|
|
Главная
Книги список категорий
Ссылки
Обмен ссылками
Новости сайта
Поиск
|
Солдат и Горбун: ! и ?
Алистер Кроули
Жди семь бед от хромого,
сорок две от одноглазого,
но, встретив горбуна, молись Аллаху!
Арабская пословица
I
Исследование. В первую очередь выясним: что такое Скептицизм? Это
слово означает рассмотрение, сомнение, исследование. С презрением
следует отнестись к толкованию христианских лжецов, которые трактуют
слово "скептик" как "насмешник"; хотя в некотором смысле это
справедливо для них, ведь углубляться в христианство, - несомненно,
означает насмехаться над ним. Однако я намерен усилить
этимологическую коннотацию в некоторых аспектах. Во-первых, я не
считаю, что обычная недоверчивость входит в рамки данного понятия,
но и легковерие несовместимо с ним. Недоверчивость подразумевает
предубеждение в пользу негативного вывода, а истинный скептик должен
быть совершенно беспристрастен.
Во-вторых, я исключаю понятие "врожденного скептицизма". На вопрос:
"Что хорошего во всем?" ожидается (как мы узнавали о "ничего"?)
ответ: "Да ничего!", который также является предвзятым.
Лень - отнюдь не достоинство в ищущем. Жажда знания,
сосредоточенность, концентрированность, внимательность - все это я
включаю в значение слова "скептик". Тот подход, который я назвал
"врожденным скептицизмом", всего лишь способ избежать истинного
вопрошания, и является, потому, его антитезой, это - дьявол,
притворившийся ангелом света.
[Или visa versa, мой друг, если ты - сатанист; все это
слова-слова-слова. Можешь вписать X вместо Y в своих уравнениях,
если ты систематично пишешь Y вместо X. Они остаются неизменными - и
нерешенными. Разве не является наше "знание" примером вот такого
заблуждения, когда одно неизвестное заменяешь другим, а потом
кукарекаешь петухом].
Я рисую себе истинного скептика как человека жаждущего и внимающего,
его умные глаза сверкают, словно острые лезвия, его руки напряжены,
и он спрашивает: "Что это значит?"
Я рисую себе ложного скептика - прощелыгу или тупицу, зевающего, с
тусклыми глазами и бессильными мышцами, его цель - задавать вопросы,
но, по сути своей, это - лишь безделье и тупость.
Истинный скептик - это человек с научным подходом, как в "Докторе
Моро" Уэллса. Он нашел несколько вариантов ответа на свой главный
вопрос, но этот ответ - еще один вопрос. И в самом деле, очень
трудно представить себе вопрос, ответ на который не подразумевает
еще тысячу других вопросов. Даже такая простая задача: "Почему сахар
сладкий?" предполагает бесконечные физиологические исследования,
результат которых, в конечном счете, приводит в тупик: Что такое
разум?
Даже так, взаимосвязь между этими двумя понятиями невозможно
представить, причинность сама по себе немыслима; с одной стороны,
она зависит от опыта - но, Господи, что же такое опыт? Опыт
невозможен без памяти. Что есть память? Цемент для здания храма эго,
а впечатления - кирпичи для него. А эго? Совокупность нашего опыта,
быть может. (Сомневаюсь!) В любом случае, есть ли у нас значения Y и
Z вместо X, или значения X и Z вместо Y, - все наши уравнения не
определены; все наши знания относительны, в еще более узком смысле,
чем обычно мы вкладываем в это выражение. Под кнутом Бога-клоуна
наши ослы-философы и ученые нарезают круги по арене, проделывают
веселые трюки - ведь они хорошо выдрессированы; но это все ни к чему
не приводит.
Да и сам я, кажется, ни к чему не пришел.
II
Попробуем заново. Попытаемся понять самое простое и самое конкретное
из всех возможных утверждений. "Мысль существует", или, если хотите,
Cogitatur [думается].
Декарт предполагал, что приблизился к сути дела своим утверждением
"Cogito, ergo Sum".
