Главная Книги список категорий Ссылки Обмен ссылками Новости сайта Поиск || Объединенный список (А-Я) || А || Б || В || Г || Д || Е || Ж || З || И || Й || К || Л || М || Н || О || П || Р || С || Т || У || Ф || Х || Ц || Ч || Ш || Щ || Ы || Э || Ю || Я ||

Лео Таксиль

Священный вертеп

СВЯТЫЕ РАСПУТНИКИ.
     Клерикалы заявляют, что всякий свободомыслящий человек - подлец. Однако
мы, люди более терпимые, не позволим себе утверждать, что все  церковники  -
мерзавцы.  Напротив, мы готовы  даже  признать,  что и  среди них попадаются
весьма почтенные люди. Но... но... и еще раз но!..
     Перечислить  всех малопочтенных людей,  как вы сами  понимаете, едва ли
возможно  - список будет слишком велик.  А потому  сделаем опыт: пусть  сама
история поведет нас по стопам  священнослужителей, прославивших себя  своими
пороками. Опыт этот будет интересен и поучителен.
     Когда, беседуя  с ханжой,  говоришь ему, что какой-нибудь представитель
его касты -  образцовый  распутник, ханжа,  осенив  себя крестным знамением,
обычно отвечает:
     - Увы! Но ведь и среди двенадцати апостолов нашелся один Иуда!
     Очевидно, это означает:
     -  Я  согласен, и среди нас  попадаются  подлецы,  но, право же, редко,
очень редко...
     Что ж, обратимся  к  истории и попробуем  доказать,  что  негодяи среди
церковников  встречаются  не  так уж  редко, а вот люди  честные,  наоборот,
сверкают,  как жемчужины  в куче навоза.  Жемчужинам,  разумеется,  честь  и
хвала, а навоз - на свалку!

ОТЦЫ КЛЕРИКАЛИЗМА.
     Оставим в стороне святого Петра и его первых преемников: сведения о них
весьма неточны. Посмотрим,  чем занимались  основатели той религии, которая,
по сути дела,  переродилась в систему эксплуатации, как политической, так  и
коммерческой.
     Еще  в  древние времена  понтификата святого  Петра  мы  находим  секту
христиан,   последователей   пастыря-женоненавистника   Гермы.   Это   секта
николаитов.
     Под  предлогом,  что  женщина  -  исчадие  ада  и  исторгнута  из  недр
преисподней  на  землю   для  совращения  мужчин,  николаиты  считали  более
нравственным   отдавать   предпочтение   собственному   полу.  Как   видите,
невежды-монахи нашей эпохи всего-навсего лишь плагиаторы.
     Обратите  внимание;  секта  николаитов  состояла  не   из  каких-нибудь
вульгарных  подонков. Ничего подобного: их  глава Николай  - один  из первых
семи диаконов Иерусалима.
     При Аникете, двенадцатом  папе, возникла секта гностиков. Они  впали  в
другую крайность, утверждая, что женщина призвана быть общей собственностью.
Затем, при  четырнадцатом  папе, Элевтерии, появились валентиниане.  Они  не
вступали  в пререкания с обеими сектами; мудро сочетая обе точки зрения, они
утверждали, что дозволены все виды распутства.
     По приказу семнадцатого папы, Каликста первого, при публичном доме была
выстроена церковь и посвящена пресвятой деве. Молитва все очищает!
     Урбана  первого  духовенство  должно  помянуть особо:  именно  при  нем
церковь  начала  приносить  доходы  клирикам.  Стоило  какому-либо  человеку
принять  христианство,  как  его  немедленно   убеждали,  что  земные  блага
препятствуют райскому блаженству.  И испуганный чудак отказывался от денег и
всего, чем владел.
     Духовенство того  времени не упрекнешь в нерасторопности,  если выпадал
случай   поживиться    за   счет    дураков.    При    восемнадцатом    папе
римско-католическая церковь начала настойчиво накапливать богатства.
     Воспользуюсь  случаем   и  приведу  небольшой  анекдот,  относящийся  к
третьему веку.
     Григорий  Чудотворец,  епископ Александрийский,  видимо,  и  впрямь был
святым мужем,  поскольку его причислили к лику святых. Однако  сей достойный
прелат  и к земным усладам  не испытывал  отвращения.  С наступлением  ночи,
подобно многим  церковникам нашего времени, он  сбрасывал  сутану и в тайных
притонах своей  епархии  устраивал  веселые пирушки. Впрочем,  "устраивал" я
обронил для красного словца;  на  самом деле  епископ Григорий принадлежал к
той  категории  людей,  которых  в  простонародье именуют  сквалыгами.  Этот
разгульный  попик  веселился за четверых  в кругу сговорчивых дам и проворно
исчезал именно  в  тот момент,  когда  наступала  пора развязать кошелек.  К
несчастью,  одна  из жертв  опознала епископа,  когда он вышел к  обедне,  и
нагло, во  всеуслышание, потребовала  плату  за приятную  ночь,  проведенную
вместе. Излишне описывать физиономию  прелата! На  сей раз епископу Григорию
пришлось  раскошелиться!  Все  это не помешало,  однако, причислить Григория
Александрийского к лику святых.
     Новациан  первый  был  избран  епископом  Рима во  время  оргии.  Чтобы
обеспечить   большинство  голосов,  у  будущего  епископа  хватило  смекалки
предварительно напоить своих избирателей.
     Первого   из  отшельников  Фиваиды,  носившего  имя  Павла,  поймали  с
поличным, когда он прелюбодействовал с собственной сестрой.
     Во времена святого Корнелия,  двадцать второго папы, группа священников
была  осуждена  за  изнасилование  монахинь  одного   монастыря.  Марцеллин,
тридцатый папа, был не из того теста, из которого получаются мученики. Когда
языческие императоры поставили его перед  выбором - принести  жертву Юпитеру
или   претерпеть  пытки,   он   преспокойным  образом  отрекся  от  религии,
первосвященником которой был, и воскурил благовония всем богам, каких только
ему указали.  Разумеется, это  не  бог весть  какое  крупное преступление по
сравнению  с  тем,  что творили Борджиа  и  весь синклит,  но  отметить  это
отступничество явно стоит: ведь папу Марцеллина занесли в святцы!
     Мы у порога четвертого века. Вот где можно посмеяться вдоволь.
     На заре этого века в  Цирте,  столице  Нумидии,  был созван  собор  для
избрания  епископа африканских провинций.  Епископский  жезл достался именно
тому, кто из всех членов собора пользовался наихудшей репутацией.
     Некий Бонифаций, также причисленный к лику святых, проводил свои досуги
с
     куртизанкой   по   имени  Аглая;   об   этом  красноречиво   повествуют
благочестивые
     летописцы.
     При тридцать четвертом папе, Сильвестре, священнослужители ударились в
     такой  разгул,   что  пришлось  созвать   Неокесарийский   собор,  дабы
утихомирить
     расшалившихся церковников и их дам. Один из епископов того времени даже
похвалялся публично, что в его епархии одиннадцать  тысяч священников вносят
ему каждый год по золотому за разрешение сожительствовать с любовницами.
     Валериане (еще одна  из  религиозных  сект  той эпохи)  разрешали своим
священникам  спать  с  женщинами  и девушками:  ведь  такие почтенные  люди,
конечно,  гарантированы  от  всяких искушений.  Все  это  записано в анналах
Никейского собора.
     Великий праведник  Афанасий,  епископ Александрийский, совершил  немало
убийств за время своего правления. Восемьдесят  семь прелатов, собравшись на
Антиохийском  соборе, постановили:  запятнавшего сан  Афанасия  отлучить  от
церкви,  которую он обесчестил. Но святой муж не растерялся и в свою очередь
предал анафеме всех епископов,  выступивших против него. Причисленный к лику
святых Либерий, тридцать  седьмой папа, дважды  отлучал  от церкви Афанасия.
Однако  это нисколько не помешало причислить того же Афанасия к лику святых.
Разберитесь-ка сами в этих делах, мне не по силам.
     Перейдем  сразу  к  тридцать  девятому  папе  -  Дамасию.  Когда  этого
праведника возвели в священный  сан, даже  верующие отказались признать его:
такая  это  была  "светлая   личность".  Тогда  Дамасий   вместе  со  своими
сторонниками ворвался в одну  из церквей в Риме и перебил всех женщин, детей
и стариков, находившихся там.
     Верующие усвоили урок и покорились.
     Один летописец того времени размышлял: "Когда я вижу блеск Рима, то
     понимаю людей, стремящихся получить сан епископа в этом городе. Ибо он
     дает им почет, богатейшие дары, благосклонность женщин, великолепную
     одежду и стол, превосходящий по своей изысканности стол царей".
     Как и все грешные, Дамасий  был человеком чувственным  и,  так сказать,
пленником своих страстей. Сей святой отец был изобличен в прелюбодеянии.
     Но он крепко держался за свое место, черт побери!
     Не  забудем,  что в те времена папа не был еще полным властителем Рима:
ему приходилось подчиняться преемникам Константина. В смысле общего развития
и  нравственности тогдашнее духовенство не отличалось от нынешнего. Однако в
те  времена  первосвященники вынуждены  были  считаться с  законами  римских
императоров.  Так, император Грациан, знавший цену благочестию и бескорыстию
христианских  священников, издал в  370 году указ,  запрещавший  церковникам
заходить в  дома вдов и одиноких девушек.  Тот же  указ запрещал церковникам
под угрозой конфискации принимать в подарок или в наследство имущество своих
духовных детей. Каждое воскресенье этот ордонанс оглашался в церквах Рима.
     Он был вовсе не глуп, этот император Грациан!
     Послушайте-ка  вопли  Иеронима  по  этому  поводу.   "Какой   позор!  -
восклицает он.  -  Комедианты, фокусники,  кучера  имеют  право  наследовать
беспрепятственно,  а священникам  и монахам в этом  праве отказано". Каково!
Стрела  попала в  цель! Когда вы  хотите,  чтобы  священнослужитель завопил,
ударьте его  по карману - это место у него самое чувствительное. Вы думаете,
указы императора  Грациана приостановили  деятельность церковников?  Э, нет!
Эта порода людей всегда умела искусно обращать закон в свою пользу.
     Хитростью и обманом  клерикалы  под видом  благотворительности  строили
часовни, скупали земли, собирали сокровища.
     После  Валента,  Грациана  и  Валентиниана  императоры  вняли  просьбам
клерикалов, и указы прекратили свое действие.
     Дамасия сменил на  святом  престоле Сириций. Сей  папа явно  чем-то  не
нравился   высокочтимому   Иерониму;   этот   древнехристианский   писатель,
защищавший  Дамасия от римских  императоров,  не упускал  случая съязвить по
адресу нового папы.
     Как известно, церковники изо всех сил превозносили почтенного старца. А
между тем этот старец в своих  творениях весьма недвусмысленно высказывается
по поводу целибата. И его высказывания вполне совпадают с тем, что писал ваш
покорный слуга, за что разъяренные церковники грозили ему судом.
     Моя статья, вышедшая  в сборнике "Долой рясоносцев!" под заголовком "Да
оскопите же их!", развивает ту же тему. А ведь, в конце концов, я всего лишь
повторил мысль известного христианского летописца, благочестивого Иеронима.
     Этот  отец  церкви  в  одном  из   своих  сочинений  ставит  в   пример
христианским священникам жрецов Древнего Египта. "Служители древней религии,
- говорит он,  - не имели никаких сношений  с женщинами  с  тех пор, как они
посвящали  себя  служению  богу;  чтобы  побороть  в  себе  вожделение,  они
воздерживались от мяса и вина, а жрецы Кибелы были все евнухами". И далее он
добавляет: "Священники и монахи, принявшие  обет целомудрия,  должны идти по
стопам языческих  жрецов, когда им кажется,  что дух  их бессилен бороться с
желаниями плоти".
     Именно  так  писал  высокочтимый  Иероним.  Так  почему  же, когда  вам
предлагают  кастрацию,  вы,  господа священники,  приходите в  такую ярость?
Сорвите в первую очередь нимб  с головы вашего  святого Иеронима и отправьте
его в преисподнюю. Право, я  убежден, что клерикалы поступили бы мудро, если
б  деканонизировали Иеронима;  святой  на  склоне  дней  своих  писал  такие
памфлеты против попов  своего времени, что,  выйди они  из-под  пера  вашего
покорного слуги, его бы затаскали по судам.
     Папа,  который возвел  Иеронима в ранг святого с  тремя  нашивками,  уж
несомненно  прошелся   резинкой   по   памфлетам   этого  праведника,  желая
увековечить только то, что  писал  этот  старец против  императора Грациана.
Чтобы развлечь  читателя,  процитируем некоторые места из  писаний Иеронима.
Однажды этот старец обратился с посланием к некой девице. Он рекомендовал ей
сохранить девственность и давал мудрые советы на сей счет.
     Послушаем Иеронима: "Дочь  моя, если ты  хочешь сохранить цветок  своей
девственности, избегай, как чумы, избегай этих лицемеров, которые домогаются
духовного сана, чтобы иметь свободный доступ к женщинам".
     Он знал свою клиентуру, этот праведник!
     Продолжаем: "Эти  гнусные священники носят сверкающие  кольца на  своих
пальцах..."
     Господа   епископы,  по  вашему  велению  верующие  падают   ниц  перед
изображениями святого Иеронима.  Спрячьте  ваши  руки,  на которых  сверкают
роскошные перстни!
     "Главное  их занятие заключается  в том, что они разузнают имена и дома
красивых женщин и выведывают их склонности..."
     Ого, отцы иезуиты,  уж конечно эти строки  о вас, иначе  быть не может!
"Чтобы ты не вовлекла себя в обман, - пишет далее Иероним, - я раскрою перед
тобой облик любого из этих священников,  достигших большой  сноровки в своем
ремесле.  Он встает  тотчас  после  восхода  солнца; порядок  его  посещений
обдуман  им заранее,  он выбирает  самые кратчайшие  пути; он назойлив, этот
старик, и  пробирается  прямо  на женскую  половину;  если заметит  подушку,
богатое покрывало или  что-нибудь из мебели по своему  вкусу, он внимательно
все оценит и начнет лицемерно вздыхать о  своей бедности,  и будет хныкать и
скулить, пока ему не удастся что-либо вырвать. Алчность - основная черта его
характера".
     Если   вам  доведется  присутствовать  при  визите  любого  капуцина  в
добропорядочный  дом,  вы  убедитесь,  что  нравы  духовенства нисколько  не
изменились.
     Что касается епископов,  то святой Иероним не очень церемонился с ними:
"...Епископы под предлогом благословения протягивают руку, а взамен получают
деньги;  они  становятся рабами тех, кто платит им, оказывают  самые низкие,
грязные услуги, дабы впоследствии завладеть их наследством".
     А хотите узнать, что говорит святой Иероним  о  самом папе?  Он  просто
обзывает его святейшество Сириция старым распутником в багрянице.
     Вот письмо этого праведника к Марцелле:
     "Раскройте Апокалипсис -  и вы  увидите, что апостол предсказал царство
этой  блудницы  в багряной  одежде, у  которой  на лбу печать  святотатства.
Поглядите  на конец этого  великолепного  города, в нем  воистину  пребывала
святая церковь, хранившая  лавры  апостолов и  мучеников,  где  исповедовали
Иисуса Христа и апостольское учение, но высокомерие, заносчивость его  главы
отвратили верных от истинного благочестия".
     "Когда я пришел в этот римский Вавилон, один из придворных старой
     блудницы в багрянице заставлял меня принять  догмы ее, которые являются
сплошными  заблуждениями. И  тогда я написал свой труд, посвятив его  самому
папе. Я  оставил этот проклятый  город и  вернулся в Иерусалим, покинул  эти
гнусные  места, кишащие  кабанами Ромула, бежал от этих бесчестных людей;  я
предпочитаю им обитель Марии, пещеру младенца Иисуса..."
     Старая  блудница! Римский  Вавилон!  Угости я подобными эпитетами  папу
Льва тринадцатого, меня бы не причислили к лику святых!
     Разумеется, я не из  зависти к святому Иерониму  привожу цитаты, я хочу
лишь подчеркнуть: церковники не только  ровно  ничего не стоят, но к тому же
они еще крайне  нелогичны.  И не  потому ль  я  испытываю известное  чувство
удовлетворения, когда читаю историю канонизации святого Августина?
     Этот отец церкви вполне достоин своей рясоносной рати.
     Всю  свою  юность,  как признают  сами католики, блаженный  Августин не
любил ничего, кроме азартной  игры и зрелищ; он похищал у  отца все, что мог
найти,  и  в  конце  концов  мать  была  вынуждена  выгнать   его  из  дому.
Впоследствии, когда Августина избрали  епископом,  он превратился  в  самого
ревностного фанатика. Клерикалы испытывают к нему глубочайшее  почтение. Они
смотрят сквозь пальцы  на все его проказы и распутства и упорно хотят видеть
в нем только пылкого прелата, подкрепившего своим авторитетом формулу слепой
веры: "Верую, ибо нелепо".  Раз  мы  уже  бросили беглый взгляд  на  историю
папства в четвертом  веке (от Марцеллина первого до Сириция),  вероятно,  не
мешает  сказать  несколько  слов  и об императоре Константине - защитнике  и
подлинном  спасителе  христианской   религии,  которого  первосвященники  из
благодарности  причислили к лику святых. В самом деле, не  будь Константина,
христианство погибло бы при Диоклетиане.
     Константин  вовремя понял, что  секта, подвергавшаяся  гонениям,  может
помочь ему одержать победу над  его противником Максенцием, и потому перешел
на  сторону  христианского бога и принял  христианство. Тем самым он  извлек
церковников  из той могилы, куда их загнал Диоклетиан. (Кстати, матери этого
свирепого  и коварного императора  мы  обязаны изобретением культа реликвий:
святая  Елена  по   возвращении  из  Палестины   привезла  оттуда  множество
драгоценных  "святынь",  которые  начали стремительно  размножаться, подобно
тому как размножаются шарики под магической палочкой фокусника.)
     Клерикалы  очень  гордятся императором Константином,  а,  между прочим,
гордиться-то нечем.
     Перечислим  вкратце некоторые  подвиги  этого  императора.  Он  заколол
собственного  сына  Криспа, задушил  в  бане жену  Фаусту,  отдал  приказ об
убийстве своего двенадцатилетнего племянника Лициниана, который впоследствии
мог бы  потребовать отчета о том, как император избавился от его отца - мужа
родной сестры  Константина.  Вот  какую  милосердную  любовь  проявлял  этот
великий  святой  к  своей  семье  в  то  самое  время,  когда он  возглавлял
пресловутый Никейский собор, призванный выработать символ христианской веры!
     С  точки  зрения  простой  гуманности  этот  император  был  чудовищем.
Пруссаки, совершавшие, как всем  известно, преступления в  1870  году,  явно
уступают  ему  в жестокости. Во время войны  с франками (предками французов)
Константин с неслыханной свирепостью расправлялся с  пленниками: он  отдавал
их на растерзание диким хищникам, которых вела за  собой  его армия. К концу
жизни, истощенный, он пытался  подкрепить свои силы ваннами из теплой  крови
убитых для этой цели младенцев.
     Таков этот святой, краса и гордость клерикалов!
     В  четвертом  веке  четыре императора  пытались  хоть  как-то  помешать
усилению христианской  церкви.  Это были: Юлиан  Философ,  Валент, Грациан и
Валентиниан. Валент  был  сожжен в своем  шатре;  Грациан убит;  Валентиниан
задушен  подкупленными слугами.  Что  касается  Юлиана,  очень  либерального
государя,  энергичнее других  пытавшегося  положить  предел  домогательствам
церковников,  то  его  погубила   отравленная  стрела.   Церковная  летопись
утверждает, будто стрела эта была пущена с неба самим Христом.
     Кто посмеет заявить, что в ту эпоху еще не существовали иезуиты?

СВЯТОЙ ПРЕСТОЛ И ЖЕНЩИНЫ.
     Мы подошли к пятому веку.
     Анастасий первый  сменил Сириция.  При нем  церковью завладели женщины.
Просто    невероятно,    что    проделывали   святые    старцы,    пользуясь
слабохарактерностью Анастасия!
     Христиане того времени разделились  на два враждебных лагеря, во  главе
которых стояли две куртизанки - госпожа Марцелла и госпожа Мелания.
     Некого Руфина, священника из  Аквилеи,  возлюбленного госпожи  Мелании,
жестоко ненавидела госпожа Марцелла. Руфин  был крупным ученым,  и труды его
очень ценились современными  ему богословами. Естественно,  госпожу Марцеллу
терзало уязвленное самолюбие, и, вероятно, она не раз твердила себе: "Почему
я должна уступить Руфина моей сопернице?"
     Снедаемая  завистью,  красавица обратилась к  ученому  с  предложениями
столь  же нерелигиозными, сколь и непристойными. Она поставила на карту все,
ни перед  чем  не  остановилась, но... осталась  с носом.  По-видимому, этот
Руфин крепко был привязан к госпоже Мелании. Известно, как мстительна бывает
отверженная  куртизанка.  Оскорбленная в  своих чувствах,  госпожа  Марцелла
бросилась к святому отцу и разоблачила возлюбленного Мелании.
     Святая блудница - святая, ибо эту куртизанку впоследствии причислили  к
лику  святых,  -  заявила, что  Руфин  - еретик,  так  как перевел сочинение
Оригена, что само по себе уже ересь.
     Папа, если верить летописцам, не способен был ни в чем отказать госпоже
Марцелле.  Выслушав,  он  энергично  взмахнул своим  распрекрасным  жестяным
жезлом, добросовестно прицелился и - бац! - обрушился на несчастного
     Руфина.   Впрочем,   Руфин,  отлученный  от   церкви,  продолжал   жить
припеваючи.
     Все происшествие  свидетельствует  лишь  о  том, что  и  в первые  века
клерикалы не отличались высокой нравственностью.
     При  Иннокентии  первом духовенство  обогащалось  в полную меру, обирая
женщин, которых соблазняли галантные клирики.
     Например,   некая   матрона,  по  имени  Вестина,  возлюбленная  многих
священников, истратила все  свое имущество на церковь. В угоду папе  Вестина
построила в Риме  роскошную  базилику  (ныне  церковь Гервасия  и Протасия),
богато украшенную золотой и серебряной утварью. Так,  дарохранительница  для
святого причастия, на главном алтаре, усыпанная драгоценными  камнями,  была
из  массивного  золота;  над крестильницей  возвышался  огромный  серебряный
олень,  источавший  воду;  ларец,  где  хранят  масло,  предназначенное  для
изгнания  бесов,  был высечен  из целого агата. Кроме  того,  в  храме  было
тридцать   шесть  медных  подсвечников,   каждый  весом  в  сто   шестьдесят
килограммов.
     Прибыль,  которую  приносили принадлежавшие  этой церкви дома  и земли,
достигала баснословных цифр.
     Вестина же умерла в нищете: все ее имущество поглотила церковь.

СИКСТ ТРЕТИЙ.
     Папа, сорок  шестой по счету, правивший  с 432  по 440  год, был вполне
бравым мужчиной. Святой  отец считал, что монастыри и гаремы - это одно и то
же: и здесь и там должен властвовать один папа!
     Представьте себе его положение.
     Молодая  девушка,  вступая  в  святую  обитель  как  Христова  невеста,
становится его супругой.
     Что  ж,  раз Иисус  Христос  не в состоянии спуститься на  землю, пусть
пеняет на себя! Кому же иначе быть заместителем господа, я вас спрашиваю?
     Разумеется, папе.
     По крайней мере, так утверждали епископы. И в самом деле, преподобный
     Сикст третий,  получив священные полномочия  от  самого Иисуса  Христа,
нисколько  не  стесняясь,  выполнял  все функции добропорядочного супруга по
отношению к своим правоверным.
     Однажды  ему не  повезло: монахиня  по  имени  Хризоногия  оказала  ему
сопротивление... Естественно, пришлось прибегнуть к насилию. В конце концов,
папа он или нет, черт возьми?!
     Но   этого   мало.   Владыку    Сикста   третьего   уличили    еще    в
кровосмесительстве.   Его   бурная  деятельность  вызвала  возмущение  среди
верующих. Был  созван  специальный собор для суда над его святейшеством.  Но
под  силу ли  собору тягаться с  папой?  Сикст  третий находился в наилучших
отношениях со своим клиром. Его подчиненные распутничали так же, как он сам;
     к тому же настоятели монастырей помогли  солидным подкупом повлиять  на
собравшихся; в результате Сикста третьего признали невиновным!
     Через три месяца после собора священник Басс, глава обвинителей святого
отца, был отравлен. Папа с большой помпой похоронил своего врага, утверждая,
что он скончался от обычного воспаления легких.
     Тайну смерти Басса разоблачил только преемник Сикста третьего.

ЛЕВ ПЕРВЫЙ.
     святой  отец  прославился тем, что издал весьма  безнравственную буллу:
христианский первосвященник  закреплял за отцом право продавать свою  дочь в
наложницы всякому, кому захочет.
     При  нем  Целидоний,  епископ  Вьеннский,  был  обвинен  в  насилиях  и
убийствах,  в  частности  в  убийстве  мужа  своей  сожительницы.  Обвинение
подтвердилось,   и  специальный   суд  из   провансальских   епископов   под
председательством святого Илария Арльского постановил низложить Целидония.
     Отметим,  что  церковным  судом Целидоний был  не осужден, а всего лишь
низложен. Целидоний, которого в наши дни суд укатал бы на каторгу, отнюдь не
чувствовал себя счастливчиком, напротив, он заупрямился и отказался покинуть
свое  место. И даже  рискнул  обжаловать  решение  суда перед  папой:  он-то
понимал, что мораль святого отца весьма эластична.
     И  действительно,  Лев первый отменил решение  суда. Несколько насилий,
несколько убийств - не такое уж это важное дело рассудил папа.
     Когда  же епископ Иларий Арабский возымел  дерзость, протестовать  - не
подобает, дескать, оставлять на епископском  престоле человека,  осужденного
за уголовное преступление, - папа отлучил Илария от церкви. Знай свое  место
и впредь не вмешивайся в дела папы!
     Еще  через несколько лет общий собор епископов в Эфесе  отлучил, в свою
очередь, и самого папу Льва.
     Однако  все  эти события  не помешали благочестивым католикам одинаково
почитать и Льва и Илария. Святой Иларий Арльский стоит в святцах под 5 маем,
а святой Лев - под 11-м.
     Вот  она, логика  клерикалов! Мудрено  ли,  что  при  такой логике  все
дозволено.  Напомним:  в  понтификат  Льва  возникло  христианское  братство
адамитов.  В  эту  секту  входили  представители  обоих полов. Благочестивые
церемонии (обедни, молитвы, молебны)  они  совершали  совершенно  нагими,  а
приступая к святому причастию, предавались непристойным объятиям.
     Более  подробно  не  стоит  останавливаться  на  всех  мистификаторских
фокусах. Тошно!
     Кроме Илария  Арльского  еще  один  из  подчиненных  Льва первого  имел
несчастье поспорить с ним. Но он уже не отделался  простым низложением. Речь
идет о Присциллиане, старом священнике, понимавшем религию иначе, чем папа.
     Его святейшество приказал  схватить Присциллиана и подвергнуть позорной
пытке. Присциллиана бросили  в застенок, заковали  в цепи, после чего монахи
принялись выяснять: согласен ли  он отречься от своих  заблуждений? Признает
ли папу наместником господа на земле?
     Так как несчастный отказывался отвечать, палачи вложили ноги и руки его
в тиски, а когда лопнула кожа и начали выходить кости из суставов, подтащили
его к огню.
     -  Отрекись  от  своих  ошибок,  Присциллиан,  и  прославь  Льва,  отца
верующих!
     В страшных  мучениях  Присциллиан возносил молитвы к небу и отказывался
славить папу.
     Тогда приступили к пытке  огнем. Несчастному  спалили волосы  и кожу на
голове, прижигали  тело раскаленным железом, капали на открытые раны горячим
маслом,  и,  наконец, палач влил в него кипящую жидкость;  после двух  часов
нечеловеческих страданий он испустил дух.
     Присциллиана,  как  еретика,   не  причислили  к  лику  святых.  Иларию
Арльскому повезло больше, чем замученному старцу. Ему удалось скрыться после
отлучения, не  то мы  стали  бы  свидетелями  того,  как  один  святой  стал
мучеником с помощью другого святого.
     Лев первый прославил свое имя еще и тем, что якобы один отразил легионы
Аттилы, завоевателя, который обрушился на  Европу во главе диких и  свирепых
гуннов.
     Вот что говорит предание.
     Когда Аттила со  своими полчищами двинулся на Рим,  сжигая все на своем
пути,  испуганные жители,  позабыв о старых  распрях,  сплотились  воедино и
вышли навстречу варварам.
     Вполне естественно, что папа вместе со своими коллегами возглавлял этот
крестный ход. Толпа,  распевая во всю  глотку гимны,  подошла к стану короля
гуннов.  Потрясенный  этакой  встречей,  Аттила  полюбопытствовал,  что  сие
значит. Папа Лев разразился вдохновеннейшей  речью, тем более  убедительной,
что она была подкреплена значительной суммой. Оценив  по  достоинству выкуп,
Аттила с дарами убрался восвояси.
     Счастливый исход этого события стали вскоре приписывать чуду. Нашлись
     даже  люди, утверждавшие,  что своими глазами видели, как во время речи
Льва  первого  паривший  в  небесах  старик  с   белой  бородой,  опоясанный
гигантским мечом, приказал завоевателю отступить.
     Чудо Льва первого сработало всего лишь раз.
     Когда  спустя некоторое время  в  страну вторглись  вандалы во  главе с
Гейзерихом,  стоившим  Аттилы,  римские христиане  попытались повторить  уже
испытанный трюк.  Папа организовал крестный  ход со  знаменами, хоругвями  и
песнопением.  Однако, надо думать, Аттила так основательно очистил городскую
казну, что  римлянам нечего было  предложить  Гейзериху. Король  вандалов не
внял воплям  и стонам  святого владыки, и чудо,  обещанное Львом,  кончилось
весьма плачевно.
     Гейзерих   опустошил   Рим.   Разграбление   святого   города   длилось
четырнадцать  дней;  вандалы  неистовствовали,  а  старик  с белой  бородой,
паривший в воздухе во времена Аттилы, и не подумал явиться. Вандалы покинули
город лишь после того, как в домах уже не осталось ни одного носового платка
и ни одной красотки.
     Перелистывая  страницы  истории,  упомянем еще о  нескольких  церковных
деятелях.  Святого  владыку Анастасия  вторая, почившего в Бозе  в 498 году,
сановники  церкви  именовали  деспотом.  Они же  его и отравили. Это  только
подтверждает ту истину, что клерикалы страшнее волков, ибо волки, как они ни
свирепы, не истребляют себе подобных.
     Преемник Анастасия вторая, папа Симмах, был изобличен в адюльтере.
     Святой Сабас, епископ Иерусалимский, был главой банды.

МЕЖДОУСОБИЦЫ СРЕДИ ПАП.
     Мы подошли  к  моменту,  когда  папство  утвердило свое главенство  над
христианской церковью.
     Как кипят страсти  соперников! Какие стоны и  вопли! Епископы при живом
папе уже плетут интриги, выискивая возможных преемников.
     Шестидесятый папа, Сильверий, низложенный епископом Вигилием, был
     сослан на пустынный остров Пальмария, где прожил девять дней  без пищи.
В  конце  концов монахи, надзиравшие за ним, не дожидаясь кончины Сильверия,
задушили его.
     Вигилий, шестьдесят  первый папа, был известен как содомит. Кроме всего
прочего  он  убил  жезлом   несчастного  мальчика,  посмевшего  оказать  ему
сопротивление. Это  убийство привело к мятежу. Восставший народ выволок папу
из дворца и на веревке  протащил  по улицам  Рима, подвергнув его публичному
бичеванию.
     Жизнь  Вигилия - цепь  тягчайших преступлений;  при  этом алчном плуте,
растлителе,  убийце духовенство предавалось  бесконечным  оргиям,  монастыри
превратились в лупанарии.
     Вигилий умер,  отравленный своим  преемником -  епископом Пелагием. При
Пелагии один восточный епископ был уличен в кровосмесительстве.
     При Иоанне третьем,  шестьдесят третьем папе, двух французских прелатов
осудили  за насилия  и убийства.  Разгневанный  тем, что  приговор им  вынес
светский  суд, - ведь это  же покушение на  власть церкви! - Иоанн  приказал
восстановить осужденных  в их звании. По требованию папы прелатам  в награду
за тягчайшие преступления были отданы две епархии.
     Во времена Пелагия второго Григорий, епископ Антиохийский, был  обвинен
в кровосмесительстве с родной сестрой.
     Папа  вызвал  Григория в  Рим, запретив разбирать его  дело в  светском
суде. Вместо  того  чтобы  выслушать  показания свидетелей, его святейшество
потребовал от Григория:
     пусть   он  присягнет,  что  не  совершал   преступления.   Само  собой
разумеется,  прелат  поклялся перед  святым  евангелием, всемогущим  богом и
святыми апостолами, что невинен, как младенец.
     Тогда наместник Христа на земле вынес следующее  замечательное решение:
"Служитель бога, избранный нами, - один  из руководителей нашей паствы и уже
в  силу своего духовного  звания не способен на ложную клятву. Он присягнул,
что невиновен. Следовательно,  обвинители оклеветали его.  Пусть несут ответ
за содеянное. Мы должны покарать их!"
     И  действительно,  свидетелей  этого  процесса, которым  не  дали  даже
раскрыть рта, приговорили к изгнанию, после  того  как,  исхлестав  плетьми,
протащили по улицам.
     Пелагий  второй  опубликовал  знаменитую  буллу,  в  которой  предложил
епископам не  убивать детей своих сожительниц,  а  отдавать  на воспитание в
монастырь, чтобы в будущем вырастить священников.
     Умер он от венерической болезни, которую подцепил в одном из лупанариев
Рима.

ВЕЛИКИЙ ГРИГОРИЙ.
     О святой человек! Добродетельный папа!  Народы, падите ниц!  Шестьдесят
шестого папу, носящего имя Григорий,  можно  назвать  даже не  полузверем, а
вполне законченным зверем. Все необходимые для этого качества были налицо!
     Именно  он изобрел знаменитое чистилище. И надо  признаться, это  очень
остроумное изобретение.
     Чистилищем (ignis purgatorium - очистительный огонь) называли то место,
где очищались человеческие души, чтобы в чистом виде попасть в рай.
     Многие богословы еще до Григория полагали, что огонь, о котором говорил
апостол  Павел,  мог гореть не только при  наступлении  конца света, но  и в
промежутках между  смертью  и  страшным  судом.  Лактанций  в  "Божественных
установлениях"  (книга 7,  гл.  21)  говорит: "Пусть не думают,  будто  души
предстают перед судом сразу же после  смерти. Все души обитают в одном общем
месте, где ждут  испытания, которому они  должны подвергнуться перед великим
судьей. Тогда те,  кто  жил  праведно,  получат  бессмертие;  те, у  которых
обнаружатся грехи,  не воскреснут, а  будут  повержены во мрак и обречены на
мучения".
     Григорий  Великий не стал вдаваться  ни  в  какие рассуждения по  этому
вопросу, а просто заявил: "Душам могут  принести облегчение молитвы, которые
будут произноситься, пока  они пребывают  в чистилище.  А освободить  их  из
чистилища можно с помощью обеден, которые служат специально с этой целью". И
далее: "Души покойных являются к  живым; рассказывая  о своих  мучениях, они
просят помочь им молитвами, а затем подтверждают, что молитвы и в самом деле
облегчили их участь".
     Чистилище, появившись на свет, принесло  с собой  массу индульгенций  и
обеден по 3 франка, по 100 су и 1 луидору.
     Милости   просим  к   церковной  кружке,  благочестивые  верующие!   Не
скупитесь, побольше  монет,  а мы уж постараемся облегчить  страдания вашего
папаши и всех ваших близких! Аминь!
     На совести святого Григория (если только она имелась у него) было еще и
убийство: он отравил епископа Малхуса за бунтарство и отлучил его от церкви.
Малхус умер в день своего отлучения, когда находился у легата, которому было
поручено передать епископу грозную буллу папы.
     Смерть Малхуса - "великое чудо", по словам самого отравителя, ибо в его
внезапной кончине виден могущественный "перст божий".
     При понтификате Григория произошло еще одно событие, которое в то время
могли  также причислить  к  чуду  и  объявить  божественным  промыслом.  Это
случилось  во время ремонта огромного  бассейна в  главном монастыре церкви.
После того как выпустили воду, на дне  водоема  обнаружили  несколько  тысяч
мертвых младенцев.
     Едва ли кто поверит, что эти младенцы в  женском монастыре, многократно
посещаемом духовенством, произошли от духа святого.
     Папа  Григорий  одним  из первых понял,  что власть  клерикалов главным
образом  зиждется на  невежестве, и всю  свою деятельность  направил  на то,
чтобы затуманивать мозги римского народа. По его указу истреблялись античные
книги,  манускрипты,  полотна, скульптуры,  памятники богатейшего языческого
наследия. С  этой точки  зрения пребывание этого врага просвещения на святом
престоле  оказалось не менее  роковым, чем  все  нашествия готов,  гуннов  и
вандалов.
     Сабиниана  можно признать достойным преемником  Григория.  Под  угрозой
анафемы   Сабиниан   запретил  народу  обучаться  грамоте:  по  его  мнению,
просвещение - это монополия монахов и священников.
     Античные памятники искусства по его приказу  погибли под ударом топора,
самые  драгоценные  манускрипты бросали в огонь, и  человечеству,  по словам
историка Мориса Лашатра, оставалось  только оплакивать те  сокровища разума,
которые были погублены Сабинианом.
     Сабиниан был одним из самых ненавистных священников того времени. После
смерти Григория, когда  церковники собрались, чтобы избрать нового папу, они
не  думали  над  тем,  кто  принесет  наибольшую  пользу  своей  пастве.  Их
интересовало  лишь  то,  кому   из   кандидатов  наиболее   успешно  удастся
приумножить богатство церкви.
     Вот почему Сабиниану достался трон святого Петра.
     Этот папа  был алчен,  как губка. В  своей  непомерной  жадности он  не
остановился даже  перед  тем,  чтобы извлечь  выгоду из  народного бедствия.
Когда в Риме разразился голод, Сабиниан, у которого в подвалах апостольского
дворца  хранились огромные запасы хлеба, стал  распродавать  его в обмен  на
золото.
     Люди падали на улицах от истощения, и поведение папы вызвало возмущение
граждан. К нему направилась  делегация, умоляя во имя Христа спасти людей от
гибели и дать бесплатно хлеб тем, кто не в состоянии уплатить за него.
     Во  имя  Христа!.. Святой отец даже  не  принял представителей  города,
плевать он хотел на Иисусово милосердие.
     Тогда народ  восстал,  и  гнусный вымогатель поплатился  жизнью за свою
жестокость. Он был убит в своем дворце.
     После  смерти  Сабиниана  святой  престол оставался вакантным в течение
года. Епископы с оружием в руках  оспаривали друг у друга трон святого отца.
В  конце концов  тиран Фока,  который в  то  время правил империей,  навязал
верующим Бонифация  третьего. Именно  этот  папа получил  титул  вселенского
епископа.
     Бонифаций четвертый был законченным кретином. Им владела навязчивая
     идея: всех без исключения верующих превратить в монахов. Обратись  весь
мир
     в христианскую веру -  ему и этого было бы мало.  Он мечтал о подлинном
воинстве  Христовом,  о  полчищах  монахов.  Повсюду  монахи,   одни  только
монахи...
     Бонифаций четвертый  даже придумал монашескую  одежду, которая, по  его
понятиям, должна была походить на одеяние ангелов.
     Вот что писал этот скудоумный святой:
     "Монахи  своим  внешним  обликом  подобны  славным  херувимам. Капюшон,
покрывающий их головы, - это два сверкающих крыла; длинные рукава сутаны
     - два других крыла, а развевающиеся  полы образуют третью пару крыльев.
Не  значит  ли сие,  что монахи шестикрылы, как серафимы, и,  следовательно,
принадлежат к высшей иерархии ангелов?"
     Пусть читатель  не думает,  что  я для  увеселения  хоть единым  словом
погрешил  против истины.  Это  -  буквальная  цитата из  послания  Бонифация
четвертого.  Приверженность идее довела его до  того, что он  заставил своих
родителей постричься в монахи и обратил их дом в монастырь.
ОМЕРЗИТЕЛЬНЫЕ НРАВЫ.
     При  Мартине   первом  противоестественный  разврат  стал  язвой  среди
служителей церкви. Священники уже не довольствовались  растлением мальчиков,
они стали заниматься скотоложеством. Их постыдные деяния нельзя перечислять,
не  краснея  от стыда.  Достаточно  сказать,  что  сам  папа Мартин  признал
непристойность  поведения  этих грязных  скотов, покрывших род  человеческий
позором.
     В послании Амону, епископу Маастрихта, есть следующие строчки:
     "С великою скорбью мы  замечаем, что почти везде священники,  диаконы и
прочие клирики впадают  в позорные грехи  разврата, содомии и скотоложества.
Те  из  этих гнусных негодяев,  кого хотя бы  раз  поймают с поличным, будут
низложены без надежды на восстановление когда бы то ни было".
     Клир,  который  на пять шестых  был смертельно заражен  самыми ужасными
пороками,  не мог вытерпеть  папу,  пытавшегося  исправить  церковные нравы.
Священники обвинили  Мартина  первого в ереси и сослали на пустынный остров,
где вскоре он закончил свое существование.
     Святой  престол занял Евгений первый, пастырь, вполне достойный  своего
стада. Некий Максим, хризопольский аббат, попытался упрекнуть Евгения в том,
что  он надел тиару  при  жизни  своего предшественника. Папа  Евгений отдал
распоряжение публично бичевать Максима на  всех  перекрестках  города; после
этого аббату отсекли язык и отрубили правую руку.
     Папа Евгений  объявлен  святым.  Комичнее  всего,  что последующие папы
причислили его противника тоже к лику святых. Церковь чтит память Максима 13
августа, а Евгения - 27-го числа того же месяца.
     Папа Агафон прославился тем, что отлучил от церкви папу Гонория,
     занимавшего престол святого Петра с 625 по 638 год.
     Кто из этих двух пап более непогрешим?
     Агафон умер от венерической болезни. Это, правда, не помешало его трупу
     совершать великие чудеса.

ССОРЫ И ДРАКИ.
     С 687 по 701 год на престоле святого Петра восседает редчайшая каналья.
     Перед нами папа Сергий первый.
     Когда   его  предшественник   Конон   находился   на   смертном   одре,
растерявшиеся
     клирики,  разделившись  на  несколько  групп,  избрали  сразу  трех его
преемников: Теодора, Пасхалия и Сергия.
     Можете себе представить,  как  горячились эти  претенденты  на престол,
какие были драки и побоища. Впрочем,  чего ж удивляться: святой престол-дело
нешуточное.
     В  эту  свалку втянули  даже верующих: сторонники Теодора  организовали
избиение  сторонников  Пасхалия  в  базилике   святой  Юлии.   Сергий  ловко
воспользовался дракой  между Теодором  и Пасхалием:  он  подпоил и  подкупил
вооруженный отряд и завладел апостольской тиарой.
     Пасхалия и Теодора бросили в подвал.  Вскоре  эти  доблестные молодчики
утихомирили свои страсти и даже поклялись повиноваться Сергию.
     Сергий  выпустил  их на  свободу. Святой  отец Теодор  не  стал  терять
драгоценного времени и тут же публично обвинил  отца Сергия в узурпаторстве,
доказывая,  что  только  его  избрание  является единственно  законным.  Ему
удалось  перетянуть  на  свою сторону  большую  часть  духовенства, и Сергия
выставили за дверь.
     Однако  и Сергий не пал духом. Он направил  свои стопы в  Равенну. В ту
пору  экзархом города  был  некий Иоанн  Платин, неистовый молодец, любитель
всяких ссор и драк. Сергий пообещал Платину златые  горы, если  тот  поможет
ему вернуть престол.
     Два  мошенника договорились, и вскоре Сергий  с помощью  Иоанна Платина
вновь  обрел  тиару,  которая,  кстати  сказать,  была  ему  очень  к  лицу.
Водворившись  на  троне,  святой  отец хотел было  рассчитаться  с  экзархом
Равеннским  за оказанную  услугу  по  всем  правилам истинного  католика. Да
только Иоанн Платин был суровым компаньоном, шутить с  такой шельмой  - беды
не оберешься. К тому  же  папа номер два, Пасхалий, в  свою очередь объявил,
что ему также  покровительствует  злополучный экзарх.  Волей-неволей  Сергию
пришлось выполнить взятые на себя обязательства.
     Он снял из церквей все украшения, продал  священные сосуды, канделябры,
подсвечники, дарохранительницы, дошел до того, что отдал ростовщикам золотые
венцы, украшавшие алтарь святого Петра.
     Иоанн Платин, в конце концов ублаготворенный, покинул Рим.
     Ревностно позаботившись о  своем  коллеге по  престолу  Теодоре, Сергий
запер его в монастырь,  а спустя девять дней, сразу  же  после мессы, Теодор
отдал богу душу. Белое вино к причастию прислал сам Сергий. Остальное понять
нетрудно.
     Папа  Сергий  обнародовал  немало  любопытных  булл   во  время  своего
понтификата. Так,  в одной из них  он позволил священникам вступать в брак с
публичными женщинами,  правда не более одного  раза.  Он разрешил монастырям
брать на воспитание детей с десятилетнего возраста. Можно представить, какая
судьба ожидала несчастных детей среди людей, обрекавших себя на безбрачие: в
ту  эпоху  безбрачие   было  обязательно  только   для  монахов.   Зато  они
отыгрывались на мальчиках.
     Кроме того, по настоянию Сергия вселенский собор вынес решение: воров,
     убийц и преступников, каковы бы ни были их прошлые преступления,
     принимать в монастырь.
     Не  правда  ли,  тепленькая  компания  собиралась  в  этакой  смиренной
обители!
     Преподобный отец имел свою особую точку зрения на целый ряд вещей: он
     считал,  что  скрытый  грех  наполовину  прощен;   все  дозволено,  что
происходит
     шито-крыто. Например, нельзя прелюбодействовать в святых местах, в
     особенности если брак не узаконен!.. Разумеется, нельзя!.. Мужу и жене
     разрешается  вести себя в  храме, как дома, но адюльтер? Боже  сохрани,
мораль с
     этим  никогда  не  примирится.  И в самом деле, в одной  из булл Сергий
объявил:
     "Предать анафеме тех мужчин и женщин, которые в преступных объятиях
     совершают адюльтер в святилище".
     Когда константинопольский,  александрийский  и  антиохийский  патриархи
после
     ряда громких скандалов предложили категорически запретить священникам
     благословлять кровосмесительные браки, непогрешимый владыка церкви
     отказался одобрить это предложение.

