|
|
Главная
Книги список категорий
Ссылки
Обмен ссылками
Новости сайта
Поиск
|
1. (1) Консулы Гней Сервилий [Цепион] и Гай Сервилий [Гемин][1] (это был шестнадцатый год [203 г.] войны с Карфагеном) доложили сенату о состоянии государства, о войне и о провинциях. (2) Сенаторы постановили: пусть консулы договорятся между собой или бросят жребий, кому идти в Бруттий против Ганнибала, кому в Этрурию и Лигурию;[2] (3) получивший Бруттий примет войско от Публия Семпрония; Публий Семпроний, чья власть продлевается на год, как проконсул сменит Публия Лициния[3], (4) а тот вернется в Рим. Лициний на войне показал себя хорошо, и не было в то время человека, которого природа и судьба так осыпали бы своими дарами: (5) он был знатен и богат; на редкость красив и силен, слыл красноречивейшим оратором, умел вести защиту в суде, говорить перед сенатом и перед народом, убеждать и разубеждать слушателей. Он был лучшим знатоком священного права. (6) А когда был консулом, приобрел и воинскую славу[4]. Решение об Этрурии и Лигурии было таким же, как и о Бруттии; (7) Марку Корнелию командование продлили, ему велено было передать войско новому консулу, а самому отправиться в Галлию и управлять ею с теми легионами, которые в прошлом году были у претора Луция Скрибония. (8) Потом поделили по жребию провинции: Цепиону достался Бруттий, Гемину – Этрурия. (9) Преторы бросили жребий о своих обязанностях: Пету Элию[5] достались судебные дела в Городе; Публию Лентулу – Сардиния; Публию Виллию – Сицилия; Квинтилию Вару – Аримин с двумя легионами, которыми прежде командовал Спурий Лукреций. (10) Лукрецию власть была продлена, с тем чтобы он отстроил Геную[6], разрушенную пунийцем Магоном. Публию Сципиону власть продлили не на определенный срок, но до окончания войны в Африке. (11) Постановили совершить молебствие по случаю его переправы в Африку: пусть это дело послужит на благо народу римскому, самому полководцу и его войску.
2. (1) В Сицилии набрано было три тысячи солдат – ведь отборное войско, стоявшее в этой провинции, было перевезено в Африку; побережье Сицилии решили охранять с сорока кораблями на случай появления здесь вражеского флота из Африки. (2) Тринадцать новых кораблей привел в Сицилию Виллий; прочие – старые, остававшиеся в Сицилии, – были приведены в порядок. (3) Командовать этим флотом поставлен был Марк Помпоний – ему, претору прошлого года[7], власть была продлена; он посадил на суда новобранцев, прибывших из Италии. (4) Столько же кораблей и такую же власть решено было дать Гнею Октавию, тоже претору прошлого года7a, для охраны сардинского побережья. Претору Лентулу велено было предоставить для этих судов две тысячи солдат. (5) Побережье Италии тоже нельзя было оставлять беззащитным (ведь неясно было, куда пошлют свой флот карфагеняне) – здесь охрана поручена была Марку Марцию, тоже претору прошлого года, и с тем же числом кораблей. (6) По постановлению сената консулами набрано было три тысячи солдат для этого флота и два городских легиона на всякий непредвиденный случай. (7) Испания со своим войском была оставлена прежним командирам – Луцию Лентулу и Луцию Манлию Ацидину. Римляне в этом году вели войну, имея двадцать легионов и сто шестьдесят военных кораблей[8].
(8) Преторам было велено отправляться в свои провинции. Консулам приказали до отъезда из Города устроить Великие игры – в свое время Тит Манлий Торкват дал обет[9] справить их, если через четыре года в государстве все будет столь же благополучно.
(9) Людей волновали новые знамения, о которых сообщали из многих мест: поверили, что вороны не только расклевали золото на Капитолии, но и съели его; (10) мыши в Антии погрызли золотой венок; на поля вокруг Капуи опустилась туча саранчи, неизвестно откуда взявшейся; (11) в Реате родился жеребенок о пяти ногах; в Анагнии по небу то там то сям мелькали огни[10], потом вспыхнул огромный факел; (12) в Фрузиноне солнце опоясало узкое кольцо[11], которое затем оказалось внутри круга большего, чем солнце; под Арпином осела земля и на ровном месте сделался огромный провал. (13) У одного из консулов при жертвоприношении печень первого закланного животного оказалась без головки[12]. Для отвращения страшных предзнаменований крупные животные принесены были в жертву богам, которых указала коллегия понтификов.
3. (1) Выполнив все это, консулы и преторы отправились в свои провинции, но каждого заботила только Африка, словно она досталась ему: то ли все понимали, что там решается судьба войны и государства, то ли хотели расположить к себе Сципиона, на которого были устремлены взоры всей Италии. (2) Не только из Сардинии, как уже было сказано[13], но из Испании и Сицилии к нему слали одежду и хлеб; из Сицилии еще и оружие и всякого рода припасы. (3) Сципион всю зиму не прекращал военных действий, дел хватало повсюду; он осаждал Утику, наблюдал за лагерем Газдрубала; (4) карфагеняне спустили на воду свои корабли; приготовили целый флот – перехватывать все доставляемое Сципиону.
А Сципион между тем не оставлял мыслей о примирении с Сифаком, любовный пыл которого мог уже и поостыть: он был уже давно женат[14]. (5) Но от Сифака приносили условия мира с Карфагеном: пусть римляне уйдут из Африки, пунийцы из Италии; а если война продолжится, то нечего и надеяться, что он, Сифак, оставит карфагенян. (6) Я думаю, все велось через послов, – так говорят и большинство писателей[15], Сифак сам не приходил в римский лагерь для переговоров, как утверждает Валерий Антиат. (7) Сперва римский командующий не хотел и слышать такого, но потом – чтобы дать своим воинам удобный повод наведываться в неприятельский лагерь – он стал менее резок в своих отказах, подавая тем самым надежду, что более частые встречи помогут уладить дело.
(8) Зимний лагерь карфагенян был целиком выстроен из дерева, кое‑как собранного в окрестностях[16]. (9) Нумидийцы жили в хижинах из тростника, крытых циновками, беспорядочно разбросанных, где кто хотел; некоторые даже за рвом и валом. (10) Об этом донесли Сципиону, и он решил при случае поджечь вражеский лагерь.
4. (1) Вместе с послами, которых Сципион отправлял к Сифаку, он стал посылать старших центурионов, людей испытанной доблести и осмотрительности. (2) Пока послы вели переговоры, они, одетые рабами‑конюхами, бродили по лагерю, высматривая все входы и выходы, общее расположение лагеря и размещение его частей: где стоят карфагеняне и где нумидийцы, каково расстояние между лагерем Газдрубала и царским; (3) они разузнавали, как расставляют караулы и сторожевые посты, когда лучше было бы устроить засаду: ночью или днем. Послы к Сифаку ездили часто, и центурионов Сципион нарочно посылал то одних, то других, чтобы многим было во вражеском лагере все знакомо.
(4) Когда переговоры внушили наконец Сифаку, а через него и карфагенянам надежду на мир, римские послы заявили, что Сципион им запретил возвращаться без твердого ответа; (5) поэтому, если Сифак уже все решил сам, пусть сообщит о своем решении, а если ему нужно еще посоветоваться с Газдрубалом и карфагенянами, пусть советуется: сейчас как раз время или заключать мир, или воевать по‑настоящему. (6) Пока Сифак совещался с Газдрубалом, а Газдрубал с карфагенянами, у разведчиков было время все высмотреть, а у Сципиона приготовить что нужно для задуманного им дела. (7) Среди разговоров о мире обнадеженные нумидийцы и карфагеняне по обычной своей беспечности решили, что остерегаться им нечего. (8) Пришел от них наконец и ответ. Так как римляне, казалось, очень хотели мира, то в нем предложены были кое‑какие новые неприемлемые условия. Это было на руку Сципиону, который хотел сорвать перемирие. (9) Он сказал царскому послу, что доложит обо всем своему совету, а на другой день ответил: как он ни противился, мир отвергли все; больше нету надежды на мир; разве только Сифак оставит карфагенян и будет с римлянами.
(10) Таким образом Сципион прервал перемирие и мог, не нарушая слова, продолжать начатое. Спустив корабли на воду (было начало весны), он погрузил на них стенобитные и метательные машины, будто готовясь напасть на Утику с моря; (11) послал две тысячи солдат занять холм над Утикой, которым владел раньше. Он хотел и отвлечь внимание врагов от своих приготовлений (12), и обезопасить себя от вылазок из города: отправляясь к лагерям Сифака и Газдрубала, он оставлял в своем только небольшой отряд.
5. (1) Приготовив все, Сципион созвал совет и велел лазутчикам сообщить о том, что они узнали; выслушал и Масиниссу, которому известно было все, что делается у врагов, и, наконец, сам рассказал о том, что задумывал на ближайшую ночь. (2) Военным трибунам он приказал по окончании совета, как только прозвучит труба, выводить легионы. (3) Как и было приказано, под вечер войско стало выходить из лагеря, около первой стражи построилось и в полночь, идя обычным шагом, подошло к вражескому лагерю; пути было семь миль. (4) Сципион поручил Лелию часть[17] своего войска и Масиниссу с его нумидийцами и распорядился напасть на лагерь Сифака и поджечь его. (5) Он заклинает Лелия и Масиниссу, каждого особо: ночью легко потерять осторожность – пусть они будут тем более внимательными и осмотрительными. (6) Сам он нападет на Газдрубала и карфагенский лагерь, но не раньше, чем увидит огонь в царском лагере.
(7) Все пошло быстро: едва занялись ближайшие хижины, как огонь перекинулся на соседние, охватил их и разошелся по всему лагерю. (8) Ночной пожар, конечно, вызвал большое смятение, но никто не подумал, что это поджог; люди, не взяв оружия, разбежались тушить огонь и наткнулись на вооруженных врагов. (9) Масинисса, превосходно знавший царский лагерь, расставил нумидийцев у самых выходов. (10) Многие прямо в постелях, полусонные, были застигнуты пламенем; многие бросились бежать очертя голову и в давке были затоптаны в узких воротах лагеря.
6. (1) Зарево над нумидийским лагерем первыми из карфагенян увидели караульные, а затем и другие воины, разбуженные ночной тревогой; они тоже решили, что у нумидийцев пожар возник сам собой. (2) Никто не понял, в чем дело, не догадался, что доносящийся крик поднят убиваемыми и ранеными, а не просто перепуганными среди ночи. (3) Карфагеняне, совсем не думая о врагах, выбегали без оружия из своего лагеря – из всех ворот, какие кому были ближе. Они несли с собой только то, что могло понадобиться для борьбы с огнем. Тут они и натыкались на римское войско. (4) Их всех перебили – не только из ненависти к врагу, но чтобы не осталось никого, кто известил бы своих. Сципион сейчас же бросился к воротам, в этой суматохе не охранявшимся; (5) подожжены были ближайшие строения, сначала во многих местах вспыхнули отдельные огни, затем они слились в один огненный поток, поглотивший все. (6) Полуобгорелые люди и животные кинулись бежать сломя голову и завалили своими трупами дорогу к выходу; кто не сгорел, был убит: два лагеря были уничтожены в одну ночь. (7) Оба вождя, однако, и (из стольких тысяч!) только две тысячи пехотинцев и пятьсот всадников[18] спаслись бегством, растеряв часть оружия, почти все и раненные и обожженные. (8) Перебито было и погибло в огне около сорока тысяч человек, пленено больше пяти тысяч, в том числе много знатных карфагенян, одиннадцать сенаторов; (9) знамен было захвачено сто семьдесят четыре; нумидийских коней больше двух тысяч семисот, слонов шесть, а погибло и сгорело их восемь. Огромное количество захваченного оружия Сципион сжег, посвятив Вулкану[19].
7. (1) Газдрубал с немногими сопровождающими прибыл в ближайший город африканцев[20]; туда же следом за вождем собрались все, кто уцелел. Опасаясь, что его выдадут Сципиону, Газдрубал ушел; (2) вскоре явились римляне: ворота перед ними были распахнуты; жителей ничем не обидели, так как они сдались добровольно. Еще два города были взяты и разграблены один за другим; всю взятую там добычу и все, что удалось в горевшем лагере выхватить из огня, отдали солдатам. (3) Сифак расположился милях в восьми оттуда в укрепленном месте; Газдрубал поспешил в Карфаген, чтобы там в страхе не приняли какое‑нибудь малодушное решение. (4) В городе все были напуганы новым поражением и сперва даже уверились, что Сципион, бросив Утику, сразу пойдет осаждать Карфаген. (5) Суфеты[21] – они облечены как бы консульской властью – созвали сенат. (6) Обсуждали три предложения: одно – отправить к Сципиону послов просить мира; другое – вызвать Ганнибала спасать отечество; третье, достойное римской непоколебимости в несчастье, – (7) пополнить армию и убедить Сифака не прекращать войны. Так как Газдрубал находился тут же и вся партия Баркидов хотела войны, это предложение победило.
(8) Начался воинский набор в городе и по селам, отправили послов к Сифаку, который и сам готовился к войне не щадя средств; его опять убедила жена, но теперь уже не ласками, какими улещают влюбленного: (9) обливаясь горькими слезами, она умоляла Сифака не бросать ее отца и отечества, не допустить Карфагену погибнуть в таком же пожаре, какой уничтожил лагерь. (10) Послы очень кстати принесли обнадеживающие известия: они встретили под городом Оббой четыре тысячи кельтиберов, отборных молодых воинов, нанятых вербовщиками в Испании; на днях прибудет и Газдрубал с войском отнюдь не ничтожным. (11) Сифак не только благосклонно ответил послам; он показал им множество нумидийцев, сошедшихся в город, которым как раз в эти дни раздавал оружие и лошадей; он уверял, что с ним пойдет вся молодежь его царства. (12) Он знает, что не в бою разбит, а осилен пожаром; знает, что на войне побежден тот, кто побежден оружием. (13) Так ответил он послам. Через несколько дней войска Сифака и Газдрубала вновь соединились. Всего солдат у них было около тридцати тысяч[22].
8. (1) Сципион, словно война с Сифаком и Карфагеном была окончена, обратил все старания на осаду Утики. Он как раз подводил к городу стенобойные машины, когда его известили, что война опять началась. (2) Он оставил под Утикой небольшие отряды солдат и моряков – пусть думают, что осада продолжается, – а сам с отборным войском двинулся на врага[23]. (3) Сначала он расположился на холме, отстоявшем мили на четыре от царского лагеря, а на другой день с конницей спустился к Великополью[24] – так называют равнину у подножия этого холма. Он нападал на вражеские посты, тревожа врага мелкими схватками. (4) Следующие два дня прошли в беспорядочных вылазках с обеих сторон: ничего, достойного упоминания, не произошло; на четвертый день началось настоящее сражение.
(5) Сципион поставил на передовой гастатов, за ними принципов, в резерве триариев;[25] на правом фланге италийскую конницу, на левом – нумидийцев и Масиниссу. (6) Сифак и Газдрубал выставили против италийской конницы нумидийцев, против Масиниссы карфагенян; в центре против легионов с их знаменами – кельтиберов. (7) Выстроившись, вступили в бой. При первом же столкновении и нумидийцы и карфагеняне, стоявшие на обоих флангах, были отброшены: нумидийцы, в большинстве набранные по деревням, не смогли устоять перед римской конницей, а карфагенские солдаты, тоже новобранцы, – перед Масиниссой, всегда грозным, а сейчас еще разгоряченным недавней победой.
(8) Лишившиеся прикрытия с флангов кельтиберы держались стойко: на бегство в незнакомом месте рассчитывать им было нечего и нечего было надеяться на прощение от Сципиона: он столько сделал для них и для их племени, а они явились в Африку и нанялись против него воевать. (9) Окруженные со всех сторон врагами, они падали один за другим, мужественно принимая смерть. Все были заняты ими, так что у Сифака и Газдрубала было время убежать. Ночь опустилась на победителей, уставших от резни, длившейся дольше, чем битва.
9. (1) На следующий день Сципион отправил Лелия и Масиниссу со всей конницей, римской и нумидийской, и с легковооруженными пехотинцами в погоню за Сифаком и Газдрубалом[26]. (2) Сам он с основной частью войска двинулся на окрестные города, подвластные Карфагену, и подчинил их Риму – то обнадеживая, то запугивая, то действуя силой.
