Тит Ливий

История Рима от основания Города

КНИГА XXII

1. (1) Уже приближалась весна, когда Ганнибал снялся с зимнего лагеря^{^[1]}; не раз уже тщетно пытался он перейти Апеннины, стояли невыносимые морозы, однако и медлить было очень опасно и страшно. (2) Галлы, которых раньше подстрекала надежда пограбить и нажиться, увидев, что не они расхищают чужое, а собственная их земля стала местом военных действий и отягощена зимними лагерями обеих сторон, перенесли свою ненависть с римлян на Ганнибала. (3) Галльские вожди часто старались заманить его в западню, которую устраивали с таким же легкомыслием, с каким и раскрывали, не доверяя друг другу. Ганнибал уцелел: он одевался по‑разному, менял шапки, и, таким образом, не попался в ловушку^{^[2]}. (4) Сняться пораньше с зимнего лагеря побудил его все‑таки страх.

В это самое время – в мартовские иды^{^[3]} – в Риме вступил в свою должность консул Гней Сервилий. (5) Он доложил сенату о положении государства и тут ненависть к Фламинию вспыхнула с новой силой. Двое консулов были избраны, говорили сенаторы, а имеется только один. (6) Разве есть у Фламиния законная власть? Разве есть у него право ауспиций? Власть должностного лица берет начало из дома – от государственных и частных пенатов^{^[4]}. Консул облекается ею и несет ее с собой после того, как он справил Латинские празднества, принес жертву на Горе^{^[5]}, произнес положенные обеты на Капитолии. (7) А частный человек не имеет права ауспиций и нельзя, отправившись из Рима без них, совершить настоящие ауспиции на чужой почве^{^[6]}.

(8) Становилось еще страшнее от пугающих знамений, о которых оповещали со всех сторон: в Сицилии у многих солдат загорелись дротики; в Сардинии у всадника, объезжавшего караулы на стене, вспыхнул в руке жезл; на побережье сверкало множество огней; на двух щитах выступил кровавый пот; (9) каких‑то солдат убило молнией; солнечный диск на виду у всех сделался меньше; в Пренесте^{^[7]} с неба падали раскаленные камни; в Арпах^{^[8]} видели на небе щиты и солнце, сражающееся с луной; (10) в Капене^{^[9]} среди дня взошли две луны; в Цере^{^[10]} вода была смешана с кровью и даже Геркулесов источник^{^[11]} был в кровавых пятнах; в Антии^{^[12]} в корзины жнецов падали окровавленные колосья; (11) в Фалериях^{^[13]} небо словно раскололось и из огромной щели сверкнул нестерпимый свет; дощечки с предсказаниями вдруг стали тоньше^{^[14]}, одна из них выпала сама собой с такой надписью: «Маворс^{^[15]} бряцает своим оружием»; (12) в это же время в Риме на статуе Марса на Аппиевой дороге^{^[16]} и на статуях волков выступил пот; в Капуе небо, казалось, охвачено было, огнем, а луна падала с дождем вместе. (13) Ввиду этого поверили и другим – не столь достопамятным – знамениям; у некоторых хозяев козы обросли длинной шерстью, курица превратилась в петуха, а петух в курицу. (14) Сведения эти доложили сенату и в курию ввели самих рассказчиков. Консул посоветовался с сенаторами, как умилостивить богов. (15) Постановлено было отвратить эти зловещие знамения принесением в жертву взрослых животных и сосунков и трехдневным молебствием богам во всех храмах; (16) а об остальном пусть децемвиры^{^[17]} справятся в Книгах, и пусть будет выполнено все, что угодно богам. (17) По указанию децемвиров постановлено было прежде всего Юпитеру поднести золотую молнию весом в пятьдесят фунтов, а Юноне и Минерве^{^[18]} вещи, сделанные из серебра; (18) Юноне Царице на Авентине^{^[19]} и Юноне Спасительнице в Ланувии^{^[20]} принести в жертву взрослых животных: матронам сложиться – пусть каждая внесет сколько может – и поднести дар Юноне Царице на Авентине и устроить лектистерний^{^[21]}; отпущенницам собрать денег – с каждой по ее средствам – и поднести дар Феронии^{^[22]}. (19) Это было исполнено, и децемвиры на форуме в Ардее^{^[23]} принесли в жертву крупных животных. В конце декабря в Риме у храма Сатурна совершили жертвоприношение и, как велено было, устроили лектистерний (ложе для богов застилали сенаторы^{^[24]}) и пиршество для народа; (20) день и ночь по городу раздавались клики в честь Сатурналий, и народ постановил считать этот день навсегда праздничным^{^[25]}.

2. (1) Пока консул^{^[26]} в Риме умилостивлял богов и занят был набором солдат, Ганнибал снялся с зимних лагерей, так как до него дошел слух, что консул Фламиний уже прибыл в Арретий^{^[27]}. (2) Туда вели две дороги: одна дальняя, но более легкая, и другая, ближайшая, через болота, затопленные Арно, разлившимся более обычного. Ганнибал пошел через болота; (3) испанцев, африканцев и весь цвет своего старого войска он отправил вперед вместе с обозом, чтобы, если придется где остановиться, у них под рукой было все необходимое; за ними – в середине отряда – шли галлы, а замыкали его всадники. (4) Магон с легковооруженными нумидийцами^{^[28]} должен был заставлять солдат держать строй – особенно галлов (этот народ не умеет переносить тягот дальнего пути), если они станут разбредаться или не захотят идти дальше. (5) Передовые отряды шли за проводниками, преодолевая глубокие места реки, водовороты, трясины, солдат засасывало тиной, но они выбирались и не отставали от знамен. (6) Галлы, неспособные ни удержаться на ногах, поскользнувшись, ни выбраться из водоворота, совсем пали духом: (7) одни едва тащились от усталости; другие, отчаявшись и обессилев, валились с ног и умирали среди трупов вьючных животных. Сильнее всего страдали они от отсутствия сна, которое терпели четыре дня и три ночи. (8) Повсюду вода, нигде не найдешь сухого места, не растянешься на земле, чтобы немного соснуть. Усталые люди ненадолго ложились на груды поклажи, торчавшие из воды, (9) или на трупы вьючных животных, повсюду валявшиеся на пути. (10) У Ганнибала с самой весны с ее непостоянной, то жаркой, то холодной погодой, болели глаза; он ехал на единственном уцелевшем слоне^{^[29]}, возвышавшемся над водой; (11) голова у полководца была тяжела от бодрствования, ночной сырости и болотного воздуха. Лечиться не было ни места, ни времени, и он ослеп на один глаз^{^[30]}.

3. (1) Потеряв к своему прискорбию столько людей и животных, Ганнибал выбрался, наконец, из болот и разбил лагерь на первом сухом месте; через заранее высланных разведчиков он уже знал, что римское войско стоит под стенами Арретия, (2) и начал подробно осведомляться о нраве и замыслах консула, о свойствах этой местности, ее дорогах, возможностях иметь продовольствие и вообще обо всем, что следовало знать. (3) Эта местность была в Италии плодороднейшей: этрусская равнина между Фезулами^{^[31]} и Арретием изобиловала хлебом и всеми плодами земными; скота было тоже много. (4) Консул Фламиний со времен его предыдущего консульства преисполнен был дерзостью^{^[32]}: и сенат, и законы, и сами боги были ему нипочем. От природы он был человеком безрассудным и судьба питала его опрометчивость успехами на войне и в гражданской деятельности. (5) Было ясно: он станет действовать неистово и стремительно, не спрашивая совета ни у богов, ни у людей. Чтобы еще сильней подчинить этого консула власти его пороков, Пуниец начал дразнить его и выводить из себя: (6) оставив неприятеля слева, он направился к Фезулам, идя серединой Этрурии, чтобы пограбить, и чтобы консулу издали было видно, как враг опустошает страну, какие пожары устраивает, как избивает людей. (7) Фламиний, который даже, видя, что враг ведет себя тихо, не усидел бы на месте, теперь, когда у него почти на глазах грабили и разоряли союзников, счел для себя позором, что Пуниец разгуливает посреди Италии и, не встречая сопротивления, пойдет прямо на Рим. (8) В совете все уговаривали консула действовать ко благу страны и отказаться от блистательных предприятий: «Подождем сотоварища и, объединив войска, будем действовать согласно и по общему плану, а пока с помощью конницы и легковооруженных союзников будем препятствовать повсюду разбредшимся наглым грабителям». (9) Фламиний, в гневе кинувшись прочь из заседания, подал сигнал сразу и к выступлению, и к сражению. (10) «Да, конечно, мы посидим под стенами Арретия: ведь здесь наше отечество и родной дом. Выпустим из своих рук Ганнибала; и он вконец разорит Италию, все сожжет и уничтожит, подойдет к стенам Рима, а мы не раньше снимемся с места, чем сенаторы позовут Фламиния из‑под Арретия, как некогда Камилла из‑под Вей^{^[33]} ». Выкрикивая эти слова, он приказал поскорее взять знамена, а сам вскочил на лошадь; лошадь внезапно упала, и консул полетел через ее голову^{^[34]}. (11) Всех стоявших вокруг испугало это зловещее знамение перед началом битвы; (12) а тут еще сообщили, что знаменосец не мог, хотя и старался изо всех сил, вырвать из земли знамя. (13) Фламиний обернулся к гонцу: «Ты не от сената с письмом? Мне запрещают сражение? Ступай, скажи, пусть выкопают знамя, если выдернуть его не дает страх, сковавший им руки». (14) Войско выступило; командиры были угнетены и разногласием в совете, и двумя^{^[35]} предзнаменованиями, а толпа воинов радовалась неистовому вождю и надеялась невесть на что.

4. (1) Ганнибал обрушил все ужасы войны на область между городом Кортоной^{^[36]} и Тразименским озером: пусть Фламиний загорится гневом и кинется мстить за обиды союзников. (2) Войско уже пришло к месту, будто созданному для засады: озеро здесь подходит к самой подошве Кортонских гор^{^[37]}. Между ними и озером нет ничего, кроме очень узкой дороги, словно именно для нее тут нарочно оставлено место. Дальше открывается поле пошире, а там уже встают и холмы. (3) Ганнибал здесь разбил лагерь, но остался в нем только с африканцами и с испанцами; балеарцев^{^[38]} и прочих легковооруженных солдат он повел в обход за горами; всадников поместил у самого входа в ущелье, скрыв их за холмами; вошедших римлян встретит конница; озеро и горы заградят все.

(4) Фламиний подошел к озеру еще накануне, на закате солнца; на следующий день, едва рассвело, без предварительной разведки он прошел через теснину, и лишь когда войско стало разворачиваться на равнине, увидел перед собой врага, стоявшего напротив; засаду с тыла и сверху он не заметил. (5) Пуниец добился своего, римляне, стесненные горами и озером, были окружены вражеским войском. Ганнибал подал сигнал: напасть всему войску. (6) Солдаты сбежали вниз, как кому было ближе; для римлян это оказалось неожиданностью, тем более, что туман, поднявшийся с озера, был на равнине густ, а на горах редок, и неприятельские воины, хорошо различая друг друга, сбежали со всех холмов разом. (7) Римляне, еще не видя, что они окружены, поняли это по крикам. Бой начался с разных сторон раньше, чем солдаты успели, как следует, построиться, вооружиться и выхватить мечи.

5. (1) Консул и сам был потрясен общим смятением, но держался бесстрашно. Он восстановил, насколько это допускали время и место^{^[39]}, расстроенные ряды воинов, оборачивавшихся на всякий крик, и обратился к тем, кто мог подойти и его услышать, с приказом стойко сражаться: (2) «Мы спасемся не молитвами и обетами, а доблестью и силой. Пробьемся мечом через вражеские ряды: чем меньше страха, тем меньше опасности». (3) Но в шуме и тревоге нельзя было услышать ни совета, ни приказания. Солдаты не узнавали даже своих знамен и легионов; у них едва хватало духа взяться за оружие и приготовить его к битве; оно стало для них скорей бременем, чем защитой. К тому же густой туман заставлял полагаться больше на слух, чем на зрение. (4) Люди оборачивались на стоны раненых, на крики схватившихся врукопашную, на смешанный гул голосов, грозных и испуганных. (5) Одни, убегая, наталкивались на сражающихся и присоединялись к ним; других, возвращавшихся на поле боя, увлекала за собою толпа бегущих. (6) А бежать было некуда: справа и слева горы и озеро, спереди и сзади вражеский строй – вся надежда на себя и на свой меч. (7) Каждый стал себе вождем и советчиком; сражение возобновилось – не правильное, где действуют принципы, гастаты и триарии, где передовые бьются перед знаменами, а весь строй за знаменами, где каждый знает свое место в легионе, когорте и манипуле^{^[40]}; (8) дрались, где кто оказался по воле случая или по собственному выбору – впереди или сзади, – и так были захвачены боем, что никто и не почувствовал землетрясения^{^[41]}, которое сильно разрушило многие италийские города, изменило течение быстрых рек, погнало в них море, обрушило и сокрушило горы.

6. (1) Почти три часа дрались – и повсюду жестоко, но особенно вокруг консула. (2) С ним были лучшие воины, и он бесстрашно устремлялся туда, где его солдатам приходилось туго. (3) Его замечали по оружию: неприятель старался изо всех сил его захватить, а сограждане – уберечь. Его узнал всадник‑инсубр, по имени Дукарий, знавший консула в лицо и крикнувший своим землякам: «Эй, вон тот самый, кто уничтожил наши легионы, кто разорил наш город^{^[42]} и наши земли: (4) принесу его в жертву Манам^{^[43]} наших сограждан, подло им погубленных». Пришпорив лошадь, он помчался в гущу врагов, снес голову оруженосцу, кинувшемуся наперерез, и пронзил копьем консула; триарии^{^[44]} помешали ему снять с убитого доспехи, прикрыв его своими щитами. (5) И тут началось почти повальное бегство: ни озеро, ни горы не были препятствием для потерявших от страха голову; люди, словно ослепнув, неслись по крутизнам и обрывам и стремглав скатывались вниз друг на друга вместе с оружием. (6) Там, где пройти было тесно, шли, где пришлось, – вброд, через болото, пока вода не доходила до плеч и до горла; некоторых безрассудный страх толкнул искать спасения вплавь; (7) решение безнадежное: плыть надо было долго, люди падали духом, их поглощала пучина, или, зря истомившись, они с трудом возвращались на отмели, где их избивала вражеская конница, вошедшая в воду. (8) Почти шесть тысяч человек из передового отряда римлян храбро прорвались через вражеский строй, вышли из ущелья и, ничего не зная о том, что происходит у них в тылу, задержались на холме; они слышали только крики и звон оружия, туман мешал им понять или догадаться, чем кончилось сражение. (9) Наконец, горячее солнце разогнало туман, и средь бела дня горы и равнины явили взору проигранное сражение и бездыханных воинов. (10) Захватив знамена, римляне кинулись бежать, стремясь ускользнуть от конницы. (11) На следующий день, видя, что им грозит еще и голод, они сдались на честное слово Магарбалу, гнавшемуся за ними ночью со всей конницей: он пообещал, если они отдадут ему оружие, отпустить их, оставив каждому что‑нибудь одно из одежды. (12) Ганнибал соблюл уговор с пунийской честностью^{^[45]}: всех бросил в оковы.

7. (1) Такова была знаменитая битва у Тразименского озера^{^[46]} – одно из самых памятных бедствий народа римского. (2) Пятнадцать тысяч римлян было убито в бою; десять тысяч, рассеявшись по всей Этрурии, разными дорогами добрались до Рима; (3) две с половиной тысячи неприятелей погибли в бою и многие после от ран. Другие писатели говорят, что убитых с обеих сторон было гораздо больше^{^[47]}; (4) я ничего не хочу попусту преувеличивать – к этому весьма склонны писатели – я придерживаюсь Фабия, современника этой войны, автора весьма осведомленного^{^[48]}. (5) Ганнибал отпустил без выкупа римских союзников‑латинов; римлян заковал, велел разыскивать в грудах трупов тела своих солдат и хоронить их; старательно разыскивал он тело Фламиния, чтобы предать его погребению; тела не нашли.

(6) Как только в Рим пришла весть об этом поражении, народ в страхе и смятении сбежался на форум. (7) Слухи о поражении расползались; женщины, бродя по улицам, расспрашивала встречных, какова судьба войска; многолюдная толпа, собравшаяся как на сходку, пришла на Комиций^{^[49]}, к курии и взывала к должностным лицам; (8) наконец перед заходом солнца претор Марк Помпоний объявил: «Мы проиграли большое сражение». Ничего точнее от него не услыхали, но слухи шли от одного к другому, и люди пересказывали их дома: (9) консул и значительная часть войска погибли; уцелели немногие – одним удалось бежать в Этрурию, другие были перехвачены неприятелем. (10) Солдаты разбитого Фламиниева войска потерпели не больше горя, чем их родственники, терзаемые тревогой, не знавшие о судьбе близких, недоумевавшие, на что можно надеяться, чего бояться. (11) Назавтра и еще много дней у городских ворот стояло больше женщин, чем мужчин: ждали своих или вестей от них; шедших в город, особенно знакомых, окружали, расспрашивали и не отпускали, не выведав всего по порядку. (12) После расспросов выражение лиц у людей было разным: веселое или грустное, смотря по тому, что кто услышал; их провожали домой, утешая или поздравляя. У женщин радость и печаль проявились особенно бурно; (13) рассказывают, что одна, встретив вдруг в самых воротах сына, здравого и невредимого, скончалась в его объятиях; другая получила ложное известие о смерти сына^{^[50]} и печально сидела дома; увидя его, она от радости испустила дух. (14) Преторы несколько дней от восхода до заката держали сенаторов в курии, совещаясь с ними о том, с каким войском и под командой какого вождя можно сопротивляться победителям‑пунийцам.

8. (1) Ничего еще не было решено, как пришло известие о другой беде: четыре тысячи всадников, отправленные консулом Сервилием своему сотоварищу под командой Гая Центения, пропретора^{^[51]}, были окружены Ганнибалом в Умбрии^{^[52]}, куда они повернули, услышав о сражении при Тразименском озере. (2) Слух об этом был воспринят людьми по‑разному: одни, скорбевшие о великом несчастьи, считали эту потерю сравнительно малой; (3) другие же говорили, что дело не в этом: ведь, как больной человек ничтожное заболевание переносит труднее, чем здоровый тяжелую болезнь, (4) так и больное потрясенное государство не перенесет никакой новой беды, и не потому, что эта так тяжела, а потому, что нету сил поднять еще какое‑то бремя. (5) Решили прибегнуть к средству, которое давно уже не применяли, потому что в том не было нужды: назначить диктатора. Это сделать мог только консул, (6) а послать к нему гонца с письмом через Италию, занятую карфагенскими войсками, было затруднительно. Поэтому – случай дотоле небывалый – народ избрал в диктаторы Квинта Фабия Максима, а в начальники конницы Марка Минуция Руфа. (7) Сенат поручил им укрепить городские стены и башни; расставить, где они сочтут нужным, караулы и сломать мосты, перекинутые через реки^{^[53]}: «Будем сражаться за Город и родные очаги, коль скоро Италию отстоять не смогли».

9. (1) Ганнибал дошел прямым путем через Умбрию до Сполетия^{^[54]}. (2) Опустошив окрестности, он осадил этот город, но был отброшен с большими потерями. Прикинув, во что обошлась неудачная попытка взять небольшой городок и какая твердыня Рим, (3) он повернул в Пиценскую область^{^[55]}, изобиловавшую всеми плодами земными, богатую разной добычей, на которую жадно кидались обнищавшие воины. (4) Ганнибал стоял там лагерем несколько дней, солдаты набирались сил после зимних походов по болотам и после битвы, по исходу удачной, но трудной и утомительной. (5) Когда солдаты достаточно отдохнули, радуясь, впрочем, больше добыче и грабежу, чем покою и передышке, Ганнибал двинулся дальше. Он опустошил область претутиев, Адриатическое побережье, земли марсов, марруцинов, пелигнов^{^[56]}, и ближайший округ Апулии – окрестности Арп и Луцерии^{^[57]}. (6) Консул Гней Сервилий после мелких стычек с галлами взял один незначительный город; услышав о гибели сотоварища и войска, боясь уже за стены родного Города, он направился к Риму^{^[58]}: в минуты крайней опасности надлежит ему быть там

(7) Квинт Фабий Максим, вторично ставший диктатором^{^[59]}, в день своего вступления в должность созвал сенат и начал с рассуждения о божественном. Консул Фламиний, сказал он сенаторам, больше виноват в пренебрежении к обрядам и ауспициям, чем в дерзкой неосмотрительности; и надо вопросить самих разгневанных богов, как их умилостивить. (8) Фабий добился того, что разрешается только в случае зловещих предзнаменований: децемвирам велено было раскрыть Сивиллины книги^{^[60]}. (9) Децемвиры, справившись с книгами судеб, доложили сенату, что обеты Марсу, данные по случаю этой войны^{^[61]}, не исполнены, как положено; нужно все сделать заново и с большим великолепием. (10) Нужно также пообещать Юпитеру Великие игры^{^[62]}, а Венере Эрицинской и Уму^{^[63]} – храмы. Кроме того, нужно устроить молебствие и лектистерний, а также пообещать «священную весну»^{^[64]} на случай, если война пойдет удачно и государство останется таким же, как до войны. (11) Понимая, что Фабий будет целиком занят войной, сенат распорядился: пусть претор Марк Эмилий, с согласия коллегии понтификов, поскорее все это осуществит.

10. (1) Когда эти сенатские постановления были приняты, претор обратился к коллегии и Луций Корнелий Лентул, великий понтифик, дал совет: прежде всего посовещаться с народом о «священной весне». Без повеления народа, сказал он, обет дан быть не может. (2) Народ был запрошен в таких словах: «Желаете ли, повелеваете ли, чтобы сделано было так: Если государство римского народа квиритов на протяжении ближайших пяти лет будет сохранено невредимым в нынешних войнах, а именно в войне народа римского с карфагенским и в войнах народа римского с галлами, обитающими по сю сторону Альп, (3) то пусть тогда римский народ квиритов отдаст в дар Юпитеру все, что принесет весна в стадах свиней, овец, коз и быков, – с того дня, какой укажет сенат, и что, кроме того, не обещано другим богам. (4) Кто будет приносить жертву, пусть приносит, когда захочет и по какому захочет обряду; как бы он ее ни принес, это будет правильно. (5) Если животное, которое надлежало принести в жертву, умрет, пусть считается, что оно не было посвящено – в грех это поставлено не будет. Если кто повредит или убьет животное по неведению, виноват не будет. Если кто украдет животное, да не будет это поставлено в грех ни народу, ни обокраденному. (6) Если кто по неведению принесет жертву в несчастный день^{^[65]}, считать жертву правильной. Принесена ли жертва ночью или днем, рабом или свободным, считать, что принесена она правильно. Если жертва будет принесена раньше, чем сенат и народ приказал ее принести, то да будет народ разрешен от вины». (7) Ради того же обещаны были Великие игры и на них определено триста тридцать три тысячи и триста тридцать три с третью асса^{^[66]}, и сверх того триста быков Юпитеру, а многим другим богам – белые быки и другие жертвенные животные. (8) Обеты принесли по обряду, и назначено было молебствие: молились не только все горожане с женами и детьми, но и сельские жители, которых тоже не оставляла в стороне забота об общем благе. (9) Лектистерний длился три дня, устройством его были озабочены децемвиры: на виду поставили шесть лож: Юпитеру и Юноне одно, второе – Нептуну и Минерве, третье – Марсу и Венере, четвертое – Аполлону и Диане, пятое – Вулкану и Весте, шестое – Меркурию и Церере^{^[67]}. (10) Были даны обеты о храмах: Венере Эрицинской обещал храм диктатор Квинт Фабий, – согласно книгам судеб, делать это должен был тот, кому принадлежит высшая власть в государстве; о храме Уму дал обет претор Тит Отацилий.