Хаксли отметил сложную природу этого посыла, и то, что он является
энтимемой, предпосылкой "Omnia sunt, Qui Cogitant". Он сократил его
до "Cogito", или же, дабы избежать необъективности, связанной с
определением эго, придал ему вид "Cogitatur".
Рассматривая это утверждение более тщательно, все же можно
придраться к его формулировке. Его невозможно перевести на
английский язык, без использования глагола быть (to be), поэтому, в
любом случае, подразумевается существование (бытие). И не стоит
представлять, что пренебрежительное молчание - достаточно полный
ответ на следующий вопрос: "Кто думает?" (Кем это думается?).
Буддист может с легкостью представить действие без субъекта
действия; но я не столь умен. Это же может представить себе и
здравомыслящий человек, но хотелось бы пристальнее изучить его
разум, прежде чем сделать окончательный вывод. Несмотря на чисто
формальные возражения, мы продолжаем задаваться вопросом: верно ли
утверждение Cogitatur?
Да, ответят самые умные; ведь отрицание его подразумевает,
собственно, мысль; "Negatur" является лишь подразделом "Cogitatur".
Однако, сюда можно отнести аксиому о том, что сущность части
тождественна сущности целого, или (по крайней мере) аксиому "А
является А".
Я, конечно, не отрицаю, что А является А, или может случайно
оказаться А. Но на самом деле, "А является А" слишком далеко от
нашего исходного "Cogitatur".
Короче говоря, доказывая "Cogitatur", мы основываемся не на нем
самом, а на действенности логики; и если под логикой мы
подразумеваем (должны подразумевать) Кодекс Законов Мышления, у
раздраженного скептика появится очень много замечаний: ибо,
оказывается, доказательство того, что мысль существует, зависит от
того, что это за мысль, а то и еще чего-нибудь более.
Взяв Cogitatur, мы попытались избегнуть использования esse; но уже
"А является А" включает в себя этот глагол, поэтому доказательство
оказывается неизбежно недействительным.
Cogitatur зависит от Est, и этого не отменишь.
III
Продвинемся ли мы вперед, если разберем Est - что-то есть - бытие
есть - ?
Что такое бытие? Сей вопрос настолько фундаментален, что не имеет
ответа. Самое глубокое размышление приведет лишь к разочарованию от
бессилия. Словно разум, осмысливающий Бытие, не имеет простого
рационального понятия для него.
Конечно, можно утопить вопрос в море определений, которые приведут к
еще большей запутанности, но фразы типа:
"Бытие - это дар Божественного провидения"
"Бытие противостоит небытию"
нам мало помогут!
Незамысловатое иудейское "Бытие есть Бытие" ещё более усложняет
вопрос. Самое скептическое из утверждений, несмотря на формулировку.
Бытие - это просто Бытие, этим все сказано, и не стоит более
разглагольствовать по этому поводу! Ах, но об этом можно еще много
чего сказать! Мы часто ищем мысль, подходящую к слову, но терпим
неудачу, в то время как Беркли приводит абсолютно убедительный
аргумент о том, что бытие должно означать "мыслящее бытие" или
"духовное бытие".
И здесь мы находим наше "Est" в сочетании с "Cogitatur"; аргументы
Беркли оказываются "неопровержимыми, но неубедительными" (Юм), так
как "Cogitatur", как мы увидели выше, подразумевает "Est".
Эти идеи непросты, и каждая влечет за собой следующую. Не является
ли разногласие между ними в нашем мозгу доказательством полной
недееспособности этого органа, или, может, это - пробел в нашей
логике? Ибо все зависит от логики, не просто от истинности
утверждения "А есть А", но от целостной структуры логики: от простых
утверждений, превращающихся в чрезвычайно трудные в момент, когда
они приходят на ум отвратительному гению, который изобрел
"экзистенциальный выбор" для изучения этого вопроса, до более
сложных и противоречивых силлогизмов.
IV
Вывод "Мысль существует" (в худшем случае, в виде отрицания)
появляется из посылок:
Мысль отрицаема.
(Любая) отрицаемая мысль есть мысль.
