Березиков Евгений

Святые ислама

 

Предлагаемую издательством широкому кругу читателей книгу «Святые ислама» написал Евгений Березиков, живущий в Узбекистане. Сюда вошли жизнеописания великих святых ислама: собирателя хадисов пророка Мухаммеда и толкователя Корана—Исмаила аль-Бухари, чистейшего душой и помыслами суфия Ахмеда Яссави, а также основателя всемирно известного ордена «Накшбандия»—Бахаутдина Накшбанди и др. Эти святые широко известны во всем исламском мире, а теперь благодаря этой книге святые ислама входят и в наш дом...

 

ИМАМ ИСМАИЛ АЛЬ-БУХАРИ

Исламу почти полторы тысячи лет

 

С тех пор как пророк Мухаммед возвестил миру о своей вере в Аллаха, было много толкователей священного писания — Корана и Жития пророка. Но главным и наиболее почитаемым толкователем (мухаддисом) остается имам Исмаил аль-Бухари, ученый-энциклопедист, величайший и непревзойденный знаток и передатчик преданий о жизни пророка Мухаммеда. Исмаил аль-Бухари прошел весь путь познания Аллаха от начала и до конца и за свои божественные откровения почитался святым. Его восьмитомное собрание хадисов — рассказов, сообщений о жизни и делах пророка Мухаммеда, увидевшее свет еще в десятом веке под общим названием «Аль-Джами ас-Сахих», считается второй, после Корана, книгой мусульманского вероучения. Каноническим трудом Исмаила аль-Бухари стало толкование им Корана—«Тафсир аль-Коран». Эти труды сделали притягательным имя аль-Бухари для мусульман всего мира, прославили город Бухару, который явил миру столь высокого духом и знаниями имама, пламенного проповедника ислама, равного которому по проникновению в душу человека не было.

Мухаммад ибн Исмаил ибн Ибрагим ибн аль-Мугира ибн Бардизбах Абу Абдаллах аль-Джуфи аль-Бухари родился в 810 году в городе Бухаре. Его родители были истинными мусульманами, их вера в Аллаха не знала сомнений. Ибо совсем немного времени прошло с тех пор как двоюродный брат пророка Кусам ибн Аббас принес в Мавераннахр веру в единого Бога, а вместе с ней и законы шариата.

Ислам в Бухаре и Самарканде не сразу стал верой всех жителей этих славных городов. Древняя вера огнепоклонников — зороастризм — еще долго стояла на пути ислама. И были еще семьи, в которых читали молитвы и из священного писания мусульман Корана, и из доисторической Авесты. Но семья аль-Джуфи, отца маленького Исмаила, была истово мусульманской, пятикратный намаз совершали все ее члены. За исполнением всех положений ислама в семье следил ходжа Бардизбах Абу Абдаллах, дед Исмаила, настоятель одной из бухарских мечетей. Такая обстановка в семье самым благоприятным образом отразилась на мировоззрении Исмаила, который в шесть лет наизусть читал суры Корана, в десять — хадисы и другие откровения пророка Мухаммеда. Вся округа ставила в пример религиозность маленького Исмаила. И ведь было чему удивляться!

В дом аль-Джуфи люди приходили издалека, чтобы послушать, как десятилетний мальчик читает наизусть сунны пророка Мухаммеда. А читал он серьезно, с удивительной духовной наполненностью, так не характерной для детей его возраста. Надо сказать, что сунны пророка—это образец и руководство и для всей мусульманской общины, и для каждого ее члена в отдельности. И никто из родных и близких Исмаила, никто из его духовников не догадывался, что столь ревностное отношение к священным писаниям мальчика есть следствие того, что ему еще в восьмилетнем возрасте явился святой Хизыр, слывший у мусульман одним из первых людей, которым Аллах даровал вечную жизнь. Хизыр постоянно путешествует по миру, совершает ежегодные паломничества в Мекку, молится по пятницам в мечетях Мекки и Медины, а иногда является отдельным людям как предвестник их судьбы.

Святой Хизыр передал мальчику «Ан-Насс»—божественное повеление идти дорогой познания истинной веры в Аллаха; тогда ему откроется «батин»—скрытый смысл появления предвестника истины.

Когда Исмаилу исполнилось четырнадцать лет, он стал упрашивать родителей разрешить ему совершить хадж— паломничество в Мекку и Медину, к святым местам пророка Мухаммеда. Родители, пораженные настойчивостью, с которой сын все повторял и повторял свою просьбу, дали слово исполнить его желание по достижении совершеннолетия. И вот этот благословенный момент в жизни молодого человека наступил. В 826 году Исмаил аль-Бухари вместе с другими паломниками начал далекий и трудный путь в Аравию. Семья все-таки не отправила юношу в хадж одного: вместе с ним в священные города Мекку и Медину шли его мать и старший брат. Ни в литературе, ни в преданиях не осталось сведений, как долго длился хадж для Исмаила и его родных. И год, и два, и три могло длиться паломничество в те времена, и далеко не все, кто отправлялся в нелегкий путь, возвращались домой. Но зафиксировано, что Исмаил начал паломничество в пятницу, тогда как все

другие паломники вышли из Бухары в четверг. Исмаил аль-Бухари объяснил этот свой поступок тем, что сам Аллах сделал пятницу для мусульман особым днем. Пророк Мухаммед так объяснил значение этого дня для мусульман: «Пятница—владыка над днями. Перед Богом это самый большой из дней. Перед Аллахом этот день больше байрама, больше праздника жертв. Пятница имеет пять особых качеств. Первое—в пятницу Аллах сотворил Адама. Второе—в пятницу Аллах изгнал Адама на землю. Третье—в пятницу Аллах призвал Адама к себе. Четвертое—в пятницу наступает такой момент, когда Аллах непременно даст человеку то, что он у него попросит. Пятое—в пятницу будет Страшный суд».

Совершив паломничество и получив звание хаджи, Исмаил аль-Бухари не вернулся вместе с матерью и братом в Бухару, а остался в Аравии. Причиной этого стало видение, которое пришло юноше ночью, во сне. Еще в Бухаре имам-хатиб квартальной мечети говорил ему, что мусульманину, который совершает паломничество к святым местам Мекки, желательно хотя бы одну ночь провести возле священного камня Каабы. Исмаил так и поступил. Вместе с паломниками-земляками, которых он уговорил, после вечернего намаза отправился к стенам священной Каабы. Пароду на площади мечети аль-Масджид аль-Харам было столько, что и косточке от хурмы негде было упасть. Толпа почти не двигалась. Только поздно ночью Исмаил и его товарищи с традиционным «бисмилляхи рахманиррахим» поцеловали священные стены аль-Каабы. Отошли на несколько шагов и уснули. И было здесь Исмаилу чудодейственное видение. Он увидел себя сидящим на молельном коврике. Он читал молитву ракат за ракатом, и тут кто-то подошел к нему, коснулся рукой плеча. Юноша повернулся, поднял голову. Увидел лицо пророка Мухаммеда, освещенное божественным сиянием. На пророке был зеленый тонкий халат, голову венчала белая чалма. Пророк улыбнулся и сказал: «Исмаил, Аллах видит твое рвение. Никто в столь раннем возрасте не стремился попасть в священную Мекку. Поэтому к тебе снизошел Рух аль-Илах—божественный дух. Рух аль-Илах наложил на тебя джабар—безусловное предопределение. Оно позволит тебе получать ат-танзил—божественные откровения. Истина этих откровений сокрыта в ад-даре — вечном вместилище в потустороннем мире. Ты станешь не только непревзойденным мухаддисом—знатоком и передатчиком моих хадисов, но и муджтахидом—авторитетом, который имеет право самостоятельно толковать основные вопросы веры в Аллаха. Для этого тебе надлежит обойти все страны аравийские, страны Магриба и Азии, найти держателей сунн и записать их».

Когда Исмаил проснулся, сладостный трепет охватил его. Об увиденном во сне он промолчал. Он помнил завет Мудрецов: «Если ты хочешь кому-нибудь поведать свой сон, поведай его воде, она все унесет, и твое сновидение сбудется. Если же ты перескажешь кому-нибудь увиденное, Иблис подслушает твой рассказ и все испортит».

Хадж закончился, караван с паломниками отправился в обратный путь, а Исмаил, благословив мать и брата, остался в Мекке. Он познакомился с одним благородным, добрым сердцем богословом, который изучал жизнь пророка Мухаммеда и его деяния, и поступил к нему переписчиком книг—почерк у юноши был очень красивый, каллиграфический. Звали богослова, мудрого факиха Ахмад ибн Хан-бал Абу Абдаллахем. Родом он был из Багдада, но в течение многих лет ездил из страны в страну, главным образом посещая общепризнанные центры мусульманской культуры, где встречался с наиболее видными мухаддисами, с которыми вел дискуссии на религиозные темы. Когда юный Исмаил поступил на службу к Ахмаду ибн Ханбалу, тому было 46 лет. Находившийся в расцвете сил Ахмад ибн Ханбал благодаря глубоким знаниям основ ислама и благочестивому образу жизни снискал авторитет среди ученых-исламистов разных течений и направлений. У него к тому времени уже хранился самый большой список хадисов — свиток длиной в сто двадцать локтей, заполненный с обеих сторон описаниями деяний пророка Мухаммеда.

При посредничестве Ахмада ибн Ханбала Исмаил аль-Бухари в первые же месяцы жизни в Мекке окунулся в животворную среду ученых, жизнь которых была посвящена сунне. Почти каждый день в дом Ахмада ибн Ханбала приходили знаменитые ученые, такие, как Абу Йусуф, Ат-Шафи, Ваки ибн аль-Джаррахом, Йазад ибн Харин. А однажды дом Ахмада ибн Ханбала посетил сам глава мутазалитов Дан Абдул-Хузайла аль-Алафа. Между уважаемыми мухаддисами разгорелся жаркий спор. Гость был сторонником идеи о сотворенности Корана, которая умаляла роль пророка Мухаммеда как передатчика верующим божественного священного писания. Абдул-Хузайла, как и его сторонники, утверждал, что Коран не есть писание Аллаха; если это так, то в мире существуют два божества—Коран, которому должен неукоснительно следовать каждый мусульманин, и сам Аллах. По их мнению, Коран есть священное писание, сотворенное пророком Мухаммедом, и поэтому ему должно следовать не во всех случаях. В качестве доказательства сотворенности Корана пророком Мухаммедом Абдул-Хузайла приводил следующее: «Коран написан по-арабски, читается и слушается. Он разделен на части, и некоторые аяты отменены другими. Описанные в нем события относятся к прошедшему времени. Если бы Коран был вечной книгой, то для событий было бы употреблено будущее время. Коран содержит приказания и запрещения. Если бы он был вечной книгой, то к кому могли относиться эти приказания и запрещения? Если Коран существует вечно, то он должен был существовать и до вечности, и его предписания надлежало бы исполнять также в будущей жизни, вместе со всеми религиозными обрядами. Если Коран не сотворен Мухаммедом, а существует вечно, то в этом случае вечны и Бог, и Коран».

Ахмад ибн Ханбал выслушал Абдул-Хузайла не перебивая, выказывая традиционное уважение к гостю, и ответил ему в мягких выражениях:

— Люди не могут произвести ничего, подобного Корану. Аллах сотворил и Коран, и Мухаммеда. Для истинного мусульманина не существует ничего, кроме закона Бога и Его Пророка. Коран не может толковаться Кораном. Единственным основанием для толкования положений Корана могут быть предания о жизни и деяниях пророка Мухаммеда. Коран вечен, и его положения, переданные правоверным пророком Мухаммедом, должны неукоснительно соблюдаться всеми правоверными, включая халифов. А халифы не желают мириться с тем, что авторитет пророка Мухаммеда, который давно ушел из жизни, выше их авторитета.

Беседа не сблизила позиции ученых мужей, каждый остался при своем мнении. Ловя каждое слово дискуссии духовных противников, юный Исмаил определил свой путь исканий. Истина, понял он, в доскональном изучении Корана, в высказываниях Пророка, в Его жизни. И он посвятил жизнь сбору высказываний пророка Мухаммеда и преданий о его жизни. За сорок пять лет подвижнической жизни он собрал шестьсот тысяч хадисов, но достоверными, то есть подтвержденными высшими духовными авторитетами, признал семь тысяч триста девяносто семь.

Свой свод хадисов Исмаил аль-Бухари пополнил тридцатью тысячами преданий, которые хранил Ахмад ибн Ханбал. Переписывая эти предания по просьбе почтенного мухаддиса, Исмаил сделал копию и для себя. Он пополнял их всю жизнь. И делал это с радостью, с необыкновенным усердием.

Ахмад ибн Ханбал вскоре покинул Мекку и возвратился в Багдад, где открыл школу для своих сторонников. Ему не нравились нововведения, наметившиеся в исламе, они искажали учение об истинной вере. Занятия в школе были посвящены изучению Корана и хадисов. Ахмад ибн Ханбал проводил их бесплатно. Он считал недостойным взимать плату за обучение Корану.

Исмаил аль-Бухари последовал за своим наставником. Другие багдадские школы, более престижные, его не прельстили: все они были платные. Переписка книг давала ему скромный заработок. Сохранилось высказывание одного безвестного переписчика книг, который отдал этому занятию пятьдесят лет: «Изготовление копий книг—занятие жалкое и проклятое. Оно не дает ни хлеба для жизни, ни савана для смерти». Вскоре, однако, Исмаил аль-Бухари лишился и этого заработка. Официальные власти начали преследовать последователей Ахмада ибн Ханбала за их взгляды о несотворенности Корана.

Правитель Багдадского халифата Аль-Мамун своим эдиктом обязал всех и каждого признать сотворение Корана и объявил учение мутазалитов официальной религией своего государства. Начались гонения на инакомыслящих. В Багдаде был учрежден верховный суд «дан», по сути дела, инквизиционный трибунал, беспощадный в отношении всех противников идеи сотворенности Корана. Школу Ахмада ибн Ханбала закрыли, а самого ученого приговорили к смерти. По первым умер халиф Аль-Мамун, и это спасло жизнь Ахмаду ибн Ханбалу. Халиф Мутаваккил, вступив на престол, первым своим указом объявил, что Коран вечен. И уничтожил ересь. Все это, однако, было политикой и имело мало общего с наукой. Основы религии были и оставались незыблемыми, ибо находились во власти Бога. Метания багдадских халифов не отразились на занятиях Исмаила аль-Бухари. Он был необыкновенно настойчив в поисках преданий о жизни Пророка и его изречений.

Вскоре Исмаил аль-Бухари познакомился с удивительно чистым душой человеком—аль-Мухасиби (то есть «контролирующий себя»). Его полное имя было Абу Али аль-Харис ибн Асад аль-Анази, и жил он с 781 по 857 годы. Юноша сблизился» сдружился с этим богобоязненным, ведущим аскетический образ жизни человеком, судьба которого во многом была схожа с его собственной. Аль-Мухасиби, как и Исмаил аль-Бухари, в юном возрасте оставил родительский дом, отказался от наследства (его отец был баснословно богат) и стал ярым приверженцем мутазалитских идей о сотворенности Корана.

Сам аль-Мухасиби признавал вечность Корана как божественного атрибута, но считал естественным, что Бог обращался к людям с откровениями через пророка Мухаммеда. Постижение истинного смысла Корана, полагал он, дается верующим через полное очищение от мирской скверны; праведность же всегда вознаграждается.

Взгляды аль-Мухасиби на божественность Корана совпадали с мировоззрением Исмаила аль-Бухари, которому— на этот раз в Багдаде—вторично явился в видении Хазрат Хизыр. Посланник Бога явился к нему ночью во время молитвы и произнес лишь несколько сокровенных слов: «Запомни, Исмаил, в горнем и реальном мире существуют два Корана. Один вечный—слово Бога, другой сотворенный—книга Мухаммеда, копия первого Корана. Я открываю это тебе как человеку, который ведет истинный поиск божественного откровения. Аллаху так угодно. Следуй его указаниям, и ты никогда не собьешься с праведного пути». Святой Хизыр исчез так же внезапно, как и появился. А Исмаил аль-Бухари вновь обратился мыслью к доводам аль-Мухасиби. Теперь он видел в них предзнаменование Всевышнего.

Исмаил аль-Бухари прожил в Багдаде несколько лет. Возмужал, душа же его осталась детски чистой. Он встретился со всеми мухаддисами, записал великое множество новых редакций хадисов. Затем отправился в Египет. В Александрии и Каире существовали известные, уважаемые в исламском мире школы мухаддисов. Особенно славилась школа ученого-суфи Зу-н-Нун аль-Мисри (796—860 годы). Исмаил аль-Бухари познакомился с ним в Багдаде. К тому времени он и сам был известен достаточно широко. За пять лет неустанной работы его каталог пополнился ста двадцатью тысячами преданий о жизни и высказываниях пророка Мухаммеда. Примечательно, что все эти хадисы он помнил наизусть. У молодого ученого-мухаддиса была феноменальная память. Его способности, его аскетический образ жизни и строгое следование шариату привлекли внимание многих ученых факихов и суфи.

Будучи в Багдаде, Зу-н-Нун аль-Мисри пригласил к себе в Египет удивительного молодого человека. Исмаил аль-Бухари приглашение принял с благодарностью и отправился в путь, как только позволили обстоятельства. Его багаж не был обременен пожитками. Его большую часть занимала рукопись хадисов длиной в сто сорок локтей. В рукописи были записаны только начальные слова хадисов, зато давалась подробная характеристика передатчика самого предания со всей цепочкой, которая восходила к имени непосредственного свидетеля поступка или высказывания Пророка. Если бы не изумительная память Исмаила аль-Бухари, для размещения собранных им хадисов потребовалось бы по меньшей мере два верблюда. При его ограниченных финансовых возможностях купить или нанять двух верблюдов ему было бы крайне затруднительно. Недюжинный природный ум Исмаила аль-Бухари оказался тем безотказным инструментом, с помощью которого он держал в памяти огромное количество священных преданий.

В Египте Исмаил аль-Бухари первое время жил в доме Зу-н-Нун аль-Мисри. Он еще ближе сошелся с ученым суфи—оба они были противниками мутазалитского догмата о сотворенности Корана. Пожив и напряженно поработав около года в Гизе под Каиром, Исмаил аль-Бухари переезжает в Александрию, затем посещает Дамаск, возвращается в Гизу к Зу-н-Нуну аль-Мисри, а еще через полгода отбывает в Мекку и Медину, совершая повторный хадж к святыням ислама.

Исмаил аль-Бухари был не только неистовым собирателем хадисов, их обработчиком и систематизатором, но и их безукоризненным исполнителем. Моральные нормы, заложенные в хадисах, легли в основу его образа жизни. В Египте у него появились последователи и ученики. Начинающие богословы, изучающие путь Пророка, тянулись к скромному, немногословному, но много знающему факиху. Открылось, что, помимо перечисленных достоинств, Исмаил аль-Бухари обладает большим даром врачевателя. Давно замечено, что талант, даваемый человеку от Бога, «в одиночку не ходит». Собирая хадисы, Исмаил аль-Бухари по-особому воспринимал предания, в которых говорилось о болезнях и их лечении, о лекарствах, о священном слове, которое зачастую вылечивало быстрее, чем лекарства. По свидетельству очевидцев, он обладал, при малом росте и сухощавом теле, чрезвычайно сильной энергетикой. Энергия так и пульсировала в нем. Хадисы с медицинской тематикой он начал применять на практике. И вскоре о нем пошла новая слава—как о способном враче. Этот свой дар Исмаил аль-Бухари применял совершенно бескорыстно. Ему пытались платить—он отвергал плату. Натолкнувшись на его несговорчивость, исцеленный пациент обычно говорил: «Да вознаградит тебя Аллах!» На это Исмаил аль-Бухари неизменно отвечал: «Да сделает Аллах тебе это на пользу!»

Но большая часть времени уходила на работу над хади-сами. Когда число собранных преданий превысило 300 тысяч, он занялся их критической оценкой и обработкой. Работа над хадисами с самого начала была связана с отдельными авторитетами, которые стояли у основания цепочки непосредственного восприятия, поступка или высказывания Пророка. Он устанавливал, насколько надежен (сихат) этот источник или слаб (дуафа), насколько верно и полноценно переданы хадисы. Передатчик преданий, пользовавшийся недостаточно солидной или сомнительной репутацией, не мог нести людям божественное слово. Исмаил аль-Бухари стал составлять биографии свидетелей жизни и поступков Пророка, давать оценки хадисам, передатчиками которых они были. Работа над частными биографиями привела его к мысли о создании общей истории собирателей хадисов. Огромный, кропотливый труд ученого увенчался успехом мирового значения: возникли его многотомные хроники — биографии передатчиков хадисов и преданий под общим названием «Ат-тарах аль-Кабир».

В это время Исмаил аль-Бухари пришел к выводу, что хадисы следует группировать не только по их передатчикам (так поступали его предшественники), но и по тематике — исторические вместе с историческими, этические вместе с этическими, медицинские вместе с медицинскими и так далее. На составление свода хадисов, известного в мире как «Ас-Сахих», у Исмаила аль-Бухари ушло двадцать лет. 600 тысяч хадисов оставили его предшественники—он их выверил, затем систематизировал. 200 тысяч хадисов он записал сам. Свое собрание хадисов он разместил в 97 книгах, разделив их на 3450 глав. Оно включило в себя 7397 хадисов, скрупулезно выверенных, снабженных самыми подробными и достоверными сведениями о передатчиках. Любовь к Богу и его пророку Мухаммеду, безбрежная, как море, бездонная, как небо, получила свое законченное выражение в этом титаническом труде.

Этот гигантский труд был по достоинству оценен мусульманами. Для большинства служителей ислама «Ас-Сахих» стал второй книгой после Корана. Без чтения священного Корана и хадисов «Ас-Сахих» не проходит ни один день у истинно верующих в Аллаха и Его пророка Мухаммеда, ибо в них заключен истинный свет величия жизни как на земле, так и на небесах.

Свод хадисов «Аль-Джами ас-Сахих» Исмаил аль-Бухари начал так: «Во имя Аллаха Милостивого, Милосердного!

Шейх и имам, знающий Коран наизусть, Абу Абдаллах Мухаммад б. Исмаил б. Ибрагим б. аль-Мугира аль-Бухари, да помилует его Аллах Всевышний, аминь, сказал:

Умар б. аль-Хаттаб, да будет доволен им Аллаха, передал: «Я слышал, как посланник Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, говорил: «Поистине все дела связаны с намерениями и, поистине, каждому мужу дается то, что он внутренне намеревался обрести. Устремившийся к миру этому обретает его, а если он устремляется к какой-нибудь женщине, то женится на ней, и каждый идет к тому, что было предметом его устремлений».

Аль-Харис б, Хишам, да будет доволен им Аллах, спросил посланника Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует: «О посланник Аллаха, как приходят к тебе откровения?» Посланник Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, ответил: «Иногда я слышу нечто вроде звона, и это действует на меня сильнее всего, когда же я запоминаю произносимое, это уходит от меня, а иногда ангел предстает передо мной в образе человека, и я запоминаю то, что он говорит». Айша, да будет доволен ею Аллах, сказала: «Я видела, как в один очень холодный день ему было ниспослано откровение, которое впоследствии прекратилось, и, поистине, лоб его в это время был покрыт потом».

Мать правоверных Айша передала: «Началом откровений, ниспославшихся посланнику Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, стало благое видение во сне, а впоследствии он никогда не видел иных видений, кроме приходивших подобно утренней заре. Затем ему была внушена любовь к уединению, и он стал часто уходить в пещеру на гору Хира, пока ему не открылась истина. К нему явился ангел и сказал: «Читай!»—на что я ответил: «Я не умею читать». Тогда он взял и сдавил меня так, что напряжение мое достигло предела, а затем он отпустил меня и сказал: «Читай!» Я снова сказал: «Я не умею читать». И он взял и сдавил меня во второй раз так, что я опять напрягся до предела, а затем он отпустил меня и сказал: «Читай!»—и я в третий раз ответил: «Я не умею читать!» И он взял и давил меня в третий раз, а затем отпустил, сказав: «Читай! Во имя Господа твоего, который сотворил—сотворил человека из сгустка. Читай!»

И посланник Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, сердце которого трепетало от страха, вернулся с этим, вошел к Хадидже б. Хувайлид и сказал: «Укройте меня, укройте меня!»—и его укрыли покрывалом, и он оставался в таком положении, пока страх его не прошел, после чего он сообщил Хадидже о случившемся. И Хадиджа вышла с ним и шла, пока не привела его к Бараке б. Науфалю б. Асаду б. Абд аль-Узза, сыну дяди Хадид-жи, который давно принял христианство. Он знал письменность иудеев и выписывал из Евангелия по-древнееврейски то, что было угодно Аллаху, будучи уже глубоким слепым старцем. И посланник Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, сообщил ему о том, что он видел. Услышав его слова, Барака сказал: «Это тот же ангел, которого Аллах посылал к Мусе! О, если бы я был молод в эти дни, о если бы я был жив, когда народ твой станет изгонять тебя!» Посланник Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, спросил: «А разве они изгонят меня?» Барака ответил: «Да, ибо когда являлся человек, который приносил нечто подобное тому, с чем пришел ты, люди всегда с ним враждовали. Но если застанет меня в живых день твоего пророчества, я окажу тебе помощь и поддержку!» Однако Барака вскоре умер, а сила воздействия откровений временно уменьшилась».

Джабирь б. Абдаллах аль-Ансари, рассказывавший о природе откровении, передал: «Сказал Пророк: «Однажды, когда я был в пути, я вдруг услышал голос с неба. Я посмотрел наверх и увидел ангела, приходившего ко мне на гору Хира, а теперь восседавшего на троне между небом и землей. Я испугался его, вернулся и сказал: «Укройте меня! Укройте меня!»—и тогда Аллах Всевышний ниспослал такие слова: «О, завернувшийся! Встань и увещевай людей о словах Аллаха, и скверны беги!» И жар откровений усилился, и они стали ниспосылаться посланнику Аллаха одно за другим».

Ибн Аббас относительно слов Всевышнего: «Не шевели свой язык с этим, чтобы ускорить его» передал следующее: «Посланник Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, всегда испытывал напряжение во время ниспослания откровений, что явилось одной из причин, заставлявших его шевелить губами и сразу же повторять услышанное от Джабраила. И Аллах Всевышний ниспослал такие аяты: «Не шевели свой язык с этим, чтобы ускорить его. Поистине, на Нас лежит собирание его и чтение». Ангел сказал посланнику Аллаха: «Аллах собрал аяты Корана для тебя в сердце твоем, и ты должен читать его, но если Мы читаем его, то следуй за его чтением». Ангел сказал посланнику: «Во время откровения выслушивай то, что передается тебе, и молчи, затем, поистине, на Нас лежит его разъяснение, а затем Мы должны помочь тебе читать его». И после этого посланник Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, читал услышанное подобно тому, как читал это Джабраил».

 

Из книги веры

«Во имя Аллаха Милостивого, Милосердного! Ибн Умар передал: «Посланник Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, сказал: «Ислам основывается на пяти столпах: свидетельстве о том, что нет бога кроме Аллаха, и что Мухаммед—посланник Аллаха, совершении молитвы, выплате заката, совершении паломничества в Мекку и соблюдении поста в течение месяца рамадан».

Абу Хурайра передал: «Посланник Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, сказал: «Вера состоит из более чем шестидесяти различных частей, а стыд является одной из частей веры».

Абдаллах б. Амр передал: «Пророк, да благословит его Аллах и да приветствует, сказал: «Истинным мусульманином является тот, кто не причиняет своим языком и руками зла другим мусульманам, а мухаджиром является тот, кто отстраняется от запрещенного Аллахом».

Абдаллах б. Амр слышал, что один человек спросил Пророка, да благословит его Аллах и да приветствует: «Какое из проявлений ислама является наилучшим?»—на что ответил: «Лучшее проявление ислама состоит в том, чтобы ты угощал мусульман и приветствовал тех из них, кого знаешь и кого не знаешь».

Анас слышал, как Пророк, да благословит его Аллах и да приветствует, сказал: «Не уверует никто из вас по-настоящему, пока не станет желать брату своему того же, чего желает себе самому».

Анас слышал, как Пророк, да благословит его Аллах и да приветствует, сказал: «Не уверует никто из вас по-настоящему до тех пор, пока не полюбит меня больше, чем отца своего и всех других людей».

Передал Анас, что Пророк, да благословит его Аллах и да приветствует, сказал: «Лишь тот ощутил сладость веры, кто отличается тремя качествами: любит Аллаха и Пророка Бго больше, чем все остальное, любит других только ради Аллаха и не желает возвращаться к безбожию так же, как не желает он, чтобы его бросили в огонь».

Анас передал слова, услышанные им от Пророка, да благословит его Аллах и да приветствует, который сказал: «Признаком веры является любовь к ансарам, а признаком лицемерия—ненависть к ним».

Убада б. ас-Самит передал, что один раз, когда вокруг посланника Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, собралась группа его сподвижников, он сказал им: «Присягните мне, что не будете веровать ни в кого, кроме Аллаха, не станете воровать, прелюбодействовать, убивать своих детей, распространять измышленную вами ложь и противодействовать велениям Аллаха. Аллах наградит тех из вас, кто будет верен этой клятве, а уличенный в каком-нибудь нарушении, кроме многобожия, будет наказан в этом мире, и ему придется искупить свой грех. Если же человек нарушит свою клятву частично, а Аллах скроет его прегрешение, то Аллах и будет решать его участь, и если захочет, то простит, а если захочет иного, то накажет его». «И мы поклялись ему в этом»,—сказал Убада.

Абу Сайд аль-Худри передал: «Посланник Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, сказал: «Скоро настанет время, когда лучшим имуществом для мусульманина будут овцы, за которыми он станет ходить по горным вершинам и тем местам, где идут дожди, убегая с религией своей от искушений».

Айша передала: «Когда посланник Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, повелевал делать что-либо своим сподвижникам, то повелевал им лишь то, что они в состоянии были вынести, а они один раз сказали: «Поистине, мы отличаемся от тебя, о посланник Аллаха, ведь Аллах простил тебе то, что предшествовало из твоих грехов и что было позже». Услышав это, он разгневался так, что это стало заметно по его лицу, и сказал: «Я лишь больше боюсь Аллаха и больше знаю о Нем, чем вы!»

Ибн Аббас передал: «Пророк, да благословит его Аллах и да приветствует, сказал: «Мне был показан ад, и оказалось, что большинство из находящихся там—женщины, проявившие неблагодарность». Его спросили: «Они не веровали в Аллаха?» Он ответил: «Они проявили неблагодарность по отношению к своим мужьям и не были благодарны за добро, которое им делали. Если бы ты делал кому-либо из них добро всю твою жизнь, а потом она увидела бы от тебя нечто ей неприятное, то такая женщина сказала бы: «Я никогда не видела от тебя добра».

Аль-Мамур передал: «Я повстречал в Рабазе Абу Зарра и увидел, что он был одет так же, как и его слуга. Я спросил его о причине этого, и он ответил: «Дело в том, что я как-то раз ругал одного человека, упрекая его из-за его матери. Услышав это, Пророк, да благословит его Аллах и да приветствует, сказал мне: «О, Абу Зарр, неужели ты упрекал его только из-за его матери? Поистине, ты—человек, в котором сохранились остатки джахилийи! Ведь ваши братья по вере служат вам, ибо Аллах сделал некоторых из них подвластными вам, а если человек владеет братом своим, то пусть он кормит его тем же, что ест сам, и одевает его в такую же одежду, которую носит сам. Не следует вам поручать таким людям то, что окажется для них непосильным, а если вы станете поручать им нечто подобное, то оказывайте им помощь!»

Абу Бакра передал, что посланник Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, сказал: «Если два мусульманина скрестят мечи, то и убийца, и убитый попадут в ад». Абу Бакра спросил: «О посланник Аллаха, этот— убийца, но почему же и убитый окажется в аду?» Он ответил: «Поистине, потому что и он хотел убить своего товарища!»

Абдаллах б. Амр передал, что Пророк, да благословит его Аллах и да приветствует, сказал: «Истинным лицемером является тот, кто объединил в себе четыре качества, а тот, кто обладает хотя бы одним из них, не избавится от лицемерия до тех пор, пока не преодолеет этого качества. Четырьмя, о которых идет речь, отличается тот, кто предает, если ему доверяются; лжет, если рассказывает о чем-либо; поступает вероломно, если заключает договор с кем-либо; и преступает границы закона, если враждует с кем-либо».

Абу Хурайра передал: «Посланник Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, сказал: «Тому, кто станет выстаивать Ночь предопределения, делая это по вере своей ради Аллаха, простятся его прежние грехи».

Абу Хурайра передал: «Посланник Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, сказал: «Тому, кто соблюдает пост во время рамадана, с верой и надеждой на награду Аллаха, будут прощены его прежние грехи».

Абу Хурайра передал, что Пророк, да благословит его Аллах и да приветствует, сказал: «Поистине, религия ислама легка для людей, но если кто-нибудь начинает бороться с ней, она обязательно побеждает его, поэтому придерживайтесь правильного, стремитесь к наилучшему поклонению Аллаху, радуйтесь и просите Аллаха о помощи рано утром, поздно вечером и в некоторые часы ночи».

Абу Хурайра передал, что посланник Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, сказал: «Если будет ислам любого из вас истинным, то за каждое благое дело, совершенное им, запишется ему десятикратно и более того, до семисот крат, и в той же мере запишется ему за каждое дурное дело».

Айша передала, что как-то Пророк, да благословит его Аллах и да приветствует, вошел к ней, когда у нее находилась одна женщина. Он спросил: «Кто эта женщина?» Айша ответила: «Такая-то»,—и стала хвалить ее за то, что она постоянно молится. Пророк же сказал: «Прекрати! Вы должны делать то, что можете, ибо, Аллахом клянусь, Аллаху не наскучат ваши дела до тех пор, пока вы не заскучаете, устав от них; ведь больше всего Аллах любит такую религию, в которой исповедующий ее проявляет наибольшее постоянство».

Тальха б. Убайдуллах передал, что к посланнику Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, пришел один человек из Неджда с растрепанными волосами и спросил об обязанностях принявшего ислам. В ответ посланник Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, сказал: «Мусульманин должен совершать пять молитв в течение дня и ночи». Человек спросил: «А обязательно ли молиться сверх этого?» Пророк ответил: «Нет, если только не пожелаешь молиться дополнительно по своей воле»,—а затем посланник Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, сказал: «Кроме того, мусульманину следует поститься в течение всего рамадана». Человек спросил: «А надо ли поститься сверх этого?» Пророк ответил: «Нет, если только не пожелаешь этого по своей воле». Тальха сказал: «Затем посланник Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, упомянул о выплате закята. Тот человек спросил: «А надо ли платить сверх этого?» Пророк ответил: «Нет, если сам того не пожелаешь». Тальха сказал: «Выслушав слова Пророка, этот человек направился к выходу, говоря следующее: «Клянусь Аллахом, я ничего не стану добавлять к этому и ничего не убавлю»,—а посланник Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, сказал: «Он преуспеет, если говорит искренне».

Абу Хурайра передал, что посланник Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, сказал: «Тот, кто провожал погребальные носилки мусульманина, храня веру и надеясь на награду Аллаха, и был с ним до окончания чтения молитвы и погребения умершего, получит воздаяние в два карата, каждый из которых по весу будет подобен горе Ухуд. Воздаяние же того, кто прочитает молитву над носилками с телом, а потом вернется к себе, не дождавшись погребения, составит лишь один карат».

Передал Абдаллах б. Масуд, что Пророк, да благословит его Аллах и да приветствует, сказал: «Поношение мусульманина мусульманином—грех, а сражение мусульманина с мусульманином—свидетельство безбожия обоих».

Ан-Нуман б. Башир передал, что слышал, как посланник Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, сказал: «Дозволенное очевидно и запретное очевидно, а между ними находится сомнительное, о котором множество людей не имеет ясного суждения. Тот, кто остерегается сомнительного, освобождается от него ради религии своей и чести своей, а тот, кто занимается сомнительным, уподобляется пастуху, который пасет стадо свое около заповедного места и вот-вот окажется на запретной земле. Разве не имеет каждый владыка такого заповедного места и разве не является заповедным местом Аллаха то, что Он запретил людям? Разве нет в теле человека кусочка мяса, который, будучи хорошим, делает хорошим и все тело, а будучи негодным, делает негодным и все тело? И разве этот кусочек не сердце?»

Абу Масуд передал, что Пророк, да благословит его Аллах и да приветствует, сказал: «Если человек станет расходовать деньги на свою семью, надеясь на награду Аллаха, это зачтется ему наравне с милостыней».

Саид б. Абу Ваккас передал, что посланник Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, сказал: «Поистине, как бы ни потратил ты свои деньги ради лика Аллаха, ты обязательно получишь свою награду за это, в том числе и за то, что ты тратишь на пропитание своей жены».

 

Из книги знания

Во имя Аллаха Милостивого, Милосердного!

Ибн Умар передал: «Посланник Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, сказал: «Есть среди деревьев такое, листья которого не опадают, и поистине, оно подобно мусульманину. Это пальма».

Абу Вакид аль-Ляйси передал: «Однажды, когда посланник Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, сидел в мечети с людьми, туда пришли три человека, двое из которых подошли к посланнику Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, чтобы приветствовать его, а один ушел. Эти двое остановились около посланника Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, и один из них увидел свободное место в кругу сидевших людей и сел среди них, другой сел позади них, что же касается третьего, то он повернулся и ушел. Когда посланник Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, закончил говорить с людьми, он сказал: «Сообщить ли вам нечто об этих трех людях? Один из них искал приюта у Аллаха, и Аллах дал ему приют, другой устыдился, и Аллах устыдился его, а третий отвернулся, и Аллах отвернулся от него».

Знание должно предшествовать слову и делу по слову Аллаха Всевышнего: «Знай же, что нет божества, кроме Аллаха...» Сказав это, Аллах Всевышний начал со знания, ибо, поистине, знающие—наследники пророков, которые завещали им знание. Тот, кто приобрел знание, получил большой удел, а тому, кто вступил на путь поиска знания, Аллах облегчит путь к раю. Аллах Всевышний, да увеличится слава Его, сказал: «Ведь боятся Аллаха из его рабов знающие...» Аллах Всевышний также сказал: «Эти притчи Мы приводим людям, но разумеют их только сведущие». В Коране также написано: «Они сказали: «Если бы мы слушали и разумели, то не были бы мы среди обитателей огня». Аллах Всевышний также сказал: «Скажи: «Разве сравняются те, которые знают, и те, которые не знают?» Пророк же, да благословит его Аллах и да приветствует, сказал: «Того, кому Аллах желает добра, Он наставляет в религии». Поистине, знание приобретается с помощью изучения, а Абу Зарр сказал: «Если даже вы приставите острый меч к этому месту,—и он указал на свою шею,—и я успею подумать, что смогу довести до людей слова, которые я слышал от Пророка, да благословит его Аллах и да приветствует, прежде чем вы ударите меня мечом, то я непременно сделаю это». Ибн Аббас же сказал: «Будьте людьми Божьими, то есть кроткими, понимающими и знающими». Говорят еще, что человек Божий это тот, кто начинает воспитывать людей с помощью малого в знании, а затем переходит к большому.

Ибн Масуд передал: «Пророк, да благословит его Аллах и да приветствует, проявлял о нас заботу, обращаясь к нам с увещеваниями лишь в отдельные дни, ибо он не желал, чтобы его слова вызывали у нас скуку».

Анас передал, что Пророк, да благословит его Аллах и да приветствует, сказал: «Будьте для людей легкими и не будьте для них тяжелыми, возвещайте им благое и не отталкивайте их от себя».

Муавийя, произносивший проповедь, передал: «Я слышал, как Пророк, да благословит его Аллах и да приветствует, сказал: «Если Аллах пожелает человеку добра, Он станет наставлять его в религии, и, поистине, я только распределяю, а дает Аллах, что же касается этой общины, то она не прекратит своего существования, если будет основываться на велениях Аллаха, и не принесут вреда мусульманам противники их до тех пор, пока Аллах не захочет этого».

Умар б. аль-Хаттаб сказал: «Вам следует обрести понимание, прежде чем вы достигнете власти над другими людьми». Абу Абдаллах аль-Бухари сказал: «Стремиться к большему пониманию следует и после этого, ибо сподвижники Пророка, да благословит его Аллах и да приветствует, учились и в старости».

Абдаллах б. Масуд передал: «Пророк, да благословит его Аллах и да приветствует, сказал: «Зависть допустима только в двух случаях: если завидуешь человеку, которому Аллах дал богатство, позволив потратить его подобающим образом, и если завидуешь человеку, получившему от Аллаха мудрость, которой он руководствуется и которую передает другим».

Абдаллах б. Аббас сказал: «Когда я был близок к совершеннолетию, я приехал в Мину для совершения молитвы, сидя верхом на ослице. В это время посланник Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, молился в Мине, обратившись лицом не в сторону стены, и я прошел перед ним мимо части ряда молившихся людей, отпустил ослицу пастись, а сам занял место в ряду, и мне не высказали порицания за это».

Абу Муса передал, что Пророк, да благословит его Аллах и да приветствует, сказал: «Указания и знание, с которыми Аллах послал меня к людям, подобны обильному дождю, выпавшему на землю. Часть ее была чистой, и она приняла воду и породила множество разных растений. Другая часть земли была сухой и задержала воду, впитав ее, а Аллах сделал ее полезной людям, которые стали пить воду, поить скот и получили возможность обрабатывать землю. Кроме того, дождь выпал и на другую часть земли, которая была ровной и гладкой и поэтому не задерживала воду и трава не росла на ней. Все это подобно тем, кто обрел понимание в религии Аллаха, и им принесло пользу то, с чем послал меня Аллах, и они получили знание и стали передавать его другим. Это подобно также и другим, которые не обратили на это внимания и не приняли указаний Аллаха, с которыми я был послан».

Анас передал: «Посланник Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, сказал: «Поистине, одним из признаков наступления часа воскресения из мертвых будет исчезновение знания и упрочение невежества, неумеренное употребление вина и распространение распутства».

Анас сказал: «Клянусь, я передам вам хадис, которого никто не передаст вам, кроме меня. Я слышал, как посланник Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, сказал: «Одним из признаков наступления часа воскресения из мертвых будет то, что количество обладающих знанием уменьшится, а невежество и распутство распространятся, и возрастет количество женщин, а количество мужчин сократится, так что на пятьдесят женщин будет приходиться один мужчина, опекающий их».

Ибн Умар передал: «Я слышал, как посланник Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, сказал: «Однажды я увидел во сне, что мне поднесли кубок молока, и я пил его, пока не увидел, что от насыщения влага выходит из-под моих ногтей, и после этого я дал оставшееся Умару б. аль-Хаттабу. Присутствовавшие спросили: «Как же ты истолковал этот сон, о посланник Аллаха?» Он ответил: «Молоко—это знание».

Абдаллах б. Амр б. аль-Аси передал, что во время прощального паломничества посланник Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, остановился в Мине из-за людей, задававших ему вопросы. К нему подошел один человек и сказал: «По своему незнанию я побрил себе голову до того, как принес жертву». Пророк сказал: «Приноси жертву, нет на тебе греха». Потом к нему подошел другой человек и сказал: «По своему незнанию я заколол жертвенное животное до того, как начал побивать идолов камнями». Пророк сказал: «Сделай это, и нет на тебе греха». И о чем бы ни спрашивали Пророка, да благословит его Аллах и да приветствует, относительно сделанного раньше или позже чем нужно, он неизменно говорил в ответ: «Делай то-то, нет на тебе греха».

Малик б. аль-Хувайрас передал: «Пророк, да благословит его Аллах и да приветствует, сказал нам: «Возвращайтесь к своим родственникам и учите их».

Передал Абдаллах б. Абу Муляйка, что Укба б. аль-Харис женился на дочери Абу Ихаба б. Азиза, после чего к нему пришла одна женщина и сказала: «Поистине, я кормила грудью и Укбу, и ту, на которой он женился». Укба сказал ей: «Я не знал, что ты вскормила меня, ведь ты не говорила мне об этом»,—а затем он отправился верхом к посланнику Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, который находился в Медине, и попросил его совета в связи с тем, что он узнал от той женщины. Посланник Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, сказал ему: «Как же ты можешь жениться на ней после того, что было сказано тебе?» И Укба расстался с ней, и она вышла замуж за другого человека.