(3) Ужас обуял Карфаген: Сципион с войском вот‑вот покорит всю округу и быстрее, чем ждут, подойдет к Карфагену. (4) Поправляли стены, выводили оборонительные сооружения, и каждый привозил с полей для себя припасы на случай долгой осады. (5) О мире заговаривали редко, чаще о том, что надо отправить послов к Ганнибалу, чтобы вызвать его сюда. (6) Большинство предлагало[27] отправить флот, предназначавшийся для перехвата грузовых кораблей, под Утику, чтобы там уничтожить стоявшие на якоре и неохраняемые суда, а может быть, и лагерь моряков[28], оставленный с малым гарнизоном. (7) Почти все склонялись к этому замыслу, но все‑таки решили послать за Ганнибалом. Ведь если даже флот превосходно справится со своим делом и облегчит участь осажденной Утики, (8) то для защиты самого Карфагена все равно остается только один вождь – Ганнибал и только его войско. (9) На следующий день были спущены на воду корабли, а послы отправились к Ганнибалу; все делалось стремительно – судьба подхлестывала, – и каждый считал, что малейшее промедление сделает его изменником общему делу.
(10) Медленно следовало за Сципионом войско, нагруженное добычей из многих городов; Сципион отослал пленных и прочую добычу в свой старый лагерь под Утикой; по пути в Карфаген он занял Тунету[29], брошенную бежавшей охраной; (11) она отстоит от Карфагена миль на пятнадцать, укреплена природой и трудом людей; (12) ее видно из Карфагена, а из нее открывается широкий вид на этот город и на окружающее его море.
10. (1) Римляне были заняты там возведением вала, когда заметили, что вражеский флот направляется из Карфагена в Утику. (2) Работы оставлены, объявлен поход, легионы быстро строятся: нельзя допустить, чтобы был уничтожен флот, корабли которого, обращенные к суше и участвующие в осаде, совершенно не готовы к морскому сражению. (3) И как могли противостоять флоту, подвижному, хорошо оснащенному и вооруженному, корабли с метательными и стенобойными машинами, превращенные в грузовые суда или подведенные к стенам так близко, что с них туда можно было подняться, как с насыпи или с моста. (4) Придя в Утику, Сципион поставил, против принятого в морских битвах обыкновения, боеспособные военные корабли[30] у самой суши, в последнем ряду, (5) а перед врагом выстроил словно стену, четыре ряда грузовых; и чтобы во время сражения эти ряды не расстроились, он, перекидывая с корабля на корабль мачты с реями, связал все вместе крепкими канатами, а сверху устроил из досок настил, (6) по которому можно было ходить вдоль всего ряда судов. Под этими мостиками оставлены были проходы для сторожевых судов; они могли и пройти к врагу, и скрыться в безопасное место. (7) Все это было сделано наскоро – время не ждало, – на грузовых судах разместили с тысячу отборных солдат и приготовили огромный запас метательного оружия, чтобы его хватило на длительный бой. (8) Приготовившись таким образом, стали ждать врага.
Карфагеняне, поторопись они, при общем беспорядке и замешательстве все бы разрушили первым же ударом. (9) Но угнетенные поражениями на суше и теперь даже морю (где были сильнее) не доверявшие, они медленно плыли весь день и лишь под вечер пристали в гавани, которую африканцы называют Рузукмоной[31]. (10) На следующий день перед солнечным восходом карфагеняне выстроили свой флот как бы для правильного морского сражения, рассчитывая, – что римляне пойдут на них. (11) Так они простояли долго и наконец, видя, что враг не шевелится, напали на грузовые корабли.
(12) Началось нечто совсем не похожее на морское сражение и скорее напоминавшее нападение кораблей на городские стены. Грузовые суда были несколько выше; (13) карфагеняне с военных кораблей зря посылали вверх свои стрелы и дротики; более тяжелое оружие, с силой пущенное сверху, с грузовых судов, поражало вернее. (14) Сторожевые корабли и другие легкие суда, проходившие под настилом, разбивались при первом же столкновении с большими военными кораблями. (15) Впрочем, оказываясь среди вражеского флота, они мешали и римским солдатам, которые, боясь попасть в своих, не бросали дротиков.
(16) В конце концов карфагеняне стали зацеплять римские корабли железными крючьями, насаженными на шесты. (17) Невозможно было перерубить ни эти крюки, ни цепи, к которым их прикрепляли, чтобы забросить. И каждый военный корабль, отходя назад, тащил за собой на крюке грузовой. (18) Видно было, как лопаются канаты, соединявшие между собой грузовые суда, как один корабль порой тащил целую связку. (19) Мостки над первым рядом судов были сломаны, и солдатам едва удалось перепрыгнуть на второй ряд. (20) Почти шестьдесят грузовых судов, зацепленных за корму, доставили в Карфаген – удача не стоила ликования, ею вызванного, но была тем приятнее, что среди беспрерывных горьких поражений блеснула вдруг карфагенянам эта нечаянная радость. (21) Ясно было и другое: римскому флоту пришел бы конец, если бы командиры карфагенских кораблей не промешкали и не поспел бы вовремя Сципион.
11. (1) Почти в эти же дни Лелий и Масинисса после пятнадцатидневного перехода прибыли в Нумидию; мезулии с радостью предоставили отцовское царство Масиниссе, как царю, давно желанному. (2) Все гарнизоны Сифака и все их начальники были выгнаны; сам он остался при своем старом царстве, отнюдь не собираясь на том успокоиться. (3) Его, больного любовью, подстрекали жена и тесть; воинов и коней было вдоволь, и силы царства, накопленные за многие годы процветания, внушили бы самонадеянность и не такому необузданному варвару. (4) Сифак собрал всех своих подданных, годных к военной службе, раздал им коней и оружие, распределил их так, как научился когда‑то[32] у римских центурионов – всадников по турмам, а пехотинцев по когортам, – (5) и двинулся на врага с войском не меньшим, чем прежнее, хотя новонабранным и плохо обученным.
(6) Он поставил лагерь поблизости от неприятельского; сперва лишь по нескольку конных разведчиков отдалялись от своих постов, высматривая врага с безопасного расстояния; их отгоняли дротиками, и они возвращались к своим; затем начались вылазки уже с обеих сторон – досада разжигала отогнанных, к ним присоединялись все новые всадники. (7) И вот возбужденная конница уже рвется в бой; надежда собирает своих к побеждающим, гнев – к оттесненным.
(8) Сражение начали немногие, но скоро боевой пыл охватил и вовлек в сражение всю конницу обоих враждующих сторон. Пока сражались только конники, трудно было выдерживать натиск масесулиев, большие отряды которых Сифак бросал в бой; (9) но, когда римские пехотинцы, пройдя через раздвинувшиеся ряды своей конницы, выстроились перед вражеской, устрашенные варвары сначала ослабили натиск, (10) затем остановились, сбитые с толку этим новым способом вести бой, и в конце концов стали отступать не только перед пехотой, но и перед конницей, осмелевшей потому, что пехота ей помогла. (11) Уже подходили под знаменами легионеры, и масесулии не выдержали не то что первого столкновения, но даже самого вида их оружия и знамен, то ли напомнившего им о прежних поражениях, то ли вселившего в них неодолимый страх.
12. (1) Тогда перед вражескими отрядами появился Сифак – разъезжая у всех на виду, он рассчитывал устыдить бегущих и остановить их, но лошадь под ним была тяжело ранена; он упал и был взят в плен. (2) Живого потащили его к Лелию – для всех, и особенно для Масиниссы, зрелище радостное.
(3) В Цирте[33] – столице Сифака – после битвы собралось много спасшихся бегством. (4) Ведь в этой битве перебили меньше врагов, чем обычно бывает при таких победах, так как бой вела только конница. (5) Убитых было не более пяти тысяч и вполовину меньше пленных, взятых в лагере, куда кинулись люди, потрясенные утратой царя. (6) Масинисса сказал, что для него сейчас не было бы ничего радостнее, чем посетить, одержав победу, отцовское, наконец возвращенное царство, но сейчас не время для передышки – удачи, как поражения, задержек не терпят. (7) Если Лелий разрешит ему прийти в Цирту первым – со своей конницей и с пленным Сифаком в цепях, – то он на всех наведет такой страх, что никто и не подумает о сопротивлении; Лелий может не спеша следовать за ним. (8) Лелий согласился; Масинисса, первым прибывший к Цирте, приказал созвать для переговоров городскую знать. О судьбе царя в городе не знали, и ни рассказом о том, что произошло, ни угрозами, ни уговорами Масинисса не мог ничего добиться – тогда он вывел царя в цепях. (9) Зрелище всех ужаснуло, поднялся плач; некоторые в страхе ушли со стен, другие, рассчитывая на милость победителя, открыли ему ворота. (10) Масинисса расставил караулы у всех ворот, а где было нужно, еще и у стен, чтобы закрыть врагам все пути к бегству, а сам поскакал занять царский дворец.
(11) На самом пороге прихожей к нему кинулась Софониба[34], жена Сифака, дочь карфагенянина Газдрубала. Увидев Масиниссу в толпе вооруженных и признав в нем царя – как по оружию, так и по манере держаться, – она упала к его ногам: (12) «Боги, твоя доблесть и счастье даровали тебе полную власть над нами, но если пленница смеет умолять того, кто властен над ее жизнью и смертью, если я смею касаться твоих колен и твоей победившей десницы, (13) то заклинаю тебя царским достоинством, которое еще недавно облекало нас, именем народа нумидийского, к которому принадлежите вы оба – и ты и Сифак, наконец, божествами этого царского дворца, (14) пусть они тебя примут при знамениях более благоприятных, чем те, с какими они провожали отсюда Сифака. Смилуйся над умоляющей: реши сам по своему усмотрению судьбу твоей пленницы, но не допусти ее оказаться во власти надменного и жестокого римлянина. (15) Будь я только женою Сифака, я и то предпочла бы положиться на честность нумидийца, своего земляка, а не чужака‑иностранца. (16) Чем страшны римляне карфагенянке, дочери Газдрубала, ты знаешь. Если иначе нельзя, молю и заклинаю тебя: освободи меня смертью от власти римлян».
(17) Она была в расцвете юности, на редкость красива; в ее просьбах, когда она, то обнимая колени Масиниссы, то беря за руку, молила не выдавать ее римлянину, звучало столько ласки, (18) что душу победителя переполнило не только сострадание – нумидийцы покорны богине любви[35], – пленница пленила победителя. Подав ей правую руку, Масинисса пообещал исполнить все ее просьбы и ушел во дворец. (19) Тут он начал сам с собой обсуждать, как ему исполнить свои обещания. Ничего он придумать не мог, и любовь подсказала ему решение опрометчивое и бесстыдное: (20) он вдруг велит немедленно, в этот же самый день, готовиться к свадьбе, чтобы ни Лелий, ни сам Сципион не смогли распорядиться Софонибой как пленницей – она уже будет женой Масиниссы. (21) Когда свадьбу справили, явился Лелий; он был так раздосадован, что собирался отправить Софонибу прямо с брачного ложа к Сципиону вместе с Сифаком и прочими пленными. (22) Мольбами Масинисса добился, чтобы решение о том, с кем из двух царей должна разделить судьбу Софониба, было отложено и предоставлено Сципиону. Отослав Сифака и пленных, Лелий с помощью Масиниссы овладел остальными нумидийскими городами, где держались еще царские гарнизоны.
13. (1) Когда разнеслась весть, что Сифака ведут в лагерь, сбежалась поглазеть, как на триумфальное шествие, целая толпа. (2) Впереди в цепях шел он сам, за ним следовали знатные нумидийцы. И тогда все, кто как мог, стали превозносить Сифака и его прославленный народ, возвышая тем самым и собственную победу: (3) вот он, тот царь, которого так возвеличили оба народа, могущественнейшие на земле, карфагенянский и римский; (4) некогда Сципион, предводитель римлян, ища его дружбы[36], отправился с двумя квинкверемами в Африку, оставив и войско, и свою провинцию Испанию. (5) Газдрубал, предводитель карфагенян, не только сам явился к нему в его царство, но и выдал за него замуж свою дочь. Было время, когда в его власти оказались и карфагенский вождь, и римский[37]. (6) И как обе стороны, принося жертвы, молили бессмертных умилосердиться, так обе искали и его дружбы. (7) Он был настолько могуществен, что Масиниссе, изгнанному из своего царства, приходилось, чтобы уцелеть, распускать слух о собственной смерти, скрываться, жить, как лесной зверь, добычей[38].
(8) Так толковали вокруг; царя провели в палатку Сципиона. Судьба Сифака, былая и нынешняя, воспоминание о его союзе с Римом и его дружеском гостеприимстве взволновали Сципиона. (9) И, вспомнив о том же, Сифак решился заговорить с победителем. Что ему было нужно, спросил Сципион, почему он не только отвернулся от римлян, но и начал, никем не принуждаемый, войну с ними? (10) Сифак не оправдывался: он виноват, он поступил как безумец, но еще раньше, чем поднял оружие против римского народа: этим его безумие завершилось – не началось; (11) разум его помутился тогда, когда, забыв об узах гостеприимства и о договоре меж государствами, он ввел в свой дом женщину‑карфагенянку. (12) Дворец его сгорел от пламени брачных факелов; эта фурия, эта чума ласкала и улещивала его и не успокоилась, пока не лишила его разума, не отвратила от друзей, пока своими руками не дала ему оружие против гостя и друга. (13) Его, погибшего, сломленного, утешает лишь то, что теперь эта чума и фурия пришла в дом самого ненавистного ему человека. (14) Масинисса не разумнее Сифака и также необуздан, а по молодости своей он и неосторожнее: женившись на ней, он поступил еще глупее и опрометчивее, чем сам Сифак[39].
14. (1) Слова эти были подсказаны не только ненавистью к врагу, но и ревностью любящего, который знает, что любимая у соперника. Сципиона они очень встревожили[40]. (2) Все подтверждало упреки Сифака: Масинисса справил свою свадьбу только что не в разгар сражения; не подождал Лелия, не посоветовался с ним; эта головокружительная спешка – в один и тот же день он и увидел пленницу, и женился на ней, и принес свадебную жертву домашним богам своего врага. (3) Все это казалось Сципиону тем более отвратительным, что сам он в Испании, тоже юноша, не дал себя прельстить ни одной из красивых пленниц[41].
В таком раздумье Сципиона застали Лелий с Масиниссой[42]. Обоих принял он одинаково приветливо, удостоил похвал перед военным советом. (4) А потом он отвел Масиниссу в сторону и сказал: «Я думаю, Масинисса, что еще в Испании, при первой встрече, ты увидел во мне что‑то доброе и потому вошел со мною в дружбу; в Африке все свои надежды связал со мной; (5) но среди всех моих хороших свойств, которые побудили тебя искать моего расположения, ни одним я так не горжусь, как умением владеть собой и не поддаваться страсти. (6) Я бы хотел, Масинисса, чтобы ты к своим превосходным качествам добавил и это. В нашем возрасте, поверь мне, страсть к наслаждениям опаснее вооруженного врага. (7) Тот, кто ее укротил, одержал большую победу и заслуживает большего уважения, чем мы, победившие Сифака. (8) Ты действовал в мое отсутствие энергично и мужественно – я с удовольствием об этом вспоминаю и хорошо помню. Об остальном ты подумай сам: я не хочу, чтобы ты краснел от моих слов. По милости богов, покровителей Рима, Сифак побежден и взят в плен. (9) Значит, он сам, его жена, его царство, земля, города, население его страны, все, что принадлежало Сифаку, – добыча римского народа. (10) И царя, и его жену, если бы даже не была она карфагенянкой, если бы даже не знали мы, что отец ее вражеский военачальник, следует отправить в Рим: пусть сенат и народ римский решат, как будет угодно, судьбу той, о которой говорят, что она отвратила от нас царя‑союзника и заставила его безрассудно взяться за оружие. (11) Победи себя: смотри, сделав много хорошего, не погуби все одной оплошностью; не лиши себя заслуженной благодарности, провинившись по легкомыслию».
15. (1) Масинисса слушал; лицо его заливала краска, глаза были полны слез; он сказал, что всегда будет во власти военачальника, и попросил отнестись по возможности снисходительно к связывающему его опрометчивому обещанию – (2) ведь он дал Софонибе слово не передавать ее ни в чью власть. В смятении ушел он от Сципиона к себе; (3) выпроводив свидетелей, долго сидел, вздыхал и стенал – это слышали стоявшие вокруг палатки – (4) и наконец с глубоким стенаньем кликнул верного раба, хранившего яд (цари всегда держат яд при себе, ведь судьба превратна), и велел ему отнести Софонибе отравленный кубок[43] (5) и сказать: «Масинисса рад бы исполнить первое обещание, которое дал ей как муж жене, но те, кто властен над ним, этого не позволят, и он исполняет второе свое обещание: она не попадет живой в руки римлян. (6) Пусть сама примет решение, помня, что она дочь карфагенского вождя и была женой двух царей».