ЧЕЙ ЖЕ МЛАДЕНЕЦ?
     Все четырнадцать  лет  своего понтификата  преподобный Сергий  совершал
бесчисленные преступления,  причем весьма  однообразные:  насилия и убийства
сменяли друг друга. Впрочем, на одной исторической сценке стоит остановиться
-  она не  лишена  оригинальности. Однажды  папу  обвинили в нарушении обета
воздержания. Папа отверг это обвинение. Обвинители настаивали:
     владыка церкви обольстил юную монахиню, свою духовную дочь. Папа
     продолжал отрицать.  К нему привели его жертву. И Сергий признался, что
он, действительно, исповедовал монахиню, но категорически  настаивал, что  и
мизинцем  не  коснулся ее. Тогда  святому отцу  принесли  младенца, которого
родила эта монахиня несколько месяцев назад; младенец  был чрезвычайно похож
на  папу. Припертый к стене, святой  отец засмеялся,  затем взял младенца на
руки и, перекрестив его, объявил ошеломленной толпе: "Как бы там ни было, но
я родил христианина;
     воздадим  же  благодарность  господу,  что  наша  религия приобрела еще
одного  верующего".  Паства  сочла  такой  ответ  блестящим  и,  почтительно
склонившись перед папой, попросила разрешения облобызать его руку.
     Однако  не надо  забывать,  что Сергий  распоряжался  солидной  военной
силой. Даже если бы его поймали с поличным, свергнуть его с престола было бы
нелегко. Именно  Сергий  ввел  в  обедню  знаменитую формулу: "Агнец  божий,
искупивший грехи мира, смилуйся над нами!" Факт непреложный: совесть святого
отца нуждалась ежедневно в хорошо намыленной щетке.
     Константина  первого не терзали  противоречивые мысли и  чувства - этот
субъект  был  весьма   прямолинеен.  Повздорив  с  Феликсом,   архиепископом
Равеннским,  он просто  отдал приказ арестовать его; а еще  через  несколько
дней  по указанию  папы несчастного Феликса извлекли из каменного подвала и,
перед тем как отправить в изгнание, отсекли язык и  выжгли глаза раскаленным
железом.
     Константин   первый   добился   от   императора  Юстиниана   разрешения
расправиться со  своим противником  патриархом Калинкием.  Когда  несчастный
патриарх прибыл в Рим, ему выкололи глаза, после чего святой  отец измывался
над ним со  всей изобретательностью, на которую  способна папская  фантазия.
Этот  же  первосвященник  обнародовал  буллу,  согласно которой  даже  самые
крупные грехи  отпускались  тому,  кто совершал паломничество в Рим;  отныне
люди,  на чьей совести лежали  страшные  преступления, могли не волноваться:
достаточно  было совершить  паломничество  и  принести  дары  царствовавшему
тиароносному злодею.
     При   Захарии   шарлатанство   католического   духовенства   дошло   до
откровенного  бесстыдства.  Некий  епископ Адальберт  поделился с  верующими
следующим откровением: в одну из тяжких минут  его жизни ангел неба предстал
перед ним и вручил чудодейственные реликвии в знак того, что  он получит  от
бога все, что  захочет. Адальберт поклялся на святом евангелии, что  ему  не
раз  являлся сам Иисус Христос. С помощью всяких басен  он завоевал  доверие
своей паствы. В его честь  сооружались часовни.  Мошенник  мечтал создать  у
себя в  епархии  гарем  из  красивых  молодых  девушек.  И  добился  своего.
Почтенные  матроны  похвалялись  друг перед другом,  что  их  дочерей почтил
вниманием святой муж.
     Прелат бойко торговал реликвиями и, надо думать, сколотил себе неплохой
капиталец.  Дошло до того, что он продавал  одураченным людям  обрезки своих
ногтей  и  волос.  Дело  кончилось  крупным  скандалом:  гражданские  власти
потребовали, чтобы папа сместил этого шарлатана.
     Папа Захарий  стяжал  себе  немалую славу тем, что подверг жесточайшему
преследованию  шотландского  священника  Вергилия, крупного ученого, который
высказал  мысль,  что земля -  шар  и во вселенной  существуют  еще  другие,
неведомые миры. В послании к галльскому примасу святой отец пишет следующее:
"Обратите  внимание   на  философа   Вергилия,  этого  священника,  который,
похваляясь  лживыми  истинами,  внушенными  ему  сатаной,   имеет   дерзость
утверждать, будто  на  земле  существуют  неведомые  страны  и  люди,  а  во
вселенной  - луны  и  солнца кроме наших. Его надо изгнать из церкви, лишить
сана  и ввергнуть в самое  черное подземелье;  предварительно же подвергнуть
всем  мучениям, какие только придуманы людьми, ибо нет достойного  наказания
тому  негодяю, который своим кощунственным учением подрывает святость  нашей
религии".
     Это написал  человек, считавший  себя наместником того,  кто  всю  свою
жизнь якобы проповедовал прощение обид и грехов.
     После  смерти  папы  Павла  первого  на  престол был  возведен  Тиберий
Константин,  обыкновенный мирянин.  Понтификат  Тиберия  Константина  длился
недолго. Не прошло и года,  как духовенство возмутилось против него. Клирики
разделились  на две  партии,  и  появилось два кандидата на престол  - монах
Филипп и диакон Стефан.
     Константин второй, будучи  в  глубине  души кротким  человеком, находил
свое положение по меньшей  мере нелепым.  Он преспокойно отрекся от папского
звания и  удалился  в монастырь, предоставив своим конкурентам добивать друг
друга.
     Победа  досталась  Стефану  четвертому. За  ним  сохранилась  репутация
отъявленного злодея и тягчайшего преступника.
     Очутившись  на  престоле,  Стефан  четвертый  сразу  же   отдал  приказ
арестовать епископа Феодора, друга своего предшественника. Епископу выкололи
глаза,  отсекли  язык, после чего втащили на гору  и  сбросили  в овраг, где
монахи обрекли его на голодную смерть.
     Брата Константина второго папские фанатики безжалостно избили железными
прутьями,  выкололи  глаза и окровавленного  бросили в  подземелье монастыря
святого Сильвестра.
     Но  и  это  не  удовлетворило кровожадного  Стефана.  Вместе со  своими
приверженцами он пробрался в монастырь, где  нашел себе приют Константин, и,
когда тот попытался спастись бегством, преследовал  его до  самого храма. По
приказу папы Константина извлекли из алтаря, подвесили  к его ногам огромные
гири, привязали к лошади и  протащили  по  улицам Рима. После этого палач на
людной  площади  выжег ему глаза  раскаленным  железом.  Под страхом пытки и
виселицы  Стефан запретил гражданам не только помогать несчастному,  но даже
приближаться к нему. Константин беспомощно валялся в грязи, и лишь на вторые
сутки возмущение  народа  вынудило  церковников убрать несчастную  жертву  и
запрятать в монастырь.
     Не менее позорным и зверским способом был замучен приверженец папы
     Филиппа - Ватриперт.  Его усадили на осла задом  наперед и  провезли по
улицам  Рима, вложив  ему в  руки  ослиный хвост вместо  вожжей.  После всех
надругательств  палач вырвал  у  него ногти  на руках и ногах и выжег  глаза
раскаленным  железом. Несчастный не вытерпел мук и умер во время пыток. Папа
тем не  менее  распорядился  продолжать издевательства  над трупом,  который
потом сбросили на свалку.
     Насытившись  местью,  наместник  Христа  созвал  собор  и  заставил его
принять  постановление,  что  впредь для избрания папы  необходимо  иметь по
крайней мере звание диакона.
     На этом же соборе занялись еще раз Константином. Стефан приказал палачу
нанести своей жертве двенадцать палочных  ударов по голове  и  вырвать язык;
казнь происходила в  присутствии епископов, сам первосвященник руководил ею.
На этот раз несчастный Константин скончался во время пыток.
     Несколько позже Стефан обрек на смерть двух римских аристократов,  отца
и сына, возымев желание завладеть их имуществом.  Стефан  приказал  в  своем
присутствии вырвать отцу  глаза. Палач переусердствовал, и через три дня тот
умер от кровотечения. Сын  оказался выносливее отца и выдержал пытку.  Тогда
его бросили в подвал Латерана и там задушили.
     Любопытно, что оба эти аристократа больше всех ратовали за избрание
     Стефана папой!

РЕЗИНОВАЯ СОВЕСТЬ.
     У Адриана  первого, сменившего  Стефана  четвертого, не  было за спиной
стольких преступлений, как у его предшественников.
     Однако расстояние между честным человеком и законченным негодяем велико
- в этом пространстве легко разместить целый ряд мошенников разного калибра.
     Адриан первый, которым мы сейчас займемся, был чрезвычайно корыстолюбив
и скареден сверх всякой меры.
     Что  же касается  совести  -  она была  у него подобна резине.  Недаром
говорят: совесть - вещь растяжимая...
     Карл Великий,  посетив однажды Рим, был  очень  удручен узнав о  нравах
итальянских  церковников.  Он  решил посоветовать папе обуздать их страсти и
высказал  ему   мысль,   что   священники   своей   распущенностью   позорят
христианство: они торгуют  невольниками, продают девушек сарацинам, содержат
игорные дома и лупанарии и сами безудержно предаются чудовищным порокам, как
некогда жители Содома.
     Обратите  внимание,  деяния  их  совершались   столь  открыто,  что  не
требовалось никаких  расследований или,  скажем, опросов;  они были видны  и
невооруженным глазом, как на ладони.
     Святой отец нагло ответил Карлу Великому:
     - Все это сплетни, их распространяют враги нашей церкви.
     Франкский король не настаивал и вернулся  в свое королевство. К папе он
относился  гораздо снисходительней, чем к своим епископам.  Вероятно, он был
заинтересован в дружбе с папой, так же  как и папа с  ним. Во всяком случае,
когда папа попросил  его "вернуть" апостольскому трону папские вотчины, имея
в виду владения герцога Беневентского, осмелившегося защищать свои  земли от
посягательства наместника  святого Петра, Карл Великий поторопился выполнить
его  желание. Он отнял у злосчастного  герцога его лучшие города и преподнес
их в дар папе.
     В свою  очередь, и  святой отец ничего  не делал даром и если  оказывал
услугу, то, по меньшей мере, ожидал взамен рубина на палец.
     Тассилон, герцог Баварский, обратился к нему с просьбой примирить его с
королем  франков. Адриан  согласился стать  посредником  за  соответствующую
сумму. Когда эта сумма не была вручена в условленный срок,  папа  прямо-таки
задохнулся от ярости и отлучил Тассилона от церкви;
     кроме того, он заявил, что  господь  устами своего наместника разрешает
франкам расправиться  с баварцами, и  посему  они могут  насиловать девушек,
убивать  женщин,  детей  и стариков,  сжигать города, расстреливать жителей.
Сколько благодушия у этих наместников Христа!
     Незадолго  до  того как  предстать  перед всевышним,  Адриан  обстряпал
весьма выгодное  дельце. Английский  принц Оффа  бросился  к стопам  святого
владыки,  умоляя отпустить  ему грехи:  злосчастный  принц  убил  одного  из
англосаксонских властителей, предварительно заманив его к себе под предлогом
вручения ему руки своей дочери.
     Адриан первый  обожал  такого  рода дела: никаких  капиталовложений,  а
барыши большие.
     Он обещал принцу  примирить его  с небесами, но поставил условие: принц
должен  ввести особую подать -  воздаяние  святому Петру,  а также  основать
приюты  для  верующих;  святой  отец  заранее  предвкушал  доходы  с  этаких
богоугодных заведений.
     Оффа, рассыпаясь в благодарностях, конечно, согласился.
     Вор, воздающий благодарность вору... Признайтесь, дальше просто некуда!
Экая досада для  всех плутов и  мазуриков: Андриан  первый не успел учредить
для них высших школ?
КАКОВ ХОЗЯИН - ТАКОВЫ И СЛУГИ.
     Естественно, что,  глядя сквозь пальцы на распутство своих  сановников,
папа  порою сам  становился  жертвой собственной  снисходительности, вернее,
соучастия...
     Два священника  организовали покушение  на  жизнь  папы. Для выполнения
столь  заманчивого  проекта  они  заручились  поддержкой  некоторых монахов.
Однажды,  когда  божественный  наместник возвращался  в Латеранский  дворец,
заговорщики напали на его свиту, самого владыку стащили с коня и, волоча  за
бороду, проломили ему камнями череп, после чего бросили на дороге без всяких
признаков жизни. Вскоре убийцы  вернулись и, убедившись, что папа еще дышит,
унесли его в церковь монастыря святого Стефана и Сильвестра. Здесь,  в самом
храме, возле  аналоя,  отцы  церкви, пустив в  ход  ногти и  зубы,  пытались
вырвать у папы глаза и язык. В конце концов они сбросили его в подземелье.
     Но Льву третьему суждено было жить долго.  Когда через  три дня один из
заговорщиков, по имени Эразм, спустился в  подземелье, чтобы  извлечь труп и
похоронить его,  папа  был еще жив. Тогда  Льва третьего перенесли  в другой
монастырь, откуда позднее  одному  из приближенных  папского двора, Альбину,
удалось его спасти.
     Эти события  произошли  в начале Понтификата  Льва  третьего.  К  концу
своего Понтификата Льву третьему удалось расправиться со своими врагами.
     Как  известно,   небольшие  услуги   укрепляют  дружбу.  Карл  Великий,
посвященный  в императоры  святым отцом 25 декабря 800 года,  в свою очередь
охранял папу от его многочисленных противников.
     После  смерти  Карла Великого они решили вознаградить себя за  долгое и
вынужденное  терпение и  вновь  организовали широкий  заговор  против  жизни
первосвященника.
     Но  Лев  третий опередил события. Он  захватил  всех  заговорщиков - во
всяком случае, всех, кого он подозревал;
     очень  возможно, что  среди них находились и невинные  люди, ибо святой
отец
     был очень озабочен, чтобы добыть доказательства их виновности.
     Чтобы досыта насладиться  приятным зрелищем, папа приказал казнить всех
перед  окнами Латеранского дворца. Но казнь не удовлетворила его  запоздалую
месть,  и  папа велел изгнать жен  заговорщиков  из  Рима, а  детей  отдал в
римские монастыри.
     Церковь,   разумеется,  не  преминула   канонизировать  Льва  третьего.
Бесспорно, она сочла, что папа проявил безусловно ангельскую доброту хотя бы
тем, что не казнил ни жен, ни детей заговорщиков.
     Превосходное общество, черт возьми!

ПАСХАЛИЙ ПЕРВЫЙ.
     Плут, злодей и распутник - таким был сто второй папа.
     Вечно нуждаясь в деньгах, чтобы возместить пущенные на ветер сокровища,
он прибегнул к такой уловке.
     Он приказал  реставрировать церковь святой Цецилии и богато разукрасить
ее. Одновременно  на  главном  алтаре была поставлена рака для  мощей святой
Цецилии, которые к тому времени еще не были найдены.
     Приготовив все необходимые атрибуты для своего трюка. Пасхалий во время
богослужения, на заутрени, притворился впавшим в летаргический сон.
     Открыв  глаза,  он  возвестил, что  святая  Цецилия явилась  к  нему со
словами: "Осквернившие  себя священники  и  папы-святотатцы уже  искали  мои
смертные останки, но  господу  было угодно  за тобой  одним  сохранить право
обрести  их". После  этих слов святая  якобы указала  папе одно  из  мест на
кладбище
     Претекста.
     В сопровождении духовенства Пасхалий отправился к этому месту, сам взял
лопату,  раскопал  могилу  и  действительно  обнаружил мощи  покровительницы
музыкантов;
     ноги святой еще хранили на себе свежие следы крови!
     Никто из верующих не заподозрил жульничества, во всяком случае никто бы
не осмелился выразить сомнение в достоверности чуда. Папа отдал распоряжение
поместить  святые  мощи  в церкви  святой  Цецилии.  После  этого  чудесного
открытия жертвоприношения  верующих и  подарки  паломников стали стекаться в
изобилии и приумножили богатство святого отца.

ПРОИЗВОДСТВО РЕЛИКВИЙ ОПТОМ И В РОЗНИЦУ.
     Ободренный  первым  успехом,  папа   понял,   что  легковерие  является
неистощимым источником обогащения и не воспользоваться им было бы по меньшей
мере глупо.
     "Он принялся, - говорит один древний писатель, - фабриковать святых для
продажи  их  останков,  и  эта  коммерция  принесла  ему  огромные  доходы".
Первосвященнику следовало бы открыть лавчонку с вывеской:
     Святые для экспорта Оптовая и розничная продажа
     Надо думать, у него было немало последователей. Дело было поставлено на
широкую  ногу.  Огромные   прибыли  привлекли  алчных   монахов,   и  вскоре
большинство монастырей превратилось в фабрики реликвий.
     Уж во  всяком случае эти лавчонки никогда  не  испытывали недостатка  в
ассортименте. Продавцы без особого труда удовлетворяли любой спрос. Изъявлял
ли кто-нибудь желание приобрести  зуб святой Бригитты, ноготь святого Павла,
кость любого апостола или мученика - все было к услугам потребителя.  Вопрос
сводился лишь
     к цене.
     Повторилось  чудо  с  хлебом,  только  теперь оно превратилось в чудо с
реликвиями - хлеб  заменили трупами. Животворящий  крест  господень тоже был
ходким  товаром.  Если бы  собрать  все  стружки  с  этого  креста,  которые
раздавали  верующим в  память о  смертных муках  Иисуса,  ими  можно было бы
отопить немало жилищ в самую суровую зиму.
     Столь  выгодным  дельцем  церковь  усердно занималась в  течение многих
веков. В дальнейшем мы остановимся подробнее на этом. Сейчас нам хотелось бы
лишь  подчеркнуть, что именно  Пасхалий первый основал эту отрасль церковной
индустрии. Именно при нем монахи пустили в продажу некоторые части тела - их
назвать-то  не  очень  удобно! -  святого  Иосифа, Иоанна Крестителя и  девы
Марии. Крайняя  плоть  Иисуса  Христа появилась позже,  при Людовике Святом;
этот сомнительный кусочек кожи был куплен герцогом Анжуйским, братом короля,
и выставлен в одной церкви для поклонения верующих.

ОРГИИ И УБИЙСТВА.
     Вернемся к Пасхалию первому.  Лотарь,  старший сын французского  короля
Людовика Благочестивого, явившись в Рим, был  потрясен тем,  что он увидел в
святом  городе, и в особенности папским  дворцом,  смахивавшим  на публичный
дом.  Принц сурово предостерег тиароносца, и папа обещал  исправиться. Но не
успел  Лотарь покинуть Италию,  как  агнец Пасхалий превратился в тигра.  Он
арестовал  двух  почтенных священников (пожалуй,  единственных,  которые  не
бесчинствовали в этом городе) и обвинил их в клевете.
     Священников приволокли в Латеранский дворец,  где  им,  несмотря  на их
клятвенные заверения в полной невиновности, в  присутствии  Пасхалия отсекли
язык и выкололи глаза, после чего обезглавили.
     Людовик  Благочестивый,  решив  покарать  папу  за  жестокое  убийство,
направил в  Рим для  расследования двух  своих послов. Но хитрый мошенник не
стал  дожидаться  допроса.  Вместе  со  своей  братией  он  предстал   перед
посланцами короля и  выразил готовность  созвать собор, на  котором  он  под
присягой дал бы свои показания.
     Подобная  процедура  не  сулила  святому отцу  никаких затруднений. Что
значит ложная клятва для святоши такой закалки, как Пасхалий? Простая игра!
     И в самом деле, на следующий день первосвященник созвал всех епископов,
монахов и священников (а слуги были подстать хозяину!) и в присутствии всего
собора клятвенно подтвердил свою невиновность.
     - Тогда, - возразили послы короля, - назовите нам убийц!
     Эта  просьба  привела  бы   в  замешательство   любого,  но  не  такого
закоренелого  лицемера,  каким  был  Пасхалий.  Ничуть   не  колеблясь,   он
высокомерно ответил, что покаравшие клеветников не подлежат светскому суду и
его долг - защитить их перед любым властителем.
     Летопись   добавляет,  что  Людовик  Благочестивый  не  счел  возможным
подрывать авторитет церкви,  поняв, что дальнейшее расследование привело  бы
его к необходимости предать палачам папу-убийцу.
     Стоит ли  добавлять, что церковь, разумеется,  возвела  Пасхалия в ранг
святых.
     Откровенно говоря, он вполне заслужил такой награды!
     Ежегодно 4 мая благочестивые католики чтут память этого праведника.

ВЕРНИТЕ ДЕНЬГИ!
     Двое  пап вступили в  свои права после Пасхалия  первого. Тиф плюс оспа
после холеры морбус! Не слишком ли много? Один  за  другим! Экая незадача...
Это сложное положение длилось недолго.
     Зосима, избранный духовенством, дворянами и городскими чиновниками, был
вынужден освободить место в пользу Евгения второго, выдвинутого народом.
     Когда  последний  прочно  воссел  на  престоле,  ему  пришла  в  голову
злополучная  мысль:  сообщить  Людовику  Благочестивому  о всех  неурядицах,
возникших в  Риме во  время  его  избрания, и  попросить  покарать виновных.
Король  внял  просьбе   папы  и  направил   к  нему  своего  сына  Лотаря  в
сопровождении аббата из монастыря Сен-Дени.
     Однако молодой принц не оправдал надежд Евгения второго -  он отнюдь не
собирался  стать слепым орудием  его мести.  Принцу было поручено произвести
тщательное расследование,  и,  прибыв  в Рим, он тотчас объявил,  что  готов
выслушать  жалобы   всех  граждан,   пострадавших   от   церковных  властей.
Бесчисленное множество семейств,  оказавшихся жертвой  корыстолюбия  прежних
первосвященников,  бросилось к Лотарю, умоляя защитить их от насилия святого
престола.  Таким  образом сын французского короля узнал  о всех беззакониях,
совершавшихся церковью во имя единственной цели - прибрать к рукам имущество
граждан.
     Лотарь   приказал   святому   отцу   вернуть   пострадавшим   незаконно
конфискованные земли и имущество.
     Как ни  упрекал себя  папа Евгений  за свою оплошность,  как  ни  кусал
ногти,  ему  пришлось подчиниться, как  вы сами  догадываетесь, по  той лишь
причине, что иного выбора у него не было.

ОБОЖЕСТВЛЕНИЕ ИКОН.
     И  все  же Евгений второй  был довольно добродушным  малым;  его  можно
упрекнуть  лишь  в том,  что,  следуя  примеру  Пасхалия  первого,  стремясь
поправить  свои делишки, он тоже  занялся  спекуляцией. Вполне возможно, что
человек  он  был набожный,  ибо,  если  верить  многочисленным  авторам того
времени, он был невежествен, как копченая сельдь.
     Культ икон достиг такого расцвета в ту эпоху, что Людовик Благочестивый
вместе с некоторыми французскими епископами потребовал от папы созыва собора
в надежде хоть как-то ограничить иконопочитание.
     Многие священники, на мой взгляд, оказались удивительно предприимчивы.
     Так, одни счищали краски с икон  и, подмешивая порошок к  вину,  давали
его вкушать верующим во время причастия. Другие вкладывали  просфору в  руки
каменных статуй, откуда  верующим  не возбранялось  доставать их  за  особую
плату.
     Сам Евгений первый был ревностным сторонником культа икон; однако он не
мог оспаривать решение  французского императора, и собор был созван в Париже
на следующий год.
     После долгих обсуждений собор вынес следующее смехотворное решение:
     "Всякая   икона,  по  закону  божьему,  является   кумиром,  но  всякое
поклонение ей
     - идолопоклонство".
     Попытайтесь-ка разобраться  в таких тонкостях! Кто не разберется, будет
объявлен еретиком и осужден на муки вечные!
     В  конце  Понтификата Евгения  второго  распутство, царившее среди  его
клира,  приняло столь  угрожающие размеры,  в особенности в  монастырях, что
папа  был вынужден  созвать съезд  всех прелатов Италии. Вслед  за этим были
обнародованы  указы,  взывающие  к  высокой  нравственности.  Но  растленные
клирики  беспардонно  продолжали  грешить.  Ни  священники,  ни  монахи,  ни
верующие не хотели менять свои привычки.
     Чтобы вы имели представление о том, сколь невежественным было тогдашнее
духовенство,  мы  лишь  укажем,  что  епископы,  способные  совершить  обряд
крещения  в  соответствии  с ритуалом  или  прочесть "Верую"  без искажения,
считались людьми высокообразованными.

УБИЙЦА, ВОР, ПЛУТ И ПРЕДАТЕЛЬ.
     Все эти эпитеты и многие  другие  в том  же духе можно смело отнести  к
Григорию четвертому.  Этот  папа  занимал святой престол  шестнадцать лет  и
совершил больше подлостей, чем полдюжины отъявленных негодяев.
     Мы перечислим только самые главные  его "подвиги". По словам Папеброка,
Григория четвертого  подозревали  в  убийстве  своего предшественника.  Надо
отметить,  что почтенного Папеброка никак нельзя причислить к врагам святого
престола: этот бельгийский иезуит, родившийся в  1628 году, закончил большую
часть "Acta  sanctorum" ("Жития  святых"),  начатых  Болландом. "Римляне,  -
говорит   историк,  -  боясь  вызвать  гнев  французского  короля   Людовика
Благочестивого,  не  соглашались  на  избрание Григория и отправили  к  нему
послов   с  просьбой  назначить  представителей,  которые  должны  проверить
законность избрания нового папы.  Когда  французские послы прибыли в  святой
город, Григорий осыпал их  дарами и  получил  благословение на тиару. Однако
через  некоторое  время   король,  возмущенный  поведением  первосвященника,
написал ему гневное письмо, в котором, угрожая Григорию низложением, намекал
на  его  избрание,  добытое  им путем  интриг  и насилий; кроме того, король
весьма сурово предложил ему немедленно  прекратить все любовные похождения и
оргии и в корне изменить весь образ жизни, дабы искупить свое прошлое".
     Григорий  не  поскупился  на  обещания,  но,   затаив  обиду,  поклялся
отомстить Людовику Благочестивому.
     Мы увидим,  что  ему удалось сдержать свою клятву.  Вскоре король отдал
распоряжение своим послам проверить со всей беспристрастностью жалобу аббата
обители  святой Марии. Аббат обвинял предшественников  Григория четвертого -
Адриана и Льва -  в присвоении пяти крупных земельных участков. Разобравшись
в этом деле, представители короля  постановили, чтобы  римский  двор  вернул
поместья, которые он незаконно присвоил.
     Приговор, справедливость которого  невозможно было опровергнуть, привел
Григория в исступление. Он начал действовать, и вскоре ему удалось натравить
сыновей Людовика Благочестивого на  отца. Когда же Лотарь  открыто объявил о
своем выступлении против Людовика,  папа сразу же прибыл  во Францию,  чтобы
оказать поддержку принцу.
     Следуя евангельским  заветам,  он,  как  истинный  миротворец, прибыл в
лагерь  к  Людовику,  будто  бы для  того,  чтобы добиться  его  согласия на
примирение с сыновьями. Воспользовавшись чрезмерной доверчивостью короля, он
не  терял  даром времени.  Папа изучал  расположение  его  войск, подстрекал
полководцев к измене, прибегая к посулам и угрозам.
     В  ту же ночь,  когда  Григорий отбыл  из  лагеря,  солдаты  перешли на
сторону
     Лотаря, и Людовик, охваченный отчаянием, сраженный чудовищной изменой,
     сдался.
     Но Григорий этим не удовлетворился: жажда мести вспыхнула в нем еще
     сильнее, когда он узнал, что при встрече с отцом сыновья Людовика еще
     оказывают ему какой-то почет.
     Папа настоял на том, чтобы сыновья объявили Людовика пленником и лишили
королевского звания. Облачив короля в  покаянную рубаху, они заставили его в
присутствии многочисленной  толпы  открыто  покаяться во всех преступлениях,
которые он якобы  совершил против  своих сыновей. После этого Лотарь заточил
отца в монастырь и сам занял престол.
     Организовав и  освятив захват власти,  Григорий  с триумфом  вернулся в
Италию. Однако спустя  некоторое  время  подданные,  возмущенные  поведением
Лотаря, восстали против него и возвратили трон Людовику.
     Старый король в свою очередь захотел  отомстить первосвященнику. Что ж,
согласимся, желание  вызвано  чувствами,  вполне нам понятными. К сожалению,
вместо  того  чтобы  самому  отправиться  в  Рим  расправиться  с  трусливым
мошенником, Людовик,  по наивности, послал своих  представителей, препоручив
им расследовать, участвовал ли Григорий в заговоре его сыновей. Святой отец,
разумеется, разразился клятвами, отрицая свою причастность к этому делу.
     Черт возьми!  Его клятвы  ровно  ничего не стоили,  как  и  клятвы  его
коллег! Григорий  присягнул  на святом  евангелии, что им  руководили  самые
благие намерения,  заверял  Людовика в преданности,  предлагал  свои  услуги
против его сыновей, называя их мятежниками, осыпал посланцев подарками.
     Небольшие подарки укрепляют дружбу!
     Людовик  Благочестивый  -  кстати, он  действительно  оправдывает  свое
прозвище - имел слабость все  простить и  сыновьям и папе. Позже  он зашел в
своей милости так  далеко, что  обещал  оказать даже помощь святому престолу
против Лотаря, когда Лотарь, возмущенный новым предательством папы, приказал
своим  офицерам жестоко  расправиться со служителями католической  церкви  и
самим папой.
     Григорий вскоре умер. Не то бы он,  несомненно, проявил свою чрезмерную
доброту по  отношению  к  французскому  монарху, разыграв  с  ним  очередной
грязный трюк.
     Вот  каких  шулеров предлагает  духовенство почитать  своим безропотным
овцам! А папа Пий девятый распространяет декрет о  непогрешимости папы! Даже
и этого списка достаточно, чтобы создать отличный музей всех видов порока!

СВИНОЕ РЫЛО.
     Oporci, что означает Свиное рыло, - так звали папу, сменившего Григория
четвертого. После избрания он поторопился изменить свое имя на Сергия. С тех
пор вошло в обычай менять имя, вступая на святой престол.
     Сергий второй был, говорят, неплохим человеком, но, к несчастью, у него
был брат Бенедикт; этот брат, облеченный  административной властью,  замучил
людей своим лихоимством.
     Шулер он  был  отъявленный, украсть или  ограбить он  мог  со столь  же
спокойной совестью, как другой человек подает милостыню.
     Бенедикт продавал с публичных  торгов  звания  епископов,  и  тот,  кто
платил   больше,  одерживал  победу.  Если  папы  не  бесчинствуют   сами  -
безобразничают их близкие!
     И в том и в  другом случае те, кто пребывает под папской эгидой, ничего
не теряют.

МОНАХИНИ И СВЯТОЙ ОТЕЦ.
     В   отношении  Льва   четвертого,  преемника   Сергия  второго,  мнения
разделились. Большинство католических авторов  превозносили его добродетель;
другие  же,  не  менее просвещенные  писатели,  утверждали, что святой  отец
основал женский  монастырь  в  собственном  доме и  проводил  время  в самых
гнусных  оргиях.  Его обвиняли  в  омерзительной  скаредности,  ссылаясь  на
свидетельство  знаменитого  аббата Луи де  Феррье. Этот аббат  рассказывает,
что,  перед  тем  как отправиться  в  Рим  послом,  он должен был  запастись
богатейшими дарами, "ибо без этой  необходимой предосторожности невозможно и
приблизиться к Льву четвертому".
     В  ту эпоху в Риме считалось вполне  естественным, что сановники церкви
запускали  руку  в  карман своих подчиненных.  Лев  четвертый,  как  пиявка,
высасывал  из  народа  последние  соки  и  тратил  огромные  суммы  на  свои
чудовищные пиршества.
     Римский народ  изнывал в нищете, в то время  как папа Лев реставрировал
церковь  святого  Петра,  разрушенную арабами. Он скупал  драгоценные ткани,
балдахины, ковры,  гобелены; покрыл золотом  кресты,  сосуды  и подсвечники;
водрузил   на  мнимой  гробнице  святого  Петра  золотую  плиту,  украшенную
драгоценными камнями, увековечив на  барельефе свой и  королевский портреты.
Гробницу обрамлял широкий  серебряный бордюр  редчайшей  резьбы.  Однако все
перекрывала  огромная дарохранительница из серебра, весом в  тысячу шестьсот
фунтов.
     Трогательный пример христианского бескорыстия!
     В  общем  итоге  на  украшение  церкви  святого   Петра  и  награды  ее
священникам папа истратил три  тысячи восемьсот шестьдесят ливров серебром и
около двух тысяч золотом.
     Несчастным,  добывающим  хлеб  в  поте  лица своего, испытывающим  куда
больше лишений, нежели положено терпеть человеку за грехи прародителя нашего
Адама, первосвященник обещал царство небесное, ежели они будут покорны...
     Посему вооружитесь терпением!

ПАПЕССА ИОАННА.
     Несмотря  на энергичные  протесты  некоторых  фанатиков,  существование
папессы Иоанны установлено и неопровержимо доказано. Сменив Льва четвертого,
она восседала на святом престоле под именем Иоанна восьмого около двух лет.
     Чтобы  не  обнаружить  своего  пола, она  была  вынуждена  сохранять  в
строжайшей  тайне  свои  любовные  похождения  и  благодаря этому  завоевала
безупречную репутацию среди населения; слава  о ее  высокой  добродетели так
прочно утвердилась в Риме, что ее единодушно избрали папой.
     Впрочем, она занимает достойное место среди  жестоких и  порочных  пап,
ибо  добродетель ее не  что иное, как маска, которую  она лицемерно носила с
самых ранних лет, дабы утолить свое необузданное честолюбие.
     Смерть Иоанны была  трагична: в  день вознесения, которое, как  обычно,
знаменуется крестным ходом, папесса  в парадном облачении  первосвятителя, в
порфире, во главе процессии верхом на коне, согласно установленному ритуалу,
окруженная свитой епископов и сановников, вельможами и многотысячной толпой,
торжественно направилась в базилику святого Петра.
     По  пути  родовые  схватки  одолели ее с  такой силой, что она упала  с
лошади. Терзаясь,  она каталась по земле и  издавала  нечеловеческие  вопли.
Наконец, разорвав покрывавшие  ее  священные  одежды, в страшных конвульсиях
она разрешилась от бремени.
     Рассвирепевшие священники не только не позволили оказать ей помощь, но,
окружив ее  плотной цепью,  как бы  желая укрыть от любопытных взоров толпы,
проклинали, осыпали грязными ругательствами, пока она не испустила дух.
     Во время ее предсмертной агонии  эти изверги задушили ребенка, которого
она произвела на свет.
     Главный   аргумент  христианских   писателей,   настойчиво   отрицавших
существование папессы Иоанны, основан на том, что бог никогда не допустил бы
такого  вопиющего позора  и потому престол святого  Петра, учрежденный самим
Иисусом, не могла занимать распутная девка.
     Довод, конечно, солидный?
     Нам остается только повторить тот  самый вопрос,  который некогда задал
историк  Морис  Лашатр:   "Как  мог  терпеть   создатель  все  преступления,
богохульства  и  гнусности епископов  Рима?.. Как мог творец  допустить, что
святой  престол  растоптали в грязи папы-еретики, вероотступники, блудодеи и
убийцы?"
     Бароний, один из самых рьяных защитников  папства,  вынужден  признать,
что  папы  Бонифаций  шестой и  Стефан  седьмой являются мерзкими извергами,
опозорившими своими  деяниями дом господень; он  их обвиняет в  том, что они
превзошли самых жестоких гонителей церкви.
     Епископ Женебрар утверждает, что "в течение  двух веков  святой престол
занимали чудовищно распутные папы, их следовало бы называть апостатическими,
а   не  апостолическими;  церковными   делами  управляли  женщины,   престол
первосвященника   все   эти   годы  находился   в  спальне  куртизанки".   И
действительно, Теодора и Мароция, наглые блудницы, фактически  распоряжались
всем Римом как хотели: они сажали на  трон святого Петра своих  возлюбленных
или  сыновей,  и летопись  сообщает об  этих  женщинах такие  возмутительные
подробности, что ваш покорный слуга не рискует их привести.
     Это все история, господа клерикалы. Это ваша история!

КОМУ ТИАРА?
     Бенедикт третий  взошел  на  престол после  смерти  папессы Иоанны. Его
избрание возмутило  Анастасия, священника, у которого было много сторонников
среди  сановной знати. Честолюбивый соперник ворвался в  Латеранский дворец;
осыпая его ругательствами, сорвал священные одежды с Бенедикта и даже, прошу
прощения, избил  его  своим кардинальским крестом,  после чего сдал  его  на
попечение  двум  священникам.  Священники  в  свою очередь,  чтобы  снискать
милость нового  хозяина, обвязали несчастного Бенедикта веревками и, погоняя
палками, выгнали из дворца.
     Анастасий недолго наслаждался победой: в Риме вспыхнул мятеж, на улицах
начались свалки  между папистами и антипапистами, и в конце концов Анастасия
с позором выгнали из дворца.
     Тиара  вновь перешла к  Бенедикту,  и он  сохранил  ее до своей смерти,
последовавшей через три года.

ОМЕРЗИТЕЛЬНЫЕ ПОДРОБНОСТИ.
     Может   быть,  только  латынь  способна  пристойно   передать   глубину
гнусностей,
     которыми  полна  история  папства,  и   тех  преступлений,  в   которых
наместники
     святого Петра лично или косвенно были замешаны.
     По предложению архиепископа Реймсского Гинкмара Бенедикт третий собрал
     церковников для суда над диаконом Губертом, братом Теутберги - жены
     короля Лотаря.
     Почтенный диакон  Губерт  превратил  женский  монастырь в  лупанарий  и
собирал огромные доходы с этого позорного промысла.
     Помимо всего  прочего, Гинкмар  обвинял Губерта  в  преступной  связи с
королевой - его сестрой.
     По сему  поводу  Гинкмар направил  первосвященнику письмо, где подробно
рассказал  о кровосмесительной связи красавицы Теутберги с братом. По словам
архиепископа, королева призналась, что Губерт  в порыве самых  нежных чувств
соблазнил ее, в результате чего она забеременела,  и брат, чтобы сохранить в
тайне роковое происшествие, убил плод их любви. "Никогда, - добавляет ученый
прелат, -  женщина не способна  зачать, не находясь  в интимных сношениях  с
мужчиной... Пресвятая дева понесла плод только по особому разрешению господа
и, сделавшись матерью, сохранила девственность нетронутой девушки..."
     Исписав  немало  страниц  на  эту  тему,  прелат  просил   извинения  у
первосвященника за непристойности,  которых он, если учесть его сан,  должен
был бы избежать, но не сумел этого сделать.
     Несомненно, было  бы гораздо умнее подумать об этом  в начале  письма и
смягчить  свой  стиль;  но  тогда   потомство  лишилось   бы   превосходного
литературного памятника,  свидетельствующего как о деяниях, так и  об образе
мыслей церковников.
     Будем считать, что нам повезло!

ДАМСКИЕ ПРОДЕЛКИ.
     Бенедикт  третий  умер, не дождавшись суда  над диаконом Губертом и его
сестрой  Теутбергой.  Святой престол  пустовал целый  месяц; римляне ожидали
приезда Людовика Немецкого для избрания нового папы.
     Когда король явился, приступили  к выборам. Большинство голосов получил
Николай,   молодой  священник  из  знатного  рода,  служивший  секретарем  у
Бенедикта.
     Уже во время церемонии посвящения новый папа энергично проявил себя как
ревностный защитник авторитета папской власти;  при этом он обнаружил больше
наглости и высокомерия, чем все его предшественники.
     Он пожелал, чтобы король стоял с непокрытой головой при его появлении и
пешком  сопровождал процессию, ведя  под  уздцы его коня от базилики святого
Петра до  Латеранского  дворца.  В  довершение, прощаясь  со  святым  отцом,
король-святоша  пал  ниц  и,  трижды стукнув лбом  землю, облобызал  папскую
туфлю!
     Об обвинении, которое  выдвинул  архиепископ Гинкмар против Теутберги и
Губерта, уже было совсем забыли (подобные скандалы случались довольно часто,
и  клир о  них  не вспоминал), если бы брата  и сестру вновь не застигли  на
месте  преступления. Супругу  злополучного  Лотаря заключили  в монастырь до
вынесения  приговора епископами  королевства.  Но  королева, страшась  мести
супруга, бежала из монастыря с братом Губертом, надеясь найти защиту у Карла
Лысого.  По-видимому,  этот  монарх,  несмотря  на лысину,  все  же  обладал
какими-то чарами, ибо госпожа Теутберга поторопилась стать его возлюбленной.
     Однако королеве трудно было примириться с положением рядовой фаворитки,
и потому  с  дерзостью,  достойной  ее сана, она отправилась к  папе,  чтобы
обжаловать обвинение, выдвинутое против нее французскими епископами; Лотарь,
со  своей стороны, опасаясь, как бы  его  неверная  супруга не  восстановила
против него святого отца, поспешил направить своих послов в Рим,  чтобы  они
предупредили Николая первого, на какие каверзы способна распутная королева.
     Но  первосвященник уже  попал под влияние Теутберги, равно  как  и  все
прелаты  римского  двора:  они  ни  о чем  другом  и не  мечтали,  как  быть
соблазненными такой красоткой.
     Короче говоря, собор  объявил королеву невиновной и, грозя  отлучением,
обязал Лотаря вернуть к себе жену.
     Церковная   справедливость,   подобно   водевильной   актрисе,  обожает
всяческие проказы!
     Еще один эпизод из этой же эпохи. Немного позже, после того как короля
     Лотаря  наградили  пожизненным  титулом рогоносца,  папа  созвал  новый
собор,  который должен был  рассмотреть  обвинение  в адюльтере,  выдвинутое
против  красавицы Ингельтруды,  дочери герцога  Матфрида  и супруги  герцога
Босона  Ломбардского,  от  которого  она,  украв  драгоценности,  сбежала  с
любовником.
     На сей раз незадачливый супруг простил виновную, но отнюдь не
     раскаявшуюся супругу и,  все  еще любящий, пытался изо всех сил вернуть
ее.
     Убедившись,  что  все его мольбы напрасны, герцог решился просить  папу
употребить свое влияние и заставить неверную жену исполнить свой долг  перед
королем и... королевством.
     Вняв просьбам Босона, Николай созвал в Милане собор, куда также вызвали
Ингельтруду:  ее  присутствие в  какой-то степени  помешало бы  благородному
собранию отлучить ее от церкви.
     Если  бы  слово "заткнись" существовало в словаре той эпохи,  то,  надо
полагать,  бесстыдная  супруга сумела бы достойно ответить  первосвященнику.
Но,  не располагая  подобным  оружием, она просто  отказалась отвечать и  не
воспользовалась приглашением.
     Ее  осудили,  но  ни  анафема,  ни  увещевание  не  произвели  должного
действия. Получив  постановление об отлучении,  Ингельтруда  бросила  его  в
огонь и подняла послов на смех:
     "Если  вашему  святому отцу  угодно  созывать  соборы,  исправлять жен,
вмешиваться  в  адюльтеры,  то  передайте ему, что он  попусту тратит время,
издавая   церковные  указы.  Пусть   лучше   займется  исправлением   своего
омерзительного клира; пусть запретит монашкам рожать и  выгонит содомитов из
собственного дома!"
     Известие  о том,  какой прием  был оказан его  послам,  привело папу  в
неописуемое исступление.  Он тут  же приказал  епископам  Лотарингии изгнать
распутницу из города, угрожая второй анафемой, если она  не вернется к мужу.
Ингельтруда, ясно выразив свое  отношение к угрозам и церковным  проклятиям,
преспокойно  удалилась  к епископу Кельнскому  и, не  боясь  огласки,  стала
возлюбленной этого прелата, Попытайся она по примеру благоразумной Теутберги
поехать в Рим на  личную аудиенцию к папе, вместо проклятий  ее, несомненно,
ожидало  бы  благословение  святого  отца.   Собираясь  разразиться  третьей
анафемой против Ингельтруды, папа и сам пообещал простить виновную, если она
явится лично к нему и привезет с собой соответствующую сумму серебра.
     Святой отец кроме визита дамы требовал еще и платы...
     Комментарии излишни!