Даже формально это нелепая чепуха. По существу, он включает в себя
круг понятий более широкий, чем наше первоначальное утверждение. Мы
пытаемся соединить небо и землю в силлогизм, который вдесятеро
таинственнее, чем мы сами.
Невозможно полностью охватить проблему действенности силлогизма (как
часть вопроса о действенности логики), хотя кто-нибудь может
намекнуть, что учение распределяемой середины включает знание
исчисления Бесконечностей, что значительно выше моих скудных
возможностей, и едва доступно простому размышлению о том, что вся
математика условна, несущественна, приблизительна и не абсолютна.
Так, мы все углубляемся от единичного к множественному. Наше
первоначальное утверждение не основывается более на самом себе, но
на целом комплексе сущности человека, несчастного, спорящего,
бестолкового человека! Человека со всей его ограниченностью и
невежеством, человека - человека!
V
Легче, конечно, не становится, если мы начинаем исследовать
Множественное, разделяя элементы, или рассматривая их в
совокупности. Они пересекаются и расходятся, и каждый новый уровень
знаний открывает необозримые просторы неисследованного; каждое
увеличение мощности наших телескопов открывает новые галактики,
каждое усовершенствование наших микроскопов показывает нам жизнь все
более мелкую и необъяснимуую. Тайна громадных пространств между
молекулами; тайна эфирных прослоек между звездами, которые
удерживают их от столкновения. Тайна полноты вещей; тайна пустоты
вещей! Так, по мере нашего рассуждения усиливается чувство,
инстинкт, предвидение - как бы это назвать? - что Бытие есть
единица, что Мысль есть единица, что Закон есть единица, и так до
тех пор, пока мы не спросим - что такое единица. И снова замкнутый
круг, мы играем в слова-слова-слова. И нет ни единого вопроса, на
который можно было бы найти хотя бы приблизительный ответ.
Из чего сделана Луна?
Наука отвечает: "Из зеленого сыра!"
Для этой единицы "луны" у нас есть две идеи: Зелености и Сыра.
Зеленость зависит от освещенности, глаза и еще от тысячи различных
условий.
Сыр зависит от бактерий, ферментации и породы коровы.
"Глубже, еще глубже, в самую суть вещей!"
Разрубим ли мы Гордиев узел? Скажем ли: "Есть Бог"?
И что же такое, черт побери, Бог?
Если, подобно Моисею, мы изобразим его как старца, повернувшегося к
нам спиной, кто обвинит нас? Ведь сам великий Вопрос (а велик всякий
Вопрос!) трактуется нами слишком бесцеремонно - так склонен думать
разочарованный скептик.
Итак, опишем ли мы его как любящего отца, как ревностного жреца, как
вспышку света под святой аркой? Что все это значит? Все эти образы -
дерево и камень, дерево и камень наших тупых мозгов. Отцовство Бога
- всего лишь образ, являющийся частью человеческой жизни и
почерпнутый людьми оттуда; идея отца человеческого соединилась с
идеей необъятности. Опять вместо Одного Два!
Никакая комбинация мыслей не может превзойти измышляющий ее мозг.
Все, что мы можем подумать о Боге или сказать о Нем - насколько наши
слова реально представляют мысли - гораздо меньше, чем мозг, который
это измыслил и облек в слова.
Очень хорошо; продолжим ли мы отрицать наличие у Бога всех мыслимых
качеств, как сделал бы язычник? Все чего мы достигаем - простое
отрицание мысли.
Или он непознаваем, или он меньше, чем мы. Тогда, соответственно,
то, что непознаваемо - неизвестно; и утверждения "Бог" или "Бог
существует", как ответ на наш вопрос, становятся бессмысленными, как
и любые другие.
И кто же мы теперь? Мы Спенсерианские Агностики, несчастные глупцы,
жалкие Спенсерианские Агностики.
И на этом вопрос закрывается.
IX
Убегая и возвращаясь, как Керубим, мы можем снова попробовать
преобразить нашего друга-горбуна в представительного солдата.
Отклонение от темы не будет являться в полной мере таковым;
поскольку оно призвано пролить свет на вопрос, касающийся
ограничений скептицизма.