11. (1) Покончив с тем, что касалось богов, диктатор доложил сенату о войне и о состоянии государства и спросил сенаторов, сколько, по их мнению, требуется легионов против победоносного врага. (2) Было постановлено: передать диктатору войско от консула Гнея Сервилия – пусть он наберет из граждан и союзников столько людей в пехоту и конницу, сколько сочтет нужным, и вообще пусть действует, как считает нужным для блага государства. (3) Фабий сказал, что прибавит к Сервилиеву войску два легиона. Их он набрал при посредстве начальника конницы и назначил им день для явки в Тибур^{^[68]}. (4) Указом предложено было всем жителям неукрепленных городов и местечек, не имеющих стен, переселиться в места безопасные, но прежде на пути Ганнибала сжечь свои усадьбы и уничтожить весь урожай. (5) Сам Фабий пошел по Фламиниевой дороге^{^[69]} навстречу консулу и его войску, и у Тибра около Окрикула^{^[70]} увидел издали консула, направлявшегося к нему со своей конницей. Фабий послал гонца уведомить консула, чтобы тот явился к диктатору без ликторов^{^[71]}. (6) Консул повиновался; встреча диктатора и консула показала гражданам и союзникам все величие диктатуры, за давностью почти забытое. Из Города принесли письмо: «Грузовые суда, везшие из Остии^{^[72]} в Испанию продовольствие войску, захвачены около Козы^{^[73]} пунийским флотом». (7) Консулу было приказано немедленно отправиться в Остию, посадить на суда, стоявшие под Римом или в Остии, воинов и моряков^{^[74]}, преследовать неприятельский флот и охранять италийское побережье. (8) В Риме набрали великое множество людей; приводили к присяге даже отпущенников^{^[75]} призывного возраста, имевших детей. (9) Тех, кому было меньше тридцати пяти лет, посадили на корабли, остальных оставили охранять город.

12. (1) Диктатор, приняв от легата Фульвия Флакка, консульское войско, пришел через Сабинскую область к Тибуру в день, назначенный для сбора новобранцев, (2) оттуда двинулся к Пренесте и окольными дорогами вышел на Латинскую^{^[76]}, очень внимательно разобравшись во всех перепутьях, он направился к неприятелю, нигде не полагаясь на судьбу, разве что при крайней необходимости. (3) В тот же день, как он близ Арпина стал лагерем в виду врага, Пуниец немедленно вывел войско в боевом порядке, предлагая сражение, (4) но в римском лагере все было спокойно и безмятежно, и он вернулся к себе, ворча, что прославленный Марсов дух у римлян угас, что война окончена и что они у всех на виду доблести. (5) В глубине души, однако, он был встревожен: ему предстоит иметь дело с полководцем, который не чета Фламинию или Семпронию, а римляне только теперь, наученные бедами, нашли вождя, равного Ганнибалу. (6) Ему вдруг стало страшно от спокойной осторожности нового диктатора. Еще не зная, сколь тот упорен, Ганнибал попытался вывести его из себя: часто переходил с лагерем с места на место, на глазах у него опустошал поля союзников; (7) двинув быстрым маршем войско, скрывался и вдруг появлялся где‑нибудь на повороте дороги; прятался, рассчитывая перехватить его, когда он спустится на равнину. (8) Фабий вел войско по высотам, на небольшом расстоянии от неприятеля, не выпускал его из виду, но и не вступал в сражение. Солдат он держал в лагере и выпускал только за фуражом и за дровами, без которых не обойтись, но за ними выходили не поодиночке и не вразброд; (9) отряд конницы и легковооруженных стоял на случай внезапной тревоги наготове, так что римские солдаты могли чувствовать себя в безопасности, а неприятельским грабителям, разбредшимся кто куда, приходилось бояться всего. (10) Фабий не хотел подвергать опасности все войско и решительного сражения не давал; незначительные легкие стычки вблизи лагеря, куда можно было в любую минуту укрыться, приучали солдат, напуганных прежними поражениями, не отчаиваться в своей доблести и удачливости. (11) Не Ганнибал, однако, был главным противником Фабия в его здравых намерений, но собственный начальник конницы, который только по недостатку власти не погубил немедленно государство. (12) Был он человеком неистовым, скорым на решения, необузданным на язык; сначала в небольшом кругу, а потом открыто в толпе стал бранить Фабия, который будто бы не медлителен, а ленив, не осторожен, а трус; истолковывая доблести диктатора как пороки, он унижал высшего и превозносил себя – гнусное искусство, доставившее многим блестящий успех и потому процветающее.

13. (1) Ганнибал из области гирпинов^{^[77]} перешел в Самний, опустошил окрестности Беневента^{^[78]} и взял город Телезию^{^[79]}; он сознательно дразнил Фабия, надеясь, что может быть, возмущенного бедствиями и притеснением союзников, его удастся выманить на равнину. (2) Среди многочисленных союзников‑италийцев, попавших у Тразименского озера в плен и отпущенных Ганнибалом, было три кампанских всадника, которые, соблазнившись подарками и обещаниями Ганнибала, привлекли на его сторону своих земляков. (3) Они уверяли: если он войдет с войском в Кампанию, то сразу же овладеет Капуей^{^[80]}. Дело было серьезное, а люди пустые, и Ганнибал, колеблясь, доверять ли им, или нет, все‑таки направился из Самния в Кампанию, (4) Настойчиво потребовав делами подтвердить обещания, он приказал им явиться к нему с несколькими знатными горожанами и отпустил их. (5) Проводнику он велел вести себя к Казину^{^[81]}: люди, знающие эти места, уверили его: если он захватит там перевал, то римляне будут отрезаны от союзников и помогать им не смогут. (6) Но пунийскому рту трудно было сладить с латинскими именами: проводнику послышалось не «Казин», а «Казилин»^{^[82]}, он свернул с верного пути и через Аллифскую, Кайатскую и Каленскую области спустился на Стеллатскую равнину^{^[83]}. (7) Увидев вокруг себя горы и реки, Ганнибал позвал проводница и спросил: где они находятся? (8) Тот ответил, что Ганнибал сегодня же остановится в Казилине. Тут ошибка выяснилась – Казин совсем в другой области – (9) Ганнибал высек проводника и распял его на страх другим, укрепил лагерь и отпустил Магарбала грабить Фалернскую область^{^[84]}. (10) Опустошили все вплоть до Синуэсских вод. Бедствие было велико, люди бежали, нумидийцы навели страх на всю округу; (11) всюду хозяйничали огонь и меч, но верность союзников не поколебалась: управляли ими справедливо, власти не превышали, а добровольное повиновение лучшим – единственная порука верности.

14. (1) Ганнибал разбил лагерь у реки Вултурн: теперь он выжигал этот чудный край; над горевшими усадьбами подымался дым, Фабий шел по хребту Массика^{^[85]}, и у него в войске чуть снова не вспыхнул мятеж. (2) Солдаты несколько дней были спокойны; так как Фабий вел их скорее, чем обычно, они думали, что спешат остановить опустошение Кампании; (3) но вот они дошли до последнего перевала^{^[86]}; на глазах у них неприятель жег фалернские поля, дома жителей Синуэссы, а о сражении не было и помину. (4) И Минуций сказал: «Ужели пришли мы сюда наслаждаться приятнейшим зрелищем – смотреть, как убивают союзников и жгут их жилища! Если нам никого не стыдно, то постыдимся хотя бы граждан, которых отцы наши поселили в Синуэссе, чтобы всему этому краю была защита от самнитов. (5) А сейчас пожары устраивает не сосед‑самнит, а чужеземец, пуниец, который по нашей беспечности и медлительности пришел сюда с края света! (6) Мы не сыновья наших отцов: мы выродки! Они считали для себя позором, если пунийский флот проходил мимо их земли; мы еще увидим, как тут будет полным полно нумидийцев и мавров. (7) Был осажден Сагунт^{^[87]}, мы негодовали, взывали не только к людям, но к святости договоров, к богам – теперь спокойно смотрим, как Ганнибал поднимается на стены римской колонии^{^[88]}. (8) Дым от горящих усадеб и полей ест глаза, мы глохнем от крика и плача союзников, которые чаще взывают к нашей, чем к божьей помощи, а мы ведем войско, как скот, по летним пастбищам и непроходимым дорогам, прячась в лесах и за облаками. (9) Если бы Марк Фурий^{^[89]} рассчитывал взять у галлов Рим, разгуливая по горам по долам, как этот наш новый Камилл, несравненный диктатор, сысканный нами в несчастьи, – собирается отвоевать Италию у Ганнибала, Рим был бы галльским. (10) Боюсь, при такой нашей медлительности не вышло бы, что предки наши столько раз спасали Рим для Ганнибала и пунийцев. (11) Фурий, истинный муж и римлянин, в тот самый день, когда в Вейи пришло известие, что он избран диктатором по воле сената и приказу народа, спустился на равнину (хотя Яникул достаточно высок, чтобы, сидя, издали увидеть врага) и в тот же день в центре города – там, где сейчас „галльское пожарище”^{^[90]}, – а на следующий день перед Габиями уничтожил галльские легионы^{^[91]}. (12) Что ж? А когда спустя много лет самниты, наши враги, у Кавдинского ущелья заставили нас пройти под ярмом^{^[92]}, – как сумел тогда Луций Папирий Курсор сбросить ярмо с шеи римлян и надеть его на гордеца‑самнита^{^[93]}? Разве бродя по самнийским горам? Или осаждая Луцерию^{^[94]}, не давая покоя врагу‑победителю? (13) И разве не быстрота обеспечила победу Гаю Лутацию, когда он, увидев неприятельский флот с грузом припасов и всяческого снаряжения, на следующий же день потопил его^{^[95]}? (14) Глупо думать, что можно победить, сидя сиднем и вознося молитвы; возьми оружие, сойди на ровное место и сражайся с врагами грудь с грудью. Римское государство возросло потому, что было отважно и отвергало робкие решения, которые трусы зовут осторожными».

(15) Слова Минуция, ораторствовавшего, словно на сходке, расходились среди трибунов и всадников; докатывались неистовые речи и до солдатских ушей, и если бы дело зависело от солдатского голосования, то, конечно, Минуция предпочли бы Фабию.

15. (1) Фабий, с равным вниманием следивший и за согражданами и за врагом, оставался непоколебим: он прекрасно знал, что его бранят не только в собственном лагере, что уже и в Риме его ославили за медлительность, но провел остаток лета, не отступая от своих замыслов. (2) Ганнибал, отчаявшись в решительном сражении, которого желал всеми силами души, уже выискивал места для зимней стоянки, ибо область, где он находился, богата была виноградом и вообще только тем, чем дарит лето и что ласкает зрение и вкус, но не тем, что поддерживает жизнь. (3) Все это Фабию сообщили разведчики. И он, прекрасно зная, что Ганнибал пойдет обратно по тем же теснинам, какими прошел в Фалернский округ, поставил небольшие отряды на горе Калликуле^{^[96]} и в Казилине (этот город, который пересекает река Вултурн, отделяет Фалернскую землю от Кампании), (4) а сам по тем же горам повел войско назад и выслал на разведку четыреста всадников – из союзников – во главе с Луцием Гостилием Манцином. (5) Манцин был из юношей, часто слушавших свирепые разглагольствования начальника конницы; сначала он прошел вперед как разведчик, выслеживая врага и не подвергая себя опасности, но, когда увидел нумидийцев, разбредшихся по деревням, а нескольких подвернувшихся и убил, (6) то увлеченный боем, забыл наставления диктатора: идти вперед, пока все спокойно, и возвращаться, не дожидаясь, пока окажешься на виду у неприятеля. (7) Нумидийцы то выезжали вперед, то скакали обратно, истомили у Манцина и лошадей и людей и завлекли его к самому их лагерю. (8) Оттуда Карфалон, командовавший всей вражеской конницей, гоня лошадей во всю прыть почти пять миль безостановочно преследовал бегущих римлян, пока не подошел к ним на перелет дротика. (9) Манцин, видя, что враг преследования не прекратит и убежать от него не удастся, ободрил солдат и вступил в бой с врагом, во всем его превосходившим. (10) Сам он и лучшие его конники были убиты; остальные, рассеявшись, бежали в Калы^{^[97]}, а оттуда почти непроходимыми тропами добрались до диктатора. (11) Как раз в этот день к Фабию присоединился Минуций. Его Фабий посылал занять сильным отрядом проход через горы к морю, который выше Таррацины суживается в тесное ущелье^{^[98]}, и тем не позволить Пунийцу пройти от Синуэссы Аппиевой дорогой в римскую область. (12) Соединив свои войска, диктатор и начальник конницы поставили лагерь ниже – на дороге, которой должен был пройти Ганнибал. Враги стояли в двух милях от них.

16. (1). На следующий день пунийцы всю дорогу между обоими лагерями заполнили войском. (2) Римляне держались под самым валом – место было, конечно, гораздо удобнее^{^[99]} – но карфагеняне не давали им покоя, выпуская на них конницу и легко вооруженных. Пунийцы сражались то тут, то там – то наступая, то отступая, но римское войско твердо стояло на своем месте: (3) сражение не разгоралось и шло скорее так, как хотел диктатор, а не Ганнибал; у римлян погибло двести человек, у неприятеля – восемьсот. (4) Ганнибал, казалось, попал в окружение: дорога на Казилин была закрыта; Капуя, Самний и столько богатых союзников в тылу у римлян будут подвозить им провиант, (5) а пунийцу придется зимовать в страшных лесах, среди Формийских скал^{^[100]}, литернских песков^{^[101]} и болот. Ганнибал не обманывался: его били его же оружием. Ускользнуть через Казилин было невозможно – оставалось идти горами и взбираться на хребет Калликулы. (6) Чтобы римляне не напали на его войско, запертое в долине, он придумал обмануть врага устрашающим зрелищем и решил с наступлением ночи незаметно подойти к горам^{^[102]}. (7) Для осуществления хитрого плана он запасся факелами, набранными по деревням, сухими прутьями в соломой; их привязывали к рогам быков, укрощенных и неукрощенных, которых было много (тысяч около двух) среди награбленной по деревням добычи. (8) Газдрубалу велено было ночью зажечь эту сушь на рогах у животных и гнать их к горам, лучше всего к тем, где засел неприятель.

17. (1) Как только смерклось, тихонько снялись с лагеря; быков гнали далеко впереди знамен. (2) Когда подошли к горам и дорога сузилась, внезапно был дан сигнал гнать быков прямо к горам и зажечь им рога. Перепуганные сверкающим на голове огнем, мучимые болью (пламя их жгло по живому), быки словно взбесились. (3) Они понеслись в разные стороны, поджигая вокруг кусты и ветки; казалось, будто горят и леса, и горы; тряся головами, быки только раздували огонь; впечатление было такое, будто во все стороны разбегаются люди. (4) Солдаты, поставленные у входа в ущелье, видя над собой и по горным вершинам какие‑то огни, решили, что они окружены, и ушли со своих постов. Идя по горному хребту, как по самой безопасной дороге, там, где меньше всего мелькало огней, они наткнулись на нескольких быков, отбившихся от стада. (5) Сначала они остановились, потрясенные видом этих диковинных существ, дышащих племенем, (6) но затем, поняв хитрую людскую выдумку и думая, что тут не без ловушки для них, кинулись в великом смятении бежать и налетели на вражеский легковооруженный отряд; ночь, сравнявшая страхи обеих сторон, заставила тех и других стоять смирно до рассвета. (7) Тем временем Ганнибал провел свое войско через ущелье, где застиг какую‑то часть врагов и расположился лагерем в аллифской области^{^[103]}.

18. (1) Ночная тревога была замечена Фабием, но он счел, что тут ловушка и не желая сражаться ночью, продержал своих солдат в укрепленном месте. (2) На рассвете под горой завязалось сражение; римляне, значительно превосходившие числом карфагенян, легко одолели бы этот легко вооруженный, отрезанный от своих отряд, не появись на поле боя еще и отряд испанцев, высланный Ганнибалом. (3) Привычные к горам, к беготне средь камней и скал, поджарые, быстрые, с легким оружием, они легко ускользали от врага – тяжеловооруженного, привыкшего сражаться на равнинах, неповоротливого пехотинца. (4) Сражение было неравным: в лагерь вернулись невредимыми почти все испанцы, а римляне потеряли несколько человек.

(5) Фабий снялся с лагеря, перешел горы и остановился выше Аллиф на высоком и укрытом месте. (6) Ганнибал притворился, будто идет через Самний на Рим, и вернулся, все по пути опустошив, в область пелигнов^{^[104]}; Фабий вел войско горами, двигаясь посередине между неприятелем и Римом, не отступая и не наступая. (7) От пелигнов Ганнибал повернул обратно в Апулию и пришел в Гереоний, город, покинутый жителями из страха, так как его стены частью обрушились^{^[105]}. (8) Диктатор укрепил свой лагерь в ларинских землях^{^[106]}; он был отозван в Рим для жертвоприношений; своему начальнику конницы он не только приказывал, но и увещевал его, и почти что упрашивал: (9) пусть полагается не на счастье, а на здравый смысл; пусть за образец полководца возьмет его, Фабия, а не Семпрония и Фламиния; пусть не считает, будто почти все лето потрачено зря – врага морочили и водили за нос; по мнению врачей, покой иногда гораздо полезнее движения и деятельности; (10) не так уже мало, что неприятель, одержавший столько побед, перестал побеждать, и солдаты после непрерывных поражений передохнули. Нисколько не убедив такими речами начальника конницы, Фабий отбыл в Рим.

19. (1) В начале того же самого лета в Испании тоже завязалась война на суше и на море. (2) Газдрубал к кораблям, полученным от брата оснащенными и готовыми, добавил еще десять (3) и передал Гимилькону флот в сорок кораблей. Выступив из Нового Карфагена^{^[107]}, он повел войско по берегу, а корабли шли в виду земли – он был готов сразиться с врагом, откуда бы тот ни появился. (4) Гней Сципион, услышав, что враг снялся с зимовки, собирался сначала поступать так же, но потом не отважился искать встречи на суше из‑за громкой молвы о новых вспомогательных войсках у врагов. Он посадил на корабли лучших солдат и повел навстречу неприятелю флот в тридцать пять судов^{^[108]}.

(5) Отплыв из Тарракона^{^[109]}, он на следующий день прибыл на стоянку, находившуюся в десяти милях от устья реки Ибер. Высланные оттуда вперед на разведку два массилийских судна донесли, что пунийский флот стоит в устье реки, а лагерь разбит на берегу. (6) Сципион снялся с якоря и двинулся на беспечного, ничего не подозревающего врага, рассчитывая, что тот потеряет голову со страху. В Испании по высоким местам поставлены башни, с которых и наблюдают за разбойниками, и отбиваются от них. (7) Оттуда, едва лишь заметив неприятельские суда, подали знак Газдрубалу. Тревога поднялась раньше на суше в лагере, чем на море на судах. Еще не слышно было ни плеска весел, ни окликов с кораблей, а флота, скрытого предгорьями, не было видно, как вдруг один за другим прискакали всадники от Газдрубала с приказом: (8) не разгуливать по берегу и не отдыхать в палатках, забыв на сегодня о враге и сражении, а браться за оружие и садиться поскорей на суда – римский флот уже близко от гавани. (9) Приказ выкрикивали разосланные повсюду всадники; тут же со всем войском находился и Газдрубал; всюду смятение, грохот и крик; гребцы и солдаты ринулись на суда, похожие скорее на беглецов, чем на идущих в битву. (10) Только все погрузились, как одни, отвязавши канат, закрепленный на берегу, бросаются к якорям, другие чтобы не было задержки, перерубают якорный канат^{^[110]} – все делалось в спешке; солдаты со своим оружием мешали морякам с их снастями; суета моряков мешала солдатам как следует вооружиться. (11) А Сципион не только подошел ближе, но и выстраивал суда в боевом порядке. Тут карфагеняне растерялись не столько при виде врага, готового сразиться, сколько от собственной бестолковой суеты: они едва лишь вступили в бой, как обратились всем флотом в бегство. (12) Множество судов, шедших развернутым строем, не могли, конечно, войти в реку против течения, и карфагеняне повели их к морскому берегу: одни корабли застряли на отмелях, другие вытащены были на берег; солдаты, и вооруженные и безоружные, торопливо присоединялись к своему войску, выстроившемуся по берегу. Два карфагенских корабля были взяты в первой же схватке, четыре – уничтожены^{^[111]}.

20. (1) Римляне хоть и видели, что суша в руках врага и неприятельские солдаты выстроены вдоль всего берега, не медля погнались за флотом оробевших врагов; (2) все суда, которые не разбились носом о берег и не сели крепко на мель, римляне, привязав за корму, увели в открытое море; из сорока судов взято было двадцать пять. (3) Но прославлена эта победа другим: одной незначительной схватки оказалось довольно, чтобы сделать римлян хозяевами всего этого побережья. (4) Морем отбыли они к Онусе^{^[112]}, где и высадились; взяв и разграбив этот город. (5) они направились далее – к Новому Карфагену^{^[113]}; (5) там, опустошив окрестности, подожгли строения, примыкавшие к городской стене и воротам. (6) Оттуда флот, тяжело нагруженный добычей, пришел в Лонгунтику, где лежало огромное количество спарта^{^[114]}, собранного Газдрубалом на потребу судам; взяв себе сколько было нужно, остальное сожгли. (7) Пройдя вдоль материка, римляне направились к острову Эбус^{^[115]}, (8) два дня осаждали его главный город, но, поняв, что в напрасных усилиях они только зря тратят время, (9) обратились к опустошению окрестностей, сожгли и разграбили несколько деревень, добычи набрали больше, чем на материке, и уже садились на корабли, когда с Балеарских островов пришли к Сципиону послы, прося заключить мир. (10) Оттуда Сципион повернул с флотом обратно и вернулся в ближнюю часть провинции^{^[116]}, куда пришли послы от всех народов, живущих по Иберу, и от многих, населяющих самые дальние области Испании: (11) больше ста двадцати народов признали власть Рима и дали заложников. (12) Сципион, уверенный в своих солдатах, дошел до самых Кастулонских гор^{^[117]}; Газдрубал направился в Лузитанию, поближе к берегам Океана.

21. (1) Казалось, остаток лета будет спокойным, и карфагеняне этого спокойствия не нарушали, (2) но испанцы и сами – народ беспокойный и жадный до перемен, а тут еще Мандоний в Индибилис, (3) который был раньше царьком илергетов, после ухода римлян из‑под Кастулона подняли своих земляков и стали грабить усадьбы мирных союзников Рима. (4) Сципион выслал против них легковооруженный отряд под командой военного трибуна: беспорядочную шайку после легкой схватки разогнали, несколько человек убили и взяли в плен, у большинства отобрали оружие, (5) но Газдрубала, направлявшегося к Океану, эта сумятица повлекла к Иберу на защиту союзников. (6) Лагерь карфагенян был на земле илергавонов^{^[118]}, а римский – у Нового Классиса^{^[119]}, когда неожиданное известие дало войне другой поворот. (7) Кельтиберы, которые и раньше посылали к римлянам своих старейшин и дали заложников, побужденные письмом Сципиона, вторглись в карфагенскую провинцию с мощным войском. (8) Три города они взяли приступом; в двух сражениях с Газдрубалом прекрасно бились: около пятнадцати тысяч неприятелей они перебили, захватили четыре тысячи пленных и много знамен.

