Линн Эндрюс

Женщина-ягуар и мудрость дерева бабочек

 

«Эндрюс входит в удивительный, призрачный мир. Она становится духом ягуара, ее посещают видения и сны, переполняют мощные энергии... Ее цель — «стать тем, кто ты есть», а схватка с духами и мифическими индейским архетипами — вот путь, по которому идет автор»

Publishers Weekly

 

«Ее необычайное путешествие в неведомое ведет к мирам духа, ослепительным и новым. Она призывает к восстановлению личной силы женщины, одновременно открывая при этом доступные каждому пути овладения скрытыми силами своей собственной природы. С помощью сокровищ практических шаманских знаний, вплетенных в ткань повествования о магии, Эндрюс раскрывает и огромное напряжение, и награды священного поиска»

New Dimensions Radio

 

ОГЛАВЛЕНИЕ

 

ПРЕДИСЛОВИЕ— 

Глава 1

СНОВИДЧЕСКОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ НА СЕВЕР ...

Глава 2

ДЕРЕВО БАБОЧЕК—

Глава 3

СНОВИДЧЕСКОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ НА ЮГ—

Глава 4

ВЕРХОВНАЯ МАТЬ—

Глава 5

ЖЕНЩИНА-ЯГУАР—

Глава 6

ЗЕЛЕНЫЙ КАРЛИК—

Глава 7

РАВНОВЕСИЕ СИЛЫ—

Глава 8

КАЛЬДЕРА И СВЯЩЕННАЯ СПИРАЛЬ—

Глава 9

ТЕНЬ ШАМАНА—

Глава 10

ЛИК ЗЕМЛИ— 

Глава 11

СВЯЩЕННЫЕ БЛИЗНЕЦЫ— 

Глава 12

МАСКА ЯЕУАРА— 

Глава 13

ОБСИДИАНОВАЯ БАБОЧКА—

Глава 14

ВЕЧНОЕ ВОЗВРАЩЕНИЕ—

 

 

Памяти Оупел Карсон и всех коренных жителей Юкатана и Центральной Америки.

С особой признательностью Мартину Пречтелу и его жене Долорес.

 

В книге описаны реальные события.

Некоторые имена и географические названия в книге изменены, чтобы оградить ее героев от постороннего вмешательства.

 

…Если женщина занимается чем-то бесполезным, никто ее не укоряет; если она занимается чем-то опасным мало кто возьмется удерживать ее. Но если она стремится быть похожей на богиню и поощрять в этом других, все те, в чьих руках власть, будут обвинять ее в порочности. Поэтому учить истине опасней, чем войти в пороховой погреб с зажженным факелом.

Цзян Сэмдап, «Книга изречений»

 

Женщина-ягуар, чья речь подобна огню.

С затуманенным взором и рукой, вооруженной кинжалом, — это она.

Как звезды,

обсидиан черного неба,

петли света,

лунный свет, звездный свет,

всю ночь напролет. Она — душа лесного кустарника.

Она — водопад, который никто не видел.

Она — место, где отдыхает солнце.

Раздвинь вселенную во все стороны и введи ее в дом.

Джек Кримминс, «Женщина-ягуар»

 

ПРЕДИСЛОВИЕ

Начиная с 1973 года я время от времени приезжаю в канадскую провинцию Манитоба в гости к индейской шаманке по имени Агнес Быстрая Лосиха. Впервые я приехала к ней из Лос-Анджелеса в качестве эксперта по торговле предметами искусства аборигенов в поисках священной свадебной корзинки, но постепенно наши отношения изменились и я стала ученицей этой женщины. Она познакомила меня с системой взглядов, которая раньше была мне совершенно незнакома.

Агнес подчеркивает величие и значимость женской силы. По ее словам, ей было предсказано, что мне предстоит быть воительницей радуги для людей всех цветов кожи и однажды я стану связующим звеном между двумя непохожими друг на друга мирами — архаического ума и цивилизованного сознания.

За время ученичества мне пришлось пересмотреть свои взгляды на то, кто я такая, и на окружающий мир. Находясь в совершенно чуждом мне окружении, я была вовлечена в стычку с искусным шаманом по имени Рыжий Пес. К немалому своему удивлению, я победила в этой опасной борьбе. С тех пор я прошла целый ряд посвящений, венцом которых было посвящение в связанное строжайшей тайной женское шаманское общество, известное как Сестры Щитов.

Агнес попросила меня написать о пережитом, чтобы «пустить орла в полет» и дать людям знание, стремясь излечить нашу священную Мать-Землю. Первой моей такого рода попыткой стала книга «Шаманка», второй — «Полет седьмой Луны». Обе они вошли в серию книг о необыкновенных приключениях, которые мне довелось пережить, и о тех шаманских учениях, с которыми я столкнулась. Эти книги рассказывают о древних силах, скрытых в женщине. Могущественные индейские женщины сохранили это древнее знание и пронесли его сквозь время, чтобы передать его будущим поколениям жителей этой прекрасной планеты.

В книге Женщина-ягуар исследуется вид перемещения, подобного тому, которое совершает бабочка, покрывающая весь наш континент в своих перелетах из Канады в Мексику. В книге рассматриваются не просто физические перемены в каком-то месте, но и процесс психического, ментального и эмоционального перехода из одного состояния ума в другое, изменение качества восприятия в целом.

Одним из важнейших инструментов, которые используются в традиции американских индейцев, является магическое колесо. Эта на первый взгляд простая модель мира представляет собой сложный, многоплановый и таинственный символ, наделенный мистической и философской глубиной. Опытным ученикам рассказывают, как использовать магическое колесо в качестве карты, ведущей к их сокровенной сущности. Четыре направления колеса соответствуют категориям как внутренних, так и внешних качеств: Юг символизирует веру и непорочность, Запад является домом священных грез, смерти и возрождения, Север означает мудрость и силу, а Восток — просветление.

Ключ к использованию магического колеса — это движение, путь, по которому человек переходит от одного направления к другому в процессе обучения. Так, женщина, живущая в вере и непорочности на Юге магического колеса, может продвинуться вперед, набравшись опыта в ряде жизненных ситуаций, и достичь состояния мудрости и силы на Севере. К этой точке мудрости она пришла из материалистической жизни, которую символизирует Юг, к духовности, которую символизирует Север. Ключом к дальнейшему развитию является опять-таки движение. Поскольку она двигалась с Юга на Север в духовных поисках, ей следует теперь двигаться с Севера на Юг, чтобы воплотить достигнутое. После этого ей предстоит обратное движение на Север, чтобы проявить дух, и так далее.

Эта книга рассказывает о полученных мной уроках перехода, о встрече с обществом Сестер Щитов в процессе поиска знания и о приключениях; моего духа. Я вновь отправилась на север, в канадскую провинцию Манитоба, чтобы встретиться там со своими учителями — Агнес Быстрой Лосихой и Руби Много Вождей. Мои опыты привели меня в центр священной спирали, где я вновь обрела свою изначальную женскую природу и стала целостной женщиной.

«Ничему нет оправдания, — как-то сказала мне Агнес. — Ты либо изменяешь вещи, либо нет. Оправдания крадут у тебя силу и делают безвольной».

Порой мне встречаются женщины, у которых обманом похитили их духовное наследие, точно так же, как похитили разум и тело. Я же пытаюсь бороться против такого воровства.

Л. В. Э.

РедДиир*,

Альберта, Канада,

август, 1984

 

Глава 1

СНОВИДЧЕСКОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ НА СЕВЕР

 

Я всегда возвращаюсь к Тайне...

И я думаю, что в мире нет ничего, кроме Тайны.

Кеннет Пэтчен, «Я всегда возвращаюсь сюда»

 

Безоблачное небо прочертили острые языки северного сияния. Зеленые и багровые вспышки представляли собой немое торжество движущегося цвета над застывшей тундрой, простершейся перед нами до самого горизонта. Полозья нарт со странным жужжанием скользили по снежной целине. Десять лаек тащили наши нарты с молчаливым упорством. Еще недавно псы весело лаяли и повизгивали, но теперь они устали. И хотя несколько месяцев назад я уже ездила этим путем, не будь со мной Джули — ученицы Руби Много Вождей, молодой женщины из племени кри, мнебыло бы весьма не по себе.

От непрерывного северного ветра мое лицо окоченело; снежинки хлестали меня по щекам. Я отвернулась, и на меховой оторочке капюшона моей парки образовался толстый снежный обруч. Косо торчащие из сугробов спящие деревья даже в наступивших сумерках казались серыми и унылыми и едва отбрасывали тени. Случайный красный отблеск неба то и дело отплясывал на стволе какого-нибудь большого дерева жутковатый танец, будто бы залетевший сюда из другого времени года, после чего все вновь возвращалось к серой безликости.

И Джули, и я одной ногой стояли на полозенарты, другой при этом отталкиваясь сзади. Для Джули это было привычным делом, для меня же непосильным трудом. Спустя какое-то время нарты стали идти рывками и движение замедлилось. Почувствовав, что собаки устали, Джули остановила упряжку.

Мы присели на корточках под сугробом, прижавшись друг к дружке. Джули достала жестянку с сухим горючим и подожгла его зажигалкой. Не снимая рукавиц, мы протянули руки к огню. Затем Джули достала охотничий нож и стала нарезать мороженую рыбу. Она протянула мне большой кусок. Я жадно набросилась на первую за много часов пищу, не обращая внимания на ее непривычный вкус и вид, преисполненная благодарности за возможность поесть и отдохнуть. Джули взглянула на небо, определяя наше местоположение. Вдалеке зловеще громоздились тучи, предвещая пургу.

Джули повернулась ко мне, озорно улыбаясь. Ее смуглое двадцатитрехлетнее лицо было прекрасно.

— Ты выбрала неплохое время для путешествия на Север, — сказала она, указав на приближавшуюся к нам темную громаду облаков.

— Что тебе помешало дождаться весны?

Я почувствовала, как мое и без того раскрасневшееся от мороза лицо заливается краской. Я понимала, что поехать в Канаду в самую суровую пору было просто безумием.

— Так было нужно, — ответила я.

— Но почему? — спросила Джули, кутаясь в котиковую парку по самый нос. Все еще тяжело дышавшие собаки сбились в кучу, спасаясь от холода. Леденящие порывы ветра топорщили серую с белым шерсть на их загривках. Я повернулась к Джули, соприкоснувшись с ней оторочками капюшонов. Мой голос производил странный отзвук.

— Всего неделю назад я сидела в прекрасном саду в Санта-Барбаре и пила чай со своей подругой Сириной. Был по-летнему теплый день.

Глаза Джули округлились.

— Ты хочешь сказать, что променяла тепло на поездку сюда?

Налетевший порыв ветра был таким холодным, что я едва могла произносить слова.

— Мне нужно было увидеть Агнес, — с трудом выговорила я.

Джули хмыкнула.

— Мне казалось, что ты встречалась со многими индейцами...

Мы расхохотались.

—Со мной случилось вот что, — сказала я. — Всякий раз, когда я протягивала руку к своей чашке, на нее садилась большая бабочка-данаида. Поначалу это меня раздражало, так как мешало пить чай.

—А потом?

— Бабочка стала садиться мне то на нос, то на лоб. Сирину стал разбирать смех, как вдруг бабочка снялась и полетела на север. Я протянула к ней руку, и она, вернувшись, уселась мне на палец. Это было так здорово! Ее большие черно-оранжевые крылья то разворачивались, то снова складывались. Тонкие ее лапки, казалось, приклеились к моему пальцу. Мы долго смотрели друг на друга, пока она снова не улетела на север и не исчезла из виду.

— Но здесь зимой не бывает никаких бабочек, — сказала Джули.

— Да, я знаю.

— Да и вряд ли она полетела бы на север в это время года.

— Именно поэтому я и решила все о ней разузнать.

— По-твоему, это был магический знак?

— Ну конечно! Не думаешь ли ты, что я приехала бы за две с половиной тысячи миль в этот холод ради чего-то еще?

Джули пожала плечами.

— Понятно. Хотела бы я получить от этой силы знак, приказывающий мне ехать во Флориду!

Мы вновь расхохотались и обнялись. Джули поднялась, прикрикнула на собак, и мы не мешкая двинулись дальше. К собакам вернулся прежний задор, и они усердно бежали впереди нас. Солнце садилось, так что нарты скользили теперь легче.

Мы обогнули покрытый настом бугорок, сверкавший в гаснущем свете подобно темному кристаллу. Как только солнце опустилось за горизонт, ветер внезапно стих и заснеженное плато погрузилось в глубокое безмолвие. Во мне стало расти беспокойство, что ночь застанет нас прежде, чем мы доберемся до хижины Агнес Быстрой Лосихи. Я уже была готова поделиться своими опасениями с Джули, как тут мы увидели вдалеке тоненькую струйку дыма, извиваясь, поднимавшуюся в вечернее небо.

Мы толкнули друг друга локтем и засвистели, не обращая внимания на растрескавшиеся губы. Замерзшие щеки не позволяли мне улыбнуться. По мере нашего приближения хижина стала лучше различима; она напоминала большой заостренный сугроб. Следующие полчаса мы потратили на то, чтобы откопать вход и в потемках накормить изголодавшихся собак мерзлой лосятиной. Затем мы сложили нарты и упряжь и привязали на ночь собак. От изнеможения мы не могли издать и звука.

Когда мы, притопывая заледеневшими унтами и отряхивая снег с парок, вошли в хижину, я увидела, что, хотя, в печке горел огонь, самой Агнес дома не было. Негнущимися пальцами я зажгла лампу и присела на деревянный стул у печки. Изо рта у меня еще шел пар, щеки, оттаивая, увлажнялись. Я подбросила в печку несколько поленьев. Окна хижины изнутри напоминали подслеповатые глаза, устремленные в раскинувшуюся снаружи пустыню. Завывал ветер, старые бревна хижины скрипели и стонали.

Джули присоединилась ко мне. Мы сидели в оцепенении, протянув руки к огню. Никто из нас не проронил ни слова. Исходившее от печки тепло было поистине живительным. Сквозь ее открытую железную дверцу были видны языки пламени и тлеющие угли, приковавшие мой взгляд. Спустя какое-то время я заметила на бревенчатой стене справа от себя перпендикулярную тень, раздувавшуюся и дрожавшую в мечущемся свете печки. Обнаружив источник этого странного явления, я на миг пришла в замешательство.

— Джули, — спросила я, это ведь не иначе как посох Рыжего Пса?

—Да, это он, — ответила она срывающимся голосом. — Я не могу на него смотреть, он пугает меня!

—Но откуда он здесь взялся?

— Кто его знает, — ответила Джули, отводя глаза. Ее всю трясло от страха. — Откуда мне знать, — повторила она извиняющимся тоном. — Наверное, Рыжий Пес где-нибудь поблизости.

Я на миг задумалась о Рыжем Псе, колдуне, человеке, множество раз подвергавшем мою жизнь опасности. Много лет назад он пытался убить меня этим самым посохом. Мы воевали с ним не на жизнь, а на смерть по поводу украденной свадебной корзинки. Благодаря всему тому, чему я научилась у Агнес Быстрой Лосихи, я смогла разыскать ее и вернуть Агнес — ее законной владелице. И теперь, как и всякий раз, когда я предпринимала поездку на Север, меня ни на мгновение не покидал страх того, что Рыжий Пес вновь появится в моей жизни. Я знала, что он не успокоится, пока я не окажусь лишена своей силы.

— Ты ведь думаешь о Рыжем Псе, не так ли? — спросила Джули, прервав течение моих мыслей.

— Да, о нем.

Джули прикоснулась к моей руке; ее собственная рука дрожала.

— Все в порядке, Джули, — сказала я. — Давай рассмотрим его поближе.

С дрожью в спине я стала приближаться к посоху. Рассмотрев его, я поняла, что это был вовсе не посох Рыжего Пса, а простая палка, предназначенная для растопки печи. Что это было? Отражение моих собственных страхов? Или же этот обман зрения был на совести Рыжего Пса? Быть может, он просто хотел таким образом напомнить нам о своем существовании.

— Это все из-за холода, — сказала я Джули. — Это всего лишь дрова.

Я взяла злосчастную палку и протянула Джули. Она рассмотрела ее и вдруг швырнула в огонь, пачкая руки сажей.

— Вот что я думаю о Рыжем Псе, — сказала она.

Я осмотрелась вокруг и отметила, какой уютной и своеобразной была хижина. Северное окно было занавешено шерстяным одеялом, на кровати лежало несколько оленьих шкур. Многочисленные щели в стенах были законопачены скомканной бумагой. Со стропил до сих пор свисали привычные сушеные травы и куски вяленого мяса. Магический щит Агнес по-прежнему висел над ее комодом, дощатый пол был покрыт многочисленными красными, черными и серыми индейскими циновками с юга. Я отчетливо слышала, какой шум производит мое перемещение: в заваленной снегом хижине каждый звук многократно усиливался.

Я провела здесь столько счастливых часов в обществе Агнес. Ни разу не случалось так, чтобы она не встретила меня по приезде. У нее всегда была наготове интересная история, под которую мы коротали длинные вечера. Мне ни разу не представлялась возможность как-либо связаться с ней, чтобы предупредить о своем приезде, но всякий раз она каким-то образом о нем знала. Ее отсутствие глубоко взволновало меня. Мы разминулись, и я теперь не знала, что делать. Ни разу мне не случалось приезжать сюда посреди зимы, и я начала беспокоиться, не совершила ли я ошибку. Некий неодолимый инстинкт побуждал меня отправиться в путь, но стояла зима и все — мои мать и дочь, семейство Джули — предостерегали меня от поездки.

— Линн, смотри! Джули обнаружила на раковине записку, написанную на буром бумажном пакете. Я рывком поднесла ее к лампе. После приглашения располагаться, там сообщалось, что Агнес спешно вызвали в Черчилл.

—Черчилл! Это ведь так далеко отсюда! Когда же она сможет вернуться? — встревожилась я.

—Смотри, что она еще пишет, — сказала Джули, ткнув пальцем в записку. В записке говорилось, что Агнес знает о моем приезде и оставляет мне ценный подарок на дереве бабочек, растущем на конском пастбище.

«Помни, что полет вечен. Наслаждайся им, а я вернусь, как только смогу. Мысленно с тобой, Агнес».

Мы проснулись с первыми лучами солнца. Свет с трудом проходил сквозь обмерзшие и заснеженные окна. Мы наскоро подбросили дров в печку и быстро забрались обратно в спальные мешки. Одевшись внутри мешков, мы подождали, пока хижина чуть прогреется, после чего Джули отправилась к собакам, а я стала топить снег на чай и поддерживать огонь.

За чаем с вяленой олениной я несколько раз перечитала записку, что оставила мне Агнес. В моей душе нарастало предчувствие чего-то необычного.

— Пойдем, Джули, — сказала я. — Я хочу посмотреть, что Агнес оставила мне у дерева. Интересно, почему она оставила это там? Наверное, это что-то большое.

Джули улыбнулась и одним глотком допила чай. Спустя совсем немного времени мы, обув снегоступы, тяжело шлепали сквозь сугробы к пастбищу. За нами тянулась цепочка огромных следов, похожих на следы снежного человека. Было яркое солнце, и снег слепил глаза. Я подивилась тому, насколько изменилась эта местность. Некогда покрытое буйной растительностью, кишевшее насекомыми, птицами и зверьми пастбище было теперь пустынным. Всюду, сколько хватал глаз, было белым-бело.

Так мы шли минут пятнадцать, пока не увидели наконец дерево бабочек. Меня поразило, насколько по-иному оно выглядело теперь по сравнению с прошлым разом, когда мы, беседуя, гуляли здесь с Агнес. Тогда я была просто-таки ошеломлена. Дерево было покрыто бабочками-данаидами. Оно, казалось, дышало от их шевеления. Бабочек было так много, что за ними не было видно даже самых больших ветвей. Никогда прежде я не сталкивалась ни с чем подобным.

Мне захотелось остановиться и понаблюдать за бабочками, но Агнес настояла на том, чтобы мы немедленно покинули это место. Она сказала, что это колдовское дерево, стремящееся завладеть определенными частями моего тела. Когда я высказала предположение, что Агнес просто хочет напугать меня, она рассердилась и сказала, что одна из ветвей этого дерева в любой момент может отхватить мою ногу и что я буду выглядеть довольно странно, прыгая к хижине на одной ножке. Я рассмеялась, но одновременно ощутила некое щекотание в правой ноге. Агнес наотрез отказалась что-либо рассказывать о дереве бабочек, но взяла с меня обещание (которое я с готовностью дала) никогда не смотреть на дерево бабочек в ее отсутствие дольше нескольких минут. До самого отъезда мне удалось тогда никак не соприкасаться с этим деревом.

Глядя на него теперь, когда мы с Джули пришли сюда через снежное поле, я удивилась тому, что эта лишенная листьев громада когда-то так меня напутала. С другой стороны, в этой северной сгране случилось столько необъяснимого. В животе у меня защемило.

— Джули, но я ничего не вижу! — воскликнула я. На ветвях дерева не было ничего, что можно было бы счесть оставленным для меня предметом. За несколько метров до дерева меня начало трясти, я стала двигаться еще более осторожно. Примерно на высоте своего плеча я рассмотрела зиявшее в стволе дупло.

Мы несколько раз обошли вокруг дерева, раскапывая ногами снег в надежде, что мой подарок скрывается там.

— Похоже, Агнес спрятала его, — сказала Джули. — Может, в дупле?

—Думаешь, стоит туда заглянуть? Джули пожала плечами.

—Где же еще ему быть?

Мы принялись сооружать из снега некое подобие пьедестала. Джули использовала в качестве лопатки свой снегоступ. Мы обе задыхались, но смогли-таки подняться таким образом примерно на фут.

—Зачем Агнес понадобилось прятать подарок на этом пастбище? Почему бы ей не оставить его в хижине?

—Кто знает, почему Агнес поступает так, а не иначе? — риторически ответила Джули вопросом на вопрос.

Мы отступили на несколько шагов и вновь рассмотрели дерево. Ствол его покрылся льдом, и солнце играло на нем фантастическими цветными блестками.

—Пожалуй, ты права, Джули. Он должен быть в дупле, если только Агнес не забыла принести его сюда.

—Агнес никогда ничего не забывает,— ответила Джули.

—Да, верно. Мой подарок где-то здесь.

Со всей возможной аккуратностью я взобралась на снежный холмик и просунула руку в рукавице по локоть в дупло. Мое сердце бешено колотилось. Я чувствовала себя медведицей, добывающей мед. Я нерешительно ощупала внутренность дупла. Оно было шершавым и, казалось, уходило вглубь ствола под невообразимым углом. Я пошарила вокруг. Пустота и дерево. Ничего больше. Я обернулась к Джули и пожала плечами.

— Попробуй другой рукой, — сказала она.

Я вновь исследовала внутренность дерева с тем же результатом.

— Давай нагребем еще снега, чтобы ты могла залезть туда вниз головой, — предложила Джули.

—Боюсь, что там слишком темно, чтобы я могла что-нибудь увидеть, — сказала я. — Что там, по-твоему, может оказаться?

—Не знаю, — хмыкнула Джули. — Может, мешок золота.

—Ничего нельзя сказать наверняка, когда дело касается Агнес, — сказала я, соскальзывая с холмика. — Ладно, давай лаем его повыше. Я добуду то, что там лежит, пусть это займет хоть целый день.

Мы принялись копать снег снегоступами, пока наш пьедестал не поднялся до половины той высоты, на которой находились нижние ветви дерева. Вторую попытку я предпринимала с куда меньшим энтузиазмом. Щемящее чувство в желудке еще более усилилось. Однако, приподнявшись на локтях и проскальзывая ногами, я все-таки вскарабкалась на холмик и снова приблизилась к дуплу. Хватаясь за его края чтобы удержать равновесие, я с удивлением отметила, что они истерты. Я соскребла со ствола снег.

— Интересно, сколько лет этому дереву, Джули?

— Очень много, — ответила она. — Это дерево-прабабушка. У нее, должно быть, много детей.

Потертости по краям дупла, казалось, образовались оттого, что до меня за них хваталось множество рук. Наощупь они напоминали старые кости, оголившиеся за долгую зиму.

— Взгляни, Джули, как вытерто здесь дерево!

Джули взобралась на холмик рядом со мной. Каждая из нас провела рукавицей по гладкому дереву.

— Похоже, что это дупло для чего-то использовалось, — сказала Джули с нотками любопытства.

—Загляни внутрь, — предложила я.

Нет, загляни сама, — ответила Джули и соскользнула с холмика.

Я разволновалась, сама не зная почему. Передо мной было всего лишь старое дерево с большим дуплом. Я поправила меховую оторочку своего капюшона, чтобы она не мешала смотреть, и встала поудобнее. Затем я стала медленно просовывать голову в дупло. Форма его отверстия была такова, что я с трудом могла протиснуться. Когда моя голова вошла в пустоту, мне пришлось слегка оттолкнуться, так что край дупла оказался на уровне моего мехового воротника. Вдруг я ощутила легкую вибрацию, и мне показалось, что снежный холмик, на котором я стояла, понемногу начал уходить из-под ног.

— Что там, Линн? Ты что-нибудь видишь?

Я уже собралась было ответить Джули, как вдруг меня что-то подхватило. Я почувствовала себя невесомой, как будто мое тело исчезло. Черная пустота не то двигалась мне навстречу, не то засасывала меня. Затем я увидела поток искр, цветкообразно разлетавшихся из одной точки во всех направлениях. Я поняла, что некая сила несет меня внутрь, к центру этого великолепного явления. Мысли мои, казалось, тормозили это движение, так что я постаралась ни о чем не думать. Искры слились в огромном вихре, поглотившем меня.

Я не отдавала более себе отчета в существовании Джули и дерева. Вся моя земная жизнь представлялась теперь чем-то неестественным. Время схлопнулось и стало одномерным, некоей бессмысленной пленкой, которую я стремилась пробить и выйти наружу.

Вдруг я услышала мягкий женский голос, произнесший: «Это Дом Духа Бабочек». Слова, казалось, окутывали меня и увлекали вперед еще быстрее, подобно волне, подхватывающей пловца.

Огненная точка погасла. В клубящейся дымке стояла прекрасная женщина-индианка. Ее длинные черные волосы свисали до самых мокасин. На ней было вышитое бисером и отделанное бахромой платье из оленьей шкуры; в левой руке она держала большой кристалл, напоминавший меч.

— Кто ты? — услышала я свой голос.

— Я Женщина Бабочек. Ты стоишь на пороге того места, откуда появляются бабочки.

— Зачем ты привела меня сюда?

— Тебя привели сюда наши волшебные песни. Ты должна сначала взобраться на дерево бабочек, туда, где я живу, а потом я награжу тебя.

Она внезапно исчезла, а на ее месте возникло дерево бабочек такое же, каким я видела его в первый раз: ствол и ветви его были укрыты бессчетными трепещущими бабочками. Вершиной оно уходило высоко в небо.

— Влезь на дерево и доберись до гнезда на его вершине, - донесся до меня голос Женщины.

Я была зачарована открывшимся передо мной зрелищем. Сквозь ветви дерева ко мне пробивались разноцветные блестки — черно-оранжевые атласные лоскутки сменялись бархатисто-красными и переливчато-синими. Дерево жило теперь другой жизнью, предавшись собственному исступленному сновидению — трепещущие крылья унесли прочь его прежнюю форму. На какое-то мгновение я пришла в неописуемый восторг.

Когда я принялась карабкаться по стволу дерева к первой ветке, мне показалось, что к моему телу прицепили несколько пудовых мешков с песком. Бабочки игнорировали меня. Я была уверена, что никогда не доберусь до вершины. Взобравшись наконец на нижнюю ветку, я почувствовала себя настолько изможденной, что оперлась на ствол и стала засыпать. Меня разбудил жужжащий звук, и я увидела, как бабочка, совсем такая, как та, что была в Санта-Барбаре, приблизилась вплотную к моим глазам, а затем перелетела на соседнюю ветку. Она металась, точно просящая помощи собака, и торопила меня. Я собрала всю оставшуюся у меня волю и вскарабкалась на следующую ветку; меня как будто тянули вверх на невидимой нити. Я словно бы извлекала из своего физического тела его духовное содержание. Мне было невероятно тяжело, взгромождаясь на очередную ветку, я чувствовала себя так, как будто взбираюсь на спину бизона. Когда я достигла четвертой ветки, бабочки издали гудящий звук, словно намеревались затуманить все мои чувства и усыпить меня. Маленькая бабочка летала вокруг меня, побуждая меня и пытаясь заставить двигаться вперед, но я не могла пошевелиться. Засыпая, я чуть не утратила равновесия, но тут в уши мне ударил раскат грома. Он так напугал меня, что я вмиг перескочила на следующую ветку, потом на следующую, а потом еще на одну. У каждой ветки были свои собственные демоны. Бабочки внезапно превращались то в неизвестных чудовищ, то во вставших на дыбы белых коней, то в старых ведьм, то в заботливых матерей. Затем они расправили свои блестящие крылья, подобно бессчетному количеству зеркал. Всматриваясь в них, я видела гротескное отражение — темную сторону самой себя. Бабочки словно пытались испугать меня и заставить потерять равновесие.

Ближе к верхушке маленькая бабочка влетела прямо в сплошную стену языков пламени, возникавших от трения тоненьких лапок остальных бабочек друг о друга. Она вылетела по другую сторону пылающей ветки невредимой и на мгновение превратилась в ставшего на дыбы белого коня. Не будь со мной этой отважной малютки, я бы ни за что не решилась пройти сквозь это раскаленное до голубизны пламя. Но я последовала за ней и достигла наконец вершины, где располагалось огромное гнездо, воздвигнутое из причудливых кусков дерева, скрепленных между собой илом. Я вскарабкалась на край гнезда и как будто очутилась на вершине мира. За гладким речным валуном с выемкой наверху стояла прекрасная Женщина Бабочек.

— Источники волшебства и озера силы пересыхают, — сказала она. — Испей чистой воды из этого родника.

Из плоского камня ударила струя воды; подставив ладони, я с благодарностью напилась.

Бабочка опустилась на голову Женщины, и ее длинные оные волосы превратились в колышущуюся массу бархатных черно-оранжевых бабочек. Ее сияние так захватывало дух, что я опустилась у ее ног.

— Зачем меня отправили сюда? — спросила я.

— Затем, что ты можешь умереть от моей руки.

Она протянула ко мне руки с растопыренными пальцами, и я почувствовала, как меня притягивает к ним.

— Кости твоего тела — это звезды. Твоя голова — луна, а сердце — солнце.

От ее слов мое тело разделилось на части, и все они разлетелись в разные стороны. Лишь моя душа осталась свидетелем этой сцены. Я не чувствовала ни боли, ни страха. Каким-то образом я знала, что так и должно было быть. Затем Женщина велела частям моего тела спуститься с небес и вынула из бившего позади нее источника кристаллы. Я видела, как она вскрывает каждую из них и помещает туда по кристаллу — в сердце, голову, всюду. Затем она соединила меня обратно — конечности мои свисали теперь как у тряпичной куклы. Она взяла ножницы и обрезала мне волосы, как у китайского болванчика — спрямив их в нижней части и сделав ровную челку прямо над бровями.

— У этой стрижки четыре угла, соответствующих силам четырех направлений, — сказала она.

Взяв мою руку в свою, она провела моими пальцами вдоль четырехугольника, образованного краями челки и боковыми прядями.

— В духовном мире тебя теперь будут видеть только с такой стрижкой. Твои волосы — продолжение твоего духа. Это твоя священная прическа, она — свидетельство твоего магического путешествия с Женщиной Бабочек. Мы можем теперь поговорить. Например, о двух способах видения.

Я смотрела на нее широко раскрытыми глазами. По щекам у меня текли слезы.

— Неужели мне придется спуститься с этого дерева и вернуться обратно? Его красота так обманчива...

— Да, всякая красота имеет и обратную сторону. Если ты присмотришься повнимательней, как подобает настоящей ведунье, то всегда сможешь рассмотреть и темную сторону любой вещи. Одно не может существовать без другого; твой же народ, скажем прямо, предпочитает не видеть теней. Они боятся дьявола. Что ты видела, взбираясь на дерево?

— Ужасные вещи — чудовищ и пламя. Когда я смотрела в зеркала, я видела там безобразное, отвратительное отражение самой себя. Это ведь на самом деле была не я... или я?

—Это была ты. Но ты вела себя отважно. Ты смотрела на него и всякий раз решалась сквозь него пройти. Позже ты поймешь, каким важным уроком это для тебя было. Теперь же достаточно и того, что ты осознала, что то, чего ты стремишься в своей жизни не замечать, ею управляет. Таков твой сегодняшний урок. Поняла ли ты меня?

—Думаю, что да.

—Если бы ты отвернулась от своего отражения, каким бы страшным оно ни было, ты бы упала с дерева бабочек и уже никогда не смогла бы туда вернуться. Ты свалилась бы обратно в бесконечный сон. Там я не смогла бы добраться до тебя, и это было бы для тебя трагедией. Когда люди отступаются от своего собственного видения священного, их культура низвергается в спячку вместе с ними. Священное видение предполагает равновесие светлого и темного. Вот, смотри.

Она взяла два куска магнитного железняка и свела их вместе, сначала положительными полюсами, а затем отрицательными. Оба раза куски оттолкнулись друг от друга. Затем она свела куски разноименными полюсами, и они прочно соединились.

— Положительное и отрицательное нуждаются друг в друге для сотворения, для того круговорота.

— А что такое круговорот?

— Это подобно огненному вихрю, это первоисточник, первичное творение.

Произнеся это, она подняла руки, и между нами выросла огромная огненная спираль. Несколько минут мы наблюдали за ее вращением. Женщина подошла ко мне и положила ладони мне на виски.

— Взгляни, Линн, теперь. Посмотри сквозь те кристаллы, что в твоих глазах, и ты увидишь круговорот.

Я ощутила, как внутри меня что-то сдвинулось, и огненная спираль предстала передо мной в ином свете. Теперь я различала элементы, из которых состояло пламя. Это были мужские и женские, положительные и отрицательные энергетические частицы. Женские частицы сжимались, мужские расширялись. Затем мужские частицы стали сжиматься, а женские — расширяться, расталкивая и притягивая энергетические формы в вихревом танце.

— Все начинается с цикла движения. Не будь положительных и отрицательных полюсов, не было бы движения, не было бы сотворения, — сказала Женщина, убирая руки с моих висков.

Огонь понемногу спадал, ввинчиваясь в землю.

— Без темной стороны не могла бы существовать твоя красота. Не бойся видеть обе стороны — каждая из них нужна тебе. Ты должна чтить все сущее, ибо оно есть часть Великого Духа.

Я сидела, не шевелясь, и смотрела на нее, окруженная бабочками. Меня охватила тупая боль.

— Что случилось? — спросила Женщина.

— Увижу ли я тебя когда-нибудь еще? Мне было так тяжело добраться сюда, но здесь я ощутила такое умиротворение. Как бы я хотела остаться и учиться у тебя!

Я была готова расплакаться.

— Ты теперь мертва для себя прежней. Все в мире одинаково, и в то же время в мире нет ничего одинакового. Теперь ты действительно видишь. Посмотри сквозь кристалл в своем сердце. Давай, взгляни на меня — и ты увидишь ответ.

Я вдруг увидела себя маленькой девочкой, умоляющей свою мать не оставлять ее. Я начала всхлипывать. В одно мгновение я пережила свое детство и увидела те страхи, которые вызывало у меня взросление.

— Подумай о своих щитах, Линн. О щитах мужских, женских, девчоночьих и мальчишеских. Подумай о том, что они соответствуют всем «Я», скрытым в тебе.

Я увидела все свои щиты, окружавшие меня. Я сидела на девичьем щите с южной стороны магического круга и плакала. Прекратив плакать, я двинулась на Восток, к мальчишескому щиту. В тот же миг я почувствовала себя так, как будто бросаю проклятия своей неспособности управлять ситуацией. Мне сразу стало легче.

— Теперь иди к женскому щиту, на Запад, — приказала Женщина.

Я ощутила новый прилив уверенности, а вместе с тем — силы и мудрости.

— А теперь — к мужскому, на Север.

 

Именно здесь я столкнулась со своей проблемой. Мой дух ответственности ослаб. Мне хотелось обвинить в этом кого-то другого, но я даже не знала, что это такое и кого мне винить, кроме себя.

— Ты взобралась на дерево бабочек, Линн. Теперь на тебя возложена ответственность в этом мире. Понимаешь ли ты это?

Я на какое-то время замерла, не желая ничего видеть.

Плача, я стала передвигаться обратно к своему девичьему щиту. И тут я осознала происходящее. Я видела Женщину Бабочек в последний раз. Подарок был сделан, и мне предоставлялось использовать его по своему усмотрению.

— Бабочка красива лишь в течение определенного времени. Подобно женщине-воину, она лишь на миг прикасается к этому миру, а затем преображается в другую жизненную форму. То же предстоит и тебе.

Женщина простерла ладони над моей духовной формой и стала двигать ими вверх и вниз в дюйме от меня. Затем, тихо напевая, она подошла к дереву. Взяв оттуда шесть коконов и поместив в них по кристаллу из источника, она сделала из них трещотки. После этого Женщина взяла шестифутовую ветку дерева, привязала их к ней и воткнула ветку в землю. Она запела мне песню, прося дух дерева помочь мне залечить раны, нанесенные при вставлении кристаллов.

Ты — духовная женщина из легенд.

Я зашиваю тебя,

Излечивая то, что тебя ранит.

Я гляжу в кристаллы.

Я вылечу тебя.

Я соединяю тебя,

Я соединяю тебя.

Я удерживаю Мать-Медведицу здесь.

Я помогаю тебе бороться,

О Великий Дух!

Спасибо тебе за то, что ты здесь.

Слова ее песни были просты, однако мелодия была весьма изощренной и прекрасной. Во время песни она продолжала водить руками над моей духовной формой, а трещотки — . заполненные кристаллами коконы — раскачивали ветку вверх и вниз, хотя Женщина не прикасалась к ним. Когда коконы останавливались, она сосредоточивала свое внимание, свою целительную энергию, на той части моего тела, над которой находились ее ладони. Так продолжалось до тех пор, пока Женщину наконец не удовлетворил результат.

Тогда она взяла меня за руки и повела к дереву. Тут же появилась маленькая бабочка и стала летать вокруг моей головы. Она казалась счастливой, как будто я вела ее на прогулку. Я невольно рассмеялась, настолько она была исполнена предвкушения.

— Это моя помощница, — сказала Женщина, улыбаясь бабочке. — Когда тебе случится увидеть ее, вспоминай меня и знай, что я думаю о тебе и шлю тебе силу. Возьми эту ветку и используй в качестве палочки к своему барабану. Помни о том уроке, который ты получила на дереве бабочек, но прежде всего — о том, что полет вечен.

И она исчезла.

Не в силах сдержать рыданий, я перебралась через край гнезда и ступила на верхнюю ветку. Женщина была такой прекрасной, а я так боялась этого дерева. Оно словно пыталось меня сожрать. Я спускалась, и бабочки летели вниз впереди меня. Мною опять овладела тяжесть, хотя теперь мне было не так трудно. На каждой ветке меня поджидало что-нибудь страшное. Но теперь я проходила через огонь легче, и отражения в сверкающих крыльях бабочек по сравнению с ней выглядели просто карикатурами. Я добралась до второй снизу ветки и услышала далекий голос Джули:

— Линн, ты что-нибудь там видишь?

Я видела, что самая нижняя ветка была изгрызена сотнями бабочек Маленькая бабочка суетилась, то поднимаясь, то опускаясь, она словно говорила мне: быстрей, быстрей. Тело налилось тяжестью, и я еле могла двигаться. Я была - усталой и сонной, что начала было клевать носом и Теть чудесный сон о прекрасном воине. Все же я собрала свои силы и спустилась на нижнюю ветку, оставляя его позади. Весь остаток пути я пролетела, а в следующий момент осознала себя высовывающей голову из дупла. Я соскользнула вниз, а затем съехала на спине со снежного холмика, по-прежнему сжимая в руке подаренную ветку. Джули, смеясь, помогла мне встать на ноги.

— И это все, что Агнес тебе оставила? Сухую палку?

 

Глава 2

ДЕРЕВО БАБОЧЕК

 

Позади моего тела, в воздухе

Есть пещера,

В которую вряд ли кто-нибудь войдет:

Это тихая обитель,

Скрывающая цветок огня.

Когда я встаю во весь рост на ветру,

Кости мои превращаются в темные изумруды.

Джеймс Райт, «Самоцвет»

 

Вечером, спустя две недели после нашего с Джули приезда к нашей величайшей радости вернулись Агнес и Руби. С ними на трех собачьих упряжках приехали двое эскимосов и один мужчина из племени кри. Переночевав, они разъехались по своим селениям, оставив Агнес и Руби полные нарты мяса для собак.

Я восприняла их отъезд с облегчением. Воспаленными от недосыпа глазами я смотрела, как их нарты исчезают из виду. Ни разу в жизни мне не случалось провести ночь, подобную этой. Постанывая, я осторожно присела на снежный бугорок — у меня болела каждая косточка и каждая мышца. Я спала на полу, покрытом оленьими шкурами. Эскимос по имени Майк был грузным весельчаком с неряшливой бородой, свисавшей с его широкого лица, как мох. Он привез с собой три коробки, в каждой из которых было по шесть банок пива. Пиво это он называл «куньей мочой». После четвертой банки он влез в мой спальный мешок и заснул мертвым сном целых двенадцать часов. Если бы он лежал лицом вниз, это бы еще куда ни шло, но он всю ночь вертелся на спине, как вытащенный на берег морж, и отчаянно храпел. Другие мужчины не отстали от него по количеству поглощенной «куньей мочи» и улеглись вповалку вдоль стен хижины. Их перемежавшийся причмокиваниями и всхлипываниями храп мог напугать даже притаившихся по углам мышей, светящиеся в темноте глаза которых мелькали там и сям.

Руби и Агнес так устали, что несмотря ни на что спали, внося в хор присвистов и храпа свою лепту. Мы с Джули лежали спина к спине, чтобы согреться, и так ни на миг и не уснули. Утром мужчины выглядели изрядно сконфуженными, заметив, что их спальные принадлежности остались нераспакованными. К Агнес и Руби они относились с большим почтением. Они прибрали в хижине, и через час эскимосы уехали.

Мужчина-кри, живший недалеко от селения Джули, уехал чуть позже. Он должен был возвратить свою и нашу упряжки семейству Джули и вернуться к нам через месяц. Я вдруг осознала, что собаки поедали огромное количество оленины, рыбы и прочего корма, так что содержание этих великолепных животных среди зимы было настоящим подвигом.

Агнес и Руби несколько дней провели в хижине, не будучи расположены к беседам. Они выглядели уставшими и апатичными, и мы проводили короткие дни, разгребая снег с тропинок к сараю и коптильне. Пользуясь непродолжительным светлым временем, мы готовились к долгой зиме с ее жестокими бурями. Темнело здесь быстро, и я поневоле рано ложилась спать и видела яркие сны. О пережитом я никому не рассказывала, держа его при себе и позволяя дойти, как хорошему жаркому. Однажды, когда я чистила печку, Агнес повернула меня к себе и пристально посмотрела мне в глаза. Она утвердительно кивнула и понимающе улыбнулась, подняв брови.

— Я вижу, ты получила подарок, который я оставила тебе на дереве бабочек.

Резко развернувшись, она вышла за дровами.

Дней через пять-шесть мне захотелось обсудить мои видения на дереве бабочек с Агнес. Несколько раз я пыталась завести об этом разговор, но все не могла выбрать для этого удачный момент. Живя в замкнутом пространстве в обществе четырех человек, я втянулась в определенный ритм. Я привыкла к минимуму личного пространства, так что у меня даже начал проявляться стадный инстинкт. Так, наверное, чувствует себя волк в стае, угадывая невзгоды и потребности своих собратьев. Агнес понимала мое растущее стремление поделиться пережитым, и в один из ветреных вечеров она вместо того, чтобы после ужина лечь спать, предложила всем нам устроиться поудобнее возле печки и послушать мой рассказ.

Джули, Агнес, Руби и я расселись на шатких стульях вокруг огня, глядя на пляшущие языки пламени. Я начала рассказывать о своих испытаниях на дереве бабочек. Посмотрев вокруг, я увидела, что глубокие морщины на лицах Агнес и Руби потемнели и слились с окружающей чернотой. Лица всех трех женщин светились тем внутренним светом, который мне приходилось видеть только у индейцев Крайнего севера. Я изо всех сил пыталась выразить то, что переполняло меня, но всякий раз выходило, что слова звучали глупо. Сотни образов во мне требовали выхода наружу. Руби шумно отрыгнула. Агнес толкнула ее локтем и бросила на нее притворно-презрительный взгляд. Руби взглянула на меня.

— Черт побери! Так ты встретилась с ней или нет? Ее манеры всегда раздражали меня.

Джули обвела присутствующих взглядом.

—С кем? — спросила она.

—Да, я с ней встретилась, — в конце концов ответила я.

— Ну так расскажи нам, как она выглядела, — потребо вала Руби.

Я прочистила горло и сказала:

— Когда я увидела ее в первый раз, у нее были свисавшие до земли черные волосы, она была одета в расшитое бисером платье из оленьей шкуры. В левой руке она держала кристалл. В следующий раз она стояла у источника, наполненного кристаллами, а ее волосы превратились в сплошную массу бабочек. С ней была помощница — бабочка, похожая на ту, которую я видела в Санта-Барбаре, ту самую, которая привела меня сюда. Она вела себя как маленькая собачонка, а потом..

Джули, пораженная моим невероятным рассказом, возмутилась:

— Постой! Что еще за женщина с волосами из бабочек! Какая еще бабочка-помощница? Ты, часом, не заболела?

