верха ничего, что несет в себе элементы Хаоса.

А в верхней части Логоса появились Зоны, облекшиеся в абсолютный свет. И хотя находились они выше всех других космосов, но добровольно переместили свой космос между космосами Аранов и Арлегов, чтобы стать ближе к тем, кто нуждается в их помощи.

Когда Элоим Низа удалился из нашей вселенной, с ним ушли не все духи, обитавшие во мгле и во тьме. Узнав, что существуют более высокие космосы и что им придется долго и мучительно подниматься из тьмы к свету, эти духи, не считаясь с волей Элоа, захотели силой прорваться в верха. Но тут несокрушимой преградой встали на их пути Араны, поклявшиеся не пропускать в верха элементы Хаоса.

Встретив несокрушимую преграду, Темный Арлег, предводитель темных духов, обратился к Элоиму Верха с требованием пропустить их к себе. Но Элоим Верха не ответил темным, а Араны заявили, что даже если бы Элоа приказал им пропустить темных духов, они бы не выполнили такой приказ.

Тогда‑то и объявили духи Тьмы войну Элоа, но не в силах подняться, заменили ее войной с теми духами, которые стремятся подняться к Свету. Они совлекают их с истинного пути, отвлекают в сторону, увлекают обратно во тьму, уверяя, что Света и Верхов не существует. Главное же, напускают на земли людей лярв, животных своих миров, которые развращают людей, вносят хаос и тьму в их сознание, толкают на путь зла. Лярвы и встают перед людьми, препятствуя им в восхождении по Золотой Лестнице космосов к Богу Великому, которая открыта для всех духовных сущностей.

Космосы, по Золотой Лестнице расположенные, – это те, о которых говорит нам мистика. Принимая наш мир, мир людей, за мир четырех измерений, космосы Золотой Лестницы кратны квадрату измерений предыдущего. Так космос Легов имеет 16 измерений, космос Арлегов – 256 измерений, космос Аранов – 65536 измерений, и так далее. Существуют как бы «промежуточные» космосы пяти, семи, двенадцати и другого количества измерений, а также «привходящие» космосы – времени, пространства, блуждающих духов, меняющихся образов, теней, звуков и пр.

Космосы, расположенные по Золотой Лестнице, более гармонизированы, более завершены в своих проявлениях, чем космосы промежуточные, поскольку в космосе, скажем, пяти измерений имеются большие возможности для развития его обитателей, чем в космосе людей, но, благодаря отсутствию в нем совершенной гармонии, в него чаще врывается Хаос.

Примером космосов меньшего количества измерений, чем мир людей, могут служить космосы звуков, теней, зеркальных отражений, меняющихся образов и так далее. В этих космосах нет ничего постоянного, там происходят непрестанные изменения: цветок через мгновение может стать книгой, червяком, бабочкой, деревом… И все эти космосы не изолированы, а проникают друг друга.

Причиной перехода духовной сущности из одного космоса в другой является изменение силовых линий, проникающих вселенную, и карма. А кажущиеся бесконечными пространства, разделяющие эти космосы (хотя они и проникают друг друга) служат для встреч их обитателей, которые не могут иначе проникнуть в иной космос, кроме как приняв на себя действие его законов, преображающих сущность до неузнаваемости.

Бунт Сатанаила.

Мириады лет тому назад, а может быть и вчера, ибо мистика не знает времени, в космосе Арлегов двухсот пятидесяти шести измерений шла асса.

Прекраснейший из Серафимов – Сатанаил – возмутился против установленных Богом Элоимом законов восхождения по Золотой Лестнице. И сказал он:

– Пусть сорвут Арлеги Печать Оккультного Молчания со своего космоса для космосов низших. И снимутся тогда по законам оккультного соответствия и для нас Печати Оккультного Молчания с космосов высочайших, и откроется свободный путь по Золотой Лестнице, и все духи поднимутся и станут рядом с Элоимом…

Но встретил Сатанаил отпор в лице Михаила, охраняющего Печати Оккультного Молчания, и не удалась его попытка. Зазвенел тогда по космосам призывный клич Сатанаила – Легов звал он к себе на помощь. И явился весь космос Легов, и незваными прилетели к нему темные Леги, Князь Тьмы и темные Арлеги; словом, все Темное Царство прилетело к нему. Не смог Михаил противостоять таким силам. И сорвал Сатанаил первую Печать Оккультного Молчания, Печать знания, и знание широко разлилось по космосам.

В свою очередь зазвучали тогда трубы Михаилов, увидевших, что не могут они одни охранять Печати Оккультного Молчания, – звали они на помощь и обращались они к Господствам. Но нейтральными остались Господства, так как не хотели сражаться с Сатанаилом, свободным его считая.

На призыв Михаилов откликнулись только Начала. Они окружили весь космос Арлегов магическим кругом мистических комет, и тогда в космосе остановилось время. Но не пожелали Серафимы внутри магического круга Начал оставаться. Своими мистическими солнцами растопили они прилегающую цепь круга. Как бы над космосом Арлегов встали Михаилы, а Сатанаил, тоже не захотевший внутри круга оставаться, получил возможность свободно входить и выходить из него.

И еще одним магическим свойством обладал магический круг Начал – свойством не впускать в себя ничего чуждого ему и сразу выбрасывать все чужое. И выброшены были из него темные Арлеги, Князь Тьмы и темные Леги, и упали они во тьму. И выброшены были из него Леги, и упали они в свой космос шестнадцати измерений. Но после блеска, великолепия и роскоши космоса Арлегов бесконечно серым и тусклым их космос им показался. И решили они сделать попытку его покинуть и в космос Арлегов подняться. Но, не надеясь на свои силы, призвали они на помощь силы стихий и в могучей хорее бросились в бой.

Алмазной стеной встретил их магический круг мистических комет, и отброшены были Леги. Но так как теперь карма их была отягощена тем, что в борьбе высших духов между собой они призвали стихийные силы, то они не смогли удержаться в своем космосе шестнадцати измерений и упали в космос восьми измерений.

А в космосе Арлегов продолжалась асса. На свободе остался Сатанаил, и ни слова упрека не было ему сказано, только отлучили его Серафимы от своих мистических собраний (а в послании апостола Иуды сказано, что не мог Михаил произнести суда над ним).

Голубой Арлег.

Некогда в Египте жили два воина. Оба они были посвящены в тайны высокой религии жрецов, и связывала их тесная дружба. А у царствовавшего тогда фараона была дочь, слава о красоте которой далеко разнеслась за пределами Египта. Однажды оба воина увидели ее и одновременно влюбились, но ни один из них не сказал об этом другому. Но каждый стал думать, как завоевать ее сердце.

Чтобы заслужить благосклонность принцессы, один из воинов собрал войско и во главе его отразил набег кочевников, часто в то время беспокоивших страну. Он явился во дворец победителем, открылся принцессе, просил ее руку и сердце, но получил отказ.

Второй воин вошел в коллегию жрецов и сумел склонить ее на сторону царствующей династии, благодаря чему предотвратил волнения в стране. Он также открылся принцессе и также получил отказ.

Вскоре принцесса вышла замуж за того, кого она любила, но между прежними друзьями с тех пор возникла тайная вражда. Эта вражда сопровождала всю их жизнь, и только когда оба состарились, они осознали, как мелко и недостойно было это чувство. Они примирились, и в обоих возникло желание каким‑либо подвигом загладить то недостойное чувство, которым они запятнали свою земную жизнь. Умерли они почти одновременно и вскоре встретились в космосе «Легов в золотых доспехах».

Однажды в космос «Легов в золотых доспехах» прилетели «Леги в голубых доспехах», чтобы провести совещание. Присутствовали и оба воина. И вдруг они заметили, что за границей их космоса находится какой‑то чрезвычайно могучий темный Лег и напряженно прислушивается к тому, о чем говорят собравшиеся. Он был весь окутан густой мглой, и видны были только напряженные уши. И так настойчиво прислушивался этот темный Лег, что воины почувствовали к нему сострадание и желание помочь ему освободиться от окружающей его мглы. С этой просьбой они обратились к Легам, и те пригласили его войти в их космос.

Спросили его «Леги а голубых доспехах»:

– Чего ищешь ты? К чему прислушиваешься так напряженно?

Ответил темный Лег:

– Я ищу возможности от мглы освободиться.

– Зачем тебе это? Что ты будешь потом делать?

– Освободившись от мглы, я освобожусь от власти Князей Тьмы и темных Арлегов, сам стану Арлегом.

– Почему ты хочешь освободиться от их власти? Разве так тяжела ваша участь?

– Конечно, – ответил темный Лег. – Ведь они посылают нас в миры низшие, где мы должны задерживать стремление низших космосов в верха. Князья Тьмы и темные Арлеги говорят нам, что все мы боремся с несправедливостью, боремся с Элоа, чтобы заставить его пропустить нас вверх, к нему.

– Как это неразумно, – сказали «Леги в голубых доспехах».

– Но что ты будешь делать, если мы освободим тебя от мглы?

– Я вернусь в Темное Царство, чтобы прекратить там борьбу с Элоа, буду бороться против зла. Я буду звать всех обитающих там к свету, над злом сияющему…

Тогда «Леги в голубых доспехах» сняли с него мглу и окутали своей голубой дымкой, так что уже никакая мгла не могла теперь пристать к Легу, ставшему теперь Голубым Легом.

Быстрее молнии понесся Голубой Лег в Темное Царство. Бесконечно простиралась вокруг него тьма, когда, наконец, выступила перед ним фигура темного гиганта. Обратился к нему Голубой Лег:

– Скажи, где происходит собрание Светозарных?

– Видишь, там далеко виднеется светлая точка? – показал ему Князь Тьмы сиявшую красным пламенем искру.

Голубой Лег повернул голову, и в это время страшный удар обрушился на него, и почувствовал он, что падает в неизмеримую глубину. Наконец, невероятным усилием удалось ему расправить свои крылья, задержать падение, а потом и подняться снова из тьмы, в которую его погрузил удар. И не пристала, не охватила его мгла, только послышалось ему, как невидимые духи Бешенства шептали ему в уши: «Ударь, ударь Князя Тьмы! Отомсти за его удар!»

Но Голубой Лег только отмахнулся от духов Бешенства и полетел к видневшейся вдалеке искре. По мере того как он продвигался вперед, все сильнее разгоралась искра, и скоро гигантское красное пламя охватило полнеба. Увидел на фоне этого могучего пламени Голубой Лег громадные силуэты собравшихся. Приветствовали его темные Арлеги словами:

– Привет тебе, новый собрат! Мы принимаем тебя! Отныне ты становишься одним из нас – Арлегом! Мы знаем, что теперь мгла не пристает к тебе, что мощь твоя победила духов Бешенства…

И Лег, ставший теперь Голубым Арлегом, стал говорить Светозарным, чтобы они прекратили борьбу с Элоа. Но отвечали темные Арлеги:

– Не можем мы на это согласиться, потому что так решено было изначально. И если мы сделаем это, то изменится наше Царство, а с ним и все мы потеряем силу…

Но ответил им Голубой Арлег:

– Ваша борьба не трогает Элоа, не знающего времени. Вы тратите свои великие силы на то только, чтобы помешать мирам иным подняться в верха. Неужели же сила могучих духов пригодна лишь для того, чтобы мешать в восхождении слабым?

И продолжал он звать Светозарных к тому, чтобы согласовали они свою волю с волей Элоа и перестали бы творить зло в низших космосах. Но Светозарные не стали его слушать. Они заявили, что не могут бороться с ним, ибо никогда Светозарные не враждуют друг с другом, однако вынуждены отлучить его от мистического общения с собой. И в то же мгновение исчезли все Светозарные, оставив во тьме одного Голубого Арлега.

Полетел Голубой Арлег по Темному Царству, призывая его обитателей отказаться от борьбы с Элоа, но мало кто был расположен слушать его. Когда же он встречал темного Арлега и хотел приблизиться к нему, тот исчезал. И тогда Голубой Арлег понял, что обречено на неудачу задуманное им дело, и вернулся он к «Ле‑гам в голубых доспехах», чтобы просить у них совета.

А два прежних воина все еще пребывали в космосе «Легов в золотых доспехах» и не знали, какой совершить им подвиг. Но, наконец, дошла до них весть, что в далекой вселенной находится космос Чарн – животных мира Эгрегоров (Эгрегоры – боги Света, созданные Абсолютом для строительства Вселенной и обителей воплощения. – А.Н.). С некоторых пор стало известно, что этому космосу и всем его обитателям грозит гибель. Между тем час их преображения был еще далек, а это означало, что катастрофа в их мире отодвинет их восхождение в верха на долгое время. Решили два воина переселить обитателей космоса Чарн в какой‑то иной космос, но оказалось, что об этом нечего и думать. Хотя после долгих поисков они нашли такой опустевший космос, но дорога к нему была столь трудна и полна превратностей, что мысль о переселении пришлось оставить. И воины отправились за советом в космос «Легов в голубых доспехах», а по пути встретили летевшего туда же Голубого Арлега, который тоже летел за советом. Услышав о космосе Чарн, загорелся и он желанием помочь несчастным.

Но «Леги в голубых доспехах» только горестно покачали головами, когда выслушали прибывших. Да, они знали, каким образом можно спасти космос Чарн, однако единственное возможное средство столь трудно, что никто на это не согласится. Когда же прибывшие продолжали настаивать, «Леги в голубых доспехах» сказали им следующее:

– Чтобы спасти космос Чарн, надо, чтобы нашелся дух, готовый на великую жертву: он должен согласиться, чтобы его вковали в основание космоса Чарн. При этом его ждет почти полное уничтожение как свободного духа. Все остановится для него, все забудет он – свое развитие, свои достижения, свою духовность – и навеки сольется с материей. Даже забудет он самого себя. Но, будучи вкован в дно космоса, он сохранит его, потому что разваливается космос Чарн оттого, что из него ушли духи, его державшие…

Тогда Голубой Арлег заявил, что готов на эту жертву и просит сделать с ним все, что требуется для спасения космоса Чарн.