Умар б. аль-Хаттаб передал: «Я и мой сосед из числа ансаров из племени бану умаййя б. зайд, жившего в селениях близ Медины, по очереди приходили к посланнику Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, в гости. Мой сосед проводил у него один день, и я проводил у него один день, и когда я бывал у Пророка, то сообщал своему соседу о том, какие откровения были ниспосланы ему в этот день, а когда он бывал у Пророка, то делал то же самое. В один из дней, когда пришла его очередь, мой товарищ из числа ансаров был у Пророка, а вернувшись, с силой постучал в мою дверь и спросил: «Он там?» Я испугался и вышел к нему, а он сказал: «Произошло важное событие!» Я пришел к Хавсе и увидел, что она плачет. Я спросил ее: «Разве посланник Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, дал вам развод?»—а она ответила: «Не знаю»,— после чего я зашел к Пророку, да благословит его Аллах и да приветствует, и спросил его, не садясь: «Разве ты дал развод своим женам?» Он ответил: «Нет». Я же сказал: «Аллах велик!»

Абу Масуд аль-Ансари передал: «Один человек сказал, обратившись к Пророку: «О посланник Аллаха, я едва могу завершить молитву из-за того, что такой-то проводит ее с нами очень долго». Абу Масуд сказал: «И я никогда не видел, чтобы Пророк, да благословит его Аллах и да приветствует, увещевая людей, проявлял более сильный гнев, чем в тот день. Он сказал: «О люди, поистине, вы отталкиваете верующих от молитвы, затягивая ее, и пусть тот, кто молился с людьми, будучи предстоятелем, облегчает для них тяжесть ее, ибо, поистине, среди них может оказаться больной, слабый и нуждающийся в чем-либо!»

Зайд б. Халид аль-Джухани передал, что один человек спросил Пророка, да благословит его Аллах и да приветствует, о том, что следует делать с найденным. Пророк ответил ему: «Сначала узнай, кому принадлежит веревка, которой связано найденное»,—или же он сказал: «...сосуд, в котором находится найденное, и колпачок этого сосуда»,— и далее: «а затем рассказывай о своей находке людям в течение года, после чего ты можешь пользоваться ею, но если к тебе придет хозяин найденного, ты должен отдать эту вещь ему». Человек спросил: «А что делать с заблудшими верблюдами?» Услышав это, Пророк так разгневался, что щеки его покраснели, и сказал: «А что тебе до них, ведь на них будут меха и у них есть копыта? Они сами придут к воде и станут пастись среди деревьев, поэтому тебе следует отпустить их, чтобы этих верблюдов мог найти хозяин». Этот человек снова спросил: «А что делать с заблудшими овцами?» Пророк ответил: «Они будут принадлежать тебе, или брату твоему, или волкам, которые съедят их».

Анас передал, что когда Пророк, да благословит его Аллах и да приветствует, обращался к людям со своими словами, он повторял сказанное трижды, чтобы его правильно понимали, а если он приходил к людям и приветствовал их, то повторял свое приветствие три раза.

Передал нам Абу Бурда слова своего отца, сказавшего: «Посланник Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, сказал: «Троим предназначена двойная награда: человеку из числа имеющих Священное Писание, который верит своему пророку, но верит также Мухаммеду,—да благословит его Аллах и да приветствует,—подневольному рабу, если он отдает должное и Аллаху Всевышнему, и своим хозяевам, а также человеку, который, имея рабыню, воспитывал ее и делал это хорошо, а потом освободил ее и женился на ней, ему уготована двойная награда».

Абу Хурайра передал: «Однажды я спросил Пророка: «О посланник Аллаха, кто из людей достигнет наивысшего счастья в День воскресения благодаря твоему заступничеству?» Посланник Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, ответил: «Я так и думал, о Абу Хурайра, что никто не спросит меня об этом раньше тебя, ибо я видел, сколь велико твое стремление слушать мои слова, а наивысшего счастья в День воскресения благодаря моему заступничеству достигнет тот, кто говорил: «Нет Бога, кроме Аллаха»,—будучи искренним в сердце своем».

Умар б. Абд аль-Азиз написал в одном из посланий своему наместнику в Медине Абу Бакру б. Хамзу следующее: «Проверь, какие из хадисов о посланнике Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, остались еще в памяти людей, и запиши их, ибо, поистине, я убоялся, что знание исчезнет и знающие умрут, и пусть не будет записано ничто, кроме хадисов о Пророке, да благословит его Аллах и да приветствует, и пусть знающие распространяют знание, и пусть они сидят в собраниях, чтобы учить тех, кто не знает, ибо, поистине, знание не умрет до тех пор, пока не станет тайной».

Абу Саид аль-Худри передал: «Однажды женщины сказали Пророку, да благословит его Аллах и да приветствует: «Мужчины одолели нас в борьбе за возможность поговорить с тобой, выдели же для нас особый день по своему выбору!» И Пророк пообещал им выбрать определенный день и стал встречаться с ними, увещевая их и повелевая им придерживаться тех или иных установлений религии; и среди прочего он однажды сказал им: «Любой женщине из вас, которая представит троих рожденных ею детей, они послужат защитой от пламени ада». Одна женщина спросила: «А если у нее двое детей?» Пророк ответил: «И двое тоже».

Передал Ибн Абу Муляйка, что Айша, жена Пророка, да благословит его Аллах и да приветствует, услышав нечто неизвестное ей, всегда обращалась за разъяснениями к Пророку, чтобы понять это. Однажды Пророк, да благословит его Аллах и да приветствует, сказал: «Тот, у кого потребуют отчета, будет подвергнут мучениям». Айша сказала: «Я сказала Пророку: «Разве Аллах Всевышний не говорит: «...тот будет рассчитан расчетом легким?..» Айша сказала: «Пророк сказал мне в ответ: «Поистине, так действительно было сказано, но тот, у кого потребуют серьезного отчета в День воскресения, погибнет».

Абу Шурайх сказал Амру б. Сайду, посылавшему войска в Мекку: «Позволь мне, о начальник, передать тебе слова, произнесенные Пророком, да благословит его Аллах и да приветствует, на следующий день после завоевания Мекки. Я слышал эти слова своими ушами, сердце мое сохранило их, и я был свидетелем того, как он произносил их. Он восславил Аллаха и возблагодарил Его, а потом сказал: «Поистине, Мекку объявил священной Аллах, а не люди, поэтому непозволительно человеку, верующему в Аллаха и последний день, проливать в этом городе кровь и вырубать в нем деревья, и если кто-нибудь посчитает допустимым сражаться с посланником Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, в Мекке, то скажите ему: «Поистине, Аллах позволил это своему посланнику, но не позволил вам!» Однако и мне, поистине, Он позволил это делать в Мекке лишь в определенное время дня, а затем сегодня же она стала для меня такой же неприкосновенной, как и вчера, и пусть присутствующий известит об этом отсутствующего!» Абу Шурайха спросили: «Что же сказал тебе на это Амр?» Абу Шурайх ответил: «Амр сказал: «О Абу Шурайх, я знаю лучше тебя, что Мекка не защитит непокорного, пролившего чужую кровь и совершившего кражу».

Абу Хурайра передал: «Пророк, да благословит его Аллах и да приветствует, сказал: «Называйте меня по имени и не употребляйте при обращении ко мне мою кунью. Если кто-нибудь из вас увидит меня во сне, это будет означать, что он действительно увидел меня, ибо дьявол не может являться человеку в моем образе, а если кто-нибудь из вас возводил на меня ложь намеренно, пусть сядет в аду на свое сиденье, сделанное из пламени!»

Ибн Аббас передал: «Когда предсмертные страдания Пророка, да благословит его Аллах и да приветствует, усилились, он сказал: «Принесите мне принадлежности для письма, я продиктую послание для вас, благодаря которому вы не сойдете с правильного пути». Видя состояние Пророка, Умар б. аль-Хаттаб сказал присутствовавшим из числа сподвижников Пророка: «Пророк, да благословит его Аллах и да приветствует, испытывает сильные страдания, а у нас есть Коран и этого нам достаточно»,—но мнения собравшихся разделились, и поднялся шум, и тогда Пророк сказал: «Удалитесь от меня, не следует спорить в моем присутствии!»—и Ибн Аббас вышел, говоря: «Истинным бедствием обернется то, что помешало посланнику Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, записать его слова!»

 

Из книги молитвы

Во имя Аллаха Милостивого, Милосердного!

Анас б. Малик сказал: «Абу Зарр, да будет доволен им Аллах, передал, что посланник Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, сказал: «Однажды, когда я находился в Мекке, крыша моего дома разошлась и сверху опустился Джабраил. Он рассек мне грудь, потом омыл ее изнутри водой Замзама, а потом принес золотой таз, наполненный мудростью и верой, и влил его содержимое мне в грудь. Затем он закрыл ее, взял меня за руку и вознесся со мной к низшему небу, где сказал хранителю его: «Открывай!» Тот спросил: «Кто это?» Он ответил: «Джабраил». Тот снова спросил: «Есть ли с тобой кто-нибудь?» Джабраил ответил: «Да, со мной Мухаммед, да благословит его Аллах и да приветствует!» Тот снова спросил: «Тебя посылали за ним?» Джабраил ответил: «Да»,—и когда нам открыли, мы вознеслись над низшим небом и вдруг увидели сидящего человека, справа и слева от которого стояли люди, и этот человек смеялся, поворачиваясь направо, и плакал, поворачиваясь налево. Увидев меня, он сказал: «Простор праведному пророку и хорошему сыну!» Я спросил Джабраила: «Кто это?» Он ответил: «Это Адам, а люди, стоящие справа и слева от него, это души его потомков, и стоящие справа попадут в рай, а стоящие слева—в ад, поэтому он смеется, когда смотрит направо, и плачет, когда смотрит налево». А затем он вознесся со мной ко второму небу и сказал его хранителю: «Открывай!»—и тот стал говорить ему то же, что и первый, а потом открыл врата этого неба». Анас сказал: «И Абу Зарр рассказал, что Пророк встретил на разных небесах Адама, Идриса, Мусу, Ису, Ибрахима, да благословит их Аллах, но он не стал уточнять, где они пребывают, если не считать его упоминания о том, что Пророк видел Адама на низшем из небес, а Ибрахима—на шестом небе». Анас сказал: «И когда Джабраил провел Пророка, да благословит его Аллах и да приветствует, мимо Идриса, тот сказал: «Простор праведному пророку и хорошему брату!» Пророк сказал: «И я спросил: «Кто это?»—а Джабраил ответил мне: «Это Идрис». Потом я прошел мимо Мусы, который сказал: «Простор праведному пророку и хорошему брату!»—и я спросил: «Кто это?»—а Джабраил ответил: «Это Муса». Потом я прошел мимо Исы, который сказал: «Простор праведному пророку и хорошему брату!»—и я спросил: «Кто это?»—а Джабраил ответил: «Это Иса». Потом я прошел мимо Ибрахима, который сказал: «Простор праведному пророку и хорошему сыну!»—и спросил: «Кто это?»—а Джабраил ответил: «Это Ибрахим, да благословит его Аллах и да приветствует». Потом он стал подниматься со мной, пока я не достиг такой высоты, на которой услышал скрип перьев. И Аллах вменил в обязанность членам моей общины пятьдесят ежедневных молитв, после чего я стал возвращаться и возвращался, пока не прошел мимо Мусы, который спросил меня: «Какие обязанности возложил Аллах через тебя на твою общину?» Я ответил: «Он сделал обязательными для них пятьдесят ежедневных молитв». Услышав это, Муса сказал: «Возвращайся к своему Господу, ибо община твоя не вынесет этого!»—и я вернулся к Господу, который уменьшил это количество наполовину. После этого я вернулся к Мусе и сказал ему: «Он уменьшил это количество наполовину». Муса сказал: «Возвращайся к Господу своему снова, ибо община твоя не вынесет и этого!» И я снова вернулся к Нему, а Он уменьшил оставшееся наполовину. После этого я опять пришел к Мусе, который сказал: «Возвращайся к Господу своему, ибо, поистине, община твоя не вынесет и этого!»—и я вернулся к Нему, и Он сказал: «Здесь будет пять, а здесь—пятьдесят, ибо слово Мое неизменно». И я снова пришел к Мусе, который сказал: «Возвратись к Господу своему!»—но на этот раз я сказал ему в ответ: «Я устыдился Господа своего!»—после чего он отправился со мной в путь и привел меня к лотосу крайнего предела, цвет которого я не смог сравнить ни с чем из виденного мною ранее, а потом я был введен в рай и увидел там подвешенные жемчуга и землю из мускуса».

Айша сказала: «Когда посланник Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, совершал утреннюю молитву, с ним находились и женщины из числа правоверных, заворачивавшиеся в свои плащи и расходившиеся после молитвы по своим домам так, что их никто не мог узнать».

Урва слышал от Айши о том, что однажды Пророк, да благословит его Аллах и да приветствует, молился в своей украшенной одежде и взгляд его упал на ее узоры. Закончив молиться, он сказал: «Отнесите эту мою одежду Абу Джах-му и принесите мне его одежду, ибо моя отвлекла меня от молитвы».

Анас сказал: «У Айши было тонкое разукрашенное покрывало, которое она надевала на своей половине дома, и однажды Пророк, да благословит его Аллах и да приветствует, сказал ей: «Убери от нас свое покрывало, ибо его узоры все время отвлекают меня во время молитвы!»

Анас б. Малик, да будет доволен им Аллах, передал: «Посланник Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, сказал: «Кто совершает такую же молитву, как и мы, обращается к нашей кыбле и ест то, что мы приносили в жертву, тот является мусульманином, находящимся под защитой Аллаха и защитой посланника Его,—так не изменяйте же Аллаху, если вы оказались под защитой Его!»

Анас б. Малик, да будет доволен им Аллах, передал: «Посланник Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, сказал: «Мне было велено сражаться с многобожниками, пока они не станут говорить: «Нет Бога, кроме Аллаха»—а когда они будут говорить эти слова, совершать такие же молитвы, как и мы, обращаться к нашей кыбле и приносить такие же жертвы, как и мы, их кровь и имущество станут запретными для нас, если не считать тех случаев, когда они нарушат законы ислама, ибо тогда отчета у них потребует лишь Аллах».

Айша и Абдаллах б. Аббас говорили: «Незадолго до смерти посланник Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, стал накидывать свой разукрашенный плащ на лицо, но, ощутив жар, убрал его с лица и сказал: «Проклятие Аллаха лежит на иудеях и христианах, которые сделали могилы своих пророков местами поклонения!» — предостерегая свою общину от того, что сделали они».

Абу Хурайра, да будет доволен им Аллах, передал, что посланник Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, сказал: «Ангелы молятся за каждого из вас, кто находится на месте совершения молитвы, пока он не осквернится, говоря: «О Аллах, прости его, о Аллах, помилуй его!»

Абу Хурайра, да будет доволен им Аллах, передал, что в свое время негр, подметавший полы в мечети, умер, и когда Пророк, да благословит его Аллах и да приветствует, спросил о нем, ему сказали: «Он умер». Услышав об этом, Пророк спросил: «Почему же вы не сообщили мне? Отведите меня к его могиле»,—и он пришел к ней и помолился за этого человека.

Ибн Аббас, да будет доволен им Аллах, передал: «Однажды посланник Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, уже болевший той болезнью, от которой он умер, вышел к людям, собравшимся в мечети, с перевязанной головой, сел на минбаре, восславил Аллаха и возблагодарил Его, а потом сказал: «Поистине, нет среди людей такого, кто сделал бы для меня больше Абу Бакра б. Абу Кухафа и потратил бы на меня больше денег, и если бы мне снова пришлось выбирать друга из людей, я непременно выбрал бы Абу Бакра, однако именно дружба в исламе достойнее всего! Закройте же после меня каждую дверку в этой мечети, кроме дверки Абу Бакра».

Абу Хурайра слышал, как Пророк, да благословит его Аллах и да приветствует, сказал: «Молитва, совершаемая совместно с другими людьми, превосходит молитву человека, совершаемую им в своем доме или на рынке, на двадцать пять ступеней, поэтому когда кто-либо из вас совершает омовение должным образом, и приходит в мечеть с единственной целью помолиться, Аллах возвышает его на ступень после каждого сделанного им шага или же опускает его, если тот совершает прегрешение, пока он не войдет в мечеть».

Абу Муса слышал, как Пророк, да благословит его Аллах и да приветствует, сказал: «Поистине, в отношениях между собой правоверные должны быть подобны строению, отдельные части которого укрепляют друг друга»,—и он, да благословит его Аллах и да приветствует, переплел пальцы своих рук.

Масрук, да будет доволен им Аллах, передал, что однажды в присутствии Айши люди стали упоминать о том, что может помешать молитве, говоря: «Ее может прервать собака, осел и женщина». Услышав это, Айша сказала: «Вы приравниваете нас к собакам, а Пророк, да благословит его Аллах и да приветствует, молился в то время, когда я лежала перед ним на ложе, а если мне что-нибудь бывало нужно, я не могла больше оставаться перед ним, то потихоньку уходила».

 

Из книги о сроках молитвы

Абдаллах б. Масуд однажды спросил Пророка, да благословит его Аллах и да приветствует: «Какое из дел Аллах любит больше всего?» Он ответил: «Молитву, совершаемую в установленное для нее время». Ибн Масуд спросил: «А после этого?» Он ответил: «Проявление почтительности к родителям». Ибн Масуд спросил: «А после этого?» Он ответил: «Священную войну на пути Аллаха».

Абу Хурайра слышал, как посланник Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, спросил людей: «Скажите, если бы у дверей дома кого-нибудь из вас протекала река и он купался бы в ней по пять раз ежедневно, могла бы после этого остаться на нем грязь?» Они ответили: «После этого на нем не осталось бы ничего нечистого». Тогда пророк сказал: «Это подобно пяти молитвам, с помощью которых Аллах стирает ваши прегрешения».

Ибн Умар, да будет доволен им Аллах, передал, что посланник Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, сказал: «Пропустивший послеполуденную молитву подобен тому, кто нанес ущерб своей семье и своему достоянию».

Абу Хурайра, да будет доволен им Аллах, передал, что посланник Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, сказал: «Ангелы, находящиеся среди вас ночью, сменяют тех, кто находится среди вас днем, и они встречаются друг с другом во время утренней и послеполуденной молитвы, после чего те, кто провел среди вас ночь, возносятся к небесам, и Господь их, знающий о молящихся лучше ангелов, спрашивает их: «В каком положении оставили вы рабов Моих?»—а они отвечают: «Мы покинули их, когда они молились, и когда мы пришли к ним, они тоже молились».

Отец Салима б. Абдаллаха слышал, как посланник Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, сказал: «Поистине, время вашего существования по отношению к предшествовавшим религиозным общинам подобно времени от послеполуденной молитвы до захода солнца. В свое

время иудеям была дана Тора, и они поступали в соответствии с ее предписаниями, пока не ослабели к полудню, получив за свои дела по карату в награду. Потом христианам было дано Евангелие, и они поступали в соответствии с его предписаниями до наступления послеполуденной молитвы, пока не ослабели, получив за свои дела по карату в награду. Потом нам был дан Коран, и мы стали поступать в соответствии с его предписаниями, пока не взошло солнце, но мы стали получать по два карата воздаяния за свои дела. Узнав об этом, иудеи и христиане сказали: «О Господь наш, Ты дал им по два карата, а нам—по одному, в то время как мы делали больше!» Аллах же спросил их: «Разве я обидел вас в чем-нибудь, вознаграждая вас?» Они ответили: «Пет». Тогда Он сказал: «А полученное ими есть милость Моя, которую Я дарую кому захочу».

Абу Муса слышал, как Пророк, да благословит его Аллах и да приветствует, сказал: «Мусульмане, иудеи и христиане подобны людям, которых некий человек нанимал, чтобы они до наступления ночи выполнили нужную ему работу. Первые работали, до полудня, а потом бросили все, сказав: «Не нужно нам твоей платы!» Тогда он нанял других и сказал им: «Закончите оставшееся, и вы получите плату, о которой я условился с первыми». И они работали до наступления времени послеполуденной молитвы, а потом сказали: «Возьми себе плату за то, что мы сделали!» И тогда он нанял других людей, которые работали остаток дня до захода солнца, выполнив работу до конца и получив сполна плату работавших до них».

Джабир б. Абдаллах, да будет доволен им Аллах, передал: «Пророк, да благословит его Аллах и да приветствует, совершал полуденную молитву точно в полдень, послеполуденную—когда солнце еще ярко светило, закатную—когда солнце уже садилось, вечернюю он начинал в разное время, ибо когда он видел, что люди уже собрались, то начинал ее пораньше, а когда видел, что они медлят, то задерживал ее; что же касается утренней молитвы, то Пророк совершал ее в предрассветном сумраке».

Отец Абу Бакра б. Муса слышал, что посланник Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, сказал: «Войдет в рай тот, кто будет молиться в прохладное время».

Ибн Умар сообщил: «Посланник Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, сказал: «Не молитесь ни во время восхода солнца, ни во время заката его. Бели покажется край солнца, отложите молитву, пока оно не поднимется над горизонтом полностью, и если скроется край солнца, следует отложить молитву, пока оно не зайдет полностью».

Анас передал, да будет доволен им Аллах: «Однажды мы ждали Пророка, да благословит его Аллах и да приветствует, пока не прошла половина ночи, а потом он пришел и помолился с нами, после чего сказал, обратившись к нам: «Разве другие люди не заснули после молитвы? Для вас же время молитвы продолжалось и тогда, когда вы ожидали ее, ибо люди пребывают во благе и тогда, когда они ожидают блага!»

 

Из книги о призыве на молитву

Джабир б. Абдаллах, да будет доволен им Аллах, передал, что посланник Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, сказал: «Если человек, услышавший призыв к молитве, станет говорить: «О Боже, Господин этого совершенного призыва и молитвы, которая пребудет до Дня воскресения, дай Мухаммеду достичь высокой ступени в раю и занять положение, недоступное для других, приведи его к месту достохвальному, которое Ты обещал ему»,—то в День воскресения он будет иметь право на мое заступничество».

Абу Хурайра, да будет доволен им Аллах, передал, что посланник Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, сказал: «Если бы люди знали о благе, которое приносит призыв на молитву и пребывание в первом ряду молящихся, и не нашли бы других путей, кроме жребия по стрелам, чтобы определить, кто будет занимать эти места, они обязательно прибегли бы к жребию; если бы они знали, какое благо заключает в себе заблаговременная подготовка к молитве, то спешили бы к ней наперегонки; а если бы знали они о благе общих вечерних и утренних молитв, то непременно являлись бы на них, даже если бы им приходилось добираться до места молитвы ползком!»

Абдаллах б. Мугаффаль, да будет доволен им Аллах, передал: «Пророк, да благословит его Аллах и да приветствует, сказал: «Между каждым призывом к молитве и началом ее—молитва, между каждым призывом к молитве и началом ее—молитва»,—а на третий раз добавил: «...для тех, кто пожелает».

Айша, да будет доволен ею Аллах, передала: «Пророк, да благословит его Аллах и да приветствует, поминал Аллаха постоянно».

Отец Абдаллаха б. Абу Катада, да будет доволен им Аллах, передал: «Однажды, когда мы молились вместе с Пророком, да благословит его Аллах и да приветствует, послышались крики людей. Закончив молиться, Пророк спросил у них: «Что произошло?» Они ответили: «Мы спешили на молитву». Он сказал: «Впредь не делайте так! Если вы пришли на молитву, то ведите себя тихо и совершите вместе с имамом ту часть молитвы, на которую вы успели, а пропущенное завершите самостоятельно».

Абу Хурайра слышал, как посланник Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, сказал: «Клянусь Тем, в чьей длани душа моя, бывало так, что я хотел приказать нарубить дров, потом приказать призвать людей на молитву, потом приказать кому-нибудь руководить молитвой собравшихся, потом прийти к тем, кто не явился на молитву, и выжечь дотла дома их! Клянусь Тем, в чьей длани душа моя, если бы кто-нибудь из них узнал, что получит кусочек жирного мяса или пару овечьих копыт, он непременно явился бы на вечернюю молитву!»

Абу Муса, да будет доволен им Аллах, передал: «Пророк, да благословит его Аллах и да приветствует, сказал: «Самую большую награду за совершение молитвы получит тот, кому приходится преодолевать наибольшее расстояние до мечети, а ожидающий наступления срока молитвы, чтобы совершить ее с имамом, получит более великую награду, чем тот, кто молится и засыпает».

Абу Хурайра слышал, как Пророк, да благословит его Аллах и да приветствует, сказал: «Семерых укроет Аллах в тени своего престола в тот день, когда не будет иной тени, кроме тени Его: справедливого имама, юношу, который рос, поклоняясь Господу своему; человека, сердце которого подвешено в мечетях; тех двоих, которые возлюбили друг друга в Аллахе и стали встречаться и расставаться, движимые этой любовью; мужчину, которого пожелала знатная и красивая женщина и который сказал: «Поистине, я боюсь Аллаха!»; человека, который тайно давал милостыню, так что его левая рука не ведала, сколько тратила правая, и того человека, который в одиночестве поминал Аллаха и глаза его наполнялись слезами».

Ибн Умар передал: «Посланник Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, сказал: «Если вам будет подан ужин и в это время объявят о начале молитвы, начинайте с ужина, и пусть никто из вас не спешит, пока не закончит есть».

Анас, да будет доволен им Аллах, передал, что Пророк, да благословит его Аллах и да приветствует, сказал: «Слушайте имама и повинуйтесь ему, даже если им будет эфиоп, голова которого по черноте подобна изюму».

Отец Абдаллаха б. Абу Катада слышал, как Пророк, да благословит его Аллах и да приветствует, сказал: «Поистине, когда я начинаю молитву, желая проводить ее долго, и слышу плач ребенка, то облегчаю ее, не желая обременять его мать».

Зайд б. Сабит передал, что однажды посланник Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, отгородился от других людей во время рамадана и начал молиться за этой преградой по ночам, а люди из числа его сподвижников молились, следуя его примеру. Узнав об этом, он стал садиться в другом месте, а потом вышел к ним и сказал: «Я видел то, что вы делаете, и понял, каково ваше стремление к благу. О люди, молитесь в своих домах, ибо, поистине, наилучшей молитвой, если не считать обязательных молитв, является та, которую человек совершает у себя дома!»

Айша, да будет доволен ею Аллах, передала: «Однажды я спросила посланника Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, о повороте во время молитвы, а он сказал: «Это не что иное как кража, которую совершает шайтан, похищающий нечто из молитвы раба».

Ибн Умар передал: «Однажды, когда Пророк, да благословит его Аллах и да приветствует, совершал молитву, находясь перед людьми, он увидел плевок в кыбле мечети и вытер это место, а закончив молиться, сказал: «Поистине, когда кто-нибудь из вас станет совершать молитву, пусть помнит, что перед ним—Аллах, и пусть не плюет перед собой во время молитвы!»

Убада б. ас-Самит передал, что посланник Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, сказал: «Не совершил молитву тот, кто не читал во время совершения ее фатиху».

Абу Хурайра, да будет доволен им Аллах, передал, что однажды посланник Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, зашел в мечеть, а потом зашел туда один человек, который совершил молитву и пожелал мира Пророку, да благословит его Аллах и да приветствует. Он же ответил ему и сказал: «Вернись и помолись снова, ибо ты не молился!» Тот вернулся на свое место и совершил такую же молитву, как и прежде, а потом подошел и пожелал мира Пророку, да благословит его Аллах и да приветствует, но он трижды сказал: «Вернись и помолись снова, ибо ты не молился». Этот человек сказал: «Клянусь Тем, кто послал тебя с истиной, я не сумею совершить ее лучше, научи же меня, как это нужно делать!» Тогда Пророк сказал: «Когда встанешь на молитву, сначала скажи: «Аллах велик!», потом прочти, что сможешь, из Корана, потом соверши поясной поклон, оставаясь некоторое время в таком положении, потом поднимись, пока не выпрямишься, потом соверши земной поклон, оставаясь некоторое время в таком положении, потом выпрямись и посиди некоторое время, и делай так на протяжении всей твоей молитвы».

Абу Хурайра, да будет доволен им Аллах, передал, что посланник Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, сказал: «Если кто-нибудь из вас скажет «аминь» и ангелы на небесах скажут «аминь», и окажется произнесение этих слов сходным, ему простится совершенное прегрешение».

Айша, да будет доволен ею Аллах, сказала: «Совершая поясные и земные поклоны, Пророк, да благословит его Аллах и да приветствует, всегда говорил: «Преславен Ты, о Боже, Господь наш, слава Тебе, о Боже, прости меня».

Рифаа б. Рафи аз-Зураки сказал: «Однажды мы молились позади Пророка, да благословит его Аллах и да приветствует, который сказал: «Да услышит Аллах тех, кто восхваляет Его»,—начал поднимать голову после завершения одного из ракатов. Услышав это, один человек сказал: «Господь наш, хвала Тебе, хвала многая, чистая и благословенная». Когда Пророк закончил молиться, он спросил: «Кто сказал это?» Тот человек ответил: «Я». Пророк сказал: «Я видел более тридцати ангелов, которые устремились к этим словам, и каждый из них хотел записать их первым».

Айша, жена Пророка, да благословит его Аллах и да приветствует, сообщила, что во время молитвы посланник Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, всегда обращался к Аллаху с мольбой, говоря: «О Боже, поистине, я прибегаю к Тебе от мучений могилы, и я прибегаю к Тебе от искушения антихриста, и я прибегаю к Тебе от искушений живых и мертвых, о Боже, поистине, я прибегаю к Тебе от греха и от долга». Айша сказала: «И однажды кто-то спросил его: «А что из связанного с долгами больше всего заставляет тебя просить помощи Аллаха?» Он ответил: «То, что, когда человек обременен долгами, он обязательно станет лгать, рассказывая о чем-нибудь, и отступится, пообещав что-нибудь».

Однажды Абу Бакр ас-Сиддик, да будет доволен им Аллах, сказал посланнику Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует: «Научи меня словам мольбы, с которыми я мог бы обратиться к Аллаху во время молитвы». Он сказал ему в ответ: «Говори: «О Боже, поистине, я много раз притеснял самого себя, а грехов не прощает никто, кроме Тебя, отпусти же грехи мои и помилуй меня, ведь, поистине, Ты—всепрощающий, Милосердный!»

Абдаллах б. Масуд сказал: «Когда мы молились вместе с Пророком, да благословит его Аллах и да приветствует, то сначала говорили: «Мир Аллаху от рабов его, мир тому-то и тому-то»,—а потом Пророк, да благословит его Аллах и да приветствует, сказал: «Не говорите: «Мир Аллаху»—ибо Аллах это и есть мир, но говорите: «Поклоны Аллаху, молитвы, наилучшие пожелания, мир, милость Аллаха и благословение Его тебе, о Пророк, мир нам и праведным рабам Аллаха»—и, поистине, если вы станете произносить эти слова, они достигнут каждого раба, обитающего на небе или между небом и землей, и говорите: «Свидетельствую, что нет бога, кроме Аллаха, и свидетельствую, что Мухаммед—раб и посланник Его»—а потом пусть каждый выберет себе слова мольбы, которые ему больше нравятся, и обратится с ними к Аллаху».

Умм Салама, да будет доволен ею Аллах, сказала: «Женщины поднимались со своих мест, когда посланник Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, заканчивал произносить слова: «Мир вам и милость Аллаха», он же задерживался на короткое время на своем месте, прежде чем встать». Ибн Шихаб сказал: «И я думаю, что Аллах знает лучше, что он задерживался, чтобы женщины могли уйти, не сталкиваясь с мужчинами, которые закончили молиться».

Абу Хурайра, да будет доволен им Аллах, сказал: «Однажды к Пророку, да благословит его Аллах и да приветствует, пришли бедняки и сказали ему: «Обладающие большими богатствами достигли высокого положения в раю и вечного блаженства при том, что они молятся подобно нам и постятся подобно нам, но, помимо того, у них есть преимущество владения богатствами, благодаря которым они совершают большие и малые паломничества, принимают участие в священной войне и подают милостыню!» Пророк сказал им в ответ: «Сказать ли вам о том, благодаря чему вы сможете догнать опередивших вас и окажетесь лучшими из тех, среди кого вы будете находиться, и никто из людей, которые придут после вас, не сможет догнать вас, если не станет делать подобного? Говорите: «Слава Аллаху», «Хвала Аллаху» и «Аллах велик» по тридцать три раза после каждой молитвы. Сумма сказал: «И после этого мы разошлись во мнениях, так как некоторые из нас стали говорить: «Мы будем говорить «Слава Аллаху» и «Хвала Аллаху» по тридцать три раза, а «Аллах велик!»—тридцать четыре раза». И тогда я вернулся к Абу Салиху, который сказал: «Говори: «Слава Аллаху», «Хвала Аллаху» и «Аллах велик!» по тридцать три раза».

Однажды аль-Мугира б. Шуба сказал: «Поистине, Пророк, да благословит его Аллах и да приветствует, после каждой обязательной молитвы говорил: «Нет бога, кроме одного лишь Аллаха, которому нет равного, Ему принадлежит все сотворенное, и Ему—хвала, он над каждой вещью властен; о Боже, нет преград тому, что Ты даешь, и никто не даст того, чему Ты воспрепятствуешь, и не принесет пользы достигшему величия величие его, когда Он встретится с тобой».

Укба сказал: «Однажды в Медине я присутствовал на послеобеденной молитве, находясь позади Пророка, да благословит его Аллах и да приветствует, который в конце молитвы сказал: «Мир вам и милость Аллаха», а потом быстро встал и вышел из мечети прежде всех остальных, направившись к комнате одной из своих жен. Люди были испуганы этим, а когда он вышел к ним и увидел, что они удивлены, то сказал: «Я вспомнил о том, что у нас есть золото, и, не желая, чтобы оно отвлекало меня больше, решил разделить его».

Абу Саид аль-Худри передал, что Пророк, да благословит его Аллах и да приветствует, сказал: «Полное омовение в пятницу обязательно для каждого, кто достиг совершеннолетия».

Ибн Умар, да будет доволен им Аллах, передал о том, что Пророк, да благословит его Аллах и да приветствует, сказал: «Если жены ваши станут просить вас отпускать их ночью в мечеть, позволяйте им делать это».

 

Из книги о пятничной молитве

Абу Хурайра, да будет доволен им Аллах, передал о том, что слышал, как посланник Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, сказал: «Мы последние в мире этом, но будем первыми в День воскресения, несмотря на то, что Писание было дано другим раньше нас; далее, им также вменялось в обязанность почитать этот день, но они разошлись во мнениях относительно этого, а нас и людей наших Аллах привел к этому, что же касается иудеев, то они стали собираться для поклонения Аллаху на следующий день, а христиане—через день».

Абу Хурайра, да будет доволен им Аллах, передал, что посланник Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, сказал: «Человек, который перед пятничной молитвой совершает полное омовение, подобное омовению после осквернения, а потом сразу же отправляется на молитву, будет уподобен принесшему в жертву верблюда; отправившийся на молитву во второй час будет уподоблен принесшему в жертву корову; отправившийся на молитву в третий час будет уподоблен принесшему в жертву рогатого барана; отправившийся на молитву в четвертый час будет уподоблен принесшему в жертву курицу; отправившийся на молитву в пятый час будет уподоблен принесшему в жертву яйцо; а когда к собравшимся выходит имам, ангелы собираются вокруг него и начинают слушать его слова».

Салман аль-Фариси сказал: «Пророк, да благословит его Аллах и да приветствует, сказал: «Если человек совершит в пятницу полное омовение, очистится самым тщательным образом, умастится маслом или же благовониями, которые найдутся у него дома, потом выйдет из дома и отправится в мечеть, избегая толкотни, потом совершит предписанную молитву, потом помолчит, слушая слова имама, ему обязательно простят прегрешения, совершенные им со времени прошедшей пятницы».

Однажды Умар б.аль-Хаттаб, да будет доволен им Аллах, увидел, что у дверей мечети кто-то продает одежду из чистого шелка, и сказал: «О посланник Аллаха, было бы хорошо, если бы ты купил эту одежду и надевал ее по пятницам или по случаю приезда к тебе посланцев». Посланник Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, сказал ему в ответ: «Поистине, такую одежду носят лишь те, у кого нет доли в мире вечном!» Через некоторое время посланнику Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, досталось много таких одежд, а когда он дал одну из них Умару б. аль-Хаттабу, да будет доволен им Аллах, Умар сказал: «О посланник Аллаха, ты одел меня в это одеяние, а сам сказал об одеждах Утарида то, что сказал!» На это посланник Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, сказал ему: «Поистине, я надел ее на тебя не для того, чтобы ты сам носил ее!»—и тогда Умар б. аль-Хаттаб, да будет доволен им Аллах, надел ее в Мекке на своего брата, который был многобожником.

Хузайфа сказал: «Когда Пророк, да благословит его Аллах и да приветствует, вставал ото сна, он всегда чистил зубы и полоскал рот».

Абдаллах б. Умар сказал: «Я слышал, как посланник Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, сказал: «Каждый из вас является хранителем и каждый из вас несет ответственность за то, что ему вверено. Имам заботится о своей пастве, и будет отвечать за нее в мире ином, мужчина заботится о своей семье и будет отвечать за нее, женщина заботится о доме своего мужа и будет отвечать за то, что ей вверено, слуга хранит деньги своего хозяина и тоже будет отвечать за них, и каждый из вас является хранителем чего-нибудь, а в мире ином будет отвечать за то, что ему было вверено».

Ибн Умар сказал: «Жена Умара всегда присутствовала на общих утренних и вечерних молитвах в мечети. Однажды ее спросили: «Почему ты выходишь из дома, ведь ты должна знать, что Умару это не нравится и что он испытывает ревность?» Она сказала в ответ; «А что мешает Умару запретить мне это?» Он сказал: «Ему мешают слова посланника Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, который сказал: «Не мешайте рабыням Аллаха посещать мечети Аллаха».

Амр б. Таглиб, да будет доволен им Аллах, передал, что однажды, когда посланнику Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, доставили деньги или что-то другое, он стал делить полученное, и он давал нечто одним, а другим не дал ничего. Потом до него дошло, что люди, которые ничего не получили, стали роптать, и тогда он восславил Аллаха, потом возблагодарил Его, а потом сказал: «А затем, клянусь Аллахом, поистине, я действительно даю что-то одному и не даю другому, но того, кому я ничего не дал, я люблю больше того, кому дал что-то, ибо я даю что-либо тем, в чьих сердцах вижу нетерпение и страх, других же я вверяю богатству и благу, вложенным Аллахом в сердца их, и среди них—Амр б. Таглиб». Амр б. Таглиб сказал: «И клянусь Аллахом, я предпочел бы эти слова ослам, нагруженным богатствами!»

Абу Хурайра, да будет доволен им Аллах, передал, что посланник Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, говоривший о пятнице, сказал: «Есть в этом дне такой час, когда раб Божий, исповедующий ислам, который станет молиться в это время и попросит Аллаха Всевышнего о чем-нибудь, обязательно получит это»,—и он сделал рукой знак, желая сказать, что этот промежуток времени очень мал.

 

Из главы об испрашивании дождя

Дядя Аббада б. Тамида, да будет доволен им Аллах, передал: «Когда Пророк, да благословит его Аллах и да приветствует, вышел к месту молитвы для того, чтобы обратиться к Аллаху с мольбой о ниспослании дождя, он надел свой плащ по-другому».

Анас б. Малик сказал: «Однажды к посланцу Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, пришел какой-то человек, который сказал: «О посланник Аллаха, наш скот погиб, а по дорогам стало невозможно передвигаться, обратись же с мольбой к Аллаху!» И посланник Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, обратился к Аллаху с мольбой о дожде, который шел после этого целую неделю до следующей пятницы, когда к посланнику Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, снова пришел человек, который сказал: «О посланник Аллаха, наши дома развалились, по дорогам невозможно пройти, а скот погиб!» Тогда посланник Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, сказал: «О Боже, пусть дождь падает на вершины гор и холмов, на русла рек и на растения на пастбищах».—И тучи, собравшиеся над Мединой, разошлись подобно тому, как расходятся полы одежды».

Анас б. Малик сказал: «Обращаясь к Аллаху с мольбой о чем-либо, Пророк, да благословит его Аллах и да приветствует, никогда не поднимал высоко рук, если не считать тех случаев, когда он просил о ниспослании дождя, а в это время он поднимал руки так высоко, что становилась видна белизна его подмышек».

Ибн Умар сказал: «Посланник Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, сказал: «Ключом к сокровенному служат пять вещей, о которых не знает никто, кроме Аллаха: не знает никто, кроме Него, что будет завтра, не знает никто, что скрыто в утробах женщин, не знает душа, что приобретет она на следующий день, не ведает душа, в какой земле умрет, и не знает никто, когда пойдет дождь».

 

Из книги затмения

Айша сказала: «Когда при жизни посланника Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, произошло солнечное затмение, он начал молиться вместе с людьми. Встав на место молитвы, он долго стоял, потом совершил поясной поклон и долго не выпрямлялся, потом выпрямился и снова стоял долго, но меньше, чем в первый раз, потом совершил поясной поклон и не выпрямлялся долго, но меньше, чем в первый раз, потом совершил земной поклон и долго оставался в таком положении, потом он совершил второй ракат молитвы, который был подобен первому, а когда солнце показалось снова, он закончил молиться и обратился к людям с проповедью. Он восславил Аллаха, возблагодарил Его, а потом сказал: «Поистине, солнечные и лунные затмения относятся к числу знамений Аллаха и не происходят ни из-за смерти, ни из-за рождения кого-нибудь из людей, и если вы увидите это, то взывайте к Аллаху, говорите: «Аллах велик!», молитесь и подавайте милостыню». Затем он сказал: «О община Мухаммеда, клянусь Аллахом, никто не испытывает большей ревности, чем Аллах, который видит, как прелюбодействует раб Его или община Его! О община Мухаммеда, клянусь Аллахом, если бы вы знали то, что известно мне, то, конечно, смеялись бы мало, а плакали много!»

 

О ночной молитве

Ибн Аббас, да будет доволен им Аллах, сказал: «Когда Пророк, да благословит его Аллах и да приветствует, совершал ночную молитву, он говорил: «О Боже, хвала Тебе, ты управляешь небесами, землей и теми, кто в них обитает, хвала Тебе, Ты свет небес и земли, хвала Тебе, Ты властитель небес и земли, хвала Тебе, Ты Истинный, и обещанное Тобой—истина, и встреча с Тобой—истина, и слова Твои—истина, и рай—истина, и ад—истина, и пророки — истина, и Мухаммед, да благословит его Аллах и да приветствует,—истина, и День воскресения—истина. О Боже, Тебе я покорился, в Тебя уверовал, на Тебя стал уповать, к Тебе вернулся, с Твоей помощью противостоял врагам и к Твоему суду обратился, прости же мне то, что предшествовало из моих грехов и что было позже, то, что осталось скрытым и что стало явным. Ты выдвигаешь вперед и Ты задерживаешь, и нет бога, кроме Тебя».

Айша, да будет доволен ею Аллах, сказала: «Посланник Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, часто отказывался от того, что ему хотелось бы сделать, опасаясь, что люди станут подражать ему, а потом это сделается для них обязательным, и поэтому он, да благословит его Аллах и да приветствует, никогда не совершал по утрам дополнительных молитв, и я тоже не совершаю их».

Анас сказал: «Иногда посланник Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, ел в течение всего месяца, и мы начинали думать, что он совсем не постится, иногда же он постился в течение всего месяца, и мы начинали думать, что он совсем не ест, и бывало так, что ты не ожидал его увидеть ночью молящимся, но он молился, или же ты не ожидал увидеть его спящим, но он спал».

Абу Хурайра, да будет доволен им Аллах, передал, что посланник Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, сказал: «Шайтан завязывает три узла на затылке каждого из вас, когда вы засыпаете, ударяя по каждому из них и говоря: «Пусть ночь твоя будет долгой, спи же!» Но если человек проснется и станет поминать Аллаха, то один из этих узлов развяжется, если он совершит омовение, то развяжется второй узел, если же он совершит молитву, то развяжется и третий узел, и тогда он встанет утром бодрым и довольным, в противном же случае он встанет в дурном расположении духа и начнет свой день вялым».

Абу Хурайра, да будет доволен им Аллах, передал, что посланник Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, сказал: «Господь наш Благословенный и Всевышний еженощно посылает ангела к небесам мира этого, где тот проводит последнюю треть ночи, и Он говорит: «Тому, кто станет взывать ко Мне, Я отвечу; тому, кто попросит Меня о чем-нибудь, Я дарую это; а тому, кто обратится ко Мне с просьбой о прощении, Я прощу!»

Абд ар-Рахман однажды спросил Айшу, да будет доволен ею Аллах, какой была молитва посланника Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, во время рамадана, и она сказала в ответ: «Пи во время рамадана, ни в другие месяцы посланник Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, не совершал ночью молитв более чем в одиннадцать ракатов. Сначала он совершал молитву в четыре раката, о красоте и продолжительности которых ты можешь не спрашивать, потом он совершал молитву еще в четыре раката, о красоте и продолжительности которых ты также можешь не спрашивать, а потом он совершал молитву в три раката». Айша сказала: «Однажды я спросила: «О посланник Аллаха, спишь ли ты до начала ночной молитвы?» Он ответил: «О Айша, поистине, глаза мои спят, но не спит сердце мое!»