Слуга передал эти слова и яд Софонибе. (7) «Я с благодарностью, – сказала она, – приму этот свадебный подарок, если муж не смог дать жене ничего лучшего; но все же скажи ему, что легче было бы мне умирать, не выйди я замуж на краю гибели». (8) Твердо произнесла она эти слова, взяла кубок и, не дрогнув, выпила.
(9) Сципиону сообщили об этом; боясь, как бы неистовый юноша в отчаянии не решился на худшее, он пригласил Масиниссу и то утешал его, то сочувственно упрекал: (10) безрассудством искупая свое безрассудство, без нужды обрек он себя на худшую скорбь. (11) На следующий день, чтобы отвлечь юношу от мучивших его мыслей, Сципион, взойдя на трибунал, велел созвать сходку, впервые назвал Масиниссу царем, превознес его похвалами и даровал ему золотой венок, золотую чашу, курульное кресло, жезл из слоновой кости, расшитую тогу и тунику с узором из пальмовых ветвей[44]. (12) Сципион почтил юношу и речью: нету в Риме отличия выше триумфа, ни один римский триумфатор не был облачен так роскошно, и римский народ из всех чужестранцев одного Масиниссу считает достойным такого убора. (13) Затем, восхвалив и Лелия, тоже наградил его золотым венком. Награждены были все воины и в соответствии с заслугами каждого. (14) Эти почести несколько рассеяли скорбь царя, и он воспрянул, надеясь вскорости овладеть всей Нумидией: Сифак уже не был ему помехой.
16. (1) Сципион, отослав Лелия с Сифаком и прочими пленными в Рим (с ними отправились и послы Масиниссы), вернулся под Тунету, вновь поставил там лагерь и закончил начатые укрепления. (2) Карфагенянам удачные действия флота доставили радость краткую и обманчивую. Но, потрясенные известием о пленении Сифака, на которого надеялись, пожалуй, больше, чем на Газдрубала с его войском, (3) они, не слушая уже никого из сторонников войны, отправили просить мира тридцать знатнейших старейшин, составлявших высший совет, который был главной силой в сенате44a. (4) Принятые в римском лагере послы явились к командующему и пали ниц перед ним, думаю, по обычаю их родной страны. (5) Речь их была под стать этой низкой лести; они не оправдывали себя, а всю вину сваливали на Ганнибала и на его сторонников, начавших войну. (6) Послы просили смилостивиться над их государством, которое дважды чуть не было погублено безумием граждан; пусть оно еще раз будет сохранено милостью врага. (7) Римский народ желает властвовать над побежденными, говорили они, а не губить их; пусть распоряжается как ему угодно: они готовы послушно повиноваться.
(8) Сципион ответил: он пришел в Африку, надеясь – и счастливый исход войны укрепляет его в этой надежде, – что вернется домой с победой, а не с договором о мире; (9) но, хотя победа почти у него в руках, от мира он не отказывается: пусть все народы знают: римляне и начинают войну, и оканчивают ее, руководствуясь правом. (10) И он поставил такие условия мира: вернуть пленных, перебежчиков и беглых рабов; вывести войска из Италии и Галлии[45], на Испанию не притязать; уйти со всех островов между Италией и Африкой; (11) отдать военные корабли, оставив себе только двадцать, доставить пятьсот тысяч модиев пшеницы и триста тысяч модиев ячменя. (12) О сумме денег, которую потребовал Сципион, я нашел различные сведения: одни писатели называют пять тысяч талантов, другие – пять тысяч фунтов серебра; третьи – жалованье для солдат в двойном размере. (13) «Дается вам три дня на размышление,– сказал Сципион,– согласны ли вы на такие условия? Если согласны, заключайте со мной перемирие и отправляйте в Рим послов к сенату». (14) С тем он и отпустил карфагенян. В Карфагене не отвергли условий мира – там решили тянуть время, ожидая прибытия Ганнибала. (15). Одних послов отправили к Сципиону заключить перемирие; других – в Рим просить мира; для вида они вели с собою немногих пленных, перебежчиков и беглых рабов, чтобы легче было добиться мира.
17. (1) Задолго до этого Лелий прибыл в Рим с Сифаком и знатными пленными из нумидийцев; обо всем, что было им совершено в Африке, он рассказал по порядку сенаторам; велика была общая радость, велики были и надежды на будущее. (2) Сенаторы, посовещавшись, решили отправить царя в Альбу[46] под стражу, а Лелия задержать, пока не придут карфагенские послы. (3) Объявлено было четырехдневное молебствие. Претор Публий Элий отпустил сенаторов и, созвав сходку, поднялся на ростры с Гаем Лелием. (4) Когда народ услышал, что карфагенское войско разбито, что побежден и взят в плен знаменитый царь, что победоносное войско римлян прошло через всю Нумидию, (5) люди не смогли сдержать своей радости и толпа, как водится, разразилась ликующими возгласами. (6) Претор тут же распорядился, чтобы храмовые сторожа держали по всему городу храмы открытыми, чтобы народ смог за день обойти их и возблагодарить богов.
(7) На следующий день сенату представили послов Масиниссы: они сначала поздравили сенат с успехами Сципиона в Африке, (8) затем изъявили свою благодарность за то, что он не только провозгласил, но и сделал Масиниссу царем, вернув ему отцовское царство, где он после свержения Сифака будет с соизволения сената царствовать в мире и спокойствии; (9) потом – за то, что в собрании Сципион похвалил Масиниссу и наградил его великолепными дарами; Масинисса старался и впредь будет стараться быть их достойным. (10) Он просит, чтобы сенат утвердил за ним и царское звание, и все благодеяния и дары Сципиона (11); и, если это не тягостно для сената, есть у Масиниссы еще одна просьба: отослать домой пленных нумидийцев, которых держат в Риме под стражей: это очень поднимет его в глазах соплеменников.
(12) Послам ответили: сенат со своей стороны тоже поздравляет Масиниссу с успехами в Африке. Сципион правильно и хорошо поступил, провозгласив его царем и сделав все остальное, что пришлось по сердцу Масиниссе. (13) Определили, какие дары послать Масиниссе: два пурпурных плаща с золотой застежкой каждый и тунику с широкой пурпурной каймой, двух боевых коней с убором, вооружение для двух всадников с панцирем и консульскую походную палатку. (14) Претору велено было отослать эти дары царю. Из послов каждый получил в дар не менее пяти тысяч ассов, каждому из сопровождающих дали по тысяче; послам – по две одежды, сопровождающим – по одной, как и нумидийцам, которых выпустили на свободу и вернули царю. Послам отвели жилье, предоставили места в цирке и содержание от казны.
18. (1) Тем же летом, когда все это произошло в Африке и было обсуждено в Риме, претор Публий Квинктилий Вар и проконсул Марк Корнелий в области инсубров сразились с карфагенянином Магоном[47]. (2) Легионы претора стояли на передовой линии; Корнелий держал свои в засаде, сам он выехал верхом на передовую; на обоих флангах претор и проконсул уговаривали солдат ударить всей силой на врага. (3) Дело не подвигалось; тогда Квинктилий сказал Корнелию: «Ты видишь, сражение выдыхается, враг против ожидания держится – он уже не чувствует страха и вот‑вот обнаглеет. (4) Налететь бы на них всадникам, сбить их, смешать их ряды. Либо ты бейся на передовой, а я введу в бой конницу, либо я буду впереди, а ты устреми на врага конницу твоих четырех легионов».
(5) Проконсул предоставил этот выбор претору. Квинктилий вместе с сыном Марком, юношей пылким, направился к всадникам, велел им сесть на коней и броситься на врага. (6) Крики легионеров еще увеличили сумятицу в конной схватке; вражеский строй не выдержал бы, но Магон при первом же натиске конницы ввел в бой слонов. (7) Кони испугались их рева, вида и запаха – на помощь конницы уже нечего было рассчитывать. В гуще боя римский всадник с копьем и мечом сильнее противника, но, когда перепуганный конь уносил его прочь, нумидийцы издали попадали в него без промаха. (8) Множество пехотинцев двенадцатого легиона было перебито; оставшиеся, повинуясь долгу, держались, напрягая последние силы. (9) Они не выстояли бы, если бы тринадцатый легион, выведенный из засады на передовую, не вступил в этот трудный бой. На свежий легион Магон двинул галлов, бывших в резерве. (10) Их быстро рассеяли; первые ряды одиннадцатого легиона сомкнулись и пошли на слонов, уже расстроивших ряды пехотинцев. (11) Все дротики, брошенные в слонов, сбившихся в кучу, попали в цель; слоны повернули на своих; четыре тяжело раненных упали. (12) Только тут строй врагов дрогнул. Увидев, что слоны повернули, римские конники устремились на врага, чтобы усилить его страх и смятение. Все же, пока Магон стоял впереди строя, карфагеняне отступали медленно в боевом порядке, не переставая сражаться, но, когда он упал с пробитым бедром (13) и его, истекающего кровью, вынесли из битвы, все сразу кинулись бежать.
В этот день врагов убито было тысяч до пяти; взято двадцать два знамени. (14) И для римлян победа не была бескровной: претор потерял из своего войска две тысячи триста человек; больше всего – из двенадцатого легиона, погибли и два военных трибуна этого легиона, Марк Косконий и Марк Мевий; (15) в тринадцатом легионе, вступившем в битву уже под конец, пал военный трибун Гай Гельвидий, старавшийся восстановить бой; двадцать два знатных всадника вместе с несколькими центурионами растоптаны были слонами. Сражение продолжалось бы, если бы рана Магона не заставила врагов уступить победу римлянам.
19. (1) Магон снялся с места в следующую ночь, двигаясь быстро, насколько ему позволяла рана, он вышел к морю в области лигурийцев ингавнов[48]. (2) Там к нему и явились карфагенские послы, за несколько дней до того причалившие в Галльском заливе[49], с приказом: немедленно переправиться в Африку и ему, (3) и брату его Ганнибалу – к тому тоже отправлены были послы с таким же приказом, – положение карфагенян не таково, чтобы удерживать военной силой Галлию и Италию.
(4) Магон, побуждаемый не только приказом сената и опасностью, грозящей отечеству, но и страхом, как бы победоносный враг не воспользовался его медлительностью и лигурийцы, видя, что карфагеняне оставляют Италию, не поторопились бы перейти к тем, в чьей власти они скоро окажутся. (5) Надеясь, что ему будет легче перенести качку, чем тряску в дороге, и что на корабле лечить его будет удобнее, он посадил на суда свое войско и отплыл, но, едва обогнув Сардинию, умер от раны[50]. Несколько карфагенских кораблей, отнесенных в открытое море, были захвачены римлянами, чей флот стоял у Сардинии. (6) Вот что происходило на суше и на море в приальпийской части Италии.
Консул Гай Сервилий не совершил ничего примечательного ни в Этрурии, ни в Галлии – он дошел до этих пределов. (7) Он освободил своего отца, Гая Сервилия, и Гая Лутация [Катула] из шестнадцатилетнего рабства у бойев[51], которые захватили их в плен у деревни Таннета. Он вернулся в Рим – (8) по одну его сторону шел отец, по другую – Катул; это прославило Сервилия скорее как сына, чем как консула. (9) Народу было предложено не вменять Гаю Сервилию в вину, что по неведению он при живом отце, занимавшем курульную должность, стал народным трибуном и плебейским эдилом, а это запрещено законом[52]. Предложение прошло, и он вернулся в свою провинцию.
(10) Консулу Гнею Сервилию, бывшему в Бруттии, покорились, видя, что война с карфагенянами подходит к концу, Консентия, Авфуг, Берги, Безидии, Окрикул, Лимфей, Аргентан, Клампетия[53] и много других незначительных городов. (11) Консул сразился с Ганнибалом в Кротонской области. История этой битвы темна; Валерий Антиат говорит, что убито было врагов пять тысяч; это или бесстыдная выдумка, или ошибка, по небрежности не замеченная. (12) Больше Ганнибалом в Италии ничего сделано не было; к нему пришли карфагенские послы – почти в те же дни, что и к Магону, – звать его в Африку.
20. (1) Рассказывают, что, когда послы объявили ему, с чем пришли, он выслушал их, скрежеща зубами, стеная и едва удерживаясь от слез: (2) «Уже без хитростей, уже открыто отзывают меня те, кто давно уже силился меня отсюда убрать, отказывая в деньгах и солдатах. (3) Победил Ганнибала не римский народ, столько раз мною битый и обращенный в бегство, а карфагенский сенат своей злобной завистью. (4) Сципион не так будет превозносить себя и радоваться моему бесславному уходу, как Ганнон[54], который не смог ничего со мной сделать, кроме как погубив Карфаген, только бы погрести под его развалинами мой дом».
(5) Ганнибал все предвидел заранее и приготовил флот. Бесполезную толпу воинов он под видом гарнизонов разослал по тем немногим городам Бруттия, которые еще держались его, побуждаемые скорей страхом, чем верностью. Лучших солдат он взял с собой в Африку. (6) Много солдат‑италиков отказалось туда за ним следовать и укрылось в храме Юноны Лацинии[55], который до того дня был неприкосновенен; их подло перебили в самом храме. (7) Редко изгнанник покидал родину в такой печали, в какой, как рассказывают, Ганнибал оставлял землю врагов; он часто оглядывался на берега Италии, обвиняя богов и людей, проклиная себя и собственную свою голову (8) за то, что после победы при Каннах он не повел на Рим своих воинов, залитых кровью врага. Сципион, консул, не видевший в Италии ни одного врага‑пунийца, осмеливается идти на Карфаген, (9) а у него, Ганнибала, перебившего сто тысяч римских солдат при Тразименском озере и под Каннами, опустились руки под Казилином, Кумами, Нолой. Так обвиняя и жалуясь, покинул Италию Ганнибал после стольких лет.
21. (1) В Рим одновременно пришли донесения об отбытии Магона и Ганнибала. Эту двойную радость умаляло поведение военачальников, то ли по робости, то ли по бессилию не задержавших вопреки приказу сената врага. (2) Беспокоила мысль об исходе войны, вся тяжесть которой ложилась на одно войско и одного полководца. (3) В те же самые дни прибыли послы из Сагунта; они привели с собою захваченных с деньгами карфагенян, которые прибыли в Испанию нанимать солдат. (4) В преддверии сената послы выложили двести пятьдесят фунтов золота, восемьсот серебра. (5) Карфагенян заключили в тюрьму, а золото и серебро вернули послам с благодарностью; их сверх того одарили и предоставили им корабли, чтобы вернуться в Испанию.
(6) Старики в сенате заметили, что люди к благу менее чувствительны, чем к беде; они помнят, какой все испытывали ужас, когда Ганнибал вступил в Италию. Сколько это принесло бед, сколько горя! (7) Вражеский лагерь виден был со стен Рима; каких только обетов не давали граждане и государство! сколько раз на совещаниях восклицали, простирая руки к небу: (8) «Настанет ли день, когда мы увидим, что неприятеля в Италии уже нет и она процветает в мире!» (9) Послали нам боги это счастье на шестнадцатом только году войны, и пока не нашлось человека, который предложил бы возблагодарить богов! Люди не благодарят за милость, оказываемую сейчас, – где уж помнить о прежних! (10) Со всех сторон тогда раздались голоса: пусть доложит об этом претор Публий Элий. Постановлено было совершить пятидневное молебствие всем богам и принести в жертву сто двадцать быков.
(11) Лелий и послы Масиниссы уже были отпущены, когда карфагенских послов, прибывших с предложением мира, увидели в Путеолах, откуда они собирались пешком идти в Рим: решили вернуть Гая Лелия[56], чтобы он присутствовал на переговорах о мире. (12) Квинт Фульвий Гиллон, легат Сципиона, привел карфагенян в Рим. Входить в Город им запретили, поселили их в Общественной вилле, а сенат принял их в храме Беллоны[57].
22. (1) Послы сказали почти то же самое, что говорили Сципиону: виноват в этой войне один Ганнибал; карфагенское правительство ни при чем; (2) он перешел не только Альпы, но даже Ибер без приказания сената; он самовольно начал войну с римлянами и еще до того с сагунтинцами; (3) а сенат и народ карфагенский до сего дня не нарушили договор с Римом. Беспристрастно судящему это очевидно. (4) Ну, а им поручено только одно: просить мира на тех же условиях, на которых он был некогда заключен с Гаем Лутацием[58]. (5) Когда же претор по обычаю предложил сенаторам расспросить послов, о чем им будет угодно, и старики, участвовавшие в заключении прежнего договора, стали задавать им вопросы – кто о чем, – то послы отвечали, что по возрасту своему, а они действительно почти все были молоды, они этого не помнят. (6) С мест стали кричать, что послов выбрали с обычным пунийским лукавством: они просят мира на старых условиях – а на каких, сами не помнят.