22. (1) Таково было положение дел в Испании, когда Публий Сципион прибыл в провинцию^{^[120]}; сенат по истечении его консульства продлил ему власть и отправил к нему тридцать^{^[121]} военных кораблей, восемь тысяч солдат и много припасов. (2) Этот флот с огромным числом грузовых судов с великой радостью увидели издали граждане и союзники – суда бросили якорь в Тарраконской гавани. (3) Высадив солдат, Сципион отправился к брату; отныне они вели войну, согласуя свои решения и план действий. (4) Пока карфагеняне заняты были войной с келтиберами, братья не медля перешли Ибер и, нигде не увидев врага, направились к Сагунту^{^[122]}: говорили, будто там находятся заложники, взятые Ганнибалом со всей Испании, а гарнизон, охраняющий их в городской крепости, невелик. (5) Только этот залог и удерживал все народы Испании от союза с римлянами, к которому они склонялись, но не хотели оплачивать свое отпадение кровью своих детей.

(6) Эти цепи ловко, хоть и вероломно, снял с Испании один человек. Это был Абелукс, знатный испанец, проживавший в Сагунте; раньше он был на стороне карфагенян, но, когда счастье изменило Карфагену, изменил ему и он, как это обычно для варваров. (7) Считая перебежчика, не имеющего, что выдать врагу, существом жалким и презренным, он ломал голову, как побольше угодить новым союзникам. (8) Перебирая все, что было в его силах, он утвердился в мысли, что только одно сделает испанских вождей друзьями римлян: передача заложников. (9) Прекрасно зная, что их сторожа ничего не сделают без приказа своего начальника Бостара, он изыскивает хитрый подход к самому Бостару, (10) чей лагерь находился на самом берегу, за городом, преграждая дорогу римлянам. Абелукс отвел Бостара в сторону и стал, словно незнающему, рассказывать о положении дел: (11) до сего дня, говорил он, страх сдерживал испанцев; римляне были далеко; теперь римский лагерь уже за Ибером – крепкое и надежное убежище для желающих переворота; тех, кого не сдерживает страх, надо связать благодеянием и милостью. (12) Бостар удивился и стал расспрашивать, каким должен быть этот дар в обстоятельствах, столь неожиданных. (13) «Отошли заложников к их согражданам. Это обрадует и родителей их, людей знатнейших в своем отечестве, да и всех их сограждан. (14) Каждый хочет, чтобы ему верили; доверие обязывает к доверию. Я сам возьму на себя труд развезти заложников по домам и делом помогу осуществлению своего замысла; это дело, приятное само по себе, я постараюсь сделать еще приятнее». (15) Он уговорил Бостара, человека не столь проницательного, как другие пунийцы, а ночью тайком пробрался к неприятельской стоянке, где встретился с несколькими испанцами из вспомогательных отрядов и был проведен к Сципиону; (16) он изложил, зачем пришел; назначили время и место для передачи заложников, и Абелукс после обмена ручательствами вернулся в Сагунт. Следующий день он потратил, выполняя поручения Бостара по этому делу. (17) Бостар отпустил его, рассчитывая вместе выйти ночью, чтобы не попасться в руки неприятельского караула, но Абелукс, разбудив охрану заложников в условленный час, завел их, словно ничего не подозревая, в засаду, коварно им же устроенную. (18) Их провели в римский лагерь, все прочее при возвращении заложников сделали именно так, как было условлено с Бостаром и тем же порядком, как это делалось бы от имени Карфагена. (19) Но благодарность, какой удостоились римляне, была большей, чем досталась бы за то же самое карфагенянам, чья грубость и заносчивость в счастьи были известны. Их мягкость выглядела бы следствием неудач и страха. (20) Римляне дотоле испанцам неведомые, при первом знакомстве показали себя милостивыми и благородными. Абелукс, человек здравомыслящий, не зря перешел к ним. (21) Все испанцы единодушно склонялись к отпадению от Карфагена и взялись было за оружие, но наступившая зима загнала в дома и римлян и карфагенян.

23. (1) Вот что было совершено в Испании во второе лето войны с карфагенянами, когда в Италии разумная медлительность Фабия принесла римлянам передышку от бед. (2) Но насколько встревожен ею был Ганнибал, – (ведь римляне, наконец, выбрали себе полководца, который воюет, думая и рассчитывая, а не полагаясь на счастье), (3) настолько же презирали ее сограждане Фабия, что в Городе, что в войске, – и особенно, после того как в его отсутствие начальник конницы, благодаря своей лихости, выиграл сражение^{^[123]}, – событие радостное, но, правду сказать, значения не имевшее. (4) Два обстоятельства еще увеличили нелюбовь к диктатору: о первом постарался коварный Пуниец: когда перебежчики показали ему усадьбу^{^[124]} диктатора, он все вокруг выжег дотла, а усадьбу Фабия приказал не трогать, чтобы это наводило на мысль о каком‑то тайном сговоре; (5) вторым таким обстоятельством стал поступок самого Фабия, на первый взгляд сомнительный, так как Фабий не подождал сенатского одобрения, но впоследствии обратившийся к вящей его славе. (6) При обмене пленных вожди римский и карфагенский согласились, чтобы как было заведено в Первую Пуническую войну, та сторона, которая получит больше людей, чем вернет, заплатила бы за эту разницу – по два с половиной фунта серебра за человека. (7) Римляне получили на двести сорок семь человек больше, чем карфагеняне, а с серебром, которое следовало за них уплатить, получалась задержка – сенаторы, с которыми Фабий не посоветовался, затягивали обсуждение этого дела; (8) тогда он, послав в Рим своего сына Квинта, продал через него свое нетронутое врагом имение и погасил государственную задолженность из частных средств^{^[125]}.

(9) Ганнибал стоял лагерем под стенами Гереония^{^[126]}; город этот он взял и спалил, оставив лишь несколько построек под амбары. (10) Две трети войска он отправил за провиантом, а с третьей – ее он держал наготове – остался на стоянке, чтобы и охранять лагерь, и наблюдать, не нападут ли на фуражиров.

24. (1) Римское войско стояло тогда в ларинской области, командовал им Минуций, начальник конницы, а диктатор, как уже было сказано, отбыл в Рим. (2) Лагерь, разбитый на горе^{^[127]}, в месте высоком и безопасном, перенесли вниз на равнину; на совете стали обсуждать замыслы, сообразные запальчивости начальника: то ли напасть на вражеских солдат, разбредшихся по полям в поисках продовольствия, то ли напасть на их лагерь, оставленный под слабой охраной. (3) Ганнибал сразу увидел, что с переменой начальства война пойдет по‑другому и что противник поведет дело дерзко, а отнюдь не обдуманно. (4) Между тем Пуниец – чему трудно даже поверить, ведь враг был рядом – отослал треть солдат за продовольствием, оставив две трети в лагере, (5) а затем передвинул лагерь поближе к врагу, мили на две от Гереония, и разбил его на холме, который виден был неприятелю: пусть знает: если на фуражиров нападут, он готов идти на помощь. (6) Еще ближе, возвышаясь над римским лагерем, располагался другой холм; его ночью бесшумно заняли нумидийцы: взять его днем было невозможно – неприятель поспел бы туда же раньше, так как ему путь был короче. (7) Нумидийцы, хотя было их мало, удерживали это место, но римляне на следующий день сбросили их вниз и сами разбили лагерь на этом холме. (8) Вал одного лагеря был близко от вала другого, и почти все пространство между ними заполнило римское войско. Из лагеря со стороны, противоположной Ганнибалу, выслали конницу и легко вооруженных солдат на фуражиров, разбредшихся по широкому полю, их обратили в бегство и перебили. (9) Ганнибал не осмелился дать сражение: так мало с ним было солдат и он вряд ли отбился бы от врага, напади тот на лагерь. (10) Теперь уже он повел войну, пользуясь уроками Фабия: оставаться на месте и не торопиться; он вернул солдат в старый лагерь под Гереонием. (11) Некоторые писатели сообщают, что было дано настоящее сражение: пунийцев при первой схватке прогнали к самому лагерю, но они внезапно сделали вылазку, и теперь страх обуял римлян. Но тут вмешался самнит Децимий Нумерий, и сражение возобновилось. (12) Децимий по родовитости и богатству был первым человеком не только в Бовиане^{^[128]}, откуда он был родом, но и во всем Самнии: по приказу диктатора он привел восемь тысяч пехоты и пятьсот всадников. Когда он появился в тылу у Ганнибала, обеим сторонам показалось, что это Квинт Фабий ведет подкрепление из Рима. (13) Ганнибал, опасаясь еще какой‑нибудь ловушки, увел своих солдат; римляне вместе с Самнитом в тот день отбили две небольших крепости: (14) врагов погибло шесть тысяч, а римлян пять тысяч; потери были почти одинаковы, но в Рим пришел пустой слух о большой победе и письмо с еще более пустой похвальбой начальника конницы.

25. (1) Об этих событиях очень часто толковали и в сенате, и на народных сходках. (2) Граждане радовались, и только один диктатор, не доверяя ни слухам, ни письмам, говорил, что побед он боится больше, чем поражений, (3) Тогда выступил народный трибун Марк Метилий: «Это невыносимо: диктатор мешает удачному ведению войны не только в своем присутствии, (4) но и отсутствуя. Воюя, он старательно тянет время, чтобы подольше сохранять свою должность и только самому распоряжаться и в Риме и в войске. (5) Ведь один консул убит в бою, другой отослан далеко от Италии будто бы потому, что преследует карфагенский флот^{^[129]}; (6) два претора^{^[130]} заняты Сицилией и Сардинией, хотя сейчас их там и не нужно; Марк Минуций, начальник конницы, содержится чуть ли не под стражей: только бы он в глаза не видел врагов, только бы не участвовал в войне. (7) Да, поистине, не только Самний уступлен карфагенянам, словно он за Ибером – опустошены и кампанская, и каленская, и фалернская области, а диктатор сидит в Казилине и охраняет легионами римского народа свое имение. (8) Войско желает сражаться, но и его, и начальника конницы держат в лагере, как в заключении, оружие у них отобрали, как у пленных врагов! (9) Как только ушел, наконец, оттуда диктатор, они вышли из лагеря и, словно вырвавшись на свободу, в пух и прах разбили врага. (10) Если бы в римском народе жил дух отцов, то он, Метилий, смело предложил бы лишить Квинта Фабия власти; теперь же он внесет предложение странное: уравнять в правах начальника конницы и диктатора^{^[131]}, (11) но отправить Квинта Фабия к войску не раньше, чем он назначит консула на место Гая Фламиния». (12) Диктатор не выступал в народных собраниях: народ его не любил. Да и в сенате слушали не весьма благосклонно, когда он превозносил врага, объясняя поражения, понесенные за два года, глупым удальством начальников, (13) и требовал от начальника конницы отчета, почему он, вопреки приказу диктатора, начал сражение. (14) Если у него, диктатора, останется вся власть, то он скоро покажет всем, что хороший военачальник ни во что ставит счастье и целиком полагается на здравый смысл и расчет, (15) что порой больше чести, не опозорив себя^{^[132]}, сохранить свое войско, чем перебить тысячи врагов. (16) Тщетны были эти слова; проведя выборы нового консула – избран был Марк Атилий Регул^{^[133]}, – диктатор, не желая участвовать в спорах о власти, накануне обсуждения и голосования отбыл ночью к войску. (17) На рассвете созвано было народное собрание. Люди терпеть не могли диктатора и были расположены к начальнику конницы, но не осмеливались предложить то, что было угодно толпе, недоставало влиятельного человека, который взял бы это на себя. (18) Нашелся только один оратор, высказавшийся за предложение об уравнении власти – это был Гай Теренций Варрон, претор прошлого года. Был он происхождения не то что скромного, но просто подлого: (19) отец его был, как рассказывают, мясником, он сам разносил свой товар, и сын прислуживал ему в этом рабском занятии.

26. (1) Юноша, получив от отца нажитые этой торговлей деньги, возымел смелую надежду на более благородную участь – его привлекали государственные дела; (2) он стал ратным защитником подлого люда и чернил доброе имя порядочных: получив известность сначала в народе, он затем достиг и почетных должностей: (3) был квестором, эдилом плебейским и курульным, даже претором, в своих мечтаниях он подымался уже до консульства; (4) он хитро рассчитывал, раздувая ненависть народа к диктатору, на благоволение легкомысленной толпы; ему одному досталась вся благодарность за принятое собранием постановление^{^[134]}. (5) Все и в войске, и в Риме – и сторонники диктатора, и его противники – сочли это постановление сознательным оскорблением диктатору – все кроме самого Фабия. (6) К врагам, обвинявшим его перед толпой, он отнесся с тем же величавым спокойствием, с каким пережил и обиду от рассвирепевшего народа. (7) Уже в дороге он получил письмо от сената об уравнении власти и, прекрасно зная, что обладание властью и искусство властвовать очень между собой разнятся, вернулся к войску – не побежденный ни согражданами, ни врагами.

27. (1) Минуция счастье и народное благоволение давно уже сделали невыносимым, но теперь (2) он не знал меры своему наглому хвастовству и величался своей победой не столько над Ганнибалом, сколько над Квинтом Фабием: (3) Такого, говорил он, обретенного в бедствиях, единственного вождя, равного Ганнибалу, по приказу народа уравняли – старшего с младшим, диктатора с начальником конницы; нигде в летописях подобное не упомянуто – и это в том государстве, где начальники конницы привыкли дрожать перед розгами и топорами диктатора^{^[135]}. Вот сколько блеска в его, Минуция, судьбе и доблести! (4) Он повинуется своей судьбе, коль скоро диктатор коснеет в ленивой медлительности, осужденной богами и людьми. (5) При первой же встрече с Фабием Минуций заявил, что надо прежде всего установить, как им двоим пользоваться равной властью, (6) и предложил чередовать власть по дням или, если угодно, по большим промежуткам времени^{^[136]}; (7) в случае битвы, говорил он, надо оказаться равным врагу силами, а не только замыслами. (8) Фабий решительно не согласился: у его сотоварища^{^[137]} все будет делаться наудачу, у него, Фабия, власть не отнята, она только разделена с другим; (9) он никогда не откажется добровольно от командования своей частью войска, не будет чередоваться по дням и по времени с ним, а разделит войско и сохранит, пусть не все, но что сможет. (10) Так Фабий добился, чтобы легионы были поделены между ним и Минуцием так же, как делят их между консулами: первым и четвертым командовал Минуций, вторым и третьим – Фабий. (11) Поровну поделили и конницу, и вспомогательные отряды союзников и латинов. И лагерь начальник конницы пожелал иметь отдельный.

28. (1) Ганнибал радовался вдвойне – ведь ничто происходящее у противника от него не укрывалось: многое рассказывали перебежчики и свои разведчики; (2) он намеревался по‑своему использовать ничем не сдерживаемое удальство Минуция, а тут еще от Фабия отобрана половина войска.

(3) Между лагерем Минуция и лагерем карфагенян был холм: занявший его оставит, конечно, противника на худшей позиции. (4) Ганнибал не так хотел взять этот холм без боя – хотя дело того бы стоило, – как получить возможность сразиться с Минуцием, который – Ганнибал это прекрасно знал – поспешит ему помешать. (5) Поле между лагерями на первый взгляд не годилось для засад – здесь не росло ни дерева, ни даже кустика; (6) но в действительности оно было словно предназначено укрывать засады, тем более, что в такой голой долине нечего было бояться ловушек, а в ее изгибах были глубокие расселины, в любой из которых могло поместиться двести солдат. (7) В этих укромных местах Ганнибал спрятал – сколько где могло разместиться – пять тысяч пехотинцев и конников. (8) Боясь, как бы засаду на таком ровном месте не обнаружило появление неосторожного воина или блеск оружия, он отвлек внимание неприятеля, послав на рассвете немногих воинов брать тот самый холм, о котором уже говорилось.

(9) За эту малочисленность римляне сразу же отнеслись к ним с презрением; все стали требовать, чтобы их послали согнать врага и занять холм; полководец – храбрый и глупый предводитель таких же храбрых и глупых солдат – двинул их в бой и осыпал врага пустыми угрозами. (10) Вперед он выслал легковооруженных, за ними сомкнутым строем – конников и, наконец, увидев, что к врагу подходит помощь, выступил с готовыми к бою легионами. (11) Ганнибал, заметив, что его воинам то тут, то там приходится туго и что бой разгорается, тоже послал им на подмогу отряды пехотинцев и конников: силы обеих сторон уравнялись. (12) Первыми Ганнибал сбросил с холма легковооруженных солдат, взбиравшихся на уже захваченный им холм; они заразили страхом следовавших за ними конников и добежали до знамен легионов. (13) Среди общего смятения только строй пехотинцев оставался тверд и неустрашим – казалось, начнись теперь правильное сражение, оно не будет неравным (столько духа придало им сражение, за несколько дней до этого выигранное), (14) но вдруг из засады появились пунийцы: напав с тыла и с обеих сторон, они привели римлян в такое замешательство и такой страх, что ни у кого не оставалось ни мужества сражаться, ни надежды спастись бегством.

29. (1) Фабий услышал крики перепуганных солдат и уже издали увидел в войске смятение. Он сказал: «Так и есть: судьба ухватила удальца даже быстрее, чем я боялся^{^[138]}. (2) Его уравняли с Фабием по власти; что Ганнибал и доблестнее его и удачливее, это он сам видит. Для переругивания; впрочем, еще будет время; сейчас выходите из лагеря со знаменами: заставим врага признаться, что он разбит, а граждан сознаться в своей ошибке». (3) Значительная часть солдат была убита; живые, оглядывались, куда бежать; Фабиево войско явилось на помощь, словно с неба. (4) Прежде, чем войска оказались на расстоянии, какое пролетает дротик, или на таком, когда можно уже схватиться врукопашную, Фабий удержал и своих от бегства врассыпную и врагов от яростного боя. (5) Солдаты, которые, сломав строй, рассыпались кто куда, отовсюду сбегались в стройные ряды Фабиева войска; толпы показавших тыл повернулись к врагу, построились кругом и постепенно возвращались обратно или, сбившись в кучу, неподвижно стояли. Разбитое и свежее войско соединились и повернули на врага, (6) но Ганнибал дал сигнал отступать: открыто признал, что, победив Минуция, он побежден Фабием.

(7) День с его сменами успехов и неудач склонялся к вечеру; войска возвратились в лагерь; Минуций созвал солдат и сказал: (8) «Я часто слышал, воины, что на первом месте стоит человек, который сам может подать дельный совет; на втором – тот, кто этого совета послушается; а тот, кто сам совета не даст и не подчинится другому, тот – последний дурак^{^[139]}. (9) Судьба отказала нам в первом даре, будем же хранить второй и, учась приказывать, станем повиноваться разумному. (10) Соединим же свой лагерь с Фабиевым, поставим знамена перед его палаткой, и я назову его отцом: он достоин этого имени: наш благодетель – человек высокой души; (11) вы же, воины, приветствуйте как патронов^{^[140]} тех, чья рука и чье оружие вызволили вас. Этот день оставит нам, по крайней мере, честь людей, умеющих быть благодарными».

30. (1) Тут солдаты по команде собрали свое снаряжение и строем вошли в лагерь диктатора, повергнув в изумление и его и всех окружающих. (2) Перед трибуналом^{^[141]} солдаты остановились, начальник конницы выступил вперед, назвал Фабия отцом^{^[142]}, весь строй приветствовал Фабиевых солдат, стоявших вокруг, как своих патронов. (3) Минуций сказал: «К родителям моим только что приравнял я тебя, диктатор – почетнее имени в языке нет, – но им я обязан лишь собственной жизнью, тебе же спасением не только моим, но и всех этих солдат. (4) Я первый отвергаю решение народа^{^[143]}, которое мне в тягость, не в честь, и – да будет это к счастью тебе и мне и этим твоим войскам, сохраненному и сохранившему – возвращаюсь под твою власть и возвращаю тебе эти легионы. (5) Прошу тебя, будь милостив, оставь мне должность начальника конницы и каждому – его место и звание». (6) Фабий и Минуций пожали друг другу руки и распустили сходку; солдаты Фабия дружески и гостеприимно приглашали к себе Минуциевых, знакомых и незнакомых, и радостным стал день, только что казавшийся таким скорбным и проклятым.

(7) Когда в Рим дошли слухи об этих событиях, подтвержденные не столько даже письмами самих полководцев, сколько письмами простых солдат из обоих войск, все стали, кто как умел, превозносить Максима до небес. (8) Такова же была его слава и у врагов – у Ганнибала и у пунийцев; они, наконец, почувствовали, что воюют в Италии и с римлянами; (9) два года^{^[144]} с презрением относились они к римлянам, воинам и полководцам: не могли поверить, что воюют с тем же народом, о котором столько страшного наслышались от своих отцов. (10) Говорят, Ганнибал, возвращаясь из сражения, сказал, что туча, долго лежавшая на горах, разразилась, наконец, бурей и ливнем^{^[145]}.

31. (1) Пока все это происходило в Италии, консул Гней Сервилий с флотом в сто двадцать кораблей обогнул Сардинию с Корсикой; и тут, и там взял заложников и переправился в Африку, (2) но прежде чем высадиться на материке, опустошил остров Менигу^{^[146]}, получил от жителей Церцины^{^[147]} десять талантов серебра, только бы он не жег их города и не разорял их земель, и, пристав к берегам Африки, высадил свое войско^{^[148]}. (3) Воины и моряки, опустошая окрестности, разбрелись в погоне за добычей в разные стороны, словно были на безлюдном острове; (4) беспечные, незнакомые с местностью, они попали в засаду, были окружены; многих римлян перебили; а позорно бежавших отогнали к кораблям. (5) Римляне потеряли около тысячи человек, среди павших был и квестор Тиберий Семпроний Блез; Сервилий с флотом в страхе отчалил от берега, где так много врагов, и направился в Сицилию, (6) в Лилибее он передал флот претору Титу Отацилию, чей легат Луций Цинций должен был отвести его в Рим: (7) сам Сервилий посуху прошел через Сицилию и переправился в Италию, куда его и его сотоварища Марка Атилия призывали письма Квинта Фабия: истекал шестимесячный срок его диктатуры, и они должны были принять от него войско.

(8) Почти все летописи сообщают, что Фабий диктатором вел войну с Ганнибалом, а Целий даже пишет, что это был первый диктатор, избранный на свою должность народом; (9) Целий и прочие упустили из виду, что правом назначить диктатора обладал только консул, консулом же тогда был Гней Сервилий, находившийся далеко в провинции Галлии^{^[149]}. (10) Государство, напуганное уже третьим проигранным сражением, не в силах было ждать – потому и прибегли к такому средству: народ избрал должностное лицо с диктаторской властью. (11) Но подвиги и слава Фабия были велики, и потомки, возвеличивая предка, начертали под его изображением не «с диктаторской властью», а просто «диктатор», чему легко поверили^{^[150]}.