Агнес и Руби хохотали и хлопали себя по коленям. Джули, до сих пор сохранявшая серьезное выражение лица, стала хихикать, в то же время глядя на меня широко раскрытыми глазами и с неподдельным любопытством.

Руби вытерла выступившие у нее на глазах слезы и сказала Джули:

— Не стоит так беспокоиться о душевном здоровье Линн.

— Эй, постойте! — воскликнула Агнес, уловив мое уныние, и кивнула головой в сторону Джули. — Линн столкнулась с высшим существом. Существо это долгое время поджидало ее в этом дереве. Ты слушай, Джули. И слушай внимательно. Того и гляди, сама встретишься с этим духом в лесу, и, может статься, не сегодня-завтра. Думаю, тебе не помешает быть более терпимой.

Наступило долгое напряженное молчание. Руби барабанила ногтями по стулу и ворчала, глядя в потолок. Джули в замешательстве подбросила дров в огонь.

—Что с тобой, Руби? — спросила Агнес.

—Сдается мне, что это неправильно, — раздраженно бросила та.

Агнес поднялась, оттолкнув стул.

— Что неправильно? — спросила она, уперев руки в бока.

—С чего это твоя ученица стала увлекаться болтовней? Линн говорит слишком много.

—Я бы не сказала.

—Так и есть. И я не думаю, что это хорошо.

Она отвернулась, надувшись, как маленькая девочка.

—Перестань, Руби. Линн хочет рассказать нам о том, что ей довелось пережить, пока она еще в состоянии это сделать.

—Нет, я не хочу даже слышать об этом.

—Ну, тогда пойди погуляй. Там замечательная пурга надвигается.

—Прекрасно. Тебе, Агнес, только клоуном быть.

— Руби, я тоже хочу послушать о приключениях Линн, — сказала Джули, дернув плечом.

—Ну вот! Все против меня. Даже моя ученица. И что дальше? Как только здесь появляется Линн, начинаются неурядицы. Мне от этого прямо ветры пускать хочется!

—Хочется — значит, иди пускай, — ответила Агнес.

— Ну, так я пошла, — сказала Руби, направившись к своей парке.

С озорным огоньком в глазах Агнес подставила Руби ножку, отправив ее в полет на груду оленьих шкур, сама шлепнулась сверху и принялась ее щекотать. Джули, в свою очередь, принялась щекотать и толкать меня. Мы все сплелись в вопящий и хохочущий клубок рук и ног. Детская игра — это было как раз то, что нужно. Через несколько минут мы поднялись, сварили кофе и уселись на свои прежние места.

— Так что, попробуем еще раз? — Руби теперь улыбалась слегка смущенно и подмигивала мне.

Потягивая кофе и полуприкрыв глаза, я начала излагать подробности своей невероятной истории. Мне было так приятно рассказывать об увиденном— жаркое определенно просилось на стол. Время от времени я поглядывала на Джули, сидевшую с благоговейным выражением лица, но она молчала. Когда я закончила, повисла долгая пауза.

—Эта женщина была индианкой? — спросила Руби. Я кивнула.

—Ты уверена?

Я кивнула еще раз.

— Когда я встречалась с Женщиной Бабочек, она была белой.

— Интересно. Когда я встречалась с ней, она была китаянкой, — сказала Агнес.

Я перевела взгляд с Руби на Агнес, пытаясь уловить в и: лицах намек на розыгрыш. Джули таращилась на нас троих Только я решила, что они не дурачатся, как Руби отрыгнул и произнесла:

— Нет ли у нас еще этой куньей мочи?

Они с Агнес громко расхохотались. Мы с Джули присоединились к ним и смеялись до слез. Затем, во мгновение ока веселье сменилось серьезностью. Агнес поменялась местами с Джули, пересев поближе; Руби тоже придвинулась ко мне вплотную. Я стала совершенно спокойной и собранной. Агнес посмотрела как бы мимо меня и сказала:

— А теперь, Линн, расскажи нам все в точности, что ты видела, начиная с того момента, как просунула голову в дупло дерева бабочек. Когда будешь рассказывать, представляй себе все, как оно было, и ничего не упускай. Это очень важно.

Я вновь погрузилась в пережитое и удивилась тому, что Джули была, по-видимому, не в состоянии держать глаза открытыми. Она свернулась калачиком на кровати и быстро уснула. Агнес, похоже, не слишком заинтересовало начало моего повествования, но когда я стала рассказывать о том, как взбиралась на дерево бабочек, она раз за разом останавливала меня, выясняя все подробности и спрашивая, как я их объясняю.

—Как ты чувствовала себя, когда начала взбираться на дерево? — спросила Агнес, всматриваясь в меня поверх своего носа.

—Так, как будто я вешу целую тонну. С чего бы это?

—Тебя тяготил вес твоих неразрешенных жизней.

—Неразрешенных жизней?

—Да, твоя каждая мысль живет собственной жизнью и обладает стремлением жить и выживать. Это особенно верно в том случае, когда твои мысли не находят разрешения. Мысли — они вроде людей. Их следует хоронить должным образом. Если мысль негативна или не получает разрешения, она преследует тебя, побуждая завершить начатое и похоронить ее как следует, довести ее до завершения. Если твои мысли противоречивы и запутанны, ты создаешь мир мыслеформ, которые, в сущности, питаются твоей энергией. Это и не удивительно, ведь ты приходишься им в своем роде матерью.

— Да, это звучит не очень-то хорошо...

— Хорошо, плохо — зачем так говорить? Ни то, ни другое. Просто таков порядок вещей. Глядя на тебя, шаманка знает, что с тобой происходит. Многие люди имеют привычку приглашать гостей и подносить им себя в качестве угощения. Страхи всегда проявляют себя тому, кто их создает. Я вижу, когда твой дух превращается в пищу, вижу, и что за сущность тебя пожирает. Вокруг тебя кружится множество страхов, вот поэтому-то ты столь тяжела. Не будь твоего энергетического угощения, эта сущность погибла бы от истощения.

— А если я не хочу быть тяжелой, не хочу, чтобы меня осаждали эти паразиты? — слетело с моего языка.

Руби и Агнес рассмеялись, но меня бросило в холод.

— Мы ведь не просили тебя порождать вокруг себя эти ментальные сущности, это был твой выбор, — сказала Руби . — Знаешь, иногда они напоминают кружащих вокруг нее летучих мышей, — добавила она, обращаясь к Агнес.

— Не могла бы ты пояснить мне это на примере? —

попросила я Агнес умоляющим тоном.

Агнес рассмеялась.

— Ха, это проще простого. У тебя был сильнейший страх смерти, не так ли?

— Да, думаю, так оно и было.

— Так вот, он очень похож на огромное существо, которое ты несла на себе. Сейчас дело обстоит гораздо лучше, но существо это по-прежнему за тобой следит. У него громадная черная пасть, и ему нужна пища. А питаться оно может только тобой. Это как раз одна из тех сущностей, что способны совершенно поглотить тебя.

— Но ведь никто не хочет умирать, — сказала я, оправдываясь.

— Всякий раз, когда ты думаешь «я боюсь умереть», — вмешалась Руби, — ты угощаешь это безобразное, истекающее слюной существо прекрасным оленьим бифштексом. — Она рассмеялась ведьминским смехом. — Да, ты подносишь им со своего стола большого лангуста и позволяешь запить своей любимой минеральной водой.

Руби подшучивала над моим давнишним рассказом о том, как я обедала в лос-анджелесском ресторане.

— Все верно, — продолжала Агнес. — Никто не хочет умирать, и никто не заставляет тебя бояться смерти.

На мгновение я уставилась на них обеих, после чего перевела взгляд на свои руки. Я начинала злиться, особенно на Руби. С другой стороны, я понимала, что они правы.

—Когда у тебя возникает негативная мысль, она крадет некоторое количество твоей жизненной энергии. Не задумывалась ли ты, почему ты становишься усталой и подавленной, когда думаешь о некоторых вещах?

—Нет, никогда.

— Это потому, что ты создала себе паразита, своего рода омелу, источником жизненных сил для которого являешься ты сама. Он даже способен в конце концов убить тебя.

На мгновение мы встретились глазами с Агнес, но я тут же отвела взгляд.

—Ладно, я поняла. Но что мне делать, чтобы от него избавиться?

—Нужно сбросить с себя это существо, осознав свой страх смерти. Именно это ты сделала, будучи на дереве. Сделай смерть из врага союзником, и тогда мыслеформа твоего страха уйдет прочь и сгинет.

—Это звучит наподобие того, что лучший выход — это вход.

— Линн, это очень просто. Прими ответственность за свои мысли и за те существа, которых они порождают, вот и все.

Каким-то образом я чувствовала, что Агнес и Руби впихивают в меня свои идеи, не дожидаясь, пока я восприму их обычным образом. Во мне стала нарастать защитная реакция, я начала сердиться. Не так уж часто случалось мне чувствовать себя ученицей, но это был как раз тот случай. Я вспомнила Сойлу Гитерес, женщину-шамана, с которой я встретилась на Юкатане. Она рассказывала мне о моих наклонностях. Агнес и Руби все еще посмеивались.

— Подождите, — сказала я. — Сойла как-то рассказывала мне о страхах, являющихся чем-то вроде подпорки.

Агнес улыбнулась и похлопала меня по колену.

— Так оно и есть.

— Так что, — буркнула Руби, — ты собираешься когда-нибудь рассказать нам об этой Сойле и своей поездке на Юкатан или так и будешь меня игнорировать после всего, что я для тебя сделала?

— Снами там было столько всего... Я попробую собраться с мыслями и расскажу обо всем завтра вечером.

Руби надула щеки.

—Это обещание?

—Да, я обещаю.

Мы с Агнес рассмеялись.

— Давай, Линн, вернемся к дереву. Расскажи, что произошло на второй ветке.

— Я начала засыпать. Мои глаза закрывались сами собой.

Не странно ли?

— Нет. Тебя настиг душевный сон. Это было отражение всех тех случаев, когда ты дремала вместо того, чтобы пребывать в ясном сознании. Он почти одолел тебя.

— Он и одолел бы, если бы не помощница Женщины, маленькая бабочка.

—Стало быть, она помогла тебе. Это хороший знак.

—Почему?

—Потому что теперь эта бабочка будет для тебя путеводной нитью в жизни.

—Вот интересно! Когда я взбиралась на дерево, мне казалось, что я вишу на невидимой нити.

Агнес и Руби переглянулись и удовлетворенно кивнули.

—Эта нить заключена в твоей воле. Бабочка просто помогла тебе ее почувствовать. Тебе еще предстоит научиться в минуты опасности протягивать ее и безопасно следовать за ней до конца. А теперь продолжай.

—Когда я уснула, то чуть не упала.

—Ну вот. Видишь, как страх смерти спас тебя? На этот раз страх был твоим союзником.

—Я преодолела несколько больших веток, покрытых бабочками, крылья которых были зеркально отполированными и отражали множество ужасных сторон Безумной Женщины.

—Какой еще Безумной Женщины? — Руби топнула ногой. — Ты опять за свое! Не будь я пьяна, ты обращала бы на меня больше внимания.

— Тише, Руби. Завтра вечером мы послушаем рассказ Линн о ее поездке на Юкатан. А сейчас или слушай, или не мешай. Хм. Вы всегда так и норовите вывести меня из себя. Агнес нахмурилась.

— Продолжай, Линн, не обращай внимания на Руби.

—Я выдержала паузу, но Руби больше ничего не сказала. Она просто посмотрела вверх, да так и осталась сидеть, будто бы сдерживая слезы. Я решила, что столкнулась лицом к лицу с собственным безобразием, — сказала я.

—И...?

 

— Агнес, то, чему я научилась на Юкатане у Сойлы, сослужило мне хорошую службу. Я впервые осознала ценность своей разрушительной стороны.

— Прекрасно, — одобрительно сказала Агнес, наградив меня коротким рукопожатием так, как это сделала бы школьная подруга.

— В этих гладких крыльях отражались встающие на дыбы лошади, точнее, жеребцы.

Руби, все еще глядя в потолок, спросила:

— Какого цвета?

— Белые.

Она подалась вперед, всматриваясь в меня снизу вверх.

— Хмм... — Она сжала губы, наморщив их так, что их поверхность стала напоминать тонкую корочку пирога. —

Ага, белые.

— Что скажешь, Руби? — спросила Агнес.

— Это вполне могло быть, — ответила она.

— Да, — согласилась Агнес. — Я тоже так думаю.

Я нетерпеливо посмотрела на Агнес и Руби по очереди.

—Что? Что?

—Магия сновидящего, — сказала Агнес.

—Потом, потом, — сказала Руби, взмахнув руками. — Не лучше ли пока оставить это? Обдумаем все хорошенько поймем, что к чему...

Я вспыхнула.

— Да ладно, — сказала я, — мне это совсем не интересно Я уже говорила перед тем, как Руби меня перебила: следующая, и последняя ветка дерева была огненной. Бабочка пролетела прямо сквозь огонь, и я, несмотря на страх, последовала за ней. Огонь стоял громадной стеной и метался во все стороны. Все было в огне.

Я широко размахивала руками, показывая Агнес размеры огненной ветки. Она молчала, только кивала головой.

—Это снова был мой страх смерти, да?

—Да, доченька. Этот страх может однажды одолеть тебя. Пока ты не сделаешь смерть своим союзником, ты будешь ошибаться и делать множество глупостей. Он может парализовать твое существование и сделать тебя беспомощной.

Руби всплеснула своими огрубевшими руками.

— Не было ли там прелестного гнездышка на верхушке?

— Да, оно было удивительным и таинственным. Руби поднялась.

— Ну-ну, голубушка. Только и того, что удивительным? — Она экстравагантно повела плечами назад и двинулась вокруг стула, заламывая руки. — Только и того, только и того.

Глядя на ее ужимки, я не могла удержаться от смеха.

Руби приблизилась к лежавшей на кровати Джули и что-то шепнула ей на ухо. Джули встрепенулась во сне и вдруг села, резко выпрямившись. Протерев глаза, она спросила:

—Я что-то пропустила?

—Очень мало, — ответила Руби.

— Давайте попьем чаю, — предложила Агнес. Она подошла к чайнику и покрошила в кипящую воду какие-то травы. После того как они несколько минут настоялись, она разлила отвар по четырем чашкам, процедив его через тряпочку. Потягивая чай, я вспомнила, как трудно мне было спускаться с дерева.

— Агнес, когда я спускалась вниз и достигла предпоследней ветки, я вновь стала сонной и ужасно отяжелела. Маленькая бабочка стала вести себя очень беспокойно. Передо мной возник прекрасный молодой человек с внешностью полубога. Он кивком поманил меня. О, он был так прекрасен! Я никогда не забуду его лица.

Я с готовностью погружалась в фантастические грезы, вспоминая о нем. Незаметно для себя я влюбилась.

— Что? — нетерпеливо переспросила Джули. — Ты встретила на дереве молодого человека? И, говоришь, он был очень красив?

— Шла бы ты обратно спать, Джули, — сказала Агнес. Джули, сконфузившись, глубоко вздохнула.

— Я помню, что нижняя ветка была почти перегрызена сотнями бабочек. Я поняла, что, если я останусь с этим молодым человеком, у меня не останется шансов на спасение. Преодолев колебания, я все же спустилась прежде, чем ветка обломилась.

Я взглянула на Агнес, пытаясь выразить в своем взгляде обуревавшие меня чувства.

— Я любила его. Почему мне нельзя было с ним остаться?

—Это была бы быстрая и безболезненная смерть, если ты это имеешь в виду, — вздохнула она.

—Как по мне, звучит заманчиво, — сказала Джули. — Он до сих пор там?

Руби хмыкнула.

— У него была такая прекрасная улыбка, — сказала я. — Он до сих пор у меня перед глазами.

Я опустилась обратно на стул и обмякла. Мной овладевало уныние.

Агнес указала на меня большим пальцем.

— Взгляните на нее, — сказала она, тряхнув головой. — Когда женщина влюбляется, ей хочется отдать свою силу. Выбор за тобой. Иди с ним, или возьми свою силу. Как ты думаешь, чего он от тебя хотел?

— Он хотел, чтобы я пошла с ним.

— А вот и нет! — фыркнула Руби.

— Конечно, нет, — сказала Агнес. — Все мы, Линн, пришли на эту землю, чтобы исцелить свою женскую сторону. Мужчины, женщины, — все. Женщины пришли на этот шарик, зная великую истину. Но ты, как и большинство женщин, не в состоянии определить, что именно ты знала. Некоторые женщины становятся безразличны к этому знанию. Ты же захотела его понять. Именно это привело тебя сюда. Ты нашла меня, чтобы я тебе в этом помогла. Мужчины, приходя в этот круговорот, не знают. Если им повезет, они понимают, что им нужно найти женщину, которая бы их научила. Мужчины не знают, как жить. Женщины должны их этому научить. Но прежде женщины должны собрать свою силу и излечиться сами. Они подражают мужчинам, как пересмешник подражает вороне. Как только они начинают так поступать — это конец. Тогда все идет прахом. От этого теряют и мужчины, и женщины — и те, и другие в результате становятся слабыми. Если бы ты выбрала этого распрекрасного молодого человека, а не свою силу, он уничтожил бы тебя. Он возненавидел бы тебя за то, что ты не стала для него Женщиной Белого Бизона, у которой он мог бы учиться. Будь ты богиней, ты вполне могла бы поладить со своим богом, но только в этом случае.

— Хо! — воскликнула Руби, хлопнув нас с Агнес по спине. — Джули даже не видела этого драгоценного ублюдка, а уже готова следовать за ним до последнего вздоха!

Я испытала такое облегчение, получив возможность рассказать о своем путешествии, что заснула сразу же, как только вымыла свою чашку. Глава 3

СНОВИДЧЕСКОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ НА ЮГ

 

Блюдите Тайны!

Непрестанно проникайте в Них!

Лью Уэлч, «Теология»

 

Вечером с северных плато спустилась страшная пурга; ледяныепорывы ветрапробивались сквозь щели между бревнами хижины. Временами дуло так, что комки газетной бумаги, которыми они были законопачены, со свистом вылетали внутрь комнаты. Мы все надевали по нескольку пар теплых штанов, молча ели и проникались чувством бренности нашей маленькой хижины и прочности и теплоты нашей дружбы. Атмосфера была весьма напряженной, и неизбежное соседство каждого из нас с еще троими направляло мысли в более умозрительные сферы. Я начала понимать, как многолетнее напряжение такого рода способно породить видения ужасного виндиго — видения, овладевающие душой человека; обращающие его сердце в кусок льда и побуждающие убивать людей целыми деревнями. Виндиго — это безумная часть внутреннего содержания человека, способная толкнуть его на каннибализм в отношении себе подобных, а то и самого себя . Я содрогнулась от мысли о той боли, которую это за собой влечет, и придвинулась к печке, поставив свои тепло обутые ноги на старый деревянный ящик из-под яблок.

— Не поговорить ли нам о более теплой погоде? — предложила Агнес.

Я не сомневалась, что она тоже чувствовала себя напряженно из-за непрекращающегося холода. Если бы даже я захотела уехать, это было невозможно. Лишь полеты моего духа помогали мне бороться с клаустрофобией. Я наблюдала за Руби, пытаясь понять ее — гордую пожилую женщину с сознанием, таившим столь громадную силу, и невидящими глазами. Она всегда все делала хорошо: каждая посудина была у нее вычищена, каждая валяная кошма доведена до совершенства. Движения ее были всегда точно выверены, что, несомненно, объяснялось ее слепотой, но, кроме того — я чувствовала это, — тем величайшим почтением, с которым она относилась к жизни и миру вокруг себя. Даже просто смотреть на нее в течение дня было для меня уроком. Я восхищалась ее кошачьей грацией и способностью самой становиться тем знанием, которое она хотела мне передать. Когда я бывала слишком серьезна, она могла застать меня врасплох, разыграв дряхлую старуху или капризного ребенка. Никогда прежде я не удостаивалась чести провести столько времени в столь тесном с ней соседстве. Меня всегда поражало, насколько обособленно она держится, неизменно блюдя свое положение. Но, несмотря на все это, я испытывала к ней такую любовь...

Агнес отодвинулась со стулом, сев напротив меня, Джули придвинула свой стул ко мне слева, а Руби справа. Несмотря на наше давнее знакомство, близость Руби всегда слегка меня нервировала. Я никогда не знала, что она сделает в следующую секунду. Наблюдая за ней краем глаза, я видела, как она улыбается своим мыслям, подобрав недошитый ею мокасин и потирая его руками.

— Линн, настало время для хорошей истории, — проговорила Агнес, держа на коленях поднос с бисером. Она нанизывала мелкие белые бусинки на иголку, собираясь вышивать кисет.

— Я не против, — сказала Руби. — Хорошая история согревает сердце.

— Я хочу услышать еще о том прекрасном молодом человеке на дереве, — сказала Джули.

— Я говорю — хорошая история, — отрезала Руби. — Она собиралась рассказать нам о Юкатане, где было тепло и солнечно.

— Об этом можно столько всего рассказывать! С чего, по-вашему, лучше начать?

 

—Как насчет того, чтобы с начала? — фыркнула Руби. Джули хихикнула.

—Ладно. Представьте себе мой дом...

Шел мелкий дождь, и из моей гостиной были видны нитевидные потоки, стекавшие по большим двустворчатым окнам. Я читала раздел путешествий воскресной газеты, выискивая сведения о недорогих рейсах в мексиканский город Мерида, расположенный на полуострове Юкатан. Агнес рассказывала мне о живущей там женщине, которая, по ее словам, много знала о масках.

— Какие маски ты имеешь в виду? Резные? — спросила я у нее.

Агнес ответила, что эта женщина знает о масках силы и обладает сведениями более древними, чем цивилизация майя. Это пробудило во мне живейший интерес, и я записала имя женщины в блокнот наряду с туманным описанием дома в маленькой деревушке, где она жила. Агнес больше ни разу не упомянула о ней, да и я до этого момента не вспоминала о том разговоре.

Я набрала указанный в газетной рекламе номер авиакомпании и забронировала место. С точки зрения здравого смысла это было полнейшей бессмыслицей. В течение следующих трех часов я занималась тем, что отменяла приглашения к обеду, свидания, встречи с раздачей автографов в книжных магазинах и прочие запланированные мероприятия. Реакция на том конце провода варьировалась от легкого сожаления до взрывов ярости. В мои планы вовсе не входило морочить голову стольким людям, просто в последнее время я работала так много, что, думаю, заслужила отдых. Как бы то ни было, я собралась уехать.

Полет пошел без приключений. Я наняла в аэропорту автомобиль и, ориентируясь по картам, направилась к руинам древнего майянского города Ушмаль, а оттуда — в маленькую деревушку Ллано с грязными улицами и глинобитными домами. На своем весьма слабом испанском я спросила у местного мальчишки, где находится дом Сойлы Гитерес. В результате обильной жестикуляции я поняла, что это маленький глинобитный домик за пределами деревни у небольшого ручья. Я поблагодарила мальчишку, оказавшегося внуком Сойлы, и поехала туда. Я увидела маленький, хорошо обустроенный дворик. В центре старой деревянной двери был прибит амулет. Я постучала. Дверь открылась, и на пороге, широко улыбаясь, предстала Агнес Быстрая Лосиха.

— А я уж было собиралась махнуть на тебя рукой, — сказала она. — Я уже три дня тебя поджидаю. Почему ты не приехала раньше?

Мы обнялись. Я была поражена сверх меры.

— Агнес, — сказала я. — До вчерашнего вечера я сама не знала, что поеду.

— - Мы как раз говорили о тебе с Сойлой. У тебя уши не чесались?

Я рассмеялась и сказала:

— Кого-кого, а тебя я меньше всего ожидала встретить за пределами Канады.

— О, ты ведь знаешь, как это бывает. Мы, индейцы, так и норовим принюхаться ко всему окружающему. Наш нос ведет нас. Заходи, мы как раз занимались твоим любимые делом — пили чай.

Я прошла за ней сквозь дом и вышла в ухоженный садик окруженный деревянным забором от койотов. На грубо сколоченной скамейке сидела пожилая женщина, одетая в блузку свободного покроя, называемую здесь уипиль, и синюю запахивающуюся юбку. Как и большинство индейских женщин Юкатана, обута она была в кожаные сандалии. Агнес представила нас друг другу.

— Не говорила ли я только что, что Линн Эндрюс вот-вот постучится в дверь? — сказала она.

— Было, было, Агнес, — сказала Сойла с легким акцентом, глядя на меня. — Мы когда-то уже встречались на Севере, но ты, по-видимому, не помнишь меня.

Я в тот же миг почувствовала в этой женщине родственную душу.

—Нет, не помню. А где именно?

—Это не важно, — отвечала она.

—Пойду, приготовлю Линн чаю, — сказала, улыбаясь Агнес. — И не позволяй ей докучать тебе вопросами о масках и знаниях майя.

Какое-то время я стояла, переминаясь с ноги на ногу.

— Вы майя? — спросила я в конце концов.

— Я майя, — ответила она. И затем добавила: — Но некоторые говорят, что я наполовину рысь.

Я уже готова была начать расспрашивать ее о масках, но тут вернулась Агнес со сделанной из тыквы чашкой, наполненной горьковатым травяным чаем. Присутствие Агнес в этом доме все еще смущало меня. В моем уме проносились дюжины возможных объяснений того, как вышло, что она сидит передо мной.

Сойла тепло улыбнулась мне. Ее глаза были очень добрыми и приветливыми, но в их глубине я рассмотрела свернувшуюся гремучую змею. Я поняла, что мне ни в коем случае не следует становиться на пути этой женщины. Взгляд ее сканировал мое лицо, как будто она прочитывала мои мысли. Во двор вбежала стайка детишек, и одна из девочек тонким голоском спросила у Сойлы что-то по-майянски. Та ответила, и дети в ожидании выстроились вокруг нас. Сойла пояснила, что дети хотят, чтобы Агнес рассказала им очередную историю. Агнес заговорила с ними по-майянски. Затем она обратилась к той девочке, что разговаривала с Сойлой. Девочка вбежала в дом и быстро вернулась с чайником. Она разлила чай по нашим чашкам.

—Это одна из моих внучек, — сказала Сойла.

—Она очень мила, — заметила я.

Агнес, извинившись, уселась прямо на землю. Дети обступили ее, смеясь и возбужденно галдя, но затихли сразу, как только Агнес начала свой рассказ.

Улучив момент, я обратилась к Сойле:

—Агнес говорила, что вы знаете о масках...

—Иди сюда и сядь рядом со мной, чтобы не мешать детям, — сказала она.

Мы отошли в угол сада и сели на траву. В воздухе стоял насыщенный аромат сырой земли и влажных от вечернего дождя листьев субтропических деревьев. Я отхлебнула из чашки. Сидя здесь, я имела возможность смотреть сквозь прореху в изгороди. Вдалеке, за крытой соломой хижиной, виднелось сухое дерево, ветви которого сплошь обсели канюки.

—Там что-нибудь издохло?

—Нет, нет, канюки всегда слетаются туда и ждут отбросов из корчмы.

Некоторое время Сойла рассматривала меня, поглаживая ладонью землю. Подобрав тонкий прутик, она принялась чертить им на земле. Нарисованное представляло собой прямоугольник, разделенный на треугольники.

— Что это означает? — спросила я.

— Это означает силу, что значит путь к пониманию себя.

— Силу? Из этого рисунка можно извлечь многое, но почему он означает силу?

— Мы называем его маской земли. Эта маска — наш алтарь. Так мы молимся и совершаем наши священнодействия.

Я достала из своей сумки белый платок, предназначенный ей в подарок. Она рассмотрела его и отложила в сторону, кивнув головой.

—Научи меня, — попросила я.

—Тебя тянуло сюда, как пчелу тянет к цветку. Одна из причин, почему ты здесь — это желание учиться. Я буду учить тебя. Сегодня ты должна отдохнуть с дороги. Вздремнем сейчас, и будем ожидать знание. Когда ты будешь готова воспринять его, оно придет. Оно вроде бродяги, но никогда не уходит настолько далеко, чтобы его нельзя было приманить.

Пока Сойла говорила это, между нами пролетела красивая зеленая птичка колибри и стала исследовать кусты фуксии. Сойла продолжала, кивнув в сторону нашей гостьи:

— Посмотри, как колибри зависает над цветком. Для этой птички пыльца — это сила. Смотри, она выбирает нужный момент и приникает к цветку. Взяв то, что ей нужно, она улетает.

Словно услышав ее, колибри двинулась прочь от цветка фуксии и улетела, зеленой вспышкой сверкнув над изгородью.

— Когда сила приходит к тебе, веди себя с нею почтительно. Не пускайся в разговоры о ней, не растрачивай попусту энергию. Старайся лишь удержать ее при себе. Понемногу она начнет танцевать вместе с тобой, но лишь при условии, что ты будешь терпелива и станешь прислушиваться к ее голосу.

Сойла взяла мои руки и коснулась ими своей груди у сердца. Мое собственное сердце тяжело билось. Мы поднялись и направились к Агнес и ребятишкам. Она все еще рассказывала свою историю, и дети глазели на нее с восторженным вниманием. История, должно быть, была забавной, так как они то и дело взрывались веселым смехом. Я вспомнила, что Джули как-то говорила мне, что Агнес знает десяток индейских языков.

Агнес отпустила детей, и они разбежались. Мелькание их ярких красных, желтых и черных одежд представляло собой завораживающее зрелище. Мы втроем направились к тому месту, где я оставила свой красный «форд». Я наняла его всего несколько часов назад, но казалось, что прошло несколько дней.

— Я поеду с Линн, и мы вернемся к тебе позже,— сказала Агнес.

— Я буду здесь, — ответила Сойла.

Агнес сунула в руку Сойле какой-то небольшой предмет и подмигнула ей. Мы поехали по пыльной извилистой дороге, огибавшей зеленеющие джунгли. Агнес указывала путь.

— Куда мы едем? — спросила я.

— Проведать кое-каких друзей. Там мы сможем отдохнуть и поесть.

Мы ехали теперь сквозь низкорослые джунгли по узкой двухрядной дороге. Я чувствовала, что мы находимся поблизости от древних руин Ушмаля. Я подумала о Сойле, и при мысли о предстоящем ученичестве мною овладело состояние тревожного предвкушения. Дорога становилась уже, так что до нависавших по ее сторонам лиан и цветов можно было теперь дотянуться из окна машины.

—Нам еще далеко? — спросила я.

—Не очень, — ответила Агнес.

Пошел небольшой дождь, дорогу затянуло легкой дымкой. На лобовом стекле стали появляться капли, и я включила дворники. Дорога стала влажной и небезопасной. Чего мне только не хватало, так это завязнуть в грязи посреди джунглей. Дорога резко свернула к востоку и вышла на опушку. Вскоре мы оказались во дворе длинной глинобитной асьенды.

— Остановись, — велела Агнес.

Я заметила, что во дворе стояло в ряд множество других машин — легковушек, джипов, были даже трейлер и пикап. Как только мы вышли, дождь тут же прекратился.

— Возьми свои вещи, — сказала Агнес.

Я взяла две свои сумки и двинулась за ней. Асьенда стояла посреди поляны, усаженной палисандрами. С балконов свисали длинные цветущие лианы, а когда мы прошли сквозь широкие двери, вручную вытесанные из красного дерева, ноги наши скользнули по гладко отполированным плитам.

—Что это за место, Агнес?

—Тебе будут рады здесь, как и мне. Этого для тебя пока достаточно.

Она подошла к стоянке.

— Думаю, что пребывание здесь превзойдет твои ожидания.

Я улыбнулась, уловив озорной огонек в глазах Агнес. Она повернула направо. Мы прошли сквозь несколько комнат с высокими потолками и открытыми окнами. Дождь снаружи усилился. Стаккато крупных капель заглушало плотный хор птиц и насекомых Юкатана. Агнес увлекала меня вперед. Поднявшись по лестнице из нескольких ступенек, мы оказались в большой комнате на втором этаже. В комнате стояли две кровати; ряд узких окон был обращен во внутренний дворик, где имелся небольшой плавательный бассейн, окруженный приземистыми пальмами. Несколько женщин сидели на деревянных стульях на веранде, глядя на дождь и попивая через соломинку розовый напиток из высоких стаканов.

Я поставила сумки и открыла деревянные ставни. Приятный шлепающий звук дождя убаюкивал меня. Мне захотелось принять ванну и вздремнуть. Агнес уже плюхнулась на свою кровать и уткнулась лицом в подушку. Ее ритмичное дыхание говорило о том, что она крепко спит.

Приняв ванну, я с величайшим облегчением легла на узкую и жесткую кровать и стала смотреть на медленно вращавшийся надо мной вентилятор. Но, несмотря на усталость, сердце мое возбужденно колотилось, и я не могла сомкнуть глаз. Я оделась и тихо вышла из комнаты. У главного входа я уселась в шезлонг и стала смотреть на неослабевающие серебристые потоки дождя. Вдалеке на востоке небо расколола молния. Женщины, которых я видела из окна, разошлись, и вокруг не было ни души. По-видимому, все отдавали дань сиесте.

Я чувствовала себя так, словно меня окружала древняя цивилизация. Энергия Юкатана воспринималась в первозданном виде, как будто за прошедшие тысячелетия напрочь истлели те покровы, которыми эта земля защищалась от чужих взглядов. Она, казалось, стояла передо мной обнаженной. Джунгли, дождь, зелень деревьев — ничто не скрывало ее от меня. Она пульсировала и простиралась во все стороны, плоская, но мускулистая, сильная, но утонченная. Она проникала ко мне в сердце и солнечное сплетение, соединяла свое дыхание с моим и отвечала движением на движение. Я находилась в силовом фокусе величайшей напряженности, и все то время, пока я сидела и смотрела, землю омывал поток дождя.

Я задремала, и проснулась оттого, что Агнес трясла меня за плечо. С ней была Сойла, обе они были празднично одеты. Дождь прекратился, время было уже позднее. Над патио зажглись цветные фонари, и мне был слышен доносившийся откуда-то из тени женский смех.

—Агнес, Линн что, все время спит? — спросила Сойла, приподняв темную бровь и взглянув на меня. Не исходи этот вопрос от шаманки, я не обратила бы на него внимания. Но он звучал вызовом мне, так могла бы сказать Руби. Моя спина напряглась, и я заставила себя подняться.

—Ты, наверно, голодна, — сказала Агнес.

—Да, очень, — ответила я.

Агнес погладила меня по спине и улыбнулась мне, спускаясь по лестнице. Она толкнула меня локтем, как школьница.

— Успокойся, — шепнула она мне на ухо. — Не будь такой чувствительной.

—Что это за место, Агнес? Что-то вроде загородной виллы?

—Думаю, что это столовая.

Мы действительно были в столовой — большой комнате, где стояло одиннадцать столиков, и молодые женщины-майя в цветастых одеждах накрывали к обеду. Девять женщин уже сидели за столиками, ели и пили кофе. Мы сели, и молодая женщина принесла нам салаты, рыбу, черные бобы, рис, блюда с жареными бананами и тропическими фруктами.

Когда мы поели, Сойла попросила меня прогуляться с ней по саду. Агнес вернулась в нашу комнату. В воздухе стоял нежный аромат, вокруг росло множество тропических пальм и цветущих лиан. Сойла молчала. Звук женских голосов понемногу ослабевал и уступал место нараставшим ночным шумам. Но когда Сойла выпустила мою руку, звуки голосов вновь заглушили ночной шум.

—Вы слышали? — спросила я, широко раскрыв глаза. Сойла посмотрела на меня.

—Что?

—Ночные...

—Нет, это листья, — перебила она меня.

—Листья?

—Да, они разговаривают с тобой. Сойла показала мне свои ладони.

— Я имею дело с растениями. Я использую их для лечения. По ночам, в определенные фазы Луны, я хожу за разными священными травами.

Она снова взяла меня за руку; ее ладонь была горячей. Она сжала мою кисть и отпустила.

— Слушай, — сказала она. — Закрой глаза.

Я отметила перемену в раздававшихся звуках — до меня донесся еле слышный плач. Я слегка подпрыгнула и резко повернулась на одной ноге. Чуть не упав, я открыла глаза. Надо мной нависали каучуконосы, земля колыхалась в волнах нагретого воздуха. Я села на землю и вытаращилась на Сойлу.

— Не бойся. В каждом из нас заключена сущность, которую нам необходимо познать. Этот твой дух разговаривает сейчас с духом растений.

Я почувствовала головокружение.

—Ты никогда этого не замечала?

—Я всегда любила ветер в деревьях.

—Закрой снова глаза и вслушайся своим сердцем.

Я так и поступила, и услышала тихий плач, похожий на женский.

Сойла коснулась моего плеча.

—Открой глаза. Ты слышала ее, не так ли?

—Да. Кто это?

—Это ашана. На вашем языке я называю ее «обезьяний корень». Она — растение, которое даст тебе защиту. Она нужна тебе.

—А почему вы называете ее обезьяньим корнем?

—Она рассказывает тебе, как она видит тебя, наподобие того, как поступают обезьяны, подражая людям. Она обладает большой силой. Когда ты придешь ко мне, мы выйдем и поищем ее вдвоем.

Сойла широко улыбнулась мне, развернулась и исчезла в темноте.

Я двинулась обратно. Асьенда казалась вымершей. Я быстро поднялась в комнату и увидела, что Агнес крепко спит. Я не могла понять, как ей удается так легко и быстро засыпать в столь удивительном месте. Я посмотрела на часы. Было два часа ночи! Я провела с Сойлой пять часов, но они пролетели как несколько минут.

Проснувшись на следующее утро, я почувствовала себя усталой. Лежа в постели, я прислушивалась к дождю и шуму, производимому птицами и насекомыми, который доносился из густого леса, окружавшего асьенду. Из ванной вышла Агнес.

— Агнес этой ночью я пережила нечто невероятное благодаря Сойле.

По мере того как я говорила, моя усталость исчезала.

— Ну-ка, расскажи.

— Мы гуляли в саду, остановились, чтобы прислушаться, и я услышала, как листья обращаются ко мне. И еще меня звал корень травы под названием ашана. Ее голос был похож на женский плач.

—Ашана. Я слышала о ней. Она отгоняет злых духов. Я кое-что о ней знаю.

—Об этом можно было догадаться.

—Да, пожалуй, Сойла будет для тебя хорошей учительницей. Она знает здешние священные травы лучше кого бы то ни было.

— Звуки, доносившиеся из леса, перепугали меня. Сойла помогла мне. Они подхватили меня и закружили в танце.

Агнес глядя на то, как я возбужденно выскакиваю из постели и одеваюсь, сказала:

—В прежние времена мы всегда направляли ученицу к другой ведунье, если ей необходимо было овладеть силами, относящимися к другому пути. Сойла очень много знает о растениях, но ее знание — с другого пути. Я уважаю ее и отдам тебя к ней в ученицы, чтобы ты набралась и этой мудрости.

—Сойла мне понравилась, — заметила я, спускаясь по ступенькам.

Мы с Агнес позавтракали в небольшой столовой, а затем направились пешком к развалинам Ушмаля. Мы с восхищением петляли по улочкам древнего города. Ушмаль был по-женски пышным. Мы выявляли в его архитектуре магнетические места, подобные акупунктурным точкам на человеческом теле, и стояли там, впитывая ступнями энергию. В середине дня мы вернулись на асьенду, чтобы отдохнуть. Мной овладело чувство сильнейшей любви и почтения к Агнес — моему другу и учителю. Я, кроме того, ясно сознавала сходство нашей энергии, которую Юкатан, отражая, возвращал нам обратно. Мы вместе открывали для себя магические виды, запахи, звуки и культуру Ушмаля. Мы обе были чужими на этой земле, и впервые оказались равны, наслаждаясь новыми переживаниями. Так, по крайней мере, я думала.

После дневного отдыха Агнес ушла из комнаты. Во время ее отсутствия внук Сойлы, тот самый, который рассказывал мне, как найти ее дом, принес записку. В ней говорилось, что Агнес не вернется к обеду, и предлагалось дождаться восхода луны и идти по нарисованному здесь же плану.

 

 

Глава 4

ВЕРХОВНАЯ МАТЬ

 

Она входит сквозь ночные стены. Ее музыка... моя кровь. Она нежна и чувственна, Когда отпускает твою руку.

Джек Кримминс, «Верховная мать»

 

Когда я вышла с асьенды, джунгли встретили меня криками ночных птиц и зверей. Тесно стоящие деревья и низкорослые кусты качались и скрипели под теплым ветром. Лианы то и дело змеились поперек тропы. Я тщательно следовала переданными мне Сойлой инструкциям. На джунгли опускалась ночь. Тропа вела прямо сквозь чащу, наполненную запахами гниющего дерева и сырой земли. Меня сопровождало перешептывание и шорох листвы. Громкий звериный вой бросил меня в дрожь. Вдруг я заметила перед собой полуразвалившееся майянское строение — храм с плоской крышей, со всех сторон украшенный огромными каменными змеями и террасами. Неверный свет полной луны мерцал на коре сейб. Все затихло. Я двинулась туда, куда предписывал план, и вошла под темную арку.

Сразу от входа коридор резко повернул влево. Из тени выступили две похожие на амазонок женщины.

— Ой! Кто вы? — вскрикнула я от неожиданности.

— Не бойся, -  проговорила одна из статных женщин, произнося английские слова с сильным майянским акцентом. — Мы — ночная храмовая стража, и отведем тебя в нужное место. Но место это тайное, поэтому ты должна надеть капюшон.

Не успела она закончить фразу, как вторая женщина надела мне на голову капюшон.

— Идем, — сказала она, застегнув его. — Держись за наши руки.

Мы шли несколько минут. До меня доносился запах ароматного дыма: где-то курили копал — благовоние, приготовляемое из смолы одноименного дерева. Сквозь плотную материю, закрывавшую мое лицо, я могла различить колеблющийся свет. Затем я почувствовала, что рядом со мной находятся не только мои провожатые.

Меня мягко толкнули, заставив присесть на холодное и жесткое сиденье без спинки. Я провела рукой по гладкому камню и ощутила в нижней его части и по бокам высеченные округлые рисунки. Затем с меня сдернули капюшон, и стражницы исчезли в тени.

Я все время пыталась сохранять ориентировку, и тeпepь мне казалось, что я смотрю на восток. Отдышавшись, я увидела, что сижу в комнате, где находились три фигуры в масках. Они были похожи на огромные майянские идолы-кячына. Одна из них стояла прямо передо мной, другая справа; третья — слева от меня. Повернувшись, я увидела и четвертую фигуру — прямо позади себя. Все они были различны фигуры, располагавшиеся напротив, являли собой полную противоположность друг другу. Это были женщины, и каждая из них, казалось, сосредоточила свой взгляд на мне. Mы находились на возвышении в квадратной комнате, полностью каменной, со сводчатым потолком и без единого окна. Обстановка дышала древностью, мы словно перенеслись на тысячи лет назад. Неверный свет нескольких факелов придавал фигурам в масках в их мельтешащих цветных одеяниях еще большую таинственность.

Женщина, обращенная ко мне, начала двигаться. В тусклом свете языков пламени она являла собой красивейшее зрелище. Стройная и грациозная, она носила головной убор из золота, украшенный чем-то похожим на перья попугая. Увенчивало его изображение колибри. Откуда-то из невидимого источника до меня донеслась музыка, и женщина начала подтягивать ей высоким голосом. Послышался звук барабана, отбивавший ритм, похожий на биение сердца, к нему прибавилась трель глиняной флейты. Затем вступили другие, незнакомые мне ударные инструменты. Женщина стала высоко подпрыгивать, ее юбки, шурша, дрожали мелкой дрожью и обвивались вокруг ее раскрашенных ног. Раскрашенные во все цвета радуги пучки травы свисали вдоль ее тела в двадцать или тридцать ярусов. Лицо ее тоже было великолепно раскрашено в разные цвета, а длинные волосы были серебристыми и напоминали рождественскую мишуру. Она кивнула мне, приглашая присоединиться к ней, и протянула мне нефритовую табличку, покрытую выгравированными символами, по всей видимости, майянскими. Увидев, что я не сдвинулась с места, она подошла ближе, протягивая мне табличку. Тело ее светилось, как искрящийся на солнце снег. Она вышагивала в такт музыке в неистовом танце и вдруг застыла на середине шага, как клоун-мим.

Я ощутила поток темной энергии, исходящий от женщины, находившейся за моей спиной. Она издала душераздирающий вопль:

— Посмотри на меня!

Не вставая, я развернулась к ней лицом. Она кружилась среди спирально поднимавшихся струй дыма; лицо ее напоминало изуродованный череп. Поперек ее пустых глазниц была нанесена полоса черной краски. Когда она приблизила ко мне свой костяной лик, я смогла разглядеть ее заостренные зубы. Она была похожа на маску смерти. Ее совершенно лысая голова была кругла, как солнце пустыни; руки ее напоминали птичьи лапы. Музыка становилась диссонирующей, ритм ее ускорялся. Женщина закружилась и упала на каменный пол. Мертвые змеи, птицы и игуаны, свисавшие с ее пояса, раскинулись теперь вокруг нее веером.

Женщина забилась в припадке, словно одержимая сотней злобных бесов. Она бредила и стонала, на губах ее выступила пена. Я поднялась со своего каменного сиденья и взобралась на него, опасаясь, что она в истерике может ударить меня. Женщина перестала биться и встала. На лице ее появилась ядовитая снисходительная улыбка. Ее щербатый рот с черными зубами нагонял на меня ужас. Вытащив из-под своих увешанных колючими растениями юбок череп и взяв в другую руку черный каменный нож, она запела высоким голосом, в котором сквозило безумие:

Отрежь себе руку, Отрежь себе ногу, Прибей себя к полу, К стволу привяжи — Тебе от меня не уйти.

Закончив песню, она сделала резкий выпад в мою сторону. Я отшатнулась и едва не упала с сиденья, на котором балансировала. Страх парализовал меня, так что я с трудом могла двигаться.

