Александр Дугин

КОНТРИНИЦИАЦИЯ

(критические заметки по поводу некоторых аспектов доктрины Рене Генона)

 

 

1. Предварительные замечания: необходимость поправок к традиционализму

Вопрос "контринициации" является самым темным и неоднозначным во всей традиционалистской мысли. Возможно, это следствие самой той реальности, которую традиционалисты вслед за Геноном обычно обозначают термином "контринициация". Смысл контринициации у Рене Генона излагается в книге "Царство Количество и знаки времени". Вкратце можно сказать, что под контринициацией Рене Генон понимает совокупность тайных организаций, владеющих инициатическими и эзотерическими данными, которые, тем не менее, направляют свою деятельность и свои усилия к цели, прямо противоположной цели нормальной инициации - не к достижению "Высшего Тождества", но к фатальному и растворению в "царстве количества", во внешних сумерках. Иерархов контринициации Генон следуя за исламским эзотеризмом называл "авлийя эш-шайтан", т.е. "святые сатаны". С его точки зрения, представители контринициации стоят за всеми негативными тенденциями современной цивилизации, тайно направляют ход вещей по пути деградации, материализации, духовного вырождения.

Так как логика циклического процесса, согласно Традиции, неизбежно движется по пути деградации, от Золотого века к Железному, то должны быть какие-то сознательные силы, которые способствуют этому процессу, тогда как силы настоящей инициации и подлинного эзотеризма, напротив, всячески препятствуют этому. Такой исторический дуализм Генона ни в коей мере не затрагивает метафизического Единства Принципа, так как этот дуализм относится к сфере Проявления, где основным законом является двойственность. Эта двойственность, лежащая в самом основе манифестации, преодолевается только по мере выхода за рамки Проявленного, в сферу чисто трансцендентных принципов, но оставаясь внутри мира, дуализм неснимаем. Тем самым, роль контринициации отчасти оправдывается, так как она коренится не в произволе, но в самой провиденциальной необходимости, связанной с законами мироздания.

Эта чисто теоретическая часть учения о контринициации совершенно безупречна с логической точки зрения, подтверждена различными доктринами сакральных традиций, относящимися к теме "демонов", "дьявола", "злых духов", "антихриста" и т.д. Но все становится намного сложнее, когда предпринимается попытка перейти от теории к практике и назвать в качестве контринициации какие-то конкретные организации или тайные общества. Но проблема состоит не только в этом. Прежде чем выяснять этот тонкий вопрос, необходимо внимательней рассмотреть, что именно Рене Генон понимает под "инициацией" и "эзотеризмом".

Согласно Генону, историческое различие сакральных форм - религий, традиций и т.д. - является следствием различного качества человеческой и исторической среды, в которую проецируются лучи Единой Нечеловеской Истины. Иными словами, для него все традиции по мере приближения к своему собственному центру преодолевают конфессиональные различия и почти сливаются в нечто единое. Генон называл это "Примордиальной Традицией", "Изначальным Преданием". Такое Предание, по Генону, составляет тайную сущность всех религий. В некотором смысле, это справедливо. Внимательное изучение символизма Традиции, ее ритуалов и доктрин подводит к тому, что все сакральные учения имеют некий общий элемент, некую общую парадигму, которая несколько теряется из виду как только дело доходит до более узко догматических и более детальных аспектов. Особенно убедительно выглядит тезис о "единстве Традиции" в актуальных условиях, когда современный мир создал такую цивилизацию, которая строится на разительном контрасте со всем тем, что можно назвать Традицией. Иными словами, традиционализм и апелляции к Единой Традиции являются убедительными в той степени, в какой противопоставляются друг другу мир современный и мир Традиции, объемлющий все, что собирательно под этим понимают. И на самом деле, между традициями и религиями на фоне общего контраста с современной полностью десакрализированной цивилизацией сходства намного больше, нежели различий. Эта констатация очевидна. Вопрос только в том, до какой степени такое циклическое сближение перед лицом общего врага, является следствием эзотерического единства?

Иными словами, является ли различие между самим сакральными традициями лишь результатом погрешностей Среды? Не стоят ли за этим некоторые более глубокие причины?

Наглядным примером актуальности такого сомнения могут служить колебания Генона относительно того, причислять ли к аутентичным традициями буддизм или нет. Вначале Генон относил буддизм к разряду антиномистских ересей, позже признал его подлинной традицией. Дело здесь не в буддизме, но в том, что такая неуверенность самого Генона показывает некоторую условность его метода всякий раз, когда дело касается конкретных исторических традиций и их догматических конструкций. Если даже Генон мог ошибиться в вопросе буддизма (который оставался для него в значительной степени абстракцией, и он опирался в этом вопросе на мнение своих индуистских информаторов, отличавшихся, как все индусские традиционалисты, резкой антибуддистской направленностью), то не исключено, что аналогичные погрешности могут иметь место и в случае иных религий.

Наши собственные исследования привели нас к выводу, что по меньшей мере еще в двух случаях Генон оценивал вещи не совсем верно.

Во-первых, когда Генон отказал Христианству в инициатическом измерении, - он датировал утрату этого измерения (присутствовашего в изначальном Христианстве) эпохой первых Вселенских соборов, - он явно основывался на истории и историософии исключительно католической ветви (с позднейшей девиацией протестантизма). Генон явно проигнорировал метафизическую и инициатическую реальность Православия, которая резко и по самым фундаментальным позициям разнится с западным христианством. Генон отождествил христианство с католицизмом и неправомочно перенес пропорции католической организации - включая мистическую природу ритаулов и специфику богословия - на все христианство в целом, что сделало его утверждения по этому вопросу совершенно некорректными.1

Во-вторых, Генон поспешил признать за иудейской каббалой качество подлинного эзотеризма, который по его же мнению, должен в таком случае отличаться универсализмом и находиться по ту сторону всякого партикуляризма. На самом деле, Каббала, никак не в меньшей (если не в большей) степени, чем талмуд и экзотерический иудаизм настаивает на этнической особости евреев, на уникальности их судьбы и о метафизической ее противопоставленности всем остальным народами религиям. И это на уровне эзотеризма, где, по Генону, должны доминировать принципы единства и слияния всех духовных и религиозных форм в единой точке. Каббала же в решающий момент, т.е. в момент эзотерической кульминации своих доктрин, утверждает не единство, но подлинный метафизический и этнический дуализм.