Жалея, стали его отговаривать «Леги в голубых доспехах»:

– Зачем тебе надо стремиться к этому? Много великого и прекрасного ты сможешь сделать и помимо такого подвига. Ведь тебя здесь ждет уничтожение!

– Как! – воскликнул Голубой Арлег. – Моя помощь нужна именно здесь, а я буду искать чего‑то, что спасет мое существование, в то время как погибнет целый космос с его обитателями? Нет, я готов исчезнуть…

Но «Леги в голубых доспехах» продолжали отговаривать его, убеждая, что мало одного только желания – нужно еще, чтобы хватило сил, потому что только очень могучий дух способен скрепить распадающуюся материю дна космоса.

Но Голубой Арлег вместо ответа взялся за космос Легов и слегка приподнял его. Поразились такой неимоверной мощи «Леги в голубых доспехах» и уже не нашли ничего возразить Голубому Арлегу. Вместе они отправились в космос Чарн и сообщили о решении Голубого Арлега. Радость и ликование сотрясли космос. А «Леги в голубых доспехах» расстелили свои голубые плащи, на которые лег Голубой Арлег, сковали его громадными цепями и огромными молотами вбили его в дно космоса, скрепив им материю…

Пронеслась в мирах слава о Голубом Арлеге и его подвиге. Говорили духи всех космосов, что никогда не забудут о его великой жертве и, пока стоит Вселенная, бесконечно будут о нем помнить.

Но прошли мириады веков, и все забыли о Голубом Арлеге. Забыли о нем даже в космосе Чарн, который он спас своей жертвой. И помнили о его подвиге только два воина, которые хотели найти возможность освободить героя, полагая, что для них это будет как раз тот подвиг, о котором они мечтали еще в Египте. Решили они снова обратиться к «Легам в голубых доспехах», чтобы спросить, каким путем можно освободить Голубого Арлега. Но когда они достигай их космоса, то ничего не смогли узнать. Посоветовали им «Леги в голубых доспехах» обратиться к Сатлам (Сатанилы, темные Арлеги. – А.Н.), собравшимся в космосе Арлегов, и подняли туда двух воинов.

А Сатлы собрались, чтобы обсудить, как им теперь сноситься с мирами, выше их космосов лежащими. С тех пор, как Серафы исключили Сатлов из своих мистических собраний, своих ритов, лишились они возможности с высшими мирами входить в сношение. Говорили между собою Сатлы:

– Нам необходимо иметь свои риты, свои ритуалы, и весь вопрос в том, как это сделать. Стало быть, надо самим создавать риты…

– Не нужны вам риты, – отвечали Арлеги. – Нет никакой разницы в собраниях, все равно – ритное оно или не ритное. Лучше ритных собраний совсем не устраивать, а заниматься продуктивной работой, помогая другим обитателям космосов.

– Нет, – упорствовали Сатлы, – только через ритные собрания мы вступаем в общение с мирами высокими, а без этой мистики, без сообщений из выше лежащих миров нельзя нам. Тоска и апатия воцаряются тогда среди нас. Вопрос весь в том, можем ли мы сами свои новые риты придумать или должны искать древние?

На это некоторые из них возражали, что действенны только древние риты, а новые, самовольно придуманные, будут недействительны. Другие же говорили, что и придуманные будут действенны, если на них удастся получить санкцию миров высоких. Так обсуждали Сатлы свой вопрос и, поскольку не могли прийти к одному решению, надумали снарядить экспедицию в одну из далеких бесконечностей, где обитали духи Мудрости, которым было известно все прошлое, настоящее и многое из будущего. А поскольку Сатлы тоже не знали, как освободить Голубого Арлега, то воины попросили их взять с собой в эту экспедицию!

Вынуждены были Сатлы согласиться на их просьбу, хотя указывали на неимоверные трудности такого путешествия. Но воины настаивали. Тогда Сатлы окутали воинов и себя материей своего космоса и помчались к далекой бесконечности, где обитали духи Мудрости «только на вопросы отвечающие». И, наконец, достигли их обителей.

Спросили Сатлы духов Мудрости, могут ли они установить свой рит?

– Конечно, – ответили духи Мудрости. – Ведь риг не может принудить кого‑либо из высших спуститься к вам, но он создает чистую атмосферу собрания и облегчает духовный подъем. Редко, очень редко посещают рит высокие гости, но эманации их все же осеняют участников рита. А потому безразлично, есть ли какая‑либо древность у рита: все дело в участниках собрания и в их устремлениях к высотам. Поэтому вы, Сатлы, вполне можете установить тот рит, который сами создадите.

– А чем закончится наша борьба с Михаилами? – спросили Сатлы. – Продолжать ли нам эту борьбу?

– Пока между вами и Михаилами идет борьба, – ответили Мудрые, – вашей борьбой пользуется Темный Арлег и творит свое темное дело, мешая низшим космосам вверх подняться. Спросите у Арлегин, что делать вам дальше.

– О! – воскликнули Сатлы. – Арлегины давно уговаривают нас помириться с Михаилами!

О многом спрашивали Сатлы у духов Мудрости «только на вопросы отвечающих», а когда они закончили, обратились к Мудрым воины и спросили: есть ли средство освободить Голубого Арлега?

– Да, – ответили духи Мудрости, – мы знаем о его великом подвиге и великой жертве. Чтобы освободить его, вам надо обратиться к духам Инициативы и попросить их помочь вам, только скажите, чтобы они не забыли захватить с собой частицу материи своего космоса. А если все это им будет трудно, то пусть призовут на помощь духов Силы.

После этого Сатлы и воины вернулись в космос Арлегов. Оттуда, с помощью Сатлов, воины поднялись в космос Аранов, а там Элара (Элара – пластическая сизигия Эльана (Человека, Сына Божьего). – А.Н.) поднял их в космос духов Инициативы. И когда воины рассказали им о своей просьбе, согласились те помочь Голубому Арлегу. Они взяли с собой материю своего космоса, пригласили двух духов Силы и вместе с воинами полетели в космос Чарн.

Там из материи своего космоса они сковали новое дно для космоса Чарн, а затем стали руками разрывать, раздроблять старое дно, постепенно освобождая контуры огромного тела Голубого Арлега. Тогда только вспомнили чарны о жертве Голубого Арлега, и все ее величие встало перед ними и захватило их настолько, что бросились они помогать его освобождать, забыв, что освобождение его может угрожать всему их космосу.

И, увидев это, бежали нависшие над космосом Чарн темные силы, выжидавшие удобного момента, чтобы напасть на духов Инициативы, ибо поняли, что после обнаружения жертвы Голубого Арлега не имеют они никакой власти над обитателями космоса Чарн.

Наконец был освобожден от материи Голубой Арлег, и духи Силы порвали последние цепи, сковывавшие его. И он встал, подобно сверкающему голубому солнцу, исполненный новых сил и нового мужества. А в космосе Чарн было поставлено новое дно, скованное духами Инициативы.

Улетели все из космоса Чарн, рассеялись все по своим космосам, а духи Инициативы пригласили Голубого Арлега подняться когда‑нибудь к ним.

И вот настало время, когда Голубой Арлег стал подниматься и достиг космоса Аранов. Вышли они все из космоса во главе с Элара, чтобы приветствовать Голубого Арлега, подарили ему голубой сияющий шлем, обещали всегда помощь, но сказали ему:

– Не можем мы пропустить тебя через свой космос, хотя и считаем тебя своим товарищем, ибо есть еще в тебе хаос, в который ты не спускался, чтоб от него очиститься. Наша же клятва запрещает нам пропускать к верхам тех, кто не освободился от хаоса. Но есть обходная дорога. Правда, она ведет через огненное озеро и вселенную Дракона, но что тебе до того? Ведь ты – Могучий!

И решил Голубой Арлег идти путем, ему Элара указанным.

Но едва вступил Голубой Арлег во вселенную Дракона, как тотчас окружили его духи, в тесноте мистической пребывающие, звери большие и малые, драконы и воинства их… Все они просили Голубого Арлега, чтобы он вывел их из этой вселенной, представляющей собой огненное серное озеро.

Обещал им помочь Голубой Арлег.

– Но раньше, – сказал он, – должен я выполнить обещание и подняться к духам Инициативы. А лотом я постараюсь помочь вам…

Достиг Голубой Арлег духов Инициативы, и радостно приняли они его в своем космосе. Говорили они, что теперь он может остаться у них навсегда, чтобы отдохнуть от страданий, которые, перенес в космосе Чарн. И в это время появился перед ним дух Света, державший в руке чашу с напитком мистическим.

– Выпей ее, – сказал Голубому Арлегу дух Света, – и тогда ты и в наш космос поднимешься. Ты сам станешь духом Света, и никогда уже тебе не придется в низы спускаться…

Но Голубой Арлег отклонил от себя и приглашение духов Инициативы, и чашу духа Света, сказав, что не может остаться в верхах, потому что дал он обещание помочь обитателям серного озера. И, простившись с ними, начал свой спуск вниз.

И опять окружили его обитатели серного озера, прося об избавлении и обещая навсегда отказаться от борьбы против творцов их вселенной и против добра, если он их выведет отсюда. Согласился Голубой Арлег и сказал, что единственный для них путь спасения – идти в глубокий Хаос и оттуда начинать подъем к высоким мирам. Отвечали обитатели огненного озера, что они готовы на это, но только если пойдет с ними и Голубой Арлег.

И снова, не поколебавшись ничуть, пошел с ними Голубой Арлег в низы, даже не вспомнив, что звали его к себе духи Инициативы и духи Света. Проходили они космосы и расступались перед ними стражи, когда видели среди обитателей серного озера Голубого Арлега в его сияющем шлеме, который подарили ему Араны. Близки они были уже к Хаосу, уже рокот стихийных сил доносился до них, когда их встретили три Эона,

– Что можем мы подарить Голубому Арлегу, идущему в Хаос? – спросил Эон Любви.

– Ничего не надо ему, ничего не примет он от нас, – ответил Эон Воли.

– В таком случае, – сказал Эон Мудрости, – даруем ему забвение прошлого на все то время, пока он будет работать в Хаосе, с тем, чтобы мог он все вспомнить потом, когда свершатся предначертанные времена!

И спустился Голубой Арлег в Хаос, чтобы выполнить предначертанное – то, что выбрал он по своей воле и по своему желанию.

Атлантида.

Мне скоро исполнится семьдесят лет, я уже глубокий старик, и за свою долгую жизнь я многое видел и многое слышал. От моего друга Кора я слышал рассказ об Атлантиде, который отличался от рассказов Платона или Бэкона. Один из них сочинил утопию, а другой знал только о тех поселениях, которые остались после атлантов и выродились в варварские общежития. Что касается рассказа Кора, то он передавался на протяжении тысячелетий в его семействе из рода в род, от одного поколения другому. Вот о чем он рассказал мне.

На том месте, где ныне находится Атлантический океан, в далекие времена, когда наше солнце сияло еще белым, а не желтым светом, жило племя могучих великанов, называвших себя «атлантами». Удивительно развитой была их материальная культура. Они обладали чудодейственными машинами, искусственными крыльями для полетов над землей, сокрушительным оружием для истребления зверей, которых мы называем «допотопными»… Множество полезных изобретений делало жизнь атлантов более богатой и разносторонней, чем жизнь людей XX столетия, хотя мы и гордимся нашими открытиями и техническими достижениями. Атлантам была известна скоропись, которая превосходила нашу стенографию, у них были механические книги, а наука в целом стояла на такой высоте, о которой нам трудно судить. И очень важно отметить, что все атланты жили чрезвычайно долго, в десятки и сотни раз дольше, чем современный человек. Чем это обусловлено, сейчас неизвестно, но, по‑видимому, у них были очень здоровые организмы, а болезненные бактерии не могли жить под лучами ослепительного белого солнца.

Среди прекрасных дворцов атлантов, похожих на сказочные замки, были разбросаны дома, напоминавшие наши постройки. В них жили гиперборейцы – низкорослые, малоразвитые люди, пришедшие в страну атлантов с севера. У атлантов не было городов. Их дома были разбросаны на всем пространстве их прекрасного материка, но на некотором расстоянии друг от друга были построены как бы культурные центры – громадные здания для общих собраний, помещения для библиотек, коллекций, залы для лекций, здания высших и начальных школ, мастерские, лаборатории, театры и концертные залы. Здесь же находились склады для товаров, которые производились в мастерских.

Частные дома были чрезвычайно просторны даже для обитавших в них атлантов, а их внутреннее убранство зависело исключительно от желания их обитателей, потому что все, что они хотели иметь в своих жилищах из мебели и предметов роскоши, все это они могли безвозмездно получить из общественных складов. Больше того, каждый имел право получать не только имевшееся в наличии, но и заказать отсутствующее в надлежащей мастерской или, подобрав товарищей, основать новую мастерскую для еще несуществующих изделий. Построенные атлантами машины для изготовления предметов первой необходимости были столь совершенны, что давно уже сделали рабочий день очень коротким, поэтому большая часть желающих работать трудилась в мастерских для изобретений столько времени, сколько им хотелось. При этом надо заметить, что предметами первой необходимости атланты считали и такие вещи, которые мы полагаем предметами изысканной роскоши.

Пища атлантов состояла из небольших, сравнительно с их ростом, доз высокопитательных веществ, но при желании к ней можно было присоединять и вкусовые вещества, напоминавшие нашу пищу. Однако мясо было совершенно исключено из рациона атлантов, которые испытывали непреодолимо отвращение перед пожиранием трупов убитых животных. Атланты уничтожали диких зверей только ввиду их опасности. А поскольку в то время наша планета была населена огромными и страшными чудовищами, впоследствии погибшими от различного рода катаклизмов, то на границах Атлантиды, в нескольких десятках верст от последних поселений атлантов, находилась постоянная стража, которая, перелетая с места на место, мощным оружием уничтожала особо вредных из этих чудовищных зверей.