Анас б. Малик, да будет доволен им Аллах, сказал: «Однажды Пророк, да благословит его Аллах и да приветствует, вошел в мечеть и, увидев натянутую между двумя столбами веревку, спросил: «Для чего нужна эта веревка?» Люди ответили: «Ее привязала Зайнаб, которая держится за нее, когда устает стоять». Пророк, да благословит его Аллах и да приветствует, сказал: «Не делайте этого и отвяжите веревку, пусть каждый из вас молится по мере сил и садится, когда станет слабеть!»

Абдаллах б. Амр, да будет доволен им Аллах, сказал: «Однажды Пророк, да благословит его Аллах и да приветствует, спросил меня: «Не говорили ли мне, что ты молишься ночью и постишься днем?» Я ответил: «Да, я делаю это». Тогда он сказал: «Поистине, если так будет продолжаться и дальше, глаза твои ввалятся, а душа утомится, но у души твоей свои права, и у семьи твоей свои права, поэтому не только постись, но и ешь, и не только молись ночью, но и спи».

Джабир б. Абдаллах сказал: «Посланник Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, учил нас, как следует испрашивать благословения Аллаха перед совершением того или иного дела, так же, как он учил нас Корану. Он говорил: «Когда кто-нибудь из вас решит сделать что-то, пусть совершит молитву в два раката сверх обязательной молитвы, а потом скажет: «О Боже, поистине, я прошу у Тебя помощи, прибегая к твоему знанию, прошу Тебя дать мне силу, прибегая к Твоей силе, и прошу Тебя о милости, ведь Ты можешь, а я не могу. Ты знаешь, а я не знаю, и Ты ведаешь все о скрытом! Если Ты знаешь, что это дело будет благом для моей религии, для моей жизни и того, что будет потом, то дай мне силы совершить его и облегчи его для меня, а потом благослови меня на это дело; если же Ты знаешь, что то дело будет злом для моей религии, для моей жизни и того, что будет потом, то отведи его от меня, а меня от него, и дай мне достичь блага, где бы оно ни было, а потом сделай так, чтобы я удовольствовался этим». Пророк сказал: «И во время своей молитвы с просьбой о благословении человеку следует сказать о том, что он хочет сделать».

 

О добровольных дополнительных молитвах

Абу Хурайра, да будет доволен им Аллах, сказал: «Любимый мною Пророк, да благословит его Аллах и да приветствует, советовал мне делать три веши, от которых я не откажусь, пока не умру: он советовал мне поститься по три дня ежемесячно, совершать дополнительную утреннюю молитву и спать после совершения дополнительной ночной молитвы».

Ибн Умар, да будет доволен им Аллах, сказал: «Я помню, что Пророк, да благословит его Аллах и да приветствует, совершал десять ракатов дополнительных молитв: два раката перед полуденной молитвой и два раката после нее, два раката после закатной молитвы у себя дома и два раката после вечерней молитвы у себя дома, а также два раката перед утренней молитвой. В это время к Пророку, да благословит его Аллах и да приветствует, никто не входил, но Хафса рассказывала мне, что, когда муэдзин начинал призывать людей на молитву на рассвете, он совершал молитву в два раката».

Ибн Умар, да будет доволен им Аллах, передал: «Посланник Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, сказал: «Творите молитву в домах своих и не уподобляйте их могилам!»

Абдаллах б. Масуд, да будет доволен им Аллах, передал: «Сначала мы приветствовали людей во время молитвы, называли их по именам и желали друг другу мира, но когда посланник Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, услышал это, он сказал: «Говорите: «Поклоны, молитвы и наилучшие слова Аллаху, мир тебе, о Пророк, и милость Аллаха и благословение Его, мир нам и всем праведным рабам Аллаха, свидетельствую, что нет бога, кроме Аллаха, и свидетельствую, что Мухаммед—раб Его и посланник Его,—и, поистине, если вы станете поступать так, то поприветствуете каждого из праведных рабов Аллаха, живущих на небесах и на земле».

 

Из глав о смерти, похоронах и воздаянии на том свете

Во имя Аллаха Милостивого, Милосердного!

Однажды Вахабба б. Мунаббиха спросили: «Разве не являются слова «Нет бога, кроме Аллаха» ключом к раю?» Он ответил: «Да, но у каждого ключа есть зубцы, и если ты придешь с ключом, у которого будут зубцы, то двери откроются перед тобой, а если зубцов у ключа не будет, то они останутся запертыми».

Айша, да будет доволен ею Аллах, сказала: «В тот день Абу Бакр, да будет доволен им Аллах, приехал на своем коне из ас-Сунуха, где он жил, спешился, вошел в мечеть и, не заговорив ни с кем, прошел в комнату Айши, да будет доволен ею Аллах, где подошел к телу Пророка, да благословит его Аллах и да приветствует, завернутому в зеленый полосатый плащ, открыл его лицо, склонился над ним и поцеловал его, а потом заплакал и сказал: «Да будут родители мои выкупом за тебя! Да не пошлет тебе Аллах смерть дважды, о пророк Аллаха, а ту смерть, которая была суждена тебе, ты уже встретил!» Абу Салама сказал: «И Ибн Аббас, да будет доволен Аллах ими обоими, сообщил мне, что потом Абу Бакр, да будет доволен им Аллах, вышел от Айши и, увидев, что Умар, да будет доволен им Аллах, разговаривает с людьми, сказал: «Сядь!»—но он отказался. Тогда он снова сказал ему: «Сядь!»—но он снова отказался, и тогда Абу Бакр, да будет доволен им Аллах, произнес слова исповедания веры, люди же потянулись к нему, оставив Умара, да будет доволен им Аллах. Абу Бакр сказал им: «А затем, пусть знают те из вас, кто поклоняется Мухаммеду, что Мухаммед, да благословит его Аллах и да приветствует, умер, те же, кто поклоняется Аллаху, пусть помнят, что Аллах жив и никогда не умрет! Аллах Всевышний сказал: «И Мухаммед—только посланник... который был послан к благодарным». Ибн Аббас сказал: «И клянусь Аллахом, услышав это, люди повели себя так, будто и не знали, что Аллах ниспослал этот аят, пока его не произнес Абу Бакр, да будет доволен им Аллах, и, услышав эти слова от него, каждый только их и повторял».

Ибн Шихаб сказал: «Сообщил мне Хариджа б. Зайд б. Сабит, что одна женщина из числа ансаров по имени Умм аль-Алия, которая клялась в верности Пророку, да благословит его Аллах и да приветствует, сообщила ему, что, когда мухаджиры перебрались в Медину, люди стали по жребию расселять их у себя. Умм аль-Алия сказала: «Нам достался Усман б. Мазун, и мы поселили его у себя, а потом он заболел и умер. И когда он умер, был обмыт и завернут в свою одежду, к нам пришел посланник Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, я же сказала: «Да помилует тебя Аллах, о Абу-с-Саиб, свидетельствую, что Аллах почтил тебя». Услышав это, Пророк, да благословит его Аллах и да приветствует, спросил: «Откуда же ты знаешь, что Аллах почтил его?» Я также спросила: «Да будет мой отец выкупом за тебя, о посланник Аллаха, а кому же Аллах оказывает почет, если не таким, как он?» Он, мир ему, сказал мне в ответ: «Что до него, то он умер, и, клянусь Аллахом, я желаю ему блага, но клянусь Аллахом также и в том, что не знаю, что Он сделает даже со мной, хотя я и посланник Аллаха!» Умм аль-Алия сказала: «И клянусь Аллахом, с тех пор я никого никогда не хвалю».

Ибн Аббас, да будет доволен им Аллах, сказал: «Один человек, которого во время его болезни навещал посланник Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, умер. Это произошло ночью, и той же ночью его похоронили, а утром об этом сообщили Пророку. Узнав о его смерти, он спросил: «Что же помешало вам сообщить мне об этом сразу?» Люди ответили: «Было темно, и нам не хотелось обременять тебя». И тогда он тут же пошел на его могилу и помолился за него».

Передал нам Муслим о том, что однажды женщины сказали Пророку, да благословит его Аллах и да приветствует: «Выдели для нас особый день»,—и он сделал это, и в один из таких дней сказал, наставляя их: «Если у какой-нибудь женщины умрут трое детей, они послужат ей защитой от пламени ада». Одна женщина спросила: «А если их будет двое?» Он ответил: «И двое тоже».

Анас б. Малик, да будет доволен им Аллах, сказал: «Однажды Пророк, да благословит его Аллах и да приветствует, проходивший мимо какой-то женщины, которая стояла у могилы и плакала, сказал ей: «Бойся Аллаха и терпи».

Убайдуллах сказал: «Передал мне этот хадис Нафи, слышавший от Ибн Умара, да будет доволен Аллах ими обоими, о том, что, когда Абдаллах б. Убайй умер, его сын пришел к Пророку, да благословит его Аллах и да приветствует, и сказал: «О посланник Аллаха, дай мне свою рубаху, чтобы я завернул в нее его тело, помолись за него и попроси для него прощения». И Пророк, да благословит его Аллах и да приветствует, дал ему свою рубаху, сказав при этом: «Дай мне знать, когда его станут хоронить, и я помолюсь за него». И тот сообщил ему об этом, но, когда Пророк хотел начать молитву, Умар, да будет доволен им Аллах, потянул его за одежду и спросил: «Разве Аллах не запретил тебе молиться за лицемеров?» Он же сказал ему в ответ: «Я должен выбирать одно из двух, ибо Аллах Всевышний сказал: «Проси для них прощения или не проси для них. Если даже ты будешь просить для них семьдесят раз, и то никогда не простит им Аллах»,—и он все же помолился за него».

Сообщил нам Шуба, слышавший от Сайда б. Ибрахима, слышавшего от своего отца о том, что однажды, когда его отцу Абд ар-Рахману б. Ауфу, да будет доволен им Аллах, принесли еду во время поста, он сказал: «Когда убили Мусаба б. Умайра, который был лучше меня, его завернули в плащ, и если им закрывали голову покойного, то становились видны ноги, если же им закрывали ноги, то оставалась непокрытой голова». Ибрахим сказал: «И я думаю, что он сказал: «И убили Хамзу, который тоже был лучше меня, а потом в мире этом дано было нам то, что было дано—и мы боимся, что уже в этой жизни испытали все хорошее»,— после чего он заплакал так сильно, что даже не прикоснулся к еде».

Передал вам Ибн Абу Хазим, слышавший от своего отца, слышавшего от Сахля, да будет доволен им Аллах, о том, что как-то раз,одна женщина принесла Пророку, да благословит его Аллах и да приветствует, новый плащ. Сахль спросил: «Знаете ли вы, что такое плащ?» Люди ответили: «Это то, во что можно завернуться». Сахль сказал: «Да». И эта женщина сказала: «Я соткала его своими руками и пришла, чтобы надеть его на тебя». И Пророк, да благословит его Аллах и да приветствует, взял этот плащ, ибо он нуждался в нем, и вышел к нам, надев его, а один человек стал хвалить его и сказал: «Как красив этот плащ! Надень его на меня». Услышав это, люди стали говорить: «Ты поступил плохо, ведь Пророк, да благословит его Аллах и да приветствует, надел его потому, что сам нуждался в нем, ты же обратился к нему с просьбой, зная, что он не отказывает людям!» В свое оправдание тот человек сказал: «Клянусь Аллахом, я попросил его дать мне этот плащ не для того, чтобы носить его, а лишь для того, чтобы он послужил мне саваном!» Сахль сказал: «И впоследствии этот плащ действительно использовали в качестве савана для него».

Анас б. Малик, да будет доволен им Аллах, сказал: «Однажды Пророк, да благословит его Аллах и да приветствует, проходивший мимо какой-то женщины, которая стояла у могилы и плакала, сказал ей: «Бойся Аллаха и терпи». Она же не знала его в лицо и сказала ему в ответ: «Оставь меня, ведь тебя не постигло такое горе!» Потом люди сказали ей: «Это же Пророк, да благословит его Аллах и да приветствует!» А через некоторое время она явилась к дверям дома Пророка, да благословит его Аллах и да приветствует, и удивилась, не обнаружив перед ними привратников. В свое оправдание она сказала ему: «Я ведь не знала тебя в лицо». Он же сказал ей: «Поистине, терпение необходимо в первое время».

Анас б. Малик, да будет доволен им Аллах, сказал: «Однажды у Абу Тальхи заболел сын». Анас сказал: «И он умер в то время, когда Абу Тальхи не было дома. Увидев, что он умер, жена Абу Тальхи сделала некоторые приготовления в одной из комнат дома, а когда Абу Тальха вернулся и спросил ее: «Как мальчик?»—она ответила: «Душа его успокоилась, и я надеюсь, что он отдохнет». И Абу Тальха не понял истинного значения ее слов. Анас сказал: «И он лег спать с женой, совершив утром полное омовение, а когда он хотел уйти, жена сообщила ему, что их сын умер. И он совершил молитву с Пророком, да благословит его Аллах и да приветствует, а потом сообщил ему о том, что с ними случилось, на что посланник Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, сказал ему: «Надеюсь, что Аллах благословит эту вашу ночь». Суфйан сказал: «И один человек из числа ансаров сказал: «И я видел потом девятерых детей этой женщины, каждый из которых мог читать Коран».

Умар, да будет доволен им Аллах, сказал: «Хороши переметные мешки, хорошо и то, что положено сверху». Аллах Всевышний сказал: «...и обрадуй терпеливых—тех, которые, когда их постигнет беда, говорят: «Поистине, мы принадлежим Аллаху и к Нему возвращаемся!» Это те, над которыми благословения от их Господа и милость, и они — идущие верным путем». Аллах Всевышний также сказал: «Обратитесь за помощью к терпению и молитве, ведь они—великая тягота для всех, кроме смиренных...»

Анас б. Малик сказал: «Однажды мы с посланником Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, пришли к кузнецу Абу Сайфу, который был мужем кормилицы Ибрахима, и Пророк поцеловал ребенка и обнял его, а потом мы пришли к нему, когда Ибрахим был при смерти, и посланник Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, заплакал, а Абд ар-Рахман б. Ауф, да будет доволен им Аллах, спросил его: «И ты, о посланник Аллаха?..» Он сказал ему в ответ: «О ибн Ауф, это—от сострадания,—а потом добавил:—Поистине, глаза плачут, а сердце скорбит, но мы не говорим ничего неугодного Господу нашему, хотя мы и опечалены разлукой с тобой, О Ибрахим!»

Передал нам Муаз б. Фадаля: «Однажды, когда мимо нас пронесли погребальные носилки, Пророк, да благословит его Аллах и да приветствует, встал, и мы тоже встали, сказав ему: «О посланник Аллаха, это же носилки иудея!» В ответ он сказал нам: «Если увидите погребальные носилки, то вставайте!»

Абд ар-Рахман б. Абу Ляйля сказал: «Однажды, когда Сахль б. Хунайф и Кай б. Саид беседовали друг с другом, сидя, что происходило в Кадисийи, мимо них пронесли погребальные носилки, и оба они встали. Люди сказали им: «Но ведь покойный из местных!»—то есть из находящихся под защитой. В ответ они сказали: «Однажды, когда мимо Пророка, да благословит его Аллах и да приветствует, проходила похоронная процессия, он встал. Ему сказали: «Это ведь носилки иудея!»—он же спросил: «Не душа ли это?..»

Абу Саид аль-Худри, да будет доволен им Аллах, слышал, как Пророк, да благословит его Аллах и да приветствует, сказал: «Если покойный, лежащий на носилках, которые мужчины поднимают на свои плечи, был праведником, он говорит: «Несите меня!»,—а если нет, он говорит: «О горе, куда вы несете это?!»—и голос его слышен всем, кроме людей, а если бы человек услышал этот голос, он был бы ошеломлен».

Укба Ибн Амир поведал о том, что однажды Пророк, да благословит его Аллах и да приветствует, вышел к людям и совершил по павшим в битве при Оходе молитву, которую он обычно совершал по покойным, после чего он поднялся на минбар и сказал: «Поистине, я опережу вас и буду свидетельствовать за вас, и, клянусь Аллахом, я взираю на свой водоем, и, поистине, дарованы мне ключи от сокровищниц земли—и, поистине, не боюсь я того, что после меня вы отойдете от единобожия, но боюсь того, что станете соперничать друг с другом из-за мирского!»

Аль-Хасан аль-Басри, Шурайх, Ибрахим и Катада говорили: «Если один из родителей принял ислам, то дети остаются с мусульманином». Что касается Ибн Аббаса, да будет доволен Аллах ими обоими, то он вместе со своею матерью был в числе «слабых» и не стал в отличие от своего отца придерживаться религии его соплеменников. Пророк же сказал: «Ислам превосходит все остальное, а сам остается непревзойденным».

Джундаб сказал: «Один человек, у которого была опухоль, лишил себя жизни, и тогда Аллах Всемогущий и Великий сказал: «Раб Мой опередил Меня, и поэтому рай стал для него запретным».

Анас б. Малик, да будет доволен им Аллах, сказал: «Однажды, когда мимо нас пронесли погребальные носилки и люди воздали хвалу покойному, Пророк, да благословит его Аллах и да приветствует, сказал: «Это стало неизбежным». Потом пронесли еще одни носилки, и люди стали порицать покойного, а Пророк снова сказал: «Это стало неизбежным». Тогда Умар б. аль-Хаттаб спросил: «Что стало неизбежным?» Пророк ответил: «Вы воздали хвалу одному, и для него стало неизбежным оказаться в раю, а другого вы порицали, и для него стало неизбежным оказаться в огне, ибо вы (люди)—свидетели Аллаха на земле».

Абу-аль-Асвад сказал: «Однажды, когда я приехал в Медину, оказалось, что там началась эпидемия, и когда я сидел рядом с Умаром б. аль-Хаттабом, да будет доволен им Аллах, мимо собравшихся пронесли погребальные носилки, и люди воздали хвалу покойному, а Умар, да будет доволен им Аллах, сказал: «Это стало неизбежным». Потом пронесли еще одни носилки, и люди снова воздали хвалу покойному, а Умар, да будет доволен им Аллах, снова сказал: «Это стало неизбежным». После этого пронесли третьи носилки, но на этот раз люди стали порицать покойного. Умар же опять сказал: «Это стало неизбежным». Абу-ль-Асвад сказал: «Тогда я спросил:«Что стало неизбежным, о повелитель правоверных?» Он ответил: «Я повторял слова Пророка, да благословит его Аллах и да приветствует, сказавшего также: «Аллах введет в рай каждого мусульманина, о благих делах которого будут свидетельствовать четверо других мусульман». Тогда мы спросили: «А если их будет трое?» Он ответил: «Даже если их будет трое». Мы снова спросили: «А если их будет двое?» Он ответил: «Даже если их будет двое». И мы не стали спрашивать о том, что будет, если окажется только один свидетель».

Самура б. Джундаб, да будет доволен им Аллах, сказал: «После того как Пророк, да благословит его Аллах и да приветствует, завершал молитву, он нередко подходил к нам и спрашивал: «Кому из вас приснилось что-нибудь этой ночью?» Самура сказал: «И если кто-нибудь видел сон, он рассказывал о том, что видел, а Пророк говорил: «Это было угодно Аллаху». И однажды он обратился к нам с этим вопросом, сказав: «Видел ли кто-нибудь из вас сон?» Мы ответили: «Нет». Он же сказал: «А я этой ночью видел во сне двух человек, которые явились ко мне, взяли за руку и доставили меня на святую землю, где я увидел двух других. Один из них сидел, а другой стоял, держа в руках нечто». Абу Абдаллах аль-Бухари сказал: «Один из наших товарищей, ссылавшийся на слова Мусы б. Исмаила, говорил, что это был железный крюк». Самура сказал: «Он сказал: «И стоявший вонзил этот крюк в угол рта сидевшего и разрывал его до самого затылка, а потом делал то же самое с другим углом рта, и пока он был занят этим, первый угол срастался, после чего он опять возвращался к нему и проделывал то же самое. Я спросил своих спутников: «Что это?»—а они сказали: «Иди». И мы отправились в путь и шли, пока не увидели лежавшего на спине человека, у изголовья которого стоял другой человек, державший в руке камень—и он разбивал этим камнем голову лежавшего, и после того, как он наносил ему удар, камень откатывался в сторону, а он направлялся к нему, чтобы взять камень, но не возвращался к лежавшему, пока голова его не срасталась, становясь такой же, как и прежде, а после этого он возвращался к нему и снова наносил удар. Я спросил: «Кто это?»—а они сказали: «Иди». И после этого мы направились к какому-то отверстию, подобному отверстию печи, верхняя часть которой была узкой, а нижняя широкой. Внизу пылал огонь, и когда жар приближался к ним, они старались подняться так, что чуть не выскакивали оттуда, когда же пламя затихало, то они возвращались обратно, а находились там обнаженные мужчины и женщины. Я спросил: «Кто это?», а они сказали: «Иди!»—и мы шли, пока не достигли реки, в которой вместо воды текла кровь. В этой реке находился человек, а посреди нее стоял другой человек, перед которым лежали камни. Вдруг тот, кто находился в реке, двинулся вперед, но когда он захотел выйти оттуда, стоявший посреди бросил камень ему в рот, вернув его на место, и каждый раз, как тот подходил к берегу, он бросал ему в рот камень, и человек возвращался на свое место. Я спросил: «Что это?», а они сказали: «Иди!» И мы шли, пока не достигли зеленого сада. Там росло огромное дерево, рядом с которым я увидел какого-то старца с детьми, а потом я увидел человека ростом почти что с это дерево, поддерживавшего горевший перед ним огонь. И мои спутники поднялись со мной на это дерево и ввели меня в дом, прекраснее которого я никогда не видел, где находились мужчины, старцы, юноши, женщины и мальчики. Потом они вывели меня оттуда, поднялись по дереву выше, и ввели меня в другой дом, который был еще красивее и лучше, где находились старцы и юноши. Я сказал: «Этой ночью вы проделали со мной большой путь!»—и тогда они поведали мне о том, что я видел, сказав: «Да! Что касается человека, которому при тебе разрывали углы рта, то он лжец и слова его были ложью, распространявшейся от него повсюду, а теперь с ним будут делать то, что ты видел, вплоть до Дня воскресения. Того, которому при тебе разбивали голову, Аллах научил Корану, но он отстранялся от него ночью и не занимался им днем, и так будут обращаться с ним вплоть до Дня воскресения. Те, кого видел ты в отверстии, были прелюбодеями, а тот, кого видел ты в реке, занимался ростовщичеством. Старец, находившийся рядом с деревом, это Ибрахим, мир ему, мальчики, которые стояли вокруг него, это дети разных людей, а поддерживающий огонь является хранителем его. Первый дом, куда ты вошел, предназначен для всех правоверных, а другой—для павших на пути Аллаха. Я—Джабраил, это—Микаил, а теперь подними голову». И подняв голову, я увидел над собой нечто вроде облака, они же сказали: «А это место предназначено для тебя». Я попросил: «Дайте мне занять его!»—но они сказали: «Поистине, жизнь твоя еще не закончилась, а когда она закончится, ты займешь его!»

Айша, да будет доволен ею Аллах, поведала о том, что один человек сказал Пророку, да благословит его Аллах и да приветствует: «Моя мать внезапно умерла, но я думаю, что если бы она могла говорить, то раздала бы милостыню, так достанется ли ей награда, если это сделаю за нее я?» Он сказал: «Да!»

Айша сказала: «Поистине, во время своей болезни посланник Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, которому было трудно, спрашивал: «Где я буду сегодня? Где я буду завтра?»—с нетерпением ожидая дня Айши, а когда настал мой день, он умер у меня на руках и был похоронен в моем доме».

Айша, да будет доволен ею Аллах, в свое время повелела Абдаллаху Ибн аз-Зубайру следующее: «Не хорони меня вместе с ними, но похорони меня вместе с другими женами Пророка в аль-Букайе, чтобы меня не восхваляли за это».

Айша, да будет доволен ею Аллах, сказала: «Пророк, да благословит его Аллах и да приветствует, сказал: «Не ругайте покойных, ибо они уже приведены к тому, что делали раньше!»

 

* * *

Составив свод хадисов, Исмаил аль-Бухари всю оставшуюся часть жизни посвятил составлению комментариев к Корану. В это время он жил в Нишапуре, столице Хорасана. Разбивка свода хадисов на тематические главы сделала Исмаила аль-Бухари непревзойденным и непререкаемым авторитетом среди мухаддисов исламского Востока. Последователей у него было так много, что он организовал в Нишапуре школу традиционалистов «асхаб аль-хадис». Эту школу посещали как ученые-хадисоведы, так и молодежь, желавшая приобщиться к таинствам откровений пророка Мухаммеда. Была ли необходимость в кропотливом и умном толковании Корана? Была. Не утихали споры о том, сотворен ли Коран или он вечен. Вообще вскоре после смерти Пророка перед мусульманской общиной встало множество вопросов, ответов на которые не содержалось в Коране. Хадисы во многом разъясняли Коран, и это привело к росту их авторитета. Хадисы, подробно описывающие откровения и поступки пророка Мухаммеда, по мнению Исмаила аль-Бухари, давали исчерпывающие ответы на любые вопросы, которые ставила жизнь перед мусульманином. Пройдя огромную школу хадисоведения, Исмаил аль-Бухари благодаря своей уникальной памяти как никто другой ориентировался в откровениях Пророка, как никто другой улавливал их духовные посылки. Именно в них он и стал искать толкование сур Корана. Он полностью отвергал возможность толкования Корана с помощью текста самого Корана—а именно так поступали сторонники идеи сотворенности Корана. Их позиция не исключала того, что Бог может сотворить Коран вновь. Богатейшая духовная практика Исмаила аль-Бухари привела его к мысли, что «Коран—несотворенное слово Бога и является предвечным атрибутом Его бытия, он не может быть изменен никем, и мусульманская община в своей жизни должна руководствоваться только предначертаниями, которые содержит эта вечная книга Бога».

Разумеется, Коран толковали и до Исмаила аль-Бухари. Еще правоверный халиф Омар, увидев у одного человека Коран, в который против каждого стиха было вклеено толкование, потребовал ножницы и эти толкования удалил. Толковать Коран считалось хулой. Пророк Мухаммед предостерегал: «Тот, кто толкует Коран по собственному усмотрению, попадает в ад».

Но кто предполагал, что на свет появятся мутазалисты и поставят под сомнение саму божественность Корана? Чтобы защитить от них и Коран, и пророка Мухаммеда, Исмаил аль-Бухари и взялся за толкование Корана, справедливо полагая, что откровения Пророка содержат ответы на все возникающие вопросы. Этот труд и лег в основу его сочинения «Тэфсир эл-Корьэн». В исламском мире было немало толкователей Корана и после Исмаила аль-Бухари. Так, комментарий в 12000 листов сочинил багдадский мутазалист ан-Наккаш, который умер в 962 году. Сто двадцать томов комментариев написал Абу Бакр из города Эдфу в Верхнем Египте, который умер в 998 году. Мутазалист Абд ас-Салям дал свое толкование Корана в трехстах томах (семь из них трактуют только одну суру—фатиху). Толкование Корана Исмаилом аль-Бухари наряду с «Ас-Сахи-хом» в исламской духовной литературе считается одним из лучших.

Но не случайно на Востоке говорят: «В дерево, которое обильно плодоносит, камни бросают чаще, чем в другие». В Нишапуре у Исмаила аль-Бухари появились завистники, их становилось все больше. Споры выливались в тяжбы, тишина и покой ушли из жизни Исмаила аль-Бухари. И тогда он решился на то, что, в сущности, давно уже должен был сделать. Он покинул Нишапур и навсегда возвратился в Бухару. Но в Бухару он вернулся весьма своеобразно—через Мекку, совершив третий хадж в святыни ислама. У могилы Пророка он дописывал последние страницы своих благословенных сочинений.

В родном городе Исмаил аль-Бухари не застал в живых ни матери, ни отца. Ушел из жизни и его брат. Но была жива сестра, жившая в кишлаке близ Самарканда. Не повезло Исмаилу аль-Бухари и в Бухаре. К его авторитету приревновал сам правитель города. (История не оставила нам даже его имени: мелок и тщеславен был этот человек, таких история не запоминает.) Исмаил аль-Бухари покинул негостеприимную Бухару и стал жить в крошечном кишлаке Хартанак (примерно в двадцати километрах от Самарканда). Здесь, окруженный вниманием жителей кишлака и сестры, он провел остаток жизни. Это не значит, что Аллах забыл его. Просто истинная святость не выносит шума, сутолоки. Почти в уединении закончил свою земную жизнь в 870 году Исмаил аль-Бухари, святой ислама, удивительно талантливый человек. И уже одиннадцать веков история славит его имя.

Прах Исмаила аль-Бухари покоится в Узбекистане. Тысячи паломников идут и едут поклониться надгробию на его могиле. Было время, когда дорога к усыпальнице святого Исмаила аль-Бухари была насильственно перекрыта. С 1926 по 1954 год место захоронения святого было закрыто для посетителей. Но вот в 1954 году в Москву с официальным визитом прибывает президент Индонезии господин Сукарно. И когда окончилась официальная часть его визита и президента спросили, что бы он хотел повидать, какие достопримечательности в СССР его привлекают, он сказал, что, как истинный мусульманин, хотел бы побывать на могиле святого Исмаила аль-Бухари, поклониться его праху. Такую же просьбу, но уже в 1956 году, высказал президент Мали Модибо Кейта.

Власти в Москве и в Узбекистане отдали соответствующую команду. Усыпальница святого и мечеть при ней были спешно приведены в порядок. На могилу легло новое мраморное надгробие со стихами из Корана и датами рождения и смерти ученого. Сам комплекс был передан в ведение Духовного управления мусульман Мавераннахра. И дорога к святому Исмаилу аль-Бухари вновь оживилась. К великому мухаддису и святому ислама едут, конечно, не одни главы государств, но и сотни тысяч верующих, которым Аллах подсказывает совершить это паломничество...

 

ОДИННАДЦАТЬ ИМЕН СВЯТОГО ЯССАВИ

 

Как указывает святая книга мусульман Коран, у Аллаха тысяча и одно имя, у пророка Мухаммеда—шестьсот. У самого знаменитого в Средней Азии святого Ахмада Яссави из Туркестана одиннадцать имен. В исламе это не простая формальность, а глубокая духовная символика. Ибо слово дано человеку свыше для того, чтобы он мыслил, священнодействовал. Это отличительная черта человека, этим он и силен. Не случайно древнегреческие мудрецы говорили: «Имя—это судьба».

Миллиарды людей жили на планете, а история ни одного из них не потеряла, ибо каждому из них при рождении дается магический символ—имя. Есть и такие сыны человечества, которым имена за особые заслуги дает сам народ.

В дошедшей до наших времен резной круглой священной печати «мухур» обозначено четыре имени святого Яссави: Султан Ходжа Яссави (учитель), Ходжа Ахмад Кабир (великий), Шайх Ахмад Ибрагим (наставник), Шайх Ахмад Исхак (потомок сеида Исхака). Шесть из одиннадцати имен стоят под многочисленными литературными произведениями Ахмада Яссави: Кул Ахмад Ходжа (раб Бога), Ходжа Ахмад Яссави (Ахмад из Ясс), Яссави Мискин Ахмад (скромный), Ахмад Ибн Ибрагим (Ахмад, сын Ибрагима), Кул-Шариф Ахмад Ходжа (благородный раб Бога), Кул Гариб Ахмад Ходжа (странствующий раб), и наконец, главное имя, под которым святого Ахмада из Ясс знают и во всех исламских странах—Хазрат Султан (Султан всех святых).

Так чем же заслужил такое уважение этот живший восемь веков тому назад человек? По преданию, он был ближе всех к Богу. Дух его был свят, помыслы чисты, натура насколько бескорыстная, настолько и человеколюбивая. Этими качествами Ахмад Яссави славился с раннего детства.

Родом он из города Сайрама, который сейчас находится в Чимкентской области Казахстана. Родился в 1103 году. Его отец Ибрагим-Ибн-Махмуд-Ибн-Ифтихар происходил из знаменитого рода, корни которого уходили в генеалогию рода Фатимы, дочери пророка Мухаммеда. Среди его предков значился и святой шейх Исхак-Баба. Мать Ахмада Яссави была красивая, волевая и мудрая женщина, ее звали Корасач-она. Все в семье маленького Ахмада было подчинено религии. Эту семью уважали все мусульмане. И сейчас в городе Сайраме могилы Ибрагима и Корасач являются местами поклонения верующих.

Сам же Ахмад еще в раннем детстве обратил на себя внимание одного из местных турецких шейхов, Баб-Арслана, который и занялся его духовным воспитанием.

Вот как об этом повествует одна из легенд: «На шестьдесят третьем году жизни ушел в лучшие миры Мухаммед, Перед смертью Пророк, собрав народ, сказал: «Я умираю. Кто из моих последователей может принять амонат—символ ислама (согласно мифологии амонат заключен в косточке хурмы), и продолжит мои идеи?!» На эти слова откликнулся странник Арслан-баб. Ему в то время было более трехсот лет, он знал основы тридцати трех религий мира, но теперь признавал только одну—ислам. Мухаммед ушел для беседы к Аллаху и с его одобрения передал амонат Арслан-бабу. Через пятьсот лет Арслан-баб проезжал по Средней Азии и встретил одиннадцатилетнего мальчика, который обратился к нему со словами: «Уважаемый учитель, отдайте мне мой амонат...» Мальчик, повстречавшийся Арслан-бабу, и был Ахмад Яссави».

Эта легенда указывает на то, что Святой Дух подсказал маленькому Ахмаду святость Арслан-баба и наличие у него магического амоната пророка Мухаммеда, И это не случайно, ибо Дух природы всегда находит такую человеческую душу, которая наиболее предрасположена к доброте и святости и может бескорыстно послужить Богу и- людям. А это, как показывает жизнь, далеко не всякому живущему на земле по силам. Ибо на пути к святости много препятствий: мир полон соблазнов, а природа человека несовершенна. И чтобы обрести святость, человеку приходится многое преодолевать, и прежде всего самого себя. Лишь только сильный духом способен встать на путь подвижничества, на путь поиска истинного смысла жизни.

В этом исследовании мне хочется скрупулезно изучить жизненный путь Ахмада Яссави, человека, которого за дела его назвали великим. Этот путь он избрал сознательно в самом раннем возрасте, когда, следуя за своим наставником Арслан-бабом (слово «баб» по-арабски означает «ворота», оно употребляется для обозначения распространителей ислама), стал жадно перенимать у него житейскую и духовную мудрость. Ахмад рано стал уклоняться от соблазнов жизни, а для этого была нужна сильная воля.

В то время в родных краях Ахмада Яссави исламская религия только утверждалась, особенно среди кочевого населения. Похоронив своего учителя, Ахмад Яссави поставил своей целью укрепить себя в новом веровании и направился в Бухару, которую мусульмане всего мира называли куполом ислама на Востоке, а европейцы—вторым Римом.

В этом славном городе Ахмад нашел достойного учителя в лице знаменитого шейха Ходжи Юсуфа Хамадани. Просвещенный шейх стоял во главе известной школы мистиков в Бухаре, куда в те годы стекались со всех стран Востока молодые люди, решившие посвятить себя поиску единения с духом Аллаха. К этому их призывали шейхи-суфи.

Суфизм был новым мистико-аскетическим течением в исламе. Первыми суфиями считали аскетов, которые были среди сподвижников Мухаммеда. Но наибольшее распространение суфизм получил в восьмом-девятом веках, когда бродячие проповедники ислама стали обучать верующих "ухуду", то есть очищению души от мирской скверны через воздержание и аскетизм. Главной же в учении суфи была идея бескорыстной любви к Аллаху, любви всеобъемлющей, позволяющей слиться, соединиться с ним воедино. Проповедники суфизма считали, что душа человека—это часть души Бога, на время влившаяся в человека, и главная цель верующих—вновь соединиться с Богом. Один из видных проповедников суфизма говорил: «Суфи—это люди, которые предпочли Бога всему. За это Бог предпочел их всему».

Движение суфиев встретило яростное сопротивление со стороны официальных служителей ислама. Их особенно раздражало намерение суфиев слиться с Богом, то есть стать его тождеством. Для некоторых подвижников столь ярая приверженность идеям суфизма заканчивалась трагично. Так, в 921 году был казнен суфийский шейх Хусейн Ибн Мансур по прозвищу Халладж, родом из Мерва. Подкупленный слуга Халладжа донес старшине города, что шейх-суфи каждый день в своем доме собирает людей на тайные беседы. Старшина, получив эти сведения, окружил дом шейха и, войдя в него, среди других нашел седовласого, с большой белой бородой старца. Он приказал страже арестовать всех, в том числе и проповедника. Вскоре Мансура Халладжа и задержанных в его доме послушников посадили в Багдадскую тюрьму. На первых же допросах послушники показали, что считают своего шейха Богом, так как он посвятил их в тайны небесные. Но Мансур Халладж возразил судьям: «Да хранит меня Аллах ставить себя наравне с Ним или считать себя пророком». Судьи это его заявление не приняли во внимание, обвинили шейха суфиев в ереси и приговорили к смертной казни.

Когда повели Мансура Халладжа на эшафот, его окружила огромная негодующая толпа. В шейха полетели камни. Он посмотрел на толпу и произнес: «Кидающие в меня камни не ведают, что творят. Да простит им Аллах!». Когда шейху суфиев отрубили руку, он заметил с усмешкой: «Не трудно отсечь руку у скованного цепями. Большим искусством было бы отнять мои душевные качества, ведь они простираются до самых небес».

Когда же Халладжу палач отсек вторую кисть, он потер окровавленные культи одна у другую и сказал: «Я совершаю обряд омовения. Омовения любви к Аллаху должны совершаться кровью». Затем он потер окровавленными культями щеки: «Да не подумают, что я побледнел от ужаса: я хочу оставить мир с розовыми щеками». Когда ему отрубили ноги, он заметил: «У меня остались еще две ноги: одна—любовь к Богу, другая—его любовь ко мне. На этих ногах я хожу в этом мире и буду ходить в поднебесном. Если можете, отрежьте их у меня».

Трагически закончилась жизнь шейха суфиев Мансура Халладжа, но учение его не кануло в Лету. Одним из многих последователей был шейх Ходжи Юсуф Хамадани, а затем и его ученик Ахмад Яссави. Позже он выразит негодование судьям, которые вынесли смертный приговор Мансуру Халладжу, словами:

«Не поняли муллы слов Мансура: «Я есть истина». Открыть им свое тайное учение Аллах не счел уместным. Тексты из Корана они подбирали наугад, так как не понимали состояния Мансура. Святых, подобно Мансуру, на виселицу вели они».

Прежде чем стать признанным авторитетом у суфиев, Ахмад Яссави прошел большой трудный путь сначала мюрида, а затем шейха суфиев. Несколько лет он был примерным учеником у шейха Юсуфа Хамадани, который славился не только своей мудростью, но и тем, что за долгую (95 лет) жизнь совершил тридцать восемь пеших паломничеств в Мекку, воспитал 213 шейхов, которые проповедовали суфизм не только в Бухаре, но и в Дамаске, Хорасане, Мерве, Багдаде и Каире. Каждый из них с жадностью ловил слова ислама, слетающие с уст знаменитого учителя. Ахмад Яс-сави хорошо усвоил, что единения с Богом можно достичь лишь через покаяние, терпение, искренность, аскетизм. Только этот путь дарует человеку безграничную любовь к Аллаху. А он доступен лишь избранным.

В назидание вступившим на путь суфия шейх Хамадани рассказывал историю тайной молитвы пророка Мухаммеда по поводу установления священного «зикира». Посвященными могли быть только те ученики, у которых крепок замок на сердце. Вот это предание. Однажды Пророк собрал своих любимых учеников Али ибн Абу Талиба, Абу Бакра аль-Садыка, Омара ибн-аль-Хаттаба, Османа ибн аль-Авфана и Аннаса ибн-Малика, чтобы научить их новой, ниспосланной ему Аллахом молитве, «зикиру». Он заключил с ними духовный договор и открыл им силу «зикира» (тайный «зикир» совершается суфиями по трем предписаниям Корана: «Вспомни своего Господа, когда ты забудешь» (сура 18, аят 23); «поминанием Аллаха успокаиваются сердца» (сура 13, аят 28); «вспоминайте Аллаха частым упоминанием и прославляйте его утром и вечером!» (сура 33, аят 41). На «зикир» у суфиев опирается весь мистический путь. Только регулярное отправление «зикира» приводит мистика в состояние «приближения к Богу и погружения в него»).

Посвящая в таинство «зикира» своих учеников, шейх Юсуф Хамадани наставлял их: «В каждый произносимый текст Корана пророк Мухаммед вкладывал особую значимость, которая и позволяла молящемуся духовно приближаться к Аллаху». Юсуф Хамадани указывал, что существует три версии посвящения в тайну «зикира». Одни говорят, что пророк Мухаммед оставил открытой дверь комнаты, в которой он был со своими учениками; другие же говорят, что он ее закрыл, но что комната была освещена; третьи говорят, что они действовали в совершенной темноте. Отсюда и особая тайна этого посвящения. Путь к Аллаху же у каждого суфия лежит через свое таинство. Суфии подобны раковине, в которой заключен жемчуг, они живут в самих себе, безразличные к бушующему житейскому морю. Главное условие суфиев—отрешиться от бренного мира. Суфи должен иметь перед глазами одно будущее. Познавать Бога и молиться ему беспрестанно, возглашая славу Ему: «Пет Божества кроме Аллаха, хвала Богу! Аллах велик!—и это надо каждодневно произносить по десять тысяч раз. Только этим путем может идти настоящий суфи. Только в этом случае он достигнет высокого таинства—Вали и ему будет доступен Карамат—сверхъестественная способность творить чудеса, даруемая Аллахом своему рабу в знак правильности избранного им пути.

Па этом пути за сорок лет жизни в Бухаре Ахмад Яссави сполна выдержал все невзгоды аскетизма. Вначале он, как и полагалось, был учеником-мюридом, безоговорочно подчинялся воле наставника. В это время на жизнь он зарабатывал нелегким трудом, самой черной работой, а остальное время посвящал молитвам и радениям во имя Аллаха. Достигнув же определенной зрелости, Ахмад Яссави стал полноправным членом суфийского ордена, заняв в нем ступень дервиша. Он вел образ жизни нищенствующего бродячего аскета, не имеющего своего дома и имущества. Этим он подчеркивал особый смысл, который придавал суфизм учению о добровольной бедности и довольствованию малым, этим самым следуя великому завету пророка Мухаммеда: «Моя бедность—моя гордость».

Прошло время, и Ахмад Яссави стал зрелым суфи. Как высшую оценку за свои праведные труды он получил из рук шейха «иршад». Этот документ давал право на самостоятельные проповеди, на своих мюридов. Однако, получив «иршад», Ахмад Яссави не удалился на родину, как это сделало большинство суфи, а остался послушником у шейха. Он еще многие годы совершенствовал свои познания Высшего Духа Аллаха и достиг ступени шпана. Это значило, что Ахмад Яссави в своих поисках Бога приобрел дар видеть сверхъестественные откровения, мог наставлять других суфиев.

Ахмад Яссави был не только страстным религиозным деятелем, но и большим поэтом и философом. Он тонко подмечал все стороны жизни и окружающей его действительности. Аналитик-реалист, он болезненно переживал упадок Бухары после саманидов. Он видел, к чему ведут междоусобные войны. Это беспокойство он выразил в стихах:

Прежней щедрости в народе нашем нет...

Правды шахов и визиров стерся след...

Отвергает Бог дервишеский обет...

Для народа время страшных бед, о люди!

Тот, кто был ученым мужем, знатоком, Стал насильником, льстецом иль дураком, Для дервиша правдолюбец стал врагом...

Посмотрите—это гибнет свет, о люди!

Разве долго до скончания света? Нет!

Раб Ахмад солгал ли это? Нет!

Сам ли пользы ждет от света? О, нет!

Уходя, народу даст совет, о люди!

Как видно, Ахмада Яссави волновало все: и мирская жизнь, и судьба правителей, и судьба самого народа. Это был мудрейший человек, он понимал жизнь не только внешне, как мыслитель, но и внутренне, как духовное лицо, имеющее связь с высшим духом природы. Ахмад Яссави был широко известен в Бухаре и любим народом, а также своими собратьями-суфиями. Именно поэтому после смерти шейха Юсуфа Хамадани он стал предводителем бухарского ордена суфиев. Шейха Ахмада, который стал главой суфийского братства—«тарикат» в исламской Бухаре, от других суфиев отличала высокая ступень зрелости.