— Постой! Она моя! — сказала женщина справа от меня голосом, исполненным любви и сострадания. Обернувшись, я увидела, как она танцует передо мной, поднося плоды, символизирующие изобилие, — фрукты, злаки и кукурузу. Ее платье было сделано из блестящих кукурузных рыльцев, мерцавших в свете факела как летний дождь. Правая ее грудь была обнажена, так что казалось, будто она кормит привязанного к ней кукурузного младенца. Женщина поставила у моих ног корзину кукурузной муки. Затем, мурлыча колыбельную, она слегка посыпала мне мукой голову. Ее зеленые волосы были покрыты пятнистыми орлиными перьями. Вокруг ее талии обвились семь змей. Лицо женщины было покрыто желтой краской, поперек щек и носа шли две красные полосы. Она была дородной и импозантной, в ее движении чувствовалась сила самой Матери-Земли. Раскачиваясь вправо и влево в такт барабанному ритму, она жестами звала меня присоединиться. Затем она остановилась.

Позади себя я услышала ужасный звук, больше всего напоминавший хрюканье свиньи. Я обернулась, чтобы рассмотреть эту новую образину. В руках она держала охапку змей; по ее плащу из мертвых змей ползали огромные покрытые шерстью пауки. Ее отвратительное лицо напоминало сплошную массу узловатых корневищ речных водорослей. Своим уродством она являла полную противоположность красоте предыдущей женщины. На ней было платье из вороновых крыльев, скрепленных между собой когтями хищных птиц. На голове она носила сооружение из золотых и черных змей. Танцуя, она отбрасывала длинные дрожащие тени. Она была воплощением всего пагубного, дьявольского. Издав стон, она повалилась на пол и поползла ко мне. Мною овладели страх и отвращение. Женщина выпустила змей у моих ног и взглянула на меня бледными глазами рептилии. Вскрикнув, я навзничь упала с каменного сиденья.

Чудовища стали поднимать и обхаживать меня. Я растолкала их и, разглядев коридор, бросилась наутек. Они ринулись за мной. Мысли мои спутались, я чувствовала се( совершенно разбитой и во что бы то ни стало хотела выбраться отсюда. Я перепробовала несколько коридоров, но все они, похоже, описав петлю, в конце концов, замыкались.

Затем я увидела проблеск в конце одного из коридоров и направилась туда. Лунный свет вывел меня наружу. Я еле  дышала, по моему лицу текли слезы. У входа в храма поджидали Сойла и Агнес.

—Боже мой, Сойла, как вы могли так поступить?

—Ты прошла посвящение, древнее, как само Bpeмя Сама того не зная, ты выдержала испытание. Теперь тебе остается лишь разобраться в том, что с тобой произошло.

Агнес и Сойла провели меня по лесной тропе обратно к асьенде. Я дрожала, не в силах проронить ни слова. Мы вот в маленькую комнатку с резной мебелью ручной работы сели.

—Что все это значило, Сойла? — спросила я.

—А ты как думаешь?

—По-моему, вы послали меня в логово чудовищ.

—Нет, это были не чудовища. Это матриархи, властительницы.

— На меня они произвели совсем другое впечатление — Ты будешь учиться или спорить? — бросила Агнес. -Оставь свои замечания при себе.

— Так расскажите, — попросила я.

— Нет, — сказала Сойла. — Это ты нам обо всем расскажешь. Только ничего не упускай.

Я стала рассказывать о своих приключениях в храме, стараясь упомянуть обо всем, что помнила. На все мои попытки задать вопрос следовала просьба продолжать рассказ. Наконец закончив, я попросила:

—Пожалуйста, объясните мне все это. Что это было за посвящение?

—La Ultima Madre. Это можно перевести как посвящение Верховной Матери. Каждая из этих женщин символизировала кольцо энергии. В древности эта церемония совершалась великими жрицами во имя всех беременных женщин и посвященных. Ее целью было научить их, что представляют собой они сами и их будущие дети. Пройдя посвящение Верховной Матери, они знали, кем были изначально. Они знали, почему они ведут себя так, а не иначе. Давай попробуем разобраться и выяснить, что означали твои приключения.

—Что за кольцо энергии, Сойла? Меня все это напугало до безумия.

—Сила Верховной Матери пугает, только будучи непонятой. Первая из женщин, та, которую ты увидела прямо перед собой, была женщиной Востока. Назовем ее Матерью Радуги. Для моего народа это Шочикецаль, лунная богиня. Мать Радуги — это энергия поэзии, танца, ткачества и видения. Это богиня брака и прелюбодеяния. Художники влюблены в нее, это их муза. Но в твоем обществе совершенно не понимают ее сущности. Твои люди порой даже пытаются убить ее или поместить в сумасшедший дом. Твой мир не оказывает поддержки своим писателям и мыслителям, поэтому смотрит на нее как на нечто не от мира сего. Вступив в брак, она не вскармливает своих детей, она их вдохновляет. Рутина губит ее. Она находится на одном из концов стрелы.

На противоположном конце стрелы находится женщина Запада, Безумная Женщина, или Иламатекутли, богиня смерти. Она подобна заходящему солнцу. Это была вторая из женщин, завлекавших тебя. Некоторые называют ее Женщиной-Людоедом.

— Не сходна ли она с Медузой? Человек, взглянувший на Медузу, тут же обращается в камень, — спросила я и  изложила Сойле миф о Медузе.

Сойла кивнула.

—Да, она может обратить тебя в камень и лишить всей твоей духовности. У нее нет желания тебя убивать, она стремится только уничтожить все твои таланты и сделать тебя ни к чему не способной. Тебе ведь встречались сумасшедшие поэты и художники — это все проделки Безумной Женщины. Она всегда испытывает на прочность твое душевное здоровье, пытаясь соблазнить на перекрестке.

—На каком перекрестке?

—Ты на нем сидела. Ты находилась на ягуаровом сиденье, расположенном в месте забвения и воспоминания (с этим местом связана огромная сила, четыре противоборствующие энергии встречаются там и соперничают друг с другом.) Если тебе удастся расположиться между ними и соразмерит их притяжение, ты обретешь в своем мире большое влияния. Но, как и во всем великом, здесь кроется великая опасность. Стоит тебе проявить нерешительность и не оказать Безумной Женщине должного почтения, она может завладеть тобой и уничтожить тебя.

— Можно мне спросить у вас об одной вещи? Сойла кивнула.

—Вы имеете в виду, что Мать Радуги и Безумная Женщина представляют собой различные стороны моей собственной натуры?

—Несомненно. В нашем мире существует два рода женской энергии. Земля — это женское начало; думаю, Агнес говорила тебе об этом. Женщина преобразует ее энергию в энергию либо исступленной Матери Радуги, либо кормящей Великой Матери.

— Ты видела Великую Мать, кормящую мать на Севере, — продолжала Сойла. — Великая Чикомекоатль — бабка богов. Она приносила дары в виде плодов и злаков и вскармливала кукурузного младенца. Талия ее была опоясана семью змеями. Оба великих матриарха являются посланницами вполне реальных колец энергии. У каждой из них есть своя противоположность. Безумная Женщина находится на Западе, напротив Матери Радуги, расположенной на Востоке. Великой Матери противостоит Мать Смерти — Коатликуэ, змеиная богиня, находящаяся на Юге. Она может стать орудием твоей смерти. В руках у нее ядовитые змеи, платье ее сделано из мертвых змей. Если бы ты не взглянула на одну из этих почтенных властительниц — Безумную Женщину или Мать Смерти — и не отдала бы должное их силе, они легко одолели бы тебя, и тогда тебя ждало бы сумасшествие, депрессия, а то и смерть.

— Но что я должна делать?

— Ты должна осознать свою Верховную Мать, осознать, что ты есть, и стать тем, что ты есть. Предположим, ты принадлежишь Матери Радуги и являешься ее воплощением. Ее душа — это твоя душа. Для тебя она Верховная Мать. А ты — творец, который танцует со своими снами и видениями. Не было ли у тебя ощущения, что в этом танце ты постоянно сбиваешься с такта?

—Да, такое ощущение не покидает меня, — ответила я.

Твой путь очень труден, ведь твоя культура не оказывает поддержки своим художникам. Она признает лишь Великую Кормящую Властительницу, тип женщины, которая выращивает кукурузу и воспитывает детей. Такие женщины любят установившийся порядок вещей, они выходят замуж, заводят детей,  им обычно приходится легче, чем их «радужным» сестрам. Люди Радуги чаще всего разочарованные, не-реализовавшиеся, они уповают на других, а порой даже спиваются. Великие же Матери — столпы общества. По крайней мере, до середины жизни. Потом они замечают, что дети их выросли, кормить больше некого. В этот момент к ним приступает противоположная энергия — Мать Смерти, которая пытается их уничтожить.

—Похоже, это опасный возраст, — сказала я.

—Да, когда женщина осознает свою Верховную Мать, она может строить алтари и талисманы этих сил. Почувствовав влияние Безумной Женщины или Матери Смерти — подавленность или уныние, она может возжечь свечи и воскурить копал, оказав почести великой силе темной стороны. Понимаешь, их намерение лишь подчеркивает твои доброту и красоту. Почтив темную сторону, ты разрушаешь ее власть над тобой, и она не может одолеть тебя.

—А какое отношение это учение имеет к мужчинам?

—Это женская земля. У мужчин тоже есть эти энергии, эти кольца силы. У мужчин они располагаются позади, а у женщин — внутри. Мужчины также должны учиться почитать темную сторону. Откуда может взяться безумец, кроме как от Безумной Женщины? Это одно и то же.

Я прошла в свою комнату и долго сидела на кровати, размышляя над этим чрезвычайно важным уроком. Образы четырех священных матерей, казалось, повисли надо мной. Из открытого окна донеслось дуновение прохладного ветерка. По моему телу прошла дрожь.

В моей голове живо всплыли различные моменты моей жизни. Я видела зимние пейзажи с кружащимся передо мной снегом. Мы шли на лыжах с мужем; это была последняя зима нашей совместной жизни. Если бы только я знала тогда о двух различных возможностях преобразования женской энергии! Я понимала теперь, что никто из нас не был ни прав, ни виноват, несмотря на то что мы оба оказались неправы друг перед другом. Мы не понимали потребностей друг друга. Разумеется, в результате у нас возникало столько стычек, в которых каждый обвинял другого, что брак в конце концов распался.

Ничего не сказав мужу, я купила специальный набор масляных красок в маленьких тюбиках, который легко умещался в моем рюкзаке вместе со свернутыми холстами и небольшим куском непромокаемого брезента для сидения. Когда мы остановились на привал, я, желая сделать мужу сюрприз, развернула брезент и разложила краски и кисти, думая вдвоем насладиться рисованием.

— Я умираю от голода, — сказал он, приходя в ярость. — Диву даюсь, насколько ты эгоистична. Я был уверен, что ты взяла с собой обед.

Я стала извиняться.

— Но посмотри, — сказала я, показав на живописный заснеженный пейзаж, так и просившийся на картину.

Он разозлился еще больше.

— Почему ты не взяла с собой еду? — вскричал он.

Я попыталась успокоить его и как-то поднять ему настроение. Я пошутила насчет того, что его дух тоже нуждается в пище. Но вскоре я убедилась, что любые попытки умиротворить его при помощи одних лишь слов напрасны, и отдала ему весь тот небольшой запас пищи, который я захватила.

Он продолжал злиться в течение еще нескольких дней. И подобный сценарий повторялся раз за разом, став непременным атрибутом наших семейных отношений. Понимай я тогда, что он принадлежит к кормящему типу мужчин, которые в свою очередь нуждаются в том, чтобы их кормили, мне бы и в голову не пришло уповать на его вдохновение. Он был не из тех, кто предается мечтам и носится с новыми идеями. Не интересовала его и эстетика. Чтобы продолжать поход, ему был нужен большой бутерброд с говядиной. Я же вполне могла обходиться без пищи, наслаждаясь простором и любуясь красотой гор.

Я пыталась дотянуться до этого сокровенного места в нем, но не знала как. Практически невозможно добиться контакта с мужчиной - даже собственным любящим мужем, — чья интуитивная сторона наглухо заперта. Подобно многим мужчинам в сегодняшнем обществе, он ошибочно принимал чувствительность за слабость. Он страшился попыток исцелить его, так как не мог определить, в чем состоит его болезнь. Не под силу было это и мне. Потому и окружали нас обоих лишь пустота и неразбериха.

Вошла Агнес, потягивая какой-то зеленый напиток.

— Агнес, — сказала я, — я понимаю теперь, что мой брак был обречен. Кормящий муж и экстатическая жена никогда не смогут ужиться.

—Иногда такие браки бывают весьма удачны, нужно только чтобы каждый отдавал должное потребностям другого.

—Я не вижу, как это возможно.

—Это вполне срабатывает для определенных радужных мужчин и женщин, — сказала Агнес. — Их жизнь беспорядочна, потому что они все время находятся во власти мечтаний. Если они вступают в брак с человеком кормящего типа, их супругом овладевает стремление заботиться о своем радужном партнере. Это прекрасно для них обоих.

Но кормящий человек хочет знать, что вы делаете во всякое время, он хочет, чтобы вы каждый раз приходили домой обедать к пяти часам. Для радужного человека находиться в пришпиленном состоянии., нет, мне даже думать об этом тяжело! В моем случае это приводило к постоянным стычкам и, в конце концов, разрушило отношения.

— По-твоему, выходит, что быть кормящей матерью в каком-то смысле унизительно. Однако ее сила на этой земле весьма велика. Без нее не было бы семей. Не росли бы злаки. Вокруг был бы совершеннейший беспорядок.

— Но, Агнес, радужный человек никогда не сможет найти общий язык с кормящим. А больше всего на свете ему хочется общаться с любимым человеком.

— Два радужных человека, встретившись, могут совсем позабыть о еде. В своем беспорядке они, того и гляди, так и умрут с голоду. Чтобы брак был удачен, им нужно стать практичными. Если радужный человек, поглощенный работой, находит себе кормящего партнера, который станет за ним ухаживать, это замечательно, но до тех пор, пока кормящий партнер не пытается его контролировать и связывать ему руки. Им обоим нужно понимать, что их видение мира весьма различно, и исходить из этого.

 

 

 Глава 5

ЖЕНЩИНА-ЯГУАР

 

Метки на деревянной стене —

это вопли, что солнце могут призвать,

чтобы стать лоснящимися пеликанами

на берегу.

Наши крылья свистят,

когда мы достигаем

Ягуаровых небес.

Майкл Макклэр, «Шерли и Уоллесу»

 

Агнес спустилась к обеду, но мне приказала остаться в комнате. Есть мне не хотелось. Дождь кончился, и сиянию полной луны препятствовали лишь разбивавшие его на куски длинные ветви сейб. Все вокруг переменилось. Древние руины Ушмаля окутала тьма, и нервировавшие меня птичьи трели поутихли.

Мы с Агнес сидели на наших шаманских красно-черных шерстяных одеялах, в центре, как мне сказала Агнес, квадратного дворика женской обители, расположенного позади Храма Магов. Легкий теплый ветерок играл зеленой бахромой наших платков. Мы сидели лицом друг к другу, а между нами лежали наши священные шаманские трубки. Таинственный каменно-глиняный город, окружавший нас, смутно вырисовывался в лунных тенях, подобно великану. Дым трубок унес все мои сомнения по поводу того, зачем я здесь. Здесь была магия, и я знала, что вместе со жрецами и жрицами этого города было уничтожено величайшее знание. Магия простершейся подо мной земли проникала в мою кровь, и земля принимала мой дух как свой собственный. Это поистине было место, впитавшее в себя величайшую мудрость.

Неторопливо, подобно ночным призракам, к нам присоединились другие женщины. Я не знаю, кто они были; никто из нас не произнес ни слова. Мы сидели долго, проникаясь тишиной. Агнес велела мне закрыть глаза и очистить сознание от мыслей, чтобы сосредоточиться на внутреннем огне. Слева от меня раздался звук глиняной флейты, и я наконец открыла глаза. На ступенях, ведущих к невысокому зданию слева от дворика, горело несколько факелов. В дверях его находился плоский камень, установленный на четырех резных каменных опорах примерно по колено высотой. Женщины выстроились в две линии, веером расходившиеся вниз по каменным ступеням. От приподнятого камня, где стояла еще одна женщина, поднимался копаловый дым; сверху на нем лежала груда всякого рода подношений и цветы. Дым шел так густо, что я не сразу поняла, что женщина стоит к нам спиной. На ней было одеяние из шкуры ягуара. Ее руки, кисти которых напоминали лапы зверя, были простерты в молитве. Она плеснула на жертвенник водой и окурила себя копаловым дымом, совершая очищение. Стоя примерно в двадцати пяти футах от нас, она быстро произносила по-майянски мелодичные молитвы, и квадрат двора вторил ей эхом. В темноте древнее каменное сооружение казалось крупней и ближе. Теплый, убаюкивающий ночной воздух окутывал нас бархатным коконом.

Женщина, стоявшая у алтаря, стала медленно поворачиваться. У меня перехватило дыхание, и Агнес положила мне руку на колено, успокаивая. Огромные клубы сероватого дыма окатывали женщину и, змеясь, поднимались в ночное небо. На ее лице призрачно выделялась белая, словно вырезанная из камня, маска ягуара. Черные пятна ягуаровой шкуры подчеркивали окружающие тени. Протянув руки, женщина выкликнула мое имя.

Взяв трубку и узелок с подношениями, я двинулась вверх по лестнице к ней. Агнес последовала за мной. Я прошла сквозь клубы копалового дыма и села напротив женщины, по другую сторону алтаря, на травяной коврик. Агнес села слева от меня, тоже держа в руке трубку. Затем она протянула трубку через алтарь женщине, и та положила ее на него. Я сделала то же самое со своей трубкой. Взгляд мой был прикован к этой женщине. Она обращалась со своей силой с таким кошачьим величием, что я была ошеломлена и напугана одновременно. Я знала, что это женщина, но порой, когда она, совершая обряд, расправляла плечи или хватала что-нибудь своими мощными ягуарьими лапами, можно было поклясться, что под маской скрывается мужчина. Пристально глядя на меня, она заговорила на ломаном английском; маска слегка приглушала звук ее слов:

— Ты доказала, что можешь служить сестрам-шаманкам. Теперь я знаю, что ты можешь служить Духу.

Она ловко сняла маску и перевернула ее вогнутой стороной вверх. Затем она налила в нее какую-то жидкость и быстро выпила. Ее лицо густо потемнело, так что я видела теперь только ее глаза, сверкавшие лунным светом. Женщина протянула маску мне. Глядя ей в глаза, я взяла маску. Маска была гладкой на ощупь и тяжелой, словно каменная. Глотнув ее содержимого, по вкусу напоминавшего вино, я вернула маску в раскрашенные руки женщины, и та вновь надела ее. Я не могла ясно разглядеть лица женщины, но чувствовала, что мы уже виделись. Я протянула ей принесенный узелок. Следуя указаниям Агнес, я взяла с собой настойку, белый копал, табак, шоколад, благовония, свечи и много цветов. Женщина приняла подношение, произнося множество звучных майянских слов, и разложила содержимое узелка на жертвеннике. Набрав в рот настойки, она прыснула ею на жертвенник рядом с несколькими предметами, лежавшими возле меня позади зажженных свечей.

Я рассматривала красивую россыпь священных предметов на жертвеннике. Там были цветы, свечи, камни, оперенные палочки, пустотелые камешки с вложенными в них предметами, узелок с неизвестным содержимым, распятие, травы и множество других предметов, скрытых в тени. Я смутно ощутила, что мое тело пронзает некое силовое поле, своего рода магнетизм, исходящий от жертвенника.

— Знание — это узнавание, — произнесла женщина, глядя на то, как я обвожу взглядом ее алтарь. — Ты ведь узнаешь ее, не так ли? Теперь ты знаешь ее силу, хотя и не понимаешь ее.

Она села напротив меня, свернувшись на коврике, подобно большой кошке, и кивнула. Ее слова теперь звучали так убедительно, что сразу же проникли в самый сокровенный уголок моей души — мою магическую точку.

— Встань, — велела она и повернула меня спиной к алтарю так, что я могла теперь видеть две шеренги женщин, все еще стоявших на каменных ступенях. Они, казалось, внимательно рассматривали нас. — Долгое время, — продолжала жрица, — наши сестры не пользовались своей силой. У тебя есть злейший враг, он рыжеволос и находится сейчас рядом с тобой. Однажды ты выследила его, но это было давно. Из-за своего страха и чувства вины ты стала его жертвой. Он погасил огни вокруг тебя. Он выслеживает тебя сейчас. Выслеживающего нужно выследить. Все мы — твои сестры. Что случится с тобой, то случится с нами. Протяни руки.

Я протянула к ней руки. Она сняла свои напоминавшие лапы перчатки и положила свои руки на мои. Я шевельнул пальцами, и на них вдруг появились острые когти. На мгновение у меня помутилось в глазах, но затем я стала видеть все чрезвычайно отчетливо. Женщина-Ягуар сняла с себя накидку и, набросив ее мне на плечи, застегнула. Женщины, стоявшие на ступенях, молча обступили меня полумесяцем. Все они пристально смотрели на меня, и, казалось, сосредоточились на моем пупке. Я почувствовала, что Женщина-Ягуар стоит позади меня, подняв руки вверх. Я ощущала, как мен пронизывают потоки ее силы и силы жертвенника. Я взглянула на Агнес, ища ободрения, но она смотрела так же сосредоточенно, как и другие женщины. Меня охватил жар, по телу прошла дрожь.

Внезапно я выскочила из собственного тела, и взлетела над вершинами деревьев. Затем я очутилась на земле и поразительно быстро побежала сквозь джунгли, чувствуя, что понимаю их, как никогда прежде. Я остановилась, принюхалась и развернулась под острым углом на юг. В этот миг поняла, что теперь я дух ягуара, и запах, увлекающий меня погоню, принадлежит Рыжему Псу.

Я взбежала на холм, проносясь над плотно переплетенной травой, после чего двинулась осторожной, бесшумно поступью. Из-за дерева я увидела стоящего ко мне спиной Рыжего Пса. Я припала к земле, изготовившись к прыжку, Рыжий Пес обернулся и увидел меня. В его глазах мелькну ужас. Я зарычала; он топнул ногой и завопил. Вдруг он бешено закружился на месте и полностью исчез из виду в воздушно воронке, начавшей стремительно перемещаться. Я попыталась атаковать этот вихрь, но он держался прямо над моей головой. Мне хотелось проникнуть внутрь и растерзать Рыжего Пса на куски. Вдруг я ощутила, что мое тело разваливается.

Открыв глаза, я увидела, что лежу в своей кровати в асьенде, и Агнес прикладывает мне лед ко лбу и щекам.

 

Глава 6

ЗЕЛЕНЫЙ КАРЛИК

 

Совершая дальний путь, ты узнаешь: место есть, где, как только ты придешь, вмиг тебе предложат сесть, лишь тебе — прекрасный трон. И друзья со всех сторон Улыбаясь, подойдут, И они все, как и ты, Место здесь себе найдут.

Роберт Крили, «О нет»

 

Далекие раскаты грома прервали мой рассказ, и в хижине повисла тишина. Внезапный порыв сквозняка задул лампу, мы продолжали сидеть, глядя друг на друга при свете одной лишь печки. История о ягуарьей охоте на Юкатане так поглотила наше внимание, что нам пришлось сделать усилие, чтобы вспомнить, где мы в действительности находимся. Вдалеке раздался вой волка. Справа ему подтянул другой. Несколько волков отозвались позади нас. Обычно мне нравилось слушать их, но сейчас, посреди этого необычно: безмолвия, их голоса приводили меня в бешенство.

—Будет снег, — сказала Руби, закуривая трубку.

—Надеюсь, нас не занесет, — проговорила Агнес.

—О чем это ты? — нервно спросила я.

— Вслушайся в эту тишину. Вслушайся, и заметь, как потеплело. Это значит, что надвигается снегопад и нашу хижину может завалить по самую крышу.

Агнес поднялась и зажгла погасшую лампу.

Ночью пошел снег, и мне снился прекрасный молодой человек на дереве бабочек. Он стоял рядом со мной, так же, как во время нашей первой встречи. Он был неотразимо добр, и мне хотелось уйти с ним, забыться в его объятиях. Вдалеке текла другая жизнь, где не было ни предназначения, ни судьбы, одно лишь чувственное наслаждение землей и ее плодами. Неподалеку виднелась церковь. Была ночь, и нам с молодым человеком захотелось войти туда. Но ворота оказались заперты. Вся земля вокруг нас была усеяна бабочками, и мы легли, испытывая величайшее наслаждение. Да, я хотела остаться с ним и никогда не возвращаться к той жизни, которую знала до сих пор.

Проснувшись, я была не расположена к разговорам; мои мысли все еще занимал сон о юном полубоге с дерева бабочек. Когда же я, наконец, заговорила, мой голос показался мне отвратительным карканьем. Горло мое опухло и воспалилось, слова застревали в нем и мучили его еще больше.

Агнес выглядела необычайно озабоченной.

— Такие вещи добром не кончатся, если не принять меры, — сказала она, заглядывая мне в рот.

Она отвела меня в сторону и усадила.

— Хорошо, мамочка, — сказала я, чувствуя себя полностью в ее власти.

Она вынула из шкафчика узелок и разложила его на столе. Джули и Руби она попросила встать примерно в шести шагах позади меня и сосредоточиться на моей пояснице. Затем она вынула из печки сковороду с дымящимися кедровыми щепками и четырежды обнесла ее вокруг меня. Поставив сковороду на камень у моего стула, она, размахивая пятнистым орлиным пером, стала гнать дым на меня, затем окурила мое лицо.

— Закрой глаза, — велела она мне. — Напряги свое воображение.

Мягким голосом она стала рассказывать о тех местах, где мы с ней бывали. Я увидела безмятежные горные пейзажи цветущие луга и другие прекрасные места, где мы наслаждались нашей дружбой. Это привело меня в глубоко расслабленное состояние.

— А теперь, — сказала Агнес, — я буду пускать дым тебе в лицо. Этот дым вызывает видения. Закрой глаза и не пытайся ему сопротивляться.

Я услышала, как Руби сказала Джули: «Для Линн этс будет слишком».

—Я сказала, не сопротивляйся, — произнесла Агнес властно.

—Я не буду, — пропищала я.

Я почувствовала, что Агнес дышит мне в лицо, ощутила запах дыма и стала его вдыхать.

— Дыши глубже, — велела Агнес.

Я вдохнула, закашлялась, и снова вдохнула. Спустя несколько минут Агнес заговорила вновь.

—Достаточно. Теперь вообрази, будто твое сознание приняло форму маленького зеленого человечка. Представь на миг, что этот зеленый человечек представляет собой самую сокровенную часть тебя, и при этом является одним из наших верховных духов. Это дух-страж народа шаманов. У этого карлика есть лук и много священных стрел. Он окружен ярким сиянием, поэтому может заглянуть в самые темные места. Ты видишь его?

—Да, — тихо произнесла я.

— Опиши мне его.

Я видела его совершенно отчетливо. В сущности, я не видела ничего, кроме него.

—Он очень маленький, — сказала я. — Фута два ростом, но плотного телосложения. Он с ног до головы облачен в зеленое, и его кожа, лицо и все остальное будто бы выкрашены в этот цвет. Он носит зеленое орлиное перо и колчан со стрелами. Он ждет. Я чувствую, что он необычайно умен. Его глаза ярко горят изумрудной зеленью. Я уверена, что он обладает огромной силой, наверное, он посланник самого Великого Духа.

—Хорошо, — сказала Агнес. — Я хочу, чтобы ты увидела, как он путешествует внутри твоего тела. Глубоко вдохни дым и полностью расслабься. Смотри, как зеленый сияющий человечек проходит сквозь твою макушку. Он — твое сознание, так следуй же за ним. Видишь ли ты, что находится внутри твоей головы?

Через несколько минут я действительно все это увидела.

-— Да, — ответила я.

Слова Агнес действовали как магическое заклинание. То, что со мной творилось, было невероятно. Я находилась внутри собственной черепной коробки, все вокруг было розовым и энергично пульсировало.

—Видишь ли ты что-нибудь необычное? — спросила Агнес.

—Да, позади своих глаз я вижу огромный кристалл совершенной формы с пирамидой внутри.

—Точнее, пожалуйста. Где именно он находится?

—Позади того, что я называю своим третьим глазом, а ты — шаманским глазом. Думаю, это тот кристалл, что поместила внутрь меня Женщина Бабочек.

Зеленый карлик вновь материализовался передо мной, и у меня перехватило дыхание. Агнес мягко попросила мен? продолжать.

— Карлик берет кристалл и изучает его. Кристалл очень красиво светится, играет разными цветами, в нем видны разные картины, люди, которых я встречала в прошлом, совсем незнакомые. Все это движется и расплывчато. Карлик отбирает от кристалла часть его света, забирает оттуда некоторые картины, людей и кладет себе в карман. Они не принадлежат ему, они мои!

Я начала плакать, не понимая, зачем карлик это делает.

— Спроси его, зачем он забирает часть твоего света, зачем ему нужны некоторые из твоих видений и людей.

Превратившись в некую форму внутри своей собственной формы, я спросила его об этом. Карлик глянул в мои духовные глаза и ответил:

— Когда ты научишься правильно смотреть сквозь этот кристалл, я верну тебе этот свет, эти видения и этих людей. А сейчас этого для тебя слишком много. Они могут сжечь тебя Ты пока что не готова. — Он похлопал себя по карману полному мерцающего света. — У меня все это будет в безопасности.

— Попроси его научить тебя пользоваться кристаллом, — сказала Агнес.

Я повиновалась. Карлик мягко прикрыл своими зелеными пальцами мои духовные глаза. Затем он достал из колчана стрелу и сказал:

— Я должен прострелить этой стрелой твой лоб, чтобы открыть путь свету. Иногда я беру стрелы просветления, иногда стреляю в тех, кто говорит дурное. Твоя стрела — стрела просветления. Ты готова?

— Да, думаю, да.

— Дай мне мысль, — сказал он.

Я направила к нему мысль о молнии.

—Дай мне слово.

—Молния.

—Мысли и слова подобны молнии в грозу. Молния — дар горных духов, и, подобно словам и мыслям, оповещает о своем присутствии и о том, что новому шаману будет дана защита. Это электрический удар.

Произнеся последнее слово, он выпустил стрелу. Она прошла сквозь мой лоб, словно удар молнии. Лоб ярко засверкал. Больно мне не было, но потрясение было огромным. Карлик взял кристалл и поднял его над головой. Он светился мерцающим светом, испуская лучи, напоминавшие сжатые радуги.

— А теперь посмотри внимательно и увидь меня, — сказал человечек.

Я ощутила легкий сдвиг в своем восприятии вещей. Карлик приблизил кристалл ко мне, так что я смогла заглянуть вглубь него. Я увидела там свое отражение; у меня короткая стрижка с челкой. Затем передо мной промелькнула Женщина Бабочек. Внезапно произошел взрыв света, и я увидела, что зеленый человечек представлял собой пустую оболочку. Внутри него ничего не было, и лишь яркий свет оживлял его. Я испугалась, осознав, что все мы — лишь пустые оболочки. Мы есть ничто.

— Ну вот! — сказал карлик, улыбаясь. — Теперь ты видишь, что мы есть всё и ничто. Хо!

Карлик изобразил несколько танцевальных фигур, заставивших меня рассмеяться. Он подвигал руками и ногами туда-сюда и остановился.

— Вот так. — Его изумрудные глаза блеснули. — Думаю, теперь ты будешь готова к подобным видениям. Как ты думаешь?

Я кивнула.

Карлик неторопливо вытащил из кармана уголок свечения, покрытого изображениями пустынных скал и древних поселений. Я поняла, что это картины будущего. Я была там с каким-то человеком, но могла видеть только его спину. Я знала, что очень люблю этого человека и что благодаря ему мне многое открылось. Я пришла в сильнейшее возбуждение, из моих глаз покатились слезы.

— Ага, пожалуй, рановато, — сказал карлик, пряча свечение обратно в карман.

— Постой! Я хочу посмотреть!

— И слышать не хочу, — бросил он. — Лучше двинемся дальше.

Откуда-то издалека до меня донесся голос Агнес.

— Линн, спускайся теперь с ним к себе в горло, — предложила она.

Без особого воодушевления я последовала за карликом, больше всего на свете желая превратиться в карманного воришку и вернуть себе свои видения. Но я на это не отважилась.

—Что ты видишь? — спросила Агнес.

—Сейчас посмотрю, — ответила я. — Здесь красный и розовый свет, и все выглядит совершенно так, как должно выглядеть горло.

—Нет ли там чего-нибудь необычного?

—Да нет. Прикоснись своими духовными руками к стенкам горла и расскажи о своих ощущениях.

—Пожалуй, они на ощупь сухие и слишком твердые.

—Надави сильней на стенки.

—Они не поддаются.

—А где карлик?

—Он на чем-то сидит у стенки выше меня.

—На чем именно?

—Это похоже на кусок обсидиана.

—Подойди ближе и рассмотри это внимательней.

—Ой! Теперь я вижу! Это не обсидиан, он сидит на большом черном вороне. Спроси его, зачем он на нем сидит. Я спросила, и карлик ответил:

—Чтобы ты его наверняка увидела.

— Я вижу его, но почему бы тебе не встать, чтобы я могла рассмотреть ее получше?

Карлик встал, пожав плечами.

— Ну, если тебе так хочется...

Ворон стал важно расхаживать, распушив перья.

-— Спроси ворона, что он делает у тебя в горле, — сказала Агнес.

Карканье ворона не особенно отличалось от моего голоса сегодняшним утром.

—Я блюститель мирских законов. Вообще-то, ты неплохо их понимаешь, но тебе порой трудно выразить словами многие из известных тебе вещей.

—Так что же мне делать? — спросила я, глядя, как он хлопает крыльями.

—Ты могла бы выпустить меня из своего горла.

—О, я бы с удовольствием.

— Спроси его, что еще ты можешь сделать, — подсказала мне Агнес.

Ворон поклевал выстилку моего горла и сказал:

— Ты должна понять необходимость высказывания того, что тебе требуется высказать. Если ты будешь удерживать свою силу в горле, мне придется вернуться и твоему горлу придется худо.

В подтверждение своих слов он клюнул меня еще раз. Мне стало больно. Ворон поднял голову и вперился в меня сверкающим глазом.

— Поинтересуйся, что думает обо всем этом карлик, — предложила Агнес.

Я спросила, и он ответил:

— Думаю, тебе нужно сделать горловой узелок для своего жертвенника.

— А что такое горловой узелок? — спросила я. Карлик почесал свой зеленый затылок и выставил вперед правую ногу.

—Возьми те видения, которые были у тебя насчет меня, этого ворона и твоего горла. Составь образ своих ощущений и всего того, что ты пережила.

—Образ?

—Да, образ.

—Но что ты подразумеваешь под образом всех этих вещей?

 

—Твое горло кажется тебе сухим и сдавленным, не так ли?

—Ну да.

—Тогда плотно укутай что-нибудь, сдави его так, как сдавлено твое горло. Помолись над этим. Вложи в него силу. Положи в этот узелок перо ворона, что-нибудь зеленое, кристалл, что-нибудь, символизирующее свет и все то, что ты видела. Соверши такой обряд, и у тебя будет узелок, обладающий силой. Это дар, милость Великого Духа. Он посылает это знание, эти стрелы, чтобы ты могла жить.

— Так мне выпустить сейчас ворона?

— Конечно. Держись за меня правой рукой, а ворону дай сесть на левую. А теперь идем вместе сквозь твою макушку.

У меня было такое чувство, будто меня тянет вверх некая магнетическая сила. Зеленый человечек находился сбоку от меня, и мы словно поднимались в каком-то космическом лифте.

— Замечательно! — воскликнул карлик. — А теперь летим в космос, по направлению к Плеядам. Ты их видишь?

-Да.

Меня понесло вверх с немыслимой скоростью. Я увидела Солнце и еще одну звезду на фоне неисчислимых галактик.

—А теперь позволь ворону войти в свет семи сесте., — сказал зеленый карлик.

—Лети! — сказала я.

Ворон снялся с моей руки и полетел к Плеядам. Я обернулась к карлику, но он исчез.

— Они исчезли, — сказала я.

— Хорошо, — сказала Агнес. — А как теперь твое горло? Я прочистила горло и сглотнула. Я чувствовала себя совершенно здоровой.

— Замечательно!

Агнес положила мне ладонь на лоб.

— Сделай несколько глубоких вдохов и почувствуй, как жизненная сила возвращается в твое тело. Почувствуй ступнями силу Матери-Земли. Почувствуй, как ее энергии возвращаются в твои ноги, подобно теплым волнам, омывающим их на морском берегу.

С горлом было все в порядке, но тело мое одеревенело. Однако по мере того, как Агнес возвращала мне жизненную энергию, я обретала подвижность. Агнес хлопнула меня по лбу. Я открыла глаза и пошевелила пальцами ног. Я чувствовала себя прекрасно, но вместе с тем у меня было ощущение, будто я пропутешествовала вокруг вселенной и вернулась обратно.

—Теперь лучше? — спросила Агнес.

—Гораздо.

—Прекрасно.

Она села на стул и принялась вышивать бисером мокасины.

Я сделала несколько глотков. Горло было совершенно здоровым.

— Это было волшебно, Агнес. Что это был за галлюциноген? Пожалуй, мне никогда не случалось испытывать таких ярких впечатлений.

Агнес фыркнула и оторвалась от работы.

— Этот мощный галлюциноген — обычный трубочный табак.

Руби и Джули захохотали, как клоуны.

—Линн ничего не может поделать со своей внушаемостью, — ободряюще сказала Агнес, видя мое замешательство. — Хорошо, что зеленый карлик быстро пришел к ней. Эти вещи совершенно реальны, Линн.

—И кто же был этот плутишка? — спросила я.

—Зеленый карлик — весьма священное существо. Он носит с собой священные стрелы нашего народа.

—Но что он делал в моей голове?

—Ты заболела. В тебе было слишком много света, и карлик знал об этом. Так где, по-твоему, ему следовало быть, чтобы помочь тебе с твоим видящим глазом?

—Так я увижу его когда-нибудь еще?

—Ну, это ведь зависит от тебя, не так ли?

—Да, пожалуй. — Я на секунду задумалась. — Так все, что я видела, было плодом моего воображения?

— Тебе полегчало?

— О, я полностью здорова!

—Тогда какая тебе разница? Зачем тебе кость, если на ней нет мяса? Иными словами, твой вопрос к делу не относится. А важно то, что ты была больна, и больна сильней, чем думала. А теперь с тобой все в порядке, остальное не имеет значения.

—Не могла бы ты рассказать мне об этом горловом узелке?

Руби принесла нам с Агнес две чашки чаю. Покачав головой, она сказала:

—Все разговоры, разговоры... Иногда мне кажется, что Линн только и умеет, что разговаривать. Такое количество болтовни действует мне на нервы.

—С удовольствием расскажу тебе о горловых узелках, Линн, — сказала Агнес, не обращая внимания на Руби.

—Хм, — сказала Руби. — О вас же беспокоишься, и никакой благодарности.

Она принялась командовать Джули, пытаясь заставить ее убрать в хижине.

Улыбнувшись, Агнес продолжала:

—Горловой узелок похож на все остальные узелки. Это часть твоего собственного правления. Археологи, обнаруживая среди прочих находок священные узелки, несут насчет них всякую чушь. Священные — они и есть священные, и потрошить их наши верования запрещают. Делали бы свои священные узелки, а не грабили чужие.

—Первый раз с тех пор, как мы вернулись, я слышу, что кто-то из вас говорит что-то стоящее, — раздраженно сказала Руби. Она стояла рядом с Джули, инструктируя ее по части правильного подметания пола.

Бедная Джули.

Агнес не обратила на них обеих никакого внимания.

— Линн, если ты хочешь узнать о горловых узелках, слушай меня.

Я извинилась, а Агнес продолжала:

— В свой горловой узелок тебе нужно положить твое понимание себя, вынесенное из твоих личных видений. Это не что иное, как часть твоей истины. Составляя горловой узелок, нужно взять изнутри себя что-нибудь неосязаемое — чувство, сновидение, да хоть бы и проблему — и проявить это в вещественном мире, чтобы его можно было изучать и использовать. Такое преобразование из духа в плоть позволит тебе лечить других, поскольку, делая это, ты излечишь саму себя. Зеленый карлик хорошо просветил тебя насчет того, каким образом тебе нужно удерживать силу в твоем горле. Как и многим другим людям, в особенности женщинам, нам было велено придерживать свой язык.

— Хорошая мысль, — сказала Руби.

Агнес уткнулась в пол, пряча улыбку, после чего вновь посмотрела на меня.

— Дети учатся говорить, когда с ними разговаривают. Мы, женщины, научены тому, что, если мы будем говорить о своей силе, большинство людей будут нас сторониться. Голос многих мужчин и женщин звучит сдавленно. И в этом нет ничего удивительного. Голоса женщин часто слабы, монотонны, а то и едва слышны. Голос должен быть открытым, свободным, чтобы энергия могла выходить из горла. Именно там заключено наше просветление. Если энергия замкнута в горле, она не может подняться к макушке. Поэтому у нас и болит горло, отсюда происходят проблемы со щитовидной железой и такие болезни, как рак горла.

— А для остального тела это тоже верно?

—Разумеется. Теперь ты должна понять, почему шаман начинает работу со своим учеником с его тела. Считай свое тело чем-то вроде дорожной карты. Если человек смотрит на него так, это говорит о его духовном, эмоциональном и душевном росте. Когда я смотрю на тебя, я вижу, где у тебя отверстия. Как тебе известно, я знаю, где сосредоточена твоя энергия и где она протекает. Когда человек сосредоточивает энергию в сердце, я знаю, что у него там неполадки, что он боится раскрыться и любить, поэтому у него могут возникнуть самые разные сердечные болезни. Впрочем, ты как раз слишком открыта и доверчива.

—С чего ты взяла?

—Это очевидно. Ты слишком много беспокоишься, и людям чересчур легко тебя ранить. Вот потому-то мы пытаемся сделать тебя более жесткой.

—Так с моим горлом теперь все в порядке?

—Ты ведь сказала мне правду?

—Ну, вроде бы, все нормально.

—Значит, так оно и есть, и с этой проблемой ты справилась. Только мы можем лечить сами себя — иногда с чьей-нибудь помощью, иногда нет. Верь себе. Прислушайся к собственному голосу. Он глубок и открыт. Спой мне какую-нибудь песню.

Я стала напевать слова популярной песенки. И правда, мой голос звучал теперь лучше, чем когда-либо прежде. Поднявшись, я увидела, что Джули и Руби таращатся на меня. Поймав мой взгляд, они тут же вернулись к своей работе.

—Чем ты займешься теперь? — спросила Агнес.

—Буду составлять свой узелок.

Джули мыла пол. Руби заполнила кухонный стол посудой и ящиками с мясом. Хижина вдруг показалась мне невыносимо маленькой. Я засомневалась, смогу ли я когда-нибудь отыскать все необходимое для горлового узелка. Это казалось невозможным.

Словно угадав мои мысли, Агнес сказала:

— У тебя получится. Все, что тебе нужно, — здесь. Вещи, необходимые тебе, всегда здесь. Нужно только быть достаточно сообразительной, чтобы их отыскать.

Она вернулась к своей вышивке. Я как будто улетучилась из ее сознания.

Я почесала в затылке и подошла к перекошенному окну. Глядя на желто-зеленые вспышки северного сияния, я вдруг почувствовала себя оторванной от дома. В этой зимней сказке время будто остановилось. Я прикоснулась к замерзшему оконному стеклу, и мой палец оставил на нем маленькое пятнышко — мелкое нарушение порядка вещей, исчезающую точку, что уносила вместе с собой игравшие внутри нее рождественские огни. Все эти мысли, должно быть, пронеслись в моей голове мгновенно. Я закрыла глаза и увидела зеленого карлика. Он пристально смотрел на меня.

Я быстро развернулась и, ни слова не говоря, стала искать по хижине кусочки кожи, — ведь именно таким я ощущала свое горло — маленький сверкающий кристалл, птичий скелет, перо ворона и кусочек блестящего зеленого металла. Конечно же, все это здесь нашлось, как и говорила Агнес. Я была счастлива, и в течение следующих нескольких часов жгла кедр, шалфей и душистую траву из своего кисета. В честь рождения своего горлового узелка я тихо спела несколько песен силы.

Утром я проснулась от запаха пекущихся овсяных лепешек. Агнес подняла меня и, внимательно осмотрев, сказала, что у меня напряжены мышцы вокруг глаз и подбородка. Вручив мне лопатку, она велела разгрести снег у двери и вокруг сарая, и я занималась этим, пока не стемнело. Потом все мы вновь собрались вокруг печки. Джули и Агнес вышивали бисером, а Руби чинила кожаные вещи.

Я вернулась к своему рассказу о приключениях на Юкатане.

 

Глава 7

 

РАВНОВЕСИЕ СИЛЫ

 

Прежде, чем я войду в комнаты твоего одиночества,

в своем обычном виде, влача за собою тень,

я стану приходить невидимой. Вверх по ступенькам и вниз,

вместе с тобой,

через дорогу, мимо скал, к реке,

чтобы испить холодных брызг. Ты будешь уверен —

это птица влетела в окно, это пытливая пчела жужжит в

коридоре, это ветер

треплет бронзовые травы. А может, ты поймешь,

кто это был?

Дениз Левертов, «Присутствие»

 

Этой ночью я спала в гамаке в лачужке Сойлы. На следующий день я помогала ей работать в саду. Мы играли с детьми и двумя новыми щенками. Сойла научила меня правильно готовить тортильи. После обеда, когда деревня затихла и дети уснули, она отправилась со мной к плоскому камню. Опершись на ствол сейбы, Сойла положила на алтарь несколько своих жертвенных узелков и развязала их. При этом она напевала песни и жгла благовония.

