Коннер Ричард - Стратегическая психотерапия. Ступень 1-2

Эта книга предназначена для терапевтов, желающих освоить конкретные методы решения человеческих проблем, и для преподавателей, желающих обучать конкретным навыкам. Наш терапевтический метод сосредоточивается на решении предъявленных проблем в контексте семьи клиента. Но дело здесь не в методе, а в том, чтобы найти для каждой проблемы, для каждой отдельной ситуации особый подход. Задача терапевта – четко сформулировать предъявленный симптом и построить свое вмешательство в социальную ситуацию клиента таким образом, чтобы изменить этот предъявленный симптом. В этой книге главное внимание уделяется проблемам, как и в других подходах, ориентированных на симптомы, но в отличие от этих подходов мы придаем особое значение социальному контексту человеческих проблем.

Определение проблемы

В последнее время идут споры между терапевтами, предпочитающими определять симптом в точных поведенческих терминах (например, как «специфическое избегающее поведение») и терапевтами, пользующимися более общими категориями, такими как «тревога» или «чувство беспомощности». Некоторые терапевты предпочитают формулировать симптомы как поддающиеся счету поведенческие акты, а другие предпочитают формулировать проблему как состояние души или как патологию характера. Предлагаемый здесь подход отличается от обоих этих подходов, поскольку особое внимание мы сосредоточили не только на индивиде. Хотя в этом подходе предполагается, что терапевт потерпел неудачу, если он не решил предъявленную проблему, и хотя симптом определяется в операциональных терминах (то есть настолько точно, насколько это возможно), терапия здесь сосредоточивается на социальной ситуации, а не на отдельном человеке. Можно определять «проблему» в разных социальных единицах. В этой книге проблема определяется как тип поведения, которое является частью последовательности поведения нескольких людей. Симптом – это ярлык и кристаллизация последовательности в социальной организации. Если рассматривать такие симптомы, как «депрессия» или «фобия» как контракт между людьми и, следовательно, считать их адаптивными для взаимоотношений этих людей, то это ведет к новым представлениям о терапии.

Одним из вкладов семейного подхода, развившегося в 50-е годы, было открытие, что симптомы можно рассматривать как уместное и адаптивное поведение. Раньше считалось, что симптом иррационален и основан на неправильном восприятии, вынесенном из прошлого, но была выдвинута точка зрения, что симптом – это способ адаптации к текущей социальной ситуации. Отсюда логически следует, что для изменения симптома терапия должна быть сосредоточена на изменении социальной ситуации.

Смещение фокуса внимания с одного человека на социальную группу, состоящую из двух и более людей, имеет определенные последствия для терапевта. Терапевт должен не только по-другому думать о человеческих дилеммах, но и рассматривать себя как члена социальной единицы, содержащей проблему. Терапевта следует рассматривать, как часть социальной дилеммы клиента, и эта мысль может вызывать у него беспокойство. Когда двадцать лет назад распознали, что терапевтической единицей является семья, а не индивидуум, это стало шагом вперед. Со временем семейная единица расширилась и стала включать в себя более обширную родственную сеть, а также группу сверстников. Сейчас становится очевидным тот факт, что предъявленная проблема включает в себя как профессиональный мир, так и общество в целом.

Когда терапевтическая проблема определяется как социальные взаимоотношения клиента, терапевт должен и себя включить в эту проблему, поскольку он дает ей определение. Когда на ребенка или взрослого навешивают ярлыки: «больной с минимальной дисфункцией мозга», «алкоголик», «шизофреник», – это означает, что терапевт участвует в создании проблемы и может затруднить процесс изменения.

Терапевт, характеризующий семейную ситуацию с помощью фраз, типа «доминирующая мать и пассивный отец» или «симбиотические отношения между матерью и дочерью» создает проблемы, хотя он может считать, что он просто описывает проблемы, поставленные перед ним.

В зависимости от того, какой ярлык терапевт навесит на человеческую дилемму, он может кристаллизировать ее или сделать хронической.

Коллеги как часть проблемы

Тема проблем, созданных специалистами, становится более очевидной, когда мы изучаем, как клиницисты могут стать частью представленной проблемы. Как терапевт определяет проблему, если он принимает на лечение молодого человека с диагнозом шизофрения, находящегося в психиатрической больнице? Терапевты уже двадцать лет считают, что социальной единицей в этом случае является молодой человек и его семья. Это необязательно предполагает, что семья является «причиной» шизофрении, но это предполагает, что проблема проявляется в семье, и семья – это самый лучший источник помощи для молодого человека. Именно туда он и отправится, когда его выпустят из больницы. Становится все очевиднее, что кроме семьи, в проблему включен и персонал психиатрической больницы, который распоряжается сроком выписки и медикаментами. Терапевт не может притворяться, что терапевтическая проблема заключается только в молодом человеке и его семье, когда решение о выписке находится в руках других людей и когда молодого человека в любой момент могут напичкать лекарствами без разрешения терапевта. Точно так же, для проведения терапии с условно осужденным следует определить проблему таким образом, чтобы включить в нее, наряду с семьей и друзьями, офицера, осуществляющего надзор за осужденным, и суд. Когда тема социального контроля становится значимой, профессиональное окружение является частью предъявленной проблемы. В менее серьезных случаях терапевтической проблемой могут стать разногласия между специалистами, занимающимися семьей. Если разные терапевты встречаются с разными членами семьи, то они могут вести между собой «территориальную» борьбу по поводу того, кто в семье прав, а кто не прав. Следовательно, социальной единицей для терапевта является не только семья, но и коллеги-профессионалы.

Расширение социальной единицы

Если терапевт рассматривает своих коллег-прфессионалов как часть проблемы, уже одно это вызывает беспокойство, но проблема может быть еще шире. Когда мальчик отказывается ходить в школу, его поведение можно определить как терапевтическую проблему. От терапевта ожидают, что он повлияет на ситуацию в семье и школе и сделает так, чтобы ребенок начал вести себя хорошо. Это довольно распространенная проблема. Но предположим, что эта школа находится в трущобах, и она настолько плохая, что терапевт может только одобрить нежелание молодого человека тратить время впустую. Таким образом, проблема не только в прогулах ребенка, но и в плохой школе. Если терапевт включает сюда и школу, то грань между терапией и социальной или политической деятельностью размывается.

Если терапевт начнет рассматривать проблему с социальной точки зрения, то ему трудно будет ограничить свое мышление только ребенком или школой, не включая сюда экономическую систему и социальные условия, в которых существует такая школа. Мальчик, отказывающийся ходить в школу, может реагировать на плохую школу или на проблемную семью. Но в чем бы ни заключалась проблема, она неотделима от того факта, что из-за экономической системы отец может быть хронически безработным, а мать может получать пособие на ребенка, что ведет к искажению семейной организации. Является ли терапевтической проблемой не только отдельная семья, плохая компания или школа, но и общество в целом? Хотя это очевидно, когда речь идет о бедных, но эти вопросы возникают и когда терапевт имеет дело с людьми из более обеспеченных слоев. Депрессия у женщины сама по себе может считаться проблемой, но терапевт может учесть и тот факт, что она жена администратора корпорации, который постоянно перевозит семью с места на место, чтобы не отстать в конкурентной борьбе.

Куда идешь, терапевт?

В попытках справиться с социальными проблемами терапевт может впадать в крайности. Он может относиться к проблеме, как будто она на самом деле заключается в искаженном восприятии и интересоваться фантазиями клиента по поводу его социальной ситуации. Такой узкий подход уже больше не приемлем. Терапевт может впасть в другую крайность и определять все проблемы как экономические и культурные. Но тогда он должен становиться революционером, чтобы решить каждую проблему. Такой подход кажется непрактичным. Во-первых, терапевт должен иметь доказательства того, что в результате революции эта проблема будет решена в обществе, а во-вторых, клиенту придется жить в страдании, в ожидании, пока терапевт организует революцию.

Тема радикализма стала актуальной в 60-е годы, когда терапевтов послали в трущобы, в психиатрические больницы, наполненные черными бедняками. Эти терапевты оказались пойманными между двумя крайними позициями. Если терапевт помогал семье справиться с проблемой, то радикалы обвиняли его в пустой трате времени, поскольку проблема на самом деле – в расистском обществе и безработице.

Те терапевты, которые переключались на более радикальные цели и пытались что-то сделать с расизмом и экономической системой, были беззащитны перед обвинениями в том, что они только разглагольствуют и не помогают ни одной семье в ее страданиях.

Задача терапевта не имеет легких решений. Какую бы радикальную позицию он ни занимал как гражданин, как терапевт он обязан определить, какую социальную единицу он может изменить, чтобы решить проблему, предъявленную клиентом. Война с психиатрическими больницами, судами и учреждениями социального обеспечения обычно не достигает целей терапии, хотя иногда она может быть необходима. Эффективность терапевта оценивается на основе результатов его терапии, а не на основе его нравственной позиции или справедливого негодования на общество, так как оно вносит свой вклад в проблемы клиентов. Самая полезная точка зрения для терапевта – считать, что в любой ситуации есть достаточно разнообразия, чтобы изменить ее к лучшему. Вместо того чтобы просто проклинать плохую школу, терапевт должен пойти в нее и найти там более подходящее место для ребенка, которого он пытается вернуть в школу.

Когда терапевт принимает идею, что проблемы клиента включают его социальное окружение, в том числе и самого терапевта, он должен всегда учитывать, в какие коалиции он вступает своими действиями. Ему следует продумать, не выступает ли он в роли агента социального контроля, чьей задачей является усмирение нарушителей спокойствия в обществе или семье. Решение проблем с этой точки зрения является не таким уж простым делом, как полагают некоторые модификаторы поведения. Бихевиоральная терапия сделала акцент на проблемах, она внесла в психотерапию большую точность, а также заботу о результатах. Однако у бихевиоральных терапевтов также существует тенденция определять проблему, не включая терапевта в социальную ситуацию. Например, если у ребенка бывают приступы раздражения, и терапевт придерживается теории кондиционирования, то он сосредоточится на проблеме приступов и использует процедуру кондиционирования, чтобы устранить проблемное поведение. И все же, на чьей стороне выступает терапевт в этом случае? С кем он вступает в коалицию и против кого? Терапевт, мыслящий в терминах социального контекста, считал бы приступы раздражения у ребенка реакцией на взаимоотношения, сложившиеся у него в настоящее время. Он также решил бы, учитывая иерархию, хочет ли он работать на родителей и формировать поведение ребенка по их желанию. В действительности, терапевт мог бы сосредоточиться на приступах раздражения в качестве проблемы, но если он мыслит в терминах последовательностей, он будет сознавать, что его действия касаются и родителей не меньше, чем ребенка. Такое же беспокойство вызывают любые коммуникации между терапевтом и одним из членов семьи, когда контекст игнорируется. Терапевт, привычно спасающий жен из подчиненного положения во взаимоотношениях с их мужьями, может иметь хорошие намерения, но не сознавать, как это отразится на семье в целом. Наивно спасая ребенка, жену или мужа, терапевт может перепутать свою личную моральную позицию с терапией и нанести семье вред.

Еще более очевидная дилемма встает перед терапевтом, когда он начинает осознавать, что является частью проблемы в ситуации социального контроля. С узкой точки зрения, терапевт может быть решает поведенческие проблемы пациентов беспокойной палаты, устанавливая режим «экономии симптомов» или используя другие подобные процедуры. Тем не менее, с организационной точки зрения, он присоединяется к администрации, превращая плохих пациентов в хороших для удобства персонала. Существует отчет о том, как несколько лет назад пациентка психиатрической больницы собирала в своей палате полотенца. Терапевт решил эту проблему парадоксально: он набил ее палату полотенцами до отказа, так что женщина не смогла в нее войти. Это вмешательство обычно описывают, не уточняя, заставило ли это пациентку вести себя лучше в палате или помогло ей вернуться к нормальной жизни в обществе. Как только терапевт начинает думать в терминах организации, он должен думать о себе, как о части социальной системы, которая является проблемой для клиента.

Терапевт, выбирающий проблемный подход, сталкивается не только с последствиями размышлений о своем месте социальной системы. Ему трудно найти место, где он может научиться терапии. Существует несколько программ, предлагающих обучение проблемному подходу с помощью бихевиоральных приемов. Другие программы, сильно отличающиеся от первых, предлагают обучение семейно-ориентированной терапии. Трудно найти место, где терапевт может научиться проблемному подходу, и в то же время, научиться думать о проблемах в социальном контексте. Назначение этой книги – обеспечить терапевтов способами формулирования проблем и способами вмешательства во взаимоотношения людей, чтобы решить их проблемы.

Проведение первого сеанса

Если успешная терапия определяется как успешное решение проблем клиента, то терапевт должен знать, как формулировать проблему и как ее решать. И если ему приходится решать разнообразные проблемы, он не должен выбирать жесткий и стереотипный подход в терапии. Любой стандартизированный подход в психотерапии, как бы он ни был эффективен в решении определенных проблем, не сможет успешно справляться с тем широким диапазоном, который обычно предлагается терапевту. Здесь необходимы гибкость и спонтанность. Тем не менее, терапевт также должен учиться на своем опыте и повторять то, что раньше приносило ему успех. Комбинация знакомых процедур с новаторскими методиками увеличивает вероятность успеха.

Чтобы терапия закончилась как следует, она должна и начинаться как следует – нужно сформулировать проблему так, чтобы она была решаемой и выявить социальную ситуацию, где эта проблема необходима. Акт терапии начинается со способов изучения проблемы. Акт вмешательства выявляет проблемы и паттерны взаимоотношений, подлежащие изменению.

Умелый терапевт будет обращаться с каждым новым клиентом, принимая во внимание, что для этого конкретного человека в этой конкретной социальной ситуации может потребоваться уникальный подход. Существует много переменных, но большинство из них попадают в категории времени, места, гонорара, количества участников и конкретных предписаний, необходимых, чтобы начать терапию. Терапевт, пользующийся полной свободой действий, в зависимости от ситуации, может захотеть работать в кабинете, дома, на работе, на улице, или, со школьными проблемами, в школе. Первый сеанс может продолжаться час, полчаса или несколько часов. Терапевт может немедленно перейти к изменениям или может действовать не спеша и вначале ничего не предписывать. В одном случае может быть уместен стандартный гонорар, в другом случае клиента могут попросить заплатить, когда, по его мнению, терапевт этого заслуживает, в третьем – он должен платить, если у него не произошло улучшения. Терапевт может пригласить на первую встречу одного человека или нескольких людей, он может ограничиться только членами семьи или добавить к ним других специалистов или друзей. Для одной этнической группы может быть нужен формальный подход, для другой больше подействует приятельское отношение. У терапевта-мастера есть много разных способов, как он может начать, но здесь будет предложен способ проведения первой встречи, рекомендуемый для среднего терапевта.

В настоящее время предполагается, что начинать терапию с одним человеком означает начинать с трудностей. В те времена, когда считалось, что терапевтическая проблема является проблемой одного человека, казалось разумным встречаться только с одним человеком. Симптомы или проблемы считались неадаптивными и неуместными. Следовательно, не за чем было приводить еще кого-то, кроме этого неадаптированного человека. Если у жены были приступы тревоги, их не считали адаптивными для ее супружества, они представлялись чем-то иррациональным. Поэтому полагали, что муж не имеет к этому отношения, он рассматривался только как стрессовый фактор для жены, а «настоящая» проблема заключается в ней.

Конечно, можно изменить супружеские отношения и семью, встречаясь только с одним человеком, но исследования результатов терапии показали, что это может быть медленная и трудная процедура, часто заканчивающаяся неудачей.

Гораздо разумнее встречаться с естественной группой, в которой проявляется проблема, и таким образом, сразу начинать двигаться к решению.

Если для терапевта очевидно, что по проблемам брака следует встречаться и с женой и с мужем, то для него должно быть еще очевиднее, что когда у молодого человека проблемы и ему нужно помочь отделиться от семьи, следует немедленно подключить всю семью. Терапевт должен собрать всю семью вместе, чтобы помочь каждому из них обрести свое лицо, поэтому разумнее начать этот процесс со всеми вместе на первом сеансе.

Если терапевт рассматривает проблему в ее контексте, то существовавшее в прошлом противопоставление «индивидуальной» и «семейной» терапии теряет смысл. Сеанс индивидуальной терапии – это один из способов вмешательства в семью. Встречаясь с мужчиной, женщиной или ребенком в отсутствие других членов семьи, терапевт формирует коалицию, не ведая, в какую организацию он вступает. Хотя по ходу работы терапевт может проводить индивидуальные сеансы с членами семьи, преследуя конкретные цели, в начале лучше всего встретиться со всеми, кто живет под одной крышей, чтобы терапевт мог быстро схватить суть проблемы и социальную ситуацию, поддерживающую ее.

Более того, это общеизвестно, что люди не могут адекватно описать свою собственную социальную ситуацию. Участник событий, даже если он прошел специальное обучение, даст предвзятое описание, из-за своего положения в структуре межличностных отношений. Квалифицированный антрополог не может адекватно описать последовательность в своей собственной семье. В 50-е годы из-за сомнительности самоотчетов сеансы начали проводить со всей семьей, а супервизоры стали наблюдать за работой терапевта с помощью одностороннего зеркала или видеозаписи. Супервизоры узнали, супервизоры поняли, что терапевт неадекватно описывает сеансы, когда сравнили его описание с видеозаписью. Когда терапевт встречался с глазу на глаз с клиентами, а супервизор с терапевтом, без видеозаписи, никто не знал, что на самом деле происходило во время сеанса. Жена могла рассказать о каком-то поступке мужа, не упоминая о своей роли в последовательности, приведшей к этому поступку. Например, она могла сказать, что муж ее ударил так, что у нее перехватило дыхание. А терапевт в свою очередь мог описать это событие супервизору, не сообщая, как именно он побудил жену рассказать ему об этом случае. Терапевт не упоминал, что он, возможно бессознательно, объединился с женой против мужа и побуждал ее проклинать его. Супервизору приходилось догадываться, что на самом деле происходило на основе описания жены, полученного через терапевта. Оба описания были предвзятыми. Разумнее было бы встречаться, когда это возможно, и с мужем и с женой под наблюдением супервизора. При таком наблюдении, терапевтическая ситуация превращается из «индивидуальной» в «семейную» и выходит на свет из мрака.

Правильно начинать терапию отчасти мешала путаница между диагнозами для медицинских учреждений и диагнозами для терапевтических целей. Медицинским учреждениям для осуществления своих целей и целей страхования необходимо было встретиться только с пациентом, чтобы классифицировать его как диагностический тип, в соответствии с какой-либо схемой, например, DSM.[1]

Эта процедура не имела никакого отношения к психотерапии и даже могла помешать терапевту в решении проблемы. Теперь известно, что самый лучший диагноз для терапии – это диагноз, позволяющий социальной группе отреагировать на попытки внести изменение.

Терапевт должен войти в ситуацию и собрать диагностическую информацию, необходимую для терапии, вот почему лучше всего начинать работу со всеми участниками этой ситуации, ведь в изменении тоже будут участвовать все.

Конечно, бывают такие случаи, когда на сеанс способен прийти только один человек, и поэтому первая встреча должна происходить один-на-один. Если клиент находится в тюрьме или психиатрической больнице, для психотерапевта естественно ожидать, что на первом сеансе будет присутствовать его семья, чтобы спланировать возвращение клиента домой. Если за терапией обращается студент колледжа, живущий за тысячи миль от дома, может быть необходимо провести первый сеанс с ним одним. Позже могут быть письма, телефонные звонки, визиты родителей и другие формы общения с семьей, но вначале нужно провести сеанс с одним человеком.

Для такой особой и необычной ситуации требуется терапевт, способный не только оценить ситуацию, разговаривая с одним человеком, но и решить, каковы будут последствия изменения для отсутствующих членов семьи. Можно изменить человека, встречаясь только с ним одним, но уровень навыков, необходимый для этого, превышает возможности среднего терапевта.

На обычном первом сеансе, особенно по поводу проблем с ребенком, терапевт должен ожидать присутствия всех заинтересованных лиц. Если проблема связана со школой, часто лучше всего провести первый сеанс в школе вместе с учителем, классным руководителем, ребенком и родителями. Эти люди составляют группу заинтересованных лиц, и, начиная терапию в присутствии всех членов этой группы, терапевт сбережет время. (Описываемый здесь способ проведения первого сеанса подходит для такой группы). В большинстве случаев следует пригласить ближайших родственников. Членами требуемой социальной единицы являются все, кто живет под одной крышей, хотя если терапевт узнает о существовании бабушки, живущей за углом, ему следует пригласить и ее тоже.

Мы настаиваем на присутствии всех заинтересованных лиц на первом сеансе не потому, что терапию нельзя проводить, если всеобщую явку обеспечить не удалось. Просто этот способ работы самый легкий. Описываемый здесь способ проведения первого сеанса поможет терапевту правильно начать работу. Предложенную процедуру можно использовать с большинством проблем, хотя, конечно, всегда бывают уникальные ситуации, требующие особого подхода.

Например, когда молодой человек находится в психиатрической больнице, предлагаемый исследовательский сеанс здесь не подойдет. В этом случае, терапевту заранее известно, что проблема в госпитализации. И его основная стратегия заключается в подчеркивании авторитета и семейной иерархии, поскольку это момент кризиса. Это не подходящее время для исследований.

Бывают и другие случаи, когда первый сеанс этого типа не является подходящей процедурой. Иногда семью направляют по ошибке, из-за недопонимания самого направляющего, а иногда они приходят для «проверки» или на консультацию, и не собираются начинать терапию. Некоторые семьи просто хотят протестировать ребенка, то есть они приходят не на терапию. (Даже если будет проводиться только тестирование, семью можно задействовать. Сейчас в некоторых клиниках тестирование ребенка проводится за односторонним зеркалом, чтобы родители могли наблюдать за его реакциями. Потом, когда психолог обсуждает результаты с родителями, они не просто получают общий отчет, у них есть какие-то основания, чтобы судить о выводах психолога.)

Существует также «принудительное» направление, требующее особого подхода во время первого сеанса. Когда семью направляют суд или школа, отец или мать могут быть разгневаны, и с ними необходимо особое обращение. Когда терапевт видит, что клиент в замешательстве или ведет себя явно неуместно, он должен предположить, что это не человек странный, а ситуация запутанная.

Другая особая ситуация – это демонстрация терапии, когда терапевт должен проводить сеанс с семьей пред группой. Если семейный терапевт делает это, он должен позаботиться о том, чтобы семья не открывалась больше, чем это необходимо, перед группой незнакомцев. Терапевт ни в коем случае не должен проводить сеанс перед группой, если он не собирается больше встречаться с этой семьей.

Демонстрация сеанса с семьей для заезжего терапевта – это исследование семьи, и члены семьи не получают компенсации за свою откровенность (разве что им платят за это). Такие одноразовые демонстрации не имеют отношения к психотерапии. Это просто демонстрация того, как использовать семью для общения с аудиторией, и терапевт, проходящий обучением, ни в коем случае не должен предполагать, что ему следует проводить терапевтические сеансы точно так же. Еще один дополнительный комментарий по поводу привлечения всей семьи на первый сеанс. Часто молодые люди, живущие с родителями или отдельно, предпочитают не вовлекать семью в процесс терапии. Иногда такие молодые люди уже несколько лет находятся на индивидуальной терапии и предпочитают этот метод. Терапевт не должен позволять клиенту решать, как будет проходить терапия, особенно если она не имела успеха в прошлом, но клиент хочет продолжать в рамках того же шаблона. Иногда бывает и так, что взрослый человек не хочет вовлекать в терапию своего супруга. Может быть так, что человек живет один, а его семья живет неподалеку, и он не видит никакой связи между членами семьи и своей проблемой.

Чем больше людей участвуют в сеансах, тем быстрее и эффективнее будет терапия. Иногда терапевт может начать с одним человеком, если тот настаивает, но по данным наших исследований продолжать терапию таким образом гораздо труднее. Иногда терапевт может заключить контракт: если не происходит быстрого улучшения, семья может быть приглашена. Однако, если терапия начата с одним человеком, потом может быть труднее включить других людей, имеющих отношение к этой ситуации.

Некоторые терапевты утверждают вслед за Карлом Витакером, что борьба за то, кто будет участвовать в терапии, может определить результаты терапии.

Этапы первого сеанса

Сеанс начинается с первого контакта по поводу проблемы. Обычно кто-то звонит, чтобы записаться на прием, и некоторую информацию можно собрать по телефону. Чтобы спланировать первую встречу, потребуется как минимум следующая информация: должны быть собраны имена, адреса и номера телефонов всех людей, имеющих отношение к проблеме, чтобы терапевт мог с ними связаться. Следует записать всех, кто живет под одной крышей и их возраст. Нужно узнать, кто и где работает, и проходил ли кто-нибудь психотерапию. Важно знать, кто направил семью. Пусть они также в одном-двух предложениях сформулируют предъявленную проблему. Обо всем этом следует спрашивать как о чем-то само собой разумеющемся. После этого, когда терапевт звонит, чтобы назначить первую встречу, он должен потребовать, чтобы все, живущие под одной крышей, пришли на первый сеанс.

Когда семья приходит, первый сеанс состоит из следующих этапов:

1. Знакомство, когда членов семьи приветствуют и помогают им расположиться как можно удобнее.

2. Определение проблемы, когда от семьи требуется изложить предъявленную проблему.

3. Взаимодействие, когда членов семьи просят пообщаться друг с другом.

4. Определение целей, когда семьи просят уточнить, каких изменений они хотят.

5. Предписания, когда семье даются указания. В конце сеанса назначается время следующей встречи со всей семьей или с некоторыми членами семьи.

Знакомство, приветствие

На каждом этапе сеанса должны быть задействованы все члены семьи, особенно во время приветствия и знакомства. Когда семья входит в кабинет, они должны рассесться по желанию. Представившись, терапевт должен обратиться к каждому члену семьи и узнать его имя.[2] Важно получить ответ от каждого человека, чтобы подчеркнуть, что в этой ситуации каждый член семьи важен и каждый будет участвовать в терапии.

На первом этапе терапевт может также узнать, кто живет под одной крышей, и, следовательно, должен присутствовать на сеансе. Если кто-то начинает говорить о проблеме, терапевт должен его остановить, пока он не познакомится со всеми присутствующими. Моделью этой стадии является вежливый прием, который мы бы оказали, принимая в доме гостей. Терапевт приветствует каждого и помогает ему устроиться поудобнее.

Пока семья устраивается у терапевта, есть возможность для наблюдений. Они послужат ему руководством для следующего этапа.

Большинство семей, пришедших за помощью, настроены на самозащиту, какими бы покорными они ни казались. Ведь это так неловко обращаться с личными проблемами к чужому человеку. Большинство семей перепробовали самые разные средства и не достигли успеха, и поэтому обращение за помощью они могут воспринимать как свой провал. У членов семьи могут быть разногласия по поводу проблемы или по поводу необходимости визита к терапевту, а некоторых из них сюда просто притащили, хотя они сами предпочли бы быть в другом месте. Возможно, они боятся обвинений.

Терапевт должен замечать, как настроена семья, чтобы добиться от них сотрудничества в изменениях. Они могут притворяться более спокойными, чем они есть на самом деле. Они могут быть расстроенными или злыми. Члены семьи могут считать приход к терапевту наказанием для «проблемного человека». Они какое-то время угрожали ему терапией, а теперь осуществили свою угрозу. Или они могут быть в отчаянии. Они также могут прийти по принуждению, так как власти – школьные или судебные – приказали им прийти. Пока терапевт приветствует членов семьи, они передадут ему свое настроение, и он должен постараться к нему подстроиться.

Терапевт должен заметить отношения между родителями и ребенком, когда члены семьи готовятся войти в комнату. Родители могут вести себя с детьми слишком сурово, или наоборот слишком мягко, надеясь, что дети просто войдут вместе с ними. В приемной дети могут с самого начала вести себя хорошо, или им могут понадобиться инструкции родителей. Какие методы родители используют для дисциплинирования детей, можно пронаблюдать, когда семья входит в комнату и устраивается. Терапевту следует помнить, что родители не просто воздействуют на детей, они показывают, как они воздействуют на детей. Например, если они обычно шлепают ребенка, когда он плохо себя ведет, то озабоченные мнением терапевта, они могут вести себя по-другому. Дети тоже будут демонстрировать, как ведут себя они и их родители. Терапевт необязательно получит от них факты, а скорее – иллюстрацию.