АРХИЕПИСКОП ОСУЖДАЕТ НИКОЛАЯ ПЕРВОГО.
     Если  папа Николай первый  терпел иногда неудачи, имея дело  со  слабым
полом,  то от  светской  власти  и церковных  магнатов  он  требовал полного
признания своего авторитета. Его безграничное высокомерие,  как и его указы,
вызвали  сильную  оппозицию со  стороны  некоторых  сановников  католической
церкви.  Собор, созванный  в Меце и  состоявший из епископов  короля Лотаря,
объявил,  что, несмотря  на  указы святого отца,  он  полностью  оправдывает
поступок короля - его развод с Теутбергой.
     Готье,  архиепископу  Кельнскому, и  Теутгоду,  архиепископу Трирскому,
поручено было вручить  святому  отцу решение собора. Николай первый  обозвал
съезд в  Меце сборищем негодяев и  воров, отменил  решение  собора  и  лишил
епископского сана французских прелатов.
     Теутгод и Готье не поддались угрозам и послали нижайшую просьбу королю,
чтобы тот покарал папу, осмелившегося оскорбить королевских представителей.
     Вот некоторые выдержки из  послания  архиепископа Готье к святому отцу:
"Первосвященник, ты оскорбил нас, как и  наших  собратьев,  ты  оскорбил все
людские  права, нарушил  уставы  церкви, ты превзошел в своих поступках всех
твоих  высокомерных  предшественников.  Твой  совет   состоит  из  таких  же
продажных, разнузданных и бесчестных священников и монахов, как и ты  сам...
Как  алчный   вор,  ты  захватил  все  церковные  сокровища...  ты  душитель
христиан...  Трусливый  тиран,  ты  носишь имя  раба  рабов  и прибегаешь  к
предательству, используешь золото и сталь,  чтобы быть  господином господ...
Ты  осмеливаешься  называть нас  нечестивыми?  Но  как же  ты назовешь клир,
который  курит  фимиам  твоему могуществу,  воспевает  твою  власть?  Как ты
назовешь  своих медноголовых священников, этих исчадий ада, у которых сердца
из металла, а чресла из грязи Содома и Гоморры? Эти служители созданы, чтобы
пресмыкаться перед  тобой.  Гордец, они подобны тебе,  они  вполне  достойны
Рима, этого ужасного  Вавилона, который ты называешь  вечным и  непогрешимым
святым городом. Да,  это  когорта священников, оскверненных прелюбодеяниями,
кровосмесительством,  насилиями, отравлениями  и  убийствами, достойна того,
чтобы изображать  твою  проклятую  свиту,  ибо Рим  -  логово  всех пороков,
обиталище демонов и твое, папа, ибо имя тебе - сатана!"
     Послание это,  столь  ярко  рисующее  нравы  римской церкви,  тем более
любопытно,   что  оно  получило  одобрение   довольно  значительного   числа
епископов, которых еще не успела коснуться римская зараза.

ПЕРСТ БОЖИЙ.
     В ответ на жалобу архиепископов Кельнского и  Трирского Людовик второй,
возмущенный  поступком  папы,  во  главе  армии  двинулся на  Рим для защиты
низложенных прелатов. Святой отец, собираясь дать отпор зазнавшемуся королю,
приказал  повсюду  отслужить  молебны,  дабы  возбудить фанатизм римлян.  Но
папские орды вскоре дрогнули под натиском войск монарха.
     Тогда  папа   стал   выжидать,  а  его  верные   соратники  действовали
исподтишка. Ждать пришлось недолго: вскоре пришла весть о  внезапной кончине
одного  из королевских  офицеров, разбившего  во время  общей свалки  крест,
украшенный драгоценностями.  На  его трупе  выступали  черные  пятна,  явные
признаки  сильного  яда.  Сам  же  король  подвергся  приступам  мучительной
лихорадки. Клерикалы завопили  о  чуде:  господь  покарал врагов  церкви.  И
невежественный народ уверовал в чудо.
     Испуганный  Людовик  униженно  согласился  на  все требования  папы,  и
Николай первый  с  триумфом возвратился во дворец.  Свою  победу  он отметил
грозным приказом:
     французским прелатам под страхом пытки предписывалось немедленно
     покинуть дворец.

МОРАЛЬ ПЕРВОСВЯЩЕННИКА.
     Однажды  болгарский царь  Богорис, принявший  христианство,  направил к
святому  отцу  своих представителей  с  богатыми  дарами.  Они  должны  были
получить  от  папы  указания  по  вопросам, касавшимся  религии.  Вот  ответ
первосвященника:
     "Вы сообщаете нам, что крестили  своих  подданных, вопреки их согласию,
вследствие  чего возник  мятеж, угрожавший вашей жизни. Хвала  вам,  ибо  вы
поддержали  ваш авторитет, приказав убить заблудших овец, отказавшихся войти
в  овчарню; вы  ничуть  не согрешили, проявив  столь  священную  жестокость;
напротив, хвала вам,  ибо вы уничтожили врагов, не пожелавших  войти в  лоно
апостольской  церкви,  тем  самым  вы   открыли  царство  небесное  народам,
подвластным  вам.  Да не убоится царь  совершать  убийства,  если  они могут
держать его подданных в повиновении или подчинить  их вере христианской! Бог
вознаградит  его за грехи  в этом мире и в  жизни вечной".  Какой человек не
содрогнется  при чтении этих  строк! Быть может, кто-нибудь даже усомнится в
их достоверности, но, как ни прискорбно, цитаты, приведенные здесь, взяты из
подлинных исторических документов. К тому же разве мысли, высказанные в этом
письме, - исключение? Увы, так было на протяжении всей истории католицизма.
     Если рай существует  на  самом  деле, не  лучше  ли  честному  человеку
пустить пулю в  лоб, чем  случайно  или по  ошибке  очутиться  в этой святой
компании!

ЕПИСКОП-БРАТОУБИЙЦА.
     Во время  Понтификата Иоанна восьмого,  сто одиннадцатого папы,  герцог
Неаполитанский  Сергий заключил альянс  с  сарацинами,  несмотря  на строгий
запрет  пресвятейшего  отца.  В  наказание   за   его  самовольные  действия
разгневанный  папа приказал  епископу  Афанасию, родному  брату злополучного
герцога Сергия, напасть на него ночью, выколоть ему глаза и отослать  в Рим.
Прелат  с готовностью  выполнил требование папы, ибо подобная  оказия давала
ему возможность унаследовать Неаполитанское герцогство.
     Иоанн  не только  утвердил в правах  узурпатора,  разразившись при этом
похвальными речами, но послал братоубийце четыре тысячи унций серебром
     - в награду за усердие.
     Покарав  непослушного герцога, первосвященник тут же  сам договорился с
неверными.
     Правда, с его  точки зрения (мы  имеем в виду точку зрения  церковную),
его оправдывало одно обстоятельство:
     он  заранее  знал, что нарушит  этот договор.  Святому отцу  надо  было
потянуть время, ибо греческие войска обещали прийти ему на помощь.
     Вот вам еще один штрих, характеризующий церковную мораль!
     Итак,  папа ждал подкрепления,  надеясь  расправиться  с сарацинами; он
мечтал устроить  хорошенькую  резню  и  извлечь из  нее  все  выгоды,  какие
возможны.
     По договору сарацины должны прекратить набеги на церковные владения, за
что папа обязывался выплачивать им двадцать тысяч унций в год.
     И  вот  Иоанн, вероятно, прикинул:  чем  платить  каким-то  басурманам,
дай-ка я возьму и всех их перережу!
     Увы, планы святого отца были опрокинуты врагами  более  серьезными, чем
арабы.
     Ламберт,  сын  Гюи,  герцога  Сполето,  и  некоторые  другие  вельможи,
возмущенные  политикой Иоанна восьмого, во главе многочисленных войск напали
на Рим, не встретив никакого сопротивления, овладели святым городом, осадили
Латеранский дворец  и  вскоре захватили его.  Ламберт собственноручно извлек
папу из-за  портьеры, за  которой тот  прятался, и запер  его в одну из  зал
собора святого Петра.  Затем победители облачили  папу в покаянную рубаху  и
сдали  на попечение  суровому  иноку, а уж тот помог  папе вымолить  у  бога
прощение за все свои грехи.
     Зачинщики   провозгласили  Карломана  императором  Италии,  рассчитывая
обрести в нем благодарного защитника, если Иоанн  восьмой вздумает  что-либо
предпринять;
     впрочем, проучив таким образом папу, они считали себя в безопасности от
всяких поползновений со стороны святого отца.
     Однако  Иоанн  восьмой не  зевал: получив  свободу,  он  созвал собор и
отлучил от церкви Ламберта и других герцогов,  замешанных в этом деле. Затем
святой  отец  отправился  в  Галлию, надеясь собрать там  достаточно сильную
армию и отомстить за перенесенные унижения.
     Он  созвал  собор  в  Труа, упрашивал  епископов  и сеньоров  вооружить
корабли, умолял короля раздать  оружие вассалам для защиты святого престола.
Начав свою речь патетически, он кончил угрозой:
     "Трепещите,  как  бы  не навлечь на  себя кару, ибо  она  суждена  всем
властителям, отказавшимся встать на защиту своего первосвященника!.. Сеньоры
и епископы,  внемлите мне, я заклинаю вас без промедления пожертвовать вашим
добром, вашими женами и вашими детьми и умереть во славу святого престола!"
     В ответ на это собор многозначительно молчал.
     И  папа, возлагавший большие надежды  на собор в Труа, удалился, крайне
недовольный. Уходя, он пробурчал нечто невразумительное. Вполне возможно, он
произнес по-латыни: "Что ни говори, а тяжела ты, шапка папы!"

ПАПА-ФАЛЬСИФИКАТОР.
     Речь идет все о том  же пресловутом  Иоанне восьмом. Во время  одной из
дискуссий на соборе в Труа епископы представили папе завещание Карла Лысого,
в котором король  передавал своему сыну Французское королевство, присоединив
к нему духовный меч святого Петра - свидетельство того,  что речь идет также
об Италии и императорском звании.
     Прелаты от имени короля предложили папе утвердить это завещание.
     Иоанн охотно согласился, поставив одно скромное условие.
     Он  объявил, что имеет  неотъемлемое право на аббатство Сен-Дени, якобы
подаренное ему Карлом Лысым, и, предъявив документ, предложил Людовику Заике
утвердить дарственную грамоту в обмен на империю.
     Самые поверхностные  расследования показали, что святой  отец состряпал
обыкновенную фальшивку. Однако  этому тиароносному подлецу не дали  коленкой
под зад, как он этого вполне заслуживал; впрочем, аббатство приносило короне
большие доходы, и у короля хватило здравого смысла не менять его на пустой и
бесполезный титул.
     Как  видите, Иоанн восьмой обладал всеми  надлежащими качествами, чтобы
числиться в ряду пап первого ранга. Увы, к сожалению,  мы не можем добавить,
что церковь причислила его к лику святых.
     По  забывчивости  или из-за  несправедливости  -  все  равно  одинаково
прискорбно!

МЕСТЬ РИМЛЯНКИ.
     Иоанн восьмой умер в  882 году. Анналы знаменитого Фульдского аббатства
сообщают о  его кончине весьма любопытные подробности. Этот злополучный папа
внезапно  влюбился в... женатого мужчину;  однажды  он даже решился похитить
своего возлюбленного, чтобы без помехи предаться с ним губительной страсти.
     Супруга этого любопытного субъекта - то ли из ревности, то ли по другим
соображениям - решила отомстить папе-соблазнителю. И отравила его. Сообщники
ее,  увидев,  что  яд  недостаточно  быстро   действует,  проникли  ночью  в
апартаменты святого отца и ударили его молотком по  черепу. Кардинал Бароний
добавляет к этому рассказу короткое примечание в духе надгробной эпитафии:
     "Подобная смерть вполне достойна этого гнусного папы".
     Что ж, откровенно говоря, мы всецело присоединяемся к его мнению.

ЗАЖИВО РАЗЛАГАЯСЬ...
     Преемник содомита Иоанна восьмого  был возведен на  престол  под именем
Мартина второго. Новый папа проявил себя таким же плутом  в политике,  таким
же распутным  и  высокомерным,  как его предшественник  Иоанн  восьмой.  Его
бренное существование длилось недолго: он просидел на троне всего один год и
пять дней - вот и все его преимущество перед Иоанном восьмым.
     Скончался он в  884 году,  только в его смерти  не повинен никто.  Папа
Мартин  был  абсолютной  развалиной  ввиду  своего  образа  жизни  и  заживо
разложился, прежде чем испустил дух. Бррррррр!

РАСПРОДАЖА С ПУБЛИЧНЫХ ТОРГОВ.
     Адриан  третий,  сменивший  Мартина второго,  был сыном  священника.  В
период   его   Понтификата   римский   клир   продолжал   предаваться  самым
противоестественным  наслаждениям.   Священники  уже   не   довольствовались
куртизанками, они содержали публичные дома, где любители извращений находили
как женщин, так и мужчин, всегда готовых к их услугам.
     С  помощью убийства или золота приобретали в ту эпоху государственные и
церковные должности. Адюльтер и кровосмесительство были обычным делом, когда
речь шла о достижении цели. Известно, что в Риме при папском дворе продавали
с публичного торга звание епископа.
     Но о каком  титуле мог мечтать  посредник  между богом  и людьми? Разве
престол  небесного отца не  давал  ему неограниченной  власти? Разве  он  не
сделал его владыкой владык, самым могущественным лицом в мире?
     Папа  Адриан третий стремился, как  и  его предшественники,  уничтожить
всякое  влияние  государства  на  дела  церкви  и  самовольно  распоряжаться
обширными княжествами. Ведь с ростом его могущества приумножалось богатство!
     Адриан  третий  осмелился  даже  издать указ,  позволяющий  священникам
нарекать  по  своему усмотрению королем Италии  наиболее  достойного принца.
Легко догадаться,  по каким признакам  духовенство выбирало достойнейшего!..
Народ,  влачивший  скотскую  жизнь,  закоснел  в  невежестве,  не  имел  сил
стряхнуть с себя  иго папства;  и почти целое  столетие  Италия была добычей
полоумных и жестоких тиранов.
     Адриан третий занял престол небесного отца в мае 884 года и умер спустя
год, оставив репутацию высокомерного, алчного и распутного папы.
     И церковь причислила его к лику святых.

АЛЧНОСТЬ МОНАХОВ.
     Во времена Адриана третьего сарацины совершали частые набеги на римские
территории.  Сангдам, их  предводитель,  не  упускал из виду, что  монастыри
хранят несметные богатства.
     Сарацины захватили монастырь святого Винченца, ограбили его и тотчас же
двинулись на штурм знаменитой обители Монте-Кассино, колыбели ордена святого
Бенедикта.
     Прежде чем монахи успели что-либо предпринять, Сангдам осадил маленькое
аббатство, но не  занял  его, ибо  высокие  стены и  бастионы прославленного
монастыря были настоящей крепостью.
     Сарацины   вознаградили   себя,   разграбив    монастырскую    церковь,
расположенную ниже, на  склоне холма. Они нашли там неисчислимые  сокровища,
награбленные  монахами путем вымогательства и шантажа.  После этого сарацины
предали церковь  огню и удалились, удовлетворенные добычей, превзошедшей все
их ожидания.
     Чтобы  возместить убытки, монахи срочно начали  строить  новую церковь,
исполненные глубокой веры  в  человеческую глупость;  они  знали цену своему
таланту, эти эксплуататоры...
     И в самом деле, через некоторое время они стали еще богаче, чем прежде.

ИСТРЕБЛЕНИЕ САРАНЧИ.
     В Алжире, где саранча производит страшные  опустошения, применяли много
способов  для  спасения  урожая.  Чаще всего  расстилали  по  земле  длинные
полотнища и таким образом ловили грозных  паразитов. Римляне изобрели лучший
способ.  В  885  году  саранча из  Алжира пробралась  в  Италию  и принялась
пожирать хлеб, виноградники и сады горожан; жителям стал угрожать голод.
     Адриан  третий  находился  в  это  время  на  смертном  одре. Надо было
выбирать нового папу.
     -  Изберем  священника  Стефана!  - кричали  в  один  голос  и клир,  и
сановники, и простой народ. - Только он спасет нас от саранчи.
     Стефан  шестой был избран вопреки его  желанию - то ли из-за того,  что
вкусы у него и впрямь были скромны, то ли он с недоверием взирал на будущее:
святые отцы в  ту пору не  засиживались долго на  престоле!  Свора бандитов,
окружавшая их, не слишком мучилась угрызениями совести и, чтобы извлечь хотя
бы  даже  небольшую  выгоду, преспокойно могла  подсыпать крысиный яд в  суп
наместника Христа?
     Неизвестно, какие  мотивы  руководили  Стефаном, только  он  решительно
отказывался возложить на голову эту неуклюжую шапку, называемую  тиарой; его
почти силком выволокли из уютного жилища  и с триумфом понесли в Латеранский
дворец.
     Во  время торжественной процессии внезапно  разверзлись хляби небесные,
хлынул  сильнейший ливень, все  промокли до костей, в том числе и саранча...
Как тут было не завопить о чуде! Однако в последующие дни наступила жара, за
нею  засуха, и саранча  вновь стала  неистовствовать. Чудо  лопнуло!  Святой
отец,  терзаясь от того, что не оправдал доверия своих избирателей, приказал
раздать земледельцам святую воду для  окропления полей и виноградников: надо
же  было  как-то  бороться  с   ужасными   паразитами!  Некоторые  летописцы
рассказывают,  что  святая  вода действительно  возымела  действие... Весьма
возможно, что эти прожорливые существа умирали... со смеху!
     Коснемся  мимоходом  разочарования,  постигшего Стефана шестого  спустя
несколько дней после его посвящения.
     Он  пригласил  епископов,  представителей королей  и высших  сановников
войти с ним в Латеранский дворец, дабы освидетельствовать состояние папского
жилища, которое передавалось в его распоряжение.
     Стефан  шестой,  естественно, рассчитывал найти во  дворце неисчислимые
богатства:  ведь  его предшественники  требовали  богатейших даров за  самые
мелкие услуги  - уж такой у них был обычай, мы не раз  о нем упоминали. Увы?
Пустые иллюзии! Сокровищница Латеранского дворца была совершенно пуста.
     Пустыми оказались кладовые, погреба и  амбары. Что касается обстановки,
то ее вообще не оказалось. Папы решительно все превратили в золото и сожрали
весь  священный  скарб.  Не  оказалось даже  нужного  количества  посуды для
бедного Стефана.
     Ничего себе пиршества задавали его предшественники! Ну и аппетит!

ВОР, УБИЙЦА И ДЕВСТВЕННИК!
     Таков  был  Формоз первый, преемник Стефана четвертого, сто пятнадцатый
папа. В  начале  своей  церковной карьеры, при  папе Николае  первом, он был
отправлен  в  Болгарию епископом. Во время своего  пребывания там  он скопил
огромные ценности,  нажившись  на  суеверии  и невежестве  народа,  которому
проповедовал догмы христианства. Его восшествие на святой престол оспаривали
сторонники  герцога Тосканелли, противопоставляя ему священника  Сергия.  Но
Гюи,  король Италии, уже провозгласил Формоза, и его водворили в Латеранский
дворец.
     Враги, однако, не унимались. Борьба за  трон святого Петра продолжалась
в  течение  всего его  Понтификата,  и Рим  истекал  кровью от  бесчисленных
убийств. На этой почве у Формоза возникли разногласия с  королем, и  вскоре,
позабыв о своих обязательствах (неблагодарность типична для церковников), он
призывал Арнуля, немецкого короля, в Италию, пообещав ему империю. Арнуль не
заставил себя долго просить: во главе многочисленного войска он  двинулся на
Рим,  овладел  городом  и,  не теряя  времени,  направился прямо  в базилику
святого Петра, где и был коронован народом.
     Вот  когда  Формоз  дал  волю своей  ярости!  Под  предлогом расправы с
еретиками  за оскорбления, нанесенные  религии, он  предоставил  возможность
солдатам нового короля истребить всех видных граждан Рима.
     Арнуля  постигла кара за то,  что  он  оказал  помощь извергу.  Один из
граждан, переодевшись слугой,  подлил ему в питье медленно действующий яд, и
Арнуль,  покрывшись  язвами, через три года  скончался в  страшных мучениях.
Формоз  тоже недолго  упивался  своим  триумфом. Он  почил в  бозе,  вдвойне
умиротворенный:   тем,  что   преступил   порог  царства   божия  таким   же
девственником,  каким  вышел из утробы матери, и тем,  что  вырезал половину
населения Рима.

ДВУХНЕДЕЛЬНОЕ ЦАРСТВОВАНИЕ.
     В  противовес  Стефану  шестому,  который,  как  мы уже  знаем,  упорно
отказывался  от  тиары,  Бронифаций  шестой не  собирался ждать,  пока  труп
Формоза предадут земле,  а  с остервенением отбивал престол святого Петра  у
своих соперников.
     Он  разбрасывал  пригоршнями  деньги,  давал  клятвенные   заверения  и
вельможам и клиру - словом,  зарабатывал свое  избрание  тяжелым трудом. Над
прошлым  его  стоило призадуматься: Бонифаций был  лишен  звания диакона  за
адюльтер и убийство.
     Несчастный  Бонифаций!  Мог ли он предвидеть,  что готовит  ему судьба?
Стал бы  он  вкладывать столько  страсти  в погоне  за тиарой?  Один  из его
соперников - Стефан, епископ Анежский,  отравил его  через четырнадцать дней
после избрания.
     Две  недели, конечно, срок  небольшой, но,  по крайней мере, он  досыта
насладился  властью.  Великий  любитель  оргий,  обжора  и   пьяница,   этот
кратковременный папа, грубо говоря, "нажирался до отвала".
     Пирушки  Бонифация - целая эпопея  в истории апостольского  престола, а
ведь  его  святые  подушки  познакомились с  весьма разнообразной коллекцией
пьянчуг, обжор и распутников!
     Кардинал Бароний опровергает версию, которой придерживаются почти все
     летописцы того времени; он утверждает, что Бонифаций шестой - его он,
     между  прочим, именует грязным скотом  - умер  не от яда,  а  во  время
оргии, за
     столом, из-за своей чудовищной невоздержанности.
     Мы не оспариваем ни одной из двух версий. Обе правдоподобны. Изнуренный
     пороками  разного  рода,  досточтимый  Бонифаций  уже  прогнил  на  три
четверти, когда  всходил  на престол.  Отравив  его,  Стефан  только ускорил
развязку, которая и так не заставила бы себя долго ждать.

СТЕФАН СЕДЬМОЙ.
     Вот еще один святой отец, который не портит этой коллекции, но, подобно
драгоценной жемчужине, сверкает  на фоне  негодяев, сменявших друг  друга на
престоле небесного отца. Надо отдать ему должное: ни один его предшественник
не отличался  такой тщеславной  тупостью.  Он  именовал себя  князем князей,
владыкой  владык,  королем  епископов,  судьей  смертных!  И  не  только  не
протестовал против откровенно  грубой  лести своих фаворитов,  но  даже  сам
считал, что отмечен  божьей  благодатью, а  потому способен  выполнять  роль
всевышнего. Он искренне верил, что любая его прихоть выше всякого закона.
     Именно  при нем был  провозглашен принцип  папской  непогрешимости. Эта
идиотская доктрина  получила  свое  официальное  одобрение  позднее,  уже  в
девятнадцатом веке, то есть после Вольтера и французской революции! При
     Пие  девятом католический мир  оказался достаточно глупым и  трусливым,
чтобы  принять  догму,  позволявшую  человеку  объявить  себя  всеведущим  и
присвоить себе всемогущую власть  - ту самую власть, которую раньше верующие
с благоговением приписывали только одному богу.

ПРЕСТУПЛЕНИЯ И БЕЗУМСТВА СТЕФАНА СЕДЬМОГО.
     В  девятом  веке,  по  словам  историка Платины,  "святой престол  стал
конечной  целью  всех  честолюбивых  интриганов, логовом всех  пороков.  Его
приобретали ценою золота и крови". Стефан седьмой был настолько невежествен,
что с трудом подписывал свое имя,  не знал даже элементарных основ  религии;
кроме всего прочего, он был так же хитер, как и распутен.
     Что ни сказать о нем, все будет мало:  порочность его не знала предела,
в омерзительных оргиях он превзошел даже Иоанна восьмого.
     Стефан седьмой, сын священника и куртизанки, в течение всей своей жизни
на каждом шагу подтверждал столь благородное происхождение.
     В начале Понтификата  ему пришла  в  голову мысль, одинаково  мрачная и
забавная: вырыть из могилы тело святейшего папы Формоза, пролежавшее в земле
уже семь месяцев, и покарать бывшего узурпатора.
     Перед  собранием  высших  церковников  в Риме разыгрался  омерзительный
спектакль: труп Формоза приволокли за ноги и усадили на трон; его облачили в
парадную одежду, на голову возложили тиару, а в руки вложили жезл. Покойнику
дали  адвоката  -  правда,  не столько  для защиты,  сколько для  публичного
покаяния.  Выступая  от имени  клиента, который  не  мог ни подтвердить,  ни
опровергнуть  обвинений,  этот  поистине  странный  защитник обвинял  своего
подопечного во  всех  смертных  грехах.  После окончания  речи  святой  отец
провозгласил приговор,  отлучавший  Формоза от церкви, и  одним  ударом ноги
свалил бывшего папу с престола.
     Но даже этот акт  дикого зверства не  укротил взбесившегося кретина; по
его  распоряжению  с трупа сняли священные ризы, отрубили  три пальца правой
руки, переломали  руки  и  ноги  и только  после того,  как палач  отсек ему
голову, изуродованные останки бросили в Тибр.
     Стефан  седьмой недолго ждал возмездия за свои преступления.  2 мая 897
года заговорщики, давно замышлявшие убийство папы, осуществили свой план.
     Папа  был  брошен в застенок и  задушен веревками, свитыми из лохмотьев
его царственной ризы.

ЦЕРКОВЬ В ДЕВЯТОМ ВЕКЕ.
     Клерикалы  не  могут  отрицать  достаточной   авторитетности  кардинала
Барония. Но вот что пишет этот вполне правоверный историк:
     "Никогда никакие раздоры, ни гражданские войны, ни преследования
     язычников или гонения на еретиков  и схизматиков  не причиняли стольких
страданий церкви, как эти чудовища, овладевшие троном Христа путем симонии и
убийства... Римская церковь превратилась в бесстыдную девку, покрытую шелком
и  украшенную  драгоценными  камнями,  публично  проституировавшую  себя  за
золото. Латеранский дворец превратился в  гнусный вертеп, где  духовные лица
всех наций оспаривают у  продажных женщин первенство в отношении разврата  и
разнузданности".
     Кажется, ясно, не правда ли? Более точно сформулированного признания не
придумаешь  -  тут  уже  ни  о какой двусмысленности не  может быть  и речи!
Священники проституировали  себя подобно  гулящим  женщинам!  Они заставляли
людей платить  за  их грязные ласки и мерзкую благосклонность! По утрам  они
служили мессу и претворяли хлеб в тело Христово, а по вечерам продавали себя
последователям Гермы.
     "Никогда,  -  говорит  Бароний,  -  священники,  и  особенно  папы,  не
совершали столько прелюбодеяний, насилий, грабежей и убийств!"
     Мы увидим  дальше,  что  преемники  перечисленных  выше пап ни в чем не
уступят  своим предкам  и  что  история  святого престола не что  иное,  как
гигантский архив преступлений и позора!

ВОЗДУХА! ВОЗДУХА!
     Мы  вступаем  в  период  еще  более  омерзительный,  чем  тот,  который
описывали  в  предыдущих  главах. Начинается эпоха,  пользующаяся в  истории
дурной славой - ее  называют  "римским царством блудниц обоих полов".  Самые
низкопробные  блудницы управляли  христианской церковью,  а  папы и епископы
простирались у их ног.
     Платина, Женебрар, Бароний в своих  творениях называют первосвященников
десятого века отцами симонии, магии, тирании, воровства и убийства.
     Мы убедимся в дальнейшем, что это отнюдь не преувеличение.
     Открывает парад Роман первый, сто восемнадцатый папа.
     На  следующий  день  после  своего  избрания он  отменил указы  Стефана
седьмого,  направленные  против  Формоза.  Надо  отметить,  что  большинство
наместников Христа, объявляя себя  непогрешимыми,  с каким-то  поразительным
неистовством разоблачали деяния своих предшественников. Эти ярые  честолюбцы
не  понимали,  что,   раскрывая  перед  народом  истинное  лицо  пресловутой
непогрешимости, они произносили самим себе обвинительный приговор.
     По словам Платины, "священники, снедаемые завистью и  страхом, повергли
народ во мрак невежества и суеверия".
     Мы не будем особенно задерживаться  на таких  папах, как  Роман первый,
Теодор второй, Иоанн девятый и  так далее, ибо  деятельность  их утомительно
однообразна. Роман первый занимал святой престол лишь  четыре месяца.  И все
же, несмотря на  столь короткий срок,  его  можно смело причислить  к  папам
первого ранга в этой коллекции распутников.
     Теодор второй, преемник  Романа первого, умер через двадцать дней после
своего избрания. Престол перешел к Иоанну девятому - "наименее жестокому  из
всей плеяды пап", как пишет о нем  Бароний. Известно, что  лихоимец  он  был
изрядный; провинившиеся епископы  получали  индульгенцию  непосредственно от
него, если, не скупясь, вносили свою лепту в кассу святого Петра. Возьмем, к
примеру,  историю трех прелатов - Петра, Паскаля  и Сильвестра,  выступавших
обвинителями на соборе, где был осужден труп Формоза.
     Иоанн  девятой, пожелавший  восстановить честь  этого  первосвященника,
созвал новый собор.  Приговор  над Формозом  был  аннулирован,  а обвинители
отлучены от церкви. Они смиренно попросили дать им возможность перечитать их
собственные  прошлые обвинения. Иоанн согласился, и уже  на  следующий  день
объявил,  что  прощает виновных.  Петр, Паскаль и Сильвестр  за сутки успели
купить себе отпущение грехов у папы. Стоило это им не дешево, но они отлично
понимали,  что, оставаясь в лоне церкви, они с помощью  верующих в  короткий
срок возместят свои убытки.

ИТОГИ ХРИСТИАНСТВА.
     Пусть читатель простит мне небольшое отступление.
     Церковники   при   каждом  удобном  случае   неустанно   твердят,   что
христианство послужило развитию человечества. Это утверждение противоположно
истине, и доказать это несложно.
     На протяжении многих веков, задолго до того, как изобрели  эту религию,
люди приобретали  все новые  и новые знания. Развитие науки двигалось вперед
быстрыми  шагами.  Спустя  девять  веков  после  возникновения  христианства
человечество погрузилось во мрак невежества, суеверия и варварства.
     После смерти Бенедикта четвертого, сто двадцать первого папы, преемника
     Иоанна девятого, король английский Эдгар писал:  "В  Риме можно увидеть
только оргии, распутство, чревоугодие и блуд. Дома священников  превратились
в дома  позора, в притоны  блудниц  и содомитов. Днем и  ночью там пляшут  и
играют.  Песни  во  славу  Бахуса,  сладострастные  танцы  и оргии Мессалины
заменили им обедни и молитвы".
     Коррупция  священников охватила  в  скором  времени  все слои общества;
народ изнемогал от  нищеты, в то время  как высшие церковные чины все больше
погружались в оргии, видя перед собой лишь одну цель - наживу.
     Святой Иоанн Хризостом сказал: "Все зло в этом мире идет от алтаря". Мы
прибавим еще слова святого Иеронима: "Нигде не найти таких скотов, фарисеев,
отравителей народа, как среди священников и королей".

ХРИСТОФОР-ПАЛАЧ.
     Как это ни  странно,  после смерти Бенедикта четвертого римляне избрали
папой весьма честного человека. Тут, видимо, произошла какая-то ошибка, и ее
быстро исправили.
     Лев пятый - так звали эту редкостную птицу  - был  низложен честолюбцем
Христофором, именно тем, которому папа Лев оказал немало благодеяний. Доброе
дело всегда вознаграждается. Христофор доказал это на деле: он задушил Льва.
     Выразив подобным образом  свою благодарность, он  срочно  стал  осыпать
всяческими   милостями    своих   приверженцев,   которые,   не   колеблясь,
проголосовали за его избрание.
     Христофор  недолго  пожинал  плоды  своих   деяний.  Сергий,  такой  же
прожженный  негодяй (мы  в  этом  скоро  убедимся),  уже  домогался  святого
престола, но всякий раз он уплывал у него из-под носа.
     "Черт  возьми, -  вероятно, сказал  он  себе,  -  так-то гораздо  легче
взобраться на трон! Почему бы и мне не последовать примеру Христофора?"
     Не долго думая, он осуществил свой план - и  все потекло по заведенному
порядку: Христофора согнали с апостольского престола и заточили в монастырь.
Опасаясь,  как  бы  он  не сбежал,  Сергий перевел  его в темницу,  где  тот
попросту умер с голоду.

СВЯТЫЕ ОТЦЫ И КУРТИЗАНКИ.
     Наконец  Сергий достиг своей высшей цели. Поначалу он вознаградил  себя
за столь длительное ожидание тем, что  отменил  все указы Иоанна  девятого и
трех предшествующих ему пап, провозгласив, что четверка узурпаторов не имела
никакого права занимать столь священное место.
     Римом  в то время  правила  Теодора, знаменитая  куртизанка,  наложница
Адальберта,  маркграфа  Тосканского. У Теодоры было две  дочери. Распутством
они намного превзошли свою мать. Старшая, Мароция,  отличалась поразительной
красотой, и Адальберт, будучи отнюдь не бесчувственным, не устоял и сделался
ее возлюбленным.  Святому отцу Сергию,  который  тоже  не  был  равнодушен к
женским прелестям,  Мароция пришлась по  вкусу...  Надо думать,  что старшая
дочь и наперсница Теодоры была весьма горда своей победой  над главой церкви
и  вняла  его  просьбам!  Кроме всего  прочего,  это свидетельствует  об  ее
отзывчивом сердце! От папы у нее родилось много детей (мы еще услышим о них,
когда они начнут сменять друг  друга  на  святом  престоле).  Мароция  слыла
хорошей матерью.  Это подтверждается тем, что она не  отказывала детям в тех
ласках, которыми одаривала отца. Эти милые  отроки  вели себя  так, будто им
уже тогда были известны знаменитые строчки
     Альфреда де Мюссе:
     Там,  где  прошел отец,  пройдет и сын...  Прекрасная  Мароция  владела
какой-то  тайной,  ибо сумела  сохранить  красоту на протяжении многих  лет.
История сообщает нам (обратите внимание - не предание, а сама  история), что
"чудовищный  кровосмесительный  блуд  этой куртизанки длился  в течение трех
поколений".

МАТЬ И ДОЧЬ.
     Эту главу  можно  было бы  также называть "Искусство  добиваться высших
чинов с помощью женщин".
     Иоанн, причетник  из города Равенны, сын монахини и священника, был юн,
красив,  изящен  и  благодаря  своим  незаурядным  качествам  сразу  поразил
томившееся любовным недугом сердце Теодоры.
     Эта куртизанка потворствовала шашням своей дочери Мароции с
     первосвященником  Сергием,  в  то  время  как  сама  уже  долгое  время
находилась
     с ним в связи.
     Именно в этот период жизни ей встретился Иоанн, который покорил ее с
     первого   взгляда.    Получив   от   родителей   весьма   поверхностное
представление о
     нравственности и зная также, какое высокое положение занимает почтенная
     дама, юноша сразу же сообразил, что  внушенная им страсть  может помочь
ему достигнуть соблазнительных жизненных благ.
     Возлюбленная самого папы! Черт возьми, превосходный случай! И причетник
     Иоанн не преминул воспользоваться этим козырем.
     В  те  времена  Теодора была  еще очень могущественна  в  Риме, и ей не
стоило  большого  труда подарить сан  архиепископа  в Равенне  юному отроку.
Однако отдаленность возлюбленного наводила ее на грустные  размышления о его
верности, и потому,  воспользовавшись вакантным местом  на святом  престоле,
Теодора  пустила  в ход все  пружины  и  преподнесла своему возлюбленному...
тиару.
     Собственно говоря,  Теодора  была вынуждена совершить этот опрометчивый
шаг: юношу надо  было немедленно куда-то определить, ибо население Равенны с
позором изгнало из города  мерзавца за оргии  и за преступления.  Подозрения
Теодоры в  отношении ее возлюбленного вскоре подтвердились. Сейчас же  после
своего избрания на святой престол под именем Иоанна  десятого новоиспеченный
папа,  понимая, что  ему уже больше  нечего ждать  от знаменитой куртизанки,
поторопился наградить ее соперницами. Любовные похождения и оргии отнимали у
него все время. Меньше всего его  занимали дела церкви.  Никогда еще церковь
не была настолько предоставлена самой  себе, каждый орудовал по собственному
произволу. На явные беззакония папа слепо  давал свои санкции; впрочем, дела
от этого  ничуть не менялись. Когда падаешь в бездну, ниже скатиться трудно.
Иоанн  десятый превратил свою жизнь  в  сплошное пиршество, церковь, однако,
осталась на том же месте, куда ее загнали  предыдущие папы. Протеже  Теодоры
быстро шел  к трагической  развязке. Ему  приглянулась Мароция, и он стал ее
возлюбленным. Такова была мода в те дни - сначала мать, потом дочь.
     К несчастью  для злополучного Иоанна, распутной Мароции, этой  всеобщей
возлюбленной, пришла фантазия владеть Иоанном безраздельно. А так как святой
отец  распределял  свои ласки поровну между Мароцией,  ее  сестрой  -  своей
официальной  любовницей -  и  их  матерью,  то, естественно,  он  не  всегда
оказывался к услугам Мароции. Помимо  этого тройственного союза (в коем папа
не усматривал никакого зла: все оставалось в семье!) Иоанн находил еще время
добиваться  лавров  и у других милых девиц. Кончилось тем, что Мароция не на
шутку  разгневалась.  Не  считая множества возлюбленных,  она  имела  еще  и
законного   супруга  -   некого  Гюи,  маркиза  Тосканского.  Этот  поистине
удивительный  супруг  с готовностью  согласился  отомстить  папе-ловеласу за
неверность его супруге.
     Под  его  предводительством  и  также под  наблюдением  самой  Мароции,
желавшей убедиться в точном исполнении своей воли, наемные убийцы  ворвались
в Латеранский дворец,  связали Иоанна десятого,  предварительно задушив  его
брата, а злосчастного распутника бросили в подземелье и задушили перинами.
     Перинами!.. Человека,  прожившего большую часть своей жизни на перинах!
Поистине, судьба порою безжалостно насмехается над людьми!

КАК ОПАСНО ИНОГДА ЛЮБИТЬ ИМПЕРАТРИЦУ...
     Лев  шестой,  преемник Иоанна десятого, занимал престол  святого  Петра
всего несколько месяцев. За это  время никаких  скандальных происшествий  не
произошло.
     Приведем лишь исторический анекдот, рассказанный историком Лиутпрандом,
епископом Кремонским.
     Во время Понтификата Льва  шестого Италией правил  император  Беренгар,
горячо любивший свою супругу Виллу.
     У  императрицы был любовник - священник,  неслыханно безобразный: черен
он  был,  как крот,  зарос волосами, будто медведь, лицом  и телосложением -
настоящее  чудище; вдобавок природа одарила его невероятной тупостью.  Кроме
всего  прочего, он  питал страсть к вину и употреблял его весьма неумеренно,
отчего  частенько бывал чрезвычайно груб, как  все  заядлые пьяницы. Словом,
нетрудно представить, каков был этот соблазнитель!
     Чтобы иметь неотлучно рядом с собой эту привлекательную личность. Вилла
поручила ему воспитание своих дочерей. История умалчивает, чему их учила эта
образина. Но  и  без того  ясно, какое воспитание получили девушки.  Однажды
ночью, когда верный  возлюбленный, боясь разбудить  дворцовую стражу, крался
босиком к  спальне императрицы,  он споткнулся  и упал  в  коридоре. По всей
видимости, в тот вечер он пропустил несколько лишних стаканчиков.
     Перепуганные слуги, услыхавшие  шум, решили, что в покои пробрался вор,
и схватили злосчастного церковнослужителя.
     Опасаясь, что преступная связь будет разоблачена, Вилла без  колебания,
стремясь спасти свою  репутацию, обвинила его в попытке совратить одну из ее
дочерей.
     Священник  не  счел  нужным опровергать заявление своей  возлюбленной и
даже мысленно одобрил ее находчивость; он  безропотно последовал за стражей,
будучи твердо уверен, что императрица сумеет в кратчайший срок вызволить его
из темницы.
     Однако Вилла уже  давно  пресытилась  своим  любовником  и только ждала
благоприятного  случая избавиться от гнусного клирика. Поэтому она попросила
ускорить  суд над ним и под предлогом, что несчастный  урод может  отомстить
ей,  оскорбив  ее  императорское  достоинство, добилась  того, чтобы в  день
оглашения приговора его лишили слова и  для полной безопасности заткнули рот
кляпом. Суд приговорил обезглавить преступника.
     Вероятно,  незадачливый  любовник,  убедившись,  что   дело   принимает
трагический оборот,  испытывал яростные  муки, желая рассказать  всю  правду
судьям о любовных похождениях императрицы. Но поздно. Приказ императрицы был
выполнен: священник, отправляясь на плаху, не имел возможности заговорить.
     Мораль анекдота  такова: короли, завоевавшие себе  право вершить судьбы
народов,   поистине   вполне   достойны  дружбы,   которой  удостаивают   их
первосвященники.

ИНТИМНОЕ БЛАГОСЛОВЕНИЕ.
     О  Стефане восьмом, унаследовавшем  тиару  после  смерти Льва  шестого,
почти ничего существенного не сказано в летописях. Некоторые набожные авторы
утверждают,  что он выказал себя  очень суровым в  борьбе за  чистоту нравов
духовенства.  Как  бы ни были  скупы наши  сведения  о  Понтификате  Стефана
восьмого, мы позволим себе усомниться в их достоверности.
     Именно при  Понтификате Стефана восьмого римские церковные законодатели
выдвинули следующее смехотворное утверждение:
     "Миряне не вправе никогда обвинять священников, даже если поймают  их с
поличным  со своими  женами  или дочерьми.  Верующие  должны думать  в  этом
случае, что священник пожелал дать их близким благословение в более интимной
обстановке".
     Как  вам  нравится  этакое  интимное  благословение?  Представьте  себе
супруга, который, внезапно вернувшись  домой, находит свою жену  в  объятиях
цветущего аббата. Вместо того чтобы прийти в умиление от этого  необычайного
зрелища, он, крайне разгневанный, восклицает:
     -  Черт возьми, что  это значит,  мадам?  Вы,  кажется, наставляете мне
рога?! Аббат  же, устремив  печальный взор  на  рогоносца-супруга, ничуть не
смущаясь, отвечает ему:
     - Как могла взбрести вам  в голову сия нечестивая мысль? Я благословляю
вашу  супругу...  Пройдите, сын мой,  в  соседнюю  комнату. Когда  я закончу
благословение, я позову вас.
     Что и говорить, указ приятный, но, конечно, не для мужа.
     Однако  эта  булла  доказывает, что святой отец Стефан не так уж  рьяно
боролся  за  чистоту  нравов  духовенства,  как  хотят  нас  в этом  убедить
ортодоксальные писатели.