— Ты мне снилась, — сказала она. - Хочешь знать, что именно я видела?

Сойла выглядела чрезвычайно напряженной.

— Да, — ответила я.

— Тебе нужно многому научиться, но я думаю, что ты искренна в своих книгах. Ты показываешь людям другое место, куда они могли бы идти. — Выдержав паузу, она продолжала. — Когда я говорю «научиться многому», я имею в виду, что тебе это под силу. Твоя дорога приведет тебя к этому. Ты достаточно сильна, чтобы делать то, что считаешь правильным, но все же слишком незрела в своей любви к женскому пространству. Заметь, я не имею в виду женственность. Понимание первичности Матери — неотъемлемая часть бережно хранимого личного видения каждого шамана. Ты хочешь рассказать об этом всем, и в этом я желаю тебе удачи.

Сойла замолчала. Свет свечи мерцал на ее лице, из-за чего казалось, что она, размышляя, время от времени опускает веки.

— Встань, — сказала она. — У тебя есть враги. Трое из них— вампиры*. Они будут пытаться отобрать твои энергии. Они ненавидят тебя и завидуют тебе.

Сойла подняла мне руки, взяла сосуд с дымящимся копалом и окурила мне подмышки.

— Они будут пытаться войти туда, куда не заглядывает солнце.

Мы снова сели.

—Твой жертвенник тянет меня к себе, — сказала я, потирая у сердца.

—Мы не называем это жертвенником, хотя в твоем понимании это действительно жертвенник. Для нас это маска земли, или лицо земли. Она привлекает тебя, потому что происходит из моих снов и видений. Благодаря ей ты ощущаешь мою дружбу.

Какое-то время мы сидели молча, а потом я спросила:

—А мои враги — это серьезная напасть?

—Запомни, я предсказываю не будущее, а возможное. Трое твоих врагов — это не так уж серьезно. Но есть человек, который поет твою песню так, как влюбленный поет для своей избранницы. Он идет по твоему следу. Я вижу мертвого койота. Он пытался наслать на тебя темную женщину-духа. Очень темную. У нее короткие черные волосы, как у мужчины, и она стремится завести дружбу с твоими духами. Она вроде мертвеца — не привязана к тебе, а преследует тебя.

— Что значит — вроде мертвеца? По спине у меня пошли мурашки.

—Она не жива в вещественном мире, но и не была как следует похоронена, потому ей и нужно подходящее тело. Если она его найдет, то может убить его владельца, а потом станет искать следующее тело.

—Не была как следует похоронена? — испуганно спросила я.

—Ее нужно похоронить как следует, — сказала Сойла,

—Как же мне ее хоронить?

— Речь не идет о том, чтобы в буквальном смысле копать яму. Ты должна заплатить ее долги, тогда она может быть принята в ином мире. Ее не приняли там, потому что она не была похоронена как следует. Если ты сумеешь заплатить ее долги, то сможешь завладеть ее силой. Это великая магия. Тогда она уйдет на ту сторону. Ты должна узнать, в чем она нуждается.

— Но как мне это сделать?

Сойла протянула мне небольшой мешочек, с которого свисал кожаный ремешок с украшенным бисером кончиком.

— Вот. Перед сном положи немного того, что находится внутри, в чашку с водой. Сожги немного копала. Иди за своими снами. Ты узнаешь. Она научит тебя, как бороться.

Я знала, что единственным человеком, преследовавшим меня, был Рыжий Пес. Мне казалось, что поездка на Юкатан напрочь собьет его с моего следа. Но после Ягуаровой церемонии я поняла, что ошибалась.

—Не тревожься, дочка, — сказала Сойла. — Ты со мной, и я этому рада.

—Спасибо, что вы видели меня во сне...

—Скоро ты узнаешь о лице земли.

Совершив молитвы, Сойла сложила предметы, лежавшие на алтаре, во множество узелков. Ритуал был окончен. Я вышла и отправилась на асьенду, к Агнес.

Я вошла в комнату и села на кровать. Вынув мешочек, полученный от Сойлы, я высыпала часть его содержимого на ладонь.

— Что это, по-твоему, такое? — спросила я Агнес. Агнес подошла ко мне и, взяв мою вытянутую ладонь двумя руками, тщательно принюхалась к мелким кусочкам коры и белых листьев.

—Пахнет травами, — сказала она, поджав губы и приподняв брови.

—Ну, это понятно, но что это за травы? Они что, пытаются довести меня до сумасшествия?

— Довести тебя до сумасшествия? Ха! Это невозможно. Агнес посмотрела на меня так, будто я уже спятила, и засмеялась.

Я долго таращилась на нее, а потом выпалила:

—Думаешь, Рыжий Пес знает, где мы?

—Может быть.

Она продолжала смеяться.

—Почему ты смеешься? Это не смешно!

—Рыжий Пес — нет, а вот ты смешная.

—Если Рыжий Пес где-то рядом, то он знает о наших обрядах

—Об обрядах он не знает, но он знает, что кое-что происходит.

—Он действительно на Юкатане?

Я положила себе на живот подушку и засыпала травы обратно в мешочек.

—Я чувствую, что да. Ты ведь видела его в своем Ягуаровом сне?

—Да, похоже на то. Мне бы не хотелось умереть на Юкатане, — сказала я.

Агнес протянула руку и, взяв у меня мешочек, стала катать его на ладони, погрузившись в свои мысли. Я смотрела на ее лицо, и мне показалось, что на какой-то миг его морщины разгладились, и оно помолодело. Затем Агнес отвернулась. Через какое-то время она проговорила:

— Это серьезно. Ты сейчас нужна Рыжему Псу. Он думает, что напал на след чего-то большого, и уверен, что ты приведешь его к этому. Та женщина-дух, о которой говорила Сойла, ходит поблизости, но она пока что не опасна, а может быть, и не будет опасна. Она ждет Рыжего Пса, чтобы он ее направил. Он может передумать. Она сейчас занята выслеживанием. Знай об этом, как ты знаешь о неизбежности своей смерти. В этом отношении она может стать тебе весьма полезным союзником. Как и ты, она хочет жить. Она может жить за твой счет, а может быть отправлена туда, где ей надлежит быть. Я хочу, чтобы ты сделала выбор. Ты — не жертва.

— Но как я могу отправить ее туда, где ей надлежит быть?

—Если ты решишь завладеть ее силой, ты сможешь это сделать. Ты можешь сразиться с ней и правильно ее похоронить. Но для этого тебе нужно научиться сражаться. Вступить с ней в бой — значит согласиться сражаться со своей темной стороной. Когда Сойла говорит «похоронить ее», она имеет в виду, что ты должна вести войну с пожирательницей, которая живет в тебе. Вместо «вести войну» здесь можно сказать «уравновесить». Уравновесив свою темную сторону красотой, ты обретешь силу. Но помни, что сражаться тебе придется с твоим собственным отражением.

—Но разве я не умею сражаться?

Я подумала о Манитобе, о стычке с Рыжим Псом. Я похитила у него украденную свадебную корзинку и смогла вернуть ее Сновидящим — священному собранию женщин-старейшин.

—Кое-что ты действительно умеешь.

—Но чему мне нужно еще научиться?

—Речь идет о твоих снах. Сойла права. Тебе нужно научиться следовать за ними. Не мне тебе об этом рассказывать.

—Может, попробовать сегодня же ночью? — спросила я, показав на мешочек.

—Нет, — ответила Агнес, возвращая его мне. — Поразмысли обо всем том, о чем мы говорили, вникни во все это. Возможно, ты почувствуешь, что эта женщина выслеживает тебя. Но она может и убраться. Ты сама узнаешь, когда придет время увидеть ее во сне. Вот тогда тебе и пригодятся эти травы.

—Спасибо тебе, Агнес.

—Я положила мешочек в свой узелок и погасила свет. Забравшись в постель, я какое-то время всматривалась в темноту. Скажи, Агнес, а все эти женщины — они что, входят в сообщество Сестер Щитов⁷. Иногда мне кажется, что этого сообщества на самом деле и не существует.

—Но почему?

—Потому что, когда бы мы ни встретились, это похоже на сон. Все становится таким преисполненным силы и необычным. Это настолько выбивает меня из колеи, что я сплю целый день. А когда просыпаюсь, оказывается, что я видела удивительный сон, и я не знаю, что было во сне, а что наяву.

—Правда? — хмыкнула Агнес.

—Да. Вот, например, кому принадлежит эта асьенда?

—Сообщество Сестер, Линн, это не клуб. Оно существует только в плане самосознания. Мы не планируем встреч, но встречаемся. Это тебе не университетский женский кружок и не партия в бридж. Мы не выбираем уполномоченных. Мы берем себе силу. Ты здесь, и этого должно быть для тебя достаточно, чтобы убедиться в нашей действенности. Иногда какая-нибудь сестра сбивается с пути, и тогда у нее остаются лишь смутные воспоминания о пережитом. Она начинает сомневаться в реальности сообщества и доходит даже до того, что объявляет все, что с ней было, самовнушением. Если ты услышишь, что кто-нибудь из сестер говорит о своем престижном положении среди нас, знай, что она балансирует на грани забытья. Еще немного, и она впадет в долгую спячку, из которой, возможно, так и не выйдет.

Каждая женщина, Линн, может войти в сообщество Сестер. Многие тратят всю свою жизнь на поиски нас, а находят лишь собственный извилистый след. Другие же становятся одними из нас без малейших усилий. Если бы какая-нибудь женщина спросила меня, являюсь ли я членом сообщества, я могла бы с чистой совестью ответить «нет», поскольку то, что я понимаю под ним, — это вовсе не то, что под ним понимает она. А теперь иди спать.

— Спокойной ночи, Агнес.

Этой ночью мне снилось, будто я стою на базальтовом утесе и гляжу на океан. Лунный свет играл на его поверхности слюдяными блестками. Волны неспешно накатывали огромными холмами, разбиваясь о скалы фонтанами белой пены. Рядом со мной стояла Руби Много Вождей и держала меня за руку. Мы бросились со скалы в прибой. Не выпуская моей руки, Руби стала вместе со мной погружаться в пучину. Мы могли дышать и чувствовали себя вполне уютно. Подобно ночным теням, мы пронеслись по таинственному миру первобытных тварей. До меня донеслись звуки хора, повторявшего: «Это входит бог, он входит не как человек». Я следовала за Руби, совершая плавные волнообразные движения, как вдруг мы обе превратились в одного огромного морского змея. Воды отступили от нас. Я ощутила единство земли, небес, нас — женщин-духов, соединившихся с земной субстанцией, и перворожденных людей.

На следующее утро я проснулась рано. Мне казалось, будто я все еще плаваю в морском лоне, будто Руби всю ночь обнимала меня ласкающими материнскими руками. В это утро я много думала о слепой Руби. Для меня она была ведуньей, она научила меня древнему знанию о щитах. Ее соплеменники называли ее хранительницей Пика. Она видела меня во сне этой ночью и подарила мне магический сон, рассказав мне о равновесии мужского и женского. Я рассказывала об этом Агнес, смеясь, поскольку Руби в этом сне совершенно развеяла мои страхи. Обычно она пугала меня так, что я теряла дар речи. Я вспомнила нашу с ней первую встречу. Руби стояла на деревянном крыльце своей хижины, угрожающе размахивая мясницким ножом. Ее невидящие глаза излучали злобу и сверкали, как у загнанной эскимосской лайки, она велела мне помочь ей разделать две оленьи туши, лежавшие у ее ног. Не присоединится ли и она к нам на Юкатане?

 

Глава 8

КАЛЬДЕРА И СВЯЩЕННАЯ СПИРАЛЬ

 

Мы ищем не отдыха — преображенья.

Мы проходим друг в друга, как в двери.

Мы сливаемся, скрещиваемся, уходим и возвращаемся,

как волны,

из сердцевины яблока, глаза мандалы,

пустоты в цветке розы,

безграничного круга с центром в молчании.

Мардж Пайерси, «Кружение»

 

После обеда Агнес вернулась на асьенду, а я снова улеглась в гамак под соломенным навесом, прислушиваясь к шуму ветра и голосам ночных джунглей. Вскоре я крепко уснула. На рассвете меня разбудило хриплое пение Сойлы, обращенное к небу на востоке. Я чувствовала себя вялой и не находила в себе сил собраться. Первый луч восходящего солнца упал мне на лицо, отчего я зажмурилась. На миг я почувствовала себя так, будто все происходящее происходит со мной уже в следующей жизни.

Я набрала полные легкие теплого свежего воздуха. Аромат пекущейся тортильи контрастировал с запахом плодородной земли сада. Гамак мягко покачивался, и я снова задремала. Вскоре я уже наслаждалась теплыми и ласковыми волнами забытья, как вдруг гамак стал резко уходить из-под меня. Я тут же очнулась, с трудом ухитрившись приземлиться на ноги.

—Сойла, как вы меня напугали!

—Ты такая пугливая!

Сойла широко улыбалась, обнажая два ряда великолепных белых зубов. Я ощутила силу ее взгляда. Глаза ее, однако, не смеялись.

— Пришло время следить за солнцем, лентяйка! Сегодня нам предстоит долгий путь. Будь начеку и хорошенько думай. Приветствуй Солнце, Великого Вождя, как называет эту звезду твоя учительница Агнес. Протяни руки к Венере. Она предшествует Солнцу, и потому называется Подметальщиком Тропы.

Я выполнила то, что мне было сказано. Сперва я вознесла молитву, обращенную к горизонту на востоке, где в подернутом пурпурной дымкой небе поднимался, как жидкое серебро, солнечный диск. Затем я помолилась Венере, утренней звезде, до сих пор сверкавшей на небосклоне. Красота, развернувшаяся передо мной, очаровала меня.

— Иди завтракать, — прервала Сойла поток моих возвышенных чувств.

— А вы уже позавтракали? — спросила я. Сойла вела себя совсем не так, как накануне ночью.

— Да, еще перед рассветом. Сорви с деревьев каких-нибудь фруктов, а в доме есть тортилья.

Я сорвала авокадо и манго и вошла в дом. Здесь было тихо, никаких привычных звуков семейной жизни. Старый коричневый пес спал на крыльце. Я споткнулась об угол индейского ковра, покрывавшего твердый земляной пол. Набирая себе лепешек, я обожгла палец о сковородку. Вскрикнув, я стала его облизывать и дуть на него.

Сойла рассмеялась.

— Получила? — Она постучала по полу своей бамбуковой тростью.

Я спросила, можно ли мне посмотреть на жезл, который она держит в левой руке.

—Посмотри, — ответила она, протянув мне его. — Это чиман, знак женщины-шамана.

—Что означают эти линии? — спросила я, проводя указательным пальцем по желобкам, которыми был испещрена трость.

—Все это не так просто, как кажется на первый взгляд. Верхние линии символизируют семь небесных слоев, или граней. Нижние — пять слоев нашего мира. По древним представлениям, бог-творец живет на седьмом слое и держит солнце. Солнце — не божество. Бог смерти обитает на пятом слое нижнего мира.

Я протянула трость Сойле, отметив мастерство, с которым были вырезаны символы.

—Это я вырезала их, — сказала она. — Ешь быстрей. У нас еще будет время поговорить об этой трости. А сейчас мы должны идти с солнцем на запад, к кальдере.

—«Кальдера» — это такая котлообразная воронка?

—Да, это котел Матери-Земли.

Я съела лепешки и, держа в руке плод, последовала за Сойлой наружу. Она направилась точно на запад. Ее быстрые широкие шаги напомнили мне походку Агнес. Я всегда предпочитала ходить не торопясь, так что мне стоило больших усилий от нее не отставать. Тропа вела сквозь низкорослые джунгли и густой подлесок. Пробирались мы с трудом.

Трость Сойлы двигалась в такт ее правой ноге, словно третья нога. Одета Сойла была в тонкую белую уипиль и синюю вязаную юбку. Шла она молча, даже не оглядываясь.

Временами тропа оказывалась совершенно заросшей, и тогда Сойла ловко орудовала мачете. Когда мы начали подниматься в гору, солнце было уже довольно высоко. Сверху Юкатан казался таким плоским и заросшим густой зеленью, что я быстро перестала понимать, на какой высоте мы находимся. До меня донесся отдаленный шум мчащейся воды. Деревья стали выше, и вскоре мы оказались в высоком лесу, наполненном криками желто-зеленых птиц и гуденьем насекомых. Стволы и ветви сплошь обросли разноцветными надземными растениями. С высоких деревьев свисали длинные лианы. Сквозь качающиеся ветки далеко внизу мне были видны пурпурные холмы. Они, казалось, только что выглянули наружу из зеленой равнины леса. Я начала уставать. Вдалеке по-прежнему был слышен шум воды.

Сойла остановилась и указала на скальный выступ прямо перед нами. Мы взобрались уже довольно-таки высоко. Протянув свою трость, Сойла сказала:

— Вон там мы встретим стража кальдеры. Мы подходим к ее восточному краю. Это место называется Местом Признания, или Местом Первого Обряда. Тебе предстоит пройти обряд представления Тласольтеотль, богине женщин-шаманок и ведуний. Она покажет тебе священную спираль и множество своих обличий. Идем, я проведу тебя по тропе.

Я последовала за Сойлой, и мы выбрались на ровную площадку. Сойла указала тростью вниз. У меня захватило дух. Раскинувшиеся под нами джунгли образовывали огромный кратер, и мы стояли на самом его краю. Провал был таким глубоким, что дна не было видно, оно было скрыто в дымке. Справа от меня проходила выщербленная дорожка — тонкий желоб, высеченный в скале. Я проследила взглядом за ее изгибами, пока она не исчезла из виду. Узкая тропка накручивала витки, спускаясь в кальдеру, прямо к центру. Я попыталась рассмеяться, но меня едва не стошнило. Широко раскрыв глаза, я взяла Сойлу за руку.

— Сойла, у меня не получится спуститься по этой тропе. Я боюсь высоты. Вряд ли у меня хватит сил.

К моим глазам подступили слезы.

— Пойдем. — Сойла ринулась вниз, оставив меня стоять. Мною овладел испуг. Ступить на эту нависшую над обрывом узенькую полочку было выше моих сил. Я не сдвинулась с места.

—К черту все это, Сойла! — завопила я. — Не оставляй меня здесь! Мне страшно, разве ты не видишь? Я не могу, не могу!

—Агнес говорила, что ты смелая. Боюсь, что она ошиблась. Так ты не увидишь то, что находится внизу.

У меня не оставалось особого выбора. Сойла уже почти скрылась из виду. Я должна была спуститься за ней, чтобы чему-то научиться, и — нравилось мне это или нет — мне приходилось ей довериться.

— Подожди немного! — крикнула я.

Опираясь одной ногой о выступ, я протянула другую вперед, нащупала тропу и двинулась. Я знала, что мне нужно контролировать свои мысли, а лучше не думать вообще. Я поняла, что если буду думать о спуске, страх парализует меня. Я пошла за Сойлой. Куски породы крошились под моими сандалиями, и мелкие камешки скатывались с тропы и, подпрыгивая, улетали вниз, пока не скрывались из виду. Я старалась не смотреть вниз. Слезы щипали мне глаза. Мне было страшно, я знала, что я не такой уж ловкий скалолаз, чтобы двигаться по этой тропе. Я была уверена, что моментально соскользну и разобьюсь насмерть.

Скальная полка становилась все уже, теперь она была разве что чуть шире моей стопы. Я глотнула воздуха, пытаясь отдышаться и восстановить силы. Останавливаться я не решалась и напрягала всю свою волю, чтобы заставить тело двигаться вперед. Обогнув выступ скалы, я увидела Сойлу. Она двигалась медленно и осторожно, как горная коза. Однако, когда тропа позволяла, Сойла ускоряла шаг.

Из-за боязни высоты мое сознание противилось тому, чтобы тело продолжало движение, но какой-то внутренний порыв устремлял меня вслед за Сойлой. Все составляющие моего «Я» словно бы разом взорвались в моей голове, уцелела лишь воля к жизни. На этой коварной тропе мой разум со всеми его страхами был совершенно бесполезен. В сущности, я сражалась со своими представлениями о том, что я есть и что могу. Зная о том, что то-то и то-то мне не под силу, я все же делала это. Это парализовало мои мысли, так что страх не мог овладеть мной. Так мы круг за кругом спускались вниз, и я стала чувствовать себя более уверенно, первая волна страха понемногу отступила. Вскоре меня стали покидать и другие, более глубинные страхи, пока, наконец, все мое существо не переполнило чувство радостного возбуждения.

Только-только я обрела некоторую уверенность, как тропа оборвалась на краю четырехфутовой расселины, вертикально уходившей вниз. Юбка Сойлы взметнулась синим колоколом, и она легко перепрыгнула на другую сторону, где тропа продолжалась. Отойдя на несколько шагов, Сойла обернулась и посмотрела на меня.

—Ну? — спросила она повелительно.

—Боже мой, Сойла, я не смогу! Вот этого уж точно не смогу!

— Тогда нам придется расстаться, — сказала она. — Счастливо тебе выбраться наверх. Собирается дождь, и здесь будет скользко.

В голосе Сойлы сквозило презрение. Она развернулась и зашагала прочь.

— Сойла, пожалуйста! — завопила я. — Не бросай меня! У меня снова потекли слезы, и я невольно начала всхлипывать.

Простояв так несколько минут, я перестала плакать и успокоилась. Оценив расстояние и ширину своего шага, я прыгнула. В моем мозгу колотилась одна мысль: «Если я не допрыгну, то упаду». Было в ней что-то от Гертруды Стайн. «Чертовски оригинально, Линн, — подумала я. — Если не допрыгну, то упаду!»

Когда я очутилась на той стороне, мои колени дрожали, как ленточки на ветру. Унять эту дрожь было невозможно, но я двинулась вперед. Шедшая впереди Сойла обернулась ко мне. Я ожидала, что она похлопает меня по плечу и похвалит за смелость.

— Идем. Это было трогательно. И как ты только не улетела вниз и не разбилась в лепешку?

Сойла ткнула пальцем в направлении дна провала, развернулась и продолжила движение.

Ее поведение глубоко уязвило меня. Я поняла, как ошибалась, ожидая ее одобрения. Да, она была права, я со своими слезами являла собой жалкое зрелище. Вдобавок ко всему, тропа стала еще хуже. Мы цеплялись за кусты и скальные выступы. Иногда мне приходилось удерживаться на, казалось, обрывавшейся в вечность скале на цыпочках.

Мы подошли к небольшой пещере и сели. Я едва дышала, с меня катился пот. Я все еще дулась на Сойлу и не сказала ни слова. Она выглядела невозмутимой, пожалуй, даже слегка скучающей. Я осознала вдруг всю свою неуклюжесть и то, сколько синяков и шишек мне выпало на этом пути. Я залюбовалась фантастическим видом провала. Небо отливало золотом. Взглянув на уходившую вверх спираль тропы, я подивилась тому, что смогла одолеть ее. Вдруг я заметила, как рядом со мной что-то блеснуло на солнце. Я поднялась и увидела на скальном уступе золотую майянскую маску, инкрустированную бирюзой, изумрудами и нефритами. Камни были покрыты искусными резными рисунками, изображавшими змей и ягуаров.

—Сойла, взгляни на эти камни и эту маску! Она ведь наверняка из чистого золота! Откуда она здесь?

—Красивая безделушка, — бесстрастно проговорила Сойла. — Возьми ее себе. Это подарок духов кальдеры.

Я вскарабкалась по почти отвесному склону и провела ладонями по блестящей поверхности маски, очищая ее от пыли.

—Она стоит целое состояние!

—Возьми ее.

—Но, Сойла, я не могу взять ее. Она, наверное, лежит здесь не просто так.

—Можешь, почему не можешь? Ты ведь нашла ее.

— Но я просто не могу. Сама не знаю почему, но не могу. Я в последний раз посмотрела на великолепную маску, сверкавшую на солнце. Ее яркие камни заманчиво мерцали. Я развернулась и стала осторожно спускаться. От этой находки мне почему-то стало грустно.

— Сойла, возьми ее, я не могу.

— Ни за что, — ответила она. — Сокровища принадлежат тем, кто первым их увидит.

Я покачала головой.

— Тогда идем, — сказала Сойла, двинувшись вперед.

Я последовала за ней, удивляясь тому, что оставила такое сокровище. Вскоре, однако, даже эта мысль улетучилась из моей головы. Ко мне вернулась усталость, я стала поскальзываться, едва не сваливаясь вниз. При этом я умудрилась потянуть себе спину. Вдоль позвоночника пробежала острая боль.

— Сойла, моя спина! Я повредила спину!

Сойла остановилась и посмотрела на меня в торжественной тишине.

—На вид тебе еще жить и жить, — сказала она цинично.

—Спасибо, — выдавила я. В моей спине как будто засел кинжал, но я продолжала идти. Теперь провал возвышался над нами со всех четырех сторон. Он был похож теперь на огромную вымоину в лесной глади, проделанную водой за много столетий. Ветер доносил пряный запах джунглей и чернозема. Низкий туман окружал водопад на дне провала и вздымался над верхушками деревьев. Мы приближались к нижней точке. Воздух стал еще более влажным, а тропа еще более скользкой. Мы шли, аккуратно ступая, и вскоре оказались укрыты туманом. Я с трудом различала очертания шедшей впереди Сойлы, а звук падающей воды стал совсем громким. У меня возникло желание чихнуть, и я на миг остановилась. Открыв глаза, я увидела, что туман спиралью уходит в воронку, будто его втягивает туда некая сверхъестественная сила. Казалось, он исчезает в центре огромного вихря, созданного водоворотом на поверхности реки у подножия водопада. Сойла успокаивающе обняла меня.

— Сойла, — спросила я, — мы только что вошли в спираль кальдеры, правда?

-Да.

— Откуда здесь река, на дне этого кратера?

—Она уходит под землю поблизости от того места, где мы начали спускаться, и здесь — Сойла указала тростью — выходит на поверхность.

—А куда она течет дальше?

—Она входит в стену провала и много миль течет под землей. Она выходит изо рта земли. Я как-нибудь свожу тебя туда, если хочешь.

Мы спустились ниже, и я с благоговейным трепетом смотрела на взлетающие хлопья пены и бревна, силой водоворота увлекаемые вниз и исчезающие в глубине.

— Отсюда мы вышли,  - сказала Сойла мне прямо в ухо, указав тростью в центр водоворота, — и к этой тайне пытаемся вернуться.

Мои глаза не могли долго переносить этого зрелища. Я прильнула к Сойле, ища ее поддержки. Движения Сойлы были грациозны, я же чувствовала себя неуклюжей и неповоротливой. Мы обе были мокрыми от пота, капелек тумана и брызг. Я обратила внимание, что по щекам Сойлы катились крупные капли.

— Посмотри на эту исчезающую точку в центре, — сказала Сойла, оборачиваясь ко мне. — Это пустота. Смотри, какую спираль образуют волны, расходясь от центра. Мы родились из пустоты, а волны — это внешнее проявление вещей. Они напоминают наш земной путь. Будучи молоды и невежественны, мы все удаляемся от центра, пока не уйдем очень далеко от своей изначальной природы. Такова жизнь. Большинство из нас всю жизнь живет на внешней границе спирали. И вдруг, в какой-то момент жизни, с человеком происходит нечто особенное — озарение, смерть, и он начинает задумываться о себе и задаваться вопросами вроде «Что такое жизнь?» «Откуда я пришел?» С тобой такого не случалось?

—Случалось.

—Не спрашивала ли ты себя, почему так трудно найти свою истинную природу?

—Да, я пыталась найти дорогу домой.

— Возвращайся к источнику. Наблюдай за водоворотом. Эти силы породили вселенную. Силы вселенной заключены в тебе. Видишь, как все стремится к центру и исчезает там? Всему предназначено быть втянутым туда. Вселенная уйдет сама в себя, и все создания, большие и малые, будут освобождены.

— Но почему это так трудно для нас, Сойла?

— Из-за невежества и ложного самоотождествления. Иди за мной.

Я двинулась за ней, и вскоре мы оказались на дне провала, в конце спиральной тропы.

— Сюда, — сказала Сойла.

Земля была влажной и кочковатой, заболоченный участок затруднял наше продвижение. Все вокруг поросло высоким тростником. Широкий водный поток с шумом низвергался из зева пещеры, уходя влево. Серебристо-зеленые листья огромных узловатых деревьев шелестели на ветру, резко выделяясь на фоне темных стен провала. Золотистые потоки света, яркие, будто от прожекторов, освещали лес. Нависавшие над нами утесы были укрыты черными тенями, мелькавшими, как в калейдоскопе. От усталости у меня кружилась голова, но я жадно впитывала все окружающее. Провал напоминал какой-то фантастический первобытный мир, и я проникалась духом этого места.

Пробравшись сквозь полоску тростника, мы оказались на краю озерца у подножия водопада. Шум оглушал меня. Водоворот был от нас примерно в двадцати пяти футах. Я проследила, как в нем исчезли ветки и небольшое деревцо. Близость этого зрелища повергла меня в дрожь.

— Смотри внимательно, Линн, — почти прокричала Сойла. — Обрати внимание, что водоворот всосал эти ветки и деревцо без малейших усилий. Вероятно, тебя не пускает к источнику то, что ты отождествляешь себя со своими склонностями и цепляешься за свои привычки.

Я кивнула, соглашаясь.

Мы понаблюдали за водоворотом еще несколько минут, и Сойла сказала:

— Подойдем ближе к водопаду.

Она перепрыгнула с камня на камень, спустилась вниз и исчезла в укрытых туманом камышах.

— Подожди! — вскричала я.

Сделав шагов пять вдогонку, я стала увязать в грязи и песке. Почва уходила у меня из-под ног, и вскоре я погрузилась по колено.

Я стала звать Сойлу, но шум водопада заглушил мой голос. Попытка развернуться ни к чему не привела. Я заметалась и увязла по бедра. Снова и снова я звала Сойлу, пока не сорвала голос. Положение казалось безвыходным. Сойла показалась мне в тот миг черствой и недоброй женщиной. Ничто в мире не проявляло ко мне сочувствия. Все было против меня. Единственное, что я могла, — это пытаться сражаться с силами, готовыми погубить меня. Я прокляла свою судьбу, Агнес и Сойлу. Разумеется, мне совершенно не хотелось погибнуть здесь, в этом глубоком провале, где ни одна душа не хватится меня и не станет скорбеть о моем уходе. Чем больше я вырывалась, тем сильней трясина держала меня.

Мне показалось, что прошел целый час, когда наконец появилась Сойла. Ее глаза излучали веселье, словно она совершенно не удивилась, увидев меня корчащейся в грязи и песке. Сойла присвистнула и покачала головой.

— Ну вот и посмотри, к чему привели твои потуги и трепыхания.

Я попыталась выпрямиться и напустить на себя важный вид.

— Сойла, я не настроена слушать лекции!

— Стой спокойно и слушай меня, — сказала она. Сойла вскочила на подгнившее бревно и, как попугай, уселась на него, склонив голову на бок.

— Ты увязла потому, что слишком много думала. Ты решила, что твое знание поможет тебе выбраться из этого болота, что ты сможешь совладать с этой ситуацией с помощью разума.

Сойла хмыкнула.

—Хочешь, расскажу тебе, куда заведут тебя твои умственные упражнения? На пять футов вниз!

—Ты не можешь оставить меня так!

—Ты сама себя оставила. Ты не прислушалась к своей воле и переполнилась страхом. Это твой за все цепляющийся разум привел тебя в столь прискорбное состояние.

Она довольно хихикнула.

—Прислушайся к своей полноте, Линн, к своему полному «Я».

—Я пытаюсь, — ответила я. Я действительно пыталась.

—Человеку не удается найти обратный путь к центру спирали потому, что он возвеличил свой разум. И если тобой будет править разум, ты так и будешь всю жизнь торчать в болоте, вот как сейчас. Масса привычек связывает тебя, подобно зыбучему песку, потому что ты позволяешь им властвовать над собой. Постепенно ты утратишь свою светящуюся форму и жизненную силу. И когда это случится, настанет конец. Ты слаба, ты спишь! Сойла расхохоталась.

—Не вижу здесь ничего смешного, — проворчала я.

—Но это и правда смешно. Вся штука в том, что эти привычки удерживают тебя на неверном пути точно так же, как удерживает эта бездонная трясина. Тот самый песок, который губит тебя, на какое-то время дает тебе ощущение безопасности. А потом он же начинает засасывать тебя, погружая в беспробудный сон. Ты чувствовала себя в безопасности, когда спустилась на дно провала. Ты не заметила, что стоишь на непрочном основании, и увязла. А теперь ты на пороге смерти. Поразмысли над этим уроком. Мы пришли сюда, чтобы вернуться туда, откуда вышли. Но разум говорит нам, что для того, чтобы выжить, нам нужна опора. Мы верим тому царю, которого сами же возвели на трон. Подчиняясь ему, мы выбираем вредоносную опору в виде боязни успеха, боязни неудачи или боязни смерти, или начинаем думать, что мы в чем-то ущербны — именно так ты чувствовала себя наверху. Понадобилось вытолкнуть тебя за пределы, установленные твоим царем, чтобы ты поняла, что твое представление о себе было иллюзией. Вот тебе и пример того, как твоя привычка мешала тебе спуститься к твоей собственной тайне, твоему просветлению. Вот так это было на тропе. А если какая-то привычка не срабатывает, ты находишь новую. Ты ведь боялась перепрыгнуть через пропасть, но, в конце концов, сделала это, вновь выйдя за пределы, которые сама же себе и установила. Когда же духи кальдеры предложили тебе сокровище, ты не воспользовалась им.

—Почему я не смогла сделать этого, Сойла?

—Потому что не чувствовала себя достойной такого богатства. А что произошло потом? Ты поскользнулась и повредила себе спину. А знаешь почему?

—Нет.

— Потому что ты побоялась взять свою силу. О, это надо было видеть! Ты попятилась от силы, от своей собственной силы. Только и всего. Ты утратила веру в свои способности. Такое энергетическое ограничение и отозвалось острой болью в твоей спине.

Я невольно начала всхлипывать. К моим слезам присоединилась влага от тумана, брызги водопада и пот — все это капало с меня в грязь. Я попыталась двинуться вперед, но не смогла вытянуть верхнюю часть своего тела. Я раскачивалась вперед и назад, терзаемая судорогами.

— Как жаль, что я не повела себя лучше, — всхлипнула я.

—А теперь ты пытаешься сделать себе еще хуже. Это все Царь-Разум, он шепчет тебе на ухо, не переставая. Ты чересчур жестока к себе. Эта привычка характерна для многих женщин. Царь-Разум любит помучить тебя. Твой страх одиночества — одно из его любимых орудий пытки. Тебе нужна поддержка. Подобные склонности приводят к тому, что сила покидает тебя и ты превращаешься в тряпку.

—Что же мне делать, Сойла?

—Тебе повезло, что ты прошла через эти испытания и получила эти уроки, ибо грядет новая мудрость. Гордись собой и всем тем, что совершила. Сейчас же прекрати свою борьбу. Ты заманила саму себя в ловушку. В таких случаях бывает полезен проводник.

Сойла невозмутимо посмотрела на меня.

— Так ты поведешь меня? — спросила я.

Метнув свою трость так, что она вонзилась в грязь, Сойла соскочила с подгнившего ствола и направилась ко мне, погружаясь в трясину не глубже чем на дюйм. Мне стало любопытно, как ей это удается.

—Сойла, а почему ты не погружаешься?

—Ходить по такой трясине, конечно, нужно уметь, но словами этого не расскажешь. Это можно лишь постичь сердцем, всем своим существом.

Она протянула мне руку, и я ухватилась за нее.

— Не борись со мной. Не раздумывай. Только слегка подтянись, взявшись за мою руку, и разреши тянуть себя вверх и наружу. Трясина отпустит тебя, как только ты отпустишь ее.

Я подтянулась и изо всех сил постаралась следовать совету Сойлы. На первый взгляд, ничего не произошло, мощная хватка зыбучего песка нисколько не ослабла. Я уже было решила бросить это занятие, как вдруг увидела лицо Сойлы. В ее взгляде чувствовалась невыразимая словами сила. Песок засасывал меня, но я стала двигаться свободней. С перепугу я ухватилась за руку Сойлы другой рукой. И оказалась на свободе.

Я вскочила на трухлявый ствол и побежала назад к озерцу, где почва была плотней. На этот раз Сойла последовала за мной. Подбежав к берегу, я села на землю. Я была совершенно измотана, но довольна, как будто мне удалось избавиться от власти над собой своих низменных энергий. Сойла присела рядом. Мне, хотя и не сразу, удалось отдышаться. Какое-то время мы сидели молча, глядя на водоворот.

Сойла взяла меня за руку и повела вдоль реки вниз по течению. Найдя место, где река была не такой бурной, мы вошли в воду. Переходя реку вброд по пояс в воде, я видела, как мимо меня проносятся островки пены и листья тропических деревьев. Указав тростью, Сойла спросила:

— Видишь вон тот плоский валун у подножия водопада?

—Вон тот?

—Да. Это трон Тласольтеотль. Ее водами я смою грязь с твоего тела.

Медленно и очень осторожно Сойла смыла ил с моих ног. Затем, воздев руки и обратившись к заходящему солнцу, мы помолились о целостности и преображении в водах магов. Мы поблагодарили Богиню и сопровождавших нас духов. Затем мы немного поплескались. Стоя по пояс в воде, мы ощущали силу потока, увлекающего наши ноги к спирали водоворота.

Обратный путь в Ллано оказался, к моему удовольствию, не таким крутым. На поднимавшейся серпантином тропе — я не заметила ее раньше — нас накрыло мелким дождиком. Достигнув края воронки, мы направились прямо к дому и пришли туда как раз, когда начали сгущаться сумерки.

Я тут же плюхнулась в свой гамак и проснулась на следующее утро перед рассветом. Меня переполняла в высшей степени необычная энергия; от дремотного состояния, охватившего меня прошлым утром, не осталось и следа. Сердце мое было охвачено совершенно новой радостью, я действительно чувствовала себя преображенной. В меня вселился необычайный дух жизни, мне казалось, будто я, танцуя, рыскаю взад и вперед. Я чувствовала себя заодно с кошками, старым коричневым псом и птицами, проснувшимися на ветвях деревьев. Мне хотелось бродить нагишом по джунглям и превратиться в лесное дикое животное. Я чувствовала себя частью ветра и запахов. Я сделала несколько танцевальных шагов и раз или два развернулась на месте. Мне казалось, будто я вышла на охоту в пойме реки, и моя шерсть цвета желтой травы развевается на ветру, а нос уткнулся в мягкий мех моего собрата.

Я не находила выхода всей той энергии, что скопилась во мне. Усевшись обратно в гамак, я принялась медленно и ритмично раскачиваться, отталкиваясь от земли. Южный ветер щекотал мне ноги, как кукурузные рыльца. Я подумала, что будет, если я брошу все, что оставила в Лос-Анджелесе и навсегда поселюсь в Ллано. Жизнь здесь представлялась мне счастливой и волнующей. Здесь я, наверно, могла бы просто счастливо существовать — просто быть. Так меня несло по волнам мечтаний о новой жизни, когда над моим ухом раздался знакомый смех.

— Ни разу я не видела, чтобы Линн улыбалась во сне! Эти слова вернули меня к реальности.

— Привет, Агнес, — сказала я. Видение исчезло. Я протерла глаза. — Мне так тебя не хватало.

Вслед за Агнес подошла Сойла и, смеясь, сказала:

— Что правда, то правда. Готова поспорить, что Линн действительно очень ждала твоего возвращения. Мы вчера ходили к кальдере.

Агнес изобразила на лице удивление.

— Ну как, тебе понравилось?

Обе они в упор смотрели на меня, пока я, запинаясь, не выдавила из себя:

— Да, я многому научилась.

Мы расхохотались.

Я села в гамак и стала наблюдать, как солнце высушивало капли росы на листьях латука в саду Сойлы. Я чувствовала себя хорошо отдохнувшей и довольной достигнутым на спиральной тропе самосознания. Я попросила чего-нибудь поесть.

— Я приготовлю завтрак, — сказала Сойла.

Мы сидели вокруг накрытого стола и, смеясь, обсуждали наши с Сойлой приключения. Я, несомненно, была счастливой женщиной.

После минутной паузы я спросила:

—А что случилось с Хаймейостсом Стормом, Агнес? Я так долго его не видела.

—Кто такой Хаймейостс Сторм? — спросила Сойла, подняв брови.

—Он писатель, потомственный шаман родом с Севера. — Агнес сделала паузу, отхлебнув сока из тыквенной чашки. — Линн, то, чему тебя учат, очень отличается от того, чем владеет Сторм. Написанное тобой о нем весьма знаменательно. Это хорошо; он рассказал тебе о силе и использовании символов, это обогатило твою жизнь. Но теперь ты не нуждаешься в этом. Ты стала женщиной, обладающей собственной силой.

Я надолго задумалась над сказанным, а Агнес то и дело посматривала на меня. Наконец я сказала:

— Но мне не хватает его и того удовольствия, которое мы получали от общения.

— Мне тоже, — сказала Агнес. Сойла встала, и мы убрали со стола.

— Ты выглядишь смущенной, Линн, — сказала она. — Ты никак не поймешь, чем отличается физическое действие от символического.

— Да, похоже, именно в этом я и пытаюсь разобраться. — В Библии Иисус взял хлеб и сказал: «Сие есть тело мое».

Затем он взял вино и сказал: «Сие есть кровь моя». Это и были физические действия с символическим значением. Понимаешь?

— Да, спасибо.

Сойла крепко обняла меня.

 

 

Глава 9

ТЕНЬ ШАМАНА

 

Из сплетения двоих вдруг возникает перемена: медведь и олень становятся деревом. Мы могли бы увидеть, как целые джунгли возникают из объятий.

Элизабет Херрон, «Предположим»

 

Около полудня Агнес заявила, что собирается вернуться на асьенду. Мне же предстояло остаться с Сойлой.

—Не пойти ли мне с тобой, Агнес? — спросила я.

—Я предпочитаю пойти одна, — отвечала она и тут же исчезла.

Несколько ребятишек устроили в доме шумную возню, хохотали и боролись друг с другом. Прежде я особенно не задумывалась о домашней жизни Сойлы. Я знала, что у нее были внуки, но не имела ни малейшего представления о ее возрасте. Как и Агнес с Руби, она порой казалась старухой, но иной раз выглядела довольно молодо. По-видимому, это было неотъемлемой чертой таких необыкновенных женщин.

Безудержная энергия, которая обычно ассоциируется с молодостью, им не изменяла.

—Это все ваши внуки, Сойла? — спросила я, глядя, как девятилетняя девочка по имени Роза гоняется по дворику за молодым петушком. Перепуганный петушок бежал впереди, размахивая красновато-лиловыми крыльями, и истошно кудахтал. Роза на секунду остановилась, взглянула на меня большими круглыми черными глазами, бросила «Привет, Линн» и снова пустилась в погоню.

—Это дочь моей дочери Марилии.

—А сколько у вас дочерей? — спросила я. Мысль о детях Сойлы почему-то не приходила мне в голову, хотя я знала, что она была бабушкой.

—У меня семеро детей — четыре дочери и три сына. Неплохое число, правда? У всех них уже свои семьи, и они вполне счастливы.

Потом мы пололи сорняки в саду. У Сойлы был талант к садоводству; она окружала заботой каждое из своих растений, среди которых было много лекарственных трав. Она срезала несколько полых трубчатых стеблей, напоминавших эфедру, завела меня в дом и показала, как их нужно связывать и подвешивать для сушки.

— Эту траву сушат только один день, — сказала она. — А потом мы ее используем.

Мы подмели земляные полы и протерли обеденный стол и стулья. Я наколола немного дров; поленья раскалывались плохо. Затем я принесла несколько ведер воды из ручья. Сойла велела мне немного поспать, пока она начистит к обеду перца-чили. Пока я спала, прошел дождь, и воздух посвежел. Мне снился водоворот; я наблюдала за ним, пока он мощно не затянул меня, и я не проснулась. Сойлы в ее гамаке не было, так что я поднялась и осмотрелась. На фоне заходящего солнца я увидела силуэты двух человек, обнимавшихся в дверном проеме. Это была Сойла и какой-то мужчина. Их движения были исполнены величайшей нежности и теплоты. Мне захотелось спрятаться, мои щеки залились краской. В смущении я проскользнула в дом, как вдруг Сойла окликнула меня.

—Линн, я хочу тебя кое с кем познакомить. Обойдя гамак, я прошла через крыльцо во дворик.

—Это Хосе, мой муж.

—Но... я думала... Сама не знаю, что я думала. Мне, наверное, показалось.

—Buenas tardes*, — сказал Хосе. Мы обменялись рукопожатием; он держал мою руку очень бережно. Ладони и пальцы Хосе были загрубевшими от работы. Он был одет в свободные белые брюки и рубашку и обут в простые кожаные сандалии. Его общество было мне приятно. Я всмотрелась в его лицо. Его черные с проседью волосы были аккуратно причесаны и красиво контрастировали со смуглой кожей.

— Ваш муж настоящий красавец, — сказала я. Сойла, смеясь, толкнула меня локтем.

—Что с тобой, Линн? Ты выглядишь такой перепуганной. Ты не знала, что у меня есть муж?

—Пожалуй, нет — промямлила я. — Простите. Я очень рада видеть вас, Хосе.

Мы вошли в дом. Хосе выложил на кухонный стол несколько свертков из газетной бумаги, а затем протянул маленький сверток мне.

Я удивилась:

— Это мне? Хосе кивнул.

Сойла и Хосе стали внимательно наблюдать, как я развязываю белую веревочку и разматываю газету. Внутри оказался маленький глиняный колибри с распростертыми крыльями.

— Какая замечательная фигурка! А как раскрашена! — воскликнула я. У статуэтки оказалась дырочка в заостренном клюве и еще одна в хвосте.