Ахмад Яссави к своей миссии шейха подходил строго, избегал излишеств, одевался в простые одежды и пуще прежнего отдавался молитвам. Подобного же поведения он требовал от других. И резко осуждал тех служителей Аллаха, которые сколачивали достаток за счет прихожан и мюридов. Об этом свидетельствуют дошедшие до нас «Рисолаи» Ахмада: «Когда приблизятся последние времена, восстанут такие шейхи, что сам дьявол—проклятие да будет над ним!—станет учиться у них. Народ будет привязан к ним хитростью, и мюриды тоже. Такие шейхи восстанут, которые будут наживать от мюридов деньги, и никогда не очистится их душа от богохульства и заблуждения. На еретиков будут смотреть они оком благосклонным, правоверным не будут доброжелательствовать, и до учения шариата не будет им дела. Станут они обращать взоры на чужих женщин и, творя зло, будут рассчитывать на милосердие Божье. Истинных же шейхов они будут презирать, и ученики их будут отверженными и сами они будут обходить двери домов мюридов своих. И в таком положении будут принимать от мюридов подачки. А если мюриды не дадут обещанной подачки, станут браниться и говорить: «Если я отвращусь от тебя, то и Бог отвратится».

И далее Ахмад Яссави размышляет о том, каким должен быть боголюбивый человек, настоящий суфи и шейх. В том же «Рисолаи» он пишет: «Тот есть истинный шейх, кто, получив подаяние, отдает его достойным того и бедным. Если же полученное он употребляет для себя, то будет это подобно падали, пожираемой псами. И если из полученной милостыни он сошьет платье и наденет его сам, то от того, кто это платье сошьет, не примет Всевышний ни поста, ни молитвы. И если из полученной милостыни он испечет себе хлеб и съест его, то пленит его в аду Всевышний всевозможными муками. И всякий человек, который доверится таким шейхам, станет неверным кяфиром. Эти проклятые шейхи восстанут тогда; волнения, произведенные ими, превзойдут восстание Датжала (антихриста). И будут они отступниками от шариата, тариката, хакиката и марифата... (Шариат— свод исламских законов,«начиная с Корана; тарикат—Путь к истине, хакикат—достижение истины, марифат—собственно знание).

Сказанное Ахмадом Яссави часто доходило до адресата, так как отношение к нему истинных мусульман и шейхов суфи было самое доброжелательное. Ибо его произведения—стихи и «Рисолаи» (трактаты) имели широкое хождение у мусульман.

Как свидетельствуют историки, после Корана произведения Ахмада Яссави были наиболее популярными у местных жителей. Потому что Ахмад Яссави выступал не только как духовный наставник, но и как мудрый государственный деятель. В своих духовных проповедях, стихах и трактатах он откликался на злободневность, когда чувствовал, что может сказать народу свое откровенное слово. Хазрат Султан призывал народ быть терпимым к людям иной веры, иной национальности. Предание от Пророка таково:

Если будет перед тобой Неверный, не делай обиду ему.

От сердца жестокого, от души обидчика отвращается Господь.

О, Аллах, истинный! Такому рабу уготована преисподняя ада!

Вот такие простые, глубоко мудрые слова говорил восемьсот лет тому назад Ахмад Яссави, которого назвали Хазрат Султаном, то есть Султаном святых. Говорил своим современникам, но и нам тоже, нам, допустившим кровавые столкновения в Нагорном Карабахе, Фергане, Оше. Напрашивается вывод, что человечество за восемьсот лет нисколько не поумнело, не повзрослело, не стало добрее. Как же важно сегодня обращаться к святым людям, таким, как Ахмад Яссави, к их духу, к их мудрым словам, к их благословению на добрые дела во имя Бога и во имя Человека!

Побыв несколько лет шейхом—предводителем суфиев в Бухаре, имея по существу неограниченную власть над своими послушниками, он вдруг объявил им, что должен удалиться, принять обет одиночества. Ему явилось видение, и Высший Дух сказал, что ему нужно уйти от мирской суеты для бескорыстного служения Богу. Согласно другой легенде, Ахмад Яссави это сделал в знак траура по умершему пророку Мухаммеду. Достигнув этого возраста, Султан поселился в подземной келье города Яссы около мечети и провел остаток жизни в подземелье.

Однако легенда есть легенда. Если же строго следовать биографии святого, то Ахмад Яссави прожил на белом свете столько же, сколько и Пророк. Он родился в тысяча сто третьем году, а умер в тысяча сто шестьдесят шестом и как великий святой был похоронен в городе Яссы с большими почестями в сооруженном для него мавзолее, который впоследствии стал местом массового паломничества и поклонения мусульман.

Вероятно, Ахмад Яссави отбыл из Бухары в Яссы для жития в одиночестве, когда ему было пятьдесят пять-пятьдесят шесть лет. По другой легенде, Ахмад Яссави жил на земле более ста тридцати лет. Ну что же, легенда тоже своеобразный носитель признаков святости. Сколько бы ни жил этот святой, мы знаем, что духовно он живет среди нас и поныне.

Когда Ахмад Яссави уединился в подземелье, для него началась совершенно иная жизнь, текущая по своим законам. Благодаря неустанным усилиям он достиг такого психологического состояния, когда равновесие между духом и плотью нарушилось, дух стал главенствовать над плотью, над разумом, стал самой сутью этого человека. Ушли куда-то мирские заботы, жизнь шейха стала безраздельным служением Богу. В исламской мифологии людей, достигших полной отрешенности от земных желаний и способных к восприятию божественной благодати, называют мухамади, то есть исполненными духом Пророка. Для них существует только жизнь духовная. Святой мухамади находится в таком благодатном состоянии, когда может заниматься только созерцанием бога. В подземелье Ахмад Яссави разработал свою систему общения с Высшим Духом природы. Он в своих молениях отошел от внешней стороны обрядов и хотя исповедовал «зикир», но делал это уже не громко, как суфи-дервиши, а произносил имя Аллаха мысленно, считая, что передаточным звеном между Богом и им является лишь его душа.

Ахмад Яссави считал, что в груди человека существует пять куполообразных отделений—«гумбазов». Первое из них называется «калб», то есть душа, и помещается на два пальца ниже левого соска. Второе именуется «рух», то есть дух, и находится на два пальца ниже правого соска. Третье помещается над первым и называется «сирр», то есть тайна. Четвертое—над третьим и называется «хафи», то есть скрытое. Пятое—между четвертым и вторым и называется «ихфа» («ахфо»), то есть сокровенное. Это указывает на то, что Ахмад Яссави весь духовный мир вместил в своей груди и общался с Высшим Духом природы—Аллахом, не отвлекаясь на посторонние раздражители.

В своих духовных стихах—сборник называется «Дивани хикмат» («Книга мудростей»). Ахмад Яссави призывал: «Оставь слова Его, обрети Его самого». Не нужно славословить Богу, а нужно принимать Его душой, проникая в саму суть духовности. «Всякого, кого ты увидишь, чти за Хизы-ра, всякой ночи, которую ты переживаешь, знай цену»,— писал он.

Весть о новом отшельнике быстро разнеслась по степному краю. И люди потянулись к святому шейху, чтобы прикоснуться к нему, услышать от него слова правды о жизни, о Боге. Но шейх неохотно выходил к людям. Одиночество было ему дорого и мило. Гордость, себялюбие уже ничего не стоили в его жизни. Это он ярко выразил в следующих стихах:

Кул Ходжа Ахмад, ты худший из худших,

Все пшеница, а ты мякина, не взятая дехканами.

Каждое слово здесь проникнуто неудовлетворенностью, самоуничижением. Все сделанное подвергал он сомнению, и также безжалостно оценивал многие свои поступки. Об этом образно говорит его четверостишие:

В неведенье много грехов совершал я,

Расстроив, сердца земляков огорчал я,

Каждый грешник достоин милости,

Приди, о Ахмад, будь согласным молитве.

По отдельным историческим источникам, Ахмад Яссави написал 4400 хикматов (некоторые источники приводят цифру в 9900 хикматов). Видимо, это аллегорическое число. Но сам шейх к своим стихам тоже относился критически. Он писал: «Кому поведал ты хикмат, кул Ходжа Ахмад, и мудростью кичась, распространил, прочтя народу?»

Говоря о стихах и духовных трактатах—«Рисолаи» Ахмада Яссави, нужно подчеркнуть одну деталь. Все эти произведения, включая и стихи, он писал исключительно на тюркском языке, пользуясь тюркской письменностью, На этом языке они и получили хождение.

Его стихи в народе называли «божественными хикматами», большинство из них было положено на музыку и исполнялось во всех случаях, будь то радость или горе. Центром распространения этих стихов был город Яссы. Они были на тюркском языке, и Яссы поэтому народ стал называть Туркестаном (городом страны тюрков). Под этим именем город и сейчас значится на картах мира. Он славит не только страну тюрков, но и великого шейха Хазрата Султана—Ахмада Яссави.

Новую страницу в жизнь Туркестана вписал великий Тимур. Так, по его повелению на месте небольшой усыпальницы Ахмада Яссави в 1397—1399 годах был воздвигнут грандиозный мавзолей, одним из его архитекторов стал Ходжа Хасан из Шираза.

Комплекс мавзолея занимает девяносто гектаров. Сам же мавзолей Ахмада Яссави имеет площадь три тысячи квадратных метров. Это огромное продольно-осевое портально-купольное сооружение. Размеры его в плане 46,5 на 65,5 метра. Мавзолей имеет портал шириной около 50 метров, арку пролетом в 18 метров и ряд куполов. К портальному залу усыпальницы примыкает более тридцати пяти помещений. Самый высокий купол мавзолея поднимается на сорок один метр над землей. Толщина наружных стен составляет два метра, а стен центрального зала усыпальницы—три метра.

Это грандиозное сооружение, симметричное в массе и асимметричное в деталях, состоит из восьми групп помещений. Здание построено с таким расчетом, что портал обращен на юго-восток, а боковые фасады—на юго-запад и северо-восток. Центральное помещение усыпальницы перекрыто самым большим из сохранившихся на Востоке кирпичным куполом диаметром 18 метров.

Мавзолей Ахмада Яссави можно сравнить разве что с двумя подобными гигантами—пирамидой Хеопса в Египте и мавзолеем Мумтаз Ханум в Индии, построенным шахом Акробаром в Агре и известным как Тадж-Махал. Поэтому в город Туркестан к усыпальнице святого Ахмада Яссави стекаются тысячи паломников и туристов со всего света. Этот поток усилился после того, как в последние годы здание усыпальницы было реставрировано, а мавзолею возвращены его исторические реликвии.

Интерес представляет и сама легенда о том, как Тимур построил этот мавзолей. Вот она: «После значительных побед над ханами Золотой Орды и подчинения их земель Тимур, чтобы показать местному населению свое расположение, решил взять в жены принцессу, дочь моголистанско-го владетеля Хазыр Ходжа-хана—Тукель Ханым. Для приема невесты и ее родственников по воле Тимура в Самарканде было сооружено место для увеселения—сад «Диль-куш» (радующий сердце). После того, как все было приготовлено к свадьбе, Тимур выехал навстречу невесте. По пути он остановился в урочище Чиназ. Отсюда он выехал в город Яссы, где совершил торжественный «зиарат»—молельный обряд над могилой Хазрата Ахмада Яссави и повелел построить на месте захоронения святого величественный мавзолей».

Об этом же событии мы находим запись в «Зафарнаме» придворного летописца жития Тимура Шарафутдина Али Иазди: «Он (Тимур) соизволил отдать высочайший указ о сооружении здания того благословенного мазара, посему и положил основание куполу, который имел бы внутреннюю окружность в 130 гязов при диаметре почти в 41 гяз и чтобы высота его в окончательном виде соответствовала этим данным». Здесь же была составлена дарственная грамота «Вакуфнаме», в которой перечислялись земли и арыки в окрестностях города Яссы, доходы с которых были определены мазару Хазрата Ходжи Ахмеда Яссави.

И вот, после благословенной молитвы за эмира-правителя, совершенной настоятелем мечети Хазратом Дервишем Али, строители приступили к возведению здания мавзолея, но на второй день обнаружили, что уложенные в здание камни исчезли. Повторив молитву, они вновь приступили к постройке мавзолея. Но и на следующий день уложенные камни исчезли. Муллы и шейхи стали искать причину невиданному чуду, и один из мудрецов сказал: «Уважаемые, земля святого противится нашим усилиям потому, что мы забыли закон предков: прежде чем отдать почести кому-либо, нужно помянуть его учителей. Негоже строить мавзолей Ахмаду Яссави прежде чем мы построим усыпальницу его благословенному учителю Арслан-бабу». Так и сделали. Шейхи и строители поехали в селение Шаульдер (ныне это Кызылкумсий район Чимкентской области) и на месте захоронения святого Арслан-баба построили сагану—прекрасной мавзолей в честь этого святого. Тем самым сделали доброе богоугодное дело. После этого они приступили к возведению мавзолея Ахмада Яссави, и им уже ничто не препятствовало.

Есть еще одна легенда о том, почему была возведена эта величественная усыпальница. В биографии Тимура есть такие строчки: «Когда я собирался в поход против монголов, я пожелал узнать, осуществится ли мое намерение. Я отправился на могилу шейха Яссави и попросил ясновидящего погадать мне. Он вызвал дух святого Яссави, который открыл мне: «Когда во время войны тебе будет грозить опасность, прочитай одно магическое четверостишие, и успех придет к тебе».

Вот это четверостишие:

О могущий ночь темную в день ясный превратить,

А землю всю—в цветник благоухающий;

О могущий вое трудное на белом свете сделать легким—

Пошли мне помощь в предстоящем трудном деле!

Я твердо запомнил эти слова. Во время боя с Кайфаром семьдесят раз прочитал их про себя и одержал блестящую победу».

В благодарность за помощь святого Яссави и была сооружена несравненная усыпальница.

В 1399 году была завершена отделка наружных стен, ребристых куполов. А вот портал достроить не удалось. По велению самаркандской царицы Биби ханым строители мавзолея были сняты для участия в возведении известной ныне на весь мир соборной мечети. На этом строительство усыпальницы и остановилось. Вскоре Тимур завершил свой жизненный путь, и так уж случилось, что скончался он неподалеку от того места, где строил огромный мавзолей. Город Отрар находится всего лишь в тридцати километрах от Туркестана. Портал усыпальницы был завершен в XVI веке в правление бухарского эмира Абдуллахана второго.

По сути дела мавзолей Ахмада Яссави—это памятник самому Тимуру. Тимур повелел сделать на верхней филенке двери, ведущей в усыпальницу шейха Ахмада Яссави, надпись: «Награда Аллаха правоверному—нищий у его двери». Здесь же в мавзолее Ахмада Яссави есть еще одна уникальная деталь, которая прямо указывает на отношение Тимура, на его внимание к этому историческому месту. По его указанию, в центральной части мавзолея, в зале, которая предваряет вход в усыпальницу, был установлен огромный бронзовый казан емкостью в 600 ведер, весом две тонны и диаметром по верху 2 метра 45 сантиметров. Казан был отлит неподалеку от города Туркестана мастером Абд-Ал-Азизом ибн Шарафутдином из Тавриза. Сплав, который был использован при литье этого котла, включал в себя семь металлов: железо, цинк, свинец, олово, медь, серебро и золото.

Если усыпальницу Ахмада Яссави можно сравнивать с другими подобными сооружениями, то вышеописанный казан аналогов не имеет. Он был задуман как ритуальный сосуд для массовых праздников в честь святого. Когда в мечети стекались тысячи молящихся, в казан служители наливали воду из святого колодца, который находился внутри усыпальницы, а затем раздавали ее прихожанам.

У ритуального казана оказалась своя нелегкая судьба.

Не всегда он поил священной водой. После установления в крае советской власти усыпальницу то открывали для посещения, то закрывали, а в 1935 году казан из мавзолея вывезли и установили в ленинградском Эрмитаже. В 1989 году исторический казан вновь обрел свое исконное место под сводами мавзолея Ахмада Яссави. И хочется верить, что он будет здесь стоять до скончания веков, пока будет стоять сам мавзолей Ахмада Яссави.

Может быть, следуя этой доброй примете, возвратятся и пятничные молитвы, которые происходили здесь на протяжении почти восьми веков и традиционно собирали всех тех, кто верил в святость Хазрата Султана, желал получить его благословение и покровительство в своих земных делах. Об одной такой пятничной молитве в усыпальнице святого Ахмада Яссави, виденной в ноябре 1922 года, вспоминает востоковед А. Семенов: «После революции, выдвинувшей другие интересы, в которых на первых порах не нашлось места далекому прошлому, культурные и деловые связи с туркестанской мечетью центра и Ташкента были прекращены. Но мы знали, что там еще временами, когда это было возможно, все же по пятницам происходят зикиры местных дервишей. Они обычно начинаются с утра. Такой зикир нам и удалось видеть в первый день нашего приезда в город Туркестан, совпавший с пятницей. Благодаря хорошей акустике и высоте мечети с прилегающими к ней переходами и комнатами, крики радеющих суфиев были слышны на далеком расстоянии от мечети-усыпальницы. Внешний интерес зикира заключался в том, что это был так называемый «зикир пилы» («зикир и—и ара»). Дервиши сидели на полу у самого михраба, тесным кольцом, и, качая в такт головами, выкрикивали особым образом «Йа, Ху!» (О, Он! То есть Бог). Пир же, молодой человек, и с ним четыре его старших ученика стояли подле михраба за кругом сидящих и распевали стихи из «хикмата» ходжи Ахмада Яссави. В общем, получалась очень своеобразная мелодия, где в аккомпанементе хора слышался могучий звук большой пилы, пилящей дерево. Этого рода зикир имеет, по-видимому, почетную давность».

Кто-то из читателей, может быть, попытается меня упрекнуть в том, что я хочу возродить какой-то шабаш дервишей. Но -ведь мы не выражаем отрицательных эмоций, когда слушаем церковные песнопения в христианских храмах или с интересом наблюдаем за камланием шаманов. Так какое же мы имеем право налагать запрет на радения дервишей, у которых тоже тысячелетняя история? Радения дервишей находили путь к богу, к высшей духовной инстанции, тем самым дервиши общались, говоря сегодняшним языком, с космосом. Не зря раньше на Востоке дервишей называли божьими людьми. И никогда не запрещали им отправлять свои ритуальные молебны, где бы они их ни совершали. Говоря об этом, я не пытаюсь склонить кого-либо к искусственному возрождению ритуала, просто взываю к терпимости.

На одной из таких возрожденных служб в мечети я и присутствовал в декабре 1990 года. Она проходила в комплексе усыпальницы Ахмада Яссави. И глубоко символично, что на этой службе присутствовала делегация ЮНЕСКО (представители из 25 стран), которая находилась здесь по программе «Культурные контакты на маршрутах Великого шелкового пути: «Мир Ахмада Яссави».

После этой благословенной молитвы я прошел в усыпальницу, где под саркофагом находится прах святого, приложил руку к надгробию и испытал огромной силы прилив чудотворной энергии. Я уверен, что это же испытывает каждый, кто с благородной целью посетит город Туркестан и прикоснется к гробнице святого Ахмада Яссави, известного в народе под именем Хазрата Султана, что в переводе значит Султан всех святых!

 

ВЕЛИКИЙ ПИР ИЗ ГИЖДУВАНА

 

Восток богат святыми мудрецами, и каждый по-своему занимает достойное место. Все зависит от пути, по которому шел мудрец в познании духа Всевышнего. Неповторимой была и жизнь великого пира из Гиждувана—Абдалхалика Гиждувани. Ко времени его рождения, а оно свершилось в 1118 году, ислам как религия уже полностью владел умами в большинстве городов и селений Мавераннахра, а Бухара обрела статус признанной столицы последователей пророка Мухаммеда во всем регионе Средней Азии.

Еще большую известность как мировой центр ислама Бухара приобрела, когда отсюда по всем странам Востока пошла слава о великих святых и основателях дервишских орденов, таких как Юсуф Хамадани, Ахмад Яссави и Абдалхалик Гиждувани.

Абдалхалик Гиждувани, а полное имя святого пира— Хаджа Абд аль-Халик Абд ал-Джамил Гиждувани, родился в сугубо религиозной исламской семье. Его отец был имамом мечети в одном из крупных торговых селений бухарского региона—Гиждуван.

Абдалхалик с раннего детства был окружен обрядами и мистикой ислама, уже к девяти годам знал наизусть главную книгу мусульман—Коран. Такая приверженность к священному писанию у мальчика происходила не из требований родителей, а как естественная потребность его развивающегося духа. Уже к десяти годам он принимал активное участие в радениях дервишей, но, пообщавшись с ними около трех лет, мальчик почувствовал, что ему для совершенствования духа в этой среде не хватает истинных знаний. И он покидает родительский дом, уходит в Бухару, которая в то время находилась под властью Караханидов. Эти правители щедро покровительствовали суннитскому правоверному исламу.

В этот период в Бухаре активно строились мечети и медресе—учебные заведения. В городе было много обширных библиотек, где хранились редкие рукописи на арабском, персидском, тюркском, уйгурском языках—по истории, исламским наукам, литературе, философии, астрономии, медицине, по целому ряду точных наук. Абдалхалик с жадностью окунулся в мир книг, в мир познания. В то же время не прерывал своей дружбы с дервишами и молодыми суфиями.

К 22 годам своей жизни, несмотря на свой юный возраст, Абдалхалик Гиждувани прослыл в Бухаре как известный богослов, целиком посвятивший себя этому богоугодному делу. Здесь, в Бухаре, он встречается со знаменитым на весь Восток шейхом Абу Иа'кубом Юсуфом ал-Хамадани и вскоре становится его самым любимым учеником. Шейх сразу же обратил внимание на талантливого юношу, ввел Абдалхалика в братство суфиев, посвятив его в звание шейха и пира. В это же время учеником Юсуфа Хамадани также был и знаменитый суфи—Ахмад Яссави.

После смерти в 1140 году знаменитого шейха его первым наибом—преемником стал Ахмад Яссави, но вскоре он вернулся в Яссы—Туркестан и ушел в отшельники, а вторым наибом—преемником Юсуфа Хамадани был Абдалхалик Гиждувани. С этого времени и начинается его активная деятельность как основателя самостоятельной среднеазиатской школы мистицизма—«ходжагон», учение которой и заложило основы создания всемирно известного дервишского ордена «Накшбандия».

Как символ духовной власти, молодому наибу Абдал-халику Гиждувани передаются священные четки—тасбих, ранее принадлежавшие великому пиру Юсуфу Хамадани. Эти святые четки стали предметом особого поклонения в братстве дервишей, поскольку они несли на себе баракку— символ произношения божественных имен святым шейхом еще при его жизни.

Эти священные четки—тасбих—Юсуф Хамадани принес с собой как реликвию после первого хаджа в Мекку (а он в этот святой город пешим из Бухары за свою жизнь ходил 38 раз). Как большую святыню своего учителя и пира Абдалхалик содержал эти четки в особом ящике, под охраной особого стража шейх-ас-Сибха.

В Бухаре, как и в других городах исламского Востока, в те годы много возникало новых школ мистицизма.

Однако братство, основанное Абдалхаликом Гиждувани, выделялось своей строгостью и приверженностью чистоте ислама.

Молодой шейх в общине братьев суфиев стал выступать с позиции истинно правоверного мусульманина, хотя и занятого мистико-аскетической практикой, но с обязательным исполнением предписаний шариата, сунны Пророка и отрицанием всех предосудительных новшеств суфизма. Абдалхалик призвал членов своего братства к добровольной бедности, отказу от мирских наслаждений и строгому аскетизму, а также выступал против поступления членов братства на государственную службу.

Настоятель братства счел необходимым, чтобы суфи полностью отошли от мирских дел и не соблазнялись сладостной жизнью отдельных особенно богатых членов общества. Абдалхалик Гиждувани даже ввел обязательное безбрачие для членов своего братства.

В одну из ночей, когда мусульмане отмечали великий хаит, Абдалхалику явился святой Хызыр и научил молодого шейха тайному священнодейству—молчаливому зикру. Святой дух пояснил молодому пиру, что Аллаху угодно истинно духовное отправление ритуала прославления Господа миров, а не шумная мистерия. Во время этого чудодейственного видения Хызыр назвал Абдалхалика Гиждувани своим нареченным сыном.

Так с благословения святого Хызыра аль-Гиждувани впервые в практику дервишских орденов вводит ритуал молчаливого зикра—духовного прославления Господа миров через подключение внутреннего сознания к своему духу, посредством многократного упоминания имени Аллаха.

Осуществляя таинство зикра, молящиеся дервиши по указанию своего пира аль-Гиждувани должны были в обязательном порядке руководствоваться тремя указаниями пророка Мухаммеда, сделанными им на этот счет в Коране:

«О те, которые уверовали! Вспоминайте Аллаха частым упоминанием и прославляйте Его утром и вечером!» (Сура 33, аят 41/42); «Не говори ни о чем: «Я это сделаю завтра» без того, что пожелает Аллах, и вспомни твоего Господа, когда ты забудешь, и скажи: «Может быть, ведет меня мой Господь к более близкому, чем это, по прямоте» (Сура 18, аят 23/24).

«Те, которые уверовали, и сердца которых успокаиваются в поминании Аллаха,—о да! ведь поминанием Аллаха успокаиваются сердца,—те, которые уверовали и делали благое,—им благо и хорошее пристанище» (Сура 13, аят 28).

Во всех суфийских орденах, с момента возникновения, зикр считался столпом, на котором зиждется весь мистический путь, поскольку регулярное отправление зикра приводило «Путника» в состояние приближения к Богу и погруженности в него. Это приводило ищущего суфи к ускорению постижения божественной сущности.

К чести аль-Гиждувани, он первым из суфиев понял важность обязательного отправления этого духовного тайного ритуала, который прочно соединял дух молящегося с духом Аллаха.

В дальнейшем с развитием суфийских братств это нововведение аль-Гиждувани в отправлении зикра превращается в сложный обряд, положения которого тщательно регламентируются в соответствующих наставлениях, сделанных Абдалхаликом Гиждувани.

В этих наставлениях шейх предписывал, что перед отправлением зикра молящемуся необходимо овладеть особым ритмизированным движением тела, знать регламентированную позу (джалса), уметь осуществлять особый контроль за дыханием (хабс ан-нафе, хабс-и дам) на выдохе-вдохе с целью концентрации сознания и координирования движений тела с повторением формулы зикра. Это впоследствии и стало главной отличительной стороной суфийского братства «Накшбандиев» школы «Ходжагон», а затем и иных мусульманских общин.

Если обратиться к истории отправления зикра ко времени вступления Абдалхалика аль-Гиждувани к руководству суфийским братством в Бухаре, то в ту пору в исламском мире соблюдалось два вида этого ритуала; индивидуальный или личный зикр, отправляемый уединенно в хиджре— келье, с покрытой головой, громким голосом или шепотом; и коллективный зикр, отправляемый громко вслух на совместном собрании общины (обычно ночью с четверга на пятницу) или во время радения (сама, хадра—«присутствие», имеется в виду Пророк).

Считалось, что громкогласный зикр—это наиболее рациональный путь обращения молящегося суфи к духу Аллаха, и что произнося вслух имя Всевышнего, дервиш тем самым гарантирует себе прочную связь с Господом миров.

В отдельных братствах для того, чтобы способствовать быстрому вхождению суфия в состояние экстатического транса допускали применение «стимуляторов»: кофе, горячительные напитки и наркотики. А также с этой целью применялись: музыка, танец для энергичной смены ритма и частоты дыхания, положения тела—все служило единой цели—концентрация внимания на многократном, порой доходящего до десятков тысяч раз повторении имени Аллаха.

Абдалхалик аль-Гиждувани под влиянием явившегося ему святого Хызыра привнес в мировую практику братств суфиев новый вид отправления этого духовного ритуала: тихий или тайный зикр общения с Аллахом—хафи. Истинность смысла отправления этого зикра наиболее доступно объяснена в наставлениях братства Накшбандиев. Вот что в нем предписывается молящемуся, приступающему к отправлению этого священнодействия:

«Язык нужно прижать к нёбу, крепко сжать губы и зубы и задержать дыхание. Начав со слов «ла», его следует затем направить вверх из кишечника в мозг и, как только оно попадает в мозг, нужно произнести «илаха», повернув голову к правому плечу, и «Илла-л-лах», повернув ее влево, а затем направить его энергию в сторону сердца, через которое оно продолжит свой путь по всему телу. Фраза «Мухаммад расул Аллах» требует наклона слева направо, после чего следует мысленный текст: «Боже мой, Ты—мое стремленье, и быть угодным Тебе—моя цель».

Вводя тихий зикр в практику своего братства, аль-Гиждувани подчеркивал, что «Вера в Аллаха не есть звук духа молящегося». Вводя это новшество, в практику своего братства, ал-Гиждувани опирался на священное писание Коран, где даны четкие указания правил отправления ритуала обращений к Аллаху:

«Скажи: «Признавайте Аллаха, или признавайте Милосердного», как бы вы не звали, у Него самые лучшие имена. Не произноси громко своей молитвы, но и не шепчи ее, а иди по пути между этим» (Сура 17, аят ПО).

Для членов своего братства с целью объяснения тихого зикра Абдалхалик аль-Гиждувани ввел восемь основных правил упражнений этой тарики.

1.  Иадкард—поминовение или совершение поминаний, вслух или про себя. Всегда повторяй предписанный тебе зикр так, чтобы ты мог сподобиться видений райского блаженства.

2.  Базгашт—стеснение.  Зикр,  повторяющий наизусть «благословенную фразу»  :  («Кто желает величия, то у Аллаха все—величие; к Нему восходит слово доброе и дело благое, которое Он возвышает. А те, что ухищряются в злых деяниях, им—сильное наказание; а хитрость этих пропадает даром» (Сура 35, И), должен чередовать ее с такими выражениями, как «Боже мой, ты моя цель, и стремление мое направлено к тому, чтобы ты был удовлетворен мною», дабы не дать рассеиваться мыслям.

3.  Нигахдашт—бдительность, дабы не было блуждающих, рассеянных мыслей при повторении «благословенной фразы».

4.  Йаддашт—воспоминание, концентрация внимания на божественном присутствии во время отправления зикра, видения, предвидение, интуитивное предчувствие или восприятие без использования внешних средств.

5.  Хуш дар дам—осознанное дыхание. Приемы контроля дыхания.

6.  Сафар дар ватан—путешествие по своей стране. Это внутреннее путешествие, движение от качеств, достойных порицания, к качествам, достойным похвалы: видения и откровения сокрытых сторон формулой воли веры, выраженной формулой «Ла влаха илла Аллаху ва Мухаммадун расул Алахи» («Нет никакого божества кроме Аллаха, а Мухаммед—посланник Аллаха»).

7.  Назар бар кадам—наблюдение за шагами. Да будет идущий мистическим путем (салик) всегда начеку во время путешествия, независимо от того, через какую страну он проходит, дабы не спускать глаз с цели путешествия.

8.  Халават дар анджуман—одиночество на людях. Путешествие салика хотя внешне и совершается в мире, но внутренне оно с Богом. Руководители тарики говорили: «В этой тарике единение—в толпе (собрании), а разъединение—в одиночестве (халва)». Обычные еженедельные радения с отправлением зикра были коллективными.

Эти восемь священных правил, установленных для своего братства аль-Гиждувани, впоследствии легли в основу ордена «Накшбандия», утвержденным шейхом Бахаудди-ном Накшбанди, который к восьми правилам шейха аль-Гиждувани добавил еще три своих.

9.  Вакуф-и замани—остановка на времени. Контроль за тем, как человек проводит свое время: если праведно, пусть будет благодарен, а если не праведно, пусть просит прощения в зависимости от тяжести (содеянного), ибо «поистине добрые дела праведников—прегрешение для тех, кто близок (к Богу)».

10.  Вакуф-и'адади—остановка на числе. Проверка, был ли зикр, читаемый про себя, повторен требуемое количество раз, с учетом того, что мысли могут рассеиваться.

11.  Вакуф-и калби—остановка на сердце.  Создавать мысленно картину сердца с запечатленным в нем именем Бога, чтобы подчеркнуть, что в сердце нет другой цели, кроме Бога.

Этими правилами отправления зикра руководствовались все члены дервишского ордена «Накшбандия» в течение последних пяти веков, в тех странах, где этот орден людей божьих есть и сейчас, там они до сих пор ежедневно придерживаются наставлений своих учителей: Великого пира аль-Гиждувани и Хазрата Бахауддина Накшбанди. Но Абдалхалик аль-Гиждувани прославился в мире не только тем, что разработал восемь этих весьма важных и основополагающих для суфиев правил жития, а прежде всего тем, что написал ряд книг по духовной исламской этике. Он своими трудами значительно расширил толкование ранее изложенных правил поведения суфиев, а также значительно углубил все эти понятия. До нас дошли через восемьсот лет его труды: «Рисала-йн тарикот», «Рисала-ий Сахабийа», «Васийа-наме», и «Зикр-и ал Халик Гиждувани».

Это уникальные по богатству духовной мысли сочинения человека, который не понаслышке знал, что такое истинный путь к Богу, а сам его прошел с честью и достоинством, достигнув предела высшей святости, какой может постигнуть только смертный человек.

Его духовные произведения читаешь как всеобъемлющую божественную молитву; читая, проникаешься его духовными мыслями и сам становишься чище и благороднее. Такие чистые по смыслу и богатые по святости труды мог писать человек, только искренне веривший в то, что придет время и божественная чистота в людях победит. Побыть наедине с мыслями Абдалхалика аль-Гиждувани—это значит, пообщаться с духовно богатым святым человеком, хорошо знавшим дорогу своего духа к Господу миров.

Вот как аль-Гиждувани наставлял членов своего братства: «О воздержании и об условиях его достижения: суть воздержания состоит в отказе от слов и деяний, которые противоречат тому, что одобрено Господом Всевеликим и Всесильным. Но к этому подступиться сознательно может не каждый, а лишь тот, кто неустанно стремится к этому, лишь только тому открывается свет истины, который снимает с души человека завесу неведения и дарует ему откровение созерцания истины. Такое прозрение достигается не в результате доводов, исходящих от разума, а сосредоточением всех устремлений души на желании достичь этой заветной цели. В лучах этого восходящего солнца истины улетучиваются присущие человеку эгоистические и корыстные свойства. И в то же время: «Бели же тот, кто совершал предосудительные поступки, раскаивался в содеянном, его добрые дела на нет сводят его греховность».

В то же время святой ишан ставит перед своим учеником вопрос: «Что же такое чистосердечное раскаяние?» Аль-Гиждувани подразделяет это состояние на три признака:

Первое—исключение всего предосудительного;

второе—постоянное покаяние;

третье—постоянно  преследовать  цель,  не  совершать прегрешений. Необходимо с молодых лет вступать на путь покаяния.

Тема покаяния, пока жив человек, во все времена для него является злободневной. Ибо человек в своем развитии не последовал указаниям Создателя, а в своих поступках больше удовлетворяет свою плоть, а не дух. Особенно это злободневно стало в наше время—время безудержного потребительства, время перекладывания усилий заботы о своем теле на других за счет технизации. В силу этого теряются лучшие человеческие природные качества: труд на благо тела и души. Человек в этих условиях становится рабом своих желаний, совершает массу предосудительного и покаяние для него единственный путь уйти от черты греховности, встать на путь, указанный человеку Всевышним при его сотворении.

Следующая тема, которую освещает в своих произведениях аль-Гиждувани, это «О необходимости мюриду иметь шейха-наставника».

Склонность к духовному учению объясняется как «сердечное влечение», которое не является свойством, присущим природе человека, а исходит от блеска лучей приверженности истине достославной и всевышней, то есть «Приверженность к духовному пути—это качество сущности истины».

Душа раба божьего только тогда озаряется блеском истины, когда отражение луча склонности проникает в его сердце. В обретении этого необходимого свойства прежде всего рекомендуется поступить на службу шейху и всеми помыслами следовать его идеям. Наличие духовного наставника представлено как обязательное условие в прохождении пути духовного совершенствования и достижения истины.

Указывается, что учителем у пророка Мусы (Моисея) и у пророка Мухаммеда был сам Аллах. Он их наставлял на путь праведный, учил постигать истинное и отвергать ложное.

Человек, пытающийся пройти путь постижения божественной истины в одиночку, неминуемо оказывается на путаном и неправедном пути и тут же попадает под власть дьяволов и джиннов, он, как правило, впадает в сомнения и заблуждается и, наконец, гибнет. Мюрид сравнивается с яйцом, из которого может вывестись птенец, только если его высидит птица—мюршид, т. е. опытный наставник.

Знал бы аль-Гиждувани, что через восемь веков после этих наставлений на его земле будут жить предки, у которых память отшибло начисто. Потому что с раннего детства почти ни у кого из идущих по жизни нет учителей, каждый бредет как может. Путь обособленности—это характерный путь нашего поколения. Да, честно говоря, нет и истинных наставников, кому бы можно было довериться, и поэтому, следуя словам святого, мы все неминуемо попадаем «во власть дьяволов и джиннов», а также в сплошные заблуждения. И не только отдельные люди, но и общество в целом попало в заблуждение!

Что ж! Все хотим идти своим непроторенным путем, а на поверку получается, что заходим в тупик. Причем это характерно не только для стран так называемого бывшего «социалистического выбора пути», но и для Запада. Там тоже давно позабыто, что такое хороший учитель и наставник. Наставники и учителя есть и там, только—по сексу, наркотикам, убийствам. От этого западное общество, хотя экономически сильнее, но духовно ничуть не ушло дальше нашего, если не находится в худшем состоянии. Я это говорю потому, что мы очнулись от глубокой бездуховности, и если нам найти хороших учителей, души наши еще чисты и желают познать истину, значит, не все потеряно, общество еще выздоровеет! В этом деле несомненно сыграют свою высокую роль и такие Вселенские Учителя, как аль-Гиждувани!

В книгах великого Пира должное место отводится тому, как мюрид должен выполнять свои послушнические обязанности, даются наставления относительно совершенствования зикра и видения, соответствующие очищению образа жизни. Зикр определяется как завещание любви ко Всевышнему. Чем больше любви мюрид испытывает к Богу, тем чаще он совершает зикр. Шейх аль-Гиждувани считает, что мюрид должен беспрестанно поминать Господа Бога. По правилам братства зикр должен производиться «языком сердца», ибо сердце всегда искренне. На пути послушания аль-Гиждувани установил пять этапов духовного совершенствования:

первый этап—особая покорность духу и воле Аллаха;

второй—завоевание права на приобретение истины, божественная сущность которой непостижима, если человек не представляет себе, какая субстанция лежит в ее основе;

третий—обретение привязанности к аскетизму, презрение к земным благам;

четвертый—познание наук от святого шейха, источником которой всегда пребывает Аллах, а объектами извечной науки, делающими ее полезной, являются сердце и душа пророка;

пятый—обретение блаженства как самой крупной жемчужины в море тариката.

Сколько мудрости и неторопливости в этих наставлениях для каждого человека. Мы на сегодняшний день отвыкли вглядываться в свою душу, даже не знаем, что такое покорность духу и воле Бога, ибо ни одним своим поступком, ни одним своим действием не становились на этот так необходимый каждому человеку путь. И не обязательно для этого становиться послушником, суфи, дервишем, мы к этому сегодня уже непригодны, но встать на путь постижения божественной истины долг каждого человека, ибо человек сам по себе суть божественная, но по собственному незнанию и невежеству слепая.

Шейх аль-Гиждувани предписывает каждому вставшему на путь самосовершенствования «отвернуться от дел сего мира и целиком начать заниматься поиском света истины», а для этого необходимо в первую очередь подавить в себе все страсти и полностью отойти от бренного мира, контролировать и знать свои помыслы. Ибо Бог заложил в помыслы человека четыре разновидности свойств: не видимых, не слышимых и не ощутимых. Первое—это божественные помыслы, заключают в себе предостережения человеку в беспечности; второе—признание помыслов ангельских, побуждающих человека к повиновению; третье—признаки помыслов чувственных, возникающих от похоти; четвертое—признак помыслов дьявольских, появляющихся от греховных привычек.

Шейх поучал своих приверженцев в том смысле, что для достижения похвальных помыслов необходимо «внутреннее омовение, состоящее в том, чтобы глаза были чисты от созерцания недозволенного, язык был свободен от произнесения злословия и лжи, уши глухи к запретным звукам, руки чисты от принятия чего-либо неподобающего по шариату».

В конце наставлений послушнику аль-Гиждувани считает необходимым дать пояснения, что такое страсть. Страсть, по его мнению, обладает четырьмя свойствами: радость, спокойствие, достоинство и вкус. «Каждый путник, который возвысился над этими четырьмя качествами, обретает избавление от страсти». А также шейх дает ответ на вопрос, что такое искренняя привязанность.

Суть ее состоит в том, что «путником» должно владеть одно стремление к служению Богу, в чем он не должен испытывать сомнений и колебаний.

И самый главный вопрос, которого в своих произведениях касается аль-Гиждувани, это «здоровье сердца». Это понятие, прежде всего, связывается с отсутствием стремления к выгоде. Для раскрытия его приводится предание, возводимое к пророку Ибрахиму и хадис с изречениями пророка Мухаммеда: «В жилище бытия человек является куском мяса. Если тот кусок мяса приходит к благочестию, вся плоть приходит к благочестию, если же к разврату, все члены приступают к разврату. Тем куском мяса является сердце».

Так что сердце человеческое—вместилище всего того, что движет человеческими поступками. Мы же сегодня воспитанием своего сердца вообще не занимаемся. Мы вообще не знаем, где у нас находятся какие органы чувств, имеется в виду не физиологических, а душевных чувств.

Удивительно, в связи с этим, как глубоко и точно характеризует аль-Гиждувани такие категории чувств человека, как терпение и довольство. Терпение определяется как тюрьма страсти. Избранниками Бога могут быть только люди терпеливые, довольные судьбой. Терпение должно проявляться в том, чтобы не реагировать на беспокойства со стороны людей, не разговаривать с ними, беседовать только с Богом, не выражать даже внутренне противоречий. Таких людей Бог привлекает к себе и «похищает» его неосведомленность. Довольство должно проявляться в том, что какие бы беды ни исходили от истины, послушник должен быть ими доволен и не противиться приносимому ему вреду, а если он к тому же проявляет старания в сторону воздержания от похотей и умерщвления плоти, достигая, наконец, ступени «постижения помыслов», то неизменно он получает дар, который состоит в том, что «его отнимают у него самого». В результате Бог «тело его приготовляет к услужению себе, а сокровенный мир его украшает познанием себя, сердце его озаряет любовью к себе».

Постигнуть это трудно, а достигнуть еще тяжелее. И тем не менее были люди, которым Бог в награду за их терпение и трудный пройденный путь к познанию истины, вознаградил щедро, говоря словами аль-Гиждувани, «украшал познанием себя», и в первую очередь к таким людям, познавшим Бога, со всей строгостью можно отнести самого святого Абдалхалика аль-Гиждувани, примером этого служит его жизнь и мудрые духовные наставления.

И в заключение хочется привести определение, данное аль-Гиждувани познанию: «Шариат—называется правильным путем, или судном; тарикат—это движение по этому пути, или море, по которому плывет судно, а хакикат—это достижение цели, или жемчужина в море тариката».

Абдалхалик аль-Гиждувани прожил на белом свете 95 лет, чуть меньше своего учителя Юсуфа Хамадани, который ушел из жизни в 98 лет. Годом смерти аль-Гиждувани считается 1220-й. Он был достойным халифа своего учителя Юсуфа Хамадани. Во многом развил его духовное учение, ввел молчаливый, тихий зикр, сформулировал восемь правил, лежащих в основе тарикат алхваджаган—название, под которым в мировой исламской литературе значится духовная цепочка—силсиля дервишского ордена «Накшбандия».

Хотя этот всемирно известный дервишский орден носит имя его великого последователя Бахауддина Накшбанди, но атрибутика силсиля (духовной цепочки) начинается именно с основателя этого братства Абдалхалика аль-Гиждувани. От аль-Гиждувани идет следующая духовная преемственность:

Ариф Ривгари—скончался в 1259 году;

Азизан Али ар-Ромитани—скончался в 1321 году;

Мухаммад Баба ас-Самаси—скончался в 1354 году;

Амир Сеид Кулал аль-Бухари—скончался в 1371 году;

Мухаммад Бахауддин Накшбанди—скончался в 1389 году.

Дервишский орден «Накшбандия», основанный духовным учителем Абдалхаликом аль-Гиждувани более чем восемьсот лет тому назад, несмотря на разрушительное воздействие времени, так и не утратил печати гения своего создателя и чистоты отправления ритуалов.