Кроме того, в более общем плане, оценки Геноном некоторых народов - древних греков, японцев, немцев, англосаксов, славян подчас настолько субъективны и произвольны (а на этих оценках Генон стремится подчас основывать свои выводы относительно ортодоксальности или неортодоксальности традиционных форм), что ставят под сомнение все аспекты традиционализма, где речь идет о приложении теоретических соображений к сфере практической.

2. Отсутствие универсальной контринициации

Различия религиозных форм могут быть фактором, гораздо более глубоким, нежели условности экзотеризма и коренится в самой метафизике. Если для индуизма и исламского эзотеризма в силу специфики этих традиций объединительный синтез осуществляется довольно легко (при том, что все остальные традиции толкуются в перспективе свойственной исключительно им), то в иных религиозных формах дело обстоит несколько иначе. Индуизм и ислам позволил Генону выстроить логичную и непротиворечивую картину, но она становится гораздо менее очевидной, если мы попытаемся применить ее к иным религиям и их специфическому подходу к метафизике.

Для Генона (и традиционалистов, за ним следующих) ситуация такова - Единая Метафизическая Традиция, составляющая суть универсального эзотеризма, является внутренним зерном всех ортодоксальных традиций. Догматические религии и иные формы экзотерических традиций являются внешними оболочками, скрывающими за видимым многообразием единство содержания (эзотеризм и инициацию). На противоположном полюсе от универсального эзотеризма находится "контринициация", как отрицание этого универсализма, а не просто как отрицание той или иной религиозной или экзотерической формы. Таким образом, сама концепция "контринициации" неотделима от постулирования эзотерического Единства всех традиций.

Но как мы показали, вне эзотерического исламского и индуистского контекста, такая логика не может быть однозначно принята, так как метафизика иных традиций не признает эзотерической солидарности с иными религиозными формами. На самом деле, универсализм суфизма и индуизма также не столь очевидны, как это кажется на первый взгляд. Ценой признания ортодоксальности других религиозных форм является утверждение их "искаженности" и трактовка их догматов в духе и букве специфического, свойственного лишь индуизму и суфизму эзотеризма. Так, к примеру, индуистский подход к христологии фактически приравнивает Христа к аватару, что в рамках сугубо христианской догматики равнозначно "монофизитскому" взгляду. Ислам же, исходя из своего строго монотеизма, напротив, придерживается "несторианской" христологической схемы. При этом в обоих случаях отрицается именно православная христологическая формула, которая в пределе приводит к совершенно иной метафизической перспективе2. Таким образом, универсализм, провозглашаемый традиционалистами, оказывается на деле не столь тотальным и однозначным как хотелось бы.

Далее, индуизм основывает свою традицию на формуле, обратной по отношению к иранской традиции, вышедшей из того же источника. Известно, что даже в названиях богов и демонов между зороастризмом и индуизмом существует обратная аналогия. Буддизм же рассматривается индуизмом как гетеродоксия (этого взгляда и придерживался долгое время сам Генон). Следовательно, эти три восточные индоевропейские традиции относительно друг друга не могут прийти к согласию и беспроблемно утвердить свое эзотерическое единство. Согласитесь, что довольно сложно признать "эзотерическую правоту" тех, кто своих богов называет именем "демонов", и наоборот (индуизм и зороастризм), или радикально отрицает авторитет главного сакрального источника (как буддисты отрицают "Веды" все доктрины индуизма).

В авраамическом контексте вещи обстоят еще более жестко. Если ислам признает некоторую правомочность традиций "людей Книги" (иудаизм и христианство), считая миссию Мухаммада последним словом "авраамизма", исправившим все предшествующие погрешности, то ни христиане, ни иудеи никак не признают за другими версиями авраамизма3 ни малейшей аутентичности, считая их ложью и злом. На примере "Зохара", высшего авторитета каббалы, легко убедиться, что неприязнь к исламу и христианству на метафизическом и эзотерическом уровне не только не снимается, но, напротив, достигает высшего метафизического накала. И соответственно законченный православный эзотеризм столь же жестко относится к иудаизму (и экзотерическому и эзотерическому), рассматриваемому не просто как инаковость внешней религиозной формы, но как воплощение метафизического зла и традицию антихриста.

Итак, за рамками суфизма и индуизма (чей универсализм тоже несколько сомнителен), никакого общего эзотеризма не наличествует, а значит, под контринициацией традиции скорее понимают те сакральные формы, которые находятся в откровенном противоречии с их метафизикой. Если экзотерическим злом в данном случае выступают те негативные моменты, которые проистекают из этико-догматической специфики данной религии, то эзотерическим злом (контринициацией) будет, скорее, метафизика иной традиции, противоречащая данной.

Все это невероятно усложняет вопрос о контринициации, который перестает быть очевидной и прозрачной реальностью и становится чрезвычайно запутанным.

С точки зрения православного эзотеризма, контринициацией, несомненно, является иудаизм и каббала4. С точки зрения, "Зохара" эзотеризм "гоев", особенно потомков Исмаила и Исава (мусульман и христиан), является "лжеучением демона Самаэля", "скачущего на змее Лилит". С точки зрения индуистского эзотеризма иранский дуализм коренится в том факте, что зороастрийцы поклоняются "демонам" , "асурам" (иранское "ахуры"), называя их "богами". Буддистские эзотерики убеждены, что инициатические доктрины индуизма являются предельным злом, так как лишь усиливают привязанность существ к нирване, ведь высшие, божественные миры, с буддистской точки зрения, отличается еще большей иллюзорностью, нежели миры людей (то, что там нет страдания, лишь отдаляет перспективу "освобождения"). Да и в рамках исламской цивилизации наиболее ярких представителей эзотеризма - аль-Халладж, Сухраварди и т.д. - периодически казнят как злостных еретиков.

