Сатпрем

Трагедия Земли

От Софокла до Шри Ауробиндо

 

 

 

 

Суджате,

        с любовью…

 

 

 

 

 

Примечание автора

 

Цель этой книги не разъяснение Греческой мысли или даже пьес Софокла, а попытка понять размышления человеческих существ: что они чувствовали, как трудились и как реагировали 2500 лет назад, во времена Софокла, обладавшего широчайшим знанием о людях той эпохи.

Состояние человеческого сознания – то, что побудило написать эти страницы.

 

 

 

 

ПРОЛОГ

 

ПЯТЬДЕСЯТ ЛЕТ СПУСТЯ

 

Я думаю, я мог бы рассказать…

что заставляет жить,

Что видел Лазарь,

выйдя из могилы.

Я думаю, я мог бы рассказать

секрет секретов

растению известный.

Который знает птица

летящая своим путем

не зная

и, однако, зная.

Я думаю, я мог бы рассказать

что мудрецы

во все времена

наполовину знали.

Что видящие

во все эпохи

видели наполовину.

Я думаю, я мог бы рассказать

о том, чего не знают боги

на их божественных высотах

и что немного лучше знают бесы

в их безднах,

Что знает крошечный лишайник,

цепляясь за свой камень

очень хорошо,

Без высокого и низкого

без неба и могилы.

Я думаю, я мог бы рассказать,

Чем дышит водоросль

без сковывающей корки

И без того, что ей ученый говорит,

чего не знает сам.

Я думаю, я мог бы рассказать

об этом воздухе времен,

что дарит жизнь

всем мёртвым и живущим,

который был всегда тысячелетиям известен

под нашими катакомбами

или нашими тюрьмами.

Я думаю, я мог бы рассказать

О тех миллионах печалей,

Которые рождает радость.

О миллионах ночей

Рождающих солнце

О тюрьмах и тюрьмах…

что простор содержат

О миллионах форм,

скрывающих и заточающих в себе

то, что пульсирует бесконечностью

и рождает их собственную цель

ненайденную здесь никогда.

Я думаю, я мог бы сорвать маску с человека

с его богов и бесов

с его ночной науки

и со смерти, что скрывает нечто

и с этой жизни, которая свою могилу прячет.

Я думаю, я мог бы рассказать,

что здесь находится

под кожей человека

или ящерицы

на расстоянии галактик иль в песчинке,

что привело нас всех сюда,

В конец тысячелетий и печалей

В конец миллионов смертей

Что привело сюда нас всех

искать… что здесь.

И что же здесь?

Что бьётся вечно

и всё сильнее

нам вопреки

с первого лишайника

с первого крика печали?

Лазарь вышел из своей могилы

Миллионы раз

в нас самих.

Я думаю, я мог бы рассказать…

Что, ты не зная, знаешь.

 

15 ноября 1943г.

11 ноября 1993г.

 

Эти маленькие дыхания пришли ко мне в "таком виде",

чтобы отпраздновать дни моей смерти, явившиеся началом моей жизни. Поскольку такова судьба. Они не предназначались для этой книги, однако, возможно, были задуманы в качестве её пролога.

 

 

 

 

 

 

О, о! О, тщеславный труп!

Софокл. "Электра"

 

1.

 

 

Трагедия Земли

 

Даже Гомер поместил Судьбу над Богами.

Шри Ауробиндо поместил божественное в человеке поверх и Богов и Судьбы.

Давайте же внезапным прыжком приземлимся в 20 веке и вновь услышим голос Шри Ауробиндо, простой, спокойный, подобный пристальному взгляду столетий: "Машинерия необходима современному человечеству ввиду нашего неизлечимого варварства"[1].

Хотя машинерия и заняла место Судьбы, не является ли она замаскированной Судьбой? Возможно, она заняла место человека, чтобы разбить вдребезги маленьких варваров, которыми мы являемся, пресытившихся наукой и религией, как будто четыре миллиарда лет тяжёлого труда, конвульсий, послужили для того, чтобы произвести на свет тщеславного Примата, религиозного и учёного, или бесстыдного, как мы – не человека, или человека, который только должен стать Человеком и стать владыкой своей Судьбы.

Могущество находится в нас, но мы ещё не знаем, кто мы есть и что находится там, что является причиной нашего рабства гигантских и жестоких сил; наше могущество – могущество смерти и разрушения, и тысяч средств и хитростей нашего бессилия. Могущество находится в нас, таков постоянный рефрен трагической и великой поэмы "Савитри" – труда всей жизни Шри Ауробиндо – даже власть над Смертью. И так как мы не решили эту загадку, корни которой уходят за миллиарды лет до Сфинкса, мы не решили ничего ни в нашей жизни, ни в жизни Земли; смерть существует, печаль существует, наши разрушения существуют, можно было бы сказать, существует несправедливость, только потому, что они разрушают то, чем мы не являемся или пока ещё не являемся, и потому, что они хотят вынудить нас огнём, молнией и кнутом, найти то, чем мы являемся, наше могущество в конце тысячелетий подготовительного Варварства. "О, Зевс, о отец!" – воскликнул Симонид из Геоса в 6 веке до нашей юной эры – "Измени нашу судьбу! Но если моя молитва слишком смела и далека от справедливости, прости меня!"

Шри Ауробиндо посмел.

Кто хотя бы подумал об изменении Судьбы в двадцатом столетии? Мы меняем только свои одежды и игрушки, и иногда, религии, между войнами. И что есть Судьба? Мы бессловесно умираем и начинаем заново, и улучшаемся – говорят они. Но, начиная с пещерного века, улучшения едва ли заметны. С клубами по интересам или бомбами, мы всё те же бессильные Варвары, и чем больше мы думаем, что что-то знаем, тем мы невежественней.

В чём наша сила? Именно этот вопрос задала Судьба нам, задала миллионами лет Эволюции. Это вопрос Земли, небольшого мячика, вращающегося в пространстве столь же пустом как и наши сердца. Возможно, он вращался достаточно долго для того, чтобы произвести Сократа, наконец-то задавшего этот вопрос, и поэта "Фермопильской битвы"[2] который потребует у Зевса изменить Судьбу.

Но 25 столетий спустя, где же, чёрт возьми, мы находимся, с нашими различными Спасителями, которые не спасли ничего?

Мы улучшаем гены и хромосомы для того, чтобы произвести что? Еще одного мёртвого человека под теми же звёздами?

И кажется, мы слышим хор Антигоны:

 

"В течение веков я наблюдала рок

Висящий над Домом человека[3]   

Приговор умерших  живым

И ни один отец никогда не избавит своих                                детей…                                                                         

Вчера как завтра

Вечно будет этот Закон преобладать:

Достигнет смертный счастия вершин

Лишь для того, чтоб встретить гибель".

 

Ничего и никогда не изменится, ни Земля, ни Звёзды, до тех пор, пока не будет изменена смерть, мы не можем изменить жизнь, нашу жизнь, не изменив Смерть. Такова наша Судьба, наша собственная и судьба Земли. Мы лишь меняем наши маленькие одежды на новые, но такие же роковые и мучительные – до тех пор, пока не обнаружим, для чего мы здесь, на этой Земле, а не на небесах, со времён первой маленькой клетки, первой маленькой морской водоросли Гренландии три миллиарда лет назад. Поскольку наша судьба началась тогда. И в сердце той маленькой клетки содержится ответ.

Но мы никогда не заходили так далеко, даже с нашими микроскопами, которые несут лишь наш собственный варварский взгляд на вещи.

Мы должны "Соединить мостом брешь меж силами людей и Роком"[4] - сказал Шри Ауробиндо в первой песне "Савитри".

После всех изобретений, порождённых нашим бессилием, мы должны открыть нашу Силу или найти её заново.

И Мать, актриса в великой трагедии Шри Ауробиндо:

 

"Смерть должна быть побеждена,

Не должно быть больше смерти.

Это так ясно".[5]

 

И ещё раз, за десять лет до конца этой ужасной или величественной трагедии:

 

AWAKE AND WILL

ПРОБУДИСЬ И ЯВИ ВОЛЮ

 

И она добавила: "То, что придает силу сопротивлению (сопротивление, это всегда смерть) – суеверное невежество, суеверное, в смысле определённого рода веры в Рок, Судьбу или, по крайней мере, устоявшееся мнение, что они существуют. Это настолько укоренилось, что как будто вплелось в саму человеческую субстанцию…. Есть хорошая судьба и плохая судьба; есть божественная сила, рассматриваемая как нечто, находящееся полностью вне понимания, чьи замыслы совершенно необъяснимы, и подчинение, сдача, состоят в слепом принятии, всего, что случается. Наша природа бунтует, но бунтует против Абсолютного, что совершенно бесполезно. Всё это невежество. Ни одно из этих движений не верно – от наиболее сильного мятежа, до самого слепого подчинения, всё – ложь…. Но я слышу очень отчётливо (не в отношении меня, а в отношении человечества): "ПРОБУДИСЬ И ЯВИ ВОЛЮ…" – как если бы это был ключ, который откроет дверь в будущее."[6]

 

Я слышал как она задыхалась – я, её летописец, как в минувшие века в Тебесе, возле королевы Тиу – я видел как она месит эту непослушную Материю, скрывающую последнее сопротивление и ключ к будущему, то и другое вместе. Десять лет спустя, задыхающаяся и неукротимая, она сжимала мои руки, как руки всего нашего варварского человечества, как Электра некогда сжимала урну с прахом Ореста, своего брата, чтобы вернуть его к жизни – это наш пепел, наш! "О, тщеславный труп" – которым мы являемся, потому, что хотим этого, не зная, чем на самом деле мы являемся – пока не знаем.

И вновь говорит Мать: "Для человека высшей реализацией является понимание, понимание вещей. Для Суперразума реализация, это – Власть, творческая воля… завтрашняя реализация". Конец Машинерии. Всё необходимое в жизни создаётся прямой силой Сознания. Но давайте уточним: это неизвестное сознание не где-то высоко наверху, в некоем суперинтеллекте, напротив, оно с другой стороны, в глубинах тела, в конце наших могил и ада, там, где появилось чудо первой жизни из первой магмы, плазмы и пара. И это первое чудо содержит в себе своё последнее и … трудное чудо. Я слушал её, слушал её стоны, и затем – её лучащаяся улыбка, всегда: "Как будто сверхчеловеческая сила пытается проявить себя через миллионы бессилий. Оно, тело состоит из миллионов бессилий. И сверхчеловеческое Могущество пытается… оказывает давление, чтобы проявиться. Каков будет результат? – я не знаю".

Всё же, в тот последний день, прежде чем двери Судьбы, приведённые в движение человеком, должны были закрыться за Ней, отрезанной от всего мира, окружённой стервятниками, предпочитающими свои маленькие ежедневные бедствия, я вспомнил слова Шри Ауробиндо (когда она сжимала руки человека не желавшего смерти, сказавшего НЕТ всем сердцем и всем своим телом), в "Савитри" он ясно сказал: "Всемогущие силы заперты в клетках Природы…". Он ясно сказал: "Это ТАМ, внутри самих клеток. Это должно быть сделано СЕЙЧАС".

"Сколько времени?" – спросила она у меня.

"Пять минут одиннадцатого".

Затем дверь за Ней, как за Антигоной, была заперта – за этой улыбкой, этой надеждой, заточённой собственными учениками.

Но это не последний акт Трагедии. Поскольку это - Трагедия самой Земли.

И Орест, брат наш, вернётся к жизни.

 

 

*

*    *

 

 

 

 

 

 

 

 

2.

 

"О, тьма - ты мой свет"

Софокл. "Аякс"

 

Парадокс ада.

 

Поистине, каждый человек повторяет мистерию всех столетий и всех видов – только не всегда знает об этом. В тот момент, когда он это узнаёт, он приближается к Судьбе.

Тогда он встаёт перед Тайной…. Два конца существования рядом друг с другом.

Софокл – наиболее волнующий из всех греческих поэтов. Ощущаешь его взгляд, такой же глубокий как Эгейское море, широкий и тихий, и его вопрос, и его молчание.

Трагедия – место для речей, однако его песни пронизаны тишиной, его герои молчаливы и одиноки, всегда одиноки, пытающиеся проникнуть в свою судьбу, смотрящие на мир или стену в пронзительный момент, заключающий в себе сразу всё. И всё является вопросом – только вопросом. Решение, ответ, это просто то, что приходит в конце. "Исход остаётся вечно неизменным" – таковы последние слова корифея[7] в "Эдипе из Колонуса".

Является ли этот исход для нас вечно неизменным?

Софокл волнует нас потому, что он никогда не говорит: "Это справедливо, это несправедливо; это добро, это зло. Ошибка находится в…". Ошибка заключена в каждом. Грех – это грех всей нашей несчастной Земли. И, наконец: "Это так". Нет никаких споров о тишине: она существует и, возможно, это единственный момент, когда ты – существуешь.

Однако существует этот пронзительный вопрос позади всего, в каждом человеке и в каждом действии.

Если бы мы только знали, как ухватиться за кристальный, голубой взляд Софокла….

И мы слышим голос корифея, обращающийся к Электре:

                 

                                               "Электра, подумай,

ты рождена была смертной.

Орест тоже был смертным

И этот рок мы все должны нести,

не плачь слишком много".

 

Или то, что мы слышим в словах Одиссея, обращённых к дочери Зевса – Афине, когда за Аяксом, охваченным безумием, закрылись двери!

 

                                                "Не являемся ли все мы,

 живущие здесь,

просто фантомами,

тенями небытия?"

 

Двадцати пять столетий спустя  - Шри Ауробиндо, другой пристальный взгляд на тот же вопрос, но с волей или Судьбой найти ответ, истинный ответ, решение, истинное решение.

Савитри говорит:

"Здесь не было ничего земного происхождения

приспособленного для однодневной пользы занятыми,

 беззаботными Силами.

Трепещущий образ на экране Судьбы

Полуодушевлённый в преходящей пьесе

Или отверженный в океане Желания,

Брошенный в водовороты безжалостного спорта

Швыряемый в пучинах Обстоятельств.

Создание, рождённое согнуться под ярмом,

игрушка властелинов Времени.

Еще одна пешка, пришедшая с судьбой

Быть двинутой на шаг вперёд

Неспешно на неизмеримой доске

в шахматной игре Земли-души и Рока…"

 

Однако, моменты молчания Софокла ведут нас к ответу: внезапно, изумлённые они смотрят на нечто вечное, где нет смерти, нет зла, где справедливость и несправедливость смешиваются в едином Огне, в чём-то, что существует, как будто наши сердца расцвели вдруг позади своих печалей и боли. И мы захвачены, как будто и 25 веков спустя Софокл всё ещё жив, и это вовсе не каменная маска, которую определённые современные авторы трагедий (такие как Кокто,[8] в его "Адской машине") одели на лицо софокловского короля Эдипа. "Посмотри, зритель" – говорит Кокто – "на одну из совершеннейших машин, заведённую для того, чтобы пружина могла медленно раскручиваться всю человеческую жизнь, машину, построенную адскими богами для математического уничтожения смертных".

Нет, это нечто другое.

И это нечто, не есть то, что имеет значение для нас.

 

 

 

АРХАИЧЕСКИЙ ОКЕАН

 

Из ста двадцати трёх драм Софокла до нас дошло лишь семь! Не слишком много, для того чтобы понять неизмеримого гения, дожившего до 90 лет и трудившегося до самого конца.

Но то, что ощущаешь в Софокле (отчасти это похоже на то, будто вдыхаешь запах моря), это божественный смысл везде, космический смысл, действительно подобный морю, обнимающему всё; и остовы разбитых кораблей, и чёрные пески, и морские водоросли, и нежные порывы ветра, покрывающие волны рябью. Наши современные религии не могут понять этого, это слишком обширно, слишком противоречиво! Они для религий – "язычники", "идолопоклонники" и слегка пьяный Дионис, возможно подобен "Пьяному Кораблю" Рэмбо. И всё огораживается запретами, подобно уголовному кодексу. Но следуя этим холодным расчётам, все герои Софокла были бы вызваны в суд, или римскую курию; и Электра, и Аякс, и Эдип, и нежная Дианейра…. Куда же ведут все наши "запреты", наши маленькие ящички греха и добродетели, того или этого, все наши чопорные сторонники закона, украшенного золотом или безгрешностью? Из "архаического" океана мы погрузились в болото.

 

"Потому трон Несознания в безопасности

Пока медлительно витки эпох проходят

И Животное пасётся за священной оградой  

И Ястреб золотой не может больше неба пересечь!"

 

- говорит Шри Ауробиндо в Савитри.

И Софокл пристально смотрит на всех убийц, героических самоубийц, на великолепные и неумолимые Силы, на тех молчаливых, падших, покинутых женщин, следующих своей Судьбе, на двусмысленных Оракулов, направляющих к той самой Судьбе, которой ты пытался избежать. Однако, необъятный Софокл смотрит выше и дальше:

 

"Как гордость человека сможет поколебать твоё могущество, о,                                    Зевс?                                                                                                                    

Твоё могущество, которое не сон, всё ловящий в ловушку,

и никогда не устающие небесные сезоны,

Не смогут никогда завоевать.

Ты, Господин нестареющей жизни, вечно будешь

Олимпа абсолютным владыкой,

Сидящим на троне ослепительного света"

 

-         говорит хор в "Антигоне".

Но о каком "Боге" говорим мы – люди нового времени – или, о каком Зевсе? О каком Золотом ястребе?

Действительно ли это та же самая вещь? И где она находится?

Что это за неясная Мистерия, уносящая нас на крыльях или влекущая в пучину Рока?

 

 

 

ВОПРОСЫ СОФОКЛА

 

Однако, по крайней мере, три раза Софокл нарушил своё Олимпийское "молчание", чтобы бросить взгляд на чёрные останки кораблекрушений или губительные рифы в этом океане "ослепительного света", и ясно выразил вопрос, в то время как его герой довольствовался переживанием этого вопроса в процессе действий.

В "Женщине из Трахиса" и в последних словах Хиллуса, сына Дианейры, когда его мать только что убила себя после того, как она неумышленно отравила того, кого любила больше всего на свете – Геракла:

 

"Боги создали детей,

Мы называем богов отцами сыновей

И они глядят вниз, оставаясь равнодушными,

На наши страданья!" 

 

Затем, второй раз, в "Филоктете". Говорит сам Филоктет, брошенный своими братьями по оружию на пустынном острове, когда его укусила змея, подосланная завистливой нимфой:

 

"Ах, горе мне!

Неужели для того родили нас отцы,

Чтобы рабами стали мы самих себя,

А не свободными людьми?"

Возможно, это наиболее острый и глубинный вопрос – мы все рабы, рабы всего. Нашего прошлого, наших предков, породивших нас, нашего настоящего, с его преходящими господами и преходящими лозунгами, которые мы привычно называем "идеями", готовых привычек, наших желаний, бесчисленных желаний, также созданных нашими бесчисленными грубыми предками… и Неизвестного впереди, которое тянет и тянет нас… куда?

В одном из наиболее мрачных размышлений Софокла, в котором позади отчаяния вибрирует невыразимый призыв или немая молитва к Зевсу, хор царя Эдипа поёт:

 

"Бедное поколение смертных людей

Ничтожество – вот всё, что в вас вижу я!"

 

Но Софокл всегда отказывается отчаиваться и призывает к действию.

Электре, отец которой - Агамемнон был вероломно убит любовником её матери, и которая вынуждена была попрошайничать, бродя от стола к столу и прося пищу у гостей в своём собственном дворце, хор женщин холодно говорит:

 

"Ни плачь, ни крики не вернут отца

Назад из-за реки Аида, которую мы все пересечём….

Ты лишь смертельно заболеешь

И никакие слёзы от горя не освободят тебя".

 

И они почти умоляют Электру: "Не рыдай, бунтуя".

Странно, двигаясь к самому тёмному, самому неприемлемому, наиболее противо-речивому – возможно, к самой Противоположности человека – Софокл, кажется, спешит по направлению… к чему-то. Чему-то, что бьётся, что живёт – это, возможно, сама Жизнь – во всё этом пустом, тщетном "Ничтожестве". Подобно Верховному призыву к Человеку, посреди его несчастий и его темноты.

И Тесей, сын Эгея, царя Афин, в "Эдипе из Колонуса" (последней сохранившейся драмы) заявляет:

 

"Я жизни своей блеск

придам деяниями,

а не словами"

 

Однако, все "деяния" вершатся не самим человеком, а Судьбой, Ананке,[9] которая, кажется, организует всё или всё дезорганизует, для того, чтобы достичь определённой точки.

Точки Человека.

Кажется, позади молчания Софокла мы слышим голос Сократа.

Софоклу было 26 лет, когда родился Сократ.

И ему было 68, когда родился Платон.

И то, что заставляло его действовать, не было "идеей", это была Тайна нашей человеческой судьбы – наши действия перед величайшим отрицанием того, чем мы являемся.

 

 

*

*    *

 

МОМЕНТ ТАЙНЫ

 

За тридцать лет до Софокла, Эсхил в "Челобитчике" сказал: "Пути божест-венного намерения достигают своей цели сквозь чащи и глубокие тени, в которые не смог бы проникнуть никакой внимательный взгляд". Но Софокл хотел проникнуть.

Судьба является великой Мистерией, однако она существует для каждого из нас –шагающего по нашим улицам "как всегда". Затем, однажды, уже более не как всегда.

Всё останавливается. И это уже нечто другое. Была улыбка – теперь уже не улыбка. Было бедствие – теперь это уже ни то и ни другое.

И внезапно, подобно потерянному ребёнку, мы выброшены из "вечной карусели Большой Медведицы на высоком небосводе", как поёт хор в "Женщине из Трахиса", как будто мы пришли откуда-то или упали вниз неизвестно откуда.

Так откуда же мы упали? Из чрева какой Матери?

Вероятно, бесчисленны те матери, что сплели этот момент сквозь столетия, печали и улыбки, которые тем не менее были и помнят, что они были.

Так что же является этой Памятью, которую мы называем "судьбой"?

Что в человеке помнит и внезапно узнаёт? Но наши вопросы лучше, чем все наши ответы. Поскольку сейчас время Вопроса. Человек - это никогда не решённый вопрос, в этом его величие и сила всего его рода в этой ночи.

Мы ночные существа, с чем-то внутри нас, что горит и светит вопреки всему.

 

"Рок стоит на его пути"

 

- говорит хор в "Женщине из Трахиса". Он всегда на его пути!

 

"Несчастья на его пути"

 

- говорит Антигона как только поднимается занавес. И иногда это "несчастье" становится удачей на следующем повороте наших авеню.

Что мы знаем о счастье и несчастье? В действительности есть что-то ещё, продвигающееся к своей цели.

 

"Увидьте дети, как предсказания старины

провозглашённые божественным предвидением

теперь сбылись…

Увидьте, как надёжно ведёт события он к цели."

 

- поёт хор в "Женщине из Трахиса".

Песня существует всегда.

Но человек сражается в ночи, не зная ничего, и выбор должен быть сделан – всегда есть выбор, на каждом шагу наших авеню.

Антигона готовится похоронить своего брата Полинекса, вопреки приказу могущественного Креона. Она не желает, чтобы её любимый брат был "оставлен на съедение собакам и грифам", в пустыне, где все его покинули, и она знала, что этот поступок приведёт её к смерти. Со своей стороны, её сестра Исмена умоляла её отступить:

"Увы, сердце твоё пылает для поступка

который сделает его холодным."

 

Но Антигона, такая молодая и хрупкая, горит другим огнём:

 

"Тогда я пойду одна и сделаю могильный холм над моим братом"

Креон замурует её в пещеру, заживо.

Софокл противопоставляет выбор Электры, которая хочет мстить убийцам отца, Агамемнона, выбору её сестры Кристотемис, умоляющую её сдаться, как Исмена умоляла Антигону:

 

"Я думаю, что мудро согнуться перед штормом…

Бороться с тем, что нас сильней – ничто как глупость".

 

Но Электра, одинокая и упрямая, несмотря на гарантированную смерть, говорит:

 

"Подчиняйся всласть своим владыкам!

Я сделана из другого теста".

Странный крик.

Нет, это не героическая бравада в стиле Корнеля или Расина (последний, между прочим, больше почерпнул из Эврипида, чем из Софокла), не конфликт между "долгом и моралью" как в наше время. В Софокле присутствует другое измерение, отсутст-вующее у авторов современных трагедий, его атмосфера дышит другой, спонтанной "естественностью". Когда Электра восклицает : "Я сделана из другого теста", возмож-но она впервые становится осведомлённой о наличии в ней чего-то "иного". Этот момент вибрирует, как будто он пришёл издалека, и ты более не существуешь "как обычно". Внезапно узнаешь о том, что ты не такой как прежде или как привык думать о себе – это другой КРИК. Внезапно ощущаешь себя убийцей или виноватым в кровосмешении, подобно Эдипу, или совсем одиноким, обнажённым перед… чем-то, что убегает от тебя. И этот самый момент понимаешь: "Ах, это оно" – подобно вспышке молнии, и ты смотришь изумлённо на нечто, приходящее издалека, как будто с другой планеты. Это может быть улыбка, простой жест, слово, случайная встреча в "часовом механизме Судьбы", как назвал это Шри Ауробиндо в "Савитри". Или ужасная жестокость, подобная изнасилованию. Это приходит откуда-то, из другого места.

Мы потеряли это "другое место" и оно возвращается, чтобы преследовать нас.

У Софокла нет никакого приговора, как и у тысячей зрителей со всего города, пришедших в Дионисийской процессии – нет никакого "это – добро, это – зло". Есть только момент, когда появляется "нечто ещё", другой Закон и то, что человек делает с этим моментом.

Так делает Антигона, бросая вызов могущественному Креону:

 

"Я не думаю, что твои эдикты

достаточно мощны своей человеческой силой,

чтобы отменить неписаные, неизменные законы Богов!

Это не законы вчерашнего дня или сегодняшнего, но вечные,

И когда они приходят, никто не может говорить"

 

И вновь поёт хор в "Царе Эдипе":

 

"Эти законы пребывают в высотах,

 управляющих Ананке.

Они были рождены в божественном эфире,

и Олимп – их единственный отец,

никто из смертных не давал им рождения.

Никогда они не будут преданы забвению…"

 

Мы забывчивы, но иногда, внезапно, пробуждаемся от амнезии, и тогда это есть. Только к какому концу мы движемся, к какому удивительному или ужасному моменту? И не удивительно ли и мудро, что одно и то же греческое слово "deina" одновременно означает и "удивительное" и "ужасное", как если бы это была одна и та же "вещь"?[10]Память раскрывается подобно стене – и ты находишься там.

 

"Вещи сладостные и горькие, великолепные и низкие,

вещи ужасные и прекрасные и божественные…"

 

-         говорит Савитри.

 

"Ужасно могущество Рока.

Никакие богатства, никакое оружие и крепости,

Никакие чёрные корабли, плывущие сердитыми морями,

Не могут ускользнуть из его рук…"

 

-         поёт хор в "Антигоне".

А Аякс – колосс, герой и победитель; а Гектор, поражённый безумием Афиной – дочерью Зевса и богиней мудрости. Но что это за ужасная мудрость?

 

"Аякс лежит поверженный

и свет его померк от облаков печали"

 

- говорит, полная отчаяния, его возлюбленная пленница Текмесса. Но Афина почти жестоко преследует этого гордого героя, проявившего дерзость по отношению к богам:

                                      "Я должна была подгонять человека

бегущего то одним путём, то другим, как безумный,

и загонять его всё глубже в  яму смерти…"

 

И смотришь в немом изумлении, подобно камню, взирающему на море – и это Афина, богиня мудрости!?

Но в противоположность легенде, герои Софокла хотят понять причину. "Он хочет знать: где он и как сюда попал" – говорит Текмесса, склонившаяся над бредившим телом. И Аякс узнаёт, что вместо того, чтобы в мстительной ярости убить предводителя греков, он перерезает горло… овце. Он опозорен, обесчещен, унижен. И он издаёт крик, такой таинственный, такой удивляющий – только небесам известно откуда пришедший: "О, Тьма, мой свет!".

Он пристально вглядывается в море в то время, как Текмесса успокаивает его, льстя и пытаясь спасти. И он скорее шепчет, чем говорит:

 

"Да, Время в своём безмерном марше

Опрокидывает всё.

Время выносит на свет всё, что скрытым оставалось

Как если бы оно скрывало то,

что находилось среди бела дня…

И ничего нет, что ты не ожидал увидеть"

Даже хор вторит ему:

"Прекратятся ли когда-нибудь годы

нашего долгого морского путешествия,

Наша повесть долгого труда?"

 

Он принимает решение. Вопреки мольбам своей возлюбленной, он убивает себя.

 

"Честь в жизни или в смерти честь,

нет правила другого для человека чести.

Это всё.

Я сказал, что должен был сказать".

 

И у Софокла ощущается такая глубина эмоций, такая широта перед неиз-вестностью Человека, обезумевшего, пристально глядящего на море; и почти слышно великое сострадание в словах Аякса, именно перед тем как он покончит с собой, когда он призывает своего юного сына, чтобы сказать ему:

 

"Есть только одно, в чём я тебе завидую сейчас,

что ты не знаешь нашей скорби,

не знаешь, что есть радость и печаль.

Нет в жизни времени лучше".

 

И Аякс уходит, один. Софокл даже заставляет удалиться хор, что противоречит всем известным греческим трагедиям. Он уходит один; глядя на море он пронзает себя мечом Гектора, мечом побеждённого врага: символ его победы превращается в инструмент его смерти.

Говорят, что красные розы выросли из его крови. Но, тем не менее, эта "Тьма" – светом чего она является?

 

 

 

ПРОГУЛКА СЛЕПОГО ЧЕЛОВЕКА

 

И если юный сын Аякса ещё "не знал", то Софокл, напротив, сострадал безмерно, но это были не пустые слёзы и не пустое сострадание человеческому горю – не все эти бесполезные жертвы. Бесполезные? Почти безжалостно, будто охотясь за Секретом, Софокл преследует этот момент Судьбы до тех пор, пока Цель всех этих убийств, жестокостей и несчастий повсюду, подобных непрекращающемуся насилованию нашей человеческой природы, наконец не откроет своё лицо, наше собственное истинное лицо. Он заостряет противоречия будто для того, чтобы вырвать то, что содержит это чрево. И нигде лучше, чем в "Царе Эдипе", и даже более хорошо во втором Эдипе "Эдипе из Колонуса" – его последней известной трагедии – он просто выражает эту Простоту.

Вот Эдип, гордый и высокомерный, которого Софокл превращает в "того, кто знает" (Oida) – это жалкое знание!

Дельфийский Оракул вынес ему приговор – пророчество: ты убьёшь своего отца и женишься на своей матери. Ты будешь "опозорен".

 Чтобы избежать судьбы он покидает Коринф, покидает тех кого считает отцом и матерью и оправляется в Тебес. По дороге он убивает несчастного странника, приняв его за разбойника. Но Оракул не сказал ему, что царь и царица Коринфа не его родители. Достигнув Тебеса, он становится победоносным героем, освободившим город от мерзкого Сфинкса, для всех он почти бог, и он женится на царице Тебеса Джокасте – своей матери. Оракул швыряет его в лапы именно того Рока, которого он пытался избежать…. Но это не всё: ещё даже до рождения Эдипа несчастье уже стояло на его пути, поскольку Оракул предсказал Лаюсу, царю Тебеса, что его первенец убьёт его; и тот также пытается убежать от судьбы… лучше было бы броситься ей навстречу! Он отказывается от своего первого сына, только что родившегося: так наш Эдип оказался в пустыне. Новорожденного подобрали пастухи и он был усыновлён царём и царицей Коринфа. Годя спустя, убегая из Коринфа, он убивает несчастного странника, оказавшегося не кем иным как его отцом.

Всё заранее ужасающе сплетено, и можно увидеть здесь то, что послужило основанием для "адской машины" Кокто. Но Софокл не "современный человек" и Олимп продолжает находиться над ним, даже когда он поклоняется Земле, великой богине и танцам Диониса.

Эдип вынужден разоблачать всех этих Оракулов и предсказателей, которых презирает, ища доказательства, что его настоящая мать – та, от которой он бежал, тогда как его "дорогая жена" Джокаста, по непонятной причине боящаяся его поисков, просит отказаться его от них.

 

"Чего бояться смертному, игрушке Рока,

неспособному о будущем уверенно сказать?

Лучше жить настолько хорошо, насколько мы можем,

день за днём."

 

На что Эдип отвечает:

 

"Я НЕ МОГУ ОСТАВИТЬ ПРАВДУ НЕИЗВЕСТНОЙ"

 

Подобно Аяксу, жертве безумия, лежащему на песке "Он хочет знать, где он находится". Подобно Софоклу.

И Тейрешасу, предсказателю, объявившему: "Ты проклятый осквернитель этой страны" - Эдип отвечает вновь:

 

"Я вне досягаемости твоих насмешек

Во мне живёт сила истины"

 

Но эта "истина" не является правдой мыслей Эдипа или мыслей предсказателя, или даже мыслей Софокла, так как Софокл ясно ощущал, что не обнаружил истину в свой первой трагедии, просто показав, что Эдип обесчещен и лишён трона, и он преследует Цель с упрямством, равным упрямству Эдипа – ибо нет ничего более упрямого, чем истина.

Поскольку Истина – цель всех этих бедствий, этой темноты и всего этого ада.

Таким образом, в первой трагедии Софокла Эдип узнаёт о том, что Оракул говорит правду:

"Увы. Итак, в конце концов, всё это правда!

О, Свет, позволь мне никогда тебя не видеть

После дня, открывшего, кто есть я:

отец для тех, кому не должен был давать рождения,

муж той, с кем был не должен сочетаться,

убийца для того, кого не должен был убить!

 

Он мчится в спальню жены и находит её повесившейся, хватает золотую брошь, скреплявшую её платье, и пронзает свои глаза.

"Тот, кто знает" погружается в темноту.

 

"О, тьмы покров!

Отвратительная тьма, гнетущая меня,

Огромная, непреклонная, подавляющая…"

 

Став "позором" города, Эдип изгоняется из собственной страны, даже Креон, тиран, отбирает у него двоих его дочерей, Антигону и Исмену, и слепой человек отправляется своей дорогой, одинокий, "не сопровождаемый никем из родственников".

Он, нищий, уходит по дороге.

Нет, это ещё не "истина", преследуемая Софоклом, хотя, в конечном счёте, уже есть эта жестокая решимость человека, отправляющегося в путь в одиночку. Даже эта темнота является чем-то… горящим.

Сам не понимая почему, я думаю о Матери, великой Актрисе из "Савитри", уже сейчас, в 1973 году, в возрасте 95 лет, одинокой, полуслепой, запертой в своей комнате и окружённой хищниками. И дважды она говорит охраняющему её Бруту: "Я хочу ходить… я хочу ходить".

 

"Этот неукротимый Огонь перед лицом Смерти

Возможно, это и есть Секрет Человека.

Возможно, это то, что имеет власть над Смертью."

 

 

 

ОТВЕТ СУДЬБЫ

 

Нет, Софокл ещё не нашёл ответа, и этот одинокий нищий, идущий своей дорогой, может быть лишь началом, но не концом.

Двадцать лет спустя, в своей последней трагедии "Эдип из Колонуса", написанной когда ему было 85, Софокл преследует всё то же Противоречие, он даже использует для этого голоса демонов… или Мудрости?

Хор поёт:

"Тот человек, что просит сверх меры от жизни,

влюблённый в большее, неудовлетворённый малым,

есть человек, влюблённый в глупость.

Это очевидная истина.