Есть еще один труд, принадлежащий перу Абдалхалика аль-Гиждувани, который поставил его имя в ряды самых знаменитых исламских святых. Это его духовное завещание, адресованное приемному сыну Ходжа Аулия Кабиру. Завещание было очень популярным на протяжении восьми веков у всех суфиев исламского мира, не утратило оно своей духовной значимости и в наши дни. Текст этого завещания полностью или частично приводится во многих рукописных и печатных книгах по исламу. Вот его содержание:

«Завещаю тебе, сын мой, иметь твердую веру во Всевышнего Бога, повиноваться Его предписаниям, служить в исполнении обязанностей по заповедям, которые Господь возложил на твою душу, по заповедям (суннам) посланника Мухаммеда, исполнять обязанности по отношению к родителям и всем шейхам «тариката» и «шариата», дабы Господь доволен был тобою. Храни заповеди Божьи, дабы и тебе хранил Аллах. Имей страх перед Господом—все, что тайно и явно входит в твое сердце, Ему известно и в день страшного суда с тебя спросят отчет. Не успокаивай себя тем, что можно что-нибудь скрыть от Аллаха, в греховной страсти самомнения не будь таким, чтобы не подпасть тебе под гнев Аллаха. Надейся крепко только на Господа, не теряй надежды на Него, уповай на Него во всех делах твоих и живи между страхом и надеждой. Не заботься о пропитании на завтрашний день, потому что, когда наступит этот день, Господь пошлет тебе дневное пропитание. Верь в обещание Аллаха давать насущное пропитание, потому что Он милостивый Поручитель перед всеми тварями за их дневное пропитание. То дневное пропитание, которое определено тебе, стараниями и трудами твоими не увеличится.

Не бросай чтения Корана ни днем, ни ночью, явно и тайно, горя огнем сердечного желания постигнуть умом и размышлением смысл его; читай с плачем. Во всех делах возвращайся к Корану, потому что он завет Аллаха с людьми. Не приступай к делам без науки. Постоянно стремись к изучению науки законоведения и хадисов, дабы тебе быть знающим в предписаниях веры. Необходимо жить тебе по суннату и по учению школы. Ступай по пути сунната. Все, что сведет тебя с этого пути, есть противоречие и вред суннату и школе. Удаляйся от невежественных суфиев, оберегай себя от них: они омрачают сердце. Беги с растилища еретических учителей—они причина падения веры. Избегай сообщества мирских мужчин, женщин и юношей, раскола учителей, богатых и черни—они грабители веры и разбойники на пути ее. Беги от дружеской связи с мирскими людьми, как бежишь от тигра, а пребывай в уединении и удалении от них, дабы вера твоя не загрязнилась. Не обращайся к мирским людям ни с каким вопросом, не враждуй с ними и не судись. Будь более доволен беседою дервишей, нежели беседою с мирскими людьми. Не гордись похвалами людей и не огорчайся осуждениями их—следуй, чтобы в твоих глазах это имело одну цену.

Не возлагай на себя обязанностей имама и муэдзина. Не старайся быть старшим и главенствовать, ибо каждый, кто ищет главенство, не найдет освобождения. Не обязывай себя кабальными записями; не присутствуй на беседах казиев и правителей; удаляйся от опекунства над сиротами. Не основывай ханаки и не живи в ханаке, чтобы избавиться тебе от начальствования. Уважай ученых, служи шейхам своим имуществом, телом и душою, и будь полон осторожности, чтобы не прогневить их. Вступив на путь тариката, следуя по стопам ученых и подражая им, не отрицай учений ученых людей и шейхов, если они не противоречат шариату. Долго не сиди на радениях, потому что это развивает лицемерие и убивает сердце (способное произносить зикр); но не отрицай радений—если тебе не дано способности к восприятию этого, то, может быть, найдется разряд людей, которым следует слушать их; может быть, у них страсти умерли, а сердца живы. Но у кого страсти не доведены до совершенства (т. е. не подчинены), тому слушать радения греховно.

Бели сердце твое обретет покой, взор (духовный) твой не будет рассеян. Пока сможешь—не женись, потому что, если вступишь в брак, подпадешь искушениям мира, а в этом смерть вере. В случае, если в страстях своих заметишь движение к похоти, воздерживайся, ибо воздержание есть укрощение страстей. В бедности имей образ чистоты и будь воздержан. Не надейся ни на кого из людей и не ищи у них дружбы, а будь с Аллахом. Не имей ни к какой твари склонности и привязанности, потому что в конце концов ты будешь отторгнут от них. Все, что приносит тебе пользы (духовной), не привязывай к тому сердца, потому что Пророк сказал: «Самый лучший человек из мусульман тот, который отрицает того, что не приносит пользы». Совершай служение Аллаху в тайне, больше плачь о грехах и чаще раскаивайся. Будь занят постом и намазами—это самое лучшее служение Аллаху. По ночам больше совершай намазов, а днем постись. Переноси унижения, потому что Пророк сказал: «Кто переносит унижение ради Аллаха, место и достоинство того будут возвышены Аллахом». Все, что дает тебе Аллах ежедневно, ты должен расходовать по пути Аллаха, а зависть и скупость прогонять—скупец и завистник достойны адского огня. Воздерживайся громко смеяться, потому что громкий смех убивает сердце, ввергает в беспечность. Пророк сказал: «Бели бы вы знали все то, что я знаю о положении и жестокости будущего мира, вы всегда бы меньше смеялись и больше плакали». Вкушай чистый кусок, потому что чистая пища есть ключ к исполнению всех обязанностей по отношению к Аллаху. Нечистому же не поддавайся, дабы не впасть тебе в огонь ада. Не пей и не ешь много, говори меньше, если в том не будет нужды. Не спи, пока сон не одолеет тебя. Не украшай свою наружность, потому что внешнее украшение происходит от потери внутреннего достоинства. Носи чистую одежду. Больше путешествуй, чтобы шипы твоих страстей стали виднее для тебя. Пророк предписал: «Путешествуй, чтобы обрести здоровье и обогащение». Будь доброжелателен ко всем людям и тварям и имей приятный нрав по отношению ко всем людям, хорошим и дурным, щедрым и милостивым, ко всему сотворенному, смотри взором благодарности на отца и мать, на великих и малых.

Следует, чтобы сердце твое было печально, тело твое слабо и немощно, глаза плачущи, дело твое свободно от лицемерия, одежда ветха, сердце чисто, товарищи твои — дервиши, дом—мечеть, основание—наука веры, украшение—воздержание от благ мира, друг—память об Аллахе. Следует, чтобы ты не дружил и не братался с тем, кто не обладает следующими пятью качествами: не предпочитает дервишество богатству, науку невежеству, низшее место почетному, не отдает себе отчета в своих делах—тайных и явных и не помнит о смерти. От настоящего мира отвращай лицо к вечному миру. Нужно, чтобы мир и его прелести тебя не обманули, ибо мир есть обман и несправедливость. Кто привяжет к миру свое сердце, к тому он привяжется, кто отрицает мир, от того и мир отрицается. Так как в этом мире нет постоянства и устойчивости, то будет подобен здесь бедному страннику, приступившему к путешествию в тот мир»*. (* Перевод В. Веткина. Из сочинений Мухаммеда Бин Ахмада «Масляк-аль-Арифин»)

Много великих за всю историю человечества оставляли свои завещания потомкам, но наставление Абдалхалика аль-Гиждувани одно из самых духовно насыщенных. В наше беспокойное время оно активно побуждает нас к поиску божественной истины, которую когда-то открыл для себя Абдалхалик аль-Гиждувани—мудрец из священной и благородной Бухары, чья жизнь сегодня стала притягательным примером не только для мусульман Востока, но и для всех тех, кто встал на путь познания высшего духа природы—Бога.

 

ЗАГАДОЧНЫЙ ШО-НАСИР-И ХОСРОВ

 

Один из самых загадочных и великих людей горного Таджикистана, чье имя и святость дошли в преданиях народа до наших дней из глубины старины,—это солнцеподоб-ный Шо-Насир-и Хосров. Пройденный им путь—наглядный пример тому, что может сделать судьба с человеком всего лишь за одну прожитую жизнь.

Скромный, пытливый юноша из далекого горного селения, приближенный царедворец грозного хана, путешественник, поэт, мыслитель, духовный глава исмаилитов одной из двенадцати частей земли, великий Худжжат, и все это один человек—Насир-и Хосров. Вот уже на протяжении более чем девяти веков говорят и пишут о нем с восхищением и удивлением во многих странах мира. Выходили раньше, и теперь выходят книги о Насире-и Хосрове в Индии, Турции, Германии, Англии и в других странах. Настало время, чтобы об этом святом сказали правдивое слово у него на родине.

Шо—так величественно назывался правитель одного из горных царств на Памире. Этого превосходного титула был в свое время удостоен Насир-и Хосров, полное имя которого Абу Му'ин Насир-и Хосров аль-Кубадийани аль-Мар-вази. Насир-и Хосров родился в месяце зу-лька'да 394 года хиджры, т. е. между 20 августа и 19 сентября 1004 года в Кубадияне—небольшом городке области Хутталян в семье знатного и зажиточного дехканина.

По описанию одного из путешественников, в то время посетившего родной город Насира-и Хосрова, Кубадиян был «в цветущих садах и самой процветающей местностью во всей области». Сейчас развалины древнего Кубадияна находятся в Шаартузском районе Таджикистана у слияния рек Кафирниган и Пяндж.

Известно, что генеалогия рода Насира-и Хосрова своими корнями уходит к роду Али, четвертого великого халифа. Но сам Насир-и Хосров своего отношения к роду сеидов особенно не выпячивал, о чем мы находим подтверждение в его стихах:

(¹ Подстрочные переводы сделаны автором книги.)

 

Родители Насира-и Хосрова, заботясь о том, чтобы их смышленый сын получил достойное образование, отправили свое чадо на обучение в Балх, который был второй столицей Хорасана. Здесь юноша Насир-и Хосров за несколько лет постиг всю мудрость тех книг, что были в библиотеках и хранилищах этого просвещенного по тем временам города. Вот как об этом городе позже отзывался в стихах зрелый Насир-и Хосров, когда его любимый город попал в руки непросвещенных правителей-кочевников.

Домом мудрости был Балх, а теперь дом ее разрушен и лишен счастья. Если был Хорасан царством Соломона, то теперь он стал царством проклятого дива.

Что такое святой человек? Это значит—просветленный, наполненный божественным светом и знаниями, что породило человечество. Если взять святых, что предшествовали Насиру-и Хосрову на Востоке, это египетский святой Гермес Трисмигист, образованнейший человек, давший людям письменность, науки и искусство, был автором таинственных, так называемых герметических книг; или взять святого той же эпохи Ахмада Яссави, который тоже был образованнейшим человеком своего времени, хотя и закончил свою жизнь в келье отшельника.

Зная истинный дух божественной святости и знаниям, Насир-и Хосров настоятельно направлял молодежь к знаниям:

Укрась себя знаньем, потому что некрасив

тот, кто украшен только парчой.

От отсутствия знания и покорности богу твоя душа слаба и нага.

Стремись к знанию и покрой эту слабую наготу.

Ищи знания и мудрости, если ты ищешь радости,

И тогда на ветвях знания и мудрости ты с радостью найдешь спелые плоды.

Поэт, философ, мыслитель, святой оставил после себя целую сокровищницу знаний: «Сафар-намэ»—книгу о своих исключительно ценных, уникальных впечатлениях о хадже в святую Мекку; «Джами» или «хикматани»—философский диван (сборник стихов); поэмы «Раушенаи-намэ» (книга просвещения) и «Сеадет-намэ» (книга счастья); прозаические произведения на духовную тему—«Зад-аль-муса-фирин» (Путевой припас путников) и «Ваджх-и-дин» (лик веры).

Внешне привлекательный, он обладал исключительно крепким телосложением, был высок, строен, румян, черноволос, да к тому же обладал умным, пытливым взглядом. Все это, плюс знания, да знатное происхождение из рода сеидов позволило ему без особого труда поступить на службу при дворе правителя Хорасана Махмуда Газнави. Султан Махмуд был сильный и грозный правитель, и не случайно в эпоху его правления был придуман такой хадис:

«Хорасан—колчан Аллаха, когда он прогневается на какой-нибудь народ, он вынимает из этого колчана стрелу и пускает ее в этот народ».

Газневиды за свои сорок лет правления немало совершили успешных походов в другие страны и возвращались оттуда с хорошей добычей. Поэтому жизнь при дворе была пышной, богато обставленной.

Хотя столицей государства считался город Газна, султан Махмуд, а затем его сын султан Масгуд, предпочитали зимние месяцы проводить в Балхе. И по этой причине двор султана содержался и в Газне, и в Балхе.

Первые годы Насир-и Хосров служил султану Махмуду в должности дибира—финансового чиновника, а затем, когда умер старый султан и на престол взошел его сын Масгуд, то благодаря своему веселому нраву, остроумию, поэтическому таланту Насир-и Хосров стал приближенным молодого султана, везде сопровождал его, участвовал в попойках. Об этом он откровенно пишет в своих стихах:

Рукой я доставал до луны, потому что никогда

не брал без меня эмир в руки кубок.

В присутствии визира, благодаря моей

важности и значению, знай,

эмир всегда обращался ко мне: «Дорогой ходжа».

Но это было отношение к жизни и бравирование молодого, еще не сформировавшегося Насира-и Хосрова. А вот его оценка своего поведения за тот же период, но уже в зрелом возрасте—в одной из касад он с иронией говорит, что в юности «выбежал, как осел весной на зеленую лужайку», и стал хвалиться, что ему нет равного—он изящный придворный, и поэт, и дибир. Он ждал подачек от богачей, не помогал, бедным родственникам и соседям, писал пустые и глупые стихи. Обращаясь к себе с упреком, он пишет:

Ты предавался такому разврату, что если ты это вспомнишь, лицо твое станет черным, а душа потемнеет...

Однако служба при дворе султана состояла не только из застолий, она принесла молодому любознательному духу Насира еще и интересные поездки то с самим султаном, то с визирами двора в такие страны, как Индия, Аравия, Турция. Все это способствовало накоплению знаний и впечатлений. А в Индию он специально уговорил султана отпустить его для ознакомления с религиями.

Об Индии Насир-и Хосров оставляет следующую запись: «Индийские мудрецы крайне сдержанны... у них есть книга, о которой они говорят, что это речи Бога, и я от их мудрецов много слышал». Пробыв в этой стране некоторое время, посетив многочисленные храмы индуистского пантеона богов и все же оставшись неудовлетворенным, Насир-и Хосров отправился дальше, в Мультан, там в это время процветал карамитский исмаилизм, одно из ответвлений шиитского толка в исламе.

Дело в том, что в середине восьмого века большинство шиитов признало седьмым имамом (прямым продолжателем рода Пророка по восходящей от халифа Али) Мусу аль-Хазима, а другая, меньшая часть, его старшего брата Исмаила, а после его смерти в 762 году, признали седьмым имамом его сына Махмуда ибн Исмаила. Последователей этой ветви и стали называть «исмаилитами». После смерти Махмуда произошел новый раскол. Одни считали умершего последним, седьмым имамом, отсюда их название—семе-ричники, и ждали его возвращения в новой духовной ипостаси. В конце девятого века эта ветвь исмаилитов стала называться караматами, взяв прозвище своего вдохновителя—исмаилитского проповедника Карамата, настоящее имя которого Хамдам аль-Ашас.

Караматы в конце девятого, в начале десятого веков буквально потрясли весь исламский мир. Самую благоприятную почву движение караматов получило среди кочевого и оседлого населения Бахрейна, где они в 899 году основали свой халифат. Караматы не раз вторгались в Ирак, где расположены основные шиитские святыни, а в 930 году вторглись в Мекку, разграбили Каабу, выломали «черный камень» и, разбив его на две части, перевезли эту мусульманскую святыню в Бахрейн. Лишь два десятилетия спустя они за богатый выкуп вернули святой камень в Мекку.

Побывав в Мультане и познакомившись с эзотерическим—тайным учением караматов об имамате, Насир-и Хосров глубоко заронил в свою душу семя исмаилизма, учение которого гласит: «Мир не может существовать без имама, имам должен присутствовать на земле всегда и во всех эпохах. Начиная от Исмаила и до настоящего времени, а также и в будущем имамы невидимы для неприятелей и для неверующих. Имамы, пришедшие после Джафар ас-Садыка, странствуют по всем городам и существуют в каждую эпоху и в каждой стране, ибо Джафар ас-Садык говорил: «Если бы даже на одну минуту имам отсутствовал бы на земле, то весь мир погиб бы до основания». Далее это учение гласит: «...шесть пророков должно было явиться на землю согласно толкованию следующих строк Корана: «Я сотворил небо и землю в течение шести дней». Здесь каждый день обозначает одного пророка. Мир просветился божественным светом по пришествии шести пророков, седьмой же день является началом вечности—это имамат Али. Только с этого дня (эпохи) люди поняли его сущность и приняли его своим руководителем и поэтому с этого же дня он предался отдыху. Во время прихода (первых пяти) пророков на землю, имам Али являлся невидимым, на что ясно указывает один из хадисов Мухаммеда, где говорится: «О Али, ты был со всеми пророками, но был невидим. Со мной же ты являешься видимым». И хотя Али при Мухаммеде был видимым, но он был открыт лишь для зрения правоверных (т. е. люди могли не понять значения Али).

Дальше они (сторонники этого учения) говорят, что каждый пророк имел своего наследника, которые известны всем. Таким образом: шесть имамов завещаны Мухаммедом. Поэтому всем следует верить в то, что Хусейн (внук Мухаммеда и сын Али) равен по чину Шису (одному из пророков), Зейн аль-Абеддин (сын Хусейна) равен по чину Симу, Баки равен по чину Харуну (Аарон) и Шо-Исмаил равен по чину Шимуну.

Шо-Исмаил претворяет вечно божество Алия в своих потомках и его приказы тверды, как семь дней (недели), как семь небес, как семь планет, как семь государств».

Вернувшись в Хорасан, он стал все больше искать себе собеседников в среде духовных лиц и суфиев. Умело был наполнен мыслями о Боге, а дух готовил его к подвижничеству. И вот в одну из ночей ему сподобился чудодейственный пророческий сон, который резко повернул всю его прежнюю жизнь в неизвестном направлении. Вот как об этом событии пишет сам Насир-и Хосров в своей книге «Сафар-намэ»:

«Я занимался канцелярскими работами: принадлежал к числу заведующих государственным имуществом и делами и выполнял работу в диванах. Долгое время и занимался этим делом и приобрел некоторую известность среди моих сослуживцев.

В ребн-ал-ахир (соответствует октябрю-ноябрю месяцам) четыреста тридцать седьмого года, когда Абу Сулей-ман Джагрыбек Дауд-ибн Микаил-ибн-Сельджук был эмиром Хорасана, я выехал из Мерва по служебным делам и остановился в Пендждихе в области Мерв-ар-Руд. В этот день Меркурий поднялся в зенит. Говорят, что в этот день что бы человек ни пожелал, Господь, велик и славен да будет он, все выполнит. Я отошел в угол и совершил два раката намаза, дабы Господь всевышний, благословенный дал мне богатство.

Когда я вернулся к приятелям и спутникам своим, один из них начал читать по-персидски стихотворение. Мне тоже пришло в голову стихотворение, я захотел, чтобы он прочитал его, написал эти стихи на листке бумаги и хотел дать ему прочесть. Но не успел я еще вручить ему бумагу, как он уже начал читать это самое стихотворение, слово в слово. Я счел это обстоятельство за доброе предзнаменование и молвил про себя: «Господь всевышний, благословенный услышал мою просьбу».

Оттуда я направился в Джузджанан. Там я пробыл около месяца и постоянно пил вино. Посланник—да помилует и да сохранит господь его и семью его—говорит:

—  Говорите правду, хотя бы она и порочила вас. Как-то ночью приснилось мне, что кто-то мне говорит:

—  Долго ли ты будешь пить это вино, которое отнимает у человека рассудок? Было бы лучше, если бы ты образумился.

Я ответил:

—  Мудрецы не смогли придумать ничего другого, что отгоняло бы мирские заботы.

Голос сказал:

—  Бесчувствие и беспамятство не есть покой. Нельзя назвать мудрецом того, кто указывает человеку путь к бесчувствию. Напротив, надо искать что-нибудь, что могло бы увеличить силы разума и рассудка.

—  Откуда же мне взять это?—спросил я.

—  Ищущий находит,—ответил он и указал в сторону Кыблы. Больше он уже ничего не говорил.

Проснувшись, я вспомнил обо всем этом. Сон произвел на меня впечатление, и я молвил про себя: «Я проснулся после вчерашнего сна, надо мне проснуться и от моего сорокалетнего сна». Я подумал, что не добьюсь счастья, пока не изменю всех своих дел и привычек...

В четверг шестого джумала-л-ухра четыреста тридцать седьмого года, что соответствует пятнадцатому числу месяца дея четыреста десятого года эры Иездегирда, я отправился в соборную мечеть, сотворил намаз и попросил Господа всевышнего, благословенного, чтобы он помог мне совершить обязательное для меня дело и отстраниться от всего запретного и непохвального, как это повелевает Господь, велик и славен да будет он.

Оттуда я направился В Шапурган, ночь провел в поселении Фарьяб и через Сенглан и Талькан проехал в Мерв-ар-Руд. Оттуда я поехал в Мерв, попросил освобождения от исполнения лежащих на мне служебных обязанностей и сказал:

— Намереваюсь я поехать посетить Кыблу.

Затем я сдал все свои дела»¹. (¹ Выдержки из книги «Сафар-намэ» Насира-и Хосрова даются в переводе на русский язык Е. Бертельса.)

Разумеется, такое в корне меняющее весь образ жизни решение Насир-и Хосров принял не в результате увиденного, пусть даже чудодейственного сна, сон явился толчком к действию, то есть направить русло своей жизни в сторону, что уже давно созрело в его душе и стало потребностью духа. И он решил ради того, чтобы открыть для себя неизведанные духовные миры, отправиться в хадж в священную Мекку.

По тем временам подобное паломничество было поистине героическим и небезопасным. От Хорасана до Мекки несколько тысяч километров нелегких караванных троп и путей...

Насир-и Хосров взял с собой в трудную дорогу своего младшего брата Абу-Саида и маленького слугу индуса. В путешествии он пробыл долгих семь лет. За это время побывал в ряде стран и четырежды посетил святой город всех мусульман—Мекку. О своих впечатлениях от хаджа он пишет в книге «Сафар-намэ» (Книга путешествий).

«Из Мерва я поехал в Серахе, что составляет тридцать фарсахов, а оттуда до Нишапура еще сорок фарсахов. В субботу одиннадцатого Шавваля я прибыл в Нишапур, а в среду, последний день этого месяца, было солнечное затмение.

Правителем в это время был Тогруль-бек Мухаммед, брат Джагры-бека, он приказал выстроить медресе неподалеку от базара седельных мастеров, и его как раз строили. Сам же он в это время направился в первый раз походом на Исфахан,

Второго зу-ль-Ка'дэ я выехал из Нишапура вместе с ходжой Муваффаком, состоявшим при особе султана. Через Кевван я доехал до Кумиса, где посетил гробницу Шейха Баязида Вистами, да освятит господь дух его.

В пятницу восьмого зу-ль-Ка'дэ я прибыл оттуда в Дам-ган, а первого зу-ль-Хидже четыреста тридцать седьмого года через Абхури и Чаштхаран проехал в Семнан». Там я пробыл некоторое время и начал искать ученых людей. Мне указали на одного человека, называвшегося устад Али Не-сан. Я пошел к нему. Это оказался молодой человек, говоривший по-персидски, как говорят жители области Дейлем, носивший длинные распущенные волосы. Перед ним сидело значительное число учеников, из которых часть читала Эвк-лида, часть медицинские и часть математические книги. Посреди речей он иногда говорил: «Я то-то читал перед устадом Абу Али ибн Синой, да помилует его Господь, и то-то слыхал от него...» По-видимому, он хотел, чтобы я знал, что он ученик Абу Али ибн Сины.

Когда я вступил с ним в диспут, он сказал: «Я ничего не знаю о сийаке и хотел бы научиться этому способу вычислений». Я удивился, ушел оттуда и молвил про себя: «Если он сам ничего не знает, чему же он может учить других?»

От Балха до Рея я насчитал триста пятьдесят фарсахов, а говорят, что от Рея до Савэ тридцать фарсахов, от Савэ до Хамадана тоже тридцать, от Рея до Исфахана пятьдесят фарсахов, а до Амуля тридцать. Между Реем и Амулем лежит гора Демавенд, она похожа на купол и ее называют также и Ливасан. Говорят, что на вершине этой горы есть колодец, где добывают аммониак.

«Двадцать третьего Шабана (6 марта 1046 года) я выехал в Нишапур». Особенно с большой изобразительностью и любовью Насир-и Хосров описывает свои встречи с интересными, мудрыми и духовно богатыми людьми, или же легендарные истории, связанные с их жизнью. Это у него происходило от большой неутоленной жажды общения с подобного рода современниками, ибо он в них видел свой идеал, тянулся к их свету. Будучи проездом в одном из маленьких городов Сирии, который носил название Маар-рат-ан-Нуаман и узнав уникальную судьбу правителя этого города, он с восхищением об этом сообщает в своем повествовании: «Был там некий человек по имени Абу-ль-Аля аль-Маарри, он был слепым и правил этим городом. Он был чрезвычайно богат и у него было много рабов и слуг, даже все жители города повиновались ему, как рабы. Сам же он вел образ жизни отшельника, носил грубую шерстяную одежду и не выходил из дому. В пропитание он назначал себе ежедневно пол мена ячменного хлеба и помимо этого не ел ничего. Я слыхал, что двери его дворца всегда открыты и что городскими делами ведают его наместники и заместители; к нему самому обращаются только по самым сложным делам. В богатстве своем он никому не отказывает, а сам постоянно постится, ночи проводит в бдении и не занимается никакими мирскими делами. В стихотворстве и разных науках он достиг такой степени, что, по признанию писателей Сирии, Магриба и Ирака, в этом веке никто не мог и не может равняться с ним. Он написал книгу, названную им «Разделы и пределы», в ней он говорит загадочные речи и приводит красноречивые и странные метафоры, постигнуть которые могут лишь немногие люди, и то только те, кто изучал эту книгу вместе с ним. Его даже заподозрили в том, что в этой книге он хочет критиковать Коран. Из окрестных городов к нему постоянно съезжаются более двухсот человек, которые занимаются с ним науками и поэзией, и я слыхал, что он написал более ста тысяч двустиший. Кто-то спросил его:—Господь великий, благословенный даровал тебе все это богатство, почему же ты все отдаешь другим, а сам не пользуешься?—Мне принадлежит только то, чем я пользуюсь,—дал он ответ. Когда я приехал туда, этот человек был еще жив». (Абу-ль-Аля аль-Маарри родился 22 декабря 973 г. и умер в мае 1057 г.)

С большим интересом и тщательно описывает Насир-и Хосров свое пребывание и достопримечательности городов Триполи, Бейрута, Дамаска, но особенно красочно он рисует картину посещения древнего Иерусалима—города, праотца трех религий: иудаизма, христианства и ислама. Во времена путешествия Насира-и Хосрова этот город по-арабски назывался Бейт-аль-Мукаддас. Под этим названием он и описывается в его путешествии: «Пятого рамазана четыреста тридцать восьмого года вошли в Бейт-аль-Мукаддас... Говорят, что в сирийской земле никогда не бывало недорода, а от верных людей я слыхал, что некий великий муж увидел во сне пророка, мир и благословение да будет над ним, и сказал ему: «О пророк божий. Облегчи нам жизнь». Пророк, мир да будет с ним, ответил: «Я ручаюсь за хлеб и за масло Сирии».

Теперь я опишу город Бейт-аль-Мукаддас...

Это большой город. В то время, когда я посетил его, там было двадцать тысяч человек жителей. Там есть красивые базары, высокие здания; вся земля его вымощена каменными плитами. Где была гора или возвышение, их срезали и сравнивали, так что, когда идет дождь, вся земля в городе вымывается начисто. В городе много ремесленников, и каждый цех занимает на базаре отдельный ряд. Мечеть в восточной части города, и восточная стена города вместе с тем и стена мечети. Если пройдешь за мечеть, раскрывается большая бесконечная ровная долина, называемая Сахирэ. Говорят, что эта равнина и будет местом воскресения мертвых и что там произойдет страшный суд. По этой причине туда собирается много народу со всех концов мира и селятся там, чтобы умереть в этом городе и, когда придет назначенный Господом великим преславным срок, явиться на место свидания.

О Боже мой, в этот день защити рабов твоих и помилуй!

В Бейт-аль-Мукаддасе есть прекрасная больница, на нее жертвуется много денег, и многим больным там дают снадобья и лекарства; при ней состоят врачи, получающие содержание из пожертвованных сумм. Мечеть находится на краю города. Мечеть эту построили на том месте, потому что там находится камень этот—тот самый, который Господь, велик и славен да будет он, повелел Моисею, мир да будет с ним, сделать Кыблой. Когда последовало это приказание и Моисей сделал Кыблу, он после этого долго не прожил и в скором времени скончался.

Затем Соломон, мир да будет над ним, в эпоху своего правления повелел выстроить вокруг этого камня, являвшегося Кыблой, мечеть, так что Сахра оказался посредине мечети, и там же были михрабы. До эпохи пророка нашего Мухаммеда, избранного, да помилует его Господь и да сохранит, эту скалу считали Кыблой и совершали намаз, обращаясь в ее сторону до тех пор, пока Господь благословенный, всевышний не приказал сделать Кыблой дом Каабы...

И я, Пасир, сотворил намаз в этом месте и просил у Господа, велик и славен да будет он, споспешествования в послушании и освобождения от непокорности.

После Бейт-аль-Мукаддаса я решил поклониться гробнице Авраама, друга Господа всемилостивого, да сохранит его Господь и да помилует...

От Бейт-аль-Мукадцаса до того места, где находится эта гробница, шесть фарсахов, и дорога все время идет к югу. По дороге много деревень, обработанных полей и садов. Дикорастущих растений, не нуждающихся в поливке, как виноград, фига, маслина и сумак, там бесконечно много...

В одном фарсахе от города Бейт-аль-Мукаддас находится место, чрезвычайно чтимое христианами. Там есть и муджавиры (монахи), и много людей постоянно приезжает на поклон. Называется оно Бейт-аль-Лахм (Вифлеем). Христиане отправляют там свою службу и в большом числе приезжают туда из Рума (Византии). В этот день, когда я покинул Бейт-аль-Мукаддас, я заночевал там...

Жители Сирии и города Бейт-аль-Мукаддас называют это место Халили (Византия), а самого названия деревни не говорят.

Гробница состоит из четырех стен, сложенных из обтесанных камней. Там же находятся две могилы, обращенные головами к Кыбле. Обе могилы сложены из обтесанных камней в высоту человеческого роста. По правую руку— могила Исаака, сына Авраама, по левую—его жены, мир да будет с ними. В этой гробнице пол и стены покрыты драгоценными коврами и магрибинскими циновками, которые красивее шелка. Я видел там плетеный молитвенный коврик, присланный туда, как говорили, полководцем, слугой египетского султана. Говорят, что этот коврик был куплен в Египте за много золотых магрибинских динаров и что такое же количество румийского шелка не стоило бы таких денег. Я нигде не видал таких.

При выходе во дворе гробницы—два здания, поставленных по направлению к Кыбле. В здании по правую руку находится могила Авраама Халила, да помилует его Господь. Это большое здание, а в нем внутри другой домик, вокруг которого обойти нельзя. В стене проделано четыре дверцы, через которые посетители могут обозреть внутренность домика; могилу видно из всех четырех. Пол и стены здания покрыты шелковыми коврами. Могила возведена из камня, и над ней висит много серебряных лампад и светильников.

В другом здании, по левую руку от Кыблы,—могила Сарры, жены Авраама, мир да будет с ним. Между двумя зданиями проход вроде коридора, и двери обоих зданий выходят в этот коридор. Там же повешено много лампад и

светильников.

За этими двумя зданиями лежат две другие гробницы, тоже близко одна от другой: по правую руку—могила пророка Иакова, мир да будет с ним, по левую—гробница жены его. За ними стоят здания, где Авраам, да помилует его Господь, принимал своих гостей. Таким образом, в этом месте шесть могил.

За этими четырьмя стенами идет склон, где гробница Иосифа, сына Иакова, мир да будет с ними обоими.

С той стороны, где степь, по направлению между куполом Иосифа и описанной усыпальницей, устроено большое кладбище; туда привозят покойников с самых различных сторон и хоронят их там. Устроены маленькие комнатки для прибывающих туда посетителей.

В городе Бейт-аль-Мукаддас больше всего сеют ячменя, пшеницы мало, много растет маслин. Приезжим, путешественникам и паломникам дают хлеб и оливковое масло. Там много мельниц, которые приводят в движение мулы и быки, где каждый день мелется много муки. Там есть особые служанки, которые каждый день пекут хлеб. Всякому приезжему каждый день дают по круглому хлебу и чашке чечевицы, варенной в масле, дают также и изюма. Этот обычай удержался со времен друга божьего, мир да будет с ним, вплоть до наших дней.

Бывают дни, когда туда приезжают более пятисот человек, и для всех приготовляется это угощение...

У христиан в Бейт-аль-Мукаддасе есть церковь, они относятся к ней с величайшим почтением.

Каждый год туда из Рума приезжают на поклон множество народа; даже сам румийский царь тайно приезжал туда, так что об этом никто не знал.

В то время, когда правителем Египта был аль-Хаким би-амр-Алла, он приказал разграбить, разрушить и срыть эту церковь. Долгое время она была в развалинах, но потом кесарь (правитель Византии) прислал послов с большим количеством подарков и приношений и попросил мира и милостивого разрешения вновь отстроить церковь. Тогда ее снова отстроили.

Это просторное здание, в котором может поместиться восемь тысяч человек. Оно выстроено чрезвычайно роскошно, из разноцветного мрамора, с украшениями и росписью. Внутри оно украшено румийскими шелками и покрыто различными изображениями Иисуса верхом на ослице, мир да будет с ним. Есть там также и изображения других пророков, как например: Авраама, Исмаила, Исаака, Иакова и сыновей  его, мир да будет с ними. Картины эти покрыты лаком из сандалового масла и защищены большим стеклом, чрезвычайно прозрачным, так что не нужно никакого покрова. Сделано это для того, чтобы на картины не садились пыль и грязь. Слуги каждый день прочищают эти стекла.

Есть там много еще других картин, но если описать их все, это слишком удлинит мой рассказ. Одна картина в этой церкви разделена пополам и изображает рай и ад: одна половина изображает райских праведников и рай, а другая—грешников в аду, самый ад и все, что к нему относится. Эта церковь—такое место, что подобного ему в мире нет.

В этой церкви много священников и монахов, которые читают Евангелие, творят молитву и день и ночь преклоняются перед Богом...

Из Бейт-аль-Мукаддаса я вознамерился сесть на корабль, поехать в Египет, а оттуда вновь направиться в Мекку».

Разумеется, что самую большую ценность всей книги Насира-и Хосрова составляют описания священных городов ислама Мекки и Медины. Это была главная цель всей трудной поездки Насира-и Хосрова—совершить хадж— священное паломничество в город Каабы—Мекку и в город, где стоит гробница пророка Мухаммеда,—Медину. Описаны эти два города со всеми подробностями, не пропущена ни одна деталь при рассказе о реликвиях ислама. И еще одна ценнейшая особенность повествования: во-первых, хадж описывает не простой путешественник-бытописатель, а талантливый поэт, писатель и философ, и, наконец, в-третьих, многое из того, что описано Насиром-и Хосровом почти тысячу лет тому назад его пребывания в священных городах, либо уже изменено, либо совсем утрачено временем, так что совершить вместе с паломником Насиром-и Хосровом хадж посредством его повествования, это значит побывать в Мекке и Медине эпох равных эпохе пророка Мухаммеда.

Книга «Сафар-намэ» сама по себе большая и, естественно, не имеет смысла всю ее пересказывать, но выдержки из глав о Медине и Мекке есть смысл дать почти в полном варианте.

«...Мы добрались до града Пророка Медины, да сохранит его Господь и да помилует. Град Пророка, мир да будет с ним, это город, лежащий на краю пустыни; земля там влажная и покрыта солончаками. Проточная вода имеется, но ее мало. Там есть плантации финиковых пальм. Кыбла от Медины лежит к югу. Мечеть посланника Божьего, да хранит его Господь и да помилует, такой же величины, как аль-Масжид-аль-ха-рам (Заповедная мечеть в Мекке). Ограда с могилой Пророка, мир да будет с ним, рядом с минбаром мечети, если обратиться лицом к Кыбле, по левую руку. Таким образом, хатыб, когда он с минбара говорит о Пророке, мир да будет с ним, и молится за него, оборачивается вправо и указывает на гробницу Пророка.

В конце здания сделано нечто вроде ограды и окружено решеткой, чтобы туда никто не ходил; открытая часть этой ограды затянута сеткой, чтобы и птицы не залетали туда. Между гробницей и минбаром есть тоже нечто вроде ограды, вымощенное мраморными плитами и лежащее ниже уровня мечети. Это место называют «роузе» и говорят, что это один из райских садов, ибо посланник Божий, мир да будет с ним, сказал: «Между могилой моей и минбаром моим—один из райских садов». Шииты утверждают, что там погребена Фатима (пречистая дочь пророка Мухаммеда), мир да будет с ней. У мечети только одна дверь.

Мы пробыли в Медине два дня, а затем снрва пустились в путь, так как времени было мало. Дорога шла на восток, и через две остановки от Медины мы пришли к горным теснинам вроде ущелий, называемым Джухфэ. Говорят, что в один год там собралось очень много паломников, внезапно хлынул горный поток, и все они погибли. Поэтому это место и называется Джухфэ.

От Мекки до Медины сто фарсахов, но дорога каменистая, и мы шли восемь дней. В воскресенье шестого зу-ль-хиджа вступили в Мекку. В то время туда собралось много народу, чтобы совершить умру (обряды «малого паломничества», совершаемые не в священный месяц зу-ль-хиджа).

Если кто-нибудь желает выполнить умру и едет из далеких мест, то в полфарсахе от Мекки на всех дорогах поставлены путевые знаки и выстроены мечети: там для совершения обряда он должен надеть ихрам. Облачаться в ихрам— значит снять с тела все шитые одежды, повязать бедра куском ткани, накинуть другой кусок ткани или повязку на плечи, громким голосом воскликнуть: «Лаббейка, Аллахум-ма, Лаббейка!» (Я пред тобой, о боже мой, я пред тобой) и идти к Мекке.

Если же кто-нибудь, находясь в Мекке, желает совершить умру, он идет до этих путевых знаков, там надевает ихрам и, восклицая: «Лаббейка!», вступает в Мекку с целью совершения умры.

Войдя в город, он идет к Масджид-аль-харам, подходит к дому Каабы и начинает обходить его вправо так, чтобы левый бок все время был обращен к Каабе. Он подходит к той колонне, на которой лежит Черный Камень, целует его, идет дальше, таким же образом совершает еще раз обход, снова подходит к камню и опять целует его. Это называется одним тавафом. Таким же образом совершает семь тавафов, три раза бегом и четыре раза медленным шагом.

Когда таваф закончен, идут к месту Авраама (Макал Ибрахим), мир да будет с ним, которое напротив Каабы, и становится позади него, так что место это оказывается между Каабой и совершающим обряд. Там творят два раката намаза, называемого «намазом тавафа».

Затем входят в павильон колодца Замзам, пьют из него воду или смачивают себе ею лицо и выходят из Масджид-аль-харам в дверь, называемую Бас-ас-Сафа. Это одна из дверей ограды, и, выходя из нее, оказываются прямо против горы Сафа.

Затем поднимаются на склон горы Сафа, обращаются лицом к Каабе и читают молитву, слова которой известны. Прочитав молитву, спускаются и идут через базар к горе Марва, то есть идут с юга на север. Когда идут по базару, обращаются в сторону дверей Масджид-аль-харам. По этому самому базару посланник, да сохранит его господь и да помилует, бежал сам и повелел и другим бежать по нему. Длина его около пятидесяти шагов и по обеим сторонам четыре минарета. Достигнув их, идут медленно до самой горы Марва. Когда дойдут до ступеней, поднимаются на них и читают известную молитву. Затем снова возвращаются и опять бегут через тот же базар. Таким образом, четыре раза бегут от Сафа к Марва и три раза от Марва до Сафа, а в общей сложности пробегают по базару семь раз. У самого подножия Марва есть базар, где двадцать лавок друг против друга: все они заняты цирюльниками, которые бреют головы паломникам.

В Мекке две бани, полы в них устланы зеленым камнем, обычно применяемым для точки ножей.

Я подсчитал, что в Мекке коренных жителей тысячи две, не больше. Все остальные, около пятисот человек,—приезжие и муджавиры.

Багдадские халифы выстроили там много богоугодных заведений и красивых зданий, но в то время, когда я был там, часть их развалилась, а часть была обращена в частную собственность.

Я уже сказал, что дом Каабы лежит посреди Масджид-аль-харам, а эта последняя—посреди города. Однако окружающая ее стена не прямоугольна, углы мало выдаются и образуют закругленную линию, ибо когда в мечети творят намаз, со всех сторон нужно обращать лицо к Каабе.

Вокруг мечети возведены три крытые галереи с мраморными колоннами. Всего мраморных колонн сто восемьдесят четыре, и говорят, что все эти колонны привезены морем из Сирии по приказу багдадских халифов.

У Масджид-аль-харам восемнадцать входов, украшенных арками, опирающихся на мраморные колонны; дверей ни у одного входа нет, и войти можно всегда.

С восточной стороны четыре входа, у северного угла— Баб-ан-Неби (Врата Пророка), с тремя арками... Ворота Али—тот вход, через который повелитель правоверных Али, мир да будет с ним, ходил в мечеть совершать намаз; у этого входа три арки.

На южной стене по длине мечети семь входов. Баб-ас-Сафа с пятью арками, средняя арка у этого входа больше всех боковых. По бокам у нее еще две маленькие арки. Через эти двери выходил посланник Божий, мир да будет с ним, когда шел на гору Сафа молиться. Порогом средней арки служит большой белый камень. Раньше там был черный камень, на который ступал своими благодатными ногами посланник Божий, мир да будет с ним. След его благословенной стопы, мир да будет с ним, остался на этом камне, его вырезали и вставили в белый камень так, что концы пальцев ноги обращены в сторону мечети. Из паломников одни припадают к нему лицом, другие ставят на него ногу, чтобы удостоиться благодати. Я счел более уместным припасть к нему лицом.

Дом Каабы находится посредине ограды мечети: он представляет собой удлиненный прямоугольник, длина которого—от севера к югу, а ширина—от востока к западу.

Черный Камень вделан в большой камень и расположен на углу стены на такой высоте, что если рослый человек станет возле него, он придется прямо против его груди. Длина Черного Камня—одна ладонь и четыре пальца, ширина—восемь пальцев, форму он имеет округлую... Дверь Каабы поднята от земли на четыре араша (мера длины руки от локтя до кончика среднего пальца), так что рослый человек, стоя на земле, достигает ее порога. К ней ведет деревянная лестница, которую приставляют в случае необходимости, чтобы люди могли подняться по ней и войти в Каабу. Она столь широка, что десять человек могут рядом подниматься и спускаться по ней. Пол Каабы поднят на указанную мною высоту...

Ширина стен Каабы, то есть толщина их—шесть ладоней. Пол сплошь покрыт белыми мраморными плитами. Внутри Каабы три маленьких отделения наподобие площадок, одно из них—против двери, а два других—с северной стороны. В Каабе имеются деревянные колонны, поддерживающие потолок; все они четырехугольной формы и выточены из дерева садж, только одна имеет круглую форму.

С северной стороны есть продолговатая плита красного мрамора, вделанная в пол; говорят, что там посланник, молитвы и мир да будут над ним, совершал намаз. Всякий, кому это известно, всегда старается тоже помолиться там.

Все стены облицованы разноцветным мрамором. Стены на высоте четырех арашей от пола ничем не украшены, а начиная оттуда и до самого потолка покрыты мраморными плитами с инкрустацией и позолоченными рисунками. В углах трех отделении к стене прибито серебряными гвоздями по две деревянных доски. Доски эти происходят от ковчега Ноя, мир да будет с ним. В отделениях позади Черного Камня лежит кусок красного шелка...

Потолок Каабы деревянный, но весь закрыт шелком, так что дерева не видно 'совершенно. На фасаде под крышей видна золотая надпись: там написано имя египетского султана, вырвавшего Мекку из рук Аббасидских халифов. Кроме того, там имеется еще четыре больших серебряных доски, прикрепленных серебряными гвоздями к той же самой стене. На каждой из них написано имя одного из египетских султанов, каждый из них присылал такую доску во время своего правления.

Между колоннами подвешено четыре серебряные лампады. Крыша Каабы покрыта йеменским мрамором, похожим на хрусталь.

Покров, которым закрывалась Кааба,—белого цвета. По нему идут две полосы вышивки. Благодаря этим двум полосам высота дома была разделена на три равных части. По четырем концам покрова вытканы разноцветные мих-рабы, расшитые золотыми нитками.

