Свами Никхилананда

ВИВЕКАНАНДА

Краткая биография

 

Перевод Р. Г.

 

САНКТ-ПЕТЕРБУРГ

1991

 

 

На обложке помещена эмблема всемирного движения Миссии Рамакришны.

 

Св. Никхилананда. Вивекананда. Краткий перевод.

Предлагаем читателю русский перевод биографии выдающегося мыслителя и общественного деятеля Индии, ученика Рамакришны — Свами Вивекананды (Нарендранатх Датта)   (1863—1902).

Вивекананда создал «Миссию Рамакришны» в 1898 году, положив начало целому направлению в культурной, религиозной и социальной сферах жизни Индии. В 1893 году он участвовал во Всемирном кон­грессе религий в Соединенных Штатах Америки, на котором провозгласил весть Востока о единстве всех форм религий, основанную на непреходящих идеях Адвайта-Веданты.

 

 

 

 

Общество Рамакришны

Рериховский исследовательский центр.

Фирма «Петроградский и К °»

 

 

 

 

Вивекананда

 

Вивекананда родился 12 января 1863 года в 6 часов 49 минут на восходе солнца во время большого религиозного праздника. С Ганга доносились песни и  молитвы — так встретил его мир.

Мать учила его языку по стихам из «Рамаяны» и «Махабхараты». В ранние годы перед тем, как погрузиться в сон, он иногда видел круглый шар света, меняющийся цвет которого окутывал его тело теплым золотистым облаком. Видение света сопровож­дало Вивекананду всю его жизнь, и видения эти постепенно стали регулярными и интенсивными.

Склад ума Вивекананды был рационалистичен. Позднее он говорил: «Не верьте только потому, что вы прочли это в книгах; не верьте только потому, что кто-то сказал вам об этом. Не верьте только потому, что это традиция. Найдите истину сами. Схватите ее. Осознайте ее и сделайте ее частью вашей природы — только это будет реализацией».

В детстве он любил природу, животных и особенно любил музыку. Музыка осталась его Возлюбленной на всю жизнь. Виве­кананда был подвижен, весел и излучал радость. В детстве у него было несколько феноменальных случаев. Так, однажды он узнал помещение, в котором никогда раньше не бывал. Он мог узна­вать содержание книги по нескольким строкам. Он испытывал состояния, близкие к стихийному Самадхи.

В 1879 году Нарен поступил в Калькуттский университет, изу­чал логику, западную историю и философию. Профессор Хасти познакомил его с Рамакришной.

В это время Нарену было предложено жениться, но он сказал, что судьба не уготовила ему путь домохозяина. С детства Нарен был страстно целомудрен. Чистота его не была негативным от­вержением жизни, это было мощное накопление сил, которые хлынули  таким  неудержимым  потоком,  позволив ему достойно осуществить его миссию. Нарен искал истину, жаждал ощутить ее, живо нуждался в реализации Бога. Он искал человека, кото­рый «видел Бога лицом к лицу».

Однажды, находясь среди членов общества «Брахмо — Самадж», он спросил Давендраната: «Сэр, видели ли Вы Бога?» Давендранат, смутившись, ответил: «Мой мальчик, у тебя глаза йога. Тебе нужно медитировать». Нарен понял, что этот человек не сможет помочь ему.

«Если Вы действительно интересуетесь вопросами духа,— навестите   Рамакришну»,— так  говорил  ему   профессор  Хасти.

В ноябре 1881 года Нарен впервые встретился с Рамакришной. Рамакришна сказал: «О, как поздно ты приходишь. Я так давно жду тебя, Лорд! Я знаю твое древнее имя — Нара. Ты пришел на землю исполнить миссию человеколюбия».

Нарен принял эти слова за экзальтацию сумасшедшего — его рационализм не позволил ему принять Рамакришну. Но он все-таки спросил: «Сэр, Вы видели Бога?»

После минутного молчания, полного волнения, последовал ответ: «Да, я видел Бога. Я видел Его так близко, как вижу сейчас тебя, только еще ближе. Бога можно видеть. С Богом можно говорить. Но кто беспокоится о том, чтобы найти Его? Люди про­ливают потоки слез из-за жен, детей, здоровья и богатства, но кто страдает от отсутствия общения с Богом? Если кто искренне возжаждет Бога, он достигнет Его».

В следующий раз Рамакришна прикосновением погрузил Нарена в экстаз. Ощущая приближение Смерти, Нарен восклик­нул: «Что Вы делаете со мной? У меня родители, братья, сестры! Меня ждут дома!» Рамакришна улыбнулся, щелкнув его по носу: «Хорошо, все придет в свое время». Нарен решил, что это гипноз.

Рамакришна же знал Нарена. Задолго перед его приходом, погрузившись в Самадхи, Он, отделившись от своего плотного тела, вышел в область Солнца и достиг сферы чистых Идей. Там Он увидел Семь Риши. На коленях одного из них появился мла­денец, в радости пролепетавший: «Я иду на Землю, пойдем со мной!»

Луч Света упал на дом, в котором родился Нарен. Когда он впервые появился перед Рамакришной, Учитель тотчас узнал его. Но Нарен был представителем нового поколения. Его разум тре­бовал логического осознания этих иррациональных истин. Обла­дая изумительной чистотой и  честностью, он не  хотел  ничего принимать на веру, не пропустив это через свое сознание и не сделав это частью своей собственной природы.

Пять лет Нарен близко наблюдал Учителя, не позволяя себе поддаваться обаянию Его облика. И Рамакришна ни разу не по­требовал от Нарена слепой веры. Он любил Нарена беззаветно. Однажды Он сказал: «Я видел у Виджая божественный свет, светящийся, как пламя свечи, но Нарен ослепляет Солнечной ради­ацией». Когда Ему сказали, что это слишком, Он ответил: «Вы думаете, это мои слова? Святая Мать говорит мне то, что я только повторяю. А Она говорит только истину». Сам Нарен был почти возмущен. Он начал избегать Учителя. Именно в это время он был подвержен сильному влиянию Западной философии. Од­нажды он сказал Рамакришне: «Чем больше Вы возвеличиваете меня, тем больше я убеждаюсь в беспредельности Вашей фан­тазии». Рамакришна был опечален, однако с улыбкой ответил: «Ты разбойник. Я больше не хочу слушать тебя. Мать сказала, что я люблю тебя, потому что вижу в тебе Божественное прояв­ление. В день, когда я больше не увижу в тебе Бога, я не брошу на тебя ни одного взгляда».

Нарен часто не приходил к Учителю неделями, и тогда Рама­кришна изнемогал от тоски. Однажды Он посетил Калькутту, где нашел Нарена поющим в «Брахмо-Самадже». При виде На­рена Рамакришна впал в экстаз. В другой раз Он нашел его дома. Рамакришне сказали, что Нарен занимается с друзьями в ком­нате на втором этаже. Рамакришна поднялся на несколько сту­пеней, Нарен вышел, услышав шум. При виде Нарена лицо Рамакришны изменилось, почти теряя сознание, Он прошептал: «На­рен, мой любимый!»

«Что вы, светские люди, знаете о любви? — восклицал позд­нее в Америке Вивекананда.— Вы, умеющие только пародиро­вать любовь! Только Учитель любил нас, как Гений Лю­бви!»

Идея о том, что человек и Бог суть единство и что Бог суть во всем буквально, казалась Нарену абсурдом. Однажды он, пародируя Рамакришну, показывал на предметы, спрашивая: «И эта чашка — Бог? И это дерево — Бог? И все это — Бог?» — и заливался смехом. Ученики поддерживали его, все страшно веселились. Появился Рамакришна. Узнав причину хохота, Он очень деликатно приблизился к Нарену, коснулся его и погрузил его в Самадхи. Это имело очень глубокий эффект. Нарен впервые почувствовал великую идею Единства. Он вернулся домой пере­рожденным.

И теперь на улице, дома, в университете он видел все во всем. Он начинал прозревать сквозь многообразие форм Единую и Неизменную Субстанцию.

Рамакришна призывал Нарена испытывать Его: «Испытай меня, мой мальчик, испытай меня, как меняла испытывает золото и серебро. Ты не должен ничего брать на веру».

Рамакришна провел Нарена через испытание. Внезапно Он словно потерял к нему интерес. Иногда Он по целым неделям не говорил с Нареном ни слова. Нарен продолжал приходить и молча сидел у ног Учителя. В конце концов Рамакришна сказал: «Я уже не говорю с тобой ни слова, и все-таки ты приходишь, приходишь до сих пор». Нарен ответил: «Я прихожу в Дакшинешвар, потому что я люблю Вас. Я прихожу сюда не для того, чтобы слушать Ваши слова». Учитель был сражен. Обняв Нарена, Он сказал: «Я испытывал тебя. Я должен был узнать, останешься ли ты, несмотря на мое равнодушие. Только человек твоей ин­тенсивности духа мог выдержать такое равнодушие. Никто бы не остался возле меня так долго». Рамакришна сказал Вивекананде, что он призван стать религиозным Учителем. «Дайте мне сначала реализовать в себе Бога»,— заметил Нарен.

Наступил тяжелый период напряженного духовного труда. В этот сложный период огромную помощь оказала ему музыка. Он должен был дойти до глубин жизни. Книги, обряды, догмы были для него лишь подспорьем. Он боролся за Бога. Под наблю­дением Рамакришны он начал переходить в сверхсознательное состояние, достигая мира, который оставался в нем некоторое время даже после его «возвращения». Только Рамакришна знал всю тягость его борьбы — для артистического темперамента На­рена было очень трудно обретать этот Абсолютный мир.

В 1884 году Нарен лицом к лицу столкнулся с нищетой — умер его отец, оставив огромные долги. Нарену пришлось взять бремя семьи на себя. Он сильно переменился. Друзья в это время счи­тали его атеистом, и лишь Рамакришна знал, что в глубине души вера Нарена все так же глубока и пламенна.

Однажды Нарен погрузился в созерцание, и перед ним ясно и отчетливо открылся его путь. Он понял, что судьба его — быть монахом. Он пришел к Рамакришне. Рамакришна запел песнь, и слезы побежали по его щекам. «Не обращайте внимания,— сказал Он ученикам,— это касается только меня и Нарена».

Ночью Он позвал Нарена к себе в комнату: «Я знаю, ты рож­ден для того, чтобы исполнить в мире работу Матери. Я также знаю, что ты будешь монахом. Но останься в миру, пока я жив. Сделай это для меня».

Шесть лет провел Нарен у ног Учителя, который излучал себя на своих учеников.

Жизнь рядом с Учителем требовала от учеников чистоты мыслей и сосредоточенности ума.

Трудно было Нарену подойти к принятию Кали — Матери — реализации Абсолюта. Но однажды завеса спала с его глаз, и он познал Кали как Божественную Матерь — и отныне сделался Ее верным поклонником. Позже он писал в одном из писем: «По­клонение Кали — моя глубокая фантазия». Но никогда он не пропагандировал культа Кали, ибо полагал, что современному утилитарному человечеству это будет недоступно.

В Нарене все отчетливее проявлялась натура чистого Бхакти. Позже он сам говорил: «Рамакришна был „Джнани" внутри и „Бхакти" снаружи, я же — „Джнани" снаружи и „Бхакти" внутри» Любовь Рамакришны к Нарену была такова, что однажды Нарен сказал: «Учитель сделал меня своим верным, вечным рабом только своей любовью ко мне».

То, что с таким трудом пытался найти Нарен — Живую Ис­тину,— предстало перед ним в лице Рамакришны, открывшем в себе Божественное сознание. Пройдя путями важнейших рели­гий — Индуизма, Христианства и Ислама, Рамакришна принес Весть о Единстве всех религий. Однажды он сказал ученикам: «Я прошел разными путями и нашел, что в основе всего лежит одна истина. Я могу сказать, что знаю Бога, я могу сказать, что я слуга Его, но я могу сказать также, что я — часть Его. Он — я, я — Он». Рамакришна видел Бога во всем. Он учил своих учени­ков искать Бога повсюду — в каждой пылинке, равно как и в каж­дой звезде. Рамакришна любовно помогал Нарену восходить, Он готовил его к особой миссии. Часто говорил он Нарену, пока­зывая на учеников: «Я оставлю их на тебя».

Однажды переживание огромной силы посетило Нарена. Во время медитации он вдруг увидел Свет — Свет становился все шире, захватывая все пространство вокруг, и, наконец, за­полнил все — Нарен потерял сознание. Когда он пришел в себя, из всего тела он ощущал живым лишь сердце. Вскоре Рамакришна позвал его к себе и прикосновением погрузил в глубокое самадхи. Нарен понял полноту бытия. Когда он пришел в себя, Рамакришна сказал: «О, Нарен, вот я отдал тебе все. То, что я передал тебе, послужит тебе для большой работы в миру, кото­рую ты должен исполнить. Только после этого ты сможешь вос­пользоваться моим даром для себя». Из этого глубокого самадхи Нарен вынес одну из самых светлых вестей — «Всякая душа по­тенциально Божественна, и каждый может проявить, реализовать Бога в себе».

В 1886 году здоровье Рамакришны ухудшилось. Больной Учитель передавал последние наставления ученикам. 15 августа он позвал Нарена и почти шепотом, он уже не мог говорить, дал ему указания относительно учеников. Ученики стояли вокруг. На рассвете, 16 августа, Учитель три раза отчетливо произнес имя Божественной Кали и погрузился в последнее самадхи, из кото­рого он больше не возвращался в физический мир. Тело было предано огню на берегу Ганга. «Я не умер, я лишь перешел из одной комнаты в другую».

Спустя неделю после ухода Учителя, Нарен ночью прогули­вался с одним из учеников по дорожкам сада, когда он внезапно увидел прямо перед собой светящуюся фигуру. Сомнений не было. Это был Рамакришна. Нарен замер, глядя на этот феномен, как на иллюзию. Но его друг воскликнул в изумлении: «Смотри, Нарен, смотри!» Нарен понял, что это Учитель появился перед ними в огненном теле. Когда он позвал других братьев посмотреть на огненное тело, оно уже исчезло.

После ухода Рамакришны ученики Его старались держаться поближе друг к другу. Нарен помнил последние слова Учителя: «Не оставляй их». Однажды, в развалинах дома, который им уда­лось приобрести и где они встречались каждый день, продолжая занятия и упражнения, Нарен был погружен в глубокую меди­тацию. Внезапно он открыл глаза. Вечерело, и прямо над ними стояла Звезда. Нарен начал говорить с глазами, полными пламен­ной любви, о жизни Христа, которому «негде было преклонить голову». Он призвал своих братьев следовать дорогой величай­шего из Сынов Человеческих — Сына Бога живого. Все были потрясены новым подъемом духовных сил, явленных Нареном. Когда ученики разошлись по своим комнатам, они обратили вни­мание на то, что это был вечер Рождества Христова. Так посвя­щение  в  монашество  и  организация  первого  монашеского ордена Рамакришны были осенены благословением Христа. И в продолжении всей жизни Нарен хранил в глубине сердца этот Сияющий Образ.

16 молодых людей объединились в общину, приняв имена Свами. Нарена нарекли Свами Вивекананда. Они поселились в Баранагоре. Что это за весенняя пора их жизни была! Иногда они неделями сидели впроголодь, но никогда не утихали музыка, молитва, радость и мир, который царил между ними. Общим было их платье, общими были их достижения, общими были их пламенные взывания к Богу. Вивекананда был как старший. Он был бесконечно внимателен и строг к братьям, он не давал им упиваться эмоциями, протестовал против аскетизма; учил их но­вейшим системам философии. Гегель и Кант, Шанкарачарья и новейшие позитивные системы философии обсуждались ими. Вивекананда непрерывно думал о том, как внести Свет, полу­ченный им от Учителя, в обыденную жизнь, осветить сознание миллионов еще не пробужденных существ.

Они были очень молоды; часто в доме звенел смех и раздавалась веселая музыка, но никогда не допускалось забвение главных черт монашества — полный контроль над своей низшей природой и реализация в себе Бога. В те дни Вивекананда рабо­тал, как сумасшедший. Рано утром, когда было еще темно, он выскакивал из постели и будил других песней. «Вставайте, про­буждайтесь все, кто хочет испить Божественный Нектар!» А много спустя, после восхода луны, на ступенях дома сидели братья, зачарованные песнями Вивекананды, которые он посвящал Богу.