Скопленье долгих лет

Приносит боль в избытке и едва ли какую-то радость

И в чём же радость можем мы найти?

Напрасно будешь ты её искать

как только будешь ты иметь несчастье

переступить границы своего удела и судьбы.

Тогда единственный, кто тебе поможет,

Будет Единый, дающий освобождение всем

Во время смерти и кризиса

Который всё приводит в остановке:

Танцы, музыку и миры.

Им же будет всё завершающая Смерть…"

 

И хор мрачно делает ударение:

 

"Говори что хочешь,

но величайшая милость - не быть рождённым"

 

Это как удар дубиной.

Колонус, "белый Колонус" – место, где родился Софокл. Это случилось в 496 году до нашей эры, пятнадцать столетий до… одни небеса знают, чего. Мы даже не знаем, как можно отметить начало... Эпох. Это всё ещё была эпоха Будды на берегах Азии; Сократа на улицах Афин и трогательных язычников. Колонус – место действия последнего "Эдипа" Софокла, который будет поставлен на сцене спустя пять лет после его смерти, в 401 году. Это место, куда приходит старый, слепой человек, "его одежда – старый, грязный плащ, чья омерзительная грязь проела ему все бока". Он спрашивает свою дочь, Антигону: "Куда теперь ты пришла со своим отцом? Что это за место, моё дитя? Село или город? И что за дом подал милостыню скитающемуся Эдипу?" Он сидит на камне, на краю рощи. Камень был священным, и какой-то незнакомец просит, чтобы он скорее покинул его: "Ты разве не знаешь, что это всё священная земля? Великий бог Посейдон, гигант Прометей – Владыка Огня владеют ею?"

Колонус находится за Афинами, на краю рощи, где "Дионис, Бог Винограда, отдыхает". Это место, куда Оракул привёл Эдипа, объявив ему о неизбежном конце о пообещав ему святилище "на месте Ужасных Богинь".

 

Услышьте, о милостивые дочери Древней Ночи, услышьте!

Проявите жалость к несчастным останкам, что звались Эдипом,

Который теперь тень, а не человек!

 

Так сам с собой говорит Эдип, и новость вскоре доходит до Тесея, царя Афин и сына Эгея. Будет ли он и отсюда изгнан? Он настаивает, чтобы его могила осталась здесь, в Колонусе, как было предначертано.

 

"О, досточтимый сын Эгея,

лишь боги не знают ни возраста, ни смерти,

Все остальные – умереть должны.

Непобедимое время сеет повсюду опустошение,

Иссыхают жизненные силы, чахнет тело,

И в то время, когда вера лишается силы, расцветает ложь.

Но постоянен дух между друзьями

И между городами….

Время бесконечно даёт рождение бесчисленным дням и ночам,

И в один из них приходит крошечное начало разлада,

И мы вдруг видим, что война быстро разделалась с гармонией,

Которая сегодня нас объединяет".

 

Но Тесей встречает его как героя, даже богами было предсказано, что его нужно найти, где бы он ни был, и что его могила станет спасением Афин.

Эдип ошарашен: "Я, развалина!?"

И когда он издаёт этот крик, мы слышим другой, подобный ответу Судьбы:

 

"Не тогда ли, когда я становлюсь ничем

Я воистину становлюсь человеком?"

 

Более могучий крик никогда не звучал в трагедиях Земли.

Мы идём как слепцы, на ощупь, в наших несчастьях, оплакивая свою судьбу, мы -- кто угодно, Петер или Поль, идём куда угодно, среди маленьких дел и событий, подобных делам и событиям ближайшего прохожего, и маленьких целей, ведущих в никуда. Неужели мы были здесь миллионы раз просто так? Миллионы шагов бесчис-ленными ногами прошлого, в том платье или этом, с мизерными желаниями, так похожими на желания вчерашние, и бессмысленными смертями и печалями, такими старыми, что они похожи на саму грязь земли? И во всём этом, в конце концов, что же есть Человек? Где та минута, которая имеет значение?

Это час судьбы. Молчание, перед которым что-то замирает в изумлении. Пылающий момент, как будто мы горели именно для него и ни для чего более. Миллионы секунд для человека, чувствующего себя так, словно он никогда не существовал. Первая секунда, бьющаяся так, будто ты никогда и не жил, а жил лишь для этого биения. И это горит. Это… навсегда. Оно любит - ты не знаешь, что это, но оно подобно любви сквозь все времена, любви к той ночи или этому Дню, ни к кому и ко всем, как если бы никогда и ничего не существовало, кроме этой Любви в глубине всего. Ты на грани смерти, и смерть больше не существует. Ты не знаешь ничего, и знаешь – что? Молчание, молчание, которое распространяется по всей вселенной, и навсегда.

Эдип идёт навстречу своей судьбе, идёт по ту сторону священной рощи, к пропасти, указанной Оракулом, к "бронзовому порогу". За ним, в отдалении, следует только Тесей, свою дочь Эдип отсылает прочь. "Он снял, тяжким трудом испорченное платье" и издал крик, другой и настолько глубоко трогательный, насколько это мог чувствовать лишь Софокл или Шри Ауробиндо:

 

"Да, этим путём… Гермес, гид мёртвых, ведёт меня, 

и богиня преисподней.

Свет!

Долгая тьма в моих глазах, однако ты был моим…!"

 

Посыльный, с расстояния, описывает сцену, которую не полагается видеть никому…

 

"Прогремел раскат грома - голос Зевса… Отойдя на небольшое расстояние, мы обернулись и посмотрели назад. Эдипа нигде не было видно, только Царь Тесей стоял одиноко, держа руку пред глазами, как будто он увидел зрелище, которое никто не смог бы перенести. Но через несколько мгновений мы увидели, что он обращается и к Земле и Божественному Олимпу с одной и той же молитвой….

Как Эдип ушёл с этой земли, никто не сможет рассказать. Лишь Тесей знает. Мы знаем лишь, что он не был уничтожен молнией с небес или гигантской волной с моря, поскольку ничего такого не было. Возможно, дух, проводник с небес, забрал его или, возможно, тёмное основание земли мёртвых плавно разошлось и приняло его".

 

"Событие это остаётся навечно"

 

Эдип исчезает в полной славе.

 

 

 

ТЁМНОЕ ОСНОВАНИЕ

         

Судьба бьёт нас вновь и вновь, и иногда, изредка, человеческое дитя слышит её ответ, но "тёмное основание" остаётся открытым, "бронзовый порог", никогда не пересекаемый живым человеком. И Афина, богиня Мудрости и дочь Зевса преследует нас почти с жестокостью.

Возможно, у этой Мудрости нет иной цели, за исключением того, чтобы исторгнуть из нас этот крик, и потом всё заканчивается, и мы исчезаем только для того, чтобы вновь и вновь появляться в поисках этой таинственной цели? Является ли это "неизменным событием" и концом нашей истории?

Софокл открывает свои большие глаза на это бурное поколение людей, он издаёт их крики, глядя на их неверные поступки, которые часто превращаются в добрые дела, Невежество первого шага по их тропе, их нежность и слабость, их беспомощность – и смерть всегда.

Он никогда не сомневается, никогда не бунтует - "Так хотят Боги" – говорит Эдип, лишь взирающий на океан Времени:

 

"Да, Время в своём долгом неумолимом марше

опрокидывает всё,

Время выносит к свету то, что было скрытым

И прячет то, что было средь бела дня.

Оно делает возможным невозможное

И потрясает непоколебимое"

 

Софокл пристально вглядывается вперёд, на это "невозможное", которое вероятно станет возможным, на "тёмное основание", которое, возможно, будет поколеблено, на этот Олимп, не раскрывший свои секреты или… пока не раскрывший. Он верит в таинственный источник, побуждающий человека исторгать то позор, то героизм, как будто он рождён из "другой материи", но и позор и эта кровавая ночь возможно приводятся в движение Великой Богиней, чтобы вырвать иной крик у нашего вида, другой День. Софокл спрашивает. Возможно, он - герой в начале времён, провозвестник другой Эпохи. Его лучезарная мысль, омрачённая горем, состраданием и жестоким вопросом - это первый зов, крик и почти мольба к тому, что далеко впереди, во чреве Времени, позади чёрных штормов и закрытого горизонта – "О, Человек, куда идёшь ты?"

 

"Много чудес на Земле

но ничего не сравнится в величии с человеком"

 

-         поёт хор в "Антигоне".

 

"Он – существо, что плывёт белеющим океаном,

пересекает глубины, просторы опасных морей,

которые волнуются, гонимые южными ветрами.

Он – мучитель нестареющей Земли,

Терпеливой и величественной матери богов….

Небесную птицу он ловит, зверя в поле,

Всякое создание земли и моря,

Ловко ловит в сети, собственноручно сплетённые…

Речи и быстрой как ветер мысли он обучил себя

И устремлению, дающему рождение городам…"

 

И всегда в сердце Софокла этот вопрос:

 

"Он вооружен против всего и безоружен

против любой приходящей опасности.

Против любой болезни нашёл он средство,

Спасая лишь смерть"

 

Затем, после молчания, что всегда ощущается позади его слов, как будто песня его пришла издалека, он добавляет:

 

"Но владыка искусного знания,

что выше любой мечты,

привязывается затем одинаково

к злой или доброй тропе"

 

И вместе с Софоклом мы никогда не можем быть уверены, не скрывает ли тропа зла неожиданного добра, подобно нежному рассвету позади чёрного горизонта? Он хранит надежду, всегда хранит – он ждёт.

Давайте же совершим внезапный прыжок в другую Эпоху, на двадцать пять веков вперёд, когда "дети Вотана", как называл их Шри Ауробиндо, пронеслись над Европой подобно чёрным чудовищам. Во времена Аушвица и Бухенвальда. Давайте попробуем поддержать огонь "Противоречий" Софокла и посмотрим в глаза безжалостной Афины, которая гонит человека "ещё глубже в яму смерти" – но теперь ещё более жестоко. Это другая трагедия или всегда одна и та же, позади другой маски.

 

(Выдержка из записки неизвестного)

 

В камере Фресны[11] и сотнях камер,

Наваленных в кучу одна на другую.

Каждый вечер этот ужасный ритуал -

Из нижней камеры поднимается голос,

кричащий сквозь оконце над дверью:

"Привет, друзья, завтра я ухожу в последний путь.

Меня зовут Антуан…. Прощайте, друзья".

Затем все, в каждой камере, начинают стучать ложками

По трубе умывальника, и сточные трубы гремят и гремят.

Сотни труб, как хор мёртвых.

В коридорах кричат эсэсовцы.

Иногда товарищ выкрикивает свой адрес:

"Скажите моей матери…"

И это всё.

                                       Прощайте, друзья.

 

И затем молчание, подобное молчанию, что охватывало Эдипа 25 столетий назад. Сотни молчаний в ночи – вслушивающихся во что? Сотни сердец, как будто вдруг успокоившихся, словно впервые вслушивающихся в Мистерию, пылающую неизвест-ным ранее огнём, подобно первому человеку, неизвестному и узнавшему самого себя, которая не знает больше ничего и, тем не менее, знает во все века в этом муравейнике мертвецов.

Жизнь, настоящая жизнь. Неужели это уже закончилось?

Единственное мгновение, светлое пятно на странице, заполненной множеством вещей, которые были ничем. И затем что-то тёплое, так интенсивно горящее в этом ничто. Будто вечность. Да, "скажите моей матери…".

Существовала ли эта мать времён, выронившая нас из своего чрева, здесь или там – для чего?

И это "для чего" как Огонь.

Оно горит, причиняет боль, но оно не значит ничего.

И тем не менее, оно является всем, но всем таким полным, таким тёплым, подобно самой Матери всех миров и всех печалей.

Неужели эта Мать бросила нас на Землю для того, чтобы на рассвете швырнуть в общую могилу? Все Олимпы мира не утешат нас. И однако… она дала нам этот дар, таинственный дар, этот Огонь, подобный спрятанной любви, любви всех времен. Возможно, для этого мира мы всё ещё новорожденные. Подобно обширному морю, которое Софокл наблюдал на расстоянии, эта Мать, возможно, ожидает позади тёмного горизонта времени, когда мы узнаем, что пылает в сердце человека, времени, когда мы, наконец-то, станем Человеком, оставившим позади свою изобретательную дикость. Она ждёт…. Она ждёт, что в этот или другой раз, человек достигнет момента, когда он будет "брошен назад, к своей главной, обнажённой потребности" – говорит Савитри. И всегда это – Огонь; чёрный или красный, подобный крови героев, бросающий себя во все наши страсти или увядающие улыбки, ранящую радость или рассыпающиеся триумфы, в знание – бесконечное знание, не знающее ничего, за исключением Момента, когда "это" знает всё без слов, когда "это" горит. И тогда это уже другой Огонь, но всегда тот же самый, который теряет свою черноту, меняющиеся цвета и бормотание дикого ребёнка. Он малиновый, как цветок граната. Это "Бессмертное в человеке" – как сказал Шри Ауробиндо. И это имеет власть над всем, даже над смертью.

И это – дар Древних Великих мира сего всех прошедших Эпох. Мы брошены сюда Ею не для смерти, смерть - это рычаг и скрытая тайна этого "тёмного основания", мы должны потерять нашу потребность смерти или потребность ада, чтобы внезапно узнать Жизнь, подобную нежданному рассвету, нежному и материнскому во чреве этой ночи.

Поскольку Огонь является первой тайной смерти, нечто, пытающееся вырваться наружу.

Рычаги в нас, но мы должны знать обо этом и научиться ими пользоваться.

Тогда придёт к концу время живущих мертвецов.

И Софокл ещё раз откроет глаза, чтобы увидеть призраки старого мира, катящиеся под огромной белой волной:

 

"О, дьявольские Силы, о, непобедимое чудовище!"

 

И Судьба, рассыпанная подобно мелким ракушкам на новом берегу. 

 

 

 

3

 

Перекрёсток Эпох

 

Но милосердие трон с Зевсом разделяет

Милосердие ко всем делам человеческим.

 

Софокл "Эдип в Колонусе"

 

Когда в 406 году до нашей эры Софокл покинул нас, мир стал более печальным.

Мы стали беднее. Через семь лет после него, к смерти был приговорён Сократ.

И слушая Софокла, хочется быть поэтом и музыкантом. Его голос, плавно текущий в бесконечность и возвращающийся, наполненный тайной, подобно вздымающемуся морю, по которому мы плывём вместе с нашими печалями и нашими неосуществлёнными потребностями...

 

"Нечто, что ждёт,

 нечто, что бродит

Нигде не останавливаясь,

Ничто, что было всем."[12]

 

 - говорит Шри Ауробиндо по другую сторону долгих веков.

 

"Скрытая, полуизвестная реальность, вечно упущенная

Чего-то иль кого-то ненайденного поиск…"[13]

 

"Уставшее, старое, неисполненное желание"[14]

 

И Софокл как и Шри Ауробиндо, воплощает эту музыку странствующей мечты, нашего человечества с раной в сердце, но эта печаль существования незаметно исчезает в обширности, в чём-то, поющем как хор, как Дионис, почитаемый бог, означающий "где-нибудь, в другом месте", означающему Другое.

Но мистерия Софокла никогда и нигде не останавливается. Его самый тёмный крик всегда скрывает зов, потребность призвать саму противоположность этой чёрной дыры; его герои никогда не являются "жертвами несправедливой судьбы", они сражаются, черпая силу из собственных сердец и из самой противоположности того, что их ограничивает: "ничтожный" Эдип видит "несчастные поколения смертных людей", обречённые поколения, и это также вызов – действительно ли такой конец предопределён? Поколеблешь ли ты свою ночь или утонешь с вместе ней, подобно кораблю плывущему в никуда? Даже Антигона говорит, готовящемуся замуровать её заживо Бруту:

 

 "Я в твоих руках, сможешь ли ты сделать большее, чем убить меня?"

        "Нет, ничего, это всё, что я могу желать".

 

Даже в тот момент она говорит просто, без протестующих криков, будто смотрит не на смерть, а на то, что остаётся в конце всего:

 

"Я была рождена для любви, а не для ненависти".

 

 

 

БОЖЕСТВЕННЫЙ ОТВЕТ

 

В самом большом несчастье, самой глубокой ночи Софокл взывает к их противо-положности и то, что он пытается пробудить – это всегда солнечный человек и радость, он не говорит речей, не оплакивает, он ищет то, что есть:

 

"Того, кто отрекается от приносимого радостью

я не считаю живым человеком.

В моих глазах он не более, чем двигающийся труп"

 

-         говорит вестник в "Антигоне".

Софокл – посланник той солнечной Эпохи за пятнадцать столетий до… до падения в то, что произошло потом. О, Человек, куда ты направляешь свой парус? Кажется, Софокл спрашивает. Где твоя радость? Во что ты вкладываешь свою радость и любовь?

Единственный ответ, это огромная древняя волна на берегу, которая кажется такой чёрной, когда мы тащим с собой наше "старое, уставшее, неисполненное желание".

 

 

 

МАСКА СОРВАНА

 

В истории редко можно захватить такие точные моменты: Софокл ушёл, и спустя два года, в 404^м году, Афины встретили своё политическое крушение и капи-тулировали перед Спартой. Закончилась Пелопонесская битва, братоубийственная война между греческими городами, завершившаяся тираниями, и затем – волнующая смерть Сократа, подобная убийству Эпохи. Что-то уже изменило курс в сознании ещё не рождённого Запада. Поскольку у наций существует Судьба так же, как и у людей, она есть и у столетий и наших секунд. И, в конце концов, "Земля", это то существо, что стоит на пути к… своей цели.

Наши противоречия – это рычаги, которые мы или используем, или пренебрегаем ими.

Политические конвульсии нации или Эпохи, это всегда маска, позади которой движутся могущественные силы или друг другу противостоят. Эта великая и ужасная игра, в которой только Человек, его сущность, есть то, о чем идёт речь и что освобождает себя медленно, спазматически из чрева этой старой Тьмы, из которой он и возник. И не гибель Афин обозначила изменение ветра, не старые деспотии, в которых никогда не было недостатка, но, скорее, более тонкое дыхание, охватившее греческую трагедию и положившее ей конец – позвольте назвать это феноменом Еврипида.

Это действительно феномен, поскольку разница во времени между Еврипидом и его современником Софоклом всего 60 лет. Но в то время как Софокл взирает, всегда безмолвно, на богов, Еврипид их обсуждает : "Старые выдумки" – называет их он в "Bellerofontes". Он обвиняет, протестует, осуждает. Уже появляются "грехи" и судьи. Он размахивает аргументами то "за", то "против" и бесконечная игра Ума началась. "Почему я не могу позволить говорить своим рукам, своим волосам, своим ногам?" – свирепствует в своём гневе Гекуба. Трагедия уже опускает маску, позади которой мы привыкли слышать другие голоса и появляется маленький человек – "я", личность… который в действительности не знает ничего, ищет "правильное" и "неправильное", "чёрное" и "белое" и который вскоре будет законно повешен и религиозно сожжен. Еврипид – пацифист и патриот, любовник, оратор и боец за родину, которая больше не родина богов, и за "что-то в другом месте", которое плюхнулось в его голову и хочет быть там единственным правителем.

Эти слова Софокл спокойно вкладывает в уста предсказателя Тейрезиаса: "Обдумай это, сын мой, ни один человек не свободен от ошибки". Достаточно просто. Но без этой маски, без этого "где-то, в другом месте", которое ведёт сквозь нашу ночь для того, чтобы мы стали тем, чем ещё не являемся, и "ошибка" превращается в грех, в добродетель, в тысячи лиц нашей двусмысленной тюрьмы – обязательно, поскольку мы маленькие, разделённые люди, ищущие "владык" и "Божьи заповеди", чтобы они сказали то, чего мы больше не знаем. "Увы! Ты не можешь сказать мне слово, которое я должна произнести?" – спрашивает Федра. И уже Дионисийские процессии перестали быть просто веселящейся толпой, которая взяла бога из храма, для того, чтобы поместить его в центр хора,[15]в то время как поющие хористы ходят вокруг. Страсть уже разрывается между "ты" и "я". Тень опустилась на берега Аттики, а вскоре и на весь континент. Это век первых афинских софистов, риторов: декламация того, что больше не знает само себя в карусели "да" и "нет", "я хочу" и "я действую" – на сцене появляется это несчастное "я". Вскоре придёт Аристотель, со лбом, усеянным морщинами и своими учениками, прогуливающимися под портиками Лицея - это век Перипатетиков. Перипатетик – выразительное греческое слово, означающее "те, кто прогуливается". Мы собрались прогуливаться вокруг всего, даже вокруг луны и по ней, вокруг мира и в никуда, вокруг нашей никогда не заполненной печали и нашего никогда не обнаруженного секрета.

Уже Платон мечтает об основании где-нибудь "идеального города", но кто скажет нам, в каком месте это "где-нибудь" находится?

 

 

 

И ДОЛГИЕ СТОЛЕТИЯ

 

После смерти этих Великих личностей мы всё время наблюдаем. Наблюдаем долгий марш странствующих столетий, как сказал бы Аякс. Но раньше были другие Великие Личности, другие города, похороненные под печалями, и другие забытые преступления. Появились новые Империи, вернулись другие преступления. Мы смотрим на великую Богиню – Мать, создающую своих детей, как создавала она империи и храмы, чтобы затем их разрушить. Для чего? Появится ли когда-нибудь человек? Тело растёт с болезнями и болью, пылает мимолётным энтузиазмом, плодятся дети и города. И нации, так же ссорящиеся друг с другом, подобно греческим братьям – мы, кажется, никогда не взрослеем, а если и растём, то только для того, чтобы найти одну и ту же вещь, под той или другой маской. Срывается маска, но вот он, другой актёр, помпезный и хвастливый, всё более и более самоуверенный, поскольку теперь он правит под знаменем Религии, а вскоре и под знаменем Науки. Всё известно, и нас бросили как обнажённого ребёнка, рождённого только вчера. На берегу неизменного моря мы несём в себе всё то же самое ничто или нечто, которое слушает и слушает, не зная больше ничего, и впереди шаги – неизвестные, позади – смертные, подобно далёким Империям там, под песками, и исчезнувшим детям… которые тоже слушали, вслушивались в этот пылающий вопрос, тот же самый вопрос в сердце человеческого ребёнка перед широким морем, широкими просторами снегов или ночи, скрывающими, возможно, его секрет. И этот вопрос горит в одиночестве, без ответа, возможно, являясь самим секретом. Быть может Великая Богиня формирует этот Огонь, заставляя нас кричать сквозь все наши вечно возвращающиеся бедствия, подобно Аяксу, лежащему на песке и ставшему жертвой своего бреда – не собирается ли Homo Sapiens уступить место Homo Oemens (Человеку безумному)? Или это крик Антигоны перед стеной, или перед Брутом – тут и там, всё ещё так много Брутов и всё больше стен. И однако, есть эта любовь в глубине, которая бьётся непрерывно, горит непрерывно, как будто там собраны вместе все столетия, и все эти обнажённые дети были всегда.

Мы смотрим. Мы можем прыгать через столетия, как через белый или чёрный хрусталь Мальчика с пальчика. Мы думаем, что так сильно выросли на наших Западных и Восточных землях. У нас такое множество наук и богов, которые уже больше не языческие.

Но всё равно, мы можем ощущать, что нечто входит в голову, и столетия собираются вместе, сжимаемые как атомы в чёрном чреве – для какого рождения или для какого разрушения? Кажется, слышится голос Афины позади тысяч наших электронных вавилонских столпотворений:

 

"Я должна подгонять это людское стадо,

бегущее то туда, то сюда как безумное,

И вести его всё глубже в яму смерти"

 

Сможем ли мы издать КРИК: "Тьма – это мой свет"? Или, измождённые и голые, на вонючей подстилке, вскочить подобно Эдипу: "Неужели когда я ничто, я воистину становлюсь человеком?" Древняя Богиня жестоко формирует своих детей, но не для того, чтобы позволить им умереть ещё раз, все эти века прошли не для того, чтобы появился другой ребёнок Вотана или Аллаха.

 

 

*

*     *

 

 

 

 

 

 

4

 

Божественный парадокс

 

 

Встань, о, Душа

И победи Время и Смерть

 

Шри Ауробиндо "Савитри" 7.2.474

 

Позади гробниц и столетий, стольких столетий, это "Бесконечное время, дающее рождение бесчисленным дням и ночам" – с какой целью? Мы почти слышим, как великая Волна, которой был Софокл, сливается с великим Ритмом, которым был Шри Ауробиндо, как хор сливается с Актёром, как конец вновь встречается со своим началом, как сливаются их вопросы и их пристальный взгляд.

 

О Силой принуждаемая, Роком гонимая земнорождённая раса

О жалкие искатели приключений в бесконечном мире

И пленники карликового человечества

Сколько вы собираетесь ходить по кругу тропами ума

Вокруг своих маленьких я и ничтожных вещей?

Но не для неизменной малости вы предназначены

Не для тщетного повторения были созданы.

Вы сделаны из бессмертной субстанции

Ваши действия могут быть откровенья шагами

Жизнь ваша – непостоянная форма для растущих богов.

Видящий, могучий Создатель находится внутри

Незапятнанное Величие размышляет над вашими днями

Всемогущие силы заперты в клетках Природы.

Более великая судьба ожидает вас впереди…

Вам, авторам высокого изменения земли,

Дано пересечь опасные пространства души

И коснуться могучей Матери совершенно пробужденными

И встретить Всемогущее в этом доме из плоти

И сделать из жизни миллионотелое Одно"[16]

 

Говорит Король в "Савитри".

Мы, кажется, слышим, как поёт последний хор Софокла, по другую сторону Эгейского моря, в Бенгальском заливе.

Они хорошо знали друг друга.

Всего лишь семи лет от роду, отец Шри Ауробиндо отправил его в Англию учиться; будучи подростком он поступает в Кембридж, где в подлиннике читает Гомера, Эсхила, Софокла… прежде, чем он узнает свой родной язык, бенгали. Также он читает в подлиннике Вергилия и говорит "на очень хорошем французском", как рассказывала мне Мать. Греки пробудили или вновь оживили старую тайну в его сердце - как он мог не найти вновь тот древний шёпот, внезапно узнанный, будто пришедший из всех времён сразу и работавший над нами на многочисленных забытых берегах? Чувствуешь себя так, будто ты являешься всеми людьми одновременно. И как мог этот одинокий и бедный подросток не увидеть старое Несчастье повсюду. Может это конец истории?

Это было время триумфа Науки и Материализма. Это было время Дарвина. Как можно представить семя не содержащее дерева? Человек, действительно?

В 1893 году, двадцати лет от роду, он возвращается в Индию, для того, чтобы там узнать о внезапной смерти отца. Он никогда не был "философом", "никогда, никогда, никогда" – он восклицает трижды, хотя и должен был написать много философского, чтобы сделать себя понятным в наш ментальный век. Он был поэтом, видящим, он был пророком. Начав постигать другую тайну, Индию, он смотрел глазами более древними, чем глаза Софокла, будто самое архаичное, из чрева эпох, вышло чтобы встретить будущее, наше будущее, как будто оно было всегда в тайниках Гималаев, в тайниках другого Времени, медленно разворачивающегося сквозь все столетия и наши никогда и нигде не меняющиеся истории.

Откровения обрушились на него подобно молниям, но никто не знал, что проис-ходит в этом молчаливом двадцатилетнем сердце.

 

"Я постиг Закон

Истину и Обширность

Из которой мы вышли и которой являемся

Я слышал Эпохи прошлые

Шепот их историй, и я знал Слово"[17]

 

- сказал Шри Ауробиндо в одной из своих самых ранних поэм, написанных в Индии. Уже появились первые контуры "Савитри", огромного эпоса из 23813 строк, который он будет исправлять и править, непрерывно расширять, так как его исследования вели всё глубже и глубже в неизвестность, в глубины тела, до последних месяцев своей жизни, когда он ещё исправлял "Книгу Судьбы" – двенадцать книг, разделённых на 24 песни.

         …"Эпическая поэма о победе над смертью"[18] – сказала Мать, когда в одиночестве она должна была прорубать в своём теле тропу сквозь "тёмное основание земли мёртвых". Тропу сквозь… смерть, содержащую секрет нашего будущего.

 

Стражники счастья откроют Золотые врата

Это наш дом и наша тайная надежда

Которую искали наши сердца

Мы все пришли,

Чтобы принести небеса на Землю

Частицами которых, в нашем, человеческом рожденьи

мы можем управлять…

Искать на Земле Его…

Поскольку ты есть Он, о Царь.

Только ночь лежит на душе твоей

По твоей собственной воле.

Устрани её и добейся

Целостности безмятежной

Ты действительно являешься…[19]

 

     И это двадцатидвухлетнее сердце продолжало расти и исследовать – вслушиваясь в голоса будущего. Затем, в 1900 году, на рубеже столетий, когда материализм раздул свою чудовищную грудь, откровение стало более полным.

 

"И наконец пришёл тот день, который предвидели,                          

Что видел в Патмосе Иоанн, и о чём мечтал Шелли…

Железный век подходит к концу. Теперь лишь

последние жестокие спазмы умирающего прошлого

будут сотрясать нации, и когда это пройдёт

Земля, отмытая от зла, поднимет светлое чело…

Поскольку в Век Железный готовится Век Золотой.

И то, что мы зовём грехом, есть лишь отбросы человека

Так как глубоко внутри…

Он оставляет позади всё зло с борьбой и болью

Потому что они цепляются и постоянно возвращаются

И он в огне страдания сгорает погибая

Чтоб большее блаженство заслужить,

Добиться большей силы.

Он поднимается к добру на крыльях Титана

И в этом причина его беспокойства,

Потому что пришёл он из бесконечностей

Чтобы строить бессмертие в смертных вещах;

Наполнить тело растущей душой

Распространить права Небес на Землю, что трудится

И подняться от смерти к более божественному рождению…"[20]

 

Это было началом. И молодой Шри Ауробиндо, которому в 1900м было 29 лет, приступил к поиску пути, "магической подъёмной силы"[21] как говорит Савитри, и копал в собственном теле в течение 50 лет, чтобы найти дно нашей бездны, конец нашей ночи, золотую дверь по другую сторону нашей смерти, поскольку он пришёл РЕАЛИЗОВАТЬ то, о чём мечтал Софокл и его герои, вечно погибающие и вечно стучащие в дверь Судьбы до тех пор, пока не вырвется  другой крик.

Но теперь должна кричать сама Земля.

Или погибнуть, навсегда.

 

 

 

РЕВОЛЮЦИОНЕР

 

Шри Ауробиндо – это тайна. Потребуется много времени, чтобы хоть немного его понять. А возможно, факты скажут сами за себя. Еврипида было легче понять. Но это высокое противоречие: Судьбы, выглядящей такой тёмной; мира, который периодически кажется движется к гибели; человека, такого безумного – Железный Век заканчивается? Кажется весь ад изрыгает невыразимые сущности, носящие маски обманчивой внешности и меняющиеся головные уборы. Была ли мечта у Шри Ауробиндо? "Я лелею Бога Огня, а не Бога Мечты" – отвечает Савитри Смерти. Даже Софокл, такой спокойный и безмятежный, в один из тех редких моментов, когда он позволяет появиться своему вопросу, заставляет сказать молодого Филоктета, почти закричать: "Неужто зло никогда не умрёт? Кажется, особое провидение богов защищает его. У них привычка помогать отпетому негодяю проходить мимо ворот смерти, а доброго человека они затягиваю в них. Как такое возможно представить? И как мы можем это одобрять, когда даже в то время, когда мы превозносим божественное действие, мы видим богов творящих зло?"

Возможно, мы подошли к моменту истины в этом вопросе, к его завершению.

Боже – действительно?

Шри Ауробиндо не был мечтателем, он горел другим огнём, и после того как он заглянул в глаза более таинственной Индии, он бросился в революционную борьбу. То было время королевы Виктории, повелительницы Индии, время великих расхитителей и взяточников, толпы которых Шри Ауробиндо видел под элегантными шляпами. В отличии от Софокла, по своей сути, Шри Ауробиндо был революционером и хотел воплотить свою драму в жизни, вырвать вопрос из самой материи человека и нашей ночи. В тот момент он собирался устроить социальный переворот в Индии, среди трусливых "конгрессменов," управляемых британцами, а вскоре и среди безгрешности Ганди, которая не могла ничего освятить и спасти (скорее наоборот). "Шри Ауробиндо не бессильный моралист и не слабый пацифист"[22] – скажет он о себе. Он взывал к душе Индии, Великой Матери, и тогда ответ пришёл. Он видел душу Огня, такую древнюю. Затем, однажды, в Бомбее, в разгар своей революционной деятельности, он был внезапно поднят, вытянут вверх, будто неким торнадо, и поглощён Нирваной как Будда, за две с половиной тысячи лет до этого, когда Софокл, возможно, бродил по улицам Афин. Это было в январе 1908 года. Шри Ауробиндо находился в сердце всех противоречий.

 

"Всё ушло кроме безмолвного Одного

От мыслей ум освобождён, от горя сердце

Несуществованье возросло теперь невероятно;

Нет Я, Природы, неизвестного с известным.

Город – тень, картинка без оттенков

Призрачно дрожа проплывает,

Формы текут нерельефные

Синематографа пустые очертания;

Мир идёт ко дну, как риф

падающий в бесконечную бездну.

Лишь беспредельное Неизменное осталось.

Покой огромный, безликий и спокойный

Стал тем, чем раньше было я.

И в молчаливой безымянной пустоте покоишься

Чтоб постепенно в Непознаваемом исчезнуть

Или дрожать светящейся волною Бесконечности"[23]

 

Затем, словно для того, чтобы швырнуть его на другой полюс Олимпа, в самое сердце Противоречия, британцы бросили его в тюрьму; он был обвинён в покушении на жизнь британского судьи, проезжавшего мимо в карете. Ему грозила виселица. "Он самый опасный человек из тех, с кем мы имеем дело" – заявил лорд Минто, вице-король Индии. Это было в мае 1908 года.

Как странно складывалась эта судьба, между дьяволами и богами, между Адом и Олимпом, и где в действительности во всём этом "дьявол"? Или это Бог невозмутимо ведёт существо Огня к его хаотической судьбе? К какой цели? Всегда упущенной цели которую упрямо искал Софокл? Трагедию можно понять только тогда, когда переживёшь её на собственной шкуре. Это в самом деле Дьявол?

Сейчас вся Земля переживает трагедию на собственной шкуре.

"В Аду искал он корень и причину Ада" – говорит король в "Савитри".

 

 

 

ЖИЗНЬ - ДЕЙСТВИТЕЛЬНО?

 

Когда решётка тюремной камеры в Алипоре закрылась за ним, для Шри Ауро-биндо началась другая жизнь. Удивительно, что "смерть" всегда является началом чего-то ещё для людей также, как и для наций, циклов или периодов Земли. И "вершины" движутся к гибели, которая также является началом – началом чего-то ещё, что ищет себя и умирает для того, чтобы вновь найти себя.

Он переживал Нирвану, в то время как Земля шла по кругу в своей неизменной ночи, но это также было очень старо; Софокл на другой стороне азиатских берегов уже видел: "Не являемся ли мы, все здесь живущие, просто фантомами, тенями несущест-вующего?" Но эти тени страдают, как страдает вся Земля. Погибнет ли она ещё раз, чтобы заново себя найти?

Шри Ауробиндо видел эти тени, которые не были тенями несуществующего, и этот маленький, запутавшийся в силках человек, не трогал его – он уже столько раз был повешен, сожжён на костре, или пропадал без вести в каком-нибудь тюремном подземелье, или происходила какая-нибудь другая из наших старых историй. И это на самом деле жизнь?