Мы поставили под вопрос точку зрения Малкут; было бы абсурдно с ней
согласиться. Но позиция Тиферет непоколебима; Тиферет не нужно
говорить о том, что Малкут абсурден. Тогда мы развернём свою
артиллерию против Тиферет, которая так же терпит крах; но Кетер
нахмурится в ответ. Атакуйте Кетер, и она падет; но Йециратическая
Малкут по-прежнему на своём месте… до тех пор, пока мы не достигнем
Кетер Ацилут и Вечного Света, и Космоса, и Ничто.
Таким образом, мы отступаем, отбивая тылы; каждый раз, когда солдат
погибает от удара горбуна; но пока мы отступаем, всегда рядом с нами
есть солдат.
До конца. Конец? Будда считал, что количество горбунов бесконечно;
но почему бы не быть числу самих солдат несметным?
Однако так может быть, в этом и суть; горбуну требуется момент,
чтобы убить своего человека, и чем дальше мы продвигаемся, тем
больше времени это занимает. Вы можете растереть меж пальцев в золу
царство грез мальчика, как это и было, но прежде чем вы сможете
обрушить физическую вселенную, он потребует вымуштровать своих
горбунов так дьявольски блестяще, чтобы они сами стали ужасно похожи
на солдат. И представляю себе, что вопрос, способный пошатнуть
сознание Самадхи, мог бы дать преимущество одному из гренадеров
Фридриха.
Бесполезно нападать на мистика с вопросами о том, уверен ли он, что
Самадхи поможет ему поправить его плохое здоровье; это всё равно,
что просить охотника быть очень осторожным, дабы не нанести вред
лисице. Окончательный вопрос, - единственный, который,
действительно, разбивает Самадхи вдребезги, - это такая величайшая
Идея, что она достойна гораздо большего восклицания, чем все
какие-либо предыдущие восклицания, за всю их вопросительную форму.
И имя тому вопросу – Ниббана.
Возьмём, к примеру, этот случай с душой.
Когда Мистер Джудас МакКэбидж спрашивает Человека на Улице, почему
тот верит в существование души, Человек, заикаясь, отвечает, что он
всегда об этом только слышал; естественно, МакКэбидж без труда
доказывает с помощью биологических методов, что у него нет души; и с
солнечной улыбкой каждый следует дальше своей дорогой.
Но МакКэбидж бессмысленно тратит свои силы на философа, чья вера в
существование души зиждется на самонаблюдении; нам необходим более
тяжелый металл; возможно, Юм сослужит нам службу.
Но Юм, в свою очередь, оказывается абсолютно бесполезным, будь он
противопоставлен индусской мистике, которая заключается в
постоянном, интенсивном наслаждении своим ново-открытым Атманом.
Потребуется оружие Будды, чтобы разрушить «его» замок.
Сейчас идеи МакКэбиджа банальны и скучны; те идеи, что касаются Юма,
- жизненные и зрелые, в них есть некая радость, большая, чем радость
Человека на Улице. Таким образом, также и мысль о Будде, Анатта, -
намного более привлекательная концепция, чем философское Эго, как у
деревянной куклы, или рациональная артиллерия Юма.
Не получится ли также, что мы будем ловко владеть этим оружием,
которое разрушило наше малое, наши воображаемые вселенные,
когда-либо проливающие свет на ту самую, более реальную? Не
получится ли, что мы будем также воспринимать взаимозависимость
Вопросов и Ответов, неотъемлемую связь тех и других так, что (также,
как 0 умноженное на m представляет собой неопределённость) мы
разрушим абсолютизм либо вопросов (?), либо восклицаний (!) путём их
чередования и уравновешивания, пока в наших последовательностях
?!?!?!? … !?!? ... нас уже ничто не будет интересовать, касательно
того, каким окажется окончательный символ, любой отдельный символ,
который будет таким же незначительным количеством по отношению к
размаху последовательности? Не является ли это последовательностью
геометрической прогрессии, с положительным коэффициентом и
бесчисленно бесконечной?