Через некоторое время Вивекананда предпринял путешествие по Индии. Он прошел Индию пешком, безвестный монах, он посетил Святые места. В это время он осознавал свою миссию. Вопрос, который он решал для себя, заключался в том, чтобы понять, является ли Веданта тем Учением, которое может быть воспринято современным миром. Пройдя всю Индию, проникнув в древнюю культуру ее, он вынес основную идею не только ин­дийской, но и всей восточной философии — Единство, Единство в многообразии, Единение с Абсолютом.

С другой стороны, Вивекананда увидел, в каком параличе находится его Родина. Западная цивилизация, поставившая во главу угла волю и инициативу индивидуума, накопившая огром­ный опыт технического прогресса, вызывала уважение Вивекананды, который, однако, никогда не закрывал глаза на однобо­кость этого развития. И в сознании Вивекананды начинает офор­мляться  идея,   почти  страсть — желание   навести   мост,   соеди­няющий Восток и Запад, оплодотворить молодое тело Запада древним Универсальным Духом Востока. Только теперь начинает он понимать,  каким  благодатным  плодом  Индии  явился  Шри Рамакришна, как глубока была Его идея Единства. И Вивекананда начинает оформлять в конкретную программу свои мысли. Он снова уходит в странствие, написав друзьям: «Я должен либо найти реализацию моего идеала, либо погибнуть. Я ухожу! Да поможет мне Господь найти мой собственный путь!».    Во  время  этого  странствия,  однажды  ночью,   прямо  перед молящимся Вивеканандой появился Рамакришна. Двадцать одну ночь  повторялось  это  видение.  Двадцать  одну  ночь  укреплял Учитель дух своего любимого ученика. Погрузившись в глубокое самадхи, Вивекананда узнал,   что до его рождения Господь из­брал его своим инструментом для проведения работы в мире, для пробуждения спящего духа его современников. Вивекананда все больше и больше прислушивается к стонам угнетенных, бед­ных, заблудших. Он все больше чувствует себя их слугой.  Он также начинает прозревать духовную нищету Запада, заглушив­шего грубым материализмом призыв Духа в своей душе.

Он уже начинает принимать в свою душу страдания милли­онов людей Востока и Запада; он уже начинает утверждаться в мысли, что Веданта, вынесенная из Индии в мир, может облег­чить людям путь освобождения. Но что может он, двадцатипяти­летний молодой монах?

В 1890 году он снова покинул монастырь, но на этот раз с ре­шением больше не возвращаться. Он удалился в Гималаи и там пребывал некоторое время. Он молил Божественную Мать от­крыть ему высшую мудрость. В свою записную книжку он занес следующие строчки: «В начале было Слово. Микрокосм и макро­косм построены по одному плану. Так же, как индивидуальная душа заключена в человеческое тело, так же Универсальная душа заключена в природе. Кали держит в объятиях Шиву. Это не фантазия. Это сокрытие духа в природе подобно отношению между идеей и словом, способом выражения ее. Дух, абстрактная идея может проявиться лишь через многообразие природных форм. Мысль невозможна без слов, выражающих ее. Вот почему в начале было Слово».

Так осуществил в себе самом идею единства Вивекананда, так проник он в идею атома, заключающего в себе всю Все­ленную.

В январе 1891 года Вивекананда пошел по Индии неизвестным саньязином, решив пройти ее всю своими ногами. Но огонь, го­ревший в его глазах, и облик принца под одеждой саньязина при­влекали к нему толпы людей. Дели, Раджпутан... Сегодня он спал вместе с париями, а завтра беседовал с махараджами и профессорами. Он вбирал в себя все горести и печали Индии. Эти дни были для него днями учебы. Он сам становился Индией, ее сознанием, ее судьбой. Он постоянно менял имя, путешествуя анонимно. Он шел под монашеским именем Свами, или «Свамиджи».

Однажды в одном из княжеств Вивекананда был хорошо при­нят премьер-министром. Когда премьер-министр познакомился с системой Вивекананды, он сказал: «Свамиджи, Вы не сумеете быть производительным в этой стране. Вы должны вынести Ин­дуизм на Запад, познакомить Запад с системой Индуизма». Вивекананда был удовлетворен — слова, уже глубоко лежащие в его душе, были произнесены вслух. Премьер-министр предло­жил Вивекананде свои услуги в изучении французского языка, который мог ему понадобиться в его будущей работе. Достигнув мыса Коморин, крайней точки Индии, Вивекананда принял ре­шение.

На мысе Коморин Вивекананда превратился в ребенка. От снежных вершин Гималаев спустился он, пройдя по всей стране, и теперь взор его тонул в синих волнах океана. Здесь, перед ли­цом океана, проходила в его сознании панорама современной Индии — ненависть и рознь между кастами, между религиями; нищета, невежество, забвение идеалов. С этим знанием в душе мог ли он считать мир иллюзией и отгородиться от мира, ища единения с Богом? И Вивекананда восклицает: «Родись я вновь и вновь, я отдал бы все свои жизни, чтобы помочь на пути к сво­боде хотя бы одной душе. Я нашел моего Бога — мой Бог в чело­вечестве. Единственный Бог, в которого я верю, распростерт среди людей. Мой Бог — слабые, мой Бог — угнетенные, мой Бог — бедные всех рас и исповеданий. И если я хочу служить моему Богу, я должен   служить человечеству».

К этому времени дух Вивекананды окреп и утвердился. По­стоянным   самоконтролем  он   накопил  огромные   силы.   У  него было благословение Рамакришны, у него были прочные знания Западной и Восточной философии, у него уже был богатый соб­ственный духовный опыт — он был готов выйти на свое поприще. Вивекананда принял истинное сыновство от Индии. Он решает в сердце своем возродить свою Родину. Но путь лежит через За­пад. Вивекананда выходит послом Индии в мир, прокламируя: «Индия нужна миру, Индия с ее знанием Бога, с ее методой освобождения, с ее накопленным духовным наследием. Гибель Индии отзовется в мире огромной потерей, которая задержит духовное освобождение всего человечества. Возрождение Ин­дии — вопрос возрождения Духа в человечестве».

Здесь, на «краю света», видение посетило его — он увидел Америку — новую страну, лишенную кастовых предрассудков. Он увидел идеи Индии, плывущие над Америкой, и сильную энергию Америки, дающую толчок Индии. Он услышал слова, сказанные ему одним махараджей: «Иди и возьми их штурмом, и тогда возвращайся».

Вивекананда двинулся на север. В Хайдарабаде он впервые выступил с публичной речью «Моя миссия на Западе». Но он боялся ошибиться и принять собственное желание за приказ своего Бога. Он молился день и ночь, чтобы Бог открыл ему Истину. Он молился, прося водительства и указа. Деньги, кото­рые собрали для его поездки друзья, он не взял: «Если по же­ланию Матери я должен отправиться на Запад, тогда пусть народ соберет деньги на путешествие. Это для них я отправляюсь на Запад — для народа, для бедных и обездоленных».

Однажды он имел видение: Рамакришна шел по воде, пере­секая океан, и звал Вивекананду последовать за ним. Отчетливо произнес голос: «Иди». Вивекананда написал Сарада-Деви, Бо­жественной Матери, вдове Рамакришны, и она прислала ему свое благословение, объявив, что Рамакришна давно предвидел и желал его путешествия за океан. Вивекананда услышал зов — больше он не сомневался.

31 мая 1893 года в оранжевом одеянии саньязина и в тюрбане Вивекананда взошел на корабль, отплывающий в Америку. С идеей, завоеванной им в духовном сражении — единство в мно­гообразии — отправился Вивекананда на Конгресс Религий. И могла ли Индия послать сына, более достойного представлять ее на Конгрессе Религий, нежели Вивекананда? Сына, прошедшего ее своими ногами, сына, познавшего ее радости и печали, сына, реализовавшего  в себе самом ее  идею единства  в  многообра­зии— идею грядущего Мира, идею Великого Единства.

11 сентября 1893 года в 10 часов открылся Конгресс Религий. Конгресс был весьма представительным. Каждый делегат пред­ставлял свою организацию, и только Вивекананда был, так ска­зать, частным лицом, имея за собой, однако, Универсальную Религию. Он так нервничал и волновался, что, когда первый раз получил слово, то не смог говорить. Позже он писал: «Меня охватил страх, язык мой прирос к гортани, и я стоял молчаливо до тех пор, пока смог пролепетать просьбу перенести мое вы­ступление позднее».

Наконец, его время пришло: «Братья и сестры Америки!» — произнес он, и две минуты бушевал шквал аплодисментов, не дававший ему говорить. Что же произошло? Люди, привыкшие к блестящим ораторам, к изощренной аргументации, вдруг все разом почувствовали простое, человеческое, идущее от сердца обращение. К ним, затемненным недоверием, одиночеством, вдруг, сокрушая все преграды, обратился брат.

«Братья и сестры Америки! Я приветствую самую молодую страну от имени самого древнего монашеского ордена древней­шей страны. Многоразличны текучие воды Земли — ручьи и реки, водопады и моря — но все вбирает в себя Океан. Так и религии — сколько бы их ни было, и как бы ни боролись они между собой — в основе их лежит одна Великая Религия, объ­единяющая их всех. Сколько бы ни было оттенков цвета кожи и различия в языках — в основе лежит один корень Человечества, и все мы — ветвь от Одного Древа, и все мы — братья и сестры!»

В то время как делегаты говорили о своих сектах, Вивека­нанда провозгласил Живого Бога — Истину, воспринятую у ног своего Учителя Рамакришны, который опытным путем постиг, что все религии ведут в один и тот же Океан Милосердия, что все формы и оттенки — суть лишь различные аспекты Единой Ве­ликой Истины. Провозгласив эту Истину, Вивекананда сокрушил перегородки между расами, кастами, сектами и классами, при­звав к единению всего человечества в одну большую трудовую Общину. Этот вечер сделал доселе неизвестного индийского монаха ведущей фигурой современного религиозного мира. Накануне открытия конгресса, когда Вивекананда заметил, что у него нет полномочий представительствовать на конгрессе, один из   руководителей   сказал:   «Вам,   Свами,   просить   полномочий представительствовать, это все равно, что солнцу просить разрешения светить».

Слава обрушилась на Вивекананду. Уже утром на улицах Чикаго были развешаны огромные портреты Вивекананды с над­писью «Монах Вивекананда». Все газеты опубликовали полный текст его выступления. Видный руководитель христиан заявил: «Вивекананда истинно принц среди людей». Газета «Нью-Йорк Геральд» написала: «Он, безусловно, самая крупная звезда на религиозном небосклоне. Слушая его, понимаешь, как нелепо посылать в его страну миссионеров». «Америка открыла для себя Вивекананду и склонилась перед ним почтительно».— «Бостон ивнинг Пост».

Газеты Индии сообщили о триумфе Вивекананды, и братья-монахи не могли прийти в себя от изумления, читая о голово­кружительном успехе их любимого Нарена. Но как же сам он реагировал на этот триумф? Он понимал, что его изолированная жизнь монаха, достигающего в тишине общения с Богом, кон­чилась. Он не мог дальше продолжать жизнь, полную грез и видений. Он должен был теперь перейти к жизни общественного деятеля, на которую вывел его Зов. Когда он возвратился ночью в свой отель после первого триумфа, он проплакал всю ночь, как ребенок. Наутро Вивекананда уже не имел материальных проблем. Все двери были открыты перед ним. Это гостеприим­ство заставляло его страдать, ибо перед глазами вставали кар­тины нищеты его народа. Его страдания были так ужасны, что однажды ночью он бросился оземь, рыдая: «О Мать, я не могу принимать все это, в то время как Родина моя прозябает в ни­щете! Почему тысячи моих соотечественников умирают от не­достатка горсточки риса, а здесь бросают миллионы на свой комфорт! Кто поднимет массы Индии? Кто даст им хлеб? Научи меня, Мать, как я могу помочь им». И однажды, в публичном собрании, Вивекананда заявил, что то, в чем нуждается Индия, не религия, но хлеб, хлеб, хлеб!

Он начинает изучать американскую действительность и осо­бенно пытается понять, чем объяснить высокий жизненный уро­вень в этой стране. Вивекананда был приглашен сделать тур по Америке. Он согласился. Он решил заработать деньги, чтобы использовать их для нужд своей Родины. Кроме того, он считал своим долгом познакомить Западный мир с древним Учением Веданты. Он проехал почти по всей Америке. Путь его не был усыпан   розами.   Вскоре   заметил   он   эгоистические,   жестокие черты американской жизни и подверг их уничтожающей критике.

В то же время в сердцах истинных христиан он зажег пламень. Вивекананда резко протестовал против лжехристианства и лице­мерия многих христианских лидеров. Он говорил: «Если вы хо­тите выжить, вернитесь назад к Христу. Вы не христиане. Нация, коей вы сейчас являетесь,— нет, вы не христиане. Вернитесь назад к Христу. Вернитесь к Нему, Который не знал, где прекло­нить голову. Вы, религия которых построена на деньгах! Что за ирония судьбы! Отбросьте это, если хотите жить, отбросьте это. Нельзя служить одновременно Богу и Мамоне. Все ваше про­цветание — все это во Имя Христа? Христос отрекся бы от всей этой ереси. Если вы действительно сможете соединить это ваше «процветание» с идеями Христа, благо вам, но если не можете, вернитесь к Нему, отбросив суетные усилия, которые суть лишь лицемерие, и которые приводят вас на край пропасти. Лучше жить в бедной хижине с Христом, нежели в золотом дворце, но без Него».

Своей критикой лжехристианства Вивекананда вызывал озлоб­ление «христианских» вождей, которые не заставили себя долго ждать и обрушили на Вивекананду целый поток грязной клеветы. К ним примкнули некоторые «религиозные деятели», ревниво задетые триумфом Вивекананды на конгрессе. Теософы присо­единились к этой травле. Они заявили, что Вивекананда нарушил устав монашества, позволяя себе есть запрещенную еду и ши­роко общаться с мирскими людьми. Друзья и братья в Индии были весьма напуганы и посылали ему вырезки из газет, которые стали распространяться в Индии. Вивекананда ответил им прось­бой не присылать ему больше этих газет: «Я удивлен, что вы при­нимаете эту миссионерскую чепуху столь серьезно. Если индийцы так заботятся о чистоте моей диеты, то пусть пришлют мне по­вара и достаточно денег, чтобы организовать свою собственную кухню. С другой стороны, если миссионеры уверяют, что я отрекся от двух краеугольных основ монашества — чистоты и бедности — скажите им, что они большие лгуны. Что до меня, то я не признаю права диктата надо мной и шовинизма. Я нена­вижу трусость и дряблость. Мне совершенно нечего делать с трусами и политическими проститутками. Я не верю ни в какую политику. Бог и Истина — единственная политика в мире, все остальное — мерзость».

Америка Эмерсона и Торо, Элиота и Уитмена, которого Вивекананда назвал «саньязином Америки», не смогла осуществить мечту о соединении Запада и Востока. Золотая лихорадка 1849 го­да в Калифорнии, гражданская война, технический прогресс произвели сдвиг в сознании американцев и направили все их по­буждения на удовлетворение материальных нужд. В философии господствующими стали позитивизм и прагматизм. Появление Свами Вивекананды в Америке было первым явлением живого посланника Востока на Запад. Вивекананда явился вестником грядущего пробуждения Востока.

Путь по Америке был тернист. Бюро эксплуатировало Вивекананду и зазывало на него, словно на белого слона из цирка. По всей Америке пестрели плакаты с описанием всех физических качеств Вивекананды, с объявлениями: «Оратор Божественного Разума», «Лучшая модель расы», «Изумительный Учитель Жиз­ни», «Саньязин в Конгрессе Религий». Вивекананда разорвал с ними и начал сам устраивать свои выступления. Иногда он давал по 16 лекций в неделю. Аудитория его была пестрой — среди искренне стремящихся к познанию были толпы зевак, любителей сенсаций и просто недоброжелателей. Каждая лекция требовала от Вивекананды огромного напряжения. Вивекананда провозгла­шал  Единого  Бога, единство  религий, единство  Человечества.