ИОАНН ОДИННАДЦАТЫЙ, ВОЗЛЮБЛЕННЫЙ СВОЕЙ МАТЕРИ.
     С восшествием на святой престол Иоанна одиннадцатого, преемника Стефана
восьмого, мы вновь встречаемся с куртизанкой Мароцией.
     От папы Сергия у  нее  был сын Октавиан, и она с  нетерпением ждала его
совершеннолетия.  После  смерти  папы  Стефана  восьмого Мароция,  владевшая
огромными   землями  и   имевшая  в  своем   распоряжении  многих  вассалов,
использовала свое влияние в Риме, чтобы  без труда отвоевать папский престол
для  Октавиана,  который  вдвойне был дорог  ее  сердцу  -  как  сын  и  как
возлюбленный.
     Когда  Октавиана возвели на святой престол, ему было  восемнадцать лет.
Слабохарактерность  и нерешительность  Октавиана внушали опасение  красавице
Мароции. Желая заручиться сильным покровителем,  она решила отравить  своего
мужа,  который не так давно столь  отменно  расправился  с  Иоанном десятым.
Одним  убийством  больше  или  меньше  -   какое  это  имеет  значение   для
возлюбленной многих пап? Сущие пустяки!
     Очаровательная  вдова предложила руку  и влиятельное  положение  в Риме
своему деверю - Гуго, королю Ломбардскому. Короля нисколько  не  смутило  то
обстоятельство, что его двоюродного брата  Мароция  отравила:  он хорошо был
осведомлен  о всех проделках этой гетеры, воскресившей  в полной мере  нравы
античного  Лесбоса и не менее древней  Гоморры. Может, он все  же колебался,
когда она изъявила желание вступить с ним в брак? Нет, он с восторгом принял
предложение! В  вопросах  нравственности  ни  папам, ни христианским королям
неведомы угрызения совести.

ОТЛИЧНАЯ СЕМЕЙКА.
     Женившись на вдове и отравительнице собственного мужа,  Гуго, выражаясь
языком  практичных людей,  сварганил  выгодное дельце.  Этот  союз  расширил
владения  короля  и  укрепил  его  могущество.  Но  король  переоценил  свои
возможности, и это погубило его.
     От некого маркиза Адальберта (одного из первых ее возлюбленных) Мароция
имела сына Альберика,
     братски делившего  с  Иоанном одиннадцатом  чудовищные ласки их матери.
Король Гуго не находил ничего дурного в том, что супруга его была любовницей
папы;  возможно, что верный католик усматривал в этом особую честь для себя.
Но к Альберику он питал глубочайшее отвращение.
     Когда  его  положение  окрепло,  он  не  счел  нужным  сдерживаться  и,
поскольку  его  добродетель  была возмущена,  наградил Альберика  пощечиной.
Разъяренный Альберик  поднял бунт в Риме и напал  на  замок святого  Ангела.
Король  Гуго, захваченный  врасплох,  с трудом  спасся,  оставив Рим  своему
противнику.
     Победитель  принял титул герцога  и  фактически  стал диктатором  Рима.
Сделав своим пленником Иоанна одиннадцатого, он выпускал его на свободу лишь
в  самые торжественные  праздники  -  для  совершения  богослужения. Поэтому
смерть явилась  для Иоанна одиннадцатого  сущим  избавлением (он умер в  935
году от обжорства и пьянства).
     Что  касается Мароции, то Альберик, не  очень-то доверяя  ей после всей
авантюры,  держал  ее  неотлучно при  себе. От  их  преступного сожительства
родился сын, которого мы  вскоре видим на папском престоле под именем Иоанна
двенадцатого;  он  продолжит   традиции  этой  гнусной  семейки   в  третьем
поколении.
     Папа Иоанн двенадцатый, сын своего брата по матери, в известном  смысле
был  изнасилован  этой гнусной  женщиной еще задолго до того, как он  достиг
половой  зрелости.  Он втянулся в разврат,  и Мароция вскоре  обрела пылкого
любовника.
     С годами Иоанн двенадцатый если не стал самым порочным среди преемников
святого  Петра, то  уж,  во всяком  случае,  перекрыл всех  предшественников
своими оргиями. Совершенно невозможно перечислить всех женщин,  которых этот
папа  соблазнил или изнасиловал, ибо он не останавливался и перед  насилием,
если кто-нибудь осмеливался не уступить ему.
     Некоторых своих любовниц папа  окружил величайшей роскошью. Впрочем,  в
отношениях с женщинами Иоанн двенадцатый вообще был весьма щедрым.
     Правда, щедрость пап и королей имеет ту  особенность, что она  им лично
ничего не стоит.
     Вдове одного из своих вассалов, которую он особенно пылко любил, святой
отец отдал в управление несколько городов и монастырей. Другой возлюбленной,
очевидно, также угодившей
     ему,  он  подарил золотые  кресты  и  сосуды из  церкви святого  Петра.
Итальянские вельможи,  не  желавшие  больше терпеть бесстыдного  ловеласа на
святом престоле, обратились к Оттону, императору Германии, с посланием.
     Они  писали,  что  папа  интригует  против  него,  ибо  фактически  как
церковными, так  и  государственными  делами  руководит не  папа, а дежурная
фаворитка  или  фаворит. Помимо примеров  вероломства  Иоанна двенадцатого в
этом послании приводились и такие факты:
     "Одна   из  сожительниц   Иоанна  двенадцатого  -  Стефанетта  -  после
продолжительной связи с  папой умерла на наших  глазах в Латеранском дворце,
родив сына, отцом которого, по ее словам, был  папа. Обитель первосвященника
стала местом  разврата, приютом  публичных женщин!  Его  тетка  вместе с его
матерью Мароцией погрязли в грехе кровосмесительства. Римские женщины, как и
чужестранки, боятся входить в храм святых апостолов, ибо  даже  на  ступенях
алтаря это  чудовище находит себе жертвы среди  жен,  вдов и девушек!  Храмы
апостолов обрушиваются, небо, содрогаясь от слез, грозит верующим гибелью!"

ПОТЕРЯ ПРЕСТОЛА.
     Оттон, получив послание римлян, несмотря на всю тяжесть содержавшихся в
нем  обвинений,  не захотел  прибегать  к крайним мерам.  Он  удовлетворился
строгим предостережением, на что Иоанн двенадцатый ответил тем, что пообещал
исправить  свои  ошибки  (он  называл  это  ошибками!), ссылаясь в  качестве
оправдания на свою молодость.
     Поверив  его  лицемерным заверениям,  император  в  знак  того,  что он
намерен поддерживать хорошие отношения с папой,  послал в Рим Мюнстерского и
Кремонского епископов.
     Иоанн двенадцатый  оказал  им в Латеране  самый радушный  прием, но уже
через восемь  дней, отослав  их,  приказал  открыть  ворота Рима  конкуренту
Оттона  - Адальберту  (сыну Беренгара), который с триумфом вошел  в  город и
утвердился в древнем дворце патрициев.
     Оттон,  возмущенный  предательством  Иоанна  двенадцатого,   немедленно
двинулся во  главе целой армии на Рим. Иоанн и Адальберт сочли благоразумным
не дожидаться Оттона и бежали, захватив с собой все сокровища святого Петра.
     "Спасем кассу!" - таков всегда был девиз первосвященников.
     К  моменту  появления  императора  римское население разделилось на два
лагеря; к одному примкнули все честные граждане, к другому - бандиты и воры.
Излишне   добавлять,   что  последние  были  сторонниками  папы.   Появление
многочисленной армии сразу охладило воинственный пыл этой шайки; не оказывая
сопротивления,  они  выразили  свою  покорность  и  присягнули  в  нерушимой
верности  императору.  Однако  Оттон,  решив  сурово наказать папу, поспешил
созвать  собор.   На   соборе   присутствовало  сорок   епископов,  тридцать
кардиналов,  три  диакона,  много  монахов  и  мирян.  Что  касается  Иоанна
двенадцатого,  то он не соблаговолил явиться.  Когда  император выразил свое
сожаление  по  поводу того, что  папа не  счел нужным  защищаться,  один  из
епископов воскликнул: "Его преступления совершались на глазах у всех, слух о
них дошел до  народа, живущего в далекой Индии. Иоанн двенадцатый покрыл имя
свое позором!"
     Оттон  потребовал,  чтобы  обвинения были  сформулированы  более точно.
Тогда  епископы и  кардиналы один за другим принялись  перечислять  малые  и
великие   прегрешения  папы,   все   случаи  святотатства,   все   тягчайшие
преступления, совершенные им.
     По словам епископа Петра, Иоанн двенадцатый служил обедню, будучи
     пьяным; епископ же  Нарни  своими  глазами  видел,  как  папа  посвящал
кого-то в
     диаконы... в конюшне.
     Иоанн провозглашал тосты  за  здоровье  сатаны  и  призывал  на  помощь
Юпитера,
     играя в карты; во время оргий Иоанн назвал себя жрецом Венеры.
     Подобные  обвинения  сыпались  со  всех сторон  под  возмущенный  ропот
ассамблеи.
     Если для нас собор - обыкновенный фарс, то не  надо забывать,  что в ту
эпоху собор был  событием  особой важности. Кроме  того, обвиняли не простое
лицо, а человека, носившего высшее духовное звание.
     Представьте  себе, если какой-нибудь  шут вздумает смеха  ради посылать
амурные записочки  в облатке святого причастия. Или вдруг какому-то балагуру
придет  на  ум кормить золотых рыбок в  сосуде  со  святой водой  с  помощью
клистирной трубки  древнего  образца.  Мы усмотрим в  этих  проделках  шутку
сомнительного вкуса, но все же  шутку - и, пожалуй, невинную. Ну, а если это
проделки  служителя  церкви - что сказать тогда? Разве его профессия сама по
себе не обязывает его верить в благодать гостии - так  же как и  в благодать
священного  сосуда с жидкостью? Нет, тогда  эти проделки становятся фактами,
весьма знаменательными; по ним можно судить о лицемерии служителей церкви.
     Перечислив все,  так сказать,  легкие  грешки  Иоанна двенадцатого,  на
соборе приступили к  чтению списка его грехов,  из ряда вон выходящих: Иоанн
двенадцатый  за  деньги  продавал  епархии;  посвящал  в  звание епископа  и
священника   несовершеннолетних  детей;   публично  предавался   чудовищному
прелюбодеянию  с  матерью  своей  Мароцией  и теткой; роздал храмовые деньги
бедняков куртизанкам;
     превратил  папский двор  в  публичный  дом; выколол глаза  Бенедикту  -
своему  духовному наставнику, погибшему от  рук палача; приказал  задушить в
своем присутствии кардинала Иоанна, предварительно оскопив его.
     В заключение собор торжественной  клятвой  подтвердил  правдивость этих
обвинений.
     Несмотря на все неоспоримые доказательства, император отказался  судить
папу заочно и  повелел солдатам  отправиться за ним. Вскоре они вернулись  с
донесением, что святой отец в боевом облачении  с мечом, в шлеме, окруженный
куртизанками,  движется  во  главе  обоза,  набитого  доверху  канделябрами,
распятием, чашами и прочей церковной утварью.
     Виновность Иоанна  двенадцатого  была  окончательно установлена. Однако
Оттон, желавший, чтобы суд носил абсолютно  беспристрастный характер, послал
Иоанну двенадцатому письмо, предлагая ему оправдаться.
     В ответ Иоанн пригрозил, что он проклянет императора.
     Оттон повторил приглашение, но папа оставил его без ответа.
     Тогда   император,   опросив   всех  членов   собора,  объявил   Иоанна
двенадцатого низложенным.
     Доблестный  первосвященник, однако,  не  сказал  еще своего  последнего
слова.

ЦЕЛЬ ОПРАВДЫВАЕТ СРЕДСТВА.
     Цель, то  есть святой престол, отняли у Иоанна.  А средства? Сейчас  мы
познакомимся с ними. После низложения Иоанна народ с неописуемым энтузиазмом
приветствовал римского священника Льва.
     Когда новый папа  Лев  воссел на престоле, порядок был  восстановлен, и
Оттон  счел возможным  отправить свою  армию на зимние квартиры, оставив при
себе лишь небольшой отряд телохранителей.
     Вскоре император понял, что совершил грубую ошибку. Не успела его армия
покинуть  Рим,   как  в  городе  начались  волнения.  Священники,  умолявшие
императора о помощи, первыми восстали против Оттона.
     Иоанн двенадцатый, который до  сих пор играл в молчанку, внезапно вышел
на арену и начал действовать. Его агенты распространяли по городу воззвания,
в  которых  низложенный папа  обвинял собор, созванный Оттоном,  в нарушении
всех  божеских  и человеческих  законов, ибо только  одному богу принадлежит
право судить папу. Называя своего  преемника антипапой, императора - тираном
и   язычником,  он  предал   обоих  анафеме,  вкупе  со   всеми  епископами,
кардиналами, священниками и вельможами, выступавшими против него. Он, "Иоанн
двенадцатый, истинный  первосвященник,  возведенный на трон по всем правилам
церкви,  дает отпущение грехов и от  имени святого Петра, властью, врученной
ему  самим  небом, призывает верующих любыми средствами,  железом  или  ядом
бороться  против  его  врагов". И  приказывает  римлянам  немедленно осадить
дворец Оттона и  убить  его,  ибо на то есть  воля  господня. Нетрудно  себе
представить,  как  подействовали его  воззвания  на  суеверный и  фанатичный
народ.  В  конце  концов  путем  обещаний  и  подкупа  он сколотил  довольно
значительную партию.
     Священники,   еще   недавно  осуждавшие  Иоанна,  стали   его   пылкими
союзниками. 2 января 964 года под звон римских колоколов скопище церковников
и всяких проходимцев направилось ко  дворцу Оттона. Мужество,  очевидно,  не
являлось самым главным  достоинством этих импровизированных вояк.  Маршируя,
они вопили во  все горло,  как  делают трусы, когда  хотят  подавить  в себе
страх.
     Довольно примитивное средство, чтобы обезоружить врага.
     Услышав еще  издали  их  вопли,  Оттон  во  главе своих  телохранителей
двинулся им навстречу.
     При первом же выстреле панический  ужас охватил священников, и,  сбивая
друг друга, падая, как карточные капуцины, они обратились в бегство, оставив
без защиты взбешенных солдат.
     На  следующий день Оттон  объявил, что готов  простить  мятежников  при
условии, что они выдадут ему сто  заложников и снова присягнут  на верность.
Заложников выдали. Присягу дали. Правда, одновременно они поклялись нарушить
присягу  при  первом удобном  случае,  подтвердив  справедливость известного
принципа: обет всегда можно преступить.

КАРНАВАЛ В СОБОРЕ.
     Бегство соратников вынудило Иоанна  двенадцатого  отступить,  но  он не
сложил оружия. Римские куртизанки с нетерпением  ожидали восстановления папы
на троне. Они явно ощущали на себе  его благодать  и прекрасно понимали, что
как  только  Иоанн  обретет  тиару,  власть  снова  окажется  в   их  руках.
Воодушевленные, они  без устали носились  по всем кабакам и притонам, сыпали
золотом  направо и налево, участвовали в омерзительных пирушках с  ворами  и
бандитами и в короткий срок сколотили армию проходимцев, готовых броситься в
бой по первому сигналу.
     Сам Оттон  дал им возможность действовать. Этот император совершенно не
понимал истинной природы духовенства; он считал, что вполне может положиться
на его  обещания,  и  верил,  что  последняя  присяга принесет  ему  наконец
долгожданный покой.
     Чтобы  еще  больше  связать церковников узами  благодарности, он  решил
вернуть им заложников.  Оказав эту милость и уверенный в  их  чистосердечном
расположении  к  нему,  он  покинул  Рим  и  направился  к  своей  армии.  У
сторонников Иоанна  руки были  развязаны.  Они не  преминули воспользоваться
опрометчивостью  Оттона,  и  Иоанн   двенадцатый  снова  вступил  в  Рим   в
торжественном окружении бандитов и священников.
     Он  водворился в Латеранском дворце, откуда папе Льву восьмому  удалось
ускользнуть, и созвал новый собор,  на котором присутствовали в  основном те
же епископы, которые еще так недавно громогласно обвиняли  его.  На этот раз
они  с  восторгом  приветствовали  папу-победителя и  с  той  же  решимостью
голосовали  за  его восстановление, с какой собирались  растерзать, когда он
был низложен.
     Этот неожиданный поворот великолепно характеризует низменную  и рабскую
натуру духовенства, его постыдное заискивание перед  сильными и  беспощадную
суровость к слабым.
     Иоанн двенадцатый появился в зале собора, устало опираясь на плечи двух
куртизанок, в  сопровождении  целой  процессии, состоящей  из  девиц легкого
поведения и всякого сброда.
     Перед  своими  грязными  сателлитами (которым  более пристало  валяться
пьяными  у  себя в  чулане,  чем  присутствовать на таком помпезном сборище)
святой отец произнес пламенную речь, заклеймив собор, осмелившийся низложить
его.
     Под  конец он  лишил Льва восьмого  всякого  священного  звания  и  под
угрозой  анафемы  запретил  ему  приближаться к  святому  городу.  Некоторых
прелатов он было разжаловал, но они принесли  повинную  и  так  пресмыкались
перед ним, что на следующий день папа восстановил их в прежних правах.
     Безобразный  карнавал  закончился  кошмаром.  Для  острастки,  конечно,
полезна  анафема, но  пытка - средство более убедительное. Иоанн двенадцатый
осудил  двух почтенных священников, которые раньше требовали его низложения,
а  теперь, не  страшась последствий, не последовали  примеру  остальных и не
стали  пресмыкаться перед  ним. Одному из  них отрубили правую руку, другому
лишь  два  пальца, но  зато,  чтобы восстановить  попранную  справедливость,
отсекли нос и язык.

КУРТИЗАНКА, ПРИЧИСЛЕННАЯ К ЛИКУ СВЯТЫХ.
     В течение некоторого времени Беренгар настойчиво  преследовал принцессу
Адельгейду  -  вдову  Лотаря,  графа  Парижского,   герцога  Французского  -
уговорами выйти замуж за его сына.
     Принцесса,   считая,  что   отпрыск  свергнутого  короля   недостаточно
блестящая партия  для нее,  обратилась  за поддержкой  к  Оттону;  последний
согласился не  только взять  ее под свою защиту, но и жениться на ней. Оттон
знал,  что,  перед  тем  как  стать  женой  Лотаря, Адельгейда  находилась в
любовной  связи  с его отцом  - Гуго. Кроме того, Оттону было известно, что,
вступив  в  брак,  Адельгейда  с  присущей  ей  щедростью  одаривала  своими
милостями  и супруга, и свекра  и,  даже  став вдовой,  сохраняла преступную
связь  с  Гуго, несмотря  на то что ложе покойного  супруга она  по  очереди
предоставляла  многим молодым вельможам приятной наружности, отличавшимся  и
умом,  и  богатством  (история  добавляет,  что  Адельгейда вела  тщательный
подсчет:  молодые  люди   были   все   пронумерованы,  подобно   современным
омнибусам). Словом, Оттон отлично понимал,  что, предложив ей руку и сердце,
он станет  великим рогоносцем своего времени. Но  стоит ли обращать внимание
на такие мелочи?..
     Госпожа  Адельгейда приносила  в  приданое  крупные провинции, а  когда
приданое молодой или даже пожилой  женщины составляют обширные поместья, кто
из титулованных  особ откажется от чести стать обладателем земель, даже если
они прибавят к его короне несколько нелепых украшений? Читатель может прийти
в  недоумение: зачем в  книге о жизни  и деяниях  святых распутников уделять
место анекдоту?
     Разрешите пояснить: мы воспользовались  случаем познакомить читателя  с
прелестной  Адельгейдой, потому  что сия  благородная  дама, прелюбодейка  и
кровосмесительница,  в конце  концов станет  возлюбленной  первосвященника и
займет  достойное место  в списке  праведников,  удостоившихся  канонизации.
Понимая, что не все обитатели  рая  находят наслаждение в музыке, заботливая
церковь  помимо  упражнений  на  тромбоне,  кларнете  и  других инструментах
стремится  предоставить  своим  избранникам,  попавшим  на  небо,  не  менее
достойные развлечения.
     Воздадим же благодарность святой церкви за ее заботливость!

ПОТАСОВКА НА СВЯТОМ ПРЕСТОЛЕ.
     Но  вернемся  к  Иоанну  двенадцатому.  Отвоевав  престол,  он  недолго
предавался наслаждениям. Однажды ночью какой-то римский вельможа застиг свою
супругу с папой...  в момент интимного благословения.  Иоанн довольно  часто
развлекался подобным образом; обычно благочестивые мужья смущенно обращались
в бегство, предпочитая закрыть глаза на ниспосланную им благодать.
     На  сей раз Иоанн двенадцатый,  по-видимому, наткнулся на  отъявленного
безбожника. А  быть  может, осчастливленный  супруг просто не узнал  Иоанна:
вряд ли в такой  момент папа находился в полном парадном  облачении. Как  бы
там ни было, ревнивец изо всех сил стукнул Иоанна по голове,  и  тот потерял
сознание.
     Пострадавшего перенесли  в патриарший дворец, и через  восемь  дней  он
отдал богу свою праведную душу (20 мая 964 года).
     Священники распустили слух, будто Иоанн двенадцатый сражался с дьяволом
и рана на его голове - удар рога самого сатаны.
     Что ж, эта маленькая деталь не лишена некоторого правдоподобия.
     Римляне отлично понимали,  что им теперь не избежать  кары Оттона (вряд
ли кто-нибудь поверит их новым клятвам!), и принялись энергично готовиться к
защите города. Папой же провозгласили кардинала Бенедикта.
     Оттон со своей армией не заставил себя долго ждать и вскоре осадил Рим.
Население  защищалось с мужеством отчаяния. Даже святой отец, взобравшись на
баррикады,  метал громы и молнии, проклиная разбойников... Увы, его  анафемы
никому не причинили ни малейшего вреда.
     Сопротивление  длилось   до  тех  пор,  пока   голод  не  истощил  силы
осажденных. Римляне были вынуждены открыть ворота Оттону и Льву восьмому.
     Епископы, уже дважды предавшие и Иоанна и Льва, нисколько не смутясь, и
на этот раз выразили полную покорность Оттону и единодушно опять признали
     Льва восьмого папой.
     У  этих  церковников, действительно,  поразительно гибкий  позвоночник!
Бенедикта осыпали  проклятиями  те,  кто еще  совсем  недавно возвели его на
престол.
     В  присутствии  всего  собора,   созванного  для   восстановления  Льва
восьмого,  Бенедикту  по  приказу  нового  папы  надлежало,  сорвав  с  себя
церковное облачение, растянуться на земле.
     Его приговорили к ссылке. И папа Лев восьмой смог вздохнуть спокойно.
     Так закончилась  кутерьма  на папском  престоле. Лев  восьмой  и  Иоанн
двенадцатый  по очереди  одерживали победу друг  над другом.  Вопреки  басне
Лафонтена, третий козел, попав в огород, потерял все. Бедный Бенедикт!

МЕСТЬ И УТЕХИ ПЕРВОСВЯЩЕННИКОВ.
     Боги,  как известно, очень  мстительны.  Мы  все же  думаем,  что папы,
будучи
     всего лишь помощниками богов, далеко превзошли их. Они умеют придавать
     своей мести такую утонченность, перед которой пасуют обычные палачи. В
     этой области папы настоящие артисты.
     После смерти Льва восьмого, через год после его реставрации, с согласия
императора Оттона был избран папой Иоанн тринадцатый.
     Взойдя на  престол, он  начисто  позабыл судьбу своих предшественников.
Преисполнившись  безумного тщеславия, он стал страдать манией величия  и так
измывался над всеми,  от мала до велика, что вскоре  восстановил против себя
все население Рима  - от  сановной знати до ремесленников. И  его изгнали из
вечного города.
     Во главе движения стояли герцог Рофред,  префект города Петр и старшины
цехов.
     Просидев  одиннадцать месяцев  в  Капуе,  Иоанн  тринадцатый  пришел  к
выводу, что Ганнибал явно преувеличил прелесть  этого  городка.  Разумеется,
жизнь в Капуе менее приятна, чем в Латеранском дворце!
     Наконец луч  счастья озарил долгие  тоскливые  дни изгнанника:  бандиты
Калабрии, подкупленные  им,  пробрались  к  Рофреду  (которого тем  временем
римляне избрали  консулом) и вскоре  сообщили Иоанну, что уплатили свой долг
сполна.
     Святой  отец заранее предвидел, что смерть Рофреда нанесет роковой удар
всему движению. Лишенные вождя, римляне в отчаянии и страхе ожидали Оттона.
     Надо  заметить, что императору наскучили вечные распри и  беспорядки  в
Риме;  слишком  часто   римляне  вынуждали  его  предпринимать  утомительные
переходы, а длительные  путешествия весьма дурно отзывались на  его  нервной
системе.
     Охваченные  паникой  горожане решили, что  им ничего  не  остается, как
вернуть  Иоанна  тринадцатого и восстановить его на  престоле; к тому же они
еще  надеялись, что страх перед гневом императора укротит и его  нрав. Какая
наивность!  Впустить тигра в овчарню  стеречь  овец, страшась волка, который
вот-вот нагрянет!
     К празднику рождества Оттон прибыл в Рим и посвятил весь день молитве и
благочестивым  делам.  А  на  следующий  день  по  распоряжению   императора
двенадцать достойнейших граждан и префект Петр были отданы на милость папы.
     Святой  отец дал волю  своей ярости.  Объявив, что смерть  на  виселице
слишком  мягкое  наказание  преступникам, он  подверг  несчастных чудовищным
пыткам; самым страшным истязаниям подвергали префекта Петра:
     ему отрезали нос, губы, затем  привязали  к конной статуе Константина и
палачи измазали  ему лицо человеческими испражнениями. Потом, раздев донага,
посадили на  осла, привязав  бубенчики к голове и  ногам. В  таком  виде его
провезли по  улицам города,  избивая  плетьми, и,  наконец,  окровавленного,
заточили в страшное подземелье!
     В своей неуемной ярости  этот гнусный папа никак  не мог примириться  с
мыслью, что Рофред, убитый его  же наемниками, избежал пыток. В конце концов
он доставил себе  удовольствие -  приказал вырыть тело Рофреда из  могилы  и
вывалять в грязи, после чего труп был выброшен на свалку города.

ЦЕНА КРЕЩЕНИЮ.
     Пока  Польша  оставалась  языческой  страной,  она  процветала;  приняв
христианство   при   Иоанне  тринадцатом,  она  впала  в   нищету.  Вот  что
рассказывает летопись  об этой  прискорбной метаморфозе.  Наследник престола
князь Мешко, ослепший в семилетнем возрасте, внезапно
     прозрел,  после того  как ему  обрили  голову. Естественно,  загадочное
событие  было объявлено  чудом. Созванные  со всех концов  страны  кудесники
хором возвестили, что в царствование Мешко Польшу озарит великий свет!
     Польская  знать твердо  уверовала  в  пророчество, ибо  увидела  в  нем
счастливое  и  славное  будущее  своего  государства.  Поначалу  ее постигло
жестокое разочарование: едва  взойдя на  престол, Мешко потерпел ряд крупных
поражений  в  битвах  с  соседями;  кроме того,  слепо  веря в  предсказания
кудесников  и  свой  счастливый  гороскоп, он  пренебрегал  государственными
делами  и,  уединившись  во  дворце  с  наложницами,  веселился  и пировал в
ожидании великого света!
     Спустя некоторое время изнуренный подобными занятиями князь, убедившись
     в своем бессилии, разослал гонцов по всей Польше, обещая  награду тому,
кто его исцелит и даст возможность заиметь наследника.
     Несколько  римских священников,  которые к тому времени уже проникли  в
Польшу, тотчас явились и, как  истинные пророки, заверили князя, что желание
его  сбудется, как только  он отречется от  язычества,  прогонит наложниц  и
женится на христианке.
     Невежественный и суеверный  Мешко легко  поддался на уговоры, тем более
что ему обещали в жены дочь короля Богемского Болеслава - девицу неслыханной
красоты.
     Князь направил  послов  к Болеславу, поручив им объявить о его согласии
немедленно раскрыть объятия для христианства и христианки.
     Результаты печального  обращения дали  себя  знать сразу же после того,
как Мешко  сочетался браком  с богемской королевной... Молодой  князь, как и
обещал, отрекся  от  веры  своих предков и стал ревностным  христианином. Он
приказал  разрушить  идолов,   которым  столь   истово   поклонялся  прежде,
конфисковал имущество подданных, продолжавших упорно отстаивать старую веру,
и распорядился кое-кого из них отправить на костер.
     Пламя этих костров - не тот ли "великий свет", который, по предсказанию
оракулов, должен был озарить Польшу?
     В свою очередь и папа не терял времени  даром. Он срочно отправил своих
легатов в  Польшу,  чтобы  закрепить  ее за  своим престолом: назначил  двух
архиепископов, учредил семь епископств, множество церквей, аббатств. Словом,
заполнил всю страну монахами и священниками. Церковная рать, рассыпавшись по
всей  территории  Польши,  принялась  энергично  собирать  налоги  в  пользу
апостольского трона.
     фанатик  Мешко,  послушное  орудие  в  руках  первосвященника,  подарил
святому престолу немалые суммы на постройку  новых  церквей. Короче  говоря,
несчастную Польшу разграбили, расхитили,  разорили во имя интересов римского
двора.
     Дорого заплатила Польша за крещение своего князя!

ДОБРЫЕ ОСТАНКИ ТОЖЕ... УКРЕПЛЯЮТ ДРУЖБУ.
     Когда все богатство Польши перешло  в руки ксендзов, а землю  захватили
монастыри   и  епископства,   разоренные   крестьяне  под  предводительством
обедневших  дворян стали грабить  церкви.  Преступно,  скажут некоторые.  Но
когда вы заставляете  мошенника вернуть  похищенный  им  кошелек, разве  вас
мучают угрызения совести?
     - На помощь! На помощь! - завопили испуганные священники, почувствовав,
что их схватили за горло.
     -  Иду! - ответил Бржетислав, герцог Богемский,  и не замедлил явиться.
Но  когда герцог  воочию  убедился,  какие несметные  богатства  скопились в
церквах и монастырях, и наряду  с этим увидел голодный, исступленный  народ,
он прикинул:
     "Какая  из  сторон сильнее  в настоящее время? Крестьяне. Но, с  другой
стороны,  священники сказочно  богаты.  Я был  бы вдвойне  идиотом, если  бы
выступил против последних. Действовать против священников - большой грех, но
и оказать им помощь было бы большой глупостью".
     Архиепископ Пражский согласился с Бржетиславом, и они выработали новую,
самостоятельную  линию поведения. Они  начали захватывать крупнейшие  города
королевства, и в первую очередь Гнезно, столицу Польши. Засев в этом городе,
войска Бржетислава принялись обирать местные церкви. Собор в Гнезно считался
одним  из  самых  богатых  храмов  Польши;  главной  гордостью  собора  было
массивное золотое распятие и три аналоя,  украшенных  драгоценными  камнями.
Бржетислав и его епископы не замедлили прибрать их к рукам.
     В том же храме  находились мощи  блаженного  Адальберта,  которые очень
приглянулись  обоим богемцам.  Однако  местное  духовенство,  пронюхав,  что
Бржетислав имеет виды на святого, решило  сыграть с ним злую шутку. Сохраняя
полную тайну, ксендзы ночью вынули мощи Адальберта и заменили их телом брата
Гауденция. Тот  тоже  был святым, но значительно ниже рангом.  Бржетислав  и
пражский  архиепископ,   не  заметив  подмены,  счастливые,  увезли  мнимого
Адальберта.   Польские  же   ксендзы   лишь   посмеивались  над   обманутыми
мошенниками. Радость от удачной  операции несколько облегчила горе,  которое
они испытали от  потери остальных богатств. Ксендзы отлично понимали,  что с
почтенным покойником, зная ему цену, в убытке не останешься.
     Словом,  полное согласие воцарилось  между бандитами, и  расстались они
друзьями... А благодаря кому? Благодаря Гауденцию.
     Можно смело сказать: добрые останки тоже укрепляют дружбу!

ДВА ЧУДА.
     Без  чудес не бывает религии! Лишь поражая воображение невежественных и
легковерных людей фактами, которые кажутся сверхъестественными, священники в
состоянии утверждать  свое господство  над умами и навязывать в  качестве не
подлежащих сомнению истин самые нелепые
     догмы.
     Иоанн  тринадцатый  очень   ценил  это  оружие.  Современные  летописцы
рассказывают  об одном сногсшибательном чуде,  совершенном им. Один вельможа
из  свиты  Оттона  считал,  что  в  него вселился бес. Несчастный  во  время
припадков  царапал  свое лицо, кусал  пальцы на руках  и  ногах.  Император,
опечаленный состоянием своего любимца, попросил папу  надеть больному на шею
знаменитую  цепь святого  Петра, обладавшую  будто бы способностью  изгонять
бесов.  Святой отец  согласился,  сделал  все  необходимые  приготовления  и
разослал приглашения.
     В  присутствии  многочисленной избранной публики на шею  больного стали
накладывать одну за другой несколько цепей, похожих на  цепь святого  Петра,
однако никакого эффекта  не  последовало.  Но едва  к больному  прикоснулись
"настоящей" цепью - густой дым окутал бесноватого и страшные крики раздались
над  его головой.  Никто не сомневался,  и сам одержимый  меньше других, что
вопли испускал сам диавол.
     Все очевидцы в  один голос  завопили  о  чуде.  Любопытно,  как  бы они
реагировали,  доведись им присутствовать  на сеансе современного  фокусника?
Второе чудо. Иоанн тринадцатый ввел нелепый обычай крестить колокола.
     Если крещение ставит своей целью очищение от грехов, то спрашивается, в
     каких же  грехах  мог  быть повинен кусок металла?  Но  если освободить
религию
     от всех бессмыслиц, которыми она заполнена, священникам нечего будет
     делать.
     Согласно некоторым легендам, большой колокол церкви святого Иоанна в
     Латеране  обладал способностью  обращать  в  бегство бесов.  Один монах
утверждает, что был свидетелем такого изгнания.
     "Некая молодая  девушка, -  рассказывает  он, -  в сопровождении  своей
матери направилась в базилику. В то время как они  поднимались по ступенькам
паперти,  зазвонили  колокола, призывающие  римлян к молитве. Бедная девушка
тотчас упала в  ужасных  судорогах, и  я  заметил, как дух тьмы, выскользнув
из-под края  ее  одежды  в виде новорожденного младенца, быстро  испарился в
воздухе".
     Разве не поучительно такое чудо? Честная молодая девушка идет к обедне.
Поднимаясь по ступенькам,  падает на пол, корчится в судорогах в тот момент,
когда  зазвонил колокол. Все свидетельствует о том, что она одержима...  или
точнее, была одержима... месяцев девять тому назад.
     Но каким образом  добрый монах  угадал,  что  "новорожденный младенец",
который выскользнул  из-под края  одежды  девушки,  являлся духом  тьмы?  Мы
скорее  склонны  думать, что  то  был маленький ангел, и  вместо того, чтобы
отправиться в небытие, он унесен был самой  матроной, любовно предоставившей
ему свою грудь. Правда, эта  гипотеза бросает некоторую  тень  на невинность
молодой девушки... Впрочем, не будем шутить.  История эта наивна, не  правда
ли?  И  все  же,  если  ее  расскажет  со  всеми  подробностями какой-нибудь
церковник,  имеющий ясное представление  о  своей  клиентуре, верующие  люди
сочтут своим долгом поверить в это чудо!

УБИРАЙСЯ С МОЕГО МЕСТА!
     Вскоре после того, как Бенедикт шестой сменил на святом престоле Иоанна
тринадцатого, мужественный римский гражданин  Кресченциус  призвал  народ  к
восстанию во имя освобождения отчизны от ига пап и королей.
     Кресченциус  мечтал воссоздать древнюю Римскую республику, но планы его
заранее  были  обречены на провал. Церковное владычество, повергнув  народ в
невежество, подавляло  всякую смелую мысль, все, что хоть  в самой ничтожной
степени отклонялось от церковных канонов. И благородная идея Кресченциуса не
могла воплотиться в жизнь.
     Чтобы призвать народ к оружию, надо было прежде всего освободить его от
присяги  Бенедикту шестому. Кресченциус и  остальные  руководители  движения
предложили убить папу. Бенедикта, такого же изверга,  как и самые худшие его
предшественники, задушили в его дворце.
     Бесспорно, этот акт был  продиктован самой справедливостью.  Но в то же
время  пылкий  патриот-энтузиаст  Кресченциус  колебался  отдать  приказ  об
убийстве,  хотя искренне верил, что  от этого шага зависит победа восстания.
Священник, по имени Франкон, поспешил огласить зловещий приказ, но отнюдь не
во имя победы народа:
     этот злодей  мечтал занять место Бенедикта.  Еще на  площади раздавался
стук  ружейных  прикладов,  когда  одержимый Франкон  ворвался в Латеранский
дворец и возложил на себя тиару.
     Наглость  принесла  успех:  народ встретил его с  ликованием, и он  был
провозглашен папой - Бонифацием седьмым. Новый первосвященник, сын диакона и
куртизанки,  получивший в  наследство  гнусные инстинкты,  ознаменовал  свою
жизнь  омерзительнейшими  преступлениями.   Правда,  ему  почти  не  удалось
воспользоваться    плодами    своего   первого   злодеяния.    Представители
могущественной феодальной  группировки, графы Тосканелли, объявили ему войну
не на жизнь,  а  на смерть, а знаменитые магнаты не останавливались ни перед
чем для достижения своих целей.
     Бонифаций обессилел в борьбе с многочисленными противниками.
     Ежеминутно опасаясь западни,  удара  ножа  в  спину  или  яда, он решил
бежать из Рима. Разумеется,  прежде всего  он позаботился  о  том,  чтобы не
отправиться в  путь  с  пустыми  руками.  Ограбив церковь  святого  Петра  и
обеспечив  тем самым  себе  роскошное и  привольное житье, Бонифаций  тайком
проник на судно и отплыл в Константинополь.
     Похищенные сокровища  - дароносицы,  распятия,  подсвечники,  сосуды  и
другую церковную  утварь -  надо было  обратить в деньги.  Бонифаций мог  бы
сбыть  свой товар перекупщикам, но  грязный  мошенник  прикинул, что гораздо
выгодней   самому  заняться  торговлей,  и  вот  его   увидели   на   улицах
Константинополя, бесстыдно продающим священный скарб.
     Он  прожил несколько  месяцев на Востоке, беспрерывно предаваясь оргиям
со своими фаворитками и фаворитами;
     когда же "доходы" его  иссякли, он  вернулся в Италию. Мы  скоро  вновь
увидим его  на  святом престоле,  который он завоюет, убив своего  соперника
Бенедикта  восьмого.  И  Рим,  привыкший  ко  всяким ужасам, содрогнется  от
злодеяний Бонифация седьмого.

ПОКРОВИТЕЛЬ И ПОДОПЕЧНЫЙ.
     Могущественный дом Тосканелли  не без труда  нашел  преемника Бонифацию
седьмому.  На апостольский трон прочили одного  клюнийского аббата, человека
честного  и,  стало  быть,  совершенно  не  пригодного  для этой  должности.
Впрочем, эта уникальная  личность  вопреки  настояниям  императора  Оттона и
императрицы Адельгейды наотрез отказалась  от  тиары.  Другой священник,  по
имени Домн, менее щепетильный, поспешил  изъявить  свое согласие, воссел  на
престол и... неожиданно скончался.
     После смерти Домна Бонифаций седьмой попытался было захватить престол,
     но  спасовал  перед  Бенедиктом,  которого  поддерживали   все  те   же
Тосканелли. Благодаря столь высокому покровительству  Бенедикт  седьмой стал
сто сорок  вторым папой. Кроме обычных  пороков, свойственных представителям
его   касты,  он  отличался  невероятным  лицемерием.  Прикидываясь  суровым
аскетом,  он,  укрывшись   от  всех  в  покоях  своего  дворца,   предавался
отвратительным оргиям. Однако  стены папской  обители оказались недостаточно
глухими, чтобы сохранить тайны папы-распутника.
     После  короткой   и  победоносной  кампании  над  греками,  пытавшимися
вторгнуться в Калабрию, Оттон вернулся в Рим на рождественские праздники
     - в действительности же лишь для того,  чтобы  успокоить дрожавшего  от
страха  Бенедикта. Дело в том, что бывший первосвященник Бонифаций вместе со
своими сторонниками беспощадно терроризировал беднягу-папу, да и все римское
население.
     Страх,   как  известно,  плохой  советчик.   Именно  постоянный  страх,
испытываемый Бенедиктом,  толкнул его на дикий поступок, который он совершил
при поддержке своего покровителя.
     По  настоянию  своего  питомца  его величество  император  Оттон  решил
устроить блистательный пир в ознаменование праздника  рождества Христова. Он
пригласил на ужин крупных сановников  Рима, а также магистров и депутатов из
соседних городов.
     Все  было  подготовлено  для  веселья  королевских гостей.  Великолепно
сервированный  стол ломился  от изысканнейших  яств, лакомые  дорогие  блюда
сменялись одно за другим, редчайшие вина лились в изобилии. В разгар трапезы
державный человеконенавистник подал знак. Музыка заиграла воинственный марш,
словно призывающий  к атаке, и в зал, грохоча сапогами,  вошел отряд солдат.
Музыканты смолкли, солдаты с саблями наголо,  подобно телохранителям, заняли
место возле каждого гостя, и в  мертвой тишине офицер, вынул длинный список,
поименно стал называть каждого приговоренного к
     смерти.
     Шестьдесят жертв, уведенных с торжественного пира, были тут же казнены.
Между  прочим,  во  время  этого  дикого  представления  император   и  папа
продолжали  застольную  беседу  и,  как  ни  в  чем  не бывало, посмеиваясь,
потчевали остальных гостей!

НОВЫЕ ПОДВИГИ БОНИФАЦИЯ.
     В  то  время  как  Оттон  и Бенедикт  развлекались в меру  своих  сил и
способностей,  Бонифаций,  стремившийся  к  власти  и  богатству,  с помощью
подарков и обещаний вербовал приспешников и усердно сколачивал войско.
     Было бы оскорбительно для  памяти  этого мерзавца думать, будто он хоть
на  минуту  предполагал сдержать  свои обещания. Бонифаций  разработал  даже
специальную теорию, каким путем устранить в будущем своих кредиторов. Оттон,
убедившись,  что друг его Бенедикт вполне успокоился после  дикой расправы в
канун рождества, занялся пополнением своей армии  как  в Риме,  так  и в его
окрестностях. Греки, объединившись с сарацинами, вновь напали на Калабрию, и
Оттон  немедленно  двинулся  против  них.  Но  при  первом  же  столкновении
итальянцы обратились  в  бегство. Сражение  происходило  на морском  берегу.
Оттон, прыгнув на баржу, случайно находившуюся поблизости, был ранен. Стрела
оказалась отравленной, и он скончался несколько месяцев спустя.
     Стрела была  пущена  не кем иным, как... Бонифацием,  который  не  счел
зазорным сражаться в рядах неверных.
     Бенедикт  ненадолго  пережил  своего  покровителя и,  сраженный  той же
рукой, умер в июле 983 года.
     "Уж  на  этот  раз  престол  наместника достанется наконец Франкону", -
говорил себе Бонифаций.
     Увы,  и  на  этот  раз он просчитался.  Папой  стал  епископ Павийский,
взошедший на престол под именем Иоанна четырнадцатого.
     Но  Бонифаций не позволил ему засидеться на престоле. Не останавливаясь
ни перед чем,  он пустил в ход остатки всех своих сокровищ на подкуп разного
сброда  и вскоре,  собрав многочисленное войско, стал полновластным хозяином
Латеранского дворца, предварительно арестовав Иоанна четырнадцатого. Заточив
его  в  подземелье  замка  Святого  ангела,  Бонифаций  через  четыре месяца
приговорил его к голодной смерти.
     А  чтобы запугать  сторонников Иоанна (если  бы  таковые обнаружились у
него),  Бонифаций  привязал  труп  своей  жертвы,  в парадном  облачении,  к
подъемному мосту дворцовой крепости.
     Это было совершенно  излишне и могло лишь повредить Бонифацию, ибо,  по
словам историка Платины, папа, который погиб голодной  смертью, сразу вызвал
сострадание и симпатию у народа.
     Как только трон оказался  вакантным, Бонифаций немедленно  провозгласил
себя  папой.  Учитывая отношение  римлян,  он не  строил  никаких иллюзий  и
понимал, что только жесточайшими репрессиями и террором ему удастся удержать
власть.
     В течение целого года  улицы города были обагрены  кровью. Бонифаций не
щадил  ни врагов,  ни  друзей - в его глазах все были врагами.  Более  того,
приспешников  своих он  особенно ненавидел,  ибо не  мог  забыть  тех  сумм,
которые ему пришлось истратить на них.
     Ужас  и  отчаяние царили  в  Риме. Всем грозила одинаковая участь; люди
всех  сословий ежедневно  спрашивали себя, не пробил  ли их  последний  час.
Кроме  обычных  палачей,  так  сказать законных убийц, Бонифаций  располагал
шайкой  наемников, которые  без всякого  суда  расправлялись  с  намеченными
жертвами.
     А сам  Бонифаций? Чем же он занимался во время этой  непрерывной резни?
Он развлекался! Вопли жертв тонули  в непристойных и бесстыдных  песнях  его
куртизанок и фаворитов, с которыми он бесчинствовал в своих покоях.
     Спустя одиннадцать месяцев после восшествия на апостольский трон
     Бонифаций отдал  богу свою праведную душу,  и  сонм  ангелов  протрубил
вознесение непогрешимого наместника на небеса!