И Шри Ауробиндо произносит слова, суммирующие всё, такие могущественные и проникающие в эту Тайну как в наши сердца: "Жизнь такова, чтобы могла умереть Смерть". Как будто это пыталась умереть Смерть, снова и снова, во всех наших жизнях и исчезнувших Землях. Как будто Земли кружились и кружились для того, чтобы найти смерть Смерти, и в конце концов – Жизнь.

 

"Божественный Огонь, я стремился к жизни, а собрал лишь пепел

Жизнь такова, чтобы могла умереть смерть.

Действительно ли это та  жизнь, что Он дал мне?"[24]

 

Мы называем это "жизнью" как очевидное, как будто это самая простая вещь, которую можно увидеть и которая бьётся в сердце с начала Эпох. И говорим "заря жизни", будто празднуя рождение первого ребёнка. Существует продолжающийся "феномен жизни", но возможно это не тот феномен, о котором мы думаем. А что если это был "феномен смерти", повторяющийся для того, чтобы наконец-то найти Жизнь?

Может все наши поиски были в неверном направлении?

Не жизнь нужно исцелять, это смерть должна быть исцелена, именно смерть должна умереть. И все наши небеса, возможно, не в том направлении, как и все наши Нирваны: наша Земля должна дать рождение Небесам, а смерть должна дать рождение Жизни. Небеса должны вырасти снизу. "Тёмное основание", никогда не исследо-вавшееся, должно раскрыть свой секрет, не тронутый ни одной наукой. И мы вновь слышим Софокла, который выводит на сцену умирающего Геракла, отравленного ядом той самой стрелы, которой он убил кентавра Нессуса, и изнемогающего от боли: "Смерть пришла к живущему от мертвеца". И безумный Аякс, пронзающий себя мечом Гектора: "Должно быть Гектор убивает тебя, хоть он и умер раньше, чем ты" – говорит Теусер, брат Аякса. И Эсхил, примерно за тридцать лет до Софокла говорящий в "Choephoroi": "Я говорю: это мёртвые убивают живых".[25] 

Мёртвые убивают живущих, они возвращаются вновь и вновь, как наш собственный брат в нашем собственном чреве, как наш собственный отец в чреве наций, возможно, как отец всех Эпох и всех Земель. И никакие Небеса не исцелят этот кошмар. Если мы не найдём Небеса в этом чреве – "золотую дверь".

После года тюрьмы, Шри Ауробиндо, молчаливо ждущий смерти, неожиданно будет оправдан. Но он был уже не тем же самым человеком, он больше не желал Индийской революции и независимости от Британской империи, он хотел революции человеческого вида и независимости от царства Смерти.

 

 

 

ЖГУЧИЙ ВОПРОС

 

Тайна Жизней, двигающихся шаг за шагом, ничего не зная и тем не менее, зная, подобна нотам великой Музыки, падающим одна за другой и уже содержащим этот триумф или эту тоску. Эти неизвестные, великие шаги Земли, движущейся в незнании и думающей в каждый данный момент, что этот бог, эта наука, этот король знают всё на Земле – и этот Te Deum, вечно ждущий. Мы знаем всё больше и больше, даже о звёздах, и одновременно, всё больше и больше не знаем ничего, и каждый раз мы всё глубже и глубже погружаемся в это ничто, которое, однако, содержит Великую Музыку, великий Ритм, наблюдающий за нашими шагами подобно звёздам. В наших жизнях упущена Нота, великая Нота, которая смогла бы заставить биться наши сердца в гармонии со всеми мирами, внезапно разорвала бы вуаль Неизвестного и всех тех халифов на час, и сорвала бы все маски. Как же длинна тропа, даже просто для того, чтобы узнать – чем мы являемся.

 

"Мир не таков, каким мы его видим и думаем о нём теперь

Наши жизни – более глубокая тайна, чем мы когда либо мечтали"[26]

 

"Даже эта Материя, такая надёжная под нашими ногами, и так микроскопично исследованная нашей современной наукой, является только маской" - говорит Шри Ауробиндо, и небеса, также присвоенные нашими священниками и нашим идеализмом: "Нарисованная райская птица в клетке".[27]

Мы не знаем НИЧЕГО. Ещё никогда мы не были введены в заблуждение до такой степени. Даже "дикари" знали лучше, даже птицы, летящие своей дорогой из далёкой Сибири в маленькое святилище в Индии, не зная и однако так хорошо зная, немыми клетками своих крыльев. Мы не знаем своих собственных крыльев – да и имеем ли мы что-либо, кроме крыльев из титана, повсюду летящих в никуда? И кто из нас задаёт хотя бы один вопрос, раз уж все ответы даны нашими мудрецами? Один простой, безмолвный, горящий вопрос.

"Человек – это ненормальное, не нашедшее своей нормальности" – говорит Шри Ауробиндо в "Человеческом цикле". "Он может вообразить, ему может показаться, что он нормален в настоящем виде, но эта нормальность – лишь разновидность временного порядка, поэтому, хотя человек бесконечно более велик, чем растение или животное, по своей природе он несовершенен, в отличие от растения или животного".[28]

Это Огонь призвал Шри Ауробиндо оставить тюрьму, оставить революцию и отправиться в путешествие со своим вопросом.

 

"Почему всё так и по какой причине здесь мы?

Если наша духовная судьба – вернуться

к некоему существу в вечном блаженстве"[29]

 

Шри Ауробиндо знал это блаженное существо, но также он знал и Бессмертное в человеке - но если Бессмертное находится здесь, то почему мы умираем?

 

"Бессмертный гордо отверг судьбу жить здесь,

в убогой сделке заключённой,

меж нашей малостью и мелкими надеждами

и Состраданием Бесконечности"[30]

 

Это было в 1910 году. Он отправился во Французскую Индию, в  Пондишери, просить убежища, и затем, в неподвижности, в течение сорока лет он горел, прорубаясь сквозь маску материи и клетку нашего нарисованного рая.

 

"Ожили все жгучие вопросы человеческих часов"[31]

 

Он, подобно Эдипу, не мог оставить в неизвестности ИСТИНУ, он хотел знать и РАБОТАТЬ.

 

"Поскольку истина и знание - лишь праздный блеск

Раз силы не несут для изменения мира…"[32]

 

Но, однако, мы не знаем, насколько далеко могло зайти это существо Огня. Механическая смерть, грозившая ему от британцев, была просто маской в сравнении со Смертью, которую он искал с широко открытыми глазами, чтобы вырвать у ней секрет – наш Секрет.

 

"К сомнениям и вере равнодушный

Жаждя лишь Реальности одной

Порвал ума он узы, путы сердца

Отбросил прочь ярмо Материи законов.

И правила не связывали сил духовных тела:

Не вторглась смерть, когда угасла жизнь

Посмел он жить, когда дыхание и мысль затихли.

Так он вступил в магическое место

Что видели лишь некоторые мельком

Поднятые на миг из тяжкого труда ума

И нищеты земного зрения Природы"[33]

 

 

 

ПОТОК В ДВИЖЕНИИ

 

Обширное видение Шри Ауробиндо – тоже мистерия.

Подобно видящим Вед, он слушал великий Ритм, приходящий из бесконечности и возвращающийся обратно, разворачивающийся бесконечно, как будто он – Звучание универсума, ткущий столетия и шаги нашей жизни так же, как и моменты Истории; это улавливал Бетховен, эти мгновения могли услышать поэты, это то, что слышат наши сердца, не зная о нём, когда всё погружено во тьму и всё превращается в ничто. Великая волна на никаком языке, которая приходит… и проходит в тишине над нашими головами как в межзвёздном пространстве, которая путешествовала сквозь все века как сквозь сегодняшний день и содержит всё будущее, как будто оно уже всё спето, навечно спето, подобно первой ноте вселенных - вечно той же самой, несущей наши крики и нашу суету, знающей саму себя и несущей нас на огромной волне Восторга. На мгновение мы знаем, и эта единственная секунда остаётся живой в нашей жизни, этот единственный момент жил через все наши смерти и наши ночи, как будто только этот Восторг жил, знал и пел. Затем ты ступаешь через все часы и тяжёлые годы, вечно несомый, знающий Цель и звёзды. Шри Ауробиндо вслушивался в этот великий Ритм и всё было облачено в знание: как будущее, так и прошлое и настоящее, в великом бодрствовании и побуждающем могуществе. Он слушал древних Риши в глухих уголках Гималаев, голоса прошлого, что медленно бились о наши пляжи или были подобны приглушённому ропоту надвигающегося шторма, который также пройдёт; он читал на санскрите Веды также, как читал Софокла, слушая этот звучащий бронзой язык, вторящий и вторящий подобно раковине с самого начала Эпох, несущий наш секрет и тот бурный Момент когда всё грохочет и рушится для того, чтобы достигнуть наконец своего высшего Рождения или ещё раз умереть.

Наступил 1914 год, приехала Мать, они встретились, как и много раз прежде, в час когда вершатся события.

Он предвидел приход войны и "победу" Альянса, н не был введён в заблуждение, так как знал, что за этим последует более великий беспорядок, подобно волнению на чуть успокоившемся море. Нечто находится в движении и Эпохи, возможно, достигают своего Момента. На крыльях этот великого Ритма к нему пришли проро-ческие слова, и они несут фантастически точное значение, как будто мы слушали их тогда, около восьмидесяти лет назад. Вот, что он написал в своём обзоре, в "Арье", 15 мая 1916 года, в разгар войны: "…Старые боги не умерли, старый идеал господствующей Силы, завоёвывающей, управляющей и совершенствующей мир – всё ещё жизненная реальность, не потерявшая своей власти над психологией человеческой расы. Нет никакой уверенности, что нынешняя Война уничтожит эти силы и этот идеал, поскольку причиной войны всегда будет сила, встречающая силу; организация, восторжествовавшая над организацией; превосходство или, во всяком случае, более удачное использование оружия, которое составляет реальную мощь этой великой агрессивной (тевтонской) Мощи. Поражение Германии её же собственным оружием, само по себе не убьёт духа, воплотившегося в Германию; в лучшем случае это может просто привести к его новой инкарнации в какую-нибудь новую расу или империю, и тогда вся битва вновь повторится. Пока живы старые боги, разрушение или подавление тела, которое они пытались оживить, не имеет значения, поскольку старые боги умеют перевоплощаться. Германия победила наполеоновский дух во Франции в 1813 году и разрушила остатки её главенствующей роли в Европе в 1870; сама же Германия стала воплощением того, что победила. Этот феномен способен легко появляться вновь в более огромном масштабе".[34] 

1940 год также прошёл, и пятьдесят лет спустя старые боги всё ещё здесь, более сильные, чем когда-либо; более эффективные, чем когда-либо; более лицемерные, чем когда-либо, неисчислимо воплотившиеся в белую, черную или жёлтую кожу, под респектабельными шляпами и с разными бородами, с респектабельными лозунгами на всех языках мира и с автоматами в руках.

В 1919 году, Шри Ауробиндо спокойно говорит: "Это временная остановка потока, находящегося в движении".[35]

 

 

 

БОЛЬНЫЕ ДЕТИ ЭВОЛЮЦИИ

 

Мы, кажется, слышим первые слова Антигоны: "Несчастье стоит на его пути". Но мы ничего не знаем ни о Судьбе, ни о старой Тьме, и подобно героям Софокла, нас, возможно, ведут к противоположности того, что мы видим и думаем, к противоположности причины нашего отчаяния, к этому старому парадоксу Ада, который, возможно, является Божественным Парадоксом или ужасной игрой Смерти, желающей наконец-то умереть в конце всех эпох больных столетий, и заставить нас, ненормальных и смертных, скорее умалишённых, погрузиться в пустоту нашего ничтожества и найти, наконец, Жизнь позади Стены нашей Материи и лживой маски нашего Интеллекта. Мы – больные дети эволюции и видим наши маленькие века как невозмутимый храм Homo Sapiens, но наш храм разваливается, для того, чтобы мы задохнулись в этой кровавой мировой тюрьме.

 

"Огромный материальный мир – тюрьма

Где каждый путь преграждён законом

каменноглазым и вооружённым.

У каждых врат шагает часовой

Огромный и бестолковый.

Серый трибунал Невежества,

Инквизиция жрецов Ночи

Выносит приговор душам

Ищущим приключений…"[36]

 

Мы так долго считали, что мы то, чем мы являемся, у нас был так много религий, говоривших нам, что есть Бог, а что Дьявол, и так много Науки показывающей, чем является мир по ту сторону микроскопов и телескопов, мы стали своего рода жёсткой очевидностью: "Человек - это что-то готовое, с несколькими улучшениями". Мы можем вообразить себе роботов или убежать в небеса, но мы убегаем от готового человека лишь для того, чтобы вернуться обратно в другом поколении, созданным по более точным вычислениям, какими мы должны быть согласно Закону. Но кто вычислил этот "Закон"? Кто смотрит в телескоп или микроскоп? Оснащённые инструментами, приспособленными для своего вида, маленькая ящерка или гусеница видели бы несомненный мир ящерицы и гусеницы – мы видим мир человека и это всё. Мы выскальзываем с помощью телескопа или микроскопа за стены нашей тюрьмы и говорим: "Вселенная похожа на это или Вселенная похожа на то" – с таким же успехом на это может быть похож и Бог. Несомненно, мы это видим, касаемся этого, касаемся в течении столетий, жалких столетий, которые не улучшились ни на йоту. И это только Тюрьма, глядящая на саму себя своими тюремными глазами – но кто знает, что это тюрьма? Для того, чтобы знать, что это тюрьма,  мы должны, прежде всего, выйти из неё! И все долгие века нужны нам для того, чтобы сказать о неизбежной судьбе – подобной Ананке у древних Греков. И даже Небеса сфабрикованы непробиваемым человеком, которым мы являемся.

Что если мы – куколка человека внутри чего-то ещё? Что если мы похоронены внутри самих себя?

Шри Ауробиндо вглядывался в долгие тысячелетия, вслушивался в великий Ритм, идущий из глубины времён, в тропу, берущую своё начало в первой маленькой клетке, в безымянном океане три миллиарда лет назад, в той же самой клетке, которая сегодня находится в нашей тюрьме. И спокойно, как всегда спокойно он говорит:

 

"Здесь закончены только начала"[37]

 

Три миллиарда лет начала.

С 1910 года он исследует не Нирвану и небеса, а Стены нашей Тюрьмы – той самой Тюрьмы, что ограничивает нас, заключая в темницу – место, откуда никто не выходил живым.

 

"Теперь священная тьма размышляла внутри,

Мир был глубокой тьмой, великой и нагой,

И эта Пустота хранила больше, чем все многочисленные миры

Она ощущала больше, чем породило Время

Эта Тьма, бессловесно и безмерно, знала Неизвестное"[38]

 

Возможно, он уже мог рассказать этот Секрет Матери, которая в 1915 году вернулась во Францию.

 

"Мир, не знающий живущее в нём Само

Трудится, чтобы найти причину и потребность Бытия;

Дух, не ведающий мира, что он создал сам,

Затемненный Материей, искажённый Жизнью

Старается всплыть, быть свободным, царствовать, знать …

Эта тьма скрывает более благородную нашу Судьбу.

Зародыш великой и славной истины…"[39]

Он уже знал:

 

"Но я видел сквозь безжизненную маску;

Я ощущал тайный дух, что движется в вещах…"

Конец готовится вначале.

Этот странный неразумный продукт из грязи,

Компромисс между зверем и Богом

Не венец Твоего чудесного мира…

Могущество восстаёт из моих клеток сна."[40]

 

И примерно в 1918 году, на листке без даты, он написал: "Это незнание Материи является завуалированным, свёрнутым или сомнамбулистическим сознанием, которое содержит все скрытые могущества Духа. В каждой клетке, молекуле, атоме и частице Материи скрыто живёт и работает, в неизвестности, всезнание Вечного и всемогущество Бесконечного".[41]

Но это означает революцию. Самую дерзкую революцию всех времен, более чреватую последствиями, чем революция Дарвина и революция Симонидов из Геоса двадцать пять веков назад, и возможно, других, исчезнувших в ночи Истории: "О, Зевс, о, отец, измени нашу Судьбу!"

Он знал, он коснулся этого в собственном теле.

 

"Ликование в глубинах сна,

Сердце блаженства в глубинах боли.

Дитя, лелеемое на завуалированной груди Природы,

Дитя, играющее на флейте восторга потоками духа,

Ожидает часа, когда мы повернёмся на его зов…

Душа, искра Бога, продолжает жить

И иногда пробивается сквозь грязную ширму

И зажигает огонь, что делает нас полубожественными.

В клетках нашего тела живёт скрытая Сила…"[42]

 

В 1918 году, когда мы воспевали победу, всё ещё бывшей триумфом старой Погибели, под другой маской, Шри Ауробиндо выразил свой призыв, свою уверенность в другой Победе, в завершении наших Чёрных Веков, этот "магический ключ" в нашей Тьме, божественный парадокс, который должен быть исторгнут из веков беспричинных убийств, костров, казней, на заре никогда не рожденного истинного дня :

 

"ЧЕЛОВЕК – ПЕРЕХОДНОЕ СУЩЕСТВО, ЭТО НЕ ФИНАЛ.

ПОСКОЛЬКУ В ЧЕЛОВЕКЕ И ВЫСОКО ЗА НИМ

ВОСХОДЯТ ЛУЧАЩИЕСЯ СТУПЕНИ,

ПОДНИМАЮЩИЕСЯ К БОЖЕСТВЕННОМУ СВЕРХЧЕЛОВЕЧЕСТВУ"[43]

 

"Кажется здесь Материя формует жизнь тела

И следует душа туда, куда ведёт природа:

Природа и Судьба контролируют её свободную волю.

Но более высокий дух этот баланс сможет отменить

И сделать душу художником своей судьбы.

Это мистическая истина, которую скрывает наше невежество

Рок – переход для нашей нерождённой силы,

Наши испытания – скрытый выбор духа,

Ананке – воля высшей силы нашего существа"[44]

 

В течение веков мы подчинялись жрецам ночи, одетым в непогрешимые и жестокие религии, а сейчас в ещё более непогрешимую религию, научную и жестокую – все они укрепляли стены нашей тюрьмы, цепляясь за прибыльное спасение своей паствы или ещё более прибыльное спасение своих пушек в защиту наций, или за спасение науки защищающей от болезней. Но человек никогда ещё не был настолько болен, настолько бессилен, и наши храмы открыты аду, в то время как Интеллект открыт коллективному умопомешательству расы, не нашедшей ни своей цели, ни своего ключа. Найдём ли мы наконец-то "нормальность" наших увядающих видов? Или ещё раз упадём в старый хаос Предыстории?

 

"ЕСЛИ ЧЕЛОВЕК НЕСПОСОБЕН ПРЕВЗОЙТИ МЕНТАЛ, ОН САМ БУДЕТ ПРЕВЗОЙДЁН СУПЕРРАЗУМОМ, ДОЛЖЕН ПРОЯВИТЬСЯ СВЕРХЧЕЛОВЕК И ПРИНЯТЬ РУКОВОДСТВО ТВОРЕНИЕМ"[45]

 

Поскольку парадокс ада всегда был Божественным парадоксом, и что бы ни произошло, через какое Крушение нам не пришлось бы пройти, какими бы ни были дьяволы и священники сегодня, мы все идём по направлению к неизбежной Цели.

 

"Оппоненты Высочайшего, они пришли

Из своего мира бездушной мысли и могущества

Чтобы враждой своей служить космическому плану"

 

- говорит Савитри. Поскольку в конце концов, всё сопротивление и отрицание служит топливом Огню, необходимого для того, чтобы разрушить или расплавить само это отрицание и сопротивление, как в индивидуумах, так и видах, и двигаться дальше, по направлению к Цели. Это "ужасная стратегия Вечности" – вновь говорит Савитри. Всё служит космическому замыслу. Всё – за, даже когда всё против.

Вот почему Шри Ауробиндо собрал всю свою мудрость в четырёх словах: "Преврати все вещи в мёд".[46]

Мы должны ухватиться за За, которое в Против.

 

 

 

НЕОБЪЯТНАЯ ЭВОЛЮЦИЯ

 

Когда мы смотрим в лицо этой необъятной революции, нас охватывает какое-то неясное ощущение и мы лепечем, подобно ребёнку, глядящему на первый океан и его огромные волны, мы говорим своей матери: "Смотри!", потому что как и мы, она никогда не видела этой громадины, грохочущей и, возможно, собирающейся унести прочь. Мы стоим, глядя на этот новый океан, это ужасное чудо – diena, как говорили греки – уничтоженные, неспособные выразить словами этот напор, эту невиданную огромную волну, двигающуюся сквозь наши тела так же, как и сквозь нации и все немые клетки великого тела земли, для которой настал момент великого сдвига. Нам хотелось бы сказать другим детям, таким же как и мы, стоящим на берегу этого ужасного Чуда: "Смотри!" - но они не замечают. Судьба – это миг, когда начинаешь замечать… то, что там; Мистерию, которая всегда была там, которую даже звери знают лучше, так они находят свой путь не зная его, слушая великий ритм мира миллионами никогда не разделённых клеток и миллионами атомов единого тела. Это подобно рождению нового мира, узнающего самого себя, касающегося себя повсюду, подобно маленькой волне в огромном море, и мы открываем бесчисленные глаза, о которых не знали - смотри! Слушай это, что шепчет, грохочет и поёт, как опасное чудо в нашем пробужденном великом теле. И как рассказать о происходящем нашим братьям, в их отдельных маленьких скорлупках? Но эти скорлупки уже трещат, и это отвратительно и чудесно – это смерть и Жизнь, одновременно! Будем ли мы катиться с этой волной? Откроем ли мы глаза и сможем ли пройти сквозь стены нашей тюрьмы? Но как выполняется эта революционная работа? Просто: животное понимает это очень хорошо, но у него нет слов, и оно идёт своей дорогой муравья или гусеницы в этом гигантском хаосе, который не прекращался на земле никогда, начиная с первой волны и с первого тела – в нашем теле столько стальных антенн, но мы не знаем, что происходит. Но если именно в этой огромной Тюрьме нашего вида, в единой Раковине глубокой тьмы, окутывающей бесчисленные клетки нашего единого человеческого тела, какой-нибудь искатель приключений будущего просверлит дыру, только одну дыру – всё меняется! Входит другой воздух. Другая сила, другая неизвестная волна, как будто вдруг, какая-то из рыб древнего океана взглянула на новую землю и вдохнула другое небо – но что делать со старыми плавниками, превратившимися в ноги, в животных, в разные типы людей? Это новый хаос. Однако, эти старые клетки боролись, продвигаясь, с трудом или с упрямством, через разный климат и все крушения с такой громадной силой, создающей и переделывающей тела, как будто из личинки мог возникнуть бог. Что если мы наконец-то добрались до глубины этого старого тела Эпох, чтобы ухватить нашу собственную силу и переделать это старое животное, сознательно изменив нашу старую тюрьму, вместо того, чтобы позволить древнему хаосу швырнуть себя в новые родовые муки. Сможем ли мы самостоятельно дать рождение самим себе и возникнуть из тёмного Чрева? Мы не знаем собственной силы! Мы никогда не касались её нашими микроскопами: старые жрецы Ночи приняли все меры предосторожности, чтобы мы никогда не касались своей тайны. Но скорлупа должна быть разбита, а это причиняет боль. Старая Эволюция всегда приносила беспокойство, создавая новое дитя из своего старого теста. Но тесто здесь, громадная сила здесь: всё, что было необходимо – проделать дыру, первую дыру в человеческой скорлупе и освободить эту сомнамбулистическую Силу, пребывающую в нас. И тогда возможно ВСЁ. Новый мир – возможен; старые невозмутимые атомы могут быть организованы по-другому самой Силой, пребывающей в них, а не кружиться в несчастьях. "Новый принцип Материи" – говорил Шри Ауробиндо. Эта Материя была лишь тем, что видят наши инструменты сквозь свои стёкла – человеческая материя, видимая человеком с помощью фальшивых сил.

Поэтому, хотелось бы просто сказать: "Смотри!"

Хотелось бы сказать: "У тебя есть Сила!"

Но разрушение скорлупы причиняет боль.

Существо Огня по имени Шри Ауробиндо, великий Искатель Приключений Эволюции, просверлил первую дыру в человеческом панцире, и странный ветер подул в мире.

"О, беременная тьма!"

 

Мы всё еще в 1919 году. Семнадцатью годами позже, в 1936, Шри Ауробиндо написал в поэме, где он лучше всего мог бы скрыть своё сердце, находясь в мире, который едва ли это понимал, где люди могли бы сказать "О, это поэзия", но для греков, poiein означало ДЕЛАТЬ:

 

"Я копал глубоко и долго

Посреди ужаса, трясины и грязи

Русло для песни реки золотой,

Жилище для бессмертного огня.

Я трудился и страдал в ночи Материи,

Чтобы принести огонь людям…

Всё вокруг – мрак и борьба,

Поскольку огоньки, что человек зовёт солнцами

Лишь мерцания в спотыкающейся жизни

Отбрасываемые неумирающим Одним.

И человек зажигает свой крошечный факел надежды

Который на край пораженья приведёт его

И наиширочайший кругозор – лишь фрагмент Истины

Приют в его паломничестве.

Истину истин люди боятся и отрицают,

Отказываясь от Света породившего свет;

К невежеству богов свой поднимая крик

И выбирая демона алтарь.

И всё, что найдено, должно искаться вновь

Вновь оживает каждый убитый враг

И в каждой битве мы должны сражаться вновь и вновь

Сквозь перспективы бесплодных жизней.

У меня тысяча и одна зияющая рана…

Голос прокричал: "Иди туда, куда никто не ходил!

Копай глубже и глубже

Пока не достигнешь мрачной скалы основания,

И постучись в дверь без ключа".

Я увидел, что ложь вросла глубоко

В самый корень вещей,

Где серый Сфинкс охраняет Богов загадочный сон…

Я оставил поверхностных богов ума

Неудовлетворённые моря жизни

И погрузился в тела слепые аллеи

В самый низ мистерий.

Я копал сквозь немое, ужасное сердце Земли

И слышал колокол её чёрной массы,

Я увидёл её страданий источник

И внутреннюю причину ада…

Я проник в Пустоту, где Мысль была рождена

И гулял в её бездонной яме.

По безрассудства ступеням шагали мои ноги…

Принося огни великолепия Бога

В человеческую бездну…

Все завесы разорваны теперь…

Пропасть между глубинами и высотами соединена

И льются золотые потоки…[47]

 

БЕСПОКОЙНЫЕ РАСПЛАВЛЕННЫЕ СИЛЫ

 

Но человек до сих пор не знает ни того, что происходит, ни готовящегося чуда, ни огня, горящего в нём, чтобы быть вновь рождённым, ни Закона, который собирается захватить материю. Мы всё ещё в 1919, и старые боги готовятся переродиться, победивший Альянс создаёт Лигу Объединённых Наций в Женеве, прежде чем создать новый храм Объединённых Наций в Нью-Йорке.

Шри Ауробиндо неустанно пытается объяснить – у него есть две сотни читателей, вернее, он ищет две сотни читателей… во Франции (да, во Франции) для своего нового обозрения "Арья":

"Война закончилась, мир погиб в области мысли и начал исчезать в устройстве внешней природы…. Новая война или старая, продолжившись в иной форме… уже начинается…. И в этой борьбе для думающего человека встаёт вопрос, что за Сила или что за Силы выражают свою волю или свою борьбу в этих переворотах? А мы, какой Силе или Силам будем служить?, вещам внутренним или сверхчеловеческим мы должны быть верны, раз все внешние системы и престолы – только листья, несомые штормовым ветром дыхания Времени? Кого или что мы собираемся возвести на трон? Существует нечто более великое, чем наши мысли и желания, нечто более постоянное и настоятельное, которое остаётся и растёт позади всего, и вместе с тем, посредством всех этих изменений. Если бы этого не было, все человеческие усилия были бы тщетными волнениями, жизнь человека была бы лишь инстинктивной рутиной людского муравейника и муравьиной кучей на более высоком уровне, но с большим количеством бесполезных страданий в нём и с меньшей мудростью и порядком….

Механическая конструкция единства будет тщетной, если единства не будет в сердце расы и если оно будет служить средством для защиты и организации её интересов; в результате будет лишь более жестокая борьба и новая вспышка революций и анархии, как это было в недалёком прошлом."[48]

 

И Шри Ауробиндо добавляет то, что осталось верным и семьдесят лет спустя:

"Рост механической свободы, щедро или скупо раздаваемой в соответствии с требованиями, интересами, колебаниями прежних мировых сил, всё еще живущих… новая система дамб, чтобы предупредить дальнейшее вторжение потока, вероятно не сможет остановить катаклизмы.

Даже если недальновидный ум смог это на время осуществить, сочетая усилия успешных и организованных эгоизмов…, тем не менее, это было бы только задержкой, ведущей к новым переворотам в не таком уж далёком будущем"[49]

 

Судьба…

Но какое оружие имеем мы, посреди всех этих хранителей мира, которые на самом деле являются хранителями войны и грабителями земли?

На другом конце столетий, Софокл в "Антигоне" пророчески вложил эти слова в уста Креона: "Никогда человек не изобретал ничего худшего, чем деньги. Это деньги топят города, изгоняют людей из своих домов; деньги искушают и обманывают самые честные души и показывают им дорогу к позору, обучают всем видам бесчестья и бесстыдного мошенничества. Но те, кто продал себя таким образом, однажды будут наказаны". В течение двадцати пяти веков на человеческой сцене ничего не изменилось и кажется, должно быть "наказано" всё! И в течение двадцати пяти веков мы были не в состоянии понять эту "судьбу", потому что видели только судьбу индивидуума или нации, или маленького церковного прихода, мы видели "добрых" и "злых", "верующих" и "язычников", грешников и святых, "немцев", безнравственных русских и остальных, ещё более агрессивных людей, готовых придти завтра. Можно было без конца наказывать их всех и отлучать от наших маленьких Церквей! И мы продолжаем в том же духе.

Но всё является одинаково "злым" или, одинаково, "добрым и злым" одновре-менно. Это полная человеческая двусмысленность. Шри Ауробиндо, со своим чудесным юмором, однажды сказал: "Чувство добродетели помогает нам в тайне лелеять наши грехи".[50] Поэтому наши новые "хранители мира" заботливо берегут войну также, как и наши различные папы заботливо охраняют грешников – чем займутся они, если ада больше не будет!? И кажется, мы вновь слышим крик Софокла, или его глубокую боль, когда поёт хор в Антигоне: "Я вижу рок, из глубины веков нависший над домом Лабдакидов", но этот дом – дом всех людей, всего человечества, борющегося в ночи. И мы ничего не понимаем в нашей неопределённой судьбе, как и те, кого Дельфийский оракул направлял к смерти, как Аякс, загнанный Афиной в сумасшествие и как вся человеческая семья, загнанная богиней в "яму смерти", раса, поднимающаяся против другой расы, верующие восстающие против других верующих - но не существует ничего "другого"! Есть только одна человеческая масса, состоящая из черных или белых, единая земная тотальность, которая прокладывает свой путь, неумолимо подгоняемая Афиной, помогающей нам выпутаться из этого возвышенного проклятого вида, так же, как она вела другие виды, чтобы они нашли выход из своего гнилого болота и вдохнули другого воздуха. И это мучительно. Но мы должны выйти из этой бесконечной ночной Эволюции…

 

"Древнее чрево огромных, причиняющих бедствие снов,

Свернувшихся, подобно личинке во тьме…."[51]

 

…для того, чтобы прыгнуть во что-то другое. И во всём этом несчастье, во всём этом великом Несчастье повсюду, никакие идеалы, моральные или философские революции – наши старые революции мысли – не смогут помочь, за исключением революции в самом теле Земли, в самих клетках, с самого начала похороненных под различными корками, в которые они завёрнуты с начала Эпох. Наши последние Нью-Йоркские церкви – это только ещё одна корка над "неугомонными расплавленными силами эволюционирующей Природы"[52] - сказал Шри Ауробиндо в 1918 году, и очевидно, что они рухнут, потому что нетерпеливая Афина хочет вытянуть нас из этой бесконечной человеческой карусели.

 

"Как ты бела, спокойна и прекрасна

И в тоже время в буйство и шум одета!"

 

- воскликнул Шри Ауробиндо в своей ранней поэме в 1907 году, в которой Посейдон, бог моря, обращается к Афине…

 

"Небеса над тобою сотрясаются

Разрываемые молниями, о, богиня, и море

Спасается бегством от твоей ужасной спокойной поступи…

Дева ужасная и прекрасная, разрушительница древнего мира!"[53]

 

И, как всегда, с самого начала трагедии Земли, давит и давит тот же самый Огонь, и растёт в сердце видов, как и сегодня в нашем сердце, даже если нас разрушают до самого основания. Поймём ли мы этот Огонь или эту Ночь? И как в самом начале миллионов лет, это наше единственное "оружие". Некие тёмные огни ещё теплятся, но в конце всего, когда всё провалилось, остаётся Огонь Любви, когда ты лишь одинокий человек в камере смерти, бедное ничто, кричащее так, как будто оно всегда было чем-то другим.

 

 

 

ПОСЛЕДНИЕ СУМЕРКИ

 

Секретов больше, чем один. Ушёл Софокл, ушёл Шри Ауробиндо, но их песня отлила свою полную Ноту в других – нескольких из нас – и Судьба вскоре даст ответ всем горюющим сердцам и самой Земле.

 

"Нечто будет сделано в этот раз"[54]

 

- тихо сказал Шри Ауробиндо, который трудился много раз, и возможно, вместе с Софоклом, смотрел на бесконечное море, бесконечное Время, которое пока не принесло Судьбоносный Момент, момент, ради которого эти волны вращали наши жизни и империи... "Да, Время в своём долгом безжалостном марше опрокидывает всё… Оно делает возможным невозможное и сотрясает непоколебимое". Они оба знали о приходе этой Волны, о заре, скрытой Тьмой – но далёкий Олимп ещё не прокрутил столько ночей, столько тщетных криков, он пока ещё не открыл всех своих секретов.

Секретов больше, чем один, и нам хотелось бы сказать то, что может быть сказано на нашем языке – возможно мы должны вернуться обратно, в предысторию, чтобы понять, что происходит теперь. Предыстория человека – это всегда тело, слепое, не знающее само себя, и когда мы следуем за Шри Ауробиндо, когда погружаемся в "слепые аллеи тела", мы обнаруживаем секрет мира – весь мир находится там!

 

"Единственный символ, объясняющий каждый символ"[55]

 

- и такая прекрасная Нота, связывающая все жизни, все, находящиеся в боли, тела, незнающие самих себя, которые иногда кричат, вырывая свою вечную Ноту у удушающей смерти, ту же Ноту, которую вырвал Бетховен из своей глухой Ночи:

 

"Сердце блаженства внутри мира боли".[56]

 

Это блаженство было рождено не для того, чтобы умирать вновь и вновь, и наши тела знают лучше, чем мы.

Тьма опустилась на нас, окружила весь мир – единое тело, находящееся в боли – и парадокс Ада ещё не открыл своего Божественного лица. Но вероятно мы должны подойти ближе к сердцу вещей, наш плащ из тени, возможно, должен быть сброшен: Секрет не мог и не может быть для одного единственного человека, Мудреца, отделённого от Земного тела. Есть только одна клетка, один лучащийся центр под миллионами масок, которые мы называем людьми, - эта корка срывается с нас постоянно и медленно, но всё дрожит и "невозможное" приближается всё плотнее к нашему дикому Берегу.