«Христос, Будда, Кришна — волны Океана Божественного Сознания, которое есть Я». Его подкупали и запугивали, но он был, словно камень Адамант, он говорил: «Я стою за Истину. Истина никогда не совмещалась с фальшью. Если даже весь мир будет против меня, Истина будет защищаема мною до конца. Я не откажусь от этой привилегии...»

Однажды Вивекананда был приглашен атеистами-матери­алистами и прагматистами принять участие в публичном диспуте в Нью-Йорке. Один из участников этого диспута описывает оше­ломляющий результат этого мероприятия. «Свами Вивекананда предстал перед публикой живым олицетворением плодоносной и благой идеи, которую он проповедывал. Он явил собой такой сильный контраст всей этой атеистической публике — сухой, вы­сокопарной, бесплодной, что одного его облика, одного его мелодичного голоса и глаз, полных жизни, было достаточно, чтобы одержать победу. Когда он заговорил, обнаруживая не схоластические упражнения, но живую логику, живое знание, поразительную аргументацию, зал взревел от обожания. Результат был ошеломляющим — сотни покинули этот зал с горячей верой в Бога, с желанием назвать себя учениками этого живого олицетворения Истины. Среди них был пишущий эти строки, который от того дня начал считать свое истинное рождение в этот мир».

Вивекананда интенсивно учился в Америке — он изучал эко­номику, социологию, организацию производства, он знакомился с культурой Америки. Он писал в Индию, выражая восхищение многими сторонами американской культуры. Вивекананда снова и снова взывает к братьям в Индии: «Бог наш — это бедные, угне­тенные, отверженные — и нет другого Бога. И мы, которые об­разовались за их счет, соединились с Богом за их счет, чем мы ответим им?» «Пробудите в себе львов, мои мальчики! Я призван Господом позвать вас — пробудитесь львами, братья мои! Огля­нитесь на страдания вашей страны и выйдите на помощь ей. Двенадцать лет я жил с этой идеей в моем сердце — я переходил от порога к порогу, утверждаясь в этой мысли. Я пересек океан. Господь поможет мне. И теперь я говорю — восстаньте, мои братья, в силе, в добре, восстаньте перед Богом вашим и при­несите Ему жертву — всю жизнь вашу, всю кровь вашу. Прине­сите жертву — служение тому, кого Он любит, в ком Он оби­тает. Служите бедным, служите отверженным, служите обез­доленным, ибо в них Бог, ибо только служа им вы принесете достойную жертву Самому Господу. Жизнь — ничто, смерть — ничто! Бог — все! Вперед, мои братья, не оглядывайтесь! Всегда только вперед!» «Не позволяйте сомнению свить гнездо в вашем сердце, в сердце, которое должно стать пьедесталом Господа вашего. Храните в сердце Его Образ и предоставьте всему осталь­ному совершаться само собою. Твердите день и ночь: «Ты — Отец мой, Мать, Супруг, Любовь моя, Господь мой, мой Бог, я не хочу никого, кроме Тебя — никого, кроме Тебя, никого кроме Тебя. Ты — во мне, я — в Тебе. Я — Ты, Ты — я!»

«Богатство уходит, проходит молодость, жизнь ускользает, власть истощается — но Господь пребывает, но Любовь не про­ходит вовек. Мой Бог, Любовь моя! Встречая каждый рассвет, тверди: «Мой Бог, Любовь моя! Ты — во мне, я вижу Тебя, Ты со мной, я чувствую Тебя, я — Твой, возьми меня, я не мирской — не покидай меня».

В Нью-Йорке Вивекананда не смог задержаться. Внезапно он заболел от «общества высших классов», поняв, что для них он лишь развлечение, любопытство, и что, познакомившись с ним, «приняв его на час» и даже вдохновившись его идеалами, они не смогли отказаться ни от одной своей паршивой привычки. Он уехал в Балтимор, где ему предложили прочесть серьезный цикл лекций. И за гроши он повел школу — ежедневные лекции, практические занятия, которые вылились в написание в 1895 году курса «Раджа-Йога», столь восхитившего русского писателя Тол­стого. Вивекананда нашел свою аудиторию. Миссис Элен Вандо, записывавшая Вивекананду, вспоминает: «Он всегда диктовал, выходя из медитаций. Я сидела наготове. Он медитировал, затем внезапно начинал говорить. Сила и экспрессия его голоса застав­ляли содрогаться мою душу, словно от разрядов грозы». Так была записана «Раджа-Йога».

В конце 1894 года Вивекананда почувствовал себя обессилен­ным — он оказался на краю гибели. Он был «выжат». Друзья увезли его в уединенное поместье. 7 июня 1895 года он написал оттуда: «Я здесь родился вновь. Я один в лесу. Я читаю мою Гиту, и я совершенно счастлив». Там он провел семь недель. Возле него образовалась школа — преданные ученики пришли к нему, посвятив свою жизнь идее Единства. Ежедневно вел Вивекананда занятия. Все поселились вместе и такой маленькой коммуной прожили счастливые дни. «Реализуйте в себе Бога, нет другой задачи в этом мире»,— так учил Вивекананда. Он требовал от учеников целомудрия. «Не думаете ли вы, что требование цело­мудрия во всех без исключения монашеских орденах имело смысл? Духовные Гиганты образовывались при соблюдении этого условия. Не думаете ли вы, что это имело смысл? Есть прямая зависимость между целомудрием и Духовностью. Объяснение заключается в том, что все Святые сберегали свои самые жизнен­ные силы и трансмутировали их в духовные силы. Они перера­батывали половую энергию тела в духовную энергию. В Индии это хорошо известно, и йоги отлично владеют этой трансмута­цией. Перерабатываемая сила называется оджас, и она является питанием духа. Ее следует перевести снизу вверх. И это един­ственный материал, при помощи которого можно достичь само­познания. Я не знаю иного пути. Пока ты говоришь с Богом, твоя низшая природа должна безмолвствовать».

Однажды одна из учениц Вивекананды спросила его, как бы он прореагировал, если бы самая прекрасная женщина в мире посмотрела на него с притязанием. «Если бы самая прекрасная женщина в мире посмотрела на меня с притязанием,— ответил Вивекананда,— она тотчас бы превратилась в безобразную зеле­ную лягушку, и этим проблема была бы снята».

Когда наступило прощание, и ученики провозгласили Виве­кананду великим Учителем, он очень огорчился: «Мы не орга­низация и не должны создавать таковую. Каждый свободен учить другого, свободен учить, пока он или она того хотят. Если вы имеете внутри свободный дух, вы никогда не будете принуждать другого. Свобода личности мой принцип. Я не претендую на роль Вселенского Учителя. Я знаю не так много. Это немногое я пред­лагаю без остатка. Когда мне оказывают почести, я чувствую себя плохо. Я саньязин. Я вижу себя слугою в этом мире, а никак не хозяином. Я свободен, я не привязан. Что мне делать с моим телом, как мне сделать его проводником Высшего Духа? Я про­поведую Истину. Я — дитя Божье. И Он послал меня на эту зем­лю, и поведал мне Истину, и сделал слугою людям. И я буду ра­ботать так интенсивно, как только смогу, до самой смерти и после смерти. Я буду работать на благо мира».

В конце 1895 года Вивекананда принимает приглашение из Лондона. В эти именно дни он начинает чувствовать приближе­ние конца. «Мои дни истекают». Но дела, которые надлежит закончить, заставляют его забыть о теле.

Через Париж Вивекананда приезжает в Лондон. Англия встре­тила его гостеприимно и сердечно. Он был здесь уже широко известен по прессе как «индийский йог». Ему сразу же предло­жили лекции и встречи. Его первая встреча вылилась в демон­страцию признания и любви к нему. Все передовые газеты посвя­тили ему огромные статьи. «Дейли Хроникл» сравнила его вли­яние с влиянием Будды. Даже церковные руководители протя­нули ему руку. Но главным приобретением Вивекананды в Лондоне была мисс Маргарет Нобль, которая позже стала его ученицей, посвятившей свою жизнь женскому образованию в Индии. Она также сыграла большую роль в деле национального освобож­дения Индии. Многие статьи и книги, написанные ею, помогали индийским лидерам в их борьбе против британского владыче­ства. Мисс Нобль родилась в Ирландии в 1867 году. Ее отец и дед были церковными деятелями и принимали участие в борьбе за свободу Ирландии. Ее бабушка и отец образовали ее душу по Библии. Отец, умерший тридцати четырех лет, пред­чувствовал призвание дочери. В один из последних дней жизни он сказал жене: «Если Господь позовет ее, пусть идет. У нее есть дело. Она сделает много добра».

Карьера Маргарет сложилась блестяще. Уже в 1895 году она имела свою школу в Лондоне, была видной деятельницей группы «За освобождение Ирландии», а также секретарем Клуба, куда входили Бернард Шоу, Хастли; читала лекции на тему: «Психоло­гия детства» и «Права женщин». Таким образом, к моменту при­езда в Лондон Вивекананды она была уже прекрасно подготов­лена к будущей миссии в Индии. В то же самое время Маргарет переживала большую личную драму. Она была страстно влюб­лена в молодого человека, чьей невестой она считалась, и уже был назначен день венчания, накануне которого другая молодая особа «увела» жениха за собой. За несколько лет до этого случая Маргарет была обручена с другим молодым человеком, который внезапно заболел скоротечной чахоткой и умер. Это потрясло Маргарет.

Однажды ее пригласили на вечер к леди Изабел Маргэссон, где несколько близких друзей должны были встретиться с Виве-канандой. Имя Свами Вивекананды было в это время у всех на устах. Мисс Нобль впервые увидела Свами Вивекананду в суб­ботний вечер в гостиной Изабел Маргэссон. Он сидел в индийском одеянии перед группой людей. Маргарет пришла последней. Пятнадцать человек сидели в комнате в абсолютном молчании. Она с беспокойством почувствовала, что все взоры устремились на нее, и, заметив первый свободный стул, она бесшумно опусти­лась на него. Свами взглянул на нее. Огонь камина горел сзади него. Она встретилась с его взглядом и утонула в нем. «Я пыталась спрятаться от этих проникающих в сердце глаз и не могла — и с ужасом почувствовала, что он читает в моей душе, словно в открытой книге. Затем он с улыбкой перевел взор на Изабел. Она сказала: «Свамиджи, теперь все в сборе». Он начал петь санскритские стихи. Мелодичный голос его молил и приказывал одновременно. Он пел: «Вся наша борьба во имя Свободы. Нас не остановит ни бедность, ни богатство. Свобода, Свобода, Сво­бода». Для мисс Нобль было совсем не легко принять взгляды Вивекананды, и тем не менее, прежде, нежели он покинул Лондон, она начала обращаться к нему «Учитель!». Возвращаясь к этой первой встрече с Учителем в Лондоне, которая изменила ее жизнь, Ниведитта писала в 1904 году: «Если бы он не приехал в Лондон в то время, жизнь была бы лишенной смысла, лишенной той Радости, в преддверии которой я жила с детства. Я всегда говорила себе, что будет Зов. И он прозвучал».

В Англии Свами Вивекананда осуществил запись на англий­ском языке «Бхакти-Йоги». Он пробыл в Лондоне недолго, но глубоко был тронут верностью и пониманием, встреченными им здесь. 18 ноября 1895 года он писал: «В Англии моя работа более чем успешна, она приносит мне радость, Я сам удивляюсь всему, что нашел здесь. Англичане не говорят много в газетах, но много и молчаливо работают. Я уверен, что за это короткое время я сделал здесь больше, чем за долгое время в Америке».

В ноябре 1895 года он вернулся в Америку. В Нью-Йорке он записал курс «Карма-Йоги». Здесь появился англичанин Гудвин, верное сердце, которое сразу и навсегда отдало себя на службу идеям Вивекананды. Отныне Гудвин стенографировал лекции и выступления Вивекананды. Гудвин последовал за Вивеканандой в Индию.

Второе путешествие Вивекананды по Америке было гранди­озным. Он читает курс лекций «Бхакти-Йоги», и сам он весь Лю­бовь. «Никогда я не видела его таким,— вспоминает мисс Фанк,— он весь светился Божественной красотой, на него было невозможно смотреть, он представлял собой законченность, совер­шенную форму. И внезапно я поразилась мысли, которая пронзи­ла меня,— он заканчивает свой путь на земле. Я испугалась, стала отгонять эту мысль, но в глубине души знала, что это правда».

25 марта 1896 года Вивекананда начинает свой блестящий курс «Философия Веданты» в Гарвардском университете. Это произвело такое впечатление, что ему присваивают звание про­фессора и приглашают читать лекции. Подобное приглашение последовало также от Колумбийского университета. Он отклонил оба предложения, извинившись, что сан саньязина не позволяет ему ответить согласием.

«Поставить абстрактные идеи на современную базу, сделать религию доступной каждому ребенку, возродить огонь веры — вот моя работа, к которой я позван. Как далеко я успею, знает лишь Господь. Наше право работать, но не пожинать плоды работы».

Вивекананда ставил также задачу — соединить сознание За­пада и Востока. Этой цели служило общество Веданты, которое организовалось в Нью-Йорке.

«Необходим интенсивный обмен между Западом и Востоком. Каждый должен так просто проходить туда и обратно, словно из одной комнаты общего дома в другую».

Он решил осуществить обмен культурных сил. Он позвал нескольких учеников на Запад преподавать Веданту, на Восток пригласил европейцев, предложив им ознакомить Индию с но­вейшими техническими и научными достижениями Запада. Виве­кананда приезжает в Лондон, куда по его требованию прибыл в это время Свами Сарадананда, чтобы открыть в Лондоне школу Веданты. Встреча двух братьев - Свами после долгой разлуки была очень экспансивной и радостной. В Лондоне Вивекананда рабо­тал день и ночь. Лекции, занятия с учениками, серьезные и глу­бокие курсы в университете. Появляется «Джнана-Йога». Марга­рет Нобль в этот приезд Вивекананды стала уже для него близ­ким и необходимым сердцем. В июле 1896 года Вивекананда, вконец истощенный работой, был увезен друзьями в Швейцар­ские Альпы. При виде снежных вершин он прыгал и радовался, как ребенок. Он нашел, что крестьяне в Альпах напоминают крестьян в Гималаях. В маленькой деревушке в Альпах пришла к нему идея организовать в Гималаях ашрам-монастырь. «О, я мечтаю о монастыре в Гималаях, где бы я мог провести остаток дней, медитируя и принося Богу молитвы. Это мог бы быть центр духовной жизни, где ученики Запада и Востока могли бы вместе трудиться, а я бы помогал им».

После Швейцарии Вивекананда посетил Германию, приняв приглашение профессора Дойссена, санскритолога. Затем он вер­нулся в третий раз в Лондон. Он посетил Макса Мюллера в Окс­форде, Эдварда Гартнера и других.

Но вот Вивекананда говорит, что голос Индии позвал его, и просит заказать четыре билета. С ним решили навсегда уехать в Индию супруги Сэвьер и Гудвин.

16 декабря 1896 года из Неаполя Вивекананда отплыл на паро­ходе на Цейлон. На корабле он встретил двух христианских мис­сионеров, которые вели с ним дискуссии о преимуществе христи­анской веры, и, потеряв терпение и выдержку, начали ругать непристойными словами индусскую религию. Вивекананда вдруг подошел к одному из них, схватил его за шиворот и прошептал: «Если вы еще хоть одним словом оскорбите мою религию, я вы­брошу вас за борт». «Отпустите меня, сэр, я обещаю вам никогда больше  не  делать  этого»,— пробормотал   миссионер.   Позже,  в разговоре с одним молодым человеком в Калькутте Вивекананда спросил: «Что вы будете делать, если на ваших глазах кто-нибудь оскорбит вашу мать?» Молодой человек ответил: «Я задам ему хороший урок...» «Отлично,— сказал Свами,— если вы занимаете такую же позицию относительно вашей религии, вашей истинной Матери, почему же вы остаетесь равнодушным и позволяете миссионерам оскорблять ее каждый день? Где ваша честь? Где ваше сердце? И кто защитит нашу Мать?»