Иногда группы молодых атлантов, хорошо вооруженных, отправлялись в далекие экспедиции для изучения других стран.

В особом почете, даже преимущественно перед науками, у атлантов были различные искусства, в том числе музыка, ваяние и живопись, темами которых была жизнь миров нездешних, куда проникали атланты своим духовным взором.

В начальных школах атланты пользовались для концентрации внимания учеников чем‑то вроде гипноза, что для высших школ было уже излишним. Особое внимание обращали на гимнастику в школах, так что вся молодежь принадлежала к различным гимнастическим обществам. Там же, в школах, учащиеся обучались искусству летать на механических крыльях.

Семейства атлантов были очень дружны между собой, но взрослые дети, как правило, селились отдельно от родителей. У атлантов наблюдалась строгая моногамия, разводы были редки и происходили только в том случае, если оба супруга считали желательным развестись, чтобы создать новые семьи. Ничего похожего на правительство атланты не знали, в этом отношении у них была полная акратия. Те же дела, которые требовали участия многих атлантов, делались ими по взаимному соглашению и осознанной необходимости.

Как я уже сказал, в то счастливое время атланты не знали болезней. Атлант умирал лишь в том случае, если хотел перейти в другой мир. В этом случае его тело сжигалось. Впрочем, у атлантов была особая болезнь, которой они подпадали столь же часто, как мы – простуде. Будучи подвержены мистике, атланты начинали порой жить в мире, который мы назвали бы миром иллюзий или галлюцинаций, возникавших от желания представить себе жизнь других миров. Происходило это оттого, что все атланты знали о конце эпохи белого солнца, на смену которой через многие миллиарды лет придет эпоха желтого солнца. Их ученые были заняты поисками средств, чтобы побывать в той эпохе после своего ухода в миры высшие. Другие ученые были озабочены тем, чтобы передать последующим поколениям, которым придется жить под желтым солнцем, некоторые из своих знаний, в том числе – свои религиозные взгляды. Для этого они создали группу лиц, которая должна была передавать эти знания из поколения в поколение.

Суть религии атлантов заключалась в том, что некогда, мириады мириадов лет назад на Земле жили предки атлантов – великаны. А в мирах нездешних измерений жили духовно более высокие существа, между которыми возникла распря. Часть этих духов, находя слишком длинным и скучным тот путь, который был предопределен для их поднятия в миры более высокие, решила силой пробить себе дорогу в Высшие миры, чтобы сравняться с Великим Богом. Но они потерпели неудачу. Часть потерпевших поражение решила готовиться к новой битве, а другая часть восставших против предопределения решила искупить свой проступок, заключавшийся в том, что они призвали себе на помощь низших духов, далеко стоявших от светлого начала. Чтобы искупить это, раскаявшиеся слетели на Землю и вошли в тела атлантов. Через них атланты и узнали многое из жизни сфер высоких.

Они узнали, сколь многочисленны миры, лежащие за космосом золотисто‑желтых солнц; узнали, сколь бесконечно число бесконечностей, населенных разумными сущностями. Главное же – они узнали, что превыше Элоа стоит Великий Бог, дать определение которому невозможно и к которому нельзя применить ни одного эпитета, имеющегося на языках людей и духов. Он тот, о котором можно сказать – «он есть», но нельзя сказать «он существует», так как последнее будет уже целиком человеческим понятием.

Тогда же узнали атланты, что их фантазии возникают не сами по себе, а являются искаженными отражениями идей и явлений других далеких миров. И что, постоянно совершенствуясь, работая над собой, их духовные сущности будут восходить все выше и выше по Золотой Лестнице космосов к храму Великого Бога…

О Граале.

1. Я, Аппер, пишу тебе, Соммий, о странном. Удивительно изменились семь знакомых мне женщин – стали добре, умнее, деятельнее. Все они говорят: «Упали в нас звезды и превратились в наших физических телах в тела астральные…». Женщины, озаренные звездами, почувствовали в себе как бы иное начало. Они говорят: «С высот сошли в нас могучие духи, решившие искупить свои прегрешения, когда, во время борьбы с духами высшими, призвали себе на помощь какие‑то стихийные силы…». Странные речи говорят теперь эти женщины, вроде того, что на какой‑то планете не только само тело, но и душа какого‑то великого духа были положены в некую чашу, называемую Грааль. А теперь, утверждают они, и их тела после схождения в них звездного начала стали подобием этого Грааля. Ярче стала их жизнь, духовнее и интереснее. И на нас, мужчинах, отразилось это. Прибудь и убедись.

2. Аппер Соммию – привет. Я чувствую, что и на меня снизошел дух высокий. Внезапно я понял, что не одни мы в мире, есть многое выше нас, и мы сопряжены с Граалем. «Чаша» эта, в которую жертвенная кровь Эонов во всех мирах изливается, не более как образ, потому что она все миры охватывает. В ней и наш, духов высоких, мир был, а ныне, с людьми слившись, мы только в основании ее находимся. До недавнего времени тела атлантов, в которых мы вошли, были сосудами незаполненными, которые в далеком только будущем проникнутся эманациями Его. Мне трудно в новом теле, трудно привыкнуть к его ограниченности. Их солнце я вижу желтым, оранжевым, красным, потухшим. Я вижу, как в отдаленном будущем сталкиваются черные потухшие солнца и снова разгораются огнем ослепительным. Это те искрометные звезды Грааля, которые несут духовные сущности к более высоким началам. И не один я – все мы, здесь воплотившиеся, рвемся в верха и полны тоски, которая исцеляется только могучей любовью и решимостью помочь людям.

3. Мы, Апперы, давно уже живем в наших крытых городах на дне океана. Более двадцати поколений моих долголетних предков прожили здесь. Род Апперов – древний род. Я родился здесь, и только смутное предание говорит, что мы, атланты, жили когда‑то над водой, еще светило теплое солнце и не надо было приготовлять из воды воздух. Я посвящен с двадцати пяти лет. Я знаю, что во мне воплощена высокая духовная сущность, потому что, усыпив мое физическое тело, наши ученые услышали рассказ этого духа о том, что он неоднократно покидал эту планету после смерти одного из Апперов, и снова возвращался, чтобы воплотиться в нового члена нашего рода, чтобы помогать людям. Сейчас почти все атланты больны равнодушием, отсутствием ко всему интереса, у нас часто кончают самоубийством. Я знаю, что мы должны подняться в наших аппаратах на поверхность океана, потому что должны выйти на сушу и найти тех, кто отказался остаться в подводных городах. Мы, члены моей общины, являемся прообразом Грааля, потому что во всех нас струится мистическая кровь Эона, полученная через воплотившихся в нас высоких духов. Я уже стар. Настало время нам подняться, чтобы увидеть звезды и снова продолжить наше дело на земле. Оповести об этом всех, Соммий!

4. Двое мужчин стояли друг против друга в пещере, и каждый из них держал правую руку положенной себе на грудь. Один был в звериной шкуре, другой в одежде из искусственной ткани, но они понимали друг друга, хотя и с трудом. В глубине пещеры горел костер, и около него сидела женщина в такой же звериной шкуре с ребенком. «Я в Граале? – спросил пришелец и, не дожидаясь ответа, продолжал: – Ты – в нем сущий, а она – кровь его?» – «Я не знаю, – ответил хозяин пещеры. – Но это действительно Грааль, а мы – прообраз Его тела и Его крови. Так учил нас старейший, ибо Грааль – это наша защита и залог нашей жизни, возможность остаться людьми, когда все погибло». – «Значит, ты знаешь, откуда ты?» – «Мы вышли из моря, так говорят предания, но больше я ничего не знаю». – «Значит, мы из одного рода, иначе бы не поняли друг друга. Расскажи, что говорят ваши легенды».

«Нам говорили, что наших предков застал потоп и они не успели спастись в подводных укрытиях. Но они не погибли и через много поколений добрались до этих гор. Среди нас живет сказание, что когда‑то в наших людей спустились со звезд какие‑то высокие и могучие духи. С тех пор они живут в нас, иногда уходят со смертью того, в ком поселились, потом снова приходят, чтобы воплотиться в другого, и те, в ком живет такой дух, помогают всему нашему племени. Поэтому иногда во время сна нам кажется, что этот дух – наше „я“ – выходит из нашего тела и путешествует где‑то, а потом возвращается перед пробуждением. И еще мы знаем, что то, что мы Граалем называем, – не подлинный Грааль, а через много поколений появится новый Грааль, потому что он живой и всегда меняться будет…»

5. Слушай, сын мой и мой ученик, что я, Эль Харери, скажу тебе сейчас, а ты, когда тебе исполнится сто лет, передашь лучшему из учеников своих, научив его искусству долгой жизни, чтобы передать это знание другому его ученику, и так до конца веков. Когда тебе минет полвека, иди в южный Лабиринт, пять ночей стой на страже у восточного входа, и когда к тебе выйдут жрецы, скажешь, что я послал тебя принять Великое Посвящение. А в знак того, что ты его достоин принять, передай в точности то, что сейчас от меня услышишь.

Четырнадцать тысячелетий назад наши предки прибыли в эту страну по воде, покрывавшей всю западную пустыню, потому что они вышли из подводных городов, лежавших в глубине океана. По подобию и в память о таком городе был построен и здешний лабиринт, в котором до сих пор живут потомки атлантов, к которым принадлежишь и ты. От всех остальных людей земли мы отличаемся тем, что в нас обитают духи высокие, сходящие на землю, чтобы поднимать ввысь души людей. Там, в Лабиринте, ты узнаешь многое о прошлом и будущем, о мирах иных, выше и ярче Ра, сияющего в нашем небе; узнаешь о временах, когда люди потеряют свое духовное начало и будут стремиться обратиться в зверей двуногих, от чего мы, атланты, призваны их спасти, чтобы не прекратился подъем сущих в верха… Через атлантов этот Лабиринт стал как бы особым сосудом, сохраняющим эманацию Высокого Эона, дающую нам стремление и смысл в жизни. И как эманация тела Озириса в молоке и хлебе представляется, когда мы ими насыщаемся, так же и эманация Света Тихого разлита в Лабиринте. И мы, несущие в себе духовные сущности, принимая то, что называем телом и кровью духа высокого, приобщаемся как бы к великой семье, называемой Граалем.

Вот то, что ты должен помнить, Аппер, а завтра я вручу тебе условные знаки, по которым тебя признают атланты в Лабиринте.

6. Я был в подземном городе атлантов, как многие другие из нашего древнего рода. Прекрасна и спокойна жизнь атлантов, и хотя их чертоги уходят глубоко в землю, воздух, которым они дышат, так же ароматен и свеж, как воздух полей Нубии, цветущих после дождя. На торжественную тихую мелодию похожа жизнь атлантов… Я видел Учителя и одиннадцать учеников Его. С двумя из них, Машара и Орсеном, я разговаривал. На вид Учителю не более тридцати лет, но атланты говорили мне, что Он первым явился на эту планету и уже живет на ней мириады лет еще с тех пор, когда над ней блистало белое солнце. Грустными и усталыми казались мне ученики Его, еще более грустными, чем остальные атланты. И только Он один, Великий и Светлый, был всегда радостным. Немногое из Его речей я понял, так как плохо говорю на языке атлантов. Он говорил, что здесь на земле неизбежно пресыщение долгой жизнью, что даже ясная жизнь атлантов не спасает от этого пресыщения, и что от этого есть только одно лекарство: оставить жизнь в Лабиринте и выйти к людям, чтобы нести им Высокое Учение…

Он говорил, что люди страдают от физических и моральных мук, от духовной нищеты и материальных лишений, и много добра сделает тот, кто пожертвует (если надо будет) своей душой, чтобы помочь людям. Что если люди не смогут понять эоновские заповеди любви, то поймут обещаемое за добрую жизнь посмертное вознаграждение. Но Он верил, что найдутся люди, которые смогут принять не только заповеди блаженства и любви, но и заповеди Великой работы. Я хотел спросить его об этих заповедях, но Он прочел мои мысли и сказал, что это законы жизни атлантов, борющихся с влиянием лярв и создающих такой строй жизни, в котором нет места злу…

Многое было мне непонятно, но когда Машара и Орсен сказали ему, что хотят идти к людям и нести им Высокое Учение, то и я попросил Его благословения на подвиг. И Учитель меня, Аппера из древнего рода Апперов, благословил на жертвенное служение людям и предрек, что один из моего рода будет свидетелем того, как жертвенной кровью Эона будет наполнен новый Грааль.

7. Я, Аппий Клавдий из древнего рода Аппиев, стоял со своей когортой у креста, на котором распяли Его по наущению еврейских первосвященников. Я был свидетелем того, как страдая, Он простил своих врагов. Я видел, как центурион Лонгин ударил его копьем, и в подставленную какой‑то женщиной чашу пролилась его кровь и вода. Чашу эту отнял у женщины воин моей когорты, и я выкупил ее у него. Не буду говорить, что было потом в роде моем и с родом моим – этим полны наши родовые предания. Я живу, не старея, уже десятое столетие. Мои потомки стали рыцарями, и не иссякает пролившаяся на нас благодать, а сам я уйду, когда иссякнет она в Граале. Но тогда Граалем станет рыцарский Орден.

Не беда, если в чаше Грааля подлинные самоцветы будут заменены искусственными камнями, но беда для рыцарей, если они окажутся недостойны излившейся на них благодати. А это возможно. Я вижу, как лярвы волнами тьмы обрушиваются на человечество, и горе, если в наш Орден войдут люди, одержимые лярвами. Чтобы этого не произошло, надо, чтобы Орден очистился от тлетворной грязи богатства, чтобы рыцарями соблюдались обеты бедности и любви. Только тогда Орден станет провозвестником учения Параклета, и новым содержанием наполнится наш земной Грааль. Но прежде, чем уйти, я открою вам, рыцари, тайну, о которой никто не знает.