Тогда в свете всего процесса мы понимаем, что нет абсолютного
значения амплитуды размаха маятника, хотя его ось удлиняется, его
скорость замедляется, и его амплитуда шире с каждым размахом.
Что должно нас интересовать, так это анализ точки, из которой он
свисает, - неподвижной, расположенной высоко надо всеми вещами! Нам,
к сожалению, приходится наблюдать все это, беспомощно цепляясь за
маятник и испытывая отвращение к нашему бессмысленному раскачиванию
туда-сюда над бездной! Нам следует взобраться по оси, чтобы достичь
той точки, но – подождите одно мгновение! Каким тусклым и слабым
стало наше сравнение! Можем ли мы придать какое-либо верное значение
фразе? Я сомневаюсь в этом, видя то, что мы приняли за ограничения
раскачивания. И на самом деле может оказаться, что в конце
раскачивание равно 360 градусам, таким образом, точка восклицания
(!) и точка вопроса (?) совпадают; но это не то же, что и полное
отсутствие раскачивания, пока мы не идентифицируем кинематику со
статикой. Что же с этим делать? Как же определить словами такие
таинственные вещи? Неужели это так, что даже считается, будто бы
истинная Тропа Мудрого лежит в совершенно иной плоскости
относительно его продвижения по тропе Знаний и Транса? Мы уже были
вынуждены обратиться к четвертому измерению, чтобы проиллюстрировать
(если не объяснить) сущность Самадхи.
Ага, скажут знатоки, Самадхи – это не конец, а начало. Вы должны
рассматривать Самадхи как нормальное состояние сознания, которое
дает Вам возможность начать исследования; также, как пробуждение –
это состояние, из которого вы переходите в Самадхи, сон – состояние,
из которого Вы перешли в пробуждение. И только из Саммасамадхи –
продолжительного транса правильного характера – Вы могли бы
подняться, как будто на цыпочках, и увидеть сквозь облака горы.
Теперь, конечно же, очень мило со стороны знатоков переложить все
эти проблемы на нас и сделать это так любезно и открыто. Всё что нам
нужно сделать, как вы видите, - это достичь Самммасамадхи и затем
встать на цыпочки. Именно так!
Но есть и другие знатоки. Да они не ладны! Мой младший брат, говорит
он, давай лучше представим, что, когда маятник с каждым разом
качается всё медленнее и медленнее, он должен, наконец,
остановиться, поскольку ось бесконечной длины. Боже! Тогда это вовсе
не маятник, а Махалингам – Махалингам Шивы (“Namo Shivaya namaha
Aum!”), который является таким, каким я его себе всегда представлял;
всё, что Вам нужно сделать – это продолжать сильно раскачиваться – я
знаю – это раскачивание на крюке! – и вы достигнете его в Конце. К
чему бояться раскачиваться? Во-первых, потому что Вы обречены
качаться, нравится это Вам или нет; во-вторых, потому что Ваше
внимание при этом отвлекается от тех громоздких мышц, в которых крюк
так прочно закреплён; в-третьих, потому что, в конце концов, - это
потрясающе хорошая игра; в-четвёртых, потому что Вам хочется
продолжать, и даже кажущаяся видимость продвижения - лучше, чем
застой. Бегущая дорожка считается хорошим упражнением.
Верно, вопрос «Почему становиться Арахат?» должен предшествовать
вопросу «Как стать Арахат?», но беспристрастный человек легко
подменит первый вопрос «Почему бы не?» - от «Как» не так-то уж и
легко избавится. Тогда с позиции самого Арахат, возможно, это
«Почему я стал Арахат?» и «Как я стал Арахат?» имеют лишь
единственное решение!
В любом случае мы теряем время – мы смешны с нашими Архатами, как
смешон Ирод Тетрарх со своими павлинами! Мы задаём жизни вопрос
«Почему?» И первый ответ – это «Достичь Знания и Собеседования со
Святым Ангелом-Хранителем».