Рано утром 15 января 1897 года берег Цейлона с кокосовыми пальмами и золотыми деревьями показался на горизонте. Сердце Свами было переполнено радостью. На берегу его ожидали вы­ехавшие ему навстречу ученики. С того дня, когда впервые голос его прозвучал на Конгрессе Религий, Вивекананда знал, что Индия проснулась от его голоса. Зов был услышан с другого конца Океана. Одному оппоненту в Детройте, сомневающемуся в спо­собности Индии воспрянуть, Свами горячо возразил: «Индия внемлет мне. Я потрясу Индию и волью энергию в ее вены. По­дождите. Вы увидите, как Индия встретит меня. Это Индия, моя Индия пробуждается, и в венах ее будет течь моя кровь. Индия встретит меня с триумфом».

Когда весть о возвращении Вивекананды достигла Индии, миллионы сердец встрепенулись. Духовный вестник древней страны возвращался, исполнив свою миссию. Индия открыла объятия своему возлюбленному сыну. В больших городах были сформированы комитеты встречи Вивекананды, его братья и ученики умирали от желания скорее увидеть его. Навстречу ему в Мадрас и Коломбо выехали братья-монахи. Многие из Бенгалии и северных провинций прибыли в Мадрас, чтобы встретить его здесь. Все газеты печатали публикации о его жизни и работе. Весь путь следования Вивекананды был украшен приветствиями, цветами и пальмами. Все было в ожидании. Когда монах в оран­жевом одеянии, с пылающим пламенем в глазах, появился на берегу, тысячи сердец, слившись в единое сердце его Матери-Родины, открылись навстречу ему. К ногам его склонились в поры­ве благодарности и признательности тысячи соотечественников. Депутация правительства Цейлона вышла приветствовать его. И весь путь, украшенный триумфальными арками, прошел Свами Вивекананда, осыпаемый цветами, благословениями, под музыку религиозных песен и молитв. Развевались флаги, звучали рели­гиозные гимны, Индия ликовала. Священная вода Ганга омыла его пылающий лоб, и гирлянды цветов обрамляли его плечи. Дом, где приготовили ему ночлег, утопал в цветах и пальмах. Свами Вивекаианда не отверг ни одного из этих народных приношений. Он не уклонился от триумфа так же, как и не уклонился от борьбы. Он принял этот триумф, как триумф идей Индии, признание ее вести миру о Великом Единстве народов. В речи, которую он произнес в Коломбо, он сказал: «Смотри, Индия, кого венчаешь ты почетным венцом сегодня! Не генерала, не принца, не богача. Не бездомный ли, не бедный ли монах стоит сегодня в лучах Славы твоей, Индия? Истинно, ты преклоняешься сегодня перед единственной правдой твоей, Индия, перед Духом Истины, перед единственным твоим, достоянием, перед бесценным твоим сокрови­щем, а бедный монах — только голос возлюбленного сына твоего, Индия, который пробудил твой дремлющий Дух. И то, что проис­ходит — есть величайшая демонстрация торжества проснувшегося Духа. Ты пробудилась, Святая Мать, Ты пробудилась, Любовь моя, Ты пробудилась, чтобы передать миру торжествующую Истину».

Вивекананда проследовал в Мадрас, где снова триумф ожи­дал его. На небольшой станции недалеко от Мадраса собралось столько людей, что весь дальнейший путь до Мадраса поезд двигался так медленно, как продвигались окружившие его коль­цом соотечественники Вивекананды. В Мадрасе ликование до­стигло высшей точки. Все улицы и площади Мадраса были укра­шены, имя Свами Вивекананды было у всех на устах. Тысячи людей столпились на вокзале, и когда Вивекананда ступил на платформу, воздух огласился ликующими криками. На третий день пребывания в Мадрасе Вивекананда выступил на огромном митинге.

В Калькутту Вивекананда отправился морем. 15 февраля он отплыл. В статье, которую он написал в Мадрасе, он говорил: «Моя Индия, встань! Где твои живительные силы? — В твоей бес­смертной душе! Каждая нация, как и каждый отдельный человек, имеет одну тему в жизни, одну, которая является центром его, ядром его существа, главной нотой, вокруг которой формиру­ются все остальные, образуя гармонию. Если нация теряет эту руководящую идею, если она не следует своему призванию, нация умирает. У одной нации руководящей идеей является по­литическая идея, как, например, у Англии. Идея искусства являет­ся главной нотой другой нации. В Индии религиозная жизнь формирует ядро, ключевую ноту всего музыкального строя души. И если мы изменим эту ноту на политическую или социальную, результатом будет деградация. Политические и социальные ре­формы в нашей стране должны проходить через призму рели­гиозного духа. Каждый человек сам решает свою судьбу, сам делает свой выбор, также — каждая нация. Мы сделали свой выбор еще в древнее время. Мы решили нашу судьбу. И это — идея бессмертия Души. Эта идея сформировала нашу нацию. И как можем мы изменить свою натуру? Власть Духа бесконечна. Индия — Ганг духовности. Индия одухотворит весь мир. И еще одна великая идея, которую ждет мир от нас сегодня; низшие классы, может быть, больше, чем высшие; необразованные, может быть, сильнее, чем образованные; слабые, может быть, более нетерпеливо, чем сильные,— это идея Единства. Эта идея провозглашает не только братство. Эта идея говорит, что ты — это я; я — это ты, и все мы — Единая Душа, и все мы — Он».

«Что нужно сегодня нашей стране — это железные мускулы и стальные нервы, гигантская волн, которой ничто не может про­тивостоять, любовь к Родине, которая преодолеет все, вычерпает .по капле океан и, если нужно, встанет лицом к лицу со смертью. Вот. что нужно нам, и это одно поможет нам осуществить идеал Адвайты, идеал Единства во множестве. Верьте, верьте, верьте в себя! Если вы будете верить в триста и три тысячи наших мифо­логических богов, но не будете верить в себя, не будет никакого спасения для вас. Верые в себя и воспряньте благодаря этой вере. Почему мы долгие годы влачим существование рабов? Почему нами управляют иностранцы? Потому что они верят в себя, а мы — нет. Не англичане повинны в нашей деградации, а только мы сами».

«Скажите каждому мужчине, скажите каждой женщине, каж­дому ребенку, скажите каждому, независимо от касты, класса, национальности, скажите -- каждая душа Божественна. И пусть каждый повторяет, как молитву: Я -  Великая Бессмертная Ду­ша, Я — Он, я — Он. Призывайте каждую душу. Проснитесь, проснитесь, проснитесь. Пробудитесь от этого гипноза слабости. Никто в действительности не слаб. Душа бесконечно могуча и несокрушима. Вставайте и светите! Бога в душе вашей иного нет, кроме человека!»

«Нам нужна религия, формирующая человека. Нам нужно образование, формирующее человека, нам нужны теории, формирующие  человека.   Истинно,   все   что  делает   вас  слабым — физически,  интеллектуально  и  духовно — нужно  воспринимать, как яд. В этом нет жизни, это не может быть истиной. Истина — сила, Истина — чистота, Истина — знание. Истина должна укреп­лять, очищать, просвещать. Истина должна делать человека сво­бодным. Отбросьте мистицизм, ослабляющий вас, и будьте силь­ными. Самая Великая Истина — проста, проста, как жизнь. Мой план заключается в том, чтобы создать в Индии институт молодых людей, посвятивших себя Истине, чистых, жертвенных, сильных, работающих для Индии. Людей, преданных ей, людей, деятельно любящих ее,— вот в чем  нуждается  Индия.  Сынов — сильных, чистых, верящих, искренних до конца,— вот чего жаждет она. Сотня таких людей способна совершить революцию Духа в Ин­дии. Нет ничего в мире могущественнее чистоты, ни одно пре­пятствие не устоит перед чистотой.  Каждый должен пройти к Богу через  чистоту и  самоотверженность,  через служение лю­дям — и нет другого пути. Чистота и воля непобедимы». «Если хотите служить Богу — служите человеку. Какого еще Бога хотите вы найти? Зачем искать Его далеко, если Он распростерт вокруг? Оглянитесь, и содрогнется душа ваша от восторга  перед Ним, простертым  в окружающих  вас  бедных,  голодных,  обездолен­ных! Это Он, ваш Бог, смотрит на вас тысячами глаз ваших брать­ев, это Он, ваш Бог, протягивает руку к вам миллионами натру­женных  рук  ваших  соотечественников.   Бог  во   всем,   все,   что окружает вас — Бог. Бог в людях, и в животных, и в каждом тре­пещущем лепестке, и  в каждой дрожащей  росинке.  И  прежде всего для нас Бог — в наших обездоленных соотечественниках». Эти огненные слова падали на взрыхленную почву народной души. Душа Индии вибрировала и наполнялась энергией, подни­маясь   навстречу   призыву   Вивекананды.   Индия   расправляла крылья   своей   Великой  Души   и   наполнялась   возможностями. Рамакришна и Вивекананда были первыми, кто пробудил индий­ское самосознание. Они были первыми индийскими лидерами в полном смысле этого слова.  Рамакришна  был духовной  силой Индии, Вивекананда — Его голосом. Национально-освободитель­ное движение в Индии началось в Дакшинешваре. Все последу­ющие   политические   и   культурные   деятели   индийского   наци­онально-освободительного   движения   сознавали   миссию   Виве­кананды, и многие из них с благодарностью приносили ему свои сердца.   Многие   бенгальские   революционеры   учились   по   его книгам, цитировали в своих воззваниях его слова. Платформой деятельности Ганди, по его признанию, были «великие идеалы Вивекананды». При этом сам Вивекананда никогда не считал себя политиком: «Мне нечего делать с политиками. Я не верю в поли­тику. Бог и Истина — единственная политика в мире. Все осталь­ное — мерзость». Свами Вивекананда восстал за свободу Индии. Он мечтал о свободе Индии, о ее равноправном положении в семье народов мира. Индия, по его мнению, войдет в мировую систему со своей собственной идеей, которая одухотворит мир, которая пробудит спящий дух народов. Миссия его была одно­временно национальной и интернациональной.

Калькутта, город Вивекананды, готовился встретить своего сына. 28 февраля 1897 года поезд подошел к Калькутте. Встречать Вивекананду вышел президент Беной Кришна Деб. Тысячи индий­цев замерли, когда Вивекананда заговорил.

«Прежде всего, воздадим благодарность Рамакришне,— сры­вающимся от волнения голосом произнес Вивекананда.— О Учи­тель мой, мой Господин, мой Герой, мой Идеал, Господь моей жизни,— Твое поручение исполнено. И если когда-нибудь что-то истинное было провозглашено мною,— продолжал он с сильным чувством,— если кому-то я помог мыслями, словом или действи­ями, если из уст моих изошло хоть одно слово, которое помогло хоть одной душе в мире,— это все не мое, это Учитель действовал через меня, это принадлежит только ему. Все великое, все светлое, все сильное — все это от него. Все, что вносило диссонанс, вся слабость, все нетерпение — все это мое, все только от меня. Да, друзья мои, миру еще предстоит открыть этого человека».

Вскоре после прибытия Вивекананды в Калькутту в Дакшине­шваре праздновали день рождения Шри Рамакришны. В сопро­вождении своих братьев-монахов Свами Вивекананда прибыл в Дакшинешвар. Он в глубоком волнении ступил на эту дорогую для него землю. Когда он переступил порог комнаты Учителя, он едва не потерял сознание от чувств, оглушительным потоком обрушившихся на него. Вокруг горели огни празднества. Свами со слезами на глазах сказал Гиришу, ученику Рамакришны: «Ка­кая разница между этими днями и теми далекими, любимыми...»

Он прожил некоторое время один в Дакшинешваре, после того, как празднества закончились. Он был наедине с Учителем. Близкие старались не нарушать этого единения. В сердце Вивекананды зрела  мысль об организации Миссии  Рамакришны, о соединении в одну семью молодых, сильных духом людей, ко­торые прежде всего своею собственной жизнью явили бы миру живой идеал Веданты.

Однажды некий молодой человек обратился за помощью к Вивекананде. «Сэр,— сказал молодой человек,— я непрерывно неподвижно сижу в своей комнате с затворенной дверью и с закрытыми глазами в медитации. Я следую всем советам Учи­теля, но я до сих пор не продвинулся на духовном плане, я не обрел мира в душе. Не могли бы вы мне помочь советом?»

«Мой мальчик,— ответил ему Вивекананда,— если ты послу­шаешь моего совета, то прежде всего ты откроешь двери своей комнаты и взглянешь вокруг широко открытыми глазами. Ты увидишь своих соотечественников, бедных, невежественных, обездоленных, ожидающих твоей помощи. Ты пойдешь к ним и будешь служить им, отдавая этому служению весь жар твоей души. Ты дашь пищу голодным, научишь неграмотных, утешишь обездоленных. И мир придет в твою душу, я обещаю тебе».

Свами Вивекананда часто говорил, что разные формы духов­ной дисциплины должны практиковаться в зависимости от раз­ного времени. Один период — когда полезна аскетика, другой период — для культивирования Любви во всех ее формах, тре­тий — развертывает практику знания. Но в настоящее время нужна самая деятельная йога — нужна работа для многих, нужна «Карма-йога», которая принесет огромный результат. Он толкал своих учеников на деятельное служение. Он говорил, что после пребывания в инерции тамаса только через деятельный раджас можно пройти к чистой синтетической саттве и завоевать свободу. Что касается его самого, то он считал, что человек может достичь освобождения лишь служа другим, идя лишь великим актом самопожертвования. На этой почве у него происходили тяжелые конфликты с братьями. Они не могли принять такую точку зре­ния, они, привыкшие медитировать в изолированности от мира, они, для которых был только Бог, а мир представлялся майей. Однажды произошел взрыв. «Для чего вы добиваетесь освобож­дения, для чего медитируете, если вы не хотите брать в расчет мир? Какое вы имеете право брать на себя функции учителей? Вы, столь высокомерно и презрительно относящиеся к людям, вы, которые не желаете спускаться с ваших высот, вы, высоко­мерные ханжи, что у вас общего с нашим Учителем, который говорил мне: «Ищи единения с Богом с открытыми глазами, это значит — служи людям, служи бедным, служи голодным, служи непросвещенным и помни, что религия не для пустых желудков». Саньязин родился в мир, чтобы раствориться в людях, а не для того, чтобы окаменеть в одиночестве. Отъединение ваше губи­тельно. Нужно знать людей! О, я знаю людей, я знаю не только, кем они были в прошлом, я знаю, кем они станут, я вижу иногда всю тьму, которая окружает некоторых из них, и что же? Я дол­жен оттолкнуть их, я должен оттолкнуть Бога, во имя которого борюсь? Какое лицемерие!» «Ты много взял на себя,— возразил один из братьев,— ты в Америке представлял не столько Рамакришну, сколько заставлял слушать себя». «Пусть они сначала поймут меня,— вспыхнув, сказал Свами Вивекананда,— я только мост к Рамакришне». «И все-таки ты упрощал религиозные идеи!» Вивекананда засмеялся: «Что ты понимаешь в религии? О Гос­поди, как прекрасен твой нос! Как сладки твои .взоры! И прочая чепуха... Вот твоя религия... И вы еще надеетесь, что за ваше сидение здесь Шри Рамакришна придет сюда за вами и за ручку введет вас в царство божие! Вы думаете, вы понимаете Рама-кришну лучше меня? Вы думаете,«Джнана» — это сухие веточки на бесплодном сердце? Ваша «Бхакти» — сентиментальная че­пуха, которая делает вас импотентами! Вы прикрываете Рамакришной свое нежелание отказаться от экзальтации, которая уже превращается у вас в наркоманию! Руки прочь от Рамакришны! Какая польза от вашего поклонения Рамакришне? Какая польза от вашего «Бхакти» и освобождения? Я согласен еще и еще раз обойти тысячи километров, стать пищей этим людям, лишь бы один из них проснулся! Я вечный раб Рамакришны, который отдал себя миру, не думая ни о «Бхакти», ни об освобождении!»