Как в такой ситуации выделить универсальную контринициацию, проследить ее истоки, распознать те силы и организации, которые служат ей прикрытием? Если универсальность эзотеризма (по меньшей мере в нашей циклической ситуации) не является очевидной и доказанной, то как можно говорить об универсальности "контринициации", являющейся ее обратной проекцией?

3. Межрелигиозные и внутрирелигиозные противоречия

Между традиционными формами существуют глубинные противоречия, уходящие в высшие области метафизики. Это с одной стороны. С другой стороны, эти традиционные формы не являются чем-то неизменным, они подвержены циклическим закономерностям. Традиции проходят сложные периоды своего исторического воплощения, среди которых помимо естественных стадий расцвета и упадка существуют еще более парадоксальные моменты - например, изменение внутренней природы, отчуждение, превращение в нечто сущностно иное при сохранении внешней атрибутики.

Причем сплошь и рядом эти тревожные моменты не могут быть сведены к "торжеству негативных тенденций" как их рассматривает экзотерическая традиция и мораль данных сакральных форм. Например, вырождение исламской традиции может происходить и без того, чтобы авторитеты стали публично отрицать "принцип единобожия" или "миссию Мухаммада", а христианам для того, чтобы порвать с истоком и духом своей Церкви совсем не обязательно поклоняться вместо Христа каким-то иным богам (или, к примеру, сатане). Если бы все обстояло бы так просто, то история была бы элементарным механическим прибором, с предсказуемым функционированием и легко предугадываемым будущим. Кстати, так и видят многие вещи люди, отличающиеся наивным (если не сказать идиотическим) взглядом на мир, неважно идет ли речь о "консерваторах" или "прогрессистах". Лишь глубокое понимание внутреннего зерна традиции, действительная реализация ее высших уровней, позволяет выделить и схватить то, что в ней является главным и самым существенным, а значит, безошибочно отделить истинную ось ортодоксии от отчуждении, девиаций, симуляций и вырождения. В этом вопросе чисто внешних критериев не существует, и в этом смысле, не надо недооценивать "дьявола" (если бы он был столь прост, как представляется моралистам, вряд ли бы он столь долго и активно, а главное, нераспознано, участвовал в человеческой истории).

К примеру, раскол христианского мира на Восточную и Западную Церкви был далеко не чисто экзотерическим событием, за этим стояли глубочайшие метафизические причины5. То же самое справедливо и для исламского мира и разделения шиитов и суннитов. Суннитская традиция считает высоким авторитетом султана Язида, убившего Али, двоюродного брата Мухаммада и духовного полюса (кутб) шиитов. Но за этим противоречием скрываются гораздо более глубокие расхождения уже чисто метафизического характера. В некотором смысле не так гладко обстоят дела и в самом индуизме, где вишнуизм и шиваизм не столь гармонируют друг с другом, как это представляется на первый взгляд. Так, к примеру, следы такого дуализма можно увидеть в "Махабхарате", редакция которой, безусловно, осуществлялась в вишнуитских кругах. Мы видим там, что Кауравы, враги пандавав и отпетые злодеи вдохновляются Шивой и его свитой, вплоть до того, что Шива рассматривается как "субтильная сущность" по контрасту с метафизической и чисто духовной природой Кришны, аватара Вишну. В данном случае параллели с "дьяволом" напрашиваются сами собой, особенно если учесть указание Генона на то, что "дьявол" принадлежит исключительно к "субтильному плану"6.

Итак, если традиционалистский подход применить к иным сакральным формам, нежели к индуизму и суфизму, то мы попадем в ситуацию, когда об контринициации, как о чем-то универсальном и противоположном универсальному эзотеризму, говорить будет невозможно, не впадая в мифоманию или в моралистический дуализм (который, теоретически, должен был бы быть преодоленным, коль скоро мы рассматриваем сферу эзотеризма). Или иначе - каждая сакральная форма, обладая особой метафизической спецификой, по своему формулирует теорию того, что является для нее (и только для нее) контринициацией. При этом в определенных аспектах позиции разных традиций могут совпадать, а в других - различаться. Таким образом, мы приходим к утверждению об отсутствии какой-то одной контринициатической доктрины или организации, но вынуждены утверждать, что эта реальность не является универсальной, но плюральной, многополярной. Определение же качества и формы контринициатической доктрины вытекает из метафизической особости каждой конкретной традиции.

Нельзя отрицать и того факта, что в последние века истории на лицо общий широкий процесс, который, безусловно, представляет собой ярко выраженную тенденцию к построению нетрадиционного, но антитрадиционного общества, основанного на принципах радикально противоположных общей совокупности того, что составляет базу любой традиции. Но и здесь есть одно исключение. Речь идет об иудаизме, в религиозной и метафизической перспективе которого последние века, начиная с 1240 года и особенно с 1300 года рассматриваются, напротив, как прелюдия мессианского триумфа, а падение христианской цивилизации и политическое освобождение еврейства (не говоря уже о современных успехах политического сионизма и создания государства Израиль) рассматриваются именно как величайший метафизический прогресс. Таким образом, даже в этом аспекте, в котором большинство традиций полностью согласны между собой, существует значительное исключение - иудаизм.

Внешнее возрождение конфессиональных религий в последние годы, после нескольких столетий, в течение которых, напротив, активно развивались лишь процессы десакрализации и секуляризации, также плохо вписываются в традиционалистскую логику - ведь этот интерес к религии, с одной стороны, не является такой же прямой пародией как неоспиритуализм или нью-эйдж, но с другой стороны, явно не представляет собой и искреннего духовного возрождения.