32. (1) Консул Атилий принял войско от Фабия, а Гемин Сервилий – от Минуция. Заблаговременно укрепив зимние лагеря, они провели остаток лета, воюя по способу Фабия и неизменно согласовывая свои действия. (2) Когда Ганнибал выходил за продовольствием, они появлялись то здесь, то там: отряд потреплют, одиночек перехватят; на решительное сражение, которого всякими хитростями добивался неприятель, они не шли. (3) Ганнибала голодом довели до того, что он вернулся бы в Галлию, не покажись это бегством: если консулы, их преемники, будут вести войну тем же способом, то нечего и надеяться прокормить войско в этих местах. (4) Военные действия под Гереонием зимой прекратились, и в Рим прибыли послы от Неаполя. Они внесли в курию сорок тяжеловесных золотых чаш, и сказаны были ими такие слова: (5) они знают, что казну римского народа вычерпала война, которая ведется в той же мере, за города и земли союзников, что и за главную твердыню Италии, город Рим и его власть; и поэтому неаполитанцы решили: (6) золото, оставленное им предками на украшение храмов и помощь бедствующим, по справедливости следует вручить римскому народу. (7) Если римляне считают, что неаполитанцы могут им еще чем‑то помочь, то они окажут любую помощь с таким же усердием. (8) Римские сенаторы и народ порадуют их, если все, что есть у неаполитанцев, будут считать своим, и принесенный дар оценят не просто по его стоимости, а по дружеским чувствам и доброй воле тех, кто его принес. (9) Послов поблагодарили за щедрость и внимание, а чашу приняли только ту, что была всех легче.

33. (1) В эти же дни был схвачен карфагенский лазутчик, который два года таился в Риме; его отпустили, отрубив ему руки; (2) распяли двадцать пять рабов, составивших заговор на Марсовом поле; доносчику дали свободу и двадцать тысяч медных ассов. (3) К Филиппу, царю македонскому^{^[151]}, отправлены были послы требовать выдачи Деметрия Фарийского^{^[152]}, который, проиграв войну, бежал к нему; (4) отправили послов и к лигурийцам: как смели они помогать Ганнибалу и средствами и людьми; заодно пусть послы посмотрят на месте, что делается у бойев и инсубров^{^[153]}. (5) Отправлены были послы к Пинею, царю Иллирии^{^[154]}, требовать дани, – срок уплаты уже истек, а если захочет он этот срок отложить, то взять у него заложников. (6) Хотя римляне несли на своих плечах бремя тяжкой войны, они всюду, хоть на краю земли, заботились о своих делах. (7) Людей религиозных богобоязненных тревожило, что до сих пор нет подряда на постройку храма Согласия, а ведь обет воздвигнуть его дан претором Луций Манлием еще два года назад в Галлии^{^[155]}, когда там взбунтовались солдаты. (8) Заняться этим делом назначены были Марком Эмилием, городским претором^{^[156]}, дуумвиры^{^[157]} Гай Пупий и Кезон Квинкций Фламинин: они и сдали с подряда постройку, а строился храм в Крепости^{^[158]}.

(9) Тот же претор по решению сената написал консулам: неугодно ли им, чтобы один из них прибыл в Рим для проведения консульских выборов: он назначит день выборов, какой они укажут; (10) консулы на это ответили: им страшно оставлять войско – как бы не случилось беды. Чем отзывать одного из консулов, пусть лучше выборы проведет интеррекс^{^[159]}. (11) Сенаторы, однако, решили: лучше пусть консул назначит диктатора для проведения выборов. Назван был Луций Ветурий Филон, а он назначил начальником конницы Марка Помпония Матона; (12) назначены они были огрешно^{^[160]}, и уже через четырнадцать дней им было велено отказаться от должностей. Дела перешли к интеррексу.

34. (1) Консулам власть была продлена на год: интеррексом сенаторы объявили Гая Клавдия Центона, сына Аппия, а за ним – Публия Корнелия Азину. При нем на выборах произошло большое столкновение между сенаторами и народом^{^[161]}. (2) Гай Теренций Варрон был человек без роду и племени; он подладился к плебеям нападками на знать и простонародными ухватками, а особенно расположил их к себе травлей Фабия и старанием ограничить его диктаторскую власть. Чернь старалась вытащить его в консулы, а сенаторы всячески этому противились, чтобы люди, желающие сравняться со знатью, не привыкали ее преследовать. (3) Квинт Бебий Геренний, народный трибун, родственник Гая Теренция, выступил с обвинением не только против сената, но и против авгуров: которые, утверждал он, помешали диктатору провести выборы. Возбуждая ненависть к ним, он старался расположить граждан к своему кандидату. (4) Он говорил, что знать много лет искала войны, что она привела в Италию Ганнибала и коварно затягивает войну, хотя закончить ее возможно^{^[162]}. (5) Четырех легионов хватит для успеха в решительной битве – это выяснилось после успешной битвы, данной Марком Минуцием в отсутствие Фабия; (6) и тем не менее два легиона посланы на убой, а потом выхвачены из самой бойни, чтобы мог быть назван отцом и патроном тот, кто сперва не давал римлянам побеждать и только потом не дал им потерпеть поражение. (7) И после Фабия консулы затягивали войну, пользуясь его способом. Это – сговор всей знати; войне не будет конца, пока граждане не проведут в консулы истинного плебея, то есть нового человека^{^[163]}; (8) ведь знатные плебеи уже приобщены к тем же священнодействиям, что вся знать, а народ они презирают с тех пор, как их перестали презирать сенаторы^{^[164]}. (9) Кому же не ясно, что все это проделано, лишь бы продлить междуцарствие и передать выборы в руки сенаторов? (10) Этого и хотели консулы, задерживаясь при войске, а так как диктатор был назначен против их воли, то авгуры и объявили его выборы недействительными. (11) Междуцарствие в их власти^{^[165]}, но уж одно‑то из консульских мест принадлежит плебеям, и народ волен отдать эту должность тому, кто предпочтет поскорей победить, а не пользоваться подольше властью.

35. (1) Народ был подогрет этими речами, и хотя искали консульства три патриция, Публий Корнелий Меренда, Луций Манлий Вольсон, Марк Эмилий Лепид, (2) и двое плебеев из знатных семейств, Гай Аттилий Серан и Марк Элий Пет, из которых один был понтификом, а другой – авгуром, тем не менее избран был единственный консул Гай Теренций. Теперь от него зависели и выборы сотоварища^{^[166]}. (3) Тогда знать, убедившаяся, что соперники Теренция оказались недостаточно сильными, уговорила Луция Эмилия Павла, который в свое время был консулом вместе с Марком Ливнем и к черни относился враждебно, – когда коллега был осужден, он и сам едва уцелел^{^[167]}, – выставить свою кандидатуру; отказывался он долго и упорно. (4) На ближайшем народном собрании все прежние Варроновы соперники отступились, и не столько в товарищи, сколько в противники ему выбран был Луций Эмилий Павел. (5) Затем состоялись выборы преторов – избраны были Марк Помпоний Матон и Публий Фурий Фил: Фил должен был разбирать тяжбы между гражданами, Помпоний – между гражданами и чужеземцами; (6) дополнительно были выбраны еще два претора: Марк Клавдий Марцелл^{^[168]} для Сицилии, Луций Постумий Альбин – для Галлии. (7) Все получили назначения в свое отсутствие; никому, кроме консула Теренция, его магистратура не была внове; многих отважных и деятельных мужей обошли, считая, что в такое время следует поручать всякое дело только человеку, с ним знакомому.

36. (1) Увеличено было войско, но сколько прибавили пехоты и конницы и сколько какого рода оружия, об этом писатели говорят по‑разному, и я не осмелился бы на чем‑то настаивать. (2) Одни говорят, что войско пополнили десятью тысячами новобранцев; другие, что было набрано четыре новых легиона, чтобы, воюя, располагать восемью легионами; (3) в легионе увеличено было число пехотинцев и всадников; к каждому добавили по тысяче пехотинцев и по сотне всадников – всего в легионе теперь было пять тысяч пехоты и три сотни всадников; союзники выставляли вдвое больше всадников, а пехоты – столько же. (4) Ко времени битвы при Каннах войско состояло, как пишут некоторые, из восьмидесяти семи тысяч двухсот человек. (5) И, в чем все писатели сходятся, общий порыв и усердие, с каким велось дело, были беспримерны, так как диктатор уже обнадежил сограждан, показав им, что враг может быть побежден.

(6) Прежде чем новые легионы двинулись из города, децемвирам было велено справиться в Книгах^{^[169]} об устрашивших народ новых знамениях: (7) и в Риме на Авентине, и в Ариции^{^[170]} в одно и то же, как выяснилось, время шел каменный дождь, в Сабинской области на статуях выступила кровь, (8) в Цере кровь появилась в водах горячего источника – это особенно устрашало, потому что не раз повторялось^{^[171]}; в Крытом проулке^{^[172]}, ведущем к Марсову полю, молнией убило несколько человек. (9) По поводу этих знамений совершены были умилостивительные жертвоприношения согласно указанию Книг. Послы из Пестума^{^[173]} пришли в Рим с золотыми чашами: их, как и неаполитов, поблагодарили, но чаш не приняли.

37. (1) В эти же дни в Остию прибыл от Гиерона флот с большим запасом продовольствия. (2) Послов представили сенату: по их словам, собственное горе и бедствия государства не огорчили бы царя Гиерона больше, чем гибель консула Гая Фламиния и его войска^{^[174]}; (3) он прекрасно знает, что величие римского народа в бедствии еще удивительнее, чем в счастии, (4) но тем не менее послал все, чем добрые и верные союзники помогают в военное время; он умоляет сенаторов не отказываться. (5) Прежде всего он подносит как доброе предзнаменование золотую статую Победы, весом в двести двадцать фунтов: пусть они ее примут, пусть держат ее у себя и пусть они вечно считают ее своей собственной. (6) Сейчас привезено тридцать тысяч модиев^{^[175]} пшеницы и двести тысяч модиев ячменя, чтобы не было нужды в продовольствии; подвезено будет еще, сколько потребуется: пусть только римляне распорядятся. (7) Царь знает, что в пехоте и коннице служат только римляне и латины, но в легко вооруженных вспомогательных отрядах он видел и чужеземцев. (8) Поэтому он отправил к ним тысячу лучников и пращников, они превосходно сражаются с балеарцами и маврами, вообще со всеми, кто владеет метательным оружием. (9) Гиерон к своим дарам прибавил еще совет: пусть претор, ведающий Сицилией, переправится с флотом в Африку: карфагеняне на себе почувствуют, что такое война, да и посылать помощь Ганнибалу будет им затруднительнее.

(10) Сенат ответил царю так: «Гиерон явил себя благородным человеком и превосходным союзником с того самого дня, как вошел в дружбу с римским народом, верность которому соблюдал, всегда и всюду помогая римскому государству. (11) Золото, принесенное несколькими другими городами, римский народ, поблагодарив, не принял; (12) но Победу и доброе предзнаменование он принимает, определяет и назначает богине место на Капитолии в храме Юпитера Всеблагого Величайшего. Освященная в этой твердыне города Рима да пребудет она неизменно благосклонной к народу римскому».

(13) Пращников, лучников и припасы передали консулам. К флоту^{^[176]}, находившемуся в Сицилии под командой пропретора Тита Отацилия, прибавили двадцать пять квинкверем; претору дозволили переправиться в Африку, если это, по его мнению, ко благу государства.

38. (1) Консулы, закончив набор, подождали несколько дней, пока пришли солдаты от союзников и латинов. (2) Тогда военные трибуны привели воинов к присяге, (3) чего раньше никогда не бывало. Ведь до того времени солдаты давали лишь клятву, что по приказу консула соберутся и без приказа не разойдутся, а потом в собравшемся уже войске они – всадники по декуриям, (4) пехотинцы по центуриям – добровольно клялись друг перед другом^{^[177]} в том, что страх не заставит их ни уйти, ни бежать, что они не покинут строй, разве только чтобы взять или поискать оружие, чтобы поразить врага или спасти согражданина. (5) Этот договор, которым они сами себя добровольно связывали, и превратился в узаконенную присягу, которую давали перед трибунами.

(6) Пока войско еще не ушло из города, консул Варрон часто созывал народ на сходки и произносил перед ним яростные речи: обвинял знать в том, что она пригласила неприятеля в Италию, (7) говорил, что государству не стряхнуть войну со своей шеи, если полководцами будут Фабии, а он, Варрон, как увидит врага, так закончит войну. (8) Его сотоварищ Павел созвал народ только раз, накануне выступления из Города, и обратился к нему с речью правдивой, а не угодливой; о Варроне ничего грубого не сказал; (9) лишь удивился, как это полководец, еще не знакомый ни со своим, ни с неприятельским войском, ни с местностью, ни с природными условиями, уже сейчас, сидя в Городе, знает, (10) как будет сражаться, и даже может предсказать день битвы; (11) а он, Павел, понимая, что люди не распоряжаются событиями, но события часто подсказывают решения, не отдаст несвоевременных приказов. Он желает, чтобы действия были осторожными и разумными и привели к успеху; (12) удальство само по себе глупо, а сейчас только навлечет беду. (13) Все показывало, что Павел поспешным решениям предпочитает продуманные, сулящие безопасность. Когда он отправлялся из города, Фабий, чтобы утвердить его в этих мыслях, обратился к нему, как рассказывают, с такой речью.

39. (1) «Луций Эмилий, если бы твой сотоварищ был похож на тебя (чего я так хотел бы), или, если бы ты был похож на своего сотоварища, то мне не стоило бы сейчас с тобой говорить: (2) будь вы оба хорошими консулами, вы и без моих указаний стали бы честно действовать на благо государства; будь вы оба плохи, вы ни слов моих не услышали бы, ни советов моих не восприняли бы. (3) А сейчас я могу разглядеть, кто таков твой товарищ и кто таков ты – потому и вся речь моя только к тебе: я вижу, что ты будешь хорош и как человек и как гражданин, но это ничему не поможет, коль скоро государство хромает на другую ногу, и у дурного советника те же права, та же власть, что у доброго. (4) Ты заблуждаешься, Павел, если думаешь, что тебе придется меньше бороться с Теренцием, чем с Ганнибалом; и я не знаю, который из двух страшнее: (5) со вторым ты будешь бороться только на поле битвы, а с первым – всегда и всюду; с Ганнибалом будешь сражаться, выведя свою конницу и пехоту, Варрон‑полководец обратит против тебя твоих же солдат. (6) Прочь злое предзнаменование, не хотелось бы поминать здесь Гая Фламиния, но ведь, все‑таки он потерял голову, когда был уже консулом, находясь в провинции и при войске, а этот и прежде, чем стал добиваться консульства, и потом, покуда его добивался и теперь уже, ставши консулом, но не повидав еще ни войны, ни врага, все безумствовал и безумствует. (7) Какую бурю поднял он в Городе среди граждан, хвастливо грозясь будущими сражениями. Как ты думаешь, что сделает он, командуя вооруженными воинами, там, где дело немедленно следует за словом? (8) И если он сейчас же, как объявлял, даст сражение, то или я ничего не понимаю в военном деле, в природе этой войны, в праве этого врага, или какое‑то новое место прославится нашим поражением больше, чем Тразименское озеро.

(9) Мне сейчас ни к чему выхваляться перед единственным слушателем, да и я скорей чересчур, презирал славу, чем сверх мер и стремился к ней, но дело обстоит так: единственный способ воевать с Ганнибалом – тот, каким воевал я: (10) тому учит не только исход событий (этот учитель глупцов), но простой расчет, который останется пока не изменятся обстоятельства. (11) Мы воюем в Италии, в родных местах на нашей земле; вокруг нас сограждане и союзники, которые помогают и будут помогать нам оружием, людьми, конями, продовольствием; (12) они доказали свою верность, когда нам пришлось плохо – время нас учит, и с каждым днем мы становимся лучше, благоразумнее, тверже, (13) Ганнибал, напротив – в чужой, во враждебной ему земле; ему все враждебно и неприязненно; он далеко от дома, от отечества, ни на земле, ни на море нет ему мира; ни один город не принял его в свои стены, нигде не видит он ничего, что мог бы назвать своим, он живет со дня на день награбленным; (14) от войска, которое перешло Ибер, осталась едва ли треть; большинство погибло от голода, а не от меча; уцелевшим едва хватает еды. (15) И ты сомневаешься, что мы одолеем его, даже сидя спокойно на месте? Он ведь с каждым днем слабеет: у него нет ни продовольствия, ни пополнения войску, ни денег. (16) Сколько времени сидит он под Гереонием, жалкой апулийской крепостью, словно под карфагенскими стенами. (17) Но я не стану хвалиться даже перед тобой своими заслугами – посмотри, как морочили его Гней Сервилий и Атилий, консулы прошлого года.

Есть один верный путь к спасению, Луций Павел, и тяжким, опасным сделают его для тебя не враги, а сограждане. (18) Твои и неприятельские солдаты будут хотеть одного и того же; Варрон, римский консул, и Ганнибал, вождь карфагенян, возжелают того же самого. Тебе придется противостоять двум вождям, и ты устоишь, если будешь равнодушен к людским толкам, если тебя не взволнуют ни пустая слава сотоварища, ни твой мнимый позор. (19) Правду, говорят, очень часто гонят, но убить ее невозможно: кто пренебрежет ложной славой, обретет истинную. (20) Пусть тебя, осторожного, называют робким; осмотрительного – неповоротливым, сведущего в военном деле – трусом; пусть лучше боится тебя умный враг, чем хвалят глупцы‑сограждане. Ганнибал с презрением отнесется к тому, кто отважится на все, и побоится противника, который ничего не делает очертя голову. (21) Я не говорю тебе: „ничего не делай” – действуй, но пусть тобой руководит разум, а не удача; всегда владей собой и всем, что у тебя есть; будь всегда наготове, не упускай счастливого случая и не предоставляй такой случай врагу. (22) Тому, кто не торопится, все ясно и все понятно, поспешность неосмотрительна и слепа».

40. (1) Ответная речь консула отнюдь не была бодрой: он понимал, что слова Фабия справедливы, но легче было сказать их, чем применить на деле. (2) Диктатор едва мог вынести начальника конницы^{^[178]}, а хватит ли у меня, консула, сил и влияния для борьбы с беспокойным, взбалмошным сотоварищем? (3) В первое свое консульство он разжег в народе такой пожар, что сам выскочил из него полуобгорелым. Да будет все благополучно; если же случится какая беда, то я предпочту погибнуть от вражеских дротиков, а не от ярости голосующих граждан.

(4) После этих слов Павел, как рассказывают, отбыл в сопровождении виднейших сенаторов; консула‑плебея провожали его плебеи – толпа была большей, но достоинства ей не хватало. (5) По прибытии в лагерь смешали старое и новое войско, солдат разместили в двух лагерях: новый, меньший, был ближе к Ганнибалу; а в старом была большая часть войска и весь его цвет; (6) Марка Атилия, консула прошлого года, извинявшего себя старостью, отправили в Рим – Гемина Сервилия поставили начальником в меньшем лагере; под его командой находились римский легион и две тысячи союзной пехоты и конницы.

(7) Ганнибал невероятно обрадовался прибытию обоих консулов, хотя и видел, что вражеское войско увеличилось в полтора раза. (8) Награбленного продовольствия оставалось только на день, а грабить больше было негде: все хозяева свезли хлеб из своих открытых усадеб в укрепленные города; (9) хлеба оставалось – об этом узнали позже – едва на десять дней; голодные испанцы перешли бы к римлянам, если бы те стали ждать, как пойдет дело.

41. (1) Но тут сама судьба подтолкнула стремительного и бестолкового консула^{^[179]}: солдаты, стремясь захватить фуражиров, без приказа, без подготовки, начали беспорядочное сражение, окончившееся для римлян и пунийцев по‑разному: (2) у врагов убито было около тысячи семисот человек, у римлян и союзников – не больше ста. Победители опрометью кинулись было в погоню, но Павел, (3) у которого в этот день была власть (консулы командовали поочередно) остановил их, боясь засады, а Варрон вопил и негодовал: «Врага выпустили из рук; если бы не прекратили сражения, война была бы кончена». (4) Ганнибала потери не очень огорчили: он считал, что пылкий и бестолковый консул, а еще больше новобранцы, только разлакомились. (5) Все происходившее у неприятеля было ему так же известно, как все в своем лагере: он знал, что римские командующие – люди разные, что между ними согласия нет и что почти две трети войска – новобранцы. (6) Время и место он счел подходящими для засады, и в следующую же ночь, приказав воинам взять с собой только оружие и оставив лагерь, полный имущества, и общественного, и частного, (7) перешел с войском через ближайшие горы, там он спрятал с левой стороны пехотинцев, с правой конников, а обоз перевел через находившуюся посредине долину: пусть римляне думают, будто хозяева лагеря бежали, займутся грабежом, тут‑то он их и застигнет. (9) В лагере оставили много огней, чтобы римляне подумали, что Ганнибал, пускаясь в далекий путь, хотел огнями обмануть консулов и удержать их на месте, как он это сделал с Фабием в прошлом году^{^[180]}.

42. (1) Когда рассвело, римлян удивило отсутствие караульных и необычная тишина. (2) Удостоверившись, что в лагере никого нет, солдаты кинулись к палаткам консулов и донесли: враг бежал в таком страхе, что не убрал даже палаток и не потушил огней. (3) Поднялся крик; «Пусть прикажут выступить, преследовать врага и сразу затем – грабить лагерь». (4) Один консул вел себя совсем, как простой солдат; Павел твердил, что надо быть осторожным и предусмотрительным, но, наконец, видя, что иначе ему не сдержать ни взбаламученных солдат, ни их предводителя, отправил префекта Мария Статилия с эскадроном луканцев^{^[181]} осмотреть лагерь. (5) Подъехав к воротам, Марий велел остановиться, а сам с двумя всадниками въехал в лагерь, внимательно все осмотрел и заявил, что тут несомненно какая‑то западня: (6) костры в лагере не загашены с той стороны, которая обращена к неприятелю, палатки открыты, и все ценное на виду, кое‑где валяется серебро, нарочно брошенное на ходу как приманка.

(7) Слова эти, сказанные, чтобы отпугнуть алчных солдат, их, напротив того распалили. Солдаты кричали, что, если не поведут их на врага полководцы, они пойдут и без них. Полководец, однако, был тут как тут: Варрон немедленно дал сигнал выступать. (8) Павел медлил и сам, а тут еще птичьи знаменья оказались неблагоприятны^{^[182]}, и он велел сказать о том сотоварищу, уже выходившему из лагеря. (9) Варрон был очень раздосадован, но вспомнил недавнее поражение Фламиния^{^[183]}, вспомнил и проигранное в первую Пуническую войну при консуле Клавдии морское сражение^{^[184]}, и его охватил страх. (10) В этот день боги, можно сказать, отложили беду, нависшую над римлянами, хоть и не остановили ее; когда солдаты отказались было повиноваться приказу консулов о возвращении в лагерь, (11) но случилось так, что в тот самый день два раба, принадлежавшие – один формийскому всаднику, а другой сидицинскому^{^[185]}, захваченные нумидийцами среди фуражиров при консулах Сервилии и Атилии^{^[186]}, убежали к своим господам. Их привели к консулам, и они сообщили, что все войско Ганнибала сидит в засаде за ближними горами. (12) Пришли эти двое рабов вовремя – консулы вновь обрели власть, которую было растеряли, когда один из них, заискивая перед солдатами и злостно попустительствуя им, унизил высокое достоинство своего сана.