Мы вновь читаем два трогательных письма Шри Ауробиндо, написанные в 1915 году, когда Она была во Франции, а он "трудился в ночи Материи":

"Вся земля находится сейчас под властью одного закона и отвечает одним и тем же вибрациям, и я сомневаюсь, что можно найти какое-либо место, где шум битвы не будет преследовать нас. Во всяком случае, мне не кажется, что уединение является моей судьбой. Я должен оставаться в контакте с миром до тех пор, пока я или не овладею враждебными обстоятельствами, или не буду побеждён, или же я буду продолжать борьбу между физическим и духовным столько, сколько мне суждено её продолжать…. Необходимо иметь спокойное сердце, устойчивую волю, полное самопожертвование и глаза, постоянно фиксированные на запредельном, чтобы не быть обескураженным во время, подобное нынешнему, поистине являющемуся временем всеобщего разложения."[57]

И вновь, в 1915 году, в середине этой неизменной старой войны, которая 18 лет спустя будет  продолжена, только в ещё более жестокой форме, он пишет Матери:

"Кажется ничто не в состоянии поколебать незыблемость вещей, и всё, что активно вне наших "я", является своего рода смесью тёмного и мрачного беспорядка из которого не может возникнуть ничего озарённого и сформированного. Странное состояние мира – сам хаос, с остающейся на вид нетронутой формой старого мира на поверхности. Но это хаос длительного разложения или хаос нового рождения? Это находится в процессе решения, день за днём, но без какого-либо приближения к решению".[58]

Это битва, которую Шри Ауробиндо собирался вести в собственном теле в течение 40 лет, бесстрашно, с глазами, фиксированными на Цель, тогда как "длительное разложение" будет продолжаться до нашего времени. И удивительно, как эта нетронутая на вид поверхность может ещё держаться.

В декабре 1918 года, когда Альянс праздновал победу, Шри Ауробиндо, терпеливо, пишет в своём обзоре, в журнале "Арья":

"Скорее, нам пока должно ожидать последние сумерки, отделяющие умирающую эпоху от нерождённой, чем настоящий рассвет".[59]

Однако, новый рассвет уже существует, он здесь, полностью подготовленный под нашими золочёными руинами, и мы вскоре вернёмся к нашей Предыстории, которая содержит ключ к нашей Истории, истории, ускользавшей от нас все столетия, религиозные и атеистические, и которую Шри Ауробиндо обнаружил вновь в собственном теле во время чтения Вед, как когда-то во время чтения Гомера. Это было около десяти тысяч лет назад, даже раньше пышных египетских династий, нашедших секреты смерти, но не её исцеления:

 

"Сплетай не оскверненные действия,

Стань человеческим существом…"

 

 - говорили певцы Вед. Да, тем, чем мы пока ещё не стали, потому, что мы пока ещё в этом "человеческом переходе", на пути к единственной вещи через разложение всего.

"Сплетай не осквернённые действия

Стань человеческим существом…

Создай божественную расу.

Ты – видящий истину,

Заостри сверкающие копья

Которыми прорубишь дорогу

К тому, что Бессмертно.

Знающие тайные планы,

Идите путём, которым боги

Добились бессмертия"[60]

 

Поскольку в этом теле – Символ всего: миров, путей и судьбы.

 

"В клетках нашего тела находится скрытая Сила

Которая видит незримое и планирует вечность"

 

- говорит Савитри. Мы всё время цепляемся за научные хромосомы, в то время как золотая нить бежит сквозь столетия, сквозь все виды и их становление, и существует Сила, которая заставляет их становиться.

И вопреки нам, это становится.

"Завершение любой стадии эволюции обычно отмечено сильнейшим рецидивом всего, что должно выйти из эволюции"[61] – пишет Шри Ауробиндо. Это аутофагия в большом масштабе, но пожирается только то, что хочет и культивирует смерть, и только обломки или обноски старой накопленной Смерти поднимаются из "тёмного основания", где они скрывались тысячелетиями, и они изгоняются той самой Силой, которая сплела все эпохи, и которую Существо Огня, Шри Ауробиндо, нашёл храбрость пойти и освободить из нашего чёрного кокона. Мы ещё не рождались, Жизни ещё нет, но она стучится всё сильней, чтобы разрушить оболочку личинки. И мы будем изумлены.

 

"Я видел их сквозь сумерки эпохи

Солнцеглазых детей чудесного рассвета

Великих созидателей с широкими бровями покоя

Великих разрушителей преград мира,

Борцов с судьбой на её аренах желанья,

Работников в каменоломнях богов

Посланников Непередаваемого

Архитекторов Бессмертия.

Они пришли в падшую человеческую сферу

Лица, несущие всё ещё бессмертную славу

Голоса, всё ещё беседующие с мыслями богов,

Тела, созданные светом Духа прекрасными,

Несущие магическое слово, мистический огонь,

Несущие дионисийскую чашу радости,

Глаза, более божественного человека, приближающиеся

Губы, поющие неизвестные гимны души,

Ноги, звучащие эхом в коридорах Времени.

Высокие жрецы мудрости, сладости , могущества и блаженства

Открыватели красот солнечной тропы,

Пловцы в смеющихся пламенных потоках Любви,

Танцоры за золотыми дверями восторга,

Их поступь однажды изменит страдающую Землю…"[62]

 

Да, последние сумерки здесь – наши сумерки. Но они завершатся гимном радости и новым рождением Человека.

 

"На этот раз нечто будет сделано"

 

 

 

5.

 

Доисторическая мудрость.

 

Пусть будет эта древняя дружба

Между богами и нами

Риг Веда  6. 18. 5

 

Слово, это такая же тайна, как ребёнок для самого себя.

Он открывает свои глаза на нечто, такое обширное и неизвестное, как детёныш тюленя на широком белом пляже, и мы забыли этот первый трогательный взгляд, немного дрожащий, в котором ничего не мелькнёт, кроме первого сердцебиения, кроме скрытой в нас тайны. Бдительная мать – единственный ориентир в этой обнажённой безмерности. И глаза надолго закрываются, чтобы вслушаться в это широкое молчание, вслушиваться и вслушиваться в то, что пульсирует, вибрирует, дышит и ощущается под этими безымянными глазами, под этим рождённым для себя миром, белым и простым. Первое мгновение, немое и содержащее все возможности и все существа, подобное бесконечному и безграничному началу. Оно всегда было там. Именно оно - первая Мистерия, которая продолжается и надевает то или другое имя, молитву или песню, крик или печаль, но вечно та же самая, вечно неизменная, Мистерия остаётся там всегда, как будто она несёт нас, как будто она – биение нашего биения, сердце нашего сердца и Молчание, дающее рождение всему. Она – есть, и есть всегда, как будто никогда не существовало ни всех этих вчерашних эпох, ни всех этих историй, она существует подобно широкому дуновению на обширном неизменном пляже, это та же самая Мистерия, завёрнутая сама в себя; творящая все истории, несущая все наши жизни, наши временные имена, нашу могущественную загадку, которая проходит этой тропой, как будто всё было полезным и все тропы должны быть пройдены. И когда мы думаем, что знаем, всё улетает будто птица, чтобы вернуться в это беременное Молчание, из которого рождаются другие глаза, другой птенец или человек на неизменном пляже. И Мистерия оставляет свой собственный ответ. Иногда она открывает свои двери Молчания и всё наполняется – известно всё.

Написав столько драм, после стольких рассуждений, осуждений, прославлений, Еврипид, уже в годах, разочарованный и не уверенный ни в себе, ни в чём-либо другом, убегает от Афины в леса далёкой Македонии, где напишет свою самую известную трагедию "Вакханки":

 

"Бесчисленны формы Мистерии, бесчисленны вещи

На которые Бог заставляет надеяться безнадёжно или бояться их.

И в конце, который, человек надеялся, никогда не придёт

Находится тропа, которой никто не видел.

Так происходит с вещами, что находятся здесь".

 

Тропа… прокладывающая себе дорогу и, иногда, открывающая свои неожиданные двери. Молчание… прерывающееся и иногда приносящее неизвестные голоса и музыку из ниоткуда.

РАЗРЫВ В РЕАЛЬНОСТИ

 

Мы почти в состоянии почувствовать то, что чувствовали толпы народа, во времена Диониса идущие в театр, в Афинах или Эпидоросе; пятнадцать тысяч человек могли сидеть там под открытым небом, а в Аргосе даже двадцать, и слушать Мистерию, их собственную мистерию. Мы не можем понять, нам слишком мешает "понимание". Но тогда это было живым: это не "вопросы" и "ответы", это вещь, сама по себе разворачивающаяся под этим широким небом с начала времён, с тем же самым шёпотом, в сердце преходящего человека, после такого количества других безмолвных шёпотов под другими глазами, взирающими на… этот широкий мир. Это было та же самая песнь, будто вторящая самой себе, Мистерия, слушающая саму себя. Это было там - а что же ещё? Поэтому тогда не было никакой необходимости в маленьких фотогеничных людях, в то время были эти существа, двигающиеся около thymele[63], запеленатые в куски материи, носящие маску с высоким лбом и обращенным вверх ртом, неважно, мужчина или женщина, которые приносили голоса неведомо откуда, голоса Судьбы или печали людей, или их быстро разрушаемой радости, и божественного постоянства и безграничных космических сил под их масками, так как полные решимости их сердца не нуждались ни в чём, кроме того, чтобы знать самих себя, чувствовать самих себя во веки веков. И… "это так". Нет, это не была "фатальность" в том виде как мы понимаем её, и какая жизнь не фатальна в масштабе одной жизни или одного маленького человека? Это всеми жизнями и всеми существами, на том берегу или на этом – достаточно маски, чтобы выразить словами весь мир и песню, которая была, есть и будет. И что же существует в действительности, поскольку уже во времена маленького тюленя, на его маленьком белом пляже, два глаза были открыты на ту же самую вещь. И на что же открыты наши глаза? Бесполезны все вопросы, кроме этого… пылающего, неизменного, но похороненного, затемнённого в нас, "знающих так много", с таким количеством известных личностей вокруг и "других", не являющихся нами.

Даже Вольтер, настолько утончённая и остроумная личность, смотрел на мир Гомера - где боги были смешаны вместе с людьми, гигантами, кентаврами, гидрами, нимфами и сатирами – и… не понимал. "Непоследовательные мечты" – скажет он в "Философском словаре"[64]. Но эти мечты пребывают в нас, и мифические монстры выскакивают среди бела дня без всяких мифов; их "непоследовательность" охотится за нами и преследует, мертвецы из прошлого приходят убивать живых, которые теперь уже не могут жить так же хорошо. После смерти Сократа и Еврипида, Человек взял свою судьбу в собственные руки, он должен был это сделать, местоположение под звёздами должно было объективизироваться и персонализироваться, но кто и что взял в руки? Наш Разум, который схватил всех своих демонов, несмотря на то, что они ускользают от него и наводняют все наши улицы? Наш Интеллект, схвативший столько "нарисованных птиц" для того, чтобы запереть их в маленькой идеальной церкви, несмотря на то, что они трещат по швам и живут лишь мгновение? Наши Религии, чьи пророки так давно и долго режут глотки друг другу, несмотря на то, что они должны посылать нас к своему подозрительному маленькому спасению и своим небесам, вечно извергающим лишь новый ад?

И несчастный "человек" во всём этом, просвещенный настолько, что больше не видит ничего, так хорошо экипированный, что больше ничего не может делать сам? Непоследовательность греков стала нашей трагической непоследовательностью, без мечты и без песни. Однако, мы не по ошибке взяли в руки собственную судьбу, поскольку тропа всегда широка, шириной с Землю, и Тьма сама нас ведёт. В конце этого ментального цикла, подобно Эдипу, мы должны понять, что когда мы превратились в ничто, когда все наши рассуждения и религии пришли в упадок, мы готовы стать… чем-то ещё. И весь этот двадцативековой цикл… для чего?

 

"Сознание, не знающее собственной истины,

Странствующий охотник за рассветами – миражами,

Меж тьмой существования и озарёнными пределами

Движется здесь в полусвете, что кажется Светом,

Разрыв в Реальности

Кладёт конец всеобщей Мысли и тотальной Силе…"[65]

 

Так говорит Савитри.

 

 

 

ПОЛЕЗНЫЕ ТАЙНЫ

 

Душа должна петь.

Она пела всегда; с деревьями и ветром, с волнующимся морем, когда мы ещё не были рождены – с радостью, печалью, и в молчании. Она всегда была там; с животным, растением, с лишайником на голом камне. Певец Орфей, с голосом "чудесным как мёд", очаровывал даже диких зверей, "даже камень", и владыка царства Аида был вынужден вернуть ему Эвридику, настолько сладостным было его пение, более сильное, чем смерть – это "миф"?

Но эта песня сплетает звёзды, атомы и наши судьбы, она находится даже в Материи, и её Нота может зажечь другую мелодию в наших жизнях, и другое дыхание повеет сквозь наши смертные стены. Один звук, только один. Нет тысяч вещей.

Можно было бы сказать, что наш ментальный цикл заморозил всё.

Душа – что это?

Наше величайшее несчастье в том, что мы заперты в наших Церквях. Орфей пришел до Гомера, возможно за тысячи лет до нашей эры, задолго до рождения Софокла, когда всё ещё пели маски, когда толпы ещё вслушивались в то, что пульсирует в столетиях так же, как и в их телах. Когда птица ещё не была посажена в клетку.

Перенесясь через столетия, мы, кажется, слышим другой голос, механический и сухой, голос нашего взрослого философа, запертого в клетке Запада: "Под душой мы подразумеваем Эго, его состояния, качества и действия. Эго в двойной граммати-ческой форме Я и Мне представляет нашу личность".

Быть посему.

И поэтому это стало тем, что возьмёт наши несчастные столетия в руки и нашу грамматическую Судьбу.

Ответственность лежит не на "атеистах" и даже не на "материалистах", а на тех кто привёл эту душу в нашу материю и на нашу землю, вместо того, чтобы отправить её к Небесам.

До Орфея был Элевсис, другой "миф", ещё более древний. Это было за тысячу двести лет до рождения Софокла, в двадцати милях от Афин, в Сароническом заливе. Это было место, куда, как поведал Гомер, пришла из Крита "Великая богиня" Деметра, супруга Зевса, в поисках своей дочери Коры,[66]похищенной владыкой ада, - она не пела, но она была "богиней Земли", "Великой Матерью", и её дочерью была наша несчастная земля, вечно похищаемая смертью. И какая песня вернёт мёртвую дочь к жизни? Так родился великий "миф" – миф?

Но он будет существовать в Греции всё время, от догомеровских времен до Платона и даже в Риме. Это будет первой из "полезных мистерий", ибо никогда человек не смотрел на Землю, как на грязный шар, который должен быть использован для наших особых нужд. Эта Земля была тайной, рожденной в союзе Зевса и Деметры, "Дочь", появившаяся в браке Небес и нашей беременной грязи – мы сыновья Небес от нашей Матери Земли! И сын должен иметь власть над смертью. В каждом из нас, Великая Мать хочет вернуть смертное дитя к жизни.

Но мы должны узнать, что находится там или кто.

В храме Элевсиса, где могло разместиться три тысячи человек, включая женщин и рабов, главным Действием было повторение или, скорее, имитация Мистерии похищения "Дочери" владыкой Аида, и её нисхождение в Ад, которое одновременно было оплодотворением земли – мы должны вернуть нашу мёртвую мать к жизни. Затем толпа участвующих в церемонии обступала семью колоннами шесть открытых настежь дверей и, пристально глядя в небо пела: "Hue! Hue!, дождя, дождя!", затем, повернувшись в земле, "Нue! Нue! Забеременей, забеременей!". И жрецы выкрикивали: "Сильнейший дал рождение священному сыну!".

Ни Гомер, ни Софокл, ни Платон, ни строители Элевсиса, ни скульпторы "Персифоны", не были ни "дикарями", ни "примитивами", и нельзя думать, что это были лишь непристойные сексуальные ритуалы между жрицами и священно-служителями как утверждают "отцы Церкви", не были они и ритуалами повышения плодородия, как полагали Латиняне, когда Деметра превратилась в Цереру, не были они и "мифом". Дионис тогда ещё не превратился в Бахуса. И те толпы людей ещё не были заперты в своих головах, он ощущали глубину Мистерии, как глубину собственной мистерии, и рождение "священного сына", называемого также Якхосом, "Божественным ребёнком", они ощущали как нечто, удивительно вибрирующее в их сердцах и телах. Поскольку этот священный сын, рождённый Великой Матерью, был их душой: "Счастлив тот, кто видел мистерии" – пелось в гимнах Гомера Деметре – "поскольку в его жилище придёт богатство" – и этим "богатством" была их душа. Именно она была их богатством.

В "Эдипе в Колоне", в финальном моменте славного исчезновения Эдипа на равнине теней, Софокл вкладывает эти слова в уста посланника, издали наблюдавшего как Эдип растворился на глазах Тесея: "Царь стоял один, держа руку перед глазами, будто он увидел ужасное зрелище, которое не смог бы вынести никто. Но спустя некоторое время мы увидели, что он обращается к Земле и божественному Олимпу с одной и той же молитвой."

Именно эту Мистерию воссоединённых Земли и Неба упустили наши мате-риалистические столетия, поскольку только она могла исцелить нас от слепого атеизма и наших ограниченных "теизмов". До сегодняшнего дня никто не понял, что наша Божественная Тайна, Божественная Суть нашей Материи хранится в Аду. Даже очерствевшие политиканы, такие как Цицерон, в первом веке до нашей эры говорили, что Элевсинские ритуалы были "лучшим даром Афин миру".

И Савитри, подобно Орфею, борющемуся за освобождение из Ада своей возлюбленной; подобно Деметре, сражающейся за то, чтобы освободить свою "Дочь" из пасти смерти; и ещё дальше, в прошлое, подобно Изиде, пытающейся вернуть к жизни истерзанное тело своего мужа Осириса, говорит в Пятой песне "Обнаружение души":

 

"Как мать ощущает и разделяет жизнь своих детей,

Так она выдвинула вперёд часть самой себя,

Существо не более мизинца человека,

В скрытых пределах сердца

Для того, чтобы смотреть в лицо внезапной острой боли

Забыть блаженство, разделить страдания и терпеть земные раны

Трудиться посреди работы звёзд.

Оно в нас смеётся и плачет, страдая от ударов

Ликует побеждая, сражается за корону

Отождествляется с умом, жизнью и телом,

Принимая на себя их боль и поражение

Кровоточит под кнутом судьбы,

Висит, распятое на кресте,

Однако оставаясь незатронутым, бессмертным "Я"

Поддерживая актёра на человеческой сцене."[67]

 

Тогда, вместо грамматической и смертной Судьбы, мы возможно откроем бессмертную и божественную Судьбу в теле.

 

 

 

TAD EKAM

 

Мы должны вернуться ещё дальше в предысторию, для того, чтобы найти или же открыть заново Секрет наших видов, который также является Тайной Земли - и не существует ли одно единственное существо и единственное тело, медленно, очень медленно продвигающегося к своей единственной Судьбе? Кроме того, ничего не осталось от Элевсиса, исчезнувшего в волнах "новых религий", искавших "спасения" и отказывающихся от тех "варварских и нечистых" ритуалов. Но мы до сих пор не знаем, где это спасение. Элевсис превратился в Христианское кладбище в пятом столетии нашей эры. Таков путь мира. И нам интересно, на каком же конце веков нужно искать "варварство"? За тысячу лет до этого Орфей уже сказал, что человек "одновременно и Титан и Божество".

Из более отдаленной предыстории, возможно, с зари времён, к нам эхом докатывается волна Огня – Веды.

На этой невежественной земле всегда было другое дуновение, всегда существовала молчаливая, пылающая потребность, растущая в шкуре человека или животного, в семени дерева, лишайника или маленьком круглоглазом тюлене, лежащем на бескрайнем обнажённом пляже. Всегда было нечто, похожее на печаль, незнающую саму себя; поиск солнца или любви, не знающих самих себя; вечно отдаляющаяся цель, полнота, которую нужно найти, то исчезающая, то появляющаяся, чтобы вытянуть нас ещё раз из наших первобытных вод, лесов, улиц – шпора Огня.

"В более глубоком смысле, именное зов и влечение будущего создают прошлое и настоящее" – сказал Шри Ауробиндо в "Поэзии Будущего"[68].

Но что же это, что тянет?

Что же является тем, что влечёт растение к солнцу, будто это солнце было всегда, будто Семя этого семени пытается найти себя снова? И что же влечёт всю Землю и её виды, если не что-то, что берётся вновь за поиски самого себя, полностью и абсолютно, что разрушает себя и умирает для того, чтобы найти себя снова и снова или обнаружить наконец-то – чем же оно является?

Когда погружаешься в "тела слепые аллеи", именно это находишь в клетках, которые содержат и свою цель и своё солнце, которые растут и тянутся, как они растут и тянуться в теле Земли, чтобы разрушить старые стены и обнаружить Солнце всех времён.

Божественно очень просто – это то, что тело знает лучше. Мы построили столько келий и святых земель вокруг этого, и должны умирать вновь и вновь, проходить через столько несчастий, чтобы узнать, что же там находится.

 

"Вино его экстаза скрыто

В зарослях земли

И в водах существования;

Даже здесь, в нашем физическом существе

Есть его соки бессмертия

И они должны быть выжаты"

 

Говорит Риг Веда в "Гимнах мистическому Огню". Действительно, Веды очень древние писания, возможно, им семь или десять тысяч лет; это было время когда ведические певцы, Риши дули в раковины и их бронзовый ритм отдавался эхом на вершинах Гималаев, затем катился вниз на людские равнины, чтобы рассказать им об их тайне и солнечной Судьбе. Они пели и произносили нараспев великий Ритм миров, знающих самих себя и поющих ритмы эпох, так же как они поют в неясном ропоте наших сердец, в прибое, бьющемся о наши пляжи, в ночах нашей печали и кратких моментах нашей жизни, для того, чтобы выжимать и выжимать этот Нектар и освобождать Бессмертное из наших стен, как Афина вела и давила этих сумасшедших, чтобы вызволить истинный зов из их сердец. "Язык Вед сам по себе есть шрути… (Слово сердца)" – сказал Шри Ауробиндо, достаточно хорошо знавший то, к чему прислушивался - "ритм, сочиненный не интеллектом, а сердцем, божественное Слово, вышедшее вибрацией из Бесконечного[69]… всегда звучащее в вечных планах, ритм, появившийся до начала Времён и вернувшийся в бесконечное, чтобы продолжать звучать спустя века"[70]. Никогда наш язык не сможет выразить красоты Санскритских гимнов, спонтанно облечённых в истину, так как истина и красота идут вместе, как музыка и эмоции нашего сердца.

Они пели о "стадах солнца" в небесах их душ, о "конях озарения", нисходящих в мысль на крыльях великого Ритма:

 

"Сияющее воинство поднялось в моей душе…

И распевая гимн, шагает вверх

гимн озарённого сердца.

О, моя душа, двигайся стремительно вперёд

К их страстной и могучей музыке,

Поскольку они опьянены радостью вдохновения

Не содержащей лжи,

Так как истина вечной Природы – их проводник.

Они друзья непоколебимого пылающего Света…

Ночи встают на их пути,

Но они перепрыгивают ночи

Они в наших мыслях владеют землей

И вместе с мыслями поднимаются к Небесам.

Они не бессильны и не тусклы,

А могучи в натиске и достижении цели.

Копья света держат они и метают их в детей Тьмы;

Сверкающие копья Божественных мыслей ищут ночь

И свет небес поднимается в наших душах в их битве – вызове

Истина – их сияющая сила;

Сонм божественных мыслей создаёт душу

И ведёт её к бессмертию;

Они впрягают своих скакунов в колесницу нашей жизни

И скачут галопом к радости, что является их целью…

Иногда это марш окольными путями,

Иногда они мчатся прямо к цели,

Иногда их дороги пролегают внутри,

иногда они следуют тысячью путями внешней Природы;

Жертва мира осуществляется через

множество имён божеств

и через их вечно расширяющийся марш…

Наконец… они достигли цели,

Они, поддерживая ритмы мира,

Поют, сплетая великолепный танец

Вокруг самого источника вещей…

И…давайте следовать за ними

Насколько способно наше мышление,

Поскольку они несут с собой нетленное семя творения

И зерна бессмертных форм

И если они посадят их в полях души

Те прорастут урожаем универсальной жизни

И трансцендентного блаженства…

Поскольку они – око, ведущее нас счастливой тропой

И тот, кто следует им – не споткнётся,

Не испытает ни боли, ни ран,

Ни разложения, ни смерти;

Их полнота не будет разрушена

А счастье не будет уменьшено;

Они делают человека видящим и царём.

Их широта – пылание божественного Солнца

Они посадят нас на трон Бессмертия."[71]

 

Они, видящие Истину, слушатели будущего, наблюдали как разворачивается этот мир, они видели тысячи его троп из света и теней, тысячи лиц единого тела и единого существа, его преходящие ночи и крушения, и всегда это Солнце, медленно прорастающее и тянущее человека, животное или что-то ещё к их вечной Цели – самому Себе, в миллионах тел Самого Себя, через свет также, как и через ночь.

Поскольку, по-настоящему, существует только Одно. TAD EKAM.

 

 

 

ВЕЛИКОЕ РАЗДЕЛЕНИЕ

 

Это долгое путешествие.

Ребёнок приходит в этот мир уже с целой историей, которую не знает, но, однако, знает. Ученик, идущий по улицам мира – это великий мятеж, скрывающий полусвет, жажду, нечто, состоящее из тысяч сталкивающихся и борющихся страстей, выры-вающихся вперёд в крике радости; это всё ещё не там, оно гонит вперёд, оно как ожог в глубине, как нужда, потребность, такая страшная, такая неистовая, подобная нужде растения, которое ищет солнца в своей влажной ночи, поскольку растение – вещь более простая, так как у него есть только одна потребность. У человека тоже, только он этого не знает, и никто не может его этому научить, никакого руководства по росту не существует: потребность – единственный ответ, растущая потребность, которая либо растёт, либо умирает, лишаясь сил. У всей Земли одна и та же Потребность. Это похоже на два вида жизни, переплетенных в одном человеке и одной земле: одна трудится тайно, упорно, безмолвно; другая – это мятеж, внешняя суматоха, где сталкиваются идеи, страсти, катехизисы и кредо, они разрывают друг друга, теряют силы и начинают вновь, никогда в действительности не находя ничего, кроме подраненного счастья.

Наши "идеи" – это наши несчастья, но мы едва ли смогли бы жить без них; покровы, в которые мы одеты – наше несчастье, тогда как вещь так проста, так могущественна - Огонь без слов и без кредо. Это Дитя Огня, растущее день и ночь, через печали и удары, ошибки и добрые дела, и всё является добром пока оно растет и Огонь заполняет нас: потом он сам будет отмывать наши добрые и злые поступки, наши ошибки и наше знание, и наши грехи также как и добродетели – это что-то, что росло тайно и медленно сквозь столетия также, как и сквозь одну жизнь, и извлекает пользу из всего, чтобы расти.

В Веде поётся:

 

"День и Ночь имеют разные формы,

Но они путешественники к одной совершенной цели

Чередуясь, они вскармливают божественное Дитя"[72]

 

Насколько же это просто. И насколько же продолжительно и хаотично наше путешествие. И плодотворно в своём мраке также как и в сияющих моментах. Вся Природа, спустя миллионы лет, не смогла бы сказать иначе, она, которая знает свою совершенную цель и однако, будто не знает в своём возбуждённом потомстве. Подобно Матери она создаёт своё дитя и затем бросает его в пустыне, чтобы оно смогло найти способ утолить жажду; она бросает его в свои спокойные ледяные поля, чтобы оно всё таки нашло способ двигаться, и в свои яростные потоки, вулканы и на разряжённые вершины, чтобы оно всегда могло найти Способ – способ быть. И всегда именно этот Огонь в глубинах нашего тела двигается на ощупь, ищет и желает. И необходимо находиться в лапах смерти, в голых ледяных полях, огороженных колючей проволокой, чтобы узнать, что Это бьётся, горит и желает, вопреки всему, или, скорее, благодаря всему. Природа никогда не прекращала создавать несчастья… будто по волшебству – но где же "враг"? Где зло, где ошибка? Где дьявол?

Существует тайная магия роста, всемогущий Способ роста, который знает, как перепрыгнуть через все стены и законы, и который, в конечном счёте, ищет свой безупречный абсолютный восторг в этом старом теле, которое с таким трудом продиралось сквозь эпохи – и, возможно, в теле нового вида.

 

"Могучее дитя во чреве

Его называют сыном тела"[73]

 

И мы должны узнать о нём - но как же долго он был закрыт нашими мятежами!

 

"Там Он – у себя дома"[74]

 

"Он – жизнь и широта нашего существования

Он – наше вечное дитя…"[75]

 

"Он вошёл в землю и небеса

Как будто они были одно"[76]

 

Всегда есть только Одно, которое работает, и наше главное "несчастье" в том, что мы создаём тысячи вещей – но это несчастье тоже трудится, чтобы тысячи миллионов частей Одного смогли открыть своё собственное блаженство в отдельной коже.

 

"О, Огонь…. О, универсальное Божество

Ты пуп земных созданий и земли,

Ты правишь всеми рождёнными людьми

И поддерживаешь их как колонна….

Пламя с несметными сокровищами"[77]

 

Он поддержал все виды в их гигантском движении, выковал все немые маленькие огоньки в своё страшном Тигле – безжалостно, но с безграничной милостью, чтобы мы могли знать о нашей собственной милости и о Восторге, побуждающем нас.

 

"Ты несёшь нас вперёд, подобно морю

Несущему вперёд волну"[78]

 

Мы, в своей слепоте, казалось видели эволюцию скелетов в той или иной среде, кишение генов, старающихся дышать и пожирать, или пожираемых. Но всегда это было то самое Одно, что продвигалось с трудом, на ощупь, и росло – горело и горело, чтобы найти себя. В своей слепоте, мы строили Церкви, как старый панцирь трилобита, чтобы они служили прикрытием нашему временному пониманию; мы украшали короной из перьев или тиарой наши загадки на час и заселяли наши академии несомненными мудрецами, но, на свою беду, мы создали Великое Разделение, ужасную Дихотомию, поразившую нас бессилием, и которая принудила нас вечно искать другие "пути", другое "могущество", других "спасителей" и великих Заступников, когда всё наше могущество находится там, все пути там, все полезные Цели там – мы поместили Небеса на одну сторону, а Землю на другую. Пропасть. Давайте сложим всё в ОДНО, давайте внимательно всмотримся в бездну нашей ночи и тогда мы сможем открыть это

чрево Истины[79]

 

и силу, которая сможет изменить всё – без машин и религий.

 

 

*

*     *

 

 

 

РЕИНКАРНАЦИЯ

 

Иногда всё сливается в великом Ритме, и всё становится настолько полным, настолько им, непосредственно, как будто все земли и существования всех эпох были собраны вместе в единственной секунде существования, которая содержит всё, в единственной точке пространства, которая находится повсюду, в единственной ноте, которая есть нота всех вещей и это такое тёплое, такое трогательное в своей Красоте, подобно крику в сердце, готовому взорваться любовью и болью. Как будто все небеса вместе и все преисподние – вместе.

И в таком случае… где вопросы и тайны? Где там и здесь? Где жизнь – смерть и Небеса – не небеса?

 

"Наше сознание космическое и безграничное"[80]

 

- говорит Савитри, но мы этого не знаем. Человек так широк, но он не знает об этом. Он божественен, но считает, что он маленькое творение под звёздами или Бог знает что ещё – он либо всё ещё дитя под звёздами, либо настолько ненормально самодоволен, что раздувает своё маленькое грамматическое "я" до величины, которой он не является, но всё ещё хотел бы стать. Наши машины взорвутся сами, подобно ушедшим чудовищам, но тонкая отрава современных религий, фатальный раскол, который они сеют в человеческом сознании – кто исцелит нас от него? Мы должны достичь пылающей точки в нашем существе, для того, чтобы коснуться Реальности, абсолюта, и позволить растаять всему этому маскараду, этой маске, что мы надели и которая погрузила нас во тьму более великую, чем вся прошлая "дикость" – и Дикарь в нас возродился вновь, ещё более жестокий, чем когда-либо, потому что мы коснулись лишь корки святости и добродетели, благочестивой имитации пылающей Реальности, всемогущей и ЕДИНОЙ.

 

"Атеизм, это неизбежный протест против безнравственности Церквей и узости всех мировоззрений. Господь использует его как камень для того, чтобы разбить эти запачканные карточные домики."[81]

 

- говорит Шри Ауробиндо в одном из своих афоризмов.

Для древних не существовало никаких "религий" – это печальное современное изобретение; не было никого, кого нужно было бы обращать, за исключением самих себя; был обширный мир, населённый безграничными силами, которые нужно было почувствовать, открыть, приручить или бояться. Это был путь по которому нужно было путешествовать. И подобно ребёнку, Древние находили равновесие внутри себя, они долго прислушивались: эти силы двигались в них как ветер движется в деревьях и как вода течёт из источника. И иногда этот ветер, этот источник шептал, разорвав молчание, о живой реальности: "Текущее там, также течёт и здесь; то, что веет здесь, веет по всему миру" – и могущественные боги, заставляющие двигаться этот мир, заставляли биться и их сердца: там были волки, змеи и призраки, безмолвные порывы, пытавшиеся омрачить этот источник и покрыть облаками великий шёпот этого мира. И внезапно вспыхивала молния, которая освещала всё и рассекала ночь как шкуру зверя. И тогда иной День мог подняться в их сердцах, как будто никогда ещё не было дня и другая Сила горела в них…

 

"пробуждая в нас того, кто был мёртв".[82]

И то, что они увидели и почувствовали, они могли пропеть тому, кто хотел и мог услышать, ради радости открытия и красоты Прекрасного. Веда была путешест-венником, весь мир находился в путешествии. Но были ещё более Древние, которые так же путешествовали сквозь ночи и дни, и так же пели, и ритмы минувшего соединялись с ритмами сегодняшнего – это был обширный хор, который спускал богов в человека, и один и тот же священный Огонь, горевший повсюду, знающий себя в одной и той же великой Вещи, возвышенной и божественной, и трудной для понимания…

 

"Он дитя вод и дитя лесов,

Он дитя незыблемых вещей

и вещей, что движутся.

Даже в камне он есть для человека,

Там он в доме своём

Он – универсальное, что во всех творениях

Он бессмертен."[83]

 

… и другие гимны, многие гимны в которых поётся:

 

"Он видел то, что скрыто в тайном сердце всех вещей

где всё живёт в гнезде едином…

Он видел То, становился Тем, он был Им"[84]

 

И они так ясно и естественно ощущали божественность всего и божественную Судьбу мира, которая должна быть обнаружена.

 

"Отцы с божественным видением

поместили его внутрь как дитя

которое должно быть рождено"[85]

 

Но отцы, пришедшие из более отдалённой Древности, знали Цель, долгий труд и долгое путешествие….

"Предки людей формировали богов как кузнец куёт грубый материал в своей кузнице"[86].

Были те, кто путешествовал дальше, больше горел, видел больше, поскольку это "видение - дающее Огонь", и была вся остальная человеческая материя, всё ещё сырая, всё ещё новая – те, кто пока не смог бы понять, но смог бы почувствовать, и для них это было благотворной мистерией. Элевсис был примерно на пять тысяч лет позже, когда собрание участников мистерии выкрикивало, пристально вглядываясь в небеса и землю: "Могучее Одно дало рождение священному сыну". И каким же длительным было рождение этого дитя.