23. (1) Послов удалили из курии[59], сенаторов пригласили высказываться. Марк Ливий считал:[60] надо призвать консула Гая Сервилия, находившегося неподалеку от Рима, и обсуждать вопрос о мире при нем; (2) нельзя представить себе более важный вопрос, и недостойно народа римского заниматься им в отсутствие одного или даже обоих консулов. (3) Квинт Метелл, бывший три года назад консулом и диктатором, полагал: Публий Сципион, уничтожая войска врага, опустошая его земли, довел карфагенян до того, что они пришли умолять о мире; (4) никто вернее не разглядит, с каким расчетом просят они о мире, чем тот, кто стоит уже у ворот Карфагена; согласиться на мир или отвергнуть его надо только по совету Сципиона. (5) Марк Валерий Левин, бывший дважды консулом[61], доказывал, что карфагеняне прислали не послов, а лазутчиков; их надо выслать из Италии и под стражей препроводить к кораблям, а Сципиону написать, чтобы он не прекращал военных действий. (6) Лелий и Фульвий добавили: Сципион считал, что на мирный договор можно надеяться в том только случае, если Ганнибала и Магона не будут отзывать из Италии; (7) ведь в ожидании этих вождей с их войсками карфагеняне прикинутся кем угодно, чтобы потом, позабыв о богах, позабыв о только что заключенном договоре, вести войну. (8) Эти слова побудили согласиться с Левином. Послов отослали, не заключив мир, можно сказать, без ответа[62].
24. (1) В эти же дни консул Гней Сервилий, не сомневаясь, что это его должна благодарить Италия за восстановленный мир и покой, отправился преследовать Ганнибала, словно именно он его выгнал. Он отбыл в Сицилию, рассчитывая переправиться оттуда в Африку. (2) Когда в Риме пошли толки об этом, сенаторы сначала решили: пусть претор[63] напишет консулу, что сенат предлагает ему вернуться в Италию; (3) претор сказал, что консул не обратит внимания на его письмо. Тогда был назначен диктатор Публий Сульпиций[64], который именем высшей власти и отозвал консула в Италию. (4) Остаток года диктатор вместе с Марком Сервилием[65], начальником конницы, объезжал города, отпавшие во время войны, и выяснял причины отпадения каждого.
(5) Во время перемирия претор Публий Лентул переправил из Сардинии в Африку под охраной двадцати военных судов сто грузовых с провиантом: море было спокойно, враг не показывался. (6) Не так повезло Гнею Октавию, отплывшему из Сицилии с двумястами грузовых и тридцатью военными кораблями. (7) Африка уже виднелась – все шло благополучно, – как вдруг ветер сначала стих, а потом задул с юго‑запада и разметал суда в разные стороны. (8) Сам Октавий с военными судами добрался до Аполлонова мыса[66]: гребцы с великим трудом преодолевали волну, относившую их вспять. (9) Большую часть грузовых кораблей отнесло к Эгимуру – это остров милях в тридцати[67] от Карфагена у входа в залив, на котором стоит этот город, а остальные к Горячим Водам[68], прямо напротив города. (10) Это было видно из Карфагена. Со всего города люди сбежались на форум; должностные лица созвали сенат; народ в преддверии курии вопил, что нечего выпускать из рук такую добычу. (11) Некоторые возражали: просили ведь мира, сейчас перемирие – срок его не истек, – сенат и народ, можно сказать, перемешались и сообща решили: пусть Газдрубал со своим флотом в пятьдесят кораблей переправится к Эгимуру и соберет римские суда, рассеянные по гаваням и побережью. (12) Брошенные моряками, они были на канатах приведены в Карфаген, сначала от Эгимура, потом от Горячих Вод.
25. (1) Послы еще не вернулись из Рима, неизвестно было решение сената: воевать или заключать мир. (2) Сципион, глубоко оскорбленный тем, что просившие мира и перемирия сами же погубили надежду на мир и нарушили перемирие, тут же отправил послов в Карфаген: Луция Бебия, Луция Сергия и Луция Фабия. (3) Там сбежавшаяся толпа чуть не избила их; послы, понимая, что обратный путь будет для них опасен, попросили должностных лиц, которые спасли их от расправы, послать суда для их охраны. (4) Им были даны две триремы, которые, дойдя до реки Баграды[69], откуда уже виден был римский лагерь, вернулись в Карфаген. (5) Карфагенский флот стоял под Утикой; оттуда вышли три квадриремы – был ли на то тайный приказ из Карфагена или Газдрубал, командовавший флотом, самовольно осмелился на этот гнусный поступок и правительство было ни при чем, – но на римскую квинкверему, огибавшую мыс, внезапно напали с открытого моря. (6) Ударить носом быстро ускользавшую квадрирему вражеские корабли не смогли, как и вспрыгнуть на нее: она была выше их корабля (7) и защищалась превосходно, пока не кончились дротики. Когда их израсходовали, осталось одно – поскорей достичь берега, куда из лагеря толпой высыпали солдаты. (8) Гребцы налегли изо всех сил на весла, и люди благополучно высадились, потеряв только корабль. (9) Таким образом, преступления, несомненно нарушавшие перемирие, следовали одно за другим, когда прибыли из Рима с карфагенскими послами Лелий и Фульвий. (10) Сципион сказал им, что карфагеняне нарушили не только перемирие, но и право народов, защищающее послов, он, однако, не сделает ничего недостойного римских обычаев и собственных его правил. С этими словами он отпустил послов и стал готовиться к войне.
(11) Когда Ганнибаловы корабли подходили к берегу, одному из моряков велено было влезть на мачту и поглядеть, куда они подплывают; (12) тот крикнул, что корабль обращен носом к разбитой гробнице. Ганнибала смутило злое предзнаменование; он приказал рулевому править мимо; пристал в Лептисе[70], где и высадилось войско.
26. (1) Вот что в этом году происходило в Африке; дальнейшие события приходятся на год, когда консулами стали Марк Сервилий Гемин, который был начальником конницы, и Тиберий Клавдий Нерон [202 г.]. (2) Впрочем, в конце предыдущего года послы союзных греческих городов жаловались, что царские гарнизоны опустошают их области и что послов, отправившихся в Македонию требовать возмещения за убытки, царь Филипп не принял. (3) Тогда же послы сообщили: говорят, будто четыре тысячи солдат под командой Сопатра переправились в Африку на помощь карфагенянам; с ними отправлена и большая сумма денег. (4) Сенат постановил отправить к царю послов и объявить ему, что он поступает вопреки договору. Послами были Гай Теренций Варрон, Гай Мамилий и Марк Аврелий; они отбыли на трех квинкверемах[71].
(5) Год этот [203 г.] отмечен страшным пожаром (Публициев взвоз[72] выгорел дотла) и наводнениями, но и дешевизной хлеба, ведь наступивший мир открыл всю Италию для торговли, (6) да еще из Испании прислано было очень много зерна. Курульные эдилы Марк Валерий Фальтон и Марк Фабий Бутеон распределяли его кварталам по четыре асса за модий.
(7) В этом же году скончался Квинт Фабий Максим – в глубокой старости, если только и вправду он шестьдесят два года был авгуром, как утверждают некоторые писатели. (8) Он, конечно, был достоин своего славного прозвища[73], хотя носил его не первым в своем роду. Почестями он превзошел отца[74], с дедом[75] сравнялся. Дед его, Рулл, прославился многими победами в крупных сражениях; Фабий воевал только с одним врагом – но это был Ганнибал! (9) Фабия считали скорее осторожным, чем смелым; можно спорить, был ли он медлителен по характеру своему или того требовало тогдашнее положение на войне. Несомненно одно: «спас государство один человек промедленьем»[76], как говорит Энний. (10) Авгуром вместо него стал его сын[77] Квинт Фабий Максим, а понтификом вместо него (он совмещал две жреческие должности) Сервий Сульпиций Гальба.
(11) Римские игры продолжались один день; Плебейские трижды были повторены эдилами Марком Секстием Сабином и Гнеем Тремеллием Флакком. Оба стали преторами и вместе с ними и Гай Ливий Салинатор и Гай Аврелий Котта. (12) Выборы в этом году проводил то ли консул Гней Сервилий, то ли назначенный им диктатор Публий Сульпиций (если консул задержался в Этрурии по распоряжению сената и вел следствие о заговоре этрусской знати) – пишут об этом по‑разному.
27. (1) В начале следующего года [202 г.] Марк Сервилий и Тиберий Клавдий созвали сенат в Капитолии и доложили о распределении провинций. (2) Они предложили бросить жребий об Италии и Африке. Африку хотели получить оба. Ни назначения, ни отказа не получил ни тот, ни другой: тут особенно постарался Квинт Метелл[78]. (3) Консулам было велено снестись с народными трибунами и спросить народ, кому он поручает вести войну в Африке. Все трибы назвали Публия Сципиона. (4) Тем не менее консулы – таково было решение сената – бросили жребий об Африке, (5) она досталась Тиберию Клавдию: ему дали флот в пятьдесят судов (одни квинкверемы) – пусть переправляется в Африку и пользуется там такой же властью, как Сципион[79]. Марк Сервилий получил Этрурию. (6) В той же провинции продлена была власть и Гаю Сервилию – на случай, если сенат пожелает, чтобы консул оставался близ Города.
(7) Претор Марк Секстий получил по жребию Галлию, с тем чтобы Публий Квинктилий Вар передал ему провинцию и два легиона; Гай Ливий получил Бруттий с двумя легионами, которыми в прошлом году командовал проконсул Публий Семпроний. (8) Гней Тремеллий получил Сицилию с двумя легионами от Тита Виллия Таппула, претора прошлого года. Виллий, в пропреторском звании, должен был охранять побережье Сицилии с двадцатью военными кораблями и тысячью солдат. (9) На остальных двадцати судах Марк Помпоний должен был привезти в Рим полторы тысячи солдат. Гай Аврелий Котта получал городскую претуру. Остальным продлена была власть в провинциях и командование войсками. (10) В этом году только шестнадцать легионов[80] защищали державу. (11) Сенат постановил: чтобы боги были милостивы ко всякому начинанию и деянию, пусть консулы, прежде чем отправиться на войну, устроят игры и совершат жертвоприношение. В свое время – при консулах Марке Клавдии Марцелле и Тите Квинкции [208 г.] – диктатор Марк Манлий дал обет сделать это, если положение государства в течение ближайших пяти лет не ухудшится. (12) Четырехдневные игры отпраздновали в цирке; обещанные жертвы были принесены.
28. (1) Тем временем с каждым днем возрастала и надежда, и тревога: люди не знали, радоваться ли, что Ганнибал на семнадцатом году войны ушел из Италии, оставив римскому народу право владеть ею[81] или тревожиться, что он переправился в Африку с невредимым войском; (2) война идет в другом месте, но она столь же опасна; недавно скончавшийся Квинт Фабий это предвидел и не зря повторял, что Ганнибал в своей стране будет страшней, чем в чужой. (3) И Сципиону предстоит иметь дело не с Сифаком, необузданным варварским царем, чьи войска обучал полувоин‑полуторгаш Статорий[82], не с Газдрубалом, тестем царя, только и знавшим, что обращаться в бегство, не с войском из селян, наскоро набранным и кое‑как вооруженным, (4) но именно с Ганнибалом, родившимся чуть ли не в походной палатке отца – доблестного полководца. Ведь Ганнибал вырос и воспитан был в войске, уже в отрочестве стал солдатом, в ранней юности – главнокомандующим; состарился победителем: (5) Испания, Галлия, вся Италия – от Альп до пролива – полны славой его великих подвигов. Его войско проделало с ним все походы, закалено в трудностях, которые, кажется, человеку и не перенести, многажды обагрено римской кровью, нагружено доспехами, снятыми не только с солдат, но и с полководцев. (6) Сципион еще встретит в бою многих, кто своей рукой убивал и преторов, и военачальников, и римских консулов, кто был украшен венками за взятие стен или вала[83], кто бродил по захваченным римским лагерям, римским городам. (7) Если сосчитать фаски всех ныне здравствующих должностных лиц римского народа, то их столько не наберется, сколько было бы у Ганнибала, захоти он, чтобы перед ним несли фаски убитых им римских военачальников.
(8) Волнуемые этими страхами, люди сами себя запугивали. Видевшие своими глазами войну в разных концах Италии мало надеялись на близкое ее окончание; все напряженно следили за Ганнибалом и Сципионом, изготовившимися к последней схватке. (9) Чем она была ближе, тем больше тревожились даже те, кто во всем полагался на Сципиона и надеялся на победу. (10) В таком же беспокойстве были и карфагеняне: то, думая о Ганнибале и его великих подвигах, раскаивались они, что просили мира; (11) то, вспоминая, что дважды были разбиты[84], что Сифак был взят в плен, что их выгнали из Испании, выгнали из Италии, что все это сделал своей доблестью и разумением один Сципион, они приходили в ужас: на их погибель он послан судьбой.
29. (1) Ганнибал уже прибыл в Гадрумет[85] и дал солдатам отдохнуть несколько дней от морской качки. Встревоженный пугающими известиями о том, что окрестности Карфагена заняты римлянами, он большими переходами направился к Заме[86]. (2) Зама отстоит от Карфагена на пять дней пути; лазутчики, посланные вперед, были схвачены римскими караулами и приведены к Сципиону; он передал их военному трибуну и велел провести их по всему лагерю: пусть без страха смотрят все, что захотят. (3) Спросив, достаточно ли они все обследовали, он отослал их назад к Ганнибалу.
(4) Ганнибала не обрадовало ни одно из доставленных ими известий – ведь ему донесли и о том, что в этот самый день прибыл Масинисса с пехотой в шесть тысяч человек и конницей в четыре, а больше всего его поразила самоуверенность врага, конечно, небезосновательная. (5) И хотя сам он и начал войну, хотя именно его появление сорвало перемирие и уничтожило надежду на договор, все‑таки рассудив, что непобежденный, прося о мире, может добиться лучших условий, чем побежденный, Ганнибал послал гонца к Сципиону с просьбой о встрече для переговоров. (6) Действовал ли он по собственной воле или по решению правительства? Не могу утверждать ни того, ни другого. (7) Валерий Антиат сообщает, что Ганнибал был разбит Сципионом в первом же сражении, что убитых было двенадцать тысяч, а взятых в плен тысяча семьсот, что сам Ганнибал и с ним еще десять человек отправились послами в лагерь к Сципиону.
(8) Так или иначе, Сципион от переговоров не отказался; оба, как и было уговорено, продвинули лагеря вперед, ближе к месту их встреч. (9) Сципион разбил лагерь вблизи города Нараггары[87]: место удобное, тем более что вода находилась не дальше чем перелет дротика. (10) Ганнибал занял холм в четырех милях оттуда; место надежное и удобное во всех отношениях, только за водой надо было идти далеко. Посередине между лагерями и выбрали место, отовсюду просматриваемое: не было бы засады.
30. (1) Солдат оставили на одинаковом расстоянии; сопровождаемые только переводчиками, встретились два полководца, величайших не только среди современников, но равных любому из прославленных царей и военачальников всех времен и народов. (2) Некоторое время они молчали, глядя друг на друга едва ли не с восхищением. И Ганнибал начал:
(3) «Видно, так уж положила судьба: первым пошел я войною на римский народ, много раз почти что держал победу в руках и вот добровольно пришел просить мира. Я рад, что мне суждено просить его именно у тебя, Сципион. (4) И тебе прибавит немало славы то, что сам Ганнибал, которому боги даровали столько побед над римскими военачальниками, смирился перед тобой и ты положил конец этой войне, отмеченной больше вашими поражениями, чем нашими. (5) И вот насмешка судьбы: я взялся за оружие в бытность твоего отца консулом, сражался впервые в жизни с ним и теперь безоружный прихожу к его сыну просить мира. (6) Лучше бы отцов наших вразумили боги, чтобы довольствовались вы Италией, а мы Африкой. (7) Сицилия и Сардиния не стоят потери стольких флотов, стольких солдат, стольких превосходных военачальников. Но прошлое легче порицать, чем исправить. (8) Мы так возжелали чужого, что пришлось защищать свое; ведь нам довелось воевать не только в Италии – вам не только в Африке. Вам случилось увидеть неприятельские знамена почти у ворот и под стенами Рима – мы в Карфагене слышим гул римского лагеря. (9) Сбылось наше худшее опасение, ваше главное чаяние; в добрый для римлян час зашла речь о мире. Для нас, полководцев, это дело особенно важное, ведь то, о чем мы договоримся, утвердят оба наших государства. Дело только за нашей готовностью к спокойным переговорам. (10) Мой возраст – а я возвращаюсь на родину стариком, покинув ее еще мальчиком, – научил меня и в счастье и в беде полагаться на разум, а не на судьбу. (11) Я боюсь твоей молодости и неизменной удачливости – они делают человека слишком неустрашимым, чтобы он мог рассуждать спокойно. Тот, кого судьба никогда не обманывала, нелегко принимает в расчет ее непостоянство[88]. (12) Ты сейчас таков, каким был я у Тразименского озера и под Каннами. Ты, едва воин возрастом, уже командовал войском, и судьба была всегда благосклонна к самым дерзким твоим начинаниям. (13) Ты отомстил за смерть отца и дяди; горькая судьба твоего дома дала тебе случай показать твою доблесть и верность сыновнему долгу, ты вернул утраченную Испанию: выгнал оттуда четыре карфагенских войска; (14) став консулом, ты переправился в Африку, когда у остальных не хватало духу защитить Италию; уничтожил два войска; в один и тот же час захватил и сжег два лагеря; взял в плен Сифака, царя могущественного; взял столько городов в его царстве, столько в нашей державе; заставил меня уйти из Италии, где я распоряжался шестнадцать лет. (15) Ты можешь победу предпочитать миру. Мне знакомы эти высокие порывы гордого духа; от них мало толку. И мне когда‑то улыбалась судьба. (16) Если бы боги даровали людям способность здраво рассуждать в счастье и обдумывать не только то, что случилось, но и то, что может случиться! Не вспоминай других: моего примера достаточно, чтобы остеречь от превратностей судьбы. (17) Еще недавно[89] мой лагерь стоял между Аниеном и вашим городом; приведя войска к стенам Рима, я только что не взошел на них, и вот видишь ты меня здесь: потерявший двух братьев[90], людей мужественных, прекрасных военачальников, я у стен почти осажденного родного моего города умоляю тебя избавить его от тех же опасностей, какими некогда сам устрашал ваш.