Короче говоря, проблема девиации эзотеризма или контринициации усложняется не только межконфессиональными противоречиям, чьи истоки уходят в метафизику, но и внутренними трансформациями в рамках одних и тех же традиций.

В довершение всего, существует аномальные случаи (иудаизм, новый интерес к религиям на Западе), которые противоречат казалось бы совсем очевидной тенденции прогрессивной секуляризации, на основе которой Генон пытался обосновать свою теорию контринициации и ее планетарных планов по подготовлению "царства антихриста".

4. Контринициация и инициация солидарны между собой вплоть до определенного момента

Концепция контринициации у Генона основана на той общей схеме, которой он придерживался в отношении более общих вопросов. Так, Генон постоянно имел в виду следующую тройственную модель. В центре круга (или на вершине антропологической и космической иерархии, на вертикали) находится инициация, аутентичный эзотеризм, Изначальное Предание, единая метафизика. Это внутренняя сфера, сфера посвященных по ту сторону конфессиональных различий, которые остаются за порогом подлинно эзотерических организаций.

На периферии (или на горизонтали) пребывают профаны, непосвященные. Для них единство истины сокрыто многообразием форм и лабиринтами морально-этических нормативов. Это обычные люди, неведающие об истинной природе вещей и событий.

И наконец, некое подобие "антицентра", лежащее за пределом периферии, или нижняя точка вертикальной оси. Это и есть контринициация, место "святых сатаны". Контринициация объединяет различные тенденции, но не в световом синтезе, а в темном смешении инфернальной пародии.

Эта схема по видимости прозрачна и убедительна. Но первые сложности начинаются там, где мы пытаемся выяснить историческую и географическую локализацию контринициатических центров. И здесь оказывается, что их довольно сложно отличить от собственно инициатических обществ и орденов. Т.е. определение того, по какую сторону от периферии - внутри или вовне, вверху или внизу - расположена та или иная инициатическая организация оказывается чрезвычайно сложно (если вообще возможно), а все внешние критерии могут быть легко симулированы. Генон уточняет, что истинный эзотеризм всегда ориентирован метафизически, тогда как контринициация остается на уровне космологии (или "субтильного мира"). Однако между профаническим миром и миром метафизических принципов лежит такое гигантское расстояние, что изначально абсолютно невозможно предсказать наверняка - дойдет ли посвященный по этому пути до собственно метафизических уровней, или застрянет в промежуточных сферах. А если "застрянет", то чем он будет отличаться в таком случае от представителя контринициации?

Иными словами, до определенного момента (и довольно далеко отстоящего от сферы профанов) путь инициации и контринициации не только параллелен, но в сущности един. А в отношении ориентации "вверх" или "вниз", что могло бы показаться извне убедительным критерием, надо заметить, что эти ориентации в прямом инициатическом опыте совершенно не показательны, поскольку в пограничной сфере между обыденным и потусторонним сплошь и рядом подъем осуществляется через спуск, а взлет ведет прямо в бездну7. Если по этому пути дойти до конца - стяжается адептат и действенная метафизическая реализация. Если сбиться с пути - налицо все атрибуты контринициации.

Иными словами, из простой трехчленной схемы получается более сложная и менее назидательная картина, где основной акцент переносится не на ориентацию движения, но на реальность достигнутого результата. Таким образом, проблема контринициации сводится к неполной и несовершенной эзотерической реализации, а не к какому-то изначальному и строго ориентированному тайному обществу, ставящему своей целью создание и укрепление антисакральной цивилизации. Эта антисакральная цивилизация, которая на самом деле построена на сегодняшний день и продолжает строиться, скорее должна рассматриваться как результат наложения друг на друга незавершенных реализаций - в первую очередь, эзотерических, и солидарность в этом вопросе очевидна у всех тех, кто в рамках своей собственной сакральной формы довольствуется половинчатыми, незавершенными тенденциями. Засилье профанизма, которое сопровождает общее вырождение, является лишь следствием вырождения самих инициатических организаций, которые, вопреки своей изначальной ориентации, вместо безостановочного и героического движения к центру метафизики, довольствуются промежуточными суррогатами и недореализованными потенциями. При этом едва ли во всем этом процессе участвует та "демонизированная" сила, которую принято называть "дьявольской", "сатанинской". На самом деле, самые страшные и серьезные результаты в деле извращения и десакрализации достигаются людьми с самыми благими намерениями, убежденными, что они ортодоксы и носители самого очевидного добра. Каждый посвященный, прохладно относящийся к духовному пути, каждый клирик, рассматривающий свою традицию и ее догмы как этическую или нравственную конвенцию, каждый традиционалист, который успокаивается на том, что повторяет за мэтрами по видимости правильные, но обессмысливающиеся за счет умственной лени учеников фразы - вот они-то и выстраивают мало-помалу здание контринициации, отсекая от пирамиды инициатической реализации ее метафизическую вершину.

В тех, кого проще всего зачислить в "представители контриинициации", т.е. "люциферитов", "сатанистов" на основании чисто внешних критериев, присутствует трагедия, боль, достаточный нонконформизм, способность взглянуть жуткой правде в глаза. И уже поэтому они не могут выступать в качестве "козлов отпущения" для традиционалистов. Конечно, кое-кто из них может быть солидарен с процессами десакрализации, хотя чаще всего речь идет, напротив, как раз о восстании против десакрализации и конформизма с выродившимся миром, к которому многие представители "ортодоксальных" традиций - как это ни странно! - легко приспосабливаются и в котором легко и уютно устраиваются.