Терапевт должен заметить, какие отношения между родителями или другими взрослыми, которые привели ребенка (например, мама и бабушка). Если в семье есть трудный ребенок, то у взрослых обычно есть разногласия по поводу его воспитания. Иногда они сразу же демонстрируют эти разногласия, а иногда вначале они выступают единым фронтом. Если они демонстрируют чрезмерное согласие и относятся друг к другу слишком дружелюбно, то это иная ситуация, чем когда они показывают, что у них разные мнения по поводу проблем ребенка. Терапевту стоит также заметить, нет ли каких-либо указаний на то, что один из взрослых пришел сюда не по своему желанию.

Как члены семьи общаются с терапевтом? Поведение детей будет содержать некоторые намеки на то, что родители рассказали им об этом месте, если терапия не проводится дома или в школе. Если ребенок как будто боится терапевта, страх может указывать на то, что он считает терапию наказанием, или он боится, что его здесь оставят. Если дети ведут себя дружелюбно и проявляют любопытство, им, возможно, сказали, что это приятное место. В особенности, терапевту следует обратить внимание, кто из членов семьи пытается перетянуть его на свою сторону уже на стадии приветствия. Если один из родителей слишком быстро «привязывается» к терапевту, то терапевт может ожидать проблемы избегания коалиции с этим родителем в течение всего сеанса. Если родитель ведет себя чересчур отстраненно, может быть необходимо поработать над тем, чтобы он стал более заинтересованным. Если родители вначале смотрят с досадой на ребенка, а потом одновременно переводят взгляд на терапевта, как бы говоря ему: «Вот видите!» - они, возможно, пытаются объединиться с ним против трудного ребенка.

Иногда структуру семьи можно понять уже по тому, как они усаживаются. Например, мать может сесть в окружении детей, а отец – с краю. Или родители и дети могут разделиться на два лагеря. Или родители и старший ребенок могут сесть вместе, отдельно от трудного ребенка. Или мужчины могут сесть отдельно от женщин, что может свидетельствовать о важности различий между полами в этой семье. Предположения о функции трудного ребенка в супружеских отношениях можно построить в зависимости от того, сядет ли он между родителями или нет.

Важно собирать информацию, но не менее важно делать только предварительные выводы. Терапевт может заблуждаться, и поэтому его представления не должны быть слишком жесткими. Наблюдения дают информацию, которую можно проверить в ходе сеанса. Терапевт, слишком застревающий на одной идее, не может быть открытым для других идей.

Также важно, чтобы терапевт не делился с семьей своими наблюдениями. Если трудный ребенок сидит между матерью и отцом, терапевт может построить предварительную гипотезу, что трудный ребенок выполняет определенную функцию в супружеских отношениях. Но подобную гипотезу не стоит воспринимать слишком серьезно, пока она не получит дальнейшего подтверждения, и терапевт ни в коем случае не должен комментировать положение ребенка в присутствии семьи. И не только потому, что терапевт может быть не прав. Даже если он прав, и он указывает семье на то, как они сели или нечто подобное, он просит семью признать то, чего они предпочли бы не признавать, и поэтому его действия вызовут стремление защититься и в терапии возникнут ненужные затруднения.

Стоит заметить, что комната для терапии – это особое место, это не место для обычного общения. Люди пришли сюда, чтобы рассказать терапевту о своих проблемах, что они и сделают с помощью слов и телодвижений. Обычно в них содержаться скрытые сообщения, которые эти люди они предпочли бы не выражать словами в определенный момент сеанса. Если терапевт сделает такое сообщение открытым – например, укажет на смысл какого-либо телодвижения, – это будет невежливо. Семья начнет скрывать информацию, боясь неприятностей со стороны терапевта, потому что он может опять указать на что-то подобное. Если терапевт допустит такую ошибку и начнет интерпретировать, эмоции будут, а вот изменения – вряд ли.

Определение проблемы

До этого момента на сеансе происходит обычный обмен приветствиями. Он может быть довольно коротким или занять несколько минут. На этом этапе необходимо переходить к стадии терапии, и теперь ситуация определяется не как обычный визит, а как визит с определенной целью. Это необычная ситуация, когда семья приходит за помощью к человеку, чья работа заключается в решении их проблем. Не существует стандартных правил для такого рода ситуации, поэтому терапевту и семье следует их выработать и определить ситуацию.

Обычно в таких случаях терапевт спрашивает, для чего семья пришла сюда или в чем проблема. Подобный вопрос превращает ситуацию в терапевтическую. Это сообщение также означает: «Давайте прейдем к делу».

Существует много способов, как задать этот вопрос, и в каждом есть свои плюсы и минусы. Здесь есть два аспекта: как терапевт задает этот вопрос и к кому он обращается. Когда семья приходит, они часто не понимают, для чего попросили прийти всю семью. Часто они считают, что в помощи нуждается конкретный член семьи: взрослый или ребенок, и предложение прийти всей семьей может их озадачить, даже если они об этом не спрашивают. Следовательно, во многих случаях терапевту было бы неплохо прояснить свою позицию в этой ситуации. Он может рассказать, что он уже знает, и объяснить, для чего он всех пригласил. Когда он прояснит свою позицию, членам семьи будет легче изложить их позицию.

Например, психотерапевт может начать так: «После разговора по телефону у меня появилось некоторое представление о проблеме. Но я попросил прийти всю семью, чтобы я мог выслушать, что каждый из вас об этом думает». После этого он может более прямо спросить, в чем проблема.

Или терапевт может сказать: «Я попросил всю семью придти сегодня, чтобы я мог узнать мнение каждого из вас об этой ситуации». Подобные фразы дадут, по крайней мере, частичное объяснение, для чего их всех здесь собрали, и создадут у членов семьи готовность поделиться своим мнением.

Как будет сформулировано предварительное описание позиции терапевта, зависит от образовательного уровня семьи, ведь он должен так изложить свою позицию, чтобы всем было понятно. Если у терапевта сложилось впечатление, что это скрытная семья, ему следует подчеркнуть, что он уже получил некоторую информацию по телефону, когда договаривался о приеме. Тогда всем станет понятно, что кто-то (обычно мать) уже рассказал о проблеме, и терапевт слышал эту версию.

Когда терапевт начинает более конкретно спрашивать о проблеме, то, как он сформулирует свой вопрос, определит дальнейшее развитие сеанса. Ниже приводится несколько наиболее распространенных вариантов.

Терапевт может спросить: «В чем проблема?» Этот вопрос определяет ситуацию как контекст, в котором говорят о проблемах. Обычно в семье есть «специалист по проблеме», чаще всего это мать, она ждала этого вопроса и у нее готово описание трудностей с ребенком. Часто мать готова дать исторический обзор с того момента, как появилась проблема. Вопрос, заданный таким образом, соответствует ее ожиданиям. Терапевт может сделать эту ситуацию более личной и спросить: «Чего бы вы хотели от меня?» Вопрос такого типа уменьшает возможность семейного отчета. Семье нужно подумать не только о проблеме, но и о том, чем терапевт может им помочь. Такой вопрос со стороны терапевта делает ситуацию менее профессиональной и более личной, что может вызвать затруднения у некоторых терапевтов.

Вместо того чтобы спрашивать, в чем проблема, терапевт может спросить: «Каких изменений вы хотите?» Задавая вопрос таким образом, он определит терапевтическую ситуацию как ситуацию изменения. Тогда родитель должен сформулировать проблему в смысле того, как ребенок должен измениться, а не в смысле того, что у него не так. Даже если дальнейшее обсуждение снова перейдет на проблемы, заданное этим вопросом направление позволит терапевту снова вернуться к тому, что семья хотела бы изменить.

Другой вариант формулировки вопроса: «Для чего вы пришли сюда?» Эта формулировка дает семье возможность сосредоточиться на проблеме или на изменениях. Некоторые члены семьи могут ответить: «Из-за Джонни», а другие могут сказать: «Чтобы сделать что-нибудь по поводу Джонни».

Как правило, чем более общий и многозначный вопрос задает терапевт, тем больше у семьи простора для выражения своей точки зрения. Они могут сосредоточиться на проблеме или на изменениях, или даже описать это как семейную проблему, а не как проблему ребенка. Чем более конкретные вопросы задает терапевт, тем ýже будет тема обсуждения.

Кого следует спрашивать о проблеме

Когда терапевт переходит от обычного обсуждения к терапии, он должен обращаться к группе в целом или к одному человеку. В этот момент личная заинтересованность терапевта и его предпочтения могут стать проблемой. Терапевт, который считает детей жертвами родителей, может быть склонен к объединению с детьми, когда он спрашивает о проблеме. Такой терапевт может спросить трудного ребенка, в чем проблема, имея в виду, что ребенка, наверное, не понимают. Если терапевт жестко делит мир на мужчин и женщин, вопрос о том, кого спросить о проблеме, становится вопросом пола. Если он начинает с мужчин, это может означать, что женщины неадекватны. Если терапевт пожилой и имеет внуков, а на терапии присутствуют бабушка и дедушка, он может посчитать, что именно они должны говорить о проблеме, потому что они, без сомнения, мудрее. Семейный сеанс в отличие от индивидуального, требует от терапевта выбора в тот момент, когда он начинает исследовать проблему. Здесь важно учесть несколько аспектов. Первый аспект: в семье всегда есть человек, который привел всех остальных на консультацию. К этому человеку следует проявить особое уважение, потому что именно он способен привести семью на следующий сеанс. Второй аспект: иерархия. Члены любой организации не являются равными. Психотерапевту следует уважать иерархию семьи, чтобы достичь сотрудничества.

Рекомендуется начинать опрос со взрослого члена семьи, меньше включенного в проблему, и обращаться с наибольшим уважением с тем человеком, который сможет привести семью на следующий сеанс. Некоторые терапевты предпочитают начинать с наименее включенного в проблему ребенка, так как он, возможно, еще не обучен тому, что можно говорить, а чего нельзя, и терапевт получит от него ценную информацию.

Не рекомендуется начинать опрос с трудного ребенка, потому что на него и так слишком много давления и вопрос терапевта может прозвучать, как обвинение.

Терапевт может задать этот вопрос, глядя в пол или потолок, и ни к кому конкретно не обращаясь. Этот подход поможет ему выявить «специалиста по проблеме», человека, который обычно говорит от имени семьи, а также прояснить позицию отца (если отец начнет говорить первым, то более вероятно, что он готов участвовать в решении семейных проблем).

Вслед за этим терапевту следует спросить мнение всех остальных членов семьи по поводу проблемы. Выслушивая мнения остальных членов семьи, психотерапевт, во-первых, не должен ничего интерпретировать или комментировать (разве что, это терапевт с большим опытом). Только задавать вопросы, если ему что-нибудь непонятно.

Во-вторых, терапевту не следует давать советов на этом этапе, даже если его об этом просят. Он может сказать: «Мне нужно больше узнать об этой ситуации, чтобы я мог сказать, что тут можно сделать».

В-третьих, ему не стоит спрашивать о чьих-либо чувствах по тому или другому поводу, а выяснить только факты и мнения.

В-четвертых, терапевту следует проявлять доброжелательный интерес.

Руководить происходящим должен психотерапевт. Если семья возьмет верх и сеанс превратится в беспорядочный обмен мнениями, то никаких изменений не произойдет.

Наблюдения психотерапевта

Когда кто-нибудь из членов семьи говорит о проблеме, терапевту следует замечать следующие вещи: не скрывается ли за вежливостью говорящего гнев; не говорит ли человек о ребенке как о вещи; волнует ли его, что подумают другие по поводу его высказываний.

Терапевту стоит замечать, говорят ли члены семьи об этой проблеме в первый раз или раньше они об этом уже рассказывали. (Некоторые семьи уже проходили лечение у другого психотерапевта, и это важная информация).

Верит ли семья, что терапевт им может помочь, или она чувствует безнадежность. Кого они обвиняют в сложившейся ситуации? Ребенка, школу, себя? Терапевту следует в конечном итоге привести их к мысли, что ответственность за решение проблемы лежит на всей семье, и заметить их реакцию.

Когда один человек говорит, терапевту нужно наблюдать за реакцией остальных. Согласны ли они с говорящим? Особенно важно заметить реакцию жены на высказывания мужа и наоборот.

Чем больше семья расстроена или сердита, тем больше это указывает на кризис и нестабильность. Чем больше спокойствия и отстраненности со стороны семьи, тем ситуация стабильнее и тем труднее ее изменить.

Терапевту следует учитывать, что члены семьи сообщают ему не только факты и мнения, но и передают непрямые сообщения, которые не могут быть переданы напрямую. Особенно очевидными становятся непрямые сообщения, когда мать или отец говорят о трудном ребенке. Например, если мать жалуется на ребенка, терапевт может понять это, как высказывание, которое касается не только ребенка, но и мужа. Но терапевту ни в коем случае не стоит делиться подобными соображениями с семьей.

Следует учесть также, что, принимая первоначальное, неконкретное и метафорическое описание проблемы, для себя терапевт может сформулировать проблему совсем по-другому. Родители могут сказать, что проблема в непослушании ребенка, т.е. проблема в одном человеке. Стратегический семейный терапевт мыслит как минимум диадами, а чаще всего триадами. Таким образом, проблема для него касается всей семейной системы, а симптом ребенка необходим для поддержания гомеостаза в этой системе. Все эти соображения терапевт, разумеется, оставляет при себе.

Стадия взаимодействия

На этой стадии терапевт предлагает членам семьи обсудить проблему друг с другом. До этого момента терапевт был центральной фигурой в этом взаимодействии, и все обращались к нему. Теперь он наблюдает за взаимодействием со стороны, хотя ответственность за происходящее все еще лежит на нем. Часто это переход происходит естественно, когда члены семьи высказывают свое мнение о проблеме. Но если этого не произошло, терапевту следует побудить семью к взаимодействию.

Таким образом, у терапевта появляется возможность не только услышать описание проблемы, но и увидеть проблему в «действии». Прежде всего, терапевт может отследить патологическую последовательность или шаблон, который повторяется в этой семье. Приведем самый простой пример такой патологической последовательности. Предположим, семья состоит из мамы, папы и ребенка. Последовательность такая: ребенок ведет себя плохо, папа пытается его дисциплинировать, мама вмешивается и возражает против папиных методов воспитания, папа отступает, мама берется за воспитание сама, ребенок ведет себя плохо, маме надоедает одной воспитывать ребенка, она обращается к папе за помощью, папа начинает дисциплинировать ребенка, маму не устраивают его методы воспитания, она вмешивается и т.д. Одной из задач стратегического семейного терапевта является заметить и изменить этот шаблон, не привлекая к нему сознательного внимания семьи.

Другой задачей терапевта является выяснить особенности организации данной семьи, и особое внимание ему следует обратить на любые нарушения иерархии и коалиции, пересекающие линии между поколениями. Так, например, в выше приведенной последовательности коалиция между матерью и ребенком против отца нарушает семейную иерархию, и у ребенка, пока он находится в этой коалиции больше власти, чем у отца, а это нарушает нормальное функционирование семьи.

Следовательно, задачей терапевта является восстановить иерархию семьи и вернуть отцу подходящее место в иерархии. (Речь здесь идет не о том, чтобы сделать отца главой семьи против его воли и желания. Патриархальная модель не является единственной функциональной моделью семьи. Для отца подходящее место в иерархии – это быть выше ребенка, иметь больше власти и авторитета, так как на отце лежит гораздо большая ответственность, по сравнению с ребенком. Как муж и жена распределят власть между собой – это другой вопрос. Здесь нет идеальной модели, поэтому это решается для каждой семьи отдельно.)

Определение целей

На этой стадии терапевт, в сущности, заключает контракт с семьей, следовательно, ему и семье нужно четко определить проблему и цели. Если речь идет о симптоме, терапевту нужно знать сколько раз в день проявляется симптом, сколько это продолжается, каковы точные признаки симптома, можно ли предсказать его проявления или это непредсказуемо, меняется ли интенсивность проявления симптома, от чего она зависит и т.д. Ему также стоит выяснить, что будет для семьи свидетельством решения проблемы.

Таким образом, терапевт сможет определить по окончании терапии, достиг ли он успеха.

Рекомендуется сосредоточить терапию вокруг симптома или предъявленной проблемы. Снятие симптома является безусловной целью терапии. Если симптом остался, то терапия потерпела неудачу. Это не означает, что снятие симптома является единственной целью терапии. Терапевт может поставить перед собой более широкие задачи: прервать патологическую последовательность в семье, восстановить иерархию, помочь семье перейти на следующую стадию ее жизненного цикла, побудить членов семьи вести себя по-новому, чтобы изменить их восприятие и представление. Таким образом, он не просто снимает симптом, но и устраняет причину симптома, он так перестраивает семейную систему, что симптом в ней становится не нужен. Он может использовать симптом или предъявленную проблему в качестве рычага, для решения более широких задач. Но терапевту не стоит делиться этими соображениями с семьей. Конечно, при этом он берет на себя большую ответственность, но в то же время, как и гипнотизер, он полагается на мудрость подсознания своих клиентов: если что-то не подходит, человек не будет этого делать.

Предписания

В конце сеанса терапевт дает предписания каждому члену семьи. Предписание – это нечто вроде домашней работы для семьи, которую они выполняют в промежутках между сеансами. Предписание отличается от совета тем, что терапевт настаивает на его выполнении. Ниже мы рассмотрим разные типы предписаний.

Затем терапевт назначает дату и время следующего сеанса, сообщает, кого он хотел бы на нем видеть и обсуждает с семьей, как устроить так, чтобы все необходимые ему люди присутствовали на следующей встрече.

Джей Хейли выделяет 3 назначения предписаний:

а) Главная цель терапии – сделать так, чтобы люди повели себя по-другому, и приобрели другой субъективный опыт. Предписания предназначены, чтобы произвести эти изменения;

б) Предписания используются для того, чтобы сделать взаимоотношения между семьей и терапевтом более интенсивными. Если предписание дано на неделю, то в течение этой недели терапевт постоянно присутствует в жизни семьи. Они думают: «А что, если мы не выполним предписание? Или выполним наполовину? Или изменим его и выполним по-своему?»;

в) Предписания служат для сбора информации. Когда терапевт говорит людям, что делать, их реакция дает ему информацию о них и о том, как они отреагируют на желаемые изменения. Выполнят ли они предписания или не выполнят, забудут о нем или попытаются выполнить и потерпят неудачу, у терапевта будет важная информация, которую без предписания он бы не получил.

· Прямые предписания даются, когда у терапевта достаточно власти, чтобы предписания были выполнены.

· Непрямые предписания даются, когда у терапевта меньше авторитета и ему нужно работать непрямыми методами, чтобы достичь желаемых изменений.

Другими словами, когда терапевт дает прямые предписания, то он хочет, чтобы они сделали именно то, что он сказал. Непрямые предписания используются, когда терапевт хочет, чтобы изменения произошли более «спонтанно».

Начнем с прямых предписаний. Прежде всего, терапевту следует учитывать, что труднее всего настоять на том, чтобы человек прекратил делать то, что он делает. Это возможно только в том случае, если авторитет терапевта очень велик, а проблема очень незначительна.

Терапевт достигнет большего, если предпишет членам семьи вести себя по-другому, не так, как они вели себя раньше.

Как мотивировать семью, чтобы она последовала предписаниям. Во-первых, терапевт может объяснить клиентам, что предписания предназначены для достижения поставленных ими целей. Если цели членов семьи неодинаковы, следует объяснить каждому из них, как именно его предписание связано с его целью.

Во-вторых, терапевт может попросить членов семьи перечислить все, что они перепробовали для решения проблемы. Таким образом, терапевт избегает опасности предложить им то, что уже потерпело неудачу. Кроме того, терапевт после каждого пункта может повторять: «И это тоже не удалось». После того, как это перечисление будет закончено, члены семьи заметят, что все их попытки потерпели неудачу, так что у них будет больше мотивации выслушать предложения терапевта.

В-третьих, можно побудить семью поговорить о том, в какой отчаянной ситуации они находятся. Вместо того, чтобы их разубеждать и доказывать им, что ситуация не такая уж плохая, терапевт может согласиться с ними. Если ситуация будет выглядеть достаточно отчаянной, то они выслушают психотерапевта и выполнят его предписания.

В-четвертых, если члены семьи говорят, что ситуация улучшается, то терапевту следует предпринять прямо противоположный подход. Он может согласиться с ними, а потом дать им предписания, чтобы ситуация улучшилась еще больше.

В-пятых, если это возможно, стоит мотивировать членов семьи выполнить домашнее предписание, попросив их выполнить небольшие задания уже во время сеанса. Например, если терапевт во время сеанса просит отца вмешаться и помочь матери и дочери, то выполнение этого предписания в течение следующей недели будет восприниматься просто как продолжение.

Терапевту необходимо подбирать задания, подходящие семье. Например, некоторым семьям лучше преподнести предписания, как нечто небольшое и легко выполнимое. Это может подойти в случае с сопротивляющейся семьей. Другие семьи любят кризисы, у них развито чувство драматического, и им следует преподнести предписание, как нечто большое и значительное.

В некоторых случаях, терапевту лучше вообще не давать никаких мотивировок. Это подействует, если перед ним семья интеллектуалов, придирающихся к каждому слову и развенчивающих любую идею. В этом случае он может просто сказать: «Я хочу, чтобы вы делали то-то и то-то, и у меня есть свои причины для этого предписания, но я предпочитаю их не обсуждать. Я просто хочу, чтобы вы это сделали в течение следующей недели».

Кроме того, многие люди будут готовы выполнить любые предписания, только чтобы доказать, что терапевт был не прав и его метод не подействовал.

После того, как семья мотивирована, терапевту следует дать четкие инструкции. Вместо того чтобы говорить: «Мне интересно, не обдумывали ли вы случайно возможность сделать так и так» или «Почему бы вам ни сделать то-то и то-то», стоит сказать: «Я хочу, чтобы вы сделали это и это».

Если у терапевта есть какие-либо сомнения по поводу того, правильно ли его поняли, ему следует попросить членов семьи повторить задание. Тогда терапевт будет уверен, что если задание не было выполнено, то это не из-за непонимания.

Кроме особых случаев, следует дать предписание каждому члену семьи. Предписание можно выстроить таким образом, чтобы кто-то выполнял работу, кто-то помогал, а другие наблюдали за ней, планировали ее, проверяли, чтобы убедиться, что она сделана и т.д.

Если, например, отцу и матери дано задание договориться о чем-нибудь в течение недели, это задание следует сделать настолько точным, насколько возможным. Нужно указать, в какой день или дни им вести переговоры (например, вторник, четверг и суббота) и точное время. Одному ребенку можно поручить, чтобы он им напомнил, когда начать, другому – когда закончить. А третий может сообщить терапевту на следующем сеансе, к какому соглашению они пришли.

Во многих случаях, особенно если задание очень сложное, было бы неплохо попросить каждого члена семьи повторить свое задание. Терапевт также может обсудить с семьей, как они могут избежать выполнения задания. Например, он может спросить: «А что, если кто-нибудь забудет?» или «А вдруг кто-нибудь заболеет?» Таким образом, терапевт пресекает различные обходные маневры, которыми семья могла бы воспользоваться, чтобы не выполнить задания.

Следующий сеанс терапевт начинает с проверки того, как было выполнено задание. В общем, существует только три возможности: задание выполнено, задание не выполнено или выполнено частично.

Если семья выполнила задание только частично или вовсе не выполнила, терапевту не следует легко к этому относится. Джей Хейли рекомендует 2 основных способа поведения терапевта в этой ситуации: «приятный» и «неприятный». «Приятный» способ – это извинения. Терапевт может сказать: «Должно быть, я не правильно понял вас или вашу ситуацию, давая такое задание, а иначе бы вы его выполнили». Таким образом, терапевт берет на себя ответственность за неправильные действия. После обсуждения, он может найти такое задание, которое семья выполнит.

В «неприятном» способе терапевт должен дать семье понять, что они потерпели неудачу. Это не означает, что они провалили терапевта, это означает, что они сами провалились. Терапевт осуждает их за то, что они, к сожалению, упустили эту возможность. Он может сказать членам семьи, что задание было для них очень важным, и они много потеряли, не выполнив его. И теперь они не смогут узнать, какую пользу это бы им принесло. Если по ходу сеанса, семья заговорит о каких-либо проблемах, терапевт может указать им, что, конечно, у них есть эти проблемы, ведь они не выполнили задание. Его целью является вынудить их сказать, что они хотят получить еще один шанс и выполнить задание. Если они так и сделают, терапевт может им сказать, что тот шанс уже упущен и его невозможно вернуть – они не могут теперь выполнить этого задания. Таким образом, терапевт устраивает ситуацию так, чтобы в следующий раз, когда он дает задание, они его выполняли.

Власть и организация

Наблюдая за людьми, имеющими общую историю и общее будущее, можно заметить, что их взаимодействие организовано определенным образом. Если существует обобщение, приложимое к людям и другим животным, то оно звучит так: все существа, способные к обучению, вынуждены организовываться. Организовываться означает следовать закономерным, повторяющимся способам поведения и существовать в иерархии. Существа, участвующие в организации, формируют лестницу статуса или власти, в которой у каждого существа есть свое место в иерархии, есть вышестоящие и нижестоящие. Хотя в группах более чем одна иерархия, в зависимости от функций, ее существование неизбежно, потому что организация по природе своей иерархична. Если группа пытается организоваться на основе равного статуса ее членов, то, по мере развития организации, некоторые из них становятся более равными, чем другие.

Прежде чем продолжить дальнейшее обсуждение иерархии, может быть, лучше всего прояснить недопонимание, которое может возникнуть, когда речь идет о власти и иерархии. Хотя человек должен принять существование иерархии, это не означает, что он должен принять какую-то конкретную структуру или конкретную семейную иерархию.

Важно, чтобы терапевт не путал существование несправедливой иерархии со стратегией ее изменения. Если он видит, что ребенка в семье подавляют, это не означает, что он должен объединиться с ребенком против родителей, чтобы его «спасти». Результатом может быть еще более несчастный ребенок и еще более несчастные и жесткие родители. Прямо нападая на родителей, терапевт может чувствовать, что его действия морально оправданы, но целью терапии является не моральное оправдание терапевта, и обычно за это нападение расплачивается ребенок. Наивно нападать на родителей просто потому, что они имеют власть и являются частью эстблишмента, и это легко может привести к провалу терапии.

Все высшие животные не только формируют иерархические организации, важно также заметить, что иерархия поддерживается всеми ее участниками. Существа более высокого статуса поддерживают этот статус своими действиями, но существа более низкого статуса тоже будут подкреплять иерархию своими действиями, если существа более высокого статуса не подкрепляют свой статус. Когда животное или человек нарушают этот порядок, иерархия восстанавливается групповыми усилиями, и нижестоящие также активны, как и вышестоящие. (Сотрудничество нижестоящих с вышестоящими часто вызывало отчаяние революционеров).

Семья как иерархия включает в себя людей разных поколений, с разными интеллектуальными способностями и разным уровнем умений. Самая элементарная иерархия связана с линиями между поколениями. Чаще всего есть три поколения: бабушки и дедушки, родители и дети. Эти три поколения можно упрощенно представить как три уровня власти или статуса. В традиционной семье, как это все еще можно видеть в Азии, самый высокий статус и самая большая власть принадлежит бабушке и дедушке; родители на втором месте, а дети имеют самый низший статус. В западном мире, особенно в наше время, время резких социальных изменений, статус и власть бабушек и дедушек стали меньше. Поскольку бабушки и дедушки проживают отдельно, то власть часто принадлежит родителям, а бабушки и дедушки перешли в положение консультантов, если не стали совсем лишними. У специалистов-профессионалов есть тенденция заменять бабушек и дедушек в позиции авторитетов.

Тем не менее, каждая семья в любом случае должна иметь дело с вопросами организации в иерархию, и в ней должны быть выработаны правила, указывающие, кто будет иметь высший статус и власть, а кто будет находиться ниже. Когда индивидуум проявляет симптомы, то иерархическое устройство организации запутано. Путаница может возникнуть из-за многозначности, так что ни один не знает точно, кто находится с ним на одном уровне, а кто выше. Оно может быть запутано потому, что один из членов семьи постоянно вступает в коалицию с кем-то из вышестоящих против члена семьи одного с ним уровня, нарушая тем самым основные правила организации.

