Соколов С. А.

Поэт Александр Пушкин

и

рыцарь Гуго Де Лонкль

К неизвестной истории известного произведения

 

С.А.Соколов, с.н.с. ИРЭ РАН

 

«Пушкин умер в полном развитии своих сил и бесспорно унес с собою в гроб некоторую великую тайну. И вот мы теперь без него эту тайну разгадываем.»

Ф. Достоевский

 

История прошедших веков, причудливо преломляясь в созерцающем ее Сознании, являет последнему неисчерпаемое богатство мироздания. Культура и искусство, определяя формы, в которых отливается Восприятие, как бы проявляют для человека образы мира, формируя способность на известном уровне видеть, чувствовать, мыслить и полагать свою цель и место в общем мировом порядке вещей. Среди их существенных элементов, на уровне сознания и подсознания выступает прежде всего классическая литература, самим своим существованием формируя язык общения, идеи и видение окружающей действительности. Одним из ее столпов выступает для нас Александр Сергеевич Пушкин.

Достоевский замечает исключительно верно, что «Пушкин лишь один изо всех мировых поэтов обладает свойством перевоплощаться вполне в чужую национальность. Вот сцены из "Фауста", вот "Скупой рыцарь" и баллада "Жил на свете рыцарь бедный". Перечтите "Дон-Жуана", и если бы не было подписи Пушкина, вы бы никогда не узнали, что это написал не испанец. Какие глубокие, фантастические образы в поэме "Пир во время чумы"! Но в этих фантастических образах слышен гений Англии […]» [1]. Мы скажем теперь более – в его произведениях слышен отзвук и некоторых потаенных мыслей старой Европы…

Это было давно. Я был тогда еще студентом физического факультета МГУ, и как-то спонтанно, среди некоторых моих сверстников возникали неформальные кружки по интересам, где бывали и наши старшие знакомые и друзья, иногда даже очень известные в интеллектуальных кругах люди. Нас интересовали проблемы философии, искусство, культура и, конечно же, поэзия. Красоту лучших произведений Пушкина и вообще искусство читать стихи мы постигали, слушая старые записи Василия Ивановича Качалова на каких-то допотопных магнитных лентах, огромные километровые бобины с которыми мы ставили на большой магнитофон.

Это было незабываемо. Чтение В.И.Качалова было ни с чьим другим сравнивать невозможно. Особенно нравилась мне в интерпретации Качалова баллада Пушкина «Жил на свете рыцарь бедный», и я как-то записал ее для себя на бумаге.

Прошло время. Однажды я с огромным удивлением обнаружил, что, собственно, такой редакции известной пушкинской баллады я не могу найти ни в полном собрании сочинений поэта, ни в каких-либо других изданиях, ни в Интернете. При всем при том, что тот текст баллады, который читал Качалов, представлялся мне наиболее законченной версией этого произведения.

Баллада эта весьма необычна. Ясно было, что должен существовать некий первоисточник, текст, явивший Пушкину первоначальный сюжет и вдохновивший его на написание этого замечательного, если не сказать уникального, произведения. После долгих поисков выбор наш пал на столько же интересное, сколь и необычное произведение – «Легенду о голубой звезде», или «Легенду о рыцаре Гуго де Лонкле». О конкретных совпадениях сюжетов мы напишем чуть позже, а пока – посмотрим на этот весьма неординарный текст.

Первое же знакомство с ним показало, что перевод его на русский язык выполнен ранее 1917 г. В исходном тексте (размещенном, кстати, на сотнях сайтов, и не только в России) имеется 32 слова, написанных по правилам дореволюционной (1917) орфографии; кроме того, встречаются характерные обороты речи, свойственные именно тому времени; эти обороты могут быть идентифицированы разве что экспертами высочайшей квалификации.

Такого вида тексты нам знакомы, они получались естественным образом при перепечатках на машинке с дореволюционных оригиналов, когда большая часть текста переписывалась с использованием современной орфографии, однако в меру своей грамотности или неграмотности переписчик либо машинистка писали часть слов по правилам старого правописания, допуская иногда очень характерные ошибки. Далее, по ряду признаков мы можем заключить, что текст на русском появился позже эпохи Пушкина и несомненно составлен весьма известным писателем либо переводчиком (конкретные предположения об авторстве мы пока опускаем). Итак, Пушкину мог быть известен, или кем-то показан или пересказан, только список с легенды на каком-то другом языке, а сама пушкинская поэма косвенным образом подтверждает его существование. Философское содержание «Легенды…» является само по себе довольно сложным и требующим отдельного исследования. Это произведение, вообще говоря, нельзя считать экзотерическим, однако Пушкин придал последнему вполне «светский» характер.