Чаще всего религиозные нонконформисты ("еретики", "сатанисты" и т.д.) ищут тотальности сакрального опыта, которого не могут им предложить представители ортодоксии. Но в этом не их вина, но их беда, а истинная вина лежит на тех, кто позволил аутентичной традиции превратиться в плоский фасад, за котором просто ничего нет. И быть может, именно эти "сомнительные" силы и группы отчаянно и растерянно, но все же упорно, героически идут к эзотеризму и инициации, вглубь реальности, тогда как остающиеся на периферии профаны или морализирующие конформисты от инициации, напротив, всячески препятствуют этому.

Если отличить инициацию от контринициации можно лишь через конкретный опыт духовной реализации, то и всякие внешние критерии в этом вопросе никак не помогут.

Этот вывод напрашивается сам собой даже в том случае, если мы признаем универсальность эзотеризма, на которой настаивает Генон. Впрочем, он остается справедливы и тогда, когда мы применяем его к эзотеризму одной сакральной формы, взятой отдельно. Когда же мы примем во внимание метафизические противоречия, существующие между различными формами, то дело еще усложняется.

5. От "Красного Осла" к Римскому Папе

Генон в качестве главных центров контринициации указывал на сохранившиеся с древнейших времен пережитке культа египетского бога Сета, а также некоторых змеиных культов Ближнего Востока. С его точки зрения, таинственное братство "Красного Осла" (или Дракона) существует и по сей день, неявно направляя основные процессы цивилизации в инфернальном ключе. Если отвлечься от "детективного" привкуса такой концепции, бросается в глаза еще и иное соображение. Как эзотерическая группа людей, ангажированных в сакральное даже в том змеином и возможно фрагментарном аспекте, могла спровоцировать полное невнимание к сакральному, примат количественного и радикального антиинициатического подхода? В сравнении с маниакальной системой глобальной лжи, которую мы видим в современных средствах массовой информации, змеепоклонники предстают экзотической и вполне симпатичной группой романтиков-маргиналов. За антисакральной агрессией современного мира должна стоять реальность намного более серьезная и более обстоятельная. Едва ли обрывки древних культов, даже самых зловещих, могут быть ответственны за антисакральный коллапс современного мира. Едва ли темная и явно малочисленная секта обладает такой универсальностью, хотя бы в теории, чтобы быть способной действенно влиять на важнейшие события мировой истории и, что самое главное, на общий интеллектуальный климат. Если бы нечто аналогичное на самом деле имело место, такая организация не могла бы оставаться не замеченной, и о ней циркулировала бы пусть искаженная, приблизительная и неверная, но все же обширная информация.

Другое дело, если мы возьмем в качестве претендента на роль контринициации носителей какой-то метафизической традиции, радикально противоположной доминирующей религиозной культуре. Так, к примеру, вполне добропорядочный и благочестивый парс8 (зороастриец), оказавшийся в Индии и получивший тем или иным способом доступ к влиянию на важнейшие сферы выполнял бы в контексте индуизма откровенно контринициатическую функцию, так как зороастрийская метафизика основана на принципе "двайты", тогда как метафизическая ось индуизма - "адвайта". Причем такая метафизическая субверсия была бы гораздо более разрушительной, нежели, положим, антиномиям радикальных шиваистских сект, которые будучи этически сомнительными (ритуальное пожирание людей, зловещие неромантические практики на пустырях и кладбищах, тантрические оргии и т.д.) не ставили бы вместе с тем под сомнение основной метафизической линии адвайто-ведантизма.

Столь же контринициатическим характером обладала бы деятельность иудея-каббалиста лоне исламской традиции9 или в христианской стране, причем ее (негативная) эффективность была бы тем выше, чем глубже и тоньше понимал каббалист метафизику своей собственной традиции. Строго говоря, православный метафизик, прекрасно осознающий все метафизические импликации догмата о Троичности и понимающий всю глубину противоречий христианской Благой Вести с отчужденным креационизмом иудаизма и ислама, и волею судьбы оказавшийся вовлеченным в важнейшие культурно-религиозные вопросы стран с авраамической традицией, мог бы причинить в целом официальной идеологии (а в пределе культуре и политике) непоправимый ущерб. При этом на практике наличие таких явных или скрытых религиозных (и эзотерических) групп в различных государствах - очевидный факт, тогда как "змеепоклонники" либо вовсе неизвестны, либо представляют собой экстравагантных чудаков.

Теперь перейдем к западной цивилизации, которая является колыбелью антисакральных тенденций. Здесь контринициатические тенденции, давшие в конце концов тот чудовищный результат, который мы наблюдаем сегодня, развивались в несколько этапов. Причем первый этап, связанный с православной эсхатологией, остался вне внимания Генона, имевшего относительно христианской традиции явно неадекватное мнение. Этот первый этап заключался в отпадении Рима от Православия, изменении Символа Веры Карлом Великим, переход от православной и эсхатологической концепции "симфонии властей" (связанной с метафизикой "держащего", "катехона") к папистской (гвельфской) модели (против которой и выступали столь симпатичные Генону (и нам) гибеллинские императоры Гогенштауфены. Таким образом, главные истоки контринициации на Западе следует искать в католической схоластике ив Ватикане. Католичество в отличие от Православия утратило свою эзотерическую составляющую, и это отсутствие вызвало к жизни целый спектр инициатических организаций различного (герметического, протомасонского) толка. Так как эти инициатические организации проистекали из внехристианского контекста (дохристианских культов, исламской или иудейской традиции), то альянс с экзотерической церковью был основан не на синтезе и органическом единстве, но на конформизме и конвенциях. Такая католическая цивилизация, таким образом, была настолько неорганична и неустойчива, что даже в лучшие (средневековые) периоды она несла в себе множество сомнительных и подчас откровенно контринициатических элементов.