43. (1) Ганнибал видел, что римляне поддались безрассудству, но до крайности не дошли. Хитрости его были раскрыты, и он вернулся в лагерь ни с чем. (2) Долго там оставаться было ему нельзя: не хватило бы хлеба; не только простые воины – разноплеменной сброд, но и сам вождь метались от замысла к замыслу. (3) Ведь начался ропот, а после и во весь голос стали солдаты требовать свое жалованье, жаловаться сперва на дороговизну, а потом и на голод; пошли слухи, что наемники, преимущественно испанцы, задумали перейти к римлянам. (4) Даже сам Ганнибал, говорят, иногда подумывал бросить всю пехоту, прорваться с конницей и бежать в Галлию. (5) Такие замыслы обсуждались, и такое настроение царило в лагере, – поэтому Ганнибал решил идти в Апулию^{^[187]}: климат там жарче и хлеба жнут раньше, к тому же, чем дальше он отойдет от врага, тем труднее будет легкомысленным воинам перебегать к римлянам. (6) Выступил Ганнибал ночью, развел, как раньше, костры и оставил несколько палаток: пусть и на этот раз римляне, боясь западни, не двинутся с места^{^[188]}. (7) Тот же луканец Статилий^{^[189]}, обследовав все за лагерем и по ту сторону гор, доложил, что неприятель далеко; начали строить планы преследования.

(8) Консулы, ни тот, ни другой, не изменили своим прежним мнениям, но с Варроном соглашались почти все, а с Павлом – один Сервилий, консул прошлого года. (9) Следуя мнению большинства и покорствуя судьбе, они выступили, чтобы прославить Канны поражением римлян. (10) Около этой деревни Ганнибал разбил свой лагерь, поставив его тылом к ветру волтурну^{^[190]}, который несет тучи пыли с полей, иссушенных засухой. (11) Такое расположение, вообще очень хорошее, окажется особенно выгодным, когда войска станут строиться для сражения: карфагенянам ветер будет дуть в спину, а римлянам забьет глаза пылью.

44. (1) Консулы, разведав пути, преследовали карфагенян. Придя к Каннам^{^[191]} и оказавшись вблизи неприятеля, они укрепили два лагеря, оставив между ними примерно такое же расстояние, как под Гереонием^{^[192]}, и разделив, как и раньше, войско. (2) Река Авфид омывала оба лагеря^{^[193]}, и водоносы ходили за водой, где кому было удобно, но без столкновений не обходилось; (3) однако, из меньшего лагеря, который был поставлен за Авфидом, римлянам брать воду было свободнее, потому что там на противоположном берегу не было неприятельского поста. (4) Ганнибал надеялся, что консулы дадут ему возможность завязать сражение в месте, природой созданном для конных битв, в которых он был непобедим. Выстроив войско, он послал вперед нумидийцев, чтобы они раздразнили врага. (5) И опять в римском лагере началось волнение: солдаты готовы были возмутиться, а консулы не согласны между собой; Павел напоминал Варрону о глупом удальстве Семпрония и Фламиния, а Варрон попрекал Павла Фабием как образцом всех робких и ленивых полководцев. Варрон, призывая в свидетели богов и людей, объявлял: не его вина, если Ганнибал давностью владения уже как бы приобрел для себя Италию^{^[194]}, – ведь он, Варрон, связан сотоварищем по руках и ногам: у разгневанных рвущихся в бой солдат отнимают оружие. (7) Павел отвечал: «Если с войском, безрассудно брошенным в это сражение и обреченным, случится беда, то моей вины в этом нет, а общую участь я разделю со всеми. А Варрон пусть следит, чтобы те, кто смел и скор на язык, сумели воевать и руками».

45. (1) Время шло больше в таких препирательствах, чем в совещаниях; Ганнибал, продержав большую часть дня войско в строю, вернулся в лагерь, (2) но послал нумидийцев через реку напасть на водоносов из меньшего римского лагеря. (3) Едва выйдя на берег, они с криком напали на эту нестройную толпу, погнали ее и в общей сумятице доскакали до передовых постов и почти что до самых ворот лагеря. (4) Римлян возмутило, что какой‑то вспомогательный отряд уже пытается навести страх на римский лагерь, и если они тут же не перешли реку и не вступили в бой то, потому лишь, что командование в тот день принадлежало Павлу. (5) И вот, на следующий день Варрон, командовавший в свою очередь, подал, не посовещавшись с товарищем, сигнал к выступлению, выстроил войско и перевел его через реку. Павел шел с ним: он мог не одобрить его решение, но не мог отказать ему в помощи. (6) Перейдя реку, они присоединили к себе тех, кто стоял в меньшем лагере, и выстроили все римское войско в таком порядке: на правом фланге (он был ближе к реке) римская конница, а за ней пехота; (7) крайние на левом фланге – конница союзников, а за ней их пехота, в середине строя примыкавшая к легионам; на передней линии стояли копейщики и другие легковооруженные из вспомогательных войск. (8) Консулы находились на флангах: Теренций на левом, Эмилий на правом, серединой строя командовал Гемин Сервилий.

46. (1) Ганнибал на рассвете, выслав вперед балеарцев и других легковооруженных, перешел реку; переводя каждую часть, он тут же указывал ей место в строю: (2) конных испанцев и галлов поставил он ближе к реке на левом фланге против римской конницы; (3) нумидийских конников – на правом; в середине строя стояла пехота; по краям африканцы, а между ними испанцы и галлы. (4) Африканцев на вид можно было бы принять за римлян, потому что оружие у них было римское, подобранное у Требии и еще больше – у Тразименского озера, (5) У галлов и у испанцев щиты были вида почти одинакового, а мечи различные: у галлов очень длинные с закругленным клинком; у испанцев, которые в бою больше колют, чем рубят, – короткие и острые^{^[195]}. Племена эти внушали особенный ужас и огромным ростом воинов, и всем их обличьем: (6) галлы, обнаженные до пупа, испанцы в туниках ослепительной белизны, окаймленных пурпуром. Пехоты в строю было сорок тысяч, конницы – десять. (7) Левым крылом командовал Газдрубал, правым – Магарбал, центром – сам Ганнибал с братом Магоном. (8) Случайно или сознательно, но оба войска были поставлены боком к солнцу, что было очень удобно для тех и других – пунийцы стояли лицом к северу, римляне – к югу; (9) но ветер – местные жители называют его волтурном – дул римлянам прямо в лицо, неся тучи пыли, он засыпал ею глаза, мешая зрению^{^[196]}.

47. (1) Поднялся крик, завязалось сражение между легковооруженными из вспомогательных войск, выбежавшими вперед, затем испанские и галльские конники, стоявшие на левом фланге, сшиблись с конниками римского правого фланга, но сражались совсем не по правилам конного боя: (2) бились лицом к лицу – обойти неприятеля было невозможно: с одной стороны река, с другой – выстроившиеся пехотинцы. (3) Противники, двигаясь только вперед, уперлись друг в друга. Лошади сбились в тесную кучу, воины стаскивали друг друга с коней. Сражение уже стало превращаться в пешее. Бились ожесточенно, но недолго – римских конников оттеснили, и они обратились в бегство. (4) К концу конного боя в сражение вступила пехота, вначале, пока ряды испанцев и галлов не были расстроены, противники и силами, и духом были друг другу равны, (5) наконец римляне после многократных усилий потеснили врагов, наступая ровным плотным^{^[197]} строем на выдвинутую вперед середину их строя, своего рода клин^{^[198]}, который был недостаточно крепок, так как строй здесь был неглубок. (6) Затем, тесня и преследуя побежавших в страхе врагов, римляне разорвали середину строя^{^[199]} и ворвались в расположение неприятеля и, наконец, не встречая сопротивления, дошли до африканцев, (7) которые были поставлены на отведенных назад флангах того самого выступа в середине строя, где были испанцы и галлы. (8) Когда их потеснили, вражеская линия сначала выровнялась, а затем, прогибаясь, образовала посередине мешок, по краям которого и оказались африканцы. Когда римляне неосторожно туда бросились, африканцы двинулись с обеих сторон, окружая римлян, и заперли их с тыла^{^[200]}. (9) Теперь римляне, выигравшие без всякой пользы для себя первый бой, бросив испанцев и галлов, которых сильно побили с тыла, начали новое сражение с африканцами. (10) Оно было неравным не только потому, что окруженные сражались с окружившими, но и потому, что усталые бились со свежим и бодрым врагом.

48. (1) Уже и на левом фланге римлян, где против нумидийцев стояла союзническая конница, завязалось сражение. Сначала оно шло вяло, и враги применили пунийскую хитрость. (2) Около пятисот нумидийцев в своем обычном воинском снаряжении, но еще и с мечами, спрятанными под панцырем, прискакали как перебежчики со щитами за спиной к римлянам; (3) они вдруг соскочили с коней, бросили под ноги неприятеля щиты и дротики и были приняты в середину строя, затем их отвели в самый тыл и велели там оставаться. Они и не трогались с места, пока сражение не разгорелось и не захватило все внимание сражавшихся; (4) тогда‑то, подобрав щиты, валявшиеся среди груд убитых, они напали на римский строй с тыла, разя воинов в спину и подсекая поджилки. Потери были велики, но еще больше – страх и сумятица. (5) Кое‑где римляне, перепугавшись, бежали, а кое‑где бились упрямо, ни на что не надеясь^{^[201]}. Карфагенским войском в той части поля, где римляне побежали, командовал Газдрубал; он вывел из строя нумидийцев, которые сражались вяло, и послал их в погоню за беглецами, а испанских и галльских конников присоединил к африканцам, которые, убивая врагов, уже утомились больше, чем от сражения^{^[202]}.

49. (1) В другой части бранного поля^{^[203]} Павел, хотя и тяжело раненный в самом начале сражения камнем из пращи, (2) с плотным строем солдат не раз нападал на Ганнибала: охраняемый римскими конниками, он в нескольких местах заставил солдат вновь идти в бой; под конец конники спешились, видя, что у консула уже нет сил справляться с конем. (3) Рассказывают, что Ганнибал, узнав о приказе консула всадникам спешиться, воскликнул: «Лучше б, связав их, привел ко мне!»^{^[204]}

(4) Всадники сражались пешими; победа неприятеля была несомненной, однако побежденные предпочитали умирать, не сходя с места, но не бежать. Победители, досадуя на тех, кто мешал полной победе, стали избивать тех, кого отогнать не смогли. (5) Немногих уцелевших, усталых от боя и ран, все‑таки отогнали: началось беспорядочное бегство; кто мог, вскакивал на своего коня и несся прочь. (6) Гней Лентул, военный трибун, проезжавший мимо верхом, увидел консула: он, весь в крови, сидел на камне, (7) «Луций Эмилий, – обратился к нему Лентул, – ты один неповинен в сегодняшнем поражении, и боги должны бы тебя пожалеть; пока у тебя есть еще силы, я подсажу тебя на коня и пойду, прикрывая, рядом. (8) Не омрачай этот день еще смертью консула; и так хватит слез и горя». (9) «Хвала твоей доблести, Гней Корнелий, – ответил консул, – не теряй времени, попусту сокрушаясь; его и так мало – спеши, спасайся из вражеских рук. (10) Уходи, объяви всенародно сенаторам; пусть, пока еще не подошел враг‑победитель, укрепят Рим и усилят охрану; Квинту Фабию скажи, Луций Эмилий помнил его советы, пока жил, помнит и теперь, умирая. (11) Меня оставь умирать среди моих павших солдат: я не хочу второй раз из консула стать обвиняемым^{^[205]} и не хочу стать обвинителем своего коллеги, чтобы чужою виной защищать свою невиновность». (12) За этим разговором их застигла сначала толпа бегущих сограждан, а потом и врагов: не зная, что перед ними консул, они закидали его дротиками; Лентула из переделки вынес конь. Тут повсюду началось общее беспорядочное бегство.

(13) Семь тысяч римлян укрылись в меньшем лагере, десять – в большем, тысяч около двух – в самой деревне, в Каннах; здесь они сразу же были окружены Карфалоном и его конниками, так как деревня не была укреплена. (14) Второй консул не присоединившись – то ли случайно, то ли намеренно, – ни к какому отряду беглецов: с пятьюдесятью примерно всадниками добрался до Венузии205a. (15) Убито было, говорят, сорок пять тысяч пятьсот пехотинцев и две тысячи семьсот конников – граждан и союзников почти поровну^{^[206]}. (16) В числе убитых были два консульских квестора^{^[207]}, Луций Атилий и Луций Фурий Бибакул, двадцать девять военных трибунов^{^[208]}, несколько бывших консулов, бывших преторов и эдилов (среди них Гней Сервилий Гемин и Марк Минуций, бывший в предыдущем году [221 г.] начальником конницы, а несколько лет назад^{^[209]} – консулом); (17) убито было восемьдесят сенаторов и бывших должностных лиц, которые должны были быть включены в сенат^{^[210]}: люди эти добровольно пошли воинами в легионы. (18) Взято в плен в этом сражении было, говорят, три тысячи пехотинцев и тысяча пятьсот всадников.

50. (1) Такова была битва при Каннах, столь же знаменитая печальным исходом, как и сражение при Аллии^{^[211]}, впрочем, по последствиям беда оказалась менее тяжкой из‑за того, что враг замешкался, (2) но по людским потерям – и тяжелей и позорнее. (3) Бегство при Аллии предало город, но сохранило войско; под Каннами за бежавшим консулом следовало едва ли и пятьдесят всадников; войско погибшего консула почти все было истреблено.

(4) В двух лагерях оказалось множество полувооруженных солдат без военачальников, и из большего лагеря в меньшей отправили после с предложением перебраться к ним, пока враги, утомленные и сражением, и веселым пиром, спят тяжким сном; тогда все римляне единым отрядом уйдут в Канузий^{^[212]}. (5) Это предложение одни отвергали совсем: «Почему приглашающие не идут к нам, ведь и так можно присоединиться? потому, конечно, что своя жизнь им дороже чужой, а опасность велика: вокруг повсюду враги». (6) Другие и согласились бы с предложением, но им не хватало мужества. Публий Семпроний Тудитан, военный трибун, обратился к солдатам: «Вы предпочитаете, чтобы вас взял в плен жадный в жестокий враг, чтобы головы ваши оценивали, чтобы оценщики спрашивали у каждого: „Римский ты гражданин или союзник латин?” и твоим унижением, твоим позором возвышали другого^{^[213]}? (7) Конечно, нет, если в самом деле вы сограждане консула Луция Эмилия, который предпочел славную смерть позорной жизни, и тех храбрейших мужей, которые грудами полегли вместе с ним. (8) Пока не застиг нас рассвет, пока еще большие отряды врагов не преградили нам путь, пробьемся через эту беспорядочную толчею у ворот. (9) Меч и мужество пролагают пути через сомкнутые ряды неприятеля^{^[214]}. А этот слабый нестройный отряд мы раскидаем, выстроившись клином – он нам не преграда. За мной, кто хочет спастись сам и спасти отечество».

(10) После этих слов он обнажил меч, построил солдат клином и повел через самую гущу врагов; (11) нумидийцы бросали в них дротики – в правый, ничем не прикрытый бок. Солдаты переложили щиты в правую руку; около шестисот человек^{^[215]} добрались до большого лагеря и, оттуда, соединившись с другим большим отрядом, направились в Канузий, куда и пришли невредимыми. (12) Побежденные действовали так, скорее по какому‑то душевному порыву, или повинуясь случайности, чем по обдуманному плану или чьему‑либо приказанию.

51. (1) Все, окружавшие победителя‑Ганнибала, поздравляли его и советовали после такого сражения уделить остаток дня и следующую ночь отдыху для себя самого и усталых солдат; (2) один только Магарбал, начальник конницы, считал, что так нельзя мешкать. «Пойми,– сказал он,– что это сражение значит: через пять дней ты будешь пировать на Капитолии. Следуй дальше, я с конницей поскачу вперед, пусть римляне узнают, что ты пришел, раньше, чем услышат, что ты идешь». Ганнибалу эта мысль показалась излишне заманчивой, но и чересчур великой, чтобы он сразу смог ее охватить умом. Он ответил, что хвалит рвение Магарбала, но чтобы взвесить все, нужно время. (4) «Да, конечно, – сказал Магарбал, – не все дают боги одному человеку: побеждать, Ганнибал, ты умеешь, а воспользоваться победой не умеешь^{^[216]} ». Все уверены в том, что однодневное промедление спасло и город, и всю державу.

(5) На следующий день, чуть рассвело, карфагеняне вышли на поле боя собрать добычу; даже врагу жутко было смотреть на груды трупов; (6) по всему полю лежали римляне – тысячи пехотинцев и конников, – как кого с кем соединил случай, или бой, или бегство. Из груды тел порой поднимались окровавленные солдаты, очнувшиеся от боли, в ранах, стянутых утренним холодом, – таких пунийцы приканчивали. (7) У некоторых, еще живых, были подрублены бедра или поджилки^{^[217]}, – обнажив шею, они просили выпустить из них остаток крови; (8) некоторые лежали, засунув голову в разрытую землю: они, видимо, сами делали ямы и, засыпав лицо вырытой при этом землей, задыхались. (9) Взгляды всех привлек один нумидиец, вытащенный еще живым из‑под мертвого римлянина; нос и уши у него были истерзаны, руки не могли владеть оружием, обезумев от ярости, он рвал зубами тело врага – так и скончался.

52. (1) Добычу собирали почти до вечера; затем Ганнибал пошел брать меньший лагерь и прежде всего отрезал его от воды, соорудив вал; осажденные, замученные трудом, отсутствием сна, ранами, сдались даже скорее, чем он надеялся, (2) на таких условиях: они выдадут оружие и коней, выкуп римлянина будет стоить триста серебряных денариев^{^[218]}, союзника – двести, раба – сто; (3) по уплате они уйдут в одной одежде. Они впустили врагов в лагерь и были отданы под стражу, римляне отдельно, союзники отдельно.

(4) Пока пунийцы там тратили время, из большего лагеря около четырех тысяч пехотинцев и двухсот всадников – все, у кого хватило сил и мужества – одни строем, другие вразброд полями – безопасно прошли в Канузий; самый же лагерь был сдан врагу ранеными и трусами на тех же условиях, что и меньший^{^[219]}. (5) Добыча была огромной: все, кроме коней, людей и некоторого количества серебра (главным образом блях с конской сбруи – серебряной посуды в те времена было мало, во всяком случае в войске), Ганнибал отдал на разграбление. (6) Он велел собрать и похоронить тела своих солдат. Их было, как рассказывают, около восьми тысяч – все храбрейшие воины. Тело римского консула, как сообщают некоторые писатели, тоже нашли и похоронили. (7) Бежавших в Канузий жители только приняли в город и к себе в дома, но одна женщина, уроженка Апулии, по имени Буса, известная родом своим и богатством снабдила в дорогу хлебом, одеждой и деньгами^{^[220]}. По окончании войны сенат за эти щедроты воздал ей должные почести.

53. (1) Среди бежавших в Канузий было четыре военных трибуна: (2) из первого легиона – Фабий Максим, чей отец в прошлом году был диктатором; из второго – Луций Публиций Бибул и Публий Корнелий Сципион, из третьего – Аппий Клавдий Пульхр, бывший недавно эдилом; (3) с общего согласия главное командование было вручено ему и Публию Сципиону, хотя он и был совсем юным^{^[221]}.

(4) Они в узком кругу совещались о положении дел, и там Публий Фурий Фил, сын бывшего консула, заявил: напрасно они еще на что‑то надеются: (5) положение государства отчаянное, плачевное; некоторые знатные юноши – главный у них Марк Цецилий Метелл, поглядывают на море, на корабли, намереваясь покинуть Италию и убежать к какому‑нибудь царю. (6) Этот новый – сверх стольких бед – жестокий удар, своей чудовищностью потряс присутствовавших. Все оцепенели, потом стали говорить, что нужно по этому поводу созвать совет, но юноша Сципион – судьбой назначенный быть вождем в этой войне – заявил, (7) что в такой беде надо действовать, а не совещаться; пусть сейчас же вооружатся и идут с ним те, кто хочет спасти государство, (8) ведь поистине вражеский лагерь там, где вынашивают такие замыслы. (9) В сопровождении нескольких человек он отправился к Метеллу и застал у него собрание юношей, о которых и было донесено. Выхватив меч и размахивая им над головами совещавшихся, Сципион воскликнул: (10) «По велению души моей я клянусь, что не брошу в беде государство народа римского и не потерплю, чтобы бросил его другой римский гражданин. (11) Если я умышленно лгу, пусть Юпитер Всеблагой Величайший погубит злой гибелью меня, мой дом, мое семейство, мое состояние. Я требую, Марк Цецилий, чтобы ты и все, кто присутствует здесь, поклялись этой же клятвой; на того, кто не поклянется, подъят мой меч». Все, перепуганные не меньше, чем если бы видели перед собой победоносного Ганнибала, поклялись и сами себя отдали под стражу Сципиону.

54. (1) Тем временем, как это происходило в Канузии, к консулу в Венузию явилось около четырех с половиной тысяч пехотинцев и всадников, которые в бегстве рассеялись по полям. (2) Венузийцы гостеприимно приняли всех бежавших, заботливо разместили их по домам, каждому всаднику подарили по тоге^{^[222]}, тунике и по двадцать пять серебряных денариев, а каждому пехотинцу – по десять денариев; тех, у кого оружия не было, вооружили. (3) И в остальном городские власти и частные лица вели себя так же радушно, стараясь не допустить, чтобы женщина из Канузия не превзошла венузийцев своими благодеяниями. (4) Но Бусе становилось уже тяжело снаряжать столько людей – их было около десяти тысяч. (5) Аппий и Сципион, узнав, что второй консул цел и невредим, немедленно послали к нему сообщить, сколько с ними пехоты и конницы, и спросить, привести ли солдат в Венузию или оставаться в Канузии. (6) Варрон сам привел войско в Канузий, оно уже имело некое подобие консульского и, если не в открытом поле, то в городских стенах могло обороняться.

(7) А по дошедшим до Рима вестям выходило, что и этого не осталось, что войско – и римляне, и союзники – с обоими консулами полностью истреблено, и все силы государства исчерпаны. (8) Никогда в невредимом Городе, в римских стенах, не было столько смятения и страха. Подробно рассказывать об этом я не возьмусь – мне не достанет сил, и мое изложение будет бледнее действительности. (9) И в предыдущем году у Тразименского озера погибли консул и войско, но теперешнее бедствие было не просто очередным поражением – оно превосходило все. Ведь сообщали, что оба консула и оба консульских войска погибли, и уже нету у Рима ни лагеря, ни полководца, ни солдата; (10) что Ганнибал завладел Апулией, Самнием, да уже почти всей Италией. Нету, конечно, другого такого народа, который устоял бы под тяжестью подобного поражения. (11) Сравнишь ли с ним то поражение, которое потерпели в морской битве у Эгатских островов карфагеняне? А ведь, сломленные им, они вынуждены были уступить Сардинию и Сицилию, сделаться налогоплательщиками и данниками. Или то поражение, которое впоследствии потерпел в Африке и которым сломлен был сам Ганнибал^{^[223]}? Ни в чем эти поражения не сравнимы с каннским, разве только в одном – их перенесли с меньшим мужеством.