Хосе показал на глиняные хвостовые перья и сложил губы трубочкой.

— Подуй туда, — сказал он.

Я поднесла фигурку ко рту и дунула. Раздался мелодичный звук, заставивший меня вздрогнуть от неожиданности. Я передала фигурку Сойле, предложив попробовать ей. Сойла прижала ее к губам, проиграла несколько последовательных нот и вернула мне.

—Колибри, похоже, так к тебе и слетаются, — сказала она.

—Колибри — младший брат Линн, — сказал Хосе. — Твой брат, Линн, — великий воин. Он может помочь тебе найти пищу, необходимую для жизни. Наблюдай за ним и его путями. — Хосе говорил, запинаясь и с акцентом, но я легко понимала его. Спокойный, но сильный его голос все время держал меня в напряжении. Моя голова сама собой дернулась вверх, и я изучающе всмотрелась в его глаза. По моему телу прошла дрожь, как будто я впервые увидела океан. Глаза Хосе светились огромной силой и необузданностью пантеры. Я почувствовала, что между нами возникла некая связь, такая связь, которой нипочем рамки гражданства, крови, семьи — сродство магов одной породы.

—Милости просим в нашу семью, — просто сказал он. Звездная глубина его глаз сменилась мягким мерцанием.

Хосе взъерошил мне волосы на макушке, как будто я была ребенком, и повернулся к Сойле, чтобы помочь ей разобраться с принесенными свертками. Он ласково шлепнул ее по ягодицам и подмигнул мне. На его лице сверкала широкая улыбка. Мы засмеялись и стали помогать Сойле готовить фаршированные перцы.

После ужина мы пили крепкий кофе, и я стала замечать, что Хосе и Сойла похожи на молодых влюбленных. Вместе с тем, они проявляли друг к другу то уважение, которое вырабатывается лишь по прошествии долгих лет совместной жизни. Хосе выглядел моложе Сойлы, но был предупредителен и заботлив. Его трогательное внимание к жене выделяло его среди большинства встречавшихся мне испанских и индейских мужчин. Оба они восхитили меня и как личности, и как пара, я почитала за честь находиться в их обществе. Должно быть, эти мысли отразились на моем лице, потому что Сойла как-то необычно на меня посмотрела и сказала:

— Когда мы сорок лет назад встретились с Хосе, ему казалось, что он хочет быть автомехаником. Я тогда уже была curandera*, потому что моя бабка была лучшей и наиболее искусной curandera в Сололе — это в Гватемале. Она воспитала меня и научила всему, что знала о горных духах и растениях. Ей были ведомы скрытые связи в природе и вечный огонь, присущий всякой вещи. Бабушка знала много и помогла мне приблизиться к полноте. Она поделилась со мной своей красотой и спокойствием.

Мы с Хосе полюбили друг друга в день праздника святого Иеронима, но его семья побаивалась меня. Хосе был на десять лет младше, а я была ведуньей. Мать Хосе была серьезной и сильной женщиной и подняла жуткий скандал. Не захотев обижать ее, Хосе оставил меня и уехал в Мерилу, где устроился водителем грузовика. Это сильно ранило меня, и я вышла замуж за другого. Этот человек был пьяницей, плохо со мной обращался, так что я сбежала от него сразу же после рождения нашего первенца. Я была в состоянии позаботиться о себе сама. Вскоре я услышала, что Хосе серьезно болен желтухой и лихорадкой и находится при смерти. Он утратил волю к жизни.

—Что же было дальше? — спросила я.

—Его родители привезли его ко мне для лечения. Мать поинтересовалась, сколько это будет стоить. Я тогда, приготовив лекарства и травы для Хосе, долго с ней говорила. Я убедила ее в том, что, заботясь о собственном престиже, она погубила своего сына. Ее алчность и эгоизм заслонили от нее стремление ее сына к счастью. Я объяснила ей, что именно по этой причине он не может больше жить. Она разозлилась, не хотела мне верить, но затем сказала удивительную вещь. По ее словам, она бы предпочла, чтобы ее сын умер, тому, чтобы его похитила другая женщина. Эти слова так шокировали ее саму, что она заплакала. Я успокоила ее. Она дала согласие на наш брак, и мы с Хосе поженились. Через какое-то время мы подружились и с ней.

Я встряхнула головой и принялась было комментировать рассказ Сойлы, но Хосе поднял руку и сказал:

— О, это было только начало. Я был в коме и чуть не умер. Я сегодня жив только благодаря удивительным талантам Сойлы. У меня было много непонятных видений, и она своими травами помогла мне совершить переход в таинство. Я знаю теперь, что это была шаманская болезнь, и Сойла вылечила меня. Она научила меня многому.

— Чему же она вас научила? Хосе улыбнулся.

—Она научила меня, как быть живым.

—Во время вашей болезни? Но ведь вы едва не умерли!

—Именно. И гораздо большим числом способов, чем вы можете себе представить. Я полюбил Сойлу с той самой минуты, как увидел, но моя семья — ревностные католики, и я боялся их осуждения. Мне пришлось оказаться на пороге смерти, чтобы найти путь для возвращения к Сойле и к своему истинному «Я». Я всегда мог заглянуть в человека и увидеть, что его волнует. Я хотел быть curandero, но моя семья считала, что это недостойное занятие, отмеченное печатью дьявола. А рядом не было никого, кто наставил бы меня.

Хосе улыбнулся Сойле.

Сойла разлила кофе по нашим чашкам из бутылочной тыквы и сказала:

—Моя бабка всегда говорила, что для женщины лучше выходить замуж за мужчину младше себя, потому что мужчины обычно умирают на двенадцать-шестнадцать лет раньше женщин. Конечно, мексиканки часто выходят замуж совсем подростками, и это сильно усложняет им жизнь. Иногда нужно менять народные обычаи. У меня много подруг, которые провели последние годы жизни, не имея мужа, который мог бы скрасить их старость. Это настоящая трагедия. Именно в эти годы женщина как никогда понимает, что значит иметь мужа.

—Мне повезло, что я встретил Сойлу, — сказал Хосе. Он внимательно следил за беседой, откинувшись на стуле. — Я много поездил за последние три года. Во мне нуждались люди из самых отдаленных мест, — пояснил он.

—Вы скучали без него, Сойла?

—Без него? Да я не могла дождаться, пока он упакует свой чемодан! — она взглянула на Хосе и улыбнулась. Их глаза на миг встретились, и я ощутила, что между ними возникло  полное понимание и единство. Сойла повернулась ко мне и продолжала. — Когда люди женятся, они обычно начинают жить жизнью друг друга. И в этот момент цель жизни оказывается похороненной навсегда.

—Что вы имеете в виду?

—Хосе и я вышли на тропу этой земной жизни для того, чтобы усвоить совершенно разные уроки. Я научила его, так что мы оба маги. Но это не имеет значения. Он работает не так, как я, и использует другие силы. Для роста нам нужна свобода, поэтому мы много времени проводим отдельно друг от друга.

Хосе, кроме того, ученик нашего повседневного мира. Он ученик полей, помогающий растить и собирать урожай агавы, из которой делают веревки, — подобно тому, как я выращиваю кукурузу. Пусть никто в этом не сомневается. В мире существует насущная необходимость в равновесии между вещественным и духовным.

Очень многие хотят стать curandero. Как жаль, что они устремляются в шаманскую землю curandero, не обратившись сперва к огням собственного дома. Это уже вопрос основ. Когда люди следуют за своими прихотями, дух не проявляется в земной жизни, где он нужен больше всего.

Хорошо, когда curandero уверенно чувствует себя в шаманской пляске. Но те, кто не чувствует себя уверенно на повседневном вещественном уровне, в какой-то момент окажутся горько разочарованы и вынуждены будут вернуться к началу. Если бы я вдруг сказала: «Хосе, мы должны жить, подчиняясь заведенному порядку, как жила твоя мать», он увял бы и умер. Его мать была похожа на Чикомекоатль, Великую Мать. Ты ведь помнишь ее по обряду Великой Матери?

Я утвердительно кивнула.

— Это властная кормилица, которая основывает свою жизнь на распорядке и привычных вещах. Мы с Хосе не такие. Мы хотим мечтать и вдохновлять людей на обретение здоровья и благополучия. Мы живем по большей части в неведомых мирах. Будь я похожа на его мать, стремящуюся жить по часам, мне пришлось бы учиться уважать различия между нами и позволять ему идти своим путем. Мне пришлось бы учиться любить его несмотря ни на что. А это не так просто для кормящих матерей. Их любовь связана множеством веревок.

Я налила себе еще одну чашку кофе и задумалась над словами Сойлы.

— Мне кажется, брак — это очень трудная штука, ведь никто не нуждается в том, что я могу давать.

Сойла хмыкнула.

— И твой муж тоже не понимал твоих потребностей, ведь так?

— Совершенно.

— Знаешь, — сказала Сойла, — говорят, что в древней культуре майя было принято, чтобы мужчины и женщины получали такой же урок, как ты той ночью. Им рассказывали о превращении энергии Матери-Земли, о женской энергии и о том, как она проявляется в человеке. Почувствовав в себе великих матерей, мы сможем жить в гармонии и помогать каждому исполнить свое предназначение.

— В моей культуре многие женщины повернулись спиной к женской стороне себя, — сказала я.

— Это большое горе для нашей Матери. — Сойла коснулась руками земляного пола. — Если женщины не смогут принять своей полноты, перестанут осознавать себя женственными, красивыми женщинами, мужчины никогда не узнают своей женской стороны, и земля будет пребывать в великом беспорядке. Женщины говорят, что в нарушении равновесия Матери-Земли виноваты мужчины. Дескать, именно мужчины порождают войны. Но это упущение самих женщин. Это они допускают это. Мужчины и женщины нуждаются друг в друге; мы нуждаемся в том, чтобы учиться друг у друга. Такова сущность всей этой жизни.

— Но чему именно мужчины учат женщин? — спросила я. — Нельзя ли сказать, что между ними происходит обмен?

— Говоря в общем, мужчины учат женщин организовывать свое сознание, особенно если речь идет о повседневном мире. Женщины учат мужчин понимать сокровенные мечты, тому, как овладевать мудростью, заключенной в их сознании, и использовать ее. Женщины учат мужчин, как жить. Мужчины учат женщин воплощать свои мечты и брать из мира обмен энергиями, наподобие обмена деньгами, пищей и прочими материальными товарами.

— Но я встречала множество женщин, которым удается зарабатывать деньги без участия мужчин, — сказала я, выпрямляясь на стуле.

Сойла повернулась к Хосе, а затем ко мне.

— Да, сегодня женщины могут заработать деньги, но лишь при условии, что их мужской щит хорошо развит. Если женщина слаба по части своего мужского щита, она будет только отдавать, ничего не требуя взамен. Она превратится в мученицу. Мужчины могут много порассказать женщинам на этот счет.

На какое-то время мы умолкли. Я видела, что Хосе очень устал. Он вернулся из длительного путешествия. Я всем сердцем была благодарна судьбе за то, что мне выпало оказаться в обществе этих прекрасных людей. Я помогла убрать стол и вымыть чашки. Извинившись, я сказала, что уже поздно и мне лучше вернуться на асьенду. Хосе предложил проводить меня через джунгли, но я отказалась.

— Не забудь свою флейту-колибри, — сказала Сойла. Мы обнялись на прощание.

— И берегитесь пум, — сказал Хосе.

Я засмеялась и отправилась в путь. Пройдя несколько ярдов, я обернулась. Хосе и Сойла, обнявшись, стояли в дверном проеме. Мы помахали друг другу, и я двинулась дальше. Небо было чистым и звездным. Гравий, которым была покрыта дорога, шуршал под моими сандалиями. Проходя через деревню Ллано, я подумала о любви Хосе и Сойлы, и у меня стало легко на сердце.

Людские голоса в эту ночь, казалось, были слышны дальше, чем обычно. До меня доносился смех из деревни. Я шла быстро, широко шагая. Вдруг без всякой видимой причины по моему телу прошла дрожь. Я посмотрела вверх как раз вовремя, чтобы увидеть, как огромная тень, похожая на каракатицу, проплыла надо мной и скрылась за верхушками ближайших деревьев. Я была уверена, что мне не показалось. Я принялась рыскать глазами повсюду, пытаясь понять причину этого странного явления. Из подлеска на меня дохнуло холодом, и я плотнее закуталась в свою расшитую цветами шаль. Птицы и ночные звери практически умолкли; опустившаяся тишина напоминала ту, что бывает перед землетрясением.

Я ускорила шаг; воображение рисовало мне картины одна страшней другой. Все они были связаны с близким присутствием Рыжего Пса. К тому времени, когда я, пройдя сквозь джунгли, вышла к асьенде, ужас завладел всем моим существом. Я быстро взбежала по ступенькам и отворила дверь в комнату. Агнес приветствовала меня. Моя грудь все еще тяжело вздымалась.

Прямо с порога я спросила:

— Мог ли Рыжий Пес превратиться в тень в небе, похожую на каракатицу? И мог ли он заставить замолчать всех ночных зверей?

Агнес с удивлением посмотрела на меня.

—А почему ты спрашиваешь?

—Потому что как раз это, Агнес, сейчас и произошло.

— Что произошло? Ты так толком и не объяснила. Я, как могла, рассказала, что со мной случилось. Агнес посмеялась над моими страхами, похлопала меня по руке и сказала:

—У Рыжего Пса множество обличий. Я не знаю, что за летуна ты видела. Если это действительно был Рыжий Пес, то ты должна быть благодарна, что это была только разведка, а не нападение. Пусть тебя это не волнует. В следующий раз он тебя убьет, и на этом все кончится.

—Агнес! — воскликнула я, топнув ногой.

—Ты ведь неуклонно движешься к тому, чтобы встретиться с ним лицом к лицу. Сейчас он боится тебя, но тем-то он и опасен. Мне бы очень не хотелось тебя потерять, но ты слабая, беззащитная женщина.

—Агнес!

—Рано или поздно... — сказала она, качая головой. Лучше будь со мной, Агнес. Она приподняла бровь.

—Иди поспи немного.

Приняв ванну, я забралась в постель и выключила свет. Глядя на черные бревенчатые стропила и солому крыши, я стала рассказывать о Хосе, о его любви к Сойле, об их взаимоотношениях, пока до меня не донеслось похрапывание Агнес. Вскоре я уснула.

 

 

Глава 10

ЛИК ЗЕМЛИ

 

Источники

И необработанная кость...

Говорят, они возникли,

Словно череда холмов.

«Солнце — расплавленная масса»,

И потому погружается само в себя?

Действительность, слепое око,

Научившее нас пристально всматриваться...

Джордж Оппен, «Курс»

 

Ранним утром мы с Агнес отправились в пустыне по дороге, начинающейся за асьендой. Невысоко над горизонтом мягкой белизной сияло солнце. Я на ходу делала глотки чая из небольшой полой тыквы, которую осторожно удерживала перед собой обеими руками. Путь предстоял неблизкий, и я испытывала невероятное счастье. Все вокруг казалось чудесным, даже эта кружка из тыквы выглядела намного прекраснее обычной чашки. Несомненно, она содержала в себе не только горячую жидкость, но и саму жизнь.

Солнце поднялось выше, его тепло окутывало мои плечи и согревало утоптанную землю дороги. Как водится, ночью прошел легкий дождь, и теперь лужицы грязноватой воды медленно высыхали. Я видела фруктовые деревья и ощущала легкий запах костров, разведенных на полях мексиканской пеньки.

—Какое солнце! — сказала я. — Очень бодрит, правда?

—Свет, который ты ощущаешь сейчас, представляет собой ту жизнь, что некоторое время назад окончательно погибла для ее источника. Когда ты теряешь зуб или состригаешь волосы, эти частицы тела навечно становятся для тебя мертвыми. Разве солнце изменилось после этого? Разве ты чувствуешь какую-то разницу, когда состриженные волосы падают на пол?

—Нет, все остается прежним.

—Недавно ты предлагала мне поговорить о смерти, а для этой темы подходит любое время. Когда дух отделяется от тела, происходит то же самое — последняя жертва. Подобно солнцу, дух продолжает излучать свет и силу, он просто выбирает иной внешний облик. Вот и все, в этом и заключается смерть, понимаешь?

В вышине порхали и стремительно кружились пестрые птицы. Они держались на расстоянии, но продолжали оставаться в поле видимости.

—Понимаю, Агнес.

—Нет, ты не понимаешь, иначе никогда не боялась бы смерти.

— Хорошо. Я очень хотела бы это понять, — сказала я. Агнес повернулась ко мне и рассмеялась.

— Если бы ты понимала суть смерти, то была бы по-настоящему счастливой. Ты радовалась бы каждому человеку, всему, что видишь. Ты смотришь на полет чудесных птиц, и это делает тебя счастливой. Но что бы ты чувствовала, если бы на их месте оказались сеющие смерть бомбардировщики? Тебе это вряд ли понравилось бы. Однако скажу тебе честно, если бы сейчас над нами появились бомбардировщики, я испытывала бы такое же счастье, какое чувствуешь сейчас ты, когда смотришь на эти крылатые создания.

—Агнес но это безумие!

—Нет, на самом деле безумна ты, потому что постоянно цепляешься за все вокруг, и в особенности за собственные страхи. Если бы ты понимала жизнь, то не чувствовала бы себя так скверно, теряя ее. Представь, что ты потеряла отца или свою собаку — Пышечка*, так ее зовут?

-Да.

— Впрочем, неважно. Все они — твои привязанности, но ты отказываешься понимать и это. Твои дети, твоя собака, машина, дом, платья и вещи — лишь состриженные ногти. Сущность жизни и любви невозможно потерять, потому что они — это ты.

Теперь щебечущие, чирикающие птицы парили прямо над нами, в каких-то пяти метрах над землей. Я не могла понять непоколебимой способности Агнес испытывать ликование перед лицом внезапной гибели, но чувствовала себя сейчас в какой-то очень тесной связи с землей. Окружающий пейзаж — покатые холмы с крошечными рощицами высоких деревьев под куполом ослепительно голубого неба — вызывал у меня восхищение. Грязная дорога, на которую мы вступили в начале пути, теперь петляла среди холмов мягкими изгибами. Мы с Агнес устало шли еще около получаса, после чего она предложила мне сделать остановку и передохнуть.

Мы улеглись в высокую траву у обочины; трава была спутана клубками, напоминающими самодельное гнездо. Агнес дала мне напиться из тыквы. Я сделала несколько глотков воды, протянула ей флягу, и в этот миг мне на палец опустилась желтая бабочка. Она не улетела даже после того, как Агнес забрала у меня флягу. Я подняла указательный палец к солнечному свету, рассматривая яркие крылышки цвета сливочного масла. Мне захотелось поцеловать бабочку, но тут она взлетела. Я следила за тем, как она парит и порхает в воздухе. По какой-то причине это существо вызвало в моей голове картину волнообразного дыхания океана, которая сменилась образом скачущих по степи лошадей.

Агнес наблюдала за выражением моего лица. В течение нескольких секунд она пристально всматривалась в меня, а затем сказала:

—Сегодня у тебя особенный день.

—Особенный?

—Ты можешь кое-чему научиться. Как знать...

—Я каждый день стараюсь чему-то научиться, — с оттенком негодования заявила я.

Агнес рассмеялась.

— Разве не так? — настаивала я.

Эти слова заставили ее расхохотаться по-настоящему, так, что на глаза навернулись слезы.

—Линн, Линн, перестань! Ты слишком возмущена. Учиться чему-нибудь не так важно, как тебе кажется. — Она смахнула с лица слезинки, но продолжала сидеть с улыбкой до ушей. Попытавшись заговорить, она снова прыснула со смеху:

—Важно не учиться, а знать.

—Не понимаю, как можно что-то знать, если сначала этому не научиться.

—Хорошее соображение, — откликнулась она.

Не знаю, как ей это удалось, но Агнес полностью испортила мне настроение. Я вновь окинула взглядом окружающий ландшафт, но теперь словно смотрела на него совсем другими глазами.

— Научи-ка меня чему-нибудь, — предложила Агнес. — Я стараюсь каждый день узнавать что-нибудь новое, не важно от кого. Я серьезно, Линн. Научи меня.

Она произнесла это так искренне, с таким жаром, что я ей поверила.

—Ладно, что ты хотела бы узнать, Агнес?

—Что-нибудь из того, что знаешь ты.

Агнес уже давно не играла со мной в подобные «кошки-мышки», и я немедленно решила рассказать ей нечто захватывающее. Я напрягала память, пытаясь отыскать в ней нечто такое, что не известно Агнес, но так и не смогла ничего придумать. Я знала, как нужно смешивать сухой мартини, но такой рассказ прозвучал бы просто глупо. Я знала, как приготовить потрясающее блюдо, тушенную в белом вине рыбу, но это казалось просто неуместным. Я была искусной наездницей, но в этом вопросе Агнес заставила бы меня чувствовать себя пустой хвастуньей. Я видела, как она вытворяет в седле настоящие чудеса, и понимала, что мне никогда не удастся их повторить.

—Я жду, — напомнила Агнес.

—Мне нужно подумать.

—Хватит думать. Временами это просто пустая трата времени. Вот что я тебе скажу: в ближайшие дни ты на время станешь наставником, а я — ученицей.

—Не думаю, что мне этого хочется, Агнес.

—Не говори глупостей. Я — ученица и надеюсь услышать от своего великого учителя Линн какой-нибудь мудрый совет. Я готова слопать любые крохи, которые ты захочешь бросить этому ненасытному разуму.

—Ты действительно хочешь быть моей ученицей, Агнес?

—Разумеется.

—И потом ты не станешь злиться на меня?

—Ты же сама знаешь, что нет.

—Что ж, это может быть довольно весело. Давай попробуем.

—Отлично! Пошли. Кстати, куда мы идем?

—Прогуляться.

На протяжении следующих четырех дней наш привычный распорядок полностью изменился. Я рассказывала Агнес все, что, по моим представлениям, было известно мне, и о чем она не имела представления. Я говорила о Тибетской Книге Мертвых и об арабских скакунах, чья родословная берет начало в Египте. Следует признать, что она была прилежной ученицей. Агнес делала записи, неукоснительно отмечала в них все, о чем я рассказывала, и подвергала меня непрерывному граду вопросов. Она никогда не жаловалась на суровое обращение, когда я заставляла ее подмести комнату, прибрать постели или сбегать по какому-нибудь поручению. К концу четвертого дня я окончательно иссякла, так как не могла припомнить ни единой крупицы хоть сколько-нибудь полезных знаний, еще не известных Агнес.

Тем вечером, прежде чем лечь спать, я заявила:

—Это слишком большая ответственность, Агнес.

—Да. Надеюсь, ты исчерпала себя полностью?

—Очень трудно быть учителем. Нужно очень тщательно упорядочивать свои знания.

—Отлично, ты наконец-то поняла это.

—Знаешь, Агнес, ты прекрасная ученица. Когда я просила повторить мои слова, ты просто повергала меня в смущение. Ты запоминаешь все слово в слово.

—Это приятно. Значит, ты поняла и то, что значит быть достойной ученицей?

 

—Несомненно. И все же я огорчена тем, что из меня не получился хороший учитель.

—Совсем наоборот! Ты чудесный наставник. Я была просто удивлена. — Она подмигнула мне. — До сих пор я даже представить себе не могла, что ты таишь такие глубины жизненного опыта и познаний. Я узнала очень много полезного, особенно на тот случай, если мне доведется побывать в Лос-Анджелесе. Если оценивать учителей по моим представлениям, я поставила бы тебе твердую «четверку».

—Спасибо, Агнес, — сказала я. — Давай вернемся к тому, как было раньше. Теперь я еще яснее понимаю, почему стала твоей ученицей.

—Все уже закончилось? — спросила Агнес. — Жаль, я как раз начинала по-настоящему наслаждаться происходящим.

—Нет, уже закончилось.

После этих слов мы обнялись и отправились спать. Даже в темноте я видела мерцание глаз Агнес. Теперь пришел мой черед посмеяться и окончательно оценить всю глубину ее лукавого чувства юмора. Той ночью мне снилось много снов, и утром, когда Агнес разбудила меня, в мыслях не оставалось и тени сомнений в том, что она вновь приняла командование на себя.

— Доставай магический узелок и свою трубку, — потребовала Агнес, едва мои глаза начали привыкать к яркому утреннему свету. — Нам предстоит кое-куда отправиться. Я хочу, чтобы мы выехали немедленно.

Я вскочила, размяла затекшие руки и ноги и быстро собралась в дорогу. Мы спустились вниз, наскоро перекусили и вскоре уже были в пути. Я подумала, что мы едем к Сойле, но дорога уводила в глубину джунглей.

— Останови машину, — попросила Агнес через несколько миль.

Я замедлила ход и свернула к обочине.

— Не забудь то, что взяла с собой.

Я достала с заднего сиденья пакет с узелками и трубкой и поспешила вслед за удалявшейся Агнес. Она быстро шла по уводящей в заросли тропинке, разводя руками листья папоротников и лианы. Мы пересекли небольшой ручей и продолжили путь по тропе. Вокруг постепенно сгущалась настоящая чаща. Агнес шла так быстро, что я за ней едвапоспевала. Наконец мы вышли на поляну, покрытую лоскутками огородов. Вдалеке показались пальмовые листья на крыше глинобитной хижины, и Агнес направилась прямо к ней.

— Что теперь? — спросила я.

Когда мы подошли к этому домику, день приближался к полудню. Распахнув деревянную дверь, мы вошли внутрь и увидели, что казавшаяся заброшенной хижина полна людей. Там были Сойла, Хосе и несколько женщин, которых я встречала на асьенде. Рядом с Сойлой и Хосе перед собравшимися стояли двое молодых людей. Их направили к остальным, и они сели. После этого уселись Сойла и Хосе. Агнес тут же присоединилась к собравшимся. Я испытывала смущение и гадала, что означает эта встреча.

Сойла поманила меня и жестом предложила сесть напротив нее на подстилку из травы. Собравшиеся переговаривались приглушенным шепотом, но, как только я села, вокруг воцарилась тишина. Я заметила, что участок земляного пола междумной и Сойлой выровнен и она разложила на большом куске кружевной ткани множество магических узелков. Заметив, что я чувствую себя неловко, Сойла ободряюще улыбнулась.

Хосе встал и обратился к собравшимся на своем родном языке майя. Я ничего не понимала, но вскоре Хосе вызвал у всех присутствующих взрыв смеха. Он строил смешные рожи, размахивал руками, пожимал плечами и подмигивал. Судя по всему, это была какая-то комичная сценка.

Сойла обратила внимание на читавшиеся на моем лице понимание и изумление. Когда Хосе наступил на горящий копал и запрыгал по всей комнате на одной ноге, по-совиному ухая и обхватив другую так, словно получил ожог третьей степени, я расхохоталась громче всех.

Сойла очень мягко сказала мне:

— В этой комнате нужно следить за ритмом. То, что люди смеются, очень важно. Мы не начнем урок до тех пор, пока все не почувствуют себя счастливыми.

Хосе перевел взгляд на Сойлу и продемонстрировал в ее адрес ряд неприличных жестов. Она хихикнула. Он действительно был очень смешным комиком, и теперь я просто не могла удержаться от хохота, хотя меня по-прежнему интересовало, в чем цель этого собрания. Не было сомнений в том, что встреча проводится тайно, поскольку и Сойла, и я сама принесли с собой самые священные магические узелки. Наблюдая за устроенной Хосе клоунадой, я раздумывала о том, что поиски истины нередко становятся удручающе серьезными, а на прилежных и торжественных лицах приверженцев многих учений можно заметить чопорное самодовольство.

— Все эти люди — ученики, они в той или иной мере имеют отношение к нашей работе, — поясняла Сойла. — Я собрала их вместе, чтобы они сели рядом и поделились своими силами с плоским холмом, с маской, с ликом земли — так называют жертвенник. Из земли поднимется дерево с множеством ветвей. Думаю, если ты этого захочешь, в нем найдется кое-что и для тебя. — Она добавила что-то по-майянски, и все засмеялись.

— Что ты сказала, Сойла?

Она с усмешкой обернулась ко мне:

— Я сказала, что хочу показать им, какими глупыми бывают гринго.

Я тоже рассмеялась. Эти слова совсем не показались мне обидными. Я устроилась на своей подстилке поудобнее. Сойла вынула заостренную палочку и начертила на земляном полу прямоугольник, затем перечеркнула его крестом, разделив на четыре треугольника, с общей вершиной в центре.

Сойла заговорила сначала по-майянски, а потом по-английски:

— Вот форма, которую повторяют многие жертвенники. Обычно они используются нашими сестрами на Юге и Юго-востоке. Чаще всего, левая сторона означает смерть. Справа размещается жизнь. Жизнь и смерть можно понимать как положительное и отрицательное, доброе и злое. Все жертвенники похожи и все же отличаются друг от друга, потому что ни один шаман не похож на другого. У каждого из нас есть свои особенности.

Она указала палочкой на верхний треугольник:

— На этой, верхней площадке, находится собирающая пирамида. По существу, она вбирает в себя силу и удерживает ее. По этой причине сюда помещают предметы, похожие на антенны: свечи, посохи, перья, молитвенные палочки — все то, что вбирает энергию Вселенной и наших молитв.

Сойла перевела палочку ниже:

— Нижний треугольник представляет собой наш личный вклад силы в центр — то место, где соединяются, сходятся пирамиды. Сюда кладут кристаллы и личные стрелы. В этот треугольник помещают самые могущественные источники силы.

Она опустила голову, указывая взглядом на центр:

— В центре любого плоского участка земли находится ваш переводчик, олицетворение силы гермафродита, или андрогина. Этот объект ни хорош, ни плох, он не оценивается как положительное или отрицательное.

Сойла подняла голову, и я потеряла сосредоточенность. Хосе снова взялся за свое. Он незаметно переоделся в одно их платьев Сойлы и теперь делал реверансы перед собравшимися, включая Агнес а затем попытался поцеловать какого-то парня. Его ужимки довели всех до гомерического хохота, и тогда он вдруг замер на месте в полной неподвижности.

Когда присутствовавшие успокоились, Сойла спросила (по-майянски, а затем по-английски):

— Как вам понравился Хосе? Кто он, мужчина или женщина?

Я всмотрелась в него сквозь клубы дыма копала и готова была рассмеяться, но тут уголком глаза заметила, что сзади ко мне придвинулась Агнес. Она обхватила мою голову обеими руками и повернула ее так, что я могла видеть только Хосе. Я не знала, что должно было последовать за этим, но внимательно наблюдала за ним. Тем временем его внешний облик начал смягчаться, на мгновение расплылся, а затем вновь обрел резкость. Казалось, черты его лица движутся отдельно от самого Хосе: рот стал каким-то женоподобным, губы полными и чувственными, и тут я заметила, что у него появилась пышная грудь, талия утончилась, все тело приобрело соблазнительно изогнутые формы. Я старалась восстановить четкость зрения, но все попытки были безуспешны.

Агнес отпустила мою голову. Теперь Хосе стал настоящей женщиной, если я хоть что-то в этом понимаю. Он без стеснений заигрывал с одним из двух молодых людей, его глаза поблескивали наигранной скромностью, от чего выражение лица стало поразительно манящим. Юноша смотрел на него с обожанием. Происходящее выглядело невероятно убедительным, и у меня мелькнула мысль, что сейчас они оба бросятся в кусты. Остальные собравшиеся передавали по кругу сигареты и бутылку с соком.

Сойла дождалась тишины и продолжила:

— Гермафродит в центре жертвенника — это сердце. Его следует использовать для работы с возникающими положительными и отрицательными обстоятельствами. Он помогает превращать энергию любого типа в полезную силу. Это центр сосредоточения, он отражает то, чем является каждый из нас, — самое сокровенное.

Один из молодых людей о чем-то спросил.

— Заданный вопрос, — пояснила Сойла, — связан с содержанием центра гермафродита. Этот парень хочет понять подробности.

В течение нескольких минут она говорила по-майянски, а затем снова обратилась ко мне:

—Если бы ты была католичкой, твоим центром, вероятнее всего, стало бы распятие. Для тебя, Линн, им может оказаться твоя трубка или кристалл со священной горы — той вершины, которая наделяет тебя жизненной силой. Твой гермафродит должен уметь фокусировать самые сокровенные способности. В определенном смысле, он представляет собой все то, что ты собой представляешь.

—Я не могу понять, как можно использовать распятие и в положительных, и в отрицательных обстоятельствах, — сказала я.

—Если к тебе приходит человек, убежденный в том, что на него навели порчу, ты можешь применить распятие для сосредоточения внимания и силы на отрицательной стороне своего жертвенника, на стороне смерти.

—Но как?

—Распятие поможет тебе найти тот предмет — а их очень много, — который принесет нужный результат. Им может оказаться почечный камень, и его говорящая энергия позволит найти тот камень, который был вложен в этого человека ведьмой или, например, врагом. Тогда ты сможешь высосать из него этот камень, если, конечно, это соответствует твоим наклонностям. Однако это не твой путь. Ты посвятила себя исцелению разума и сердца, и потому будешь помогать такому человеку до или после излечения, чтобы он никогда больше не столкнулся с подобной проблемой. Это значит, что те предметы, которые ты будешь собирать для своего жертвенника, будут непосредственно связаны с видением: кусочки комет, кристаллы, предметы силы других шаманов и так далее.

Я кивнула, хотя поняла эти пояснения лишь отчасти.

В этот момент Хосе неожиданно схватил меня за плечо. Сначала я попыталась отбросить его руку, но потом перестала обращать на него внимание. Он по-прежнему оставался в платье Сойлы и принялся покусывать мое плечо. Все притворно охали и подбадривали его. Затем я ощутила, что в том месте под кожей, которое он посасывал, началось какое-то движение. Раздув щеки, Хосе вскочил на ноги и выплюнул на ладонь крошечный глиняный горшочек, как будто вынул его из-под моей кожи.

— Как здорово, что я успел вынуть его, пока не просочился яд, — нахмурившись, заявил Хосе. — Как ты себя чувствуешь? — Он вытряхнул из горшочка клейкую субстанцию чернильного цвета и пробормотал: — Скверные дела...

Плечо болело у меня уже несколько дней, но теперь, подвигав им в разные стороны, я почувствовала облегчение. Хосе сел рядом, скрестив ноги, и сделал вид, что обрабатывает ногти пилочкой. По хижине прокатился хохот, все захлопали в ладоши.

— Сойла, у меня действительно болело плечо, но теперь нет никакой боли.

Сойла усмехнулась. Я посмотрела на Хосе, который исполнял сейчас сложный ритуал с воображаемой губной помадой. Я не могла поверить своим глазам — он выглядел невероятно грациозным. Я понимала, что он просто веселится за мой счет — впрочем, правда ли это? Его взгляд избегал меня, но затем Хосе вдруг посмотрел мне прямо в глаза. На какую-то долю секунды я почувствовала себя полностью парализованной. Это напоминало встречу тигра с волком, хотя мгновенное ощущение тут же исчезло. Сойла что-то говорила мне, но я уже не могла сосредоточиться. В плече чувствовалось приятное тепло. Сойла нежно положила ладонь на мою руку, и я внезапно поняла, что вся дрожу. Она предложила мне сделать глоток сока из тыквы-фляги.

— Так лучше? — спросила она.

Я боялась, что плечо снова заболит, но этого не случилось.

— Намного. — Я утвердительно кивнула. Сойла изучала мое лицо:

— Я, как и ты, имею дело с исцелением разума и сердца, — сказала она. — Когда я работаю с тобой, за нами присматривает Хосе. Он умеет замечать темные пятна, точки не подвижности жизненной силы. Он умеет видеть то, что вот кнули в тебя, те предметы, которые вложили в тебя дурные люди. Хосе заметил в твоем плече этот горшочек и просто высосал его. Вскоре яд просочился бы внутрь, и тебе стало бы по-настоящему плохо, но теперь бояться нечего.

—Откуда он взялся?

—Это сделал враг, женщина. Вообще говоря, это хороший враг. Будь твои глаза острее, ты заметила бы ее и смогла бы защититься.

Раздался очередной взрыв смеха. Хосе жонглировал горшочком, раскачивающимся на его носу, а потом, словно дрессированный тюлень, подбросил его вверх и поймал языком. Он повторил этот трюк еще раз и снова подхватил горшочек кончиком носа.

—Как враг может быть «хорошим»? Кто именно это сделал?

—Она умеет дуть, и ее союзник — темный ветер. Скорее всего, у нее острый, но маленький язык, ведь этот горшочек действительно совсем крошечный.

—Разве это поможет мне узнать ее?

—Конечно. Вполне вероятно, что в следующий раз ты ее узнаешь. Ею может оказаться та, кого ты считаешь подругой, хотя она просто обманывает тебя. Некоторые враги являются «хорошими», потому что они наносят удар, когда этого меньше всего ожидаешь, и бьют в самое уязвимое место. В твоем случае это чувствительность, эмоциональность. Тебе нужно стать крепче, а хороший враг помогает в этом. Она заставляет тебя полировать свои щиты.

Сойла замолчала, и я заметила сияние в ее безмятежных карих глазах. Несмотря на это спокойствие, в них виднелась какая-то жесткость. Не было сомнений в том, что это любящие глаза, но они отражали и непоколебимость. Я подумала, не эту ли особенность она пыталась мне описать. Я уже устала от постоянных напоминаний о том, что мне нужно становиться крепче, однако любая слабость действительно снова и снова оказывалась источником боли, и от этого я устала еще больше.

—Так что же мне делать, Сойла?

—Не расставайся со своим хорошим врагом до тех пор, пока она не изменится — или ты не станешь сильнее.

—Великолепно, — вздохнула я.

Возникший рядом Хосе бросил балансирующий на его носу горшочек в мою сторону. Я поймала его и с изумлением обнаружила, что горшочек холоден, словно кубик льда. Моя рука онемела, и я спешно отбросила его в сторону. Агнес прошептала мне в ухо, чтобы я внимательно наблюдала за тем, что сейчас произойдет. Я следила, как горшочек быстро тает и растворяется в земляном полу, пока он окончательно не исчез. Я была совершенно поражена.

— Хосе растопил его своим юмором, — сказала Сойла. Комната заполнилась аплодисментами и восхищенными возгласами.

Я снова уселась на свой коврик, мои глаза были круглыми от удивления. Хосе протянул мне небольшой матерчатый мешочек.

— Возьми, — сказал он. — Набери земли с того места, где растаял горшочек, и положи ее в этот мешок.

С помощью тыковки, которую вручила мне Сойла, я соскребла с этого места немного земли, пересыпала ее в мешочек, перевязала его двумя шнурками и положила между колен.

Сойла резко вскочила на ноги и погналась за белым цыпленком, который случайно забрел внутрь. Вскоре она вернулась, снова села передо мной, положила мешочек с землей на ладонь, приподняла ее и сказала:

— Клади этот мешочек на отрицательную сторону своего жертвенника. Если к тебе придет человек, пострадавший от сплетен или от козней злой тещи либо свекрови, используй в работе с ним эту землю. Она принесет тебе силу, и тогда ты поймешь, как лучше всего лечить этого человека.

Агнес и Хосе передавали по кругу тарелки с сушеными фруктами и семечками. Хосе закурил сигару и выдыхал дым в лицо собравшимся. Сойла наполняла тыквы-чашки вином и раздавала их всем присутствующим. Один молодой человек принялся наигрывать на глиняной дудочке какую-то неуловимую мелодию, а другой начал подыгрывать ему, похлопывая ладонями по барабану, сделанному из выдолбленного обрубка дерева, который издавал раскатистые звуки. Вездесущий Хосе, чутко присматривающийся к настроению собравшихся, ударил в подвешенный к стропилам круглый плоский барабан. Он бил в него небольшой палочкой, и этот бой великолепно сочетался со звучанием первого барабана. Женщины начали напевать. Музыка была очень непривычной, но приятной.

Я жевала сушеный абрикос и рассматривала лежащий на земле барабан, сделанный из бревна. На одном его краю была вырезана змея, а на другом — орел. Заметив мой интерес, Хосе присел рядом.

— Это двойной барабан, — сказал он. — Его называют тепонацтли, а два изображения олицетворяют бракосочетание неба и земли. Мир уже позабыл звучание майянской культуры. Многие древние инструменты окончательно потеряны, но мой приятель Пацатль возрождает старинные песни. Говорят, что для того, чтобы услышать голоса природы, нужна скромность. Послушай, как проста эта музыка. Чтобы разразилась гроза, природе нужны всего три инструмента: молния, гром и дождь.

После этих слов он поднялся и приложил к моему уху длинную бамбуковую палку.

— Закрой глаза, — попросил он.

Музыка почти прекратилась, раздавались только тихое звучание дудочки и редкий, приглушенный бой барабана. Касающийся моего уха ствол бамбука издавал звук, похожий на журчание бегущей воды; сначала он был тихим, затем усилился, и вскоре мнеуже казалось, что сейчас меня понесет мощным потоком. Я открыла глаза и поняла, что бамбуковая палка была запечатана с обоих концов, а звук вызывает перекатывающаяся внутри нее галька.

— Все эти прелестные мелодии пробуждают духов, — сказала Сойла. — Они спят, дожидаясь того мгновения, когда мы явимся к ним и поможем проснуться. Вот почему я пою и рассказываю своим духам чудесные сказки. Точно так же я говорю приятное Хосе, чтобы понравиться ему.

Я перевела взгляд на Хосе, который уже переоделся и снова стал красивым мужчиной, и вновь посмотрела на Сойлу.

—Духи должны познакомиться с тобой, Линн, — продолжала она. — Нужно имя, чтобы они могли обратиться к тебе из своего мира. Большая часть духов живет в дереве капок, в воде и горах. Вот почему я обычно работаю на природе. Я верю в то, что мы действительно смогли тебе помочь, а теперь ты должна изучить пейзаж лика земли, который похож на обычную батарейку.

—На батарейку?

Да, потому что он вырабатывает и накапливает силу жизни, и это зависит от могущества твоих узелков и от того, насколько хорошо ты умеешь фокусировать свою силу. Мой лик земли, мой жертвенник, отличается от этого. — Она протянула руку к своему рисунку на земле и стерла его ладонью, а затем нарисовала другой прямоугольник, почти квадрат. Потом Сойла начертила вокруг него окружность и пометила ее словами «Север», «Юг», «Восток» и «Запад», написав их по-английски. В завершение она перечеркнула четырехугольник большим крестом и каждую его вершину обвела небольшим квадратиком.

— Четыре линии креста символизируют весеннее, лет нее, осеннее и зимнее солнцестояния, — сказала она и нарисовала небольшой кружочек в северной части жертвенника. — Это Северный Ветер. Он прямой, слепой, неприятный и самый сильный из всех ветров.

Она изобразила еще один кружок на юге:

— Это Южный Ветер, ветер-воин. Добрый ветер. Наконец она нарисовала сплошной круг в центре.

— Это зенит, место человека, который находится в самом центре. Он гермафродит. Он безумен и силен. Женщина знания, Ла Сабия, называет гермафродита Безумной Женщиной. Мы движемся по лику земли по часовой стрелке, вслед за Солнцем. Безумной Женщине свойственно совершенное равновесие гермафродита. Она обладает силой и проницательностью ометеотля, божественной двойственности. Знаешь, в Мезоамерике женщины были хозяйками воды. Небо мужского пола, а земля — женского. Юг, Запад и Север — сухие, женские. Север и Восток — влажные, мужские. Это может показаться странным противоречием, но так уж оно есть. Луна живет в океане, Солнце живет в океане, из него оно поднимается вверх и возвышается над горами. Солнце — ребенок, муж и отец Луны. Ты должна знать движение Солнца, Луны и звезд, время солнцестояний. Понимаешь, в мире шамана все начинается с зенита, и это особенно справедливо в отношении жертвенника и пирамид.

Я не успеваю за твоей мыслью, Сойла. Пожалуйста, помедленнее, я окончательно запуталась. Сойла заерзала на своем коврике. Она взглянула на Хосе, тот кивнул в ответ, и после этого всех собравшихся отпустили. Выходя из хижины, каждый благодарил Сойлу. Когда все разошлись, Хосе и Агнес сели рядом и следили за происходящим через плечо Сойлы. Участок земляного пола, где она рисовала свои схемы, озарился солнечным лучом, проникшим сквозь открытое окно под потолком. Мне захотелось повторить все сказанное про себя, указывая на различные части круга, и Сойла будто читала мои мысли.

—Нет, это летнее солнцестояние, — заметила она.

—Значит, это зимнее? — сказала я.

—Совершенно верно.

Мы снова склонились над рисунком, указывая на его части и жестикулируя. Закончив это довольно трудное повторение, я перестала путаться в порядке смены времен года в этом странном мире, мире Ла Сабии — женщины знания. Самый большой интерес вызывали у меня зенит и идея гермафродита.

—Сойла, самое необычное в том, — сказала я, — что эта схема не похожа ни на что другое. Думаю, такая концепция божественной двойственности нравится мне больше всего.

—Это не концепция. У тебя есть склонность мыслить принципами и концепциями. Пока это продолжается, ты будешь ощущать только внешние формы, но не сможешь понять практического применения. Гермафродит представляет собой равновесие всего этого, он похож на точку опоры рычага. Однако помни, что он тоже безумен, и потому способен придавать миру новые формы.

— В этом и заключается самая захватывающая часть этой... ну, не концепции, а всего этого.

Сойла рассмеялась:

— Я приведу тебе еще один пример, — сказала она. — У майянцев есть тринадцать священных деревьев, и центральное дерево — самое слабое. Парадокс заключается в том, что оно одновременно является и самым могущественным. Мудрецы говорят, что величайшая мудрость кроется в глупости. Впрочем, может быть, так говорят глупцы? Агнес рассказывала мне о традициях ее народа, и там все наоборот — там верят в священного шута. Шут безумен, он может быть непристойным и подвергать сомнению любые существующие правила и убеждения, проверять их подлинность и правдивость — и уничтожать их. Шут слаб, но в самой этой слабости кроется его сила.