Голос Вивекананды сорвался, его тело сотрясалось, словно от электрического тока, его глаза пылали. Он быстро вышел в другую комнату. Через несколько минут брат-монах зашел к нему и увидел его в глубокой медитации. Слезы текли по его щекам из-под его опущенных ресниц. Через час Свами вышел, вымыл лицо холодной водой и присоединился к братьям. Лицо его являло следы шторма, пронесшегося в душе. Теперь все су­щество его излучало мир. Тихо он проговорил: «Когда человек следует «Бхакти-йоге», его сердце и нервы становятся так тонки, что ему доставляет нестерпимое страдание даже прикосновение цветка. Я больше не могу ни слышать, ни говорить о Рамакришне без того,  чтобы  существо  мое  не  опрокидывалось  в  бездну...

О, я еще должен делать Его работу! Я раб Рамакришны, который оставил меня для осуществления Его плана, до тех пор пока я не закончу! О Господи, как же я могу говорить о Нем! О Его Лю­бовь ко мне!»

И снова впал в экстаз. Братья тихо оставались возле него. Они вспомнили слова Учителя: «Когда Нарен узнает, кто он, он боль­ше не будет жить в теле».

С этого дня братья никогда больше не подвергали сомнению действия Вивекананды, понимая, что Учитель Сам действует через него.

Вивекананда так ослаб, что для того, чтобы жить дальше, он на короткое время отправился в Дарджилинг и пробыл в Гима­лаях некоторое время, откуда вернулся освеженным и бодрым. Он деятельно и четко начинает формировать Орден Рамакриш­ны, который имел задачей распространение идей Единства в мире. Миссия Рамакришны имела и заграничное отделение, где ученики Рамакришны с напряжением и самоотверженно продол­жали Его работу. Генеральным президентом Миссии стал Виве­кананда. По всей Индии начали появляться школы Веданты, отде­ления Ордена Рамакришны. Лед тронулся. Индия пробудилась. Весь 1897 год Свами Вивекананда провел в Северной Индии. Он выступает с лекциями, организует школы, встречается с маха­раджами, поощряя их открывать центры просвещения и озна­комления индийцев с их древней культурой. Вивекананда соби­рает Индию вокруг религиозного идеала. Но религия не заклю­чалась для Вивекананды в обрядах и обычаях, религия была для него живым огнем самопожертвования и любви. Он сокрушает обычаи ранних браков, сожжения вдов, он смело очищает живую веру от налипших на нее ракушек предрассудков. Вивекананда провозглашает необходимость единения индуизма и магоме­танства под звездой философии Адвайты, провозглашающей единство во множественности. С запада идут хорошие вести — западные ученики работают на идею единства. В марте 1897 го­да начинает свою жизнь Ашрам Адвайты в Майавате в Гималаях. Многие западные ученики приехали к этому времени в Индию для работы. Когда приехавшая мисс Мак-Леон, которую Виве­кананда очень любил и называл «Моя радость — Джой»,спросила его, чем она может помочь ему, он ответил: «Полюбите Индию». Но самой замечательной его ученицей, его спутницей, духовной дочерью  и  самым  преданным  сердцем  стала  Маргарет  Нобль.

Она написала ему из Лондона, что решила приехать и посвятить свою жизнь женскому образованию в Индии. 29 июля 1897 года Вивекананда пишет ей: «Разреши мне теперь сказать тебе, что еще тогда я знал твое большое будущее, связанное с работой в Индии. То, что нужно сейчас женщинам Индии — это женщина, настоящая львица, которая отдала бы себя для работы с ними — женщинами Индии. Индия не может сейчас произвести сама собой женщину, в которой она так нуждается. Она должна полу­чить помощь извне, и тогда, с помощью дружеского сердца, она начнет растить своих женщин. Твое образование, искрен­ность, чистота, необыкновенная напряженность любви, отвага и прежде всего, твоя кельтская кровь делает именно тебя той са­мой женщиной, в которой так нуждается сегодня Индия. Но труд­ностей очень много. Ты даже не можешь представить себе безд­ны нищеты, и невежества, и рабства, которые ты найдешь здесь. Ты окажешься в гуще полураздетых нищих — мужчин и женщин, пораженных, как проказой, предрассудками, разобщенных кас­товыми преградами, угнетаемых продажными жрецами и пре­зираемых ими. С другой стороны, многое из того, к чему ты при­выкла, окажется здесь совершенно безжизненным. К тому же климат очень жаркий. Наша зима напоминает ваше лето, а на юге бывает жара, непереносимая для многих европейцев. Ни­какого европейского комфорта ты не найдешь здесь даже в городах. Но если, несмотря на все это, ты все-таки захочешь при­ехать — знай, ты ожидаема, тысячу, миллион раз мое сердце говорит — «Добро пожаловать в Индию»,— каждым биением сво­им оно повторяет тебе — «Добро пожаловать в Индию!» Что каса­ется меня, то я здесь немногое имею, то немногое, чем я распо­лагаю — я буду счастлив предложить тебе, себя самого я пре­доставляю к твоим услугам. Ты должна очень хорошо подумать, прежде чем решиться на этот шаг. Но что бы ты ни решила — свершишь ли ты свой порыв, или останется он порывом и ты откажешься от этой идеи — я обещаю тебе: я буду стоять возле тебя до самой смерти, будешь ли ты рядом со мной или будешь далеко, будешь ли ты работать в Индии или нет, примешь ли ты Веданту или отвергнешь ее совсем. «Слон один раз уходит уми­рать и никогда уже не возвращается обратно». Так и слово муж­чины, раз данное, оно не отбирается назад, я обещаю тебе это». Маргарет Нобль прибыла в Индию 28 января 1898 года, чтобы работать вместе с Генриеттой Мюллер в области женского образования. Вивекананда сам представил ее, назвав «даром Англии, лучшей жемчужиной Британской короны, которую сегодня Англия приносит в дар Индии.» В марте он сам посвятил ее обрядом Брахмачарьи — отныне жизнь ее стала реализацией в себе Бога. Вивекананда дал ей имя Ниведитта — что значит «Достойней­шая». Под этим именем она снискала обожание и глубокое ува­жение индийского народа. Церемония посвящения была про­изведена в замке монастыря. Но до этого Вивекананда увез Маргарет и один прошел с ней одно из самых сокровенных по­священий — поклонение Шиве, которое закончилось посещением священного места, где оба они принесли обеты к ногам Будды. «Теперь иди и следуй ему, который родился, чтобы отдать свою жизнь людям». Вивекананда сопровождал Ниведитту в ее поездке к Святой Матери — вдове Рамакришны, которая обняла ее со словами: «О, дитя мое, возлюбленное дитя мое!» После обряда посвящения Вивекананда взял Ниведитту и сам повел ее по Индии, открывая перед Маргарет душу, сердце, обычаи и природу этой страны. Он раскрывал перед ней историю, фоль­клор, обычаи, традиции своей Родины. Нелегко было Маргарет сразу принять все. Так, однажды, в одном из храмов она увидела кровь жертвенного животного и в негодовании воскликнула: «Зачем здесь кровь? Кровь перед лицом Господа?» Вивекананда стремительно повернулся к ней: «А почему бы и не допустить немного крови для полноты картины?» Он сокрушал ее привыч­ки, ее манеры, ее воспитание, а более всего — ее гордыню. От­ношения между ними становились все напряженнее. Иногда он обращался с ней почти грубо. Однажды она с усмешкой взгля­нула на одного фанатичного монаха в храме. Вивекананда пере­хватил ее взгляд и, больно схватив ее за руку, прошептал в ярости: «Что делает в храме эта леди? Зачем она здесь?» Он заставлял ее носить индийскую одежду, есть индийскую пищу, иметь ин­дийские мысли. Он учил ее совершенно отказаться от прошлого, отринуть себя до конца, чтобы принять в свое сознание Индию. Он вел ее через ортодоксальный индуизм, заставляя пройти весь сложный путь, который проходит индийская женщина. Он требовал от нее полного повиновения, он тиранил ее, заставляя почувствовать всю полноту его власти над ее личностью, всю тяжесть полного самоотречения. Маргарет Нобль изнемогала, это было на пределе ее возможностей. Блестящий, исполненный грации и такта Вивекананда, каким он был со всеми, только с ней являл себя грубым деспотом, казалось, лишенным тени мило­сердия. Он провез ее по всей Индии, он сам преподал ей курс индийской истории и культуры. Он не отпускал ее мысли и чув­ства свободно разгуливать ни на одну минуту. Он требовал скру­пулезного соблюдения самого малейшего ритуала. Он был аг­рессивен и безжалостен. Вся свободная натура Маргарет встала на дыбы. Взрыв между ними становился неизбежным. Вивека­нанда натянул все нити — он рисковал. Но он спасал и ее и себя от страстного обожания, которое сжигало их сердца Кульми­нация наступила в Гималаях. Они гостили несколько дней у мисс Мак-Леон. «Атмосфера между ними была гак наэлектризована, что было почти невозможно находиться рядом с ними. Это слу­чилось утром. Они говорили тихими голосами, когда я вошла, но что за взгляды они бросали друг на друга! Внезапно Вивека­нанда схватил ее за плечи и побледнел, сжав губы. Мне показа­лось, что он сейчас ударит ее. Я крикнула: «Свамиджя, где ваше милосердие? Где сердце ваше?» Он бросил ее и, стремительно повернувшись, вышел. Я бросилась к Маргарет, которая без сил опустилась в кресло. Она была без сознания. Я. не в силах сдер­жаться, крикнула вслед удалявшемуся Вивекананде: «Смотрите, что вы сделали с ней. Вы убили ее». Он не обернулся. Внезапно Маргарет открыла глаза и мертвыми, непослушными губами прошептала: «Он не вернется, он не вернется больше никогда». Я весь день боялась за ее жизнь. Она часто впадала в забытье, что-то шептала, голова ее горела, ее лихорадило. Я не могла побороть возмущения и прошептала: «Кто мог измерить его суровость?» Она услышала и тихо, ко отчетливо сказала: «Кто измерит глубину его нежности?»

Смеркалось, и первые звезды зажглись на небе, когда он появился на веранде. Вид у него был такой измученный, словно он перенес тяжелую болезнь. Сердце мое сжалось. Маргарет с тихим рыданием бросилась к его ногам. Он положил ей руку на голову, благословляя ее. Голосом, в котором звучала непере­носимая нежность, он сказал: «Я был один в лесу, но теперь, теперь я принес тебе мир». Потом он повернулся: «Смотри, народилась молодая луна. Это хорошо. С этим рождением и мы начнем новую жизнь». Маргарет оставалась коленопреклоненной перед ним, и рука его покоилась на ее голове. Никогда в жизни я не имела более глубокого переживания, которое осталось бы во мне так свежо, словно это случилось только что. Я стояла потрясенная, замерев перед лицом развернувшейся передо мной человеческой драмы. На моих глазах совершалось чудо преоб­ражения, и мир, исходивший от их гармонично соединенных фигур, наполнял мою душу благоговением и любовью». В этот вечер Вивекананда открыл Ниведитте врата самадхи. «Я поняла в тот вечер,— писала она позже,— что Великий Учитель должен разрушить у нас все, до последней крупинки, сокрушить наш эгоизм, наши маленькие я, чтобы открыть нам доступ в беспре­дельный океан Милосердия, где все — Любовь».

Последствием этого путешествия была сильная болезнь Вивекананды, от которой он уже не оправился до самой смерти. Мар­гарет и Вивекананда закончили путешествие в Дарджилинге, куда он повез ее. Там, перед лицом снежных вершин Гималаев он окреп немного; там, по словам Маргарет, «были прожиты сотни жизней, перечувствованы все оттенки красоты, там была познана полнота Бытия и Беспредельность Милосердия». И там же Вивекананда сказал ей, что дни его сочтены.

Вернувшись, Вивекананда узнал о смерти Гудвина. Со слезами на глазах он воскликнул: «Я лишился своей правой руки». Матери Гудвина он написал: «Всю благодарность, которую я чувствовал к нему, я никогда не мог достаточно выразить. И если когда-нибудь кому-нибудь помогут мои лекции, то тем, что они появи­лись, мы обязаны только ему. Мистер Гудвин сделал огромную работу, отдав ей всего себя без остатка. Я потерял друга, верного, как сталь, ученика, который никогда не унизился уклонением, работника, который не знал утомления, а мир потерял одного из тех драгоценных людей, которые рождаются, чтобы жить для других». Вивекананда написал стихи, посвященные Гудвину.

Вивекананда предпринял путешествие в Кашмир со своими западными учениками. Он сам передавал им сведения и факты. Так, однажды, он сказал, что Чингизтхан не был вульгарным агрессором; он сравнил монгольского императора с Наполеоном и Александром Македонским, сказав, что все они хотели объ­единить мир, и что, может быть, это одна и та же душа вопло­щалась три раза, с надеждой принести единение миру под поли­тическим протекторатом. «В то же время,— сказал он,— на глав­ном пути приходил Единый Дух — Кришна, Будда и Христос, принося миру Единение религиозное».

В Кашмире Вивекананда на некоторое время удалился в полное одиночество.

Вивекананда выразил желание пройти пилигримом в запад­ные Гималаи, на поклонение Шиве. Он просил, чтобы его сопро­вождала только Маргарет. Они присоединились к огромной мас­се пилигримов, со всей Индии отправлявшихся в снежную до­лину, посвященную Шиве. Удивительная перемена произошла с Вивеканандой на глазах у Маргарет. Он превратился в одного из пилигримов, скрупулезно соблюдающих малейшие детали в ритуале и обрядах. Он ел один раз в день — только ортодок­сально приготовленную пищу, удалялся при каждом удобном случае в одиночество и медитирование. Он проходил над про­пастью босой, в изодранной одежде, с окровавленными ногами он шел в священную долину. Второго августа группа вошла в долину, где в скале была огромная пещера, а в ней — статуя Шивы, покрытая льдом. Свами пришел в неописуемое волнение, он задержался перед входом, пропуская пилигримов. Когда он вошел, он весь был словно натянутая струна. Его обнаженное тело содрогалось, словно под ударами, а его лицо излучало непереносимое обожание. Он распростерся в темноте пещеры в ногах этого поблескивающего льдом изваяния. Песни сотен па­ломников эхом разносились в пещере. Свами дрожал и вдруг замер. В это мгновение у него было видение Шивы — Его Самого. Никогда и никому не говорил он о деталях этого видения, кроме того, что он знает теперь, что Шива — Бог Бессмертия, а не раз­рушения, каким принято было всегда его считать. Шок этого видения потряс его нервы. Когда он вышел из грота, Маргарет увидела кровь в его левом глазу; его сердце было потрясено и никогда уже больше не вернулось в нормальное состояние. Много дней он говорил с. Маргарет только о Шиве. Он сказал: «Видение было Самого Господа, Самого. Он был ослепителен, он весь сиял нестерпимо. Я никогда в жизни не видел ничего более прекрасного, более вдохновляющего и озаряющего».

Месяц спустя, когда они возвратились, все существо Вивекананды обратилось к Кали — Божественной Матери, которую Рамакришна называл в упоении «Моя Мать». Уникальный символ Господа — Кали представляла тотальность Единства. Созидание и разрушение, жизнь и смерть, добро и зло — все пары проти­воречий. Она казалась черной на расстоянии, черной, как вода в океане, но в интимной близости она давала лицезреть ее бесцветной, будучи единой с Брахманом, созидательную энергию которого она представляла.  И в действительности, Брахман и Кали, Абсолют и Его Созидательная энергия — идентичны, как огонь и его власть сжигать. Свами Вивекананда внезапно почув­ствовал Ее призывный Зов. Действительно, есть ли разница между процессом созидания и разрушения? Не есть ли одно без другого простая иллюзия сознания? Вивекананда осознал, что Божественная Мать представлена во всем.

Он начал повторять, что иногда ощущает присутствие Матери так, словно Она находится с ним в одной комнате. Он чувствует., говорил он,— «Ее руки порой соединены с моими, и Она ведет меня за руку, словно я снова малое дитя». Его медитации, посвя­щенные Кали, становились все более и более интенсивными, и однажды он получил очень яркое переживание. Он сосредото­чился на аспекте Реальности и достиг феноменального видения. Он содрогнулся, словно от электрического тока. Он получил видение Кали — созидающе-разрушительную основу — видение Ужаса, Видение Единства форм — переживание такой силы, что в темноте он нацарапал на листе бумаги свою знаменитую поэму «Кали — Матерь», после чего он свалился на землю опусто­шенный.