55. (1) Преторы Публий Фурий Фил и Марк Помпоний созвали сенат в Гостилиеву курию^{^[224]} и стали совещаться, как защитить город: (2) никто не сомневался, что Ганнибал, уничтожив войско, осадит Рим и взятием Города закончит войну – только это ему и оставалось сделать. (3) В бедствиях великих, но еще не до конца известных, трудно было принять решение, женский вопль заглушал голоса сенаторов: почти во всех домах оплакивали родных, не зная даже, кто жив, кто мертв. (4) Квинт Фабий Максим посоветовал послать по Аппиевой и Латинской дорогам легковооруженных всадников; пусть расспрашивают встречных (много будет, конечно, спасающихся в одиночку бегством) о судьбе войск и консулов; (5) и если бессмертные боги сжалились над государством и от народа римлян еще что‑то осталось, – о том, где находятся войска, куда после сражения пошел Ганнибал, что он готовит, что делает и собирается делать. (6) Это следует разузнавать через деятельных юношей, а самим сенаторам (должностных лиц не хватит) надо успокоить взволнованный и перепуганный город, надо заставить женщин сидеть дома и не показываться на людях; (7) надо прекратить плач в домах, надо водворить в городе тишину; надо следить за тем, чтобы всех приходящих с любыми вестями отводили к преторам, и чтобы все по своим домам ожидали известий о судьбе близких; (8) чтобы у ворот поставили караульных, которые никого бы не выпускали из Города и всем внушали бы, что спастись негде, кроме как в Городе, пока стены целы. Когда Город успокоится, сенаторы должны возвратиться в курию и обсудить, как защищать город.

56. (1) Все согласились с этим предложением; магистраты прогнали народ с форума, сенаторы разошлись в разные стороны успокаивать народ, и тут принесли письмо от консула Гая Теренция: (2) консул Луций Эмилий и его войско погибли; он, Гай Теренций, находится в Канузии и собирает остатки разбитого войска, словно обломки от страшного кораблекрушения – с ним уже около десяти тысяч воинов, но порядка и строя еще нет; Ганнибал сидит под Каннами, оценивая пленных и прочую добычу – он ведет себя как торгаш, а не как вождь‑победитель. (4) И каждая семья узнала о своем несчастье; и весь город исполнился скорби, – не справили даже ежегодного праздника в честь Цереры^{^[225]}: скорбящим не дозволено справлять его, а в то время не было женщины, которая никого не оплакивала бы. (5) Чтобы и другие празднества, общественные и частные, не были заброшены, срок оплакивания был по сенатскому постановлению ограничен тридцатью днями.

(6) Успокоив взволнованный город, сенаторы вернулись в курию, и тут из Сицилии получено было письмо от пропретора Тита Отацилия: пунийский флот опустошает владения царя Гиерона, который умоляет о помощи. (7) Тит Отацилий и собирался ее оказать, но ему донесли, что у Эгатских островов стоит в полной боевой готовности еще один флот карфагенян, (8) и пунийцы, как только узнают, что он, Отацилий, пошел защищать побережье у Сиракуз, немедленно нападут на Лилибей и на всю римскую провинцию; так что, если сенат хочет защищать царя‑союзника и Сицилию, то для этого нужен флот^{^[226]}.

57. (1) Прочтя письма консула и пропретора, сенаторы постановили: отправить претора Марка^{^[227]} Клавдия, командовавшего флотом в Остии, к войску в Канузий, а консулу написать: пусть передаст войско претору, а сам поскорее, как только позволят интересы государства, прибудет в Рим. (2) Люди напуганы великими бедами, а тут еще и страшные знамения: в этом году две весталки, Отилия и Флорония, были уличены в блуде: одну, по обычаю, уморили под землею у Коллинских ворот^{^[228]}, другая сама покончила с собой. (3) Луция Кантилия, писца при понтификах (сейчас таких писцов называют младшими понтификами^{^[229]}), который блудил с Флоронией, по приказу великого понтифика засекли до смерти розгами в Комиции. (4) Кощунственное блудодеяние сочли, как водится, недобрым предзнаменованием, децемвирам было приказано справиться в Книгах. (5) А Квинта Фабия Пиктора^{^[230]} послали в Дельфы спросить оракула, какими молитвами и жертвами умилостивить богов и когда придет конец таким бедствиям; (6) пока что, повинуясь указаниям Книг, принесли необычные жертвы; между прочими галла и его соплеменницу, грека и гречанку закопали живыми на Бычьем Рынке, в месте, огороженном камнями; здесь и прежде уже свершались человеческие жертвоприношения^{^[231]}, совершенно чуждые римским священнодействиям.

(7) Решили, что боги умилостивлены; Марк Клавдий Марцелл прислал из Остии в Рим для охраны Города полторы тысячи воинов, набранных во флот; (8) сам он, отправив вперед с военными трибунами Третий Морской легион в Теан Сидицинский и передав флот своему сотоварищу Публию Фурию Филу; через несколько дней поспешил в Канузий.

(9) По распоряжению сената был назначен диктатор – Марк Юний^{^[232]}; начальником конницы стал Тиберий Семпроний. Был объявлен набор: в солдаты брали юношей, начиная от семнадцати лет, а некоторых и моложе. Составлено было четыре легиона и отряд всадников в тысячу человек. (10) От союзников и латинов потребовали воинов в соответствии с договором. Велели заготовить разное оружие; забрали из храмов и портиков выставленные там доспехи, снятые когда‑то с врагов. (11) Граждан не хватало, и необходимость заставила прибегнуть к неслыханному виду набора: восемь тысяч молодых сильных рабов расспрошены были поодиночке, хотят ли они быть солдатами – их выкупили и вооружили на государственный счет. (12) Таких солдат предпочли, хотя можно было выкупить пленных, и это обошлось бы дешевле.

58. (1) Ганнибал после блестящей победы под Каннами погрузился в заботы, приличные скорее победителю в войне, чем тому, кто еще воюет. (2) К нему привели пленных – он отделил союзников и отпустил их, напутствуя ласковыми словами и без выкупа, как делал и раньше – при Требии и Тразименском озере. Позвал он и римлян, чего прежде никогда не бывало, и по‑доброму заговорил с ними: (3) его война с римлянами – не война на уничтожение: это спор о достоинстве и о власти. Предшественники его уступили римской доблести, а он старается превзойти римлян и удачливостью и доблестью. (4) Итак, он дает пленным возможность выкупиться – коннику за пятьсот серебряных денариев, пехотинцу – за триста, рабу – за сто. (5) Хотя за конника он запросил больше, чем условлено было при сдаче, но они радостно пошли на любые условия (6) и отправили в Рим к сенату десятерых выбранных ими посланцев^{^[233]}; (7) от них Ганнибал потребовал только клятвенного обещания вернуться. С ними он отправил Карфалона, знатного карфагенина: если римляне склонны к миру, он им изложит условия. (8) Когда они вышли из лагеря, один из посланцев – человек совсем не римского склада, – притворившись, будто он что‑то забыл, вернулся в лагерь, чтобы тем разрешить себя от клятвы^{^[234]}, и еще до ночи догнал товарищей. (9) Когда донесено было, что пленные прибудут в Рим, навстречу Карфалону был послан ликтор сказать от имени диктатора: пусть еще до ночи уйдет с римской земли.

59. (1) Диктатор представил сенату послов от пленных; их глава начал так: «Марк Юний и вы, отцы‑сенаторы, мы прекрасно знаем, что никогда ни одно государство не ценило ниже, чем наше, попавших в плен. (2) Но, если мы не слишком пристрастны к себе, то никогда не попадали в руки врагов люди, которые меньше бы заслуживали бы вашего пренебрежения. (3) Ведь мы не на поле боя, струсив, сдали оружие. Нет, мы и стоя на грудах трупов, продолжали сражаться и протянули битву почти что до самой ночи – только тогда мы вернулись в лагерь; (4) остаток дня и следующую ночь усталые, израненные, мы защищали вал; (5) но на другой день, осажденные победоносным войском, отрезанные от воды, не имея никакой надежды прорваться через плотные ряды неприятеля, мы после гибели пятидесяти тысяч солдат из нашего войска не сочли грехом сохранить в живых хоть сколько‑нибудь римских воинов из сражавшихся при Каннах, (6) тогда только мы договорились о выкупной цене и сдали врагу оружие, в котором все равно уже не было толку.

(7) Мы знаем, и предки откупились от галлов золотом^{^[235]}, а ваши отцы, весьма несговорчивые в том, что касалось условий мира, отправили в Тарент послов выкупить пленных^{^[236]}.

(8) А ведь битва при Аллии с галлами и битва при Гераклее с Пирром^{^[237]} печально прославлены не столько потерями, сколько трусливым бегством солдат. Каннские поля завалены телами римлян; мы остались живы только потому, что у врага не хватило уже ни сил, ни оружия. (9) Среди нас даже есть такие, кто не бежал с поля боя, а оставлен был охранять лагерь и вместе со сданным лагерем попал во власть неприятеля. (10) Я не завидую никому из сограждан, никому из соратников, ничьей удаче, ничьей участи; я не хочу возносить себя, принижая других, но и те, кто бросил оружие, бежал с поля боя и остановился только в Венузии или Канузии, не смеют ставить себя выше нас и хвалиться, что они‑то и есть оплот отечества – если, конечно, за быстрые ноги и скорость бега не положена какая‑нибудь награда^{^[238]}.

(11) Используйте их, но и в них вы найдете хороших мужественных солдат, и в нас – ведь наша готовность воевать за отечество еще возрастет, когда вашим благодеянием мы будем выкуплены и возвращены на родину. (12) Вы берете в солдаты людей всякого возраста и состояния; я слышу, что вы даете оружие восьми тысячам рабов: нас не меньше, и выкупить нас обойдется не дороже, чем купить столько же рабов. А сравнивать нас с ними не буду – я этим обидел бы всех римлян. (13) И еще одно: если, отцы‑сенаторы, вы, обсуждая такое дело, окажетесь к нам слишком жестоки, чего мы никак не заслужили, то подумайте, какому врагу вы нас оставите. (14) Пирру, который считал пленных своими гостями? Или варвару‑пунийцу, о котором трудно решить, чего в нем больше – жестокости или жадности? (15) Если бы вы увидели своих сограждан – в цепях, в грязи, во всем безобразии, – вы, конечно были бы не меньше потрясены, чем если бы вам довелось увидеть поля под Каннами, где полегли ваши легионы. (16) И вы можете видеть наших родственников: взволнованные, в слезах стоят они в преддверии курии и ждут вашего ответа. Если они в такой тревоге и беспокойстве за нас и за тех, кого тут нет, то что же, по‑вашему, чувствуют те, чья жизнь и свобода зависят от сегодняшнего решения? (17) Клянусь богами! если бы сам Ганнибал, вопреки своему обыкновению, захотел обойтись с нами кротко, а вы бы сочли, что мы недостойны быть выкупленными, то жизнь для нас потеряла бы всякую цену. (18) Возвратились когда‑то в Рим пленные, отпущенные Пирром без выкупа, но они возвратились вместе с послами, первейшими людьми государства, которые были отряжены выкупить их. Вернусь ли я на родину, я, гражданин, оцененный меньше, чем в триста монет. (19) Каждый настроен по‑своему, отцы‑сенаторы, знаю, что жизнь моя под угрозой; но я больше боюсь за свое доброе имя: как бы не уйти нам отсюда осужденными и отвергнутыми: ведь люди не поверят, что вам стало жалко денег».

60. (1) Он кончил, и в толпе, стоявшей в Комиции, сейчас же поднялись жалобные вопли; к сенаторам простирали руки, молили вернуть сыновей, братьев, родственников. (2) Женщины, побуждаемые страхом и крайностью, смешались с толпою мужчин на форуме^{^[239]}. Сенат, удалив посторонних, занялся обсуждением дела. (3) Мнения были высказаны разные: одни считали, что пленных следует выкупить за государственный счет; другие, что казну трогать не нужно, но не надо препятствовать и выкупу на частные средства, (4) а если кому не хватает наличности, пусть возьмет в долг из казны, поставив поручителей и давши в залог имение. (5) Тогда спрошен был Тит Манлий Торкват, человек, чья старинная суровость доходила, по мнению большинства, до жестокости. (6) Он сказал: «Если бы послы только просили о выкупе тех, кто находится во власти врагов, я, никого не порицая, высказался бы кратко; (7) ведь от меня требовалось только одно: напомнить вам, чтобы вы, держась обычаев, завещанных предками, дали пример суровости, без которой, ведя войну, не обойтись. Сейчас, однако, эти люди почти хвалятся тем, что сдались неприятелю – они сочли справедливым, чтобы их ставили выше не только тех, кто взят в плен был на поле боя, но и тех, кто добрался до Венузии и Канузия, и даже выше самого консула Гая Теренция. (8) Я, отцы‑сенаторы, не допущу, чтобы вам осталось неизвестным хоть что‑нибудь из происшедшего там. О если бы то, что скажу сейчас вам, я говорил в Канузии в присутствии всего войска, лучшего свидетеля и доблести, и трусости любого каждого из солдат! Если бы хоть один только Публий Семпроний сейчас присутствовал здесь. Ведь, последуй эти люди за ним, они сейчас были бы солдатами в римском лагере, а не пленниками во власти врагов. Но нет, – когда враги утомленные битвой и обрадованные победой, сами почти что все вернулись в свой лагерь; оставив им свободную ночь для попытки прорваться, и семь тысяч вооруженных воинов смогли бы пробиться даже через сомкнутый строй врагов, тогда эти люди и сами не попытались сделать такую попытку, и не пожелали следовать за другим. (10) Почти целую ночь Публий Семпроний Тудитан не переставал убеждать и уговаривать их: „пока врагов вокруг лагеря мало, пока всюду тишина и покой, следуйте под покровом ночи за мною: еще до рассвета мы придем туда, где опасности нет – в города союзников“. (11) Если бы он говорил так, как на памяти наших дедов^{^[240]} военный трибун Публий Деций в Самнии^{^[241]}, или так, как в Первую Пуническую войну, во времена нашей юности, Марк Кальпурний Фламма, который ведя триста добровольцев на приступ занятого врагами холма, обратился к своим со словами: „Умрем и смертью своей выручим легионы, попавшие в окружение”^{^[242]}, – (12) если бы Публий Семпроний сказал то же самое, и если бы не нашлось никого желающего участвовать в таком доблестном деле, я перестал бы считать вас римлянами и мужчинами. (13) Но ведь он вам указывал путь не столько к славе, сколько к спасению – к возвращению на родину, к родителям, женам и детям. (14) Себя сберечь у вас не хватило храбрости, – что вы будете делать, если придется умирать за отечество? Вокруг вас лежали пятьдесят тысяч граждан и союзников, погибших в тот самый день. Если столько примеров доблести не взволновали вас, – вас ничто не взволнует. Если даже вид такого побоища не побудил вас не щадить вашей жизни, – вас ничто не побудит. (15) Свободные, полноправные, тоскуйте по отечеству, тоскуйте же, пока отечество у вас есть, пока вы – его граждане. А вам тосковать поздно – вы потеряли свои права, вы больше не граждане – теперь вы – рабы карфагенян. (16) За деньги вы собираетесь вернуться туда, откуда ушли негодными трусами? Публия Семпрония, вашего согражданина, велевшего вам следовать за ним с оружием в руках, вы не послушались, а Ганнибала, велевшего выдать оружие и сдать лагерь, послушались. (17) Но почему же я обвиняю их в трусости, когда мог бы обвинить в преступлении? Ведь не только сами они не послушались доброго совета; они еще попытались удержать уходивших – только обнаженные мечи храбрецов отогнали робких. Публию Семпронию пришлось пробиваться через ряды сограждан, а не врагов. (18) Таких ли граждан желает отечество? Будь и все остальные на них похожи, сегодня не оставалось бы ни одного гражданина, сражавшегося под Каннами. (19) Из семи тысяч вооруженных нашлось шестьсот храбрецов, которые отважились прорваться, которые вернулись в отечество свободными и вооруженными. И этим шестистам враги не заградили дорогу. (20) Насколько же безопасен был, по вашему мнению, путь для двух почти легионов? Сегодня, отцы‑сенаторы, вы располагали бы двадцатью тысячами вооруженных в Канузии, храбрых и верных солдат. А эти люди, как они теперь могут быть добрыми и верными гражданами (храбрыми они и сами себя не называют)? (21) Разве только если кто‑то поверит, что, попытавшись помешать, они помогли тем, кто шел на прорыв, что они не завидуют благополучному возвращению доблестных воинов и не сознают, что позорным рабством своим обязаны собственной трусости и никчемности. (22) Эти люди предпочли, забившись в палатки, ждать и рассвета, и неприятеля, хотя в ночной тишине можно было вырваться из окружения. Чтобы уйти из лагеря, духу им не хватило, – чтобы храбро его защищать, хватило. (23) Денно и нощно они, осажденные, защищали оружием вал, себя валом; наконец, отважно все испытав, дойдя до последней крайности, когда уже нечем было жить, когда истомленные голодом руки не держали оружия, уступили скорей своей человеческой немощи, чем вражескому оружию. (24) На рассвете неприятель подошел к валу, и раньше второго часа^{^[243]}, не попробовав испытать свое счастье в сражении, сдали оружие и сдались сами. (25) Вот вам эти два дня их военной службы: когда долг требовал твердо стоять в боевом строю, они убежали в лагерь; когда следовало дать бой перед валом, они лагерь сдали – ни в строю, ни в лагере они ни на что не годны. (26) И вас выкупать? Когда надо вырваться из лагеря, вы медлите и остаетесь, когда необходимо оставаться и охранять оружием лагерь, вы и лагерь и оружие, и себя отдаете врагу. (27) По‑моему, отцы‑сенаторы, их так же не следует выкупать, как не следует выдавать Ганнибалу тех храбрецов, которые вырвались из лагеря, и, пройдя через гущу врагов, доблестью вернули себя отечеству».

61. (1) Манлий договорил. Большинство сенаторов имело родственников среди пленных, но исстари в Риме косо глядели на попавших в плен. (2) Испугались и выкупной суммы: нельзя было оставить казну пустой: много денег ушло на покупку и вооружение рабов, взятых в солдаты, – не хотели и обогащать Ганнибала, по слухам, в деньгах весьма нуждавшегося^{^[244]}. (3) Мрачный ответ «не выкупать пленных» добавил к старой скорби новую – утрачено столько граждан! – с рыданиями и жалобами провожали посланцев до городских ворот. (4) Один из них ушел домой, считая себя свободным от клятвы, потому что под каким‑то предлогом он возвращался в лагерь. Когда об этом донесли сенату, все решили схватить его и под стражей препроводить к Ганнибалу.

(5) Рассказывают о пленных и по‑другому^{^[245]}: сначала пришли десять посланцев; в сенате сомневались, впускать ли их в город; наконец решили впустить, но сенату не представлять. (6) Послы задержались дольше ожидаемого и пришло еще трое: Луций Скрибоний, Гай Кальпурний и Луций Манлий; (7) только тогда народный трибун, родственник Скрибония^{^[246]}, доложил сенату о возможности выкупить пленных, и сенат решил их не выкупать. (8) Три последних посла вернулись к Ганнибалу, десять пришедших раньше остались, потому что, вернувшись будто за тем, чтобы уточнить имена пленных, они считали себя свободными от клятвы; в сенате много спорили, выдавать ли их; сторонники выдачи остались в меньшинстве, (9) но избранные вскоре цензоры^{^[247]} так опозорили оставшихся всеми видами порицаний и умаления прав, что некоторые сами покончили с собой, а другие не только всю жизнь не показывались на форуме, но прятались от общества и дневного света. (10) Всякий скорей поразится тому, как расходятся между собой рассказы писателей, чем сумеет разобраться, где правда.

Насколько каннское поражение было тяжелей предыдущих, видно хотя бы из того, что союзники, до тех пор незыблемо верные, начали колебаться – утратили веру в мощь Рима. (11) Отпали к карфагенянам ателланцы, калатийцы, гирпины, часть апулийцев, самниты, кроме пентров; все бруттийцы, луканцы; (12) кроме них, узентины и почти все греческое население побережья, Тарент, Метапонт, Кротон, Локры и почти все предальпийские галлы. (13) Но ни прежние беды, ни отпадение союзников не побудили римлян заговорить о мире – ни до прибытия консула в Рим, ни после того как его возвращение еще раз напомнило о понесенном поражении; (14) так высок в это самое время был дух народа, что все сословия вышли навстречу консулу, главному виновнику страшного поражения, и благодарили его за то, что он не отчаялся в государстве; (15) будь он вождем карфагенян, не избежать бы ему страшной казни^{^[248]}.

^{^[1]} 1.В гл. 58 предыдущей книги Ливий уже говорил о выступлении Ганнибала с зимних квартир. Здесь фраза о его предыдущей тщетной попытке перейти Апеннины, надо думать, и отсылает читателя к XXI, 58, где тоже говорится о «невыносимых морозах». Там от драматического рассказа о буре, застигшей тогда Ганнибал в горах, Ливий переходит (в XXI, 59) к повествованию о битве, которую, согласно этой версии, Ганнибал дал Семпронию у Плацентии (куда вернулся, сойдя с Апеннин), после чего отошел к лигурийцам, а Семпроний будто бы к Луке. Полибий ни о чем подобном не говорит. Ср.: примеч. 210 к кн. XXI.

^{^[2]} 2.Ср.: Полибий, III, 78, 2–4: «Он ‹...› опасался покушений на его жизнь, а потому заказал себе поддельные волосы, по виду вполне соответствующие различным возрастам и постоянно менял их, причем надевал и платье, подходящее к таким волосам. Благодаря этому он был неузнаваем...»

^{^[3]} 3.См. выше примеч. 232 к кн. XXI.

^{^[4]} 4.См.: примеч. 11 к кн. I и 37 к кн. III.

^{^[5]} 5.На Альбанской горе (около 30 км от Рима), где происходили Латинские празднества. Ср. выше: XXI, 63 7–9; см. также примеч. 36 к кн. V.

^{^[6]} 6.Об ауспициях см.: примеч. 235 к кн. XXI. Упомянутые здесь обвинения против Фламиния (сама законность консульской власти которого оспаривается) сжато повторяют сказанное в: XXI, 62, 2–11. Слова о «новой вспышке ненависти» – мотивировка такого повторения.

^{^[7]} 7.Пренеста (ныне Палестрина) – город в Лации в 37 км к востоку от Рима. Был известен храмом Фортуны с оракулом.

^{^[8]} 8.Арпы – город в Северной Апулии (неподалеку от нынешней Фоджи), к востоку от Луцерии и недалеко от Адриатического моря.

^{^[9]} 9.Капена – город в Южной Этрурии.

^{^[10]} 10.Цере – город в Южной Этрурии (см. примеч. 14 к кн. I).

^{^[11]} 11.См.: Валерий Максим. I, 6, 5. (О горячих источниках близ этого города см. также: Страбон, V, 220). О подобном знамении перед разрушением Фив Александром Македонским ср.: Диодор, XVII, 10, 4; Элиан. Пестрые рассказы, XII, 57.

^{^[12]} 12.Антий – прибрежный город в Лации примерно в 40 км к югу от Рима.