С северной стороны снаружи Каабы выстроена стена. Оба края ее примыкают к углам Каабы. Она имеет форму полукруга. Стены и земля в этой ограде покрыты разноцветным мрамором. Называется эта ограда Хиджр. Вода по стоку с крыши Каабы вся стекает в Хиджр. Под стоком поставлен зеленый камень, на который и .течет вся вода из стока. Камень этот такой величины, что человек свободно может совершить на нем намаз.

Место Авраама, мир да будет с ним, находится на востоке от Каабы. Это—камень, на котором видны следы двух ног Авраама, мир да будет с ним. Он вделан в другой камень, покрытый четырехугольным деревянным чехлом самой прекрасной работы. Он покрыт серебряными пластинами и с двух сторон прикреплен цепями к большой скале. К цепям приделаны два замка, чтобы никто не мог прикоснуться к нему рукой.

Колодец Замзам тоже расположен к востоку от дома Каабы и находится на том же углу, где и Черный Камень. Вода в нем солоноватая, но пить ее все же можно.

Колодец окружен оградой из белого мрамора. С четырех сторон ограды установлены водоемы, куда наливается вода, чтобы люди могли совершить омовение. Пол в ограде Замзама покрыт деревянной решеткой, чтобы проливаемая вода могла стекать. Вход в него расположен с восточной стороны...

Вокруг Каабы повсюду стоят колонны, соединенные попарно перекладинами. Перекладины эти разукрашены инкрустациями и резьбой, и к ним приделаны кольца и крючки, чтобы ночью туда можно было вставлять свечи и вешать светильники.

Вокруг мечети идет крытая галерея, где возле стены стоят сундуки, принадлежащие различным городам Маг-риба, Египта, Сирии, Рума, обоих Ираков, Хорасана, Маве-раннарха и других областей.

В четырех фарсахах к северу от Мекки лежит местность Бурка. Там живет эмир Мекки со своим войском. Там есть проточная вода и деревья. В тот год я был в Мекке муд-жавиром. Существует там обычай в течение всего раджаба каждый день на восходе солнца открывать дверь Каабы.

В это время много паломников собирается возле дверей, и, когда дверь раскрывается, они складывают руки и читают молитву. Все обитатели Мекки, когда слышат голоса паломников, знают, что в это время открывается дверь Хара-ма. Тогда весь народ сразу начинает читать громким голосом молитву, и вся Мекка наполняется гулом голосов.

Когда совершают в Каабе намаз, обращаются лицом к двери, но можно также обращаться в любую другую сторону. Как-то раз, когда Кааба была битком набита людьми, так что больше войти уже никто не мог,—я начал считать людей; там было семьсот двадцать человек.

В десятый день зу-ль-хиджа идут в Мина и бросают там камни—обряд, объяснение которого дается в изложении обрядностей хаджа. (В долине Мина находятся три колонны, из которых главная называется «Большим Сатаной». Паломники запасаются двадцать одним камнем и бросают по семи камней в каждую из этих колонн, произнося слова: «Во имя бога всевышнего, я совершаю это в знак ненависти к дьяволу и для его посрамления». Совершается это в память изгнания дьявола Авраамом. После этого обряда совершается жертвоприношение.)

Двенадцатого числа все, кто намерен пуститься в обратный путь, отъезжают оттуда, а кто желает остаться в Мекке, идет туда».

Так описал священный город Мекку одиннадцатого века паломник Насир-и Хосров.

Человек побывал в святых местах и стал хаджой, а если он к тому же еще и всю жизнь после этого перестроил и стал служить не себе, а людям, Богу, такой становится святым. Но святость человеку никогда не дается так просто, святость нужно выстрадать, только тогда она и будет по-настоящему угодна Богу. А Насиру-и Хосрову за время хаджа пришлось встретиться с трудностями не раз.

Особенно много превратностей судьбы испытал Насир-и Хосров на обратном пути из хаджа к себе в Хорасан. Вот как он об этом пишет:

«Я попрощался с домом Господа всевышнего и в пятницу девятнадцатого зу-л-хиджа четыреста сорок второго года (7 мая 1051 года) я выехал из Мекки.

Нам пришлось ехать через горы и ущелья; повсюду были маленькие крепости и деревеньки. Посреди скал мне показали такую маленькую разрушенную крепостицу, бедуины говорили, что там жила Лейла. Рассказ о Лейле и Меджнуне чрезвычайно удивителен.

После бесконечных трудностей, насмотревшись на много разных вещей и претерпев много лишений, я двадцать третьего сафара (8 июня 1051 года) прибыл в Фаладж. От Мекки туда сто восемьдесят фарсахов (один фарсах равен восьми километрам).

Фаладж этот лежит среди пустыни; это—обширная страна, совершенно разоренная вследствие внутренних раздоров.

В Фаладже я пробыл четыре месяца в положении, хуже которого трудно себе представить что-нибудь. Из мирских благ у меня были только две корзинки с книгами, а жители этой страны были люди голодные, нагие и невежественные: отправляясь на молитву, каждый обязательно брал с собой щит и меч, книг же они не покупали. Я жил в мечети, и так как у меня было немного киновари и синьки, я на стене этой мечети написал двустишие, сверху нарисовал ветку и листком разделил оба полустишия. Они увидели это, чрезвычайно удивились, и население всех замков сбежалось смотреть на эту надпись. Они сказали мне:

—  Если ты распишешь нам михраб в мечети, мы дадим тебе сто мен фиников.

Они заключили со мной такое условие, и я расписал им михраб. Эти сто мен фиников явились для меня спасением: у меня не было пищи и я уже отчаялся в жизни и думал, что никогда больше не выберусь из этой пустыни, так как оттуда до населенных мест приходилось пройти, в какую бы сторону ни пройти, двести фарсахов страшной и губительной пустыни.

За эти четыре месяца я ни разу не видал пяти мен пшеницы в одном месте. Наконец пришел караван из Лемамы, бравший кожу и отвозивший ее в Лахсу, ибо из Йемена привозят кожу в Фаладж и продают ее купцам. Один араб предложил свезти меня в Басру, но мне нечем было заплатить за наем верблюда. Оттуда до Басры двести фарсахов и за наем верблюда платят один динар, ибо хороший верблюд продается за два-три динара. Но так как у меня наличных денег не было, приходилось ехать в долг, и араб сказал:

—  Мы свезем тебя, а в Басре ты заплатишь тридцать динаров.

Поневоле пришлось согласиться, хотя в Басре я не бывал никогда.

Араб погрузил мои книги на верблюда, туда же посадил и моего брата, а сам я пошел пешком.

Наконец, через месяц тяжелого пути мы прибыли в Басру. Погонщик верблюдов требовал с нас тридцать магрибских динаров, но денег, как известно, у нас не было.

В это время в Басру приехал везир правителя Ахваза Абу-л-Фатх Али ибн-Ахмед; это человек ученый и благородный, отличавшийся познаниями в поэзии и литературе и большой щедростью. Он приехал туда с сыновьями и свитой и поселился там, однако, делами не занимался. Мне случилось познакомиться с одним персом, тоже ученым человеком. Он водился с этим везиром и часто проводил с ним время. Однако этот перс был скуп и не имел средств помочь нам. Он рассказал о нашем положении везиру. Тот, как только услыхал об этом, тотчас же прислал за мной человека с лошадью: садись, мол, в том, что на тебе есть, и приезжай ко мне. Я стыдился своей нищеты и наготы и не счел возможным поехать; поэтому я написал записочку, извинился и сказал, что приду поклониться ему потом. Для этого у меня было две причины: во-первых, моя нищета, и во-вторых, такой расчет: я полагал, что он, прочитав мою записку, убедится, что я обладаю познаниями в науках и литературе. Тогда я мог без стыда предстать перед ним.

Он тотчас же прислал мне тридцать динаров, чтобы я купил себе на эти деньги платье. Я купил две прекрасные пары платья и на третий день пошел к везиру. Я увидел человека благородного, ученого, образованного, прекрасной наружности, скромного, религиозного и красноречивого. Он поселил нас у себя и мы пробыли у него с начала ша'бана до середины рамазана. Везир приказал уплатить наш долг погонщику за наем верблюда и выручил нас из беды. Пусть Господь, благословенный и всевышний, избавит всех рабов своих от огорчений, связанных с долгами!»

Много еще было испытаний у Насира-и Хосрова с его братом на обратном пути, но они, успешно преодолев их, 26 октября 1052 года прибыли в Хорасан.

Вот как Насир-и Хосров описывает последние свои впечатления от длительного путешествия:

«Мы въехали в Балх, и я написал эти три двустишия, соответствовавшие нашему положению.

Если долго в этом мире длятся беды и страданья, Все ж и счастию и горю здесь всегда конец приходит.

Ночь и день для нас ничтожных свод вращается небесный, День уйдет, ему на смену тотчас же другой приходит.

Мы из странствия вернулись... Из него вернуться можно,

В путь другой уйдем, оттуда к нам никто уж не приходит...

Все расстояние от Балха до Мисра, оттуда до Мекки, через Басру в Фарс и снова обратно в Балх, не считая поездок на поклон святым местам в сторону и других отклонений, составляет две тысячи двести двадцать фар-сахов. Обо всем, что я видел, я правдиво поведал, а если я сообщил что-нибудь неверно о том, что слышал, пусть читатели не считают меня глупцом, не порицают и не бранят. И если поможет мне Господь, велик и славен да будет он, я, если совершу путешествие на Восток, опишу и то, что увижу там, если захочет Господь всевышний, единый, всесильный.

Слава Господу, владыке миров. Помолимся о Мухаммеде и семье его и всех сподвижниках его».

Но из длительной поездки в родные места Пасир-и Хосров вернулся не только с путевыми записями, которые потом стали его знаменитой книгой, но и с тайным в душе учением—исмаилизмом, а также с грамотой тайного имама Мустан Сире, посвящения в великие худжжаты—правители одного из двенадцати «островов» земли. Это была тайна его столь длительной семилетней поездки в хадж в Мекку. Об этой стороне его деятельности в «Сафар-намэ» почти ничего не сообщается, лишь местами незначительные намеки.

Вся же истина его семилетнего пребывания в Аравии, Египте, в Магрибе таит в себе тайну его встреч с седьмым— скрытым имамом и посвящения его в сан великого худж-жата. Об этом мы узнаем из многочисленных биографии и жизнеописаний, чудодейственных поступках Насира-и Хосрова, которые написаны и изданы его биографами еще во время жизни и после того, как он скончался.

Жизнеописаний Насира-и Хосрова, великого худжжата, и славного царя Бадахшана было написано более десяти. Вот некоторые из них. И самая ранняя—«Сафар-намэ-йи Насир-и Хосров»—легендарное житие—из Бадахшана (ничего общего не имеющее с истинной «Сафар-намэ»); его жизнеописание содержится в книге Закарии Казвини «Асар аль-билад», изданной в 1275 году в Хорасане; в XVI веке в Индии во времена правления шаха Акбара, ярого поклонника таланта Насира-и Хосрова, было издано его жизнеописание под общим названием «Калам-и Пир»; жизнеописание Насира-и Хосрова, также опубликованное в 1609 году в тезкире (сборнике) «Хуласот аль-ашар» и мн. др.

Из этих жизнеописаний проясняется тайная сторона столь длительного по времени хаджа Насира-и Хосрова. Прибыв в Египет в 1047 году, он встретился там с Муаййад фи-д-дином, который был баба-даи этой страны, то есть высшим духовным лицом правящей династии фатемидов. Встречи и духовные наставления этого дай, видимо, сыграли решающую роль в мировоззрении Насира-и Хосрова. В ряде касыд, написанных в старости, Насир-и Хосров указывает, какое влияние на него оказал Муаййад-фи-д-дин:

Солнце может сделать рубин из камня,

Таким образом, я—рубин, а этот человек Муаййад—мое солнце.

От его света этот темный мир становится освещенным.

Под руководством этого даи Муаййада Насир-и Хосров проходит полный курс посвящения в исмаилизм как явного (открытого) учения, так и внутреннего (тайного) учения. Это было обусловлено тем, что исмаилизм как учение формировался по двум аспектам: «открытый»—экзотерический путь (аз-захир), доступный всем рядовым членам общины, и «внутренний»—эзотерический (аль-батин), доступный лишь «посвященным» (аль-хасса), занимавшим высшее положение в исмаилитском движении.

«Внешнее» учение исмаилизма включало в себя все обряды шариата, обязательные для рядовых членов общины. «Внутренняя» эзотерическая сторона учения исмаилитов содержит две части: атта'вил-—аллегорическое истолкование Корана и шаи'ата и альхака'ик—система духовных учений, опирающихся на толкование сокровенных и высших истин, опирающихся на элементы неоплатонизма и положения учения Аристотеля, а также на ряд мистических учений. (Разумеется, все это далеко было от чистого ислама и поэтому все мусульманские религиозные деятели не признавали исмаилитов.)

Одним из первых авторов учения исмаилитов был дай из Мавераныахра ан-Насафи (Несеф—так раньше назывался нынешний город Карши). Согласно его теории Бог—абсолют, лишенный каких бы то ни было атрибутов, а абсолютная истина (аль-хакк), предвечным повелением, или волеизлиянием (аль-амр) выделил из себя творческую субстанцию—Мировой разум (аль-акл или акл-аль-кулл), обладающий всеми свойствами божества. Мировой разум путем эманации произвел Мировую душу (ан-нафс), которая в свою очередь произвела семь движущихся сфер. Путем преобразования сфер простые элементы (аль-муфрадат) или натуры (влага, сухость, тепло, холод), образовали сложные, или составные (алъ-мураккабат)—землю, воду, воздух и эфир. В результате последующих преобразований возникли растения с вегетативной душой, из них—животные с чувственной душой, из них—человек с разумной душой.

Согласно исмаилитскому учению, цель сотворения земного мира—реализация божественного повеления, божественной истины. Духовная жизнь рассматривается как циклическое развитие «проповеди истины и единобожия» (да'ват аль-акк ва-т-таухид). История человечества подразделяется на циклы, или эры (давер): «великий цикл» (ад-давер-а'зам)—от Адама до ал-Ка'има—состоит из семи «малых» циклов (аль-фитра)—периодами между пророческими посланиями. Каждый пророческий цикл, в свою очередь, определяется семью имамами (аль-мустакиррун). «Владыкой» (сахиб) каждого малого цикла считается ан-натик—пророк, которому ниспослано откровение.

Пророками первых шести циклов признаны последовательно Адам, Ной (Нух), Авраам (Ибрахим), Моисей (Муса), Иисус (Гайса) и Мухаммед, а их духовными преемниками (ал-асас, ал-васи)—соответственно Шис (Сиф), Сам, Исмаил, Харун (Аарон), Шамун и Али ибн Талиб. Седьмой имам в каждом предшествующем пророческом цикле поднимается в ранге и становится ан-натиком следующего цикла. Так, в цикле пророка Мухаммеда ан-натик Али был аль-асасом, а Мухаммед ибн Исмаил—седьмым имамом. Он явится (» связи с тем, что он тайный) в качестве аль-Каима и станет ан-натиком седьмого пророческого цикла—«цикла откровения» (давер аль-кашф). Его миссия будет состоять в отмене «внешнего» (аз-захир) аспекта религиозного закона ислама и в полном раскрытии божественной истины (аль-батин). Он будет править миром до Судного дня и участвовать в последнем суде. До появления «скрытого» имама, аль-Каима, его полномочными представителями на земле являются 12 верховных дай (аль-худжжаты), возглавляющие соответственно двенадцать регионов (островов). Одним из таких двенадцати островов во времена Насира-и Хосрова был Хорасан и Балх, а сам Насир-и Хосров фатемидами был посвящен в великие худжжаты этого «острова».

Он оставил заметный след в исмаилитском учении этого края. И даже века не смогли стереть этот след и, наоборот, они подчеркнули величие Насира-и Хосрова как апостола всех времен. Духовное учение исмаилизма, прошедшее через его душу, вошло в души миллионов людей. Об этом свидетельствует диспут, который состоялся почти через девятьсот лет после смерти великого Шо Насира-и Хосрова между последователем его учения Хайдаром Шо Мубараком Шо Заде и пешеварским муллой Мухаммад Салихом в феврале 1929 года в городе Хороге Таджикской республики.

Вот что сказал, отстаивая учение исмаилитов, Шо Муба-рак: «Мусульмане каждый день повторяют слова тафжида (формула единства и почитания): «Нет бога, кроме бога, и Мухаммед пророк его». Они сами не понимают того, что говорят. Что такое единство? Разве может быть оно там, где наряду с богом существует дьявол? Не может быть двух начал у одной вещи. Не может в одном мире существовать добро рядом со злом. Мир един, ибо божество едино, но оно так многообразно, что мы определить нашим разумом его не можем. Мы познаем только отдельные проявления и, осознав их, называем бога одним из тысячи имен. Те божественные грани, которые были показаны людям, получили тысячу и одно имя. Люди знают из них только тысячу имен, тысяча первое остается сокровенной тайной.

Среди имен божьих известны нам наиболее почитаемые нашим народом три имени: Бори-и-Сухбано—Великое Чистое; Ишки-куль—Всепоглощающая любовь и Калима-и-Амо—Великое слово. Однажды Творческое Желание (это тоже одно из проявлений, а следовательно, и имен божьих) соединилось с другой гранью божества—с Великим Словом. От их воссоединения был произрожден Акликуль— Мировой Разум. После этого Мировой Разум, стремясь к божеству и постигнув Великое Слово, породил Нафсикуль—Мировую Душу.

Акликуль является божественным первоначалом, предшествующим, а Нафсикуль, будучи сотворен вторым, уже не был единицей, означающей собой все сущее, и обозначается числом 2, показателем первоначальной множественности. Став господином первоначальной множественности, Мировая Душа явилась источником всего сущего во вселенной. Родилась на земле жизнь, умножился род человеческий и чтобы не было заблуждений, чтобы не уклонялись люди с прямого пути, временами Акликуль воплощался в пророков, приносящих миру книги божественного разума.

Первым пророком был Адам—отец человечества, мудрый наставник, начавший жизнь. Вторым пророком пришел Пух (Пой), управляющий чудесным кораблем, спасшим праведных людей от великого наводнения, покрывшего некогда водой за грехи людей всю поверхность земную.

Третьим посланником пришел праведный Ибрагим (Авраам), родоначальник многих людей.

Четвертый пророк Муса (Моисей) принес на землю законы, а пятый Гайса (Иисус) показал чудеса и даже живым вознесся на небо. Шестой пророк был велик, ибо он был Мухаммед. Шесть не может быть конечным числом, ибо числом завершения является цифра 7. Планет сотворено 7; небес, окружающих нас, тоже 7 и под конец все дни человеческие исчисляются семиричным кругом недели. Так и пророков, вмещающих в себя божественную сущность Аклику-ля, должно прийти по числу завершения 7, но о седьмом будет рассказано потом, чтобы пояснить причины его появления.

Пророк является ан-Нотиком—Говорящим, но он должен быть утвержден на прочном фундаменте и иметь Асаса—Основу. Адам имел Асасом—Шиса, Нух—Сима, Ибрагим—сына своего—Исмаила, Муса—спутника Харуна (Аарона), Гайса—сподвижника своего Шимун-ус-Сафо (Симона-Петра), а Мухаммед—благословенного Али, да будет вовеки чтимо святое имя его.

Как сотворен человек? Он соединяет в себе три сущности—душу растительную, чувственную и говорящую. Душа растительная образует тело; чувственная—душа человека, а говорящая—это его дух, разум. Так создана и вера, имеющая три категории: шариат, тарикат и хаки кат.

Шариат образуется из законов и подобен забору, окружающему сад чувственного познания бога, где на живительном дереве Тариката плоды сладостного духовного познания Хакиката. Непросвещенным людям нужен забор, чтобы они не вышли из сада веры в хаос безверья, окружающий со всех сторон божественный сад Тариката. Люди же, имеющие познания, могут прикоснуться к живительному дереву, а дерзающие—вкушают даже плоды Хакиката.

Пророки, принося свои учения, должны окружать проповеди забором шариата, а Асас прикасается, минуя все перегородки, к плодам познания. Поэтому Асас всегда стоит ближе к истине, чем пророк, закрывающий истину... Все имеет свое время. Время зерну падать в черную землю, время колосу произрастать из зерна и время колосу приносить обильный урожай. Каждый пророк имел свой период, но окончилась эпоха шести пророков, а вместе с тем наступил конец века шариата.

Акликуль—Мировой Разум, воссоединившись с Нафси-кулем—Мировой Душой, породили третью божественную эманацию—Каюм-уль-Киамат—Мировую Справедливость—Стоящего во главе Всех. Он вошел в телесную оболочку седьмого Аламутского имама—Кахира, который стал, в отличие от всех пророков, сразу ан-Натыком и Асасом. 17-го рамазана 559 года хиджры (8 августа 1164 года нашей эры) он, созвав всех верующих, сказал им: «Я имам и владыка времени и отныне снимаю с людей все установленные религией обязательства в отношении всего дозволенного и воспрещенного. Я уничтожаю все постановления Шариата, так как ныне время Киамата—воскресенья. Вследствие этого люди должны лишь внутренне быть с богом, а наружно в своей жизни они могут делать все, что хотят».

С той поры был установлен у нас день воскресенья, который мы отмечаем в нашем тайном ритуале Дават-и-Бако, а Кахира просто зовут Саиб-аль-Ахыр, Господин Последнего Времени.

После уничтожения века Шариата божество непосредственно воплощается в нашем имаме—Ага-хане, слова которого выше всех священных писаний, ибо сказаны они самим Богом.

По истечении 2000 лет, после Хиджры наступит время Хакиката, а затем окончится и этот век семи периодов и придет эпоха конца Томат-аль-Кубро; тогда все звезды потухнут, разъединятся стихии, горы будут взметены кверху и уподобятся клочьям расщипанной шерсти и распадутся все элементы в своих составных частях. Земля заменится тонкой материей, небеса со своими звездами свернутся, как свиток с начертанными письменами. Перед людьми станут совершенные ими поступки, добро очистится от зла, покор-вые отделятся от мятежных. Частицы Истины, заключенные в душу каждого человека, соединятся с Мировой Душой, а частицы лжи вольются в хаос, порожденный падающими звездами. Чтобы пройти новый круг для возрождения материи, опять будет создана земля, придет пророк Адам и остальные пророки, придет Каюм-аль-Киамат и, пройдя круг жизни, снова распадется земля, снова совьется свиток с неба с начертанными звездными письменами и таких циклов всего будет семь, пока не очистится все существующее на земле от лжи и мрака. Души несправедливых должны пройти такое перерождение и могут входить даже в самых нечистых животных, поэтому мы, если умирает ишан, должны убить семь диких зверей одного за другим, чтобы освободить его душу от ненужных блуждании.

Все существующее стремится к слиянию с Нафсикулем, но путь к этому соединению подобен восхождению на высокую гору, когда один странник достигает вершины, другой только подходит к подножию горы.

Семь ступеней познания стоят перед каждым верующим: на вершине стоит Ага-хан (имам), проникнутый божественной природой, а за ним следует Худжжа—апостол Истины. Такими апостолами были в числе 12 последних на земле Пир-Шо-Насыр-и Хосров-и Хасан-и-Сабах. Следующей ступенью спускается до'и—проповедник учения. Таким проповедником среди многих других был Махмуд-Джебистари. Он проповедовал по приказу имама Рукнуддин-Хуршаха, скрывая свою принадлежность к исмаилизму и поэтому его часто считают простым шиитским суфи.

Жил он в Иране в провинции Керманшах. Книги его почитаются не только исмаилитами, но широко известны и среди шиитов.

Вслед за до'и идет ступень Мозун-и-Акбар—разъяснитель учения. В этой ступени был Шейх-Хаир-Хо, написавший книгу, известную под его именем.

Пятым звеном в цепи познания является Муалим-и-Садык—указатель истины. К числу их принадлежат все ишаны. Халифы—стоят на 6-й ступени, называемой мозун-и-асгар.

Все же верующие стоят внизу, являясь опорой этих ступеней нисхождения божественного начала и именуются му-стаджиб. Поэтому к ним божественная благодать не может снизойти непосредственно и доходит толька через халифа и ишанов, оберегающих паству от дурных влияний и наставляющих ее на путь.

Верующие во всем должны слушать своих учителей и следовать по их стопам. Бог далеко от них, а ишаны всегда пребывают среди последователей пути веры. Они могут поддержать падающего, могут остановить бегущего в тюрьму неверия и оплакивают дела несчастья. Народ знает это и свято чтит учителей закона—своих наставников».

Но чтобы пройти этот путь наставника исмаилитов, стать великим, чтимым своими учениками и через много веков, Насиру-и Хосрову понадобились при жизни приложить много усилий и стараний.

В Каире Насир-и Хосров, постигая таинство исмаилит-ского учения, прожил почти три года и в конце своего «учебного» срока был принят самим имамом, халифом Египта Мустансиром. После этой встречи Насир-и Хосров так пришелся по душе правителю Египта, что тот принял его к себе на службу и даже пользовался его милостями. Затем он был посвящен в дан и послан в Хорасан, в Балх для распространения там исмаилизма. Чтобы не вызывать лишних подозрений, ему было велено возвращаться на родину с караваном паломников через Мекку и Басру. Так что за время своего пребывания в путешествии, Насир-и Хосров неоднократно побывал в священном городе.

По приезде на родину он выбрал местом своих пропово-дей город Балх. В то время это был развитый и многолюдный город. Но здесь он встретил не только горячих поклонников, а также и противников.

Вот как он в диване говорит о трудностях своей проповеднической деятельности:

Больному человеку сахар кажется несладким, Не удивительно поэтому, что мы—исмаилиты, Кажемся тебе неверными.

Один из нас приходится на тысячу вас, хотя вас, как муравьев против змеи, много, а нас мало.111

Если выслать пятьсот скотов против

одного человека—это не будет войско.

Нам можно не считать вас за войско.

Но Насир-и Хосров не только занимался распространением учения исмаилитов в Балхе, но, как свидетельствуют его биографы, он подолгу так же жил в Мазандаране, Систане, Хутталяне и в ряде других мест.

Подтверждение этому мы среди его стихов находим такие строки:

Хотя я происхожу из Хорасана,

дружба с потомками и домом пророка

сделала меня йомганцем и мазандаранцем.

Помимо Балха и Мазандарана Насир-и Хосров также проповедовал и в Нишапуре. На этот счет в одной из его биографий, изданных в Индии, рассказывается, как в Нишапуре во время проповеднической деятельности толпа разорвала в клочья одного из его сторонников, но сам Насир-и Хосров остался цел и невредим, ибо его защитил чудесный огонь, который плотным барьером отделял проповедника от разъяренных людей. Подобные трудности не останавливали Насира-и Хосрова, он так в старости пишет о своей жизни того периода:

Так как днем грабитель перерезал нам все пути, если в дорогу мы отправляемся только ночью, то это так и подобает, о сын мой!

Поэтому днем мы, подобно звездам, сокрыты от глаз людей, а ночью ходим и бодрствуем.   -

Двор халифа Мустансира высоко оценил проповедническую деятельность Насира-и Хосрова в Хорасане и других городах и в знак его заслуг приказал дар аль-илим—учреждению, ведавшему деятельностью да'и за пределами халифата, назначить Насира-и Хосрова на высокий пост худж-жата, сахиб—джизари Хорасан.

И подобное признание и введение его в столь высокий духовный сан исмаилитов придали Насиру-и Хосрову еще больше энергии и уверенности. Он писал:

Клеймо Мустансира би-л-лаха я поставил

на грудь себе и во всю ширину лба.

Насир-и Хосров все больше и больше завоевывал сторонников, в некоторых городах секты исмаилитов стали преобладать среди других вероисповеданий. Один из противников Насира-и Хосрова в то время так писал о его деятельности:

«Секта ан-насирийа — это сторонники Насира-и Хосрова, был он распроклятый... и много народу из населения Табаристана сошло с пути истинного и приняло эту веру».

И воистину, прав был автор этих слов: через три года после возвращения из поездки в Аравийские страны и Египет деятельность Насира-и Хосрова как проповедника исма-илизма и халифа Мустансира, которого худжжат Хорасана называл «имамом времен», которому постепенно должен подчиниться весь мир, — эти идеи прочно завоевали не только города Хорасана, но и других мест.

Однако в посланиях к верующим Насир-и Хосров называл себя «худжжат земли Хорасанской»:

Для разумных я в Хорасане —

Худжжат Мустансира, посланный к невеждам.

Но однако эта деятельность Насира-и Хосрова в пользу халифа Мустансира вскоре вызвала недовольство Сельджукских правителей, и они начали преследования и гонения на исмаилитов, и в первую очередь на самого Насира-и Хосрова.

По поводу гонений, устроенных на него Сельджуками, он писал в своих стихах:

Почему так сильно боятся моего имени и титула?

Я не пролил ногой ничью воду,

Я никогда ни у кого не отбирал силой хлеб,

ни одного юношу я своим гнетом не сделал стариком,

Почему же тогда стали моими врагами и старики и юноши!

А врагами Насира-и Хосрова стали, как он говорит, старики и юноши потому, что правители и улемы Хорасана настроили против него все население, и однажды возбужденные толпы людей напали на дом худжжата в Балхе. Насир-и Хосров и этот момент в своей жизни не оставил без внимания.

Почему судьба наслала на меня столько тысяч злобных и разъяренных? Я изгнан из дома за веру, из-за нее у меня двести тысяч врагов.

Сопротивление Насиру-и Хосрову было настолько сильным и действенным, что он был вынужден бежать в горы Бадахшана, и поселился там в неприступном Йомгане.

Здесь жители гор его учение приняли полностью и пошли за ним и за его верой. Здесь Насира-и Хосрова люди еще при жизни признали как святого и назвали его «султан» и «шах», считали его потомком Али.

Сведения о жизни Насира-и Хосрова в Йомгане хорошо поданы в книге «Асар аль-билад» (1275 год). Автор Закария Казвини познакомился с неким Хусам ад-Дином из Балха, который хорошо знал Насира-и Хосрова. С его слов Казвини пишет: «Насир-и Хосров построил в Йомгане замки и бани и разбил сады. Хусан ад-Дин лично посетил замки Насира и видел в них айваны, покрытые росписью».

Сам Насир-и Хосров в одной из касыд так характеризует свое положение в Йомгане:

Каждый год одно послание с призывом

во все концы мира я рассылаю, чтобы знал мой враг, что я не то, что ты, не слаб в вере и не унижен.

Вот что об авторитете и влиянии Насира-и Хосрова на население горного Бадахшана и всего Хорасана пишет его современник Абу-л-Маали в своей книге «Байан аль-адиан»:

«И у них (у исмаилитов) в каждой стране есть человек, который призывает к этой вере народ. Этого человека называют сахиб-джазира и ему в каждой стране подчинены да'и. И о двух людях в наше время было известно, что они добились поста сахиб-джазира-худжжата: один—Насир-и Хосров, который поселился в Йомгане и сбил с пути народ, и его ересь там завелась, и другой Хаами Саббах».

Высокий авторитет среди населения, великолепные дворцы, построенные в горном крае, все это говорит о том, что Насир-и Хосров сделал Йомган настоящей резиденцией худжжата в Хорасане. Народ здесь его называл высшим титулом Шо Насир.

Здесь Насир-и Хосров вел не только большую проповедническую деятельность, но и активно вел из Йомгана переписку с Египтом. Здесь же в Йомгане им написаны основные философские и духовные произведения, такие, как «Рауша-ни-намэ», «Джами аль-хикматайн» в «Зад аль-мусафирин». В этих произведениях, которые стала настольными для всех верующих горного края на многие века, Насир-и Хосров изложил свои воззрения на исмаилитскую теологию, показал пути этой веры.

Год смерти Насира-и Хосрова точно не установлен, однако, когда ему исполнилось 70 лет, он еще был жив.

Похоронен Насир-и Хосров в том же Йомгане в округе Джерма (сейчас территория Афганистана), неподалеку от кишлака Хозрат-и Саййд, названного так в его честь.

В заключение жизнеописания великого худжжата Насира-и Хосрова я считаю уместным приложение «Отчета о командировке в Припамирские бекства Бухарского ханства», составленного секретарем Российского Императорского Политического Агентства (посольства) бароном Черкасовым в 1904 году. Этот отчет весьма полно характеризует, как, спустя девять столетий, учение Насира-и Хосрова и память о нем живет среди тех, кому он проповедовал.

«Имея уже понятие о силе влияния на таджиков их ишанов или пиров, я всемерно постарался приобрести, с первых же дней по приезде в Шугнан, расположение и доверие этих религиозных наставников. Внешние знаки внимания, которые я оказывал ишанам, весьма расположили ко мне их муридов, а возможность беседовать с ишанами без помощи переводчика и обнаруженное мною некоторое знание сути их религии помогли вызвать нужную откровенность и получить немало ценных сведений по интересующим меня вопросам.

Признавая главнейшими святыми Мухаммеда, дочь его Фатьму, зятя Али и внуков Хасана и Хусейна, свою религию таджики между собою называют «дини-пэндж-тэн», «религия «пяти особ», а себя, адептов этой религии—«пэндж-тэни». Символическим знаком принадлежности к «пэндж-тэн» служит рука с расставленными пятью пальцами, изображение которой часто встречается высеченным на скалах и камнях в Шугнане и Вахане.

Учение это, несомненно, народилось из исмаилизма, но отошло от него так далеко, что я положительно считаю «пэндж-тэн» совершенно особой религией, имеющей с мусульманством столько же общего, сколько персидский ба-бизм, т, е. почти ничего. Основатель религии Шах Насири Хосров, живший в XII веке нашей эры, как сказано в его жизнеописании, приложенном к книге «Ишар», изучал в Бухаре не только мусульманское богословие, но основательно ознакомился с Новым и Ветхим Заветом. Затем он жил при дворе халифа Аль Мустансир Билла (во второй половине XII века) в Египте, где, как известно, исмаилизм достиг в X веке при халифе-фатимиде Аль Хаким би-Ар-милла крайних, уродливых форм развития. В учении Шах Насири Хосров перемешаны доктрины чистого ислама, учения Христа, секты исмаилитов и даже браманизма. К этому народ от себя прибавил остатки древнего огнепоклонничества и фетишизма и в результате получился странный конгломерат, каким ныне представляется по внешности религия «пэндж-тэн».

Из обязанностей, возложенных на мусульман их пророком, пятикратная ежедневная молитва, паломничество к святым местам, пост и омовение являются для массы «пэндж-тэни» необязательным, а поэтому никем и не исполняются. Обрезание и многоженство—вот то, что осталось в религии «пэндж-тэн» от ислама. Подоходный налог в пользу бедных—закят в исламе—выражается в форме пожертвования одной десятой части со всего, получаемого «пэндж-тэни», своему Бомбейскому пиру. Эта предписываемая религией обязанность выполняется с необычайной добросовестностью. Не только каждая десятая мерка хлеба, каждый десятый кусок вытканного сукна, каждый десятый ягненок или теленок, но и каждое десятое дитя передается муридом своему местному шпану, для направления по принадлежности. Посвященный ребенок, впрочем, воспитывается в доме родителей, а по достижении совершеннолетия обязан только исполнять назначенную ишаном работу или дать ему корову, лошадь и т. д. Вторая обязанность «пэндж-тэни» — благоговейное почитание каждым муридом своего ишана и безусловное, слепое ему повиновение. Для мурида его ишан все на свете: он признанный при жизни святой, представитель перед Богом всех своих муридов, молитвенник за свою общину и исполнитель за членов ее всех тех религиозных обязанностей, которые ему заблагорассудится исполнять. Внешних форм богопочитания масса «пэндж-тэни» не знает: у них нет ни храмов, ни священнослужителей. Всякий грамотный человек может, если умеет, совершить обрезание, бракосочетание или погребение, прочитав при этом несколько арабских и персидских молитв, помещенных в особом сборнике. Почитание камней, нескольких могил, будто бы потомков Али, привычка носить «тунары» (талисман, состоящий из зашитого в мешочек клочка бумажки с написанным на нем заклинанием на тот или иной случай) и уважение к огню—вот в чем выражается видимым образом религия «пэндж-тэни». Священных камней, больших и малых, в Шугнане и Вахане множество. Лежат они, большею частью, при дорогах и тропинках и всякий прохожий и проезжий считает долгом остановиться у такого камня и положить на него или возле него маленький камешек. Такие же камешки кладут поклонники на мазары—могилы имамов Мухаммед Багира на Гунте, близ урочища Вам-Кала, и Зейнуль Аб-дина близ кишлака Тым на Пяндже, а в Вахане, близ кишлака Намадгут, самого Али, зятя Пророка. Иногда священным камням делают жертвоприношение, обливая их растопленным маслом и зажигая перед ними светильники. В таджикских жилищах часто можно видеть положенные на почетное место один или несколько камней, почерневших от обильных возлияний масла—это домашние святыни. В ряду последних особым почетом пользуются камни, имеющие форму головы, один из которых мне удалось получить в собственность. Таковы верования таджиков Шугнана и Ва-хана. Роушанцы более приближаются к чистым шиитам, камням не поклоняются, но почитают также горячо, как и остальные таджики, своего местного пира Сеида-Шахзадэ-Хасана.

Религиозные руководители таджиков, их шпаны, все считаются сеидами, потомками Али. Но сеид ишаном быть не может. Таким образом, звание ишана остается в одних и тех же семьях, переходя преимущественно, хотя и не всегда, от отца к старшему сыну, если последний окажется, по мнению общины муридов, достойным стать их фетишем и получить утверждение от главы религии Ага Хана. Готовящийся в ишаны сеид изучает Коран и священные книги своей религии, из которых главных четыре: «Вадж-худ-дин» (Наставление в вере), иначе «Калами-пир» (Слово наставника), «Ум-муль-Китаб» (Мать книг), «Хефт-баб» (Семь глав) и «Ишар»—краткое изложение в стихах книги «Калами-пир». Есть и другие сочинения, ознакомление с которыми для ишанов не обязательно—«Рушнаи-наме», «Канзуль-хака-ик» и диван совершенно, кажется, неизвестного европейским ориенталистам персидского поэта—суфи и вольнодумца— Шамсуд-дина Тебризи. Все означенные сочинения проникнуты духом персидского суфизма: они опровергают схоластические суннитские толкования о свойствах Божества, доказывают, что религия о Боге одна, но различно изложена Моисеем, Христом и Мухаммедом, что различие религиозных воззрений при наличности веры в Божество не должно служить причиной к разъединению людей и восстают против формалистики суннизма, фигурально толкуя обязанности, налагаемые Исламом на своих адептов. Так, молитва должна выражаться в доброжелательстве к ближнему, пост—в воздержании от дурных поступков и проч. Учение об имамате изложено в перечисленных книгах неодинаково—в некоторых более в духе исмаилизма, признающего имамат бесконечно—существующим в роде Ага Хана, в других—в духе секты «асна ашара», ограничивающей число имамов двенадцатью. В части этической все книги «пэндж-тэни» носят сильные следы учения Христа. Первое правило, рекомендуемое «пэндж-тэни» к сведению и руководству,— «не делай другому того, чего ты не желаешь, чтобы другие делали тебе». Другое правило—о том, что нельзя отвечать злом на зло,—даже изложено в той форме, которую мы встречаем в Евангелии: «если кто-нибудь ударит тебя по щеке, то подставь ему и другую».

Проникновенность духом вышеназванных книг не остается без сильного и заметного влияния на самих пиров: спокойствие, благожелательное отношение к окружающим муридам, простая, но полная чувства собственного достоинства манера держать себя, любовь к разговорам на отвлеченные темы—-свойственны всем ишанам, с которыми я познакомился в Памирских бекствах»¹.

¹ ЦАУ Узбекистана, ф. Политагентства в Бухаре, д. № 206, Памир. Шугнанское бекство; «Командировка в Памир барона Черкасова», л. 1—30.

 

ХАЗРАТ БАХАУДДИН НАКШБАНДИ

 

В эмирской Бухаре было 300 мечетей. В эпоху строительства «коммунизма» древний город вошел лишь с одной. Сейчас, в дни перестройки, в Бухаре открыли двери верующим мусульманам еще девять храмов Аллаха. Среди них Джума—мечеть в кишлаке Каср-и Орифан, что в двенадцати километрах от Бухары на родине Хазрата Саид-Мухам-меда Бахауддина Накшбанди ибн Саид Джалалиддина. Здесь же, рядом с мечетью, стоит еще несколько сооружений, и главное из них—это дахма—саркофаг с прахом святого. На аллее к саркофагу посетителей встречают миниатюрный минарет и величественная ханака—обитель суфиев. Здесь же в комплексе два святых колодца.

К шейху Бахауддину, как и в прежние времена, едут и идут пешком тысячи паломников, туристов и верующих мусульман.

Когда-то во всей Средней Азии да и на Востоке Джума-мечеть шейха Бахауддина Накшбанди была знаменитым местом. Паломничество в эти святые места в течение трех раз приравнивалось к хаджу в Мекку. А самих паломников из Бухары к святым местам на Аравийском полуострове называли «накшбандиями». Так высок был ранг святого шейха Бахауддина Накшбанди в исламском мире.

Имя шейха Бахауддина в этих краях после пророка Мухаммеда было наиболее почитаемым. Яркий тому пример: когда какой-либо верующий хотел, чтобы ему сопутствовала удача, он непременно обращался в молитве к шейху Бахауддину за содействием. А магические слова «Иа Бахауддини бола гардон» (О, Бахауддин, избавитель от бед), произносимые в качестве заклинания от беды, как утверждают верующие, помогали им защитить себя от нечистого. Люди обращались к святости Бахауддина, когда хотели уберечь себя от порчи, болезней или попросить благословения в дорогу. И получалось обыкновенно так, что тот, кто просил заступничества или помощи у святого, их получал. Ибо сила слова в его святости, а вернее, в силе духа святого. Ведь миллионы молящихся обращаются со своими просьбами к пророку Мухаммеду, к Иисусу Христу, к Будде, веря в их беспредельную святость и силу их духа. Действительно, вера людей в пророков, в своих святых укрепляет их дух, а это благотворно сказывается на самые различные обстоятельства. Божественной силой помогать людям обладал и святой шейх Бахауддин Накшбанди, который 650 лет тому назад с благословения Аллаха основал в священной Бухаре всемирно известный дервишский орден «Накшбандия», чем и обессмертил, прославил на века свое имя и родную Бухару.

Шейх Бахауддин Накшбанди родился в месяце Мухар-реме 718 года Хиджры (1318 год), за три года до смерти знаменитого шейха Ходжи Али Рамитани, происходившего из селения Рамитан, неподалеку от Бухары (ныне это районный центр Бухарской области).

В народе за популярность и святость этого шейха прозвали Азизон (почтенный шейх). С его именем впоследствии и будет связана деятельность Бахауддина на пути подвижничества—особо глубокого познания ислама.

Отец Бахауддина Саид Жалалиддин и мать Биби Орифа были родом из этих мест. Они ничем не выделялись, разве что приверженностью к исламу и большой начитанностью, которой славилась Биби Орифа. Согласно преданию, задолго до рождения Бахауддина, селение Каср-и Хиндуан посетил известный шейх Ходжа Мухаммед Баба Семаси (один из наиболее талантливых учеников шейха Азизана, уроженец селения Семас). Он предсказал, что в этой местности родится некто, который будет великим в тарикате (особый путь к истине), и через него прославится селение Каср-и Хиндуан, которое получит название Каср-и Орифан (Каср-и Хиндуан значит «замок индусов», Каср-и Орифан—«замок познавших божественную истину»). Этому предсказанию суждено было сбыться.

По прошествии нескольких лет в это село вновь пришел шейх Ходжа Мухаммед Баба Семаси, как раз тогда, когда в семье Саида Жалалиддина и Биби Орифы родился младенец, которого назвали Бахауддин, что значит «украшение религии». Вся последующая жизнь Бахауддина была подтверждением символа, заложенного в его имени. Всеми своими поступками, всей душой Бахауддин приумножал значение религии в жизни людей и общества. Он внес определенную ясность в отношение к первоначальным ценностям ислама. Благодаря его святости Бухара была названа «Куполом ислама на Востоке». Но это все у святого было впереди, как впереди была и сама жизнь.

Шейх Баба Семаси не только дал Бахауддину имя, но и нарек его своим духовным сыном. Дал четкие указания родителям Бахауддина, как воспитать из сына прилежного мусульманина. Как только Бахауддин подрос, шейх Баба Семаси стал посвящать мальчика в смысл и тонкости духовной жизни. Он быстро развил в смышленом ребенке качества самоуглубления, умение входить в состояние общения с Богом.