Сколько времени требуется для того, чтобы выковать бога в нашей кузнице.

Человеческие Предки также знали, что это "дитя" не может быть рождено за одну краткую жизнь, за одно единственное человеческое переживание и вырасти до своих полных размеров, до своей могучей божественной широты за несколько путешествий, трудных путешествий сквозь столько ловушек – требуется так много ловушек и так много злобных волков и "ошибок" или иногда ужасов, чтобы выковать нашу собственную силу и влить в нашу материю плотное пламя, достаточно однородное и могущественное для того, чтобы разрушить наши пределы. Таким образом, для Риши и Древних было очевидным, что жизнь человеческого существа является непрерывным и растущим феноменом, в котором старые неудачи оставляют после себя ещё более сильную жажду победы; старые смерти на рассвете - ещё более сильный огонь в существе; старые печали – ещё большую любовь к тому, что любит в нас и к радости на века. Более поздние языки назвали это "реинкарнацией", но язык шёпота наших сердец так стар, как маленький источник у древней горы и как ветер в молодых ветвях старого дерева.

 

"Старый и изношенный

он становится молодым вновь и вновь"[87]

 

- говорит Риг Веда. Всё, чем мы являемся, что тихо шепчет, пока мы идем и идём нашими бессмысленными улицами, всё, что жаждет не зная собственной жажды, горит и само больше не знает зачем, бросается то туда, то сюда, не зная, где был рождён этот момент и это действие, и иногда кричит, подобно Электре: "Я сделана из другого теста!"

 Иногда – ничего, ночь и ещё раз ночь, но всегда горит этот немой вопрос: что? И это не "метафизика", это чистая физика! Что это за огонь? Чем является эта печаль, это "подземелье боли"?[88]

 

"Мы гонимы я, которое не можем вспомнить

И движимы духом, которым ещё должны стать"[89]

 

Поэтому нам трудно понять, благодаря какому заблуждению или чудовищному Невежеству, современные Церкви заявляют, что у нас одна и только одна жизнь для того, чтобы найти ключ к этой Мистерии, и, согласно нашим поступкам, после возникновения одному богу известно откуда, мы отправимся в вечный ад или на райский отдых навечно – что за Бог-садист мог изобрести такое? Или, что за усыпляющий Бог? Одна единственная жизнь, чтобы пройти эту огромную дорогу, распутать старые узлы и завершить это бесконечное становление? Аякс – навечно самоубийца, Антигона – навечно замурована?

"Платон и готтентот" – говорит Шри Ауробиндо – "счастливое дитя святых и Риши, и прирождённый преступник, с самого начала до конца погружённый в зловонное гниение современных больших городов, в этих неравных жизнях имеют равную возможность создать своим действием или верой всё своё вечное будущее. Это парадокс, вызывающий отвращение в душе и разуме, в этическом чувстве и духовной интуиции…. Сама природа нашего человечества предполагает различные составные части прошлого для нашей души также, как вытекающее из этого будущее"[90]

Этот самоочевидный факт путешествовал сквозь тысячелетия и через миллионы душ не совсем лишённых разума. Платон, также как Пифагор и Софокл, не был "примитивом". Даже Друиды, во времена кельтских племён, когда Галл ещё шел на ощупь сквозь Железный Век, знали, что душа бессмертна и продолжает свой путь (как говорят учёные, слово друид означает "тот, кто глубоко видит"). Так что же в наш железный век – теперь не Железный Век – мы видим на другом конце наших микроскопов, или колоколен и минаретов, и с какой стороны истории находятся "примитивы"?

Но всё это не утоляет нашей жажды. И наш Огонь, плохо понятый, плохо поддерживаемый, затухающий под нашими глупыми догмами, пожирает себя.

 

"Мы сохраняем боль душ, которые больше не дышат…"[91]

"Непомнящие часы повторяют старые действия…

Семена отвергнутых грехов растут из старой грязи

Мы вновь смотрим в лицо злому взгляду

Живущему в наших сердцах.

Наши мёртвые "я" приходят убивать

Наши живые души…

Во всём хранится призрак бессмертия"[92]

 

Так сможет ли освободить нас одна жизнь? Или этот ад навечно? Сможет ли Дитя Огня вырасти достаточно для того, чтобы достичь своей Цели даже здесь, на этой Земле? И близорукость наших религий действует не только с целью подделать устремление наших душ и тел, но и чтобы вырыть бессмысленную пропасть, естественно заполняющуюся нездоровым огнём и невежественными представлениями: "Популярная идея состоит в том" – пишет Шри Ауробиндо со свойственным ему юмором – "что Тит Бальбюс переродится вновь в Джоне Смите, человеке с той же самой личностью, характером, знаниями, которые были у него в прежней жизни, с единственной разницей, что он будет носить брюки и пальто вместо тоги, и вместо латыни будет говорить на английском с лондонским акцентом. Это не так. Какая была бы польза для Земли в повторении той же личности и характера миллионы раз, с начала времён до конца? Душа входит в рождение для опыта, роста, для эволюции до тех пор, пока не сможет принести Божественное в Материю."[93]

И тогда всё приобретает земной смысл и для наших тел и для душ – и существует ли хотя бы одна душа отделённая от Тела Земли?

"Каждая ступень космического проявления, каждый тип формы, который может приютить пребывающий внутри Дух, посредством перерождения превра-щается в средство для индивидуальной души, психической сущности, чтобы всё больше и больше проявлять скрытое сознание; каждая жизнь становится шагом на пути к победе над Материей более великим сознанием в ней, которая, в конце концов, сделает саму Материю средством для полного проявления Духа."[94]

 

 

 

*

*    *

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

6.

 

Победа над Материей

 

Дух будет смотреть сквозь пристальный взгляд Материи

И Материя проявит лицо Духа.

Шри Ауробиндо "Савитри"

 

 

ОТ СОФОКЛА ДО ШРИ АУРОБИНДО

 

Победа над Материей….

Возможно это ощутили учёные, когда впервые добились деления ядра и освободили мощь атома. Должно быть это было потрясающее зрелище. Мистерия! Это была власть над миром. С самими благими намерениями. Остальное хорошо известно. Но откуда Риши знали, что этот Огонь есть даже в камне? Каким образом Орфей очаровывал "даже камень"? Мистерия взрывается у нас на глазах и, тем не менее, остается полной, как будто это маскарад или маска на чём-то. "Спасение физическое" – говорила Мать. Но как спасение может быть физическим, когда все эти атомы вокруг нас, в нас, и надёжно запирают нас внутри определенных форм в соответствии с определёнными законами?

"Могучая подземная тюрьма"[95] – сказала Веда уже столько тысячелетий назад.

Победа над смертью становится вполне достижимой и даже очевидной, как только сила Огня начинает понемногу входить в "тела слепые аллеи" – и это очень трудно перенести. Это в точности похоже на прохождение сквозь смерть, одновре-менно оставаясь живым. Но кто захочет жить в течение сотен лет в одной и той же подземной тюрьме, даже со всеми "озарениями мира", даже (и особенно) со спонтанным космическим сознанием в клетках, которые сообщаются со всем, находятся во всём, и, к своему несчастью, здесь и там без какой-либо разницы. Это всеобщая земная тюрьма, где у каждого своя отдельная камера, в которой он работает в поте лица и страдает, едва ли имея какие-либо контакты с другими, и, что печально, большую часть времени этот "каждый" говорит с собственными стенами. Затем умирает… почти с облегчением? Только для того, чтобы начать заново?

Когда узнаёшь столько разнообразных тюрем, столько костров и неизменной грязи, даже с проблесками красоты, когда появляется память о душе и об этой ужасной коллекции несчастий под той или иной кожей… это немного подавляет. Невозможно не чувствовать, что этот "разрыв" с Реальностью слишком велик. И где настоящая Реальность в Материи, в этой чёрной глыбе? Всегда можно убежать – есть тысячи способов бегства, сознательных и небесных. Небеса существовали всегда, под разными именами и различными "спасениями" среди более или менее великих пространств, соответственно методу и устремлению. Но ради бога, к чему всё это, если нам нужно только бегство? Давайте не будем говорить об одинаковой абсурдности наших Церквей, давайте смотреть ясным взглядом сознательного существа – сознающего свою душу и свою бессмертную божественность. Существуют дети Эволюции, и у них тоже есть душа, какой бы ни была их временная грязь, и своя бессмертная судьба, каким бы ни были их искажения и вывихи – все искажения и извращения лишь помогают вырасти Огню и Нужде, которые расширяют и обогащают пространство и панораму сознательной души, вместо того, чтобы втискивать её в узкий корсет добродетели…. Всё это очень хорошо, но что потом? Для чего? Чтобы было немного больше воздуха в нашей тюрьме?

Нельзя не чувствовать Софокла, безграничного Софокла, молчаливое сострада-ние, молчаливый вопрос и пристальный взгляд вдаль, когда хор в "Царе Эдипе" поёт:

 

"Бедное поколение смертных людей,

Ничтожество - всё, что я вижу в вас!

Покажите мне человека, чьё счастье

Больше, чем иллюзия, преследуемая разочарованием"

 

Нельзя не ощутить позади бесконечного взгляда Шри Ауробиндо взгляд Софокла, будто вернувшийся ещё раз увидеть, но на этот раз ещё и РЕАЛИЗОВАТЬ, распутать это ничтожество и эту Мистерию. Как будто все столетия шагали к этой цели.

 

 

 

ОТ ВЕД ДО ШРИ АРОБИНДО

 

Было также и Великое Сострадание Будды, это было время, когда Софокл смотрел на Эгейское море, на синий горизонт и поднимающееся солнце. И то же самое сострадание ощущалось в мягкости глаз Шри Ауробиндо.

Множество раз - все эти люди, поколения и революции…

 

"Вечно проходят столетия и тысячелетия.

Где в этой серости луч твоего прихода?

Где гром крыльев твоей победы?

Мы слышим лишь богов проходящих шаги….

Эпохи вечно повторяют свой неизменный круг,

Циклы перестраивают всё и всегда стремятся.

Всё, что сделано, вновь нужно делать.

Всё разрушается и возрождается, и всё остаётся тем же….

Слишком мала сила, с нами рождённая,

Слишком слаб свет, просачивающийся сквозь крышку Природы,

Слишком убога радость, которой она покупает нашу боль….

Я знаю, что твоё творение не может потерпеть неудачу."[96]

 

Я знаю.

И это "я знаю" не должно закончиться в буддистском ничто или в ядерном.

 

"На этот раз нечто будет сделано"

 

Существовала также эта "доисторическая Мудрость"[97] и она тоже знала. Но никто не уходил так далеко, так глубоко, как ведические Риши. Вместе с нами пришёл Ум и сделал всё таким твёрдым и абстрактным. У нас есть "системы" и "законы", с виду такие же зафиксированные как и танец звёзд, чьи орбиты заранее известны и замерены, и всё известно заранее – существует своего рода коллективный подсознательный барьер, научный и религиозный, который мы ищем в готовом "неизвестном". Наши "мистерии" подобны откатившейся волне, которая бьётся в наши собственные интеллектуальные стены. Иногда наши стены рушатся в неожиданной вспышке молнии или от опустошающей агонии боли. Но эта Мудрость ощущала, касалась гораздо большего, чем мы. Она знала, что во всём есть центральное Семя – в земле, камне, звере, человеке и вселенных. Для них, ведических Мудрецов, этим центральным Семенем была радость – то, что они называли Вином, Нектаром, Блаженством или Восторгом, Сомой, и то, что греки предполагали, чувствовали и персонифицировали в Дионисе.

 

"Это ваше блаженство, которое больше всего

более полное и непрерывное"[98]

 

говорит Риг Веда.

 

"Наполни всё здесь Сомой…

Излей её и наполни нас своим светом до краёв"[99]

 

Но для того, чтобы эта "крепкая эссенция сладости",[100] как её называли Риши, могла быть получена, она должна быть выжата. Необходимо механическое действие (пользуясь нашим современным языком) или Сила давления. Эту Силу Риши называли "Огонь", "Пламя", Агни, и когда это Пламя начинало распускаться в человеке, показываясь в нашей смертной ночи под давлением плодотворных несчастий, являющихся нашей судьбой, певцы Вед кричали:

 

"О, Пламя, о, Вино!

Твоё героическое Могущество стало сознательным!"[101]

 

Огонь, это семя вселенных, он – верховный Нектар, Вино могучей Радости.

"Сердце блаженства внутри мира боли" – говорит Савитри.

Вселенные создаются, уничтожаются и появляются вновь, это может показаться бесконечным, абсурдным, но это наша абсурдность, и эта Радость, это Пламя порождает все звёзды и всех этих маленьких людей не для того, чтобы швырнуть их в Ничто, в одни или другие Небеса, в бесконечный круг смертей и перерождений, а для того, чтобы найти Себя, наслаждаться Самому, быть собой бесчисленное число раз в том, что кажется противоположностью Самого Себя – и это не может прекратиться, пока не будет достигнута Цель, всеобъемлющая, полная и нерушимая. Всё здесь ищет Радость, потому что всё здесь, но под плащом из темноты, является этой Радостью, этим Огнём, этим Единым:

 

"Здесь все существа рождены из Восторга,

Восторгом они существуют и растут

И в восторг они возвращаются."[102] 

 

- сказано в Упанишадах. Не существует никакого "Бога" и "Не-Бога" – всё сплетено в единой субстанции, всё является субстанцией существа и всё является существованием.

 

"Существующий - есть Единый,

Но мудрецы называют его по-разному;

Они говорят: Индра, Варуна, Митра, Агни;

Они называют Его: Агни, Яма, Матаришван…"[103]

 

Это было примерно десять тысяч лет назад!

Но мы ещё только должны это узнать. Таков божественный парадокс этой вселенной и всех остальных, что затонули до нас подобно судну, не нашедшему свой порт. Он дан нам для того, чтобы мы его решили в нашей жизни и нашем теле: "спасение физическое" – говорит Мать. До тех пор, пока это не решено, не пережито, не закончено, всё будет продолжаться, и другие Софоклы будут воспевать боль этих "призраков ничто", не знающих самих себя.

 

"Клетки нашего тела должны содержать пламя Бессмертного.

Или же один дух достигнет своего источника,

Оставляя полуспасённый мир его сомнительной судьбе"[104]

 

Наше несчастье – это наша неспособность найти собственную силу, которая заставляет нас жить, которая заставляет стремиться, как растение тянется к солнцу; наше несчастье в том, что мы видим миллионы механических сил вместо одной единственной, внутренней, всемогущей, и разделяем мир между миллионами маленьких богов и маленьких дьяволов с одним великим "Богом", возвышающемуся надо всеми на своём троне – и он будет там до тех пор, пока мы не найдём собственную субстанцию, не освободим из тьмы Тайну, которую она содержит, не изменим смерть и не трансформируем безжалостную тюрьму нашего тела "до последнего атома" как говорит Шри Ауробиндо.

 

 

*

*     *

 

 

 

БОЖЕСТВЕННАЯ ЭВОЛЮЦИЯ

 

Ведические Риши нашли Секрет и Могущество, и обнаружив в 1910 году в собственном теле этот Секрет и Могущество, Шри Ауробиндо смог расшифровать эти чудесные гимны. Он узнал, а никакое знание не является подлинным, истинным, если оно не вызывает нечто, что внезапно "снова знает", подобно вспышке молнии или музыке нашего сердца.

 

"То, что бессмертно в смертных

и обладает истиной – есть бог

Оно установлено внутри как энергия

Вырабатывающаяся в наших божественных силах…"[105]

 

"Посредством Агни достигаешь сути,

Да будет так"[106]

 

И вновь:

 

"О, Огонь, когда мы хорошо питаем тебя

Ты становишься высочайшим ростом

И расширением нашего существа,

Вся слава и красота находится в твоих желанных оттенках

И в твоём расширенном видении.

О, Широта, ты – полнота,

Несущая нас к концу пути;

Ты – множество богатств, простирающихся во все стороны[107]"

 

Всегда, всегда мы должны быть осведомлены о том, что находится там, под греческим небом или чёрным небом наших городов, и требуется некоторая ярость Афины, чтобы швырнуть нас в эту изначальную Потребность, во что-то, что находится в нас и ждёт, ждёт столетиями в бездне нашей нищеты.

 

"Ты прорубаешь себе путь в далёких землях

в поисках блаженства…"[108]

 

"Древняя Богиня пробудилась, широко открывая пределы Небес

И она непрерывно отталкивает прочь свою сестру – Ночь,

Сокращая наши смертные периоды"[109]

 

Долгие дни, когда мы "не более, чем ходячий труп", как уже сказал посланник в "Антигоне". И долгая, жаркая битва против удушья мутных коллективных сил, общепринятых идей, вер, против преобладающих законов, преобладающей (или не такой уж и преобладающей) морали, против той или другой цели и всех целей, не являющихся единственной Целью и, бесконечно, против нас самих, наших собствен-ных пещер – всё против! И эти "против" всё сильнее зажигают единственную Потребность в нашем существе, как Потребность в дыхании управляла первым задыхающимся животным на древнем пляже, как Потребность выжить вырастила первые крылья среди пожирающих друг друга животных, как Потребность понять этот таинственный мир изобрела тысячи средств и миллионы маленьких ожогов, чтобы найти то, что находится там, что поддерживает всё и, однажды найденный и понятый старый Огонь разрушит, сожрёт самого себя, чтобы двигаться вперёд, всегда вперёд, к большим просторам, большей силе, большей власти, чтобы большим количеством средств понять эту неподдающуюся описанию полноту, нечто, с тысячами неутолимых жажд, которое борется и борется, с большей или меньшей ловкостью, чтобы обнаружить свою собственную цель. Риши могли и не знать об эволюции скелетов, как Дарвин, но они знали Божественную эволюцию, эволюцию Огня существа, Радости существа и Полноты существа, и – Могущества существа.

 

"Давайте победим прямо здесь

давайте участвовать в этой битве – гонке сотен лидеров…"[110]

 

"Тогда Огонь расточит свои великолепия,

тогда он возвратит сокровища и субстанцию,

всё то, что мы отдали в его руки"[111]

 

В субстанцию, говорят Риши, и это слово постоянно повторяется в их гимнах. Некоторые существа, которые приложили больше усилий, чем остальные, могут ощутить эту плотность вещества, формирующую внутри нашего тела другое, более реальное, чем это, как будто этот Огонь собрал бесчисленные утерянные печали, бесчисленные никогда не свершившиеся смерти, бесчисленные ночи, взывающие и взывающие, и стучащие в стены. Плотность, которая обнимает и охватывает такое множество вещей, как будто все существа находятся в одном, единственном теле и там находится вся печаль земли, немая, пылающая, подавляющая, подобно удушью в теле, слишком маленьком, чтобы всё это вместить. Подобно скитающемуся огню, ищущему миллионами путей способа истощить это уничтожение; тысячи способов, которые не освобождают ничего; музыку, которая не взорвётся в одной пылающей Ноте до тех пор, пока однажды эта Плотность не поднимется из глубин тысяч тёмных тайников под ногами, из самой земли, как будто все прежние шаги на забытых путях оставили свою пылающую колею в первобытной грязи. И она поднимается. Поднимается снизу в ноги, в талию, в грудь – поток плотного огня. С этим ничего невозможно поделать, ты к этому не имеешь никакого отношения, это подобно природному феномену, самостоятельно поднимающемуся волна за волной, день за днём, всё более плотному, более непреодолимому, более огненному. Это бомбит верхушку черепа и причиняет боль, каждый раз ударяя, волна за волной, но это не "волны", это больше похоже на долбление, как будто поднимающееся неистощимо и настоятельно из грязи, таинственной огромной берлоги, находящейся повсюду, и это постоянно: когда гуляешь, ешь, сидишь, в каждое мгновение старого тела которое кажется таким слабым, таким хрупким, неспособным, удушливым…. Затем, однажды или в секунду, которая не может быть измерена временем – последний удар, и оно пробивает скорлупу сверху и продолжает подниматься! Это поднимается в бескрайние просторы, как будто маленький человек, гуляющий внизу, был… странной вещью, крохотной частичкой в огромной тотальности. Оно поднимается в течение дней, будто захваченное другой силой притяжения, будто этой безмерности нет конца – возможно, это солнце старого подземного семени, медленно продвигающееся сквозь ледяные поля, ночи и тюрьмы земли. Это нечто иное. Похожее на другой мир, безмолвный, быть может похожий на мир астронавта, потерявшего свой скафандр.

Ведические гимны пытались сказать это на своём, звучащем бронзой, языке, который мы больше не услышим в наших словах, с ритмом, который больше не принадлежит нам… 

 

"Сотни городов из железа удерживали меня

Теперь я прорубил себе оттуда дорогу,

потому что в моей скорости – сокол…

Наполненный всеразрушающей энергией

Я уселся на его крылья"[112]

 

Те, кто видел, говорят:

 

"Они завершили работу,

раскрыв даже широту Света

над которой находится крышка"[113]

 

"Крышка"… как долго она будет удерживать людей в тюрьме?

 

"Ты должен разрушить этот холм существа,

потому что он не даёт тебе стремительности жизни,

что заключена в тюрьму"[114]

 

И мы умираем вновь и вновь, для того, чтобы найти этот другой вид жизни, другой вид энергии и скорость, более не нуждающуюся в хитростях наших тюрем.

 

"И тогда они пробудились

и увидели всё позади и вокруг себя,

и тогда они в действительности овладели экстазом,

которым наслаждаются на небесах…"[115]

 

Это "верховное рождение" – говорят Риши.

И это – Солнце.

 

"Была видна его раскалённая масса:

Великий бог был освобождён из тьмы"[116]

 

То же самое Солнце, что притягивало все семена этой земли. ТО, что Шри Ауробиндо назвал "Супраменталом".

Масса.

Но это только начало.

Это новая Эволюция, божественная, под другим Солнцем, под другими небесами, которые больше не небеса Разума, заключённого в тюрьму, это другая Энергия, которая больше не это слабое сердцебиение, поскольку это не те Небеса, куда мы торопимся после энного количества смертных лет, не конец всего, где мы наконец-то находим отдых, а новое суровое испытание, которое хочет переделать человеческий вид и для начала трансформировать эту "могучую тюрьму", удерживающую "стремительность жизни, что заключена в тюрьму".

 

 

*

*     *

 

 

 

МЕНТАЛЬНЫЙ СКАФАНДР

 

И, тем не менее, это необычный феномен Природы – как мы ещё может назвать это? Плотная субстанция, выходящая из земли, входящая в ноги и поднимающаяся (болезненно) по телу, затем последний удар и ты высаживаешься…. Ничего вызывающего "восторг", это своего рода непостижимое изумление перед этой массой из тяжёлой субстанции, беспрерывно и неодолимо поднимающейся и поднимающейся будто из глубин земли – непрерывный поток, но более плотный, чем "поток" и более стремительный. И удивляешься, из какой же точки земли он выходит! И когда происходит последний удар и протыкает (как ещё это назвать?) макушку черепа, когда эта масса субстанции выходит с другой стороны этого маленького человека, чувствуешь облегчение, но также и изумляешься, потому что "это" продолжает подниматься и подниматься непрерывно днями (и ночами, но ты не знаешь), и ты ходишь туда и сюда в то время, когда спадает этот своего рода скафандр, спадает вниз – но где же конец? "Конца" не существует! Это не "чудо", потому что эти гигантские волны не содержат в себе ничего чудесного, хотя если их увидеть впервые, они выглядят чудесными, это феномен Природы. И эти бесконечные небеса тем не менее – физические, подобные неким другим небесам и немного изумляющие, потому что ты находишься в них. Ведические Риши называли их "солнечный мир", Swar, и в 1910 году, примерно через семь тысяч лет после них(!), Шри Ауробиндо, в камере Алипорской тюрьмы, просверлил дыру своей Нирваной и тоже приземлился в "другом", назвав это "супраментальным миром"…. Как будто все мы были заперты в мире, который мог быть физическим, но физически видимым, воспринимаемым и переживаемым сквозь ментальную скорлупу, подобно рыбе, переживающей свой "физический мир" сквозь водную скорлупу. Другими словами, мы, человеческие существа, не живём в физическом, не живём в материальном: мы живём в Уме, и все наши инструменты будут иметь для него значение не более, чем инструменты Рыбы имеют значение для её водной среды. Это нечто, видимое через что-то. Мы живём в ментальном скафандре, космонавты, оборудованные собственными инструментами. Но что же такое Материя?

Затем имеет место второй "феномен Природы", ещё более удивительный и немного… устрашающий. Однажды, внезапно (неизвестно почему), поток развора-чивается или разворачивается волна – моряки называют это обратным ходом – и вместо бесконечного подъёма в "небеса", та же самая плотная субстанция начинает нисходить в этот скафандр, наше тело, созданного из старого физического материала непрерывно, повелительно, и с этим ничего невозможно поделать. Это другое физическое вхождение в старое физическое довольно ужасающе и …подавляюще, и оно ещё более плотно, чем при восхождении – "всё разбивающая энергия" как говорили Риши. И она может разрушить всё. "Полные твёрдого могущества в их сияющей энергии"[117]. Ты уподобляешься пучку соломы, но солома хотя бы пустотела, в то время как старый человек, в старом скафандре, сделан из определённой "материи" или "чего-то" толстокожего и совсем непокорного этому другому натиску. Затем "это" начинает сверлить старого человека и его старое смертное физическое. Шри Ауробиндо делал или претерпевал это в течение … сорока лет. Но где остановиться этот натиск? Где находится клеточная или атомная перегородка, разделяющая клетку или атом от всех остальных маленьких клеток или атомов нашего всеобщего котла? И как далеко простирается эта дыра, как глубоко? Где заканчивается эта "всеразрушающая энергия"? И что она ДЕЛАЕТ?

Ведические Риши говорили просто:

 

"Индра, в качестве своего основания

Вскопал землю своей пламенной силой,

В то время как ветер своей стремительностью

Вскопал воды…

Они расшатали установленный порядок вещей"[118]

 

"Вещи" – это мы, маленькие люди с накрепко приросшими скафандрами и старая Земля, в том же скафандре. Индра – одна из форм Единого, которого мы разделили на тысячи кусочков и, подобно Зевсу, он вооружён "молнией"!

Совершенно ясно: что-то происходит на этой старой Земле.

И понятно, что где-то существует иллюзия.

 

*

*    *

ПОСЛЕДНЯЯ ИЛЛЮЗИЯ

 

Мы "одурманены властью Материи"[119] – говорит Савитри.

Существует Иллюзия – иллюзия, которую видел Будда. Существует основная Мистерия – мистерия, которую праздновали греки в Элевсисе, а они не были менее развиты, чем мы, по крайней мере, их мистерии были "благотворны". Существует "Олимп в ослепительном свете", который видел Софокл над земной сценой, над масками, рассказывающими о своих несчастьях и своём огне, своих несчастьях и своей храбрости, своём неизменном бессилии перед лицом запутанной Судьбы. И временами Софокл издаёт крик: "Бог или смертный, кто действует? – я не знаю" – говорит хор в "Электре". Стоит повторить, что Софокл написал сто двадцать три трагедии из которых сохранилось только семь. Но и на этих, дошедших до нас страницах, настолько сильно ощущается этот безмерный вопрос и жалость к борющимся с самими собой существам: "Ты должен сострадать, видя как наши смертные жизни пребывают в смятении и опасности: один день счастье, а другой – несчастье" – выкрикивает Филоктет. И тогда, возможно, смерть будет сладостной, конец всему этому может быть сладостным. Родившись в Азии, Софокл мог бы стать Буддистом, но глядя в лицо этому несчастью, он страстно и неутомимо трудился, чтобы увидеть – что же может изменить вещи? Он не позволял себе быть схваченным этим Олимпом и поглощённым Светом, он смутно ощущал, что должны быть другие средства, другие пружины в хрупком человечестве, другое могущество – но где? Для этого ответа он родился слишком рано, существовала человеческая тотальность, которая должна была сбросить маску и позволить кишеть толпам своих дьяволов, чтобы удушение стало достаточно полным, достаточно земным, чтобы мы наконец-то подошли к Моменту Судьбы, когда мы должны будем закричать из этой ямы столетий.

Может быть это сейчас делает "новая" или вечная Энергия, вытягивая всех дьяволов из их старого Ада, этой мусорной кучи Веков, для того, чтобы можно было изгнать их раз и навсегда?

Иллюзия буддистов слишком проста.

Это только "полумеры" говорила Мать, "начало" – говорил Шри Ауробиндо, который как и Будда видел тщетное кишение (но он не говорил "тщетное") и революции, до сих пор не приведшие к Революции. Но эта "Иллюзия" бесконечно глубже, куда более конкретна и более материальна, чем мы столетиями полагали, иллюзия – в этой "могучей тюрьме" которую видели Риши, в этом скафандре из костей и мяса, и так называемых "законов" в которых увязли наши учёные как в слое бетона. В действительности это самая могущественная из всех Иллюзий. Но прежде, чем её разоблачить, мы должны избавиться от других иллюзий – и кто из людей в действительности горит достаточно интенсивно, чтобы пройти до дна ямы, к корню Мистерии сквозь все эти призраки и всех змей? И даже в первой крохотной клетке была скрыта вся Мистерия и всё Могущество – то самое Могущество, что послало миллионы видов к их высшей Судьбе.

Ведические Риши тоже видели Иллюзию, но бесконечно более глубокую. И они определяли её короткой, но сильной фразой: "Сын Тумана".[120]

Это Ум, с его "девяносто девятью кольцами Змеи".[121]

Он не только очень полезный инструмент отражения, позволяющий нам быть осведомлёнными о нашем индивидуальном положении под звёздами и о наших несчастьях, это гидра, охватывающая всё, вплоть до клеток, до самых глубин Материи:

 

"Обхватывающий".

И действительно, он всё покрывает своим могучим Туманом, включая наши самые "естественные рефлексы" и суждения:

"Закрывающий".[122]

Это первый строитель нашей Тюрьмы. Однажды узнав о своём индивидуальном положении, он "естественно" разделяет всё, он –

"безмолвный Разделитель"[123]

высшей квалификации. И мы, в особенности человеческие существа, стали

"как сбитый с толку, не знающий

места где он живёт"[124]

В конце концов, мы решили, что ум наш единственный инструмент и великий созидатель – он же создаёт лишь несчастья, в которых запирает сам себя. Это Тюрьма, непроницаемая для воздуха. Вдобавок ко всему у него есть "рот", который изливает свой гипнотизм через все громкоговорители мира. Однако без него, без создаваемых им несчастий, мы остались бы неподвижным видом подобно сумчатым или милым маленьким чайкам, плодящим других маленьких чаек в течении вечности. Мы не можем больше воспроизводить маленьких людей, наш "механизм" собственноручно удушает и разрушает себя, весь вопрос в том, чтобы знать, будем ли мы полностью разрушены подобно мастодонтам, раздавленных собственным весом или же найдём рычаг, дающий возможность двигаться к другому виду. Животные не смогли обнаружить этот рычаг, хотя он находится также и в них, как и во всех маленьких животных мира (и даже в камнях); они слишком гармоничны и организованны, "нормальны" в своём собственном виде и менее запутанны, чем мы – в них не было Потребности, только если Природа не бросала их в какое-нибудь бедствие, чтобы заставить их найти Средство.

Наша человеческая ненормальность быть может является лучшей возможностью совершить прыжок.

Найдём ли мы Средство?

Сможем ли пробудиться из состояния умственной наркомании?

 

"Карликовая мысль с потребностью жить в границах

Всегда склоняющаяся перед молотом факта и формы.

Поглощённая и зажатая в рамки внешнего зрения…

Приковывающая жизнь к привычной рутине,

Покорная грубой тирании Материи,

Пленница шаблона в котором она работает

Связавшая себя тем, что создала сама.

Раба фиксированной массы абсолютных правил

Привычки мира она считает Законом

И Истиной считает ума привычки…"[125]

 

"И не говорите мне, что атомы которые я вижу в свой микроскоп, не вращаются таким-то и таким-то образом согласно этому Закону; или что клетки, которые я вижу через свои очки и под этим скальпелем, не сделаны из Материи и что они не подчиняются этому закону + тому закону + другому закону…". Мы заперты в тюрьме из законов которые не имеют той реальности, которую мы им предаём, но они могут взорваться на наших глазах совершенно законно, так как это мы организовали их. И они взрываются перед нами и дезорганизуют всё, чтобы заставить нас найти рычаг, как пустыни и потоки ледяного плейстоценового покрывала дезорганизовали законы прежних видов, чтобы заставить их найти другие средства и другие законы. Наши научные законы имеют не больше силы, они не более абсолютны и фиксированы, чем законы берегового кулика или сладкоголосого соловья, они работают…пока. К несчастью, "законы" ума имеют такую гипнотическую силу, какой не имели законы предыдущих видов – и они заставляют нас ломать всё собственными руками. В том числе и нас самих?

Удивительно, но за столько тысячелетий до начала цивилизации ведические Риши говорили об

"искуственных препятствиях"[126]

 

Это – последняя иллюзия.

Но мы рождены не для того, чтобы вечно быть "Сынами Тумана".

 

 

 

СВЕРХЪЕСТЕСТВЕННОЕ

 

Я до сих пор слышу голос Матери, находящейся в абсолютном одиночестве, заточенной в этой золотой тюрьме, сидящей согнувшись и пристально глядящей… о, этот взгляд: "Мне миллионы лет, и я жду".[127] Ожидающая, древняя печаль Земли.

В одну из последних встреч, она, прижимая руку к груди, сказала: "Всё – там".

Как мы невежественны!

Как много нужно столетий для того, чтобы снять одежды со всего, что находится здесь. Были миллионы жизней в которых мы рождались, не зная того, и миллионы смертей, которые также рождались с нами – каждый раз переигрывалась вся трагедия Земли, каждый раз она забывала себя и находила себя вновь… на мгновение. Это не нуждается ни в словах, ни в хоре, это тот самый молчаливый Огонь; ожидающий, острый, подобный самой священной глубине. Мы ищем богов, чудес, но когда из наших крушений поднимается этот молчаливый, обнажённый Момент – это всемогущее чудо, как будто все столетия и все печали ожидали этого единственного Момента. Мы не знаем, ничего не знаем об истинной силе жизни, истинной силе человека.

В "начале" известных Столетий, для некоторых менее "закрытых" существ, чем мы, жизнь была путешествием и открытием. Не было известно ничего, кроме того, что билось там, и это "там" было широким божественным миром, могуществом существа, находящегося в поисках себя, сокровище, страстно желающее найти себя. И что ещё могло быть там найдено, какое другое могущество? Мы дали столько имён этому, столько было золотой и суеверной лжи: так много "других" вещей там где больше ничего нет. Для тех существ минувших дней, которые могут вернуться в наших сердцах, не было ничего "сверхъестественного": Риши Вед не верили в "сверхъестественное", Божественное было самой естественной вещью на свете, оно было всем миром, всем могуществом этого мира и единственным Законом Мира, который должен быть найден и завоёван в этой маленькой точке существования так же, как и в универсуме. Будучи самим Могуществом, самим сердцебиением всего, оно могло бы делать что угодно и, естественно, это было невероятным исследованием. И "чудо", которое мы зовём в наши невежественные дни, находилось там, полностью.

 

"Мне миллионы лет, и я жду…"

 

Шри Ауробиндо тоже знал, но больше не хотел столетий Бессилия и Невежества, он хотел завоевывать. Но что может быть завоёвано для одной точки существования, что не стало бы завоёванным для всей Земли, этого единого неделимого тела? Завоевание – в теле, потому что Оно является единственной стабильной вещью на протяжении миллионов лет. Всё остальное – преходящий туман.