^{^[13]} 13.Фалерии – город в Южной Этрурии к северу от Рима.

^{^[14]} 14.Ср.: примеч. 226 к кн. XXI.

^{^[15]} 15.Маворс – архаическая форма имени бога войны Марса.

^{^[16]} 16.Аппиева дорога вела от Капенских ворот (в «Сервиевой стене») мимо Альбанской горы к Капуе, позднее была доведена до Беневента и дальше до Брундизия. На второй ее миле находился храм Марса (посвящен, видимо, в 388 г. до н.э.). В нем стояли статуи Марса и несколько волков.

^{^[17]} 17.См.: примеч. 227 к кн. XXI.

^{^[18]} 18.Юнона и Минерва почитались вместе с Юпитером в Капитолийском храме, где им были посвящены особые приделы. Эти три божества составляли так называемую Капитолийскую троицу. (Она восходила к этрусской троице – Тиния, Уни, Менрва, – но после изгнания Тарквиниев этрусские связи Капитолийского храма были быстро забыты).

^{^[19]} 19.Ср.: XXI, 62, 8. Культ Юноны Царицы был перенесен в Рим из Вей, храм на Авентине был выстроен для нее в 392 г. до н.э. См.: V, 21, 3; 22, 3; 23, 7; 31, 3.

^{^[20]} 20.Ср.: XXI, 62, 8. О культе Юноны Спасительницы см.: примеч. 224 к кн. XXI.

^{^[21]} 21.См.: примеч. 228 к кн. XXI.

^{^[22]} 22.Ферония (имя, видимо, этрусское; по Варрону – сабинское) – древнее италийское божество, возможно, сельскохозяйственное (ср.: XXVI, 11, 8–9), но как‑то связанное с отпуском рабов на волю и с вольноотпущенниками. Почитание ее в Риме для более раннего времени неизвестно. Центром ее культа в Италия была Роща Феронии. См.: XXVI, 11, 89 и примеч. 55.

^{^[23]} 23.Ардея – город примерно в 26 км к югу от Рима (см.: примеч. 163 к кн. I; Страбон, V, 232).

^{^[24]} 24.Обычно это делали децемвиры по делам священнодействий.

^{^[25]} 25.Ежегодный праздник Сатурналий был древним и первоначально ограничивался одним днем 17 декабря, – днем посвящения храма Сатурна на форуме (предположительно рубеж VI и V вв. до н.э.). В 217 г. до н.э., о котором идет здесь речь, праздник был как бы основан заново: к нему было прибавлено «пиршество для народа» (превратившее его в веселый и вольный общенародный праздник) и, видимо, дополнительный день. Впоследствии в императорские времена продолжительность Сатурналий достигла семи дней.

^{^[26]} 26.Сервилий.

^{^[27]} 27.Арретий – город на севере‑востоке Этрурии (ныне Ареццо).

^{^[28]} 28.Нумидийцы, как воины, пришедшие из Африки с Ганнибалом, тоже относились к старому войску; Магон, младший брат Ганнибала, командовал всей замыкавшей колонну конницей (см.: Полибий, III, 79, 4).

^{^[29]} 29.Ср.: примеч. 196 к кн. XXI и 1 к кн. XXII. Из Испании Ганнибалом было приведено 37 слонов (Евтропий, III, 8, 2).

^{^[30]} 30.Как пишет Корнелий Непот (4, 3), – правый.

^{^[31]} 31.Фезулы – город в северной Этрурии (ныне Фьезоле).

^{^[32]} 32.О предыдущем консульстве Фламиния см.: периоху кн. XIX; XXI, 63, 2, а также примеч. 233 к кн. XXI. Успехи, о которых упоминает здесь Ливий, это аграрный закон 232 г. до н.э. (о нем см. в том же примеч.), победа над инсубрами (223 г. до н.э.), сооружение Фламиниевой дороги от Рима через Этрурию до Аримина и возведение Фламиниева цирка (220 г. до н.э.) и др.

^{^[33]} 33.См.: V, 46, 7.

^{^[34]} 34.Цицерон (О предвидении, I, 77), рассказывая об этом, сообщает, что Фламиний и его конь упали перед статуей Юпитера Становителя.

^{^[35]} 35.Цицерон (Там же) упоминает еще один дурной знак: при ауспициях куры не стали клевать предложенного им корма.

^{^[36]} 36.Кортона (у греч. авторов: Кротон, Киртоний) – город к северу от Тразименского озера – в Восточной Этрурии на р. Кланис.

^{^[37]} 37.Интересно сравнить с Ливиевым описание места Тразименской битвы в «Паломничестве Чайльд‑Гарольда» Байрона (песнь 4, строфы 62–65).

^{^[38]} 38.См.: XXI, 21, 12 и примеч. 76 к кн. XXI.

^{^[39]} 39.Эти похвалы Фламинию Ливий, возможно, заимствовал у Целия Антипатра (см. примеч. 133 к кн. XXI). У Полибия (III, 84, 6): «...Он раздумывал, как помочь себе, и совершенно отчаялся в спасении». Но в основном Ливиево описание битвы не расходится с Полибиевым.

^{^[40]} 40.Римский термин «когорта» для обозначения отряда из трех манипулов встречается у Полибия (XI, 23, 1‑в рассказе о событиях 207 г. до н.э.), но правильное разделение легиона на 10 когорт по три манипула каждая относится уже к гораздо более позднему времени (к рубежу II и I вв. до н.э.). Гастаты, принципы и триарии – три возрастных разряда римских солдат. Подробнее см.: VIII, 8, 3–13.

^{^[41]} 41.Об этом землетрясении упоминается у Цицерона (О предвидении, I, 78) со ссылкой на сочинения Целия Антипатра (чьему рассказу, вероятно, и следует здесь Ливий), а также у Плиния Старшего (Естественная история, II, 200).

^{^[42]} 42.Главным городом инсубров был Медиолан (нын. Милан).

^{^[43]} 43.Маны – боги преисподней. На надгробиях писали: богам‑манам такого‑то (далее имя умершего).

^{^[44]} 44.Здесь триарии – просто воины‑ветераны.

^{^[45]} 45.Ср.: примеч. 23 к книге XXI.

^{^[46]} 46.Как сообщает Овидий (Фасты, VI, 768), битва при Тразименском озере произошла 22 июня («за десять дней до календ»).

^{^[47]} 47.Полибий (III, 85, 5) говорит, что Ганнибал потерял всего 1500 человек, большинство из которых составляли кельты.

^{^[48]} 48.Полибий, который, как и Ливий, пользовался сочинением Фабия Пиктора (о нем см.: примеч. 129 к кн. XXI, а также примеч. 1 к кн. I), отмечал его пристрастие к римлянам и предостерегал читателей, которые, «зная, что писатель был современником описываемых событий и членом римского сената, по тому самому принимают всякое его известие за достоверное» (см.: Полибий, I, 14; III, 9, 1–5). Об участии Фабия Пиктора в событиях см. ниже: гл. 57, 5; кн. XXIII, 11, 1–6.

^{^[49]} 49.Комиций – часть форума, где происходили сходки и народные собрания по трибам. Выше него (по склону холма) располагалась курия – здание для заседаний сената.

^{^[50]} 50.Плиний Старший (Естественная история, VII, 180) относит эту историю к битве при Каннах. Сообщение Плиния повторяет Авл Геллий (III, 15, 4).

^{^[51]} 51.Подробней см.: Полибий, III, 86, 3–5 (консул Сервилий, стоявший у Аримина, «решил было соединить все свои войска с войсками товарища», но, так как «войско его было слишком тяжело», выслал вперед конников Центения, которые были частью истреблены, частью взяты в плен карфагенянами).

^{^[52]} 52.Область в Средней Италии между Этрурией и Адриатическим морем.

^{^[53]} 53.Аниен и Тибр.

^{^[54]} 54.Город в Южной Умбрии на Фламиниевой дороге.

^{^[55]} 55.Пицен – область в Средней Италии к югу от Анконы, примыкающая к Адриатическому морю.

^{^[56]} 56.Претутии жили в южной части Пицена (главный город Интерамния – ныне Терамо); Адрия (ныне Атри) – город в Южном Пицене (основан в 289 г. до н.э. как поселение на латинском праве) в 6 км от моря. Дальше к югу обитали (в ряду других племен Средней Италии) марсы (в районе Фуцинского озера), пелигны (их известные города Корфиний и Сульмон). См.: Страбон. V, 241–242; Ливий, VIII, 29, 4, примеч. 89).

^{^[57]} 57.Апулия – область на юго‑востоке Италии; Арпы и Луцерия (ныне Лучера) – североапулийские города. Таким образом, после битвы при Тразименском озере Ганнибал прошел далеко к югу.

^{^[58]} 58.Сервилий, отправляясь со своим консульским войском к югу, оставил в Северной Италии войска, которые и прежде находились там, чтобы сдерживать галлов.

^{^[59]} 59.Квинт Фабий Максим Веррукоз, вскоре прозванный также Кунктатором («Медлителем»), уже назначался около 221 г. до н.э. диктатором (об этой чрезвычайной должности см.: примеч. 47 к кн. II) для проведения выборов, но диктатора‑полководца не было с 249 г. до н.э.

^{^[60]} 60.См.: примеч. 227 к кн. XXI.

^{^[61]} 61.Эти обеты в предыдущей книге не упоминаются.

^{^[62]} 62.Великие (Римские) игры в честь Юпитера с IV в. до н.э. были ежегодными, но, видимо, могли (как это было принято изначально) даваться и по обету.

^{^[63]} 63.Эти обеты были даны соответственно Квинтом Фабием и претором Титом Отацилием (см.: XXII, 10, 10). Ими же в 215 г. были освящены оба храма, возведенные рядом на Капитолии (см.: XXIII, 30, 13; 31, 9; 32, 20). Храм Венеры Эрицинской (т.е. почитавшейся в Сицилии на горе Эрик, где находился ее знаменитый храм, воздвигнутый, по римскому преданию, Энеем после смерти Анхиза – Вергилий. Энеида, V, 759 сл.) был первым в Риме. Ранние изображения этой богини представляли ее в виде Победительницы. (Ср. также: XXX, 38, 10; примеч. 108 к кн. XXX). Культ Ума – или Благоразумия (Mens – по‑латыни женского рода) – т.е. качества, которого не хватало Фламинию, отвечал тяге римлян к обожествлению отвлеченных понятий (ср.: Овидий. Фасты, VI, 241 сл.: «Есть и Ума божество. Ему храм посвящен, чтоб вернее / Предотвращать на войне козни твои, Карфаген ‹...› Страх всю надежду изгнал, но к Ума божеству обратился / Римский сенат и тотчас стал благосклоннее Ум» (пер. Ф. Петровского). Известно также, что богиня Благоразумия почиталась в греческих городах Южной Италии.

^{^[64]} 64.«Священная весна» – обычай, заключавшийся, согласно Фесту в сокращении Павла Диакона (519 L.), в том, что в случае крайней опасности для государства давали обет принести в жертву всех животных, которые будут рождены в течение ближайшей весны (в древности, по Фесту, обет включал в себя и человеческие жертвоприношения). Это единственный, известный из источников, пример такого обета. Он был выполнен только 21 год спустя (в 195 г. до н.э.) и, как сочли понтифики, не по правилам, так что в следующем году жертвоприношения были повторены (см.: XXXIII, 44, 1–2; XXXIV, 44, 1–3). О лектистернии ср.: примеч. 228 к кн. XXI.

^{^[65]} 65.«Несчастные», или «черные» дни (atri dies) – определенные дни месяца или года, связанные со скорбными событиями или знамениями. Они же, видимо, считались и «заповедными» (religiosi dies) – в эти дни возбранялось совершать жертвоприношения и начинать новое дело (ср.: примеч. 8 и 11 к кн. VI).

^{^[66]} 66.Видимо, речь здесь идет о «тяжелых» (фунтовых) ассах (см.: примеч. 92 к кн. IV), а не уменьшенный в весе асс, впервые выпущенный, согласно Плинию (Естественная история, XXXIII, 45), при диктаторе Квинте Фабии.

^{^[67]} 67.Ср.: примеч. 27 к кн. V.

^{^[68]} 68.Тибур (ныне Тиволи) – город в Лации на берегу р. Аниен.

^{^[69]} 69.О Фламиниевой дороге см. выше, примеч. 32.

^{^[70]} 70.Окрикул – город на юге Умбрии, примерно в 66 км от Рима.

^{^[71]} 71.Ср.: Полибий, III, 87, 8; «Диктатор – полномочный вождь, с назначением которого все должностные лица в Риме, за исключением народных трибунов, немедленно слагают с себя власть». (Должностные лица в войсках, конечно, пользовались властью, но беспрекословно подчинялись диктатору).

^{^[72]} 72.Остия – портовый город близ Рима в устье Тибра.

^{^[73]} 73.Коза (Косса) – прибрежный город в Этрурии. Сюда в 273 г. до н.э. было выведено римлянами поселение латинского права и построены укрепления для защиты побережья.

^{^[74]} 74.Консул Сервилий был отстранен Фабием от командования сухопутными войсками (см.: Полибий, III, 88, 8).

^{^[75]} 75.Эта мера была экстраординарной – обычно вольноотпущенники на военную службу не принимались. Ср.: X, 21. 4.

^{^[76]} 76.Тибур – город в Лации северо‑западнее Пренесты (см. примеч. 7) и несколько ближе к Риму. О Латинской дороге см. у Страбона (V, 237–238). Она отходила от Аппиевой близ Рима, шла через Тускуланскую гору между Тускулом и Альбанской горой к Ферентину, а затем через Казин, Теан Сидицинский и Калы к Казилину, где соединялась с Аппиевой. Арпин – город в юго‑восточном Лации к северу от Латинской дороги.

^{^[77]} 77.Гирпины, – по Страбону (V, 250), от самнитского «гирпус» («волк») – племя горцев, обитавшее в Южном Самнии, так что Ганнибал переходил из их области собственно не в Самний, а в область кавдинов, живших севернее. Оба племени (как и френтаны и пентры) входили в свое время в старый самнитский союз. Города гирпинов: Компса, Эклан и др.

^{^[78]} 78.Беневент – самнитский (по Плинию, даже гирпинский) город. В 268 г. до н.э. туда было выведено римлянами укрепленное поселение латинского права, чтобы держать под контролем стратегически важные дороги.

^{^[79]} 79.Телезия – самнитский город к северо‑западу от Беневента. Была вновь взята Фабием в 214 г. до н.э. (см.: XXIV 20, 5). (Полибий (III, 90, 7–8) называет в этой связи не Телезию, а Венузию – видимо ошибочно).

^{^[80]} 80.Капуя – главный город Кампании. Основана этрусками в 424 г. до н.э. (согласно IV, 37, 1), захвачена самнитами (или сабеллами?); в 343 г. до н.э. признала римскую власть (VII, 37, 4); в 338 г. до н.э. ее граждане получили римское гражданство без права голосования (VIII, 14, 10). О роли и судьбе Капуи во Второй Пунической войне см. ниже: кн. XXIII–XXVI.

^{^[81]} 81.Казин – последний (считая от Рима) город Лация на латинской дороге, которая дальше идет по Кампании.

^{^[82]} 82.Казилин – город в Северной Кампании на р. Вултурн недалеко от Капуи. Конечный пункт Латинской дороги (см. выше: примеч. 76).

^{^[83]} 83.Аллифы, Кайятия и Калы – города Самния и Кампании к северу и северу‑западу от Казилина. Стеллатская равнина – плодородная область в Кампании к северо‑западу от Капуи и Казилина.

^{^[84]} 84.Фалернская область, знаменитая своими виноградниками, находилась в Северной Кампании между горой Массик и р. Вултурн. Синуэсса – последний по побережью город Лация на границе с Кампанией на Аппиевой дороге. Сюда в 296–295 г. до н.э. была выведена колония римских граждан для защиты Кампании от самнитов (см.: X, 21, 7).

^{^[85]} 85.Горная гряда, разделяющая Лаций и Кампанию.

^{^[86]} 86.Т.е. до западной оконечности горной гряды.

^{^[87]} 87.См.: XXI, 7–19.

^{^[88]} 88.Т.е. Синуэссы.

^{^[89]} 89.Марк Фурий Камилл (ср.: V, 46, 11 и далее).

^{^[90]} 90.Ср.: V, 48, 3, примеч. 123); V, 49, 1–5.

^{^[91]} 91.См.: V, 49, 6 и примеч. 126 к кн. V.

^{^[92]} 92.См.: IX, 4–6.

^{^[93]} 93.См.: IX, 15.

^{^[94]} 94.Этот апулийский город (ср. примеч. 57) был в руках самнитов.

^{^[95]} 95.Речь идет о битве при Эгатских островах. См. примеч. 39 к кн. XXI.

^{^[96]} 96.Калликула – горный перевал близ Кал.

^{^[97]} 97.Калы – город в Северной Кампании (ср. выше: примеч. 76 и 83).

^{^[98]} 98.Таррацина (у вольсков – Анксур. См.: IV, 59, 4) – город в Южном Лации на Аппиевой дороге (около 93 км от Капенских ворот Рима). Проход через горы, о котором идет речь, назывался Лавтулы (см.: VII, 39, 7). Но сюда Ганнибалу еще нужно было дойти (через Казилин или Синуэссу, расположенные тоже на Аппиевой дороге).

^{^[99]} 99.По Полибию (III, 92, 11), Фабий «расположился станом ‹... › над тесниною на некоем господствовавшем над нею холме».

^{^[100]} 100.Скалы над приморским городом Формиями в Южном Лации. Некоторые римские писатели отождествляли их со страшными скалами гомеровских лестригонов (ср.: Одиссея, X, 80–131).

^{^[101]} 101.Литерн – город близ устья одноименной реки, недалеко от Кум. Леса, о которых здесь упоминается, это, видимо, «Куриный лес» (Silva Gallinaria) неподалеку от Литерна – далеко тянувшийся «лес кустарниковых деревьев ‹... › в безводной и песчаной области» (Страбон, V, 243; ср.: Ювенал III, 307).

^{^[102]} 102.Ср.: Полибий, III, 93, 3 сл.; Плутарх. Фабий, 6.

^{^[103]} 103.Аллифы – город в Самнии. Ср. выше гл. 13, 6.

^{^[104]} 104.См. выше: примеч. 56.

^{^[105]} 105.Гереоний (Геруний) город в Апулии (между Ларином, Теаном Апулийским, Луцерией). По Полибию (III, 100, 1–5), Ганнибал взял этот богатый хлебом (и отнюдь не покинутый) город после кратковременной осады (ср. также у Ливия: XXII, 24, 5), а стены и большую часть жилищ оставил, чтобы использовать для хлебных складов во время зимовки (согласно Ливию, спалил), а лагерь разбил «перед городом»).

^{^[106]} 106.Ларин – город самнитского племени френтанов на р. Тиферн – близ границы Самния с Апулией (известен по речи Цицерона за Клуенция).

^{^[107]} 107.См.: примеч. 26 к кн. XXI.

^{^[108]} 108.Ср.: XXI, 22, 4.

^{^[109]} 109.См.: примеч. 217 к кн. XXI.

^{^[110]} 110.Корабль на стоянке привязывался канатом к берегу за корму, а нос его удерживался другим – якорным.

^{^[111]} 111.Согласно Полибию (III, 96, 4), карфагеняне потеряли «два корабля вместе с командою, а с четырех других – весла и воинов».

^{^[112]} 112.См.: примеч. 82 к кн. XXI.

^{^[113]} 113.Под Новым Карфагеном и произрастал в изобилии спарт (см.: Страбон, III, 160). Видимо, и Лонгунтика находилась неподалеку.

^{^[114]} 114.Спарт – эспарто, растение (Stipa tenacissima L.), волокна которого использовались для изготовления канатов и веревок, а также грубых тканей (см.: Плиний. Естественная история, XIX, 26–28).

^{^[115]} 115.Эбус (ныне Ивиса) – финикийское название большего из Питиусских островов у восточного побережья Испании.

^{^[116]} 116.Позднее (с 197 г. до н.э.) Испания была разделена на две провинции: Ближнюю (или Тарраконскую) Испанию и Дальнюю, которая включила в себя юго‑западное побережье и Бетику (Южную Испанию, название – от р. Бетис, ныне Гвадалквивир).

^{^[117]} 117.Кастулон (ныне Казлона) – город племени оретанов (о них см.: примеч. 12 к кн. XXI) в верховьях Бетиса, в местах известных серебряными и свинцовыми рудниками. Был расположен на главном пути от Пиренеев к Гадесу. Проход через горы Сьерра‑Морены находился к северу от города.

^{^[118]} 118.Илергавонцы, илергавоны – иберийское племя, обитавшее в Тарраконской Испании у реки Ибер (ср.: Цезарь. Гражданская война, I, 60, 2; ср. также: Плиний. Естественная история, III, 3, 3(4), 20).

^{^[119]} 119.Букв.: «Новый флот». Это место находилось, видимо, между Илердой (см.: примеч. 79 к кн. XXI) и Тарраконом (см.: примеч. 217 к кн. XXI).

^{^[120]} 120.Назначение в Испанию Публий Корнелий Сципион получил еще как консул 218 г. до н.э., но тогда для войны в Испании он оставил там легатом своего брата Гнея, а сам отправился вслед за Ганнибалом. Сейчас он возвращался в Испанию с проконсульскими полномочиями (см.: XXI, 60, 1; Полибий, III, 97, 2 сл.).

^{^[121]} 121.По Полибию, двадцать.

^{^[122]} 122.Очевидно, Сагунт так и не был разрушен полностью (ср.: XXI, 13, 6).

^{^[123]} 123.См. ниже: гл. 24.

^{^[124]} 124.Так когда‑то Кориолан, приведший вражеское войско к Риму, опустошая поля, приказал оставлять нетронутыми земли патрициев, чтобы тем самым посеять вражду между ними и плебеями (см.: II, 39, 5–6).

^{^[125]} 125.Подробней см.: Плутарх. Фабий, 7.

^{^[126]} 126.См. выше: гл. 18, 7 и примеч. 105.

^{^[127]} 127.Ср.: Полибий, III, 101.

^{^[128]} 128.Бовиан – главный город самнитского племени пентров (см.: IX, 31, 4).

^{^[129]} 129.См. выше: XXII, 6, 4 (о Гае Фламинии); 11,7 (о Гнее Сервилии).

^{^[130]} 130.Тит Отацилий и Авл Корнелий Маммула.

^{^[131]} 131.В оригинале – «более умеренное». Это странное предложение фактически уничтожало различие между диктатурой и консульством (ср. ниже, примеч. 136). Ливий (или его источник – ср. примеч. 138) говорит об «уравнении в правах» (или «во власти») диктатора и начальника конницы, но нигде не называет Минуция прямо диктатором. Полибий (III, 103, 4 и 8), напротив, пишет именно о «двух диктаторах для ведения одной и той же войны, чего раньше у римлян не бывало никогда». Ср., впрочем, и у Ливия ниже, в гл. 27, 3 («нигде в летописях подобное не упомянуто») и там же в § 8 (где Фабий называет Минуция «сотоварищем» по должности). Известна и посвятительная надпись Минуция‑диктатора, которую еще Моммзен связывал с описываемыми здесь событиями. Версию о двух диктаторах разделяет и ряд современных исследователей.

^{^[132]} 132.Возможно, намек на бегство Публия Сципиона в Плацентию и Кремону после поражения при Требии (ср.: XXI, 56, 8).