Когда Он был снят с креста, а сам крест вынут из земли, ученики Его, Машара и Орсен, выкопали из земли камень, который лежал у подножия креста, потому что на этом камне остались капли крови и воды, истекшие из Его раны, в Грааль не попавшие. Они истолкли этот камень, а их ученики разнесли полученный от них песок в разные страны и во время бурь развеяли его, заповедав ветрам разнести его по всей планете. Так что теперь вся наша Земля стала священным для нас Граалем, объединяющим наши души и наши сердца во имя работы, заповеданной нам Эоном Любви.

8. Я давно обещал написать тебе, но занятия по кафедре и в лаборатории мешали мне сесть за письмо. Вот и теперь ограничусь только несколькими строками.

Сейчас я склонен думать, что ты был прав, а я проявил себя крайне легкомысленно, требуя, чтобы ты показал мне душу, сущую в каждом из нас. Может ли сила быть материальной? А ведь нашей жизнью, нашими помыслами и поступками, часто противоречащими логике, двигает наша душа, а не что‑либо иное. Я пришел к этой мысли, пытаясь найти силы, связывающие мельчайшие частицы материи, но так и не мог ее найти. А ведь связь между ними есть, и такая связь, которую мы до сих пор не в силах разорвать. Не есть ли это то, что называли раньше «духом»? Ведь «дух» всегда оказывался в представлениях идеалистов главной движущей силой, которой подчинены материальные тела. В конце концов, важно признать, что существует явление и его проявления, а как оно будет названо – дело десятое. Что ты думаешь по этому поводу? Напиши. Твой Сальдар.

Р.S. Кстати, вот выписка из странной рукописи, которая, как мне кажется, каким‑то образом соотносится с предметом нашего спора; «Мы дали великую клятву найти Грааль в высотах несказанных. На днях мне об этом напомнил мой друг, раньше меня присоединившийся к воинству высших миров. Я слышал речь его, достигшую тайного слуха о том, как прекрасны духи высоких космосов, когда они освобождаются от своих телесных оболочек…»

Мария из Магдалы.

Мария из Магдалы стояла у подножия креста и держала чашу, в которую пролилась кровь и вода из раны распятого Учителя. Неизъяснимое волнение охватило ее в эту минуту. До этого она считала, что все поняла из вечерних бесед Учителя, о которых ей рассказал Фома, но теперь она чувствовала, что какая‑то новая великая тайна встала перед нею. Она знала, что безошибочны слова Учителя, но она видела, как в муках умирали и те, кто был верен идее, и те, кто ее отвергал. Но только теперь открылось ей, что не просто человеком был Учитель, что не умер он, а только ушел от них по своему, одному ему известному пути, принеся в жертву нечто гораздо большее, чем только земная жизнь, и его тайна ушла вместе с ним.

И когда римский воин вырвал из рук Марии чашу с кровью Распятого и прогнал ее, она решила посвятить свою жизнь тому, чтобы узнать об этой тайне любимого Учителя. Она знала, что должна для этого отправиться в страну Кеми, как называли тогда Египет, ибо Он пришел, по слухам, оттуда, и оттуда же к Нему приходили какие‑то неведомые люди, с которыми он говорил без учеников.

Все, что у нее было, продала Мария из Магдалы, обратив в золото свой дом, имение, драгоценности и рабов. Она наняла небольшую охрану и с этим золотом и одной служанкой, присоединившись к каравану купцов, отправилась в страну Кеми.

Мария долго путешествовала по Египту, расспрашивая о тамошних мудрецах, но мало что узнала. Наконец, она решила приобрести небольшой домик почти на границе пустыни в районе древних пирамид и прилегающее к нему имение, которое давало бы ей все необходимое для жизни. Она не обременяла своих рабов, трудившихся в саду и на полях, принимала от них только самое необходимое для своего пропитания, и часто на рассвете или к вечеру, когда спадала дневная жара, уходила далеко от дома, чтобы читать рукопись, которую оставил ей Фома, где были записаны слова Учителя.

Больше всего полюбилось Марии одно место, неподалеку от проезжей дороги. Там под сенью пальм из камней пробивался чистый родник, веяло прохладой, и она там наиболее часто бывала. Постепенно она стала замечать, что когда она приходит туда, мимо нее неизменно в сторону пустыни проезжают на верблюдах два пожилых человека, каждый раз внимательно на нее взглядывая. И вот наступил день, когда они остановили своих верблюдов возле родника, опустили их на колени, сошли с них, и один, назвавшийся после почтительного приветствия Орсеном, спросил Марию, кто она, откуда, и почему так усердно читает рукопись, по внешнему виду которой он полагает, что рукопись принадлежала его другу Фоме.

Мария не могла бы объяснить, почему она почувствовала внезапное доверие к незнакомцу, – может быть потому, что рукопись, которую он заметил у нее в руках, действительно была оставлена ей Фомой. Но она рассказала ему об Учителе, о его смерти, о том, что она верит, что он не умер, а только перешел в другую жизнь, и что она, Мария из Магдалы, готова на все, чтобы снова встретиться с Учителем и задать ему вопросы, которые теперь стали смыслом ее жизни.

Орсен внимательно выслушал ее и сказал, что может быть он и сможет ей чем‑нибудь помочь, но главное зависит от самой Марии, от ее желания и настойчивости, от готовности преодолеть многие трудности… И Мария тотчас сказала, что готова на все, лишь бы ей позволено было опять увидеть Учителя.

И тогда Орсен сказал, что должна для этого сделать Мария.

Через несколько дней Мария успела раздать все свое имущество, отпустить на волю рабов и прислугу, а когда это было сделано, ранним утром она уехала с Орсеном в пустыню.

Они ехали долго среди раскаленных песков и скал, сворачивали то в одно, то в другое ущелье, поднимались и опускались по каменным осыпям и, наконец, очутились у входа в громадную пещеру. Орсен сказал, что это вход в древний Лабиринт. Здесь их встретили люди в жреческом одеянии, но совсем не похожие на маленьких и смуглых жителей страны Кеми. Они отвели Марию в предназначенную для нее небольшую комнатку, и там на стене она увидела изображение Учителя.

Много дней провела Мария в этом Лабиринте, разговаривая со жрецами, присутствуя при странных богослужениях, где жертва приносилась ароматическими веществами и цветами. Жрецы разъяснили ей многое из того, что казалось непонятным в рукописи Фомы, рассказали об Учителе, о том, что жизнь его продолжается в новых воплощениях на других мирах, и Мария еще больше утвердилась в мысли о необходимости ей увидеть Его. Но когда она стала спрашивать, что для этого надо сделать, жрецы отвечали, что для этого надо принести самую великую жертву, которую она только сможет. Никто не способен подсказать ей, какую жертву она должна принести, поскольку определить это может только сама Мария, и от ее выбора будет зависеть успех или неуспех ее дела.

Долго размышляла Мария над словами жрецов, много прошло дней, и, наконец, она сказала: «Я хочу умереть за учение Христа, но с тем, чтобы и после смерти продолжать жить жизнью простого человека. И эта новая жизнь мне нужна только для того, чтобы проповедовать Его учение и страдать за Него, как Он пострадал за нас. Вы рассказывали мне о прекрасной жизни в мирах высоких, о восхождении к престолу Великого, но я добровольно отказываюсь от этого жребия, чтобы помогать подняться тем, кого еще не коснулся свет, от Него исходящий, который я несу в себе. И пусть будет так!»

Подумав, жрецы Лабиринта признали, что жертва, которую готова принести Мария из Магдалы, действительно велика, и благословили ее на подвиг учить человечество в мирах и веках.

Простившись с жрецами, Мария вернулась в Египет, а оттуда отправилась в Рим, где начала учить заветам Распятого и организовала первую христианскую общину. Будучи смиренной и готовясь к подвигу, она приняла на себя обязанность при собраниях верующих в катакомбах раздавать приходящим светильники у входа.

Однажды, когда была объявлена облава на христиан, Марию схватили римские солдаты, пришедшие в катакомбы со шпионами. Мария знала, что всех христиан бросают на растерзание зверям в цирке, и с радостью ждала своей участи. Поэтому, когда от нее потребовали, чтобы она показала, где на этот раз собираются последователи Распятого, она с готовностью повела солдат по подземным галереям. Долго, очень долго вела их она и, в конце концов, вывела далеко за город, к Аппиевой дороге. Так христиане были спасены, а Марию, после пыток, на следующий же день звери растерзали на большой арене Колизея.

Испустила Мария последний стон и тотчас же очнулась на улице какого‑то большого города. Она была хорошо одета, ей было столько же лет, как и в момент смерти, она помнила все, что с ней произошло, но в этом городе она никого не знала.

Заметив ее, оглядывающуюся и смущенную, к ней подошел один из прохожих и спросил:

– Ты, вероятно, чужеземка и у тебя нет знакомых?

– Да, господин, – ответила она. – Я впервые попала в этот город и не знаю, куда мне идти.

– Пойдем, – сказал тот, – я отведу тебя в дом для чужеземцев, где ты сможешь остановиться.

– Но у меня нет денег, и мне нечем заплатить за приют, – возразила Мария.

– Не беспокойся, – ответил тот, – у нас давно уже все общее, и никто не берет никакую плату. А если у тебя есть что‑то лишнее, ты отдашь в общую кассу…

Действительно, Марию очень приветливо встретили в странноприимном доме, отвели в отдельную комнату, дали ей все необходимое из одежды, предложили самой выбрать, как ей питаться – за общим столом или отдельно, и ни о какой плате разговора не было.

Присмотревшись к жизни этой страны, она увидела, что никто из живущих не имел ничего такого, что бы он почитал только своей собственностью. У каждого было то, что ему было нужно, так что никаких нуждающихся там не было. Не было у них ни богатых, ни бедных, а все были равны, каждый делал, что хотел, трудился по мере общей, а не личной необходимости, и все они жили красивой и гармоничной жизнью.

Но было другое, что поразило Марию: никто из жителей этой страны не подозревал, что после смерти жизнь продолжается в мирах других. Они были уверены, что со смертью кончается все, а потому боялись смерти и старались отсрочить ее час, хотя среди них были и такие, которым, как видно, было все равно – продолжать жить или уйти из этой жизни навсегда. Все они гордились той справедливостью, которая царила в их обществе по отношению к его членам, но они не могли понять идеи милосердия и всепрощения, а когда Мария заговаривала о любви к ближнему, они ее просто не понимали.

И тогда Мария из Магдалы поняла, почему после своей смерти на Земле она попала в этот мир.

Мария нашла учениц, которым она рассказывала о земной жизни Христа, о той жертве, которую Он принес, и о том учении любви, которое Он проповедовал, и вместе с ними стала обходить страну и везде говорить о любви и правде и о жизни вечной. Некоторые слушали ее внимательно, другие даже стали ее последователями, но большинство людей считали ее безумной. А поскольку высшим принципом жизни этих людей была справедливость, они поместили Марию в больницу для умалишенных и стали ее лечить. Но никакое лечение не могло отвратить ее от учения Распятого.

Прилетали к ней в обитель скорби духи Фантазии, приносили ей вести из миров иных, о том, что жив Учитель и продолжает свое учение на далеких мирах. Мария слушала их шепот и непрестанно молила ангела Смерти прийти за ней, потому что здесь она уже не могла продолжать свой подвиг. А прилетавшей к ней ангел Смерти говорил ей, что еще не настало время, что она должна жить, чтобы ее ученики могли распространять и укреплять на новой земле учение Христа, предтечей которого она здесь стала. И что пусть не беспокоится Мария, что она мало успела сделать – проповедь ее была только легким порывом ветерка, предвещающим приближение могучего вихря веры…

Но наступил день, и умерла Мария, благословляя этот мир, которого коснулось учение Распятого.

Умерла – и тотчас же оказалась на море в утлой лодке, которую несло к берегу. Здесь встретили ее суровые, грубые люди, похоже, не знавшие улыбки. Они были гостеприимны, ни о чем не спросили прибывшую, но Мария видела, что суров был климат этого мира и трудна жизнь, в которой они добывали для себя пропитание. Обитатели этого мира жили большими семьями‑общинами по много десятков человек под одной крышей, и хотя у каждого было что‑то свое, но они сообща пользовались предметами, сообща работали и выходили в море. У них не было деления на богатых и бедных, не было начальников, почти не было ссор, но в то же время они не считали нужным заботиться о стариках, и когда переходили на новое место, оставляли старикам и больным только немного пищи, говоря, что те все равно умрут и пользы от них никакой.

Мария стала рассказывать им о загробной жизни, о том, что со смертью жизнь не кончается, и выяснилось, что это им известно. Что же касается стариков и больных, то они спрашивали Марию, будут ли они на том свете голодать, если на этом не оставят пищи старикам‑бездельникам, и бывали очень довольны, когда Мария, не желая кривить душой, говорила, что и этот грех им простится, как совершенный по неведению.

Спрашивали они ее и о том, надо ли, например, говорить матери, что ее сын утонул в море, или надо сказать, что он уехал далеко и не вернулся? И опять Мария говорила, что не надо никогда лгать, но когда осиротевшей матери говорили правду, та мучилась и не находила себе покоя.

О многом говорила Мария так, как она запомнила слова Учителя о том, что прежде всего надо идти путем правды и что нельзя ни к кому применять насилия, даже если от этого может погибнуть жизнь невинного человека.

Ни разу не солгала Мария, ни разу не посоветовала сделать что‑либо, нарушающее заповеди любви и всепрощения, и долго, очень долго не прилетал к Марии ангел Смерти. И видела она, что ее добрые слова и советы часто влекли за собой не добро, а зло, и это ее мучило, потому что она не понимала, как это может происходить.

А когда, наконец, появился ангел Смерти, ни слова одобрения не услышала от него Мария. И она умерла.