Действительно, «жил на свете рыцарь бедный», так как Гуго произнес обет Бедности. Забегая вперед, скажем, что сам Орден назывался или «Орден бедных рыцарей Христа и Храма Соломона», или же «Рыцари ордена Нотр-Дам из Сиона», по имени аббатства на горе Сион, которое носило имя Св. Марии и Св. Духа. Рыцарь этот, действительно, имел видение – …еще раздвинулось пространство перед Гуго и зеленые лучи, переливаясь, наполнили его всего и Владычица Скорби предстала ему. Опустился Гуго на колени, повторяя: «Свет небес святая Роза …»  (lumen coelum Sancta Rosa у Пушкина, т.е. то же самое по-латыни) и дал обет вечного служения Пречистой. Далее, у Пушкина: «С той поры, сгорев душою, он на женщин не смотрел» […] . Действительно, Гуго де Лонкль при посвящении в рыцари дал обет Целомудрия. В иных эзотерических и тайных обществах такой обет соблюдался и соблюдается неукоснительно.

В «Легенде…» сердце Гуго де Лонкля исполнила «скорбь всех людей, исполнила до самых краев и осталось оно увенчанным скорбью на всю жизнь», у Пушкина же «проводил он целы ночи перед ликом Пресвятой, устремив к ней скорбны очи, тихо слезы лья рекой» (ПСС). В Легенде Гуго «молил Пречистую дать ему смерть на поле битвы, ибо неприлично рыцарю умереть дома», У Пушкина же Пречистая открывает своему паладину после его смерти врата рая. На этом заканчивается часть I «Легенды …».  И заканчивается баллада Пушкина "Жил на свете рыцарь бедный".

Следует заметить, что в целом Пушкин очень верно уловил суть альбигойства[1]. Быть может, он имел о нем дополнительные сведения (сам или от кого-то, через кого он получил неизвестный оригинал). Из истории известно, что, действительно, некоторые альбигойские рыцари, дав обет вечного служения Пречистой, принимали ее потом в качестве своей Прекрасной Дамы. Культ Пречистой, Заступницы и Предстательницы, имел в альбигойской вере исключительное значение, так как они полагали, что греховный мир не мог быть создан совершенной и доброй силой, (т.е. хозяином в нем был не Бог). Поэтому считалось, что Пречистая по смерти человека забирает его душу из лап нечистой силы, что, собственно, и написано у Пушкина. Действительно, альбигойцы не исполняли многих обрядов католической церкви, однако молитва «Отче наш» была у них одной из главных. Тут, может быть, в варианте ПСС Пушкин несколько отступает от истины.[2]

Ниже мы приводим два исходных текста – Балладу Пушкина в интерпретации Качалова, и ту же самую балладу как она есть в полном собрании сочинений поэта

 

Остается тайна самой «Легенды…», скорее всего, сокрытая среди сокровенных тайн старой Европы. В первых строках мы должны сказать, что, повидимому, «Легенда…» являет собой текст, предназначенный для первоначальной инициации. Такие тексты всегда хранились скрытно, не появляясь на глаза широкой публике. И первый вопрос – к какому же ордену мог принадлежать бедный рыцарь Гуго де Лонкль?

Итак, обеты бедности, целомудрия и вечного служения Пречистой. Имущество рыцаря становится достоянием Ордена, но и Орден также помогает рыцарю. Организованный в 1118 г. Гуго де Пейном на таких принципах орден назывался «орден бедных рыцарей Христа и храма Соломона»[3] [2,3]. Отметим совпадение имени первого магистра с именем нашего героя. Известный исследователь Лоллий Замойский [3] замечает, что знаменитый орден сам являлся детищем одного малоизвестного ордена, который оформился в Иерусалиме на пороге XI в. и носил название «Орден рыцарей Нотр-Дам из Сиона», при этом до 1188 г. у обоих орденов согласно [3] были общие Великие магистры. Согласно Замойскому, с 1306 г. руководитель последнего ордена Гийом де Жизор организует в нем работу по принципам герметического масонства, практикуя оккультные знания. Орден начинает называться «Ормуз» по имени египетского мистика, создавшего в 46 г. н.э. в Александрии «секретный орден посвященных», символом которого стал розовый крест.