ПОСМЕРТНАЯ МЕСТЬ.
     Излишне говорить, что римляне и не собирались объявлять траур по случаю
смерти Бонифация седьмого.
     Умер  он скоропостижно.  Произошла  ли его смерть  от  апоплексического
удара, как  утверждают многие летописцы?  Весьма  возможно: его образ  жизни
вполне располагал к смерти подобного рода, если вспомнить о  его чревоугодии
и  непрерывных оргиях с женщинами;  да и  в  связях  с мужчинами  он находил
немалое удовольствие.  Другие  же авторы решительно  заявляют,  что  римляне
освободились от папы с помощью сильнодействующего яда.
     Точно  известно  одно: всеобщему ликованию  не было  конца.  Узнав, что
отъявленный  злодей свел  счеты  с жизнью,  простолюдины и  знатные вельможи
столпились возле  церкви  святого Петра.  Труп  первосвященника  вытащили из
гроба  и  нещадно  избили,  затем, сняв  с изуродованного  покойника  саван,
поволокли по улицам до площади  Марка  Аврелия. Там  его подвесили  за ноги,
сделав мишенью для плевков.
     На следующий день решено было устроить ему достойные похороны,  сбросив
чудовище  в сток для  нечистот, и  несколько  священников,  чтобы спасти  от
позора главу христианской  церкви, ночью стащили труп и наспех похоронили за
пределами города.

СУЕВЕРИЯ.
     Перейдем  к одиннадцатому веку, отличавшемуся грубым  суеверием,  диким
фанатизмом и распутством под маской благочестия.
     Окончания десятого века во всем христианском мире ждали с трепетом.
     Многочисленные пророчества связывали с этой датой конец света и
     наступление  "страшного  суда".   Духовенство,   естественно,  пыталось
извлечь из этого всяческие выгоды.
     На пороге близкой и неизбежной кончины люди  заботились исключительно о
будущей загробной  жизни,  о  покаянии,  способном  умилостивить  праведного
судью.   Самые   отъявленные  скряги  отдавали  церкви   свои  богатства,  а
священники, со своей стороны, всячески убеждали паству избавиться от бремени
губительных земных благ, которые, как  сказано в евангелии, являются главным
препятствием на пути в рай.
     Когда страшный  год  миновал,  многие почувствовали  себя оставшимися в
дураках  и горько пожалели о безрассудном  страхе, побудившем их отдать  все
добро  церквам и монастырям. Но  было поздно!  Клир никогда не  отдает назад
того,  что,  пусть даже по ошибке, попало  в его карман.  Напротив,  ремесло
духовенства как раз и заключается в том, чтобы околпачивать недалеких людей,
готовых верить самым абсурдным пророчествам.
     В  тот  век  люди  предавались магии,  колдовству,  астрологии;  всякое
суеверие воспринималось  как нечто совершенно реальное. Надо отметить, что и
священники  не  отставали  от   своей  паствы.   Магия  пользовалась   такой
популярностью,  а  невежество было  столь велико, что многие церковники сами
занимались  всякой  чертовщиной,   заменяя  церковные  таинства  гаданием  и
колдовством.
     Запуганный народ верил,  что  дьявол низложил бога  и наступает царство
антихриста.
     Про  папу  Сильвестра  второго, пришедшего  на смену  Григорию  пятому,
упорно  говорили, что он  заключил  союз с  сатаной.  Папа Сильвестр поражал
современников  математическими  и философскими познаниями, которыми он якобы
был обязан дьяволу. Некоторые летописцы  всерьез  утверждают,  что Сильвестр
достал  из  Севильи  гнусную  книгу,  заключавшую  в  себе  каббалистические
формулы, с помощью которых Сильвестр заставлял
     Люцифера  повиноваться  себе;  что  дьявол  обещал папе  спасти его  от
смерти, если он откажется отслужить обедню в Иерусалимском храме. Сильвестр,
- продолжают летописцы, -  надеясь продлить свою  жизнь, не совершал никогда
паломничества  в  святую  землю  и   продолжал   предаваться  кощунственному
колдовству.  Однако  он испытал на  себе,  как коварны  и  обманчивы  посулы
дьявола. Однажды, когда святой отец совершал богослужение в базилике Святого
Креста,  называвшейся  также Иерусалимским  храмом,  дьявол внезапно  возник
перед папой  на  алтаре и, схватив золотое  распятие,  знаменитое  украшение
часовни, ударил  им папу  с  такой силой, что  тот скончался через несколько
минут".
     Эта наивная легенда  очень  точно характеризует  силу суеверия, которое
грозило погасить  в народе последние искры разума,  уже  весьма основательно
омраченного религиозными формулами и обрядами.

КАМНИ ПЛАЧУТ И... ПЛЯШУТ!
     После смерти  Сильвестра второго священники не преминули использовать в
своих интересах легенду о сговоре между папой и дьяволом. Они распространили
слух, будто папа Сильвестр перед смертью покаялся в том,  что  такой договор
существовал,  и  попросил  приближенных  возложить  его  труп  на  катафалк,
запряженный белыми лошадьми, добавив, что кони остановятся сами в том месте,
где надлежит его похоронить.
     Воля   папы  Сильвестра  была   исполнена  в  точности  -   кони  якобы
остановились перед Латеранским храмом, где останки папы и были преданы земле
со  всеми  соответствующими почестями. "С того времени, - пишет летописец, -
более шести веков подряд каждый раз накануне смерти  первосвященника, словно
предвещая  его  кончину,  стучат  кости Сильвестра  и плита  на гробнице его
покрывается кровавыми
     слезами..."
     Не  правда  ли,  жуть! Камни  плачут  кровавыми слезами  и  кости,  как
костяшки домино, прыгают в  могиле, будто говорят игрокам: "А ну, кому выпал
шестеричный дубль, - начинай?"
     Согласитесь,  к  подобным  вещам надо привыкнуть,  не каждый  день  они
происходят. А  если еще представить себе, что испытывает могильный  червь во
время работы, видя, как лакомый кусок содрогается, а затем пускается в пляс!
Тут даже безмозглый червяк придет в ужас!
     С другой стороны, какой блаженный покой сулит такое чудо любому святому
отцу,  тому, кто  устремляет печальный  взор  в будущее, с  трепетом  ожидая
последнего  часа... Ему  достаточно перед  сном  прогуляться  к  могиле папы
Сильвестра,  и,  если  там  тихо,  он   может  вернуться  домой  и  спокойно
предаваться ночным усладам.
     Впрочем, не известно ни  одного  случая, чтобы кто-либо из святых отцов
воспользовался пророчеством и пожелал узнать, когда неумолимые Парки оборвут
нить его суетной жизни.
     В  середине  семнадцатого  века  при  перестройке  Латеранского  дворца
открыли  пресловутую  гробницу  с  телом папы, которую  по преданию  лукавый
дьявол время от времени  превращал в  танцкласс. Как  говорит  легенда, тело
казалось еще  живым и благоухало ("0-ля-ля, -  воскликнул бы наш  Гаврош,  -
пока  не поздно,  пора  давать тягу!")...  но  вдруг луч  света озарил тело,
адское пламя  вырвалось из него, освещая все  вокруг, и  тело превратилось в
пепел, остался только серебряный крест да пастырский перстень...
     Разгадка проста:  пламя  - сам  сатана,  который,  как последний дурак,
позволил  замуровать себя  в  гробнице  и целые столетья играл  в пасьянс  с
костями  Сильвестра.  Разумеется,  когда  открыли  темницу,  он  поторопился
удрать.   Однако   всякий  благочестивый  христианин   обязан   проникнуться
благодарностью  к  сатане;  ведь,  сохранив  останки  святого  отца,  дьявол
облегчил  работу  всевышнему,  когда  тот начнет  воскрешать мертвых  в день
страшного суда.
     После  этого  события на могиле Сильвестра  не случалось  больше ничего
необыкновенного. Священники и  тут не преминули объяснить прекращение  чудес
то  ли  колдовством  покойного  папы,  то  ли  исчезновением  дьявола.  А  в
восемнадцатом  веке,  когда Монтескье,  Вольтер  и  Дидро опубликовали  свои
знаменитые  труды,  предвещавшие  Великую  французскую революцию,  церковный
историк   Муратори  издал  панегирик  Сильвестру.   Общий  тон  всего  опуса
характеризует  следующее  утверждение: "Чудо на могиле Сильвестра не  должно
никого поражать, так же как и последующее прекращение его. Ведь сколько плит
на  могиле святых, некогда  источавших масло  и  манну, теперь не  совершают
таких чудес!"
     Но зачем удаляться в восемнадцатый век?  Совсем недавно, при обсуждении
закона  об  обучении  в  палате  депутатов  Франции,  Поль  Берт  с  трибуны
процитировал  ряд  религиозных  трудов,   посвященных  вопросам  воспитания.
Приведя  возмутительные по  своей  безнравственности цитаты, он  воскликнул,
обращаясь к правым:
     - Осмелитесь ли вы одобрить подобные предписания и наставления?
     И один из клерикалов тут же ответил:
     - Мы не имеем права обсуждать то, что написано отцами церкви.
     Это заявление было встречено аплодисментами со стороны ультрамонтанской
банды!
     Таким  образом, позиция церковников  ничуть  не  изменилась  за  многие
столетия: самые дикие и чудовищные  утверждения воспринимаются как должные в
наш просвещенный век, их не оспаривают. Тем хуже для них!
     Прогресс гигантскими  шагами идет  вперед, и недалеко  то время,  когда
воинствующая церковь, застывшая в  своем  грубейшем  суеверии  и  фанатизме,
будет выглядеть как едва уловимая точка на горизонте минувших времен.

ПЧЕЛЫ-ПРОРИЦАТЕЛЬНИЦЫ.
     О  личности  папы  Иоанна семнадцатого, сменившего  Сильвестра второго,
мало  известно.  До  нас  дошли  только  сведения   о  его  мстительности  и
жестокости;  в  этом  смысле  он  ничем  не отличался от  большинства  своих
предшественников. Святой престол он занимал всего пять месяцев.
     При нем произошел курьезный эпизод: один монах в
     Шалоне, Левтард,  рассчитывая  выудить  деньги  у  доверчивых  глупцов,
провозгласил себя духовидцем; собрав народ,  он сообщил, что ночью, когда он
спал  в поле, с ним случилось чудо:  пчелы,  как бы пронзив его тело,  вошли
сквозь анальное отверстие и, вылетев с шумом и шипением изо рта, возвестили,
что ему предстоят  великие  дела,  непосильные для простого смертного, с той
поры он ощутил в себе божественную благодать.
     Ему поверили. Он стал пророчествовать и довольно скоро сколотил сильную
партию, которая стала требовать, чтобы ему предоставили епископскую  кафедру
в городе.
     Жебуин,  шалонский  епископ,  увидев,  что  дело  принимает  нешуточный
оборот, счел необходимым вмешаться. Ему  удалось развеять ореол вокруг этого
духовидца.  Разочарованный и оскорбленный  народ  так  затравил монаха,  что
жалкий проходимец бросился в колодец.
     Другому монаху пришла в голову сумасбродная мысль провозгласить
     Вергилия,  Горация  и Ювенала пророками.  Странствуя  по Италии,  монах
повсюду  советовал верующим следовать их  заветам,  дабы  удостоиться вечной
жизни.
     Первоначально он  тоже  имел  успех,  возникла  даже  целая  секта  его
последователей.
     Когда  Иоанн  семнадцатый  услышал о них, он приказал епископам нещадно
истреблять  всех  членов  этой  шайки,  где  бы ни  появились  эти юродивые.
Убийство служило католикам ultimo  ratio (крайним доводом), когда необходимо
было навязать людям свои догмы.

ОДНИМ УДАРОМ САБЛИ.
     Иоанн восемнадцатый сменил Иоанна семнадцатого  и продержался на святом
престоле пять лет. Было бы утомительно скучно приводить  нудный список всех,
его безобразий.
     Перейдем  к  Бенедикту  восьмому,  получившему тиару благодаря заговору
графов Тосканелли.
     Звериная жестокость Бенедикта восьмого заранее восстановила против него
     народ. Не успел он взойти на престол, как вокруг него начала сплетаться
густая сеть заговоров. Даже  среди  духовенства образовалась сильная партия,
которой удалось  провозгласить  нового папу  - Григория.  Бенедикт энергично
сопротивлялся. Какое-то время он оставался хозяином Латеранского дворца,  но
Григорий не менее решительно отстаивал свои  права  и  в конце концов изгнал
соперника.
     Бенедикт бежал в Германию, рассчитывая на поддержку Генриха второго. Он
получил  ее  без  особого  труда.  Генрих второй снарядил армию,  и Бенедикт
прибыл в Ломбардию. Испуганные римляне во избежание нового вторжения послали
депутатов к Бенедикту, умоляя его вернуться в Латеранский дворец, и Григорию
ничего не оставалось, как поскорее покинуть Рим.
     Спустя несколько дней  Генрих второй  одержал крупную победу  над одним
самозванцем и, чтобы утвердить  себя  единовластным  правителем,  вместе  со
своей супругой Кунигундой прибыл в Рим на торжественное помазание.
     Папа извлек  выгоду из этого  торжества: помимо  того,  что  возрос его
авторитет, он  подтвердил некоторые привилегии,  данные первосвященникам еще
при Карле втором и Оттоне третьем.
     Не  успел  Генрих  второй  покинуть Италию, как  сарацины  вторглись  в
Тоскану.
     Бенедикт поручил епископам снарядить солдат  и, возглавив  войско,  сам
ринулся в бой.
     Битва  продолжалась  три дня.  Поначалу христиане  терпели  неудачу  за
неудачей, но в  конце  концов заняли  все позиции  противника. Еще  бы,  сам
господь бог сражался с ними в их рядах!
     Мы вовсе не собираемся  умалять заслуги великого  Саваофа, но, право, с
тех пор как он появился на земном  шаре, военные кампании, проводившиеся под
его  знаменем и во имя него, частенько заканчивались полной катастрофой.  Не
надо требовать от  милосердного  боженьки больше того,  что  он  может дать!
Совершенно  очевидно,   несчастный  старик   Саваоф   оказывается  в  полной
растерянности, когда, скажем,  два  короля, оба правоверные, объявляют  друг
другу войну по той  лишь причине, что  его  величество  Икс,  принимая посла
короля Зет, чихнул семьдесят пять  раз,  а  посол-невежа пожелал страдающему
насморком  августейшему  королю  долго здравствовать  лишь  семьдесят четыре
раза!
     От всех этих тонкостей и бог  может потерять  голову! Представьте  себе
положение господа, когда в одно прекрасное  утро он находит в своей обширной
почте две молитвы следующего содержания:

ПЕРВАЯ МОЛИТВА.
     Милосердный и  возлюбленный  господь бог  мой!  Я собираюсь захватить с
моими доблестными войсками  королевство моего  кузена  Зет.  Уповаю на  твою
помощь. Даруй  мне силы изничтожить всех его солдат!! Твой сын и раб  король
Икс и прочее, и прочее...

ВТОРАЯ МОЛИТВА.
     Прародитель мой!  Любовь моя безгранична к тебе,  и потому внемли  моим
молитвам: мой кузен Икс, молодой отрок, возымел  желание помериться силами с
моими войсками. Сердце  мое возликует, если чело мое украсится лаврами. Будь
милосерден и даруй мне победу над этим хвастуном. Да исполнится молитва моя,
но не раньше, чем две армии  в поединке истребят друг друга, ибо, чем больше
убитых, тем значительней победа.
     Твой...  К  твоему  милосердию...  В  помыслах  о тебе... Король  Зет и
прочее, и прочее...
     "Черт  побери,  - говорит Саваоф, - что же предпринять, чтобы  ублажить
двух  монархов? Эти  скоты, расплодившись по земле,  заводят  меня  в тупик,
уповая  на мое всемогущество!  Ей-богу, пусть сами  распутываются! Не  стану
вмешиваться в их дела!"
     Каков  бы ни  был исход, имеет ли право побежденный обвинять  бога, что
тот не внял его молитвам?
     Разумеется, нет!
     Вы видите, как беспристрастно мы оцениваем положение Саваофа. Разрешите
же нам добавить, что битва  состоялась, и, по всем признакам,  бог нисколько
не повинен в победе солдат святого отца над сарацинами.
     Да  и   сам  первосвященник,   видимо,  не  очень-то   рассчитывал   на
божественную помощь в  своих  бранных делах:  он заранее  построил в  боевом
порядке свои  войска, укрепил  берег стрелками, помешав кораблям  противника
доставить подкрепление.
     Обычно язычники просто захватывают  своих  врагов  в плен. Христиане же
этим  не  довольствуются -  религия  повелевает  устроить  великое  кровавое
пиршество в ознаменование  победы над неверными. И даже  когда сарацины были
перебиты, войска первосвященника  предали  всю местность огню  и мечу. Дележ
огромной  военной  добычи  происходил  тут же на  поле  брани.  Самому  папе
досталась, представьте... жена сарацинского вождя, женщина  порази - тельной
красоты.
     Святой  отец  слыл  первостатейным  распутником. Возможно,  он  отдавал
предпочтение юношам, впрочем, он не отказывался и от прекрасного пола. Но ни
одного поцелуя  не сорвал он  с губ прелестной  сарацинки.  Жестокость этого
изверга  была  сильнее,  чем  похотливость. Схватив обеими  руками  огромную
саблю, он одним ударом обезглавил пленницу.
     После этого наместник святого Петра обыскал труп,  сорвал золотой обруч
и драгоценности с тюрбана, украшавшего жертву...

КАК ОСТАНОВИТЬ ЗЕМЛЕТРЯСЕНИЕ.
     Разумеется,  заголовок  звучит,  мягко выражаясь,  немного  наивно.  Но
удивляться нечему - мы сообщаем исторические эпизоды, заимствованные нами из
церковной  летописи,  и  вполне  естественно,  нам   приходится  попеременно
сталкиваться  то  с  чудовищным  преступлением,  то с неслыханным образчиком
глупости. Это неизбежно!
     Вслед за крупной победой, одержанной Бенедиктом восьмым над сарацинами,
     в  Риме  произошло  землетрясение.  Случилось  это в страстную пятницу,
причем весьма  знаменательно,  что  верующие почувствовали первые  толчки  в
момент поклонения кресту.
     Почему земля вздумала колебаться, повергая благочестивых римлян в ужас,
в тот самый момент, когда народ распростерся ниц перед распятием?
     На  этот  вопрос  святейший  отец, не  колеблясь,  дал  разумный ответ:
ниспослав такое  бедствие, господь  показал,  что  он  гневается  на  людей,
оскорбивших его в столь скорбные дни.
     Оставалось  лишь  найти  виновных.  За  этим  дело не  стало.  Бенедикт
объявил,  что,  по  его  сведениям,  в тот  самый час,  когда  благочестивые
христиане  поклонялись кресту, евреи совершали свои  религиозные церемонии в
синагоге.  Небесный гнев могли вызвать только эти несчастные нехристи!  Надо
их подвергнуть суду и покарать!
     Впрочем, зачем же их судить? Разве папа  не является непогрешимым?..  И
Бенедикт  обнародовал  декрет, приговоривший к обезглавливанию  всех римских
евреев. Их немедленно привели на лобное место и передали в руки палачу.
     Ужасно, не правда ли?
     Предыдущие  главы  нас,  конечно,  ко многому  подготовили,  и  все  же
человеческий разум не  может примириться с подобными фактами. Начинаешь даже
надеяться, уж  не  преувеличены  ли эти  сведения или,  может,  они и  вовсе
ошибочны?  Увы!  Мы  говорим на этих  страницах только о реальных  событиях,
очищенных от всякого налета  легендарности. Мы, правда, боремся с  папизмом,
но боремся честным оружием. Мы говорим: вот она, ваша церковь, хотите знать,
чего она стоит?  Познакомьтесь  с  теми,  кто ее возглавляет  (воры, убийцы,
педерасты - все они таковы или почти  все... Простите,  среди них есть еще и
деятели,  вроде  папы  Пия  девятого,  но  с  ним  вы  познакомитесь позже).
Возвратимся к  землетрясению. Оно прекратилось после избиения евреев. Может,
вы  думаете,  что  церковные  историки,  повествуя  об  этом  эпизоде,  ищут
смягчающих обстоятельств, пытаясь объяснить это  кошмарное  мероприятие? Что
за вздор! Они прославляют  первосвященника!  И с  потрясающим  хладнокровием
добавляют:
     "После  их  казни  ветер утих  и земля  не  испытывала  больше  ужасных
колебаний, которые раньше сотрясали святой город".
     Невозможно найти более наглую апологию гнусного преступления.

ЧИСТИЛИЩЕ В СИЦИЛИИ.
     Бенедикт восьмой, которого вовсе нельзя  считать  образцом благочестия,
все  же  решил  хоть  как-то обуздать распущенный  клир.  Почтенный апостол,
несомненно,  завидовал  своим  подчиненным  и  хотел  отобрать  у  них  всех
любовниц... - иначе чем объяснить внезапное пробуждение нравственности у его
святейшества?
     В 1020 году  он  созвал в Павии собор  и, несмотря  на  противодействие
многих   прелатов,  добился,  чтобы  было  принято  постановление,  согласно
которому все духовенство, как черное, так  и белое, лишалось  права жениться
или иметь сожительниц.
     Генрих  второй  по  просьбе  первосвященника   утвердил  этот   декрет,
нарушителю грозил духовный и уголовный суд.
     Сразу же  отметим:  разгул духовенства  нисколько  не уменьшился  после
декрета; никакие  угрозы  не  помогли, и священники  даже не считали  нужным
скрывать  свои похождения.  Как и  до указа, церковники публично предавались
разврату, чувствуя себя в  полной безопасности.  Да и  как могло быть иначе?
Ведь для  того, чтобы  осуществить на деле обнародованный указ, пришлось  бы
осудить  все  духовенство  целиком.  Все  алтари  опустели  бы  сразу.  Что,
несомненно, было бы крайне огорчительно!
     Бенедикт восьмой умер в начале  1024 года. Католические историки вполне
серьезно сообщают, что после смерти он несколько раз являлся разным лицам  с
просьбой  поминать   его  в   молитвах.  Какой   же  репутацией  пользовался
достопочтенный папа,  если  даже  благочестивые  церковники не  считали  его
достойным сразу попасть в рай!
     Летописец Платина  уверяет,  что какой-то  прелат  видел скелет святого
отца  Бенедикта в  папском  облачении,  который  мчался  куда-то  на  черном
жеребце.  Епископ спросил  его,  куда он  спешит,  в  ответ  призрак  крепко
обхватил епископа,  поднял  с земли  и перенес  к месту,  где были  спрятаны
сокровища.  Он  приказал  епископу  раздать  все  сокровища  беднякам,  дабы
облегчить  страдания, которые он, Бенедикт, испытывает  в загробном мире  за
свои  преступления.  Сигеберт  и Петр Дамиани также  утверждают, что однажды
мертвец явился к своему преемнику и просил молиться  за  него, дабы смягчить
пламя чистилища,  на которое он  был осужден за свои  злодеяния; о  масштабе
преступлений можно судить по тому,  что срок пребывания папы в чистилище был
определен в тысячу лет.
     Все эти легенды,  однако, по своей  комичности намного  уступают  басне
Винцента из Бове, жившего двести  лет спустя после смерти Бенедикта восьмого
и выполнявшего функции чтеца у короля Людовика Святого.
     Винцент торжественно заверял,  что божественный приговор Бенедикту  был
условным и  что  один  из  клюнийских  монахов получил  откровение от  самой
пречистой  девы, согласно  которому "папу Бенедикта могли освободить от  мук
молитвы  монахов  Клюнийского  монастыря  и  заслуги  их  аббата  -  святого
Одиллона".
     Значит,  бог-отец,  которого  священники   рисуют  грозным  судьей,  не
является таким уж неумолимым? Представьте себе, что на  суд к  нему является
христианин, отягощенный преступлениями.
     - Как зовут тебя? - спрашивает его всевышний.
     - Бенедикт восьмой, праведный судья.
     -  Ты  обвиняешься в том, что  воровал,  убивал, совращал и  насиловал,
преступал все  законы  божеские  и  человеческие.  Что  ты  скажешь  в  свое
оправдание?
     - Ничего, праведный судья.
     - Отлично! Я приговариваю  тебя к тысяче годам  чистилища. Хочешь ли ты
что-либо возразить против  приговора? Отвечай.  Каковы твои  соображения  по
этому
     поводу?
     - Я просил бы о том, чтобы наказание отбывалось  мною  на земле, в этой
юдоли слез...
     - Которую ты превратил в мусорную свалку?
     - Господи, каждый делает, что в его силах.
     - Так ты  надеешься,  что  я верну тебя туда, где ты  совершил  столько
мерзостей? Никогда в жизни. Все,  что  я  могу  сделать,  - это осудить тебя
условно. Если клюнийские монахи будут молить меня  о  спасении твоей души, я
завизирую тебе пропуск в рай. Но запомни: молитва наспех, в несколько строк,
или  жалкая обедня  за двадцать су  меня не удовлетворят. Ты получишь полное
освобождение от  наказания, если монахи будут молиться как  следует: денно и
нощно служить молебны, соблюдать посты и снова молиться.
     - Словом, они должны задобрить вас?
     - Вот именно.  Мой тебе совет: обратись к святой деве  и проси ее стать
твоей  заступницей. Пречистая  дева милосердна,  и я склонен думать,  монахи
достаточно галантны и не откажут в просьбе прекрасной даме... что я говорю
     - молодой  девушке, ибо  материнство нисколько не  испортило  цветка ее
невинности.
     Этот гротесковый  диалог в  действительности является точным пересказом
торжественного заявления Винцента из Бове. Это даже не пародия, а всего лишь
шарж, который подчеркивает  детали, но не искажает их.  Он  показывает,  что
церковные басни, которыми священнослужители  пичкают верующих,  являются, по
существу, не чем иным, как грандиозной буффонадой.
     По словам  Винцента, после  явления пречистой  девы  клюнийские  монахи
удвоили молитвенное  рвение и добились  освобождения Бенедикта восьмого.  "И
тогда, - добавляет Винцент, - покойный первосвященник сам явился в аббатство
поблагодарить  за спасение. В один прекрасный  день, когда  монахи стояли на
молитве в храме,  Бенедикт восьмой,  представ  перед  ними,  сообщил о своем
выходе   из  пламени   Этны  и  описал  божественные  радости,  которыми  он
наслаждался в небесном Иерусалиме".
     Итак, приговоренные к чистилищу выходят из самого кратера и попадают
     прямо в  рай!  Какие  счастливцы,  эти  жители  Сицилии: на их  острове
находится  само  чистилище,  а  они,  вероятно,  и  не  догадываются о своем
счастье!

ПИСЬМО ИИСУСА ХРИСТА.
     Бенедикта  восьмого  на  папском   престоле  сменил   его  брат   Иоанн
девятнадцатый.
     Приблизительно  в это  же время  умер  Генрих  второй,  оставив  корону
Западной Римской  империи  Конраду. В  1027 году  Конрад с супругой  Жизелью
прибыл  в  Рим,   чтобы  получить  освящение  от  папы.  На  этой  церемонии
присутствовал  Кнуд,  король  Англии  и Дании,  приехавший к святому  отцу с
жалобой  на чрезмерные налоги, взимавшиеся римской  курией с  паломников его
королевства,   а   также   с   требованием  уменьшить  суммы,  вносимые  его
архиепископами в папскую казну.
     Денежный вопрос являлся  самым уязвимым местом  Иоанна  девятнадцатого.
Непомерной    жадностью   и   корыстолюбием    он   превзошел   всех   своих
предшественников, а они,  как известно, тоже не  были образцом  бескорыстия.
Впрочем, ко многим первосвященникам Рима можно отнести эпиграмму: "Принимай,
бери, воруй - вот три заветных слова у папы".
     Никаких преград  для него не существовало, когда речь шла об обогащении
его казны. Чтобы получить аудиенцию у его святейшества, верующие должны были
преподносить  папе не  просто подарочек  (как современным  гетерам  за честь
позавтракать  с  ними под  одной крышей),  а  настоящие  дары.  Чем  крупнее
подношение, тем лучше  прием. Не только паломники королевства Кнуда страдали
от непомерной алчности святого отца, паломникам других стран приходилось  не
легче.
     Иоанн девятнадцатый делал деньги решительно из  всего: из отпущений, из
благословлений и даже из  отлучений. Епископов очень раздражал  меркантилизм
папы. Спустя некоторое время после коронации Конрада в Лиможе собрался съезд
французских   епископов,   запретивший  римскому   двору  давать  отлученным
отпущение грехов без ведома местных епископов.
     Смысл этого запрещения был примерно таков: занимайтесь своей коммерцией
сколько  угодно, но будьте  деликатны,  предупреждайте нас, чтобы и мы имели
какую-то прибыль с этого дела.
     Собор обсуждал  также  меры  по  установлению  порядка  во  Французском
королевстве.  Дело в том, что после смерти ханжи Людовика Кроткого в империи
Карла Великого началась полная анархия. Во Франции, Германии и Италии мелкие
князьки  воевали  между  собой,  города подвергались  разграблению,  жителей
безжалостно  убивали, земледельцев,  ремесленников,  купцов преследовали как
диких зверей.  Народ непомерно страдал, а духовенству не было  никакого дела
до  этого.  И  вдруг  французские епископы проявили заботу о населении.  Все
объясняется очень просто: феодальные беспорядки ударили по казне. Во-первых,
обнищание населения сильно отразилось на  доходах церкви;  во-вторых, алчные
феодальные князьки дошли до того,  что стали нападать на монастыри,  сжигать
храмы, убивать монахов, насиловать монахинь.
     Вот  почему  епископы,  собравшись  в  Лиможе, решили  положить  предел
подвигам разнузданных феодалов.
     Убедившись, что  отлучением не очень запугаешь  зазнавшихся герцогов  и
князьков, епископы решили заставить самого бога вмешаться в  это  дело. Было
объявлено  торжественное собрание,  на которое  приглашались  верующие  всей
провинции.  После обычных молитв и песнопений один  из епископов обратился к
огромной толпе со следующими словами:
     -  Братья мои, сообщаю вам великую новость:  сам Иисус Христос  в своем
послании приказывает  установить мир  на  земле.  Я  предлагаю  вам  выбрать
представителей,  которые  убедились бы в  подлинности  письма,  а  затем  мы
ознакомим вас с волею бога.
     Собор с  ликованием встретил шарлатанское выступление. И тут же избрали
комиссию  из  десяти  епископов  для  проверки драгоценной  корреспонденции.
Говорят, что авгуры  античного  Рима  не могли смотреть  друг на  друга  без
смеха; надо полагать,  что и христианские прелаты,  достойные преемники этих
авгуров, затратили много усилий, чтобы сохранять серьезное выражение лица во
время столь ответственной экспертизы!
     Процедура длилась недолго. Подлинность подписи Иисуса Христа была
     признана  непреложной,  и  на том  же соборе  епископы присягнули,  что
послание действительно упало с неба.
     В   итоге  Лиможский  собор   предписал:   разослать  письмо   по  всем
христианским  церквам,  чтобы все верующие,  независимо от  ранга, обязались
следовать наставлениям и заповедям, посланным свыше.
     Мудрено придумать  что-либо  более  нелепое  и  непристойное,  чем  эти
наставления.
     Иисус  Христос, которого  позднее скопирует  старый муж  в "Декамероне"
Боккаччо, предлагал в письме своего рода "календарь любви".
     Говоря  точнее, бог разрешал супругам исполнять супружеские обязанности
лишь в определенные, точно указанные им дни.
     Понедельник,  например,  объявлялся  запретным   днем  для  супружеских
отношений.
     Кроме того, предписывалось: в пятницу сидеть на воде и хлебе, в субботу
воздерживаться от мяса. Запрещалось с оружием в руках мстить врагам, а также
захватывать монастырское  имущество.  Наконец,  послание  строго  определяло
отношения между полами: мужчинам  разрешалось  молиться  с  женщинами, но не
насиловать их!
     Только  не  думайте, что  все  это  хоть  в  малейшей степени  является
вымыслом. Я еще раз подчеркиваю:
     мною ничего не выдумано! Можно оспаривать мои оценки, но в отношении
     фактов я соблюдаю величайшую осторожность: не искажаю их и не
     преувеличиваю.  Да  и  к  чему?  История  церкви в  ее  подлинном  виде
достаточно
     полна цинизма, глупости и мерзости, чтобы служить сокрушительным
     обвинительным актом против христианства.
     В каждой епархии верующих  заставляли присягать на евангелии в верности
предписаниям, содержащимся  в  послании  Иисуса  Христа. Наказания,  которые
грозили ослушникам,  были  достаточно  серьезны,  чтобы  у  кого-то возникло
искушение спорить или не  соглашаться. Речь шла не только об отлучении, но и
о конфискации имущества, а также о лишении  прав на христианское погребение.
В крайнем  случае  еще  можно было  рискнуть  и  быть  готовым к  первому  и
последнему наказанию, но конфискация имущества страшна всем: и благочестивым
христианам, и неверующим.
     Не скрою, нас интересует, разумеется,  вопрос, каким образом священники
могли проверить  соблюдение супругами "календаря любви"?  Собирались  ли они
подсылать пономарей во все спальни духовных детей своих?
     По  сему  поводу церковные авторы ничего не  говорят, о чем мы искренне
сожалеем.

ДОЛОЙ ТИРАНА!
     Римляне с нетерпением ожидали  конца владычества Иоанна девятнадцатого.
Они ничего не имели против того, чтобы он каждую ночь окружал себя хороводом
привлекательных  девушек  и  юношей,  доставляемых  ему  со  всей  щедростью
божественного  провидения;  но необузданный деспотизм первосвященника принял
столь невыносимую форму, что против папы был организован заговор.
     Святой  отец, вероятно,  не  питал  особых  иллюзий  относительно своей
популярности и никогда  не появлялся  один, без  достопочтенной свиты. Тогда
заговорщики решили прибегнуть к оружию и открыто восстать.
     Когда   многочисленная   толпа   окружила  Латеранский   дворец,  Иоанн
девятнадцатый, поняв, что  сопротивление бессмысленно, бежал  в Германию под
защиту  Конрада второго.  Он не ошибся в своих расчетах: Конрад вскоре снова
водворил  его на  святой  престол,  при  помощи своих штыков, и Иоанн  перед
смертью еще успел насладиться местью и расправиться с заговорщиками.

ПАПА-МЛАДЕНЕЦ.
     Без преувеличения можно сказать, что Бенедикт девятый, едва успев
     освободиться    от   объятий   кормилицы,    стал   преемником   Иоанна
девятнадцатого;
     во всяком случае, когда наступила нежная отроческая пора, ему помогли
     вскарабкаться  на  святой престол. Короче, ему минуло всего  двенадцать
лет.
     Возраст не помешал ему проявить вскоре  все пороки, которыми отличались
самые   распутные  и   жестокие  его  предшественники.   Бенедикту  девятому
(настоящее имя его было Феофилакт) престол достался  благодаря мошенничеству
графов Тосканелли; знатные разбойники  добились его избрания  путем  интриг,
подкупа  и  угроз.  Император  Конрад  второй  из  политических  соображений
покровительствовал этим могущественным  феодалам; таким образом, и на нового
папу распространилась его высочайшая милость.
     Когда народ, пресытившись бесчинствами Бенедикта  девятого, изгнал  его
из Рима, Конрад  второй охотно пришел на помощь молодому первосвященнику и с
триумфом вернул ему тиару.
     Сила восторжествовала над законом - увы, не в последний раз!

     ЕЩп НЕСКОЛЬКО СЛОВ О БЕНЕДИКТЕ ДЕВЯТОМ.
     Этот первосвященник запятнал апостольский престол настолько чудовищными
преступлениями, что христианские писатели даже  не  пытались замалчивать или
затушевывать позорные деяния святого отца.
     Кардинал  Бенно  обвинял  папу в  том, что  он  сознательно пользовался
дьявольскими  средствами,  прибегая  к  магии и  колдовству, принуждая своих
наложниц  выпивать волшебные снадобья, чтобы вызвать пылкую  страсть к себе.
Кардинал  утверждал  также,  что  папа  приносил  жертвоприношения  дьяволу,
принимал участие в шабаше и неоднократно в лесу сносился с духами тьмы.
     Эти   утверждения   наивны,  вызывают  улыбку  и   все  же  дают  некое
представление о Бенедикте девятом. Пороки его столь безобразны, что историки
в поисках объяснения вынуждены  были  прибегнуть  к мистике и  к ссылкам  на
дьявола. Народ все больше  и  больше тяготился его властью, и наконец, после
двенадцати  лет  насилий, грабежей  и  убийств, Бенедикта девятого  вторично
изгнали из Рима.
     Не будем радоваться раньше времени: нам еще придется встретиться с ним.
Тиара  ему к  лицу,  и он не откажется вновь  увенчать ею  свою  августейшую
голову!

ВРЕМЯПРЕПРОВОЖДЕНИЕ ПАПЫ В ОТСТАВКЕ.
     После   того  как   Бенедикта  "отстранили",   епископ  Сабинский,  уже
пытавшийся доказать свои права на  престол,  вновь ринулся  в бой. Благодаря
посулам, подкупу, щедрым дарам духовенству он был возведен на святой престол
26  декабря 1044 года под  именем Сильвестра третьего. Понтификат его длился
три месяца.
     За это время Бенедикт девятый с помощью могущественного дома Тосканелли
     подкупил разбойничью шайку, орудовавшую в окрестностях Рима, и всячески
     терроризировал население.
     Чтобы покончить с пожарами и убийствами мирных жителей, римляне были
     вынуждены вновь открыть ворота города прожженному негодяю. Правда, на
     этот раз Бенедикт недолго  оставался  на  престоле. Его  оргии  вызвали
новый мятеж, и, не  осмеливаясь больше рисковать -  гнев народа был велик, -
Бенедикт сам отказался от управления церковью.
     Однако  он  считал, что такое самоотречение,  естественно, должно  быть
соответствующим образом вознаграждено. Место,  которое он уступал, настолько
соблазнительно, что отдавать его даром  было  бы непростительной  глупостью.
После  продолжительных переговоров и  торгов Бенедикт продал святой  престол
священнику Иоанну за пятнадцать тысяч ливров золотом.
     Если  читатель   думает,  что,  обстряпав   выгодное  дельце,  мошенник
бесследно  исчез, то  он  ошибается.  Папа еще  не  сказал своего последнего
слова!

ТРИ ПЕРВОСВЯЩЕННИКА ОДНОВРЕМЕННО НА СВЯТОМ ПРЕСТОЛЕ.
     Получив деньги  за тиару, Бенедикт девятый считал, что он вполне честно
узаконил эти действия, объявив своим преемником  Иоанна двадцатого. Однако и
Сильвестр третий дорого заплатил  за свое  избрание: три месяца  на престоле
никак не могли компенсировать тех сумм, которые он  потратил на избирателей.
И  тогда  оскорбленный  в  своих лучших чувствах Сильвестр третий  во  главе
вооруженной банды вошел  в Рим и  напал на папский  дворец. Иоанн  двадцатый
энергично сопротивлялся, и разгорелось ожесточенное сражение.
     Тем временем  Бенедикт  девятый,  успевший  растратить  свои  капиталы,
пришел
     к выводу, что и  ему следует попытаться овладеть тиарой,  чтобы продать
ее во второй раз. Долго не  раздумывая, он ворвался в Латеранский дворец и с
шайкой проходимцев выгнал папу, которого он же туда водворил. В свою очередь
и  Иоанн двадцатый не  пожелал  покинуть город:  деньги  ведь он  выложил на
бочку! Словом, в  Риме одновременно  обосновались  трое  пап. Один обитал  в
церкви святого Иоанна, другой нашел приют  у святого Петра, третий пригрелся
в соборе святой Марии.
     Что  и говорить, Бенедикт  девятый,  Сильвестр третий и Иоанн двадцатый
отлично устроились! Почтенная троица  заключила союз, разумно разделив между
собой церковные доходы и плоды своих вымогательств и хищений.
     Каждую ночь веселые разбойники устраивали грандиозные оргии  со  своими
наложницами и наложниками.
     Как бледнеют  перед  теми  пиршествами  наши современные  пирушки!  Эти
тиароносные  сарданапалы в поисках  новых  запретных наслаждений  стремились
воскресить нравы Содома.
     Соблюдая церковные традиции, почтенная троица отличалась необыкновенной
щедростью  в отношении  своих  возлюбленных и  в  короткий  срок  опустошила
сокровищницу  римских  церквей.  Драгоценные предметы  божественного  культа
первосвященники   приносили  в  дар  культу  Венеры.  Ночь  наслаждений  они
оплачивали драгоценным сосудом, дароносицей, распятием.
     Апостольский престол уже  не представлял для них никакого  интереса,  и
потому надо было  от него  избавиться.  Окончательно обанкротившись,  святая
троица  устроила  совещание; папы нашли поистине замечательный  выход  - они
пустили святой престол с публичного торга.
     После смерти Иоанна девятнадцатого, во  времена  понтификата  Бенедикта
девятого,  престол  святого  Петра продавался с  аукциона  в четвертый  раз,
продавался как мебель старой кокотки!

СВЯТАЯ ЧЕТВЕРКА.
     Как  только стало известно об  открытой  продаже папской тиары, нашлись
любители, которые тотчас же предложили хорошую цену.  Мы представляем, какая
горячка царила на этом аукционе! В  конце  концов тиара  досталась  римскому
священнику  Джованни  Грациано,  который  оказался  в  состоянии  предложить
наибольшую сумму. Он и был провозглашен папой под именем Григория шестого.
     По законам церкви папское звание является пожизненным; таким образом, в
это  время  католическая  церковь  имела сразу четырех  святых  отцов,  хотя
функции папы выполнялись только одним.
     В  начале  понтификата  лицемерный первосвященник прикинулся  кротким и
добродетельным,  чтобы  люди забыли об истории его скандальных  выборов.  Он
провел несколько реформ и в какой-то степени приобрел симпатию народа. Когда
положение его  укрепилось,  он  не счел нужным больше  сдерживаться и  решил
наверстать  упущенное. Не  заботясь о  соблюдении приличий, Григорий  шестой
пустил в ход  самые разнообразные приемы, вплоть до конфискации имущества  у
состоятельных граждан, подвергая  их пыткам и  казням,  чтобы не  распускали
язык и не жаловались.
     Благодаря своей  предприимчивости  Григорий  шестой с  избытком  вернул
огромную сумму, истраченную на покупку престола.

КРОВАВАЯ БАНЯ.
     Несчастная  Италия,   разоренная  первосвященником,  дошла  до  полного
обнищания.   По  дорогам  бродили  шайки  разбойников,   так  что  паломники
осмеливались идти в Рим лишь большими толпами.
     В  самом  Риме  жить   стало  опасно.  Дошло  до  того,  что  грабители
обворовывали  могилы  апостолов,  уносили  дары,  которые  щедро   приносили
верующие.
     До  тех пор пока  от грабежей  страдали  частные лица, Григорий  шестой
ничего  не предпринимал. Но  когда  дошло  до ограбления  церквей  и гробниц
святых, когда стала терпеть ущерб его собственная казна, он счел необходимым
вмешаться. Он опубликовал грозный декрет, касающийся церковного имущества; о
личной же собственности граждан он  не упомянул ни слова. Впрочем, декрет не
дал желанного эффекта. Напротив, грабежи даже усилились.
     Тогда Григорий шестой пустил в ход угрозу отлучения. Эта мера оказалась
более действенной,  но вызвала гневный протест не  только у бандитов, но и у
всего населения - народ, выведенный из терпения все возрастающими аппетитами
папы, рад был придраться к любому поводу, чтобы избавиться от тирана.
     В  один  прекрасный  день   перед  папским   дворцом  собралась  весьма
внушительная толпа, осыпавшая святого отца оскорбительной бранью.
     - Истребить всех! - воскликнул святой отец.
     Его приказ выполнили буквально.
     Кровавая  резня была столь  ужасна, что даже духовенство не выдержало и
отказалось  повиноваться папе. Кардиналы  и  епископы обратились с жалобой к
императору Генриху Черному. Он тотчас явился  и  созвал собор  для суда  над
папой.
     Григория шестого низложили, но не  за чудовищную  резню, устроенную  по
его  приказу (что значит  жизнь нескольких сотен  человек в глазах церковной
иерархии!), а за покупку апостольского  престола. Если бы избрание  Григория
шестого  осуществилось законным  путем, он,  несомненно,  был  бы  прощен  и
получил бы одобрение высшего духовенства.