Умерла – и в очередной раз воскресла на площади города, переполненной восставшим народом. Первая победа была одержана, и теперь все горячо обсуждали, надо ли продолжать борьбу, чтобы расправиться со своими эксплуататорами и притеснителями. Мария же возвысила свой голос и стала проповедовать любовь ко всем, стала уговаривать смириться и претерпеть, уверяя, что за это в другой, последующей жизни каждый получит воздаяние, что нехорошо убивать человека, каким бы он ни был…

Но ее никто не стал слушать, восстание разрасталось, пролилось много крови, но вместе с тем восстановилась и справедливость. Жители страны поделили между собой поровну землю, постановили делить поровну все продукты, сообща работать, и скоро во всей стране установился справедливый строй. А тем богачам, которые остались в живых, предложили на выбор: или отдать свои богатства и стать такими же, как все, или получать скудный паек, только чтобы не умереть от голодной смерти, если они не хотят сами работать. Больше того, их подвергли остракизму, и никто не хотел общаться с ними, только Мария и ее последователи нарушали этот запрет, передавая бывшим эксплуататорам продукты и поддерживая их надеждами.

И снова, когда настало время, ничего не сказал Марии прилетевший за ней ангел Смерти…

Так много, много раз переходила Мария из Магдалы из одного мира в другой, везде рассказывая об Учителе, Его земной жизни и Его учении, держась заветов правды и любви к людям. Наконец, после одной из смертей она попала в мир, который смутно напомнил ей ту землю, на которой она впервые встретила Учителя.

Не прошла она по дороге и сотни шагов, как увидела впереди идущую ей навстречу группу людей, в которых она узнала своего Учителя с учениками. Протянула к Нему Мария руки, упала на колени и заплакала от радости, что привелось ей снова увидеть того, чье слово она несла в веках и мирах, и от боли, что не знает, как высказать все, что накопилось у нее за это время. И спросила только:

– Господи, много жизней прошла я, но чувствую, что не так учила, как учил нас Ты! Что же мне сделать для того, чтобы стать подлинно Твоей ученицей?

А Учитель ответил ей, ласково поднимая ее с колен:

– Главное – люби. Люби каждого, но не бойся согрешить, когда этого требует от тебя любовь…

И тогда прозрела Мария из Магдалы. И когда началась ее новая жизнь, она не побоялась солгать матери, что сын ее жив и, может быть, вернется еще к ней, заронив надежду в материнское сердце; она спасала людей, когда это было нужно, не думая, что отягощает себя грехами, потому что радостно было ей видеть возвращавшихся к жизни людей. И когда это понадобилось, она не побоялась поднять людей на восстание против извергов, потому что любовь должна быть не только щитом для невинных и слабых, но и мечом против злодеев…

А потом наступили предугаданные сроки, и ангел Смерти, приветствующий подвиг Марии из Магдалы, поднял ее в высший космос.

Агасфер.

Он шел быстро, куда обращался его взор, не отличая дня от ночи, часто сворачивая в стороны и не замечая этого. Когда усталость становилась чрезмерной, он падал на месте и засыпал, а проснувшись, вскакивал и снова шел и шел, отгоняя от себя назойливые мысли. Он избегал встреч с людьми, боясь, что завязавшийся разговор коснется недавних событий… Наконец перед ним блеснуло море, и он пошел по его берегу, а вскоре перед ним раскинулся большой приморский город.

Голод и жажда томили его, и, войдя в городские ворота, он напился у первого же фонтана. Затем он зашел в лавку, чтобы купить хлеба. Какой‑то покупатель рассказывал лавочнику о событиях в Иерусалиме, в том числе и о том, как некий Агасфер на крестном пути Христа на казнь оттолкнул его от стены своего дома, когда тот прислонился, чтобы перевести дыхание. И возмутился слышавший жестокосердию Агасфера, но в тот же миг вспомнил, что он и есть этот Агасфер, который не дал отдохнуть несчастному и прогнал его от дома своего. И ужас снова охватил Агасфера: он бросился из лавки, чтобы не слышать рассказа говорившего, повторявшего его имя.

Ноги принесли его в гавань, где оканчивалась оснастка корабля, готового отправиться в путь. Агасфер нанялся рабочим, и все эти дни, куда бы он ни пришел, слышал рассказ о себе и своей жестокости. Когда корабль был нагружен, он нанялся на него плотником, потому что хотел как можно скорее и дальше уйти от Иудеи.

Но если он мог убежать от иудеев, он не мог убежать от рассказа о своей жестокости. Об этом говорили матросы во время перехода в Афины, и едва только корабль причалил, как Агасфер потребовал расчет и сошел на берег. Здесь он сразу попал в толпу горожан, обсуждавших казнь пророка в Иерусалиме и жестокость еврея Агасфера. Каждый новый рассказчик приводил новые подробности, и каждый новый рассказ все больнее и больнее язвил сердце Агасфера, заставляя его метаться по городу, а затем бежать из Афин дальше. Но на первом же привале в придорожной таверне, спросив лепешку и кружку вина, он услышал за соседним столом свою историю…

Агасфер шел все дальше к северу. Менялась природа, менялись люди, менялись языки, но куда бы он ни попадал, на всех языках, которые ему дано было теперь понимать, он слышал рассказ о жестокости Агасфера, о его запрете перевести дыхание обессиленному Иисусу.

Наконец он дошел до страны, в которой, казалось бы, никто не должен был знать и интересоваться делами в Иерусалиме. Здесь жили варвары, не имевшие еще понятия об истинном Боге, поклонявшиеся деревьям и рекам, и язык их был непонятен страннику. И Агасфер поселился среди них. Но едва только он начал связывать смысл слов чужого языка, едва только начал понимать говоривших, как услышал, что и здесь на все лады обсуждают жестокость еврея Агасфера, отринувшего от порога своего дома праведника и мученика.

И ему снова пришлось бежать неведомо куда, потому что Агасфер не мог больше слышать свое имя, то имя, которое он таил ото всех: каждый раз, приходя в другую страну или город, он должен был называться новым именем, чтобы не поняли, что он – тот, о ком так много говорят… Но не было ему покоя, потому что ни один чужой язык не оставался ему непонятен, и на всех языках встреченные им люди говорили только о жестокости Агасфера.

Он достиг глубочайшей старости, переходя из страны в страну, из города в город, но напрасно призывал смерть. Много раз Агасфер пытался покончить с собой, но что бы ни делал, это не приносило успеха. Веревки и ремни обрывались, узлы развязывались, ломались стальные лезвия, раны мгновенно заживали, а яд не оказывал своего смертельного действия. Его вынимали из петель, вытаскивали против воли из воды, морские волны выбрасывали его невредимым на берег, и само пламя отступало перед ним, когда он бросался в горящие здания…

Долго, очень долго длилась эта нескончаемая мука. Прошли века, прежде чем мольбы его были услышаны и ангел Смерти появился у изголовья Агасфера, приветствовавшего его с несказанной радостью.

Кончилась земная жизнь Агасфера, но едва совершился его переход в новый мир, как тут же окружили его обитатели, прося рассказать о последних часах Иисуса и о том, почему же Агасфер не позволил ему отдохнуть на пороге своего дома? И снова ужаснулся Агасфер, давно познавший бессмысленную жестокость своего поступка.

Он рассказал все как было, и все, что он потом пережил и передумал, и обратился к одному из существ этого мира, готовившемуся отправиться в другой мир, более высокий, с просьбой: передать из мира в мир – до самого Иисуса Светлейшего! – чтобы позволено было Агасферу забвение греха, свершившегося по невежеству и жестокосердию.

Из уст в уста, из мира в мир передавалась просьба Агасфера, пока не дошла до Великого, и Он послал своего вестника сказать раскаявшемуся, что давно было бы снято с него заклятие, если бы он догадался попросить об этом или же сделал что‑либо, что искупило его поступок.

И Агасфер забыл о том, о чем так страстно желал забыть. А когда изредка слышал о случившемся, то никак не связывал услышанное с собой…

Протекло время, и еще выше поднялся Агасфер, в более высокий космос. Там снова услышал он рассказ об Агасфере и пояснение, что и до сих пор шел бы гонимый воспоминаниями, если бы не догадался обратиться с просьбой к Тому, чье милосердие воистину безгранично. И в то же время услышал он, что не пришла бы Агасферу эта мысль на ум, если бы на земле не бросался он в огонь и в воду – не только ища своей смерти, но и спасая жизнь других. Ибо одного желания мало, надо делом утверждать добро.

Странная жизнь была в том космосе, куда поднялся Агасфер. Не было отдыха у его обитателей, не требовался им сон и покой, и отдыхом для них была перемена деятельности. Назывались они равты, а когда наступал для кого‑либо из них момент смерти, то они просто засыпали, зная, что пробудятся в другом, еще более прекрасном космосе, или в том, в котором они прежде жили, если готовы пойти на подвиг и спуститься для помощи идущим в верха…

Наступило время, когда заснул Агасфер после долгой жизни в этом космосе. Он знал, что ждет его переход в иной космос, что должен выбрать он свой путь дальнейший, поэтому не было это для него смертью, а как бы сном, в котором являлись перед ним духи космосов высших.

Первым склонился над его изголовьем дух Любви и, положив свою руку на затихающее сердце Агасфера, сказал ему: «Люби. Что бы с тобой ни случилось, как бы тебе ни было плохо – люби подобных себе и с тобою не схожих, более высоких и более низких, чем ты сам. Только в такой всеохватывающей любви найдешь ты и собственное счастье, и – спасение. В том космосе, в котором ты живешь, выше всего – любовь. Ты должен ей служить, пока в других космосах ты не узнаешь, что есть выше любви и чему там служить следует».

На смену духу Любви пришел дух Мудрости. Положив руку на лоб Агасфера, сказал он ему: «Все исследуй. Все – пойми. А потому – прости все злое и возрадуйся всему доброму. Сколько есть в тебе сил, препятствуй злу, помогай добру и спокойно гляди в будущее нездешнее. Сам проверяй, насколько хороши семена, которые бросаешь на ниву космосов. Делай лучшее из того, что от тебя зависит, и, какие бы сомнения ни посещали тебя, – не смущайся, постигай все, что можешь постичь, и в то же время помни, что далеко не все может быть постигнуто тобой. Как инфузория не может постичь существования людей, хотя они существуют, так и для человека остается непостижимым многое, что выше его. И поскольку существует бесконечность, постольку и каждая мечта твоя не может быть вполне достигнута…»

Дух Воли сменил духа Мудрости и, положив руку на глаза Агасфера, сказал ему: «Прекрасными должны быть не только цели твои, но и пути, которыми ты будешь их достигать. Что бы ни случилось с тобой, иди всегда только путем добра. Помни, что добро – всегда Свет, и делай все, чтобы помешать погасить его!»

Появился у ложа Агасфера дух Света и промолвил: «Трудна жизнь в мирах не высоких, но только через нее лежит путь к высотам несказанным. И чем большему числу сущностей облегчишь ты подъем, тем легче он будет для тебя самого. Освещай им и указывай дорогу! И не смущайся, если иной раз окажется, что ты им не тот путь указал. В веках и мирах другие исправят твои ошибки и изживут их, помогая тебе своим светом, как ты помогал другим».

Услышал Агасфер голос духа Познания: «Везде, где есть зло, липнет оно к добру. Поддержи падающего, увлекаемого злом во тьму, даже если знаешь, что потом он все равно творить зло будет, потому что в самом злом человеке искорка добра таится. Долг твой – постараться раздуть эту искорку в очищающее пламя. Смертью зло не уничтожается, оно только переносится на других, только умножает само себя…»

И новый дух склонился над Агасфером, проговорив: «Пусть никогда не исходят от тебя волны ненависти и страха, чтобы притекали к тебе другие души и солидарность стала основным началом твоей жизни… Поставь себе цель высокую, пусть даже только счастье близких твоих, и ни на минуту не забывай о ней…»

И увидел Агасфер, как отряды небесной конницы мчатся с высот в низы, где идет бой с темными силами и где тамплиеры отражают натиск темных, пытающихся проникнуть к сияющим Звездам Знания. И всадники зовут с собой Агасфера.

Тогда проснулся Агасфер в новом космосе. Оказался он на планете, которую еще не посетил Христос, и где правил дракон – Зверь Бездны, вышедший из озера огненного. Понял Агасфер, что должен он бороться со Зверем из Бездны, чтобы освободить людей того мира, и начал учить их добру.

Через все прошел Агасфер – через предательство, заключение в темницу, пытки слуг Дракона, но уже кончалось царство Зверя Бездны. Был он свергнут небесным воинством, и, когда влекли его в цепях, чтобы низвергнуть в Бездну снова, пожалел его Агасфер. Он отер пот с его лба, напоил, несмотря на проклятия и угрозы Дракона, потому что знал, что рано или поздно и в Драконе разгорится скрытая в нем божественная искра, которая обратит его к добру, как когда‑то обратила Агасфера…

Аппий Клавдий.

Проповедь Эона не была понята даже ближайшими Его учениками. Зло, залившее мир своими волнами, не было побеждено, и тогда Христос решился пострадать как человек и умереть за Свое учение, чтобы кровью Своей запечатлеть его в сердцах людей.

Христос был осужден на смерть за то, что учил добру. Его тело распяли на кресте, а римские власти, ожидавшие восстания иудеев, попытались спровоцировать его, прибив к кресту надпись «IHRI». Они думали, что юноши Иерусалима, прочтя эту обидную для них надпись, бросятся спасать Распятого, и римляне поставили недалеко от креста когорту, которой командовал Аппий Клавдий. А на окраинах Иерусалима были сосредоточены другие войска.