Вот как пишет об этом периоде жизни шейха Бахауддина в трактате «Друг рабов Аллаха и запас провизии путников, идущих путем тариката в отношении добродетелей ходжи Бахауддина» Саллах Ибн-и-Мубарак Аль-Бухари, который был мюридом шейха Алауддина Аттара—одного из наиболее талантливых учеников Бахауддина Накшбанди, и по этой причине в течение шести лет общался с Бахауддином: «Согретый чудодейственною любовью шейха Баба Семаси Бахауддин уже в раннем детстве творил чудеса, которые ставили в тупик окружающих. Он мог взглядом остановить идущего человека, прервать полет птицы. Однако эти деяния его нисколько не занимали. Он все свое усердие направлял на достижение высокой учености,—на что и наставлял его шейх Баба Семаси. Прилежание дало поразительные результаты: мальчик уже к 7 годам знал наизусть Коран».

Как покажет дальнейшая жизнь Бахауддина, эти первые уроки шейха Баба Семаси оказались ключом к двери, за которой находилась тайна Вселенского Духа.

Поистине, великое счастье иметь с детства мудрого и доброго духовного наставника. Весьма точно определил роль умного наставника гениальный суфийский поэт Аб-дурахман Джами:

Добрый нрав обретет тот, Кого воспитывает добрый человек, Молоко мудрости пьет тот, Для кого матерью стал Коран.

На всю жизнь Бахауддин сохранил признательность и благодарность своему учителю Баба Семаси. Но у каждого земного начала есть конец. Нет конца только у духовности. Настало время, и шейх Баба Семаси ушел в иные миры. Умирая, он завещал своему ближайшему ученику и преемнику Сеиду Амиру Кулялю: «Береги Бахауддина, наставляй его в дальнейшей жизни».

В это время святой шейх Сеид Амир Куляль жил в городе Карши. Это был просвещенный человек, он читал и духовную, и светскую литературу. Знал философию Платона и Аристотеля, писал суфийские трактаты. Как и все шейхи-суфии, он был ясновидящим, творил чудеса и целиком отдавался духовному общению, мирская жизнь с ее радостями не влекла его. В это время к нему в Карши и приехал одиннадцатилетний Бахауддин. Он прилежно учился всем премудростям суфизма, был не по годам начитан и с согласия шейха углубился в чтение хикматов Ахмада Яс-сави и трактатов шейха Азизана. Именно в это время шейх Сеид Амир Куляль и посвятил юного Бахауддина в таинство зикира—таинство общения с Аллахом.

Как повествует легенда, шейх Сеид Амир Куляль проделывал это так: стелил перед собой циновку или коврик и предлагал воспитаннику опуститься на колени точно против себя. После этого он вслух читал первую суру Корана— Фатиху и, выдержав паузу, просил ученика закрыть глаза, свой внутренний взор обратить на сердце и постараться, чтобы в нем не осталось ни одного слова, кроме имени Аллаха. При этом он требовал мысленно повторять это слово как можно чаще. Затем шейх в унисон послушнику сам приступал к этому священнодействию и произносил это слово сердцем, все ускоряя упоминание имени Аллаха, задавая тем самым ускоренный темп ритму послушника. Это магическое таинство проникновения сознания учителя в сознание ученика порой продолжалось и два, и три часа.

Оба входили в экстаз, и бывали случаи, когда от перенапряжения у послушника кровь приливала к голове с такой силой, что он багровел. Иногда кровь прямо фонтанировала из носа. В этом случае считалось, что Аллах не приемлет этого послушника за греховность. С Бахауддином такого не случалось никогда, У вето эти уроки постижения тайного зикира проходили благополучно.

Шейх Сеид Амир Куляль несколько позже был наставником и молодого Тимура. Вот как вспоминает об этом сам Тимур: «Однажды я отправился к Амиру Кулялю и взял с собой 20 баранов, чтобы принести их в дар святому. В дороге на меня обрушился ужасный ливень, я бросил баранов и продолжал путь один. Я пришел к Амиру Кулялю через два дня; к своему удивлению, я нашел своих баранов у его дома. Я возблагодарил Аллаха за чудо, которое он совершил. Амир Куляль взглянул на меня и сказал:

— Этому турку суждено овладеть всем миром Аллаха. Произнеся эти слова, Куляль помолился, а затем вновь уверял меня, что я буду могущественным владыкою, и просил меня все силы посвятить распространению ислама. С этой поры я совершенно отошел от игры в шахматы и других развлечений. Подвластным мне людям я старался не причинять горя; всякая неприятность, какую я случайно причинял другому, вызывала у меня душевное сострадание

и недовольство собой. Я всеми силами остерегался доставить кому-либо горе».

Что же касается Бахауддина, то под влиянием духовных наставлений своего пира-шейха Сеида Амира Куляла у него с раннего детства стал слагаться мистический характер, которым он всю жизнь поражал верующих мусульман и всех тех, кто приходил к нему на поклонение. Но высокая одухотворенность просто не давалась даже талантливому послушнику. Бахауддин денно и нощно обращался в молитвах к Богу, совершенствовал тело и дух, став на путь бескорыстного суфийского подвижничества.

Годам становления шейха Бахауддина посвящен трактат «Подвиги Его Святейшества ходжи Накшбанда», автор которого Абу Мухсин Мухаммед Бакыр Ибн Мухаммед Али. «Женившись на семнадцатом году, Бахауддин недолго пользовался сладостями семейного очага. Вскоре по окончании учения у шейха Сеида Амира Куляля дед взял его в Самарканд и там водил по всем мало-мальски известным дервишам, заставляя учиться у них. В одну из ночей, когда они вместе с бродячими каландарами спали прямо на ступеньках священной Шах-и-Зинды, Бахауддину явился Хы-зыр (для суфий Хызыр—один из главных вали—святых, которому дарована вечная жизнь, чтобы он поддерживал в людях веру в Аллаха), и сказал: «Если ты хочешь стать настоящим суфием, то должен прервать отношения со своей женой».

Совет Хызыра Бахауддин принял как должное и оставил семью. Все последующие годы он прожил в одиночестве, целиком посвятив себя служению Аллаху.

Еще больше рвения на пути тариката стал проявлять Бахауддин после того, как однажды, при загадочных обстоятельствах, когда он совершал с закрытыми глазами вечерний тайный зикир и когда открыл их по окончании духовного радения, увидел лежапщи перед ним на молельном коврике «кулях»—головной убор дервиша, принадлежащий прежде святому шейху Азизану.

(«Кулях»—шапка на вате со стегаными бортами в форме положенных друг на друга жгутов чалмы и остроконечной тульей. Такие шапки носили обычно бродячие дервиши-каландары, шейхи-суфии. По преданию, «кулях» шейха Ази-зана обладал чудодейственной силой исцеления.)

Суфийские радения теперь целиком поглощали время и силы Бахауддина. Он все чаще удалялся от людей. Соединив в себе все то, чему его учили наставники, он ежедневно по нескольку часов упражнялся в умножении душевной силы, развивая ее чудодейственность. Теперь в часы духовного радения он все чаще общался с высшими духами, получая от них пророческие видения. Это и стало причиной особо почтительного отношения к нему со стороны его последователей и всех тех, кто общался с ним в жизни.

Одновременно с постижением суфийской мудрости Баха-уддин занимался и чисто житейскими делами: вместе с отцом ткал роскошную шелковую ткань «камха» (по-бухарски «камхо», по-китайски «камфа»—плотная и прочная шелковая ткань тщательной выделки с разноцветными узорами; знать шила из нее богатые праздничные одежды). Бахауддин оказался и прекрасным резчиком по металлу. Отсюда и его прозвище Накшбанд—резчик до металлу. Уважительное отношение Бахауддина к труду говорит о том, что он не пошел по пути большинства дервишей, которые вели бродячий образ жизни и существовали на подаяния. Дервиши-суфии, из какого бы сословия они ни происходили, добровольно обрекали себя на бедность, вели предельно скромный образ жизни. Они объединялись в ритуальные братства и жили в бродячих группах или в обителях под руководством шейха или пира. В бухарском ханстве специальной фетвой—указом эмира были назначены два дня для сбора подаяний: четверг и воскресенье. В эти дни возбужденные дервиши толпами ходили по улицам, останавливали прохожих и требовали подаяний. При этом они хором распевали духовные тексты, изображавшие наказание грешников в аду.

Главным правилом всех дервишских братств было: не иметь семьи, не оставлять у себя денег больше, чем нужно для ежедневного пропитания. Все это должно было способствовать их духовному радению в беспредельном познании Аллаха.

Дервиши всегда выделялись в городах Востока своим внешним видом. Одевались они неприхотливо, не придавая одежде никакого значения. В одеяние дервиша-суфия, дерви-ша-каландара обычно входили: «шайдой»—тюбетейка, «кулях»—конусообразная высокая шапка с меховой опушкой, «муттако»—жезл, «камар»—пояс, «каду»—чашка из скорлупы кокосового ореха для сбора медных денег, «сайли»— наушники, «санги-канаат»—камень с дыркой, носимый на поясе, и, наконец, «хырка» или «джанда»—халат, сшитый из лоскутов цветной материи, короче обыкновенного, с широкими рукавами по локоть.

В этих одеяниях дервиши выглядели необычно. Они нарочито не следили за своей внешностью и своими странностями привлекали к себе внимание.Некоторые дервиши носили шкуру барса через плечо, тем самым как бы подчеркивая свою независимость от общества.

Численность дервишей в Бухаре, Мерве, Герате порой достигала несколько тысяч, а то и десятков тысяч человек, что, конечно же, осложняло нормальное течение жизни. Бахауддин Накшбанди это понял и взял на себя роль реформатора ордена дервишей-суфиев. Он выступил против аскетизма, против отказа от мирских дел, призывал к труду и знанию. Сам прекрасный ткач и резчик по металлу, он своим примером показывал, как нужно работать и пользоваться плодами своего труда. Бахауддин, один из первых среди суфиев, стал отходить от аскетизма, начало которому положил Ахмад Яссави. Признавая его как великого святого, признавая все его страстные радения на пути познания Аллаха, он отдавал предпочтение не уединению и аскетизму, а мирской жизни, ее обыденным делам, формирующим человека. Бахауддину принадлежит такое изречение:

Дилл ба еру, Даст ба кор.

В переводе это звучит так:

Сердце—возлюбленному, А рука—делу.

Под возлюбленным в данном случае подразумевается Аллах, к которому обращено святое, возвышенное чувство любви верующего—мусульманина.

Такое нововведение Бахауддина Накшбанди вызвало большое число последователей. Большинство дервишей— суфиев стало жить общинами, помимо радений на пути к Аллаху заниматься трудом, зарабатывая на пропитание. Так стал складываться в Бухаре всемирно известный орден Накшбандиев.

Как свидетельствуют жизнеописания святого шейха Бахауддина Накшбанди, его чудодейственные видения всегда являлись ему в переломный момент жизни. Однажды, когда Бахаудцин в течение недели не выходил из помещения, предаваясь молитвам, ему явился образ святого шейха тюрков Хаким-Ата. Это был один из четырех знаменитых учеников святого ходжи Ахмада Яссави, которого звали Су-лейманом, но впоследствии он принял имя Хакима-Ата. Он был родом из Хивы, там же и похоронен в Ак-кургане. Так вот, святой Хаким-Ата сообщил Бахауддину, что он поручает дальнейшее его воспитание и обучение наукам некоему дервишу, которого он тут же привязал к себе. Когда Бахауддин после радения открыл глаза, то воспроизвел образ этого дервиша так отчетливо, словно тот как живой стоял перед ним. Когда Бахауддин рассказал об этом видении своему деду, тот истолковал его так: «Свою святость, внук, ты получишь из рук турецких шейхов».

Дальнейшее описание событий, связанных с этим видением, мы находим в житии святого:«И Бахауддин решил разыскать дервиша, назначенного ему в наставники. Это ему удалось. Дервиша звали Халил; и происходил он из среднеазиатских турок. Он произвел на Бахауддина сильное впечатление, и последний остался при нем в качестве послушника-мюрида.

Через шесть лет после этого дервиш стал государем Заречья под именем султана Халила, или Казан-султана. Бахауддин и дальше пользовался его расположением, изучил придворный этикет и стал свидетелем многих событий из жизни этого султана.

Будучи зрелым человеком, Бахауддин использовал пребывание при дворе правителя для пополнения своих знаний. Большую часть своего времени он проводил в дворцовой библиотеке. Там было много рукописных книг на тюркском и персидском языках. Его особенно увлекла арабская суфийская литература, а также книги по истории и философии, которых в библиотеке было много. Султан Халил пополнял свою библиотеку книгами из Александрии, Багдада, Дамаска, Мекки. Среди них было много переведенных на арабский язык трудов греческих философов, других европейских мыслителей. Много было и книг по математике, астрономии, медицине.

Бахауддин с жадностью поглощал эту литературу, уделяя особое внимание трактатам мусульманских богословов. Он почерпнул массу интересного из трудов Аль Газали, Мансура Халладжа, Ахмада Яссави. Но самое сильное впечатление на него произвели произведения шейха Ибн аль-Араби (1164—1240). Труды этого исламского мыслителя приводили суфиев того времени в величайшее возбуждение: одни признавали его святым и чудотворцем, другие же— злостным еретиком и врагом ислама.

Ибн алъ-Араби за свою жизнь написал свыше 4000 сочинений. Главный его труд—«Мекканское пленение»—считается подлинной энциклопедией мистицизма. В этом произведении Ибн алъ-Араби приводит в стройную систему пути воссоединения суфия с Аллахом. По алъ-Араби, на пути воссоединения с Аллахом каждый молящийся устанавливает станции («менаффил»), постоялые дворы («макамат») и состояние одушевления («хал»). Аль-Араби насчитывает 19 станций и до 360 постоялых дворов и мест остановок. Первые четыре станции—это доверие, терпение, покорность воле божьей и благодарность за его благодеяния. Состояние «хал» бывает семиричное: с Аллахом, в Аллахе, у Аллаха, посредством Аллаха, к Аллаху, для Аллаха и ради Аллаха.

Аль-Араби также говорит о двух полюсах мистики: размышление—«эль фикир» и упоминание имени Аллаха— «эль зикир». Эти положения Ибн алъ-Араби воспринимались суфиями как должное. Однако неоднозначную реакцию у суфиев вызывали суждения мистика о том, что Иблис (сатана) не может рассматриваться как враг Аллаха. Из этого следовало, что фараона, против которого выступал пророк Муса (Моисей), тоже надлежало оправдать.

В этих противоречивых рассуждениях Бахауддин решил разобраться сам. Он сделал вывод, что «Иблис появляется там, где его призывают люди». Значит, дело человека обращать ли свой взор к Аллаху или же к Иблису. Проанализировав суфийские течения, Бахауддин пришел к выводу, что чем больше теоретики суфиев рассуждают о путях единения с Аллахом, тем дальше они уводят истинных мусульман от ислама. (В то же время в различных странах мира было 32 суфийских ордена, учение которых прямо или косвенно противоречило учению пророка Мухаммеда.)

И Бахауддин стал искать свой путь познания Аллаха. Путеводной звездой здесь ему был Коран. В одиннадцатой суре, в 12 аяте он нашел ответ на мучивший его вопрос:«Кто имеет ясное знамение от своего Господа, и следует за ним свидетель от Него, и перед ним книга Мусы, как руководитель и милосердие,—этих веруют в Него, а кто не верует в Него из разных партий—огонь обетование их. Не будь же в сомнении относительно этого; ведь это истина от твоего Господа, но большая часть людей не веруют!»

Не отвергая отдельных положений суфиев, которые доходчиво поясняли установки ислама, Бахауддин свой путь подвижника-суфия решил строить строго по священному писанию:«Это писание—нет сомнения в том—есть руководство благочестивым» (Сура 2, аят 1). И далее:«Читайте из Корана столько, сколько можете» (Сура 73, аят 20).

Осмысливая эти строки, Бахауддин пришел к выводу, что усвоение света истины есть высочайшая милость и дар Аллаха, ниспосланный тем, кто встал на путь истинного подвижничества в исламе. А этот путь лежит лишь через познание священного писания—Корана. Ибо он и есть источник всех знаний. Бахауддину принадлежат исторические слов а: «Талиб—ищущий, домогающийся знаний и не следующий при этом Корану, уподобляется человеку, который сидит на берегу моря и пьет его воду. Он никогда не сможет выпить все это необъятное количество воды».

Определив свой путь подвижника под лозунгом чистоты ислама и сохранения его целостности, Бахауддин решил покинуть двор султана Халила, собрать вокруг себя учеников и вести жизнь бескорыстного праведника. Примером ему был пророк Мухаммед, который сказал:«Кто преподал мне хотя бы один только стих Корана, тот мой хозяин».

Вскоре Бахауддину представился случай исполнить свое намерение. Однажды он увидел, как султан спокойно наблюдал за казнью людей, приговоренных к смерти. Два обезглавленных трупа уже лежали в луже крови, а третья жертва, совсем еще юноша, стоял со связанными за спиной руками на коленях перед палачом.

Султан подал знак, и палач резким движением полоснул острым мечом по горлу своей жертвы. Но, к удивлению Бахауддина и самого правителя, меч не причинил вреда юноше. Не менее пораженный этим обстоятельством, палач второй раз обрушил свой меч на шею жертвы, но опять юноша остался цел и невредим. Остервенелый палач в третий раз попытался обезглавить свою жертву, но и теперь усилия его остались безуспешными. Каждый раз, когда повторялась холодящая душу сцена казни, юноша что-то шептал.

Пораженный султан воскликнул:

—  Заклинаю Тебя Аллахом, во власти которого находятся наши души, скажи мне, чего ты хочешь?!

—  Ничего я не желаю,—отвечал казнимый,—но у меня есть шейх-наставник, к заступничеству которого я и взываю в настоящую минуту.

Могущественным шейхом, останавливающим губительное падение меча, оказался Сеид Мир Куляль, шейх Бахауддина.

Бахауддин поразился силе святости своего наставника и понял великое значение пира-руководителя в своей жизни. Подойдя к султану, он решительно потребовал освободить осужденного на смерть. Султан уступил. И как пишут биографы в «Подвигах его святейшества Ходжи Накшбанда», Бахауддин «в одно мгновение увидел все темные дела султана Халила и отверг их; сердце его стало холодным и нечувствительным к благам этого царствующего дома. Ему стало ясно, что о величии царей нельзя судить по их словам, что необходимо твердо помнить, что на земных царях могущественный Царь царей проявляет свое величие во всех смыслах». (Как все-таки здорово подмечено мудрецом— составителем жития шейха Бахауддина шестьсот лет назад, что на земных царях могущественный Царь царей проявляет свое величие. Это верно и сегодня на примере всех наших президентов, премьер-министров и иных глав государств. И до тех пор, пока люди не поймут истинного смысла своего предназначения, до тех пор Царь царей и будет направлять их деяния, как того они заслуживают.)

Юноша, в судьбу которого счастливо вмешался Бахауддин, оказался ревностным суфием. Звали его Мухаммад Парс. Мухаммад с первых же дней привязался к своему спасителю и не покидал его до конца жизни. Он был смышленым человеком и ревностным служителем тариката. Сопровождая Бахауддина во всех его странствиях, Мухаммад Парс оставил удивительную книгу «Кудсийа»), представляющую собой собрание речей Бахауддина Накшбанди.

Но вновь обратимся к хронике жития святого: «Покинув двор султана Халила, своего царственного покровителя, Бахауддин вместе с учеником пришел в Бухару и поселился в селении Ривартун, которое лежало в трех фарсангах от Бухары (один фарсанг равен восьми километрам). Здесь он повел жизнь подвижника, полную созерцания, но не чуждался людей и исполнял вместе с жителями Ривартуна в сельской мечети все положенные намазы.

По ночам, в мистическом настроении, Бахауддин ходил на кладбища, которых так много в окрестностях Бухары. На мазарах он любил предаваться богомыслию. Однажды, как он сам рассказывал ученикам, когда он находился в состоянии исступления и приближения к Аллаху, ему явилось чудесное видение. Ему явились отошедшие в вечность суфийские шейхи, окружавшие престол, на котором во славе и блеске восседал Абдалхалик Гиждувани. Он преподал Бахауддину «начало, середину и конец тайного зикира».

Это ночное видение произвело на Бахауддина очень сильное впечатление, так как тайный зикир святой шейх передал ему в минуту своего мистического явления перед ним. Бахауддин это видение посчитал глубоко символичным. Он понял, что обращение к Аллаху нужно произносить только глубоко в душе, не демонстрируя его всем.

С тех пор Бахауддин дал обет отправлять зикир тайно или молча. Отсюда его последователей в Средней Азии стали звать «хуфия», то есть погружающиеся в экстаз посредством тайно произносимого имени Аллаха.

Тайный зикир единения с Аллахом Бахауддин подразделил на пять степеней.

Первая—состоит в том, чтобы обратить глаз на сердце и произнести в нем имя Аллаха. Она называется Моками-калб.

Вторая—состоит в том, чтобы, закрыв глаза, обратить их на часть груди над солнечным сплетением и там повторять как можно чаще имя Аллаха. Она называется Моками-сир.

Третья—есть внутреннее воззрение на печень и повторение «Алла! Алла!» Она называется Моками-зикир.

Четвертая—состоит в погружении внутреннего зрения в верхнюю кору головного мозга и повторении ею как можно чаще имени Аллаха. Эта ступень называется Моками-рух.

Пятая ступень—произносятся слова «Ла илляхи ил-Алла», начиная от сердца, которому нужно произнести только «Ла», а мозг должен, заключая фразу, произнести «Алла». Чем скорее это слово произносится, тем короче путь единения духа человека с Аллахом. Что касается тайного зикира дервишей—накшбандиев, то разъяснения, как нужно это делать, содержатся в трактате «Четыре реки», автором которого является Шаахмед Сеид Муджаддин.

Прожив некоторое время в Ривартуне и укрепив дух, Бахауддин почувствовал, что должен совершить паломничество в Мекку и к гробнице пророка Махаммеда в Медину, посетить другие святые места. Вместе с ним в далекий опасный путь отправились Мухаммад Парс и Аллауддин Аттар. Эти два талантливых ордена накшбандиев. Они же оставили об этом путешествии свои чрезвычайно ценные воспоминания. Ибо путь в Мекку Бахауддин избрал необычный. Вначале он посетил города Хорасана Мерв и Герат, оттуда отправился в Нашапур, Багдад, Дамаск, а затем к святыням Мекки и Медины. Это был очень длительный хадж. В родную Бухару Бахауддин вместе со спутниками вернулся лишь через три года.

Первым городом на пути паломников был древний Мерв. Здесь Бахауддин с благоговением поклонился праху святого шейха суфиев Юсуфа Хамадани. Он отдал должное памяти этого великого человека и в течение недели на святом мазаре в полном одиночестве предавался радениям. По окончании радений Бахауддин сообщил ученикам, что все эти дни его тайный зикир направлял святейший шейх Юсуф Хамадани. После завершения радений на мазаре шейх Бахауддин был вынужден задержаться в Мерве на несколько дней. Здесь оказалось множество его последователей, которые толпами сопровождали своего пира в мечеть для совершения намаза. И каждый раз в Чилля-хоне мечети Бахауддин принимал покаяние от страждущих.

У суфиев считалось великой честью каяться в своих грехах святому шейху. Помимо суфиев, в Мерве на поклонение к шейху Бахауддину приходили и правители города. Это говорит о высоком авторитете Бахауддина.

Вот что скажет об этом его ученик Махаммад Парс:«Его святейшество везде встречал большое к себе внимание благодаря своим высоким качествам совершенного суфия. Он старался везде совершенствоваться в духовной жизни, беседуя с местными шейхами-суфиями. Молва о нем шла далеко, и люди разного общественного положения стремились послушать его беседы и стать его учениками. Ответы нашего шейха отличались глубиной мысли и тонким пониманием высоких идеалов подвижничества и отречения от мирской суеты.

Будучи в Серахсе, Бахауддин посетил, по приглашению наместника, Герат. Приглашенный к столу наместника, за которым собрался весь цвет ученых людей и сановников Герата, Бахауддин не стал есть. Когда его спросили, что же это значит, он ответил, что, собственно, ему не место за этим роскошным столом: он—приверженец простонародья и дервиш. Что подумает о нем народ, когда узнает, что он ест? После обеда наместник Герата спросил Бахауддина, есть ли в исповедуемом им учении явный зикир, громкое радение и отшельничество?

—  Нет,—отвечал шейх.— У нас этого нет совершенно. Что же касается отшельничества, оно у нас проходит в повседневном общении с людьми. Мы можем пребывать в толпе, а сердцем должны быть всегда с предвечной Истиной.

Бахауддин, как свидетельствуют биографы, все три года путешествовал пешим. Одеяние его было самым что ни на есть простым. Он питался грубой, простонародной пищей, не позволял себе излишеств. Летом, как правило, ночевал под открытым небом. Зимою же выбирал себе скромные постоялые дворы. Вообще ему было чуждо стремление к славе. Смысл жизни он видел в служении Аллаху. Подтверждение этому можно найти в описании одной из бесед, которую шейх Бахауддин проводил в городе Нишапуре. На вопрос его последователя о том, каким путем нужно идти в служении Богу, Бахауддин ответил:

—  Наш путь к Нему—взаимное общение, но не отшельничество. В отшельничестве же—слава, а в славе—погибель!

Далее он пояснил, что добрые дела обнаруживаются только в собрании людей. Общество же людей заключается во взаимном содружестве, в выполнении условия не делать друг другу того, что воспрещено и плохо. И если общество людей, что идут к Богу нашим путем, имеет подобное единение,—в том его благополучие и счастье, и можно надеяться, что достигшая высокого совершенства истинная вера будет постоянно находиться в среде такой общины.

Этим и был велик Бахауддин, что хотел принести людям взаимность, веру в облагораживающую силу людского общения как высшую цель единения с Аллахом. В своих проповедях он никогда не звал людей к взаимному противостоянию, удерживал их от своекорыстия, праздного образа жизни, осуждал нравственное падение. Что самое ценное, Бахауддин не был ортодоксом. Он всю жизнь учился, старался познать что-то новое, полезное. Так, посетив во время хаджа Багдад, он почтил память видного основателя багдадской школы суфизма Абу Абдуллаха аль-Мухасиби (умер в 857 году), который создал учение о самонаблюдении, проследив соотношение между внешними действиями человека и его сокровенными намерениями, и ввел понятие «хал»—озарение мгновенного погружения в чудодейственное состояние суфия на пути к Богу. Бахаудцин также отдал должное памяти святого Джунайда (умер в 910 году. Суфии всего мира почитали Джунайда за то, что он выдвинул теорию «фана»—трезвости, полного контроля над своими чувствами—одного из двух, наряду со школой «опьянения любовью к Богу», основных течений мусульманского таса-уфа (мистицизма).

Школа «опьянения любовью к Богу» была широко известна на Востоке, и суфии были ревностными ее сторонниками и пропагандистами. Эта школа буквально смешала все понятия, такие разные в обиходе: любовь, вино, возлюбленная... В подтверждение сказанному приведу одно из наиболее образных обращений видного суфийского поэта Шам-сиддина Тавризи к паломникам, идущим в Мекку:

О, отправившиеся на поклонение в Мекку! Где вы? Где вы?

Возлюбленная здесь! Вернитесь! Вернитесь!

Если случайно мне удастся встретить ночью эту красавицу,

Я припаду головой к ее ногам; я отдам ей сердце и душу.

Я пойду в капище идолов, сяду перед кумиром и стану класть ему земные поклоны.

Я буду совершать священные обряды вокруг кабака, буду целовать ноги пьяным.

Под словом «возлюбленная» суфи-мистики подразумевают Бога. Слово «ночь» употреблено в тексте потому, что зикир—дервишское радение большей частью производится ночью.

С вином, запрещенным исламом, суфи-мистики отождествляют радение, приводящее их в состояние религиозного экстаза, во время которого, по их мнению, душа вступает в общение с Аллахом. Под кабаком, вход в который для мусульманина считается позором, подразумевается место радения или вход в мечеть. В тексте есть выражение «целовать ноги». Здесь имеется в виду, что паломники, совершающие таваф, то есть ритуальный обход вокруг Каабы, целуют высокий порог двери, ведущей в храм. А под словом «пьяный» прячется суфи-мистик, находящийся в состоянии религиозного экстаза.

Этой же символикой пользовался и всемирно известный мастер восточных четверостиший-рубаи Омар Хайям. В одном из своих рубай он говорит:

В одной руке у меня Писание, а в другой кубок с вином.

Одно из двух: или я абсолютный кяфир, или безусловный мусульманин.

Под Писанием подразумевается священная книга мусульман Коран, а под вином—учение суфизма, которое в его начальных формах, когда жил поэт, противопоставлялось исламу.

Для того, чтобы мистическое опьянение суфиев имело целесообразность, Джунайд выдвинул теорию трезвости — «фана» (мистическое растворение суфия в Боге), ведущую к сверхбытию—«бака» (вечности в абсолюте).

Джунайд предложил считать первым этапом мистического пути к Богу шариат—общемусульманский религиозный закон, вторым—чисто суфийский путь тарикат, и, наконец, третий—хакикат—постижение божественной истины. Для Джунайда признание единства Бога (таухит) не рациональное доказательство, как в мусульманском богословии, а сама жизнь суфия в мистическом единении с Богом.

С этими суфийскими трактатами Бахаудцин познакомился в багдадских библиотеках, которых было в то время более двадцати. Разумеется, не мог Бахауддин обойти своим вниманием и выдающегося святого суфиев Абдаллаха Хусейна ибн Мансура аль-Халладжа (казнен в 922 году за свои суфийские воззрения).

Бахауддин был давно наслышан о мистических взглядах Мансура аль-Халладжа, но с его произведениями познакомился только в Багдаде. Его поразила та открытость, с которой Мансур аль-Халладж обращался в своих молитвах к Богу. В отличие от других суфиев, хранивших свое учение в тайне, он открыто проповедовал свой путь единения с Богом, считая, что единение с Богом,—цель не только избранных суфиев, но и всего сущего. Он утверждал что единение духа человека с духом Бога возможно. И однажды в момент высшего экстаза воскликнул: «Ана-ль-хаакк»—«Я есть Истина!» (то есть:«Я есть Бог!».) За что и был приговорен к смертной казни.

Глубинное постижение воззрений великих суфиев стало страстной потребностью Бахауддина, ибо к этому времени у него уже полностью сформировалось воззрение, «о чистоте ислама», и он открыто призывал всех своих учеников и дервишей других орденов последовать за ним. Как известно, эта идея была встречена большинством суфиев с радостью, так как за последние годы и даже столетия дробление ислама на секты и течения начало угрожать самому существованию религии.

Призыв Бахауддина вернуться к чистоте ислама нашел широкую поддержку в странах исламского Востока. Орден накшбандиев стал стремительно расширяться, а сама религия завоевывала все больше сторонников на Кавказе и у народов Поволжья и Сибири. Этому способствовало то, что Бахауддин создал в Бухаре мощный центр по пропаганде идей суфизма накшбандиев. В Бухару к шейху Бахауддину потянулись тысячи мюридов. Широта знании, природное красноречие и пылкий темперамент, а более всего вдохновенный талант проповедника и неистовость в отправлении религиозных обрядов буквально завораживали его учеников и делали их ревностными последователями Бахауддина.

Авторитет накшбандиев среди верующих повышался и в связи с тем, что Бахауддин ввел в норму поведения членов своего ордена взаимодействие со светскими властями «с целью защиты интересов простых людей». Выросла и политическая активность братства. С мнением же шейха ордена накшбандиев считались правители даже самых могущественных государств, не исключая и Амира Тимура, который в то время активно выходил на политическую арену. О высоком авторитете ордена свидетельствует и такой факт: главой братства накшбандиев в Османской империи был сам турецкий султан Баязет Ильдрым («Молниеносный»). Но это величие придет к Бахаудцину несколько лет спустя. Однако решающим моментом в превращении простого суфия из Бухары в признаваемого и почитаемого главу международного дервишеского братства стал первый хадж Бахауддина в Мекку (всего же он в этот священный город ходил трижды).

Первым положил начало хаджу в Мекку на поклонение храму Кааба на десятом году хиджры (3 февраля 632 года) пророк Мухаммед. С тех пор миллионы паломников идут к святым местам для очищения от грехов и поклонения черному камню Каабы и другим реликвиям, связанным с жизнью Мухаммеда. Паломничество в Мекку—одна из пяти главных обязанностей мусульманина. Каждый мусульманин, если ему позволяют обстоятельства, должен хотя бы раз в жизни совершить хадж. Если же это невозможно, он может поручить совершить этот обряд вакилю, то есть своему заместителю. Хадж совершается в месяц зу-ль-хиджа по мусульманскому лунному календарю.

Паломники прибывают в Мекку к седьмому числу месяца зу-ль-хиджа и вначале выполняют обряды малого паломничества—умра: совершают обход Каабы—таваф, целуют черный камень, молятся, пьют воду из священного колодца Зам-зам и один раз пробегают между холмами ас-Сафа и аль-Марва. На следующий день паломники отправляются в долину Арафат, где ночуют под открытым небом. В полдень девятого зу-ль-хиджа они приступают к центральному обряду хаджа—стоянию—вукув—у скалы Арафат, которое продолжается до захода солнца. В это время паломники слушают проповедь—худбу, молятся. Затем бегом устремляются в долину Муздалифа, где в мечети читают вечернюю и ночную молитву. Десятого зу-ль-хиджа после утренней молитвы паломники направляются в долину Мина. Там они бросают камни в столб, который символизирует Иб-лиса. Затем следует ритуальное жертвоприношение животных в память о том, как Ибрахим (Авраам) был готов принести в жертву Аллаху своего сына Исмаила, но ангел удержал его от этого, показав на барашка, стоящего в кустах. Когда Исмаил подрос, Ибрахим вместе со своим сыном, прославляя могущество Аллаха, построил храм-Каабу—сооружение кубической формы (по-арабски «кааб»—куб).

Обычно Кааба покрыта черным полотнищем (кисвой), на котором золотом вышиты аяты из Корана. В Каабе хранится черный камень—аль-Хаджар аль-Асват, состоящий из трех кусков, замурованных в восточную стену Каабы и скрепленных серебряным обручем на высоте полутора метров. Согласно преданию, черный камень—это ангел, спустившийся из рая и окаменевший на месте. В день Страшного суда он оживет и предстанет в роли защитника всех целовавших его верующих и кающихсяя в своих грехах. Этот храм считается земным воплощением «небесной Каабы». Кааба стоит в Мекке и расположена в центре «Заповедной мечети»— аль-Масджит аль-Харам. Сюда устремлены взоры всех мусульман мира, потому что Коран установил, что к Каабе должны быть обращены лица всех мусульман во время молитвы—чтобы спастись от адского пламени. Кааба спасает только тех, кто уверовал в Аллаха и следует за его посланником. Истинным верующим может быть только мусульманин (муслим—«отдавший себя»).

Во всем ритуале хаджа есть одна немаловажная деталь: паломники, почему-либо запоздавшие к празднику Курбан-байрам, остаются в Мекке, Медине, Джидде и других аравийских городах и ждут этого праздника в следующем году, ибо паломничество считается неполным, незаконченным, и паломник не может называться «хаджи», если он не встретит этот праздник в Мекке. Памятуя об этом, Бахауддин сознательно сократил свое пребывание в городах Востока, которые он посещал, чтобы ознакомиться с книгами по суфизму в их богатых библиотеках. Как и полагалось, он со своими учениками Мухаммадом Парсом и Аллауддином Аттари прибыл в Мекку 7-го зу-ль-хиджа, где они влились в огромный поток паломников. Здесь, во время ночевки под открытым небом у горы Арафат, с Бахауддином произошло чудодейственное событие, прямо указывающее на его святость.

Вот что повествуют об этом в «Жизнеописании» его ученики:«Его Святейшество шейх Бахауддин Накшбанди девятого зу-ль-хиджа, после святой ночи у горы Арафат встал утром с просветленным ликом и рассказал нам, что он удостоился видения Хазрата Ибрахима, который спустился к нему по лучу света с неба и мирно беседовал с ним. Хазрат спросил паломника, откуда он прибыл, и когда узнал, что Бахауддин родом из Бухары, поведал ему, как он однажды, переходя с верхнего неба на низшее, увидел, как от одного города свет восходил к небесам. Па все же иные города свет с небес нисходил на землю. Ангел сказал ему, что город, свет от которого восходит к небесам, есть святая Бухара. Этому сообщению Хазрата шейх Бахауддин несказанно обрадовался. И тут же, прочитав фатиху, удостоился прикосновения к святому одеянию Хазрата.

После этого Ибрахим вновь обратился с вопросом к паломнику: «Знает ли он содержание самой первой суры Корана, которую Аллах ниспослал Мухаммеду!» Бахауддин, не мешкая, прочитал Хазрату 96 суру Корана, которая положила начало Священному писанию (впоследствии составители Корана изложили суры не по очередности их передачи Джабраилом Мухаммеду, а по степени убывания знаков в каждой из них, за исключением фатихи): Во имя Аллаха милостивого, милосердного:

1. Читай! Во имя Господа твоего, который сотворил—

2. сотворил человека из сгустка.

3. Читай! И Господь твой щедрейший,

4. который научил каламом,

5. научил человека тому, чего он не знал.

6. Но нет! Человек восстает

7. оттого, что видит себя разбогатевшим.

8. Ведь к Господу твоему—возвращение!

9. Видал ли ты того, кто препятствует

10. рабу, когда он молится!

11. Видал ли ты, был ли он на правом пути

12. или выказывал богобоязненность?

13. Видал ли ты, обвинял он во лжи и отвернулся?

14. Разве не знал он, что Аллах видит?

15. Так нет! Бели он не удержится, Мы схватим его за хохол—

16. хохол лживый, грешный.

17. И пусть он зовет свое сборище—

18. Мы позовем стражей!

19. Так нет! Пе подчиняйся ему, и поклонись, и приблизься!

Прослушав эту суру, Хазрат сказал:«Аллах это писание ниспослал вам, чтобы вы ему следовали. Ибо люди только тогда призывают Аллаха на помощь, когда их настигает буря на море. И тогда они дают обет искренно служить ему, но когда они благополучно высаживаются на берег, то забывают о своем обете и снова идут поклоняться своим идолам».

Чудодейственное видение у горы Арафат произвело на Бахауддина столь сильное впечатление, что он в эти дни с особой неистовостью отправлял все предписанные ритуалы. А когда наступил момент целовать черный камень в храме Кааба, он дал обет «неустанно следовать Священному писанию, без корысти и греховности служить Аллаху».

Прошли праздники Курбан-Байрама, паломники двинулись в обратный путь, но Бахауддин не торопился в Бухару. Почти целый год он прожил в Медине около гроба пророка Мухаммеда и девяносто девять раз прочитал Священное писание—Коран. Лишь после этого, очистившись от грехов, укрепив свой дух и веру в Аллаха, Бахауддин покинул святые места. Однако путь его в Бухару не был прямым. Он со своими учениками посетил Александрию, страны Маг-риба и лишь тогда повернул к родным краям.

Последнюю ночь перед Бухарой паломники провели в степи. И Бахауддин с радостью в сердце прочитал последнюю вечернюю молитву, положил под голову камень и отошел ко сну.

В эту ночь ему вновь явился святой Хазрат Ибрахим. Он прилетел на белом светящемся облаке. Вначале Хазрат парил на недосягаемой высоте, затем медленно опустился перед Бахауддином. Он держал в руках одну из глыб черного камня Каабы. И Бахауддин, как и там, в Мекке, прильнул губами к священному камню, мысленно повторяя суру из Корана—фатиху. Лишь после этого Хазрат спросил его, что паломник взял с собой из Мекки. Бахауддин ответил, что несет с собой сосуд со священной водой и божественные четки—тасбих, а также подорожный посох из шелковицы. Хазрат Ибрахим продолжал: «Когда ты прибудешь в свой родной Каср-и-Орифан, там у саркофага твоей матери найдешь то, что тебе даровано небесами за твою святость. Прочтя молитву над этим камнем, ты раздай косточки тасбиха своим верным ученикам, которые понесут твое учение в другие края, а посох воткни в землю, возле родного очага, пусть он зазеленеет могучим деревом и долгие столетия будет людям рассказывать о твоем хадже в Мекку».

Весь последующий путь до Каср-и-Орифана Бахауддин шел под впечатлением святого видения Хазрата Ибрахима. И когда счастливый паломник прибыл в родной кишлак и преклонил колени перед могилой матери, то к своему удивлению увидел, что на месте белого мраморного надгробья лежит черный камень. Это было знамение Аллаха, о котором его предупреждал Хазрат. Как гласит предание, этот камень, ниспосланный с неба по велению Ибрахима, теперь вмурован в Дахму-саркофаг, возведенный над захоронением Его Святейшества шейха Бахауддина Накшбанди. Местные жители называют этот черный камень Бахауддина «Сенги-Мурат» (камень желаний). И каждый, кто посещает некрополь Бахауддина, подходит к этому камню просить святого шейха содействия в исполнении желаний, затем с благоговением целует его. Посох, который по велению Ибрахима Бахауддин воткнул в землю возле дома, вскоре зазеленел и вырос в огромное тутовое дерево, которое стояло возле водоема на протяжении многих веков. Сейчас этот святой тутовник лежит у хауза на почетном постаменте. Паломники прикасаются к нему и повязывают на ветви разноцветные лоскутки.

Сам же Бахауддин после возвращения из Мекки и этих чудодейственных видений посчитал себя мюридом Хазрата Ибрахима и поселился в маленьком домике возле черного камня. Денно и нощно он предавался радениям, постигая дух Аллаха. Он каждую свою утреннюю молитву «бамдат» начинал с поцелуя черного камня и поцелуем же этого богом данного камня заканчивал последнюю вечернюю молитву «хуфтан». Бахауддин не только молитвами, но и всеми своими поступками старался оправдать свое движение по избранному им пути. В основу духовной жизни он положил приверженность исламу и следование заветам пророка Мухаммеда, а дозволенным пропитанием считал лишь заработанное трудом собственных рук, подтверждая это положение ссылкой на изречение пророка: «Служение Богу состоит из десяти частей, девять из них—соблюдение ритуально дозволенного, а одна, единая часть—все остальные виды служения Богу».

Следуя этому, Бахауддин в своем родном кишлаке занялся земледелием, засеял небольшой участок пшеницей, ячменем и машем. Своих многочисленных последователей и мюридов призвал к подобному образу жизни. Вот что говорится по данному поводу в «Жизнеописании святого»: «Спасая свою душу в миру, Бахауддин свято соблюдал заветы скромности и полного аскетизма: у него не было ни дома, ни жены, ни земельной собственности. Если случалось ему жить где-либо, он нанимал помещение, как и любой другой пришелец. Зимой постелью служили ему трава и сухие листья, летом—старая циновка; из посуды у него был лишь разбитый глиняный кувшин. Не было у него ни слуг, ни невольников или невольниц. И когда Бахауддина упрекнули в этом, он возразил: «Рабство недостойно идущих по дороге святости», а еще добавил стихами:

Нет у нас ни дома, ни имущества, ни о чем никакой скорби у нас нет.

Если в рубище на кладбищенском холме

мы умрем, то нечего и оплакивать нас.

Ревностно соблюдая обет суфия, Бахауддин в то же время проявлял крайнюю терпимость к тем, кто не мог во всем следовать его примеру. Это подтверждает и «Жизнеописание Бахауддина»: «Путешествуя второй раз в Аравию, с целью паломничества, Бахауддин посетил Харасан и научил там одного из именитых людей зикиру. Па обратном пути ему сообщили, что этот человек мало занимается зикиром. Шейх ответил, что беды в том нет, и спросил нового своего мюрида, видел ли он его, Бахауддина, когда-либо во сне? Тот ответил утвердительно.

— Довольно и этого,—сказал шейх,—ибо достаточно кому-либо иметь хотя бы самую ничтожную связь с суфиями, чтобы надеяться на воссоединение с ними.

Бахауддин всегда делал большую разницу между простыми ошибками человека и умышленным нежеланием следовать праведным путем. Этот грех Бахауддин считает самым большим. Вот как свидетельствуют об этом биогра-фы: «Бахауддин был по своей натуре добрый, приветливый человек, не терпел обмана и тех людей, которые ставят себя много выше окружающих».

Общеизвестно, что человек не может остаться в народной памяти как святой, если он по своей натуре зол, завистлив, своекорыстен и себялюбив: только доброта светится вечно. В свечении добрых дел—а им не было числа—лик святого становится еще более значимым. Подтверждение этим оценкам мы находим у самого Бахауддина:

«Блаженный шейх Азизаы говорил, что земля в глазах суфиев подобна небесному своду, на котором видно движение звезд; сами же мы как поверхность ногтя и ничто на ней не скрыто от глаз людей».