"Сверхъестественное по своей природе - то, чего мы ещё не достигли или пока не знаем, или же это средства, которые мы пока не завоевали"[128]

Шри Ауробиндо находился в поисках этого "средства", и лучшей отправной точкой стало то, что наиболее просто и естественно выражает себя – тело. Поскольку оно является Божественным, оно совершенно естественно может делать всё что угодно, включая изменение наиболее примитивного, грубого, несознательного способа существования этого старого животного: смерть, это просто продукт или следствие "заключённой в тюрьму" и незавоёванной "стремительности" жизни. Следствием незавоёванной и бессильной божественности. Должна измениться вся "тюрьма". Должна измениться сама несознательная и невежественная Материя. "Новый принцип Материи" – говорит он. Наши машины, также как и Церкви сотворила наше варварство.

Следовательно, существует Иллюзия, которая должна быть разрушена в этом теле, поскольку оно - единственная не иллюзорная вещь, ведь в конце концов всё началось с него.

 

 

 

ФЕНОМЕН

 

Тем не менее я должен попытаться рассказать о наиболее экстраординарном феномене в мире… . Шри Ауробиндо оставил надежду объяснить это ученикам, засыпавшими его нелепыми вопросами, и в конце концов он ответил: "Суперразум… объяснит себя сам".[129] Воистину, сейчас он "объясняет себя" повсюду в мире способом, похожим на метод дельфийского оракула, ведущего в определённую точку здесь, для того, чтобы ты попал в другую точку там, но это довольно сокрушающий способ или, во всяком случае, приводящий в замешательство. Если бы мы меньше "приходили в замешательство", Феномен мог бы быть более гармоничным.

Ощущения слишком тонки, чтобы это выразить, кроме того, сказывается отсутствие словаря – необходим другой язык. Что сказал бы первый маленький зверёк когда он впервые открыл глаза на этот мир, подобно маленькому тюленю на белом пляже? Но маленький тюлень, даже "первый", по сути сделан из уже существующей субстанции. Здесь же мы имеем не просто другой способ видения вещей, а другой тип субстанции – другой тип Материи. И чтобы пережить всё это, нужно, чтобы голова крепко сидела на плечах старой Материи. Но как рассказать об этом?

Сквозь все эры и человеческие эпохи, несколько человеческих существ ясно ощутили бессмысленность суматохи этой жизни и этой печали, этого вечно израненного счастья и этой мимолётной или переменчивой любви – жизнь истощает себя, не найдя своего мира и всё успокаивающей полноты. Они попытались выйти из всего этого. Многие мудрецы пытались, и их опыт был довольно схож: во первых, в успокоении этого хаоса, суеты и кружения жизни, ментальных американских горок, поднимающихся и опускающихся, и вновь поднимающихся, чтобы упасть, всех этих да и нет, всех добродетелей, являющихся обратной стороной греха, и всех грехов, находящихся в поисках добродетели – и так бесконечно. Этому нет никакого решения, в этом нет никакой гармонии, в музыкальном смысле. Они медленно, медленно успокаивали всё, и на вершине этой тишины, в конце пустоты, чистая вершина их существа поднималась… в пространство над их головами, небеса, такие спокойные, без какой-либо ряби, где можно было быть счастливым, полным, будто находясь над жизненным морем с его штормами и несчастьями, и можно было даже улыбаться там, как будто это была вечность. Там даже находилась великая Музыка, пространство Музыки, как будто все универсумы пели там свою Ноту и гармония была во всём. Там были озарения и всё было известно без слов, или, иногда, музыка, выражающая себя при помощи слов, подобно Мудрости, сеющей свою улыбку и говорящей то, что позади жизней и позади смертей, и что будет сиять сквозь все времена. Многие мудрецы несуществующих религий, многие музыканты несуществующих языков или всех языков, ощущали это и воспевали – это был их Источник, это были небеса Красоты, которые были Истиной. Да, это были "Небеса" на вершине их существа, подобной освещённым макушкам Канченджанги или Нанда Дэви, таких прекрасных над равнинами и суетой.

Но внизу оставалась суета, неизменная людская боль и неизменная Ложь этого мира. "Небеса" человеческого Ума, освобождённого от своих противоречий и лжи, это лишь предел человеческих попыток после тысячелетий поисков и обманутых жизней – но не является жизнь обманутой всегда? Софокл ясно это видел и продолжал жить с верой в Жизнь, в Человека. В те счастливые времена не было никаких религий, были только Мудрецы и Певцы.

Но были и другие существа, те, кого мы могли бы назвать "существами огня" или, возможно, "материалистами духа", рождённых с неукротимым Пламенем внутри, заключающих в себе, под своей кожей, множество людей, множество безутешных и мучительных смертей и так много жизней с одним единственным вопросом. Они смотрели, но всё было Нет. Да – на вершинах человеческого Нанда Дэви и, тем не менее, Нет; Да, кричащее в услышанной однажды величественной музыке и, тем не менее Нет; Да - на внутренних океанических просторах и, тем не менее Нет… . Это безнадёжно, неприемлемо, однако охватывает всю жизнь подобно Огненному Вопросу, пылающему для жизни или против неё, но даже это "против" как крик Да. Ты бродишь подобно скитальцу по лесам и пустыням или нигде, потому что это Нет – в отношении чего угодно, Нет - любым Небесам, и ты подобен огненному бродяге в поисках… Бог знает чего, это Нет – даже Смерти, отчаянию, хотя всё безнадёжно, но оно горит и горит, как будто ради самой Жизни. И взгляд становится острее. Нет, не взгляд маленького тюленя на голом песчаном пляже, а взгляд огня, который переживал и переживал всё это, пытаясь проникнуть во все эти Нет, во все песни и плачи, как будто что-то должно быть вырвано из глубины этой человеческой ямы, непереносимой и величественной. Можно назвать его взглядом геолога. Существуют колонии коралловых полипов, образующих коралловые барьерные рифы, которые умирают друг на друге, формируя стену, и последний живущий растёт на мёртвом. Мы похожи на последний барьер из человеческих полипов, растущий на груде мертвецов находящихся внизу – твердь из мертвецов и временно живущих, которые растут… . Где находятся "небеса" этих полипов? Есть только ужасное, кричащее, пылающее Нет.

И старое существо на вершине этой груды, похожее на всех людей из неё или на многих, находившейся в его собственной коже, становится такой кричащей Потребностью, будто он - Потребность всех собратьев, наваленных в кучу за тысячелетия; и таким глубоким Зовом, похожим на толчок первого, древнего, ночного семени похороненного под всей этой массой в течение долгого времени; таким Зовом к… чему-то, что наконец-то стало бы его Жизнью, его Солнцем. Его физическим Солнцем здесь, в этом ночном теле, упакованном в известняк.

И потом, существует Феномен.

Он никогда бы не имел места, если бы великое Существо Огня по имени Шри Ауробиндо не открыло путь – "великий путь", "mahas pathah" как говорили Риши.

Как я уже говорил, это настолько необыкновенный феномен, настолько изумляющий, что я никогда не устану это повторять. Фактически, это как если бы в разворачивающейся Эволюции один из представителей живущего вида сознательно наблюдал собственный переход и переживал её механизм или могущество, благодаря которому совершили переход предшествующие виды. Но это больше не переход из одной известной "среды" в другую известную "среду" – это иная среда! Это больше не вершины рафинированного Ментального существа, поднимающегося над дикими волнами жизни, чтобы наконец-то найти гавань в эфирных, успокоенных небесах, счастливых и приноровившихся ко всему, таких улыбающихся, таких широких и наконец-то божественных, среди мирских разногласий создавая наши ускользающие красоты. Теперь это больше не так (хотя иногда об этом жалеешь!). Это… нечто, поднимающееся из под ног, тяжёлое, плотное, и непрерывно поднимающееся и поднимающееся, и первое изумление – откуда поднимается вся эта субстанция? Она реальна, но не соответствует никаким известным нам субстанциям, она плотна и компактна и, тем не менее, тягуча, тяжела и массивна как свинец и одновременно невесома на наших электронных весах – она не добавляет ни одной унции к телу! Но она сокрушающа, и как будто всё тело находится внутри этой массы. Она поднимается и поднимается, неумолимо, будто из самой земли, где внизу находится некая огромная берлога. С этим ничего нельзя сделать: она поднимается сквозь тело, сначала медленно, затем всё более и более "неистово", если можно так сказать, день за днём, повелительно, чтобы бить вновь и вновь, в этот несчастный черепаший панцирь, и бить безжалостно – ты либо позволишь ей пройти, либо взорвёшься. Затем, однажды, после неопределённого числа месяцев(?) – последний удар сквозь тело "будто рассекающий шкуру зверя" - и она выходит из этой телесной стены. И продолжает подниматься! Как будто поднимается сама телесная субстанция, но не в эфирные, счастливые "небеса", мягкие и безмятежные, а в плотную бесконечность. И это происходит не с закрытыми глазами, никаких "видений" или сверхземного света: ты гуляешь, а это происходит, она поднимается; ты ешь или собираешься заняться домашними делами, а она продолжает подниматься, неустанно, компактно, непреодолимо, в небеса, кажущиеся бездонными, такие же безмерные как и берлога внизу. Эти небеса похожи на наше физическое небо, поскольку ты гуляешь под ним, смотришь на поля и тропинки, но качество их субстанции отличается от небес известных нам. И ты будто захвачен или находишься под другим притяжением, которое тянет и тянет эту субстанцию снизу, телесную субстанцию, которая поднимается сквозь тело в направлении чего-то, подобного невидимому Солнцу этого универсума. Она бесконечно поднимается день за днём. И тело, это старое, но тем не менее продолжающее двигаться тело, становится похожим на "трубу" (или, возможно, на жерло вулкана!), нижний конец которой погружается Бог знает куда в землю, а верхний во всё более и более плотные "небеса". Нужно быть очень твёрдым и разумным, чтобы это выдержать.

Но однажды (в какой момент?) наступает этот Феномен, Феномен, который собирается опрокинуть все виды: волна разворачивается. Вместо того, чтобы подниматься, она "нисходит" и пытается войти в эту старую телесную трубу для того, чтобы объединиться с таинственной берлогой внизу, под землёй. Но в таком случае, это совсем другая история! Эта страшная плотность находящаяся сверху (страшная для маленького тела) вновь идёт вниз сквозь тело и стучит, вновь и вновь, в нижнюю часть, под ноги, которая твёрже камня и также широка как ночь Земли. И "труба" сопротивляется – но как можно противостоять нисходящей плотной молнии! Можно назвать это "молнией" (как, кстати, называли это и ведические Риши), потому что она имеет невероятную скорость и ту же определённость, точность и могущественную энергию как и известный нам природный феномен, но имеет другое качество. И тогда, когда она входит в эту древнюю материю, мы начинаем понимать всё: и миллионы лет, и исчезнувшие виды, и Феномен Земли. И каменную тюрьму, охватывающую всю Землю, подобно чёрной пустой породе, окружённой бесконечностью.

Безграничная Энергия.

И эта другая Материя – как ещё её можно назвать? – пытается войти в …. По сравнению с этой гибкой, но однако могучей и плотной Материей, наша материя хрупкая и негибкая. В одной из редких бесед с бенгальским революционером из Чандернагора, Шри Ауробиндо, хотя и неохотно, описал этот Феномен сказав: "С 1910 года, в особенности с 1914 по 1921 год (Шри Ауробиндо впервые встретился с Матерью в 1914 году) обширная сила давила на меня и внутрь моего существа, непрекращающийся напор универсального сознания, огромной силы и света из супраментальных планов…"

Действительно, это больше не имеет никакого отношения к известному нам ментальному миру и небесам Ума, ни также к инструментам, дающим нам возможность измерить силы известного нам физического мира, которые просто являются силами, измеряемыми с помощью инструментов Ума: это иной мир, и понятно, почему Шри Ауробиндо назвал его "супраментал". Он описывает Феномен дальше: "В то время казалось, что тело может быть раздавлено или уничтожено. Моя жизнь, казалось, балансировала на тонкой проволоке. Малейшая неосторож-ность, малейший дисбаланс оставил бы тело разбитым на части или расстроил его механизм."[130]

Ведические Риши говорили об этом бесчисленное количество раз, не боясь повториться, как заклинание (но чтобы понять, что это значило, они должны были пережить это, как пережил Шри Ауробиндо):

 

"О, владыка энергии, ты находишься в самой истине,

Они вызвали его из полной и компактной субстанции

Дающего, который распространяет не свой свет."[131]

 

"Полные твёрдого могущества в своей сияющей энергии;

Ослепительно вспыхивающий свет господ полноты."[132]

"Полные жгучей интенсивности… и скорости."[133]

"Эти могучие силы Жизни…

Запрягшие свою скорость, они успевают везде."[134]

 

И мы повторяем последний гимн, который теперь нашёл своё полное значение:

 

"Индра, в качестве своего основания,

Вскопал землю своей пламенной силой…

Он расшатал установленный порядок вещей".

 

 

*

*    *

 

 

 

 

КЛЕТКА

 

Бесконечность Энергии.

Когда Энергия, эта пугающая Энергия начинает нисходить, это похоже на телесный катаклизм. Это та Энергия, что заставляет танцевать звёзды и толкает вперёд все виды. "Всё расшатывающая Энергия" – говорили Риши. Это происходит мгновенно и похоже на смерть старого тела, запертого в свою рутину и свои системы, оно брошено в другую среду или затоплено другой …непереносимой средой. И тогда мы начинаем осознавать физическую тюрьму в которой живём – пока мы в ней находимся, мы совершенно не осознаём, чем она является или из чего она сделана. Учёные могут говорить всё что им нравится, но они не знают ничего, потому что находятся внутри – как только пересекаешь Стену, входишь в нечто совершенно другое, но чаще всего люди пересекают её только когда умирают. И как только первые капли этого невероятного потока Энергии дерзко входят в тело, именно смерть мгновенно начинает нам таращиться в лицо или бурлить повсюду в теле, как будто собираясь взорваться. "Это дозировано" – говорила Мать – слава богу! Затем медленно, очень медленно, тело должно научиться тому, что это – не смерть: умирает его собственная смерть! И всё против, всё яростно протестует! Вы атакованы всеми "законами", так называемыми законами, организующими нашу систему, атака всеми силами, которые создавали эту тюрьму тысячелетиями. И там все маленькие и большие звери, страшно ядовитые змеи, злорадные внушения и импульсы: всё, что мы сегодня видим кишащим средь бела дня на земле также как и в собственных телах – "это" вышвыривает всё или вырывает с корнем и изгоняет всё, что там затаилось, ревностно защищая входные двери. Поскольку все наши пещеры, это "стражники блаженства", Нектара, о чём знали еще Риши. И кто посмеет спускаться туда и бороться со всеми местными обитателями и жрецами ночи? Легче сбежать наверх. Ты начинаешь переживать всё, что лежит перед тобой, без прикрас. Ты переживаешь всю историю видов, собственную палеонтологию, рождение видов, потому что ты другой вид, рождающийся …вопреки себе, как всегда было в Эволюции. Но теперь ты рождаешься с широко открытыми глазами или умираешь с широко открытыми глазами и можешь видеть как всё происходит. Причину всего этого… . И ты узнаёшь об ужасной Иллюзии, гигантской Иллюзии, жестокой Иллюзии, охраняющей закрытые двери – наши двери смерти. И сверх всего – сверх всего – осознаёшь огромную гипнотическую силу нашей "науки". И если есть что-то, что может полностью отделить реальность от иллюзии – это клетка. Для неё все наши остальные "суперструктуры" призрачны, болезненно призрачны. Затем мы широко открываем глаза, возможно бесчисленное множество глаз.

Но кроме бешенной атаки и притворства всего Негативного, существует экстраординарное Позитивное, чудесное Позитивное. Тогда ты начинаешь открывать всё: часовую пружину, рычаг, Могущество, давшее всем видам, вопреки череде смертей, продолжаться и продолжаться сквозь льды, пустыни и потопы начал. Это – клетка. Мы вовсе не знаем, чем она является, она всегда закрыта, замурована. Там видишь это воочию, переживаешь в живую, происходит борьба или привыкание к этой непереносимой Энергии, которая, возможно, похожа на смерть клетки. Но для клетки нет смерти – её не существует! Смерть, это наше изобретение, это нечто, что обволакивает "то". Для клетки это феномен, который должен быть усвоен, приспособлен, организован в её собственной субстанции – никакой невозможности не существует! Невозможность является тем, что покрывает "то". Затем видишь или переживаешь час за часом, день за днём, год за годом (Шри Ауробиндо делал это в течение сорока лет) как эта клетка, тело из клеток "справляется" с подавляющим натиском неукротимой Энергии, которая, кажется, хочет смерти всего, чем мы являемся, но которую оно УЗНАЁТ - это Вино Восторга, принадлежащее ему от начала времён! То, что клетка искала повсюду, во все времена, под той или иной скорлупой, тем или другим опустошением, в том или другом несчастье – всегда одном и том же Несчастье. И это происходило со всеми видами на планете – они УЗНАВАЛИ. Это та же самая вещь, та же самая клеточная работа, тот же самый очевидный, лучащийся Факт. Тело, это то-что-ищет-решение, находит их всегда и всегда находило в течение миллионов лет несчастий. День за днём видишь, как оно старается, одним способом, другим, тысячами способов, УПРЯМО, и именно его упрямство – просто чудо, как будто эта маленькая клетка живёт в другом мире где возможно всё! Как будто эта маленькая клетка узнала собственное чудесное Солнце, вечно притягивающее её – и где трудности? Существует "это", являющееся "тем" и движущееся по направлению к "тому"… . И теперь, после пребывания в стольких тюрьмах, она движется по направлению к "тому", целиком и лучезарно. Некоторые слова настолько испорчены и фальсифицированы, что больше не смеешь их использовать, но для клетки "Бог" существует – он абсолютно живой, он является её собственной субстанцией! Это Факт и Сила пребывающая в ней та же самая, что Сила галактик и Солнц. Там всё бессмертие и это подобно Вину Восторга, несущему её.

Но над "этим" находится множество разных наслоений. Но в этот раз, за все миллионы лет Эволюции появилась сознательная клетка, потрясённая натиском собственного Солнца, которая ищет решения и пытается построить для себя новое тело – перед лицом всего сопротивления.

Своим простым и прямым языком Мать говорила: "Законы больше не являются тем, что поддерживает  тело". А также: "Старый, обычный порядок вещей заканчивается". Подходит к концу традиционный порядок вещей на земле. Заканчивается рутинное течение Эволюции – и всё содрогается, потому что существует одно, единое тело мира. Рушатся все старые "грязные карточные домики" под весом истинных небес, которые мы поместили где-то вдали, рушатся все старые структуры под весом собственной Фальши, под давлением этой могучей Божественной Энергии повсюду выкорчёвываются, изгоняются всё те же самые маленькие, прячущиеся в тени зверьки, танцующие свой танец протеста. Их кишение продолжается и продолжается. Но это уже заканчивается, наша древняя Тюрьма разрушена до основания. Одна маленькая Солнечная клетка строит новое мировое тело.

 

 

 

МЕТАФИЗИКА ТЕЛА

 

В самом факте смерти нет ничего особенно мучительного, мучительна череда повторяющейся бесчеловечности – почти жестокая абсурдность этого гибрида между зверем и …чем?

Мы находимся в поисках реальности, а не философии. Когда смотришь на груды полипов, где верхние живут на груде мертвецов, эта картина поражает, и в известном смысле, поражает даже больше в своём космическом аспекте, чем ужасы веков Инквизиции (пять столетий – большой срок), которые смогли превратиться в искусство гестаповских пыток. Зверь всё ещё здесь, целиком. Но как насчёт этой "груды"… сколько ей миллионов лет? И насчёт последнего, живущего и растущего на груде мертвецов?

Из всех опытов, которые может собрать человеческое существо, жестоких и возвышенных, я не нашёл ничего более поразительного, ничего более экстра-ординарного, чем наблюдение вживую работы маленькой клетки, поскольку это картина космического масштаба. Перед нами лежит вся наша История, так сказать, включая полипов. Это наша первая и последняя Тайна, а вовсе не то, что происходит на Венере или Юпитере (но Венера и Юпитер тоже находятся в ней).

Невозможно просто "прохаживаться" вокруг этих вещей, подобно перипатетикам Аристотеля - ты находишься в них. И находишься в них день за днём, год за годом, долгие годы и долгие часы, в умирании, в самой противоположности жизни, под непонятным Давлением Силы способной разбить всё: и сразу здесь все старые бедствия, год за годом, секунда за секундой. "Думаешь, что это невозможно вынести более нескольких минут" – сказала Мать – "а это продолжается и продолжается…"[135] Итак, это непрерывная и детальная "картина". Несомненно, это должны были пережить другие виды, оказавшись брошенными в среду где невозможно жить и дышать, но, тем не менее они продолжали жить – и мы тому подтверждение, поскольку находимся здесь три миллиарда лет спустя. Чудо, улыбающееся и упрямое, в глубинах дурацкой Материи или, по крайней мере, довольно механической и несознательной для того, чтобы немедля ухватиться за собственное Чудо и завернуть его в новую защитную оболочку, которую она наращивает, подобно полипам… до следующего плодородного бедствия. Это и есть "парадокс Ада", продуктом которого мы являемся, после множества других Адов, сваленных друг на друга под нашей человеческой коркой. Но эта корка становится ещё толще и ещё упрямее, благодаря всей "науке" которую она накопила и всем Божественным заповедям, которые мы положили в свои бетонные мешки. Это совершенство Ада, непогрешимое и организованное. Однако в каждом из нас, как и в находящемся на вершине полипе, на куче из мертвецов есть что-то живущее, борющееся, но совершенно "отравленное" их ночной средой (можно сказать злобной), но возможно, это "зло" несёт в себе свой конечный крик о спасении, подобно слепому, поверженному Эдипу: "Неужели лишь тогда, когда я стал ничем, я стал человеком?". Или последний саморазрушающий взрыв, своё последнее спасительное "бедствие". Поскольку парадокс Ада всегда был Божественным Парадоксом.

И поэтому видишь или переживаешь, что эта чудесная клетка, такая невозму-тимая, такая лучезарно уверенная в возможности найти решение, вопреки боли, налагаемой этим скелетом, вопреки древним изобретениям смерти покрывшим её коркой, совершенно лишена чувства "невозможности" – нет ничего невозможного! В течение миллиардов лет клетка жила, чтобы выкрикнуть это, хотя она не "кричит", она невозмутимо улыбается, она ЗНАЕТ и пытается вновь и вновь убедить нас в собственном Чуде. Для моллюска, цепляющегося за свой камень, если бы он мог видеть ясно, чайка на пляже была бы абсолютной "метафизикой"! Она была бы для него "сверхъестественной". Но клетка "переживает" метафизику, она целиком и полностью, постоянно, в метафизике без философий, Евангелий, без "законов" – она даже пытается найти решение нашей преходящей глупости, она ЗНАЕТ, что наши человеческие привычки так похожи на множество других привычек, существовавших до прихода человека, и что прямо там, на чудесном пляже, существует… другой вид, который будет похож на конец её боли и долгих ночей под той скорлупой или другой. Наконец-то пришло начало её истинной жизни под Солнцем, которое притягивало и притягивает её, и которое она обнаружила и узнала внутри, в себе, как своё собственное солнце, свою всё-возможность.

Мы, человеческие существа – метафизика для предшествующей тьмы, а для какой божественной, неизвестной Физики мы являемся мрачными призраками? Не закостенеем ли мы, застряв в нашей преходящей и самонадеянной "физике"? Или, как говорит Савитри:

 

"Но многолика космическая Душа;

Фиксированное лицо Судьбы может изменить прикосновение;

Может произойти внезапный поворот, показаться дорога…

Или можно найти, когда остальное потерпело неудачу

Ключ к совершенному изменению, скрытый в нас самих."[136]

 

 

*

*    *

 

 

 

КЛЕТОЧНОЕ ЗАРАЖЕНИЕ

 

Материя… .

Место самых больших препятствий и, определённо, место самых больших открытий: как всегда препятствия – это двери к более великой силе, и уничтожается именно старый способ существования и древние привычки для того, чтобы дать дорогу … чему-то иному. Мы это переживали в течение всей Эволюции. Под этим ужасающим натиском Энергии, который похож на смерть нашего способа быть "живым", клетки не прекращали говорить нам о своём бессмертии, о своём космическом смысле.

Но бессмертие… в Тюрьме? В этой арматуре из известняка, со всеми оставшимися так и не объяснёнными потребностями старой животной эволюции?

Когда древняя рептилия превращалась в птицу, это было "притоком свежего воздуха" для всей её системы(!), но сколько тысячелетий и боли потребовалось для того, чтобы превратить плавники в ноги и крылья?… Нашему старому скелету это причиняет много боли, и это заметно, когда Энергия приходит и разрушает стены твоей тюрьмы. Но здесь, применительно к существующему эволюционному виду, это больше не вопрос отращивания крыльев или каких-либо других органов, которые были бы лишь раздуванием старой машины, с другими ограничениями; это не вопрос увеличения и расширения могуществ той же самой старой вещи; и это, определённо, не вопрос становления более "святым" (о, ужас) или более "разумным" (хотя это было бы не так уж и плохо, принимая во внимание весьма распространённую слепоту), поскольку тело обладает всем космическим разумом, которого нам недостаёт, под нашими разнообразными одеждами. И сама субстанция Материи, сама её организация, её хрупкая и непластичная жёсткость должна измениться. Мы умираем не только от собственной глупости и собственной животной темноты – и это милость, когда видишь каким пугающим был бы ужас бессмертия правящих обманщиков и шоуменов – мы умираем по причине существования Тюрьмы материи: любое более или менее освещённое, очищенное существо жаждет уйти и всегда так поступало; даже слегка коснувшись небес наверху, оно хочет дотянуться туда, хочет влиться в этот великий вечный Ритм, в этот не ограниченный стенами Свет. Но концентрационный лагерь внизу… . И это "освобождение" не предназначено только для  духа. Дух возвращается, и он возвращается вновь и вновь, потому что вечное существование в качестве никогда-не-улучшаемого концлагеря не есть истинный Закон этого мира. Существует Дух мира, космический дух, который хочет Своего Закона, а не один из этих лживых, иллюзорных или сиюминутных и жестоких законов. В одном из своих афоризмов Шри Ауробиндо, со свойственным ему неизменным юмором, говорит: "Что касается меня, то я полагаю, что имею право настаивать, чтобы Бог отдал мне Себя в этом мире также как и вне его. Зачем он вообще создал мир, если хотел уклониться от этой обязанности?"[137]

И тогда, в космической перспективе, Он явно хочет не только изменения сознания, но также и изменения этой Материи, этого отвратительного концлагеря, который возможно и был очень гармоничным и приятным в эпоху птиц или даже рептилий и мелких видов, предшествующих нам, но теперь он вовсе не таков и по этой причине умирает и тащит все виды в своё пожирающее сумасшествие.

Наши несчастья – возможно наш шанс, последний шанс выйти из этой мешанины видов, вместо того, чтобы ходить по кругу.

Поэтому сама Тюрьма, сама Материя, или то, чем она кажется, должна измениться. В прошлом были попытки, и ведические Риши говорили о "теле света" (Jyotir maya deha), а позже появлялись великие существа, подобные Рамакришне, тело которого было обёрнуто в свет; некоторые традиции говорили о "прославленном теле", но всё это находится в переменчивых областях жизни, к телу же было отношение как к инструменту, который должен быть отброшен после достижения "духовной реализации", но Шри Ауробиндо был другого мнения.

"Несмотря на то, что концепция роли тела в нашей судьбе в достаточной мере подходит для садханы (йогической дисциплины), которая видит землю только как поле невежества и земную жизнь как подготовку для спасительного удаления от неё… она недостаточна для садханы, которая представляет божественную жизнь на земле и освобождение земной природы, частью общей цели воплощения духа здесь. Если наша цель – тотальная трансформация существа, то тотальная трансформация тела должна быть её неотъемлемой частью; без этого невозможна никакая полная божественная жизнь на земле."[138]

Это написано Шри Ауробиндо в конце его исследований в теле, в 1950 году, после сорока лет работы.

Это может казаться совершенно невозможным и безумным, но если сказать об этом клетке, она улыбнётся … и будет искать решение. Как всегда.

В другом своём афоризме Шри Ауробиндо говорит:

"Наиболее связывающий Закон Природы представляет собой лишь фиксирован-ный процесс, который был создан и постоянно используется Владыкой Природы; Дух создал его и Дух может его превзойти, но сначала мы должны открыть двери нашего дома – тюрьмы и научиться жить больше в Духе, чем в Природе."[139]

Именно это случилось, когда под неукротимым натиском Энергии клетки одного из представителей земных видов раскрыли свои двери и узнали о Законе – Законе, который может изменить все другие законы. Клетка, это самая простая вещь в мире. Она не "отравлена" подобно другим нашим "суперструктурам" (хотя вся наша фальшивая система, безжалостно и бесчисленными способами, пытается её отравить). Кроме того, и это самое важное, клетка совершенно космична в своей простоте (все растения и животные знают это) и мгновенно сообщается со всем, ей не мешают никакие наши иллюзорный стены. И прямо сейчас она посылает повсюду свои сигналы или свою необычную вибрацию во все наши маленькие марионеточные тела, суетящиеся на поверхности. С присущим ей юмором, Мать говорила: "Скоро я буду распространять опасное заражение!"[140] Это сама Земля, подспудно, невидимо для наших подслеповатых глаз, заражается Новой Жизнью – той самой заразой, которая "опасно" дезорганизует призраков населяющих нас. Когда приходит время, все растения одного вида передают друг другу приказ, чтобы зацвести вместе. Если растение одно - оно засыхает. И все мигрирующие птицы летят точно к месту назначения. Возможно, после тысячелетних странствий и мы достигнем Момента своего предназначения и расцвета великого Закона. И заражение Новым Миром и Новой Землей и есть то, что заражает нас вопреки нам самим. Кажется, даже подземные вулканы ускоряют свои судороги.

В 1918 году, когда он всё ещё подвергался "неукротимому потоку огромной силы", Шри Ауробиндо посмотрел на послевоенную (но всегда до) эру и в собственном теле увидел или ощутил: "искажённые души-желания людей и наций, крушение многих тронов и учреждений, и неистовство старых земных привычек, которые человек (сформировал внутри) напластовал над беспокойными расплавлен-ными силами эволюционирующей Природы"[141]

 

 

*

*    *

 

 

 

МЕЖДУ ДВУМЯ НЕОБЪЯТНОСТЯМИ

 

Прилежный ребёнок, который ходит в школу, старается понять этот обширный мир, полный Неизвестности: есть нечто, что должно быть понято, и это принуждает его стараться понять. Это присущий только Человеку факт, отличающий его от всех других видов. Всё, что имеет место после первых семи лет жизни, - известно, печально известно и похоронено – устарело. Для ученика нынешнего тела, необычного тела нового универсума, для этого новорожденного дитя, не принадлежащего ни к какому виду или принадлежащего к виду неизвестному, происходит то же самое: день за днём он смотрит на ("феномен") объект восприятия, с трудом пытаясь понять. Но это смотрит весь Феномен земли с пониманием, лишённым старого Ума – появившаяся новизна, если можно так выразиться, сделала этот инструмент устаревшим: он запоминает, наблюдает, записывает результаты и следствия, но так, как будто он находится снаружи, в то время как Феномен разворачивается как океан или шторм. Ты не капитан, стоящий на палубе, ты ВНУТРИ "чего-то" и, что более важно, ты больше не маленькая скорлупка "я", плывущая по морям. Это плывёт вперёд необъяснимая тотальность, сама не знающая достаточно хорошо, как она плывёт. Да, это похоже на "миллионы лет" плывущие вперёд ("Мне миллионы лет, и я жду" – говорила Мать), и объект их долгого ожидания теперь перед нами. Затем всё становится полным возвышенного "понимания", которое может это совсем не осознавать, но которое переживает этот необычайный океан, ужасный океан – греки обозначали Прекрасное и Ужасное одним словом. И это так верно. На этот раз ты находишься в истинном, и только тело, новорожденное тело способно пережить на опыте новый сорт живого Божественного. Только в теле Божественное понимается или осознаётся.

Затем старый записывающий Ум пытается посмотреть и понять, как будто это "старая вещь", так долго находившаяся в ночи столетий, хотела увидеть причину всех своих печалей и, возможно, рассказать об этом, потому что в этих маленьких человеческих существах так много печалей, что хочется, чтобы их больше не было, но в конце концов понимаешь, что все печали были ожидающей любовью, ожидающим Огнём, который бился тут и там, искал себя на как на ошибочных дорогах так и верных (и верная дорога ни чем не лучше ошибочной, она только более крепко заключает тебя в тюрьму). И становится полностью понятен Парадокс Тьмы. Ты понимаешь, что Божественного нужно достичь в теле, в самой Тюрьме. Если бы мы прикоснулись к этому слишком рано, мы ускользнули бы из этой чёрной личинки как бабочка, оставив навечно позади темноту земли и предоставив все эти бессмысленные виды их бессмысленной Судьбе. "Старая вещь" должна прикоснуться к собственной Божественности в этом древнем теле Земли – в этом Цель миллионов лет. Божественной должна быть Земля, а небеса всегда были великолепны.

И вновь глаза тела смотрят на свой Феномен, с любовью ко всем печалям, которые оно бесконечно понимает.

Таким образом, было это древнее существо, которое билось тут и там, горело, смотрело на горы наваленных друг на друга полипов с таким отчаянием и страшным Зовом, как будто это был конец огня и угасание собственной жизни, и затем, снизу, как будто из глубин земли, из бесконечной, чёрной берлоги под ногами, непреодолимо начала подниматься Плотность Субстанции. Медленно, медленно и болезненно, этот тяжёлый Огонь поднимался сквозь тело, долбил его до тех пор, пока не прошёл на другую сторону и не возник в другой плотной бесконечности (всё более и более плотной по мере подъёма) также непреодолимо, как будто засасываемый "чем-то", что могло быть его Источником огня, его подобием, его собственным Солнцем –  день за днём. Затем этот нескончаемый, неистощимый поток плотной Субстанции развора-чивается (неизвестно почему, хотя да, ты узнаешь, но только позже), возвращается назад, вниз, в это своего рода телесную "трубу", и начинает долбить в другую сторону, под ноги, в берлогу из которой он вышел. Поэтому в поперечном сечении (но поперечном в масштабе Земли), "труба" может рассматриваться как тугоплавкая, упрямая среда между двумя Необъятностями.

Это "между" и есть мы, Земля.

То, что мы называем "Материей".

Почва наших миллионов лет.

И она обладает всей жёсткостью наваленных друг на друга миллионолетних привычек, подобно нагромождённым друг на друга полипам – это то, что известно нам с незапамятных времён. Однако, там есть и другая Память, которая толкает, тянет, толкает, подобно неутолимой жажде, которая никогда не могла освободиться от своей пустыни – неутолимое Желание… радости, любви и наконец-то полноты, широты, в этом безжалостном черепашьем панцире.

 

 

*

*    *

 

 

 

 

АТОМЫ?

 

Затем, однажды, это "между" внезапно подвергается неукротимому натиску сверху.

Нам не хватает точных слов, весь наш словарь непогрешимо привязан и ассоциируется с законами и физическим феноменом, каким его знаем мы. Совершенно ясно, что это – другое Физическое. И именно это создаёт трудности для старого тела, когда вся прежняя, привычная ему физика оставляет его, наводнённое и заполненное "тем".