Когда положение членов организации в иерархии запутано или неясно, начинается борьба, которую наблюдатель охарактеризовал бы как борьбу за власть. Наблюдатель, придерживающийся теории присущей человеку агрессии или потребности во власти, мог бы сказать, что в борьбе за власть они удовлетворяют свои внутренние побуждения. Тем не менее, полезнее было бы охарактеризовать эту борьбу как попытку прояснить или выработать позиции в иерархии организации. Когда у ребенка приступы упрямства, и он не слушается маму, эту ситуацию можно описать как неясную иерархию. В таком случае мать часто показывает, что она главная, и в то же время обращается с ребенком как с равным, так что иерархия запутывается. Существуют разные объяснения, почему мать ведет себя так противоречиво. Можно сказать, что у нее нарушено мышление, если она выдает противоречащие друг другу сообщения. Например, если она спрашивает у ребенка, как его дисциплинировать, она ведет себя как главная, ставя во главе ребенка. Если терапевт берет за единицу более широкую группу, чем только мать и ребенок, он может заметить, что ребенок в коалиции с кем-то из вышестоящих в семье, например с отцом или с бабушкой, и поэтому у ребенка больше власти, чем у матери. Формально мать главная, так как она является родителем, но она должна просить у ребенка разрешения, чтобы дисциплинировать его, потому что у него есть власть. Включение более широкого межличностного контакта предлагает новые объяснения того, почему люди делают то, что они делают.

Если существует фундаментальное правило социальных организаций, то оно таково: в организации возникают проблемы, когда существуют коалиции, пересекающие линии между поколениями, особенно когда эти коалиции секретные. Когда у начальника есть любимчики среди подчиненных, он формирует коалицию, пересекающую линию власти, и объединяется с одним подчиненным против другого. Подобным же образом, если работник идет через голову своего непосредственного начальника и обращается к более высокому начальству и объединяется с ним против своего непосредственного начальника, то возникают трудности. Если управляющий объединяется с подчиненным против руководителя среднего звена, то появляются неприятности. Когда такие коалиции возникают время от времени, это не так уж значимо. Но когда последовательность такого рода становится организованной и повторяется снова и снова, тогда в организации появляются проблемы и члены организации страдают.

Последовательность

Один из способов, как мы можем выявить иерархию, – это наблюдая за последовательностями в организации. Если мы видим, что мистер Смит велит мистеру Джонсу что-то сделать и мистер Джонс делает это, это может быть единичным событием. Но если это происходит снова и снова, мы делаем вывод, что мистер Смит выше мистера Джонса в иерархии. Структура состоит из повторяющихся взаимодействий между людьми. Осознание того, что целью терапии является изменение последовательности взаимодействия людей в организованной группе, стало революцией в психотерапии. Когда последовательность меняется, индивидуумы в группе тоже подвергаются изменения.

Терапевтическое изменение можно определить как изменение повторяющихся действий в саморегулирующейся системе – предпочтителен переход к более гибкой системе. Именно жесткая повторяющаяся последовательность с узким диапазоном определяет патологию.

По-видимому, для людей трудно, на самом деле, они даже испытывают нежелание наблюдать и описывать повторяющиеся закономерности в цепи из трех и более событий. Особенно большие трудности возникают, если мы сами участвуем в этих событиях. Например, терапевт может заметить, что жена постоянно его провоцирует. Возможно, что он даже распознает последовательность двух действий, заметив, что она провоцирует его после того, как он покритикует ее мужа. Тем не менее, по-видимому, труднее заметить, что ребенок вел себя грубо, отец дисциплинировал его, терапевт отреагировал нападением на отца, а затем жена спровоцировала терапевта.

Позвольте мне объяснить, как менялось преставление о последовательностях на примере детской психотерапии. Всего было три стадии: на первой стадии считалось, что проблема в ребенке, что с ним что-то не так. Существовала гипотеза, что он реагирует на интериоризированные прошлые переживания.

Затем, начали придавать значение роли матери, и было решено, что у ребенка проблемы во взаимоотношениях с матерью. Например, считалось, что мать беспомощна и некомпетентна и ребенок адаптируется к ее поведению. Чтобы объяснить поведение матери была выдвинута гипотеза, что она реагирует отчасти на опыт прошлого, а отчасти на ребенка.

Позже был обнаружен отец. Предположили, что поведение матери можно объяснить ее взаимоотношениями с отцом. Например, если мать вела себя с ребенком компетентно, то отец самоустранялся от семьи; но если она вела себя беспомощно и некомпетентно, то он включался в дело семьи. Также была предложена гипотеза, что ее неэффективное поведение с ребенком было способом поддержать отца, когда он чувствовал стресс и был в подавленном состоянии. Если мать была беспомощна, отец собирался с силами, чтобы помочь ей справиться ребенком.

Наконец, исследователи начали осознавать, что здесь действует система, и все ее участники ведут себя так, чтобы последовательность сохранялась. Состояние отца является продуктом его взаимоотношений с матерью и ребенком, а их состояние в свою очередь, связано с последовательностью взаимодействий, которая установилась у них с отцом и друг с другом.

Чтобы еще лучше прояснить последовательность, можно сделать простое описание повторяющегося цикла. Последовательность можно упростить до абсурда и свести ее до трех человек, каждый из которых способен на два «состояния». Есть отец, мать и ребенок, и каждый из них может быть либо компетентным, либо некомпетентным (про ребенка можно сказать, что он ведет себя хорошо или плохо). Поскольку эта последовательность представляет замкнутый цикл, то существует серия шагов, каждый из которых ведет к следующему и потом все снова возвращается к началу последовательности. Можно начинать это описание в любой точке цикла.

Шаг 1. Отец – некомпетентный. Отец расстроен или подавлен, он функционирует ниже уровня своих способностей.

Шаг 2. Ребенок – плохо себя ведет. Ребенок начинает выходить из-под контроля или проявлять симптомы.

Шаг 3. Мать – некомпетентна. Мать неэффективно пытается справиться с ребенком, у нее ничего не получается, поэтому отец вмешивается.

Шаг 4. Отец – компетентный. Отец эффективно справляется с ребенком и выходит из состояния некомпетентности.

Шаг 5. Ребенок – хорошо себя ведет. Ребенок овладевает собой и ведет себя как следует или нормально с точки зрения окружающих.

Шаг 6. Мать – компетентная. Мать теперь способна на большее, она ведет себя более компетентно с ребенком и отцом и начинает ожидать от них большего.

Шаг 1. Отец – некомпетентный. Отец расстроен или подавлен, он функционирует ниже уровня своих способностей, и цикл начинается снова.

Задачей терапии является изменение последовательности, то есть такое вмешательство, после которого она уже не может продолжаться. Заставить членов семьи «осознавать» последовательность, указав им на нее, ничего не изменит и может вызвать сопротивление, ведущее к провалу. Очевидно также, что изменить только одно звено последовательности или поведение только одного из трех людей обычно не достаточно, чтобы изменить последовательность. Следует изменить, по крайней мере, два способа поведения.

Последовательность такого типа следует воспринимать как пример нарушенной иерархии. Мать и отец относятся друг к другу не как партнеры, выполняющие руководящую роль в семье. Трудности в их взаимоотношениях, включая способы взаимной защиты, мешают им определить ясную иерархию в семье. По мере того, как терапевт побуждает их вместе заниматься ребенком, то, что мешало им совместно действовать становится очевидным. Также, кажется очевидным, что терапевт, присоединяющийся к ребенку против родителей, чтобы спасти его от них, не меняет последовательность и запутывает иерархию еще больше.

Неисправно функционирующая иерархия и семья

Терапевт должен быть способен мыслить, по крайней мере, трехшаговыми последовательностями, и учитывать три уровня иерархии. Как только терапевт соединяет вместе последовательность и иерархию, он способен придумывать стратегию изменения рационально, а не только интуитивно. Самая простая цель – это изменение последовательности таким образом, чтобы предотвратить коалиции, пересекающие линии между поколениями. Когда терапевт меняет последовательность, в которой отец постоянно объединяется с ребенком против матери, семья начинает функционировать по-другому и члены семьи выходят из стрессового состояния. Эту цель просто сформулировать, но ее достижение требует изобретательности и специальных навыков.

Обобщая сказанное об идее иерархии, можно сказать, что существуют определенные характеристики неправильно функционирующей организации, если терапевт мыслит в смысле трех уровней и единиц, состоящих из трех членов.

Во-первых, эти три человека реагируют друг на друга не как равные, а как члены разных поколений. Под поколениями имеются в виду разные уровни в иерархии власти, например, родитель и ребенок, начальник и подчиненный.

Во-вторых, член одного поколения формирует коалицию, пересекающую линии между поколениями. В конфликте двух поколений человек нижестоящий объединяется с одним из вышестоящих против другого. В конфликте трех поколений вышестоящий формирует коалицию с нижестоящим, против находящегося посередине. Термин коалиция обозначает совместные действия двоих против третьего (в отличие от «союза», когда двух людей могут объединять общие интересы, неразделяемые третьим).

В третьих, самые серьезные проблемы возникают, когда коалиции, пересекающие линии между поколениями, отрицаются или скрываются.

В этой схеме стоит подчеркнуть, что организация неправильно функционирует не потому, что существуют коалиции, пересекающие линии между поколениями, а потому, что они повторяются снова и снова и являются частью системы. Женщина должна спасать своего ребенка от мужа время от времени, но когда это становится стилем жизни, то в семейной организации возникают проблемы.

Конфликт трех поколений

Одна из самых типичных проблемных последовательностей, с которой сталкиваются терапевты, включает три поколения. Классическая ситуация состоит из бабушки, мамы и трудного ребенка. Эта ситуация типична для неполных семей среднего класса и бедных, когда мать разведена и живет со своей матерью. В классическом примере, бабушка ведет себя доминирующе, мама безответственно, а у ребенка проблемы в поведении. Типичная последовательность такова:

Шаг 1. Бабушка заботится о ребенке, в то же время возмущаясь безответственностью матери, которая не заботится как следует о ребенке. Таким образом, бабушка объединяется с ребенком против матери и создает коалицию, пересекающую линию между поколениями.

Шаг 2. Мать устраняется, позволяя бабушке не заботиться о ребенке.

Шаг 3. Ребенок плохо себя ведет или проявляет симптоматическое поведение.

Шаг 4. Бабушка возмущается тем, что она должна заботиться о ребенке и дисциплинировать его. Она уже воспитала своих детей, и мать должна сама заботиться о своем ребенке.

Шаг 5. Мать начинает заботиться о своем ребенке.

Шаг 6. Бабушка возмущается тем, что мать не умеет как следует заботиться о ребенке и ведет себя безответственно. Она берет на себя заботу о ребенке, чтобы спасти его от матери.

Шаг 7. Мать устраняется, позволяя бабушке заботиться о ребенке.

Шаг 8. Ребенок плохо себя ведет или проявляет симптоматическое поведение.

В определенный момент бабушка начинает возмущаться и заявляет, что мать сама должна заботиться о своем ребенке, и цикл продолжается, продолжается и продолжается. Конечно, достаточно стрессовое состояние ребенка или достаточно плохое его поведение, является неотъемлемой частью цикла и провоцирует взрослых на его продолжение. Когда терапевт воспринимает линии между поколениями как иерархические линии власти, для него очевидно, что классический конфликт трех поколений может иметь место и когда вместо бабушки выступает специалист.

Шаг 1. Терапевт занимается беспокойным ребенком, намекая, что мать не смогла как следует воспитать ребенка, поэтому специалист вынужден вмешаться и освободить ребенка от внутренних конфликтов. Поскольку терапевт – это специалист, и он выше в иерархии, чем мать, пытаясь спасти ребенка от матери, он формирует коалицию с ребенком против матери, пересекающую линию между поколениями.

Шаг 2. Мать устраняется, позволяя специалисту взять на себя ответственность за проблемы ребенка. Она чувствует себя неудачницей, а иначе в этом вмешательстве не было бы необходимости.

Шаг 3. Терапевт сталкивается с трудностями в работе с ребенком, а еще он осознает, что он не может усыновить ребенка, и поэтому он начинает требовать, чтобы мать больше делала для ребенка и заботилась о нем как следует.

Шаг 4. Мать начинает больше заниматься ребенком.

Шаг 5. Терапевт возмущается тем, что мать обращается с ребенком неправильно. Терапевт берет на себя еще больше и настаивает, что ребенка следует спасти от матери.

Шаг 6. Мать устраняется, позволяя терапевту решать проблемы ее ребенка.

Эта последовательность продолжается, пока ребенок не становится подростком и переходит к подростковому терапевту.

Конфликт двух поколений

Различие между структурами, состоящими из одного, двух или трех поколений, достаточно произвольно, поскольку во всех ситуациях участвуют несколько поколений. Тем не менее, с практической целью на некоторых структурах полезнее сосредотачиваться, чем на других. Существуют два типичных паттерна, проявляющихся как проблема двух поколений.

Самая типичная проблема двух поколений – это когда один родитель объединяется с ребенком против другого. «Ребенку» может быть 2 года или 40 лет, поскольку проблема не в возрасте, а в организации. Женщина в состоянии депрессии, имеющая несколько детей, может все еще вести себя как ребенок в отношениях со своими родителями. Последовательность так же может продолжаться после развода родителей, если у них все еще есть разногласия по поводу детей.

Типичная последовательность в этой ситуации такова:

Шаг 1. Один из родителей, обычно это мать, находится в интенсивных отношениях с ребенком. Под интенсивными имеются в виду отношения как положительные, так и отрицательные, где реакциям каждого человека придается преувеличенное значение. Мать старается справиться с ребенком и проявляет при этом привязанность, смешанную с раздражением.

Шаг 2. Симптоматическое поведение ребенка становится более выраженным.

Шаг 3. Мать или ребенок зовут отца, чтобы он помог им справиться с этими трудностями.

Шаг 4. Отец встает в позицию руководителя и справляется с ребенком.

Шаг 5. Мать выступает против отца и утверждает, что он действует в этой ситуации неправильно. Мать может реагировать нападением или угрозами разорвать отношения с отцом. Угроза развода может быть непрямой: «Мне пора в отпуск» или прямой: «Я хочу развестись».

Шаг 6. Отец отступает, отказавшись от попытки оторвать их друг от друга.

Шаг 7. Мать и ребенок общаются друг с другом, испытывая при этом смесь привязанности с раздражением, до тех пор, пока их общение не зайдет в тупик.

Эта последовательность может продолжаться вечно, пока мать (или отец) пересекает линию между поколениями и объединяется с ребенком против второго родителя. По-другому это можно описать как интенсивные и тесные отношения одного взрослого и ребенка, которые регулярно включают и исключают другого взрослого.

По мере того, как последовательность такого типа продолжается, сосредоточение на ребенке становится способом обсуждения и решения супружеских проблем. В этом смысле справедливо предположить, что симптомы ребенка имеют какую-то функцию в этом браке. Многие проблемы супругов, о которых они не могут говорить прямо, могут быть переданы через ребенка. Ребенок становится посредником в коммуникации и таким образом стабилизирует брак. Например, в те моменты, когда мать комментирует угрозы ребенка убежать из дома, она может быть непрямым способом угрожает, что она уйдет от мужа. Говоря о ребенке, пара может непрямо поднимать вопросы, связанные с браком, не принимая необратимых решений.

Психотерапевтическая проблема

Заманчивым кажется представление о том, что если бы человек только «обнаружил», что он часть последовательности, он мог бы измениться, – что если бы только мать могла «узнать», что она регулярно включает своего мужа, а потом исключает его, то она бы остановила эту последовательность. Однако, судя по всему, такая информация или открытие обычно не ведут к изменениям, а вместо этого становятся оправданием для продолжения последовательности. Когда такой инсайт предлагается терапевтом, мать может «обнаружить», что терапевт точно так же, как и ее муж, на самом деле не понимает ее особого ребенка. Она может исключить терапевта, как она делает это со своим мужем, и снова его привлечь, когда у нее будут трудности с ребенком. Терапевт может развивать теорию сопротивления, чтобы объяснить, почему его подход, основанный на инсайте, не приносит результатов.

Если выражение эмоций или инсайт не приводят к изменениям, то что же делать? Ниже предлагаются несколько общих соображений, касающихся этого нового представления о теоретической проблеме. Первая и основная идея такова: изменение происходит, когда терапевт присоединяется к действующей системе и меняет ее своим участием в ней. Когда терапевт имеет дело с самоуправляющейся, гомеостатической системой, поддерживаемой повторяющимися последовательностями поведения, он меняет эти последовательности, так как, реагируя на него, члены семьи меняют свои способы реагирования друг на друга.

На самом общем уровне терапевт не должен вступать в постоянную коалиции с одним из членов семьи против другого. Но это не означает, что он не должен временно объединяться с одним против другого, потому что в действительности это единственный способ внести изменение. Если терапевт только распределит свое влияние равномерно между коалициями, то он сохранит существующую последовательность. Точно также, если он только присоединится к одному человеку против другого, он может сохранить существующую систему, став просто частью бесплодной борьбы. Задача здесь более сложная: терапевт должен временно присоединиться к разным коалициям, в конечном счете, не объединяясь ни с кем.

В ситуации, когда в семье есть человек с серьезными проблемами, терапевту необходимо одновременно присоединяться ко множеству коалиций. Например, терапевт должен объединиться с родителями и поддержать их руководящую роль по отношению к трудному молодому человеку, и в то же время объединиться с молодым человеком, чтобы помочь ему в конечном итоге выйти из этой трудной ситуации. С опытом и необходимыми навыками, терапевт может научиться маневрировать между коалициями, в одни моменты частично включаясь в коалиции и проявляя твердость в другие. Необходимо сохранять свободу, чтобы присоединиться к той коалиции, к которой нужно в настоящий момент.

Время от времени также необходимо объединяться только с одним человеком как будто на неопределенный период, чтобы вызвать кризис в ситуации. Когда муж и жена находятся в стабильной ситуации, и оба несчастливы, терапевт может вызвать нестабильность, присоединившись к кому-нибудь из них и утверждая, что этот человек абсолютно прав. Эту временную твердую коалицию позже можно уравновесить, перейдя в коалицию с другим человеком, но в каждый отдельный момент коалиция может выглядеть постоянной.

Самый типичный способ работы, когда терапевт балансирует между разными временными коалициями, это работа по шагам.

Первый шаг – определить, какого типа последовательность поддерживает предъявленную проблему.

Второй шаг – точно определить цель. Если бабушка объединяется с ребенком против матери, целью может быть сделать мать главной над ребенком, а бабушку перевести в позицию консультанта. Если мать или отец находятся в слишком тесных взаимоотношениях с ребенком и образуют вместе с ним коалицию против другого родителя, целью будет сделать так, чтобы родители были более тесно связаны друг с другом, а ребенок больше интересовался взаимоотношениями со сверстниками, чем с родителями. Во всех случаях целью является прочертить линию между поколениями и предотвратить постоянные коалиции, пересекающие ее. Со своей более высокой позиции, позиции специалиста, терапевт формирует коалиции сам и не дает семье формировать коалиции, пересекающие линии между поколениями.

Третий шаг предполагает новые идеи. Это маловероятно, если не невозможно, чтобы система перешла от «ненормальности» к «нормальности» за один шаг. Изменение должно проходить определенные стадии, и первым шагом должно быть создание другой формы «ненормальности». И только после этого система может перейти к «нормальности».

Указания по супружеской терапии

Терапевт должен избегать преуменьшения проблемы. С какими бы трудностями ни обратилась супружеская пара, в начале терапии терапевт не должен пытаться смягчить проблему, преуменьшая ее. Пара может отреагировать на это вежливо, но они почувствуют, что терапевт не понимает серьезности ситуации. Если жена не чувствует, что муж обращается с ней с уважением, терапевту следует подробно исследовать эту тему. Если муж считает, что его жена демонстрирует скуку при общении с его друзьями, терапевт должен подчеркнуть, что это важная проблема. Проблема может казаться тривиальной, но она является отражением чего-то более значимого. Игнорировать ее значит игнорировать более серьезные проблемы. Маленькие проблемы могут быть аналогом больших проблем.

Терапевту следует избегать абстракции. Лучше, когда это возможно, попросить супругов сосредоточиться на конкретном поведении, а не на чем-то глобальном. Интеллектуальная жена, выступающая за права женщин, может быть, не решается сказать, что она не хочет подбирать за мужем его грязное белье, но возможно, что через это проявляются более глубокие проблемы. Если мужа возмущает, что жена не проявляет теплых чувств по отношению к нему, то он может сосредоточиться на том, что он хотел бы получать, когда он приходит с работы домой. Терапевту нужно найти конкретное поведение, чтобы он мог включить его в конкретное предписание, направленное на изменение.

Опытный терапевт избегает постоянных коалиций. Хотя он поочередно то встает на сторону жены, то на сторону мужа, искусство психотерапии в том, чтобы избегать постоянных коалиций. Терапевту следует объединяться с одним супругом против другого только с конкретной целью и заранее продуманным способом. Если муж говорит, что он не позволит своей жене работать, а психотерапевт – женщина, она может обнаружить, что ей хочется спасти жену от этого злодея. Этот подход не принесет успеха. Проблема терапевта в том, чтобы не примешивать свои личные предпочтения к изменениям, о которых просит супружеская пара. Подобным же образом, если муж отказывается от прекрасных возможностей в своей карьере, потому что жена не хочет уезжать от своей семьи, терапевт не должен автоматически объединяться с мужем потому, что он считает необходимым объединиться с ним против жены в этом вопросе. Терапевт всегда должен находить способы отслеживать свое поведение, чтобы определить, не возникла ли скрытая коалиция. Коллега, находящийся за односторонним зеркалом, может в этом помочь.

Чтобы избежать коалиций, следует помнить, что один из супругов может заманить терапевта в ловушку своим мягким или провоцирующим поведением. Темы, важные для терапевта поднимаются неслучайно, потому что супруги во время терапии проверяют, что для него важно. Терапевту также не следует предполагать, что ситуация простая, ему стоит ожидать сложностей. Муж, не позволяющий жене работать, может иметь на это свои причины, о которых терапевт ничего не знает. Например, терапевт может не знать, что жена все устроила таким образом, чтобы муж это сказал.

Поскольку терапевт как специалист выше в иерархии, чем любой из супругов, присоединяться к одному из супругов против другого означает пересекать линию между поколениями, а это может вызвать те проблемы, которые терапевт пытается решить. Как правило, когда терапевт попадает в такую коалицию, ему лучше всего встретиться наедине с другим супругом. Когда он встретится с этим человеком наедине, у него будет тенденция объединиться с ним против других. Например, если терапевт объединяется с женой против мужа, ему может помочь встреча с мужем наедине. Однако, ему следует сохранять определенный баланс в ситуации, и не пренебрегать другим супругом.

Другое решение – это привлечь в такой момент еще кого-то: коллегу из-за одностороннего зеркала, детей или родителей этой пары. Расширение группы поможет изменить коалиционные паттерны.

Следует всегда учитывать возможность подключения родственников, если терапевту не удается решить проблему с парой. С появлением семейной ориентации было сделано открытие, что проблема в одной части семьи может отражать проблемы другой части. Например, у супругов могут быть сексуальные проблемы, и терапевт сосредотачивается на них, воспринимая это как нечто интимное. Однако плохие чувства, вызывающие сексуальные проблемы, могут быть на самом деле результатом неразрешенных проблем с родственниками. Чтобы улучшить сексуальную жизнь, терапевту нужно что-то сделать с родственными отношениями.

Терапевт должен избегать дебатов о жизни. Некоторые пары захотят обсуждать с терапевтом смысл жизни; им следует делать это с другими людьми. Когда начинают затрагиваться философские вопросы, терапевту следует переместить внимание супругов на более конкретные темы. Задача терапии не в том, чтобы пара убедила терапевта сменить свою идеологию или чтобы терапевт научил их жизни, а в том, чтобы партнеры начали общаться друг с другом более продуктивно.

Терапевту стоит также избегать прошлого. Стало уже клише говорить, что терапия должна сосредотачиваться на настоящем, а не на прошлом, тем не менее, терапевты продолжают вовлекаться в исследования прошлого. С супружескими парами эта проблема еще больше, чем с другими клиентами, потому что муж и жена – это специалисты по обсуждению прошлого. Они часто считают ситуацию, сложившуюся в настоящем, результатом того, что произошло в прошлом; они могут долго спорить кто прав, а кто не прав. Это может закончиться неприятными чувствами, и они не придут ни к какому решению. Супруги могут обвинить психотерапевта за то, что он допустил эту ссору. Как бы терапевт ни интересовался тем, что привело людей к таким проблемам, необходимо удерживать себя от таких исследований.

Иногда, конечно, можно использовать какие-то моменты из прошлого, чтобы мотивировать пару в настоящем. Например, найти такие моменты в прошлом, когда у них были хорошие отношения. Иногда можно использовать способы решения проблем, взятые из прошлого. Однако, когда в прошлом есть нечто, что невозможно простить, терапевт не должен исследовать прошлое, он должен найти в настоящем нечто такое, что дает возможность простить, чтобы пара могла двигаться по направлению улучшения отношений. Иногда преодолеть горький опыт может помочь задание в виде испытания. Например, лекарь из Пуэрто-Рико может решить проблему неверности жены в два этапа. Подобная процедура часто используется традиционными семейными терапевтами при решении этой проблемы. Во-первых, он убеждает супругов, что жена на самом деле не виновна в измене, это был дух другой женщины (часто терапевт может сказать, что жена не виновата, потому что она действовала подсознательно). Он посылает пару в отдаленное и уединенное место, где растет особое дерево, чтобы проделать особую процедуру изгнания духа. Подобное испытание обеспечивает обоих партнеров необходимым ритуалом, чтобы закрыть эту тему, и дает им возможность внести в это свой вклад. (Подобным же образом, испытанием может быть оплата расходов на индивидуальную или супружескую терапию).

Психотерапевт не должен считать проблемы клиентов идентичными своим проблемам. Неуважительно считать, будто та проблема, которой наслаждается супружеская пара, идентична собственной проблеме терапевта, даже если они кажутся похожими. Например, если супруги никогда никуда не выходят вместе, и то же самое происходит в семье терапевта, это не одна и та же проблема. Точно так же, как один снежный ком отличается от другого, так и причины, по которым супружеская пара не выходит никуда вместе, могут быть совершенно разные, и, следовательно, отличаются и решения, потому что экология у них разная.

Молодой терапевт не должен стремиться выглядеть мудрее, чем он есть на самом деле. Начинающий терапевт обычно молод и даже не женат. Работая с парой, уже 25 лет состоящей в браке, начинающий терапевт может попытаться вести себя так, как будто он знает об этой стадии брака столько же, сколько и они. Это не так. Вместо этого, терапевт должен подобрать описание своей работы, подходящее для пожилой пары. Например, начинающий терапевт может сказать: «Очевидно, вы знаете о браке больше, чем я, поскольку вы женаты уже давно, и вы без сомнения знаете больше о своем браке, чем я. Но как сторонний наблюдатель, я могу предложить вам объективный взгляд на некоторые из ваших проблем».

Терапевт должен избегать нечетко сформулированных целей. В супружеской терапии часто бывает труднее формулировать цели, чем в другой терапии. Тем не менее, следует договориться с супружеской парой о целях терапии. Если терапевт не представляет себе, каков должен быть конечный результат, то он, по всей вероятности, будет блуждать в потемках. Говорит ли терапевт о прояснении отдаленных целей или о настоящем моменте, ему стоит подчеркивать, как пара «должна действовать в этой ситуации». Например, если они описывают ссору, произошедшую в прошлый выходной, и терапевт позволяет им описать эту ссору, то они снова погрузятся в те чувства, которые у них были во время ссоры, и, таким образом, в кабинете терапевта они будут испытывать плохие чувства. Лучше сказать им, например: «Давайте будем говорить об этом случае в смысле того, как вам бы хотелось справляться с такими ситуациями, чтобы вы были довольны друг другом». Когда терапевт с самого начала подходит к этому случаю с такой точки зрения, тогда они говорят об этой ссоре как об отклонении от того, как они хотели бы справляться с этой ситуацией.