Когда Христос был распят, темные тучи покрыли небо, и Аппий Клавдий увидел, как оно разверзлось, как сонмы ангелов с гирляндами роз в руках спустились к кресту и обвили тело Распятого розами. И понял тогда Аппий Клавдий, что не простой человек был распят на кресте, а из разговоров евреев узнал, что многие считали Распятого Сыном Божиим. И ему захотелось иметь что‑нибудь на память о Распятом.

Аппий Клавдий поручил стоявшему около него центуриону достать какую‑либо вещь, принадлежавшую Христу. Около креста оставались только женщины: ученики Христа были оттеснены за цепь воинов. И вот, когда один из воинов пронзил копьем бок Христа, Иоанн вынул ту чашу, из которой все ученики пили на Тайной вечере, и протянул ее женщинам с просьбой собрать в нее лившуюся из раны кровь Учителя. Мария из Магдалы исполнила его просьбу, но когда она передавала чашу Иоанну, один из римских воинов отнял ее у нее и поставил рядом с собой на землю. В это время подошел центурион и, увидев, что воины уже поделили между собой одежды Христа, купил эту чашу у отнявшего и передал ее Аппию Клавдию.

Аппий Клавдий не мог забыть видения на Голгофе. Он решил познакомиться с людьми, знавшими Христа, и центурион, щедро одаренный им за чашу, разыскал по его просьбе несколько учеников Христа, из которых он познакомился с Иосифом Аримафейским и с Никодимом. Они рассказали ему о Христе то, что сочли возможным рассказать римскому офицеру, но не успели сделать его учеником Христа, так как Аппий Клавдий, закончив срок службы в Иудее, должен был возвратиться в Италию. Корабль, на котором плыл Аппий Клавдий, нередко попадал в бурю, и он с удивлением видел, что хотя и наклонялась чаша с кровью Христа, кровь эта из нее не выливалась ни разу.

Аппий Клавдий принадлежал к древнему роду Клавдиев. Этот род, как и все патрицианские роды, включал в себя не только родственников и свойственников старшего в роде, но также многочисленных клиентов и рабов. Вернувшись в Рим, Аппий Клавдий присоединил Чашу к res sacra  (святой предмет) своего рода. И странное явление стало замечаться всеми: в этом семействе исчезла разница между патрициями и плебеями, между свободными и рабами. Все они начали относиться друг к другу как братья и сестры, как любящие друг друга родственники. Так происходило в той ветви этого рода, которая хранила Чашу. И если кто‑либо из членов рода задумывал сделать что‑то хорошее, оно неизменно ему удавалось. Если было замышлено что‑то дурное – ничего не выходило…

Многие члены этой семьи занимали высокие должности, и еще недавно в христианских катакомбах можно было видеть надпись: «Клавдий, понтифекс‑максимус почил во Христе».

Шли годы, прошло много, очень много лет, но Аппий Клавдий оставался таким же молодым и сильным, каким стоял некогда на Голгофе у креста.

Все члены рода Клавдиев стали христианами, а потом образовали полумонашеский орден Розы и Креста, поскольку их символом стал крест, обвитый розами, а их святыней – чаша с кровью Христа. Но в XIII веке по Р.Х. хранители Чаши увидели, что в ней стала иссякать кровь. От христианской религии к тому времени осталась только оболочка, которую заполнила религия Митры, называемая теперь «христианством». И чем более крепло это зло на земле, тем быстрее иссякала кровь в Чаше, а вместе с нею – и благодать Христова.

Ясно было, что скоро ничего не останется от Грааля. Но Розенкрейцеры, уже давно ставшие рыцарями, знали, что на земле существует еще более древний и более мощный, тоже ставший рыцарским Орден. И они обратились за советом к старшинам этого Ордена.

Много раз на совместных собраниях они обсуждали вопрос о том, почему иссякает кровь в Граале. И в тот день, когда она окончательно иссякла, они образовали из двух орденов новый, живой Грааль, недостойный, по их мнению, воспринять непосредственно благодать Христову, но способный и могущий вместить благодать Серафов, которые в надлежащее время войдут в Орден – в новый Грааль, хранящий жизненную сущность Христова учения. И тогда преобразятся земля и небо.

И было решено Орденом: чтобы его рыцари были достойными хранителями учения Христа, сам Орден должен стать Граалем, а содержащаяся в нем живая кровь рыцарей должна пролиться не только на полях сражений, но и от рук палачей, а их тела должны быть испепелены огнем, чтобы пострадать так, как пострадал Эон‑Христос. Так и случилось, и лучшие из лучших рыцарей нового Грааля погибли на кострах инквизиции.

Розенкрейцеры вошли в этот древний Орден уже в XV веке, когда ему, существовавшему втайне от всех, грозила гибель. Они отвлекли от Ордена внимание гонителей, показав им мираж «философского камня», поэтому уже в XVII веке, некто Андреа, не зная о происшедшем слиянии орденов, тщетно пытался разыскать древних Розенкрейцеров.

Исповедь.

Теперь я монах, а раньше был священником. Моей обязанностью было исповедовать рыцарей, шедших под предводительством Пьера де Монтагю на завоевание Гроба Господня и его защиту от мусульман. Достигнув восьмидесяти пяти лет, я вернулся во Францию, где жил в монастыре неподалеку от Бордо. Все знали, что я мало сплю, и поэтому, когда нужен был ночью священник, обычно посылали за мной.

Однажды наш привратник прислал ко мне послушника ночью сказать, что в соседнем замке умирает его владелец Анзо де Фосс, и там ждут меня. Вместе со служкой я отправился в путь, и вскоре нас ввели в замок, но не в спальню, где я рассчитывал увидеть умирающего, а в столовую залу, где хозяин приветствовал меня, как видно, в добром здравии.

Выяснилось, что какие‑то видения и предчувствия смутили его душу. Он был уверен, что скоро умрет, и боялся умереть без отпущения грехов. Отослав окружавших его людей, он открылся мне, что он – тамплиер, посвящен в тайное тайных Ордена, а потому исповедь его должна содержаться в тайне только от людей простых, но не от рыцарей, с которыми он уже давно не имеет связи. Вот почему он просил меня записать все, что я от него услышу, и по возможности переслать магистру Ордена.

Так я и сделал впоследствии. И вот, что он мне рассказал.

«Я был знаком с тайными науками, знал заклинания, чтобы вызвать духов, и однажды мне захотелось во что бы то ни стало увидеть темных Арлегов, о которых я слышал в наших орденских легендах. Я сотворил заклинание, и в тот же миг меня подхватил и помчал какой‑то вихрь. Мне казалось, что на минуту я потерял сознание. Когда же глаза мои открылись, я увидел себя в окружении безобразных химер и решил, что это толпы дьяволов, о которых говорит Церковь.

Но эти страшилища быстро разбежались, и я увидел, что ко мне приближаются существа, похожие на ангелов, как их рисуют иконописцы, только в черных одеяниях и с громадными черными крыльями за плечами. На их глазах то появлялись, то исчезали черные повязки, и тогда на меня пристально смотрели их темные грустные глаза.

– Что хочешь ты знать от нас, рыцарь? – спросил меня один из них.

– Но кто вы? – спросил я, растерявшись от вопроса.

– Те, кого вы в своих легендах называете темными Легами.

– Верите ли вы в Бога? Поклоняетесь ли Ему? – спросил я их.

И они ответили мне:

– Мы не верим, а знаем, что Бог есть. Но мы знаем также, что Ему не нужны наши поклонения, как не нужны они и нам…

Темные Леги замолчали и словно бы ждали других моих вопросов, но я не знал о чем их спрашивать, и они исчезли. На их месте появились могучие крылатые гении, облеченные в сверкающие доспехи, и я понял, что передо мною Князья Тьмы. Мрачно смотрели они на меня, пришлеца, и чтобы хоть как‑то разрядить гнетущее молчание, я спросил их:

– Скажите, враждебны ли вы нам, рыцарям?

– Мы не интересуемся обитателями Земли, – ответили они.

– Исполняете ли вы веления Бога?

– Бог не интересуется нами, – с горечью ответили Князья Тьмы. – Нам не о чем разговаривать друг с другом.

– Как же так? – вскричал я. – Даже мы, люди, и то обращаемся к Нему с каждодневными просьбами, и Он сам, или через пророков, отвечает нам, людям!

Рассмеялись Князья Тьмы и громами прокатился их смех:

– Ни сам Он, ни через пророков не говорил с вами. С вами говорят только Темные и лишь изредка – Светлые, которых вы «богами» называли…

И я оторопел и вспомнил, что и вправду в Ветхом Завете Бог появляется не сам, а только в виде Ангела. Тогда я снова спросил:

– А правда ли, что вы стараетесь вовлечь людей в грех, чтобы потом мучить их?

И снова рассмеялись Князья Тьмы, и один из них сказал:

– Зачем нужны вы нам? К вам спускаются животные мира нашего, лярвы, существа грязные и злобные, но вы, должно быть, ниже их, потому что потом они возвращаются к нам еще хуже, чем были.

– Но если бесы, смущающие нас на земле, суть только животные вашего мира, почему же вы не обуздываете их? Тогда, выходит, вы сами повинны в том зле, которое ими творится на землях наших!

– Это ты так считаешь, – сказали мрачные Князья Тьмы и исчезли.

Едва только начала сгущаться тьма и зашевелились в ней лярвы, как передо мной появились в сиянии красного огня три великана, одетые также в доспехи, которые спросили, зачем я явился. И я понял, что это темные Арлеги.

– Отзовите ваших зверей от Земли, – сказал я, не опуская перед ними глаза, – дайте людям жить свободно!

Расхохотались они в ответ, и смех их громами прокатился по пространству космосов:

– Если вы, люди, с таким ничтожеством, как лярвы, не в состоянии справиться, то вам ли к высоким пределам стремиться?!

– Кто дал вам право судить о нас? – спросил я темных Арлегов. И ответили они, что никому не дают отчета в своих поступках, но ответственность за них лежит на тех, кто им мешает подняться по ступеням Золотой Лестницы. И когда я предположил, что, быть может, они не той дорогой хотят подняться вверх, темные Арлеги только молча посмотрели на меня и не удостоили ответом, дав, однако, понять, что не здесь, а в других бесконечностях они работают, накапливая огромные знания, чтобы потом применить их.

И исчезли великаны.

Я был очень недоволен собой, потому что ни темным Арлегам, ни Князьям Тьмы не задал ни одного из тех вопросов, которые хотел им задать и которые представлялись мне такими важными. Я шел во тьме, и вдруг ко мне подлетело существо, которое я могу назвать Крылатым Гением. Оно было похоже на человека, только совсем призрачного, с телом, сотканным как бы из неясного света, и с крыльями прелестнейшей бабочки. Весело улыбаясь, он спросил меня, кто я такой и откуда иду. Я ответил, но он вряд ли полностью понял меня и сказал, что уже в третий раз прилетел из своей далекой бесконечности к Светозарным, потому что они гораздо более гостеприимны, чем драконы… Тогда я спросил его: идет ли от их бесконечности Золотая Лестница к верхам несказанным и поднимаются ли по ней ее обитатели?

У Крылатого Гения слегка потускнело тело, и с легкой печалью он мне ответил:

– Да, и от нас восходит Золотая Лестница, но подниматься по ней может только тот, кто на протяжении трех тысячелетий не согрешил ни делом, ни словом, ни помышлением, а таких очень мало. Вот и я уже в четвертый раз изживаю свои три тысячелетия.

– А есть ли миры других существ, расположенные по Золотой Лестнице ниже вашей бесконечности? – стал расспрашивать я.

– Да, многие! Но я уже забыл о своем пребывании там.

– Так, значит, тебе все равно, существуют или нет лежащие ниже миры?

– Что ты! Ведь если я здесь такой, а не менее совершенный, то это только потому, что я сумел пройти через нижние миры и подняться…

В это время ко мне подлетело странное существо, состоящее, как мне казалось, из одной головы и гигантских крыльев, в которые переходили плечи. Я понял, что это тот, кого мы называем Керубом, и спросил его, не ощущает ли он неловкости, обладая таким странным обликом. И Керуб мне ответил:

– Я обитаю в бесконечностях, расположенных выше миров людей и даже Арлегов, и там мое тело гораздо более сложное, чем когда я спускаюсь сюда, приноравливаясь к здешним условиям. Ведь и живущий в каждом из людей Лег предстает только маленькой искоркой, погребенной в твоем теле, тогда как, возвратившись в свои обители, он предстанет совсем в ином облике и славе.

– Почему же происходит такая перемена? – спросил я Керуба.

– Разве это не понятно? Каждое тело, которым облекается дух, соответствует определенной среде. По мере передвижения вверх и вниз меняется облик духа, и тот же великий Лег, пролетев огромные расстояния, отделяющие его обители от нашего мира, становится маленькой искоркой, мелькнувшим на мгновение метеором…

Я вспомнил тогда звезду, шедшую с востока, которая остановилась над яслями в Вифлееме, и спросил:

– Значит, и та, вифлеемская, была Легом?

– Ты сказал, – ответил Керуб. И добавил: – Здесь тебе грозит опасность, и хорошо, что ты приобрел друга, – указал он на подлетевшего снова к нам Крылатого гения.

– Ты должен скорее уйти отсюда, – обратился тот ко мне. – Здешние обитатели хотят захватить тебя в плен, чтобы потом забавляться, как с комнатной собачкой, но ты не должен этого допускать!

Вспыхнув от обиды, я схватился за меч и тут увидел идущих ко мне темных Арлегов, чьи глаза на этот раз сверкали угрозой. Я уже хотел взмахнуть мечом, как услышал слова Керуба:

– Не лезвием, а рукоятью!

И вспомнив о силе креста, я понял его как защиту перед темными Арлегами. Словно молния ударила меня в руку, но я не выронил меч, и враги исчезли. Но Крылатый Гений торопил меня уходить, уверяя, что враги постараются лишить меня силы креста и защиты Керуба.

– Уведи меня назад! – сказал я тому, и – очнулся в лесу возле моего замка.