Первой замечательной вещью является непрерывность Феномена. Когда первый шок от хаоса принят и понят чудесной клеточной глубиной, он продолжается – вечный хаос – но возникают определённые колеи или борозды этого неукротимого "натиска", и тело замечает, что этот плотный поток связан с дыхательными движениями: другое дыхание использует эти старые бронхиальные пути в качестве механической поддержки. Ты вдыхаешь и выдыхаешь, но вместо того, чтобы ограничиться лёгкими, это дыхание наполняет сразу всё тело: в долю секунды оно нисходит до кончиков пальцев ног, нанося удар, кажется, даже ниже уровня земли, в следующую секунду оно подпрыгивает обратно вверх (когда ты "выдыхаешь"), снова и снова, без конца, подобно дыхательным движениям. Оно нисходит и поднимается, нисходит и поднимается, будто бесконечный капельный молот. Это ПРИВЕДЕНО В ДВИЖЕНИЕ.

Феномен вызван и его можно остановить с тем же успехом, что и прекратить дыхание. Это нисходит сверху без конца, будто из огромного шлюза (для нас кислород является неизменным шлюзом). Но это другой вид кислорода, и здесь не хватает слов: он жидкий, но в своей плотности сокрушающий, подобно твёрдому воздуху, и такой же быстрый и стремительный как движение молнии. Шри Ауробиндо однажды сказал: "Сверхразум твёрже алмаза, но, тем не менее, более жидкий, чем газ".[142] Это ДРУГОЙ ПРИНЦИП ЖИЗНИ. Возможно (но сравнения ложны, поскольку они применяются к разным моделям одного и того же физического), это похоже на рыбу, оказавшуюся на "открытом воздухе". Но это другой "воздух", неизвестный доселе на земле и никогда напрямую не вдыхаемый старыми видами. И тело узнаёт, что он – сама Жизнь, как будто жизни и не было никогда, а была лишь живущая Смерть. К несчастью, живущий старый мертвец, которым мы являемся, обладает прежней физической субстанцией и вовсе не знает как приспособиться или выдержать "это". И всё же он замечает, что не умирает от этого(!), хотя находится на грани: каждую секунду это похоже на смерть, которую нужно победить или сквозь которую нужно пройти, потому что вся система против (за исключением этих чудесных клеток). И поистине, ты проходишь сквозь Смерть: этот воздух проходит сквозь стены, создающие нашу смерть – как может Рыба вдыхать открытый воздух, оставаясь рыбой? Или как может астронавт дышать без скафандра? Наши сравнения всегда ложны, поскольку всегда применяются к известной физической среде, в то время как эта другая "среда", высшая и божественная, действующая сознательно, а не с сознательной жестокостью материального феномена который мы знаем. И остается трудность старого физиологического скафандра, который привык дышать прежним смертным воздухом под его обычным давлением. Этот же "воздух" хочет вырвать с корнем всю смерть из нашей системы – он хотел бы вырвать всю нашу тысячелетнюю субстанцию… и хочет властно, безжалостно – подобно Афине! "Я должна была гнать человека всё глубже и глубже в яму смерти" – говорит она бедному Аяксу. И "это" действительно гонит на самое дно ямы, больше похожей на тюрьму, но лишь для того, чтобы мы нашли собственный Секрет.

И тогда мы начинаем прикасаться к Тайне. Или, возможно, к иллюзии, но Иллюзии жестокой.

Для данного образчика человечества, Феномен был приведён в действие более десяти лет назад, он переживал его день за днём, час за часом, секунда за секундой - при этом не умирая от него. Но самый таинственный, самый удивительный факт в том, что плотность этой Энергии ("всё расшатывающая энергия" – говорили ведические Риши) постоянно возрастала… как будто этот образчик обучали переносить её, она погружалась в нарастающее неукротимое сопротивление, внутрь или в саму суть Смерти, или в нарастающе твёрдую фундаментальную Стену – под ногами и вокруг тела. Мать говорила: "Могущество, способное раздавить слона".[143] И ясно ощущается, что она может сокрушить всё, что угодно – один Бог знает, как ты это чувствуешь! Это ужасное, непрекращающееся чудо, которое может родиться только благодаря неизменному клеточному упрямству или уверенности и в равной степени, благодаря их непрекращающемуся поиску решения. Что касается клеток, то они неизменно пребывают во все-возможности собственного Солнца.

Сколько раз этот старый телесный образчик наблюдая, и испытывая феномен день за днём, говорил себе: "Но этого не может быть! Где-то есть иллюзия". Но иллюзия похожая на бетон или скорее на базальт. Только тело очень неустойчиво чувствует себя в этом. Чем в действительности является "Материя"?… Эта Энергия могла бы взорвать любую Материю, и если она не поступает таким образом, то потому, что не хочет разрушать этот образчик вместе с его смертью! В 1971 году, в  возрасте 93 года, Мать, всё сильнее и сильнее задыхаясь, говорит: "Я в поисках пластичности Материи…".[144] Тело, клетки непрерывно находятся в поиске решения. Но эта Стена. И тогда, когда Брут и ученики ждали её смерти, она также говорит: "Есть очень ясное видение такой особенной пластичности, такой необычайной гибкости, что будь это реализовано… если это будет реализовано, то это, очевидно, будет означать отмену необходимости смерти".[145] Поскольку эта Плотность (способная раздавить и слона) также необычайно текуча как и сокрушающа. Она похожа на ветерок, который не ощущается (но ветерок танцующий, если так можно выразиться) и который становится осязаемым только тогда, когда сталкивается с препятствием, но тогда он внезапно становится таким же твёрдым как удар топора. И ясно понимаешь, тело ясно понимает, что эта Субстанция могла бы организовать другой вид тела – но Стена? Переход ли это от одной субстанции к другой или медленное замещение одной субстанции на другую? Где-то находится Иллюзия. И что это за невероятное сопротивление невероятной Силе? Ведические Риши называли это "Скалой".

Атомы?

Но уже в 1918 году, когда этот натиск уже бомбил тело Шри Ауробиндо в течение восьми лет, он ясно сказал: "В каждой частице, АТОМЕ, молекуле, клетке Материи скрыто живёт и неузнанное работает всё всеведение Вечного и всё всемогущество Бесконечного"[146].

Определённо, я видел за работой клетки, лучащиеся и упрямые. Но атомы?

Действительно ли мы говорим об "атомах" или о чём-то ещё?

Атомы, как ранее клетки, должны быть тем же лучащимся Сознанием, и определённо, они не являются тем, чем мы считаем они являются нам с другого конца наших микроскопов, не более, чем клетки являются тем, чем они являются, по нашему мнению, под нашим скальпелем.

 

"Я в поисках пластичности Материи…"

 

Или же атомы, как и клетки в прошлом, завёрнуты в другой слой, который придаёт им каменную непроницаемость? Возможно, это и есть настоящий вопрос? Раньше, когда я всё ещё воспринимал клетки снаружи, под слоем привычек, они тоже казались смертными и механичными, когда же этот слой был удалён, я увидел Чудо их сознания.

 

 

*

*    *

 

 

 

 

 

 

ПЕРВОБЫТНОЕ НЕСОЗНАНИЕ

       

Всегда с появлением сознания появляется власть.

Это один из самых основополагающих фактов.

Несознание – есть смерть.

Чтобы выучить этот факт или раскрыть, понадобиться наш тяжкий труд. Нам необходимо много "несчастий". Вся эволюция полна "несчастий" и, тем не менее, есть радость существования, неукротимая радость. Это ещё один факт. На этом возвышенном противоречии были созданы все наши трагедии и песни, чтобы рассказать о лучшем, что есть в наших сердцах, и всегда это – Красота, такая же неукротимая, как будто и Красота, и Радость являются истинной субстанцией нашего существа. Это тоже факт. И в центре всего – Огонь, находящийся в поисках вечно отрицаемых Радости и Красоты. Это первый и последний Факт. Таковы факты и инструменты нашего существования.

Это фундаментальное Противоречие является нашим лучшим эволюционным рычагом или пружиной – это наш огненный ключ. "Я думаю склониться мудро перед штормом" – говорит сестра Электры, но это не для героев Софокла, которые хватают свои бедствия… для того, чтобы открыть в себе иной крик. И всегда это настоящий крик, даже если он умирают или замурован заживо как Антигона. И наконец, крик Огня – всемогущ, и это последнее открытие которое мы должны сделать. Поскольку эта Троица – радость-красота-огонь является высшей Властью и высшим ключом нашей эволюции.

Мы были выбиты из колеи, особенно в 399 году до нашей тёмной эры, когда был убит Сократ. Вместо того, чтобы делать открытия в самих себе, мы открывали всё, что угодно, кроме себя, собственной радости и собственной силы. Однажды, дитя Индии которое никогда не философствовало, но было дочерью Индии, этой благословенной страны, наполненной похороненными (и презираемыми) сокровищами, обнаружило себя перед разумным представителем Запада, который объяснял ей Декарта. Дочь Индии спокойно слушала, как вдруг, внезапно, она рассмеялась: "Сэр, ваш Декарт озадачил меня! "Я мыслю, следовательно я существую" – что за идея! Мне кажется, скорее можно сказать: "Я существую, поэтому я мыслю".

Нет никакого "я существую", потому что мы домыслились до всевозможных чар, услужливо взявших наши мысли за образец. В действительности это "я существую" может быть обнаружено только в сердце, а затем, по-настоящему и полностью – в теле. Затем мы обнаруживаем, что это "я" есть целый мир и содержит все мировые силы, но для того чтобы узнать это нужно долго гореть и разбить множество стен из мыслей. А также подвергнуть значительному разрушению грамматическое я.

Затем тело, после того как оно позволило наводнить и ковать себя этой немыслимой Энергии, в течение долгих лет и почти жестоко ковалось Афиной, которая, тем не менее, является богиней Мудрости и дочерью Зевса, и которая не переставая долбит ту же самую Скалу под ногами и, возможно, повсюду вокруг. И это бесчисленное, клеточное "я" продолжает жить в пылающей и нарастающе плотной "среде", и как будто готовое взорваться в каждую секунду. Но Скала не взрывается.

Шри Ауробиндо назвал это "камнем основания". И он углублялся в него или крошил его в течение сорока лет, не раздумывая. Он никогда не рассказывал о том, что происходило. Но очевидно, что решение существует – для решения невозможных Эволюционных ситуация решение находилось всегда. И мы, наконец-то, можем прийти нашему Решению.

Очевидно, что грязь, из которой мы возникли, находится "под ногами". Оттуда же поднимается этот необычайно плотный Огонь или плотная субстанция, поднимается сквозь тело, чтобы воссоединиться со своим источником, затем нисходит обратно и бомбардирует своё основание – как будто животная Эволюция сделала полный круг: Безначальное соединилось с Началом. И абсолютно ясно, что это произошло не для того, чтобы умереть в очередной раз в конце 3,5 миллиардов лет. Это произошло для того, чтобы быть тем, что ты есть. Для того, чтобы весь мир был тем, чем он является. "Великое решение"[147] этой загадки, как говорил Шри Ауробиндо. Высшее Противоречие, которое извлекло пользу из всех наших бедствий, чтобы достичь точки, которой Оно хотело достичь. И ясно, что то, чего Оно хотело, не является ещё одним бедствием, на этот раз ещё и тотальным.

Наши ноги растут из Несознания или кажущегося несознания, из этой грязи из плазмы и пара, из этого камня… которые произвели определённое количество видов, включая наш. Но во всём этом содержалось семя. Существует хорошо известный гимн из Риг Веды "Гимн творению", и мы никогда не перестанем удивляться необыкновенному знанию тех Ришей живших на земле семь, а то и десять тысяч лет назад – и уж точно за пять тысяч лет до Софокла и Будды. Как они могли это знать? С помощью какого "я"?

 

"Тогда существование не было ни несуществованием,

срединный мир был ни Эфиром,

ни тем, что за ним.

Что скрывало всё? Где было всё?

В каком убежище?

Чем был этот океан, плотный и глубокий?

Смерть не являлась ни бессмертием

Ни знанием дня и ночи.

Единое То жило бездыханно по своему само-закону,

Не существовало ничего другого и ничего позади."[148]

 

Затем было Начало, наше начало.

 

"В начале Тьма была скрыта тьмою,

Всё было океаном несознания,

Когда универсальное бытие было скрыто фрагментами.

Затем величием своей энергии

ТО Одно было рождено.

В начале это было движением желания внутри,

Которое было первичным семенем ума…"[149]

 

А Риши древности, жившие до тех, кто оставил нам свои гимны, рассказали о собственном открытии:

 

"Владыки Мудрости обнаружили в несуществовании то,

Что создало существование,

Они обнаружили это в сердце, целеустремлённым побуждением

И мыслью – умом.

Их луч распространялся горизонтально:

Что-то было наверху, что-то было внизу"[150]

 

Такова наша отправная точка – Несознание, с семенем Одного – Tad Ekam. И… "что-то наверху, что-то внизу". Мы находимся в горизонтальном мире. Это наше поле опыта. Или раскрытия.

 

 

*

*    *

 

 

 

ЗАТХЛАЯ ТЬМА

 

У Гомера тоже было чувство юмора. Он тоже исследовал человека, и в гимне Деметре, Великой Богине, восхваляет Элевсинские Мистерии следующим образом: "Счастлив тот, кто видел эти мистерии, у него поселится богатство…". Это "богатство" скорее является Семенем, "Я есть" или, скорее, "Он есть". И добавляет: "Тот, кто не примет участия в священных ритуалах, не будет иметь равной со всеми судьбы, даже когда умрёт и низойдёт в затхлую Тьму"(!)

Очевидно, существует несколько видов "тьмы"! Софокл, более уважительно и более глубоко говорил о "тёмном основании". Он был, возможно, даже глубже, чем египтяне, которые так хорошо исследовали это "кладбище" "дома мёртвых", и я полагаю, Достоевский также, другим способом, глубже, чувствовал это "основание" в своём "Доме мёртвых". Все они ясно видели жизнь после смерти и переход души в другую жизнь на земле, нашей земле, но мы бесконечно начинаем всё заново, без какого-либо истинного решения, даже если душа, сила души, растёт – так медленно. Что касается современных "исследователей", они остаются в несуществующих "я" и ходят вокруг собственной крепости, подобно вооружённым до зубов рыцарям, которых мы видим, чопорно стоящих, на стенах некоторых французских замков. Они исследуют тайны "несознания". То, что мы назвали "пси – нечто", с разными предполагаемыми и таинственными "комплексами", и что менее благодетельно, чем Элевсинские Мистерии. С присущим ему чувством юмора, Шри Ауробиндо говорил об их "психоанализе космического Само".[151] Но в действительности, для исследований не надо далеко идти – все наши патологии находятся на наших улицах. "Затхлая тьма" изрыгает свою затхлость. И всё сознание Земли выходит на улицы и начинает бунтовать против бессмысленной неприступной крепости, в которой наши учёные, наши Церкви и наши "пси – нечто" пытаются держать его под замком.

Наши палеонтологи возможно ближе к реальности, хотя они видели только её скелеты. Существует первобытное Несознание, существует все эти маленькие и большие звери, снова и снова наращивающие свои панцири из известняка, чтобы защититься от неизвестной бесконечности и укрыться от несчастий текущего момента, и даже когда условия становятся достаточно стабильными, каждый продолжает наращивать свой панцирь всё больше и больше (таков "закон") - до следующего несчастья. От несчастья к несчастью мы дошли до этого человеческого образчика, который не сделал ничего отличного от полипов или обезьян: он наматывал и наматывал свои устойчивые системы, таков "закон", всё более несомненный и непоколебимый, поскольку он вооружён ещё более ужасающим теологическим и электронным оружием. Но человеческий закон не более реален, чем закон предыдущих видов, чем закон воинов в кольчугах, стоящих у стен наших замков – при следующей катастрофе мы тоже превратимся в ископаемых. Наш Ментальный инструмент дал возможность наблюдать повторение определённых привычек Природы, ловить их и эксплуатировать – и эта ловушка стала нашей ловушкой. Первобытное и механическое Несознание заживо окаменело и превратилось в ещё более твёрдое и "эффективное" Несознание – поскольку где же во всём этом сознание? Лучше не сделала бы даже искусная обезьяна.

 

"Твёрдые и неизменные привычки (Природы),

подражающие Закону,

Ловкое изобретение её империи несознания"

 - говорит Савитри.

Мы находимся прямо в "горизонтальном слое" с "чем-то наверху" и "чем-то" внизу, который мы не знаем, но механизировали и евангелизировали его с помощью ментального инструмента. И наша вселенная, которую мы видим сквозь ментальные очки и которую так хорошо исследовали наши специалисты, стала …

 

"бессмысленным кружением, которое

инертно несёт по кругу в необъятном механизме".[152]

 

Это не вселенная , это сумасшедший дом.

Или продукт нашей собственной затхлой тьмы.

Но где во всё этом физическая реальность?

 

 

*

*    *

 

 

 

ТАЙНА

 

С того самого дня, в 1982 году, когда я попытался следовать дорогой Шри Ауробиндо и Матери, я нахожусь перед Тайной. Также, совершенно определенно, там не было никого в течение Веков. Я часто думаю о маленьком тюлене на белом пляже, со странным, немым и полным взглядом. Но мы находимся на другом конце этого долгого времени. Всё такого же таинственного и наполненного… "чем-то", как будто мы никогда ничего не знали, кроме этого бесконечного времени, пульсирующего в теле, и вопроса, бесконечного вопроса.

Мы знаем историю: она построила это тело.

Мы знаем философию: она добавила несчастий и надежд.

Мы знаем жизнь. И в конце всего этого, мы как глаза, неспособные видеть самих себя, с тем же биением сердца, как будто в нас жили все виды, безмолвные и полные, внезапно брошенные в это непостижимое тело, в непостижимый закон, и кажется, что всё будущее этих видов взирает на себя и вопрошает себя на опасном и неизвестном пляже. Все привычки жизни уничтожаются, даже привычка умирать. Это нечто другое – могучее другое, непостижимое другое. Но старый трудяга, человек, которым мы являемся, хочет это понять, это его последняя задача, так сказать. Нет ничего, что нужно выражать, за исключением того, находится здесь, в этом теле миллионов печалей, которое, как оно слепо чувствует, станет Надеждой, Будущим – и высочайшей Возможностью. Это настолько невозможно возможно, что должно стать новой дверью. Но она открывается с трудом и… куда?

Вещь настолько странная, что никогда не исчезает вопрос. Ты никогда не устаёшь дышать пока жив, но это дыхание – новое. Нет никакой химии, никакой физики, чтобы научить этому, ты должен жить им или переживать его. И какое значение имеют все законы мира с того момента, когда оно было пережито? Да, это подобно невозможности, становящейся понемногу возможной, с каждым прошедшим днём, но это "немного больше" очень опасно. И ясно чувствуешь, что это не относится к отдельному представителю вида, это относится ко всем, это дверь, открывающаяся для всех, новая возможность для всех, и даже если этот отдельный представитель не выдержит великого переворота – всё запущено в действие и будет продолжен поиск других тел, и, возможно, он уже идёт. Фактически это начало новой истории Эволюции.

Для этого отдельно взятого образца, прошло уже больше десяти лет с той поры как возникло другое, более плотное дыхание и открытый наверху Шлюз сливает вниз свою субстанцию (как её ещё назвать?), это устрашающее дыхание, сокрушающее и тем не менее, текучее. Сокрушающее, быть может, потому, что сосуд слишком узкий и жёсткий. Несмотря на это, он полностью наполняется, как губка наполняется жидкостью, до последней клетки, но это слишком "твёрдая губка", по крайней мере, скелет, и в том, что делает её форму отдельной от других форм. Этот сосуд не испаряется, что уже – чудо, хотя постоянно находится "на грани" или "на пределе". Но кажется, предел возможного отодвигается немного каждый день, и тебе интересно – где это остановится, но оно не останавливается! Пока не разорвёшься на части. И эта Энергия сознательна, высочайше сознательна и непохожа на наши хрупкие механистические приспособления. Она знает дозу, которую ты можешь перенести, и эта "переносимая доза" увеличивается понемногу каждый день. Что же произойдёт?

Тайна начинается, когда встречаешься с препятствием или Скалой под ногами (и, возможно, вокруг), которую Энергия неистово долбит снова и снова, без устали, яростно, почти дико. Не то чтобы Это не могло преодолеть препятствие внизу, пройти сквозь Скалу, просто Скала становится всё твёрже и твёрже по мере спуска Энергии, и Сила или Плотность возрастает вместе с Сопротивлением – она не терпит сопротивления! Вся операция происходит отмеренными дозами – и куда она ведёт? Чтобы облечь это в слова, мы говорим о "Скале" или о "тёмном основании", или о "подземной тюрьме", или об атомах. Мы также говорим о "Несознании" и, возможно, это самое подходящее слово, потому что всё, что сознательно, открывается мгновенно, даже смертные клетки сбрасывают свой плащ смерти, будто его и не существовало. А поскольку эта "операция", такая невозможно-возможная продолжается день за днём, постоянно увеличивая давление и плотность, ты говоришь себе: "Должно быть, где-то присутствует иллюзия". Иллюзия находится в самом физическом, в самой мате-риальности. Но иллюзия более могущественная чем та, что отделяла формы, живущие в водной среде и земные виды. Фактически, это "нечто-что-отделяет" нас от неизвестного целого.

Мать часто интересовала эта "отделённость" или природа отделённости, которую она болезненно переживала в своём теле. И однажды, в 1958 году, перед началом "операции", когда она ещё каждый вечер выходила на "Плэйграунд" и давала медитацию собравшимся ученикам, она увидела эту своего рода коллективную и медитативную инерцию, довольно тёмную, и поинтересовалась: "Но что же в этих людях?" И увидела Несознание: "Это было Ментальное Несознание…. Особое Несознание – жёсткое, твёрдое, сопротивляющееся с помощью всего, что ум внёс в наше сознание. И это намного хуже, намного хуже, чем чисто материальное Несознание, "ментализированное" Несознание, так сказать. Вся эта жёсткость, узость, фиксированность – фиксированность – происходит от присутствия Ума в творении. Когда Ум не был проявлен, Несознание не было таким! Оно было бесформенным и обладало пластичностью бесформенного – эта пластичность ушла."

"Это ужасное действие Ума в Несознании." "Он сделал Несознание агрессивным, оно прежде не было таким. Агрессивным, сопротивляющимся, УПРЯМЫМ. Этого прежде не было."

"Оно не было "первородным Несознанием", если можно так сказать. Это ментализированное Несознание. Со всем, что Ум внёс в ПРОТИВОСТОЯНИЕ – сопротивление, жёсткость, твёрдостью."

"Это интересно. Потому что отправной точкой, определённо, был взгляд на ментальное несознание тех людей. Это было МЕНТАЛЬНОЕ Несознание. Ментальное несознание отказывается меняться, но это не так для другого Несознания, другое – не существует, оно ничто, оно никак не организовано, у него нет способа существования, тогда как это – ОРГАНИЗОВАННОЕ, организованное началом ментального влияния. Это во сто крат хуже!"

"Это не тот же опыт, когда я столкнулась с первородным Несознанием. Опыт, который был в этот раз, был опытом Несознания, подвергнувшегося воздействию Ума в творении. Оно стало…. Оно стало намного большим препятствием, чем прежде. Раньше у него даже не было силы сопротивляться, у не было ничего, оно было по-настоящему несознательным. Теперь это Несознание, организованное в своём отказе меняться."[153]

Да, но… остаётся необъяснимое "но".

До некоторой степени, это похоже удивление рыбы, попавшей в "необъяснимую среду": "Однако, мне нужны ноги, чтобы ходить здесь!"

Можно говорить "это несознание", "то несознание", Скала, атомы, мы можем говорить всё, что угодно, но тело говорит: "Я хочу ходить". Тело находится на своём несомненном берегу, вдыхая этот несомненный, но трудный воздух, и оно ищет решение (под "поиском" подразумевается поиск возможности сделать шаг, ещё один шаг, и каждый последующий день ещё, и это, естественно, причиняет боль!). Старые плавники испытывают невралгию, но появление ног неизбежно, можно почти сказать, что они "уже существуют", поскольку высадка тела не сушу – уже свершившийся факт. Нет никаких "руководств" для первого пингвина и никогда не было! Не существует никакого "способа": способ создаёт сама ходьба. Не существует никакого "прошлого", кроме как в наших учёных головах, нет никаких "законов", кроме законов для тех, кто придёт потом: "прошлое" осталось под водой и водные законы теперь не стоят ничего! Нужно растить ноги и всё! Для тела, агонизирующего в своей старой смерти и, тем не менее, живущего новой жизнью, не существует мира сомнений и вопросов: либо оно делает шаг сегодня, в эту минуту, либо не делает его. И его несёт светящаяся, но болезненная реальность воздуха, которым оно дышит, и реальность миллионов "пористых клеток" которые знают, сами того не зная. "Тайна" которую они переживают – всецело Божественная. Теология и Ньютон – это всё для Сынов Тумана. Что касается тела, оно не является ничьим сыном, кроме как сыном Высочайшей Реальности. Оно – сын Блаженства, и оно дойдёт до конца миллионов своих болей.

Знак вопроса существует для ментального "я", которое сопровождало тело в течение стольких лет и которое ошарашенно смотрит на разворачивающийся Феномен. Оно смотрит на него извне и хочет понять, поскольку понимание – его старая функция. Кроме того есть удивительный факт, имевший место тысячи раз: ментальное "я" находится там, наблюдая и изучая этот телесный хаос минута за минутой, секунда за секундой, и как только оно замечает: "О, такое движение лучше" (лучше в том смысле, что меньше причиняет боль и "то" проходит легче) или "эта позиция более благоприятна…", как в следующую секунду всё начинает идти скверно и, если оно пытается воспроизвести то, что наблюдало, всё тело сжимается и беспорядок становится ещё более хаотичным, и даже, иногда, тело больше не знает как дышать! Мгновенная опасность. Любое ментальное вмешательство – мгновенно смертельно, смертельно физически, имеется в виду, что можешь запросто развалиться. Падаешь обратно в старую систему. Ты по-настоящему похож на слабого ребёнка, но, тем не менее, могущественного и окружённого смертным миром. Это было в начале операции, десять лет назад, когда устрашающий "натиск" начал нисхождение, капля за каплей, в старое ментальное тело, это была бешенная атака и крики "помогите!" всех "законов" мира, приходивших душить сердце "как бы в сердечном приступе" и заставлявших кипеть мозги как будто перед "неминуемым ударом" и тому подобное.

Всё было против! Там было всё, чтобы заставить тело поверить…. Действительно, атака "ментального Несознания" о которой говорила Мать. И затем… эти чудесные клетки, лучащиеся и упрямо уничтожающие старую смерть – иллюзорную смерть. И ты будто возвращаешься из мёртвых. И также понимаешь, почему некоторые "неизлечимые" бедняги, на своём смертном одре, лишившись ментальной корки, внезапно касаются Чуда, чистых и простых клеток, и "чудесно" выздоравливают – они излечиваются от естественной смерти, которая для всех есть иллюзорная жизнь! В течение миллионов лет это "чудо" пыталось пробиться сквозь наши корки и печали. Оно, и ничто другое, вело миллионы видов, несмотря ни что, для того, чтобы они узнали "То". И так как все мы находимся в агонизирующей ночи своих видов, в грязном хаосе наших крепостей, мы будем вынуждены узнать, что находится там, под нашими фальшивыми лохмотьями, или же последовать закону мертвецов.

Итак, Скала под ногами, которую ужасающая Энергия толчёт снова и снова, сквозь этот старый образчик человечества, кажется, всё таки, является коллективным метальным Несознанием мира – есть только одно тело!

Есть только одно решение – мировое решение. И все агрессивные, объединённые мировые силы сопротивляются  подобно железу. Мы говорим "атомы", потому что наше старое образование обучало нас неумолимому "строению материи", но её строение таково, как мы о нём думаем или думают наши микроскопы, атомы подобны нашим чудесным клеткам: убери плащ из тьмы, и клетки лучезарно функционируют – те же самые клетки. Таким образом и атомы, завёрнутые в иной плащ из тьмы, возможно окажутся такими же проницаемыми, текучими и сияющими как и возрождённые клетки. Существует "ложная Материя"[154]говорила Мать, но иллюзорна не сама Материя, иллюзорна Материя видимая и переживаемая сквозь искажающую среду – Несознание. Плащ из свинца.

Но свинец может расплавиться.

И расплавиться может только под собственным лучезарным Солнцем.

"Несознание Материи является завуалированным, инволюционировавшим или сомнамбулистическим сознанием, содержащим всё скрытое могущество Духа"[155] – говорит Шри Ауробиндо в "Часе Бога".

Главная поворотная точка Эволюции позади. Она была достигнута в 1910 году, в тот день, когда Шри Ауробиндо, под ударами натиска сверху, начал пробивать путь через собственную материю и долбить эту каменную тьму внизу, этот "горизонтальный слой", чтобы бессмертное Безначальное смогло воссоединиться со своим бессмертным началом и ПРОБУДИТЬ сомнамбулистическое сознание в Материи, в самом основании жизни. Соединились два крайних существования, Эволюция сделала полный круг и вернулась к своему вечному началу, и никакая сила в мире не сможет остановить это движение вперёд, это цветение Бессмертия в миллионах своих тел и мириадах атомов. Заря Эволюции содержит собственный лучезарный итог и это есть её настоящее начало.

7.

 

Поворотная точка судьбы.

 

Нетленный будет пылать сквозь экран Материи

Делая смертное тело божественным одеянием.[156]

 

Софокл, как всегда, задал настоящий вопрос – вопрос, возникающий из долгого, молчаливого взгляда:

 

"Неужто наш отец, родил для того нас,

Чтобы мы были рабами, а не свободными людьми?"

 

Так говорил Филоктет.

Наш взгляд мог бы долго блуждать по истории мира. Революции, метафизи-ческие системы (так много систем, очень быстро захлопывающихся, подобно дверям новой тюрьмы), но этот молчаливый пристальный взгляд, такой далёкий и долгий, даже не похожий на вопрос, а скорее, подобный бесконечности, взирающей на собственную бесконечность. Это Человек, величественный и несчастный.

 

"Боль Земли была платой за восторг,

Который в ней в тюрьму был заключён"[157]

 

И этот взгляд, такой простой и живой, всё же ощущает всю невысказанную Любовь, всю Широту, которая слушает сама себя, это "нечто", которое вечно бьётся в нашей человеческой груди, под столькими слоями, и которое увядает и лишается сил, потому что никогда не может вырваться вперёд. Затем, иногда, мы позволяем вырваться этой великой Музыке, этим Гимнам, которые хотели бы взять нас к нашим собственным, никогда не досягаемым небесам.

И эта долгая история нашего взгляда без передышки и ответа – есть огонь, который вызвал столько революций, распахнул столько дверей (как на дьявольское, так и на нечто другое). И наконец, как Софокл, мы смотрим на своё Бессилие или спасаемся бегством, как Будда: наши последние столетия изобрели всевозможные фальшивые могущества, подменяющие собой не достигнутое Могущество, изобрели всевозможные способы бегства, подменяющие собой великое Бегство, и изобрели мрачные Церкви, охраняющие ад, чтобы получше застраховать своё драгоценное спасение. И наша тюрьма всегда закрывается немного больше, раб становится ещё немного более порабощённым и дитя с мечтательным взглядом остаётся со своей печалью. Мы умираем от отсутствия радости.

И, тем не менее, верно, что

 

Блаженство – есть тайная материя всех жизней.[158]

 

И Савитри говорит вновь:

 

"Небеса, в восторге своём, мечтают о совершенной Земле,

Земля, в печали своей, мечтает о совершенных небесах…

Они удерживаются от единства страхом, их очаровавшим."[159]

Где же находится эта тайная материя, это тайное Блаженство? Могущество, которое, наконец-то, освободит нас от всех бессильных фальшивых могуществ, способных только разрушать, от всех наших напрасных смертей и Тюрем. В конце концов, эти миллионы лет не были предназначены для того, чтобы породить карликовое "я"…  если только Бог не идиот или варвар. Но скорее всего, варвары – мы. Поэтому, нам нужней метафизика этой "тайной Материи", этого физического, чем метафизика теологов и учёных.

 

"О, Древо, хранящее Восторг,

Содрогнись, подобно чреву Матери, дающей рождение,

Услышь мой крик… и освободи меня, поражённого семью болями…"[160]

 

"О, Заря, позволь насладиться мне

победоносным и энергичным блаженством"[161]

 

Не блаженство с закрытыми глазами, а "энергичное блаженство", победоносное, в "чреве", которое является чревом нашей земли, пели ведические Риши.

Также они сказали: "Владыки Мудрости обнаружили в несуществовании то, что создало всё существующее"[162] и что ТОТ ЕДИНЫЙ, который является всем существующим, представляет из себя не "Бога Творца", а Единого, который является своим собственным творением. А если он является этим творением, то может бесконечно желать только самого себя, хотеть собственного Восторга, и не на небесах, а в существующем. И наконец, если он сам по себе является высочайшим орудием, то он сам по себе должен быть властью в том, что существует, в нас, маленьких людях, сделанных из его субстанции и движимых его Силой. Мы только должны раскрыть это. И узнать, что Эволюция имеет смысл. Если мы поймём начало, то мы поймём конец и всё путешествие:

 

"Бестелесная Безымянность, видевшая рождение Бога

И пытающаяся достичь из смертного ума и души

Бессмертного тела и божественного имени."[163]

 

Тогда где во всём этом "раб", где "бессилие"?

Где небеса и где отсутствие радости?

В нашем взгляде на существование, в нас самих и во всём нашем механическом контуре Эволюции, присутствует колоссальная ложь. Это глубинная ложь нашей Дихотомии между "Богом" и "творением", которое должно быстро вернуться в Сверхъестественное, откуда оно и пришло, при условии, что попутно оно не совершит слишком много грехов. И чтобы вернуться в это Сверхъестественное, есть всего одна жизнь, которая решает их вечное будущее, независимо от того, родились ли они от парижского академика или от шанхайского подонка. Невозможно себе представить более бессмысленного мира. И мы, наконец, понимаем все отклонения сегодняшнего мира – он непременно должен был отказаться от этой колоссальной бессмысленности.

 

 

*

*     *

НАША СЛЕДУЮЩАЯ МАТЕРИЯ

 

Я не буду здесь пытаться разжёвывать теорию – когда человек выходит из нацистского концлагеря, он не теоретизирует о свободе. Скорее, лагерь - это немыслимая боль, а бесчеловечность – глубокая рана, которая находилась в моём сердце больше пятидесяти лет: эта тьма была живой, а не "затхлой", и всё в "Человеке" было знаком вопроса. Умереть, это ничто, даже в газовой камере - но чем являешься ты? Где "другие"? Где смысл?

Все дороги были исследованы и выход не был найден, в течение тысячелетий мы не могли найти никакого выхода. Мы даже как и Софокл написали возвышенные трагедии, но в этой Трагедии пребывает вся Земля. Нас всё более и более жестоко заставляют смотреть в лицо этой Трагедии, нашему собственному знаку вопроса.

 

"Я разорвала ограниченную и успешную жизнь человека

И заставила его печальные глаза смотреть на солнце"[164]

 

 - говорит Дурга, ужасная Мать Индии, подобная греческой Афине, но только более обширная. Не существует никакого выхода, потому что единственный выход должен быть обнаружен в самой Материи, в самом Теле; презираемом, несчастном и смертном. Это - истинный выход для человеческого вида, всё менее и менее человеческого, так как он не является тем, что есть, ни зверем, ни богом: он находится в лагере, за бесконечной колючей проволокой, сверкающей, гипнотической и ужасающей. Вид, который находится в переходном состоянии, но не знающий собственных средств для перехода. И лагерная охрана любыми возможными средствами мешает найти ему свой ключ.