Ситуацию труднее изменить, если в терапию вовлечено несколько терапевтов. Один терапевт может провести терапию также успешно, как и два, но с одним терапевтом она дешевле. Обычно ко-терапия предназначена для неуверенных терапевтов и не повышает качество работы. Проблема возникает, когда один из супругов проходит индивидуальную терапию у одного терапевта и в то же время хочет пройти супружескую терапию. Сочетать одно с другим обычно не стоит. Например, муж проходит терапию, и индивидуальный терапевт считает, что в лечении не происходит никакого прогресса, но он не хочет отказываться от пациента. Поэтому он предлагает дополнительно пройти супружескую терапию, в надежде, что может произойти какое-то изменение. Таким образом, терапевт, который будет работать с супругами, сразу начинает с трудностей. Муж рассказывает своему индивидуальному терапевту о том, что происходит на сеансах супружеской терапии, таким образом приободряя своего терапевта. Но у жены есть только супружеский терапевт, у нее нет никого, с кем она могла бы обсудить ситуации, и кто был бы полностью на ее стороне. Обычно, в какой-то момент она начинает настаивать на индивидуальной терапии и для себя тоже. Тогда пара либо откажется от супружеской терапии, либо у каждого из них будет союзник за пределами супружеской терапии. Такая структура коалиций затрудняет изменение супружеских отношений. Лучше не соединять индивидуальную и супружескую терапию. Даже рискуя вызвать враждебность со стороны индивидуального терапевта, который хочет сохранить пациента, лучше предложить, чтобы на период супружеской терапии пара проходила только совместную терапию и сделала перерыв в индивидуальной терапии.

Оценка результатов

Джей Хейли считает, что двумя самыми важными вопросами в терапии являются: изменился ли человек после терапии больше, чем он изменился бы сам по себе и является ли один терапевтический подход более эффективным, чем другой.

Когда терапевт выслушивает жалобы на первом сеансе или когда он исследует результаты после терапии, ему нужно описывать происходящее, пользуясь определенным языком. Некоторые терапевты относят то, что говорят люди, к символической коммуникации. Другие отмечают частоту проявлений определенного типа поведения. Третьи воспринимают происходящее как последовательность межличностных взаимодействий в организации.

Предположим, что женщина обращается к терапевту и сообщает, что она моет руки много раз в день и ей хотелось бы избавиться от этого болезненного состояния. Модификаторы поведения могли бы описать эту женщину, сосредотачиваясь на ее поведении и считая, сколько раз в час происходит этот ритуал. Терапия была бы определена как набор ситуаций, предназначенный для того, чтобы уменьшить эти неуместные действия или полностью их устранить. Этот подход исходит из предпосылки, что поведение этого человека можно описать в терминах «кусочков» поведения. Традиционный динамический терапевт мог бы описать ту же женщину, заявляя, что она искупает свою вину с помощью компульсивного мытья рук. Терапевтической задачей было бы предложить ей человеческое общение, которое избавит ее от вины и изменит ее восприятие мира. Ритуальное мытье рук не будет описываться как «кусочки», поддающиеся подсчету. Это будет аналогия, это будет метафора о ее жизни.

Тот факт, что существуют две крайности в описании человеческих существ, может быть основан на факте, что человеческие существа способны общаться с помощью двух разных стилей или языков. Иногда люди общаются точно и логично, а иногда они выражаются языком метафор.

Эти два разных типа человеческой коммуникации можно охарактеризовать как дискретную и аналоговую коммуникацию. Дискретная коммуникация состоит из класса сообщений, в котором каждое сообщение имеет конкретное и единственное значение. Использовать дискретный язык для описания человеческого поведения кажется наиболее уместным, когда речь идет об изучении взаимодействия между людьми и окружающим миром. Но использование этого языка становится проблематичным, когда оно прилагается в описании взаимодействия между людьми.

Если мы будем описывать взаимодействие между мужем и женой дискретным языком, то мы можем упустить суть этого взаимодействия. Они могут ссориться по поводу того, кто будет убирать чьи носки, но смысл тут не в носках, а в том, что носки обозначают в контексте взаимоотношений. Если бы кто-то попытался запрограммировать это взаимоотношение для компьютера, он не смог бы поместить каждое сообщение в этой ссоре в отдельную категорию, его нужно было бы зашифровать во всем множестве его значений.

Когда сообщение имеет множество значений, оно уже больше не является «кусочком». Это уже аналогия, имеющая дело со сходством, параллелью между двумя вещами.

Большинство людей, оценивая психотерапию, пытались оценить изменения, сосредотачиваясь на дискретной коммуникации. Оценивать изменения метафорически проблематично из-за неразвитой методологии. Аналоговая оценка результатов обязательно должна включать в себя наблюдения и измерения того, как пациент общается с другими людьми, включая супруга, детей, нанимателя, психотерапевта.

С этой точки зрения, терапия является вторжением постороннего в жестко структурированную систему коммуникации, в которой симптомы являются адаптивным стилем поведения по отношению к текущему стилю поведения других людей, принадлежащих этой системе. Как бы ни определялась проблема: как фобия, депрессия, характерологические нарушения, вызывающее поведение, и т.д., – она имеет функцию в системе. Акт «вмешательства», будет ли это «индивидуальная терапия» или терапевт пригласит родственников пациента и назовет это «семейной терапией», в любом случае является вмешательством в семейную систему.

Терапевтический процесс может состоять в освобождении людей от одних метафор и перехода к другим метафорам, или метафоры могут быть заблокированы, так что будет необходимо создать другие. Когда терапия проведена эффективно, меняется вся система, в которой живет человек, так что каждый человек, включенный в систему, способен к более нормальной коммуникации. Определить, действительно ли произошло изменение, гораздо сложнее, чем предварительно оценить результаты терапии.

Подводя итоги сказанному, симптомы можно описать как коммуникативные акты, имеющие функцию в структуре межличностного общения. Симптом – это не «кусочек» информации, а аналогия, связанная со многими аспектами человеческой ситуации, включая взаимоотношения с психотерапевтом. С этой точки зрения, целью терапии является изменение коммуникативного поведения человека, изменение его метафоры. Поскольку поведение является реакцией человека на ситуацию с родными, эта ситуация должна измениться, если коммуникация человека изменится. Оценка результата должна включать не только присутствие или отсутствие «кусочка» поведения пациента, но и оценку изменений в системе, к которой пациент адаптируется с помощью особых форм коммуникации.

Стадии развития и связанные с ними способности

Биологическая безопасность и защищенность – базовое доверие

В период от рождения до 2-х лет ребенку необходим симбиоз с матерью, чтобы получать пищу и физическое внимание. Он должен научиться воздействовать на свое окружение, исследовать различные предметы и, в случае необходимости, оказывать им противодействие. К концу этого этапа ребенку нужно научиться питаться самостоятельно и разорвать симбиоз с матерью.

Ранняя социализация

Ребенку в возрасте от 2-х до 7-ми лет необходимо научиться считаться с чувствами других людей и развить понимание того, когда уместно высказываться и задавать вопросы. В ребенке должно появиться понимание того, что выражать несогласие – это нормально. У ребенка развивается нежность по отношению к другим людям, он учится делиться своими вещами, учится любить и быть любимым.

Отношения со сверстниками

Ребенок от 7-ми до 12 лет учится более сложным взаимодействиям с другими людьми, он развивает ранее сформировавшуюся способность испытывать чувство комфорта в присутствии других. Он становится более умелым и успешным как в отстаивании своей точки зрения в ситуациях соревнования и достижения цели, так и в достижении согласия, в совместных действиях и в присоединении к другим, а также в понимании невербальных эмоциональных реакций других людей.

Проявление инициативы и идентичность

На этом этапе (от 12 до 16 лет) человек должен научиться быть отчасти ребенком, отчасти взрослым. У него должно появиться комфортное осознание собственной сексуальной идентичности. У человека должно сформироваться такое представление о себе, которое включает его способность быть активным по отношению к другим, проявлять эгоистичность и готовность делиться, и принимать эти проявления у окружающих. Ребенку необходимо понимать, что он может и должен стать взрослым, что это обязательно произойдет. Начинают развиваться упорство и настойчивость в поведении, причем как в предметном, так и социальном пространствах. Должно быть сформировано представление о том, что любопытство и интерес к растущему и изменяющемуся телу являются здоровыми; это ощущение должно распространяться как на себя, так и на сверстников.

Ухаживание

На этой стадии юному взрослому необходимо иметь чувство самоценности, способность фантазировать, рисковать, просить внимания и не бояться отказывать во внимании. У него должна быть способность выражать себя честно и отличать честность от того, что нарисовало воображение. Очень важно представление о том, что могут быть достигнуты взаимоотношения, приносящие радость и удовлетворение. Должна быть развита способность к адекватному сексуальному возбуждению.

Обязательства и интимность

На этой стадии человек должен признавать личную самоценность и понимать, что один человек обогащает жизнь другого. Должно быть развито умение проводить время с другим человеком и испытывать расслабление в его присутствии. Человек должен быть способен представить продолжение взаимоотношений в будущем. Должно быть сформировано понимание того, что разногласия, разочарования в любимом человеке и даже временные разрывы не являются чем-то необычным или опасным для длительных отношений.

Вступление в брак

Прежде всего, человек должен уметь развивать уже имеющиеся у него способности, важные для создания длительных и стабильных отношений, а также принимать осознанное решение относительно развития этих способностей. Решение отказаться от создания семьи и оставаться одиноким зачастую является оптимальным, при условии, что оно основано на ресурсных переживаниях человека. Это дает ему возможность осуществлять свободный выбор в противоположность выбору вынужденному, связанному с недостатком вариантов поведения. Все перечисленные в этом разделе способности распространяются и на различные формы «неофициального» брака (сожительство, гомосексуальные отношения и т. д.). Повторный брак после развода также в значительной степени включается сюда, однако, в этой ситуации особенно необходимы новые дополнительные способности, позволяющие диссоциироваться от прошлых ошибок и извлечь из них полезный опыт.

На этой стадии партнеры должны успешно отделиться от родительских семей и развить новые формы взаимодействия с ними. Они должны быть способны делать выбор из многих вариантов, при этом различая внешнее и внутреннее давление. У них должна быть способность осознавать и выражать свои ценностные основания, когда они решают вопросы, касающиеся места проживания, друзей, распределения властных полномочий. Необходимой является способность поддерживать друг друга, просить о поддержке и принимать ее. Партнеры должны уметь решать проблемы как совместно, так и независимо друг от друга. Важно умение играть, быть спонтанным, наслаждаться обществом друг друга. Партнерам необходимо уметь отказаться от удовольствия, изменять собственное поведение и предлагать партнеру изменить что-либо в его поведении. Каждому из партнеров необходима способность отличать обвинения от разумных доводов. Им нужно уметь реалистично оценивать серьезность проблем, при этом выделяя такие, которые требуют скорейшего разрешения. Чрезвычайно важно, чтобы партнеры вступили в брак уже способными к эмоциональной открытости и риску, или сумели бы быстро этому научиться.

Рождение детей

Прежде всего, молодым супругам важно отделиться от внешнего давления со стороны родителей, если они предпочитают строить и углублять жизнь другого и осуществлять собственную самореализацию, временно откладывая рождение детей. Первый ребенок в семье требует того, чтобы родители уже имели либо развивали способность удовлетворять доминирующие психобиологические потребности ребенка, при этом одновременно находя способы удовлетворения своих личных потребностей. Дети, появляющиеся в семье позже, лишь усиливают это давление.

В повторном браке к родителям предъявляются особые требования, в том числе способность диссоциироваться от возможного чувства неприязни со стороны приемных детей. Необходимо уметь действительно расширять любовь и отделяться от нарциссической потребности любить только того ребенка, биологическими родителями которого является человек.

В тот момент, когда в дом входит ребенок, способность отказаться или отстрочить личное удовольствие становится особенно значимой. Родители должны уметь воспитывать, направлять ребенка и управлять им, находясь в доминирующей позиции и при этом оставаясь дружелюбным. Требуются формы поведения, демонстрирующие (вербально или невербально) любовь и уместную жесткость и твердость. Родителям следует быть в состоянии поддерживать взаимодействия, связанные с удовлетворением потребностей ребенка, и воздерживаться от суждений, касающихся смысла невербального поведения ребенка. Родителю необходимо суметь отделить проецирование собственных воображаемых неудовлетворенных потребностей из детства от реальных потребностей своего ребенка.

Воспитание детей

Родители должны иметь способность изменять свое поведение по отношению к ребенку по мере того, как он растет. Родителям ребенка до 2-х лет необходимо уметь вести себя по-разному, наугад пробуя различные способы, чтобы успокоить ребенка, обеспечить его безусловное положительное принятие, несмотря на его эгоцентризм, поддерживать чувство надежды, уверенности и защищенности, невзирая на затруднения, которые может демонстрировать ребенок. Необходимо реалистично оценивать его развитие.

Родители ребенка в возрасте от 2-х до 7-ми лет должны уметь устанавливать дисциплину, поощрять в ребенке независимость, отказываясь от подавляющих и подчиняющих эмоций в пользу помощи и контроля. Родителям следует обеспечить ребенку возможность быть исследователем, делать открытия, давая понять ему, что это хорошо и правильно. Родители должны проявлять терпение, отвечая на бесконечные вопросы. Важно, чтобы им удавалось одновременно заботиться о нуждах ребенка и обучать ребенка самостоятельно заботиться о себе на собственном примере. Таким образом, родитель должен иметь и демонстрировать способность заботиться о себе, при этом выражая поддержку и одобрение здорового «эгоизма».

Родители детей в возрасте от 7-ми до 12-ти лет должны все более и более терпимо относиться к изменениям в ребенке, его растущей независимости. Родители должны выражать готовность и умение обсуждать жизненные ценности, вместо того, чтобы просто навязывать их детям. Им нужна способность выслушивать доводы ребенка и позволять ему оказывать воздействие. Важной является способность чувствовать себя спокойно, когда ребенок не находится вблизи под непосредственным наблюдением родителей. Родители должны придерживаться позиции, что ошибки, которые совершает ребенок, позволяют ему учиться.

Особенно значимой для родителей подростка является способность справляться с ситуациями контроля, конфликта, определения целей, влияния на значимых других за пределами семьи. Они должны все больше поощрять в ребенке самостоятельность, в то же время не отказывая ему в защите. Родители извлекут гораздо больше пользы, если будут замечать многочисленные демонстрируемые ребенком достижения в разных видах деятельности (ухаживание, подбор лексики, социализация и т. д.). Подчеркивание родителями недостатков ребенка принесет больше вреда, чем пользы. Родители должны владеть информацией о наркотиках, сексе, важных политических и культурных переменах, чтобы успешно общаться с ребенком. Важно, чтобы родители могли предоставить ребенку право на уединение.

В неполной семье все перечисленные способности являются столь же значимыми; к ним добавляются способность осуществлять описанное выше поведение без поддержки партнера. Оба родителя конечно должны уметь мирно и дружелюбно договариваться о методах дисциплины, проявлениях терпимости, о дозволенности и пр. Они должны быть в состоянии разделять как успехи в воспитании, так и ответственность за возникающие проблемы.

Брак и финансовое благополучие: остаться вместе или разойтись

На этом этапе партнерам, которые несмотря ни на что решили остаться вместе, необходимо иметь понимание того, что ни один из них не обязан быть совершенством. Оба партнера способны просить о помощи и получать ее, уметь выслушивать друг друга. Они осознают, что временные проблемы, эмоциональные или финансовые, не являются свидетельствами их личной неудачи. Партнерам необходимо быть честолюбивыми. Во время возможных затруднений может оказаться необходимой способность подавить гордость, чтобы попросить о помощи посторонних или научиться самостоятельно выполнять простую работу по дому, такую как шитье или мелкий ремонт. Им может понадобиться способность агрессивно противостоять проявлениям несправедливости извне.

На этой стадии следует воздерживаться от советов и сохранять хорошее настроение, вместо того, чтобы эмоционально манипулировать детьми, когда они принимают собственные решения, которые могут не совпадать с родительскими предпочтениями и ценностями. Им необходимо развить в себе понимание того, что поведение ребенка не обязательно сказывается на них, дискредитируя их в глазах окружающих. Они должны быть способны противостоять ребенку, но делать это спокойно и дружелюбно. Родителям необходимо поддерживать независимое поведение ребенка и его попытки разрешения своих собственных проблем.

Обновление партнерства

Партнеры должны найти новый баланс для удовлетворения личных потребностей каждого из них и решения проблем этого периода. Они должны обновить свою эмоциональную и сексуальную жизнь, выражая свои потребности и обращаясь за помощью друг к другу. Они должны найти способы реализовывать свои планы на будущее, независимо от возникающих разногласий. Они должны быть способны позволить и даже поощрять различия и самобытность друг друга, поскольку каждый из них развивает свои собственные личные интересы, возможны, находят новые формы досуга, увлечения, новых друзей.

Общение со взрослыми детьми

Возможно, на этой стадии потребуется, чтобы у родителей появились новые формы поведения, которые не были заложены в них их собственными родителями. Им необходимо научиться гордиться достижениями ребенка вместо того, чтобы испытывать беспокойство или соревноваться с ребенком. Им нужна способность быть невосприимчивыми к разным суждениям или предубеждениям и принимать супруга своего ребенка, а также родственников супруга. Они должны обладать гибкостью, чтобы принимать и уважать новые роли ребенка: родителя, профессионала. Им самим, возможно, понадобится освоить новые роли: бабушки, дедушки. Может возникнуть необходимость научиться новым формам поведения, чтобы поддерживать своих детей, потому здесь требуется поддержка не такая, как раньше.

Социальная вовлеченность и личностная самореализация

На стадии возможного выхода на пенсию человеку необходимо сохранить понимание, что жизнь не закончилась просто потому, что одна или несколько ролей ушли из нее. Они должны быть в состоянии наслаждаться, относясь к отдыху как к привилегии, на которую они имеют право. Им может понадобиться новое поведение, включающее способность присоединяться к новым группам и клубам, развивать новые увлечения, выстраивать новые проекты. Чувство удовлетворения при взгляде на прожитую жизнь – это очень ценное переживание на этом этапе, также, как и способность объективно и с удовольствием воспринимать воспоминания о прошлом, как о чем-то очень ценном. Им необходима способность отказываться от неосуществленных мечтаний в пользу реалистичной оценки того, что возможно осуществить сейчас. Необходимость справляться с надвигающейся неизбежной смертью может потребовать от человека переосмысления и переоценки смысла его жизни. Человек может столкнуться с потерей физических возможностей задолго до смерти, проститься с ними и погоревать о них как следует, по-прежнему продолжая принимать себя, как полезного и полного жизни. Может потребоваться изменить представление о себе и принять свою зависимость, обращаясь за помощью к детям или внукам. Кроме того, на этом этапе, человеку может быть полезно ухватиться за возможность вести себя в согласии с его собственными потребностями и мыслями, несмотря на то, что другие могут оценивать это поведение как эксцентричное.

Источники материалов

«Терапия, решающая проблемы» – Введение в книгу Problem Solving Therapy, Jay Haley; Jossey-Bass Publishers, San Francisco, California, 1987. Перевод Ю.И.Зыряновой.

«Проведение первого сеанса» – материал взят из главы 1 книги Problem Solving Therapy, Jay Haley; Jossey-Bass Publishers, San Francisco, California, 1987. Перевод Ю.И.Зыряновой.

· главы 1 книги Problem Solving Therapy, Jay Haley; Jossey-Bass Publishers, San Francisco, California, 1987. Перевод Ю.И.Зыряновой.

· главы 4 книги Стратегический подход в семейном консультировании по Джею Хейли, Ю.И. Зырянова; Потанин центр, Новосибирск, 1998.

«Предписания» –глава 5 книги Стратегический подход в семейном консультировании по Джею Хейли, Ю.И. Зырянова; Потанин центр, Новосибирск, 1998.

«Власть и организация» – материал взят из главы 4 книги Problem Solving Therapy, Jay Haley; Jossey-Bass Publishers, San Francisco, California, 1987. Перевод Ю.И.Зыряновой.

«Неисправно функционирующая иерархия и семья» – материал взят из главы 4 книги Problem Solving Therapy, Jay Haley; Jossey-Bass Publishers, San Francisco, California, 1987. Перевод Ю.И.Зыряновой.

«Психотерапевтическая проблема» – материал взят из главы 4 книги Problem Solving Therapy, Jay Haley; Jossey-Bass Publishers, San Francisco, California, 1987. Перевод Ю.И.Зыряновой.

«Указания по супружеской терапии» – материал взят из главы 6 книги Problem Solving Therapy, Jay Haley; Jossey-Bass Publishers, San Francisco, California, 1987. Перевод Ю.И.Зыряновой.

«Оценка результатов» – глава 6 Стратегический подход в семейном консультировании по Джею Хейли, Ю.И. Зырянова; Потанин центр, Новосибирск, 1998.

«Стадии развития и связанные с ними способности» – приложение из главы 10 книги Ericksonian Psychotherapy Volume I: Structures, Jeffrey Zeig (Ed.); Brunnel/Mazel Inc., New York, 1985. Перевод Л.В.Мелещенко.

------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

Непрямые предписания ... ... ... ... 7

Семейная ориентация ... ... ... ... 9

Терапия испытанием ... ... ... ... 30

Критерии оценки психотерапевта

1. Рассказывает ли терапевт о себе, объясняет ли он семье особенности терапевтической ситуации, сообщает ли он, какие вопросы он будет задавать?

2. Может ли терапевт хорошо организовать семью в своем кабинете, чтобы можно было проводить терапию, – например, если ребенок упрямится или члены семьи взаимодействуют хаотично?

3. Избегает ли терапевт морализирования и снисходительного тона, чтобы семье было легче откровенно рассказать о своих проблемах?

4. Обладает ли терапевт достаточной гибкостью, чтобы перейти к другому подходу, если предыдущий не удался?

5. Демонстрирует ли терапевт широкий диапазон поведения – от поддержки до конфронтации?

6. Избегает ли терапевт преследования своих личных интересов, не связанных с проблемами семьи?

7. Способен ли терапевт оставаться в позиции специалиста, в то же время, выражая свое незнание, когда это уместно?

8. Избегает ли терапевт предлагать решения, прежде чем он прояснит проблему?

9. Понимает ли терапевт, когда следует побудить семью к проявлению разногласий, а когда – успокоить?

10. Избегает ли терапевт постоянных коалиций с одним членом семьи против другого или с одной фракцией против другой (например, с ребенком против родителей)?

11. Избегает ли терапевт чрезмерного личного участия, в то же время, не допуская чрезмерного «профессионализма» и отстраненности?

12. Стремится ли терапевт к тому, чтобы вовлечь всех членов семьи в терапевтический сеанс?

13. Проявляет ли терапевт способность выносить неприятные темы или сильные эмоции клиентов?

14. Собирает ли терапевт информацию о других значимых людях, не присутствующих на сеансе?

15. Интересуется ли терапевт другими социальными учреждениями, с которыми может быть связана семья?

16. Побуждает ли терапевт членов семьи к изменению? Создает ли он у них ощущение надежды и готовность приложить усилия?

17. Пользуется ли терапевт в основном положительными подходами, демонстрируя семье свой авторитет?

18. Ориентирован ли терапевт на будущее, а не на прошлое?

19. Уделяет ли психотерапевт внимание сбору информации о целях клиентов, их способностях, внутренних ресурсах, и помогает ли он клиентам найти и применить их?

20. Придает ли терапевт мало значения психологическим диагнозам и тестам?

21. Избегает ли психотерапевт давать клиентам советы и учить их «инсайту» – проникновению в сущность проблемы?

22. Принимает ли терапевт активное участие в терапевтическом сеансе, не ограничиваясь простым слушанием?

Когда терапевт правильно провел первый сеанс и, следовательно, выяснил последовательность в семейной проблеме, тогда он ищет наиболее подходящую стратегию для внесения изменений. Лучше всего предположить, что изменение должно происходить поэтапно и что невозможно перепрыгнуть от проблемной стадии к стадии излечения в один прыжок – должны быть промежуточные стадии. Обычно терапевт должен перейти от одной проблемной стадии к другой проблемной стадии, прежде чем перейти к нормальной системе. Ниже будет предложено пример, чтобы проиллюстрировать, какие стадии можно использовать.

Навязчивая бабушка

Одна семья обратилась с проблемой: 10-летний мальчик плохо себя вел и к тому же мочился в постель. Во время сеанса с этой семьей, бабушка сообщила, что мать неправильно обращается с ребенком и не ценит его. Мать сообщила, что как только она пытается дисциплинировать ребенка, бабушка вмешивается и защищает его. При помощи терапевта мать и бабушка договорились, что целью терапии является хорошее поведение мальчика, а также, чтобы он перестал мочиться в постель, таким образом, конечная цель терапии была ясна.

В подходе, описанном в этой книге, будут подчеркиваться только ключевые моменты в терапии. Работа над взаимоотношениями считается чем-то само собой разумеющимся. Например, предполагается, что терапевт исследует представление мальчика о проблеме и что он создает отношения взаимопонимания между мамой и бабушкой.

Поскольку бабушка и мама прямо выразили свои разногласия по поводу воспитания ребенка, их можно было убедить поэкспериментировать с новым подходом в течение короткого времени. Бабушку попросили взять на себя полную ответственность за мальчика на две недели. Она отвечала за все вопросы, связанные с дисциплиной и мокрой постелью, включая стирку простыней. Мать не должна была дисциплинировать мальчика, а просто приятно проводить с ним время. Если он плохо себя ведет, она должна сообщить об этом бабушке, а бабушка должна решить эту проблему. Все отрицательное общение между мальчиком и матерью должно было проходить через бабушку, у нее была центральная роль. Семья согласилась на двухнедельный эксперимент.

В сущности, на этой стадии была создана неправильно функционирующая структура. Для бабушки неуместно полностью отвечать за ребенка, а для матери – быть в стороне.

В течение этих двух недель состоялся следующий сеанс с этой семьей, на нем обсуждались бабушкины трудности и ее недовольство. Мать проинструктировали продолжать перекладывать всю ответственность на бабушку. Через две недели терапевт предписал семье сделать все наоборот. Мать должна была взять на себя ответственность за ребенка, а бабушка – просто приятно проводить с ним время. Все отрицательное общение между бабушкой и мальчиком должно было идти через мать.

На этой стадии также создается ненормальная ситуация, поскольку бабушка полностью отрезана от проблем мальчика, так что она даже не может посоветовать матери, что с ним делать. Поскольку вначале вся ответственность была возложена на бабушку, ей легче было оставаться в стороне, когда вся ответственность была переложена на мать.

К концу второго двухнедельного периода стало возможным обсудить на сеансе, какой тип отношений оказался лучше. В большинстве случаев бабушка предпочитает, чтобы мать взяла на себя воспитание ребенка, поскольку бабушка уже пожилая, она уже воспитала своих детей. Она также соглашается общаться с мальчиком через маму, а не объединяться с ним против мамы. Она соглашается отчасти потому, что боится полной ответственности за мальчика, которая последует за вмешательством. Симптом ребенка обычно исчезает, когда иерархия правильная. В некоторых случаях семья может решить, что бабушке стоит сохранить полную ответственность за ребенка. Если это делается с общего согласия, то система становится функциональной, хотя с тенденцией к нестабильности, ведь бабушка стареет.

В этом подходе терапевт не переходит прямо от нефункциональной структуры к функциональной; на первом шаге он создает другую нефункциональную систему. Однако эта система только частично отличается от первоначальной, поскольку бабушку попросили встать во главе, в то время как она уже это и делала. Однако ей передали всю ответственность. Если бы терапевт попытался перейти сразу к более нормальной системе, передав всю ответственность маме, бабушка по привычке продолжала бы вмешиваться, тем самым демонстрируя, что мать не справляется с этой задачей.

Разные подходы к семейному треугольнику

Подход 1: начало терапии через человека на периферии.

Самый традиционный подход в семейной терапии – это вход в треугольник через «отстраненного» родителя. Терапевт может определить, стоит ли ему использовать этот подход по тому, какая ситуация в этой конкретной семье, и по тому, насколько функциональные отношения он установил с периферийным родителем (обычно это отец). В последовательности этого типа отец обычно пытался заниматься воспитанием ребенка и встретил отпор со стороны матери: она спасала ребенка от отца, возмущаясь, что он не понимает ребенка. Также, часто бывает так, что отец критиковал мать за ее гиперопеку над ребенком, тем самым вызывая у нее еще больше враждебности и убеждая ее, что он не понимает ни ее, ни ребенка. Таким образом, чтобы отец проявил активность и вмешался во взаимоотношения матери и ребенка, может потребоваться искусное убеждение.