 

«...Распространяя вихрь и ужас,

Танцуя свой сумасшедший танец Радости,

Приди, о Мать, приди!

Ужас — Твое Имя,

Смерть — Твое Дыхание,

И каждый Твой шаг разрушает время и миры,

Все разрушающая Сокрушительница,

Приди, с Мать, приди!

Кто отважится на непереносимую Любовь,

Кто откроет объятия Смерти,

Кто не побоится отдать себя,—

В своем Сокрушительном Танце придет к тому Мать».

 

Свами говорит со своими учениками только о Матери, рас­крывая Ее, как «Время, Движение, Энергию».

«Учитесь распознавать Матерь под ликом ужаса, страдания, зла, разрушения! Учитесь приходить к Радости через страдание! Только обожанием Ужаса можно поглотить Ужас. Размышляйте о Смерти. Поклоняйтесь Ужасному, Ужасному, Ужасному! Ма­терь— Сама Брахман! Даже Ее проклятие — Благословенно! Сердце должно возжечь огонь, на котором уничтожит гордость, эгоизм, желание комфорта и самость. Тогда и только тогда при­дет Мать».

Героизм для Вивекананды заключался в духовном подвиге. Он снова и снова проходит путь своего Учителя. Он вспоминает, как однажды один молодой человек восхищался Богом, пере­числяя все его атрибуты. Когда он дошел до бесконечной все­прощающей доброты, Рамакришна воскликнул: «Довольно, до­вольно, я не хочу больше слушать! Зачем эти диспуты по поводу качеств Бога? Вы говорите, что Бог — бесконечная доброта? Но посмотрите на миллионы обездоленных, нищих, голодных!» Один из учеников сказал: «Следует ли в таком случае считать, что Бог жесток?» — «О, идиот! — закричал Рамакришна,— кто тебе ска­зал это? Сложи твои руки и молись: «О Господи! Мы слишком слабы, слишком слабы, чтобы понять Твою природу, Твои деяния. Просвети нас Светом Истины Твоей». Не рассуждай, мой маль­чик, люби!»

Свами Вивекананда учил поклоняться Богу в героях. Он гово­рил: «Берите самый высокий идеал для подражания. И помните, истинные поклонники Матери сильны, как Адамант, и бесстраш­ны, как львы. Нет ничего, чего не мог бы достичь истинно стре­мящийся. Заставьте Мать услышать вас и знайте, Она — Все­сильна, Она — Всевластна, Она может воздвигать героев даже из камней».

30 сентября Свами Вивекананда отправился в Храм Боже­ственной Матери, где оставался один в течение недели. Там он слился с толпой паломников, соблюдая до тонкости все уставы и обряды. Там он получил сильное переживание, почувствовав, что его миссия в мире закончена. Однажды Свами с болью в сердце увидел разрушенный мусульманами храм и очень экс­прессивно воскликнул в сердце своем: «Как могли люди допустить это! Как могли они не оказать сопротивления?! Если бы я был тогда здесь, я никогда не позволил бы такую вещь. Я бы положил на пороге мою жизнь, защищая Божественную Мать». И вдруг в нем прозвучал Божественный Глас: «Зачем? Зачем неверующим заходить в Мой Храм и зреть Мои Изображения? Этого ты хочешь? Сначала рушится вера, потом осыпаются стены Храмов. Что тебе? Ты защищаешь Меня или Я защищаю тебя?»

Возвратившись к своим ученикам, он сказал: «Весь мой па­триотизм опрокинут. Все опрокинуто. Теперь есть только Мать. «О   Мать! Я был очень неправ... Я только маленький ребенок».

Он хотел сказать еще что-то и не смог. Он только добавил, что духовно он уже больше ничем не связан с миром. Шри Рамакришна задолго до этого сказал, что Нарендранатх будет жить в физическом теле, чтобы сделать работу Матери. Как только эта работа будет закончена, он освободится от своего тела своею собственною волей.

В Шринагаре Свами встретился с учениками. Благословляя их, он сказал: «Только Мать везде». Хотя он оставался с ними, они его почти не видели. Часами он бродил по лесу, сидел на берегу реки. Однажды он пропадал несколько дней, потом появился перед учениками изможденный, в одежде саньязина, со следами аскетики на лице и повторил им свою поэму о Матери — «Кали-Матерь». Он сказал: «Все оказалось правдой, каждое слово. Я удостоверился в этом, я принял объятие Смерти».

Маргарет писала: «Невыносимо было смотреть на него. Орга­низм не выдерживал интенсивности жизни его Духа. Огонь разгорался все ярче и ярче, прожигая физическую оболочку. Оставалось ждать, когда огонь вырвется на свободу, спалив со­суд, его заключающий».

18 октября Свами вернулся в Белур. Братья ужаснулись его бледности и болезненному виду. Он страдал от сильных присту­пов астмы. Иногда его лицо выглядело уже потерявшим все признаки жизни. И несмотря на это, интенсивность его работы повышалась.

13 ноября 1898 года, в день Рождества Кали, школа для дево­чек в Калькутте, которую возглавила сестра Ниведитта, была торжественно открыта. В конце церемонии все преклонили коле­на и воззвали к Рамакришне, чтобы он Сам благословил это пер­вое женское учебное заведение и чтобы молился о девочках, дабы им вырасти идеальными индийскими женщинами. Свами Вивекананда благословил Ниведитту и всех коленопреклоненных девочек. Позже Маргарет писала: «Я не могла тогда даже поду­мать, как возрастет Его Благословение, какую огромную силу обретет оно, какой прочный камень заложил он в образование индийских женщин». Основание школы явилось началом огромного вклада Маргарет Нобль в дело освобождения Индии. Свами дал ей полную свободу. Он сказал, что она может соединить в школе все виды и оттенки религий. «Все равно основная религия, которая будет наполнять школу, будет религия Любви, религия Твоего Сердца».

9 декабря 1898 года начал официально существовать Орден Рамакришны в Белуре. Вивекананда сказал: «Однажды Рамакришна сказал мне: «Я буду всегда, пока вы будете помнить меня, я буду всегда, пока вы оказываете милосердие хотя бы одной душе в мире, я буду всегда, пока глаза ваши с умилением смотрят на дрожащий зеленый лист, на блестящую поверхность воды, я буду...» И помните, мои мальчики, до тех пор, пока это место будет овеяно чистотой, милосердием, помощью бедным — Учи­тель будет присутствовать здесь».

«Это будет центр, где будет изучаться и проводиться в жизнь Великая Гармония всех вер, в лучах примера жизни Шри Рама­кришны, и религия, во всех ее аспектах — Единая, Очищенная, Пламенная — будет сиять. И из этого центра лучами будут рас­ходиться идеи Единства, добра, мира и гармонии — по всему миру, по всему миру». Обратясь к братьям-брахмачарьям, он с большим волнением добавил: «Давайте все вместе, мои братья, вознесем молитвы Господу от всего нашего сердца, от всей души, чтобы Он, Божественное Воплощение, благословил это место освященным присутствием на века и века и сделал его центром Гармонии всех религий и сект для блага людей, для счастья людей».

Свами находился в экстатическом состоянии — он чувствовал присутствие Учителя, он чувствовал скорое освобождение.

Огромную роль должен сыграть в мире этот Орден. Три Дара должны были формировать здесь работников: Чистота, Знание-Интеллект и Духовность. Вивекананда посетил Ашрам в Майавате в Гималаях. «С тех пор,— сказал он миссис Сэвьер — как я увидел Шиву, Он вошел в мое существо, Он больше не покидает меня».

Он посетил Калькутту, куда непрерывным потоком потекли к нему люди. Он принимает их с утра до вечера. Он был уже со­вершенно обессилен. Братья-монахи просили его поберечь себя. Он отвечал: «Они перенесли так много, они пришли ко мне, следовательно, они нуждаются во мне, и неужели я откажу им только во имя того, чтобы сохранить ничтожную крупицу своего здоровья?»

Его голос, тон, каким были сказаны эти слова, были так похо­жи на Шри Рамакришну, что один из братьев — Премананда, который когда-то имел с ним вспышку, воскликнул: «Вот уже я не вижу никакой разницы между тобой и Рамакришной».

Вивекананда со всей энергией отдается медитации, ободряет братьев, показывает им пример. В это время он часто сам готовит для них пищу, сам убирает территорию, сад. Он напоминает им беречь две основы монашества — чистоту и самоотречение, без чего невозможна никакая духовная жизнь. Он обращает боль­шое внимание на физическую подготовку. Он говорит: «Нужны бойцы религии. Итак, мальчики, накачивайте себе мускулы! Для аскетов истощение может быть терпимо, но для работников не­обходимо хорошо тренированное тело, мускулы из железа и стальные нервы». Он говорил им, что на ранних ступенях необ­ходимо скрупулезное соблюдение устава, но по мере развития духовности дисциплина мысли становится ведущей, а актив­ность — необходимым результатом развития религиозного соз­нания. О себе он говорил: «Никакого отдыха для меня! Я умру в действии. Я люблю действие. Жизнь — борьба, и каждый обязан всегда быть в действии, осуществлять свое призвание в мире. Дайте мне умереть в действии». Он был живым гимном труду.

«И если бы вы по-настоящему поняли, что Бог во всех, во всем, вы бы не смогли жить, не изливаясь ежеминутно в любви на все, окружающее вас! И это единственная практическая Веданта!»

Он учил их не пренебрегать никакой формой жизни: «Тот, кто знает, как лучше набить трубку гостю, знает, как медити­ровать. И кто не умеет отлично готовить пищу, никогда не будет хорошим саньязином. Если пища не готовится с полной концен­трацией и не согревается теплом сердца, она не может быть питательной и никогда не принесет никому никакой пользы». Работа никогда в то же время не будет выполнена отлично, если работник привязан к работе. «Только великий монах,— сказал однажды Вивекананда,— может быть великим работником, по­тому что он не привязан... Не было в мире работников более великих, нежели Будда и Христос. Никогда Они не работали для себя. Их работа была поклонением людям, обожанием людей».

Первым долгом всех, живущих в монастыре, было самоотре­чение. Как высоко ставил Вивекананда этот атрибут монашеской жизни! «Никогда не забывайте: служение людям и реализация Бога — вот идеал монашеской жизни. Пусть это станет Природой вашей! Между монахом и его Господом нет посредников! Монах представляет каплю океана Милосердия, монах — представи­тель Господа в мире. Помните это и идите прямой дорогой самоотречения—олицетворением    мира,    свободы,    благоволения!»

Монахам, которые искали личного освобождения, он говорил: «Вы хотите свободы? Отдайте себя на служение другим — это самый короткий путь для достижения освобождения! Убейте в душе желание личного спасения! Это самая великая духовная дисциплина! Работайте, мои мальчики, работайте всем вашим сердцем, со всею вашей душой. Это приведет вас к освобожде­нию! Шри Рамакришна пришел в мир, чтобы отдать себя без остатка. Я старался подражать Ему. Вы должны работать. Вся наша работа это только самое, самое начало. Поверьте мне, кровью нашего сердца мы оросим землю, которая взрастит духов­ных гигантов, героических сотрудников, воинство Господа, которое осуществит в мире революцию Духа».

«Вы должны соединить в себе интенсивнейший идеализм с интенсивнейшим практицизмом. Вы должны быть готовы погру­зиться в глубочайшую концентрацию, и в следующий момент вы должны быть готовы идти и пахать поле. Вы должны быть готовы объяснить самые сокровенные символы и в следующий момент идти на базар и хорошо продать продукты вашего поля. Настоящий человек тот, кто несокрушим и непреклонен в дей­ствии и нежен сердцем в любви, как женщина».

Он часто говорил о власти веры: «Мировая история есть исто­рия немногих людей, которые имели веру в себя. Эта вера назы­валась верой в Божественное. Без этой веры вы не сможете сде­лать ничего. С этой верой вы получаете власть и возможность сделать все. Как только человек теряет веру в себя, наступает смерть. Поверьте прежде всего в себя, тогда вы поверите в Бога. Сотня верующих людей может перевернуть мир. Мы нуждаемся в сердце милосердном, светлом разуме и сильной армии работ­ников. Милосердное сердце — лучшее вооружение в борьбе. Когда ваш разум спорит с вашим сердцем, полагайтесь всегда на сердце и следуйте его совету».

Вивекананда чувствовал приближение конца. Он говорил: «Дайте мне умереть, сражаясь. Два года физических страданий унесли у меня двадцать лет жизни. Ну и что же? Разве душа изме­нилась? Она осталась прежней. А выше — Сверкающий Атман, и — все во всем, и Господь Единый».

16 декабря 1898 года Свами Вивекананда сообщил о своих планах поездки на Запад для того, чтобы посмотреть, как идет работа. Ученики и братья приветствовали эту идею, так как пола­гали,  что  путешествие  поправит его сильно  подорванное здоровье. Он решил взять с собой Ниведитту и Свами Туриананду. Очень сильно продвинутый на духовном плане, Туриананда боль­шую часть жизни провел в медитации и всегда избегал обще­ственной работы. Боясь, что ему не убедить брата словами сопровождать его в Америку, Вивекананда положил руки на плечи брата и пролепетал испуганно, как ребенок, боявшийся отказа: «Дорогой брат, неужели ты не видишь, как я стараюсь сделать работу Учителя? Вот я уже приблизился к краю — я уже накануне смерти. Неужели ты будешь смотреть на это и не попытаешься взять на себя часть моей ноши?» Свами Туриананда был сильно взволнован и немедленно согласился сопровождать Вивекананду, как только тот соберется ехать. Когда он спросил, не взять ли с собой кое-какую литературу Веданты, Вивекананда сказал: «О, у них слишком много руководств и книг! В прошлый раз они видели воина, теперь я хочу показать им брамина».

20 июня 1899 года — дата, назначенная для отъезда из Каль­кутты. 19 июня ночью была совершена прощальная молитва — братья молились за двух отплывающих Свами, а на следующий день они получили благословение Святой Матери — вдовы Рамакришны.

20 июня пароход отплыл — Коломбо, Аден, Неаполь, Марсель и, наконец, 31 июля — Лондон. Путешествие с Вивеканандой для Туриананды и Ниведитты было настоящей школой. Энциклопеди­ческий ум Вивекананды равно эмоционально касался всего: Христос, Будда, Кришна, фольклор, история Индии и Европы, деградация индуизма и заверение о грядущем возрождении, различные философские и религиозные проблемы и много, мно­го других тем было изложено Вивеканандой. Эти беседы впо­следствии вошли в прекрасную книгу сестры Ниведитты: «Учи­тель, каким я видела Его».

В порту Вивекананду ожидали его ученики, которые приехали из Америки встретить его. Побыв немного в Лондоне, Вивека­нанда отплыл в Америку. Море было спокойно, луна полная, звезды мерцали высоко в небе. Вивекананда прогуливался с Маргарет по палубе и вдруг, повернувшись к ней, прошептал, прижав руку к сердцу и еле сдерживая слезы: «И если все это Майя, и все это так прекрасно, подумай о красоте, которая рас­простерта за этим прекрасным покрывалом!» В другой раз он сказал: «Зачем писать поэмы? Лучше переживать эту прекрасную поэму Жизни!»  Но тут же он  написал  Ниведитте  прекрасную поэму «Мир». В Нью-Йорке ученики и друзья устроили Вивекананде замечательную встречу. Он счастлив был увидеть, как далеко продвинулась работа под руководством Свами Абхедананды. Вивекананда провел несколько лекций и практических за­нятий.