И, далее, самое главное у Замойского: Формирование принципов, легших в основу эзотерических ритуалов современного масонства […] относят к эпохе рыцарства, в том числе и «альбигойского» (выделено нами) [4]. А одним из основных таких произведений считается поэма «Парсифаль», сочиненная баварским менестрелем Вольфрамом фон Эшенбахом в промежутке между 1195 и 1216 г.г.[4]

Такого же порядка, имея достаточно многие к тому доказательства[5], мы примерно полагаем и возраст «Легенды о рыцаре Гуго де Лонкле». На первый взгляд, эзотерические мотивы и какие-либо тайные символы в поэме отсутствуют. Даже сравнение Девы Марии с Розой в средние века было в порядке вещей (о символизме Розы см. [5]). И, однако же, в тексте «Баллады…» мы все-таки нашли нечто, позволяющее связать ее появление с существованием и деятельностью этих двух орденов!

В интригующей книге ученого и журналиста-международника Л. Замойского содержится, среди прочих, и такое замечание: «Исторические связи вообще бывают куда более разветвленными и устойчивыми, чем можно было думать, сохраняясь через века и тысячелетия. Имеются сведения, например, что храмовники (т.е. бедные рыцари Христа и храма Соломона) интересовались индуизмом и буддизмом, были связаны с сектами исмаилитов, государством “иранских рыцарей”» […]. Отсюда становятся понятными два отрывка из «Баллады…». В первом рыцарь Гуго де Лонкль, отказываясь от заслуженной и вечной награды, уходит от Светлого Чертога, чтобы иметь возможность быть с людьми и помогать им. Во втором, по той же причине уходит он и от замка святых. А вот как выглядит примерно та же мысль[6] в наставлениях, даваемых ученикам ряда эзотерических школ Индии и Тибета [6] (отметим, что в отрывках эти тексты стали известны лишь относительно недавно, а полностью, по всей вероятности, их не будет никогда в библиотеках Старого и Нового Света):

Ризы «Посвящения» дают человеку поистине вечный Свет. Они приносят ему Мудрость, уничтожающую жало личности; они останавливают для него колесо рождений, но, ученик, они же убивают и сострадание. Ибо не могут более совершенные Будды Облекающиеся в славу Дхармакайя, содействовать спасению человека. Увы! Будут ли многие пожертвованы ради единого, все человечество ради блага одного?

Ведай, начинающий, то – Открытый Путь, дорога к себялюбивому блаженству, от которого отвращаются Бодхисаттвы «Тайного Сердца», Будды Сострадания […].

Облекающийся в смиренные одежды «Нирманакайя» – отрекается от вечного блаженства для своего «я», дабы содействовать спасению человека. Достигнуть блаженства Нирваны, чтобы отречься от него, – это конечный шаг, высочайший на пути Отречения.

Ведай, ученик, это и есть Сокровенная Стезя, избранная Буддами Совершенства, теми, что жертвуют собой из сострадания к более слабым душам […].

Существование тайных связей между катарами и «Орденом бедных рыцарей Христа…» было известно и ранее (см. напр. [7,8], так же как было известно и то, что некоторые альбигойские рыцари входили в состав «Ордена...». По нашему мнению, все это приводило к известному взаимопроникновению идей. Прояснить же этот вопрос до конца, по-видимому, уже никогда не удастся, поскольку святая инквизиция приложила колоссальные усилия, чтобы сжечь на кострах не только всех еретиков, но и все их документы и произведения.[7]

Мы считаем, что «Легенда о рыцаре Гуго де Лонкле» является по-своему уникальным памятником, избежавшим костров инквизиции и каким-то образом, возможно во время войны 1812 г. попавшим в Россию. Это также памятник всем тем безвинно и жестоко убиенным, которых, предав вечному забвению, вытравили из памяти последующих поколений. Так что мы не уверены, что произведение это сохранилось еще где-то в Европе.

 

Итак, мы прояснили наконец несколько вопросов. Рыцарь де Лонкль скорее всего принадлежал к «Ордену бедных рыцарей Христа…», хотя не исключено, что он был рыцарем второго, здесь упомянутого и более древнего ордена. Баллада о нем является одним из уникальных литературно-философских памятников старой Европы, отголоском борьбы религиозных учений, впоследствии пролившей целые реки крови и давшей начало быть может не вполне понятным нам на сегодня сокровенным движениям и тенденциям европейской философской мысли.