Подход 2: начало через более вовлеченного родителя.

Другой способ вмешательства в проблемную ситуацию – это сосредоточить внимание на родителе и ребенке, более тесно связанных друг с другом, а периферийный родитель при этом дает советы и оказывает поддержку. Существуют разные способы вмешательства во взаимоотношения между родителем и ребенком (обычно это мать и ребенок), когда отношения между ними интенсивные. Мать будет больше всего сотрудничать с терапевтом в этой ситуации, если с его стороны не будет никаких интерпретаций по поводу ее опеки над ребенком. Обычно такие интерпретации просто вызывают у нее враждебность и мешают изменениям. Успешная практика работы с матерью в такой ситуации – это помочь ей найти более подходящее занятие, чем постоянная опека над ребенком. В тех ситуациях, когда отношения с мужем почти не приносят ей удовлетворения, это изменение может быть труднее, потому что то небольшое удовлетворение, которое она получает, она получает от ребенка. Иногда программа работы, образования или общественной деятельности за пределами дома может ее изменить, особенно если это изменение сочетается с организацией естественной деятельности ребенка, требующей общения со сверстниками, а не со взрослыми (это предпочтительнее, чем такая искусственная деятельность, как групповая терапия). Мать и ребенок будут заниматься разными вещами и станут свободнее друг от друга.

Подход 3: начало терапии через обоих родителей.

Терапевт может решить, что ни отца, ни мать не стоит ставить во главе для решения проблем трудного ребенка. Вместо этого, родители должны действовать вместе. Такой подход обычно подходит лучше всего, когда у ребенка серьезные проблемы. Когда молодой человек применяет насилие, проявляет психотическое поведение, злоупотребляет наркотиками или угрожает самоубийством, обычно родители одинаково вовлечены в ситуацию. Может показаться, что один родитель более тесно связан с ребенком, чем другой, но терапевт может обнаружить, что родитель как будто бы находящийся на периферии, очень тесно связан с ребенком. В такой экстремальной ситуации родителям лучше всего прийти к соглашению по поводу того, что делать с ребенком. Иногда для этого необходимо терпеливо побуждать их к обсуждению и выявлять их скрытые разногласия. Часто, когда ребенок доходит в своем поведении до крайности, родители говорят, что у них нет разногласий по поводу ребенка. Тем не менее, когда строится план действий, разногласия появляются и их можно разрешить.

Непрямые предписания

Метафорические предписания (с использованием аналогии)

Метафорические предписания нужны в том случае, когда для терапевта неуместно прямо объяснить, чего он хочет от семьи. Например, семья обратилась за помощью по поводу трудного ребенка. Через некоторое время его поведение улучшилось, и мать сказала, что хотела бы решить некоторые супружеские проблемы. Отец, которому, по-видимому, тоже не нравились определенные аспекты их брака, заявил, что не хочет над этим работать с психотерапевтом. Он пришел только ради мальчика. В этот момент психотерапевт мог сосредоточиться только на ребенке и оставить в стороне супружеские проблемы, или работать над ними непрямо, чтобы отцу не пришлось обсуждать их с женой в присутствии терапевта. Терапевт выбрал второй подход, и стал говорить о сыновьях так, чтобы метафорически это описывало супружеские отношения. В основном у мамы была тенденция вставать на сторону «хорошего» мальчика, а отец вставал на сторону «трудного» мальчика. В каком-то смысле дети являлись отражением родителей.

Например, «хороший» мальчик стеснялся поведения «трудного» мальчика на публике. Маму тоже смущало папино поведение на публике. Центральной темой было право «трудного» мальчика проводить какое-то время в одиночестве. Отец настаивал, что у ребенка должно быть такое право. «Точно также, когда мужчина приходит домой с работы, ему хочется провести какое-то время в одиночестве, попивая пиво и читая газету, прежде чем жена ему расскажет обо всех сегодняшних проблемах». На следующей неделе, супруги договорились, что отец может проводить какое-то время в одиночестве, когда он приходит домой, и это улучшило его отношения с женой. Они считали, что пришли к этой идее «спонтанно». Терапевт предположил, что это результат метафорического разговора. Серия таких же метафорических разговоров привела к подобным изменениям, и супружеские темы так никогда открыто не обсуждались.

Парадоксальные предписания

Существует другой тип предписаний. Они предназначены для того, чтобы клиенты им сопротивлялись и, сопротивляясь, менялись. Этот подход используется с семьями, стремящимися победить терапевта, доказать, что он не прав. Такие семьи обычно не соглашаются на прямые предписания. Такого рода предписания могут быть даны всей семье или некоторым ее членам. Например, мать чересчур опекает ребенка, так что он не может сам принимать решения и брать на себя ответственность за то, что он делает. Если терапевт попытается убедить ее делать меньше для ребенка, она в ответ начнет делать больше, да еще будет говорить, что терапевт не понимает, какой у нее беспомощный ребенок. Терапевт может использовать парадоксальный поход и предписать матери посвятить неделю опеке над ребенком. Ей нужно за ним наблюдать, защищать и делать все за него. Терапевт может привести разные доводы в пользу своего предписания, он мог бы, например, сказать, что ей нужно это сделать, чтобы понять, что она на самом деле чувствует в этой ситуации или чтобы она могла понаблюдать за собой и за ребенком. Чтобы этот подход хорошо подействовал, терапевту следует настаивать на еще более крайнем поведении по сравнению с первоначальным. Например, матери нужно не только опекать ребенка, но и уделять час в день, чтобы предупредить ребенка обо всех опасностях, с которыми он может столкнуться в жизни. Если этот подход применен удачно, то реакцией матери будет протест против предписаний терапевта, и она начнет опекать ребенка меньше. Подобный подход был применен в семье, обратившейся к терапевту по поводу проблем сына: он отказывался испражняться в унитаз, и поэтому пачкал одежду и постель. Терапевт выразил свою озабоченность тем, что может случиться, если ребенок научится ходить в туалет и станет нормальным. Он поставил под сомнение способность родителей вынести нормального ребенка и нормальную супружескую жизнь. На самом деле терапевт даже попросил родителей написать список нежелательных последствий этого изменения. Супруги не смогли придумать ни одного нежелательного последствия и отвергли все последствия, предложенные терапевтом. Но терапевт продолжал выражать сомнения. На следующем сеансе семья объявила, что они решили проблему. И тогда терапевт, как и следует поступать в этом случае, выразил свое удивление и сомнение по поводу того, что это изменение сохранится. И семье ничего не оставалось делать, как только измениться навсегда, чтобы доказать терапевту, что он был не прав. Этот подход требует определенных навыков, так как терапевт передает несколько сообщений одновременно. Он сообщает: «Я хочу, чтобы вам стало лучше» и «Я полон доброжелательности и заботы о вас». И в то же время он говорит семье такие вещи, которые находятся на грани оскорблений: он говорит, что, по его мнению, члены семьи на самом деле могут выдержать «нормальность», но одновременно он говорит, что они не могут.

Этапы парадоксального подхода

1. Терапевт устанавливает отношения и определяет их, как отношения, которые приведут к изменениям.

4. Предлагает свой план работы и может предложить разумные обоснования своему подходу и парадоксальным предписаниям.

5. Терапевт изящно дисквалифицирует других «экспертов» по этой проблеме (мать или другого члена семьи).

6. Терапевт дает парадоксальное предписание.

7. Он наблюдает за реакцией и побуждает клиентов продолжить свое проблемное поведение или выражает сомнения по поводу стабильности изменений.

8. Изменение стабилизируется, но терапевт не должен признавать это своим достижением.

Семейная ориентация

Есть категория молодых людей, которые ведут себя необычно и странно, пугая общество своим непредсказуемым и антисоциальным поведением. Они разговаривают с воображаемыми людьми, или ведут себя возбужденно и как будто беспорядочно, или скитаются по земле как бродяги и растрачивают свою жизнь, добывая и принимая наркотики и алкоголь, или совершают беспричинные преступления, например, крадут ненужные им вещи. Эти молодые люди обычно впадают в одну из двух крайностей: они нарушают порядок или ведут себя апатично и беспомощно, и не делают ничего, чтобы обеспечивать самих себя. В какую бы крайность они не впадали, их поведение влечет за собой вторжение агентов общественного контроля в жизнь их семьи. Одна из основных черт таких молодых людей заключается в том, что все они неудачники: они не обеспечивают сами себя, не достигают успеха в профессиональной подготовке, они не строят близких отношений с другими молодыми людьми и, таким образом, не создают нормальной социальной базы за пределами семьи. Всех этих молодых людей, замкнутых и не реагирующих или прямых и напористых, объединяет то, что они не могут жить нормальной жизнью.

Обычно легко определить, кто относится к разряду молодых неудачников, а кто – нет. Они не просто отклоняются от некоторых общепринятых норм и маршируют под бой немного другого, хотя и не противоречащего закону, барабана. У молодых людей может не быть денег или общество может их не принимать, потому что они принадлежат к непопулярной политической секте, или к группе художников-авангардистов, или проявлять свое бунтарство по-другому, но, все равно, они не неудачники. Молодые люди принадлежат к этому разряду, когда они проявляют свою несостоятельность во всем, что делают, каких бы надежд они не подавали. В жизни они профессиональные неудачники, и их семья должна постоянно принимать в них участие, даже если это участие и сводится к тому, чтобы постоянно их отвергать.

Важно выбрать название для этого разряда трудных молодых людей; название повлияет на определение проблемы и предпринимаемые действия. В последнее время широко использовалась медицинская или психиатрическая терминология, и если кто-нибудь старается отказаться от медицинских представлений и найти название, связанное больше с социальными науками, то ему трудно подобрать что-нибудь подходящее. Термин «социальный девиант» кажется слишком широким и слишком слабым для того, чтобы оправдать человека, который жертвует собой в дальней палате психиатрической больницы. Если называем его «нарушителем» или «трудным человеком», то мы также склонны преуменьшать крайности в его поведении. Можно называть молодых людей из этого разряда «сумасшедшими», но у этого термина печальная история, и он вызывает некоторые неприятные ассоциации. Можно счесть унизительным, когда мы называем кого-нибудь «сумасшедшим», и в этом заключается главный недостаток такого термина. В настоящей работе под «сумасшествием» понимается служение другим, и человек часто идет для этого на большие жертвы, поэтому в этом термине не содержится ничего унизительного. Можно также воспользоваться термином «эксцентричные». Эти молодые люди уж точно могут быть названы эксцентричными в том смысле, что их поведение отклоняется от нормального. Временами они бывают также жестокими. Хотя термин «эксцентричный» звучит слишком уж несерьезно, когда мы имеем в виду человека, растрачивающего свою жизнь в психиатрических больницах, тем не менее, он не унижает людей и не распределяет их по категориям, как это делали раньше. В результате такого распределения не оставалось никакой надежды на выздоровление.

Выборка

Эта статья не о научных исследованиях, посвященных эксцентричным молодым людям, и не об их характере и истории. Все внимание сосредоточено только на практических методах, с помощью которых этих людей можно изменить. Кроме того, в ней не рассматриваются все трудные люди. Сюда не включены дети и люди старшего возраста. Статья охватывает возрастной диапазон от 17-18 до 28-29 лет: возраст, когда пора уходить из родительского дома. Она посвящена людям, находящимся на этой стадии семейной жизни.

Эта работа посвящена молодым людям, чьи трудности начались в результате семейной нестабильности. Во избежание споров, нужно сразу же предположить, что трудности некоторых эксцентричных молодых людей не связаны с семьей. Есть молодые люди с необнаруженными опухолями мозга или пострадавшие от необратимых последствий в результате применения запрещенных препаратов или разрешенных законом медикаментов. У других причиной странного поведения могут быть некоторые формы умственной отсталости или необнаруженные физиологические отклонения. Существуют также молодые люди, запуганные бедностью, частыми госпитализациями или детскими домами. Терапевтический подход, описываемый здесь, подходит подобным молодым людям лишь частично. Эта работа посвящена обычным «сумасшедшим» молодым людям – тем, которые населяют палаты психиатрических больниц, тюрьмы для несовершеннолетних и наркологические центры и причиняют обществу неприятности своим сумасшедшим и эксцентричным поведением.

Встречаясь с сумасшедшим молодым человеком, психотерапевт должен прежде всего предположить, что пациент реагирует адаптивно в сумасшедшей социальной ситуации. Психотерапевт должен ожидать, что у этого молодого человека есть потенциал, и он сможет стать нормальным. Очень редко психотерапевт может встретиться с таким исключительным случаем, как неизлечимое органическое поражение, но это достаточно необычно и должно быть последней гипотезой. Терапевт часто может обмануться, думая, что трудности молодого человека не связаны с семейными проблемами. Способность убедить специалистов в том, что он человек с физиологическими дефектами, если не настоящий идиот, – это часть навыков эксцентричного молодого человека. Психотерапевту следует также понимать, что цель психотерапии – максимально расширить возможности человека, даже человек с физиологическими ограничениями может извлечь для себя пользу из психотерапии, ориентированной на семью. Часто встречаются умственно отсталые молодые люди, в чем-то ограниченные, но не до такой степени, чтобы родителям нужно было застегивать им рубашки и держать их у себя в доме. Чрезвычайно беспомощное поведение выполняет семейную функцию, независимо от того, есть ли у человека физиологические проблемы или нет.

Неспособность отделиться от семьи

Одно время существовала теория, что молодые люди вели себя странно в моменты успеха из-за своей хрупкости и неспособности взять на себя ответственность. Утверждалось также, что существует внутренний страх, возможно вынесенный из детства, и поэтому молодые люди приходят в ужас, когда сталкиваются с необходимостью самостоятельности и автономии. Причиной неудач считалась внутренняя тревога. Подобное объяснение было единственно возможным, потому что социальная ситуация не принималась во внимание и не изучалась; существовало предположение, что причина находится внутри самого человека. В 50-е годы появилась концепция систем, и тогда стали собирать всю семью и наблюдать за ней. В результате этих наблюдений было замечено, что необычное поведение молодых людей можно рассматривать как адаптивное, как реакцию на особый тип семейной коммуникации. Впервые возникло предположение, что мыслительные процессы и внутренняя тревога у молодого человека были реакцией на особый тип коммуникативной системы, в которую он включен. Когда в общении людей есть отклонения от нормы, в мыслительных процессах тоже возникают отклонения.

Наблюдения за семьями продолжались, и было замечено, что отклонения – это реакция на организационную структуру отклоняющегося типа. Особая организация ведет к особому коммуникативному поведению, а это в свою очередь приводит к особому внутреннему процессу мышления.

В наше время, когда клиницисты и исследователи рассматривают необычное поведение молодого человека, они могут подходить к этому по-разному.

1. Некоторые психотерапевты считают, что все дело в особом процессе мышления. Такое мышление ведет к особому коммуникативному поведению, и у человека формируются такие взаимоотношения, которые создают организацию отклоняющегося типа. Психотерапия направлена на исправление беспорядочного мышления и неправильного восприятия.

2. Другие психотерапевты полагают, что беспорядочное, отклоняющееся от нормы коммуникативное поведение близких родственников вызывает у пациента необычное поведение и процесс мышления. И поэтому их терапевтические усилия направлены на то, чтобы прояснить и изменить общение остальных членов семьи.

3. Но есть и психотерапевты, считающие, что проблема заключается в организации, функционирующей неправильно, с отклонениями от нормы. Такая организация предписывает человеку особое коммуникативное поведение и, следовательно, особый процесс мышления.

В этой работе доказывается, что самое эффективное терапевтическое вмешательство – это вмешательство, направленное на основную организационную структуру. Когда эта структура меняется, меняются и другие факторы. На самом деле, если рассуждать в терминах организации, психотерапевт не может не стать частью семейной организации. Когда он разговаривает с молодым человеком о его процессе мышления, он является посторонним лицом, вступающим в контакт с членом семьи, а в организации есть правила общения с посторонними лицами. Если терапевт вносит ясность в семейные отношения, то тем самым он приобретает власть в семейной иерархии. Когда организационная ситуация недооценивается, это может привести к наивному вмешательству, которое помешает изменениям или даже ухудшит положение. На самом деле семья будет использовать наивного клинициста, чтобы стабилизировать ситуацию и избежать изменений.

Психотерапевтическое сообщество недооценивало важность социальной ситуации по нескольким причинам. Столетиями подчеркивались индивидуальный характер и личность; задачей науки было классифицировать индивидуумов, а не социальные ситуации. Кроме того, культурные институты основаны на идее индивидуума как носителя ответственности. Если считать причиной социальную ситуацию, то это могло бы привести к помещению в тюрьму или больницу семьи и друзей, а не отдельного человека. Многие культурные аспекты зависят от факта или мифа об индивидууме как отдельном существе. К моменту появления концепции систем не было ни одной адекватной теории социальной ситуации. Концепция описывала повторяющееся поведение, которое формирует организационную структуру привычных реакций, и это новый способ думать о людях. Многим людям трудно понять концепцию саморегулирующейся системы отношений, тем более принять ее как что-то само собой разумеющееся. Легче сказать, что причина трудностей в одном человеке, чем рассматривать эти трудности как один из этапов повторяющегося цикла, в который включены все.

Воспринять социальную ситуацию как объект трудно еще и по той простой причине, что люди живут в социальной ситуации, и поэтому они принимают ее как что-то само собой разумеющееся. Такие обычные ситуации, как стадии семейной жизни, кажутся такими очевидными, что они не воспринимаются как объект научного изучения. Все знали, что на определенной стадии семейной жизни молодые люди уходят из дома, но это представлялось неважным, и никто не замечал, что нарушения у людей совпадают с этой стадией жизни. Теперь становится очевидным, что самое большое изменение в любой организации происходит в тот момент, когда кто-нибудь входит в нее или выходит.

Когда молодой человек достигает успеха за пределами семьи, это означает не просто его индивидуальный успех. Он одновременно отделяется от семьи, а это может иметь последствия для всей организации. Успех или неудача молодого человека неизбежно становится частью реорганизации семьи, когда выстраивается новая иерархическая структура и развиваются новые пути коммуникации.

Когда жизнь семьи течет нормально, молодые люди заканчивают учиться и начинают работать, обеспечивать самих себя, оставаясь по-прежнему в родительском доме. Иногда они уезжают из дома после того как начинают работать. Когда молодые люди уже полностью могут обеспечивать самих себя, они готовы к созданию семьи и устройству собственного дома. Родителей обычно привлекают для того, чтобы они одобрили сделанный выбор, и, кроме того, они помогают детям в устройстве их собственного дома. Когда у молодых людей появляются дети, родители становятся бабушками и дедушками и продолжают принимать участие в жизни новой семьи, в то время как организация родительской семьи с годами меняется. Во многих семьях отделение детей от родителей и уход из дома протекает довольно легко. Родители могут даже почувствовать облегчение, избавившись от детей, ведь теперь они свободны и могут вместе делать то, что им хочется.

Когда молодому человеку семнадцать – восемнадцать лет или чуть больше двадцати, и он начинает вести себя странно и терпеть неудачи, стоит предположить, что стадия ухода из дома протекает с нарушениями и у организации есть какие-то трудности. Эти трудности могут принимать разные формы в зависимости от структуры организации. В неполных семьях мать часто живет со своей собственной матерью, и они вместе воспитывают детей. Когда дети отделяются, мать и бабушка остаются вдвоем и сталкиваются с необходимостью реорганизации. Иногда мать одна воспитывает ребенка, и вся ее организация состоит из нее самой и ребенка, тогда уход ребенка – это значимое отделение.

В полных семьях родители остаются друг с другом, хотя перед этим семья долгие годы функционировала как организация, состоящая из нескольких человек. Иногда родители общаются между собой преимущественно через одного из детей и испытывают большие трудности в непосредственном общении друг с другом. Когда ребенок уходит из дома, родители вдвоем уже не могут функционировать как жизнеспособная организация. Иногда возникает угроза развода или временного отделения. В данной работе акцент делается на проблемах ребенка, но на этой стадии семейной жизни проблемы могут появиться у одного или у обоих родителей. Когда происходит развод, или у одного из родителей в среднем возрасте развивается депрессия или другие симптомы, это часто совпадает с уходом детей, и такие проблемы являются реакцией на организационные изменения.

Иногда семья испытывает наибольшие трудности, когда уходит первый ребенок, иногда этого не происходит, пока последний ребенок не покидает семью, а временами средний ребенок оказывается для родителей особым. Проблема заключается в треугольнике, состоящем из родителей и особого ребенка, где ребенок служит мостом между ними; когда он начинает уходить из дома, семья становится нестабильной. Теперь родителям приходится сталкиваться с такими вопросами, которые раньше решались с помощью ребенка. Если раньше по всем вопросам супружеской жизни они общались в связи с ребенком, то теперь это нужно делать иначе, потому что ребенок не собирается больше участвовать в треугольнике.

Если семья испытывает настоящие трудности, связанные с уходом ребенка из дома, то один из способов, как эти трудности могут быть разрешены и семья снова может стабилизироваться – это оставить ребенка дома. Но когда молодому человеку от 17-18 до 23-25 лет, социальные силы и физиологические изменения требуют его отделения от семьи. Ожидается, что он будет учиться или работать за пределами семьи, это же относится и к его социальной жизни. Молодой человек может оставаться дома месяцами и даже годами, но все возрастают ожидания, что он построит свою жизнь за пределами семьи, и родители в конце концов останутся наедине друг с другом.

Решение

Один из способов, как молодой человек может стабилизировать семью, – это развить у себя какие-либо симптомы общей неспособности, в результате чего он терпит неудачу и поэтому продолжает нуждаться в родителях. Функция неудачи состоит в том, чтобы дать родителям возможность продолжать общаться через молодого человека и по его поводу, организация при этом не меняется. Когда молодой человек и его родители оказываются неспособны отделиться друг от друга, этот треугольник может сохранять свою стабильность много лет, независимо от возраста ребенка, хотя впервые эта проблема возникает в возрасте от 17-18 до 25 лет. Ребенку может быть сорок лет, а его родителям – за семьдесят, а они все еще возят сумасшедшего сына или дочь из больницы в больницу, от врача к врачу.

Существует два способа стабилизировать семью. Родители могут использовать официальные учреждения, чтобы удержать своего ребенка, и таким образом не позволить ему становиться независимым и самостоятельным. Когда родители помещают молодого человека в психиатрическую больницу или другое учреждение социального контроля или устраивают так, чтобы врач нагружал его лекарствами, они сохраняют стабильность семьи. Семья может с помощью профессионального сообщества удерживать ребенка, и тем самым поддерживать у него состояние беспомощности.

Мне вспоминается, например, что в те годы, когда электрический шок был популярнее, мать могла угрожать дочери, что если она не будет себя хорошо вести, ее отправят к врачу для шоковой терапии. В богатых семьях ребенка иногда помещают в частную клинику на несколько лет, и во время этого заключения семья остается стабильной. Наивный психотерапевт, разговаривая с молодым человеком в клинике, может быть убежден, что он несет с собой изменение, а на самом деле он нанят семьей, чтобы стабилизировать организацию, и изменений при этом не происходит. Родители могут регулярно навещать ребенка и продолжать принимать в нем участие, но они избавлены от неудобства на самом деле жить с ним и заботиться о нем.

Молодой человек может вести бесцельную жизнь, жизнь неудачника, и это другой способ, как семья может стабилизироваться, используя неудачи ребенка. Он может быть бродягой и служить для семьи стабилизирующим началом, если он регулярно сообщает родителям о преследующих его неудачах. Он может, например, регулярно писать им и просить денег, сообщать, что попал в тюрьму или что с ним приключилось какое-нибудь другое несчастье.

Существуют пограничные ситуации, когда молодой человек терпит неудачу в чем-то одном. Он может жить в общине как инакомыслящий и быть неудачником в глазах собственных родителей. В наше время более типичная ситуация, когда молодой человек присоединяется к какой-нибудь нетрадиционной религиозной секте. Внутри этой секты он может достигать успеха в молитвах или в вербовке новых членов, но для своих родителей он все равно неудачник. Часто они не только поддерживают друг друга в своем общем несчастье, но и нанимают людей, чтобы похитить детей из секты и перепрограммировать их. Но внимание все время сосредоточено на ребенке. Где бы ни находился молодой человек: в учреждении, куда его поместили родители, в общине или в учреждении, выбранном им самим, – родители считают его неудачником и общаются между собой по его поводу, как будто он не уходил из дома. Родители, например, могут обвинять друг друга в случившемся или спорить по поводу того, что еще можно сделать. Они не могут исключить его из своих планов, как могли бы это сделать с ребенком, достигшим успеха, зарабатывающим себе на жизнь. Кроме того, родители не меняют своих взаимоотношений друг с другом, отношения остаются застывшими, как будто они не могут перейти на следующую стадию семейной жизни, как и ребенок, зависящий от них. Проблемы в их взаимоотношениях не решаются, потому что когда возникает одна из таких проблем, ребенок встает между ними, как будто он находится в комнате. Например, отец может пожаловаться, что его жена сделала нечто раздражающее его, но он ей об этом не сказал. А на вопрос, почему он ничего не сделал по этому поводу, он ответит: «Я знаю, что мою жену волнуют дела сына». Когда родители озабочены и поглощены проблемами молодого человека, это мешает организации меняться, потому что треугольник остается неизменным.

Хотя обычно семейный кризис и неудачи приходятся на возраст от 17 до 25 лет, это может произойти и позже. Иногда ребенок уходит из дома, а потом ему приходится вернуться, когда самый младший брат или сестра оставляют родительский дом. Например, одна женщина, которой было уже далеко за тридцать, прожила несколько лет отдельно от родителей. Она начала вести себя необычно, и родители решили ей помочь, поместив ее в больницу, а после этого они планировали вернуть ее домой, чтобы они могли о ней заботиться. Это событие совпало с тем моментом, когда самый младший ребенок в семье уезжал учиться в колледж. Неудача старшей дочери и ее возвращение домой давали семье возможность оставаться организацией с одним ребенком.

Когда терапевт, работая с сумасшедшим молодым человеком, стремится к организационным изменениям, то становится очевидно, что такое изменение не произойдет в учреждении, оно скорее может произойти с помощью нормального поведения в обществе. И поэтому терапевтические изменения быстрее всего происходят, когда семью побуждают немедленно вернуть ребенка к его обычной деятельности – и тогда в семье начнутся изменения.

Цикл

Один из возможных способов описания подобной ситуации – это описание в терминах повторяющегося цикла. Как только молодой человек достигает такого возраста, когда пора уходить из дома, он начинает достигать успеха на работе, или в учебном заведении, или в создании близких отношений за пределами семьи. В это время семья становится нестабильной, и молодой человек начинает демонстрировать странное и причиняющее беспокойство поведение. Все члены семьи выглядят расстроенными и ведут себя необычно, но когда в качестве проблемы выбирается ребенок, его поведение оказывается самым необычным, так что остальные члены семьи переходят в более стабильное состояние и начинают реагировать на него. У родителей так много разногласий, и они настолько отделяются друг от друга, что они уже не справляются с молодым человеком, а он приобретает власть и начинает главенствовать в семье. Если родители начинают сотрудничать, чтобы справиться с ребенком, он довольно часто привлекает на свою сторону других родственников, например, мать отца, чтобы противостоять родителям. Когда остальная родня включается в конфликт между родителями и ребенком, родителям становится еще труднее его контролировать, и ребенок начинает вести себя еще хуже. Специалисты, находящиеся вне ситуации, стремятся помочь, и родители обычно используют их, чтобы удерживать ребенка с помощью медикаментов и заключения; в результате этих мер семья стабилизируется. Однако конфликт часто усиливается из-за того, что члены семьи обвиняют друг друга в случившемся. В этом случае терапевт обычно старается спасти молодого человека от его родителей, и поэтому присоединяется к нему, создавая «альянс поколений», и выступает вместе с ним против родителей, а это подрывает их авторитет. Эта сумасшедшая ситуация становится циклической и повторяется, когда молодой человек выходит на свободу и снова начинает жить в обществе. Как только он начинает делать первые шаги к успеху и преуспевать на работе, в учебе или создании близких отношений за пределами семьи, в семье снова нарастает конфликт и нестабильность. Молодой человек начинает вести себя эксцентрично, семья заявляет, что не может с ним справиться, и вызывает специалистов. Молодого человека посылают обратно, в то же самое место, где он был до этого. Во второй раз все уже знают, что его место там же, где он был в первый раз. В учреждении молодого человека снова какое-то время лечат, а потом отправляют домой. Ситуация остается стабильной, пока молодой человек не начинает достигать успеха на работе или в учебе, между родителями назревает разрыв, семья становится нестабильной, и цикл повторяется. В этой работе мы предлагаем терапию, целью которой является прервать этот цикл, дать молодому человеку возможность преодолеть «эксцентричный» эпизод и действовать успешно за пределами семьи, а семье – реорганизоваться, чтобы пережить это изменение.