Постепенно этот неустойчивый компромисс был поколеблен, и обе составляющие западной традиции пришли в откровенное противоречие. Католичество отвергало нехристианский эзотеризм и окончательно нисходило на уровень противоречивой секуляризированной иудео-христианской морали. Автономизированный эзотеризм в форме масонства превратился в деструктивный рационалистический аппарат, и антихристианский и антиэзотерический по сути. При этом обе половины распавшегося ансамбля были отмечены контринициатичсекими чертами - по меньшей мере, духовный путь в направлении метафизический реализации в подавляющем большинстве случаев застревал на первых этапах, симулировал, подделывался, отчуждаясь и превращаясь в свою противоположность. И самым первым и многозначительным аккордом такого вырождения был отказ от полноты православной метафизики, что и было проявлением чисто контринициатической акции. Находившиеся долгое время в рамках полноценного единого православного и католического одновременного христианства, с метафизикой и инициацией, народы и государства Запада в один катастрофический момент оборвали эту связь, что было закреплено во введении догмата о "Филиокве" под давлением Карла Великого10. Католический (позже совсем уже секуляризированный протестантский) морализм, плюс антиклерикальный, бюрократический, филантропически-демагогический рационализм масонства - все это намного более контринициатично (если судить с позиций полноценной православной метафизики), нежели всплески антицерковных, языческих или даже "люциферических" культов на Западе, представлявших собой, возможно, лишь пароксизм ностальгии по полноценной и тотальной Традиции, даже намека на которую на Западе не было уже с незапамятных времен.

Именно это сочетание западного антиметафизического христианства (католичества и особенно англосаксонского протестантизма) с рационалистическим масонством (при активном участии иудейского фактора, игравшего в деградации Запада существенную концептуальную роль - ведь падение Эдома, "христианского мира", является условием триумфа иудаистичсекого мессианства11) и легло в основу того, что является ядовитой парадигмой современного мира. При этом роль собственно "сатанистов" или "представителей Ордена Сета" во всем этом не просто ничтожна, но вообще никакая, тем паче, что сам факт существования такого ордена является предположительным и основан на крайне сомнительных свидетельствах. В частности, Генон ссылается на картину каирского художника, изобразившего странного монстра, статую которого он, якобы, видел в тайном святилище12! Чтобы Генон сказал, посмотрев картины Дали, Эрнста или тысяч иных авангардных художников, изображавших на своих полотнах сонмы чудовищных существ и утверждавших тысячи галлюцинативных или наркотических небылиц.

Очень показательна в этом смысле история с Лео Таксилем, автором конца XIX века, творцом поддельных разоблачений происков "сатанистов". Для католиков Лео Таксиль описывал тайны "сатанинской масонерии", для масонов - разоблачал перверсии и чернокнижие католического клира. На само же деле, помимо его явно авантюристических личных целей он довольно остроумно показал, что обе эти западные организации (одна, воплощающая в себе экзотеризм, другая - эзотеризм), являются не столько "дьяволопоклонниками", сколько неизлечимыми идиотами, и этот гротескный легковерный идиотизм (и со стороны консерваторов, и со стороны скептиков) быть может есть самый выразительный признак пародии, которую сам Генон считает легко узнаваемой "печатью дьявола". Кстати, традиционалисты, последователи Генона, не смогли избежать той же участи, так как в некритическом повторении различных (часто откровенно спорных) сентенций мэтра, он дошли до самой настоящей пародии, признаки которой ясно замечал уже намного более остроумный и нонконформистский (хотя не менее - если не более - спорный) Юлиус Эвола.

6. Отсутствие контринициатической символике в Изначальном Предании

Теперь несколько слов об Изначальном Предании (Примордиальной Традиции). С нашей точки зрения, контуры этой традиции с поразительной наглядностью очерчены в трудах немецкого профессора Германа Вирта, рецензию на книгу которого Генон опубликовал в "Etudes Traditionnelles"13. Согласно Вирту, все существующие мифологические сюжеты, все символы, все религиозные догматы и ритуалы, более того все человеческие языки и алфавиты развились из единой календарной протоформы, "Священного Круга" с расположенными на нем проторуническими знаками14. Эта протоформа была описанием природных явлений, наблюдаемых изначальным человечеством на северном полюсе, на древнем исчезнувшем континенте Гиперборея (или Арктогея). Таким образом, Изначальное Предание из довольно абстрактной концепции становится довольно осязаемой и конкретной реальностью, парадигмы которой предельно убедительно и объемно вскрывает Герман Вирт15.

В этой гиперборейской календарной протоформе нас интересует та область, которая связана с темными, ночными секторами, той областью, которая соответствует Полярной Ночи и связанным с ней символизмом. Это - период зимнего солнцестояния, или Великого Юла, величайшего праздника, символического и ритуального центра всей структуры Изначального Предания. Контринициация, по определению Генона, имеет отношения к негативным аспектам универсального символизма, и следовательно, в гиперборейском комплексе ей соответствуют реальности, описывающие состояние полярной ночи, захода солнца и символические аналоги этого. Такими символами часто выступают змея и волк, как бы проглатывающие солнце полярной зимой. Эта тьма отождествляется также с Матерью-Землей, от куда выходят все живые существа и куда все они уходят, чтобы возродиться снова.