^{^[133]} 133.Бывший консул 227 г. до н.э.

^{^[134]} 134.Это было так называемое плебейское постановление (plebiscitum), имевшее, однако силу закона для всего народа. См.: III, 55, 3; ср. также: примеч. 90 и 92 к кн. III.

^{^[135]} 135.Ср. рассказ Ливия о том, как в 325 г. до н.э. во время войны с самнитами диктатор Папирий Курсор хотел казнить начальника конницы Фабия Максима Руллиана (кстати сказать, прадеда Фабия Кунктатора), который в отсутствие диктатора и вопреки его приказанию дал самнитам сражение и одержал победу (см.: VIII, 29, 9 и далее).

^{^[136]} 136.Так пользовались равной властью два консула, если оба участвовали в одной кампании (ср. ниже: гл. 41, 3; см. также: II, 1, 8 и примеч. 4 к кн. II). В данном случае выбор между чередованием дней командования и разделением войска был, по версии Полибия (III, 103, 7–8), предложен Фабием и сделан Минуцием.

^{^[137]} 137.См. выше: примеч. 131.

^{^[138]} 138.В рукописной традиции: «не быстрее». Перевод – по конъектуре Липсия, опирающейся на текст Плутарха (Фабий, 12), где Фабий говорит: «Клянусь Геркулесом, Минуций губит себя куда скорее, чем я предполагал, но куда медленнее, нежели он сам к этому рвался». Ливий в этой части повествования пользуется тем же источником, что и Плутарх, но Ливиево изложение более сжато.

^{^[139]} 139.Цитата из поэмы Гесиода «Работы и дни» (ст. 293 сл.).

^{^[140]} 140.Патрон (от лат. pater – «отец») – в римском обществе защитник и покровитель, чьи специфические отношения с нижестоящими подзащитными – вольноотпущенниками и клиентами (см. примеч. 41 к кн. II) – осмысливались как патриархальные («для отпущенника и сына личность отца и патрона должна быть всегда священной и чтимой». – Дигесты, 37, 15, 9, Ульпиан).

^{^[141]} 141.Трибунал – четырехугольное возвышение, на котором восседали (в курульном кресле – см. примеч. 68 к кн. II) должностные лица, при исполнении обязанностей. В лагере находился перед палаткой полководца.

^{^[142]} 142.Подобно тому, как его солдаты приветствовали Фабиевых солдат званием патронов (ср.: примеч. 140).

^{^[143]} 143.См. выше: примеч. 134.

^{^[144]} 144.От битвы при Тицине (осень 218 г.) до описываемых событий прошло около года (Фабий сложил с себя должность в середине осени 217 г. до н.э. – см. выше, гл. 32, 1), но Ливий считает годы по военным кампаниям.

^{^[145]} 145.Ср.: Плутарх. Фабий, 12.

^{^[146]} 146.Менига (Менинга – ныне Джерба) – остров в Малом Сирте (ныне залив Габес южнее г. Тунис).

^{^[147]} 147.Церцина (ныне Керкена) остров с одноименным городом в Малом Сирте.

^{^[148]} 148.Полибий (III, 96, 13) не упоминает о высадке Сервилия в Африке. Не упоминает он и о взятии Мениги, но пишет о взятии небольшого островка Коссуры (Коссира) – к востоку от Карфагена.

^{^[149]} 149.Т.е. на севере Апеннинского полуострова, поблизости от Аримина. (Ливий возвращается здесь ко времени избрания Фабия Максима в диктаторы.)

^{^[150]} 150.Тут, как отмечает Б. Фостер, Ливий вступает в полемику с общепринятой версией, которой выше следовал сам (XXII, 8, 6). Теперь он отвергает ее как версию Целия (яркий пример обыкновения древних авторов ссылаться на источник лишь при полемике). Фостер, кажется, склонен поверить аргументации Ливия, но нельзя исключить, что именно здесь мы имеем дело с позднейшим «исправлением» истории, возможно, внушенным убежденностью в том, что римляне не могли отступать от установленного порядка.

^{^[151]} 151.Филипп V (221–179 гг. до н.э.). Римлянам предстояло воевать с ним в 216–205 гг. до н.э. (Первая Македонская война) и в 200–197 гг. до н.э. (Вторая Македонская война).

^{^[152]} 152.Деметрий Фарийсквй, или Деметрий из Фароса (Фарии) – города на одноименном острове в Адриатическом море близ иллирийских берегов (не путать с Фаросом в Александрии) – был поставлен иллирийской царицей Тевтой над островом Коркирой (в Адриатическом море), но во время римско‑иллирийской войны 229–228 гг. до н.э. предал его римлянам, за что был вознагражден властью над несколькими островами. В 219 г. до н.э. решил воспользоваться римско‑карфагенским конфликтом и отложился от римлян, но был ими разбит и бежал в Македонию к Филиппу V.

^{^[153]} 153.Ср.: XXI, 25.

^{^[154]} 154.Посаженному римлянами на иллирийский престол в 228 г. до н.э. (после их победы над царицей Тевтой).

^{^[155]} 155.Ливий выше ничего не сообщал об этом солдатском мятеже, но, видимо, он возник в ходе событий 218 г. до н.э. (ср.: XXI, 25–26, 2). О «двух годах» ср.: примеч. 144. О посвящении храма в 216 г. до н.э. см.: XXIII, 21, 7.

^{^[156]} 156.Городской претор как «младший сотоварищ» консулов замещал их в их отсутствие.

^{^[157]} 157.Дуумвиры – здесь комиссия из двух человек, ведавшая сооружением или освящением храма, возводимого по обету должностного лица. Ср.: VII, 28, 5.

^{^[158]} 158.Т.е. в городской крепости, находившейся на одной из двух вершин Капитолийского холма (на другой стоял знаменитый храм Юпитера). Храм Согласия, составленный но обету Манлия, был посвящен в 216 г. (см.: XXIII, 21, 7). Он стоял, видимо, на восточной стороне холма выше более древнего большого храма того же божества, воздвигнутого Камиллом в 367 г. до н.э. (см.: Плутарх. Камилл, 42).

^{^[159]} 159.Интеррекс («междуцарь» – см.: I, 17, 5–6). В республиканское время выбирался (сенаторами‑патрициями из своей среды) для проведения внеочередных выборов в случае гибели обоих консулов. Он правил не более пяти дней, затем назначал себе преемника и так далее, покуда консулы не будут избраны.

^{^[160]} 160.Должностные лица, при избрании которых были допущены какие‑либо погрешности или не были приняты во внимание дурные знамения, считались «избранными огрешно» и не могли оставаться в должности.

^{^[161]} 161.Точнее, «между отцами и плебсом».

^{^[162]} 162.Нелепость этого обвинения видна из того, что политика Фабия вызывала острое недовольство значительной части сената.

^{^[163]} 163.«Новый человек» – тот, кто благодаря личным заслугам первым в своем семействе получил курульную должность (см.: примеч. 95 к кн. VI).

^{^[164]} 164.Собственно: «плебс» и «отцы».

^{^[165]} 165.См. выше: примеч. 159.

^{^[166]} 166.Так как он и должен был проводить эти выборы.

^{^[167]} 167.Луций Эмилий Павел был консулом в 219 г. до н.э. вместе с Марком Ливием Салинатором, который по истечении срока должности был осужден по обвинению в растрате денег из военной добычи (в войне с Деметрием Фарийским – ср. выше: примеч. 152).

^{^[168]} 168.Марцелл уже успел прославиться. В войне с галлами он, будучи консулом (в 222 г. до н.э.), одержал победу при Кластидии, убив в этом сражении предводителя галлов Вирдомара (или Бритомарта). См. периоху кн. XX, а также: Валерий Максим, III, 2, 5; Плутарх, Марцелл, 7; ср. также: I,10, 7 и примеч. 48 к кн. I.

^{^[169]} 169.Т.е. в Сивиллиных книгах.

^{^[170]} 170.Ариция – город на Аппиевой дороге (примерно в 24 км от Рима).

^{^[171]} 171.Текст оригинала в этом месте не вполне исправен. Перевод – по изданиям Б.О. Фостера и Т.А. Дори. О повторности этого знамения (ср. выше: XXII, 1, 10 и примеч. 11 к наст. книге).

^{^[172]} 172.Или «на улице с арками» (пер. Я.П. Иванухи под ред. П. Адрианова).

^{^[173]} 173.Пестум (первоначально Посейдония, ныне Пести) – город на западном побережье Лукании (см. примеч. 181). Основан в VII в. до н.э. греками из Сибариса; на рубеже IV в. до н.э. захвачен луканцами, с 273 г. до н.э. – римская колония с правом латинского гражданства. Во время Второй Пунической войны сохранял верность Риму. Ср.: XXVI, 39, 5; XXVII, 10, 8.

^{^[174]} 174.В битве при Тразименском озере (см. выше, гл. 6).

^{^[175]} 175.Модий – мера объема сыпучих тел – 8,74 л.

^{^[176]} 176.Ср. выше, гл. 31, 6.

^{^[177]} 177.Ср.: III, 20, 3. Видимо, такова же была клятва, о которой шла речь в гл. 11, 8.

^{^[178]} 178.Речь идет о Минуции Руфе.

^{^[179]} 179.Варрона.

^{^[180]} 180.См, выше: гл. 16, 6; 17, 5.

^{^[181]} 181.Лукания – область в Южной Италии между Тирренским морем в Тарентским заливом (южнее Кампании, Самния, Апулии и севернее Бруттия).

^{^[182]} 182.Римский полководец возил с собой в походы «цыплятника» со священными курами, который сообщал ему о благоприятных и неблагоприятных знамениях (по жадности, с какой куры клевали корм) (ср.: VI, 41, 8; VIII, 30, 2, а также примеч. 92 к кн. VIII).

^{^[183]} 183.См. выше, гл. 3, 11–14 и далее гл. 4–6; Цицерон. О природе богов, II, 8.

^{^[184]} 184.В 249 г. до н.э. при Дрепане (Западная Сицилия). См.: периоха кн. XIX; Цицерон. О природе богов, II, 7: «Он (Клавдий), когда выпущенные из клетки куры не стали клевать, велел бросить их в воду – пусть пьют, раз не хотят есть. Его смех, после того как флот потерпел поражение, стоил ему многих слез, а римскому народу принес великое горе».

^{^[185]} 185.Формии – приморский город в Южном Лации. Сидицины – народность в Северной Кампании (их город – Теан Сидицинский).

^{^[186]} 186.В 217 г. до н.э.

^{^[187]} 187.Согласно Полибию (III, 107 сл.) прошлогодние консулы еще командовали войсками под Гереонием, когда Ганнибал двинулся к югу и занял крепость разрушенных Канн, служившую римлянам хлебным складом. Проконсулы запросили сенат, который высказался за битву. Им, однако, было предписано выжидать, а новые консулы с добавочным войском были (только тогда) отправлены на войну, а по прибытии снялись с лагеря.

^{^[188]} 188.Ср. выше, гл. 41, 6–9. Некоторые комментаторы предполагают здесь удвоение событий – как следствие сочетания двух версий (Целия Антипатра и Валерия Антиата); другие считают все повествование в главах 40–43 сочинением Антиата.

^{^[189]} 189.Ср.: гл. 42, 4.

^{^[190]} 190.Юго‑восточный ветер (сирокко).

^{^[191]} 191.Канны находились у Авфида (ныне р. Офанто) на правом его берегу близ Адриатического побережья.

^{^[192]} 192.Выше в гл. 40, 5 ничего не говорится о том, каково было расстояние между двумя римскими лагерями под Гереонием (сказано только, что меньший из них был ближе к Ганнибалу).

^{^[193]} 193.Больший лагерь, судя по всему изложению, находился на левом берегу, меньший – на правом, где происходила и битва.

^{^[194]} 194.Такой способ приобретения земли в собственность был известен римскому праву, – разумеется, при законном владении. (Так что здесь это просто метафора).

^{^[195]} 195.«Испанский» меч вошел и в вооружение римских легионеров (см.: Полибий, VI, 23, 7).

^{^[196]} 196.Ср. выше, гл. 43, 10.

^{^[197]} 197.Текст не вполне исправен. В издании Вайсенборна – Мюллера конъектура: «косым плотным строем».

^{^[198]} 198.«Клин» (coneus) – здесь выдвинутый вперед выступ в центре перед ней линии (ср.: Полибий, III, 113, 8, где это построение описано в других выражениях).

^{^[199]} 199.На месте смятого ими «клина».

^{^[200]} 200.Ср.: Полибий, III, 115, 9 сл.

^{^[201]} 201.«Перепугавшись, бежали» римляне на левом фланге (правый был почти уничтожен), а «упрямо бились» в центре.

^{^[202]} 202.Ср.: Полибий, III, 116, 7 сл.

^{^[203]} 203.Т.е. в центре (ср.: Полибий, III, 116, 1 сл.).

^{^[204]} 204.Спешившись, всадники уже теряли возможность спастись.

^{^[205]} 205.См. выше, гл. 35, 3 и примеч. 167.

^205a205a.Венузия (ныне Веноза) – город в Апулии, в пограничной с Луканией области, поблизости от Канузия (см. ниже, примеч. 212). С 291 г. до н.э. – римская колония латинского права.

^{^[206]} 206.Другие источники дают следующие цифры римских потерь: Евтропий (III, 10, 3) – 40 тыс. пехоты и 3 тыс. конницы; Аппиан (VII, 4, 25), сам Ливий (см. ниже, гл. 59, 5; 60, 14; XXV, 6, 13) и Плутарх (Фабий, 16) – 50 тыс. чел.; Квинтилиан (VIII, 6, 26) – 60 тыс. человек, Полибий (III, 117, 4) – около 70 тыс. человек.

^{^[207]} 207.Т.е. два квестора, состоявших при том и другом консуле.

^{^[208]} 208.Всего в войске из восьми легионов (см. гл. 36, 2) их должно было быть 48 (по шести в легионе).

^{^[209]} 209.В 221 г. до н.э.

^{^[210]} 210.Т.е. уже занимавших курульные должности (т.е. должности курульных эдилов, преторов, консулов).

^{^[211]} 211.См.: V, 38.

^{^[212]} 212.Канузий – город в Апулии на правом берегу Авфида близ Адриатического моря. Подчинился римской власти в 318 г. (см.: IX, 20, 4).

^{^[213]} 213.Ср. выше, гл. 7, 5 и ниже, гл. 52, 2.

^{^[214]} 214.Здесь в латинском тексте полный гекзаметрический стих и часть следующего. Возможно, это цитата из Энния (может быть, заимствованная через Целия Антипатра).

^{^[215]} 215.По Фронтину (IV, 5, 7), за Семпронием и другим военным трибуном (Гнеем Октавием) последовали лишь 12 всадников и 50 пехотинцев.

^{^[216]} 216.Согласно Авлу Геллию (X, 24, 6–7), этот знаменитый рассказ восходит ко 2‑й кн. «Истории» Целия Антипатра, который, в свою очередь, заимствовал его из «Начал» Катона. См. также: Валерий Максим, IX, 5, 4, доб. 3; Флор, I, 22 (II, 6), 19; Плутарх. Фабий 17.

^{^[217]} 217.Т.е. они были поражены сзади во время бегства. Ср.: Гораций. Оды, III, 2, 13 сл.: «И честь и радость – пасть за отечество! / А смерть равно разит и бегущего / И не щадит у тех, кто робок, / Спин и поджилок, затрепетавших» (пер. А. Семенова‑Тян‑Шанского).

^{^[218]} 218.Буквально (и более точно): по 300 «квадригатов» – серебряных монет с изображением квадриги, т.е. колесницы Юпитера, выпускавшихся примерно с 235 г. до н.э. и не имевших твердого курса по отношению к меди. Они предшествовали собственно денариям, выпускавшимся с 209 г. до н.э. и приравненных к 10 ассам (отсюда и название) по 1/6 римского фунта (позднее – около 130 г. до н.э. установился курс денария в 16 ассов, но название монеты осталось прежним). Квадригатами пользовались и римские союзники.

^{^[219]} 219.Полибий (III, 117, 7 сл.) сообщает другую версию: Эмилий Павел оставил в лагере около 10 тыс. солдат, которым надлежало во время битвы напасть на вражеский лагерь, но и Ганнибал оставил в лагере охрану, а после сражения пришел на помощь своим, перебив две тысячи римлян, остальных запер в их лагере и взял в плен.

^{^[220]} 220.Согласно Валерию Максиму (IV, 8, 2), она снабдила продовольствием 10 тыс. римских граждан и не обеднела.

^{^[221]} 221.Ему было около 19 лет (ср.: XXI, 46, 7 и примеч. 158 к кн. XXI).

^{^[222]} 222.Солдаты в те времена могли носить тогу, служа в гарнизоне, или на зимних квартирах.

^{^[223]} 223.Ливий имеет в виду битву при Заме 202 г. до н.э. См.: XXX, 32 сл.

^{^[224]} 224.Гостилиева курия – обычное место заседания сената. См.: I, 30, 2 и примеч. 91 к кн. I.

^{^[225]} 225.Как сообщает (со ссылкой на 5‑ю кн. «Летописи» Клавдия Квадригария) Авл Геллий (V, 17, 5), сражение при Каннах произошло за четыре дня до секстильских нон (т.е. 2 августа), известный вам весенний праздник в честь Цереры (Цереалии) справлялся 12–19 апреля (Овидий, Фасты, IV, 393 сл.). Ливий, очевидно, имеет в виду какой‑то другой праздник (месяц Секстилий находился под покровительством Цереры).

^{^[226]} 226.Тит Отацилий, собственно, уже имел флот (см. выше, гл. 31, 6; 37, 13); другой флот, переданный Марцеллом Фурию Филу (гл. 57, 8), вскоре появился в Лилибее (см. XXIII, 21, 2).

^{^[227]} 227.См.: XXII, 35, 6 и примеч. 168.

^{^[228]} 228.Ср.: VIII, 15, 8. Подробно о казни для весталки, нарушившей обет целомудрия, см.: Плутарх. Нума, 10; Плиний Младший. Письма. IV, 11, 4–10. Коллинские ворота (в Сервиевой стене) находились у северо‑восточной оконечности Квиринала.

^{^[229]} 229.О «младших» понтификах упоминают Фест (152 L.) и Лактанций (V, 9, 12).

^{^[230]} 230.О нем см.: примеч. 129 к кн. XXI; примеч. 48 к кн. XXII.

^{^[231]} 231.О человеческих жертвоприношениях на Бычьем рынке упоминают Плиний Старший (Естественная история, XXXVIII, 2, 12) и Орозий (IV, 13).

^{^[232]} 232.Марк Юний Пера – бывший консул 230 г. до н.э. и цензор 225 г. до н.э. Начальник конницы Тиберий Семпроний Гракх до назначения был курульным эдилом 216 г. до н.э. В 215 г. он был консулом, в 214 г. проконсулом, в 213 г. консулом второй раз, в 212 г. погиб в Лукании (в дальнейшем Ливий нередко именует его Тиберием Гракхом или просто Гракхом).

^{^[233]} 233.Ср.: Цицерон. Об обязанностях, III, 113–115.

^{^[234]} 234.Ср.: XXII, 61, 4.

^{^[235]} 235.См.: V, 48, 8–9; ср., однако, далее и примеч. 126 к кн. V.

^{^[236]} 236.Во время войны Рима с Тарентом и его союзником эпирским царем Пирром (см. примеч. 42 к кн. XXI), после поражения римлян при Гераклее (на р. Сирис) в 290 г. до н.э. См. периоху кн. XIII; более подробная в сложная версия у Плутарха (Пирр, 20 сл.).

^{^[237]} 237.См. предыд. примеч.

^{^[238]} 238.Сходное отношение к «бежавшим с поля боя» проявилось в постановлении цензоров Марка Атилия Регула и Публия Фурия Фила (214 г. до н.э.) о взыскании, наложенном на солдат из остатков войска, уцелевших после каннской битвы (см.: XXIV, 18, 9).

^{^[239]} 239.Женщинам в Комиции полагалось стоять поодаль. Ср.: I, 48, 5.

^{^[240]} 240.В 343 г. до н.э.

^{^[241]} 241.См.: VII, 35–36.

^{^[242]} 242.Эта история была рассказана Ливием в кн. XVII (см. периоху). Она относится к 258 г. до н.э. Вырученные военным трибуном легионы принадлежали консулу Авлу Атилию Кайатину (или Калатину?), воевавшему тогда в Сицилии. Рассказ этот у Авла Геллия (III, 7) приведен со ссылкой на «Начала» Катона и даже с цитатой из них, где деяние малоизвестного римлянина приравнивается к прославленному подвигу лакедемонянина Леонида при Фермопилах. Но у Катона доблестный трибун именовался Квинтом Цедицием, а у Клавдия Квадригария (согласно тому же Геллию) – Лаберием.

^{^[243]} 243.Т.е. в первом же светлом часу суток.

^{^[244]} 244.Ганнибал, однако, выручил свои деньги, распродав пленных. См.: XXXIV, 50, 5–6 (со ссылкой на Полибия), где рассказывается об освобождении этих пленных из рабства в 194 г. до н.э. греческими государствами по требованию Фламинина. Ахейский союз ассигновал 100 талантов для выкупа их у господ. Всего, по Валерию Максиму (V, 2, 6), тогда было возвращено 2 тыс. пленных, но еще больше, надо думать, погибло за 22 года.

^{^[245]} 245.Следующий далее рассказ, видимо, соединяет две версии: более распространенную о десяти послах (ее Ливий придерживался до сих пор) и другую – о трех послах, – переданную Аппианом (Войны с Ганнибалом, 28, 118 сл.), который утверждает также, что Ганнибал истребил всех пленных. Соединение этих версий Б.О. Фостер предположительно возводит к современнику Катона Гаю Ацилию, писавшему по‑гречески (ср.: Цицерон. Об обязанностях, III, 115).

^{^[246]} 246.Ср.: XXIII, 21, 6.

^{^[247]} 247.В 214 г. до н.э. были избраны цензоры Марк Атилий Регул и Публий Фурий Фил. См.: XXIV, 11, 6.

^{^[248]} 248.Карфагенских полководцев, по чьей вине было проиграно сражение, или вообще оказавшихся неугодными, распинали на кресте. См.: XXXVIII, 48, 13; Валерий Максим, II, 7, доб. 1.

Внимание! Сайт является помещением библиотеки. Копирование, сохранение (скачать и сохранить) на жестком диске или иной способ сохранения произведений осуществляются пользователями на свой риск. Все книги в электронном варианте, содержащиеся на сайте «Библиотека svitk.ru», принадлежат своим законным владельцам (авторам, переводчикам, издательствам). Все книги и статьи взяты из открытых источников и размещаются здесь только для ознакомительных целей.
Обязательно покупайте бумажные версии книг, этим вы поддерживаете авторов и издательства, тем самым, помогая выходу новых книг.
Публикация данного документа не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Но такие документы способствуют быстрейшему профессиональному и духовному росту читателей и являются рекламой бумажных изданий таких документов.
Все авторские права сохраняются за правообладателем. Если Вы являетесь автором данного документа и хотите дополнить его или изменить, уточнить реквизиты автора, опубликовать другие документы или возможно вы не желаете, чтобы какой-то из ваших материалов находился в библиотеке, пожалуйста, свяжитесь со мной по e-mail: ktivsvitk@yandex.ru