Вот, что произошло со мной, и о чем я должен был поведать перед своей смертью, чтобы донести до братьев‑рыцарей то, что видел и слышал. Они должны знать, что не напрасно стоят они на страже против лярв, что не страшны эти животные Темных, потому что неизмеримо сильнее их люди в своем стремлении вверх, к чему ведет заключенная в их телах божественная искорка Легов».

Вот о чем рассказал мне рыцарь, который на вид был вполне здоров, но чувствовал, что наступает для него смертный час. И когда он покаялся мне в мелких прегрешениях, вольных и невольных грехах, я очистил его молитвой и приуготовил к далекому пути, который суждено пройти каждому из нас. Но он, казалось, был приуготовлен уже лучше, чем это мог сделать я, потому что еще при жизни ему было дано лицом к лицу увидеть тех, о ком мы можем только помыслить, и дух его не содрогнулся.

А затем я вернулся в свой монастырь, и утром мне сообщили, что дух рыцаря покинул этот мир.

Скоро наступит и моя очередь, и поэтому, следуя данному обещанию, я рассказываю то, что услышал на исповеди сеньора Анже де Фосса, да славится душа его в высших обителях Света!

Как был спасен Орден Святого Бернарда.

Память не сохранила года, когда произошло это событие, однако точно известно, что незадолго до праздника Рождества Христова в обитель ордена святого Бернарда Клервоского в Плесси‑о‑Роз прибыл из Святой Земли монах, по его словам, давным‑давно покинувший Францию. Никто из живущих его уже не помнил, но прибывший брат привел столь неоспоримые доказательства своей причастности Ордену, что никаких сомнений они не вызвали. Он привез в подарок обители землю из Гефсиманского сада, орошенную слезами молившегося там Спасителя, а вместе с тем предложение, о чем обещал сказать на совете Ордена, который просил назначить на первый день наступающего года.

В двенадцать монастырей с этим известием были посланы послушники Плесси‑о‑Роз с приглашением принять участие в переговорах, и к Рождеству прибыли сюда двенадцать настоятелей, три епископа и приглашенная на совет настоятельница монастыря святой Анны. Когда миновали праздники, прошедшие в благочестивых размышлениях, службах и молитвах, и наступил предназначенный день, в трапезной монастыря собрались приглашенные, хозяева и гость, которому было предоставлено первое слово.

Монах внимательно оглядел собравшихся и начал говорить о том, как был огорчен, найдя по возвращении своем некогда могущественный и богатый Орден столь бедным, малочисленным и незаметным в общественной жизни. Причины этого, конечно, лежат, в первую очередь, в бездеятельности братьев, которые замкнулись в монастырских стенах, ограничившись одними молитвами. Он указал, что еще на его памяти бернардинцы гордились древними сказаниями и легендами, которые хранились в их памяти и в архивах, но теперь, увы, в связи с развитием науки, кто может поручиться за ценность этих легенд? Они ничем не отличаются от творчества трубадуров, повествуют о духах, которых никто не видел, и о событиях, о которых нет никаких достоверных свидетельств. Нечего и говорить, что их научная ценность, – а теперь все начинает определяться наукой, – ничтожна. Если же говорить о влиянии Ордена в области общественной морали или о духовном воздействии его на мирян, то и здесь дело обстоит как нельзя более плохо, потому что вполне достаточно оказывается светских установлений…

Долго говорил приехавший и, в конце концов, сказал, что Орден, по его мнению, исполнил свой долг, изжил себя, его следует упразднить, а силы монахов направить на дела практические, например, на заведение мануфактур, на приобретение виноградников и открытие винных погребов, на то, чтобы развивать промышленность и давать деньги в рост.

Молча выслушали его собравшиеся, а, дождавшись конца, так же молча поднялись и направились к выходу из залы, даже не поинтересовавшись, что скажут на это присутствовавшие епископы. Выходя, последний монах обернулся и благословил новоприбывшего брата знаком креста, отчего на лице того промелькнуло что‑то вроде гримасы. А председательствовавший епископ, не подав вида, что произошло нечто необычное, пригласил продолжить этот разговор на следующий день в тот же час.

Настоятели двенадцати монастырей, вышедшие из залы заседаний, собрались в одной из келий, предоставленных им на это время, чтобы обсудить случившееся. Они заметили, что прибывший из Палестины брат не знает обычаев обители, что он не ответил на тайные знаки, которые делали ему монахи, и сам не попытался показать, кто он и какое посвящение имеет. Заметили они, что ни словом прибывший не упомянул о тех добрых делах, которыми всегда славились обители бернардинцев, и что напрасно противопоставлять науку и духовное знание, которые не противоречат, а всего только дополняют друг друга.

О многом говорили между собой собравшиеся, и сходны были их мнения, потому что они давно знали друг друга, знали, кто что делает, и кто как думает, и знали свои обители, которые оставались островами добра и надежды в ненадежном человеческом мире. В конце концов, сошлись они на том, что не стоило им приезжать, чтобы выслушивать от новоприбывшего обычные сомнения, которые высказывают люди невежественные, а тем более предлагать распустить древний и знаменитый Орден.

Утром на следующий день этих настоятелей посетили епископы и просили остаться на вечернее заседание, чтобы своим отъездом не показать столь явное пренебрежение гостю, тем более, что имело смысл обсудить возможности дальнейшей хозяйственной деятельности, позволяющей обителям не только существовать, но и делать добрые дела в миру.

А в это время, как выяснилось позднее, происходили другие события, связанные с приездом неизвестного брата.

Один из послушников Плесси‑о‑Роз, посланный в дальнюю обитель, передав приглашение, не поехал назад, а завернул по дороге к отшельнику, жившему высоко в горах и известному своим подвижничеством и прозорливостью. Отшельник жил в маленькой хижине в глубине леса и принял послушника, который рассказал ему следующее.

В ту ночь, когда в Плесси‑о‑Роз приехал брат из Святой Земли, он, этот послушник, был дежурным и ночевал в комнатке при воротах монастыря, рядом с которой находилась келья для гостей, куда и был помещен приехавший монах. Утомленный дневными работами, послушник быстро заснул, но открыл глаза с последним ударом башенных часов, отбивших полночь. Он снова хотел закрыть глаза, как вдруг увидел, что маленькое потайное окошечко, пробитое в соседнее помещение и с той стороны замаскированное, чтобы можно было незаметно наблюдать за приезжавшими людьми, вдруг вспыхнуло кроваво‑красным светом.

Заинтересованный послушник тихо подставил к стене табурет, взобрался на него и взглянул в потайное окошечко. Он страшно удивился, увидев там не только приехавшего монаха, но и какого‑то другого человека, сидевшего к нему спиной, хотя послушник мог побожиться, что больше никого в монастырь не пропускал, а этот человек был явно не из монастырской братии. О чем они тихо беседовали, он не слышал. Однако его поразило, что лицо приезжего явно изменилось, стало много грознее и злее, а над его головой по обеим сторонам, как два пламенных рожка, виднелись какие‑то образования, хотя он не мог поклясться, что это не было пламя двух свечей, расположенных сзади монаха.

По комнате двигались какие‑то серые тени, и послушнику явно почудился запах серы.

В том, что перед ним нечистая сила, готовая заполнить монастырь, послушник убедился, когда попытался перекреститься – и не смог. У него едва достало сил добраться до кровати и задремать, а когда он снова проснулся и, преодолев слабость, опять поднялся на табурет, то в соседней комнате увидел уже не людей, а безобразных чудовищ. Что было потом, он не знает, потому что потерял сознание и очнулся на полу. Утром же его разбудили и послали с письмом в здешний монастырь, откуда он и поспешил заехать к отшельнику.

Выслушав этот сбивчивый рассказ испуганного послушника, отшельник спросил его, не думает ли он, что привидевшиеся ему чудовища были не в реальности, а всего только сновидением? Послушник отвечал, что именно этот вопрос он и хотел задать святому отцу. Тогда тот успокоил его, подтвердив, что все это ему привиделось, и отпустил с миром в Плесси‑о‑Роз, наказав никому не рассказывать об увиденном и дав ему письмо к настоятелю с пристойным объяснением по поводу его задержки. С тем тот и уехал.

Отшельник же в следующую ночь поднялся на соседнюю гору, более высокую, чем та, на которой жил он сам, и зажег на ее вершине большой костер из сушняка, сложенного там с незапамятных времен. Прошло совсем немного времени, и вдалеке на двух других горах загорелись такие же огни. А через три дня к отшельнику пришли два других отшельника и выслушали его рассказ. После этого один из пришедших усыпил его, и дух отшельника, отделившись от тела, взмыл ввысь.

Дух этот был не человеческим духом, а духом Лега, спустившегося на землю, и теперь он стремился в космические выси к небесному воинству Михаила, чтобы сообщить, что в монастыре Плесси‑о‑Роз появился какой‑то темный Арлег, грозящий опасностью не только самой обители, но, по‑видимому, и Ордену. Передав это сообщение, он вернулся на землю в тело отшельника, и едва тот поднялся на ложе, как в дверь его кельи постучали, и на пороге появился незнакомый монах, назвавший себя Михаилом, капитуларием Ордена святого Бенедикта, идущим в Плесси‑о‑Роз, и попросил приюта…

На второй день Нового года капитуларий уже стучался в ворота монастыря и был с почетом принят одним из епископов, который тотчас же оповестил присутствующих о прибытии высокого гостя.

Вечернее заседание открылось под председательством капитулария. Приехавший из Палестины монах опять предложил распустить Орден за ненадобностью, но если присутствующие все же склонны его сохранить, то заняться более полезной деятельностью, чтобы перестроить монашескую жизнь на светский лад, собирая богатства, устраивая мануфактуры, открывая в городах винные погреба и тому подобные коммерческие заведения.

Видя, что некоторые из присутствующих смущены, капитуларий спросил настоятеля Плесси‑о‑Роз, не было ли за последнее время пожертвований от владельцев существующих мануфактур, и когда получил утвердительный ответ, попросил принести по одной золотой монете от каждого вклада.

Казначей принес требуемое, и когда положил первую монету на стол, то она вся как бы съежилась, и на ней проступили четыре капли крови. С ужасом смотрели присутствующие на монету, а когда казначей положил рядом вторую, то она точно так же уменьшилась в размерах, но вместо крови на ней проступили четыре слезинки.

– Вот что несет в себе золото, добытое чужим трудом и чужим горем, – произнес капитуларий и обратился к эконому монастыря с просьбой принести кубок любого вина.

Тот повиновался, пошел, вскоре вернулся и поставил на стол закрытый крышкой большой серебряный кубок. Когда же капитуларий откинул крышку кубка, из него вырвалось синее пламя, а затем показался маленький чертенок‑лярва, который униженно кланялся приехавшему из Палестины монаху.

Все было ясно без слов. Приехавший опрометью бросился в двери, и сразу же во дворе раздался топот несущихся коней. Пришедшие в себя монахи обернулись к капитуларию, желая его благодарить за заступничество, но место его уже опустело: Михаил сделался невидим и так исчез из монастыря Плесси‑о‑Роз, изгнав темного гостя.

Алхимик.

В 1276 году к одному их рыцарей Храма явился гость. Он отрекомендовался старым другом покойного отца рыцаря, и поэтому его пригласили пробыть в замке столько времени, сколько он захочет. После небольшого колебания гость, достигший, судя по виду, весьма преклонного возраста, принял приглашение и сказал, что остановится здесь на две недели. Очень скоро и сам хозяин замка, его челядь и жившие в замке рыцари были восхищены обходительностью старого рыцаря, его ученостью, интересными и глубокими разговорами, а прислуга – еще и совершенно сказочной щедростью.

Однажды во время разговора хозяин замка заметил своему гостю, что такая щедрость, сама по себе вызывающая восхищение, ставит в неловкое положение приезжающих в замок его гостей, которые не могут тратить подобных сумм на подачки служителям и на подарки бедным рыцарям.

Разговор происходил наедине, и старый рыцарь, как было видно, искренне удивился.

– Неужели эти мизерные суммы и подачки представляются заслуживающими внимания? – спросил он и, получив утвердительный ответ, заметил: – А я всегда полагал, что рыцари вашего Ордена чрезвычайно богаты!

– Богаты не рыцари, а Орден, – пояснил хозяин замка.

– Но Орден действительно очень богат? – поинтересовался гость.

Хозяин с гордостью ответил, что в распоряжении Ордена находится сумма, превышающая десять миллионов полновесных золотых. Это поразило старика‑гостя.

– Я долгое время жил в Индии, – объяснил он, – и не мог подумать, что Орден столь беден. Ведь только то, чем я сам обладаю, в несколько тысяч раз превышает богатство Ордена, поэтому я с удовольствием сделаю вклад в орденскую кассу!

Но рыцарь‑тамплиер был достаточно горд, чтобы отклонить такой подарок, и заявил, что вклады принимаются только от членов Ордена.

На этом разговор был закончен, однако за ужином вечером встал вопрос – надо ли и как лучше прийти на помощь голодным крестьянам, пострадавшим от неурожая. Старый рыцарь предложил собравшимся принять от него пожертвование в пользу голодающих и, когда на этот раз получил согласие, тотчас же приказал принести деньги. Двое его слуг с трудом втащили в пиршественную залу огромный кожаный мешок, набитый золотыми монетами. А его владелец, не довольствуясь этим поистине королевским даром, вынул из кошелька еще три огромных бриллианта, присоединив их к золоту.

На другой день при встрече хозяина замка с гостем разговор опять зашел о богатствах. Старик убеждал рыцаря, что только богатство в сочетании с известной храбростью тамплиеров обеспечит их победу над мусульманами и упрочит их положение в Палестине. Он вполне понимает, что гордость не позволяет рыцарю взять у него, старика, денег, которые ему не нужны, однако, может быть, он согласится вот на что. Поскольку он был другом его покойного отца, то он согласен научить рыцаря приготовлять философский камень, чудодейственная сила которого позволит Ордену получать любое количество золота и драгоценных камней.