Поэтому у меня нет никакой "теории", чтобы предложить вам, это было бы слишком ужасно. Но могу рассказать о том, чего коснулся один человек, что вдохнул один представитель Лагеря, о главной движущей силе человека, которую он открыл или раскрыл в этом теле, состоящем из материи, подобной любой другой материи. И нет никакой необходимости обращать кого-либо в какую бы то ни было идею. Идея - в самой Материи, и если мы не найдём её, то это будет не только трагедией, но и бедствием для нас, так как мы предоставим другой Эволюции найти то, чего сами найти не смогли. Поскольку это, в конце концов, ДОЛЖНО быть найдено.

В отрывке из "Савитри", который созвучен или вторит печальному хору в "Царе Эдипе": "Бедное поколение смертных людей, всё, что я вижу в вас – ничтожество!", Шри Ауробиндо говорит следующее:

 

"Здесь даже высочайший восторг,

 который может дать Время

Является лишь подражанием блаженству,

которое нельзя ухватить…

Израненное счастье, что не может жить,

Краткое блаженство ума или чувства

Брошенное Миром-Силой своему рабу-телу,

Или призрак навязанного восторга

В серале Невежества…

Непоследовательность преследует по пятам

Каждое сделанное усилие

И хаос – результат каждого созданного космоса,

В каждом успехе скрыто семя неудачи.

Он видел сомнительность всего, что здесь

Неуверенность гордой уверенной мысли человека,

Скоротечность всех достижений его силы.

Остров в море Неизвестности,

Он малость, пытающаяся стать великой,

Животное с инстинктами бога,

Жизнь его – слишком банальная история,

Чтобы о ней говорить

Сумма его деяний – ноль.

Его сознание – факел зажженный, чтобы быть погашенным,

Его надежда – звезда над колыбелью и могилой.

И, несмотря на это, его судьба может быть более великой,

поскольку его истина – вечный Дух.

Он может пересоздать себя и всё вокруг

И новую форму придать миру, в котором живёт…"[165]

 

"Придавать форму" – означает замешивать эту Материю, подобно гончару собственными руками или, во всяком случае, с нашего согласия и в нашем собственном теле. Не так как другие виды, механически и несознательно, или в результате бедствий (мы сами для себя являемся бедствием), а при нашем сознательном сотрудничестве и под ударами Энергии Божественной Жизни, и "пересотворить" мёртвого человека которым мы являемся во всё более и более удушающем воздухе.

Это факт о котором я пытаюсь рассказать.

Эта "Материя" является нашим вопросом и полем нашей деятельности.

В тот момент, когда этот телесный образчик, которым я являюсь, вошёл в контакт с другим воздухом, с этой устрашающей Энергией, "обрушивающейся" (в маленьких дозах) в тело, оно начинает удивляться: "Этого не может быть! Где-то присутствует иллюзия. Как это возможно?"

В течение более чем десяти лет, я стоял перед лицом (или внутри) упрямой иллюзии, и тело упорствовало в ощущении, что где-то находится Иллюзия, в том смысле, что ты не умираешь от этого, не разрываешься на мелкие кусочки под ударами этой невыносимой Плотности, которую, тем не менее, выносишь. Где-то в самой Материи (как мы её знаем) находится Иллюзия, "нечто", скрывающее реальность Материи. В конце концов, я назвал это "свинцовым плащом" – это мой чувственный перевод, переживаемый очень болезненно чувствами, потому что этот свинец – наше собственное тело, которое толкёт немыслимая Энергия. Не будь этот "свинец", оболочка из свинца, Иллюзией, я бы умер давным давно, с первыми каплями этого "натиска". Но натиск продолжается. Это причина, почему я могу сказать со всей точностью пережитого физического опыта, что внизу существует другая Материя, истинная Материя, неизвестная и, возможно, такая же пластичная, как материал гончара.

Шри Ауробиндо скрыл свои открытия (которые не понял никто) под вуалью "поэтического вымысла"(!), и в "Савитри" король говорит:

 

"Спокойным высотам и беспокойным глубинам

Его ровный дух дал своё широкое согласие:

Уравновешенная безмятежность спокойной силы

И широкий, непоколебимый взгляд на смуту времени

Смотрели в лицо всем опытам с неизменным миром…

Его сила могла работать с новым озарённым искусством

Над грубым материалом из которого всё создано,

Над отказом массы Инерции

И серым фронтом Невежества мира,

Невежественной материей и огромной ошибкой жизни.

Как скульптор, ваяющий из камня божество

Он медленно обтёсывал тёмную оболочку,

Линию обороны невежества Природы,

Иллюзию и мистерию Несознания

В чей чёрный покров Вечное укутало свою голову

Чтобы действовать, оставаясь неизвестным, в космическом времени."[166]

 

Он "стёсывал" тёмную оболочку…. Это именно то, что день за днём подвергается ударам устрашающей энергии в этом теле и без сомнения во всём земном теле, и которая является новым принципом жизни на земле.

И Шри Ауробиндо ясно говорит: "Мистерия и иллюзия".

Это человеческое тело ЗНАЕТ и ПЕРЕЖИВАЕТ, что существует иллюзия, а внизу - истинная Материя. Наша следующая Материя. Шри Ауробиндо тоже говорил о "новом принципе Материи". Операция, которая происходит сейчас. И вся Земля находится в процессе этой операции – это её хаос. И её тайна. Тайна миллионов лет, в течение которых жила земля и медленно продвигалась вперёд.

Выйдем ли мы на этот раз из нашего концлагеря?

 

 

*

*    *

 

 

 

ИСТОЧНИК МЁДА

 

Пять тысяч лет назад, то есть, примерно три тысячи лет до нашей эры, замечательный Мудрец, который писал спонтанно и мощно, подобно ливню или водопаду, сочинивший "Махабхарату", решил запечатлеть на берёзовой коре то, что Ведические Риши пели в течение тысячелетий до него. Его звали Вьяса – незаконнорожденный ребёнок, но определённо, законнорожденный, для богов вдохновения. (Кстати, греки называли Мать Муз "Мнемозиной" или Памятью, огромной памятью души, которая помнит… всё, даже будущее – ещё одно из упущенных исследований). Это первые записанные тексты тех певцов, вслушивающихся в Великий Ритм миров, и рассказывающих о том, что пульсировало повсюду, в животных как и в камне и в небесах – этой великой памяти мира, разворачивающейся по направлению к своей Цели здесь. Эти гимны, созвучные их открытию жизни, скрывающей так много тайн, они повторяли как заклинание, для того, чтобы поймать, так сказать, в ловушку или очеловечить, материализовать нашим человеческим способом великие творческие силы, эти могущества, которые создают наше собственное могущество. Это был великий марш открытий и завоеваний того, чем являемся мы. Слова ещё не были тюрьмой, в которую они превратились теперь, сухие и окаменевшие в словарях, они были творческой силой в нашей материи и над нашей материей – и возможно, они будут следующей Музыкой наших видов, которые заново откроют собственное могущество…. О, Божественной музыкой. Шри Ауробиндо долго вслушивался в эти вибрирующие гимны, в которых он находил то, что переживало его тело, то, что возможно, переживут следующие тела, освобождённые от своего рабства, и в "Тайне Вед" он сказал: "Для Ведических Риши слова, это всё ещё живая вещь, вещь могучая, творческая, образующая. Это пока ещё не условный символ для идеи, а сам родитель и создатель идей…. Поскольку в первоначальном состоянии языка слово было живым и даже более живым, чем идея: звук определял ощущение. В его последнем состоянии позиция изменилась, идея стала наиважнейшим, а звук – второстепенным."[167] Это был век творческого Слова, Музыки, творящей собственные формы.

Звук который месит материю.

 

"Музыка, рождённая в молчаниях Материи

вырванная нагой из неизмеримости Невыразимого

Значение, которое было в ней,

но не могло быть выражено словами."[168]

 

Такие слова и образы в "Ведах" повторяются подобно заклинаньям – теперь, к несчастью, закрытым для нас - но в которых осталось значение, "идея" в съежившемся масштабе, если мы способны перепрыгнуть через наши интеллектуальные стены, и мы поражаемся их постоянной озабоченности власти человека над жизнью и, прежде всего, об Огне, Агни:

 

"Он зажёг Пламя и завоевал…

Для него тропа человеческая и Божественная

Встретились в одной

И обе – завоёваны"[169]

 

"То, что бессмертно в смертных

и обладает истиной,

Является богом и установлено внутри

Как Энергия, вырабатывающая в нас

Наши божественные силы"[170]

 

И всегда эта Цель, которая является радостью и Блаженством:

 

"О, Пламя, ты основала смертного

в высочайшем бессмертии…

Ты создаёшь божественное блаженство и человеческую радость"[171]

 

Риши даже говорили:

 

"Он путешествует с грузом своего могущества"[172]

 

И кроме того, эта озабоченность тайной Материи, как будто они уже знали, что там лежит конечный секрет долгого человеческого путешествия. Поскольку они знали, что ЕДИНОЕ, Творец, Отец людей - есть семя, которое взращивает собственное дерево и освобождает собственное творческое чудо во всём, что существует:

 

"Освободи своего отца… отца

который стал твоим сыном и породил тебя,

О, сын Силы"[173]

 

Они знали, что "небеса", которые мы ищем, находятся здесь, в Материи:

 

"Сокровище небес

скрытое в тайной пещере,

подобно дитю Птицы

внутри бесконечной скалы"[174]

 

И мы подошли к их последнему секрету, который является нашей тайной:

 

"Наши отцы разбили своими словами твёрдыни и крепости

Более того, Ангирас разрушил гору своим криком"[175]

 

Это открытие возвращается вновь и вновь в их гимнах:

 

"И ты открыл к свету саму Скалу

Своей сверкающей силой

И обнаружил обширность"[176]

 

Приходит на ум, что эта плотная Твёрдость обрушивается в тело, "эту трубу", не достигая, однако, конца ведических исследований:

 

"Реки (бессмертной жизни) стали разрушительными потоками

Потоками, которые прорубали своё русло,

Небеса стали тверды как хорошо отлитые колонны…

Гора разделилась,

Небеса исполнили себя;

Бессмертные реки изливались на землю

И распределяли обширность"[177]

 

А также, это таинственное солнце… возможно, под нашим свинцовым плащом:

 

"Они обнаружили истину

И даже солнце, пребывающее во тьме"[178]

 

И всегда – это цель Радости, нектар, несущий бессмертие:

 

"О, Жизнь – бог, ты поощряешь счастье

Полное желанных энергий…

О, ты – тот, кто сразу расширяет наше существо,

Я добиваюсь от тебя субстанции

С помощью которой мы построим мир света в Божественности…"[179]

 

"Источник мёда, скрытый скалой"[180]

 

 

*

*    *

 

 

СЕДЬМАЯ ЗЕМЛЯ

 

Ну и как далеко прошли эти удивительные Риши? Мы не знаем. Но очень сильно ощущается другой способ существования, такое чудесное чувство человеческого всемогущества, иное сознание, пытающиеся построить Божественную Землю, Божественного человека с собственными божественными силами. И их исследования, такие глубокие и одновременно такие высокие, таинственного человека под звёздами, как будто он – место, где встречаются две крайности существования, где все земные существования встречаются с существованием великого Ритма, который, подобно симфонии, является всеми сердцами Земли.

 

"Тогда ты, человечество

Станешь как будто работой Богов;

Как будто видимые небеса света

Обосновались в тебе"[181]

 

Они действительно были великими материалистами – или материализаторами – Божественного. Завоеватели Божественной Материи. Рядом с ними мы ощущаем себя такими маленькими и гримасничающими, подобно гномам в железных шлемах.

Но Шри Ауробиндо замечает удивительный факт: "Неизменная устойчивость ведической мысли, взятая в единстве с её глубиной, богатством и тонкостью, даёт начало некоторым интересным размышлениям…. Такая устойчивая форма и субстанция вряд ли была бы возможна в начале мысли и психологического опыта или даже в течение их раннего прогресса и развёртывания. Поэтому можно предположить, что ныне существующая Санхита (Ведические гимны) представляет собой конец периода, а не его начало….  Возможно даже то, что наиболее древние гимны являются относительно современным развитием или версией ещё более древних лирических верований, изложенных в более свободных и более гибких формах тогда ещё юной человеческой речи. Веда сама постоянно говорит о "древних" и "современных" Ришах, достаточно отдалённых для того, чтобы относиться к ним как к полубогам, первым основателям знания. Или вся многотомная масса их молебнов возможно является лишь подборкой Веды Вьясы, великого мудреца той традиции, великого составителя, повёрнувшегося лицом в направлении начала Железного Века, в направлении столетий сгущающихся сумерек и финальной тьмы, возможно, это лишь последнее завещание Века Интуиции, сияющего Восхода Предков к своим потомкам, к человеческой расе, уже повернувшейся в духе к более низким уровням и к более лёгким и безопасным целям – безопасным, возможно лишь с виду – целям физической жизни, интеллекта и логического разума."[182]

 

"Пусть Боги вскормят достигшее зрелости Божественное"[183]

 

 - пели Риши.

 Мы по своей простоте можем удивиться: почему, через какую поворотную точку Судьбы Шри Ауробиндо пришёл, так много тысячелетий спустя, для того, чтобы вновь открыть тайну Вед и попытаться её воплотить, принести её в нашу Материю, в конце нашего Железного Века, в час "финальной тьмы"?

А знаем ли мы, что находимся в финальной тьме?

Так много усилий, так много поисков и смертей… для чего?

В начале этого столетия, и именно в 1900 году Шри Ауробиндо увидел и объявил об "окончании Железного Века", как будто знал, что он подошёл к концу. Но всё это настолько ещё темно, трагедия Земли настолько ещё глубока.

"И хаос ожидает каждый сформированный космос…".

 Действительно? Ещё раз?

Согласно индийской традиции, каждый "сформированный" универсум заканчи-вается Пралайей, растворением, затем формируется вновь, по убыванию; от Веков Истины, полуистины, затем Тьмы и финального хаоса… и мы начинаем заново. И что должен рассказать один единственный уцелевший на одном из пиков Земли? Он должен ещё раз рассказать о Любви, Красоте и Блаженстве миров и об ОДНОЙ вечной песне – а о чём ещё? Что остаётся в конце, или в начале, какая Истина, какая песня? Мы умираем из-за отсутствия нашей песни и возвращаемся для того, чтобы петь песни, наконец-то течь, подобно великой волне восторга и навсегда. И что должны рассказать люди сегодняшнего дня, в конце, на последнем "пике" перед хаосом?

Мы умираем потому, что мы не нашли того, чем являемся, того, что существует, и как может то, что существует, быть разрушенным или несчастным? Оно полно, оно течёт вечно. И вселенные тоже умирают потому, что не нашли того, чем они являются.

Мать, со своим обширным оккультным знанием, обычно говорила, что было шесть универсумов, шесть Земель перед нашей – шесть Земель… все они разрушены. Это немного пугает... . Шесть Земель со всеми неизвестными нам существами, несущими те же печали, ту же боль, ту же надежду. Затем вновь приходили некие Риши, чтобы вновь рассказать о Надежде, тропе, открытии которое должно быть сделано… . Мать сказала, что седьмой универсум, наш, не будет разрушен – "но будет несколько переворотов". В этом весь вопрос. Вот, вероятно, почему пришёл в конце Шри Ауробиндо, как и в начале, подобно последнему Риши, сюда, на эту хрупкую вершину. Для того, чтобы наконец-то распутать ужасные Чары. Но Несчастье нельзя распутать в одиночку; нужно, чтобы люди, хотя бы несколько человек, стали сознательны – как только есть сознание, есть сила.

Есть сила.

Согласно традициям, существа предыдущей Земли обладали огромным могуществом. Они жили в легендарной Атлантиде, даже Платон говорил о ней, (он многое знал, этот Платон(!), перед тем как начал мечтать об основании идеального города "где-нибудь"). Эти существа обладали огромными оккультными могуществами, которыми наша наука (к счастью) не владеет. Они знали, как манипулировать тайными пружинами Природы, которых не знаем мы (к счастью), и вместо того, чтобы ловить их в ловушку механических устройств, они использовали их и воздействовали на материю своих тел: они могли избежать закона гравитации, закона расстояний и всех остальных наших законов. И они создали ужасную вселенную, возможно, даже более ужасную, чем нашу, потому что они не знали или не хотели знать один единственный Закон, они были лишь маленькими эго, подобно нашему, только побольше, с теми же инстинктами, что и у нас, только более сильными, и с тем же глубоким Разделением, которое производит "ты" и "я" – особенно "я", довольно большое "я", "я" - которое будет лучше доминировать, хватать, и будет наиболее эффективным тираном с величайшими могуществами над "ты" и "другими". Они могли реализовать благодаря оккультным, хотя и менее пагубным средствам то, что мы реализовали благодаря механическим. Разрушение было тотальным – к счастью.

И мы умираем, и каждая Земля умирает из-за того, что терпит неудачу в поисках того, что заставляет нас жить – последний секрет, тайна смерти и секрет того, что может изменить смерть: "Смерть должна быть уничтожена, не должно быть больше смерти" – говорит Мать. Не то чтобы мы должны стать "бессмертными" в соответст-вии с нашими детскими концепциями, но потому, что смерть содержит саму суть Лжи, которая мешает нам найти Восторг, Радость, Любовь, открытое море, Музыку вселенной, которая наконец-то существует. И то-что-существует, естественно обладает могуществами того, что существует, без машинерии и "оккультизма", совершенно естественно, потому что в мире нет ничего более естественного, но мы должны обнаружить это. Есть только ОДНА вещь, которая должна быть раскрыта, и всё остальное откроется, даже победа над смертью. 

Но мы должны идти в поисках этой вещи очень глубоко, в собственную субстанцию и так сказать, снимать корки многочисленных, тысячелетних слоёв, покрывающих её подобно известковым слоям полипов. Возможно, мы скорее должны сказать "пробуривать", чем "снимать", потому что наши последние слои твёрды как бетон – слои "знания" имеющие гипнотическую власть над Материей, сгустившие её в герметический отказ, всё более непокорный, от всего, что она "знает". Это своего рода священное Нет, в которое внесли свою лепту все святые и дьяволы.

Шри Ауробиндо пришёл, чтобы пробурить эту дыру.

Для того, чтобы наконец-то отыскать Смерть.

Эту Ложь.

 

"Мёртвые стены закрывает нас от более обширного я"[184]

 

Только кто-нибудь должен пойти вслед за ним, несколько человек, должна быть создана связь между одним видом и другим – Путь открыт, но какая польза в нем, если никто из представителей нашего вида не наберется смелости последовать? Однажды первое земное животное должно было осмелиться выйти из своего водного мира, в противном случае всемогущий бог с таким же успехом мог бы проявиться и в одиночестве - но какая в таком случае польза во всей Эволюции и во всех этих крошечных созданиях, если они не найдут бога внутри себя? Свой собственный путь. Своё собственное могущество. То, чем они, в конце концов, являются.

 

"Тайный Бог пребывает под порогом"[185] - говорит Савитри.

 

 

*

*     *

 

 

 

 

 

 

ЕДИНСТВЕННЫЙ  СВЕТОЧ

 

И опять слышится пронзительный хор из "Антигоны":

 

"В течение веков я видел рок

Висящий над домом Лабдакидов

Приговор мёртвых живым,

И никакой отец никогда не избавит сына своего…"

 

Мы, люди прошли долгий путь через множество "домов", и сегодня мы не знаем, что каждое сердце билось множество раз, и каждый жест, каким бы маленьким он ни был, содержит множество забытых жестов, множество исчезнувших людей, которые до сих пор здесь – в каждом из нас судьба повторяется и все виды переживают свои болезни и свои надежды. Каждый из нас является тысячью людей, все они здесь, и каждый несёт милость всех неудач, подобно цветку души так долго ждавшему. Эти миллионы лет и исчезнувшие земли не будут продолжаться вечно. Существуют Моменты Судьбы, и каждый человек несёт такой Момент, он ответственен за этот Момент, когда столько болезней, дурных поступков и амбициозных добродетельных поступков собрались в "жгучий вопрос" или в один крик души. Мы не знаем всего могущества этого безмолвного человека идущего своими пустыми улицами, мы не знаем, что являемся миллионами людей с бесчисленным количеством шагов позади, и что одного Мгновения – "быстрого мгновения души"[186]- достаточно для того, чтобы всё расцвело, или всё рухнуло. Мы не знаем своего собственного чуда, и мы должны идти до самого конца  этой тьмы, до самого конца этого сумасшествия, до самого конца всего, для того чтобы человек  смог наконец-то появиться.

 

Великолепие, похороненное под мрачным плащом   [187]

 

Мы должны дойти до конца не только наших дурных поступков и болезней, но и до конца наших добродетелей и благих дел, потому что то, другое, должно быть рождено позади наших шалостей, позади нашего знания, позади всех наших систем. И как родиться к тому чего не знаешь? К тому, что всегда было? И если бы мы преуспели в качестве "идеального человека", то мы бы были уже замурованы в хрустальной клетке как и множество других окаменелостей до нас:

 

"Тьма Земли намного мудрей, чем её маленький свет[188]"

 

- говорит Шри Ауробиндо в одной из своих коротких поэм.

Наше представление о человеке, о его могуществе, о силах, которые он может воплощать, с добрыми или дурными намерениями, слишком мелочно. Мы не знаем своей высокой Судьбы, судьбы, из-за которой пошло ко дну так много цивилизаций, "и никакой отец никогда не может избавить своих детей…". И, тем не менее, около десяти тысяч лет назад, ведические мудрецы говорили своим потомкам, нам, живущим в  своих убогих шкурах в это время: "Освободи своего отца… своего отца, который стал твоим сыном и несёт тебя, о, сын Силы".

 Мы "освободили" атомы, чтобы превратить их в чары, мы освободили тысячи мыслей которые убивают друг друга, первосвященников и имамов, говорящих на всех языках и обещающих нам антропоидные небеса – и мы абсолютные рабы всего, подобные огромным паралитикам с сотнями машин, заменившими наши собственные средства. "Человек ищет мелочных успехов и тривиальной власти, из которых он падает обратно, истощённый и ослабевший, в то время как вся безграничная сила бога во вселенной тщетно ждёт того, чтобы отдать себя в его распоряжение"[189] – говорит Шри Ауробиндо в своём афоризме.

Наше представление о Человеке поистине пигмейское.

Да, человек – пигмей и варвар до тех пор, пока не осведомлён о том, чем он является. Должны ли мы были пройти сквозь столько столетий и видов для того, чтобы закончить здесь? Жертвами какой галлюцинации мы являемся? Какая польза в нашем интеллекте, если он так омрачён, так порабощён собственной паутиной? Чудовищные силы пытаются захватить власть над Землей, как ранее они захватили власть в Атлантиде, но они просто фантомы, и крика ребёнка достаточно для того, чтобы их всех уничтожить. Но этот "крик" необходим, всемогущий крик. Наш механический и неопровержимый мир лежит в руинах, и было бы достаточно простого дыхания, чтобы рухнул его фасад. И это Дыхание здесь – новое устрашающее Дыхание, ожидающее, на чью сторону встанет человек: Смерти, глотающей его сейчас, или Жизни, пытающейся родиться. Но то, что вся эта искусственная Система будет поглощена, вне всяких сомнений. "ТО" ждёт выживших.

 

"Тьма в своей груди несёт утро"[190]

 

А что в своей груди несём мы?

Шри Ауробиндо ясно видел этот последний час человека, эти "последние сумерки". "Последние" – сказал он, но он также сказал:

 

"Когда, удушая грудь Земли, сгуститься тьма

И телесный ум человека будет единственным светильником,

Как вора в ночи будет скрыта поступь того

Кто незримо шагнёт в его дом"[191]

 

Да, телесный, поскольку тело является местом последней мистерии, единствен-ным светом, посреди этого погружающего Вавилона. "Именно разум клеток отыщет ключ"[192] – сказала Мать. Таинственные клетки, слушающие и сообщающиеся повсюду, осведомлённые о собственном чуде и чудесном всемогуществе… они уже слушают это Дыхание, взывают к нему – это освобождение Бога, который содержится в них, перестройка Земли, переустройство нашей грязи в образ того, чем они являются. Уже несколько тысячелетий назад, в своих первых гимнах к Марутам, силам "ветра", то есть Дыханию, Риши говорят:

 

"Они – души-силы,

Которые стали осведомлёнными в нас для победы,

Совершенными в силе достижения,

Никаких полусил света…

они увеличили могущество нашего праха…

Затем силы души самообъеденились меж собой

и бросились вперед, маршем к свету и блаженству.

В широком растекающемся потоке

они очищают себя, облачаясь в плотность

и здесь колёсами своих колесниц

они разбивают холм материи"[193]

 

Эта "плотность" существует. Сейчас она толчёт нашу Материю и она будет нашим следующим одеянием. Затем Жизнь будет способна прогрессировать бесконечно, придавая вечно новые формы своей субстанции. Затем все необходимые средства будут выработаны силой сознания.

 

                                           ПРОБУДИСЬ И ЯВИ ВОЛЮ

 

-   говорит Мать. И эта воля – воля нашего тела, единственный светильник, горящий посреди нашей ментальной тьмы.

И это будет концом машины, концом нашего "неизлечимого варварства", концом трагедии Земли.

И…

…Блаженство, ради которого кричало сердце Земли.[194][1]

 

И тогда Софокл, возможно, придёт ещё раз вместе со Шри Ауробиндо, вместе с освобождённой Антигоной и Матерью, чтобы слушать великие, голубые волны Музыки, организующей в радости тела красо^/ты и никогда не заканчивающиеся открытия в неистощимой Мистерии Неизвестного.

 

 

                                                                                     9 декабря 1994года.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Эпилог

 

                                                                        Моему другу

                                                                        Роберу Лафонту,

                                                                        вдохновившему этот эпилог.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

   Мир не таков как мы его представляем и как мы его видим,

  Наша жизнь  - глубокая мистерия, не снившаяся и во снах.

                                                                        Савитри2.5.169

 

 

Вселенные проходят друг за другом бесконечно. Они умирают лишь для того, чтобы родиться вновь благодаря тому же самому взрыву и расширению, начать с той же самой водоросли и лишайника и с тех же самых маленьких творений, и одного привилегированного и думающего в конце, который кончит тем же самым саморазрушением во имя бога или дьявола, или во имя отвратительного эгоизма, который эксплуатирует свою землю, прекрасную землю, и опустошит её ещё раз во имя тех или иных финансовых прибылей, той или иной великой нации и неизменного зверя под различными катехизисами или святыми слоганами, прославляющими один вид человека или другой, и в конце концов, его разрушающими – и всё начинается вновь. Какова же у всего этого цель? Какая гибельная иллюзия заставляет кружить эти вселенные, по кругу, и какая Реальность остаётся непонятой "конечными видами"?

Нашими человеческими видами с эгоистическими, корыстными, религиозными и материалистическими умами, одинаково абсурдными и фанатичными, пожирающими Землю и, в конце концов, самих себя. Никогда никакой радости, никогда никакой любви, никогда никакого мира, за исключением каких-нибудь небес, где-то там, после смерти, или в каком-нибудь аду, стирающем всё – а тем временем "брать от жизни всё" и даже более того, во имя всё тех же богов и всё тех же дьяволов, во имя доллара или совершенного "спасения" или совершенного проклятия старого, никогда не меняюще-гося зверя под той или другой маской. "Несчастное поколение смертных людей, всё, что я вижу в вас – ничтожество" – восклицает Софокл. И Будда тоже видел этих бессмысленных людей, суетящихся вокруг – до сих пор суетящихся, спустя две с половиной тысячи лет, или пять тысяч лет, если им будет дано время размножаться и пожирать Землю до последнего. Нет никакого "исцеления" – мы все больны… не будучи тем, что мы есть.

И кто мы?

Сократ не сказал ничего другого кроме: "Познай себя". Но это "себя" является тем, что провозглашает наш сосед или наука, или папа, или наш кинематограф, или доминирующее племя Востока, Запада, Севера или Юга - тысячи племён, пожирающих Землю, настолько полные "мастерского" знания, что они погибают.

И мы начинаем заново: маленькая рыбка, маленькая ящерица, стрекоза и банковский счёт, или другие небесные и непогрешимые счета, и никогда не меняющийся тотем, и "владыка мира" – совершенный концлагерь неизлечимых самодовольных видов, неизлечимо глупых и жестоких.

Такова наша трагедия.

И под всем этим – человек, который тяжело трудиться, который любит, сам не зная кого и что.

Неужели не существует никакого исцеления или есть исцеление, которого мы не знаем – ни наша наука, ни наша мораль, ни наши религии.

Бегство и небытие очень легки и хорошо исследованы - а Материя? Материя, которую, как мы думаем, так хорошо знаем… сквозь стены нашей думающей тюрьмы, подобно другим видам, через стенки их раковин. Но наши стены особенно упрямы, и  всё сильнее упорствуют, поскольку мы направляем микроскопы и телескопы через эти стены… не понимая того, что смотрит лишь человеческий глаз, и что наши прекрасные математические инструменты передают нашу собственную точку зрения точно также, как щупальца моллюска передают лишь точку зрения моллюска и мир моллюска. Мы не можем избежать делания, которое не будет нами самими, мы можем создавать лишь такой мир, каким являемся сами.

А чем мы являемся? Старый вопрос Сократа и тысячелетий "доисторической Мудрости", которая была очень сократовской и до Сократа, поскольку она имела под рукой только один инструмент – себя. Где это началось - там и закончилось. Всё, что посередине – ноль и пустота – нереально или реально временно, в зависимости от вопроса видов. Если мы не находим, что находится там, мы умираем и вновь рождаемся - вселенные также как и временный человек.

Основополагающая реальность отсутствует для нас.

Главной основой всего является наша материя: не материя наших микроскопов и нашей изобретательности, не материя наших глаз, увеличенная в миллионы раз, а материя, которая есть. Материя, которую другой, не заключённый в тюрьму глаз, может раскрыть.

Должна быть раскрыта сама основа вселенной! Если мы поймём начало, мы поймём и конец, и путь; если мы поймём клетку, только одну клетку, мы поймём всю человеческую судьбу, и дочеловеческую и постчеловеческую.

Видящие Вед, около десяти тысяч лет назад, в Гималаях, когда человек ещё только открывал свои младенческие глаза, видели и воспевали первоначальную основу вселенной и свою, поскольку в мире есть только одна вещь, в этой Материи, также как и во всех других видах: Семя, бесчисленное и уникальное. Для них Семенем всего было божественное и бессмертное, и Целью всего было божественное и бессмертное, но Божественное, которое желало быть Собой в этой Материи и в этих телах, на этой самой Земле.

Естественно, они видели, что скрывает это чудесное Семя – наше прибли-жающееся Чудо. Они видели эволюционный осадок на этом изначальном Огне, который медленно-медленно должен был покрывать себя одной скорлупой или другой, одной звериной шкурой или другой, одной средой или другой. Одним слоем или другим, последний из которых, научный или религиозный, является самым упрямым из всех, потому что он думает, что знает всё: небеса, богов, атомы и многочисленных дьяволов.

Как может это вечно повторяемое скотство стать божественным!? Есть Небеса наверху и Ад внизу, и посредине – несчастный человек, который умирает… с собственным всемогущим Секретом в руках. Бог хорош наверху, а здесь – чистилище, бездна, на которой процветают все религии мира, в то время как бедная Земля предоставлена своим демонам, папам и греху. Бездна, на которой гибельно процветают все наши науки: "Эволюция" скелетов, которая, очевидно, закончится на кладбище костей, с максимально возможным количеством удовольствий посередине.

Зло хорошо известно и оно так плотно, так глубоко укоренено, что кажется ничто, кроме катаклизма или потопа не в состоянии освободить нас от этого "человеческого" кошмара. И мы начинаем всё заново. Это бездонная яма – говорят священные писания. Но на дне НАХОДИТСЯ это божественное и бессмертное Семя – не в Небесах, а на дне. Приговорены ли мы к Ничтожеству навсегда (или к Небесам навсегда, или к Аду, как нам нравится) или СУЩЕСТВУЕТ божественная Земля, выражающая свою Божественность и своё божественное могущество в этом теле и в этой материи, без машинерии, лишь самим фактом, что есть.

Немыслимое чудо!

Но вся Земля до мельчайшего атома и самого маленького зверька, до самой маленькой травинки – чудо, за исключением нашего ума в его охватившей всю землю Тюрьме.

И эта тюрьма лопается прямо сейчас.

Примерно десять тысяч лет спустя после видящих Вед, Шри Ауробиндо вышел из своей камеры, пытаясь просверлить дыру в этой тюрьме – а иначе, для чего жить? Он копал в "бездонной яме" и пытался заново открыть, раскрыть это божественное всемогущее Семя – и какой прок от этого открытия, если оно предназначено для одного маленького и одинокого человека, или для того, чтобы создать ещё одну религию? У нас было достаточно "Спасителей" которые не спасли ничего. Или всё спасено и божественно, или всё обречено и отдано дьяволу.

"Дьявольское" здесь кажется совершенным.

Шри Ауробиндо копал в собственном теле: "бездонная яма" – прямо здесь, она тысячелетиями находится прямо здесь, в одном единственном теле, так же как и во всех земных телах, это ВСЁ ОДНО И ТОЖЕ. Если найден хотя бы один единственный демон, то он найден повсюду. И если пробита одна единственная дыра в этой чёрной пустой породе, то "пробита" вся тьма мира.

Это Феномен в процессе осуществления.

И он прорастает повсюду.

Но на дне этой Ямы находится божественное, материальное, телесное Семя, которое тоже "отрыто"  и раскрыто. И так как оно раскрыто, поскольку появилось первое отверстие для истинного воздуха в нашей Тюрьме, все маленькие бесы и старые эволюционные осадки  оказались выброшенными на дневной свет, изгнаны из своих тысячелетних пещер, в которых они притаились.

Мы приземляемся в другом Воздухе, в другой Среде. В другой эволюции. Первое дыхание нового вида на Земле.

Выбор за нами. Каждый может в своём масштабе, маленьком или большом, выбирать между новой Эволюцией и эволюцией скелетов. Поскольку это Семя находится в каждом, всемогущее и чудесное – если мы этого хотим.

 

ПРОБУДИСЬ И ЯВИ ВОЛЮ

 

Достаточно одной секунды простой и чистой интенсивности.

Крика, подобного крику в момент смерти. Подобного крику старого раздетого Эдипа.

После Шри Ауробиндо, после Матери, в конце длительного физического опыта, показывающего, что в Материи, как её мы знаем, существует Иллюзия - существует другой ритм, другое Могущество в этих мрачных молчаниях и другое дыхание на другой стороне пустой черной породы. И это дыхание, такое могущественное и даже устрашающе могущественное, может перестроить наши тела, наш мир и наш способ существования в мире более радикально и экстраординарно, чем при переходе от первого водного животного к первому земному. Есть другой неизвестный воздух, новая земля, которая должна быть раскрыта и построена в нас самих, с одним единственным инструментом под руками.

В противном случае - никогда не прекращающееся человеческое банкротство.

"Кое-что будет сделано на этот раз" - сказал Шри Ауробиндо.

И это СДЕЛАНО, проникновение ПРОИЗОШЛО.

Какими бы не были последние конвульсии Лжи, новая жизнь наконец-то прорывается вперёд.

И наступит Жизнь.

 

                                                                                                         29 июня 1995г.

 

 

 

 

Перевод С. Андреева.