(18) Счастью следует доверять всего меньше, когда оно всего больше. У тебя все хорошо; мы в опасности. Ты можешь предложить мир, для тебя славный и выгодный; мы просим только необходимого. (19) Лучше, надежнее верный мир, чем мечты о победе: он в твоих руках, она же – в руках богов. Не искушай судьбу: многолетнее счастье может изменить в один час. (20) Представь себе свои силы и силу судьбы, превратность военной удачи: и у тебя и у нас железо, и у тебя и у нас люди – на исход войны никогда нельзя положиться заранее. (21) Ты, даровав мир, уже сможешь стяжать себе славу, выигранное сражение прибавит к ней меньше, чем проигранное от нее отнимет. И успехи твои, и надежды – все может рухнуть разом, отвернись на миг от тебя судьба. (22) Заключить мир – целиком в твоей власти, Публий Корнелий, а победа зависит от счастья, какое пошлют тебе боги. (23) Некогда Марк Атилий[91] вот здесь же, на этой самой земле, мог бы стать редким примером удачливости и доблести, согласись он, победитель, даровать отцам нашим мир, о котором они просили. Но он не поставил предела своему счастью, своевольную судьбу не сдержал – и, высоко вознесшись, упал тем позорней.
(24) Условия мира предписывает не тот, кто просит о нем, а тот, кто его дает, но, может быть, мы достойны сами определить себе кару. (25) Мы не возражаем, если земли, за которые мы воевали, будут вашими: Сицилия, Сардиния, Испания, острова, сколько их есть между Италией и Африкой. (26) Африкой карфагеняне ограничатся, а вас, коль скоро воля богов такова, мы готовы видеть правителями державы, распространившейся далеко за пределы вашей земли. (27) Не отрицаю: мы только что не вполне искренне просили о мире, не вполне честно ждали его, поэтому нет у вас веры в пунийскую честность. Знай, Сципион, что для честного соблюдения мирного договора вовсе не безразлично, через кого этот мир был испрошен. (28) Ваши сенаторы, как я слышу, отказались говорить о мире с нашим посольством, сочтя послов людьми незначительными. (29) Я, Ганнибал, прошу мира; я не просил бы его, если бы не считал полезным, и по этой же самой причине я буду его соблюдать. (30) Взявшись вести войну, я, пока боги не позавидовали мне, вел ее так, что никто не был мной недоволен. И я постараюсь, чтобы никто не досадовал на мир, заключенный мною».
31. (1) На это римский полководец ответил примерно так: «От меня, Ганнибал, не укрылось, что именно в расчете на твое прибытие карфагеняне не соблюли перемирие и погубили надежду на мир. (2) И ты, конечно, отпираться не станешь: из прежних условий мира ты исключил все, кроме только того, что и так уже давно зависит только от нас. (3) Ты, конечно, желаешь, чтобы твои сограждане ощутили, какое бремя ты снял с их плеч, но моя забота – иная: не допустить, чтобы вероломство было вознаграждено исключением из договора условий, уже было согласованных. (4) И прежних условий вы не достойны, а хотите даже выгадать на недобросовестности! Не наши отцы начали войну ради Сицилии, не мы – ради Испании: в тот раз опасность угрожала нашим союзникам – мамертинцам[92], а на сей раз гибель Сагунта призвала нас – справедливо и честно – к оружию. (5) Вы всегда зачинщики: ты и сам это признаешь, и боги тому свидетели. Они в прошлый раз нам позволили, и в этот позволят – уже позволяют закончить войну в соответствии с божеским и человеческим правом.
(6) Что до меня, то я помню, как слаб человек и могущественна судьба; я знаю: все, что мы делаем, зависит от тысячи случаев. (7) И я признал бы себя гордецом и насильником, если бы до моей переправы в Африку ты покидал Италию добровольно и, посадив свое войско на корабли, пришел бы ко мне, чтобы предложить мне мир, а я бы от тебя презрительно отвернулся. (8) А теперь, когда я, несмотря на все твои уловки и увертки, чуть не силой вытащил тебя в Африку, меня ничто ни к чему не обязывает. (9) И если к прежним условиям, на которых можно было, как тогда казалось, договориться о мире, теперь добавить какую‑нибудь пеню за грузовые суда, захваченные во время перемирия, и за оскорбление послов, то у меня будет о чем доложить совету. Ну а если даже и те условия кажутся вам тяжелыми, готовьтесь к войне, ибо вы не в силах переносить мир».
(10) Итак, ничего не решив о мире, вожди разошлись и заявили своим, что все слова потрачены зря: все решится оружием, а там, что боги пошлют.
32. (1) Вернувшись каждый в свой лагерь, оба объявляют солдатам: надо приготовить оружие и собраться с духом для последней битвы: те, на чьей стороне будет счастье, станут не на день – навек победителями; (2) прежде чем наступит завтрашняя ночь, они узнают, Рим или Карфаген будет давать законы народам. Не Африка или Италия будет наградою победы, но целый мир. Столь же велика и опасность для тех, кому в битве не повезет. (3) И римлянам нет прибежища в этой чужой, незнакомой стране, и Карфаген, исчерпав последние силы, сразу окажется на краю гибели.
(4) Назавтра[93] в решающее сражение вступили два славнейших вождя двух самых могущественных народов, два храбрейших войска, готовые в этот день либо достичь высшей славы, либо погубить свою прежнюю. (5) Люди и надеялись, и боялись, оглядываясь то на свое, то на вражеское войско, взвешивали свои силы скорее на глаз, чем по зрелом размышлении, то радуясь, то печалясь. Начальники уговаривали и ободряли солдат, напоминали о том, что самим им не приходило в голову. (6) Пуниец перечислил все, что совершено его воинами на италийской земле за шестнадцать лет: сколько военачальников убито, сколько уничтожено вражеских войск; он подходил к некоторым солдатам, отличившимся в каком‑нибудь памятном сражении, и рассказывал об их подвигах. (7) Сципион говорил об Испании, о недавних боях в Африке, о врагах, которые, по собственным их признаниям, так напуганы, что не смогли удержаться от просьб о мире, но так по природе своей вероломны, что не смогли ничего соблюсти. (8) И о переговорах своих с Ганнибалом, которые велись тайно, он рассказывал, что и как хотел. (9) Он объявлял, что те неблагоприятные знамения, при которых отцы нынешних карфагенян сражались у Эгатских островов[94], боги вновь явили сейчас карфагенскому войску, готовящемуся к битве. (10) Конец войне и ее тяготам, говорил он, близок; добыча карфагенская в их руках; вот‑вот вернутся они домой – в отечество, к родителям, детям, женам, богам‑пенатам! (11) Сципион выпрямился; лицо его было так радостно, будто победа уже одержана. Затем он построил войско: впереди гастаты, за ними принцепсы, а в последнем ряду – триарии.
33. (1) Когорты он выстроил не в одну сплошную линию, но так, чтобы между манипулами оставались широкие промежутки, по которым неприятельские слоны могли бы пройти, не расстраивая боевого порядка: (2) Лелия, своего бывшего легата, а в этом году квестора (по сенатскому постановлению даже без жеребьевки), он поместил с италийской конницей на левом фланге; на правом врагу противостояли. Масинисса и нумидийцы. (3) В проходах между манипулами он поставил копейщиков (тогдашних легковооруженных), приказав им при нападении слонов либо укрыться за выстроенными рядами солдат, либо разбежаться направо‑налево, оставив слонам открытой дорогу, где они попадут под дротики с двух сторон.
(4) Ганнибал, рассчитывая внушить страх, впереди поставил слонов: было их восемьдесят – раньше он столько никогда не выводил в бой; (5) за ними поставлены были вспомогательные отряды лигурийцев и галлов вместе с балеарцами и маврами; во втором ряду стояли карфагеняне, африканцы и легион македонян[95]. (6) Через небольшой промежуток выстроился резерв: солдаты‑италийцы, преимущественно бруттии, которых Ганнибал, уходя из Италии, силой заставил следовать за ним. (7) Фланги он усилил конницей: правый – карфагенской, левый – нумидийской.
(8) По‑разному надо было говорить с этим множеством солдат, разного обличья, разноязычных и разноплеменных, по‑разному одетых и вооруженных, ожидавших от войны разного. (9) Наемникам обещали дать надбавку уже сейчас и увеличить плату, насколько позволит добыча; в галлах разжигали их врожденную ненависть к римлянам; лигурийцев обещали свести с суровых гор на плодородные долины Италии; (10) мавров и нумидийцев пугали Масиниссой, который будет правителем взбалмошным и необузданным – ведь у всех были свои надежды и свои опасения. (11) Карфагенянам напоминали о стенах родного города, о домашнем очаге, о могилах предков, о детях, родителях и трепещущих женах; о гибели и рабстве или власти над миром – другого выбора нет.
(12) Ганнибал держал речь перед карфагенянами, вожди разных племен обращались к своим землякам и к иноплеменным воинам – многое говорилось через переводчиков. Вдруг от римлян раздались звуки труб и рогов. (13) Тут поднялся такой крик, что слоны повернули на своих – на мавров и нумидийцев, стоявших на левом фланге. Они не устояли, и Масинисса, добавив им страху, лишил этот вражеский фланг поддержки конников. (14) Нескольких слонов удалось погнать на врага. Идя сквозь ряды копейщиков, израненные, они крушили все вокруг. (15) Копейщики отскочили к манипулам, чтобы не быть растоптанными, дали дорогу слонам и с обеих сторон кидали в них свои копья с передовой, солдаты, не переставая, метали в слонов дротики, (16) пока животные наконец не были прогнаны римлянами, повернули на своих и не обратили в бегство карфагенских всадников, стоявших на правом фланге. Лелий, видя, что враг дрогнул, добавил ему еще страху.
34. (1) У пунийцев на обоих флангах уже не было конницы, когда вступила в бой их пехота, уже не равная римской силами и упавшая духом. К этому добавим еще некоторые, казалось бы, мелочи, незначительные для повествования, но очень важные на поле боя: у римлян крик единогласный и потому более громкий и страшный – у врагов разноголосые восклицания множества разноязычных племен; (2) римляне в битве малоподвижны, они обрушиваются на врага всей тяжестью своего тела и своего оружия – их противник больше полагался на быстрые перебежки. (3) С первого же натиска римляне сдвинули вражеский строй, затем, проталкиваясь плечом и щитом, наступая на теснимого ими противника, продвинулись далеко вперед, словно никто им и не сопротивлялся; (4) задние ряды, почувствовав наконец, что враг сломлен, стали давить на передние, усиливая тем самым напор.
(5) Африканцы и карфагеняне, занимавшие вторую линию, не помогали своим отступавшим союзникам, более того, и сами начали отходить, испугавшись, как бы римляне, перебив на передовой упорно сопротивлявшихся, не добрались до них. (6) Тогда сражавшиеся на первой линии вдруг повернулись лицом к своим: одни пытались найти прибежище во второй линии, а другие, поняв, что их сначала оставили без помощи, а теперь отгоняют, стали избивать своих, не принимавших их к себе. (7) Шли как бы два перемешанных между собой сражения: карфагенянам приходилось биться одновременно с неприятелем и со своими. (8) Тем не менее они не пустили в свой строй людей перепуганных и разгневанных, но, сомкнув ряды, отбросили их на фланги и вообще подальше от битвы, чтобы солдаты растерявшиеся, раненые и бежавшие не привели в замешательство еще невредимый строй.
(9) Место, где только что стояли вспомогательные силы, было так завалено трупами и оружием, что пройти тут было, пожалуй, трудней, чем сквозь сомкнутые ряды неприятеля. (10) Гастаты в строю шли первыми, преследуя врага, пробираясь, кто как мог, через горы тел и оружия, через лужи крови – ряды их расстроились, соединения перемешались. Заколебались и ряды принципов, ведь впереди себя они видели рассыпавшийся строй. (11) Сципион, заметив это, велел тут же подать трубой сигнал гастатам: пусть отойдут назад. Раненых отправили в тыл, принципов и триариев развели по флангам, чтобы надежнее защитить и укрепить середину строя, где стали гастаты. (12) Тут‑то и началось совсем новое сражение: теперь бились между собой противники настоящие, равные друг другу и родом оружия, и военным опытом, и славой своих подвигов; их воодушевляли одинаковые надежды, им грозила одинаковая опасность. (13) Но римляне превосходили врага и численностью, и уверенностью в себе: они уже обратили в бегство конницу и слонов, оттеснили передовую линию и сражались уже на второй.
35. (1) Лелий и Масинисса далеко отогнали всадников, а затем вернулись и налетели на вражеский строй с тыла. Это нападение довершило разгром врага. (2) Многих окружили и убили в бою; беспорядочно убегавших по открытой равнине перебили овладевшие ею всадники. (3) В этот день было убито больше двадцати тысяч карфагенян и их союзников, почти столько же взято в плен; с ними захвачено сто тридцать два знамени и одиннадцать слонов. Победителей погибло около полутора тысяч.
(4) Ганнибал, выбравшись с несколькими всадниками из этой свалки, укрылся в Гадрумете; он покинул поле сражения лишь после того, как все возможное было испытано и до боя, и после боя. (5) И сам Сципион, и все знатоки военного дела воздали ему должное за исключительное умение, с каким он в тот день построил свое войско: (6) впереди он поставил слонов, чтобы внезапное нападение этих неодолимо сильных животных расстроило боевой порядок римской армии, на который больше всего и рассчитывали римляне; (7) вспомогательные отряды он поставил впереди карфагенян, чтобы этот разноплеменный сброд, эти наемники, не знающие верности, удерживаемые только корыстью, лишены были возможности бежать; (8) они должны были принять на себя первый неистовый натиск римлян, утомить их и хотя бы притупить их оружие о свои тела; (9) дальше поставлены были карфагеняне и африканцы – на них Ганнибал возлагал всю надежду: вступив со свежими силами в бой, они могли одержать верх над противником, равным по силе, но уже усталым и израненным; за ними на некотором расстоянии стояли италийцы, отодвинутые Ганнибалом как можно дальше – неизвестно было, друзья они или враги. (10) Таков был последний образец воинского искусства Ганнибала. Из Гадрумета Ганнибал удалился, его вызвали в Карфаген, и он после тридцатишестилетнего отсутствия возвратился в город, который покинул еще отроком. (11) В сенате он сказал, что проиграл не сражение, а всю войну. Остается одно – добиваться мира, другой надежды на спасение нет.
36. (1) Сципион тотчас же после боя занял вражеский лагерь, разграбил его и вернулся с несметной добычей к морю; (2) он получил известие, что Публий Лентул95a с пятьюдесятью военными кораблями и сотней грузовых судов с разными припасами прибыл в Утику и (3) решил со всех сторон грозить Карфагену, уже и так напуганному. Послав Лелия в Рим с известием о победе, Сципион велел Гнею Октавию вести к Карфагену легионы посуху, а сам, присоединив к своему старому флоту новый, Лентулов, направился туда же из Утики по морю. (4) Когда флот приблизился к гавани, его встретил карфагенский корабль, украшенный шерстяными повязками и масличными ветвями. На нем плыли десять первых людей Карфагена, посланные по настоянию Ганнибала просить мира. (5) Когда они приблизились к корме Сципионова корабля, они стали, протягивая жезлы умоляющих, взывать к справедливости и милосердию Сципиона. (6) Им ответили только одно – чтобы они явились в Тунет[96]: туда Сципион перенесет свой лагерь. Сам он проплыл немного вперед, рассматривая расположение Карфагена – не потому, что сейчас это было нужно, а скорей чтобы еще припугнуть врага. Затем он вернулся в Утику и отозвал туда же Октавия.