Эта изначальная картина, сугубо циклическая и гармоничная, предшествует разделению символического комплекса на положительные и отрицательные элементы. Ни змея, ни волк, ни тьма, ни подземные страны (куда уходит солнце), ни смерть, ни ночь не имеют строго отрицательного значения. Все аспекты цикла в равной степени важны и необходимы - закат также священен как и восход, без умирания солнца нет его весеннего посленовогоднего возрождения. Поэтому одни и те же символы означают и отрицательное и положительное. Это очень существенный момент - речь идет не об искусственной теологической концепции, стремящейся сознательно выявить позитивное в негативном и негативное в позитивном (наподобие знаменитого китайского символа инь-ян), но об особом состоянии сознания, которое в принципе не знает идеи негатива16. Именно поэтому Предание является на самом деле Изначальным и Интегральным, предшествующим любой частной интерпретации. Возможность разных трактовок этого изначального символизма заложена в общей картине, и такие трактовки и составляют канву исторических религий и мифологий, сложившихся в устойчивый символический и доктринальный комплекс за счет метафизической и этической акцентировки одних аспектов Единой гиперборейской Протоформы вопреки другим. Можно сказать, что Гиперборейская Традиция является и двойственной и недвойственной одновременно, и тринитарной и унитарной, и монотеистической и политеистической, и матриархальной и патриархальной, и оседлой и кочевой. Лишь в последствии она распадается на несколько ветвей, обособляющихся и противопоставляющих себя иным ветвям. Но дело в том, что Изначальное Предание не снимает метафизических различий между традициями, так как является в этом отношении строго нейтральным. Оно указывает общий контекст, развертывает систему соответствий и символических рядов, которые позволяют объяснить самые загадочные и темные аспекты символизма, мифологий. Религиозных доктрин и сакральных сюжетов. Но в отношении метафизики это Изначальное Предание ограничивается лишь констатацией. Реального накала метафизическая проблематика достигает в совершенно иных условиях, максимально удаленных от золотого века Полярной Цивилизации. И именно поэтому, кстати, невозможно согласиться с Геноном относительно эзотерического единства Традиций, так как они едины не на метафизическом уровне, но в смысле происхождения из единого сакрального культово-символического комплекса, который является универсальным языком, базовым элементом всех разновидностей человеческой культуры и человеческой религии. Но использование этого языка может служить выражения самых различных теологических и метафизических конструкций. Все они имеют дело с одной и той же архетипической структурой, но все они различно интерпретирую ее, ставят совершенно по-разному метафизические акценты.

Поэтому тот символический комплекс, который может быть связан с контринициацией, в его наиболее универсальном аспекте должен относиться к гиперборейской мистерии Юла. Но строго негативная оценка этого комплекса может привести к такому гротескному искажению, что наиболее важные и сакральные аспекты будут трактоваться как нечто "контринициатическое". То же самое, согласно Герману Вирту, произошло с христианской традицией, которая отождествила некоторые солнцестоянческие гиперборейские сюжеты с демонической реальностью, хотя в них речь шла о символизме, удивительно напоминающем календарную историю рождения Сына Божьего (зимнее солнцестояние).

Так хвост у чертей был рудиментом солнцестоянческой руны, означающей нижнюю часть полярного года и корни мирового дерева. Котлы, в которых черти варят грешников, развились на основании сюжета о зимнем котле (или сосуде) богов - котел кельтского бога Дагды, который опорожняется и наполняется снова сам по себе. Это типичный зимний солнцестоянческий мотив (да и сам новогодняя руна даже во времена норманнов носила названия "дагда" и изображала собой чашу или котел). Рога "дьявола" - символ весеннего Воскресения солнца, так они является символическим аналогом двух поднятых рук - весенней руны "ка"17 и т.д. Эти соображения показывают, что о контринициатическом характере того или иного символа или символического комплекса невозможно судить по чисто формальным признакам - в гиперборейском символизме, который лежит в основе всякого сакрального символизма таких символов просто не существует.

7. Заключение

Подводя итоги нашему краткому анализу, следует заметить, что необходимо радикально пересмотреть теорию контринициации Генона и внимательно пересмотреть некоторые позиции в этом вопросе. Эта проблема тесно сопряжена с другими тезисами Генона, которые при внимательном изучении его идей и приложении их к конкретике исторических религий и инициатических школ, оказываются слишком приблизительными, неточными или откровенно ошибочными. При этом данная ревизия ни в коем случае не затрагивает высокого авторитета Рене Генона, так как без его трудов и его важнейших указаний и моделей вся картина эзотеризма и метафизики сегодня была бы безнадежно хаотической. Речь идет не о том, чтобы развенчать мэтра (как хотелось бы некоторым его нерадивым, неблагодарным и крайне неприятным ученикам, типа Фритьофа Шуона или Марко Паллиса). Напротив, необходимо уточнить и отточить великие интуиции этого гениального человека, чтобы очистить его учения от того, что оказалось неверным, и заставить с новой силой и свежестью сиять те аспекты, которые, действительно, являются выражением чистейшей истины. Генон дал нам важнейшую модель, бесценную методологию. Благодаря ей мы можем привести к общему знаменателю тот огромный материал по богословия, истории религий, инициации и т.д., с которым мы имеем дело, и который в противном случае представлял бы собой безнадежно противоречивые фрагменты, противящиеся какой бы то ни было систематизации (о неоспиритуалистических реконструкциях или теориях профанических историков и этнологов вообще говорить не стоит). Генон остается главным и ключевым автором. Но если мы после серьезных размышлений и в результате тщательных исследований приходим к заключениям, не согласующимся с его взглядами, корректирующими их, бессмысленно пытаться их скрыть и делать вид, что все остается без изменений.

Вопрос контринициации является в высшей степени важным и актуальным. Равно как и вопрос существования (или несуществования) реального метафизического единства традиций. Данная статья является лишь введением в данную проблематику, наброском дальнейшего исследования, имеющего важнейшее значение. Продолжение мы надеемся осуществить в последующих работах.

Пока же отметим, что адекватное представление о контринициации, уточнение ее характера, ее сущности и "локализации" подведет нас вплотную к ужасающим тайнам, скрытым за сомнительным мифам современного мира, но готовым обнаружить перед безнадежно заснувшим человечеством, бредущим на бойню, свой кошмарный леденящий лик. Вопреки наивным историям об "ордене Красного Осла" и экзотерическим и совершенно безвредным "люциферитам", истинная миссия контринициации головокружительно масштабна, эффективна и вездесуща. Она готовит людям и цивилизациям страшную судьбу. Но чтобы распознать эту приблизившуюся вплотную катастрофу необходимо взглянуть на вещи трезво и пристально вне романтической дымки остаточного оккультизма и "детективного" сюжета дешевого романа ужасов.