Однажды, на одном очень большом собрании в Нью-Йорке, после того, как некоторое время Свами Вивекананда необыкно­венно экспрессивно говорил, он вдруг умолк. Зал ожидал в на­пряжении. Вивекананда произнес несколько формальных слов и покинул зал. Публика была удивлена и разочарована. Друзья спросили его, когда он вернулся домой, почему он прервал лек­цию так странно, в то время, как обе стороны — и он, и аудитория были совершенно слитны и едины. Забыл ли он что-то? Потерял мысль? Занервничал? Свами ответил, что во время своего вы­ступления он внезапно почувствовал, что обладает слишком большой властью. Он заметил, что слушатели так сильно подда­лись его влиянию, что потеряли свою индивидуальность. Он по­чувствовал, что аудитория превратилась в мягкую пластичную массу, из которой он может лепить все, что хочет. Это, однако, противоречило философии, которую он проповедывал. Он хотел бы видеть каждого мужчину и каждую женщину свободно и самостоятельно прошедшими своим собственным путем. Он не хотел разрушать индивидуальность ни в одном человеке. Вот отчего он прервал лекцию.

Свами Туриананда начал работать недалеко от Нью-Йорка, обучая маленьких детей фольклору и истории Индии. Он также регулярно вел курс Веданты в Нью-Йорке. Его работа о санскри­те, впервые прочитанная в Кэмбридже, была блестяще принята гарвардскими профессорами. Свами Вивекананда прочел боль­шой курс лекций перед огромной аудиторией в Лос-Анджелесе и Пасадене, но, увы, уже не было Гудвина, чтобы застенографи­ровать их, и многие из них безвозвратно погибли. Только неко­торые фрагменты остались нам, записанные его учениками. В университетской церкви в Пасадене он прочел свою знаменитую лекцию «Христос и Его Миссия». «И это было один только раз,— говорит мисс Мак-Леон,— когда я увидела сияющий нимб над его головой». Свами после лекции возвращался домой, погру­женный в свои думы. Мисс Мак-Леон, которая следовала за ним на некотором расстоянии, внезапно услышала, что он несколько раз произнес: «Я знаю это, я знаю это». «Что вы знаете?» — спросила мисс Мак-Леон. «Как они это делают». «Как они делают что?» «Мулигативный суп. Они кладут лавровый лист для запаха». И он разразился хохотом.

Вивекананда пробыл месяц в Калифорнии, в Лос-Анджелесе, ведя регулярные классы и читая лекции, на которые собирались тысячные аудитории. Он раскрывал различные аспекты Раджа-Йоги, которая вызвала особенно большой интерес. Газеты писали о нем: «В Свами Вивекананде поразительным образом сочета­ются эрудиция университетских профессоров с достоинством архиепископа, обаяние блестящего воспитания со свободой и непосредственностью ребенка. Его удивительные лекции, часто экспромты, имеют влияние электрических разрядов, его облик, порой трагический, порой полный лукавого юмора, поистине несет на себе отпечаток Божественного Огня, который является предметом его лекций».

Вивекананда прочел много лекций в Сан-Франциско. Больше всего читалась его «Раджа-Йога». Под влиянием его лекций в Сан-Франциско образовался центр Веданты. Вивекананда полу­чил своеобразный подарок — землю в долине Сан-Антонио, окруженную лесами и лугами, в нескольких милях от обсервато­рии Гамильтона. Вивекананда немедленно подумал о Свами Туриананде, который смог бы иметь настоящую школу для моло­дых студентов. За время своей поездки по Америке Вивекананда очень сильно устал. Он останавливался в Чикаго и в Детройте. В Чикаго он гостил у своих друзей Хелл, и много прошлых светлых воспоминаний пережили они вместе. Утром в день его отъезда Мэри Хэлл вошла в его комнату и нашла его очень печальным. Его кровать была не раскрыта, и он признался, что совсем не ложился спать. «О,— сказал он почти шепотом,— о, как трудно разрывать оковы, в которых толпятся люди!» Он уже знал, что это было последнее свидание с его милыми друзьями.

В Нью-Йорке Вивекананда прочел курс лекций для профес­соров. В это время ему сообщили, что землю — дар уже офор­мили и можно приступать к работе. Вивекананда сказал Туриананде: «Это веление Матери, чтобы ты здесь работал». Свами Туриананда развеселился и ответил с добрым юмором: «Лучше скажи, что это твое желание. Ты, конечно же, слышал именно в такой форме желание Матери? Как мог ты узнать, что именно эти слова были произнесены Ею?» «Да, брат,— с сильным чув­ством возразил ему Вивекананда,— да, слова Матери могут быть слышимы так же отчетливо, как мы слышим друг друга. Нужно только очень утончить нервы, чтобы слышать слова Матери». Свами Вивекананда произнес это с такой силой, что его духовный брат почувствовал, что Сама Божественная Мать говорит его устами. Он ласково поглядел на Вивекананду и согласился, что это сама Мать выбрала место для нового ашрама. Провожая Туриананду, Вивекананда сказал: «Иди, брат, и утверди ашрам в Калифорнии. Подними там флаг Веданты. С этого времени постарайся разрушить в себе даже память об Индии! Прежде всего иди в жизнь, а Мать позаботится об остальном».

Вивекананда посетил Детройт, где оставался неделю, и 20 июля отплыл в Париж. Нужно сказать, что вторая поездка на Запад стоила Свами Вивекананде невероятного напряжения всех его сил. В декабре 1899 года он писал Маргарет: «Есть люди, которые избирают этот путь — любить до невыносимого страдания. Я не мо­гу любить, не разбивая своего сердца, таким я рожден. Я знаю таких. Есть люди, которых даже самое величайшее счастье застав­ляет страдать — мы ведь знаем это, не правда ли?»

Начались первые срывы и разочарования. В Лос-Анджелесе Вивекананду настигло известие о тяжелой болезни его духов­ного брата — Нараньяна, которое он очень тяжело пережил. Один из его лондонских учеников, мистер Старди, покинул его, так как до него дошли слухи, что Учитель не ведет на Западе жизнь аскета, держит все время при себе Маргарет Нобль. Ген­риетта Мюллер отошла от Вивекананды по причине его слабости и болезни. Она не могла никак совместить слабость, которая в этот период объяла Вивекананду, с его бывшей властностью.

Но дело было уже сделано — миссия выполнена, и Свами Вивекананда пишет 17 января 1900 года миссис Болл, что он ме­чтает поселиться на берегу Ганга и провести остаток жизни со своей матерью: «Она столько страдала из-за меня. Я должен попытаться сделать ее последние дни покойными и счастливыми для нее. Знаете ли вы, что великий Шанкарачарья сделал именно так. Он вернулся к матери в последние дни ее жизни. Я поддер­живаю это. Я хотел бы сделать то же самое». В том же письме он пишет: «Я теперь только ребенок и больше ничего, и больше ничего... Какую работу я могу теперь делать? Свою власть я уже передал другим. Я вижу это. Я не могу больше говорить ни о ка­ких «платформах»... Не говорите об этом никому, не говорите даже Джой. Я рад. Я хочу отдыха. Нет, не то, чтобы я устал, но грядущая стадия жизни будет чудесное прикосновение, без слов, как у Рамакришны. И власть, и слово переданы мною моим маль­чикам, мальчикам и Марго».

7 апреля 1900 года он писал: «Мое судно прибывает в свою гавань. Слава, слава Матери! У меня уже нет никаких желаний, никакой амбиции; благословленный Матерью, я только слуга Рамакришны, я только Его эхо... Ничего больше, ничего больше...»

12 апреля он писал: «Моя работа закончена. Я заплатил за нее своим здоровьем. Я рад. Мой разум просветлел, когда здоровье совсем оставило меня. Покой и тишина окутывают меня, их я не знал в жизни. Я знаю теперь слишком хорошо, что значит быть привязанным, и что значит не быть привязанным. Я начинаю ощу­щать, что значит власть Высшего Я- Мать сделала свою работу через меня. Я уже больше не знаю, что такое страдание. Ведь монах такого типа, как я, умирал в жизни тысячу раз в одну мину­ту. Слава Матери! Для меня жизнь была —осуществлением Ее задания. Все приходит к концу... Я счастлив, в мире с собой и, наконец, более, чем когда-нибудь я саньязин, которым, впрочем, оставался всю свою жизнь. Любовь во мне разгорается с каждым днем, она уже не удерживается в оболочке, она рвется к Матери... Воспоминание о долгих ночах бодрствования с Рамакришной под большим баньяном в Дакшинешваре... молниеносное перенесе­ние сознания... мое пробуждение, однажды подаренное Им мне... А работа? Что — работа? Какая работа? Я свободен, я ребенок Матери. Она работает, Она играет. Что могу я планировать? Почему я должен строить планы? Все происходит так, как Она хочет... Она работает, Она играет без учета моих планов. Я — Ее орудие, я — Ее поклонник, я — Ее работник...»

25 марта 1900 года он писал Мэри Хэлл, которую называл «Нежнейшей нотой в моей суровой жизни»: «Я преодолел стра­дания, приняв их в свое сердце. Я счастлив теперь, я не то чтобы стал оптимистом, но я уже оставил все страдания за собой. Я на земле Грезы, жизнь наша — Греза, нет ни радости, ни печали — есть великая Греза. Мое прошлогоднее путешествие в долину Смерти довершило дело. Теперь я переполнен миром и молча­нием. Я начинаю видеть вещи такими, какие они есть. Я начинаю заучивать урок. Есть один великий урок — его следует заучить. Все вокруг — Он, все, и не нужно спрашивать, не нужно терзать себя — все Он. Великий урок, который я выучил, заключается в том, что я свободен.  Я — свободен, свободен навсегда. Это Ведантизм. Я так долго занимался теорией, но теперь — о ра­дость! Мэри, моя дорогая сестра, я свободен, я это чувствую с каждым днем все острее и острее. Да, я свободен. Одинок, оди­нок. Я один, без другого».

Глаза Вивекананды уже видели свет иного мира, его Истинного Отечества. 18 апреля 1900 года он пишет своей всегда лояльной Радости — Джой: «Битва закончена. Я готов. Шива, о Шива, пе­рейдем на другой берег! После всего, дорогая Джой, я всего только мальчик, в изумлении и с обожанием внимающий словам моего Учителя Рамакришны под баньяновым деревом в Дакши­нешваре. И я снова слышу Его голос, знакомый старый голос, заставляющий содрогаться мою душу. Оковы разорваны. Любовь освобождена, работа закончена. Чары остались за пределами жизни. Теперь — только голос Учителя, Его зов — я иду, Господь мой, я иду. Пусть смерть будет попрана Смертью. Я иду, Воз­любленный мой, я иду! Да, я иду, Нирвана предо мною. Порой я слышу шум Океана, Океана Мира, Океана Милосердия! Я сча­стлив, что родился, счастлив, что так сильно страдал, счастлив навсегда, без того, чтоб когда-нибудь возвратиться. Путеводи­тель, Гуру, Предводитель, Учитель прошел вперед. Мальчик, студент, слуга — идет по его стопам. Я не могу больше участво­вать в общественной жизни. Я не могу больше поднимать свой голос. Кто я, Джой, чтобы делать это? Я слишком долго вел ра­боту в мире. Вы знаете это. Тысячу раз спасибо вам и мисс Болл за все, что вы сделали для меня в прошлом. Да благословит вас Господь.

В работе моей была амбиция, в любви моей был эгоизм, за моей чистотой стояла гордыня, за моим водительством — вкус власти. Теперь все сметено. Я иду, Мать, я иду. О, какой покой, покой. Я иду, Господь мой, я иду. О Джой, мое благословение вам. Все хорошо, Джой, все прекрасно! Да пребудет с вами ра­дость, Джой, радость моя!»

Вивекананда посетил Париж. Там он часто посещал христи­анские службы и однажды сказал, что ритуалы христианства и индуизма имеют очень много внутреннего сходства.

Из Парижа Маргарет Нобль должна была поехать в Лондон, чтобы провести там работу, связанную с ее деятельностью в Индии. Вечером, прощаясь с ней и благословляя ее, Вивекананда сказал: «У магометан есть одна секта. Когда в ней рождается ребенок, то старшие благословляют его так:  «Если Бог создал

тебя — пропади, если Аллах — живи!» То, что они говорят де­тям, я хочу сказать тебе, но только — наоборот: «Иди в гущу мира и там, если это я создал тебя — разрушься, если же Мать — живи!»

Возможно, Свами вспомнил тех западных учеников, которые не имели глубины и самоотверженности, потребовавшихся от них при общении с Вивеканандой.

24 октября 1900 года Свами Вивекананда покинул Париж и направился в Вену. Через Венгрию, Сербию, Румынию и Болгарию он прибыл в Афины. Из Афин он отплыл в Египет, где с востор­гом посетил Каирский музей. В Каире Вивекананда узнал, что с мистером Сэвьером случилось несчастье. Он немедленно сел на корабль, отплывающий в Индию.

Какое же впечатление произвела его вторая поездка на За­пад? Первый раз он был восхищен размахом технической рево­люции, развитием демократии, хорошей организацией произ­водства. Но теперь он потерял многие иллюзии. В невероятной борьбе американцев за превосходство и власть он ясно увидел власть Мамоны. Он видел, что коммерческий дух подавляет нацию, лишает ее духовных ценностей. Это была тирания. Горстка людей во имя своего возвеличения не останавливалась ни перед чем. Он мог восхищаться организацией, но что хорошего в «орга­низованной волчьей стае?» — сказал он ученикам. Он также отметил духовный упадок Америки. Он признался мисс Мак-Леон, что Америка не сможет быть мостом, которому суждено соединить Запад и Восток. Гнетущее впечатление произвела на Вивекананду и Европа: «Европа — просто большой военный ла­герь». Еще в 1895 году он сказал Кристине: «Европа находится на кратере вулкана. Если духовный огонь не уравновесит огонь черный — это будет катастрофа. Следующий сдвиг,— говорил Вивекананда,— придет из России или из Китая. Я не могу сказать определенно, откуда точно, но это будет одна из названных стран». И еще добавил: «Сейчас мир находится под властью вай­шьев. Это третья стадия. Четвертая будет под властью шудр».

Свами Вивекананда прибыл в Бомбей и немедленно отпра­вился в Калькутту. В Белур-Матх приехал поздно вечером 9 де­кабря 1900 года, никого не предупредив о своем приезде. В мо­настыре колокол позвал к вечерней трапезе. Свами Вивекананда присоединился к братьям-монахам.  Все были чрезвычайно обрадованы этим неожиданным возвращением. В монастыре Вивекананде рассказали о последних днях мистера Сэвьера в Май-авате в Гималаях. Эту печальную весть он получил в Египте. Ви­векананда был очень опечален и 11 декабря написал мисс Мак-Леон: «Два великих англичанина отдали свои жизни за нас. Это заставляет меня любить дорогую Англию и ее героический по­рыв. Мать орошает землю просыпающейся Индии кровью самых лучших англичан. Слава Матери!»

Вивекананда пробыл в монастыре 18 дней и отправился в Майавату в Гималаи. Он не захотел ждать и устроить свое путе­шествие. Он доехал до последней станции в сопровождении Шивананды и Садаананды. В этом году зима в Гималаях стояла очень суровая. Ему пришлось с великим трудом преодолевать путь из-за заносов. Однако, 3 января 1901 года он достиг цели. Встреча с миссис Сэвьер была очень взволнованной. Вивекананда был потрясен прекрасным расположением монастыря и огром­ными успехами в работе. Из-за суровой погоды Вивекананда большую часть времени проводил дома. Для населения монасты­ря наступило время удивительных бесед с Вивеканандой. Беседы были очень глубокие. Он много говорил о Законе самоотвержен­ности — как основном духовном законе, часто вспоминая мистера Сэвьера, его сердце, вспыхнувшее и сгоревшее на жертвенном огне любви. Он говорил о великом Законе терпимости, как о духовном законе,— терпимости, прежде всего, религиозной. Он говорил о качествах, которыми должен обладать руководитель. Это, прежде всего, полная самоотдача. В Майавате у него нача­лись приступы астмы. Несмотря на это, он продолжал работать. Он написал там несколько статей. Однажды, когда его тело со­дрогалось от кашля, он воскликнул с нетерпением: «Это тело больше не годится совсем, совсем».