(7) Когда они шли к Тунету, получено было известие, что Вермина, сын Сифака[97], идет на помощь карфагенянам; конницы у него больше, чем пехоты. (8) Часть римского войска со всею конницей в первый день Сатурналий[98] без труда рассеяла нумидийцев. Бежать им оказалось некуда: со всех сторон их окружили всадники, перебили пятнадцать тысяч, взяли в плен тысячу двести, захватили полторы тысячи нумидийских коней и семьдесят два знамени. Сам царек и с ним несколько человек бежали. (9) Лагерь был вновь поставлен под Тунетом на том же месте, и к Сципиону пришли тридцать карфагенских послов.
Разговор их – под гнетом судьбы – стал еще более жалким, но выслушали их, не слишком жалея, так как помнили их недавнее вероломство. (10) И все‑таки на совете, хотя справедливый гнев побуждал всех требовать разрушения Карфагена, стали размышлять о том, как это будет трудно и насколько затянется осада такого укрепленного и сильного города. (11) Да и сам Сципион с тревогой ожидал своего преемника:[99] как бы не достались тому плоды чужого труда и слава завершения тяжелой войны. Так общее мнение склонилось к миру.
37. (1) На следующий день опять пригласили послов, сурово отчитали их за вероломство: пусть же наконец несчастья научат их верить в богов и чтить святость клятв[100]. Изложили условия мира: (2) они будут жить по своим законам, владеть теми же городами и теми же землями[101], какими владели до войны; римляне с этого дня перестанут опустошать их владения; (3) перебежчиков, беглых рабов и всех пленных они выдадут римлянам, как и военные корабли, за исключением десяти трирем; отдадут прирученных слонов[102] и приручать больше не будут, (4) вести войну ни в Африке, ни за пределами Африки не будут без разрешения римского народа; Масиниссе вернут все ему принадлежавшее и заключат с ним союз; (5) до возвращения из Рима послов будут доставлять хлеб и выплачивать жалованье вспомогательным войскам римлян; уплатят десять тысяч талантов серебра[103], равномерно разложенных на пятьдесят лет; (6) дадут сотню заложников по выбору Сципиона не моложе четырнадцати лет и не старше тридцати. Перемирие Сципион карфагенянам даст, если захваченные в прежнее перемирие грузовые суда будут возвращены со всем своим грузом. А иначе ни на перемирие, ни на мир надеяться карфагенянам нечего.
(7) Когда послы, вернувшись домой, изложили эти условия собранию, Гисгон[104] поднялся на трибуну и стал отговаривать от мира, а толпа беспокойная, хоть и не воинственная к нему прислушивалась. (8) Ганнибал, возмущенный тем, что в такое время говорят и слушают подобные речи, своей рукой стащил Гисгона с трибуны: это зрелище, в свободном государстве непривычное, вызвало ропот народа; городская свобода смутила человека военного, и он сказал: (9) «Я ушел от вас девятилетним мальчиком и вернулся через тридцать шесть лет; военному делу сызмальства учила меня судьба – и моя собственная, и наша общая, и, кажется, выучила хорошо; гражданским порядкам, законам и обычаям должны научить меня вы». (10) Извинив себя неведением, он пространно объяснил, сколь необходим мир, притом не такой уж и несправедливый[105].
(11) Главное затруднение было в том, что на кораблях, захваченных во время перемирия, совсем не осталось груза. Установить, куда он делся, было нелегко: обвиняемые в расхищении были противниками мира. (12) Решено было вернуть суда и разыскать хотя бы моряков; оценку пропавшего груза предоставить Сципиону, а карфагенянам расплатиться деньгами. (13) Некоторые, однако, пишут[106], что Ганнибал с поля боя направился к морю, где стоял наготове корабль, на котором он сразу же отплыл к царю Антиоху. Сципион потребовал прежде всего выдачи Ганнибала; ему ответили, что Ганнибала в Африке нет.
38. (1) После того как послы вернулись к Сципиону, квесторам велено было, сверившись с записями в книгах, сообщить, какие были на судах казенные грузы, а частным владельцам заявить о грузах, принадлежавших им. (2) За все это римляне потребовали двадцать пять тысяч фунтов серебра; перемирие дано было карфагенянам на три месяца; (3) на время перемирия им не дозволялось отправлять послов никуда, кроме Рима, а любых послов, прибывающих в Карфаген, не дозволялось отпускать, прежде чем римский военачальник будет уведомлен, откуда пришли эти послы и с какими просьбами. (4) С карфагенскими послами в Рим отправлены были Луций Ветурий Филон, Марк Марций Ралла и Луций Сципион, брат полководца[107]. (5) В эти дни подвоз продовольствия из Силиции и Сардинии до того сбил цену на зерно, что купцам приходилось, расплачиваясь с моряками за перевозку, просто оставлять им свой товар.
(6) При первом известии о том, что карфагеняне возобновили враждебные действия, в Риме встревожились; Тиберию Клавдию тогда велено было поскорее отплыть в Сицилию, а оттуда переправиться в Африку; Марку Сервилию, другому консулу, оставаться в Городе, пока не узнают, каково положение дел в Африке. (7) Ни с подготовкой флота к отплытию, ни с отъездом Тиберий Клавдий не торопился: сенаторы ведь предоставили Сципиону, а не консулу предписывать условия мира.
(8) Знамения, случившиеся как раз когда пошли слухи о возобновлении войны, были пугающими: в Кумах солнечный диск на глазах убывал и шел каменный дождь; близ Велитр в земле образовались огромные расщелины и деревья провалились в бездну; (9) в Ариции форум и лавки, его окружавшие, а в Фрузиноне и городская стена в разных местах, и ворота были поражены молнией; над Палатином прошел каменный дождь; это знамение, по обычаю предков, искупили девятидневным молебствием; в остальных случаях принесли в жертву крупных животных. (10) Знамением был сочтен и непривычный подъем воды в Тибре: река поднялась так, что игры в честь Аполлона пришлось перенести из цирка, который был затоплен, за Коллинские ворота к храму Венеры Эрицины[108]. (11) Однако в самый день игр небо вдруг прояснилось; торжественное шествие, направившееся было к Коллинским воротам, вернули назад и повели в цирк, откуда, как сообщили, вода сошла. (12) Народ обрадовался – игры, возвращенные на их обычное место, были особенно торжественными.
39. (1) Консул Клавдий наконец отбыл с флотом из Города; между Козой и Лоретой[109] его застигла и очень напугала жестокая буря. (2) Добравшись до Популония[110], он остановился и подождал, пока буря отбушевала и успокоилась, переправился на остров Ильва[111], с Ильвы на Корсику, а с Корсики в Сардинию. Когда он огибал Безумные горы[112], налетела буря еще свирепее, а место там более опасное, и разбросала флот во все стороны. (3) Многие суда потеряли оснастку и дали течь, некоторые разбились. С этим так сильно пострадавшим флотом Клавдий направился в Каралы[113]. Суда вытащили на сушу, а пока их чинили, наступила зима; год кончался; полномочия Тиберия Клавдия продлены не были, и он, уже частным человеком, привел флот назад в Рим. (4) Марк Сервилий, чтобы его не вернули для выборов в Город, назначил диктатором Гая Сервилия Гемина, а сам отправился в свою провинцию. Диктатор назначил Публия Элия Пета начальником конницы. (5) Выборы никак не удавалось провести в назначенный день: всякий раз мешала непогода. И вот накануне мартовских ид, когда старые должностные лица ушли, а новые на их место еще не были избраны, государство оказалось без курульных должностных лиц.
(6) Тит Манлий Торкват, понтифик, умер в этом году; его заместил Гай Сульпиций Гальба. Курульные эдилы Луций Лициний Лукулл и Квинт Фульвий трижды повторяли Римские игры. (7) Писцы и рассыльные, состоявшие на службе у эдила, тайком утащили деньги из государственной казны и были по доносу уличены и осуждены; тень пала и на эдила Лукулла. (8) Публий Элий Туберон и Луций Леторий, огрешно выбранные в плебейские эдилы, отказались от должности, хотя успели до того устроить игры и угощение Юпитеру по случаю игр; в Капитолии они поставили три статуи, сделанные на штрафные деньги. Игры в честь Цереры[114] устроили по постановлению сената диктатор и начальник конницы.
40. (1) Когда послы римские и карфагенские прибыли из Африки в Рим, сенат собрался в храме Беллоны. (2) Луций Ветурий Филон[115] рассказал о сражении с Ганнибалом, последнем для карфагенян, и о том, что войне, и тяжелой и горестной, приходит конец. Сенаторов охватила великая радость, (3) Филон рассказал также, что разбит и Вермина, сын Сифака, – прибавка, пусть незначительная, к великой победе. Филону велели выйти к собравшемуся народу и поделиться с ним радостью. (4) Все храмы в Городе открыты были для благодарения, и было предписано свершить трехдневное молебствие.
Послам Карфагена и царя Филиппа, которые тоже прибыли и просили, чтобы их допустили к сенату, диктатор по приказу сената ответил, что их представят сенату новые консулы. (5) Выборы прошли: консулами были избраны Гней Корнелий Лентул и Публий Элий Пет; преторами Марк Юний Пенн, которому выпала по жребию городская претура; Марк Валерий Фальтон, которому выпал Бруттий; Марк Фабий Бутеон, получивший Сардинию, и Публий Элий Туберон, получивший Сицилию. (6) Провинции консулам решено было не назначать, пока не будут выслушаны послы царя Филиппа и карфагенские: предвидели, что одна война кончится – начнется другая.
(7) Консул Гней Лентул горел желанием получить Африку: если продлится война, то победа будет легкой; если войне конец, то славен будет консул, при котором великая война завершилась. (8) Он заявил, что не потерпит никаких обсуждений и действий, пока не получит Африку как провинцию по декрету сената. Сотоварищ его, человек разумный и рассудительный, не стал пререкаться с ним, понимая, что оспаривать славу Сципиона не только несправедливо, но и не под силу Лентулу. (9) Народные трибуны Квинт Минуций Ферм и Маний Ацилий Глабрион говорили, что Гней Корнелий повторяет прошлогоднюю неудачную попытку Тиберия Клавдия[116]. (10) Тогда по решению сената обратились к народу с вопросом, кому желает он вручить главное командование в Африке, и все тридцать пять триб вручили это командование Сципиону. (11) На сей раз после многочисленных заседаний в сенате и народных собраний дело кончилось тем, что решение предоставлено было сенату. (12) Сенаторы, дав, согласно уговору[117], клятву, постановили: пусть консулы договорятся между собой или бросят жребий, кому оставаться в Италии, а кому командовать флотом в пятьдесят судов. Получивший флот пусть отплывает в Сицилию; (13) если мир с карфагенянами заключить не удастся, пусть переправится в Африку, пусть консул ведет войну на море, а Сципион, обладая той же полнотой власти, что и раньше, – на суше. (14) Если об условиях мира договорятся, то народные трибуны спросят у народа, доверяет ли он заключать мир Публию Сципиону или же консулу и кому надлежит перевозить из Африки победоносное войско, если в том будет потребность. (15) Если народ повелит Публию Сципиону и заключить мир, и перевезти войско, то консул пусть не переправляется из Сицилии в Африку, (16) а другой консул, которому выпала Италия, пусть примет два легиона от претора Марка Секстия.
41. (1) Сципиону продлено было командование всеми войсками в Африке; претору Марку Валерию Фальтону в Бруттии были даны два легиона, которыми в прошлом году командовал Гай Ливий; (2) претор Публий Элий получил два легиона в Сицилии от Гнея Тремелия; Марк Фабий в Сардинии – один легион, которым прежде располагал пропретор Публий Лентул. (3) Марку Сервилию, консулу прошлого года, оставлены были его два легиона и продлена власть в Этрурии.
(4) Что до Испании, то уже несколько лет[118] там находятся Луций Корнелий Лентул и Луций Манлий Ацидин; пусть консулы переговорят с трибунами и те, если им угодно, спросят у народа, кому он велит распоряжаться в Испании. (5) Пусть получивший власть наберет себе из двух войск солдат‑римлян, чтобы составить из них один легион, и союзников‑латинян, чтобы составить из них пятнадцать когорт; старых солдат пусть отвезут в Италию Луций Корнелий и Луций Манлий[119]. (6) Консулу поручено было сенатом составить флот в пятьдесят кораблей, выбрав по своему желанию суда из флотов Гнея Октавия, находившегося в Африке, и Публиция Виллия, охранявшего сицилийское побережье; (7) у Публия Сципиона останутся сорок военных кораблей; если ему угодно, чтобы ими командовал Гней Октавий, то за Октавием останется на этот год пропреторская власть; (8) если же Сципион поставит над ними начальником Лелия, то Октавий вернется в Рим и приведет корабли, консулу не нужные. Постановлено было дать десять кораблей Марку Фабию в Сардинию. (9) Консулам было велено набрать два городских легиона. В этом году у государства было четырнадцать легионов[120] и сто военных кораблей.
42. (1) Затем занялись послами Филиппа и карфагенян. Сначала сенат принял македонян. (2) Пестра была их речь. То они оправдывались – ведь из Рима к царю отправлены были послы жаловаться на ограбление земель римских союзников, то нападали сами, обвиняя союзников римского народа (3) и с особенным ожесточением Марка Аврелия, одного из трех направленных к ним послов[121]. Он, говорилось в речи, задержался близ македонских границ и, набрав воинов, беспокоил македонян вопреки договору набегами и часто вступал в настоящие сражения с их начальниками. (4) Притом к той же речи требовали они вернуть им тех македонян (и предводителя их, Сопатра), которые служили у Ганнибала в наемниках, были взяты в плен и сидели в тюрьме[122].
(5) Отвечал, возражая македонянам, Марк Фурий, для того и отправленный в Рим Аврелием из Македонии. Аврелия, объяснил он, оставили, чтобы союзники римского народа, уставшие от обид и набегов, не отпали к царю; Аврелий не выходил за пределы союзнических земель, (6) но вторгавшихся туда грабителей не оставлял безнаказанными; Сопатр, человек высокопоставленный и родственник царя, совсем недавно был послан в Африку в помощь Ганнибалу и карфагенянам с четырехтысячным отрядом македонян[123] и с деньгами. (7) Македонян стали расспрашивать об этих делах, они запутались в объяснениях и получили ответ вполне недвусмысленный. Царь, сказали им, хочет войны и скоро ее получит, если будет вести себя по‑прежнему. (8) Двояко нарушил он договор: обижал союзников римского народа, беспокоя их своими набегами; помогал врагам Рима деньгами и солдатами. (9) И Публий Сципион поступает правильно, сочтя врагами римского народа бившихся против него и заковав их и по взятии в плен. (10) И Марку Аврелию сенат благодарен за его хорошую службу государству: он защищал союзников римского народа оружием, коль скоро право и договор оказались бессильны.
(11) Македонян отпустили с этим суровым ответом, затем пригласили карфагенских послов. Сенаторы обратили внимание на их возраст и звание – это были первейшие в государстве люди, – и каждый подумал, что только теперь начинаются настоящие переговоры о мире. (12) Среди послов выделялся Газдрубал, которого прозвали в народе Козликом[124]: он всегда стоял за мир и был противником всего стана Баркидов. (13) Тем убедительнее звучало его утверждение: не государство, а честолюбие немногих виною войны. (14) Речь свою он разнообразил: то оправдывался, отводя обвинения, то признавал некоторые из них – ведь, отрицая очевидное, нечего было бы рассчитывать на снисхождение, – то даже уговаривал отцов‑сенаторов не превозноситься в счастии – (15) ведь если бы карфагеняне послушались его с Ганноном[125] и не упустили бы времени, то сами предлагали бы условия мира, о каких сейчас просят: редко даруются людям сразу и счастье, и здравый смысл. (16) Римский народ потому и непобедим, что в счастии он остается трезвым и рассудительным: было бы удивительно, будь это иначе. (17) Люди, непривычные к удачам, ликуя, теряют голову; римскому народу победы привычны, почти что прискучили, да и вообще римляне расширили свою державу не столько победами, сколько милостивым отношением к побежденным. (18) Остальные послы взывали скорее к жалости: они напоминали о том, с какой высоты величия низвергнуты карфагеняне; их оружию подвластен был чуть не весь мир, теперь у них нет ничего, кроме города; (19) запертые в его стенах, они ничем больше не распоряжаются ни на суше, ни на море: даже сам город, даже родной дом останутся им, только если римский народ не будет настолько жесток, чтобы их разрушить. (20) Сенаторы были, казалось, тронуты; рассказывают, что какой‑то сенатор, негодуя на карфагенян за их вероломство, спросил, какими богами поклянутся они, заключая мир, если тех, которыми прежде клялись, вскоре обманули. (21) «Все теми же, – сказал в ответ Газдрубал, – которые так сурово карают нарушителей договора».