— Это не тот священный шут, который вступает в битву, сидя в седле задом наперед, со сломанным и изогнутым копьем в руке? Он обладает такой глубокой связью с Великим Духом, что без тени сомнений верит в собственную неуязвимость. С рациональной точки зрения, он просто глупец.

— Я никогда не слышала об этом, но выглядит очень похоже. Возможно, все станет еще понятнее, если я воспользуюсь примером взрослого ребенка, так как он является последней луной. Он не вписывается в наш мир, так как обладает странностями и причудами, но при этом все прекрасно понимает. Владыка Сотрясающейся Земли, или, говоря твоим языком, Бог Землетрясений, — взрослый ребенок. Он полный идиот, горбун, и все же остается самым могущественным богом.

Сойла подняла глаза. Выражение ее лица было каким-то странным, непонятным. Хосе и Агнес тоже пристально смотрели на меня. Внезапно я сообразила, что они хотят узнать, поняла ли я эти объяснения.

— Думаю, мне понятно, — сказала я.

— Мне кажется, сегодня ты узнала достаточно много нового о жертвеннике, — закончила Сойла. — Завтра утром продолжим. Я научу тебя выкладывать на земле твою собственную маску, и тогда все станет намного яснее. Эти знания скользки, словно рыба, их не так уж легко усвоить. Впрочем, этим вечером тебя ждут и другие уроки, а сейчас давай вернемся ко мне.

Мы собрали все, что Сойла решила унести с собой, и вернулись сквозь джунгли к моей машине. Я отвезла всех к Сойле, где мы неторопливо пообедали. Агнес и Хосе отправились гулять и оставили нас с Сойлой наедине.

— Сегодня вечером тебе предстоит установить связь со своей звездой. Завтра это пригодится. — Сойла поднялась из-за стола. — Я кое-что вспомнила.

Она скрылась в другой комнате и вернулась оттуда с узелком. Развязав его, она выбрала из содержимого небольшой гладкий камешек и несколько раз потерла им мое плечо. Оно снова болело, боль распространилась на шею — я думала, что это вызвано неудобной позой за рулем машины. Сойла что-то нашептывала, а затем прижала камешек к своему лбу.

— Ага! — воскликнула она. — Ох уж эти телефоны...

— Телефоны?

— Да, это одна из причин твоих болей в шее и плечах. Перестань ими пользоваться.

— Ты права, Сойла, я всегда прижимаю трубку головой к плечу. Но как ты узнала?

— Я использовала этот предмет, свой солнечный камень. Я приложила его к больному месту, провела над твоим телом, а потом заглянула в него, чтобы увидеть, что именно не так. Я хочу, чтобы ты вышла в поле, нашла свой собственный предмет — тот камень, который будет с тобой говорить, с которым ты сможешь работать. Этот камень будет олицетворять твою звезду, он станет твоим собственным солнечным светом.

Она поманила меня рукой, я поднялась и заметила, что Агнес и Хосе все это время наблюдали за нами.

— Иди, — сказала Агнес. — Иди прямо сейчас, пока еще светло. Я слышу, как один камень уже зовет тебя.

Я немедленно вышла из дома. Старый коричневый пес Сойлы лениво поплелся вслед за мной в поля, к заросшему тростником ручью. Я пересекла границу золота и зелени, в голове кружились усвоенные за день сведения. На каждом шагу я вглядывалась в каменистую почву, так как мне казалось, что я ступаю по маске земли. Земля стала ровнее, сейчас я оказалась примерно в трехстах ярдах от хижины. Остановившись, я окинула взглядом пучки зеленой листвы, и меня на миг ослепило солнце. Затем я отправилась в глубину поля.

Небо было голубым, воздух неподвижным и теплым. На западе оранжевыми и пурпурными красками пылал закат. Я присела у канавы и на минуту задумалась о древнемайянском учении о зените. Сделав несколько глубоких вдохов и попытавшись настроиться на движения звезд, я внезапно услышала какой-то звук, похожий на слабый крик ребенка. Он стал громче и быстро перерос в настоящий стон. Старый пес принялся яростно раскапывать лапами одну из борозд. Я поднялась и подошла ближе. Пес был очень сосредоточен, он сунул морду в какую-то нору. Я опустилась рядом на колени и погладила его. Пес снова заработал лапами, а затем, бешено размахивая хвостом, схватил что-то зубами. Он попытался убежать прочь, не показывая мне своей находки.

— Эй, парень! — позвала я. — Дай-ка посмотреть, что ты нашел.

Пес остановился и неохотно вернулся ко мне. Сначала мне показалось, что он выкопал какую-то древнюю кость.

Очень бережно, сопровождая эти действия точными и изящными движениями головы, он поднял морду навстречу заходящему солнцу, а затем осторожно опустил этот небольшой предмет в мою подставленную ладонь. После этого он сел и залаял в ожидании награды. Я наклонилась, обняла его, почесала за ухом, а тем временем уже ощупывала зажатый в левой руке предмет. На ощупь он был очень странным. Наконец я отстранилась от собаки и принялась разглядывать находку.

Облепленный землей предмет был не очень большим, вытянутым. Я очистила его от грязи и, к своему изумлению, увидела каменную богиню чудесной работы. Техника ее исполнения наводила на мысли о периоде ольмеков. Фигурка была вырезана из какого-то белого камня и сверкала на солнце. Я потерла ее рукавом и снова внимательно изучила. Она была просто прекрасной.

— Мой собственный кусочек солнечного света, — радостно повторила я. — Мой собственный солнечный камень.

Я подставила ее лучам пылающего заката и поблагодарила те силы, которые свели нас вместе. Затем я попробовала отыскать в том же месте другие древности, но ничего не нашла. Вынув из кармана немного табака, я рассыпала его вокруг норы, а затем прикрыла ее, прочитав молитву. Обратный путь к хижине я преодолела бегом. Коричневый пес мчался по пятам за мной и возбужденно лаял. Я ликовала.

Той ночью пес спал рядом со мной, под сеткой от комаров. Я лежала на спине и всматривалась в простирающиеся надо мной глубины ночного неба, в панораму мерцающих звезд. Млечный Путь казался бескрайним и ослепительно могущественным, вспыхивали падающие звезды. Полумесяц Луны с поразительной яркостью рассекал темно-фиолетовый небосвод. Я прижимала к груди фигурку богини. Сойла сказала, что это не только мой солнечный камень, но и земная звезда. Она посоветовала мне помолиться перед сном и не расставаться с фигуркой, чтобы богиня явилась мне во сне. Когда Сойла возвращала мне этот камень, ее теплая улыбка без всяких слов говорила, что она очень довольна.

Я заметила какую-то фигуру, приближающуюся ко мне из густого мрака.

— Не бойся, это я, Хосе.

Он присел рядом с сеткой от комаров, и мы немного поболтали. Я рассказала ему, как приятно мне быть рядом с ним и Сойлой, греться теплом их взаимоотношений.

—У вас просто замечательные отношения, — сказала я и заметила, как мигнула висящая прямо над его головой оранжевая звезда.

—Думаю, это благодаря мне, — сказал он. — Я всегда был очень веселым. Сойла легче поддается сменам настроения. — Мы помолчали, а потом он беззаботно рассмеялся.

—Почему ты ее полюбил? — спросила я, надеясь, что задаю не слишком личный вопрос.

Он откликнулся тут же и, как мне показалось, был не прочь обсудить подробности их брака:

— Мы всегда испытывали друг к другу глубокую симпатию, хотя это был не просто секс. Мы оба очень сильно любим эту землю, все живое, что нас окружает. Это помогает нам делиться друг с другом всем.

Он немного помолчал и добавил:

— Все растет по-своему. Не найти двух одинаковых цветков, хотя они растут в одном саду. Глядя на цветок, я вижу в нем тепло и свет тела Сойлы, и тогда все становится одним. Цветок — ее жизнь, ее дух, и они становятся моими. Глупо, да?

 

— Нет, — со смехом возразила я. — Это просто чудесно. Хосе пожелал мне доброй ночи и скрылся в темноте. Я услышала, как открылась дверь дома. Затем стало слышно, как они втроем болтают и смеются. Я погладила коричневого пса и еще раз поблагодарила его за то, что он привел меня к фигурке богини. Через несколько минут мы оба уже спали.

Я проснулась на рассвете от крика петуха. Старый пес лежал рядом на спине, все четыре лапы болтались в воздухе. Он сопел, его вытянутая морда подергивалась при редких всхрапываниях. Я погладила его по брюху — он заворочался, но даже не приоткрыл глаз. Я вскочила на ноги, свернула постель и подняла сетку от комаров. Оставив пса лежать со счастливым видом, я вошла в дом. Хосе и Агнес сидели за столом, а Сойла жарила маисовые лепешки и яичницу. Я увидела, что для меня уже приготовили тарелку, и тоже уселась за стол.

— Съешь пока что-то из фруктов, — сказал Хосе. — Завтрак будет готов через минуту.

Я выбрала манго, разрезала плод пополам и принялась за еду. После завтрака я занялась домашними делами, а затем Сойла позвала меня с собой. Мы вошли в небольшую комнату с жертвенником в виде стола.

— Этот жертвенник был сделан моим дедом, а бабушка подарила его мне, — сказала Сойла. — В нем нет ни единого гвоздя. Когда мне подарили этот жертвенник, я провела за занавеской один обряд, а затем вышла из-за нее, удерживая его на привязанном к шее поясе. Я исцелила одну госпожу от астмы, и тогда мне сказали, что моих сил хватит на то, чтобы перевернуть лик земли. Тебе тоже предстоит научиться переворачивать его. Для этого поют такую песню.

Снаружи кудахтал петух, за дверью лаял пес, желающий войти в комнату, а Сойла начала петь. Слова, конечно же, были майянскими, и потому я не могла понять их. Мне показалось, что Сойла изображает заблудившуюся девочку, затем в ее песне появились умоляющие оттенки, словно она пыталась обольстить духов. Она явно обращалась прямо ко мне. Я почувствовала, как оживают стены и пол, если только это возможно. В тот же миг Сойла перешла с майянского на английский: «Я хочу твои чудные плечи и руки, твои крепкие руки, твои уста» — она будто обращалась к возлюбленному. Теперь я ощущала отклик не только всей комнаты, что-то отозвалось и во мне самой. В комнату на цыпочках вошла Агнес, она села в углу, зажав под мышкой левой руки свою трубку.

После этого Сойла разложила передо мной свои узелки и принялась рассказывать о них. На это ушло не меньше двух часов. Я время от времени поглядывала на Агнес. Ее глаза были закрыты, словно она уснула или погрузилась в транс. Я еще не знала, что так выражают уважение к другой ведунье, но теперь меня переполняло удовольствие оттого, что Сойла делится со мной своими впечатляющими познаниями. Она объяснила мне много такого, чего я прежде не понимала, и особо подчеркнула новый груз ответственности, который ложится на плечи вместе с этими знаниями. Когда она закончила рассказывать о последнем узелке, уже смеркалось.

Затем мы перешли к моим узелкам. Несколько часов я словно в трансе парила над ее жертвенником, ее ликом земли. Строение ее жертвенника отличалось от обеих схем, которые она рисовала накануне на полу хижины.

— Я использую разные жертвенники для различных целей, — пояснила Сойла. — Например, мировой жертвенник предназначен для обрядов, нацеленных на помощь всему миру. Обычно их проводят в горах или на вулканах. Солнце помечает то место, где следует разместить жертвенник, и подсказывает, где приносить жертву. Место меняется каждый день. Каждое утро, когда Солнце восходит, его направляют разные божества. Солнце восходит в одном месте, опускается в другом, и именно там нужно кормить свою маску земли. У каждого места свое название. У всех горных жертвенников есть свое дерево. У некоторых деревьев бывает по три каменных жертвенника: один лик обращен к точке равноденствия, а два других — к точкам солнцестояний. Такие жертвенники позволяют призывать тринадцать божеств, или сил.

—Над каким типом жертвенника мы работаем сейчас?

—Это гадальный, или личный жертвенник. В горах и вообще вне дома мы пользуемся камнями, но в помещении применяем дерево — например, такой стол. Внутри, — сказала она, откидывая деревянную крышку, — лежат те предметы, которые олицетворяют все личное: личные божества, божества времени и их размещение. Частью индивидуальности жертвенника становятся также краски, животные, млекопитающие, летающие создания, водоплавающие, пресмыкающиеся и травы. Силой южного угла являются мои сновидения и способность видеть. Так я укрепляю свои дружеские отношения с отдельным обрядом. Иногда сюда вкладывается градина, белый сокол или накидка из листьев, но он лишен тела и формы, так как соткан только из ветра. Внутри есть пустое пространство, где я размещаю приношения.

Вокруг Сойлы светилось мерцающее белое сияние, и я не сомневалась, что она вошла в транс. Я совершенно не понимала смысла ее слов, не успевала за переходами. Несколько раз я видела, как в похожее состояние входила Агнес, но за Сойлой заметила это впервые. Ее объяснения были настолько чудесными, что вызываемые этими словами ощущения делали их смысл очень ясным. Наступила долгая тишина. Мне казалось, что Сойла всматривается в какой-то иной мир. Затем она продолжила:

— На жертвеннике все должно размещаться на своем месте. Прежде чем что-нибудь делать, расположи по четырем углам стражей, солдат и горы. Это необходимо для того, чтобы не случилось ничего дурного. Потом возьми благовония, копал и «главного человека», «гермафродита», а после добейся согласия кормилиц и воинов. Самые сильные воины — женщины. Положи рядом с ними, в четырех углах, обсидиановые лезвия. Это поможет. Потом поцелуй, дунь, осыпь все благовониями — они похожи на дождь. В создании дождя есть что-то сексуальное. Очень старым или очень юным дождь не нужен. Помни, что твой «главный человек» черпает силу из того, что вокруг. Все остальное произойдет само собой. Это существо, мужчина и женщина, хрупко, как сердце. Оно восседает на троне, или престоле, лицом к верхней части центра жертвенника. По правую руку от него следует установить на полые каменные троны женские божества. Они будут пить из этих камней. Именно этим божествам и гермафродиту отдают первые свернутые узелки. Это называют подношением узелков. Они похожи на младенцев, эти чудесные приношения; узелки подобны семенам. Сделай им красивые внешние оболочки, а потом развяжи, чтобы извлечь зародыш, семя или плаценту питания либо воды, скрывающуюся внутри. Открой их и предложи божествам, дунь на них и положи перед тронами. Они — моя свита в ином мире.

Я обратила внимание на то, с какой любовью исполняет Сойла каждое действие на протяжении всех стадий ритуала. Она установила вдоль верхнего угла жертвенника свечи и осторожно зажгла их. Затем она старательно распределила между божествами табак, сахар, цветы, сигары и благовония. Наконец она положила в центр все свои узелки и развязала большую их часть. Мы обсудили необходимость в положительных и отрицательных воздействиях. Сойла достаточно долго распространялась об этом, так как сила возникает благодаря уравновешенности положительных и отрицательных предметов. В завершение она положила в правый угол свернутый узелок.

— Никто не знает, что лежит в этом узелке, даже Хосе, — сказала она. — Это мое магическое животное, только мне известно, что оно собой представляет. Оно — мой самый могущественный союзник, и он дает силу всему этому. — Она обвела рукой весь жертвенник. — Молись о связи со своей личной звездой. Ты научишься оживлять силой свой жертвенник, свой лик земли, и тогда сможешь перевернуть его.

Мы с Сойлой сходили за моими узелками, а потом она показала мне, как размещать их на жертвеннике в соответствии с темнотой и светом, женским и мужским началами.

—Это олицетворение каждой частицы моей святости, моей души, моей духовной и физической сущности, правда? — спросила я.

—Да, конечно. Жертвенник помогает Ла Сабии извлекать из себя нечто неуловимое и размещать его осязаемое олицетворение так, чтобы оно вступило в священные взаимоотношения с Солнцем, Луной и звездами. Тогда она сможет исцелять себя и других. Жертвенник позволяет тебе проявить силу разума и передать ее в руки божеств земли и неба.

—Ты часто используешь свой жертвенник для гаданий?

Да, — кивнула Сойла. — Всякий раз, когда мне необходима точность, и я не хочу допустить ошибку. Для предсказания вероятных событий можно пользоваться другими средствами, но для точного знания будущего нужен жертвенник.

—А что ты используешь для предсказания возможных событий?

—Мы называем это кровью молнии, или подрагиванием. Это самое могущественное средство. Когда молния попадает в цель, та содрогается. Если ты ощущаешь подрагивания, то понимаешь, что это хорошо.

—Теперь понятно. Когда ты прикладывала к моему плечу солнечный камень, я чувствовала подрагивания в ладонях. Ты это имеешь в виду?

—Да. Расскажу тебе один типичный случай. Когда кто-нибудь из нашей деревни приходит ко мне, чтобы вылечиться, — скажем, женщина с болями в матке, — она сначала беседует с моими помощниками и вручает еду в подарок моей родне со стороны мужа. От этого они становятся мягче. Если шаманка тоже съедает эту пищу, то уже не может отказать больной в лечении.

—И что потом?

Потом женщина возвращается с каким-нибудь спутником и садится. Сопровождающий нужен как свидетель, он сможет определить, насколько хороший я шаман, а при необходимости и помочь больной. Мы с пациенткой разговариваем, пока она не скажет, что, по ее мнению, не так. После этого я прошу их принести полпинты тростниковой водки, три сигары, три белые свечи и белый копал. Они собирают все это и приносят мне завернутым в пеленку, словно это младенец. Я беру этот сверток и укладываю на свой жертвенник так, будто кладу ребенка на спинку, а затем разворачиваю, чтобы божества увидели, какие подношения им принесли. Божества сидят на ковриках. Ахпоп — бог ковриков, и я готовлю большие молитвенные приношения ах, на которых записаны слова; эти слова я вкладываю в свой дым, как ракеты, они становятся титулом перед именем. Если имени нет, тебя не смогут узнать. У них нет лица.

—И что обычно происходит дальше?

—Я исцеляю ее, и они идут домой.

—Для различных обрядов применяют разные благовония?

—Прежде всего, у каждого типа благовоний есть свое божество. В горных жертвенниках, для самых крупных мировых обрядов, мы используем белый копал. Копал — это резиновый сок копалового дерева, которое растет здесь, на Юкатане. Копал понто просто используют и оставляют внутри. Копал из коры лучше всего применять для избавления от недругов и страхов. Чтобы очистить себя или дом, в благовония можно добавить немного соли и чили.

Несколько минут я молчала. Слева от меня стояла Агнес которая уже присоединилась к нам. Мы обе осматривали жертвенник: сейчас на нем лежал целый десяток кусочков хрусталя, принадлежавших разным шаманам или найденных в местах силы; были там фрагменты костей, камни всех форм, размеров и расцветок, пучки волос, меха, лоскутки ткани, духи, распятие, образки разных святых, табак, цветы, самые разнообразные травы, шелковые платки, кружева, вырезанные из бумаги фигурки, стрелы, перья, молитвенные палочки, драгоценные камни и множество других предметов, остающихся непонятными.

— Чудесное, священное зрелище, — сказала Агнес. Я кивнула головой, выражая восхищенное согласие. Мы помолились. Агнес держала свою трубку над ликом земли., и мы на разных языках обращались к Великому Духу, который способен понять все. Мы молили о здравии и долгой жизни на лице бескрайней Матери-Земли. Тем же вечером мы с Агнес приехали назад, на асьенду, заснули и беспробудным сном проспали целых двенадцать часов.

 

Глава 11

СВЯЩЕННЫЕ БЛИЗНЕЦЫ

 

Зеркала — стекло, печальное стекло! Во чреве нашей Матери

Набрел я на близнеца и заглянул ему в глаза.

То, что знали мы в старину, опасно было знать,

Ведь остальные бродят в этом мире такими одинокими,

такими одинокими...

Филип Дотри

 

В полдень я отправилась на обед к Сойле. Я была очень голодна и волком набросилась на еду. Сойла, напротив, ела не спеша.

— Я вижу, тебе нравятся маисовые лепешки,— заметила она.

Я ничего не ответила, потому что рот был набит едой, и просто кивнула.

Сойла взялась за один из фруктов.

—Бабушка говорила мне, что у нас есть много ртов, хотя мы об этом и не подозреваем.

—Каких ртов? — спросила я, проглотив очередной кусок.

— Всем известно, что у людей и животных есть рты. Менее заметны рты деревьев и духов. У всего живого есть огромный рот, иначе жизнь просто не могла бы существовать. Знаешь хоть одно живое существо без рта?

Я подумала и сказала:

—Нет.

—Все, что рождается и живет, охотится на еду, чтобы наполнить свой рот.

Я рассмеялась.

— Твое тело само по себе является огромным ртом. Чтобы не умереть от голода, ему нужна самая разнообразная пища: воздух, вода, бобы и рис, солнечный свет, любовь, понимание и общение. В твоем организме существуют целые вселенные, и каждой из них требуется питание. Один очень важный рот находится между теми двумя кольцами намерения, которые ты называешь сознательным и бессознательным. Как и все прочие, этот рот требует пищи. В мире шаманизма все сводится к поискам соответствующей пищи. Если, скажем, ты найдешь подходящую пищу для духа, то сможешь поддерживать в нем жизнь. Если же это злой дух, ты можешь найти нужную ему пищу и отобрать ее, и тогда он быстро погибнет. Все это очень просто, но невероятно важно.

Я уже позабыла о своем голоде:

— Сойла, а ты можешь определить, какая пища больше всего подходит мне? И вообще, что именно ты имеешь в виду?

— Я говорю о веществе, о том, что поддерживает данную форму жизни. В одних случаях им может оказаться обычная морковка, но питанием могут служить добрые или дурные мысли, язык или правда. Иными словами, энергия в любой подходящей форме.

—Можешь привести пример?

—Вспомним Агнес. Ты видела, как она прямо на твоих глазах превратилась в иную форму жизни — в медведя гризли.

— Да.

— Тебе интересно, как она это делает?

— Думаю, я знаю.

— Это не самое обыденное действие. Как, по-твоему, она перевоплощается в облик подобных животных?

—Ну, она намеренно сосредоточивается на желании стать тем, кем она хочет стать, например гризли.

—Ты считаешь, что она на самом деле превращается в медведя?

—Не знаю. Мне известно только то, что у нее развитые способности к интенсивной сосредоточенности.

— Сосредоточенности? Видишь, ты даже не упоминаешь о веществе. То, что ты говоришь, правильно, но как мне воспользоваться этими знаниями?

Я не знала, что ответить.

—Агнес справляется с этой невероятно сложной задачей, используя плоды целостности. Задумайся об этом и обо всем, что из этого следует. Говоря о целостности, я имею в виду, что Агнес постигает суть внимания и существования. Когда человек добивается этого, он становится способным на чудеса. Жизнь чем-то похожа на кинофильм. Все, что мы видим, — мыслеформы. Представь себе, что некая форма представляет собой круг, скрепленный звучанием, — именно это и есть мыслеформа. Постигая звучание формы, ты узнаешь кое-что о ее питании, ее пище. Почему шаманы все время напевают или издают дикий шум?

—Не знаю. А почему?

— Эти звуки являются частью формы. Если хочешь исчезнуть, стать невидимой, нужно лишить мыслеформу звучания — и все! Если хочешь завлечь какого-нибудь духа и сделать его своим, то, помимо прочего, ему нужно петь. Слова, звуки, мелодии — все они помогают нашей действительности не распадаться. Не бывает беззвучных живых существ. Агнес думает о «медведе», уделяя этой мысли все свое внимание, она не разделяет «медведя» и его существование, и в результате становится медведем. Когда о «медведе» думаешь ты, перед твоим мысленным взором тоже может появиться его образ, но он окажется очень непрочным.

—Как же мне придать своим мыслям желаемую форму, чтобы воплотить их в действительность?

—Сначала Агнес, как и ты, мысленно представляет себе медведя. Затем она переносит этот образ в солнечное сплетение и позволяет ему завладеть всем ее вниманием. Она находит то звучание, которое является пищей для его рта, и полностью соединяет его форму с целостностью своей сущности. Она хочет, чтобы он начал существовать благодаря тому факту, что хочет заставить тебя его увидеть.

—Я окончательно запуталась. Что ты имеешь в виду, когда говоришь, что она хочет заставить меня увидеть его?

— Она знает и твою пищу. Она видит рот твоего духа и кормит его. Она знает, какую песню ты должна услышать, чтобы начать видеть. Она знает, что существует только потому, что ты согласна на это. Ты позволяешь ей превратиться в медведя, и тогда этот медведь становится совершенно реальным.

—Ты говоришь, что это настоящий медведь — и в то же время обман?

—Это обман только в той мере, в какой все, что ты видишь вокруг, представляет собой иллюзию, похожую на кинофильм.

—Агнес часто говорила, что все вокруг похоже на отражение.

Сойла положила руку на мою ладонь.

— Давай поговорим, например, о том рте, который находится между двумя разумами, — предложила она. — У всего есть рот. Рот есть у этой вселенной. Разум — это вселенная, и у каждого из двух разумов есть свой рот. Ты согласна с тем, что та штука, которую называют бессознательным разумом, представляет собой хранилище всех известных тебе фактов?

—Согласна.

—Согласна ли ты с тем, что сознательный разум является великолепным инструментом жизни, но он почти не связан с бессознательным и его великой мудростью?

—Думаю, да.

—В том, как работает разум, очень много неясного. Ты осознаешь, что все вокруг одновременно является и мужским, и женским?

—Ну, у западных психологов есть теории об анимусе, мужском начале, и аниме, женской грани личности.

—Мне трудно объяснять это по-английски, но между тем, что можно назвать островом сознательного, и островом бессознательного находится большой рот. Бессознательное способно пожирать практически все. Сознательный ум ест только то, что необходимо ему для сохранения устойчивости и рациональности. Оба рта едят в процессе перевода.

—Перевода?

—Да, перевода с языка одного острова на язык другого. Между островами бегают два посыльных, или вестника. Они — единственные, кто могут проникать в рот и выходить из него. Для всех остальных этот рот закрыт. Вестников называют священными близнецами человека. Переводчиками являются они, и только они. Как воин и воительница, они сражаются за равновесие твоего сознания.

—Я по-прежнему не понимаю, что ты имеешь в виду, говоря о переводе слов?

— Факт заключается в том, что, если бы на острове твоего бессознательного хранилась мудрость всех древних народов Матери-Земли, ты все равно не знала бы об этом лишь потому, что ее не было бы на острове твоего сознательного ума. По этой причине ты даже не подозревала бы об этих познаниях. Этот долг и все подобные обязанности лежат на плечах твоих священных близнецов. Они могли бы перенести знания с одного острова на другой.

—Но как?

—Это с давних времен происходит в снах и видениях. Почему, думаешь, Агнес предлагала тебе поститься и добиваться видений? Именно потому, что ей прекрасно известно: тогда священные близнецы смогут добраться к тебе, встретиться друг с другом и перевести сообщения, ведь все помехи на их пути исчезнут. Сны и видения — сущность святости. Чтобы выровнять дорогу для своих священных близнецов, ты должна быть совершенно спокойной.

—Многие психологи добились невероятных успехов в области толкования сновидений.

—Это очень трудная задача. Помимо прочего, она становится еще сложнее, когда приходится толковать чужие сны или видения.

—Почему?

—Потому что сны — нечто очень личное. Мы являемся несовершенными существами, которые стремятся к совершенству. Мы еще плохо видим. Как же мы можем правильно толковать сновидения — и, в особенности, те сны, которые были рождены кем-то другим? Такие сообщения зашифрованы, записаны иероглифами, именно поэтому их так трудно разобрать. Во многих случаях остается только догадываться.

—Звучит не очень-то оптимистично, — заметила я.

—Вот почему нужно добиваться прямого общения своих священных близнецов. Они способны переносить сообщения непосредственно с острова бессознательного. Они могут

—Нет, я не сплю, — быстро откликнулась я. — Просто мысли блуждали.

—Вставай, вставай. Нам пора идти.

—Куда? — спросила я. В моем голосе сквозило нетерпение. — Ты не говорила, что мы куда-то пойдем?

—Дай-ка мне цветы, — потребовала она.

Сев, я протянула ей цветы, и Сойла поставила их в глиняную вазу на жертвеннике.

— Подожди. Прежде чем идти, понюхай их.

Я наклонилась, вдохнула запах цветов и испытала разочарование, так как у них вообще не было цветочного аромата — они пахли, будто сорная трава.

—Теперь пойдем, — сказала Сойла. — У нас важная встреча, мне не хотелось бы опаздывать.

—Встреча? Какая встреча?

—Открывай дверь и иди. Я пойду позади.

— Дверь... Разве здесь есть дверь? Я помню только стены из глиняных кирпичей.

— Открывай, — настаивала она.

Деревянная дверь была старой, сработанной топором, она висела на ржавых железных петлях. Когда я толкнула ее, дверь издала пронзительный скрип. Я вышла и сделала несколько шагов по тропинке.

— Я пойду сзади, — сказала Сойла. — Иди, иди.

Я чувствовала за спиной ее дыхание. Мы шли около десяти минут, пока Сойла не сказала:

— Только не это!

Я резко развернулась:

—Что случилось, Сойла?

—Не волнуйся, я просто выронила глаза. Постоянно их теряю. Нигде не видно?

Я в ужасе пошарила взглядом по траве, но глаз не было. Меня начало трясти от страха.

— Все в порядке, Линн. Я уверена, что обязательно найду их позже. Ты не будешь против, если я возьму тебя под руку? Ты поможешь мне идти. Мне не хочется, чтобы ты опоздала на эту важную встречу.

Она схватилась за мою руку чуть выше локтя.

—Ты уверена, что все в порядке? — спросила я.

—Не сворачивай с тропинки, Линн, и тогда все будет просто чудесно. Главное, не заблудиться. Самое неприятное — сбиться с тропы.

—Не собьюсь, — заверила я.

Я ошиблась. Выяснилось, что я полностью потеряла ориентиры. Я не могла различить ничего знакомого. Мы оказались на пологих холмах, во все стороны простирались заросли чимизы и колючих кустов.

—Не помню ничего этого.

—Чего «этого»? — переспросила Сойла. — Не забывай, я потеряла глаза.

—Кажется, мы в пустыне, Сойла. Совсем не похоже на Юкатан. Это больше напоминает одно местечко возле Палм-Спрингз в штате Калифорния.

—Ну, не беспокойся о таких мелочах, — сказала Сойла. — Вероятно, ты просто смотришь на джунгли под иным углом зрения.

Как скажешь, — откликнулась я и продолжила путь по тропе. Сойла по-прежнему держалась за мою руку. Не знаю, что бы я делала без ее ободряющего присутствия. Я была растеряна, хотелось плакать, но при ней было просто стыдно. Во всяком случае, мои глаза остались при мне. Я попыталась сосредоточиться. Солнце помогло бы мне сориентироваться, но его не было видно. Вокруг царили какие-то призрачные сумерки, но я не могла понять, откуда исходит свет. Никогда прежде мне не доводилась видеть подобной местности.

Заблудившийся ведет слепого — куда уж хуже, но теперь и мои собственные глаза разыгрывали со мной какие-то странные шутки: растения вдруг начали выглядеть похожими на зверей. Мне показалось, что один кустик полыни перепрыгнул с места на место, превратившись в рысь. Я подумала о том, что растения могут обладать звериным духом, но, присмотревшись к ним внимательнее, поняла, что это самые обычные кусты.

—Сойла, ты не поверишь, но мне кажется, что эти растения на самом деле — животные.

—Почему ты так решила?

— У одного из них выросла морда. Думаю, они пытаются меня одурачить. Прыгают вокруг, а как только я посмотрю в их сторону, замирают на месте, как ни в чем не бывало. Не знаю, смогу ли я это выдержать.

—Эх, если бы у меня остался хоть один глаз... увы! Если ты утверждаешь, что эти растения — животные, мне придется тебе поверить, иного выхода нет.

—Куда теперь, Сойла? — спросила я. Мне было очень тревожно. — Не так сильно! — воскликнула я, когда Сойла обхватила мою руку покрепче. Теперь я была просто вне себя от страха.

—Не забывай, что ты меня ведешь, — напомнила Сойла. — Я могу споткнуться и упасть. — С этими словами она легонько подтолкнула меня вперед.

Сейчас перед нами не было ничего, кроме песка. Он причудливо переливался всеми оттенками радуги. Мы пошли по нему, и вскоре ступили на окаменевшую глиняную почву какого-то плато, покрытого сеткой бесконечных глубоких трещин, вызванных засухой. Я описала Сойле окружающую местность, и она сказала, что, по ее мнению, мы идем правильной дорогой. «Дорогой?» — мысленно удивилась я.

Вдалеке показалось что-то движущееся, и вскоре я поняла, что к нам приближается какой-то человек. Я пришла в смятение, воображая, что можно подумать о двух женщинах (одна из них слепая), явившихся сюда в одиночестве.

—Сойла, к нам идет какой-то человек. Ты знаешь, кто это?

—Учитывая, как все началось, в этом нет ничего удивительного, — отозвалась Сойла. — Что он делает? — Ее голос звучал так, словно она говорила, прижав рот к банке.

—Просто идет. Нет, подожди, он остановился. Похоже, дожидается нас. Он выглядит довольно грозным.

—Продолжай идти, пока расстояние не позволит заговорить с ним.

Подойдя поближе, я поняла, что это индеец. Он был довольно крепким и злобным, чем-то похожим на Херонимо. Руки его были сложены на груди, и, взглянув ему в глаза, я поняла, что он собирается бросить мне вызов. В нескольких метрах от него я остановилась.

—Опиши его мне, — потребовала Сойла. — Он индеец? - Да.

—Откуда он?

Я задала ему этот вопрос, и он ответил.

—Он говорит, что он из племени апачей и живет на горном плато, где бы оно ни было.

—Как его зовут?

—Как тебя зовут?

—Зови меня просто Сэм, — предложил он. — Мое полное имя тебе все равно не выговорить. А теперь скажи, с кем это ты разговариваешь?

—С ней, Сойлой, разумеется.

—С кем? Я никого больше не вижу.

—Сойла, он говорит, что не видит тебя. Неужели он слеп, как крот?

—Разыграй его, — предложила Сойла. — Притворись, что это была просто шутка. Он не видит меня и даже не слышит. Тебе придется обо всем мне рассказывать. Как жаль, что я выронила глаза! Кроме того, мне кажется, что я немного оглохла. Интересно, неужели я растеряю все свои органы чувств?

—Так с кем ты там разговариваешь? — грубо повторил мужчина.

—Да ни с кем, — ответила я. — Сама с собой. У меня с детства такая привычка.

—Мне не нравится, когда меня дурачат, — заявил индеец из племени апачей. — Не ври!

—Честное слово. Тут ведь нет никого, кроме меня.

—Пусть так и думает, — сказала Сойла, сжимая мою руку. Она попросила, чтобы я пересказала ей слова мужчины, и я это сделала.

—Что написано на его лице? — спросила Сойла. — Он рад быть здесь?

—Похоже, не очень. Он выглядит сердитым.

—Спроси, почему он сердится.

— Почему ты рассержен? — спросила я и, услышав ответ, повторила его для Сойлы: — Он расстроен тем, что я так долго добиралась сюда. Говорит, что ему нужно многое мне рассказать, но я никогда не запоминаю его слов. Что я почти не помню тех снов, которые он мне посылает. О чем он, Сойла?

— Не волнуйся. Опиши-ка его подробнее.

— Ростом около шести футов, примерно моего возраста. Нет, он уверяет, что моложе, но мне не верится. Кажется, он любит поспорить. У него длинные черные косички, а одет он в высокие кожаные мокасины, штаны и что-то вроде набедренной повязки поверх них. На одном плече висит ружье, а на другом — лук и колчан со стрелами. Еще на нем отделанный бусинами пояс, к которому подвешены ножны. На лице много шрамов, оно покрыто красной краской, но глаза довольно добрые. Сейчас он рассматривает меня и смеется.

—Он тебе нравится? Как думаешь, вы сможете подружиться? — спросила Сойла.

—Да, он мне определенно нравится.

—Почему?

—Потому что он явно хороший воин. Думаю, это самая главная причина. Для него путь воина стал настоящим искусством. Он ловкий и сообразительный. Он говорит, что очень похож на зверя, и потому для того, чтобы выглядеть человеком, ему приходится разрисовывать лицо краской. — Мы с Сойлой громко рассмеялись.

—А ты ему нравишься, как по-твоему? — спросила Сойла.

—Он говорит, что я ничего. Думаю, я ему понравилась.

—Что он думает о твоей жизни вплоть до настоящего момента? — поинтересовалась Сойла.

Выслушав его ответ, я повторила для Сойлы:

—Он считает, что я выполнила несколько задач, которые принесли мне определенное удовольствие. Он говорит, что, несмотря на это, я сама от себя не в восторге — во всяком случае, не очень собой довольна. Мне нужно уделять меньше времени работе и больше — играм и веселью. Он говорит, что игра является важной стороной жизни воина.

—Он рад тому, что ты пришла повидаться с ним?

— Он говорит, что уже собирался все бросить и вернуться на тропу войны. Уверяет, что хочет быть моим союзником, но, если потребуется, готов стать и противником.

Сойла хихикнула, но я поняла, что индеец просто пошутил надо мной. Он медленно приблизился, протянул руку к моему сердцу, и сказал:

— Еще немного, и было бы уже поздно. — Он убрал руку и положил ее на свое сердце.

Я описала Сойле его действия и спросила, что он имел в виду.

— Он показал тебе, какое счастье испытывает, — объяснила Сойла. — Спроси, что ты можешь ему подарить.

Этот вопрос привел Сэма в полный восторг.

— У меня нет того, что он просит, — сообщила я Сойле. Он хочет новое магическое перо попугая макао: красное с заостренным концом.

— Зато у меня есть, — откликнулась Сойла. Я обернулась и взяла у нее перо.

— У меня целая куча таких перьев, — пояснила она. — Отдай это ему.

Сэм с нескрываемым удовольствием взял у меня перо. Он коснулся им своего лба, а потом сунул в колчан со стрелами.

—Сойла, теперь он хочет дать мне что-то взамен.

—Что именно?

—Шкурку скунса!

— Спроси, почему он решил подарить тебе шкурку скунса?

—Он говорит, что это заставит моих врагов держаться подальше.

Тогда возьми, Линн. Я взяла протянутую им шкурку и сунула ее в карман платья. Сэм тут же подтянулся, стал каким-то скованным, его глаза пристально смотрели на меня.

—Спроси Сэма, будет ли он переводить для тебя?

—Что переводить?

—Просто спроси, а потом повтори мне его ответ.

—Он говорит, что перенесет дары и руководство из одной хижины в другую. Что это значит?

—Подожди! — оборвала меня Сойла. — Спроси, как тебе услышать его в обычном состоянии сознания.

Мне хотелось пожаловаться Сойле, что она ведет себя грубо и предъявляет ко мне слишком много требований. В конце концов, у меня есть собственные мозги, и я сама могу решить, о чем его спросить. Однако происходящее было настолько странным, что у меня вообще не возникало вопросов. Подумать только, всего несколько часов назад я была... где же я была? Ладно, это неважно.

—Что ты сказала, Сойла?

—Я просила тебя узнать у него, как ты можешь услышать его голос в обычном состоянии.

Я спросила.

—Он говорит, что, если вечером, перед сном, я сяду за стол с ручкой и бумагой, он появится рядом и поможет мне писать. Я не хочу, чтобы он являлся ко мне домой, Сойла. Люди и так считают меня достаточно чудаковатой.

—Никто его не заметит, — успокоила меня Сойла. — Никто не узнает.

—Что ж, если так, то пусть приходит. Я уложу его в комнате для гостей.

Мне кажется, ему все равно, где ты его уложишь. Поблагодари его за подарок и предложи свою помощь. Скажи, что мы собираемся продолжить свой путь, но обязательно вернемся и снова увидимся.

—Он ответил, что дождется нас, сколько бы времени ни заняло наше путешествие.

—Отлично, — сказала Сойла. — Теперь пойдем. Иди по той тропе, на которой мы сейчас. Нужно поторопиться. Мы можем опоздать на встречу с ней. — С этими словами она решительно потянула меня вперед.

Я шла быстро и по-прежнему вела Сойлу за собой. Мне казалось, что она очень торопится, и потому я почти бежала. Зелено-голубой песок пустыни слегка поблескивал. Тропа была видна довольно отчетливо, но я не видела на ней никаких отпечатков следов, и это казалось несколько странным. Вскоре мы вошли в какую-то долину и двинулись среди крупных валунов. Через несколько минут я вдруг сообразила, что это драгоценные камни: изумруды, алмазы, рубины, сапфиры и гранаты. Я не верила своим глазам. Они выглядели намного прекраснее обычных драгоценных камней, а размерами не уступали многоэтажным зданиям. Наконец мы вышли к развилке, и я спросила Сойлу, куда нужно сворачивать.

—Налево, — сказала она.

—Ты уже бывала здесь, Сойла?

— Здесь не бывала, и все же знаю это место, как свои пять пальцев.

Это объяснение меня полностью удовлетворило. Теперь поверхность земли стала совершенно белой, и от этого кружилась голова. Мне показалось, что мы поднимаемся в гору, причем отлогий подъем постепенно становится все круче. Я никогда раньше не видела такой почвы, она была белее снега, и все же я воспринимала этот совершенно невообразимый пейзаж как нечто само собою разумеющееся. Затем я услышала музыку — и такой музыки мне тоже никогда прежде не доводилось слышать. Пел хор, время от времени его заглушал громоподобный хлопок. Мелодия была чудесной, но мне казалось, что она не очень соответствует обстановке.

—Сойла, в это трудно поверить...

—Во что? — переспросила Сойла.

—Там, впереди, танцует балерина. Танцует так здорово, что просто завораживает.

—Пойдем к ней, — приказала Сойла. — И помни, что она тоже не видит и не слышит меня, так что тебе опять придется рассказывать мне, что происходит и что она говорит.

Я пообещала, что сделаю это, и с восхищением приблизилась к танцовщице. Сейчас она кружилась, вытянувшись на кончиках пальцев, но, заметив меня, остановилась. Женщина была высокой и стройной, она выглядела так, словно только что сошла со сцены Большого Театра. Ее волосы были собраны, а пачка была усыпана бессчисленными драгоценностями. У балерины были поразительно красивые руки с длинными заостренными пальчиками.

Мы поздоровались друг с другом, и я обрушила на нее град вопросов. Ответы оказались весьма изощренными.

—Что она говорит? — спросила Сойла.

—Ее зовут Лала, она русская прима-балерина. Она очень красивая, само совершенство. Рассказала мне историю всей своей жизни. Хочешь послушать?

—Потом. Сколько ей лет?

—Она старше меня... Думаю, около сорока пяти.

—Что она думает о твоей жизни?

Она говорит, что, по ее мнению, я выбрала довольно интересную форму самовыражения. Не так уж много людей проявляют желание погрузиться в магию. Говорит, что мне стоит побольше узнать о балете и движении. Кроме того, она утверждает, что танцевать никогда не поздно, если следишь за своим телом. Мне кажется, что я ей понравилась.

— Она рада тебя видеть?

— Да, говорит, что очень рада. Она сказала, что уже давно хотела со мной познакомиться и с удовольствием встретится снова. Интересно, захочет ли она приехать в Лос-Анджелес и погостить у меня?

— Спроси, когда она сможет тебя навестить.

— Она ответила так же, как Сэм: сказала, что будет приходить каждый вечер, перед сном. Похоже, в моем доме соберется славная компания. Где же мне разместить ее, если в гостиной будет спать Сэм?..

— Спроси, не хочет ли она сделать тебе подарок? — прервала Сойла.

— Тебе не кажется, что это будет просто невежливо, Сойла? Мы с ней только познакомились.

— Тут другие обычаи. Здесь так принято.

— Я не знала...

Я быстро спросила Лалу, не хочет ли она мне что-нибудь подарить. Она сделала несколько изящных шагов, наклонилась, подобрала с земли что-то блестящее и протянула мне.

— Какой роскошный подарок, Лала! Огромное спасибо. Сойла, она подарила мне пару золотых серег!

— Дай ей что-нибудь взамен. Отдай свое кольцо. Несколько поколебавшись, я стянула с пальца кольцо с опалом и вручила его Лале. Она немедленно надела его на руку. На фоне остальных драгоценностей оно выглядело совсем не примечательным.

— Я буду беречь его, — сказала Лала.

— Теперь спроси, не желает ли она прогуляться с нами назад, к Сэму, — предложила Сойла.

Я спросила, и Лала согласилась. Мы пустились в обратный путь. Сойла держала меня за руку, Лала с радостным видом приплясывала. Мы снова вошли в долину драгоценных валунов и вернулись к развилке. Все хохотали, словно стайка школьниц. У меня не было особого желания встречаться с Сэмом, поскольку мы расстались не так уж давно, но я не сомневалась, что для Сойлы это очень важно. Наконец мы снова увидели его: скрестив ноги, он сидел прямо на песке, его острый взгляд внимательно следил за нами. Мы подошли ближе и остановились примерно в трех метрах от него.

— Сэм, — начала я. — В нашей компании появились новые люди.

Лала прекратила свои пируэты. Мне показалось, что внешний вид Сэма привел ее в недоумение. — Сэм, познакомься с Лалой.

—Что происходит? — поинтересовалась Сойла.

—Первая встреча Красавицы и Чудовища. Сэм поднялся на ноги и теперь стоит, вытянувшись по стойке «смирно». Лала ведет себя вежливо, но довольно отстраненно. Думаю, одежда Сэма ее несколько шокирует. Что касается самого Сэма, то ее пачка ему тоже, похоже, не очень нравится.

—А что он делает сейчас?

—Скрестил руки на груди и гордо задрал нос. Что-то бормочет. Лала спросила его, умеет ли он говорить, а он ответил, что заговорит только в том случае, если она оденет что-то приличное вместо этого нелепого платья.