Речи старика были столь убедительны, а доводы разумны, что после долгих колебаний рыцарь согласился последовать за ним в его замок, чтобы там постигнуть тайны алхимического искусства, обратив их для большей славы Ордена. Пока же он согласился взять у своего гостя достаточную сумму денег, чтобы оставить их мажордому покидаемого им родового замка.

После долгого пути они прибыли в роскошный неприступный замок на высокой горе, где к их услугам было множество странного вида рабов и все необходимое для алхимической работы.

Время летело незаметно, и вскоре рыцарь уже мог делать прекрасные большие алмазы. Он уже хотел было вернуться домой, но учитель убедил его, что крайне неразумно остановиться на этой стадии науки, тем более, что появление на рынке большого количества таких прекрасных и крупных камней обесценит их очень быстро. Гораздо важнее научиться изготовлять наряду с алмазами и другие драгоценные камни – изумруды и рубины, а затем научиться делать и золото. Рыцарь согласился и постепенно освоил эту науку. Но всякий раз, как он собирался назад, его учитель указывал на несовершенство его знаний и на очередную задачу, которая задерживала отъезд.

Время летело незаметно, и рыцарь не мог бы сказать, сколько месяцев или лет он провел в этом сказочном замке. Но однажды во сне он услышал боевые трубы рыцарей Храма и увидел, что его товарищи зовут его назад, в Палестину. Это было так реально, что он встал с твердой уверенностью возвратиться к своим орденским братьям. Он рассказал о своем сне хозяину, и на этот раз тот не стал его отговаривать и оставлять. Наоборот, он помог в сборах и настоял, чтобы тот взял возможно больше золота и драгоценностей, которыми были завалены комнаты замка.

Десять дней молчаливые слуги упаковывали тюки с золотом и драгоценными камнями, а когда все было готово, хозяин замка предложил рыцарю и нескольким слугам, которых он с ним отправлял, переодеться в странные костюмы, которые рекомендовал не снимать до тех пор, пока они не прибудут в Реймс, куда стремился рыцарь. Следуя другому совету, они отправились в путь, ночуя в лесах или в поле, но не останавливаясь ни в городах, ни в селах, пока не прибыли в Реймс со своими семью тяжело нагруженными повозками.

Рыцарь был поражен и смущен видом этого города, совершенно не похожего на тот, который он знал когда‑то. Еще более он удивился языку, на котором говорили горожане, и платью, в которое они были одеты, поскольку оно оказалось таким же, как то, в которое одел их перед отправкой из замка старый алхимик.

Сойдя с коня и привязав его к одной из повозок, рыцарь стал расспрашивать прохожих, которые глядели на него с неменьшим удивлением, где бы он мог остановиться и сложить свои товары. Ему указали на гостиницу. Он получил там номер, сложил свои драгоценности в подвал и отпустил сопровождавших его слуг старого рыцаря, как это было у них обговорено.

Рыцарю казалось, что он попал в какой‑то совершенно иной мир. Прежде чем выйти на улицу, он достал слиток золота и несколько алмазов, которые с большим трудом обменял на странные деньги, ничего общего не имевшие с теми, к которым привык в своей прежней жизни. Но как же он был поражен, когда, спросив ювелира о том, какой теперь идет год от воплощения Христова, услышал, что с момента приезда к нему в замок старика‑алхимика прошло уже более шести столетий! Больше того, оказалось, что и самого Ордена Храма давно уже нет, и никто не слышал о его рыцарях…

Рыцарю пришлось начинать жизнь как бы снова, но, поскольку он обладал сказочными богатствами, ему не грозила нищета. Он вскоре познакомился с двумя юношами из аристократических семейств, которые рассказали в ответ на его осторожные расспросы, каким образом несколько столетий назад погибли тамплиеры, оклеветанные королем Филиппом перед папой. Постепенно в разговорах он столько рассказал им об истинном облике рыцарей‑тамплиеров, что вскоре оба юноши стали предлагать ему восстановить древний Орден, конечно уже приспособленный к новым условиям. Рыцарь согласился, но предложил сначала хорошенько все продумать, а, расставшись с ними, пошел в погреб, где лежали его сокровища, за исключением небольшого количества, которое он держал у себя в номере.

Каково же было его удивление, а потом и ужас, когда, открыв один из тюков, он обнаружил, что все золото превратилось в свинец, а драгоценные камни – в стекляшки! Тогда только он понял, что был обманут темными силами, а его «благодетель» специально увел его с рыцарского пути на путь стяжания… Одно только поддержало его от отчаяния, когда он вернулся в свою комнату: находившиеся там драгоценности не потеряли своего вида, и, стало быть, он мог не разочаровывать своих молодых друзей, уже увлеченных идеей восстановления Ордена.

Рыцарь тотчас же продал большую часть оставшихся богатств, вручил обоим юношам по миллиону франков и некоторое время наставлял их в орденских правилах, поясняя, для чего нужно рыцарство и как они должны ему служить. Но все это время рыцарь чувствовал страшную тоску и пустоту, поскольку жизнь переменилась, Ордена давно не было, и он не знал, для чего ему жить. Кроме того, он полагал, что погубил свою душу, оказавшись учеником Дьявола. Поэтому, распродав оставшийся у него свинец и расплатившись с хозяином гостиницы, однажды утром рыцарь покинул город, ничего не сказав своим молодым друзьям. Сохранившиеся драгоценности он завязал в котомку и шел от селения к селению, останавливаясь только, чтобы купить себе еду, пока не поднялся в лесистые горы, где решил поселиться и провести остаток жизни отшельником.

Довольно скоро он нашел большую, достаточно сухую и затерянную в лесу пещеру, пригодную для жилья, где проводил время в размышлениях и молитвах, лишь изредка спускаясь в долину, чтобы купить себе пищу. Но очень скоро его одиночество было нарушено. У входа в пещеру появились два жандарма, потребовавшие у него документы, удостоверяющие личность. Поскольку же никаких документов у рыцаря, естественно, не было, они хотели его арестовать, применив силу и даже оружие. Но рыцарь, обладавший гигантской силой, легко справился с ними, изломал их сабли и пистолеты, бросил их со склона, а сам ушел со своей котомкой.

Теперь он решил искать убежища в монастыре, и первый, который встретился у него на пути, оказался монастырем иезуитов. Рыцарь сделал богатый вклад в монастырскую казну, был охотно принят послушником, и, когда посланные на его поиски жандармы добрались и до этой его обители, им было сказано, что никого похожего на описанного человека здесь не видели.

Так рыцарь прожил некоторое время, удивляя монахов и настоятеля своими рассказами о крестовых походах и заслужив репутацию человека ученого, благодаря чему его допустили работать в монастырской библиотеке. Но чем дольше наблюдал рыцарь жизнь иезуитов, чем больше читал книг, тем яснее ему становилось, что рыцарь Храма не должен находиться в обществе иезуитов. Он чувствовал, что его дни на земле не для того были продолжены, чтобы он удалился от людей и добровольно заточил себя в монастырскую келью.

И вот, спустя два года после вступления в монастырь, он тайно его покинул, унося котомку с остатками былого богатства, которое продолжало оставаться все еще весьма значительным.

Купив современное светское платье, старый рыцарь снова отправился в Реймс, где разыскал своих молодых друзей. Они очень обрадовались возвращению наставника, потому что все это время трудились над восстановлением Ордена и много в этом преуспели. Среди новых рыцарей были молодые и старые люди, принадлежавшие к лучшим дворянским родам, заслужившие известность своими научными трудами, общественными заслугами и благотворительной деятельностью.

К великой радости вернувшегося рыцаря, один из его новых собратьев, оставшись с ним один на один, показал ему древние знаки, по которым раньше тайные тамплиеры узнавали друг друга, и сообщил, что Орден не погиб, как это считали все. Просто после гонений храмовники не открывают свое существование, но Орден жив, его центр по‑прежнему находится в Париже и ведет свою работу, привлекая в свои ряды лучших из лучших.

Обрадованный таким известием, рыцарь спросил – богат ли Орден и нуждается ли он в деньгах? И получил ответ, что, наученный горьким историческим опытом, Орден давно уже отказался от стяжания богатств земных, работая над совершенствованием своих членов в духовном плане. В свою очередь, рыцарь рассказал новому знакомому свою историю, как дьявол увлек его с истинного пути рыцарства в погоне за стяжанием богатств для Ордена, и попросил принять оставшиеся для искупления его ошибки, чтобы все это потратить на дела благотворительности.

Сам же он возглавил созданный им отряд рыцарей Храма в Реймсе, приняв его девизом слова: «Не золото, не меч, но разум и воля».

О Троне.

Однажды между рыцарем‑тамплиером и рыцарем‑мальтийцем зашел разговор о традициях. Тамплиер указывал, что мальтийцы растеряли все те ценности, которые были у них раньше.

– Но мы не знаем, что есть ценного у вас, – возразил ему мальтиец.

Тогда тамплиер спросил его, встречают ли мальтийцы духов иных миров, и, получив отрицательный ответ, рассказал следующий случай.

«Вы знаете, что у нас существуют разногласия между тамплиерами и розенкрейцерами. Современное розенкрейцерство я считаю только ложным уклонением от тамплиерства. Меня часто посылает Орден для переговоров с розенкрейцерами именно как истинного тамплиера. Как‑то понадобилось выяснить отношение нашего Ордена к этому общественному движению. Мы, тамплиеры, жили в Париже, они – в Версале. Я отправился в Версаль на поезде. Когда я вошел в вагон и занял место, передо мной оказался незнакомый человек, который приветствовал меня, как приветствуют друг друга рыцари‑тамплиеры. Это меня удивило, потому что я с ним никогда не встречался.

– Вы едете в Версаль? – спросил он.

– Да.

– Я тоже. Мне надо переговорить с этими же людьми. Едва я хотел спросить, к какой группе тамплиеров он принадлежит, как он заявил, что он – тамплиер‑одиночка.

Мы приехали в Версаль, вышли и направились к дворцу, где жили маги. На стук нам открыл портье‑индус. Но больше всего меня удивило, какой ужас отразился на его лице при виде моего спутника. Меня поразили отчаянные жесты и бег по лестнице этого индуса, принадлежавшего, судя по знакам, к высшей степени «восточного посвящения».

Поднявшись за ним, мы вошли в комнату, где нас встретили три мага – два розенкрейцера и одна женщина‑тамплиер. Первые два были явно смущены. Я слышал, как мысленно они сказали друг другу: «Вот он опять появился, этот Трон!». И весь дальнейший разговор происходил без единого звука.

Маги‑розенкрейцеры говорили между собой: «Вот опять здесь рыцарь Сариэль. Но кем он приглашен?». И я слышу ответ Сариэ‑ля: «Вы сами знаете, почему я здесь. Вспомните, сколько прошло времени, когда мы виделись у таборитов. Что сделали вы за это время? Продвинулись ли вы вперед в решении той задачи, которую поставил Он?» – «Ты сам знаешь, – был молчаливый ответ, – что если Ему не удалось, то как это могло удастся нам?». И тут мне почудилось, что пришедший со мной Трон чуть ли не громко воскликнул: «Это не ваш ответ! Это говорит темный Арлег! Зачем он здесь?»

В этот момент мне показалось, что между нами и магами‑розенкрейцерами колеблются какие‑то светлые фигуры, за которыми расплываются очертания магов. Я почувствовал холодную дрожь и сказал:

– Здесь три, если не пять, рыцарей Христа. Где наше собрание, темному Арлегу нет места!

– Не так уж он темен, как ты думаешь, – ответил один из магов.

Справа от меня, где сидел Трон, сверкнул яркий свет. Я повернулся и тотчас же опустил глаза, столь невероятно ярко сияла его фигура. И он произнес:

– Где тамплиеры, там наш Христос. Неприглашенным здесь нет места. Вы пригласили темного Арлега?

– Нет, – ответили маги.

– Темный Арлег должен удалиться, – сказал я. – Если маги не хотят опоясать нас магическим кругом, скажи мне, рыцарь, свое боевое имя!

В этот момент я почувствовал, что задыхаюсь. Мне казалось, что какая‑то мохнатая рука схватила меня за горло и начала душить. Конечно, это была рука не темного Арлега. Вероятно, один из Князей Тьмы по‑своему вмешался в наш разговор. Я пытался схватить своей рукой эту руку, но она встречала только воздух, пока, наконец, рука моего астрального тела не оторвала ее от моего горла. Он снова потянул меня к себе, но я не уступал. Маги встали, очертив своими жезлами магический круг, и тогда раздался голос одного из розенкрейцеров: «Саркос, пусти!» Меня отпустили, и молчавший до этого маг‑розенкрейцер сказал:

– Конечно, Трон, наш ответ был ответом темного Арлега. Если мы сделали мало, не считая мага‑тамплиера, то это потому, что темный Арлег искушал нас очень удачно. Но мы были спокойны, так как маг‑тамплиер работала в этом направлении. Если ты спустился к нам из сфер, чтобы напомнить нам о наших обязанностях, то мы возьмемся снова за работу. Конечно, мы знаем, что темному Арлегу дается власть над царствами, но мы знаем, что ему возразить. Ты можешь уйти, Трон, будучи уверенным, что мы сделаем свое дело.

Долго продолжался разговор Трона с магами. Этот разговор примирил меня с ними. Какая сила мысли, какое умение отметить все лукавство темного Арлега! Потом мы с Троном и магами вышли из дома. Портье лежал в своей комнате на полу, крестообразно раскинув руки. Дверь как бы сама собой распахнулась и закрылась за нами. Я хотел обратиться с вопросом к Трону – кто он? – но его уже не было с нами. Когда я спросил об этом мага‑тамплиера, она ответила, что это – Трон из космоса Валгаллы, принявший на себя миссию напоминать кому следует забытые им слова Эона».