43. (1) Все склонялись к миру, но консул Гней Лентул, получавший командование флотом, вмешался и воспротивился сенату. (2) Тогда народные трибуны Маний Ацилий и Квинт Минуций обратились к народу: угодно ли ему, повелевает ли он, чтобы сенат постановил заключить мир с Карфагеном; и кому именно повелевает он заключить мир и вывезти войско из Африки? (3) На вопрос о мире все трибы ответили утвердительно и повелели, чтобы мир заключил Сципион и чтобы он же вывез войско из Африки. (4) Основываясь на этом, римский сенат постановил, чтобы Публий Сципион, переговорив со своими десятью легатами, заключил мир с народом карфагенским на условиях, какие найдет нужными. (5) Карфагеняне поблагодарили сенаторов и попросили разрешения войти в город и поговорить со своими согражданами, которые находились в плену под стражей; (6) некоторые из них, сказали послы, люди знатные, им родственники и друзья; к некоторым у них поручения от родных. (7) Согласие было дано, и тогда карфагеняне попросили дозволения выкупить, кого они захотят. Им велели назвать этих людей; они назвали около двухсот имен, и сенат постановил: (8) пусть римские послы отвезут в Африку к Сципиону двести пленных, по выбору карфагенян, и скажут ему: если о мире договорятся, пусть он отдаст их без выкупа карфагенянам.
(9) Фециалам[126] велено было отправиться в Африку для заключения договора. По их просьбе сенат издал такое постановление: пусть каждый фециал возьмет с собой кременной нож и священную ветвь, пусть римский претор повелит фециалам заключить договор, а они пусть потребуют у претора пучки священной травы. Эту траву для фециалов обычно берут в крепости.
(10) С тем карфагенян отпустили из Рима; прибыв в Африку, они явились к Сципиону и заключили мир на перечисленных выше условиях, уже упомянутых: (11) карфагеняне выдали военные корабли, слонов, перебежчиков, беглых рабов; вернули четыре тысячи пленных, среди которых был сенатор Квинт Теренций Куллеон[127]. (12) Корабли Сципион велел отвести в открытое море и сжечь; некоторые передают, что всякого рода весельных кораблей там было пятьсот. Зрелище этого неожиданного пожара потрясло пунийцев, как потряс бы пожар самого Карфагена[128]. (13) С перебежчиками поступили суровее, чем с беглыми рабами: союзники‑латины были обезглавлены, римляне распяты.
44. (1) Предыдущий мир с карфагенянами был заключен за сорок лет до того при консулах Квинте Лутации и Авле Минуции. (2) А война началась двадцать три года спустя при консулах Публии Корнелии и Тиберии Семпронии и окончилась на семнадцатом году при консулах Гнее Корнелии и Публии Элии Пете. (3) Как рассказывают, Сципион впоследствии часто говорил, что сначала Тиберий Клавдий, а потом Гней Корнелий в погоне за собственной славой помешали ему закончить войну разрушением Карфагена.
(4) Карфагену, истощенному войной, трудно было сделать первый денежный взнос; в карфагенском сенате скорбели и плакали. Ганнибал, рассказывают, рассмеялся, (5) и Газдрубал Козлик упрекнул его: он смеется над общим горем, а сам ведь и виноват в этих слезах. (6) «Если бы, – ответил Ганнибал, – взгляд, различающий выражение лица, мог проникнуть и в душу, то вам стало бы ясно, что этот смех, за который вы меня укоряете, идет от сердца не радостного, а почти обезумевшего от бед. Пусть он не ко времени, но все‑таки лучше, чем ваши глупые и гнусные слезы. (7) Плакать следовало, когда у нас отобрали оружие, сожгли корабли, запретили воевать с внешними врагами – тогда нас и ранили насмерть. Не думайте, что это о вашем спокойствии позаботились римляне. (8) Долго пребывать в покое ни одно большое государство не может, и если нет внешнего врага, оно найдет внутреннего: так, очень сильным людям бояться, кажется, некого, но собственная сила их тяготит. (9) А мы лишь в той мере чувствуем общее бедствие, в какой оно касается наших частных дел, и больнее всего нам денежные потери. (10) Когда с побежденного Карфагена совлекали доспехи, когда вы увидели, что среди стольких африканских племен только он, единственный, безоружен и гол, никто не застонал, (11) а теперь, когда каждому приходится из частных средств вносить свою долю в уплату наложенной на нас дани, вы рыдаете, как на всенародных похоронах. Боюсь, скоро и вы поймете, чего сегодня плакали над самой малой из ваших бед!» Таковы были слова Ганнибала к карфагенянам.
(12) Сципион, созвав всех на сходку, объявил, что дарует Масиниссе вдобавок к его отцовскому царству город Цирту[129] и прочие города и земли, принадлежавшие Сифаку и перешедшие к римлянам. (13) Гнею Октавию он велел отвести флот в Сицилию и передать его Гнею Корнелию, а карфагенским послам отправиться в Рим, чтобы решением сената и народа утверждены были условия мира, предложенные Сципионом в согласии с его десятью легатами.
45. (1) Мир и на суше, и на море был установлен; Сципион посадил солдат на корабли и переправился в Сицилию, в Лилибей. (2) Отсюда он отправил большую часть солдат морем, а сам направился в Рим; он шел по Италии;[130] страна радовалась миру не меньше, чем победе: высыпали приветствовать его жители городов; толпы селян запрудили дорогу. В Город он въехал с триумфом, еще не виданным. (3) В казну внес он сто тридцать три тысячи фунтов серебра. Солдатам дал из добычи каждому по четыреста ассов. (4) Сифака незадолго до Сципионова триумфа перевели из Альбы в Тибур, смерть избавила его от глазеющей толпы. Сама эта смерть, правда, не прошла незамеченной: его похоронили на государственный счет[131]. (5) Полибий, писатель, которым нельзя пренебречь[132], однако, пишет, что Сифака вели в триумфальном шествии. За триумфатором следовал Квинт Теренций Куллеон в колпаке отпущенника[133] – до конца жизни чтил он человека, возвратившего ему свободу. (6) Мне осталось неясным, как Сципион получил прозвище Африканского: дано ли оно солдатами, к нему привязанными, народом, его любившим, или же льстецами из ближайшего окружения вроде тех, что на памяти наших отцов прозвали Суллу Счастливым, а Помпея Великим. (7) Достоверно известно, что Сципион, первым полководцем, получил свое прозвище, произведенное от имени покоренного им народа; потом, следуя этому образцу, люди, чьим победам далеко было до Сципионовых, оставили потомкам пышные надписи к своим изображениям[134] и громкие прозвища.
[1] 1.В латинском оригинале прозвания консулов здесь опущены, что было бы удивительно, если бы чуть выше их имена не были приведены полностью (см.: XXIX, 38, 3). При этом чуть ниже (в § 8) они названы уже только по прозваниям.
[2] 2.Лигурия здесь впервые добавлена к Этрурии как консульской провинции. Это связано с появлением и деятельностью Магона на Лигурийском побережье. Ср. ниже, § 10, а также: XXIX, 5.
[3] 3.Это был Публий Лициний Красс Дивит (Богач) – первый из Лициниев Крассов, получивший это дополнительное прозвание. Он уже не раз появлялся на страницах этого тома, начиная с кн. XXV, 5, 3 сл. с его первого жизненного успеха, когда он, еще молодым, был избран в великие понтифики (и занимал эту должность 30 лет); затем (до консульства!) он был избран цензором (в 210 г. до н.э. – XXVII, 6, 17). Консулом он был в 205 г. до н.э. вместе с Публием Сципионом. Сейчас, в 203 г. до н.э., он сдавал свои дела после проконсульства.
[4] 4.Точнее, приобщился воинской славы. Консульской провинцией Лициния Красса был Бруттий (жреческая должность не позволяла ему покидать Италию). Единственная известная выигранная битва, в которой он участвовал, относится к времени его проконсульства, и он играл в ней вспомогательную роль при консуле Публии Семпронии (битва под Кротоном в 204 г. до н.э. – XXIX, 36, 4–9). Строки, посвященные здесь (§ 4–6) Лицинию Крассу, похожи на надгробную речь и, по замечанию Ф.Г. Мура, были бы уместнее в кн. XXXIX, 46, где рассказывается о его великолепных похоронах (в 183 г. до н.э.), знаменитых гладиаторскими боями и пиром на форуме.
[5] 5.Об избрании Элия Пета в преторы см.: XXIX, 38, 4. Был консулом (гл. 40, 5), в 199 г. до н.э. – цензором со Сципионом Африканским (XXXII, 7, 2).
[6] 6.Ср.: XXVIII, 46, 8 и примеч. 150 к кн. XXVIII.
[7] 7.Ср. примеч. 78 к кн. XXIX.
7a 7a.Точнее, пропретору (претором Гней Октавий был в 205 г. до н.э.). Ср.: XXVIII, 38, 11, 13; XXIX, 13, 5.
[8] 8.Включая другой флот из 40 военных кораблей. Ср. ниже, гл. 41, 7; XXIX, 26, 3.
[9] 9.Ср.: XXVII, 33, 8. Впрочем, игры были отложены еще на год (ср. гл. 27, 11).
[10] 10.Метеориты часто упоминаются среди знамений. Ср. также: Вергилий. Энеида, II, 694 и далее; Лукреций. О природе вещей, II, 206 и далее; Плиний. Естественная история, II, 96.
[11] 11.Ср.: Плиний. Там же, 98; Сенека. Изыскания о природе. I, 2, 1.
[12] 12.См. примеч. 123 к кн. XXVII.
[13] 13.См.: XXIX, 36, 1.
[14] 14.Ср.: Полибий, XIV, 1, 4.
[15] 15.Ливий в основном следует рассказу Полибия (XIV, 1).
[16] 16.Ср.: Полибий, XVI, 1, 6 сл. Ничуть не лучше в этом отношении бывали и римские зимние лагеря. Ср.: XXVII, 3, 3.
[17] 17.Согласно Полибию (XIV, IV, 2), половину войска. Вообще рассказ Полибия в этой части более подробен, чем Ливиево изложение.
[18] 18.Цифры заимствованы у Полибия (XIV, 6, 3). Число погибших и взятых в плен карфагенян в дошедшем до нас его тексте отсутствует, но после гл. V в нем лакуна, которая и объясняет этот пробел.
[19] 19.Ср.: XXIII, 46, 6 и примеч. 161 к кн. XXIII.
[20] 20.Согласно Аппиану (Ливийская война, 24, 97), это был город Аида, нигде более не упоминающийся.
[21] 21.См. примеч. 111 к кн. XXVIII.
[22] 22.То же число у Полибия (XIV, 7, 9), тоже упоминающего о нумидийцах и кельтиберских наемниках.
[23] 23.Ливий опускает Полибиево (XIV, 8, 2) упоминание о пяти днях пути; значит, поле битвы находилось примерно в 120 км к юго‑западу от Утики.
[24] 24.По мнению Мура, это широкая долина в среднем течении Баграды (совр. р. Меджерда), слишком длинная, чтобы можно было точно определить место битвы. Великополье («Великие Равнины», «Великая степь») упоминается у Полибия (XVI, 7, 9; 8, 3) и у Энния (Цицерон. Об ораторе, III, 167).
[25] 25.Это обычное для римлян построение (Полибий, XIV, 8, 5). Ср. ниже, гл. 32, 11 или XXII, 5, 7.
[26] 26.Газдрубал с остатками войска бежал в Карфаген, а Сифак «в свою страну» (Полибий, XIV, 8, 14).
[27] 27.Ливий, излагающий по Полибию прения в карфагенском сенате, опускает заключительный пункт: «Вместе с тем они предлагали обсудить условия, на каких может быть заключен мир и положен конец удручающим бедствиям».
[28] 28.См.: XXIX, 35, 14 и примеч. 108 к кн. XXIX.
[29] 29.Тунета (правильнее – Тунет; совр. Тунис) – город «в том же самом заливе, что и Карфаген» (Страбон, XVII, 834).
[30] 30.Только чтобы защитить их от превосходящих сил карфагенян (см.: Полибий, XIV, 10, 7–11); недаром военные корабли Сципиона и не упоминаются в рассказе о битве (Полибиев рассказ о ней не сохранился).
[31] 31.Западнее Аполлонова мыса (внутри залива) на месте совр. Порто‑Фарина.
[32] 32.Десять лет назад. Ср.: XXIV, 48, 11 сл.
[33] 33.См. примеч. 100 к кн. XXIX. Перевод § 3–5 – по изданию Вайсенборна – Мюллера. В издании Мура – излишняя, как представляется, перестановка фраз «в порядке, требуемом логикой» (конъектура Мадвига и Конвея).
[34] 34.О Софонибе уже рассказывалось в XXIX, 23, 3–10, но там она не названа по имени. Читателю оно, видимо, более привычно в новоевропейском варианте «Софонисба» (пунийское ее имя было Сафанбаал). Риторически и театрально разработанные сцены встречи незнакомых друг с другом Софонибы и Масиниссы и последовавших за нею событий далеки от рассказов, какие мы находим у греческих историков. Так, по Аппиану (Ливийская война, 10, 37 и далее), Софониба была сговорена отцом с юным Масиниссой (который воспитывался в Карфагене) еще до того, как некие «карфагеняне» из политических соображений выдали ее замуж за влюбившегося в нее Сифака – в отсутствие жениха и отца (!). И эта версия находит в дальнейшем изложении Аппиана (27, 110 и далее) достаточно сложную литературно‑драматическую разработку. Более «жесткий» вариант той же версии мы находим в кратком (или сокращенном) изложении Диодора (XXVII, 7), который начинает с того, что Софониба «сожительствовала (или состояла в браке) сначала с Масиниссой, а потом с Сифаком». У Диодора она действует как карфагенская патриотка и, будучи хороша собой, добивается желаемого, но ревность и расчетливость, как и политика римлян, становятся на ее пути.
[35] 35.Ср.: XXIX, 23, 4.
[36] 36.Ср.: XXVIII, 17, 11 сл.
[37] 37.Ср.: XXVIII, 18, 1 сл.
[38] 38.Ср.: XXIX, 31, 9 сл.; 32, 11.
[39] 39.Подобные речи Сифака есть и в версиях Аппиана и Диодора; у Диодора всего одна фраза, у Аппиана речь (как и ее психологические мотивировки) близка к Ливиевой. Соответствующие главы Полибия утрачены.
[40] 40.Так как внушали сомнения в надежности Масиниссы.
[41] 41.Ср: XXVI, 49, 11 сл.; 50.
[42] 42.Только что вернувшиеся из похода по нумидийским городам (ср. выше, гл. 12, 22).
[43] 43.У Ливия действие, как и у Диодора, завершается в лагере Сципиона. У Аппиана Масинисса приезжает из лагеря в Цирту.
[44] 44.Все эти вещи (кроме чаши) были в Риме знаками отличия полководца‑триумфатора (ср.: X, 7, 9), а также традиционным подарком для царей: подобные (хотя все‑таки менее пышные) дары были в свое время посланы и Сифаку, и другим африканским царям. Ср.: XXVII, 4, 8–10; ср. также: XXXI, 11, 12; XLII, 14, 10.
44a 44a.Это был совет старейшин (ср.: Полибий, X, 18, 1 – о Новом Карфагене). О тридцати послах‑сенаторах см. гл. 36, 9; ср. также: Полибий, I, 87, 3.
[45] 45.Что им вскоре пришлось сделать: см. ниже, гл. 18, 1; 19, 2–5 и 12.
[46] 46.В Альбу Фуцинскую (см. примеч. 58 к кн. XXVI).
[47] 47.Рассказ об этой битве вызывает сомнения у некоторых исследователей.
[48] 48.См. примеч. 11 к кн. XXIX, а также: XXVIII, 46, 8–10 с примечаниями.
[49] 49.Ныне Генуэзский залив.