Неспособность построить близкие отношения за пределами семьи

Обычно молодой человек строит близкие отношения за пределами семьи, и постепенно они становятся для него важнее, чем отношения в семье. Происходит переход из родительской семьи в новую, только что созданную. Обычно семья служит ребенку базой, на основе которой он может вступать в разные взаимоотношения, пока наконец не выберет себе партнера и не создаст новую семью.

Когда молодому человеку необходимо продолжать участвовать в семейной жизни, принимаются все меры, чтобы избежать близких отношений за пределами семьи или помешать им. Границы родительской семьи становятся непроницаемыми, и молодой человек остается внутри. Любая попытка завязать отношения вне семьи терпит неудачу и, в конечном итоге, остаются только внутрисемейные отношения.

Как правило, в таких ситуациях молодой человек не способен заводить друзей за пределами семьи. Он стеснителен, замкнут, избегает своих сверстников, а если и заводит на короткое время друзей, то дружит с неудачливыми и ненадежными молодыми людьми и т.п.

Иногда молодой человек в такой ситуации вступает в брак, но это брак особого рода. Вместо того чтобы на основе этого брака создать новую семью, супруг (или супруга) включаются в родительскую семью. Поэтому некоторые родители разрешают такой брак, если они уверены, что супруг (или супруга) не заберет их ребенка с собой, а будет просто покладистым дополнением к их семье. Тогда ребенок все еще остается дома.

Неспособность семьи изменить эксцентричное поведение

Когда семья уже не справляется с нарастающими трудностями, для работы с трудным молодым человеком приглашаются агенты социального контроля. Когда родители уже на грани разрыва или могут причинить друг другу вред, ребенок начинает нарушать порядок в обществе, так, что родители вынуждены прибегнуть к вмешательству извне. Если они объединяются против общества, это может привести к стабилизации. Это напоминает нацию, начинающую борьбу с другой нацией, когда внутренние отношения грозят привести к полному развалу.

Трудный молодой человек либо будет нарушать порядок, либо просто станет апатичным и неподвижным, и поэтому родителям нужно будет остаться вместе, чтобы заботиться о нем. Когда братья, сестры или другие родственники настаивают, чтобы родители что-нибудь сделали с этим «овощем», ситуация становится нестабильной. Посторонние люди тоже могут высказывать критические замечания, приводящие родителей в смущение, и тогда они договариваются о проведении терапии. Теперь родители могут сказать, что они делают все необходимое. Если терапия сводится только к изоляции, приему лекарств или долгосрочной инсайт-терапии, то семья может стабилизироваться, и у родителей будет возможность доказать, что они делают все, что могут, не опасаясь никаких изменений.

Терапевтов часто удивляет, насколько терпимо родители относятся к отклоняющемуся и эксцентричному поведению. Например, молодой человек выжигал себе ладони сигаретами и называл себя Христом. Его родители не придавали этому поведению особого значения, относясь к нему как к простой шалости. Возможно значительное несоответствие между реакцией общества и семьи; общество может быть шокировано эксцентричным поведением, а семья может его принимать. Иногда это происходит, потому что странное поведение развивается медленно, каждая его новая стадия принимается, и тогда следующий этап не выглядит такой уж крайностью. Иногда семья на самом деле потрясена происходящим, но члены семьи не признают этого. Они не признают существование проблемы, так как уверены, что с этим уже ничего не поделаешь. Если семья привлекает к себе внимание общества, это означает, что обществу предлагается изменить переходящее все границы поведение молодого человека. Это также означает, что семья оказывается лицом к лицу с неизбежностью изменений, а это приводит к нарушению былой стабильности.

Ниже кратко описано коммуникативное поведение этого разряда молодых людей.

1. Основные социальные проблемы (присутствуют в каждом случае).

а) Неспособность молодого человека отделиться от семьи или неспособность семьи отделиться от него. Молодой человек не создает социальной базы за пределами семьи, потому что он не может построить устойчивые близкие отношения.

б) Неспособность молодого человека достигнуть успеха на работе или в учебе, а это требует постоянной помощи со стороны других людей.

в) Неспособность семьи сносить эксцентричное поведение или изменить его, так, что в обществе активизируются агенты социального контроля.

2. Особые коммуникативные проблемы (могут присутствовать в данный момент у данного человека, но это необязательно).

а) Разрушительное или грубое коммуникативное поведение.

· Угрожает нанести вред самому себе или другим людям.

· Ведет себя запутанно и непонятно, так, что требуется прервать нормальный ход событий и что-нибудь предпринять, но в то же время он делает любое изменение трудным или невозможным.

3) Непредсказуемые вспышки гнева по неясным причинам, вызывающие общее замешательство и непонимание.

4) Бесконтрольно употребляет наркотики или спиртное, а затем либо демонстрирует беспомощность и телесную слабость, либо ведет себя грубо и агрессивно.

5) Как правило, нарушает общепринятые нормы поведения, он может делать это грубо или почти незаметно. Может вмешиваться в разговор или нарушать домашний уклад, расхаживая всю ночь, а затем проводя весь день в постели.

6) Не подчиняется авторитетам, семейным или общественным. Это неподчинение часто выглядит непреднамеренным, так, что авторитетные лица не решаются использовать обычные санкции, направленные против неподчинения.

б) Отклоняющееся от нормы общение: действия.

· Преступные действия, такие как воровство и другие правонарушения, совершаемые без всяких видимых преимуществ для молодого человека или кажущиеся случайными.

· Физический облик может быть разным: молодой человек может быть истощенным и выглядеть как скелет – или, наоборот, чрезмерно полным.

· Он носит странную одежду, ходит грязным или соблюдает чрезмерную чистоту, его одежда и поведение привлекают внимание, они обычно пугают или отталкивают людей.

· Ходит и двигается странно, как на ходулях, что заставляет людей чувствовать себя неловко.

· У него странная манера говорить: иногда он говорит на непонятном языке, используя выдуманные слова.

· У него особая манера письма, это проявляется как в содержании написанного, так и в том, как он размещает его на бумаге.

· Он разговаривает с воображаемыми людьми и слышит их голоса.

· Он особым образом истолковывает события. Например, он может сказать, что в определенной ситуации время, место, намерения или люди на самом деле иные, не те, что указаны другими людьми.

· Он говорит о физических недомоганиях, которые совсем незаметны окружающим и кажутся необычными.

Профессиональные неудачи

Необычная манера поведения или проступки трудных молодых людей могут отвлечь специалиста, и тогда он упустит из виду, что основное в их жизни – это неудача. При приближении к успеху они действуют так, чтобы положить ему конец. Успех и неудача в разных семьях определяются по-разному, но в этой книге успех в общем определяется как компетентность на работе или в учебе и успешное построение близких отношений за пределами семьи. В сущности, успех определяется, как способность зарабатывать себе на жизнь и создать свою собственную семью. Если человек не вступил в брак и у него нет детей, это не означает, что он неудачник; но человек должен быть способен иметь близкие отношения за пределами родительской семьи.

Эксцентричные молодые люди обычно терпят неудачу в тот момент, когда успех уже близок. Типичное время для появления странного поведения – это момент перед самым окончанием школы. Для многих людей окончание школы – это символ успеха и первый шаг к освобождению от семьи. Молодой человек часто уходит из школы за несколько недель до окончания, совершает какой-нибудь странный поступок или демонстрирует какое-нибудь странное поведение, в результате чего его помещают в учреждение и он не может закончить школу.

Во многих семьях окончание средней школы не так уж важно, в то время как окончание колледжа рассматривается как успех. В таких случаях эксцентричные молодые люди не проявляют «неуместное» поведение до момента перед окончанием колледжа. Они часто пропускают один из курсов, необходимый для получения диплома, просто бросают учебу в последнем семестре (заявляя, что колледж не имеет значения) или совершают попытку самоубийства прямо перед выпускными экзаменами.

Нужно подчеркнуть, что в каждой конкретной семье успех определяется по-своему. В некоторых семьях сама учеба в колледже рассматривается как успех, и тогда молодые люди проваливаются в первом же семестре. В результате провала им приходится вернуться домой, и таким образом они терпят неудачу – не могут учиться в колледже. В других семьях даже окончание колледжа не является признаком успеха, от ребенка ожидается окончание аспирантуры. Поэтому молодой человек терпит неудачу только перед окончанием учебы и получением степени. Неудачи начинаются, когда обучение близится к завершению и молодой человек становится самостоятельным в глазах семьи. Обучение может варьироваться от среднетехнического, продолжающегося несколько месяцев, до медицинского или юридического, занимающего много лет.

Когда ареной для неудач служит работа, а не учеба, молодые люди начинают свою карьеру эксцентриков с того, что просто не находят работу. Часто молодой человек ведет себя во время интервью при приеме на работу так странно, что его не принимают. А если он находит работу, то она, очевидно, ниже его способностей, например, когда способный молодой человек берется за физическую работу. Он может продолжать работать и получать небольшую зарплату, но в семье эта работа считается неудачной, а сам молодой человек, следовательно, – неудачник.

Иногда молодой человек работает на отца или другого родственника, и под этим подразумевается, что он не справится с работой, если нужно будет выдержать конкуренцию. В этом случае молодой человек проявляет эксцентричное поведение и терпит неудачу, когда он переходит с работы у родственника на работу за пределами семьи, что рассматривалось как успех.

В некоторых семьях успехом считается любая оплачиваемая работа, в то время как в других – только определенного рода работа с определенным уровнем оплаты. Часто эксцентричные молодые люди ухитряются получить довольно хорошую работу и находятся под угрозой успеха, но потом они теряют эту работу (только для того, чтобы затем найти еще одну) и считаются неудачниками, потому что не могут удержаться на постоянной работе.

С точки зрения теории коммуникации

Молодой человек, стабилизирующий семью с помощью своих неудач, может демонстрировать широкое разнообразие разных типов поведения, и все они будут препятствовать разделению семьи. Для психотерапевта важно создать такое представление о проблеме, из которого будет ясно, как произвести изменение. Ситуационный подход и способы коммуникации кажутся более подходящими для этой цели, чем другие теоретические описание.

Первое требование к описанию коммуникации состоит в том, что оно должно описывать общение пары или, еще лучше, тройки, так как коммуникативным является только то поведение человека, которое направлено на другого человека или нескольких людей. Поэтому молодой человек, который общается, надевая странную одежду, передает какое-то сообщение, несущее социальную функцию. Это не просто самовыражение человека и не отражение его мыслительных процессов, это сообщение другим людям и реакция на них. Как пример другой точки зрения, мне вспоминается один психиатр, он работал с молодым человеком, который не говорил и не ходил в туалет. Он мочился в штаны и пачкал их, и поэтому этот двадцатилетний юнец был в пеленках. Терапевт дал ему таз, чтобы он в него мочился, а молодой человек стал носить его как шляпу и везде в нем разгуливать. Психиатр воспринял это как случайное действие, отражающее замешательство молодого человека, но с точки зрения коммуникационной теории ношение шляпы рассматривалось бы как сообщение другим людям в этой социальной ситуации. Эксцентричные молодые люди ухитряются уклоняться и не делать того, что им сказано, таким образом, что заставляют других людей ломать голову: является ли это непослушанием или нет, – такова характерная черта молодых людей этого типа.

Защита организации как основная мотивация

Непослушание – это суть поведения эксцентричных молодых людей, но, учитывая это, психотерапевт должен прежде всего принять главную предпосылку: эксцентричное и сумасшедшее поведение в самой своей основе является защитным.[3] Каким бы ни было поведение: странным, буйным, переходящим все границы, его функция – стабилизировать организацию. Непослушание само по себе – это способ заставить группу объединиться и стать более стабильной.

Такую точку зрения можно проиллюстрировать на следующем примере. Однажды меня попросили провести беседу с персоналом психиатрического отделения; в комнате собрались медсестры, санитары, психиатры, социальные работники и психологи. Это были люди разного пола, возраста и происхождения. Я стоял и ждал, пока группа утихомирится; люди разбирали стулья и усаживались. В этот момент в комнату забрел молодой пациент, он выглядел смущенным и неуверенным. Одет он был в полосатую пижаму и мятый халат. Бородатый работник отделения сказал ему: «Петр, тебе нельзя сюда сейчас, это собрание только для персонала». Он взял молодого человека и вывел его из комнаты. Когда он вернулся, раздался легкий смех, все были смущены этим вмешательством.

Прежде чем начать говорить, я подождал, пока все усядутся, и в этот момент Петр снова забрел в комнату. Работник отделения снова встал и сказал: «Петр, групповая терапия начнется в час. А сейчас собрание только для персонала». Он взял молодого человека за руку и вывел его из комнаты. Когда он вернулся обратно, он улыбался, и люди в комнате тоже посмеивались. Когда они все повернулись ко мне в ожидании, Петр снова забрел в комнату. Все вслух рассмеялись. Кто-то из персонала, похожий на начальника, сказал санитарам: «Выведите его». Здоровый санитар выпроводил Петра из комнаты, вернулся обратно и сел. Молодой человек больше не возвращался.

Когда я оглядывал группу, думая об этом происшествии, я был уверен, что мое объяснение приходов и уходов Петра отличается от объяснения персонала. Конечно, здесь возможны различные объяснения. Но с медицинской точки зрения самое распространенное объяснение было бы следующим: Петр дезориентирован в пространстве и времени, и он забрел в эту конкретную комнату почти что случайно. Другое возможное объяснение таково: появление молодого человека было отчасти случайным, но по крайней мере частично он выражал этим враждебность по отношению к авторитетам и, следовательно, по отношению к персоналу, как символу авторитета. Странная одежда, надетая на нем, как и его озадаченный вид и довольно идиотская манера поведения, вызывали у большинства людей покровительственное отношение и не казались им забавными.

Позвольте мне описать, что сделал этот молодой человек, по моему мнению, для меня и для персонала. Когда я наблюдал, как персонал собирался в этот день на беседу, я ощущал, что эти люди испытывают друг к другу сильные негативные чувства. Обычно между людьми, работающими в психиатрической больнице, есть напряжение и скрытые конфликты, но в этом отделении в тот момент это ощущалось особенно сильно. Они собирались неохотно, и своим поведением выражали неприязнь ко мне и друг к другу. Очевидно, здесь были и личные конфликты, и конфликты между группировками; любой мог это заметить по их мрачному виду и поведению.

Я ощущал негативные чувства этой группы, и мне все меньше и меньше хотелось читать им лекцию. Я раздумывал, что я могу сказать, чтобы развеять мрачное настроение и уменьшить отчаяние. Я знал, что я ничего не смогу сделать.

В этот момент Петр начал свои приходы и уходы. После его третьего появления и выдворения все смеялись, группа изменилась. Их забавляло, что приглашенный оратор не может начать из-за Петра. Его действия объединили их в стабильную и дружную группу. Когда мы болтали, враждебности больше уже не чувствовалось, все были настроены дружелюбно по отношению ко мне и друг к другу. Я почувствовал облегчение, разговаривая с такой приятной группой. Петр сделал свое дело, и ему не нужно было возвращаться. Он сделал то, чего ни я, никто из персонала не смог бы сделать. Эксцентричный молодой человек внес порядок и некоторую гармонию в организацию, где их было очень мало или вовсе не было. В этой книге доказывается, что сумасшествие молодых людей выполняет определенную функцию в психиатрических больницах и в семьях.

Лучше всего предположить, что эксцентричные молодые люди стабилизируют группу, принося себя в жертву, и делают они это добровольно и сознательно. Это предположение предотвращает бесполезные попытки подвести молодого человека к инсайту, чтобы он понял свои действия. Он знает, что он делает и как он это делает, лучше, чем терапевт, который может указать ему на это. Человек жертвует собой и он готов строить из себя шута, наносить себе вред и делать все, что необходимо для выполнения этой задачи. Попытки убедить эксцентричного молодого человека, чтобы он прекратил жертвовать собой, обычно проваливаются. В редких случаях терапевт может просто убедить такого молодого человека, что он понимает серьезность семейной ситуации и что он достаточно компетентен, чтобы с ней справиться. Тогда молодой человек станет нормальным и оставит своих родителей на попечение психотерапевта. Однако вызвать такую убежденность могут только компетентные действия, а не разговоры и обещания сделать все возможное.

Отклоняющееся коммуникативное поведение

Психотерапевт может быть настолько загипнотизирован или раздражен странными движениями, словами или поведением эксцентричного молодого человека, что он упускает из виду их функции и не может сосредоточиться на изменении. Необходимо помнить, что одна из целей такого странного поведения – отвлечь от семейного конфликта. Для стабилизации семьи ненормальному молодому человеку нужно вести себя таким образом, чтобы его ненормальность была в центре внимания. Если слегка эксцентричного поведения недостаточно, молодой человек может угрожать самоубийством или разбрызгивать бензин вокруг дома и играть со спичками, так, что группе необходимо стать функциональной, чтобы справиться с ним.

Кажется очевидным, что группа, в состав которой входит эксцентричный молодой человек, не очень хорошо функционирует; а иначе в ненормальности не было бы необходимости. Это часто незаметно на первый взгляд. Например, дочь может голодать, и тогда семья придет на прием к терапевту с этим ходячим скелетом, предъявляя ее в качестве проблемы. Родители, братья и сестры кажутся разумными людьми, которые жертвуют своим временем ради голодающей дочери и волнуются за нее. Тем не менее, можно взять в качестве основной предпосылки, что функционирование семейной организации нарушено, а иначе дочь бы ела нормально. Один из способов, как можно сделать это нарушение более очевидным – это потребовать, чтобы родители заставили дочь есть. Ситуация меняется, если раньше были добрые родители и уступчивый ребенок, то теперь полная неразбериха, и никто не контролирует ситуацию, за исключением визжащего скелета. Иногда характер организационных трудностей становится очевидным только когда эксцентричный молодой человек становится нормальнее; в данном случае, когда юный скелет начинает есть и набирает вес.

Хотя научное описание отклоняющегося коммуникативного поведения трудного молодого человека в семье чрезвычайно сложно, терапевтическое описание можно упростить. Для терапевтических целей поведение можно упростить до двух основных функций.

1. Социальная функция. Молодой человек стабилизирует группу своих родных с помощью своего эксцентричного поведения. Эта функция является основным объектом терапевтического вмешательства.

2. Метафорическая функция. Каждое отклоняющееся от нормы действие – это также сообщение к членам группы и людям со стороны. Это действие можно рассматривать как метафору (или даже как пародию) на тему, важную для группы. Обычно это конфликтный для группы вопрос.

Молодой человек, выжигающий сигаретами стигматы у себя на руках, может выражать нечто, связанное в его семье с религией. Молодой человек, надевающий на голову вместо шляпы таз, который ему дали, чтобы он в него мочился, выражает нечто шутовское. Роботоподобная походка эксцентричного молодого человека может выражать слишком жесткие правила, существующие в группе. Буйный молодой человек поднимает тему буйства в группе своих родных, с которыми он живет.

Метафорическая функция эксцентричного поведения сложна, и ее часто трудно понять. Каждое действие имеет множество значений и можно упустить какое-нибудь значимое сообщение, придавая особое значение чему-то другому. Точно установить смысл сообщений бывает довольно трудно потому, что расспросы и исследования часто не приветствуются в семье или среди персонала. Эксцентричное поведение обычно затрагивает такие предметы, которые группа предпочла бы отрицать или скрывать.

Так что не стоит рассчитывать, что группа согласиться признать смысл сообщения. На расспросы группа обычно реагирует метафорой, эта метафора ведет к еще одной метафоре и т.д.

Истолкование сообщения, выражаемого эксцентричным поведением, не приветствуется ни семьей, ни персоналом больницы, ни терапевтом. Например, эксцентричный молодой человек, совершающий случайные кражи, вероятно из семьи, где существует скрытая нечестность; члены семьи знают, что означают действия молодого человека, хотя они могут утверждать, что не понимают этого. Обычно семья и персонал предпочитают определять эксцентричное поведение как бессмысленное и органически обусловленное потому, что значение этого поведения не приветствуется группой.

Одно время считалось важным исследовать значение метафорического поведения в семье. Но в настоящее время считается, что лучше этого не делать. Метафорическое общение может стать проблемой для терапевта потому, что если он объяснит его значение, что не приветствуется семьей (или персоналом), то он вызовет враждебность группы, а ее сотрудничество ему необходимо, чтобы достичь изменений. Поэтому важно, чтобы терапевт не сообщал, каково, по его мнению, значение поведения: в любом случае все это знают, так что не так уж много смысла в том, чтобы его раскрыть. Разумный психотерапевт поймет это значение и вежливо промолчит, оставляя его при себе, чтобы ориентироваться в происходящем. Если терапевт сделает это, эксцентричный молодой человек и его семья будут яснее выражать, в каком направлении двигаться.

Метафоры также предупреждают психотерапевта о возможных случайностях, которые могут произойти, если возникнет угроза изменения. Например, если молодой человек совершает неудачную попытку самоубийства, так что ее называют «жестом», терапевту следует понимать значение этого жеста в том смысле, что вопросы самоубийства значимы в этой семье. Если молодой человек угрожает поджечь дом, то в этой семье есть взрывоопасные темы.

Хотя такое руководство может быть полезным, тем не менее, метафорические темы не должны быть главной заботой психотерапевта, если только он не занимается исследованиями. Даже само исследование смысла метафоры, проводимое для проверки идеи, скорее всего, вызовет сопротивление, которое может стать причиной провала терапии (вот почему интерпретации с целью инсайта или встречи лицом к лицу с «реальностью» могут стать фатальными для успешной психотерапии).

Кроме того, поскольку это сообщение в форме эксцентричного поведения может быть полезным для стабилизации группы, группа не захочет, чтобы оно было выражено открыто. Если у матери роман на стороне, так что ее брак находится под угрозой, то дочь может выражать эту тему с помощью преувеличенно соблазнительных разговоров и манеры поведения. Родителям не понравится, если будет указано, что это поведение связано с поведением матери. Точно так же, если молодая женщина во время госпитализации высказывает бредовые идеи об абортах, это может быть связано с тем, что она из католической семьи, и ее мать обременена большим количеством детей. Лучше всего предположить, что семья понимает смысл поведения этой молодой женщины и не будет приветствовать объяснение терапевта по поводу того, что дочь «на самом деле» выразила этим. Эксцентричное поведение всегда является как полезным, так и угрожающим потому, что оно часто затрагивает темы, вызывающие глубокое отчаяние, с комической стороны.

В свое время считалось, что сумасшествие – это предмет восхищения, или, что сумасшедшие и эксцентричные люди являются более творческими и чувствительными, чем все остальные. Они провозглашались бунтарями в репрессивном обществе. Некоторые авторитеты заявляли даже, что сумасшедшим лучше известна тайна жизни, чем остальным людям. Восхищение сумасшествием не является частью терапевтического подхода, рекомендуемого в этой книге. Сумасшедшие – это неудачники, а неудачник не является чем-то замечательным. Поощрять сумасшествие, как делают некоторые энтузиасты, означает поощрять неудачи. Если устроить такое место, где эксцентричные молодые люди могут быть эксцентричными, то это не приведет к нормальности.

Учитывая, что сумасшествие не является чем-то замечательным, психотерапевт все еще может признать навыки межличностного общения, которые есть у многих сумасшедших молодых людей. Для терапевта лучше уважать эти навыки, а иначе он будет выглядеть глупо. Лучше всего также предположить, что сумасшедшие действия эксцентричных молодых людей положительны в том смысле, что они являются попыткой улучшить положение. Это борьба за то, чтобы выйти из невозможной ситуации и сделать шаг вперед. Результаты могут быть катастрофическими из-за реакции общества, но нужно отдать должное сумасшедшему молодому человеку за то, что он старается улучшить свою судьбу и судьбу своей семьи.

Вопрос об ответственности

Там где есть сумасшествие, там, по определению, есть и безответственное поведение. Люди не делают того, что им следует делать, и делают то, чего им, согласно общепринятым правилам поведения, делать не следует. Сумасшедшее и эксцентричное поведение отличают от других способов поведения не только его крайние формы, но и указание на то, что человек не может справиться с собой и не отвечает за свои действия. Неспособность справиться с собой выражается также через продолжающие действия, которые приводят к повторяющимся неудачам и страданиям. Характерной чертой трудных молодых людей является то, что они совершают нечто, нарушающее общественные нормы, а затем изображают это действие таким образом, как будто это не их вина. Жизнь наркомана отклоняется от нормы, и он демонстрирует, что его толкает на такие действия навязчивое желание. Он за это не отвечает потому, что не может справиться с собой. Точно так же, девушка, которая морит себя голодом, говорит, что она за это не отвечает потому, что у нее нет аппетита или отвращение к еде. Эксцентричный вор крадет ненужные ему вещи, демонстрируя, что он не может остановиться.

Действительно, сумасшедшие люди – это лучшие специалисты в том, чтобы совершить нечто и изобразить это таким образом, как будто они не отвечают за свой поступок. Иногда они демонстрируют, что они – это на самом деле не они, а кто-то другой, или, что место и время иные, не такие, как утверждают другие люди, и поэтому они этого не делали.[4]

Молодой человек может отказаться устроиться на работу и сказать, что он делает это потому, что у него спрятан миллион долларов в ценных бумагах; таким образом он демонстрирует, что он не знает, что делает.

Для терапевта важно признать, что трудный молодой человек ведет себя безответственно и от него нужно потребовать, чтобы он взял на себя ответственность за свои действия. Настолько же важно заметить, что люди вокруг него ведут себя безответственно. Когда есть безумное поведение, эксцентричный молодой человек скажет, что это не его вина, потому что голос с другой планеты потребовал, чтобы он это делал. Каждый родитель будет утверждать, что он за это не отвечает потому, что это вина другого, или влияние плохой компании, или наркотики, или наследственность. Приглашенные специалисты часто обвиняют родителей, или «болезнь», или генетику. Они не признают, что их вмешательство – это часть проблемы. Когда молодой человек находится под замком, психиатр будет отрицать свою ответственность за это, говоря, что это сделал судья. Судья скажет, что он не отвечает за свой неопределенный приговор, потому что он должен прислушиваться к мнению специалистов из психиатрической больницы. Таким образом, никто не берет на себя ответственность за то, что произошло или за свои действия, связанные с происшедшим. Когда никто не берет на себя руководство или ответственность, это означает, что в организации путаница и нет иерархии с четко выраженными границами авторитета. Когда иерархия в организации запутана, появляется сумасшедшее и эксцентричное поведение, и в этой ситуации оно адаптивно. Сумасшедшее поведение направлено на стабилизацию организации и прояснение иерархии. Когда возвращается нормальность, в организации снова начинается путаница. Чтобы исправить сумасшедшее поведение, необходимо исправить иерархию в организации, так, что в эксцентричном поведении больше не будет необходимости и оно будет неуместно.

Стадии терапии

С точки зрения данного подхода к проблеме, терапия эксцентричных молодых людей может быть разделена на следующие стадии:

1. Когда молодой человек привлекает к себе внимание общества, специалистам нужно организоваться таким образом, чтобы один терапевт взял на себя ответственность за этот случай. Лучше не привлекать множество терапевтов и способов терапии. Терапевт должен отвечать за дозы медикаментов и, если это возможно, за госпитализацию.