 

Впитавшее в себя историю многих народов и поколений творчество Пушкина является не только российским, но и мировым достоянием. Мы постарались раскрыть здесь один из моментов тайны, упомянутой в отношении Пушкина Достоевским. Тем не менее, без Пушкина нам эту тайну предстоит еще разгадывать и разгадывать.

 

Falcon

21.08.08

 

Цитированные источники

 

1. Ф.М.Достоевский. Пушкин. Очерк.

2. Г.С.Гриневич. Праславянская письменность. Т.2. «Летопись», М., 1999.

3. Лоллий Замойский. За фасадом масонского храма. М., Политиздат, 1990.

4. Сергей Арест. «...Эта неистребимая ересь катаров!»

5. Ольга Сысуева. В чем заключается символизм Розы

6. Е.П.Блаватская. Голос безмолвия. Избранные статьи. М., «Алетейа», «Новый Акрополь», 1999. Имеются в виду отрывки «Голос Безмолвия», «Два Пути» и  «Семь Врат».

7. Отто Ран. Крестовый поход против Грааля.

8. Альбигойская ересь и ислам

 

Жил на свете рыцарь бедный

(вариант Качалова)

Жил на свете рыцарь бедный,

Молчаливый и простой,

С виду сумрачный и бледный,

Духом смелый и прямой.

Он имел одно виденье,

Непостижное уму,

И глубоко впечатленье

В сердце врезалось ему.

Путешествуя в Женеву,

Он увидел у креста

На пути Марию Деву,

Матерь господа Христа.

С той поры, сгорев душою,

Он на женщин не смотрел,

И до гроба ни с одною

Молвить слова не хотел.

Он себе на шею четки

Вместо шарфа повязал

И с лица стальной решетки

Ни пред кем не подымал.

Полон чистою любовью,

Верен сладостной мечте,

A.M.D. своею кровью

Написал он на щите.

И в пустынях Палестины,

Между тем как по скалам

Мчались в битву паладины,

Именуя громко дам,

Lumen coelum, sancta Rosa!

Восклицал он дик и рьян,

И как гром его угроза

Поражала мусульман.

Возвратясь в свой замок дальний,

Жил он строго заключен,

Всё безумный, всё печальный,

Как безумец умер он;

Как с кончиной он сражался,

Бес лукавый подоспел,

Душу рыцаря сбирался

Утащить уж в свой предел:

«Он-де богу не молился,

Он не ведал-де поста,

Не путем-де волочился

Он за матушкой Христа!».

Но пречистая сердечно

Заступилась за него

И впустила в царство вечно

Паладина своего.

 

Жил на свете рыцарь бедный

(Полное собрание сочинений А.С.Пушкина)

Жил на свете рыцарь бедный,

Молчаливый и простой,

С виду сумрачный и бледный,

Духом смелый и прямой.

 

Он имел одно виденье,

Непостижное уму,

И глубоко впечатленье

В сердце врезалось ему.

 

Путешествуя в Женеву,

На дороге у креста

Видел он Марию деву,

Матерь господа Христа.

 

С той поры, сгорев душою,

Он на женщин не смотрел,

И до гроба ни с одною

Молвить слова не хотел.

 

С той поры стальной решетки

Он с лица не подымал

И себе на шею четки

Вместо шарфа привязал.

 

Несть мольбы Отцу, ни Сыну,

Ни святому Духу ввек

Не случилось паладину,

Странный был он человек.

 

Проводил он целы ночи

Перед ликом пресвятой,

Устремив к ней скорбны очи,

Тихо слезы лья рекой.

 

Полон верой и любовью,

Верен набожной мечте,

Ave, Mater Dei кровью

Написал он на щите.

 

Между тем как паладины

Ввстречу трепетным врагам

По равнинам Палестины

Мчались, именуя дам,

 

Lumen coelum, sancta Rosa!

Восклицал всех громче он,

И гнала его угроза

Мусульман со всех сторон.

 

Возвратясь в свой замок дальный,

Жил он строго заключен,

Всё влюбленный, всё печальный,

Без причастья умер он;

 

Между тем как он кончался,

Дух лукавый подоспел,

Душу рыцаря сбирался

Бес тащить уж в свой предел:

 

Он-де богу не молился,

Он не ведал-де поста,

Не путем-де волочился

Он за матушкой Христа.

 

Но пречистая сердечно

Заступилась за него

И впустила в царство вечно

Паладина своего.