Ничему так не радуется "враг рода человеческого" как оглушающей глупости тех, кто поспешно решил встать на судьбу борьбы с ним без того, чтобы серьезно взвесить все обстоятельства и оценить весь объем затрагиваемой проблематики.

--------------------------------------------------------------------------------

Сноски:

1 Данная тема подробно раскрыта в книге А. Дугина "Метафизика Благой Вести", М., 1996. В этой же работе содержится подробный разбор христологических взглядов Генона, проистекающих из его конфессионально принадлежности к исламу, а не из соответствия их "однозначной эзотерической истине". Вообще говоря, несмотря на то, что Генон писал собственно об исламской традиции крайне мало, большинство его тезисов относительно эзотерической проблематики проистекают именно из исламского взгляда на вещи, хотя и в его эзотерическом срезе. Генону были близки индусский адвайто-ведантизм и исламский суфизм. Специфические подходы эзотеризма этих двух традиций в значительной степени сформировали предпочтения и оценки Генона в области исторических религий и их догматики. Какими бы логичными и стройными ни были эти две системы, они еще далеко не исчерпывают собой всех возможных разновидностей эзотерических и инициатических доктрин.

2 См. там же.

3 Христианство причисляется к авраамическим традициям только в исламской перспективе и в некоторых иудео-христианских течениях. Православие не может признать такого названия, так как ясно осознает свою внутреннюю духовную природу как традиции Мелхиседековой, доавраамической и сверхавраамической. См. там же.

4 Подробнее об этом см. А.Дугин "Метафизика Благой Вести", гл. 41.

5 См. там же.

6 Так ли это, на самом деле? Логика нашего анализа показывает, что все обстоит несколько сложнее.

7 Напомним случай с инициатическим путешествием Данте, который в самом низу адской воронки стал спускаться по телу сатаны еще ниже, но попал таким образом не в центр бездны, а на поверхность земли рядом с Чистилищем и холмом земного рая. К этой же категории относится и ряд символов, помещающих рай под землю, а демонов - на вершины гор и т.д.

8 К примеру, муж Индиры Ганди, который был парсом.

9 Это - случай дёнме, последователей еврейского псевдомессии Саббатаи Цеви (XVII век), которые внешне вслед за своим предводителем приняли ислам, а в XX веке возглавили правительство Турции, которое сразу же отменило ислам как государственную религию и объявило о создании в Турции "цивилизации западного типа". Заметим при этом, что будучи совершенно традиционными в отношении своей эзотерической каббалистической общины и лояльной общему контексту иудейской диаспоры, денме при этом выполняли сугубо антисакральную и антиисламскую, профаническую миссию, если рассматривать ее в сугубо исламской перспективе.

10 См. "Метафизика Благой Вести". Op. Cit.

11 См. статью "Мессианство Каббалы (метафизика нации, мессия и конец времен в "Зохаре")" в этом номере.

12 Вот фрагмент из письма Генона некоему Гиллелю в 1930 году с описанием этой истории: "Здесь за Аль-Азхаром (каирский университет) есть старый джентльмен, который внешне удивительно напоминает те портреты, которые изображают древне греческих философ и который делает странную живопись. Однажды он показал нам рисунок дракона с головой бородатого человека, в шапке XVI века и с шестью маленькими головами различных животных, выступающих из бороды. Особенно любопытно, что эта фигура точно напоминает изображение из журнала "Международное ревю тайных обществ", приведенное там в качестве иллюстрации к знаменитой книге "Избранница Дракона". Это изображение будто бы взято из какой-то древней книги. <...> Но самая соль заключается в том, что этот джентльмен утверждает будто бы он видел эту голову и нарисовал ее в точности как в оригинале!"

13 См. "Милый Ангел" N1, 1990.

14 См. текст Г. Вирта "Священный Год" и А. Дугин "Космический Спаситель" в этом номере.

15 См. также А. Дугин "Гиперборейская теория", М., 1993

16 В современной лингвистике существует деление типов мышления на две основные разновидности - на "дигитальное" мышление и на "аналоговое" мышление. "Дигитальное" мышление. Точно соответствующее профанизму и материализму оперирует с абстрактными категориями - "есть"-"нет" и функционирует по законам формальной логики (закон исключенного третьего, закон тождества и т.д.). Это философы называют "классической рациональностью". "Аналоговое" мышление стало научной категорией в ходе изучения архаических примитивных народов, их культуры и их мифологии. "Аналоговое" мышление, соответствующее миру Традиции и сохранившее связь со следами гиперборейской традиции, не знает "чистого отрицания". "Не" означает в нем "иное да", чистое отсутствие не представимо, но концепция "отсутствия" сразу же вызывает образ "иного присутствия". "Аналоговое" мышление вначале утверждает цельный образ, а уже потом раскладывает его на категории "наличие", "отсутствие", "положительное"-"отрицательное", и даже "мужчина"-"женщина", "большой"-"маленький". В "аналоговом" мышлении нет строгого различия между субъектом действия и объектом действия, между субстантивом и атрибутом, между действием и субстантивном. Поэтому в нашем случае солнце и его исчезновение, его отсутствие выступают как нечто единое и цельное, в утверждении - солнце - уже содержится его отрицание (заходящее зимою), а в отрицании - зимняя тьма - утверждение (отсутствие солнца свидетельствует о его значении). На основании этой логики примордиальный символизм в принципе не подлежит моральной трактовке - в нем существует система взаимосвязанных цельных сакральных элементов, ни один из которых не наделен ценностным приоритетом. Все здесь выражение единого сакрального Бытия, Света Мира в разных стадиях его циклического пульса.

17 См. статью А. Дугин "Космический Спаситель".

--------------------------------------------------------------------------------

© www.arctogaia.org.ru