Чтобы придать значение этому выражению, мы должны получить то Знание
и Собеседование: и когда мы сделаем это, мы сможем перейти к
следующему вопросу. Будет неправильно задавать его сейчас. «Есть
толстосумы и голодранцы, которые стоят у двери таверны и осыпают
бранью посетителей».
Мы не придаем особого значения бедному Священнику, громогласно
проповедующему о том, что богатый человек не получает удовольствия
от своего богатства.
Ладно. Давайте возьмем том, озаглавленный «Книга священной магии
Абрамелина-Мага»; или магические писания того самого святого
провидца, Божьего Человека Капитана Фуллера, и полностью выполним их
наставления. И только когда у нас это получится, когда мы поставим
колоссальный знак восклицания (!) напротив нашего насущного знака
вопроса (?); необходимо спросить, не собирается ли солдат, в конце
концов, развивать искривление позвоночника.
Давайте сделаем первый шаг; давайте споем:
«Я не прошу видеть Далекую тропу. Одного шага для меня достаточно».
Но (вы, несомненно, скажете) Я уничтожаю суть самого Вашего вопроса
(?) другим вопросом (?): Зачем вообще ставить жизнь под вопрос?
Почему бы не оставаться «праведно живущим ирландским джентльменом»,
довольным своей отсталостью и презрительно относящимся к бумаге и
карандашу? Не будет ли утверждение Будды «Вся жизнь – страдание»
немного лучше, чем малодушная жалоба? Насколько меня волнует
старость, болезнь, смерть? Я – человек, и к тому же кельт. Плевал я
на распустившего сопли принца Хинду, ослабшего от разврата в первую
очередь и от аскетизма - во вторую. Слабый, грязный, ничтожный
бродяга, Ваш Гаутама, сэр!
Да, я думаю, мне нечего ответить на это. Неожиданное осознание некой
жизненной катастрофы могло послужить побуждающей причиной моего
сознательного посвящения в подготовку Постижения – но способность
была врожденной определенно. Просто отчаяние и желание мало на что
способны; в любом случае, первым импульсом страха был проходящий
спазм ужаса; притягательность самого пути была настоящим соблазном.
Было бы также глупо спрашивать меня «Почему ты постигаешь?» как
спрашивать Бога «Почему ты извиняешься?» «Это его работа».
Я не на столько глуп, чтобы думать, что моя доктрина когда-либо
дойдёт до всего мира. Я ожидаю, что спустя 10 веков «нареченные
Кроулиане» будут таким же заразным и многочисленным образованием,
как «нареченные Христиане» сегодня, поскольку (в настоящее время)
мне не удалось разработать механизм для их исключения. Возможно, мне
лучше стоило бы подыскать им нишу в церкви, так же, как Индуизм
помогает равно как тем, кто имеет возможности Упанишад, так и тем,
чей разум едва достиг уровня Тантры. Короче говоря, необходимо
расстаться с притворством религии, чтобы религия могла стать
достаточно универсальной для тех, кто способен для её реальности на
собственной груди свить гнездо и вскармливать свою природу её
звёздным молоком. Но мы предвкушаем!
Мое послание, таким образом, двусторонне; жирному «буржую» я
предвещаю недовольство; я его шокирую, я пронзаю его, я вырезаю
землю у него под ногами, я переворачиваю его с ног на голову, я даю
ему гашиш и заставляю его неистово бежать, я тереблю его задницу
красным горячим языком моей садисткой фантазии – до тех пор, пока он
не почувствует себя некомфортно.
Но человеку, которому уже неудобно, как святому Лаврентию на его
серебряной решетке, чувствующему поднимающийся в нём дух, или
женщине, которая чувствует тошноту от первого толчка ребенка в ее
чреве, такому человеку я несу прекрасное видение, аромат и
блаженство, Знание и Собеседование со Святым Ангелом Хранителем. И
тому, кто, таким образом, достиг той высоты, я задам следующий
вопрос, дам знать о следующем Блаженство.
Мое несчастье – не моя вина в том, что мне приходится доносить это
простейшее Послание.
«Мужчина имеет две стороны: одну, обращенную к миру,
и другую – для демонстрации женщине, когда он её любит.»