2. Терапевту нужно собрать семью на первую встречу. Если молодой человек живет отдельно, даже с женой, он должен быть на встрече с родителями и остальными членами его семьи. Не должно быть никаких обвинений в адрес родителей. Вместо этого, родители (или мать и бабушка, или кто бы то ни был) должны стать главными в решении проблемы молодого человека. Их нужно убедить, что они лучшие терапевты для их трудного ребенка. Предполагается, что между членами семьи есть конфликт, и ребенок его выражает. Когда от них требуют, чтобы они встали во главе семьи и устанавливали правила для молодого человека, они, как обычно, общаются по поводу молодого человека, но в положительном смысле. Нужно прояснить конкретные вопросы:

а) Внимание должно быть сосредоточено на трудном человеке и его поведении, а не на обсуждении семейных отношений. Если ребенок наркоман, то семья должна сосредоточиться на том, что будет, если он когда-нибудь снова начнет принимать наркотики; если он сумасшедший и плохо себя ведет, то, что они будут делать, если он будет вести себя так же плохо, как и в прошлый раз, когда он попал в больницу.

б) Прошлое и причины проблем в прошлом игнорируются, не обсуждаются. Внимание сосредоточено на том, что теперь делать.

в) Предполагается, что иерархия в семье запутана. Поэтому, если терапевт со своим статусом специалиста пересекает линию между поколениями и объединяется с молодым человеком против родителей, то этим он усугубит проблему. Терапевт должен объединиться с родителями против трудного молодого человека, даже если кажется, что это лишает его личных прав и возможностей выбора, и даже если кажется, что он слишком взрослый, чтобы быть таким зависимым. Если молодому человеку не нравится эта ситуация, он может уйти и стать самостоятельным. Когда человек ведет себя нормально, его права можно учитывать.

г) Конфликты между родителями или другими членами семьи игнорируются или сводятся до минимума, даже если кто-нибудь из участников заговаривает на конфликтную тему. И так происходит до тех пор, пока молодой человек не станет снова нормальным. Если родители заявляют, что им тоже нужна помощь, терапевт должен сказать, что с этим можно поработать, когда их сын или дочь снова придет в норму.

д) Все должны ожидать, что трудный молодой человек снова станет нормальным, и не прощать ему неудач. Специалисты должны указывать семье, что с ребенком все в порядке и что он будет вести себя так же, как его сверстники. Применение медикаментов должно быть прекращено настолько быстро, насколько это возможно. Нужно требовать немедленного возвращения на работу или в учебное заведение, без всяких задержек на дневной стационар или долгосрочную терапию. Возвращение в нормальное состояние несет семье кризис и изменение. Продолжение ненормальной ситуации стабилизирует страдания семьи.

е) Предполагается, что когда молодой человек становится нормальным: успешно работает или учится, или заводит друзей,– семья становится нестабильной. Родители могут быть под угрозой разрыва или развода и один из них или оба становится встревоженными. Одна из причин, по которой терапевт полностью объединяется с родителями на первой стадии терапии (даже выступая против ребенка) – чтобы из такой позиции помочь им на этой стадии. Если терапевт не может помочь родителям, то трудный молодой человек выкинет что-нибудь сумасшедшее и семья снова стабилизируется вокруг молодого человека и его эксцентричности. В этот момент нужно предотвратить помещение в учреждение, чтобы не повторялся цикл: дом – учреждение – дом. Один из способов это сделать состоит в том, что терапевт заменяет эксцентричного молодого человека в семье и тогда он свободен, он может стать нормальным и заняться своими делами. Затем терапевт должен либо разрешить семейный конфликт, либо устранить молодого человека из этого конфликта, чтобы он стал более прямым и больше бы не требовалось посредничество молодого человека. С этого момента молодой человек может продолжать оставаться нормальным.

3. Терапия должна состоять из короткого интенсивного вмешательства, а не из регулярных встреч, тянущихся годами. Как только изменение произошло, терапевт может начать отделяться и планировать завершение. Задача состоит не в том, чтобы разрешить все семейные проблемы, а только организационные, те, что вокруг молодого человека (разве что семья хочет подписать новый контракт для разрешения остальных проблем).

4. Терапевт должен время от времени связываться с семьей, чтобы быть в курсе происходящего и удостовериться, что положительные изменения сохраняются.

В сущности, данный терапевтический подход – это что-то напоминающее обряд инициации. Эта процедура помогает родителям и ребенку отделиться друг от друга, так, что семья больше не нуждается в нем как в средстве коммуникации, и молодой человек может устроить свою собственную жизнь. Два крайних подхода часто терпят неудачу. Неудачи типичны, когда родителей обвиняют в пагубном влиянии и высылают молодого человека прочь из семьи. Молодой человек проваливается и возвращается обратно домой. Противоположная крайность – оставить молодого человека дома и стараться внести гармонию в отношения родителей и ребенка – тоже терпит неудачу. Это не время для объединения, это время отделения. Искусство психотерапии в том, чтобы, возвращая молодого человека обратно в семью, тем самым отделить его, чтобы он мог вести более независимую жизнь.

Терапевт может определить простую цель, описанную здесь, если он способен думать в простых терминах организации. Достижение цели может быть сложным предприятием и потребует всех его навыков и всей поддержки, какие он может получить.

Терапия испытанием

Однажды ко мне обратился за помощью один адвокат, так как он не мог спать по ночам. Из-за бессонницы под угрозой уже оказалась его карьера, потому что он засыпал в зале суда. Даже принимая сильнодействующие лекарства, он спал по ночам не больше часа или двух. Я только начал свою частную практику, и этого человека прислали ко мне, чтобы я его загипнотизировал и решил его проблему. Он не поддавался гипнозу. Более того, он реагировал на внушения в гипнозе так же, как и на старание заснуть. Он внезапно пробуждался с широко раскрытыми глазами, как будто испуганный какой-то неясной мыслью. После нескольких попыток я решил, что гипноз ему не поможет. Но я чувствовал, что должен что-то сделать. Он прошел курс традиционной терапии, но ничего ему не помогало, ему становилось все хуже и хуже, и он боялся, что вообще не сможет работать.

Этот адвокат утверждал, что у него все в порядке; он был доволен своей работой, своей женой и детьми. Единственная его проблема была в том, что он не мог спать. Он говорил: «Когда я начинаю засыпать, что-то заставляет меня проснуться и после этого я часами не сплю».

Наконец я решился на эксперимент. Я предложил ему создать перед сном приятную обстановку, чтобы жена, как и раньше, приносила ему теплое молоко. После этого, когда он ложился спать, он должен был намеренно думать обо всех самых ужасных вещах, какие он только мог придумать или сделать, наяву или в воображении. Во время сеанса я попросил его поупражняться, думая обо всех этих ужасных вещах, но он не смог ничего придумать. Однако, когда я попросил его подумать обо всех ужасных вещах, какие могли бы прийти на ум воображаемому субъекту, мистеру Смиту, он подумал об убийстве, о гомосексуализме и тому подобных захватывающих вещах. Я сказал ему, что сегодня вечером он должен лечь в постель, но вместо того, чтобы стараться уснуть, он должен нарочно думать обо всех этих ужасных вещах, какие он только сможет придумать. Выходя из кабинета, он спросил: «Вы хотите сказать, как будто я отправил мою жену в публичный дом?». Я ответил: «Это неплохо».

Этот человек пришел домой и выполнил указания. Он сразу же уснул и проспал всю ночь. С этого момента он пользовался этой процедурой и избавился от бессонницы.

В это время, в 50-е годы, не было терапевтической теории, объясняющей возникновение такого приема и его успех. Единственной теорией была психодинамическая теория подавления, руководствуясь ею можно было бы решить, что если предложить человеку думать обо всех этих
ужасных вещах, то это не даст ему уснуть, а наоборот заставит бодрствовать, так как подпустит подавленный материал близко к сознанию.

В это время также не было объяснения быстрых терапевтических изменений, потому что не было теории краткосрочной терапии. Предполагалось, что если кто-нибудь провел краткосрочную терапию, то он попросту сделал меньше, чем при долгосрочной. Поэтому мое предписание не имело обоснования. Так как я удивлялся своему успеху в этом случае и другим подобным, я решил посоветоваться с Милтоном Эриксоном.

Я учился гипнозу у доктора Эриксона и беседовал с ним о гипнозе как о части научного проекта. Наконец, я сам начал обучать гипнозу местных врачей и психологов. Когда я начал работать как терапевт, я сразу понял, что гипноз в клинической практике – это нечто совсем другое, чем гипноз в исследовании и преподавании. Я знал, как вызывать у людей гипнотические переживания, как погружать их в глубокий транс, как обсуждать с ними их проблемы в виде метафор. Но я и в самом деле не знал, как можно с помощью гипноза кого-нибудь изменить.

В то время единственным человеком, с которым я мог посоветоваться об использовании гипноза в краткосрочной терапии, был Милтон Эриксон. Я знал также, что у него есть ряд приемов краткосрочной терапии, не использующих гипноз. Об этом упоминалось вскользь в разговорах на другие темы. На самом деле, только он один из всех, кого я знал, мог предложить нечто новое в терапевтической технике или теории.

Когда я советовался с доктором Эриксоном, оказалось, что у него были выработанные процедуры изменений с использованием особых испытаний, и что они похожи на ту, которую я придумал для адвоката. Я также нашел объяснения и подходы к другим случаям, вызывавшим у меня недоумение. Например, я лечил женщину от сильных головных болей, побуждая ее вызывать у себя сильные головные боли, чтобы она могла ими управлять. Беседуя с Эриксоном, я понял, что в его терапевтическую технику входят парадоксальные приемы как раз этого типа.

Я хочу предложить описание процедуры испытания для случая бессонницы, изложенное доктором Эриксоном.

«Ко мне обратился 65-летний мужчина, уже в течение пятнадцати лет страдавший легкой бессонницей; его врач выписал ему амитал-натрий. За три месяца до этого его жена умерла, и он остался один с неженатым сыном. Этот человек регулярно принимал 15 капсул, по 3 грана каждая (0,195 г), т.е. доза составляла 45 гран амитал-натрия (2,925 г). Он ложился в постель в восемь часов, крутился и ворочался до полуночи, потом принимал 15 капсул, 45 гран (2,925 г), выпивал пару стаканов воды, ложился и спал приблизительно полтора – два часа. Потом он просыпался и крутился и ворочался, пока не нужно было вставать. Когда его жена умерла, 15 капсул больше не помогали. Он пошел к семейному врачу и попросил выписать ему 18 капсул. Семейный врач встревожился и извинился за то, что по его вине у этого мужчины развилась зависимость от барбитуратов. Он послал его ко мне».

«Я спросил этого человека, действительно ли он хочет избавиться от бессонницы и действительно ли он хочет освободиться от лекарственной зависимости. Он подтвердил свое желание, и при этом был очень честен и искренен. Я сказал ему, что он легко может это сделать. Из его рассказов о себе я узнал, что он живет в большом доме с полами из твердой древесины. Он почти всегда готовил и мыл посуду, а его сын выполнял остальную работу по дому, в том числе и натирал полы воском, так как пациент особенно ненавидел это занятие. Он ненавидел запах воска, а сын не имел ничего против. Так что я объяснил этому человеку, что я могу его вылечить, и это будет стоить ему самое большее восемь часов сна, только и всего, ведь это не такая уже большая цена. Готов ли он добровольно пожертвовать восемью часами сна, чтобы вылечиться от бессонницы? Пациент уверил меня, что он готов на это. Я сказал ему, что для этого нужно будет потрудиться, и он на это согласился».

«Я объяснил ему, что вместо того, чтобы лечь спать в восемь часов, сегодня вечером ему нужно будет достать банку с воском и несколько тряпок. «Это будет стоить вам только полтора часа сна или самое большее два, и вы начнете натирать полы. Вы будете ненавидеть это занятие, вы будете ненавидеть меня; время будет тянуться медленно и все это время вы будете думать обо мне плохо. Но вы будете натирать эти полы из твердого дерева всю ночь и на следующее утро в восемь часов вы пойдете на работу. Перестаньте натирать полы в семь часов, и у вас будет целый час, чтобы собраться. Следующим вечером вставайте и натирайте полы воском. Вы на самом деле снова натрете все эти полы, и вам это не понравится. Но вы потеряете самое большее два часа сна. На третью ночь сделайте то же самое, и на четвертую ночь сделайте тоже самое». Он натирал эти полы в первую ночь, во вторую ночь и в третью ночь. На четвертый день вечером он сказал: «Я так устал выполнять указания этого сумасшедшего психиатра, но я думаю, что мог бы продолжать». Он потерял шесть часов сна; в действительности ему нужно было потерять еще два, прежде чем вылечиться. Он сказал себе: «Пожалуй, я прилягу и отдохну полчаса». Он проснулся на следующее утро в семь часов. Этим вечером он оказался перед дилеммой. Следует ли ему ложиться в постель, если он все еще должен мне два часа сна? Он пришел к компромиссу. В восемь часов он подготовится ко сну и достанет воск и тряпки для натирания полов. Если на часах будет 8:15, а он еще не уснет, то он встанет и будет всю ночь натирать полы».

«Через год он сообщил мне, что спит каждую ночь. На самом деле, он сказал: «Вы знаете, у меня духу не хватает страдать бессонницей, я смотрю на часы и говорю себе: «Если я не усну через 15 минут, я встану и буду всю ночь натирать полы, и это не шутка!» Знаете, этот человек готов был делать все, что угодно, только бы ни натирать полы – даже спать».

Когда доктор Эриксон рассказал мне об этом случае, я сразу же понял, что по структуре это совпадает с процедурой, которую я придумал для адвоката. Я устроил все так, чтобы адвокату нужно было пройти через испытание, а он предпочел уклониться от него с помощью сна. Доктор Эриксон дал клиенту такое задание, что тот предпочел засыпать, вместо того, чтобы его выполнять. Эта процедура основана на довольно простой предпосылке. Если терапевт сделает так, что пациенту будет труднее иметь симптом, чем отказаться от него, то пациент откажется от симптома. Годами я применял приемы этого типа самыми разными способами, и в этой книге я опишу разные варианты его применения.

Процесс испытания отличается от некоторых других терапевтических техник, впервые предложенных Милтоном Эриксоном. Например, его способ использования метафор, когда он менял «А», делая особое ударение на «В», применяя аналогию, не является процедурой испытания. В некоторых применениях метафорического подхода от клиента не требуется ничего, кроме слушания. Точно так же, предложенные Эриксоном процедуры накопления изменений довольно сильно отличаются от процедуры испытания. Человек, которого просят отпустить боль на одну секунду, затем увеличить это до двух секунд, а потом до четырех, идет к улучшению через геометрическую прогрессию, и, это, по-видимому, не включает в себя никаких испытаний.

Если мы рассмотрим нововведения доктора Эриксона в использовании парадокса, мы можем заметить, что он заставлял человека намеренно переживать мучительный симптом, что не является процедурой испытания. Или является? Разве это не попадает в категорию отказа от симптома, чтобы избежать испытания? Представляется возможным, что терапия испытанием – это не просто техника, но и теория изменений, которая приложима ко множеству терапевтических техник, предположительно отличающихся друг от друга. Прежде чем продолжать развивать дальше эту идею, может быть, лучше всего описать разные процедуры испытаний и их этапы.

Техника испытаний

При применении техники испытаний задачу терапевта определить легко. Необходимо предписать человеку, желающему измениться, такое испытание, которое соответствует его проблеме, так чтобы испытание было труднее, чем проблема. Главное требование к испытанию состоит в том, что оно должно причинять столько же страданий, сколько и симптом, или даже больше, точно так же как наказание должно соответствовать преступлению.

Обычно, если испытание недостаточно тяжелое, чтобы подавить симптом, его размеры можно увеличивать, пока оно не станет достаточно тяжелым. Лучше всего при этом, чтобы испытание приносило человеку пользу. Любому человеку нелегко делать что-то полезное для себя, но, по-видимому, это особенно трудно для людей, которые обращаются за психотерапией. Например, для человека могут быть полезны физкультура, развитие интеллекта, здоровое питание и другие вещи, направленные на самосовершенствование. Такие испытания могут также включать в себя и жертвы во имя других.

У испытания должна быть еще одна характеристика. Оно должно быть таким, чтобы человек мог его выдержать и чтобы он не мог выдвинуть против него законных возражений. То есть, испытание это должно быть такого рода, чтобы терапевт легко мог сказать: «Это не нарушит ни одного из ваших нравственных критериев, и вы сможете это сделать». И еще одна последняя характеристика терапевтического испытания. Оно не должно наносить вред самому человеку или другим людям.

Учитывая данные характеристики, предложенное испытание может быть грубым, как тупое орудие, или искусным и тонким. При этом, оно может быть стандартным, подходящим ко многим проблемам. Или оно может быть тщательно спланированным для конкретного человека или семьи и не подходящим для других. Примером стандартного испытания может служить физзарядка посреди ночи, причем ее проделывают каждый раз, когда днем проявлялся симптом. Описание испытания, рассчитанного на конкретного человека, заняло бы здесь слишком много места; на страницах этой книги читатели найдут такие примеры. Еще один последний аспект испытания. Иногда человеку нужно проходить через него несколько раз, чтобы вылечиться от симптома. А другого человека одна только угроза испытания приводит к выздоровлению. Таким образом, когда терапевт планирует испытание как процедуру и человек соглашается ее выполнить, он часто отказывается от симптома еще до начала испытания.

Типы испытаний

Можно перечислить несколько примеров разного рода испытаний.

Прямое задание. Когда испытание является прямым заданием, терапевт выясняет проблему и требует, чтобы человек проходил через определенное испытание каждый раз, когда проявляется эта проблема. Во время сеанса терапевт, часто не привлекая к этому внимания клиента, выясняет назначение испытания, т. е. каких полезных вещей клиенту следует делать больше. Типичный ответ таков: человеку нужно больше заниматься физкультурой. Поэтому терапевт предписывает пациенту выполнять определенное количество упражнений каждый раз, когда у него проявляется симптом. Чаще всего самое лучшее время для выполнения такого предписания – это середина ночи. Таким образом, человека просят лечь спать и завести будильник на три часа ночи, а потом встать в три и проделать серию упражнений. После этого человек снова ложится спать, так что процедура похожа на сон или ночной кошмар. Нагрузка должна быть достаточной, чтобы на следующий день можно было бы почувствовать ощущения в мышцах. Например, мужчина по роду своих обязанностей должен был выступать перед публикой, и в такие моменты он начинал чувствовать тревогу. Я предписал ему выполнять упражнения каждую ночь, когда он будет чувствовать больше тревоги, чем это, по его мнению, необходимо. Упражнения должны были быть достаточно тяжелыми, чтобы на следующий день во время встречи он мог почувствовать эти ощущения в мышцах. Вскоре он стал удивительно спокойным во время своих выступлений. Я научился этому у доктора Эриксона, который описал процедуру для подобного случая, делая особый упор на использовании энергии.

У его пациента была ритуалистическая, фобическая, паническая реакция, когда он вел телевизионную программу, с учащенным дыханием, одышкой, так что в течение пятнадцати минут он ловил воздух, задыхался и сердце у него колотилось. Потом ему говорили: «Вы в эфире,» – и он вел программу с величайшей легкостью. Однако с каждым днем ему становилось все хуже. Вначале это продолжалось одну – две минуты, но к тому времени, когда он пришел ко мне на прием, эта реакция продолжалась уже пятнадцать минут. А он представлял себе двадцать минут, тридцать минут, час; это уже начинало мешать ему выполнять другую работу на студии. День спустя, когда я выяснил его привычки, связанные со сном, я выдал ему концепцию избыточной энергии. Как и следовало ожидать, эти привычки были достаточно ритуалистические. Он всегда ложился спать в одно и то же время. Всегда вставал в одно и то же время. После того, как я выдвинул концепцию энергии, клокочущей у него в голове, я предложил ему – почему бы не использовать эту энергию, которую он расходовал таким образом? [Демонстрирует одышку.] Сколько для этого нужно приседаний каждый день? Я сказал ему, что не знаю, сколько энергии это у него заберет, но я думаю, что ему следует начать с двадцати пяти (утром, перед тем как он пойдет на работу), хотя, по моему мнению, для этого потребуется не менее ста. Но он может начать с двадцати пяти … Никому не захочется это делать … Весь день он хромал, чувствовал боль в ногах, и это его убедило в том, что он использовал энергию с избытком. У него ничего не оставалось для этого [демонстрирует одышку]. Ему понравился такой способ использования энергии. Он наращивал количество приседаний, глубоких приседаний, и это был здоровый способ, как уменьшить его тучность. Потом он начал ходить в гимнастический зал, и там выполнять упражнения, так что этот ежедневный ритуал – занятия в зале, начал приносить ему удовольствие.

Он снова пришел ко мне и сказал: «Моя тревога возвращается. На днях я заметил, что сделал три или четыре глубоких вдоха, перед следующей программой количество вдохов увеличилось. Так что это начинает нарастать. Что вы теперь будете делать? Ведь упражнения не помогают. У меня гораздо больше энергии». Я сказал: «То, что с вами происходит, это глубокая психологическая реакции». Он сказал: «Да». Я сказал: «Предположим, что мы работаем на психологическом уровне. Я знаю ваши привычки, связанные со сном. Передача заканчивается в десять часов. Вы сразу же идете домой. Вы вкратце рассказываете своей жене о прошедшем дне, а потом сразу ложитесь в постель. Вы спите восемь часов. Вы человек, который спит крепко. Вы получаете удовольствие от сна, и в этом смысле вы человек регулярный. После четырех часов сна вставайте и делайте сто приседаний». Он сказал: «Это на самом деле было бы невыносимо». Я ответил: «Да, вы на самом деле сможете израсходовать много психологической энергии, чувствуя, что это невыносимо. Как вы думаете, как вы будете себя чувствовать психологически каждый вечер, когда вы, как обычно, будете заводить будильник, и при этом осознавать, что вы можете истратить много психологической энергии, задыхаясь перед микрофоном или телевизионной камерой? Вы можете истратить чудовищное количество психологической энергии двумя способами: … устанавливать будильник на обычное время и психологически раздумывать, испытывая при этом очень сильные чувства, как вам не хочется вставать через четыре часа и делать приседания».

Эта аналогия подействовала на какое-то время. Он снова пришел. Я сказал: «Итак, у вас появился избыток энергии». Он ответил: «Именно так». Я сказал: «А теперь расскажите мне, к чему вы стремитесь всю свою жизнь?» Он ответил: «Иметь свой собственный дом, чтобы жить там с женой и ребенком». Я сказал: «Вам и вправду придется попотеть, чтобы купить дом и косить перед ним газон, не так ли?» Он ответил: «Моя жена замужем за мной уже несколько лет, и я категорически отказывался что-либо предпринимать, но в этом месяце мы покупаем дом». Рецидивов у него больше не было. У него появился дом. У него появился сад. Он тратил на это всю свою лишнюю энергию.

Это не только типичный для доктора Эриксона пример терапии испытаний, но и типичный способ, с помощью которого он строил терапевтическую процедуру, а потом так ее приспосабливал, чтобы она вписывалась в естественную для человека обстановку, и ее влияние, таким образом, продолжалось и без терапии.

Когда терапевт выбирает прямое задание, то в этом качестве может выступать любая деятельность, которой, по мнению клиента, ему следует заниматься больше для самосовершенствования. Например, классический прием доктора Эриксона при бессоннице состоял в том, что он заставлял человека всю ночь не спать и читать те книги, которые ему следует прочесть, но он откладывал чтение. Поскольку клиент мог уснуть, читая в кресле, доктор Эриксон требовал, чтобы он стоял у каминной полки и читал всю ночь. При таких условиях, клиент либо спал, что полезно для него, либо читал те книги, которые ему следовало прочесть, что полезно для него. Эриксон сообщает, что клиент мог сказать, например: «Если такая проблема возникнет у меня снова, я к этому готов. Я купил целое собрание сочинений Диккенса». Разрешение дает клиенту уверенность, что он сможет справиться с проблемой, если она возникнет снова.

Парадоксальные испытания

Испытанием может быть симптоматическое поведение само по себе, и таким образом оно будет парадоксальным. Испытание будет состоять в том, чтобы побуждать человека переживать именно ту проблему, от которой он хотел избавиться, когда пришел к терапевту. Например, если человек хочет избавиться от депрессии, то ему можно предписать, чтобы он чувствовал депрессию в определенное время каждый день. Лучше всего, чтобы это было такое время, когда человек предпочел бы делать что-нибудь другое. Например, терапевт может выбрать такое время для концентрации на ощущении депрессии, когда клиент свободен от других обязательств, например, когда он только что уложил детей спать и теперь мог бы расслабиться и посмотреть телевизор.

Вопрос в том, могут ли парадоксальные приемы быть чем-нибудь еще кроме испытания, поскольку людям предписывают пережить то, от чего они хотели бы вылечиться. Примером служит техника переполнения в бихевиоральной терапии. Человека, который боится жуков и хочет избавиться от этого страха, просят почувствовать страх, представляя себе, как жуки ползают по всему его телу. Такой тип парадоксального приема, очевидно, является испытанием. Точно так же, когда ссорящимся супругам предписывают ссориться или их просят снова пережить те мучительные сцены, которые они хотят прекратить, то это не только парадоксально, но и является испытанием.

Другими словами, поскольку терапевтический парадокс определяется как восстание клиента против психотерапевта, так как он не проделывает проблемного поведения, здесь должно присутствовать испытание, чтобы человек ему сопротивлялся.

Другой важный аспект парадоксального вмешательства заключается в том, каким образом непроизвольное поведение (а это и есть определение симптома) превращается в нем в произвольное. Человек должен намеренно сделать то, от чего, по его словам, он не может удержаться, например, компульсивное потребление пищи, или отказ от пищи, или различные боли, или тревога. Когда человек делает это намеренно, это уже, по определению, больше не является симптомом. Используя процедуру испытания, терапевт может попросить человека намеренно переживать симптом каждый раз, когда он возникает непроизвольно, таким образом, он превращает симптом в испытание, следующее за симптомом. Если у клиента два симптома, ему можно предписать первый симптом каждый раз, когда возникает другой, вводя, таким образом, парадоксальное испытание, эффективное для двух симптомов одновременно. Например, если у человека есть какое-то компульсивное поведение и, кроме того, он страдает от чрезмерной застенчивости, то ему можно предписать в качестве испытания общение каждый раз, когда возникает компульсивное поведение.

Терапевт как испытание

Есть несколько разновидностей испытаний, которые эффективны за счет самих взаимоотношений с психотерапевтом. Все испытания связаны с терапевтом и поэтому эффективны, но некоторые из них особо ориентированы на психотерапевта. Например, когда терапевт интерпретирует какое-то поведение по-новому, это сообщение становится испытанием. Любое действие, которое клиент характеризует определенным образом, терапевт может охарактеризовать по-другому, как менее приятное, так чтобы человеку оно не понравилось. Например, поведение, описываемое клиентом как мстительное, терапевт может назвать защитным и побуждать клиента к этому поведению. Или, если клиент считает какое-то действие не зависящим от терапевта, то можно утверждать, что оно сделано для терапевта, преподнося это таким образом, что человек предпочтет прекратить такое поведение.

Некоторые терапевты пользуются другой разновидностью испытаний – техниками конфронтации. Когда терапевт заставляет клиента встать лицом к лицу с чем-то таким, с чем он предпочел бы не сталкиваться, и клиент искал этих болезненных переживаний, это можно классифицировать как процедуру испытания. Подобно этому, интерпретации, направленные на инсайт, которые не нравятся клиенту, являются испытанием. В таких случаях терапевт сам по себе, а не какое-то его конкретное действие, становится для человека испытанием, и это испытание должно продолжаться, пока у человека есть проблема.

В качестве испытания можно использовать гонорар или другие преимущества для терапевта, увеличивая их, если симптом сохраняется или усугубляется. Некоторые терапевты предпочитают назначать такого типа испытания.

Испытания, включающие в себя двух человек или более

Испытание может быть рассчитано на одного человека или на группу любого размера. У Милтона Эриксона есть серия испытаний, предназначенных для детской терапии, и задание в них является испытанием для обоих родителей и ребенка. Например, в типичной процедуре ребенку с энурезом было предписано заниматься чистописанием и улучшать почерк каждый раз, когда у него утром будет мокрая постель. Его мать должна была будить его на рассвете каждое утро и если постель у него была мокрая, она его поднимала и помогала ему упражняться в чистописании. Если постель была сухая, то ему не нужно было вставать, но его матери все равно нужно было вставать на рассвете каждое утро. Эта процедура стала испытанием для матери и ребенка, и в результате, к их гордости, он перестал мочиться в постель и улучшил свой почерк.