КЛИМЕНТ ВТОРОЙ.
     Претерпев  такое  количество  негодяев  на  святом  престоле,  римлянам
следовало бы, как нам кажется, возненавидеть институт папства. Между  тем он
существует и поныне. Низложив  Григория, Генрих Черный  стал разыскивать ему
преемника.  Он  собрал клир,  сенат и  представителей  корпораций  в  церкви
святого Петра и  предложил немедленно избрать  нового папу. Он  обратился  к
епископам,  чтобы они  назвали  достойного кандидата на  апостольский  трон.
Ответа не последовало. Император  попросил  объяснить, почему собор  молчит.
Тогда  один  из  прелатов от имени всего клира  чистосердечно признался, что
римское  духовенство находится  в состоянии упадка  и оно  не может найти  в
своей среде человека, достойного носить звание первосвященника.
     Императору ничего  не  оставалось, как  предложить  кандидатуру  своего
соотечественника, епископа Бамбергского, который и был возведен на  трон под
именем Климента второго.  Этот прелат прославился своей эрудицией  и умом. К
тому же он отличался отменной скромностью - пришлось даже прибегнуть к силе,
чтобы облачить его в  священные ризы. Однако тотчас после своего избрания он
стал таким же, как все его предшественники: высокомерным, алчным и отнюдь не
щепетильным в делах материальных.

КОМУ СЕСТЬ В КРЕСЛО?
     Еще несколько  слов  о Клименте втором. Первое, что  он  сделал, -  это
созвал собор, который должен был утвердить привилегии итальянских  епископов
и тем самым покончить с нелепым местничеством.
     В первый  день  собора епископ  Аквилейский  и  архиепископ Равеннский,
воспользовавшись  отсутствием  архиепископа  Миланского, заняли  два  первых
места возле  пустующего трона  императора.  Запоздавший архиепископ  Милана,
войдя в  сенат и убедившись, что оба почетных места заняты, нахмурился  и...
решительно опустился  в императорское  кресло. Почтенные клирики  замерли от
неожиданности, а затем  с яростью  набросились  на дерзновенного нарушителя.
Епископ  Аквилейский  заявил,  что  глава  Милана по  своему рангу не  имеет
больших прав, чем они, и потому обязан покинуть занятое  им кресло. Обступив
архиепископа, почтенные конкуренты  пытались  его  согнать, прибегая даже  к
силе. Они цеплялись за полы  его одеяния,  но  архиепископ энергично отбивал
атаки противников, и согнать его с  места не было никакой возможности  - он,
как  пиявка,   присосался  к   почетному  креслу.  Ввиду  того  что   мнения
разделились,  возникли  прения,  посыпались  цитаты из  священных  текстов и
уставов. Все  говорили  хором, кричали с пеной  у рта,  прокли., простите, -
прерывали  друг  друга.  Наконец   усталость  взяла  верх  над  оскорбленным
самолюбием;  достопочтенные клирики,  поостыв  немного,  стали выступать  по
очереди, произнося длинные, убедительные речи. В конце концов почетное место
досталось архиепископу Равеннскому.
     Разве эпизод этот не  рисует тупого высокомерия представителей  церкви?
На следующий день собор занялся обсуждением прав священников, возведенных за
деньги в сан во время предыдущего понтификата.
     Некоторые епископы высказались за то,  чтобы таковых просто  низложить;
папа,  однако,  проявил больше снисходительности,  разрешив им оставаться на
своих должностях при одном лишь небольшом условии...
     Вы догадываетесь?
     Еще бы! Догадаться не трудно, черт возьми! Они должны уплатить штраф
     святому престолу.
     Римляне не очень жаловали первосвященников, избранных непосредственно
     императором. И Климент второй не избежал этой участи; правда, неприязнь
     носила пассивный характер из-за присутствия  в Риме  Генриха  Черного и
его армии.
     С  отъездом императора  враждебное отношение  к  папе усилилось.  Когда
слухи о заговоре  дошли до Климента второго, он решил не испытывать судьбу и
временно вернуться на  родину. Однако судьба смеется над самыми  осторожными
людьми.  Прибыв  в  родные  края,  Климент второй  умер,  просидев  в  общей
сложности на троне девять месяцев.

СТАРЫЙ ЗНАКОМЫЙ.
     ГОТОВ побиться об заклад, что вы не ожидали в четвертый раз встретиться
с  достопочтенным  Бенедиктом  девятом,  с  которым  мы  расстались   в  тот
критический период  его жизни, когда  при участии двух своих коллег - Иоанна
двадцатого и Сильвестра третьего - он продал святой престол с торгов.
     И все же именно его, Бенедикта девятого, мы имеем честь представить вам
как преемника Климента второго.
     Поразительно цепкий папа: присосался к престолу - не оторвешь.
     Перед тем как  покинуть Италию,  Генрих  Черный  изгнал оттуда Григория
шестого,  дабы  помешать  "разжалованному"  папе  воспользоваться  временным
отсутствием Климента  второго и  занять его место. Именно это обстоятельство
помогло Бенедикту девятому вновь завладеть престолом.
     Когда  римляне узнали о смерти Климента второго, они отправили послов к
императору с просьбой утвердить папой архиепископа Лионского. В то время как
послы   выполняли   свою   высокую  миссию,   Бенедикт,   "клятвопреступник,
прелюбодей, кровосмеситель", покинул город Пезаро, где  он укрывался, явился
в Рим во главе шайки разбойников и как ни в чем не бывало, провозгласил себя
папой.
     На  этот раз он продержался  на престоле немногим более восьми месяцев.
Не хватило бы целого тома для перечисления всех преступлений, совершенных им
за такой короткий срок.  Грабежи, убийства, оргии, как и в прежние  времена,
оставались его основным занятием.
     Ему  не  было   полных  тридцати  лет,  но   на  вид  это  был  дряхлый
восьмидесятилетний старец - настолько измотал его распутный образ жизни. Для
того чтобы избавить  Рим от такого чудовища,  императору  пришлось пустить в
ход самые страшные угрозы. 17  июля 1048 года Бенедикт  отрекся от сана,  но
предварительно  нашел  лазейку  для  своего  возвращения. Он попросил аббата
Варфоломея,  который пользовался  у  народа  репутацией  святого, явиться  в
папский дворец, изъявив желание покаяться ему  во  всех своих преступлениях.
Честный аббат,  настоятель обители Гротта-Феррата, видимо,  и впрямь обладал
недюжинным чутьем, раз князья, когда у  них возникали прения, приглашали его
в качестве арбитра. Но на  этот раз он остался  в дураках, когда тиароносный
притворщик  после публичной исповеди заявил ему о своем решении уйти от мира
и закончить жизнь в полном уединении.
     В следующей главе мы увидим, как он сдержал свое слово.

БЕНЕДИКТ ДЕВЯТЫЙ - НА ВЕКИ ВЕЧНЫЕ...
     Итак, Бенедикт девятый  на  что-то еще надеялся, когда разыгрывал сцену
покаяния и отречения. Мерзкий комедиант, выступая в роли кающегося грешника,
рассчитал правильно: римляне  не стали  преследовать  его,  поверив, что  он
отрекся   от  мирской   суеты   и   решил   принять   монашество;   Бенедикт
беспрепятственно готовил новый трюк для своего возвращения.
     Сейчас же после отъезда Бенедикта из Рима епископ Бриксенский,
     назначенный императором, взошел на святой престол под именем Дамасия
     второго.
     Через двадцать три дня Бенедикт девятый, укрывавшийся в окрестностях
     города,  подослал к  новому  папе  отравителей  и,  не  дождавшись  его
погребения,
     при поддержке солдат  графов Тосканелли  напал  на Латеранский  дворец.
Последнее царствование тиароносного чудовища длилось шесть месяцев.
     Проводя все время в оргиях, описывать которые мы отказываемся, он дошел
до последней степени истощения.
     Генрих  Черный  отправил  тогда в Рим своего  кузена Бруно, который был
провозглашен папой под именем Льва девятого.
     Бенедикт, окончательно изнуренный  оргиями, не нашел в  себе сил, чтобы
противодействовать императору и римскому  населению. Он удалился в монастырь
Гротта-Феррата, где вскоре и умер в возрасте тридцати трех лет.  Смерть была
единственным разумным актом его жизни.

ГОНИ МОНЕТУ!
     Гони монету! - кричит у входа в балаган скоморох; этот призыв следовало
бы  запечатлеть на фронтоне  каждого балагана,  называющегося  храмом. "Гони
монету! Раскошеливайся!" - вот девиз всех священников: в прошлом,  настоящем
и будущем. Династия священников всегда почитала деньги.
     Папы, оставившие по себе добрую славу, тоже не являются исключением в
     этой области. Это относится и ко Льву девятому. Весьма возможно, что он
и не был плохим  человеком.  Большинство историков изображает  его  мягким и
благожелательным правителем.  Однако и  этот папа, являющийся белой вороной,
не  упускал случая и, где мог,  со священным  рвением спекулировал на глупом
легковерии паствы.
     В  1049  году  он  созвал  собор   епископов  Италии  и  Галлии,  чтобы
аннулировать все должности, проданные некогда  его предшественниками. Однако
после внимательной проверки оказалось,  что, если  низложить  всех клириков,
которые купили свои звания, останется только закрыть на замок все церкви.
     Что  же  вы  думаете,  как  поступил  строгий  священник  Лев  девятый?
Воспользовавшись  этим  обстоятельством, он, не  дрогнув,  пошел  по  стопам
Климента  второго,  сохранив за клириками купленные ими звания  при  условии
уплаты штрафа в пользу святого отца.
     Через  год  после созыва собора аббат монастыря  Сан-Реми воздвиг новую
церковь, и папа прибыл  на  ее освящение. О  предстоящей церемонии знала вся
Галлия; народ стекался толпами не только из соседних  городов и деревень, но
также  из далеких провинций. Легковерные простаки, окружив гробницу  святого
Реми, возлагали на алтарь богатейшие дары. Энтузиазм был велик,  тот, кто не
смог  продвинуться поближе, бросал свои дары через головы  верующих на склеп
блаженного святого. Монахи, трудясь, как  пчелы, собирали лепту богомольцев,
перетаскивая  дары  в недра монастыря  и  в свои  кельи.  Время  от  времени
первосвященник  показывался  верующим, дабы возбудить еще большее  рвение  у
разгоряченных и без того дураков. "Жертвуйте, - как бы говорил он всем своим
видом, - жертвуйте святому Реми!"
     Наконец к вечеру измученные непрерывной беготней монахи  вынуждены были
закрыть базилику.
     Мы не  знаем, какую  именно сумму преподнес монастырь Льву девятому  за
участие  в  благочестивом обмане. Надо  думать, монахи  не поскупились,  ибо
выручка была  огромна, да к тому  же известно, что первосвященники  не имеют
обыкновения раздавать свои благословения даром!

ПРИЗНАНИЕ СВЯТОГО ОТЦА.
     В  конце  понтификата Льва  девятого знаменитый  богослов Петр  Дамиани
обратился к нему с посланием, достаточно любопытным, чтобы его процитировать
здесь.  Петр  Дамиани  обратился  к  святому  отцу   за  советом  по  поводу
скандальной жизни духовенства.
     "Наши прелаты, - писал богослов, - открыто предаются распутству,
     бражничают, скачут верхом,  бесстыдно  сожительствуют  с  любовницами в
епископских дворцах.  Эти недостойные служители толкают верующих в пропасть,
а  простое  духовенство дошло  до  последней степени  развращенности,  и нам
ничего не  остается, как  лишить священников права  совершать обряды  святых
таинств.  Звание   священнослужителя   заслужило  такое  презрение,  что  мы
вынуждены  набирать служителей  бога среди  продажных людей,  прелюбодеев  и
убийц.
     Некогда апостол объявил достойными смерти не только тех, кто  совершает
преступление,  но и тех, кто  терпимо  относится к  ним.  Что сказал  бы он,
ежели,  возвратясь  на  землю,  увидел бы духовенство наших дней! Распутство
духовенства ныне  так велико, что священники  грешат  с собственными детьми.
Негодяи ссылаются на развращенность римского двора, а  так  как у  них  есть
такса для отпущения  всех грехов, то они совершают преступления со спокойной
совестью".
     Петр  Дамиани  приводит несколько  папских  постановлений, отличающихся
возмутительной непристойностью. Из уважения к нашему читателю мы отбираем из
них наиболее  пригодные для  печати. Но даже эти тщательно  выбранные цитаты
дают  достаточно  ясное  представление о церковном  кодексе. "Священник,  не
являющийся монахом, случайно согрешивший с девственницей, должен каяться два
года и  поститься в течение трех великих постов, вкушая лишь  хлеб и воду по
понедельникам, средам,  пятницам и субботам.  Если молодая девушка посвящена
богу и если грех совершался  систематически, то эпитимия должна продолжаться
пять лет. Простой клирик за такой  проступок должен нести эпитимию в течение
шести месяцев, а каноник - в течение двух лет".
     Приведя  ряд подобных  примеров,  Петр  Дамиани  умоляет  папу  принять
необходимые меры к тому, чтобы положить конец разнузданности духовенства.
     Ответ  Льва девятого  звучит как признание, далеко  не беспристрастное;
оно стоит того, чтобы его процитировать.
     "Грехи,  упомянутые вами,  - писал он Петру  Дамиани, - достойны  самой
суровой  кары. Совершившие хотя бы один  из них вполне заслуживают отлучения
от  сана. Однако число священнослужителей, повинных в  этих  грехах,  делает
меру эту совершенно неприемлемой  и  заставляет меня сохранять в церкви даже
преступников".
     Как  много  нынешних  церковников  сокрушается,  вероятно,  что  прошли
времена, когда духовенство пользовалось такой свободой.  В наши дни светская
власть карает  носителей рясы,  не  сумевших  скрыть свои  грехи. Церковники
называют это "гонением на религию".
     Было бы глубочайшим заблуждением думать, что моральный уровень клириков
вырос. Дело  просто в  том, что теперь  им приходится лицемерить и  скрывать
свои гнусности: они  не столь могущественны, как прежде, чтобы  пренебрегать
общественным мнением, ибо главенство их над миром все же ограничено.

КАК ДВЕ ЛАВОЧКИ КОНКУРИРОВАЛИ ДРУГ С ДРУГОМ.
     После смерти Льва девятого престол оставался вакантным в течение целого
года; римляне  не решались выбирать  первосвященника без санкции  императора
Генриха  третьего.  Во  время  этого  междуцарствия  споры  между римской  и
греческой   церковью,  поднятые   некогда  знаменитым   патриархом   Фотием,
разгорелись с  новой  силой  и  приняли  совершенно  непристойный  характер.
Греческая церковь утверждала,  что  ни учение, ни дисциплина западной церкви
не   согласуются  со   священным  писанием  и  со  священной  традицией,   а
следовательно,  являются  еретическими.  Римская  курия отвергала  греческую
церковь как антихристианскую организацию.
     Они спорили  по  поводу причастия,  значения  субботы и по  ряду других
вопросов,  которым обе  церкви придавали огромное значение; по существу,  их
дискуссия носила совершенно комический характер.
     Это была настоящая борьба двух лавчонок, конкурирующих между собой.
     Одна церковь, например, упрекала другую в том,  что  она покупает  хлеб
для причастия  в городских  булочных, а затем  крошит этот хлеб  в церковное
вино и раздает причастие ложкой!
     "Более того, - писал патриарху Михаилу Керуларию римский епископ
     Гумберт, один из легатов, посланных Львом девятым в Константинополь для
борьбы  с ересями греческой церкви,  - вы режете ваши гостии железным ножом,
вместо  того  чтобы  ломать  их  пальцами  по святой  традиции,  сохраненной
иерусалимской церковью".
     "После  причастия,  -  продолжает Гумберт, -  если  останется несколько
крошек гостии,  мы их  не  сжигаем, а благоговейно  складываем в драгоценный
ларец и раздаем верующим на следующий день во время богослужения. В ваших же
греческих  церквах частицы  священного тела  господня  выбрасывают с мусором
ваших ризниц".
     Слыханное ли дело, божественный хлебец, символизирующий тело и душу
     Христа, бросают в мусор, священную гостию разделывают, как обыкновенную
пулярку,  на четыре части:  два бедра, два  крыла... простите, пожалуйста, -
две руки сына Марии! Мало того что несчастного распяли, его еще режут, мнут,
крошат,  чтобы  потом искромсанные части тела  бросить на свалку! И голодный
пес, роясь в отбросах, не ведая, что творит, проглотит святое сердце Христа.
Как ужасно быть богом - есть от чего содрогнуться!
     С  другой стороны, если  римская церковь поступает  более благочестиво,
сохраняя хлебные  крошки  в  драгоценном  ларце,  едва  ли  такая  процедура
приходится  верующим  по вкусу:  ведь они вынуждены есть вчерашние  остатки!
Подумайте только, какое чувство гордости охватывает каждого верующего, когда
он, тщательно  очистив  свою  совесть, стоит,  преклонив  колени,  собираясь
проглотить гостию, воображая тем самым, что бог обитает в его внутренностях;
колени ноют, а он, закатив глаза, умиленный, как и подобает в таких случаях,
высунул трепещущий  язык в  ожидании чего-то  вкусного и мысленно произносит
при виде приближающегося священника: "Наконец! После устриц, ничего я так не
люблю,  как  бодрящую  кровь моего  бога...  сейчас  меня попотчуют ею..." И
взамен получает черствые остатки!
     Нет, это уж слишком, это совсем не смешно!
     Гумберт, продолжая свою  параллель  между римской и греческой церковью,
выражался так:
     "Что касается нас, то, следуя  обычаям иерусалимской церкви, мы  кладем
на алтарь тонкие, чистые и цельные гостии.  После освящения мы преломляем их
руками  и даем  народу. Затем мы подносим  к устам  чашу с вином  как символ
крови Христа и вкушаем его с наслаждением".
     С наслаждением!.. Каков сластена!
     Вместе с  другими  обычаями  греческого культа, которые рассматриваются
святым престолом как еретические, Гумберт порицает  восточную церковь за то,
что она запрещает носить кальсоны монахам и монахиням.
     Слов  нет,  запрещение нелепое! И непонятное... Впрочем,  возможно, что
отсутствие  этой части  туалета  позволяет,  что называется...  раздеться  в
мгновение  ока.  Трогательная  заботливость   о  людях,   которые  торопятся
забраться в постель!
     Мы не касаемся длинного и ожесточенного спора по поводу обедни и других
малоинтересных  вещей. Любопытен  только  последний  пункт  в  этом  списке,
приводимый римским легатом: Гумберт обвиняет греческих патриархов в том, что
они приносят на алтарь овощи и жареное мясо, чтобы вкушать их одновременно с
телом Иисуса Христа! Не так уж это глупо, с нашей точки зрения! Ломтик хлеба
сам по  себе не бог весть  как вкусен. Если прибавить к нему парочку котлет,
несколько картофелин, десерт, запивая  еду исподтишка хорошим вином, - таким
завтраком можно отлично полакомиться во время обедни.  И даже церковное вино
покажется вкусней и приятней!
     В  конце  концов  головоломные дискуссии закончились обоюдной анафемой.
Гумберт отлучил от церкви константинопольского патриарха, а последний в свою
очередь отлучил  римского легата. Обе стороны  наговорили  друг другу  много
обидных  слов:  легат  и  патриарх  обзывали   друг  друга   послом  сатаны,
узурпатором,  нечестивцем, преступником,  каторжником,  варваром  и  другими
благозвучными эпитетами.
     В течение  двух веков, с короткими интервалами,  восточная  и  западная
церкви  пребывали в  состоянии  войны  друг с  другом. В результате яростных
дебатов  разрыв   между   двумя  конкурирующими  лавчонками  стал  полным  и
окончательным.

ДЬЯВОЛ У ОБЕДНИ.
     Если на пороге двадцатого  века, когда наука шаг за  шагом опрокидывает
дряхлые  религиозные  суеверия, церковь  еще  осмеливается спекулировать  на
легковерии  идиотов,  если  она  дерзает публично  утверждать,  что женщина,
жившая якобы восемнадцать столетий назад, явилась к пиренейским пастушкам  и
объявила  себя  богородицей, и  все  эти  нелепости  не вызвали  во  Франции
гомерического хохота,  то  можно  ли удивляться тому, что  в века невежества
самые нелепые, сверхъестественные легенды пользовались  полным доверием? Вот
рассказ,  взятый  нами   у  историка   Мэмбура,  иезуита,  жившего  в  конце
семнадцатого века.
     Некий Гильдебранд  был  послан к Генриху третьему с просьбой  утвердить
преемником  Льва девятого  епископа Гедегарда,  которого римляне  единодушно
решили посадить на святейший престол.
     Испытывая нежные  чувства к этому епископу, император, состоявший с ним
в  родстве,  боялся, что  тиара превратит епископа, как это  часто бывало, в
отъявленного  негодяя.  Он словно  предвидел, что, оказавшись  на  престоле,
Гедегард  изменит  отношение  к  императору   и  превратится  в  его  врага.
Гильдебранд упорно настаивал,  император долго колебался,  но в конце концов
уступил.
     Новый  первосвященник был  провозглашен  папой 16 апреля 1055  года под
именем Виктора второго.
     Через некоторое  время, -  говорит  Мэмбур,  -  один  диакон  из собора
святого  Петра,  находившийся  в  преступной   связи  со   своей  сестрой  и
подвергшийся за это каре, решил отомстить папе:  он подмешал  в чашу святого
причастия  большую  дозу  яда,  рассчитывая,  что  папа  будет  сам  служить
торжественную обедню".
     Прежде чем продолжить рассказ, остановимся на следующем  моменте. Итак,
Виктор  второй  покарал диакона за  те самые проступки,  которые совершались
чуть  ли  не  ежедневно более  высокими  чинами  уважаемого клира!  И потому
охваченный  страстью   диакон   решил  в  ярости   угостить  достопочтенного
первосвященника   крысиным   ядом.  Явление  весьма   обычное   для   нравов
духовенства.
     Но почему сам Христос не покарал диакона? И почему господь бог разрешил
диакону подмешать яд к собственной крови?..
     Благочестивый  историк,  повествуя  о  преступлении  своего  героя,  не
задумался над этим вопросом.
     В  тот  самый  момент,  когда  Виктор  второй,  закончив  торжественную
молитву, протянул  руку за чашей со святым причастием,  ему  показалось, что
чаша словно прилипла к престолу; он вновь  попытался поднять ее, но чаша  не
сдвинулась  с места...  И тогда  святой отец понял, что имеет дело  с чудом.
Когда  происходит  чудо,  нельзя  скупиться  на  поклоны.  Это   плод  наших
собственных   размышлений,  а  не  историка  Мэмбура.  Возьмем,  к  примеру,
маленькую пастушку из Лурда: как только перед ней предстала  пречистая дева,
взволнованная беседой со святым духом, и заявила:
     "Я  -  непорочное зачатие!" -  пастушка сразу бросилась  ей  в  ноги  и
замерла на месте!
     Когда имеешь дело с чудом, всегда надо  падать ниц, закрыв глаза, не то
чудо может улетучиться.
     Виктор второй согласно обычаям  стукнулся  об пол, распростершись перед
алтарем  (Мэмбур  описывал это  происшествие в иных  выражениях,  мы  слегка
изменяем его стиль, не трогая фабулы). Святой отец обратился к богу с пылкой
молитвой - открыть ему тайну, отчего он не смог поднять чашу перед народом и
тем  самым  лишен  был возможности  совершить обряд  причастия. Святой  отец
усматривал в этом явлении выходку злого духа и уж никак не дружескую услугу.
     Не успел  папа  громким  голосом произнести первые  слова  молитвы, как
отравитель, стоявший на коленях возле папы, был схвачен дьяволом и опрокинут
на спину".
     Диакон - на  спине, святой отец - на  животе, зарывшись носом в  пол...
Восхитительная сценка!
     Преступник  покаялся  в  своем преступлении. Виктор второй,  счастливый
из-за того, что чудом избежал смерти, был  охвачен состраданием к одержимому
бесом  (радость делает  людей снисходительными);  он предложил всем верующим
вознести благодарственную молитву богу и молиться  вместе с ним об  изгнании
духа тьмы.
     "...Когда  сатана  исчез,  святой  отец легко поднял чашу  и запер ее в
ризнице".  Зачем,  черт  побери,  ему  захотелось  сохранить вино,  то  бишь
отравленную  кровь  Христа?  Чтобы  присоединить  сию  чашу,  как утверждает
Мэмбур, к реликвиям католической церкви.
     Что ж, это  утверждение так же вразумительно, как и сам анекдот. Однако
клирики чаще всего  иначе обходились  с  прохладительным напитком  подобного
рода. Если бы Виктор второй припрятал чашу, чтобы в конце концов попотчевать
напитком одного из своих друзей, он бы остался верен традициям церкви и духу
своей курии.

СУДЬИ И ПОДСУДИМЫЕ.
     Во время понтификата Виктора второго во Франции неоднократно созывались
соборы, на которых действительно пытались навести порядок среди духовенства.
Клирики  продолжали  вести  разгульную  жизнь, соперничая  друг  с другом  в
лихоимстве, обирая всеми способами наивный народ, не понимавший, что религия
- это коммерция более безнравственная, чем любая другая.
     Церковь  уже  не довольствовалась  тем, что изнуряла налогами  и морила
голодом  простой  народ,  она  стремилась  распространить  свою   власть  на
феодалов.  Управление   страной  напоминало  пирамиду,  на  вершине  которой
царствовал  клир,  в  центре  -  знать,  а  внизу  находился  трудовой  люд,
изнывавший под игом своих поработителей. На соборах прелаты, провозглашавшие
себя  судьями,  частенько бывали виновны  в  тех же прегрешениях,  в которых
обвиняли  своих  подсудимых,  и  часто  даже  в  гораздо  большей   степени.
Естественно, что подсудимый никак не мог понять, почему ему надо считаться с
их приговором.
     В Тулузе епископы  Арльский, Эскский  и  Нарбоннский созвали  собор  на
правах  папских  легатов, после того как Беранжер - герцог Нарбонна - принес
жалобу  на  своего  архиепископа  Жоффруа.  В  свое  время  Жоффруа  получил
епископат в Нарбонне при помощи Беранжера, поклявшись, что ни герцог, ни его
приверженцы, ни епископат не пострадают от его управления.
     Разумеется, Жоффруа очень скоро нарушил клятву;
     он начал  продавать  церковное имущество и земельные участки каноников,
одаривая своих  наложниц  и  наложников. Он тратил  огромные суммы денег  на
постройки крепостей и в конце  концов обрек тысячу  людей на смерть, объявив
кровавую войну герцогу Беранжеру.
     Кроме того, он  купил своему брату  Вильгельму за сто тысяч экю золотом
кафедру,  уплатив  эту  сумму  крестами,  чашами,  драгоценными  реликвиями,
золотыми и серебряными сосудами, которые он продавал ростовщикам.
     Герцог  Беранжер  попросил легатов уговорить  папу,  чтобы  он  покарал
архиепископа.  Но церковники, подобно  волкам, не пожирают  друг  друга  без
особой   нужды.   Жоффруа,  который  присутствовал  на   суде,  был  признан
невиновным. Легаты  быстро договорились друг с  другом. Беранжеру отказали в
иске, и вскоре он был вынужден набирать  новые  войска против  архиепископа.
Кому платить за разбитые горшки? Разумеется, народу! Всегда народу, и только
народу.

ЧЕГО СТОИТ НАИЛУЧШИЙ ПАПА?
     Чего стоит наилучший папа? Можно,  не  задумываясь, ответить: ничего он
не стоит - грош ему цена.
     Виктор  второй прославился в истории католической церкви как  наилучший
из  всех пап.  Церковные  летописцы  воспевали  его  мудрость,  добродетель,
справедливость. Насколько он был справедливым, видно из следующего эпизода.
     Духовенство и земельные магнаты разоряли французские провинции
     (архиепископ  Жоффруа  из  Нарбонна,  о котором мы  рассказывали,  имел
немало
     подражателей):  набеги  и  войны   не  прекращались.  Приносить  жалобу
римскому
     двору было бессмысленно - выигрывал тот, чьи покровители оказывались
     сильнее.
     Во  время  понтификата  Виктора  второго  самые   ожесточенные  баталии
происходили   вокруг   Монте-Кассинского   аббатства,   знаменитого   своими
обширнейшими землями, движимым и недвижимым имуществом.
     После  смерти  аббата  Ришара   монахи  выбрали  настоятелем  монастыря
благородного  старца  Петра,  посвятившего  всю  жизнь  изучению  священного
писания.
     Больших  благ  человечеству труды его не принесли - с тем же успехом он
мог  играть в бирюльки; но  уж, во всяком случае, покуда этот чистый сердцем
человек корпел над  евангелием, он никому не причинял зла; к тому же гораздо
благороднее  заниматься  всяким  вздором, чем содержать  публичные  дома или
предаваться содомии или заниматься стяжательством.
     Решительно, аббат Петр был человеком честным; однако его кандидатура не
понравилась  клиру,  главным образом  потому,  что его  избрание не принесло
никаких  выгод.  Если  бы  избиратели  выказали   свою  щедрость  и   внесли
соответствующую  сумму  в  казну  святого Петра,  дело  можно  было  бы  еще
исправить,  и   нашелся  бы  способ  примириться  со  святым  отцом!  Монахи
пренебрегли этой  важной формальностью, и несчастный Петр поплатился  жизнью
за проявленную ими не то скупость, не то забывчивость.
     Разгневанный Виктор второй  отправил в Монте-Кассино кардинала Гумберта
с   предписанием  аннулировать  избрание   нового  аббата.  Чтобы  заставить
строптивых  монахов  уважать  волю  папы, кардинал  ввел  в Монте-Кассинский
монастырь целый отряд солдат, силой захватил почтенного Петра и отправил его
в Рим.
     Святой отец заточил почтенного старца в подземелье Латеранского дворца,
где он и умер от голода.
     Вот этого Виктора второго летопись считает одним из лучших пап!
     Совершив упомянутый подвиг, Виктор второй  направил стопы в Германию, к
смертному одру своего родственника  Генриха  третьего.  Перед смертью короля
епископы и сановники Германии присягнули на верность пятилетнему сыну
     Генриха, а королеву Агнессу провозгласили регентшей.
     Виктор вскоре вернулся в Италию. Прибыв в Тоскану, он почувствовал себя
плохо и скоропостижно скончался 28 июля 1057 года.
     Загадочный характер его внезапной  кончины позволяет предположить, хотя
летопись  об  этом  умалчивает,  что  Виктор второй пал  жертвой  такого  же
покушения, от  которого он чудом спасся в начале своего понтификата.  Добрый
боженька на этот раз был  занят в другом месте,  а может, у  него просто  не
было охоты заниматься чудесами.
     Стефан  десятый, сменивший Виктора второго, как  и  его предшественник,
пытался завладеть сокровищами Монте-Кассинского  аббатства. С этой целью  он
отправил  Дидье, настоятеля монастыря, в Константинополь с миссией, заведомо
обреченной на провал. Он  надеялся, что в  отсутствие аббата ему легче будет
расправиться  с  монахами.  Однако  после  того,  как  монахи  выполнили его
строжайший  приказ  и привезли  свое  сказочное  состояние,  Стефан  десятый
внезапно  отступил  от  своего решения, потребовав,  чтобы  монахи убирались
восвояси вместе  со своим  кладом. Летописец объясняет  неожиданный поступок
Стефана  десятого "божественным  внушением",  ниспосланным  ему.  Но  тут же
добавляет, что речь исступленного  монаха, вручившего святому отцу сокровища
монастыря, была исполнена угроз.
     Вскоре  после  этого Стефан десятый  отправился в  Тоскану  обсудить  с
братом, как вести  дальнейшую борьбу  против  императора,  явно  пытавшегося
оспаривать у папы свое влияние на христианский мир.  Прибыв во  Флоренцию 29
марта 1058 года, Стефан десятый скоропостижно скончался.

ТРУДНЫЙ ВЫБОР.
     В  ту  же ночь, когда Рим узнал  о внезапной кончине  Стефана десятого,
старейшины  города  избрали  первосвященником Джованни  Минчио,  епископа из
Веллетри. Надо  отметить,  что  еще  перед  своим  отъездом  Стефан  десятый
заставил  кардиналов  и   наиболее  влиятельных  представителей  духовенства
присягнуть, что в случае его  смерти они не изберут преемника до возвращения
Гильдебранда, посланного им в Германию.
     Петр Дамиани, желая соблюсти клятву, данную Стефану десятому, попытался
противиться провозглашению  нового папы, но потерпел  крах, и  ему  пришлось
бежать, спасаясь от  преследований солдат графов Тосканелли, которые грозили
смертью всем противникам нового святого отца.
     Какого-то архиепископа  силой привели в  собор и  там чуть  ли  не  под
клинком  кинжала заставили  возложить  священную  тиару  на  голову  Минчио,
принявшего имя Бенедикта десятого.
     К тому  времени вернулся Гильдебранд. Узнав об  избрании Бенедикта,  он
обрушился   на    духовенство   и    римских   нотаблей,   упрекая   их    в
слабохарактерности, позволившей графам  Тосканелли навязать  им папу  против
воли. Гильдебранд настоятельно требовал изгнать  Бенедикта и назначить новые
выборы.
     Среди  прелатов  произошел  раскол:  императорские  сторонники  приняли
сторону Гильдебранда, ставленники феодалов поддерживали Бенедикта  десятого.
Партия Гильдебранда  избрала другого  папу, который был возведен  на престол
под  именем  Николая второго.  Таким  образом, еще раз  у  власти  оказались
одновременно два первосвященника.
     Первый был  невежда и  отличался неслыханной тупостью. Он не  умел даже
читать! Что  касается второго,  то он был  честолюбив, алчен и  лицемерен до
крайности.
     Трудно определить, чей же  ставленник лучше. Бенедикт десятый корчил из
себя вельможу  и в то  же  самое время  вставал в  тупик при решении  любого
вопроса,  унижая  тем  самым  апостольский  трон;  чувствуя  себя бессильным
продолжать  борьбу,  несчастный  кретин  предпочел   уступить  место  своему
конкуренту.
     В  1059 году  Николай  второй вместе с Гильдебрандом  издал декрет,  на
основании которого только высшие чины церкви, составляющие особую коллегию -
конклав,  получали  право избирать  первосвященника.  Императору (германские
короли  в  то  время  назывались  императорами  Священной  Римской  империи)
предоставлялось  лишь  право отвода лиц, неугодных ему. Этот декрет  наносил
удар  не только по  правам феодалов,  но и  по императорской власти. Николай
второй  мало  чем  отличался  от  своих  предшественников.  Он лихо торговал
всякими должностями, грамотами и  титулами. Кроме  того, этот продувной плут
оказался и весьма жестоким.
     Некий Беранжер, субдиакон в Сан-Морице, разошелся с римской  церковью в
вопросах  таинства  святого  причастия.  Святой  отец,  собираясь  якобы его
пожурить,  очень  милостиво пригласил его в Рим;  когда Беранжер оказался во
власти первосвященника, его безо всякого суда или допроса заперли в тюрьму и
не выпускали из нее до  тех пор,  пока он под угрозами не отказался от своих
ошибок.
     Во всем остальном история  понтификата  Николая второго не представляет
особого  интереса.  Любопытна  лишь  одна  небольшая  деталь:  как   уверяют
летописцы,  Николай второй не  пропускал дня, чтобы не омыть ноги двенадцати
нищим. Если эта деталь действительно верна,  то она служит лишь иллюстрацией
его  лицемерия. Не лучше ли было просто накормить несчастных,  чем глупейшей
церемонией пародировать легенду о Христе?
     Папа Николай второй умер во Флоренции в июле 1061 года.

ФАНАТИЗМ.
     Коснемся мимоходом одного случая фанатизма, который ярко рисует падение
человеческого  разума  под  влиянием  мистических  нелепостей,   узаконенных
церковными  догмами. Во время понтификата Александра второго, вступившего на
папский  престол  после  Николая,  в  Лучеольском  монастыре, в Умбрии,  жил
отшельник  святой Доминик, прозванный кольчугоносцем,  ибо он  вместо  вериг
носил железную кольчугу. В  монастыре  жило восемнадцать  человек, пили  они
только воду,  совершенно отказались от мяса и масла, вареные овощи позволяли
себе лишь по воскресеньям;  в остальные дни ели один  хлеб, да  и то в очень
малом количестве. Кроме того, они обрекли себя на полное молчание, и лишь по
воскресеньям,  между  вечерней  и всенощной,  по  ходу  службы  обменивались
несколькими словами.
     Святой  Доминик считал  этот режим недостаточно строгим и увеличил свои
постные дни, подвергая себя жесточайшим мучениям. Зимой он спал перед дверью
кельи в одной  рубахе,  связанной из железной проволоки, укрываясь панцирем;
он  терзал себе  лицо и  все тело  колючими шипами.  Как-то раз, представ  с
окровавленным лицом перед аббатом, он бросился к его ногам с воплем:
     - Отец мой, я согрешил тяжко, наложи на меня суровую эпитимию.
     Этот  святой  юродивый вместе  с  хлебом позволил себе съесть несколько
листьев!
     Доминик  молился,  сложив руки в  виде  креста,  прочитывал  двенадцать
псалмов по восемьдесят раз, прибавляя к ним гимны и литании.
     Отличное упражнение!
     За несколько лет  до  смерти, убедившись, что ремни из кожи жестче, чем
прутья, он принялся истязать себя ими. В конце концов кожа стала черной, как
у негра,  от рубцов. Под кольчугой он носил также  восемь железных  обручей,
впивавшихся в его тело.
     Утверждают, что этот  помешанный прожил  очень долго. Уж не оттого  ли,
что  он  соблюдал  "железный  режим"?  Вместо  того  чтобы  поглощать белок,
лимонную кислоту или  другие приправы,  он постепенно вгонял в свой организм
железную  нитку,  кольцо из  того  же  металла. Возможно,  такая процедура и
полезна,  но мы не  осмеливаемся предлагать ее нашему читателю. Среди "отцов
пустыни"  многие  отшельники  приобрели  исключительную  репутацию  святости
отчасти  благодаря  тем неслыханным мучениям, которым  они себя  подвергали,
отчасти благодаря чудесам, приписываемым  им.  От тяжких  истязаний  страдал
также и  их  разум,  и потому неудивительно,  что у этих людей были видения,
галлюцинации, принимаемые  ими за действительность.  Это  способствовало еще
большему помешательству и без того расстроенного рассудка.

БОИ ЗА ПАПСКИЙ ПРЕСТОЛ.
     Обычно  избрание каждого нового папы происходило с согласия германского
императора.  Несмотря  на  то  что римлянам не  раз  уж  приходилось  горько
расплачиваться за непослушание королям Священной Римской  империи, они после
смерти  Николая   второго  попытались  провести  независимые  выборы.  Монах
Гильдебранд,  с которым мы уже познакомили читателя, решил, что юный возраст
короля  Генриха  позволяет   римскому  двору  самостоятельно  выбрать  папу.
Большинство кардиналов и епископов поддержало
     Гильдебранда,  но  графы  Тосканелли  и  другие  знатные  феодалы,  чьи
интересы  шли вразрез с интересами духовенства, выступили на  сей раз в роли
защитников императорского престижа, а так  как они  имели  веский аргумент -
сильную армию, то Гильдебранд не посмел им противиться!
     Впрочем,  он попытался использовать декрет  Николая  второго,  согласно
которому первосвященники  должны  были избираться  из высших  чинов  римской
церкви; только  в  том  случае, если в Риме не окажется ни  одного  клирика,
достойного   стать  наместником   Христа  на   земле,  позволялось  избирать
иностранного  священника,  указанного  императором.  Гильдебранд  отправил в
Германию нескольких  послов к императрице Агнессе, матери короля  Генриха  и
регентше  империи, с просьбой разрешить  созыв конклава для избрания папы на
основании декрета Николая второго.
     Через три месяца делегаты вернулись, не добившись аудиенции  у Агнессы.
Тогда  Гильдебранд решил действовать на свой страх и риск: он призвал в  Рим
норманнские  отряды,  затем  созвал  кардиналов  и  преданных  ему вельмож и
предложил  им возвести на престол  Ансельмо,  епископа  Луккского.  Ансельмо
провозгласили папой под именем Александра второго.
     Бессильная  помешать  этому  избранию,  феодальная партия  во  главе  с
Тосканелли,  в  свою   очередь,  отправила  послов  к  императрице.  Хлопоты
увенчались   успехом:   был   созван   собор,   низложивший   Александра   и
провозгласивший папой пармского прелата Кадала Палавиана под именем
     Гонория второго.
     Лучшего кандидата  нельзя было  и придумать:  Кадал  Палавиан  славился
огромным  штатом  наложниц;  мужья  всех  красивых  женщин  в   его   округе
удостаивались чести  носить почетное звание рогоносцев.  Кроме  того,  Кадал
Палавиан  имел весьма своеобразное  представление о собственности: церковные
деньги,  проходившие через  его  руки,  чаще  всего  не  доходили  до  места
назначения и попадали в альковы его бесчисленных любовниц. Бедные священники
тщетно ожидали жалованья! Правда, большинство епископов одновременно служило
и  Венере,  и  Христу. Говоря  проще,  они  содержали  публичные дома и  так
ревностно заботились о своих клиентах, что дела их процветали. Но даже такое
прибыльное  совместительство  не  покрывало  фантастических  расходов самого
Кадала Палавиана.
     Как  видим,   Кадал   обладал   всеми   необходимыми   качествами   для
первосвященника!
     Тотчас  после избрания Кадал, он же Гонорий второй, собрав значительную
армию,  двинулся на  Рим,  заблаговременно  подкупив сторонников  Александра
второго.  Поняв, что его  предали,  Александр поспешил покинуть  Латеранский
дворец  и, надеясь заручиться поддержкой герцога Готфрида, бежал  в Тоскану.
Соблазнившись  императорской короной,  Готфрид  начал собирать солдат, чтобы
ринуться в бой против Гонория.
     К   тому  времени   Дидье,   монте-кассинский  аббат,   тоже  сторонник
Александра, пустив  в ход  золото  и дары, склонил  римлян  восстать  против
Гонория. Но наемные отряды, состоявшие из недисциплинированных и  к  тому же
не очень храбрых воинов, повернули назад, не выдержав первой  атаки. Гонорий
отдал  приказ беспощадно истреблять отступавших  и  в  священной  ярости сам
фехтовал более неистово, чем того требовали обстоятельства, ибо расстроенные
ряды солдат уже не представляли никакой опасности.
     Однако военное  счастье переменчиво. В тот момент, когда победа Гонория
казалась уже несомненной,  герцог  Готфрид  напал  на его банды и  вдребезги
разбил их;
     папа,  охмелевший  от  резни,   даже  не  заметил  приближения   своего
противника. Гонорий  второй  был взят в  плен, но  его  сторонники подкупили
стороживших  его  офицеров,  и он оказался  на свободе. Вернувшись в  Парму,
Гонорий  продолжал,  несмотря на  свое  поражение,  выступать  в  роли папы.
Пользуясь всеми привилегиями, он торговал должностями, набивая свои карманы.
Будь Гонорий поскромнее,  он бы  жил припеваючи, но его честолюбивые замыслы
не позволяли мириться с положением  полупапы. После второй попытки захватить
тиару этот властолюбец закончил свое земное существование.