Мы должны простить Браунингу его непристойную шутку; потому что его
истина – сверхправдивая! Но, если Вы – мир, а не возлюбленный, и
видите меня таким, каким Моисей видел Бога, - это Ваша собственная
вина!
Противно, когда приходится проводить жизнь, поливая грязью
британскую общественность в надежде, что она сможет смыть ехидную
грязь со своего коммерциализма, соленые полосы своих лицемерных
слез, вонючий пот своей морали, стекающие слюни своей
сентиментальности и своей религии. И они не смывают это!...
Но давайте возьмем менее неприятную метафору - кнут! Как постоянно
писал какой-то школьный поет, его рифмы так же бедны, как у Эдвина
Арнольда, его стихотворный размер так же неритмичен и так же хорош,
как у Френсиса Томпсона, его здравый смысл и откровенная
непорядочность – подстать Браунингу!
«Помочь нельзя; надо сделать –
Так что…»
Да нет же! Это очень и очень плохая рифма.
И только после кнута, который карает, появится розга, которая
успокаивает, если я могу позаимствовать что-то вроде смелого
сравнения у Абдулы Хаджи из Шираз и 23-го Псалма.
Итак, я предпочёл бы провести свою жизнь с розгой; изнурительно и
омерзительно постоянно пороть толстую кожу британцев, которых я всё
же люблю. «Тех, кого Господь любит, Он наказывает, и бичует каждого
своего сына». Я буду по-настоящему рад, если некоторые из Вас
пройдут через это, и придут, и сядут на папочкино колено!
Первый шаг – самый трудный; положите начало, и я вскоре сделаю так,
чтобы горбун львом и солдат единорогом сражались за Вашу корону. И
они лягут вместе в конце, равно довольные, равно усталые; в то время
как единственная и безупречная твоя корона (брат!) будет блестеть в
морозной пустоте бездны её 12-ю звездами, наполняя ту тишину и
одиночество музыкой и движением, которые тише и спокойнее, чем они;
твоё древко, будет водружено на Невидимое, твои глаза остановятся на
том, что мы называем Ничем, потому что это вне Чего-либо, что можно
осознать мыслью или Состоянием, твоя правая рука зажмет лазурную
розгу Света, твоя левая рука будет сжимать алый бич Смерти; твоё
тело, обвитое змеёй, будет сверкать ярче солнца, ей имя – Вечность;
твой рот замерзнет полумесяцем в улыбке, в невидимом поцелуе ночи,
Божьей Матери звездного Самана; электрическая вспышка твоего тела,
остановленная абсолютным могуществом в движении замкнется на самой
себе в контролируемом неистовстве Ее Любви – нет же, вне всех этих
образов – ты (Братишка!), кто проделал путь от Я до Ты, и от Он до
Тот, чему нет Имени, нет Образа. …
Братишка, дай мне руку; потому что первый шаг труден.
АЛИСТЕР КРОУЛИ
Перевод - Fr. Pavel S. редактура Fr. Taavat Haor
Внимание! Сайт является помещением библиотеки. Копирование, сохранение (скачать и сохранить) на жестком диске или иной способ сохранения произведений осуществляются пользователями на свой риск. Все книги в электронном варианте, содержащиеся на сайте «Библиотека svitk.ru», принадлежат своим законным владельцам (авторам, переводчикам, издательствам). Все книги и статьи взяты из открытых источников и размещаются здесь только для ознакомительных целей.
Обязательно покупайте бумажные версии книг, этим вы поддерживаете авторов и издательства, тем самым, помогая выходу новых книг.
Публикация данного документа не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Но такие документы способствуют быстрейшему профессиональному и духовному росту читателей и являются рекламой бумажных изданий таких документов.
Все авторские права сохраняются за правообладателем. Если Вы являетесь автором данного документа и хотите дополнить его или изменить, уточнить реквизиты автора, опубликовать другие документы или возможно вы не желаете, чтобы какой-то из ваших материалов находился в библиотеке, пожалуйста, свяжитесь со мной по e-mail: ktivsvitk@yandex.ru