—А она что сказала?

Она смотрит на него так, словно хочет убить на месте. Постой... теперь она хохочет и говорит, что он в чем-то прав. Лала начала кружиться, все быстрее и быстрее. У меня уже кружится голова. Остановилась... На ней длинное платье из красного атласа, в нем она выглядит настоящей аристократкой. Сэм одобрительно кивает головой.

— Как ты считаешь, они подружатся?

— Похоже, да, хотя они, конечно, очень разные. Я думаю, это вопрос времени. Лала сказала, что ей очень нравится менять свои дурные привычки, а Сэм утверждает, что у него дурных привычек вообще нет. Она говорит, что он настоящий дикарь, и все же намного симпатичнее, чем многие знакомые ей щеголи, хотя, возможно, он слишком грубоват для того, чтобы выдержать его общество слишком долго. Сэм отвечает, что она похожа на одну женщину, которая танцевала в витрине местного универмага, и что ему вообще не очень-то нравятся умные женщины. Она над ним посмеивается.

—Попробуй уговорить их обнять друг друга.

—Нет. Лала говорит, что не станет обниматься с Сэмом, пока он не примет ванну, а он твердит, что ходит только в Священную Парную и вообще это не ее дело.

— Мы и так добились многого, пора возвращаться. Поблагодари их за то, что они пришли на встречу. Скажи, что мы уже уходим, но ты будешь ждать их появления вечерами, перед сном. Пусть заходят хотя бы на минутку.

Я сказала им все это. Мне показалось, они огорчились тому, что мне пора уходить.

—Я понимаю... — сказала Лала.

—Спасибо за перо макао, — сказал Сэм.

—И за кольцо, — добавила Лала.

—До встречи, — сказала я и тоже почувствовала легкую грусть.

—Давай вернемся другой дорогой. Не возражаешь? Я знаю короткий путь.

Я не против. — Отлично, — сказала Сойла. — Держись!

Она навалилась на мою руку, прижимая меня к земле, но мы обе внезапно начали подниматься, а не опускаться. Мы летели назад с головокружительной скоростью; все сменялось, как кинофильм, который перематывают в обратную сторону. Я вошла в дверь спиной и обнаружила, что стою у стола, нюхая цветы.

—Как нам удалось пройти через дверь спиной? — спросила я.

—Через какую дверь?

—Ну, через ту дверь.

— Я не вижу никакой двери. Ты опять что-то выдумала. Я изучила кирпичную стену, ощупала ее ладонью. Сойла с удивлением следила за моими действиями и сказала:

—Похоже, она уже захлопнулась. Я металась по комнате:

—Но ты ведь все помнишь, Сойла, правда?

— Конечно, помню, но сейчас не время об этом говорить. Тебе стоит сделать несколько глубоких вдохов, ты выглядишь бледной.

Я сделала несколько резких и глубоких вдохов и заметила, что вся дрожу. В животе горело, голова кружилась. Рука Сойлы поддержала меня за талию, чтобы я не упала. Сойла отвела меня на кухню, макнула головой в бочку с водой, и это привело меня в чувство.

Сойла подала мне полотенце, я высушила волосы и поднялась, собираясь заварить чай.

— Пока не надо, Линн. Воздержись от привычного. Тебе нужно окончательно вернуться в этот, физический мир.

Сойла настояла на том, чтобы я на несколько часов заняла себя какой-нибудь работой. Она вручила мне небольшой топор и попросила наколоть побольше дров для растопки. Закончив, я вновь попробовала прокрасться к чайнику, но Сойла рявкнула на меня и потребовала продолжить работу. Она составила длиннющий список домашних дел: вымыть окна, постирать, собрать фрукты и овощи, выполоть огород и прибрать в доме. Чтобы сделать все это, мне потребовалось бы не меньше двух дней.

У меня появилась привычка погружаться в сны наяву. Всякий раз, когда это случалось, Сойла сердито одергивала меня. Так получалось, что она всегда это замечала. Наконец она просто толкнула меня к стене, возле которой я стояла с мокрой тряпкой, рассеянно протирая совершенно чистое окно. Я была настолько потрясена, что громко завопила о необходимости вежливого обращения. Сойла снова толкнула меня, и я ударилась о стену.

— Разрешаю тебе разозлиться! — заявила она.

Эти слова будто лишили стрелу наконечника. Как я могла рассердиться, если она это разрешила? Мне уже не хотелось обижаться, и, подумав об этом, я просто рассмеялась.

Сойла отругала меня на нескольких языках, обвинив в тупости и лености.

— Ты считаешь, что слишком хороша, чтобы убирать в моем доме? — кричала она. — Ты все время важничаешь и притворяешься, будто работаешь, только потому, что тебе от меня кое-что нужно.

Ее слова задели меня. Я ощутила нарастающую волну ярости и швырнула в нее тряпкой. Сойла отскочила в сторону, и тряпка пролетела мимо. Я бросила ее с такой силой, что чуть не вывихнула плечо. Затем я бросилась за Сойлой, но она исчезла, прежде чем я успела ее коснуться. Завывая от злости, пылая жаждой крови, я металась вокруг дома, а потом села и разрыдалась.

Сойла появилась, когда я сидела в саду и утирала слезы. — А теперь мы можем вместе выпить чаю, — сказала она.

—Прости меня, Сойла, — сказала я. — Ты простишь мне то, что я вышла из себя?

—Простить тебя? Я так долго трудилась, доводя тебя до сумасшествия, и теперь мне нужно было заставить тебя вернуться, прямо сейчас. Это очень важно. Я знала людей, которые не возвращались целый год, испытав то, что пережила ты. Впрочем, я думаю, что теперь все в порядке.

— Мне кажется, что я уже здесь. Почти здесь, — ответила я. — Знаешь, сейчас мне уже трудно поверить в то, что случилось. Кстати, а что именно случилось?

—Ты познакомилась со своими священными близнецами.

—Сэм и Лала?

—Да. Чтобы отвести тебя туда, я использовала одну старинную майянскую хитрость. Разумеется, ты никуда не путешествовала, просто бродила в самой себе.

—И все это не было настоящим?

—Нет, все было совершенно реальным.

—И ты действительно была там вместе со мной?

—Не совсем. Я стояла рядом, а ты нюхала цветы. Такой была моя реальность. Я обманула тебя, заставив поверить, что иду рядом с тобой. Вот почему я сказала, что стала слепой и глухой, — мне нужно было, чтобы ты обо всем рассказывала. Я сыграла роль проводника. И я действительно знаю те места, хотя не путешествовала по ним вместе с тобой. У всех людей они выглядят примерно одинаково. Чтобы действительно отправиться вместе с тобой, мне потребовалось бы сместиться и войти в то же состояние сознания, в какое перенеслась ты. Так ты говоришь, что все это произошло только в моих мыслях?

—Ну конечно. Все, что ни случается, происходит только в мыслях.

—Но разве это было не на самом деле?

—На самом деле.

—Сэм и Лала — они реальны?

—Разумеется, совершенно реальны.

—Но ты сказала, что могла бы пойти вместе со мной, и тогда происходящее стало бы для тебя не менее реальным?

—Да, могла, но решила остаться в обычном мире.

Все эти объяснения сбивали меня с толку. Я уже не знала, чему верить. Могут ли две реальности сосуществовать, если реальным, по определению, является только то, что реально? Я потерла лоб и тут заметила, что на руке нет моего кольца с опалом.

—Неужели я действительно подарила Лале кольцо? — спросила я.

—Конечно.

—Что же случилось? Как такое может быть?

—На твоем пальце уже нет кольца, вот и все. Что касается моих воспоминаний, то ты просто нюхала цветы и даже не сходила с места.

Этот разговор вызывал у меня жуткое ощущение. Всякий раз, когда я посещала эти странные миры, мои переживания, без сомнений, оказывались подлинными. Судя по всему, только после них мое восприятие этого мира становилось по-настоящему живым, а все прочие начинали казаться чем-то призрачным. Но Сойла сказала, что в то же время я стояла у ее жертвенника и нюхала цветы. Итак, были ли увиденные мною священные близнецы реальными, или это был только сон? И как Сойле удалось его вызвать?

— На сегодня хватит, — сказала Сойла, останавливая дальнейшие вопросы. — Пойдем в дом.

Я пошла за ней. В кухне она вручила мне золотые серьги и шкурку скунса:

— Не потеряй их, Линн.

Я посмотрела на нее с изумлением.

 

Глава 12

МАСКА ЯГУАРА

 

В чем это счастье? В том, что ни один зверь не медлит и твердо знает, что ему делать? В том, что змея непорочна, что заяц наблюдает за неизвестным миром в безмолвии белых звезд?

Гуанако величественно дремлет, броненосец целеустремленно преследует добычу в пальмовом лесу...

Кто был священным, им остался, ведь святость никогда не исчезает, бронза остается, и только тот, кто ее увидел, остановился в нерешительности и отвернулся...

В присутствии священного вновь возникает древнее счастье.

Дениз Левертов, «Встань рядом с животным»

 

На следующее утро я молча выполнила несколько домашних дел, а затем был завтрак, во время которого мы с Агнес думали о своем и почти не разговаривали. Наконец я окончательно осмыслила часть своих беспокойных дум и попыталась свести их к логическим построениям.

— Агнес, — сказала я. — Моя голова переполнена тем, что тогда случилось. Мне до сих пор трудно поверить, что сейчас мы здесь. И все же мы обе сидим за столом... — Ты много раз рассказывала о своей вере в то, что истина удивительнее любых фантазий, — откликнулась Агнесс. В ее глубоких карих глазах мелькнули озорные огоньки. — Ты была права.

— Как здорово, что ты хоть раз со мной согласилась, — пошутила я. — И давно ты пришла к такому выводу?

— Просто я вчера смотрела телевизор, дожидаясь твоего возвращения.

— Телевизор? Где? Агнес махнула рукой:

— Там, в том доме. У них есть спутниковая антенна. Шел фильм под названием «Звездный путь». Знаешь, там был человек с другой планеты — с такими странными заостренными ушами.

Я удивленно уставилась на нее:

—Ты смотрела «Звездный путь»?!

—Ну да.

—Агнес ты меня поражаешь, — сказала я.

Она понимающе подмигнула, склонившись над кружкой с крепким кофе и горячим молоком:

—Это замечательное кино. Интересно, что все писатели предвещают боевые действия во время наших будущих космических путешествий. Я тоже верю в это, хотя у меня несколько иное представление о воинственных намерениях. Так или иначе, этот фильм показался мне очень интересным. Воевать с практически всемогущими существами — для этого, без сомнений, нужно быть очень смелым воином.

—С такими всемогущими существами, как ты, — заметила я. — Верно?

Агнес нахмурилась.

— Ладно, Агнес. — Я решила сменить тему. — Сегодня у меня нет настроения заниматься чем-то необычным. Не думаю, что смогу вынести еще один обряд, да и вообще что-то выдающееся. Я боюсь потерять рассудок. — Лицо Агнес потемнело, но я продолжила: — Как насчет поездки в Ллано за покупками? Может, купим тебе новую блузку?

—Нет.

—Что значит «нет»?

—«Нет» значит «нет». Я хочу посмотреть ки-и-ино. — Она произнесла это слово нараспев.

— Кино? Ты? Ты, наверное, шутишь? Мы могли бы спокойно пообедать где-нибудь, как цивилизованные люди.

— Нет.

— Просто «нет»? Агнес покачала головой.

—Хорошо, тогда до вечера.

—Желаю тебе самого обычного дня.

«Ладно уж», — подумала я. Вероятно, Агнес нужно денек отдохнуть. Быть может, отдохнуть от меня. Я вышла из-за стола и быстро уехала с асьенды.

Сев в машину, я отправилась в деревню. Сидеть за рулем было трудно: каждая клетка моего тела ныла от усталости. Мне хотелось ненадолго превратиться в обычную туристку: потягивать лимонад и с любопытством осматриваться по сторонам. Я остановила машину в тени дерева, заперла дверцы на замок и пересекла узкую грязную улочку, подойдя к дверям какого-то ресторанчика. Войдя внутрь, я увидела столики, расставленные у фонтана под открытым небом. Подойдя к стойке, я вытряхнула из кошелька несколько песо и купила лимонаду.

Потом я неторопливо прошлась по деревне, разглядывая между делом витрины магазинов. Я заглянула в какую-то лавку, где продавали цветастые блузки и платья. На длинных вешалках красовались платки и яркие платья с вышивкой. Я на минутку поставила лимонад на полку и принялась рассматривать одежду, но не нашла ничего такого, что, по моему мнению, понравилось бы Агнес. Я протянула руку за лимонадом, но его там уже не было. Я тихо выругалась и огляделась, пытаясь понять, кто мог его взять. Продавец заметил, что я смотрю по сторонам, и на ломаном английском произнес:

— Амиго. Там. — Он показал на дверь, ведущую на улицу.

—Какой друг?

—Амиго. Там.

Я выглянула наружу. Там, сидя на лавочке и попивая лимонад, сидел мой старый приятель Драм. Он поднялся и замер, разглядывая меня с широкой улыбкой на лице.

— Как, черт возьми, ты здесь оказался? — спросила я. Он ласково обнял меня, вернул мне лимонад, и мы присели на скамейку.

— Отрадно видеть, что ты умеешь возвращать чужое, — сказала я. Я сделала глоток и заметила, что половины содержимого уже как не бывало.

Судя по всему, Драм пребывал в приподнятом настроении. На нем были новенькие синие джинсы, до блеска начищенные ковбойские сапоги и вышитый бисером ремень с большой пряжкой. Из нагрудного кармашка ковбойской рубахи выглядывал шнурок кисета. Широкополая ковбойская шляпа опускалась низко на глаза. Вид у него был довольно хитрый. Та ловкость, с какой он проскользнул мимо меня и похитил мой лимонад, вызвала у меня опасения.

Мои мысли вернулись в прошлое, к истории моего знакомства с этим молодым индейцем из племени кри. Когда я впервые увидела его, он был лучшим учеником Рыжего Пса. Сколько же всего случилось с тех пор! Я отняла у Рыжего Пса украденную свадебную корзинку, что принесло ему невыразимые мучения и огромную потерю силы. Драма и другого ученика Рыжего Пса по имени Бен выгнали, после чего они стали учениками Руби Много Вождей. На протяжении нескольких лет все мы стали друзьями, но я уже довольно давно не видела ни одного из них.

—Как ты здесь оказался? — повторила я.

—Расскажу, если покормишь меня обедом.

—Пошли, — сказала я.

Мы не спеша спустились по улице, миновали пару магазинов и нашли небольшой ресторанчик, где готовили фирменные местные блюда. Мы сели за красный пластиковый столик, покрытый белыми бумажными салфетками. Над головой вращался огромный вентилятор.

Когда нам принесли жареную картошку под горячим соусом, я спросила:

—Как дела? Вы с Беном по-прежнему у Руби? Да что случилось, Драм? Ты выглядишь озабоченным.

—А как бы ты чувствовала себя на моем месте?

—Откуда мне знать. У тебя какие-то проблемы?

—Я добирался сюда автостопом из самой Канады. Ты знаешь, что Руби прогнала нас обоих?

—Что произошло? Я ничего об этом не слышала.

— Она сказала, что нам не хватает дисциплинированности, и посоветовала пойти на службу в армию.

— Вы с Беном действительно достаточно ленивы, Драм. Вполне возможно, вам и в самом деле не хватает дисциплинированности — во всяком случае, самодисциплины.

— Не знаю, может быть. Но согласись, ведь мы и не были настоящими учениками, черт возьми! Мы были просто рабами этой старой ведьмы. Она еще коварнее, чем Рыжий Пес. Я даже рад, что она нас выгнала. Не было такого случая, чтобы она заговорила со мной или Беном, не упомянув о том, что мы сделали что-то не так. Так тем лучше!

— Насколько я понимаю, в армию вы не пошли — если,

конечно, ты не в самоволке.

— Да нет, конечно! Там всех делают одинаковыми. Мы решили найти другого учителя и первым делом отправились к Фиби.

—К Фиби?! — Так звали одну помешанную, которая учила Рыжего Пса колдовству и магической работе с бумажными фигурками.

—Фиби сказала — ну, в своем чудном стиле, — что сначала мы должны спросить разрешения у Рыжего Пса. Думаю, эту ведьму давно пора посадить в психушку. Она сказала, что Рыжий Пес отправился на Юкатан, взяв собой дюжину новых и могущественных учеников.

—Сюда? — простонала я, делая вид, будто не ощущала в окрестностях его присутствия.

—Да. И попробуй угадать, кого он здесь ищет?

—Кого же?

—Тебя, разумеется! — В глазах Драма мелькнула угроза.

—Почему именно меня? Я никто! — воскликнула я. — Я думаю, у такого сильного человека, как Рыжий Пес, есть дела поважнее.

—Да, но никто не сражался с ним за силу так яростно, как ты. Ты его победила, а маги смотрят на подобные вещи совсем не так, как обычные люди. Ему хочется свести с тобой старые счеты, и ты это знаешь. Не делай такой невинный вид! Ты отняла у него свадебную корзинку, и теперь он не успокоится до тех пор, пока не отомстит тебе.

Хорошо. Хочешь верь, хочешь не верь, но я просто провожу здесь отпуск. — Линн, не морочь мне голову, — огрызнулся он и снова взялся за еду. С его щеки упала капелька соуса. — Меня не одурачишь. Я чувствую витающий здесь запах силы. Честно говоря, я уже нашел Рыжего Пса.

Я насторожилась.

— Правда? — сказала я, стараясь не выдавать своего волнения.

— Ага. Он сказал, что мне нужно показать себя. Добавил, что он мне больше не доверяет — может, Руби подослала меня шпионить за ним. Он начал вести себя так, будто он чертов сержант, а я — сопливый призывник. Его не одолеть. Он всегда добивается своего. И меня он тоже одолел. Он проникает внутрь тебя, и иного выбора просто не остается, приходится подчиниться. Похоже, на этот раз он действительно начал свое путешествие за силой.

— Рыжий Пес пугает меня не больше, чем раньше, Драм.

— У Руби я много узнал о женском начале. Можешь мне не верить, но мне не так уж хочется возвращаться и продол жать прислуживать великому Рыжему Псу. Я думаю, что он - само зло. Все, чего мне хочется, — чего мне всегда хотелось - стать известным целителем, а не магом. Я узнал много приемов и всего такого, но от всей этой магии у меня мороз по коже идет. Рыжий Пес всегда пугал меня до смерти. Мне нужна помощь, Линн. Прошу тебя.

— И чего именно ты хочешь, Драм?

Он неожиданно подался вперед и вложил мне в руку свой кисет с табаком. Его взгляд был очень искренним.

—Найди мне учителя, такого, который заслуживал бы уважения и не обращался бы со мной, как с рабом.

— Не могу ничего обещать, но, насколько я понимаю, теперь я просто обязана сделать все, что могу, — сказала я, кивая на кисет с табаком, лежавший на столе рядом с моей тарелкой.

Эти слова позволили Драму с чистым сердцем предаться поглощению пищи. Он набросился на нее с жадностью, и я подумала, что он, должно быть, не ел уже очень давно.

— А что случилось с Беном? — спросила я. — Он приехал сюда вместе с тобой?

— Нет, мы расстались в Вайоминге. Он сказал, что не собирается предлагать Рыжему Псу свои мозги в качестве игрушки. Он решил попробовать что-то новенькое и собирался найти шамана по имени Дэвид Карсон.

—Дэвид Карсон... Когда-то я о нем слышала. Где он сейчас?

—На юго-востоке Оклахомы, в небольшом городке под названием Тускахома.

—Там, где заканчивается Тропа Слез?

 

—По-моему, да. Знаю только, что там живет племя чокто. Бен надеется, что Карсон возьмет его в ученики и научит, как отомстить Рыжему Псу— похоже, к этому сейчас сводится для Бена весь смысл жизни. Он до сих пор выходит из себя при любом воспоминании о том, как издевался над ним Рыжий Пес, и потому считает, что обучение у Карсона станет лучшим решением.

—А ты как думаешь?

—Ну, я слышал несколько довольно жутких историй о могуществе этого Карсона, от них у меня кровь в жилах стыла, так что я предпочитаю держаться от него подальше.

— Что ж, остается пожелать Бену удачи. Оставшуюся часть обеда мы оба молчали, тем более что рот Драма двигался как пожирающая уголь паровозная топка.

Когда с едой было покончено, я сказала:

— Теперь пойдем со мной, Драм.

Я заплатила по счету, мы сели в мою машину и поехали к Сойле.

—Тебе лучше подождать в машине, Драм.

—Конечно, я все понимаю. И уже приготовился к худшему.

—Не будь таким оптимистичным.

Я поднялась к парадной двери и постучала. Дверь открыл Хосе. По пути в гостиную он внимательно изучал мое лицо.

—Хосе, можно поговорить с тобой и Сойлой?

—Сойлы сейчас нет.

Я приступила к рассказу. Я вручила Хосе табак, который дал мне Драм, а затем кратко описала его историю. В завершениея спросила, может ли Хосе поговорить с Драмом прямо сейчас и, возможно, взять его в ученики.

— Это табак Драма? — спросил он.

— Да, он дал его мне и попросил помочь ему найти учителя.

Хосе приложил кисет к сердцу и прикрыл глаза.

— Да, — сказал он скорее самому себе, чем мне. — Через полчаса я встречусь с ним в том ресторанчике, где вы недавно обедали. — Он улыбнулся мне, а у меня возникло такое чувство, будто ему известно нечто такое, чего не знаю я.

— Спасибо, Хосе.

— Благодарность неуместна, — сказал он. Я вышла из дома и вернулась к машине.

— Тебя зачислили, Драм. Через полчаса Хосе будет ждать тебя в том же ресторане. Он очень особенный. Тебя подбросить?

— Нет, лучше прогуляюсь, — сказал Драм, выбираясь из машины. Он побрел к деревне, но тут же вернулся назад: — Спасибо, Линн!

Он отправился по дороге, а я развернула машину и поехала прямо на асьенду. Я сгорала от нетерпения рассказать Агнес о встрече с Драмом. Вот он — спокойный, обычный день! Несмотря ни на что, меня не покидала тревога. Драм вел себя очень искренне, и все же я чувствовала: что-то не так.

Когда я выехала на площадку перед асьендой и остановила машину, солнце пряталось за темными тучами, собирался дождь. Я бегом ворвалась в дом, но там никого не было. Меня охватило очень странное чувство. Возникло такое ощущение, что мне необходимо что-то сделать — но я не знала, что именно, а Агнес таинственным образом исчезла.

В комнате царил идеальный порядок. Мой аккуратно сложенный рюкзак лежал в шкафу. Я на минутку присела на кровать и попыталась собраться с мыслями. На моей подушке лежало орлиное перо. Я взяла его и принялась рассматривать. Агнес часто повторяла, что орлиное перо способно направить человека в минуты сомнений. Что-то действительно было не так, теперь я понимала это без тени сомнений. Я смотрела на перо так пристально, что оно уже расплывалось перед глазами.

В этот миг у меня возникла твердая уверенность в том, что мне нужно немедленно отправиться в хижину посреди джунглей. Я попыталась припомнить, где именно она находится, но память меня подвела, ведь я видела столько разных зарослей. Я мысленно прошла по проселочной дороге и вспомнила, куда мы поворачивали на развилке. Взяв свой солнечный камень, фигурку богини, и платок на случай дождя, я тихо прикрыла за собой дверь и отправилась в путь.

Орлиное перо я положила на приборную доску. Один раз свернула не там, где нужно, но в конце концов все-таки нашла верный путь. Раздался раскат грома, с неба полился небольшой дождь. Я остановилась у границы джунглей, закрыла машину и побежала по уводящей в заросли тропинке. Зеленые побеги лиан образовали настоящую чащу. Я придерживала платок руками, так как он постоянно развязывался. Тропа была такой узкой, что мне не раз приходилось останавливаться и искать ее продолжение.

Наконец я вышла к тому полю, возле которого находилась хижина. Из трубы поднимался дым, дождь продолжал лить. Меня снова охватил страх. Теперь я отчетливо понимала, что случилось что-то ужасное. Я неистово помчалась к дому, но тут словно из ниоткуда выскочила огромная собака, преградившая мне путь. Это был тот самый коричневый пес, но теперь он выглядел пугающе. Когда я подошла ближе, он зарычал. Его загривок напрягся, будто он изготовился к прыжку. Я вспомнила о своем солнечном камне, фигурке богини, вынула его из кармана и показала псу. Он снова зарычал. Мое сердце готово было выпрыгнуть из груди. Я двинулась вперед еще на сантиметр, продолжая держать перед собой фигурку, — пес рявкнул еще более угрожающе. К счастью, он почувствовал запах камня, и это сработало как пароль: пес заскулил, поджал хвост, лизнул мне руку и сдвинулся в сторону. Я поблагодарила его и с возросшим уважением потрепала по загривку. Он вошел в хижину вместе со мной, и я плотно затворила дверь.

В комнате было серо от дыма. На полу рядами сидели женщины, некоторые стояли. Несмотря на тусклое освещение, я узнала некоторых из них — тех, кто бывал на асьенде. Сегодня здесь собралось не меньше тридцати человек. Я услышала стук капель дождя и поняла, что он превратился в ливень. Сверкнула молния, над хижиной прогремел раскат грома. В этот миг я поняла две вещи: во-первых, идет общее собрание и, во-вторых, я вижу перед собой всех Сестер Щитов. Я присела на корточки между двумя женщинами. Агнес стояла в центре комнаты, рядом с Сойлой и другой женщиной, которую я знала под именем Женщина-Ягуар. Вид этой троицы вызвал у меня странное смешение чувств — в нем были оттенки благоговения, любви, нежности и чувства сопричастности. Женщина-Ягуар вышла из тени. Сегодня на ней не было белой каменной маски ягуара, но вместо нее лицо было покрыто черными и красными диагональными полосами. Она казалась очень знакомой и в то же время совершенно чужой.

— Что случилось? — тихо спросила я у женщины, сидящей слева, но она знала не больше, чем я.

Комната погрузилась в тишину, которую нарушал только звук падающего на крышу дождя. Три женщины уселись на коврики, обратившись лицом ко всем присутствующим, а затем поднялась Сойла. »

— Маску ягуара украли, — сказала она.

Несколько секунд в комнате звучали возбужденные выкрики, потом все успокоились, шум утих. Копаловый дым был таким густым, что женские лица, возникающие среди туманных клубов, казались призраками из снов. Меня охватила волна непонятной энергии. Я ощутила сильное давление в ушах. Мне почудилось, будто я покинула свое тела и взлетела над ним. Издалека донесся мой собственный голос: «Известно, кто украл маску?»

—Ее украл Рыжий Пес и его двенадцать учеников.

—Вы уверены?

—Он сам сказал об этом. Теперь поднялась Женщина-Ягуар.

— Подойди, Линн, — сказала она. — Сядь здесь, рядом со мной. Я проплыла мимо остальных женщин, нащупала коврик и села. Женщина-Ягуар наклонилась и посмотрела на меня без всякого выражения.

— Украсть маску шамана — значит украсть его лицо, его умение молиться и проводить обряды, саму его жизнь, — сказала она. Ее взор впивался в мое лицо. — Недавно тебе рассказывали о жертвеннике, лике земли, маске— и ты узнала, как соединяться с силой. Тебя посвятили в таинства, в мир шаманок. Когда-нибудь ты тоже обретешь свое лицо, свою собственную маску силы, и тогда поймешь, что значит ее потерять.

Маска ягуара старше Сестер Щитов, она старше самих пирамид. Оказавшись в руках злого мага, она может принести неописуемые беды. Это может стать концом Общества Сестер. Это главное лицо нашего ордена. Ее необходимо вернуть.

В комнате стало светлее. Я не понимала, что стало причиной этого, и решила, что ум опять разыгрывает меня. Возможно, я перенесла на внешний мир свои внутренние ощущения. Я вытянулась в струнку и почувствовала тепло в глубине себя. Мне в руки вложили барабан, я склонилась над ним и начала бить. Получалось удивительно хорошо, я словно уловила общий ритм сердцебиений. Голоса сплелись в песню. Сойла пела на древнемайянском языке. Сила этой песни нарастала, как танец кружащегося дервиша, и резко оборвалась. Странный свет стал невероятно ярким, и я ощутила, что всех собравшихся женщин переполняет сильнейший гнев.

— Тебе говорили, что злость нужно направлять на созидание. Она не должна превращаться в страх, — сказала Женщина-Ягуар, глядя на меня в упор. В этот миг коричневый пес заскулил и начал бегать у двери. Я заметила мелькнувшие белые клыки. Он издавал дикие, совершенно неземные звуки, вздрагивал от нетерпения, несколько раз залаял и скребся в дверь.

— Успокойте его, — сказала Женщина-Ягуар. — Придержите.

Несколько женщин начали его гладить. Наконец он успокоился и улегся под дверью. Все вернулись на свои коврики, и наше внимание вновь обратилось к центру комнаты.

— Один раз, не осознавая того, ты уже помогла Сестрам, — продолжила Женщина-Ягуар. — И поможешь нам снова.

Я залилась краской от смущения, безуспешно стараясь справиться с этим чувством и сохранить спокойствие. Горло сжалось, и это меня рассердило. Женщина-Ягуар вышла вперед. Она опустилась передо мной на колени и вытянула левую руку. Я уставилась на лежащий на ее ладони крупный кокон бабочки. Она переложила его в правую руку, раскрашенную красным цветом, затем встряхнула, и вытряхнула что-то на мою левую ладонь. Кто-то начал наигрывать на глиняной дудочке веселую мелодию.

— Это подарок от Сестер, он поможет тебе укрепить ту силу, которую до сих пор не осознаешь.

— Спасибо, — сказала я. — Спасибо всем вам. — Я обвела рукой собравшихся женщин.

— Ты самая юная из нас, — продолжала Женщина-Ягуар. — Твое простодушие вновь пробудило нас к жизни, и сейчас мы похожи на бабочек, покинувших свой кокон.

Предмет в моей руке был крошечным, но довольно увесистым. Агнес зажгла свечу и поднесла ее поближе. Теперь я видела, что на моей ладони лежит золотая фигурка богини с крыльями бабочки, сделанными из черного обсидиана.

— Какая красивая, — сказала я. — Спасибо еще раз. — Важна не благодарность, а понимание. Ты держишь в руке Ицпополотль, богиню обсидиановой бабочки. Она богиня охоты, глава обсидианового культа магического оружия. Кроме того, она является богиней смерти. На протяжении истории майя она считалась богиней дынного кактуса, плодородия земли. Обсидиан связан с посевами и выращиванием пищи, но, помимо того, имеет отношение к смерти, ночи и жертвоприношению сердца. При жертвоприношениях сердце всегда вырезали обсидиановым ножом. Это темная сторона обсидиановой бабочки. Она — наш страж, она принесет смерть и уничтожение любому, кто попытается украсть лицо Сестер.

Я склонилась, рассматривая подарок, мысленно представляя себе, насколько древними были чудеса и кошмары, свидетелями которых была эта богиня.

—Как я могу помочь? — спросила я.

—Ты начнешь понимать это сегодня ночью, в скрывающемся в джунглях храме ягуара. Сестры проведут обряд, который укрепит мощь охоты. Носи Ицпополотль в кисете-коконе на шее. Она тебе пригодится. Мы принесем грибы силы, и они позволят тебе увидеть вора, вознамерившегося нас уничтожить. Готовься. Не произноси ни слова, ничего не ешь. Мы соберемся, когда Луна поднимется высоко.

Женщина-Ягуар отступила в тень. Агнес знаком показала, что нам пора уходить.

Мы с Агнес прошли по джунглям к моей машине. Несколько минут спустя мы уже неслись по изрытым глубокими колеями дороге к асьенде. Я размышляла над тем, что только что произошло, меня охватили неуверенность и страх. Собрание Сестер напомнило мне один давний сон, который до сих пор оставался непонятным. Мне казалось, что к хижине меня тянула какая-то могущественная, хотя и незримая нить. Я хотела задать Агнес множество вопросов, но вспомнила, что Женщина-Ягуар велела мне хранить молчание. Сердце было переполнено чувствами: утонченная власть и сила этих женщин представляли собой нечто большее, чем я могла вынести.

В голове вертелись причудливые образы: картины кровавых жертвоприношений на каменных алтарях. Я увидела, как в грудь Рыжего Пса вонзается обсидиановый нож, и меня передернуло. Нельзя сказать, что он этого не заслужил, но кто будет моим хорошим врагом, если он погибнет? Господи, о чем я думаю? Я попыталась выбросить из головы эти безумные мысли и, покосившись, бросила короткий взгляд на Агнес. Ее лицо было окаменевшим, мрачнее сгущавшейся вокруг ночи. Подняв руку к кокону, я коснулась пальцем фигурки Ицпополотль.

Когда мы приехали на асьенду, Агнес присела на кровать. Ее лицо с соколиными чертами было обращено к темной стене. Мы не разговаривали и ничего не ели. Около одиннадцати часов вечера мы снова сели в машину и отправились в джунгли. Во время поездки я пыталась расслабиться, но ничего не получилось. Дурное предчувствие крепло. Ехали мы не меньше часа.

Агнес подалась ко мне и прошептала:

— Остановись.

Прибыли.

Я была рада тому, что Агнес со мной, так как мне никогда не удалось бы найти это место самостоятельно. Мы прошли по тропе, озаряемой только лунным светом, который просачивался сквозь паутину лиан и густой листвы деревьев. Я никогда раньше не уходила в джунгли так глубоко. Вокруг пели цикады и ночные птицы. В горле у меня пересохло. Я была близка к панике и с ужасом представляла, что готовит мне судьба.

Воздух наполнился тяжелым запахом расцветающего ночами жасмина. Призрачная в лунном свете фигура Агнес бесшумно двигалась впереди. Я не слышала собственных шагов, но воображала их звучание. Ветка сильно хлестнула меня по лицу, и я мысленно вскрикнула, ощутив обжигающий удар. Подняв руку, я в сердцах сорвала эту лиану.

Теперь я шла осторожнее, стараясь не вступать в столкновение с этим океаном растительности. В то же время я продолжала гадать, что принесет будущее. Тропа резко оборвалась. Агнес на мгновение заколебалась, а затем подняла голову. Я последовала ее примеру и обнаружила, что прямо перед нами возвышается огромный неухоженный, скрытый папоротниками и лианами храм, целиком опутанный листвой. Сооружение имело желтовато-коричневый цвет и поднималось ввысь на несколько сотен футов. Оно напоминало кулак великана, протянувшего руку вверх, чтобы сбить с неба луну. Затем послышался бой барабанов — сначала очень редкий, не чаще одного удара в пять секунд.

Агнес продолжила путь, я двинулась за ней. Мы обошли храм с левой стороны. Мы взобрались на нижние ступени, и я улучила мгновение для того, чтобы оглядеться вокруг. Вскоре я поняла, что храм очищен от зарослей только с одной стороны. Мы вышли к какому-то мостику, сложенному из огромных камней, и наш путь преградили две амазонки. Мне показалось, что я видела их на обряде Верховной Матери. Лица обеих были спрятаны за казавшимися очень тонкими и гибкими майянскими масками из блестящего позолоченного металла. — Мы поставлены здесь для охраны маски, — прошептала нам одна из них. Она протянула маску с перьями довольно странного вида, и Агнес тут же надела ее.

Мне тоже вручили маску, но у меня не было времени рассмотреть ее. Амазонки торопливо сунули маску мне в руки, и я поняла, что ее нужно надеть немедленно. Во мраке я смогла нащупать только длинные тонкие перья, опускавшиеся на спину, щели для глаз и открытый рот. Мои руки скользнули вдоль выпуклого узора из змей, окружавшего верхнюю часть маски. Она была сделана из металла и ткани. Маска была темная, и, надев ее, я почувствовала себя так, словно погрузилась в тень. Перья удобно легли на шею и верхнюю часть шины.

Мы с Агнес прошли мимо двух стражей и оказались на вымощенной камнем террасе. Агнес жестом поманила меня за собой и прошептала:

— Найди Женщину-Ягуар и следуй ее указаниям.

Прежде чем я успела ответить, Агнес скрылась за поворотом высокой каменной стены. Я не знала, что делать, и потому двинулась следом. Свернув за угол, я ступила на чистый, покрытый травой прямоугольник, немного уступавший размером футбольному полю. Размещавшиеся в четырех вершинах площадки ступенчатые пирамиды уходили в небо на несколько сотен футов. Вдоль периметра были расставлены пылающие факелы.

Вдалеке загудели майянские трубы, оптас, зазвучала быстрая дробь барабанов. Время от времени раздавались трели флейты и ровный гул какого-то струнного инструмента. Влажный ночной ветер подхватывал и уносил эти мелодии. В окружении музыки я прошла под аркой в каменной стене и оказалась перед главной пирамидой. От увиденного у меня захватило дух: уводящие ввысь ступени были усыпаны пестрой рой. Мы погрузились в экстаз, словно бой барабанов был чем-то целым, а мы — частицами этого звучания. Барабаны продолжали бить, а потом резко стихли.

Жерло взорвалось оранжевым свечением. Мы подняли глаза и увидели, что Женщина-Ягуар указывает на другую сторону площадки, на вершину пирамиды напротив, где стояла чертова дюжина темных мужских фигур. Они тоже выстроились в ряд, и каждый сжимал в руке пылающий факел. Несмотря на то, что воздух был заполнен дымом, я без колебаний поняла, что один из них — Рыжий Пес. Мне стало дурно. Я вспомнила одно необычное видение, которое однажды посетило меня. В том видении я отдавалась Рыжему Псу в облике Кокопелли — неотразимого, схожего с куклой индейца — на алтаре в каком-то месте, очень похожем на это. По спине побежали ледяные мурашки. То видение не только уравновешивало во мне мужское и женское начала, но и стало первым свидетельством, явственным проявлением моей собственной темной половины. Возможно, оно служило преддверием сегодняшней ночи.

Подняв руку к висящему на шее кокону, я крепко сжала богиню бабочек и попыталась выбросить из головы мысли о том, как обсидиановый нож извлекает сердце Рыжего Пса, которое затем поднимают ввысь и преподносят в дар Солнцу, но эти картины настойчиво возникали.

На Рыжем Псе была маска ягуара, он царственно поворачивал голову из стороны в сторону. Стоящие с высокомерным видом ученики были почти голыми.

— Как ты посмел явиться сюда и надеть мое лицо?! Назови свое имя! — удивительно спокойно произнесла Женщина-Ягуар, обратившись к Рыжему Псу поверх наших голов. Ее голос был прекрасно слышен на всей площадке. — Женщина с Запада, слушай меня, — громко крикнул Рыжий Пес. — Ты хочешь знать имена, но они не имеют значения. Я — человек силы, и пришел сюда с Севера.

— Зачем ты пришел?

В его ответе звучала угроза:

— Я пришел забрать твою силу. Я пришел, чтобы принести тебе чудесную смерть и украсть твои сны. Я возьму себе силу твоего лика.

— Ты уже надел его, — сказала Женщина-Ягуар. —

Попробуй взять его силу.

— Непременно, — откликнулся он. — Но эта игрушка не значит для меня ничего без хранящихся у тебя ключей знания, которые смогут открыть ее власть.

Мне показалось, что во время разговора колдуна и Женщины-Ягуар мои ноги просто вросли в землю. Мускулистое тело Рыжего Пса было увенчано маской ягуара, которая поблескивала в лунном свете, словно кривое зеркало.

— Тогда верни мое лицо, — потребовала Женщина-Ягуар. — Тебе все равно нет от него никакого прока.

—Нет! — злобно воскликнул Рыжий Пес. — Оно мое!

—Почему же я должна учить тебя, злодей, ночной вор?

—Потому что мне хватило сил забрать его, а ты слабее. — Он погрозил ей кулаком. — Ты не достойна такой силы. Никто из вас не достоин. Вам пора прекратить заниматься глупостями и разойтись по домам.

Серебряный дым копала на мгновение затуманил фигуру Рыжего Пса. Я съежилась и в полутьме заметила, что стоявшие рядом женщины тоже испуганы.

— Человек с Севера! — крикнула Женщина-Ягуар. — Ты говоришь правду. Ты владеешь поразительной силой, ты сделал невозможное. Если хочешь, сегодня ночью мы можем вместе отведать грибы. Конечно, если ты струсишь, то не сможешь считаться заслуживающим силы. Я расскажу тебе кое-что о маске ягуара. Ты поймешь, что даже не представляешь себе всех ее возможностей. Возможно, в священных сновидениях мы оба найдем те ответы, которые давно ищем. Согласен?

— Ты понимаешь, что я — мужчина, а не трус? — каким-то странным голосом заявил Рыжий Пес. — Ты увидишь, что я достоин силы. Я согласен на это испытание.

— Тогда спускайся с пирамиды. Встретимся на площадке.

Вслед за Рыжим Псом спустились остальные мужчины. Сестры Щитов тоже двинулись вперед, направляясь к центру площадки. Ряды женщин расступились, и прямо ко мне подошла Женщина-Ягуар. Она вручила мне большой и глубокий горшок с изображением черепахи на дне. Я знала, что такие горшки называют орлиными.

— Возьми горшок орла. Пойдем, — сказала ЖенщинаЯгуар. — Внимательно следи за тем, что произойдет. Сегодня ночью ты будешь Женщиной Воды. Не ешь грибы.

Я прижала горшок к животу. Я знала, что это древний горшок для жертвоприношений, что он до сих пор трепещет от биения сердец тысяч жертв, принесенных на протяжении веков. Я вернулась в ряд Сестер, и все мы пошли за Женщиной-Ягуар. Раздавались редкие удары барабана и трели флейт. Теперь меня охватил страх за само существование ордена Сестер. Как эта община одухотворенных женщин могла есть грибы вместе с этим злобным магом и его ужасными учениками? Мне страшно было подумать о том, к чему это может привести. Как странно, что Женщина-Ягуар решила отведать пищу богов со своими заклятыми врагами. Кроме того, я слышала, что магические грибы называют плотью богов. Агнес рассказывала, что многие древнемайянские обряды и исцеляющие ритуалы были связаны с растениями и грибами силы, но ни разу не пользовалась ими во время моего обучения. Теперь я гадала, к каким последствиям это приведет. У меня возникло ощущение, что скоро случится нечто совершенно фантастичное.

Музыка дополнилась пронзительными звуками флейт и мандолин, теперь она была похожа на песню горных перуанцев. Я заметила несколько музыкантов, выстроившихся в ряд на ступенях пирамиды. Они раскачивались в такт бою барабанов и мелодии. Мы подошли к центру прямоугольной площадки и остановились. Здесь росло одинокое дерево капок. Женщина-Ягуар встала у него, поджидая приближавшегося Рыжего Пса. Ученики растянулись по обе руки от него, словно изготовившееся к атаке войско индейцев в прериях. Тела мужчин были с ног до головы расписаны пестрыми узорами. Лица также были искусно раскрашены, а в длинные волосы вплетены традиционные перья.

Похоже, с тех пор, как мы встречались в последний раз, Рыжий Пес накопил огромный запас силы. Гордо выпрямившись, он подошел к Женщине-Ягуар. В определенном смысле я даже уважала его. Несмотря на то что свет луны потускнел от покрывавших небо облаков, а факелы были подняты слишком высоко, мне показалось, что его волосы вновь обрели прежний огненно-рыжий цвет, хотя в последние годы были седыми. Гибкое тело намекало на таящуюся в нем энергию, свившуюся кольцами змеи. С высоты его роста на всех нас взирала похищенная маска ягуара. Ученики Рыжего Пса тоже были гибкими, мускулистыми и агрессивными на вид. На ногах у некоторых из них были кожаные краги, но одежда большей части состояла только из набедренной повязки и кожаных мокасин. Они не переговаривались и не улыбались, даже не поворачивали голов. Ученики замерли в нескольких метрах позади, но Рыжий Пес подошел так близко, что это меня взволновало. Каким-то непостижимым образом маска превращала его в настоящее чудовище. На голове Женицины-Ягуар она выглядела мужской, но на Рыжем Псе казалась женской — злобным женским лицом, будто за ним скрывалась Мать Смерти, терпеливо дожидающаяся возможности сожрать всех вокруг.

Женщина-Ягуар сухо сказала:

— Принесите грибы и положите их на коврики перед нами.

Две женщины выступили вперед. Они расстелили коврики, поставили на них несколько горшочков с грибами и котел с водой, зажгли свечи и воскурили копаловые благовония. Эти действия послужили для остальных знаком: сестры поочередно подходили к коврикам и укладывали на них узелки в качестве даров. Эти приношения предназначались духу грибов, который должен был обеспечить удачное путешествие.

Сильный порыв ветра растрепал мне волосы. Женщина-Ягуар затянула песню, и все женщины подхватили ее. Музыканты спустились со ступеней пирамиды и направились через площадку к нам. Я видела, как их силуэты мелькают в колеблющемся свете пылающих свечей. Прокатился еще один порыв ветра, и нас окутало густое облако копалового дыма. Музыка заиграла в бешеном темпе, а затем резко оборвалась.

Воцарилась полная тишина, во время которой стоявшие неподалеку мужчины рассматривали нас с нескрываемой враждебностью. Женщина-Ягуар знаком велела мне подать ей первые грибы. Я нервничала, но подошла к коврикам и положила несколько грибов в свой горшок для жертвоприношений. Женщина-Ягуар извлекла первые грибы и начала жевать их. Раздалось звучание струн какого-то неизвестного мне музыкального инструмента, и вскоре к нему присоединились слабые звуки дудочки.