АЛЬДОБРАНДИНИ, ИЛИ НЕОПАЛИМЫЙ МОНАХ.
     Вначале понтификата Александра второго Флоренция, охваченная церковными
раздорами, превратилась  в поле  сражения. Епископ  Петр  Павийский  и аббат
Иоанн Гвальберт - новый настоятель  обители Валломброзе -  вступили  друг  с
другом в открытую борьбу.
     Гвальберт  публично  обвинял Петра  в симонии  и  отвергал его право на
богослужение  и  назначение  священников.  Пылкий  оратор,  Гвальберт  своим
красноречием увлек и без  того  фанатичный  народ, в результате  чего  между
приверженцами  двух  противоположных   лагерей   возникли  кровавые  уличные
побоища.
     Епископ Петр  решил  обуздать строптивых  монахов и  дерзкого  оратора.
Понимая,  что никакие  словесные доводы ни к чему не  приведут (Петр отлично
знал  нравы своих  собратьев!),  он во  главе  вооруженного  отряда напал на
монастырь  Валломброзе  и  захватил  наиболее   рьяных  сторонников  аббата,
приказав всем раздеться  донага. Того, кто медлил  выполнить приказ, раздели
силком. Когда  "избранники"  предстали перед  епископом в одежде прародителя
Адама,  он распорядился бичевать их по  мягким частям тела (по тем, которыми
заботливая  природа  одарила  человека,  дабы  он имел возможность  сидеть).
Сомневаюсь,  чтобы во время  экзекуции монахи распевали "Аллилуйя"! Урок был
суров и полезен.  Гвальберт и  его монахи  прекратили  публичные выступления
против епископа и даже не  осмеливались выходить за ограду монастыря. Однако
в глубине души они не могли забыть полученных ударов и мечтали о мести.
     (Вопреки завету  Христа, священники никогда не подставляют второй щеки;
напротив, у них всегда нож за пазухой - разумеется, если это  не сопряжено с
риском.)
     Монахи тайком  послали своих представителей к папе  с  просьбой созвать
собор,  который  бы  осудил  Петра  Павийского за  симонию,  прелюбодеяния и
убийства. А для доказательства справедливости своих обвинений они предложили
учинить суд божий, то есть испытание огнем.
     Папа не выразил никакого восторга по этому поводу:  фокусника обычно не
трогает  трюк, тайны  которого ему известны.  К  тому  же  Александр второй,
очевидно, счел невыгодным для себя подрывать авторитет епископа, да и монахи
не пользовались особой популярностью в городе. И потому, отказавшись созвать
собор, он послал монахам предписание,  обязывающее их  под  угрозой  анафемы
сидеть в своих кельях, не выходить  ни  в  город, ни  в замки, даже если они
будут  приглашены кем-либо  из  жителей. Затем  папа  срочно отправил  Петра
Дамиани  во  Флоренцию,  поручив ему  успокоить  взволнованное  этим  указом
население. Однако ни мудрость Петра Дамиани, ни его  просьбы и увещевания ни
к чему не привели.  Иоанн Гвальберт явился во главе своих монахов в  убежище
Дамиани,  подверг  его  всяческим оскорблениям и  призывал народ с оружием в
руках прогнать епископа и папского легата.
     Дело могло принять трагический оборот, если бы не вмешательство герцога
Готфрида. Он пригрозил монахам, что повесит  их на деревьях  у  монастырской
ограды, если они посмеют впредь показаться на людях.
     Угроза несколько  утихомирила воинствующих монахов. Однако население не
успокоилось. На следующий  день толпа явилась к Иоанну Гвальберту с просьбой
устроить тот  суд божий, который он в свое время предложил папе. Жаль, что к
подобному  суду не прибегают в наши дни.  Действительно, чем  предавать суду
провинившихся  церковников,  не  лучше  ли сажать их  на  часок  -  другой в
приличный костер! Выйдет обвиняемый невредимым, - значит, невиновен, а если,
напротив,  обуглится,  как  обыкновенный  кусок  мяса  (по вине  рассеянного
повара), следовательно, таков приговор всемогущего и  суду нечего заниматься
им.  Подобное  судопроизводство  вполне   соответствует   учению   церкви  о
всеведении  господа,  без воли которого ни один волос  не  падает  с  головы
верующего.
     Могу себе  представить, как завопили  бы  клерикалы, отнесись  кто-либо
всерьез к этакому проекту!
     Монахи  Валломброзе (вера которых  мало  чем отличалась  от  веры наших
современных церковников)  согласились, как гласит предание, подвергнуть себя
испытанию, которого ждал народ.
     Они устроили это  невероятное зрелище в среду на первой неделе поста, в
1063 году.
     Поначалу вся  монастырская братия объявила о  своем  желании взойти  на
костер, но  когда час пробил,  монахи предпочли, чтобы этот  пиротехнический
опыт был  проделан  только  с  одним  из  них. Монах,  избранный в  качестве
представителя   монастырской   общины  на  суде  божьем,  именовался  Петром
Альдобрандини.
     В назначенный день сложили два огромных костра, из  которых каждый имел
тридцать  шагов в длину  и десять в  вышину.  Между этими кострами  оставили
узенькую тропинку, не больше трех шагов в  ширину, усыпанную  мелким и очень
сухим хворостом.
     После торжественного крестного хода и обедни монахи выстроились в два
     ряда,  у каждого  в руках была  свеча,  а на  груди висел крест. Что  и
говорить,
     спектаклем руководил опытный постановщик!
     Распевая гимны, монахи окружили костры и стали их разжигать. Через
     некоторое время  жара  стала  столь  невыносима, что  монахам  пришлось
отойти.
     И тогда взволнованная толпа увидела, как Петр  Альдобрандини двинулся к
пылающим  кострам;  он  снял с  себя  клобук,  в  котором служил  обедню,  и
торжественными  шагами  приблизился  к  тропинке. В  одной  руке  он  держал
распятие, в другой - платок, которым вытирал пот со лба.
     Можно,   конечно,   спросить:   почему   огонь,  который   не   касался
Альдобрандини,  вызывал  у него испарину?.. Несомненно, такова была божеская
прихоть - не будем разбираться в этих психологических тонкостях...
     Альдобрандини шагал  по  тропинке, разделявшей  два пылающих костра, по
колено  усыпанной горящими углями, затем остановился  и осенил себя крестным
знамением.   В  торжественной  тишине   (черт  возьми,   зрелище  достаточно
интересное, чтобы публика замерла. Никто бы из нас не отказался взглянуть на
священника   или   монаха,  разгуливающего  по  горящим  углям)...  итак,  в
торжественной тишине раздался голос монаха. Обращаясь к толпе, он потребовал
от  граждан, клириков  и нотаблей поклясться,  что они отрекутся от епископа
Петра, если Альдобрандини выйдет невредимым из этого ужасного испытания.
     Все, разумеется, поклялись.  Тогда Альдобрандини запел  церковный гимн,
умоляя бога  сохранить его невредимым. Дальше - точная выдержка из кардинала
Барония:
     "Все увидели, как он с обнаженными ногами величественно передвигался
     среди гигантских языков пламени, между которыми он шел так же спокойно,
как если бы шел по  аллее, обсаженной  розовыми кустами,  освежающими  своей
тенью  воздух, накаленный  солнечными  лучами.  Трепещущее пламя,  повинуясь
какой-то чудесной  силе,  окутывало его, освещая  лучезарным  светом,  более
ослепительным, чем снег на  солнце.  Языки  пламени,  не  оставляя  никакого
следа,  лизали  края   его  одежды,  касаясь  волос  на  голове  и  бороде".
"Присутствующие заметили,  - продолжает благочестивый историк,  -  что в тот
момент, когда Альдобрандини вошел в пламя, огонь  костров потерял свой жар и
сохранил только свет, озарявший торжество святого монаха".
     И  еще одна не  менее  забавная  деталь, которую подчеркивает  Бароний:
"Когда  Альдобрандини  дошел до конца костров, он  заметил, что потерял свой
платок   посреди   тропинки.  Он  спокойно  вернулся,  подобрал  платок   и,
лучезарный, вышел из огня".
     Почему  "лучезарный",   кардинал   Бароний?   Потому  ли,  что  удалось
испытание, или потому, что потеря платка была бы непоправимой?..
     Кардинал  Бароний не дает потомкам  точных сведений на  этот счет  - он
подробно   описывает   сцену   народного   энтузиазма,    последовавшую   за
представлением,  которое  дал  неопалимый  монах.  Мы  не  будем  цитировать
дифирамбов Барония и укажем только,  что  аббат из  Валломброзе не  замедлил
послать  папе  донесение  о  чуде, требуя назначения нового епископа  вместо
того, которого суд божий изобличил в ереси и прелюбодеянии.

ЖОНГЛЕРЫ ВСЕВЫШНЕГО.
     Посылая папе  донесение  о  состоявшейся церемонии,  Иоанн Гвальберт не
сомневался,  что  дело  против  епископа  Петра выиграно.  Но,  по-видимому,
Александру второму была хорошо известна тайна прохождения сквозь  полыхающий
костер,  ибо он не  выразил ни малейших признаков  умиления по этому поводу.
Однако, будучи по натуре лукавым дипломатом, он,  с  одной стороны, не хотел
портить ни  с  кем дружеских отношений, с  другой  стороны,  естественно, не
желал  оспаривать совершившееся "чудо",  дабы  не дискредитировать религию в
глазах верующих. И  он нашел выход из положения, послав  монахам Валломброзе
ответ такого  рода: "Я поздравляю вас  с тем, что в  вашем монастыре имеется
монах, который своей святостью  удостоился  столь  несомненного и очевидного
покровительства бога. После такого доказательства я, не колеблясь,  низложил
бы  епископа Флорентийского, не  предложи он мне  подвергнуть себя такому же
испытанию огнем, и  на том же месте, что  и святой Альдобрандини.  Я  не дал
согласия на  новое испытание из  страха, что господь, совершив  второе чудо,
тем самым лишит ваш монастырь приобретенной им славы. Епископ Петр в течение
нескольких  месяцев будет пребывать  вне Флоренции;  я не вправе  лишить его
епископата, отказав ему в  разрешении  подвергнуть себя суду божию. И потому
убеждаю  вас,  в  интересах вашей общины, успокоить народ и  приготовиться к
достойной встрече вашего прелата, когда он вернется".
     Разве не является это послание, которое мы лишь несколько сократили, не
исказив  его смысла, шедевром  отъявленного  вероломства... смягчим слово  -
дипломатии?..
     Опасаясь, что второе испытание раскроет их плутовство, монахи больше не
настаивали; они поспешили оповестить верующих, что  епископ Петр покаялся  и
что Иисус Христос, вняв молитвам Альдобрандини, простил его.
     Что  касается  Альдобрандини,  то  его  вскоре  стали  именовать Петром
Игнацием, или Петром Неопалимым. До того как  произошло "чудо",  он выполнял
функции монастырского  пастуха. Добродушный  рогатый скот, вероятно, отдавал
ему должное  в те времена...  Разумеется, его вскоре назначили аббатом одной
обители,  а   немного  позднее  удостоили   должности   кардинала   епископа
Альбанского.
     Однако  же  как  изменились  времена!  Как  часто  мы видим  теперь  на
подмостках человека, разгуливающего по раскаленному железу с горящими углями
в руках.  За  это зрелище платят двадцать су, и никто особенно не приходит в
восторг.  Никто не  вопит о чуде, никто не собирается  выносить  фокусника с
триумфом на руках. А ведь  в давние времена церковь вознесла бы его на такую
высоту! Века беспросветного невежества, золотой век духовенства, вы миновали
навсегда!

     "IN VINO VERITAS?" (Истина в вине).
     Случилось  так,  что глава  именитого  дома попал  в крайне  неприятное
положение (мы этим вовсе  не хотим сказать, что  в подобной  ситуации не мог
очутиться и простой смертный). Событие  это разыгралось в период понтификата
Александра  второго,  и надо  отметить, что  достопочтенный  первосвященник,
будучи ловким дипломатом, не преминул воспользоваться благоприятным случаем,
чтобы распространить  папское  влияние  на светские  дела западноевропейских
государств.
     Императора Генриха уже давно  мучили смутные подозрения в отношении его
супруги. А в один прекрасный день он убедился, что рогат...
     Мольер произнес это слово, и мы позволим себе повторить его.
     Поначалу  император страдал  молча,  в надежде, что супруга его  Берта,
удовлетворив  свой каприз,  снова  станет ему верной женой. Однако за первой
вспышкой последовало множество других.  По-видимому,  благородная дама вошла
во  вкус  и категорически не  желала лишать  себя  тех удовольствий, которые
доставляли  ей  маленькие  любовные утехи.  В  конце  концов  дело  дошло до
открытого  скандала.  Любовные шашни императрицы  стали притчей во языцех, и
вскоре несчастный муж оказался не в состоянии найти ни одного человека среди
придворных, который, говоря об императрице, не назвал бы ее "нашей крошкой".
Естественно, это было очень неприятно!
     Не желая быть посмешищем, оскорбленный Генрих принял решение расстаться
с легкомысленной императрицей.  Он уведомил  архиепископа Майнцского о своем
намерении.  Последний  одобрил  решение  императора  и обратился  к  папе  с
просьбой утвердить развод.
     Представитель папы в Германии Петр  Дамиани, вместо,  того  чтобы  дать
императору  согласие на  развод, от имени  папы запретил расторгать  брак  с
неверной женой и даже низложил архиепископа,  поторопившегося дать согласие,
ибо "разрешение на развод должно исходить только от самого папы". На соборе,
созванном во Франкфурте, Петр Дамиани произнес  от имени  Александра второго
следующую  речь: "Ваше поведение, сеньор, по отношению к вашей целомудренной
супруге Берте недостойно  не только верховного властителя, но и христианина.
Человеческие  и  церковные законы осуждают  вас! Берегитесь нарушить их! Рим
имеет в своем распоряжении оружие, которое лишит вас императорской власти. Я
приказываю  вам  подчиниться высшим  велениям  первосвященника, в  противном
случае вы  заставите нас  употребить против вас церковные каноны во всей  их
строгости и отнять  у  вас  императорскую корону, которой  вы  уже оказались
недостойны, поправ религию..."
     В  ответ  на эту  речь,  которую восторженно  приветствовали  епископы,
бедняга  император  смиренно  заявил:  "Я  претерплю  свой  позор и покорюсь
велению святого отца в назидание моим народам!"
     Факт весьма поучительный! Церковь возводит даже прелюбодеяние в степень
национального  института! Христиане, обманутые женами! Несите смиренно  ваше
звание рогоносцев во имя спасителя: так приказывает папа, наместник Христа!
     Разве  этот инцидент  не говорит  о  том, что Александр  второй  весьма
удачно плел свои  интриги как  против вельможной  знати, так и против короля
Генриха? Разумеется,  униженный Генрих своим поведением доказал, как мало он
разбирался в  делах  и  традициях римской курии. Он мог найти для себя выход
более благоприятный, чем терпеть похождения своей  ветреной супруги Берты, и
избежать глумления  со стороны папы. Ему следовало бы  призвать к себе Петра
Дамиани и сказать ему:
     "Завтра, когда  вы  явитесь во дворец, мой казначей отсчитает вам некую
сумму  золотом, которую вы с моей превеликой благодарностью  передадите  его
преосвященству".
     И весь вопрос разрешился бы к всеобщему удовольствию.
     Епископ  Герман  Бамбергский, отлученный папой  за  продажу должностей,
кровосмесительство,   оказался  более  догадливым  и  ловким.  Он  продолжал
исполнять   функции   епископа,  несмотря  на  папскую  анафему.  Александр,
уведомленный  об  этом  акте  открытого  неповиновения  и  мятежа,  отправил
епископам  Анону  и  Зигфриду  распоряжение  явиться  в  Рим  со  строптивым
Германом,  чтобы  вторично  предать  виновного  анафеме  в присутствии всего
собора  Прелаты   повиновались.  Но  предусмотрительный  Герман  Бамбергский
захватил с собой в  Рим сумму,  соответствующую его светлейшему достоинству.
Александр сразу сменил гнев на милость и не только восстановил его в звании,
но и удостоил всех привилегий, связанных с кафедрой архиепископа.
     Немецкий  монах  Ламберт Герсфельдский,  автор  хроник,  относящихся  к
одиннадцатому веку  (кстати, на  редкость беспристрастных),  рассказывает об
этой истории следующее:
     "Святой отец пригласил  трех прелатов - Германа, Анона и Зигфрида -  на
торжественный пир.  К концу пиршества, когда винные пары расположили  папу к
откровенности,  он  признался,  что  симония вовсе  не является в его глазах
столь великим  преступлением; он низлагает клириков,  обличенных в симонии и
прелюбодеянии,  лишь для того, чтобы  продать  им отпущение грехов. При этом
папа подчеркнул,  что с уважением относится  к  церковникам,  которые,  став
священниками, не превратились в  камень и, не отказываясь от  любовных утех,
умеют приумножить свои богатства".
     Справедливость изречения "In vino veritas!" редко когда получала  более
наглядное подтверждение.

ГРИГОРИЙ СЕДЬМОЙ.
     Перед  тем как вступить  на  престол, Григорий назывался Гильдебрандом.
Этот знакомый уже читателю  монах, по  существу, был папою  задолго до того,
как  получил  папское звание,  ибо  фактически  управлял  церковью в течение
двадцати пяти лет.  Это он  поддерживал избрание Григория шестого, купившего
престол (рассчитывая использовать последнего для проведения своих реформ), а
впоследствии выступал  за  его  низложение.  Это  благодаря  его  влиянию  и
интригам Николай второй  получил тиару;  это он  заставил кардиналов избрать
Александра второго без санкции императора. Это  ему Петр Дамиани написал: "Я
уважаю  папу,  но  тебе  я  поклоняюсь,  простершись  ниц:  ты  делаешь  его
господином, а он тебя богом". И далее, жалуясь на его безграничный деспотизм
и огромное честолюбие, он называет его "святым сатаной". Позднейшие историки
именовали Григория седьмого еще и "адской головешкой".
     После смерти Александра второго Гильдебранд решил, что наконец пришла
     пора взять в свои руки ту власть, которой он уже много лет распоряжался
от имени других.
     Когда  в  день  похорон  Александра  церковные  сановники  собрались  в
базилике святого Петра, чтобы обсудить двух кандидатов на папский  престол -
Дидье  монте-касинского аббата, и  кардинала Иеронима,  - на улице раздались
настойчивые возгласы: "Да будет  Гильдебранд нашим епископом!", "Святой Петр
избрал его!
     Как выяснилось,  инициаторами этого  народного волеизъявления были  два
священника,  затесавшиеся в  толпу. Народ ворвался в базилику, где собралась
коллегия.  Услышав  настойчивые  требования толпы, кардиналы тут же поспешно
опубликовали декрет, возводивший Гильдебранда в сан первосвященника.
     Григорий седьмой, итальянец по происхождению, родился  в Тоскане в 1020
году. Его отец, Бонизо, был ремесленником. Называя его отцом, мы, собственно
говоря, исходим лишь из формальных  признаков,  подобно тому как евангелисты
считают отцом Иисуса святого Иосифа, супруга  Марии.  По  всей  вероятности,
Гильдебранд был сыном  своего дяди. Таким образом, роль  легендарного голубя
по отношению к  матери Григория  сыграл аббат  Авентинского монастыря - брат
Бонизо.
     Начальное образование Григорий получил в монастыре своего дяди, после
     чего, на пятнадцатом году жизни, отец Григория отправил его во Францию,
где он закончил свое духовное образование.
     Устроившись при дворе императора Генриха  Черного, он  добился большого
влияния и вскоре приобрел известность в церковных кругах. Вернувшись в Рим с
папой  Львом девятым, он  сделался  одним из его советников. Кроме того, Лев
девятый  отдал  под  его  управление  монастырь  святого  Павла,  в  котором
Гильдебранд  ввел жесточайшую дисциплину, требуя от монахов, чтобы они  хотя
бы  внешне соблюдали правила благочестия и  воздержания.  После смерти  Льва
девятого Гильдебранд был возведен в сан архиепископа и выполнял неоднократно
роль легата при дворе нескольких князей и королей.
     Ему было шестьдесят  лет, когда  он взошел на  папский  престол. Однако
годы не отразились на  нем.  Воля его осталась непреклонной. Человек он  был
жестокий,  хитрый, лицемерный  политик,  который  под  маской  смирения  мог
раздавить человека, как паука. Он мечтал подчинить церковь абсолютной власти
папы, освободить ее от светского  влияния,  от власти императоров и королей.
Словом,  Григорий  седьмой мечтал  об  абсолютной церковной  монархии. Чтобы
достичь этого, он не останавливался ни  перед каким преступлением, ни  перед
каким предательством,  действуя  испытанным оружием клириков  и владея им  в
совершенстве.
     Прежде чем перейти к главным событиям его понтификата, мы позволим себе
изложить  некоторые  его  принципы, которые  он  сам сформулировал  в  своей
обширной переписке:
     "Бог  есть  дух, он господствует над материей. Точно так  же и духовная
власть стоит над светской властью".
     "Только римский первосвященник может быть называем вселенским".
     "Он один непогрешим. Только он один может издавать новые законы,
     соединять или делить епархии".
     "Без его повеления никакой собор не может называться вселенским".
     "Он не может быть судим никем".
     "Римская церковь никогда  не  ошибалась и никогда не  впадет в ошибку".
"Римский  первосвященник  имеет  право  низлагать  императоров".  "Он  может
освобождать подданных от клятвы верности неправедным государям".
     "Папа должен носить на себе знаки императорской власти: народы и короли
обязаны целовать  ему ноги. Христиане обязаны безоговорочно повиноваться его
велениям. Они обязаны  даже убивать своих  властителей, своих отцов и детей,
когда это приказывает папа. Они должны служить лишь орудием в его руках".
     Разумеется,  папа Григорий был не автором этих теорий, а лишь носителем
традиций. Все это уже  встречалось в послании пап, в арсенале  канонического
права, в сборнике "Лжеисидоровых декреталий", так что, приведя в систему эти
материалы, он  лишь построил единую  теорию теократического  государства,  о
котором издавна мечтало столько пап до него.
     Дидье,  монте-кассинский аббат, сильно  рассчитывал  на папский престол
после  смерти Александра второго. И действительно, он  собрал бы большинство
голосов, если бы не ловкий трюк Гильдебранда. Понимая, что Дидье чрезвычайно
оскорблен, Григорий седьмой на следующий день после своего избрания направил
ему письмо следующего содержания:
     "Папы Александра нет больше среди нас, брат мой;
     смерть  его  обрушилась  на  меня,  потрясла  до  основания,  толкает в
пропасть.  В то время как над его смертными  останками справляли заупокойную
службу, в народе поднялось сильное волнение. Какие-то обезумевшие священники
схватили  меня и понесли  в  Латеранский  дворец,  где  и  посадили на  трон
апостола. Я не стану утруждать тебя моими горестями,  я только  прошу  твоих
молитв  и   молитв  твоих  братьев,   чтобы  Иисус  Христос  протянул   мне,
несчастному, руку и избавил от мук и опасности, которых я хотел бы избежать.
Мы ожидаем  тебя, брат мой, в  нашем дворце, ибо  ты знаешь,  как  нуждается
римская церковь в твоей преданности и мудрости".
     Дидье откликнулся  на призыв лицемерного Гильдебранда, который встретил
его с распростертыми  объятиями не только потому, что учитывал  популярность
монте-кассинского аббата, а еще и потому, что хотел использовать его влияние
для освобождения святого престола от инвеституры императора. Добиваясь этого
еще при  своих  предшественниках,  Григорий седьмой,  сам сделавшись  папой,
считал, что  первая  его задача  - освободить  церковь  от  всех уз, которые
ставят  ее  в  зависимость  от  власти королей и императоров.  Избранный без
участия последнего,  Григорий седьмой  тотчас направил к императору Дидье  в
качестве легата; сообщая о  своем  избрании, он умолял Генриха четвертого не
утверждать его, ибо он предпочитает смиренный кров монастырской кельи блеску
папского   дворца.  Результат  оказался   неожиданным.   Созванный  Генрихом
четвертым  собор  объявил  избрание   Гильдебранда  незаконным  и  отказался
утвердить  его.  Лицемерный монах, убежденный, что его смиренная просьба  об
отречении вызовет симпатии к  нему,  спокойно  ждал  решения собора. Получив
постановление о низложении,  он пришел  в  ярость  и  отослал  Дидье  полное
упреков   послание  с  требованием  добиться  от   императора   интронизации
Гильдебранда, вопреки постановлению собора.
     Монте-кассинский  аббат,  который   в  глубине  души  затаил  обиду  на
коварного  монаха,  отбившего у  него тиару, ответил  ему: "Если  я  излишне
медлителен,  то  ты   излишне   тороплив,  ибо,  не  дождавшись   погребения
Александра, узурпировал святой престол, вопреки всем каноническим законам".
     Генрих  четвертый, желая проверить обвинения,  выдвинутые против  папы,
отправил  в  Рим  графа Эбергарда, поручив ему  выяснить  у  кардиналов, что
побудило их избрать папу без  согласия императора. Гильдебранду в  это время
еще не хватало смелости, для того чтобы пойти на разрыв.  Выступив навстречу
Эбергарду  во главе духовенства,  он  горячо  доказывал  свою  невиновность,
поклявшись, что  никогда не добивался папского престола. "Бог мне свидетель,
- заявил он,  -  римляне  избрали меня  против моей воли. Я  отказывался  от
папского звания, несмотря на все их настояния, я впредь буду отказываться от
него до  того момента, пока  полномочная депутация короля и сеньоры Германии
сообщат мне свою волю".
     Обманутый лицемерным  смирением,  Генрих  четвертый  утвердил  избрание
своего  старого  врага.  Почти   тотчас  Григорий  сбросил  маску  и   начал
ожесточенную  войну  против императора.  Мы приведем лишь  некоторые эпизоды
этой борьбы,  продолжавшейся и после  их  смерти. Борьба  эта сопровождалась
таким количеством предательств и жестокостей, что можно было бы усомниться в
их достоверности, не будь они подтверждены непререкаемыми свидетельствами.
     Папа  с  нетерпением  ожидал  случая,  чтобы нанести  удар.  Ждать  ему
пришлось  недолго. Как только против  Генриха выступили  саксонцы, Григорий,
воспользовавшись  затруднительным   положением  короля,  созвал   собор   из
епископов, преданных римской курии, и торжественно отлучил императора.

ГРИГОРИЙ ПОБОРНИК АСКЕТИЗМА.
     На  этом же  соборе  обсуждался вопрос о целибате. Григорий  решительно
выступил   против  брака   священников,   предпочитая,   как   он   говорил,
кровосмесителей и  содомитов  тем,  кто, сочетавшись законным браком,  хотел
якобы воздержаться от постыдных пороков.
     Сам Григорий имел трех любовниц, не считая мимолетных  связей.  Все три
его любовницы состояли в близком родстве с злополучным императором. Одной из
них была Агнесса, мать Генриха четвертого! Другой - Беатриса,  тетка того же
Генриха, а третьей -  Матильда, дочь  и наперсница Беатрисы и  жена Готфрида
Горбатого, герцога Лотарингского.
     Как видит читатель, Григория отнюдь не обошла судьба,  и он мог отлично
обойтись и без  законной супруги. Защитник целибата меньше всего заботился о
целомудрии  священников.   Запрещая  брак,  властолюбивый  папа  хотел  лишь
разрушить узы, связывающие духовенство с обществом, превратить его в особую,
господствующую касту.
     "Церковь не может освободиться от порабощения мирянами, - писал он, -
     пока духовенство не освобождено от уз брака".
     Он  запретил  всем  верующим  под  страхом  анафемы  присутствовать  на
богослужениях, совершаемых женатыми священниками, и направил соответствующий
декрет  церквам  Франции, Италии,  Англии, Германии. Французское духовенство
отказалось подчиниться этому декрету и обратилось к первосвященнику с весьма
резким посланием:
     "Ты еретик, пресвятой отец, ибо проповедуешь нелепую и противную словам
Христа нравственность".
     В Париже епископы, аббаты и священники, собравшись на съезд, отказались
подчиниться декреталиям Григория седьмого о безбрачии. "То, чего он хочет, -
говорили они, - неосуществимо  и противно разуму". Когда один аббат произнес
речь,  в которой советовал подчиниться требованиям  папы,  члены  собора  "с
помощью королевских  слуг выгнали  божьего человека, били его, плевали ему в
лицо  и  всячески оскорбляли".  В  Камбрэ  каноники  объявили,  что намерены
держаться обычаев, "мудро установленных предками", и привлекли народ на свою
сторону.
     Не следует, конечно, переоценивать французских епископов, они далеко не
ангелы. Но справедливость  требует отметить,  что французское духовенство  в
одиннадцатом веке было куда независимее, чем современные церковники.
     Наше нынешнее  духовенство и  словом не обмолвилось,  когда  впавший  в
маразм  папа  Пий девятый провозгласил догматы  непогрешимости и непорочного
зачатия.  Ко   всем  порокам   своих   предшественников   нынешние   клирики
присоединили величайшее раболепие...

ЗАГОВОР ПРОТИВ ГРИГОРИЯ СЕДЬМОГО.
     Сын префекта Стефана - Ченьчо. отлученный Григорием от церкви, вместе с
другими сеньорами, тоже подвергшимися отлучению, организовали заговор против
папы. Григорий в это время вел борьбу с Генрихом четвертым. Желая заручиться
поддержкой  императора, Ченьчо написал ему письмо, обещая прислать Григория,
связанного по  рукам и ногам. Восстание  было назначено  на канун рождества.
Папа  по  обычаю  совершал  богослужение  в  церкви.  Когда  верующие  стали
подходить  к  причастию,  заговорщики,  обнажив  мечи,  бросились к  папе  и
оттащили  его  от  алтаря. Завязалась отчаянная  схватка.  Григорию пришлось
пережить немало неприятных  минут: заговорщики таскали  его за  волосы, били
плашмя мечами,  оставив папе на  всю жизнь  рубец  на  лбу.  Сорвав  с  него
священные регалии,  они собирались  вывезти его за пределы  города, но ввиду
тревоги ворота города оказались заперты.  Ченьчо  ничего не  оставалось, как
отвезти  изрядно  избитого и помятого папу в свой замок. На рассвете  вокруг
башни,  где  находился  папа,  собралась  вооруженная  толпа,  подстрекаемая
духовенством, и принялась осаждать ее.  Ченьчо храбро  защищался. Но когда в
ход  были пущены осадные машины и  сторонники  Григория захватили крепостную
стену  замка,  Ченьчо,  желая  положить  конец   кровопролитию,   вступил  в
переговоры  со  святым  отцом.  Обе  стороны сошлись  на  том, что  Григорий
получает немедленную свободу, а Ченьчо - полное прощение.
     Григорий  сразу продемонстрировал, чего  стоит папское слово.  Едва  он
вступил  в  Латеранский  дворец,  как  тотчас опубликовал буллу,  осуждавшую
Ченьчо  на вечное изгнание с  конфискацией имущества  и лишением всех  видов
владений.  Вскоре,  однако, и  духовенство, недовольное  реформами Григория,
объединилось  с баронами  и архиепископом Гибертом, приверженцем императора.
Ободренный  восстанием  Ченьчо,  архиепископ  Гиберт,  стремившийся овладеть
апостольским  престолом, организовал новый  заговор против  папы.  Но  в  то
время, как Ченьчо и  его сторонники были проникнуты республиканскими идеями,
Гиберт  и   его  союзники  стремились   лишь   к  достижению  личных  целей.
Сговорившись  с восставшими, император 24 января  1076  года созвал в Вормсе
собор,  на  котором  кардинал  Гуго  Белый  изложил  свои  обвинения  против
Григория.   Он   представил   документы,  изобличающие  папу  в  целом  ряде
преступлений, в частности в  том, что он отравил семь своих предшественников
и  покушался на жизнь нескольких суверенов.  Кроме того, кардинал представил
собору  письма  от  кардиналов, членов  римского сената,  епископств  разных
провинций.
     Приведем   несколько   цитат   из   приговора,   вынесенного   собором.
"Гильдебранд,   высокомерно   принявший   имя   Григория,   издевается   над
правосудием, выступая одновременно в роли обвинителя, свидетеля и  судьи. Он
отрывает  мужей от  жен;  предпочитает продажных  женщин законным  супругам;
освящает  прелюбодеяние;  возбуждает  население  против  сеньоров;  пытается
принудить суверенов и епископов оплачивать диадемы и митры римской курии. Он
делает предметом торга сан священника, покупает провинции, продает церковные
звания и стремится  собрать в своей  сокровищнице все  золото  христианского
мира. А посему мы от имени императора Германии, от имени сеньоров, прелатов,
сената  и  народа   христианского  заявляем,  что  Григорий   низлагается  с
апостольского трона, который он запятнал позором".
     Выслушав обвинения, император обратился к римскому народу и духовенству
с  посланием,  которое  кончалось  следующими  словами:  "Мы  отдаем  монаха
Гильдебранда на  вашу  волю.  Поднимитесь  против  него,  и  пусть  тот, кто
наиболее верен нам, первый осудит и покарает  его. Мы  не требуем его крови,
мы желаем только, чтобы этот гнусный  человек был изгнан с кафедры апостола,
ибо после низложения жизнь будет для него горше смерти".
     Вслед за этим император  отправил папе письмо:  "Генрих,  король не  по
захвату, а  по воле  божьей,  -  Гильдебранду,  уже  не папе, а лжемонаху...
Преданный  анафеме, осужденный приговором  наших  епископов, - изыди. Оставь
захваченное  тобою  место,  чтобы  воссел на престол святого  Петра  другой,
который не скрывал бы насилия под покровом веры..."
     Пармский священник Роллан был  отправлен с этим посланием в  Рим вместо
императора Генриха, которого вызывал Григорий седьмой. Роллан прибыл как раз
во время собора  и  направился  прямо  к  папе  со  словами:  "Господин  мой
император,  а также немецкие и итальянские епископы повелевают тебе оставить
апостольский трон,  который  ты обесчестил своими  преступлениями". И тут же
сообщил народу и духовенству, что на  троицу должен быть выбран новый  папа.
Не успел  Роллан  кончить речь,  как  римский префект арестовал его,  и,  не
вмешайся сам пресвятой отец, солдаты тут же  прикончили бы его на  месте. Но
Григорий седьмой,  как  искусный дипломат,  понимал  невыгодность  для  себя
публичного самосуда.  В  патетической  речи он  убеждал  присутствующих  "со
смирением перенести оскорбление безумцев, изменяющих законам бога".
     На  объявление  войны  Григорий  седьмой ответил отлучением  от  церкви
короля  и  его  сообщников  и,  основываясь  на  своем  праве  короновать  и
низлагать, лишил его престола:
     "...полученной  властью  от  бога  освобождаю  всех христиан от  клятвы
верности, которую  они дали  или дадут ему,  и запрещаю всем служить ему как
королю". Григорий, однако, не собирался ограничиться одними словами.

     ГЕНРИХ ЧЕТВпРТЫЙ В КАНОССЕ.
     Война  между  папой и  императором  длилась  долго.  Победа доставалась
поочередно  то одной, то другой стороне. Григорий не останавливался ни перед
какими  средствами,  пуская  в  ход отлучение,  анафемы,  а если  и  это  не
помогало, подсылал к Генриху четвертому отравителей.
     Генрих  в  свою  очередь  в борьбе  с  папой  рассчитывал на  поддержку
немецких  князей.  Но  самые могущественные из  них,  встревоженные  победой
Генриха над Саксонией,  объединились  с папой  и  епископом Меца - Германом.
Таким образом, когда Саксония вновь восстала, Генрих оказался одинок.
     В сентябре 1076 года  папа  в письме епископам и всем верующим Германии
изложил план действий: если Генрих хочет покориться, он должен доказать свою
искренность  и  впредь относиться  к  церкви  "не  как  к  служанке, а как к
госпоже". А если  он будет упорствовать,  пусть  они выберут другого короля,
которого утвердит первосвященник.
     Когда папские посланцы явились к императору, он пытался вступить с ними
в  переговоры, обещая управлять в  согласии с князьями.  Но  они  отказались
слушать его, заявив,  что, если  до 22 февраля  король не получит прощения у
папы, они будут считать его низложенным. А  до  тех пор пусть он пребывает в
Шпейере и временно откажется от власти.
     Генрих  будто  бы  покорился их  требованиям -  ему надо  было выиграть
время,  чтобы  найти  средства  для  борьбы  с  мятежными  князьями.  Однако
положение короля было трагичным. Через несколько месяцев собирался собор под
председательством  Григория седьмого. Генрих понимал,  что  он  погиб,  если
собор состоится. Надо  было любым способом помешать приезду папы. Узнав, что
Северная  Италия настроена в его пользу, Генрих  внезапно покинул Шпейер и в
сопровождении жены Берты и малолетнего сына Конрада  отправился в Бургундию.
Несмотря на  необыкновенно  суровую  зиму, на снег и трудности переходов, он
перевалил через Альпы и достиг Павии.
     Король  покинул Германию не для того, чтобы начать борьбу, сомнительный
исход которой  страшил его, - прежде  всего он хотел расколоть  союз  папы с
немецкими  князьями.  Надо было торопиться, пока  Григорий,  покинувший Рим,
находился в  Каноссе, в замке своей союзницы  и любовницы графини  Матильды.
Император, по-видимому, возлагал  надежды,  что Матильда,  приходившаяся ему
родственницей, употребит все усилия, чтобы примирить их. Однако когда Генрих
появился  в  Каноссе,  Григорий отказался  принять  его. Было  ли  и  впрямь
появление Генриха неожиданностью для папы? Какие  условия он хотел поставить
Генриху? Два  главных летописца, Бернольд и Ламберт,  расходятся во мнениях,
но в  одном пункте они  согласны: в  течение трех  дней, с 25 января, король
вынужден был босиком, не принимая пищи, ожидать в снегу перед оградой, когда
Григорий смилуется и  простит его. Наконец  на  четвертый день папа допустил
его к  себе  и  снял  с него  отлучение.  Король предварительно  дал  клятву
помириться  с немецкими епископами и  князьями  и не препятствовать Григорию
приехать в Германию, когда он того пожелает.
     В тот же день Григорий известил своих  союзников  о происшедшем. Описав
унижение короля, он добавлял:
     "Все  окружавшие  нас  ходатайствовали  слезно, удивляясь даже, что  мы
обнаруживали не строгость служителя церкви, а жестокость тирана".
     Как  рассказывают  некоторые  летописцы.  Григорий  отслужил  обедню  в
присутствии Генриха. Когда гостия  была освящена, он  обратился  к королю со
следующими словами:
     "Уже  давно я получаю от тебя и твоих приверженцев письма, в которых вы
обвиняете  меня во многих преступлениях, которые по правилам  церкви  делают
меня  недостойным   духовного   звания.  Вот  тело  Христово,   которого   я
приобщусь... Пусть  всемогущий  господь,  если  я невинен, освободит меня от
подозрений в  проступках,  в которых меня обвиняют. Если же  я  виновен,  да
поразит он меня мгновенной смертью".
     Его святейшество предложил  королю подвергнуться тому же  испытанию, но
последний из боязни уклонился.
     Не доказано, достоверен ли этот драматический  эпизод. Многие церковные
авторы видели в нем  "самоосуждение" императора. Эти наивные авторы, видимо,
забыли о том, как часто вино  причастия служило верным оружием против врагов
наместника святого Петра.

ДЬЯВОЛЬСКИЙ ТРЮК ПАПЫ.
     Генрих четвертый склонил голову перед папой в Каноссе, но тяжелое
     унижение  не  принесло  ему  ни  одной из  тех  выгод,  на  которые  он
рассчитывал. Враги папы  в Северной Италии были возмущены поведением короля,
усматривая в этом примирении предательство.
     На съезде  в  Форхгейме (куда  король  отказался  прибыть,  несмотря на
приглашение  папы) сторонники  Григория  седьмого, саксонцы и швабы, избрали
королем Рудольфа Швабского. Последний не мог рассчитывать на покорность всей
Германии: большинство немецких  князей  были  настроены  против  него,  и он
вынужден был удалиться в Саксонию. Сначала Григорий притворялся и делал вид,
будто  колеблется,  чью  сторону принять; он  даже  поговаривал,  что  хочет
отправиться  в Германию,  чтобы разобраться  в споре между соперниками, хотя
совершенно очевидно,  что  главным  инициатором  избрания Рудольфа  был  сам
великий  дипломат -  папа. Наконец  после  длительных  переговоров,  получив
долгожданные  сведения  о крупной  победе  Рудольфа  при  Мюльгаузене,  папа
поспешно поддержал его и объявил, что Генрих  лишается власти и королевского
звания. Однако неподалеку от берега Эльстера Рудольф был тяжело ранен и умер
вскоре после сражения. Положение папы  поколебалось в ту самую минуту, когда
он уже готовился торжествовать.  Генрих снова одержал победу над папой как в
Италии, так и в Германии. Возвращая Григорию все удары, какие тот ему нанес,
он    стремился   противопоставить    папе   антипапу,   как    ему   самому
противопоставляли  антикоролей.  Ему удалось  собрать значительную  армию  и
осадить  Рим. При  помощи огромной  суммы  денег король  добился  того,  что
римляне открыли  ему ворота города,  и в сопровождении  архиепископа Гиберта
Генрих торжественно вступил в Латеранский дворец.
     После  того  как  Гиберт  был  возведен  на  святой престол под  именем
Климента  третьего, он  в свою очередь возложил на Генриха четвертого корону
Западной Римской империи.
     Осажденный  в замке святого Ангела, бывший  папа  не  сказал еще своего
последнего слова.  Убедившись, что его сторонникам не одолеть многочисленные
войска императора, он втихомолку обдумывал план убийства Генриха четвертого.
Узнав от своих шпионов, что император каждый вечер молится в одной и той  же
церкви,  он  перетянул  на  свою  сторону   кардинала,  в  ведении  которого
находилась базилика.  По распоряжению духовного владыки в своде  часовни над
тем  местом,  где  обычно   стоял  император,   было   проделано  отверстие,
замаскированное большим  камнем. При помощи веревки камень легко  можно было
обрушить  на  голову  человека,  стоящего  под  указанным  отверстием. Когда
приготовления были  закончены,  кардинал  стал  ждать  подходящего  момента.
Однажды, когда Генрих стоял коленопреклоненный, кардинал  дернул  веревку, и
камень с грохотом обрушился вниз.  Однако то  ли падение камня не было точно
рассчитано,  то ли король стоял  в  часовне не  на  своем обычном  месте, но
Генрих остался  невредим. Огромная глыба разбилась  у его  ног,  лишь слегка
ранив  короля  несколькими  осколками.  Кардинал,  видя,  что  покушение  не
удалось,  попытался бежать, но телохранители императора схватили его и убили
на ступеньках  алтаря.  Труп  кардинала поволокли  по  улицам Рима  и  затем
бросили на свалку.
     Как видим, убийца  - Григорий седьмой, - когда нужно было, прибегал и к
фокусам.
     Отлично понимая, что  папа  принадлежит  к числу  тех людей, которые не
остановятся ни перед каким преступлением для достижения  своих целей, и  что
вслед за камнем может последовать яд или  удар наемника  из-за угла,  Генрих
счел  благоразумным  удалиться из  Рима. Кроме того,  по  наущению  Григория
воинствующая графиня Матильда, возлюбленная папы, вела неустанную  борьбу  в
Ломбардии против своего родственника. И  Генрих решил на время покинуть Рим,
захватив с собой перепуганного Климента третьего.
     Учитывая, что ряды его приверженцев в Риме поредели, Григорий обратился
за  помощью  к Роберту  Гвискару. Вождь  норманнских пиратов с многотысячной
армией  пехотинцев  и всадников, в  составе которой было  несколько  отрядов
сарацин, прибыл на помощь римской церкви. Население пыталось  защищаться, но
через  несколько  дней  норманнскому герцогу  удалось  проникнуть  в  город.
Отданный на произвол норманнских  и сарацинских  полчищ, Рим подвергся  всем
ужасам  резни,  насилий  и  пожаров.  Целые  кварталы исчезали,  разрушенные
солдатами Гюискара. Тысячи римлян были проданы в рабство.
     Григорий не мог  оставаться в городе, опустошенном и обезлюдевшем из-за
него. Он  поспешно  последовал за  Робертом Гвискаром в  Салерно, где созвал
собор и  вновь предал анафеме  Генриха  четвертого, Климента  третьего и  их
приверженцев.
     Через несколько месяцев Генрих во главе своей армии вернулся в Рим. Ему
тоже  пришлось  применить  силу,  чтобы вернуть  в Латеранский  дворец  папу
Климента третьего.
     Что касается Григория, то он оказался не в состоянии пережить торжество
своего  врага  и  вскоре  слег.  Находясь  при  последнем   издыхании,  этот
правоверный  христианин  на  просьбы  духовника снять  проклятия  и простить
врагов   своих  прохрипел,   что  проклинает  Генриха,  антипапу  Гиберта  и
мерзавцев, которые его поддерживают.
     Он умер 25 мая 1085 года и был погребен в Салерно.
     Святая  апостольская  римско-католическая  церковь решила,  что  злодей
преступник, известный под именем Григория седьмого, совершил в течение своей
долгой и плодотворной  жизни  достаточно  гнусностей,  чтобы заслужить  нимб
святого. Что ж, ей виднее!