С позиций сегодняшнего дня, когда литература и пресса наполнена сообщениями о чудесах, нас не удивляют свидетельства шейха Бахауддина о том, что святые люди, в частности суфии, были способны вызывать чудеса. Большинство талантливых суфиев, которые дошли до наших дней в литературе и в памяти народной, были ясновидящими, провидцами. Провидцем был и шейх Бахауддин. Одна легенда говорит об этом:«Накшбандом его звали потому, что все, что делается на свете, вырезано было в его душе, как надпись на золотой печати. Находясь в Бухаре, он знал все, что происходило в других, самых отдаленных городах. Он обладал чудом воскрешения из мертвых, мановением руки прекращал пожары. Когда Бахауддин находился в Мекке, Кааба одарила его золотом—чтобы он отдал его бедным на пропитание».

Вообще, тайн у природы много, да и у человека их предостаточно. Сам человек есть величайшая загадка— прежде всего для самого себя. На примере жизни таких людей, как святой шейх Бахауддин, мы видим, как человек прикладывает невероятные усилия, порой лишает себя многого из того, что имеют другие, но проникает в глубину этой тайны и познает себя и свой дух, познает дух Бога.

Жизнь святого в миру и память о нем в сердцах людей показывает, насколько велик мир, как могуществен Бог и как поразительно плохо использует человек то, что заложила в него природа. Бахауддин доказал, что человек, посвятивший жизнь познанию себя и познанию Бога, может нести святость людям независимо от того, когда они к нему обращаются. Даже по прошествии многих веков святой приходит на помощь к тому человеку, который испрашивает его содействия. Здесь находит свое подтверждение тезис о том, что мысль человека материальна, и стоит ему создать какой-либо образ, как он тут же начинает свое существование. Именно поэтому святостью обладают молитвы, произносимые человеком, и святостью обладают священные писания Авеста, Псалтырь, Пятикнижие, Библия, Коран. Носителями этой святости становятся и отдельные люди, которых избрал Бог и которые посвятили свою жизнь служению Богу.

Однажды люди потребовали от шейха Бахауддина, как об этом свидетельствует предание, сотворения какого-нибудь чуда.

«Мои чудеса—на глазах у всех: обремененный столькими грехами, я тем не менее еще хожу по земле»,—ответил им святой.

Несмотря на подобную скромность, современники шейха свидетельствуют о многих чудесах, дара творить которые он удостоился при жизни. Вот предание, сохраненное одним дервишем: «О дважды город Карши испытывал страшную засуху: все посевы и травы стали выгорать, людям угрожал голод. Каршинцы, памятуя частые посещения города Бахауддином, послали за ним в Бухару одного мюрида. Как только мюрид предстал пред очами Бахауддина, тот сказал ему: «Каршинцы послали тебя ко мне просить воды. Хорошо, я пошлю вам отсюда воду. Подожди немного!»

Прошло немного времени, собрались тучи, полил дождь, усиливавшийся с каждым часом. На другой день мюрид получил разрешение вернуться в Карши, а дождь беспрерывно лил трое суток. Вся область была обильно полита».

Мы прекрасно понимаем, что легенда есть легенда. Но и святость есть святость. Она дана людям для познания запредельного, для проникновения в его суть. Как свидетельствует «Жизнеописание святого», Бахауддин, чувствуя приближение конечного предела, говорил: «Когда придет мой смертный час, я научу дервишей, как умирать. Я всегда ждал смерти».

Заболев и предчувствуя конец, Бахауддин отправился в один из бухарских караван-сараев и занял там комнату, в которой и слег. Его многочисленные ученики безотлучно находились при нем, и для каждого он нашел слово утешения и ободрения. В момент кончины он простер руки для молитвы и оставался в таком положении, пока не испустил дух. Это произошло третьего рабиул аввала 791 года хиджры (март 1389 года). Таким образом, святой шейх прожил на свете семьдесят три лунных года. Эту же дату смерти приводит в своем трактате «Зикир-и Ходжа Бахаудцин—и Накшбанд» («Жизнеописание Бахауддина Накшбанди») поэт Абдурахман Джами.

Со смертью шейха Бахауддина его святость не канула в Лету, а стала возрастать. Это свойственно лишь подлинной святости. Значит, деяния этого святого настолько глубоко проникли в сердца людей, что переходят от поколения к поколению, становясь преданиями, легендами. Люди верят, что, обращаясь к духу святого шейха Бахауддина, находят путь к Богу. Ибо слово, обращенное к святому и к Богу— это символ, а дух человека может общаться с духом Бога только с помощью символов. Дух Бога—это высший предел, а душа человека—обитель святости.

Удивительно, сколько может сделать человек с такой необычной душой. Всего семьдесят с небольшим лет было отведено Бахауддину Накшбанди, но сколько умов и душ покорил он своей неукротимой верой в возможности совершенствования человека на пути познания единения с Богом! Созданные им символы оказались прочными. Дервищский орден Накшбандиев начал свое шествие по всем исламским странам.

В тот год, когда Его Святейшество Бахаудцин отошел в иные миры, орден был представлен в Бухаре и Самарканде, в Балхе и Герате, Хиве и в восточной части Ирана. При первых преемниках Бахауддина орден продолжал распространять свое влияние в Азии и в Османской Турции. По прошествии некоторого времени орден разделился на два мощных духовных течения: западное, Главенство над которым осталось в руках шейха Насреддина ал-Ташкенди, и Восточное, в которое вошла сама Бухара и ее владения. Эту часть ордена возглавил шейх Султан уд-динь аль Кашгари. Этот период существования ордена не без основания называют золотым.

Через сто с небольшим лет после основания орден Накшбандиев пользовался громадным влиянием в мусульманском мире. Особенно большого могущества он достиг после того, когда с политической арены Средней Азии ушли правители-монголы. Новое государство, населенное в основном тюркоязычными племенами, способствовало расцвету ордена. Выдающуюся роль в укреплении ордена Накшбандиев сыграл святой шейх Ходжа Ахрар.

Мы знаем, что религия, политика и благосостояние народа самым тесным образом переплетены. При плохих правителях и упадке религии народы не благоденствуют. Возрастающая популярность ордена Накшбандиев и его святого шейха Бахауддина тесно связана с ростом могущества и международного авторитета Бухары. Определение «Купол ислама на Востоке» сохранялось за Бухарой на протяжении многих веков. В этом немалая заслуга святого шейха Бахауддина.

Восхитительное отношение к этому благословенному городу и к святому шейху мы находим у гениального поэта и великого дервиша Машраба. Через триста лет после смерти святого шейха Машраб посетил этот город и посвятил святой Бухаре и Бахауддину немало возвышенных строк.

О, бутон! Твоя беззаботность выше всякого описания.

Слух о твоей красоте прошел по всему миру.

На цветнике твоего лица вытканы узоры из тюльпанов.

Умеющий предопределять тебя создал, красавица.

О, сколько бы ни причинял мне мучений мой кумир, душа моя испытывает только наслаждение!

Произнеся этот мунаджат, Ша Маршраб направился в Бухару. Он остановился перед входом в один дом и спросил у спутника, чей это дом. «О, господин, наш царь, это дом Хазрата Накшбанда»,— отвечал его спутник. Тогда Ша Машраб произнес:

Бухару можно назвать Бухарой.

Весну можно назвать зимой.

Если б не было в Бухаре Бахауддина,

то Бухару можно бы назвать Фарангистаном,

или местом пребывания неверных.

Ша Машраб вошел в дом и вышел только ко времени намаза. Благоговейное отношение к святому шейху Бахауддину было и у всех тех, кто посещал Бухару как священный город ислама. Их путь в Бухару лежал через некрополь Бахауддина в селении Каср-и-Орифан. Мемориальный комплекс на месте захоронения святого неоднократно перестраивался, так как каждый правитель Бухары считал своим долгом пристроить к нему что-нибудь свое. Дошедший до наших времен ансамбль усыпальницы Бахауддина включает в себя величественную ханаку—обитель суфиев, построенную ханом Абдулазизом первым в 1545 году. Большая мечеть с двумя айванами, один из которых выходит к минарету, построена в середине XVIII века матерью хана Абул-Фаяза.

Вот что записано в летописи по этому поводу: «Одну мечеть, два айвана велела она построить в изголовье мазара хазрата Бахауддина». Другая мечеть, что во внутренней части двора некрополя, построена почти век спустя Хаки-мом Кушбеги.

Интересные события связаны со строительством дороги от Бухары к святому некрополю. История ее строительства так обозначена в жизнеописании эмиров Бухары: «Эмир Насрулла-хан Бохадур до кончины его отца был кушбеги в городе Карши. В 1826 году скончался благословенный эмир Хайдар, и престол благородной Бухары унаследовал принц Хусейн, который царствовал с 6-го октября по 19 декабря того же года, а затем был отравлен своим братом Омар-ханом. Омар-хан правил Бухарой тоже недолго—четыре месяца. Эмир Насрулла, собрав войско и заручившись поддержкой Хакима Кушбеги, предпринял поход на Бухару, чтобы наказать братоубийцу. За несколько дней до восшествия на трон эмир Насрулла оставил свои войска возле Файзиабада и посетил гробницу святого шейха Бахауддина, где поклялся: «Если я стану эмиром, то еженедельно буду совершать пеший хадж от Бухары к гробнице святого шейха».

24 апреля 1827 года Насрулла-хан Бахадур взошел на престол. Как и обещал, первый свой хадж он совершил к мазару Бахауддина. Но плохая дорога порядком его измучила, и молодой эмир повелел вымостить дорогу от ворот благородной Бухары до святого мазара шейха Бахауддина. Его повеление вскоре было исполнено».

Последний эмир Бухары Сеид Мир Алимхан, продолжая традиции предшественников, возвел возле некрополя несколько общественных сооружений, в том числе обширный постоялый двор и большую баню. Так что мемориальный комплекс святого шейха постоянно расстраивался. Да и сама благородная Бухара за эти несколько веков значительно расширила свои кварталы. Здесь были построены величественные комплексы медресе, мечетей, торговых рядов, которыми ныне славится Бухара во всем мире.

Сейчас, в конце XX века, сотни тысяч туристов со всех концов света едут, чтобы воочию увидеть сказочную средневековую Бухару.

Но так было не всегда. Священная исламская Бухара, как и святая Мекка, по религиозным соображениям была закрыта для иноверцев. Несмотря на это, величие Бухары давно занимало умы европейцев. Вспомним полное опасностей путешествие в середине XIX века в Бухару и Самарканд венгерского ученого-востоковеда Вамбери. Для осуществления своей мечты ему пришлось облачиться в одеяния странствующего дервиша-паломника. Свое путешествие к святыням Средней Азии Вамбери совершил через 150 лет после Машраба и через 450 лет после кончины шейха Бахауддина. Интересен взгляд Вамбери на Бухару того периода: «Бухара по справедливости называется главным городом Средней Азии. Здесь виден самый высокий образец цивилизации, Бухара—это Париж и Лондон. По окончании путешествия я с собой захватил ценные рукописные книги по истории Востока и языкознанию, купленные в лавках Бухары и Самарканда.

Я везде заявлял, что пешим пришел в Бухару из Константинополя для того, чтобы посетить нашего Бахауддина. Его селение Беведдин отстоит от Бухары на два часа езды, и как я уже говорил, есть и другие местопребывания знаменитого Бахауддина Накшбанди, основателя ордена того же имени и главного виновника всех тех религиозных представлений, которыми восточный ислам отличается от западного. Здесь не место говорить об особенностях, я хочу только заметить, что Бахауддин, народный святой Туркестана, уважается как второй Магомет. Бухарец твердо уверен, что восклицание; «Ие, Бахауддин бало гардон!» (О, Бахауддин, избавитель от бед!) может спасти его от всякого несчастья. Даже из отдаленного Китая паломники приходят сюда на богомолье. Из Бухары обыкновенно ездят туда раз в неделю, и сообщение с городом поддерживается тремястами наемных ослов, которые стоят у ворот (дарвоза) Мазара и нанимаются за несколько пули (мелкая медная монета). Хотя дорога во многих местах покрыта глубоким песком, однако эти животные бегут туда с необыкновенной скоростью. И это тем более удивительно, что на обратном пути их только побоями можно заставить двигаться. Бухарцы приписывают это привязанности, которую даже животные испытывают к святому: с радостью бегут они к его гробу и неохотно от него удаляются.

Могила находится в маленьком саду, к одной стороне которого примыкает мечеть; к ней можно пройти только через двор, населенный слепыми и другими увечными, неотвязчивость которых могла бы пристыдить их римских и неаполитанских собратьев. На лицевой стороне гробницы находится знаменитый Сенги Мурат (камень желаний), довольно потертый лбами набожных паломников. На самом гробу лежит несколько бараньих рогов, знамя и метла, служившая долгое время для подметания святилища в Мекке. В прошлые времена пробовали несколько раз все это место покрыть куполами, однако Бахауддин, как и другие святые Туркестана, предпочитает свежий воздух, и всякий раз здание после постройки вскоре рушилось. Это рассказывают шейхи—потомки святого, которые по очереди стерегут гробницу. Они утверждают, что родоначальник их ордена особенно любил число семь, которое он считал магическим. В седьмом месяце он родился, на седьмом году жизни он знал наизусть Коран, на 70-м он умер».

Оперируя этим магическим числом, можно отметить, что через 70 лет после того, как Вамбери побывал в благородной Бухаре, там произошла революция, и на Бога и святость был наложен запрет на целые 70 лет. До революции сфера деятельности ордена «Накшбандиев» распространялась на всю Среднюю Азию от Каспийского моря до Китайского Туркестана, на часть Ирана, Афганистана и Индии. В Турции было три самостоятельных ветви этого ордена: Константинопольская, Алепская и Дамасская. Были две общины накшбандиев и в Мекке.

Сейчас для некрополя святого шейха Бахауддина, что находится в селении Каср-и-Орифан на территории совхоза «Бухара» Каганского района, наступили новые времена—5 мая 1989 года комплекс был открыт для паломников и туристов. Это знамение времени, представившее возможность всем желающим и страждущим приобщиться к истории и религии, без которых нет подлинной духовности человечества.

Хочется верить, что святой дух шейха Бахауддина На-кшбанди, как и прежде, будет покровительствовать жителям этого края, которые, мы надеемся, в скором времени возродят былую славу Благородной Бухары. Залогом этому пусть будут слова пророка Мухаммеда, повторяемые в одной из первых проповедей настоятеля Джума-мечети, что находится в некрополе шейха Бахауддина—Мухтара Хаджи Абаллаева: «Стоит посеять семя добра, и оно взрастет семью колосками, а они дадут еще семьсот всходов добрых дел».

 

ТАИНСТВЕННЫЙ ХОДЖА АХРАР

 

Среди святых, особо почитаемых мусульманами Средней Азии, да и всего мира,—Исмаила Аль-Бухари, Ахмада Яссави, Бахауддина Накшбанди, Ат-Термези, Афака Ходжи, почетное место занимает шейх Ходжа Ахрар. С его именем связаны легенды и тайны, в которых интересно разобраться. Ибо по-настоящему великий человек—это всегда феномен, сильная личность, несущая в себе свет высшей духовности.

Каждый человек, злой он или добрый, занимает в этом мире свое исключительное место. Свет добра или тьма зла в спектре его деяний и есть его характеристика.

Святой Ходжа Ахрар уже много столетий живет в памяти народной своими необыкновенными делами. Как красочно расписывают легенды, этот святой обладал способностью творить чудеса. Так, летом он мог сковать реку льдом, а зимой на лозе выращивать виноград. Он умел, раздваиваясь и даже растраиваясь, одновременно появляться сразу в нескольких частях света. Перед ним преклонялись великие поэты, у него просили благословения могущественные государи. И в то же время это был очень простой человек, он ходил среди людей в скромной одежде и делал им добро, чем и прославил себя.

Ходжа Ахрар—это не собственное имя святого. Так люди стали звать его уже в зрелом возрасте за благие дела. Звали же его Ходжа Убайдулла. Он родился в горном кишлаке Богистан близ Ташкента в 806 году хиджры (1404 год). Как гласит предание, мальчик родился в «ночь предопределения» в месяце Рамадан, в который Аллах ниспослал священный Коран пророку Мухаммеду.

По линии матери род Ходжи Ахрара уходил к священному дому второго благословенного халифа Омара. Отец Ходжи Ахрара—Ходжа Махмуд, был младшим братом Ходжи Мухаммеда—сына Ходжи Шахобидцина Баки-Баг-дади, который славился своей ученостью. Он был посвящен в тайны суфийского учения.

Семейная хроника Ходжи Ахрара повествует, что благословенный Ходжа Шахобиддин перед смертью обратился к старшему сыну Ходже Мухаммеду с просьбой привести к нему двух его малолетних сыновей Ходжу Исхака и Ходжу Максуда. Он простился с ними и сказал их отцу: «Сын мой, сыновьям твоим предстоит страдать от бед и недугов, и Максуд будет причиной страданий Исхака». Потом призвал к себе Ходжу Махмуда, отца Ходжи Ахрара, и попросил принести к нему внука. Ходжа Ахрар был еще грудным младенцем. И когда его принесли к деду, тот, взяв его на руки, со слезами умиления на глазах произнес: «О как прискорбно мне умереть теперь и не увидеть его во цвете лет! Он будет любимцем Бога, сможет творить чудеса, и цари будут испрашивать его совета». Расцеловав внука, Шахобиддин дал наставление своему сыну Ходже Мухаммеду оберегать и заботливо воспитывать маленького Ходжу.

О Ходже Ахраре ходит много легенд. Есть такие, которые рассказывают и о его детстве. В одной из них говорится, что с момента своего появления на свет маленький Ходжа сразу же вступил на путь подвижничества и святости, на котором и прославился впоследствии. Так, он в течение сорока дней не прикасался к груди матери. Как известно, женщина-мусульманка в период послеродовых очищений «нифас» в течение сорока дней считается «нечистою». В это время ей воспрещается молиться Богу, поститься, совершать намазы, держать в руках и читать Коран, вступать в сношения с мужчиной.

Историю, происшедшую с ним в детстве, рассказал уже сам Ходжа Ахрар. Она записана в «Житии Рашахад-иъай Аль-Хайят» («капли источника жизни»). После его рождения родители пожелали совершить над ним по обычаю обряд бритья головы. По истечении сорока дней у ребенка срезают с головки первые волосы, взвешивают их, но вместо мелкой меры веса пользуются золотом, которое затем раздают бедным или же устраивают на него торжественный обед.

И вот после совершения этого обряда, когда угощение было готово и собрались гости, явился гонец с известием о смерти великого Тимура, который внезапно скончался в городе Отраре на берегу Сыр-Дарьи. По обычаям, смерть правителя предписывала объявить немедленный траур, поэтому понятен переполох, произведенный среди гостей неожиданным известием. У них не было времени на совершение обряда. Наскоро опустошив котлы, они захватили что могли из угощений и поспешили в безопасное горное ущелье.

Так уж повелось, что каждую великую личность наилучшим образом характеризуют детские годы. В детстве закладывается основа, формируется стержень личности. Как отмечают летописцы, уже в раннем возрасте у Ходжи Ахрара проявляются характерные признаки его мистической натуры—он задумчив, впечатлителен и нервозен. Мальчик избегает товарищей, не тянется к обычным детским играм, но много времени проводит в мечетях и на святых мазарах. Его тяготит присутствие близких и все, что мешает сосредоточиться, созерцать. Кладбище с могилами, каменными плитами, склепами; глухая ночь и полная тишина если не настраивают на эстетическое наслаждение природой, то предрасполагают к мистическому созерцанию. Такое уединение настраивало молодого мистика на присутствие божества. Уединение обращалось для него в источник религиозного восторга, упоения. Испытав это однажды, он уже тоскует по минутам одиночества, погружающим его в созерцание божественного.

Юный Ходжа Ахрар искал духовность, связи духа природы с духом человека. А такие размышления к человеку сами не приходят, они—отблеск и следствие поселившегося в его душе огня святости, а это великое счастье. Такой человек становится богоугодным и большую часть жизни живет не для себя, а для людей, связывает, объединяет высшие силы природы и слабое людское племя. Но для человека, избравшего этот путь, жизнь праведника становится постоянным испытанием, ведь он перестает быть властен над своими поступками. Духовно приближаясь к людям, он в каких-то житейских взаимосвязях отдаляется от них. Это вызывает недоумение близких. Все это, видимо, и заставило дядю Ходжи Ахрара Ходжу Ибрагима, попечителя его семьи после смерти отца, отправить юношу на учебу в Самарканд. Он хотел отвлечь его от пути суфия и мистика.

Так 22-летний Ходжа Ахрар стал слушателем одного из медресе—духовного учебного заведения в столице Мавераннахра.

Город Самарканд, а его тогда называли столицей мира, после бурной тимуровской эпохи, к тридцатым годам пятнадцатого столетия еще не растерял былую славу. Он по-прежнему слыл центром духовной и культурной жизни Востока. Он привлекал к себе великолепными дворцами, богатыми торговыми рядами, медресе, мечетями, и в последнее время, при правлении Улугбека—царя и ученого, и своими научными изысканиями. Здесь в медресе студентам читали лекции такие ученые, как Кази Заде Руми, Каши, да и сам Улугбек не чурался общаться с учащимися медресе.

Но Ходжи Ахрара эта сторона жизни в Самарканде не привлекала. Его не интересовали точные дисциплины. У него были иные душевные потребности, к ним он и тянулся. В медресе молодой Ходжа ограничился лишь изучением арабской графики. Зато его еще с большей силой тянули к себе святые места, а их в Самарканде было предостаточно. К тому времени настоящей Меккой для мусульман Средней Азии стал некрополь Шах-и-Зинда, где по преданию находилась могила знаменитого Кусам-ибн Аббаса, двоюродного брата пророка Мухаммеда.

Рядом с его гробницей размещалось несколько мечетей, а также были многочисленные кельи, в которых обитали суфии и дервиши. Большую часть своей жизни в Самарканде Ходжа Ахрар провел именно здесь—в молитвах и радениях. Здесь в одиночестве ему открывалась истина земного и небесного бытия. Здесь ему являлись святые видения. Ему явились пророки Мухаммед и Иса (Иисус Христос). Они укрепили его веру в высшие силы Духа.

Однако в Самарканде Ходжа Ахрар надолго не задержался. Он не нашел себе здесь истинных духовных наставников и учителей. А потребность в них усиливалась. Та духовная энергия, которую вселили в него святые видения у могилы Кусама Ибн Аббаса, лишь сильнее пробуждала в нем тягу к познанию неведомого. И вот Ходжа Ахрар как паломник идет в Бухару, центр исламского просвещения и родину шейха Бахауддина Накшбанди—основателя всемирно известного дервишского ордена Накшбандиев.

Молодой суфи по пути в Бухару посещал видных последователей Бахауддина, выслушивал их наставления, а затем в городе предстал перед знаменитыми шейхами ордена Накшбандиев. Но и между ними он не нашел достойного лица, которому мог бы вверить свою судьбу. Тогда он отправился в Герат, не менее знаменитую столицу мусульманской учености на Востоке.

Ходжа Ахрар прибыл в Герат 24-х лет от роду и в течение пяти лет усердно обучался у знаменитейшего из гератских шейхов Сайда Табризи, а также посещал беседы шейхов Бахауддина Умара и Зайнутдина Хавафи.

По правилам ордена Накшбандиев, а Ходжа Ахрар выбрал именно этот путь познания Бога, мюрид, то есть послушник, должен заслужить право считаться таковым. Он прощается со своими мирскими привычками, ведет аскетический образ жизни, одевается в простые одежды, отдает себя полностью в руки своего наставника—пира или шпана. Самое главное, он должен безоговорочно принять учение о внутреннем духе, стремиться своими деяниями вернуть исламу его первоначальную чистоту.

Исходной точкой учения ордена Накшбандиев является положение о том, что человек постоянно находится перед очами Аллаха. Он наблюдает за своим сердцем, стараясь изгнать из него все мирское; чтобы добиться этого, он должен погрузиться в созерцание божества, отказавшись совершенно от собственного существа. Это можно назвать стремлением к нравственному очищению через созерцание.

Каждый, кто вступает на этот путь, должен исполнить пять основных заповедей Мухаммеда.

Заповедь первая. Имейте страх перед Аллахом в сердце, и пусть этот страх руководит вашими поступками, ибо он есть начало всего доброго и всего основанного на нем. Остерегайтесь страстей, которые влекут вас в бездну беззакония, порождают ненависть, зависть, гордость, скупость и прочие пороки.

Заповедь вторая. Сообразуйтесь с преданиями (сунны). Следуйте во всех делах моим поступкам; только тот, кто следует им, может считаться мусульманином.

Заповедь третья. Не питайте к земным созданиям ни любви, ни ненависти; не предпочитайте того, кто вам дает, тому, кто вам не дает ничего. Любовь или ненависть отвлекает человека от Аллаха. У вас только одно сердце, и если оно целиком поглощено земными делами, то что же останется Аллаху?

Заповедь четвертая. Довольствуйтесь тем, что Создатель назначил вам в удел; не огорчайтесь, если Он лишает вас чего-то или посылает бедствия; также не особенно радуйтесь, когда Он увеличивает ваше благосостояние или награждает вас хорошим здоровьем.

Заповедь пятая. Все в этом мире принадлежит Аллаху, все исходит от Него—добро и зло, и вы не должны делать выбор между ними.

Все это начинающему послушнику может показаться трудным, но Ходжа Ахрар принял эти заповеди безоговорочно, проявив при этом особое рвение, и поэтому был принят в мюриды.

Как далее повествуют авторы жития Ахрара, неизвестно, сколько бы еще он оставался в Герате, если бы до него не дошли слухи о выдающихся познаниях в суфизме и о доброй жизни ученика прославленного шейха Бахауддина Накшбанди Якуба Чархи, в котором Ходжа Ахрар наконец обрел для себя достойного учителя. Несмотря на то, что за годы послушничества Ходжа Ахрар, недоедая и ведя аскетический образ жизни, сильно подорвал свое здоровье, он пешком отправился из Герата в Хисар, в горный кишлак Халату, где жил святой шейх Якуб Чархи. Путь был нелегок, и тем с большей радостью он в один из счастливейших дней припал к ногам святого шейха.

Хазрат Чархи сразу проникся доверием к юноше и признал его своим мюридом. Благословенный старец с особой любовью передавал новому послушнику все свои знания и опыт шпана-мистика. Он посвятил Ходжи Ахрара в особенности зикира—таинства пути к Аллаху, через усердие и признание единобожия заставил с еще большим усердием приближаться к Богу и погружаться в дух его. Для этого, в частности, мюрид за одно моление должен был произнести 112-ю суру Корана тысячу и один раз.

Эта сура гласит: «Во имя Аллаха милостивого, милосердного! Он—Аллах—един; Аллах, вечный, не родил и не был рожден, и не был ему равным ни один!»

Этот ритуальный обряд включал в себя регламентирующую позу, контроль за дыханием, концентрацию сознания на мысленном многократном повторении имени Аллаха. Цель зикира—вызвать у молящегося состояние транса, то есть облегчить путь души человека к Аллаху.

Хазрат Чархи передал полюбившемуся мюриду и свои чудотворные тайны. В заключение учитель нашел ученика настолько укрепившимся в познаниях и столь достойным по образу жизни, что выдал ему «Иршад»—разрешительную грамоту на право самому поучать идущих по пути суфиев ордена Накшбандиев. После этого Ходжа Ахрар уехал в Герат, где пробыл около года, а затем в 835 году хиджры (в 1431—32 годах), 29 лет от роду возвратился в Ташкент на свою родину.

Прощаясь с ним в Герате, известный шейх Сайд Касым Табризи предсказал своему ученику блестящее будущее. Так закончился первый период жизни Ходжи Ахрара—период изучения суфизма, пора лишений и приготовления себя к «пути познания истины».

Как пишут авторы жития святого Ходжи Ахрара, новый ишан вернулся в Ташкент на вид жалким и немощным, но сильным духом и верой, с ясным словом, проникающим в душу каждого, кто слушал его.

Начал он свою подвижническую деятельность с того, что, как и полагалось молодому шпану, жизнь вел воздержанную, много молился, мало говорил, сторонился дурных людей и мест увеселения, носил простую одежду, ранее уже кем-то ношенную. Особое слово находил для больных, для бездетных женщин, давал им амулеты, которые приносят страждущим облегчение. Известность его росла быстро.

Первые годы после возвращения из Герата Ходжа Ахрар также занимался хлебопашеством на своем небольшом участке земли, сам вел и торговые дела. Всю вырученную прибыль отдавал тем, кто нуждался.

Вскоре слава о благочестивом шейхе дошла до Туркестана, Бухары, Самарканда. К молодому пиру потянулись послушники, желавшие стать мюридами у знаменитого шейха, который получил благословение на зикир от хазрата Якуба Чархи, а тот в свою очередь от светлейшего шейха Бахауддина Накшбанди. У суфиев очень ценилась прямая и последовательная преемственность святости. Так, знаменитый шейх Бахауддин был учеником Сеида-Эмирь-Куляля, а тот был мюридом у Ходжи-Мухаммеда-Баба-Семаси, а он у святейшего Ходжи-Али-Рамитани, послушника Ходжи-Ариф-Реугери, а последний был мюридом Абдул-Халыка Гиждувани, а тот у Ходжи-Юсуфа-Хамдани, а он был послушником Хаджи-Абу-Гали-Формеди, последний был мюридом шейха Абдил-Касыма-Каркави, а он у шейха Абдул-Хасан-Хиркани, а тот был послушником у шейха Абу-Язита-Бастами, последний был мюридом у Имама-Джаф-фара-Садыка, а тот в свою очередь был послушником у светлейшего Имама Махмуда-Бакра, который был мюридом у Имама Хусейна. Последний был не только сыном четвертого праведного халифа Али, но и его духовным учеником.

Так на протяжении многих веков эта мощная духовная ветвь учителей, восходящая к дому пророка Мухаммеда, передавала силу и святость своей веры и донесла ее до молодого пира Ходжи Ахрара. В эти годы и получил молодой шейх Ходжа Убайдулла вместе со всенародным признанием прозвище Ахрар, что значит—«посвященный Аллаху», человек, несущий свет высшего духа людям. Действительно каждый, кто слушал Ходжу Ахрара, неизменно испытывал на себе воздействие его духа. Тридцатилетний шейх в течение двадцати лет готовил себя к богоугодному делу, укрепляя дух праведным образом жизни, увеличивая мощность своего биополя, которым его с детства отметили высшие силы природы.

Эти способности даются многим, но лишь у единиц хватает воли и терпения развить в себе эту энергию, чтобы затем направить ее на пользу людям. Именно они становятся подвижниками, в нужный момент зажигают свои души, как светильники, когда человечество вступает в полосу мрака и потрясений. И чем больше своей энергии они сжигают на благо людей, тем быстрее высшие силы природы возобновляют их энергию и силы,—если они ими не злоупотребляют.

А соблазны у ишанов дервишских орденов всегда велики. Став мюридом, послушник должен в течение всей жизни следовать за своим пиром. Власть шейха или ишана над мюридами почти безгранична, они становятся их господами и повелителями. До Ходжи Ахрара в заповедях дервишско-го ордена говорилось: «Мюрид должен запечатлевать образ своего шейха и считать его своим правым плечом, потом провести от плеча к сердцу линию, назначение которой— дать дорогу духу шейха к своему сердцу».

Ходжа Ахрар в эту норму поведения мюрида внес поправку: «Начиная какое-нибудь дело, необходимо мысленно испросить разрешения и помощи у шейха. Даже если пир будет отсутствовать, мысли мюрида всегда находятся у него между бровями».

Четкую линию поведения послушника мы находим у святейшего Мухаммеда Султан Кашгари в его знаменитом труде «Кодекс приличий на Востоке», где сказано: «Мюриду во всех своих делах следует руководствоваться волей шейха, во всем беспрекословно ему повиноваться, будь то дела веры или дела житейские; ничего не следует предпринимать без разрешения пира, его воле должно подчиняться даже принятие пищи. Без совета пира не следует предпринимать ничего, даже если бы к тому понуждала крайняя необходимость».

Столь жесткое послушничество еще предполагало и материальную поддержку—на проживание пира. Небольшая группка послушников жила возле ишана, а остальные были приходящими. Они посещали ишана довольно часто, а инородные мюриды—не реже одного раза в год. Обычно для посещения пира выбирался месяц мусульманского поста Рамазан. Мюриды, как правило, проводили этот пост со 'Своим пиром. Они привозили ему подарки и от себя, и от своих отсутствующих земляков, тоже мюридов, дарили верблюдов, лошадей, баранов, деньги, халаты, хлеб. В те времена бытовала пословица: «Усердие мюрида узнается по его подаркам».

Если ишан был обыкновенным, не радеющим за веру человеком, богатые подношения позволяли ему жить в свое удовольствие. Хотя у Ходжи Ахрара было около ста тысяч мюридов, он оставался аскетом. В то же время его отличала необыкновенная щедрость по отношению к беднейшему люду, при чрезвычайной скромности личных потребностей. Все это укрепляло его славу святого. К концу жизни Ходжа Ахрар имел в собственности десятки тысяч гектаров земли (в одном самаркандском вилояте—35 тысяч и в каршинском—28 тысяч), миллионные стада овец, тысячные табуны лошадей, верблюдов. Но для себя из всего этого он не брал ни толики. И в первые годы послушничества, и в годы самой невероятной популярности в старости он неизменно ходил в простом халате, никогда не выделялся в толпе. Когда его посещали сильные мира сего в роскошных одеяниях, на их фоне он выглядел нищим. Жил Ходжа Ахрар тоже скромно, без излишеств, но за свою жизнь построил в Мавераннахре десятки мечетей и медресе. Эти его поступки диктовались святостью духа и несвоекорыстием натуры.

Однажды, когда в Ташкентском вилояте случился неурожай и населению грозил голод, Ходжа Ахрар раздал неимущим из своих закромов зерно, а монгольскому хану, собиравшему ясак, выдал из личной казны 300 тысяч динаров, избавив дехкан от рабства и унижений. Не трудно догадаться, что жители области боготворили его, молились за здоровье и благополучие святого ишана. Молитва же всегда богоугодное дело. Ведь если тысячи людей от всей души посылают одному человеку свет добра, это делает его по-настоящему просветленным, и его душа еще больше излучает добра.

Подтверждение этому мы находим в том же житии Ходжи Ахрара «Рашахат-иъайн-аль-хайят» («Капли источника жизни»), которое составил его ученик Али ибн Хусейн-аль-Ваъиз-аль-Кашифи из Каршинского вилоята: «Один из приближенных ишана, ведавший его амбарами, рассказывал, что иногда расход зерна был больше, чем приход, однако в конце года всегда наблюдался большой остаток зерна. Мы удивлялись этому и относили это за счет святости ишана. Я по этому поводу обратился за разъяснением к ишану. Он ответил: «Мое имущество—для бедняков, поэтому оно и обладает такими чудесными свойствами».

Помимо земледелия и скотоводства, Ходжа Ахрар занимался и торговлей. Его приказчики ходили с караванами в Китай, Персию и Индию.

Но все же смыслом его жизни было служение Богу. Шейх Ходжа Ахрар строил много храмов—мечетей и медресе в священных городах—Самарканде, Бухаре, Герате, Кабуле и других. Все построенные им мечети он освящал молитвой, которую знал он один. Как гласит предание, Ходжа Ахрар знал одно таинственное слово, которое даровал ему ангел с благословения Аллаха. Из всех 356 святых на земле только три человека были посвящены в тайну этого слова. (Оно начинается с буквы «Н»). Все последователи ордена Накшбандиев носили букву «Н» на эмблеме в виде сердца с надписью «Аллах».

Произносил свое таинственное слово Ходжа Ахрар лишь в исключительных случаях. Об одном из них легенда рассказывает: «Турецкий султан Мухаммад Второй с многочисленным войском (около трехсот тысяч человек) никак не мог взять приступом Константинополь и уже готовился к длительной осаде священного города, как вдруг во время одного из приступов вперед вырвался всадник на белом коне, одетый во все белое (цвет одежды ордена Накшбандиев), увлек воинов вперед. В тот день, в святую пятницу 29 мая 1453 года Константинополь был взят. И первым ворвался в город таинственный всадник. Но никто не знал, кто он. Лишь Мухаммеду Второму на мгновенье открылось его лицо в момент, когда порыв сильного ветра на миг приподнял покрывало.

Давно уже Константинополь стал мусульманским городом, а султан не прекращал поисков таинственного героя. Он составил словесный портрет всадника и разослал гонцов во все свои земли с наказом найти человека в белой одежде. Один из посланников Мухаммеда Второго прибыл в Самарканд. Въезжая в городские ворота, он повстречался с Ходжой Ахраром и, пораженный его сходством с разыскиваемым, пристально и молча разглядывал его. Ходжа Ахрар улыбнулся и сказал: «Напрасно его Высочество султан Мухаммед беспокоится, разыскивая всадника, скакавшего на белом коне впереди его войска! Идите теперь к султану и скажите ему, что это был я. Передайте своему повелителю мой поклон, а щедрый подарок-награду верните обратно. Ибо тот, кто богоугодное дело делает своекорыстно, не божий человек».

Самым же большим чудом Ходжи Ахрара был его цепкий всепроникающий ум и почти космический дух его души, легко связывавший святого с высшим духом природы— Аллахом. Об этих таинствах своей души он весьма искусно поведал членам своего ордена в трактатах: «Рисалаи Вали-дия» («Родительское послание»), «Рисалаи Хаурайе» («Послание о гуриях») и «Факарат алъ-арифии» («Параграфы познавших»).

Как говорят авторы жития Ходжи Ахрара, этот выдающийся человек был не только мыслителем, чудотворцем и покровителем бедных, но и искушённым политиком. Об этой неожиданной стороне деятельности шейха красноречиво повествует в своем прозаическом труде «Насаим ал-мухаббат мин шамаиль аль-футувват» великий современник Ходжи Ахрара Алишер Навои. «В последующие времена обрел он удивительное влияние на державы и неизреченную близость к властителям и повелителям. Властители Маве-раннахра считали себя его мюридами и сподвижниками, но и многие повелители от Египта до Китая и Индии считали себя сподвижниками Ходжи и его подданными. Писания его оказывали на властителей неодинаковое влияние, от умеренного до самого сильного. Их же единение в тайном было более великим, нежели со всеми сынами времени и даже со всеми уже отошедшими шейхами. Так как его благорасположение ко мне, презренному, было велико, он удостаивал меня небесноподобными посланиями и допускал к послугам в своих деяниях. Сии послания я собрал в виде книги и свято храню ее, уповая на то, что от его благодати будет сему делу радость и польза».

Высоко ценил роль Ходжи Ахрара как политика и заступника народа другой великий его современник поэт Аб-дурахман Джами. Святой Ходжа считал жестоким налоговый произвол монгольских ханов и существующую в Маве-раннахре со времен Чингисхана нешариатскую, чагатайскую систему наказаний, от которых сильнее всего страдал простой люд. Ходжа Ахрар противопоставлял им «Закон шариата и веры», а также милость и строгость.

Понимал значимость своих дел и сам Ходжа Ахрар. Вот что говорится об этом в его житии: «В горькое время мятежей и волнений Аллах избрал меня быть заступником мусульман». Многое стоит за краткой записью: «До нас шейхи не обращались к мирам и падишахам по поводу дел простого народа».

Он добился отмены ненавистной «тамги»—чагатайского кабального налога на всей территории Мавераннахра. В декабре 870 года хиджры (1460 г.) Ходжа Ахрар совершил поездку в Герат к султану Абу Сайду и уговорил его отменить кабальную «тамгу». Это было победой не только мудреца Ходжи Ахрара, но и шейха Накшбандиев, каковым он являлся для послушников и мюридов своего ордена. Вот как откликнулся на это событие выдающийся поэт Востока Джами в поэме «Туфат ал-Ахрар» (приводится подстрочник):

Когда Ходжа отложил свое рассыпающее жемчуг перо, Смыл он книгу тирании Чингиса.

Но самой выдающейся, или как по нынешним временам непременно сказали бы «мирной» инициативой была блистательная новаторская акция по предотвращению войны между тремя сопредельными среднеазиатскими государствами. Их войска (как свидетельствуют историки, более 200 тысяч человек) стояли друг против друга под Ходжентом. В любой момент могла разразиться кровопролитная битва. Но святейший шейх предотвратил ее, вмешался, и самаркандский правитель Ахмад-Мирза, ферганский—Умар Шейх и ташкентский—Махмуд-Султан не только помирились, но и со слезами раскаяния просили друг у друга прощения. Боже, нам бы сегодня на нашу многострадальную землю такого святого человека!

Я думаю, обаяние бескорыстного дервиша Ходжи Ах-рара в том, что он лучше других понял истинный смысл божьего творения—человека! Он рождается на белый свет, чтобы радоваться жизни, а не унижать себе подобных. Своими молитвами, радением, чистыми помыслами Ходжа Ахрар вызвал исключительное расположение к себе Высших духов. А это редко бывает. Но были у Ходжи Ахрара недоброжелатели и очернители, есть они и по сей день. По злому умыслу или по незнанию они утверждают, что Ходжа Ахрар имел какое-то отношение к трагическому умерщвлению самаркандского правителя и астронома Улугбека его сыном Абдулатифом. Ни одно слово в объемном литературном и мифологическом наследии светлого шейха не упоминает об этом. Если бы это была правда, разве дарили бы ему щедро свою любовь и преданность современники Ходжи Ахрара—великие Навои, Джами?

Джами и Навои стали членами ордена Накшбандиев именно из-за притягательной силы и святости Ходжи Ахрара. Будь хотя бы косвенно причастен Ходжа Ахрар к убийству великого ученого, они бы знали об этом. Они восхищались умом и научными открытиями Улугбека. Значит, в ту пору об этом и речи не заходило. Значит, это плод гораздо более поздних вымыслов, цель которых—дискредитация добра и святости. Поистине, жить праведно во все времена—весьма трудное дело.

Попробуйте сегодня стать праведником, подвижником, и у вас мгновенно появится тьма врагов, злопыхателей. Не останется греха, в котором они вас не обвинят, и не поколе-блются в своем злом рвении. И стыдно им не будет никогда. Темные силы, как запредельные, так и находящиеся с нами рядом, не щадят праведников. Это сопротивление зла добру тоже, видимо, способствует становлению истинной святости, иначе она никогда не выкристаллизовывалась бы! Уверен, что в двадцать первом веке праведность, чистота духа будут играть ведущую роль в формировании человеческих отношений. То, что Ходжа Ахрар в свое время был по-настоящему велик, подтверждает еще одна значительная историческая личность. Я имею в виду Захритдина Бабура, основателя великой империи Моголов, большого поэта и ученого.

Бабур, уже будучи правителем Индии, тяжело занемог. Исцеление не шло к нему. Тогда один дервиш дал ему совет: «Если падишах хочет выздороветь, то пусть он уподобится поэту, который тысячу раз перевел стихи о пророке Мухаммеде «Касидам Бурда» («Святой плащ пророка»), и после этого выздоровел. Пусть Бабур переведет стихи святейшего шейха Ходжи Ахрара—и он избавится от своего недуга».

В своем знаменитом повествовании «Бабур-намэ» Захритдин Бабур пишет: «Во вторник двадцать седьмого числа месяца Сафар ко мне в душу вселилась мысль перевести творение «Рисалаи Валидия» хазрата Ходжи Убайдуллы. И я тут же обратился с мольбой к духу хазрата: «Если это мое деяние ему понравится, то я, как и тот поэт, который тысячу раз перевел стихи о пророке, приступаю к священнодействию над трактатом хазрата. Милостью Аллаха и с благословения хазрата в четверг двадцать девятого числа месяца Сафар я закончил перевод, и беспокойство духа во мне улеглось. По-видимому, помогло благословение, ниспосланное мне за перевод».

Нам, живущим в конце XX века, самое время сейчас заняться оздоровлением своего духа через приобщение, как это сделал великий Бабур, к сказаниям седой старины, к деяниям пророков Заратустры, Будды, Моисея, Иисуса Христа, Мухаммеда. Их устами высший дух природы передал человечеству свои заповеди. Нам бы их только прочитать! Да не забыть и малых пророков—Ахмада Яссави, Сергия Радонежского, Ходжу Ахрара, других. Может быть, нетерпимость уляжется и в наших сердцах, а это сейчас важнее всего!

Святой чудотворец Ходжа Ахрар успокоил свою душу 89 лет от роду, в 895 году хиджры (1489), в субботу, в день 24 месяца раби-аль-ахир в местечке Камангаран близ Самарканда. Могила его находится в славном городе Самарканде. Каждый, кто ее посетит, неизмеримо облегчит свою душу. Ибо свят навеки дервиш Ходжа Ахрар, человеческий сын, воспитанный Богом!