После этого тринадцать женщин, включая Женщину-Ягуар, уселись в один ряд возле ковриков в каких-то трех метрах от Рыжего Пса. Женщина-Ягуар знаком пригласила Рыжего Пса и его учеников расположиться по другую сторону от ковриков, и они тоже расселись. Между рядами мужчин и женщин начали передавать грибы. Каждый брал несколько штук и съедал их. Женщина-Ягуар сидела прямо напротив Рыжего Пса. Я была далеко: подливала в горшок для жертвоприношений воду, сидя позади всей группы, но, насколько могла заметить, Женщина-Ягуар ни на мгновение не отвела взгляда от глаз Рыжего Пса, а остальные женщины — от сидевших напротив мужчин. Мужчины время от времени опускали головы, они, казалось, засыпали, но тут же усилием воли заставляли себя взбодриться. Все женщины прекрасно владели собой.

Около двадцати минут тянулось полное безмолвие. Затем Женщина-Ягуар произнесла две молитвы. Я заметила, как несколько мужчин опять уронили голову на грудь, но немедленно встряхнулись, пытаясь сохранить сосредоточенность.

— Накажу! — прошептал Рыжий Пес. Женщина-Ягуар начала напевать каким-то экзотическим, певучим голосом:

— Я — мать Женщины-Шута. Я — Мать-Ягуар. — Она повторила последнюю фразу несколько раз.

Одна из женщин задула свечи, остальные потушили факелы мужчин. Теперь и те, и другие казались в свете луны мерцающими контурами. Песня продолжалась:

Пусть тьма будет фоном для видящих глаз. Чтобы увидеть лежащие перед тобой ключи, не нужен свет.

Мудрые рядом с нами. Мы видим их ясно. Они хотят рассказать тебе... Они хотят рассказать тебе...

Она повторила эти слова несколько раз, с определенными изменениями. Песня была довольно долгой. Прежде я никогда не видела таких обрядов, и потому не знала, что должно произойти. Голос Женщины-Ягуар как-то необычно подрагивал, она раскачивалась вперед и назад. Звучание эхом отдавалось в окружающей тьме, рождаясь и умирая. Тон музыкального сопровождения становился все выше, а песня звучала теперь так властно, что я то предавалась страху, то, зачарованная, погружалась в гипнотическое состояние.

Рыжий Пес и его ученики определенно поддались чарам этой мелодии. Ничего не видя вокруг, они вслушивались в нее и всматривались в Женщину-Ягуар, полностью поглощенные происходящим. Их раскрашенные тела поблескивали в свете факелов. Один из мужчин с полуприкрытыми глазами протянул руку женщине напротив, но та оставалась совершенно неподвижной. Мне стало непо себе, но мужчина опустил руку.

Голос Женщины-Ягуар стал очень нежным, в нем сквозили теплые, соблазняющие нотки. Очертания ее тела раскачивались в такт музыке. Я видела остальных женщин, объятых пальцами желтоватого лунного света. Они опустились на колени, их тела волнообразно покачивались, искусительно изгибались. Все они двигались невероятно гибко и казались изящными, очень юными девушками.

Смотри на красу перед тобой. Смотри на красу перед тобой. Я — Женщина-Колибри!

Я веду тебя к еде!

Владыка Орел ждет среди деревьев.

Он видит твой скелет.

Он видит, как горит твоя кровь.

Смотри на красу перед тобой.

Гори.

Смотри на красу перед тобой.

Гори.

Я хочу твои ноги.

Хочу твои прекрасные колени.

Женщина-Колибри умоляет.

Я хочу твои руки.

Хочу твои пальцы.

Умоляет.

Вся сила теперь внутри нас.

Вся сила теперь внутри нас.

Один из мужчин зашипел сквозь зубы, другой повелительно махнул сидящей напротив женщине, призывая ее к себе. Это был совсем не обряд. Я не могла понять, что происходит. Мне хотелось сорвать с лица маску и протереть глаза. Трое мужчин уже стояли, эротично виляя мускулистыми бедрами. Встал и Рыжий Пес. Тот же мужчина снова призывно протянул руку женщине напротив.

Музыка была нежной, мягкой, словно бархат. Воздух стал густым от сексуального напряжения и копалового дыма. Мне казалось, что я принимаю участие в святотатстве, и все мы неуклонно движемся к чему-то запретному. Мне едва удавалось заставить себя оставаться на месте. Некоторые женщины упали в обморок. Голос Женщины-Ягуар стал теперь сухим, даже пугающим. Я никогда раньше не слышала, чтобы она говорила таким тоном. Между словами она выводила соловьиные трели, мелодия ее песни казалась волнами прилива, обрушивающимися на океанский берег.

Я слушала все это молча, лишь подрагивала, захваченная искушающим звучанием этой ночи. Затем я попыталась понять, какой неожиданный поворот событий может вскоре произойти. Меня охватило почти непреодолимое желание убежать, но я осталась сидеть. Теперь все мужчины стояли. Рыжий Пес перепрыгнул через коврики и обнял Женщину-Ягуар. Он притянул ее к себе и прижал к груди. В свете факелов их тела слились в одно. Из горла Рыжего Пса раздалось животное рычание.

Остальные ученики последовали этому примеру. Все сбросили одежду и начали танцевать, постанывая от экстаза и падая в траву; все выглядело так, будто подавлявшиеся прежде порывы сейчас выплеснулись наружу. Я закрыла глаза и запела, искренне мечтая о том, чтобы лишиться чувств. Я пыталась овладеть готовым взорваться умом и почувствовала, как мне в руки сунули что-то круглое и холодное. Открыв глаза, я задрожала, так как держала в руках маску ягуара.

— Охраняй ее, — шепнула мне на ухо Агнес.

Я боялась отходить от остальных и гадала, не заметил ли кто-то, что я уношу маску с собой. Сначала я попробовала втиснуть ее в горшок для жертвоприношений, но это мне не удалось. В отчаянии я пыталась отыскать Агнес но та исчезла, и тогда я опустилась на корточки, пытаясь найти какое-нибудь укрытие для маски. Наконец мне удалось разместить ее под платьем, на уровне живота.

Я села, постаралась принять самый невинный вид и осторожно осмотрелась по сторонам. Я думала о том, как долго смогу выдерживать происходящее вокруг. Мне не очень-то хочется описывать те чувственные позы, какие принимали переплетенные и извивающиеся вокруг тела. — Линн! — раздался голос за спиной.

Я обернулась и увидела Женщину-Ягуар, стоявшую неподалеку с несколькими женщинами. Какая неожиданность!

Я вертела головой, бросая взгляды на нагие тела. Хотя сначала мне казалось, что мужчины обнимают молодых женщин, теперь стало ясно видно, что эти женские фигуры начинают исчезать, растворяться, превращаться в ничто. Мужчины блаженно постанывали и определенно получали наслаждение в полном одиночестве.

—Что я видела? — спросила я.

—Воплощения их желаний, — ответила Женщина-Ягуар. — Ты видела мужчин, увлекшихся плодами собственного воображения.

Вновь посмотрев на мужчин, я увидела в их объятиях полупрозрачные, блеклые и размытые образы.

Чья-то рука сжала мою ладонь. Это была Агнес.

— Пойдем, — велела она.

Я присоединилась к остальным женщинам. Когда процессия Сестер Щитов покидала прямоугольную площадку, все мы пели:

Теперь ты чист.

Мудрые говорят.

Орел говорит.

Теперь ты чист.

Мы — опытные одухотворенные женщины.

Я — Женщина-Ягуар.

Молись.

Ты был оторван от горы.

Духи молятся.

Духи молятся.

Перед уходом мне захотелось бросить последний взгляд на Рыжего Пса и его учеников. Они по-прежнему катались нагишом в красновато-золотистом свете луны и факелов, страстно и ритмично двигались, соединяя свои души с иллюзиями. Музыканты остались позади и продолжали играть. Я подавила желание громко расхохотаться.

На асьенде Сестры собрались в большой комнате. Близился рассвет, и мы зажгли лишь несколько свечей. Я слышала, как снаружи мягко шепчет ветер, пламя свечей колыхалось от легкого сквозняка. Я по-прежнему прижимала к голой коже маску ягуара, и это ощущение согревало меня. Я внимательно всматривалась в сидящих вокруг прекрасных Сестер, так как меня охватило чувство того, что очень скоро я покину джунгли Юкатана.

Образовали круг, и Женщина-Ягуар попросила меня зайти в центр. Тени женщин на белых глиняных стенах сплетались в фантастические фигуры, похожие на отвергаемые стороны моей собственной души.

—Маска у тебя? — спросила Женщина-Ягуар.

—Да, — ответила я.

Вынув маску из-под платья, я вручила ее Женщине-Ягуар, и в тусклом свете мне показалось, что на ее лице заблестели слезы. Я вернулась в круг. Тени продолжали переплетаться в странные фигуры — бесформенные обрывки, каким-то неописуемым способом одушевленные тем же духом, который скрывался и во мне. Я наблюдала за тем, как моя собственная тень накладывается на чужие, а затем отстраняется от них.

Женщина-Ягуар подняла маску повыше, чтобы все могли ее видеть. Маска была похожа на яйцо, на парящую в небесах луну. Женщина-Ягуар прошла по кругу, и все женщины, начиная с Агнес, по очереди прикоснулись к маске. Я испытывала гордость за то, что мне довелось несколько часов носить ее с собой. Я была последней, кто прикоснулся к маске, сейчас видела в ней лучезарный, сверкающий земной шар, наделяющий всех нас защитой. По моей руке поднялось странное синеватое свечение, и теперь все мое существо стало целостным. Я нерешительно встряхнула рукой и почувствовала отзвук грусти.

Женщина-Ягуар медленно опустила маску на голову, повернувшись так, чтобы все могли это видеть. Собравшиеся женщины излучали огромное счастье, их охватило веселое возбуждение.

— Мы вернули лицо, — сказала Женщина-Ягуар. — Великий орден Сестер восстановлен и возрожден.

Раздались громкие ликующие крики. В каждой женщине начал проявляться бескрайний и ослепительный свет. Я гадала, не были ли мои глаза слишком цивилизованны, ведь сейчас я видела то, что должна была замечать всегда. Затем свечение потеряло свою силу и потускнело.

— Выйди сюда, — попросила Женщина-Ягуар.

Я снова оказалась в центре женского круга, а Женщина-Ягуар присоединилась к остальным. Все, и она в том числе, сняли с себя маски и положили их на пол, так что теперь меня рассматривало целое кольцо неподвижных лиц. В комнате потемнело. Расставленные на полу маски, казалось, скрывают какую-то зловещую силу. Одна из женщин завела печальную песню, мелодию подхватили глиняные дудочки, звучание которых прекрасно сочеталось с ее сопрано. Язык песни был мне незнаком.

Все женщины подались ближе ко мне и слегка подвигали ногой свои маски, сжимая кольцо в медленном танце. Маски приближались, музыка усиливалась, а женщины, как мне показалось, начали превращаться в животных. Маски выглядели яйцеобразными светящимися дисками, у меня возникло впечатление, будто они поднимаются вверх. Я ощутила взрыв энергии и состояние слияния с единством Вселенной. Я не помню, что было дальше. Я очнулась, сидя на полу в центре круга. Маски находились над полпути между мною и женщинами, которые тоже сидели на полу. Теперь я могла рассмотреть в неясном свете их раскрашенные лица.

—Это была песня благодарности, — низким голосом произнесла Женщина-Ягуар. — Теперь у тебя должно появиться собственное лицо. Ты вернула лицо ведунье, и это великое свершение. Ты поделилась своей силой с Сестрами. Ты и сама понимаешь, как много для нас сделала.

—Но я не сделала ничего особенного, Женщина-Ягуар.

—Помолчи, дитя, — велела она. — Я попытаюсь объяснить. — Женщина-Ягуар не улыбалась. Немного помолчав, она продолжила твердым тоном: — Выбираясь из тьмы, нетерпимости, предубежденности и отсутствия равновесия, ты пытаешься найти силу и святость в любой женщине. Ты и многие другие представительницы твоего пола начинают понимать, кто они. Ты еще не знаешь этого, но вскоре поймешь.

—Как я могла поделиться силой с Сестрами?

—Помнишь, как коричневый пес, наш страж, начал лаять и рваться наружу, когда мы встречались в хижине?

—Помню, — удивилась я.

—Он лаял на шпиона, который нас подслушивал.

—Почему же ты не выпустила пса и не поймала шпиона?

—Потому что хотела, чтобы он нас слышал.

—Но зачем?

—Иначе Рыжий Пес никогда не нашел бы нас у пирамиды, а выпавшая из его рук маска по-прежнему оставалась бы у него.

—Не понимаю...

—Ты привела к нам Драма, и он следил за тобой.

—Драм?

 

—Да, он так и не пришел на встречу с Хосе. Это был обман.

—Но зачем Драм так поступил?

—Ему нужно было выслужиться перед Рыжим Псом, чтобы тот снова взял его в ученики. Разве не так?

—Да, но как ты узнала об этом?

—Хосе тут же сообщил нам.

—Неужели именно Драм привел Рыжего Пса к пирамиде ягуара? — спросила я.

— Да, и это очень хорошо. Он запутался в паутине собственной злобы и пал ее жертвой. Нужно озарять светом то, что плетешь, иначе не стоит даже садиться ткать. Рыжий Пес и его ученики получили тот урок, которого заслуживали. Они угодили в ловушку собственного миража и очень не скоро оправятся от этого удара.

Я услышала смешки и окинула взглядом собравшихся. Кругом царило настолько радостное настроение, что мне самой захотелось расхохотаться.

— Ты считала, что началась настоящая оргия, правда? — спросила Женщина-Ягуар.

—В общем, да. Так я решила.

—Все это происходило только у них в голове.

—Но мне казалось, что я видела тебя. Это было что-то вроде голограммы?

— Послушай-ка меня. Когда дух грибов проникает в тело шаманки, она может принять любой облик. Она способна сделать старика юным и красивым воином. Она может призвать летающие щиты или превратить такую старуху, как я, в соблазнительную, прекрасную девушку. Глядя на нас, те мужчины видели то, что хотели видеть. Они поддались искушению собственной похоти. Мы подарили их видениям свои образы, наколдовали то, что им требовалось. Любопытно, что черный маг всегда поддается соблазну собственной алчности и страха. Единственный способ заставить мага измениться — прийти к пониманию того, что сила рано или поздно обращается против тех, кто ею злоупотребляет. Когда эти мужчины очнутся от своих сладострастных грёз и поймут собственную глупость, им уже не удастся закрывать глаза на эту истину.

—И все же мне показалось, что вы заигрывали с ними.

—Околдовать непосвященного очень просто, но совсем другое дело — очаровать опытного мага. Это не так уж легко. Да, может показаться, что мы их искушали. Никогда не появляйся на территории врага и не используй его оружие, если не знаешь того духа, который пробуждает это оружие к жизни, — иначе тебя просто уничтожат.

Я ощутила прилив энергии, исходившей от окружавших меня чудесных женщин. Краски на их лице смешивались с предрассветными тенями и гармонично переливались, словно отражение радуги в лесном озере. Я уже не чувствовала грусти, теперь мое сердце было переполнено счастьем.

— Этановая маска — для тебя, — сказала Женщина-Ягуар. Она протянула мне белый овальный предмет. Он был довольно тяжел и чем-то походил на маску ягуара. Я подняла маску, подставив это лицо свету восходящего солнца. Все молчали. Женщина-Ягуар положила руку мне на плечо. На мои глаза навернулись слезы радости. Я прижала маску к себе, а затем снова вытянула руки, чтобы еще раз взглянуть на нее. Камень имел форму маски, но был лишен каких-либо узнаваемых черт.

— Эта маска — сестра маски ягуара. Она очень древняя, ее передавали из поколения в поколение в ожидании того времени, когда из вод, волнуемых только Луной, появится змея Настало время перемен. Вскоре родится новое лицо, и оно займет свое место среди нас. Тебе выбирать. Сестрам Щитов нужно новое лицо.

 

Глава 13

ОБСИДИАНОВАЯ БАБОЧКА

 

С незапамятных времен, когда еще не было дубовых деревьев и ярких потоков чистой воды, ей поручили сплетать нити своего тела, своей боли, своих видений и превращать их в действительность. Ее наделили даром сотворять, чтобы исчезнуть.

Паула Гунн Аллен, «Бабочка»

 

Солнечным утром, спустя несколько дней, мы с Агнес и Сойлой завтракали в столовой на асьенде и говорили о силах различных древних предметов. Агнес и Сойла поясняли, что одни предметы оказывают благотворное влияние, тогда как другие чрезвычайно опасны.

—Все эти старинные предметы нужно окуривать, — сказала Агнес.

—Как именно? — спросила я.

—Их необходимо положить где-нибудь на нейтральной местности, окружив кольцом табака, а затем заставить силу выйти наружу и показать себя. Если сила добрая, ее можно забрать и использовать, если же она злая, предмет нужно сжечь или закопать.

Сойла сказала, что она окуривает магические предметы очень похожим способом:

—Однажды я нашла убивающую каменную палочку, ей было не меньше тысячи лет. Когда-то она принадлежала злому магу и была предназначена для разрушения. Когда я разбудила ее силу, та попыталась убить меня, но, к счастью, рядом оказался Хосе. Он бросил на нее большой кусок красного камня из вулкана и поймал им злобную силу. Мы отнесли камень к жерлу вулкана и бросили вниз. Понимаешь, там ему и место. Подобные орудия древних магов не должны болтаться под ногами.

—Хорошо, что вы меня предупредили, — сказала я. — Я как раз собиралась осмотреть кое-какие древние поселения и поискать там предметы для своих узелков.

— Боюсь, это невозможно, — сказала Сойла. — Очень опасное занятие. Ты настроена на духовное, и потому не стоит без необходимости подвергать себя угрозам. Сейчас наступает довольно опасный период твоего ученичества, могут обрушиваться самые разнообразные дурные влияния, а тебе еще не хватает знаний, чтобы защитить себя. Пока ты не накопишь их, тебе нужно быть очень осторожной.

— Туристы редко находят такие предметы, — добавила Агнес, — но ты, без сомнений, нашла бы их немало. Передай-ка мне вон те лепешки.

Я протянула ей тарелку.

— Сейчас ты похожа на магнит, Линн, — усмехнулась Сойла. — Такой магнит, который притягивает к себе все без разбору. Ты можешь привлечь и ужасное, и чудесное.

Агнесс отрезала большой кусок дыни и, прежде чем взяться за него, заметила:

— Поэтому тебе пора уезжать домой.

— Агнес, я не хочу уезжать! Я собиралась провести здесь весь отпуск. Мне хочется повеселиться до конца. — Отправляйся домой и ищи развлечения там, — заявила она, проглотив кусочек дыни. — Что должно было случиться, уже случилось. Тебе рассказали о жертвенниках и о лике земли, ты присоединилась к Сестрам. Пришло время расставаться. — Она отрезала еще один кусок и посмотрела на меня с неумолимым видом. Я обернулась к Сойле, но ее лицо было не менее непреклонным.

Я почувствовала, что мои щеки вспыхнули:

—Что ж, думаю, мне действительно пора возвращаться к делам. Я позвоню в авиакомпанию и закажу билеты на... — Я вопросительно посмотрела на них.

—...На сегодняшний вечер, — хором подсказали они.

—Хм. Спасибо, что дали мне время допить чай, — заметила я.

—Иди и позвони! — настаивала Агнес.

Я поднялась, вышла из столовой и спустилась в гостиную, где стоял телефон. На асьенде было тихо, вокруг ни души. Царила какая-то особенная, отдающаяся эхом пустота. Я позвонила в авиакассы и заказала билет. Учитывая время на поездку в Мериду и аэропорт, у меня оставалось не меньше восьми часов — целая куча времени.

Через несколько минут мы с Агнес и Сойлой занялись упаковкой вещей. Я сложила в свой огромный вещмешок свои платья.

—Тебе куда, Агнес? Подбросить?

—Отвези меня к Сойле, пожалуйста, — сказала она. Она завернула свои пожитки в одеяло и перетянула его веревкой. Образовалась петля, с помощью которой она забросила сверток на плечо. — Поторопись.

Я подняла брови, но промолчала. Мне очень хотелось отдохнуть пару деньков, немного побродить по Ушмалю. Я осторожно завернула и уложила в рюкзак свою новую маску и остальные вещи. Сойла и Агнес нетерпеливо дожидались меня в гостиной. Они все время подгоняли меня, но в итоге я окончательно растерялась.

Такой внезапный отъезд вызывал у меня беспокойство. Мне хотелось попрощаться со всеми новыми знакомыми и Сестрами, ведь с прошлого раза мы увиделись лишь через несколько лет. Не исключено, что я хотела удостовериться в том, что все случившееся произошло на самом деле. Я долго ощупывала рюкзак, пытаясь понять, насколько надежно уложила маску, и наконец застегнула его. Взвалив вещмешок на плечо, я поспешила в гостиную.

— Как я рада, что за это время на нас не напали команчи, — с улыбкой сказала Агнес. — Поскольку рядом Линн, нам так и не удалось бы выбраться отсюда вовремя и спасти свою жизнь.

Мы спустились по лестнице, и вышли из дома. Я с удивлением заметила, что на вымощенной каменными плитами стоянке нет ни одной машины, кроме моей.

—А где все? — поинтересовалась я. — Уже разъехались? Здесь было столько машин...

—Поехали за покупками, — пояснила Агнес.

Лицо Сойлы расплылось в улыбке. Я с любопытством поглядела на них:

— Значит, за покупками?

— Да ладно тебе, — сказала Агнес. — У видитесь в другой раз.

Мы втроем забрались на передние сиденья. Агнес уселась посередине. Я направила машину по длинному утрамбованному шоссе и выехала на узкую дорогу среди джунглей. Мы почти не разговаривали. Стоял чудесный солнечный день. Я следила за разноцветными птицами, которые порхали между деревьями, и вела машину медленно, осторожно. Джунгли представляли собой настоящее буйство скручивающихся лиан, которые купались в зеленой листве, испещренной тенями и вытянутыми, мерцающими бликами солнечных лучей.

Мы свернули на дорогу, ведущую к Ллано, остановились у кирпичного домика Сойлы и вместе поднялись по тропинке. Дверь открыл Хосе, и мы обнялись.

— Уезжаешь, Линн? — с улыбкой спросил он.

— Так велено, — пояснила я.

— Верно, уже пора, — сказал он.

Но сначала выпьем чаю, — добавила Сойла. Минуту спустя все мы сидели за деревянным столом перед чашками-тыквами.

— А где твоя Ицпополотль, обсидиановая бабочка? — спросил Хосе. — Хочу на нее взглянуть. На обратном пути тебе стоит повесить ее на шею для защиты.

Его вопрос озадачил меня.

— Господи, я не помню, где она... Агнес и Сойла так меня торопили... Должно быть, я вложила ее в мешочек с трубкой.

— Так сходи к машине и принеси, — предложила Агнес.

Я выскочила наружу. Я не помнила, куда положила фигурку, переворошила все вещи и с каждой секундой все больше впадала в отчаяние. Я надеялась, что положила ее в мешочек с трубкой, но там фигурки не было. Я вытряхнула из вещмешка все, перебрала одежду, разложив ее на переднем сиденье, а затем взялась за туфли и перенесла их на капот. Потеряв голову, я метнулась назад в дом.

— Нашла? — спросил Хосе.

Все выжидающе смотрели на меня.

— Нашла? — повторила Агнес. Я покачала головой:

— Нет. Может быть, брала с собой в ванную и оставила на умывальнике. Я съезжу назад, скоро вернусь. Я стиснула руку Агнес и направилась к двери, но Хосе остановил меня:

—Подожди-ка. Давай мы поедем с тобой.

—Ничего страшного, я справлюсь сама.

Я побежала к машине и вскоре уже мчалась через джунгли к асьенде. Теперь, когда я была одна, время текло совсем по-другому. Похоже, прошло уже слишком много времени, а я все еще не доехала до асьенды. Тут я сообразила, что еду уже не меньше получаса. Я быстро развернулась и поехала в обратную сторону. На этот раз я внимательно следила за дорогой. Джунгли выглядели как-то иначе, они казались мрачными. Я выехала на дорогу, которая, по моим расчетам, должна была выходить к асьенде, но всякий раз ошибалась. Я моталась вперед и назад, снова и снова разворачивала машину и возвращалась по следам собственных колес. Возможно, я переживала нервный срыв, и после всего случившегося меня это ничуть не удивляло. С другой стороны, не исключено, что все это время я слепо кружилась вокруг асьенды, а та была совсем рядом. Наконец я просто остановила машину. Я была настолько раздражена, что просто уронила голову на руль. Сверившись с часами, я обнаружила, что езжу по джунглям уже два часа!

— А теперь успокойся, Линн, — сказала я себе. — Ты просто сделала какую-то простейшую ошибку. Давай-ка поедем к Сойле, иначе можно опоздать на самолет. Быть может, они помогут тебе добраться на асьенду.

К своей огромной радости, я наконец-то увидела Ллано, но в деревне, судя по всему, произошли существенные перемены, хотя я не могла толком понять, что именно изменилось. Когда я подъехала к дому Сойлы, живот скрутило каким-то глубинным страхом: дом превратился в развалины! Я нажала на тормоз и с изумлением рассматривала руины. Крыша обрушилась, на поросшей травой груде глиняных кирпичей валялись искореженные балки. Выглядело все так, будто в этом месте уже целые годы никто не появлялся. Над обломками уже росли молодые деревья. Из-за угла того, что прежде было кухней — той самой кухней, где всего три часа назад мы с Агнес, Сойлой и Хосе пили чай! — виднелась голова белого козленка.

Я пришла в ужас, почувствовала, что задыхаюсь, начала всхлипывать и хватать ртом воздух. Это все-таки случилось: я окончательно потеряла рассудок. Глаза были затуманены слезами, но мне удалось рассмотреть циферблат часов: они стояли. Меня охватила апатия. Я увидела идущую по дороге старуху, закутавшуюся платком, выскочила навстречу ей и спросила, знает ли она Сойлу и Хосе Гитерес. При этом я суетливо махала рукой в сторону разрушенного дома.

Старуха неговорила по-английски, но тут к нам подошла другая женщина в очень похожей одежде.

— Вам нужна помощь, сеньора? — спросила она. Я спросила, знает ли она Сойлу и Хосе Гитерес.

—Да, — ответила она. — Я помню, что когда-то они здесь жили, но это было очень давно.

—Давно?

—Лет сорок назад, не меньше.

Я затряслась, и женщина подхватила меня под руку.

—Я могу чем-то помочь вам, сеньора? — спросила она.

—Нет... то есть да. Кто сейчас владеет этим домом?

—Мы. Сойла и Хосе продали его нам много лет назад, и теперь здесь живут наши козы.

— Козы... — повторила я, обращаясь скорее к самой себе, чем к этим двум женщинам. Они смотрели на меня, как на сумасшедшую.

— Нет! — завопила я. — Что со мной?

Они попытались удержать меня, но я метнулась к развалинам дома и наткнулась на ограду из колючей проволоки. Я попыталась перебраться через нее, но только глубоко исцарапала ногу. Юбка порвалась, из раны потекла кровь.

—Посмотрите, что вы наделали, сеньора. Да что с вами? — Женщина опустилась на колени, рассматривая царапину. У нее были очень добрые глаза. Вторая женщина уже перевязывала рану тряпицей.

—Я знала этих людей, — попыталась объяснить я.

—Каких людей?

—Супругов Гитерес, — удалось выдавить мне.

—Трудно в это поверить. Они уехали отсюда сорок лет назад, — мягко возразила она.

—Куда?

—Не знаю. Кто-то говорил, что они отправились на север, в Канаду.

— В Канаду! Ну конечно! — воскликнулая. — Это просто невозможно...

— Должно быть, вы были тогда совсем маленькой, сеньора.

—Вы знаете большую асьенду — там, у дороги? — Я показала в том направлении рукой, а затем смахнула с лица слезы.

—Асьенду?

—Да, большая асьенда справа от дороги, примерно в четверти часа отсюда?

Дитя мое, — начала женщина. — Я слышала легенды об одной асьенде, но джунгли поглотили ее задолго до твоего рождения. Никто из жителей деревни туда не ходит. Говорят, там живут привидения и ночные духи. Кое-кто твердит, что там поселился сам дьявол. Сейчас там ничего нет, только джунгли да поля пеньки на добрых пятьдесят миль. Каким бы невероятным это ни казалось, мне было ясно, что я каким-то образом переместилась во времени. С тех пор как я стала ученицей Агнес Быстрой Лосихи, со мной случилось много необычного, но это происшествие было самым странным. Я решила заставить себя успокоиться, несмотря на случившееся, попыталась унять бьющееся сердце и прервать лавину вопросов, которые кружились в голове.

Я машинально спросила:

—Как мне попасть в Мерилу? Она-то еще существует?

—Ну конечно! Я была там чуть больше года назад.

—Спасибо за вашу доброту, — сказала я. — Вы очень мне помогли. Не возражаете, если я побуду здесь еще немного, просто посижу на развалинах, а потом уеду?

Женщина улыбнулась:

—Конечно, не возражаем. Если что-то понадобится, нас можно найти в том доме. — Она показала на виднеющуюся соломенную крышу хижины.

—Все будет в порядке, — ответила я.

Женщины ушли, а я осторожно перелезла через колючую проволоку и побрела по руинам. Здесь ничего не осталось. Наконец я присела на упавший, подгнивший столб, некогда подпиравший потолок, и просидела там до позднего вечера. Небо было покрыто тучами, и моей спутницей была только одинокая звезда (это была та самая звезда, которую я выбрала в качестве «собственной», — ее показала мне Сойла). Стемнело, я почти ничего не видела, как вдруг послышался шелестящий звук, и рядом возникли две гигантские женские фигуры, окутанные голубым светящимся пламенем. Впрочем, я уже ничему не удивлялась.

—Мы пришли с вестью от твоего учителя и друга, — сказала высокая сияющая фигура слева.

Расскажите, — попросила я.

—Хосе просил передать тебе: «просим прощения за неудобства». Он пытался предупредить тебя.

—С ними все в порядке? Как Агнес, Сойла, Хосе?

—Они просили передать, что ты можешь не сомневаться: вы еще встретитесь.

Голубоватые женские фигуры начали растворяться в воздухе.

— Подождите! Объясните, что произошло!

Я вскочила, но существ уже не было, и я осталась в этом мраке одна.

Спотыкаясь, я снова перебралась через колючую изгородь, вернулась к машине и завела мотор.

 

Глава 14

ВЕЧНОЕ ВОЗВРАЩЕНИЕ

 

Можно найти все упавшие звезды и положить их среди листьев — там, где скрываются ветви, почти незаметные в темноте.

Шейла Росс, «Дерево во тьме»

 

Снаружи завывал ледяной ветер, бьющийся о стены хижины. Окна были полностью покрыты морозными узорами. Дрова в очаге выгорели до углей, и всем нам было зябко. Джули подбросила в очаг несколько поленьев и мешала в нем железной кочергой, пока не показались языки пламени. Мы подались к огню, передвинув стулья поближе.

От рассказа о своих переживаниях на глаза у меня навернулись слезы, и я потерла покрасневший нос. Все мы были словно загипнотизированы потрескивающим, искрящимся огнем. Он озарял всю комнату, отбрасывая на стены пляшущие оранжевые отблески. Я почувствовала, что Руби горит нетерпением. Несколько долгих минут мы сидели молча, каждый погрузился в свои мысли.

— Прошу прощения, — тоненьким голосом произнесла Джули, — но я не поняла, что же случилось с Сойлой и Хосе.

— Я рассказала о том, что произошло со мной .Я не знаю, что случилось с ними. Я знаю только то, что они уехали из тех мест около сорока лет назад. — А что произошло с асьендой? — продолжала Джули. — Куда она делась?

—Мы пытались предупредить ее, — сказала Агнес. — Линн непреднамеренно вышла из гармонии с нашими двойниками. Если бы она не потеряла Ицпополотль и не поехала ее искать, то осталась бы в гармонии с нами, и тогда все было бы в порядке.

—Мне известно только то, что это случилось, — сказала я.

— А кто такие «двойники»? — смущенно спросила Джули.

Мы с Джули посмотрели на Агнес.

— Хороший вопрос, — начала она. — Чтобы ответить на него, нужно рассказать о природе времени. Время рождается в том, что вы называете эго, а мы — обителью Я. Эго является иллюзией формы. Чтобы сохранять форму, необходимо иметь представление о времени, потому что эти два явления похожи. Время — порождение ума, так как разум — это эго. Он отчаянно цепляется за понятие времени, стискивает его, словно тиран, потому что ему хочется жить. Когда пересекаешь границы времени и проникаешь во вневременье, ты входишь в священное колесо сновидений, где эго уже просто не нужно. Эго представляет собой ту сущность, которая борется за выживание и боится потерять форму. Эго знает, что, если это случится, оно погибнет.

— Похоже, сегодня вечером ты в хорошей форме, Агнес — саркастично заметила Руби.

— Продолжай, Агнес, — попросила я.

Линн, ты часто говоришь о «карме». Когда великий учитель принимает решение остаться на этой земле, чтобы учить других, он должен принять на себя карму — только это позволит ему сохранить форму. Как только разум освобождается от кармы, человек обретает способность покинуть время и проникнуть во вневременье. Это закон двойника, процесс взаимного отражения, который разворачивается круг за кругом. Поднявшись выше кармы, ты можешь одновременно находиться в нескольких местах. При этом мир не меняется, меняется обитель твоего Я. Почему, по-твоему, встречаются великие люди знания, подвластные пристрастию к спиртному или чревоугодию?

—Не знаю. Даже представить себе не могу.

—Эти привязанности и есть карма, они удерживают человека на земном плане. Они сохраняют его форму.

—Слова! — вызывающе заявила Руби. — Чушь, если хотите знать мое мнение.

Агнес потянулась к старенькой керосиновой лампе и подняла ее с пола. Она подкачала ее, добилась яркого света и подняла над головой.

—Слова — это чушь, — сказала Агнес. — Однако существует и озарение высшим знанием. Подлинный, озаряющий ответ кроется внутри нас. Он озаряет путь по-новому, даже если дорога и прежде была отчетливо видна.

—Убери лампу подальше, Агнес, — раздраженно потребовала Руби. — У меня болят глаза.

—Получается, я каким-то чудом вышла за границы времени, — сказала я.

—Неужели ты думаешь, что разумная женщина вроде меня поверит в ту небылицу, которую ты только что нам рассказала? — резко возразила Руби. — Думаю, вы обе меня разыгрываете. От Линн этого можно было ожидать, но ты, Агнес.¹.. Как не стыдно подшучивать над слепой старухой и пытаться сделать из нее дурочку.

Не сердись, Руби, — попросила я. — То, что я рассказала, — правда. Так все и было.

—Я безумна и собираюсь оставаться безумной! — воскликнула Руби. — Ты просто спала на ходу, вот и все.

—Нет!

—Ну признайся, Линн. Ты просто заблудилась. Белые не умеют чувствовать верное направление, — со своей обычной резкостью заявила Руби. — Мы, индейцы, поднимаемся на холм, забираемся на дерево или на какую-нибудь крышу и потому всегда знаем, где находимся.

Снаружи что-то нашептывал и жадно завывал ветер. Мне не хотелось вступать в спор с Руби. Я точно знала, что со мной произошло. Джули вступила в разговор с широко раскрытыми глазами и удивлением на лице. Агнес сохраняла терпение. Я отодвинула стул назад, ощупала карманы, извлекла свою маску и протянула ее Руби.

—Ты же знаешь, что я слепая. Что там у тебя? — требовательно поинтересовалась она, взяв у меня маску и ощупывая ее. — Похоже на кусок старого камня.

—Руби, это та маска, о которой я рассказывала.

Она повернула лицо ко мне, и я всмотрелась в ее испуганные, блестящие глаза.

— Вздор! Ты сунула мне камень и хочешь, чтобы я проглотила наживку. — Она торопливо вернула мне маску. — Не трогай меня!

Руби поднялась, укуталась в наброшенный на плечи платок и начала сердито ходить по комнате вперед и назад. На ее лице застыло хмурое выражение. В хижине было так холодно, что из ее ноздрей вырывались облачка пара.

Стена дрогнула от леденящего порыва ветра и затрещала. Я с раздражением поняла, что мне очень холодно и хочется спать. Стоически заставив себя подняться, я решила лечь в постель.

— Ты уже идешь спать, Линн? — проворчала Руби. Я повернулась к ней, подозревая, что Руби что-то задумала.

— Подойди ко мне, — сказала она. — Я должна кое-что тебе вернуть.

Я приблизилась. Руби сунула руку в карман и принялась рыться в нем, что заняло немало времени, хотя карман казался не таким уж большим. Наконец она вынула руку и опустила на мою ладонь кожаный мешочек.

—Это мне?

—Открой, — предложила Руби.

Я развязала шнурок и встряхнула мешочек: оттуда выпал кокон бабочки. С изумленно раскрытыми глазами я открыла его и поднесла фигурку Ицпополотль поближе к свету лампы. Склонившись над ней, я прикоснулась к обсидиановым крыльям:

—П-п-просто не могу в это поверить, Руби! — заикаясь, произнесла я.

—Ты это искала? — Она подмигнула мне и впервые за весь день улыбнулась. — Теперь можешь идти спать, Линн.

Однако этой ночью мне не спалось. Было холодно, и время от времени мне приходилось подниматься, чтобы подбросить дров в очаг. Казалось, что хижина удерживает лишь малую долю тепла. Мысли вертелись вокруг Руби и возвращенного подарка. Никогда не знаешь, чего от нее ждать. Я даже начала подумывать о том, не она ли была Женщиной-Ягуар — тот же рост, похожая манера держаться, какие-то общие черты... Нет, это просто невозможно.

На рассвете, одевшись потеплее и вооружившись снегоступами, мы направились к небольшому озеру примерно в двух милях от хижины. Чтобы пробить во льду лунки, нам потребовалось несколько часов. Мы насадили наживку, бросили леску в лунки, и рыба начала просто бросаться на крючки. Очень скоро мы наловили столько рыбы, что едва смогли унести ее вчетвером, и устало потащились к хижине по усыпанной снегом ледяной тундре.

Примерно на полпути мы сделали привал, чтобы передохнуть и попробовать свою добычу в сыром виде. Мы заслужили отдых, и все наелись до отвала.

—Хороший день, — сказала Агнес, обводя взглядом черных глаз застывший пейзаж. — Морозы скоро закончатся.

—Откуда ты знаешь, Агнес? — спросила я.

—Нутром чувствую. Метелей уже не будет. Когда прожила здесь столько зим, такие вещи просто знаешь.

Руби отбросила скелет рыбешки к куче костей и вытерла рот обратной стороной рукавицы. Джули села, вытянув ноги прямо перед собой, и ножом наполнила снегом жестянку объемом около галлона. Затем она нашла в рюкзаке банку сухого топлива, развела огонь зажигалкой и, удерживая жестянку рукавицей, натопила воды для чая. Вскоре Джули вручила каждому из нас большую кружку с хвойным чаем. Я сделала глоток — чай был чудесным.

—Ицпополотль на тебе, Линн? — поинтересовалась Руби.

—Конечно, — сказала я, похлопав рукой по парке. — Больше я ее не потеряю.

Джули и Руби рассмеялись.

Мы допили чай и продолжили путь к хижине. Впереди был крутой склон, и мы оставляли глубокие следы. Поднялся ветер, он поднял снег с земли, понес его танцующими, подпрыгивающими вихрями. Когда мы спустились по скользкому склону холма, Агнес остановилась.

— Руби, вы с Джули возвращайтесь, — сказала она, — а я хочу взять Линн с собой. Сейчас до хижины оставалось около полумили. Мы со смехом и шутками обнялись, а затем Руби и Джули пошли домой. Я смотрела на их силуэты, резко выделяющиеся на фоне сверкающего снега.

—Пойдем, — позвала Агнес.

—Куда мы идем? — спросила я.

—К дереву, — ответила она.

—К дереву бабочек?

—Да. Я хочу выразить ему свое почтение.

Я двинулась вслед за ней. Агнес ходила на снегоступах с большим мастерством, а я весьма неуклюже. Ветер снова принялся лепить снежных призраков. Бескрайний горизонт окрасился злым красным цветом. Мы вышли к краю поляны, а затем спустились на заснеженное плато. Впереди показалось дерево бабочек. Агнес настояла на том, чтобы мы подошли к нему с востока. Оказавшись рядом, мы обе крепко обняли ствол. Покрытая ледяной корочкой кора дерева выглядела желтоватой, изуродованной. Мелодично насвистывал ветер. Глядя на Агнес со стороны, можно было подумать, будто она приветствует друга после долгой разлуки.

Я сказала ей об этом.

Агнес присела на снег и похлопала по земле ладонью, приглашая меня сесть рядом.

—Линн, это дерево действительно мой друг. Мы и в самом деле давно не виделись, — сказала она.

—Что ты имеешь в виду?

—Древние говорили о священном дереве очень мудрые слова. Почти у всех народов было свое мировое дерево.

—Например, библейское Дерево Добра и Зла?

— Да, ведь дерево является путем к жизни. В мире много деревьев, Линн, и с ними связано множество мифов и легенд. Сейчас я хочу рассказать тебе еще один такой миф. Нужно уметь извлекать истину из таких историй.

Сестры Щитов рассказывают о первом дереве под названием Небесное Дерево Человека, или дерево бабочек. Это дерево всех первопредков, именно от него произошли первые мужчина и женщина. Они были вскормлены Деревом-Матерью.

Сестры говорят, что на ветвях того дерева мириады листьев, на них записана судьба каждого человека. Когда человек рождается, с дерева бабочек падает очередной лист. Время от времени от листьев исходит духовный свет, который затем, при зачатии, окутывает зародыш.

Предназначение человека заключается в осознании единства со священным деревом. Мы — не просто листья, мы свет Дерева Бабочек. Все вокруг является Деревом Бабочек, все возвращается к нему. Любые страдания вызваны потерей понимания своего происхождения. Когда мы понимаем, что являемся великим деревом, приходит счастье. Любые иллюзии вызваны исчезновением воспоминаний об этом главном дереве.

— Агнес это одно дерево или множество деревьев?

— Это вообще не дерево. Это способ выражения истины.

—А как же мои переживания в Дереве Бабочек?.

—Я говорю о той истине, что кроется за словами. Ты погибла смертью шаманки. Проникая в пустоту, чувствуешь себя так же, как в том Ничто, где мы были до начала жизни. Вот в чем проблема: наш язык не способен выразить те высшие истины, с которыми оттуда возвращаются. Одни видят ангелов, другие воинов. Одни называют этих существ богами и богинями, другие — духами.

Человеческий разум не способен осмыслить эти переживания, но это не значит, что случившееся было иллюзией. Вообще говоря, мы убегаем от своих иллюзий. Существуют иные формы зрения. Все живое представляет собой дорогу, ведущую к Великому Дереву, или Великому Духу. Этому пути следуют все. Одни сбились с верного пути, другие останавливаются передохнуть, а третьи постигают истину, но не могут двигаться дальше.

Время от времени приходит великий учитель. Великие Учителя — это те, кто уже пришел. Они являются благородными вождями, покорившими все иллюзии, майю. Они взобрались на Дерево и достигли освобождения. Они нашли разгадку парадоксов и двойственности. Все, что они говорят, — истина, но даже им очень трудно объяснять ее так, чтобы остальные поняли. Одни из них впадают в безумие и начинают пользоваться сверхъестественными силами в надежде, что это сможет помочь. Другие становятся мучениками, чтобы показать окружающим величие своей любви и терпимости. Третьи вообще ничего не делают, не вмешиваются в обычное течение событий. Они могут укрыться в пещере или на священной горе, но, с другой стороны, могут просто жить в соседнем доме.

— Агнес, а что олицетворяет собой бабочка? Агнес изучала мое лицо подобревшими глазами:

—Помнится, когда я была юной, совсем маленькой, один старик рассказал мне историю, которой я до сих пор верю. Он говорил, что Великий Дух сотворил бабочку, чтобы показать людям, как нужно жить.

—В каком смысле, Агнес?

Гусеница начинает новую жизнь, она превращается в прекрасную бабочку, и это учит нас тому, что жизнь преходяща. Бабочка — это просветленный! Это еще один дар Великого Духа. Понимаешь, бабочки являются духами предков, потому они и возвращаются к Дереву Бабочек. Великий Дух позволяет этим существам в последний раз перед уходом из этого мира посетить те места, где они проводили обряды, — те священные места, где они обретали огромное счастье, когда еще были людьми. Там, где на дереве собираются бабочки, в старину было хместо проведения обрядов и ритуалов, место праздников.

— Бабочки возвращаются, чтобы вновь радоваться жизни? — повторила я.

— Когда видишь бабочку, нужно ощущать в сердце радость. Да, порхающие бабочки являются древними духами, возвращающимися к тем местам, где когда-то существовали ныне исчезнувшие с лица земли великие культуры.

Великий Дух подарил людям дерево бабочек, чтобы мы могли учиться у него и черпать радость в его красоте. Дерево было окрашено всеми красками, и эти цвета сливались в радугу, соединявшую своей дугой одно селение с другим, одну вселенную с другой вселенной. Люди были объединены, потому что все видели одни и те же краски. К этой радуге крепились звезды, Луна, Солнце и Семь Сестер — так началось движение небесных тел.

—И ты в это веришь?

—Без тени сомнений.

—Я тоже верю, — сказала я.

Сидя под деревом, под его голыми почерневшими ветками, мы придвинулись поближе друг к другу. Как ни странно, сам факт того, что я сижу рядом со своим учителем, вызывал у меня счастье и удовольствие. Я поняла, что дрожу от жестокой стужи. Агнес поднялась, подала мне руку, и мы пошли к хижине.

— Нужно не забыть почувствовать счастье, когда я в следующий раз увижу бабочку, — пробормотала я. Агнес отпустила мою руку. Ее глаза скользнули по беспредельному заснеженному пространству и небу, где колыхалось желтое, красное и фиолетовое покрывало северного сияния. Затем она снова перевела взгляд на меня.

—Они скоро прилетят, Линн. И жизнь начнется снова.