В последний год жизни Вивекананда не отходил уже от Учи­теля ни на минуту. Вернувшись в монастырь, в Белур, он начал деятельно готовиться к проведению праздника, посвященного Рамакришне и Божественной Матери. Истинная природа Вивекананды была «Бхакти» — поклонник Бога-Любви, хотя ему при­шлось всю жизнь заниматься философией. Для реализации Бога, по индуизму, - необходимо достичь недуалистического познания Бога. Дуализм есть лишь стадия на пути к недуализму. Только путем недуализма, считал Вивекананда, можно прийти к гармо­нии всех персональных Богов. Без прочной основы недуалистического Абсолюта дуализм порождает фанатизм, сектантство и очень опасную эмоциональность. И в Индии, и на Западе он видел достаточно карикатуры на религию. Именно для недуалистиче­ского мировоззрения создал Вивекананда Ашрам в Майавате, где сами Гималаи, их огромность, снежные вершины помогали прямо сливаться с Абсолютом. Вивекананда верил, что в будущем все религии получат новую ориентацию от недуалистических религий, и это принесет гармонию и новую ступень отношений между людьми. В Майавате Вивекананда узнал о кончине Гаджи Кшетри, его близкого ученика, помогшего ему деньгами для первой поездки на Запад.

18 января Вивекананда покинул Майавату и пешком последо­вал в трудный путь. Много пережил он, пока спустился с гор в долину. 24 января он достиг Белура. Находясь в монастыре Рамакришны, он получил приглашение совершить поездку по Бенгалии. Вивекананда согласился, но до этого отправился в палом­ничество по святым местам, сопровождая свою мать, которая подобно  многим  индийским   вдовам   совершала   паломничество.

«Я всегда приносил семье только беспокойство и нищету,— писал Вивекананда мисс Болл,— и я постараюсь теперь хоть не­много скрасить последние дни моей матери».

18 марта паломники достигли Дакку. Вивекананда невыносимо страдал от приступов астмы. Разыгрался диабет. Однажды, когда приступ стал нестерпимым, Вивекананда воскликнул, задыхаясь: «Ну и что же, я дал им, по крайней мере, на пятьсот лет работы». Он не имел ни секунды отдыха. Люди терзали его день и ночь. В Дакке он прочел несколько лекций. Вивекананда вернулся в начале мая. Он сокрушал фанатизм своих учеников. Одному молодому человеку в Дакке он сказал: «Мой мальчик, послу­шайся моего совета — укрепи свои мускулы и свои мозги при помощи хорошей пищи. И следи за собой — без хорошего физи­ческого аппарата трудно достичь больших успехов в духовной жизни». В другой раз на очень многолюдном митинге в Бенгалии он сказал молодым студентам, изнурявшим себя аскетикой и очень слабым физически: «Вы скорее приблизитесь к Богу через футбол, нежели через Бхагават-Гиту, мои мальчики».

Братья и ученики были очень обеспокоены здоровьем Вивекананды, которое становилось с каждым днем все хуже и хуже. Он выглядел совсем обессиленным — трудно было представить себе,   что   этот   совершенно   истощенный   человек — тот   самый мощный, ослепительный Нарен с грациозной походкой «большой кошки».

Братья настояли, чтобы он пожил безвыездно в монастыре. Он любил свою комнату, выходящую на восход солнца. Четыре окна было в этой комнате, зеркало, шкаф для вещей, в углу сто­яла железная кровать с матрацем, подаренная одной из запад­ных учениц, но Свами чаще пользовался ковриком и циновкой. Письменный стол с бумагами, вазой с цветами и фотографией Рамакришны и маленький чайный столик довершали убранство комнаты. Здесь Вивекананда работал, принимал посетителей, здесь медитировал и здесь ушел в последнее Самадхи, из кото­рого больше не вернулся в земное сознание.

19 декабря он написал в Америку: «Я был всего только стран­ником, прошел по миру — шумный Париж, Нью-Йорк, разно­цветный Константинополь — все где-то далеко, а здесь, из окна моей комнаты, я вижу мое родное небо и воды Ганга, убаюки­вающие меня. Как тихо, как покойно. О Мой Учитель, о Его Лю­бовь ко мне».

Рядом с Вивеканандой жили его животные: собака Багха, антилопа, павлин, козлёнок Матру. Животные обожали его. Они спали в его комнате, он разговаривал с ними. Он был настоящий пастух своего маленького стада. Когда козлёнок умер, Свами рыдал, как ребенок: «Странно,— говорил он,— мне казалось, что я уйду раньше».

Вивекананда любил сам готовить пищу для братьев-монахов. Часто вечерами он сидел с ними в саду и как когда-то, на заре их жизни, пел гимны Матери. По мере того, как силы покидали его тело, просветление возрастало. Иногда взор его становился взором откуда-то извне — в это время лицо его выражало такое изнеможение, что на него больно было смотреть. Однажды он сказал: «Одна вещь приносит утешение — это то, что жизнь наша не продолжается до бесконечности». Его болезнь не прервала его работы. Как-то, когда его попросили сделать перерыв, он сказал: «Но Мать не дает мне перерыва. Я должен работать, работать и работать, и когда Она разрешит, только тогда я пре­рвусь». И он рассказал, как однажды Рамакришна, погрузив его в глубокое Самадхи, передал ему свою духовную силу для  работы.

В течение последней четверти 1901 года Свами Вивекананда готовил праздник Матери-Кали. В феврале 1902 года в день рож­дения Рамакришны в Белур-Матхе был большой праздник. Но этой жизни, но встретимся мы или нет, я всегда останусь твоим любящим братом. Вивекананда».

Своей любимой ученице Ниведитте он написал 12 февраля 1902 года: «Пусть вся власть перейдет к тебе! Пусть Мать Сама будет твоими руками, твоим разумом. Это безмерная власть, неотразимая власть,— об этом я молю для тебя и, если возможно, вместе с совершенным миром...» «Если была какая-нибудь прав­да в Шри Рамакришне, пусть Он руководит тобой, как Он руко­водил мной, нет, в тысячу раз больше!»

И снова он пишет мисс Мак-Леон: «Я даже не могу предста­вить себе, как заплачу необъятный долг благодарности, которую питаю к тебе. Все время, пока ты была, ты никогда не забывала о моем благополучии. И кроме того, ты — единственная, кто терпел все мои горести, все мои жестокие взрывы».

Солнце, окутанное золотым излучением, опускалось за гори­зонт. Два последних месяца жизни Свами на земле были полны ровным движением к приближающемуся концу. Но не многие понимали, что конец так близок. Вскоре после своего возвра­щения из Варанаси Свами очень пожелал видеть своих мона­шествующих учеников, и он написал им, чтобы они приехали в Белур-Матх, хотя бы на короткое время.

«Многие из его учеников из отдаленных частей света,— пишет сестра Ниведитта,— собрались вокруг Свами. И по тому, как он выглядел, не было наверное такого, кто понимал, как скоро наступит конец».

Все больше и больше Свами видел себя свободным от обя­занностей, передавая работу в другие руки. «Как часто,— гово­рил он,— человек мешает развитию своих учеников, оставаясь постоянно с ними! Когда ученики уже натренированы, суще­ственно, чтобы их лидер покинул их, потому что без его отсут­ствия они не смогут развиваться самостоятельно. Растения всегда остаются маленькими под большим деревом».

Его близкие и дорогие — все думали, что он непременно проживет еще три-четыре года. Все чаще он отказывался выска­зывать свое мнение по ежедневным вопросам: «Я уже в пути». В другом случае он сказал: «Вы правы, но я не могу больше входить в эти дела. Я погружаюсь в Смерть».

15 мая 1902 года он написал мисс Мак-Леон, может быть, в последний раз: «Великая идея Тишины приходит ко мне. Я воз­вращаюсь к лучшему, нет больше работы для меня в этом мире.

Если возможно, я обращусь к моему началу. Все благословения да пребудут с тобой, Джой, ты была добрым ангелом для меня».

Но трудно было для него оставить то, что было ему дороже жизни — работу. В последнее воскресенье перед концом он сказал одному из своих учеников: «Ты знаешь, что работа всегда была моим слабым пунктом, когда я думаю, что это должно кон­читься, я испытываю чувство незавершенности». Он легко отхо­дил от слабости и привязанности, но работа еще оставалась властным и могучим двигателем внутри него. Шри Рамакришна и Божественная Мать занимали его сознание. Он действовал так, словно он был ребенком Матери, или мальчиком, играющим у ног Шри Рамакришны в Дакшинешваре. Он говорил: «Я погру­зился в великий тапас и медитацию и привел себя в готовность умереть». Его ученики и духовные братья страдали, видя его созерцательное состояние. Они вспоминали слова Шри Рама­кришны, что Нарен, после того, как его миссия будет завершена, испытает полноту Самадхи и откажется жить в своем физическом теле, если он поймет, кто он есть. Брат монах спросил его од­нажды недвусмысленно: «Ты знаешь теперь, кто ты?». Ответ был неожиданный: «Да, я знаю теперь»,— и молчание воцарилось среди всех присутствующих. Ни одного вопроса не было больше задано. Все вспомнили историю с Нирвикальпа-самадхи у Нарена в юности и как, когда он вышел из него, Шри Рамакришна сказал: «Ну вот, Мать показала тебе все. Но реализация, как драгоценная жемчужина в шкатулке, будет закрыта от тебя. Я буду хранить ключ у себя. Только после того, как ты до конца исполнишь свою миссию на земле, шкатулка будет открыта и ты узнаешь все, что тебе надлежит знать». Они также вспомнили, что после посе­щения Амарнатха летом 1898 года он получил благословение Шивы — что он не умрет до тех пор, пока сам не сделает это. Он смотрел в лицо смерти без страха от ее близости. Однажды, за неделю до смерти, он попросил принести ему Бенгальский Альманах. Он внимательно просмотрел его. Когда пришло время, братья монахи вспомнили, что Рамакришна тоже перед смертью консультировал Альманах. За три дня до Маха-самадхи Вивека­нанда показал место в монастырском саду, где он хотел бы, чтобы тело его было предано сожжению.

В среду Свами как бы окреп, выполняя ортодоксальные пра­вила: это был одиннадцатый день луны. Сестра Ниведитта при­ехала  в монастырь, чтобы решить с ним  несколько вопросов, касающихся ее школы, но это его уже не интересовало, и он по­ручил это другому Свами, Он настоял, однако, на том, что сам приготовил и кормил Ниведитту завтраком. Вот ее слова: «Каж­дое блюдо, которое было предложено — овощи, запеченные фрукты, вареный картофель, рис и свежее молоко — сопровож­далось веселыми моментами, и, наконец, когда завтрак закон­чился, он сам полил мне воду на руки и вымыл их с мылом. «Это я должна сделать для тебя, Свамиджи, а не ты для меня!» — естественно запротестовала я. Но его ответ заставил затрепе­тать: «Иисус вымыл ноги своим ученикам». Все были в шоке от его ответа. «Но это было перед концом»,— готовы были про­шептать губы, но слова замерли в сердце. Это так и было. Для него тоже конец наступил». Не было ничего печального или особенного в этих последних днях. Его старались не утомлять. Разговоры были полны Света. Обитатели монастыря никогда не чувствовали так сильно, как теперь, что они находятся перед лицом совершенного Света, но никто не был готов принять конец так скоро. Всю пятницу 4 июля он казался таким сильным и здоровым, каким он был в прежние далекие годы.

В эту пятницу он встал очень рано. Уйдя в Храм один, он за­крыл окна и запер двери, изменив обычным своим привычкам, и медитировал три часа. Спускаясь по лестнице Храма, он пел прекрасную песнь о Кали:

 

«Что, действительно, моя Мать — черная?

Она только видится таковой, Свет лотоса Сердца — Она.

Люди называют Ее черной, но я не верю, что Она такая.

Она — то белая, то красная, то синяя, то появляется как золото Она.

 

Об этом я размышлял всю свою жизнь, я твердо знаю, кто Она,  Она — Пуруша и Пракрити, а иногда Она кажется нереальной... Медитируя на всех этих вещах, бедный разум опрокидывается...»

Потом он прошептал: «Если будет другой Вивекананда, он поймет, что этот Вивекананда сделал!» И еще — «как много Вивекананд родится со временем!»

Он выразил желание совершить богослужение Матери Кали в Матхе в ближайшие дни и попросил двух учеников приготовить все  необходимое  для   церемонии.   Потом   он  попросил  ученика Сарадананду прочитать фрагмент из Аюрведы с комментариями очень известного исследователя. Свами сказал, что он не согласен с комментариями и предложил ученику дать новую интерпрета­цию ведическим текстам. Он разделил трапезу с братьями Матха, хотя обычно ел один в своей комнате из-за болезни. Сразу после этого, полный жизни и юмора, он преподал урок брахмачарьям — три часа санскритской грамматики. После полудня он предпринял прогулку около двух миль со Свами Преманандой и обсуждал с ним план организации колледжа для изучения Вед в монастыре. «Для чего здесь изучать Веды?» — спросил Свами Премананда. «Это поможет избежать предрассудков»,— ответил он. Вернув­шись, Свами с великой нежностью благословил всех членов Матха. Потом он долго говорил о возрождении Индии. «Индия бессмертна,— сказал он,— если она не изменит своему назначе­нию — служить Богу. Но если она оставит это ради политики или социальных интересов, она умрет». В семь часов вечера колокол позвал в Храм для богослужения. Свами удалился в свою комнату и просил учеников, которые ожидали его, не вхо­дить, пока он их не позовет. Он провел час в медитации, потом позвал ученика и просил его открыть все окна и опахалом повеять над его головой. Он спокойно лег на свою постель и все думали, что он заснул или находится в глубокой медитации.

В конце часа руки его задрожали немного и он вздохнул один раз, очень глубоко. Затем наступила тишина — минута или две — и снова он вздохнул так же. Его глаза зафиксировались в центре надбровья, и по лицу разлилась божественная экспрессия. Затем наступила тишина. «Было немного крови в его ноздрях, в углу рта и у глаз»,— говорил потом ученик Вивекананды.

Следуя писаниям йогов, уход через открытие центра верх­него лотоса сопровождается всегда кровью в ноздрях и во рту. Было девять часов вечера. Великий экстаз длился 10 минут. Свами Вивекананда ушел в возрасте тридцати девяти лет, пяти месяцев и двадцати четырех дней, таким образом подтвердив свое про­рочество: «Я не доживу до сорока лет».

Братья и ученики думали, что он в глубоком Самадхи, и за­пели Имя Учителя, чтобы спустить бережно его сознание. Но он оставался неподвижным. Послали за доктором, и тело было об­следовано. По мнению доктора, жизнь оставила тело, дыхания не было. В полночь Вивекананда был объявлен умершим, по медицинскому заключению, от разрыва сердца. Но монахи оставались уверены, что их вождь своей волей покинул тело в Самадхи, как было предсказано Рамакришной.

Утром весть разнеслась. Ниведитта сидела возле тела и обма­хивала его до тех пор, пока его не унесли. В два часа дня его об­лачили в оранжевое одеяние и убрали цветами. Религиозные церемонии были произведены, зажглись огни, и зазвонили коло­кола. Братья и ученики отдали последнее прощание, и процессия тихо двинулась, направляясь сквозь арки цветов и огней к дереву, на место, указанное самим Свами для кремации. Костер был го­тов, и тело охватило пламя с сандаловым ароматом. Напротив этого места, шестнадцать лет назад, был предан огню Рамакришна.

Ниведитта начала рыдать, как ребенок, катаясь по земле. Вдруг ветер покрыл ее голову куском оранжевой материи от его одеяния, и она сразу замолкла, приняв благословение своего Учителя. Священный пепел был развеян в водах Ганга. Место это теперь занимает Храм с престолом в центре, где тело Вивекананды было предано огню.

Уныние и отчаяние охватило братьев. Монахи молились в глубине своих сердец: «О Господи, помоги!» Долго не прихо­дило утешение, а потом слова их Учителя зазвучали в сердцах, принося покой и укрепляя в борьбе:

«И может быть, мне понадобится еще тысячу раз приходить на эту Землю и страдать, но Я буду приходить до тех пор, пока люди не поймут, что они едины с Богом. Пусть Я буду рожден еще и еще, и пусть Я буду страдать и мучиться в тысячу раз боль­ше, но Я буду Богослужить Единому Богу, распростертому во всем Сущем!»

И сейчас пусть миллионы услышат этот божественный Голос: «О человек! Сначала пойми, что ты и Брахман — Едины, и тогда пойми, что все живое вокруг тебя — Он, Брахман!»