[50] 50.Это сообщение Ливия, принимаемое, кажется, большинством исследователей, не может быть подтверждено другими свидетельствами. Рассказ Полибия в этой части утрачен, а остальные источники, несмотря на разноголосицу, тяготеют к совершенно иной традиции. Согласно Аппиану (Ливийская война, 49, 211; 59, 260), Магон еще года два провел в Лигурии; согласно Зонаре (IX, 13, 10), он доплыл до Африки, но был вновь отправлен в Италию; согласно Корнелию Непоту (Ганнибал, 8, 1 сл.), Магон, как и Ганнибал, бежал из Карфагена и погиб в изгнании – то ли при кораблекрушении, то ли от рук собственных рабов. Эти рассказы выглядят несообразными, но уверенность нескольких авторов в том, что Магон не погиб, все‑таки небезынтересна.
[51] 51.Ср.: XXI, 25, 3 и 13; 26, 2; XXVII, 21, 10; Полибий, III, 40, 8–13. Ср. также примеч. 91 сл. к кн. XXII и 104 к кн. XXVII.
[52] 52.Патриций не мог получать плебейские должности, не перейдя в сословие плебеев, для чего он должен был быть усыновлен плебеем. При живом отце усыновляемого процедура усыновления была одна, а после смерти отца другая, так что если Сервилий Гемин перешел в плебеи после пленения отца, то с выяснением обстоятельств его статус оказывался под сомнением. Среди исследователей, однако, высказывалось мнение, что в данном случае под вопрос ставилась законность не его перехода в плебеи (который, таким образом, рассматривается как осуществленный при участии отца), а только законность отправления им в свое время плебейских должностей, что как‑то связывается с отправлением его отцом курульной (преторской – ср.: Полибий, III, 40, 9) должности и неким законом, принятым между 232 и 218 гг. до н.э. Однако поспешность визита Сервилия Гемина в Рим показывает, что сложившаяся ситуация была небезразлична и для его деятельности как консула.
[53] 53.Ср.: XXIX, 38, 1.
[54] 54.Ганнон Великий – давний противник Баркидов и враг Ганнибала. Ср.: XXI, 3, 2 сл.; 10, 2–11, 1; XXIII, 12, 6–13, 6.
[55] 55.См.: XXIV, 4, 3 сл. и примеч. 7 к кн. IV.
[56] 56.Это противоречит тому, что сказано выше, в гл. 17, 2 (взято из другого источника).
[57] 57.См. примеч. 100 к кн. XXVI.
[58] 58.Окончательный вариант договора, видимо, был согласован и подписан уже его братом и преемником в консульской должности Квинтом Лутацием Церконом (ср. примеч. 65).
[59] 59.Точнее, храм Беллоны, который сейчас служил курией, т.е. помещением, где заседал сенат.
[60] 60.Консул 219 и 207 г. до н.э., цензор 204 г. до н.э. Он назван первым из высказывавшихся, – видимо, Фабий Максим, принцепс сената, был болен или уже умер (ср. гл. 26, 7).
[61] 61.См. примеч. 25 к кн. XXIX.
[62] 62.У Полибия (XV, 2, 3, 4), напротив, без ответа отсылают римских послов карфагеняне. В источниках существуют две версии хода и срыва этих переговоров. Обе они антикарфагенские, но в них, видимо, отразилась борьба между точками зрения сторонников римского сената и сторонников Сципиона (который хотел закончить войну до истечения своих полномочий и, парадоксальным образом, больше других был готов к заключению мирного договора). Подробный разбор источников и мнений исследователей см.: Кораблев И.Ш. Ганнибал. М., 1976. С. 291–296 (автор высоко оценивает изложение Ливия).
[63] 63.Это был Элий Пет, городской претор (см. выше, гл. 1, 9), председательствовавший в сенате. Приказывать консулу он, понятно, не мог.
[64] 64.Консул 211 и 200 гг. до н.э.
[65] 65.Брат консула Гая Сервилия Гемина и сам консул следующего (201 до н.э.) года. См. ниже, гл. 26, 1; 27, 1.
[66] 66.См. примеч. 89 к кн. XXIX.
[67] 67.30 римских миль – около 45 км. Остров Эгимур расположен на линии между Аполлоновым мысом и мысом Меркурия (значительно ближе ко второму) и смотрит в открытое море. См. также примеч. 90 к кн. XXIX.
[68] 68.Горячие Воды расположены на восточном берегу залива (в его менее широкой южной части), Карфаген и Тунет – на западной.
[69] 69.Старое русло Баграды выходило к морю на половине пути между Карфагеном и Утикой.
[70] 70.Это Малый Лептис (совр. Лемта) на западном тунисском побережье близ Малого Сирта.
[71] 71.Гай Теренций Варрон – бывший консул 216 г. до н.э., уцелевший в Каннской битве. Ателл – бывший претор, Аврелий Котта – бывший эдил (о нем см. ниже, гл. 42).
[72] 72.См. примеч. 52 к кн. XXVI.
[73] 73.Максим – «Великий», даже «Величайший». Первым получил это прозвание прадед Кунктатора. См.: IX, 46, 14–15, а также примеч. 166 к кн. IX.
[74] 74.Отцом Фабия Кунктатора современные справочники называют рано погибшего Квинта Фабия Максима Гургита, консула 265 г. до н.э., а дедом – носившего то же имя консула 292 и 276 гг. до н.э. (Ср.: X, 47, 6.) Долгое время этих двух Фабиев отождествляли (отождествлены они и в комментарии Ф.Г. Мура, который называет Фабиева отца трижды консулом).
[75] 75.О деде Фабия Кунктатора см. в предыд. примечании; однако вероятно, что и Ливий здесь под «дедом» имеет в виду Квинта Фабия Максима Рулла (или Руллиана), которого современные историки, в согласии с Плутархом (Фабий, 1), считают прадедом Кунктатора. Это был наиболее знаменитый среди его предков – пятикратный консул (322, 310, 308, 297 и 295 гг. до н.э.), цензор 304 г. до н.э., долголетний принцепс сената.
[76] 76.В Ливиевом оригинале стих Энния процитирован в форме косвенной речи, что изменяет его грамматический строй. Поэтический текст Энния сохранен Цицероном (О старости, 10; Об обязанностях, 84): «Он – один человек – промедленьями спас государство. / Выше, чем ропот толпы, он ставил общее благо. / Слава за это его чем дальше, тем больше сверкает» (пер. С. Ошерова). Ср. также: Вергилий. Энеида, VI, 246: «Максим, и ты здесь, кто нам промедленьями спас государство» (пер. С. Ошерова). Макробий приводит этот стих в длинном списке Вергилиевых цитат из Энния (Сатурналии, VI, 1, 25). См. также: Овидий. Фасты, 241 сл.: «Это случилось, чтоб мог на свет появиться ты, Максим, / И выжиданьем своим мог государство спасти» (пер. Ф. Петровского).
[77] 77.Очевидно, внук; сын Фабия Кунктатора, консул 213 г. до н.э. (см.: XXIV, 43, 5; 44, 9; 46), умер при жизни отца, который произнес надгробную речь на похоронах (см.: Цицерон. О старости, 12).
[78] 78.Ср. выше, 23, 3.
[79] 79.И это решение, и весь спор могут показаться странными, так как Сципион уже в начале года получил командование не на определенный срок, а до завершения войны (см. выше, гл. 1, 10). Это, однако, не препятствовало назначению сотоварища по командованию и каждый год находился охотник до легкой и верной (как казалось ему) славы завершителя беспримерной войны, и от него не так просто было отделаться.
[80] 80.В минувшем году войско состояло из 20 легионов (см. выше, гл. 2, 7). Самым большим оно было в 212–211 гг. до н.э. – 25 легионов (на первом году войны оно состояло лишь из шести легионов).
[81] 81.В латинском оригинале “vacuam possesionem eius” – юридический термин (тут обозначает возможность завладеть брошенным имуществом). Ливий здесь возвращается к промелькнувшему в кн. XXII (44, 6) образу Ганнибала, который «давностью владения приобрел для себя Италию» (ср. примеч. 194 к кн. XXII). Разумеется, Ганнибал в Италии никаких прав иметь не мог (кроме, разве, права войны). Ливий в обоих случаях использует юридические понятия метафорически.
[82] 82.См.: XXIV, 48, 9; 11.
[83] 83.См. примеч. 64 к кн. XXIII; Авл Геллий, V, 6, 16 сл.
[84] 84.Один раз в Великих полях (см. выше, гл. 8, 3–9), другой раз, видимо, при столкновении Ганноновой конницы с римлянами (см.: XXIX, 33, 8–17).
[85] 85.Гадрумет (совр. Сус) – город на восточном побережье Туниса (торговое поселение финикийцев) в 143 км южнее Тунета и в 30 км северо‑западнее Малого Лептиса (см. выше, примеч. 70). По словам Ливия, Ганнибал дал здесь войску недолгий отдых «от морской качки». Значит ли это, что оно прибыло сюда морем от расположенного по соседству Малого Лептиса? Ф. Г. Мур полагает, что Ганнибал зимовал у Гадрумета. Но не естественнее ли предположить зимовку у Лептиса (ср. гл. 25, 11–26, 1)?
[86] 86.Видимо, Зама Регия (Царская – позднее она была одной из резиденций нумидийских царей) – 130–140 км на запад от Гадрумета. Впрочем, точно не локализуется (как и место битвы, традиционно именуемой битвой при Заме).
[87] 87.Город этот, как считают, находился на месте совр. Сиди‑Юсеф (близ границы Туниса с Алжиром) на расстоянии около 80 км от Замы Царской.
[88] 88.Сентенция заимствована у Полибия (XV, 7, 1), чьему изложению следует здесь Ливий. У Полибия начало Ганнибаловой речи соответствует § 6 этой главы, а заканчивается она изложением предлагаемых Ганнибалом условий.
[89] 89.В 211 г. до н.э. Ср.: XXVI, 10, 3.
[90] 90.Газдрубала и Магона.
[91] 91.Этот предостерегающий пример, по Ливию, приводил Сципиону и Фабий Максим (ср.: XXVIII, 42, 1; ср. также ответ Сципиона, гл. 43, 17).
[92] 92.См. примеч. 92 к кн. XXVIII.
[93] 93.Не день сражения даже, а время года остается предметом споров (диапазон предлагаемых датировок – от весны до поздней осени).
[94] 94.Т.е. в завершающей битве Первой Пунической войны. См. примеч. 39 к кн. XXI.
[95] 95.Ср. гл. 26, 3; 42, 4 сл. У Полибия этот легион не упоминается среди участников битвы.
95a 95a.О нем и Гнее Октавии ср. выше, гл. 2, 4; 24, 5; 27, 9.
[96] 96.Ср. выше, гл. 9, 10; 16, 1.
[97] 97.Ср.: XXIX, 33, 1 сл.; 8. Он все еще правил частью отцовского царства.
[98] 98.17 декабря. Это указание поддерживает позднюю датировку битвы, но отбрасывается ее противниками как выдумка анналистов.
[99] 99.Консула Тиберия Клавдия Нерона, который так и не достиг Африки (ср. гл. 27, 1 сл.; 38 сл.; 39, 1–3; 44, 3).
[100] 100.Ливий следует здесь Полибию (XV, 17, 3; 18), но более лаконичен. Ср. также гл. 16, 10 сл. (о ранее предлагавшихся Сципионом условиях мира).
[101] 101.В Африке, как ясно сказано у Полибия (XV, 18, 1).
[102] 102.Большую часть их послали в Рим, остаток отдали Масиниссе, часть этих слонов была использована римлянами в Македонии в 200 г. до н.э. (XXXI, 36, 4).
[103] 103.Согласно Плинию (Естественная история, XXXIII, 51), по 16 тысяч фунтов серебра в год в течение 50 лет.
[104] 104.Один из сенаторов, по Полибию (XV, 19, 2 сл.), который не называет его имени.
[105] 105.Ливий здесь сжато излагает приводимые Полибием (XV, 19, 5–7) доводы Ганнибала в защиту мира.
[106] 106.Версия, противоречащая всему, что известно о деятельности Ганнибала после битвы при Заме. О бегстве Ганнибала из Карфагена в 195 г. до н.э. (в Тир и дальше в Эфес к Антиоху) см.: XXXIII, 48 сл.
[107] 107.Ветурий был консулом в 206 г. до н.э. (XXVIII, 10, 2); Марций – городским претором в 204 г. до н.э. (XXIX, 13, 2); Луций Сципион достиг консульской должности (вместе с Лелием) в 190 г. до н.э. (XXXVII, 1).
[108] 108.Храм Венеры Эрицины (ср.: XXII, 9, 10) был построен здесь (за воротами, на Соляной дороге) к 181 г. до н.э. (см.: X, 34, 4; Страбон, VI, 272). Здесь о нем упоминается только для обозначения места, куда собирались перенести игры.
[109] 109.См. примеч. 73 к кн. XXII. Лорета ближе неизвестна.
[110] 110.Популоний – город в Этрурии (совр. Пьомбино).
[111] 111.Ныне остров Эльба.
[112] 112.Горная цепь на западе Сардинии, круто обрывавшаяся в море.
[113] 113.См. примеч. 147 к кн. XXIII.
[114] 114.Культ Цереры в Риме был древним, но игры в честь Цереры здесь упоминаются едва ли не в первый раз, хотя, видимо, учреждены были раньше. Справлялись с 12 по 19 апреля.
[115] 115.Ср. выше, гл. 38, 4.
[116] 116.Ср. выше, гл. 27, 2 сл.
[117] 117.Редкая, экстраординарная процедура. Ср.: XXVI, 33, 14; XLII, 21, 5.
[118] 118.С конца 206 г. до н.э. Ср.: XXVIII, 38, 1; XXIX, 13, 7.
[119] 119.Лентул вернулся в Рим в 200 г. до н.э., Манлий – в 199 г. до н.э. Ср.: XXXI, 13, 7; XXXII, 7, 4.
[120] 120.Включая два легиона в Галльской области. Ср. выше, гл. 40, 16; 27, 7.
[121] 121.Ср. выше, 26, 4.
[122] 122.Будучи наемниками, а не настоящими противниками.
[123] 123.Ср. выше, гл. 33, 5.
[124] 124.Видимо, как миротворца.
[125] 125.Ср. выше, примеч. 54.
[126] 126.Жрецы, ведавшие объявлением войны и заключением договоров. Компетенция фециалов распространялась только на формальную процедуру, которой придавалось определенное значение (боги должны были быть свидетелями). Подробней см.: I, 24, 4 сл.; 32, 5 сл. Ср. также: Полибий, III, 25.
[127] 127.Взятый в плен в Африке. Впоследствии он два раза возвращался в Карфаген в составе посольств. Ср.: XXXIII, 47, 7 (195 г. до н.э.); XLII, 35, 7 (171 г. до н.э.).
[128] 128.Сожжение вражеских кораблей было торжественным актом – подобно сожжению вражеского оружия, посвященного в жертву богам.... пожар самого Карфагена – многозначительная реминисценция из «Энеиды» Вергилия (IV, 669 сл.).
[129] 129.См. примеч. 100 к кн. XXIX.
[130] 130.Высадившись, видимо, в Путеолах.
[131] 131.Сифак содержался под стражей в Альбе Фуцинской (ср. выше, гл. 17, 2). О похоронах Сифака на казенный счет ср.: Валерий Максим, V, 1, 1 (местом заключения там назван Тибур).
[132] 132.Полибий, XVI, 23, 5 (ср. также: Валерий Максим, VI, 2, 3; Тацит. Анналы, XII, 38). Здесь, заканчивая значительнейшую часть своего труда, которой он сам придавал особенное значение (см.: XXI, 1, 1), Ливий в первый раз называет имя Полибия, с книгами которого, видимо, не расставался на протяжении всей работы.
[133] 133.Знак обретенной свободы, но, конечно, не отпущеннического статуса.
[134] 134.К изображениям, хранившимся дома и к выставлявшимся в общественных местах.
Внимание! Сайт является помещением библиотеки. Копирование, сохранение (скачать и сохранить) на жестком диске или иной способ сохранения произведений осуществляются пользователями на свой риск. Все книги в электронном варианте, содержащиеся на сайте «Библиотека svitk.ru», принадлежат своим законным владельцам (авторам, переводчикам, издательствам). Все книги и статьи взяты из открытых источников и размещаются здесь только для ознакомительных целей.
Обязательно покупайте бумажные версии книг, этим вы поддерживаете авторов и издательства, тем самым, помогая выходу новых книг.
Публикация данного документа не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Но такие документы способствуют быстрейшему профессиональному и духовному росту читателей и являются рекламой бумажных изданий таких документов.
Все авторские права сохраняются за правообладателем. Если Вы являетесь автором данного документа и хотите дополнить его или изменить, уточнить реквизиты автора, опубликовать другие документы или возможно вы не желаете, чтобы какой-то из ваших материалов находился в библиотеке, пожалуйста, свяжитесь со мной по e-mail: ktivsvitk@yandex.ru