Для семей возможны также такие испытания, в которых супруги хоронят прошлые измены, проходя вместе через ритуальное испытание. Оно как будто бы предназначено для того, чтобы обидчик пострадал, но на самом деле это испытание для них обоих. Или вся семья может быть подвергнута испытанию, когда один из членов семьи ведет себя неправильно.

Эти примеры демонстрируют широкий диапазон возможностей; терапевту нужно только обеспечить клиента таким заданием, чтобы он предпочел скорее отказаться от симптома, чем выполнить его. Однако, нужно провести четкое различие между терапевтическими испытаниями, направленными на благо клиента, и такими испытаниями, которые причиняют человеку страдания и служат выгоде терапевта или нуждам социального контроля. Когда человека просто садят в тюрьму, если он ворует, это не попадает в категорию терапии испытанием, а является методом социального контроля. Всем психотерапевтам следует охранять клиентов от преследований общественности под видом психотерапии. Для полной ясности следует сказать, что испытание должно быть добровольным и полезным для человека, подвергающегося испытанию, но оно не обязательно должно быть полезным для человека, который его предписывает. Он чувствует только удовлетворение оттого, что успешно помогаете человеку измениться, когда человек этого хочет.

Терапевт всегда должен четко осознавать контекст терапевтического вмешательства. Например, Милтон Эриксон однажды придумал процедуру, в которой мать сидела на своем отбившемся от рук сыне, чтобы помочь ему уменьшить саморазрушительное поведение. Позже эту процедуру заимствовали некоторые учреждения, чтобы их персонал мог заставлять детей слушаться. Существует резкое отличие между любящей матерью, перевоспитывающей ребенка для его же пользы под руководством психотерапевта, и персоналом, который отыгрывается на трудном ребенке под видом помощи.

Положительный эффект не заложен в испытаниях самих по себе, будут ли это жизненные события или терапевтические предписания. Только когда испытания используются умело, они дают положительные результаты, а умения также необходимы для этой техники, как и для любой другой эффективной психотерапии.

Одно дело – правильно пользоваться ножом в хирургии, и совсем другое – беспорядочно полосовать тем же ножом здесь и там, натыкаясь на все в операционной. Точно так же, одно дело – заставить человека страдать по неосторожности; и совсем другое – устроить это намеренно.

Этапы терапии испытаний

Как и любая планируемая терапия, терапия испытаний должна быть пошаговым процессом, где каждый шаг тщательно выполняется.

1. Проблема должна быть четко определена. Поскольку человек переживает последствия, проходит через испытания каждый раз, когда проявляется проблемное поведение, лучше всего четко определить проблему. Например, его можно спросить, может ли он объяснить, в чем разница между обычной тревогой и той особой тревогой, от которой он хочет избавиться в ходе терапии. Каждый из нас чувствует тревогу в определенных ситуациях. Различие должно быть четким, потому что испытание последует только тогда, когда появится ненормальная тревога. Иногда это различие становится более четким после того, как человек уже подвергся процедуре испытания и стал относиться к этому более серьезно. Испытания можно также использовать при общем ощущении скуки или недостаточного благополучия, чтобы привести человека к более интересной жизни, но в этом случае эта процедура должна выполняться с большей осторожностью, по сравнению с более простыми испытаниями, следующими за определенным симптоматическим поведением.

2. Человек должен быть готов на все, чтобы избавиться от проблемы. Если ему придется проходить через испытание, то он должен на самом деле хотеть избавиться от предъявленной проблемы. Когда терапия начинается, у клиента не всегда бывает такая мотивация. Терапевт должен помочь клиенту почувствовать мотивацию, чтобы предпринять этот решительный шаг. Проявляя участие и благожелательность, терапевт должен вызвать у человека решимость избавиться от проблемы. Эта процедура подобна любой другой процедуре, заставляющей человека последовать указаниям терапевта с тем только отличием, что следовать указаниям такого типа будет неприятно. Как правило, терапевт должен подчеркнуть серьезность проблемы, перечислить неудачные попытки от нее избавиться, назначить испытание, к которому клиент готов, и объяснить, что это стандартное испытание и что обычно процедура проходит успешно.

Важным мотивом для многих клиентов в такой ситуации является готовность пройти через испытание, чтобы доказать, что терапевт был не прав. Такие люди обычно предпринимали уже много попыток, чтобы избавиться от проблемы, и если терапевт занимает твердую позицию и утверждает, что эта процедура разрешит проблему, клиенту трудно в это поверить. Но, тем не менее, единственный способ, как клиент может доказать обратное, – это пройти через процедуру. А это дает терапевтический эффект.

Один из способов мотивировать клиента – это сказать, что существует гарантированное средство, но не сообщать, какое оно до тех пор, пока он заранее не согласится это сделать. Иногда клиента просят вернуться на следующей неделе только в том случае, если он готов сделать все, что ему скажут. Клиент заинтересован тем, что существует некий способ избавиться от проблемы, и в то же время не верит в это; он оказывается в такой ситуации, когда ему нужно согласиться сделать нечто, чтобы узнать, что же это такое. Таким образом, клиент оказывается готовым к выполнению задания.

Нужно помнить, что в большинстве случаев испытания эффективны в связи с психотерапевтом. Если это делается, чтобы доказать терапевту, что он был не прав, или связано с ним как-то иначе, излечение происходит быстро. Например, как правило, если терапевт просит человека всю ночь не спать или встать посреди ночи и в течение часа делать уборку в доме, необходимо подчеркнуть, что терапевт не проходит через это испытание. Терапевт может сказать: «Я знаю, как это тяжело вставать вот так посреди ночи, потому что сам я получаю такое удовольствие, ведь я всю ночь сплю». В результате, когда человек встает ночью, он думает о том, как терапевт наслаждается сном.

3. Испытание должно быть тщательно отобрано. Выбор испытания производит терапевт, желательно в сотрудничестве с клиентом. Испытание должно быть достаточно трудным, чтобы преодолеть симптом: оно должно быть полезным для человека так, чтобы от его выполнения он получал какую-то выгоду; испытание должно быть чем-то таким, что клиент может сделать и посчитает это приемлемым для себя; а сами действия должны быть ясны, не многозначны. Начало и конец должны быть четко установлены.

Если пациент участвовал в выборе испытания, то выше вероятность того, что он выполнит эту процедуру. Как только клиенту объяснили, что ему нужно будет делать нечто сознательно (и тогда бессознательная реакция или симптом прекратится или ему дано другое подобное объяснение), после этого он обдумывает задания. Терапевт должен потребовать, чтобы выполнение этого задания было полезно для клиента, так чтобы он, таким образом, не наказал сам себя. Если клиент сам придумал положительное задание, то он склонен выполнять его с большим энтузиазмом, и если будет необходимо сделать задание труднее, он нормально на это отреагирует.

4. Указания должны сопровождаться разумным объяснением.

Терапевту нужно дать ясные и точные указания, чтобы не было никаких неясностей. Он должен объяснить, что задание должно выполняться только в случае появления симптоматического поведения и что для него существует специально отведенное время. Терапевт должен точно описать, что делать. Если это уместно, задание должно быть дано с логическим объяснением, чтобы оно казалось разумным. В общем, это должны быть вариации на тему того, что если клиент сделает что-то более трудное, чем симптом, то симптом исчезнет. Для некоторых людей, лучше всего не объяснять, а просто сказать им, что делать. Этот, более магический подход, лучше всего действует на клиентов-интеллектуалов, которые могут уничтожить любое разумное объяснение или отговориться от него и решить, что во всем этом нет необходимости.

Если испытание очень сложное или возникают вопросы о сущности испытания, записать его будет полезно и для клиента, и для терапевта.

5. Испытание продолжается до тех пор, пока проблема не разрешится.

Испытание должно точно выполняться каждый раз, когда это необходимо, и должно продолжаться до тех пор, пока симптоматическое поведение не исчезнет. Обычно эта договоренность распространяется на всю жизнь.

6. Испытание происходит в социальном контексте. Испытание – это процедура, которая вызывает изменения, что имеет свои последствия. Терапевту нужно осознавать, что симптом является отражением нарушений в социальной организации, обычно в семье. Наличие симптома указывает, что иерархия в организации неправильная. Следовательно, когда терапевт таким способом вылечивает симптом, он вызывает изменения в сложной организации, которую до этого стабилизировал симптом. Например, если у жены есть симптом, помогающий мужу, пока он о ней заботиться, сохранять ведущее положение, ситуация резко меняется, когда испытание требует, чтобы жена отказалась от симптома. Она и ее муж должны договориться о новых взаимоотношениях, не включающих симптоматическое поведение. Точно так же, если человек перестает злоупотреблять алкоголем, то он должен потребовать, чтобы его семейная организация изменилась, потому что ей не нужно больше приспосабливаться к этому симптому. Для терапевта лучше всего понимать функцию симптома в социальной организации клиента. Если терапевт не может этого понять, то он должен снимать симптом осторожно, наблюдая за результатами и изменениями.

Именно изменения в окружении часто вызывают реакцию у клиента, когда появляются изменения в поведении. Как правило, клиент становится встревоженным, а встревоженность – это психологическое изменение, связанное с социальными последствиями. Когда испытание используется правильно, оно не просто меняет второстепенное поведение; человек обуздывает себя, вместо того чтобы проходить через испытание. Этот терапевтический подход может производить основные изменения характера как части изменений, вызывающих нарушение равновесия в социальной организации человека. Один из признаков основного изменения иногда проявляется, когда клиент сообщает о том, что ощущал потерю рассудка в момент изменения. Иногда, как только клиент убеждается, что испытание эффективно, он звонит терапевту и сообщает, что происходит нечто странное. Терапевт должен уверить его, что происходящее – это часть ожидаемых изменений и помочь ему во время реорганизации его жизни.

Резюмируя сказанное, симптомы имеют функцию в организации и самое лучшее, если в придуманном испытании принимается во внимание иерархическая ситуация клиента и его семьи. Например, если бабушка объединяется с ребенком против матери, может быть, уместно устроить процедуру испытания, разделяющую ребенка и бабушку, чтобы дистанция между ними была больше. Или если отец слагает с себя всякую ответственность в семье, он может участвовать в процедуре испытания, улучшающей поведение его ребенка. Симптомы являются адаптивными по отношению к организационным структурам, и с изменением в симптоме изменится и организационная структура.

Позвольте мне привести пример, иллюстрирующий как процедуру планирования испытания, так и то, каким образом принимать во внимание семейную организацию, когда вносятся изменения. У шестнадцатилетнего юноши, недавно выписанного из психиатрической больницы, был неприятный симптом: он засовывал самые разные вещи себе в задний проход. Он делал это в ванной, засовывая себе в анус разные овощи, бумагу, гигиенические салфетки и т.п. А потом он оставлял это все в ванне в полнейшем беспорядке. Его мачехе приходилось убирать за ним, причем она делала это украдкой, чтобы другие дети ничего об этом не узнали.

Какое испытание подошло бы для такого неприятного поведения? Оно должно быть не только более трудным, чем проблемное поведение, чтобы он от него отказался, но и в чем-то полезным для него. Более того, испытание должно включать в себя изменение структурной организации в его семье.

Во время сеанса, проведенного их терапевтом, Маргарет Кларк, выяснилось, что мачеха находится под грузом этой проблемы и проблем всех остальных детей, а отец занят своим бизнесом. Она намекнула, что после развода дети остались у него на руках, он женился на ней, и просто вручил ей детей вместе со всеми их проблемами. Было очевидно, что ее это возмущает и что отношения в новом браке напряженные. Проблемы мальчика стали настолько серьезными, что родителям больше не нужно было обращать внимания на их супружеские отношения; очевидно, это была одна из функций симптома.

Вопрос был в том, включать ли в испытание семью или придумать испытание для него одного. Решено было включить семью, отчасти потому, что мальчику, видимо, не очень-то хотелось избавиться от этой проблемы, а отчасти, чтобы появилась возможность структурных изменений, и тогда симптом будет не нужен. Теперь вопрос был в том, как включить семью. Казалось логичным возложить ответственность за выполнение процедуры испытания на отца, поскольку ему следовало взять на себя больше ответственности за разрешение проблемы и облегчить положение своей новой жене. Отец и сын могли вместе подвергаться испытанию каждый раз, когда проявлялся симптом. Следующим шагом было выбрать испытание, подходящее для этого симптома.

Была выбрана следующая процедура. Каждый раз, когда мальчик засовывал себе в задний проход разные предметы и разбрасывал их в ванной, об этом должны были сообщить отцу, когда он придет с работы. Отец выводил юношу на задний двор и заставлял его выкапывать яму три фута глубиной и три фута шириной. Мальчик складывал туда все, что он разбросал в ванной и потом закапывал яму. В следующий раз, когда проявлялся симптом, это поведение повторялось и так продолжалось все время. Отец методически выполнял эту процедуру со своим сыном, и через несколько недель симптом исчез. Мальчик не просто перестал это делать, он потерял к этому интерес, что типично в тех случаях, когда испытание подобрано правильно. Отец, наученный успехом, начал больше времени проводить с мальчиком. Жена, довольная тем, что муж разрешил эту ужасную проблему, стала ближе к нему, так что симптом мальчика был им теперь не так уж и нужен. У этого мальчика и его близких были другие проблемы, поэтому терапия продолжалась, но этот конкретный симптом своевременно прекратился и никогда больше не появлялся.

Это испытание имело требуемые характеристики. Оно содержало изменение структурной организации семьи, так как заставляло безответственного отца принимать большее участие в семейной жизни. Это испытание было тяжелее, чем симптом, потому что выкопать глубокую яму в твердой земле, осенью, на холоде, – это непростая задача. Отец должен был стоять на холоде вместе с мальчиком, до тех пор, пока задание не будет выполнено, и поэтому он стал хуже относится к повторению симптома. Мальчик позанимался физкультурой, копая яму, как ему этого и хотелось. Копание ямы можно счесть как парадоксальным, так и метафорическим действием по отношению к симптому. Он клал разные предметы в дыру, и терапевт предписал ему класть их в дыру. Таким образом, эта процедура содержала не только испытание, но и метафору, парадокс и изменение в семейной организации. Как и любая другая терапевтическая процедура, чем больше испытание связано с разными аспектами ситуации, тем лучше.

Испытание как теория изменений

До сих пор процедура испытания рассматривалась как терапевтический прием, как один из возможных приемов изменения. Если мы рассмотрим испытание в более широком контексте, то станет очевидно, что это нечто большее, чем просто прием, на самом деле это теория изменения, которая охватывает многие терапевтические приемы. Можно ли сказать, что любая терапия эффективна, потому что в ней в той или иной форме содержится испытание?

Рассматривая другие теории изменений, любой может обнаружить, что в действительности на этом рынке не так уж много конкуренции. Существуют различные варианты теории инсайта. Она основана на представлении, что мужчина и женщина – существа рациональные и что если они поймут себя, они изменятся. Школы психотерапии, основанные на этой предпосылке, варьируются от школ, исследующих подсознательные процессы, до школ, предлагающих логическое обдумывание разных возможностей или обучающих родителей, как вести себя с трудным ребенком. К этой школе относятся теории «выражения эмоций», также основанные на центральной идее теории подавления. Считается, что причиной изменений является инсайт, т.е. осознание подавленных представлений, а также выражение подавленных динамических эмоций как с помощью инсайта, так и с помощью примитивных криков. Сопротивление должно быть «проработано» с помощью выявления скрытных представлений и выражения подавленных эмоций.

Вторая теория изменений берет свое начало в теории научения, в ней предполагается, что люди меняются, когда меняется подкрепление, определяющее их поведение. Процедуры варьируются от усиления положительного подкрепления до замены тревоги расслаблением или насильственного изменения с помощью приема «отучения».

Возрастает популярность третьей теории изменений; ее идея в том, что люди являются частью гомеостатической системы, и, чтобы прийти к изменению, необходимо отрегулировать управление этой системой. Как бы это ни делалось – через усиление небольшого изменения или через разрушение старой системы и установление новой, – после регулировки проблемное поведение меняется. Большинство подходов к супружеской и семейной терапии выросло в рамках теории систем.

Теории изменений этого типа имеют свои характерные особенности. Прежде всего, они могут объяснить почти любой результат любой терапии, даже при применении противоположных теорий. Пылкие сторонники станут утверждать, что «настоящая» причина изменения заложена в их теории. Точно также сторонник теории инсайта станет доказывать, что люди изменились, проходя через процедуры модификации поведения, потому что они «на самом деле» узнали что-то о себе. А сторонник теории научения в свою очередь доказывает, что школы инсайта в реальности меняют расписание подкрепления у своих клиентов, и именно это «на самом деле» производит изменения. И теория систем тоже достаточно широка, чтобы ее приверженцы могли доказывать, что любой метод терапии «на самом деле» меняет последовательность в социальной системе и таким образом меняет людей в этой системы. Само присутствие терапевта в социальной системе должно изменить последовательность.

Может ли испытание как теория изменения бросить вызов другим теориям? Она, без сомнения, соответствует последнему критерию, так как ее невозможно опровергнуть. Любой человек всегда может доказывать, что все люди в терапии проходят через испытания. Даже самые изобретательные экспериментаторы не смогли опровергнуть, что любая терапия – это испытание. Сам по себе тот факт, что человек должен попросить о помощи, чтобы терапия началась, – это уже испытание. Это означает, что человек не смог решить свои проблемы и должен признать, что он нуждается в помощи. Еще лучше это демонстрируют те люди, которые не просили о помощи, но оказались вовлечены в терапию против своей воли; когда человек вынужден проходить терапию – это испытание (и даже когда он должен платить за то, чего он не хочет).

Терапия – это далеко не райский сад. Инсайт-терапия – это неприятное переживание, потому что клиенту приходится подробно останавливаться и изучать все свои тяжелые мысли и пороки, о которых он предпочел бы не упоминать. Если человек возражает, терапевт скорее всего будет утверждать, что предвидел сопротивление и его проработку. Клиент должен страдать, исследуя то, о чем он предпочел бы не думать. Интерпретации всегда касаются таких вещей, в которых он признается неохотно. На более простом уровне, Фрейд (который распознавал испытание, когда он с ним встречался) предлагал, чтобы гонорар служил на пользу анализу, что является неосознанным признания испытания как основы анализа. Имеем ли мы дело с психодинамической ортодоксией или и с одной новейшей групп конфронтации, где люди сталкиваются со своими собственными внутренними ужасами, школа инсайта четко основана на предпосылке, что испытание – основа изменений.

Модификаторы поведения не заставляют людей думать о неприятных вещах, они больше подчеркивают положительную сторону подкрепления. Однако сама терапия часто бывает скучной, так как на ней читают лекции по теории научения, а еще заставляют реагировать запрограммировано на чье-нибудь глубокое несчастье. Нечеловеческая реакция на человеческое поведение может быть испытанием. Конечно, модификаторы поведения также упиваются приемами отучения, содержащими явные испытания, например, он шокируют людей с помощью слов или электричества, когда те проявляют симптомы. Даже как будто бы мягкие приемы, не связанные с отучением, вроде процедуры обоюдного запрета Джозефа Уолпола, где клиенты представляют себе фобические ситуации, – это далеко не радостное занятие. Неприятно, а может быть и утомительно воображать себе одну за другой фобические ситуации, о которых клиент и думать не хочет, да еще платить за это деньги.

Семейная терапия тоже вольно или невольно предлагает испытания. Когда человек вынужден прийти к специалисту со своей семьей и признать, что он потерпел неудачу как родитель, или ребенок, или супруг, это уже испытание. Исследовать, какую роль человек сыграл в появлении проблемного члена семьи или даже признать сам факт, – это испытание. Терапевты, пользуясь приемами принятия, вероятно, посоветуют семье продолжать страдать, что характерно для Миланской группы. Другие терапевты используют приемы переживания и конфронтации, предлагая семье неприятные интерпретации с инсайтом, так что члены семьи начнут намекать, что предпочли бы быть где-нибудь в другом месте. Некоторые терапевты, которым нравится, когда вся семья рыдает и выражает эмоции, должны сосредоточиться на том, чтобы вытащить их страдания наружу.

Очевидно, что к какой бы теории терапевт себя ни относил, можно найти убедительные доказательства того, что испытание является «настоящей» причиной изменений в современной терапии. Стоит нам себя ограничивать какой-либо терапевтической школой? А как насчет других аспектов человеческой жизни? Первой на ум приходит религия. Разве не испытание лежит в основе христианской церкви? Очевидно, что в основе христианского изменения или обращения лежит представление о том, что спасение придет через мучение и страдание, а не через вино и хорошее угощение. Обращение происходит, когда христианин отказывается от секса и вина и надевает власяницу.

Можно упомянуть, мимоходом, что не только христианство и западный мир пришли к испытаниям. Если мы бросим взгляд на восточную философию и религии, мы увидим, что несчастье – это часть просветления. В восточных религиях не только подчеркивается польза страдания, но, например, в дзен-буддизме, с его процедурами изменения 700-летней давности, содержатся особые испытания.

Как бы мы ни рассматривали испытание: как прием или как универсальную теорию изменений, оно заслуживает дальнейшего изучения и исследования. Поскольку испытание еще много лет будет объектом изучения и учебной дисциплиной, в нем необходимо подчеркнуть один аспект. Как и любое сильное средство, испытание может причинить вред в руках неумелого или безответственного человека, которому не терпится заставить людей страдать. Этим приемом, как никаким другим, может злоупотребить наивный или некомпетентный терапевт. Нам всем следует помнить, что общество дает терапевту разрешение на помощь в облегчении страданий, а не на создание новых.

Источники материалов

«Критерии оценки психотерапевта» – материал взят из главы 1 Problem Solving Therapy, J.Haley; Jossey-Bass Publishers, San Francisco, California, 1987. Переработан и отредактирован Р.В.Коннером. Перевод Ю.И.Зыряновой.

«Стадии терапии» – материал взят из главы 5 Problem Solving Therapy, J.Haley; Jossey-Bass Publishers, San Francisco, California, 1987. Перевод Ю.И.Зыряновой.

«Непрямые предписания» – глава 5 книги: Ю.И.Зырянова Стратегический подход в семейном консультировании по Джею Хейли; Потанинский центр, Новосибирск, 1998.

«Семейная ориентация» – глава 2 книги Leaving Home, J.Haley; McGraw-Hill Book Company, New York, 1980. Перевод Ю.И.Зыряновой.

«Терапия испытанием» – Введение в книгу Ordeal Therapy, J.Haley; Jossey-Bass Publishers, San Francisco, California, 1984. Перевод Ю.И.Зыряновой.

[1] Диагностическое и статистическое руководство Американской психиатрической ассоциации.

[2] В терапии этого типа предполагается, что терапевт работает один. Ко-терапия обычно предназначается для собственной безопасности терапевта, а не для пользы клиента. Изучение результатов не дает оснований считать, что ко-терапия лучше, а цена при этом в два раза выше. Если речь идет об обучении, то ко-терапия с более опытным человеком научит учащегося сидеть сзади и не брать на себя ответственности за случай, а он рано или поздно должен научиться ответственности. Работая в одиночку, терапевт может вырабатывать и осуществлять свои идеи, без задержек на консультацию с коллегой. Если терапевту нужна помощь, ее может оказать супервизор (или даже коллега), находящийся за односторонним зеркалом.

[3] Этой идеей я обязан Клу Маданес, которая подчеркивала защитную функцию молодого человека в семье, см. Cloe Madanes, “The Prevention of Rehospitalization of Adolescents and Young Adults,” to be published.

[4] Описание шизофрении с этой точки зрения см. в J. Haley, Strategies of Psychotherapy, Grune & Stratton, New York, 1963.

Внимание! Сайт является помещением библиотеки. Копирование, сохранение (скачать и сохранить) на жестком диске или иной способ сохранения произведений осуществляются пользователями на свой риск. Все книги в электронном варианте, содержащиеся на сайте «Библиотека svitk.ru», принадлежат своим законным владельцам (авторам, переводчикам, издательствам). Все книги и статьи взяты из открытых источников и размещаются здесь только для ознакомительных целей.
Обязательно покупайте бумажные версии книг, этим вы поддерживаете авторов и издательства, тем самым, помогая выходу новых книг.
Публикация данного документа не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Но такие документы способствуют быстрейшему профессиональному и духовному росту читателей и являются рекламой бумажных изданий таких документов.
Все авторские права сохраняются за правообладателем. Если Вы являетесь автором данного документа и хотите дополнить его или изменить, уточнить реквизиты автора, опубликовать другие документы или возможно вы не желаете, чтобы какой-то из ваших материалов находился в библиотеке, пожалуйста, свяжитесь со мной по e-mail: ktivsvitk@yandex.ru

Терапия, решающая проблемы

Определение проблемы

Коллеги как часть проблемы

Расширение социальной единицы

Куда идешь, терапевт?

Проведение первого сеанса

Этапы первого сеанса

Знакомство, приветствие

Определение проблемы

Кого следует спрашивать о проблеме

Наблюдения психотерапевта

Стадия взаимодействия

Определение целей

Предписания

Власть и организация

Последовательность

Неисправно функционирующая иерархия и семья

Конфликт трех поколений

Конфликт двух поколений

Психотерапевтическая проблема

Указания по супружеской терапии

Оценка результатов

Ранняя социализация

Отношения со сверстниками

Проявление инициативы и идентичность

Ухаживание

Обязательства и интимность

Вступление в брак

Рождение детей

Воспитание детей

Обновление партнерства

Общение со взрослыми детьми

Социальная вовлеченность и личностная самореализация

Источники материалов

«Терапия, решающая проблемы» – Введение в книгу Problem Solving Therapy, Jay Haley; Jossey-Bass Publishers, San Francisco, California, 1987. Перевод Ю.И.Зыряновой.

«Проведение первого сеанса» – материал взят из главы 1 книги Problem Solving Therapy, Jay Haley; Jossey-Bass Publishers, San Francisco, California, 1987. Перевод Ю.И.Зыряновой.

«Предписания» –глава 5 книги Стратегический подход в семейном консультировании по Джею Хейли, Ю.И. Зырянова; Потанин центр, Новосибирск, 1998.

«Психотерапевтическая проблема» – материал взят из главы 4 книги Problem Solving Therapy, Jay Haley; Jossey-Bass Publishers, San Francisco, California, 1987. Перевод Ю.И.Зыряновой.

«Указания по супружеской терапии» – материал взят из главы 6 книги Problem Solving Therapy, Jay Haley; Jossey-Bass Publishers, San Francisco, California, 1987. Перевод Ю.И.Зыряновой.

«Оценка результатов» – глава 6 Стратегический подход в семейном консультировании по Джею Хейли, Ю.И. Зырянова; Потанин центр, Новосибирск, 1998.

Непрямые предписания ... ... ... ... 7

Семейная ориентация ... ... ... ... 9

Терапия испытанием ... ... ... ... 30

Критерии оценки психотерапевта

Навязчивая бабушка

Разные подходы к семейному треугольнику

Непрямые предписания

Метафорические предписания (с использованием аналогии)

Парадоксальные предписания

Этапы парадоксального подхода

Семейная ориентация

Выборка

Неспособность отделиться от семьи

Решение

Цикл

Неспособность построить близкие отношения за пределами семьи

Неспособность семьи изменить эксцентричное поведение

Профессиональные неудачи

С точки зрения теории коммуникации

Защита организации как основная мотивация

Отклоняющееся коммуникативное поведение

Вопрос об ответственности

Стадии терапии

Терапия испытанием

Техника испытаний

Типы испытаний

Парадоксальные испытания

Терапевт как испытание

Испытания, включающие в себя двух человек или более

Этапы терапии испытаний

Испытание как теория изменений

Источники материалов

«Стадии терапии» – материал взят из главы 5 Problem Solving Therapy, J.Haley; Jossey-Bass Publishers, San Francisco, California, 1987. Перевод Ю.И.Зыряновой.

«Непрямые предписания» – глава 5 книги: Ю.И.Зырянова Стратегический подход в семейном консультировании по Джею Хейли; Потанинский центр, Новосибирск, 1998.

«Семейная ориентация» – глава 2 книги Leaving Home, J.Haley; McGraw-Hill Book Company, New York, 1980. Перевод Ю.И.Зыряновой.

«Терапия испытанием» – Введение в книгу Ordeal Therapy, J.Haley; Jossey-Bass Publishers, San Francisco, California, 1984. Перевод Ю.И.Зыряновой.