ЧУДОТВОРНАЯ ТИАРА.
     Церковные историографы, видимо, немало потрудились для оправдания этого
папы, пытаясь обнаружить хоть какие-нибудь  его подвиги,  помимо совершенных
им преступлений. Так, некоторые из них утверждают, что  Григорий был наделен
даром  чудотворца  и не только творил  чудеса, но еще  и  наделял этим даром
неодушевленные  предметы.  По этому поводу каноник  Павел,  автор  одного из
житий  Григория  седьмого,  приводит  весьма  любопытный  факт.  (Совершенно
излишне  подчеркивать, что  нами ничего  не  придумано  в данном рассказе  -
подобные сюжеты возникают лишь в воспаленном мозгу клирика.)
     Итак, некий Убальд, епископ Мантуанский, вел жизнь весьма целомудренную
-  в  соответствии  с  правилами содомита.  В  конце  концов  бедный  прелат
захворал. Болезнь  его  была необычна и мучительна. Опытный врач,  определив
причину  появившегося у  него нарыва,  признал себя бессильным вылечить его.
Епископ обошел всех врачей Италии  и даже устраивал консилиумы, но, несмотря
на усилия докторов,  мучился  пуще прежнего. Человеком он  был  набожным,  с
усердием  молился  богу,  и  бог  наконец, сжалившись  над ним,  послал  ему
откровение,  вселившее в  страдальца новую надежду. Повинуясь совету  свыше,
прелат вымолил у Григория седьмого  тиару и  приложил ее  к  больному месту.
Разумеется, совершая ритуал, он выполнял все необходимые почести в отношении
священного головного убора. Надо ли добавлять, что он мгновенно исцелился. И
неужели одного этого чуда недостаточно для канонизации Григория?

МЕЖДОУСОБИЦЫ НА ТРОНЕ И СВЯТОМ ПРЕСТОЛЕ.
     Спор  между  троном  и  алтарем  не  прекратился  со  смертью  Григория
седьмого:  сторонники  его  отказывались признавать  Климента третьего.  Они
выдвигали  кандидатуру  известного нам Дидье, которого Григорий  на смертном
одре назначил своим преемником. Но почтенный аббат был болен и, вернувшись в
Монте-Кассино,  указал  перед смертью на  прелата Остии Оттона как на самого
достойного   кандидата   на    апостольский   трон.   Оттон   был   объявлен
первосвященником,  согласно воле  покойного, под именем  Урбана второго.  По
словам одного летописца, будучи еще архидиаконом, Оттон провел несколько лет
в Клюнийском аббатстве, замаливая  грех молодости (его поймали  с поличным в
келье молодой и красивой монахини, которую он слишком интимно исповедовал).
     Этот Урбан  был  в свое время приближенным Григория.  Избрание  его  на
папский  престол  являлось,  таким  образом,  враждебным актом  в  отношении
императора. Новый папа разослал всем епископам  Италии и Германии энциклику,
в  которой  заявлял,  что  приложит  все  силы  для  завершения  дел  своего
предшественника.
     Первые годы после избрания он провел на юге Италии, подготавливая почву
     для возвращения в Рим.  Понимая, что открытая борьба приведет неминуемо
к
     поражению, Урбан, как искусный политик, прибегал к интригам и козням и
     перетянул на свою сторону многих сторонников императора. С его
     благословения  графиня  Матильда   (верная   памяти   своего   усопшего
возлюбленного) вступила в брак с девятнадцатилетним сыном  Вельфа Баварского
(в то  время  ей минуло сорок три года). Благодаря  этому браку  сторонникам
Урбана удалось  перетянуть духовенство  на свою сторону, и Клименту третьему
ничего не оставалось, как бежать.
     Урбан вернулся в Рим. Его могущество настолько  возросло, что император
забеспокоился.  Он понял,  что  ему  надо  действовать как  можно  скорее  и
решительнее, чтобы  разбить приверженцев святого отца. Несмотря на отчаянные
интриги  духовенства, Генрих напал на  Ломбардию и  довольно  быстро  разбил
папскую  армию. Узнав о приближении  императорских войск, испуганные римляне
поспешили  призвать  Климента третьего,  и  тот  вступил  на  престол  после
двухлетнего перерыва.
     Тогда  Урбан  применил против Генриха излюбленный папский  трюк: по его
наущению  Конрад,  сын  Генриха  четвертого,  восстал  против отца. Не ясно,
какими средствами Урбан перетянул его на свою сторону; известно лишь то, что
попытка Конрада увенчалась успехом. Он был провозглашен королем
     Италии  и  во  главе  многочисленного  войска  достиг границ  Германии,
предварительно изгнав Климента третьего из Рима. Правда, часть императорских
отрядов  еще продолжала занимать несколько кварталов  в Риме. Но тут  Урбану
помогли  деньги: за  тысячу  ливров  начальник  императорских войск  в  Риме
оставил город, и Урбан, победитель, водворился в Латеранском дворце.

ПРАВДА О КРЕСТОВЫХ ПОХОДАХ.
     Еще  в  1074 году  Григорий седьмой,  по словам  некоторых  летописцев,
выражал желание лично  "повести  христианских  рыцарей  на борьбу с  врагами
господа до гробницы спасителя". Но война с  немецким императором затянулась,
и  он  ничего  не  мог предпринять. Урбан второй, укрепив свое положение  не
только в  Риме, но и во всей Италии,  мог осуществить наконец заветные мечты
Григория  седьмого.  Кроме  того,  Алексей  Комнин,  царствовавший  тогда  в
Византии, пообещал папе  подчинить  апостольскому престолу все  церкви своей
империи, если святой  отец побудит властителей  Запада  вступить в  борьбу с
неверными. Соблазнившись выгодной сделкой, Урбан второй с удвоенной энергией
взялся за выполнение давно задуманного плана.
     Отправившись  во Францию, Урбан  второй  созвал Клермонский  собор, где
было принято решение  относительно первого из безумных и преступных походов,
известных под названием крестовых.
     Когда собор закончил свою  работу,  папа,  собрав  под  открытым  небом
многотысячную  толпу,  произнес  пламенную  и воинственную  речь,  в которой
увещевал рыцарей защищать Христа против неверных.
     -  Не  забывайте,  - воскликнул  он под  конец,  - что бог моими устами
обещает вам победу  и  отдает  в ваши  руки неисчислимые сокровища неверных!
Всякий,  кто отправится  для освобождения  церкви божьей,  удостоится  венца
мученика и заслужит полное отпущение грехов.
     Папа   издал  также   указ  относительно   похода:   никто   не   смеет
воспользоваться  владениями тех сеньоров,  которые отправляются  в священный
поход, никакие кредиторы не могут преследовать их; всякий, кто поднимет руку
на имущество рыцарей, подлежит отлучению.
     Надо   ли  добавлять,  что   речь  первосвященника   была  встречена  с
энтузиазмом.
     Ведь кроме  своего  благословения папа  наперед давал отпущение за  все
грабежи и убийства, которые могут быть совершены. Толпа разразилась воплями:
"Так   хочет  господь!   Так  хочет  господь!"   Это   стало  боевым  кличем
крестоносцев.
     Существует легенда, возникшая несколько лет спустя, что настоящим
     инициатором крестового похода был Петр Пустынник, который убедил папу
     взяться  за это дело.  Во  время своего  паломничества  в  Иерусалим он
заснул в
     Церкви святого гроба и во сне увидел  спасителя,  якобы сказавшего ему:
"Петр,
     дорогой сын мой, встань, пойди к своему патриарху и расскажи на твоей
     родине о гонении на христиан, и побуди верующих освободить Иерусалим от
язычников". Петр Пустынник вернулся в Рим и рассказал обо всем папе.
     Историк Жюрье  утверждает,  что Петр не был  отшельником  и никогда  не
посещал  "святых" мест, а  просто-напросто был агентом папы,  который выбрал
его  за смелость и  красноречие проповедником идеи священной войны. "Петр, -
добавляет историк,  - получил изрядную сумму денег  за то, что сумел  увлечь
одураченных людей  на завоевание земли Ханаанской, которая 300 лет орошалась
кровью крестоносных фанатиков".
     Никогда не совершалось столько чудес, сколько  в ту эпоху. У изнуренных
голодом и жаждой людей посты и молитвы нередко вызывали видения. Так, одному
священнику явился во сне апостол Андрей и, указав место в церкви, где зарыто
копье,  которым был  пронзен  Христос,  сказал,  что это  копье даст  победу
христианам.  Когда копье  нашли, многие люди стали утверждать, что священник
сам зарыл его. Тот предложил подтвердить истину своих слов испытанием огнем,
поклявшись, что пройдет сквозь  пылающий  костер с копьем в руках. Суд божий
он выдержал, но почти тотчас умер. Священники стали утверждать, что он погиб
якобы  потому, что  в  какую-то минуту  поколебался  в  своей  вере.  Однако
пресловутое копье было причислено к святым реликвиям.
     Другой  летописец рассказывает,  что  при невыносимом зное,  когда  для
утоления  жажды  нельзя  было  найти  ничего,  кроме  луж  зловонной   воды,
священник,  чтобы поднять  боевой дух  крестоносцев, уговорил  их  совершить
крестный ход вокруг города: так якобы повелел некий святой, явившийся ему во
сне.  Крестоносцы  босиком,  вооруженные,   трижды  обошли  город,  а  потом
двинулись  штурмовать  мечеть, где спрятались мусульмане. "Кровь доходила до
колен  рыцаря,  сидевшего  на  коне.  На  минуту они  прервали  резню, чтобы
отправиться босиком на  поклонение  святому гробу,  а  затем снова принялись
убивать и грабить".
     Кроме фанатизма и суеверия, на котором чудовищным образом спекулировало
духовенство, были и  другие  предпосылки,  игравшие  огромную  роль  в  этом
"святом деле". Во всяком случае, как  говорит один  историк, "если некоторые
крестоносцы  и  стремились прежде  всего  достигнуть гроба  господня,  чтобы
исполнить свои обеты, то вожди  их, напротив, хотели использовать  их, чтобы
завоевать себе княжество на Востоке. Большинство людей отправлялось в
     Азию лишь из любви к разбоям, а также потому, что на родине уже нечего
     было грабить".
     Один католический автор утверждал: "Эти банды крестоносного войска
     состояли из авантюристов, клятвопреступников,  прелюбодеев, разбойников
и
     убийц; грабеж являлся для них истинной целью этого святого похода".
     Каноник Гвиберт  и  иезуит  Мэмбур  признают,  что  армия  крестоносцев
походила на гигантскую банду разбойников.
     Бейль,  сторонник реформации, чья  терпимость и беспристрастие, однако,
были столь велики, что реформаторы обвиняли его в неверии, дает такую оценку
крестовым походам: "Кто осмелится  назвать эти чудовища  воинами Христа? Эти
лицемеры только грабили и убивали, насиловали женщин  и девушек, оказывавших
им  гостеприимство. Христиане Азии испытывали при  приближении  этих гнусных
варваров, якобы идущих им на помощь, более гнетущий страх, чем при появлении
турок или  сарацин.  Несомненно,  крестовые походы представляют  собой самые
отвратительные страницы в истории человечества".
     Первая банда крестоносцев отправилась в  путь  8 марта 1096  года.  Это
скопище людей, покрытых лохмотьями, почти сплошь состояло из  пехотинцев. Ни
у кого из них не было средств для покупки лошадей. Если кто-нибудь умудрялся
добыть  лошадь, то нужда заставляла продать ее. Предводителем их был Вальтер
Голяк,  или  Безденежный  -  прозвище  достаточно  знаменательное. Можно  не
сомневаться,  что  освобождение святого гроба меньше всего  привлекало этого
проходимца. В  действительности  он мечтал  о наживе,  о землях на Востоке и
замене своего нелестного прозвища каким-либо пышным титулом.
     Мы  останавливаемся на некоторых подробностях  только для  того,  чтобы
точнее обрисовать этих мнимых героев, освященных церковной легендой. Вальтер
направился  со  своей бандой  вдоль  рейнских  областей к  Дунаю,  оттуда  в
Константинополь.  Впереди  его  отряда  выступали  коза  и  гусь,  священные
животные  древней  германской   мифологии.  Перед  выступлением  крестоносцы
перебили в рейнских городах евреев, как врагов Христа, и разграбили их дома;
когда  архиепископ Кельнский спрятал кельнских евреев в  первом этаже своего
дома,  толпа  разбила  дверь топорами  и перерезала  несчастных. "В Майнце и
Кельне,  -  говорил монах  Гвиберт, -  жители устраивали  баррикады в  своих
домах,  чтобы  спасти себя от  этих чудовищ.  Матери в исступленном отчаянии
душили   своих   детей,   мужья  закалывали  своих   жен,  девушки   кончали
самоубийством,  чтобы не попасть в руки безжалостным  фанатикам с крестом на
плече".
     За первой бандой крестоносцев шли полчища в сорок тысяч бродяг во главе
с  Петром  Пустынником.  Часть   крестоносцев,  под   водительством   монаха
Готшалька,  погибла в битвах  с  венграми  и болгарами, которые,  охваченные
гневом и ужасом, решили не пропускать их через свою страну. Некоторое  время
спустя двести тысяч мародеров обрушились  на эти несчастные народы, разрушая
города, сжигая деревни, истребляя жителей.
     Крестоносцы  отдельными  отрядами  прибыли в  Константинополь. Западные
рыцари были поражены  при виде этого огромного города с мраморными дворцами,
золотыми  куполами  церквей  и  широкими  многолюдными  улицами.   Богатство
вызывало  их зависть, а греки-схизматики не внушали почтения. Алексей Комнин
приготовил заранее  огромные запасы продовольствия для  войска и  принял ряд
предосторожностей, чтобы предупредить грабежи. Но все оказалось бесполезным:
крестоносцы  срывали  свинец  с  церковных  крыш,  поджигали  дома,  убивали
землевладельцев, не щадили даже женских монастырей. Подвиги  этих ревностных
воителей  креста  невозможно  описать. Анна Комнина, дочь императора  (жизнь
которого она описала в сочинении "Алексиада"), так рассказывает  о  подвигах
солдат Петра  Пустынника: "Они рубили  детей на  части,  заставляли  матерей
своих  жертв  выпивать  их кровь.  Они насиловали  природу  с  мальчиками  и
юношами, а затем, вешая их,  упражнялись во владении мечом на их трупах". По
ее словам,  сам  Петр Пустынник  подавал своим  мародерам пример в разбоях и
зверствах. И этого Петра Пустынника церковь  рисует нам пламенным апостолом,
чем-то вроде пророка!
     Даже те немногие, кто  покинули  родину в порыве искреннего  фанатизма,
подогретого пламенными  речами Урбана второго и его агентов, и не  принимали
участия в грабежах, презирали греков, как еретиков.
     Иезуит Мэмбур, чье перо всегда восхваляло действия католической церкви,
признавал,  что  святой  престол  извлек  колоссальные доходы  из  крестовых
походов.
     Некоторые  прелаты  за  бесценок  скупили  владения,  которые продавали
рыцари, нуждавшиеся  в  деньгах для снаряжения  своих  отрядов.  Священники,
милостиво согласившиеся оберегать имущество рыцарей, не преминули перекачать
в  свои  карманы  их  доходы.  Впоследствии, когда  чума, голод,  болезни  и
героическое  сопротивление  мусульман почти уничтожили армию  Христа, многие
клирики постарались завладеть доверенным церкви имуществом.
     Баснословное умножение богатств церкви - вот основной результат первого
крестового похода.

ПАСХАЛИЙ ВТОРОЙ - ВЕРНЫЙ ПОСЛЕДОВАТЕЛЬ ГРИГОРИЯ
СЕДЬМОГО.
     Урбана второго, скончавшегося в июле 1099 года, сменил Пасхалий второй.
Новый папа  поспешил  избавиться от  того, кто был  старым  конкурентом  его
предшественника и внушал ему также  тревогу:  он отравил Климента  третьего.
Когда сторонники Климента третьего избрали нового  первосвященника, Пасхалий
заточил  того  в подземелье в монастыре святого Лаврентия. Третьего антипапу
постигла та же участь, с той только разницей, что его посадили  в подземелье
другого монастыря. Четвертый был изгнан Пасхалием и умер в ссылке.
     Казалось  бы, теперь Пасхалий мог  вздохнуть  спокойно.  Но передышка у
трудолюбивого  папы оказалась  кратковременной, ибо вскоре  пришла  весть  о
внезапной   кончине  итальянского  короля   Конрада  (коронованного  Урбаном
вторым),  и Пасхалий,  опасаясь, что власть  снова перейдет  в  руки Генриха
четвертого,  обвинил  его в отравлении  сына и повелел верующим  вооружиться
против  императора, чтобы  отомстить  за  мученика".  На  этот  раз  Генриху
четвертому удалось справиться с  мятежниками, и Пасхалий запросил  мира.  Но
когда Генрих четвертый не явился на созванный в  Риме собор, его  отсутствие
было  признано  непростительным  преступлением, и папа  вновь  отлучил  его.
Просто поразительно, сколь живучим оказался этот злосчастный император.
     Ему бы  давно в пепел превратиться, а  он выдержал все анафемы, которые
поочередно обрушивали на него папы начиная с Григория седьмого!
     На упомянутом соборе присутствовала знакомая нам маркграфиня  Матильда.
Продолжая испытывать к  императору ту  же  ненависть, что и восемнадцать лет
назад, мстительная ханжа обвинила Генриха четвертого в похищении у нее акта,
которым   она  передавала  все  свое  имущество  святому  престолу.  Лишение
наследства главы своего рода не удовлетворило злобную  возлюбленную  бывшего
первосвященника;  она подстрекнула второго  сына императора восстать  против
отца.   Вокруг   принца,  поддавшегося  без  особых  сопротивлений  внушению
могущественной  тетки,  образовалась  многочисленная  партия.  Среди  прочих
царственных качеств юный негодяй отличался еще изрядным лицемерием.
     Не  будь он наследником  короны, которую принц торопился  надеть раньше
положенного срока, из него бы вышел превосходный священник.
     Подняв  против императора - своего отца  - несколько провинций, принц в
то же время повсюду заявлял о своем бескорыстии и о  сыновнем  почтении. Тем
не менее в  своей декларации он сделал существенную  оговорку:  "Если король
решит повиноваться преемникам святого Петра, мы вложим меч в ножны для того,
чтобы подчиниться нашему отцу как  самые смиренные из его подданных. Но если
король будет упорствовать в своем неповиновении великому  наместнику святого
Петра, то в силу того, что мы прежде всего обязаны считаться с волей божьей,
собственной рукой поразим  его, если это потребуется для защиты религии, ибо
так повелел нам первосвященник Пасхалий". Генрих четвертый, покинутый своими
солдатами, склонил повинную голову перед папой, признав незаконными все свои
притязания и постановления. Его святейшество, верный своей тактике, подкупил
офицеров,  окружавших Генриха,  и  они выдали старого  императора на милость
сыну. Но мятежный принц  не  вспомнил  о своем  обещании  признать авторитет
отца, даже когда он изъявил покорность святому престолу.
     Клятвы горьких пьяниц гораздо надежнее  обещаний королей и священников!
Генриха четвертого заставили отречься  от  престола  в пользу сына,  который
провозгласил себя императором под именем Генриха пятого. В Кобленце отец  на
коленях  умолял  сына  о пощаде. Но, несмотря на данные  ему  обещания,  его
заковали в  цепи и заключили в тюрьму. Жестокие  меры,  предпринятые  против
старого  императора, грозили  нанести  удар интригам  Пасхалия.  Население в
рейнских   областях  отказалось   признать   молодого  Генриха,   а  Генриху
Лимбургскому удалось даже спасти императора из заточения, что  было  сделано
весьма вовремя: святой отец уже отдал приказ задушить Генриха четвертого.
     Оказавшийся в Льеже старый  император,  понимая,  что  его  наследником
руководит Пасхалий второй, обратился ко всем христианским князьям с просьбой
о  помощи,  обвиняя папу в преступлении  против  его величества.  Взбешенный
Пасхалий разослал энциклику епископам, сеньорам и князьям Франции, Германии,
Баварии, Швабии и Саксонии.
     "Преследуйте всюду, - писал он,  - Генриха, главу  еретиков, и всю  его
шайку. Вы никогда не  сможете принести богу более приятной жертвы, чем жизнь
этого врага Христа, который намеревался вырвать у первосвященников верховную
власть. Мы  повелеваем  вам и  вашим вассалам замучить  его самыми жестокими
пытками.  Мы  дадим вам отпущение грехов,  как прошлых, так и будущих,  и вы
после смерти своей войдете в небесный Иерусалим".
     Это  послание, которое  может  служить  образцом  клерикального  стиля,
привело в негодование даже некоторых церковников. Льежский  епископ отправил
первосвященнику  послание,  в  котором он с  большим  достоинством  и  очень
энергично  выразил  чувства,  вызванные свирепой  буллой  папы. Вот наиболее
примечательные строки из его ответа первосвященнику:
     "Кто дал  право  святому престолу предписывать  совершение  убийства  в
качестве  достойного деяния, святость  которого может  очистить человека  не
только  от  прежних  грехов,  но  и  от  будущих?  Даже  таких  грехов,  как
кровосмесительство, воровство и убийство?  Рекомендуйте  такие  преступления
гнусным наемникам Рима; что касается нас,  то мы  отказываемся повиноваться.
Даже  в древнем  Вавилоне  не  было  варварства,  гордости,  идолопоклонства
подобных тем, которые царят ныне в святом городе?.."
     Послание  льежского  епископа  осталось  холостым  выстрелом.  Пасхалий
твердо  укрепился  в  мысли  убить Генриха  четвертого.  Вторая его  попытка
оказалась  более удачной. Старый император умер  от яда,  отравленный святым
отцом, в  то  время как сын  его  осаждал Люттих.  Пока  император был  жив,
население   защищалось  весьма  упорно,  когда  же  Генрих  четвертый  умер,
сопротивление стало бесполезным.  Достойный исполнитель  воли гнусного  папы
потребовал, чтобы труп отца выдали палачу и подвергли тем издевательствам, о
которых говорил Пасхалий  в своем послании. Только  в 1111 году его останки,
над которыми тяготело проклятие, могли быть преданы погребению по церковному
обряду  (до  этого  они находились  в каменной усыпальнице возле  собора, на
которой было написано: "Здесь покоится враг Рима").

УЧИТЕЛЬ И ЕГО ДОСТОЙНЫЙ УЧЕНИК.
     Преступный сын, отравивший  своим  вероломством последние  дни отца, не
мог быть  верным слугою папства. Он воспользовался помощью  первосвященника,
чтобы  захватить власть,  а когда это  ему удалось, ученик  оказался  вполне
достойным  своего  учителя.  Во  время собора,  созванного в Труа  Пасхалием
вторым  (1107 год), представители Генриха потребовали  для императора "право
назначать епископов,  данное  некогда Карлу  Великому",  то  есть  церковную
инвеституру (посох и кольцо).  Папа отказался, и  послы императора ответили:
"Не здесь, а в Риме меч решит этот спор".
     Судьба благоприятствовала Генриху пятому. После двухлетней войны с
     Венгрией, Польшей и Богемией с многочисленной армией он двинулся в
     Италию. Ломбардские города покорились ему, даже маркграфиня Матильда не
посмела сопротивляться. В Сутри послы Пасхалия объявили Генриху  пятому, что
папа  отказывается  от  всех феодальных  владений, приобретенных церквами  в
течение  всех веков,  от права  чеканки монет и  других  привилегий,  требуя
взамен свободы  церковных выборов  и  отмены  светской инвеституры. Пасхалий
пытался спасти  независимость церкви ценою ее мирских богатств. Генрих пятый
благосклонно   принял  условия  и   12  февраля  прибыл  в  Рим  для  обряда
коронования. Храм святого Петра, в котором происходило посвящение, охранялся
немецкими рыцарями. Но как  только было прочитано соглашение, храм огласился
воплями.  Церковные  сановники категорически  отказались отдавать  поместья,
которыми они  владели. Коронация  была прервана.  В церкви произошла свалка.
Король захватил  папу и  кардиналов и отослал  своих пленников  в Альбано. В
конце концов Пасхалий уступил притязаниям  короля, признав  за ним все права
его предшественников.
     Какая месть за Каноссу! Словно для того, чтобы подчеркнуть триумф своей
победы,  Генрих  пятый   торжественно  предал   погребению  останки   своего
отлученного от церкви отца.
     Победа  над  папством  была недолговечна.  Церковь  отказалась  принять
условия, на которые согласился папа. Римское духовенство упрекало его в том,
что он вопреки церковным уставам возложил императорскую корону на короля
     Генриха, разрушителя  государств  и церквей,  и  дал ему привилегии. На
Латеранском соборе в 1112 году Пасхалий объявил привилегии, которые
     Генрих  вырвал  у  него силой, недействительными: "...принимаю  декреты
моего  учителя  Григория  седьмого   и  Урбана...  утверждаю  то,   что  они
утверждали, и проклинаю то, что они прокляли..."
     Римские легаты  огласили  повсюду  постановление  Латеранского собора и
анафему, которой был предан бывший ученик Пасхалия Генрих пятый.
     Мы не станем останавливаться на борьбе,  которую продолжали вести между
собой папы и светские властители в двенадцатом веке. В  этой борьбе мерзавцы
стоят  друг  друга. Коснемся лишь самых характерных эпизодов из деятельности
наместников святого Петра.
     После смерти Пасхалия  папой был  избран монтекассинский монах Джованни
Каэтани,   принявший   имя   Геласия   второго.   Королевские   ставленники,
возглавляемые  могущественным феодалом Ченьчо Франджипани, напали на него  и
бросили в темницу. Прибыв в Рим,  Генрих пятый добился  интронизации старого
архиепископа  Мориса,  принявшего  имя Григория  восьмого.  Геласию  второму
удалось бежать  в Бургундию, где он и умер, пробыв  на святом престоле  год.
Его  преемником  духовенство  избрало  архиепископа  Гвидо,  принявшего  имя
Каликста второго. Он  был давно известен как один из самых ярых  противников
Генриха пятого.
     Каликст второй, завладев Латеранским дворцом,  собрал войско. Одному из
кардиналов  он  поручил  осадить  резиденцию  Григория  в  Сутри.  Сгорая от
нетерпения поскорее захватить конкурента, Каликст второй сам присоединился к
отряду и  лично  руководил приступом. После упорного сопротивления  гарнизон
Сутри  был  вынужден  сдаться.  Как  только Григорий оказался в  его  руках,
Каликст второй  приказал  выколоть  ему глаза  и  кастрировать.  Несчастного
Мориса  посадили на  верблюда, заставив взять  в руки хвост, и  в  шутовской
одежде привезли в Рим. Затем его заточили  в монастырь, где он и умер  через
несколько лет.
     Понтификат  Каликста  второго  ознаменован  непрекращающейся  борьбой с
феодальными князьями.  Мятежные  фамилии сооружали укрепления  на улицах, не
щадя  даже древних памятников. На  улицах города происходили  кровопролитные
бои. Затаив в душе  ненависть против знатного дома Ченьчо Франджипани, рьяно
защищавшего убитого папой  соперника, Каликст вел  с ним непрерывную борьбу,
пока  крепость Франджипани - "обитель тирании и деспотизма" - не сровняли  с
землей.
     Гонорий  второй,   преемник  Каликста   второго,  избранный  семейством
Франджипани,  имел противника в лице не менее  знатного дома Пиерлони. Чтобы
покончить с довольно сильной оппозицией, угрожавшей ему, Гонорий использовал
традиционное оружие своих предшественников. Истратив огромную  сумму  денег,
он завоевал  себе  популярность,  и враждебно настроенные  сеньоры вынуждены
были смириться. Тогда Гонорий разыграл такую комедию:
     помня о том, что  кое-кто выступал против его  избрания, он притворился
оскорбленным и  заявил,  что отказывается от тиары, ибо не желает  управлять
церковью против воли верующих. Созвав своих приверженцев в базилике  святого
Иоанна Латеранского,  Гонорий  торжественно  сложил с  себя  тиару. Его трюк
произвел желанный  эффект - присутствующие слезно упрашивали папу  остаться,
заверяя его в своей преданности.
     Расположившись уютно на святом престоле, этот плут стал размышлять, как
бы  ему  прославить  свое  правление,  и  решил,  что пришла  пора  заняться
обращением в христианство  стран,  "погруженных еще  в  сумерки  язычества".
Грубо говоря, Гонорий задумал перетащить в свою лавочку клиентов, которых до
сих  пор обирали усердно жрецы и  служители  языческого культа -  конкуренты
Иисуса Христа.
     Померания была куском весьма лакомым, и деляга Гонорий поручил епископу
Оттону  ускорить  обращение  в   христианство  этой  территории.  Померанами
управлял польский князь Болеслав, и Оттон отправился к нему.
     Болеслав с воодушевлением принял предложение святого отца подчинить
     Христу язычников, упорно отказывавшихся принять его завет. Вероятно, их
отчаянное сопротивление усиливалось смутным патриотическим чувством, ибо они
понимали, что вместе с  идолами лишатся устьев своих рек. Болеславу пришлось
истребить тысячи померан, чтобы  доказать превосходство христианства над  их
древней  религией. Аргументы его были  столь убедительны,  что  оставшиеся в
живых  уже не сопротивлялись. Гонорий поспешно прислал новообращенным отряды
своих черных монахов, призванных наставлять их  во славу  святой троицы. Что
касается Болеслава, то среди  прочих  свидетельств  папской благодарности он
получил еще обещание вечного блаженства.
     Князь честно  заслужил указанную  награду, ибо  в  глазах христианского
бога нет  подвига  более  достойного,  чем  истребление людей,  отказавшихся
поклоняться ему.
     Гонорий  был  чрезвычайно  жаден  и корыстолюбив. Приведем  характерный
эпизод:  в 1128 году французский канцлер  и архиепископ Парижский  Стефан де
Санлис отправил к папе послов  с донесением о неблаговидных поступках короля
Людовика  Толстого.  Прелат  обвинял монарха  в  том,  что  он  потворствует
распущенности  французского духовенства, извлекая  из этого позорную выгоду.
По-видимому, почтенного прелата раздражало, что сливки снимает король,  а не
он  сам.  Если бы  дело обстояло иначе, он  бы ничего не  имел против  самых
скандальных похождений духовенства.
     Стефан де Санлис обвинял короля в захвате церковного имущества, а также
в  попытке покушения на  его жизнь, в  котором  участвовали  солдаты короля.
Разумеется,  Стефан де  Санлис  не  забыл  подкрепить  свои  жалобы  ценными
подарками.
     Благодарный Гонорий благословил послов архиепископа - на подобные
     жесты папы никогда не скупились - и повелел архиепископу предать короля
анафеме и наложить интердикт на Французское королевство.
     Стефан  де Санлис  исполнил  приказ  папы  и  привлек  на свою  сторону
изрядное число церковников.
     Людовик  Толстый  отлично  знал,  что папская  благодарность  -  товар,
который можно приобрести согласно установленной таксе. И потому  он,  в свою
очередь,  отправил  в  Рим  послов с поручением за приличное  вознаграждение
добиться  от папы снятия анафемы и прочих угроз. Предприятие это  стоило ему
дорого,  но он счел более благоразумным пожертвовать деньгами, чем рисковать
папской милостью.
     Разумеется, святой  отец  не отверг даров и выполнил  просьбу  монарха.
Между тем ему и в голову не пришло вернуть деньги архиепископу, как поступил
бы любой честный коммерсант, будь он на его месте.
     Вскоре два епископа - приверженцы Стефана де Сан-лиса - обратились в
     Рим  с патетическим посланием, в котором  они обвиняли короля  в  новых
преследованиях архиепископа, а  также в неблаговидных поступках по отношению
к  церкви. Послание это  осталось без ответа: наивные  авторы  не догадались
снабдить свои жалобы соответствующим приложением.
     Стефан де  Санлис  разгадал причину молчания. Он занял у ростовщика под
залог своей церковной утвари порядочную сумму и отправил в Рим четыре тысячи
динариев  золотом...  Стоит  ли  добавлять, что они  были  милостиво приняты
папой?
     Однако  такое дорогое состязание между  прелатом  и  королем  не  могло
продолжаться до бесконечности.
     Людовик Толстый попытался было остановиться... Но не тут-то было.
     Обиженный Гонорий уполномочил Стефана де Санлиса собрать в Реймсе собор
для суда над королем и предать его анафеме от имени  апостола,  если... если
Людовик откажется возместить нанесенную им обиду...
     В конце концов Людовик смирился, и святому отцу не пришлось прибегать к
грозным проклятьям.

БОРЬБА ДВУХ СОПЕРНИКОВ.
     После   смерти   Гонория   второго   разгорелась  борьба  между   двумя
конкурентами.
     В то  время  как  одна  часть кардиналов  избрала  Иннокентия  второго,
которого поддерживала семья Франджипани, другая партия противопоставляла ему
кардинала  Петра,  принявшего имя  Анаклета  второго. Позднее  в официальном
списке он попал в число антипап.
     Мотивы, по которым церковь отдала предпочтение Иннокентию, нам так же
     неведомы,  как пути господни; мне лично кажется, что  Иннокентий все же
был
     куда большим проходимцем, чем его конкурент Анаклет.
     Вначале победа  досталась Анаклету;  прогнав Иннокентия  с престола, он
утвердился  в Риме,  продолжая  негодовать  по  поводу  того,  что  соперник
выскользнул из его рук и нашел себе убежище в неприступной крепости в Пизе.
     Разогнав  священников  из собора  святого Петра,  расхитив  драгоценные
украшения  и  из  этого  собора,  и  из остальных богатых  церквей,  Анаклет
несколько утолил свою  ярость и принялся энергично сколачивать войска против
Иннокентия.  Благоразумный   соперник  к   тому  времени  оставил  Италию  и
переселился во Францию.
     Понимая, что вести вооруженную  борьбу  ему одному не по силам, Анаклет
переменил тактику и обратился с посланием к Лотарю  второму. Но  ввиду того,
что  оба  достойных  конкурента одновременно  обратились  к нему за помощью,
Лотарь мудро воздержался от ответа.
     Тем  временем Иннокентия,  которого  поддержало  влиятельное Клюнийское
аббатство, признали во Франции папой.
     Потерпев фиаско у европейских властителей,  Анаклет стал укреплять свое
положение  в  Италии на тот случай, если Иннокентий вздумает возвратиться  в
Рим.  Ему удалось  заключить союз  с герцогом  Рожером, которому он  уступил
княжество Капуанское,  неаполитанские владения и титул короля Сицилии. Сверх
того,  чтобы  закрепить  союз,  святой  отец  пошел  на  самопожертвование в
буквальном  смысле  этого  слова:  он  отдал  герцогу  в  жены свою  сестру.
Последний  дар особенно  ценен, ибо Анаклет, как пылкий брат, не расставался
со своей сестрой ни днем ни ночью.
     Однако  вскоре  его  спокойствию  пришел  конец.  Иннокентий  и  Лотарь
договорились. Поначалу  они  медлили,  не  осмеливаясь  наступать  на  Рим с
небольшим отрядом, но в конце концов папа и монарх решили попытать  счастья.
Уж очень  они  торопились: одному не  терпелось поскорее возложить  на  себя
императорскую корону, другому - завладеть престолом  апостолов. Когда Лотарь
с  небольшой армией  спустился  в Италию, Анаклет, узнав об измене некоторых
своих приверженцев, оставил Латеранский  дворец  и укрепился в замке святого
Ангела. Слухи, дошедшие  до  Анаклета, не  были  лишены основания. Некоторые
нотабли, присягнувшие недавно на верность Анаклету, с триумфом встретили его
конкурента и короля.
     Утвердившись на  Авентине, Иннокентий был лишен возможности  короновать
Лотаря  в  соборе   святого   Петра,   где  обычно  происходило   посвящение
императоров,  так  как  эта  церковь, как и большая часть римских кварталов,
оставалась во власти другого папы. Поэтому ему пришлось возложить  на своего
друга корону в Латеране.
     Как пишет Оттон Фрейзингенский, Иннокентий второй впоследствии  заказал
картину, изображавшую его на троне, в то время как коленопреклоненный Лотарь
получает из его рук корону.
     В течение нескольких  месяцев  армия Лотаря, состоявшая  всего  из двух
тысяч человек, безуспешно осаждала  замки,  занятые  сторонниками  Анаклета;
королевские  войска  заметно  редели, осыпаемые  градом  камней  и  стрелами
осажденных. Пока Лотарь колебался, штурмовать ли ему башни, в которых засели
приверженцы  Анаклета, до  него  стали  доходить слухи, что Рожер  во  главе
значительного  отряда вышел на помощь  своему деверю. Тогда  Лотарь поспешил
возвратиться в Германию, предоставив  Иннокентия милости божьей. Увы, Саваоф
оказался слабым защитником! Иннокентию пришлось покинуть
     Рим  и  временно обосноваться  в  Пизе,  откуда он стал  бомбардировать
соперника новыми анафемами.
     Почти целый год прошел более или менее спокойно;
     грозные  проклятья не вызывали  никакого  волнения  среди  приверженцев
Анаклета.  Тогда Иннокентий решил  применить более действенное средство:  он
заключил  с императором соглашение относительно владений графини Матильды  и
убедил Лотаря второй раз  перейти Альпы. Момент был  выбран удачно:  римская
курия находилась  в  состоянии полного  развала.  Анаклет,  истратив  суммы,
добытые благодаря разграблению церквей, оказался не в состоянии поддерживать
верность своих сторонников. Во дворце наступили унылые дни: кончились оргии,
разбежались  веселые  женщины,   папе  и  его   сателлитам  пришлось   вести
спартанский  образ жизни.  Эффект  не замедлил сказаться  -  партия Анаклета
таяла с каждым днем.
     Иннокентий, отлично осведомленный о положении при папском дворе,
     направился  в Рим во главе трех тысяч конников Лотаря. Последний  в это
время  изгнал  Рожера  из Калабрии. Святой  отец и  император соединились  в
городе  Бари. Здесь произошел инцидент,  который  мог  бы  обеспечить победу
Анаклету, будь его соперник менее расторопен.
     Иоанн Комнин, глава Восточной  империи,  прислал к Лотарю своих послов,
среди которых находился один  весьма красноречивый монах. Монаху,  вероятно,
было кем-то поручено  разоблачить Иннокентия; он обвинял его в нечестивости,
прелюбодеянии, содомии. Пламенные речи монаха произвели  большое впечатление
на  императора, и  он решил покинуть своего друга и перейти на  сторону  его
врага. Но раньше, чем Лотарь  осуществил свое намерение,  загадочная болезнь
желудка (очевидно, промысл божий!) в течение двух дней унесла его  в могилу.
Иннокентий  уже  в одиночестве завершал свой поход на Рим. Между тем  король
Сицилии, воспользовавшись смертью императора, разграбил Калабрию  и Апулию и
двинулся  освобождать  Анаклета от римского пленения.  Положение  Иннокентия
было  далеко  не  блестящим.  С  небольшой конницей нечего было  и  думать о
разгроме  многочисленной  армии  Рожера.  Но  предприимчивый  Иннокентий  не
растерялся. Всевышний, который уже однажды помог святому отцу избавиться  от
Лотаря,  и на этот раз не отказал ему в поддержке. Анаклет внезапно захворал
странной  болезнью, по  признакам  весьма похожей на  болезнь Лотаря;  через
несколько дней Анаклет умер в страшных мучениях.
     Враги Иннокентия выбрали преемником умершего папы кардинала Григория.
     Но у того вскоре не оказалось сторонников.  Памятуя об участи Анаклета,
сателлиты его  разбежались, а некоторых из них подкупил неуемный папа. После
долгих  испытаний Иннокентий вернулся  в  Рим.  Но конец  его  мытарствам не
наступил.  Рожер не  сложил еще  оружия и  продолжал  продвигаться со  своей
армией.  Собрав  несколько  отрядов, Иннокентий  двинулся  навстречу  врагу.
Королю Сицилии  без  труда  удалось  разбить  папское  войско и  его  самого
захватить в плен. Иннокентию пришлось согласиться на условия Рожера, который
принудил его подписать договор, по  которому все земли и привилегии,  данные
Рожеру Анаклетом, оставались за ним. 6 января 1139 года Иннокентий  (его имя
в  переводе с  латыни  означает невинный!) вернулся  в  Рим  и  оставался на
престоле до 1143  года. Война,  возникшая в результате конкуренции двух пап,
продолжалась девять лет!

ХРИСТИАНСТВО - РЕЛИГИЯ МИЛОСЕРДИЯ.
     Преемник Иннокентия  Целестин второй пробыл на престоле пять месяцев. В
это время  на Востоке происходили гонения на  секту  богомилов,  которых еще
раньше,  при  Алексее  Комнине,  подвергали  преследованиям  и  осуждали  на
сожжение.
     Эти схизматики  утверждали, что у бога-отца было два  сына. Старший, по
имени Сатанаил, восстал против отца и был изгнан им на землю.
     Таким образом, наш земной шар  богомилы  превратили  в место ссылки для
жителей рая!
     Сатанаил, как  явствует из  учения этих  одержимых фанатиков,  заполнял
свой досуг на земле тем, что сотворял весь видимый мир...
     Затем богомилы утверждали, что Иисус Христос,  младший сын милосердного
бога-отца,  явился  на землю  по повелению своего  родителя, чтобы разрушить
могущество Сатанаила  и водворить  его  в  преисподнюю,  отняв  от его имени
ангельский слог - "ил".
     В  сущности, эта легенда так же нелепа, как все басни о сотворении мира
и земном  рае.  Беда  ее заключалась  в  том,  что  в некоторых деталях  она
противоречила канонической легенде.
     Как бы там  ни было, учение  богомилов  считалось ересью, а с еретиками
церковь  не  церемонится.  По  утверждению  Матвея  Эдесского,  десять тысяч
еретиков были брошены  в море, в том  числе  родная бабка  Алексея  Комнина.
Глава секты, монах Нифонт, был  осужден на ужасные пытки. Только религиозное
исступление способно  на  что-либо  подобное. Монаху из  бороды  вырывали по
одному волосу (а борода, по словам летописцев, была густой и длинной), затем
на  допросе  палач,  мастер своего  дела,  выдавил  ему  глаза из  орбит.  В
заключение несчастного Нифонта сожгли на костре.
     Не забудьте: христианство - это религия милосердия!
     Когда  умер  Целестин  второй,  кардиналы  и нотабли римской курии,  не
предупредив  ни  народ,  ни  духовенство, собрались в  Латеранском  дворце и
тайком возвели на престол кардинала Жерардо, принявшего имя Луция второго. В
смысле нравственности Луций ничем не отличался от остальных пап двенадцатого
века. Его  оргии не являются особой достопримечательностью в истории святого
престола:  грешил  Луций,  так  сказать,  умеренно.  Только  его  страсть  к
господству не  знала  никакой  меры. Главой Западной империи в это время был
Конрад Благочестивый, характер которого целиком оправдывал это прозвище.
     Какие бы преступления папы ни замышляли, они всегда могли  рассчитывать
на поддержку такого императора.
     Вскоре  после  восшествия  Луция  второго  на  престол  по всей  Италии
вспыхнули восстания. Грубый  и надменный Луций не  допускал сопротивления ни
малейшим  своим  желаниям  и   строго  пресекал  даже  самые  незначительные
проявления  самостоятельности у своей паствы. Сгорая от нетерпения как можно
скорее   сломить   римлян,  Луций,  не  дожидаясь  прихода  солдат,  которых
предоставил в его распоряжение король Сицилии, перегнул палку, и это привело
к народному восстанию.
     Вождем  восстания  был  Арнольд  Брешианский,   ученик   прославленного
французского  ученого Абеляра; он поднял римлян на вооруженную борьбу, и они
силой  добыли  те  свободы,  в которых  им отказывал папа. Они  организовали
сенат, избрав одного  патриция для управления Римом.  Сенат в полном составе
направился в Латеранский дворец и от имени всей нации объявил Луция лишенным
всех   прав,   которые  были  приобретены   папами.  Сенат   потребовал   от
представителей церкви отказаться от  светских владений, от  мирских забот  и
дел и ограничиться и

Внимание! Сайт является помещением библиотеки. Копирование, сохранение (скачать и сохранить) на жестком диске или иной способ сохранения произведений осуществляются пользователями на свой риск. Все книги в электронном варианте, содержащиеся на сайте «Библиотека svitk.ru», принадлежат своим законным владельцам (авторам, переводчикам, издательствам). Все книги и статьи взяты из открытых источников и размещаются здесь только для ознакомительных целей.
Обязательно покупайте бумажные версии книг, этим вы поддерживаете авторов и издательства, тем самым, помогая выходу новых книг.
Публикация данного документа не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Но такие документы способствуют быстрейшему профессиональному и духовному росту читателей и являются рекламой бумажных изданий таких документов.
Все авторские права сохраняются за правообладателем. Если Вы являетесь автором данного документа и хотите дополнить его или изменить, уточнить реквизиты автора, опубликовать другие документы или возможно вы не желаете, чтобы какой-то из ваших материалов находился в библиотеке, пожалуйста, свяжитесь со мной по e-mail: ktivsvitk@yandex.ru